Железная вдова бесплатное чтение

Сиран Джей Чжао
Железная вдова

Original title:

Iron Widow

Published by arrangement with Penguin Random House Canada Young Readers, a division of Penguin Random House Canada Limited.

В книге использованы иллюстрации по лицензии © shutterstock.com

Внимание! В книге содержатся сцены физического насилия, обсуждаются идеи самоубийства, сексуального насилия (хотя и без его графического изображения), описаны злоупотребление алкоголем и пытки.

Книга не является историческим фэнтези или альтернативной историей. Это футуристическое произведение, описывающее совершенно другой мир, вдохновленный культурными элементами китайской истории. Присутствующие в ней исторические лица переосмыслены в ином жизненном контексте. Автор позволила себе значительную художественную свободу этого переосмысления, в частности в том, что касается происхождения исторических персонажей или их возраста относительно друг друга, ибо точное соответствие той или иной эпохе целью не ставилось. Чтобы получить представление о подлинной истории, рекомендуется обратиться к документальным источникам.

Посвящается Ребекке Шеффер, которая неизменно поддерживала меня на пути от цифры в статистике к бойцу, достаточно сильному, чтобы написать эту историю

Пролог

Хундуны^[1] приближались. Целое стадо двигалось в ночной глуши, громыхая и поднимая темную бурю пыли. Их округлые, лишенные лиц тела, сделанные из дух-металла, мерцали в свете серебристого полумесяца и усыпавших небо звезд.

Пилоту послабее пришлось бы сначала побороть страх, а уж потом выходить на битву с ними, но Ян Гуан сохранял хладнокровие. У подножия сторожевой башни, расположенной сразу за Великой стеной, он разбудил свою хризалиду^[2] – Девятихвостую Лисицу, огромную, высотой с семи– или восьмиэтажное здание, щетинистую и зеленую. Тяжелая поступь ее металлических когтистых лап сотрясла землю.

Хризалида – не обычная боевая машина. Ян Гуан управлял ею не с помощью штурвала или рычагов, как в случае с электрической каретой или планолетом. Нет, он становился ею. Пока его тело, обхватившее руками пилота-наложницу, недвижно покоилось в кабине, мозг командовал Лисицей, бросая ее в атаку на приближающееся стадо. По обеим сторонам от Лисицы на большом расстоянии неслись вперед две другие хризалиды.

Через тонкие, как волоски, иголки, вживленные в позвоночник и соединявшие его с сиденьем пилота, Ян Гуан заряжал Лисицу энергией своего ци. Ци – жизненная субстанция, питающая все в мире: от роста листьев до пламени и движения небесных тел. Ян Гуан использовал не только свое ци – через нервную систему хризалиды он высасывал соки еще и из пилота-наложницы. Ее разум, слишком слабый, чтобы сопротивляться, затерялся где-то глубоко в разуме пилота. Обрывки ее воспоминаний нервировали его, но он старался не обращать на них внимания. Лучше знать о наложницах как можно меньше. От нее нужно только одно – отдать свое ци, умножая тем самым духовное давление, помогающее управлять такой крупной хризалидой.

Стайки разноцветных хундунов класса «Народ» приблизились к Ян Гуану первыми. Они были похожи на огромных металлических жуков, стремящихся покусать Лисицу и убить пилота. Их тела, тусклые в свете звезд, время от времени вспыхивали, выстреливая оружейное ци в виде ярких вспышек или трескучих молний. Если бы Ян Гуан встретился с ними в своем человеческом обличье, они бы нависли над ним, громадные, как дома, и мгновенно превратили бы его в пар. Но пока он пилотирует Лисицу, они для него слишком малы, чтобы причинить вред. Круша врагов в когтях Лисицы, он ощущал чужие эмоции: печаль, ужас, гнев – неконтролируемые и беспорядочные, как помехи. Гуан не знал, каким именно образом хризалид делают из хундунов, – доступ к подобным знаниям имели лишь инженеры высшего уровня, – но люди, вот уже несколько веков работавшие над боевыми машинами, так и не смогли избавить их от этого дефекта. Протыкая оболочку хундуна, пилот чувствует то же, что чувствует противник.

Пилоты редко рассказывают публике о том, насколько тяжела эта часть битвы – сопротивление посторонним эмоциям.

Ян Гуан считался одним из самых сильных из ныне живущих пилотов именно потому, что умел отстраниться. Сопротивляясь психологическому натиску, он продолжал громить хундунов. Девять лисьих хвостов с треском рассекали воздух позади, словно девять новых конечностей, со звучным лязгом отбрасывая врагов покрупнее.

Ян Гуан не испытывал к ним жалости. Хундуны – захватчики из космоса – стерли в пыль человеческую цивилизацию две тысячи лет назад и раскололи человечество на разрозненные племена. Если бы Желтый Властелин – легендарный вождь одного из племен, – воспользовавшись помощью богов, не изобрел хризалид, цивилизация никогда бы не восстановилась и вся планета принадлежала бы хундунам.

Видеодроны жужжали вокруг Лисицы, как красноглазые мухи. Часть из них принадлежала Армии освобождения человечества, других прислали частные медиакомпании, транслировавшие сражение по всей Хуася^[3]. Ян Гуан держался в состоянии наивысшей бдительности, не позволяя себе ошибиться, чтобы не разочаровать своих фанатов.

– Девятихвостая Лисица, в этой стае есть хундун класса «Принц», – раздался в динамиках крик военного стратега.

Ян Гуан удвоил бдительность. Хундун класса «Принц» – редкий противник, относящийся к тому же классу, что и Лисица. Если удастся захватить его с минимальными повреждениями, из него можно будет сделать новую хризалиду класса «Принц» или предложить богам в обмен на какие-нибудь крупные дары, например инструкции к прорывным технологиям или лекарства. И в случае победы боевой ранг самого Гуана резко повысится. Может, ему наконец удастся обскакать Ли Шиминя. Этот убийца все равно не заслуживает звания ведущего пилота.

Чтобы сделать точный выстрел, нужно придать Лисице более сложную форму.

– Син Тянь, прикрой меня! – крикнул он ближайшему товарищу через пасть Лисицы. Его голос, усиленный с помощью ци, прогремел над полем битвы. – Начинаю трансформацию!

– Есть, полковник! – проревел Син Тянь из Безголового Воина – хризалиды, чьи сверкающие желтые глаза располагались на месте сосков, а рот пылал на животе. Машина встала перед Лисицей и принялась крошить роящихся хундунов топором из дух-металла. Враги умирали, разбрасывая брызги света.

Получив защиту, Ян Гуан начал прогонять свое ци через Лисицу с самым мощным духовным давлением, на какое был способен. По щетинистой зеленой шкуре хризалиды побежали сияющие трещины.

Хотя хризалиды создавались из оболочек хундунов, они во всем затмевали своих предшественников. Безмозглые пузыри-хундуны не умели раскрывать потенциал того самого дух-металла, из которого были сделаны.

Но люди умели.

Ян Гуан представил себе Возвышенный Облик, и Лисица начала превращаться. Конечности удлинились и утончились, туловище сократилось, плечи откинулись назад. Машина теперь слегка напоминала человека. Девять хвостов заострились, как копья, и раскрылись веером в нижней части спины, подобно солнечным лучам. Так настоящие девятихвостые лисы топорщат хвосты, чтобы запугать противников. Пилот поставил Лисицу на две ноги – его ци, подкрепленное более высоким духовным давлением, позволяло держать равновесие в такой позе. А значит, передние лапы хризалиды освободились для оружия.

Дотянувшись через плечо, Ян Гуан обхватил лапой хвост-копье, выдернул его из спины и бросился в бурлящую толпу хундунов. Наконец он обнаружил «Принца». Низко присел и подпрыгнул, оторвавшись от земли. Взлетело копье, росчерком лунного света нарисовало в ночи дугу и вонзилось в круглое тело хундуна – аморфное, если не считать шести ног, похожих на лапки жука. Дух-металл разлетелся на куски с эффектным дребезгом, словно взорвался склад фарфоровой посуды. Ян Гуан боролся с потоком гнева и ужаса, испускаемым врагом, пока свет из заполненного ци ядра хундуна не распылился и не погас.

Восторженно закричали остальные хризалиды, отбивавшие натиск мерцающих хундунов. Видеодроны приблизились к оболочке «Принца», и Ян Гуан представил себе обывателей по всей Хуася, аплодирующих перед своими экранами. Его переполняло радостное возбуждение. Отклонившись назад, он выдернул копье из тела хундуна. И все-таки даже теперь, когда контакт прекратился, чужой страх по-прежнему метался в его голове.

Это страх наложницы поднимался в нем, как волна.

В такие моменты Ян Гуан понимал, что разум наложницы уже не сможет вернуться в ее тело. Сейчас пилот подсознательно контролировал ее полностью, включая сердцебиение. Когда он отделится от нее, сердце девушки остановится и она уйдет в потусторонний мир. Иного не дано.

Важно, что ее семья получит жирную компенсацию. Зная это, девушка упокоится с миром в Желтых Источниках.

Он не помнил, как ее звали. Постарался не запоминать. Он прошел через стольких пилотов-наложниц, что уследить за ними было невозможно, это ослабило, отвлекло бы его. А он не позволит себе отвлечься. Он должен защищать мир.

Она знала, на что шла. Она сама приняла решение поступить к нему на службу.

Ян Гуан сосредоточился на битве, продолжая крушить и пронзать копьем оставшихся хундунов. Пусть его фанаты знают: их родина пребудет в безопасности.

Благородная жертва наложницы была не напрасна.

Часть I. Путь лисицы

«В горах водится существо, похожее на лису, с девятью хвостами; звук его голоса напоминает плач младенца. Оно питается человеческой плотью».

Книга Гор и Морей^[4]

Глава 1. Просто бабочка или моя мертвая сестра?

На протяжении восемнадцати лет сросшиеся брови спасали меня от продажи, а значит, от мучительной, ужасной смерти.

Сегодня я освобождаю брови от их милосердных услуг.

Вообще-то не я. Это Ичжи орудует пинцетом, который оставила моя сестра. Упираясь коленями в бамбуковую циновку, расстеленную на сырой лесной земле, мой друг держит меня за подбородок и выдергивает волосок за волоском. Кожа моя горит, словно ее медленно поджаривают. Иссиня-черные пряди его уложенных в прическу волос шуршат при каждом движении, скользя по бледному шелку его одеяния. Мои собственные волосы, значительно менее ухоженные, закручены в пучок и подвязаны рваной полоской ткани. Благодаря этой засаленной тряпочке пряди не падают мне на лицо.

Все это время я напускаю на себя невозмутимый вид. Но моя ошибка в том, что я слишком долго вглядывалась в деликатные черты Ичжи, стараясь запечатлеть их в памяти, чтобы было за что ухватиться в последние дни моей жизни. Желудок сжимается, что-то жаркое давит изнутри на глаза. Я зажмуриваюсь, пытаясь загнать слезы назад, но получается ровно наоборот – они прорываются на свободу. Да, так оно всегда и бывает.

Конечно, Ичжи их замечает и останавливается, чтобы выяснить, что случилось. Хоть у него и нет никаких поводов считать, что слезы – нечто большее, чем реакция на насилие над моей кожей.

Хоть он и понятия не имеет, что это наша последняя встреча.

– Ты в порядке, Цзэтянь? – шепчет он. Держащая пинцет рука застывает в воздухе, пропитанном паутинкой брызг. Неподалеку от того места, где мы прячемся под низкорослыми деревьями, струится водопад, и стремительно несущийся поток заглушает наши голоса, мешая посторонним нас обнаружить.

– Была бы в порядке, если бы ты не останавливался то и дело. – Я закатываю припухшие глаза. – Давай уже. Не обращай внимания, прорвемся.

– Хорошо. Ладно.

Нахмуренный лоб разглаживается, лицо расцветает улыбкой, способной сломить меня окончательно. Ичжи вытирает мои глаза рукавами своих элегантных шелковых халатов, надетых один на другой. Это рукава богатого человека, слишком длинные и свободные, слишком непрактичные. Я подшучиваю над ними при каждой нашей встрече. Впрочем, справедливости ради, Ичжи не виноват в том, что его отец не позволяет ему и двадцати семи его братьям и сестрам покидать дворец, если они не наряжены в дорогую брендовую одежду.

Ясный солнечный свет, пробившийся после многодневных дождей, изливается на наш тайный мирок, состоящий из влажного тепла и пляшущей листвы. Бледные руки Ичжи укрыты лоскутным покровом из света и тени. Острые и яркие запахи весенней зелени такие насыщенные, что, кажется, их можно черпать ложкой. Колени Ичжи – он даже на коленях сидит благопристойно и чопорно – держатся на крохотной, но непреодолимой дистанции от моих небрежно согнутых ног. Его роскошный наряд до нелепого контрастирует с моим – поношенной туникой и брюками из грубой домотканой материи. До нашей встречи я и представления не имела, что ткань может быть такой белой и мягкой.

Он начинает выщипывать быстрее. Это и правда больно, словно моя монобровь – живое существо, по кусочку раздираемое на две половины. Так что если я снова расплачусь, это не вызовет подозрений.

Мне не хотелось просить помощи у Ичжи, но я знала, что не смогу встать перед зеркалом и выщипать брови сама. Я думала бы только об одном человеке – моей старшей сестре, Жуи, а это очень больно. Я стану слишком похожа на нее без этой растительности, снижающей мою рыночную стоимость.

К тому же я себе не доверяю, ландшафтные работы – точно не мой конек. У меня ни за что не получились бы одинаковые брови. А с разными бровями – кому я нужна? Никто не завербует меня на неизбежную смерть.

Я пытаюсь отвлечься от жгучей боли, уткнувшись в планшет, лежащий на коленях Ичжи, и пролистывая заметки, которые он сделал в школе за месяц после нашей предыдущей встречи. Каждое прикосновение к экрану – действие еще более предосудительное, чем наше тайное свидание в приграничных горах среди зелени и весеннего тепла, чем тот факт, что мы вдыхаем один и тот же пахнущий землей, дурманящий воздух. Старейшины в моей деревне говорят, что девушкам нельзя прикасаться к этим божественным устройствам, поскольку мы оскверним их своей порочной женственностью или чем-то таким. Только благодаря богам в небесах технологии вроде этих планшетов были восстановлены после веков забвения. Но мне плевать на старейшин и на богов. Если они не уважают меня только за то, что я оказалась в «неправильной» половине населения, то и я не намерена их уважать.

Экран сияет, как луна, на фоне затененного листьями халата Ичжи, прельщая меня знаниями, которые мне иметь не полагается, знаниями, пришедшими из мира за пределами убогой горной деревушки. Искусство. Наука. Хундуны. Хризалиды. У меня руки чешутся от желания придвинуть планшет поближе, но и он, и я должны оставаться на своих местах. Конус неонового света изливается из выемки на планшете, проецируя на мое лицо идеальные брови. Ичжи и его потрясающие городские технологии никогда не разочаровывают. Я солгала, что семья выдала мне «последнее предупреждение» по поводу моноброви, и мой друг настроил эту штуку всего за несколько минут.

Интересно, как сильно он меня возненавидит, узнав, в чем помог мне на самом деле.

С веток на наши головы падают капли. Одна скользит по щеке Ичжи. Он так погружен в работу, что не замечает этого. Я смахиваю костяшками пальцев влажный мазок с его щеки.

Он испуганно распахивает глаза. Его холеная, почти прозрачная кожа заливается краской.

Не в силах сдержаться, я улыбаюсь. Расправляю ладонь, прикасаюсь к нему кончиками пальцев, подмигиваю.

– Ну как там? Мои брови неотразимы?

Ичжи разражается смехом – более громким, чем обычно, потом прикрывает рот рукой и оглядывается, хотя мы надежно укрыты.

– Прекрати, – произносит он тише, избегая моего взгляда. Смех становится легким, как перышко. – Не мешай работать.

Его щеки наливаются румянцем все больше и больше, и меня охватывает чувство вины.

«Скажи ему», – умоляет мой мозг.

Но я лишь опускаю руку как можно небрежнее и переключаюсь на новый раздел его школьных заметок – статистический анализ динамики хундунских атак.

Я не подвергну опасности свою миссию, рассказав о ней Ичжи. Что бы он ни думал о наших отношениях, я не принимаю их слишком всерьез – это было бы ошибкой. Он сын самого богатого человека в Хуася, а я обычная девушка из приграничья, которую он встретил случайно, в поисках самого тихого и отдаленного места, куда можно добраться на планоцикле. Если нас застигнут, это не его затолкают в клетку для свиней и утопят во имя семейной чести. И не важно, что мы никогда не переступали черту, которую переступать нельзя.

Мое внимание переключается на его губы, взгляд скользит по их нежным изгибам, и я вспоминаю, как однажды с восхищением сказала ему, что они выглядят необычайно мягкими. Он признался, что такой эффект получается благодаря четырехступенчатой процедуре отшелушивания и увлажнения, и я расхохоталась до слез, а потом прикоснулась к его губам, и вдруг оказалось, что я уже не смеюсь, а просто смотрю в его глаза и стою слишком близко.

Тогда я немедленно отстранилась и сменила тему.

Какая-то беззащитная, уязвимая часть моего существа тоскует о том, что никогда не случится между нами. Но я не могу и не пытаюсь исключить вероятность, что для Ичжи это не более чем игра. Что я не единственная крестьянская девушка, которую он навещает в свободные дни. Что, наигравшись со мной, он не запахнет свои безупречные халаты и не рассмеется мне в лицо. Не рассмеется над тем, что ему удалось одурманить меня нежными улыбками и проникновенным шепотком, хотя для меня это вопрос жизни и смерти, а для него значит так мало.

Может, моя осторожность возбуждает его еще больше, именно поэтому он появляется в конце каждого месяца вот уже три года.

Может, я никогда не узнаю его истинных побуждений. Ну и не надо. Пока я не поддаюсь собственным чувствам, я в этой игре не проиграю.

Впрочем, будем реалистами: даже если вся деревня наткнется на нас в эту самую секунду, меня не утопят. Я наконец выполняю желание моих родичей: навожу красоту, чтобы они могли продать меня в армию на роль пилота-наложницы. Как они сделали с моей сестрой.

Разумеется, они не знают о моих грандиозных смертоносных планах.

Ичжи переключается на нижний край моих бровей, а мой палец зависает над изображением битвы между хризалидой и хундуном. Хризалида – Белый Тигр – пропорционально сложенная, яркая, никогда не догадаешься, что она сделана из оболочки округлого, лишенного черт хундуна. Она изображена в своем Геройском Облике – высшей форме трансформации – и выглядит как человекоподобный тигр, сделанный из гладкого, молочно-белого стекла. Части, из которых состоят доспехи, обрамлены сияющими зелеными и черными каемками, размытыми, потому что хризалида поймана на снимке в движении – поднимает свой гэ^[5] размером с дерево. Белый Тигр – фаворит в армии, его часто используют для рекламы, а мне смотреть на него даже утешительно. Юноша и девушка, которые им управляют, – Слаженная Пара. В их случае невелик риск того, что разум юноши поглотит разум девушки и убьет ее по окончании битвы.

В отличие от судьбы девушек-пилотов в большинстве других случаев.

Я боялась, что именно такая смерть настигнет мою старшую сестру, когда наша семейка заставила ее завербоваться в качестве пилота класса «Принц» – второго по мощности в табели о рангах. Но она даже не добралась до поля битвы. Пилот убил ее обычным, физическим способом. Не знаю за что. Семье вернули только ее прах. И вот уже восемьдесят один день они страшно горюют… потому что не получили крупную компенсацию за смерть в сражении. А ведь они так на нее рассчитывали.

Забавно. Старшую всю жизнь окружали заботой.

«Когда Жуи выйдет замуж?»

«А может, лучше пусть завербуется в армию?»

«Ох, не слишком ли долго Жуи просидела на солнце? Что-то она потемнела».

Но с того самого момента, как пришла весть о ее смерти, они перестали о ней вспоминать. Никто даже не спросил, что я сделала с прахом. Только Ичжи и я знаем, что ее прах унес ручей, около которого мы сидим. Это наша маленькая тайна – между ним, мной и ею.

Подняв глаза, я замечаю настоящую хризалиду бабочки, свисающую с ветки за спиной Ичжи. Боевые хризалиды названы так в их честь, потому что, как говорят, погибшие пилоты перевоплощаются в бабочек. Если это так, надеюсь, вот эта бабочка – не моя сестра. Надеюсь, она ушла далеко-далеко – туда, где до нее не дотянутся деревенские старейшины, сплетники, всюду сующие свой нос, и подонки пилоты.

Нарождающаяся бабочка вот уже некоторое время пытается выбраться из куколки, шевелясь под ее поверхностью. Наконец ей удается прорвать оболочку. Вылезает головка, потом выскакивает покачивающийся усик. И в торжественном финале она выкарабкивается из куколки вся, как распустившийся цветок.

В наших лесах бабочки – обычное явление, так что в этом зрелище нет ничего особенного.

Но когда она расправляет крылышки, я замечаю, что рисунки на них разные.

– Ничего себе! – Я выпрямляю спину.

– Что? – Ичжи оглядывается через плечо.

– У этой бабочки разные крылья!

Ичжи удивленно хмыкает, а значит, такая бабочка – не типичное явление, о котором я не знаю только потому, что я простая приграничная крестьянка.

– Брови готовы, – сообщает он и поднимает планшет, чтобы снять бабочку на видео.

Наши глаза нас не обманули. Одно крыло черное с белой точкой, а другое белое с черной точкой – как символ инь-ян. Эти бабочки так и называются, но я никогда не видела, чтобы на их крыльях были одновременно инь и ян.

– Как такое возможно? – Я глупо таращу глаза.

– Ты знаешь, что делать, когда у тебя появляются вопросы, – с улыбкой отвечает Ичжи.

– Поняла, сейчас поищу.

Я открываю в планшете поисковик, как научил меня Ичжи. Пользоваться им несложно – нужно просто ввести ключевые слова моего вопроса. Но ошеломляющий результат не укладывается в голове. Всего лишь пара прикосновений – и ты получаешь доступ ко всем знаниям, которые городские ученые воссоздали из таинственных инструкций, сбрасываемых богами в обмен на достаточно большую дань.

Я сосредоточенно прищуриваюсь, просматривая научные статьи, появившиеся в результатах поиска. Читать их гораздо сложнее, чем школьные записи Ичжи, но я твердо намерена разобраться сама.

– Похоже, если у бабочки разные крылья, то она одновременно и самец, и самка. – Я изумленно распахиваю глаза. – Так бывает?

