Радогощь бесплатное чтение

Пролог

Они все мертвы, все… Лежат с закрытыми глазами, уткнувшись носами друг в друга, изогнувшись в неестественных позах, лица бледны, с легким синеватым оттенком, с темными веками, кожа покрыта ледяной изморосью. Хочется дотронуться до каждого, растревожить, заставить раскрыть глаза, но страшно даже прикоснуться.

Оглядываюсь в поисках помощи, но её неоткуда ждать, я здесь одна, никто не придет, не спасет меня. Возможно, скоро и меня ожидает та же участь, я тоже буду мертва, и мое тело сбросят в этот колодец…

Глава 1. Неклюдовское

– Да ты подумай только – увидеть настоящий древний языческий свадебный обряд, это же вообще невообразимо круто! – в который раз уже уговаривает меня Олеся.

Она падает на мою кровать, где я сижу по-турецки, завернувшись в пушистый теплый палантин, читаю статью в ноутбуке, чтобы подготовиться к завтрашнему семинару.

– Ну, не знаю, – неопределенно произношу я.

Я, правда, не знаю. Ехать непонятно куда в тьму-таракань, да ещё и на несколько дней. Может быть, там связь вообще не ловит. И где ночевать? В палатке? Вообще-то уже конец сентября и по ночам холодина.

– Мы можем курсовую об этом написать, будет здорово, тема не избитая, Николай Борисович наверняка одобрит. Он всегда поощряет, когда народ вживую выходит «в поля», чтобы проработать тему, а не сидит тупо в Интернете. Наберем материала и за месяц напишем, считай и пятерки у нас в кармане, и от курсака по-быстрому отделаемся. – Олеся пытается найти новые точки воздействия на меня. Заманчиво, но я уже догадываюсь по хитрому блеску в её глазах, что истинная цель поездки совсем иная. И она выдает: – Может, подгляжу какие-нибудь моменты и для своей свадьбы.

Вот оно что. Закатываю театрально глаза. Это её навязчивая идея делать свадебное торжество по древним славянским обычаям и обрядам меня раздражала. Вернее, такая стилизация прикольная, необычная и даже модная, но меня бесило совсем другое – я не могла смириться с её упорством делать свадьбу именно сейчас, выскакивать замуж, когда тебе едва исполнилось восемнадцать лет. По мне так это вообще полный бред. Тем более, что она познакомилась с ним совсем недавно, только этим летом. Можно ведь пока так пожить, узнать друг друга получше, необязательно сразу же в ЗАГС бежать. Хотя, наверное, во мне говорил эгоизм: Олеся выскочит замуж, переедет к Антону, и я останусь одна.

Да ладно бы одна, по-любому, подселят ко мне в комнату непонятно кого. А с Олеськой мы знакомы с первого класса, вместе учились в школе, вместе приехали в этот город, вместе поступили в университет на один и тот же факультет, попали в одну и ту же группу, вместе заселились в двухместную комнату в общаге. Одна я бы побоялась уезжать в другой город, училась бы в своем, а Олеся меня уговорила, сказала, что будем жить вместе. И вот – начало всего-то второго курса, а Олеся уже замуж выходит, к парню переезжать собирается, а меня бросает.

– С этого и надо было начинать, – вздыхаю я, – а то курсак… Николай Борисович одобрит…

– Да он, правда, одобрит, Дарина, вот увидишь, – машет массажной расческой Олеся, сползает с моей кровати и возвращается к зеркалу, её светлые волосы рассыпаются по спине.

Шикарные всё же у неё волосы – густые, приятного светло-русого оттенка, она их даже не красит, и длинные, почти до попы. Этим, наверное, и берет. Вьются вокруг неё парни, хоть плеткой отгоняй. Снова грустно вздыхаю и возвращаюсь к статье в ноутбуке.

– Я ребят позвала – Игоря, Аню, Кирилла… – бросает между прочим Олеся, продолжая расчесывать волосы.

На имени «Кирилл» мое сердце на миг подскакивает и делает сальто, дальше я уже не слушаю. Мой взгляд не ползет по-прежнему по строчкам, а замирает на одной точке. Кирилл… Как же давно он мне нравится, с начала первого курса, но Олеся даже не догадывается об этом. Я полгода молча носила в себе эту тайную влюбленность, считала праздником те мгновения, когда случайно видела его в универе, а Олеся в середине весны просто как-то хоп и запросто сошлась с той тусовкой, где обитал он. И ребята её приняли, враз посчитали за свою. Ну, и благодаря ей, я стала видеть его чаще.

Кирилл учится на третьем курсе, и у него уже есть девушка, но я всё равно не могу расстаться со своей тайной влюбленностью.

– И что они, согласились? – стараясь придать своему голосу равнодушный тон, спрашиваю я, поднимая на неё глаза.

– Конечно, – кивает Олеся.

Так и хочется уточнить – а Кирилл точно поедет? Зачастую, когда Олеся говорит, что все ребята идут на какую-нибудь вечеринку, то бывало, я прихожу, а Кирилла там нет, и тогда мне становится невыносимо одиноко, и я всегда жалею, что соглашаюсь пойти. Без него все эти тусовки кажутся неинтересными: музыка слишком громкой, а ребята скучными и бесячими. Но я всегда молчу об этом.

– А твой Антон? – спрашиваю я.

– Он не сможет, у него работа, – отмахивается Олеся.

– И когда ты меня уже с ним познакомишь? – возмущенно требую я.

Лучшие подруги, называется. Только и слышу о нем с самого лета, когда Олеся познакомилась с ним в какой-то своей поездке, но я так его ни разу и не видела. То он домой уезжает, то работает, то ещё что-то. На неё-то он всегда время находит. Начинаю подозревать, что Олеся боится, что я уведу у неё парня или сильно раскритикую. Есть у меня такой большой косяк – многие ребята мне не нравятся. И, конечно, я вообще не в восторге от её идеи делать свадьбу всего-то через пару месяцев после знакомства.

– Да скоро, Дарина, скоро, – отвечает Олеся, ерзая на стуле.

Всегда, когда я завожу о нем речь, она начинает нервничать.

Пожимаю плечами и возвращаюсь к статье. Взгляд отлепляется от точки и ползет дальше по строчкам.

– Ну так что? Погнали давай, – через некоторое время решительным тоном зовет меня Олеся.

– Ладно, – наконец сдаюсь я. – Только если Николай Борисович утвердит, – добавляю я в надежде, что наш преподаватель не одобрит такую идею.

Но он одобряет.

– Какие вы молодцы, девочки, и где вы только раскопали? – удивляется Николай Борисович, когда на перемене после его пары мы подходим к нему и излагаем суть своей курсовой работы.

– В Интернете нашли, – хвастается Олеся. – Вот.

Она вынимает из кармана смартфон и быстренько находит нужный сайт, показывает Николаю Борисовичу ту статью про свадебный обряд. Колонка небольшая, пара пестрых фотографий – жених и невеста в простой белой одежде на фоне старого высохшего дерева, и совсем немного текста про то, что проходит когальская свадьба по древнему языческому обычаю с 19-е по 25-е сентября на Вырае у реки Иречь близ села Неклюдовское Окаевского района. Приглашаются все желающие, вход свободный, питание и проживание по скромной стоимости.

– Вам несказанно повезло – когалы народ скрытный, никого к себе не подпускают. Живут обособленно, чужаков не любят. Они немногочисленны и иногда для продолжения рода им всё-таки приходится жениться на девушках не из своего племени. И вот тогда они устраивают открытую свадьбу, приглашают разделить хлеб и радость людей из мира, то есть нас с вами. Выезжают на большую поляну, расставляют шатры, празднуют громко, с размахом. Это крайняя редкость попасть на когальскую свадьбу и увидеть своими глазами древний ритуал, которому они следуют испокон веков. В Интернете навряд ли найдете описание обряда, держат они его в тайне.

– Ага, – кивает Олеся. – Я пыталась что-нибудь поконкретнее узнать, но ничего толком не нашла, только пара упоминаний о том, что когалы относятся к вымирающему народу.

Я тоже пыталась что-нибудь про них раскопать, но нашла лишь небольшую статейку, где говорилось, что когалы – народ давно вымерший и о нем ничего не слышали уже более двухсот лет. Один из ученых археологов предположил, что они владели тайным знанием и перешли в другое измерение. Я показала это Олесе, но она лишь посмеялась, сказала, раз они проводят свадьбу, значит, они не все вымерли, ещё существуют. В общем, сложно разобраться, где тут правда.

– А где они живут? – спрашиваю я Николая Борисовича.

– В лесах, в труднодоступных местах, чтобы чужаки не лезли к ним, – отвечает он. – Найти их поселения практически невозможно, из-за того, что они кочуют по лесам, поэтому свадьбы они устраивают на больших полянах, куда съезжаются когалы из всех мест. Езжайте, вы соберете отличный материал. Только будьте осторожны, не лезьте туда, куда не следует, у них там много что под запретом, ну, они вам сами скажут, где нельзя ходить.

У меня почему-то сразу мурашки бегут от такого предупреждения, и ещё Николай Борисович говорит это таким серьезным тоном.

– Они славяне или тюркский народ?

Я не успеваю договорить, он перебивает меня:

– Скорее всего они, как и многие племена под влиянием чужих религий, распространенных на этих территориях, были подвержены синкретизму ещё в древние времена. Так что сложно их причислить к одной какой-то конкретной группе.

– Но я так и не поняла, где находится этот Вырай, – сетует Олеся, – Неклюдовское я нашла, а Вырая никакого нет.

– Ну это названое место, не географическое. Езжайте, найдете, местные подскажут. Да и навряд ли можно не заметить огромную поляну с большими шатрами, – улыбается Николай Борисович. – Если что – спросите.

Увидите, спросите, угу, хороший совет.

Пять часов изнуряющей езды на междугороднем автобусе до Окая, и вот мы теперь трясемся по кочкам на старом пыхтящем «пазике» до Неклюдовского. Хочется есть и пить. В дорогу с собой я взяла только одну булочку и маленькую бутылочку воды. То и другое давно закончилось.

За окном проносятся осенние пейзажи: холмы и равнины, иногда с россыпью бревенчатых избушек, вдалеке из-за высокой травы едва виднеются темные крыши. Сейчас стоит как раз тот период, когда деревья в золотом и багряном, отличное время для фотосессий, но погода подводит – небо хмурится, теряет свой насыщенный синий цвет, превращаясь во что-то блеклое, серое и невыносимо скучное.

Сначала автобус битком набит, едем стоя, потом рассаживаемся как приходится, в разные концы салона. Нас немного, не все смогли поехать, из всей нашей компании согласились только Кирилл, Аня и Игорь. Единственное, что меня радует из всей этой поездки, это то, что Кирилл рядом. Видеть его, слышать его голос, хорошо так выраженный бас, это стоит всех пережитых мучений. Не то, что писк этого Игоря. Как же я завидую Ане и ненавижу её. За то, что она может так легко касаться Кирилла, целовать, открыто любить. Я же прячу свою любовь ото всех.

И вот даже сейчас они сидят рядышком, держатся за руки. Кирилл высокий, рослый, с яркими голубыми глазами привлекает внимание всех. Аня, конечно, под стать ему, тоже высокая с рыжими кудряшками, с большими широко распахнутыми глазами. Всегда накрашенная и ухоженная, с наращенными ресничками, брови – татуаж, и одевается стильно, словно сошла с обложки модного журнала. Такой можно и покапризничать, что она часто и делает, и Кирилл выполняет все её прихоти. Один у неё минус – плохо учится, постоянно пересдает экзамены. А Кирилл хорошо учится, даже какую-то там особую стипендию заработал за свой научный труд, да всё у него хорошо, он просто идеальный, у него не может быть недостатков!

Неожиданно освобождается место напротив Кирилла и Ани, и туда сразу же пересаживается Игорь, его я недолюбливаю, он молчалив. Нет, с Кириллом и Аней он разговорчив, часто улыбается ей, а мне вот ни разу и слова не сказал, никогда, не спросил ничего за всё время нашего знакомства. Словно ему противно разговаривать со мной. А мне противны его чуть проклюнувшиеся черные усики, которые он почему-то не сбривает.

Останавливаемся ещё в одной деревне, сидящая рядом с Игорем бабушка бодро подхватывает сумку-тележку и выходит из автобуса. И у меня сразу ноет сердечко – так хочется схватить свой рюкзак, пройти через весь салон и сесть к ребятам, поближе к Кириллу. Но я этого не делаю. Как всегда.

Вдруг на освободившееся место плюхается какая-то незнакомая девчонка примерно наших же лет. Темненькая, с таким наглым лицом, что сразу становится понятно, такой палец в рот не клади.

– Привет, – говорит она, обращаясь больше к Кириллу, чем к другим. – Вы случайно не до Неклюдовского?

– Ага, до него, – отвечает он.

Между ними завязывается разговор, а я кусаю губу, что не пересела. Вспоминаю, как он один раз галантно помог мне надеть пальто, и от этого опять ноет мое израненное сердечко.

