Мой жестокий и любимый бесплатное чтение
Глава 1
– Арс! Арс, але! – Филя толкает меня в бок, пытаясь привлечь внимание.
– Чего?
С трудом отвожу взгляд от двери подсобки, где скрылась стерва.
Это же она была? Мне не привиделось?
– Говорю, у нас не больше получаса и едем к Тоше, затем на «Базу».
– Какую базу?
Я всё ещё не могу собраться с мыслями. В голове долбит: что она здесь делает? Во-первых, здесь в Серпухове. Во-вторых, в подсобке средней руки кафе. Разве что её отец замутил бизнес в этой провинции, хотя сомнительно, чтобы Одинцов вписался в подобный блуд. У него исключительно заводы, фабрики и пароходы.
– Ты чего, перегрелся? «База» – это клуб. Тоша там компанию собрал: девки, алкоголь, запрещёнка, все дела.
Филя заманил меня на выходные расслабиться подальше от столицы. Хитрец такой. Потому что в разгар нашей прошлой тусовки позвонил мой братец Сева и вызвал на работу прямо посреди выходных. Наивный Филя… если Севыч снова позвонит, я даже из Серпухова сорвусь. Вписался же в семейный бизнес. Вернее, меня вписали и выпилиться из него уже не получится.
– Прости, я отойду, – бормочу, даже не смотря на Филю, встаю и направляюсь к двери.
Кажется, я ничего кроме неё не вижу. Мне срочно надо заглянуть туда, чтобы подтвердить свои подозрения.
Когда я буквально в паре метров от подсобки, болтающаяся маятниковая дверь распахивается и с подносом наперевес на меня налетает стерва.
Да! Это она!
Твою же…
Мне хочется приложить ладонь ко рту, чтобы не выругаться, но вместо этого я подхватываю грозящийся улететь на пол поднос.
– Извини-те… ой…
Кажется, у стервы такой же шок.
Меняюсь в лице, одеваю привычную маску «а мне по фиг» и окидываю взглядом её фигуру. Ну ни капли не изменилась, вроде бы. Тело под чёрной футболкой и широкими джинсами по-прежнему идеально, русые волосы забраны в пучок. Думаю, если распустить его, как я делал это сотни раз, копна густых локонов рассыплется по плечам.
– Арсений, – пищит дрянь и смотрит на меня так, будто призрака увидела.
– Привет, – приподнимаю брови. – А я думал, обознался, но нет… действительно ты…
Она приходит в себя, по её лицу проносится ураган эмоций, чего там только нет. И страх, и радость. Невольно приподнимаю бровь, откуда последнее? В нашу финальную встречу она не могла даже смотреть на меня, отворачивалась и бормотала, что ей жаль.
Конечно, я прочитал между строк, что для этой стервы жаль: хочется лучшей жизни и ломать её, связываясь с инвалидом, в планы не входит.
Но я выжил… вот это сюрприз… и даже хожу.
– Что ты здесь делаешь? Как ты? – спрашиваю с улыбкой.
Надеюсь, что милой, потому что мне кажется, сейчас на моём лице ироничный оскал.
– Работаю, – смущённо мнётся она. – Прости, мне надо отнести заказ.
Её пальцы хватаются за края подноса, но я не отпускаю.
– Возвращайся потом, ладно? Пять минут поболтать со старым знакомым будет?
– Старым знакомым? Как ты себя обозначил… – нервно дышит. – Ты… больше, чем знакомый.
Интересные признания, на которые я коротко киваю.
Она забирает поднос из моих рук и уходит, а я оборачиваюсь, оставаясь на месте. Смотрю, как она расставляет чашки и блюдца для парочки, спрашивает, нужно ли что-то ещё, улыбается дежурной улыбкой, а затем оборачивается и идёт ко мне.
Улыбка тает. Напряжение растёт.
– Ну… как ты? – начинает первой, потому что я молчу, просто стою и пялюсь на неё.
На её тонкую талию и округлые бёдра. На ровный нос и пухлые губы, которых не касалась рука косметолога. Чувственные и мягкие, я так любил их целовать. Мы могли часами это делать без продолжения. Как у меня уносило крышу… Боже…
Сглатываю слюну, превратившуюся в яд. Только бы не сказать лишнего. Держаться сложно. Хочется ранить также больно, как она ранила меня.
– Как видишь, случилось чудо, хожу и почти не хромаю.
Тут я, конечно, преувеличиваю, хромота осталась и это, увы, навсегда. Малая плата, на самом деле, за мучения. Я же встал из коляски, потом откинул костыли, теперь уже и палкой не пользуюсь.
– Я рада, честно, это прекрасно, что ты здоров и прогнозы врачей не оправдались.
Отмахиваюсь, не желая углубляться в эту тему. Как сладко стерва поёт. Два года назад голосила по-другому.
– Предпочитаю на этом не зацикливаться.
– Господи… я даже не знаю, что спросить. Так много всего в голове, – вылетает у неё признание.
И улыбка на губах на этот раз искренняя. Кажется, её отпустило. Поняла, что с обвинениями накидываться не собираюсь, и расслабилась. Это зря, конечно, ой как зря.
– Расскажи про себя. Как ты в Серпухове оказалась? Я думал, ты в Москве или в Европе где-нибудь.
– Ты думал, хм?
Мысленно хлопаю себя по лбу. Ну да, прозвучало так, будто я действительно про неё думал.
«А разве это не так? – ехидно вопрошает внутренний голос. – Думал и до сих пор думаешь, хотя очень не хочется».
Во мне жива обида, она, чёрт её дери, никуда не делась, как бы я не пытался её притушить. Клокочет и рвётся, от чувства несправедливости ломает кости и тянет жилы, я в труху, когда думаю о ней. О её словах. Её поступках. Это невыносимо.
Делаю вдох, другой, напоминаю себе, что эмоции надо держать под контролем.
– Как видишь, не в Москве. Столько всего произошло, – мрачнеет стерва. – На целый сериал хватит.
Если думает, что мне интересно, то могу разочаровать. Хотя, кого я обманываю.
– Саш! – кричит её напарница из-за стойки.
Мы оба поворачиваемся. Девушка возится с кофемашиной и кивает на подваливший в зал народ.
– Да-да, – растерянно кивает стерва. – А ты один или с кем-то?
– С другом, – махаю за спину на Филю. – Ждём товарища.
– А-а-а… понятно.
– Саша! – раздаётся громче.
– Прости, на секунду.
Дрянь подхватывает меню и несёт к столику, а я снова жду её возвращения.
– У нас обычно спокойнее в это время, но сегодня какой-то аншлаг.
– Выходной, – жму плечами, а потом предлагаю: – Мы можем увидеться и поболтать после твоей рабочей смены. Неожиданные встречи всегда приятно, да? Вот как раз и расскажешь, как у тебя дела. Когда заканчиваешь?
– Ой, ну я сегодня до финального.
Кажется, я застал её врасплох своим предложением. И обрадовал одновременно. Об этом мне говорит её широкая улыбка. Небось, не ожидала, что я таким благосклонным окажусь. Да я и сам не ожидал, что смогу вполне вежливо с ней общаться. Год назад я бы таким милым не был.
«Год назад ты бы и до Серпухова на своих двоих не доехал».
Сжимаю зубы до скрежета, но спрашиваю:
– До финального это до скольки?
– До часу.
– Детское время, – жму плечом.
Стерва стискивает пальцы и смеётся.
– Я буду очень рада, если сможешь.
И в этой фразе всё, что мне надо знать.
– Смогу.
Обещаю, хотя уже знаю, что не собираюсь приходить. Пусть подождёт, пусть возрадуется, а потом поймёт, как больно, когда тебя прокатывают. Я тоже ждал нежности, любви и поддержки, а получил холодное «ты мне таким не нужен» и короткое «прости».
Не знаю почему, но рука сама тянется к ней. Против воли!
Неловко трогаю стерву за плечо.
Мы оба вздрагиваем. Происходит «бум», и я фактически на шаг отодвигаюсь назад.
Что это было? Что это, мать её, было?
В пальцах дрожь, а в теле позабытые желания. В лёгких заблудился аромат её волос: пряный, сладкий, наполненный нотками специй.
Разворачиваюсь и хромаю обратно к столику с Филей.
– Это кто? Знакомую встретил?
Филиппа я знаю с универа, но сошлись мы не так давно, тусовка сблизила, так что без вариантов – стерву он не знает. И кем она была мне в прошлом тоже.
– Да, знакомую.
– Ничего такая крошка, – тарабанит пальцами по столу. – Может, с собой прихватим, если есть настроение?
– У неё смена до ночи. Забей. Тохи звони, где он ошивается, – меняю тему.
Зараза ходит по залу и бросает на меня загадочные взгляды и улыбки. Отвечаю ей тем же, пока не приезжает Тоха, чтобы отбуксовать нас к себе на хату.
Лопатками чувствую её пристальный взгляд и стараюсь не пялиться на окно кафе. Чувствую, стоит и смотрит.
«Ну смотри… смотри и наслаждайся…»
Всё равно мне погано. Почему? Почему не отпускает до сих пор? Мания…грёбанная мания. А я маньяк.