– О да, в природе биологический пол имеет множество вариаций. – Ичжи устраивается рядом со мной на бамбуковой циновке, подобрав полы халатов, чтобы они не лежали на серой земле. – Встречаются даже существа, которые меняют пол в зависимости от своих потребностей.

– Но мне говорили… – Я смаргиваю. – Мне говорили, что самки являются самками потому, что их изначальное ци базируется на инь, а самцы являются самцами потому, что их изначальное ци базируется на ян.

Инь и ян – противоположные силы, которые, смешавшись, породили Вселенную. Инь представляет все холодное, темное, медленное, пассивное и женственное. Ян представляет все горячее, светлое, быстрое, активное и мужественное.

По крайней мере, так мне говорила мать.

Ичжи пожимает плечами:

– Думаю, нет ничего окончательно застывшего. В ян всегда присутствует немного инь, и наоборот. Это отражено в самом символе. Я тут подумал и вспомнил, что иногда рождаются даже люди вроде этой бабочки, их пол невозможно определить.

Я распахиваю глаза еще шире.

– И в каком кресле будет сидеть такой человек, если станет пилотом?

В каждой хризалиде кресла расположены одинаково. Девушки садятся в нижнее, инь, а юноши позади них в сиденье, расположенное повыше, – ян – и обхватывают напарниц руками.

Ичжи барабанит пальцами по циновке. Его тонкие брови задумчиво сдвинуты.

– Наверное, в кресле того пола, который им ближе?

– И что тогда? В какой-то момент кресло перестанет работать? – упорствую я. – Нам же говорят, что система управления строится на различиях между полами. Разве пилотирование идет не из психики? Тогда почему всегда жертвуют только девушками?

– Я… я не знаю.

Я склоняюсь над планшетом, ища обоснованный ответ, но наталкиваюсь на красный предупредительный баннер:

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: В ДОСТУПЕ ОТКАЗАНО

ДЛЯ СЛУЖЕБНОГО ПОЛЬЗОВАНИЯ

– Ты не найдешь в открытых источниках ничего, связанного с конструкцией хризалид. Нельзя допустить, чтобы люди строили их самовольно.

Ичжи забирает у меня планшет.

Я отдаю его без сопротивления и устремляю взгляд на бабочку с крыльями инь и ян.

Женщина. Этот ярлык не дает мне ничего, кроме подчиненного положения, когда мне диктуют, что можно, а что нельзя. Никуда не выходи без разрешения. Не носи открытую одежду. Не разговаривай слишком громко или нелюбезно, вообще помалкивай, когда говорят мужчины. Всю жизнь думай только о том, насколько ты приятна глазу. Никакого будущего, знай рожай мужу сыновей или умри в хризалиде, отдав всю свою энергию кому-то другому, к вящей его славе.

Все мое существо словно бы сковано слишком тесным коконом. Будь моя воля, я бы жила подобно этой бабочке – так, чтобы посторонним было нелегко навесить на меня немудреный ярлык.

– Ичжи, а ты веришь, что девушки от природы предрасположены к самопожертвованию? – бормочу я.

– Ну, это вряд ли. Ты вот девушка, но тебя ни за что не заставишь пойти на жертвы.

– Эй! – Сквозь мрачную задумчивость прорывается смех.

– А что? В чем я не прав? – Он упирается ладонями в бедра.

– Ладно, ладно! Ты прав. – Мое лицо растягивается в широченной улыбке.

Но потом кончики моего рта опускаются.

Я не хочу жить и страдать ради кого-то другого. Я погибну, мстя за сестру.

Ичжи улыбается, ничего не заметив.

– Впрочем, честно говоря, нет ничего плохого в том, чтобы ценить свою жизнь. Бороться за то, чего ты хочешь. По-моему, это достойно восхищения.

– Ого, – вяло фыркаю я. – Тебя настолько околдовали мои новые брови?

Ичжи смеется.

– Мне не хватит храбрости солгать тебе, а потому вынужден признать – ты действительно похорошела. В общепринятом смысле. – Его улыбка смягчается. Глаза вспыхивают в лоскутных тенях, как ночные пруды, в которых отражаются звезды. – Но ты все та же Цзэтянь, которую я знаю. По-моему, ты самая сногсшибательная девушка в мире, как бы ты ни выглядела.

По моему сжавшемуся сердцу пробегает трещина.

Я не могу. Я не могу уйти, не сказав правду.

– Ичжи, – произношу я голосом темным, как дым.

– Прости, кажется, я… О нет. Это было слишком? – Он испускает смущенный смешок. – Насколько неуютно ты себя почувствовала по шкале от одного до…

– Ичжи. – Я хватаю его за руки, словно это поможет подготовить его к тому, что сейчас произойдет.

Он умолкает, озадаченно глядя на наши сомкнутые руки.

И я решаюсь:

– Я завербовалась в наложницы к пилоту.

Он роняет челюсть.

– К какому пилоту?

Я открываю рот, но не могу выплюнуть имя этого ублюдка.

– К тому самому.

Он заглядывает мне в глаза.

– Ян Гуану?

Я киваю. На моем лице не осталось и капельки тепла.

– Цзэтянь, он убил твою сестру!

– Именно поэтому. – Я отпускаю руки Ичжи и вытягиваю из волос длинную деревянную шпильку. – Я стану его наложницей, прекрасной и пылкой. А потом, – я разнимаю шпильку, демонстрируя острый наконечник, спрятанный внутри, – перережу ему горло, пока он спит.

Глава 2. Вода, выплеснутая за дверь

Я ковыляю одна по горным тропкам, опираясь на бамбуковую трость. На меня наползает сетчатый лесной сумрак, прорезаемый лезвиями багрового заката. Если я не вернусь до того, как солнце скатится за горы на западе, мои родичи решат, что я в последний раз попыталась сбежать. Вся деревня, вооружившись фонариками, кинется прочесывать горы в сопровождении бешено лающих собак. Они не позволят своим дочерям думать, что у тех есть шанс на побег.

Мокрые листья превращаются в кашу под моими крохотными потрепанными туфлями, которые Ичжи много раз предлагал поменять на новые. Но я не могу принимать от него подарки – боюсь, что мои родичи о нем узнают. Я вспоминаю выражение ужаса на его лице после моего признания о взятой на себя миссии и надломленный голос, зовущий меня, когда я исчезла в лесу, чтобы избежать продолжения этого разговора. В горле образуется комок. Не надо было ему рассказывать. Он обязательно попытался бы меня остановить.

И теперь этот страшный момент – наше последнее общее воспоминание.

Я не уверена, что слышала рокот планоцикла над верхушками деревьев, но надеюсь, Ичжи покинул горы. Он ничего не может изменить. Я ему не принадлежу. И никому не принадлежу. Они могут думать, что владеют мной, но сколько бы они ни ругали меня, грозили и били, они не могут контролировать то, что происходит в моей голове. Наверное, это бесконечно их бесит.

Кровавая дымка заката проглядывает в конце тропинки. Когда я выхожу из лесного сумрака, моему взору открываются рисовые террасы, на которых я выросла. Горные склоны изрезаны ступенями, возносящимися к небесам. На каждом ярусе, отражая пылающий закат, посверкивают канавы с дождевой водой, питающей рис. Воспаленные облака плывут в каждом клинышке воды, мимо которого я прохожу. Моя трость хлюпает в серой почве. Из домов, сгрудившихся на каждой террасе, поднимается дым – там готовят ужин. Струйки дыма вплетаются в оранжевый, окрашенный сумерками туман, клубящийся над самыми высокими вершинами.

Пронзительно морозной зимой, когда мне исполнилось пять лет, пал настолько жестокий холод, что рисовые террасы промерзли до основания, и бабушка заставила меня пройти по льду без обуви. Дождавшись, когда мороз, глубоко проникший в мою плоть, окрасил ее лиловым, бабка прогнала из дома всех мужчин, усадила меня на промерзлый бетонный пол и опустила мои ноги в деревянное корыто с кипящей свиной кровью и обезболивающими лекарствами. Две мои тетки прижимали меня к полу, пока бабушка ломала напополам каждую косточку моих стоп.

Вопль, вырвавшийся у меня тогда, до сих пор порой взрывается в моей памяти, когда я меньше всего этого жду. И я замираю, как оглушенная.

Впрочем, это не повод для боли. Болью меня не удивишь, потому что она всегда со мной. Она молнией пронзает мои ноги при каждом шаге.

При. Каждом. Шаге.

Я не прогуливаюсь. Та обжигающая прогулка по замерзшей рисовой террасе была последней в моей жизни. С тех пор ступни превратились в бесформенные бугры, на которых можно только ковылять. В трех пальцах началось воспаление, и они отвалились, что едва меня не убило и нарушило мое равновесие навсегда. Оставшиеся пальцы подогнуты под подошвы и касаются пяток, словно пытаются выдавить месиво из костей и плоти вверх, к икрам. Мои ступни меньше, чем ладони. Пара идеальных «лотосовых ножек».

Что реально повышает мою рыночную стоимость.

Родичи вечно бранят меня за неухоженную растительность на лице и излишки жира вокруг талии, но худшие упреки и визг я слышу тогда, когда бунтую против слишком тугих бинтов на ногах. Густые брови можно выщипать, от лишнего веса избавиться, поголодав, но «лотосовые ножки» перестанут быть лотосовыми, если позволить им расти. Ни один мужчина из уважаемой семьи не женится на девушке с незабинтованными ступнями.

– Без этого ты ничем не отличаешься от жунди! – однажды во время ритуала перевязки заорала на меня бабка, разозлившись на мои стоны и всхлипы. Она имела в виду кочевые племена, в основном обитавшие в диких землях и готовые в любой момент закинуть все свое имущество на спины лошадей и сбежать от хундунов. Некоторые из них обосновались в Хуася, когда мы вытеснили хундунов с больших участков, другие постоянно просачивались через Великую стену упорными струйками. На наших приграничных территориях их обосновалось немало. Родичи всегда предостерегали меня: «Не будь как их женщины, которые шляются где попало без всяких представлений о морали, стыде и приличиях».

В детстве я поддавалась на эти увещевания и боялась превратиться в такую женщину. Но чем старше я становилась, тем чаще недоумевала: а что в них, собственно, плохого?

Я ковыляю мимо группки домов, расположенных высоко на склоне. Несколько мужчин, стоящих по колено в воде, отрываются от работы и с вожделением пялятся на меня. Пойти за мной они не посмеют – тут все всех знают, – но никогда не откажутся продемонстрировать свои желания.

Видите ли, когда приграничную девушку, хотя бы немного привлекательную, вербуют в пилоты-наложницы или продают богатым мужчинам в городах, приграничным мужчинам сложнее находить жен, которые родили бы им сыновей. Цены на невест взлетели до десятков тысяч юаней. Местные семьи не могут этого себе позволить… если только не отдадут собственных дочерей в армию или не продадут богатым горожанам.

Порочный круг, и не видно ему конца. Никто не живет в приграничье по своей воле. Многие из нас находятся здесь только потому, что дома наших предков остались в провинции Чжоу, павшей под натиском хундунов двести двадцать один год назад.

Я бросаю на мужчин взгляд, полный ненависти. Пруды на террасах, отражая свет заката, сияют, как расплавленная медь, и я воображаю, что вокруг мужчин поднимается настоящий огонь, вскипает вода, сваривая их живьем.

И тут моя трость ломается, я падаю.

Гравитация. Одно из первых научных понятий, о котором мне рассказал Ичжи. Она бросает меня на слякотную тропинку, и я чуть не оказываюсь на рисовом поле. Моя ладонь оставляет глубокую выемку в грязи, в лицо летят холодные плотные брызги.

Я поднимаюсь на руках. Серая масса падает с моего пылающего лица и прилипает к тунике. Я готовлюсь услышать гогот.

Но не слышу.

Мужчины бегут по террасам, поднимая брызги, возбужденно вопя и собираясь в кучку вокруг одного, держащего планшет.

По моему телу прокатываются волны дрожи.

Вернее, волны пробегают по воде на террасах.

У меня перехватывает дыхание. Легко узнаваемые вибрации поднимаются из земли и колышут воду.

За границей начинается битва между хризалидами и хундунами.

Я прижимаюсь ухом к земле, не заботясь о том, что так испачкаюсь еще больше и намочу головную повязку. До Великой стены всего лишь несколько гор. В ясные дни видны пыльные, безжизненные пики, из которых дислоцированные там хризалиды высосали насухо всё ци.

Мужчины, наверное, смотрят сражение в прямой трансляции и делают ставки на боевой рейтинг, который получит каждый пилот. Но совсем другое – ощущать, как дрожит земля под поступью хризалид. Дикое, нутряное, ошеломительное чувство.

Какая мощь!

У меня пересыхает в горле, и все же рот наполняется слюной. Я закрываю глаза и представляю, как распоряжаюсь хризалидой, возвышаясь над зданиями, и крушу землю своими колоссальными конечностями или сверкающими взрывами ци. Я могла бы раздавить любого, кто попытается раздавить меня. Я могла бы освободить всех девушек, которые захотели бы сбежать.

В мои грезы наяву врывается торжествующий вопль мужчин.

Я трясу головой. Брызги грязи залетают в рукава. Я поднимаюсь на колени, вся покрытая серыми пятнами, и таращусь на свою сломанную трость.

Хватит уже предаваться иллюзиям.

Не знаю, сочтет ли отец, что я успела вернуться до установленного часа. Остатки солнечных лучей очерчивают наши горы-крепости призрачным голубым ореолом, отчего их силуэты становятся зловеще похожими на хундунов.

– Где ты была? – тихо спрашивает мать из-за зарешеченного окна кухонной лачуги, прислонившейся к боковой стене дома. Ее голос так же слаб, как струйка пара, поднимающегося из огромного котла, в котором она помешивает кашу. Бабушка сидит рядом с ней на табурете и чистит летучую рыбу, пойманную в водах террас. Свет из очага пляшет на их усталых лицах. Они словно заперты в пылающей темнице.

– В лесу, – отвечаю я и передаю матери через окно мешочек с травами и кореньями. Я их собираю, поэтому провожу много времени в лесу. Так я и встретила Ичжи.

– Что с тобой случилось? – Мать кладет мешочек на деревянную полку, не отрывая от меня взгляда. Пряди седых волос торчат из-под полинявшей тряпки, покрывающей ее голову, заметно колыхаясь от волн тепла.

– Упала. Трость сломалась. – Я ковыляю дальше по каменной тропинке, пролегающей между домами. Аккуратно ставлю ноги, чтобы не свалиться на черепичную крышу соседского дома, расположенного ярусом ниже.

– Повезло тебе, что началось сражение. – Мать бросает быстрый взгляд на вход в дом. В ее глазах посверкивают оранжевые искорки от огня в очаге. – Поторопись. Нельзя, чтобы отец застал тебя в таком виде.

– Хорошо.

– И почисти одежду. Завтра прибудут военные, не выйдешь же ты к ним грязной.

Как небрежно она это сказала! В мою грудь словно вонзается нож. Конечно, мать ничего не знает о моих истинных намерениях, но должна же она понимать, что вербовка закончится для меня неизбежной смертью.

Должна же она помнить, чем это закончилось для Старшей.

Или не должна? Иногда мать так легко притворяется, будто ничего страшного не случилось, что я начинаю сомневаться: может, это моя голова набита ложными воспоминаниями?

– Наверняка они дадут мне одежду получше. – Я устремляю взгляд на колеблющиеся за кухонным окном полоски света.

– И все равно – ты должна выглядеть прилично.

Я останавливаюсь и оборачиваюсь, чтобы посмотреть матери в глаза.

Есть одно громадное последствие моих планов, о котором я изо всех сил стараюсь не думать. Убийство представителя Железной Знати, чей максимум духовного давления выше 2000 (при том, что средний уровень – 84), повлияет на три поколения моей семьи. Мою мать, отца, семилетнего брата Далана, бабушку и дедушку, дядей и теть казнят вместе со мной. Потому что пилоты вроде Ян Гуана слишком важны на войне.

«Дай мне хоть один повод вас уберечь». Я смотрю на мать. «Останови меня».

Мне нужно лишь одно – знак, что они достойны моего сострадания. Знак, что они ценят мою жизнь так же, как я должна ценить их жизни.

Поскольку уже нет никакого смысла сдерживаться, я выплескиваю самый свой жгучий вопрос:

– Ты и правда беспокоишься только о моем приличном виде? А не о том, что я иду на войну?

В очаге трещат поленья. Мать щурится, глядя на меня сквозь клубы древесного дыма и ароматного пара. А потом на ее лице расцветает улыбка, как полевой цветок на горящих пустошах.

– Ты послушалась! Выщипала брови. Очень красиво.

Я резко отворачиваюсь и тащусь дальше, хотя каждый шаг дается мне с трудом – все равно что ходить по оголенным проводам.

Она словно бы и не слышала моего вопроса.

Электрические фонарики мерцают по всей деревне, освещая окна, будто глаза, которыми оснащены хризалиды, но не хундуны. Ветерок пролетает над рисовыми террасами, добавляя мускусный запах тростника к ароматам скромных ужинов.

Свет оттенка пшеницы струится из открытой двери нашего дома. Дребезжащий голос комментатора пронзает наступающую ночь, вырываясь из планшета, подаренного нашей семье правительством Хуася (хотя, конечно, пользоваться им свободно могут только мужчины). Мой дед, отец и брат сидят за почерневшим от жира обеденным столом, выпучив глаза на экран. На их лицах мерцают разноцветные блики, исходящие от хризалид.

Я перешагиваю порог и спешу в комнату деда и бабки. Меня поселили к ним несколько лет назад после второй моей попытки выскользнуть из дома посреди ночи.

– …а вот и Красная Птица!

Похолодев, я замираю на месте и едва не падаю.

О нет, только не это!

Даже мои одержимые хризалидами родичи, радостно гикающие при появлении всех прославленных боевых единиц, стыдливо умолкают. Никто не хочет признать, что Красная Птица – самая сильная хризалида в Хуася. Единственная наша хризалида класса «Король», высотой примерно пятьдесят метров в своем Исходном Облике. Но ее пилотирует Ли Шиминь, Железный Демон, наполовину жунди, бывший обитатель камеры смертников, убивший собственного отца и братьев, когда ему было всего шестнадцать. Сейчас ему девятнадцать. Его казнь отложили на неопределенный срок только потому, что у него до жути высокое духовное давление, самое высокое за последние двести лет.

У пилотов-наложниц всегда есть риск, что они умрут во время битвы, но те, кто попадает к нему, обречены на неминуемую смерть.

Выжить не удалось никому.

Девушка скоро умрет.

– Эй!

Голос отца выдергивает меня из моих мыслей. Я испуганно вздрагиваю, хватаясь за деревянные стены.

Ножки его стула скрипят о бетонный пол. Он встает, по нахмуренному лицу скользят тени.

– Ты почему такая грязная?

Ледяной пот скапливается у края моей повязки.

– Упала на террасах.

В кои-то веки не соврала.

Из планшета доносится лязг – столкнулись дух-металл и ци. Мои дед и брат продолжают смотреть, словно все в порядке. Отец обходит их и устремляется ко мне. Узел поредевших волос жалко болтается на его голове и бьет по затылку.

– Смотри у меня, если ты водишь шашни с каким-то парнем!

– Конечно, нет. – Я отступаю назад и ударяюсь плечом о дверь в комнату деда и бабки.

Соврала наполовину. Я просто разбила чье-то сердце.

Отец подходит ближе, нависает надо мной так, что у меня начинает двоиться в глазах.

– Смотри у меня, если не пройдешь проверку на девственность…

От одного этого слова меня встряхивает, и страх улетучивается.

– Говорю в последний раз – никто в меня не пролез! – кричу я. – Прекрати! Тебя на этом переклинило.

Он потрясенно моргает. Но я чувствую, как в нем поднимается ярость.

Я проскальзываю за дверь и захлопываю ее перед его носом.

– Что ты мне только что сказала? – От его криков дрожит дом, кулаки молотят по двери. Латунная ручка сотрясается, судя по звукам, в ней что-то сломалось.

– Я ноги разматываю! – Прижавшись спиной к двери, я начинаю выполнять свою угрозу. Незабинтованные ступни гораздо более неприличны, чем обнаженная грудь. Не говоря уже о запахе гниющей плоти, который можно причислить к биологическому оружию, единственному в своем роде. Девушки должны поддерживать фантазии о своей красоте и изяществе, пользуясь духами, нося вышитые туфли и никогда не снимая обмотки ни перед кем, даже своими мужьями.

Кулаки отца оставляют дверь в покое, но легкие продолжают работать. «Непочтительная! Неблагодарная! Шлюха!»

Типично.

Доносится слабый голос матери, пытающейся успокоить отца. Брат смеется. Дед подкрутил звук трансляции до предела. А в хризалиде ради всего человечества умирает девушка.

Я не решаюсь выйти из комнаты на ужин.

В животе урчит и булькает, как овсянка, которой ему хочется, но я не покидаю плетеное кресло моей бабки и держу ступни в деревянном корыте – том самом, в котором их готовили к переломам.

«Вот видишь! Ну и нечего бояться, что твои родственнички пострадают» – с этой мыслью из глубин подсознания просачивается моя гнилая, отвратительная сущность.

Я выдергиваю деревянную пробку из высокого термоса, который мои дед и бабка держат в своей комнате.

«Им на тебя наплевать».

Выливаю в корыто очередную порцию горячей воды. Лекарственные травы и коренья бешено крутятся под струей, окрашивая воду в красно-коричневый цвет – цвет крови, забытой в темном углу.

«Вот и ты на них наплюй».

Над моей головой жужжит фонарь. В мрачных углах комнаты движутся тени, и кажется, что они подползают ближе. Я опускаю термос и устремляю пустой взгляд на кучу соломы рядом с кроватью деда и бабки – мое ложе для сна. В Хуася есть такая пословица: девушка, вышедшая замуж, – как вода, выплеснутая за дверь. В отличие от своего брата Далана, который передаст следующим поколениям имя семьи У, будет жить в доме и заботиться о родителях, я не оставлю долгого следа в жизни родичей. За меня нужно назначить цену и сбыть с рук. У меня нет даже собственной кровати – они этим не озаботились.

Из-за стены доносятся приглушенные звуки: стук палочек о миски, восторженная болтовня Далана о битве. Хризалиды победили. Разумеется. Если бы сражение закончилось иначе, в деревенских громкоговорителях взревели бы сирены, и мы бы бросились на восток, как наши предки из провинции Чжоу.

Взрослые помалкивают. Надеюсь, они думают обо мне.