Проезжаем перелесок и автобус останавливается на нашей станции. Через пыльное стекло вижу надпись: «Неклюдовское» на деревянном доме с высокой крышей. Приехали. Выходим с Олесей через задние двери, потому что нам так ближе, а остальные ребята через передние.

– А это с нами, – говорит Кирилл, показывая темноволосой девчонке на нас с Олесей и перечисляет по головам. – Знакомьтесь – Олеся и… – тут он немного притупливает, – Динара, кажется.

– Дарина, – хмуро поправляю я.

– А, да, Дарина, – нисколько не смутившись говорит он.

Даже не извиняется, по ходу ему пофиг.

– А я Лера, – говорит она нам с Олесей, – а это мой друг Даня.

Показывает на высокого блондина позади неё, он скромно кивает нам в ответ. Непонятно: они просто друзья или что-то большее.

– Они тоже на свадьбу едут, – говорит Кирилл.

– Вот здорово, – радуется Олеся.

А я как всегда не очень рада незнакомым людям. Осматриваюсь, мы стоим на каком-то пустынном пригорке: не то центр этого села, не то окраина – всё едино. Со всех сторон, насколько хватает зрения, видны лишь крыши деревенских домов, а за ними лес. Никакой полянкой с большими шатрами даже не пахнет. И народу ноль. А уже вечер, пятый час, солнце клонится к лесу и небо заволакивает серыми тучами. Не дай бог, дождь пойдет.

– Вы знаете, как добраться до этого Вырая? – спрашивает Кирилл.

– Ну, приблизительно только, – смутившись отвечает Лера.

– Тогда я пойду до магазина дойду, – кивает он через дорогу в сторону неприметной избушки с распахнутыми красными дверями. – Может быть, там и уточню дорогу до Вырая.

Надо же, как-то выцепил взглядом, а я даже не заметила.

– Так все, наверное, сходим, – подает голос Игорь.

– Ну, так пошли, – соглашается Кирилл.

Переходим дорогу и всей гурьбой вваливаемся в магазин, в маленькую тесную избушку. У продавщицы при виде нас увеличиваются и без того большие глаза – она, наверное, одновременно столько народу ни разу не видела в своем магазинчике.

Ребята наперебой заказывают то, что им нужно и продавщица выкладывает товары на прилавок. Тут не как в супермаркете, всё по старинке. Но из продуктов есть почти всё, ну кроме, возможно, дорогих деликатесов, да и зачем они нужны деревенским?

– Не подскажите, где находится Вырай? – спрашивает Кирилл у продавщицы, оплачивая свои покупки.

У неё ещё больше увеличиваются глаза, и она от удивления хлопает длинными приклеенными ресницами. Молча пробивает покупки следующего, напрочь игнорируя его вопрос, будто не слышала.

– Ну, Вырай, где-то здесь, на реке Иречь, – настойчиво допытывается Кирилл.

Продавщица испуганно поднимает на него глаза и как-то враз съеживается, прикусывая губу.

– Вы к когалам что ли? – раздается из темного угла голос старушки. Она уже набрала полную сумку покупок, но не спешит уходить. – Пошто?

Кирилл оборачивается к ней.

– Да-да, – кивает он старушке, – на праздник.

– А вон чё, так идите вниз к реке, они на старой пожне, – и старушка машет в сторону полок с лапшой.

– На юго-запад, понятно, – быстро соображает Кирилл.

Завидую его способности – находясь в закрытом помещении без окон он легко может сориентироваться по сторонам света.

– Всё вниз и вниз по дороге, потом свернете налево, увидите реку-то, – досказывает старушка.

– Спасибо! – благодарит Аня.

Ребята быстро расплачиваются и выходят из магазина, а я, робко стоящая позади них, только сейчас подхожу к прилавку:

– Можно минералку и чипсы…

– Это кто такие? – слышу позади себя голос другой старушки, ещё одной покупательницы.

– Студенты из города к когалам приехали, – объясняет первая.

– Пошто? – удивляется вторая.

– Праздник у них тама какой-то.

– Какой праздник?

– А я шо знаю?

Отдаю деньги под пристальным взглядом продавщицы и быстро сгребаю покупки. Мне как-то неуютно здесь одной среди чужих.

– Зря вы к ним собрались, странный они народ, не здешние, всякое чудное про них говорят, – вдруг размыкает уста продавщица.

– Какое? – переспрашиваю я.

– Нехристи они, – выпаливает она со злостью. – И никогда Христа и не знали. Всё у них шаманы да колдуньи правят. Язычники они, вот кто. Сунетесь и вас заколдуют, заговорят.

Мне становится как-то смешно от её слов, но я ничего не говорю ей в ответ, поспешно топаю к распахнутым дверям. Краем глаза вижу, как она достает из-под прилавка какую-то штуку, похожую на оберег и вешает себе на шею. Выхожу на крыльцо. Ребята не стали меня дожидаться, медленно бредут вдоль дороги навстречу заходящему солнцу – ярко-алому пятну в узком просвете между темной кромкой тучи и неровной золотой полосой леса. Интересно, они вообще заметили мое отсутствие? Приходится ускорять шаг, чтобы догнать их. И дождь всё-таки начинает накрапывать, не такой уж сильный, чтобы доставать зонт, но всё равно неприятно. Накидываю на голову капюшон ветровки.

Ребята как-то странно разбились на пары. Впереди самые высокие – Кирилл и новенькая Лера, следом Аня и Игорь, позади них Олеся рядом с Даней. Догоняю, на узкой обочине встать третьей с Олесей мне не хватает места, поэтому топаю последней.

Глава 2. Дух реки

Дорога идет под уклон, постепенно закругляясь в южную сторону, доходим до перекрестка, небольшая улочка – пять домов с одной стороны, пять с другой – упирается в реку. Всё. Никакой тут полянки с шатрами что-то не наблюдается.

– Наверное, нужно пройти ещё немного прямо, – решает Кирилл.

– Но она же ясно сказала – повернуть к реке, – мотает головой Лера. – А река – вот же.

Останавливаемся в недоумении. Если идти дальше по дороге, то она снова взбирается на холм и уходит правее от реки. Почувствовав на себе чужой взгляд, я оборачиваюсь – на пригорке, с которого мы только что спустились, стоят те две старушки и нисколько не стесняясь откровенно пялятся на нас, чуть поодаль ещё две. На крыльце магазина торчит продавщица, видимо обслуживать стало некого, все покупательницы отвлеклись на нас.

И тут во всех домах друг за другом раздергиваются занавески и в окнах появляются люди, они с любопытством глазеют на нас.

– Они что ли по блютусу обмениваются информацией? – бурчит Игорь. Он тоже заметил цепочку передачи.

– По вай-фаю, – смеется Кирилл.

– Ну и куда теперь идти? – вздыхает Аня.

– Считаю, что нужно идти к реке, – уверенно отвечает Лера.

Смотрю на неё, не нравится мне она, не знаю почему, но не нравится, слишком самоуверенная. Ну вот зачем идти к реке? Что толку? И отсюда видно, что нет там поляны с шатрами, одни серые камни.

Вдруг какая-то тень мелькает из-за груды камней и оттуда выныривает человек в защитного цвета костюме, какой обычно носят рыболовы или охотники. Человек улыбаясь направляется к нам. На вид он уже в летах, седой дед, но крепкий, сила и энергия ещё бьет ключом.

– Вы не знаете, где находится Вырай? – кричит ему Кирилл.

– К когалам туда! – Старик машет рукой в сторону реки. Быстро сообразил куда нам нужно или ему уже сообщили по некоему мистическому «вай-фаю»? – Они на той стороне на старой пожне, – добавляет он.

– Ээээ… – разочарованно тянет Кирилл, – на том берегу? А где мост, не подскажите?

– Так нет тут моста, река в этом месте широко разливается. Мосты только в Дублино и в Щитовке, только с них не доберетесь до пожни, там непроходимый лес, заблудитесь или на дикого зверя набредете. У нас тут волки и рыси есть, даже медведи водятся…

Пока он говорит открываю в смартфоне гугл-карты, нахожу Неклюдовское, действительно, в этом месте очень широко разливается река, целое озеро, просто огромное, хотя возле Дублино и Щитовки тонкая голубая полоска, видно и мосты, но они далеко. На гугл-карте виднеется светлое пятно нужной нам поляны, окаймленное темным густым лесом. Поднимаю голову, устремляю взгляд на реку, но не вижу того берега. Далеко, да и дождь размывает все очертания.

– И как перебраться? – уныло спрашивает Кирилл.

– Так я вас на пароме перевезу, – с готовностью отвечает старик, – идемте. Сейчас быстро переправлю.

И он бодрой походкой устремляется обратно к реке. Идем за ним. Мне немного боязно переплывать такую широкую реку, да и парома что-то никакого я не вижу, только высокие камыши.

Спускаемся ниже, подходим к самой воде, она темная, мутная, уже в шаге не видно дна – всё черно. Паромом оказывается большой плот из бревен.

– Это и есть паром? – нерешительно спрашивает Кирилл.

– А что? – усмехается старик. – Хорошее плавсредство, на воде держится, а грести, так у меня есть чем.

Он входит на плот и отбрасывает брезент посередине, под ним оказываются весла.

– Во! – восклицает он, – нас как раз восемь человек, сможем ровно грести.

– Нам ещё самим и грести? – со страхом произношу я.

– Да не боись, – смеется он. – Доплывем, Арана пропустит.

– К-кто? – заикаясь переспрашиваю я.

– Арана, – улыбается он, – она сегодня добрая.

Никуда плыть с этим сумасшедшим я не хочу, не дай бог ещё ко дну пойдем на этой штуковине, к тому же дождь из моросящего уже переходит в нечто более серьезное. Лера первая проходит по мосткам и забирается на плот, за ней неотступно следует молчаливый Даня.

– Кирилл, ну ты чего? – улыбается ему Лера, – испугался?

Кирилл мнется пару секунд, видимо тоже не спешит доверить свою жизнь этой хлипкой посудине, затем уголки его губ дергаются и растекаются в улыбке.

– Да неее, – он мотает головой и поворачивается к Ане, протягивает ей руку: – Идем.

Они переходят на плот, сбрасывают свои рюкзаки в середину к вещам Леры и Дани. Лера довольная, улыбается Кириллу. Он тоже не отрываясь смотрит на неё. Не нравится мне эта Лера – она как ведьма привораживает его, а Аня словно ослепла, ничего не замечает, рядом же стоит, только попусту глазами хлопает. Ведь невооруженным же взглядом видно, что Лера уводит у неё парня. А её парень тоже никак не реагирует. Хотя непонятно – они просто друзья или всё-таки вместе?

Игорь тоже идет за ними и Олеся, хватаю её за руку:

– Ты серьезно собралась плыть на этой штуке?

– Дарин, ну ты чего – боишься что ли? – смеется она.

– А если перевернется?

– Дарина не бойся, – кричит мне Лера, – я много раз сплавлялась на плотах и могу точно сказать, что это безопасно.

Я оборачиваюсь к ней и вижу, как на меня все уставились с такими сочувственно-превосходящими минами, что мне становится даже стыдно за свой испуг.

– Ладно, – скрепя сердце соглашаюсь я на эту авантюру.

Осторожно перебираюсь по мосткам вслед за Олесей на плот. Всё равно другого выхода у меня нет, ни одной же мне обратно добираться в город, а сейчас, может быть, и автобусы уже не ходят.

Старик расставляет нас вдоль плота по краям, ровно распределяя силы, дает каждому по веслу и сам закрепляет в уключину на невысоких столбиках. Показывает, как работать веслом.

– Я знаю, – смеется Лера, – я много раз ходила на сплавы.

– Хорошо, – одобряет старик и ставит её напротив Кирилла.

Отвязывает плот и багром отталкивает его от мостка.

– Налегай! – весело кричит он.

Налегаем. Плот сдвигается с места, тяжелые темные волны бьются об бревна, брызги попадают мне на кроссовки и на джинсы. Крепко держусь за весло. Мне страшно, я боюсь сразу много всего: темную воду, вдруг там сразу глубоко? конечно, я умею плавать, но в знакомой воде и в купальнике, а в джинсах, кроссовках и ветровке я сразу пойду ко дну; также боюсь уронить и потерять весло; и почему-то боюсь того берега – вдруг он отвезет нас туда и кинет одних в лесу.

Старик кладет багор и переходит на нос плота. Лезет в нагрудный карман ветровки и достает холщовый мешочек, развязывает узел, и он распадается у него на ладони, превращаясь в четырехугольный кусок ткани. Посередине темнеет кучка – не то отруби, не то разломанный хлеб, а, может быть, и то, и другое, и ещё вроде бы перловка и пшено. Он высыпает это в воду, что-то приговаривая при этом, я позади всех и мне не слышно, что именно он там бормочет, но я отчетливо вижу, как шевелятся его губы.

– Вы рыб кормите? – спрашивает Олеся.

