Я прихожу после смерти. История профессионального уборщика мест преступлений бесплатное чтение

Томас Кундт, Таркан Багджи
Я прихожу после смерти: история профессионального уборщика мест преступлений

Thomas Kundt, Tarkan Bagci

NACH DEM TOD KOMM ICH

© Лоскутова А. С., перевод на русский язык, 2022

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

* * *

Глава 1

– Герр Кундт, вас тут спрашивают из полиции! – дрожащим голосом произнесла фрау Кайзер, наша секретарша, протягивая мне телефонную трубку.

Из полиции? Меня?!

Я в полном недоумении подошел к телефону. Скорее всего, перепутали.

– С вами говорит инспектор Визе из убойного отдела, – произнес строгий мужской голос, – это Томас Кундт?

Я молча кивнул в трубку. Похоже, не перепутали. Томас Кундт – это я. Финансовый консультант, тридцать четыре года. Целых девяносто восемь килограммов при росте метр семьдесят. За плечами – двенадцать лет отношений, и вот я снова одинок (что, собственно, и объясняет нынешнее соотношение моего веса и роста).

Фрау Кайзер бросила на меня полный тревоги взгляд и настороженно прислушалась. Видимо, она тоже никак не могла взять в толк, что понадобилось полиции от меня, добропорядочного финансового консультанта. Неужто я ненароком наскучил кому-то до смерти?

– У нас тут самоубийство, – продолжил инспектор, – кое-кто решил пустить себе пулю в лоб.

Ясно, но при чем тут я?!

Не успев открыть рот, чтобы выразить свое недоумение по этому поводу, я замер, пронзенный догадкой.

О нет! Ну конечно!

Теперь-то до меня наконец дошло, почему мне звонили. Нельзя сказать, что это осознание особенно обнадеживало. Скорее, наоборот. Я почувствовал, как кровь отхлынула от моего лица, и ощутил холодный пот на коже.

Бедняжка фрау Кайзер заметила мою реакцию – вероятно, в этот момент ее воображение рисовало самые ужасные картины, ведь она прекрасно знала о моем необычном хобби, видимо ставшем причиной звонка из полиции.

С самого детства я собираю разное старье. Барахло, одним словом. Я нахожу эти вещи на свалках крупногабаритного мусора, скупаю всякий хлам на блошиных рынках или выискиваю что-нибудь интересное, когда жилконторы освобождают жилые помещения. Все мое окружение знает об этом. Поэтому, как только мои знакомые узнают о выселении какого-нибудь дома или квартиры, мне тут же об этом сообщают. Фрау Кайзер и сама как-то приглашала меня на подобное мероприятие.

«Эй, Томас, у моего друга умер дедушка. Там жилконтора вывозит весь хлам из квартиры. Если хочешь, можешь съездить в субботу и поглядеть – вдруг тебе приглянется что-нибудь?» – примерно так могло звучать подобное приглашение.

Это занятие нельзя назвать слишком увлекательным. Я просто брожу по опустевшей квартире, присматриваю разное старье, а затем ухожу. О том, что совсем недавно в этой квартире кто-то умер, я даже не задумываюсь. В большинстве случаев никаких признаков подобного происшествия в жилище нет.

Поэтому я довольно сильно удивился, когда на днях один из гостей на соседской вечеринке спросил меня о моем хобби. Смог бы я так же невозмутимо бродить по квартире, если бы в ней все еще находились мертвецы, поинтересовался он.

– Не знаю, – ответил я, – наверное…

Мой собеседник удовлетворенно кивнул и запустил руку в карман.

– Я работаю полицейским, – сказал он, – и нам постоянно требуются люди для спецуборки на месте происшествия. Может, вам это будет интересно?

Какая неожиданность! На предложение работы я совсем не рассчитывал, особенно такой работы. У меня же нет нужной квалификации, верно? А как же тестовое задание?! У вас двадцать минут, пожалуйста, ототрите как можно больше крови – что-нибудь в этом роде. В тот момент я буквально замер с отвисшей челюстью, словно какой-нибудь нерасторопный покупатель у кассы ресторана быстрого питания, который никак не может придумать, что бы такого ему заказать.

– Э-э-э…

– В любом случае, это не сильно отличается от того, чем вы занимаетесь, – сказал полицейский, – представьте, что вы сначала убираетесь, а уже потом начинаете присматривать себе разные безделушки.

Полицейский вложил мне в руку листок бумаги.

– Дайте мне ваш номер! – попросил он, шаря по карманам в поиске ручки. Вообще-то у меня была ручка, но я все никак не мог решиться ее предложить.

– Спецуборка? На месте происшествия? – переспросил я, чтобы убедиться в том, что понял все правильно. А вдруг я ослышался?

Но полицейский снова кивнул.

– Такие люди, как вы, для нас – настоящая находка, – сказал он, – в противном случае эти квартиры попадают к бедолаге коменданту, который понятия не имеет, что нужно делать в таких ситуациях.

Отлично, но только я тоже понятия не имел, что нужно делать в таких ситуациях! В том-то и проблема! С другой стороны… Я ведь никогда не задумывался о смене работы. Я был финансовым консультантом и неплохо зарабатывал. Нельзя сказать, чтобы я был очень этим доволен. Грубо говоря, моя жизнь не слишком меня устраивала. Хотя причину своего недовольства я едва ли мог сформулировать. Конечно, недавнее расставание вносило определенный вклад в мое мироощущение, но дело было не только в нем. Я ощущал какую-то фундаментальную неудовлетворенность, хотя в реальности моя жизнь была именно такой, какую принято называть «нормальной». Классическая офисная работа. Восьми-девятичасовой рабочий день, телевизор по вечерам, пара страниц перед сном, а утром снова в офис. Приличный счет в банке, куча свободного времени в выходные, и все это время можно целиком и полностью посвятить своему хобби – в моем случае это было коллекционирование разного старья, а также периодическое посещение соседских вечеринок. Уборка за трупами абсолютно не вписывалась в мою жизнь. Возможно, именно поэтому я взял ручку и оставил на листке свои контактные данные. Имя, личный номер телефона и, по привычке, рабочий. Что такого может случиться? В конце концов, никакого трудового договора я не подписывал, просто дал свой номер. Да мне наверняка и звонить-то не будут, подумал я в тот момент. И даже если позвонят, я всегда могу отказаться. Скажу, что не готов убираться на месте происшествия, и мы все вместе добродушно посмеемся над моей самонадеянностью.

Я стоял, тупо прижав трубку телефона к своему уху. Теперь-то мне было совсем не до смеха.

– Вы меня слышите? – переспросил инспектор. – Много крови и мозгового вещества, но все очень свежее. Вы управитесь за несколько часов. Правда, кому я это говорю, вы же и сами все знаете.

Черта с два! Я никогда в жизни не оттирал кровь!

На другом конце линии послышалось сопение. Я тяжело сглотнул и продолжил молчать, не в силах издать ни звука.

– Мне передал ваш номер коллега, – сказал инспектор Визе и, сделав паузу, спросил: – Вы ведь специалист по спецуборке, верно?

Нет, не верно. Простите, но я и сам не понимаю, зачем дал свой номер тому полицейскому на вечеринке!

– Да, все верно.

– Ну и отлично! – удовлетворенно заметил инспектор. – Тогда я сообщу родственникам, что вы скоро прибудете.

Чего? Там еще и родственники?

Прежде чем я успел что-либо ответить, инспектор продиктовал мне адрес и повесил трубку.

Что я наделал? «Да, все верно» – это вообще что такое?!

Я откинулся на спинку стула и тупо вперил взгляд в совершенно белую стену – мое лицо теперь было с ней одного цвета. Почему я не сказал, что понятия не имею, как убирают за трупами? И вот теперь, пожалуйста, меня уже ждут скорбящие родственники. Ну что прикажете делать?

Кровь и мозговое вещество, но все очень свежее. Вы управитесь за несколько часов.

Хотя, может, не все так плохо, как мне кажется? В конце концов, какая разница, что оттирать – кровь или томатный сок. Принцип-то один и тот же. Я вполне могу съездить туда, выполнить эту работу и больше никогда не отвечать на незнакомые номера. Просто взять и выполнить поставленную задачу. Уж как-нибудь да справлюсь. По крайней мере, я так думал.

Я встал, схватил свой пиджак и бросился к двери. Мне нужно срочно раздобыть какие-нибудь чистящие средства. И щетки. И…

– Герр Кундт?! – Фрау Кайзер с ужасом глядела на меня. – Все в порядке?

Оказывается, я все еще держал телефонную трубку в руке. Я спешно протянул ее нашей секретарше.

– Пожалуйста, передайте шефу, что мне нужно ненадолго отлучиться. Это очень срочно. Но я вернусь через пару часов.

С этими словами я выскочил за дверь и отправился на свою первую спецуборку. Без оснащения и даже малейшего представления о том, что мне придется делать.

Фрау Кайзер так и осталась стоять в недоумении, зажав трубку телефона в руке. Скорее всего, в голове у нее роились совершенно невообразимые предположения о том, что мне сейчас предстояло. При этом даже самые дикие ее фантазии были не столь абсурдны, сколь оказалась реальность.

Сев в машину, я попытался составить список необходимого оборудования. Я был настолько ошеломлен происходящим, что инстинктивно достал мобильник и набрал номер единственного человека, которому можно позвонить в такие моменты.

– Мамуль…

Моей маме Биргит в то время было шестьдесят лет, но в свои годы она была гораздо бодрее и спортивнее меня. Мы в шутку называли ее «королевой китча». Сумочки от «Гуччи», белые туфли, блестки и пайетки, солнцезащитные очки на носу, еще одни – на голове и третьи – в сумочке. Она обожала все яркое и броское и часто одевалась так, будто за каждым углом ее подстерегала съемочная группа, готовая в любой момент пригласить ее на съемки очередного вульгарного хип-хоп-клипа. На протяжении долгих лет она работала медсестрой по уходу за пожилыми людьми и теперь была полна энтузиазма и совершенно ничего не страшилась. Вскоре после падения стены она нашла работу в Мюнхене и переехала из Лейпцига на запад. В то время мне было четырнадцать лет, и мне пришлось остаться со своей бабушкой. Мы жили в двухэтажном доме – бабушка на первом этаже, я на втором. Снизу бабушке было удобнее за мной приглядывать. В результате маминого отъезда отношения между нами дали серьезную трещину. Несколько лет назад она вернулась в Лейпциг и с тех пор старалась все время быть со мной рядом, пытаясь таким образом компенсировать свое отсутствие за все эти годы.

Я рассказал ей, во что ввязался, и попросил посоветовать чистящие средства, необходимые мне для уборки. В ответ я услышал то, чего совсем не ожидал.

– Я могу тебе помочь?

Я запнулся.

– Ты уверена? – спросил я. – Речь идет об уборке за трупом!

– Послушай, мальчик мой, – сказала она, – мне и не такое приходилось убирать! Отправляйся-ка ты в хозяйственный супермаркет и купи пару малярных комбинезонов, а еще чистящие средства. А потом заезжай за мной. Поработаем вместе!

Меня как будто подбросило в воздухе – так бывает, когда в свободном падении за спиной вдруг раскрывается спасительный парашют.

– Договорились.

Я вздохнул и почувствовал, что начинаю приходить в себя. На этот раз моя мама меня не подведет. Теперь уж точно! Я благодарил ее до тех пор, пока она не повесила трубку со словами: «Хорошо, хорошо, а теперь поторопись».

В хозяйственном магазине я первым делом взял два комбинезона для малярных работ. Затем прихватил пару щеток и целую кучу чистящих и дезинфицирующих средств. Проходя мимо полки с порошками и гелями, я просто вытянул руку и сгреб все флаконы в тележку. Так, что еще? Губки? Полотенца? Проще всего, наверное, было обратиться за помощью к консультанту магазина, но что я мог спросить? «Извините, мне нужно прибраться за трупом. Что вы можете порекомендовать для уборки нескольких литров крови и мозгового вещества?» Боюсь, что сотруднику магазина пришлось бы вызвать после этого полицию. По пути к кассе я ненадолго задержался у последнего стеллажа. Брать шпатели или нет?

Мама уже ждала меня у своего подъезда. Она тоже набрала целую кучу чистящих средств. В руках у нее было несколько больших ведер. Я стыдливо обернулся на заднее сиденье, где лежали мои покупки из хозяйственного магазина. Гора шпателей и ни одного ведра.

Мы решили не надевать комбинезоны до тех пор, пока родственники не впустят нас в дом. Просто из уважения к их горю. Нам не хотелось привлекать к себе внимание. В конце концов, не обязательно всему району знать о том, что к их соседям нагрянули спецуборщики.

Родственниками оказались шестидесятилетняя женщина, вдова, и двадцатипятилетний сын, теперь оставшийся полусиротой. Как только дверь перед нами отворилась, я почувствовал, что мое напряжение немного спало. Они так обрадовались, увидев нас! Им так нужна была хоть какая-то помощь, и мы как раз пришли им помочь. Собственно, ради этого все и затевалось. Мы помогали этим людям, не более. Эта мысль принесла мне некоторое успокоение.

– Мои искренние соболезнования, – сказал я, – пусть у вас будут силы пережить ближайшие дни.

Войдя внутрь, мы первым делом облачились в защитные комбинезоны. Моя мама предусмотрительно взяла с собой сменную одежду. На самом деле она всегда носила в своей большой и очень вместительной сумке какое-то шмотье. Свой комбинезон она надела поверх тонкого спортивного костюма. Я же напялил его на то, в чем пришел с работы. Рубашка и брюки от костюма. Правда, галстук я все-таки снял. Буквально через несколько секунд я начал нещадно потеть.

Ну и дела!

Вдова рассказала нам, где в подвале находилась постирочная, на полу которой было найдено тело ее мужа. Показывать не стала. Оно и понятно, ведь самоубийство произошло всего несколько часов назад.

Мы довольно быстро отыскали нужную дверь. Переступив порог, я почти сразу оказался в луже крови, мочи и бог его знает чего еще. Вязкая жижа, высотой чуть ли не сантиметр, разлилась на площади нескольким более квадратного метра. И в этом месиве – куча каких-то комков. Мозговое вещество, подумал я и невольно вздрогнул.

О боже, и что теперь делать?

Даже моя мама на мгновение обмерла. Потом резко пришла в себя, поставила на пол ведро и сказала:

– Я начну отсюда.

Она присела в углу и просто начала убираться. Конечно, я не мог позволить ей работать в одиночку. Я присел в другом углу и тоже начал драить пол.

Маленькие комки были похожи на куски печени или мелко нарезанные консервированные помидоры. Кровь издавала кислый запах. К этому времени моя рубашка совсем вымокла от пота и прилипла ко мне так, словно моя кожа вдруг обрела новый слой.

Оглядываясь назад, могу сказать, что мне чертовски повезло с моим первым заказом. Тело пролежало в помещении всего несколько часов, а значит, кровавая масса еще не успела впитаться в напольное покрытие. Мы просто собирали кровь тряпками и выжимали их в ведра, пока те не наполнялись. Затем мы сливали все это в унитаз и начинали собирать заново. И так раз за разом. Собираем, выжимаем, выливаем. На протяжении трех часов. Пока наконец все подтеки крови, все мозговое вещество и все осколки костей не были убраны. В конце мы еще раз все тщательно продезинфицировали. Помещение стало выглядеть так, словно в нем никто никогда и не умирал.

Родственники были вне себя от радости. В их глазах я, вероятно, выглядел суперпрофессионалом. Который по-прежнему не понимал, как он здесь оказался. Каждый мускул моего тела отзывался болью, а сам я постоянно боролся с приступами тошноты. К тому же моя одежда была насквозь мокрой от пота. Мы стянули с себя защитные костюмы, попрощались с родственниками и поехали домой.

Я высадил маму у двери ее дома, и на прощание она сказала:

– В следующий раз дай мне знать! Буду рада помочь!

Я решительно замотал головой.

– Следующего раза не будет! – твердо сказал я и резко нажал на педаль газа.

Я решил заехать домой и переодеться, чтобы потом в приличном виде отправиться на работу. На мою настоящую работу. Этим дерьмом я больше никогда заниматься не буду, в этом я был совершенно уверен.

Больше никогда! Как же сильно я ошибался.

Глава 2

Примерно через неделю я сидел на кухне у мамули и коротал время, собираясь на мероприятие, которое устраивала для сотрудников моя фирма. Я решил заскочить к маме, чтобы пропустить чашечку кофе. Правда, ту бурду, что плескалась у меня в чашке, назвать кофе можно было с большой натяжкой. После расставания с моей девушкой я завел привычку пить довольно странный напиток, который, по сути, являл собой смесь молока, сахара и кофе, смешанных в равных пропорциях. Мамуля знала о моем новом пристрастии и каждый раз готовила мне целый кофейник этого пойла. Куда проще было бы вылить порцию крепкого кофе прямо в сахарницу – по крайней мере, этот вариант меня бы вполне устроил.

Пока я потягивал свою сомнительную кофейно-молочную мешанину, мама стояла у окна и курила длинную тонкую сигарету. Вот уже много лет она боролась с раком. Борьба шла с переменным успехом – иногда побеждал рак, а иногда – она. Однако мамуля каждый раз была полна решимости не дать раку себя одолеть. Если бы это состязание было честным, то она давно бы уже победила по очкам. Но, к сожалению, подлости раку было не занимать: как только мама одерживала победу над очередным метастазом, где-то в другом месте рождался новый. Если верить врачам, исход битвы был давно предрешен – пациент мог лишь выиграть время. После каждой победы рак продолжал свое наступление. И все же она боролась изо всех сил, не позволяя себе сдаваться и опускать голову. Пусть даже из-за химиотерапии волос на этой голове совершенно не осталось. Распрощавшись с шевелюрой, мама накупила себе массу умопомрачительных париков – она старалась не унывать и продолжала жить полной жизнью. Конечно, курение нисколько не помогало в борьбе с раком, но, по мнению врачей, навредить оно уже тоже не могло. А если нет разницы, то почему бы не продолжать курить в свое удовольствие? По крайней мере, она так думала.

Время от времени мне приходилось посещать корпоративные мероприятия, подобные сегодняшнему. Мой работодатель регулярно приглашал на них тренеров, которые должны были создавать у нас правильный психологический настрой и учить мыслить позитивно. На этих встречах мы то и дело выслушивали лекции о том, как нужно мотивировать себя на зарабатывание все большего количества денег. «Надо смотреть вперед и продавать, продавать, продавать, ибо лишь это несет прибыль, прибыль, прибыль», и все в таком духе. Ведь мотивированные сотрудники приносят компании больше клиентов, а следовательно, больше денег. Честно говоря, меня такие мероприятия особо не впечатляли. Но в тот вечер в программе стояло выступление олимпийской легкоатлетки, которая после ужасного ДТП очнулась в больнице и обнаружила, что лишилась обеих ног. В отличие от презентаций всех тех спикеров, что обычно появлялись на наших корпоративных встречах, ее история меня действительно заинтересовала.

Мамуля выпустила в окно струйку дыма и повернулась ко мне.

– Больше не звали наводить порядок?

Я ухмыльнулся. «Наводить порядок» – какой изящный эвфемизм для той деятельности, которую мы осуществляли на прошлой неделе.

– Не-а, – кратко ответил я.

На тот момент мой первый заказ так и остался единственным делом, на которое меня пригласили. И все же каждый раз, когда фрау Кайзер окликала меня словами «герр Кундт, вас к телефону», мое сердце начинало колотиться как сумасшедшее, норовя выпрыгнуть прямо из горла. Правда, из полиции мне так ни разу и не позвонили. Постепенно я пришел к выводу, что либо полицейские потеряли мой номер, либо решили ко мне больше не обращаться, ибо им стало совершенно очевидно, что никакой я не профессионал. Мой шеф Нико, с которым у меня были довольно хорошие отношения, с тех пор даже не поинтересовался, куда же я исчез в тот раз, а фрау Кайзер, похоже, решила не афишировать тот факт, что мне звонили из полиции. Хотя, очевидно, этот вопрос ее очень занимал. Порой она бросала на меня озабоченные взгляды, вероятно строя при этом самые ужасные предположения относительно произошедшего. Я хотел было рассказать ей все как есть, но совершенно не представлял, каким образом это можно было сделать, а потому смирился с перспективой дальнейшего существования под гнетом беспокойства, исходящего от фрау Кайзер. На самом деле, кроме немого подозрения со стороны нашей секретарши, ничто в моей жизни больше не напоминало мне о том, что однажды я на полдня внезапно превратился в спецуборщика. И все же эти воспоминания не давали мне покоя. Как такое вообще было возможно? То есть я взял и вошел в чужой дом, чтобы совершенно буднично убрать из него следы крови и мозговых масс. Я чувствовал, что противостоял такому грандиозному явлению, как смерть, имея в арсенале нечто совершенно обыденное – ведро да швабру. И у меня все получилось. Ни следов крови, ни каких-либо иных следов в доме не осталось.

Но разве это правильно – я имею в виду такое спонтанное, со шваброй наперевес, появление на пороге дома, где еще недавно жил человек, а теперь его не стало? Как это происходит у других? У тех, кто занимается этим по-настоящему? Разве они не должны быть одновременно и психологом, и врачом, и профессиональным дезинфектором? Прежде чем получить работу в сфере финансовых услуг, мне пришлось подтвердить целый ряд квалификаций. И все это было четко регламентировано. Хочешь иметь возможность заключать договоры? Тогда тебе нужны квалификация 25-z и сертификат 28-а, также справка о дополнительном образовании за номером 7f, в противном случае тебя и на порог-то не пустят. Но получается, когда речь идет о смерти и ее последствиях, все, что может понадобиться – это принести ведро с тряпкой, и – вперед? Неужели все так банально? Моя спонтанная решимость, с которой я пообещал себе никогда больше не приближаться к местам происшествий, постепенно уступала место жгучему любопытству. Я все чаще и чаще задавался совершенно конкретными вопросами, связанными с этой деятельностью – спецуборкой. К примеру, что такое трупный яд? Мне где-то попался этот термин, но разобраться в том, что он означает, у меня руки не доходили.

Мать вжала окурок в пепельницу, примяв его своими острыми пальцами, и подсела ко мне за стол.

– Ну, как продвигается переезд? – деловито спросила она.

Я расстался со своей девушкой после двенадцати лет отношений. Это произошло несколько недель назад, но ситуация с совместным проживанием после расставания пока не поменялась (в отличие от моего веса), мы все еще продолжали жить вместе. И вот я наконец окончательно решил вернуться в дом моей бабушки – он был достаточно вместительным, и к тому же я уже жил у нее раньше. Причем не один. Когда моя мать уехала в Мюнхен, она сначала прихватила с собой мою сестру, но через несколько месяцев, принесших ей массу разочарований, отправила ее обратно. С тех пор нас в доме стало трое.

Если мою маму мы с сестрой шутливо называли Королевой китча, то бабушка получила от нас солидное прозвище Графиня. Она была бережливой, властной женщиной, не готовой уступать венец самодержавия никому. У нее на все было собственное мнение, и его она была готова отстаивать при любых обстоятельствах – будь перед ней начальство или ее собственные внуки. Она всегда тщательно следила за своей внешностью, с удовольствием носила драгоценности и меха. В то же время она была настоящей труженицей, по сути, вкалывая всю свою жизнь. У нее были крупные, натруженные руки, и, несмотря на всю ухоженность, под ее ногтями всегда было немного земли, оставшейся после работы в саду. Она хорошо присматривала за мной и, несмотря на свой властный характер, оставалась очень добрым человеком, искренне заботившимся о своей семье.