Мы прозябаем у Тохи пару часов, потом валим на разрекламированную «Базу». Здание небольшое, заброшенное, ещё и на окраине города, чуть ли не лопается от народа. На танцполе давка. Кому хочется нырять в эту бочку с сельдью? Слава богу, у нас випка. Тут хоть дышать есть чем.
Меня знакомят с местным народом, жму руки, плюхаюсь на красный кожаный диван. Что за безвкусица нулевых? Стараясь не раздражаться на лучи стробоскопов, бьющие по глазам, киваю официанту, наполняющему бокал.
Появление местного диджея «Киллера» приводит толпу в восторг. Вскоре понимаю почему, миксы у него зачётные. Атмосфера явно улучшается. А вот моё настроение с каждым глотком алкоголя падает всё ниже и ниже.
В голове засела стерва. Непорядок. Её там быть не должно. Не должно, мать вашу!
Перевожу взгляд. Напротив блондинка умело демонстирирует достоинства в глубоком V-образном вырезе платья. Там на грани фола – оттяни чуть ниже, и будут видны соски. Но нет, чёрт её дери, я думаю только про скромную на размер больше футболку стервы, под которую мне хочется забраться и проверить: там всё так же, как я помню, или что-то изменилось? Два года ведь прошло. Два… мать её, грёбанных года. А у меня до сих пор на неё встаёт, стоит лишь подумать.
Это, на хрен, неправильно. Это извращение какое-то. Предательниц вычёркивают из жизни и из мыслей, а не хотят их трахнуть, когда они оказываются на расстоянии вытянутой руки.
Чёрт…
С грохотом ставлю стакан на стеклянный столик и кошусь на цыпочку, прижавшуюся к моему боку.
– Привет, веселишься?
У брюнетки третий размер и манящие округлые колени. Но меня не заинтересовывает. Криво усмехаюсь и выдаю:
– Похоже, что мне весело?
Брюнетка приподнимает брови. Видимо, я поломал ей отработанную схему разговора своим ответом.
– Дерьмовый город, дерьмовый клуб. Что ещё ты хочешь услышать?
Улыбка возвращается на её лицо.
– И дерьмовое настроение, судя по всему?
– Соображаешь, – киваю чуть одобрительно.
– Так может, я улучшу?
– Прости, киса, но сомнительно.
Я знаю, что мне может улучшить настроение. Хотя бы на какое-то время. Поэтому поднимаюсь с дивана и вскидываю руку, прощаясь с парнями.
– Арс, ты куда? – Филя аж привстаёт.
– Завтра наберу, – перекрикиваю музыку и сбегаю, чтобы не затягивать комедию.
Нет у меня настроения поддерживать тусовку. Филя бы с Тохой сейчас разошлись, уламывая остаться. Им всё кажется, я мало отдыхаю. Сначала они вписывались за возвращение меня к нормальной жизни, но для них нормальная жизнь – это пьянки, гулянки и отказ взрослеть. Сейчас чувствую себя старше их, хотя и ровесники.
Спускаюсь по ступенькам клуба и ловлю такси. Тут желающих бомбануть по атомным для Серпухова ценам предостаточно. Вваливаюсь в белый опель и называю адрес кафе, надеясь, что стерва ждёт и не ушла.
– Побыстрее можно? – кидаю водиле, когда тот останавливается на нерегулируемом перекрёстке.
– У нас тут так принято, надо пропустить, – ворчит он на моё замечание, вероятно, думая, что столичные гости в конец оборзели и не соблюдают ПДД.
Ворчит, но газу прибавляет. Так что я успеваю, даже с запасом. Встаю в тень раскидистой липы и гипнотизирую взглядом вход.
До закрытия кафе пять минут. Сквозь стеклянные окна вижу заразу, она протирает столы.
Мать моя, мир перевернулся. Кто бы мне сказал несколько лет назад, что Александра Одинцова будет протирать столы в закусочной, я бы ржал в голос. Но даже невозможное становится реальностью.
«Что у неё случилось? – долбится закономерный вопрос в мозгах. – А тебя это должно волновать? – приходит следом. – Её же не волновало, когда ты чуть не подох там».
Они с напарницей выключают свет, девчонка, которая была за стойкой, первая убегает в ночь, а стерва закрывает дверь, опускает жалюзи, проворачивает ключ и выпрямляется, чтобы вглядеться в пустоту улицы.
С лёгким удовлетворением замечаю надежду вперемешку с паникой на её лице.
Волнуется, что не пришёл? Мы же телефонами не обменялись. Хотя, возможно, она номер так и не сменила. Я не проверял.
Давлю желание помучить её подольше и выхожу из тени.
– Ох, Сень, привет, – нервно смеётся. – Я тебя не заметила.
– Да тут темновато у вас, – указываю на единственный работающий фонарь.
– Что есть, то есть.
Она поправляет сумочку на плече и делает два шага вперёд. Смотрю в упор на её дурацкий пучок и прячу руки за спину. Мысли об её распущенных длинных волосах сводят с ума. Это треклятое дежа вю… я гоню его… гоню прочь.
– Ну… эм… что делать будем? – интересуется стерва.
Поджимаю губы. Что делать, я уже решил, а её планы, надежды и чаяния, откровенно говоря, не особо-то меня и интересуют.
– А чем ты хочешь заняться?
Вопрос я задаю, скорее, для вида, чем по интересу. У меня сомнений нет, чем лично я заняться хочу. Дело за малым, уломать стерву. Впрочем, мне почему-то кажется, особого сопротивления не встречу.
По блеску её глаз и гуляющему по моей фигуре взгляду, я это весьма отчётливо понимаю. О чём бы там она не думала, что бы ни говорила, её тянет ко мне.
«Конечно, прикати ты в её забегаловку на инвалидном кресле, дрянь бы так не взбудоражилась», – услужливо нашёптывает внутренний голос.
Чтобы скрыть раздражение, я откашливаюсь, а то резкие слова уже готовы вылететь на волю-вольную. Очень уж накипело.
– Пойдём, прогуляемся, можем посидеть где-нибудь, – кивает на дорогу.
– Посидеть?
Провожу рукой по волосам, думаю о тёмных окнах заведений, мимо которых проезжал по пути сюда.
– Угу.
– Кажется, тут выбор небольшой, где можно посидеть.
На самом деле, прозябать в каком-нибудь второсортном кафе и вести беседы за жизнь с этой стервой в мои планы не входит.
– М-м-м, ну да, – вздыхает и делает шаг ближе. – Это же не Москва, тут мало что так поздно работает. Но найти можно.
– Ладно, пошли, поищем, – делаю приглашающий жест рукой.
– А ты пешком? – вытягивает шею, пытаясь понять, не припарковался ли я где.
– Пешком, я же выпил немного.
В голове ясно, как летним днём. Хотя нет, её слегка ведёт, только мизерная доля алкоголя тут ни при чём. Это всё из-за неё, из-за стервы.
Вероятно, она устала. Ещё бы – весь день на ногах. Ничего, уже скоро приляжет и отдохнёт. Устрою её на спине или поставлю на колени, это уж как получится.
Не знаю почему, но моя хромота рядом с ней усиливается. Дрянь краснеет, но ничего не говорит. Пытается перестроить шаг, чтобы идти медленнее.
Смущения не испытываю, даже думаю, поделом ей. Пусть поймёт, что долгие прогулки – это не наш случай.
Воздух густой и влажный, но свежий ветер, который приходит в самом конце августа, делает ночь уютной для прогулки.
Стерва мнётся, будто не знает, с чего начать разговор, пока не выпаливает:
– Сень, как ты… как ты вообще справился? Я… Боже, мне так жаль, Сень, я так виновата. Я ужасных слов тебе наговорила. Я… я… я просто была… я даже не знаю, как оправдаться.
Сдержаться очень сложно, чувствую, что на грани. Никаких других тем для разговора не найти, что ли? Ей так необходимо получить от меня прощение? Совесть мучает?
– Не надо, не оправдывайся. Я сам не знаю, как бы поступил на твоём месте.
– Правда?
«Нет, не правда, твою мать. Я бы носом землю рыл, я бы носил тебя на руках до конца жизни. Я бы её положил, всё бы поставил на кон, чтобы сделать тебя счастливой. Но… ты – не я. И даже не та, кем я тебя считал».
Всё это я прокручивал в голове сотни раз, и сейчас слово за словом вся фраза проносится перед глазами тенью высокоскоростного поезда.
– Было и было, – добавляю.
Только хрипотца в голосе выдаёт волнение, но стерва слишком занята собой, чтобы её заметить.
– Сень, я…
– Хватит, – обрубаю коротко. – Хватит ворошить прошлое. Не к месту это. Лучше про себя расскажи. Как ты? Почему Серпухов? Это временно? – перевожу тему. – Почему ты работаешь, а не учишься? Как отец тебе позволил?
Зараза прикладывает ладони к щекам. Морщится, будто борется со слезами. Я б, наверное, даже поверил, если бы не знал, что всё это актёрство и гроша ломанного не стоит.
– Отца больше нет.
– Как нет?
Два года я старательно избегал разговоров про общих знакомых, когда они могли вильнуть в сторону Одинцовых. Родные, в принципе, из сочувствия или жалости о них также не упоминали, поэтому я жил без абсолютного понятия, что у стервы творится.
Вычеркнул её из сердца, вернее, вырвал, и из памяти старался стереть. Но это, мать её, намного сложнее.