Он поворачивает голову и хитро улыбается ей, подмигивая.

– Арану привечаю, – тихо отвечает старик.

– Кто это?

– Дух реки Иречь, – поясняет старик. – Нужно принести дар реке, чтобы она пропустила нас.

Он не успевает договорить, как к крошкам на воде устремляется несколько рыб, они радостно и совсем без боязно встречают подношение. Высовывают из темной воды свои рты и заглатывают угощение. Какая-то совсем большая рыбина вдруг ударяется об мое весло, вздрагиваю, опускаю глаза вниз – чешуйчатое серебристое тело проскальзывает у самой поверхности и уходит под плот. Чувствую, как она задевает бревна, ощутимое такое колебание, что я даже инстинктивно расставляю ноги и хватаюсь за столбик, чтобы не упасть. Она бьет хвостом по воде, поднимая веер брызг и волна перехлестывается берез низкий бортик.

В отчаянье бросаю взгляд назад. На берег уже высыпала половина улицы, если не вся. Стоят кучками: и у самой воды; и повыше, на круче; и разбрелись по камням, выпирающим из камышей. Пялятся на нас: кто с плохо скрываемым страхом, кто с удивлением, но все с явным ожидаем чего-то, словно вот-вот из темной воды вынырнет гигантское речное чудовище и проглотит нас вместе с плотом.

Наше суденышко вдруг начинает двигаться быстрее, будто подхваченное невидимым подводным течением или кто-то тянет его.

– Добре, – улыбается старик, – Арана приняла угощение, Арана ведет нас. Вмиг домчимся.

Этим самым он ещё больше усиливает мое подозрение, что кто-то под водой схватил веревки, привязанные к бревнам с той стороны, и тащит нас. Судя по рывкам и неровным движениям, их даже несколько этих тяговых… рыб? Ежусь.

Дождь начинает хлестать сильнее и превращается в ливень. Кутаюсь глубже в ветровку, радуюсь, что надела всё-таки теплое худи под неё, вытягиваю манжеты кофты из рукавов ветровки и натягиваю на замерзшие ладони. Вскоре берег от нас скрывается за плотной завесой дождя, и от воды поднимаются белые завитки тумана. Ничего не видно: ни впереди, ни позади. Дрожу теперь не только от холода, но и от вновь нахлынувшей волны страха. И ребята по ходу тоже напряглись, замолкли, не улыбаются, серьезные у всех лица.

Вдруг Лера поворачивается к Кириллу и улыбается ему. Его лицо расслабляется, и он улыбается ей в ответ.

– Сушить весла! – командует старик.

Ребята непонимающе переглядываются между собой.

– Ну, вынимайте из воды, – поясняет старик и первый поднимает свое весло. – Они сейчас только мешать будут.

Поднимаем. Я с трудом достаю тяжелое весло из воды, со всей силы опираясь на ручку. Но плот продолжает плыть. Из-за тумана непонятно куда мы вообще движемся. Вдруг из темной воды высовывается какой-то столб, на котором высечена страшная рожа, с удивлением его рассматриваю, вижу впереди ещё один, потом мы проплываем ещё около нескольких, и на всех вырезаны такие злые лица, что я ежусь. Смотрю на остальных ребят – как им такое?

– Что это за столбы? – спрашивает Кирилл нашего проводника.

– Зарубы, древние идолы, охраняют проход к когалам, – тихо и как-то таинственно произносит старик. – Чтобы никто к ним без разрешения не прошел. Если кто сунется без спроса, то зарубы не пропустят.

– А мы как? Без спросу же, – смеется Олеся.

– Ну вы со мной, – хитро улыбается старик.

Лера оборачивается ко мне, видит мой испуг на лице и улыбается мне:

– Не бойся, это просто столбы.

Смущаюсь, мне неудобно, что я испугалась каких-то столбов, но там реально резчик по дереву так постарался, чтобы эти рожи выглядели устрашающе, с перекошенным оскалом, что невольно вздрогнешь.

– Они так страшно выглядят для предупреждения. Если чужой наткнется на такой столб, то поймет, что дальше не стоит соваться, – говорит старик, пристально вглядываясь в меня. Он что – читает мои мысли?

Вскоре туманная завеса скрывает от нас полосу столбов, и мы вновь плывем по ровной темной воде. Вдруг плот как будто притормаживает, словно меняется течение или тот, кто тянул его, решил передохнуть. Снова чувствую, будто кто-то снизу ударяется об наш плот, затем слышу всплеск позади себя. Оглядываюсь и вижу, как необычно сгустились слои тумана, образовав женский силуэт. Вижу в воде девушку, она словно изо всех сил пытается мне что-то сказать, но её не слышно, и сотканное из тумана лицо кажется мне знакомым, но я не могу припомнить откуда.

– Дарина, не смотри туда, – вдруг говорит мне Лера, внезапно оказавшись подле меня. Она прикладывает свою ладонь к моей щеке и с силой отворачивает мою голову в сторону.

– Что? – Я вздрагиваю от того, что её ладонь ужасно холодная. Откланяюсь от неё, снова смотрю в ту сторону – но уже ничего там нет, видение исчезло. – Что там такое было? Ты видела?

– Ничего там не было, это мираж, – смеется она, возвращаясь на свое место.

Хмуро на неё смотрю. Мне непонятно её поведение.

– Весла в воду! – командует старик.

Опускаем весла.

– Налегай!

Налегаем. Пара взмахов и мы вырываемся из плотной пелены тумана навстречу солнцу.

Глава 3. Когальский шатровый городок

Это происходит так быстро, что я инстинктивно сощуриваюсь от ослепляющих меня ярких солнечных лучей. Небо на удивление чистое бирюзовое. Темная свинцовая туча обрывается ровно на полосе тумана. Впереди за высокой травой виднеются опять столбы, но уже другие, обычные, без всяких страшных рож, украшены разноцветными лентами. Ветер треплет их, отчего они красивой волной поднимаются в небо. Мы приближаемся к высокому берегу, уже слышен шум барабанов и перезвон колокольчиков. С холма вниз к реке спускается какая-то процессия, видно разноцветные колпаки то выныривающие из-за зарослей, то теряющиеся в желто-золотой листве низеньких берез и ярко-красных кустарников. Если присмотреться, то сквозь редкие деревца можно разглядеть белоснежные конусы шатров.

– Отлично, – радуется Лера и оборачивается ко мне, – Дарина, всё хорошо?

– Угу, – киваю я.

Но я в шоке от такой резкой перемены. Только что было всё серо и дождливо и вдруг – ясное небо, солнце и, кажется, даже по-летнему тепло.

– Давайте ещё поднажмем, раз-два, – командует старик.

Взмахиваем веслами, всем не терпится уже побыстрее оказаться на берегу. Солнце пригревает, и в ветровке становится жарко, расстегиваю молнию. Пришвартовываемся к мосткам, они тоже украшены разноцветными лентами. Старик хватает свой багор, зацепляется им за столб и подтягивает плот к берегу, привязывает канат. Перевожу дух.

– Идите вверх по тропинке, – машет он рукой, указывая направление.

Опускаю весло, подхожу к нашим вещам. Лерин рюкзак прижал мой, хватаю его и подаю ей. Какой-то он слишком легкий, что она практически ничего не взяла с собой?

– Спасибо, – улыбается она.

Переходим по мосткам на берег и поднимаемся по тропинке. Она, петляя, уходит на взгорье. По обеим сторонам тропы на кустах развешены разноцветные ленты и лоскутки. Выходим на небольшую полянку, где нас уже встречают. Женщины разодеты в пышные цветастые платья и в платках, что делает их похожими на матрешки. Мужчины тоже в разноцветных рубахах. Все смеются, поют, радостно встречают нас, кричат что-то на непонятном для меня языке, осыпают нас крупой. Стоим смотрим на них, не знаем, как на это реагировать.

Внезапно к нам делает шаг высокая крупная женщина, в таком обширном платье она кажется просто огромной в ширину, в руке у неё поднос, на котором находится высокий хлеб, похожий на пасхальный кулич, только верхушка не облита сахарным сиропом, а посыпана солью. По бокам лежат два окрашенных яйца.

– Хлеб да соль! – кричит она чисто по-русски зычным голосом.

– Нужно отломить кусочек хлеба с солью и съесть, – подсказывает старик.

Он уже закрепил плот, убрал весла и догнал нас.

– Нельзя отказываться, не по обычаю, – добавляет он.

Лера первая отламывает кусочек хлеба, где побольше соли и отправляет в рот, зажмуривается от удовольствия.

– Как же вкусно, – аппетитно произносит она.

По очереди подходим и угощаемся.

– Воды? – спрашивает всё та же крупная женщина.

– Обязательно, – кивает Лера и ей подают большой деревянный ковш.

Она с жадностью делает несколько глотков, затем передает мне. И хоть я тоже хочу пить, но меня отталкивает резкий кислый запах. Я заглядываю в ковшик, вода там какая-то мутная белесая, я отказываюсь. Достаю минералку из рюкзака.

– Ну, и зря, – говорит Лера, – это лечебная вода.

Пожимаю плечами.

Между тем женщины так и продолжают петь звонкими голосами, осыпая нас зерном.

– Зачем они это делают? – спрашивает Олеся нашего проводника.

– Желают вам богатого урожая, – отвечает он.

Мне нравится пышный разноцветный наряд одной из них, я делаю к ней шаг и тянусь, чтобы пощупать ткань, но она вдруг взвизгивает и бьет меня по руке пучком вонючей полыни.

– Эй, нельзя-нельзя так делать! – тут же вмешивается старик.

– Почему? Я просто хотела потрогать ткань, – обиженно отвечаю я.

– Вы пришлые, чужие, пока не очиститесь от того мира, вам нельзя никого из них касаться, – отвечает он.

– В смысле? – мы с Олесей переглядываемся.

– Ну таков обычай у них, чужак может быть заразен.

– Да в смысле? – взбрыкиваю я, – у нас все прививки есть, можем показать Q-код.

– Не только болезнями, но и злыми духами, – объясняет старик, – нужно покамест вам в карантийной зоне побыть, очиститься.

– Фигеть, – закатываю глаза.

– Дарина, не спорь, ну таков обычай, – улыбается мне Лера, – знаешь же пословицу – со своим уставом в чужой монастырь не лезь.

– Вот верно, – поддакивает старик.

– А как вас зовут? – спрашивает она его. – Я Лера, а это мои друзья – Даня, Кирилл, Аня, Игорь, Олеся и Дарина. – Она с таким видом тыкает в каждого из нас, будто знает нас давно.

– Зовите меня Аверьян Егорыч, – кивает он.

– А меня Пуления Авсеевна, – громко произносит женщина с подносом.

Вся процессия вдруг разворачивается и движется в обратную сторону, всё также задорно напевая и развешивая ленты на кустах.

– Идите за мной, – зовет Пуления Авсеевна, передавая поднос помощнице и ведет нас вверх по другой тропинке.

Топаем за ней. Солнце начинает здорово так припекать, снимаю совсем ветровку. Идти недалеко, всё прямо вдоль кустов с яркими красными листьями и вот мы поднимаемся на холмистую площадку усеянными большими шатрами. Повсюду шум-гам: где-то играет музыка, где-то стучат в барабаны.

– Как же жарко, – вырывается у меня. – На том берегу дождь, холодно, а у вас тут лето.

– Это всё наши шаманы, – улыбается Пуления Авсеевна, показывая на вереницу пляшущих людей на склоне холма. Там их человек пять-шесть. Укутались в шкуры, на головах какие-то маски с оленьими рогами, бьют в огромные бубны и изгибаются в дикой пляске. – Они тучи разгоняют, чтобы солнышко привечать. Радогощь!

– Что? – не понимаю я.

– Радогощь. Осеннее равноденствие. Это когда день становится равный ночи, а после Радогощи день идет на убыль, наступают холода. Священный праздник у когальского народа. В это время подсчитывают урожай, восхваляют и благодарят природу за плодовитость, готовятся к зиме. В такой великий день может сыграть свадьбу только ал-когал, то есть выходец из наивысшего сословия, если точно перевести на русский язык, – вместо неё поясняет Аверьян Егорыч, наш проводник. – Вон видите белые шатры на вершине холма – там ал-когалы, туда женщинам заходить нельзя, там находятся только мужчины.

– Ясно, – киваю я.

Что с них взять, у них всё поди как в 19 веке, женщинам ничего нельзя.

Выходим на огромную поляну, тут много разномастных шатров, каждый огорожен небольшим кругом из веток, камней и из того, что попалось под руку. Незамысловатые изгороди украшены лентами и вениками из каких-то трав, в основном вонючей полынью. Мне кажется, что уже весь воздух пропитался этим отвратительным запахом, ну по крайней мере моя ветровка уж точно, когда по ней прошлась та женщина, платье которой я хотела потрогать.

– Зачем столько полыни? – спрашиваю я.

– Чтобы злых духов отгонять, – улыбается Пуления Авсеевна.

