Популяция бесплатное чтение

1.

За окном моросил дождь. Есть окна, из которых виден океан, есть окна, глядящие на тёмные шумные леса, в окне Олега торчала бетонная панельная пятиэтажка. Одинаковые окна, облезлые балконы, серое небо, голые деревья, цвета грязной половой тряпки бетон. Картинка тусклая, мокрая, вонючая, как клочок позапрошлогодней газеты в кошачьем лотке. Привычная до тошноты.

Город Батыйск был подмышкой депрессивного региона, тоска и безнадёга в нём дополнялись неистребимой вонью пота многочисленных работяг. Тридцать тысяч жителей ровными кучками делились на четыре малых металлургических комбината, консервный завод, славные своей бездарностью школы и мышиные закутки детских садов. Последние оставались до поры крохотными царствами оптимизма и надежды на будущее. К семи годам каждый житель серого города понимал – будущего тут нет. Юные храбрецы сваливали в большие города, учиться, желательно жениться и хоть как-нибудь зацепиться за нормальную жизнь. Большая часть возвращалась к усталым мамкам и пахнущим Тройкой и перегаром батям. Неделя другая, и они вливались в угрюмую толпу, шествующую безропотно к беззубой ротовой полости проходной. Та глотала всех без разбору, а вечером выплёвывала измочаленные моральные трупы в сторону пивных, магазинов и бетонных коробок.

Блядск! Беспонтовск! Блевотинск!

Такими последними словами кляли ненавистный город мрачные девочки и мальчики, обречённые на него до самой своей бессмысленной старости.

Олег тоже сбежал четыре года назад. Махнул аж в столицу, там помыкался по стройкам и автосервисам, крутил любовь с толстой кассиршей Лялей и позорно сбежал, когда та залетела. Какая, в конце концов, разница, где гадить и крутить шестерёнки. Олег договорился с совестью быстро. Нашлись дружки, которые прочно закрепили в голове мысли – бабам надо только одного, какая, нафиг, семья в двадцать три, надо пожить для себя, тут нормально платят, в выходные в гаражах шашлыки особенно хороши под самогоночку, и нормальному человеку везде нормально живётся.

За неимением иных желающих и конкурса на должность Олега устроили токарем. Нехитрое мастерство освоил быстро, не тупой. Опять же станки времён царя Гороха говорили недвусмысленно – работали на них те самые далёкие предки, которые основали эту дыру аж сто лет тому назад. Эти соображали явно помедленнее.

Квартира досталась от мамы. Старушка померла в свои почтенные сорок восемь от рака. Кашляла, плевала кровью, врач подозревал тубик, отправил на обследование, а мать решила дождаться лета и захлебнулась кровью в конце апреля. Отца своего Олег не знал. Тот свинтил по холодку едва узнав о зародыше сына. Истории имеют свойство повторяться.

Есть по утрам не хочется, особенно, если нажрался сосисок с хлебом на ночь. Поэтому Олег влил в себя кружку чаю, натянул шмот и поплёлся в сторону работы. У магазина, где он каждое утро покупал две пачки красного LM, тёрся старый вонючий бомж. Он клянчил копеечку в пластиковый стаканчик или валялся пьяный и обоссаный. «Часов не наблюдают…»– ехидничала продавщица. Вот и сегодня бомж что-то бубнил своим распухшим, спрятавшимся в косматой бороде, ртом. Олег смачно харкнул в его сторону. Сопля приземлилась сантиметрах в двадцати от стаканчика. Не попал. Довольный почти-успехом, Олег купил сигареты и ускорился к проходной.

Закурил, закашлялся. Надо бы тоже к врачу сходить, ненормальный какой-то кашель, будто лай собачий и грудь аж наизнанку выворачивает. Мимо пронеслась с мигалкой скорая. Никакой веры этим врачам. Вон, Михалыч, как штык: диспансеризации-хуяции, а на вскрытии сказали – не лёгкие, а два дырявых мешка. Рак. И почему тут у всех рак? У молодых, у старых, говорят даже у детей. Может травят эти мерзоты с комбинатов чем-то?

Над проходной горела облезлыми буквами надпись «вы опоздали». Советское наследие, забота о дисциплине трудящихся. По мнению партийных мудочёсов она должна была непременно воззвать к совести. Сегодня она вызывала только злость. Ему хотелось раздобыть красной краски и как-нибудь ночью поправить надпись на «вам пизда». Что очень точно описывало бы перспективы рабочих завода и вообще всех жителей Батыйска.

– Слышал, бухгалтерша умерла?

В раздевалке, в дыму сигарет и чесночном духе, заглушающем вчерашний, а то и свеженький перегар, разговоры были в основном о футболе, новостях из ящика и немного о том, кто с кем и кого. Известие о смерти молодой совсем щепки из бухгалтерии заставило мужиков хмуро задуматься.

– Чего вдруг?

– А пёс его… говорят быстро, никто понять не успел, ночью закашлялась, кровь горлом пошла и всё.

– Говорят она лесбиянка.

– Сам ты лесбиянка, клоун. Она с тёткой жила, у нас контролёром. Воет, капец.

– Воет, а на смену пришла.

– И ты иди давай, щас мастера пойдут со своими бумажками.

Народ потихоньку расходился по своим станкам и каморкам. Олег докуривал. Нехорошие мысли крутились в голове. Чего они мрут-то все? Не может так быть, чтобы у всех рак. Или может…

2.

Хоронили бухгалтершу Свету от проходной. Розовый в рюшках гроб казался одновременно кукольным домиком и жуткой пошлятиной. В нелепом узком деревянном ящике посреди чёрно-серой толпы лежала тоненькая девочка в свадебном платье. Воздух пах валокордином, табаком и перегаром. Кому горе, а кому официальный повод напиться в слюни. Женщины плакали, мужчины тяжело молчали, кто-то надсадно кашлял. Облезлые ПАЗики загрузили всех провожающих и медленно поползли в сторону городского кладбища.

Покойников Батыйска свозили за вал. За окраиной города тянулся холм высотой метров пять и длиной не меньше километра. Во время постройки первого металлургического комбината прыщавые комсомольцы и комсомолки вынимали из земли немало ржавых наконечников копий, кривых железяк похожих на сабли и рандомных человеческих костей. На обилие жутковатых находок приехали очкастые бородачи из столичного института истории и археологии. Оказалось, что во времена монгольского ига тут была не то крепость, не то рубеж. Люди десятками рубили друг друга на части и бросали в сухую скудную землю. Масштабных раскопок не случилось, но новому промышленному городу дали максимально татарское из пришедших в чугунные головы покорителей целины название.

Сейчас вал отделял город живых от города мёртвых. Если ехать вдоль насыпи, не видно, как широко уже раскинулось море крестов и памятников.

Олег не поехал. Чего он там не видел и не слышал. Закончил смену и вернулся в скучную коробку своей малогабаритки. Холостяцкую яичницу с колбасой отнёс в комнату, налил крепкого чаю и включил зомбоящик. В голове крутил фарш мыслей про постоянно умирающих земляков. Каждый день какие-нибудь похороны. Может городишко маленький, поэтому так заметно. Или тут просто район старый и не очень благополучный. В новостях диктор гундел что-то про рост заболеваемости, какую-то «стремительную сракому». Что такое «сракома»? Когда срака болит, что ли…

На следующее утро снова шёл на работу. Снова заметил летящую с фонарями скорую. В соседнем доме кто-то грузил диваны и узелки со шмотьём в ГАЗель. Уезжают. Вот и правильно. И не возвращайтесь никогда. На проходной стояла толпа. Иногда клинило турникет, тогда у входа собиралась человеческая пробка. На этот раз пробка не просто матюкалась и пересмеивалась, она гудела. Как улей. Шипела, как разорённый муравейник.

Быстрым шагом к Олегу приближался мастер его смены. Толстожопый Петя.

– Прикинь, там прямо у входа мужик из четвертого цеха кровью наблевал и упал!

– Живой? – равнодушно спросил Олег. Пьют палитуру всякую, пусть спасибо скажет, что не кишками своими вывернуло.

– Кого там, посинел сразу же. Скорую ждут, ментов, жену.

– Работать-то будем сегодня?

В сердце закралась надежда, что по случаю ЧП всех распустят по домам, можно будет купить пивка и благодарно выпить за упокой души безымянного фрезеровщика.

– Будем. Сейчас через транспортные ворота всех запустят.

Надежда рассыпалась. Опять точить железяки. Ну и ладно. Пивка всё равно куплю вечером.

В это время в толпе кто-то закашлялся, а потом очень протяжно и страшно крикнул. Толпа расступилась. На земле мужик в коричневом костюме корчился и трясся всем телом.

«Кровь… кровь… Умер что ли… Да что это за хуйня такая… Может припадок… Он синий весь…»

Вот ужастик. Олег пошёл к толпе, Петя за ним. Пожилой усатый мужик лежал на асфальте, глаза выпучены, изо рта лилось отвратительное буро-малиновое. Ещё один умер. Так же. В один-то день.

Скорая приехала наконец. Врач вышел, осмотрел лежащего на улице, заглянул внутрь проходной и быстрым шагом ушёл к машине. Транспортную проходную никто не отпирал. Не было ещё такого, чтобы в одно утро сразу двое рабочих кончились на глазах у всех. Врач что-то кричал в телефон, махал рукой. Через минут 10 приехала труповозка и ещё три белых машины с крестом. Засуетились, вытаскивали носилки, бегали внутрь здания и обратно.

«Расходитесь по домам!» – крикнул длинный мужик в пиджаке. Главный инженер, глуховатый, с вечно красной рожей, голосил в сложенные рупором руки.

По домам, так по домам, дважды просить не надо. Олег развернулся и пошёл в сторону магазина с банкоматом. Захотелось снять побольше денег, купить пива, сухой рыбки, доширака и ещё какой-нибудь солёной гадости, чтобы весь освободившийся день смотреть кино под приятное бульканье и горькие пузырьки.

По сторонам смотреть не хотелось. Всё казалось, что рядом кто-то кашляет и падает, а другие воют, причитают, матерят сам случай. В воздухе пахло прелыми листьями и деревянным гробом бухгалтерши Светы. Олег сильно бы и рад был испугаться или растревожиться. Но душа его давно впала в тупое оцепенение, равнодушное и к смерти, и к жизни. За разноцветным крашеным забором светил тёплыми лампами детский сад. «Лучшее место на Земле,»– подумал Олег и заметил нездоровую паническую движуху в окне. Воспиталки с перекошенными лицами метались как куры по группе. Между ними в белом халате прыгала медсестра.

В магазине разошёлся от души. Нагрёб как на целую компанию. Приволок домой, поставил чайник, вывалил бичпакет в тарелку. Ещё немного и всё наладится.

Телефон зазвонил из кармана. Олег поспешил ответить. В трубку сначала прокашлялся, а затем нервно затараторил Миха. Одноклассник, собутыльник. Миху Олег мог бы назвать лучшим другом, если б тот не выбился в коммерческий отдел и не продавал труд сотни работяг за три рубля и пирожок каким-то пидорасам москвичам. Но бухать и трепаться с Михой было хорошо. Умный и шутит смешно.

– Прикинь, Олежек, жопа какая. Говорят, сегодня человек 30 по всему городу померло!

– Чо ты мне со своей статистикой, город же, не деревня, людей много, может давление там или буря магнитная старики и посыпались.

– Да хрен тебе, старики… Разные. Саша в детский сад убежала забирать наших, у младшего в группе двое детей умерло. Кровью закашлялись и всё.

Когда мрут пьяницы с завода, бабки или одинокие несчастные бухгалтерши – это одно. Когда дети – другое. Олег вспомнил метания в окнах детсада и его передёрнуло морозцем.

– Вот ведь бля…

– И врачи ничо не говорят. Мы, Олег, наверно, уедем отсюда. Ну его в баню, нездоровая какая-то фигня. Они говорят, рак рак… Никакой это не рак. Это зараза. От рака так быстро не помирают.

– Слушай, я не знаю. Может и зараза. Езжайте к маме Сашиной. От греха подальше.

– Олеж, я тебе потом перезвоню, Сашка вернулась с детьми.

Миха отключился, а Олегу, наконец, стало страшно. И правда, что за смерть гуляет по Батыйску, почему зашла она в детский сад. Что ей сделали малые. Включил новости. Может какой канал снимет про их захолустный Батыйск сюжет. Покажут рожи знакомые.

Вместо Батыйска показывали Уренгой. Недалеко от него открыли ещё одну скважину с газом и нефтью. Толстый руководитель перерезал ленточку под аплодисменты, измазанных как черти нефтью, добытчиков. Олег только собрался за своей лапшой и пивом, как включился сюжет из Соликамска. Такая же дыра как Батыйск. Происшествие в шахте. Рабочие задохнулись газом. Белый как простыня начальник мямлил: «Здоровые парни, медосмотр у нас регулярный, утром спустились в шахту и не вышли, сигнализация на газ не сработала. За ними послали. Лежали все шестеро на полу. Один ещё живой был, кашлял сильно, кровью».

«Нихера, это не газ»– Олег почти кричал на чужого начальника, телевизор и очередное враньё из него, – их спроси, у них так же по всему городу люди дохнут!»

Неужели так везде? Неужели смерть гуляет не только по Батыйску. Почему она вдруг окрысилась на маленькие рабочие города. А может и по большим жирным столицам она прошлась своей косой, только там на людей всем плевать. И никто не замечает. Олег притащил всё что купил к дивану и стал щёлкать каналы. Искал ещё новостей о кашляющих кровью и умирающих людях, хоть слово от врачей, хоть каплю тревожной правды о смерти, что буянит на мокрых осенних улицах страны.

3.

А утром Олег не смог открыть глаза. Тусклый серый свет причинял невыносимую боль. Будто налили кислоты. Он попытался сесть и зашёлся в разрывающем кашле. Едва-едва восстановив дыхание, он провалился то ли в сон, то ли в обморок.

Новое пробуждение было таким же кошмаром. Хотелось пить. Олег наощупь пополз в ванную, задыхаясь, кашлял так, будто лёгкие горели изнутри. Открыл кран, хлебнул жёсткой воды. С последним глотком его вывернуло. Во рту было кисло и горько. С трудом умылся, сделал ещё глоток и отключился.

Время перестало существовать. Олег просыпался, надсадно кашлял, сплёвывал в ванну что-то вязкое и горькое, пил пару глотков, падал. Просыпался снова, тёр глаза, пытался открыть их хоть немного, отключался от боли. Приходил в себя, кашлял, слушал, как льётся вода, пил из ладони, блевал и снова проваливался в тёмное бесчувственное.

В бесконечных мучениях прошло время. Часы, дни, неделя. Олег не понимал, сколько он пролежал на холодном кафельном полу и почему он до сих пор жив. Хотелось умереть. Чтобы всё закончилось. Хотелось пить и дышать.

В одно из пробуждений из открытого крана послышалось только сипение и плевки. Воды нет! На инстинкте ли, на автопилоте ли Олег пополз на кухню. Еле-еле встал, нащупал чайник, жадно выпил столько, сколько смог. С облегчением не обнаружил позывов к рвоте и осел на пол.

Снова проснулся в полной темноте. Сколько радости принесло ощущение ночи. Он её, наконец, видел. Глаза открылись. Еле заметный белый свет луны вползал в квадрат окна. Тело было слабым и будто жидким. Не руки, а кишки с водой, не ноги, а ватные турунды. Олег сидел на полу и смотрел в небо. Долго. Голова отказывалась думать о произошедшем, не хотела даже предполагать, что будет потом. Он поднялся и вдоль стенки пошёл к дивану. Вспомнилось, почему-то, как мама рассказывала про него маленького. Как он пошёл в 10 месяцев и вдоль стеночки приходил из комнаты на кухню в поисках мамочки.

Щёлкнул выключателем. Электричества не было. Воды тоже. В нос Олегу только сейчас ударила вонь. Несло тухлятиной. Дома было холодно, или это озноб? Дошагал до дивана, лёг, завернулся в одеяло и снова уснул.

Впервые за долгое время разбудил Олега рассвет. Настоящий, с непривычно ярким для поздней осени солнцем. Встать получилось проще. Холодно как! Оделся во всё, что нашёл на стуле: носки, джинсы, футболку с длинными вытертыми на локтях рукавами и свитер. В тёмной ванне плавали заплесневелые куски чего-то. Воды не было, света тоже, телефон разрядился. Кишки слиплись от голода, пуп к позвонку прирос. Олег вспомнил какие-то рассказы про войну и про то, как люди умирали, сожрав краюху хлеба целиком после долгой голодовки. Дёрнул дверь холодильника и скорчился от вони – стухло всё, что могло. Хоть бы чаю с сахаром, но воды ни капли. Зачерпнул из сахарницы ложку и положил на сухой как варежка язык. Посидел на табурете пока вязкие слюни не размягчили крупинки. Надо идти наружу. Одному тут только и помирать над сахарницей.

Олег надел ботинки, куртку, выгреб из кармана мелочь и пошёл до магазина. Надеялся по дороге встретить хоть кого-то из соседей, что за авария, долго так ещё сидеть? И надо бы Пете позвонить, рассказать, что болел. Уволить не уволят, мужики по три недели керогазили в запое и ничего. А вот премию рубанут. Но это если пил бы, а тут – болел.

В подъезде вонь усилилась. Год назад в подвале издохло кошачье семейство – вот так же несло. Дверь подъезда распахнулась в морозное утро.

Мозг не сразу срисовал фантастическую картинку. Вдоль дома, прямо на покрытом инеем асфальте, в мёрзлых лужах лежали пьяные. Не один, человек десять. Олег подошёл к одному, чтобы поднять бедолагу с холодной земли и отшатнулся. Зелёное лицо наполовину вмёрзло в чёрно-коричневый лёд. Второй лежачий оказался женщиной, распухшей, с коричневыми пятнами у ввалившихся глаз. К остальным даже не подходил. ЭТО ПОКОЙНИКИ! Вдоль дома валялись мертвецы.

Хотелось орать от страха. А ноги сами шли к супермаркету. Дёрнул на себя дверь. Внутри стояла душная вонь. Испортились продукты. Или люди… На кассе, уткнувшись лбом в ленту сидела продавщица. На полу лежали бесформенные кучи покупателей. Олег переступал через сине-зелёные лица, через растекавшиеся под ними чёрно-бурые лужи, через скрюченные руки. Взял бутылку минералки, тушенку, бутылку водки, сушки, шоколадный батончик и скорее вышел. Прямо на улице открутил крышечку и мелкими глоточками попил. Голова закружилась. Тогда Олег сел на лавку и крепко зажмурился – а ну как это просто сон такой дурацкий или кома, и очнётся он дома или на больничке, в тепле и живой. Но, когда открыл глаза, пейзаж был прежним. Попил ещё. Открыл и куснул шоколадку. Ещё попил. Поднял глаза выше. Сколько хватало зрения, кругом серый в инее асфальт, оранжевая грязь листьев, пугающие кучки неподвижных людей.

Домой идти не хотелось. Во-первых, вонь от разлагающихся. Во-вторых, толку от квартиры теперь никакого: ни воды, ни света, ни тепла. Олег пошёл к гаражам, там, у Сашки из охраны будка, в ней печка-буржуйка, немного дров. Он надеялся, что Саня там. Что они сейчас встретятся, он согреется, отойдёт, потом они вместе раздавят пузырь с тушняком и подумают, что теперь делать.

Будка была пуста. Дверь закрыта, но это как раз не проблема, ключ нашёлся под кирпичом, там, куда охрана его прятала, если отлучалась в туалет или магазин. Настоящее убежище. Спички, газеты, дровишки. Олег растопил печку, стало тепло. Он вывалил тушёнку в железную миску, поставил на печь разогреть. Нашёлся даже чайник, вода в бутыли, заварка и сахар. Нехитрое хозяйство отвлекло Олега от страха, от леденящей сердце картинки за окном – вдоль гаражей лежали припорошенные инеем кучки тряпок, которые ещё недавно были жителями Батыйска.

После еды, крепкого сладкого чая и пары глотков водки думать стало легко. Итак.

Все умерли. Может и не все, но живых пока не попадалось. Я заболел, но выжил. Кажется, это зовётся «иммунитет». Есть же такие уникумы. Все вокруг гриппом болеют, сопли мажут, а кому-то хоть бы хны.

Больше всего Олега пугала мысль: «Что делать дальше?» Привычному распорядку конец, никто больше не даст разнарядку, не позовёт бухнуть в парк, не позвонит. Вспомнился Миха. Успели они уехать или нет? Мысли о масштабах бедствия напугали ещё больше. А если вообще все умерли? Везде, во всех городах. Олег закурил и хлебнул ещё водки. Нужен план.

План минимум – запастись жрачкой, водой, сигаретами и водкой. Зима вон уже на носу. Никуда не подашься. В будке можно жить, если найти побольше дров. Ещё хорошо бы обойти улицы, покричать, вдруг кто-то ещё живой есть. Можно взять какую-нибудь машину и поехать в большой город. Водить Олег не умел, но это раньше, в мире, где были ПДД и другие участники движения, где машины были кредитными, а запчасти дорогими. А сейчас можно и попробовать, не тупее обезьяны, научиться можно.

Алкоголь разогнал кровь и добавил плюс сто к храбрости и силе. Олег решил отправиться за припасами прямо сейчас. На крючке висел Санин шарф. Олег намотал его на лицо, чтобы меньше чувствовать трупный запах и двинул в сторону магазина.

Сбылась самая смелая мечта – чтобы прийти и деньги не считать, набрать чего хочется. Он и набрал. Тушёнку, макароны, гречку, водки, дорогущую текилу, сигарет, печенья и шоколадных батончиков. Сколько мог утащить. Прихватил пятилитровку воды. Потом плюнул, взял тележку, наложил в неё ещё воды и еды. Довольный собой выкатил добычу на улицу. По пути к гаражному кооперативу попался хозяйственный магазин. Олег зашёл, взял топор и лопату. Пригодятся.

В каморке он разложил еду по полкам. Обнаружил кастрюльку в ящике стола, там же была и чёрная маленькая сковородочка. За всю жизнь Олега не волновала готовка, а тут прям захотелось.

Кажется, впервые он почувствовал себя хозяином своей жизни. Сам себе начальник. Сам по себе человек. Кому война, кому мать родна. Чувствовал он абсолютное счастье. Сколько раз он ворчал в телек: «Да чтоб вы все сдохли!» Напророчил. Сбылось. Сдохли все. А он остался, единственный человек, который заслужил жизнь, в награду за всё его стрёмное существование. Как герой из фильма, ещё б собаку найти.

Олег вышел на улицу покурить и подышать свободой. Пусть свобода пока пахнет тухлым мясом. Это ерунда. За зиму они все истлеют, вороны обклюют и отправятся кости к тем, что вынимали комсомольцы во время стройки. Прах к праху.

Очень некстати вспомнился детский сад с бегающими по группе воспитателями. Воображение тут же дорисовало пустую холодную квартиру, где сидит на полу сжавшись голодный и замёрзший случайно выживший ребёнок, смотрит на распухшие трупы мамы и папы и тихо плачет. Сплюнул. Надо идти. Обходить город. Вдруг есть ещё живые. Не то чтобы очень этого хотелось, но не тварь же он – оставлять без помощи подыхать.

Никакого плана, никакой стратегии. Олег просто бродил по улочкам Батыйска. Он не уходил далеко от спасительной будки, на морозном воздухе водка выветривалась быстро, и на место храбрости заступал липкий страх. Бродить по городу мёртвых, то там то тут замечать жуткие скрюченные тела, остекленевшие глаза на сине-зелёных лицах и замёрзшие лужи крови было ссыкотно.

Часто он останавливался, курил и прислушивался. Надеялся на крик, голос, шорох колёс. Тишина. Вороны своим карканьем пугали до икоты. Куда-то исчезли бродячие собаки и кошки, не видно было голубей, попрятались воробушки и синички. Да и самих ворон было не видно, только доносилось откуда-то сверху хриплое, останавливающее сердце, карканье. Спустя время Олег перестал его бояться и начал ждать. Хоть какой-то голос. Хоть кто-то живой. После долгих пауз, наполненных лишь дыханием и шорохом подошв, он как салют встречал далёкое «Кррррааа».

Возле опорного пункта полиции Олег снова закурил. Вот интересно, есть там оружие? Может взять пистолет или автомат, на всякий пожарный. Входить было невыносимо жутко, аж примораживало в районе паха, хотелось помочиться и убежать. Третью выкурил пока собирался. И только сделал шаг к двери, как она с протяжным стоном распахнулась и на улицу выпал парень в форме.