В ответ она ждала, что все ее советы и требования будут исполняться. Она считала себя главой семьи. Истинная графиня.

Оглядываясь назад, я понимаю, что моей матери не хватало свободы. Она хотела освободиться от авторитета своей матери. Моя бабушка экономила буквально на всем, маме же хотелось жить на широкую ногу. Бабушка любила все контролировать, а мать такого контроля не выносила. Несмотря на то, что обе они очень любили друг друга, моей маме пришлось перерезать пуповину, связывавшую их с момента ее появления на свет, чтобы отправиться на поиски себя. При этом она рвала пуповину и со мной, и с моей сестрой, – но оправдания этому я уже найти не мог. Моя сестра была младше меня всего на четыре года, но в то время это имело большое значение. Если мне удавалось более или менее заботиться о себе самостоятельно, то она на тот момент была совсем ребенком. Я старался поддерживать ее во всем – ходил на родительские собрания и даже был выбран в родительский комитет. Для человека девятнадцати лет, выросшего, по сути, без родителей, я находил это довольно неплохим достижением. Тем не менее ни моя бабушка, ни я не могли заполнить ту дыру, которую оставила в наших сердцах моя мать.

Примерно пять лет назад у матери диагностировали рак, она вернулась в Лейпциг и наконец попыталась восстановить контакт со мной и моей сестрой. Она осознала, что многое в жизни делала неправильно. Я очень переживал по поводу рака, но радовался тому, как матери удавалось с ним справляться. Конечно, я простил ее, да и моя сестра тоже, и со временем мы снова смогли стать теми, кем мы на самом деле были всегда. Семьей. Мы заботились о ней, навещали при каждом удобном случае, возили на химиотерапию, старались быть для нее настоящими сыном и дочерью, как и она, вопреки всему тому, что ей пришлось перенести, старалась быть истинной матерью в последние годы своей жизни. К ней можно было обратиться с любой проблемой – например, если тебе предстоит спецуборка, а ты и понятия не имеешь, как это делать. В этом смысле бабушка и мама были очень похожи. Ради нас они готовы были жертвовать всем. Если бы вместо Королевы китча я в тот момент позвонил Графине, ни капли не сомневаюсь, что она с той же готовностью принялась бы, стоя на коленях, оттирать кровь с пола вместе со мной.

К сожалению, у них было еще кое-что общее – моя бабушка тоже боролась с болезнью. Ее одолевала старческая деменция. Но, в отличие от рака, буквально пожиравшего мою мать, болезнь проявлялась не приступами, а наступала медленно и безжалостно. Живя вместе с бабушкой, я бы мог лучше о ней заботиться, и на самом деле это было одной из причин моего возвращения к ней в дом.

– Все по плану, – ответил я и сделал большой глоток своего варева. Я не хотел говорить об этом, потому что, думая о переезде, я вспоминал не только бабушку, но и свою бывшую девушку.

Мама сразу все поняла и не стала расспрашивать дальше.

– Ты знаешь, что такое трупный яд? – спросил я ее.

Мать скептически посмотрела на меня.

– Понятия не имею, – сказала она, указывая на мою чашку, – но наверняка это повкуснее, чем твое пойло.

Она засмеялась.

– Где-то мне это слово попадалось, – сказал я, – вот только не помню где! Ну-ка, я гляну…

Я достал мобильник, чтобы поискать этот термин в интернете, но мама вдруг взяла меня за руку.

В отличие от меня, наше парное выступление, связанное с уборкой места происшествия, не произвело на нее слишком сильного впечатления. Если бы ее спросили, чем она занималась на прошлой неделе, она бы, скорее всего, ответила: «Ходила по магазинам, немного поковырялась в саду, ах, ну да, еще помогала своему сыну оттирать кровь и мозговые массы. Ничего особенного, обычная неделя».

– Если тебя это так сильно интересует, бери и делай, – сказала она.

– Что? – удивился я.

– Ну, я про спецуборку. Если тебе это нравится, бери и делай, и перестань постоянно терзать себя вопросами, зачем да почему.

Я не знал, что ей ответить. День, когда я убирался в доме умершего мужчины, я вспоминал как прыжок с тарзанки. Я будто получил ваучер «Спецуборка» от Йохена Швайцера^[1]. В тот момент ситуация казалась мне сущим адом, но, вернувшись в свою скучную жизнь, я ощутил нехватку адреналина. Ведь это можно было назвать настоящим приключением. И не исключено, что когда-нибудь мне захочется это разок повторить. Но только когда-нибудь. И только разок. Ведь если ты один раз прыгнул с тарзанки и получил от прыжка удовольствие, это не значит, что нужно немедленно становиться профессиональным прыгуном с тарзанки, не так ли? Все эти мысли я запил большим глотком приторной кофейно-молочной смеси. Но для мамули все было яснее ясного. «Бери и делай». И возможно, она была права. Но в тот момент я пока не был в этом уверен.

Мероприятие, на которое я отправился после посиделок с мамулей, произвело на меня большое впечатление. Я внимал каждому слову спортсменки, когда она рассказывала о том, как однажды утром проснулась в больнице и увидела, что осталась без ног. «Всем вокруг было ясно, что это конец, – говорила она, – безногий спортсмен – это неизлечимо. Но я почему-то думала совсем о другом. Я как раз не считала, что это конец. Я просто поняла, что теперь буду учиться передвигаться по-другому». Услышав эти слова, я густо покраснел. Девушка потеряла ноги и стала параатлеткой. А я потерял свою девушку и стал тонуть в пучине отвратительного кофе и бесконечной жалости к самому себе. Свое выступление спортсменка закончила цитатой моего тезки, Томаса Манна: «Я могу, ибо хочу того, что должен». Очевидно, что из двоих Томасов этот был куда умнее. Эта фраза еще долго звучала у меня в ушах.

После лекции я отправился в лобби-бар и заказал себе пива. Ко мне подошел какой-то человек, явно не из нашей компании, и поинтересовался, почему в отеле так много людей в костюмах. «Корпоративный тренинг», – пояснил я и принялся рассказывать о выступлении Ванессы – так звали параатлетку. «Как интересно!» – заметил мужчина. В итоге мы разговорились и, казалось, неплохо поладили, пока он не спросил: «А чем вы занимаетесь?»

– Я финансовый консультант, – ответил я и сразу отметил, как его интерес ко мне потихоньку начал угасать. Подобную реакцию я замечал за собеседниками все чаще и чаще. Стоило мне упомянуть в разговоре с незнакомыми людьми, что я работаю финансовым консультантом, как их тут же одолевала скука смертная. Если я никак не пытался исправить такую ситуацию, то разговор довольно быстро сводился на нет в связи с тем, что мой собеседник внезапно находил себе более интересное занятие – например, разглядывание мухи на потолке. В этот раз, после упоминания моей профессии, я тоже весьма скоро остался один – постоялец отеля, пробормотав на прощание несколько слов, ретировался. Но мне было все равно. Я допил свое пиво и, несмотря на неубедительные уговоры моих коллег, только что вошедших в бар и требовавших продолжения вечера, отправился в свой номер.

Усевшись на гостиничную кровать, я открыл ноутбук и наконец погуглил, что такое трупный яд.

Трупный яд, птомаин, трупный алкалоид, или реже септицин – это название относительно нетоксичных биогенных аминов кадаверина и путресцина, образующихся при распаде белков и являющихся причиной запаха тления.

Ага, значит, трупный яд на самом деле не был токсичным, он просто издавал слишком сильный запах. К тому времени моя история поиска в браузере могла бы навести стороннего наблюдателя на мысли о серийном убийце. Скорее всего, единственной причиной, по которой «Гугл» еще не слил меня полиции, была открытая вкладка, которую я не закрывал на протяжении нескольких дней. «Курсы по уборке мест происшествия». Этот сайт я откопал вскоре после своего первого заказа – сразу после того, как моя решимость, с которой я поклялся никогда больше не заниматься подобными вещами, дала слабину, а мое любопытство по поводу правильности проведения подобных мероприятий достаточно выросло. Я в сотый раз открыл эту вкладку. «Пройдите обучение и получите сертификат специалиста по спецуборке. Теория и практика за два дня!» Особой ценности в получении такого сертификата я не видел – ведь, как известно, в фотошопе любой сертификат можно изготовить, но вот практическая часть меня заинтересовала – она проходила под руководством настоящего специалиста по спецуборке. Я нервно закусил губу. «Бери и делай», – пришли мне на ум слова мамули. И я начал делать.

Глава 3

Я сидел в припаркованной машине и нетерпеливо поглядывал на часы. Судя по всему, я прибыл слишком рано – Даниель, наверное, еще и в автобус не сел. Даниель был моим хорошим другом, который иногда составлял мне компанию в шатаниях по квартирам и помогал искать разные безделушки. В этот раз я попросил его о помощи, поскольку мой второй заказ на спецуборку предполагал вывоз мебели. Со мной снова связались из полиции. Только звонил уже не герр Визе, а какой-то другой инспектор. По окончании учебного курса инструкторы предложили нам добавить свои контакты в полицейскую базу данных на случай подходящих заданий. Я благоразумно оставил лишь номер мобильника, сохранив свой рабочий номер в тайне ради спасения нервов фрау Кайзер. В разговоре со мной инспектор использовал слово «заражено». «Тело пролежало в квартире долгое время, все заражено». Если бы я тогда знал, что это значит, я бы, наверное, сразу же сдал назад.

Теперь, отправляясь на свое второе задание, я чувствовал себя гораздо более подготовленным, что, вероятно, объяснялось тем, что я просто гораздо лучше подготовился.

Вместе со мной на курсе было человек двадцать. Мы, словно школьники, сидели за партами. У некоторых с собой даже были ланч-боксы. Все, кроме меня, работали либо в бюро похоронных услуг, либо в какой-нибудь жилищной конторе, которая теперь хотела расширить спектр услуг, включив в них спецуборку. Я был единственным частным лицом. Визуально я также довольно сильно отличался от остальных. Я, как какой-то выскочка, явился на занятия в рубашке и при галстуке, чем заслужил несколько скептических взглядов. В том числе от преподавателей.

В первый день занятия проводил практикующий специалист по спецуборке. Он рассказал о своей работе и показал несколько фотографий. Всякий раз, когда он заводил речь о своем оснащении, демонстрируя фотографии приборов или устройств, я тут же хватал мобильник и фиксировал название, марку и производителя, чтобы, если что, купить это позже. Конечно, я пока не собирался уходить с головой в этот бизнес, но выполнить хотя бы еще один заказ мне очень хотелось. Причем выполнить как следует. А потом уже решить, гожусь я для этого дела или не гожусь. Обсуждать мне с шефом вопрос подработки или не обсуждать.

– Самозащита играет очень важную роль, – говорил наш преподаватель, демонстрируя свой защитный костюм. – Явиться на место спецуборки в малярном комбинезоне из хозяйственного магазина – это не дело!

Услышав эти слова, я покраснел до корней волос и еще глубже вжался в свой стул.

На этот раз, прежде чем отправиться на второй заказ, я успел позаботиться о специальном защитном костюме достаточной плотности и о профессиональном респираторе. К тому же я прихватил несколько щеток – не деревянных, а пластиковых («они лучше очищаются»), а еще специальные бахилы, герметичный скотч (чтобы заклеивать места между перчатками и рукавами костюма), массу чистящих средств и несколько канистр с дезинфицирующим средством. Ах да, самое главное: ведра. Теперь все на месте. Кроме Даниеля.

Даниель был первым, о ком я подумал, когда услышал, что квартиру нужно будет не только отдраить, но и освободить от мебели. Такое было нам не впервой – в поисках всякого хлама мы не раз разбирали с ним мебельные завалы. К тому же он был таким же крепким и невозмутимым, как моя мать, и мне не нужно было переживать о том, что он упадет в обморок, увидев лужицу крови. Ну, или целую лужу. Я прямо в лоб спросил его, сможет ли он помочь мне убраться в квартире, и он не раздумывая согласился.

Я посмотрел на часы. Оставалось пятнадцать минут. Какого черта, подумал я и вышел из машины. Пока Даниель не приехал, я решил осмотреть квартиру. Я чувствовал себя совершенно спокойным, ведь теперь я был как следует подготовлен к любым неожиданностям. По крайней мере, я так думал. Разумеется, потом мне не раз приходилось убеждаться в том, что никакое количество курсов не дает возможности подготовиться к таким вещам по-настоящему.

Погибший проживал в квартире номер 34, она располагалась на четвертом этаже. Я, как было обговорено заранее, позвонил в квартиру номер 12, что была на два этажа ниже. Молодая женщина робко приотворила дверь и оглядела меня. «Вы… спецуборщик?» Я кивнул. Она была дальней (в буквальном смысле) родственницей покойного и проделала длинный путь из Гамбурга лишь для того, чтобы впустить меня в квартиру. Пока жилконтора улаживала вопрос уборки, она жила у соседей. Женщина провела меня по лестнице до двери квартиры. Дрожащими пальцами она достала из кармана ключ.

– Я очень сожалею о вашей утрате, – сказал я, – желаю вам сил, чтобы пережить эти дни.

Она коротко улыбнулась и приоткрыла дверь, но заходить не стала. Через маленькую щель на меня сразу же хлынул поток теплого воздуха. Из квартиры исходил странный, слегка сладковатый запах. Вот оно, трупное зловоние, подумал я. Я читал, что после того, как человек один раз вдыхает его, через некоторое время запах может возвращаться в виде обонятельных галлюцинаций. Снова и снова. Совершенно неожиданно. И так всю жизнь. Придя однажды, он не уходит никогда.

– Мне обязательно входить? – спросила женщина, пока я стоял перед слегка приоткрытой дверью.

– Нет, я справлюсь, – сразу же ответил я, – если хотите, после уборки я могу передать ключи от квартиры жилконторе. Так что можете спокойно ехать домой.

Женщина благодарно кивнула.

– Да, это было бы очень хорошо. Спасибо.

Как только она ушла, я наконец распахнул дверь. Запах усилился. На самом деле трупный запах кажется таким резким не из-за своей насыщенности, а лишь потому, что мозг не может его классифицировать, ведь в обычной жизни человек с ним не сталкивается. Этот запах не похож ни на что другое, он совершенно самостоятелен, как, например, зеленый цвет можно назвать совершенно самостоятельным цветом. Его невозможно сравнить со «сладким ароматом карамели» или «сладким ароматом попкорна». Это просто «сладкий запах трупа».

Я вошел в помещение. Это была однокомнатная квартира-студия. Все было обставлено по-спартански, почти никакого декора. Охотнику за старинными вещами делать здесь было совершенно нечего. В комнате стоял телевизор, а перед ним – стол с керамической столешницей и большой раскладной диван. Погибший умер на диване, прислонившись головой к спинке. Это было понятно по остаткам кожи, приклеившимся к обивке дивана. На ткани остался кусок скальпа – тот участок, с которого обычно у мужчин начинается облысение. На самом деле именно эта часть кожи после смерти начинает сходить с черепа первой. Обычно это происходит через три недели. В моем случае умерший пролежал еще дольше. Меня внезапно охватила дикая дрожь. Я постарался успокоиться – в обычной обстановке я бы сделал несколько глубоких вдохов, но, учитывая особенность воздуха в этой квартире, это была не самая лучшая идея.

Умерший пролежал дольше трех недель. Меня внезапно охватила дикая дрожь.

Между диваном и столом валялись пижама и пара домашних тапочек. Все было грязное и жирное, словно пропитано маслом. Эта одежда была на нем в момент смерти. Не только пижама, но и диван, покрывало – все было полностью пропитано жидкостью. В рекламе минералки «Вольвик» говорится о том, что человек на 70 процентов состоит из воды, но вот о качестве воды в организме реклама умалчивает. Дело в том, что жидкость, из которой мы состоим, – это не прозрачная газированная вода, которую показывают в ролике. Это кровь, жир, моча… И как только организм умирает, эта жидкость начинает просачиваться сквозь кожу, словно пот в жарко натопленном помещении. В результате тело человека как будто растекается. И чем дольше оно лежит, тем больше жидкости из него вытекает. В данном случае покойный пролежал очень долгое время. Трупная жидкость, покинув ткани, распространилась по всей комнате, влага проникла в каждый предмет мебели, заставив деревянные части разбухнуть и изогнуться. Это самый худший вариант загрязнения жидкостью, который можно себе представить. Именно это имел в виду инспектор, когда говорил, что тут кругом все «заражено».

Я почувствовал, что ситуация довольно сильно меня тревожит, но, в конце концов, я ведь не случайно оказался в этом месте. Я был здесь, потому что сам захотел. А как там сказал наш великий Томас? Я могу, потому что хочу того, что должен. Интересно, а если ты и сам не знаешь, почему этого хочешь? Смогу ли я? Я очень на это надеялся и поэтому, отогнав разные мысли, немедленно приступил к подготовке. Для начала я достал дезинфекционный коврик, который в точности соответствовал своему названию – большой коврик, пропитанный дезинфицирующим средством. Я расстелил его перед входом, чтобы каждый раз, заходя и выходя из квартиры, я мог дезинфицировать свою обувь. Прежде чем надеть защитные перчатки – хоть при осмотре квартиры я ни к чему не прикасался, – я решил еще раз продезинфицировать ладони.

Как правильно проводить дезинфекцию рук, я узнал на второй день обучения. Занятия проводили два специалиста. Некоторые их советы были не слишком полезными. Например: «Место происшествия всегда нужно убирать по направлению к выходу из помещения». Даже я, со своим весьма ограниченным опытом, понимал, что это так не работает. Это все равно что советовать боксеру всегда наносить первый удар правой. Конечно, в теории это звучит правильно, но на практике боксер бьет так, как позволяет момент. Правда, остальные рекомендации оказались весьма дельными. Например, советы по правильной дезинфекции рук. Простого нанесения и втирания состава в кожу для полного очищения недостаточно. Нужно налить антисептик на ладонь, а затем хорошенько обработать им ногти. В подногтевом пространстве скапливается большое количество грязи и микроорганизмов – там могут жить до пятидесяти тысяч бактерий, делая наши руки разносчиками всяческих микробов. Чем короче длина отросшего ногтя, тем меньше площадь поверхности, на которой могут селиться микроорганизмы. Поэтому профессиональных спецуборщиков, как и добросовестных врачей, можно, в частности, узнать по соответствующему маникюру. Конечно, закона, предписывающего представителям этих профессий следить за длиной ногтей, нет, но сознательное отношение к делу еще никому не вредило. Так что я на всякий случай решил остричь ногти максимально коротко и с тех пор поддерживал их в таком состоянии. Теперь просить меня содрать наклейку бесполезно, но зато под ногтями у меня всегда чисто.

Продезинфицировав руки так, как нам рассказывали на курсах, я вытянул их вверх и задержал дыхание. После нанесения дезинфицирующее средство должно впитываться на протяжении не менее тридцати секунд, иначе эффекта не будет. При этом вдыхание антисептика пользы точно не приносит. Хоть Дональд Трамп и призывал к борьбе с коронавирусом путем употребления дезинфицирующих средств внутрь, смысла в этом совершенно не было, ведь, к сожалению, такие составы воздействуют как на вредные, так и на полезные бактерии. При попадании в рот они способны убить очень важные микроорганизмы, поддерживающие микрофлору в горле. Так что правило и для дезинфекции, и для Трампа звучит одинаково: рот нужно держать на замке!

Посреди моего ритуала на пороге квартиры наконец появился Даниель.

– Лак на ногтях сушишь? – спросил он и указал на мои вытянутые руки.

– Нет, антисептик, – ответил я, отсчитывая последние две секунды.

Даниель тоже облачился в защитный комбинезон, и я повел его внутрь жилища.

– Ого, – только и сказал он, оказавшись в насквозь сыром помещении.

Прежде чем заняться мебелью, я распылил состав для устранения биологических запахов. «Среди бактерий у нас есть друзья, а есть враги», – довольно пафосно объявил тогда на курсах преподаватель. Средство для устранения запаха содержало «дружественные» бактерии, которые атаковали «врагов», ответственных за появление трупного запаха. В зависимости от размера помещения и интенсивности запаха, концентрат в необходимой пропорции смешивался с дистиллированной водой. Этот раствор уничтожает трупный запах, но оставляет после себя специфический землистый аромат, который, кстати, переносится гораздо легче.

– Теперь мебель? – спросил Даниель.

Я кивнул. Мы опрыскали диван антисептическим раствором, который пенился при нанесении благодаря специальной насадке на бутылку. Такая пена может проникать глубоко в обивку, и дезинфекция будет происходить на протяжении того времени, пока лопаются пузырьки. Потом мы упаковали всю мебель в пленку и перетащили ее в фургон. Благодаря спартанскому образу жизни покойного все вещи легко уместились в один прицеп, и нам не пришлось ничего разбирать. Затем Даниель принялся носиться по квартире с длинной шваброй, отмывая все поверхности специальным средством, а я занялся вымокшей одеждой.

По сравнению с водой трупная жидкость имеет чуть большую плотность, а еще она скользкая, как мягкое мыло. На моих перчатках имелись небольшие уплотнения, облегчающие крепкий захват вещей, но тем не менее одежда все равно норовила выскользнуть из пальцев. Одну за другой я вылавливал вещи из грязной жижи и загружал их в пакет. Все было неплохо, пока дело не дошло до обуви. Левый тапочек не вызвал никаких проблем и так же быстро оказался в сумке. А правый выскользнул из моей руки и заскользил по полу. Из него вдруг выкатилось что-то, похожее на черный орех. Я опустился на колени и осторожно поднял этот орех с пола. Что за чертовщина? Я вдруг увидел нечто, напоминающее ноготь. Да это ведь палец! Палец покойника! Большой палец мертвой ноги! Я в ужасе отшвырнул его и чуть не задохнулся от потрясения. У МЕНЯ В РУКЕ БЫЛ ЕГО ПАЛЕЦ! Подбежав к окну, я распахнул его настежь. ЭТО БЫЛ ЕГО ПАЛЕЦ! ЭТО БЫЛ ЕГО ПАЛЕЦ! Я все никак не мог успокоиться. Даниель заметил мою панику.

– Что случилось?! – с тревогой спросил он.

Я указал на тапок.

– Это его… Б-У-Э-Э, – я ощутил во рту вкус желчи.

– Его что?! – переспросил Даниель.

Я боролся с тошнотой и снова попытался ответить.

– Это его… Б-У-У-Э-Э-Э, – ничего не выходило. Само слово «палец» вызывало у меня рвотный рефлекс. – Его Б-У-У-У-Э-Э-Э.

Даниель похлопал меня по спине.

– Ладно, потом расскажешь, – сказал он и, обогнув злосчастный тапок, вернулся на кухню, чтобы продолжить дезинфицировать поверхности.

Я сделал еще один глубокий вдох, изо всех сил стараясь не думать о слове «палец», и поспешно запихнул все остальное во второй пакет. Сначала тапочек, а затем «Б-У-Э-Э». Эти вещи, в отличие от всего остального, нужно было отправить не в печь для спецотходов, а в похоронное бюро.