– А, ну ясно, – хмыкаю я.

Глазею по сторонам. Возле каждого шатра разведен костер, женщины готовят еду, мужчины – кто что-то строгает, кто играет на домре или кубызе; рядом носятся ребятишки. Все одеты в такие же странные наряды, что и наши встречающие. За шатрами видны повозки и скот, в основном лошади, но и коровы тоже есть и огромные с густой свалявшейся шерстью быки. Кто-то даже притащил с собой альпаков, они вытягивают свои длинные шеи из-за повозок и испуганно посматривают на нас.

Наш шатер оказывается самым последним у самой кромки леса, чуть ли не на болоте. Если сделать два шага в сторону, то уже под ногами хлюпает густая мяша и путь перегораживают высокие камыши.

– Оставляйте вещи и идемте, вас уже ждут, – говорит Пуления Авсеевна, открывая нараспашку две узкие деревянные дверцы.

Смешно – шатер, а с дверями. И интересные какие, филенчатые, по кромке идет замысловатый орнамент, если присмотреться можно как будто разглядеть людей с рогами на головах, а наверху сквозные окошечки без стекол, только деревянная узорная решетка. Заходим внутрь, тут везде ковры и по стенам, и на полу. По периметру высятся стопки сложенных одеял. Больше и нет ничего.

– Тут и спать будете, расстелите на полу и ложитесь, одеял всем хватит, – рассказывает Пуления Авсеевна.

– А где оплачивать? – спрашивает Кирилл.

– Да не нужно ничего, вы же гости у нас, – машет рукой Пуления Авсеевна.

– Так на сайте же было написано…

– Ну мало ли что там написано, – перебивает его Пуления Авсеевна, – Радогощь, негоже в такой праздник с людей деньги брать. Кладите вещички и вперед, заждались уж вас, без вас не можем начать.

– Почему? – удивленно спрашивает Игорь.

– Обычай такой – сначала гостей привечать, накормить, напоить…

– И спать уложить, – смеется Кирилл.

– Оно и верно, – улыбается Пуления Авсеевна, – нук, поторапливайтесь и не боись, никто ваши вещи тут не тронет, среди когалов воров нет, мы не такой народ, чтобы чужое брать.

Прикольно. Наверное, хорошо жить в таком обществе, где никто ни у кого не ворует. Сбрасываю с плеч свой рюкзак и прислоняю к стопке одеял, но на всякий случай достаю из кошелька деньги с карточкой и смартфон и распихиваю по карманам джинсов. Пусть на всякий случай при мне побудут. Кидаю на рюкзак ветровку, худи тоже снимаю, но беру с собой, вдруг похолодает, вечер уж, завязываю рукава кофты вокруг пояса.

– Идемте-идемте, – торопит нас Пуления Авсеевна.

Выходим из шатра и топаем за ней между рядами пестрых шатров. Выводит она нас на поляну к сухому дереву. Дерево огромное высоченное, ствол толстый гладкий давно уже потерял кору и ветви все высохшие, без листьев или хвои, вытянуты кверху и сплетены между собой, образуя круг или колесо. Но только непонятно, что это за порода, и даже не определить какое оно было раньше – хвойное или лиственное. Под кроной дерева несколько низких столиков покрыты белой скатертью с вышитыми узорами, уже всё сервировано, готово к трапезе.

– Сначала сюда, умыться с дороги! – кричит нам Аверьян Егорыч.

Он уже успел снять свой современный охотничий костюм и переоделся в средневековую белую рубаху, подпоясанною красным туеском, возле него несколько деревянных ведер с водой и ковшик, тоже деревянный. Рядом с ним девушки с полотенцами и вениками из полыни и трав. Подходим.

– Как с гуся вода, так с тебя худоба, – приговаривает старик, опрокидывая в подставленные ладони каждому из нас по ковшику, – хорошенько руки мойте и лицо, смывайте дорожную пыль и гоните прочь сущностей, что прицепились к вам в миру. Негоже их тут держать, во святом месте.

С этими словами девушки набрасываются на нас и начинают хлопать по нам своими вениками, злых духов видимо опять из нас изгоняют. Мне становится смешно. Я уворачиваюсь от них, подставляю руки для воды, и Аверьян Егорыч наполняет мои ладони. Вода хоть и прозрачная, но опять с тем же кисловатым запахом, умываюсь. После ритуала духогонения и омывания нам выдают полотенца, чтобы вытереться.

– Всё? Мы теперь чистые? – спрашиваю я у Аверьяна Егорыча.

Он ничего не говорит, лишь лукаво усмехается.

Прежде чем вернуть полотенце рассматриваю его, оно с вышивкой, на орнаменте изображены девушки с вениками.

– Добро пожаловать к столу, – приглашает нас Пуления Авсеевна.

Для нас накрыто отдельно. Видимо мы всё ещё не до конца очистились, сторонятся нас, привечают, а близко к себе не подпускают. Присаживаемся прямо на ковры вокруг низкого столика. К нам садится и Аверьян Егорыч. У нас отдельный самовар и деревянные блюда со всякой стряпней. Тяну руку к хворосту.

– Дарина, нельзя пока! – Лера хлопает меня по руке и тихонько объясняет, – видишь: никто не прикасается к еде, значит, ждут с начала чего-то.

Оглядываю всех, Лера права, ни один человек ещё не взял ничего со стола, руки у всех опущены, все смотрят на главный стол. Мне становится неловко.

Судя по всему, за большим столом собрались самые уважаемые люди из племени когалов, седовласые деды с длинными белоснежными бородами. Один из них встает и что-то говорит на своем когальском, обращаясь не только к своим, но и к нам тоже.

– Что он говорит? – шепотом спрашивает Олеся.

– Объявляет о начале Радогощи, подводит итоги уходящего лета, радуется хорошему урожаю, приветствует вас на своей земле, надеется, что с вашим приходом плодовитость улучшится.

– При чем тут мы? – удивляется Аня, хлопая глазами.

– Ваше присутствие может способствовать ещё лучшему урожаю на следующий год, – объясняет старик.

– Всё равно ничего непонятно, – бурчит Аня.

Между тем седовласый старик подзывает к себе мужчину богатырского телосложения, примерно лет сорока, кудрявые волосы всклочены, нос картошкой, смотрит исподлобья и борода с рыжинкой. Медведь медведем, другого слова и не подберешь.

– Это жених, у которого свадьба будет в Радогощь, – переводит нам Аверьян Егорыч. – У него уже есть две жены, в Радогощь появится третья.

– Как третья? Разве они мусульмане? – вырывается у меня.

– Нет. У когалов это обычное дело, если муж здоров и может обеспечить всех, и если две жены мало плода приносят, то шаман может разрешить взять третью жену, – поясняет Аверьян Егорыч.

– Ничего себе, – выдыхаю я. – Вот так порядки.

Олеся на меня как-то странно смотрит.

– Ты чего? – спрашиваю её.

– Он такой страшный, – испуганно шепчет Олеся.

Пожимаю плечами, ну страшный, а нам какое дело? И страшные хотят семью и детей.

– А где невеста? – интересуется Аня.

– Вон в том шатре. – Аверьян Егорыч показывает пальцем на маленький белый шатер на склоне холма. Он стоит от всех поодаль, окруженный высокой изгородью, на столбах насажены какие-то шашечки. – До свадьбы никому её видеть нельзя.

– Почему? – удивляется Аня.

– Чтобы злые духи не прознали и не испортили свадьбу, – отвечает он.

– Странные порядки, – бурчит Аня, надувая губки. – А как же девичник?

Я прыскаю от её слов. Как-то в голове не укладывается шумный современный девичник в этом средневековом племени. За мной подхватывают остальные ребята. Аня, кажется, не понимает почему мы смеемся. Она хлопает глазами и начинает нервно гладить свои волосы, распрямляя кудряшки.

Седовласый старик с белой бородой заканчивает свою речь, отпускает жениха и садится за стол, надламывает пирог и тут же все оживают, начинают переговариваются между собой, смеются, берут ватрушки, шанежки. Еды много всякой разной. Тянусь наконец к хворосту.

Пуления Авсеевна разливает из самовара чай по кружкам передает нам.

– Кушайте гости дорогие, у нас тут всё свое и чай на травах, не ваш не магазинский, и мед с целебными травами и варенье, – нахваливает она.

Похоже у них тут всё с травами. Откусываю пирог с рыбой, и там какая-то приправа. Но вкусно, ничего против не скажешь. С осторожностью пробую чай, вдруг он опять на той лечебной воде, что отдает кислятиной, но не чувствую ничего, возможно, травы перебивают всё. Ещё меня удивляет, что на каждом столе опять стоит блюдо с высоким куличом, обсыпанном солью и два крашеных яйца по бокам.

– А зачем куличи, не пасха же, – спрашиваю я Аверьяна Егорыча.

– Это символ плодородия, чтобы больше урожая было, зерна и плодов, скота и птицы, чтобы семья разрасталась, – отвечает он.

Сидим, едим пока солнце высоко, но вот оно касается верхушки холма и над поляной раздается барабанный бой. Все тут же встают и кланяются столу.

– Благодарят за вкусную пищу, – поясняет Аверьян Егорыч. – Ну и нам пора, солнышко провожать.

Глава 4. Дух земли

Встаем и идем вместе со всеми к холму, а там уже на вершине разложен огромный костровище, яркое пламя алыми язычками взымается к темнеющему небу, багровые отсветы падают на бесчинствующих подле него шаманов. Их голые тела обмазаны глиной, поверх наброшены шкуры с звериными головами. Кто волк, а кто медведь, но почему-то все они увенчаны длинными изогнутыми рогами. Шаманы улюлюкают, рычат по-звериному, кривляются, скачут, извиваясь в дикой пляске под ритм гулких барабанов.

Темнеет быстро, вроде вот только светло было, как вдруг махом солнце за холм спряталось и резко стемнело, повеяло осенним холодом. Ежусь, развязываю с пояса рукава теплого худи и быстрее кутаюсь в него.

Между тем адские пляски достигают своего апогея, внезапно воцаряется тишина: перестают бить барабаны, а шаманы замирают. Что-то движется на вершине холма, мелькает, шевелятся темные тени, но не разглядеть что там происходит. Внезапно огонь вспыхивает ещё ярче, ещё выше, и из него выкатывается гигантское деревянное колесо, охваченное пламенем. Оно поворачивается вокруг своей оси изрыгая огненные всполохи, крутится, ускоряясь всё быстрее и быстрее, и мне кажется, что я вижу в этом огненном круге знакомые символы. Вдруг колесо как будто сходит со спицы, вздрагивает и катится по склону холма в сторону реки. Ветер развевает позади него огненную мантию, колесо подпрыгивает на бугорках, и сотни ярких искр рассыпаются в темноте. Прекрасное и страшное зрелище!

– Огненное колесо – символ уходящего солнца, – не дожидаясь вопросов, объясняет Аверьян Егорыч.

Колесо врезается в воду, ещё немного катится по дну и с мощным плеском падает в реку. Огонь и вода встречаются вместе, всё шипит и затягивает черным дымом. Колесо тонет, но ещё долго горят язычки пламени на поверхности воды.

– Как колесо скатывается, так и солнышко от нас убегает. День на убыль, тепло на холод, жизнь замирает, – продолжает Аверьян Егорыч.

Внезапно барабанный бой вновь оживает, но теперь он слишком громкий и с каждым ударом он всё больше и больше нарастает, от того мерещится, что дрожит земля под ногами. Шаманы опять пускаются в дикую пляску, набрасываются друг на друга, врезаются рогами, будто борются, кто из них сильнее. И вдруг люди вокруг нас тоже начинают прыгать, плясать, дергаться, подражая своим шаманам, и что-то грубо выкрикивают на своем языке. Мне становится не по себе, хочется уйти отсюда.

– БУМ-БАМ-БУМ-БАМ!

Темп ударов усиливается.

Все мельтешит у меня перед глазами, и внезапно раздается ужасный грохот, похожий на треск скалы, как если бы от землетрясения рушилась гора. В ту же секунду барабанный бой обрывается, словно кто-то невидимый разом рвет мембраны на всех ударных, и воцаряется тишина. Шаманы падают на колени, люди испуганно смолкают, не кричат уже, не поют, стоят замерев на одном месте, а кто и вовсе уже сидит на своей пятой точке и держится за траву, словно земля сейчас взбрыкнет, и они боятся упасть. И она вздрагивает – резко, обрывисто, будто бы кто-то толкает пласты грунта изнутри. Я не удерживаюсь на ногах и падаю на колени, хватаюсь за то, что попадается под руку – за толстые стебли цветков, траву, колючий репей, – и меня начинает качать, как пьяную.

– БУМ-БАМ-БУМ-БАМ!

Теперь шум уже идет из-под земли, словно запоздалое приглушенное эхо повторяет все прошлые звуки – барабанный бой и крики людей. Гул нарастает. Земля дрожит, ветер поднимается, свистит в ушах. Хочется зажмуриться, но я продолжаю смотреть, страшно закрывать глаза. И вдруг на востоке поднимается огромная полная багровая луна и заливает всё вокруг ярким призрачным светом. Из-за того, что она висит очень низко, кажется, что она просто гигантская.

