Если бы… бесплатное чтение
Психологи говорят: все, что мы мироощущаем, воспринимаем, чувствуем, включая образы нас самих, субъективно… Одни и те же события каждым воспринимаются по-своему, более того, сами мы, проигрывая в голове те или иные эпизоды прошлого, на самом деле вспоминаем не реальность, а свои предыдущие эмоции от того, что было… На фоне того, как отчаянно все мы пытаемся выглядеть в глазах окружающих лучше, красивее, успешнее, не кажется ли эта простая истина парадоксальной? День ото дня в отчаянной попытке что-то кому-то доказать, а скорее прежде всего самому себе, мы проживаем в виртуальной реальности свои параллельные жизни, создаем доведенный до абсурда образ лучшего себя – накладываем фильтры на свои реальные лица в соцсетях, ретушируем до идеальной приторности фотографии и часами редактируем глубокомысленные комментарии, львиная доля так называемой «мудрости» которых просто-напросто позаимствована у кого-то другого… У тех, кто в наших же глазах выглядит успешнее, умнее, значимее… И мы хотим так… И пыжимся, и стараемся, упорно эскапируя и параллельно создавая виртуальный мир вот таких вот идеальных себя…
Зачем? Почему? Да ведь так просто и не ответишь… Кто-то потому, что того требует статус… Кто-то – чтоб какие-то совершенно незнакомые, чужие люди посмотрели и восхитились… Кто-то – чтобы Ирка Петрова, с которой ты училась в восьмом классе пятнадцать лет назад и которая каким-то образом оказалась в твоих виртуальных друзьях сейчас, позавидовала… Да, наверное, фактор «ирокпетровых» самый сильный из всех движущих нами причин жить в этом вымышленном мире… Ведь противоборство с ней когда-то стало едва ли не сравнимым по мощи с битвой добра и зла в популярной в то время серии фэнтези-книг, которыми все так зачитывались… Ведь ее ранец, привезенный из Штатов родителями, был красивее твоего, купленного в «Детском мире»… И это неоспоримое и веское преимущество заставляло ее месяцами встречать и провожать тебя взглядом триумфального превосходства, объединяя вокруг себя девчонок, которые хотели дружить с ней, а не с тобой… А теперь ты ее, так и оставшуюся жить воспоминаниями о своем школьном успехе и ничего не добившуюся толком по жизни, наконец ошпаришь кипятком своего сокрушительного триумфа, выложив фото своей «дольче виты»…
Зачем в соцсетях сижу я? Затем же… Потому что я как они… Как мы все… И не нужно пытаться искать себе оправдания, хоть это самое «субъективное восприятие себя» очень сильно и заставляет меня это делать… Сижу потому, что бегу от реальности… Потому что, открывая день ото дня собственный профиль, все еще могу жить иллюзиями, что все по-старому… Заставлять верить других, что все по-старому… Что счастлива, довольна жизнью, наполнена надеждами и уверенностью в завтрашнем дне… Еще сижу потому, что, просматривая чужие профили, нахожу утешение в том, что, возможно, у меня все еще не так плохо… Что у других не лучше… Сижу потому, что могу так открывать себе день ото дня калитку в прошлое… А иногда и мечтать… Как оно, если бы было в настоящем… Если бы…
У всех у нас на жизненном пути встречались те, которые обретают этот самый статус «если бы»… Это такая особая категория в нашей личной внутренней социальной сети… И когда плохо, когда хочется порефлексировать и пофилософствовать о своей судьбе, про них вспоминаешь особенно часто… Вот у меня сейчас именно так… В последние месяцы все время именно так… Открываю свою страничку в профиле, забиваю в поисковой строке первые буквы Его фамилии, кликаю на аватарку… Вот он, все такой же молодой, улыбающийся, уверенный и веселый… Для меня он застыл во времени… Фото заставки еще студенческое… Так ведь сейчас не модно… Все стараются ставить что-то из актуального, но с лихвой приправленное фотошопом… Но он ведь явно не про «модно»… Ему всегда было наплевать на эти условности… Да и по его халатному отношению к соцсетям видно, что ничего в этом восприятии не изменилось… Не проявлял никакой активности уже четыре года… Не заходил… Все, что на стене, – редкие поздравления от таких же, как я, «друзей», которые вспоминают о его дне рождения благодаря напоминанию и дежурно отбивают пальцами лаконичные пожелания счастья-здоровья-успехов… Которые он, наверное, даже и не читает.. Потому что эта вымышленная реальность ему, конечно же, не нужна… Потому что там, где все по-настоящему, у него своя жизнь, осязаемая…
И зачем тогда я открываю его страничку… Наверное, потому, что его уверенная добрая улыбка, которую я так хорошо помню, успокаивает… Наверное, потому, что это для меня какой-то жизненный якорь… То самое теплое, доброе воспоминание о прошлом… Пусть хотя бы оно у меня будет… Говорят, хорошие воспоминания – это единственное, что у нас нельзя отнять… А ведь неправда… Почему тогда с тем, другим, который имеет статус не «если бы», а «было», в памяти не осталось ничего хорошего… Куда оно все ушло? Почему растворилось в щелочи боли от предательства?