Надеюсь, сходя в могилу, они пожалеют о том, как относились ко мне и Старшей.

Впрочем, людей, приговоренных к семейной казни, не кладут в могилы.

Я вздрагиваю, выталкивая из головы образ наших гниющих тел, висящих на Великой стене.

Открывается дверь. Я сжимаюсь в кресле, не зная, на чем остановить взгляд, и надеясь, что глаза у меня не такие красные и опухшие, как кажется мне самой.

Мать, доковыляв до меня на перебинтованных ногах, протягивает мне миску с овсянкой. Я принимаю ее с неловким кивком. Обхватываю холодными пальцами горячий фарфор. Горечь, как слезы, заполняет мой рот. Мать садится в изножье кровати. В животе у меня тугими кольцами сжимается напряжение.

«Что ей нужно?» – огрызается какая-то часть меня, а другая часть продолжает свое: «Останови меня!»

– Тяньтянь, – произносит она мое детские прозвище, потирая старые ожоги на руках, – нельзя разговаривать с отцом в таком тоне.

– Он первый начал. – Я бросаю на нее сердитый взгляд, хотя мои щеки обжигает стыд. Подношу миску ко рту, чтобы спрятать лицо.

«Останови меня! – твердит каждый удар моего сердца. – Останови меня. Останови».

Но мать лишь печально хмурится:

– И почему тебе всегда нужно все портить?

Я крепче сжимаю миску.

– Мама, ты правда думаешь, что, всегда уступая, ты облегчаешь себе жизнь?

– Дело не в легкости жизни. Важнее сохранить мир в семье.

Я издаю мрачный смешок.

– Скажи ему, пусть не волнуется. Через два дня я уйду. И тогда он получит свой мир.

Мать вздыхает:

– Тяньтянь, просто твой отец очень сильно переживает. В глубине души он знает: ты в конце концов образумилась, поняла, что важно на самом деле. Он гордится тобой. – Она улыбается. – Я тобой горжусь.

Я скованно поднимаю голову.

– Вы гордитесь мной, посылая на смерть?

– Еще неизвестно, как все сложится. – Она избегает моего взгляда. – У тебя сильный разум. Разве тестировщики не сказали, что твое духовное давление выше пятисот? В пять раз больше среднего уровня! И это было четыре года назад. С тех пор оно наверняка поднялось. Ты и принц-полковник Ян можете стать Слаженной Парой. Ты можешь стать его Железной Принцессой.

– В Хуася всего три Железные Принцессы! – В моих глазах стоят слезы, скрывая за туманной дымкой лицо матери. – Их духовное давление – несколько тысяч! Какие у меня шансы? Это всего лишь фантазии, чтобы заморочить головы девушкам.

– Тише, Тяньтянь. – Мать бросает испуганный взгляд на дверь.

– Тебя эти фантазии тоже утешают? – продолжаю я. – Помогают спокойно спать по ночам?

Ее глаза влажно блестят.

– Почему ты не можешь просто принять, что делаешь доброе дело? Ты станешь героиней. А эти деньги Далан сможет отдать за невесту.

Я швыряю миску на пол. Фарфор разбивается, овсянка разлетается вязкой горячей массой.

– Тяньтянь! – Мать неуклюже понимается на ноги. – Тут спят твои бабушка и дедушка!

– Да ну? И что они мне сделают? – ору я, повернувшись к двери. – Побьют, чтобы я оттолкнула Ян Гуана свежими синяками? Отправят в свинарню, чтобы я оттолкнула его запахом? Если вам так сильно нужны эти деньги, вы больше ничего не можете мне сделать!

– Тянь…

– Выметайся!

«Нельзя с ней так разговаривать, – упрекает голос в моей голове, до боли похожий на голос Старшей. – Она твоя мать. Она подарила тебе жизнь».

Нет, она мне не мать. Она предала меня.

Тяжело дыша, я наклоняюсь вперед и хватаюсь ладонями за колени. Голос прорывается сквозь рыдания:

– Надеюсь, в следующей жизни между нами не будет ничего общего.

Глава 3. Жизнь, которой тебе хочется

Родичи обходят меня молчанием до самого утра, когда я должна покинуть дом. Да и в этот момент они лишь выкрикивают мое имя.

Я, пошатываясь, встаю со своей соломенной постели, на которой промаялась всю ночь, и кручу, кручу в руке деревянную шпильку, как толстую палочку для еды.

Что они там раскричались? Увидели издалека планолет? Он должен отвезти меня к Великой стене.

– Тяньтянь! – Голос бабки приближается к двери. – Там к тебе какой-то парень!

Я спотыкаюсь, рука ударяется о спинку кровати.

Парень?

Нет. Нет, это не может быть…

Ошеломленная, я ковыляю к двери. Опасное предчувствие загорается в груди красным сигналом тревоги. Сердце колотится в кончиках пальцев, и кажется, будто оно, а не моя ладонь распахивает дверь.

От яркого света больно глазам. Потом, когда пятна исчезают, я вижу его. Ичжи. Залитый пылающими лучами солнца, он стоит перед входом и умоляет о чем-то моих родичей, а те хоронятся в темной глубине дома, словно пещерные создания. Его белый шелковый халат с вышитым золотым рисунком из бамбуковых побегов и листьев сияет, как нечто из потустороннего мира.

Я никогда не видела его иначе как в крапчатой лесной тени. На какое-то мгновение я сбита с толку – это и правда он? Но его мягкий тенор ни с чем не спутаешь.

– Тетушки, дядюшки, поверьте, я могу заплатить любую цену. – Он показывает моим родичам металлическую пластину своего удостоверения личности. – Прошу вас. Позвольте мне жениться на вашей дочери.

Мое сердце проваливается вниз, словно я пропустила ступеньку, спускаясь по лестнице вдоль террас.

Мои родичи потрясены. Отваливаются челюсти. Ладони прижимаются к губам. Бабка, стоящая ближе всех ко мне, переводит озадаченный взгляд с Ичжи на меня и обратно. Наверное, в их головах начинают звенеть колокола и взрываться петарды при виде его фамилии на табличке и адреса: Чанъань^[6], столица Хуася.

Они могут вообще запретить мне садиться в планолет.

Не раздумывая и не произнося ни слова, я расталкиваю родичей, хватаю Ичжи за запястье и тащу в полумрак дома. Его рот удивленно приоткрывается. Он едва не спотыкается о порог. Но потом мы встречаемся взглядами, и его глаза вспыхивают, пронзая мое сердце уколом острой боли.

Я затаскиваю его в комнату деда и бабки. Даже его обувь звучит как-то иначе, соприкасаясь с нашим обшарпанным бетонным полом.

– Не входите, – предупреждаю я родичей, прежде чем захлопнуть дверь, подняв облако пыли.

Поворачиваюсь к Ичжи. Луч солнца из окна падает на него, как небесное лезвие, и в этом свете шелк его халата кажется лунно-белым, а кожа прозрачной.

Мой голос разрывает тишину.

– Это мой дом. – Ичжи выглядит настолько неуместным на фоне грязных деревянных стен, что я начинаю сомневаться – не сон ли все это? – Ты не должен был сюда приходить. Ни за что и никогда. Как ты вообще меня нашел?

– В официальной книге записей. – Он сглатывает, глаза, обрамленные густыми ресницами, гаснут. – Цзэтянь, я могу отвезти тебя в столицу.

– Нет, не можешь! – выпаливаю я, потому что родичи наверняка подслушивают. – Это ты просто так говоришь. Твой отец никогда не позволит нам пожениться!

– У него еще четырнадцать сыновей. Переживет.

– Да неужели? Разве он не хочет женить тебя на внучке какого-нибудь высшего чиновника? Вряд ли он стал самым богатым человеком в Хуася потому, что упускал возможности!

– Тогда мы создадим свои собственные возможности. Мы разберемся с этим вместе. Пока есть жизнь, есть и надежда. – Ичжи поднимает мою ладонь в поток света из окна. Его слова дрожат, как зимний воздух, и падают, как снег. – Но какую жизнь я бы себе ни создал, она бессмысленна без тебя.

Свет колышется перед моими глазами, размывая лицо Ичжи.

Я знаю, каково это – испытывать боль. Я знаю, каково это – сносить побои и оскорбления, каково это, когда тебя запирают, калечат и швыряют, как мусор. Но это?

Как справиться с этим, я не знаю.

Это кажется нереальным.

Это не может быть реальным.

На это я не клюну.

– Да брось! – Я выдергиваю руку. Уголки глаз горят, в них набухают жаркие слезы. Голос трескается от сухого смеха. – Крестьянская девчонка из приграничья выходит замуж за парня из самой богатой семьи Хуася? А покруче сказки ты не придумал? Я не четырехлетняя девочка, которой можно задурить голову.

Свет окончательно уходит из его глаз.

– Цзэтянь…

– В твоей семье я стану наложницей, большего мне не позволят. И хватит притворяться, что есть другие варианты. – Я отступаю, пошатываясь. – Ничего не выйдет. Начнутся проблемы, когда я откажусь пресмыкаться перед мерзким свинтусом, твоим папашей. Когда я откажусь прислуживать жене, которую тебе выберут. Когда я откажусь вынашивать твоего сына. Потому что я не позволю чьему-то отпрыску раздуть мое пузо и навечно связать меня по рукам и ногам. Даже твоему. И ты не сможешь все это предотвратить, потому что тебе восемнадцать и то подобие власти и денег, которое у тебя есть, зависит от милости твоего отца. Или мы можем храбро сбежать и прожить скромными рабочими-мигрантами в каком-нибудь городке. Но я, не добившись того, что хотела, буду несчастна. Я буду постоянно думать о том, что добровольная смерть принесла бы мне большее удовлетворение, чем побег с тобой. Ты этого хочешь? Такой жизни тебе хочется, Гао Ичжи?

После моей речи мы проваливаемся в удушающую тишину.

Ичжи смотрит на меня, словно прекрасный бессмертный, спустившийся из Небесного Двора, но споткнувшийся о концепцию каннибализма.

А потом снова становится шумно.

За окном нарастает рокот. Среди гор взвиваются мощные ветры, шелестя листвой на деревьях. Наши свиньи и куры испуганно хрюкают и кудахчут в своих загонах на заднем дворе.

А вот это, скорее всего, и есть планолет.

Я слышала подобный грохот раньше, когда увозили мою сестру. До того момента, когда планолет завис над нашим домом, я не сознавала, что это означало для нее. Его стальная оболочка мерцала, как белое пламя. Аккуратно постриженный солдат в оливково-зеленой форме спустил веревочную лестницу во двор. Никто не сообщил мне о том, что планировалось. Включая Старшую. Они понимали: если я узнаю об этом заранее, то учиню что-нибудь непредсказуемое.

Тогда я никого не смогла остановить.

А теперь никто не сможет остановить меня.

– Цзэтянь, – шепчет Ичжи, наклоняясь ко мне, – должен быть другой способ убить Ян Гуана. У моей семьи есть связи…

– Если бы ты мог что-то сделать, ты бы уже сделал, – рычу я тихо. – Невозможно иначе подобраться к пилоту, настолько могущественному и популярному. Просто невозможно!

– А как насчет его семьи? – произносит Ичжи тише, глубже. Его глаза угрожающе темнеют, он словно в исступлении. Раньше я несколько раз подмечала этот его взгляд. – Они не настолько неуязвимы. Может, достаточно их?..

– Нет! – выдыхаю я. Ичжи, видимо, и правда дошел до предела отчаяния. – Они не делали того, что сделал он. И какой смысл?

– Тогда просто позволь ему умереть в сражении. Даже пилоты-мужчины редко доживают до 25.

– Ты не понимаешь. Это должна быть я. Мне необходимо это сделать. Отомстить за смерть Старшей собственными руками.

– Почему? – Он сдвигает красивые брови. – Карма до него доберется.

– Кармы не существует. – Я чеканю каждый слог, будто хочу раздробить их зубами. – А если даже и существует, наверняка ей плевать на таких людей, как я. Некоторые из нас рождены для того, чтобы ими попользовались и выбросили. Мы не можем себе позволить плыть по течению, потому что ничто в этом мире не создано, не построено, не подготовлено для нас. Если мы чего-то хотим, мы должны всему сопротивляться и брать свое силой.

Ичжи нечем на это возразить. Вокруг его глаз прорезаются морщинки усталости. Бьющие в окно и все усиливающиеся потоки воздуха от планолета взвихряют длинные волосы Ичжи, отбрасывают их в сторону.

– Мы все когда-нибудь умрем, – произношу я более мягко. – Разве тебе не хотелось бы уйти, сначала исполнив свою мечту?

– Моя… – Ичжи раздвигает побелевшие губы, потом снова закрывает рот. Я не могу оторвать от него глаз. – Моя самая главная мечта – быть с тобой. Больше не прятаться. Ничего не стыдиться.

Струны моей души завязываются в узлы.

– Тогда придумай себе мечту покрупнее, Ичжи.

Рокот планолета приближается, пронизывает дом, сотрясая стены.

– Никаких сожалений? – Ичжи придвигается еще ближе. – Ты правда не хочешь пойти со мной?

– Мне все равно пришлось бы бороться, только в городе, а не в деревне, – бормочу я, не отводя взгляда от его губ. Во мне растет новое, неизведанное напряжение. – Я устала. Просто устала.

– Но мы могли бы…

Я обхватываю его лицо ладонями – и вот нас уже больше ничто не разделяет. Его мольба гаснет между нашими губами.

Во мне расцветает тепло, какого я никогда не ощущала прежде. Оно проникает в кровь, и клянусь, оно светоносно. Губы Ичжи сначала напряжены от неожиданности, но потом сливаются с моими. Он поднимает дрожащую руку и слегка касается моей шеи – словно боится дотронуться до меня, боится, что все это происходит в его фантазиях, а не на самом деле.

Прервав поцелуй, я запутываю пальцы в прядях волос на затылке Ичжи и прислоняюсь лбом к его лбу. Теплые волны наших вздохов смешиваются в общем круговороте.

Может быть, если бы все было по-другому, я бы к этому привыкла. Позволила бы его теплу и свету, его заботе убаюкать меня. Почувствовала бы себя любимой.

Но я не верю в любовь. Любовь меня не спасет.

Я выбираю месть.

Собравшись с силами, разрываю объятие и отталкиваю Ичжи.

– Это ты пытался получить, да? – бесстрастно произношу я, стараясь не замечать его взъерошенные волосы, боль в его глазах. – Вот и получил. А теперь отпусти меня. Если тебе удастся добыть мое тело, сожги его и высыпь прах в ручей. Так я последую за Старшей, где бы она ни была.

Из его глаз вытекают влажные струйки, посверкивая в лучах солнца.

Больше не могу на него смотреть. Я разворачиваюсь и шагаю к двери.

Но останавливаюсь на полпути.

– И последнее, – бросаю я через плечо, стараясь говорить тихо, чтобы не расслышали мои родичи. – Не думай, что я посмотрю сквозь пальцы на то, как ты пришел в мой дом и чуть не разрушил мои планы. Хотя и знал, насколько они для меня важны. Если ты хоть что-то намекнешь военным и они меня запрут, я убью себя и буду являться тебе в кошмарах.

Я распахиваю дверь и покидаю Ичжи навсегда.

Глава 4. Готова служить

Полутемная камера под Великой стеной. Металлическая платформа, заставленная оборудованием для тестирования. Сияющий игровой экран на потолке – я должна сосредоточиться на нем взглядом, пока меня крутят на испытательном столе.

Я вот-вот залью рвотой свой новенький наряд наложницы, когда испытательный стол резко останавливается. Прижимая руку к животу, я опускаю липкий игровой контроллер. В голове все бултыхается, будто я по-прежнему верчусь. Теперь я понимаю, почему это испытание намеревались провести сразу после нашего прибытия. Но возникли какие-то проблемы с оборудованием, так что было решено сначала заняться внешностью.

– Шестьсот двадцать четыре! – провозглашает тетушка Доу, старшая прислужница, считывая показатель моего духовного давления с призрачно светящегося монитора. Ее голос отскакивает эхом от металлических стен.

Я потрясена, пять других девушек, сидящих на скамейке ниже тестовой платформы, изумленно перешептываются. До этого момента их показатели ограничивались двузначными числами, за исключением одного – сто восемнадцать.

Когда мне было четырнадцать лет, в нашу деревню прибыла команда тестировщиков и проверила всех детей, но я не предполагала, что их высокая оценка моего духовного давления окажется точной. Духовное давление – мера способностей психики, уровень силы, которую использует человек, чтобы направить в нужное русло свое ци. Только три процента людей выходят за границу пятисот – необходимый минимум для активации хризалиды. Все это настолько нелепо, что я едва сдерживаю смех.

Будь я юношей, моя жизнь превратилась бы в сказку. Мне бы выдали мою собственную трансформирующуюся боевую машину, чтобы сражаться с механопланетянами, меня бы любили и восхваляли, в моей сторожевой башне мне прислуживала бы толпа наложниц.

Но я не юноша, и мой показатель означает только одно: я переживу больше битв, чем многие пилоты-наложницы.

Впрочем, я пришла сюда не для этого.

Тетушка Доу, обойдя свои мониторы, подходит ко мне, ее тень на стене растет по мере приближения. Волосы затянуты в высокий тугой узел. Золотая окантовка и пуговицы темно-зеленой туники мерцают при свете игрового экрана.

– Мои поздравления, госпожа У, – говорит она, снимая датчики, прикрепленные к моей голове. – Вы поступите на службу к принцу-полковнику Яну как полноправная супруга-консорт.

Вот это да! Даже Старшая получила только уровень наложницы, а моя начальная стоимость в четыре раза выше. Родичи придут в экстаз.

По крайней мере, на несколько дней. Ха!

– Только запомните, это мерило не окончательное. – Тетушка Доу повторяет ту же нудную речь, которую выдавала остальным. – Все может измениться, когда вы попадете в хризалиду. Зависит от того, насколько вы подойдете принцу-полковнику Яну. Вы потерпите неудачу, если не сможете проникнуться его разумом. Или преобразитесь, поднявшись выше, к его уровню. Мой вам совет: постарайтесь понять его, поддерживать и помогать, какой бы тяжелой ни была битва. Делайте свою работу, и тогда, возможно, вы даже станете его Железной Принцессой.

Мне едва удается сдержаться и не фыркнуть. Даже перед лицом конкретных цифр она пытается заморочить нам головы, чтобы мы поковыляли навстречу своей смерти с улыбкой, с верой в то, что нас ждет какое-то особенное, исключительное будущее.

Я кладу контроллер и опускаю ноги с испытательного стола, обитого потрескавшейся кожей. Шажок за шажком спускаюсь с платформы по узорной стальной лесенке, шелковые вышитые туфельки стучат по металлу. Холодный воздух крадет мое тепло. Я покрываюсь гусиной кожей – ошеломительное ощущение, поскольку на моем теле повыдергивали все лишние волоски. На языке почему-то возникает кровянистый привкус ржавчины.

Остальные претендентки, обхватив себя руками, жмутся на длинной скамейке, прикрепленной к стене. Бледное свечение экранов добирается до них издалека. Их тени притаились на мерцающей металлической стене позади, словно хищники, готовые их проглотить.

Следующая девушка в очереди на тестирование опускает руки и встает со скамейки. Мы проходим мимо друг друга в призрачном мерцании наших костюмов, окрашенных в пастельные тона. Зеленый, желтый и белый – цвета Ян Гуана. Свободные наряды, значительно более яркие и прозрачные, чем наряды тетушек, разлетаются, как акварели, вокруг наших отчищенных, умащенных, тщательно обследованных и надушенных тел. Низкий вырез на груди – я никогда так не обнажалась на публике. Дымчато-зеленая шелковая гирлянда змеится по рукам и спускается по спине.

Меня скручивает волнами тошноты, но я отталкиваю все неприятные ощущения. Нельзя показать, что я не готова. Пусть я и начинаю как консорт, но Ян Гуан легко может выбрать и продвинуть другую девушку. Если я не заслужу его благоволение, то попросту затеряюсь в толпе служанок, населяющих его сторожевую башню.

И тогда убить его будет намного сложнее.

– Вы здесь для того, чтобы обеспечить уют и общение одному из величайших героев современности. – В моей голове прокручивается вступительная речь тетушки Доу, которую она произнесла, когда мы, дрожа, выстроились перед ней в ряд. – Начиная с сегодняшнего дня смысл вашей жизни – доставлять ему удовольствие, чтобы он оставался на пике своей физической и духовной формы для борьбы с хундунами, угрожающими нашим границам. Его благополучие должно занимать все ваши мысли. Вы будете приносить ему еду, когда он проголодается, наливать воду, когда ему захочется пить, будете с живым энтузиазмом участвовать в его развлечениях. Когда он говорит, слушайте во все уши, не перебивая и не возражая. Вам не позволено кукситься, проявлять пессимизм, безразличие и – самое главное – отрицательно реагировать на его прикосновения.

Я сажусь там, где между двумя девушками образовалось самое большое пространство. Холодная сталь обжигает мои бедра. Я напряженно скрещиваю ноги, стараясь утихомирить несущийся вскачь пульс. В мозгу вздымается буря вопросов. Я похожа на сестру – заметит ли это Ян Гуан? Выберет ли он меня? Достаточно ли я наточила шпильку, чтобы проткнуть яремную вену?

Все молчат. Мы мало разговаривали между собой, когда несколько часов назад тетушки проверяли нас на девственность. Одна девушка не прошла. Крича и рыдая, она клялась, что никогда не была с парнем (я усомнилась в точности проверки), но ей официально отказали в должности пилота-наложницы и увели. Куда – не знаю. Надеюсь, не обратно домой. Родственники наверняка утопят ее в клетке для свиней.

Я содрогаюсь при мысли о том, что случилось бы, если бы я тоже не смогла соответствовать их деспотическим требованиям. Мне трудно избавиться от воспоминаний, как родичи набросились на меня с вопросами об Ичжи, когда я, расталкивая их локтями, добиралась до веревочной лестницы.

– Между нами ничего не было, – вот единственное, что я сказала, чувствуя, как горят щеки.

Не знаю, как он справился с ними, после того как меня увез планолет. Но это не имеет значения – им до меня уже не добраться.

Мне физически больно думать о том, что Старшая прошла через это три месяца назад. Через все это. Нас целый день скребли и чистили, удаляли волоски, наносили макияж; нам читали лекции, нас фотографировали для новых рекламных буклетов.

Ичжи увидит эти снимки. И комментарии читателей, разбирающих по косточкам мою внешность, споры о том, гожусь ли я для Ян Гуана.