И сразу все подземные звуки затихают, люди оживают, поднимаются с травы, улыбаются. Снова возобновляется музыка, но уже гораздо тише и мелодичнее, женщины начинают петь что-то тоскливое на своем когальском.

– Что это такое было? – спрашиваю я, вставая на ноги и отряхивая джинсы.

– Дух земли открыл родники, – отвечает Аверьян Егорыч, – во время Радогощи можно пополнить запасы живой и мертвой воды, а то она уже на исходе.

– Живая и мертвая вода? – переспрашивает Аня. – Прям настоящая как в сказке?

– Ну, что она опять за глупости говорит, наверное, просто целебная вода с каким-то особыми свойствами вот и всё, – шепчет мне Олеся.

И я вспоминаю, что ту кислую воду нам подавали как лечебную. Может быть, про неё и речь?

– Да, настоящая, – вдруг подтверждает Аверьян Егорыч.

– И любой человек может её взять? – не унимается Аня.

– Нет, не любой, – качает головой Аверьян Егорыч. – Страж родников Аргаст любому не даст. Он сам выберет кому можно набрать воды, а кому нет. А кто ему не по душе придется, тому живым не уйти.

– Уууу… страсти какие, – смеется Олеся. – А посмотреть хоть можно?

– Не советую, – на полном серьезе отвечает Аверьян Егорыч.

Переглядываемся с ней. Что-то мне совсем становится не по себе. Хочется сбежать из этого странного места прямо сейчас.

– Время позднее, – вдруг говорит Аверьян Егорыч, – давайте провожу вас до вашего шатра.

Провожает, так бы не нашли в темноте, фонарей же нет и костры у многих потушены, хоть луна и светит, но всё равно можно заплутать в незнакомом месте. Доводит до нашего шатра, а там уже нас Пуления Авсеевна встречает.

– Ну, всё ложитесь и не шастайте ночью. Ночь время для духов и иных существ, напоритесь ещё на кого не надобно, – предостерегает она.

– А умыться и в туалет хоть можно? – вздыхаю я.

– За шатром все удобства, – говорит она и машет в сторону леса. – И я вам свежего чаю заварила, хорошего травяного. Выпейте перед сном.

– Во сколько завтра свадьба будет? – спрашиваю её.

– Завтра только предсвадебные обряды и ярмарка, – отвечает она.

– Так не завтра что ли? – испуганно переспрашиваю я. – А мы хотели уже послезавтра утром уезжать.

– Ну, ничего страшного, – говорит мне Олеся, – останемся ещё на день.

– А как же лекции в понедельник? Ещё и семинар у нас, ты не забыла? – пеняю ей.

– Прогуляем, ничего страшного, – беспечно машет рукой Олеся. – Зря что ли мы тащились в такую даль? Нужно обязательно посмотреть на весь свадебный обряд, такое нельзя упустить.

Вздыхаю, с Олесей бесполезно спорить. По очереди ходим умываться, мы с Олесей идем последними, нас довольно нагло подвинули, хотя я же узнавала на счет туалета, но…, впрочем, со мной так часто бывает.

Уборной оказывается просто место, отгороженное легкой занавеской. К врытому столбу прибит деревянный умывальник. А в туалет видимо нужно на болото ходить. А там ещё кто-нибудь вынырнет и за жопку цапнет. После таких удобств мне ещё сильнее хочется свалить побыстрее домой.

– Ты видела какой он страшный? – говорит мне Олеся, умываясь над самодельной деревянной раковиной, напоминающей корыто.

– Кто?

– Жених, – объясняет Олеся.

– Ааа… – вспоминаю я и согласно киваю. – Бедная невеста, за такого страшного, да ещё и третьей женой. Бррр…

Беру в руки кусок необычного мыла и принюхиваюсь. Похоже, что оно самодельное, сами сварили, да ещё туда цветов и трав добавили. Вкусно пахнет и мылится хорошо.

Снова обращаю внимание, что Олеся на меня как-то странно смотрит.

– Что? – спрашиваю я.

– Да, нет, ничего, – отмахивается она.

– Я бы сбежала от такого, – говорю я, ополаскивая руки.

– А вдруг девушка не может сбежать, – предполагает Олеся.

– Почему? – удивляюсь я. – Думаешь, её караулят? Она там сидит в шатре, а вокруг сторожат, чтобы не сбежала?

– А, может быть, в этом нет ничего плохого? Ведь главное не внешность, а внутреннее состояние, – говорит Олеся.

– Ага, конечно, – смеюсь я. – Ты бы пошла за такого? Да ещё третьей женой, да ещё с чужими детьми?

Олеся вдруг судорожно сглатывает.

– Ты, правда, считаешь, что он такой страшный? – тихо произносит она.

– Ужасно страшный, к тому же старый, – отвечаю я.

– Ты просто не разбираешься в мужчинах, – неожиданно заявляет она. – У тебя никогда не было парня, и ты ничего в этом не смыслишь, и рассуждаешь как ребенок.

Удивленно на неё смотрю, хочется обидеться на такие слова.

– Ладно, извини, – смягчается она, – я так, ляпнула, не подумав. Он, и правда, очень некрасивый.

Мы возвращаемся в шатер. Ребята уже разложили одеяло полукругом, ногами к центральному столбу и спят. Кирилл посерединке, Аня его с одной стороны обнимает, а по другую уж Лера пристроилась. Игорь и Даня поодаль.

Вот откуда эта Лерка вообще взялась? Если бы не она, то вполне возможно получилось и мне рядышком где-то лечь. Совсем рядом с ним… Смущаюсь от этой мысли и ещё больше начинаю ненавидеть эту Леру.

На низком столике стоит приготовленный для нас горячий чайник. Олеся наливает себе чай в единственную оставшуюся чистую кружку. Хотя кружек столько же, сколько и нас, но кто-то умудрился замарать сразу две.

– Будешь? – спрашивает она, ещё держа в руках чайник. – Только все кружки грязные, нужно сходить сполоснуть.

– Неа, – мотаю головой, – не хочу.

На самом деле я бы не против попить чайку перед сном, но мне лень идти мыть кружку, да и страшно одной, Олеся точно не пойдет со мной, она уже разделась. И ещё обидно, что они впятером замарали шесть кружек, даже о нас не подумали.

– Ну ладно, – говорит Олеся, ставя чайник. Берет чашку и делает несколько глотков, – чай вкусный, терпкий немного, а так ничего.

Вздыхаю, достаю из рюкзака минералку и делаю несколько глотков.

Снимаю джинсы и худи, и укладываюсь рядом с Олесей у самого края. Одеяла толстые удобные, видать много пуха внутрь набито. И лежать на них мягко и под ними тепло. Вытягиваюсь под своим одеялком.

Олеся вырубается почти сразу, после пары фраз, а мне как назло сон не идет. Вроде и устала, плечи болят от гребли, но уснуть не могу. Всё мне мерещится, что кто-то ходит вокруг нас, топчет траву большими ступнями, неуклюже продирается сквозь ряды шатров, задевая тонкие стенки.

Достаю телефон, чтобы пошариться в Интернете, но тут не только Интернет, тут и обычная связь не ловит. Вздыхаю, прячу телефон под подушку, ложусь и бессмысленно таращусь по сторонам.

Смотрю на сонного Кирилла в окружении девчонок и у меня снова щемит сердце от неразделенной любви. Снова вспоминаю тот момент, когда он в кафе галантно подал мне пальто. Это был такой счастливый момент. Ах, если бы я была посмелее, и не было бы этой Ани…

Они познакомились где-то за неделю до того, как я впервые увидела его. В том же кафе Кирилл и рассказал красивую историю их знакомства. Однажды он перепутал корпуса и приехал не туда, зашел в аудиторию под нужным номером, а там сидела красивая девушка и со слезами на глазах пыталась решить контрольную по высшей математике. Преподша забрала у неё смартфон, тетрадь с лекциями и ушла, заперев её одну в пустой аудитории, дверь закрыла на ключ. Кирилл ворвался в кабинет, не заметив, что выдернул язычок хлипкого замка, потому, как опаздывал на практику по химии. Увидев, что никого нет, кроме заплаканной девушки, и что аудитория и в отдалении не похожа на химическую лабораторию, он сначала опешил, а потом понял, что приехал не в тот корпус. Ехать в нужное здание уже не имело смысла, он всё равно бы не успел даже к концу практики, а тут была очень красивая девушка. Он помог ей решить все задания, а затем вышел из аудитории, с силой хлопнув дверями и язычок замка встал на место. Он дождался её в вестибюле и остаток того дня они провели вместе, Аня осталась у него на ночь.

Вздыхаю. Ах, почему меня никто так не спасает?

Через окошечки в дверях проникает яркий лунный свет и ложится ровным квадратом на противоположную стенку шатра. Сквозь щели тянет ночной прохладой, натягиваю одеяло до самого носа и смотрю на небо, слушаю лесные звуки. Откуда-то издалека доносится приглушенный гул – то ли бой барабанов, то ли что-то ворочается в глубинных слоях земли.

Вдруг чья-то огромная тень заслоняет свет, на миг мне даже кажется, что я вижу яркий большой глаз в прорези. Вздрагиваю и мигом ныряю под одеяло вместе с головой. Мое воображение рисует огромного великана, заглядывающего к нам, недаром Пуления Авсеевна как-то странно говорила про ночных существ.

Сердце бешено стучит, я боюсь пошевелиться, вдруг он заметит меня и ворвется сюда. Ребята спят, а мне до ужаса страшно и хочется кричать. Я слышу его сиплое дыхание и топот переминающихся больших ног. Неужели я всё это придумала или на самом деле там стоит великан?

Чуть-чуть отгибаю край одеяла и подглядываю через щель, но не в сторону, где двери, туда слишком страшно смотреть, а в бок. На тонкой стене шатра яркий квадрат от лунного света и на нем отчетливо выделяется темная тень в форме большой головы. Через мгновение тень исчезает, словно её смахивает ветром, снова ровный яркий квадрат и тут же до меня доносится громкий всплеск, потом шлепанье по воде гигантских ног, будто бы великан отправился в лес через то болото. Шаги удаляются и наконец всё стихает.

Лежу некоторое время, прислушиваюсь, но потом всё же осмеливаюсь и высовываю нос из-под одеяла. За дверями никого, оглядываю ребят – все спокойно спят, по ходу никто ничего такого не услышал и не почувствовал. Спят как убитые или опоенные снотворным. А вдруг этим самым чаем? Я же единственная, кто не пила его.

Да, нет, не может такого быть, с чего когалам опаивать нас? Отмахиваюсь от этой мысли и откидываюсь обратно на подушку. От страха голова плохо соображает. Видела ли я кого-то на самом деле или, может быть, просто на несколько минут отключилась и это всё мне приснилось?

Сердце всё ещё стучит. Пытаюсь успокоиться, но вздрагиваю от каждого ночного шороха, но всё же я незаметно погружаюсь в сон.

Сновидения приходят ко мне какие-то нервные, дерганные. Чудится мне, что я всё падаю и падаю в глубокую темную пропасть и всё никак не могу достичь дна. Вдруг от длительного полета перехватывает дыхание, словно там, в этой пропасти, уже закончился воздух и от недостатка кислорода сжимаются легкие. Я никак не могу вздохнуть, только хватаю ртом бесполезную пустоту и вдруг краешком мозга понимаю, что это всё, что это конец…

Внезапно меня ослепляет яркий свет, вздрагиваю и подскакиваю на постели, с трудом разлепляю глаза. Кто-то распахнул настежь двери, впустив утренние лучи восходящего солнца. Зеваю.

Глава 5. Похищение

– Подъем, ребятки, подъем!!!

В дверях стоит Пуления Авсеевна и обмахивает проем веником из всевозможных трав, видимо опять злых духов прогоняет. Трем глаза и выползаем из-под одеял.

– Мы всегда рано встаем, с первыми лучами солнца, – улыбаясь, говорит она, хлопая веником по дверям, – поднимайтесь, ребятки, уж и завтрак готов.

До меня долетает противный запах полыни, и я вдруг вспоминаю о ночном происшествии. Когда возле умывальника остаюсь наедине с Олесей, то делюсь с ней своими ночными страхами и спрашиваю её, не слышала ли она что-нибудь ночью.

– Вообще ничего, – смеется она, – я спала как убитая.

– Понятно, – вздыхаю я, и опять у меня вылезает противная мысль, о том, что нам в чай подсыпали снотворного.

– Да не переживай ты так, – улыбается Олеся, – ты просто не привыкла спать на природе, а это всё лесные звуки.

Когда возвращаемся к шатру, то застаем всех на улице возле костерка, на низком столике уже накрыт завтрак – пирожки, перепечи и шаньги. Если этим всё время питаться, то можно же так быстро растолстеть. Котелок над огнем уже плюется кипятком, Пуления Авсеевна ловко подхватывает ручку через толстое полотенце и наполняет большой заварочный чайник.

