Солнечная кошка бесплатное чтение

1. Бабушка, пруд и диван

— Во сколько в субботу? — спросила я.

— М-м-м-м… Секунду… — отозвался Артем и начал что-то быстро печатать в телефоне.

Я скривилась от холодной боли в сердце. Потому что точно знала, что он ответит.

Так и есть:

— Прости, котеночек, наверное, не смогу. Бабушка запрягла обои поклеить в маленькой комнате. Там надо диван передвинуть, окна потом помыть. Ну, ты же знаешь мою бабушку.

И он посмотрел на меня светлыми честными глазами.

Бабушку я знала. Благодаря ей у нас и начался роман: прошлым летом ее положили на две недели в больницу, а ключи от квартиры вручили внуку, чтобы поливал цветы и кормил кошку. Свободная квартира для молодого человека в двадцать лет означает, разумеется, две недели абсолютного кутежа и разврата.

Кутежом была пьянка с бывшими одноклассниками в ближайшем лесу, а развратом он назначил меня, попавшую на ту пьянку совершенно случайно.

В тот вечер мы с моей лучшей подругой Инночкой шли к ней домой, планируя заказать пиццу и погрузиться в сериальный марафон на все выходные. Решили срезать дорогу и прогуляться по парку, благо ночь была теплой, и неожиданно встретили ее старого знакомого с курсов английского. Он-то и зазвал нас присоединиться к кутежу. Пиво у ребят было, костер был, отличное настроение, пруд для ночного купания, музыка из переносных колонок — все было. Кроме девушек.

А с нами — были и девушки.

На Артема я запала сразу. Он был такой красивый — просто моя мечта!

С непослушными вихрами темных волос, мощными бицепсами, рвущими рукава футболки, кривой улыбочкой и белым шрамом, рассекающим левую бровь.

Это потом я узнала, что бунтарскую прическу ему делает стилист в элитном салоне, рукава он специально надрезает при покупке футболок, а шрам с детства — ударился о край шкафа в два года.

Но в ту ночь я видела только, как играют отблески костра на его идеально вылепленном торсе, покрытом капельками пота — он скинул футболку, чтобы доказать, что может подтянуться на ветке дерева над нами не меньше двадцати раз. Подтянулся двадцать пять, а его противник — всего пятнадцать. А потом они подхватили нас с Инночкой на руки и бросились бежать наперегонки вокруг пруда. Я обнимала его за шею, зажмурившись от ужаса и слушала ровное мерное дыхание.

Артем, конечно, победил. Дотащил меня обратно до костра, собрался вернуть на постеленное в траве покрывало, но вдруг передумал и направился прямо к воде. Зашел почти по пояс в пруд и посмотрел на меня с этой своей кривой улыбочкой:

— Поцелуй или искупаешься.

— Ты что! — возмутилась я. — Я же промокну! И телефон утоплю!

— Не мои проблемы, — заржал он. — Ну, решай. А то у меня руки уже устали.

И в доказательство его слов, горячие, твердые как камень плечи, за которые я судорожно цеплялась, вдруг задрожали от напряжения, хотя во время пробежки казались совершенно надежными.

— Поцелуй! — завопила я, когда он сделал вид, что сейчас разожмет руки.

Странно, но во время поцелуя мышцы у него уже не дрожали. Но едва его горячие твердые губы оторвались от моих, он фыркнул и окунулся в воду по шею. Вместе со мной.

— Дурак! Телефон! — я оттолкнула его и попыталась выбраться на берег, увязая в илистом дне.

Артем легко обогнал меня, помог выбраться на заросший травой обрыв и поцокал языком, глядя на то, как я пытаюсь вытереть телефон промокшей насквозь футболкой.

— Поехали ко мне, — сказал он. — Такси возьмем, тут близко. Его надо срочно положить в рис, чтобы вода впиталась. И одежду твою высушить, а то простудишься. Мою, кстати, тоже.

Я посмотрела на его наглую рожу и почему-то согласилась. Мне было девятнадцать и ни разу в жизни на меня не обращал внимания такой обалденный парень. Моим уделом были скучные задроты и унылые ботаники — прыщавые дрыщи в маминых свитерах.

В квартире, пахнущей валокордином и пылью, с коврами на стенах и полосатыми половичками в коридоре, где в жестяной гулкой коробке и правда нашелся рис, мы трахались как безумные до самого утра на продавленном диване, наспех застеленном крахмальной простыней. По полу разноцветными конфетти разлетались порванные обертки презервативов, на краю ванной развешивались использованные — их, разумеется, надо было забрать с собой.

Успел высохнуть не только телефон, но и джинсы, сброшенные как попало.

Выбрались на улицу мы окончательно проголодавшись только следующей ночью. Брели по темным улицам, хохотали и целовались, лапали друг друга в пустом супермаркете. Артем вжимал меня в угол между высокими холодильниками, заполненными йогуртами и молоком и терся вставшим членом. Я спряталась за витриной с мороженым, дернула вниз молнию и облизала его по всей длине.

Он чуть не трахнул меня там же, усадив на холодильник с овощной смесью, но в конце прохода появился охранник, которому надоело это все наблюдать на черно-белых камерах. То ли прогнать хотел, то ли посмотреть вживую — черт его знает.

Следующие две недели мы провели в бабушкиной квартире — в основном голые.

Я влюбилась в него до одури, хоть и видела всего его недостатки.

Ему нравилось со мной в постели, но когда бабушку выписали, встречаться нам стало негде. Да и некогда — он был занят учебой в медицинском и его гиперконтролирующая мама не обрадовалась бы прогулам.

На меня было выделено всего два дня в неделю. Вечер среды или, как сегодня, совместный завтрак утром четверга — иногда с ночью между ними, если было где остаться. И ночь с субботы на воскресенье. Тут «горячим влюбленным» помогала моя Инночка — ее родители неизменно уезжали на выходные на дачу, даже зимой, и она разрешала нам занимать гостиную с широким диваном.

Прошел почти год. Моя любовь стала только сильнее.

А он… Он, кажется, все больше скучал. По выходным мы теперь часто зависали на вечеринках почти до утра. Конечно, с неизбежным финалом в постели, но проводить время только вдвоем ему было не так интересно, как раньше.

Все реже болтали в промежутках между встречами. Он отговаривался тем, что надо заниматься, но в чатах это ему сидеть не мешало. Когда я как-то обиженно сказала ему об этом, он сменил чаты на те, о которых я не знала.

И вот сегодня он впервые отказался от нашей субботней встречи.

— Да, конечно… Бабушка это святое, — кивнула я. — А в воскресенье тоже не сможешь?

Я знала, что так будет, но все равно было до одури обидно. Даже зная, почему он мне врет, я хотела увидеть его на выходных. Вдохнуть запах кожи, прижаться к горячему телу, замурлыкать, когда его язык начнет свое сладкое путешествие по изгибам моей ушной раковины, заснуть, спрятавшись за его широкой спиной.

— Не знаю. Как пойдет, — отмахнулся Артем, снова утыкаясь в телефон. — Я тебе напишу.

— Угу.

Я тоже залезла в свой телефон.

Там уже висело сообщение от Артема: «Ну что, я тебя встречаю в субботу у кинотеатра? Смотри, не забудь надеть свои чулочки, которые ты мне так опрометчиво пообещала».

Только писал он это не мне.

Точнее, мне, но…

Когда я поняла, что он общается в тех чатах, где точно нет меня, я завела второй аккаунт, взяла себе имя Стервелла, как у злобной тетки из «101 далматинца» и тоже туда пришла.

Именно ей Артем обещал жаркое свидание.

Не зная, кто скрывается за аватаркой с Эммой Стоун из будущего диснеевского римейка фильма. Не догадываясь, что это я.

Слезы текли по щекам сами.

Если подумать — он ведь мне еще даже не изменил.

Стервелла с легкостью отбила его у остальных хищниц в чате.

Завлекла, очаровала. Заставила умолять о свидании.

Пожаловалась, что свободна только по субботам.

Втайне я надеялась, что он не зайдет так далеко, не отменит нашу единственную ночь в неделю.

Но он зашел.

Считается ли изменой, если он собирается изменять мне со мной же?

2. Стервелла

«В субботу? — ответила Стервелла в чате и добавила очень удивленный смайлик. — Разве ты сможешь в субботу? А как же бабушка? Обои? Диван подвинуть?»

Сердце грохотало в ушах, горло сжималось от сдерживаемых рыданий, но я улыбалась, глядя, как меняются выражения на лице Артема. Одно за другим:

— Непонимание

— Осознание

— Шок

— Ярость

— Злое спокойствие

Он отложил телефон в сторону и посмотрел на меня:

— Ну молодец, котеночек, молодец. Обыграла.

Кривая улыбка коверкала черты лица.

Если закрыть ладонью его левую сторону, оставив ту половину, что с улыбкой, Артем будет выглядеть как невероятно обаятельный дружелюбный парень, который вот-вот подхватит меня на руки и закружит, заливаясь веселым смехом: «Попалась, дурочка! Я знал, что это ты!»

А если правую, оставив улыбающуюся половину спрятанной — то как хладнокровный маньяк с очень опасным огоньком в глазах. Предсказать, как он отреагирует на то, что я сделала — невозможно.

Настоящий Артем — смесь этих двух половин. Я никогда не знала, как он отреагирует сегодня.

Сейчас мне было страшно, как никогда в жизни.

— Артем…

— Нет, ты молодец… — он принужденно рассмеялся. — Иди сюда.

Он похлопал по дивану рядом с собой. Я подхватила рюкзак, телефон, кофту и перебралась к нему, сразу обняла, прижалась.

— Не делай так больше, — попросила тихо. — Я тебя люблю, мне больно.

— Котеночек, ну это ведь ты и была? Разве кто-то еще знает меня так хорошо? — он потрепал меня по щеке.

— Но ты с ней флиртовал!

— Слушай, я со всеми флиртовал, это ничего не значит. Это просто чатик в интернете, там так принято. Ты первая перешла к намекам пожестче. Разве я когда-нибудь мог перед тобой устоять?

Холодный твердый камень, застрявший в сердце, никуда не делся, но облегчение разливалось по венам горячим молоком.

Он меня любит, любит же?

— Артем, я тебе надоела? — жалобно спросила я. — Может, тогда бросишь меня?

— Даже не думай, котеночек, — он обнял меня крепкой ладонью за шею и притянул к себе, чтобы поцеловать — смачно и громко. — Куда я без тебя?

Поверить хотелось так сильно, что я зажмурилась и бросилась с головой в этот омут.

— Так значит в субботу…

— Конечно. У кинотеатра. В чулочках! — хохотнул Артем. — Пойдем в бильярд играть, я тебя научу. Тебе понравится…

Глаза его потемнели, и я задохнулась, уже представляя, какая горячая ночь меня ждет.

У всех пар бывают такие времена, когда кажется, что чувства прошли и истлели. Просто мы оба немного устали за долгую зиму, но если бы я была ему не нужна, он бы меня бросил, я сама не раз это предлагала.

3. Неделимая неделя

— Соевый латте с малиновым сиропом для Инны! — я поставила стаканчик на стойку и улыбнулась подруге. — Надеюсь, вам понравится.

— Но я хотела имбирный сироп! — надула она губы.

— Что ж вы не сказали?

— Надо было догадаться! — Инночка потрясла зонтиком-тростью в воздухе. — Дождь на улице, все нормальные люди пьют имбирный латте!

— Прошу прощения! Наша политика — чтобы покупатели уходили от нас полностью довольными! Сейчас переделаю ваш кофе.

Я отправилась заново делать большой латте — на этот раз с имбирным сиропом.

Больше никого, кроме меня и Инночки, в закутке торгового центра, где пряталась наша маленькая кофейня, не было. Утренняя волна покупателей схлынула, лекции в институтах еще не закончились. Инночка всегда приходила перед парами — выпить кофе и поболтать. Ждала, когда у меня закончится смена и мы вместе шли на учебу.

Инночка поступила на вечернее, потому что на дневном слишком рано вставать.

Я — потому что конкурс был меньше, плата за обучение ниже и оставалось время для того, чтобы зарабатывать на институт, а в свободное время раскручивать свой ютуб-канал. Конечно, я мечтала, что однажды канал начнет мне приносить достаточно денег, чтобы не торчать полную смену баристой в кофейне, но пока у нас было всего двенадцать тысяч подписчиков.

Мы устроились у единственного окна в этом закутке, выходящего на зеленый садик на заднем дворе торгового центра. Инночка с имбирным латте, я с отвергнутым ею малиновым.

— И что — ты ему поверила? — скептически спросила она. Я с утра написала ей, чем закончился наш завтрак с Артемом, и она примчалась пораньше, чтобы обсудить проблему вживую. — Ярин, это не мое дело, но…

— Прекрати… — я сморщила нос, в нем щипало от подступивших слез. — Он все правильно сказал. Мне ничего другого не нужно было. Только успокоиться и знать, что мы все равно будем вместе.

— И тебя устраивает, что он тебе изменяет?

— Он мне не изменяет! Теперь и не изменит, будет в каждой девке из чата подозревать подставу.

— Ярин, я тебя не понимаю… — она качнула головой, слизывая взбитые сливки с длинной ложечки.

— Конечно, не понимаешь… — я опять почувствовала, как свербит в носу и быстро отхлебнула кофе. — Ты никого никогда не любила. Ты не знаешь, как это — существовать только рядом с ним.

— Ну объясни мне! Журналист ты или где?

Я вздохнула. Журналист. Но нас учат, что журналист должен наблюдать со стороны, а не участвовать. Он не должен вмешиваться. Изнутри не расскажешь историю так, чтобы все прониклись, запутаешься в деталях, расплачешься сама вместо того, чтобы заставить плакать всех остальных…

— Не знаю, Ин… Это какая-то неделимая неделя. Она всегда начинается в субботу вечером. Мы встречаемся, что-то пьем, где-то танцуем, потом едем ночевать к тебе, и это те часы, которые я даже не помню. Абсолютное сияющее счастье. Зато утром у Артема звонит телефон, он смотрит на меня грустными глазами и говорит: «Прости, котеночек», и я провожаю его до остановки и ухожу, не оглядываясь. И улыбаюсь. Еще час или два улыбаюсь, пока меня не скручивает от невыносимой боли. Потом я называю это: «Я немного скучала по тебе, радость моя».

Я судорожно вдохнула, чтобы загнать слезы внутрь. Самая острая тоска всегда сразу после счастья, потом немного привыкаешь к боли, уже полегче. За толстым стеклом весенний дождь немо барабанил по новеньким, свежевылупившимся листьям. Вот пусть дождь плачет, а я потерплю.

— В понедельник он часто звонит мне ночью, и я сбегаю на холодную кухню, закрываю плотно дверь и сижу там, подобрав ноги, засыпающая, но счастливая. Просто смотрю, как он занимается своими делами, попутно рассказывая о своих проблемах, и не могу закончить разговор. Хочется поцеловать его, обнять, напомнить, что я всегда рядом, что помогу, что люблю его… Но это невозможно, и я плачу в ванной, включив воду, чтобы не разбудить родителей.

— Во вторник я прощаю его за вчерашние слезы, а он вдруг шлет мне голосовое прямо посреди дня, когда у меня ни секунды свободной, чтобы послушать. Но я выскакиваю в туалет и на записи только шум метро и болтовня, а потом он так небрежно: «Я просто подумал, что давно не говорил, что люблю тебя». И все. И я переслушиваю его пять раз вместе со всем шумом, ради этих слов. В среду мы встречаемся и я снова живу рядом с ним, а в четверг мечусь по квартире, ломая ногти, но ничего не могу с этим сделать — в следующий раз я увижу его только в субботу…

— Ярин… — Инночка сочувственно накрыла мою руку, но я отдернула ее, чтобы вытереть все-таки пролившиеся слезы.

— И понимаешь — между средой и субботой, между субботой и средой ничего не вклинить. Я пыталась не встречаться с ним в очередную среду, но когда он мне звонит и спрашивает: «Ты хочешь меня видеть?» губы сами выговаривают: «Да!» Мне его мало! Я счастлива, только просыпаясь рядом с ним по утрам. Все остальные пять дней я ищу его теплое плечо рядом в полусне, не нахожу и…

Сегодня четверг.

— Ярин, но это же не нормально уже, — Инночка придвинула ко мне свой кофе, его я тоже выпила — холодный, одним глотком, и попыталась высморкаться в салфетку и вытереть слезы одновременно. — Нельзя так на мужиках циклиться, они же чувствуют и борзеют.

— Это не какой-то мужик, это мой Артем… Он обалденный, он… просто мечта, у меня такого никогда не было и уже не будет.

Инночка вздохнула. Некоторые вещи ей действительно было сложно понять — за ней бегала вся мужская часть журфака, но ее не интересовало вообще ничего — ни цветы, ни подарки, ни приглашения на редкие концерты и VIP-вечеринки.

— Ну попробуй как-то переключиться. Разнообразить. Сходи на свидание с кем-нибудь другим.

— Не хочу! — всхлипнула я. — Зачем мне другие?

— Чтобы вспомнить, что на одном твоем Артеме мир не заканчивается! — рассердилась она. — Он же видит, что ты ради него на все готова. Конечно, ему становится неинтересно, ему хочется веселья и игры.

— Я не хочу ему изменять…

— И не надо! Просто походи по свиданиям, пофлиртуй. У тебя даже взгляд другой станет, ты изменишься, и он это почувствует.

— Просто на свидание сходить? — недоверчиво спросила я.

Если это вернет интерес Артема, я смогу.

Я вообще на все готова, чтобы спасти наши отношения.

4. Пашка и сайты знакомств

— Всем привет, с вами Солнечная Кошка, и сегодня я расскажу вам, какие породы кошек самые умные!

На экране ноутбука я повела нарисованными розовыми ушками и махнула пушистым хвостиком.

— Лапку лизни! — посоветовал Пашка.

Я высунула язык и сделала вид, что облизываю тыльную сторону ладони. На экране на моих щеках тут же расцвел румянец, а глаза стали большими и глупыми.

— На десятом месте, вы не поверите, обычная сибирская кошка! — я поймала огромного мехового зверя, которого Пашка кинул мне в руки и показала его в камеру.

Сибирский кот Одиссей сощурил зеленые глаза и с глубоким наслаждением на всю длину воткнул когти в мое предплечье.

— АААААА! — я тут выпустила Одиссея и рассказала ему, как он от своей матери произошел, как она произошла от своей матери, как поучаствовали в процессе их отцы, и что сделали они это совершенно зря.

Но запись пришлось остановить.

Во-первых, обработать мои рваные раны.

Во-вторых, успокоить ржущего напарника.

В-третьих, все равно этот дубль придется клеить из кусочков, потому что наши зрители не поймут всей моей экспрессии. Нас же дети смотрят!

Канал на «Ютубе» мы завели два года назад. Пашка, мой коллега-бариста, все пытался нащупать секрет успеха и делал каналы то про игры, то про кофе, то про то, как он ест яичницу, стоя на голове. Нет, не шучу.

Но почему-то их никто не смотрел.

Но однажды он сделал простенький ролик про то, как я мяукала с уличной кошкой и та мне отвечала — и он стал вирусным!

Сотни тысяч просмотров! Горы лайков!

Куча мерзких комментариев про меня и кошку!

Успех!

Повторить пока не удалось. Но у нашего канала про кошек уже двенадцать тысяч подписчиков, а заработанных денег даже хватает на рекламу. Однажды мы раскрутимся и уж тогда-то мне не придется впахивать каждый день по восемь часов на ногах в кофейне, чтобы платить за институт. Может быть, буду даже питаться чем-нибудь кроме списанных остатков молока и сахара.

Пока Пашка заново ловил Одиссея, я залезла в телефон. Вчера вечером накачала приложений для знакомств, чтобы сегодня со свежими силами взяться за поиски героя для свидания, от которого у меня должны были иначе заблестеть глаза.

Сделала парочку симпатичных селфи, поставила на аватарку и пошла смотреть, кто там водится. В одном приложении у меня сразу все запестрело сердечками, в другом была тишина, а в третьем пришло одно-единственное сообщение c могучим восставшим хреном в лучах закатного солнца.

Как открыла, в общем, так и закрыла обратно.

— Паш, — спросила я, когда он вернулся с запеленутым в полотенце Одиссеем. — А ты в «Тиндере» знакомился?

— Было дело… — буркнул он и почему-то опустил голову. И уши покраснели. Я решила не углубляться.

— Паш, они там балованные все? Почему мне никто не пишет?

— А ты сама кого-нибудь лайкнула?

— Нет, а надо?

— Там можно написать, только если у вас взаимность.

— Аааа!..

— Давай еще дубль, — он поправил камеру и подтащил кота поближе. Снимали мы на даче, устав за зиму от домашних интерьеров. К тому же тут в траве постоянно шмыгали дикие кошки — если они попадали в кадр, комментов всегда было больше.

— Погоди… — я махнула рукой. — Секунду. Дай хоть одного лайкну, что ж они страшные-то такие…

— Зачем тебе «Тиндер»? — вдруг проснулся Пашка. — Ты с Артемом рассталась?

— Нет, конечно! — почти вскрикнула я. Если б я с Артемом рассталась, я бы не котиков тут тискала, а с моста бросалась. — Просто… ну надо. На свидание сходить.

— Со мной сходи.

Я опустила телефон и посмотрела на Пашку. Пристально. Долго. Со значением.

— Понял! — он поднял ладони, сдаваясь. — В чем там проблема?

— Ну смотри! — я сунула телефон ему под нос. — Видишь, написано — Михаил, 27 лет.

— Нормальный шестидесятилетний мужик, что не так?

— Вот именно! Зачем он пишет, что ему двадцать семь?

— Так ты ж не ищешь шестидесятилетних, как ему еще с тобой встретиться?

— А тут решу, что просто плохо сохранился… — пробормотала я. — Вот смотри еще. Жека, телосложение спортивное, говорит. Не курит, не пьет, говорит.

— Сумо тоже спорт, — защитил пухлощекого Жеку мой напарник. — А в бутылку от водки он «Спрайт» налил.

— Паш, ну я серьезно. Вот еще один пишет, что мужчина должен быть симпатичнее обезьяны. Посмотри на него.

— О, боже! — Пашка отшатнулся от экрана. — За что так обижать обезьян?

— Вот и я о том… А что они пишут? Ты видел, что они пишут? «В наше непростое время ищу легкую и позитивную. Желательно наличие дачи — соскучился по шашлыкам».

Я возмущенно посмотрела на Пашку, сидящего передо мной на корточках.

— Скажи мне, он девушку ищет или с кем побухать?

— Два в одном? — Пашка пожал плечами. — Ну там должны быть нормальные?

— Вот на вид симпатичный. Глеб, тридцать лет. «Хамоват, дерзок, эгоистичен, никому ничего не должен». Вот как нам надо рекламировать наш канал! Два идиота не умеют снимать, зато ржут над кошками и пересказывают мемы из интернета. А? А?

— Ну ты придираешься…

— Я придираюсь? Я?! Как тебе — «Путешественницы, инстаграмщицы, блогерши, любительницы кофе и татуированные — мимо!»

— Человек знает, чего хочет.

— Чем ему кофе-то не угодил?

— Ты просто бесишься, что по всем пунктам пролетаешь.

— Кроме татуировок.

— Кроме татуировок, — согласился он. — Давай дальше. Кто там у тебя еще?

— Максим, двадцать три года. «Без нужды не доставай, без славы не высовывай». Вот он к чему?

Пашка заржал:

— Это про оружие!

— Какое ору… Блин! Это оружие мне уже сегодня присылали!

— Ну вот же… — Пашка вынул у меня из руки телефон и долистал до интеллигентного вида Алексея двадцати пяти лет. «Ищу жену». Коротко и ясно. Не прикопаешься.

— Но мне надо не это… — я отправила в отстой еще нескольких дедулек, которые скрутили себе пробег лет этак на тридцать и протянула телефон обратно. — Ну вот скажи, как это понимать?

— «Вы все такие охуенные, спортсменки, везде ездите, доход высокий, машина есть, утонченные натуры с интеллектом, какого хера вы тут выпендриваетесь, думаете, все мужики хуже вас, что ли? Да пошли вы!» — Пашка покачал головой. — Ну поговорить пришел человек, больше не с кем, жаль его.

— Мне нет! — я отложила телефон. — Мне просто хотелось сходить на свидание! Не замуж, не покорной рабыней, не оправдываться за любовь к кофе. Как вообще там кого-то лайкнуть?

— А ты не глядя, — предложил Пашка, возвращаясь к камере. — И не читая. Просто листай всех вправо, а выбирать будешь, когда они тебе напишут.

— Вы, парни, так делаете? — удивилась я.

— Конечно.

— Вам вообще все равно, с кем?

— Ну почему… — Пашка развернул ноутбук, запуская запись. — Главное, чтобы не жирная. Давай сразу с девятого места, потом перебивку с Одиссеем сделаю.

— Окей… — я натянула улыбку до ушей, махнула хвостиком в камеру и мурлыкнула: — На девятом месте в рейтинге самых умных пород — русская голубая кошка. Видимо, в нашей средней полосе в суровых зимних условиях без интеллекта просто не выжить!

Приложения с телефона я снесла.

Если Инночка хотела доказать мне, что лучше Артема никого нет — у нее получилось. Завтра меня спасут чулочки, а дальше еще что-нибудь придумаю.

5. Бильярд

Мы встретились в метро — как всегда.

По субботам у Артема помимо пар были еще дополнительные занятия, и он возвращался поздно, часто еще и задерживался, поэтому я успела съездить домой. Поела там какого-то супа из холодильника, привычно и устало поругалась с мамой. Нет, сегодня ночевать не вернусь, как обычно. Она поджала губы, молчаливо все это не одобряя. Что именно, я не знала, у меня не было времени выяснять, а сама она никогда такие разговоры не начинала.

— Моя девочка! — хохотнул Артем, подхватывая меня со скамейки и смачно целуя.

Смял розовое платье, облапал задницу и одобрительно провел ладонью по сетчатым чулкам.

— Ты уже набухался где-то, что ли? — скривилась я, ощутив в поцелуе запах перегара.

— Да, с народом отмечали, кому автомат поставили.

— Тебе поставили?

— Мне — увы! — он развел руки и скорбно склонил голову, но тут же облапал меня обратно. — Придется сдавать.

— Странно… — пробормотала я. — Ты же отличник.

— Ну вот так.

Идти было недалеко — в здании бывшего кинотеатра, точнее, в его подвале, теперь был клуб. Днем на первом этаже торговали дешевым трикотажем и овощами на «Белорусской ярмарке», а с наступлением темноты из-под земли доносился тяжелый, пробирающий до костей, ритм. Неоновые стрелки указывали направление к бильярдной.

Я обошла по кругу массивный бильярдный стол, потрогала отполированные кии, стоящие по размеру в специальной стойке, полюбовалась на себя в огромное, во всю стену зеркало. Только и оно создавало какое-то ощущение пространства в этой крохотной комнате с низким потолком.

Розовое платье с сетчатыми чулками и огромными уродливыми кроссовками — это выглядело дерзко, я сама себе нравилась в нем, но в этом интерьере выглядела как путешественница из будущего в какие-нибудь девяностые. Тут бы больше подошли шпильки, черное платье и красные губы.

Артем принес два «лонг-айленда» с уже подтаявшим льдом, поставил их на бортик и обнял меня, почти опрокинув на зеленое сукно, жадно поймал губы. Он был чуть пьянее, чем еще десять минут назад, но от этого его хотелось только сильнее. Он становился ярче, сильнее, отвязнее.

— Сюда ты собирался привести Стервеллу?

— Тебя… — мурлыкнул он, задирая юбку и проводя пальцами по краю чулка. — С тобой даже игнтереснее.

Что ж ты тогда меня не пригласил?

Но я промолчала. Мне слишком жаль было нашего времени вдвоем, чтобы тратить его на ругань.

— Смотри! — Артем подхватил бокал, поболтал в нем трубочкой и указал ею на пятно света посреди полутемного бильярдного стола. — Мы будем играть в американку, или, как еще называют, в восьмерку. Русский бильярд круче, но почти никто не знает толком правил.

Он собрал шарики в середине, выравнял их с помощью треугольной рамки, подхватил самый длинный кий и отошел в сторону. Поставил белый шарик на специально обозначенную точку и кивнул мне:

— Иди отсюда посмотри. Сначала разбиваешь… — он ударил по шарику, тот врезался в гущу других шаров, раскидывая их по бортам. — А потом какой шар первым забьешь, такую расцветку дальше и должна забивать — сплошные или полосатые. Восьмерку нельзя, ее в последнюю очередь.

Если бы я не играла когда-то на приставке в бильярд, из этих объяснения я не поняла бы ровном счетом ничего. Кроме «бей вот этой штукой по шарику». Но, если честно, я сюда пришла не в бильярд учиться играть. Поэтому взяла из подставки кий и картинно на него оперлась, позволяя Артему оценить изгиб моей талии и неумолимо ползущее вверх по бедрам платье. Мотнула головой, откидывая волосы назад и улыбнулась, встретившись с ним взглядом.

Подействовало — он перестал, нахмурившись, рассматривать шарики, оценивая их расположение, а кивнул мне:

— Давай, твои полосатые. Бей отсюда… — он обогнул стол, обнял меня сзади и помог правильно нацелить кий. — Нагнись, не стесняйся, тут только я. Целься как бы дальше, чем надо, внутрь шарика…

Он навалился сверху, вжимая меня животом в твердый край стола. Прошептал в самое ухо:

— Смотри, как надо держать кий… и вот так слегка отводишь его назад… и бьешь, — его ладонь стиснула мою задницу, как бы подталкивая меня.

Практически лежа грудью на столе, я кое-как ударила по шарику, тот откатился, но куда — я уже не заметила. Вроде бы стукнулся обо что-то, но горячее тело Артема, трущееся об меня недвусмысленной выпуклостью было гораздо интереснее.

— И часто ты девушек учил играть? — спросила я, не оборачиваясь и не торопясь освобождаться от его наглых рук. Пальцы уже шарили под юбкой, задирая ее так, что в зеркале было видно край чулок.

Артем развернул меня к себе сам, подхватил, усадил на бортик и встал между раздвинутых ног.

— Только свою бывшую. Но она была невинная стесняша.

— Невинная — с тобой? — я обвила его шею руками, ловя затуманенный взгляд.

Его пальцы гладили меня по внутренней стороне бедра.

— Это даже забавно… но не когда хочется трахаться так, что зубы сводит, — Артем прикусил мою губу, лизнул ее и прижался долгим поцелуем к тонкой коже шеи, оставляя лиловый засос. — Поэтому я так запал на твой фейк. Таких как ты, заводных, мало. Кто бы мне еще это позволил?

Это — опрокинуть меня спиной на бильярдный стол, сгребая в сторону мешающиеся шарики, расстегнуть ремень, высвобождая член и отодвинуть в сторону полоску трусиков, поглаживая пальцами между ног.

— У тебя презервативы есть? — спросил он в последний момент. Я кивнула на свою сумку. Он перекинул ее мне, я села, выудила упаковку из внутреннего кармашку, надорвала зубами край и раскатала латекс по всей длине.

Он ворвался в меня, едва я убрала пальцы, сразу на всю длину, заставляя меня вскрикнуть. Я прижалась щекой к его щеке, запустила пальцы в темные волосы и стонала ему на ухо, сходя с ума от близости, от жаркого пульса жизни внутри меня, задыхалась от пронзительной любви к нему.

Все было быстро — Артем был слишком возбужден, в дверь могли войти, и минуты через три он кончил, уткнувшись мне в шею и тяжело дыша. И сразу отошел, а я снова почувствовала внутри невероятную пустоту.

Каждый раз, как он выходил из меня после секса, мне хотелось плакать, что все слишком быстро закончилось — даже если это длилось часами. Я бы хотела оставаться соединенной с ним всегда. А не только два раза в неделю.

Мне не хотелось слезать со стола. Я привлекла Артема к себе, целуя его, гладя широкие плечи под туго натянутой футболкой.

Бильярдом сейчас заниматься хотелось меньше всего.

— Почему вы с ней расстались? С бывшей? Хотела только после свадьбы? А ты не хотел жениться? — спросила я, чтобы он не успел вспомнить, зачем мы сюда пришли.

— Почему не хотел? — удивился он. — Мы даже кольцами обменялись. Закончил бы медицинский — поженились. Просто…

Дверь открылась, и в комнату заглянул один из работников клуба.

Обвел взглядом зал, оценил расстановку на столе, задержался на мне:

— Штраф за порчу сукна — двадцать тысяч. У вас на час заказано, продлять будете?

— Нет, нет, — Артем ссадил меня на пол и даже оправил задравшуюся юбку. — Мы сейчас закончим и в баре посидим.

— Окей, — парень снова осмотрел зал, будто надеялся удиветь еще кого-то и захлопнул за собой дверь.

Артем подхватил свой коктейль с уже растаявшим льдом, допил его. Я протянула свой. Не люблю такие крепкие, но зато ими дешевле напиваться. Он в несколько глотков прикончил его тоже. Он обнял меня, ущипнул за бедро:

— Вот бывшая все пищала, когда я ее просто пальцами ласкал, а ты раз — и одним махом воплотила мою мечту потрахаться на бильярдном столе. Давай на день рожденья снимем коттедж с бильярдлм, чтобы можно было запереть дверь, раздеть тебя полностью, уложить на стол… раздвинуть ножки… — он провел языком по шее, прикусил мочку, скользнул им в ухо, заставляя меня дрожать. — Тебя возбуждает эта мысль?

Я провела ладонью по его ширинке, нащупывая вновь затвердевший член.

Тогда зачем ему другие? Чего ему не хватает? Почему меня мало, если я воплощаю все мечты?

— Я знаю, что ты всегда готова к тому, что я предлагаю… За это я тебя и люблю.

— А если я откажусь?

Артем хохотнул:

— Ну что ты, котеночек. Я тебя хорошо знаю.

Мы вышли в общий зал, и я направилась к стойке, но Артем вдруг остановился.

— Что такое? — я почувствовала неприятную сосущую пустоту в груди. Очень уж его лицо было виноватым — похожим на то, что бывало по утрам в воскресенье. — Мы же собирались выпить. А потом к Инночке?

— Слушай, котеночек, мне реально надо завтра к бабушке с утра, прости. И мама просила помочь. Давай сегодня по домам?

Он протянул мне руку, притягивая к себе, повертел, дурачась, поднял пальцами подбородок, заглядывая в глаза, а я…

Старалась не расплакаться.

Потрахались и свободна, да?

Кто мне сказал, что у него было назначено на субботу только одно свидание?



6. Выбор

Артем проводил меня до метро, но я так и осталась стоять перед турникетами и смотреть ему вслед после прощального поцелуя. Куда мне ехать? Уже поздно, дома мама с папой ложатся спать или смотрят кино, или, в конце концов, пользуются случаем, чтобы заняться сексом. Вернуться вот так, с бухты-барахты, типа я передумала — плохая идея. Папа промолчит, а мама вряд ли.

Я и так все больше ее раздражаю — в «однушке» с ребенком-то жить не сахар, а если ребенок уже вырос, все еще хуже. Меня и так толком дома не бывает, но это все равно не спасает. И рада бы съехать, но пока всего, что я зарабатываю, хватает только на учебу и еду, даже комнату не снять. Оставалась только Инночка. Которой не надо ничего объяснять.

У нее были гости. Тот самый одноклассник, благодаря которому я познакомилась с Артемом, его приятель, проигравший ему в ту ночь и на турнике, и в забеге вокруг пруда и третий парень из их компании, как обычно водится при двух могучих богатырях — мелкий шут, которому, как правило, почему-то достаются лучшие девушки. Вот и сейчас, судя по его ладони на талии Инночки, острый язык победил налитые мускулы и финансовые понты.

— Ты одна? — сочувственно спросила она. — А хотя неважно. Мы тут празднуем, что до Лешика наконец военкомат добрался.

Она звонко чмокнула своего мелкого Лешика в щеку.

— Наконец? — удивилась я. — Ты его ждал, что ли?

— Мы поспорили, что я доблестной российской армии нахер не сдался! — заржал он. — Пока выигрываю. Никуда не поступил, но три года они обо мне не вспоминали. Сейчас проснулись, но скорее всего нафиг пошлют. Нарисуют терминальную стадию плоскостопия и отпустят.

— Дайте тогда тоже выпью.

— На радостях? — предположил одноклассник.

— С горя! Опять твой подарочек козлит!

— Если б ты меня спросила тогда, я б сразу сказал — не лезь… — меланхолично отозвался тот. — Тебе еще повезло, что он с мамой не познакомил.

— Вот именно! — я пошарила взглядом по столу. Из всего алкоголя самой пристойной была банальная водка.

Инночка посмотрела на меня сочувственно и дотянулась до шкафа, где стояли стопки.

За три года знакомства она научилась понимать меня лучше родной матери.

Познакомились мы в первый день учебы в очереди в библиотеку. Толпа первокурсников послушно ждала, пока всем выдадут одинаковый набор учебников, и только ей одной что-то не нравилось.

— Что они там возятся? — звенел позади меня тонкий комариный голосок. — Я работала в школьной библиотеке! Я знаю, как все устроено! Они все неправильно делают.

«Какая неприятная дура» — подумала я тогда.

Через месяц мы стали лучшими подругами.

— Все-таки не решилась последовать моему совету? — печально спросила Инночка, глядя, как я морщусь, пытаясь залпом опрокинуть стопку, но как всегда не справляясь и давясь глотками.

— Решилась… — пробормотала я. — Вот сейчас еще выпью — и сразу решусь. Сколько можно-то. Хрен знает, где искать, правда, этих любовников. В «Тиндере» все долбоебы, на «Баду» не лучше. Хоть на Красную площадь выходи и кричи: «Давайте потрахаемся!»

— А чего, каких любовников? — заинтересовался самый молчаливый из парней. — Хочешь, я тебе адрес сайта дам? Для мужчин регистрация платная, люди серьезные. Девушкам, правда, надо обязательно свое фото с паспортом.

— Давай лучше я тебя с моим напарником с работы познакомлю? — вмешался Лешик. — Он, кстати, недавно жаловался, что не найти девочку для просто секса. Все или замуж, или денег хотят.

— Давайте! Все давайте! — обрадовалась я. — И сайт, и напарника! У меня завтра весь день свободен!

— Так это… — Лешик уже что-то печатал в телефоне. — Давай прямо завтра пойдем на ВВЦ погуляем? Там офис нашей конторы по выходным пустует. Поедим мороженого, а потом можно и туда…

— А давай! Но на сайт тоже пойду!

Текст мы написали вместе. Коротко и ясно: «Ищу любовника. Замуж не предлагать».

Примерно это я и имела в виду, но все равно было не по себе от такой откровенности. Поэтому, когда спросили, под каким ником я туда пойду, вякнула:

— Стервелла. Ей везет.

— Это из мультика? — скривился Лешик. — Жестковато звучит. Давай тебе еще на фото плеть пририсуем и шипастый ошейник.

— Нет, я же не строгая госпожа. Я просто… — я понюхала водку в рюмке. — Солнечную Кошку каждый дурак обидит. А Стервелла заранее предупреждает: «Не влезай — убьет!»

— Вот что значит — мастер слова, — Лешик забил мой новый ник в анкету и занес палец над кнопкой «Опубликовать». — Ну что, поехали? Найдем тебе самого модного парня, чтобы Темочка твой свои шнурки с кетчупом сожрал!

Ночь субботы, увы, оказалась не самым подходящим временем для поиска любовника. Точнее, в любовники метил каждый первый. Немедленно. Прямо сейчас. Готов подъехать, чтобы я ему прямо в машине отсосала. Нет, а разве я что-то другое хотела?

Но по результатам веселья мы все же отобрали троих претендентов, которые согласились потерпеть до завтра и прийти на свидание с букетом белых роз.

Финист-Ясный-Сокол, аккаунт-менеджер в банке. Прислал мне кучу своих фото, ни на одном из которых не было видно лица, только отдельные части тела. Покорил тем, что среди них не было одной — той самой, которую сразу шлют все остальные.

Мнения разделились. Мы с Инночкой посчитали это признаком остроумия и нестандартности, мальчики были твердо уверены, что похвастаться там нечем.

Вася Пупкин с Джокером на аватарке. Староват, но я его не варить собиралась, вроде. Он сразу потребовал фотку в полный рост, сиськи отдельно и потом еще голую. Однако на довольно злобный посыл не обиделся и продолжил спокойно общаться. Писал при этом на удивление грамотно, ставил все запятые, точки и заглавные буквы — это противоречие нас так покорило, что мы решили дать ему шанс.

Я. Я решила. У мальчиков голос был все-таки совещательный.

Господин Никто. На фото был человек в деловом костюме, но со скрытым в тени лицом. Он был краток — трепаться с нами или просить фото не стал. Сразу назвал свой рост, спросил у меня номер «воцапа» и уже там предложил время и место встречи, вежливо уточнив, что готов подстроиться, если нужно. В ответ на требование белых роз так же коротко ответил: «Будут».

Его тоже одобрили.

С утра, правда, никто из нас не смог вспомнить, откуда мы взяли эти белые розы, нахрена они нам в таком количестве и кто вообще первым решил, что это хорошая идея — потребовать их у всех четверых.

7. Свидания

Еще вчера я была несчастной и отвергнутой. Впереди одинокое воскресенье и даже следующая встреча с Артемом под вопросом. А сегодня проснулась с утра: впереди четыре свидания — три с сайта, одно с коллегой Лешика. Сижу, расписываю в своем ежедневничке, как буду бегать с одного на другое и душа поет.

А нет, это Инночка в ванной поет, перепутала.

Мы договорились вечером встретиться на ВВЦ у фонтана парочками — Инночка с Лешей и его коллега со мной. А до этого я планировала познакомиться с тремя отобранными кандидатами лично.

Финист-ясный-сокол явился на встречу в мятой рубашке в клеточку и когда-то белых пыльных ботинках в дырочку. Конечно, дневное свидание не предполагало фрак и бабочку, но я-то принарядилась, подрезав у Инночки ее гардероб.

Те платья, что смотрелись на ней стильно и строго, с моей, более выдающейся в разных местах фигурой, выглядели вызывающе. Увидев на мне свой сарафан-бандо, держащийся только на груди, она мрякнула как кошка при виде воробья и пробормотала: «Не думала, что он такой развратный».

Рядом с клетчатой рубашкой это и так смотрелось чересчур, а с босоножками на платформе я была еще и выше него на полголовы. Тут-то и стала понятна ремарка Господина Никто про рост. Финисту тоже не мешало бы завести привычку сообщать о себе в цифрах.

Вообще-то я девушка без предрассудков. Ну, подумаешь, низенький. Не в этом счастье. И даже не в волосах, которых немного не хватало на макушке — сверху мне было хорошо заметно. И ботинки могли запылиться, а рубашка помяться по любой причине. Наверняка из дома на свидание он выходил в приличном виде.

А розы что?

— Где-нибудь по дороге купим! — заявил Финист и поволок меня к проржавевшей «Ладе-Калине». — Поехали в ресторан!

Ну, ресторан так ресторан. Почему бы не поехать? Даже если это условная «летняя веранда» она же навес, присобаченный к переносной шашлычной в окраинном лесопарке. Люблю природу, шашлыки тоже люблю, лишь бы только на глаза Артему или его друзьям не попасться, он как раз недалеко живет. А то эффект от моего шоу будет немного не тот.

— Ты же только салат будешь? — спросил Финист, разглядывая заламинированный листочек меню. — Девушки всегда на диете.

Я уже еле сдерживала смех.

— И кофе, — кивнула. — Капучино.

— Тогда давай счет пополам, окей? — тут же предложил он. И без перехода: — Мы потом ко мне ведь?

Нет, этот мужчина слишком хорош для меня!

Осталось надеяться, что следующий будет поскромнее, мне под стать.

К моменту встречи со следующим кандидатом я успела нагуляться по парку, покормить уточек и проголодаться сама, поэтому планировала сожрать что-нибудь помимо салата при любых условиях!

Вася Пупкин, оказавшийся действительно Васей, а «фамилия это так, по приколу», и весьма приличным на вид мужчиной средних лет в глаженой белой рубашке, галстуке и очках, сразу отвел меня в симпатичный грузинский ресторан, где я заказала таки вожделенных шашлыков. Из-за этого первые полчаса успешно изображала идеальную женщину — молчала и жевала, пока он рассказывал что-то о себе. Учился в Бауманке, работает старшим инженером, любит играть в боулинг, две симпатичные дочки, показать фото?

На дочках я поперхнулась отменным вином и аккуратно спросила, где же мама?

— Дома, с ними, — пожал плечами Вася, аккуратно подбирая подливку кусочком лаваша. От вина он отказался, потому что был за рулем, но мне заказал целый кувшин, предложив не стесняться. Грешно в грузинском ресторане стесняться. — Ты же нормально с этим? Сама сказала, что замуж не предлагать.

— Ну я как-то не думала, что…

Кто-то тоже использует этот сайт для измен.

Действительно, только я одна такая уникальная, остальные только притворяются, что им просто потрахаться без далеко идущих планов. Может быть, я до конца не поверила, что иду на эти свидания, чтобы подразнить Артема. В глубине души я надеялась, что встречу сказочного принца, который полюбит меня с первого взгляда и спасет от тревоги и нелюбви, в которой я жила последние месяцы.

Вася своей деловитостью резко и быстро вернул меня в реальность. Буквально мордой об стол.

— А ник ты такой взяла из мультика про собак, да? Дочки его смотрели. Старый, но хороший. Правда они больше «Смешариков» любят.

— Часто ты на этот сайт ходишь? — с каким-то болезненным любопытством поинтересовалась я.

— Если никого постоянного нет, то может раз в месяц, — спокойно отозвался он.

— В смысле — «постоянного»? — я не поняла. — Кроме жены? Еще кто-то постоянный?

— Ну да. Жена — это семья. Личная жизнь отдельно. Она после родов как-то совсем перестала секса хотеть, потом вторую родила и вообще давать перестала. Но мне же надо? Не разводиться же теперь.

— Она знает?

Я оказалась по другую сторону баррикад и теперь было любопытно, как сами эти «баррикады» видят ситуацию.

— Нет, конечно! — Вася покровительственно хмыкнул. — Ну сама посуди, зачем я буду ее волновать? Она отличная мать наших детей, я свой выход нашел, у нас все хорошо. Будешь десерт?

Десерт я съела. И ушла.

— Привет, я Стас.

Я топталась у памятника Пушкину, смотрела по сторонам и печально думала, что надо было назначать свидание в каком-нибудь менее популярном месте.

Но раньше, чем Стаса я увидела букет. Белых. Роз. Ну наконец-то.

Он был очарователен.

Букет, конечно. Полтора десятка белоснежных вытянутых бутонов, небрежно перевязанных широкой лентой, как раз под размер ладони, чтобы не колоться о шипы.

Хотя Господин Никто, он же Стас, тоже был ничего.

Высокий — даже мои босоножки ему не помешали быть выше, с необычным темно-серым, дымным, цветом глаз, очень расслабленный и спокойный. И казался знакомым, но я поискала в памяти и не нашла, кого он мне напоминает.

Есть уже не хотелось, так что Стас просто заказал по аперолю на летней веранде ближайшего кафе с видом на бульвар.

— Я хочу сразу договориться, — он скрестил руки домиком и посмотрел прямо на меня. — Я серьезно ищу любовницу на один-два раза. Не жену, не девушку. Игры меня не интересуют.

— Х-хорошо… — немного оторопела я.

Попыталась оценить его с этой точки зрения. Что вот прямо сейчас встанем и пойдем трахаться. В гостинице или в машине. Кинула взгляд на руки — аккуратные ногти, ухоженная кожа. Можно представить, что он будет меня касаться и отвращения это не вызывает.

Почему бы нет?

— Ты впервые на том сайте?

— Да.

— Заметно… — он откинулся на стуле и скрестил руки на груди.

— Почему?

Хотелось передвинуться на край стула и сложить руки на коленях.

— Не тянешь ты на свою роль хищницы и лихой красотки. Сколько тебе лет?

— Двадцать.

— У-у-у-у… — Стас присвистнул, дотянулся до своего бокала и снова откинулся назад. — Зачем тебе это, девочка?

Все шло к тому, что и с этим ничего не выйдет. Только на этот раз откажусь не я. Было обидно.

— Думаю, это мое дело? — вскинула я подбородок.

— Твое, — не стал спорить он. — Прости, ничего не выйдет. Предпочитаю женщин, которые знают, чего хотят.

Я ничего не ответила, вертя соломинку в своем бокале. На московской жаре лед таял, разбавляя коктейль прозрачными разводами. Что теперь? Встать, попрощаться и уйти? Или он сам уйдет?

— Будешь еще что-нибудь? — спросил Стас, забирая меню из рук официанта. Тот было замер у столика, но повинуясь небрежному жесту, сразу ушел.

— Не хочу вас задерживать… — ответила я онемевшими от холодного напитка губами. В голове крутилось горьковатое, как апероль, торнадо. Неприятно, когда тебя вот так отшивают, ох как неприятно.

— Мы же были на ты? — удивился он. — Я не тороплюсь. Посидеть в кафе с симпатичной девушкой — лучший способ провести воскресенье.

Стас перелистнул несколько страниц десертов, задержался на мороженом. Оно тут было хорошее и в другой ситуации я бы ни за что не отказалась, но как-то не было уже настроения.

— Ну, вам же нужно искать другую девушку. Которая знает, чего хочет, — не удержалась я.

— Не настолько мне свербит, — он усмехнулся, и в дымных глазах мелькнуло что-то вроде любопытства. — Это просто удовольствие. Болтать с тобой — тоже удовольствие, просто немного иное.

— Не знаю, о чем со мной болтать, — я поежилась от порыва ветерка, пахнущего дождем. Он обласкал мои голые плечи прохладными ладонями, и я пожалела, что не взяла кофту. К вечеру похолодает. — Вы лет на пятнадцать старше, что я могу сказать интересного?

— Бедная девочка… — это прозвучало почти издевательски, но Стас нагнулся над столом, склонился ближе и слова вышли интимно-нежными. — Такая красивая и такая несчастная. Тебе не любовника в этой помойке искать надо, а нормального парня, который будет тебя на руках носить.

— У меня такой уже есть. И даже носит… — я отпила глоток и слизнула горький ликер с губ.

— Но видимо не ценит?

— Да неважно. Мне пора, — я отодвинула бокал от себя. Не нравится мне этот апероль, только выглядит красиво, а сам невкусный.

— Окей, не мое дело, понял! — Стас поднял ладони в воздух. — Ты сейчас не к нему? А то подвез бы с шиком, у меня машина новая.

— Нет, — с сожалением отозвалась я.

Вот с этим мужчиной я бы не отказалась, чтобы Артем меня увидел. Почему такие роскошные экземпляры — убежденные холостяки?

Хотя и правда, зачем им жениться, если вышел на улицу или в интернет и снял, кого захотел?

У меня сегодня было еще четвертое свидание, и я надеялась, что оно будет удачнее первых трех.