Надеюсь, Ичжи испытает такое отвращение, что забудет меня.

По комнате снова разносятся жуткие громыхания и скрипы испытательного стола. Купаясь в голубом свечении разнообразного оборудования, я вместе с другими претендентками наблюдаю, как раскачивают девушку, пока она пытается удержать контроль над бабочкой на потолочном экране. У нее есть десять минут, чтобы преодолеть как можно больше препятствий в тоннеле. Картинка с экрана отражается в металле стен. Понятия не имею, почему этот способ считается лучшим для замера духовного давления. Может, они подсчитывают, сколько усилий тебе требуется, чтобы сосредоточиться, пока тебя раскачивают.

Я прижимаю ладонь к животу. Тревога бьется у меня в груди, как собачий хвост. Не знаю, чего мне хочется: чтобы время двигалось помедленнее или побыстрее. Мысль о том, что, когда все закончится, мы предстанем перед Ян Гуаном, вызывает у меня желание умереть на месте, но вся подготовка тянется довольно долго. Наверное, сейчас уже очень поздно. Ян Гуан ведет ночной образ жизни, потому что чаще всего хундуны нападают по ночам.

Я машинально дотрагиваюсь до волос. Прическу – инженерное чудо – венчают два напомаженных завитка на макушке, сложенных в виде лисьих ушей, объем создан с помощью спрятанных снизу фальшивых волос. В середину «ушей» вставлены хрустальные лилии, и все это великолепие скрепляют серебряные шпильки с блестящими кисточками. Я пробегаю пальцами по своей «домашней» шпильке – единственному темному предмету в этом сияющем хламе.

– А ты уверена, что эта шпилька подходит к твоему наряду? – внезапно шепчет сидящая рядом девушка.

Меня пронизывают холодные иглы шока, словно в замерзшем озере.

Она что-то заметила? Неужели проглянуло лезвие?

Я провожу пальцами по соединению, за которым спрятано лезвие. Гладко. Слава небесам!

– Это память о моей матери. – Я пытаюсь отделаться сентиментальным враньем, которому поверили тетушки. Медленно, с кажущейся беззаботностью опускаю руку, но мои пальцы холодеют, как скамья под нами.

– Да, но тебе не кажется, что она не к месту? – настаивает соседка, приложив ладонь к подбородку. Белая пудра, скрывающая недостатки кожи, размазывается по ее пальцам. Накрашенные губы блестят, как свежие ягоды, глаза обведены подводкой, благодаря которой они похожи на кошачьи, на веки нанесены персиково-розовые тени.

– И куда мне ее деть? – Я хмурю брови, наверняка сминая нарисованный между ними алый лотос. – Карманов-то нет.

– Могла бы оставить у тетушки Доу. Конечно, эта шпилька много для тебя значит, но вряд ли она такая уж ценная, чтобы ее украли.

Я вспоминаю имя этой девушки. Сяо Шуфэй. Та, у которой духовное давление сто восемнадцать.

– Ей и тут неплохо, – шиплю я, зная, что рискую вызвать проблемы. Лишь бы эта девчонка отстала. – Тебе-то какое дело?

– Эй, я просто пытаюсь помочь. – Она выпрямляется, хорошенькое личико обиженно кривится.

– И кто тебя просил? Беспокойся о себе.

Она в изумлении открывает рот.

– Кем ты себя возомнила? Думаешь, ты лучше нас и мы тебе завидуем?

Остальные девушки таращатся на нас, три пары подведенных глаз блестят от страха и свечения аппаратов.

– Ну, теперь я так и думаю. Иначе с чего бы ты завела эту тему? – Я скашиваю глаза. – Чему тут завидовать? Духовному давлению?

– Я тебя умоляю! Чтобы стать хорошей наложницей, не нужно такое высокое духовное давление. – Она окидывает злобным взглядом мою фигуру. Благодаря угощениям, которые приносил Ичжи, я почти не худела, несмотря на все старания родичей заморить меня голодом.

Одна из девушек потрясенно прикрывает рукой рот.

Но мне плевать. Я смеюсь.

Все это просто грустно.

– Думаешь, шестьсот двадцать четыре – это много? – Я искривляю губы в усмешке. – Ты понимаешь, что у Ян Гуана больше шести тысяч, да? Я ничто. Мы все ничто.

Сяо Шуфэй неловко ерзает, сжимая пальцами ткань.

– Не называй нашего хозяина по имени.

Хозяин. Это слово – как удар под дых. Я сжимаю губы, меня заливает такой поток ярости, что перед глазами вспыхивают искры. Сотни слов рвутся из горла, но я держу их за зубами. Нельзя оскорблять Яна вслух, я не могу себе этого позволить.

Бросаю взгляд на тетушку Доу. Та все еще занята тестированием. Но мы привлечем ее внимание, если эта склока продолжится. Я выдыхаю через нос, сбрасывая напряжение, и отворачиваюсь от Сяо Шуфэй.

Но это только подстегивает ее смелость.

– Как ты себя ведешь! Поверить не могу, – произносит она громче. – Мы здесь, чтобы служить пилоту класса «Принц». Тебя отмыли, а ты оставила в волосах эту уродскую шпильку? Может, хоть попытаешься скрыть, что ты грязная крестьянка?

– Мы все здесь грязные крестьяне! – огрызаюсь я тихо, снова обращая на нее гневный взгляд. – И он в том числе! Ни один богач не отдаст своего сына на смерть! Высокий титул, красивая одежда, шикарные побрякушки нужны только для того, чтобы отвлечь нас от мысли, что мы умрем молодыми. А так и будет! Может, именно поэтому ты пытаешься меня разозлить, но позволь сказать: у тебя осталось не так уж много времени, не трать его на меня. Вообразила себя изысканной особой благородных кровей – на здоровье. – Я шевелю пальцами над серебристыми кисточками в ее волосах. – Потому что ты получила все это только по одной причине: жить тебе осталось недолго!

Падает леденящая тишина. Лоб и губы Сяо Шифэй искривляются в подступающих рыданиях. На мгновение меня стискивает чувство вины.

А потом она выдергивает шпильку из моих волос.

Ужас едва не бросает меня на пол. Глаза мечутся в панике. Я не осмеливаюсь оглянуться. Впрочем – чудо из чудес! – шпилька не раскрылась.

Это успокаивает мои обостренные нервы, но не мешает горячим потокам адреналина во мне замедлиться и рассыпаться на ледяные осколки. Я задираю подбородок и смотрю сверху вниз на глупую девчонку. Она тупо таращится на шпильку в своих руках, словно потрясенная собственным поступком. Отклоняется, избегая встречаться со мной взглядом.

Я хлопаю по скамье, та отзывается лязгом.

– Я бы на твоем месте вернул ей вещицу, – раздается от дверей смеющийся мужской голос. – Непохоже, чтобы эту девушку можно было задирать безнаказанно.

Мы одновременно поворачиваем головы, но ужас охватывает меня еще до того, как я вижу юношу, скрестившего руки и прислонившегося к стене.

Этот голос действует на меня по-особенному – он обжигает мой мозг. Я знаю его по интервью и видеороликам, которые мои родичи восхищенно просматривали снова и снова, прежде чем отдать Старшую.

Вот и он.

Парень, которого я должна убить.

Глава 5. Роковая ошибка

– Хозяин. – Мы дружно поднимаемся со скамейки и кланяемся, как нас учили.

Даже я. Даже я произношу это слово, хотя оно обжигает мне горло, как кипящая смола. Потому что оно на один вздох приближает меня к мгновению, когда я искупаю руки в крови врага.

– Нет, не нужно… правда, продолжайте. – Ян Гуан отмахивается затянутой в перчатку рукой от тетушки Доу, встающей из-за экранов. На нем духовные доспехи – отделяемая часть хризалиды, – которыми он может управлять без второго пилота. Размеры того, что он на себе носит, поражают воображение. Большинство пилотов могут управлять лишь сеткой из дух-металла, которой они прикрывают отдельные части тела. Он же облачен в сверкающую полноценную броню – шершавые зеленые пластины словно выточены из минералов. По бокам короны, сделанной из того же дух-металла с имитацией меха, торчат заостренные уши, похожие на лисьи.

Двести двадцать один год назад разрозненные племена Центральной равнины объединились в Хуася, а до того момента пилоты были царями-воителями. Они правили своими племенами и защищали постоянные поселения, начавшие появляться снова, после того как Желтый Властелин и его жена Лэйцзу примерно семь веков назад изобрели хризалид (впрочем, это предположительно – по словам Ичжи, среди историков до сих пор нет единого мнения, существовали ли эти двое на самом деле). Нынешнее причисление пилотов к знати и все их титулы – остатки этой традиции.

Стоящая впереди меня Сяо Шуфэй дрожит так, что ее серебряные кисточки звенят, словно капли воды о стекло, и вертит в руках мою шпильку. Я внутренне кричу. Инстинкт подталкивает меня отобрать оружие, но я не могу рисковать. Одно неверное движение – лезвие откроется на глазах у Ян Гуана, и со мной покончено.

– Х-хозяин, – заикается Сяо Шуфэй, – мы не ждали вас так рано.

Он разражается беззаботным, веселым смехом, который вливается в комнату, как родниковая вода в оловянное ведро. Отталкивается от стены и начинает спускаться с платформы у входа.

Над металлическими ступенями громыхают дух-доспехи, шуршит длинный плащ из лисьего меха, прикрепленный к наплечникам. Волосы пилота собраны на макушке в безупречный узел, увенчанный высоким бронзовым украшением. Будь он обычным парнем, ему не позволялось бы собирать все волосы наверх, пока не исполнится двадцать, но пилоты не следуют этой давней традиции. Они носят прически взрослых мужчин. Хотя ему всего девятнадцать, он уже в звании полковника, а значит, служит больше пяти лет. Но армия наверняка устроит грандиозное празднество, когда ему исполнится…

Стоп… о чем это я? Ему не дожить до двадцати.

– Ну что я могу сказать? – Он приближается, на щеках появляются ямочки. – Просто не утерпел, очень хотелось посмотреть на новых красоток, которые поселятся в моей сторожевой башне. Но, надеюсь, вам не взбредет в головы, что это ваш шанс напоследок устроить неприятности?

– Нет! – Сяо Шуфэй аж подпрыгивает. – Мы… мы просто…

– Неприятности начнутся только в одном случае – если через три секунды шпилька не окажется в этой ладони. – Я вытягиваю руку. Хоть я и продумала заранее пару-тройку фальшивых личин, притворяться уже слишком поздно.

Сяо Шуфэй вжимает в мою ладонь шпильку, скользкую от пота. Фу.

– Спасибо. – Я втыкаю шпильку обратно в свою прическу «лисьи ушки», изо всех сил стараясь казаться спокойнее, чем есть на самом деле.

Ян Гуан подходит к нам. Достаточно близко, чтобы его задушить.

Он выглядит совсем мальчишкой, и это выводит меня из равновесия. Изящный подбородок, озорная улыбка, обворожительные глаза. Мое сердце вздрагивает, когда взгляд падает на его корону, состоящую из двух обручей, – постоянное напоминание о том, что каждый пилот ищет свою Единственную и Настоящую. Остальные девушки зачарованы, и я знаю, что мы все мысленно представляем одно и то же: как он снимает один из обручей, превращает его во вторую корону и возлагает ее на голову одной из нас во время пышной Коронации Пары. Едва ли не самое живое из моих воспоминаний – как я обмираю перед большим экраном в компании с другими деревенскими девушками. Нам тогда разрешили посмотреть эту церемонию в прямой трансляции.

Тогда я еще ничего не понимала.

Я вытряхиваю эту фантазию из головы.

– Итак… – Ян Гуан смотрит мне прямо в глаза. – Ты частенько запугиваешь людей, красотка?

– Только если они первыми меня взбесят, – отвечаю я с напускной небрежностью, хотя пульс, кажется, бьется уже в каждой точке моего тела.

– Это консорт У! – Тетушка Доу, сияя, ковыляет в нашу строну, забыв о том, что на скрипучем испытательном столе все еще трясется бедная девушка.

Все сжимается у меня внутри. Прозвучала моя фамилия! Впрочем, она довольно распространена в провинциях Суй и Тан. Непонятно, вспомнил ли Ян Гуан мою сестру. Даже если да, он этого не скажет. Никто не говорит о мертвых наложницах. Вряд ему вообще придет в голову, что какая-то девушка обречет на смерть три поколения своей семьи, чтобы отомстить. Тут я на него твердо рассчитываю.

– Консорт? – Он моргает и прищуривается, глядя на меня. Радужки его глаз загораются неоново-желтым.

Я отшатываюсь, хотя и понимаю: просто его ци проходит через дух-металл доспехов. Всю свою жизнь я видела пилотов лишь на экране, и они казались мне фантастическими, не совсем реальными существами. Но это… это точно не на компьютере нарисовано.

– Да, теперь я чувствую, – кивает он, волна золотистого света проходит по комнате. – Приличное такое духовное давление. Н-да. – Его светящийся взгляд скользит по мне, как растопленный мед. – А ты и правда занятная штучка.

Тетушка Доу переводит понимающий взгляд с него на меня.

– Значит, молодой хозяин, вы пришли, чтобы выбрать спутницу на следующую смену?

– Думаю, я ее нашел. – Он протягивает мне руку в перчатке, золотые кольца его радужек вспыхивают еще ярче.

Я напрягаю пальцы, чтобы прогнать дрожь, и кладу их на его ладонь. Обнаженная плоть на теплом металле. Внутри меня все переворачивается, будто я опять лежу на испытательном столе.

Я прикасаюсь к нему. Прикасаюсь к руке, которая оборвала жизнь Старшей.

Я пришла сюда с мыслями о сверкающем лезвии и убийстве, а он улыбается мне, словно я очередная игрушка, созданная для его удовольствия.

На мое лицо вползает ухмылка. Сяо Шуфэй склонила голову, но я, заметив волнение и злость на ее лице, ощущаю укол жалости.

«Он того не стоит, – мысленно говорю я ей. – Я тебе это докажу».

Но в следующую секунду моя ухмылка исчезает, когда рука Ян Гуана стискивает мои пальцы.

Мне ни за что не одолеть его, пока он бодрствует. Придется подождать, когда он уснет.

Прежде чем перерезать ему глотку, все-таки придется побыть его игрушкой.

Я видела снятые сверху фотографии границы Суй-Тан и знаю, что сторожевые башни построены сразу за Великой стеной, у подножия гор, граничащих с плоскими равнинами хундунской глуши. Перед каждой башней стоит хризалида. В периоды военной службы пилоты живут в квартирах на верхних этажах башен, возвышающихся над хризалидами, будто округлые холмы.

Мы в лифте, едем на верхний этаж. Какое счастье, что мне не придется привыкать к этой штуке – она как скрипучий металлический гроб, приводимый в движение демонами. Ян Гуан несет меня на руках, перчатки сминают мои прозрачные одежды на плечах и бедрах, сжимая мое тело словно раскаленными металлическими тисками. Я не посмела возразить, когда он взял меня на руки, вынужденная следовать правилу – не реагировать отрицательно на его прикосновения. Когда лифт наконец останавливается и двери со стоном расходятся, я осознаю, что слишком крепко вцепилась в Ян Гуана, предплечье утопает в рыжем мехе его плаща. Мое сбивчивое дыхание овевает его деликатно очерченный подбородок. Я ослабляю хватку, чувствуя, как болезненно пылают щеки.

«Все в порядке», – говорю я себе, проглатывая жаркий стыд. Так мое лицедейство выглядит даже более естественно. Правильно все, что приближает меня к цели.

Серебристый свет звезд заливает округлый лофт и расплескивается на мебели. Новая луна еще не возродилась в ночи, звезды сверкают за панорамными окнами, словно все небо исколото огненными булавками. А внизу голая равнина хундунов простирается до еле заметных зубчатых очертаний гор на горизонте. Каково это – оказаться за пределами Великой стены, без ее защиты? Я вздрагиваю всем телом. Но если бы я подошла к окну и посмотрела вниз, моим глазам предстал бы светоч борьбы человечества за свободу. Девятихвостая Лисица, а может, и другие хризалиды. Восторг поднимается в моей груди.

Но его пронзает чувство вины.

Нет. Я должна забыть о войне. Нельзя думать о ней сейчас, когда я собираюсь убить одного из самых сильных защитников Хуася.

Ян Гуан ненадолго отрывает руку от моего плеча, чтобы нажать на медный выключатель. На потолке вспыхивает кольцо раскрашенных фонариков, затмевая звезды и погружая в темноту хундунскую глушь.

Ян Гуан ступает по тростниковым циновкам на полу, а я, не сдержав любопытства, оглядываюсь вокруг. Никогда прежде я не видела помещений столь чистых, стильных и безупречных. Перед окнами располагается диван резного красного дерева и огромный экран. В центре открытого пространства – обеденный стол, над которым висят нефритовые диски. Алтарь бога войны Чи Ю у закругленной стальной стены, фимиам, курящийся в чаше для жертвоприношений. Шелковые шторы на изогнутом дугой карнизе…

Я отвожу взгляд, кожу обдает попеременно то жаром, то холодом.

За шторами, должно быть, кровать.

Мои веки трепещут, как у пьяной, и я замечаю, что Ян Гуан смотрит на меня. Свет фонариков изгибается аркой над бронзовым украшением в его волосах и пляшет на зеленых доспехах и короне. Он одаривает меня этой своей улыбкой с ямочками и опускает на подушки дивана.

Какая-то часть моего разума еще потрескивает, как сухое полено, брошенное в огонь, мечтая выжить, ища пути для побега после того, как я воткну лезвие в горло врага. Но это всего лишь лишенный логики инстинкт. На что мне надеяться?

«Есть и светлая сторона, – говорю я себе. – После этого я смогу умереть. Наконец-то».

Жить больно, утомительно и неутешительно.

Слышится шелест: это Ян Гуан расстегивает свой меховой плащ. Раскладывает его на спинке дивана и садится рядом со мной. Подушка прогибается под его тяжестью, и подо мной образуется скос.

– Значит, ты смотришь на дело пилотов скептически? – спрашивает он.

– И что, если так? – Мне удается ответить быстро и без запинки.

– Ну… – В его глазах снова загораются золотистые круги.

По нагруднику доспехов расходится паутинка желтого света. С тихим скрежетом дух-металл закручивается в спираль и отрывается от поверхности, складываясь в грубоватый цветок.

Я в изумлении открываю рот.

– Понимаю ход твоих мыслей, но это очень похоже на волшебство, тебе не кажется? – Он подхватывает цветок, все еще прикрепленный к его доспехам тонкой нитью, и протягивает мне с едва заметной, почти смущенной улыбкой.

Принимая цветок, я смеюсь, чтобы ублажить пилота, но вбиваю напоминание себе в мозг: это не волшебство. Просто его ци управляет дух-металлом, проникая в доспехи через тончайшие иголки в позвоночнике.

Как и всё в этом мире, ци и дух-металл – на самом деле тоже ци в чистой, кристаллизованной форме – управляются пятью структурными единицами инь и ян: Деревом, Огнем, Землей, Металлом и Водой. По порядку от большего ян к большему инь. Это скорее метафоры, чем что-то буквальное, и они взаимодействуют друг с другом во множестве сочетаний. Девятихвостая Лисица сделана из оболочки хундуна-Дерево, но это не значит, что она деревянная. Это значит, что она очень изменчива и восприимчива. Ну, как деревья, которые растут себе и растут повсеместно. Ян Гуан воздействует на доспехи доминантой своего тела – золотистым ци-Землей, предполагающим равновесие и устойчивость. Конечно, ему легко создавать предметы. Ничего впечатляющего.

Несмотря на мои попытки включить логику и успокоиться, мне трудно держать себя в руках, когда Ян Гуан так близко. В каждой клетке моего тела звенит не только тревога, но и что-то еще. Я лихорадочно оглядываюсь по сторонам в поисках того, что помогло бы сбить это странное напряжение. Цепляюсь взглядом за несколько ярких электронных постеров, висящих сбоку от ряда окон. На самом большом изображен крохотный силуэт на спине золотого изгибающегося дракона, указывающий пальцем в небеса.

Это Цинь Чжэн, единственный пилот класса «Император» (помимо тех, о ком рассказывают легенды), чье духовное давление абсолютно не поддавалось измерению на оборудовании двухсотлетней давности. Именно он за время своего правления окончательно объединил Хуася. Но неожиданно подхватил цветочную оспу – распространенную болезнь тех времен – и оставил людей беззащитными перед хундунами. В результате пала провинция Чжоу. Этого оказалось достаточно, чтобы наконец убедить людей, что доверять пилотам управление государством – ужасная и устаревшая идея. С тех пор они просто знаменитые солдаты с пышными титулами.

– Как думаешь, правда ли, что император-генерал Цинь заморозил себя в Желтом Драконе, чтобы дождаться лекарства от оспы? Такое возможно? – спрашиваю я, пытаясь сменить тему, и прикладываю цветок из дух-металла к нагруднику Ян Гуана. Цветок со вспышкой желтого света вкручивается обратно и разглаживается, словно его и не было.

Ян Гуан серьезнеет.

– Ну, говорят, его ци-Вода было таким холодным, что он мог мгновенно заморозить целые стада хундунов, даже не прикоснувшись к ним. Так что да, такое возможно. Проблема в том, что нужны бесконечные запасы ци. Но ведь есть гора Чжужун, верно? Знаешь вулкан в горах Куньлунь? Я слышал рассуждения стратегов, мол, Желтый Дракон, скорее всего, был настолько сильным, что если опустить его в магму, он не растворится. А это все равно что вытягивать ци прямо из планеты. – Ян Гуан обводит пальцем в воздухе извивающееся тело дракона на постере.

– Значит, он и правда может лежать у границы Чжоу и просто ждать, когда его разбудят? Стратегам удалось это проверить?

– Нет. Никто не может долететь так далеко туда, где повсюду хундуны. Но клянусь, – Ян Гуан наклоняется ко мне, мрачнея, – мы вернем эту провинцию. Ждать осталось недолго.

– Ты хочешь сказать, они наконец решились на контрнаступление? – Я часто моргаю и тяжело дышу, чтобы сдержать громыхание у меня в груди, вызванное его близостью.

– Надеюсь. Расстановка сил в нашу пользу. С тех пор как… ну, с тех пор как появился Ли Шиминь.

– Ох, – произношу я бесстрастно и тихо.