Ладно, не будем сейчас о том, который «было»… Не хочу… И так невыносимо… Страшно… Неопределенно… Хочу снова посмотреть на того, который «если бы» – на его светлую, добрую улыбку… И я делаю это, не одну минуту гипнотизируя дисплей айфона, а потом…
Потом вдруг кружок возле его фото загорается зеленым – он «онлайн», а в мессенджер мне приходит одно короткое слово «привет»… Вот так, с маленькой буквы, без знаков препинания после… Только набор этих шести символов… Заветных… В которые и поверить-то не получается… Словно там, по ту сторону, ожил призрак…
Не верится. Резко нажимаю блокировку дисплея… Потому что кажется, что сплю… Сердце неистово бьется… Откладываю телефон и провожу похолодевшими пальцами по волосам… Как? Он ведь сюда никогда не заходит? А главное, почему? Почему написал мне? Ошибся?
К телефону я так и не притрагиваюсь еще часа два… А когда все-таки беру себя в руки и решительно открываю переписку, вижу, что сообщения больше нет… На его месте тоненьким курсивом уведомление об удалении… Ну, точно… Ошибся… Конечно, зачем ему мне писать…
На душе щемящее разочарование, но я его тут же отгоняю… Потому что все эти чувства сейчас глупы и наивны… Незачем сейчас об этом вообще думать… Я не заслужила этих надежд…
Вместо этого звоню сестре Нинке, чтобы убедиться, что все в силе и можно наконец купить эти проклятые билеты…
Вы любите аэропорты? Я вот да… Всегда любила… Мне кажется, аэропорт – это такой макет нашей жизни, ее филигранно вырезанная из толстого картона модель… Там есть все – радость встречи и боль расставания, равнодушие одиночества, биение счастья, горькое разочарование, неминуемая печаль и сладкое предвкушение… Я всегда любила вглядываться в лица встречающих и провожающих, улетающих и прибывающих… Тех, кто оставляет кого-то ждать, и тех, кто с нетерпением ждет… Всегда думала, кому из них больнее и печальнее в этот момент? Что легче – уходить или оставаться?