«Мусор! Мусор, живой что ли!!! Да погоди ты….» – Олег с криком радости рванул к кашляющему, ползущему по замёрзшей луже на четвереньках человеку. Отчего-то из головы выветрились все синонимы, которыми можно было бы культурно назвать молодого мужчину в бушлате и погонах. Олег поднял на ноги своего найдёныша, обхватил за спину как великое сокровище и потащил к будке. Парень кашлял, хрипел что-то, но так замечательно жил.

«Мусор, миленький, ты потерпи, ща я тебя, дыши только!»

4.

В будке было тепло, пахло дровами, водкой и куревом. Там был засаленный топчан, и кружка с чифиром. Олег притащил ведро, помнил, как сам блевал на каждый глоток. Наклонил голову полицейского над ведром и поднёс к губам кружку воды. Тот жадно в три глотка выхлебал и не вырвал. Это хорошо! Это значит – жить будет.

Никогда в жизни Олег так ментам не радовался. Хлопал парня по плечу как собаку, улыбался сам себе. Живого мусора нашёл! Не один!

Дежурил возле своей находки как заправский медбрат, поил, влил бульон из тушёнки, сажал откашляться, жарко топил и проветривал. Кажется, ночь не спал. Утром рванул галопом до магазина, набрал ещё еды, воды и сигарет, сварил жидкую как блевотина овсянку в кастрюле, перемешал с жиром из консервов, и ложкой аккуратно скормил товарищу. Сам доел твёрдое мясо и немного погрыз сушек. И водки хлебнул. Но уже от радости.

На третий день больной открыл глаза. Он смотрел на Олега как на мираж, как на знакомого, про которого все говорили, что он уехал в Штаты и там помер, а он оказался соседом по подъезду. А Олег смотрел на него как на спасённого щенка. И правда щенок совсем, лет девятнадцать, даром что в погонах.

– Тебя как зовут?

– Михаил, – парень потянул руку, но зашёлся в кашле.

– А я Олег, у меня друг есть Миха, на Второй Пасечной живёт. Жил. Миха, значит. Судьба.

Олегу стало нехорошо. Недосып, беготня эта, дурные мысли. Хотелось воткнуть в одну точку на стене или на огонь в буржуйке и молчать. Но раз мусор очнулся надо поговорить.

– Я вот тоже как ты, кашлял, кашлял, валялся на полу, а потом очухался. Чуть не сдох. Не знаю сколько лежал.

– Мы людей сажали в автобусы, потом я пошёл погреться в опорку, помню чай налил и всё…

Из долгого разговора по полудохлым душам получалось вот что. В день, когда Олег уже лежал мордой в кафель в собственной ванной, смерть так и плясала по Батыйску. Скорые не успевали, с воем носились по улицам. Закрыли сады и школы, люди наскоро похватали вещи и побежали. Повезло тем, у кого машины были, они первыми рванули. Заводы выгнали свои хромые ПАЗики, пролётки и буханки. В них грузили желающих эвакуироваться. Люди падали прямо на улицах, поначалу их пытались хотя бы накрыть. Родители несли своих мёртвых детей к валу. Дети кричали возле холодеющих мам и пап. Жуткая чума не разбирала – выдавливала из лёгких бурую кровищу и откидывала душу вон, как лапшу.

Значит, многие уехали. Перед глазами опять появился вжавшийся в холодную батарею ребёнок. И откуда такая фантазия, только сердце рвёт.

– Вот что, Миша, ты давай лежи тут, а я ещё пошукаю. Вдруг кто ещё живой найдётся.

– Спустя две недели-то?

Как две недели? Дня три-четыре может. Но Миша показывал на экран телефона. Дешёвая балалайка чудом не разрядилась. Две недели почти прошло… и как только этот мусор выжил. Один там валялся.

– Ты ж выжил! – Олег разозлился. Мысль о ребёнке, запертом в пустой квартире, жгла изнутри, наивные глаза собеседника снаружи.

– Пойдём вместе, Олега. Я нормально.

Парни вышли из будки, молча зашагали по Батыйску. Иногда спрашивали друг друга о том, что там было ДО. Про дом, про родителей, про работу.

– Тебе лет сколько, малой? – Олегу захотелось расставить иерархию. Мусор, хоть и молоденький, а к власти привык наверняка, как ещё начнёт умничать.

–Тридцать один.

Ёптвою! А выглядит как пацан. Аж на шесть лет старше. Почему он так выглядит? Олег всмотрелся в лицо своего нового товарища. Усишки редкие, прыщ на носу, глаза такие, детские, щенячьи. Это ж надо. Он ведь не меньше пяти лет работает уже в системе, а такой чистенький, как шарик новогодний.

Олег насупился, вжал голову в плечи. Хотел послушать свой внутренний бубнёж про странности внешности и казённые молодильные харчи, но услышал плач. Тоненький, жалобный. Уши навострил. Миша тоже заводил мурлом. Снова всхлип и тоненький писк. Рядом совсем и как бы сверху. Из окна. Квартиры. Олег опять увидел в своей голове ребёнка.

Рванули в подъезд оба. Там замерли, вслушиваясь в стук сердца и отдышку.

– ЭЭЭЭй! ЭЭЭй!

И снова тишина. В ответ на зов, плач усилился. Реви, реви маленький, щас дядьки тебя вытащат. Звуки шли от двери на втором. Дёрнули ручку – заперто. Олег хотел ломать, рвануть за топором и…

– Я сейчас, погодь! – Миша порыл в карманах форменных штанов и вытащил связку крючочков. Поковырял в замке, и дверь открылась.

Вот так мусор. С волками жить… Олег шагнул в хату. Запах гниющей мертвечины ударил в нос. Ничем потом его не выветришь, он будто въедается в ноздри, в язык, в кожу. Отвратный, сладковатый. Чутьё тащило в дальнюю комнату. Плач и всхлипывания доносились оттуда. Вот как это назвать? Провидение, ясновидение?

Ведь Олег так и видел этого пацана. Вот лежит он на кровати лицом вниз и тихо плачет. Аккуратно, чтобы не напугать, подошёл, погладил, перевернул и заорал! Орал так, что стёкла зазвенели. Миша, вбежал, увидел белого и, кажется, седеющего напарника.

Как он мог плакать! Он же синий, твёрдый, под ним чёрная липкая лужа, его ротик навсегда открылся в кашле, глаза застыли выпученными и перепуганными. Мёртвые не плачут. Олег сел на пол. Чувствовал, будто он везде опоздал, будто жизнь ему оставили только, чтобы он теперь обо всём как следует успел пожалеть. Но тут он снова услышал нытьё. Из-под кровати же! Уже не осторожничая, он откинул простыню и посмотрел в темноту. Всхлипывая и прижимаясь к полу, к нему выползла собака. Тощая, беспородная псинка лизала Олегу пальцы. В первый раз он увидел собачьи слёзы. Они стекали по морде и капали на холодный пыльный линолеум.

– Пошли отсюда.

В горле пересохло. Олег расстегнул куртку, взял пса на руки, прикрыл полой и вышел. Пальцы гладили тонкую горячую шкурку под ошейником. В коридоре он мельком взглянул в зеркало. Кажется, свои слёзы он видел тоже в первый раз.

5.

Заход в мёртвую квартиру Олега придавил. Стоило закрыть глаза, как всплывало жуткой заставкой синюшное лицо мальчика с открытым чёрным от крови ртом и мутными бусинами навечно перепуганных глаз. Собака, которая всё время проводила возле Олеговой руки не могла развеять морок. Миша пытался, но тоже не мог. Олег лежал на диванчике в будке, пялился на огонь в буржуйке и дул пиво. Выходил покурить, отлить, посмотреть на пролетающие снежинки и снова возвращался в безопасное состояние ветоши.

Михаил убегал каждое утро. Осматривал дома, носил еду и питьё, забрался в аптеку и нагрёб чемодан лекарств. «Не хватало ещё сначала выжить, а потом сдохнуть от какой-нибудь дрисни!» – аргументировал он. Хотя Олег его не спрашивал. Лежал. Собаку и ту Миша кормил.

День на третий Михаил не выдержал.

– Хватит уже давить диван, ты тут всю жизнь лежать собрался? Надо искать машину, слить бенз и ехать. Должны быть ещё где-то люди. Может вообще только Батыйск вымер, а всех других вылечили. Ну тупо так лежать в будке и бухать. Хватит жалеть себя, чо ты раньше мёртвых не видел?

– Детей не видел…

Олег не хотел признаваться деятельному мусору, что ему хочется орать и выть как баба от увиденного, от мысли, что почти в каждой квартире на кроватках лежат вчерашние живчики. Не то чтобы он любил детей. Олег не мог собрать в своей голове слово «ребёнок» и слово «смерть» и поставить их рядом в одно предложение. Так не должно быть. В сознании его это было самое противоестественное. И поэтому самое страшное.

– Есть живые дети. Сирот сейчас представь сколько. Если много людей заболели, то их выжившие дети с кем сейчас? – Миша хотел заехать с той стороны, где товарищ хоть капельку слушал.

– Отъебись!

И Олег повернулся спиной. Собака прыгнула к нему на топчан, прижалась и тихонько заскулила. Михаил только усилил напор.

– Давай найдём тачку, поедем, может дом найдём пустой, с печкой, зиму перезимовать. Задрало на полу спать. Весной огород разведём, нормально жить будем.

– Как два пидора.

– Дебил, да? Есть ещё люди. И женщины, стопудов, есть. Можно вообще путешествовать, давай банкоматы расковыряем, вытащим все деньги. Вдруг ещё города есть, будем богачами, никто ж не узнает. Поедем на море, или в Париж!

Вообще, идея с деньгами Олегу понравилась. Но отрывать жопу от дивана и нагретого места было страшновато. Скоро зима. А если бензин кончится. А если люди сбились в осатанелые напуганные стаи и власть в руках бандосов? А если реально все-все умерли и остались они с мусором вдвоём? От этих мыслей стало ещё паршивей. Не даст морда ментовская тишины, будет строить вслух свои планы, тошнит от его энтузиазма.

Олег надел куртку, свистнул Псинку.

– Пойду пройдусь! Один!!! – рявкнул он, только увидев готовность Миши присоединиться.

Олег Гулял по городу, по сторонам старался не смотреть. Несколько раз думал, не раскурочить ли и правда банкомат. Вместо этого пошёл на завод. Пустая проходная, пустая дорожка, гулкие тёмные цеха. Всех распустили по домам до начала вымирания, поэтому никаких трупов по углам. Картинка была привычной и мирной. Это успокаивало. Олег вспомнил про деньги. Дошёл до заводоуправления, там быстро отыскал кабинет с надписью «бухгалтерия». Разошёлся. В ящике стола нашёл коробку, пересчитал – десять тыщ разменными. Маловато. Под столом главбуха, упокой её жирную очкастую душу, нашёлся большой сейф. Уж в чём другом, а в металле Олег разбирался. Сейф этот был из листового железа, и варили его прямо тут – на заводе. Обычный ящик, но с правильным для хранения денег названием и кодовым замком. И дверцей, которую консервным ножом можно вскрыть. Метнулся за инструментом (до слесарей тут дорогу перебежать) и раскрыл ящик минут за 20. Две ровные красные пачки радовали глаз. Это на больших и современных заводах все деньги по банкам. У нас тут до сих пор наличка в ходу. И хорошо. Сунул пачки во внутренний карман и пошёл к будке.

План созрел по пути. Делиться деньгами с мусором не хотелось. И дружить с ним дальше – тоже. Олег решил спровадить его, пусть валит в свой Париж. А мы с Псинкой останемся, до весны. Как потеплеет, возьмём с лодочной базы моторку, и по реке двинем. Там или к людям прибьёмся живым или сами заживём. Как-нибудь.

Так сладко думалось, о свободе и жизни где-нибудь в черноземье или на юге, что Олег не сразу заметил клубы чёрного дыма. Покрышку что ли этот оптимист зажёг?

Хотелось сесть на задницу от ахуя. Вся в острых, летящих к небу языках пламени, в чёрных барашках сажи и дыма полыхала будка. Около неё стоял с полоумным видом Миша. Олег быстро промотал в голове мысли: дать мусору в дыню, кинуть его в огонь, вытащить, попинать ногами, снова кинуть в огонь. Промотал как хлопотные и бессмысленные.

– Чо, мусор, спалил родную хату? – Олег заржал. Вообще, конечно, не смешно было. То ли истерика, то ли способ не сойти с ума.

– Олеж, я подкинул, прогорела буржуйка, угли там на пол… я тушил…

– Пойдём машину искать пока не замёрзли нахер. Ты водить хоть умеешь, чучело?

– Умею.

Долго искать не пришлось, бери любую. У магазина аккурат был припаркован целый автопарк. Выбрали красный джип. До позднего вечера искали канистры, сливали бензин с других тачек, забивали багажник едой, водой и всяким инструментом. Псинка сначала крутилась под ногами, а потом признала новый дом на колёсах и улеглась на заднем сиденье.

В ночь решили не ехать. Переночевали, клацая зубами от холода, прямо в машине. Едва рассвело, выдвинулись. Хотелось докатить до города, 400 километров самый близкий.

Вдоль дороги попадались машины с людьми, теми, что померли по пути. А так было пустынно. Миша давил на газ от души. Говорили мало. Но оба вроде как надеялись, что там много живых.

В городе был страх. Пустые улицы с телами, машины с телами, витрины магазинов, за которыми видно было, как на полу разлагаются покупатели. Приходилось объезжать пробки из мёртвых караванов. Кое-где останавливались, кричали, звали людей. В ответ – тишина. Пополнили запасы. Переоделись в тёплое и, кажется, модное. Фонари на батарейках взяли, незамерзайку, котелок и чайник для походов, так, мелочь всякую. И поехали дальше. Теперь уже – куда глаза глядят.

Трасса виляла сквозь лес, машины попадались реже. Стало уже темнеть, когда вдалеке замаячил рыжий свет. Миха рванул машину вперёд. На краю дороги горел целый пионерский костёр, возле него сидели трое. Псинка – дурнина, рванула к людям первой, парни едва сдерживались, чтобы тоже с лаем не кинуться к живым.

6.

После радостных выкриков и рукопожатий познакомились. Высокого лысого мужика звали Алексей. Бывший вояка, прошёл Афган, такой херни от жизни не ждал, тоже переболел, когда очнулся дома – все умерли: мама, жена, сестра жены, которая приехала в гости. У костра варила кашу в большой эмалированной кастрюле Нина Ильинична. Пенсионерка. Жила одна, захворала, пошла в аптеку, там упала в обморок. Пришла в себя от холода и вони. К ней прижимался Санёк. Мальчик лет восьми. Про него ничего не понятно, потому что он только начинал говорить и срывался в рёв. Подобрал его Алексей на улице.

Олегу Алексей понравился. Чёткий мужик. Ильинична отгоняла их с куревом «подальше от ребёнка». За время перекуров они коротко обменялись историями жизни и тем, что произошло за дни эпидемии. Оказывается, по ящику успели показать, как по всей стране прошла неизвестная болезнь. Что врачи распознали её как скоротечную саркому лёгких, но так и не успели понять, как она передаётся и можно ли хотя бы начать лечить. Ввели военное положение кое-где. Потом электричество отрубилось. Связь тоже.

У костра старались о смерти и болезни не говорить. Малой тут же начинал рыдать и долго не мог успокоиться. Говорили о хорошем, рассказывали всякие байки из жизни. Особенно старался мент. То сюжет кино фантастического пересказывал, то про космос и далёкие вселенные, тыкая пальцем в ясные ноябрьские звёзды, то про праздник – Новый год, как он маленький с родителями встречал первый рассвет года и снег переливался розовыми искрами как ягодное мороженое, а потом постепенно сверкал на солнце так, что глаза слепить начинало.

– Я ж не местный. Я в Оленегорске жил, там столько снега и холод аж -50 бывал. Но мы в новогодние каникулы, чуть рассветёт, бежали в снежки играть, крепости строить, весь день до темноты.

Санёк слушал его и улыбался. А Алексей крепко сжал Олегу плечо.

– Пошли, Олежек, курнём.

Отошли в сторонку и лицо вояки переменилось. Он стал серьёзным и будто даже злым, руки на груди сложил, брови сдвинул по-волчьи, даже обошёл кругом свою машину, хотя обычно они закуривали, глядя на компанию издалека. Олег следом спрятался за старый битый логан нового своего товарища. Алексей попинал колесо:

– Ты где его нашёл?

– Вывалился на меня из опорного, я его выходил, а чо?

– А то, Олежек. Пиздит твой мусор! Был я в Оленегорске. Это город за полярным кругом, нет там в Новый год никаких рассветов и закатов, и слепящего снега на солнце. Полярная ночь, нах…

С утра выдвинулись на двух машинах. Санёк наотрез отказался ехать без Псинки. Они за ночь как приросли друг другу. Дворняга видимо нашла в мальчике замену, умершему на её глазах, маленькому хозяину. Саша хоть немного стал оттаивать, даже скользом упомянул в разговоре о папе, маме и Даше, которые «не проснулись».

Решено было ехать до любых первых домов с печной трубой, там остановиться на пару дней, нормально поспать, поесть, возможно даже помыться в бане. Ильинична хоть и пожилая женщина, а по сути, та ещё генеральша и всем мать. Вопросы быта, порядка и распорядка она выстраивала что надо. Первое утро началось с умывания и чистки зубов. Нина Ильинична вытащила из своей кошёлки всем по щётке и пасту «Хвойная», а покорные «мужчины мои» как малыши в садике выстроились рядком и крайне неаккуратно ёрзали щётками, плевали на жухлую траву и немного себе на куртки. Женщина потом всем разлила по кружке воды – прополоскать, и нежно «доумывала» каждого. Потом она всех накормила рисовой кашей на сгущёнке. По машинам запрыгнули сытыми и счастливыми, будто не пахнет их одежда труповиной, будто не встретятся дальше на трассе машины с окоченевшими пассажирами и разноцветные блестящие горки мёртвых проституток у обочин.

Домики с кирпичными трубами появились уже к обеду. Все про себя отметили удачу. Машины свернули с трассы к деревне и остановились у первого, самого близкого к съезду жилья. Мужчины вошли внутрь. Разведка показала, что остановиться в этом доме никак не получится. Хозяева померли в своих кроватях и, прежде чем дом выстыл, успели хорошенько начать разлагаться. Вонь внутри стояла нестерпимая. Пошли в следующий, похожая фигня – хозяйка упала возле горячей печки. Бабушка – божий одуванчик, сначала немного испеклась, а потом уже попортилась. И третий, и четвёртый оказались для постоя не пригодными. В пятом хозяин лежал в сенях, возле него сидел пушистый пёстрый кот. Могло показаться, что верное животное не смогло пережить смерть своего человека и теперь сидит рядом, у головы, ожидая своего неминуемого конца. На деле пушистая мразь жрала хозяину лицо. С хрустом и чавканьем.

Коту пнули ботинком в зад, мужика отволокли в огород. Внутри дома оказалось пусто и чисто. Мертвечиной пахло из сеней, но не сильно, мужик, в отличие от бабули «пирожка» из предыдущего дома, почти сразу превратился в строганину.

Чтобы не травмировать малого, наскоро выкопали в огороде неглубокую яму, завернули мужика в одеяло и закопали, даже почтив покойника традиционной горстью земли и молчанием над холмом. Вместо памятника воткнули его, хозяйскую, лопату.

Печь при растопке сначала надымила в хату, а потом ничего, разошёлся огонь, стало теплеть. Пока Нина Ильинична готовила первое, второе и компот из варенья, найденного на полке, пока Санёк в обнимку с Псинкой спал, пока Миша мародёрил по домам в поисках «выживших». Алексей и Олег под предлогом поиска бензина поехали назад к придорожному отелю (тому, где, радуя глаз блёстками и кислотным нейлоном, лежала у обочины кучка путевых шмар).

Бензин, конечно, нужен. А ещё хотелось обшарить отель на предмет деньжат и оружия. Эти заведения при трассах – те ещё гадюшники. А значит должна быть охрана, а у охраны стволы. По дороге Алексей с Олегом порешили, что мусор – крайне мутный тип, а ехать надо на юг, к морю. Там не будет лютой зимы, там можно рыбачить и там же, если что, летом больше шансов что-то вырастить. Они намечтали Ильиничне огород, а себе лодку и жареной с луком морской рыбы. Менту они намечтали потеряться в дороге. Больше в шутку, чем серьёзно, но об оружии подумали в первую очередь из-за него. Мало ли, кто кем сейчас окажется, а в их компании женщина и ребёнок.

Бензин слили из легковушек, стоявших за отелем. Получилось две полных канистры, недурно. Внутри отеля находиться было чуть страшнее, чем невыносимо. Фильм ужасов наяву. С эффектом полного погружения, когда не только картинка и звуки пугают до усрачки, но и вонь от мертвецов стоит такая, что рвёт даже пустой желудок. Украдкой друг от друга мужики поблёвывали. Гулкое эхо разносило по коридорам звуки вывороченных наизнанку внутренностей. Олегу очень не хотелось, чтобы Алексей считал его слабаком. Но предательская тишина скозлила. На весь этаж раздался Олегов рык, плевки и тихий мат. Стало стыдно. Ровно до тех пор как похожие звуки эхом не отозвались с другого конца коридора.

Несмотря на ужас и уже непрекращающуюся рвоту они облазили всю гостиницу. Ни оружия, ни охранников не нашли, очевидно, они свинтили первыми, почуяв смерть рядом. Мужики выскочили на улицу и долго трясли и махали куртками, пытаясь хоть немного выветрить въедливый запах мертвечины. Уже собирались ехать, как оба заметили странное на дороге. Вдоль обочины кто-то двигался. Олег первым метнулся навстречу. Это люди. Они тоже прибавили шагу, а потом и вовсе побежали. Парень и девушка с рюкзаками и сияющими от радости лицами. Они тяжело дышали, покраснели, лбы в поту, почти упали на колени перед другими живыми.

Витя и Алиса, муж и жена. Повезло так повезло, выжили вдвоём, не потеряли друг друга в этой эпидемии. Олег открыл дверь машины, представил лица тех, кто остался в доме и улыбнулся сам себе.

Лица Ильиничны, Миши и Санька и правда, были радостными. Есть живые, значит, есть и надежда. Ужинали с аппетитом. Олег и Алексей обошлись сушками и компотом, до сих пор тошнило. Вонявшие безобразно шмотки вывесили в сени. Каждый рассказал свою историю, каждый, наверняка, приврал или как минимум скрыл подробности. Стали думать, куда дальше. Олег изложил доводы о море, тепле и огороде, Алексей ему вторил, молодожёны согласились, Нина Ильинична мысленно уже собирала абрикосы на урюк. Один Миша был против.

«Надо ехать до столицы. Тут 800 километров или около того, там есть выжившие ещё. Там много еды и бензина, и много ещё чего.» – пытался внушать мент.

Олег закрыл Саньку уши ладонями.

«Трупов там много, крыс там много, машинами дороги забиты. Люди всегда к теплу стремились, если и есть кто живой, он тоже к югу двинет.»

Михаил ещё долго спорил, но шестеро одного не ждут. На юг так на юг. Разгорячённый спором, злой на Олега, он выбежал на улицу. А через минуту оттуда послышался душераздирающий визг, переходящий в плачущее «мяяяя». Олег выскочил в сени, визг к тому времени перешёл в хрип и стих.

– Ты чо с котом сделал, сука?!

– Да наступил на хвост ему в темноте.

Вошли в дом. Напуганные и недоумевающие глаза смотрели на них в упор.

– На хвост наступил! – буркнул Миша, лёг на лавку и отвернулся к стене.

Позже Олег, Витя и Алексей курили на улице.

– Ты веришь, что он случайно наступил и только на хвост? – Алексей опять смотрел серьёзно и зло.

– Хер знает, кот орал так, будто с него шкуру сняли заживо.

– Мужики, это что за живодёр?

– Мент! – нервно выпалил Олег и уже неуверенно прибавил, – Кажется…

Утром позавтракали спокойно, чаю напились, заправили тачки. Отъехали метров сто и аж подпрыгнули от хлопка. У машины Алексея лопнуло колесо, да как лопнуло, его аж разорвало. Машине трында. Вышли, матерились на ситуацию. Санёк держал на руках перепуганную Псинку, Алиса держала за плечи перепуганного Санька, Ильинична держала за бока перепуганную себя.

– В одной машине нам вшестером с собакой только на бошках друг у друга ехать. – Олег сплюнул, – запаски у меня нет и домкрата нет!

– Давай сгоняем поищем. – Олег пытался вспомнить, где по дороге видел машины похожие на эту.