Даже если приказываешь мозгам о ней не думать, она всё равно приходит через воспоминания, ночами, во снах. Будто бледная тень той, кого я любил. Как призрак, как чёртов морок.
– Папа он… он потерял всё и не выдержал.
– Что значит потерял? Не выдержал?
– Обанкротился и… и решил, что больше так не может… жить…
Стерва что-то там продолжает бормотать, но я занят своими мыслями. Основную идею я уловил. Одинцов просрал состояние и, вероятно, пустил себе пулю в лоб или вздёрнулся. Не выдержав позора и разочарования. Очень по-мужски, конечно.
Бросаю взгляд на идущую рядом дрянь и давлю в себе ростки зарождающегося сочувствия. Это, мать её, плохой знак. Мне не должно быть её жалко. Ей же не было…
Жизнь семейства Одинцовых никоим образом меня не касается. Да, когда привык к комфорту и уверенности в завтрашнем дне, идти работать на побегушках в общепит так себе будущее.
– Я часто вспоминаю о прошлом? – меняет стерва тему.
Блеск её глаз способен затмить даже мерцание звёзд. В какой-то момент я зависаю, вижу только её тёмные широкие зрачки и ещё губы, в которые уже готов впиться. Ничего поделать с собой не могу. Хочу её. До боли хочу, аж в паху всё напрягается от одной лишь мысли о простом поцелуе.
– Помнишь, как мы к вам на ужин приехали, а ты меня игнорировал весь вечер?
– Неправда, я был очень вежливым.
– Да маленькая я для тебя ещё была. Зато через год всё поменялось, помнишь?
Да, помню! Но, чёрт дери, зачем она об этом заговорила? Я стараюсь не вспоминать о прошлом, слишком там много счастья и боли, которая всегда приходит после осознания, что всё пропало безвозвратно. Светлые воспоминания опошлены дрянными поступками, ядовитыми словами и предательством. Всё ложь! И стерва – лгунья! Мне надо чаще себе об этом напоминать, а не поэтизировать её мнимые достоинства.
Мы доходим до бульвара, где притаилось работающее кафе, но охрана на входе равнодушно сообщает, что в заведении корпоратив и зал снят на всю ночь.
Следующее по ходу место оказывается закрытым. Чуть дальше подмигивает огнями круглосуточная восточная забегаловка.
По лицу стервы читаю, что ей туда не особо хочется, шумная компания при входе её напрягает, да и зал там на четыре столика, совсем тесный.
– Ох, невезение какое-то, – смущённо шаркает ножкой.
– Да уж, незадача. Ну, – ерошу волосы на затылке, – можем просто погулять.
– Тебе, наверное, не совсем удобно так долго ходить.
Даже в ночной темноте я, скорее, ощущаю, чем вижу румянец на щеках этой заразы. С прискорбным кивком подтверждаю:
– Есть такое дело.
– Как же поступить…
Это скорее вырывается у неё, чем произносится осознанно.
– Могу вызвать такси, посадить тебя и поеду к своим. Всё равно уже поздно, у тебя, наверное, смена завтра.
– Послезавтра.
– Ну, послезавтра. А мне в Москву возвращаться.
– Как? Уже?
В зелёных глазах печаль напополам с досадой. Интересно, она что, думала, я тут жить остаюсь или с экскурсией на неделю приехал?
– Да, дела. Я теперь в семейной фирме работаю, это отнимает уйму времени. Вот буквально вырвался сюда, а так то в командировках, то с братом из офиса не вылезаю.
Не знаю, зачем я это рассказываю? Звучит так, будто я хвастаюсь достижениями, будто я могу что-то больше, чем она считала. Думала, я упал и уже не поднимусь? А я вот… хожу, живу, в семейный бизнес включился.
Самому аж смешно от подобных мыслей.
– Понятно…
– Ну что? Вызвать машину?
– Да тут недалеко, дойду.
Отлично… Про себя улыбаюсь, а в глазах стервы проявляю благосклонную заботу.
– Тогда пошли, провожу. Чтобы одна по тёмным аллеям не бродила.
– Я привыкла, – отмахивается, но я то вижу, что рада.
Разговор у нас как-то не клеится, я лишь задаю вопросы, о себе особо не распространяюсь, стерве хочется углубляться в воспоминания, а я отключаюсь, когда она начинает с очередного «а помнишь?».
«Нет, не помню. Предано забвению и похоронено», – вот что следует ей сказать.
Но вместо этого наклоняюсь и вдыхаю запах её волос, и дрянь замирает, и после, о чудо, дрожит. Она также напряжена, как и я, и, кажется, уже начинает понимать, чем закончится наша дорога до её квартиры.
Здесь действительно недалеко. Тихий зелёный двор, скрип мелких камешек под нашими ногами в буквальном смысле оглушающий. Мы заходим в старый трёхэтажный дом. Он каменный, послевоенная постройка, такие есть и в некоторых районах Москвы. Вполне себе приличный, после капитального ремонта.
– Последний этаж, тут… без лифта, – с извиняющейся улыбкой оборачивается она.
– Да уж как-нибудь осилю подъём, – подмигиваю стерве. – Я всего лишь хромаю, а не на одной ноге прыгаю, хотя мог бы, если б её не спасли.
Дрянь аж спотыкается, приходится вытянуть руку и придержать её. Ладонь я, правда, сразу убираю, потому что чёртовы невидимые искры между нами грозятся спалить это здание до самого фундамента.
Кажется, она тоже это чувствует. Я ощущаю её дрожь, и это не только от смущения.
«Должна же девушка понимать, чем закончиться вечер, когда ведёт мужчину к себе домой?»
Стерва всё никак не может попасть ключом в замочную скважину, я молча жду.
– Тут язычок заедает, – оправдывается, – точнее защита или как эта штука называется?
– Шторка.
– Да, она самая.
Ей, наконец, удаётся побороть замок и впустить нас в тёмную квартиру.
В Серпухове нет такой иллюминации, как в столице. Здесь много зелени и свет от редких фонарей блокируется листвой и зарослями кустов. В этом городе на порядок темнее, чем в Москве.
Стерва, переступив порог, начинает шарить рукой по стене в поисках выключателя, но освещение сейчас – это лишнее.
Ловлю её за локоть и, не разворачивая, притягиваю к себе. Спиной она прижимается к моей груди ни жива, ни мертва. Обнимаю её одной рукой и чувствую, как под моим предплечьем за рёбрами бьётся сердце. Отчаянно быстро, будто пойманное в ловушку.
Я ничего не говорю, и она молчит, только дышит нервно.
Глава 2
Свободной рукой забираюсь в её пучок и, наконец, делаю то, чего так страстно возжелал с самого начала: вытаскиваю невидимки и стягиваю резинку, высвобождая шальные локоны.
Боже да! Я делаю один вдох, другой, пропускаю их между пальцами. Кайф… всё так же, как я помню. И еле слышные стоны срываются с губ стервы, когда начинаю массировать её голову. Она склоняется к плечу, и губами я пробую кожу на вкус. Бархатная, нежная, сладкая. Я не слышу запаха забегаловки, его нет, будто к ней не липнет эта грязь, лишь лёгкий аромат кофе заплутал в складках одежды.
– Арсений? – её голос дрожит от чувств. – Так давно… я… что ты делаешь?
«Будем играть в невинность?» – хочется спросить, но вместо этого:
– Я тебя хочу. По-прежнему хочу.
Прохладные пальцы цепляются за мою руку, будто хотят приковать её к себе.
– Арсений, я не знаю, это как-то… странно?
– Что странно? Что я тебя хочу? А ты меня?
Разворачиваю её к себе, пальцами обеих рук ныряя в волосы и сжимая их в кулаках. Стерва стонет, когда я слегка оттягиваю их назад. Мы снова целуемся. Сладкие губы покорно раскрываются, впуская мой язык. Между нами атомный взрыв, последние здравые мысли покидают голову. Я отключаюсь. Всё, чего хочу – стянуть с неё и себя одежду, вдавить стерву в кровать и войти глубоко, а потом трахать так, чтобы сил и времени на разговоры не осталось.
Ей нравится вспоминать прошлое? Что ж… я могу ей добавить… воспоминаний. Отрываюсь от дурманящего рта и прижимаюсь губами к уху:
– Ты… ведь… тоже… хочешь… Я… вижу…
Зубами прихватываю шею и спускаюсь ниже.
– Д-да-а-а, – выдыхает протяжно, соглашаясь с моими словами.
Её ладошки обнимают меня, гладят аккуратно, но мне эта медлительность ни к чему. В джинсах очень тесно и тело требует разрядки. Я целый день, считай, о стерве думал, теперь всё – крышу уносит.
Кладу руки ей на талию, рывком притягиваю к себе, затем вжимаю в стену. Целуемся как бешеные. Затем перекатываемся, и уже она прижимает меня к стене.
Включилась в игру, значит?
Руки скользят ниже, минуя пах, но я беру её ладонь и кладу себе на ширинку. Она тут же сжимает член сквозь одежду, а мне хочется без неё. Чтобы дотронулась, чтобы кожа к коже, и губы её на себе тоже почувствовать хочется.
Мысли о стерве на коленях передо мной отключают остатки разума.
– Куда? – отрываюсь от горячего рта.