Если хотите, аэропорт – это такое чистилище, где каждый имеет возможность посмотреть в душу самому себе и взглянуть на свою жизнь со стороны… И неважно, сидишь ли ты у выхода, смотря на хаотично для пассажиров и логично для работников разбросанные на поле самолеты, дрожишь ли от аэрофобии на взлете, плотно прижимая коленки к пластиковому сидению перед тобой, или же покрытым дорожной усталостью сонно ожидаешь свой багаж, молясь о том, чтобы побыстрее нырнуть в утреннюю прохладу города… Вглядитесь в лица людей в момент их выхода наружу, за пределы зоны паспортного контроля, вы увидите самые искренние, самые неподдельные эмоции… Потом снова возвращается реальность, оседает на нас, как пыль, со всеми ее проблемами, переживаниями, желанием держать лицо или отгородиться от всех окружающих – такая любимая черта всех жителей больших городов… А в это мгновение – вот она, долгожданная минута истины… И целая история… История твоей жизни…
Питер – Москва… Вечерний рейс… Канун Нового года… Сегодня даже на лицах пессимистов написана радость, предвкушение, ожидание… Какие мы все-таки наивные… Каждый год тридцать первого декабря мы неизменно ждем того, что вот, пробьют Куранты по телевизору – и все у нас изменится к лучшему… Надеемся, верим, радуемся… Наступают заветные двенадцать… Через час открытое шампанское начинает отдавать кислинкой и больше не пузырится, салаты уже подванивают от мелконарезанного лука и майонеза, холодец подтаивает… Я давно перестала верить… А может, просто и не умела никогда… Или хочу думать сейчас, что не умела… Как-то же мне надо оправдывать свою ничтожность…
– Лен? – слышу приятный мужской баритон, теряюсь немного, поднимаю глаза и не сразу узнаю его. А потом обухом по голове воспоминания…
– Егор? – ошарашенно смотрю на него. Не знаю, то ли радоваться, то ли смущаться… – Сколько лет, сколько зим? Ну надо же…
Мой голос срывающийся и по моим ощущениям какой-то жалкий… Но я экстренно на задворках сознания ловлю себя на мысли, что это лишь мое субъективное восприятие… Надеюсь, что только мое…
Это же он… Егор… Перед глазами его аватарка в соцсети… На ней он другой, не такой, как в реальности… На ней он тот Егор, из студенческой жизни, а этот другой, наверное… И все равно сердце бьется где-то в районе горла… Его удаленное «привет» пару дней назад в соцсети снова впрыскивает в вены смятение…
– Восемнадцать, Лен… Восемнадцать… – и я слышу эту цифру… Даже плохо становится от нее… Мне тогда тоже восемнадцать было… Такой взрослой себе казалась, жизнь целую прожившей… Совершеннолетняя… А теперь вспоминаю ту себя – и страшно становится от того, что перед глазами все как вчера… Как же время пронеслось… Восемнадцать лет… Родись у нас тогда ребенок, уже бы…
Осекаю себя на этой мысли… Вернее, Натуська осекает, которая дергает меня за рукав шубы… Всегда так, когда я с кем-то разговариваю. Бывалые мамашки говорят, это ревность такая, ребенка к матери…
– Ма, это что за дядя? – капризно кривит свои прехорошенькие розовые губки.
Егор опускает глаза на девчушку, и в его глазах тоже что-то пробегает… Не знаю что, но… сильное, яркое… печальное…
Опускается перед ней на колени, дружелюбно протягивает руку.
– Привет, я Егор, а ты кто, принцесса?
– А я Наталья, – надувает позерски мордашку. – Андревна… – добавляет с напускной важностью. И при другом раскладе я бы прыснула, но сейчас вот это ее «Андревна» почему-то режет меня больно по сердцу, громко падает булыжником на каменный пол перед нами, отбивая неприятным эхом в ушах.
Он поднимает на меня глаза, все еще сидя на корточках, и повторяет многозначительно: «Андревна», значит…»
– Какая встреча, да? Ты куда летишь в канун Нового года-то? –спрашивает. – Время есть? Хоть кофе бы выпили. Живем в одном городе, и ни одной встречи за столько лет, хоть по одним и тем же улицам ходим, а тут… В аэропорту… Тридцать первого декабря… Нарочно не придумаешь…
Я растерянно смотрю на часы. Прекрасно я знаю, что время есть, делаю это нарочно, чтобы дать себе пару лишних секунд – решить, идти мне пить с ним кофе или нет…
– Да я в Москву… Рейс в 18:30. А ты?
Он присвистывает.
– Вот же ж совпадение… И я в Москву… У меня пересадка там, в Мексику улетаю на праздники. Отдохнуть хочу… А ты что? Не дома… Оливье не нарезаешь и холодцы не заливаешь своему… Андрею…
Я опускаю глаза, невольно прикусывая губу. Потом снова поднимаю.
– Он в Москве по работе… К нему летим… Отметить…
– По работе… – повторяет он, не отрывая от меня глаз. Все такие же проницательные… Все видят, ничего от него не утаить…
– Пойдем в бизнес-зал, что ли… Посидим… Если билет эконом, доплачу за вход, – говорит, хватая свою сумку «Луи Виттон».