– Ага, давай, время потратим, бензин пожжём! Поехали до столицы, вечером уже там будем, там же маршрутки, большие такие мерседесы. В них и мест много и продуктов много войдёт, надо запасаться. Успеем мы к морю. – Миша, кажется, слишком сильно радовался.

Не одному Олегу хотелось разбить этому мутному мучителю котов рожу, но тот был целиком прав. Надо ехать в большой город, искать микроавтобус, в конце концов, вдруг ещё людей найдём, не на крыше же их везти, не бросать же на дороге. Набились в джип. Мусор за рулём, на переднем сидении Витя с женой на коленях, остальные сзади. Тронулись и на указателе повернули налево. Решили гнать без долгих стоянок. Все напряжённо молчали и смотрели в окна. Один Миша улыбался и, кажется, даже напевал что-то себе в жидкие усишки.

Долго молчать в тесной во всех смыслах компании не выйдет. Тем более то Саньку «надо», то Псинка скулит, потому что ей тоже «надо», то заправиться надо, то курить уже хочется так, что скулы сводит. А во время остановок все разбредались. Шерстить заправки, набивать карманы леденцами и сигаретами, сливать бензин, курить в сторонке и, хочешь, не хочешь, разговаривать друг с другом.

Олег больше слушал. И смотрел украдкой на Витю и Алису. Вот ведь голуби. Держатся за руки, обнимают друг друга, целуют, она ему курточку застёгивает, он ей шоколадку носит. Кругом всё порюхалось, а у них всё равно любовь. Неприятно обнаружил Олег, что не знал ни единой такой девушки, за которую хотелось бы умереть. Даже такой, которой не стрёмно было бы при пацанах локоны за ушко поправить. «Не судьба» – думалось ему. Но думалось уже с оглядкой. Почему другим «судьба», а ему нет? Может такие тоненькие лёгкие добрые Алисы достаются только заботливым, как мамка, и ласковым, как телята, «каблукам» Витям, а пацанам с понятиями нормальные бабы не достаются. Стало обидно и немного жалко себя.

Больше на парочку Олег не смотрел. Смотрел на Ильиничну. Вот ведь совсем старая, сколько её 60, 70… а бодрячком. У неё на пустыре дела находятся. Выжила, и дальше живёт, будто впереди ещё 100 лет. А Олегу едва 25, а кажется, что всё, дальше только хуже. Ещё и люди все повымерли. Зачем суетиться, заботиться о ком-то, планы строить. Один фиг, жизнь уже на закат. Опять стало жалко себя.

Посмотрел на Псинку. Та спала в ногах и иногда подпрыгивала, чтобы вылизать Санька. Зашибись, я её спас, а теперь даже не подходит. Ни одной собаке я не нужен. Стоп. Это что, опять себя жалко?

Так и прожалел себя до самых подъездов к столице, чувство это Олегу показалось новым и сильно противным. Но вот замелькали коробки многоэтажек спальных районов, мосты, стройки. По дороге из города брошенных машин и правда, было много, в город – свободнее. Редкие заторы получалось легко объезжать. Заспорили снова, где искать подходящий транспорт, где набирать продукты и как далеко заезжать к центру. Решили достопримечательности не смотреть, а найти ближайший торговый центр. Там оставить инициативную группу собирателей. Остальные бравым маршем двинут вдоль дороги в поисках маршрутки, при необходимости зачистят и подгонят к ТЦ. Первый попавшийся, с жизнерадостным названием «Радуга», был что надо: продуктовый, хозяйственный, одёжный. Оставили молодожёнов, Ильиничну и Санька с Псинкой на сборе хозяйства. Машину им же оставили. Скоро ночь, не спать же им на улице.

Где будут спать Миша, Олег и Алексей они не уточнили и между собой не обсуждали. Вышли быстрым шагом. Через час ходу попался первый микроавтобус. Пустой. Почти пустой. В руль вжимался мёртвый водитель, а сзади сидели двое пассажиров. Воняли не сильно. Видимо в Москве не было оттепелей, а 0 – 5 это почти как в холодильнике. Водилу достали и аккуратно положили у обочины. Полезли в салон. Алексей взвалил на плечо тело молодого парня, а Олег за куртку поволок мёртвую грузную девицу. Какая сила заставила его всмотреться в её лицо после того, как он положил её у дороги…

Это была Ляля! Та самая, которая два года назад звала его Олегушкой, варила борщики и игриво щипала за задницу в душе. Та, от которой он позорно и мерзко сбежал, когда узнал о беременности. Скидал вещи в сумку, взял из шкатулки на шкафу деньги и даже записки на прощанье не написал, растворился. Или это не она. Просто похожа. Иди разбери, лицо смертью тронуто. Интересно, родила она или сделала аборт?

– Алексей, а по женщине можно определить рожала она или нет?

– Ну ты, брат, вопросы задаёшь. Можно наверно. Врачи же определяют.

– А если не врач?

– Если кесарево, то на животе шрам будет, а если сама, то титьки в растяжках, живот тоже, жопа шире, – перечислял Алексей и скабрезно ухмылялся.

Ну жопа-то у Ляли всегда была широкая. А вот растяжки. Олега перекрыло, он начал расстёгивать на покойнице куртку, задирать кофту, отодвигать с зеленеющего живота юбку, майку.

– Ты чо творишь, некрофил?

Мужики кинулись к нему, каждый думал, что братюня поехал крышей. Подбежали и замерли. Олег уронил лицо в руки и почти визжал. Он не просто плакал, он скулил как щенок, бил себя по лицу, кусал кулак. Слёзы бежали ручьём. Он лупил себя по голове, будто хотел вышибить мозги. На крики и вопросы не реагировал. Миша посмотрел на труп. От пупка в разные стороны разбегались белёсо-синеватые лучики, а чуть пониже заметно выделялся ровный розовый шрам.

Олег тем временем продолжал кататься по земле с воем. Он бился головой об асфальт, царапал его когтями, и как-то утробно выл. Алексей поднял его за шиворот и пару раз наотмашь дал по харе.

– Собери свои слюни, что случилось, расскажи!

Сквозь всхлипывания и подвывания Олег изложил паскудную часть своей биографии.

Миша смотрел с укоризной. Алексей сплюнул: «Ну ты и козёл!»

Олег тем временем судорожно шарил по Лялиным карманам, нашёл кошелёк, в нём немного денег и талончик к врачу. «14:40 педиатр, Верхоланцева М.О. 1,4 г». Как у Ляли была фамилия? Забыл. Вроде такая. Помнил же, что трудная какая-то. Но «О» в отчестве точно «Олеговна», Какие ещё имена мужские на «О» бывают… никакие в голову не шли.

– Я пойду её искать! – глаза Олега светили бешеным лихорадочным фанатичны огнём.

– Кого «её»?

– Вот её! – Олег ткнул пальцев в талончик – «Мэ Олеговну!»

Странная и безнадёжная идея. Три недели полуторагодовалый ребёнок без матери не выживет. Есть надежда на бабушку, няню, воспитательницу Олег вдруг снова вспомнил хаос смерти в жёлтом окне Батыйского детского сада. Где искать? В старой Лялиной квартире. А вдруг она переехала. Присмотрелся к талончику, там мелкими бледными буквами адрес поликлиники. Вроде та самая, почти под окнами дома бывшей мёртвой матери его ребёнка.

– Езжайте к остальным, ждите пару дней, если не приду – уезжайте!

Олег был уверен, вот он придёт в ту квартиру, найдёт в ней мёртвую Мэ (Маша, Марина, Маргарита… как она её назвала?), похоронит, а потом выбросится нахер с её седьмого этажа, потому что такому говну жить даже после чистки апокалипсисом не положено.

– Сдурел, нахер, пошли вместе. Что мы нелюди что ли, да Миш, хоть похоронишь дочь по-человечески.

От этих слов Алексея Олег снова завыл. Миша похлопал его по спине и толкнул в газельку. Алексей сел рядом. Не так противно сидеть рядом с мучителем кота, как с мразью, которая бросила жену с младенцем помирать. Ну, допустим, об эпидемии Олег ничего тогда не знал. Но поступил скотски, тут уж как есть.

Куда ехать Олег объяснял на пальцах, долго плутали и уже почти в темень нашли дом. Побежал наверх он один. Дверь ломать не пришлось, она оказалась распахнутой настежь. Олег шарил в темноте по комнате, на диване, на кухне, в ванной, на полу никого. Игрушки плюшевые лежат на местах, но все знакомые, цветы те же, что и два года назад, только скрючились. В квартире ни кроватки, ни погремушек – пирамидок. Ни людей, ни следов прежней жизни в этой квартире маленькой девочки. Может это и не Ляля была. Сглючило. Но здесь квартира-то Лялькина! Глазами скользнул по полкам шкафа. В толстом слое пыли стояла та самая шкатулка, Олег машинально открыл, денег нет. Тогда он пошарил во внутреннем кармане, вытащил, не считая тонкую плиточку купюр и положил туда, откуда так позорно взял. Вернул вроде как теперь. Рядом со шкатулкой нашлась статуэтка – фарфоровая божья матерь с младенцем. Олег ещё раз подумал выброситься из окна, но передумал. Долг отдал, хоть и поздно. Как знать, может и ещё жизнь с него спросит, так живой он хоть ответить сможет. Если верить попам, после смерти весь его ответ – сковородка в аду.

Спустился медленно. Ноги вмиг стали ватными, голова пустой и бестолковой. Нету нигде Мэ Олеговны, а может и не было никогда. И найти теперь невозможно, и спросить не у кого. Раньше надо было думать. Не жалко себя было. Хотелось взять кирпич и дать по башке себе, хотелось избить до смерти. Мерзко было от себя.

–Алексей, ты военный, убей меня нахер, а… ну что я за чмо. Блевать от себя тянет.

– Блевать это правильно. Убивать неправильно! – встрял вдруг Миша.

Тоже мне гуманист в ментовской шкуре. Но злиться на мусора не хотелось совсем.

– Миш, ты ж мент, что в таких случаях делают, если много людей эвакуируют, куда их везут?

– В кризисные центры везут, в больницы большие. Из Батыйска автобусы отправляли до военной базы.

– До куууда? – Олег и Алексей хором крикнули, и эхо разнесло их голоса по тёмной пустой улице.

– До военной базы, в 100 кэмэ от Батыйска, там полигон ещё.

– Так ты чо, пёс, молчал??? Мы почему туда не поехали? Там же все выжившие могли быть.

– Нет там никого живого! – Михаил отчеканил уверенно, как рапорт.

– Ты откуда знаешь? Ты в моей будке валялся! – Олег нашёл повод сорвать злость.

– Я знаю! – сказал Миша и выпрямился. Впервые он показался им не зелёной плесенью в погонах, не юнцом на мусорской службе – профи. Точно всё знающий, обладающий тайным знанием о произошедшем. Ведь по нему видно, что знает. Знает точно. Откуда только…

Алексей и Олег трясли б его как грушу и вытрясли б, уж будь уверен. Но в свете фар к ним кто-то приближался. Быстро.

Молоденькая совсем девочка толкала перед собой коляску с живым ребёнком. Мужики замерли. Уж больно нереально выглядела тонкая фигурка с коляской посреди безумия мёртвого мегаполиса.

– Привет, мамочка! – Миша хотел изобразить лёгкое дружелюбие, но в темноте выглядел как маньяк.

– Я не мамочка, я няня. Таня. А это Паша. Родители…

Можно было не договаривать, всё и так понятно. На свет фар побежала перепуганная молодая няня-Таня с, кажется, годовалым малышом. Грязная, зарёванная, а мальчик – ничего. Сидит, насупился бутузик.

Олег подошёл к коляске, посмотрел на спящего, похожего на куклу малыша. Вот жизнь и спросила. Будто кто-то сверху увидел, что ему, Олегу по-настоящему, по-пацански стало стыдно за того, кого он трусливо бросил и теперь привёл этого – а ну, покажи, как бы смог, если б курвой не был? Олег расстегнул куртку, взял Павлика на руки и завернул ребёнка в полы. Потом прямым шагом направился к газели и залез внутрь. Уже оттуда остальные услышали:

– Всё! Поехали к нашим, ночь на дворе.

7.

Парковка перед торговым центром встретила картиной фантастической и идиллической одновременно. Посреди площади стояло два мангала, светящихся красными горячими углями. На решётках стояли котелки и кастрюли. На рыбацком ящике сидел одетый тепло как эскимос Санёк с большущим чёрным автоматом. У его ног хрустела желатиновой косточкой довольная Псинка. Витя и Алиса раскладывали по пластиковым бельевым корзинам банки, кульки и свёртки, Ильинична шустрой тенью перемещалась от парочки к мангалам, помешивала, досыпала, пробовала еду, которая невозможно соблазнительно пахла. А возле машины дремал в раскладном стуле здоровенный мужик, настолько огромный, что издалека напоминал сказочного великана.

Встреча была радостной. Удивительно, как за несколько дней чужие люди успевают привыкнуть друг к другу. С новичками знакомились горячо, обнимали, утешительно гладили по спине. Олег лишь мельком показал, что за чудо сопит у него в куртке и уселся ближе к теплу. Он боялся разбудить кроху, крепко державшего складку Олегова свитера в кулачке. Спутники только переглядывались и улыбались друг другу. Таня с недоверием косилась на незнакомца, выхватившего у неё ребёнка. Хотела забрать, но Алексей остановил: «Дай ему подержать, его совесть мучит, а так он пацан не злой!»

Алиса что-то эмоционально требовала от мужа, а потом они втроём с няней-Таней похватали фонари и скрылись в дверях ТЦ. Через минут 15 вернулись с красной пластиковой корзиной. Поставили её возле Олега. Тёплый костюмчик, баночки и тюбики с едой, банки смеси, поильник и ещё какая-то очень важная неведомая Олегу детская лабуда.

Медведь на стуле зашевелился и вразвалку подошёл к компании.

– Это Семён Владимирович, он, представляете, врач! – тараторила Ильинична, разгорячённая костром, готовкой и впечатлениями.

– Хирург. Семён. – прорычал большой человек и поочерёдно подал руку мужчинам. Олегу он пожал запястье левой, так как на правой сопел Павлик.

Поели, согрелись, переоделись. Сходили Алексею за тёплыми ботинками. Несмотря на глубокую ночь, спали только дети. Санёк так и завалился с автоматом в руках и Псинкой под боком. Реалистичная игрушка давала мальчику чувство защиты и важности. Малой, но мужичок, тут теперь никто не сомневался. Олег отказывался переложить ребёнка на сидение авто. Согласился, только когда тот стал возиться от тепла и затёкшей спинки. Таня отнесла малыша в машину и завернула в спальник.

Так хорошо, сыто и спокойно было всем. Не хотелось хоть как-то испортить редкие минуты ощущения, что нет вокруг никакой большой смерти. У потрескивающих дровами мангалов, в которые подбросили деревянные брикеты из туристического магазина, говорили о счастливом прошлом, о том, как вышла к живым Таня с коляской, о содержимом магазинов и том, чего бы ещё надо прихватить с собой.

– Миша, друг сердешный, а расскажи нам всем про военную базу. – Алексей смотрел ехидно и зло. Олега этот вопрос тоже занимал, но от пережитого нервяка и внезапных тёплых, будто даже отеческих чувств к мальчику он немного осоловел, потягивал пивко из бутылки, щурился на огонь и, честно, готов был проклясть Алексея за неудобную тему.

Все внимательно обернулись к Михаилу. Ему оставалось или убежать, или рассказать странную правду.

Рассказ Миши

Когда по Батыйску начали умирать люди, а по телевизору и радио приходили не менее кошмарные известия о смертях в опорный пункт полиции позвонили. Трубку снял майор Серебров, начальник Миши. Голос представился полковником армии ответственным за ГО и ЧС. Приказ следовало исполнить незамедлительно. Весь общественный и служебный транспорт использовать для эвакуации живых, обходить дома поквартирно, всех собрать на открытом пространстве. Тех, кто не кашляет и не похож на заболевших сажать в автобусы и отправлять в карантинную зону, в воинскую часть №47659 ВВ в ста километрах от города, остальных разместить в поликлинике до дальнейших распоряжений. В каждый автобус сажать по одному сотруднику полиции или МЧС для сопровождения. Снабдить табельным оружием. Сопровождающим приказ – высаживать незамедлительно всех, кто хоть раз кашлянет, независимо от пола и возраста. В чинящих беспорядки – стрелять. Домашних животных в зону карантина не пускать.

На площади перед домом культуры творилось невероятное. У кашляющих матерей отбирали детей, у детей отнимали их кошек и морских свинок. Их просто отбрасывали в сторону. И матерей и зверей. От этого зверели отцы. Начался мордобой. Майор выстрелил в кого-то и озлобленная толпа запинала его ногами. Кто-то из сотрудников органов не выдерживал и сам присоединялся к людям. Кто-то пытался урезонить кашляющую восставшую толпу и получал люлей. Батыйчане загрузились в автобусы сами, все и поехали в часть. А Миша сбежал. Он вернулся в пустую опорку, сел за стол и от бессилия и страха вжал голову в ладони.

Звонок телефона напугал его до холодного пота. Тот же голос попросил доложить об эвакуации. Миша ватным от ужаса языком сказал, что приказ не выполнен, а автобусы везут всех без разбору в сторону части. В трубке раздалось сухое «Ясно» и связь оборвалась.

Миша сел в служебный УАЗ и поехал следом за автобусами. По дороге отстал. Мучительно хотелось пить, и он остановился у киоска, купить воды. В нём никого. Тогда он взял минералку даром, потом, как назло, колымага не хотела заводиться. Бросил её у обочины и пошёл пешком. Шёл долго, пока тишину осеннего леса не разрезала автоматная очередь, за ней ещё одна и ещё.

К части он добрался только поздним вечером. Перед зелёными со звёздами воротами стояло решето. Ещё несколько часов назад оно было рейсовым автобусом, а сейчас это был гигантский металлический сыр. Стёкла его были частично выбиты и густо забрызганы отвратительным тёмно-малиновым. ОНИ! СТРЕЛЯЛИ! В! ЖИВЫХ!

Еле живой от ужаса Миша побежал обратно. Он слушал тревожную тишину в пути, но ни выстрелов, ни криков, ни шороха шин. Вернулся в вымерший Батыйск, в тёплую пока ещё опорку, включил радио. Говорили о саркоме, эпидемии, эвакуации здоровых, карантине для больных. Слушал два дня. Потом вещание прекратилось, потом вырубилось электричество, потом глаза будто взорвались изнутри. Он успел только выключить свой телефон и сделать глоток воды перед тем, как потерял сознание.

– Такие дела… – вздохнул Миша. – Нет там никого живых из людей. Если и есть, то это нелюди, фашисты, расстреляли автобусы с людьми. Там же дети ехали.

Он опустил голову и прерывисто засопел, сдерживал слёзы.

Женщины так и сидели весь рассказ, закрыв рот рукой. Олег выкурил штук пять. Алексей сжимал кулаки.

– В Москве эвакуацию не объявляли… – тихо сказала Таня, – просто сказали пополнить запасы еды и воды, запереться в квартирах и ждать сообщений.

– Я когда узнал об эпидемии, на работу рванул, я на выходном был, – заурчал Семён, – не пустили.

Что получалось? Кто-то главный знал, что болезнь заразна и распространяется быстро. Кто-то хотел собрать выживших, но предпочёл не рисковать и отстрелять всех. Как больной скот. Интересно, выжила эта главная сволочь или тоже подохла?

Алексей был чернее тучи. Честь мундира, хоть и отставного, была втоптана в говно. Потом вспомнил Афган. Приказы выполнять беспрекословно. Не думать, не сочувствовать, не оплакивать. Вспомнил слова покойной жены незадолго до смерти: «Ты не человек, Лёша, ты – функция».

– Пойдём-ка Миша! – Олег рывком поднялся с насиженной коробки, – и ключики свои волшебные захвати.

Уже светало, когда они вернулись. Миша нёс в руках толстый журнал «Атлас автомобильных дорог», а Олег детское автокресло.

– Так значит! Едем на юг, заезжаем во все города по дороге, собираем всех, кого найдём. Все согласны?

Олег впервые в своей жизни говорил жёстко, в каждом слове лязгал прочный металл. Поэтому никто и слова против не сказал. Ильинична соображала завтрак и перекусы в дорогу, остальные укладывали коробки, пристраивали канистры, заправляли, готовили «газельку» к дальней дороге. Проснулся Санёк, Псинка носилась по площади и лаяла как дурная. Олег пошёл будить Павлика, из спальника высунулась заспанная мордашка. Карапуз зевнул и захныкал. Тёплые большие руки вынули его из машины. Тщ-тщ-тщщщ. Малыш прижался всем телом. А Олег тихонько покачивал его и бубнил ласковую несуразицу.

Ехали дальше почти весело. Делились историями из «прошлых» жизней, аккуратными планами на будущее. Рассказывали Саньку о природе за окном и историях городов, что предстоит посетить по пути. Иногда плели совсем небылицы, но никто к правде и не придирался. Назначили Сашу «главным по навигации». Он много спрашивал и уже почти не плакал. Рассказал, что мама и папа напоили его, болеющего, микстурой, носили на руках плачущую трёхлетнюю Дашу. Он уснул, а когда проснулся, нашёл маму с сестрой на полу, папу не нашёл. Долго плакал, потом оделся и пошёл к бабушке «всё рассказать». В дом, где жила бабушка, мамина мама, он не попал, там, у дверей сидел мёртвый дядька. Пошёл по улице, где его и нашёл «дядя Лёша».

От Санькиных откровений все примолкли. Как представили себя ребёнком, а вокруг такое, так …

Омрачали поездку два обстоятельства. Первое – музыкальная книжка. Её девушки нашли в магазине детских товаров и решили взять для Павлика. Олег занимал малыша тем, что тыкал поочерёдно в разных животных, а потом они оба заливисто хохотали, передразнивая крохотный динамик. Через час нервы взрослых пассажиров стали сдавать.

– Олежек, матом тебя прошу, займи ребёнка чем-нибудь другим! – цедил сквозь зубы доктор Сёма.

– Муууууу!!!! – отвечала книжка, и аргументы пассажиров тонули в заливистом смехе годовасика и ответном ржаче его самонаречённого папаши.

Второй раздражающий фактор включился, когда выключился на дневной сон первый. Только Павлик отрубился спать, Алексею приспичило доставать Витька. Больше всего он стебал их нежности с женой и его вопросы «Алиса, тебе не холодно? Алиса, пить хочешь? Алисонька, всё будет хорошо, согласна?» Шуточки старого вояки были гадкими, хоть и смешными. Витя злился и огрызался. Алиса тоже включилась. Не выдержав, она фыркнула: «Завидует!»

– Чему тут завидовать, тому, как мужик перед тобой стелется. Специально такого тряпочного выбирала?

Тут уж полыхнуло у всей женской половины маршрутки. Даже Ильинична из заботливой всем-матери превратилась в Клару Цеткин и отчитала Алексея за скудоумие, чёрствость и домострой, который пусть он в жопу себе засунет.

Виктор такого бабьего заступничества не ожидал, и, чтобы не выглядеть совсем уж юбошником, тоже оппоненту весьма колко нахамил. После чего сказал, что жена его покойная «бедная женщина» раз до самой смерти прожила с таким бабуином.

Это был явный перебор. Про умерших старались говорить пореже и только не в таком ключе. Алексей заткнулся. И был очень зол. На Витю, конечно, но больше на себя. В памяти всплывали ссоры с женой. Она ведь ещё девочкой совсем моталась с ним по гарнизонам, она его ждала с войны, она помогала освоиться после отставки. Она так плакала, что родить никак не могла. А он? Командовал, строил, указывал место. Витя, конечно, козёл и тварь. Особенно тем, что прав. «Не человек ты Лёша, а функция…»

В попытках сдавить внутренний гнев и не дать Вите в рожу, Алексей не сразу заметил, что Миша притормаживает и съезжает к обочине.

8.

– Смотрите!– водитель показал пальцем вперёд. На дороге стоял БТР. Подождали, посмотрели – ни тени движения. Тогда Алексей, Олег и доктор Сёма выскочили на разведку.

Алексей аж вприпрыжку бежал. Отвлёкся. На машину залез так споро, будто и не полтос ему с длинным хвостиком. Открыл люк, сунул голову и резко дёрнулся. Люк захлопнул.

– Ооой, бля, мужики, там пиздец! – вонь в морозном воздухе распространилась быстро. Так что нотки пиздеца долетели до всех.