Стерва делает неопределённый жест рукой, но я улавливаю верное направление.
Зайдя в комнату, хватаю дрянь за талию и ставлю на низкий диван. Он разложен, как удобно.
Теперь её грудь на уровне моего рта. Задираю чёрную футболку, оттягиваю нижнее бельё и накрываю ртом затвердевший сосок. Пальцы стервы сжимают мою голову, с губ слетают стоны, пока я играю с этой частью её тела.
Она скидывает футболку через голову, стоит обнажённая по пояс, дрожит. Я скорее чувствую, чем вижу, как она сжимает колени. Без сомнений между её ног сейчас бешено бьётся пульс. Там уже, наверняка, влажно.
Я быстро расстёгиваю её джинсы и проверяю теорию. Точно: горячая и мокрая. Два пальца внутрь без подготовки. Чёрт, так узко. Хочу ей вставить и забыться.
Ничего не могу поделать, начинаю лихорадочно стягивать со стервы одежду. Она мне помогает раздевать себя, а я однако лишь успеваю скинуть футболку и расстегнуть ширинку. Всё остальное потом.
Укладываю заразу на спину, сам ложусь сверху, целую глубоко и крепко и одним толчком вхожу в неё. Мы передвигаемся к подлокотнику дивана, потому что мои движения резкие и протяжные, рукам нужна опора.
Горячие ладони клеймят мою спину, а губы оставляют следы на коже, стоны заполняют комнату и скрип мебели кажется оглушающе громким, пошлым и ещё более возбуждающим.
Она скрещивает пятки, беря меня в плен. Но я и сам никуда не планирую из него сбегать. В тот же миг осознаю, что одного раза сегодня будет мало. Придётся поменять планы и остаться до утра. Буду трахать столько, сколько захочу. Сколько будет нужно и ей, и мне. Надо заполнить пустоту, насытиться, чтобы уйти и больше не возвращаться.
Она двигается вместе со мной, и это, мать её, прекрасно. Идеально. Всё так же, как я помню. Или даже ещё лучше.
Вкус её кожи, мелодия коротких стонов, дыхание сбитого ритма, когда ускоряюсь, и она лишь обнимает меня, радуясь моему удовольствию, как своему собственному.
Я не выхожу до самого конца. Каждый виток оргазма – удар внутрь её тела. Не могу и не хочу отстраняться. Ещё долго лежу сверху, не разрывая контакта.
Пока не понимаю, что стерва плачет. Отворачивается зажимает рот ладонью, глуша всхлипы.
– Арсюша, – с её губ срывается давно позабытое прозвище.
Ласковое… нежное… чужое.
Не моё.
Стерва больше не моя любимая, а я не её судьба. Всё. Эта страница перевёрнута.
Она не знает меня, я не знаю её. Нас просто влечёт друг к другу, как всегда влекло. С физиологией сложно бороться. Особенно когда секс, считай, идеален.
– Хватит плакать. Ты чего? – грубее, чем собирался, бросаю ей. – Это как-то странно. У меня нет привычки спать с рыдающими девушками.
Дрянь замирает, а я откатываюсь в сторону и поправляю одежду. Ложусь на спину и закладываю руки за голову. Глаза уже привыкли к темноте, а марево оргазма спало.
Истерика на соседней подушке набирает обороты, пока я полосую взглядом потолок. Хмурюсь, убеждая себе, что мне должно быть плевать, но рука сама тянется в сторону, чтобы обнять эту дрянь и притянуть ближе.
Её голова на моём плече и я утыкаюсь носом в распущенные волосы, вдыхаю глубоко, будто наркоман дорогу. Аромат её тела, словно мельчайшая пудра, оседает в лёгких и делает меня мягче и ласковее.
– Не плачь, не надо.
Мне хочется добавить «всё будет хорошо», но я осекаюсь. Потому что это не наш случай. Хорошо не будет. По крайней мере, не в долгой перспективе. Но пару раз до утра я, пожалуй, ещё могу сделать ей приятно.
Она вжимается в меня, будто я последняя надежда. Ну да, судя по её изменившемуся образу жизни, возможно, так и есть.
В голове мелькает противная мысль, что сейчас она бы согласилась даже на калеку.
Как в том анекдоте про летящего с четвёртого этажа кота: жить захочешь, ещё и не так раскорячишься. А стерва, по ходу, падает с самой верхушки небоскрёба.
Злюсь на себя безмерно, но глажу эту дрянь по волосам и даже целую, чтобы успокоить. Когда слёзы высыхают, молча встаю и выхожу в коридор.
Из двух тёмных провалов дверей определяю тот, за которым ванная. Здесь тесно, как в сортире поезда дальнего следования. Уют, который стерва пытается создать пушистыми ковриками и ароматическими палочками, выглядит дёшево. Эта комната мало чем напоминает её прошлую: просторную, с огромной душевой, кучей баночек с разной ерундой для лица и тела.
Беру в руки один из флаконов с полки. Нюхаю содержимое. Имбирь и лимон – ароматы знакомые. Нет, всё-таки любовь к ерунде в баночках никуда не делась, разве что теперь в её коллекции масс-маркет, а не дорогие бренды.
Быстро принимаю душ, вода прёт ледяная, проходит добрых минут пять, прежде чем она становится горячей. Стряхиваю капли с волос и подхватываю одежду с пола, забрасывая на стиралку. Утром заберу, по крайней мере, буду знать, куда положил.
С этими мыслями возвращаюсь к стерве. Та сидит на диване, подтянув ноги к груди, напряжённая и застывшая. Считываю её мысли безо всяких усилий.
– Ну чего? Испугалась, что уйду?
– Угу, – кивает.
– Это ты зря.
Вижу, что расслабляется. Скованность из плеч уходит.
– Пойдёшь? – киваю в сторону ванной. – Я б тебе компанию составил, но мы там свернём всё на фиг.
В моём голосе даже прорезывается улыбка.
– Скажи адрес, я пока доставку закажу, а то без ужина тебя оставил.
– Я на работе поужинала, – тоже начинает улыбаться.
Разговор о еде реально ей намекает, что я остаюсь.
– Ну так давно это было. Давай, чего ты хочешь? Суши? Пицца? Цезарь?
«Я помню, ты его любила», – бьётся в моей голове.
Плююсь про себя. Чёрт, заразно это – воспоминания.
Ну ничего, наступит завтра, и я всё забуду. А сегодня, пожалуй, можно и поностальгировать.
***
Не знаю, что конкретно меня будит. Я резко открываю глаза, в комнате темно, но лишь потому, что мы плотно задёрнули шторы ближе к утру. Телефон вот показывает, что время перевалило за полдень. Пацаны не звонили, сами, наверняка, отсыпаются, если гуляли до утра. Вечером отчалим в столицу, тут не так уж далеко, чуть больше ста километров.
Провожу рукой по лицу, стряхивая остатки сна и сомнений. Надо уходить, итак слишком задержался. Дольше чем планировал.
Тело слева от меня ещё спит. Узкие плечики мерно поднимаются и опускаются в такт с ровным дыханием, острые позвонки на идеальной спине манят к ним прикоснуться.
Даже после трёх раз за ночь я начинаю возбуждаться. Во второй мы никуда не торопились, долго и с вниманием исследуя тела друг друга, подмечая, что изменилось за прошедшее время. Я хотел просто использовать её и точка, но даже этого не получилось. Мне было нужно сделать ей приятно, и я пытаюсь себя убедить, что это для того, чтобы стерва страдала, возвращаясь к воспоминаниям. Но по ходу я сам попал в свою же ловушку.
Она не заслуживает моей жалости. Если бы у стервы до сих пор было то, что она получила по рождению: влиятельная семья, богатый дом, перспективы на будущее – она бы не взглянула в мою сторону.
Ненавижу – хочется мне сказать. Но прошедшая ночь стёрла это дрянное чувство. На его смену пришла апатия. Всё-таки я получил то, что хотел. А теперь пришло время разбить её мечты и надежды, также как она изничтожила мои.
Поднимаюсь с дивана, потягиваюсь, мышцы ноют. Боже, как она на этом спит? Тут же сплошные комки под обивкой. Прощай здоровая спина, как говорится. Впрочем, её здоровье меня тоже не должно волновать.
В ванне я быстро залезаю в душ, в полдень он мне ледяным уже не кажется. Натягиваю брошенную одежду и иду на кухню за водой. На полу остатки нашего позднего ужина. Это я смахнул их сюда, когда усадил стерву на стол и трахнул без предварительной подготовки, потом, правда, унёс в спальню, но начали мы здесь.
Дрянь взяла упаковку, чтобы выкинуть, встала и отвернулась. Я схватил её за руку и развернул обратно. Усадил на стол, где она резво раздвинула ножки и приняла в себя.
Много раз мы так заканчивали наши ужины, да и завтраки. Много раз где-то там, в прошлой жизни.
Наклоняюсь, чтобы подобрать коробки из доставки и бросить в ведро.
В этой квартире всё просто, но аккуратно. Надо признать, дрянь умеет создавать уют из подручных средств. Чисто и скромно, и я даже не ожидал от Одинцовой такой самостоятельности в отсутствии домработницы и повара. Хотя готовить она всегда умела.
Долго стою у окна, смотря на ветки старой липы, за которыми ни черта не видно, размышляя, как поступить.