Усаживаемся с Олесей по-турецки на ковер возле столика, из носика заварочного чайника поднимается завитками пар, вдыхаю вкусный травяной аромат, ещё от костерка веет теплом и запахом березовых поленьев, и все мои ночные тревоги разом улетучиваются. И вот я вместе со всеми уже смеюсь, пью чай и угощаюсь свежей румяной стряпней.

К нашей полянке подходит Аверьян Егорыч, но не один, с ним ещё три молодых парня, все одеты по-когальски: в белых свободных рубахах, подпоясанных красными кушаками, широкие штаны заправлены в узкие сапоги. Один из парней очень внимательно смотрит на меня, отчего мне становится как-то не по себе. Под таким пристальным взглядом я даже не могу есть, кладу недоеденный пирожок на блюдце.

– Доброго утра, – здоровается с нами Аверьян Егорыч, – хлеб да соль.

– Здравствуйте, – хором с набитыми ртами отвечаем ему.

– Попейте и с нами чайку, – приглашает его Пуления Авсеевна.

– Можно да некогда, – отвечает Аверьян Егорыч. – Мы к вам за подмогой, – сообщает он, обращаясь к нашим парням, – кое-что нужно собрать-сколотить, а вы я смотрю ребята – здоровые, сильные. Вместе мы вмиг сработаемся, а?

Игорь морщится от этих слов, видимо, ему лень отрываться от такого роскошного стола и идти куда-то работать. Лера наклоняется к Дане и что-то шепчет ему, он кивает и тут же встает на ноги.

– Без вопросов, я готов, – говорит он.

Кирилл и Игорь продолжают сидеть, наши то парни городские, не привыкли к физическому труду, да и не рассчитывали на такое, мы же как бы отдыхать сюда приехали.

Когальские парни о чем-то перешептываются между собой на своем языке, как-то загадочно посматривая на нас.

– А вы что-же? видите же, ребятам помощь нужна. Они нас так-то бесплатно накормили и приютили, – говорит Даня, смотря то на Кирилла, то на Игоря.

– Ладно, поможем, – вздыхает Кирилл и тоже поднимается.

За ним и Игорь встает.

– Я с вами, – тут же подскакивает Аня.

– Эээ, нет, – качает головой Аверьян Егорыч, – я их отведу на мужскую половину, к ал-когалам, туда женщинам заходить нельзя.

– Ну, а я как же? – испуганно возмущается Аня.

– Ты с девочками тут побудешь, – говорит Кирилл, обнимает её за плечи и целует в губы. – Я скоро.

– Таков обычай, – твердым голосом произносит Аверьян Егорыч, давая понять, что он тут бессилен что-либо изменить.

– Ладно, – вздыхает Аня, надувает губки и усаживается обратно.

– Ну, показывайте, с чем вы там без нас не можете справится, – смеется Кирилл, обращаясь к когалам.

– Идем вон туда, – машет рукой Аверьян Егорыч в сторону холма, где сверкают своей белизной на фоне голубого неба высокие шатры.

Смотрю вслед уходящим парням, один из них оглядывается, всё тот же, что только что смотрел на меня, и всё внутри меня вздрагивает. Он долго и пристально снова глядит на меня. Судорожно сглатываю, чувствую, как по всему телу пробегают мурашки. Я не привыкла к такому особому вниманию, обычно меня всё время не замечают, даже бывает, что при встрече здороваются только с Олесей как-то мимо меня, словно даже как-то сквозь меня, будто я вечно хожу, завернувшись в мантию-невидимку. Смущенно опускаю голову.

– А вы чего сиднем сидите, – вдруг всплескивает руками Пуления Авсеевна, – идите прогуляйтесь, там свадебная ярмарка в самом разгаре.

– О, здорово! – тут же подскакивает на ноги Олеся. – Я хочу на это посмотреть. Идемте.

– Я не пойду, я буду ждать Кирилла, – всё так же капризно надувает губки Аня. – И вы тоже останьтесь, а то мне одной тут страшно.

Олеся удивленно на неё смотрит. Меня тоже не радует перспектива всё пропустить ради Аниных капризов.

– Ладно, идите вдвоем, я с ней посижу, – предлагает Лера, обнимая Аню за плечи.

Собираемся, в этот раз я не беру смартфон и карточку, прячу их на дно рюкзака, а то так в толчее недолго их потерять. Всё равно телефон не ловит. Мы уходим вдвоем.

– Ну, и пусть сидит, если так хочет, – ворчит Олеся, когда мы порядочно отдаляемся от шатра, чтобы они нас не услышали. – Я проехала столько километров совсем не ради того, чтобы тупо сидеть в шатре. Незачем было тогда и тащиться сюда.

– Хоть есть кому наши вещи покараулить, – вставляю я.

– Точно, – смеется Олеся.

Шатры расположены рядами. Идем до конца, поворачиваем и выходим прямо на ярмарку. Тут вовсю идет торговля, с шумом, с гамом, повсюду толчея, суматоха. Продавцы расхваливают свой товар, покупатели торгуются, чтобы сбавить цену. Они делают это так артистически, и при этом отчаянно жестикулируя, что даже я, не зная когальского, понимаю, о чем речь. Все одеты в национальные одежды. Женщины в пышных цветных юбках, неизвестно сколько подъюбников им пришлось для этого поддеть под низ, сверху такие же яркие рубашки с длинными рукавами и с огромными плечами. На головах треугольниками платки, как будто на макушках тоже что-то надето, для поддержания формы. В такой одежде и не поймешь – стройна ли девушка телом или полна. А мужчины одеты попроще, в таких же рубахах, в каких к нам приходили парни вместе с Аверьяном Егорычем.

К нам сегодня все добры, улыбаются, угощают, не сторонятся, как вчера. Мы пробуем всё – и мед, и варенья, и сыры, и разные колбасы и многое другое. Идем дальше, попадаем на ремесленный рынок. Тут продают глиняные горшки, за первым прилавком сам мастер крутит гончарный круг и прямо при нас из его рук появляется красивый кувшин с вытянутым горлышком. Следующие ряды кожемяк, они торгуют различными изделиями из кожи. У них продаются и самодельные сапоги, и ремни, и даже плащи. Потом идут крафтеры. У них на прилавках грудами разложены плетенные корзинки всевозможных размеров – от самой маленькой, пригодной, наверное, только лишь для хранения наперстков, и до самой огромной, куда даже мы с Олесей с легкостью поместимся. После них кузнечные ряды. Тут выставлены красивые кованные изделия и холодное оружие: кинжалы с филигранью, мечи, охотничьи ножи. Далее пошли лавки мастериц-рукодельниц – одежда, платки, скатерти, полотенца – всё вышито вручную и везде преобладают когальские орнаменты. Глаза разбегаются от всего этого изобилия.

От ремесленников попадаем в загоны, где продают животных. Тут и лошади, и коровы, ещё какие-то странные могучие быки с длинной свалявшейся бурой шерстью. Дальше яки, овцы, козы, ламы, альпаки и даже верблюды, кого я никак не ожидала здесь увидеть.

За ярмаркой на огромной лужайке происходят какие-то соревнования: скачут на лошадях, забрасывая кольца на невысокие столбы. Мы останавливаемся, с интересом наблюдаем.

– Боже, ну какой же он страшный, – вдруг подает голос Олеся.

– Кто? – опять не понимаю я.

– Ну, жених этот.

Я прослеживаю её взгляд. Недалеко от нас кучкой стоят мужчины, узнаю того жениха с противной рыжей бородкой. Он пристально смотрит на Олесю. Она опять распустила свои длинные шикарные волосы, мало кто может пройти мимо неё, не обратив на них взгляд.

Соревнования заканчиваются и по полю в разных направлениях разбредается народ. Мы тоже пересекаем лужайку, наше внимание привлекает огромный разноцветный шатер на краю поля, идем к нему. Нам навстречу попадаются те когалы, что приходили к нам, звать наших мальчиков на подмогу. Среди них снова тот же, который тогда смотрел на меня. Наши взгляды пересекаются, и я чувствую, как у меня мурашки пробегают по спине. Таких красивых глаз мне ещё не приходилось видеть – ярких, томных, обрамленных густыми длинными ресницами.

Пока я смотрю на него, не обращая внимания ни на что вокруг, вдруг будто какой-то вихрь проносится позади меня вперемешку с топотом, и внезапный резкий Олесин вскрик заставляет меня подскочить на месте.

Я оборачиваюсь – Олеси рядом со мной нет, словно она провалилась сквозь землю. Зато я вижу, как быстро удаляются всадники от меня и кажется, что у одного из них, что-то или кто-то перекинут через спину коня. Я узнаю Олесю по светлым длинным волосам, выбивающимся из-под черного полотна, наброшенного сверху.

– Что?

У меня перехватывает дыхание, я не знаю, что мне предпринять – бежать ли за ними или звать на подмогу. Между тем всадники уже достигли края холма и спустились вниз, скрывшись от моего взора.

Я кричу, но на меня не обращают внимания. Вдруг вижу Аверьяна Егорыча, бросаюсь к нему, хватаю его за руки и сбивчиво, дрожащим надрывающимся голосом излагаю всё, что сейчас произошло.

– Да это обычное дело – похищение девушек перед свадьбой, – машет он рукой, добродушно улыбаясь.

– И что? – не понимаю я.

– Традиция такая – нужно обязательно похитить и увезти красивую девушку. Не беспокойся, ничего плохого с ней не случится, покатают по полям и привезут. Иди к своему шатру, может быть, она уже там.

Он говорит это добрым мягким тоном, но мне всё равно неспокойно, меня начинает потрясывать от всего этого. Я успокоюсь только тогда, когда она опять окажется рядом со мной. Бегу к шатру.

Вернуться обратно оказывается не так-то просто. Продираюсь сквозь толпу когальцев, путь мне перегораживают то какие-то телеги, поставленные поперек дороги, то стадо овец, то ведут огромного яка. От него я сама отскакиваю и терпеливо жду, когда его проведут.

В суматохе теряюсь и не сразу нахожу верное направление, бегая вокруг ярморочных рядов. Иногда мне кажется, что они специально развернули прилавки, чтобы ещё больше запутать меня. Всё пестрит у меня перед глазами, яркие наряды когалов сливаются в одно сплошное пятно. Наконец, я вырываюсь из заколдованного круга и вижу в конце ряда наш шатер.

Добегаю до нашего места, столик убран, костер почти угас, распахиваю дверцы и врываюсь в шатер. Одеяла, служившие нам постелью, сложены стопкой друг на друга и убраны к стене, на них как на троне восседает Лера, сложив по-турецки ноги, и копается в смартфоне. Олеси здесь нет, как и Ани. Лера вздрагивает от моего неожиданного появления и зачем-то прячет телефон.

– Где Олеся? – громко спрашиваю я.

С минуту она обескураженно на меня смотрит, затем удивленно произносит:

– Вы же вдвоем уходили, у тебя и нужно спросить.

– Она приходила обратно?

– Нет, – мотает головой Лера, спускаясь с одеяльного трона.

– А Аня где?

– Вернулся Кирилл, Аня ему сказала, что хочет домой, что ей тут не нравится и они ушли, – равнодушно пожимая плечами, сообщает Лера.

– В смысле ушли? Куда ушли? – я вконец теряю самообладание и уже кричу на Леру.

– Взяли рюкзаки и пошли. Кирилл сказал, что договорился с кем-то, что их переправят через реку, – отвечает Лера.

– А Игорь?

– Не знаю ничего про него, может быть, тоже с ними отправился.

Стою, как громом пораженная. Олесю в неизвестное место увезли когалы, Кирилл, Игорь и Аня просто бросили нас здесь одних, и ни слова не сказав, свалили домой. Обшариваю взглядом шатер. Мой рюкзак на месте, Олесин тоже, и Лерин (я его ещё тогда на плоту заприметила), а вот вещей Кирилла и Ани точно нет. Ещё лежит объемный синий рюкзак и один небольшой сбоку – то ли это оба Данины, то ли один из них Игоря, я не помню.

– Это чьи рюкзаки, твоего парня? – спрашиваю её.

– Не знаю, – присмотревшись, отвечает она, – а что?

– Ты не знаешь, какой рюкзак у твоего парня? – снова кричу на неё.

– Тише ты, дай подумать, – ворчит она. – Синий точно его. А зеленый я не помню чей, может быть, тоже его.

Молчу, нервно покусывая нижнюю губу. Аня ещё могла так поступить, она очень эгоистичная и ей плевать на всех. А вот Кирилл? Он был воплощением для меня идеального мужчины, поэтому никак не хотелось верить в то, что он способен бросить на произвол судьбы двух девушек в незнакомом странном месте, даже не предупредив. Но он же не знал, что Олесю похитили, может думал, что нам хорошо тут, мы развлекаемся, начинаю оправдывать его.