8. Четвертая попытка

Сияющие фигуры фонтана «Дружба народов» слепили глаза свежей позолотой. Прозрачные струи воды играли на солнце, рассыпая солнечные зайчики по круглой площади, заставленной скамейками, на которых не было свободных мест. Дети с визгом носились по мраморному бортику, чуть не сбивая сидящих на нем людей в воду. Мне повезло — досталась половина скамейки, на второй половине которой сидела парочка старушек в вязаных белых беретах.

Самый лучший май.

Такой яркий и теплый, что ужасно хотелось закрыть глаза, откинуться на спинку скамейки и сказать себе: «Я счастлива!»

Как можно не быть счастливой, когда из репродукторов играет музыка, светит солнце, ветерок время от времени приносит россыпь прохладных брызг, а в руках у тебя молочный коктейль с маршмеллоу и взбитыми сливками, увенчанный сочной вишней?

Особенно в двадцать лет — лучший возраст. Я знала это с детства и была уверена, что вот когда дорасту — тогда и стану по-настоящему свободной и счастливой. Буду крутить романы напропалую, танцевать до утра и морочить головы мужикам. У меня будут яркие платья, веселые подруги и не будет вообще никаких проблем. Да и откуда им взяться? Родители уже не могут что-то запретить, а замуж еще рано. Самое время гулять и отрываться.

Правда, в двенадцать я еще не учитывала, что мне придется одновременно работать и учиться, а в свободное время пытаться раскрутить свой проект, чтобы не закончить институт с пятилетним опытом работы в кофейне и нулевым — журналистом.

Я достала телефон и щурясь от яркого света, написала Артему: «Привет, что делаешь?»

Немного еще надеясь, что он закончит все свои обязательные семейные дела и мы все-таки встретимся погулять хотя бы пару часов.

«Ничего особенного, с народом тусуюсь» — он ответил не сразу, позволив мне еще немного помечтать.

«С каким народом?» — насторожилась я.

«Да я все закончил, а тут позвонили ребята из старой компании и позвали пива попить».

«Из той, где твоя бывшая?»

«Ну да».

«Она там?»

«Ага».

«Понятно…» — напечатала я и прикусила губу до крови, чтобы внешняя, физическая боль как-то заглушила боль от укола отравленной иглой ревности.

«Что тебе понятно?» — даже через буквы на экране чувствовалось его раздражение.

«Все понятно», — отстучала я и выключила телефон к черту.

Сквозь слезы блики от воды слепили только сильнее. А коктейль вдруг показался приторно-сладким, до отвращения. Было ужасно жаль потраченных на него денег, но я все равно не могла это пить. Выкинула в урну вместе с букетом от Стаса, чтобы не тащить его на следующее свидание.

И пошла к «Каменному цветку», у которого мы договорились встретиться.

По дороге очень хотелось включить телефон обратно — вдруг Артем звонил, хотел позвать меня к ним? Но я сжимала зубы и держала себя на коротком поводке.

Их было видно издалека — на Инночку мужики вечно сворачивали головы, и в принципе, если ее надо было где-то найти, достаточно было выбрать какого-нибудь мачо средней паршивости и следовать за ним по пятам. Рано или поздно он бы привел к ней.

Но сегодня она была с Лешиком и так к нему льнула, что стало понятно — кто-то все-таки пробился сквозь ее цинизм и независимость. Он небрежно держал Инночку за талию слегка на отлете, словно на него каждый день вешается по десятку таких блондинок с ногами от ушей и модельными фигурами. И переговаривался через ее голову с довольно крупным, даже немного пухловатым мужчиной на вид лет тридцати. Одет тот был вполне прилично — светлую рубашку, белые брюки, кроссовки, в принципе, не стыдно рядом постоять. После свидания с Финистом я поняла, что теперь еще долго буду дергаться на эту тему.

— Привет! — сказала я, отмечая, что этот тоже без роз. — Я Кошка, но можно Ярина, если ты из этих, нормальных.

— Привет, Ярина, очень приятно, — он дождался, пока я обниму Инночку и Лешика и тоже полез обниматься. Ну ладно, мне было не жалко. — Я Тоха. А ты очень красивая.

— Тоха с нами на озеленении работает, — пояснил Лешик. — Только мы копаем, а он показывает, где именно, потому что самый умный.

Они синхронно заржали — видимо, эта шутка у них считалась классической.

Тоха явно был не герой моего романа, я прямо сразу могла сказать, без предложенной прогулки и болтовни. Но три облома подряд и то, что Артем прямо сейчас тусуется со своей бывшей, даже не вспоминая обо мне, настроили на решительный лад.

Парни купили всем по пиву и порывались еще добавить к нему мороженое «для девочек». Мне уже ничего не хотелось, но ходить с кислой миной на двойном свидании — значит испортить его не только себе, но и всем участникам. Лешик постоянно приобнимал Инночку и лапал ее за задницу, но она только смеялась и звонко чмокала его в щеку. Иногда они даже останавливались посреди дороги, чтобы присосаться друг к другу увлеченным поцелуем.

Мы с Тохой при этом усиленно разглядывали облака. Но с каждым глотком пива и очередной остановкой, он становился все веселее и уже начал подмигивать мне, когда эти двое снова застревали языками друг у друга в гландах.

Несмотря ни на что, прогулка была нескучной. Взяли еще пива и нам с Инночкой провели экскурсию по памятным местам озеленения.

— Елочки тут тоже новые подсадили только на той неделе, а смотри — кажется, будто всегда тут росли! — тыкал пальцем Тоха. Под одной из елочек валялась забытая лопата. Увидев ее, он аж в лице переменился и обернулся к Лешику, чтобы вставить звездюлей, но тот уже снова был занят с Инночкой. — Опять они!

— Любовь у людей… — хмыкнула я, отпивая глоток из своей все еще первой бутылки.

Меня обдало горячим дыханием с запахом алкоголя, и на талию легла мужская рука:

— А давай, мы тоже? Поучимся у них? — весело предложил Тоха.

Моментально забыв обо всех своих намерениях, я просто растерялась. Что, уже? Вот уже сейчас надо начинать? Целоваться с каким-то почти незнакомым человеком, чтобы отвлечься от Артема, перестать думать, чем он там занимается в своей компании?

9. Твердое решение

Инночка, словно почувствовав мое замешательство, оторвалась от Лешика, допила последний глоток пива и поморщилась:

— В туалет хочу. Где тут ближайший?

— Во-о-о-он тот домик! — махнул рукой Тоха.

— Пойдем? — кивнула она мне.

— Да я не… — начала я, но она сделала страшные глаза, и я тут же согласилась. — Ну пошли.

Под шум сушилки для рук Инночка, оглядываясь на других женщин неподалеку, заговорщицким шепотом сообщила мне:

— Ты ему понравилась. Действуй!

— Откуда ты знаешь?

— Лешик спросил, когда они за пивом ходили. Давай, Ярин, не думай ты о своем мудаке.

— Не могу не думать… — тоскливо сказала я. Выключенный телефон прожигал сумку насквозь и все это время бесил меня фантомными вызовами. Я точно знала, что никто не позвонит, но все время казалось, что он вибрирует там, на дне.

— Хорошо, — сдалась Инночка. — Думай о том, что Артем почувствует конкуренцию и побоится тебя потерять.

— Как он почувствует?

— Ты изменишься! — она отошла от сушилки и та перестала сопровождать наш разговор звуками взлетающего самолета. — Поймешь, что свет клином на нем не сошелся. Такие как он это очень хорошо чувствуют, просто так не оставит.

— Ага, и бросит меня… — пробормотала. — Ладно, почти убедила. Где подписывать?

— Хотел бы бросить — ничего бы не остановило. Ладно, пошли. Готова?

Я оперлась на раковину, глядя на себя в зеркало. Готова ли?

Поцеловать чужого мужчину? Оказаться с ним в постели?

Артем не был моим первым. К счастью.

Он был вторым, и то, как от него снесло голову, очень удачно избавило меня от тягомотных отношений с парнем из моей школы на пару лет меня старше, с которым мы были вместе с моего выпускного.

И вот теперь, после целого года с человеком, который делал меня по-настоящему счастливой, я стою и уговариваю себя изменить ему буквально с первым встречным.

Изменить, чтобы удержать.

В глазах моего отражения была тоска.

Тоска и решимость.

Если я потеряю Артема, то такие финисты, васи, стасы и тохи — будут моей единственной реальностью. Мне придется связываться с ними всерьез, не имея тылов в виде пусть редких, но самых желанных встреч с тем, кого я люблю.

— Готова.

Я растянула губы в улыбке и вышла следом за Инночкой.

Нас уже ждали. Тоха с Лешиком тоже явно обсудили ситуацию и стоило подойти, оба сразу, по-хозяйски, наложили на нас лапы — мне на талию, Инночку сразу пощупали за задницу. Мне было не очень уютно в слишком жарких объятиях, но вырываться означало бы подавать неправильные сигналы.

— Вон там наш офис, — мотнул головой Тоха в сторону приземистого деревянного домика. — Давайте заскочим ненадолго? Мне кое-что по работе надо, дел минут на десять. Вы пока отдохнете под кондиционером. Лады?

В домике было буквально три комнаты, двери которых выходили в небольшой холл, после жаркого вечера действительно приятно прохладный. Инночка меня толкнула в бок и шепнула на ухо:

— Ярин, у тебя с собой всегда презервативы же? Поделись, Лешик продолбался и не купил ничего.

У меня и правда были, Артем все время забывал о них, а мне не хотелось остаться без нашей близости только из-за этого. Незаметно передала пару штук Инночке, и она, не теряя ни минуты, потащила Лешика в комнату секретаря.

Тоха открыл среднюю дверь с надписью «Офис» и жестом пригласил меня проходить. Все было так прозрачно и понятно, что немного даже противно. Как в борделе.

Стоило двери захлопнуться за нами, он тут же привлек меня к себе и начал целовать в шею горячими губами. Руки шарили по моему телу, то сжимая грудь под мягким лифчиком, то притискивая меня за задницу к его паху. Поцелуи были слишком мокрыми, мне не нравилось, как деловито он вжимает свои пальцы мне между ног прямо через ткань, но разве не за этим я сюда пришла?

— Как я тебя хочу… — хрипло пробормотал он, суетливыми быстрыми движениями задирая длинную юбку сарафана. — Ты такая красивая девочка, такая сладкая…

Он тяжело и быстро дышал, как будто и правда был безумно возбужден. Стащил с меня сарафан, подтолкнул к широкому пустому столу у окна. Ловко, со знанием дела расстегнул лифчик, усадил на стол и встал между моими раздвинутыми ногами. Мне было как-то неловко от того равнодушия, с которым я собиралась сделать это — как необходимую медицинскую процедуру, поэтому я тихо застонала, когда он сжал губами мой сосок и обвел его языком по кругу.

— Помоги мне… — попросил он, расстегивая ширинку и направляя внутрь мою руку.

Я закатила глаза — вот Артем как-то сам справлялся! — и попыталась нащупать его член, но обнаружила только нечто очень мягкое и вялое.

Это он называет «хочу»? Я впервые член без эрекции в своей жизни увидела, когда Артем смертельно нажрался и заснул прямо посреди секса. Но раз уж я решилась, то что — зря пропадать готовности? Тушкой, чучелком, но секс у меня сегодня будет!

Решительно обняла пальцами нечто невнятное, едва держащее форму и попыталась подрочить ему, как если бы держала нормальный стоящий член. Получалось, кажется, не очень, но Тоха закатил глаза и задышал глубже. Одной рукой он мял мою грудь, а второй выдвигал ящик стола, доставая оттуда презервативы. Едва его член обрел хоть какую-то твердость, он попытался раскатать по нему латекс, но от этих усилий, все вернулось к изначальной консистенции.

— Ничего, ничего… — Тоха не стал доверять мне и теперь дергал свой вялый член самостоятельно. — Я сейчас. Ты такая красивая, поверь мне, так тебя хочу!

Но у него тоже ничего не получалось. Попытавшись еще немного, он бросил это безнадежное занятие, стянул презерватив и выбросил в корзину.

— Давай сделаю тебе приятно, — предложил о и не дожидаясь ответа, встал на колени перед столом, развинул мои ноги шире и, отведя в сторону полоску трусиков и приник губами к моему клитору. Я положила руку ему на голову и время от времени вежливо постанывала, когда чувствовала, что он особенно усердно работает языком. Мне было совершенно никак.

Он то выпрямлялся, пытаясь вновь воскресить своего бойца судорожными движениями, то вновь начинал вылизывать меня между ног, принимая стоны как поощрение. И только приговаривал:

— Ты такая вкусная там, я так тебя хочу… Сейчас все будет, все будет, просто переволновался!

Хотелось плакать от обиды. Столько себя переламывать, унижаться и даже потрахаться с кем попало не получилось.

А Инночка еще говорит что на Артеме свет клином не сошелся…

Так выходит, что сошелся!

10. Кофейня и Пашка

Каждое утро я встаю на час раньше родителей. Пробираюсь тихонько в ванную, чищу зубы, принимаю душ, крашу глаза, и обычно времени на завтрак уже не остается. Хватаю что-нибудь из холодильника, если есть — сыр для бутерброда или йогурт. Часто потом попадает от мамы за то, что не спросила, можно ли, а она сама собиралась этим позавтракать. Но возвращаюсь я обычно поздно, когда она уже спит, и спросить не могу.

Если бы я лучше училась в последний школьный год или послушалась родителей, которые хотели, чтобы я стала экономистом, мне бы не пришлось пять дней из семи вставать в несусветную рань и возвращаться почти в полночь. Но я хотела поступать только на журфак. Мама сказала — сама плати за свои придури, если на бюджет не поступишь.

На бюджет не прошла. Думала, она сжалится, все-таки я поступила на дневное, да и факультет не самый плохой. Но она сказала, что за свои решения я должна расплачиваться самостоятельно, так же, как их принимала. На экономиста — пожалуйста, заплатим. На журналистику — мудохайся сама.

Найти работу, на которую взяли бы едва семнадцатилетнюю студентку дневного и зарплата была достаточной, чтобы это дневное оплачивать, конечно, не удалось. Учиться на вечернем было дешевле и оставалось больше времени на работу. Правда поначалу была совсем беда: приходилось хвататься за любой заработок, и я моталась курьером, попутно раздавая листовки, расшифровывая диктофонные записи и заполняя базы данных однотипными описаниями товаров.

К тому же оплачивать институт пришлось сразу на год вперед, а такой суммы у меня, конечно, не было. Кредит, разумеется, никто мне не дал. Родители напомнили про ответственность за свои решения. Пришлось идти на поклон к единственному известному мне человеку, у которого можно было занять эту сумму — маминому брату. Человек он неприятный и всегда таким был, не зря же мама перестала с ним общаться. Сначала он долго меня унижал, рассказывая, что в его время брали мозгами, а не деньгами, советуя лучше найти мужа хорошего, хотя кто меня такую наглую замуж возьмет? Но денег в итоге дал, хоть и требовал возвращать помесячно, строго первого числа, без опозданий.

В восемнадцать стало легче — взяли на полную смену в кофейню, где заработок за месяц ровно-ровно укладывался в ту сумму, что я должна была отдавать дяде. Чтобы еще что-то есть все то время, что я провожу вне дома, приходилось еще немножко подрабатывать написанием статей. Спасибо, родители еще не требовали вносить свою долю квартплаты и деньги за еду, как у некоторых моих знакомых. Еще и это я бы точно пока не потянула.

Получалось, что я вроде бы и взрослая, а вроде и не совсем, должна подчиняться строим правилам: всегда сообщать, куда и с кем я уезжаю, ночевать вне дома не чаще двух раз в неделю и навещать бабушку с дедушкой минимум дважды в месяц.

Я сняла с холодильника позавчерашний стикер. «Уехала с Артемом, переночуем у Инночки». Скомкала, чувствуя, как острые края режут ладонь. Ушла в ванную и уткнулась носом в полотенце, чтобы слезы впитались сами. Но вместо того, чтобы успокоиться, я только сильнее разрыдалась. Еще сейчас отца разбужу, выйдет и настучит по голове за то, что из-за парней реву. Сама виновата. Брось его.

В автобусе кусала губы, чтобы не заплакать. Закушенные губы мне не идут, я знаю, — они никому не идут, но смазанная тушь идет мне еще меньше. Вырядилась сегодня истошно-красиво — чтобы и платье, и туфли, и даже стрелки на веках получились с первого раза. Вылила полфлакона духов, воткнула в уши Монеточку на полную громкость. Иду, ничего не слышу, кусаю губы.

Как я скучаю по Артему… Без нашей субботней ночи у меня ломка по его коже, по его запаху, по теплу его тела. Ни одному мужику этого не понять — как можно получать кайф только от прикосновений к его руке, только от его дыхания, от вмятины, оставшейся на подушке, когда он уходит в душ… И кажется, что я никогда не доживу до среды. И страшно, что доживу — и опять что-нибудь сорвется.

Пашка сегодня был, наоборот, в отличном настроении. Пока я вяло шевелила ватными пальцами, наливая кофе в стаканы, добавляя сливок, взбивая молочную пену — медленно, как печальная улиточка, так что заказы уже копились, он успевал поболтать с посетителями, предложить попробовать новый десерт, подогреть бутерброд, вымыть за мной брошенные на полпути миксеры и кувшины из-под молока и даже взял на себя все холодные напитки, оставив мне только кофемашину. И все равно я тормозила.

Когда утренний поток схлынул, он все еще оставался энергичен и бодр, и тут же начал фонтанировать идеями по нашему каналу:

— Кошк, я тут подумал, давай пригласим каких-нибудь знаменитостей? Они нам рейтинги поднимут!

— Нафига каналу про кошек знаменитости? — вяло отмахнулась я.

— Позовем знаменитостей, которые связаны с кошками!

— Кого, например? Куклачева?

— Вот я список набросал, — сунул Пашка мне распечатку с именами.

Я шевельнула глазом:

— И ты думаешь, что Алена Лурия, которая спела-то всего одну песню про кошек, возьмет вот так и приедет к тебе на дачу сниматься для нашего канала?

— Ну не приедет так не приедет, — не теряя задора, отозвался Пашка. — За спрос не бьют в нос. Можно по морде, а можно и впендюрить!

— А кто такая Ассоль? — ткнула я пальцем в незнакомое имя.

— Бьюти-блогер, живет в Калининграде, двести тысяч подписчиков, если она нас упомянет…

— А кошки тут при чем?

— У нее живет лысая кошка Мурена, которая любит катать ее карандаши и помады. Думаю, многие подписаны больше на Мурену, чем на Ассоль. Сама подумай, кому ее кисточки интересны? Вот кошка…

Слишком много информации. Незнакомая мне Ассоль забивала и так сузившиеся каналы восприятия и вызывала у меня похмелье. Но если Пашку заткнуть, он обидится.

— А Вишневский — это тот чувак, что пиво рекламировал? Вишневский крик, да? Он тут каким боком?

— Он продал пивной завод и теперь производит корм для кошек! — сообщил Пашка. — Его морда всем примелькалась тогда с пивом, народу зайдет. Может еще и на спонсорство раскрутим…

Выражение лица у Пашки было самое мечтательное.

— Ты еще даже не впендюрил, а уже планируешь, как бабло срубишь, — скривилась я. — Вот поэтому у тебя ничего и не взлетает. Не дели шкуру неубитого медведя.

— Кош, что с тобой? — подозрительно посмотрел на меня Пашка.

— А что со мной?

— Вялая какая-то. И злая.

Наконец-то и до него дошло. Напарник такой напарник. Мне даже покупатели желали хорошего дня и советовали не унывать, а он только заметил.

— Нормальная, — я пожала плечами.

— Да нет, не нормальная! — он ухватил меня за плечи и развернул к себе, вглядываясь в лицо. — Что случилось? Раньше ты прям пищала, когда я придумывал новую фишку для канала и сама в ответ десять штук предлагала. Кошк, я бы без твоего огня это все один не вывез, серьезно.

— Не могу я больше, Паш, — честно призналась. — Просто не могу…

В глазах щипало, но я держалась, помня про идеальные стрелки.

Но он привлек меня к себе, погладил по голове и ласково спросил:

— Чем я могу помочь? Кто тебя обидел? Кого убить?

Вот тут я и сломалась.

Содрогаясь в рыданиях, я сползла на пол, села, привалившись к стойке и подтянула к себе ноги. Пашка быстро оглянулся, высматривая покупателей и тоже устроился рядышком, поглаживая меня по коленке.

И я рассказала все — и про Артема, и про совет Инночки, и про три неудачных свидания вчера и четвертое — совсем позорное. Без подробностей, но он и так все понял.

— Инночка на обратном пути меня все выспрашивала, как прошло. Обычно она не такая, ну я ее к стенке прижала и оказалось, Лешик ей признался, что ожидал такого. У Тохи, оказывается, жена есть, на нее тоже не стоит, и он решил попробовать «свежего мяса», думал, дело в том, что она растолстела после родов. И он же сказал, что мы слишком недолго возились, если бы у него получилось, полчаса вряд ли бы хватило.

— Бррр… — поежился Пашка. — Не хотел бы, чтобы меня так обсуждали. «Да, маленький, но еще может удивить? — Чем удивить? — Может не встать!»

— Паш! — я фыркнула, тоже вспомнив этот мем. — Тебе всего двадцать пять. Что, уже не стоит?

— Стоит! — почему-то обиделся он. Даже отодвинулся и перестал терзать мою коленку. — Доказать?

— Еще тебя не хватало для полного счастья! — от души возмутилась я.

И расстегнутой ширинки прямо в кофейне, ага.

— Ну, а вдруг?! — запальчиво заявил он. — Вдруг я твой идеальный любовник, с которым ты забудешь про Артема?

— Ну тебя нафиг… — я поднялась на ноги и пошла к раковине умываться. Пашка потащился следом. Встал вплотную, оперевшись на край стола и смотрел, пока я не психанула: — Ну ты серьезно? Думаешь, если я чуть с тем мужиком не переспала, я уже такая шлюха, что тебе халява обломится?

— Я к тебе серьезно отношусь, — тут же снова надулся он. — Вот чего ты меня даже не рассматриваешь? Сколько таких случаев, когда твоя судьба ходит поблизости?

Он, кажется, и правда не шутил. Я выдохнула, запрокинув голову, вытерла пальцы салфетками и повернулась к нему:

— Ну окей, давай попробуем. Поцелуй меня.

До этой секунды он напряженно ждал моего ответа, как будто от этого зависело его будущее. Но не успел последний звук слов: «Поцелуй меня» слететь с моих губ, как ими тут же завладел мой коллега и напарник.

Пашка, высокий, худющий как жердь, странноватый, веселый, мечтательный прожектер и немножко шут, вдруг властно развернул меня, вжав бедрами в край раковины, поставил руки по обе стороны от меня, заперев своим телом и впился в мой рот с таким нетерпением, словно ждал этого момента все время нашего знакомства.

11. Твоего тут ничего нет

Пашка целовал меня неистово и жарко, а я думала, как неудобно в задницу впивается край раковины, что никогда не думала, что у него такой длинный язык не только в переносном смысле и что, кажется, я забыла заказать ореховый сироп, надо будет вписать в журнал.

Пока он не оторвался от моих губ, но руки с талии не убрал.

— Ну что? — спросил он тихим сиплым голосом.

— Знаешь… — задумчиво сказала я, анализируя свои ощущения. — У меня брата, конечно, нет, сравнить не с чем, но впечатления самые инцестуальные.

— Серьезно? — кажется, Пашка был неприятно удивлен. — Серьезно, Кошк?

— Ну целуешься ты хорошо… — попыталась я его утешить, но он уже отошел и начал протирать стойку, хотя в этом не было никакой нужды.

Остаток смены мы так и проработали — он на своей половине с кассой и бутербродами, я на своей — с кофе-машиной и стойкой выдачи.

Так и не дождавшись, пока он оттает, я сбежала в институт. Почти опоздав, плюхнулась на свою боковую парту и удивилась: Инночки еще не было. Странно.

Я тихонько достала телефон.

«Ты где?» — отстучала я Инночке, одним глазом глядя на преподшу, другим — на экран.

«Дома, с Лешиком», — ответила она минут через десять.

Ого. Вот ее накрыло — прогуливать ради парня!

Она не то чтобы ботанка и заучка, нет, но до сих пор на институт забивала редко. На моей памяти — когда «Assassin's Creed: Odyssey» вышел и какое-то обновление в «Final Fantasy». Тогда да, она пару недель из дома не выходила. Но ради Лешика? Небо упало на землю!

Во вторник на смене Пашка общался со мной подчеркнуто по-деловому, но хватило его ненадолго. Уже к середине дня, вдосталь демонстративно нафлиртовавшись со студентками, он уже ржал над какими-то мемами в своей ленте и совал мне телефон, чтобы я тоже оценила, подхватывал заказы, которые я не успевала и вообще вел себя так, будто того поцелуя и не было.

Инночка опять не пришла, и это было уже тревожно. Они там двое суток трахаются, что ли? И из-за этого она пропускает историю русской журналистики, по которой пишет курсовую и собирается писать диплом? Любовь любовью, но это ее будущее, она собиралась идти в аспирантуру.

В среду меня разбудила смс от Артема: «Сегодня в шесть, где обычно? Приходи красивая, пойдем в ресторан».

Сердце забилось радостно и сильно. Все эти дни, после воскресного разговора, я держала себя зубами за холку, чтобы не написать ему, не позвонить и даже в «Телеграм» заходить пореже, чтобы не думал, что я там сижу и проверяю каждые две минуты, когда он последний раз заходил. Бывало и такое. Я усиленно гнала от себя мысль, что его молчание может означать расставание.

В наше время никто не тратит время и нервы на то, чтобы поговорить глаза в глаза. Прислали смску «мы расстаемся» — и то хорошо, а то можешь догадаться, что он тебя бросил только по тому, что уже месяц не появляется. Так и остаешься как дура: умер? Потерял номер? Уехал в Африку волонтером? Попал под машину и теперь у него амнезия? Нет, просто струсил и оставил запасной вариант, чтобы объявиться через полгода и удивиться: «Ты что, меня не ждала?»

По такому случаю я даже не пошла в институт, а поехала домой — переодеваться. Очень надеялась, что мама задержится на работе и можно будет спокойно накраситься и повертеться перед зеркалом, но не повезло. Она что-то готовила на кухне, на плите шкворчало и булькало, шумела вытяжка, орал телевизор и, перекрикивая его, комментировала какое-то ток-шоу мама.

Я проскочила в комнату и принялась перебирать свой небогатый гардероб.

Началось все как-то исподволь, я и не заметила. Мама зачем-то все время заскакивала в комнату, хотя непонятно, что ей было тут надо, но я старательно молчала, даже когда она начала комментировать мой выбор одежды. Не хотела портить себе настроение. Но она стала спрашивать про учебу, про Инночку, про канал — вода в этом котле нагревалась медленно. Очнулась я, когда внезапно прогремел вопрос:

— Ну и долго ты собираешься жить в таком режиме?

— Каком?.. — осторожно спросила я, все еще смутно надеясь, что она уже убедилась в моем твердом решении с выбором журналистики и все-таки немного поможет с оплатой.

Но зря.

— Ты как драная мартовская кошка! Хвост задрала, глаза горят! Опять к своему Артему?

— Да, он пригласил меня в ресторан, — смиренно ответила я, еще надеясь на мирный финал разговора.

— А ты и рада? Кто по ресторанам в будни ходит? Что хорошего? Неспроста это.

— Мам, ты уже не знаешь, к чему придраться! — я как раз нашла свою старую, еще школьную узкую юбку и теперь прикидывала, влезу ли я в нее. Если втиснусь — это будет бомба! И полупрозрачную розовую блузку. И все — чума, выносите.

— Думаешь, своим умом проживешь, да? — горько спросила мама. Так искренне, что я даже повелась и обернулась к ней. Но зря: — Залетишь — сама разбирайся, раз меня не слушаешь!

— Не залечу. Мам, хватит! — попросила я.

У меня уже начали трястись руки, а мне еще краситься.

— Что «мам, хватит»? Тебе двадцать лет, а ты чем занимаешься? Подай-принеси в своей кофейне? Карьеру там будешь строить? Для этого тебе высшее образование?

На кухне все еще шумел бытовой ад, но мама, кажется, забыла о том, чем там занималась. Я была гораздо интереснее. Потыкать палочкой в мое образование, к которому она отношения не имела.

Меня как-то вызвали в учебную часть, чтобы попенять на прогулы и сказали, что в следующий раз будут звонить матери — видимо, чтобы пристыдить.

Как я орала! Боже, как я орала…

— Не твое дело, мам.

Она завелась с пол-оборота:

— Хамить подружкам своим будешь! Пока ты живешь в моем доме, изволь меня слушать! — она основательно устроилась в кресле, лишая меня последней надежды нормально собраться.

— Нормально все было, чего ты взбеленилась, а? — устало спросила я, опуская руки. Розовая блузка оказалась вся мятая и в каких-то пятнах. Я ее что — грязной в шкаф запихнула? — Сейчас уйду уже. Пили папу, он привык.

— То есть ты у меня в доме жрешь, срешь и еще на голову гадишь? — опасным тоном спросила она. Даже с каким-то наслаждением, словно вампир, который наконец дорвался до еды.

— Это и мой дом тоже.

— Твоего тут ничего нет! Разве что говно в унитазе. Вон возьми пакетик, собери и проваливай.

— Уже проваливаю, — буркнула я, вытаскивая первый попавшийся топик. Все, не стоит оно того, по пути накрашусь.

Я покидала косметику в рюкзак как попало и пошла за босоножками.

— Куда это ты? — Вдруг спросила мама.

— Сказала же — с Артемом на свидание! — удивилась я. — Может быть, не вернусь.

— Разве ты не должна предупреждать? — мама встала в коридоре, глядя, как я застегиваю босоножки и скрестила руки на груди. — Мы как договорились?

— Вот, предупреждаю.

— Заранее!

— Мам, ну чего ты опять цепляешься? — Взвыла я. О настроении речь уже не шла, тут бы не разреветься. Опухшую морду никакая косметика не спасет.

— Ты мне хамишь, а я должна терпеть? Я тебя не отпускаю! — мама передвинулась к входной двери.

— Я сама уйду, мне уже не восемь лет, — я попыталась отпереть замок, но она загородила его плечом. — Мам, ну не драться же нам?

— Не смей! — взвизгнула она, когда я отжала ее всем телом и все-таки приоткрыла дверь. — Уважай мать!

— С чего бы? — ухмыльнулась я, просачиваясь наконец на волю. Лифт ждать не стала, да ну нафиг.

И так мне вслед неслось злобное:

— Ты об этом пожалееешь! Вернешься — будет серьезный разговор! И он тебе не понравится!

Бля…

Глубину неприятностей, которые мне могла устроить дорогая мама, я представляла хорошо…

12. Свидание с Артемом

«Где обычно» — это в метро, на станции, где живет Артем. Оттуда удобно добираться и до его дома пешком, и до Инночкиного на автобусе, и вокруг полно симпатичных местечек для прогулок и развлечений, включая тот самый лес, где мы познакомились. От меня туда ехать минут сорок на автобусе, если нет пробок. Сегодня были, и мы уже двадцать минут стояли в бесконечной очереди к светофору. Автобус то припадочно дергался, проезжая десяток метров, то застывал намертво. Я висела на поручне, опираясь то на одну ногу, то на другую. После полной смены беготни вставать на каблуки сродни пытке. Но узкая секси-юбка не предполагала кроссовок, к сожалению.

Времени было еще полно, так что у меня появилась возможность успокоиться и настроиться на встречу. Артем не любил, когда я приезжала встрепанная и злая. Я его понимала — хочется проводить время вдвоем, ласкаться, нежиться и целоваться, а не успокаивать мои нервы. Похоже, невидимые силы судьбы сегодня были на его стороне. Потому что ровно в тот момент, когда я наконец перестала дрожать от обиды и злости и решила попробовать накрасить ресницы прямо в салоне, чтобы время не терять, как автобус вдруг тронулся, лихо перемахнул злополучный перекресток и понесся дальше, повизгивая шинами на виражах, чтобы догнать расписание.

На месте я была все равно раньше шести, но успела только быстро навазюкаться тушью, прежде чем появился Артем — даже раньше обещанного. И — внезапно! — с букетом густо-бордовых роз! Выглядел тот букет, конечно, не так стильно, как принесенный Стасом. Просто связанные упаковочной лентой пять колючих стеблей с бутонами, но рада я ему была не в пример сильнее.

Артем редко дарил мне цветы. На них не хватало денег.

Он любил роскошную жизнь — увы, она пока не отвечала взаимностью. Мама растила его одна, в Москву они переехали из далекого северного города только недавно, и ее заработков едва хватало на жизнь. Все его свободное время уходило на учебу — все-таки на медицинском сложнее, чем на моей журналистике. Где-то подрабатывать получалось редко.

Но он все равно покупал дорогие брендовые шмотки, только носил их очень аккуратно. И стилиста в салоне на Арбате как-то умудрился обаять, что стрижка, которая, даже отрастая, выглядела роскошно, обходилась ему в полцены.

Сначала Артем и мне пускал пыль в глаза: водил в модные бары, перед поездкой к Инночке заходил за едой только в премиум-супермаркеты, но со временем впустил меня в свою настоящую жизнь, где ради широкого жеста на вечеринке, где он заказывал на всех суши, приходилось отдавать заработанное за целую неделю переводов медицинских статей. Я сама стала отказываться и от цветов, и от посиделок в баре. Если он не может себе позволить поход в ресторан, это не повод не встречаться, он сам мне важнее.

Иногда я даже плакала от жалости, когда он, бывает, засыпал прямо во время секса или разговора. Дольше пяти часов сна ему удавалось выкроить только в выходные.

— Идем! Тут недалеко, — Артем обнял меня, прижал к себе и не забыл сжать широкой ладонью задницу под обтягивающей юбкой. — У-у-у-у-у-у, какая ты сегодня аппетитная… Это все мне?

И он притиснул меня к себе так, что грудь под откровенным топиком расплющилась о его торс. Букет при этом мешался страшно, лез, куда не просят и, после того, как наш затянувшийся поцелуй закончился, оказалось, что шипы оставили несколько царапин у него на лице.

— Ничего… — хмыкнул Артем, слизывая выступившую кровь. — Скажу всем, что меня девушка расцарапала в порыве страсти.

— Тебя не спросят, не Муркой ли зовут девушку? — расхохоталась я.

Рядом с ним у меня неизменно поднималось настроение. Такой счастливой я не бывала больше нигде и никогда. Как вообще я могла подумать, чтобы поменять его на кого-то? Разве с первой встречи не ясно было, что только он умеет вот так?

— Придется сегодня довести тебя до такого состояния, чтобы ты все остальное расцарапала так, что на Мурку уже не спишешь… — мурлыкнул он мне на ухо, а у меня сильнее забилось сердце.

— Сегодня?

— Мать умотала с подружайками поклоняться чудотворному Дмитровскому кресту, будет только завтра. У нас с тобой вся ночь…

Ура!

Я взвизгнула и повисла у него на шее, сладко целуя в губы и добавляя еще царапин букетом.

Как здорово, а!

Он снова мой Артем — страстный, веселый, внимательный. Будто и не было никакой Стервеллы!

Может быть, конечно, заглаживает вину, но вдруг и правда помогли мои попытки встречаться с другими?

Значит — работает?

Хотя теперь я сама чувствовала себя неуютно. Чего вдруг я так дергалась?

Мог он просто уставать, например?

А я сразу отправилась ему изменять, вот идиотка!

Ресторанчик прятался в глубине старых дворов, среди довоенных еще домов, может быть, даже начала двадцатого века. Я всегда любила эти уютные дворики, где огромные солнечные тополя скребут ветками по крышам, сушится на веревках белье и спят на нагретых водопроводных люках полосатые кошки. Особенно весной, когда цветут вишни и старые, корявые яблони, а когда идешь по аллее вдоль домов, тебя настигает то запах черемухи, то сирени, то жасмина. Наверное, тут можно снимать фильмы о старой Москве, обходясь без лишних декораций. Только чем-нибудь замаскировать парочку кондиционеров, уродующих причудливые фасады.

Я ожидала чего-то такого же уютного и домашнего за неказистой, чуть ли не вручную расписанной вывеской, но внутри оказалось весьма модное заведение: с неоновой лиловой и синей подсветкой, авторскими коктейлями и прозрачными столиками — очень кстати, что я все-таки влезла в эту юбку. Когда я села, она лихо поползла вверх по бедрам и Артем тут же хищно вперился в мои коленки. Он даже передвинул стул и сел рядом со мной, тут же положив на мое бедро свою лапу и скользнув языком по шее так, что меня тряхнуло электрическим разрядом желания.

Официантке пришлось откашляться, чтобы мы ее заметили.

13. Каждое утро

Листая меню, я как всегда выбирала блюда подешевле. В конце концов, даже простая паста с томатами на красивой тарелке в хорошей компании — уже торжественно и радостно. Но Артем, к моему удивлению, заказал ягнятину, кучу закусок и бутылку не самого дешевого вина.

— Мы что-то празднуем? — удивилась я.

— Нет, просто получил деньги за тот лендинг, помнишь, музыкальной школе делал? Думал, уже с концами, а они сполна расплатились и заказали еще, — небрежно отозвался он, хотя я видела, что его прямо распирает от гордости. — Могу я побаловать свою девушку, как считаешь? Очень по тебе соскучился, прямо очень. Мы все-таки редко видимся.

Его глаза сияли нежностью, вино было вкусным, полутьма ресторанчика привлекательной и заодно скрывала наше непристойное поведение. Между двумя бокалами мы целовались до головокружения, и рука Артема упорно гладила мое бедро под туго натянутой тканью. Когда нам казалось, что никто не видит, он пробегал языком по моим ключицам и оставлял крошечный розовый засос на шее под волосами, так что к десерту я была уже вся пятнистая.

И счастливо разглядывала себя в зеркало в туалете.

Он любил следы страсти на наших телах, и носил мои засосы с гордостью, не скрывая, даже расстегивая ворот рубашки.

Мне же было не очень удобно замазывать их тональником и прятать под шейными платками, чтобы не светить на работе, но когда он увлекался, у меня недоставало твердости, чтобы сказать нет. К тому же на самом деле, я тоже тайком гордилась этими знаками принадлежности и связи. Он всем говорил — у меня есть эта девушка, а я есть у нее. Это грело.

— А лифчик ты не стала надевать, чтобы я трахнул тебя прямо здесь? — пробормотал мне в шею Артем, когда я вернулась на свое место. Он тут же расположил лапу на моем бедре, и прижался вплотную: — Не представляю, как я переживу еще и десерт. Я все-таки хотел бы попробовать их мильфей. И тебе советую, говорят — обалденно!

— Кто говорит? — насторожилась я.

Охладившись немного и сбросив флер его обаяния, я вернулась с чуть более ясной головой и меня кольнуло то, что у него появились новые друзья, которые советуют ему десерты.

Десерты. Друзья. Ясное дело, что подруги.

— Вадик здесь был со своей на годовщину, — ответил Артем спокойно, и я тут же устыдилась своих мыслей. — Кстати, надо бы нам на годовщину тоже что-то особенное замутить… Лимузин закажем? Стриптизершу? И стриптизера заодно!

— Там еще мой день рожденья — напомнила я. — В июле.

— Точно! — щелкнул пальцами Артем. — Ну, значит, придется придумывать два особенных отмечания вместо одного.

Его планы на месяц и больше вперед наполняли меня теплым счастьем и покоем.

Я все-все-все себе напридумывала.

Все у нас хорошо.

Даже то, что Артем почти всю бутылку вина выпил сам и еще заказал себе какой-то коктейль, который принесли дымящимся на специальной подставке, меня уже не волновало. Пьяным он становился только более игривым и безрассудным — для наших планов на ночь это было даже хорошо.

Я глотнула у него из бокала с разноцветными слоями и закашлялась:

— Крепкий!

— Зато красивый! — парировал Артем. — Ты, кстати, тоже красивая…

И он снова потянулся ко мне, ловя губы, проводя пальцами по шее нежно и остро, до разбегающихся мурашек.

— Мрррр… — я окончательно растаяла. — Я тебя люблю.

— Я тоже тебя, котеночек… — Артем потерся носом о мою щеку. — Ты сегодня грустная пришла. Случилось что-то?

— Да ну, с мамой поцапались.

— На тему?

— Что я шалава и принесу в подоле, ты мне не подходишь, и ее дом не мой дом, — составила я краткое резюме сегодняшней беседы на высшем уровне. — Как обычно.

— Слушай, ну сняла бы ты квартиру? Давно пора. Ты там только спишь и настроение себе портишь. Сколько можно терпеть такое?

— Ну как я сниму? На что? — я уткнулась в его плечо лбом. Он жестом попросил официантку повторить коктейль. Я покосилась: — Тебе не хватит? Вырубишься же?

— Я нормально, — отмахнулся Артем. — Слушай, у тебя же макбук дорогущий? Продала бы, купила что попроще, а на оставшееся можно месяца три снимать и на залог хватит.

Макбук это был подарок от дедушки с бабушкой на двадцатилетие. Действительно самый-самый дорогой, что был на рынке. Они знали, что мне нужен хороший и легкий ноутбук для работы и, кажется, искренне хотели меня порадовать самым-самым лучшим. Я почти плакала, оглаживая стильную белую коробку.

Хотя тоже предпочла бы что-то подешевле, а разницу наличными.

Но подарок же, по-настоящему, от души…

— А потом? — грустно спросила я. — Через три месяца?

— За это время найдешь нормальную работу, без нервов и домашних войн.

— Твоими бы устами… — я вздохнула.

Вот так, без запасного плана, было очень страшно бросаться в пропасть самостоятельной жизни. Я не сомневалась, что обратно домой меня уже не пустят. И куда я денусь, если все-таки не получится?

— Мы бы могли проводить больше времени вдвоем… — мурлыкнул Артем, снова покрывая мою шею горячими поцелуями. Его ладонь накрыла грудь под топиком и сильно ее сжала. — Было бы так здорово жить вместе, как считаешь, котеночек?

По моему телу пробежала дрожь — желания, предвкушения. Воображение подкинуло мне уютную домашнюю картинку, как я засыпаю, глядя на Артема за монитором, как он приходит ко мне в середине ночи и обнимает, и мы каждое утро просыпаемся вместе.

Это было бы каким-то невероятным счастьем.

Он хорошо умеет мотивировать, вот что я скажу!

14. Наша долгая ночь

Мы останавливались у каждого дерева, чтобы поцеловаться еще, и еще, и еще.

Десерт? Мильфей? Я не запомнила, каким он был на вкус. Мне кажется, Артем тоже дождался его просто из упрямства. Невозможно было отлипнуть друг от друга, а уж потерпеть десять минут до дома — тем более.

Вечерний пряный воздух кружил голову сильнее алкоголя, нетерпеливые руки на моем теле вгоняли в огненную дрожь. Жаркий пьяный шепот на ухо с подробностями того, что Артем собирается со мной сделать, прошивал тело насквозь тягучими острыми молниями. Вся ночь наша. Любые грязные фантазии.

Четвертый этаж без лифта, безмолвные стены, сдавленные стоны, приглушенный смех, звон падающих ключей, вжатое в стену тело, бесстыдная рука, пробирающаяся под юбку, пока второй Артем пытается открыть дверь.

И наконец — прихожая, в которой можно уже впиться в друг друга губами, не стесняясь, задрать топик, обнажая грудь с ноющими от желания сосками, обхватить ногами его бедра и тереться о твердый бугор в джинсах.

— Кс-кс-кс… — сказал Артем, и я даже не удивилась — я тут Кошка, кто еще?

Но он смотрел мимо меня, на пол. У наших ног вальяжно расселся, встопорщив роскошную шелковую шерсть серебристой расцветки толстый персидский кот с презрительным выражением морды.

— Познакомься, — сказал Артем. — Это Принц. Он у нас тут главный.

Я присела на корточки и протянула руку к роскошной шерсти, в которую так и хотелось запустить пальцы. Но Его Высочество окатили меня ледяным презрением змеиных голубых глаз и коротко мявкнули Артему.

— Сейчас покормлю его, — засмеялся тот. — А то ведь не простит никогда. Иди пока в мою комнату.

Я скинула туфли и с наслаждением прогулялась по старому деревянному паркету, теплому, поскрипывающему под босыми ступнями. Комнат было всего две. Общая, ремонтированная последний раз, когда меня еще и на свете не было, с восточным ковром на полу, советской стенкой, в которой за пыльным стеклом мерцает хрусталь, продавленным диваном и неожиданно новым огромным телевизором. И крошечная смежная комнатушка, принадлежащая Артему. Почти всю ее занимал огромный трехстворчатый гардероб и раскладной диван, застеленный поверх белья в цветочек поеденным молью покрывалом. Места осталось только на письменный стол, над которым висели книжные полки, забитые медицинскими справочниками и учебниками.

Все очень аккуратное и чистое, даже учебники стоят по высоте и никаких растрепанных методичек, ворохом запихнутых поверх книг, как у некоторых. Только на подоконнике — царство бардака. Там вперемешку валяется все то, чему не нашлось места на идеальном столе: сигареты, ручки, фишки от настольных игр, ежедневники, батарейки, презервативы, банки витаминов, новые носки и тупые скальпели. Из-под завалов торчал уголок фоторамки, и я немножко разгребла хлам, чтобы полюбопытствовать.

На фото Артем был с высокой, почти с него ростом темноволосой девушкой. Они прижимались щекой к щеке и демонстрировали в камеру руки с кольцами на безымянном пальце. Видимо, та самая бывшая, на которой он планировал жениться.

Я закопала рамку обратно и вздохнула. Нет, замуж я не хотела совсем. Зачем мне туда? Детей я планировала не раньше двадцати пяти, а все остальное отлично происходит и без замужа. Но мне бы хотелось, чтобы меня туда позвали. Чтобы Артем хотел жениться. Сделал предложение. Подарил кольцо. Реально в загс при этом идти совершенно необязательно, с меня достаточно и намерений.

Жить вместе это, конечно, мечта, но… Я не потяну. Только если бросать институт и заниматься вплотную работой. Конечно, журналисту образование не настолько принципиально, как врачу, но мне бы все-таки хотелось получить диплом. Всего два года осталось. Если мама не выгонит меня из дома, я бы еще потерпела. А там, может, и наш канал начнет приносить прибыль или меня возьмут куда-нибудь в штат.

Кстати, мне к завтрашнему вечеру надо было сдать статью в журнал, а у меня там еще конь не валялся. Можно будет завтра на парах быстренько настучать, там сдвоенная лекция по зарубежке.

— Ну что ты тут? — Артем сразу облапал меня во всех местах, его ладонь нырнула за пазуху, сжимая мою грудь, пальцы выкрутили сосок. Я шагнула к нему, положила ладонь на ширинку, поглаживая член через джинсы. Темные глаза затуманились:

— Как я скучал по тебе, котеночек, как я тебя хочу… — он задрал топик и отклонился, любуясь моей грудью. — Так жалел, что мы в воскресенье не встретились.

— Не из-за меня, — заметила я, поддевая его футболку и помогая стащить через голову. Положила ладони на гладкую кожу и провела ими вниз, вниз, туда, где от пупка под пояс джинсов убегала темная дорожка волос.

— Да, я знаю… — выдохнул он, присасываясь сначала к одной груди, потом к другой. — Прости. Я думал, буду учиться весь день. Ребята позвонили, позвали полчасика потусить, когда все затянулось, тебя дергать было уже поздно. Пока доехала, все уже закончилось бы.

— М-м-м-м… — я выгнулась под его руками вертящими меня как куклу. Он развернул меня спиной, дернул вниз молнию юбки.

Вспоминать, чем я занималась, пока он думал обо мне, скучал, планировал позвать, не хотелось. Лучше тереться об него, помогать стащить узкую юбку, вышагивать из трусиков, отдаваясь обнаженной в горячие сильные руки. Все получилось. Само собой или правда помогло отвлечься от Артема на других мужчин, чтобы он вновь ощутил интерес — уже неважно. Получилось же.

— Оп-па! — Артем подцепил мои трусики и закинул их на один из рожков вычурной люстры. — Будут символизировать, что у нас тут гнездо разврата!

Он упал спиной на кровать, расстегнул ширинку, высвобождая член и поманил меня.

Я скользнула вдоль его тела, потерлась животом о горячую твердость и потянулась было к подоконнику за презервативом, как он меня остановил:

— Нет, нет, сначала хочу попробовать тебя на вкус. Иди сюда.

Переступила на коленях чуть вперед, он сполз вниз, оказавшись прямо между моих раздвинутых ног и по набухшим складочкам скользнул его жадный горячий язык. Нырнул внутрь, вынырнул, затанцевал, легко касаясь напряженного узелка клитора. Руки легли на бедра, опуская меня вниз, прямо на подставленный язык.

Я застонала, ловя свое отражение в темной полировке шкафа — развратная, с задранным на груди топиком, полностью голая внизу, и горячий мускулистый парень, так увлеченно вылизывающий меня, что от каждого движения языка потряхивает и без всякого оргазма.

Мой парень.

Мой Артем.

Но и оргазм не заставляет себя ждать, и я упираюсь руками в стену, потому что колени внезапно слабеют, и я чуть не падаю. Но он ловит меня, стаскивает топик, зашвыривая куда-то за кровать и накрывает губы горячим поцелуем, в котором мешается и мой, и его вкус.

15. Наше неожиданное пробуждение

Артем начал снимать джинсы, и тут телефон в его кармане требовательно запиликал. Он глянул на экран и прошипел:

— Ч-ч-ч-черт… Лежи тут! Я на секунду! — в наполовину снятых штанах подорвался к столу, открыл ноут и, хмурясь, что-то быстро начал печатать. Я, все еще распаленная, осталась лежать на покрывале, извиваясь и трогая себя пальцами между ног. Артем бросал на меня быстрые острые взгляды, но оторваться не мог, только хмурился еще сильнее.

Прикрытая дверь распахнулась шире, и в комнату прошествовал кот. Точнее, сначала мне было видно только роскошный беличий хвост, слегка загнутый сверху, но потом Принц вспрыгнул на покрывало и требовательно боднул мою руку — гладь!

— Может быть, выставим красавца все же? — спросила я, выполняя высочайшую волю.

— Не выйдет, он ненавидит закрытые двери… — пробормота Артем, увлеченно печатая. — Начнет вопить и рваться. Еще секунду, котеночек, не остывай там!

Я потянулась к своей сумке и тоже выудила телефон. Перевернулась на живот и провела пальцем по экрану. Ого, новое сообщение!

От Пашки. Но успела я прочитать только: «Кошка, Вишневский согласился!!!!!!!! УИИИИИИИ!!! Завтра вече…»

Артем вынул его из моих пальцев, откинул на подоконник, взял оттуда же презерватив и, быстро натянув, сразу вошел на всю длину, выбивая из меня длинный стон. Накрыл меня тяжелым телом, вдавил в кровать животом и начал двигаться, вновь возгоняя меня на высший уровень удовольствия.