– Знаю. – Ян Гуан втягивает в себя воздух. – Никого не радует, что убийца своих родных оказался сильнее всех нас. Но есть вещи поважнее, чем поступки одного человека. – Он снова переводит взгляд на постер с Цинь Чжэном. – Там, в Чжоу, остались наши соплеменники, они прячутся, как жунди, и ждут спасения. С силами, которые мы набрали сейчас, у нас есть шанс их освободить.

Волна тошноты поднимается во мне, подбираясь к лицу.

Не в силах усидеть на месте, я встаю и ковыляю к постеру с Цинь Чжэном, словно бы для того, чтобы оказать ему еще большее почтение.

Мое внимание привлекает кучка крохотных предметов на рабочем столе. Детали полусобранной модели хризалиды из дерева, стекла и металла. Такие высококачественные наборы продает компания, принадлежащая отцу Ичжи, ее подразделение, занимающееся играми. Рядом – стеклянная витрина, забитая уже готовыми моделями.

Я в панике отворачиваюсь. Мне нельзя на это смотреть. Еще, чего доброго, представлю, как Ян Гуан покупает набор и с мальчишеским азартом собирает модели. Так мне станет намного сложнее.

Мне казалось, я разобралась, что он за человек. Я все поняла, увидев, как настороженно замер Ичжи, когда я рассказала ему, что мою сестру загребли в штат сторожевой башни Яна. Увидев синяк у нее под глазом во время единственного ее видеозвонка семье. Она тогда сказала, что «наткнулась на дрон». Услышав, что она умерла внезапно.

Но пока Ян Гуан ни разу не показал себя чудовищем, способным убить наложницу не во время битвы.

Неужели я ошиблась?

Неужели мои предположения неверны?

Если так, то я уничтожу безо всякой причины не только себя и свою семью, но и надежды на возвращение провинции Чжоу.

«О нем плохо отзываются», – звучит в моей голове приглушенный голос Ичжи. Но, как ни странно, в памяти всплывает и продолжение: «Впрочем, он отказался от нескольких контрактов с компанией моего отца, так что, возможно, суждения, которые я слышал, предвзяты».

«Честное слово, Тяньтянь, я правда наткнулась на дрон». Голос Старшей усиливает хаос в моей голове.

Все происходит слишком быстро. Я бесцельно ковыляю по комнате в таком смятении, что забываю вовремя отвернуться от своего отражения в окне.

И застываю на месте.

Я впервые вижу себя с тех пор, как Ичжи два дня назад выщипал мне брови.

Бледное овальное лицо безупречно – пудра скрывает все изъяны. Влажные глаза кажутся вдвое больше обычного благодаря подводке и персиковым теням. Контурные линии выпрямили и утончили мой нос пуговкой. Губы – как лакированные лепестки розы. Все говорили мне, что если я подчинюсь их стандартам, то стану красавицей. Сейчас я и правда довольно красива.

Такая же красивая, как моя сестра.

Ян Гуан, нежно улыбаясь, подходит ко мне сзади. Нас с ним тоже можно хоть сейчас на постер. Очаровательный Железный Принц и его прелестная наложница.

Если забыть про деревянную шпильку в моей прическе.

Я прикасаюсь к грубо обработанной шпильке. Много лет назад мне подарила ее Старшая, а потом я превратила ее в оружие. Неприятно признавать, но Сяо Шуфэй была права. Это «украшение» до ужаса не к месту.

– С ней связана какая-то история? – Ян Гуан накрывает мои пальцы своими, тоже прикасаясь к шпильке.

Я сжимаюсь. К счастью, мой просторный костюм скрывает это проявление паники.

«Сосредоточься!» – приказываю я себе. Убийство Старшей, конечно, дело его рук – кому еще удалось бы выйти сухим из воды после такого?

– Ты правда хочешь провести ночь в разговорах о шпильках? – Я подношу ладонь к его щеке, глядя на наши отражения в окне.

Сама себе не верю. Как мягко звучит мой голос, какой огонь вспыхнул в моих глазах!

Он в удивлении раскрывает губы. Наклоняется, почти касаясь носом моего уха.

– Вот так прямо, без обиняков? Мне это нравится.

Его теплое дыхание в раковине моего уха пробуждает во мне какие-то древние инстинкты. Мышцы натягиваются, как струны, дыхание ускоряется и становится поверхностным. Кровь бросается в неожиданные места, и мне приходится задавить собственное удивление.

– Правда? – спрашиваю я чуть слышно.

Ян Гуан снова переводит взгляд на наши отражения.

– Есть в тебе что-то особенное. Ты видишь больше, чем другие девушки. Многие очень стесняются, очень стараются не выдать свои мысли. Но не ты. Ты ничего не скрываешь.

– Ты и представить себе не можешь. – Я провожу пальцем по его губам, хотя к чему мне хочется прикоснуться, так это к его короне.

Противно, что я согнула себя под общие представления о том, какой должна быть девушка: готовой ублажать, готовой служить.

И все же благодаря притворству я получила преимущество – власть человека, которого недооценивают. И это мне нравится.

Он берет мою руку и целует кончики пальцев. С долгим многозначительным вздохом я поворачиваюсь и обхватываю его лицо ладонями, как с Ичжи сегодня утром.

Мне больно оттого, что это происходит не с ним. Но мое тело принадлежит только мне и никому больше. Я предпочла использовать его для убийства и мести. И я добьюсь своего любой ценой.

Я наклоняю голову Ян Гуана ради второго поцелуя в моей жизни. Менее нежного, менее робкого. Менее торопливого.

Когда горячий кончик его языка раздвигает мои губы, я не в силах удержать рвущийся из меня вздох. Движения его губ становятся более агрессивными, и мой разум рассыпается на кусочки. Забранная в доспехи рука бежит вниз по моей спине, и я ощущаю кожей каждую складку своего костюма. Голова запрокидывается, когда Ян Гуан снова подхватывает меня на руки. Ступая по шуршащим тростниковым циновкам, он устремляется к кровати, спрятанной за шелковыми шторами.

Итак, момент настал. Сейчас это произойдет. Событие, о котором мои родичи всегда говорили как о величайшем преступлении. Потеря «самого драгоценного дара», который я могу преподнести мужчине.

Что же, по крайней мере, прежде чем убить нас обоих, я узнаю, почему вокруг этого столько шума.

К тому моменту как Ян Гуан опускает меня на постель, я распаляюсь настолько, что ничего другого уже не чувствую. Кровать стоит внутри резной деревянной загородки, похожей на высокий платяной шкаф с закругленным входом. Кисточки в моих волосах позвякивают на прохладном шелке простыней. Ян Гуан влезает следом, продавливая коленями матрас по обе стороны моего тела. Меня окружает исходящий от него запах металла. Он все еще в доспехах, и я это остро осознаю. Интересно, как пилоты их снимают? Просто руками или доспехи по мысленной команде соскальзывают сами, как коконы с тех самых куколок?

Он прокладывает дорожку из поцелуев по моей шее. Я рефлекторно запрокидываю голову. По телу пробегает дрожь, как электрический заряд, пробуждающий незнакомые ощущения, способные меня поглотить. Я и не знала, что могу чувствовать такое. Прикусываю губы, чтобы не застонать. Нельзя терять самообладание.

Но если я хочу, чтобы Ян Гуан утратил бдительность, я должна поддаться.

Я представляю, что ко мне прикасается, меня целует Ичжи, и осмеливаюсь немного расслабиться, хотя сердце бьется о ребра так, словно пытается вырваться из горящей клетки. Я устремляю затуманенный взор на фонарики, просвечивающие сквозь виноградную лозу, вырезанную на раме кровати. Кажется, я превращаюсь в пар.

Потом Ян Гуан отстраняется, проводит костяшками пальцев по моему подбородку, заглядывает мне в глаза.

– Ты уверена, что хочешь этого, любопытная девушка? – шепчет он.

Я вырываюсь из транса.

И из своей решимости, своей уверенности.

Шевелю губами, но ничего не могу произнести.

«Это правда, что ты убил мою сестру?» Я не должна задавать этот вопрос, но мне необходимо найти на него ответ.

Я испытующе смотрю в его глаза. И почему в них столько искренности? Как же это мешает! Мне нужно собраться. Мне нужно…

Сигнал тревоги раскалывает мои мысли. На потолке загорается красная лампа.

Ян Гуан, ругнувшись, подскакивает.

– Хундуны.

Глава 6. Давай потанцуем

Нет. Нет!

На этот участок Стены нападали всего два дня назад. Следующая атака не может прийти так скоро.

Почему сейчас?

Ян Гуан проверяет что-то на своем запястье, белый отсвет экрана пляшет на его лице. Потом он поднимает меня, и я сажусь на постели.

– Все хорошо. – Он потирает мои плечи, а я в оцепенении смотрю на него. – Все будет хорошо. Поверь в меня. Поверь в нас.

Нас.

Когда звучит призыв к битве, пилот должен взять ту наложницу, которая под рукой.

Я издаю вопль и сползаю с кровати.

– Нет! Успокойся! – Он с силой затаскивает меня обратно.

Я ударяюсь о раму кровати, тело пронзает боль. Но я не перестаю кричать. Не перестаю пинаться, выворачиваться и кусаться.

С тяжелым вздохом он бросает меня на кровать лицом вниз и упирается коленом в мой позвоночник. Под его весом мои крики превращаются в хрипы.

– Прости меня за это. – Он связывает мне руки поясом от моего платья.

Я задыхаюсь, по простыне растекается пятно от моих слез, щека трется о пятно, оставляя на нем следы макияжа.

Слышу звук выдвигаемого ящика. В нем копаются. Что-то отрывают с ровным и быстрым звуком.

Протянувшаяся сзади рука заклеивает мой рот широкой лентой. Теперь сколько ни кричи, никто не услышит.

Ян Гуан забрасывает меня на плечо. Я с трудом дышу через нос. Ноги беспомощно колотятся о доспехи. Шпильки осыпаются на тростниковые циновки. Я не вижу, выпала ли моя шпилька-оружие, – глаза слишком мокрые. Слезы пробивают дорожки на моих щеках и увлажняют край клейкой ленты. Я продолжаю вертеться и сопротивляться, а пилот подбегает к шесту позади дивана. Хватает шест, пинает кольцо из металлических частей у его основания. Кольцо раскрывается. С порывом резкого ветра в комнату врывается мускусный запах глуши. Слабый желтый свет проливается на стальной мост внизу. Ян обхватывает ногой шест, хватается за него рукой и скользит вниз.

Мы обрушиваемся в пахнущую землей ночь, доспехи высекают из шеста искры. Над нами вздымается бетонная башня. Пилот приземляется, сила удара сотрясает мост.

По ту сторону моста зеленым минералом мерцает в свете звезд затылок Девятихвостой Лисицы, такой огромный, что кажется нереальным. Остальное скрывается ниже уровня моста. Сейчас Лисица пребывает в Спящем Облике, хвосты обрамляют туловище, как лепестки тюльпана.

Я смотрела видеоклипы о ее сражениях. Видела, как она сминает громадных хундунов одной лапой. Со злобой разглядывала рекламный снимок: Ян Гуан позирует на ее голове, обхватив рукой ухо такой же высоты, как и он сам. А под ним глаз хризалиды – сияющая наклонная щель, едва помещающаяся в кадр.

И все же к этому я оказалась не готова.

Ужас проникает глубже в мое нутро, но мои корчи и приглушенные крики не в силах остановить Ян Гуана. Он пробегает по мосту и распахивает люк в затылке Лисицы.

В темной, круглой кабине пилота смутно виднеются кресла инь и ян, одно ниже, другое выше, одно черное, другое белое, одно любовно обнимает другое. На нижнем сиденье, инь, развернут второй комплект духовных доспехов – широких, слегка изогнутых.

Они не для того, чтобы защитить меня.

Они для того, чтобы обездвижить меня.

Как и стольких девушек прежде.

Очередной приглушенный крик растягивает мои легкие. Ян Гуан с силой ставит меня на ноги, отчего в них взрывается боль, и сдирает с меня одежду. Ночной холод охватывает мое тело, обнаженное, за исключением нижнего белья. Мне хочется прикрыться, но руки по-прежнему связаны за спиной.

Ян Гуан отодвигает в сторону обрывок моего наряда, застрявший у меня на спине под связанными руками, и заталкивает меня в доспехи кресла инь. Ледяной дух-металл впивается в мои бедра.

Я извиваюсь и лягаюсь в животном ужасе. Продолжая придерживать меня, пилот опускается в кресло ян. Золотое свечение его ци-Земли просачивается сквозь доспехи и разливается по кабине, как осеннее увядание по кронам деревьев.

– Прекрати, не надо все усложнять, – цедит он сквозь стиснутые зубы. – Они вот-вот нападут.

Он вжимает пятками мои голые ноги в поножи доспехов, и те закрываются по его мысленной команде, приковывая меня к месту. Развязывает мои руки и втискивает их в рукавицы на подлокотниках. Теперь я совсем не могу сопротивляться, и он рывком прижимает меня к спинке. Позвоночник соприкасается с полосой ледяных соединительных игл, готовых вонзиться в меня.

Из-за границ моего зрения прорываются пятна света, более яркие, чем полумрак кабины. В голове бьется высокий пронзительный звон. Желудок неконтролируемо сокращается. Я пытаюсь втянуть носом воздух, но не могу.

Я не могу пошевелиться. Я не могу закричать. Я ничего не могу.

Оставшиеся части доспехов обхватывают мое тело и защелкиваются вокруг него. Ян Гуан ставит ноги по обе стороны от моего кресла, прижимается грудью к его спинке и необоримо крепко сплетает свои покрытые броней пальцы с моими.

– Не бойся, – шепчет он мне на ухо. – Давай потанцуем.

Иглы впиваются в мой позвоночник.

Глава 7. В джунглях

Открыв глаза, я вижу густой, сочащийся каплями полог из листьев. Сырой, насыщенный острыми запахами воздух удушающе действует на мой мозг. В голове ворочаются вялые, неторопливые мысли. Пытаюсь пошевелить руками – их опутывают покрытые слизью стебли. В листве бьются чьи-то невидимые крылья. Из сумрака слабо доносятся звуки плача.

Что происходит, ради всего небесного?

Где я?

Я дергаю посильнее хлюпающие плети, сковавшие мои ноги и руки. В голове сквозь туман пробивается, как дух джунглей, напевный голос тетушки Доу:

«Вы можете попасть в ментальную реальность, похожую на сновидение, – в подсознание вашего хозяина-пилота».

Сновидение? А ощущение такое, будто все это наяву.

Грудь сжимается, я едва могу вдохнуть пропитанный мускусом воздух джунглей. Странные фрукты телесного цвета проглядывают сквозь липкие извивы стеблей. Мои плечи покрываются гусиной кожей.

– Помогите. – Сквозь заросший растительностью кошмар пробивается голос ребенка. – Помогите мне!

Бешено рванувшись, я наконец избавляюсь от пут.

– Иду!

Слова утешения умирают на моем языке.

«Чтобы умиротворить ментальную реальность, следуйте своим инстинктам».

Это тоже сказала тетушка Доу. Видимо, такой совет дают всем пилотам-наложницам.

А значит, он не поможет мне выжить.

Я должна поступать ровно наоборот. Я должна…

Поток моих мыслей сбивается с курса, закручивается и рассеивается. Пытаюсь его удержать, но какая-то сила тянет его на себя и мешает сосредоточиться.

Я должна…

Я…

Где я?!

Что я здесь делаю?

– Помогите! – кричит ребенок где-то в густой растительности. – Пожалуйста!

Точно. Ему нужна моя помощь!

Выкручиваясь и пинаясь, я выбираюсь из сплетения стеблей, оставляющих на моей коже теплую слизь. Хлюпая по скользкой дряни, бросаюсь к мальчику. Его плач все ближе. И тут моя рука случайно задевает выглядывающий среди ветвей плод телесного цвета.

В голове мелькает воспоминание. Девушка. Она улыбается, а в следующее мгновение всхлипывает.

Я отдергиваю руку. Споткнувшись, падаю на плети. И все же замешательство помогает мне прийти в чувство.

Это не мое воспоминание. Я в подсознании Ян Гуана. Как я могла забыть?

Плод смотрит на меня, словно лишенный зрачка глаз на фоне листвы.

Это то, что осталось от одной из наложниц?

Осознание настигает меня, как хлыст, и я хлопаю ладонью по другому плоду.

Это память другой девушки. Я крепче прижимаю ладонь, и поток ее воспоминаний устремляется мне навстречу, словно листья, хлещущие по лицу, когда я ковыляю в лесу.

«Есть в тебе что-то особенное. Ты видишь больше, чем другие девушки».

На секунду мне кажется, что я все перепутала и голос пришел из воспоминаний Ян Гуана обо мне. Но девушка реагирует на его слова – краснеет и отворачивается. К ней протягивается рука и закладывает за ухо выпавшую прядь волос.

По всему телу колют ледяные иголки. Дрожащими пальцами прикасаюсь к следующему плоду. А потом к следующему. Трогаю все фрукты, до которых могу дотянуться.

«Это очень похоже на волшебство, тебе не кажется?»

«Ты уверена, что хочешь этого, любопытная девушка?»

«Все будет хорошо. Поверь в меня. Поверь в нас».

Снова и снова появляется цветок из дух-металла. Одни и те же слова, одни и те же приемчики – девушки разные.

Меня захлестывает тошнота. Но я продолжаю, ища неоспоримое подтверждение того, что Ян Гуан способен и на более страшные поступки.

И наконец я выдергиваю воспоминание: он хватает девушку за волосы и впечатывает ее лицом в стену. Вот оно, доказательство.

Мое существование погружается в пустоту. Я падаю, обхватив руками голову. Меня раздирают мои собственные воспоминания – мгновения, когда я усомнилась в себе, потому что Ян Гуан пробудил во мне теплые чувства. Позыв к рвоте сгибает меня пополам, но ничто не выходит из моего тела… или что там у меня сейчас.

– Помоги, – умоляет ребенок, внезапно оказавшийся рядом со мной.

Я вскидываю голову. Это Ян Гуан, но намного младше.

– Помоги, – повторяет он, глядя на меня пустым, затравленным взглядом. – Я не могу отсюда выбраться.

Голос его тих, но он прокатывается во мне очищающим приливом, который угрожает снова лишить меня способности трезво мыслить. Воспоминания девушек уплывают, словно лепестки лотоса, несущиеся к водопаду.

Но я не должна их отпускать. Я должна их сохранить.

Взревев, я хватаю мальчика за горло и швыряю на стебли.

– Это твой мозг. – Я стискиваю его горло. – Ты сам себя тут запер!

Он задыхается и верещит, но я не отпускаю. Даже когда все во мне кричит: «Будь милосердна, ты не можешь убить ребенка!», я лишь усиливаю нажим. Секунда за секундой я заставляю себя вспоминать, как умирают пилоты-наложницы: разум каждой из них настолько растворяется в разуме мужчины-пилота, что, когда боевая связка между ними после боя разрывается, мозг девушки уже не в состоянии поддерживать даже сердцебиение.

Вот что случится со мной, если я проявлю милосердие.

Когда свет покидает глаза мальчика, реальность начинает распадаться. Стебли разлагаются, превращаясь в лужи гнилой дряни. Телесные плоды сползают вниз и исчезают.

Я кричу, потому что меня тоже разрывает на части: дробятся кости, лопаются мышцы, слезает кожа. Мой дух, освободившись, взмывает вверх и улетает.

Я смаргиваю.

В следующее мгновение я оказываюсь в еще более умозрительной реальности – стою лицом к лицу с Ян Гуаном в его нынешнем возрасте. Все вокруг нас черное и белое. Инь и ян. Я на черной стороне – инь, он на белой – ян. Под нашими ногами твердая и мерцающая, как стекло, поверхность. Откуда-то издалека доносятся звуки битвы, лязганье дух-металла, но я не вижу реальный мир. В мозгу маячит призрачное ощущение, что я нахожусь в движущейся Девятихвостой Лисице, но некая давящая сила не позволяет мне влиять на хризалиду.

– Что… – Ян Гуан с глупым видом оглядывается по сторонам, потом устремляет взгляд на меня. – Смотри-ка, ты выбралась.

Я открываю и закрываю рот. Опустив глаза, вижу то, что, похоже, является моей духовной формой, и пытаюсь это осмыслить.

– Но ты пришла сюда, чтобы меня убить. – Он сощуривается, пылая черным гневом.

Я ощетиниваюсь.

Я вошла в его мозг. Естественно, и он может копаться в моем.

Вот и хорошо. Больше не нужно прятаться.

– Ты убил мою сестру! – Я заношу кулак, чтобы ударить его в лицо.

Он отпрыгивает, из пола выстреливают цепи, заворачиваются вокруг моих ног, ползут к талии, по рукам, обхватывают шею. Потрясенное выражение пробегает по его лицу, а потом он делает жест, словно наносит удар. Грубым рывком цепи обрушивают меня на колени и сгибают, так что теперь я униженно корчусь у ног пилота на границе черного и белого.

Он тяжело дышит, но улыбка поднимает уголки его губ, когда он видит, как я бьюсь в цепях. Он осторожно опускается рядом на одно колено, наблюдая за мной.

– Неудивительно, что ты так стремилась попасть ко мне. – Теперь его голос звучит мягко и тихо, почти печально. Он поднимает мой подбородок затянутой в перчатку рукой. Цепь на моей шее распрямляется.

Я пылаю от ярости. Звенья горят на моей шее, стискивают конечности. И кажется, чем больше я сопротивляюсь, тем жестче они становятся. Но если все это не по-настоящему, то как Ян Гуану удалось меня связать?

И почему на нем духовные доспехи, а на мне нет? Мое физическое тело в такой же броне, так что, видимо, не в ней дело. Напряженно распахнув глаза, я обвожу взглядом контуры его доспехов. Если он может создать их здесь, почему я не могу? Насколько я понимаю, он тоже впервые оказался в этой реальности.

И в чем разница между его разумом и моим?

– А ты действительно не такая, как все, – мурлычет он, склонив голову набок. – Мне даже хочется тебя оставить. Из нас получилась бы выдающаяся пара. – Он поглаживает мою щеку. – Жаль, что тебе придется умереть.

Я медленно перевожу на него взгляд. На меня снисходит озарение: хотя ничто тут и близко не похоже на мои фантазии, но именно этого момента я ждала восемьдесят три дня после известия о смерти Старшей. Я помню, как уронила корзинку с только что собранными яйцами, когда на меня обрушилась новость, уничтожившая мой мир. Помню, как силы покинули мое тело. Как отец схватил меня за волосы и ткнул носом в разбитые яйца, ослепленный яростью, – как же, он не получит компенсацию за смерть дочери на поле боя! Все эти восемьдесят три дня мысли о столкновении с Ян Гуаном постоянно крутились в моем мозгу, стучали, словно биение второго сердца, проигрывая тысячи возможных вариантов.