– Да у меня тоже бизнес, пойдем…
Он почему-то усмехается и кивает.
Поднимаемся по скользкой мраморной лестнице вместе. Я буравлю ее глазами, разглядываю тонкие черные витиеватые капилляры на серой поверхности… Каждый из нас в своих мыслях… Да только и я, и он знаем, что это за мысли за такие… Оба думаем сейчас об одном… О прошлом… О юности… О нас… О том, что было и чего быть не могло… Чего не получилось… «Если бы»…
Кого он увидел сегодня вместо той веселой девочки с веснушками на щеках и вечно обветренными пухлыми губами? Щеки мои увидел скуластые с филлерами для того, чтобы овал лица был более модным, искусно созданный консилером и хайлайтером ровный тон кожи, ногти наманикюренные вместо вечно обгрызенных и слоящихся, как было тогда… А я что увидела? Пузцо чуть заметное его… Второй подбородок еле проступающий, но заметный, когда он улыбался или нагибался, тоненькую сетку морщинок, собравшихся у глаз, небольшую залысину на затылке…
Наверное, эти уродливые изменения в нас – это хорошо… Без всех этих фильтров и ретуши – снаружи и внутри… Не так больно сейчас смотреть в глаза друг другу и признавать, как ошиблись… Как зверски ошиблись, разойдясь по глупости… Из-за детской импульсивности и неопытности… А осознание все равно накатывает, потому что я смотрю на это его пузцо, морщинки и залысину – а вижу все равно пронзительно чистую лазурь глаз и нежную беглую улыбку… Для меня Он все равно самый красивый мужчина на свете. Вот такая правда… Хоть бы и он видел что-то хорошее… Если что-то вообще было… Если что-то осталось…
Садимся за один из столиков. Я снимаю шубу, мысленно радуясь, что вниз надела выгодно подчеркивающую хорошо сохранившуюся фигуру сорочку и джинсы. Выгляжу дорого. Научилась за годы… Вкус у меня был не очень, Андрей всегда ворчал и был недоволен, стоило нам куда-то собраться в свет, всегда уничтожал все мои креативные порывы своей хлесткой критикой. Так я научилась золотому правилу – минимализм спасает даже в самых неоднозначных ситуациях. Не умеете одеваться – ограничьтесь беспроигрышными вариантами: черное платье без вычурных украшательств, изящные лодочки телесного цвета, что называется, «подо все», предпочтение натуральным тканям и изысканной классике… Вижу, он ненароком разглядывает меня, как и я его…
Нервничаю. То и дело беру потными ладонями телефон в руки, нажимаю на разблокировку, чтобы тут же снова заблокировать…
Натуська тут же уносится в детскую игровую, даже не подозревая, как мы оба облегченно выдыхаем, что есть хотя бы пара минут поговорить…
– Сколько ей? – провожает дочку задумчивым взглядом Егор.
– Пять…
– Всего пять? То есть ты у нас молодоженка, всего пять лет в браке… – поднимает глаза, улыбается с интересом. Ждет от меня ответа…
– Пятнадцать, Егор… Просто… Долго не решались на детей… Для себя пожить хотели, – невольно отвожу глаза, и он понимающе кивает… Не знаю, что он там понял, но главное, чтобы не правду…
Не хочу я, чтобы он знал этой правды… Что десять лет бегали по врачам, церквям, гадалкам, ворожкам… Что три попытки ЭКО было неудачных… Что гормонов выпила столько, что хватило бы на целый роддом… Это все мое… Женское… Той женщины средних лет с филлерами в скулах, которая сейчас сидит перед ним с платочком «Шанель» на шее, а не веселой Ленки из общежития с веснушками на щеках, которая читала ему стихи на Воробьевых горах в двадцатиградусный мороз, заливаясь хохотом от того, как валил пар изо рта на строках