За бронемашиной они нашли двоих мертвецов, ещё один лежал вниз лицом в поле, метрах в пятидесяти. Трупы были до тошноты обезображены. Жёлтые волдыри переходили в участки красного, вывернутого наружу мяса и чёрные корки.

– Ребятки, вы каких мертвецов видели на улицах? – заговорщически спросил Семён.

– Ну таких… Глаза выпучены, рот открыт, кровь изо рта, синих, позеленевших.

– Прааавильно. Все, кого мы раньше встречали, умерли от коллапса лёгких и удушья. А эти от ожогов!

– Но ведь…– Олег озирался по сторонам. Ни пожара, ни следов огня, ни сажи на форме.

– То-то и оно, Олежек. Без огня и пламени эти бойцы поджарились.

Из кармана док вытащил резиновую перчатку. Профпривычка или память, а только натянул он её на руку прежде, чем осматривать трупы. Толстые длинные пальцы врача приподняли уцелевшее веко покойника. Под ним оказался совершенно белый глаз, такой как у рыбы из ухи. А самое странное, что кожа с мясом осталась в руке Семёна. Он будто глазам не поверил, потянул за щёку и оторвал пол-лица с черепушки.

– Это что ещё за… – доктор, будто никак не мог осмыслить происходящее, поэтому снимал с костей кусок плоти за куском, – снаружи сначала горели заживо, а потом что? Пеклись? Варились? Изнутри… Задумчивый док снял опалённый, покрытый волдырями скальп и повертел его на ладони.

– Как на холодец отварены. И, братцы, черепок ещё тепленький, вот что. Там в машине не меньше недели тушки гниют, а эти только остыли. Сколько там мясо остывает на балконе у тёщи, если из скороварки? Час, два?

Олегу хотелось блевануть. Вид человеческого холодца, черепа белого, куски эти в докторских пальцах. А доктор Сёма как нарочно, ткнул своим пальцем в черепок и пробил в нём знатную дыру, из которой вывалился серый кусочек отварного мозга. Всё, Алексей уже вывернул остатки обеда на траву, Олег ему составил компанию. Эскулап только хмыкнул: «Непривычные вы.»

Как вообще к такому можно привыкнуть? Неужели в мирное и сытое время, в стране, где есть людей и в древности было не принято, где-то можно было встретить варёную человеческую башку.

Алексей видимо хотел в глазах дока реабилитироваться и принялся обшаривать второй труп. Без всяких перчаток, но и без разделки на субпродукты.

– Оппа! Ствол! – он покрутил в пальцах чёрную машинку смерти. Быстро вытащил обойму и заправил обратно, – Заряженный полностью. Возьмём себе, вещь полезная.

Спорить с ним не стали, хоть и восторга от внезапного вооружения человека с шалящими нервишками не испытали. Каждый представлял вояк с приказом «всех убрать» и краем эгоистичного сознания подумал, может оно так и правда спокойнее.

Олег присел на корточки возле лежащего вниз лицом солдатика. Руки в волдырях. Перевернул и чуть не блеванул второй раз. Отварное лицо мертвеца успело примёрзнуть к земле. Оно легко снялось как маска, а на Олега смотрели кремовые кости с ровными белыми зубками. Подмышкой тоже оказалась кобура. Он дождался, когда товарищи отвернутся и вытащил пистолет. Тайком спрятал его во внутреннем кармане куртки. Олег никогда не стрелял, но чувствовал спиной, знать о втором стволе никому не надо.

Вторая деталь увлекла его ничуть не меньше оружия. От лежащего мертвеца в сторону лесополосы по земле тянулся след. Туда волокли, что-то тяжёлое размером со стиральную машину.

– Эээ, мужики!? – Олег показал на след.

В это время Витя и Миша, устав от роли заботы и охраны уязвимой части компании прискакали к БТРу. С нескрываемым отвращением они смотрели на обковырянных покойников и след.

– Надо пойти посмотреть! – выпалил Витёк.

– Ты долбоёб совсем, фильмы страшные смотрел? Как пойдёт кто по загадочному следу, так и хана ему. – Алексей нашёл повод ответить.

– Надо бы… – рыкнул Семён, – Мы о происходящем нихрена не понимаем, а тут какой-то совсем свеженький движ. Опять же ствол у нас есть, пойдём тихонько.

Нездоровый азарт, жажда правды, скука – у каждого свой резон был, но согласились с доком. Миша один отказался. Вернулся к женщинам и детям в машину. Алиса выскочила, звала мужа назад. Тот отмахнулся. Скоро вернусь, мол.

Двинулись вереницей, как дошли до леса совсем притихли. Старались не потерять след. Вслушивались в тишину до боли в ушах. Через некоторое время услышали странный гул, похожий на песню. И кому тут взбрелось петь…

За редкими деревьями просвечивала поляна. В середине стоял защитного цвета ящик, а на нём сидел пацан в форме и как-то очень странно двигался, будто маятник или, знаете, такие собаки с трясущимися головами, которых садят на приборную панель таксисты.

Мужики ускорили шаг. Не выглядел этот мальчишка в форме опасным.

– Мммммммммм- мммм- мммм… – гундел он и раскачивался. Семён осмотрел его.

– Ожоги не сильные, так считай, скользом прошло, пару волдырей на щеке и ухо обуглилось. Ну и шок, – и уже к нему, – Ээй, малой, на меня посмотри. Тихо. Тихо, смотри на меня. Что тут случилось?

Но военный только мычал и качался. Тогда его сняли с ящика. Витя держал парня за плечи.

– Откроем? – спросил Алексей, но выглядело это скорее как утверждение. Парень в форме вдруг утвердительно закивал.

– Так надо открыть, да? – Семён медленно, выговаривая каждый звук, спросил у солдатика ещё раз. Тот перестал мычать и часто закивал.

Олег с Алексеем закурили в сторонке, Семён возился с замком, Витя усадил парня на землю и пытался привести его хоть немного в сознанку. Говорил, щёлкал пальцами перед глазами. Наконец замки поддались. Доктор Сёма приоткрыл крышку.

Из-под неё вырвался белый луч, толщиной с руку. Очень чёткий, слепяще-яркий, луч совсем не рассеивался. Он вращался, будто шарил, сканировал окрестности. Прошёлся по всем. Олег видел, как круглый солнечный зайчик остановился на его животе. Не стало теплее, но почему-то стало невыносимо тревожно. Сердце колотилось в груди бешено. Луч продолжал скользить по людям. Посветил на пузо Семёну, задержался на руке Алексея. Дошёл до Вити и неизвестного солдата.

Дальше миг! Луч разделился пополам, увеличил световое пятно в рост человека, накрыл этим пятном обоих. Витя испуганно крутил головой, потом очень жалобно мяукнул и рухнул на землю, рядом упал солдатик. Луч моргнул и погас.

Алексей рванул к ящику, резко его захлопнул и защёлкнул замки. Олег и Семён уже бежали к упавшим. Смотреть на них было больно. Белые, как у варёной рыбы глаза в опухших веках, волдыри на коже появлялись и сливались в пузыри, лопались, и кожа под ними чернела. Солдатик кончился сразу. Витёк ещё пару минут прерывисто мелко дышал. А потом тоже затих.

В горькой, омерзительной тишине не было нужды говорить. Олег и Алексей попытались поднять тело товарища, донести до машины, дать жене, похоронить. Но ботинки снялись вместе с мясом, а Олег явно почувствовал, как плоть сползла с рёбер под курточкой. Поняли, что не донесут. Поняли, что лучше Алисе этого не видеть. Всё без слов.

Мужики развернулись и пошли обратно. Прочь от сварившихся заживо на их глазах парней, прочь от кошмарного ящика с белым лучом.

– Накаркал… – шепнул Алексей и стиснул зубы.

9.

Как кричала Алиса… Рыдания сменялись истерикой, а затем остекленевшей тупой апатией. Каждый как мог, пытался утешить, каждый как мог, пытался прекратить вой. Но девушку трясло мелкой дрожью, рвало, она сползала по рукам, падая на землю и катаясь. Невыносимая боль потери самого любимого. Необходимость принять реальность смерти. То, что другие, так или иначе, пережили пару недель назад, Алиса проживала сейчас. Злая судьба отвела холодные пальцы от их любви лишь на время.

Пролетали редкие крупные хлопья снега. Миша уже несколько раз прогревал машину. Ему было очень жаль Алису и Витю тоже. Но мысль, что горючку тратят зря, покоя не давала. А не греть нельзя.

Олег не умел утешать, тем более женщин. Он предложил отвести Алису в лес снова, чтобы та простилась с мужем. «Нееееет!» – крик разрезал холодную тишину поля. И снова слёзы. И никто не решался запихнуть её в машину, чтобы увезти от трагедии подальше.

Алексей молчал. Мрачный. Курил одну за одной. Доктор Сёма сунулся к нему было с душеспасительной беседой на тему «ты не виноват», но оказалось, что чувство вины и не посещало старого вояку.

– Эта штука вы-би-ра-ла! Ты видел? Она просветила всех, а поджарила только их! Почему именно их?

– Что это вообще за ящик, как думаешь? – в разговор вклинился Олег, который отошёл подальше от Алисы. Он вдруг поймал себя на мысли, что хочет достать пистолет из куртки, застрелить её, прекратить эти крики и просто в тишине ехать дальше. Качать Павлика на руках и думать о море. Поймал и испугался сам себя.

– Не знаю, но в Афгане я видел кое-что похожее. Там же зараза кругом, воды попил из ручья – обосрался, съел что не то – опять обосрался. Какой только холеры не гуляет по их деревням. Так вот перед выводом нас осматривал врач, и всех «подозрительных» отправляли в комнату. Парни говорили, что там как рентген, коробочка с ярким светом ездит снизу вверх и назад опять несколько раз..

– Так может и был рентген?

– Та неее. Помните в поликлиниках такие машинки, горло и нос прогревать, с бело-жёлтым светом? Так вот парни говорили, там такой же свет, даже пахнет так же. И если больной, свет гаснет, и лампочка загорается. Я точно знаю, человек 5 отправили в карантин, их санавиация забирала позже нас. Должна была забрать. – Алексей был невероятно сосредоточен, он копался в памяти, он вспоминал странности войны.

– Байка, Лёш! – Семён скривился от скепсиса. – Я 17 лет работаю в крупной центральной больнице, в хирургии, вот уж я понавидался всякой заразы. Если б такая была штука, которая лучом определяет кто здоровый, кто больной, в Москве б уж точно поставили.

– Может и байка… А может дельную медицинскую аппаратуру доктора в погонах до оружия докрутили. – Олег вдруг вспомнил передачи с одного центрального канала. Он любил смотреть их под пиво или перед сном. Многочасовой бухтёж про теории заговора и скрытые властями летающие тарелки.

Мужики на него только покосились, как на дурачка.

У машины движуха прекратилась, Алиса окончательно выбилась из сил, и Миша усадил её внутрь. Пока не началось по новой, все запрыгнули по местам. Миша рванул с места, стараясь как можно скорее покинуть страшное поле, жуткие тела у БТРа, забыть, как ночной кошмар то, что рассказали мужики и то, что ехал с ними молодой парень Витёк. А теперь лежит он в лесу варёный, как на заливное – мяско с костей сползает.

Город замаячил через пару часов. Сначала спальные районы с китайскими стенами многоэтажек, потом дома поновей, посовременней, затем, очевидно, старые окраины с бесконечными хрущёбами, а затем снова – красивый центр. Многие города так устроены. Как слоёные пироги, где вкусная сочная начинка нового и современного перемежается с пустым пресным тестом совка или масстроя, чёрные лаврушки промзон со сладкими изюминками развлекательных точек. Безумные кулинары от архитектуры лепили эти города, мешая съедобное с несъедобным в надежде, что неприхотливые жители сожрут и так.

Остановились снова на площади перед ТЦ. Две большие парковки давали надежду на заправку горючкой под завязку, а магазины – на продукты и полезные вещи. И ещё в городе наверняка были живые. Если не уехали, если не были сварены заживо каким-нибудь ящиком, если не оказались под прицелом автомата.

Каждый нашёл себе дело. Бездельничала только Псинка. Она с радостным лаем носилась по площади, разминая лапы. Олег свистнул её, хотел взять с собой на разведку ближайших городских улиц, но та только повиляла хвостом в ответ. Пришлось идти одному. Не хотелось сейчас никаких разговоров. Тишина пустой улицы, витрины, покойники то там, то тут. Всего несколько дней и мертвецы уже кажутся обыденной частью пейзажа, вроде урн, голубей или светофоров. Чувствовал себя Олег странно. Внутренний карман куртки оттягивали пистолет и пачки денег, тех, что он выковырял из сейфа ещё на родном заводе. Куда их теперь? Кому ещё долг бумажкой отдать, чтобы совесть успокоить?

Олег шёл и вертел головой по сторонам. Почему все города так похожи друг на друга. Отличаются вывески и расположение улиц немного, а суть одна, архитектура одна, дух один. Если не смотреть названия улиц, хрен ты отличишь один город от другого. Вон, сверни во двор, там шлакоблочный двухэтажный клоповник совсем как в Батыйске, шифер в плесени. Ржавые перила балконов. А это что?

Внимание привлёк ярко-оранжевый материал, который парусил и колыхался на ветру. Олег свернул в арку, с центральной холёной улицы в старый двор. Подошёл поближе – парашют. Цвет такой, что глазам больно. Сигнальный. Олег несколько минут распутывал ткань и стропы пока добрался до груза. Опять ящик с замками, только меньший по размеру и с красным крестом на крышке. Красный крест – это вроде как аптечка, лекарства, вакцины. Но очень живо помнился ещё чемодан со смертью в лесу. Покурил над коробкой. Ещё покурил. Решил, что надо открывать. На таком заметном парашюте спустили в город нечто важное, крайне ценное, то, что нельзя не заметить. Опять же красный крест. Умереть от внезапной подставы не хотелось, но что теперь – всех коробок бояться до конца своих дней? Щёлкнул клипсами, выдохнул, откинул крышку. Внутри был пенопластовый блок, вроде тех, в которых продают бытовую технику. Внутри блока с десяток больших ампул, стеклянный шприц-пистолет и журнал. «С этим пусть разбирается док», – подумал Олег и подхватил коробку подмышку.

То, что он услышал на подходе к машине, Олегу не понравилось. Во-первых, громко плакал Пашка, это прям взбесило, что они ребёнка одного оставили. Во-вторых, опять орала Алиса, но на этот раз истерика была направлена на кого-то, у её визга был явный объект, который был «сука, мразь и убийца». В-третьих, причитала Ильинична, слышно было старческое, надрывное «ооойх, ооойх, ооойх». Олег прибавил ходу.

Из обрывков фраз и воплей Олег восстановил, что Алексей со всей тактичностью и эмпатией солдафона «попросил» Алису «завалить ебальник, итак нервы сдают». Алиса вцепилась ему когтями в рожу, обвинив в смерти мужа. Красные полосы ногтей на лице Алексей говорили сами за себя. Ильинична кинулась их разнимать, за что получила от озверевшей девушки ногой в живот. Алексей достал ствол и обещал пристрелить «бешеную суку». Миша выбил пистолет, немного вывернув руку стрелку в районе локтя.

В итоге, исцарапанный Алексей тряс больной рукой и материл Алису и Мишу, Алиса орала на Лёху, но с места не рыпалась, потому как Миша сам пообещал её пристрелить, если та не успокоится. Таня смотрела выпученными глазами на происходящее и хватала ртом воздух как золотая рыбка. Ильинична сидела на земле, держалась рукой за сердце и охала, возле неё хлопотал Семён.

– Санёк где??? – Олег крикнул достаточно громко, так что все на него обернулись.

– Я вас, блядь, спрашиваю, где Саша??? – Олег побелел. Злость, страх, ненависть. Он бы этих психов сам всех перестрелял, но исчез куда-то мальчишка.

Олег под локоть пихнул няню Таню в машину к Павлику. Тот накричался до синих губ, и только испуганно всхлипывал. Девушка будто очнулась, схватила малыша на руки, вытерла слёзы, поила водичкой.

– Саааша! Сааанёёёк! Саааш!!! – очухавшиеся взрослые носились по площади, звали. Олег свистел Псинку. Мальчик и собака будто провалились сквозь землю. Разбежались на поиски. Звали, кричали, заглядывали в машины.

Олег и Миша пошли в ТЦ. Оббегали этажи, магазины с игрушками. Гулкие шаги, тяжёлое дыхание. Мёртвый торговый центр был наполнен трупным запахом и тишиной. Из темноты коридора на Олега вышла Псинка. Собачка ковыляла на трёх лапах, одну она прижимала к себе. Парень присел на коленки, взял больную лапку и понял, что та вся мокрая и горячая от крови. Псинка истошно завизжала от боли. Лапа была безнадёжно раздроблена. На визг прибежал Миша.

Идти туда, откуда вышла собака не хотелось. От ужаса. От предчувствия страха и невыносимой для глаз сцены свершившейся беды. В конце коридора стояли игровые автоматы. Вернее один лежал. Олег и Миша, не сговариваясь, подняли его. Любимый детский аттракцион. Кран двигается и захватывает игрушки, мешочки с конфетами и обожаемой малышами мелочёвкой вроде липких слаймов с блёстками или пластилина из шариков. С третьей или пятой попытки можно было достать то, на что глаз пал. Ни Олег, ни Миша никогда в жизни не хотели бы видеть то, что торчало из отсека для добычи.

Расквашенная головка неестественно выгибалась на бок, ноги разъехались в разные стороны, наполовину оторванная ручка просунута внутрь автомата через ход для призов. Мёртвой хваткой кулачка Санька сжимал лапу пушистого белого медведя.

Олег отшатнулся. Что-то хрупнуло под ботинком. Почти машинально он опустил глаза на пол. Там лежали отрубленные пальчики левой Саниной ручки. Розовые, как толстые дождевые червячки в луже. Крови.

Олег отвернулся, сделал три шага к стене и упёрся в неё лбом. Он молча молотил кулаком по шершавой краске, а потом сполз на пол. Миша сел рядом. Их сжатые кулаки белели, зубы крошились, а мутные от слёз глаза смотрели, не мигая, на мятый листок бумаги на стене с надписью «Внимание! Игровые автоматы не закреплены! Следите за детьми!»

Злость! Олег чувствовал себя собакой, готовой вцепиться в горло любому, кто сделает неосторожный шаг. Он выходил из торгового центра и чувствовал, как накаляется вокруг воздух, как плавится под ногами земля. Заливающий гнев, нечеловеческая сила, прожигающее как кислота желание порубить в мелкий фарш всех виновных в гибели мальчика.

Хуже всего то, что Олег себя считал виноватым не меньше. Миша молча шёл за спиной. И тоже считал себя виноватым. Только он не был бледным от ненависти к себе и жестокому миру. Он плакал. Крупными детскими слезами, которые он, совсем по-мальчишески, мазал рукавом по щекам.

На парковке всё ещё лаялись Алиса и Алексей, на них рычал Семён. Ильинична и Таня сидели с маленьким в машине. Олег вошёл в свару как горячий нож в масло. Первое что услышал: «Заткнись истеричка», второе «аууууу, урооод!!!» Последнее потому, что с размаху пнул Алексею в колено так, что тот сложился к земле. Хотел и Алисе прописать плюху, но в последний момент вспомнил, что даже в самом пьяном угаре, даже в самом безнадёжном споре на баб руку не поднимал. И начинать не собирался. Развернулся и ушёл к машине. Там он взял на руки Павлика, прижал его к себе, взял за морщинистую руку Ильиничну, как взял бы маму, если бы хотел рассказать что-то страшное. Миша видел, как Олег говорил, мотал головой, гладил по плечу то Таню, то Нину, прижимал к губам макушку малыша и снова говорил. Миша говорить не мог.

Да и не надо было. Всё всем было понятно, а подробности каждый вообразил свои, и от ужаса знать не хотел – прав оказался или нет. Из ТЦ к своим приковыляла Псинка. Семён осмотрел её лапу, сходил за аптечкой. Бережно держа собаку на коленях, он бинтовал мохнатую культю. Когда закончил, увидел общий сбор. Олег, до сих пор слегка синюшный, цедил слова сквозь металлические губы:

– Саши больше нет. Погиб. Недосмотрели. Все виноваты! Вот что я вам скажу, забудьте вы нахер про свои хотелки. Нет у нас больше ни страны, ни мамки с папкой, ни начальника. Никто о нас не попечётся. Нам теперь жить как стая – все за всех. Кого не устраивает – валите к ебене матери.

– Я свалю! – огрызнулся Алексей, – пусть мусор ствол отдаст!

– Не отдаст! – отрубил Олег

Алексей никуда не ушёл. Никто не ушёл. Все решили остаться на площади на денёк. Развести огонь, приготовить еды, собрать ещё припасов. Выдохнуть. Понемногу каждый включался в работу. Кроме Алисы. Она сидела в машине и молча наблюдала, как Алексей развёл в мангалах костры, как Олег вручил доктору найденную коробку, как Таня качала в коляске обёрнутого в три одеяла малыша. Ей они все были противны. Умер Витя, умер Санёк, а эти живут, готовятся набить желудки, играют в маму и папу с живой куклой. Век бы их не видеть, но куда идти? И в машине стало холодно. Пришлось вылезти и идти к ненавистным лицемерам. А там кружок «Здоровье», доктор, развернув к свету от костра журнал, читал вслух:

– … R-сканер в некоторых случаях ошибочно определяет как rpv -инфекцию некоторые известные ранее инфекционные заболевания, такие как коклюш, туберкулёз, а также аллергические и аутоиммунные заболевания, осложнённые бронхиальной астмой… так… бла-бла-бла… в том числе наследственные генетические заболевания… муковисцидоз… Алиса, у Вити были болезни лёгких?

– А? – девушка слышала голос доктора, но не вникала в смысл слов.

– Вспомни пожалуйста, Витя болел чем-то? С лёгкими у него всё было в порядке?

– Да как в порядке-то. Мы неделю кашляли и кровью плевались в тазик.

– ДО этого?

– До… до… нет вроде. Он недоношенным родился, свекровь говорила, что-то у него с бронхами было, часто маленький болел пневмониями, бронхитами. Он ещё шутил, что за детство на жизнь вперёд налечился, – Алиса чуть улыбнулась, вспомнила лицо мужа.

– Таааак… Сыворотка на основе вируса простого герпеса внедряется в клетку, помечая носителя как условно здорового для всех типов сканеров… доза – 2 мл, так… Возраст – от 6 месяцев, ревакцинация не требуется…

– Сёма, что это? – Нина Ильинична никак не могла связать слова в единое. Каждое по отдельности знакомо, а вместе – будто доктор на марсианском читал.

– Это, Нина Ильинична, вот такая прививка, которая помечает человека как здорового для сканера, похоже, для такого, который Витю сварил. Сам читаю как книгу фантастическую, первый раз вижу и слышу, понятия не имею, что за сканеры тут упоминаются и рпв-инфекция.

– Колоть будем? – Алексей почесал плечо.

– Колхоз дело добровольное, но я себя уколю. На всякий. Знаешь, мало ли. Пусть будет! – Семён вертел в пальцах ампулу с зеленоватой прозрачной жидкостью. – Шприц только один, надо бы до аптеки добраться, негигиенично одной иглой всем.

Ночь пролетела быстро, тревожный сон то и дело прерывался странными звуками и видениями, похожими на галлюцинации. Олег почти совсем не спал, он глядел в огонь, и прижимал к себе полы куртки. В левом внутреннем кармане – деньги и ствол, в правом большая бутылочка с тёплой Пашкиной смесью. Малыш как штык просыпался часа в три – четыре на перекус. От скуки Олег достал из кармана пачку пятёрок и по одной бросал их в мангал. Они скручивались как осенние листы и вспыхивали разноцветными огоньками. Так увлекательно, так спокойно было смотреть за ними, что Олег спалил все деньги. Ну их…

Вырубился, когда уже рассвело, а когда очнулся, оглядел своих. Таня, Ильинична, Пашка, так, док, Миша-мусор, Лёха… а эта дура, где опять!

Алисы не было. Ёрзающее скользкое чувство, когда кто-то рядом с тобой постоянно творит опасные вещи, а ты должен разгребать. Как оно называется? И не страх, и не злость, а такое давление изнутри, от груди до паха. Олег завертел головой по сторонам. Возле машины стояла металлическая тележка, доверху наполненная аптечными товарами. Зелёные пачки подгузников, банки смеси, ленты с шприцами, коробки и коробочки. Кто-то до аптеки сходил. Алиса? А сама где?

Олег обвёл взглядом ближайшие куски улиц. Ага, аптека через дорогу наискосок. Рванул туда, и как чувствовал – беда. Алиса сидела на полу у стойки, ковыряла таблетки и горстями пихала их в рот.