— Я буду трахать тебя, пока трижды не попросишь пощады! — его дыхание щекотало мое ухо, и я чувствовала себя абсолютно и беспримесно счастливой.

Пощады и вправду стоило начать просить. Изрядно пьяный до сих пор Артем никак не мог кончить, вертя меня в десятке разных поз, ставя то так, то этак, меняя презервативы каждые полчаса и развешивая использованные на гвоздиках в стене, так что вскоре она и вправду была достойна борделя. Несколько раз ходил на кухню пить воду, приносил и мне. Я жадно глотала ледяную жидкость и мы вновь продолжали наш марафон выносливости. Мы оба покрылись потом, губы потрескались от бесконечных поцелуев, укусы и засосы расцветали розово-лиловыми пятнами по шее и плечам и даже кот устал любоваться на это со шкафа и ушел куда-то в другую комнату.

Все кончилось тем, что Артем заснул, прижав меня спиной к себе, так и не выйдя из меня до конца. Я вырубилась следом за ним.

Разбудил меня через несколько часов звук поворачивающегося в замке ключа. Я подскочила, моментально проснувшись от ужаса. Но дверь была закрыта не только на замок, но и на цепочку, поэтому после скрежета раздался пронзительный верещащий звонок. И еще один. И еще. И самый долгий, от которого хотелось зажать уши и закричать.

Но даже он не разбудил беспробудно спящего Артема. Я толкнула его в плечо — не пошевелился. Потрясла — но он продолжал спать. Часто бывало, что он по выходным не просыпался даже от будильника, а мы вчера слишком увлеклись и спали даже меньше обычного, неудивительно, что он не мог встать. Но тут начал трезвонить его телефон.

Я не выдержала, резко сдернула с него одеяло и рывком подняла в сидящее положение. Только так он приоткрыл глаза и посмотрел на меня мутным взглядом:

— Что?..

— Там в дверь кто-то ломится.

— Да кто там может ломиться… — и он упал обратно, заснув, кажется, еще в полете.

Я растолкала его снова, это было уже легче.

— Артем! Артем! Ну Артем!

— Ну чего ты орешь?

В этот момент звонок заверещал снова — и кнопку уже не отпускали. Пока Артем, покачиваясь, сползал с кровати, стаскивал все еще болтающийся презерватив, ковылял до двери, не удосужившись даже полотенцем прикрыться, противный хриплый трезвон продолжал греметь на всю квартиру.

— Мама? Ты чего так рано? — услышала я и, вскочив, заметалась по комнате.

Злой женский голос что-то выговаривал Артему, он в ответ бубнил — я не разбирала слов, все слышалось словно через вату. Едва нашла юбку, натянула, ругая себя за то, что выбрала такую узкую и теперь это отнимает драгоценные секунды. Попыталась заправить постель, бросила на полпути, кинулась снимать развешанные презервативы… Где мой топик, блин?

Голоса за дверью стали ближе, я совсем запаниковала, оглядываясь по сторонам в поисках топика, попыталась метнуться и закрыть дверь, вспомнила про кота, в последнюю секунду увидела свои трусы на люстре и подпрыгнула, срывая их и пряча за спину.

В этот момент дверь распахнулась и в комнату вошла невысокая женщина с аккуратной короткой стрижкой, темными глазами точь в точь как у Артема и брезгливо поджатыми губами.

16. Деловое утро

Я так и осталась стоять с голой грудью и скомканными трусиками в кулаке. Прыгать к постели, чтобы прикрыться хоть как-то, было совсем неловко и глупо. Только и осталось, что скрестить на груди руки, хотя это ее мало прятало, и вздернуть подбородок.

Все равно уже всем все ясно.

— Ну, здравствуй… — медленно проговорила мама Артема.

— Здравствуйте.

Могла бы провалиться сквозь землю — непременно сделала бы это прямо сейчас. Но я стояла, чувствуя неловкость всеми нервами и ждала, что хозяйка этого дома решит со мной сделать. В ров к крокодилам, или еще поживу.

Ее взгляд тщательно просканировал меня с ног до головы, потом комнату, задержавшись на стене — и я дернулась от ужаса: неужели не все сняла? Но обошлось. Когда она вновь замерла, глядя на меня в упор, наконец-то вернулся Артем.

— Знакомься, это моя мама, Алевтина Давыдовна, — кивнул он мне. А ей: — Это Ярина.

— Я уже поняла. — Она тяжело роняла слова, едва проталкивая их сквозь сжатые губы.

Изучающий взгляд отпустил меня, она повернулась к Артему, и я наконец заметила, где валяется мой топик, незаметно отползла в ту сторону, подхватила и быстро натянула. Трусы так и держала в кулаке — не надевать же их прямо сейчас?

— Да не стесняйся ты! — хмыкнул Артем, заметив мои маневры. — Мама все обо мне знает, и про тебя тоже. У нас никаких секретов.

Заметно. Он даже не пытался одеться. Так и стоял голый с еще не опавшим утренним стояком.

— Ну… собирайтесь пока, — еще раз оглядев комнату, холодно сказала Алевтина Давыдовна. — Позавтракаем вместе.

— Я пойду… — шепотом сказала я, натягивая наконец белье.

— Ну ты что, а завтрак? — Артем обнял меня и прижал к себе. — Мама обидится.

— Какой завтрак? — я офигела. — Твоя мама застала меня голой вообще!

— Она просто злилась, что я запер дверь на цепочку. Котеночек, но мы так редко видимся…

Его руки уже так настойчиво путешествовали по моему телу, а член намекающе тыкался в бедро, что до меня наконец дошло.

— Ты что вообще?! — прошипела я. — У тебя мама в соседней комнате!

— Ну котеночек, быстрый утренний секс… — Артем уже настойчиво лез расстегивать мою юбку. — Она телевизор погромче сделает.

— Даже не думай! — я отступила и подхватила рюкзак. — Проводишь?

— Да, сейчас, — он вздохнул, быстро натянул джинсы и покачал головой, глядя, как я нетерпеливо мнусь у двери комнаты. — Ладно тебе психовать. Заодно познакомились.

— Всего доброго! — вежливо попрощалась я с Алевтиной Давыдовной, которая накрывала на стол в комнате. Телевизор действительно был включен и работал на полную громкость. Принц пытался стащить со стола бутерброд с паштетом и мой уход проигнорировал.

Она тоже ничего мне не ответила.

Или я уже не расслышала, с облегчением выскакивая на лестницу из духоты квартиры. Артем чмокнул меня на прощание и запер дверь.

Было еще очень рано — я наконец посмотрела на телефон, удивившись тому, как мало людей на улицах. В пять утра воздух пахнет совсем иначе, совсем не так, как в семь. Пока дойду до метро, как раз откроется и можно будет ехать на работу. Жаль, что душ не успела принять, теперь еще весь день бегать во вчерашнем.

Открыла Пашкино сообщение и поняла, что все еще печальнее: «Кошка, Вишневский согласился!!!!!!!! УИИИИИИИ!!! Завтра вечером встречаемся после смены. Сразу съемка!»

Зашибись. Домой заехать не успею, придется вот такой красивой переться на съемку, да еще и институт опять пропустить. Но вариантов нет — этот канал тоже вложение в будущее, а Вишневский слишком известная личность, чтобы ради пары семинаров упустить такой шанс.

Сегодняшней моей напарницей была тихая девочка Алина, поэтому я повесила топик сушиться под стойкой. Алина не выдаст. Она вообще не от мира сего — молчаливая, не отсвечивает, с клиентами не общается, зато кофе делает быстро и ловко. Обойдусь пока без разговоров, мне и так есть, о чем подумать. И как-то пережить сегодняшнее утро.

И подготовиться к вечеру.

Я вздохнула. По-хорошему надо бы нормально полистать новостные сайты, вспомнить, в каких скандалах засветился наш герой, придумать интересные вопросы, но когда? Когда?

Едва сдав смену, я вылетела из торгового центра, сразу попав Пашке в лапы:

— Ну ты чего опаздываешь, кто нас ждать будет?! — мгновенно наехал он.

— Не мельтеши… — попросила я. От недосыпа и переизбытка кофе в голове звенело. — Как тебе удалось вообще?

— Я разослал всем приглашения по нашему списку, — он ожидаемо переключился на тему поинтереснее. — Конечно, большинство меня послали, некоторые даже вежливо. А этот как-то заинтересовался, сказал, что посмотрел наш канал и у него есть время только сегодня. Ну, Кошк, как я мог отказаться?

— Нет, ты все правильно сделал… — я оперлась Пашке на плечо. Со вчерашнего дня туфли не стали милосерднее. — Ты молодец. А где будем снимать?

— Сейчас придумаем. Может, у меня на даче опять?

— И конечно сейчас Вишневский, владелец этих заводов, газет, пароходов, попрется к тебе на дачу! — скептически поморщилась я. — Паш, ну ты реальность отсекай!

— Я смотрю, ты зато отсекаешь, — огрызнулся он. — Ты чего так вырядилась? Планируешь соблазнить миллионера? Скромный я тебе не подошел, а вот он…

— Со вчера не успела переодеться, — буркнула я.

— А что вчера было? — заинтересовался Пашка. — А? Дай угадаю — помирилась со своим? Да? Гордости у нас нет?

Он издевательски похлопал меня по плечу.

— Иди нафиг! Артем нормальный. И да, мы помирились, и у нас все хорошо! Лучше прежнего!

Даже несмотря на адское утро, я помнила, что ночь была просто волшебной. Не все потеряно, не все.

В этот момент к крыльцу торгового центра подрулил сияющий белый «мерседес» с открытым люком в крыше. Пашка встрепенулся — и тут у него засигналил телефон.

— Понял! — сказал он в трубку. — Мы идем!

Сам он обогнул машину и открыл переднюю дверцу. Я пожала плечами — ну окей, по дороге хоть погуглю про этого Вишневского — и залезла на заднее сиденье, с облегчением вытянув гудящие ноги.

— Приветствую! — сказал водитель, поворачиваясь ко мне и Пашке одновременно. — Так куда едем?

Мне пришлось захлопнуть рот ладонью, чтобы не выдать себя удивленным возгласом.

Стас?!

17. Дом Стаса

Стас поймал мой потрясенный взгляд и весело подмигнул. Но обратился к Пашке:

— Так куда едем-то? Где ваша студия или что там у вас?

Пашка начал мямлить:

— Ну мы думали… наверное, лучше где-нибудь на природе… Такая погода хорошая. Вот в лес, наверное?..

От фейспалма меня удерживала только лояльность нашей маленькой команде канала. И все еще длящееся офигение.

— Ребят, — Стас жестом прервал этот позор. — Если вам не принципиально, то давайте ко мне? Есть кабинет, есть беседка в саду, где хотите — там устроимся. А то устал страшно, с утра по встречам, хочется в душ и расслабиться с чем-нибудь прохлаждающим.

— С «Вишневским криком»? — я не успела поймать себя за язык.

— Предпочитаю ягодный лимонад, — широко улыбнулся Стас.

Всю дорогу до загородного дома Стаса я торчала в телефоне, оставив на Пашку ведение вежливых бесед. В конце концов, это он ввязался в историю, он пусть и выруливает. Спрашивать, чего бы он хотел от Вишневского было совершенно бесполезно, он не человек разума, он человек действия. К сожалению, я тоже не человек разума, наверное, поэтому у нас так хреново все получается. Надо же, не признала бизнесмена, который несколько лет назад задолбал всех своей мордой на всех доступных площадках! Но на фото того периода и сейчас действительно были немного разные люди. Там он такой веселый, бесшабашный, а в жизни отстраненно-язвительный, как уставший клоун.

Путь я не запомнила совсем, даже по какому шоссе добирались, не до этого было. Очнулась, когда машина не только остановилась, но Стас еще и открыл мою дверцу, видимо, думая, что я не выхожу, потому что жду галантных кавалеров. А я просто увлеклась подробностями его биографии и как раз читала форум, где кучка анонимов обсасывала его личную жизнь до косточек.

— Спасибо! — я постаралась выбраться из машины так, чтобы моя и так достаточно короткая юбка не уползла на его глазах еще выше. Получилось, если честно, не очень: одной рукой я оперлась на сухую теплую ладонь моего неслучившегося любовника, другой все старалась удержать подол на более-менее приличном уровне. Все леди как леди, одна Ярина до сих пор не научилась принимать джентльменские жесты со спокойным достоинством.

Машина стояла на подъездной дорожке перед идеальным английским газоном у большого, светлого дома. Немного, впрочем, странноватого. Он был длинным, с панорамными окнами и полутораэтажным — только над центром приподнималась крыша с круглым окошком под ней, словно капитанская рубка. Интересно, там детская? Дети в такой комнатке жили бы с удовольствием. Откуда-то из-за дома донесся задорный лай и прямо по безупречному газону к Стасу пронеслись одна за другой три мохнатые псины. Напрыгнули на него, не забыв огрызнуться на нас и заплясали, выпрашивая то ли вкусного, то ли внимания.

Пашка побледнел и отошел подальше — собак он боялся.

Я — нет, но я кошатница, поэтому осталась более-менее равнодушной, хотя хаски с разноцветными глазами: одним голубым, одним янтарным, был, конечно, хорош. Второй песель был толстенький, мохнатый, очень популярной в интернете породы, которую я забыла, а третий был странной помесью то ли овчарки с биглем, то ли еще кого-то такого же причудливого.

Следом за собаками из-за дома появилась женщина средних лет с короткой стрижкой и внимательными глазами.

— Станислав Константинович, вы сегодня рано! — она явно ему обрадовалась. — В клинике сегодня тишина, ей-богу, завтра небось десяток котят подкинуть, чтобы не дать нам передохнуть.

— Анфиса, познакомьтесь, эти прекрасные молодые люди — Павел и… — тут Стас запнулся, задумавшись, видимо, как именовать меня. — Солнечная Кошка?

Ну спасибо, что Стервеллу не вспомнил.

— Ярина, — я потупила глазки, борясь с желанием сделать книксен. Очень обстановка располагала. Демократичный барин и его хозяйство.

— Ярина, значит… — Стас потрепал по холке хаски, внимательно разглядывая меня с головы до ног. — Они будут брать у меня интервью. Если несложно, принесите нам в беседку лимонада?

Женщина бросила на нас с Пашкой любопытный взгляд и ушла в дом.

— Подождете меня минут десять? — спросил Стас. — Я только переоденусь и сразу к вам присоединюсь. Беседка во-о-о-он там, пройдете по дорожке и сразу увидите. Не стесняйтесь, если надо умыться или в туалет, заходите в дом, там все найдете.

— Пошли? — позвала я Пашку. Собаки тоже умотали вслед за хозяином, так что путь был свободен. Он подхватил рюкзак и потащился вслед за мной. Дорожка уводила за дом, где открывался вид на небольшой сад с цветущими деревьями и огромное, уходящее к горизонту поле, заросшее высокой травой и кустами. Очень странный выбор ландшафтного дизайна для завсегдатая светских хроник. По крайней мере, в прошлом.

Беседка стояла в саду, и это было просто идеальное место для съемки!

Если усадить Вишневского вот сюда, то за его спиной будет какое-то дерево с розоватыми цветами — слива? абрикос? персик? — и когда подует ветер, лепестки начнут ошеломительно красиво осыпаться на фоне!

Пашка, судя по энтузиазму на лице, думал о том же. Он поставил рюкзак на пол и принялся распаковываться: штативы, отражатели, микрофоны — вся эта ерунда, которая не делала картинку существенно лучше, но позволяла притвориться, что мы супер-профи.

— Ну как он тебе? — спросила я с любопытством.

— Нормальный мужик. Без понтов, без старперства. Прям реально интересовался, что мы делаем, зачем, как успехи.

— «Реально»… — улыбнулась я. — Он же бизнесмен, Пашечка, там вранье на вранье. Видишь, и ты размок.

— Не знаю, — пожал он плечами, устанавливая камеру на штатив. — От нас ему ничего не нужно, смысл лицемерить.

— Ну… — я решила не рассказывать о нашем знакомстве с Господином Никто до этого момента. Надеюсь, что и он воздержится.

18. Ролевые игры

Я обошла деревья, нырнула под арку из кустов жасмина и обнаружила качели — уютный диванчик на двоих в окружении кустов шиповника. Посреди сиденья развалилась большая белая кошка, встретившая меня равнодушным взглядом. Понятно, все места заняты. Но надо же, какой господин Вишневский романтичный тип!

Чуть дальше обнаружился садовый фонтанчик, совершенно, впрочем, пересохший и занесенный прошлогодней листвой, а вынырнув из следующих кустов, я внезапно уткнулась прямо в грудь Стасу!

— Ой!

Он ухватил меня за плечи, не дав упасть в его объятья и аккуратно отстранил.

— Шпионишь, стервочка? — ухмыльнулся он.

— Вы сами сказали не стесняться! — моментально выпустила когти я. — Просто осмотрелась!

Вишневский вернулся изрядно посвежевшим, сияющим, в футболке с недовольной кошачьей мордой и надписью: «I don’t do mornings».

— Стервелла, значит. А на самом деле Кошка… — задумчиво сказал он, меняя дискомфортную тему на еще более дискомфортную. — Как тебя так угораздило?

Он покачался с пятки на носок, оценивающе глядя на меня. И как-то я сразу каждым нервом ощутила, что голова не мыта со вчерашнего дня, что топик выстиран мылом из общественного туалета, а под ним топорщатся соски, еще сильнее напрягающиеся от мужского взгляда на них. И юбка кажется еще короче, чем есть, и приличные девушки на интервью в такой не приходят, а ноги под ней недостаточно длинные, а каблуки туфель тонут в рыхлой земле, и я неловко переминаюсь с ноги на ногу.

И совершенно непонятно, что меня бесит больше всего — что я выгляжу недостаточно профессионально, чтобы доказать ему, что я не только любовников искать умею, или недостаточно сексуально, чтобы он пожалел о том, что отшил меня?

— Я же не спрашиваю, как вас самого угораздило назначить свидание Стервелле, — я вздернула подбородок. Тоже мне, моралист нашелся.

— С детства любил «101 далматинца», — улыбаясь, сказал Стас. — Ужасно злился, когда Круэлла строила козни героям. Как я мог упустить шанс оттрахать злодейку?

Горячая волна смущения, смешанного с каким-то острым сожалением накрыла меня с головой. Кажется, я даже покраснела.

Я? Покраснела? Когда я шла на встречу с ним, я не представляла это настолько… живо, как сейчас, когда он своим мягким ироничным тоном одним словом так буквально все описал, что у меня перед глазами встала очень горячая картинка того, как это могло бы быть.

— Но когда вместо роскошной стервы увидел несчастного котеночка, стало понятно, что зажигательных ролевых игр я не дождусь. Придется отпаивать коньяком и служить жилеткой.

Я вздрогнула, услышав из его уст прозвище, которым назвал меня Артем.

— Сама понимаешь, не тот обмен, который был бы мне интересен… — он вдруг сделал шаг вперед, ко мне, оказавшись так близко, что я чуть не отшатнулась. — Но посмотрел видео, а там… не Стервелла, конечно, но вполне себе кошечка. Нежная, милая, с коготками…

Он протянул руку и неожиданно нежно провел кончиками пальцев по моей щеке тем ласкающим жестом, что обычно достается лишь кошкам.

— С коготками, говорите… — я демонстративно изучила свои короткие ногти.

— Намек понял! — засмеялся Стас, мгновенно обрывая натянутую между нами дрожащую нить. — Идем в беседку.

И он двинулся первым, ловко огибая растопыренные лапы кустов, которые царапали мои ноги. Пашка уже все установил и теперь тревожно выглядывал нас в зарослях запущенного сада.

— Как вообще твои дела? — обернулся Стас на ходу. — Все доказала, кому хотела? Это он?

Кивнул на Пашку.

— Шшш! — я замотала головой. — Нет. И вообще…

Хотела сказать, что ничего никому не хотела доказывать, но Стас остановился, чтобы подать мне руку и помочь переступить через узкую канавку, по дну которой струился ручеек.

— Ну да… вряд ли он. Ты бежала от нелюбви, а этот в тебя влюблен по уши.

— Кто, Пашка?! — изумилась я, чуть не споткнувшись от неожиданности. — С чего вы взяли?

Стас в последнюю секунду подхватил меня, невольно прижав к своей груди.

— Видно. — Коротко ответил он. — Прозрачно. Вообще всем, кроме тебя. Но так всегда. Смотри, он уже готов вызвать меня на дуэль…

Не спеша освобождаться от его рук, оказавшихся неожиданно сильными и твердыми, я перевела взгляд на друга и аж вздрогнула от той неприязни, с которой Пашка смотрел на Стаса, держащего меня за талию.

19. Интервью

Стас едва слышно хмыкнул и шепнул мне на ухо:

— Видишь? — и выпустил из рук, шагнув к беседке: — Ну что, все готово? Можем начинать? Хотите, собак позову? Будут антураж создавать.

— Н-нет! — Пашка будто очнулся. Собак он не любил явно больше, чем потенциальных соперников. — Мы же…

— Да, точно! — Стас хлопнул его по плечу и оглянулся на меня. Взгляд цвета вечернего тумана окутал меня нежданным теплом и покоем, словно говоря — все будет хорошо. — Вы же канал о кошках. Ну ничего, сейчас Анфиса принесет бутерброды, и кошки нарисуются сами.

Он прошел в беседку и безошибочно устроился ровно там, где мы собирались его усадить.

И тут же, словно по заказу, на перила вспрыгнула гибкая темно-рыжая абиссинка. Прошлась, красуясь, туда и обратно, боднула хозяина головой в плечо и с достоинством приняла ласку его длинных пальцев. То же самое, абсолютно такое же поглаживание, которым Стас только недавно удостоил меня.

— Кошк, садись тоже, давай подводку сначала, а потом первые вопросы.

Пашка развернул камеру ко мне и на пальцах показал: 3-2-1! Мотор!

Я встряхнула головой, на секунду закрыла глаза, открыла — и включилась:

— Привет! Я Солнечная Кошка и сегодня на нашем канале охренительный гость! Ни за что не угадаете, кто это! Мы и сами в шоке. Мы в шоке?

Я посмотрела на Пашу за камерой, оглянулась на Стаса. Пашка показал большой палец и подал голос из-за камеры:

— Да!

— Вот и наш оператор считает, что в шоке. Пиво «Вишневский крик» помните? Уведите несовершеннолетних от наших цифровых экранов, потому что дальше контент 18+! Когда-то наш гость достал нас рекламой этого пива по телеку, но девушки смотрели не на пиво, девушки любовались тем, кто дал этому пиву свою фамилию и мечтали, что с ними он проделает то же самое! Можете привести детей обратно и спросить — что же этот человек делает у нас, на канале про кошек?

Я нагнулась и подхватила на руки толстомордого британского кота, который как раз шел по своим делам прямо у меня под ногами.

— Еще более интересный вопрос, что здесь делаем мы? Ответ прост — гладим котиков! — я показала покорно повисшего у меня на руках кота в камеру. Выражение лица у него было самое философское. — А еще знакомимся со Станиславом Вишневским, который вместо пива теперь производит корм для домашних питомцев, что делает его еще неотразимее для девушек. Привет, Стас!

— Привет… — улыбаясь, сказал Стас, несколько ошеломленный скоростью моей болтовни.

— И — стоп! — скрестил руки Пашка. — Вступление снято.

Анфиса, терпеливо ждавшая все это время с подносом у беседки, вошла и принялась расставлять на круглом столе кувшины с разноцветным лимонадом, высокие стаканы с трубочками, блюда с бутербродами: с паштетом, сыром, помидорами и авокадо с яйцом. На маленьких блюдечках теснились тарталетки с ягодами и взбитыми сливками, и я голодно сглотнула, глядя на всю эту красоту. Ела я в последний раз утром, наскоро запихнув в себя слойку, купленную у метро — сэндвичи в нашей кофейне были мне не по карману. А от ежевичек в тарталетках быстрее забилось сердце. Я их обожала!

Но жрать нельзя, надо работать. Надеюсь, Пашка додумается мне что-нибудь оставить. Он уже подхватил самый большой бутерброд и честно разделил его с толстым черным котом, который материализовался под столом в ту же секунду, как звякнула первая тарелка.

Кроме него в беседке уже нарезали круги у ног несколько пятнистых кошек. Они вставали на задние лапы, а передним тянулись к Стасу, намекая, что не ели никадавмири!

Анфиса позвала их:

— Кс-кс-кс, давайте на веранду, попрошайки, у вас там полные миски!

Но выпрашивать им было явно интереснее.

— Сколько же у вас кошек? — поразилась я, глядя, как в нашу сторону прыжками несутся два совершенно одинаковых рыжих кота.

— Двадцать две, — невозмутимо ответил Стас. — Недавно раздали котят от роскошной сиамки, а то было больше.

— Ого! — я почесала шейку дымному коту, ровно того странного серого цвета, что и глаза хозяина дома, который наблюдал за этим внимательно и цепко. — Как вы решились на такую толпу? Они же отвлекают от работы, не представляю, как можно по утрам уйти от них.

— Это не я решился. Почти всех подкинули нам в клинику или привезли усыплять, или сами прибились осенью, когда хозяева разъехались с дач, бросив их. Тут неподалеку несколько садовых товариществ. В доме еще шиншилла, хомяк и леопардовый геккон.

На геккона я бы посмотрела. Леопардового. Это очень неприлично будет напроситься на экскурсию с учетом нашей со Стасом истории?

Не выдержав, я дотянулась до стола и быстро засунула в рот тарталетку с малиной. Чуть не подавилась, стараясь прожевать ее побыстрее, закашлялась и никак не могла отдышаться. Вечно я лажаю там, где стараюсь быть как можно скромнее, блин!

Стас налил в стакан зеленоватый лимонад и протянул мне, чуть снисходительно улыбаясь. Ладно, планы доказать ему, что я взрослая женщина, которая знает все о своих желаниях, немножко провалились. Постараюсь не рухнуть с высоты профессионального авторитета.

— У вас же еще клиника? — спросила я, отпивая чуть горьковатый напиток из стакана и пытаясь отдышаться перед продолжением съемки. — Почему она не в Москве? И так мало рекламы? Почти нет упоминаний.

— Это был экспериментальный проект. Можно сказать, хобби. Хотел посмотреть, как пойдет.

— Удался эксперимент? — я продышалась и махнула Пашке, чтобы возвращался к работе.

— Да, отчасти из-за этого я вас и позвал. Будем делать анонс новой сети скорой ветеринарной помощи. Хорошо поработаете — используем ваши материалы.

— Паш, слышал? Давай хорошо поработаем, — широко улыбнулась я и надела на голову ободок с мохнатыми кошачьими ушками. — Давай снимать интервью.

Пашка развернул камеру так, чтобы мы со Стасом попали в кадр вместе и снова дал отсчет. Я сказала: «Мяу!» и улыбнулась Стасу:

— Как вы докатились до такой жизни? От пива к кошачьему корму?

Стас удивленно вскинул брови. Что-то он не особо смотрел наши ролики, похоже, иначе бы знал, что серьезный подход, постное лицо и «ваше мнение о перспективах развития индустрии» — это не про нас.

— Мне друзья давно говорили, что кошачий корм — лучшая закуска к пиву, вот и решил проверить, — отозвался он с ухмылкой.

А молодец!

Я его даже зауважала. Так и не скажешь, что мужику тридцать пять, еще не совсем забетонировался.

— Вы же понимаете, Станислав, что для проверки достаточно одного пакетика, весь завод кормов необязательно было покупать?

— Это все помощница виновата! — развел руками Стас. — Не привыкла еще ко мне. Сказано было — нам бы к пиву корма прикупить, она и подумала, что сленг. Пивной завод, завод кормов.

— Что ж она так? В наше время так тяжело найти грамотного работника! — фальшиво посочувствовала я.

— Это ведь не первый раз… — в тон мне отозвался Стас. — Я как раз покупал мебель в дом, ну и записал ей: «Стулья для кухни — шесть штук». Потом отвлекся, смотрю в ежедневник — «шесть штук», блин, думаю, опять моя подростковая лексика со штуками вместо тысяч. И аккуратно переправил на 6000.

— И купила? Шесть тысяч стульев на кухню?! — восхитилась я.

— Конечно. У меня очень старательная помощница.

— И куда вы их дели?

— Шесть — на кухню. Остальные в вольер кошкам поставил вместо когтеточек. Могу показать!

— Это шутка? — неуверенно спросила я.

Первую шутку про целую фирму вместо одной вещи я слышала не раз.

Но второе не может ведь быть правдой?

Стас смотрел на меня с абсолютно непроницаемым лицом. Я искала в его темно-серых глазах ответ, но там была только дымная глубина, затягивающая внутрь, без всякого намека на реальность.

— Эээээ… Стоп! — Пашка скрестил руки. — Это что за пауза такая театральная? Кошк, где следующий вопрос?

— Прости… — пробормотала я, с трудом отводя взгляд от Стаса. Он с довольным видом отпил лимонад из бокала и тихонько усмехнулся.

Кажется, в этой беседе руль уже не у меня…

20. Лапки

Я попыталась взять себя в руки. У нас таких серьезных людей на канале еще не было, и, в общем, понятно, что у Стаса и опыт шире, и харизма толще, и умение держать удар и тянуть одеяло на себя — у него есть, а у меня только отрастает.

Но у нашего канала есть свой стиль, а у меня — свой голос. Я ничем не хуже него, просто младше. У него пятнадцать лет форы, еще неизвестно, какой я буду в его возрасте!

— Минутку, Паш.

Я решила перестать стесняться и нормально поесть, в конце концов. От запахов свежего хлеба, зелени, помидоров, тонкого аромата паштета и прохладного стрекотания пузыриков в графине лимонада с цитрусовыми и травами кружилась голова и урчало в животе. Голодной и соображать сложнее.

Подцепила бутерброд с мясом, честно отделив десятину самым голодным кошкам города и, готовясь воевать за свое право на перекус, повернулась к Стасу. Ждала, что он прокомментирует, может быть, даже скажет что-нибудь раздраженное насчет того, что мы тратим его драгоценное время. Но он смотрел как я жую с каким-то тайным умилением, как бабушка на хорошо кушающего внучка с толстым пузиком.

Ну… ладно.

Пашка возился с камерой, безуспешно пытаясь убедить любопытных кошек не тереться о штатив, сбивая кадр. Я пока спокойно дожевала, вытерла руки салфеткой и все-таки соблазнилась тарталеткой с ежевикой. Люблюнимагу, по-моему, вкуснее ягод не существует. С удовольствием бы схомячила сейчас их все, и плевать на приличия, но сниматься потом с синими губами будет вообще не айс.

— Все, продолжаем! — я на всякий случай посмотрелась в фронталку телефона и поймала взгляд Стаса: — Что?

— Сказала бы, что голодная, я бы сначала вас накормил, — отозвался он.

— Кошачьим кормом? — буркнула я, кожей чувствуя унизительную неловкость от своего нищебродства.

Очень смущает, когда знакомые, знающие о моей ситуации, начинают с порога кормить. Я во всю эту фигню с учебой, работой, каналом и прочим фрилансом ввязалась не из-за того, что бедная кошечка. Наоборот, это путь ко вполне богемной жизни, элитной, творческой. Не хочется, чтобы потом на меня показывали пальцем на экране телека и кричали: «А я ее супом кормил, она еще второй кусок хлеба попросила!»

Стас перестал улыбаться и сузил глаза, блеснувшие тусклой сталью.

Блин, опять меня не туда занесло. Ладно, извиняться поздно, пусть останется неудачной подколкой.

3-2-1-Поехали!

Дальше интервью шло пободрее. Я уже не позволяла себе вестись и отвлекаться на провокации, наоборот — провоцировала сама, глядя, как подбирается, словно перед атакой, поначалу вальяжно развалившийся в садовом кресле Стас.

Он и темп мой подхватил, и рискованные шутки поддержал — программа получалась просто блеск! Если мы после этого не хапнем пару тысяч новых подписчиков, я ОЧЕНЬ удивлюсь.

— В одном из старых интервью вы говорили, что вегетарианец. Но я только что видела у вас в руках бутерброд с колбасой! Ваши оправдания?

Очень хотелось при этом сунуть ему под нос огромный микрофон с табличкой «НТВ» или «Криминальные новости», как журналисты былых времен, но чего нет, того нет. Ни микрофона, ни таблички.

— Я всю юность был веганом, потому что любил животных. Но потом мой кот…

— Вот этот кот? — я ловко поймала одного из рыжих близнецов.

— Нет! — Стас легко рассмеялся. — Этот слишком молод.

— Вот этот? — я приняла из рук Пашки пушистое персидское чудовище, похожее на Артемова Принца.

— Это кошка.

— Этот? — зеленоглазый черныш впрыгнул в кадр сам и безошибочно нашел огонек камеры, чтобы показать ей свое роскошное подхвостье.

— Аврелий спит в доме, он не любит гостей, я вас потом познакомлю.

— Ловлю на слове! — пропела я. — Так что — ваш кот принес вам мышку и переубедил?

— Напротив — пришел утащить еду из тарелки, выгрыз кусок свекольной котлеты, понюхал и принялся закапывать.

— То есть, кот вынудил вас вернуться к мясу?

— Что хорошо для моего кота — хорошо и для меня, — смиренно склонил голову Вишневский.

— Вы всегда такой подкаблучник? — нанесла я подлый удар в самый центр его мужественности.

— Подлапочник тогда уж, — крякнул, но выстоял он. — У кошек ведь лапки!

Я не выдержала и рассмеялась.

Махнула ушками, улыбнулась и мурлыкнула в камеру:

— Меня зовут Солнечная Кошка, и я не ношу каблуки, мяу!

Пашка потом добавит анимации, будет бомба.

— Врешь ведь, — не выдержал Стас.

— Неть, у меня лапки! — я прижала к груди собранные в кошачью лапку руки.

Кстати о лапках!

Пора было переходить к теме клиники, пока кто-то не напомнил мне про босоножки на каблуках на нашем единственном свидании.

— Ваша сеть ветеринарных клиник так и будет называться — «Лапки». Скажите, хоть у врачей-то руки будут?

— Мы ждем на работу лучших ветеринаров города, — Стас повернулся к камере и сложил руки домиком. — И да, это официальное приглашение и беззастенчивое переманивание.

— А зачем вам клиника? Лечить тех, кто наелся вашего корма? — обломала я торжественный момент.

Стас дернул щекой, но ответил с достоинством:

— Лечить тех, кто поел всех остальных кормов кроме нашего, в котором только полезные ингредиенты.

— А вы сами пробовали на вкус ваши корма?

— Конечно! — с большим энтузиазмом отозвался Стас.

Если по итогам интервью он меня не прибьет, я прям очень удивлюсь. Лишь бы разрешил запись использовать!

— Правда? И что порекомендуете? — я склонила голову набок и похлопала ресницами.

— Настоящим кошкам — паштет из лосося, чтобы шерсть блестела как шелковая, — Стас перегнулся через подлокотник своего кресла, склоняясь ко мне и мурлыкнул: — А тебя накормил бы устрицами с шампанским.

— Ой, устрицы, говорят, больше мужчинам полезны, оставьте себе, вдруг пригодится!

Пашка за камерой сделал большие глаза, и я быстренько, на цыпочках, вернулась с тонкого льда эротических намеков обратно к нашим баранам. То есть, кошкам. И собакам тоже.

— Как так получилось, что у вас такой зоопарк? Где они все гуляют? Спят? Кто за ними ухаживает?

— Я с детства мечтал о большом доме. Чтобы можно было подбирать всех бездомных собак и кошек, не слушая мамины вздохи, что скоро они нас выселят из квартиры. И большие деньги хотел зарабатывать только для этого.

— Что вы купили на свой первый миллион? — решила я его поймать.

Но не удалось.

— Огромный участок с бытовкой, обнес сеткой и выпустил своих зверей. Тогда у меня было три кота и собака. В первую же неделю ко мне прибились еще два бездомных пса и кошка с котятами.

— А почему сейчас так мало собак? Что вы с ними делаете? Сеть корейских ресторанов еще не открыли?

Стас бросил на меня оооочень упрекающий взгляд. Я встретила его широкой улыбкой.

— Собаки легко находят добрые руки. Одни глупые люди купили красивую хаски или акита-ину, потому что «это же Хатико!», не справились и выкинули. Другие всю жизнь о таком псе мечтали, но денег на породистого щенка не было.

— А кошки? Слишком гордые, чтобы искать хозяев.

— Кошки надолго остаются как раз вопреки своей гордости. Вроде ты ей не нужен, приходит только поесть и когда замерзнет, а все равно как-то так получается, что прикипаешь сердцем и отдать сложно. Поэтому их у меня больше двадцати.

— А я вот такая одна! Мяу! — я закогтила лапой камеру, подмигнув Пашке.

— Это без сомнений… — тихонько рассмеялся Стас.

Он вообще казался очень легким, намного более человечным, чем во время моего свидания с Господином Никто и даже провокационные вопросы щелкал как орешки.

Потому-то я и поразилась тому, что произошло дальше.

— Как ваша семья относится к этому зоопарку в доме? Дети не таскают котов за хвост, жена не жалуется на шерсть в супе?

— Так, стоп! — Стас резко поднял скрещенные руки. Улыбка сменилась сжатыми губами. — Про семью я не говорю. Никаких личных вопросов.

Пашка вздрогнул и вырубил камеру. Даже отвернул ее в сторону.

— Окей… — пробормотала я, чувствуя себя, словно со всего размаху врезалась в бетонную стену. — Но, судя по светской хронике, раньше вы не стеснялись. Подробный репортаж со свадьбы, хроника медового месяца, пресс-конференция для объявления о беременности жены…

— Раньше. — коротко ответил Стас. — Наверное, ты уже заметила, что сейчас это не так.

21. Ежевика

По дороге, когда я судорожно гуглила все подробности о нем, я узнала, что у Стаса была очаровательная и живая жена, очень милая, совсем не похожая на безмозглых загорелых моделек, вроде тех, что в одном и том же инкубаторе заказывают себе олигархи всех мастей и размеров. Тоненькая, хрупкая, совсем девчонка, с огромными голубыми глазищами и вся такая милая — полосатые шерстяные чулки, детские платьица, заколки с божьими коровками, рюкзачок в виде панды. Но на светские приемы она приходила расфуфыренной как положено — в черном вечернем платье с разрезом, не скрывающем стройные ноги, с профессиональным макияжем, и разве что клатч с мордочкой Hello Kitty доказывал, что она осталась верна себе. Впрочем, красивым и любимым женам бизнесменов дозволяется быть слегка эксцентричными.

— Я пойду кошек для заставки поснимаю пока? — предатель Пашка подхватил камеру и махнул в сторону груды камней, окаймляющей альпийскую горку, где на солнышке виднелось с десяток пушистых хвостов и ушек.

Он ретировался, оставив меня на съедение вдруг заледеневшего господина Вишневского.

Признаться, когда я увидела романтичные качели, фонтан и даже эту милую беседку в британском стиле, я решила, что нас встретит и госпожа Вишневская. То, что Стас женат, меня после эпопеи имени Стервеллы уже не особо шокировало. Ну, подумаешь, еще один кобель… Все они такие.

Но тут прямо какая-то загадочно резкая реакция. Неоправданно жесткая отповедь.

В самый раз приглашать детектива и открывать дело о пропавшей жене.

— Она жива хоть? — осторожно спросила я. — Жена ваша. А то она каждый совместный завтрак в Инстаграм выкладывала, а год назад резко его забросила.

— Да, жива… — Стас хмурился. Породистые холеные пальцы стискивали подлокотники кресла, словно беседа причиняла ему физическую боль. — Все с ней в порядке.

— Ну ладно…

Мне хотелось еще тарталетку с ежевикой, но я стеснялась в такой напряженный момент ее цапнуть.

— Мы в разводе, если тебе интересно, — добавил он после паузы. — Но больше о ней говорить не будем.

— Принято.

Я встала, нашаривая туфли, которые незаметно скинула во время съемки — они совсем немилосердно стискивали уставшие ноги. Влезать в них обратно было пыткой, поэтому я плюнула и пошла босиком. Спустилась на траву, походила по ней, наслаждаясь ее мягкой лаской, потянулась, глубоко вдохнула запах цветущих деревьев.

— Так значит вы холостяк, который через сайты знакомств ищет себе временных любовниц? — я откинула голову, глядя в летнее небо. — Давайте объявим на канале, что вы свободны. Отбою от баб не будет. Очередь выстроится до Красной Площади.

А что? Я же не про жену.

— Спасибо, обойдусь, — ядовито ответил Стас.

— Ну хотя бы намекнем.

— Я не афиширую свою личную жизнь.

— Как все изменилось. Раньше вас вся страна знала.

— Я уже не публичный человек и торговать лицом больше не планирую.

— Но вы же согласились на интервью?

Вот за это нас, журналистов, и не любят, да-да, я в курсе. Но со мной это в первый раз. Я потому и не пошла в политику, к знаменитостям или в «желтые» издания. Не мое это, не умею лезть туда, откуда меня уже один раз выкинули. Но Стас своими умолчаниями, своей реакцией, своей вот общей загадочностью просто провоцировал! Тут даже такой ангел, как я, не удержался.

Стас медленно поднялся с кресла. Я на всякий случай сделала шаг назад — вдруг он меня убивать идет? Но он только дотянулся до графина с лимонадом, налил в стакан — звонко брякнули льдинки — и тоже спустился из беседки на траву. С легкой завистью покосился на мои босые ноги, поколебался немного, но снимать свои мокасины не стал.

— Было любопытно, — ответил он, тоже щурясь на яркое летнее небо. — Да и клиникам моим нужен пиар. Теплый, ламповый, немного наивный, чтобы привлечь новый тип клиентов.

— Не тех, кто кормит своих зверей вашим кормом по цене кокаина?

— Клиники будут эконом-класса. Как раз для таких светлых девочек с блохастыми подобрашками как ты. Я как раз искал нужную интонацию для рекламной кампании. Вот, нашел.

Он подошел ко мне совсем близко, встал вплотную, отпил глоток лимонада, разглядывая меня в упор.

Я смутилась от беззастенчивого этого разглядывания — словно он имеет право вот так на меня смотреть. Как тогда, при первой встрече. Но там он и вправду имел такое право — все-таки выбирал себе любовницу, нужно было оценить все параметры. А сейчас ему для чего так подробно обводить взглядом мою грудь?

Я дернулась, попытавшись отвернуться, встать боком, чтобы вывести ее из-под прицела. Но без лифчика под топиком она только призывно колыхнулась, вопреки моим желаниям.

— Вы…

— Хватит звать меня на вы, — резко оборвал меня Стас.

— Это уважение к вашему возрасту. Я приличная девушка.

И глазки потупить. Потому что, черт его знает, почему, но мне просто страшно переходить на ты. Он кажется слишком опасным… во всех смыслах. Пусть останется мужчиной не моей жизни. Слишком взрослым и серьезным.

— В постели ты бы меня тоже звала на вы, стервочка? А что, любопытно было бы…

Он протянул ко мне руку, и я застыла, чувствуя, что надо бы увернуться. Там Пашка в двух шагах, черт знает что подумает!

Но Стас всего лишь аккуратно потрогал кошачьи ушки на моей голове.

— Хватит! — я нервно прикрыла от него ободок, чувствуя себя так, будто он меня саму трогал, а не искусственный мех. — Та история закончилась.

— Правда? — равнодушно удивился Стас, все еще разглядывая ушки. — Значит опомнился твой красавец, оценил, что может потерять?

— У меня с ним все хорошо! — я вздернула подбородок.

Нечего тут обсуждать. Особенно с посторонними.

— О, поздравляю. Когда свадьба? Пригласите? Вдруг это я тебе удачу принес? — в темно-серых глазах не было и толики тепла, подразумевающегося в вежливых словах.

— Никогда, — проворчала я. — Нет никакой необходимости сообщать государству о наших отношениях. Штамп — это условность.

— А в мое время девушки хотели замуж… — протянул он насмешливо.

— Ну вот опять вы про свой возраст! — фыркнула я. — В ваше время может быть и сложно было без штанов в доме. А я вполне могу и сама о себе позаботиться!

Скривилась, вспомнив, что меня еще ждет встреча с мамой и обещанные санкции. Может так оказаться, что уже и не могу. Остается только слабая надежда, что она остыла и забыла, как уже не раз бывало.

— Нет, я считаю, что брак — это объявление об окончательном выборе. Государство тут не при чем. Это жест для окружающих и обещание для двоих.

— Что-то у вас выбор оказался не окончательным.

— Так учись на чужих ошибках.

— Непременно. Старших нужно слушать!

Стас усмехнулся в ответ на очередную дерзость и качнул головой:

— Если что — звони, пиши. Помогу, чем смогу. Букет подарить, к институту подвезти. Угостить тебя коктейлем, чтобы твой поревновал.

— Что это вы такой добрый? — подозрительно спросила я. — Неужели так и не нашли себе взрослую женщину, знающую, чего хочет, и вернулись к отброшенным вариантам? Так все, предложение снято.

— За меня не беспокойся, я все, что надо, нашел…

Стас опять прошелся взглядом по мне, начиная с пушистых ушек и я бы сказала, что до пяток, но нет, всего лишь до края короткой юбки и вернулся к груди.

Медом ему там намазано, что ли? Пусть своих взрослых женщин разглядывает.

— Вот и вы не беспокойтесь. Мне ничего подобного больше не требуется.

— Никогда не знаешь, как жизнь сложится. Номер мой не удалила?

— Не помню… — деланно равнодушно отозвалась я.

Приложение снесла к черту, конечно, а вот короткая переписка со Стасом в мессенджере осталась. Там нет ничего особо палевного, и я не стала заметать следы. Артем не шарится по моим вещам. Доверяет.

— О чем это вы? — подозрительно спросил подошедший Пашка.

— Обсудили то, на что вы, молодой человек, мне намекали, — хмыкнул Стас, делая шаг назад от меня и позволяя наконец вздохнуть полной грудью. Пашку он, кстати, зовет на вы. Как интересно. — О том, чтобы порекламировать ваш канал. Если интервью получится хорошим, дадим ссылку на канале нашего бренда кормов.

— Сколько там подписчиков? — живо заинтересовалась я.

— Пятьсот тысяч… — восторженно выдохнул Пашка, боясь поверить в нашу удачу.

— Четыреста пятьдесят, — уточнил Стас.

— Вау! Вау, Кошка, мы богаты! — не удержался мой напарничек, и я закатила глаза.

Стас только хмыкнул:

— Я сказал — если мне понравится интервью. Постарайтесь. В ваших интересах. На этом все? — вопросительно вздернул он брови.

Мне очень хотелось напомнить про экскурсию к геккону и старому коту Аврелию, но сам он не вспомнил, а напоминать было неловко.

Я вернулась в беседку, надела туфли и все-таки утащила с тарелки одну за другой три тарталетки с ежевикой и слопала их, довольно жмурясь.



22. Инночка и ее беды

Интервью закончилось, Пашка доснял почти всех кошек, что сумел найти и поводов задержаться в гостях у Вишневского у нас не оставалось. Даже тарталетки с ежевикой кончились, и я чисто из упрямства съела малиновую.

Не то.

— Извините, обратно я вас не повезу, хочу отдохнуть, сейчас такси закажу, — бросил Стас, направляясь к дому, пока Анфиса хлопотала, убирая со стола. Мы с Пашкой радостно переглянулись — он-то уже нашел, как отсюда электричками выбираться, и вдруг такой сервис.

Стас как ушел в дом, так и не вышел даже попрощаться, когда такси подъехало — роскошный черный «ауди», с деревянными панельками и неприлично мягкими сиденьями. В последнюю секунду, когда мы уже садились, подбежала Анфиса и сунула мне в руки картонну коробку. Я открыла ее, когда машина тронулась и со смущением увидела что она набита тарталетками с ежевикой. Пашка попытался утащить одну, но я дала ему по рукам.

Моя добыча!

Впрочем, он не обиделся. Он был невероятно возбужден, всю дорогу трындел и строил планы развития канала, тут же записывал на телефон заметки по стратегии и тактике, постоянно дергал меня. А я меланхолично жевала тарталетки и почему-то думала про Стаса.

Ну хоть рукой бы махнул на прощанье!

Первым высадили Пашку у его дома. Я из вежливости спросила:

— Я тебе нужна для монтажа?

Он склонился к двери, опираясь на крышу и хриплым томным голосом сказал:

— Ты мне всегда нужна… — и уже нормальным: — Но только как муза, так сам справлюсь.

— Вот и хорошо! — обрадовалась я и продиктовала таксисту свой адрес.

Домой не тянуло совершенно, но какие у меня были варианты?

Отвлек меня звонок телефона.

— Привет, что делаешь? — весело спросила Инночка.

Вот только я знала ее слишком долго, чтобы купиться на легкомысленный тон.

— Что такое, Ин?

— Не хочешь со мной выпить, погулять? — то, что тон оставался таким же веселым, насторожило меня еще больше.

— Ты где? — обреченно поинтересовалась я.

— Рядом с твоим домом.

В ее голосе больше не было веселья. Значит, я не ошиблась, это не просто «погулять».

— Не поднимайся, я сейчас подъеду.

Она стояла, касаясь колонны, держащей козырек, одними лопатками. Сгорбившаяся, изломанная. Курила тонкую сигарету с запахом ванили и не видела меня, пока я не подошла в упор. Очнулась, проводила взглядом уезжающую «ауди» и качнула головой:

— Шикуешь. Нашла богатого папика?

— Ага.

Но она была полностью потухшая и шутку не поддержала.

— Пойдем пешком?

Было уже поздно, темно и опасно, но мы слишком любили эти прогулки от моего дома к ее и лесные тропинки, бегущие вдоль шоссе. Любили ездить там на велосипедах, купаться в пруду, загорать на широких полянах, расстелив покрывала и готовясь к экзаменам. Там, гуляя, как-то встретили эксгибициониста в огромном фиолетовом пуховике и так долго над ним ржали, что он убежал по сугробам, переваливась с боку на бок, как утка. Там встречали у костра Новый год и устраивали квесты для друзей.

Это был наш лес и наши тропинки.

— Пойдем.

Мы никогда не уставали от этого пути.

Но на половине дороги Инночка вдруг свернула к остановке автобуса и села на лавочку, сложив руки на коленях.

— Что с тобой? Ин? — испугалась я.

Наклонилась и увидела, что она беззвучно плачет.

Моя Инночка — оптимистка, позитивщица, всегда верящая в хорошее. Она всегда была уверена, что у жизни для нее припасено все самое лучшее. Ни разу не видела, чтобы она плакала. И… вот.

— Лешик…

— Что он? Изменил тебе? Бросил? Давай пригласим его в гости и подсыпем пургена? Или ноги ему побреем? Нет, лучше воском — и больнее, и эффект дольше!

Но моя полушутливая реакция не помогла, не заставила ее улыбнуться даже краем губ. Даже хуже сделала — она расплакалась еще горше.

— Нет? — озадачилась я. — Нужны меры посильнее? Ну тогда отрежем ему член, пожарим на гриле и скормим по кусочку!