Как мы и договаривались, после уборки я позвонил в жилконтору, чтобы передать ее представителям уже убранную квартиру. Управляющая, фрау Брошманн, пришла в сопровождении коменданта, который внимательно осмотрел жилище, заглянув во все углы. Окна в квартире были сильно пожелтевшими еще до того, как мы с Даниелем взялись за уборку. Судя по всему, это было связано с образом жизни умершего, но тем не менее мы с Даниелем решили их отмыть. При виде ослепительно-белых оконных рам комендант обернулся и умиленно закивал в сторону управляющей. Фрау Брошманн поглядела на меня и расплылась в улыбке.

– Могу я предложить вам еще один заказ?

В квартире, располагавшейся всего в нескольких кварталах отсюда и также находящейся в ведении конторы фрау Брошманн, тоже кто-то умер.

– Я так подозреваю, мне скоро все равно придется этим заниматься, – сказала она, чуть заметно усмехнувшись.

Мы сели в машину, прихватив с собой коменданта, и проехали несколько улиц, чтобы взглянуть на дом, о котором шла речь.

– Там пока не на что смотреть, квартира еще не передана конторе. Просто чтобы вы знали, куда вам потом нужно будет приехать.

Мы с Даниелем осмотрелись – вокруг высились новостройки.

– Видите то окно наверху? – сказал комендант. – Доступ к квартире появится после того, как суд определит наследников по завещанию. Я тогда сразу вам позвоню.

Однако мой взгляд задержался на другом окне, расположенном несколькими этажами ниже.

– Вон там, на пятом этаже, – сказал я, указывая на окно, где была заметна оборванная занавеска, – там тоже кто-то умер. У него случился сердечный приступ, он пытался ухватиться за штору, а потом упал!

Комендант отрицательно замотал головой.

– Вы ведь наверняка не видели жильца уже несколько недель! – продолжил я.

Даниель отмахнулся.

– Да ладно, все с ним в порядке, наверняка он в отпуске в каком-нибудь Таиланде.

Комендант в ответ рассмеялся.

Если бы телешоу «Спорим, что?..» до сих пор существовало, я бы вполне мог поучаствовать в нем и продемонстрировать свой жутковатый талант. Но в тот момент с моей стороны это было лишь неожиданным предположением, так что, убежденный невозмутимостью коменданта, я тут же отказался от него.

Мы с Даниелем записали адрес предстоящего заказа, высадили коменданта у его конторы и отправились домой.

В конце двухдневного обучения каждый из кураторов по очереди отвел меня в сторону, чтобы спросить: «Вы уверены, что хотите этим заниматься?» Теперь, возвращаясь со второго задания, я точно знал ответ на этот вопрос. Конечно, каждый мускул моего тела отзывался болью, а желудок время от времени продолжало сводить, и все же я чувствовал себя более живым и счастливым по сравнению с тем, как я ощущал себя, возвращаясь с моей настоящей работы. Понятия не имею, почему, но это было так.

– Так что там было, в этом тапке? – спросил Даниель перед тем, как я его высадил.

Я постарался собраться с духом, подавил рвотный рефлекс и наконец смог произнести это слово.

– Палец.

Даниель злорадно рассмеялся в ответ.

– Ну, пока! Увидимся в следующий раз.

С опытом я обрел способность определять по окнам и другим неявным признакам вероятность того, что в квартире кто-то умер, и даже прикидывать время, когда это произошло.

Сегодня ему не удалось раздобыть никаких интересных безделушек, но за его помощь я пообещал ему половину гонорара. Хотя я так до сих пор и не понимал, о какой сумме могла идти речь. На курсах нам давали много разной информации, но этот вопрос почему-то остался за рамками обсуждений. Как рассчитывается вознаграждение? Какую почасовую ставку можно считать справедливой? Специалист, обучавший нас на курсах, видимо, не хотел раскрывать свои карты, а в интернете ничего полезного мне также найти не удалось. Поразмыслив, я заложил в основу своего первого гонорара ставку других специалистов, таких как монтажник систем отопления или сантехник. Я счел это разумным, хотя эта сумма была значительно меньше той, что я зарабатывал на своей основной работе. Но только я занимался этим не для обогащения.

Конечно, меня несколько расстроило отсутствие полезных и практических советов в отношении этой стороны вопроса. У меня создалось ощущение, что в сфере спецуборки присутствует определенная конкуренция, и представители этой профессии попросту не хотят делиться накопленным опытом с новичками. Мне показалось это весьма прискорбным, поскольку отнять работу в этой сфере попросту невозможно. Люди продолжают умирать, и заказов на спецуборку всегда полно. И теперь я стал потенциальным исполнителем этих заказов. Дело за малым – мне нужно было объявить об этом своему шефу.

Глава 4

Визитная карточка была совсем простой – именно такой, как мне хотелось. Я нервно повертел ее между пальцами. «Томас Кундт – специалист по спецуборке и дезинфекции», – гласила надпись. Теперь официально! А еще у меня было очередное задание: квартиру, про которую мне говорила Броши (так я стал называть фрау Брошманн), наконец открыли, и я мог заняться ею уже завтра.

– Герр Кундт, заходите, пожалуйста.

Дверь в кабинет моего шефа отворилась. С Нико, моим начальником, у меня были дружеские отношения, после работы мы время от времени вместе пили пиво. И все же разговор, который нам предстоял, был мне не слишком приятен. Я растерянно вошел в кабинет и сел напротив шефа.

– Томас, я не понял, – начал Нико, – ты хочешь сократить количество своих часов?

Я кивнул. Сокращение рабочего времени особой проблемой стать не могло, поскольку в штате я не был. Мне платили только за то время, которое я работал. Поэтому количество часов зависело только от моего желания, и все же я должен был обговорить с шефом их сокращение.

– У тебя сейчас выходит почти полный рабочий день, верно?

Я снова кивнул и нервно откашлялся, прежде чем заговорить.

– Я думаю, в ближайшем будущем мне придется немного сократить время своей работы.

Как я думал, до восьмидесяти процентов. То есть восемьдесят процентов времени работы финансовым консультантом, двадцать процентов – в качестве спецуборщика. Мой шеф пожал плечами.

– Конечно, почему бы и нет, – сказал он, – на самом деле я думаю, тебе это будет только на пользу! Не переживай, мы все уладим, я во всем тебя поддержу!

Видимо, он понимал, что я чувствовал себя в офисе не слишком счастливым. Нико откликнулся на мою просьбу не как начальник, а как друг. Это очень меня успокоило.

Он похлопал меня по плечу.

– Это хорошее решение для того, чтобы найти баланс между работой и жизнью!

Скорее, баланс между работой и смертью, подумал я. Нико чуть склонился ко мне.

– Или все ради денег?

Я слегка занервничал. Увидев это, мой шеф усмехнулся.

– Так что? – спросил он. Я еще более обеспокоенно заерзал на своем стуле. – Ты по-прежнему рыщешь по квартирам? Собираешь разное старье, не так ли? – продолжил он.

– Что-то вроде того, – ответил я, – знаешь, я собираюсь…

Я все никак не мог произнести это вслух.

– Собираешься что?

– Ну… я собираюсь стать спецуборщиком. Спецуборка мест происшествий, знаешь?

Нико фыркнул в ответ.

– Ну-ну, очень смешно!

Тогда я хитро улыбнулся и протянул ему свою визитную карточку. Он с интересом изучил ее и перевел на меня удивленный взгляд.

– Ты серьезно?! – спросил он, широко раскрыв глаза. – Так вот почему тебе на днях из полиции звонили!

Теперь настала моя очередь удивляться. Так Нико знал об этом? Я бросил сердитый взгляд на фрау Кайзер через стекло, отделявшее кабинет от приемной. Наши глаза встретились, и она смущенно пожала плечами, но тут же сделала вид, будто чрезвычайно занята изучением устройства копировальной машины. Нико продолжал пялиться на мою визитку.

– Ну, что ж… – наконец произнес он, – тогда желаю удачи.

На следующий день мы с Даниелем, как и в тот раз, договорились встретиться на месте.

– Комендант сказал, что квартира уже не заперта, – сообщил я своему напарнику после приветствия.

Мы облачились в защитные костюмы. Мне был мал даже самый большой размер – костюм жал в самых неподходящих местах. Я изо всех сил пытался не обращать на это внимания. Мы зашли в подъезд – узкая лестница и, конечно, никакого лифта.

– Какой этаж? – спросил Даниель.

Я застонал.

– Естественно, последний.

Я, разумеется, понимал, что, умирая, люди в некотором смысле отправлялись куда-то «наверх», но, судя по всему, и умирать они предпочитали никак не ниже четвертого этажа.

Мы поволокли наше оборудование по лестнице. На сороковой ступеньке я начал потеть, на семидесятой – хрипеть, а на восемьдесят третьей стал всерьез задумываться о том, чтобы отказаться от заказа. Когда страдаешь избыточным весом, подъем по лестнице и так не доставляет никакого удовольствия, но в тесном, герметично застегнутом костюме это было настоящей мукой! Нужно было надевать костюмы уже наверху, с досадой подумал я. У меня еще теплилась надежда, что нам не так уж много мебели придется выносить. По словам коменданта, это была совсем небольшая однокомнатная квартирка – разве там может уместиться что-то крупное?

Замочная скважина была опечатана массивной полицейской печатью, которая ясно давала понять: за этой дверью ничего хорошего ждать не стоит. Я снял защитную ленточку и открыл дверь. Запах был не таким интенсивным, как я ожидал. Странно, никакого трупного зловония?

Квартира напоминала тайное логово Эриха Хонеккера^[2]. Старомодный деревянный шкаф-стенка, обои, толстый пестрый ковер – все вокруг буквально вопило: «Слава ГДР!»

В квартире была просторная гостиная, маленькая кухня и совсем скромная ванная комната. На самом деле, кроме стенки, в квартире не было почти никакой мебели. Зато там были книги. Очень много книг. Они лежали стопками на полу, громоздились на полках, их было, наверное, не менее пяти тысяч! Вот почему в квартире мы не услышали сильной вони – ее впитали книги. Бумага, по сути, способна всасывать в себя трупный запах. В интернете (окончив двухдневный курс, я еще много часов провел в сети, пытаясь дополнить полученные знания новой информацией) давно ходила байка про одну женщину, которая забрала из дома, где умерла ее мать, книгу – уж очень ей хотелось ее почитать. Но даже по прошествии нескольких недель и после многократной дезинфекции и ароматизации книга продолжала источать такой сильный трупный запах, что несчастной даме пришлось выбросить ее и купить взамен новую. Но тут ее ждало горькое разочарование: этот экземпляр тоже пах трупом! Мозг женщины связал запах мертвой плоти с конкретной книгой. И даже самое лучшее средство для устранения запаха тут оказалось бесполезным. Как только ваш мозг что-то решил, повлиять на его решение вы будете не в силах. Правдива эта история или нет – никто не знает, но нам было ясно одно: нужно срочно избавиться от всех этих книг. Больше они никому пригодиться не смогут.

Линолеум выстоял под напором трупной жидкости – просочиться сквозь покрытие она не успела. Ковер, словно губка, впитал ее в себя, а бумага, коей в квартире было огромное количество, смогла поглотить не только запах, но и влагу. Таким образом, она высушила и ковер, и труп. Работники похоронного бюро выносили из квартиры буквально мумию. Так что отдраивать квартиру нам было не нужно, основной задачей на тот момент стала утилизация трехсот тонн книг. А еще – мух. Потому что мух в этой квартире было гораздо больше, чем книг…

Каллифориды, или падальные мухи, чуют запах смерти уже через несколько секунд после ее наступления. Из всех насекомых они первыми слетаются на труп, чтобы отложить в нем яйца. Для кладки они выбирают влажные участки тела: глаза, нос, область гениталий… Сделав свое дело, они вскоре погибают. Их яйца превращаются в личинок, которые самостоятельно покидают место кладки, расползаясь в разные стороны подальше от влажных участков. Окуклившись, личинки превращаются в мух, находят на трупе очередной влажный участок и снова откладывают яйца. Так завершается жизненный цикл падальной мухи. Если изначально на тело слетается десять мух, то они откладывают тысячу яиц. Те становятся тысячью мух и откладывают десять тысяч яиц, которые затем превращаются в сотню тысяч – и так далее, пока в теле больше не останется влажных мест, в которых можно отложить яйца. Скорость распространения личинок в теле зависит от окружающей температуры и влажности. Цикл «муха – яйцо – личинка – муха» может длиться от нескольких часов до суток. И хотя в нашем случае тело погибшего, очевидно, высохло довольно быстро, здесь так или иначе успело завершиться несколько циклов. Пол был устлан плотным ковром из мертвых мух, хрустевшим под ногами подобно свежевыпавшему снегу. Для начала нужно привести в порядок пол, решил я. Даниель был такого же мнения, так что мы опустились на колени и начали планомерно собирать мух, рассыпанных по всему полу как конфетти, в пластиковые пакеты.

Для января в квартире, располагавшейся на самом верху дома, было относительно тепло, особенно в защитном костюме. Добавить к этому сухой воздух… Я чувствовал, как под моей одеждой скапливался пот, и даже не знал, что казалось мне более отвратительным – то, что было снаружи костюма или внутри.

Помимо книг и мебельной стенки в квартире стоял массивный письменный стол, который сильно выделялся на фоне остальной мебели. Этому антикварному столу место было скорее в музее или в кабинете какого-нибудь важного дипломата. Его украшала искусная инкрустация, а сам он напоминал столы с потайными ящиками – стоит нажать особую кнопку, и тут же откроется секретное отделение, скрывающее от посторонних глаз сенсационные документы или кучу золотых монет. Занимаясь в квартире очисткой совершенно обыденных предметов, я открыл для себя целую человеческую жизнь. Мне пришлось соприкоснуться с личными вещами покойного, а значит, и с его жизнью.

В этом доме я впервые осознал, насколько близко я на самом деле узнавал людей, чьи жилища убирал после их смерти. Всюду то и дело всплывали маленькие кусочки мозаики, из которых складывалась объемная картина жизни. Например, мне попались фотографии, сделанные во время рабочих совещаний, где хозяин квартиры выступал перед сотрудниками, стоя за трибуной. Значит, во времена ГДР он занимал руководящую должность. Другие снимки изображали его на фоне роскошных автомобилей. Мебель в квартире когда-то тоже была очень дорогой. Но время неумолимо превратило все, за исключением письменного стола, в обычный крупногабаритный мусор. Судя по всему, оно же лишило этого человека всех его богатств. Вместо золотых монет в ящиках стола лежали только неоплаченные счета. Как так получилось – остается только гадать. Конечно, определенные признаки указывали на то, что я попал в квартиру так называемой «жертвы Перемен^[3]». Иными словами, человека, который после падения коммунистического строя, когда большинство крупных предприятий оказались закрыты, внезапно лишился своего места и, несмотря на образование и высокую квалификацию, больше не смог найти работу. Для восточных районов Германии эта история слишком типична. Все это напоминает детскую игрушку – сортер, – в которой определенные фигурки вставляются в соответствующие отверстия. На востоке Германии после краха коммунизма многие люди обнаружили себя в совершенно новом обществе, где для них подходящего отверстия уже не было. Для одних должностей они были слишком умны, для других – слишком стары. Их личность не вписывалась в новые реалии, поэтому им не оставалось ничего другого, чем просто сдаться. Видимо, что-то подобное произошло и здесь, хотя, конечно, для социального падения могла быть и какая-то иная причина. В любом случае, всего за пару десятилетий этот человек оказался буквально на задворках общества. Из успешного, образованного человека он превратился в аутсайдера, умершего в полном одиночестве. Печальная история. И, к сожалению, не последняя на моем пути.

Мы потратили несколько часов, собирая дохлых мух и тщательно обследуя квартиру на предмет личинок, притаившихся в разных углах помещения и трещинах в полу. Жара донимала меня, мое тело буквально плавилось, купаясь в собственном поту. После того как мы окончательно избавили квартиру от всех насекомых и все было продезинфицировано и вычищено, нам оставалось только освободить жилище от всех предметов. В первую очередь нам нужно было перетаскать все книги в машину. Мы еще не начали их носить, а я уже чувствовал себя смертельно уставшим.

Каждый ящик весил от двадцати до двадцати пяти килограммов. В первую ходку мы попробовали унести по два ящика за раз, но уже на десятой ступеньке осознали, что у такой тактики будущего нет.

На протяжении трех часов мы с Даниелем таскали смердящие книги сверху вниз. Когда нам осталось отнести всего четыре коробки, мой организм окончательно сдался. Даниель, конечно, тоже потел, но ему-то не приходилось каждый раз носить на себе, помимо книг, лишнюю сотню килограммов жира. «Давай, осталось всего три коробки!» – подбадривал он меня, но я уже больше не мог, я был буквально на пределе своих возможностей.

– Нет уж, – вздохнул я, – прости, Даниель, но если я сейчас возьму в руки хотя бы одну книгу, тебе придется убирать еще за одним трупом.

Даниель рассмеялся и проворно подхватил очередную коробку. Я остановился и, отдуваясь, взглянул на свой фитнес-браслет. Десять километров. Таких показателей на своем браслете я еще не видел. Это устройство, как и мои спортивные штаны, которые прежде никогда не использовались для пробежек, в этот раз впервые оказались при деле. Хотя я того и не планировал.

Когда Даниель возвратился за новой коробкой, я все еще продолжал стоять и покряхтывать. Мне просто необходимо привести себя в форму, думал я в отчаянии. Неспортивный финансовый консультант – это нормально. Но неспортивный спецуборщик – судя по всему, это слишком. Такая работа требовала серьезной физической подготовки. Осталось всего две коробки. Я с трудом взгромоздился на ноги. Даниель схватил коробку и уже ускакал вниз. Я глубоко вздохнул и вцепился в последнюю коробку. С завтрашнего дня я займусь спортом! Впервые за очень долгое время я всерьез собирался выполнить данное себе обещание.

Глава 5

Я благополучно перебрался к своей бабушке Эльфриде и снова поселился на втором этаже, покуда она продолжала жить на первом. Очень медленно, и все же абсолютно неумолимо, деменция отнимала у нее разум. Поначалу это проявлялось в мелочах. Например, порой ей взбредало в голову, что кто-то украл ее кошелек, и в этом случае подозреваемым всегда оказывался я. Через несколько минут кошелек обнаруживался в шкафу. «Забавно, как он там оказался?» – говорила она в этом случае. Она не желала признавать, что сама положила туда свой бумажник. Точно так же, как она не готова была согласиться с тем, что тяжело больна, и оттого яростно сопротивлялась этому факту. Поскольку я был единственным, кто находился в пределах досягаемости, на меня часто изливались гнев и негодование, которые на самом деле предназначались болезни. Но я научился с этим мириться. Моя бабушка вырастила меня и всегда заботилась обо мне. Конечно, в детстве, чтобы получить карманные деньги, мне приходилось по-настоящему вкалывать, и все же я знал, что она души во мне не чаяла, что было, собственно, взаимно. В болезни и в ярости. Взаимная любовь и не такое может вынести. Со временем слабоумие овладело ей настолько, что она перестала понимать, что с ней что-то не так. Она уже не помнила, что ничего не помнила, и вместе с этими воспоминаниями ушли и гнев, и сопротивление.

Я встретился с ней на пороге дома в тот момент, когда, присев на корточки, зашнуровывал свои кроссовки.

– Куда это ты так поздно?

Я разделался со шнурками и выпрямился.

– Немного пробегусь! – гордо заявил я.

– Так поздно? – снова спросила она и указала на лестницу, ведущую в мою квартиру на втором этаже. – Не забудь запереть собаку! Если мне завтра утром нужно будет уйти на работу, я не смогу о ней позаботиться!

У нас действительно жила собака, она была старой и немощной и не отходила от бабушки ни на шаг. Но Графиня не ходила на работу уже более тридцати лет. Я печально улыбнулся.

– Ах, бабуля, – сказал я как можно мягче, – я же забыл тебе сказать! Ты теперь пенсионерка, и на работу тебе завтра идти не нужно.

Она с облегчением застонала.

– Слава богу! – воскликнула она. – Мне ведь так не хотелось идти!

И мы оба рассмеялись.

– Слава богу, – повторил я.

Примерно так и выглядело наше общение. Я чмокнул ее на прощание и уже собирался выходить из дома, но она удержала меня на пороге.

– Погоди-ка, Вилли! – сказала она. – Слыхал анекдот?

Вилли – так звали моего деда. Наш сосед как-то рассказал мне, как однажды он до поздней ночи пьянствовал с моим дедушкой. Моей бабушке Эльфриде это пришлось не по нраву. Посреди ночи она с криком въехала на своем велосипеде во двор к соседу. На ней были только ночная рубашка и халат, и она уже издали сыпала проклятьями в адрес моего деда, который весь вечер не показывался дома. Завидев мою бабушку, дед немедленно ретировался. Тогда Эльфрида уселась за стол на его место и продолжила застолье вместо деда. «Она пила со мной до самого рассвета!» – не уставал вспоминать сосед. Вот такая бабушка. И теперь я для нее стал Вилли. А Томаса больше не существовало. Это было обидно.

– Так вот, – начала она, – спотыкается француз о чемодан одного русского…

– О нет, только не этот анекдот! – шутливо застонал я.

На самом деле и до своего заболевания она рассказывала эту шутку сотни раз. Бесконечный пересказ этой истории был связан не с ее болезнью, а с тем, что ей просто нравилось ее рассказывать. Каждый раз она смеялась от души. Только она. Но ей было все равно.

Я снова поцеловал ее в лоб, так и не дав ей закончить.

– Мне правда нужно идти на пробежку, иначе я передумаю!

– Ладно, ладно, иди! – Она вытолкала меня за порог.

Я поставил себе целью пробежать дистанцию в три километра. Причем тренировка должна была состоять из двух этапов: пятьсот метров бега, сто метров ходьбы. Такую схему я нашел в каком-то спортивном журнале, и этот вариант казался мне вполне реалистичным. Однако, начав пробежку, уже через несколько минут я начал задыхаться. Ладно, решил я, тогда пробегу четыреста метров, а пройду двести. Каждый раз, встречая других бегунов на дорожке, я стыдливо задерживал дыхание, чтобы не показывать виду, что не могу дышать нормально. Разумеется, такая нагрузка нисколько не способствовала нормализации ситуации: сердце колотилось как бешеное, из последних сил сражаясь за мою жизнь. Хорошо, тогда триста метров бега, триста метров ходьбы. Примерно на полпути план снова поменялся: главной задачей стало хоть как-нибудь доползти до конца дистанции. Я из последних сил волочил свое несчастное тело, но перед самым финишем мне пришлось сдаться. Ноль метров бега, ноль метров ходьбы. На большее я был не способен. С трудом переводя дух, я завалился на землю. Какого черта, подумал я в отчаянии, сидел бы сейчас дома, пересматривая «Место преступления»^[4].