– Дарина, что вообще происходит? Почему ты такая взбудораженная? – спрашивает Лера, прерывая ход моих мыслей.

– Олесю похитили, – произношу я дрожащим голосом.

– Как похитили? Кто?

– Когалы, – отвечаю я, еле сдерживая себя, чтобы не разреветься. Падаю на колени перед своим рюкзаком и начинаю рыскать в поисках смартфона. – Схватили, завернули во что-то черное, бросили на круп лошади и ускакали в неизвестном направлении.

– Шутишь? – со вздохом произносит Лера и опускается рядом со мной на корточки.

– Нет.

Наконец я нахожу телефон, набираю код разблокировки – нет сигнала. Конечно, нет. Его и вчера не было. В отчаянье сжимаю бесполезный аппарат в руке и выбегаю из шатра. Лера бежит за мной.

– Дарина, ты куда?

Тут до меня доходит, что, может быть, это мой оператор не ловит, а у Леры, может быть, другой оператор и ловит. Что она там смотрела, когда я вошла?

– Лера, дай мне свой телефон, – требую я, резко остановившись и обернувшись к ней.

– Зачем? – подозрительно спрашивает она.

– У меня не ловит, а у тебя работает, ты лазила в Интернете, когда я вернулась. Дай мне, я наберу им, – ещё более настойчивее требую я.

– Нет, у меня тоже не ловит, – испуганно произносит она. – Я просто фотки смотрела, что наснимала здесь. И он в шатре остался. – Она показывает мне свои пустые руки.

Разворачиваюсь и бегу дальше.

– Дарина! – кричит она мне вслед.

Я возвращаюсь тем же путем, что мы пришли сюда с реки. Может быть, они ещё недалеко уплыли, и если я закричу, то они увидят или услышат меня и вернутся. Спускаюсь с кручи, огибаю кусты и выбегаю на мостки. Плота нет. Я вглядываюсь в горизонт, но тщетно – вода и туман, ничего не видно – всё белым бело. Неужели уже так далеко уплыли?

– Кирилл! – кричу я изо всех сил, набрав побольше воздуха в легкие. – Аня! Игорь! Вернитесь!

– Кирилл! Аня! Игорь! – вдруг слышу позади себя. Лера вбегает на мостки и вопит, что есть мочи.

Рвем глотки, но всё понапрасну. Не слышно ни ответных голосов, ни всплеска весел. И не видно никаких очертаний.

– Они, наверное, уже на том берегу. Ори – не ори, не услышат, – наконец говорит она. – Пойдем.

– Куда? – всхлипываю я. – Может быть, перевозчик вернется, и я у него спрошу.

– А если не вернется? А если он там останется? Мы же не знаем наверняка. Лучше пойдем поищем Олесю. Поспрашиваем у людей, кто русский знает, – предлагает мне Лера.

Её доводы мне кажутся убедительными, и я соглашаюсь. Поднимаемся наверх. Пока мы бегали до берега и обратно, обстановка в шатровом городке заметно изменилась. Народ весь слинял, словно все попрятались по шатрам и сидят там, боясь нос высунуть на улицу. Ярмарка опустела, только оставленные прилавки и совсем немного мусора, выроненного торговцами и покупателями, да примятая трава указывали на то, что только что тут происходила оживленная торговля.

Мы пытаемся заговорить со встретившимися нам по пути когалами, но они не хотят с нами разговаривать. Шарахаются от нас и лепечут что-то на своем когальском. То ли правда не знают русского, то ли притворяются.

В итоге мы возвращаемся к своему шатру ни с чем. Пуления Авсеевна хлопочет с обедом, накрывает на стол. Я проголодалась ужасно, но сейчас мне даже крохотный кусочек в горло не полезет.

– Что вы такие невеселые? – удивляется она, когда мы подходим ближе.

Рассказываю ей, что ребята нас бросили, а Олесю похитили.

– Да не выдумывайте вы ничего понапрасну, это обычай такой у нас, не одна свадьба не обходится без якобы устроенного представления похищения, – отмахивается она, громко смеясь.

– Тогда где она? Почему её не вернули? – вскидываюсь я.

– Рано ещё. На закате обычно возвращают. Да видела я её. Цела-целехонька, ваша Олеся, улыбается, – сообщает мне вдруг неожиданную новость Пуления Авсеевна.

– Где? – вскрикиваю я.

– Да в шатре, – отвечает Пуления Авсеевна.

– В каком? Покажите!

– Да сядь уже, поешь толком, а потом я вас отведу к ней, – говорит Пуления Авсеевна. – А то остынет же.

Она накладывает нам в деревянные миски кашу. Не могу определить из какой крупы, но пахнет вкусно, ещё и с травами.

– Кстати, пока вас не было приходил один ваш мальчик, сказал, что его пригласили пожить к себе ал-когалы. Он забрал свои вещи и ушел, – сообщает Пуления Авсеевна.

– Что? – вспыхиваю я. Пока я бегала, нас ещё кто-то бросил, нужно было оставаться в шатре. – Кто приходил – Игорь или Даня?

– Он не назвал своего имени, – отзывается Пуления Авсеевна.

– Низкорослый и темненький или высокий блондин? – спрашиваю её.

– Светловолосый, но не тот высокий, а пониже, – отвечает когалка.

– Даня, – медленно произношу я и смотрю на Лерину реакцию.

– А, ладно, – пожимает плечами Лера, будто ей всё равно.

– Ты не будешь переживать, что тебя парень кинул? – удивляюсь я.

– Нет. А зачем? И он меня не кинул, с чего ты взяла? – вспыхивает Лера. – Его пригласили пожить ал-когалы, ему там, может быть, понравилось. Ну, и пусть побудет в чисто мужской компании, освоится.

– С чем освоится?

Но она пропускает мой вопрос мимо ушей, с аппетитом уминая кашу.

– Но ты же остаешься совсем одна, – вставляю я.

– Почему одна? – удивляется она, – с тобой и с Олесей.

Я возвращаюсь в шатер. Обоих рюкзаков теперь нет. Значит, они были Данины и он их унес. Следом за мной заходит Пуления Авсеевна.

– Дарина, иди покушай, пока не остыла каша, ну же, – говорит она и тянет меня за руку.

Позволяю ей себя увести, сажусь рядом с Лерой, смотрю на миску полную каши, аппетитно выглядит.

– Поешь нормально, а потом пойдем найдем твою Олесю, если ты без неё и пяти минут прожить не можешь, – пеняет мне Лера как маленькому ребенку.

Вздыхаю, я, действительно, не могу без Олеси. Мы с первого класса вместе, она всегда за меня решала все проблемы и строила дальнейшие планы. Без неё я и в университет бы не поступила. Завидую смелости Леры, что она вот так просто осталась одна в незнакомом месте и абсолютно спокойна.

Подтягиваю к себе приборы, ложки и те деревянные, пробую кашу. Необычная на вкус, так и тает во рту, будто долго томилась в русской печке. Может быть, так оно и было, ну, не в настоящей большой печи, а в какой-нибудь маленькой, перевозной и обязательно на дровах. Сама не замечаю, как уплетаю всё, даже ложкой соскребаю остатки со дна, подбираю все крупиночки.

Пуления Авсеевна разливает нам чай из самовара, опять с ароматными травами. Кружки красивые фарфоровые с изогнутыми ручками, на боку изображены люди в когальских народных костюмах.

От горячего чая разливается по телу приятное тепло, и я понемногу успокаиваюсь. Теперь мне кажется, что я зря подняла волну и нагнала атмосферу безысходности. Всё с Олесей в порядке.

– Какие у вас кружечки красивые, – говорю я, чтобы как-то отвлечься, – вы сами их делаете?

– О, нет, что вы, – взмахивает руками Пуления Авсеевна, – наши гончары только горшки умеют лепить. А это тонкий фарфор из Китая, ещё старинных мастеров работа. Посмотри через неё на солнце.

Поднимаю вверх пустую кружку, смотрю через неё на солнечный свет – стенка у чашечки почти прозрачная, видно яркое солнышко. Дивлюсь, что у простого лесного народа в обычном обиходе такое сокровище.

Глава 6. Прощание с невестой

После обеда, как и обещала, Пуления Авсеевна ведет меня к Олесе. Шатер, куда её отвезли находится далеко от общего шатрового городка, в ложбинке между холмами. Он небольшой и что сразу бросается в глаза – настолько белый, что даже режет глаза от такого контраста на серо-голубом фоне неба. Шатер окружен наскоро собранным плетеным забором, на палках которого зачем-то воткнуты черепа животных. От этого зрелища становится как-то жутковато.

Заходим внутрь. Олеся сидит в центре на низкой скамейке, на ней длинное белое одеяние с вышитым орнаментом по вороту, подол задран так, что оголены её худые бледные ноги. Вокруг неё на коленях, а кто и по-турецки, сидят женщины-когалки в разноцветных платьях и в смешных квадратных шапочках, и о чем-то поют. Хор у них получается дружный спетый, что невольно заслушаешься, хотя ничего непонятно – на чужом языке же все слова. Одни просто поют, другие обмазывают Олесины голые лодыжки темно-зеленной грязью.

– Олеся! – вскрикиваю я.

– А, Дарина, – улыбается она мне, – как хорошо, что ты пришла.

Сажусь рядом с ней на сбитую полутвердую подушку.

– Ты как? Всё в порядке? – осторожно спрашиваю я.

– Всё отлично, – по-прежнему улыбается она и смотрит на меня как-то загадочно.

– Что они такое тебе делают? – киваю я на её ноги, уже полностью облепленные неприглядной на вид грязью, из которой торчат сломленные стебли и перемолотые листья и травы.

– Что-то на вроде депиляции, только народными средствами, – беспечно отмахивается она.

– А зачем?

– Чтобы кожа была гладкая и нежная, – щурится она. – Я же замуж выхожу.

– Так не скоро же.

– Дарина, я завтра замуж выхожу, – отвечает она и её улыбка сходит с лица, глаза становятся немного печальными, но всё равно светятся ожиданием счастья.

Судорожно сглатываю слюну.

– За кого же?

Я даже не сразу задаю ей этот вопрос, настолько у меня пересыхает во рту от столь неожиданной новости.

– За того жениха, что нам показывали вчера, – беспечно заявляет она.

– Шутишь? – вспыхиваю я. – Олеся, ты в своем уме?

– Нет, Дарин, я не шучу, всё серьезно. – Она обхватывает мою ладонь своими холодными руками и заглядывает мне в лицо. – Я поняла, что настоящей женщиной и матерью я смогу быть только здесь, вдали от суматошного и сумасшедшего большого города.

У меня леденеет сердце, и я ничего не могу сказать, дыхание перехватывает и мне не хватает воздуха.

– Ты же сама говорила, что он страшный, – пеняю ей.

– Я была глупа, – отзывается она. – Когалы – настоящие мужчины, не то, что наши. Сильные, крепкие, надежные. Чтобы поддерживать здоровым свой род, они время от времени берут себе жен с других племен, и выбрали меня и знаешь, я по-настоящему счастлива. И тебе советую выйти замуж за одного из них, и мы будем вместе жить. Я уже договорилась с ними, на тебя посмотрят, – добавляет она, стискивая мою руку. – Есть у них ещё один, кто хочет взять вторую жену.

– Ты с ума сошла? – вскрикиваю я, отдергивая свою руку.

Конечно, Олеся, как всегда решила всё наперед за нас обеих, но, чтобы ещё и мое замужество устроить по своему желанию, это вообще перебор!

– Ты с ума сошла?! – вновь кричу я ей, – сватаешь меня за непонятно кого, да ещё и второй женой!

– Это даже очень хорошо быть второй женой, одной с большим домом и с хозяйством не справиться.

Я не узнаю Олесю, словно это не она говорит, а кто-то другой за неё.

– А как же твой Антон? – едва слышно произношу я, надеясь, что, вспомнив о нем, она опомнится и придет в себя.

Олеся чуть виновато на меня смотрит.

– Ты всё потом узнаешь, – говорит она, кладя свою ладонь на мое запястье.

– Олеся! – Я перехватываю её руку и с силой дергаю, – очнись! Тебе не нужно выходить замуж за когала! Ты их даже не знаешь! Тебя чем-то опоили?

– Никто ничем меня не опаивал, – смеется она.

И вдруг льнет ко мне, крепко-крепко прижимается, стискивая меня в своих объятиях.

– Как хорошо, что ты пришла со мной попрощаться, – шепчет она мне в ухо, её горячее дыхание обжигает меня, – мы больше не увидимся в том качестве, как сейчас. В следующий раз я буду другой, и ты можешь измениться, если ты сама этого захочешь.

Отстраняется от меня, внимательно смотрит мне в глаза. Я ничего не понимаю, и мне хочется заплакать как маленькой.

– Я буду рада, если ты тоже поменяешься, – говорит она. – А теперь иди, мне нужно подготовиться к обряду.

– Олеся, – только и вырывается у меня.