Но кровожадные идеи тоже не зашли. Хотя почему-то помогли. Она на несколько секунд перестала всхлипывать и выдохнула:

— Он в армию уходит…

— Почему? — растерялась я. — Он же учился где-то?

— Давно вылетел, а всем врал, что ходит в институт.

— Восстановиться никак? Взятку дать? Или давай его похитим и. спрячем на даче у тебя? Будешь носить ему еду на чердак и там тихо-о-о-онечко трахаться, чтобы родители не слышали.

— Он не хочет ничего делать, — всхлипнула Инночка. — Говорит, что фаталист. Пусть все идет как идет.

Это хуже. Спасать насильно намного сложнее.

— Поэтому ты эту неделю с ним проводила? — я села рядом и погладила ее по тоненькому плечику. Она мелко дрожала под моими пальцами, словно от холода.

— Я не знала! Он просто сказал, что очень хочет провести со мной побольше времени. Я ничего не спрашивала. А сегодня сказал, что завтра ему надо уже прибыть на пункт сбора. И это был наш последний раз.

— Моя хорошая…

Я обняла ее и держала, пока она по-детски отчаянно, захлебываясь и пуская пузыри, рыдала в меня.

Подъехал автобус, постоял, закрыл двери и уехал.

Подкатила «бэха» с тремя веселыми парнями, торчащими из окон:

— Эй, девочки, подвезти?

Я только показала средний палец.

Так грустно. Ничем не помочь.

Целый год ждать.

Но через год будет уже другая жизнь. И для него, и для нее.

Это совсем конец.

Мне несказанно повезло. Мой Артем хотя бы со мной. Хотя бы два раза в неделю. Хотя бы раз.

23. Заброшка

Когда мы все же добрались до Инночкиного дома, первым делом я приняла душ и переоделась в то, что ей было «уже давно велико». Зараза анорексичная. Меня это «велико» обтянуло так, будто я в клуб мальчиков снимать собиралась, а не в лес гулять.

Написала маме смс о том, что не вернусь. Получила в ответ короткое: «ОК». Ну ладно. По крайней мере, скандал снова откладывается.

Мы взяли бутылку вина и отправились на наше любимое место — крышу недостроенной школы у самого леса.

Сначала болтали о ерунде: ежевике, котиках и грядущей сессии, передавая друг другу бутылку кисловатого вина. Временами Инночка начинала тихо плакать, а я молча ждала, пока она успокоится. Помочь уже было нечем, оставалось только принять.

Потом, полушепотом, тихо, словно кто-то мог услышать — о важном.

— Не пошла его провожать?

— Неа, попрощался так попрощался.

— Можно к нему съездить, когда увольнение будет.

— Он далеко где-то. В Ижевске. Знаешь, где этот Ижевск?

— Понятия не имею.

— Все равно съезжу.

— Сказал бы раньше, могла бы залететь и получить ему отсрочку.

— Да.

— Я шучу.

— А я нет.

— Неужели такая любовь?

— А ты для Артема так сделала бы?

— Конечно.

— Ну вот.

В кармане завибрировал телефон.

Яркий свет экрана ударил по глазам, но имя звонящего я разглядела и разочарованно выдохнула:

— Привет, Паш, что-то срочное?

— Ты не спишь?

— Нет, бухаем с Инночкой.

— Без меня?

— Без всех.

— Понял. Я смонтировал интервью, хочешь глянуть?

— Кидай.

Поползла полоска загрузки, я выбросила сигарету в темноту под ногами — ее яркий огонек затух где-то у самой земли.

Инночка придвинулась поближе и мы вместе смотрели наше дурацкое интервью и хихикали в тех местах, где Стас рассуждал с очень серьезным видом, а у меня в этот момент шевелились нарисованные ушки и кошачьи усы.

— Это, кстати, третий, «Господин Никто», из тех, кого вы мне нашли на том сайте, — я вспомнила, что не успела толком поделиться своими приключениями.

— Вау, отличный чувак, не зря взяли, — оценила Инночка. — А что он там нормальное фото не ставит? Я бы сама мимо не прошла.

— Эй… — я толкнула ее в плечо. — Не выходи из роли, ты сегодня страдаешь по Лешику. Стас говорит, что не хочет мордой светить.

— Ну и дурак, отличная морда.

— Ну! — согласилась я, еще раз внимательно пересматривая тот кусочек, где он щурил свои опасные глаза, когда я совсем наглела со своими вопросами.

Красивый все-таки мужик.

— Нравится? — прозорливо спросила Инночка.

— Нет. — Я закрыла ролик.

— Ах-ха… Ну конечно. Ну скажи — нравится же!

— Он старше на пятнадцать лет! — возмутилась я. — Ему тридцать пять! Когда мне будет тридцать пять, ему будет пятьдесят! В сорок пять я буду ягодка опять, говорят, самый разгар секса, и что он сделает в свои шисссят?

— Далеко планы строишь! — заржала любимая невыносимая подруга.

— Ой, иди ты…

«Посылай на одобрение Вишневскому», — написала я Пашке.

Через полчаса, которые мы потратили на то, чтобы в полной темноте выбраться со стройки, подсвечивая телефонами, мне пришел ответ:

«Вишневский одобрил и прислал план раскрутки. Даст нам денег на ютубовскую рекламу, чтобы выйти на первые строчки в поиске. Кошечка! Это успех! Выпей там за нас!»

«Работай!» — отстучала я, но чувствовала примерно то же самое. Сколько мы ковыряемся с этим чертовым каналом — и вот наконец-то просвет!

Хотелось поделиться хоть с кем-нибудь, но Инночка уже ушла в душ, а она могла там плескаться часами.

И я написала Артему. Он всегда скептически смотрел на наш канал, советовал устроиться куда-нибудь в штат уже раскрученных программ, если мне так хочется заниматься видеоблогингом. Теперь он в нас поверит!

Было всего около двух ночи, а он обычно не спал до трех. Но сообщение так и осталось непрочитанным.

24. Пятница

Пятничная смена прошла без Пашки, опять с бледной молью Алиной на подхвате. Точнее, это я была на подхвате — совсем обнаглела и скинула на нее почти все, кроме приема заказов. Потому что постоянно торчала в телефоне, читая Пашкины отчеты о запуске рекламы, новых лайках и подписках, комментариях к выпуску и статистике просмотров. Какой кофе, когда у меня тут вся жизнь может измениться!

В середине дня он скинул ссылку на сайт с новостью о запуске сети клиник «Лапки». Станислав Константинович Вишневский анонсировал там новый тип ветеринарной скорой помощи и советовал посмотреть интервью с ним на нашем канале!

Отчеты от Пашки после этого стали приходить чаще и бодрее, и восклицательных знаков в них становилось все больше. Я только на секундочку открыла наш ролик на «Ютубе», чтобы одним глазком взглянуть на лавину комментов, в которых рассказывали, какой Стас крутой и молодец, а меня называли… ну я привыкла.

Всегда находятся люди, которые уверены, что всем очень нужно их мнение о моей внешности и манере поведения, а также любопытные предположения о моей сексуальной жизни.

Артем прочитал мое сообщение, но ничего не ответил.

Сегодня пятница. Я уже скучаю. Я уже ужасно-ужасно и так сильно скучаю, особенно после вчерашнего разговора, что мне хочется плакать и пить тройной эспрессо, чтобы его горечью заглушить боль в сердце и наказать себя за слабость.

Почему другие так легко умеют переносить разлуку, а я так отчаянно рвусь на части. Каждое расставание, каждый лишний день без него — вечность. Словно мы больше никогда не увидимся. Словно он меня не любит.

Иногда хочется выцарапать это чертово сердце из груди, чтобы болело где-нибудь подальше от меня. Но смущает, что залью тут все кровью. Неудобно перед клиентами.

В середине дня мне пришло гневное письмо из журнала — статью-то надо было сдать еще вчера! Со всей этой круговертью, мамой, Артемом, каналом, свиданиями, Стасом, кошками, сессией и Инночкиными бедами этот факт у меня из головы вылетел начисто.

Журнал был посвящен роскошной жизни: яхтам, вертолетам, казино и прочим дорогим часам и вечерним платьям, а статья — дресс-коду на гольф-поле. Платили там отлично, так что до сих пор я себе таких факапов не позволяла.

Кое-как отмазалась высокой температурой, внезапно выключенным электричеством, сломавшимся ноутбуком и тем, что собака съела домашку… а, стоп, это не отсюда. Ну, тогда проводами парня в армию — главное, не упоминать, что чужого. Выторговала себе отсрочку в час на «закончить редактуру» и слиняла в туалет торгового центра, где пришлось писать прямо с телефона. Очень было жаль Алину, которую я так подставила, но деньги мне были нужны позарез.

Всегда было интересно, знают ли все эти миллионеры и их роскошные телочки, что задорные описания рубашек-поло цвета топленого молока и клетчатых юбок до колен составляют такие, как я? Девочки, которые никогда в жизни не были на гольф-поле и за эту статью зарабатывают меньше, чем стоит даже самая дешевая юбка из секонда?

Уложилась я в полтора часа, отправила статью — наверняка с миллионом опечаток! — и умчалась в институт прямо в рабочей униформе. Переодеваться было некогда — я уже опаздывала, а первой парой стояла «Теория журналистики» — предмет чудовищный, никому не понятный, учебник по которому был написан самим преподавателем и требовал отдельного перевода с русского на русский. Единственным шансом сдать экзамен, по слухам, было присутствие на всех лекциях. И лучше выбирать первую парту, чтобы тебя хорошенько запомнили. Что ж, надеюсь, преподаватель еще долго не забудет румяную взмокшую студентку в безвкусной красно-желтой форме, которая влетела в аудиторию, буквально отпихнув его с дороги…

Домой вернулась не слишком поздно, но с опаской — маме завтра на работу не нужно, весь вечер впереди, можно посвятить его запоздалому воспитанию. Но она почему-то отделалась простым:

— На плите ежики, в холодильнике морс и твой кусок медовика.

И потом весь вечер смотрела телек, как будто и не было никаких угроз и скандалов. Папа вернулся поздно и поддатым в честь пятницы.

Впрочем, я и сама ведь…

Допоздна читала сотни комментов и любовалась, как растет рейтинг нашего интервью. А вечером, завершая сладким десертом с вишенкой удачный день, написал Артем уточняя, во сколько мы завтра встречаемся у Инночки.

Все было хорошо.

Как всегда бывает накануне беды.

25. Суббота

Сессия началась преотлично.

Не зря мы накануне прогуливали логику — преподаватель пришел с опозданием и с дикого похмелья, судя по тому, как он морщился от нашего галдежа и регулярно проверял, на месте ли его голова или вдруг кто-нибудь сжалился и украл. Выслушав с закрытыми глазами двух первых отличников, он вдруг жестом остановил третьего, идущего к столу, поднялся, обвел мутным взглядом забитую до упора аудиторию — пришли сдавать заочники и вечерники в полном составе — и вдруг объявил:

— Я вижу, вы очень ответственные студенты и к сессии подготовились хорошо. Неудивительно — вы же работающие люди. Поэтому ставлю всем зачет. Подходите по очереди.

Это, конечно, стоило ему атомного взрыва в голове, потому что аудитория взорвалась восторженными воплями. Но уже через пятнадцать минут я вылетела с факультета со свежей подписью в зачетке. А ведь планировала торчать там до вечера!

Сразу столько свободного времени образовалось — даже странно. На время сессии мне давали отгулы в кофейне, и я их тратила по полной программе. Но сейчас мне даже статьи не нужно было сдавать. Я была абсолютно свободна! Странное ощущение.

На крылье факультета собиралась вчерашняя тусовка заочников и вечерников — планировали повторить загул, раз уж так все удачно сложилось.

Высокий парень с гривой апельсиново-ярких волос, имени которого я не помнила, махнул рукой, приглашая присоединиться, но я качнула головой.

Поеду лучше к Инночке, замутим тортик. Или курицу запечем. Встречу Артема чем-нибудь вкусным. У него тоже сегодня были экзамены, но он обещал вырваться пораньше.

Но мы едва успели сходить в магазин за продуктами и как раз гуглили, какой рецепт позволил бы максимально выпендриться при минимальных усилиях, когда Артем позвонил в дверь.

— Ты так рано… — удивилась я.

Неприятно кольнуло, что я могла быть еще в институте, а он даже не предупредил, что освободился.

— Первым пошел сдавать! — похвастался он, сграбастывая меня в объятия и смачно целуя. — Кто у нас молодец?

— Если сдал, то ты… — проворчала я, с удовольствием повисая у него на шее.

— Какие еще варианты?

Мы пошли на кухню, где Инночка, чертыхаясь, пыталась засунуть в духовку курицу на соли. От избытка энтузиазма мы выстроили для куриной тушки целый солевой зиккурат, и теперь она не влезала внутрь, даже если вынуть все решетки.

Я хотела помочь выгрести лишнюю соль, но Артем уселся в хозяйское кресло папы Инночки и плюхнул меня к себе на колени, никуда не желая отпускать. Пригревшись в его руках, я только виновато посмотрела на подругу.

— На, мешай! — она в отместку вручила мне миску с тестом для пирога и венчик. Миксер мы, увы, сломали во время прошлого кулинарного припадка.

Артем решил, что приказ относится и к нему и тут же начал мешать мне мешать, облизывая и прикусывая шею, так что взбудораженные мурашки разбегались по всему телу.

— Кстати! — вспомнила я. — Пашка сегодня с утра написал, что мы уже на первой странице поиска по словам «канал о кошках», реклама взлетела божественно. Если дело так пойдет, то в конце следующей недели сможем получить первое заработанное на канале бабло. Чистые деньги, которые не надо вкладывать в рекламу и можно потратить на что угодно!

— Много? — заинтересовался Артем.

— Я смогу забить за халтуру на пару месяцев. Но это только начало. У нас уже двадцать тысяч подписчиков! Будет больше — будут и деньги. А ты говорил — не получится.

— Ну ты что, я не так говорил… — Артем качнул меня, роняя между коленей и наклоняясь, чтобы поцеловать. — Я говорил, что никогда бы не взялся за такую работу, слишком рискованно и не факт, что окупится.

— Окупилось!

Я заслуженно гордилась нашим успехом и была рада, что он его признал.

— Так, все, теперь у нас есть часа два, пока курица печется. Чем пока займемся? — Инночка открыла холодильник и достала бутылку белого вина. — Кино посмотрим?

Она перелила всю бутылку в прозрачный кувшин, нарезала туда апельсин и яблоко и накидала листиков мяты. Плеснула минералки — и получилась вполне богемная вкусная штука, что-то вроде белой сангрии, которую мы и притащили в большую комнату, где было попрохладней.

Июньская жара уже шарашила вовсю, кондиционеров в квартире не было, и мы поставили у окна вентилятор, который перегонял раскаленный воздух с улицы в комнату и отправлял душный пыльный комнатный воздух обратно на улицу. В целом легче почти не становилось, зато красиво развевались занавески.

— Да ну… — скривился Артем. — Лень. Все новое уже видели, а старье неохота.

— Может, тогда в карты? — предложила Инночка. — Или в настолку какую-нибудь?

— В карты! На раздевание! — Артем оживился.

— Эй, так нечестно! — Инночка была в шортах и широкой футболке. В общем, и все. — Я тогда пойду оденусь.

Я быстро накинула обратно свой белый пиджак, в котором ходила на все экзамены — было удобно прятать шпоры. И повязала нашейный платок.

Артем нахмурился, но потом посмотрел на наши босые лапы и с довольным видом пошевелил ногами в носках.

Ну что ж!

Играли мы с условием, что выигравший имел право надеть вещь обратно, поэтому дело затянулось. Пришлось прерваться на обед: Артем ел курицу в одном носке и джинсах, с голым торсом, зато Инночка к этому моменту надела на себя уже и чулки, и носки, и жилетку, и пиджак и даже соломенную шляпу. Ей отчаянно везло в карты — видимо, судьба оправдывалась за невезение в любви.

Я оставалась плюс-минус в том же, хотя по мере игры иногда приходилось раздеваться до трусов. Артем косился на меня и переворачивался на живот — мы играли на полу, там был шанс почувствовать хотя бы легкий сквознячок.

Сожрали и курицу, и пирог, испеченный в освободившейся духовке, выпили обе бутылки белого и перешли на родительское мартини, из которого тоже сделали белую сангрию с апельсинами и кубиками льда. От жары и постоянных переодеваний все вспотели, мокрые волосы липли ко лбам. На улице сгущались сумерки, дразня надеждой на вечернюю прохладу, сладко пахло медовыми липами и противно — петунией с соседского балкона.

Играли уже из чистого упрямства — договорились до первого вчистую продувшего, кто разденется до конца. Чтобы завершить наконец эту затянувшуюся игру, убрали правило про одевание выигрывшего, иначе мы рисковали не закончить никогда.

Внезапно перестало везти Инночке. После серии побед, после которых Артем ржал, что скоро ей за шубой придется идти, последовала серия неудач и теперь она сидела в одном белье. После очередного проигрыша она со вздохом расстегнула крючки бюстгальтера, стянула и бросила роскошным жестом на диван.

Становилось все жарче. Артем тоже был в трусах и одном носке, я еще держалась за блузку, но пришлось снять и ее.

И вот наконец последняя партия…

И Инночка встает и медленно стягивает розовые трусики, переступает через них и, раскручивая на пальце, запускает в полет.

— Все? Насладились, коршуны? — она фыркнула и направилась к выходу из комнаты. — Пойдемте на кухню, курить хочу.

Я поколебалась, но решила остаться как есть — кого мне тут стесняться?

Пробежалась пальцами по пышущей жаром загорелой коже Артема на спине:

— Идем?

— Я… попозже приду… — сдавленным голосом отозвался он.

— Аха-ха-ха, бедненький… — я послала ему воздушный поцелуй и тоже смылась на кухню, где Инночка уже достала из морозилки забытую там с утра колу и с недоумением смотрела, как шипит лед под свернутой пробкой.

— У-у-у-упс… — я удивленно посмотрела на часы. Долгий летний день сыграл со мной дурную шутку — я все думала, что еще рано, а время уже шло к ночи. — Нифига себе мы заигрались.

— Лучше бы кино посмотрели, — фыркнула Инночка. Она накинула на себя легкий сарафан и курила, время от времени поглядывая на покрытую изморозью бутылку колы. Под ее взглядом та старалась размораживаться побыстрее.

— Мне маме надо сказать, что я остаюсь.

Еле нашла телефон, на котором светилось десятка три сообщений от Пашки. Но пока было не до него. Набрала маму и вместо «алло» услышала:

— Когда собираешься быть дома?

— Мам, я сегодня у Инночки останусь как всегда. Вернусь завтра к вечеру.

— Нет, не останешься, — отрезала мама.

— Почему? — удивилась я.

— Потому что ты на этой неделе уже дважды не ночевала дома.

Упс, я и забыла. Точно. Сначала Артем в среду, потом Инночка с ее бедами. Я забыла про это условие и теперь…

— Мам, ну ерунда же, пусть будет одно исключение? — начала канючить я.

Артем, уже в джинсах и футболке вошел на кухню, тронул Инночку за плечо, она протянула ему сигарету, тревожно глядя на меня.

— Ярина! Кажется, мы четко установили правила! Два раза в неделю. Ты с ними согласилась!

— Да, я не спорю, но один разочек, мамочка, пожалуйста!

— Мой дом — мои правила. Хочешь свои правила — съезжай и хоть вообще каждый день ночуй по чужим постелям.

— Но мам!

— Чтобы была дома через час. Или живи, где хочешь!

— Ма…

Я опустила руку с телефоном, растерянно глядя на Артема.

— Мне надо домой…

— Совсем плохо? — сочувственно спросила Инночка.

Я только кивнула и пошла одеваться.

— Не против, если я останусь? — спросил Артем то ли у меня, то ли у Инночки, когда мы уже стояли в прихожей. — Поздно уже, меня дома сегодня никто не ждет.

Инночка пожала плечами, кивнула на меня:

— Мне-то что, ваша кровать свободна.

— Оставайся, — вздохнула я. — Не переться же еще и тебе домой, если у меня мать совсем ебнулась.

Они пошли провожать меня до остановки, по пути пытаясь как-то приободрить, но выходные были уже испорчены безвозвратно. Надо будет узнать у Пашки, каковы шансы, что мы начнем зарабатывать достаточно, чтобы мне хотя бы на комнату хватало. Так жить нельзя. По-моему, матушку просто бесит, что я уже взрослая женщина и мне нужно свое пространство. И время. И жизнь, которая течет вне зависимости от регламентированных двух ночный «прогулов» в неделю.

— Я узнаю, если дома дел не будет, может быть, завтра вечером погулям в парке, — попытался приободрить меня Артем, когда я уже садилась в автобус.

Он отъехал, а я все еще смотрела в заднее окно на уменьшающиеся фигурки в темноте под фонарем.

26. Воскресенье

Дома было тихо. Папа читал какой-то очередной боевичок на кухне, мама смотрела телевизор.

— Я пришла, — стараясь говорить спокойно и без эмоций, заявила я. Еще свежи были войны моего пубертата, когда прилетало за «неуважительную» интонацию.

— Хорошо, — равнодушно отозвалась мама, не отрываясь от экрана.

— И все? — не удержалась я.

— А ты медаль хочешь за то, что домой явилась?

Я вздохнула и пошла на свой диван. Свернулась клубочком, глядя в экран телефона. На душе было неспокойно.

«Что вы там делаете?» — написала я Инночке.

Она откликнулась незамедлительно:

«Кино смотрим. Артем нашел какой-то упоротый фильм «Легенда о Каспаре Хаузере», ни черта не понятно. Но невозможно не ржать».

Через полчаса я написала снова:

«И что там происходит?»

Инночка как будто сидела с телефоном:

«Ну там какой-то чувак в шлеме, все черно-белое и он повторяет одну и ту же фразу. Ты скачай, посмотри».

Я не стала. Мама уже укладывалась спать и ругалась с отцом, который сначала хотел дочитать свою книгу. Сходила почистила зубы и написала Артему:

«Я тебя люблю».

Он ответил только через полчаса:

«Я тебя тоже».

Засыпая, я чувствовала, как из уголков глаз скатываются слезы и щекотно заливаются в уши.

В воскресенье с утра я ждала, что Артем напишет мне и скажет, встретимся ли мы сегодня. Вяло позавтракала, слушая, как мама пересказывает вчерашнее ток-шоу на тему скандала, протухшего в интернете еще полгода назад. Помыла за собой посуду и ушла в комнату, снова забившись в угол своего дивана.

Написала Артему:

«Где ты?»

«Еду домой», — ответил он коротко. И больше ничего.

Значит, не получилось отпроситься у мамы? Или еще есть шанс?

От нечего делать перечитала все Пашкины сообщения. Вот уж у кого все было отлично. Этого шанса он ждал всю жизнь, запуская один за другим неудачные проекты, ища интересные зрителям темы, открывая и закрывая канал за каналом. И теперь фонтанировал идеями, кажется, круглосуточно, почти не обращая внимания на мою реакцию. Последнее сообщение он написал в три ночи — следующее в семь утра. Еще немного, и я начну беспокоиться за его душевное здоровье.

На мой практичный вопрос о будущих доходах, однако, трезво ответил, что предсказать, сколько продлится такая лафа, не может. Хреновый из него оракул.

Предложил заодно подумать, о чем снимать следующий выпуск, чтобы подогреть свежую аудиторию.

Но на этом месте мне стало уже все равно. Я даже комментарии к интервью со Стасом перестала читать — все равно там одно и то же.

Устав от постоянных маминых дерганий: «Чего сидишь, лучше бы позанималась?», «Чего сидишь, лучше бы помогла с уборкой», «Чего сидишь, лучше бы пошла куда-нибудь погуляла на свежем воздухе, зеленая вся», я сбежала в кино. Выбрала фильм, на который было продано меньше всего билетов, чтобы рядом никто не хрустел попкорном и не ржал в трогательных местах.

Весь сеанс я держала в руке телефон, боясь пропустить сообщение или звонок от Артема. Он же обещал отпроситься у мамы погулять. Должен написать, даже если не получилось, да?

Но, видимо, нет.

Я перекусила на фуд-корте, порадовавшись, что благодаря успеху нашего канала в кои-то веки могу себе позволить такую роскошь. Но если раньше купить блинчик с бананом и шоколадом или картошку с тремя наполнителями было для меня праздником, чем-то вроде Нового Года, то сейчас я вяло жевала, почти не чувствуя вкуса. Телефон был тих и темен, даже Пашка перестал писать. Дело шло к вечеру и становилось все яснее, что никуда гулять мы уже не пойдем.

Идти гулять одной было уже поздно, возвращаться домой и нарываться на очередной мамин закидон не хотелось, а больше ничего в голову не приходило. Наверняка заочники сейчас веселятся где-нибудь в общаге, но я не смогла придумать, кому позвонить, чтобы узнать, где идет основной кутеж. Поэтому я просто пошла на следующий сеанс.

Телефон далеко не убирала, поэтому сразу встрепенулась, когда он дернулся от пришедшего сообщения.

Инночка писала:

«Я позвоню? Надо поговорить».

Сердце гулко ухнуло в пустоту.

«Я в кино, напиши в чате», — ответила я, уже чувствуя надвигающуюся беду.

И она написала.

Писала длинными сообщениями, но все равно обрывала их, и пока она набирала следующее, я смотрела слепыми от слез глазами на экран, где все еще шел уже неважно какой фильм, проговаривая про себя реплики героев, надеясь, что это отвлечет меня. Как-то отвлечет.

Когда я уехала, Инночка с Артемом и правда смотрели кино и ржали как ненормальные. Но когда оно кончилось, Артем вдруг навалился на нее, начал целовать, сжимать грудь, шептать, какая она возбуждающая и обалденная, какая у нее идеальная фигура, какая она женственная и мягкая. И как он не замечал всего этого до сих пор, а зря.

Она честно сказала, что в какой-то момент подумала — проще дать, чем объяснить, почему не хочешь. Или просто захотелось тепла. И в конце концов, какая разница? Не она, так любая другая, а она точно его не собирается у меня уводить.

Но все-таки продержалась до момента, когда он разозлился и ушел, хлопнув дверью.

Я написала в ответ только одно слово:

«Неправда».

«Зачем мне тебе врать? — ответила она. — Давай позвоню?»

Но я все еще хотела досмотреть фильм, хотя мне было все равно, что происходит на экране. Темнота зала скрывала мои слезы, стереозвук — всхлипы. И, к счастью, рядом никто не сидел и не видел, как я рыдаю, печатая Артему сообщение:

«Это правда?»

Что я хотела услышать?

Телефон тут же завибрировал в ладони входящим вызовом.

Я выскочила из зала, мгновенно попав из укрывающей меня темноты в коридоры развлекательного центра, где смеялись люди, орали дети, пахло попкорном и пережареными гамбургерами и резал опухшие глаза яркий свет ламп.

Поднесла телефон к уху.

— Котеночек, ну конечно неправда! — заверил меня Артем.

— Она сказала другое.

Никто из нас не уточнял, о чем и о ком идет речь, и от этого становилось только хуже. Нельзя было притвориться, что ничего не было.

— Ну конечно, она сказала другое! Она сама ко мне полезла!

— Зачем ей это?

— Слушай, ну ты сама говорила, что ей наплевать на парней — не один, так другой. Захотелось, наверное.

— Она только что проводила в армию Лешика.

— Тем более! Захотела забыться. Или найти нового.

— Артем, она моя подруга. Она не стала бы так со мной поступать.

— В любви каждый сам за себя, котеночек. Меня беспокоит, что ты мне не веришь. А ей да.

— Артем, но ты… ты же… — я прислонилась к стене у туалета, подальше от людей. Мой голос эхом разлетался по пустому холлу. — Поклянись, что ты к ней не приставал!

— Ярин, меня оскорбляет твое недоверие, — голос его стал жестким.

— Я тебе верю, но… — не хотелось это говорить. — Но ты помнишь Стервеллу?

— Помню! Хорошо помню, как ты меня обманула, котеночек! Устроила эту идиотскую проверку!

— Это была не проверка…

— А что еще? Это даже хуже, чем читать переписку, знаешь ли. Ты воспользовалась тем, что хорошо меня изучила и устроила эту позорную сцену. Я тебя за нее простил. А ты что? Напоминаешь об этом, чтобы обвинить меня в том, что твоя шлюховатая подружка на меня вешалась?

— Артем…

Я разрыдалась прямо в трубку, не выдержав напряжения.

Как у него получается, что все время виновата только я?

— Знаешь, Ярин, любовь любовью, а вот оскорблять меня не надо!

— Но… Постой.

— Давай мы возьмем пока паузу в наших отношениях, — отчеканил Артем. — И ты подумаешь, нужен ли я тебе вообще.

— Нужен! — отчаянно крикнула я.

— Не уверен.

Холод в его голосе понизил температуру вокруг меня градусов на десять.

— Артем… — слезы лились потоком и мне было уже все равно, что на меня с любопытством пялится женщина, ведущая дочку в туалет, а та замедляет шаг, потому что хочет посмотреть, как взрослая тетя рыдает и бьется затылком о стену, сидя на корточках у кофейного автомата. — Не бросай меня, пожалуйста…

— Поговорим, когда успокоишься и придешь в себя.

Он больше не отвечал на звонки.

Звонки Инночки я сбрасывала сама.

Я не хотела разбираться, кто из них врет. Просто пусть это все окажется неправдой. Шуткой. Проверкой. Жестоким наказанием. Не знаю, за что. Мне все равно, но я готова.

Двадцать минут пешком до дома растянулись на добрый час. Меня сгибало пополам от боли и рыданий, и я держалась то за дерево, то за забор, чтобы не упасть на колени, не свернуться калачиком на земле и чтобы никто больше не трогал.

Ввалилась в квартиру и тут же отхватила от мамы.

— Что случилось? — сначала испуганно спросила она, увидев меня в таком состоянии.

— Меня Артем, наверное, бросил… — выдохнула я, умирая на каждом слове.

Произнесенные вслух, эта фраза казалась нереальной. И страшной.

— И ты из-за этого идиота ревешь? Ну хоть не беременна?

— Нет…

— Вот и прекрати разводить сырость.

Я заскулила, сползая спиной по стене коридора.

— Так, Ярина! Хватит тут истерик! Взрослая баба, возьми себя в руки! — мама потянула меня за локоть, заставляя встать. — Все, пошла умылась и пришла в себя!

Я заперлась в ванной, включила воду, но слезы остановить так и не смогла. Мочила руки, протирая воспаленные от соли глаза, а потом сменила воду на горячую и просто держала пальцы в кипятке, не чувствуя боли, хотя надеялась заглушить ею то, что раздирало меня на части. Мама сначала стучала в дверь, потом начала ее дергать, но я не обращала внимание, просто смотрела на свою опухшую морду в зеркало и видела только черную пустоту на месте зрачков.

Пришел папа. Сначала говорил что-то, не слышное за шумом воды, потом начал орать, а потом просто дернул дверь сильнее, выламывая хлипкий шпингалет и выволок меня за шкирку наружу. Телефон, который я прижимала к себе, все еще надеясь на отмену казни, вылетел из руки, ударился углом о порожек, и по экрану разбежались трещины.

Дальше они с мамой орали на меня уже вдвоем, но я только водила кончиками пальцев по этим трещинам и мне было все равно, какая я там эгоистка, как я не думаю о том, что им тоже нужна ванная и не нужны завывания в квартире и даже угрозы вызвать психиатричку никак на меня не подействовали.

Ну вызывайте.

Я залезла под жаркое душное одеяло и старалась рыдать, засунув край подушки в рот, чтобы было не слышно. Смотрела зудящими от соленых слез глазами на расчерченный трещинами экран телефона, листала соцсети, тупо кликая на все подряд ссылки. Пыталась придумать хоть что-то. Хоть какой-то выход.

Инночка была онлайн, но я не могла ей написать.

Артем меня забанил.

Я листала, листала, листала, пока не остановилась на коротком диалоге со Стасом в мессенджере.

Как он сказал — поможет?

Я начала набирать «Привет», но остановилась. А чем поможет? Тут фальшивым букетом ситуацию не спасти.

Слезы снова полились сплошным потоком, застилая глаза.

Но я увидела, как вздрогнули три точки на экране и побежала надпись: «Мистер Никто набирает вам сообщение…»

«Что-то хотела сказать?»

Кровь застучала в висках. Словно он застал меня за чем-то непристойным.

«Я вижу, что ты читаешь».

Первым порывом было стереть всю переписку и забанить его навсегда.

«Соскучилась, стервочка?)))»

Но я помедлила, буквально слыша его холодно-насмешливый голос.

«Хочешь — приезжай».

Я отстучала ответ одним пальцем и быстро нажала кнопку отправки, чтобы не успеть передумать:

«Хочу».



27. Коктейли в полутьме

Он прочитал.

Но не ответил. И не отвечал так долго, что я уже готова была провалиться в ад от унижения.

Но потом строчки побежали снова:

«Давай адрес, закажу тебе такси».

Что я делаю?

Пишу свой адрес мужчине, которого видела два раза в жизни.

В заледеневших пальцах иголочками заколола вскипевшая кровь.

Стоп. Нет. Мама. Две ночи в неделю.

Не отпустит. Мой лимит исчерпан.

Пальцы замерли над экраном.

Облегчение было смешано с досадой.

Безумие казалось таким спасительным и близким.

Но…

Но…

Но…

Слезы вновь вскипели в, казалось, иссохших навсегда глазах.

А потом я перевела взгляд на часы и поняла, что выход есть.

«Отправить».

Вскочила и начала собираться. Рюкзак, телефон, зарядка, зачетка, кошелек, запасные трусы, тушь, расческа, ничего не забыть, волосы в пучок, некогда выпендриваться, платье, джинсы? Сарафан быстрее всего.

Мама, уже почти заснувшая, зашевелилась на раскладном диване. Отец храпел, как ни в чем ни бывало. Чтобы он проснулся, нужна была причина посерьезнее. Говорят, в моем младенчестве он дрых даже под вопли прямо над ухом.

— Ты куда? — если шепотом возможно орать, мама именно это и делала.

Брать ноутбук или нет?

— В гости. Ты его не знаешь. Буду завтра.

— Что значит — в гости?! — мама от неожиданности ахнула в полный голос; храп отца не прекратился, но стал беспокойнее. — Мы о чем говорили вчера?!

— Уже понедельник, мама! Полночь! Пошел новый отсчет! — я впрыгнула в кеды и хлопнула дверью раньше, чем она успела сообразить, чем еще меня можно остановить.

Такси привезло меня к высотке, окруженной забором, и остановилось у высоких ворот. Адрес был правильный, я проверила, но это был не тот загородный дом Вишневского. Впрочем, я могла бы догадаться, когда увидела номер этажа и квартиры. Но в голове выл ветер, в душе хохотало безумие, в сердце истекала кровью смертельно раненая моя любовь. Не до презренных мещанских подробностей мне было, в общем.

Рядом с воротами была калитка с домофоном. Я набрала номер квартиры, и после короткого перезвона она распахнулась. Дверь подъезда тоже открылась сразу же, как я подошла. Я не успела удивиться — заметила консъержку, сидящую за высокой стойкой в мраморном холле.

Она не подняла головы, когда я проходила к лифтам.

Квартира тоже была открыта.

Стас встречал меня в квартире. Он был расстегнутой на груди белой рубашке, свисающем с шеи галстуке и брюках с напрочь изломанными когда-то безупречными стрелками.

А еще безбожно, непристойно, чудовищно пьян.

Шагнул назад, пропуская меня и проводя подробным взглядом с ног до головы. Начиная с белых кед, по длинной юбке легкого сарафана до груди, на которой задержался, заставив вспомнить, что с бюстгальтером я снова морочиться не стала. Надо же, только на первой встрече я выглядела прилично. С явно видимым усилием перескочил к зареванной мордочке… и изменился.

— Мда-а-а… — протянул Стас со вздохом. — Рано радовался… Карма у меня, видать, такая. Ну проходи, располагайся.

И он махнул рукой, забыв, кажется, что в ней зажат стакан с виски. Янтарная жидкость плеснула на пол, остро запахло алкоголем.

Я сделала шаг вперед и осмотрелась.

Это была маленькая, очень светлая студия. Белые стены с непонятными постерами в рамках, кухонный уголок — черный глянец и сталь, барная стойка — из всей кухни только она выглядела используемой, пара высоких табуретов. Огромный телевизор на стене напротив широкой низкой кровати, аккуратно застеленной пушистым черным покрывалом. Дверь в ванную. Окна, задернутые белыми занавесками с геометрическим узором.

И все.

Ни стола, ни дивана, ни какого-нибудь кресла.

Я растерянно застыла посреди комнаты со своим рюкзаком, не зная, куда приткнуться. Где располагаться-то? Или он имел в виду — раздевайся, ложись? Чего время терять? Разве не для этого приехала? Разве не для этого позвал?

Я как-то остро почувствовала всю глупость своего поступка. А потом скажут — сама к мужику ночью в гости приехала, на что ты рассчитывала? Что он с тобой в шахматы будет играть?

Голова от долгих слез словно была набита мокрой ватой, я шмыгала носом и топталась, не решаясь ни уйти, ни остаться. И что теперь?

— Будешь пить? — спросил Стас, проходя мимо меня к стойке, на которой возвышалась уже наполовину пустая литровая бутылка виски.

— Да, — ответила я.

Что бы дальше ни происходило, пьяной я перенесу это легче.

— Что будешь?

— А что есть?

— Все, что захочешь, — Стас распахнул холодильник, в котором вместо продуктов лежали и стояли разнокалиберные бутылки.

— Тот… коктейль. Который мы пили во время первой встречи. "Апероль шприц".

Мне хотелось холодной горечи. И вернуться в тот день, когда еще не случилось непоправимого.

— Черт… — Стас перевернул несколько бутылок и раздраженно сдернул с шеи галстук, который мешался, цепляясь за все подряд. — Апероля-то у меня и нет… Сделаю с лимончелло, не возражаешь?

Он достал бутылку шампанского, ликер, вытащил минералку с нижней полки и грохнул об стойку форму со льдом. Прозрачные кубики радостно заскакали и разлетелись по полу. Стас словно и не заметил этого.

— Ты чего стоишь? — наконец обратил он внимание на то, что я топталась посреди комнаты. — Забирайся на кровать. Ты гостья, тебе лучшее место.

Ну кровать так кровать.

Можно подумать, меня спасет, если я останусь стоять.

Я бросила рюкзак у входа, стащила кеды и забралась с ногами на пушистое покрывало, такое уютное и ласковое, что сразу захотелось лечь на него щекой, закрыть глаза и немного отдохнуть от того ада, что творился внутри меня.

Стас бросил в бокал несколько кубиков льда, воткнул соломинку и подошел ко мне, протягивая коктейль. Я взяла его, стараясь не соприкоснуться пальцами, словно это могло нарушить хрупкий баланс нашего вежливого общения хозяина и гостьи. Сделала глоток — горько-кисло-колкая от пузырьков жидкость омыла меня прохладой, словно бальзам снимая воспаление и горячку. Не выдержав, я издала полувздох-полустон, настолько это было прекрасно и уместно.

И вскинула глаза на Стаса, испугавшись, что он сочтет это провокацией. Но он только внимательно наблюдал за мной, и темно-серые глаза казались почти черными в полутьме, освещаемой только парой настенных ламп.

— Будут ли у леди еще желания? — полушутя-полусерьезно склонил он голову.

Я прислонила холодный бокал к пылающей коже на виске. Глаза горели от выплаканных за сегодня слез, и в зеркало было просто страшно смотреть. Жалобно спросила:

— Патчей для глаз у вас, конечно нет?

— Ну почему? — Стас пожал плечами, дошел до холодильника, покопался там и вернулся с золотистой упаковкой.

— Вау! — я поставила коктейль на пол и тут же прилепила гелевые подушечки под глаза, даже не задумавшись, как это будет выглядеть. — Ты просто джинн, который исполняет все желания.

— Да, и ты уже потратила два из трех, — усмехнулся он. — Каким будет последнее?..

Я замерла, не донеся бокал к губам. Он возвышался над кроватью, глядя на меня сверху вниз, в одной руке квадратный стакан с виски, другая в кармане мятых брюк. И взгляд его был… ровно таким, каким должен быть взгляд мужчины, который позвал девушку в свою холостяцкую берлогу и там планомерно спаивает.

Прямой. Голодный. Властный. Уверенный.

Никуда я отсюда не денусь.

Но он почему-то медлил.

— Значит, здесь ты встречаешься с теми женщинами, что поймал на том сайте? Домой не везешь? — я откинулась на покрывало, едва удерживаясь, чтобы не тереться о его шелковистый мех как кошка.

Стас отпил глоток виски, качнул головой, держа паузу. Но вдруг отошел, вернулся к стойке и устроился на барном табурете. Выудил из прозрачной пиалы оливку, закинул в рот и только тогда ответил:

— Да. Здесь. Там дом, уют, суета, кошки. А тут все понятно — мы взрослые люди, которые…

— …Знают, чего хотят, — закончила я за него.

— Именно.

— А что, сегодня не нашлось никого взрослее меня?

То, как я нарывалась, можно было объяснить только коктейлем. Если врать себе и не учитывать, что алкоголя в нем не так уж много.

— Можно сказать и так, — Стас закинул в рот еще одну оливку, плеснул виски на обнажившееся дно бокала.

— Только я согласилась?

— Можно сказать и так.

Откровенность за откровенностью.

Впрочем, он сразу обозначил, что в личную жизнь лезть не даст.

Я допила коктейль, стукнулась зубами о ледышки, поморщилась.

Не знаю, про какую карму говорил он, а у меня она — даже оказавшись в однозначной ситуации, так и не потрахаться с кем-то, кроме чертового Артема!

— А у тебя что за беда? — вдруг спросил он.

— Почему беда?

Он усмехнулся, подошел, забрал пустой бокал, вернулся к стойке, смешал мне новый коктейль, принес и вдруг присел на корточки, так что наши глаза оказались на одной линии.

Погладил очень нежным жестом меня по волосам и ласково попросил:

— Расскажи.

28. Моя грустная история

И я вдруг рассказала.

С самого начала, с первой встречи с Артемом, настолько горячей, что я забыла, что у меня вообще-то уже был парень, с которым я к тому времени месяц как вяло пыталась расстаться. А с Артемом просто, и без сомнений поняла, что жизнь — она другая. Любовь — другая.

Что все мои отношеньки в школе и после нее — они были от пустоты и скуки. Что рядом с человеком, которого любишь, все иначе — сильнее бьется сердце, кипит энергия, обостряются все чувства.

Становишься совсем другой. Лучше, ярче, сильнее. Безумнее.

Я до Артема всего на свете боялась, всех стеснялась, ничего не могла в своей жизни решить, а он… как будто разбудил меня. Я научилась быть сильнее, смелее, отвязнее. Чувствовать, жить. Даже тратить деньги — и то он меня научил. Зачем их еще зарабатывать, если не для того, чтобы получать удовольствие от жизни?

Я и не думала, что сплю, пока не проснулась. Страшно представить, что было бы, не встреть я его. Так и проспала бы всю жизнь.

Только за это я так ему благодарна, что прощу все на свете. Без него не было бы меня такой, как я есть.

— Погоди, — вдруг остановил меня Стас. — Вы с ним сколько уже вместе?

— Почти год.

— А канал ваш с Павлом когда завели?

— Два года назад.

— А курс у тебя какой?

— Третий заканчиваю. А что?

— Нет, нет, ничего, продолжай. Еще налить?

Я сделала паузу, пока он смешивал мне еще один коктейль. На этот раз на вкус в нем явно было больше ликера, чем минералки и шампанского, но лимонная свежесть бодрила, теребила мое унылое настроение и разгоняла серый мутный туман в голове.

— В общем, я в него влюбилась без памяти, а он… Короче, стало понятно, что я горю, пылаю и мечусь, а он… Ну, любит, конечно, но вполне спокойно, как любил бы другую на моем месте. Просто потому что она его девушка.

— И как ты это себе объясняешь? — поднял брови Стас. — Такую разницу?

За время моих пьяных откровений он зримо понизил уровень виски в бутылке, но ничего, держался. Даже получше меня — я все-таки всплакнула опять.

— Он сильнее и лучше меня, раз я для него проходной эпизод, а он для меня — взрыв Вселенной. Логично же?

— Логично, — кивнул Стас.

Когда я добралась до той части истории, в которой появилась Стервелла, мне пришлось уткнуться лицом в покрывало, чтобы не разрыдаться. Из моих пальцев аккуратно забрали согревшийся бокал с недопитым коктейлем и вернули обратно опять прохладный.

На этот раз Стас не ушел к стойке. Сел на пол возле кровати, почти лег и слушал меня, закрыв глаза предплечьем, только время от времени делал глоток из своего стакана.

Про минувшие выходные рассказывать было тяжелее всего. Я то и дело замолкала, чтобы продышаться и перетерпеть режущую боль в сердце. Все-таки свернулась калачиком, как хотелось с самого начала, потерлась щекой о черный мех.

— И что, у тебя ничего не екнуло, когда ты уезжала? — безжалостно спросил Стас.

— Екнуло, конечно… Но нельзя же не доверять двум самым близким людям? Бояться оставить их наедине в комнате, уходя на кухню за пивом? А то вдруг этих трех минут хватит?

Я допила последние капли из своего бокала. Стас посмотрел на него, вздохнул и вместо того, чтобы идти наполнять заново, протянул свой виски. Я сделала глоток — мне обожгло горло, перехватило дыхание, но прокатившееся по венам уютное тепло разом сделало мир намного терпимее и уютнее.

— Ты права, доверие нужно. Но только тем, кто уже доказал, что им можно верить. А не всем подряд и сразу же.

— А как же любовь? — беспомощно спросила я. — Если любовь — сразу, то как не доверять сразу?

Он тяжело вздохнул и счел вопрос риторическим, ответа не требующим.

Спросил сам:

— И ты простишь его?

Мы были совсем рядом — я на кровати, он на полу, но близко, очень близко. Говорили полушепотом. Словно старые друзья. И Стас не упрекал меня, не обвинял в глупости. Просто слушал. Приятно было выговориться, хоть, вероятно, это и не самая здоровая история: рассказывать почти любовнику про своего почти бывшего.

— Не в моих силах прощать или нет, он уже меня бросил…

Или совсем бывшего.

Я вновь уткнулась лицом в мех, гася судорожные рыдания. Прерывисто выдохнула, приподнялась на руках, что не опрокинув бокал с остатками льда на кровать:

— Прости, мне надо умыться… и в туалет.

В маленькой ванной, где едва умещался унитаз, раковина и душевая кабинка, висели белоснежные, как в гостинице, полотенца, стояли такие же «гостиничные» одноразовые пузырьки с шампунем, кондиционером, гелем для душа люксовой марки. Все женские — с вербеной, апельсином и ванилью. А рядом нормальный, полноразмерный мужской шампунь. На боковой полочке лежали навороченный фен и утюжок для волос. Рядом — запакованная новая зубная щетка. Вот, значит, как выглядят такие квартиры для таких же одноразовых, как эти бутылочки с шампунем, сексуальных свиданий.

Я посмотрела на себя в зеркало и нервно заржала. Совсем забыла про патчи. Наверняка моя трагическая история, рассказанная пандой с золотистыми кругами под глазами звучала не так пафосно, как мне казалось. Бедный Стас. Неудивительно, что он не стал меня трахать. Опухшая, не накрашенная, с патчами этими. Типичная была бы ситуация «ебу и плачу».

Сняла патчи, плеснула в лицо холодной водой. Меня немножко «вело», и мир казался не до конца реальным. Но я не была уверена, от алкоголя это или просто потому, что я до сих пор не могла поверить в мир, где у меня больше нет Артема.

Вышла я нескоро — все полоскала и полоскала руки под краном. Казалось, от этого становится легче, вода смывает и уносит с собой хотя бы немного боли.

А выйдя, ступила неловко в лужу от растаявшего льда, рассыпаного Стасом, подскользнулась и едва успела уцепиться за косяк, чтобы не упасть. Почему-то закружилась голова и замутило.

Стас возник из смазанной серой пустоты, в которую превратился окружащий мир, подхватил под руку, помог удержаться.

— Кажется, я пьянее, чем думала… — принужденно рассмеялась я. — Коварные твои коктейли. И виски тоже.

— Когда ты последний раз ела? — озабоченно сказал он, всматриваясь мне в лицо с высоты своего роста. Без каблуков я едва доставала ему до плеча.

— Часа в четыре? В пять? — я попыталась вспомнить, когда перекусывала на фудкорте. — В три?

— Слушай, я понимаю, что сейчас мода на диеты, интервальное голодание и прочую чушь. Но пока ты учишься, тебе надо нормально есть, иначе мозг просто не будет нормально работать. Полноценно есть, а не кофе с сельдереем. Часто и столько, сколько хочется.

Что я там говорила про людей, которые не упрекают и не обвиняют в глупости? Так вот — Стас все-таки не из них. Спасибо, что не напомнил, как я давилась ежевикой.

— Я не хотела на диету… — пьяно пробормотала я. — Просто забыла. Не до того было.

— Ну и хорошо. А то сейчас все девушки, если только не совсем скелетики, обязательно хотят похудеть.

— Ты считаешь, что я толстая? — вдруг заволновалась я. А то чего он про диету сразу подумал? — У меня просто грудь великовата, поэтому я кажусь крупнее, чем на самом деле. И попа тоже… Блин! Ты прав, мне надо похудеть.

— У тебя прекрасная грудь.

— Артем сказал, что у Инночки идеальная фигу…

Я резко вдохнула на середине фразы, когда его пальцы вдруг коснулись моей груди под тонкой тканью сарафана. Сложились лодочкой, накрывая ее целиком. Скользнули, чувствительно задев моментально затвердевший сосок.

Стас резко втянул воздух сквозь сжатые зубы и с усилием выдохнул.

Пальцы рефлекторно дернулись и сжали мою грудь явно сильнее, чем он собирался.

29. Нетерпеливая дрожь

Я вздрогнула и подняла на Стаса глаза, ища в его лице… что?

Насколько он это серьезно? Взялся за фигуру — играй!

Или просто случайность, пошатнулся, как и я, вот и ухватился за что попало?

Или пьян и ему все равно — с кем и как.

А мне?

Все равно?

Вот он, момент, когда я могу наконец изменить Артему. И если не вернуть его, то хотя бы отомстить!

Но Стас истолковал мой взгляд по-своему:

— Ты меня боишься? — спросил он, так и не отпуская, впрочем, грудь. Только склонился надо мной, так что я чувствовала его дыхание и могла бы встать на цыпочки, чуть-чуть приподняться и дотронуться губами до его губ.

— Да, — честно ответила я. Подумала и исправилась: — Нет. — Подумала еще и призналась: — Не знаю. Никогда всерьез не хотела изменять Артему, а теперь…

Договорить не успела — Стас склонился ко мне и поцеловал. Просто коснулся губами губ, символически затыкая мне рот и твердо сказал:

— Мы достаточно поговорили о твоем мудаке. Его больше нет. Да и не было. Ты никому не изменяешь.