И все это кончится тем, что я, голая и связанная, просто молча умру от его рук?

Старшая бы меня не простила.

Я охватываю мысленным взором ту духовную форму, в которой сейчас пребываю. А потом с воплем, который мне хотелось испустить все эти восемьдесят три дня, каждую их удушающую секунду, собираю все силы, на какие только способна в это мгновение.

На моей коже прорезаются контуры доспехов – такие же, как у Ян Гуана.

Он отшатывается, разинув рот.

Я отталкиваюсь от пола. Сначала цепи тянут меня вниз, но потом рассыпаются. Мои духовные доспехи мерцают, пропадая и появляясь вновь, – это Ян Гуан пытается их уничтожить.

Видимо, это дуэль умов, его и мое воображение вместе поддерживают эту реальность через боевую связку. Здесь для создания чего бы то ни было требуется лишь воля.

К счастью для меня, Яна отвлекают хундуны. Я же свободна.

Чтобы отвлечь его еще больше, я испускаю боевой клич и бросаюсь на врага.

– Стоять! – кричит он и вскидывает раскрытую ладонь. Я ударяюсь лицом о прозрачный барьер, выросший на границе черного и белого. Безумная улыбка облегчения перекашивает лицо моего противника.

Но если я могу создать все что хочу…

Я хлопаю по нагруднику, сосредотачиваюсь и пробую вытащить из него оружие, как вытягивают его хризалиды из бугорка дух-металла на своей груди.

Под моей ладонью вспыхивает свет. Он белый – цвет ци-Металла, который воплощает твердость, выносливость, точность и самообладание. Похоже, это моя доминанта. Идеально подходит для высекания острого как бритва оружия. Мои пальцы выцарапывают из нагрудника рукоять.

Я выдергиваю из груди кинжал в россыпи белых искр.

С решительным взмахом погружаю кинжал в стену, отгораживающую Ян Гуана от меня. По ней бежит паутина трещин, а потом барьер разлетается на тысячу сверкающих осколков. Я мчусь сквозь хрустальный ливень с силой и скоростью, на какие не способна в реальном мире.

– Нет! Не надо! – Ян Гуан отступает. Смутно, словно вновь проживая воспоминание, я ощущаю, как Девятихвостая Лисица спотыкается на ходу где-то за пределами этой реальности. – Там же идет битва! Ты убьешь нас обоих!

– Отлично! – воплю я, не снижая скорости.

Я швыряю его на землю, схватив за горло, как прежде поступила с его детской ипостасью. Вонзаю клинок в его шею. Как долго и как часто я об этом мечтала! Его крик переходит в бульканье, но крови нет. Неудержимо смеясь, я снова наношу удар клинком. И снова. И снова.

Меня заполняет тепло, и я снова разваливаюсь на части. Ощущения Девятихвостой Лисицы приближаются, давят, становясь острее. Я пытаюсь дотянуться до нее, преодолевая слабое сопротивление Ян Гуана…

И меня вышвыривает на беспорядочное поле боя под сверкающими звездами. Ощущения незнакомые, неправильные и необычные, но, думаю…

Я перехватила управление Лисицей.

Глава 8. Добро пожаловать в ночной кошмар

В ледяном свете звезд десяток хризалид сражаются со стадом хундунов, нанося удары и выстреливая сверкающие заряды ци. При каждом их громыхающем шаге над землей вздымаются облака пыли.

Я сбита с толку – мой взгляд охватывает более обширное пространство, чем обычно, словно кто-то вырвал мои веки. Как жутко и непривычно! Пытаюсь зажмуриться.

И не могу.

Меня пронизывает ужас. Я не могу закрыть глаза. Не могу моргнуть. Не могу спрятаться от мира даже на миллисекунду.

А еще меня бомбардируют звуки. Крики, кажется, взрываются в моей собственной голове.

– Девятихвостая Лисица! Девятихвостая Лисица, ответьте!

– Полковник Ян! Что происходит?

Я инстинктивно пытаюсь прикрыть уши. Но мои руки так тяжелы, что от этого усилия мир вокруг меня начинает вращаться. Мне удается поднять кисти лишь на уровень туловища. Вернее, лапы с тремя большими зелеными когтями, золотисто-желтыми на кончиках.

Опускаю взгляд. Пока я боролась с Ян Гуаном в его ментальной реальности, Лисица начала трансформироваться в двуногий Возвышенный Облик и упала на одно колено. Ее дух-металл, сущность которого – Дерево, временно преобразовался в тип Земля. Сейчас хризалида похожа на долговязый скелет, собранный из дощечек и длинных ходуль. Талия кажется слишком тонкой по сравнению с грудью, принявшей форму щита. На плечах выступают золотые и зеленые шипы. Я скорее чувствую, чем вижу девять твердых хвостов, торчащих сзади. Волны ци Ян Гуана – золотистого ци-Земли – бьются под шкурой, поддерживая трансформацию. Но оно пассивно. Больше не представляет угрозы.

Должно быть, он затерялся в моей ментальной реальности. Теперь я могу контролировать его ци.

Если только разберусь, как это делать.

– Полковник Ян, у тебя проблемы со связью? – кричит стоящая впереди белая хризалида вдвое меньше меня.

Это Лунный Заяц, хризалида класса «Граф», тип Металл. Четкие контуры, гладкая, словно фарфоровая, оболочка. Непропорционально большая голова и длинные ноги. Уши рассекают воздух, как мясницкие ножи. Оружием, похожим на пестик^[7], она колотит рой хундунов, бросающихся на нас, подобно чудовищным жукам. Их ядра, содержащие ци, взрываются, будто петарды, когда они умирают.

– Полковник? – снова кричит Лунный Заяц, оглядываясь на меня. Его глаза сверкают, словно рубины, а из маленькой пасти истекает нужное для создания звука красное ци юноши-пилота – Огонь.

Я не знаю, как ответить. Буквально – не знаю, как эта штука разговаривает. Мысленно сосредоточившись на заостренной морде Лисицы, открываю ее пасть, но у меня нет легких. Мне не удается издать ни звука, словно я под водой.

Лунный Заяц не успевает крошить хундунов. Они захлестывают нас, как реки из насекомых. Бесчисленные лапки бегут по Лисице, ее светящийся изнутри металлический мех покрывается крапинками. По мне словно скачут многочисленные иголки. Крохотные искры вырываются из хундунов, пытающихся поразить меня своим ци. Я… нет, Лисица разевает пасть в беззвучном вопле. Хризалиду можно одолеть таким образом, я это видела. Если они доберутся до головы, то проникнут в кабину и убьют мое физическое тело.

Пытаюсь стряхивать их, но каждое движение обжигает мой мозг подобно мигрени. Хундуны расползаются по спине и передним лапам Лисицы. Я царапаю когтями ее шкуру, хлопаю по ней лапами.

– Полковник Ян, ради небес, ответьте! – Голоса в моей голове совсем обезумели. – Что у вас происходит?

«Заткнитесь!» – хочется завизжать мне. Чтобы обрести голос, нужно ци, но я не знаю, как его направить, и не могу сосредоточиться из-за происходящего вокруг. И что еще хуже, над головой Лисицы начинают жужжать мухи.

Стоп. Это не мухи.

Видеодроны.

Дроны (вообще-то они размером с человеческое туловище) кружатся вокруг меня вихрями черных точек.

И почему-то именно благодаря этому зрелищу я мгновенно, как при аварийной посадке, осознаю размеры занимаемого мной тела. Мозг в панике начинает вращаться.

Это уже слишком. Слишком для меня.

Я хочу закричать. Я хочу дышать. Я хочу говорить. Я хочу моргнуть – глаза жжет как огнем!

И с запозданием понимаю, что в них нарастает духовное давление.

Два луча холодного белого ци-Металла выстреливают из глаз Лисицы, взрыхляют землю и бегут по ней зигзагами, выдавая мою растерянность. Они мешают мне видеть, но я слышу, как взрываются под лучами хундуны.

Голоса в моей голове все громче несут какую-то чушь про неэффективность и бесполезную трату ци, но я не обращаю на них внимания, заставляя себя успокоиться.

Это только начало. Я смогу. Я обуздаю эту силу.

Мысленно нащупываю точки, из которых вышли лучи, и определяю места, откуда изливается ци моего тела и тела Ян Гуана через соединительные иглы в наших позвоночниках. Останавливаю потоки ци, изливающиеся из глаз моей хризалиды, а потом выстреливаю заряд ци в сторону непрекращающихся голосов.

Что-то ломается с надрывным хлопком. Жужжание постепенно стихает.

Приятная тишина у меня в голове.

Становится достаточно тихо, чтобы физически услышать, как металлические лапки хундунов скребут по плечам Лисицы, пытаясь пробиться через шипастое оплечье.

Хлопаю по плечам, сдирая этих мерзких тварей.

– Э-э-э… полковник! – произносит Лунный Заяц, продолжая крошить хундунов, словно растирая лекарство в ступке. Ци-Огонь – сила и разрушение – мерцает в его пестике, как янтарь за молочно-белым стеклом, усиливая наносимые им повреждения. – Стратеги спрашивают, зачем ты выбросил наружу динамики?

Ага. Вот что я сделала, значит.

– Серьезно, полковник, что, ради небес, происходит?..

Море хундунов расходится в стороны. Темно-красное тело грубой текстуры бросается к нам на шести насекомообразных лапках. Это хундун класса «Герцог» – он меньше Лисицы, но больше Лунного Зайца. Под жесткой шкурой, как дурной глаз, набухает его собственное ци-Огонь.

С придушенным криком Лунный Заяц поднимается на задние лапы. Пестик успевает развернуться в изогнутый щит как раз вовремя, чтобы отразить вулканический заряд красного ци. В точке соударения возникает яркое расширяющееся пятно. Задние лапы Лунного Зайца подгибаются, и он садится на землю. Хундуны «Народ» заполняют его белую фарфоровую поверхность, как огромные разноцветные тараканы. Я суетливо сбрасываю их с нас обоих.

– Син Тянь, на помощь! – верещит Лунный Заяц. – По-моему, полковник Ян спекся!

Земля дрожит под размеренными приближающимися шагами. Промельк и оглушающий стон металла, а потом на хундуна «Герцог» обрушивается золотой топор. Хундун заваливается набок, его ци выдыхается, но он еще жив. Лунный Заяц тоже отшатывается, его щит деформирован уродливыми расплавленными кольцами.

– Что с полковником Яном? – кричит новая хризалида, с мощным скрежетом снова занося топор. Неповоротливая и громоздкая хризалида-Земля такого же размера, как хундун класса «Герцог». Глаза горят у нее на груди, рот смещен к животу. Безголовый Воин.

Лунный Заяц снова превращает щит в пестик.

– Не знаю, но, если он не придет в себя, нам всем крышка! Думаю, мне тоже надо трансформироваться.

Я вздрагиваю всей хризалидой.

Трансформация в более продвинутый облик – самая частая причина смерти наложниц.

Заострив всю свою волю в смертоносный кинжал, я обхватываю когтями шею Лунного Зайца и заставляю его взглянуть на меня. У него отваливается челюсть, глаза, мерцая, вспыхивают ярче. И пусть у меня нет легких, нет воздуха, мой голос уже не сдержать.

– Хватит… убивать… девушек… – Я издаю демонический рев, пришедший из ночных кошмаров.

– Тогда… тогда сделай же что-нибудь, полковник!

Да. Я должна закончить эту битву.

Отпустив Лунного Зайца, я отталкиваюсь лапой от земли и поднимаюсь во весь рост. Взвизгивает дух-металл, мои чувства натянуты, колышутся и дрожат, хундуны по-прежнему копошатся по всему корпусу Лисицы, но я, напрягшись, делаю первый шаг.

Совсем не больно.

Меня охватывает невероятная эйфория.

Передо мной мгновенно распахиваются безграничные возможности. Так и есть, ведь я уже не человек. Я освободилась от своего изломанного тела, оболочки из мяса и костей, которую всю жизнь готовили к тому, чтобы ублажать мужчин, потакать их прихотям.

Нет, теперь я Девятихвостая Лисица – боевая машина высотой с восьмиэтажное здание.

Мне не нужно моргать. Мне не нужно дышать. Налетит воющий смерч – я не сдвинусь с места. Землетрясение качнет землю – я не пошатнусь. Я – та сила, которая сотрясает мир.

Шаг за грохочущим шагом я привыкаю управлять огромной хризалидой. Назойливые мелкие хундуны осыпаются с меня сами, мои движения становятся все более решительными. Устремляясь к хундуну «Герцог», я выдергиваю сзади хвост-копье.

Жаль, я редко смотрела видео боев Ян Гуана – не хватало сил. Сейчас бы лучше понимала, как это делается. Последнее, что я помню: он разбегается, подпрыгивает и швыряет копье прямо в ядро хундуна.

Эти движения я и повторяю, приближаясь к врагу. Копье со свистом рассекает воздух и протыкает оболочку. Дух-металл звенит, словно разбилась тысяча окон. Все вокруг сотрясается. Но копье не такое острое, как мне бы хотелось, и я, похоже, не попала в ядро хундуна, где гнездится его сущность.

Он пятится, а меня захлестывает волна оглушающих эмоций. Печаль. Тоска. Гнев. Я ругаю себя за слишком острую реакцию, но в тот момент, когда я, пошатываясь, делаю шаг назад, копье выпадает из тела хундуна, и эмоции исчезают.

Чрезвычайно странно, но у меня нет времени над этим задумываться. Красное свечение усиливается, хундун выстреливает очередной залп ци.

Я отклоняюсь. Алое свечение преследует меня, разрезая ночь. Исчезает оно только тогда, когда Безголовый Воин оглушает хундуна топором.

Понятно. Так ничего не получится. Все это время я действовала неправильно. Лисица настроена под Ян Гуана, характеристики моего ци совсем другие.

Мне нужно создать собственный облик.

Лунный Заяц бросается на помощь Безголовому Воину, колотя хундуна своим пестиком. А я нащупываю искру трансформации – она должна быть где-то во мне. Доминантное ци Лисицы – Дерево – обладает самой высокой проводимостью, а значит, эту хризалиду проще остальных трансформировать в более развитую форму.

Судя по легендам, которые родители с любовью рассказывали моему брату, слово «хундун» первоначально означало первичный хаос. У него не было органов чувств; друзья боги пожалели его и выдолбили на теле глаза, ноздри и рот. В итоге Хундун умер, а из новых отверстий излилась Вселенная.

Именно это и представляют собой хризалиды – хундунов, измененных с помощью человеческого потенциала. Готова поспорить, захватчики не ждали ничего такого, когда спустились с небес, чтобы завоевать наш мир.

Под шершавой оболочкой Лисицы пульсирует настойчивое давление. По ее телу разбегаются белые сияющие трещины.

– Ого! – Лунный Заяц таращится на меня, подпрыгивая, чтобы стукнуть «Герцога».

– Геройский Облик! – восторженно вопит Безголовый Воин своим ртом на животе. – Геройский Облик!

Я знаю, что хризалиды могут принять эту форму, произвести трансформацию третьего уровня, если их пилотирует Слаженная Пара. Но только потому, что девушка в такой Паре тоже умеет сознательно управлять дух-металлом. Если я продолжу трансформацию, начатую Ян Гуаном, должен получиться такой же результат.

Конечности хризалиды, пульсируя моим ци, вытягиваются, поверхность дух-металла разглаживается. К желтому свечению добавляется белое, части доспехов приобретают более округлые очертания – такие получает древесина, обработанная металлическими лезвиями.

Геройский Облик называется так потому, что он человекоподобный, но одновременно он еще больше напоминает машину – словно человек, облаченный в доспехи робота. Я представляю, как могла бы выглядеть такая Лисица, и ее похожие на ходули ноги становятся объемными и устойчивыми. Лапы с тремя когтями превращаются в кисти с пятью пальцами. Лисьи уши отодвигаются далеко назад и принимают более заостренную и угловатую форму, будто части шлема. Шипы на плечах набухают и укладываются в несколько слоев наплечника. Хризалида продолжает рывками вытягиваться в высоту, пока ее рост не увеличивается почти на четверть от первоначального. Девять хвостов, включая и тот, что в руке, раздуваются. Это уже не копья. Скорее пулеметы.

Хундун «Герцог» теперь кажется совсем мелким. После того как давление трансформации спадает, я, следуя инстинктам, поднимаю пулемет. Он холодно гудит в моих руках, из него толчками, как сверкающие пули, вылетает белое ци-Металл, врезается в хундуна и отбрасывает врага от моих товарищей.

Меня охватывает приятное возбуждение, но я знаю, что могу действовать более четко. Суть ци-Металла – точность.

Предполагается, что пилоты способны чувствовать чужое духовное давление. Я на расстоянии нащупываю ядро хундуна – светящееся, пульсирующее зернышко жизни, питающее врага, чтобы держать нас в страхе. Снова прицеливаюсь, на сей раз более тщательно, направляя луч концентрированного ци.

И стреляю.

Луч вырывается, как реактивный снаряд, и вонзается в тело хундуна, уничтожая ядро со вспышкой алого света.

Остальные хризалиды радостными криками чествуют Ян Гуана. Я бы расхохоталась, но мне еще нужно выиграть битву.

Я протаптываю себе путь прямо по стаду, ступая энергичнее, чем прежде. Под моими ногами дрожит земля, вздымаются тучи пыли и мертвых хундунов «Народ». Меня пронзают краткие всплески чужой боли, но на них все проще и проще не обращать внимания. Расстреливаю из своего хвоста-пулемета всех попадающихся на глаза знатных хундунов. Уничтожу их всех, и тогда справиться с мелочью будет легче.

Моя трансформация поднимает боевой дух остальных хризалид. Они колют сильнее, режут глубже. Крики ликования и сияющие заряды ци рассекают ночной воздух. Рассыпая искры, гаснут ядра хундунов. А над нами изгибается Серебряная Река^[8], как сотканный из звездной пыли, летящий сквозь космос дракон.

После пятого выстрела моя оглушающая поступь становится неровной. Мозг снова теряет ориентацию, как в момент моего появления в хризалиде. Геройский Облик можно поддерживать всего несколько минут. Из меня высосало почти все ци.

Сканирую поле боя обычным зрением и своим внутренним сенсором духовного давления. Остался один знатный хундун. Огромный, впечатляющий, таким может быть только создание с доминантным ци-Землей. Но хундуны этого типа слишком плотные, так что несколько хризалид поменьше, держась от него на некотором расстоянии, пытаются поразить его сияющими зарядами.

«Может, пусть разберутся с ним сами?» – размышляю я пару секунд. Мне стоит остановиться, я умру, если во мне закончится все ци.

Но что, если именно из-за таких секунд лени умирают пилоты-наложницы?

– Отойдите! – рявкаю я.

Хризалиды подчиняются. Я собираю силы для последнего выстрела.

Проносится белый луч. Взлетают желтые искры.

Хундун спотыкается на шести своих маленьких лапках и падает, сотрясая землю, вовлекая окружающих его хризалид в водоворот пыли.

А я больше не могу удерживать Лисицу. Она возвращается в Исходный звериный Облик. Мой мозг проваливается в темноту.

Боль в ступнях – первое ощущение моего человеческого тела, которое возвращает меня к жизни, пощипывая нервные окончания. В голову вплывают отдаленные восторженные крики.

– …потрясающе!

– …поверить не могу…

– … расхреначил всех…

Вижу колеблющийся белый свет в кабине пилота. Мое дыхание шелестит через порванную клейкую ленту на губах. Сердце бьется в груди назойливым молотом.

Но не настолько назойливым, как пальцы Ян Гуана, по-прежнему сплетенные с моими. Я вздрагиваю. Доспехи на моих руках, приковывавшие меня к месту, отсоединяются по моей воле, как выключенные электромагниты.

Обмякшие руки Ян Гуана падают по обе стороны кресла.

Холодное спокойствие глушит мои эмоции. На этот раз мои глаза жжет только потому, что я забываю моргнуть.

Я осторожно отсоединяю свои доспехи от кресла и поворачиваюсь лицом к пилоту.

Остекленевший взгляд открытых глаз. Свесившаяся набок голова. Черные в полумраке струйки крови, вытекающие из ушей и ноздрей.

Щупаю пульс у него на шее.

Ничего.

– Эй, полковник Ян, там стратеги что-то распсиховались! – звучит грохочущий голос Безголового Воина, его шаги приближаются. – Ты как?

Я невидящим взглядом смотрю на лицо Ян Гуана. Представляю, как отвешиваю ему пощечины. Бью кулаком. Лентами сдираю с костей кожу. Но он такой мелкий по сравнению с хундунами.

И я просто щелкаю по его щеке.

Все кажется нереальным. Не могу понять, кто я: человек, который управлял хризалидой, или хризалида, сейчас управляющая человеком.

Снаружи громче рокочут моторы дронов, вызывая ответное жужжание дух-металла. Безголовый Воин все зовет этого парня, чей труп больше никого не услышит.

Я срываю с губ клейкую ленту. Неприятно, но мука несравнимо более сильная пронзает мои ступни, когда я встаю. Боль воспринимается намного острее теперь, когда я ощутила, каково это – быть свободной от нее. Но мне пора выйти. Показаться. Признаться в том, что сделала. Разобраться, как вообще это все произошло.

По всей высоте позвоночника струится живой холодный поток. Я безучастно рассматриваю свои затянутые в перчатки руки, наблюдая, как концентрированное ци-Металл разливается под псевдомеховой поверхностью. Стиснув кулаки, выдавливаю ци через подошвы доспехов в хризалиду. Это дает мне возможность по минимуму управлять колоссом из дух-металла. Мысленно пробиваю брешь между глазами Лисицы.

Кабину заливает свет. Снаружи жужжит кучка видеодронов, теперь нормального размера. Жаждут сделать победные снимки Железного Принца и новой Железной Принцессы.

Вместо этого я поднимаю безжизненное тело Ян Гуана, используя силу и устойчивость, создаваемые доспехами.

На меня устремляется свет десятка прожекторов, такой яркий, что я ничего не вижу. Внезапно, словно прорвало дамбу, меня захлестывают эмоции. Я представляю себе реакцию зрителей, и в животе с клокотанием взметается истерический хохот. Это все, на что я сейчас способна.

Я бросаю труп Ян Гуана перед собой и ставлю на него крохотную «лотосовую ножку».

Эй, как вам такое? Я на самом деле его убила.