Помимо спорта я решил заняться еще кое-чем – пойти на курсы, позволяющие стать сертифицированным дезинфектором. Профессия «спецуборщика» в Германии не регламентирована, так что технически после двухдневного обучения я уже мог называть себя «квалифицированным спецуборщиком». И все же узнать побольше о дезинфекции и пройти официальное обучение мне казалось не лишним. Все те, кто посещали курс вместе со мной, были медиками или гигиенистами. На занятиях постоянно звучали какие-то медицинские термины, которые понимали все, кроме меня, так что записи в моем блокноте, сделанные в первый день обучения, в основном состояли из фраз «погуглить, что такое то-то…». В конце курса нас ожидал полноценный выпускной экзамен, состоящий из устной и письменной частей, в роли экзаменатора выступал настоящий медицинский работник. Обучение длилось четыре недели – мы занимались каждый день с восьми утра до четырех вечера. Я договорился с Нико, что в этот период буду появляться на работе реже, чем обычно. Экзамен проводился не сразу по окончании занятий, а через несколько недель после него, таким образом мы могли как следует подготовиться. Поэтому времени для зубрежки у меня оставалось достаточно. Несмотря на это, я был уверен, что сдать экзамен не смогу. Первые несколько дней на курсах я сидел за партой совершенно подавленный и думал: «Зачем я опять в это ввязался? Мог бы сидеть на диване и по сотому разу пересматривать “Место преступления”»…

Потихоньку восстановив дыхание, я поднялся на ноги. До финиша оставалось еще пару сотен метров. Но даже это мне не под силу! Через несколько недель в Мульденталере должен был состояться ежегодный полумарафонский забег. Двадцать один километр – это в семь раз больше, чем та дистанция, которую я сегодня благополучно провалил. Приняв решение заниматься спортом, я запланировал, что в следующем году обязательно поучаствую в этом забеге. Но для этого мне нужно было хотя бы дожить до завершения моей сегодняшней пробежки по парку. Я сжал зубы, затем сделал глубокий вдох и побежал. Каждый мой мускул отзывался зверской болью. Я могу, потому что хочу того, что я… – о, да заткнись же, наконец!

Сидя в офисе, я украдкой листал спортивные журналы, выискивая разные способы избавления от мышечной боли. «Спорт для жизни». Я пренебрежительно хмыкнул. Для меня, наверное, больше подходит журнал «Спорт для смерти». Внезапно к моему столу подошла фрау Кайзер и водрузила на него целую кипу договоров.

– Это нужно проверить, – сказала она.

Я кивнул и пододвинул к себе стопку бумаг. Да уж, несколько сотен страниц, просто замечательно! После «книжной зачистки» квартиры со старинным письменным столом заказов у меня больше не было. День клонился к вечеру, и похоже, что ситуация сегодня меняться не собиралась. Я сделал большой глоток кофе и прислушался к тому, что происходило в офисе. Ничего интересного – вокруг лишь шорох бумаг да редкое попискивание ксерокса. От длительного сидения за компьютером в моих глазах появилось чувство жжения, и я зажмурился, чтобы дать им немного отдохнуть. Одна мысль о сотнях страниц, исписанных сухим юридическим языком, вызывала резь в глазах. В этот момент зазвонил мой мобильник.

– Я из жилконторы, – произнес чей-то голос, – это Томас Кундт, спецуборщик?

Я вылетел из офиса быстрее, чем фрау Кайзер, снова зашедшая в мой кабинет, произнесла словосочетание «и приложения к договорам».

Дом, в котором мне предстояло убраться, находился в фешенебельном районе. Все здания здесь были окружены заборами, увенчанными острыми наконечниками, снабжены домофонами и камерами наружного наблюдения. Один из местных жителей, выгуливавший свою таксу, неодобрительно посмотрел мне вслед. Его собака тоже глядела на меня осуждающе, хотя я не совсем понимал, чем заслужил подобное отношение. Правда, людям, живущим в таких закрытых сообществах, редко требуется повод для осуждения; сплетни да пересуды для них – всего лишь способ убить время.

Управляющий встретил меня у двери.

– Вы один? – уточнил он.

Я кивнул. На этот раз Даниель не смог составить мне компанию. Правда, мебель из дома выносить было не нужно, да и тело пролежало в жилище всего три дня, так что работы тут было немного. Я вполне мог справиться со своей миссией в одиночку. Управляющий с сомнением взглянул на меня – судя по всему, он смотрел на ситуацию иначе.

– Ну ладно, – сказал он, – но учтите, там реально как на скотобойне…

Я слегка остолбенел. Странно, спустя всего три дня?

– Трупная жидкость? – спросил я.

Сотрудник жилконторы открыл дверь.

– Что-то вроде того.

Внутри меня ждала кровавая баня. Буквально. Крови, размазанной по всему дому, наверняка хватило бы на целую ванну. На стенах, на лестнице, на мебели – повсюду были брызги, пятна, лужи крови.

– Что здесь произошло? – спросил я, и голос мой неожиданно сорвался, прозвучав несколько выше, чем мне бы хотелось.

– Человек умер, – сухо сказал управляющий.

– Всего один? – переспросил я в недоумении. – А кажется, будто целая сотня.

Количество крови в теле взрослого человека составляет примерно пять-шесть литров. Погибший обагрил своей кровью буквально каждый сантиметр дома. Кровавые следы тянулись аж из подвала.

Сам дом, если не обращать внимания на кровь, выглядел роскошно и напоминал частный медицинский кабинет. Тут пахло лавандовым маслом и морилкой для дерева, обстановка была шикарной. Умело подобранная деревянная мебель в классическом стиле. Казалось, что некоторые из этих шкафов вели прямиком в Нарнию. Правда, все вокруг было забрызгано кровью. Повсюду виднелись темные пятна – на стенах, дверцах шкафов, даже ящиках. Лужи густой, свернувшейся крови на полу местами покрылись корочкой, подобно той, что образуется на месте болячки. Из-за этого лужи напоминали застывшую лаву. Где-то кровь была размазана руками – в обширных пятнах угадывались отпечатки ладоней. Погибший либо хватался за все окровавленными руками, либо пытался оттереть кровавые пятна, оставленные им же. А может, все сразу. Массивная мраморная лестница вела на второй этаж – брызги крови покрывали ее холодную гладкую поверхность. Я начал с первой ступеньки и стал медленно продвигаться наверх. Вытираю, скоблю, отжимаю. Святая троица спецуборки. Я довольно проворно избавился от видимых следов крови на лестнице. Но если крови не видно, это не значит, что ее не осталось. После того, как я предварительно отмыл первый этаж и лестницу, я с помощью распылителя нанес на поверхности, обманчиво казавшиеся чистыми, перекись водорода.

Перекись пенится, вступая в реакцию с частицами крови, а значит, гораздо надежнее человеческого глаза позволяет определить участки, где еще присутствуют следы крови. Если появилась пена – нужно снова потереть. После этого, чтобы убедиться в том, что крови на поверхности не осталось, нужно снова нанести перекись водорода и зажать кулачки в надежде, что пена больше не появится. В моем случае пена продолжала появляться снова и снова. Я без конца обнаруживал новые места со следами крови. Сложнее всего мне было в подвале. Там кровь ручьем стекала по лестнице, залив в результате весь пол. Я, не останавливаясь, драил подвал до десяти вечера, и все равно мне пришлось вернуться сюда на следующее утро. Так много крови, что и за день не управиться! Что, черт возьми, здесь произошло?

На следующее утро мне наконец удалось взять ситуацию под контроль. Перекись водорода при нанесении почти не пенилась, дом постепенно возвращался к нормальному виду. Когда я передавал ключи управляющему, пол сверкал так, что можно было ослепнуть. Управляющий явно был впечатлен.

– Фрау Брошманн не обманула – после вас здесь чище, чем когда-либо.

Я тяжело вздохнул.

– Да уж, да здесь крови было – целое море! Что тут случилось?

Управляющий пристально посмотрел на меня.

– Весьма трагическая история, – сказал он, – как рассказала полиция, хозяин дома был алкоголиком. Он часто ругался с женой по этому поводу. Жена хотела, чтобы он обратился за профессиональной помощью. Когда она уехала на три дня в командировку, он остался дома и совсем слетел с катушек – ушел в запой. На второй день, отправившись за пивом в подвал, он поскользнулся на лестнице и ударился головой. Сначала он пытался остановить кровотечение самостоятельно, но потом понял, что у него ничего не получается, и решил позвонить в службу спасения. – Телефон и вправду был залит кровью. – Однако потом передумал и так никому и не позвонил.

– Почему? – удивленно спросил я.

Смотритель пожал плечами.

– Возможно, он стеснялся вида своего дома. Ведь он уже два дня беспробудно пил, и все кругом было завалено грязной посудой, бутылками. Приди сюда врач, он бы увидел все это, и тогда по району наверняка поползли бы слухи, что у хозяина дома проблемы с алкоголем. Слухи и до этого уже ходили… Поэтому он и пытался навести тут порядок, пока у него из затылка ручьем текла кровь, заливая все вокруг. Что уж говорить, не самая лучшая мысль. Но он был в стельку пьян – в таком состоянии в голову редко приходят разумные решения. По данным полиции, он поскользнулся в собственной крови на лестнице, ведущей в подвал, и еще раз разбил голову. Но теперь окончательно.

Я вспомнил залитую кровью лестницу в подвал. Там его, получается, и нашли.

– Поскользнулся в собственной крови, – повторил я, с трудом веря своим словам. – Невероятно.

Управляющий тоже покачал головой.

– И все оттого, что он боялся сплетен и пересудов.

Прежде чем покинуть дом, я напоследок огляделся. Мой взгляд сам собой устремился к лестнице в подвал. «Надеюсь, теперь ты обрел покой». Возможно, это выглядело немного нелепо, но мне было приятно попрощаться с умершим вслух. В ближайшие несколько недель мне предстояло довольно много прощаний. Время легких заказов прошло.

Глава 6

Броши была знакома с управляющими, которые, в свою очередь, знали других управляющих, и, как это бывает среди коллег, они, конечно же, все общались друг с другом. И в последнее время все чаще говорили обо мне. «Будет чище, чем когда-либо» стало моим рекламным слоганом, а мой мобильник буквально разрывался от звонков:

– Квартира в ужасном состоянии. Покойный был найден в куче мусора…

– У погибшей было сильное кровотечение, вся квартира в крови…

– Тут чертовски воняет, тело, должно быть, пролежало недель пять…

– …вы ведь сможете все убрать?

Теперь, вместо того чтобы на восемьдесят процентов работать финансовым консультантом и на двадцать – спецуборщиком, я на восемьдесят процентов работал спецуборщиком и на двадцать – финансовым консультантом. Баланс между смертью, жизнью и работой, на который я рассчитывал изначально, кардинально изменился, перевернув и мою жизнь с ног на голову. На смену ежедневной работе с документами пришла уборка за трупами.

Большинство заказов я выполнял в одиночку. Несмотря на то, что моя мама была готова в любой момент поучаствовать в моей деятельности, больше я ее об этом не просил. Я решил, что одного раза для ее карьеры спецуборщицы было более чем достаточно. В то же время я все чаще привлекал к работе Даниеля. Он заведовал магазином напитков, и дел у него и так всегда было по горло. Но в какой-то момент он вдруг заявил мне: «Хорошо, я выделю для тебя пятницу». Когда я переспросил его, какую пятницу он имеет в виду, он деловито ответил: «Каждую». С тех пор заказами, которые выпадали на пятницы, мы занимались вместе. Все, что нужно было делать с понедельника по четверг, мне приходилось выполнять одному. Даже если заказ включал вынос мебели. В этих ситуациях я просто готовил себя к тому, что мне предстоит очередная лестничная пробежка.

Конечно, такой обширной библиотеки, как в «квартире Хонеккера», я больше не встречал, но квартиры с обилием ненужных вещей стали для меня обычным делом. Кодовым названием этих заказов стал термин «синдром месси», или патологическое накопительство.

Этот термин произошел от английского слова mess, которое означает хаос или беспорядок, что, в свою очередь, очень точно описывает то, что остается после смерти очередного «накопителя». Совершеннейший хаос. Те, кто страдает синдромом месси, маниакально собирают какие-то вещи и при этом, независимо от ценности этих вещей, совершенно не способны с ними расстаться. Для них выкинуть старую газету все равно что выбросить слиток золота. По статистике, в Германии от патологического накопительства страдает около двух миллионов человек. Вопреки стереотипам, распространяемым разными ток-шоу, столкнуться с этим недугом в той или иной степени может каждый – от социального класса это не зависит. Запущенные случаи приводят к обострению синдрома, при котором мания накопительства выражена настолько, что человек живет буквально среди гор мусора, наваленного по всей квартире. Мой первый случай, имевший отношение к такой истории, не был связан со смертью хозяина, просто хаос достиг такой степени, что жилконторе пришлось вмешаться в ситуацию, подключив для этого отдел социального обеспечения.

Жилконтора выделила женщине, страдавшей этим заболеванием, новую квартиру, но установила срок, к которому она должна была привести жилище в состояние, пригодное для дальнейшего проживания. Меня вызвали в качестве исполнителя. В отделе социального обеспечения ей дали понять, что покрывать расходы на уборку они не будут, их содействие заключалось лишь в том, что они нашли подходящего специалиста, то есть меня. Однако сама хозяйка заверила меня, что это неправда и что по поводу гонорара мне беспокоиться не нужно. Я сразу сообразил, что заказ не сулит мне больших барышей, но все же согласился – просто ради того, чтобы помочь несчастной женщине. Уж фиксированную ставку она наверняка сможет оплатить, подумал я. И потом, тут же никто не умер, так что ничего ужасного в квартире быть не должно.

Женщина проживала в пятикомнатной квартире. Дети давно съехали от нее, хотя даже если бы они остались тут жить, места в квартире для них все равно не нашлось бы. Все было так загромождено, что даже двери открывались с трудом, а чтобы пройтись по квартире, нам приходилось постоянно прокладывать сквозь горы мусора узкие тропы. Этот мусор частично перекочевал сюда прямо с помойки. Также здесь была масса сломанных вещей, оставленных с расчетом на будущую починку. Кое-что, судя по всему, оставлялось с мыслями «Мне это не нужно, но кому-нибудь потом пригодится». Ну и, конечно, товары из дискаунтера «Альди» – все, что когда-либо предлагалось там по скидке, немедленно оказывалось в квартире. Даже те товары, что продавались только оптом. Паллеты, коробки – неважно, что за товар, главное – со скидкой. Колбаски, куриные ножки, масло. Продукты даже не были распечатаны, а срок их годности мог истечь уже более двух лет назад.

Заплесневевшие, потемневшие до неузнаваемости, эти продукты торчали среди остального мусора. Запах был невыносимым. По сравнению с ним трупное зловоние можно было назвать легким ароматом. Хозяйка жилища скупала все эти продукты не для того, чтобы их есть, – она просто больше к ним не прикасалась. Охотничьи колбаски превратились даже не в месиво, а в жидкость – так долго они хранились. Затерявшись посреди гор ненужных вещей, они попросту были преданы забвению. Как и все, что собирала эта женщина. У нее одновременно было все и не было ничего. До срока, установленного управлением, оставалось ровно две недели. И каждый день я вкалывал как проклятый. Женщина ежедневно наведывалась в квартиру, чтобы достать из кучи мусора очередную вещь, которая, по ее словам, была ей ужасно необходима. Я пытался убедить ее, что это барахло ей не нужно, но все было бесполезно. В результате мы договорились, что каждый день она может уносить с собой не больше одного таза вещей. С тех пор каждое утро она с жадностью наполняла свой таз до краев – похуже немцев, наваливающих на тарелки еду в отеле с обслуживанием «все включено».

Чтобы уложиться в срок, мне пришлось вызвать подкрепление. Девушку по имени Уте. Она работала в какой-то клининговой компании, и мне порекомендовали ее через знакомых. Спустя несколько дней совместной работы хаос стал постепенно обретать черты порядка. Пол был освобожден еще не полностью, но двери уже можно было беспрепятственно открывать. Мы с Уте неплохо поладили, и, хотя такая работа оказалась для нее совершенно новым опытом, она весьма охотно помогала мне во всем. Хотя и не подозревала, какое потрясение ее ждало в будущем.

У нас оставалось всего несколько дней до окончания срока. Мы убирались в разных комнатах, и вдруг Уте подошла ко мне с неестественно бледным, белым как простыня лицом.

– Я там нашла… – запинаясь, произнесла она, – я там что-то нашла.

Дрожащей рукой она указала на соседнюю комнату. Что такое? Я прошел вперед и взглянул на кучу мусора, над которой работала Уте. Из-за сенсорной перегрузки я поначалу ничего особенного не заметил. И тут – о боже! Из кучи мусора торчала кость! Человеческая кость! Да здесь труп! Уте все еще стояла в дверях и не решалась пройти дальше в комнату.

– Это – то, что я думаю? – спросила она.

Я принялся внимательно рассматривать кость. Да, все верно. Из хлама выглядывала лишь небольшая часть, но было очевидно, что это кость. Я набрался храбрости, схватил за торчащий конец и стал тянуть, будто извлекал из скалы меч Экскалибур. Я все тащил ее и тащил, но кость была просто огромной! Наконец мне удалось полностью вытянуть ее из кучи мусора. Я принялся разглядывать ее – она была похожа на кость голени. Только вот принадлежала ли она человеку – в этом я уверен не был. Я вызвал в квартиру хозяйку и вручил ей свою находку.

– О, – вздохнула она, – это такая забавная история! Когда-то сюда, на луг, приезжал цирк. Там одному из львов как-то дали лошадиную ногу. Так вот кость он оставил, а я ее увидела и забрала себе. Моя дочь очень любит лошадей…

– Ваша дочь любит лошадей, – сказал я озадаченно, – и поэтому вы решили, что она обрадуется обгрызенной кости дохлой лошади?

Женщина утвердительно кивнула. Больше вопросов у меня не было. Кость отправилась в мешок для спецотходов, и мы продолжили свою работу.

Как ни странно, мы успели освободить квартиру к сроку. И хотя женщина продолжала уверять меня, что жилконтора выплатит мне гонорар, я с самого начала знал, что это неправда. И оказался прав – контора не собиралась ничего платить, они лишь посредничали между мной и хозяйкой. Я попросил женщину рассчитаться хотя бы с Уте и покрыть расходы на использованные чистящие средства. Я был даже готов отказаться от оплаты своего труда.

– Мне нужно спросить у папы, – таков был ее ответ.

«Папой» оказался старик щеголеватого вида, которому вся эта история была чрезвычайно неприятна. Он постоянно порыкивал на свою дочь и выглядел очень раздраженным. Поначалу он был не намерен ничего платить. Но когда выяснилось, что мой сосед – его хороший знакомый, ситуация в корне изменилась.

– Вы ничего об этом не знаете и меня никогда в жизни не видели, – сурово скомандовал он.

Я заверил его, что именно так и поступлю, если он хотя бы рассчитается с Уте и оплатит чистящие средства – в противном случае после этого заказа мне пришлось бы остаться в минусе. Однако он добросовестно оплатил весь счет до последнего цента.

После этого случая я понял, что объем работы в жилищах «месси» недооценивать нельзя. И все же вскоре после этого у меня появился заказ, который пошатнул мои представления о масштабах уборки. Ибо патологическое накопительство может проявляться по-разному и принимать ужасающие формы даже без тухлых охотничьих колбасок и лошадиных костей.

Мне позвонила вдова недавно умершего человека. По телефону ее голос звучал довольно холодно и отстраненно.

– Пожалуйста, уберите весь дом и пришлите счет. Сама я очень занята, чтобы сейчас всем этим заниматься.

О накопительстве она ни слова не сказала, но я сразу понял, о чем речь.

– Что-то нужно оставить? – деликатно спросил я.

– Нет, – тут же ответила женщина, – можно выбросить все. Все!

Хозяин жилища жил в большом трехэтажном доме с чердаком и подвалом, а его жена из-за работы проживала в другом городе. Гостевой брак. Но одиноким в этом огромном доме мужчина себя явно не чувствовал. В фильме про Индиану Джонса в самом конце есть сцена, где Ковчег Завета приносят на гигантский склад, заставленный тысячами ящиков. Примерно так мужчина использовал свой дом – как склад. Повсюду стояли ящики, в них хранились коробки, в которых, в свою очередь, были другие коробки со всяким барахлом. Все комнаты были до потолка уставлены ящиками, каждая новая дверь вела в очередное хранилище. Я бы ничуть не удивился, если бы нашел в одном из ящиков Ковчег Завета.

Синдром месси по-научному называется компульсивным накопительством. Но далеко не все, кто беспорядочно собирает и хранит вещи, делают это компульсивно, то есть принудительно. Люди, пережившие войну и голод, как правило, десять раз подумают, прежде чем что-то выбросить. Я сам занимаюсь собирательством, оттого и влип во всю эту историю. Я коллекционирую старые вещи, которые необязательно должны иметь какую-то ценность – я храню их просто потому, что лично мне они кажутся классными. Покойный, вероятно, считал свою страсть коллекционированием и объяснял ее примерно так: «Мне нравится обладать вещами и покупать все, что захочу».

В одной из коробок я обнаружил видеомагнитофон с DVD-плеером. Он был в оригинальной упаковке. Видимо, спустя какое-то время после покупки этого прибора покойный захотел посмотреть DVD-диск, но, вероятно забыв, что плеер у него уже есть, он просто пошел и купил новый. Который потом, даже не будучи распакованным, точно так же затерялся среди многочисленных коробок. В итоге я обнаружил целых четыре DVD-плеера. Этого человека назвать коллекционером уже было нельзя, он явно перешагнул грань психического расстройства. А это уже совсем другая история, не имеющая отношения к коллекционированию.

На третьем этаже дома более восьмидесяти квадратных метров занимало хранилище карнавальных и маскарадных костюмов. Директор какого-нибудь карнавального клуба упал бы от счастья в обморок, попадись ему эта коллекция. В другом помещении хранились фотоаппараты. Не десять и не двадцать, а – сотни! Как-то раз мы с Даниелем целый день посвятили исключительно утилизации пустых картонных коробок, хранившихся на чердаке. Просто коробки, без всякого содержимого. Весь рабочий день.

В подвале в каком-то углу картонные коробки были сложены стопкой высотой более двух метров. Я снял несколько верхних коробок и чуть не рухнул от потрясения, когда увидел, что скрывалось за этими коробками.

– Черт побери, Даниель! – крикнул я. – Нужно срочно звонить в службу защиты животных! Здесь повсюду лягушки!

Даниель с шумом выбрался из кучи коробок, в которых только что копался, и с осторожностью подошел ко мне.

– Лягушки? – спросил он тревожно.

Я отошел в сторону и указал за картонную стену.

– Целое стадо, – ответил я.

Даниель заглянул за коробки и разразился хохотом. На него в упор глядели почти сорок пластмассовых жаб – уродливых пластиковых фигурок, которыми украшают сад. Целая армия квакуш пучила на нас свои огромные глаза. Было жутко, но в то же время забавно. Другая находка тоже была жуткой, но совершенно не смешной. Разгребая комнату на втором этаже, я вдруг обнаружил человеческую руку. Кожа была коричневой и казалась омертвевшей. Я с трудом подавил в себе крик и резко отшатнулся. Потом до меня вдруг дошло, что рука принадлежала не человеку, а манекену. Разделенный на части, он лежал под грудой коробок, а его холодный взгляд был устремлен в потолок.

Даниелю пришлось взять дополнительные отгулы, но даже после нескольких дней неустанной уборки, сортировки и утилизации стало ясно, что нам еще работать и работать. Причем не день, не два и не неделю. Здесь нужно было мыслить другими временными категориями – месяцами.