Но губы его были мягкими… Они снова коснулись моих губ, нежно, очень нежно, так аккуратно и ласково, словно не он тут расплескивал виски и раскидывал кубики льда, не справляясь с координацией.

Он был очень осторожным, касался меня так бережно, будто ждал, что я затрясусь в ужасе, закрою руками лицо и убегу со всех ног. Его пальцы вновь скользнули, задев сосок, подцепили бретельку сарафана и потянули ее вниз, обнажая грудь. Волна дрожи промчалась по моему телу. Одно совсем невинное действие взбудоражило меня сильнее наглых раздвиганий ног и лапанья от других мужчин.

Но Стас не собирался на этом останавливаться. Он снова поцеловал меня, собирая с губ участившееся дыхание, и, склонившись, так же нежно взял губами сосок, дотронулся до него кончиком языка. Колкое искристое чувство, похожее на пузырьки шампанского, раскатилось по моей коже, заставило прерывисто вдохнуть.

Так же неторопливо он стянул с плеча вторую бретельку и скатал сарафан до пояса. Сжал руками мои плечи, наклонился, ловя языком затвердевшие как камушки соски. Обвел их по кругу, медленно, чуть шершаво, словно кот, слизывающий капли сливок с моей кожи.

Я почувствовала острые молнии, стрельнувшие сквозь все тело от этой аккуратной и томительной ласки.

Стас выпрямился, коснулся губами моих губ, оттянул нижнюю, прошелся по ней кончиком языка. Дыхание его стало тяжелее. Он посмотрел мне в лицо — казалось, в его штормовых глазах бушует северное море. Медленно отстранился, любуясь моей грудью, сжал ее ладонью и снова беззвучно зашипел, пропуская воздух сквозь сжатые зубы. Обнял за талию и прижал к себе, к своим бедрам так плотно, что я невольно опустила глаза — только этот знак смущения обернулся своей противоположностью, когда я увидела распирающую его брюки эрекцию.

Вскинула глаза обратно — и вновь встретилась с испытующим взглядом, от которого смутилась намного сильнее.

Стас провел ладонями по моим плечам, перешел на предплечья, сплел свои пальцы с моими и закинул себе на шею, принуждая практически повиснуть на нем. В таком положении соски терлись и скользили по гладкой ткани его рубашки, и это было так странно и приятно, что я просто закрыла глаза и откинула голову, позволяя ему делать все, что хочет.

Но он медлил.

Покачивал меня в объятиях, положив ладони на талию, словно мы танцевали под неслышную музыку. Время от времени касался легким поцелуем моих губ, шеи, ключиц, втягивал в рот сосок, смачивая его слюной, а потом дул на него, от чего волны дрожи пробегали по всему телу.

— Кошка, Кошка… — шепнул он мне на ухо. — Ты точно за этим пришла? Может быть, тебя накормить и спать уложить? А утром налить кофе и отправить в институт?

Я поморщилась, представив себе эту перспективу. Вернуться обратно в свою жизнь, где ничего не изменилось, и все мои беды и проблемы только и ждут, чтобы наброситься на меня и начать снова жрать. И даже нечего будет вспомнить, кроме горько-кислого вкуса коктейля и этих касаний, легких как сон, который забудется уже к обеду.

— Точно, — отозвалась я, не открывая глаз. — Ты снова хочешь меня отшить?

— Нет! Что ты. Нет… — он зарылся пальцами в мои волосы, чуть потянул их, запрокидывая мою голову. — Открой глаза.

Я открыла, глядя в его затуманенные желанием зрачки.

— Скажи, ты правда хочешь сейчас именно секса?

— Да, да! — нетерпеливо и раздраженно выпалила я. Зачем он спрашивает? Неужели непонятно?

— Ладно… — и у него стал такой предвкушающий вид, что у меня потянуло низ живота от волнения.

Он качнул меня, закружил в импровизированном вальсе и приземлились мы уже на кровати. Пушистый мех с готовностью прильнул к коже, чувствительной от недавних ласк, и я потянулась всем телом под туманным взглядом Стаса устроившегося рядом. Он не торопился избавлять меня от сарафана, накидываться, форсировать события.

Гладил мою грудь, то сминая ее собственническим грубоватым движением и резко, остро всасывая мои соски, то пальцы вновь порхали по коже, едва касаясь, разогревая постепенно, но неумолимо.

Горячие губы накрыли мой рот, язык скользнул внутрь, изучая, ощупывая, присваивая себе новые территории.

Рука Стаса провела по щиколотке, подхватила подол сарафана и медленно двинулась наверх, задирая его выше и выше. На бедре замерла и переместилась на внутреннюю сторону, остановившись опасно близко от тонкой ткани трусиков. Пальцы скользнули на другое бедро, задирая подол до конца, почти до пояса. Я сглотнула вдруг застрявший в горле воздух и развела ноги в стороны, позволяя Стасу все, что бы он там ни задумал.

Но он все еще никуда не спешил, снова принявшись играть с моими сосками, сжимая их по очереди и обводя подушечками пальцев, пока обветренные губы, чуть царапая гладкую кожу, нежили поцелуями плечи.

— Что ты… Почему ты… — никак не могла сформулировать я. — Долго… Я же так протрезвею!

— Это хорошо, — низким хрипловатым голосом мурлыкнул Стас. — Зачем мне бесчувственная пьяная любовница?

— И откажусь.

— Тем более. Ты хочешь отказаться?

— Нет!

Я распахнула глаза, ловя на его лице просверк желания, мучительного и острого, такого лестного и возбуждающего, что я застонала, сама притягивая его голову к себе, сначала целуя в губы, а потом заставляя накрыть ртом ноющий сосок.

Но его язык лишь обвел его по кругу, скользнул по ареоле и двинулся к нижнему полушарию груди, где затанцевал, даря мне какие-то совершенно неожиданные, новые ощущения, легкие, сладкие. Никогда не подозревала, что это место такое чувствительное. Я ахнула и задрожала под его касаниями.

Я снова открыла глаза, когда он оторвался от меня, и увидела торжество и удовлетворение на его лице.

— Сколько у тебя было мужчин? — спросил вдруг Стас.

— Два… — мне и в голову не пришло врать.

— Ох…

Он сгреб мою грудь двумя руками, сжал, стиснул сильно и страстно, мгновенно переводя тлеющий огонек возбуждения в лихорадочный пожар. Но тут же выпустил и откатился в сторону. Его пальцы легли мне между ног, там, где ткань трусиков была уже бесстыдно влажной.

Я всхлипнула. Вроде и так никаких приличий не осталось — лежу в квартире для траха постороннего мужика старше меня на пятнадцать лет, сарафан скатался в тряпочку где-то поясе, ноги раздвинула, он облизал мне всю грудь — терять мне, в общем, нечего. Но все равно, когда пальцы Стаса скользнули мне в трусы, я вздрогнула.

Словно именно в этот момент перешла какую-то грань.

Ни раньше, ни позже.

30. Горячая ночь

И там, за гранью, начиналось настоящее волшебство.

Не отрывая взгляда от моего лица, следя за каждой проскользнувшей на нем эмоцией, Стас провел сначала сверху вниз по щели между ног, а потом вернулся тем же путем обратно, но уже раздвигая пальцами складочки, раскрывая меня шире. И снова скользнул вниз, туда, где было влажно, очень, очень, очень влажно, достаточно, чтобы этой влаги хватило на все вокруг — нежных лепестков плоти, набухшего клитора, его пальцев, которые начали кружить, массируя так легко, почти нечувствительно, что я ощущала лишь легкое покалывание во всем теле, будто тянущий прохладный ветерок.

Он склонился надо мной, подложив ладонь под спину, чуть-чуть спустившись, чтобы было удобно доставать пальцами до самых далеких точек, и я вдыхала его запах — алкоголя, эвкалипта, терпкой мужской кожи. В расстегнутой рубашке виднелась кудрявая поросль. Я расстегнула последние пуговицы и положила ладонь ему на грудь. Повела вниз, к животу, чувствуя, как напрягаются и дрожат его мышцы, пока пальцы хозяйничают у меня между ног. Пробиралась все ниже и ниже, не отвлекаясь на его действия, и победно накрыла твердую выпуклость под брюками.

Дыхание Стаса стало резче, его пальцы в моем сокровенном месте задвигались быстрее, превращая ветерок в закручивающийся смерч, и я застонала, сжав ладонью его член через брюки и мгновенно потеряв концентрацию.

Пальцы вошли в меня, проникли глубоко, туда, где было безбожно мокро, и я невольно подняла бедра им навстречу, одновременно стараясь неумело и неловко расстегнуть ремень брюк Стаса. Он, однако, отстранился, мешая мне дотянуться до них, хотя его собственные пальцы не прекращали движения ни на секунду, заставляя смерч стягиваться туже и набирать мощь.

— Что? — удивилась я. — Ты не хочешь?

— Очень, очень хочу, поверь мне.

Но в этот момент он вонзил в меня два пальца так резко, что меня подбросило и выгнуло. Прикусил губу, глядя на меня лихорадочно мерцающими глазами, пока его пальцы еще несколько раз повторили это движение, трахая меня грубо и резко, но я была уже так возбуждена, что после аккуратных нежных движений, только дразнящих и раззадоривающих, мне хотелось этой жесткости.

Я заелозила по его руке, чувствуя, как из меня буквально течет, и снова потянулась к его ремню. Но Стас опять отклонился и спросил с упреком:

— Куда ты торопишься?

— Ты же хочешь! — не поняла я его промедления.

— Рано.

— Я готова!

— Нет, — он качнул головой. — Я хочу секса с тобой, а не помастурбировать о твое тело.

Мне было непонятно, что ему еще нужно — вот же я, мокрая, готовая, согласная, сама раздвигаю ноги, сама зову. Еще что?

Но по крайней мере, он снял рубашку, перестал мучить мое воображение, открыв широкую мускулистую грудь, подтянутый живот и полоску темных волос, уходящих под все еще застегнутый злосчастный ремень. Мне страшно хотелось пройтись пальцами по этой темной дорожке и прийти туда, куда она вела.

Холодность Господина Никто, язвительная отстраненность бизнесмена Вишневского, даже доброжелательное внимание Стаса в начале этого вечера — все эти маски таяли под напором его живой сексуальности и харизмы.

Пользуясь случаем, я быстро стянула трусики, ужасно мешающие наслаждаться его умелыми пальцами. Сарафан скинуть я уже не успела. Компенсируя задержку, Стас буквально набросился на меня, одновременно прикусывая и облизывая вишенку соска, сжимая ладонью грудь и накрывая второй рукой лобок так, что запястье медленно и ритмично терлось о клитор, пока в меня жестко вонзались длинные ухоженные пальцы.

Мышцы вибрировали от напряжения и предвкушения разрядки. С каждой секундой хотелось уже отпустить эту все сильнее натягивающуюся раскаленную струну возбуждения, дать ей раскрутиться, хлестнуть удовольствием по нервам, взорвать дрожащие мышцы. Но Стас не позволял даже приблизиться к той точке, после которой лавину уже не остановить. Не давал дойти до края, на котором можно чуть напрячься и сорваться в пропасть самой, без его контроля и участия. Он останавливался немного заранее, не доводя до момента, когда это торможение стало бы раздражающим, позволял остыть мягко, без нетерпения.

У меня почти не было шанса поучаствовать в процессе, все делал только он. Я лишь гладила его ладонью по груди, он ловил мою руку и целовал пальчик за пальчиком, на мгновение всасывая губами. Я все меньше понимала, что происходит, и что я делаю, и что делает он — сознание заволакивал плотный туман, в котором оставалось только дрожашее на краю удовольствие и мужчина рядом, который распоряжался моим телом как хотел. Как я хотела.

В какой-то момент Стас остановился и все-таки выпутал меня из сарафана, сдернул покрывало, укладывая мое разгоряченное тело на прохладные белые простыни. Я лежала, бесстыдно разведя ноги и трогая пальцами свою грудь и смотрела затуманенным взглядом, как он расстегивает брюки — наконец! — стаскивает их вместе с трусами, по одному снимает носки и возвращается ко мне. Мой взгляд приковывал его член: темно-розовый, гладкий, прямой — он казался мне в этот момент невероятно красивым, его так и хотелось потрогать. Но Стас только прижался горячей тугой плотью к моему бедру, а сам вернулся к прерванному занятию.

Он почти лежал на мне, губы терзали мои губы, я обнимала его за шею, чувствуя как между ног двигаются пальцы — то совсем нежно, томительными кругами обводя клитор, то проникая внутрь грубо и резко, с размаху на всю длину. Я покрылась капельками пота и дрожала, уже практически ничего не соображая.

Никогда раньше я не доходила до такой степени возбуждения. Никогда.

Мне казалось, что время растянулось бесконечно, и я уже вечность вздрагиваю и тяжело дышу, когда пальцы находят новый способ мучительной сладко-острой пытки, выворачиваюшей меня наизнанку, но не дающей желанного облегчения.

— Пожалуйста… — не выдержала я и простонала в его напряженную шею. — Пожалуйста, Стас.

— Хочешь? — сиплым от возбуждения голосом спросил он.

— Хочу!

— Меня или кончить?

Это было жестоко, слишком жестоко. Я не понимала, что надо ответить, чтобы это прекратилось… чтобы не прекращалось никогда. Только выгнулась и застонала нетерпеливо и голодно.

И вдруг он сделал что-то… я не поняла что, но вся эта напряженная дрожь вдруг сошлась в одной-единственной точке и разом выплеснулась горячей спазматической волной, залившей мои мышцы расплавленным удовольствием. Касания пальцев моментально, в один миг стали казаться грубыми, тело слишком чувствительным. Стас, словно поняв это, убрал руку, позволяя мне выгнуться, перевернуться, скрученными пальцами сжать подушку и уткнуться в нее, погашая вибрирующий крик, которым из меня выходил избыток дрожи.

Я почти не слышала и не видела, как он доставал с широкого изголовья кровати презерватив, раскатывал его по члену, заметила его только уже в полной боевой готовности. Стас перевернул меня на спину, навис сверху, сильные холеные руки властно сжали мои бедра — и одним толчком он вошел внутрь, сразу попадая туда, где его уже бесконечно нетерпеливо ждали.

Странно — только что его пальцы внутри казались мне чересчур, а твердый и не такой уж маленький член, который сразу принялся двигаться, растягивая и наполняя меня — был в самый раз. Именно то, что нужно. Единственное, чего хотелось — точно так, точно в таком количестве, точно в таком темпе, точно такой температуры, только, только, только этого.

Я обхватила мужчину надо мной руками и ногами и судорожно стонала прямо на ухо, потому что сила воли, которая могла бы заставить меня быть приличнее и тише, расплавилась без остатка в недавнем оргазме.

Пальцы на ногах поджимались от потрясающего удовлетворения, наполняющего все мое тело чуть ли не впервые в жизни. Словно я всегда была сосудом, ждущим молока, и вот в меня налили сливки, и большего желать невозможно — настолько я стала цельной и полной.

Если вот это — оргазм, то что же я испытывала раньше?

31. Трезвое утро

Я лежала у Стаса на плече и слушала, как потихоньку успокаивается его сердце. Надо было доползти в ванную, но кости и мышцы расплавились вместе с силой воли, и все, на что меня хватало — водить пальцами по темно-русым завиткам у него на груди и время от времени касаться губами горячей соленой кожи у меня под щекой.

Стас закинул руки за голову, повернулся ко мне и поцеловал в макушку — легко, нежно и как-то не эротично, очень уютно. Он молчал, и я молчала, все еще переживая случившееся. Это было… это было феерично. Все мои речи о том, что секс без любви ничего не стоит, которые я всегда с уверенным видом задвигала окружающим, этой ночью выглядели бледно. Я не влюблена в Стаса, я его вообще не знаю толком, но секс с ним был чем-то иным, просто совершенно другим уровнем. И технически, что еще объяснимо, и эмоционально — а это уж совсем странно.

Может быть, я зря раньше не смотрела на мужчин постарше?

Пожалуй, теперь действительно будет что вспомнить. Надо же, вот в этом он мне и отказал в самый первый раз? И, наверное, был прав. Я ведь совсем ничего не делала. Наверное, по шкале его любовниц я совсем «бревно».

— Ну что… — начала я хрипло, сорванным голосом. Сглотнула, чувствуя, как саднит горло. Нифига себе я орала. Хорошо хоть в подушку. Откашлялась, попробовала еще раз: — Ну что, ты меня научил понимать, чего я хочу?

— Что? — Стас повернулся, удивленно на меня глядя. — В смысле? А-а-а-а-а! — он расхохотался, опуская голову обратно на подушку и прижал меня к себе теснее. — Ну что ты. Пока нет. Просто показал направление.

Я, кстати, пропустила момент, когда перешла с ним на ты. Но легкое смущение все равно осталось. Внутри горячего секса все было в тумане, там для стеснения не было места, а сейчас… Я чувствовала, что Стас — чужой. Взрослый, влиятельный, уверенный в себе мужчина, для которого я просто глупенькая неопытная девочка. Но после такой наглядной демонстрации мне хотелось в его взрослый мир. Лучшая реклама эмиграции.

— Ты протрезвела? — Стас нежным жестом отвел мои мокрые волосы со лба. — Как обещала?

— Угу… А ты? — я приподнялась, вглядываясь в темно-серый туман его глаз. Не был он похож на человека, который вылакал почти бутылку виски.

— Я… — он прислушался к себе. — Нет. Не до конца. Надо повторить.

Хорошая шутка. Я рассмеялась, но тут же осеклась — под укрывавшей его простыней явно намечалось намерение продолжить.

— Угу-у-у-у… — довольно прогудел Стас, и его рука накрыла мою грудь, пропуская между пальцами сосок и тут же сжимая его. — Я тобой еще не наелся.

Он откинул простыню, но так и не дал полюбоваться на свой член, который в туманном мареве желания казался мне таким красивым. Подтолкнул под бедра и затащил на себя, привлекая для поцелуя, но всячески намекая, что продолжение будет со мной в активной роли. Хотела поучаствовать — участвуй!

Я скуксилась и захныкала, чувствуя, как он твердеет подо мной. Артем очень любил эту позу — можно было лежать и ничего не делать, пока я скачу сверху. По его словам, мне от этого была сплошная польза — прокачка мышц малого таза в комплекте с удовольствием. Женщинам ведь эти мышцы очень важны: для предотвращения застоя крови, для легких родов, профилактики недержания в будущем и более ярких оргазмов. Медик, блин.

— Не хочешь? — замер Стас.

— Я устала, — пожаловалась я. — Мышцы дрожат.

— Но все-таки хочешь? — уточнил он.

Я смущенно уткнулась ему в шею, трогая кончиком языка напряженно бьющуюся жилку на ней. Одно дело — развратно стонать во время секса, другое — вот так, трезвой, вслух…

— Хочу… — пробормотала еле слышно, но прикусила терпко пахнущую кожу.

— Тогда ничего не делай, расслабься, я все сам, — Стас выковырял меня из норки, в которую я закопалась между его плечом и подушкой, поймал мои губы и целовал до тех пор, пока я не расслабилась и не влилась в этот поцелуй, прильнув к нему всем телом.

Только тогда его руки прошлись по спине, выглаживая меня, словно кошку, легли на попу, прижимая к отчетливо твердому члену так сильно, что я сама развела бедра, чтобы он давил на клитор.

Не глядя, Стас потянулся к изголовью, достал оттуда презерватив, натянул, ловко приподняв меня. И опустил обратно на то же место, но уже медленно нанизывая на себя.

Я застонала, чувствуя, как он плотно входит внутрь, будоража еще не до конца остывшие нервы. Попыталась выпрямиться, чтобы начать двигаться сверху, но Стас не дал. Прижал меня к себе, поймал губами губы, зафиксировал крепкими пальцами бедра и… действительно не пришлось ничего делать.

Он резко и быстро вбивался в меня сам, снизу, я только цеплялась за его плечи и то охала в губы, то прикусывала шею, то приподнималась и встречалась с ним взглядом, насыщенным таким желанием, что меня продирало, будто когтями по позвоночнику. Все чувства обострялись, тело загоралось и отвечало на его глубокие толчки короткими сильными спазмами удовольствия.

Это был совсем другой секс. Это был секс ради его наслаждения. Быстрый, яростный, даже немного жестковатый, но то, как Стас смотрел на меня при этом — меняло все. Я чувствовала, что он меня хочет. Хочет — именно меня. Что этот взгляд глаза в глаза — ему так же необходим для удовольствия, как и мне.

И оргазм был совсем другой. Не то, предыдущее, растворение в густом молочном тумане, а острая, яркая, до звездочек в глазах вспышка, заставившая меня содрогнуться и сжаться так сильно, что Стас больше не мог двинуться внутри. Но уже и не хотел, тоже вдруг застыв и откинувшись назад с прерывистым долгим вздохом.

Я еле слезла с него на дрожащих ногах и все-таки поползла в ванную, понимая, что если снова промедлю — так и вырублюсь вся потная и мокрая между ног.

Ополоснулась, не притронувшись к пробникам гелей и шампуней. Не хотелось ставить себя в один ряд с теми, кто был тут до меня. Со мной все иначе. Даже если это неправда.

Вышла — и покрылась гусиной кожей от холода. Стас включил кондиционер и густое липкое тепло, насыщенное запахом секса, растворялось в рукотворном дуновении стерильного прохладного воздуха. Я завернулась в одеяло и лежала, бездумно глядя в полутьму и ожидая возвращения Стаса из душа.

Он скользнул ко мне под одеяло, обнимая двумя руками и сразу вжимаясь в меня всем телом. Легкий озноб реальности быстро растаял от его теплых уютных рук.

У меня слипались глаза, но почему-то я все никак не засыпала. Судя по поверхностному дыханию Стаса — он тоже. Я погладила его пальцами по руке и тихо спросила:

— Как ты догадался, что я хотела тебе написать?

— Открыл чат и увидел, что ты набираешь сообщение, — отозвался он совершенно не сонным голосом.

— А почему ты напился?

— Мммм… Неважно. Не бери в голову.

— Эй… — я развернулась к нему лицом. Он тут же воспользовался случаем, чтобы накрыть мои губы своими. — Ты же меня весь вечер нянчил. Моя очередь.

— Это только мои неинтересные дела, Кошка, — поморщился он.

— Взрослые? Вырасту — пойму? — съехидничала я.

— Или не поймешь, и это будет к лучшему, — серьезно ответил он.

— Нет, ну правда. Скажи. Откровенность за откровенность.

Он тяжело вздохнул, провел пальцами по моему лицу в нежной ласке и сдался:

— Возвращал бывшей жене кое-какие документы. Нужно было чем-нибудь… перебить вкус.

— Кем-нибудь? — уточнила я.

Он слабо улыбнулся. Я повторила его нежный жест, проведя пальцами по виску, по шершавой щеке с отросшей щетиной. Сказала:

— Бедный…

— Нет, — он перехватил мою руку и поцеловал пальцы, а потом откинулся на спину, подкатывая заодно меня к себе под бок. — Не я бедный. В той истории бедный не я, Кошка. В ней я мудак. Так что жалеть стоит скорее ее.

Я прикусила губу, чувствуя боль в его словах.

Он покосился на меня и закатил глаза:

— Нет, не делай такое лицо! Вот поэтому я не хотел говорить. Я не трагический герой, который благородно винит только себя. Это честный, без рисовки, диагноз.

Что я могла ответить? Вот именно — ничего.

Потерлась лбом о его плечо, закинула на него ногу и незаметно заснула, так и прижавшись губами к его груди.

Будильник — это было жестоко. Хотя разумно и предусмотрительно. Потому что мне вчера снесло голову настолько, что я забыла про все — работу, маму, сессию, Пашкины планы и, к счастью, хоть ненадолго — про Артема.

Я и сейчас не успела толком ни о чем вспомнить, потому что Стас не терял времени даром: его руки уже путешествовали по моему телу, взбадривая лучше любого кофе. Не успела я очнуться, как уже была вжата животом в одеяло и кусала уголок подушки, чтобы не кричать от удовольствия, растекающегося по всему телу горячими спазмами.

— Эй… — еле выдохнула, когда все закончилось, и Стас, не заморачиваясь одеждой, выпрыгнул из постели, чтобы включить кофеварку. — Ты же говорил, тебе женщины на один-два раза…

— И? — насторожился он, не забывая впрочем, облизывать меня взглядом, пока я вставала и заворачивалась в полюбившийся мне пушистый плед.

— Это был третий! — обвиняюще тыкнула в него пальцем, подходя и устраиваясь на барной табуретке. Волочившийся за мной пушистый черный хвост пришлось обернуть вокруг нее, чтобы не мешался.

Стас расхохотался в голос:

— Ты совершенно очаровательная кошечка! — он чмокнул меня в нос и протянул чашку капучино. — И очень, очень неопытная. Даже можно сказать — невинная.

Я смущенно уткнулась в свой кофе. Боюсь, если бы я стала перечислять все то, чем занимались с Артемом и после чего «невинная» это точно было не про меня, Стас опять начал бы ржать. После этой ночи я вообще планировала пересмотреть свой опыт и взгляды на секс в принципе.

Воспоминание об Артеме даром мне не прошло. Только я сделала первый глоток кофе, как зазвонил мой телефон.

Застыв с чашкой в руке, я со слезами на глазах слушала, как он надрывается:

«Я не могу сказать тебе, что я не я… Я не твой! — А я не твоя!»

Всегда умирала от этой песни. И каждый раз, когда она играла, я чувствовала болезненно-острый, сладкий укол в сердце и видела на экране имя…

Стас обогнул стойку, подхватил телефон с полки у двери, где я его оставила ночью, бросил взгляд на экран и протянул мне:

— Артем.



32. Разговор с Артемом

Я взяла телефон, глядя на него, как на ядовитое насекомое, которое присело отдохнуть мне на руку. Улетит или ужалит?

Коротко выдохнула и нажала «Ответить».

— Доброе утро, котеночек.

— Привет… — растерянно ответила я.

Голос мой был еще хриплым от криков и стонов под другим мужчиной. Сердце колотилось о ребра, на губах таяли поцелуи Стаса. Меня рвало во все стороны сразу, и непонятно было, куда бежать. И как жаль, что в этой крошечной студии никуда не деться, чтобы поговорить без…

Я оглянулась. Стас усиленно изучал надписи на кофеварке, словно планировал варить зелье для седьмого курса Хогвартса, а не обычный утренний кофе.

Артем откашлялся и уже не так бодро сказал:

— Котеночек… я… ты… ты прости меня, пожалуйста.

— Ч-что? — я не поверила своим ушам. Артем не извинялся ни-ког-да.

— Прости. Я вчера был очень зол и расстроен. С самого начала, поэтому не позвал тебя гулять, как собирался. И когда ты сразу начала с обвинений… не сдержался.

— То есть, я виновата? — взвилась я.

— Нет, котеночек, ты что! — он казался искренним. — Виноват я. Я должен был всегда помнить, что люблю тебя, что ты мне нужна и дорога. И ничто на свете не может нас разлучить, даже недопонимание.

— Ты называешь это недопониманием?..

— Конечно. Послушай, все было не так, как тебе рассказала подружка.

— Но было?

— Была шутка. Это все были шутки. Я прикалывался над ней, что она разделась перед чужим парнем, ржал, типа, кто так делает, если не для того, чтобы его соблазнить? А потом еще оставить у себя дома. А пока мы кино смотрели, она прямо лезла ко мне на руки обниматься.

— Это пока не очень похоже на то, что рассказала Инночка, — я постучала пальцами по стойке, слепо глядя на оседающую пенку на своем капучино. Вот она выглядит как сердечко, а вот — как череп.

А вот и вовсе растаяла.

— Я же и говорю — как повернуть! Я по приколу взял ее за плечи и такой — а что, если бы я оказался таким, как ты думаешь и набросился на тебя?! И ты знаешь, она так замерла, как будто прям раздумывала. Мне даже неудобно стало, и я сразу сказал, что я не такой и выпустил ее. И только тогда она заверещала.

— Артем… — вздохнула я.

Верить? Не верить? Звучит правдоподобно.

Инночка в самом деле всегда легко относилась к таким вещам.

Ну секс и секс, подумаешь.

Это я всегда топила за «только по любви».

Она могла попытаться проверить Артема.

Или подумать, что лучше она, чем посторонняя девка, которая точно отобьет его у меня.

Или даже специально сделать это, чтобы избавить меня от моей «зависимости».

Но что делал он? Что на самом деле делал Артем? Почему я не могу ему поверить? И отказаться от него тоже не могу…

— Послушай, котеночек! Я же не совсем идиот, чтобы домогаться твоих подружек! Ну поверь мне! Ну что ты… Ты плачешь?

— Да… — я только сейчас поняла, почему так странно расплывается в глазах чашка передо мной.

— Не плачь, любимая моя. Пожалуйста, прости, что так вышло. Я никогда тебя не брошу, котеночек, ты мне слишком дорога. Ну, Ярин?

— Что?..

— Что хочешь, чтобы я сделал, а? Давай вечером сегодня увидимся?

— Сегодня понедельник.

— Ну и что? Когда ты освобождаешься? У тебя экзамены? У меня с утра только консультация, и я свободен. В шесть сможешь?

— Зачем?..

— Ну как зачем… Поговорим, все выясним.

— О чем поговорим, Артем…

— Вот об этом. Мы же не можем расстаться просто потому, что неудачно так все сложилось. Ты недопоняла, я психанул… Ну прости меня.

— Я не… — закусила губу. Ну скажи же ему «иди к черту!», ну скажи! Будет очень больно, невыносимо, зато сразу! Не резать хвост по кусочкам, не умирать каждый раз, когда он далеко от меня…

— Пожалуйста, не надо, Ярин. Всего один разговор, хорошо? А потом бросишь меня, если захочешь.

— Не знаю…

— Одна встреча, пожалуйста. Ради всего, что между нами было. Ты же не могла меня разлюбить за один день? Ты же все еще любишь. Дай мне шанс.

— Хорошо… просто поговорить.

— Ну что, в шесть? Ты можешь?

— Наверное… — я попыталась вытереть слезы и вспомнить, что у меня сегодня. Вроде… кажется, какая-то лекция и все. — Давай.

— Хорошо! — он повеселел. — Тогда в шесть где обычно. Люблю тебя, котеночек.

— Я…

— Очень люблю.

«…тоже».

Я отключила телефон и осторожно отложила на стойку.

Стас сел напротив со своим эспрессо, отпил глоток и нейтральным тоном спросил:

— Согласилась поговорить?

Я с трудом подняла на него виноватые глаза.

Крутнула пальцами телефон на стойке.

Черт, как стыдно-то.

— Что такое, стервочка? — ухмыльнулся Стас. — Что ты себя ведешь так, будто чувствуешь себя виноватой? Есть повод?

— Ты не обижаешься? — рискнула я поднять на него взгляд.

— На что? — удивился он.

— Что я встречусь с ним?

— Ярин. Мы вроде с тобой это уже обсуждали? — голос стал жестким и холодным. — Я не ищу отношений. Это была одноразовая встреча. Я сразу предупредил.

— Ну, просто…

Мне казалось, что у нас сложилось как-то иначе, без этих рамок, вне отношений Стервеллы и Господина Никто.

Но, видимо, только казалось.

— Прости, если ты рассчитывала на большее. Про то, что я мудак, я тоже предупредил.

Я опустила глаза. Наверное, я должна была перестать чувствовать себя перед ним виноватой. Но почему-то не получалось. Что-то в его голосе было такое…

Или я сама себе придумываю? Как он сказал — сочиняю трагического героя? И тут и вправду ничего нет, кроме циничного одноразового секса?

— Но ты все-таки поработал жилеткой… — горько хмыкнула я.

Он спрятал довольную, как у кота объевшегося сметаной, ухмылку за еще одним глотком кофе. Но вдруг отставил чашку, перегнулся через стойку, нежно коснулся моих губ и шепнул, глядя глаза в глаза:

— Я получил за это невероятную компенсацию.

И вернулся к своему кофе.

Мой уже остыл, просить еще одну чашку было неловко, и я просто отодвинула ее в сторону. Или надо помыть? Одноразовые любовницы моют за собой посуду?

Прав Стас, ничего-то я не знаю…

— Так что, ты сейчас куда? — спросил он. — Тебя отвезти? В институт?

— Не знаю… — призналась я. — Думаю еще. На работе меня сегодня не ждут. Лекция необязательная.

— Домой?

— Ой, нет… — я поморщилась. — Хотя наверное переодеться надо. Или так поехать… Просто разговор же…

Я не знала, что делать. Раньше я бы звякнула Инночке и снова ограбила ее гардероб, а сейчас выходило, что деваться особо некуда.

— Во сколько вы с ним встречаетесь?

— Вечером, в шесть.

Стас встал, забирая мою чашку и собственноручно ее споласкивая.

— Давай купим тебе платье. Сногсшибательное. Чтобы твой мудачок понял, кого надо ценить.

— Зачем? — испугалась я. — Не, не надо.

— Надо. Будешь красивая, уверенная, выстроишь возвращение на своих условиях, прижмешь ему хвост.

— Я не собираюсь возвращаться!

Он обернулся, оперся на стойку и выгнул бровь:

— Да? Зачем тогда согласилась на встречу?

— Да! Ну… поговорить.

— Короче, давай в душ и одевайся, поехали, — он подошел ко мне, потеребил пушистый хвост из покрывала и прошелся кончиками пальцев по оголившейся спине.

Я попыталась проигнорировать легкие электрические разряды, разбежавшиеся по всему телу от этой ласки и буркнула:

— А у тебя других дел сегодня нет?

— Днем нет.

— Блин! — я дернула себя за прядь волос.

Предложение было… соблазнительным.

— Давай, давай… — он обогнул меня, коснулся легким поцелуем местечка между лопатками и, как ни в чем ни бывало, направился к противоположной стене, которую целиком занимал шкаф-купе. Отодвинул дверь и задумчиво уставился на вешалку с рядами белых рубашек, на первый взгляд абсолютно одинаковых.

Оттенок белого выбирает, что ли?



33. Мужчины любят конкуренцию

Я подумала и решила, что платье мне и правда не помешает. У меня же теперь есть деньги от рекламы, я могу их потратить на обновку. Отметить успех, в конце концов. И на экзамены прийти в чем-нибудь приличном.

Но когда Стас подъехал не к торговому центру, где я собиралась нырнуть в Mango или H&M, а к одному из роскошных магазинов, где только бутики элитных марок, я уперлась:

— Ну ты что! Мне тут денег хватит разве что на мороженое!

— Ты же не думала, что я привез тебя покупать платье на твои? — он поднял на лоб свои темные очки, в которых вел машину всю дорогу по залитому солнцем летнему городу и свернул в полутьму подземной парковки.

— Ээээ… — я вжалась в мягкое кожаное сиденье, когда он лихо заложил пару поворотов по бетонному подвалу, едва не впилившись, по моим ощущениям, в пару столбов.

Не знаю, как он, а я сразу ослепла в полутьме. Да и вчерашние возлияния сказывались, голова слегка болела. Уверена, что у него тоже — не зря же он напялил эти очки и вполголоса шипел и матерился по дороге на медленных водителей и тормознутые светофоры.

— Что, неужели думала? — Стас коротко хохотнул. — Ох, стервочка. Куда же ты полезла с такими представлениями о жизни… Ладно, давай научу. Сиди! — он уронил тяжелую руку мне на плечо, когда я попыталась открыть дверь и выбраться наружу. — Дверь должен открывать мужчина.

— Это давно устарело! — пренебрежительно фыркнула я, впрочем, оставаясь на месте.

— Ничего подобного, — качнул головой Стас. — Это правила игры, в которую ты попыталась ввязаться. Это маркер той позиции, на которую ты претендуешь. Сама выбираешься из машины — значит встречи тоже назначаются там и тогда, где удобно мужчине, а не тебе. Приезжаешь с ним в магазин, но открываешь свой кошелек — сразу стопицот позиций вниз, до уровня контакта в телефоне: «Ярина — бесплатный секс». Мужчины ценят только то, во что вкладываются. Деньгами, силами, вниманием и даже такими мелочами, как открыть дверь машины.

— Это отвратительно… — я скривилась. — И цинично. Мы что, любовь теперь вообще не учитываем?

— Ты на том сайте любовь искала со своим объявлением про «замуж не предлагать»? — усмехнулся Стас.

Я сверкнула глазами, но удостоилась только встречного цинично-холодного взгляда.

— И что, ты всем своим девушкам на одну ночь платья покупаешь?

— Разумеется, — пожал плечами Стас.

— В смысле? — оторопела я.

Вообще-то я рассчитывала его всего лишь поддеть. Но он…

— Это кодекс вежливости. Подарок в благодарность за проведенное время.

— Фу! Это как проститутку снять.

— Ни в коем случае. Проституция — это когда я плачу деньги за право получить свой секс вне зависимости от желания второй стороны. Замаскированное изнасилование. А тут мы друг другу нравимся, и оба получаем удовольствие. Подарок — джентльменский жест: «Спасибо, что выбрала меня». В твоем случае, считай, что я еще хочу утереть нос сопернику.

Я фыркнула. Сопернику.

Какой Артем ему соперник?

Даже я понимаю, кто выиграет, если поставить их рядом.

Но Стас — не ищет отношений, а я люблю Артема.

Будь это иначе, все могло бы сложиться совсем по-другому.

Наверное.

— Артема я не на сайте нашла, — все же возразила я. — У нас с ним другие отношения!

— И как они? Удачные? Любит тебя без памяти, носит на руках, как ты говорила, заваливает подарками, надышаться не может… — вгонял он пулю за пулей мне в сердце. И даже, кажется, получал извращенное удовольствие от своей жестокости. — Замуж позвал, наверное? Ах да, я помню, ты выше этого! — он щелкнул пальцами, склоняясь ко мне и глядя в упор. — Так вот, по твоему ты уже попробовала. Попробуй вечерок по моему?

Стас вышел, обогнул машину и открыл мне дверцу.

Я подала ему руку, и он ловко подхватил меня, положив руку на талию твердо и надежно.

Шепнул в волосы:

— Идем, стервочка. Дорастим тебя до стервы, а там, может, войдешь во вкус и действительно станешь Стервеллой.

Не уверена, что хочу.

Или хочу?

Быть в том мире, где водятся такие мужчины, как Стас — даже пусть и на пару ночей? Некоторые, вон, за таких замуж выходят.

Интересно, жена его тоже из подобного круга, или у меня есть шанс просочиться без родителей с фамильной квартирой в центре города?

Но мне пока надо было потренироваться хотя бы с одним Стасом.

Получалось плохо. Мы сделали уже пару кругов по магазину, а я все еще шарахалась от выставленных в витринах платьев с перьями и стразами Сваровски. И еще больше — от шестизначных их цен.

Стас посмотрел на совсем скисшую меня и решительно завернул в черно-золотой бутик с затемненными витринами. Мои ноги тут же утонули в невероятно мягком ковре, а шум галерей торгового центра отсекла нежная ненавязчивая мелодия.

— Сейчас мы выберем тебе дорогое, но скромное платье. Или два. Или три. Как пойдет, — он отмахнулся от устремившихся вперед консультанток и сам быстрыми движениями стал просматривать платья на вешалках. — Очень скромное. Но достаточно роскошное, чтобы даже твой студентик мог прикинуть его цену. Без всех этих пошлостей с логотипами, красными подошвами и прочими отчетливыми признаками бабла. На вашем уровне это скорее намекнет на фальшивку. Но ты будешь чувствовать себя иначе. И вести себя иначе. И разговаривать на своих условиях. Он будет видеть тебя не бедной девочкой, а женщиной, которой надо еще добиваться. Вот. Это, это и это. Иди меряй.

Мне всучили ворох платьев и подтолкнули в сторону непривычно просторных примерочных, в которых мне захотелось остаться жить.

34. Шопинг и неожиданное предложение

Первое же платье оказалось тем самым. На вид оно было очень простым — обычное белое летнее платье-рубашка с кожаным ремешком и скромным, но весьма льстящим декольте, ниже колена, расклешенное. Платье как платье, сама бы прошла мимо вешалки с ним.

Но как оно на меня село!

Сразу превратив в элегантную женщину, которая пьет апероль летним вечером на лучшей веранде города, сидя напротив мужчины с «Брегет» на запястье и в темных очках стоимостью в две моих зарплаты в кофейне.

Таким, как Стас, например.

Одновременно и строгое — можно прийти на экзамен, и легкое — на свидание.

В общем, я в него влюбилась и все вертелась перед зеркалом, не желая ни на что менять и даже мерить другие.

Вышла показаться, но тут вспомнила про ценник. Стас успел перехватить мою руку и ловко его оборвал:

— Это мы берем. Примерь еще парочку.

Вылезать из него было сродни пытке, но Стас пообещал, что как только закончим, я сразу в него переоденусь, и мы зайдем в салон, чтобы на встрече с Артемом быть по-настоящему, полностью, с головы до ног безупречной.

Очень хотелось провокационно спросить про нижнее белье, и не хочет ли он мне купить парочку комплектов чего-нибудь полупрозрачного и нежного, чтобы другой мужчина снимал его с меня… но я не решилась.

Острая шутка, слишком острая для наших странных, причудливых отношений. Чуть-чуть отдающих извращением — собирать меня на свидание к другому. Или наоборот — от другого идти к тому, кого я люблю.

Я окончательно запуталась в том, кто я, чего хочу и куда двигаюсь.

А ведь хотелось просто чьих-то теплых рук. И самой протянуть такие же теплые руки.

Ну почему нельзя?!

Стас выбрал мне еще сарафан с открытой спиной. Очень, невыносимо, снобски стильный. По нему как раз было видно, сколько он стоит, но, боюсь, только девушкам — мальчики бы не поняли, почему эта крошечная тряпочка с вышивкой в три раза дороже их топового телефона.

И вечернее платье. Закрытое, строгое, универсальное и элегантное до зубной боли.

К ним — босоножки на высокой платформе, благодаря которым я могла не так жалобно смотреть на Стаса снизу вверх и даже при случае дотянуться до его губ, не подпрыгивая. И более строгие классические туфли на невысоком каблуке.

От сумки я отказалась наотрез. Не мой стиль. К тому же, знаю я, сколько они стоят. Но Стас, коварно купив мне мороженое, чтобы я не могла последовать за ним в магазин, сам нырнул под вывеску знаменитой марки и принес мне… симпатичный серебристый рюкзачок. Очень мягкий, нежный, элегантный. С почти незаметным тиснением названия бренда под клапаном.

Не буду смотреть, сколько он стоит. Хватит с меня украдкой прочитанной бирки сарафана.

Не буду, не буду, не буду.

— Сразу ни на что не соглашайся. Если не принесет цветы, не соглашайся даже «где-нибудь посидеть». В этот вечер после ресторана пусть отвезет тебя домой. К тебе домой! — С нажимом уточнил Стас.

Мы сидели в маленьком ресторанчике с видом на одну из центральных оживленных улиц. Он привел меня туда, заметив, что я стала вялой и усталой. С утра только чашка кофе и мороженое — силы кончились уже на третьем платье, на туфлях я держалась из чистого упрямства, но предложение посмотреть еще украшения взмолилась о пощаде.

Заказал мне пасту, салат и тарелку мясных закусок, однако, сам отказался есть, только снова пил черный кофе, да утащил у меня с тарелки пару полупрозрачных листиков карпаччо.

Я уже доела, только ковырялась в десерте — уходить не хотелось. Мне нравилась сама здешняя атмосфера. Пусть это не самая лучшая в городе веранда, но рядом мужчина в белоснежной рубашке и легких летних брюках, с шикарной небрежностью сидящий, закинув ногу за ногу и закатав рукава. Не хватало только дорогих часов на загорелом запястье, но я была согласна обойтись без них.

Вот так и понижают планку, я понимаю.

— Да, господин учитель, — послушно кивнула я. — Как скажете.

— Я не шучу. Чем дольше ты его промаринуешь в эту ссору, тем дольше он будет вести себя как шелковый. Может быть, даже задумается и исправится… хотя вряд ли.

— Хорошо, — послушно кивнула я, отпивая нагло заказанный апероль. Не для того, чтобы напиться — хотелось снова ощутить эту апельсиновую горечь, поставить маячок на этот чудесный день.

— Где у вас встреча? Я тебя отвезу.

— Зачем?

— Пусть почувствует конкуренцию. Когда на женщину претендует кто-то более высокого уровня, мужчине она становится намного интереснее. Чем выше уровень, тем лучше. Отвоевать самку у высокорангового самца как бы повышает собственный ранг.

Я вздохнула.

Почему нельзя просто любить друг друга без этих игр?

Почему Артем не ценит меня, когда я не пытаюсь убежать, изменить и не прикидываюсь стервой? Неужели ему не нужна просто любящая женщина, которой нужен только этот мужчина, а не статус, деньги или понты?

— Почему ты мне помогаешь? — задала я наконец вопрос, мучивший меня еще с утра.

Стас щелчком отправил свои темные очки обратно на нос, скрыв выражение темно-серых глаз.

— Мне жаль смотреть, как ты тратишь свою молодость на мудака. Но объяснить тебе, что он этого не стоит, не смогу. Наверняка немало народу до меня это тебе говорило. Вот и делаю, что в моих силах.

Я вдруг поймала за хвост одну мысль…

Нахмурилась, обдумывая ее со всех сторон.

Покосилась на него, кусая губы. Отпила еще немного холодной горечи из бокала.

Поерзала.

— Что? Что ты на меня так смотришь? — насторожился Стас, заметив мои маневры.

— У меня еще осталось третье желание… — с намеком сказала я.

— Ну я же не настоящий джин, стервочка, — рассмеялся он. — Это была всего лишь игра, чтобы заманить тебя и… Хотя… — Он вдруг подобрался всем телом и снял очки, полоснув по мне стальным взглядом. — Ну? Какое?

— Ты так здорово понимаешь все эти хитрости. Знаешь, что к чему. Помоги мне вернуть любовь Артема?

35. Еще немного о приоритетах

Июньская жара густым запахом лип проливалась в распахнутый люк «мерседеса», но вхолостую расплескивалась по горячему асфальту, вытесненная из салона ледяным дыханием кондиционера.

Ехать со Стасом по залитому вечерним золотым солнцем городу, подпевать летним хитам по радио, тащиться от того, как я в этом новом платье удачно вписываюсь в картинку: белый «мерс», лето, красивый сильный мужчина в рубашке с закатанными рукавами, музыка — это такое щекочущее удовольствие на грани физического.

Где-то в груди сжимался в комочек и трепетал восторг и растекалось патокой самолюбование. Стас поворачивал голову и улыбался, глядя на то, как я подпеваю радио, потягиваюсь всем телом, пытаюсь танцевать, пристегнутой к переднему сиденью и вообще наслаждаюсь жизнью.

Лишь одна мелочь зудела комариным писком в ушах, расчесанным укусом, который не дает расслабиться.

Он не мой любимый мужчина. Не мой. Не любимый. Не тот.

Чужой, посторонний, взрослый, который просто трахнул меня этой ночью, раз уж сама приехала и теперь везет к тому, кого я люблю на самом деле.

И вместо покоя и радости где-то в затылке наливались холодом страх и вина.

Я хожу по краю с этой игрой в соперничество. Один неверный шаг — и я потеряю Артема навсегда вместо того, чтобы уязвить и заставить ценить меня больше.

А Стас…

Что Стас…

Он остановил машину у выхода из метро, там, где я обычно жду Артема. Мы приехали чуть раньше назначенного времени, хотя я знаю, что он, как всегда, опоздает. Но идея в том, что он должен увидеть меня выходящей из дорогой машины, а не топчущейся на заплеванном асфальте возле урны в своем шикарном платье.

Вариант подъехать с опозданием и выскочить прямо ему в объятия был признан негодным. Была опасность, что ему взбредет в голову устроить разборки с соперником, а нам пока это не нужно. Стас сказал, что вряд ли, конечно, но и светить мордой он пока не хочет.

Поэтому я ждала, сидя в машине. Всматривалась в прохожих, ища темноволосую растрепанную голову Артема. И надеялась, что букет он все-таки принесет. Потому что поговорить с ним я хотела, а нарушать обещание Стасу — нет.

— Иди сюда, стервочка, — голос Стаса отвлек меня от наблюдений. — Хочу попрощаться с тобой.

Его ладонь неожиданно скользнула между креслом и моей спиной, ложась на талию, пальцы коснулись лица — я повернула голову и он накрыл мои губы своими. Язык прошелся по краю зубов — и тут же спрятался, словно обозначив границу.

Мои губы на вкус были горькие, я знаю. А у Стаса теплые.

И такие нежные, что я чуть не забыла, зачем мы вообще сюда приехали. Вскинула руки, чтобы обнять его за шею… Но он отстранился.

— Стас?.. — растерянно сказала я в пустоту. Однако он уже вышел из машины, обогнул ее и открыл мою дверь.

— Все, беги к своему мудаку, стервочка. И помни, о чем мы говорили.

— Стас?.. — вопросительно повторила я, выбираясь из машины. Встала рядом с ним, почти не задирая голову, чтобы посмотреть в глаза.

— Я сказал, что подумаю. Все будет зависеть от того, как ты выдержишь сегодняшний вечер. Позвони мне завтра.

И уже не делая попыток прикоснуться ко мне, он вернулся в машину и уехал, мгновенно влившись в поток.

— Кто это тебя привез? — услышала я знакомый голос.

Интересно, как Стас умудрился заметить Артема раньше меня, если видел его только на фотках в телефоне?

— Знакомый… — ответила я, поворачиваясь и вдруг уткнулась лицом в огромный букет розовых пионов.

Ого.

— Привет! — радостно заявил Артем и потянулся поцеловать меня. — Я помню, ты говорила, что это твои любимые цветы.

— Да, только желтые… — отозвалась я, немного разочарованная тем, как мало внимания он уделил тому, что я вышла из машины другого мужчины. Мог бы поревновать!

— Они бывают разные? Не знал. Пойдем в тот же ресторан, котеночек? Или хочешь в какое-нибудь другое место? Ты роскошно выглядишь, — он обвел меня нетерпеливым взглядом. — А пуговки расстегиваются? Прямо сверху донизу?

Я шлепнула его по руке, которая уже тянулась проверить:

— Артем! Я согласилась на один разговор с тобой и не давала разрешения раздевать меня прямо тут!

— С каких пор мне нужно разрешение, чтобы раздеть свою девушку?

— С тех пор, как ты меня бросил. Вчера. Не помнишь?

— Да… — вздохнул Артем. — Нам точно нужно поговорить. Идем!

Если бы не Стас, я бы сдалась прямо сейчас. Мне невыносимо грустно ссориться с Артемом, совершенно не хочется никаких разборок, и как бы я ни была обижена, мне бы хватило этого букета и его нежных слов с утра по телефону, чтобы сейчас скользнуть в тепло и уют его объятий без всяких выяснений отношений.

Но Стас сказал, что это поможет, и я держусь.

Не даю Артему взять меня за руку, хотя не могу удержаться, чтобы не зарываться в розовое облако подаренного им букета лицом.