Я поднимаю голову, по лицу расползается безумная ухмылка. Лопасти дронов поднимают хлесткие ветры, разрушающие мою прическу. Черные пряди извиваются, как змеи. Еще один заряд ци выплескивается в доспехи через позвоночник. Я видела раньше, как пилоты для фотосъемок запускают ци на полную мощность, потому знаю, что мои глаза и меридианы ци на лице – словно вторая, более угловатая сетка вен – пылают серебряно-белым.

– Вы слишком долго жили во сне! Хватит! – кричу я камерам, вздымая руки, моя речь перемежается взрывами маниакального смеха. – Добро пожаловать в ночной кошмар!

Глава 9. Сильнее всех

В мечущемся свете оранжевых лучей меня вытаскивают из шаттла на вершине Великой стены. Короткий мостик, висящий в воздухе, ведет к сторожевой башне, значительно более массивной, чем обиталище Ян Гуана. Наверное, это башня Кайхуан, здесь находится военный штаб приграничья Суй-Тан. Провинция Суй маленькая, но богатая, поэтому из соображений безопасности она объединила ресурсы с огромной провинцией Тан.

Пилоты Лунного Зайца и Безголового Воина, мои товарищи, самоотверженно защищавшие меня на поле боя, заламывают мне руки за спину, дергая так, словно пытаются их оторвать. Кажется, еще чуть-чуть – и выскочат суставы. Парни волокут меня быстрее, чем я могу идти, и кости моих навсегда изломанных стоп трутся друг о друга, как осколки стекла. На туфлях расцветают пятна крови. Моя одежда, разорванная Ян Гуаном, болтается на теле, как прогнившие занавески.

После того как меня заставили снять духовные доспехи, изодранная ткань – единственное, чем я могу прикрыться. Впрочем, толку от лохмотьев мало, я тащусь почти голая под взглядами моих конвоиров – пилотов и четверки обычных солдат.

Мы втискиваемся в лифт. На меня наставлено по крайней мере три ствола. Кто-то кричит в шлемофон. Не знаю, c чего они все так перепугались. Теперь, когда я израсходовала весь адреналин и слишком много ци, я всего лишь сломленная девочка, которую нужно поддерживать, чтобы не упала.

И все же своим тихим, слабым голосом я заставляю их задуматься о том, что недавно произошло, о том, во что я сама с трудом верю.

– Знаете, это была я, – бросаю я, как ругательство, пока мы едем в скрипящем лифте. Я так накричалась перед боем, что теперь хриплю. – Именно я трансформировала Лисицу в Геройский Облик. Именно я вывела из строя всех этих хундунов. Я сражалась бок о бок с вами.

Они отмалчиваются. Я для них лишь опасный груз, который надо доставить к месту назначения. Но я знаю, что им не по себе. Так должно быть.

Я с ухмылкой оживляю воспоминание: выражение абсолютного ужаса на их лицах, когда они осмотрели труп Ян Гуана и подтвердили, что он мертвее мертвого.

Двери открываются, и меня волокут бетонными коридорами в белую комнату, уставленную мерцающими экранами. На самом большом экране меня ждут двое мужчин в серо-голубых мантиях с широкими рукавами. На их головах возвышаются кубические шапочки ученых, сделанные из тюля, закрепленного черным лаком.

Товарищи Ян Гуана ставят меня на колени.

– Командиры, – произносит Син Тянь, пилот Безголового Воина. Его массивная золотая корона, состоящая из двух кругов, сдвинута набекрень, по бокам торчат выступы в виде топориков. Его голос дрожит от еле сдерживаемого гнева. – Вот она. Эта с…

– Отпустите ее, – говорит один из мужчин на экране – тот, что повыше, – обмахиваясь белым веером из перьев. Благодаря этому знаменитому предмету я догадываюсь, что передо мной Чжугэ Лян, Главный стратег армии, по сути, верховный главнокомандующий. – Нет нужды так с ней обращаться.

– Она убила…

– Мы ни в чем не можем быть уверены, пока не проведен допрос и не проанализированы данные. А теперь, пожалуйста, покиньте помещение. Все, кроме нее.

Руки отпускают меня. Удаляющийся топот ботинок. Я стою на холодной белой плитке, распущенные волосы в беспорядке рассыпаны по полуобнаженному телу. Захлопывается дверь, оставляя меня наедине с двумя стратегами на экране.

Главный стратег Чжугэ Лян представляется – как будто он не знаменит настолько, что все в Хуася его боготворят. Мужчина пониже рядом с ним складывает перед собой ладони и кланяется, как это делает напыщенная знать.

– Сыма И, Старший стратег Армии освобождения человечества, – говорит он, серо-голубые рукава смыкаются перед ним, как занавески. Он выпрямляется, и мне на миг кажется, что он улыбнулся, но, наверное, у него просто кривой рот. С чего бы ему радоваться? Один из его лучших пилотов мертв.

– Вы не можете меня убить, – выпаливаю я. Не планировала пережить сегодняшнюю ночь, но если появился шанс, глупо им не воспользоваться. – Я придала Девятихвостой Лисице новый облик. Хундуны наверняка это почуяли. Они начнут нападать чаще и более многочисленными стадами, – заявляю я, вспоминая последовательность событий, приведших к падению провинции Чжоу. Хундуны выходят из себя, если чувствуют, что равновесие нарушено. Император-генерал Цинь Чжэн набрал такую мощь, что враги начали лихорадочно скапливаться, рискнули даже гнездом репликации, чтобы уничтожить императора. Но перед столкновением он подхватил оспу. Военные не успели вовремя заполнить вакуум власти, поэтому, когда началась атака, то, что должно было стать яростной битвой, превратилось в легкую победу хундунов. Они пробили брешь в Великой стене и заняли целую провинцию. – К тому же я слышала, что вы подумываете о контрнаступлении в Чжоу. Спорим, вы рассчитывали на Ян Гуана? Я могу его заменить. Вы видели, как я управляла Девятихвостой Лисицей.

– Хм-м… – Уголок рта Сыма И поднимается выше. – А она умеет торговаться.

Бросив на него усталый взгляд, Главный стратег Чжугэ обращается ко мне:

– Пожалуйста, успокойтесь, консорт У. Мы просто хотим задать вам несколько вопросов.

– Каких? – Я свирепо таращусь на них сквозь пряди волос.

Они спрашивают, не сдерживала ли я намеренно духовное давление во время теста. Не родственница ли я кому-то из выдающихся пилотов? Что я делала в ментальной реальности Ян Гуана?

На последнем вопросе я сжимаю губы. Это опасно, но я не выясню планов на мой счет, если не скажу правду.

– В его мерзкой ментальной реальности, джунглях, я задушила его детскую ипостась. А потом пятнадцать раз пырнула ножом взрослую.

Главный стратег Чжугэ Лян перестает помахивать веером.

На мгновение.

– И почему вы это сделали, дорогая?

А вот теперь пришло время солгать. В моих интересах скрыть, что мною двигала месть.

– Увидела кое-какие его воспоминания. Что он вытворял со своими наложницами. – Мой взгляд тяжелеет. – Вообще-то, военные должны об этом знать.

Сыма И хмурится.

– Вы увидели несколько воспоминаний и убили ребенка? Как вы поняли, что это Ян Гуан?

– В смысле? Это была его ментальная реальность. Кто еще мог там оказаться?

– Погодите-ка, значит, даже пребывая в его ментальной реальности и проведя там какое-то время, вы отчетливо понимали, что находитесь в его подсознании?

– Да. Хотя мне и приходилось постоянно себе об этом напоминать.

– А потом вы использовали собственную силу? Ничто вас не направляло?

– Нет, – огрызаюсь я. – Просто хотела, чтобы он заплатил за свои преступления.

– Господин Чжугэ. – Сыма И поворачивается к Главному стратегу, затем бросает на меня взгляд искоса. – Железная Вдова.

– Я знаю, – бормочет тот, лицо его белеет под черной тюлевой шапочкой.

По моей спине бегут льдинки. Железная Вдова. Смысл выражения мне понятен: девушка, которая жертвует своим партнером-юношей, чтобы зарядить энергией хризалиду. А не наоборот. Если для этого есть название, значит, такое уже случалось. Но я никогда, никогда не слышала ни о чем подобном.

– Есть и другие девушки, которым это удавалось? – Я повышаю голос.

Сыма И наклоняет голову.

– Ну…

– Стратег Сыма, – предупреждающе роняет его начальник и переводит взгляд на меня. – Просим нас извинить, консорт У. Нам нужно посоветоваться с Мудрецами.

Я ощетиниваюсь. Мудрецы – сборище старых, морщинистых ученых-бюрократов, которые правят Хуася и вечно разглагольствуют о «морали», «гармонии» и «семейных ценностях». Ничего хорошего о моих действиях они не скажут.

Главный стратег Чжугэ задирает рукав и стукает пальцем по браслету – похожее устройство носил Ян Гуан. Вместо моих собеседников на экране появляется символ армии – извивающийся и рычащий Желтый Дракон. Я вспоминаю постер, обещание Ян Гуана вернуть провинцию Чжоу и выяснить, правда ли, что Цинь Чжэн заморозил свое тело. Поверить не могу, что это произошло…

О небо, похоже, это произошло не более часа назад. Бои между хундунами и хризалидами обычно длятся не дольше получаса.

И столь многое изменилось за это время.

– Эй! – кричу я изо всех сил, хотя в итоге получается совсем не громко. – Расскажите о других девушках!

Молчание.

Ну конечно. Кому я морочу голову? Так они мне и рассказали!

Призрачно-белые стены комнаты, кажется, надвигаются на меня. Я оглядываюсь по сторонам. Смотрю на свои руки и на миг вижу вместо пальцев зеленые когти Лисицы.

Железная Вдова. Даже если ко мне этот титул не имеет отношения, если мне просто повезло, сама возможность существования таких девушек вызывает у меня головокружение и учащенное сердцебиение.

Но что с ними происходит? Может ли быть такое, что военные скорее убьют их, чем воспользуются их силой?

Неужели они и правда боятся девушек больше, чем хундунов?

Стратеги возвращаются быстрее, чем я ожидала.

– Мудрецы приняли решение, консорт У, – сообщает Главный стратег Чжугэ, глядя на меня почти печально. – Вы станете партнершей Ли Шиминя, пилота Красной Птицы.

Часть II. Путь птицы

«В горах обитает птица с одним крылом и одним глазом. Чтобы взлететь, ей нужно объединиться c другой птицей того же вида».

Книга Гор и Морей

Глава 10. Железный Демон

Я лежу на бетонном полу в узкой темной камере. Слабый отблеск света просачивается через зарешеченное окно над тяжелой дверью.

Теперь я понимаю правила игры.

Дело не в том, что девушки хуже управляют хризалидами. Дело в том, что любую девушку с огромным духовным давлением отдают юноше, чье давление еще выше, чтобы она не взяла над ним верх.

Десять тысяч. Это число мечется в моем мозгу, как стая горящих птиц. Невообразимый уровень – его можно упомянуть лишь в виде художественного преувеличения («Ого, у него, наверное, дух-давление тысяч в десять!»).

И только для одного юноши за два последних века это число имеет буквальный смысл.

У Ли Шиминя, Железного Демона, не может быть пилотов-наложниц. Только жертвы.

Мой следующий бой станет моей казнью.

Я сворачиваюсь в комок на колючем, мерзко пахнущем одеяле, которое швырнули мне военные. Скребу ногтями и сжимаю череп, словно могу проломить кость и выпустить наружу мозги, чтобы прекратить свое существование. Было бы неплохо. Лучше, чем доставить это удовольствие кому-то другому.

Время от времени в сумраке гремят раскаты моего смеха. Неужели я и правда хоть на мгновение решила, что мои действия в Девятихвостой Лисице будут иметь какое-то значение? Что мне оставят жизнь после того, как я убила одного из самых сильных и популярных пилотов?

Я получила что хотела. Отомстила за Старшую. Я должна была приготовиться к смерти… тринадцать приемов пищи назад.

Только в этих единицах я могу посчитать, как долго я здесь заперта. Может, они означают тринадцать дней. Надеюсь. Для восстановления истощенного ци требуется половина лунного цикла – две недели. Именно с такой периодичностью пилоты сменяют друг друга на поле битвы.

Не знаю, почему я ела то, что мне приносили. Следовало спускать еду в унитаз и заморить себя голодом в знак протеста. Но стоило первой тарелке с жареными овощами и рисом пролезть в щель внизу двери, и бурчащий желудок за полминуты уничтожил мою решимость, как бульдозером прошелся. Тоже мне, Железная Вдова!

«Тебе нужно восстановить ци», – говорит мозг сам себе.

Для чего? Чтобы противостоять Ли Шиминю?

О небо, я превращаюсь в одну из тех девушек, которые ковыляют навстречу смерти под властью заблуждения, что они могут стать Железной Принцессой, единственной из десятка тысяч?

«Но ведь в твоем случае так оно и есть», – напоминает что-то из глубин моего подсознания, и я вздрагиваю.

Духовное давление Ян Гуана превышало шесть тысяч. А я одолела его в хризалиде.

Я пилот класса «Принцесса».

Так странно думать, что это правда. Но какая разница? Армия скорее пошлет меня на смерть, чем рискнет поставить партнершей к кому-то слабее Ли Шиминя.

Неудивительно, что мы постоянно проигрываем в этой войне.

Не могу избавиться о размышлений о том, сколько людей увидело мое представление. Армия подкуплена медиакомпаниями сверху донизу, прямые трансляции выходят почти без ограничений. Может, мой дед поймал трансляцию – он часто просыпается по ночам. Если он видел – получается, я убила Ян Гуана прямо у него на глазах. От этой мысли мои губы неизменно растягиваются в ухмылку.

Но сохраненные видео – совсем другое дело. Совет Мудрецов и его правительство состоят из ученых-бюрократов, и они решают, что останется в Сети. Учитывая, что я никогда не слышала ни об одной Железной Вдове, скорее всего, они постановили удалять все записи на эту тему.

Если только СМИ не сопротивляются.

Я наверняка породила жаркие пересуды. Готова поспорить: люди заплатили бы астрономические суммы, чтобы посмотреть, что произошло на поле боя. Горожане потратили бы дневную зарплату, чтобы разблокировать видео. Сельские жители скинулись бы и смотрели группами на чьем-то планшете.

Теперь только пронырливые медиамагнаты могут спасти мое скромное наследие.

Вперед, алчные корпорации!

Я фыркаю, но потом сердце пронзает укол боли.

Ичжи. Его отец – крупнейший из пронырливых медиамагнатов. Уж кто-кто, а Ичжи точно получил доступ к видеозаписи.

Что он думает? Так же удивлен, как любой другой? Пришел в ужас оттого, что я и в самом деле способна на убийство?

Гордится ли он мной?

Мне бы хотелось рассказать ему, что Ян Гуан так и не заполучил мое тело. Это не важно, но мне, несмотря ни на что, хочется, чтобы Ичжи это знал.

Мне хочется услышать его голос в последний раз.

Подняв руку, я ловлю лучи света, разрезающие камеру косыми росчерками. В тусклом свечении кружится пыль. Я складываю пальцы так, чтобы они отбросили на стену тень в виде клешни.

Мне часто снилось, что я снова огромна. Что я возвышаюсь над всеми, бегу по земле, достигаю космоса.

Что я свободна от боли.

Бросаю взгляд на остатки своего наряда, которые я забросила в угол. Мне хочется держаться от них подальше с того момента, как я сообразила, что их можно было бы использовать как средство спасения, если бы мне хватило смелости. Я могла бы привязать один конец ткани к водопроводной трубе, другой накинуть себе на шею и повиснуть.

Тринадцать приемов пищи назад я представила, как делаю это. Клянусь, мне показалось, что ткань извивается, словно клубок змей. Я слышала, чем ярче змея, тем она смертоноснее.

Я сажусь, готовая…

Голые ноги задевают шероховатое пятно высохшей крови на полу, и я выхожу из транса.

В этой камере запирали и других девушек. Об их печальном пребывании рассказывают пятна крови, почти черные в сумраке. Должно быть, это до предела пугает мужчин-охранников, но мне не страшно. Я девушка, я все понимаю.

Я лишь размышляю, что сделали эти узницы, чтобы очутиться здесь. Они тоже сопротивлялись? Пытались сбежать? Отвергали приказы ублажать пилотов?

Были ли среди них Железные Вдовы, принудительно исключенные из исторических хроник?

В воздухе камеры на меня опускаются отзвуки проигранных ими битв. Голоса, отказывающиеся замолчать. Руки, отказывающиеся носить цепи. Души, отказывающиеся покориться.

Я снова отрываю взгляд от кучки одежды и ложусь, вдыхая ледяные фантомы их ярости.

Смешно. Мужчины так страстно желают наши тела и так сильно ненавидят нас за наши мозги.

Она приходит ко мне во сне.

– Цзецзе!^[9] – с трудом произношу я и бросаюсь к Старшей. Ступни не болят.

По этому признаку я всегда понимаю, что вижу сон.

И все же не могу удержаться – тянусь к ней, хочу, чтобы она осталась навсегда. Где бы она ни находилась, я хочу быть там же.

– Не иди за мной, Тяньтянь. – Она гладит мою щеку, но ее пальцы превращаются в дым прежде, чем я успеваю насладиться ее теплом. – Здесь ничего нет. Это не выход. Не спасение. Я не свободна. Меня просто нет.

У меня подгибаются колени, и я падаю, пытаясь ухватиться за нее, но пальцы проходят насквозь, как бы я ни старалась.

– Не важно, – всхлипываю я. – Позволь мне остаться с тобой. Пожалуйста. Он мертв. Я убила его. Отомстила за тебя.

Она опускает веки.

– Ты и правда думаешь, что в результате что-то изменилось?

– В смысле? – Я снова и снова трясу головой. – Одним чудовищем на свете меньше.

– Таких, как он, десятки тысяч.

Боль разрастается во мне, выкручивая все волокна моей души.

– И что мне делать?

– Конечно, делай худшее, на что способна. – Она улыбается. – Не позволяй им себя одурачить, Тяньтянь. В тебе больше силы, чем ты можешь вообразить. Не убегай. Не позволяй им получить желаемое.

Ее одежда тоже теряет форму, словно туманные облака, плывущие над рисовыми террасами. Мы представляли себе в этих облаках лица, животных и предметы, когда сидели, обнявшись, на заднем дворе, помогая друг другу заглушить эхо воплей в наших головах и забыть о свежих шрамах на наших телах.

Внезапно ее призрачная фигура становится Девятихвостой Лисицей в Геройском Облике. Холодные металлические ладони обхватывают мое лицо и поднимают меня на ноги. Обжигающие, свирепые белые глаза ловят мой взгляд.

– Стань их ночным кошмаром, У Цзэтянь.

Меня встряхивает вой сирен, возвещающих о появлении хундунов, и я просыпаюсь в холодном поту. Свет за дверью покраснел.

С тех пор как меня заперли, сирены звучат не в первый раз – новые трансформации сильных хризалид провоцируют больше нападений. Но к этому дню как раз прошли две недели, необходимые Ли Шиминю и его Красной Птице на восстановление ци. Я вспоминаю, как мужчины нашей семьи, сгрудившись у обеденного стола, наблюдали его предыдущую битву. Забавно, что этот мелкий, предназначенный на выброс эпизод в итоге оказался настолько важным.

Я встаю, не отрывая взгляда от кучки одежды на полу. Как обычно, боль пронзает мои ступни, но холод камеры смягчил ее и предотвратил нагноение. Подбираю лохмотья. Несколько мгновений смотрю на них, мну в руках. А потом, вместо того чтобы обернуть вокруг шеи и дернуть, набрасываю на себя.

Когда дверь с визгом распахивается, я стою прямо перед ней, глядя в лица солдат. Они отшатываются.

Я вытягиваю руки. Смотрю на вояк бесстрастно, лишь задираю подбородок.

Похоже, моя покорность нервирует их сильнее, чем брыкание и крики. Бросая на меня подозрительные взгляды, они сковывают мне руки наручниками за спиной и вытаскивают меня наружу. Я слишком долго просидела в стылой камере, каждое движение причиняет боль, от которой перед глазами прыгают искры, но я этого не показываю.

Топот ботинок. Металлические коридоры. Вопли сирен. Вспышки красных огней. Дребезжащий лифт.

Двери со скрежетом расходятся, впуская потоки тусклого света и влажного холодного воздуха.

Мы снаружи. Свет бьет по глазам, и меня передергивает, но я хватаю большими глотками свежий воздух. Через несколько секунд глаза приспосабливаются. Над окрестностями нависает густой туман. Разумеется. Хундуны всегда нападают в периоды плохой видимости, потому что, в отличие от нас, им не требуются преимущества зрения.

Солдаты волокут меня по решетчатому стальному мосту, похожему на тот, что вел к Девятихвостой Лисице. Вот только нынешний расположен гораздо выше – почти вровень с верхним уровнем сторожевой башни.

При виде Красной Птицы я не могу удержать возгласа изумления. Эта хризалида намного больше, чем Лисица или даже Безголовый Воин. В Спящем Облике она похожа на громадную рубиновую птицу, прикрывающуюся собственными крыльями. Ци ее оболочки – дикий и необузданный Огонь, отчего кажется, что Птица и вправду покрыта перьями. Стыковочный мостик ведет к задней части ее стройной шеи.

Я воображаю, как сижу внутри и сражаюсь по-настоящему, распоряжаясь мощью самой сильной хризалиды в Хуася. Даже если я умру, это неплохая смерть.

Звук вновь открывающихся дверей лифта развеивает мои фантазии.

Оглянувшись, я натыкаюсь взглядом на оранжевый комбинезон. Холодный пот проступает под жалкими остатками моего наряда.

Стайка одетых в оливково-зеленую форму солдат рассредоточивается перед самым высоким, самым мощно сложенным парнем из всех, кого я видела. Грубый оранжевый комбинезон едва не лопается на его мускулах. Руки скованы сзади здоровенными кандалами. На голову натянут холщовый мешок.

А еще на шее у него массивный ошейник, к которому прикреплена цепь. Я на секунду впадаю в недоумение – передо мной человек или зверь? Из каши в голове выскакивает один факт: вроде бы Ли Шиминю девятнадцать, он всего на год старше меня.

Но, конечно, он еще и Железный Демон, убивший своих родственников и поглощающий разум каждой девушки, которая оказывается с ним в хризалиде. С чего бы ему выглядеть иначе?

Солдат двумя руками дергает длинную цепь, и Ли Шиминь, запинаясь, идет вперед, грохот его шагов разносится по мосту. Солдаты движутся рядом, наставив на него винтовки. У меня чешутся ступни – так хочется отступить назад.