Эти её «а помнишь» просто довели меня, я ведь реально начал вспоминать.
Четырнадцатилетнюю пигалицу, которая весь вечер пялилась в смартфон и ковыряла вилкой в тарелке. Мне тогда только исполнилось восемнадцать и семейные ужины меня совсем не интересовали. Я, конечно, был вежлив с гостями семьи, но о чём мне было говорить с малолеткой? Она была похожа на страусёнка на длинных ножках, худая до рези в глазах, улыбалась широко, демонстрируя скобки на зубах, и краснела под взглядом собственных родителей, ища одобрения в каждом своём действии. Других отпрысков у Одинцовых не было, и всю свою энергию они направили на воспитание единственной дочери.
Однако эта самая малолетка через два года покорила моё сердце. Изменилась, расцвела, наполнилась женственностью, да и мозгов прибавилось, что уж там скрывать, у нас обоих. Я сам от себя обалдел, и от неё тоже. До её совершеннолетия гулял с ней за ручку, позабыл об остальных бабах и чувствовал себя самым счастливым на этой грёбанной планете. Мне никто не был нужен, только она. Мы строили планы на будущее, она поддерживала меня, когда свалил из универа и перевёлся в военное училище. Поддерживала, когда вся семья была против. Я думал, мы вместе навсегда, потому что знал, чего хочу, знал, что сделаю её счастливой, а она меня.
Но я даже не догадывался, что первое же испытание разделит нас.
Чёрт, покурить бы сейчас, но я начал отказываться от этой дряни. И от той, что по-прежнему спит в комнате, мне тоже надо отказаться раз и навсегда. Не хочу, чтобы моя жизнь превратилась в сюжет «Осеннего марафона». Я уйду и забуду этот адрес, а стерва будет знать, что даже качественным сексом ничего не вернёшь. Хотя она, конечно, сегодня очень старалась.
Уголок рта ползёт вверх в циничной усмешке.
Вот так мне и надо о ней думать, как о дряни, которая решила, что стоит ей раздвинуть ноги, так я забуду про её отвратительный во всех смыслах поступок.
Предателей не прощают.
Возвращаюсь в комнату, подхватываю ремень с пола, продеваю в петли джинсов и, пока застёгиваю, думаю, как поступить.
Разбудить или нет? Уйти по-английски? Или поговорить? В данной ситуации даже не знаю, что лучше. Её оба варианта ранят. И сегодня мне почему-то уже не так весело от этой мысли, как вчера. Чувствую себя каким-то подлецом. Хотя она сама виновата. Не я. Она. Своими руками всё разрушила.
Подхожу к дивану и сверлю затылок стервы пристальным взглядом.
– Эй, просыпайся.
Не реагирует. Всё-таки я сильно её умотал.
Кладу ей ладонь на спину и слегка встряхиваю. Стерва что-то бормочет. Я повторяю, только сильнее.
– Просыпайся, говорю.
– Гхм…
Она переворачивается и подтягивает съехавшую с обнажённой груди простыню. Голос у неё хриплый, до конца не проснулась.
– Доброе утро. Ты давно встал? – откашливается. – Прости, я после поздних смен всегда долго сплю.
– Думаю, не в смене тут дело, – хмыкаю, и стерва краснеет, понимая, куда клоню.
Смотрю, как румянец выскальзывает из-под простыни и ползёт вверх по груди и шее. Сглатываю, надеюсь, не слишком громко, и отворачиваюсь, чтобы схватить её вчерашнюю футболку со стула.
– Надень, – сухо приказываю, кидая тряпку на кровать.
Оборачиваюсь, когда шуршание за моей спиной прекращается.
Вот так лучше. Без лишних обнажённых сантиметров.
Дрянь окидывает меня взглядом, осознавая, что я то в отличие от неё полностью одет. Покусывая губы, спрашивает:
– Мы куда-то идём?
– Я иду. Ты не идёшь.
Моргает.
– Тебе пора уезжать?
– Технически я уеду вечером, но фактически мне у тебя делать нечего. Разве что ты настроена потрахаться на прощанье?
Грублю специально, желая вызвать определённую реакцию, и да… я её получаю.
Во взгляде дряни осознание того, что происходит. И боль…
Мне должно быть приятно, но на самом деле как-то не очень. Нет, утешать и разубеждать её не собираюсь, лишь думаю, что вариант с «уйти по-английски» всё-таки был бы более правильным.
– Ну, нет, так нет.
Выдаю самую гадкую из своих улыбок.
– Пока. До встречи говорить не буду. Потому что навряд ли она снова случится. Вариантов нечаянно столкнуться у нас не так уж много. Ты теперь здесь живёшь, а я не частый гость в Серпухове.
Разворачиваюсь, чтобы уйти, но дрянь паникует.
– Арсений, погоди, я… я… думала. Я думала…
– Ну что ты думала? – снова разворачиваюсь. – Не о том, видимо, думала.
Прикладывает ладонь ко рту и снова убирает. Её взгляд мечется, как и мысли. Я практически вижу их хаотичный рой.
– Ты с самого начала собирался это сделать?
Догадливая дрянь. Но я лишь приподнимаю брови.
– Сделать что? Мы же случайно столкнулись. Увидел тебя, захотел. Ты тоже, вроде бы, не против была. Что-то не помню, чтобы возражала. Мы же взрослые люди, вроде как. Встретились, хорошо провели время, разбежались. Или ты думала, я жить тут останусь? Или тебя с собой в Москву заберу? Что тебя удивляет?
Выдерживает паузу перед ответом.
– Ничего, – мотает головой.
Вот и правильно. Её ничего и не должно удивлять. Начала бы разговоры в стиле «ведь ты не такой», рассмеялся бы ей в лицо. Не таким я мог быть с любимой девушкой, но с другими я именно такой. А она ничем не хуже, не лучше других. Просто тело. Что между нами раньше было, не имеет значения. Она всё выжгла.
Дрянь поднимает на меня свои зелёные глаза, в их уголках мерцают слёзы. Они меня не радуют. Она ведь и раньше редко плакала. Никогда не использовала этот метод, чтобы добиться своего. Поэтому тут два варианта: либо научилась играть, либо я действительно её задел. От второго варианта ожидаемого эффекта удовлетворённости я почему-то не испытываю.
– Сень, – тянет хрипло, потому что и в голосе слёзы, – я ведь… я ведь тебя по-прежнему люблю, как ты можешь так со мной поступать?
Внутри меня всё застывает.
Что за грёбанные признания? Кто-то серьёзно заговорил про любовь? Это как удар под дых. Не ожидал. Нелепость какая!
Слова, выпавшие из её рта, вызывают во мне волну ярости, но внешне я изображаю безудержный сарказм.
– Что? Что? Что ты?.. Что ты делаешь? Чёрт, ты случайно ничего не перепутала? Господи, ну и бред! Перегрелась?
Я смеюсь громко и даже искренне.
– А ты забавная, знаешь? Я даже не ожидал, что заговоришь… о любви. Так прижало, что ли? Деньги папочки закончились, да? Так найди себя спонсора и живи так, как привыкла. Внешность у тебя отличная и свежая. Даже выбрать сможешь не кривого, не косого и не хромого.
Сжимаю челюсть до скрипа зубов.
Дрянь роняет лицо в ладони, качает головой. Когда снова смотрит на меня, в глазах отчаянная мука.
– Сень… я понимаю, почему ты так… я ведь говорила вчера, что мне жаль. Я могу всё объяснить. Я не хотела… пожалуйста. Давай поговорим, ну пожалуйста.
– Когда не хотят, не делают.
Мой тон ледяной. То, что стерва снова упоминает о прошлом, сбивает всё веселье. В груди поднимается тошнотворная волна неприятия.
Инвалидом на коляске я не был ей нужен. Ухаживать за обездвиженным искалеченным телом ей не хотелось. Самое поганое, я бы от неё никогда и не потребовал принести себя в жертву. Первый бы её отпустил, чтобы она жила полной жизнью. Тем более, прогнозы были неутешительными.
– А ты? Как ты могла? После всего, что было?
Это вырывается уже против воли. Оно копилось долго и не находило выхода.
– Другого отношения ты и не заслуживаешь. Что посеешь, то и пожнёшь. Слышала? Ладно, нет у меня времени с тобой беседы светские вести. Я поехал. Спасибо за ночь, классно потрахались. Уверен, найдёшь кого-нибудь, кто оценит твои таланты сполна.
Подмигиваю ей и ухожу.
Не оборачиваясь.
Потому что мне кажется, если задержусь хоть на секунду, она вцепиться в меня и никуда не отпустит, пока не выслушаю.
А я ведь могу и поверить в эту ложь.
***
Тоха живёт в частном секторе. Думаю, что придётся штурмовать калитку, но она не заперта. Большой двухэтажный кирпичный дом за забором уже проснулся. Филя жарит мясо на углях, Тоха с девочками прозябают на креслах мешках, трепятся о чём-то и ржут. Тут и блондинка, и брюнетка из вчерашней компании. Оргия у них, что ли, в ночи была? Баб больше, чем парней.
– Давай я, – забираю у Фили лопатку. – Иди к остальным.
– Ты где пропадал?
– Да так, – отмахиваюсь.
– А-а-а, – тянет догадливый Филя, – к крошке из забегаловки ездил, да?