Не улыбаюсь на шутки и комплименты, хотя мое сердце разрывается, когда я вижу мрачную тень, пробегающую по лицу моего любимого мужчины.

Я сама — сама! — мучаю его, как самая записная стерва.

Хотя это причиняет боль прежде всего мне самой. Мне хочется обнять Артема, поцеловать, потереться лбом о его грудь, получить компенсацию за вчерашнюю ссору — поцелуями и нежностью. Но приходится поджимать губы и обжигать его холодным взглядом, когда он подходит слишком близко.

Стоило нам устроиться за столиком в японском рестонане — Артем решил, что его просторные диванчики лучше всего подходят для разговора, как зазвонил мой телефон. На экране, оказывается, болталось десятка два сообщений от Пашки, которые я пропустила. Отчаявшись достучаться до меня в мессенджере, решил все-таки позвонить. Значит, дело важное.

— Да! Что такое? — я тыкнула пальцем наугад в какие-то суши, даже не вчитываясь в меню. Есть не хотелось, Стас меня накормил, но надо же чем-то занять руки во время разговора.

— Прости, что звоню, Кошк, знаю, что ты занята.

— Да, очень! — я помотала головой на предложение Артема взять по коктейлю.

— У тебя сегодня же нет лекций? Давай через пару часов, ну или когда сможешь, встретимся, подумаем, что поснимать для канала? Может, сделаем маленький выпуск по мотивам комментов. Ты как?

— Нет, прости, Паш, точно не сегодня.

— Завтра?

— Завтра у меня экзамен по английскому, оценка в диплом. Надо хотя бы четверку натянуть, — вздохнула я, делая большие глаза на недовольные жесты Артема.

Он сжимал губы, чиркая ребром ладони по горлу. Конечно, мы же пришли поговорить, а я отвлекаюсь на ерунду.

— Весь день экзамен?

— Ну… как придется.

— Кошк, а сегодня что? Может вырвешься на часик? Могу подъехать к тебе, снимем там у вас в сквере на фоне сирени.

— Я с Артемом, Паш…

— Опять? — упавшим голосом проговорил мой друг. — Почему ты к нему всегда возвращаешься?

— Не твое дело, — огрызнулась я.

Я еще не вернулась вообще-то.

Пусть даже огромный растрепанный букет стоит в вазе на столе, а рука Артема гладит мои пальцы — он успел их поймать, пока я отвлекалась.

Пусть даже он демонстративно сейчас на моих глазах выключает свой телефон — вот, мол, я весь твой, а ты?

— Еще что-то? — раздраженно выдохнула в трубку.

— Слушай, Кошк, нам правда надо что-то снять для канала, иначе мы растеряем всю свежую аудиторию. Они решат, что мы мертвенькие и уйдут.

— Ну не могу я сегодня! И завтра не могу!

— Но это наш канал! Я понимаю, сессия, но это же то будущее, о котором мы мечтали, неужели ты из-за своего…

— Все, пока.

Я выключила телефон и отбросила его в сторону.

Артем тут же завладел второй моей рукой, сжал пальцы и наклонился, чтобы поцеловать их. И нанес сокрушительный удар моей холодной решимости не поддаваться ему:

— Котеночек, как ты смотришь на то, чтобы познакомиться с моей мамой? На этот раз официально? Она нас ждет.

36. Домашняя катастрофа

После нашего с Алевтиной Давыдовной позорного знакомства быть представленной ей «официально»… в качестве кого?

— Я не могу!

Мгновенно забыла все намерения держаться холодно и по-королевски.

Забыла о том, что собиралась строить Артема, дрессировать его, чтобы, как сказал Стас, подольше хватило.

Растерялась, чуть не заплакала, ахнула, вспыхнула, дернулась так, что чуть не свалила вазу со стола, хорошо, он подхватил.

— Можешь, котеночек. Давно пора. — Артем улыбнулся и снова поймал мои руки, сжал их. — Если бы я не закрутился с учебой, уже давно бы не зависели от твоих блядовитых подружек, оставалась бы ночевать у меня. Ты для меня самый близкий человек после мамы. Вчера я понял, что не могу тебя отпустить. Мы с ней поговорили и… вот. Поедешь сегодня ко мне?

— Она же видела меня… голой!

— И что? — поднял брови Артем. — Что она там нового узрела? А про тебя давно знает, с нашей первой ночи в бабушкиной квартире.

— Не знаю…

— Котеночек… — Артем наклонился ко мне, но тут официантка принесла наш заказ и пришлось на время умолкнуть. Обсуждать маму моего парня, которая видела мою грудь, я была готова только наедине. Но она ушла, и он продолжил: — Котеночек, нам все равно негде больше встречаться. А мама не против.

— Что мы будем трахаться в соседней комнате, пока она смотрит телек? — прошипела я, стараясь, чтобы не услышали соседние столики.

— Твоя подружка в той же квартире тебя не смущала, — возразил он.

Я сжала губы.

Моя подружка.

Опустила глаза и взяла палочки. Погоняла ролл по тарелке. Засунула его в соевый соус и выложила на край — обсыхать.

— Ярин… Прекрати. — Артем забрал у меня палочки и пальцем приподнял мой подбородок, чтобы я посмотрела ему в глаза. — Я люблю только тебя.

Он был такой красивый… В темных глазах отражались яркие лампы, губы хотелось целовать.

Никто никогда не впускал меня в свою жизнь так глубоко.

И он не звал туда никого другого. Я знала о нем больше прочих: о том, как он стесняется своего детства в маленьком северном городе и того, что отец испарился раньше, чем Артем вообще появился на свет. О том, что хотел учиться на художника и когда-то неплохо рисовал, но врачи могут зарабатывать больше, особенно если эмигрировать, поэтому он пошел в медицинский. О том, что он врет своим друзьям, что иногда спит с женщинами на двадцать лет старше за деньги, хотя зарабатывает их переводами и простеньким веб-дизайном.

У нас могли быть разногласия, ссоры и недопонимание. Мы могли совершать ошибки. Но разве не это настоящая любовь — когда ты не расстаешься с человеком чуть что не так, а работаешь над отношениями? Пусть даже иногда бывает страшно и больно — оно ведь стоит того. Когда человек — по-настоящему твой. Когда он доверяет тебе.

Я потянулась к нему, касаясь губами. Сдаваясь.

— Ты сегодня такая красивая! — Артем обнял меня за талию, привлек к себе.

Он нес букет, а я просто шла рядом и думала, что этот летний вечер — правильный. Настоящий. То самое, чего мне не хватало рядом со Стасом сегодня днем. Знать, что этот мужчина — со мной. Что он любит меня.

— Спасибо.

— Не видел у тебя такого платья раньше. Пуговички такие… забавные, — он прижал меня к себе и, отвлекая внимание поцелуем, начал выпутывать верхнюю пуговицу из петельки.

— Артем, твоя мама и так видела мои сиськи! Предлагаешь второй раз начать с того, на чем закончили? — я вывернулась из его рук.

— Ну ладно, ладно… — рассмеялся он. — Все равно скоро попадешь ко мне в лапы вместе с пуговичками, платьицем и всеми остальными своими частями. Дай только срок!

Мы поднимались по лестнице, и я еще этажом ниже почуяла неладное. Пахло сырым бетоном и болотом. Артем тоже принюхался, встревожился, взлетел на свой этаж, сунулся открывать — но замок был не заперт. Он толкнул дверь и выматерился. Я подошла поближе и ахнула — пол в прихожей был по щиколотку залит водой, с потолка капало в подставленные ведра, обои местами уже отслоились и на полу валялся кусок мокрой штукатурки. Офигевший Принц сидел на шкафу и смотрел на это все огромными желтыми глазами.

Артем вытащил из кармана телефон и выматерился еще раз. Ну конечно, он же вырубил его еще в ресторане. Я прошла по коридору на кухню — везде стояли тазики, ведра, валялись какие-то тряпки, которыми явно пытались собрать воду. С потолка уже почти не капало.

— Алло, мам! Что? Ага. Ага. Ага. — Артем прошел на кухню, скривился, прошел в комнату — там захлюпало. — Да, я понял, подожду.

Я подошла к нему — в комнате тоже плескалось море. Артем залез на верхнюю полку шкафа, достал оттуда ворох пестрых занавесок и бросил их на пол в коридоре. Повесил повыше мой и свой рюкзаки, присел на корточки и принялся собирать тряпкой воду, выливая ее в ведро.

— Соседи залили. Мать названивала два часа, пока мы развлекались, она сбегала попросила, чтоб перекрыли воду, — с глубоким отвращением на лице он возил тряпкой по полу. — Сейчас придет кто-то из управляющей компании, надо сходить с ним наверх. На кухне ничего, там линолеум, а тут паркет вздуется… Ох, пизда нам от хозяйки.

Задребезжал звонок — хрипло и вяло, словно тоже захлебнулся водой. Артем умчался открывать, дверь хлопнула, я осталась одна. Вздохнула, глядя на Принца, который решил пересидеть потоп повыше.

— Вот такое романтическое свидание и знакомство с родителями! — сообщила я ему.

Желтые глаза презрительно сощурились, пушистый хвост хлестнул по боку.

Топтаться просто так было неловко, так что я прошла в комнату, кое-как подобрала платье и нагнулась, поднимая мокрую тряпку. Отжала ее в тазик, снова кинула в глубокую лужу, которая собралась на паркете. Высокая платформа босоножек помогала не увазюкаться окончательно, так что дело пошло бодро.

Снова хлопнула дверь, и я выпрямилась, чтобы сообщить Артему, что ему повезло, и до его комнаты потоп не добрался, но услышала не только его голос, но и мамин. Они прошли на кухню, обсуждая разводы на потолке:

— Вот, смотри, отсюда все пошло. Труба лопнула и залило, а дальше уже в комнаты. Свет не включай, я автомат вырубила, пока не просохнет.

Я снова отжала тряпку в тазик.

— А там кто? — настороженно спросила Алевтина Давыдовна, показываясь в дверях. — А, Яриночка, это ты… Ну что ж ты, в таком виде и возишься с тряпками… — она скользнула по мне взглядом и вернулась к Артему.

А в каком виде мне возиться?

Честно говоря, я рассчитывала на какую-то благодарность, а в ее словах мне послышался упрек. Хотя, казалось бы, что ей до моего платья?

Я почти закончила в комнате и прошла в коридор. Там почти всю воду впитали занавески, а вот на кухне был бассейн… Я собрала куски упавшей штукатурки в мусорный пакет и повернулась к Артему, который поймал меня сзади и чмокнул в шею:

— Трубу заварили, сбегаю попрошу стояк включить.

— Яриночка? — раздалсь из комнаты.

Я поспешила к Алевтине Давыдовне, которая полулежала в кресле, на спинке которого устроился милостиво согласившийся спуститься Принц.

— Доброго вечера, — кивнула я, чувствуя себя на редкость неуютно.

Хорошее знакомство вышло, что и говорить.

— Да какой он добрый… Деточка, сходи на кухню, накапай мне валокордина тридцать капель.

Я поспешила выполнить просьбу, чуть не подскользнувшись на разбухшем от влаги половике. Нашла какой-то стаканчик, налила воды из графина, отсчитала тридцать капель и принесла маме Артема.

— Там была рюмка специально для лекарств… — проворчала Алевтина Давыдовна, опрокидывая в себя стаканчик.

— Ну… — я смутилась, не зная, что сказать. — Как уж получилось…

Почему даже самые элементарные вещи у меня выходят такими неловкими? Казалось бы — все условия. Прилетела, помогла, показала себя хозяюшкой, позаботилась. Хорошая девочка, мечта любой свекрови.

А я снова какая-то не такая.

Артем вернулся минут через двадцать, которые я провела на кухне. Лучше уж собирать воду в тазик, чем сидеть в комнате напротив Алевтины Давыдовны и не знать, о чем говорить. Принес сэндвичи из супермаркета и бутылку колы, включил автомат, уточнив, что свет лучше не зажигать, но холодильник пусть работает. И телевизор можно.

Пока мы ужинали в полутьме, он бодро рассказывал маме про свою сессию, делился мнением о согруппниках, нес какую-то чушь про сериалы — все, чтобы разбить ледяное молчание за столом. Не знаю, что чувствовала Алевтина Давыдовна, а мне хотелось свернуться клубочком как ежик и укатиться куда-нибудь нафиг.

Едва дотерпела до момента, когда Артем закончил ужинать и увел меня наконец в свою комнату. Надо думать, «официальное» знакомство считается состоявшимся?

За дверью на полную громкость включился телевизор. В щель просочился Принц и запрыгнул на застеленную покрывалом кровать. Артем привлек меня к себе и деловито принялся расстегивать пуговицы.

— Эй… — я отшатнулась, нервно оглядываясь на дверь. — Давай хоть запремся, что ли.

— Неа, нельзя, Принц будет нервничать.

Артем склонился ко мне, накрывая ладонью грудь и присасываясь губами к шее. Я дернулась — след останется, Стас узнает, что я сдалась!

— Я так не могу!

— Все нормально, только не ори громко и все…

— Артем!

— Ты что, не хочешь? — удивленно отстранился он. — Не, ну дело твое, конечно. Пойду тогда билеты зубрить, завтра патанатомию сдавать.

— Хочу! — я испугалась, когда он выпустил меня из объятий. Мы ведь на этой неделе не сможем больше провести ночь вместе. — Очень!

— Тогда иди сюда… — он потянул мое платье вверх, опрокидывая меня на покрывало и раздвигая колени.

— Артем, Принц у тебя?! — заорала из соседней комнаты Алевтина Давыдовна ровно в тот момент, когда он толкнулся в меня бедрами.

Усмехнувшись, Артем вонзился до предела, прижал палец к моим губам, потому что я чуть не ахнула и крикнул в ответ:

— Да, мам!

Но я уже больше не могла расслабиться. Все прислушивалась к звукам через дверь, пытаясь уловить сквозь ревущий телевизор, не отодвигается ли стул, не приближаются ли шаги.

Как бы Артем меня ни вертел, выгибая в немыслимые позы, я старалась не спускать глаз с приоткрытой двери.

— Ну ты как, скоро?.. — выдохнул он нетерпеливо. Судя по суматошному пульсу, сам он был уже близок.

Я напряглась всем телом, прогнулась в спине, закусывая губы и зажмуривая глаза, вонзила пальцы в его плечи и через пару секунд расслабилась с тихим стоном.

Он кончил через несколько секунд после моего представления.



37. Экзамен

Артем поцеловал меня на прощание в переходе метро, и мы разбежались в разные стороны. Я села на ветку до института и достала телефон. В недавних переписках еще горел контакт «Господина Никто», и Стас ждал моего отчета.

Или не ждал?

Он ведь не повелся на мое предложение. То ли проявил мужскую солидарность — нефиг гроссмейстеру тайком подсказывать новичкам, то ли поленился продолжать неинтересную ему игру. Нужен ли ему на самом деле мой отчет о вечере?

Особенно учитывая, что я все-таки пошла к Артему. По нашему договору выходит, что он мне вообще ничего теперь не должен. Хотя у меня есть оправдание — он ведь познакомил меня с мамой! Неужели это не в счет?

Я вздохнула и закрыла мессенджер.

Духу не хватало.

К тому же у меня было, о чем поволноваться. Английский я знала на уровне субтитров к сериалам, преподавали нам его на отцепись раз в неделю и два года подряд в качестве курсового перевода я притаскивала один и тот же переписанный кусок «Портрета Дориана Грея» — никого это не смущало.

Но у меня было подозрение, что на дипломной оценке лафа кончится.

Вся моя безалаберность сейчас шарахнет со всей силы…

Я открыла присланные еще в начале сессии материалы и быстро пробежалась по темам топиков. Увы, никаких «Лондон из зе кэпитал оф Грейб Британ», как на вступительных, тут не было. Сплошные философские вопросы: «Как вы думаете, как сны влияют на нашу жизнь?», «Чей образ жизни вы считаете недостойным и почему?»

А можно мне про кошечек?

Я выскочила из метро и прислонилась спиной к гранитной облицовке перехода, укрывшись за театральным киоском. Провела руками по лицу, словно снимая липкую паутину. Очень хотелось немного поплакать, но времени на это не было.

Слишком много всего.

Стас, Артем, сессия, Инночка, наш канал.

Говорят, незадолго до дня рождения всегда так — сил мало, дел много и больше всего хочется взять соль, спички, рогатку и уйти в лес. Вырыть там землянку, свернуться калачиком и проспать пару лет. А оно все пусть само как-нибудь устроится.

Тогда, наверное, еще лопату надо взять. Вместо рогатки.

Ладно, к чертям кошачьим. Что мне терять?

Я вытащила телефон и ткнула в контакт Стаса.

— Он принес цветы, — сообщила я на его резкое «Да!».

— Так.

— А все остальное не удалось… — покаялась я и быстро пересказала события вчерашнего вечера.

— Короче, задание ты провалила с треском, — резюмировал он. — Прости, Ярин, на этом все.

— Совсем?..

Мне показалось, гранитная плитка под моими ногами вдруг ухнула вниз, как ловушка в компьюьтерной игре.

— Какой смысл в грамотной стратегии, если ты ей не следуешь? Мне было бы забавно щелкнуть по носу мудака, показать ему, что нежные кошечки тоже умеют выпускать когти. Но если ты к этому не готова, наблюдать, как ты сама себя ему скармливаешь — никакого интереса, Ярин.

Я не нашла, что сказать. Точнее, в первую очередь — как сказать и не расплакаться. А во вторую, что сказать, чтобы это не выглядело: «Не бросай меня одну, пожалуйста, ты мой последний шанс».

— Мне пора, — сказал Стас, промолчав всю эту неловкую паузу. — Дела.

Бормотнув что-то в ответ, я отключилась.

Надо было все-таки поплакать, но почему-то я чувствовала только опустошение.

Словно до вчерашнего вечера передо мной было открыто множество дорог, а потом что-то случилось — и осталась только одна.

На третьем этаже возле экзаменационной аудитории уже собрались все наши: и вечерники, и заочники — одной большой, но совершенно не дружной толпой.

Мы все-таки были очень разными.

На заочном учились взрослые люди, часто довольно успешные в своей области, встречались даже главные редакторы региональных газет и журналов.

На вечернем собрались такие, как я — кому не хватало денег на оплату дневного и надо было работать. Или такие как Инночка — считающие, что с вечерников спрос меньше и можно лениться.

Инночку, кстати, я заметила первой — она как раз вертелась среди заочников. Точнее, в компании трех довольно взрослых парней, лет на десять ее старше. Симпатичных, тут я ее могла понять. Наши взгляды пересеклись, и мне с трудом удалось подавить порыв кивнуть, улыбнуться, позвать ее в курилку сплетничать про Стаса и Артема…

…Артема.

Я опустила глаза и прошла к нашим.

— О, привет, Ярин!

— Яра! Ты чего опаздываешь?

— Слушай, там обещали пять экзаменаторов посадить, мы быстро пройдем.

— Ты зачетку не забыла опять?

— Я забыла зачетку один раз в жизни! — возмутилась я.

— Один раз, зато какой!

Что верно, то верно. Самым сложным экзаменом на первом курсе была «История древнерусской поэзии».

Читать это было невозможно, учить — нереально.

По статистике в конце первого курса вылетает больше всего народу.

Последний день сессии.

Бессонная ночь.

Грядущий день рожденья, который я готовилась встречать в слезах из-за того, что меня выпрут с факультета мечты.

В общем, все звезды сошлись.

Чего я не знала — это того, что у преподавательницы тоже был день рождения. В один день со мной. Инночка вертелась в учебной части и как-то об этом услышала и вовремя подсуетилась. Приволокла шампанское с тортиком и между делом обронила, что я тоже именинница.

Меня вызвали первой и оборвали буквально после пары фраз: «Вижу, знаете. С праздником, давайте зачетку».

А зачетку-то я на нервах забыла…

Кончилось все, конечно, хорошо, я успела смотаться домой до конца экзамена и заодно привезти преподавательнице еще пирожных, но с тех пор меня знал весь наш курс как девочку, которая всегда забывает зачетку.

Для закрепления успеха мы с Инночкой на следующий день позвали всех отметить окончание сессии и мой день рожденья.

— Кстати, Ярин, как там наша традиция? Все в силе? Отмечаем твою днюху?

На следующий год мы повторили загул всем курсом: дача, шашлыки, мой день рожденья и много-много вина.

А теперь, глянь-ка, уже традиция!

— В этот раз облом, — развела я руками.

— Эй, почему?

Вокруг меня сгрудилось полкурса. Не думаю, что их так огорчала перспектива не поздравить меня с праздником. Просто мы с Инночкой оба раза реаьно заморочились: поиски кладов, в роли которых выступало бухло, куча игр для компаний — от «крокодила» до эротических фантов, пирожные с ягодами прямо с грядки, кальян, гитара, настолки, ночной поход на ледяной родник в глубине леса и утренние поиски тех, кто потерялся по пути.

В общем, было реально круто и в первый раз, и во второй.

Я снова развела руками:

— Негде. Сорян.

— И все? — удивилась Рената, вылезая из толпы. — Это единственная причина? Место — не проблема вообще. Выгоню родичей на выходные из загородного дома, можно там тусить. Это близко, на маршрутке можно добраться.

— О… тогда еще помощь с организацией, одна я не потяну, — тут же выставила я условия.

— Ну и помогу заодно, — Рената достала телефон и начала тыкать по экрану. — Брата тоже попрошу, он шашлыки охренительно умеет делать.

— Супер!

— Другое дело!

— С меня острые крылышки и «Манчкин».

Народ оживился, обрадовался, даже как-то на экзамен стали смотреть оптимистичнее.

— Если ты не против, что я своих друзей позову, — кивнула я Ренате. — Тогда все в силе.

— Ну конечно! Бухло, кстати, пусть все свое привозят, пиши в приглашениях.

— Йей!

— Яринка, ты звезда!

Кто-то меня даже в щеку чмокнул от избытка чувств.

Я поймала ревнивый и печальный взгляд Инночки и почувствовала укол вины.

Но между подружкой, которой все равно, перед кем жопой вертеть и человеком, которого я люблю, выбор был однозначен.

Несмотря на пятерых преподов, экзамен шел вяло. Каждого гоняли чуть ли не по полчаса, так что мы измаялись в плохо проветриваемом холле, который к тому же заливало горячим солнечным светом через высокие пыльные окна. Душно, жарко, муторно — я уже два раза спускалась на первый этаж за бутылкой ледяной воды и катала ее сейчас по лбу в надежде хоть как-то охладиться.

Уже подходила моя очередь, а предыдущая партия смертников что-то слишком плотно застряла в аудитории.

Я спохватилась, что забыла выключить телефон. Звякнет во время экзамена — и мне хана. Достала его из рюкзака — и вовремя.

Он зазвонил прямо в последнее мгновение, когда я уже тянулась к кнопке выключения.

Пришлось отскакивать подальше от двери и дрожащими руками нажимать «Ответить». Потому что на экране значилось: «Господин Никто».

— Давай подвезу тебя сегодня. Ты на факультете? — без предисловий начал Стас.

— З-зачем? — не поняла я.

Он же отказался от идеи мне помогать, так и нафиг я ему?

— Ну, там же твои подружки учатся? Они болтливые? Твой красавчик туда заезжает? Ему расскажут?

— Н-не знаю… — пробормотала я, заикаясь от неожиданности. — Заезжал пару раз. Может и расскажут, если увидят. Не знаю…

— Ну ладно, сойдет и так, — хмыкнул Стас. — Создадим тебе шикарную репутацию.

Дверь аудитории открылась и оттуда вышло сразу три человека. Рената замахала мне рукой — моя очередь.

— Прости, — затараторила я в трубку. — Мне пора бежать на экзамен, прости, прости!

— Когда освободишься? Это журфак?

— Да! Примерно через час! — я на несколько секунд застряла в дверях, никак не решаясь нажать отбой.

— Час… Ладно, постараюсь успеть.

И я юркнула в аудиторию, судорожно пряча выключенный телефон в кармашек рюкзака под суровыми взглядами экзаменаторов.

Через час я выпорхнула с крыльца, кажется, вообще едва коснувшись ступенек.

Внутри все пело, вечерний солнечный свет казался необычайно радостным и ярким, а ледяная «фанта» в пластиковом стаканчике — празднично-игристой, не хуже шампанского.

Оглянулась по сторонам в поисках Стаса. Специально задержалась чуть-чуть, принимая поздравления с отличной оценкой. Успела даже перекусить, чтобы не выходить раньше, чем обещала.

Рядом с факультетом всегда толпилось до черта самых разных машин: от рыжей «копейки», расписанной ромашками, до темно-синего сверкающего «мазератти». Были и старые «фордики», и понтовые заниженные «бэхи». Разный у нас тут народ.

Только белого «мерседеса» с люком на крыше, увы, не было.

Мое приподнятое настроение самую чуточку, прям вот вообще капельку, но подувяло. Не успел, значит…

Ну, не успел, значит, не успел, всякое бывает, человек занятой…

Я допила выдохшуюся «фанту» и бросила стаканчик в урну.

В этот момент «мазератти» завелся, моргнул фарами — и бибикнул в тон смске на телефоне: «Прыгай ко мне, стервочка, не хочу светиться перед целым зданием папарацци».

38. Кусачая кошка

Ух! Да, это была славная прогулка — всего десять шагов к сверкающему чудовищу с трезубцем на шильдике, а столько внимания мне одной! Если я когда-нибудь пройдусь по красной ковровой дорожке, вряд ли это будет настолько же волнующе.

Направлялась я к передней двери, но тут мягко открылась одна из задних. Пришлось срочно делать вид, что так и было задумано, изящно разворачиваться от бедра и нырять в пахнущую дорогой кожей и новенькими долларовыми купюрами полутьму.

Про купюры это я уже додумала, а кожей и вправду пахло. И еще алкоголем, табаком и резковатым мужским парфюмом — это уже от Стаса, который поймал меня и прижал к себе так, казалось, недвусмысленно, что я сначала удивилась, потом испугалась и только чуть-чуть не дошла до следующей стадии, когда поняла, что он просто перегнулся, чтобы закрыть дверцу.

— Ну привет, стервочка… — скользнуло горячим дыханием от уха до ключицы, но потом дверца все-таки хлопнула, и он отстранился.

Хотя все равно сидел слишком близко для такого просторного салона.

Я повернулась к переднему сиденью — там постукивал по рулю в кожаной оплетке незнакомый мне мужчина с очень короткой стрижкой.

— Это водитель, — тут же пояснил Стас. — Пришлось подрезать машинку у партнера, чтобы впечатлить твоих подружек и заодно самому не засветиться в этом гнезде акул пера. Вам же только пальчик покажи — по локоть отхватите и не поперхнетесь.

— А партнера не жалко? — я не знала, как устроиться на слишком широком и мягком диване. Все время тянуло лечь, откинуться на грудь Стасу, растечься счастливой лужицей по коже цвета молочного шоколада.

— Его репутации уже ничего не повредит.

Разумеется, мне тут же приспичило узнать, что же там за партнер такой!

Но Стас не был в настроении раскрывать секреты.

Он пригнулся, разглядывая через затемненное стекло столпившихся на крыльце моих сокурсников:

— Все налюбовались? Инночка и другие подружки видели, куда ты села?

— Вроде… — я тоже склонила голову набок, высматривая знакомых. — Рената, Оля… а, вот и Инночка! — та выглядела странно-нервно, гипнотизируя взглядом «мазератти». — Все в порядке, завтра весь курс будет знать, с кем я уехала.

— Значит, задача выполнена.

Водитель понял эту фразу как приказ. Машина тронулась так плавно, что я даже не сразу поняла, что мы едем. Это он, значит, прислушивается ко всем разговорам?

Не слишком уютно.

Вообще, несмотря на то, что внутренности салона просто вопили о роскоши и комфорте — я провела кончиками пальцев по лаковому дереву вставки на двери — мне здесь не нравилось. Страшновато было даже просто сидеть в машине, у которой одно колесо стоит дороже нашей квартиры.

— Как экзамен, кстати? — отвлек меня вопрос Стаса. Он-то чувствовал себя вполне комфортно. И в машине, и в такой опасной близости ко мне.

— Экзамен просто отлично! — затараторила я, с облегчением переключаясь на привычную тему. — Преподша сказала, что вообще-то у нее перерыв и она хочет курить, но я могу прогуляться с ней и заодно поболтать. Пока туда-сюда ходили, я ей все уши прожужжала сначала про канал, потом про кофейню, потом еще немножко про канал — на английском, разумеется! — и она даже спрашивать больше ничего не стала, сразу как пришли, попросила зачетку. Везуха у меня сегодня, хоть в лотерею играй.

— Я рад, — коротко отозвался Стас.

— Везуха — это и про тебя тоже, — серьезно сказала я. — Спасибо, что не забил на меня.

— Надо было.

Я кинула на него быстрый взгляд, уточнила:

— Ты на самом деле ведь не злишься?

— Злюсь, что чуть не спалился перед целым факультетом папарацци, а так нет, — хмыкнул он. — Не помирились еще с Инночкой? Не веришь ей?

Меня немного удивил даже не вопрос, а то, что он вообще держит в голове всю ситуацию и даже помнит имя. Артем, вон, чуть ее не трахнул, а все еще называет «твоя подруга».

— Может, и верю… — я обхватила себя ладонями за плечи, ежась от прохлады кондиционера, и водитель тут же пробежался пальцами по приборной панели, повышая температуру в салоне. — Но пусть сама подходит.

— Это нелогично, — заметил Стас. — Если ты ей веришь, то виновата перед ней ты. Значит, тебе и делать первый шаг.

— Какая логика, я же девушка! — огрызнулась я. Как отвратительно легко вытащил он наружу то, о чем я старалась не думать, старательно разжигая в себе обиду…

— Раньше была умной девушкой. Мне так показалось.

— Ста-а-а-ас!

— Что? — поднял он брови.

— Ты зануда!

Он отвернулся, пряча ухмылку.

Раскинул руки на спинке сиденья, потянулся ко мне, поймал прядь моих волос и дернул, словно мальчишка, который никак не может пройти мимо косичек одноклассницы, которая ему нравится.

— Что у вас с каналом, кстати? — как будто спохватился он, продолжая наматывать прядь на палец и нежно потягивая ее. Чуть больно, но почему-то приятно. — Я заходил — там последним роликом висит наше интервью. Все, наигрались? Я тогда не буду ссылки на вас давать, какой смысл?

Я закатила глаза:

— Ну хватит, может, меня отчитывать, а? То как дела в институте, то извиниться перед Инночкой, теперь про канал. Ты мне кто — тайный любовник или строгий папочка?

Стас перехватил пальцами прядь и потянул чуть сильнее, заставляя меня прогнуться в спине и качнуться к нему, нарушая установленную мной «приличную дистанцию».

Зарылся пальцами в волосы и, глядя на меня своими туманно-серыми глазами, негромко спросил:

— Мы же вроде договорились, что учитель в школе стервозности, — сжал пальцы, слегка потянул мою голову назад. — Передумала?

Вот что он делает? Зачем? Почему у меня должно срываться дыхание, а в голове мелькать сцены позавчерашней ночи? Что было в Вегасе — должно оставаться в Вегасе!

— Не знаю, — ответила я, встречая его взгляд. — Прямо сейчас я не хочу никакой стервозности.

— А чего ты хочешь?.. — спросил он, массируя кожу головы кончиками пальцев так, что по всему телу разбегались искристые мурашки.

— Покусать тебя, мороженое и фырфырфыр! — ответила я, глядя на него честно-пречестно.

Стас смотрел на меня еще секунду или две, а потом выпутал пальцы из моих волос, завернул рукав рубашки еще выше и протянул мне предплечье:

— На, кусай.

Я внимательно рассмотрела его — остро контрастирующая с белой рубашкой загорелая кожа, темные волоски на ней, напрягшиеся жилы на запястье… и с наслаждением впилась зубами.

Не жалея, со всей силы.

Стас даже не дернулся. Только задержал дыхание на несколько секунд, пока я не разжала челюсти.

Спросил:

— Все?

Я куснула еще раз, уже легче, покатала жилистую плоть между зубами, потрогала кончиком языка солоноватую кожу и наконец отпустила:

— Теперь все.

Стас внимательно рассмотрел отпечаток моих зубов, покачал головой, раскатывая рукав, чтобы скрыть его:

— А ты настоящая кошка. Беспощадная и злая.

— Фырфырфыр! — отозвалась я. — А мороженое?

— Знаешь, я еще не готов покупать мороженое юным любовницам. Какой-то неправильный оттенок отношений, знаешь ли… — сказал он, раскатывая симметрично и второй рукав.

— Вечно у тебя косяки с исполнением третьего желания, уважаемый джин.

Я покосилась на затылок водителя.

Затылок не выражал никаких эмоций. Наверняка в этой машине происходило много интересного.

Может быть, даже устраивали оргии.

Но я не уверена, что занимались людоедством.

Так что я чувствовала в его молчании и недвижности легкий оттенок недоумения.

Хотя, может быть, мне только казалось.

— Почему ты передумал и решил мне помочь? — спросила я Стаса, который больше не лез с расспросами. То ли темы кончились, то ли шкурку стало жалко — вдруг откушу что-нибудь в следующий раз.

— Я же джин, мы обязаны выполнить три желания, — пожал он плечами. — Сама сказала.

— А если серьезно?

— А если серьезно… — вновь развернулся ко мне Стас. — То я не выбрасываю голодных кошек обратно на улицу, даже если они кусаются, когда чистишь им уши и запихиваешь в глотку таблетки.

— Я больше не буду, — виновато сказала я, быстро погладив кончиками пальцев ткань рубашки над тем местом, где оставила след.

Стас лишь тихонько хмыкнул:

— Кусайся на здоровье. Но постарайся все-таки делать, как я говорю, если хочешь получить результат.

— Буду, теперь честно буду! — обрадовалась я. — Ты ведь еще что-то придумал, да? Скажи, что делать?

Почему-то Стас глубоко вздохнул, словно ждал другого ответа.

В этот момент «мазератти» затормозил у моего дома. Я и не заметила, что мы уже добрались, даже не отследила, что едем по родному району. Стас не спешил выходить. Я же послушно ждала, помня урок о том, что мужчина должен открывать мне дверь. Или на учителей это теперь не распространяется?

Но он только смотрел на меня, словно собираясь что-то сказать, но не находя слов. Водитель сидел прямой и недвижный, словно манекен, будто и нет его. В сгустившемся воздухе звенело напряжение, но я даже приблизительно не представляла, о чем может пойти разговор. Притихла, подобрала под себя ноги, не решаясь ни двинуться, ни пошутить.

Ожидание лопнуло внезапно, будто мыльный пузырь, так и не разразившись грозой. Стас вдруг очнулся, словно спохватившись, открыл дверь со своей стороны, обогнул машину и распахнул мою. Подал руку.

Жаль, что знаменитые бабушки на скамейках остались только в анекдотах, разговоров им бы хватило до конца года!

— Ну… все? Пока? — замялась я, теребя серебристый рюкзак.

— Да… — задумчиво отозвался Стас, но тут же спохватился: — Нет! Стой! Чуть не забыл.

Он нырнул на мгновение в машину и вернулся с изящной коробочкой. Протянул мне.

Я повертела ее, не совсем понимая, что происходит, но открыла и достала телефон. Новый. Совсем новый — эта модель вышла только неделю назад и в России пока не продавалась.

— Это мне? Зачем?

— Тебе, кому еще, — ответил Стас. Он уже вернулся в свое обычное нагловато-холодное настроение. — А то ходишь как бомж с расколотым экраном. Заодно мудаку своему похвастаешься.

— А что я ему скажу?.. — растерялась я.

— Ничего.

— Он же спросит?

— Будешь мяться и выдвигать разные противоречивые версии. Чтобы было видно, что врешь, — пожал плечами Стас, и глаза его хищно сверкнули. — После этого любой самый невинный ответ вызовет подозрения.

— И он будет ревновать?

— Обязательно!



39. Розы раздора

Но Артем ничего не спросил.

Равнодушно скользнул взглядом по моей новой игрушке, с которой я провозилась весь вечер, перетаскивая фоточки и заметки со старого телефона и устанавливая приложения, которые мой старый не тянул, и только уронил:

— Что, канал много бабла стал приносить?

— Неплохо, только это не… — начала я, но он не дослушал.

— Я вот тоже думал взять новенький Сяоми или подержанный Самсунг… Но решил подождать до осени, когда хипстота заменит айфоны на новую модель и старые подешевеют. Как думаешь? У тебя же макбук, почему не взяла айфон?

— Я не выбирала… — снова заикнулась я.

— С другой стороны, — продолжил он, не вслушиваясь в мое бормотание. — Главное в телефоне камера и процессор, а в этом плане «яблоки» уже устаревают, отстают от китайских флагманов больше чем на год. Смотрел тут ролик, где сравнивали Snapdragon 865 и A13 Bionic…

Он продолжал вещать, я кивать, но мои мысли уже уползли совсем в другую сторону.

Артем чуть ли не в первый раз навестил меня на работе. Вроде бы второй — в самом начале наших отношений он как-то заехал за мной, чтобы забрать на вечеринку. Но потом долго ныл, что пришлось делать огромный крюк и лучше бы нам встречаться где-нибудь посередине. Или даже сразу в клубе, ну, или хотя бы в метро. Так было действительно удобнее, а то его часто задерживали в институте, а меня на работе успевали припахать на эти лишние полчаса полы помыть или столики протереть.

Зато сегодня вдруг явился с букетом роз — тугие кремовые бутоны выглядели невероятно нежными и пахли изысканно и тонко. У него всегда был хороший вкус: в одежде, в подарках и, я надеюсь, в женщинах. Мне бы хотелось думать, что Артем со мной именно потому, что умеет выбирать красивые и ценные вещи.

До следующего экзамена было еще три дня, я приехала в кофейню позаниматься, потому что дома у меня даже письменного стола не было, а библиотека на факультете была битком, и меня тут же попросили заменить заболевшую девочку по двойной ставке.

Я, конечно, согласилась, но деньги деньгами, а все равно было грустновато, что даже в сессию нет мне покоя. А тут такой сюрприз!

Я вдохнула нежный аромат, тронула губами шелковистый розовый бутон.

Люблю своего мужчину. За такие внезапные радости в том числе.

— …поэтому лучше все-таки не самую последнюю модель, а с уже исправленными багами! — закончил Артем свою лекцию.

— Да, конечно, ты прав, — кивнула я, гадая — сообщили ли ему о моем вчерашнем отбытии с факультета в роскошной тачке или цветы просто совпадение?

А если сообщили, то кто? Неужели они общаются с Инночкой?

— Во сколько ты заканчиваешь? — Артем оперся на стойку, наклоняясь ко мне, чтобы поцеловать.

— В восемь… — тяжело вздохнула я. — Но я к тебе не смогу, мама сегодня не разрешит слинять на ночь.

Только бы не спросил, почему. Про мой лимит в две ночи в неделю он в курсе. Не дай бог заинтересуется, где я провела вторую.

Он не спросил.

— Хочешь, просто погуляем? — предложил Артем. — В парке много укромных уголков, если ты понимаешь, о чем я…

И он поиграл бровями, намекая на то, как мы отрывались прошлым летом — мои коленки вечно были стесанными от секса на песке маленького пляжа у лесного пруда, а вечерами я регулярно вытряхивала из трусов ошалевших муравьев.

— А ты сегодня свободен, что ли? — удивилась я.

— И завтра тоже, у меня по клинике автомат.

— Уууу, зависть! — я дотянулась до него и чмокнула в нос. — Я не такая умная. Зато везучая.

Хотела было поделиться тем, как лихо сдала английский, но нас отвлек недовольный женский голос:

— Девушка, долго мне вас еще ждать?

У кассы стучала по полированной стойке острыми черными когтями раздраженная женщина лет тридцати пяти.

— Извините, что бы вы хотели? — я порхнула на свое место и улыбнулась как можно шире.

— Я бы хотела мировой победы феминизма над патриархатом, но прямо сейчас сойдет самый большой капучино без кофеина на безлактозном молоке и с сиропом на сахарозаменителе, — ядовито сообщила клиентка.

— Да, минутку… — я бы предложила ей еще пирожное без глютена и углеводов, чтобы сделать заказ еще более совершенным, но бросила только один взгляд на выжидательно поднятую бровь и решила, что пока не потяну полноценный сарказм-баттл.

Я надписала стаканчик:

— А зовут вас…

— Диана.

— Алин, сделаешь? — обернулась я к напарнице.

Та тихо выскользнула из темного уголка, где все это время грызла ногти и пялилась в телефон, чем она и занималась большую часть времени, когда не было клиентов.

— Нет-нет-нет, не надо, эту я знаю! — возмутилась Диана. — Она двигается как больная беременная улитка на транквилизаторах! Делайте вы, а то я уже никуда не успею!

Миндальное молоко взбивается не так хорошо, как коровье, а чтобы добиться от декафа нормального вкуса, нужно хорошенько пошаманить. Алина это все тоже хорошо умеет, но действительно в три раза дольше меня. Сделать этой крысе «на отцепись» было быстрее, но в итоге обошлось бы дороже — у нас есть правило, что мы переделываем кофе, пока клиент не останется доволен. Поэтому пришлось напрячься, тщательно следя за температурой молока — один градус вправо-влево и уже не то.

Зато в ящичек для чаевых с надписью «На море» упало достаточно денег на еще один такой заказ. На прощание мы с клиенткой улыбнулись друг другу уже намного теплее.

Отвернулась от кассы я как раз вовремя, чтобы узреть, как Артем выуживает из моего — моего! — букета самую красивую розочку и вручает зардевшейся Алине.

— Э, а что тут происходит?

— Девушка была совсем печальная, решил ее порадовать, — игриво мурлыкнул Артем, подмигивая Алине, мявшей эту розочку в руках, не зная, куда ее деть.

— Дорогой, а ничего, что я тут стою? — возмутилась я, упирая руки в боки.

— Котеночек, ты ревнуешь, что ли? — вполне искренне удивился он. — Я просто хотел поднять девочке настроение. Разве ты как-то от этого пострадала?

— Теперь в моем букете четное число роз, — заметила я.

— Что? — он нахмурился. — И что?

— Четное число приносят только покойникам, вот что!

— Ты все букеты пересчитываешь, что ли? — он пожал плечами, но перепроверил сам.

Осталось двадцать. Да, я пересчитала.

— Нет, я и так знаю!

— Котеночек, не думал, что ты такая мелочная, — скривился Артем. — Вот, гляди! — он выудил из моего букета еще одну розу и демонстративно сломал ее в ладони. Шипы проткнули кожу, кровь капнула на стойку. — Теперь ты довольна? Снова нечетное количество.

— Артем! — я метнулась за тряпкой и нырнула за аптечкой под стойку. — Зачем ты так?

— Скажи — довольна? — прошипел он мне в лицо, позволяя, однако, протереть царапины перекисью. — Или мне приволочь тебе еще один букет, чтобы ты поняла, что любовь измеряется не в количестве роз?

— Прекрати, — тихо сказала я, поглаживая его заклеенные пластырем пальцы.

— Не я это начал, котеночек!

— Ты флиртовал с Алиной…

Я все понижала голос, зато Артем уже не шипел, а практически орал:

— Я просто! С ней! Разговаривал! Пиздец, мне вообще с любыми женщинами теперь перестать разговаривать, чтобы ты не ревновала? С сокурсницами? С преподшами? С кассиршей в метро можно поговорить? А с мамой? С мамой тоже нельзя?

— Артем… — я протянула руку, едва дотронувшись до его плеча, но он отшатнулся.

— Да пиздец! Лечу к ней, чтобы порадовать — вместо того, чтобы дома отдохнуть, а мне сцены на пустом месте закатывают! Посади меня в клетку или пояс верности надень, если такая больная!

— Артем…

— Все, не трогай меня.

Он отошел от стойки так, чтобы я не могла до него дотянуться.

Не то чтобы мне было сложно из-за нее выйти, но потом что? Гоняться за ним по всему торговому центру?

Я закрыла глаза. Выдохнула. Открыла.

Спросила:

— Ты меня бросаешь?

— Нет. — Он ответил, глядя в сторону, но тут же шагнул обратно к стойке, резко притянул меня к себе, сжав рукой шею и жестко, зло поцеловал. — Даже не надейся. Остыну — вернусь.

И ушел, не оборачиваясь.

Я медленно выдохнула, держась дрожащими пальцами за столешницу.

Алина стояла вся пунцовая и чуть не плакала, вертя в руках эту несчастную розу.

— Ярина, прости, я не хотела…

— Да ты-то тут при чем… — буркнула я, открывая шкаф, чтобы найти кувшин для своего букета и тонкую вазочку для ее розы.

На девочку действительно никто не обращал внимания, и цветы ей доставались редко. Пусть порадуется хоть так. Не отобьет же она у меня Артема своими обгрызенными ногтями и кротким видом.

— Плохо… — сказал Стас, когда я позвонила ему, чтобы отчитаться о том, что Артем никак не прокомментировал ни машину, ни телефон, если не считать нудной лекции о мобильных процессорах.

— Он просто никогда меня не ревновал. Он мне доверяет! — попыталась его оправдать. — Зато я как истеричка себя повела с этим букетом.

— Доверие выглядит немного иначе… — задумчиво отозвался Стас. — Значит, цветы принес, говоришь. Неожиданно. Сюрприз такой.

— Да! А я все испортила! Что мне делать?

— Проверим одну гипотезу… — еще более туманно и задумчиво сказал он. — Ты ведь завтра опять работаешь?

— Да, а что?

— Одна? Или?

— Нет, снова с Алинкой.

— Еще лучше.

И он попрощался, так и не расколовшись, что же задумал.



40. Новая стратегия

До вечера Артем так и не вернулся. И сообщения тоже не читал.

В восемь я вышла из торгового центра и еще минут двадцать стояла на улице, глотая теплый июньский воздух вперемешку со слезами, все еще надеясь на что-то.

Почему мне всегда так больно? Почему я не могу промолчать, когда нужно? Ну отдал он эту розочку, с меня что — убыло? А за свою истерику я теперь наказана этим одиноким вечером.

Можно было бы взять кофе и пройтись по парку, но там по аллеям ходят за руку счастливые влюбленные, целуются, спрятавшись за деревьями, прижимаются друг к другу на лавочках — я буду чувствовать себя еще хуже, все время помня, что сама все разрушила, что это счастье не для меня.

Артем не пришел.

Не простил меня.

Но все же его слова, что он меня не бросит, чуть-чуть утешали.

Хотя сегодняшний вечер был словно репетицией будущей невыносимой боли.

То, чего не заметил Артем, заметила мама:

— Откуда у тебя такой телефон? — вдруг спросила она за ужином.

Я бы ушла со своей тарелкой в комнату, чтобы не сидеть с ней и папой за столом в напряженном молчании, но с некоторых пор есть в комнате было запрещено. Спасалась как могла — листала соцсети, не глядя заглатывая макароны с котлетами.

Вот тут и воплотились в реальность советы Стаса — жаль, что не к месту. Я чуть не подавилась, с трудом проглотила кусок хлеба, застрявший в горле, судорожно думая, что ответить.

Пауза пригодилась маме, чтобы сделать свои выводы:

— Зарабатывать стала хорошо? Молодец.

— Мммм… — пробормотала я что-то невнятное, снова быстро набивая рот, чтобы не отвечать.

— Хотя могла бы купить что-нибудь полезное для дома вместо своих игрушек. У нас стиральная машина через раз белье отжимает, а тебе и дела нет. За половину этих денег могли бы новую купить. Раз богатая стала, могда бы о матери подумать. Я свою первую зарплату первый год родителям отдавала, ни копейки себе не оставляла. А ты эгоисткой выросла!

— Это подарок! — я поспешно прожевала и проглотила макароны.

Слишком видно было, что мысль про отданную зарплату маме очень понравилась.

— От кого?

Про то, что мы с Артемом помирились, я ей, разумеется, не рассказывала.

Про Стаса — тем более.

— От… друга, — я опустила глаза. Получалась какая-то пародия на неслучившийся разговор с Артемом.

— Что это за друзья у тебя, что такие дорогие подарки дарят, а? — вступил молчавший до сих пор папа.

Мама даже вилку отложила, чтобы не пропустить ничего из нашего диалога.

— Просто… друг.

Котлеты больше в горло не лезли. Я встала из-за стола, но опустилась обратно, остановленная двумя окриками одновременно:

— Я с тобой еще не договорил!

— Доедай все, мы не такие богатые, чтобы еду выбрасывать!

Безнадежная тоска поднималась к горлу непрошенными слезами. Я-то думала, сегодня хуже уже не будет! Хотелось захлюпать носом, заныть, пожаловаться: «Мама, мамочка, почему все опять не так? Почему у меня опять ничего не получается, мамочка?»

Но мамочка была на той стороне. На стороне тех, кто весь день был против меня. Это в детстве можно было уткнуться в ее сладко пахнущую духами кофту и самозабвенно рыдать, если упала и разодрала коленки. Да и то вперемешку с утешениями всегда прилетало: «Под ноги надо смотреть было!»

Уже ночью, истощенная очередным бессмысленным скандалом, в котором я опять была в роли неблагодарной дочери, содержанки и проститутки, которая не уважает родителей и ничего не делает по дому, уставшая после наказания в виде отдраивания ванны и туалета, я свернулась калачиком под одеялом, воткнув наушники и листала ютубовские каналы о животных. Пашка еще днем перечислил мне очередную долю от рекламы, и эта была уже сумма, которая позволяла задуматься о том, чтобы снимать хотя бы комнату. На макароны-то мне должно хватить. Надо только не продолбать шанс.

Но гулкая пустая голова, в которой перекатывались пластиковые шарики обиды, никак не хотела помогать мне с идеями. У всех каналов была какая-то уникальная фишка, которую они находили случайно — просто одно видео становилось вирусным, а дальше они выжимали из этого направления все до последней капли.

У нас было всего два популярных ролика — один из первых, где я общалась с дворовым котиком и интервью со Стасом. Как соединить эти два направления в одно? Не делать же интервью со Стасом каждую неделю…

Утром в кофейне меня встретил уже давно топчущийся у входа курьер с цветами.

Не знаю, как, но уже по одному виду букета, я сразу поняла, от кого он.

Он был стильным, ярким, необычным, но при этом не пошло-роскошным, вроде сотни золотых роз, о которых мечтали девочки девочки в Инстаграме.

Как тот, кто его собирал, умудрился сделать простой набор цветов похожим на самого Стаса — я не знаю. Наверное, они с этим флористом давно знакомы. Или это мастер от бога. В общем, карточка в цветах была совершенно лишней — впрочем, на ней было только мое имя.

— Наверное, он очень тебя любит, раз каждый день цветы шлет… — тихо вздохнула Алина, незаметно появившись из подсобки. Она уже переоделась в форму и смотрела на цветы с безнадежным восхищением, словно никогда и мечтать о таком не могла.

Свою розочку она вчера бережно унесла домой. Букет Артема я оставила в кофейне — по крайней мере, тут я его вижу чаще, чем у своей кровати.