«Ты снилась мне беременной, и вот,
Проживши столько лет с тобой в разлуке,
Я чувствовал вину свою и руки,
Ощупывая с радостью живот…»
Он любил, когда я читала ему Бродского… Говорил, это для него новый мир… Вселенная… Как и моя веснушчатая физиономия… Еще бы, он с мехмата (механико-математический факультет МГУ)… Ему до Бродского – как мне до высшей математики…
– Лен, а почему на самолете? Что не на «Сапсане»? Удобнее же… Кто сейчас летает на самолетах из Питера в Москву? Дольше до аэропорта пехать…
– Да мы… это… Новый год будем у сестры моей отмечать… У них дом в Домодедово. Мне из аэропорта туда рукой подать… А «Сапсан» же в центр приходит, на Ленинградский, надо будет еще пиликать по пробкам часа два…
Врала и молилась, чтоб хоть немного правдоподобно… Потому что не скажу же я ему правду… Что пока еще, подобно курице с отрубленной головой, бегаю очумело по двору, не понимая, что конец… Андрей перекрыл весь кислород… Жестоко… Бессердечно… Правда, неоригинально и предсказуемо – для всех тех, кто находится в тяжелом, конфликтном разводном процессе…
У меня не было своих счетов. Доступ к его он заблокировал… Просто чтоб не высовывалась… Соглашалась на то, что дает – двушку на окраине в Мурино… Зато, правда, дом частный в Павлово тоже отдает… Он всегда ненавидел его… Вообще ненавидел всю эту «сельскую жизнь», как он называл наши поездки за город… Андрей – человек мегаполиса. Ему нужна наша квартира на Васильевском острове… Шикарная… С итальянской мебелью, персидскими коврами и картинами Кабаковых на стенах… Ему и его новой… жене… А нам с Наткой надо по-тихому, полюбовно капитулировать с поля боя… Иначе – война до победного конца… А воевать он умел… Даром что один из лучших адвокатов северной столицы…
Я и в Москву-то решила уехать на праздники только потому, что он лютовал… Его эта накручивала, вот он и срывался на нас… Ната обижалась… Не понимала, где папа… Почему не приходит… Не звонит… А впереди праздники… Елки, спектакли, гости… Она ведь привыкла к другому «Новому году»… Не знаю, как малышке объяснить, что у папы теперь другие «елки»… В спа-отеле, в бане с можжевеловыми вениками по накачанной заднице молодой новоявленной женушки… Да и мне надо обстановку сменить… Дух перевести. Передышку взять… Не готова я ему отдавать нашу квартиру, в которую столько души моей вложено… Да и как… Там Натины друзья, гимназия, там… Наша жизнь там… Теперь только наша с ней жизнь…
Хорошо, что Нинка позвала на Новый год к ним… И ведь правда, дом в Домодедово – ехать близко… А я и не подумала… Дура, пора бы начинать головой думать. На «Сапсан» бы денег не хватило, зато были бонусы от «Аэрофлота» за прошлые полеты… Ими оплатила бизнес-класс… Эконом был весь раскуплен… Пришлось отвалить столько миль, сколько бы до Парижа хватило… А что я хотела? Новый год… Рейс в столицу… Разве бывает время, когда билеты дороже… Только на майские разве что…
– А ты?
– У меня стыковка… Говорил же… Лечу на отдых… Нырну из терминала в терминал – и все. А то добирайся по снегопадам с Ленинградского до аэропорта, рискуй, что опоздаешь…
– Один летишь? А как же семья?
Смотрит на меня дольше, чем нужно. Многозначительно.