Я хочу ещё что-то сказать, привести какие-то доводы, но слова застревают в горле, и я ничего не могу. Меня отрывают от Олеси и выталкивают из шатра, затягивают полог. Пуления Авсеевна берет меня под руку и ведет прочь.

Наверное, нужно было кричать, отбиваться, если надо грызть зубами стенки этого шатра, но вытащить оттуда подругу. Она бы на моем месте так бы и поступила, а я ничего этого не делаю. Позволяю себя увести. Ещё и злюсь на Олесю за то, что она и меня решила приплести в свою авантюру.

Оглушенная всем этим, я даже не сразу замечаю, что мы не возвращаемся обратно к нашему шатру, а меня отводят к высокому старому засохшему дереву. У меня складывается впечатление, что меня водили петлями, что вперед, что обратно, чтобы запутать и совсем сбить с толку. Но для чего?

Пуления Авсеевна садит меня на ковер и располагается рядом, держит мою руку в своих ладонях, гладит, чувствую её теплую морщинистую кожу и успокаиваюсь понемногу, хотя сердце так и колотится. И главное, я не знаю, как мне поступить. И как назло Кирилл, Аня и Игорь так бессовестно свалили, оставили нас здесь одних. Может быть, мне удастся снова поговорить с Олесей? И хоть я не запомнила дорогу, но я всё равно найду этот шатер и силой заставлю Олесю прийти в себя.

– Всё будет хорошо, не переживай, – говорит Пуления Авсеевна и поглаживает меня.

Отдергиваю свои руки и обнимаю себя за плечи. Солнце быстро садится, налетает пронзительный холодный ветер. Ежусь, жалею, что ветровка осталась в шатре, но нет сил подняться на ноги и сходить за ней. Я, словно как загипнотизированная, сижу, прилипнув попой к ковру. Вокруг нас собирается народ, и я догадываюсь, что сейчас что-то должно произойти, и мое сердце сковывает тревога.

Солнце опускается так низко, что запутывается в сухих корявых ветвях старого дерева, и вдруг вновь ударяют в барабан, и я подпрыгиваю на месте, оглядываюсь.

К нам приближается процессия. Впереди шаман, высокий, настолько худой, что видны его выпирающие ребра на голом торсе, плечи прикрыты черной шкурой, а на макушке голова мертвого волка. Он вышагивает чинно, размеренно, ни на кого не глядя, и люди отходят в сторону, пропуская его. В руках у него огромный бубен и он бьет в него своей крепкой жилистой ладонью, натянутая мембрана издает гулкий: «БОМ» и мое сердце замирает.

Позади него кривляются другие шаманы, на головах у них устрашающие маски животных и огромные кривые рога. Следом идут женщины-когалки всё в тех же разноцветных платьях и квадратных шапочках, в которых я застала их в шатре с Олесей. Их головы опущены, словно они чем-то опечалены. Меж них я замечаю и саму Олесю, в белом длинном платье, на голову накинута полупрозрачная ткань, что-то наподобие фаты. Они подводят её к дереву, и она становится спиной к сухому стволу. Вдруг к ней подбегают те «звериные морды» с рогами, в руках у них яркие алые ленты, они опутывают ими Олесю, крепко привязывают её к дереву. Затем шаманы разбредаются в разные стороны и скрываются среди низеньких елочек. Оттуда слышатся звериное рычание и возня.

Сердце замирает от того, что я ничего не успела предпринять. И зачем они её привязали? Ищу глазами жениха, но не нахожу, нет его здесь, и вспоминаю, что она говорила, что замуж же завтра выходит, значит, ещё не всё потеряно. Тогда что это за обряд? Обручение? Спрашиваю об этом Пулению Авсеевну.

– Сегодня прощание с невестой, – с готовностью отвечает мне когалка.

– Это что значит?

– Что она переходит из одного статуса в другой.

– Из просто девушки в замужнюю женщину? – уточняю я.

– Нет, не то, – качает она головой.

– А что тогда?

– Мне сложно это тебе объяснить, – чуть помолчав, говорит она, – ты не поймешь сразу, для этого время нужно, чтобы осознать. Попозже всё узнаешь. Кащь проведет её, не беспокойся, они справятся.

– Кто такой Кащь? – спрашиваю я, а у самой мурашки бегут от какого-то неосознанного страха.

– Кащь – это шаман, который помогает совершить переход, – поясняет она.

Хмурюсь, не нравится мне всё это. Хочется, чтобы поскорее кончилась эта часть обряда, а ночью я попытаюсь пробиться к Олесе и увести её оттуда. Мы сбежим из этого странного места во чтобы то ни стало, и забудем всё это как страшный сон. Прикусываю губу и в который раз проклинаю друзей, которые бросили нас здесь одних.

Между тем шаман бросает на траву свой большой бубен и что-то кричит на когальском, обращаясь к приведшим Олесю женщинам. Те с воплями и рыданиями падают на колени и начинают громко голосить, чуть ли не раздирая на себе одежду. Позади них методично стучат в барабаны: «БУМ-БУМ-БУМ-БУМ»

– Что происходит?

– Кащь спросил – попрощались ли они с невестой, – отвечает Пуления Авсеевна. – И они показывают, что они очень опечалены расставанием с ней.

– Как-то это всё странно, – произношу я, не замечая, что я говорю вслух.

– Таков обычай, – усмехается она. – Ведь Олеся из другого племени, не из нашего, поэтому должна пройти обряд прощания в полной мере.

– В полной мере? – перевожу на неё взгляд.

Она хитро улыбается, загадочно посматривая на меня и больше не добавляет ни слова. Вспоминаю, что мы кажется проходили на семинаре, что в древности, выдавая невесту замуж родные оплакивали её, будто умершую, потому что она навсегда уходила из своей семьи. Может быть, и здесь так принято до сих пор. Сейчас они поплачут и все разойдутся.

Поворачиваюсь обратно к Олесе. Женщины сняли с неё фату, и я вижу её спокойное лицо, с неё смыта вся косметика, что я даже не сразу узнаю её, настолько она бледна. Что совсем на неё не похоже. Она всегда, всегда красится, при любых обстоятельствах. Волосы красиво развеваются на ветру, и вдруг что-то вспыхивает позади неё, пламя обхватывает сухой ствол дерева. Но Олеся не видит этого, не чувствует огня. Я хочу закричать, но тугой ком встает поперек моего горла. Хочу вскочить на ноги и подбежать к ней, вырвать её из огня, но мое тело предательски не слушается меня, будто бы этот мерный барабанный бой гипнотизирует меня, сковывает все движения. Остается только смотреть и наблюдать.

К шаману с волчьей головой подходит ряженый с длинными рогами, в руках у него поднос, накрытый полотенцем. Кащь рывком сбрасывает полотенце и берет с подноса за рукоять длинную чуть изогнутую саблю. Поднимает руку над головой, и острая сталь сверкает на солнце. Кащь издает страшный сдавленный крик, изгибаясь при этом, словно его голос идет не из горла, а откуда-то изнутри него и вдруг делает резкое быстрое движение рукой, взмахивая саблей…

Мой глаз не успевает уловить, что это было за движение и для чего оно было нужно, как вдруг на острой стороне сабли откуда-то появляются капельки алой крови. Я смотрю на Олесю, она застыла столбом и вдруг, как в замедленной съемке, на её длинной шее, на её белой нежной коже появляется узенькой ниточкой красная полоса. Сначала совсем тонюсенькая, едва различимая, затем всё больше утолщается и вот кровь уже пузырится и брызжет, а Олесина голова просто-напросто съезжает с шеи и падает в траву. Затем пламя вспыхивает сильнее и поглощает безголовое тело.

Немой крик застревает в моем горле, всё разом кружится у меня перед глазами, сливаясь в одно большое пестрое пятно. Я падаю на ковер, стукаясь больно подбородком, и у меня перехватывание дыхание. Я хочу вдохнуть, но не могу, словно мое тело разом разучилось дышать. Меня скручивает таким спазмом, что мне кажется, что сейчас мою душу выдавит из тела.

Чувствую, что меня бьют по щекам, хватают за руки, но это как будто не со мной, как будто я вне этого тела. И вдруг я делаю вдох и наконец могу пошевелиться. Поднимаю голову и ищу глазами Олесю, я не верю в то, что я сейчас увидела, этого просто не могло быть, это какой-то сон, мое дурное воображение, но никак не правда.

Огня уже нет, только ветер разгоняет завитки дыма, но сухое дерево абсолютно цело, ни следа тлена. И нет привязанного тела Олеси, только алые ленты болтаются на голом стволе.

Возле дерева лежат самодельные носилки, я догадываюсь, что там под белым покрывалом лежит обезглавленное и обгоревшее Олесино тело. Рядом кладут её отрезанную голову. Ряженные поднимают носилки и уносят прочь от меня. Я вижу, как белое покрывало становится красным от крови. В этот миг гаснет последний солнечный луч, небо вдруг затягивается темной пеленой и на землю опускается тягучая холодная мгла.

Глава 7. Мертвая вода

Просыпаюсь я как-то вдруг, открываю глаза как от толчка, пытаюсь унять бешено бьющееся сердечко от только что увиденного кошмара, я всё ещё слышу устрашающий крик шамана и вижу перед глазами как падает отрезанная голова Олеси. Тяжело дышу и фокусирую взгляд. Темно. Догадываюсь, что я в нашем шатре, но не помню, как в нем очутилась, когда мы сюда вернулись и легли спать. Всё так туманно в голове. Поворачиваюсь набок, чтобы разбудить Олесю и рассказать ей свой страшный сон, но её нет рядом со мной. Я лежу в нашем шатре одна и больше никого.

И вдруг до меня доходит ужасное – Олеси больше нет, что всё это было не сон, её убили на самом деле. Всхлипываю, выбираюсь из одеяла, тянусь к своему рюкзаку, вытаскиваю смартфон, а вдруг ловит? Но телефон не включается, аккумулятор без зарядки совсем сел, в лесу тут негде заряжать. Достаю минералку и делаю большие глотки. Слезы текут по моим щекам, и я не в силах унять их.

Бежать, бежать отсюда во что бы то ни стало. Дрожащими руками закручиваю крышку, расплескивая воду. Хорошо, что я легла спать в джинсах и худи, поэтому быстро надеваю кроссовки, хватаю ветровку с рюкзаком и выскакиваю из шатра.

На улице темно. Небо заволочено густыми черными тучами, что не видно ни звезд, ни луны. Зябко. Уже холодно так, будто глубокая осень и словно пахнет снегом. На ходу кутаюсь в ветровку. Бегу к берегу.

Вбегаю на мостки в надежде, что плот на месте, но его нет. Да если он даже и был бы, то смогла бы я одна с ним справиться? С тяжелым неповоротливым плотом, одна, с одним веслом, переплыть широкую реку ночью?

От этой мысли меня всю передергивает. Но думать об этом всё равно нет смысла – плота-то ведь нет. Всматриваюсь в темноту, пытаюсь различить огни деревни на том берегу, но мрак такой плотный, что ничего не разглядеть.

Вдруг что-то булькает совсем рядом со мной и по темной воде расходятся круги. Пячусь назад, сама не знаю почему. Внезапно вспоминаю про деревянных идолов, воткнутых по дну реки, и сердце на миг замирает. Сухие камыши шуршат, но не от ветра, нет такого ветра, чтобы их так потревожить, ощущение, будто кто-то прополз под водой. Вглядываюсь и вдруг замечаю меж сухого тростника чьи-то блестящие глаза. Они наполнены такой злобой, что у меня мурашки бегут по спине. Вижу, как это существо открывает свой маленький сморщенный ротик полный острых зубов и издает громкий не то каркающий, не то клокочущий звук и мое сердце начинает бешено стучать. И вот уже несколько пар глаз сверкают на меня из темных камышей.

Вскрикиваю и не помня себя от страха несусь прочь от реки. Бегу, не разбирая дороги, лишь бы поскорее убраться подальше от воды, от этих страшных неизвестных мне существ. Ветки хлещут меня по рукам и ногам, но я всё равно продираюсь через кустарники, в темноте потеряв всякие ориентиры и где-то сойдя с тропы. Вернуться обратно, чтобы поискать эту самую тропу и речи нет. Я слишком напугана.

Вдруг врезаюсь во что-то мягкое и чувствую прикосновение чьих-то рук ко мне. Вновь ору и пытаюсь отбиться.

– Дарина! Дарин, что с тобой? – слышу знакомый голос.

Это отрезвляет меня, и я перестаю дергаться, поднимаю глаза, чтобы разглядеть, кто передо мной. Лера.

– Да что с тобой такое? – обеспокоенно спрашивает она.

С трудом перевожу дух, никак не могу отдышаться.

– Там, – слабо ворочая языком произношу я, показывая рукой в сторону реки, – там кто-то есть. У них глаза светятся.

– У кого? У рыб?

– Да нет же, – раздражаюсь я на её тупое предположение, – там какие-то странные существа. Я не разглядела их в темноте, они маленькие…