— Кто? — удивилась я. Стас? Да ладно!

— Артем, твой парень, — она тоже удивилась.

А, ну да, о ком еще она могла подумаь.

— Это не от него, — поспешила я развеять сомнения и отправила Стасу сообщение: «Спасибо!» с дюжиной сердечек.

«Не забудь рассказать, как твой отреагирует», — написал он в ответ, и я улыбнулась — обошелся даже без «мудака», надо же.

— А от кого? — пискнула Алина и тут же захлопнула рот рукой: — Ой, прости, не мое дело.

— Думаешь, только Артем может дарить цветы? — фыркнула я. Настроение стремительно летело к небесам, черт знает, от чего. — Хотя ты права, он меня очень любит.

И я ушла переодеваться.

Букет поставила так, чтобы его было хорошо видно от входа в кофейню. Сердце нервно колотилось — не перебарщиваю ли я с такой наглядной демонстрацией? Но цветы точно не спишешь на то, что сама себе купила. Такие букеты себе не покупают. Артему придется как-то отреагировать, и я только надеялась, что Стас в этих делах опытнее меня и знает, что делает. Сама бы я не рискнула так явно дразнить Артема.

В конце концов, даже самый неревнивый человек вспомнит о гордости и уйдет, если ему настойчиво демонстрировать знаки внимания от других.

Но все же я верила в Стаса. Опыт показал, что уж в чем, в чем, а в романтических вопросах он хорош! Уж я-то помню то зудящее чувство сожаления, когда он отшил меня после первой встречи. Это он еще не старался!

Поэтому всю первую половину дня, пока не явился Артем, настроение у меня было самое радужное. От предвкушения игры, от того, что скоро все будет хорошо, да и от яркого букета тоже. Он сам по себе радовал, даже без грядущих побед.

Я даже написала Пашке, что у меня появилась идея для канала. Он сегодня должен был работать во вторую смену, так что у нас будет возможность встретиться и перекинуться парой слов. А завтра можно попробовать поснимать.

Если я смогу съехать от родителей, разом решится целая куча проблем: будут и ночи с Артемом, и место для учебы, прекратятся регулярные выматывающие скандалы, после которых сил не остается уже ни на что.

Закрутившись с большим офисным заказом: десять разных видов кофе с тремя сортами молока и двумя — обжарки, бейглы — кому-то без сыра, кому-то без кунжута, кому-то холодный, и только когда отдала последний пакет с чизкейками, я слишком поздно заметила, что Артем уже тут. Оперся на другой конец стойки прямо рядом с букетом и треплется о чем-то с Алиной. Не подошел ни поцеловать, ни поздороваться, даже издалека не помахал. Да и сейчас не торопился меня замечать.

Даже как-то демонстративно не торопился.

Выяснять отношения при Алине, да еще когда каждые две минуты подходят клиенты с заказами — плохая идея. Так что я просто продолжила работать, сжав зубы, и не обращая внимания на то, что напарница снова краснеет и смущенно смеется над чем-то, что он вполголоса ей рассказывает. А Артем улыбается ей и придвигается все ближе.

Если решит из этого букета тоже цветочек подарить — убью нахрен обоих!

— Алина, помой, пожалуйста, блендеры! — рявкнула я, когда их воркование стало выглядеть совсем неприличным. Напарница вздрогнула, опустила глаза и метнулась к раковине.

Что-то, блин, не помогает твоя новая стратегия, Стас!

Более того — что-то явно пошло не так, потому что развернувшись в очередной раз в ту сторону, я не увидела Артема. Ну и куда он теперь делся? Ушел? Совсем ушел?



41. Идея для канала

Алина суетилась у раковин, не поднимая глаз и съеживаясь каждый раз, как я проходила мимо, словно я могу ее ударить. Она-то тут при чем! Тоже могла бы вести себя поприличнее, конечно, но Артем виноват больше.

Получается, он приехал сюда, посмотрел на букет, помурлыкал с Алиной и уехал? Что-то не сходится…

Но быстро поняла — что.

Заглянула в подсобку за ореховым сиропом и не успела обернуться, как дверь захлопнулась, а твердое тело вжало меня в стеллаж.

Горячие губы скользнули по шее, наглые руки задрали форменную юбку.

— От меня не сбежишь, котеночек… — шепнул Артем на ухо. — Никуда не денешься. И я не денусь.

— Иди к своей Алине! — фыркнула я, млея под его поцелуями.

— Моя тут только ты, котеночек. Бесись, ревнуй, хоть всю морду мне расцарапай, все равно будешь моей.

— Что ты делаешь? — попыталась я вывернуться из его рук, чувствуя, что они как-то уж слишком прицельно стаскивают с меня белье и прогибают в пояснице.

— А ты как думаешь?.. — выдохнул он, и я услышала, как вжикнула молния на джинсах, а руки временно оставили меня в покое.

Очень временно, буквально на те секунды, что понадобились Артему, чтобы выудить из кармана и натянуть презерватив.

— Эй! — я все еще была зла, но сопротивляться ему не умела никогда. Тем более — сейчас, когда облегчение от того, что он не ушел, поймал меня затапливало все тело с макушки до пяток.

— Хочу тебя невероятно, котеночек, дико хочу! — Артем одной рукой смял мою грудь под форменной блузкой, другой раздвинул бедра и толкнулся внутрь, заставляя выгнуться и застонать под его напором.

— Здесь же… — я не успела договорить. Артем запрокинул мою голову назад и впился губами в мои губы и одновременно кто-то дернул дверь подсобки. Но она была чем-то заклинена, поэтому нас пока не обнаружили.

По моему телу прокатилась адреналиновая дрожь — то ли от страха разоблачения, то ли от такого решительного нападения. Артем прижал меня к себе и стал двигаться резче и быстрее.

— Моя! — рыкнул он на ухо, вбиваясь внутрь в бешеном темпе.

Я не спорила.

Это было быстро, а иначе быть и не могло, но кровь закипела в венах, а температура вокруг поднялась на несколько градусов. И когда Артем выпустил меня, медленно выдыхая, я готова была поклясться, что такого страстного секса у нас еще не было.

— Вот так, котеночек, ты меня заводишь… — он мазнул поцелуем по шее, застегивая джинсы.

Я быстро привела себя в порядок и первая распахнула дверь, нос к носу столкнувшись с Пашкой.

Он аж спал с лица, увидев маячащего позади меня Артема. Покачал головой, открыл рот, чтобы прокомментировать, но я широко улыбнулась, демонстрируя бутылку сиропа:

— Высоко стояла, никак не дотянуться!

— Ага… — кивнул Пашка. — А я тоже пораньше пришел, чтобы как раз запасы разобрать, чтобы всем удобно было доставать, не тянуться.

Он проводил взглядом Артема, который чмокнул меня в уголок губ и шепнул:

— Ну, пока! Побегу домой, готовиться, завтра крутой экзамен. Увидимся!

— Заодно хотел с тобой поговорить про канал. Но я вижу, ты не в настроении…

Ну что я ему скажу? Извини?

Я же не виновата, что Артема я люблю, а его — увы…

Чтобы как-то заглушить долбящее в виски адовое смущение, я начала болтать:

— Слушай, как раз хотела тебя дождаться, чтобы рассказать свою идею! Я придумала офигенную штуку для канала! — я подхватила Пашку под руку и повела к столику у окна. — Сейчас в моде сторителлинг — люди любят сказки. Любят сериалы, постоянных героев, преодоление и мораль, но чтобы все было подано в интересной форме. Нам просто нужны истории кошек!

Пришлось сделать страшные глаза, увидев, что Алина попыталась сунуться к нам. Она отпрыгнула и спряталась за стойку.

А я продолжила:

— Например, мы можем найти бездомного котенка, отвезти его в ветеринарку, помыть, накормить, положить в корзиночку, мужественно бороться с его блохами, лишаем и поносом — и рассказывать об этом каждый день в таких мини-выпусках. Зрители будут возвращаться на канал, чтобы узнать продолжение, будут делиться своими переживаниями, волноваться, приходить снова и снова!

— Это хорошая мысль… — Пашка даже потряс головой, чтобы уложить на место все, что я ему наболтала. — Но где мы такого котенка найдем?

— Ну… — задумалась я. Это был самый слабый пункт плана. — Пойдем погуляем, я видела тут в окрестностях в прошлом году кошку с котятами, может быть, в этом она тоже есть.

— И отнимем у нее котенка? — скептически поинтересовался Пашка.

— С нами ему будет лучше!

— Ну-ну.

— Но хорошая идея же? — жалобно спросила я.

Он вздохнул:

— Хорошая. Даже очень хорошая, ты молодец, Кошка. Я всегда говорил, что ты очень умная и креативная.

— Не подлизывайся! — я весело щелкнула его по носу и встала. — Завтра свободен?

— Да, днем.

— Тогда я пойду в библиотеку, у меня оказывается реферат не сдан, и заодно парочку статей накатаю.

Я подхватила букет со стойки, проигнорировав мнущуюся неподалеку Алину, которая явно хотела со мной поговорить. Обойдется. Что она может мне нового сказать? Проблеять свое «извини»?

Уже на улице спохватилась, что так и не отчиталась Стасу. Как засчитывать наш быстрый секс в подсобке — за успех? А флирт с Алиной? А то, что Артем ни слова про букет не сказал? Хотя, может быть, он решил, что он не мой?

Я напечатала в чате: «Занят?» и Стас тут же мне перезвонил.

Выслушал краткий пересказ сегодняшнего дня — без подробностей и эротических вставок — и сказал:

— Понятно.

— Что — «понятно»? — насторожилась я.

— Ты завтра чем занята? — спросил он, проигнорировав мой интерес.

— Мы с Пашкой ищем бездомного котенка! — честно сказала я.

— А ты умеешь удивить… — усмехнулся Стас мягко, и меня словно щекотнуло изнутри шелковистым мехом. Стало приятно и захотелось оправдать его ожидания.

— Нам для канала. Сделать красивую историю подобранца. Но сначала надо подобранца где-то подобрать. И заодно уговорить Пашку поселить его у себя…

Я еще договаривала, а в мозгу уже что-то щелкнуло и зажглась яркая лампочка.

Одновременно с этим Стас весело упрекнул:

— Надо же, а я про тебя думал — какая умная девочка, отличное поколение растет. Выходит, ошибался?

— Стас! — подпрыгнула я на месте, напугав парочку прохожих. — Стас! А можно…

— Можно! — засмеялся он. — Завтра жду вас в своей клинике, я там весь день.

42. Лукошко кошек

— Этого котика выбросили потому что у него диабет. Нужно каждый день делать инъекции, следить за сахаром, подбирать специальный корм. Конечно, кому такой нужен…

Стас погладил большого кота, спящего в дупле высокого, от пола до потолка, кошачьего "дерева". Персиковый длинношерстный красавец начал мурлыкать под его пальцами сквозь сон, не открывая глаз.

— А это наша радость, Светик, — он наклонился и открыл дверцу большой клетки, стоящей в углу. Черная как ночь гибкая кошка с зелеными глазами мгновенно выскользнула из нее, вскарабкалась по Стасу как по дереву, залезла на ручки и уткнулась ему под мышку. — Просидела месяц в запертом и заваренном подвале, чем она там питалась — даже думать не хочу. Мы ее откачали, пристроили в семью, а там маленький ребенок. Таскал ее за хвост, не давал есть. Принесли обратно, глаза прятали: «У сына аллергия».

Стас пересадил черную кошку на плечо, и она тут же обвилась вокруг шеи, держась хвостом. На меня взглянула, сощурившись и на всякий случай зашипела.

Я отошла подальше.

— Вот-вот. Во второй семье была с двумя другими котами, била их, шипела как сатана, ужасно испуганная маленькая девочка… — он потянулся к Светику, и та ласково ткнулась в него носом. — Опять вернули. Не знаю, куда ее теперь. Других кошек рядом с собой она не выносит.

Мы с Пашкой добрались до клиники Стаса самостоятельно, по дороге немного поцапавшись на тему, где искать котят для задуманной программы. Еще вчера мой напарник был не особо рад перспективе искать заморышей по затопленным подвалам, выхаживать, а потом еще укотовлять. А сегодня злился, что мы опять едем к «твоему Вишневскому».

— Паш, какой он мой? — лицемерно возмущалась я. — Это же ты его к нам на канал притащил. Сам нашел, сам написал, сам все организовал.

— Зачем нам его клиника, мы бы и сами справились… — бормотал он.

— Его клиника и ее реклама принесли нам кучу бабла. Не ной.

Стас встретил нас прямо в холле, где ждали приема девочка с морской свинкой, старушка с черно-белым слепым на один глаз котом и очень послушный дог, смирно сидевший, не поворачивая головы, пока его хозяева, супружеская пара лет тридцати, ругались на крыльце.

И сразу повел знакомить с обитателями клиники и маленькой звериной гостинице при ней.

— В начале лета беспризорников хорошо разбирают, — объяснил он полупустые вольеры и клетки. — Особенно собак. А вот осенью будет беда… начнут разъезжаться с дач — не домой же тащить дворового кобеля? Или вольного кота, привыкшего к мышиной диете и дракам за территорию.

У каждой кошки тут была своя история, достойная стать темой выпуска. Невозможно было выбрать. Прямо хоть сериал снимай, чтобы каждой досталось по серии!

Только получится очень грустный сериал. У некоторых подобранцев были такие глаза… было ясно, что люди проделывали с ними очень плохие вещи, но они с этим смирились и теперь уже не ждут от человека ничего хорошего.

Но Стас сказал, что не все так плохо. Бывает, заберут грустного кота, который даже на руки не идет и ест только по ночам, когда никто не видит, а через полгода присылают видео радостного игривого котика, который делает кусь хозяевам, когда те не хотят делиться с ним курочкой из своей тарелки. Сразу видно, что любовь может вылечить даже самые страшные травмы. Те, что сразу не видны.

— А вот этот товарищ упал на меня натурально сверху, еле руки успел подставить. Пришлось отбросить телефон, чтобы поймать, — Стас достал из мягкой корзинки крошечного милипусечного дымчатого котенка. Видно было, что его обрили и обрастать нежной шерсткой, похожей на клочки тумана, он начал только недавно. — Пока только спит, ест и мурлычет. Даже когда обрабатываем от лишая и уколы колем — все равно мурлычет. Чего у него только не было: блох сняли больше, чем он сам весил, в ушах целая колония организмов, глисты… Начнешь все сразу выводить — помрет. Не начнешь — сожрут заживо.

Я аккуратно дотронулась пальцем до маленького темного ушка. Угольная Светик-Сатана, спокойно отреагировавшая на котенка, угрожающе набычилась на меня.

— Ярин, осторожнее. С лишаем тебя из кофейни попрут! — озабоченно предупредил Пашка, который все еще стоял в дверях и не рвался тискать каждого пушистика, в отличие от меня.

— Ох… — я отдернула руку.

— Он уже чистенький, — успокоил меня Стас, протягивая малыша на ладони. — Он тебе очень идет.

— Тебе больше, — завороженно отозвалась я, чувствуя под пальцами тонкие косточки и трепыхающееся сердечко. — Он такого же цвета, как твои глаза.

Только слегка, буквально на миллиметр, приподнятая бровь показала мне, что я, кажется, сболтнула лишнего. К счастью, скучающий Пашка не вслушивался в наши разговоры.

— Ну что, этого берем? — спросил он издалека, вытягивая шею, чтобы рассмотреть, кого я там тискаю.

— Да, Стас, ты не против? Расскажешь, как он на тебя свалился, как лечили, что дальше? Как его зовут, кстати?

— Мы пока не назвали. Он две недели был между тем светом и этим. Никто не решался привязаться. Теперь, наверное, можно, но как?

— Так давайте зрителей спросим? — я уже завелась. Не терпелось начать снимать. У меня была идея! — Пойдем опять в твою беседку или тут?

— Давайте ко мне, — пожал плечами Стас. — Заодно пообедаю, а то с утра только кофе пью. Погоди, Сатану оставлю.

Ага, он эту кошку тоже не Светиком зовет.

Я хихикнула про себя.

— Привет, я Солнечная Кошка! — я склонила голову набок, глядя в камеру. Пашка показал поднятый большой палец. — Сегодня мы снова в гостях у прекрасного человека Станислава Вишневского. И у меня есть совершенно сенсационное заявление!

Пашка перевел камеру на сидящего рядом Стаса — он не стал переодеваться, так и пришел в зеленой хирургической куртке, в которой возился со зверями. Крошечный малыш спал на его большой ладони.

Я встала со своего места, обошла Стаса сзади и вынырнула из-за спины.

— Я хочу сообщить всем, кто смотрит наш канал… — мурлыкнула я, опираясь лапками на его плечо. — Что я… Влюбилась!

Вздрогнул даже привыкший ко всем моим выходкам Пашка.

Что уж говорить о Стасе…

42. Самые голодные в мире

— Посмотрите на этого волшебного малыша! Разве можно в него не влюбиться?

Я приняла котенка из рук Стаса, встретившись с ним веселым взглядом.

Он только покачал головой, не сумев сдержать улыбку.

— У нас тут малыш, с которым однажды случилось чудо… И я сейчас не о котенке!

Я скользнула на траву, устраиваясь у коленей Стаса. Пашка чуть сместил камеру, чтобы мы попали в кадр вместе.

— Все началось чудесным майским днем, когда один серьезный бизнесмен вышел из офиса, где обсуждал многомиллионную сделку, чтобы поговорить по телефону. Говорят, хорошие мужчины с неба не падают. Но хорошие котики — вполне!

Я чмокнула дымчатого малыша в носик.

А дальше Стас уже сам рассказал, как вез блохастую мелюзгу в клинику, как мыл его, как кормил его смесью для котят, а тот пытался укусить за палец — требовал мяса!

— И стоп! — крикнул Пашка. — Ярин, подвинься левее, заслоняешь Станислава. Станислав, вам усы кошачьи пририсовать при обработке? Будет забавно.

— Что мне уже терять… — проворчал Стас, каким-то очень естественным движением поглаживая одной рукой котенка по голове, а другой — меня по плечу.

Сегодня я надела тот самый купленный им короткий вышитый сарафан. Открытый, легкий — в самый раз для жаркого дня. Ну и мне показалось, что это хороший тон — показать, что я ношу его подарок.

А он взял и коварно воспользовался тем, что обнаженная кожа оказалась прямо под его пальцами! Надеюсь, Пашка слишком занят, чтобы обращать внимание на такие мелочи.

На краю поляны у беседки появилась Анфиса с подносом, заставленном графинами с лимонадом и тарелками с сэндвичами. Дождалась кивка Стаса и принялась расставлять их на столе. В этот раз не было излишеств — ни пирожных, ни тарталеток. Только нормальная еда, на которую Стас с энтузиазмом набросился, только и успев жестом пригласить нас с Пашкой присоединяться. Я тоже была слишком голодной для церемоний, так что некоторое время мы просто жевали. А котенок сладко спал, хотя ему тоже принесли паштета в розеточке.

После обеда мы продолжили снимать. Стас делился подробностями борьбы за жизнь маленького, и тогда не слишком пушистого котика, а я разбивала чересчур серьезные или грустные моменты шутками и дурацкими вопросами вроде: «А вы его на совещаниях в правый карман клали или в левый?»

«В вазочку на столе», — кстати, невозмутимо ответил Стас.

Под конец программы мы объявили конкурс на лучшее имя для котенка, Пашка сказал: «Стоп! Финал!», и я пошла падать на траву. Во время долгих съемок у меня ужасно болела спина — я старалась сидеть идеально прямо и перенапрягала позвоночник. В прошлый раз я еще стеснялась, а теперь считала, что мы с хозяином дома уже достаточно близки, чтобы его не шокировало, как я валяюсь на земле, глядя в безоблачное голубое небо и даю советы Пашке, как лучше монтировать историю.

Стас снял зеленую куртку, оставшись в тонкой меланжевой футболке, которая туго обтягивала его тело, обрисовывая под тканью широкие грудные мышцы и плоский живот.

Я понимала, что пялюсь на него как-то совсем неприлично, но все равно не могла не вспоминать недавнее утро, когда мои пальцы путались в завитках у него на груди, а его живот напрягался от прикосновений моих губ.

Сглотнув, я отвернулась.

Вообще-то у меня свой мужчина есть. С кубиками мышц и сильными руками. Его и надо вспоминать в такие моменты!

— Ну что еще? — Стас подошел ко мне. Я жмурила глаза, глядя снизу вверх на его фигуру, загородившую мне солнце. — Хотите еще сэндвичей? Пирогов? Ежевики? — особенно коварно ему удалось последнее предложение.

— Шиншиллу! — выпалила я, садясь. — И хомяка!

— В смысле — запеченых? — поднял он бровь. — Мадам знает толк в извращенных желаниях.

Ой, кто бы говорил!

— Ты в прошлый раз обещал познакомить с Аврелием. Ну и остальными, кто не кошки.

Стас протянул мне руку:

— Ну пойдем, познакомлю. Кстати… — он с легкостью поднял меня, обхватив пальцами запястье. — У меня есть бассейн, можете искупаться. Жара.

— Купальника нет! — я поддернула короткий подол сарафана.

— Ну что ж ты! — цокнул языком Стас. — На интервью со звездами надо приезжать подготовленной.

— Да как-то не привыкла к людям, у которых дома бассейн!

— Зря… к хорошему вообще полезно привыкать. В следующий раз не забудь. Идем!

Я оглянулась — Пашка продолжал возиться с камерой, подключая ее к ноутбуку, кажется, решив смонтировать передачу прямо сейчас. Ну ладно, шиншилла нам не в тему, одна схожу. И плавок у него тоже наверняка нет, бассейн предлагать не буду.

Стоило нам зайти под широкий навес террасы, как моментально откуда-то нарисовалось штук пять кошек, которые закружились, отираясь о ноги Стаса, оплели его хвостами и поприветствовали его на разные голоса.

— Жарко им во дворе, — пояснил он. — Поэтому вся любовь только в удобном режиме, где попрохладнее. И только после обеда.

Возможно, один обед у кошек уже был, но когда они отказывались от второго? С террасы мы вошли в просторный холл, и любвеобильное котостадо, разросшееся по пути до десятка штук, так дружно ломанулось в светлую арку, ведущую в правую часть дома, что сразу стало ясно, где тут кухня.

— Пойдем… — тяжело вздохнул Стас. — Надо ритуально насыпать им горсточку свежего корма, иначе они будут голодать и лишаться до вечера. А ночью обгрызут мне лицо.

В просторной светлой кухне он зачерпнул совочком из мешка с сухим кормом и вытряхнул понемножку в каждую из десятка мисок, что стояли под окном. И ловко выхватил из ломанувшейся туда пушистой лавины толстого одноглазого кота в рыжую полоску.

— Джонни не положено, он у нас на диете, — пояснил он. — Ест по часам и только свой специальный корм.

По лицу Джонни и по интонациям его возмущенного мява было слышно, что он думает обо всяких этих тиранах, которые зажимают едулечку истощенному котику, который не ел никогда в мире!

— Где же Аврелий? — огляделась я. — Где тот героический кот, что спас тебя от вегетарианской ереси?

— Найди самого наглого, — предложил Стас.

Я огляделась.

Часть разноцветных кошек настойчиво тыкала лапками в миски: «Официант, повторите!»

Другая часть презрительно дернув хвостами, умотала в глубину дома.

Выпущенный на свободу Джонни по очереди обходил своих собратьев и нюхал их морды: «Ты ел? Ел? Ел?!»

А потом я заметила тяжелое кресло из светлого дерева с резьбой на спинке. Оно стояло в углу у окна — так, что и до стола было недалеко тянуться, и любоваться на заросли сирени на заднем дворе удобно. На нем лежала большая подушка, на которой вытянулся во всю длину мохнатый сибирский кот.

Он спал и в пиршестве не участвовал.

Кажется, за все все время, пока тут была тусовка и многоголосое пение, он ни разу не шевельнул даже ухом.

— Твое кресло? — спросила я у Стаса.

— Уже нет, — коротко ответил он.

Открыл кухонный шкафчик, достал оттуда керамическую миску, а из холодильника — пакетик с кормом. Разумеется, собственного производства. Открыл, выдавил в миску и поставил прямо под нос Аврелию — а это, разумеется, был он. Тот приоткрыл один глаз, лениво зевнул и приподнял голову, аккуратно пробуя кусочек мяса с края. Вел он себя так, будто делает большое одолжение, что соглашается продегустировать эту вашу еду.

Но стоило вечно голодному Джонни сунуться к миске мордой, как тот молниеносно схлопотал тяжелой лапой прямо по носу.

Старость старостью, а свое этот кошачий патриарх умеет защищать.

— Жертвы великим богам принесены! — провозгласил Стас торжественно. — А теперь пошли в спальню.

43. Шиншилла, хомяк и что случилось в спальне

— Я уж думала, ты никогда не попросишь! — томно выдохнула я, подходя и повисая на шее у Стаса.

Он правда рассчитывал меня поймать?

Не знаю, как так получилось, но я опять была без лифчика. Не буду же я надевать его под такой открытый сарафан.

Мне показалось, или кто-то нервно сглотнул, совсем как я недавно?

— У меня там… — его ладонь машинально легла мне на талию, голос стал ниже на несколько тонов.

— Шиншилла, да, — кивнула я. — А хомяк где?

— В морозилке… — смущенно ответил Стас.

— Что?!

— Сдох хомяк, прости, не дождался тебя.

— Боже… — я прижала ладони к щекам и сделала шаг от него. — Почему в морозилке-то?

— Надо же похоронить по-человечески, а у меня дела были, — Стас кивнул на узкую дверь напротив входа. — В кладовке стоит, промышленная. Хочешь посмотреть?

— На труп хомяка? Ты умеешь поразить девушку!

— Всем девушкам для поражения нужно разное. Кому-то достаточно шампанского на борту яхты в Ницце, кому-то дать порулить вертолетом.

— А мне подойдет дохлый хомяк… — отозвалась я ему в тон.

— Ну, так ты сама не слишком стремишься к стандартности и предсказуемости, — Стас пожал плечами, склонив голову и пряча улыбку.

— Что нужно делать, чтобы меня поражали шампанским в вертолете? Может быть, еще не все потеряно? — в отчаянии спросила я.

— Не скажу, — мотнул головой Стас. — Зачем портить такую редкую девушку.

— И так всю жизнь… — вздохнула я. — Никакой Ниццы, одни дохлые хомяки. Давай скорее шиншиллу, пока она тоже не отвправилась в края, где хрустящие салатные листья никогда не кончаются.

Шиншилла по имени Шуша жила, конечно, не в спальне, а в маленькой гостиной рядом с ней, куда строго не допускалась ни одна кошка.

Ну как — строго…

Если на ручках и в присутствии Стаса — то можно. Ненадолго. И если делать вид, что эта большая серая мышь тебя нисколечко не интересует.

Но я не смогла сдержать смеха, когда шебутная абиссинка, которую я помнила еще по первому визиту, оглядывалась на нас, убеждалась, что мы не смотрим, и делала молниеносный бросок к клетке. Однако стоило Стасу повернуться, как она так же мгновенно прыгала обратно и принимала равнодушный вид. Какая шиншилла? У вас тут и шиншилла есть? Нет, совсем неинтересно.

— Не сожрет? — обеспокоилась я, когда она снова метнулась туда-сюда.

— Да нет, Лиска не злая. И не голодная. Просто очень любопытная, как все кошки.

Я в этот момент как раз проходила мимо приоткрытой двери в спальню и косилась туда, изо всех сил делая вид, что просто случайно бросила взгляд.

Обернулась — да, Стас смотрел на меня. И очень хитро.

— Мало ли, может, у тебя в спальне игуана. Геккон же есть… где-то? Где у тебя геккон?

Прозвучало прямо неприлично. Покажи мне своего большого геккона, малыш…

Или это меня близость спальни заводит?

— В кабинете. Мы там с ним отлично уживаемся. Он молчит — и я молчу. Да заходи, если тебе интересно, что ты как не кошка, — хмыкнул Стас, распахивая дверь.

Он остался рядом со мной. Достаточно близко, чтобы я чувствовала, как от его взгляда встают дыбом невидимые волоски на коже.

Но мне было слишком любопытно увидеть сердце его дома, узнать еще немного о нем, чтобы обращать внимание на такие мелочи.

Спальня была очень уютной, совсем не похожей на демонстративную роскошную холодность квартиры для секса. Кремовые шторы только слегка рассеивали солнечный свет, и он мягкими золотыми пятнами ложился на кофейного цвета покрывало, небрежно наброшенное на широкую кровать, засыпанную маленькими декоративными подушками. Темно-шоколадный комод напротив нее, две тумбочки по бокам и белый ковер с высоким ворсом, на котором хотелось вытянуться и поваляться как настояйщей кошке.

Светильники, зеркала, картины на стенах, цветочные горшки с пятнистыми орхидеями — все мелочи были подобраны с таким вкусом и любовью, что я сразу подумала о жене Стаса. О том, как она украшала это место, делала его уютным, таким, куда хотелось бы возвращаться… а потом ей пришлось уйти навсегда.

— Значит, сюда ты своих любовниц не привозишь? Спишь тут один…

— Почему один? — поднял брови Стас. — С кошками.

— Им сюда можно?

— Да, они приходят, когда я ложусь и накрывают не хуже одеяла. Выпихивают меня с подушки, охотятся на ноги, жуют волосы и урчат.

Он делал вид, что жалуется, но я слышала в голосе скрытое довольство. Кто ж не хочет так спать!

— Супер! — вздохнула я. — Завидую страшно. Мне не разрешают завести даже одну кошку. Двадцать — я бы сошла с ума от умиления, наверное.

Его пальцы коснулись моей шеи сзади, пробежались вниз по открытой сарафаном спине, остановились на середине позвоночника. Горячие искры разлетелись от каждого легкого прикосновения, и я судорожно выдохнула, поворачиваясь к Стасу.

Но он не убрал руку, и получилось, что я сама завернулась в его объятие. Благодаря высокой платформе босоножек я была только чуть-чуть ниже его ростом, и наши лица были почти на одном уровне. Я чувствовала его дыхание, почти ощущала тепло тела.

Сейчас он был таким же, как той ночью.

Тем утром, пока не позвонил Артем.

Близким. Очень близким и… своим, что ли?

Мне было легко стоять рядом со Стасом.

Дразнить.

Выбирать.

Поцеловать или отступить.

Остаться стоять вот так, вплотную, или пойти смотреть молчаливого геккона.

Пошутить на грани или задать серьезный вопрос.

— Почему ты такой? — спросила я.

— Какой? — вполголоса спросил он.

— Ты же… хороший, — я смущенно мотнула головой, признавая нелепость этого определения и попробовала заново: — Зачем тебе девушки на одну ночь? Ты же… лучше этого.

Он не стал спускаться в ад уточнений, что лучше, что хуже. Сразу понял, о чем я.

И ответил так же серьезно, как я спросила:

— Я не хочу ни к кому привязываться. И чтобы кто-то привязывался ко мне.

— Но почему?

— Ярина… — выдохнул он, и я почувствовала его дыхание на своих губах. — Я тебе уже говорил, что я мудак. У меня есть остатки совести, поэтому я не хочу ломать жизнь хорошим девочкам вроде тебя. Одной уже сломал. А плохие мне не нужны.

— Ну с чего ты взял, что ты обязательно будешь ломать кому-то жизнь? — упрямо спросила я. — Мало ли кто и почему разводится, просто не сошлись характерами.

— Понимаешь… — Стас как-то преувеличенно аккуратно заправил прядь волос мне за ухо, скользя взглядом по моему лицу, но не встречаясь глазами. — Просто бывают люди, которые не приспособлены для семейной жизни. Слишком эгоистичные, наверное. Жестокие.

Я помотала головой — Стас жестокий? Человек, который возится с щенками в клинике и позволяет кошкам жевать свои волосы по ночам.

Что за чушь!

— Ярина, ты такая еще наивная… — усмехнулся он. — Я потому и взялся тебе помогать, чтобы как-то искупить свою вину за одну изломанную судьбу и не допустить, чтобы такой же как я мудак сломал твою.

— Ты считаешь, что Артем мне ее ломает?

— Я не допущу этого. Все под контролем. Он еще может исправиться, если поймет, что теряет.

Его голос стал громче и тверже, а рука уверенно легла на мою спину. Уже не дразня — поддерживая. Только остро кольнуло что-то глубоко-глубоко, почти незаметно.

— Он не поймет, — я обняла себя руками. В доме было прохладно, в легком сарафане стало зябко. — Он не реагировал на все наши демонстрации.

Стас запрокинул голову и рассмеялся, легко и сухо. Даже как-то зло.

— О, еще как реагировал… — протянул он. — Он на стены лез и метался от каждой твоей выходки, поверь.

— А с виду незаметно.

— Не туда смотришь, — хмыкнул Стас.

Он все еще не отпускал меня, почти обнимал. Ни туда, ни сюда. Как будто был родственником, добрым дядюшкой, которому не зазорно прикасаться к… чужим девушкам.

— А куда надо?

— На несвойственное человеку поведение.

Я задумалась.

Почти год встреч два раза в неделю там, где удобно Артему — и вдруг за последнюю неделю я забыла о том, что надо метаться между средой и субботой.

Его мама.

Цветы.

Секс на работе, в конце концов, тоже считается, если он не по расписанию!

Может быть, Стас и прав…

Но додумать эту мысль я не успела, потому что те несколько сантиметров, что еще оставались между нами, вдруг куда-то делись, и я оказалась прижата мужским телом к дверному косяку, а по моим губам скользнули твердые прохладные губы.

44. Консервы как консервы

— Кошк, ты куда потерялась?

Голос Пашки раздался слишком близко, я дернулась, и Стас отстранился, так и не дав мне шанса узнать, планировал он меня поцеловать или так… дразнил.

— Идем, — он отступил, увлекая меня за собой и закрывая дверь в спальню, словно в пещеру с сокровищами. Я почувствовала себя как герой сказки, который продолбал возможность остаться в райском саду, потому что не сразу в нее поверил.

— Я, короче, подумал — если где-то раз в неделю делать маленький апдейт, минуты на три, что там с котенком, то будет зашибись. Создадим под него дизайн, отдельный сборник для тех, кто будет приходить посмотреть, как дела. Но мотаться каждую неделю, наверное, неудобно… — Пашка вошел в гостиную, не поднимая глаз от ноутбука, который тащил прямо в руках. — Станислав, если вам несложно будет снимать парочку видюшек и кратко, что изменилось, было бы идеально!

Когда он обратил на нас внимание, я уже стояла у клетки с Шушей и постукивала по прутьям, глядя, как шиншилла упоенно купается в песке. Рядом со мной сидела рыжая Лиска и занималась тем же самым, но куда более увлеченно.

— Несложно, но лучше, если будете напоминать, — Стас скрестил руки на груди, и каждый раз, когда его взгляд падал на меня, он прятал улыбку.

Что его так веселит?

Зачем была эта провокация? Чтобы что?

Он же сам учил меня, как строить Артема, так нафига эти игры?

Я чего-то не понимаю?

Когда мы уже уезжали, Стас собственноручно вынес мне корзинку со свежей ежевикой. Я попыталась испепелить его взглядом, но не особо получилось. Он словно пропустил смертельный лазерный луч над плечом, увернулся от второго выстрела и только наклонившись, чтобы отдать мне ягоды, негромко напомнил:

— Говорил же, что мудак.

Не уверена, что мудаки кормят девушек ежевикой.

Артем вот не кормил.

Хотя, может, он еще начинающий?

Остаток недели я носилась по факультету, досдавая контрольные и рефераты, получив заодно парочку зачетов практически на халяву.

Инночка проходила мимо, демонстративно отворачиваясь, когда замечала меня на пути. Но мы все равно оказывались в одной компании, потому что заочники с вечерниками шли отмечать удачные экзамены одной большой толпой. Иногда она кидала на меня задумчивые взгляды, когда думала, что я на нее не смотрю. Но не подходила.

Артем писал чаще обычного и даже заглянул в субботу на факультет, пытаясь вытащить меня погулять по центру. Но я ждала преподавательницу русского, строгую и саркастичную древнюю старушку, заставшую в живых самого Розенталя. С ней шутки были плохи, и пришлось согласиться только на романтичный кофе из автомата на первом этаже.

— Видел ваш ролик про Дымка, — между делом сообщил Артем. — Хорошая идея.

— Мне больше нравится Туман, — улыбнулась я. Туман, Дымок и Глазастик были тремя самыми популярными вариантами в голосовании за имя котенка. — Неужели ты зашел на наш канал? С чего такое счастье?

— Увидел тебя в рекламе, стал водить мышкой по твоей груди и случайно кликнул, — заржал Артем.

Я покраснела. Тот самый сарафан на видео выглядел катастрофически непристойным. А Пашка еще нарезал из него баннеров для рекламы истории пушистого котика, упавшего с небес. Я даже спрашивать не стала, почему он мне сразу не сказал, что на экране получается такое блядство. Ответил бы, что ему все нравится.

— Когда ты сможешь приехать ко мне, котеночек? — Артем положил ладонь на мою талию и приблизил губы к самому уху. — Я устал дрочить на баннеры.

Меня окатило горячей волной, а выжигающий взгляд Инночки, которая на этот раз не отвернулась, а чуть не слетела с лестницы, пытаясь подниматься и смотреть на нас одновременно, только добавил огня.

— В понедельник? — предложила я, заранее готовясь к отказу.

Но, кажется, неделимая неделя была прочно забыта, потому что он ответил:

— Забрать тебя отсюда? Или из кофейни?

Я едва успела прикусить язык, чуть не ляпнув, что сама доберусь. Стас бы не одобрил. Надо быть гордой!

— Отсюда.

— Договорились!

И Артем скользнул языком по моей шее, обвел им изгибы уха и не забыл нашептать все то, чем он собирался заняться со мной, когда заполучит на всю ночь.

Стас подошел к делу ответственно и присылал маленькие ролики с обрастающим темно-серым пухом котенком каждый вечер.

На одном он носился за парочкой с перьями, а поймав, с рычанием грыз. На другом — пытался открыть дверь, за которой ровным рядочком сидело пять или шесть кошек, принюхиваясь к чужаку, которого пока прятали от всех в отдельной комнате на карантине. На третьем — слизывал с длинных пальцев Стаса нежный паштет для котят, и я пересмотрела это видео раз двадцать, настолько это было… эротично. Пока на двадцать первом не захлопнула ноутбук, вдруг поняв, чем я занимаюсь.

Больная девка совсем. Может, у меня недотрах? Последние два раза обошлось без оргазмов, что после феерии, устроенной Стасом, я уже как-то отказывалась считать за секс.

Мама попыталась снова устроить мне скандал, но тем вечером я была дико вымотанная тремя рефератами, которые срочно писала весь день в библиотеке и просто тихим, бесцветным голосом попросила ее отложить поедание моего мозга до окончания сессии. Как ни странно, это помогло.

Пару раз я прямо видела, как ее разбирает прикопаться, но она себя останавливала и уходила из кухни, где я сидела, зарывшись в учебники и зубрила бесконечный список литературных журналов, в которых публиковались звезды Золотого века русской поэзии.

В каком году какой открылся, в каком переименовался, кто из поэтов перешел из одного в другой и какого числа это случилось — я бы сошла с ума, если бы не переписка со Стасом, которая завязалась случайно после очередного ролика и затухала только днем, когда у него были совещания, а у меня дела на факультете.

Он рассказывал про клинику, отмахиваясь от вопросов о заводе: «Консервы как консервы, даже лучше — если крыса в чан упала, не надо все производство останавливать, пишешь на банке «На 25 % больше натурального белка!» и сокращаешь траты на рекламу».

Зато про очередного истекающего кровью безродного пса, которого буквально на руках притащила хозяйка, умоляя спасти и обещая хоть в рабство продаться, лишь бы Мимико мог снова бегать, он мог рассказывать бесконечно.

Причем ладно бы про хозяйку! Но Стас даже не поддержал шутку про то, приковал ли он ее наручниками в подвале, раз сама согласилась быть рабыней. Сухо сказал, что она оплатила титановый протез, объявив сбор денег среди друзей, а сама операция была за счет клиники. И потом поделился историей, как Мимико очнулся от наркоза, но не подавал вида, хотя его все еще зашивали. Хирург чуть инфаркт не получил, когда увидел, что пес смотрит на него ясными глазами. Но тот терпел до упора, даже не взвизгнул, как-то понимая, что ему помогают, а не мучают.

«После таких историй я подумываю открыть второй канал — про собак!» — написала я ему.

«Я подумаю, — ответил Стас. — Может быть, даже запущу такой проект. Возьму тебя ведущей. И вот тогда точно прикую кого-то наручниками в подвале!»

«Хозяйку Мимико?» — ужаснулась я.

«Хозяйку Туманно-Дымного Глазастика! — отзывался Стас, грозивший вписать в прививочный паспорт именно такое имя для своего подобранца. — После того, что между вами была, ты просто обязана его укотовить».

«Мне родители не разрешат((»

«Значит будет жить у меня, а ты будешь воскресной мамой», — упорно давил Стас.

Мне очень хотелось спросить, будет ли он папой, но вспомнив, что мутная история с беременностью его жены все еще оставалась тайной, я удержалась и ничего не стала писать.

Так его последнее сообщение и висело неотвеченным, пока совсем поздно, когда я уже засыпала, экран лежащего рядом с подушкой телефона не засветился, вырвав меня из полусна.

«Спокойно ночи, Кошка…» — написал Стас.

И я вспомнила, что в переписке он уже давно не звал меня стервочкой.

Что бы это значило?

45. Русская журналистика первой четверти девятнадцатого века

Стас был прав. Артем изменился. И дело было даже не в чертовой среде и субботе, которые преследовали меня будето проклятие почти год и так легко рассыпались прахом за одну неделю. Утром в понедельник он прислал смс: «Ты сможешь!» и только потом уточнил, во сколько меня забирать после экзамента. А когда я ответила, что пока не знаю, уточню ближе к делу, не стал ворчать как обычно, а попросил написать, сразу, как пойму.

Я так волновалась из-за экзамена по истории русской журналистики, что свободных нервов, чтобы волноваться еще и из-за очередной встречи с мамой Артема уже не оставалось. Два наших первых знакомства настолько не удались, что я не питала никаких иллюзий насчет ее мнения обо мне. В конце концов, это мама Артема, пусть он с ней и разбирается. Я же его со своими родителями не знакомлю, берегу психику.

Мне надо было как-то упихать в экзаменационный наряд шпоры на сотню билетов. Никакие красивые платья тут не годились — в ход пошла тяжелая артиллерия: бриджи с кучей карманов и отворотов, футболка и сверху рубашка с длинными рукавами. Если прислушаться, то при ходьбе я вся шуршала. Оставалось надеяться, что в аудитории будет не слишком тихо.

Но Артем просто превзошел сам себя! Он не стал дожидаться моего сообщения. Он приехал в институт пораньше, как раз перед тем, как была моя очередь идти!

Обнял меня крепко, попутно помяв несколько важных шпаргалок, поцеловал так звонко, что под сводами факультета еще полминуты летало эхо и шлепнул по заднице с напутствием:

— Все, иди. И без сданного экзамена не выходи! Мне не нужна девушка без высшего образования.

— Дурак… — хихикнула я, в последний раз оборачиваясь, перед тем как войти в аудиторию. За спиной Артема, на том конце коридора, я заметила бледную Инночку, которая замерла, заметив нас.

Ну и к черту. Ее проблемы.

На обратном пути мне казалось — весь мир у моих ног! Я повизгивала и каждые пять шагов вешалась Артему на шею, зацеловывая его до неприличия.

Он заслужил!

В тот момент, когда я окончательно поняла, что сейчс сдам пустой листочек и отправлюсь сразу в учебную часть за документами, он заглянул в аудиторию и вызвал преподавательницу «по важному делу». Она ни в какую не хотела идти, но он был обаятелен и настойчив. Настолько, что она даже встала из-за стола, чтобы подойти и объяснить милому юноше, что не будет выходить, пока у нее тут главные прогульщики сдают. Грешна. Каюсь.

Чем он ее забалтывал, я не знаю, но за это время я умудрилась скатать весь билет, спрятанный под манжетой рубашки.

Из аудитории я летела как пробка из трехлитровой бутылки шампанского, врученной Шумахеру в честь победы на Формуле-1.

Начисто почему-то забыв, что Артем ждет меня в коридоре.

Сразу на все три этажа вниз, стуча каблуками, распахивая дверь в солнечный июнь, больше не омраченный перспективой отчисления.

Там, впереди, оставались сущие пустяки — зачет, два экзамена, курсовик, установочные лекции и финальная оргия в честь дня рождения и свободы!

Никакая мама Артема мне была уже не страшна. Я ела мороженое, болтала, целовалась, вешалась ему на шею — не мороженому, конечно! — и с царственным повизгиванием приняла в дар букетик фиалок, купленный у метро.

Даже все еще не выветрившийся запах болота и мокрого бетона, что встретил нас в квартире, не смог испортить мне настроение. Несколько полос обоев в коридоре были ободраны, штукатурка с потолка отвалилась окончательно и паркет «гулял» под ногами, все еще не опустившись на свое законное место.

— Проходи ко мне, — сказал Артем, скрывая в кухне. — Принесу шампанское из холодильника, будем праздновать.

— А мама дома? — страшным шепотом спросила я, развязывая кроссовки.

— У бабушки, обещала вернуться попозже, так что мы гуляем на полную! — отозвался с кухни Артем. — Клубнику любишь?

— Ну… так, — я вспомнила, как попыталась сожрать в одно лицо целую корзинку ежевики, но сдалась и принесла родителям. Мама даже не ворчала весь вечер.

На некоторое время ягоды среди меня потеряли свою привлекательность, но я надеялась еще восстановиться.

— Тогда еще шоколадку достану… — и на кухне захлопали шкафы.

Я стащила кроссовки, наклонилась, чтобы поставить их на подставку, и мой взгляд упал на заткнутые за край зеркала билеты со знакомым характерным шрифтом. Замерев от волнения, я вчиталась в плохо заметные в полутьме надписи.

«Горькие травы» в саду «Эрмитаж»! Моя любимая группа!

Они почти не дают концертов — не любят духоту клубов, а стадионы почти не собирают.

В субботу!

Сердце гулко стукнуло и ухнуло в желудок.

Артем ведь намекал, что нашу годовщину надо отметить как-то по-особенному. Она позже моего дня рождения, ну так и «Травы» редко выступают, вряд ли повторят специально для меня. Такой концерт — летним вечером прямо на природе, среди деревьев и фонариков, фонтанов и гирлянд, ах! Это же просто идеальный подарок!

Тихонько улыбаясь, я на цыпочках шмыгнула в маленькую комнату, прыгнула на кровать, растянулась на покрывале и уставилась в потолок. Счастье было таким огромным, что приходилось держать ладони сложенными на груди, иначе оно вырвалось бы из меня как большая белая птица и упорхнуло в открытую форточку.

Теперь главное — сделать вид, что я ничего не заметила и удивиться по-настоящему!

46. Горечь трав

Артем принес уже холодное шампанское в пластиковых ярких бокалах, мисочку с расплавленным в микроволновке шоколадом и клубнику.

— Раздевайся! — велел он, сверкая глазами. Я удивилась досрочно, а потом еще и отвлеклась на придуманную им эротическую игру. Он кормил меня с рук клубникой, облитой шоколадом, водил ею вокруг сосков, слизывая сладкие капли и дразня кончиком языка, не отрывая взгляда от моего лица.

Рисовал на мне шоколадные узоры и выкладывал ягодами сердечки, чтобы потом собрать все губами, время от времени отвлекаясь, чтобы лизнуть между раздвинутых ног и с умным видом заявить, что не чувствует разницы во вкусе.

Принц, наблюдавший за развратом со шкафа, явно не одобрял. Он даже спустился, чтобы понюхать шоколад, покатать ягоду лапой и попытаться выпить шампанского. Оно стрельнуло в нос пузырьками, и кот ускакал с недовольным мявом.

К моменту возвращения мамы Артема мы успели оторваться по полной программе, как редко получалось даже в гостях у Инночки. Вечно кто-то за стенкой, вечно могут застукать, все время надо думать о том, чтобы громко не стонать, обертки от презервативов не терять и постараться голышом в ванную не бегать.

Я быстро оделась обратно и вышла с ней поздороваться.

— Ужинать будешь? — строго спросила она. На кухне уже разогревались котлеты, пахло гороховым супом. За весь день я съела один сэндвич и много-много клубники с шоколадом, так что не отказалась бы нормально поесть.

Но вопрос был с подвохом. Какой ответ правильный?

Не буду ли я лишней? Она ведь именно спросила, а не предложила, как бы ожидая, что я откажусь. Но вдруг отказом я обижу? Рассчитывали ли на меня, когда готовили еду? Семья у них бедная, вдруг я съем котлету, которой не хватит потом Артему или самой его маме.

— Я не голодная… — аккуратно ответила я.

— Ну, как хочешь, — равнодушно пожала плечами Алевтина Давыдовна и уговаривать не стала.

Пока они с Артемом ужинали, я сидела в комнате и лазила в интернете. Сходила в туалет под неусыпным надзором Принца, покосилась на зеркало — билеты пропали.

Спрятал. Значит, и правда сюрприз.

Артем за ужином рассказывал маме про свой день буквально поминутно, как никогда не рассказывал мне. Так я узнала, что у него в институте есть два близких друга, с которыми они часто ходят в клубы в те ночи, когда мы не встречаемся. И что планирует он специализироваться на гинекологии, но еще окончательно не решил — анестезиологам тоже хорошо платят. А мама не теряет надежды уговорить на хирургию.

Ночной секс под орущий телевизор снова был неловким и смазанным, перебив сладкое послевкусие клубники с шоколадом. Я даже пожалела, что согласилась.

Утром я вспомнила про «Горькие травы» и зажмурилась от счастья. В конце концов, бытовые проблемы со временем закончался — я все-таки сниму квартиру. А такие приятные сюрпризы — важнее.

Я предвкушала подарок и ждала его.

Но завтра Артем ничего мне не сказал.

И в среду тоже.

В четверг он снова позвал к себе домой. Я, как обычно, предупредила маму о том, что сегодня не ночую, и уехала под ее недовольное бормотание. Ежевики для усмирения монстра хватило ненадолго

Встречались мы снова на старом месте у метро. Шли к дому медленно, наслаждаясь теплым летним вечером и держась за руки. Артем увлеченно рассказывал, как ему пришлось делать кому-то лендинг за пару часов, но они все равно не заплатили, а у них на курсе собирают деньги на банкет для преподавателей и где-то надо взять пять тысяч… а у меня сердце билось в горле от волнения. Все ждала, когда же он скажет. Когда пригласит на концерт. Уже скоро, уже послезавтра!

Алевтина Давыдовна встретила нас недовольным:

— Хлеба бы купили к ужину.

— Я сбегаю, мам, — тут же вызвался Артем. С собой он меня не позвал, и пришлось сидеть на диване рядом с его мамой, глядя в орущий телевизор, где ругались незнакомые мне люди. Даже вежливую беседу не получалось завести, пришлось бы перекрикивать.