Кроме того, из-за сенсорной перегрузки работать без перерыва оказалось невозможным. Чтобы не сойти с ума от обилия предметов, нужно было разбирать дом не более чем два дня подряд, дальше требовался перерыв.

Я позвонил вдове покойного и попытался объяснить ей ситуацию, но мои слова ее не сильно удивили.

– Просто вывезите все оттуда, – сказала она, – остальное меня не волнует.

Я смущенно откашлялся.

– Даже если на это уйдут месяцы?

– Даже если на это уйдут месяцы.

С этими словами она повесила трубку.

– Ну что? – спросил Даниель.

Я пожал плечами.

– Похоже, у нас долгосрочный заказ.

Глава 7

Когда какое-то дело становится рутинным, к нему, как правило, со временем начинаешь относиться спустя рукава. Но в плане спецуборки мне такая опасность не грозила – это я понял довольно рано. Рутинность в этом деле совершенно немыслима. Потому что умирают все, но каждый умирает по-разному.

В дополнение к долгосрочному заказу по уборке дома «коллекционера» мне продолжали поступать новые заказы, которые ставили передо мной все новые задачи, хотя по телефону, при обсуждении задания, все казалось знакомым и понятным. Это как в спорте: каждый новый труп – это новый противник, к которому нужен индивидуальный подход. С одним нужно остерегаться левого хука, с другим – следить за нарушением правил. В одном доме пол покрыт ковролином, в другом – ламинатом. Такие банальные вещи делали довольно схожие задания принципиально разными.

Например, кровь имеет способность слишком глубоко въедаться в поверхность некоторых видов кафеля. В первую очередь это касается фактурной плитки, на которой следы крови так и норовят остаться навсегда – сколько ни три, перекись по-прежнему пузырится. Единственный вариант в этом случае – тереть дальше. То же можно сказать в отношении дощатого пола. Кровь просачивается в щели между половицами, и перекись водорода упрямо пенится даже после десятого раунда оттирания. А вот паркет «елочкой» и ковровые покрытия можно вообще не чистить – бесполезно. Их нужно сразу выкидывать. Однако если ковролин крепко приклеен к полу, его не получится просто взять и скатать в рулон – приходится отрезать по кускам. В этом случае я режу ковролин на полоски и подцепляю их специальными щипцами, а затем отрываю от пола по одному лоскуту. Полоска за полоской – и это требует большой силы. Снять паркет «елочкой» с помощью плоскогубцев не выйдет, тут понадобится отбойный молоток. В зависимости от типа напольного покрытия место спецуборки иногда напоминает настоящую стройку.

Я приобрел большой алюминиевый чемодан и попытался собрать базовый набор инструментов и оборудования для различных операций. В первую очередь позаботился о самых необходимых вещах, таких как защитные костюмы, бахилы, фильтры для масок, перчатки, резиновые сапоги, ведра и даже шпатели, которые оказались весьма полезным инструментом, когда дело доходило до соскабливания засохшей крови. Потом я начал докупать и другие полезные приспособления – например, пластиковые заглушки разных форм для блокирования оросителей пожарной сигнализации (которая может включиться во время полной дезинфекции квартиры). Мой арсенал баллончиков и чистящих средств также заметно расширился. Различные растворители жира, универсальные чистящие и дезинфицирующие средства были сложены в отдельную коробку, которая вместе с алюминиевым ящиком переехала в мою машину. Останови меня инспектор на полицейском посту, у нас, несомненно, состоялся бы весьма интересный разговор:

– Что за коробки у вас в багажнике?

– Знаете, они нужны мне для уборки за трупами.

На выставке средств личной гигиены и моющих средств (да, есть и такая) я приобрел очень дорогой генератор тумана. Это устройство рассеивало по всему помещению капли «в сто раз мельче человеческого волоса в разрезе!» и таким образом надежно дезинфицировало все вокруг. Для подтверждения этого заявления на ярмарке проводилась демонстрация, во время которой всем зрителям раздали маленькие тестовые полоски, которые меняли цвет при контакте с дезинфицирующим средством. По окончании работы генератора тумана мы все могли проверить наши полоски на предмет дезинфекции. Я решил не упрощать этому аппарату задачу и потому спрятал свою полоску за картиной, висящей на стене. Достав ее из потайного места после проведенной дезинфекции, я убедился, что она полностью обесцветилась. Я тут же купил генератор, причем со скидкой, по цене выставочного образца. Некоторые мужчины моего возраста в какой-то момент начинают покупать себе кожаные куртки и очень дорогие мотоциклы. Я же предпочел защитные костюмы и эдакий «Астон Мартин», только в области дезинфекции.

В зависимости от типа напольного покрытия, в которое впиталась кровь, место спецуборки иногда напоминает настоящую стройку.

К уходу за оборудованием я с самого начала отнесся очень серьезно, регулярно расширяя свои запасы расходников и аксессуаров. Например, как только мой защитный костюм начинал изнашиваться, я тут же покупал новый, так что в машине у меня всегда был запас в количестве как минимум пяти штук. Несмотря на то, что я был готов практически к любым неожиданностям, «противник» всегда находил что-то новое и заставал меня врасплох. Например, однажды, договариваясь по телефону об очередном заказе, я решил, что никаких сюрпризов на месте меня ждать не должно – все звучало вполне обыденно. Самоубийство, совершенное в саду. Выстрел в голову, много крови, но раз напольного покрытия в саду нет, значит, беспокоиться о выскабливании полов или замывании ковров не стоит. Однако когда я приехал на место, дочь покойного, поздоровавшись со мной, сказала следующее:

– Дети вернутся из школы к двум. Это был их любимый дедушка. Они не должны ничего заметить.

Значит, на все про все у меня три часа. Да уж, не заскучаешь! Я буквально разрывался на части, стараясь как можно скорее устранить следы произошедшего. Мне действительно удалось избавиться от луж и брызг крови на дорожках до возвращения детей. Конечно, новость о смерти дедушки стала для них потрясением, но, по крайней мере, им не пришлось смотреть на его кровь.

С тех пор я перестал соглашаться на заказы по телефону и всегда настаивал на предварительном осмотре места происшествия. Так я мог оценить, чего ожидать и кто, так сказать, станет моим противником на этот раз. Что со стенами? Нужно ли сдирать обои, или их можно просто помыть? А как насчет потолка? Есть ли на нем какое-то покрытие? Не исключено, что там могут быть осколки костей.

Конечно, знать, что представляло из себя помещение, в котором планировалась спецуборка, мне было важно. Но еще более существенным моментом был срок нахождения трупа в жилище. Две совершенно одинаковые комнаты, с одинаковым ковром, одинаковой мебелью и одинаковыми обоями могут нуждаться в совершенно разных видах уборки только потому, что в одной из комнат труп пролежал на две недели дольше. Это значит, что трупная жидкость продолжала растекаться лишние две недели, насекомые плодились лишние две недели и самое главное: тело источало запах на две недели дольше.

Некоторые запахи рассеиваются быстро, но только не трупный. Он надолго сохраняется в помещении и способен проникать всюду, куда может попасть воздух. Если труп находился в квартире достаточно долго, значит, ее нужно не только убрать и продезинфицировать, но и полностью освободить от интерьера, ведь коли запах въедается в мебель, его уже никак не вытравить. Например, если труп успел пролежать в кресле в течение месяца, кресло нужно утилизировать. В подобных случаях я сначала провожу первичную очистку и собираю останки, такие как волосы или кусочки кожи, оставшиеся на обивке. Затем опрыскиваю ткань дезинфицирующим раствором. Пока нанесенное средство пенится, я расстилаю на полу специальный полиэтиленовый мешок и ставлю в него кресло, когда процесс пенообразования заканчивается. Этот мешок чем-то напоминает липкую пленку, в которой хранят продукты, только он в тысячу раз прочнее. Поместив кресло в этот мешок, я снова его дезинфицирую. И только после этого герметично заклеиваю пакет. Теперь кресло готово покинуть квартиру. Наличие лифта в доме избавляет меня от лестничных тренировок, но, как это ни странно, влечет за собой дополнительные временны́е затраты. Несмотря на то, что лифт поднимается и опускается гораздо быстрее, чем человек, идущий по лестнице, его для начала нужно успеть перехватить – ведь он постоянно используется жильцами. И не каждому из них хочется делить пространство лифта со спецуборщиком в окровавленном костюме и его вонючей поклажей. Уложив кресло в прицеп, я снова поднимаюсь в квартиру и принимаюсь за следующий предмет мебели. Ведь даже если труп находился все время в кресле, за месяц, прошедший с момента инцидента, смерть успевает проникнуть в каждую щелку, в каждый уголок квартиры, и тут уже ничего не поможет. Так что любая мебель – диван, кровать, раскладушка – в этом случае отправляется на свалку. В моем арсенале имеются специальные чехлы, ширина которых достигает четырех метров. Но без Даниеля в таких ситуациях мне не справиться. Вот почему я всегда очень внимательно осматриваю помещения, пытаясь понять, смогу ли я разобрать мебель, чтобы вынести ее по частям, или придется все-таки звать на помощь моего напарника? На тот момент в квартирах, которые мне доводилось убирать, покойники находились не более месяца. Например, труп из «книжной квартиры» пролежал в жилище три недели – к моменту его обнаружения пол уже был усыпан дохлыми мухами. Тогда я и представить себе не мог, как могла выглядеть квартира, где тело лежит полтора, два или даже три месяца…

Перед тем, как взять заказ, я, разумеется, всегда общался с родственниками умерших. Некоторые из них хотели как можно скорее избавиться от меня, другие же, наоборот, сами затевали разговоры и болтали без умолку. Однако после того как мне несколько раз пришлось убираться, стоя по щиколотку в чужой крови, я взял за правило задавать родственникам, независимо от их словоохотливости, как минимум один вопрос: «Не было ли у покойного какого-нибудь инфекционного заболевания?» Потому что, если кровь, в которой я барахтаюсь, принадлежала человеку, больному, к примеру, ВИЧ, я бы хотел об этом знать. Не потому, что я смогу убираться как-то иначе (в конце концов, кроме стерильности мне и предложить-то было нечего), а просто чтобы знать. Так мне было комфортнее.

Кроме того, я привык обрабатывать квартиры дезинфицирующим средством не только перед уходом, что было вполне логично, но и в самом начале работы. Некоторые мои коллеги полагают, что в этом нет необходимости, ведь в процессе спецуборки квартира так или иначе дезинфицируется. Это все равно что предварительно чистить зубы, собираясь на профессиональную чистку к зубному врачу. И все же дезинфекция с помощью генератора стерилизует поверхности и воздух в помещении еще до того, как я вхожу в квартиру, а значит, риск словить что-то не слишком полезное для моего организма также снижается. Ко всему прочему, обработка туманом, длящаяся от одного до двух часов, дает мне возможность подготовить оборудование, расстелить дезинфекционный коврик, приготовить растворы чистящих средств и просто собраться с мыслями, прежде чем вступить в бой с очередным «противником».

Теоретически, помимо «долгосрочного заказа» в огромном доме «коллекционера», множества других заказов на спецуборку, еженедельной попытки пробежать три километра (в чем, кстати, я постепенно преуспевал – в какой-то момент я действительно стал чередовать пятьсот метров бега с ходьбой на стометровку), а также вечерней подготовки к сдаче выпускного экзамена на сертифицированного дезинфектора, я должен был выполнять свои двадцать процентов работы в качестве финансового консультанта. Однако нельзя сказать, чтобы у меня это получалось. Мне катастрофически не хватало времени. Даже ночью мне не удавалось как следует выспаться. Потому что дома меня ждала еще одна работа. Деменция моей бабушки стала прогрессировать так сильно, что днем с ней все время дежурили сиделки, а ночью в роли сиделки выступал я.

Даже если труп находился все время в кресле, за месяц смерть успевает проникнуть в каждую щелку. Любая мебель отправляется на свалку.

Как-то вечером, довольно поздно возвратившись домой после очередной спецуборки, в темноте я неожиданно столкнулся со своей Графиней, стоящей на кухне в белой ночной рубашке. Это было как в фильме ужасов. Я испугался до полусмерти. Однако самое страшное было не то, что она бродила по ночам, словно привидение, а то, что во время этих похождений она могла упасть. Несколько раз она разбивалась так сильно, что мне приходилось продолжать спецуборку, но только уже у себя дома. Убирать кровь своей собственной бабушки с технической точки зрения не было чем-то необычным, но эмоционально я совершенно не мог это принять. Запирать ее на ночь в комнате мне не хотелось. Так же, как и ссылать ее в дом престарелых, хотя моя мама не раз мне советовала поступить подобным образом. Я просто не мог этого сделать. Ведь это была моя бабушка. Я обещал заботиться о ней и именно этим и собирался заниматься. До самого конца. Поэтому я установил по всему дому детские воротца – в тех местах, где были ступеньки, о которые она могла споткнуться, – и спал ночью не более четырех часов. Остальное время я проводил в полусне, стараясь быть всегда настороже. В эти часы я хоть и отдыхал, но краем уха постоянно прислушивался к любому шороху, неусыпно следя за бабушкой. Как только я что-то слышал или мне казалось, что я что-то услышал, я сразу вскакивал с кровати, чтобы удостовериться, что с ней все в порядке. Убирать ее кровь мне больше не хотелось.

При такой нагрузке объем моего рабочего времени в качестве финансового консультанта довольно быстро свелся к нулю. Нико, мой шеф, конечно же, это заметил и назначил мне встречу, чтобы обсудить со мной «мое будущее». К счастью, разговор оказался гораздо менее тяжелым, чем можно было ожидать, особенно учитывая тему встречи, озвученную моим шефом: «Будущее Томаса». Потому что Нико был искренне восхищен моей новой профессией, ведь мы так или иначе регулярно общались.

– Если хочешь, я могу отпустить тебя за свой счет до конца года, а потом поговорим о твоей дальнейшей работе.

– Правда? – спросил я с благодарностью в голосе.

Нико в ответ спокойно кивнул.

– Мне будет удобнее планировать работу офиса, если я буду знать, что ты пока не работаешь. Давай ты для начала закончишь свое обучение, а затем мы снова поговорим о том, захочешь ты вернуться или нет.

Несмотря на то, что расписание в моем ежедневнике уменьшилось на один пункт, дел у меня все равно было невпроворот. Но, видимо, в тот момент мне как раз нужна была такая нагрузка, ведь у меня не оставалось времени, чтобы тосковать из-за разлуки с девушкой и страдать от приступов жалости к себе. К тому же я занимался тем, чему отдавался сполна. Я любил свою бабушку, и в каком-то смысле я полюбил спецуборку. Вот почему у меня все получалось. Пусть даже это выматывало меня все сильнее и сильнее.

Как-то вечером, когда я сидел, уткнувшись в книгу о дезинфекции, у меня зазвонил мобильник. Нажав кнопку приема, я услышал знакомый голос. «Броши!»

– Скажи-ка, – сказала фрау Брошманн, – ты помнишь ту квартиру с огромной библиотекой?

– Конечно, – ответил я. – «Книжная квартира»!

– Когда комендант показывал вам тот дом, ты сказал, что в квартире с оторванной шторой кто-то умер.

– Да… И что?

– Знаешь, твое предположение оказалось верным.

Я нервно сглотнул.

Это было почти четыре месяца назад.

– Полиция сказала, что он находился там еще дольше…

Дольше, чем четыре месяца?

– Как думаешь, сколько понадобится времени, чтобы все там убрать?

Я отложил свои книги и конспекты и достал ежедневник.

– Хм, – сказал я, – для начала мне нужно осмотреть квартиру…

Глава 8

С тем, что происходит с человеком после смерти, в целом все понятно – по крайней мере, с биологической точки зрения.

В ту секунду, когда перестает биться сердце, человек умирает в первый раз. Врачи называют эту фазу смерти клинической смертью. В народе она зовется остановкой сердца. Однако в этот момент организм еще можно считать живым. Мозг начинает отключать все жизненно важные функции, требующие поставки кислорода, только через тридцать секунд после прекращения пульсации сердца. После этого в течение десяти минут человека теоретически еще можно вернуть к жизни. Потом смерть, как правило, становится необратимой, и мозг отключается навсегда – он попросту умирает. Еще через десять минут, то есть примерно через двадцать минут после остановки кровообращения, на теле появляются первые трупные пятна. Эти пурпурные подтеки возникают из-за давления жидкости, содержащейся в организме, на кожу. Жидкость перестает циркулировать и под воздействием силы тяжести «стекает» вниз, образуя пятна на участках кожи, прилегающих к поверхности, на которой лежит тело. Они являются одним из первых достоверных признаков безнадежности ситуации. Поэтому, если на трупе уже образовались пятна, значит, организм находится на второй стадии смерти, когда мозг уже умер, и любые попытки реанимации бесполезны. Чем больше времени проходит, тем меньше кожа сопротивляется давлению жидкости и начинает пропускать ее через себя, подобно плотному куску ткани, через которую медленно просачивается вода. Это и есть та самая трупная жидкость, которую мне столько раз приходилось вытирать.

Примерно через два часа после остановки кровообращения тело начинает постепенно коченеть. Это объясняется тем, что в организме попросту заканчивается вещество, которое делает нас подвижными. Это соединение, аденозинтрифосфат, или сокращенно АТФ, фактически обеспечивает расслабление мышцы за счет разрывания связи между мышечными белками. При недостатке АТФ мышечные белки намертво сцепляются друг с другом, в результате чего тело коченеет. Сначала окаменевают веки, затем глазные мышцы, а примерно через четыре часа – мелкие суставы. Окоченение начинается с головы и затем распространяется на все тело.

Тем временем отдельные органы тоже отмирают не сразу, а постепенно. Ведь даже без работы мозга и кровообращения органы могут в течение некоторого времени поддерживать жизнь. Например, почка живет в течение двух часов, а хрящи не отмирают до тридцати часов. И только когда все клетки в организме погибают, наступает третья и последняя фаза, которая называется биологической смертью. Но даже после этого в теле продолжается множество различных процессов. Организм начинает разлагаться, в результате чего трупное окоченение проходит, в трупе заводятся насекомые, вылупляются новые мухи, начинается процесс гниения… «Покойся с миром» – да как бы не так!

Мы с Даниелем выгрузили из машины генератор тумана. Я был так рад, что он приехал мне помогать! Квартиру я еще не успел осмотреть, но тем не менее я был уверен, что без Даниеля мне не справиться. Дело в том, что покойный уже прошел все стадии смерти. По данным полиции, к тому времени, когда его обнаружили, он лежал в квартире не пятнадцать, не двадцать и даже не тридцать недель. Он находился там ровно год – пятьдесят две недели!

Зайдя в подъезд, мы увидели перед собой узкую лестницу. Квартира погибшего, разумеется, находилась на пятом этаже – а разве могло быть иначе? И, конечно, никакого лифта. Я взглянул на свой фитнес-браслет. Надеюсь, ты выдержишь!

Я схватил свой генератор покрепче, и мы потопали наверх. Как только мы миновали первый лестничный пролет, нас снизу окликнул чей-то хрипловатый голос.

– Шкажите, у вас можно кое-што шпросить?

Мы остановились. Внизу, на первом этаже, перед дверью квартиры стоял какой-то мужчина. Ему было не больше пятидесяти, щеки впалые, глаза припухшие. Он смотрел на нас, широко улыбаясь. Зубов, кроме двух клыков, у него не было, но улыбка светилась сердечностью и дружелюбием. Даниель бросил на меня нетерпеливый взгляд. Генератор тумана, который мы тащили наверх, весил килограммов тридцать, не меньше. Не самая удобная ситуация для светской беседы.

– Не сейчас, – извиняющимся тоном ответил я, и мы потащились дальше.

– Не штрашно! – приветливо отозвался мужчина.

Алкогольные пары, исходившие от него, сопровождали меня до второго этажа. Времени было – половина десятого утра.

Оказавшись у двери квартиры, мы наконец поставили генератор на пол. На Рождество сестра покойного отправила ему открытку, но, поскольку почтовый ящик был переполнен, почта вернула открытку отправителю. Потому-то она и обратилась в полицию. Полицейские отправились в квартиру, но им никто не открыл. Вместо того чтобы насторожиться и взломать квартиру, они заходили еще целых три раза, чтобы просто позвонить в дверь. Мне это показалось довольно странным. Обычно труп уже через три недели воняет так сильно, что для того, чтобы понять, что за дверью нет никого, кто мог бы открыть дверь, ни стучать, ни звонить не приходится. Но теперь, стоя перед дверью, я тоже ничего не чувствовал. В замешательстве я взглянул на номер квартиры и достал свой мобильный телефон, чтобы свериться с адресом. Квартира 67, все верно! Быть этого не может. Где же запах?

Я внимательно осмотрел дверь. Никаких щелей не было. Кто-то полностью законопатил дверной проем, чтобы воздух не мог ни войти, ни выйти из помещения. Так вот почему ничем не пахло! Я взял ключ и с опаской открыл дверь. Меня сразу же обдало запахом годовалой затхлости и разложения. Ага, подумал я, вот и оно.

Зловоние распространилось по лестничной клетке еще до того, как я зашел в квартиру. Сосед, только что вышедший из своего жилища, тут же зажал рот платком и начал отплевываться. Обычно соседи почти сразу узнают, если рядом кто-то умер. Самое позднее – когда личинки начинают выползать за пределы квартиры и оседают на придверном коврике соседей в поисках сухого места. Однако в данном случае ни запах, ни личинки мух за пределы входной двери не показывались. Жители подъезда целый год жили по соседству с мертвецом, даже не подозревая об этом.

Густая вонь безжалостно распространялась по всему дому. Даже мы с Даниелем не сразу смогли прийти в себя – глаза моего напарника наполнились слезами, а мне пришлось ненадолго задержать дыхание, чтобы подавить рвотный рефлекс. Такого со мной не случалось уже очень давно.

Решение о том, насколько тот или иной запах приятен, принимает наш мозг. Как правило, это решение основано на наличии опасности. Если мозг считает, что источник запаха может быть опасен для его хозяина, он начинает бить тревогу. Протухшие яйца? Ни в коем случае не ешь! ФУ, БЯКА! Если что-то нехорошее съедено, мозг тут же дает команду вернуть эту пищу на место: Б-У-Э-Э-Э. Так что, если мозг так реагирует на испорченную пищу, опасную для организма, можно себе представить, что с ним творится, когда он слышит запах смерти.

Эта мощная физическая реакция объясняется процессом эволюции. Тот, кто из любопытства зашел в пещеру, откуда исходит запах мертвой человеческой плоти, долго не проживет. У тех, кто испытывает от данного аромата физический дискомфорт и обходит пещеру стороной, шансов выжить гораздо больше. Чувство отвращения – это преимущество в борьбе за выживание. Вот почему в подобной ситуации наш мозг буквально кричит нам: НЕ ХОДИ ТУДА! К сожалению, именно хождение туда я и выбрал в качестве своей работы. Я постепенно справился со своим рвотным рефлексом, заботливо разработанным эволюцией, и перешагнул порог квартиры.