Смотрю на него выразительнее некуда. Мне кажется, во взгляде ясно читается «заткнись и закрой тему», но Филя как камикадзе со стажем продолжает.
– Так привёз бы её с собой, мы ж не кусаемся.
– Смысл?
– Может, и нам бы чего от неё перепало.
Угли шипят, когда брызгаю на мясо водой. И нервы им вторят.
– Тебе мало, что ли? – киваю на баб на лужайке.
Филя включает нытика.
– Так мы, вроде, вместе договорились тусить, а ты свалил.
– Обиженку из себя строить будешь?
Теперь он ржёт и отрицательно трясёт чернявой головой.
– Мы итак реже стали зависать вместе, как ты к брату в фирму подался. Вечеринки мимо проходят.
Я быстро просекаю, к чему он клонит.
– Тебе пригласительный на какую-то конкретно тусу достать надо?
Филипп широко и таинственно улыбается.
– Скажи куда, я организую. Если ты про «Манго», Ромыч тебя в списки внесёт и випку организует, моё присутствие не обязательно.
Роман Большаков – друг и партнёр Севы, моего брата, у него элитный клуб в центре Москвы, куда простым смертным не попасть. А многим очень хочется.
Мне мигом становится гадко. Что за мир? Всем друг от друга чего-то надо. Даже друзьям от друзей. Преференции, бонусы, привилегии. Дерьмо какое-то, куда не глянь.
Когда почти год валялся в кровати без особых движений, начинаешь как-то иначе смотреть на жизнь. Переоцениваешь её как бы.
– Держи, – возвращаю лопатку Филе. – Прожарка мидл, можно уже жрать. Приятного обеда.
Покидаю компанию и запираюсь в спальне. Девственно ровное покрывало сигнализирует, что тут в моё отсутствие никто ни с кем не трахался. Прекрасно, полежу на неосквернённой кровати.
Откидываюсь на спину и закрываю глаза. Образы прошедшей ночи мигом врываются в голову, а в ушах звучит нежный голос дряни. Голос, полный слёз.
Волевым усилием приходится поставить блок на воспоминания.
Да, я, без сомнения, её задел. И очень сильно. Но и себе ни черта лучше не сделал.
Её признания в любви оставили ужасный осадок. Зато помогли понять, что сделал я всё правильно. Ни на секунду не сомневаюсь, что меркантильной стерве страшно остаться одной. Она хочет обратно в тот мир, который для неё недоступен.
Нет, без вариантов, ни за мой счёт. Даже если её заберу, как только встанет на ноги, сбежит при первой возможности. Ну и трахаться со мной из благодарности тоже не надо. Перебьюсь уж как-нибудь.
Только вот после минувшей ночи мне кажется, что стерва искренне меня хотела. Впрочем, может, просто секса давно не было?
Когда думаю о дряни и других мужиках в груди поднимается неприятное чувство. Что за на хрен это такое? Ревность?
Чёрт! Бред… бред… бред… Мне должно быть всё равно, с кем она, когда и где. Но, выходит, что не всё равно…
Тихий стук в дверь похож на мягкую поступь лисы. А хищница, появляющаяся на пороге, прекрасно прячет свои истинные мысли за заигрывающей улыбкой и призывным взглядом.
– Скучаешь?
Да что, мать их, они все сговорились? Другого подката не придумать?
«Скучаешь?» – пошло и безвкусно, искусственно и наигранно.
В стерве никогда этого не было. Она прямо спрашивала: как дела, что случилось, что думаешь и как бы ты поступил. Советовалась и поддерживала.
Стоп… Мне смешно.
Пора понять, что эталон в моей голове – это мираж, давно позабытое воспоминание о той, которой больше нет.
Блондинка приподнимает брови, ждёт ответа. Оскал становится шире, когда я оценивающим взглядом пробегаюсь по её фигуре, задерживаясь на пышной груди, демонстративно выставленной напоказ.
Новая баба – всегда хороший способ заменить одну на другую в мыслях, но не в этот раз. С дрянью такой финт не работает. Тут другие методы нужны.
Да и при всём желании не встанет у меня сейчас на эту. В теле гудит после ночи со стервой. Все силы ей отдал: и физические, и эмоциональные. Время не то.
Поэтому коротко бросаю блондинке, не считая, что должен проявлять вежливость:
– Выйди.
И жду, пока захлопнется дверь. Если бы и мысли так легко захлопывались?
Глава 3
Кладу приборы на поднос, проверяю всё ли на месте. Это моя шестая смена подряд. Я на ногах с утра до ночи, силы остаются только доползти до дома и рухнуть на диван.
На тот самый, где неделю назад заночевал Арсений.
Нет. Не думать. Нельзя. Больно. Мне очень больно. Так сильно, что слёзы подкатывают при малейшей мысли о нём.
Боже, я считала, что больнее уже быть не может, но нет… Первый раз было сложно отрываться от него. Сейчас ещё труднее. Первый раз я сама это сделала, хоть и решение было не моё, сейчас он закатал меня в бетон в буквально смысле. У меня даже нет сил злиться. Это самое поганое. Злость бы помогла, конечно.
А слова, которые он мне наговорил? Неужели я реально такая в его глазах? Посмеялся над моей любовью. Дура я, что вообще открыла рот и заговорила об этом. Вот дура! На что надеялась? Что он поверит? Передумает? Или кинется с ответными признаниями к ногам?
Нет, всё было именно так, как он и сказал. Трахнулись и разошлись. Пора окончательно освобождаться от розовых очков.
Когда мы столкнулись в кафе, я испугалась, а потом обрадовалась, потому что Сеня был вежлив и даже мил. И здоров! Боже, он ходил. Самое главное – он смог, он выкарабкался, он сделал невозможное. Всё остальное было вторичным! Прошлое смешалось с настоящим, на меня нахлынула настоящая лавина воспоминания и похоронила под собой и осторожность, и разум, и осмотрительность.
Я просто не ждала от этого человека подлости, да и в целом его поступок подлостью не назовёшь.
Так… проучил, взял реванш, напомнил, кто я в его глазах и чего стою.
Его не переубедишь. Даже если расскажу, как дело на самом деле было, не поверит. Вот как пить дать не поверит.
Подваливает большая компания, и я мчусь к ним с меню. Чудесно. Больше народа, больше работы, меньше поводов придаваться мыслям и воспоминаниям. Правда последние дни информация в голове не задерживается, приходится записывать заказы. У меня провалы какие-то. Вот бы и Сеню из головы так же вымыло, но маловероятно, что это произойдёт в ближайшие дни. То есть годы…
Ближе к вечеру вынимаю из-под стойки телефон. Весь день о нём не вспоминала, да и последние месяцы эта штука несёт скорее сопутствующую миссию, чем основную. Друзья из прошлой жизни отвалились довольно быстро. А кому хочется общаться с человеком, шагнувшим на ступень ниже по социальной лестнице? Да и не на одну ступень! Скатилась к самому подножию.
Я теперь где-то там в их глазах, на дне. Между бомжами и поберушками.
На экране два пропущенных. От дяди. Чудесно. Внутри всё напрягается. Потому что чувствую, что ничего хорошего эти звонки не сулят. Каждый раз после общения с ним мне только хуже. Новость за новостью от дяди погружает мою жизнь в ад. Хотя, кажется, что ужаснее ничего случиться не может, что самое страшное уже произошло.
– Саш? – напарница трогает меня за плечо, когда стою с телефоном в руке и думаю, зачем дядя мог меня искать.
Наш последний разговор нельзя назвать продуктивным. Если прошу его о помощи, он всегда мне отказывает. После ухода отца именно дядя является моим опекуном. Крохотная сумма регулярно падает мне на карту. Это чтоб я с голоду не сдохла. Остальным обеспечивать себя мне приходится самостоятельно. Вначале было сложно, ну а сейчас – уже привыкла.
– Саш, иди пораньше домой. Ты меня вчера отпустила, сегодня одна доработаю.
От мысли о пустом доме, который всё ещё наполнен воспоминаниями об Арсении, я ёжусь.
– Да тут пара часов осталась.
– Иди, – подталкивает меня. – Ты пашешь, как проклятая. Что с тобой?
– Деньги нужны, – вру я.
Нет, фактически они нужны всегда, но в теории мне хватает, можно так и не надрываться. Восстановиться в универе я и не мечтаю. Когда пыталась перевестись на бюджет хоть куда-нибудь, мне отказали.
Когда отец решил все свои проблемы одним выстрелом в голову, он, возможно, и не подозревал, что разгребать их дальше придётся мне. До полного совершеннолетия, то есть до двадцати одного года, опекуном по завещанию отца являлся мамин троюродный брат. Сейчас мне почти двадцать два, но он по-прежнему решает мои проблемы, потому что у меня нет ни малейшего понятия, что делать с отцовским бизнесом дальше. Вернее, с его остатками. По словам дяди там сплошные убытки. Он уже закрыл большую часть фирм, что-то продал, чтобы загасить долги. Наши семьи никогда не были близки, но родственников, как известно, не выбирают, да и других у нас, то есть у меня, нет.
Дядя Грише около сорока пяти, года четыре назад они с семьёй перебрались в Москву, у него двое сыновей погодок школьного возраста и огромное желание не влезать в чужие проблемы.