Злость опять проткнула Олега током в самое темечко. Он рывком за шиворот поднял девушку с пола, сжал ей челюсти так, что она закричала от боли. Тогда он засунул ей в открытый рот пол-ладони и надавил на корень языка. Алису вырвало, потом ещё и ещё раз. Олег заставил её выпить воды, после чего показал ей свои грязные мозолистые пальцы.

– Сама! Живо! Иначе до задницы запихну!

Девушка повиновалась. Пол в аптеке был заблёван, Олег трясся от злости и недосыпа, Алиса от многократной рвоты, слёз и страха.

10.

На парковке уже настраивались на утреннюю готовку, когда ребята вернулись.

– Спасибо! Уже везде сходили, после, как поедим, всем желающим проставлю прививки. – доктор был в приподнятом настроении явно, – А чего вы такие мрачные?

– Мы мрачные, потому что из-за этой манды я скоро поседею, ладно проснулся вовремя, а то б ещё один труп нашли. – Олег плюнул.

На Алису все смотрели как на умалишённую. С жалостью, брезгливостью и недоверием. Уехала крыша у девки, жалко, но жди беды рядом с такой. Это было слишком заметно. «Да пошли вы все!!!» – выкрикнула она и убежала внутрь ТЦ. Олег подался было догнать, но Алексей остановил: «Хорош за ней гонять, пусть идёт!»

Так бы и сидели, но до компании долетел визг ужаса, который внезапно резко оборвался.

– Да твою ж мать!– Олег, Миша и Алексей рванули к дверям.

На полу барахтала ногами Алиса, а над ней нависал мужик. Одной рукой он зажимал девушке рот, другой стягивал с неё джинсы. За ним стоял второй и покачивал в руке топор.

– Отошёл, мразь! – Алесей тяжело дышал, сделал пару шагов вперёд и сжал кулаки.

– О, мужики! Присоединяйтесь. Зырьте какая тёлка! – ублюдок с топором в руке был явно пьян.

– Отошли оба!

Но насильник и не подумал встать, он резко ударил девушку головой об пол, глухой звук и Алиса обмякла под ним. Второй развернулся и шатающейся вальяжной походкой направился к защитничкам. Топор качался в большой непослушной лапе. Миша как фокусник вытащил пистолет и выстрелил. На секунду все оглохли, пьяный мешком рухнул. Второй повернул голову, только и успел, что рыкнуть «Вы чо…» и получил пулю в рот. Голова его дёрнулась, фонтан тёмных брызг ровным веером лёг на белую плитку.

– Хуя ты снайпер… – Алексей смотрел на Мишу с ужасом и уважением.

Олег оттащил Алису в сторону от двух новых покойников, она всё ещё была без сознания, но дышала. Голова была разбита, но не то, чтобы сильно. Он натянул на неё штаны и застегнул пуговку, подхватил на руки и быстро, насколько это можно, понёс к своим. К врачу. Опять спасать.

Миша и Алексей повертели ногами покойников, поняли, что никакого другого полезного оружия у них нет, подняли топор и отправились за Олегом.

Похоже слова Олега до всех на парковке дошли ясно. Видно было только широкую ряху доктора Сёмы, женщин и малыша он похоже уложил на пол газельки. Только, когда мужики подошли почти вплотную, вышел из-за машины. Осмотрел Алису, привёл в чувства, прижал к её раскроенному затылку пачку ваты.

– Вместе надо держаться! Ясно всем??? – Олег тяжело прерывисто дышал.

Здоровенные лапищи доктора Сёмы оказались легче пуха. Уколы никто не почувствовал, даже маленький Павлик не пикнул. Все единогласно решили, что от греха подальше лучше поставить неизвестную вакцину из упавшего с неба ящика. Риск каждый для себя оправдал внезапной и страшной гибелью Вити от чудовищного прибора. И кто же знает, какая страсть вылезет ещё впереди.

После того, как с людьми доктор разобрался, пришло время Псинки. Раздробленная лапа опухла и, кажется, начинала нагнаиваться. Собаку решено было оперировать, для этого друзья обскакали город в поисках ветеринарки, там же при свете ручных фонарей на страх и риск усыпили несчастную собаку наркозом, а доктор («хирург я или кто») обрезал лапу по сустав и аккуратно зашил. Потом все сидели над завёрнутой в одеяло трясущейся Псинкой, поили её из ложки и ждали. Поговорка «заживёт как на собаке» была как раз про неё. На третий день она уже с визгом на трёх лапах носилась по площади, клянчила еду и бесцеремонно запрыгивала на колени всем, кто только садился у огня.

Няню Таню тревожили Павликовы сопли, но, по мнению Семёна, малыш лишь «капельку подпростыл». Бутузик гордо шагал за ручки, смеялся, говорил короткие первые слова, чем очень всех радовал. После гибели Санька над единственным ребёнком компания тряслась. Поговорку про семь нянек предпочитали даже в своей голове не произносить. Олег ходил будто пьяный. Причин тому было две. Первая – он уже долгое время почти не спал. Вторая – Паша вдруг назвал его «па».

Людям начало казаться, что стоит найти неподалёку от города большой дом с печным отоплением и можно будет всем жить вместе. И не ехать ни на какие юга. После всех потрясений все в кои-то веки почувствовали безопасность и покой. Да, ночёвка по машинам, вечные поиски бензина, штурм заваленных покойниками магазинов стали бытом. Таким кошмарным для них прошлых и таким простым и желанным для них нынешних.

Один Алексей постоянно торопил всех в дорогу. «Скоро зима, бензин кончится, надо ехать туда, где тепло и есть возможность встретить других», – упрямо повторял он. Встречать других после истории с упившимися дегенератами мало кому хотелось. И, тем не менее, Алексей был прав. Могли ждать помощи хорошие другие, могли быть те, кто уже успел толково обустроиться. И на счёт бензина он тоже был прав.

Засобирались в дорогу, снова изучали карты, строили маршрут до ближайшего города. Ильинична перетряхивала продукты и вещи, наводя ей одной ведомый фен-шуй в багажном отделении. Ящик из-под вакцин она решила приспособить под аптечку – всё лучше, чем в пакете. Вынимая пенопластовые блоки, она на лету поймала серый листок бумаги с печатями. Крупные буквы и цифры были в нескольких местах проштампованы синим и чёрным.

– Что это? – она протянула бумажку Семёну.

– Да не знаю, околесица какая-то. САР-362, ВЧ-1265ВВ, МВ НИИ БХВ. Абвгдейка номенклатурная… Но печать Минобороны.

– Это, брат, не околесица, а код военного городка. Условное обозначение. – Алексей ухмылялся, но выглядел встревоженным. САР – это город, с которым рядом они находятся. Что за город… Саратов, Сарапул…

– Саранск, Лёш… – голос подала Таня. Она почти всегда молчала, изредка обмениваясь короткими тихими фразами, оттого и отношение к ней было как к немой – никто не ждал и слова: «Там большой городок химвойск и научный институт биохимии. Я там родилась. У меня папа военный, а мама была лаборант. Она умерла от рака, когда я маленькая была, и мы уехали.»

Историю будто подсветили фонариком. Выходит, работает институт, раз посылки во время общего мора по городам разбрасывает.

– Так это ж рядом совсем, около 400 километров. – Миша шуршал дорожным путеводителем – Часов пять по трассе в пути.

– Дурной совсем ехать туда? – Олег начинал заводиться – Раз военных встретил, чуть не убили, два встретили – еле ноги унесли, тебе третий раз для науки необходим или ты ещё кого угробить хочешь?

Миша смутился. Никого гробить он не хотел. Но очень хотел понять, что произошло с привычным ему миром. Собственно, это он и объяснил Олегу в горячей тираде, щедро сдобренной клятвами пойти в сторону вояк одному. На том и порешили, Саранск – город не маленький. Пока все обустроятся на его окраине, «разведчики» (а Алексей тоже вызвался) уйдут проверить, что такой за НИИ спасительный и нет ли там выживших «умов». А ещё всем хотелось знать, не из распрекрасного ли института поползла по стране зараза.

Доехали быстро. Решили не рисковать и в сам город не соваться. Присмотрели деревню, опустевшую и тихую, как и все, что встречались им раньше. Пробежались опять по домам, нашли подходящий, с печью и без разлагающихся хозяев посреди хаты. Туда уместили женщин, Павлика и доктора с собакой. Олег на месте осесть никак не мог. Хотел, но не мог. Он остро чувствовал, что ни уснуть, ни присесть, ни избавиться от разрывавших голову мыслей он не сможет. Единственное его лекарство – опять бежать, искать, проживать такое, отчего некогда было думать о вчерашнем дне. Уходя, он погрозил кулаком Алисе и пообещал, что, если та выкинет хоть какой-то деструктивный фортель, он лично утопит её в ближайшей речке как бешеную кошку. Прозвучало зло. Алиса хотела огрызнуться, но испугалась хищного огня в Олеговых глазах и только тихо в спину назвала моральным уродом.

Шли втроём почти наугад. Таня нарисовала на карте, как попасть в военный городок, вот только воспоминаниям её было 12 лет. С тех пор могли и посносить, и понастроить. Нашли у обочины брошенную машину, бестолку пытались завести. Снова шли. Дорога была широкой и прямой, вдоль гаражей, потом садов, дальше и дальше. Где-то должен быть отворот через лес. Его и высматривали. Оказался отворот совсем даже не через глушь, а сквозь коттеджный посёлок с теремками домов. Идеальный, для русских-то дорог, асфальт, стройные кирпичные заборы с коваными воротами, так красиво… Так пусто. Кое-где ещё стояли припаркованные машины, кое-где, у заборов лежали покрытые инеем кучки ветоши, вымокшей под дождём, присыпанной инеем одежды, хранившей внутри отвратительную начинку из медленно разлагающейся плоти.

– Смотри, что там? Собака что ли? – Миша вытянулся в струнку и глядел вперёд. Там у забора возился крупный лохматый зверь. Олег тоже всматривался. Вроде пёс, крупный, алабай или овчарка кавказская. Шаг не сбавляли. Ровно до тех пор, пока Алексей не дёрнул парней за плечи. Возрастная дальнозоркость – он первым понял, кто роет землю.

Это был медведь. Видимо, он уже вдоволь нажрался мертвечины и сейчас прикапывал недоеденное. Почему не спит… Тепло ещё ему или нужды нет – еды теперь хоть отбавляй. Миша потянулся за пистолетом в куртку.

– Не трожь тёзку! Чо он тебе сделал? Обойдём, пусть жрёт.

Алексей усмехнулся и толкнул ребят в проулок. Параллельная улица была уже и отсыпана гравием. Олег крутил головой по сторонам. Жили же люди, в достатке, уюте, просторе. Машины, сады с яблоками, а теперь всё и все на корм зверью.

В этих мыслях и не заметил, как дошёл до конца посёлка, Мужики вышагивали рядом, шуршали гравием, сопели, Мишка пару раз чихнул. Дальше дорога сворачивала через лес, сквозь который, впрочем, уже был виден высокий бетонный забор с колючкой. Свернули в лес, по дороге идти побоялись, вдруг там поджидают защитники передохшего отечества. Тихонько дошуршали до забора, стараясь даже дышать как можно тише. Двигались вдоль, останавливались, вслушивались. Тишина. Только шум деревьев.

Дошли аккурат до места, с которого просматривался въезд. КПП в несколько будок, шлагбаумы, а за ними белые панельные четырёхэтажки с лоджиями, улицы, детские площадки во дворах. Город в городе, особенная жизнь за забором. Казалось, что никого, но кто ж точно знает. Решили ждать сумерек.

11.

К ночи заморосило. Мелкий дождик только добавил свинца к серо-сизому воздуху. Тихо, вдоль стенок кралась троица. Миновали один двор, другой, квартал – никаких людей, ни живых, ни мёртвых. Наконец, в просвете улицы они увидели однополосную дорогу через парк. По воспоминаниям Тани она вела к институту.

Осмелели, шли уже бодрым шагом. Чему быть, того не миновать. НИИ был вполне типичный. Многоэтажка с большими стеклянными дверями на высоком крыльце и облезшими буквами на козырьке. Возле ворот лежали высокие горы чернозёма. Его каждую весну свозили на газоны, а оттуда растаскивали на клумбы и цветочные горшки. В каждом городе есть такие острова флористики из бархатцев и петуний с гордыми надписями «юбилей» или «НИИ 65 лет».

Только вблизи товарищам стало понятно, что никакой это, нафиг, не чернозём. В нос ударила вонь гари и жжёной гниющей плоти.

– Подгорел шашлычок…– Алексей на нервах неуместно и гадко юморил. Олегу было противно. И смешно. Поэтому он растянулся во весь рот. Миша поджал губы – хотел оказаться единственным приличным человеком. Но глаза предательски сузились. Смешно… Кто-то из толпы людей две кучи горелок сделал.

Двери оказались раздвижными и никак не поддавались, тогда Миша нашёл кирпич и всадил со всей дури. Тишину разрезал оглушительный звон и грохот. Олег озирался, всё боялся, что вот выбегут из-за угла вояки с автоматами, вот перестреляют их к чёртовой матери, и третью кучку запалят.

По одному пролезли в дыру, стараясь не разодраться об острые края.

– Я в такую игру играл, там в научном институте портал открылся, и мутанты всех учёных пожрали. Так прям мозги им повыковыряли и на голову сели, белые такие как клещи… – Мишаня похоже опять заговаривал свою трясучку.

– Рыыы! – Алексей утробно рявкнул и схватил его рукой за бошку.

– АААА!!! Ай, бля, не смешно! – Миша орал как ребёнок, очень искренне. А Олег очень натурально ржал. Смешно!

Глаза потихоньку привыкали к темноте, длинный коридор института, кабинеты вправо, кабинеты влево. В конце коридора окно, а напротив? Мужики сощурились… вешалка? В углу стоял силуэт. Они прибавили шагу. Прислонившись к стенке, совсем по-детски зажав лицо руками, стоял тощий, совершенно лысый старик. Живой! Он пошатывался, облизывал растрескавшиеся губы, шептал. Друзьям пришлось задержать дыхание, чтобы разобрать слова:

– Здесь нечего брать, здесь институт, я старый человек, убейте меня и уходите. Здесь научный институт. Здесь нечего брать…

Олег протянул старику бутылку воды. Тот пил мелко, тряс головой, шумно сглатывал и его кадык дёргался под тонкой индюшачьей кожей как поплавок. Парням не терпелось спросить деда в халате обо всём, но тот пил, утирал дряблый рот, тяжело вздыхал и снова начинал пить.

В тёмном окне институтского коридора блестела луна, дождевые тучи раздуло. Утро обещало быть холодным и ясным, но до него ещё несколько часов. Миша не выдержал первый и сполз на пол, Алексей сел рядом. Олег усадил старика и продолжал его поить до тех пор, пока все полтора литра не оказались в его пересушенном нутре.

– Вы кто? – Олег сделал аккуратный заход в сторону дела.

– Я Евгений Дмитриевич Малинин, старший научный сотрудник, заведующий виварием и лабораторией первичных испытаний. Живу на улице Фрунзе, с женой… и зарплату мне задерживают… а бухгалтерша говорит, что это кризис виноват, а я знаю, что это директор виноват, потому что у него машина и дом в новом районе, а у меня хрущёвка, а на пенсию я не проживу, после смерти жены я совсем не покупаю ничего домой…

Парни переглянулись с явным разочарованием. Дед похоже того… заговаривается. Кое-что в его словах правда, а может и всё правда, но правда эта совсем без хронологии.

– Что тут случилось? – Олег задал вопрос медленно и тихо, проговаривал каждую букву, очень хотел помочь старику получше понять вопрос и получить хоть сколько-нибудь вменяемый ответ.

– Тут? Тут животных кормить стало некому, и я их выпустил. Всех. Медведя, обезьян, крыс, кроликов, коз, лошадь… Там клетки и загоны все пустые, можете проверить, я всех выпустил…

Олег вспомнил медведя. Потом подумал об обезьянах… кранты им в нашем климате…

– Почему кормить стало некому?

– Все на больничный ушли, или хотели уйти, но ходили на работу и всех перезаражали, кашляли и падали мёртвыми. Их на улицу уносили. Потом электричество отключили и воду. А я в окно смотрел на них. Они там все в куче лежали. Я смотрел, смотрел и потом не выдержал и поджег. Лучше так, чем их птицы клюют и крысы… Я в больницу звонил, а они не отвечают…

– Вы знаете, что это за болезнь? Мы нашли вакцину с адресом института…

– Вакцины мы делали, да, от жёлтой лихорадки, от туберкулёза, от эболы, от кори, от ящура, разные делали, изучали, газы изучали, яды, противоядия, это военный институт… А жена всё время просила, чтобы я на обед домой ходил, а мне жалко время было, мыться, переодеваться, туда, да сюда, я не мальчик ей, чтобы скакать стометровки. Вакцины… разные, есть образцы, а тут не нашли… неделю только и искали, и не нашли…

– А где военные? Кто сбрасывал вакцины в города?

– Здесь военных много, это военный институт, и химвойска. У меня звание есть. Я майор. У меня и форма с погонами есть, но тут халат я ношу, а ремень мне новый трёт, он неправильный по ширине.

От мешанины в словах деда устали уши. Стало понятно, что толку от него как от поломанного радио, которое принимает все волны по очереди.

– А может есть какие-то журналы? Записи? – Миша не терял надежду получить хоть какие-то ответы.

– Журналы? Есть! – старик поднялся и зашаркал по коридору. Парни подскочили за ним. Дед заходил в разные двери, в одной он поворошил бумаги на столе, Олег потом проверил – распечатки графиков, какие-то сметы. В другой он открыл шкаф и медленно переодел халат. В третьей – спросил громко: «Девочки, в столовую идём?»

Миша, Олег и Алексей тихо перешёптывались у него за спиной. Всем троим стало понятно, что от деда толку как с поросёнка шерсти и искать нужно самим. Только вот что искать? Решили брать всё, где хоть что-то можно прочитать. Олега оставили бродить со стариком. Он и бродил, без особого интереса, открывали двери, за которыми стояли столы, склянки и пробирки, компьютеры. Олег пролистывал бумаги, что-то складывал в рюкзак.

Старик будто взбодрился. Он поднялся этажом выше и пошёл по коридору втрое быстрее обычного. Из кармана брюк вынул связку ключей и позвякивал ими при ходьбе. Наконец остановился перед большой железной дверью с двумя створками. Целые ворота! Он пошарил ключом в скважине и аккуратно распахнул сначала одну половину, потом другую. Олег замер с открытым ртом. В комнате был свет. Тусклый, желтоватый, но был… Он уже несколько недель не видел электрического света, и поэтому сейчас смотрел на него как папуас на бога. Сам факт света так его увлёк, что Олег не сразу заметил, что именно подсвечено.

Большие ёмкости похожие на аквариумы. Олег подошёл поближе и вскрикнул. В одном аквариуме на два пальца была налита мутная розовая жижа, в ней лежал человеческий торс со вскрытой грудной клеткой. Между белых рёбер копошилось что-то мелкое и чёрное. Во втором аквариуме розовой жижи было наполовину, на поверхности плавала тошнотворная плёнка похожая на плесень, но она шевелилась, сгибалась пополам, ныряла и снова всплывала. В третьем аквариуме рядком стояли головы: человеческая, собачья и обезьянья. Рты и пасти были раскрыты железными распорками, и в них тоже ёрзало и копошилось чёрное нечто.

Олег с ужасом приложил ладонь к стеклу. Тепло. Стекло было тёплым.

– Тут что, генератор есть?

– В подвале станция, тут всегда нужны свет и тепло, тут непрерывный эксперимент! Размножаем опытные культуры. Образцы, через пару месяцев начнём испытания, только Иван Константинович вернётся из министерства, они всё никак разрешение не дают, говорят риски… риски…

Олег ещё раз прошёлся вдоль аквариумов. Ёрзающие в плоти черви … Черви же? Фу бля… В дверях замаячил Миша. Его свет, похоже, не удивил, он махал рукой, мол, иди туда, посмотри. Олег тоже показал пальцем на аквариумы, а Миша почему-то кивнул. Олег вышел в коридор, в конце была открыта ещё одна дверь, из которой струился красный матовый свет. Ещё не вошёл, но уже услышал Алексея, тот шептал сам себе:

– Охренеееееть, что это за дерьмо такое… живодёры… что это такое …

За дверями была комната втрое больше предыдущей. Стеклянные аквариумы стояли рядами и подсвечивались красными греющими лампами. А там… В розовой жиже плавали… Вскрытые головы, туловища с кишками наружу. В одном аквариуме лежала уродливая куколка, вся облепленная чёрным копошащимся «материалом для эксперимента». Мозг Олега из последних сил защищался, отказывался признавать в тощем изувеченном пупсике человеческий эмбрион.

– Лёх, давай валить отсюда, а…

– А чо ты бздишь? Боишься, что это на тебя вылезет? Или что дед тебя покрошит и в аквариум положит?

– Не боюсь… но мне стрёмно.

Алексею тоже было стрёмно, и Мише, он скоро вошёл к парням. Дед в первой лаборатории усердно поливал розовым киселём кишки и бошки, ласково приговаривая и сюсюкая с бубями.

– Вы хоть что-нибудь нашли? – Миша старался не смотреть в тошнотворные ёмкости.

– Ничего толком… – Олег снял рюкзак и показал стопку листов.

Они вернулись к деду, тот закончил свою безобразную рутину.

– Евгений Дмитрич, это что такое? – Олег говорил так медленно, будто боялся спугнуть скачущие мысли старика.

– Это паразит, удивительный. Питается и живой и мёртвой плотью, размножается быстро, не восприимчив к ядам. Только холода боится. Уникальная культура. А-НА-Э-РОБ-НА-Я!

Старик произнёс последнее слово по слогам. Мужики не поняли ни черта. Видя недоумение молодёжи, дед пояснил:

– Воздухом он не дышит! До этого науке только бактерии были известны анаэробные, а это многоклеточный организм!

Парней научная биоредкость в восторг не привела. Ну не дышит какая-то дрянь воздухом, и что… Вот порубленные куски людей в качестве корма, вот это плохо. Выходило, что эта «анаэробная культура» человеческий паразит. И фраза «питается живой плотью» напрягала… А за окном тем временем стало светать.

– Евгений Дмитрич, пойдём с нами. Вы тут один с голоду помрёте, а у нас еда есть, дом, машина. Все люди умерли кроме нас с вами.

– Умерли… – старик опустил глаза и как-то всем своим тощим телом сник. – Умерли, я сам видел, все умерли. Как жене сказать, что теперь работы не будет… Как мы на пенсию-то… Пойдёмте, молодые люди, пойдёмте…

Вышли на улицу, мужики закурили. Переговаривались между собой, что из такого места уходят совсем без ответов, а вопросов только прибавилось. Дед вдруг вскинулся:

– Подождите, я ж дневники забыл! Свои дневники и портфель, он новый, жена голову оторвёт! – и проворно, не по своей стариковской немощи, скрылся в проёме разбитой двери. Мужики остались ждать. Вернётся.

Повисла пауза в шёпоте, а за ней тишина. И в тишине они услышали шорох за чёрной кучей горелых тел. Там кто-то был. Миша подался вперёд посмотреть и буквально отскочил обратно. Из-за кучи вышел медведь. Животное привыкло – где люди, там еда. Вот и вернулся в свой институт, чтобы глодать тех, кто когда-то кормил его.

Миша вытащил пистолет, Алексей нервно шептал:

– В глаз ему целься или в пасть, если сразу не убьёшь, только хуже будет…

В это время дед вылез из двери и бодро поскакал по лесенке вниз, тряся портфелем в морщинистой тонкой руке. Медведь встал на задние лапы, замычал. Дед, будто не замечая зверя, продолжал спускаться. Тогда косолапый в два прыжка подскочил к старику, тяжело опёрся на задние лапы, а передними толкнул. Огромные когти полоснули по голове, груди, животу, брызнула тёмная кровь. Миша запаниковал и выстрелил, раз, два, три… Он бы всю оставшуюся обойму разрядил напрасно, если б Алексей не треснул ему по руке. Медведь как-то тоненько визгнул и побежал подальше от института, через парк.

А дед лежал на ступеньках. Сейчас он был очень похож на те куски, что кормили собой чёрную плесень в аквариуме. Живот его был вскрыт, сизые кишки вывалились наружу, голова была располосана наискось, у виска болтался на ниточке вытекший мешочек глаза, по ступенькам текла речка крови.