– Нет семьи… Не сложилось…
Не сложилось… Молчу. Отвожу от него глаза. Опускаю их на свои руки. На безымянном пальце все еще блестит обручальное кольцо, не сняла… Никак не решусь… Наверное, психологи бы сказали, что это симптоматично… Что так я цепляюсь за призраки прошлого, живу по инерции, на холостых оборотах… Я и сама это все прекрасно понимаю, а шаг в пропасть сделать не решаюсь никак… Сколько раз Андрей мне говорил, что оно немодное, устаревшее, предлагал сменить на «Картье» или «Шопар», а я не понимала его… Зачем менять? Это ж наше, свадебное, купленное еще тогда, когда мы с ним не знали, да и не могли себе позволить ни «шопаров», ни «картье»… Зато оно было наше… На его кровные, отложенные с первых зарплат… В этом весь смысл, память, честь… Что ж, зато теперь у него, наверное, «Шопар» или «Картье», уж я-то не сомневаюсь… Это мне непонятно было, зачем менять… А ему-то как раз сменить давно хотелось… И кольцо, и образ жизни, и жену…
– Красивая… – тихо говорит Андрей и убирает выбившуюся прядь за ухо. А меня аж дергает на стуле. И не потому, что неприятно, или даже не потому, что не ожидала… Просто это так сильно диссонирует с тем, что в голове… Там я брошенная, ненужная, отвергнутая… А тут вон, «красивая»… Смешно даже…
– Не ври… Постаревшая… Обыденная… Поблекшая…
– Породистая… Не знал бы тебя – все равно бы внимание обратил… – смотрит, чуть улыбаясь, а я вздыхаю тяжело. – С годами такую стать приобрела. Была обворожительной девочкой, а стала шикарной дамой…
Я смущаюсь. Так и не научилась принимать комплименты… Нинка говорит, в этом моя главная проблема. Не ценю себя, не верю в себя… Самоуверенность – ключ к вниманию мужчин… Наверное, она права. Только мне уже себя не изменить…
– Лен, а Лен?
– Что? – говорю, растягивая… И сама не узнаю себя… Я так только с ним делала когда-то… В последний раз восемнадцать лет назад…
– А я ужас как любил, знаешь? – говорит и смотрит так, что я проваливаюсь… В глаза его проваливаюсь… У него очень глубокие глаза… Я всегда чувствовала, что смотреть на него – это как идти по огромным сугробам… Только раньше за этим провалом была радость, экстаз, адреналин, а сейчас боль… Жуткая… Щемящая… Самая сильная боль – боль сожаления… Несбывшихся надежд… Безнадежности… Когда невозможно повернуть назад… Она страшнее любой другой боли, потому что ее ты переживаешь здесь и сейчас… Это у тебя, настоящего, все болит… На худой конец, выпей вон обезболивающее – и пройдет… А та боль другая – она застыла во времени… Она в тебе, глубоко-глубоко… Как пуля, которую невозможно извлечь…
– А я тоже… – говорю сипло. Отвожу влажные глаза на толстого итальянца рядом, попивающего кислое красное из пластикового псевдобокала за соседним столиком… Лживый такой бизнес-зал… И вино не вино, и бокал не бокал… Прям как у меня все… в жизни моей нынешней…
– Любишь его? – спрашивает тихо, еще тише… Может быть, он и не говорит вовсе, только губами шевелит… Но я его понимаю, всегда понимала…
– Нет… – честно отвечаю. – Давно уже нет… Ее люблю, – киваю в сторону Натки, весело рассаживающей куколок по маленьким стульчикам.
Опять тишина. То и дело пищит мелодия анонсов вылетов, приятный женский голос сообщает пассажирам о начале посадки на тот или иной рейс на русском, английском и китайском…
Мне страшно… Страшно, что он все узнал обо мне, догадался… Почему-то стыдно ужасно… Что вот такая я, клуша непутевая, молодость отдала свою мужчине, который послал меня ради телки двадцатилетней… И ведь никто не думает о ее пустоте, ее ничтожестве, ее корысти… Все смотрят на меня со смесью сожаления, помешанного на презрении…
– Поехали со мной… – выдает вдруг… И его морщинки вокруг глаз словно разглаживаются, словно это снова мой Егорка отчаянный на папиной «девятке», спертой из гаража в Сокольниках…
Усмехаюсь. Лучше бы предложил сейчас в космос полететь – я бы охотнее согласилась… Вероятнее бы поверила…
Улыбаюсь ему. Искренне и печально.
– Хорошо тебе отдохнуть, Егор. А мы пойдем уже с Натой вниз, к гейту… Папе надо набрать перед вылетом…
Он поджимает губы. Смотрит, не отрываясь.
– Вас встречают?
– Ну конечно, – выдаю деланно раздраженно, – а как иначе? Андрей приедет… Заберет…
Встаю, а он хватает меня за пальцы мои холодные и влажные.