– Бухнулось же мне это счастье на голову, – бурчал он в нашу первую встречу. – Ты знаешь, что у твоего отца почти все счета по нулям? Собственность фирм перезаложена, часть на ладан дышит, себе в убыток работают. С акций никаких дивидендов давно не идёт. Во что он вообще вкладывался? Как вы жили, Александра?
Я пожимаю плечами. Нормально жили. Даже не тужили. В дела семьи я никогда особенно не вникала. Папа говорил: сначала отучись, потом посмотрим. Конечно, он возлагал надежды на Арсения, как на моего будущего мужа, которому сможет передать семейный бизнес. Если начистоту, то уж вначале спал и видел, как сольёт капиталы с Сергеевыми. Потом что-то случилось и его отношения к семье Сени переменилось резко и перетекло в абсолютный негатив.
– Боюсь, мне придётся продать всю вашу недвижимость. Дом закредитован. Квартиры частично покроют долги фирм, – дядя Гриша чешет за ухом.
Мы сидим в гостиной его дома, и я впервые чувствую себя неловко, потому что мало что понимаю из его речей, кроме того, что моя жизнь, по-видимому, в глубокой яме.
Впрочем, после разрыва с Арсением я из неё и не выбиралась. Как залезла, так и сижу.
Как же я тогда ошибалась!
В следующие несколько месяцев я лишилась всего. Финальной вишенкой на торте стало отчисление из универа.
– Сашенька, ну вот ничего поделать не могу, ваша специальность отсутствует на бюджетной основе. Вы платили семестр в семестр, если нет оплаты, то и нет возможности продолжать обучение.
Лицо декана, который вызвал меня к себе на личную беседу, действительно выражает глубокую скорбь.
Я смотрю то на полированную поверхность массивного стола, то на густые усы декана, под которыми двигается рот. Он продолжает что-то говорить, но слова доходят до меня, будто сквозь преграду.
Чего? Отчисление? Да плевать… всё равно сил на учёбу нет. И желания тоже. Я скатилась во всех смыслах. Прошедшую сессию сдала со скрипом.
– Я знал вашего отца, уж поверьте, хороший был человек, в знак моего глубокого уважения пытался договориться о ректорской стипендии для вас, но там целый эшелон самородков и победителей олимпиад, за которых ходатайствуют из властных структур. Вы же понимаете, как нынче дела делаются?
Я киваю, хотя ни черта в этом не понимаю.
– Что же делать? Я могу перевестись на другую, то есть на любую другую бюджетную специальность?
Декан вздыхает.
– Можно посмотреть варианты с более низкой оплатой, но на бюджет, это только через поступление, Сашенька.
– Мне нечем сейчас платить.
– Понимаю, – кивает он. – Можете попробовать через связи вашего отца. Он же работал со многими предприятиями. У них, знаете ли, квоты имеются.
– Квоты? – хмурюсь. – Что за квоты?
– Когда предприятию нужен конкретный узкий специалист, они готовы оплачивать его обучение, а вы заключаете контракт, что обязуетесь отработать на контору после завершения обучения, допустим, пять лет. Вам надо поискать такие варианты. Конечно, зачастую, это заочное обучение или узкопрофильное техническое. Но уверен, что толковые экономисты кому-нибудь да нужны. Позвоните по людям, поспрашиваете. Язык, он, знаете ли до Киева доведёт… ну да, хм… – осекается, оценивая вялую реакцию с моей стороны.
– Я поспрашиваю, – киваю и поднимаюсь со стула.
– Мы не будем вас отчислять, – выдаёт, пока не ушла. – Я сказал методистам академку вам оформить по семейным обстоятельствам.
– Спасибо, Павел Никитич, – киваю с благодарностью.
Декан у нас нормальный мужик. Возится со студентами, как курица с цыплятами, особенно с первыми курсами. Поэтому я ему благодарна, только как воплотить его советы в жизнь, даже не представляю.
Первым делом, конечно, я обратилась к дяде, но получила категоричный отказ. Оплачивать моё обучение на престижном факультете центрального столичного вуза у него средств нет, а отец никак об этом не побеспокоился.
Так что я, скрипя зубами, вышла со справкой и, помыкавшись в Москве, укатила с приятельницей в Серпухов. Подальше ото всех. Тем более недвижимости в столице я лишилась подчистую. Дядя продал всё, как и обещал, чтобы загасить долги. Его особо не волновало, где и с кем я, он лишь ворчал при каждой встрече, что я обуза. Очень быстро я поняла, что к этому человек бесполезно обращаться.
Жизнь в небольшом городе оказалась спокойнее. Снимать квартиру на двоих, выгоднее. Потом, правда, приятельница съехалась с парнем и квартира полностью повисла на мне, но ничего, я её тянула. И жила по накатанной. Скромно, но терпимо.
Арсения из памяти пыталась выжечь любыми способами. Первое время ещё думала, что он поможет, если попрошу. Даже набралась смелости приехать к нему домой, искренне считая, что нам надо поговорить. Но его мать, обозвав меня нахалкой, выставила за дверь.
Тогда я и поняла, что ни на кого не могу в этой жизни надеяться, только на себя.
И лишь внезапное появление Арсения в нашем тихом городке пошатнуло мою реальность. Я размечталась настолько, что почти поверила, что всё можно исправить. Что он не держит на меня зла, что выслушает и простит. Что любит меня по-прежнему. Может быть…
Не смотря на то, как он со мной поступил, я была счастлива за него. Он выстоял, снова поднялся на ноги, выбрался из ада собственной неуверенности, в который мой поступок, конечно, подкинул дров. Он настоящий боец по жизни. И заслуживает счастья, как никто другой.
Улыбаюсь, идя по улице домой. Всё-таки правду говорят, что со светлыми мыслями и живётся легче. Лучше я буду вспоминать хорошее. И из нашей последней ночи тоже возьму нежность и ласку, забыв про грязь, которой он облил меня в конце.
Мимо проезжает автомобиль и притормаживает. Здесь не так много машин в это время, так что его манёвр не остаётся без внимания. Невольно шагаю в сторону, подальше от края. Прохожу мимо, смотрю строго перед собой, стараюсь сильно не напрягаться.
В Серпухове вообще спокойно. Я и ночами гуляла без особых проблем.
Из машины сигналят. И я, зная, что этого делать ни в коем случае нельзя, по инерции оборачиваюсь и замедляю шаг. Чёрная иномарка медленно катится вдоль тротуара.
Замираю под фонарём, поэтому могу разглядеть водителя.
– Привет, – темноволосый парень за рулём улыбается.
Мигом приходит узнавание. Это же друг Арсения, с которым тот был в моём кафе неделю назад!
– Привет, – говорю аккуратно.
– Ты подруга Арса, так?
Он ещё больше высовывается из машины, кладёт руку на дверцу.
Подруга? Ну, можно и так сказать.
Молча киваю, а затем не выдерживаю.
– А где Арсений?
– Арсений? – приподнимает бровь. – Ну, он дома, то есть у Тохи. А я за продуктами гонял. Кстати, не хочешь к нам присоединиться? У нас туса собирается нехилая. А? Поехали, я тебя довезу. Уверен, Арс будет в восторге.
Невольно смеюсь, представляя восторг Арса.
Тут же мелькает шальная мысль, что это шанс поговорить с ним начистоту. Меня всё-таки не оставляет мысль рассказать ему правду. Почему я так поступила два года назад. Не простит, ну буду знать, что я хотя бы попыталась. Но приехать вот так и свалиться, как снег на голову? Сомневаюсь, что это хорошая идея. Только вот другого шанса может и не быть. Навряд ли я найду в себе силы когда-нибудь, приехав в Москву, добраться до его дома и снова напороться за чёрный негатив Ульяны Юрьевны. Не прокляла, и на том спасибо.
Оглядываюсь:
– Да нет, поздно уже.
– Выходные.
– Пятница, – поправляю.
– Эта та, которая развратница? – картинно закатывает глаза. – Садись, – кивает на заднее сиденье. – Давай, не мнись, красотка. Тебя как зовут? Чего-то Арс нас не познакомил.
– Я Александра.
– Александра… Ох, Александра, тебя так и называть? Длинное имя. А я Филипп, можно Фил, можно Филя.
– Можно Саша, – пожимаю плечами.
– Запрыгивай, – громко шепчет Фил, и я, всё ещё не уверенная, что поступаю правильно, кладу ладонь на ручку двери.
В салоне темно, мягкий бит из колонок приятно расслабляет. Красивая тачка. Удобная. Я на таких в прошлой жизни каталась. Даже отцовские игрушки время от времени брала потренироваться. Меня он только с водителем отпускал, самой за руль садиться не разрешал, хотя права я получила сразу, как мне исполнилось восемнадцать, и в его отсутствие запрет нарушала. Ну а в остальное время меня возил Сеня.
– Вы снова тусить приехали? Неужели в Серпухове круче, чем в Москве?
Вспоминаю слова Арсения, что он в Серпухове не частый гость. Врал, выходит? В голове туман от мыслей, а что если он приехал снова со мной увидеться? Вдруг решил, что перегнул палку? Сеня он ведь хороший по сути парень, а его злость ко мне объяснима. Может, поговорить с ним – не такая уж плохая идея?
– Туса тут своя, – врывается в мои мысли голос Филиппа.