Олег поднял портфель и стёр рукавом жирные алые брызги. Открыл. Внутри лежало несколько мятых толстых тетрадок.

12.

До дома мужики добрались совсем поникшими. Страх накатывал волнами. Такого насмотрелись. Что лучше б развидеть и забыть. Туловища, головы, копошащееся хищное месиво, медведь и разодранный им полоумный старик. Стоило глаза закрыть, как всплывал какой-нибудь жуткий кадр из прошедших суток.

Олег пошатывался, сжимал в руке ручку портфеля. Думал, как хорошо было бы, если б док понял и всё объяснил. И из этих объяснений стало бы понятно, что делать. Хотя… Что делать они вроде коллективным разумом дошли. Зачем тогда знать? Так и метался Олег всю дорогу от мысли к мысли. Голова раскалывалась.

Дома новости были не лучше. Павлик разболелся совсем, кашлял, пускал из ноздрей зелёные пузыри и температурил. Его поили с ложки, таскали на руках, давали лекарство. Доктор каждые полчаса смотрел горло и щупал пульс. Ильинична порывалась усадить малыша поближе к печке, доктор Сёма сопротивлялся, называл бабой Ягой и грозил температурой под 40 и «тяжёлыми последствиями». Олег бросил портфель в угол, вымыл руки и поскорее прижал к себе горячего малыша. Поурчали друг дружке, да так и вырубились вдвоём.

После перекуса и чая Миша рассказал о случившемся в институте всем остальным. История, похожая на страшную байку, тревожила, потому что была безумной правдой новых дней. То, что раньше было сюжетом для ужастика, сейчас ждало в заброшенных зданиях, за каждым забором, на каждом углу. Оттого вид у компании был скорее удручённый, чем азартный. Семён дотянулся до портфеля. Достал первую тетрадку, долго всматривался в прыгающий, острый стариковский почерк. Достал вторую, потом третью. Полистал, полистал. Хмурился. Потом хлопком закрыл тетрадь, убрал её в портфель.

– Надо туда вернуться! Мне надо кое-что проверить.

Алексей с Мишей переглянулись, никакого желания идти туда снова не было. Но… доктор явно больше понимает. Ему бы и правда взглянуть.

– Что там в тетрадях? – Таня, как школьница на интересном уроке, наклонила головку на бок и смотрела на Семёна большими любопытными глазами.

– Это дневники наблюдений. За мышами, за обезьянами, за собаками и за «материалом». Похоже в лабораториях выращивали грибки, бактерии, заражали ими животных, испытывали вакцины и лекарства. В общем, обычная лабораторная работа. Ничего примечательного, кроме вот, пожалуй, того, о чём мужики рассказали. Фигня в том, что образцы и материалы в тетрадях просто помечены шифром. Не понятно только из записей, о чём старик писал, об ящуре или об этом чёрном. Надо вернуться и посмотреть на месте. И есть у меня ещё одна мысля…

Мыслю доктор раскрыть не успел. Проснулся Олег.

– Пойдём! Надо разобраться.

Миша замотал головой:

– Я не пойду!

– И не ходи. Ты в машину садись, бери Таню и дуйте по магазинам и аптекам запасы пополнят, чёрт его знает, насколько мы тут. Пашка болеет – это раз, разбираться надо с этим институтом – это два.

Алексей похлопал Мишу по плечу и протянул ладонь. Тот без слов понял, вытащил из кармана пистолет. Наскоро покидали в рюкзаки сухпаёк и воду, тетради, листки, которые Олег взял в лаборатории. Выход запланировали на раннее утро.

На этот раз дорога заняла меньше времени. Миша довёз троицу до самого КПП. Оттуда шли озираясь, где-то поблизости шастал раненый медведь, злой на людей. При виде обгорелых куч Семён только свистнул. Тела деда на ступеньках не было, но отчётливо были видны кровавые следы волочения. Похоже, косолапый вернулся за добычей.

Пролезли в дверь и прямым ходом к жутким лабораториям. Семён почти бежал впереди, не терпелось своими глазами посмотреть. Свет над аквариумами горел, но уже изредка моргал – в генераторе кончалась горючка. Док обсмотрел все ёмкости, рылся в бумагах, листал тетради. Хмыкал, постоянно чесал голову как вшивый. Отыскал в углу на столе микроскоп, порадовался, что батарея подсветки ещё жива. Карандашом подцепил чёрную ёрзающую дрянь на стекло, после чего долго рассматривал. Отковырял кусочек плоти от головы из аквариума и тоже рассмотрел в стекло.

– Вот что я вам скажу, ребятки. Пока тут свет окончательно не погас, мне нужен труп.

Лица Олега и Алексей вытянулись, они рефлекторно сделали шаг назад.

– Чего встали? Идите и найдите кого-нибудь мёртвого. Возьмите пакеты или тряпки, что угодно, но притащите сюда мертвеца. Такого, чтобы умер от болезни. Не от пули, не от зубов, а от кашля кровавого… Надо проверить. Ох, бля, если я прав…

Мужики оставили Семёна сходить дальше с ума над микроскопом. Его странную просьбу придётся удовлетворить. Всё-таки врач, хирург, хочет он поковыряться в разлагающемся мясе – значит, есть на то причина. Иначе давно б вернулись к печке и каше. Вот только, где искать покойников? Улицы военного городка чистые, те, что лежат у института, непригодны, потому как угли. Неужели от коттеджей тащить… Пару километров с вонючим мертвецом подмышкой, буэээ.

Решили поискать для начала поближе. Побродили по улицам – никого, заглянули в магазин, парикмахерскую, ателье – никого. В ателье прихватили плотную белую тряпку размером с большую простыню. Зашли в подъезд дома, принюхались. Пахло разложением. Значит где-то тут покойнички имеются. Олег почти без надежды дёрнул дверь квартиры на себя. Та легко отворилась. Странно… не заперто…

Квартиры для вояк построили просторные, сразу из широкого коридора открывался проход в светлый зал, не меньше 20 метров площадью. А на полу тело. Алексей подошёл, перевернул труп ногой.

– Вот же ж… Бляха, Олежек, у него дырка во лбу. Не подходит.

Они заходили во все квартиры по очереди и находили там только убитых пулей в лоб. Брызги от разорвавшихся затылков оставляли жуткие веера на стенах, окнах, светлых тюлевых занавесках. С методичностью маньяка кто-то перестрелял всех мужчин, женщин и детей. Одинаково. Одним выстрелом в лоб. Целый подъезд.

На улице Олег обнаружил, что его бьёт дрожь. Закурил. Легче не стало. Алексей тоже трясся. Они пошли дальше, вдоль по пустынной улице, вдоль аккуратных одинаковых домов, хранящих секрет куда более жуткий, чем эпидемия. Расправа. Над всеми. Настоящий отстрел. Всех потенциально больных забили как скот.

В глаза им бросилась табличка над крыльцом «Штаб по ГО и ЧС». Вот куда стоит зайти! Картина мужикам представилась не менее странная, чем всё в этом проклятом городке. За столом в белом комбинезоне, какой надевают грибники в начале весны, чтобы лучше было видно клещей, сидел грузный мужик. Мутные жёлто-зелёные глаза были широко открыты. Он так небрежно опирался на спинку кресла, что казался почти живым. Если б не чёрные пятна разложения и бурая, похожая на спёкшуюся рвоту лужа на столе, груди и шее. Этот, похоже, умер «от чего надо». Вот только подгнил и размером был немалым. Тащить такую тушу теперь…

Решили на поиски кого поменьше время не тратить. Расстелили тряпку, максимально осторожно сволокли на неё зловонный труп, свернули носилки и поспешили на воздух. На воздухе легче не стало. Из трупа что-то текло, оставляя на дороге чёрные капли. Вонь стояла несусветная. Пока допёрли мертвеца до института раза по три вывернулись наизнанку.

Доктор Сёма встретил на крыльце. Продышаться вышел, похвалил. В руках у него был чемоданчик, из кармана торчали зелёные перчатки. Хирург отогнал носильщиков от тела (к великой радости последних), достал из чемоданчика ножницы и распорол одежду. Следующим в руках оказался большой нож. Семён разрезал мертвеца от груди до лобка. Жуткая дыра напоминала букву Y. Не церемонился их «добрый доктор» с костями, выломал грудину одним куском, оторвал рёбра, ненужное швырнул в сторону. Засунул руку поглубже и рывком вытащил два буро-зелёных мешка лёгких. Повертел на свету, затем взял нож и напластал их кусками, как колбасу. Кусок вертел в пальцах, смотрел на просвет. Положил один в чемоданчик и ушёл внутрь института.

– А докторишка-то тот ещё мясник, да Олег? – к Алексею вернулась способность острить и ухмыляться.

– Да фу бля… Когда это кончится всё, вот скажи мне? Мы на море хотели уехать, а вместо этого таскаем трупы, колупаемся в тухлом мясе и рассматриваем следы бойни.

– Ты в трупе не колупался!

Олег искал глазами хоть кусочек пейзажа без следов кошмара. Где-то далеко раздалось не то мычание, не то рёв. Как бы мишутка не унюхал тут расчленёнку. Товарищи зашли внутрь. Доктора отыскали быстро, он согнулся над микроскопом.

–Чего, Сём?

– Того, Лёш… тут того…

В это время свет в аквариумах несколько раз нервно моргнул и погас.

– И хорошо! Эксперимент закончен. Вот что я тут нашёл, ребятки. Вы про пищевые цепочки слышали?

Олег с Алексеем дёрнули головами так, что это было похоже одновременно и на «да» и на «чего?».

– Так вот, живёт человек – царь природы и болеет, предположим, глистами, которые человека этого жрут. А глисты болеют грибком, который жрёт глистов, а грибок болеет бактериями, которые жрут его. Так вот здешние лбы изучали грибок и бактерий. Увлекательные существа – воздух им не нужен, после смерти носителя, и грибок и его паразит продолжают жить, делиться. И бактерии такие странные. Множатся кучами до тех пор, пока не начинают друг другом питаться. Каннибалы. В природе такое не редкость. Только вот что странно. Жрать друг дружку они начинают не с голодухи, а тогда, когда большая их часть делиться перестаёт. А почему перестаёт? Болеет похоже. А чем?

Олег с Алексеем помотали головами, мол, откуда знать, чем болезни болеют.

– А вот похоже размножаться они перестают. Потому что поражены вирусом. Умирают они, вот и не размножаются. Вирус их живо из статуса «подобные» переводит в статус «еда». И пока учёные над открытым грибком и его паразитом колдовали, вирус мутировал. Может сам, может случайно ему помогли. Обычные бактерии клетки главного носителя – человека как еду не воспринимали. Ну как бы в вот тебе в голову б не пришло сена пожевать или покрышку съесть. А вирус вырвался, в клетки тела внедрился и пометил их как «еду». Делятся клетки тела гораздо медленнее, чем у плесени. Бактерии их учуяли как больные и давай жрать. Так и сожрали всех, чей иммунитет не начал с вирусом бодаться. Паразит номер раз питался лёгочной тканью, а дальше по цепочке.

– Так это всё случайно?

– Выходит, что случайно. Кто-то из институтских первым подхватил. Может много лет назад, когда только-только выделили эту культуру-мультуру. Стали люди болеть. Но концентрация вируса маленькой была. До эпидемии не доходило. А вирус продолжал мутировать. Он жить хочет, адаптировался, агрессивней становился, контактировал с лекарствами. Бомбу они тут в институте заложили, а рванула она незнамо где. И понеслось.

Так понеслось, что теперь не поправить… Эксперимент окончен, последствия – сами видите.

Озираясь, Алексей, Олег и Семён вышли из института. Медведя не было – и то радость. Правда или версия правды никакого облегчения не принесла. Цепочка паразитов, недосмотр биологов, цепочка пищевая, цепочка случайностей. Наука – дело такое. Если где-то чего-то открыли, скоро по всему миру изучают. И как понять по всему миру эпидемия, или это только у нас, и скоро сюда войска зачистки прибудут от «дружественных» стран. Олег вспомнил расстрелянных. Может и поняли что-то учёные. Только поздно.

Уже почти на выходе из военного городка они услышали шум мотора. Миша? Из-за поворота вывернул маленький чёрный автомобильчик. Товарищи встали как вкопанные. Машина затормозила сразу, как водитель углядел живых. Дверца распахнулась, с водительского места вылез невероятно длинный человек. Автомобиль был ему чуть ли не по пояс. В мёртвой тишине пустой улицы послышалось звонкое:

– Ээээ? Вы кто, мужики?

От долговязого не исходило никакой угрозы. Напротив, он был маниакально дружелюбен, крепко жал руку, хлопал по плечу, шумно радовался и без конца двигался, будто в каждом его суставе было припрятано по пружине. Мужики от такого отвыкли, их угрюмая, молчаливая, саркастично-нецензурная компания сейчас была разбавлена кем-то ядерным и кислотным, отчего каждый внутри начинал пузырится, незнамо с чего. Вроде парень хороший, но бесит.

Длинного звали Стасом, про себя он рассказал, что работал в IT-компании, был настоящим фанатом Сталкера и гиком постапокалипсиса. Когда всё началось, он первым делом собрал карты схронов, добыл атласы генштаба и спёр из магазина снаряжения навигатор на перезаряжаемых батарейках с загруженными картами. Набил рюкзак снарягой и пошёл путешествовать.

– Теперь весь мир наш! – ликовал Стас и широко раскидывал руки, будто пытался обнять небо.

Половины слов компания не поняла. Но навигатор… Это ж надо какая штука полезная.

– Ааа, спутники не видит, но карты загружены в память, пофиг на спутник, координаты показывает, рельеф, дороги, что ещё надо.

Оказалось, Стас нашёл в лесу разбитый вертолёт, внутри был ящик размером с небольшую стиральную машину. Открыл, из ящика немного посветил белый луч, потом погас. Ещё он нашёл блокнот с координатами у одного из мёртвых военных в вертолёте. Забил их в навигатор и поехал до указанной точки. Так и оказался здесь.

– Повезлоо… – тихо выдавил из себя Алексей и коротко рассказал об их встрече с таким ящиком.

На вопрос «Что тут такое?» доктор Сёма взорвался словесным поносом, он будто нашёл свежие уши и излил в них всю свою замысловатую теорию о паразитах паразитов.

– Не сходится! – резюмировал Стас.

Вообще с доктором никто не спорил обычно, поэтому в ответ на возражение Семён только глазами захлопал.

– Не сходится история. Включайте логику! Почему вдруг неизвестной ранее плесенью и её паразитом занимается военный НИИ? Если б это было открытие нового микроорганизма, то корпели бы над чёрной плесенью лаборанты из какого-нибудь института микробиологии российской академии наук. Опять же эксперимент на кусках человеческого мяса… Знаете сколько гемора получить человеческий материал для исследований? Тут обоснование нужно ого-го, или кроликов с крысами пользуй. Ну и за дураков людей держать не надо. Они тут жуть жуткую исследуют, а про безопасность не подумали? Лаборатории за стеклом, за дезинфекцией? Нет! Стало быть, они точно знали, что эта штуковина не вреднее чайного гриба. Ну жрёт и жрёт… Бактериологическое оружие и всякие опасные штаммы так просто на поверхности не хранят. Может это биоутилизатор новый. Слыхали про бактерий, которых в сортиры кидают, и они говно до родниковой воды очищают?

Стас ухмылялся. Семён чувствовал себя дураком и злился, на себя и на умника. Олег думал о том, что опять ни черта не понятно. Алексей, похоже, не думал ни о чём. Он курил и смотрел в сторону парка, толи медведя ждал, толи размышлял о своей версии, которую никому не рассказывал. Дабы не показаться фантазёром-паникёром вроде Сёмы.

– Я б посмотрел, проводите?

Олег пожал плечами, можно ещё раз сходить, только темно там теперь, генератор – йок. И вот только подумал он о генераторе, как тишину разбил оглушительный хлопок. В ушах зазвенело. Со стороны института в небо поднялся столб чёрного дыма с коричневой пылью.

– Вовремя ушли… – Просипел док.

– Видимо там генератор не только на свет и тепло работал, может охлаждающая установка рванула или чего похуже, поехали, пока не потравились! – Стас покрутил на пальце автоключ.

Они кое-как влезли в маленькую машинку, набитую вещами, и двинули в сторону дома. Там новости были куда лучше. Павлик выздоравливал, Ильинична варила суп на тушёнке, Миша колол дрова. Они с Таней времени не теряли, натащили еды, лекарств, всяких полезных штук бытовых, топили баню. Идиллическая бытовуха. Новому человеку обрадовались. Расспрашивали о том, как оно ему было по пути сюда. Рассказывали свои истории.

Стас слушал увлеченно и непременно добавлял от себя, как бы он поступил. Было мерзко. Всё у него было нелогично и ошибочно. С его слов выходило, что поступали как дилетанты, как дети и вообще «валенки». Таня и Ильинична только ахали и повторяли «А ведь верно, как не догадались». Одна Алиса хмыкнула: «Позёр!» Ей новенький не понравился. Олег даже впервые за долгое время почувствовал близость с Алисой. После истории с неудавшимся суицидом он пытался её не замечать, ничего не просил делать, никаких одобряющих слов не говорил. Псинка и та больше заботы получала. Алиса, впрочем, сама старалась не отсвечивать. То ли из чувства вины, то ли, продолжая нянчить в голове мысль, что отныне она чужая в этой стае и находится тут только пока терпят.

Алиса старалась помогать, но делала всё медленно и неумело. К жизни вне цивилизации она была приспособлена едва ли не наравне с годовалым Павликом. Что до поисков истины в военном городке, тетрадей и мёртвых учёных – её это будто вовсе не тревожило. Гораздо больше её волновали грязные носки, запах пота от мужиков и однообразная еда «как в школьной столовке, только без котлет».

Алексей после первого возвращения из института неудачно пошутил, что надо бы во второй раз Алиску взять с собой и скормить медведю. Никто не заступился. Похоже, все в тайне думали, что идея не слишком плоха.

– Куда дальше поедем? – Стас не унимался.

Никто ничего толком ответить не мог. Таня коротко рассказала о планах на море и южное поселение.

– Вот вы сёдла! Весь мир открыт, а вы собираетесь деревню строить. Можно в Европу уехать, морем путешествовать, а они как совки, в Геленджик рвутся. – Стас смеялся вполне искренне, – Ты, Таня в Париже была?

– Неет… – Девушка опустила глаза и ковыряла язычок у кофты.

– А что, не хочешь? Или не жили хорошо, нечего и начинать? – долговязый уже открыто стебался.

Олег уже почти открыто бесился. Танюшка, такая тоненькая, большеглазая, ну что она видела: городок в провинции, школу, институт, подработку нянькой у обеспеченной семьи, которая ни в чём себе не отказывала, а на неё спихнула своего малыша. Она ж жизни не видела, а сейчас изо всех сил старается заменить мамочку осиротевшему ребёнку. Она насмотрелась на смерть. А этот гад её высмеивает за скромность и мечты о тёплом море и персике с дерева. Олег смотрел на съёжившуюся под напором хамских амбиций новичка Таню и хотел только одного – вытащить длинного на улицу и хорошенько ему всечь. А потом обнять девушку и пообещать ей Париж, Лондон и все города мира только потому, что она такая славная и добрая, и красивая.

Красивая! Первый раз Олег подумал так о ком-то живом, настоящем, находящемся рядом.

– Знаешь чо!!! – крикнул он на Стаса, но от недосыпа и сухого воздуха смешанного с дымком печи голос его сорвался и оказался не грубым и злым, а истерическим и визглявым.

– Да ладно, не грейся, поезжайте куда хотите, мне пофиг. Я не с вами, у меня свой план. Сейчас на Крым поверну, потом в сторону Европы, уж если где-то медицина разобралась с эпидемией, так только там или в штатах. Это если там вообще хоть кто-то болел. Мне кажется, это только Рашка вымерла.

Тут уж взвился Алексей. Он за эту «Рашку» всю жизнь здоровье отдавал, ни семьи толком, ни ребёнка, ни котёнка, война да гарнизоны. Не то чтобы он был истовым патриотом, но любил своё, родное, а эту повальную привычку гадить на страну, в которой живёшь, не признавал. Он встал, схватил Стаса рукой за шиворот и поволок к двери.

– Не надо, Лёш! – мягко и печально сказала Таня.

– Надо, Лёш! – звонко и ядовито пискнула Алиса.

Олег тоже поднялся, драка – это не дело, но, если длинный Лёху начнёт бить, Олег поможет размотать наглую шпалу.

На улице Миша продолжал умножать поленницу. Он скинул куртку, красный, весь в каплях пота, махал топором и глубоко шумно дышал. Даже потасовку во дворе заметил не сразу. Стас при всей его «логичности» был больше ботаном, чем реальным бойцом. Он нелепо махал длинными ручищами, а Алексей с матом и гоготом пинал его под жопу и валял по земле. Олег ржал, прислонившись к двери.

– Вы чо, мужики? – Миша кинулся было остановить старого вояку, который разошёлся и стал отвешивать новенькому уже совсем не шуточные тычки.

– Не лезь, мусор, поучу немного и выкину за забор с ускорением, чтоб до Парижа быстрей добрался.

Вдруг Стас вывернулся из-под ноги Алексея, рванул к куче дров, выдернул топор и в три длинных шага оказался у «газели». Первым ударом он разбил лобовое стекло, вторым боковое. Третьим ударом он всадил топор в колесо, и оно с шипением поползло вниз. После этого он залез свою машину, завёл, показал компании средний палец и скоро скрылся за поворотом.

– Воот козёёёл… – тихо протянул Миша.

13.

Хочешь, не хочешь, а новую машину придётся искать. Вариант разделиться на несколько легковушек все отмели. Нужна одна и побольше. На поиски машины стали опять собирать пеший отряд. Пройти 20 километров только до центра, там найти подходящую машину, заправить её, насливать горючки, набрать ещё продуктов, вернуться желательно живыми в полном составе. Такой план. А пойдёт, как пойдёт.

Рук надо много, но грубую мужскую силу надо и в доме оставить. На случай, если обиженный придурок вернётся. Долго рядились, даже считалкой посчитались. В итоге решили, что Олег, Миша и Алиса топают в город, остальные собираются здесь и обыскивают на предмет нужного, полезного и съедобного соседние дома.

Ребята накидали в рюкзаки воды и перекусов, Миша с Алексеем опять цапались за ствол – кому его носить. Олег топил за необходимость оружия для обороны дома. Про свой, спрятанный в кармане куртки, он до сих пор никому не сказал. Псинка увязалась за ними. Чудо трёхногое, чего ей дома не сидится в тепле.

На улице потеплело, утреннее золотое солнышко мягко лизало небритые щёки парней и путалось в Алисиных волосах. Ветер трепал торчащие из-под шапки пряди. Трое молодых ребят с рюкзаками и трёхногая собака – туристы, это если забыть про события последних недель. Через час пути они забыли обо всех разногласиях, шутили, строили планы. Молодость не умеет долго печалиться и долго помнить обиды. Возле придорожного магазина стояли брошенные легковушки. Одна вполне бодро завелась и даже показала полбака бензина. Пеший поход перешёл в приятную поездку. В магнитоле оказался диск, какая-то сборная солянка из радийных хитов и старого доброго дискотечного ретро. Первой запела Алиса, и вот они полупьяные от тепла и радости, все трое орали песни. Молодость не умеет долго бояться.

Всё выше и выше становились дома, всё теснее улицы, ярче вывески и чаще попадались лежащие у обочин кучки вчерашних жителей. Петь расхотелось, а громкость магнитолы убавили почти до шёпота. Алиса увидела белый микроавтобус:

– Этот пойдёт?

– Не пойдёт, это «бонга» дизельная, замаемся заправлять. – Миша в машинах разбирался.

– Слууушай! – вдруг воспрянула опять Алиса. – А эта?

Перед многоэтажкой стояла скорая помощь.

– А давай-ка поглядим…

Ребята свернули с дороги и припарковались рядом. Миша обошёл карету со всех сторон, дёрнул ручку водительской двери, и та легко поддалась. Завёл! Оставил двигатель работать, открыл сзади кузов.

– Отлично подойдёт! Двигатель бензиновый, полный привод, и, смотри, салон с термосом. Сейчас всё лишнее выбросим, и будет у нас дом на колёсах.

Лишней оказалась только каталка, чемоданы с медицинским оборудованием Олег выкинуть не дал.

– Если бросить на пол большие матрасы, тут можно куче народу уместиться и спать в пути лёжа! – У Алисы горели глаза.

Псинка запрыгнула в салон и обнюхала каждый угол. Несколько раз она потешно чихнула, а потом выскочила наружу и улеглась на солнечном пятне на тротуаре. Пока люди решали, куда двигать дальше, она трясла ушами и выкусывала блох из шерсти.