– Слушай, ну подожди, давай вместе спустимся, мы ж на одном самолете, без нас не улетит… Никуда ты не опаздываешь ведь…
– Уже… Опоздала… Везде…
Полет проходит быстро и спокойно. С приземлением снова нападает щемящая тоска… Хоть Натуська и рядом, плохо мне… Не от того, что Андрея нет… От того, что мы одни… Здесь… В чужом городе… Надо было все-таки не уезжать… Заняться этой ненавистной каморкой, щедро брошенной нам с барского плеча… Обустроить ее хоть как-то… Ведь уже понятно, ту смертельную битву за квартиру в центре мне не выиграть…
На душе тревожно. Выходим в числе первых, быстро теряясь в толпе спешащих к праздничным столам пассажиров. Багажа нет. Сразу выныриваем в зал аэропорта, выхватывая предложения таксистов. Перепроверяю на телефоне адрес сестры и плетусь за одним, явно немного расстроенным, что ехать не в Москву, на другой конец города, а совсем рядом – до Домодедова. Вещей с собой почти нет. Пристраиваю Натуську в автокресло, слышу сзади оклик.
– Лен, поехали! – оборачиваюсь. Опять Егор. На другом такси.
– У тебя же вылет…
Выходит из машины, хлопает дверью…
– Нет никакого вылета, Лен… – заглядывает в глаза… Искренне… Понимающе… – Я все знаю… Случайно узнал… Встретил недели две твоего… в ресторане… Узнал его… По фото… Я ведь в соцсети перестал заходить, только чтобы сердце свое не дробить каждый раз, как тебя счастливую с ним рядом вижу… А удалиться духу не хватало – чтобы, когда совсем боль накатит, открыть тебя и смотреть… Мечтать… Вспоминать… Сожалеть…
Увидел его с этой малолеткой – сразу все понял… Все думал, как тебе написать, на связь выйти… Как появиться… После всего… Написал тебе даже, а потом труханул… Короче, решил через сестру твою зайти… Она ж тоже у меня в друзьях оказалась. С ней списался… Это она мне сказала, что вы этим рейсом летите… Вот я и купил билет… Нет никакой Мексики… –смотрит, а глаза его словно влажные. Смаргивает. И я моргаю… Потому что это словно сон… Слышу позади, в приоткрытой двери моего такси, как Натка нетерпеливо «мамкает»… Таксист молчит… Ему, наверное, интересно наблюдать за очередной жизненной репризой… – Только ты есть, Лен… Поехали… Нина ждет… Я с вами Новый год отпраздную, если не прогоните… А там… Посмотрим…
Психологи говорят, что беременность – самое нестабильное эмоциональное состояние женщины, потому что гормональный фон совершает революцию… С первой беременностью моей было так, наверное… Помню свои качели настроения, нервные эскапады и беспричинные истерики… Это при том, что я в целом была всегда спокойной и неконфликтной… Сейчас не так… Сейчас мне хорошо… Тихо… Нам хорошо и спокойно… Пусть вокруг и новая жизнь… Пусть новый город и новое окружение, к которому только-только начинаешь привыкать… Благо, что Нинка рядом, пусть до нее и добираться по пробкам часа полтора… Сам факт, что мы с ней теперь в одном городе, успокаивает… И Он рядом успокаивает… С ним я точно теперь знаю, что все будет хорошо… «Будет»… Вот что важно… Всем нам нужна вера в будущее… И даже страшно представить, что было бы, если бы я его не встретила тогда, в тот день в аэропорту… Если бы он не написал Нинке… Если бы не решился тогда полететь на том же самолете… Но все это «если бы» уже не важно…
На столе веселой трелью пищит телефон. Подбегаю к нему, словно порхающая фея, а не тетка с пузом на шестом месяце… Потому что на душе легко и светло, и размер живота или лишние килограммы тут вовсе ни при чем… Потому что знаю, что это Он пишет…
– Привет, Ленок. Нату с гимнастики забрал. Едем домой. Голодный.
Мои губы растягиваются в улыбке. Посылаю в ответ сердечки и устремляюсь на кухню, разогревать первое и второе. Наконец-то мужчина в доме ценит наличие домашней еды.
Телефон снова пищит.
Открываю и снова улыбаюсь…
– «Ты снилась мне беременной, и вот
Проживши столько лет с тобой в разлуке,
Я чувствовал вину свою и руки,
Ощупывая с радостью живот…»
Помнишь?
– Помню…