– А Арсений почему не с тобой?
– Он там… на углях. Ужин, короче, обеспечивает. Из меня повар так себе. Ну а ты? Разольёшь нам по бокалам? Коктейли какие-нибудь умеешь делать?
– Боюсь, коктейли – это не моей части. У нас нет лицензии на алкоголь.
– Ну вот… разочарование. Тогда я тебе сделаю. Без всякой лицензии.
Ёрзаю на сиденье.
– Может, ты Арсению позвонишь, скажешь, что мы встретились? У меня телефон разрядился, – вру, потому что номера Сергеева у меня нет, только старый в памяти остался, но не факт, что Сеня его не сменил. – А то я как снег на голову.
– Думаю, он будет рад тебя видеть. Вы же прошлый раз вместе протусили. И видимо, плодотворно. Он отсыпался до вечера после этого.
На странные намёки и смешки Фила не реагирую. Ловлю любую информацию об Арсении и пропускаю её через тысячи фильтров в своей голове. Отсыпался? Значит, не хотел ни с кем общаться? Наверняка, девушки в их компании тоже были… есть…
Ещё раз прошу Филиппа, чтобы тот позвонил Сене.
– Конечно, – парень поворачивается и подмигивает.
Достаёт телефон, набирает номер.
– Прикинь, кого я тут встретил! Подругу твою, Сашу. Везу её к Тохе. Чем круче компания, тем лучше. Так?
Улыбается. Я слышу голос на том конце. Внутри всё замирает. Вот сейчас Сеня скажет Филу меня высадить. Но улыбка на лице брюнета становится ещё шире.
– Скоро будем.
Можно выдохнуть.
Дорога не занимает много времени. Приезжаем в частный сектор и паркуемся возле стандартного дома из красного кирпича. Тут таких пруд пруди. На лужайке человека четыре: одна девчонка и трое парней, Сергеева среди них я не вижу.
– А где Арсений?
– В доме, наверное. Пошли.
Фил подталкивает меня в спину, сам хватает пакет с продуктами, и мы идём вперёд. С каждым шагом пульс в ушах становится громче и настойчивее. Мне страшно оказаться с Сеней лицом к лицу. Сейчас идея приехать, чтобы поговорить с ним уже не кажется мне такой прекрасной. Я точно головой тронулась, когда соглашалась.
– Сюда, – манит меня Филя.
Мы проходим мимо гостиной, где на диване в развалку сидит ещё один брюнет. Он провожает нас взглядом. Где же Сеня?
– Продукты закину и провожу к нему, – поясняет Фил, правильно оценивая мой рыщущий по дому взгляд.
– Ага, – киваю, смотря по сторонам.
В тот же момент дверь слева открывается и Фил вталкивает меня внутрь тёмной комнаты.
Что за?..
Первую секунду я дезориентирована, но молниеносный впрыск адреналина в кровь приносит запоздалую реакцию.
Я разворачиваюсь к выходу и стрелой пробую вылететь сквозь него, но меня хватают за талию и отбрасывают глубже в комнату. Спотыкаюсь, я падаю на кровать. Мигом вскакиваю на ноги и пытаюсь повторить манёвр. Снова безрезультатно, ещё и ноги заплетаются, так что я оседаю на пол. Помогая себя руками, поднимаюсь.
Дверь коротко открывается, впуская нового человека в комнату.
Страх поглощает прочие чувства. Ненавижу свой голос, потому что он дрожит.
– Где Арсений?
– Да хрен его знает, где Арсений. В Москве где-нибудь гуляет. А мы не хуже его, да, Тох?
– Не хуже, – подтверждает второй.
Я пячусь, но Филя хватает меня за плечи, разворачивает и толкает. Налетаю на его друга, который тут же обнимает за талию и держит так крепко, что мне не вырваться.
Липкие губы касаются моей шеи. Чьи-то руки накрывают грудь и сжимают сильно. Одобрительный возглас раздаётся в темноте.
Я чувствую возбуждение того, к кому прижимаюсь спиной, и ужас первой волной накатывает на меня. Никогда в жизни я не бывала в подобной ситуации. Нечто такое могло проходить где-то там, в параллельной вселенной, с кем-то другим, но не со мной. Никогда не со мной.
«Друзья» Арсения зажимают меня между собой. Страх подгоняет меня, начинаю активнее работать локтями, пытаясь выбраться из ловушки, но этим уродам смешно. Меня трогают, щипают, смеются над усилиями. Спасибо, что под одежду не лезут, впрочем, это не значит, что не начнут.
Когда чьи-то ладони ложатся мне на ягодицы, я подскакиваю в панике.
– Нет, пожалуйста, не надо, – пытаюсь вывернуться. – Отпустите.
– Ну что ты пуганная такая, а?
Фил кладёт мне руки на талию, притягивая ближе. А я упираюсь кулаками ему в грудь, пытаясь вывернуться.
– Тох, ты её пугаешь. Видишь, Саша только один на один готова общаться. Выйди, а? Давай в порядке очереди, – ржёт он.
– Отпусти! – кричу со всей дури, и его рука накрывает мой рот.
Я кусаю ладонь, и Филя, отскакивая, ругается.
– Ты офонарела! – орёт он.
– Это вы офонарели! – ору в ответ. – Арсения тут нет, да?
– Догадливая.
Руки второго, Тохи, снова хватают меня за талию и тянут на себя, я начинаю лягаться.
– Да сдался тебе Арс. Расслабься, первый раз, что ли?
Когда я попадаю подошвой ботинка ему в голень, Тоха шипит.
– Всё, твою мать, достала.
Мне прилетает внушительная пощёчина. Приложив ладонь к лицу, я замираю. Слёзы начинают течь сами по себе. И от обиды, и от боли, и от злости на саму себя. Ну я и дура! Наивная и неосмотрительная. Села в машину к незнакомому парню, повелась на россказни. Просто тупой наивняк. Я могу тут орать до надрыва глотки, никто не услышит и не придёт на помощь.
– Ты сдурел, Тоха! Не знал, что ты баб бьёшь! Как-то не по-мужски.
– Да это ты сдурел. За фига притащил её, если она ломается.
– А вдруг бы согласилась!
Парни ржут, а я медленно перемещаюсь к двери, пока они заняты своими разборками. Но мои движения даже в темноте не проходят мимо их внимания.
– Цыпа, ты куда? – ладонь Фили ложится на дверь, не давая мне открыть её.
– Отпустите меня, пожалуйста. Я, правда, никому не скажу.
– О чём не скажешь? Ничего же и не было…
Филе снова смешно, и я думаю, уж не принял ли он чего или просто такой «юморист» по жизни.
Тоха отодвигает друга в сторону и распахивает дверь. Свет падает на его недовольное лицо
– Иди, ворота открыты, никто тебя насиловать не будет, идиотка.
Я пробегаю по первому этажу и вырываюсь на улицу. Компания во дворе с удивлением смотрит на мою спешку. Интересно, они слышали мои крики? Если слышали, то неужели им всё равно?
Да, им всё равно. Всем плевать друг на друга. Каждый сам за себя. На этот раз я отделалась лёгким испугом. Пошутили и ладно. Странные только у них шуточки. Просто ужасающе странные.
Твари конченные!
А Арсений? Это же его друзья. Выходит он такой же, как эти двое…
У меня мороз по коже от подобных мыслей. Не знаю я его совсем. Прошлого Сени, моего любимого уже, вероятно, давно нет. Да он поднялся на ноги, но совершенно иным человеком.
Мне плохо от мысли, что это я его таким сделала.
Размазываю слёзы по лицу. Блин, куда иду? Ни черта не видно.
А ещё хочется реветь в голос. Меня начинает колотить – доходит, что случилось и чего не случилось.
Не знаю, могли бы они заиграться? Твари… вот твари!
Как мне добираться до дома – это другой вопрос. Понятно, что просить отвезти себя обратно, я не буду.
Ушла пораньше, называется.
Впрочем, некого мне винить за свою наивность, кроме себя самой. Ощущение чужих рук на теле так и не проходит. Приду домой и засяду в ванной, должно помочь.
Слёзы прорываются потоком. Не такой плохой признак: меня отпускает.
Я не сбавляю темпа, пока не выхожу на шоссе. Уже поздно и рейсовые автобусы не ходят. В принципе тут пять километров до города. Как-нибудь дотопаю.
Глава 4
– Съезди, забери документы, – то ли просит, то ли приказывает Сева.
У него ровный южный загар, он только что вернулся из отпуска, который провёл с семьёй, и по идее, должен быть благосклонным и сбитым с рабочего ритма коротким перерывом. Но это не про моего брата. У Всеволода предвыборная кампания в самом разгаре. В сентябре всё решится, и хоть кресло временно исполняющего обязанности главы округа целый год за ним, это не значит, что он единственный кандидат на тёплое место.
Хотя, кого я разыгрываю? Он их выиграет. Без вопросов.
– Когда ехать?
– Завтра?
– На том же месте?
– На том же.
Сева поправляет галстук, выглядит так, будто он за десять дней отвык от этих удавок. Вот я, например, всё никак к ним не адаптируюсь, поэтому предпочитаю более раскованный стиль. Засунуть меня в деловой костюм способна разве что встреча с ключевыми партнёрами или конкурентами.