Вдруг она перестала чесаться и лизаться, подняла уши и напряглась. Ещё минуту, Псинка вскочила на все три свои лапы и утробно зарычала. Ребята обернулись на рык. Псинка припадала к земле, лаяла и рычала, но от своих хозяев не уходила ни на шаг. Олег до боли в глазах смотрел в ту сторону, на которую так злилась собака. Никого.

– Поехали отсюда! – Олег закрыл ворота кузова и жестом позвал всех внутрь. Они уселись втроём впереди, Псинку уложили под ноги. Только стали отъезжать, как Алиса ткнула пальцем в чёрную панель. Магнитола.

– Останови, Миш, я быстро, диск заберу и назад.

Это секундное дело. Дверь открылась, спрыгнула с подножки Алиса, спрыгнула за ней Псинка, несколько быстрых шагов к легковушке и воздух разорвался оглушительными хлопками. Псинка визгнула и метнулась под машину, Алиса присела на корточки, Миша с Олегом выскочили из кабины и присели.

Из-за дома вышли двое в военной форме. В руках одного был автомат, второй держал на поводке рычащую, крупную овчарку.

– На землю легли, быстро, руки за голову.

Два раза повторять не пришлось, ребята улеглись рядышком. Парни в форме первым делом стали шмонать машину и рюкзаки. Миша еле слышным шёпотом, почти одними губами проговорил:

– Это не военные, они без погон, не по уставу одеты…

– Поговори мне ещё! – рыкнул сверху верзила с автоматом и со всей дури треснул Мишу прикладом между лопаток. Тот замычал от боли.

– Мужики, давай миром разойдёмся, у нас брать нечего. – Олег хотел разрулить.

– Сколько вас?

– Трое.

– Враааньё! Восемь их, вместе с пиздюком. – От стены дома отделилась долговязая фигура. Это был Стас.

– Пассскуда… – тихо прошипел Миша

– У них на окраине города домик обжитой, еда, лекарства, врач есть и вообще они кучеряво устроились. – Стас противно улыбался во все зубы, ходил между лежащими на земле. – УУУ какие у нас глазки злые!

Долговязый сначала присел возле Алисы, покачал из стороны в сторону головой на тонкой шее, а потом резко встал и наступил ботинком на тонкие пальцы девушки. Алиса завизжала от боли.

У Олега в этот момент в голове что-то взорвалось. Тонкий визг перешёл в почти ощутимый хлопок, в глазах потемнело, а дальше он будто оказался в фильме, где кадр за кадром менялся очень-очень медленно.

Он перекатился на бок, вытащил пистолет из кармана, пальцем нащупал и сковырнул предохранитель. Вскочил, направил ствол на мужика с автоматом и выстрелил. Тот стоял полубоком, развернулся и рухнул на землю. Олег успел увидеть на его лице смесь ужасной боли и удивления. А дальше начался настоящий хаос. Второй в форме спустил собаку, та бросилась на Олега и вцепилась в кисть руки, которой он почти по-детски хотел оттолкнуть зубастую пасть. Из-под машины с рыком выскочила Псинка и повисла на брюхе овчарки. Та завыла и переключилась на маленького защитника, мохнатый клубок с визгами, лаем и рычанием катался возле олеговых ног. Миша пнул в сторону автомат. Владелец оружия со стонами катался по земле. Владелец собаки шёл на Мишу, Стас исчез. Олег крутился как флюгер, выстрелил ещё раз, и ещё, и ещё, и ещё… курок защёлкал, патроны кончились.

В ушах звенело, боль иглами и бритвами разрывала ладонь. Олег сел у колеса скорой.

Перед глазами стояла кровавая картина побоища. Вот первый, тот, что с автоматом был, поскрёб ещё ногами и затих. Вот второй, тот, что с собакой, сидит около легковушки и голова его похожа на опрокинутую тарелку селёдки под шубой. Вот собака-овчарка лежит в луже крови. Вот рядом Псинка лежит, не шевелится. Алиса обнимает коленки. Миша поднимает автомат. Ноги чьи-то… Это длинный. Тоже лежит на земле чуть поодаль. Олег посмотрел на свои руки. Одна была вся в крови, а другая мёртвой хваткой сжимала горячий чёрный металл. Он водил взглядом от одной руки к другой и очень удивлялся – как странно, стоит посмотреть на прокушенную руку – больно, на руку с пистолетом – горячо, туда, сюда, туда, сюда…

Рядом сели Миша и Алиса. Парень прижимал к груди автомат, девушка растоптанную кисть. Они молча просидели, показалось, целую вечность.

– Псинку жалко… – наконец выдавил Олег.

– Ну ты дал, Олежек… – сказал Миша и вытянул ноги.

Они посидели рядом, сложив головы друг другу на плечи, ещё неведомый промежуток времени. Потом закинули рюкзаки и автомат в чудом уцелевшую под стрельбой скорую. Олег ещё раз кругом обошёл место битвы. Пошевелил ногой тело Стаса. Отчего он умер? Не помню, чтобы стрелял в него. Ааа… вот же, зацепило… На шее, под самой челюстью виднелся красный след. Рука долговязого была в крови, голова и плечи в вишнёвой луже. Отрикошетила видать, пулька-то. И по шее ему – чирк…

Потом Олег подошёл к Псинке. Она была похожа на растрёпанную плюшевую игрушку, только вместо ваты из разрывов торчало мясо. Овчарка разорвала маленькую дворняжку, но до того, храбрая Псинка спасла Олега от такой же участи. Олег поднял собачку на руки и отнёс к легковушке, положил на сидение, укрыл чехлом.

– Спи крепко…

Отвернулся и пошагал на свет фар скорой помощи.

– Миша, ты в людей стрелял? – Олега колотило нервным ознобом. Губы тряслись так, что слова вылетали с ощутимой вибрацией, будто говорил он сквозь сломанный микрофон.

– Ну так… ээ

– Кроме тех «Кузьмичей» в торговом центре, до эпидемии, когда работал?

– Олег… Да, стрелял, кх-кх. И убил, кх-кхе-кхе. – Миша говорил с трудом. Во рту пересохло. Алиса протянула ему бутылку с водой, он сделал несколько шумных глотков и продолжил, – Года за три до эпидемии, я только перевёлся в Батыйск, помнишь гаражи, где мы жили в будке? Позвонили анонимно, сказали, что в одном из гаражей угнанные машины разбирают. Мы приехали с проверкой, а из гаража выскочили в дугу пьяные хлопцы с обрезами. И шмальнули в нашу сторону. Я, Олежек, вот как ты сегодня, крутился как волчок и палил по ним. Не думая. Чуть своих не задел. Одного в грудь застрелил, другого ранил в плечо. Прикинь, у них в гараже ещё и наркоту нашли, пакет здоровенный с «хмурым».

– Чот вспоминаю, слышал… – Олег и правда, слышал на какой-то пьянке, что менты – козлы постреляли пациков в гаражах, по беспределу, одного убили, на второго висяки свесили. А оно вон как на самом деле было…

Олегу было паршиво. Он столько раз бахвалился беспринципной храбростью и неуважением к писаным законам. Столько раз повторял «закон тайга – медведь хозяин» и «убью, пикнуть не успеешь». И вот убил. Не по закону. Потому что нет никаких больше законов, кроме страха и совести. И не успел пикнуть враг. И должен был Олег чувствовать себя героем. А чувствовал куском говна. Он отнял жизнь собственными руками. Так быстро, так технически легко, что не сразу понял. Так тошнотворно, отвратительно было смотреть на результат. Глаза закрывать тоже было страшно и противно. Сразу же всплывало кровавое месиво и начинало подкатывать. Чтобы не думать о бойне, он переключился на помощь ближнему. Внимательно осмотрел руку Алисы.

– Я, конечно, не врач, но вроде не сломана, синяки… Надо холодное приложить.

Алиса послушно приложила ладонь к стеклу скорой помощи. Пальцы отливали фиолетовым и болели. Не настолько сильно, чтобы прятать руку и мучиться от боли, но достаточно, чтобы постоянно чувствовать. Чувствовать и вспоминать, как страшно было от нависшего над ней ехидного лица, как вдруг смешались в один горячий коктейль страх, боль и недоумение, и последнее едва ли не сильнее первых. Неужели бывают не в кино такие уроды, которые наступают на руки девочкам, просто так. Алисе было страшно. Страшнее даже, чем после смерти Вити. Она совсем не понимала, что делать с этим изменившимся миром.

Миша, кажется, был спокоен. Он ровно вёл машину, молчал, смотрел внимательно и строго. В голове его крутилось бесконечное кино, про палящего во все стороны, как обезумевшего, Олега, про сучащего от боли ногами парня, у которого он отнял автомат, про разбившееся стекло легковушки и то, как резким, зверским прыжком он догнал убегающего Стаса и полоснул его куском стекла по шее, про то, как длинный упал и заёрзал по земле, прижимая руку к вишнёвому фонтанчику, Про то, как Миша встал ему на обе руки и наблюдал несколько минут, как Стас мотает башкой, истекая кровью. Ему было хорошо. Вспоминать безграничную, бесконечную силу и власть над живым существом. Дивный новый мир, никаких законов, запрещающих наказывать зло по настоящей справедливости.

Доехали быстро. Домашних стали торопить.

– Мы толком ничего не собрали – Таня переживала за припасы.

– Ничего, по дороге соберём, найдём магазин какой-нибудь. – Олег кидал в пакеты вещи Павлика, помогал Ильиничне собирать котелки и ложки.

– Па, ава! – Паша смотрел в глаза Олегу. – Ава де?

– Нету авы, сыночек… Убежала…

О произошедшем в городе рассказывали на ходу. Ни минуты не хотелось тут оставаться, мало ли какая мразь ещё вылезет. Ильинична натащила к машине матрасов и одеял и расстелила ровным слоем по полу. Пакеты с едой, аптечку, и прочие важные мелочи уложили по ящикам, развесили на крючки, рассовали по полкам. Заправили полный бак, канистру с запасом сунули вперёд под ноги. Не густо. Надо скоро искать, где дозаправиться и пополнить припасы. Машина уркнула движком и понеслась по трассе. С неба летели редкие снежинки, холодало и надо было успеть. Скорее к югу, пока не пришлось гнать впереди себя трактор.

Ближайший относительно крупный город был в трёх часах езды. Время пронеслось незаметно. Скорая помощь оказалась гораздо теплее и удобнее маршрутки, Уставшего Олега срубило. Он положил голову на Танюшкины ноги и закрыл глаза. Открыл – уже приехали.

Миша остановил машину напротив магазина «Домино». Маленький ТЦ, продукты, шмотки, всякая чепуха. Остановил и с фразой «я больше не могу» ушёл спать в кузов. Алексей принялся расставлять мангалы, ночевать будем тут, значит, пора разводить огонь. Автомат Миша доверил ему, и старый вояка привычно проверил рожок – половина, а затем повесил оружие за спину.

К торговому центру плотно примыкали пятиэтажки, где в цокольных этажах разместились библиотека, поликлиника, магазины, аптеки и парикмахерские. Компания разделилась: Таня с Павликом сидели у огня и развлекали Алексея, Нина Ильинична руководила Семёном в поиске и погрузке продуктов, Олег с Алисой отправились проверять маленькие магазинчики в соседних домах.

– Воот! Тут много полезного! – Алиса поскакала в сторону крыльца с надписью «Вриндаван».

Олег смотрел скептически, он едва удержался от того, чтобы обозвать Алису дурой. Магазин со странным названием по оформлению напоминал салон гадалки.

– Ну ты село, блин. Олег, это крутая сеть продуктов для здорового питания, крупы, масло, чаи.

Внутри магазина было темно, и пахло очень приятно. Видимо продавец успел уйти умереть в другое место и не испортил собой впечатление будущим посетителям. Алиса взяла с кассы большую холщёвую сумку и стала складывать в неё пакеты и коробки.

– Что ты стоишь? – девушка весело смотрела на оторопевшего Олега.

– Алис, киноа, маш, булгур… Это съедобно вообще?

– Съедобно, и даже вкусно.

«Всё бывает в первый раз» – подумал Олег и стал складывать в такую же сумку пакеты и коробки с полок. Нагрузили по две сумки – больше не утащить. Решили вернуться ещё, если в машине место останется под еду.

– Перекур! – Олег вышел из темноты магазина в вечерние сумерки улицы, потёр глаза. Только опустил руку в карман, как услышал из подвала пятиэтажки жуткий визг. Кто-то верещал так, будто с него заживо снимали кожу.

– Тут стой! – рявкнул он девушке и побежал вокруг дома, искать вход в подъезды и подвал.

Сердце колотилось почти в горле, успеть бы, только бы успеть. Он добежал до подъезда и стал орать: «Эээй! Ты где? Выходи живо, оставь в покое, кого ты там мучаешь. Иди сюда, урод!»

Прокричал и вслушался в тишину и стук собственного сердца. Через секунды услышал шорох в подъезде, сделал шаг вперёд, деревянная дверь распахнулась, и ему под ноги выбежало нечто. Олег не сразу понял, что это за существо. От удивления он присел на корточки и только после нового визга понял – из подвала выскочила толстая круглая такса, которая давила в зубах нереально огромную крысу. Собака держала грызуна за хребёт и сжимала маленькие острые челюсти. Крыса извивалась и визжала. Поскольку пасюк размерами был почти с таксу, голова собаки нелепо моталась. Минуту и серая тушка повисла. Радостная собачка бросила свою добычу и стала крутиться у ног Олега. Тот поднял малютку на руки.

Вынес находку к Алисе. Та только посмеялась: «Не можешь без хвоста, да?» Сумки допёрли едва-едва, крупа диетическая весит не меньше обычной. Олег показал всем таксу, которую так и нёс на руках. Доктор Сёма первый взял маленькую круглую собачку в свои лапищи.

– Док, ты посмотри её, может у неё глисты, смотри какое брюхо раздутое. Она крыс жрала. При мне задавила, вооот такую.» – и Олег развёл руками в стороны показывая примерно две длины реальной крысы.

Семён ощупал таксу, повертел её так и эдак, потом прижал к руке и почесал за ухом.

– Не, Олежка, она не глистатая… Она беременная!

Собаку накормили консервами из магазина (пришлось вернуться и собрать для таксы отдельный пакет, Псинкины лакомства оставили в доме). Таня нашла в хозяйственном магазине корзину, положила в неё подушку и ласково похлопала ладошкой. Зверю два раза объяснять не пришлось. Она разложила сытое брюхо и принялась вылизывать его со всей страстью.

Ужинали плотно и повалились спать, выставив дежурных.

14.

Утро началось рано. С каши на кокосовом масле и обсуждения планов дороги. Решили больше не задерживаться, ехать сразу на юг. Холодало, пролетал снежок, в любой день может завьюжить.

– Если без особых остановок, послезавтра будем на Таманском полуострове. – Миша изучал дорожную карту.

Собрались и погрузились очень быстро. Продуктами забиты были под завязку, топлива тоже хватит надолго. Дорога замелькала под колёсами. Друзья спали, болтали о спокойных и хороших вещах, шутили, играли с малышом и толстой собакой. Так споро и хорошо шли, что более тёплые пейзажи замелькали уже к вечеру. Скоро. Совсем скоро дорога окончится и начнётся жизнь…

Об этом думал каждый про себя. И каждый почувствовал острое холодное раздражение, когда Миша остановил скорую. Трасса была перегорожена двумя автобусами, а из серой дымки вечерней степи на них бежали люди. Они махали руками и что-то кричали…

Внутренне напряглись все. Даже маленький Павлик вжался в Таню и закрыл лицо ладошками. Миша и Алексей руки держали на оружии. Немного выдохнули только когда увидели, что чужаки улыбаются во весь рот и бегут к машине с объятиями. Пуганая ворона кустов боится, поэтому навстречу новым людям вышли двое – Олег и Миша. Остальные остались в машине и старались особо не высовываться.

– Здравствуйте люди, какое счастье, что вы прибыли в наш лагерь, проходите к нашим кострам! – раскланивался мужик неопределённых лет с большой косматой бородищей.

– У нас и щи поспели уже, и компания добрая, никого не обижаем, всех уважаем! – вторила бородачу женщина в серой косынке.

Миша с Олегом переглянулись. Животы урчали, сухомятка поднадоела, да и люди вроде путёвые. Махнули своим. Оставили доктора Сёму сторожить машину и пузатую собаку, которая ютилась в корзинке, пообещали обоим принести горячее поесть и пошагали к кострам.

За автобусами располагался целый лагерь, большие армейские палатки, навесы на прочных опорах, костры, котелки. По простору над полем летел запах капусты и лаврушки, домашнего горячего супа. Возле пластиковых столов сновали ещё двое: девушка в комбинезоне и горбатенькая старушка. Столы были накрыты не менее чем на 20 человек.

– Ничего се, у них народу! – Олег пытался разглядеть остальных, – По палаткам сидят что ли?

– Сейчас помолимся и трапезничать будем с братьями и сёстрами. – Бородач указал рукой на деревянные лавки.

– Верующие… – Таня тепло улыбнулась, встреча с чудаковатыми, но добрыми людьми казалась настоящим чудом.

– Вот сюда присаживайтесь, – девушка в комбинезоне показала на лавку возле себя и как-то очень пристально посмотрела Олегу в глаза.

Вся компания расселась вокруг столов, бородатый вышел вперёд и монотонно загудел:

– Поблагодарим жизнь и свет, и тепло, дарованное нам Всевышним, примем как благо миссию стражей небесных у врат его в дни страшного суда и поведём за руки братьев и сестёр наших к его престолу. Сохраним их тела нетленными, а свои души покойными, послужим Господу нашему аки апостолы, соберём паству в едином месте и возденем руки в мольбах о скором воскресении.

Никто из вновь прибывших в слова молитвы не вникал. Не было среди них людей хоть сколько-нибудь религиозных. После многозначительного кивка бородатой головы все приступили к еде. Странно только, что другие к обеду не спешили, около пятнадцати тарелок тихо остывали без едоков.

– Вы издалека? – девушка в комбинезоне сверлила Олега глазами.

– Ну можно и так сказать, а вы?

– А я… мы…

– Женя! Не болтай за столом. Не гневи Господа! – бородач грубо рявкнул на девушку, и та замолкла, продолжая пялиться на Олега.

Когда с едой было покончено, мужик подошёл к гостям вплотную.

– А теперь проявите благодарность, помогите накормить братьев и сестёр наших! Идёмте со мной, кто покрепче.

Бородач бодро зашагал к палаткам, Олег с Алексеем поднялись за ним.

– У вас там больные что ли? – испуганно и тихо спросила Алиса

Женя пересела к ней, положила голову на плечо и тихо, почти одними губами прошептала:

– Заберите меня отсюда…

Алиса вздрогнула. И было от чего!

В это время от палаток к столам возвращались бородач с девушкой на руках, Олег и Лёха тащили под руки здоровенного мужика. Уже около столов в нос ударила вонь. На лицах у парней был тихий ужас. Выглядели они оба настолько офонаревшими, что повиновались указам бородатого без слов.

– Ешьте братья и сёстры до дня воскресения! – с этими словами бородатый разжал пальцами мёртвый рот покойницы и засунул в него глубоко ложку с супом. Жидкость немедленно полилась обратно. Мужик заботливо промокнул грязный рот платком и залил в труп ещё ложку.

Алиса как сидела, так и запрокинулась за лавку. Её шумно вырвало. Это словно вывело Олега и Алексея из коматоза.

– Да у них там полная палатка мертвяков! – Алексей оттолкнул, наконец, от себя здоровенный труп.

– Неуважительно! – загудел бородач, и женщина в платке зацокала языком.

– Они ж только телом умерли и то не навсегда, а вот скоро будет день, так все воскреснут. А мы спасёмся, потому как не бросили почивших, а признали, что смерти нет. Для нас они живы. Кормим, моем, спать кладём рядом с собой! – Медленно и укоризненно читала лекцию по уходу за покойниками женщина в платочке, таким тоном, будто перед ней сидели нашалившие наказанные дети.

– Да делайте что хотите, автобусы уберите, мы своей дорогой поедем. – Олег решил с сектантами не спорить, пусть и, правда, забавляются со своими покойниками как им вздумается.

– Нельзя! Дальше ходу нету, там пути нечистые. Или с нами живыми останетесь или мёртвыми, а едино с нами – ждать Его пришествия и воскресения. Перед Ним будете каяться. – Бородач поднялся и закатал рукава на волосатых ручищах.

Алексей и Олег встали перед своими женщинами, Таня прижала к себе Пашку, приготовилась бежать, Ильинична схватила тарелку со стола и замахнулась ей на манер японского сюрикена. Друзья сбились в кучку, приготовились драться и не заметили, что Миша пропал.

В это время рыкнул двигателем один из автобусов и съехал с дороги в кювет.

– Давай сюда бегооом! – орал Миша, стоя возле водительской двери. Семён завёл скоряк. Таня прижала Павлика к груди и, что есть сил, рванула к машине, перепуганный ребёнок кричал и закашливался от слёз. Ильинична запустила тарелкой в сектантку, та осела на лавку и прижала руки ко лбу. Алексей снял с плеча автомат и приказал бородатому лечь на землю. Дождался пока все свои будут у скорой, и сам попятился, держа психов на прицеле. В этот момент девушка в комбинезоне сорвалась с места и кинулась к Алексею, вцепилась в его руку холодными тонкими пальцами:

– Заберите, заберите меня отсюда, я не хочу, заберите хоть куда…

Алексей кивком головы показал ей на машину. Женщина в платке начала выть и причитать, но никто её воплей не слушал. В ушах бился пульс. Как только за Алексеем захлопнулась дверь, машина рванула с места, оставляя жуткий лагерь позади.

– Поели, бля… – Олег всё ещё тяжело и прерывисто дышал.

– Я не поел! – прогудел Семён и все засмеялись. Долгим, нервным смехом.

– Мы, походу, единственные нормальные остались. – Миша улыбался, его это откровение радовало больше, чем расстраивало.

– Расскажи, ты кто хоть? – Таня ласково похлопала Женю по плечу.

– Я Женя, мне 19. Женщина в платке – это моя мама, – сказала она и опустила глаза, – Она ещё до эпидемии ходила к этому Якову бородатому, у него свой приход был. Секта. Но безобидные. Песни пели, молились. У меня папа год назад погиб в аварии, мама очень убивалась, а с ними полегче стало. Мне всё равно было, у меня своя жизнь. А как все поумирали, мать побежала в дом к Якову. А он живой. Автобусы собирает, людей живых. Мы и поехали. По пути людей брали. Сначала только живых, а потом, когда они тоже умирать стали, то и мёртвых. Полных два автобуса покойников набили. Три дня стояли лагерем тут, собирались дальше ехать, куда-то на Урал, там Яков деревню таких же сектантов знает.

– Ты говоришь, живых находили, неужели только бабка и ты с матерью остались? – Олег смотрел недоверчиво.

– Только мы и остались. Сначала десять живых было. Потом, после первого сбора мертвецов женщина заболела и к ночи умерла. По дороге ещё мужик с бабой померли. Старик тоже. Парень молодой бежать хотел, Яков его догнал и задушил. И ещё… девочка ещё была, маленькая… Она есть с покойниками не хотела. Мать её насильно кормить стала, та подавилась. Хлопали ей по спине, трясли, а она посинела и умерла. Мать её теперь сама кормит и дочкой зовёт…

Женя замолчала и отвернулась к окну. Да и что тут скажешь. Щёлкнуло что-то у людей в головах и не поймёшь: кто в своём уме, а у кого давно разум в катышек свернулся.

Машина почти летела по пустой трассе, красная полоска заката сменилась чёрной южной ночью с крупными гроздьями звёзд. Семёна за рулём сменил Мишка, ночь обволакивала белую скорую помощь и отступала, сначала только от огней дальнего света, потом и от боков и постепенно истаяла серым мороком. Из-за горизонта вынырнуло оранжевое ласковое солнышко. Проснулся на переднем сидении Алексей. Он тёр глаза и смотрел вперёд с блаженной улыбкой. Там, в сочных апельсиновых лучах на горизонте сверкало и переливалось настоящее море.

Со стороны они напоминали большую семью. Будто пожилая мать с детьми и их супругами приехали к морю. В начале декабря. Таманский полуостров встретил сильным ветром, пробирающем до костей, штормом и инеем на проводах. Тёплый юг оказался не таким уж и райским.

– Холодно… – Олег дул на замёрзшие руки, – Ни разу на море не был зимой.