Когда он подходит к хризалиде, с него срывают мешок.

Я едва успеваю сдержаться и не охнуть. Не знаю, что ужасает меня больше всего: намордник, закрывающий почти все его лицо, лютые угольно-черные глаза или короткие волосы.

Считается, что волосы – драгоценный дар от наших родителей. Нам запрещено стричься, если только мы не отказываемся от семьи, чтобы стать монахом или монахиней. Но даже тогда люди бреются налысо. Короткая неровная стрижка – наглядное свидетельство его преступления, самого страшного в уголовном кодексе Хуася. Отцеубийство.

Я догадывалась, чего следует ожидать, но, впервые по-настоящему увидев такое, ощетиниваюсь, словно меня бросили в волчье логово.

Солдаты толкают Ли Шиминя ко мне.

Я на самом деле пытаюсь сделать шаг назад, но не пускают мои собственные конвоиры. И тут до меня доходит вся смехотворность происходящего – по мнению военных, я настолько же гнусное существо, как этот парень.

Мы устремляем взгляды друг на друга – Железный Демон и Железная Вдова. Руки связаны, головы обрамлены коронами из винтовок, вокруг солдаты, туман и звуки боя.

Но… вообще-то Ли Шиминь не смотрит на меня. Взгляд его не смягчается, но обращен он куда-то вдаль.

Нахмурившись, я сдвигаюсь, чтобы попасть в поле его зрения.

Он мрачно таращится куда угодно, только не на меня.

И я освобождаюсь от напряжения. Уголки моего рта поднимаются в безумном веселье.

– Эй, – бросаю я, потому что скорее всего умру, так зачем же сдерживаться? – Хотя бы имей смелость посмотреть мне в глаза, прежде чем убьешь.

Он пропускает мои слова мимо ушей.

Изгибаюсь, чтобы поймать его взгляд. Он немедленно отворачивается, и я пытаюсь снова. И снова. И снова.

– Прекрати! – орет солдат, когда я делаю особенно резкое движение.

Нас поворачивают к Красной Птице. Где-то далеко в тумане громыхает дух-металл.

Не могу оторвать глаз от Ли Шиминя. Он только наполовину жунди, но не ханьские гены довольно заметны. В его лице больше глубины и размерности, чем у большинства хань. У него глубоко посаженные глаза под строгими бровями – отчасти именно поэтому его взгляд кажется лютым. Короны пилота на нем нет.

Почти весь мой страх ушел, уступив место головокружительному азарту. Я ведь могу даже получить удовольствие от происходящего. Он связан, как и я, что он мне сделает?

– Итак… – Я выгибаю бровь. – Перебил всю семью, да?

Он отводит глаза подальше от меня. Позвякивает его цепь.

– Они это заслужили? – настаиваю я.

И наконец он встречается со мной взглядом. В нем нет ни вины, ни гнева, ни колебаний. Лишь решимость, столь отчетливая, что у меня перехватывает дыхание.

Он кивает.

Мои губы дрожат. Не знаю, что сказать ему, кроме:

– Я тебе верю.

Не успеваю поймать его реакцию – солдаты начинают вопить и толкать нас, видимо, получив какой-то приказ. Кто-то открывает люк в шее Красной Птицы.

Заталкивая нас в кабину, солдаты одновременно расстегивают молнию оранжевого комбинезона. По мне бегут мурашки при виде мешанины бесцветных шрамов на спине Ли Шиминя. Могу поклясться: они похожи на отметины от электропогонялок, которые используются для домашнего скота.

Солдаты ставят нас рядом с сиденьями инь и ян, снимают наручники. Новый всплеск страха накрывает меня, когда, оглянувшись через плечо, я вижу, как Ли Шиминь встряхивает освобожденными руками. Его длинные пальцы тоже исчерканы шрамами.

Впрочем, что это я распсиховалась? Бессмысленно предполагать худшее, если это худшее означает мою смерть.

Я должна попытаться. Я должна побороться. Если не выживу я, выживет он. И еще больше девушек погибнут из-за него.

Солдаты заталкивают его в духовные доспехи на кресле ян. Он издает глухой звук, когда тонкие острые иголки входят в его позвоночник. Алое ци-Огонь вспыхивает в его глазах и устремляется по сетке меридианов на его лице. Броня защелкивается вокруг его тела.

Я деревенею и холодею, когда солдаты, раздвинув лохмотья на моей спине, втискивают меня в кресло инь. Знакомое покалывание иголок – словно крупинки льда вдоль позвоночника. Смыкаются доспехи. Ли Шиминь обхватывает меня закованными в броню руками. Я совсем не миниатюрное создание, но сейчас чувствую себя маленькой. Его жар, проникающий даже через доспехи, душит меня, как в худшую пору лета.

Повернув голову, я задеваю виском его горячий намордник, и у меня возникает идея.

– Ты наверняка не веришь в правила и все-таки позволил нацепить на себя эту штуку, – шепчу я, когда стихают шаги удаляющихся солдат. – Тебе не кажется, что это просто смешно?

Нет ответа.

А, понятно. Намордник.

– Знаешь что? – продолжаю я. – Как только мы попадем туда, поступи не по правилам. Передай управление мне. Это единственный способ освободить нас обоих.

Кто-то захлопывает люк, погружая нас в темноту.

– Передай мне управление, Ли Шиминь. Передай…

Иглы вонзаются в мой позвоночник.

Глава 11. Вверх на гору мечей, вниз в море огня

^[10]

Я проваливаюсь сквозь горячий воздух и лечу навстречу горе мечей, стоящей посреди моря огня. Падаю в расщелину между мечами, клинки уносятся вверх перед моим взором. Обжигающий жар нарастает у меня за спиной. Пытаюсь ухватиться за что-нибудь, чтобы остановить падение, но под руки попадаются лишь лезвия, рассекающие мои ладони с краткими вспышками жгучей боли. Я кричу, запрокинув голову, но вижу лишь частокол клинков и кроваво-красное небо.

И все же я сопротивляюсь, пытаясь цепляться за лезвия и ногами тоже. На каком-то животном уровне я понимаю: если упаду в море огня, то потеряю себя, а значит, никогда отсюда не выберусь.

Как все другие девушки, побывавшие здесь.

Внимание! В книге содержатся сцены физического насилия, обсуждаются идеи самоубийства, сексуального насилия (хотя и без его графического изображения), описаны злоупотребление алкоголем и пытки.
Книга не является историческим фэнтези или альтернативной историей. Это футуристическое произведение, описывающее совершенно другой мир, вдохновленный культурными элементами китайской истории. Присутствующие в ней исторические лица переосмыслены в ином жизненном контексте. Автор позволила себе значительную художественную свободу этого переосмысления, в частности в том, что касается происхождения исторических персонажей или их возраста относительно друг друга, ибо точное соответствие той или иной эпохе целью не ставилось. Чтобы получить представление о подлинной истории, рекомендуется обратиться к документальным источникам.

Посвящается Ребекке Шеффер, которая неизменно поддерживала меня на пути от цифры в статистике к бойцу, достаточно сильному, чтобы написать эту историю

Пролог

Хундуны[1] приближались. Целое стадо двигалось в ночной глуши, громыхая и поднимая темную бурю пыли. Их округлые, лишенные лиц тела, сделанные из дух-металла, мерцали в свете серебристого полумесяца и усыпавших небо звезд.

Пилоту послабее пришлось бы сначала побороть страх, а уж потом выходить на битву с ними, но Ян Гуан сохранял хладнокровие. У подножия сторожевой башни, расположенной сразу за Великой стеной, он разбудил свою хризалиду[2] – Девятихвостую Лисицу, огромную, высотой с семи- или восьмиэтажное здание, щетинистую и зеленую. Тяжелая поступь ее металлических когтистых лап сотрясла землю.

Видеодроны жужжали вокруг Лисицы, как красноглазые мухи. Часть из них принадлежала Армии освобождения человечества, других прислали частные медиакомпании, транслировавшие сражение по всей Хуася[3]. Ян Гуан держался в состоянии наивысшей бдительности, не позволяя себе ошибиться, чтобы не разочаровать своих фанатов.

Чтобы сделать точный выстрел, нужно придать Лисице более сложную форму.

Но люди умели.

Это страх наложницы поднимался в нем, как волна.

Важно, что ее семья получит жирную компенсацию. Зная это, девушка упокоится с миром в Желтых Источниках.

Она знала, на что шла. Она сама приняла решение поступить к нему на службу.

Благородная жертва наложницы была не напрасна.

Часть I. Путь лисицы

«В горах водится существо, похожее на лису, с девятью хвостами; звук его голоса напоминает плач младенца. Оно питается человеческой плотью».
Книга Гор и Морей[4]

Глава 1. Просто бабочка или моя мертвая сестра?

Сегодня я освобождаю брови от их милосердных услуг.

Хоть он и понятия не имеет, что это наша последняя встреча.

– Хорошо. Ладно.

Интересно, как сильно он меня возненавидит, узнав, в чем помог мне на самом деле.

Он испуганно распахивает глаза. Его холеная, почти прозрачная кожа заливается краской.

Не в силах сдержаться, я улыбаюсь. Расправляю ладонь, прикасаюсь к нему кончиками пальцев, подмигиваю.

– Ну как там? Мои брови неотразимы?

Его щеки наливаются румянцем все больше и больше, и меня охватывает чувство вины.

«Скажи ему», – умоляет мой мозг.

Тогда я немедленно отстранилась и сменила тему.

Разумеется, они не знают о моих грандиозных смертоносных планах.

Ичжи переключается на нижний край моих бровей, а мой палец зависает над изображением битвы между хризалидой и хундуном. Хризалида – Белый Тигр – пропорционально сложенная, яркая, никогда не догадаешься, что она сделана из оболочки округлого, лишенного черт хундуна. Она изображена в своем Геройском Облике – высшей форме трансформации – и выглядит как человекоподобный тигр, сделанный из гладкого, молочно-белого стекла. Части, из которых состоят доспехи, обрамлены сияющими зелеными и черными каемками, размытыми, потому что хризалида поймана на снимке в движении – поднимает свой гэ[5] размером с дерево. Белый Тигр – фаворит в армии, его часто используют для рекламы, а мне смотреть на него даже утешительно. Юноша и девушка, которые им управляют, – Слаженная Пара. В их случае невелик риск того, что разум юноши поглотит разум девушки и убьет ее по окончании битвы.

В отличие от судьбы девушек-пилотов в большинстве других случаев.

Забавно. Старшую всю жизнь окружали заботой.

«Когда Жуи выйдет замуж?»

«А может, лучше пусть завербуется в армию?»

«Ох, не слишком ли долго Жуи просидела на солнце? Что-то она потемнела».

В наших лесах бабочки – обычное явление, так что в этом зрелище нет ничего особенного.

Но когда она расправляет крылышки, я замечаю, что рисунки на них разные.

– Ничего себе! – Я выпрямляю спину.

– Что? – Ичжи оглядывается через плечо.

– У этой бабочки разные крылья!

– Брови готовы, – сообщает он и поднимает планшет, чтобы снять бабочку на видео.

– Как такое возможно? – Я глупо таращу глаза.

– Ты знаешь, что делать, когда у тебя появляются вопросы, – с улыбкой отвечает Ичжи.

– Поняла, сейчас поищу.

По крайней мере, так мне говорила мать.

Ичжи пожимает плечами:

Я распахиваю глаза еще шире.

– И в каком кресле будет сидеть такой человек, если станет пилотом?

Ичжи барабанит пальцами по циновке. Его тонкие брови задумчиво сдвинуты.

– Наверное, в кресле того пола, который им ближе?

– Я… я не знаю.

Я склоняюсь над планшетом, ища обоснованный ответ, но наталкиваюсь на красный предупредительный баннер:

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: В ДОСТУПЕ ОТКАЗАНО

ДЛЯ СЛУЖЕБНОГО ПОЛЬЗОВАНИЯ

Ичжи забирает у меня планшет.

Я отдаю его без сопротивления и устремляю взгляд на бабочку с крыльями инь и ян.

– Ичжи, а ты веришь, что девушки от природы предрасположены к самопожертвованию? – бормочу я.

– Ну, это вряд ли. Ты вот девушка, но тебя ни за что не заставишь пойти на жертвы.

– Эй! – Сквозь мрачную задумчивость прорывается смех.

– А что? В чем я не прав? – Он упирается ладонями в бедра.

– Ладно, ладно! Ты прав. – Мое лицо растягивается в широченной улыбке.

Но потом кончики моего рта опускаются.

Я не хочу жить и страдать ради кого-то другого. Я погибну, мстя за сестру.

Ичжи улыбается, ничего не заметив.

– Ого, – вяло фыркаю я. – Тебя настолько околдовали мои новые брови?

Ичжи смеется.

По моему сжавшемуся сердцу пробегает трещина.

Я не могу. Я не могу уйти, не сказав правду.

– Ичжи, – произношу я голосом темным, как дым.

– Ичжи. – Я хватаю его за руки, словно это поможет подготовить его к тому, что сейчас произойдет.

Он умолкает, озадаченно глядя на наши сомкнутые руки.

И я решаюсь:

– Я завербовалась в наложницы к пилоту.

Он роняет челюсть.

– К какому пилоту?

Я открываю рот, но не могу выплюнуть имя этого ублюдка.

– К тому самому.

Он заглядывает мне в глаза.

– Ян Гуану?

Я киваю. На моем лице не осталось и капельки тепла.

– Цзэтянь, он убил твою сестру!

Глава 2. Вода, выплеснутая за дверь

И теперь этот страшный момент – наше последнее общее воспоминание.

При. Каждом. Шаге.

Что реально повышает мою рыночную стоимость.

И тут моя трость ломается, я падаю.

Но не слышу.

По моему телу прокатываются волны дрожи.

Вернее, волны пробегают по воде на террасах.

У меня перехватывает дыхание. Легко узнаваемые вибрации поднимаются из земли и колышут воду.

За границей начинается битва между хризалидами и хундунами.

Какая мощь!

В мои грезы наяву врывается торжествующий вопль мужчин.

Хватит уже предаваться иллюзиям.

– Хорошо.

– И почисти одежду. Завтра прибудут военные, не выйдешь же ты к ним грязной.

Должна же она помнить, чем это закончилось для Старшей.

– И все равно – ты должна выглядеть прилично.

Я останавливаюсь и оборачиваюсь, чтобы посмотреть матери в глаза.

«Дай мне хоть один повод вас уберечь». Я смотрю на мать. «Останови меня».

Поскольку уже нет никакого смысла сдерживаться, я выплескиваю самый свой жгучий вопрос:

– Ты и правда беспокоишься только о моем приличном виде? А не о том, что я иду на войну?

– Ты послушалась! Выщипала брови. Очень красиво.

Она словно бы и не слышала моего вопроса.

– …а вот и Красная Птица!

Похолодев, я замираю на месте и едва не падаю.

О нет, только не это!

Выжить не удалось никому.

Девушка скоро умрет.

– Эй!

Голос отца выдергивает меня из моих мыслей. Я испуганно вздрагиваю, хватаясь за деревянные стены.

Ножки его стула скрипят о бетонный пол. Он встает, по нахмуренному лицу скользят тени.

– Ты почему такая грязная?

Ледяной пот скапливается у края моей повязки.

– Упала на террасах.

В кои-то веки не соврала.

– Смотри у меня, если ты водишь шашни с каким-то парнем!

– Конечно, нет. – Я отступаю назад и ударяюсь плечом о дверь в комнату деда и бабки.

Соврала наполовину. Я просто разбила чье-то сердце.

Отец подходит ближе, нависает надо мной так, что у меня начинает двоиться в глазах.

– Смотри у меня, если не пройдешь проверку на девственность…

От одного этого слова меня встряхивает, и страх улетучивается.

– Говорю в последний раз – никто в меня не пролез! – кричу я. – Прекрати! Тебя на этом переклинило.

Он потрясенно моргает. Но я чувствую, как в нем поднимается ярость.

Я проскальзываю за дверь и захлопываю ее перед его носом.

Кулаки отца оставляют дверь в покое, но легкие продолжают работать. «Непочтительная! Неблагодарная! Шлюха!»

Типично.

Я не решаюсь выйти из комнаты на ужин.

Я выдергиваю деревянную пробку из высокого термоса, который мои дед и бабка держат в своей комнате.

«Им на тебя наплевать».

«Вот и ты на них наплюй».

Взрослые помалкивают. Надеюсь, они думают обо мне.

Надеюсь, сходя в могилу, они пожалеют о том, как относились ко мне и Старшей.

Впрочем, людей, приговоренных к семейной казни, не кладут в могилы.

Я вздрагиваю, выталкивая из головы образ наших гниющих тел, висящих на Великой стене.

«Что ей нужно?» – огрызается какая-то часть меня, а другая часть продолжает свое: «Останови меня!»

«Останови меня! – твердит каждый удар моего сердца. – Останови меня. Останови».

Но мать лишь печально хмурится:

– И почему тебе всегда нужно все портить?

Я крепче сжимаю миску.

– Мама, ты правда думаешь, что, всегда уступая, ты облегчаешь себе жизнь?

– Дело не в легкости жизни. Важнее сохранить мир в семье.

Я издаю мрачный смешок.

– Скажи ему, пусть не волнуется. Через два дня я уйду. И тогда он получит свой мир.

Мать вздыхает:

Я скованно поднимаю голову.

– Вы гордитесь мной, посылая на смерть?

– Тише, Тяньтянь. – Мать бросает испуганный взгляд на дверь.

– Тебя эти фантазии тоже утешают? – продолжаю я. – Помогают спокойно спать по ночам?

Ее глаза влажно блестят.

Я швыряю миску на пол. Фарфор разбивается, овсянка разлетается вязкой горячей массой.

– Тяньтянь! – Мать неуклюже понимается на ноги. – Тут спят твои бабушка и дедушка!

– Тянь…

– Выметайся!

Нет, она мне не мать. Она предала меня.

Тяжело дыша, я наклоняюсь вперед и хватаюсь ладонями за колени. Голос прорывается сквозь рыдания:

– Надеюсь, в следующей жизни между нами не будет ничего общего.

Глава 3. Жизнь, которой тебе хочется

Что они там раскричались? Увидели издалека планолет? Он должен отвезти меня к Великой стене.

– Тяньтянь! – Голос бабки приближается к двери. – Там к тебе какой-то парень!

Я спотыкаюсь, рука ударяется о спинку кровати.

Парень?

Нет. Нет, это не может быть…

Мое сердце проваливается вниз, словно я пропустила ступеньку, спускаясь по лестнице вдоль террас.

Они могут вообще запретить мне садиться в планолет.

– Не входите, – предупреждаю я родичей, прежде чем захлопнуть дверь, подняв облако пыли.

Мой голос разрывает тишину.

– У него еще четырнадцать сыновей. Переживет.

Свет колышется перед моими глазами, размывая лицо Ичжи.

Как справиться с этим, я не знаю.

Это кажется нереальным.

Это не может быть реальным.

На это я не клюну.

Свет окончательно уходит из его глаз.

– Цзэтянь…

После моей речи мы проваливаемся в удушающую тишину.

А потом снова становится шумно.

А вот это, скорее всего, и есть планолет.

Тогда я никого не смогла остановить.

А теперь никто не сможет остановить меня.

– Тогда просто позволь ему умереть в сражении. Даже пилоты-мужчины редко доживают до 25.

– Почему? – Он сдвигает красивые брови. – Карма до него доберется.

Струны моей души завязываются в узлы.

– Тогда придумай себе мечту покрупнее, Ичжи.

Рокот планолета приближается, пронизывает дом, сотрясая стены.

– Никаких сожалений? – Ичжи придвигается еще ближе. – Ты правда не хочешь пойти со мной?

– Но мы могли бы…

Но я не верю в любовь. Любовь меня не спасет.

Я выбираю месть.

Собравшись с силами, разрываю объятие и отталкиваю Ичжи.

Из его глаз вытекают влажные струйки, посверкивая в лучах солнца.

Больше не могу на него смотреть. Я разворачиваюсь и шагаю к двери.

Но останавливаюсь на полпути.

Я распахиваю дверь и покидаю Ичжи навсегда.

Глава 4. Готова служить

Но я не юноша, и мой показатель означает только одно: я переживу больше битв, чем многие пилоты-наложницы.

Впрочем, я пришла сюда не для этого.

По крайней мере, на несколько дней. Ха!

И тогда убить его будет намного сложнее.

1 Хундун (более точная транслитерация – хуньдунь) в переводе с китайского – «первичный мрак». Существо из китайской мифологии, воплощение изначального хаоса, из которого возникла Вселенная. Обычно описывается как мешок красного или бежевого цвета, без рта, глаз, ноздрей, ушей и головы, с шестью лапами и четырьмя крыльями. Здесь и далее прим. пер.

2 Хризалида – куколка насекомых.

3 Хуася (Huaxia) – одно из неформальных самоназваний Китая, историческая концепция, представляющая китайскую нацию и цивилизацию и возникшая как результат осознания китайцами общности культурного и исторического наследия своих древних предков.

4 «Книга гор и морей» – древнекитайский трактат, описывающий реальную и мифическую географию Китая и соседних земель и обитающих там созданий.

5 Гэ – один из видов колюще-рубящего древкового оружия, которое использовалось в Древнем Китае. Состоит из кинжалообразного лезвия из нефрита, бронзы, а позднее из железа, прикрепленного под прямым углом к деревянной рукоятке. Похож на косу или ледоруб.

6 Чанъань (Chang’an) – ныне не существующая древняя столица нескольких китайских государств. Название в переводе с китайского означает «долгий мир».

Продолжение книги

Железная вдова бесплатное чтение

Сиран Джей Чжао Железная вдова

Пролог

Часть I. Путь лисицы

Глава 1. Просто бабочка или моя мертвая сестра?

Глава 2. Вода, выплеснутая за дверь

Глава 3. Жизнь, которой тебе хочется

Глава 4. Готова служить

Глава 5. Роковая ошибка

Глава 6. Давай потанцуем

Глава 7. В джунглях

Глава 8. Добро пожаловать в ночной кошмар

Глава 9. Сильнее всех

Часть II. Путь птицы

Глава 10. Железный Демон

Глава 11. Вверх на гору мечей, вниз в море огня

Пролог

Часть I. Путь лисицы

Глава 1. Просто бабочка или моя мертвая сестра?

Глава 2. Вода, выплеснутая за дверь

Глава 3. Жизнь, которой тебе хочется

Глава 4. Готова служить

Сиран Джей Чжао
Железная вдова