Обычно, если тело пролежало в квартире четыре-пять недель, вокруг него на свет появляется столько мух, что окна покрываются плотным темным налетом, из-за которого становится не видно того, что происходит на улице. Со временем мух становится так много, что кажется, будто жилище подверглось одному из библейских проклятий. В этой квартире цикл «муха – яйцо – личинка – муха» был пройден уже сотни раз. Но поскольку труп продолжал лежать в помещении, в какой-то момент мухи уже не могли найти на трупе участки с питательной средой, и цикл наконец остановился. Живых мух в квартире оставалось не более пары десятков. Зато мертвых было в избытке… Кучи дохлых насекомых чернели на полу. Кое-где эти горы достигали полуметра в высоту. Мухи были повсюду – на подоконниках, столах и даже на полках шкафа. Сотни иссохших тел хрустели под нашими ногами при каждом шаге.

Сам труп находился в спальне. Однако по прошествии такого количества времени запах смерти успел распространиться по всем комнатам. Воняли стены, мебель и даже пол. Источника запаха уже не существовало – пахло буквально все. Именно поэтому все подлежало утилизации.

Я вошел в спальню, и ковролин под моими ногами перестал хрустеть. Вместо этого он стал хлюпать, так как был насквозь мокрым. Теперь из-под моих ног раздавалось сплошное хлюп, хлюп, хлюп. Подобно жидкому мылу, густая и маслянистая трупная жидкость растеклась по всему покрытию. Во время своего визита полицейские разложили на полу несколько полотенец. Но и они бесславно пали под напором всепоглощающей жидкости. Совершенно промокшие и приклеившиеся к полу полотенца выглядели довольно беспомощно. Мебель из ДСП также была насквозь пропитана влагой. Разбухшие панели причудливо изгибались.

На подоконнике в спальне также возвышались горы мух. Занавеска была сдернута с карниза с одной стороны и беспомощно свисала вниз. Именно эту картину я наблюдал несколько недель назад с улицы. Я вспомнил свою мрачную догадку: у него случился сердечный приступ, он попытался ухватиться за занавеску, но упал. Со шторы мой взгляд переместился на кровать. Черный как смоль отпечаток на матрасе и на полу в точности повторял контуры тела погибшего. Ему почти удалось добраться до кровати. Матрас был насквозь мокрым. В том месте, где лежала голова покойника, виднелось черное пятно. Очертания тела на ковролине также были довольно четкими. Казалось, будто тело было сожжено на этом месте. Не исключено, что под ковром тоже остались темные следы.

Я увидел достаточно, чтобы оценить ситуацию. Мы с Даниелем вышли из квартиры на лестничную площадку, и я позвонил фрау Брошманн, чтобы обсудить с ней сроки исполнения заказа.

– Все на выброс, – сказал я, – ковролин тоже придется выкинуть: я сниму его кусками. Возможно, с полом также нужно будет поработать. На это уйдет день, может, два.

– Хорошо, – спокойно сказала фрау Брошманн, – работай столько, сколько считаешь нужным. Заплачу, сколько скажешь. Все равно другого выхода нет.

Я кивнул Даниелю, и он занес в квартиру генератор тумана. На площадку вышел недавний сосед, держа в руках аэрозольный баллончик. Он принялся старательно опрыскивать все вокруг, надеясь избавиться от трупного запаха. Но это было бесполезно. Пока источник запаха не будет уничтожен, не поможет даже самый сильный освежитель воздуха.

– Еще один вопрос, – сказал я в трубку, – почему квартира была так закупорена?

Фрау Брошманн рассмеялась.

– О, – ответила она, – этот жилец был довольно своеобразным человеком. Он постоянно жаловался на температурный режим в комнате. Говорил, что тот постоянно меняется. Он даже вел дневник наблюдений. Потому и заткнул все щели. Пытался избавиться от сквозняка, чтобы температура внутри оставалась неизменной.

Я явно представил себе, как в этот момент фрау Брошманн, находившаяся на другом конце провода, удрученно закачала головой.

– Он жаловался буквально на все: «Сим сообщаю вам, что ваша машина мешает проезду пожарной техники. Прошу немедленно убрать ее с дороги. Копия данного обращения направлена в жилконтору». Подобные письма с такой регулярностью вывешивались на входной двери и высылались на почтовый ящик нашей конторы, что я их все уже наизусть выучила. Когда мы перестали получать эти обращения, я решила, что он наконец-то взял себя в руки или обрел душевную гармонию, что-то в этом роде…

Я усмехнулся.

– Да уж, теперь ему уже некуда жаловаться.

Даниель запустил в квартире генератор тумана и даже принес из машины коробку с чистящими средствами. Он поставил ее на пол и, отдуваясь, указал на закрытую дверь, за которой трудился мой замечательный аппарат, выдувая в воздух мельчайшие частицы дезинфицирующего раствора.

– Как думаешь, может, стоило сначала использовать яд? – спросил он.

Яд применяется тогда, когда в квартире находится много живых насекомых. Конечно, убивать мух нам совершенно не хотелось. Если бы это было возможно, мы бы просто открыли окно в надежде, что все мухи сами улетят на улицу. Но это были не обычные насекомые, а жирные трупные мухи, которые еще недавно обгладывали разложившийся труп и могли случайно залететь в соседскую квартиру и усесться на яблоко, которое в следующий момент будет съедено маленьким ребенком. Такого мы допустить не могли. Все насекомые в помещении заражены и потому должны быть уничтожены. Обработка дезинфицирующим аэрозолем перед уборкой выглядит в такой связи весьма обоснованным мероприятием, ведь даже при обилии насекомых в квартире такой дезинфекции вполне достаточно для полного истребления зараженных особей. Кроме того, это дает возможность сэкономить на использовании яда. Я отрицательно помотал головой.

– Доверься генератору, он все сделает.

Мы с Даниелем отправились вниз по лестнице к машине, чтобы забрать оставшееся оборудование, когда на первом этаже нас снова окликнул уже знакомый голос:

– Шкажите, а щейчас у вас можно кое-што шпросить?

Даниель прошел дальше и, не останавливаясь, указал на меня.

– Томас у нас любитель поболтать!

Жилец первого этажа смотрел на меня широко распахнутыми глазами. Я украдкой вздохнул и остановился.

– Конечно, – сказал я, – что вы хотели?

Мужчина любезно улыбнулся мне своим беззубым ртом и указал вверх.

– Он што, умер?

Я кивнул.

– Ой е-е-ей! – в сердцах воскликнул он, чуть не потеряв равновесие от ужаса. Он стоял в дверном проеме, держась одной рукой за раму, а другой – за сердце. – Как ше мне шаль! – растроганно причитал он, а мне было искренне жаль, что он принял это известие так близко к сердцу.

– Вы его шыновья? – спросил он.

– Нет, – ответил я, – мы – спецуборщики. Убираемся.

Он задумался на мгновение, затем сказал:

– В любом шлучае, мои шоболежнования!

В этот момент вернулся Даниель, неся в руках мой алюминиевый чемодан, и я поспешил ему на помощь.

– Спасибо, – сказал я соседу, уже поднимаясь по лестнице, – и вам того же.

Дав возможность генератору тумана поработать в течение часа, мы начали черновую уборку. Чтобы иметь возможность хоть как-то двигаться по квартире, мы для начала постарались освободить квартиру от мертвых насекомых, вынеся несколько полных ведер дохлых мух. Слегка прибравшись, мы принялись освобождать квартиру от мебели. Сначала матрас – он был самым загаженным. Затем мы по очереди обрабатывали один предмет мебели за другим, пока не наткнулись на обширную коллекцию DVD-дисков покойного, хранившуюся в гостиной. Оказалось, что хозяин квартиры не только фиксировал злостные нарушения своих соседей или малейшие колебания температуры в его квартире, но и подробно документировал все, что происходило в его жизни. Например, он дотошно записывал все свои покупки, не забывая упомянуть при этом их цену. Я нашел список, который отражал динамику цен на сливочное масло за последние двадцать четыре года. Кроме того, для каждого фильма из его коллекции он составлял подробные обзоры, комментируя буквально каждый эпизод. «Двадцать вторая минута, актер заявляет, что обязательно выиграет бой. Я бы сделал это иначе. Я бы лучше сказал…» Он и впрямь критиковал ВСЕ и ВСЯ. И не только голливудские фильмы. Помимо дисков с блокбастерами мы также избавились от огромной коллекции фильмов более… деликатного содержания. У него были сотни дисков с порнофильмами, в том числе с участием транссексуалов. К каждой ленте прилагались бесчисленные заметки с критикой, расписанной буквально поминутно.

Похоже, он и впрямь был очень тревожным человеком, подумал я. Теперь во время уборки меня буквально преследовал его голос, комментирующий все мои действия: «Двадцать седьмая минута, Томас оттирает пол, я бы сделал это иначе…»

После дезинфекции, демонтажа и выноса всей мебели мы приступили к самому главному. Ковролин. Очертания тела все еще были хорошо различимы. Он пролежал здесь целый год. Я разрезал ковролин на полоски и стал отрывать их одну за другой. Ковролин так прочно прилип к полу, что каждый раз, дергая за полоску, я рисковал вывихнуть себе плечо. Чем больше полосок я отрывал, тем серьезней становились мои опасения. Пол под ковром также был испорчен. В таком случае есть только два варианта: либо обработать пол специальным средством в надежде, что это поможет, либо – Даниель закончил мою мысль, произнеся ее вслух:

– Нам придется его срезать.

Шлифовка пола до полного исчезновения следов трупа означала еще как минимум два часа тяжелого труда. Мы работали уже девять часов, и силы наши были на исходе. И все же мне очень хотелось закончить с полом уже сегодня. Даниель придерживался такого же мнения.

– Давай уж доделаем, – сказал он, – только шлифовальный станок из машины несешь ты.

Я вздохнул и набрал номер Броши. Мне нужно было предупредить ее.

– Знаешь, похоже, что нам придется срезать пол.

– Ну, желаю как следует повеселиться!

– Вот спасибо! Что за работа без веселья, – ответил я. Тут мне пришла в голову еще одна мысль. – Скажи-ка, а что это за человек с первого этажа?

Броши рассмеялась.

– О, ты, должно быть, про Раффи!

Раффи, да. Такое имя вполне ему подходило.

– Хороший парень, – сказала она, – не обижай его!

Когда я спустился вниз за шлифовальным станком, Раффи на лестнице уже не было. Я слегка расстроился и даже решил немного подождать, стоя в пролете, но тот так и не показался из своей квартиры. Уверен, что он заставит нас сюда вернуться.

От этой внезапной мысли я вздрогнул и постарался сразу же выбросить ее из головы.

Бетонный пол под ковролином был чрезвычайно твердым. Я включил шлифовальную машинку, и лезвие громко и пронзительно взвизгнуло. Пока я срезал пол, вокруг поднималась мелкая бетонная пыль, которая вновь вызвала появление запаха смерти. Все это напомнило мне пломбирование зубного канала. Врач вводит в подгнивший корень сверло бормашины, и на фоне боли и беспрерывного жужжания появляется запах гнили. Не самое приятное воспоминание. Шлифовка пола не сильно отличалась от этого процесса. Только занимала гораздо больше времени. Я продолжал пилить, прикладывая к этому все силы. Шлифовальная машинка громко визжала, бетонная пыль взвивалась в воздух, окутывая меня трупным запахом. Я ненадолго остановился, чтобы проверить, сколько мне уже удалось срезать. Почти ничего. Несмотря на все мои усилия, я продвинулся лишь на несколько миллиметров. На это уйдет весь вечер, с горечью подумал я и снова включил машинку.

Глава 9

Палец ноги, обнаруженный мною в тапке, был не единственной частью тела, попавшейся мне во время уборки. На одном из заказов мне пришлось убирать комнату спортивного стрелка, который случайно выстрелил себе в голову (предположительно, во время чистки оружия). Из винтовки. В упор. В потолке застряли осколки костей, мозговые массы прилипли к полу, а за шкафом я обнаружил целое ухо. Зрелище было шокирующим, но на этот раз рвотный рефлекс сработал не так быстро, и я успел взять себя в руки. Просто начни тереть пол, приказал я себе в тот момент. Это всего лишь работа. Я стал профессионалом, которым всегда хотел быть.

Мне понадобилось целых два дня, чтобы привести эту комнату в порядок. Закончив, я встретился у подъезда с управляющей, чтобы отдать ей ключи от квартиры. Залезая в свою машину, я вдруг услышал, как управляющая сказала своей сотруднице:

– Привлекательный мужчина, а занимается такой работой!

Эти слова польстили моему самолюбию. Раньше меня никто не называл «привлекательным». Ну и ну, с гордостью подумал я, спорт творит чудеса! Правда, дело, скорее всего, было не в спорте, а в моем изменившемся отношении к жизни, а значит, и в моей энергетике.

Помимо разных частей тела, на заказах мне попадались очень любопытные вещи. Например, два или три года назад в Лейпциге произошел небольшой скандал из-за того, что один полицейский потерял свое табельное оружие. Скорее всего, офицер положил его на крышу своей машины и, позабыв об этом, уехал. Такое часто происходит на заправках со стаканчиками кофе или ключами. Правда, в данном случае речь шла об автомате. Полицейский осознал свой промах лишь после того, как проехал несколько километров. К тому времени автомата на крыше автомобиля уже не было, он исчез и с тех пор считался утраченным. История была шумная, и всевозможные слухи и догадки по поводу пропавшего оружия еще долго будоражили жителей города. В то время я как раз убирался вместе с Даниелем в очередной квартире. Покойный вел весьма уединенный образ жизни, да и вещей у него было не так уж много. Я разбирал шкаф в спальне и, сняв с петель раздвижную дверь, вдруг замер как вкопанный. В шкафу не было никакой одежды, только автомат.

– Даниель, иди скорей сюда! – взволнованно заорал я.

– Что такое? – отозвался мой напарник из другой комнаты.

– Похоже, я наконец нашел пропавший автомат!

– Сильно в этом сомневаюсь, – спокойно отреагировал Даниель, – потому что я тоже кое-что нашел.

Сказав это, он вручил мне пластиковый пакетик, наполненный маленькими желтыми пульками. Мне понадобилось некоторое время, чтобы сообразить, что автомат, обнаруженный мною в шкафу, хоть и выглядел как настоящий, на самом деле был игровым и стрелял желтыми пластиковыми пульками.

Подобных сюрпризов, обнаруженных в гардеробах и шкафах, работа преподносила мне в избытке.

Как-то мне предстояло убирать квартиру, где труп пролежал необнаруженным почти пять недель. Матрас насквозь пропитался трупной жидкостью, так что мне нужно было не только отмыть квартиру, но и освободить ее от мебели. У покойного было много всяких вещей, особенно электроприборов. Квартира была сильно захламлена, но особого хаоса не было. Если он и страдал компульсивным накопительством, то делал все очень аккуратно. Никаких завалов и куч мусора в квартире не было, все вещи лежали стопками или стояли стройными рядами. Убрав всю видимую грязь, я начал постепенно выносить из квартиры весь хлам. Принявшись за мебель, я в конце концов добрался до гардероба, стоящего в спальне. В двух отделениях аккуратными стопками лежала одежда. Но в третьем хранилось нечто… другое. Стеклянные банки с завинчивающимися крышками. Банки для консервирования, заполненные человеческими экскрементами. Они были расставлены на полках, словно консервы в супермаркете. Я не верил своим глазам. Он коллекционировал дерьмо?! На каждой банке была этикетка с надписью. Я осторожно достал одну из них и взглянул на наклейку. «Беттина, 16.07.17». ЧТО? Все банки были подписаны женскими именами с указанием даты. Там же, в шкафу, я обнаружил фотографии самих женщин. На самом деле для меня это стало облегчением, поскольку, если верить фотоснимкам, женщины прекрасно знали о том, что их экскременты станут объектом коллекционирования, и, насколько я мог судить, были совсем не против этого. Так что это собрание оказалось всего лишь весьма необычным фетишем, а не уликой в деле ненормального серийного убийцы.

То, чем люди занимаются за закрытыми дверями, – это их личное дело. В мою же задачу входило открыть эти двери после их смерти и навести там порядок. Конечно, фекалии в банках встретишь не часто, но вот секс-игрушки всех форм и размеров попадались мне чуть ли не в каждой квартире. Причем независимо от пола и социального положения их владельца.

У Даниеля, работавшего в магазине напитков, был постоянный клиент, который умудрился умереть в весьма неподходящий момент. Его нашли в постели в гидрокостюме с пристегнутыми резиновыми грудями. Аутоэротическая смерть. Это не редкость. Каждый год в Германии таким образом умирает почти сто человек. Число незафиксированных случаев, вероятно, гораздо больше.

Чаще всего смерть наступает в связи с асфиксией, но в данном случае мужчина погиб от теплового удара. Он жил в небольшом, но роскошном доме в пригороде. По какой-то причине в доме у него не было обычных лампочек, вместо них были аккумуляторы, собранные из сверел для дрели и переделанные в крошечные светильники. Эти светодиоды были развешаны по всему жилищу – казалось, что дом утыкан сотней маленьких камер. Ощущение, будто за мной кто-то наблюдает, не покидало меня до самого вечера, и, как выяснилось позднее, оно оказалось не совсем беспочвенным. Практически разделавшись с мебелью, я открыл дверцу последнего шкафа и вдруг громко вскрикнул от испуга, а затем резко отпрыгнул от шкафа, с грохотом захлопнув дверь. ТАМ БЫЛ ЧЕЛОВЕК! В шкафу сидел кто-то и в упор глядел на меня! За мной целый день наблюдали! То ли живой человек, то ли труп. Я даже не знаю, что страшнее. Не сводя глаз с дверцы шкафа и даже не моргая, я простоял так какое-то время. Ничего не происходило. Может, там и вправду труп? Я подождал еще несколько минут. Снова без изменений. Тогда я собрал все свое мужество в кулак и снова открыл шкаф. На меня снова уставилось чье-то лицо. В этот раз я не растерялся и принялся рассматривать его. Это был не труп и не живой человек, это была кукла. Невероятно реалистичная силиконовая кукла. У меня вырвался стон облегчения. Я снова попался, как тогда, с автоматом. Нужно сказать, что кукла была не из дешевых! Она изображала человека в натуральную величину и была очень детально проработана. Не какая-то там надувная игрушка, купленная на заправке! Ее владелец потратил на это изделие несколько тысяч евро. Очевидно, что ради своих наслаждений ему было ничего не жалко. Как выяснилось, и своей жизни тоже.

Наслаждения и секс являются неотъемлемой частью жизни каждого человека. По крайней мере, в рамках личной жизни. При этом публичное освещение этой темы заставляет нас чувствовать себя неловко. Чем больше шкафов и прикроватных тумбочек я освобождал, тем более бессмысленными казались мне эти вещи.

Вообще-то я занимался спецуборкой только в тех случаях, когда в жилище умирал человек. Исключением стала квартиры женщины, где я нашел лошадиную кость. Но когда со мной снова связался отдел социального обеспечения и попросил о помощи, отказать я снова не смог. Дело касалось одного человека, который должен был съехать со своей квартиры, поскольку больше не мог сам себя обслуживать. Его звали Бернд, во времена ГДР он занимался перевозками. Если кому-то требовался водитель грузовика, Бернд был тут как тут. Теперь он сам был вынужден переехать в дом престарелых. Я пришел в квартиру вместе с соцработником, чтобы произвести уборку помещения. В квартире было три комнаты и длинный коридор. Спальня, гостиная и небольшая кладовка. Работы тут было немного, в квартире почти не было мебели. Я открыл кладовку. Она была небольшая – всего три на три метра, но вся ее площадь была до потолка уставлена какими-то мешками. Большие хозяйственные сумки с ручками были забиты вещами и уложены вдоль стен штабелями. Я смущенно потянулся к сумке, чтобы глянуть, что там внутри, но вдруг услышал позади себя шипение Бернда.

– Не надо!

Я обернулся и увидел, что старик что-то показывает мне жестами. Соцработник как раз собиралась выйти из комнаты, чтобы пойти на кухню, и Бернд явно не хотел, чтобы она обратила внимание на сумки в кладовке. Я быстро захлопнул дверь. Что происходит?

Соцработник обернулась ко мне и, казалось, что-то заподозрила.

– Все в порядке? – спросила она.

Бернд бросил на меня умоляющий взгляд. Я решил не выдавать его и кивнул в ответ.

– Да, все в порядке! Тут нет ничего сложного, уборка займет максимум день.

Старик благодарно улыбнулся. Когда она ушла, я вернулся в кладовую.

– Что там? – спросил я.

Бернд выглядел смущенным. Я снова открыл комнатку, достал сумку и заглянул внутрь. Она была до краев наполнена DVD-дисками с порнографией. Я взял второй мешок и увидел, что его содержимое не отличалось от первой сумки.

– Там все такие, – стыдливо признался Бернд, – но их можно выбросить!

Дисков было, наверное, тысячи две.

– Уверен? Не хочешь прихватить с собой хотя бы парочку дисков? – спросил я.

В ответ Бернд лишь помотал головой.

– Теперь все есть в Интернете!

За пару дней я вычистил всю квартиру и избавился от всех дисков. Когда жилище совсем опустело и Бернду пора было отправляться в пансионат, мы вышли на лестницу, и он вдруг сел прямо на ступеньки. Высоченный старик, ростом под два метра, сидел и горько плакал.

– Я прожил тут сорок лет, – рыдал он, – и теперь должен отправиться в дом престарелых?

Я сел на ступеньку рядом с ним.

– Ну ты сначала погляди, как там, – сказал я, пытаясь его успокоить. – Давай я с тобой поеду? Вместе посмотрим!

Бернд согласился, и мы вместе отправились в его новое жилье. Комната была очень большой и красивой, окна выходили прямо в парк. Лицо Бернда просветлело.

– Смотри-ка ты, а все не так уж плохо! – радостно заявил он.

Я подмигнул ему.

– А знаешь, что самое лучшее в этой комнате? Тут есть Интернет!

Глава 10

Как я и думал, экзамен на получение сертификата дезинфектора оказался сложным. Медицинский работник, принимавший экзамен, был приветливым, но совершенно безжалостным. Но я все равно сдал. В тот самый момент я четко осознал, что пути назад больше нет. Я попросил Нико встретиться и еще раз обсудить «будущее Томаса». Когда-то я совмещал работу финансового консультанта и спецуборщика в пропорции восемьдесят на двадцать, потом эта пропорция на время изменилась зеркально, в результате чего я стал на все сто процентов спецуборщиком. И это меня вполне устраивало. Я никак не мог объяснить себе, почему собирать человеческие останки для меня было гораздо более предпочтительным занятием, чем складывать стопками папки и документы. Мои коллеги немало расстроились моему уходу.

– Нам будет так вас не хватать! – печально произнесла фрау Кайзер. – Что мне теперь отвечать полицейским, когда они позвонят в следующий раз и попросят вас?

Я рассмеялся и вручил ей свою визитную карточку.

– Дайте им мой личный номер! – сказал я.

Нико обнял меня на прощание. При этом мы, конечно, не прощались, поскольку уже некоторое время поддерживали довольно тесный личный контакт и регулярно общались по телефону. После моего увольнения между нами все останется как есть. Чтобы отпраздновать начало моей новой карьеры, я с одним из своих друзей отправился на чей-то день рождения. На вечеринке я никого не знал, но это мне было не важно. Довольно быстро у меня завязался разговор с приятной девушкой по имени Лиза.