В Батыйске уже занесло снегом улицы, спрятал зимний покров мёртвых людей, замёл следы. Но Олег об этом не знал и старался не думать. Стали искать место, где теперь остановиться. Скорая кружила по узким улочкам в поисках подходящего дома. Ничего… Двухэтажные шлакоблочные дома, пятиэтажки, девятиэтажки, дома без печей.

– Блиин, вот мы лоханулись… тут вообще печками не топят по ходу. – Миша нервничал и причитал.

– Не нагнетай, топят! Найдём! – Алексей в свои слова сам не очень верил, но слушать зудёжь Мишки не хотел.

Ещё час они ездили по улицам то одного посёлка, то другого, пока, наконец-то, не нашли дом с камином. Большой, красивый. Протопить эту дачу камином может и не выйдет, но будет не холодно. К тому же рядом с коттеджем обнаружилась сауна на дровах и уличная кухня. Роскошно, если дров побольше найти. Возле сауны была только низенькая декоративная поленница. Топили тут только короткой зимой из нужды, а всё больше для развлечения и красоты.

Перенесли в дом вещи, затопили камин, стали размещаться кто где. По комнатам решили не расходиться – холодно. Мужики притащили кресла, диван, матрас из спальной. Развели огонь на уличной кухне, Нина Ильинична принялась за готовку.

– Давай, пока не размазало, дрова поищем? – Алексей пихнул Олега в бок. Тот коротко кивнул и пошёл за топором к машине. Вандалы – лесорубы, они разобрали старый деревянный забор у соседнего дома. Нашли пилу и сильно умножили декоративную поленницу совсем не декоративной кучей досок.

– Олежек, как думаешь, почему мы тут ни разу на улице мертвяков не видели? – спросил Алексей во время перекура.

– А правда же, нету никого. Ни в домах, ни на улицах. Может, успели уехать? Или вывезли их вояки и потом… Найдём ещё где-нибудь кучу костей обгорелую.

– Надо бы ещё тут поездить, посмотреть. Странно. Давай с тобой за продуктами поедем?

Олегу совсем, совершенно, не хотелось никуда срываться. Хоть день бы полежать спокойно и сыто, в тепле, вытянув ноги. Помыться, выспаться, выдохнуть. Но если откажется, Лёха других подобьёт. Не Мишу, так Алиску, она последние дни хвостом за старым воякой ходит, и не скажешь, что плевала ему в лицо ещё недавно. Или Женю эту… Малая совсем, доверчивая, любопытная. По дороге ей голову совсем заморочили рассказами про сжигающие ящики и чёрных глистов в аквариумах.

– Поедем, Лёх… чо.

Очень Олег надеялся, что после еды Алесей успокоится и отложит свою разведку хоть до завтра. Но едва отложив тарелку, тот собрал сумку.

Пошли пешком, оглядываясь в поисках машины. Вскоре нашли одну, завели с толкача. В десяти километрах должен быть большой город. Туда и поехали. Красивый, южный, с парками и магазинами город был совершенно пуст. Никого. Ни живых, ни мёртвых. Наскоро сложили в багажник привычные продукты и вещи из пары магазинов. Вроде как главное сделали, теперь искать. Хоть какие-то следы людей. Никого. Даже большая больница оказалась пуста. Зашли в дом – квартиры заперты. Запаха труповины нет. Центральный проспект заканчивался набережной. Пустые пирсы, пришвартованные лодки, яхты. А людей нет. Мужики стояли и курили, глядя в серую даль.

На горизонте оба почти одновременно увидели движение. Разрезая волны, двигался небольшой кораблик (баркас, катер?) Заорали, замахали руками. Видят ли? Алексей заметался по берегу, нашёл картонную коробку и поджёг. Огня было мало. Тогда они вдвоём стали собирать весь мусор, и скидывать в костёр на причале. Махали руками, прыгали, орали. Старались не зря. Кораблик развернулся и уверенно пошёл к берегу.

Алексей на всякий случай достал из машины свой автомат. Прижал оружие к груди. Уже можно было рассмотреть катер береговой охраны, флаги и людей на палубе.

– Оружие уберите, мы с миром, – громко прогудел в мегафон голос с катера.

Алексей отнёс автомат к машине. Судно подошло к соседнему причалу, двое умело закрепили канаты, опустился якорь. Скинули трап и к Олегу и Алексею навстречу вышли трое. Крепкие мужики, без оружия, улыбались.

– Вы как тут оказались. На эвакуацию не успели?

Олег коротко рассказал им, откуда дорога привела их в город у моря.

– Так все живы, что ли? Эвакуировали? – Алексей обрадовался. Неужели конец ужасу, где-то много здоровых людей заселяют новый город.

– Не знаем. Собирали всех. И больных, и здоровых. Посадили на теплоход и отправили в Крым. Приказ пришёл – всех отвезти в порт Севастополь, там врачи должны встретить. Мы по службе остались патрулём. Приказ.

Олег хотел было рассказать, что слышал уже про такие приказы… Не стал. Там у этих ребят наверно семьи, чего зря пугать.

– Вы были в Севастополе? – Алексей пытал главного, седого мужика в просоленной штормовке.

– Не были. И на связь они не выходят. Электричество отрубилось. Наверное… – мужик протянул руку, – Владимир я, а это Андрей и Саня. На катере ещё Сергей.

В окне рубки мелькнула фигура, парень махнул стоящим на причале рукой.

– А если сейчас туда выйти, посмотреть хоть, через сколько будем?

– К ночи будем. Только у нас приказа нет. Мы должны береговую линию патрулировать. Мало ли, кто объявится. Вот вы же объявились. Собирайте своих и завтра пойдём. Приказ был выживших собирать.

– Видишь, брат, какое дело. Мы из нашего города бежали. Там тоже приказ отдали, всех собрать. А потом расстреляли, собрали трупы в кучи и сожгли. – Олег скомкал несколько историй в одну, но суть передал доходчиво. Молодые вперились в своего командира глазами.

– А ну, грузись… – капитан махнул мужикам рукой. Что-то заворочалось в его душе, под седыми широкими бровями мелькали огоньки тревоги.

Шли долго, уже стемнело, и по глади воды скользил жёлтый свет от фонаря. Владимир рассказал, как в начале эпидемии работали в городе санбригады, свозили умерших на кладбище и закапывали в большие братские могилы. Иногда умирали там же и ложились рядом с теми, кого должны были положить в жирный южный чернозём. Выживших сажали на автобусы и отправляли в соседние города. Потом поступил приказ. Оставшихся посадить на теплоход и отправить в Крым. Люди собрались на набережной. Были и там погибшие. Их относили в военные грузовики, убирали сразу. Теплоход вышел из гавани две с половиной недели назад, сначала отвечал по рации, потом перестал.

Над морем поднялась большая луна. Стало светло и красиво. Сказочное море, сказочный кораблик, невероятное путешествие последних выживших к благословенному порту, где ждут другие, последние русские люди.

– Человееек, за бортооом! – тихие счастливые мысли прервал крик с мостика.

В нескольких метрах от лодки на волнах бултыхалось тело. Разбухшее уже.

– Нету человека, – понуро выдохнул Андрей и бросил на палубу круг, который схватил по привычке.

Сергей повернул фонарь. Рядом с утопленником был ещё один, потом увидели ещё, и ещё… Фонарь направили вдаль. Чёрное зеркало моря было всё в разноцветных точках. На сколько далеко видели глаза вокруг качались в волнах утопленники. Катер сбавил ход. Пассажиры с ужасом смотрели за борт. Мимо проплывали безобразные массы. Бывшие раньше мужчинами, женщинами, детьми. Живые провожали их глазами.

– Это… что… тот теплоход… – Олег почти сипел, горло перехватило от страха и холодного воздуха.

В темноте, едва подсвеченный луной и фонарём дрейфовал летучий голландец. Теплоход в темноте казался белой горой. Вокруг его бортов плескались серебристые барашки волн и качались мёртвые бакены людей. Сотни человек сейчас плыли неведомо куда рядом со своим последним пристанищем. Владимир осматривал теплоход в бинокль. На палубах ютились у перил неподвижные кучки. Бесконечно долго всматривались они в воду и белый вымерший корабль. Никого. Никакого движения, звука, знака.

– Поворачивай назад! – Владимир гаркнул и сел на палубу.

Катер затарахтел, ещё несколько часов и сойдут они на берег там же, где сели. Утонула в холодном зимнем море последняя надежда. Нет благословенного города. Самый молодой из команды, Андрей, трясся. Наверняка они всех близких, любимых, родных они отправили в солнечный Крым на том самом теплоходе. Олег похлопал молодого по спине: «Держись, брат… держись». Отошёл к перилам и уставился на огромные как пуговицы южные звёзды. Он смотрел в небо, ничего не спрашивал у злого, бросившего их бога, ничего не просил. Только смотрел, не мигая и провожал внутрь горячие крупные мужские слёзы.

До дома добрались ранним утром. Тихо вошли, чтобы не будить и не пугать появлением четырёх новых мужиков. Оказалось, никто уже не спал, даже малыш сидел в уголке и деловито перебирал ложки и коробочки.

Познакомились, повздыхали над брошенным теплоходом и сотням погибших, дрейфующих в холодном зимнем море. Надежда на людей таяла, как редкие снежинки, пролетающие над большим красивым домом. Такса обнюхала новичков, капитан потрепал пузатую за ухом. «Хорошего человека собака всегда примет!» – вспомнил Олег фразу своего мастера цеха, который вечно прикармливал у проходной бродячих псов. Даже самые злые оторвы никогда на него не лаяли.

Ильинична отыскала на кухне вторую большую кастрюлю, готовить теперь на целую команду, да ещё и мужики. Она была глубоко убеждена, что существа мужского пола должны съедать порцию вдвое больше любого нормального желудка. Всё время повторяла: «Вам силы нужны!» Будто девчонки, бесконечно возившиеся с ребёнком и хозяйством, в силах не нуждались.

Продуктов притащили много, должно было хватить на неделю бесхлопотной жизни. Дров такой толпой тоже можно заготовить хоть вагон – неразобранных заборов ещё много. Кому они сейчас нужны. Не от кого городиться.

Лица у моряков были нервные. Толи думали о родных, которых отправили на верную смерть на проклятом теплоходе, толи просто устали от качки и смерти, и сейчас никак не могли расслабиться. Горе и вина, усталость и нервное замыкание, такие знакомые. Кого-то они продолжали грызть, в ком-то потухли как горячие угли, покрылись пеплом тупого равнодушия. Алиса давно не плакала по мужу, все старались не вспоминать маленького Санька.

– Надо добраться до Севастополя! Должен там быть кто-то кто ждал теплоход, должен быть кто-то, кто отдал приказ. – Владимир чесал то правый, то левый кулак.

– Нет там никого, капитан. Мы уже столько раз приезжали на мёртвый пустырь. Нет людей. – Олег хотел, чтобы горькая правда звучала помягче, но вышло плохо.

– Знаешь парень, это тебе повезло, у тебя и жена и ребёнок живы, – Володя кивнул в сторону Тани и Павлика, Олег открыл рот, чтобы возразить, но вместо этого улыбнулся девушке, – А у меня вся семья ушла … вся семья теперь там, на волнах… Я должен знать, какая сволота их угробила.

– А если не узнаешь? Ну, нет там никого, вдруг? Что тогда? – Алексей, видя бессилие Олега в споре включился со всем своим цинизмом.

– Не знаю… но я должен. – Владимир больше обсуждать это не хотел, – Парни, вы со мной?

Морячки сидели у камина, отогревали обветренные красные руки. Что-то больное читалось в каждом, и жажда мести, и нежелание срываться в лапы смерти, которая потопила так много людей. Молодые, жить хочется. Ничего не ответили, одним взглядом согласились с судьбой.

– Давай так, выйдем вместе, дойдём до Севастополя, пошукаем немного. Если никого – вернёмся. Нам теперь вместе жить, мы последние. – Алексей не столько искал компромисс, сколько не хотел опять встречать опасных отморозков и чудеса техники, сжигающие людей. Страшные тайны нового мира манили гораздо меньше даже самой крохотной надежды на нормальную жизнь.

– Согласен! – капитан кивнул, – заправить катер надо. Там недалеко док ремонтный, до него быстро дойдём.

Решили, что на разведку в крымский порт кроме капитана отправятся Алексей с Олегом (раз уж начали) и Андрюха с Саней. Сергей останется в доме, помогать Мишке и доктору с защитой и хозяйством. Тянуть долго тоже не стали. Захватили сухпаёк, воды и поехали. На прощанье Олег поцеловал Пашку и обнял Таню. Та украдкой чмокнула парня в шею. Горячий след Олег прижимал рукой всю дорогу и даже потом, стоя на продуваемой сырой палубе. Ещё не отошёл от берега катер, а ему хотелось вернуться. Ну её эту правду, какой бы она ни была. Кажется, есть что-то намного важнее. Олег чувствовал новое для себя: смесь нежности, тревоги и желания укрыть Таню и Пашку от всего мира. Может это и есть любовь…

Ремонтный док оказался мрачным местом. Чёрным, ржавым, но, к счастью, знакомым морякам. Они привычно подошли к заправочному танку и занялись подготовкой к долгой дороге. Алексей и Олег курили одну от одной, вроде вода кругом хоть и заправка, да и кому какое дело. Судовые причиндалы побрякивали едва-едва, в доке было тихо. Тем удивительнее для всех оказался грохот из-за ржавого плавучего крана. Там кто-то был. Алексей прихватил оружие, хлопнул Олега по плечу. Тихонько они соскочили на берег и двинули в сторону шума. Когда подошли совсем близко от них со всех ног рванул парень в форме. Олег бегал не быстро, а вот старый вояка формы не терял, хоть и дымил как паровоз. Почти полтос мужику, а быстро нагнал молодого и ловкой подножкой уронил его на землю. Тот рухнул плашмя, как мешок, перевернулся, засучил ногами по бетону в попытках встать.

– Сиди на жопе ровно! – Алексей прикрикнул и показал автомат, – Кто такой?

– Равиль… сержант

– Ты Равиль-сержант чего тут один трёшься? Почему сразу не вышел к живым?

– Смотрел я. Живые живым рознь. Я тут тоже вышел к своим, в форме, потом еле ноги унёс. Пока они ящик открывали, я в воду прыгнул и уплыл, замёрз как скотина. Они потом фонарём светили, светили…

– Из ящика фонарём-то?

– Ну.

– Повезло тебе, Равиль. – Алексей ехидно поднял бровь, – вставай, давай, не морозь задницу. Видел куда потом эти в форме с ящиком делись?

– Так видел, да. Сели на катер и ушли.

– На какой катер?

– Так вот на этот же, на котором вы пришли. – Смуглое лицо парня всё покрылось красными пятнами, нервничал, боялся, похоже, сильно.

– Ты ничего не путаешь? Может такой же, да не этот?

– Не путаю, у меня память фотографическая, номер судна я запомнил.

Олег с Алексеем посмотрели друг на друга.

– Вооот лохиии, – прошипел Алексей.

К катеру возвращались шагом. Равилю сказали идти за ними, но незаметно, не высовываться из укрытий.

– Что там, мужики? – капитан стоял уже на носу катера.

– Собака…

– Ааа, ну идите, помогите парням в трюме, вещички кое-какие уложить.

Едва открылась дверь внутрь, перед Олегом и Алексеем мелькнул знакомый белый луч. Он опять задерживался на груди каждого, переходил от лица к ногам, будто сканировал.

– Хер вам, уроды! – Гаркнул Алексей и толкнул ящик ногой. Сбил с ног белобрысого Андрюху, засадил кулаком в зубы Сане. Олег запрыгнул в темноту и тоже раздал хороших пинков и зуботычин. Потом выскочили из трюма и скоро заперли дверь снаружи.

– Володя, иди помоги! – окрикнул капитана Лёха, через рукав, чтобы не понятно было кто зовёт.

Седой капитан спустился и тут же получил кулаком в зубы. Качнулся, взялся рукой за перила.

– Что, живые? – теперь он смотрел зло, исподлобья. Сплюнул юшку на серую палубу. – Не сгорели?

– Не сгорели! – Лёха выпрямился, с пожарного щита хватанул багор. – Расскажи-ка нам про ящик, дядя, пока жив сам.

Капитан ещё раз сплюнул и показал здоровенную фигу.

– Вот вам! Я вас и без теплостерилизатора грохну, всё равно вы все заражённые, всё равно помрёте!

С этими словами вытащил он из кармана рукоятку, будто нож выкидной. Щелчок и высунулась из ручки длинная игла толщиной с трубочку для сока. Попёр на Олега, тот только успел отпрыгнуть, когда рука капитана попыталась пырнуть его в живот. Алексей дёрнулся и опустил багор на голову врагу. Потом ещё и ещё раз. Металлический наконечник раскроил кожу и, кажется, череп до мозгов, Владимир ещё раз качнулся и рухнул. Алексей ногами допинал его до края и столкнул в воду. Едва отдышался свистнул так, что уши заложило:

–эээ татарин! Равиль!!! Где ты, чёрт? Поднимайся на борт!

Морячков вытащили из трюма за шкирку. Руки связали бинтом, который Таня уложила Олегу в аптечку (умница), для проформы ещё пару раз влепили им по морде.

– Вместе с нашими остался Сергей, что он будет делать? Чтооо! – рявкнул Алексей и пнул носком ботинка под коленку Сане. Тот визгнул от боли:

– Убьёт! Всех убьёт, вы заражённые, вы всё равно умрёте, только заразу растащите! – говорил Санёк прерывисто, подавляя боль и стук зубов, которые так и плясали от холода и страха. Эти не чета своему капитану, наполучали по харе и сдулись.

– Чем заражённые? Говори давай, что знаешь!

– Не знаю, чем, вирус какой-то, его выпустили для зачистки от лишних людей. Здоровых и перспективных привили, а всякую шваль вроде вас – на убой. – Саня хихикнул и за «шваль» опять получил по зубам уже от Олега, который вдруг вспомнил малышей в детском саду Батыйска. Перестарался Олег, Саня мотнул башкой и отключился.

– Теперь ты рассказывай, – Алексей пихнул Андрея

– Что рассказывать? Нас привили, выдали стерилизаторы, сказали живых находить и жечь вместе с заразой.

– Врёёёшь, дружок, мы такой ящик уже видели, нас он не сжёг, значит, мы не заразные! А потом доктор нам прививку ставил. – Олег от злости аж побелел, возле его губ нарисовались синие вены, отчего он выглядел страшно, будто оживший мертвец.

– Ну, значит, повезло вам. Есть немного людей с иммунитетом, совсем мало. И с прививкой повезло. – Андрей смотрел за борт, там качался на волнах капитан и за разбитой его головой тянулся красный тонкий след.

– Вот что, Андрюха, хер те в ухо, поднимайся и разворачивай катер назад. – Алексей дёрнул его за шкирку и пнул под зад. Саню, который снова очнулся тоже отволокли на мостик. Алексей щёлкнул автоматом. – Пошли! Живо.

Морячки послушно завели мотор и развернули катер обратно. Равиль уселся в углу, Олег стоял плечом к плечу с другом, закрывая возможный путь побега.

– Э? Негодяи, почему вы сказали «всё равно умрёте»?

– Потому что у тех, кто сразу не умер внутри расти начинает, чёрное такое. Мы видели, как они потом, несколько дней от боли орут, оно заживо жрёт. Лучше сразу сдохнуть, чем так, уж поверь. – Андрей вытер рукавом кровавые сопли. – зря назад идём, можем к здоровым, ваших всё равно Серёга всех положил.

Олег посмотрел на Лёху. Как ребёнок, мол, скажи, что это не правда.

– Не ссы Олежка, там мусор наш, он сам кого хочешь положит…

Страшно стало, очень страшно. Молиться Олег не умел, но сейчас очень просил бога о том, чтобы Мишка был начеку.

16.

Всю дорогу до дома Олег чувствовал удавку на шее, будто холодным резиновым шлангом стянули ему горло – ни вдохнуть, ни сглотнуть. За ушами болеть начало от напряжения, он мучился от страха, блуждавшего от горла до низа живота, и постоянно гладил то место на шее, где остался поцелуй Тани, не да бог, последний.

В машину морячков затолкали максимально грубо, Алексей не привык страх копить, он его сразу вымещал. Поэтому на двоих у «засланных казачков» осталось одно здоровьице. По половине каждому вышиб старый вояка. Заставили Равиля тащить с собой ящик с лучом, кое-как запихнули потом оружие новой смерти в багажник. До дома летели.

Связанных морячков бросили в запертой машине, Равиля оставили охранять, к дому крались. Сердце ухало об рёбра у обоих. Слушали голоса. Скрипнули дверью прихожей. А там…

Таня укачивала Павлика спать, доктор мусолил длинные уши таксы в пальцах, Ильинична дремала в кресле, Алиса с Женькой валялись с книжками у камина. Серёги нет. И Миши нет… Алексей с Олегом стояли в прихожей как две чумы – страшные и злые. Их руки были готовы рвать заживо убийцу. Зубы оскалены, даже волосы, кажется, поднялись на голове. А тут тишь да гладь… Алиса посмотрела на «берсерков» и прыснула сквозь зубы. А вот Таня смотрела с облегчением.

– Вернулись… – выдохнула она и прижала Пашку к груди.

– Где этот? – Олег ещё хрипел сдавленным от ужаса горлом.

– В соседней комнате, связанный – перевязанный. – Алиса смотрела победительно.

– А Мишка где?

– А там же, спит, алкаша кусок!

Оказалось вот что. Только уехали на катер мужики, как Серёга давай Мишу уговаривать «нервы расслабить» после увиденного. Сил, говорит нет, глаза закрою – трупы на волнах качаются. Миша отнёсся с пониманием, разыскал бутылку какого-то пойла дорогущего в доме. Стопки. Никто с ними пить не стал. Сели они у камина и давай закладывать. Молча, почти без разговоров, Мишка быстро «поплыл». А дальше совсем странное было. Женька с места сорвалась и со всей дури Серёге ногой по руке лягнула. Тот поднялся, а она как в кино – прыгнула и ногой ему в голову, аккурат в ухо. Зашатался Серёга, вот-вот упадёт. Тут Алиса сзади, поленом его по затылку. Семён только рот раскрыл – кукухой девки тронулись, не иначе? Парни выпивают тихонько, а эти две – драться.

Не тронулись! Женька вовсе не книжку читала. Поверх страничек Серёжу разглядывала и видела, как он потиху из стопок в камин плескал. Любопытно, сам предлагал выпить, сам мимо выливает. Потом рука его в кармане пошарила. Вынул он ручку чёрную, нажал что-то, и выскочила длинная игла, он этой иглой к Мишиным рёбрам повёл. Вот Женька и прыгнула. Чёрный пояс по тхэквондо, кандидат в мастера спорта… А Алиса увидела ручку с иглой на полу и успела полено схватить. Рядом кочерга стояла – тут и пришёл бы Серёже конец. Повезло, что полено. Доктор его смотал простынёй как психа и в соседнюю комнату оттащил. Там прохладненько, очнётся – побеседуем. И Мишу туда же, но на кровать. Мало ему надо алкоголя – бутылку не допили, а он ни петь, ни лаять. На пол наблевал, уродец.

Олег рухнул мешком у края дивана. Обошлось. Морячки говорили, что Серёга боец каких поискать, а его две девчонки уработали. А мусор, конечно, жопа с ручкой. Нашёл время бухлом нервы править…

– Как ты так поняла, что он не тот, за кого себя выдаёт? – Алексей снова говорил смешливо и, кажется, готов был осыпать Женьку остротами.

– Никак! Просто смотрела. Симпатичный, понравился…– Женя смотрела букой, в самых разочарованных чувствах.

Алексей вышел из дома, вернулся с Равилем и двумя связанными, разноцветными от побоев Сашей и Андрюхой. Пинками затолкали их в комнату к дружку. Мишу, очухавшегося, стучащего зубами и трясущегося выволокли в общий зал, усадили у камина, взяли честное слово – больше на пол не блевать. Ильинична повесила в камин большой железный чайник.

Рассказали коротко, что произошло на катере и откуда взялся Равиль. Рассказали про ящик.

– Я хочу проверить. Хочу посветить на себя. Если я, ну это… заражена, то лучше сразу, не хочу орать от боли! – а Женя-то не робкого десятка, и чего сидела с этими сектантами. Могла б бородатого вот эдак с ноги и бежать.

– Женёк, давай так договоримся, ты только пикнешь от боли, и я тебя лично лучом из ящика сожгу, не дам мучиться! – доктор Сёма похлопал её по плечику. Девушка улыбнулась добродушному великану.