– Так кем ты работаешь? – спросила она.

– Я финанс… – сказал я и оборвал себя на полуслове. Нет, не то. – Я работаю спецуборщиком, – быстро исправился я.

Лиза глянула на меня широко распахнутыми глазами и отставила свой бокал в сторону.

– Ух ты, вот это да, а как ими становятся? Звучит очень интригующе!

Этот вопрос застиг меня врасплох. Я впервые столкнулся с тем, что разговор не оборвался после упоминания моей профессии, а, наоборот, стал только разгоняться.

– Ну, – начал я, – можно пойти на курсы или пройти специальное обучение. Но, если честно… на самом деле я просто дал свой номер телефона и совершенно неожиданно стал спецуборщиком.

Она рассмеялась.

– Расскажешь о каком-нибудь заказе?

Несколько человек, стоявших неподалеку, заинтересовались нашей беседой. Я даже почувствовал себя знаменитостью и слегка покраснел.

– Ну расскажи, например, о своем последнем заказе! – сказала она чуть громче, и все завороженно уставились на меня.

Я задумался. Несколько дней назад один жилищный кооператив дал мой контакт матери какой-то умершей женщины. Сама мать была неизлечимо больна. «Дочь умерла, – говорила она, – а у меня даже не хватает сил позаботиться о ней…»

Так что я взял на себя уборку всей квартиры. Мертвая женщина пролежала в помещении всего четыре дня, но на тот момент у меня уже было достаточно опыта, чтобы не делать преждевременных выводов без предварительного осмотра квартиры. Как выяснилось, это было совсем не напрасно.

Прежде чем войти в квартиру, я переговорил по телефону с криминалистом, который предупредил меня о плачевном состоянии помещения. А еще о том, что в квартире могут до сих пор находиться два хорька. Ветеринарная служба уже приезжала и нашла четырех хорьков, но у умершей совершенно точно их было шесть. Так что в любую секунду, пока я буду убираться, кое-кто может неожиданно вцепиться мне в лицо.

Трупная жидкость встретила меня уже на пороге длинного коридора небольшой двухкомнатной квартиры. По словам сотрудника полиции, один из похоронных агентов в прошлый раз поскользнулся здесь и сломал себе локоть. Я осторожно пробирался по коридору, готовый в любой момент начать отбиваться от летящего на меня хорька. Женщина умерла всего четыре дня назад. Ее тело было обнаружено в спальне. Однако трупная жидкость уже успела просочиться в коридор. Как же так вышло?

Спальная комната была не слишком просторной. Справа стояла кровать, вымокшая насквозь, рядом с ней – прикроватная тумбочка, шкаф для одежды и сушилка для белья. Огромная скорость, с которой тело извергало из себя жидкость, объяснялась лежащим на кровати предметом. Одеяло с подогревом. Оно было включено в тот момент, когда хозяйка квартиры умерла, и оттого тело разлагалось так стремительно. Из-под кровати торчали стенки большой разобранной клетки. Они были размером метр на метр и лежали стопкой на таком же большом поддоне высотой примерно десять сантиметров. Просочившись через матрас, трупная жидкость заполнила этот поддон и, переполнив его, разлилась по всей квартире. И это всего за четыре дня.

Поддон был слишком большим, чтобы я мог вынести его через дверь. Поэтому мне пришлось вычерпывать жидкость половником, словно суп. Очень, надо сказать, неаппетитный суп – темно-желтый, со множеством белых комков жира. Половник за половником сначала в ведро, а затем в унитаз. Несмотря на респиратор, при каждом зачерпывании я чувствовал сильный запах.

По всем стенам комнаты шли ряды желтых труб – хозяйка квартиры установила их для своих хорьков, которые использовали трубы как тоннели. Эти хорьковые лабиринты опутывали всю квартиру. Я постоянно был настороже, следя за отверстиями труб, и все время прислушивался, не зашуршит ли что-нибудь в этих тоннелях. Но никаких звуков не было слышно. Хорьки словно канули в Лету. Лишь под конец моего визита я раскрыл печальную тайну исчезновения двух хорьков. Они оказались мертвы и лежали в морозильной камере. Скорее всего, они умерли несколько недель назад, но вместо того, чтобы похоронить их, хозяйка просто положила их в морозилку. Они лежали, свернувшись в калачик и прижавшись друг к другу – как будто спали.

– Боже мой, какой ужас, бедные хорьки! – воскликнул какой-то мужчина в тот момент, когда я дошел до этого места в своем рассказе. Несмотря на то что историю я рассказывал Лизе, вокруг меня уже собралась небольшая толпа. Кто-то согласился с говорившим:

– Да-да, несчастные животные!

– А ты часто находишь животных? – спросила Лиза, мой основной слушатель.

Я отпил из бокала с пивом.

– Нет, – сказал я, – хорьки были исключением. Обычно мне попадаются только мухи и их личинки.

Лиза поежилась. На самом деле мне было что рассказать на тему погибших домашних животных, поскольку расхожее представление о том, что после смерти одиноких людей их начинают поедать их кошки, правдиво. Проведя какое-то время наедине с трупом, кошки довольно скоро начинают обгладывать губы своего мертвого хозяина или хозяйки. Впрочем, как и собаки. Отчасти это форма смещенной активности, ведь смерть хозяина для животных является стрессовой ситуацией. Кроме того, если они надолго остаются без иного источника пропитания, у них просто не остается другого выбора, кроме как начать питаться трупом. Если дверь в уборную открыта, они поначалу пьют воду, стараясь утолить голод, но через какое-то время он становится слишком сильным, и тогда они обгладывают мертвое тело. Начиная с мягких тканей – лица, рук, гениталий…

После этого в ранах сразу же начинают гнездиться мухи. Если собака крупная, она даже может отгрызть голову у трупа и гонять ее по квартире. К счастью, сам я с таким не сталкивался, только слышал от других.

Животные могут питаться трупом в течение нескольких дней, но потом все съедобные части тела заканчиваются, и они сами погибают от голода. Пролежав на полу достаточно долго, они оставляют небольшие черные следы на полу, повторяющие очертания их тел. Мне уже доводилось убирать следы умерших домашних животных, чаще всего – собак.

Лиза сделала глоток из своего бокала.

– Разве работа не выматывает тебя эмоционально?

Я пожал плечами.

– Пока нет. Честно говоря, у меня не слишком много времени, чтобы задумываться об этом…

Я решил не рассказывать ей о питомцах, обгладывающих плоть своих хозяев. В конце концов, мне хотелось увидеться с ней еще.

На следующий день, несмотря на похмелье после вечеринки, я заглянул к маме.

Последние полгода она мужественно боролась с раком, но и он, судя по всему, не давал ей спуска. Едва ей удавалось победить один метастаз, как в новом месте тут же появлялся другой. В последнее время мы виделись очень часто, поскольку я постоянно возил ее по врачам, но чтобы, как в прежние времена, посидеть вместе и попить кофе – такого не было уже целую вечность.

– Что-то ты совсем отощал, мой мальчик! – воскликнула она, увидев меня. – У тебя, случаем, не рак?

Она поставила передо мной бокал с моим приторным кофейно-молочным бульоном. Я сделал глоток, и лицо мое перекосилось. Мне было совсем не вкусно.

Мамуля уселась рядом со мной.

– Как там Эльфрида?

Я пожал плечами.

– Как всегда, рассказывает свой любимый анекдот.

Мамуля в шутку передразнила Графиню:

– Спотыкается один француз о чемодан русского и говорит: «О, пардон!» А русский и отвечает…

– Мам, умоляю, – перебил ее я, – я и так дома все время это слышу!

Мамуля коротко рассмеялась, но вдруг посерьезнела.

– Тебе не обязательно все делать одному. Эльфрида может переехать в дом престарелых.

– Я не один, – ответил я, – соцработники приходят каждый день, они за ней ухаживают. Для этого, вообще-то, эта служба и существует. Мне только ночью иногда приходится укладывать ее обратно в постель.

Мама кивнула.

– Ну хорошо.

На мгновение мы оба замолчали.

– А как дела со спецуборкой? – через какое-то время спросила она.

Я рассказал ей историю с хорьками и немного об умирающих домашних животных. Мама ничего не ответила.

– Обычно такие истории людей шокируют, – сказал я, – они начинают жалеть несчастных животных.

Она бросила на меня непонимающий взгляд.

– Животных? А людей?

Я вопросительно поднял брови.

– Ведь там умирают люди, которые совершенно одиноки, – продолжила она, – вот что должно вызывать жалость. А не только хорьки.

– Верно, – подумав, ответил я и сделал еще один глоток своей кофейной бурды, но она по-прежнему была невкусной.

Моя мама скептически взглянула на меня.

– Ты чем-нибудь занимаешься помимо работы? – спросила она.

– Я бегаю! – гордо ответил я. Теперь мне уже не приходилось лукавить – я действительно пробегал круг вокруг парка в темпе «три километра бегом – ноль метров пешком». Мать посмотрела на меня внимательно.

– Это я вижу, – сказала она, – но от эмоций не убежишь.

Я отодвинул свою чашку в сторону.

– Ох, – сказал я, – да ни от чего я не убегаю. Я уже все видел, и меня это не сильно беспокоит.

Мама покачала головой.

– Знаешь, сынок, даже я – и то еще не все видела.

Она была совершенно права. Я ощущал себя абсолютным профессионалом, я сдал экзамен, заказы просто сыпались на меня. Я старался относиться к уборке как к работе, о которой можно забыть, как только рабочий день закончен, хотя на самом деле это было не так. И, разумеется, ничего-то я пока не видел. На тот момент я даже ни разу не побывал на «настоящем» месте происшествия. Однако очень скоро все должно было измениться…

Глава 11

Спустя четыре месяца после первого заказа, когда я официально стал профессиональным спецуборщиком, прошел специальное обучение, получил опыт и обрел множество разных контактов, настало время для создания моего собственного веб-сайта. По крайней мере, такого мнения придерживался мой друг, который весьма проворно разработал его для меня. Саксонская спецуборка на месте происшествий. SächsischeTatortreinigung.de. Мне понравилось. Название было непритязательным, серьезным и звучало достаточно официально. Кроме того, сайт выпадал первым, если вводить в поисковой строке слова «Саксония» и «спецуборка мест происшествия». Вероятно «Белое кольцо» именно так на меня и вышло. «Белое кольцо» – это организация, которая занимается оказанием помощи жертвам преступлений и их семьям. Они связали меня с женщиной, которая выжила после покушения на убийство и теперь нуждалась в помощи. Какого рода загрязнения мне предстоит убирать, не уточнялось, но я, конечно, догадывался. В конце концов, покушение на убийство редко обходится без крови… Когда я позвонил этой женщине, она сама мне все рассказала. Ее квартира действительно была вся в крови. Ее крови.

– Я не смогу убрать это сама, – сказала она, – но я хочу, чтобы в квартире ничего не осталось. Вы сможете вынести из квартиры все?

Конечно, смогу. На тот момент женщина проживала в месте, предоставленном ей «Белым кольцом», и, поскольку добираться на городском транспорте ей было очень далеко, а машины у нее не было, я предложил забрать ее и вместе доехать до ее бывшей квартиры. Туда, где она чуть не погибла.

Я встретил ее на станции, и мы сели в машину. У нее были длинные светлые волосы, частично сбритые на затылке. Наверное, для операции, подумал я. Волосы в том месте еще не отросли, раны были еще свежие. Вокруг всей окружности головы тянулся шрам длиной почти двадцать сантиметров. Я старался не пялиться на него и, глядя ей в глаза, говорил с ней максимально тепло и приветливо. Конечно, мне хотелось знать, что произошло на самом деле, но я считал, что не имею права спрашивать об этом. Если бы она захотела рассказать, то рассказала бы, а раз не хотела – значит, и спрашивать мне ни к чему. Мы вели светскую беседу и даже немного шутили, что произвело на меня большое впечатление. Эта женщина оказалась так близка к смерти, что ее присутствие ощущалось до сих пор – будто бы она ехала с нами в одной машине, сидя на заднем сиденье. Жизнерадостность жертвы казалась мне неким актом неповиновения смерти, практически бунтарством.

Квартира находилась на последнем этаже. Женщина вставила ключ в замочную скважину и тяжело задышала.

– Я здесь впервые после того, как… ну… С тех пор, как чуть не умерла.

– Если хотите, я могу зайти первым, – предложил я.

Она кивнула, и я прошел вперед. Квартира была не слишком большой, но очень просторной и современной в плане обстановки. На всех стенах темнели брызги крови. Каждое пятно было пронумеровано полицейскими: 22, 23, 24, и конца этим числам не было. В одном месте на стене брызг не было, зато виднелось огромное кровавое пятно. Его словно нарисовали на стене валиком. На полу тоже была кровь. Она собралась в большую лужу на ковре и слегка подсохла. Как вообще можно было выжить после такого?

Я коротко взглянул на женщину – она сделала глубокий вздох и зашла в квартиру.

– Мне нужно забрать кое-что. После этого можете все выкинуть. Буквально все.

Я кивнул, и она исчезла в гостиной. Мало того, что весь коридор был просто залит кровью, повсюду еще валялись странные щепки. Что это? Я шел по кускам дерева, словно по следу из хлебных крошек. Они привели меня к ванной комнате, и я резко остановился. Дверь в ванную была разломана в щепки. Кто-то с безумной силой и неистовством проделал в двери гигантскую дыру. Обломки двери усеивали огромное пространство вокруг. Отверстие было настолько большим, что в него мог пролезть человек. Я нервно сглотнул.

Женщина была в гостиной и рылась в каком-то шмотье. Я осторожно подошел к ней.

– Это одежда моего бывшего парня, мне нужно отправить ее адвокату.

Она отложила некоторые вещи в сторону и продолжила перебирать тряпье. Я присел рядом с ней.

– Помочь?

Она помотала головой. Мы оба ненадолго умолкли.

– Мы встретились и полюбили друг друга, – наконец выдала она, – все как у всех.

Она положила на пол одежду, которую держала в руках.

– Но в какой-то момент любовь прошла. Он полностью перешел на мое обеспечение, я должна была заботиться обо всем. Квартира, деньги, еда – как будто я его мать. В какой-то момент мне все это надоело, и я прогнала его. Но через несколько недель он вернулся. Его выселили из новой квартиры, и я была единственной, к кому он мог обратиться за помощью. Он буквально умолял меня: пожалуйста, дай мне остаться всего на две недели, пока не наладится ситуация с жильем. Я согласилась. И вот четырнадцать дней превратились в пятнадцать, затем в шестнадцать, а потом в двадцать. Не успела я оглянуться, как он снова сел мне на шею. Тогда я заявила ему, что на этот раз все по-настоящему кончено. Я сказала, что еду к подруге на две недели, и потребовала, чтобы, когда вернусь, его в квартире уже не было! По прошествии двух недель я в какой-то момент поймала себя на мысли, что он, скорее всего, съехал. Уезжая от подруги, я договорилась встретиться с ней чуть позже. «Но если не объявлюсь через два часа, вызывай полицию», – в шутку сказала я. Она рассмеялась в ответ.

Как видите, квартира не очень большая, так что уже в коридоре я обнаружила, что он все еще был тут. Мы начали скандалить, он взбесился, и… мне удалось убежать в ванную и запереться. Он ломился в дверь, но войти не мог. На какое-то время все стихло. Он куда-то ушел, стал где-то копаться. Я услыхала лязг металла. Тут снова раздались его шаги, и он со всей силой обрушился на дверь! Взял молоток и бил им по двери как сумасшедший! БАМ! БАМ! БАМ! БАМ! С каждым ударом дверь сотрясалась все сильнее, я услышала треск дерева. Закричав, я отшатнулась от двери. Он все не останавливался. БАМ! БАМ! БАМ! Удары становились все сильнее и сильнее. Постепенно в двери стала проглядывать небольшая дыра, и он продолжал яростно разбивать ее. Молоток буквально вгрызался в дерево. С каждым ударом от двери откалывался большой кусок. Когда отверстие стало достаточно большим, он просто взял и открыл дверь. Я ничего не могла сделать! Он распахнул дверь и уставился на меня, держа в руке молоток.

И тут раздался звонок в дверь. Мы оба умолкли. Он занес молоток надо мной, давая понять, что ударит, если я издам хоть звук. Звонок прозвучал снова. Потом в дверь начали стучать.

– Полиция! Пожалуйста, откройте дверь!

«Моя подруга» – эта мысль промелькнула у меня в голове. Я ведь так ей и не позвонила, и она действительно вызвала полицию! В дверь снова позвонили.

– Полиция!

Мой бывший парень грубо схватил меня за волосы и подтолкнул к двери.

– Избавься от них, – прошептал он, снова занеся руку с молотком над моей головой.

Я прижалась к двери, мой бывший парень стоял рядом со мной. Одной рукой он держал мою руку, другая, с молотком, нависала надо мной, готовая в любую секунду нанести удар. От полицейских меня отделяла только дверь. Я на мгновение задумалась о том, чтобы просто распахнуть ее и броситься бежать, но с другой стороны – всего один удар, одно движение руки моего бывшего парня, и я была бы мертва.

Я старалась, чтобы мой голос звучал как можно увереннее:

– Я хочу спать, пожалуйста, уйдите!

Ничего лучше в голову мне не пришло.

– Мы просто хотим зайти на минутку и убедиться, что с вами все в порядке, – сказал один из полицейских.

Я изо всех сил старалась унять дрожь.

– Нет, – ответила я, – я правда не хочу!

Я буквально ощущала холод металла, нависшего над моей головой. Полицейские не сдавались.

– Тогда, пожалуйста, приоткройте дверь, чтоб мы могли вас увидеть!

Я колебалась. Мой бывший парень молча помотал головой, его пальцы еще крепче сжали рукоятку молотка.

– Скажи, что, если они не уйдут, ты выпрыгнешь из окна, – прошептал он.

Я повторила его слова.

– Уходите, иначе я выпрыгну из окна!

Ответом была тишина. Мой бывший парень все еще держал надо мной молоток и сосредоточенно прислушивался, не ушли ли полицейские. Я затаила дыхание.

– Отойдите! – крикнул полицейский с той стороны. – Я высаживаю дверь!

Но прежде чем он успел ударить по двери в первый раз, мой бывший парень замахнулся молотком. Металл обрушился на мою голову, и я упала на пол. Он продолжал бить меня. Снова и снова, со всей силы, пока наконец не решил бежать. Он выбрался из окна на крышу. Должно быть, мне как-то удалось отпереть дверь и впустить полицейских. Они сразу же скрутили его – он оказался на крыше в западне, поскольку лестницы вниз не было. Мне немедленно вызвали скорую помощь, но этого я уже не помню, в тот момент я отчасти была в коме.

Я напряженно выдохнул и подумал о пятне крови в коридоре. Она сидела там, прислонившись к стене в ожидании скорой помощи. А теперь она была передо мной. Женщина улыбнулась. Это произвело на меня большое впечатление.

– Вы, наверное, самый сильный человек, которого я когда-либо встречал, – сказал я, – и если бы вы знали мою маму, вы бы поняли, что я имею в

Thomas Kundt, Tarkan Bagci

NACH DEM TOD KOMM ICH

© Лоскутова А. С., перевод на русский язык, 2022

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

* * *

Глава 1

– Герр Кундт, вас тут спрашивают из полиции! – дрожащим голосом произнесла фрау Кайзер, наша секретарша, протягивая мне телефонную трубку.

Из полиции? Меня?!

Я в полном недоумении подошел к телефону. Скорее всего, перепутали.

– С вами говорит инспектор Визе из убойного отдела, – произнес строгий мужской голос, – это Томас Кундт?

Я молча кивнул в трубку. Похоже, не перепутали. Томас Кундт – это я. Финансовый консультант, тридцать четыре года. Целых девяносто восемь килограммов при росте метр семьдесят. За плечами – двенадцать лет отношений, и вот я снова одинок (что, собственно, и объясняет нынешнее соотношение моего веса и роста).

Фрау Кайзер бросила на меня полный тревоги взгляд и настороженно прислушалась. Видимо, она тоже никак не могла взять в толк, что понадобилось полиции от меня, добропорядочного финансового консультанта. Неужто я ненароком наскучил кому-то до смерти?

– У нас тут самоубийство, – продолжил инспектор, – кое-кто решил пустить себе пулю в лоб.

Ясно, но при чем тут я?!

Не успев открыть рот, чтобы выразить свое недоумение по этому поводу, я замер, пронзенный догадкой.

О нет! Ну конечно!

Теперь-то до меня наконец дошло, почему мне звонили. Нельзя сказать, что это осознание особенно обнадеживало. Скорее, наоборот. Я почувствовал, как кровь отхлынула от моего лица, и ощутил холодный пот на коже.

Бедняжка фрау Кайзер заметила мою реакцию – вероятно, в этот момент ее воображение рисовало самые ужасные картины, ведь она прекрасно знала о моем необычном хобби, видимо ставшем причиной звонка из полиции.

С самого детства я собираю разное старье. Барахло, одним словом. Я нахожу эти вещи на свалках крупногабаритного мусора, скупаю всякий хлам на блошиных рынках или выискиваю что-нибудь интересное, когда жилконторы освобождают жилые помещения. Все мое окружение знает об этом. Поэтому, как только мои знакомые узнают о выселении какого-нибудь дома или квартиры, мне тут же об этом сообщают. Фрау Кайзер и сама как-то приглашала меня на подобное мероприятие.

«Эй, Томас, у моего друга умер дедушка. Там жилконтора вывозит весь хлам из квартиры. Если хочешь, можешь съездить в субботу и поглядеть – вдруг тебе приглянется что-нибудь?» – примерно так могло звучать подобное приглашение.

Это занятие нельзя назвать слишком увлекательным. Я просто брожу по опустевшей квартире, присматриваю разное старье, а затем ухожу. О том, что совсем недавно в этой квартире кто-то умер, я даже не задумываюсь. В большинстве случаев никаких признаков подобного происшествия в жилище нет.

Поэтому я довольно сильно удивился, когда на днях один из гостей на соседской вечеринке спросил меня о моем хобби. Смог бы я так же невозмутимо бродить по квартире, если бы в ней все еще находились мертвецы, поинтересовался он.

– Не знаю, – ответил я, – наверное…

Мой собеседник удовлетворенно кивнул и запустил руку в карман.

– Я работаю полицейским, – сказал он, – и нам постоянно требуются люди для спецуборки на месте происшествия. Может, вам это будет интересно?

Какая неожиданность! На предложение работы я совсем не рассчитывал, особенно такой работы. У меня же нет нужной квалификации, верно? А как же тестовое задание?! У вас двадцать минут, пожалуйста, ототрите как можно больше крови – что-нибудь в этом роде. В тот момент я буквально замер с отвисшей челюстью, словно какой-нибудь нерасторопный покупатель у кассы ресторана быстрого питания, который никак не может придумать, что бы такого ему заказать.

– Э-э-э…

– В любом случае, это не сильно отличается от того, чем вы занимаетесь, – сказал полицейский, – представьте, что вы сначала убираетесь, а уже потом начинаете присматривать себе разные безделушки.

Полицейский вложил мне в руку листок бумаги.

– Дайте мне ваш номер! – попросил он, шаря по карманам в поиске ручки. Вообще-то у меня была ручка, но я все никак не мог решиться ее предложить.

– Спецуборка? На месте происшествия? – переспросил я, чтобы убедиться в том, что понял все правильно. А вдруг я ослышался?

Но полицейский снова кивнул.

– Такие люди, как вы, для нас – настоящая находка, – сказал он, – в противном случае эти квартиры попадают к бедолаге коменданту, который понятия не имеет, что нужно делать в таких ситуациях.

Отлично, но только я тоже понятия не имел, что нужно делать в таких ситуациях! В том-то и проблема! С другой стороны… Я ведь никогда не задумывался о смене работы. Я был финансовым консультантом и неплохо зарабатывал. Нельзя сказать, чтобы я был очень этим доволен. Грубо говоря, моя жизнь не слишком меня устраивала. Хотя причину своего недовольства я едва ли мог сформулировать. Конечно, недавнее расставание вносило определенный вклад в мое мироощущение, но дело было не только в нем. Я ощущал какую-то фундаментальную неудовлетворенность, хотя в реальности моя жизнь была именно такой, какую принято называть «нормальной». Классическая офисная работа. Восьми-девятичасовой рабочий день, телевизор по вечерам, пара страниц перед сном, а утром снова в офис. Приличный счет в банке, куча свободного времени в выходные, и все это время можно целиком и полностью посвятить своему хобби – в моем случае это было коллекционирование разного старья, а также периодическое посещение соседских вечеринок. Уборка за трупами абсолютно не вписывалась в мою жизнь. Возможно, именно поэтому я взял ручку и оставил на листке свои контактные данные. Имя, личный номер телефона и, по привычке, рабочий. Что такого может случиться? В конце концов, никакого трудового договора я не подписывал, просто дал свой номер. Да мне наверняка и звонить-то не будут, подумал я в тот момент. И даже если позвонят, я всегда могу отказаться. Скажу, что не готов убираться на месте происшествия, и мы все вместе добродушно посмеемся над моей самонадеянностью.

Я стоял, тупо прижав трубку телефона к своему уху. Теперь-то мне было совсем не до смеха.

– Вы меня слышите? – переспросил инспектор. – Много крови и мозгового вещества, но все очень свежее. Вы управитесь за несколько часов. Правда, кому я это говорю, вы же и сами все знаете.

Черта с два! Я никогда в жизни не оттирал кровь!

На другом конце линии послышалось сопение. Я тяжело сглотнул и продолжил молчать, не в силах издать ни звука.

– Мне передал ваш номер коллега, – сказал инспектор Визе и, сделав паузу, спросил: – Вы ведь специалист по спецуборке, верно?

Нет, не верно. Простите, но я и сам не понимаю, зачем дал свой номер тому полицейскому на вечеринке!

– Да, все верно.

– Ну и отлично! – удовлетворенно заметил инспектор. – Тогда я сообщу родственникам, что вы скоро прибудете.

Чего? Там еще и родственники?

Прежде чем я успел что-либо ответить, инспектор продиктовал мне адрес и повесил трубку.

Что я наделал? «Да, все верно» – это вообще что такое?!

Я откинулся на спинку стула и тупо вперил взгляд в совершенно белую стену – мое лицо теперь было с ней одного цвета. Почему я не сказал, что понятия не имею, как убирают за трупами? И вот теперь, пожалуйста, меня уже ждут скорбящие родственники. Ну что прикажете делать?

Кровь и мозговое вещество, но все очень свежее. Вы управитесь за несколько часов.

Хотя, может, не все так плохо, как мне кажется? В конце концов, какая разница, что оттирать – кровь или томатный сок. Принцип-то один и тот же. Я вполне могу съездить туда, выполнить эту работу и больше никогда не отвечать на незнакомые номера. Просто взять и выполнить поставленную задачу. Уж как-нибудь да справлюсь. По крайней мере, я так думал.

Я встал, схватил свой пиджак и бросился к двери. Мне нужно срочно раздобыть какие-нибудь чистящие средства. И щетки. И…

– Герр Кундт?! – Фрау Кайзер с ужасом глядела на меня. – Все в порядке?

Оказывается, я все еще держал телефонную трубку в руке. Я спешно протянул ее нашей секретарше.

– Пожалуйста, передайте шефу, что мне нужно ненадолго отлучиться. Это очень срочно. Но я вернусь через пару часов.

С этими словами я выскочил за дверь и отправился на свою первую спецуборку. Без оснащения и даже малейшего представления о том, что мне придется делать.

Фрау Кайзер так и осталась стоять в недоумении, зажав трубку телефона в руке. Скорее всего, в голове у нее роились совершенно невообразимые предположения о том, что мне сейчас предстояло. При этом даже самые дикие ее фантазии были не столь абсурдны, сколь оказалась реальность.

Сев в машину, я попытался составить список необходимого оборудования. Я был настолько ошеломлен происходящим, что инстинктивно достал мобильник и набрал номер единственного человека, которому можно позвонить в такие моменты.

– Мамуль…

Моей маме Биргит в то время было шестьдесят лет, но в свои годы она была гораздо бодрее и спортивнее меня. Мы в шутку называли ее «королевой китча». Сумочки от «Гуччи», белые туфли, блестки и пайетки, солнцезащитные очки на носу, еще одни – на голове и третьи – в сумочке. Она обожала все яркое и броское и часто одевалась так, будто за каждым углом ее подстерегала съемочная группа, готовая в любой момент пригласить ее на съемки очередного вульгарного хип-хоп-клипа. На протяжении долгих лет она работала медсестрой по уходу за пожилыми людьми и теперь была полна энтузиазма и совершенно ничего не страшилась. Вскоре после падения стены она нашла работу в Мюнхене и переехала из Лейпцига на запад. В то время мне было четырнадцать лет, и мне пришлось остаться со своей бабушкой. Мы жили в двухэтажном доме – бабушка на первом этаже, я на втором. Снизу бабушке было удобнее за мной приглядывать. В результате маминого отъезда отношения между нами дали серьезную трещину. Несколько лет назад она вернулась в Лейпциг и с тех пор старалась все время быть со мной рядом, пытаясь таким образом компенсировать свое отсутствие за все эти годы.

Я рассказал ей, во что ввязался, и попросил посоветовать чистящие средства, необходимые мне для уборки. В ответ я услышал то, чего совсем не ожидал.

– Я могу тебе помочь?

Я запнулся.

– Ты уверена? – спросил я. – Речь идет об уборке за трупом!

– Послушай, мальчик мой, – сказала она, – мне и не такое приходилось убирать! Отправляйся-ка ты в хозяйственный супермаркет и купи пару малярных комбинезонов, а еще чистящие средства. А потом заезжай за мной. Поработаем вместе!

Меня как будто подбросило в воздухе – так бывает, когда в свободном падении за спиной вдруг раскрывается спасительный парашют.

– Договорились.

Я вздохнул и почувствовал, что начинаю приходить в себя. На этот раз моя мама меня не подведет. Теперь уж точно! Я благодарил ее до тех пор, пока она не повесила трубку со словами: «Хорошо, хорошо, а теперь поторопись».

В хозяйственном магазине я первым делом взял два комбинезона для малярных работ. Затем прихватил пару щеток и целую кучу чистящих и дезинфицирующих средств. Проходя мимо полки с порошками и гелями, я просто вытянул руку и сгреб все флаконы в тележку. Так, что еще? Губки? Полотенца? Проще всего, наверное, было обратиться за помощью к консультанту магазина, но что я мог спросить? «Извините, мне нужно прибраться за трупом. Что вы можете порекомендовать для уборки нескольких литров крови и мозгового вещества?» Боюсь, что сотруднику магазина пришлось бы вызвать после этого полицию. По пути к кассе я ненадолго задержался у последнего стеллажа. Брать шпатели или нет?

Мама уже ждала меня у своего подъезда. Она тоже набрала целую кучу чистящих средств. В руках у нее было несколько больших ведер. Я стыдливо обернулся на заднее сиденье, где лежали мои покупки из хозяйственного магазина. Гора шпателей и ни одного ведра.

Мы решили не надевать комбинезоны до тех пор, пока родственники не впустят нас в дом. Просто из уважения к их горю. Нам не хотелось привлекать к себе внимание. В конце концов, не обязательно всему району знать о том, что к их соседям нагрянули спецуборщики.

Родственниками оказались шестидесятилетняя женщина, вдова, и двадцатипятилетний сын, теперь оставшийся полусиротой. Как только дверь перед нами отворилась, я почувствовал, что мое напряжение немного спало. Они так обрадовались, увидев нас! Им так нужна была хоть какая-то помощь, и мы как раз пришли им помочь. Собственно, ради этого все и затевалось. Мы помогали этим людям, не более. Эта мысль принесла мне некоторое успокоение.

– Мои искренние соболезнования, – сказал я, – пусть у вас будут силы пережить ближайшие дни.

Войдя внутрь, мы первым делом облачились в защитные комбинезоны. Моя мама предусмотрительно взяла с собой сменную одежду. На самом деле она всегда носила в своей большой и очень вместительной сумке какое-то шмотье. Свой комбинезон она надела поверх тонкого спортивного костюма. Я же напялил его на то, в чем пришел с работы. Рубашка и брюки от костюма. Правда, галстук я все-таки снял. Буквально через несколько секунд я начал нещадно потеть.

Ну и дела!

Вдова рассказала нам, где в подвале находилась постирочная, на полу которой было найдено тело ее мужа. Показывать не стала. Оно и понятно, ведь самоубийство произошло всего несколько часов назад.

Мы довольно быстро отыскали нужную дверь. Переступив порог, я почти сразу оказался в луже крови, мочи и бог его знает чего еще. Вязкая жижа, высотой чуть ли не сантиметр, разлилась на площади нескольким более квадратного метра. И в этом месиве – куча каких-то комков. Мозговое вещество, подумал я и невольно вздрогнул.

О боже, и что теперь делать?

Даже моя мама на мгновение обмерла. Потом резко пришла в себя, поставила на пол ведро и сказала:

– Я начну отсюда.

Она присела в углу и просто начала убираться. Конечно, я не мог позволить ей работать в одиночку. Я присел в другом углу и тоже начал драить пол.

Маленькие комки были похожи на куски печени или мелко нарезанные консервированные помидоры. Кровь издавала кислый запах. К этому времени моя рубашка совсем вымокла от пота и прилипла ко мне так, словно моя кожа вдруг обрела новый слой.

Оглядываясь назад, могу сказать, что мне чертовски повезло с моим первым заказом. Тело пролежало в помещении всего несколько часов, а значит, кровавая масса еще не успела впитаться в напольное покрытие. Мы просто собирали кровь тряпками и выжимали их в ведра, пока те не наполнялись. Затем мы сливали все это в унитаз и начинали собирать заново. И так раз за разом. Собираем, выжимаем, выливаем. На протяжении трех часов. Пока наконец все подтеки крови, все мозговое вещество и все осколки костей не были убраны. В конце мы еще раз все тщательно продезинфицировали. Помещение стало выглядеть так, словно в нем никто никогда и не умирал.

Родственники были вне себя от радости. В их глазах я, вероятно, выглядел суперпрофессионалом. Который по-прежнему не понимал, как он здесь оказался. Каждый мускул моего тела отзывался болью, а сам я постоянно боролся с приступами тошноты. К тому же моя одежда была насквозь мокрой от пота. Мы стянули с себя защитные костюмы, попрощались с родственниками и поехали домой.

Я высадил маму у двери ее дома, и на прощание она сказала:

– В следующий раз дай мне знать! Буду рада помочь!

Я решительно замотал головой.

– Следующего раза не будет! – твердо сказал я и резко нажал на педаль газа.

Я решил заехать домой и переодеться, чтобы потом в приличном виде отправиться на работу. На мою настоящую работу. Этим дерьмом я больше никогда заниматься не буду, в этом я был совершенно уверен.

Больше никогда! Как же сильно я ошибался.

Глава 2

Примерно через неделю я сидел на кухне у мамули и коротал время, собираясь на мероприятие, которое устраивала для сотрудников моя фирма. Я решил заскочить к маме, чтобы пропустить чашечку кофе. Правда, ту бурду, что плескалась у меня в чашке, назвать кофе можно было с большой натяжкой. После расставания с моей девушкой я завел привычку пить довольно странный напиток, который, по сути, являл собой смесь молока, сахара и кофе, смешанных в равных пропорциях. Мамуля знала о моем новом пристрастии и каждый раз готовила мне целый кофейник этого пойла. Куда проще было бы вылить порцию крепкого кофе прямо в сахарницу – по крайней мере, этот вариант меня бы вполне устроил.

Пока я потягивал свою сомнительную кофейно-молочную мешанину, мама стояла у окна и курила длинную тонкую сигарету. Вот уже много лет она боролась с раком. Борьба шла с переменным успехом – иногда побеждал рак, а иногда – она. Однако мамуля каждый раз была полна решимости не дать раку себя одолеть. Если бы это состязание было честным, то она давно бы уже победила по очкам. Но, к сожалению, подлости раку было не занимать: как только мама одерживала победу над очередным метастазом, где-то в другом месте рождался новый. Если верить врачам, исход битвы был давно предрешен – пациент мог лишь выиграть время. После каждой победы рак продолжал свое наступление. И все же она боролась изо всех сил, не позволяя себе сдаваться и опускать голову. Пусть даже из-за химиотерапии волос на этой голове совершенно не осталось. Распрощавшись с шевелюрой, мама накупила себе массу умопомрачительных париков – она старалась не унывать и продолжала жить полной жизнью. Конечно, курение нисколько не помогало в борьбе с раком, но, по мнению врачей, навредить оно уже тоже не могло. А если нет разницы, то почему бы не продолжать курить в свое удовольствие? По крайней мере, она так думала.

Время от времени мне приходилось посещать корпоративные мероприятия, подобные сегодняшнему. Мой работодатель регулярно приглашал на них тренеров, которые должны были создавать у нас правильный психологический настрой и учить мыслить позитивно. На этих встречах мы то и дело выслушивали лекции о том, как нужно мотивировать себя на зарабатывание все большего количества денег. «Надо смотреть вперед и продавать, продавать, продавать, ибо лишь это несет прибыль, прибыль, прибыль», и все в таком духе. Ведь мотивированные сотрудники приносят компании больше клиентов, а следовательно, больше денег. Честно говоря, меня такие мероприятия особо не впечатляли. Но в тот вечер в программе стояло выступление олимпийской легкоатлетки, которая после ужасного ДТП очнулась в больнице и обнаружила, что лишилась обеих ног. В отличие от презентаций всех тех спикеров, что обычно появлялись на наших корпоративных встречах, ее история меня действительно заинтересовала.

Мамуля выпустила в окно струйку дыма и повернулась ко мне.

– Больше не звали наводить порядок?

Я ухмыльнулся. «Наводить порядок» – какой изящный эвфемизм для той деятельности, которую мы осуществляли на прошлой неделе.

– Не-а, – кратко ответил я.

На тот момент мой первый заказ так и остался единственным делом, на которое меня пригласили. И все же каждый раз, когда фрау Кайзер окликала меня словами «герр Кундт, вас к телефону», мое сердце начинало колотиться как сумасшедшее, норовя выпрыгнуть прямо из горла. Правда, из полиции мне так ни разу и не позвонили. Постепенно я пришел к выводу, что либо полицейские потеряли мой номер, либо решили ко мне больше не обращаться, ибо им стало совершенно очевидно, что никакой я не профессионал. Мой шеф Нико, с которым у меня были довольно хорошие отношения, с тех пор даже не поинтересовался, куда же я исчез в тот раз, а фрау Кайзер, похоже, решила не афишировать тот факт, что мне звонили из полиции. Хотя, очевидно, этот вопрос ее очень занимал. Порой она бросала на меня озабоченные взгляды, вероятно строя при этом самые ужасные предположения относительно произошедшего. Я хотел было рассказать ей все как есть, но совершенно не представлял, каким образом это можно было сделать, а потому смирился с перспективой дальнейшего существования под гнетом беспокойства, исходящего от фрау Кайзер. На самом деле, кроме немого подозрения со стороны нашей секретарши, ничто в моей жизни больше не напоминало мне о том, что однажды я на полдня внезапно превратился в спецуборщика. И все же эти воспоминания не давали мне покоя. Как такое вообще было возможно? То есть я взял и вошел в чужой дом, чтобы совершенно буднично убрать из него следы крови и мозговых масс. Я чувствовал, что противостоял такому грандиозному явлению, как смерть, имея в арсенале нечто совершенно обыденное – ведро да швабру. И у меня все получилось. Ни следов крови, ни каких-либо иных следов в доме не осталось.

Но разве это правильно – я имею в виду такое спонтанное, со шваброй наперевес, появление на пороге дома, где еще недавно жил человек, а теперь его не стало? Как это происходит у других? У тех, кто занимается этим по-настоящему? Разве они не должны быть одновременно и психологом, и врачом, и профессиональным дезинфектором? Прежде чем получить работу в сфере финансовых услуг, мне пришлось подтвердить целый ряд квалификаций. И все это было четко регламентировано. Хочешь иметь возможность заключать договоры? Тогда тебе нужны квалификация 25-z и сертификат 28-а, также справка о дополнительном образовании за номером 7f, в противном случае тебя и на порог-то не пустят. Но получается, когда речь идет о смерти и ее последствиях, все, что может понадобиться – это принести ведро с тряпкой, и – вперед? Неужели все так банально? Моя спонтанная решимость, с которой я пообещал себе никогда больше не приближаться к местам происшествий, постепенно уступала место жгучему любопытству. Я все чаще и чаще задавался совершенно конкретными вопросами, связанными с этой деятельностью – спецуборкой. К примеру, что такое трупный яд? Мне где-то попался этот термин, но разобраться в том, что он означает, у меня руки не доходили.

Мать вжала окурок в пепельницу, примяв его своими острыми пальцами, и подсела ко мне за стол.

– Ну, как продвигается переезд? – деловито спросила она.

Я расстался со своей девушкой после двенадцати лет отношений. Это произошло несколько недель назад, но ситуация с совместным проживанием после расставания пока не поменялась (в отличие от моего веса), мы все еще продолжали жить вместе. И вот я наконец окончательно решил вернуться в дом моей бабушки – он был достаточно вместительным, и к тому же я уже жил у нее раньше. Причем не один. Когда моя мать уехала в Мюнхен, она сначала прихватила с собой мою сестру, но через несколько месяцев, принесших ей массу разочарований, отправила ее обратно. С тех пор нас в доме стало трое.

Если мою маму мы с сестрой шутливо называли Королевой китча, то бабушка получила от нас солидное прозвище Графиня. Она была бережливой, властной женщиной, не готовой уступать венец самодержавия никому. У нее на все было собственное мнение, и его она была готова отстаивать при любых обстоятельствах – будь перед ней начальство или ее собственные внуки. Она всегда тщательно следила за своей внешностью, с удовольствием носила драгоценности и меха. В то же время она была настоящей труженицей, по сути, вкалывая всю свою жизнь. У нее были крупные, натруженные руки, и, несмотря на всю ухоженность, под ее ногтями всегда было немного земли, оставшейся после работы в саду. Она хорошо присматривала за мной и, несмотря на свой властный характер, оставалась очень добрым человеком, искренне заботившимся о своей семье.

В ответ она ждала, что все ее советы и требования будут исполняться. Она считала себя главой семьи. Истинная графиня.

Оглядываясь назад, я понимаю, что моей матери не хватало свободы. Она хотела освободиться от авторитета своей матери. Моя бабушка экономила буквально на всем, маме же хотелось жить на широкую ногу. Бабушка любила все контролировать, а мать такого контроля не выносила. Несмотря на то, что обе они очень любили друг друга, моей маме пришлось перерезать пуповину, связывавшую их с момента ее появления на свет, чтобы отправиться на поиски себя. При этом она рвала пуповину и со мной, и с моей сестрой, – но оправдания этому я уже найти не мог. Моя сестра была младше меня всего на четыре года, но в то время это имело большое значение. Если мне удавалось более или менее заботиться о себе самостоятельно, то она на тот момент была совсем ребенком. Я старался поддерживать ее во всем – ходил на родительские собрания и даже был выбран в родительский комитет. Для человека девятнадцати лет, выросшего, по сути, без родителей, я находил это довольно неплохим достижением. Тем не менее ни моя бабушка, ни я не могли заполнить ту дыру, которую оставила в наших сердцах моя мать.

Примерно пять лет назад у матери диагностировали рак, она вернулась в Лейпциг и наконец попыталась восстановить контакт со мной и моей сестрой. Она осознала, что многое в жизни делала неправильно. Я очень переживал по поводу рака, но радовался тому, как матери удавалось с ним справляться. Конечно, я простил ее, да и моя сестра тоже, и со временем мы снова смогли стать теми, кем мы на самом деле были всегда. Семьей. Мы заботились о ней, навещали при каждом удобном случае, возили на химиотерапию, старались быть для нее настоящими сыном и дочерью, как и она, вопреки всему тому, что ей пришлось перенести, старалась быть истинной матерью в последние годы своей жизни. К ней можно было обратиться с любой проблемой – например, если тебе предстоит спецуборка, а ты и понятия не имеешь, как это делать. В этом смысле бабушка и мама были очень похожи. Ради нас они готовы были жертвовать всем. Если бы вместо Королевы китча я в тот момент позвонил Графине, ни капли не сомневаюсь, что она с той же готовностью принялась бы, стоя на коленях, оттирать кровь с пола вместе со мной.

К сожалению, у них было еще кое-что общее – моя бабушка тоже боролась с болезнью. Ее одолевала старческая деменция. Но, в отличие от рака, буквально пожиравшего мою мать, болезнь проявлялась не приступами, а наступала медленно и безжалостно. Живя вместе с бабушкой, я бы мог лучше о ней заботиться, и на самом деле это было одной из причин моего возвращения к ней в дом.

– Все по плану, – ответил я и сделал большой глоток своего варева. Я не хотел говорить об этом, потому что, думая о переезде, я вспоминал не только бабушку, но и свою бывшую девушку.

Мама сразу все поняла и не стала расспрашивать дальше.

– Ты знаешь, что такое трупный яд? – спросил я ее.

Мать скептически посмотрела на меня.

– Понятия не имею, – сказала она, указывая на мою чашку, – но наверняка это повкуснее, чем твое пойло.

Она засмеялась.

– Где-то мне это слово попадалось, – сказал я, – вот только не помню где! Ну-ка, я гляну…

Я достал мобильник, чтобы поискать этот термин в интернете, но мама вдруг взяла меня за руку.

В отличие от меня, наше парное выступление, связанное с уборкой места происшествия, не произвело на нее слишком сильного впечатления. Если бы ее спросили, чем она занималась на прошлой неделе, она бы, скорее всего, ответила: «Ходила по магазинам, немного поковырялась в саду, ах, ну да, еще помогала своему сыну оттирать кровь и мозговые массы. Ничего особенного, обычная неделя».

– Если тебя это так сильно интересует, бери и делай, – сказала она.

– Что? – удивился я.

– Ну, я про спецуборку. Если тебе это нравится, бери и делай, и перестань постоянно терзать себя вопросами, зачем да почему.

Я не знал, что ей ответить. День, когда я убирался в доме умершего мужчины, я вспоминал как прыжок с тарзанки. Я будто получил ваучер «Спецуборка» от Йохена Швайцера[1]