На этот раз я согласилась на ужин, но все равно скучала, потому что Артем опять разговаривал только с мамой. Потом утащил меня к себе и долго тискал, сокрушаясь, что презервативы кончились, а смотаться по-быстрому за ними денег нет. Мне все равно не очень хотелось, так что я не расстроилась.

А вот что снова ни слова о концерте — уже напрягало.

Я решила намекнуть и между делом задумчиво сказала:

— В субботу Регина с Ленкой зовут посмотреть загородный дом, где день рожденья будем отмечать. Ну и заодно гамаки-шашлыки, все как положено.

— Езжай котеночек, ты заслужила отдых! — совершенно искренне улыбнулся Артем.

— А как же ты?

— А я к экзаменам буду готовиться, к бабушке забегу, ей там что-то прибить надо было.

Фантомной болью заныл диван, который он «обещал подвинуть», когда назначал встречу Стервелле.

Я сглотнула горький комок, застрявший в горле.

В животе скручивался ледяной узел.

Все никак не хотелось верить, что те билеты были не для меня.

А для кого?!

Слезы подступали к глазам.

Еще немного — и я не смогу их больше скрывать.

Я схватила телефон дрожащими руками. Бездумно пощелкала по чатам.

Не могла я тут больше оставаться. Просто не могла.

Громко и фальшиво ужаснулась, не особо стараясь, чтобы звучало правдоподобно:

— Ой, Артем, мама говорит, что сегодня я должна быть дома! Прости! Ты же знаешь, какая она у меня… Я поеду?

В первый раз в жизни мне невыносимо было представить, что я останусь с ним и лягу в его постель.

Он скривился:

— Прости, не смогу проводить. Может быть, возьмешь такси?

Ага, за свой счет. Но мне было уже неважно. Домой я все равно не собиралась — мама снова скажет что-нибудь ядовитое, я это уже не вынесу. Значит, буду гулять по улицам хоть всю короткую и теплую июньскую ночь.

Выскочила на улицу, глотая сырой после летнего дождя воздух ртом, как рыба.

Остановилась, подняв зареванное лицо прямо засвеченному поздней зарей июньскому небу.

Артем… за что ты меня так?

За что?

47. Что я сделала не так?

Что мне делать?

А?

Что мне делать?

Почему все шло так хорошо, что я даже поверила в то, что теперь все будет иначе. Что я почти дотолкала этот чертов камень до вершины горы и вот-вот…

Что я делаю неправильно?

Не так вдохновляю? Не так строю? Не так себя веду? Надо стервой, надо няшей, надо постелиться ковриком?

Надо научиться сорока способам минета? Надо готовить борщ, как его мама?

Надо требовать денег за каждый поцелуй?

Почему у других получается жить долго и счастливо, а мне больно, больно, больно!

Я ведь делала все, что говорил Стас, и работало же!

Вот у кого надо спросить. Только как-то сглотнуть слезы, потому что я ведь ничего не смогу сказать, только разревусь, а мне точно надо знать, что я не так сделала. Даже не для Артема, а вообще. Потому что ответственность — всегда делится пополам. Значит где-то там есть и моя вина. В том, что я стою на окраине города в чужом дворе и плачу на радость звездам и фонарям.

Почему-то я не стала ему писать, сразу позвонила. Мозг работал через раз, спотыкаясь о края любимой колеи: «За что? За что? За что? Что я ему сделала плохого, чтобы так со мной?..» и приходилось делать усилие, чтобы подумать о чем-то другом.

Стас откликнулся сразу, не дав мне времени передумать и отменить вызов. Что за глупость — звонить ему ночью, чтобы предъявить претензии о неработающем методе стервозности!

Но он поднял трубку и сразу, без «здрасте», начал:

— Как раз думал написать, чтобы вы заезжали завтра снимать Глазастика! Пришли анализы, все, у него больше никаких пассажиров, осталось откормить и будет здоровый веселый кот!

— Ладно… — я попыталась добавить в свой голос веселья. — П-передам Пашке.

Хорошо, что он не додумался спросить, зачем я звоню. Подумал, что спросить про котенка?

И все бы было нормально, но я непроизвольно всхлипнула и Стас тут же насторожился:

— Что случилось? Ярина, с тобой все в порядке? Где ты?

В его голосе было столько волнения и тепла, что я сорвалась. Захлебываясь слезами, тараторя и по три раза повторяя одно и то же, я пересказала все свои мысли про «Горькие травы», про годовщину, про концерт, и как ждала, и как подталкивала заговорить об этом и как поняла, но..

Но вдруг я неправильно поняла?

— Стас! — рыдала я в трубку, не задумываясь о том, что во дворе-колодце в ночной тишине мои страдания слышны всем окружающим домам. — Скажи, что я все выдумала! Скажи! Он меня еще пригласит ведь? Я просто не дождалась?

— Спокойно, Кошка. Ты ничего не выдумала. Дай мне минутку подумать.

— Но может быть, он с мамой решил пойти? А мне не говорил, чтобы не расстраивать? Или с каким-нибудь другом… Ведь это не то, что я подумала? Стас!

— Ста-а-а-а-ас!.. — эхом моего отчания раздался в трубке на заднем плане высокий женский голос. — Ну ты до-о-о-олго?

Слезы мгновенно пересохли.

Я всхлипнула насухую. Язык прилип к небу.

— Ты занят?.. — тихо спросила я. — Прости… не хотела.

— Что? Нет, нет. Погоди… — он чем-то зашуршал в трубке, что-то стукнуло. — Ты сейчас где?

— На улице… На… — я огляделась по сторонам, ища табличку. — Не знаю. Металлургов, кажется.

— Приезжай. Только не домой, а на квартиру. Сейчас закажу тебе такси, скинь мне геопозицию.

— А…

— Давай, жду! — он отключился, не дав мне возразить.

48. Он тебе нужен?

Стас встретил меня в дверях, но все равно заходила внутрь я с опаской. Огляделась по сторонам. Полушепотом спросила:

— Ты не один?

— Один, — коротко ответил он, запирая за мной дверь и обрисовывая темно-стальным взглядом с ног до головы.

Что ж, в этот раз я наконец-то не сплоховала и встретилась с ним, полностью готовая к труду и обороне: в джинсах, футболке оверсайз, накинутом на плечи легком свитере и полном комплекте белья. Никакой романтики, никакого разврата. Пусть окончательно убедится, что я не какая-нибудь там, а прямо не такая!

Нервно хихикнула своим мыслям, хлюпнула носом и вспомнила, что всю дорогу в такси ревела, поэтому снова выгляжу не лучшим образом.

— Можно в ванную?

Если там не прячется та, которая была тут до моего звонка. Сейчас мне уделят полчасика, а потом продолжат…

Дурацкая фантазия не хотела отпускать, поэтому я отдернула занавеску душа, заглянула под раковину и даже открыла технический люк. Осмотрела все, обнюхала, будто ревнивая жена, даже хотела пересчитать одноразовые зубные щетки, но не помнила, сколько их было в прошлый раз. Чуть не забыла умыться, так увлеклась поисками улик.

А искать их надо было не в ванной. Только вышла — и наткнулась взглядом на смятое покрывало на кровати. Стаса выдали расстегнутые манжеты белой рубашки и неопрятно смятый воротник, словно его долго комкали во время страстного поцелуя. И уже устроившись на высоком табурете у кухонной стойки, увидела, что с держателя сняты два бокала.

Два.

Один стоял перед Стасом, а другой я заметила в мойке.

Почему-то опять захотелось всхлипнуть.

Да что они все — сговорились? Один изменяет, второй…

Только очевидная абсурдность моей обиды помешала мне всерьез расстроиться.

Стас мне ничего не обещал. Наоборот — с самого начала рассказывал, что никаких отношений не ищет и все наше общение — на грани фола, мимо всех правил.

— Когда твой концерт? — отвлек меня вопросом Стас. Он аккуратными движениями заворачивал рукава рубашки до локтя, как ему нравится, но предательские запонки, снятые с манжет, лежали прямо у меня перед глазами. Я цапнула их, чтобы чем-то занять руки, и его взгляд будто споткнулся о мои пальцы, вертящие две серебристые игрушки с черными камнями.

— Послезавтра… То есть, уже завтра. Днем.

— Да… — Стас довернул рукава, сложил пальцы домиком и оперся на них подбородком, глядя на меня тепло и грустно. — Ничего хорошего я тебе сказать не могу, прости.

— То есть… — я пересыпала в ладонях запонки, отложила их и прикусила губу. Почему-то я надеялась, что сейчас он что-то придумает и все будет опять хорошо. — Как же… Он правда с кем-то другим?

Как я ни старалась удержать горячие слезы, но они все равно просачивались, висли на ресницах — приходилось смаргивать и все равно изо всех сил делать вид, что я держусь.

— Да, правда.

Стас больше ничего не добавил, не дал мне шанса как-то иначе понять его ответ, не смягчил его. Не стал утешать и подготавливать. Совсем-совсем ничего нельзя было вытащить из его слов, чтобы обмануться еще раз.

Но я старалась.

— Откуда ты знаешь? Может быть…

— Нет.

— Но…

— Нет, Кошка. Ты все правильно поняла. И всегда понимала. У тебя прекрасная интуиция, верь ей. Все, что тебе кажется — тебе не кажется.

То, что внутри меня содрогалось, могло бы выплеснуться наружу черной нефтяной волной, страшной и горькой. Могло бы превратить меня в монстра из комиксов — ядовитую страшную паучиху размером с дом, которая залила бы ядовитой жижей весь город и переломала мохнатыми суставчатыми ногами тонкие спички небоскребов. Этого внутри было так много, что я физически ощущала, как перемалываются внутри моего тела внутренности, растворяясь в кислоте и отравляя каждую мою мысль, каждый вдох.

Стас сидел напротив и смотрел в упор.

Может быть, он даже что-то видел.

Потому что он накрыл мои руки, которые все громче и ритмичнее вертели запонки, постукивая ими о поверхность стойки.

— Стас! — я подняла на него опухшие глаза. — Давай появимся там? А? Вдвоем? Тоже придем на концерт? Пусть он увидит меня с тобой, пусть… поймет.

Идея показалась мне просто божественной.

Если ничего нельзя сделать, то можно хотя бы отомстить. Пройти белоснежной яхтой мимо его рыбацкой утлой лодчонки, вцепиться в локоть Стаса, увидеть огонек зависти в глазах той, кому достался нищий студент вместо роскошного ловеласа с белым мерседесом. Ну и пусть — пыль в глаза. Зато — золотая пыль!

— Нет… — качнул он головой. — Прости, Кошка.

— Почему? Почему, Стас? — во мне клокотала совершенно детская обида.

Я устала держаться. Устала притворяться взрослой и улыбаться, когда внутри так больно. Искать выходы из безвыходных ситуаций. Кто ж придумал этот ваш чертов взрослый мир, а?

Только мне казалось, что рядом со Стасом можно выдохнуть и расслабиться.

Почему нет? Почему опять нет?

— Там, судя по всему, будет вся светская тусовка. И полный набор журналистов из желтых изданий. На следующий день ты проснешься знаменитой, а мне придется отключать телефоны, чтобы не отвечать на тысячу сообщений в минуту о том, почему я променял свою прекрасную жену на красотку помоложе.

Я сникла. Можно, конечно, взять с собой Пашку, но если Артем увидит меня с ним… Он сразу поймет, насколько я отчаялась. Как Стас и говорил — важен статус мужчины рядом. Пашка — уровень ниже Артема…

У меня задрожали губы. Стас пальцами приподнял мой подбородок, намочив их в слезах, незаметно, но упорно катившихся по щекам, отпустил, машинально слизнув влагу с костяшек, тяжело вздохнул.

Спросил безнадежно:

— Неужели он тебе все еще нужен?

Я молча кивнула, едва удержавшись, чтобы не хлюпнуть носом.

— Хорошо, — он вздохнул и откинулся назад, заложив руки за голову. Проговорил равнодушным, чеканным голосом: — Тогда так. Утром ты ему позвонишь… нет, лучше днем. Уточнишь, что у вас с субботой. Он тебе скажет, что занят.

Я все-таки всхлипнула.

Голос Стаса стал еще холоднее и злее:

— Ты обрадуешься. Переспросишь, точно ли? Ведь если он передумает, то ты уже не сможешь. Потому что идешь на концерт в парке.

Я быстро вскинула на него глаза. Но он смотрел куда-то в сторону.

— Тут он испугается и начнет тебя расспрашивать. С кем, куда. Это будет хороший знак.

— Не начнет… — я снова скисла, вспомнив, как Стас обещал мне ревнующего из-за телефона Артема, и чем это кончилось.

— Так будет еще лучше.

— Почему?

— Потому что тогда он перезвонит через полчаса и позовет на этот на концерт с ним.

Между нами повисла пауза.

— И все? — спросила я.

— И все. Если тебе это все надо.

— Надо, — твердо ответила я.

— Группа нравится? — Стас криво ухмыльнулся. У него будто совсем испортилось настроение.

— Очень. Но не в группе же дело. Я же…

Мне хотелось оправдаться перед ним. Объясниться, что ли? Пусть он не сердится…

— Стас! У нас же было все хорошо, понимаешь? Я же не такая дура, что влюбилась в парня, который меня игнорирует и изменяет. Он же был… Он был веселым, он любил меня, таскал в разные интересные места, слал сердечки каждый час, почти сразу признался в любви. Все это шло… постепенно.

Даже сейчас я не могла бы вспомнить момент, когда поняла, что живу только рядом с ним, а остальное время только жду встреч, бесконечно жду моментов, когда он становится прежним Артемом. Ненадолго, может быть, на день или на два, даже на час. Но ведь становится!

— Я так старалась все вернуть. Спасти нашу любовь. Кем я буду, если просто откажусь от нее, даже не попытавшись? Я же старалась, Стас! Почему не получается?!

Стас ответил после долгой паузы. Глухо, все так же равнодушно глядя в сторону:

— На самом деле — получается.

Он встал, отвернулся от стойки, зачем-то заглянул в пустой кухонный шкаф, включил воду и сполоснул стоящий в мойке бокал, вернулся с ним, достал откуда-то снизу уже открытую бутылку вина, закупоренную пробкой, плеснул в него, посмотрел на меня:

— Будешь?

— Нет… — я помотала головой.

— Окей, — он выпил глоток и скривился, словно вино успело испортиться с его посиделок неизвестно с кем тут этим вечером. — На самом деле, это его последние трепыхания. Если он тебе все еще нужен, надо только пережить этот кризис.

— Правда?..

— Да. После этого он будет полностью твой. Если, конечно, тебя устроит муж, которого придется постоянно вытаскивать из чужих постелей. Но он тебя уже не бросит. И всем любовницам будет говорить, чтобы они ни на что не рассчитывали, он никогда не разведется.

Слова укололи так точно и больно, что я не успела задуматься прежде чем выпалила, инстиктивно стараясь ранить его в ответ:

— А ты поэтому мудак? Что шлялся по чужим постелям, всем говоря, что не разведешься?

Он замер, сощурился — в штормовом море глаз закипала нешуточная буря — и медленно выдохнул.

Удар достиг цели?

49. Идеальная пара

— Ну и при чем тут я? — спросил Стас, слегка приподняв одну бровь.

Но вина себе еще плеснул и выпил залпом, как водку.

Нет, не попала, но все же, все же…

— Ты же называешь себя мудаком, таким же как Артем. Ну я и подумала, что это все из личного опыта.

— Нет, мудаки бывают разные, стервочка, — он опять назвал меня так. — Мы тоже делимся на сорта, знаешь ли.

— То есть, ты не изменял жене? — уточнила я.

— Нет.

Его рейтинг только что вырос на сотню пунктов. Сложно было представить, что еще может не понравиться женщине, если такой мужчина ей верен. Он пьет? Бьет? Не выпускает из дома?

— Что же тогда натворил?

Он рассмеялся хрипло и грустно, закашлялся и запил еще глотком вина.

— Не слишком приятно рассказывать о себе такие вещи.

— Тебя уже ничего не испортит, — я снова начала вертеть в пальцах запонки.

— В смысле? — Стас встал, сгреб их со стола и раздраженно бросил на полку над кроватью.

— Ты практически идеальный мужчина.

Я развернулась на табурете, глядя на него.

В измятой женскими пальцами рубашке, на которой только следов от помады не хватало. Но у нее наверное была дорогая, стойкая.

С засученными рукавами, открывающими загорелые предплечья, крепкие запястья… а какие у него пальцы… Я зажмурилась, вспомнив, что еще не так давно это покрывало комкали мои руки, когда его пальцы доводили меня до ослепительного оргазма.

Голова кружилась, пытаясь совместить две реальности в одну.

Я люблю Артема.

Но почему же сейчас я думаю, что Стас… мог бы…

Мог бы убедить меня.

Убедить в том…

Я вдохнула глубоко-глубоко, но кислорода все равно как будто не хватало. Потому что он стоял и смотрел на меня, и в глазах стелился сизый дым: опасный, темный.

Что, если…

Стас сделал шаг ко мне, и я почувствовала запах этого дыма — тревожный, как от пожарища.

— Домой не поедешь? — тихо спросил он.

Его взгляд скользнул по моему лицу, задержался на губах.

— Выгоняешь?.. — почти прошептала я.

— Наоборот… — каждый звук его голоса напитывал силой звенящее между нами напряжение. — Оставайся.

Он протянул руку и провел большим пальцем по моей нижней губе.

Я повторила его путь языком.

Стас втянул воздух сквозь стиснутые зубы.

…и отошел.

И еще добил:

— Однако зажигательного секса обещать не могу, все-таки есть и у меня есть принципы. Например, не спать с чужими женщинами.

Он обогнул стойку и вернулся на свое место.

Оставляя меня в еще большем раздрае. Мало того, что я сама не понимаю, чего хочу, так мне этого еще и не дают.

Прошипела, стараясь скрыть разочарование за сарказмом:

— Ну я же говорила — идеальный. С принципами…

Руки подрагивали, и я нашла чем их занять — сама сняла бокал и потянулась к бутылке вина. Стас перехватил ее и плеснул мне на донышке.

— Ты и женился небось потому, что идеальные мужчины делают предложение в идеальный момент. Тебе инстинкты не позволили не достать коробочку с кольцом во время ужина на закате. У тебя и коробочка с кольцом, небось, отросла сама собой, как аппендикс, только снаружи. Зачесалась в кармане, ты достал — оп! — вот и пора на одно колено вставать.

Я изо всех сил попыталась заткнуть этот поток бреда, опрокинув в себя вино.

— Не угадала, — хмыкнул Стас, будто бы не заметив моего неадекватного выступления. — Вообще не хотел жениться. Зачем мне это?

— А как же: «брак как объявление об окончательном выборе», или как ты мне там мозги лечил?

— Это если девушка любимая. А с Сашенькой я даже спать не планировал. Валять дочь партнера по бизнесу — плохая идея.

— Но не устоял? Она тебя сама соблазнила? — мне жуть как хотелось расчесать эту зудящую болячку. И вроде не стоит: уже развелся, не мое дело, а где мое — там больно, а все-таки не удержаться.

Прав, наверное, Стас, что не связывается с журналистами. У нас это в крови — лезть в чужую жизнь.

— Да нет… — Стас потер руками лицо, погружаясь в воспоминания. — Смотрела восхищенными глазами, да и только. Мне было едва за тридцать, ей двадцать пять, но как будто не больше пятнадцати, такая она была девочка-девочка. Полосатые гольфы, пастельные платья, нежное личико и две тонны мягких игрушек в спальне. Гордиться этими взглядами можно, а вот трахать… я же не педофил.

— Что же тебя переубедило? — хмыкнула я, в очередной раз калькулируя нашу разницу в возрасте.

Пятнадцать лет.

То ли его вкусы с тех пор поменялись, то ли…

— Да как-то само собой… — он положил ладони на стойку, слепо глядя на них. — Общались по-дружески, когда я гостил у партнера в загородном доме, трепались на свежем воздухе. Она делилась своими проблемами. Пару раз утешил, когда ее обижали друзья, пожалел во время ссоры с сестрой, защитил от бывшего парня, который явился разок «отомстить суке» и как-то незаметно ее горячая благодарность стала чересчур горячей.

— Ну-ну… — протянула я.

Святой Станислав, защитник обиженных маленьких девочек.

— Отцу до нее не было никакого дела, он старшего сына в бизнес вводил. Мать наоборот вечно квохтала над ней: «Сашенька, надень кофту, вечером холодно! Сашенька, не пей много, это вредно!» Сестра считала малолетней дурочкой, остальные родственники, насколько я видел, скорее презирали за то, что в ее возрасте ни мужа, ни карьеры. В общем, я чуть ли не единственный ее вообще выслушал, так что неудивительно…

— Бедная девочка… — я постаралась влить в слова поменьше яда, но получилось плохо. Впрочем, Стас не заметил. Он был под властью своих воспоминаний. А я… Я одна.

— Да, она была вроде бы золотая принцесса, а на самом деле — ребенок, на которого вечно все валилось. То знакомые просили помочь, а потом кидали с деньгами, то на работе подставляли, то лучший друг внезапно решил, что она любовь всей его жизни и надо немедленно закрепить этот факт сексом, забыв спросить ее мнения.

Я покачала головой, криво улыбаясь. Ну да, верю. И все на одну несчастную девицу, которой попался богатый мужик с комплексом спасателя.

— Я таких тоже видела… у них катастрофа за катастрофой… — аккуратно начала я.

Но Стас поморщился:

— Нет, Ярина, про вечных бедочек я тоже знаю. Сам проверил каждый случай. Да и Саша не пыталась выставить всех злобными тварями, а себя жертвой. Она и бесилась, и злилась, и так их поливала… в общем, не ради жалости это все делалось, поверь мне.

— Как скажешь, — я пожала плечами. Ему виднее. Не мне ее упрекать с моим зоопарком проблем. Я бы тоже хотела кому-нибудь поныть, и если бы такой как Стас на это клюнул — была бы счастлива.

Впрочем, он ведь и клюнул? К кому я сегодня прилетела со своей бедой? Вот только замуж я за него не рвалась. У меня и свой мудак был. Любимый.

— Так и сложилось — кроме меня, ее некому было утешить, а какому мужчине не нравится чувствовать себя рыцарем и героем? К тому же в быту она оказалась очень удобной. По утрам готовила завтраки, наводила уют, тискала кошек… хотя у нее была на них аллергия, но она сходила к врачу и сначала принимала таблетки, потом нашла какие-то уколы, которые можно делать раз в полгода. За несколько недель сделала мой холостяцкий дом уютным и теплым. В нем всегда пахло пирогами, в нем меня встречали не только кошки, но и восторженная красивая девочка. А что у нее опять то ожог, то в магазине наорали, то сестра позвонила рассказать, какая она инфантильная — так для этого и есть я.

— Ты — тот, кто вечно подбирает бездомных кошек…

— Ну, бездомной она не была, — усмехнулся Стас. — Папина дочка, и папа был намного богаче и влиятельнее меня. Никакого подвоха, она меня хотела не ради денег.

— А ты искал подвох?

— Конечно. Такая славная девочка вдруг совершенно без памяти в меня влюбилась. Ведет себя просто идеально: готовит, убирается, заботится о зверях и говорит, что это ей только в радость. Не обижается, когда я прихожу усталый и не могу уделить ей время или даже срываюсь. В постели… вообще огонь. Мечта любого мужчины — шлюха, которая выглядит как вечная девственница.

— Вообще никаких недостатков? — не поверила я.

— Меня сначала напрягал ее инстаграм. Что она выкладывает туда всю свою жизнь, припудренную и приукрашенную до идеальных картинок. Любое наше свидание заканчивалось фотосессией, любой мой подарок удостаивался отдельного поста и даже какая-нибудь брошенная в задумчивости фраза тут же появлялась в обрамлении сердечек: «Мой любимый и самый умный мужчина».

— Разве это не приятно?

— Ох… Кошка. Все-таки мы росли в разных условиях. В моем детстве была такая программа по телеку «За стеклом». Типа вашего «Дома-2», только еще хуже. Там вообще каждая секунда жизни участников проходила под камерами. Тебе не понять, ты выросла на соцсетях, где все открыто и сто тысяч подписчиков знают, что ты ела на ужин.

— Но ты все равно на ней женился?

— Конечно. Она была идеальной женой, где бы я нашел лучше? Кстати, ее подписчики тоже так считали. Нас называли идеальной парой — ну, если ты шарилась по сети, ты все это видела. Это было правдой. Реальность не слишком отличалась от теплых картинок. Разве что фильтрами. Но моя жизнь с Сашей и правда была идеалом с картинки.



50. Бесит

Стас помолчал. Снова дотянулся до бутылки, наклонил над бокалом… но передумал.

Налил в мой, а свой отставил в сторону.

— Я тоже не хочу, — я отодвинула бокал на высокой ножке. — Есть вода?

Он отклонился и, не вставая, дотянулся до холодильника. Выудил оттуда ледяную бутылку грейпфрутового «Перье». Вода зашипела, проливаясь в высокий стакан, и стоящий рядом с бутылкой он выглядел как на рекламном плакате.

Я с трудом подавила позыв сделать фотографию и отправить в свой инстаграм. Не то чтобы я его активно вела, но вот такие мелочи, признаки «красивой» жизни так и просились туда. Он для того ведь и создан?

— Хорошо. Я поняла, почему ты рыцарь, идеальный муж и все такое. А почему мудак-то? — спросила я Стаса, сделав глоток холодной воды.

Горьковатый привкус грейпфрута острыми пузырьками ударил в нёбо, я фыркнула и засмеялась. Стас слабо улыбнулся, глядя на меня как на беззаботного щеночка, который мгновенно забывает, что только что получил по жопе за погрызенные провода.

— Ну сама подумай, что могло пойти не так? — вскинул он бровь. — С трех попыток.

— Ты ей не изменял… — задумалась я. — Значит — она тебе?

— Нет, она была бешено ко мне привязана. До истерики. Пару раз даже плакала тайком, вдруг решив, что я могу ее бросить.

Как бы мне ни хотелось быть на стороне Стаса, в этот момент я больше сочувствовала его жене. Мне ли не знать этих слез…

— Ммм… Пил или бил? — предположила я очевидные варианты.

— Ярина… — с упреком покачал Стас головой. — Ну ладно — пил, еще можно представить. Но ты реально думаешь, я мог поднять руку на девушку?

Я пожала плечами:

— Думаю, все домашние боксеры так говорят, когда надо оправдаться.

— Нет! — голос стал жестким. — Можешь проверить по ее селфи в инстаграме. Никаких «падений с лестницы» и случайных «ударов об дверь».

— Хм. Все-таки алкоголь?

На этом этапе у меня стали заканчиваться варианты.

— Тоже нет. У меня тогда был еще пивной завод, — Стас отбарабанил короткую мелодию ногтями по тонкому стеклу бокала с вином. — Как-то не слишком изящно получалось бы. Бизнес по-русски: купить вагон водки. Водку продать, деньги пропить.

— Тогда даже не знаю.

— Вот и я не знаю.

— В смысле? — оторопела я. — А кто знает?

Стас сполна насладился выражением моего лица.

Но пояснил:

— В смысле — что мне было еще надо? Почему я начал задерживаться на работе? Сидел до полуночи в переговорке и играл в танчики как менеджер-долбоеб, — с каждым словом он становился все жестче, словно злился сам на себя. — Дома ждет красавица-жена, смастерившая на ужин «беф бургиньон», готовая прямо в прихожей встать на колени и заглотить член по самые яйца, а потом восхищенно слушать бесконечные рассказы о поставках и контрактах. Вообще не к чему приебаться!

Он резко выдохнул и положил руки на стойку ладонями вниз. Смотрел только на них, не поднимая на меня глаз, а я боялась увидеть, какие шторма бушуют в них сейчас.

Осторожно спросила:

— Слишком идеальная?

— Да нет же! — Стас скривил рот, словно прожевал горсть горьких ягод. — Какая идеальная, если у нее каждую неделю новые проблемы! Зимой аллергия на холод, весной на березу, летом падает в обморок от жары, осенью бронхит! В перерывах она обжигается, режется кухонным ножом, травится креветками. То у нее ПМС, и она жрет шоколад коробками, то на нее клиент наорал, и она тихонько плачет в ванной, то у нее бессонница, но она терпит, смотрит в потолок, чтобы меня не разбудить!

Он перевел дыхание и продолжил:

— И никогда не жалуется! Скрывает от меня, что опять милая принцесса кому-то пришлась не по вкусу! Благодарит, что я все равно живу с ней! Умоляет не бросать! Каким же надо быть уродом, чтобы ненавидеть ее такую? Знать, что развод разрушит, уничтожит ее — и желать его больше всего на свете! Но нельзя, нельзя… Ведь из-за нас в любовь поверили сотни тысяч подписчиков ее инстаграма и миллионы читателей ахинеи на сайтах светской хроники!

— Ты просто ее не любил? — предположила я.

— Я! Ее! Любил! — Стас рявкнул зло, яростно вколачивая каждое слово ладонями в поверхность стойки. — Я трясся над ней как над самым дорогим в жизни! Прилетал домой на каждый ее звонок! Когда она утыкалась мне в грудь, я сам чуть не рыдал от умиления!

— А потом?..

— Я не знаю, что случилось потом! Понимаешь? — он поднял на меня совершенно больной взгляд. Не было там никакого шторма. Был темно-серый, почти черный дым от выгоревших пустошей. — Просто — не знаю! Я зажравшаяся сволочь, неблагодарный ублюдок, который просто не умеет ценить ни любовь, ни заботу, ни свою удачу!

Он это почти выкрикнул.

Я и так сидела сжавшаяся после избитой им стойки, а тут и вовсе решила отодвинуться подальше.

Что я могла ему сказать?

Все выглядело именно так, как он говорил.

В конце концов, Артем тоже не виноват, что я ему перестала быть нужна.

Мудаком он от этого быть не перестает.

— Привычку подбирать несчастненьких кошечек эта история у тебя не отбила… — пробормотала я. — Несмотря на вздохи про карму.

— Ты не такая… — сказал он тихо и напряженно. — Все иначе.

— Да ладно, где иначе? — удивилась я. — Парень обижает, канал не раскручивается, подруга предала, да еще и про Пашку ты не все знаешь.

— А что с Пашкой? — насторожился Стас.

— Да ничего криминального, — отмахнулась я. — Не о том думаешь.

— Нет, это совсем не то, — возразил он. — У тебя не бывает приступов астмы от запаха краски и твой паспорт не заносят случайно в базу фальшивок. Владелец оптики не запирает тебя в своем кабинете, а двоюродная тетя не доводит до слез тем, что ты пустоцвет, раз через год после свадьбы не родила.

— Вот поэтому я и не женюсь! В смысле, не иду замуж, — засмеялась я. — Но ты же не все обо мне знаешь. Например, я вот со дня на день жду, что меня из дома погонят. А в прошлом месяце моя начальница в кофейне уже намекала, что мне пора выбирать — учеба или работа. Нахрена мне их работа, если не для учебы? А платить за учебу без работы будет нечем… ладно, неважно.

— Тебе помочь? — встрепенулся Стас. — Давай оплачу тебе учебу? Да и с квартирой можно подумать…

— Нет! — я оборвала его. — То есть…

Я сжала кулаки, впившись ногтями в ладони.

Искушение билось в висках, заползало в сердце ярко-желтой змейкой.

Немножко расслабиться, получив передышку от моего бесконечного трехлетнего бега в колесе.

Выспаться, нормально поесть, не лететь с утра на работу, не писать ночами пять статей одновременно, не выкраивать пару часов на канал ценой других неотложных дел.

Сбежать из дома — о, я помню, когда Инночка с родителями улетела к морю, они попросили меня пожить у них, повыгуливать их старого пса Джима. Я была счастлива целых десять дней — одна, наконец-то совсем одна в огромной квартире!

Как много вещей все-таки решается банальным баблом, а…

Я зажмурилась, на секундочку погружась в мир, где я могла бы только учиться и креативить ролики для канала, не заморачиваясь, где брать деньги на следующий семестр. Бегать на студенческие вечеринки, делать селфи в модных барах…

Но Стас и так сделал для меня слишком много. И продолжает делать. Просить у него еще больше я просто не имела права. Мне нечем ему отплатить — ни сейчас, ни позже. И даже тот единственный актив, что у меня есть — мое тело — ему не нужен. А когда был нужен, он все равно дал мне больше, чем я ему.

— Нет… — тихо повторила я. — Спасибо. Ты… наверное, очень хорошо все объяснил. Не хочу, чтобы ты начал раздражаться и на меня тоже.

— Это совсем другое, — Стас потянулся ко мне, но я не откликнулась, не качнулась к нему. Тогда он просто провел по моему предплечью костяшками пальцев. Странная такая ласка, дурацкая. — Ты меня не бесишь.

— Она тоже не бесила, — возразила я. — Даже наоборот — ты ее любил. Если уж это не помогло…

Мне оставалось только с грустной улыбкой наблюдать, как он ищет возражения, не находит, хмурится, проводит ладонью по лицу и наконец признает:

— Да. Ты права.

— Сколько она тебя не раздражала, а потом начала? Год?

— Больше… Больше. Да, да. Все так. Сейчас нет, потом да. — Стас принужденно рассмеялся. — И захочешь отмазаться от собственного почетного звания мудака, а не сумеешь.

И вот на этом остром моменте я внезапно душераздирающе зевнула.

Вино, недосып, нервы, экзамены, Артем, мама его, чтоб ей жилось отлично — и все, я спеклась.

Вместо продолжения беседы Стас рассмеялся так легко и беззаботно, словно мы тут обсуждали новый сезон какого-нибудь модного сериала из тех, что мне катастрофически некогда смотреть, и я наконец проболталась, что понятия не имею, кто все эти люди.

Встал, походя провел ладонью по голове, словно одну из своих кошек погладил.

Вздохнул:

— Иди уже спать…

И сдернул наконец измятое покрывало с кровати.

Постель была заправлена безупречно.

Я все равно открыла рот, чтобы спросить или возразить — а он меня опередил:

— Не волнуйся, ложе после тебя никто не осквернял.

— А не ложе?.. — пробормотала я едва слышно, хотя в груди что-то такое екнуло тепло и сладко.

— И не ложе тоже, — ухмыльнулся Стас.

Даже как-то неудобно стало, я-то целибат не блюла.

— А ты?

— А я не хочу, — отмахнулся он, направляясь к шкафу-купе. — Отчеты пока почитаю.

Он выдвинул ящик и кинул мне одну из своих футболок — белую, пахнущую чистотой и еще немножко — им. Но нюхала я ее уже в ванной, чтобы не палиться у него на глазах. Приняла душ, переоделась и вышла, немножко все-таки надеясь, что он передумал.

Но Стас уже разложил на стойке ноутбук и стопки бумаг и отсалютовал мне бокалом с «Перье»:

— Сладких снов, стервочка. Завтра будет новый день — гораздо лучше старого, я тебе обещаю.

Я нырнула в хрустящие безупречно белые простыни, свернулась калачиком и постаралась не думать о том, почему под ресницами снова закипают слезы.

51. Курс мудакологии

Во сне я повернулась на другой бок и почувствовала что-то странное. Такое непривычное, что почти проснулась от этого ощущения. Рядом со мной, на соседней подушке, спал Стас, закинув руку мне на талию и уткнувшись лицом в волосы. Он не стал раздеваться, так и лежал в брюках и рубашке поверх одеяла, целомудренно и бестолково, будто какой-нибудь влюбленный юноша из пуританских романов. Это до того было забавно и мило, что замирало сердце. Я тихонько выдохнула, придвинулась к нему поближе, накрыла его руку своей и заснула обратно.

С утра его уже не было — как и прочих следов ночных обнимашек. В квартире бодряще пахло кофе, Стас сидел за ноутбуком, свежий, энергичный, будто не проторчал тут всю ночь с перерывом на полежать рядом со мной. Он уже успел принять душ, побриться и переодеться. Увидев, что я открыла глаза, щелкнул кнопкой на кофеварке и достал из холодильника сэндвичи.

— Доброе утро, сонная кошка, — улыбнулся он. — Ну что, сегодня большой день?

Я сначала даже не поняла о чем он, а потом запоздавшая реальность выстроилась в голове: Артем, концерт, разговор, от которого и вправду будет многое зависеть. Если не сработает — мне придется смириться с тем, что все было напрасно и как-то жить дальше.

Под ложечкой засосало от тревожности этой перспективы. Я не готова. Нет. Не хочу.

Завтракали мы в молчании: я по утрам не слишком общительна, а Стас не отрывал глаз от экрана, что-то там исправлял, хмурился и нашаривал чашку на столе вслепую, словно если он на секунду отведет взгляд от своих отчетов, все мгновенно полетит в тартарары. Может и полетит, откуда мне знать?

Ужасно хотелось дослушать историю его брака. Как он все же решился развестись? Что случилось с публично анонсированной беременностью?

Почему он надирался после встречи с бывшей женой я уже примерно понимала. Если после всего рассказанного он все-таки ее бросил, там для купирования чувства вины годился только общий наркоз, виски было бы недостаточно для уничтожения мозга.

Но этим тихим и светлым утром возобновлять вчерашний тяжелый разговор было совершенно неуместно, и я мучилась насухую — без надежды когда-нибудь узнать продолжение.

Стас запретил звонить Артему до полудня, и несколько часов мне пришлось промаяться бездельем, пока он работал, а я безнадежно пыталась утрамбовать в голову последние ошметки знаний для экзамена. Что сдам, я не сомневалась, но хотелось попробовать на пятерку. Увы — свой шанс поработать первые пару лет учебы на зачетку, чтобы зачетка потом работала на меня, я упустила уже на первой в жизни сессии, схватив трояк по зарубежной литературе.

Ну не всем же быть умными, кто-то должен быть и красивым, правда?

Ровно в полдень я подняла со стойки телефон, который гипнотизировала взглядом последние полчаса и нашла контакт Артема в мессенджере. Сердце колотилось так, словно я планировала делать ему предложение или сообщать о беременности, а не отшивать.

Но отшивать надо было грамотно, чтобы пришился обратно.

Сообщение я написала еще два часа назад под руководством Стаса, всласть поругавшись с ним из-за формулировок.

Он настаивал на своем опыте ловеласа и сердцееда, я на том, что являюсь без пяти минут и трех курсов дипломированным мастером слова.

Он уверял, что со стороны и с холодной головой проще манипулировать, я спорила, что знаю Артема лучше.

В общем, наше совместное творчество было отшлифовано до последней запятой. Хоть и выглядело небрежно: сообщение содержало опечатку, пропущенную точку и заглавную букву и даже речевую ошибку.

Мы могли бы основать маленький стартап по написанию безупречных манипулятивных сообщений.

Я уверена, он бы быстро раскрутился.

Потому что Артем перезвонил через две минуты ровно. При том, что само сообщение так и висело непрочитанным — видимо, ему хватило той части, что он увидел на экране блокировки. На это мы тоже рассчитывали.

— Что делаешь, котеночек? — лениво поинтересовался он.

— Готовлюсь, как обычно, — мило защебетала я. — Днем мне еще с девчонками встречаться, вечеринку обсуждать, а завтра, ну, я тебе написала, мы идем на концерт!

— С девчонками?.. — рассеянно и очень, очень, очень незаинтересованно спросил Артем.

Я демонстративно замялась, якобы подбирая слова:

— Ну… нет. То есть да, но не с теми… Хотя…

— Слушай, котеночек! — прервал он мое блеянье. — Тут такие дела… Бабушку мою опять в больницу положили, так что в субботу я свободен. И квартира ее свободна. Во сколько встретимся?

Я сделала большие глаза, сигнализируя Стасу, что что-то пошло не так.

Эй, какая бабушка, где мой концерт «Горьких трав»?

Я уже успела привыкнуть к мысли, что мы туда все-таки пойдем.

Опять этот опытный промахнулся, как тогда с новым телефоном?

Но он попал. Просто я тогда еще не знала, что попал он практически в центр мишени, намного точнее, чем мы рассчитывали.

— Эммм… — я снова замялась. — В больницу, говоришь? И мы будем в ее квартире?

— Ну да! — раздраженно отозвался Артем. — Я так и сказал. Ну же, давай в пять?

— Слушай, неудобно как-то — она в больнице, а мы устраиваем разврат. Практически на смертном ложе.

— Слушай, а в прошлом году тебе удобно было? — фыркнул он. — Она ведь в тех же числах и лежала, у нее ежегодная плановая госпитализация. Ей там веселее, чем нам, поверь. У нее там подружки, с которыми они уже много лет вместе лежат, пирожки, нарушения режима. Не скучает.

А как же концерт? Этот вопрос все еще вертелся у меня на языке. Кто же пойдет по тем билетам?

И еще одна страшная мысль пришла мне в голову — вдруг это вообще были билеты не Артема? Он их сразу кому-то подарил, а все остальное я себе выдумала.

И еще Стаса взбаламутила? Зря психовала, зря вчера сбежала, истратив одну из двух драгоценных разрешенных ночей на откровенные разговоры о чужом бестолковом браке и слезы в подушку?

— Котеночек? — нетерпеливо позвал Артем. — Ты куда пропала? В пять на обычном месте?

— Да, конечно, хорошо! — выдохнула я в трубку и отключилась.

Стас на такое изменение планов только пожал плечами:

— Значит он придумал для тебя что-то другое. Или ты хотела именно на концерт?

Я только вздохнула. Конечно, в тридцать пять лет, наверное, такой ерундой, как единственное за год живое выступление любимой группы не интересуешься. Вот стану взрослой и скучной, тоже предпочту пластинки на патефоне слушать, а не в танцпартере визжать.

Толком обсудить со Стасом разговор с Артемом не получилось — он почему-то сделался раздраженным и язвительным. И чем ярче я сияла, наконец осознавая, что победила, что всего одним сообщением перетянула Артема к себе, тем мрачнее становился он.

Только когда я вслух усомнилась, что эта победа — результат нашего коварного плана, ведь сообщение он мог и в самом деле не прочитать, Стас посмотрел на меня таким тяжелым взглядом, что сразу все стало понятно. И про сообщение, и про мой интеллектуальный уровень.

Я ж говорю — зато красивая.

— Все, все поняла! — поспешила согласиться, почти хохоча. — Ты самый убедительный стратег и самый большой специалист по психологии мудаков! Тебе в университете надо преподавать! Сделай курс мудакологии, отбою от девок не будет, заполнишь свою бальную карточку до конца года.

Стас только зубами скрипнул.

52. Кольцо

Так странно было почти год спустя после нашей первой ночи с Артемом вновь оказаться в той самой бабушкиной квартире, где все началось. Те часы помнились так ярко, что я узнавала и щербатые бетонные ступеньки, и дверь, обитую коричневым дермантином с медными гвоздиками по периметру, и запах — чуть затхловатый запах квартиры, нагретой солнцем через запыленные стекла.

Меня вдруг остро накрыло тем восторженным счастьем и беззаботностью, словно я перенеслась назад во времени. Как мне тогда было хорошо, как я верила в Артема, в нас! Не думала о будущем, совсем ни о чем не думала.

И это было счастьем — не думать.

Ведь пока с тобой все хорошо — не думаешь.

Никогда не ощущаешь свой желудок, сердце, печень, пока с ними все в порядке. Не вспоминаешь о своей коже или суставах, пока они сами не начинают напоминать о себе.

Величайшее блаженство, которое начинаешь ценить только в тот момент, когда его теряешь.

Я и не догадывалась, какое счастье было у меня в руках, пока оно не пролилось сквозь пальцы. Не ощущала нас с Артемом как ценность, пока вдруг не стало неуютно, пока не пришлось задуматься о том, что происходит что-то неправильное.

Все же я ждала немного другого: уюта освещенного фонариками парка. Драйва, песен, запаха скошенной травы и яблок. Сладкого сидра под сенью деревьев, любимой музыки.

Поцелуев со вкусом лета и солнца.

Таким должен был быть день, когда, по прогнозам Стаса, Артем окончательно станет моим, пережив последнее сопротивление.

Но мне хватило и мгновенного укола ностальгического счастья. Даже в запахе старушечьей квартиры: пыли, ковров, валокордина и еще чего-то плохо уловимого — тлена, я смогла найти свой кусочек радости.

Символ того, что круг замкнулся и пришло время истины.

Артем начал целовать меня уже в маленькой темной прихожей, где он и один едва помещался, а вдвоем мы туда точно не вписывались. Словно никак не мог подождать трех секунд и трех шагов до комнаты, до момента, когда я хотя бы скину босоножки.

Я помнила скрипящий под босыми ногами теплый паркет, высокую кровать с пирамидой подушек на ней, накрытых кружевной салфеткой.

Стол с липкой даже на вид клеенкой и батареей коробочек с лекарствами, подписанных нетвердым старческим почерком. Стопку бесплатных газет на подоконнике.

Продавленный диван, на который Артем быстро постелил ветхую простыню в голубой цветочек.

Подушки-думочки с вышитыми гладью цветами и котятами, одну из которых он подложил мне под бедра, чтобы входить глубже и резче.

Долгий выдох, резкий щелчок стянутого презерватива, шум воды в ванной.

Он вернулся и лег рядом, обнимая меня. А у меня под ресницами опять выжигали кожу солью горячие слезы.

Это от оргазма, да?

Я хотела просто полежать, вот так бездумно глядя на танцующие в вечерних лучах солнца пылинки, подумать о чем-то, может быть — даже о ком-то, но Артем не дал.

Он вдруг широко улыбнулся, развернул меня на спину и дернул к себе скинутые впопыхах джинсы. Порылся в кармане и достал… простое серебряное колечко. Гладкое и светлое.

Протянул на ладони и терпеливо ждал, пока я возьму его враз ставшими неуклюжими пальцами.

— Конечно, это пока не обручальное, — сказал он, возвышаясь надо мной, устроившись между моих раздвинутых ног. — Просто символ. Ты моя. Хочу, чтобы ты носила его.

Не обручальное. Но мне и не нужно было обручальное. Мне всегда нужно было только признание. Знак, что он хочет быть со мной. Что он выбрал.

— Артем… — выдохнула хрипло, сипло — не знаю.

Почему мне так отчаянно — то ли отчаянно грустно, то ли отчаянно радостно? Я еще не разобралась.

— Не хочу тебя никуда отпускать, — сказал Артем, поглаживая меня по животу и наблюдая, как я натягиваю кольцо на безымянный палец. — Мне еще учиться, тебе еще учиться, никогда не знаешь, как повернется. Но хочу, чтобы ты всегда была рядом.

Его член снова был в полной готовности, все трогательные моменты закончились, и руки настойчиво намекали, что время разговоров вышло. У нас впереди всего пара часов, а потом опять разбегаться по домам. И он не хочет терять эти часы.

— А ты? — спросила я, выгибаясь и раздвигая бедра навстречу его энтузиазму. — Ты не будешь носить кольцо? Или я твоя, а ты свободный мужчина?

— Все зависит от тебя, котеночек. Подари мне такое же колечко. Оно совсем дешевое, просто — символ. И я тоже буду носить.

Я должна чувствовать… что я должна чувствовать? Торжество? Кипящую радость? Облегчение? Восторг? Тепло?

Любовь?

Но я чувствую только горечь на губах. Стас был прав — я получила даже больше, чем приглашение на концерт. Наш план удался. Интересно, когда Артем успел передумать, успел купить это кольцо, принять это решение?

Что он сказал той, с кем собирался идти?

Все это неважно. Важно только то, как его губы скользят по моей коже, как руки расчерчиваются жилами, когда он опирается на диван, нависая надо мной и медленно входя, как мне становится горячо и еще горячее, когда он накидывает на себя сверху простыню, сползает на пол и оказывается прямо между раздвинутых ног. И снова можно кричать, и снова можно не думать.

А когда потом, под суматошный бег сердца, пока Артем снова ушел в ванную, под ладонью завибрировал телефон с уличающим меня именем на экране — «Господин Никто», мне ничего не осталось, кроме как нажать «отбой» и выключить его.

Я скажу ему спасибо. Завтра. Или послезавтра. По телефону или лично, но больше никогда не вернусь в ту квартиру для одноразовых встреч. Спасибо ему, но теперь цель достигнута. Я победила.

Вот только…

Артем лежит, лениво перебирая пальцами мои волосы и рассказывает что-то про сессию, своих друзей, какие-то ролики, которые смотрел в интернете.

А я веду пальцами по ободку кольца на своем пальце… и раз за разом натыкаюсь на выщербинку на нем.

Как заевшая пластинка мое бездумное счастье никак не может продолжить свою томительную мелодию, потому что гладкий край — острый укол, гладкий край — острый укол.

И так раз за разом.

Он ведь говорил, что бывшая вернула ему кольцо. Швырнула под ноги. Простое серебряное колечко, как на том фото у него на подоконнике.

Такое же.

Мое тонкое, на женскую руку.

С выщербинкой.

53. Летний вечер после экзамена

— Спасибо тебе большое!

— Не за что.

Голос у Стаса был такой мрачный, словно он и вправду имел в виду, что не за что, а не просто ответил вежливой формулой.

— Скажи еще — «с удовольствием помог!»

— Удовольствие там тоже было…

По мрачному гранитному обелиску его настроения разбежались золотистые прожилки мурлыкающего тона. Я с облегчением выдохнула.

Позвонить я не решалась очень долго. Что-то мне мешало. Я не могла даже написать ему это чертово «спасибо» в мессенджер. Только слала смайлик в ответ на исправно загружаемые видео с Глазастиком и перенаправляла их Пашке.

Но сегодня я сдала последний экзамен.

Оставалась всякая фигня с библиотеками, установочными лекциями и прочей суетной мелочовкой на факультете, но в целом — все. Я сдала.

Я закончила третий курс, перевалила за экватор.

Дальше будет легче.

Даже не осталась на пьянку — лучше отмечу это достижение на своем дне рожденья. Просто выбежала с журфака и потерялась в закатном городе. Одна. С блаженной улыбкой бродила по пустым улочкам — днем они обычно заполнены офисным народом, а к ночи и по выходным здесь остаются только бродячие кошки и потерявшиеся туристы. Шаги отдавались эхом, город просматривался далеко-далеко, почти до самого горизонта, где уже возвышались небоскребы. Вот в этой жутковатой, но одновременно умиротворенной атмосфере почему-то и вспомнился Стас.

Ну, то есть, сначала вспомнились фильмы ужасов типа «Лангольеров», хоррор-романы и рассказы, а потом почему-то он. И я позвонила — быстро, пока не успела передумать и вообразить, как он занят. Он отозвался хмурым тоном, отвечал короткими фразами.

И только после этих мурлычущих ноток я решилась поинтересоваться:

— Я тебя отвлекаю? Ты занят?

— Нет.

— Что-то не так сказала? Ты мрачный.

— Все нормально. Рад за тебя.

— Что-то в делах не ладится?

Я упорно продолжала докапываться, хотя даже до меня уже дошло, что разговаривать он не хочет. Но и трубку не клал, поэтому я никак не могла остановиться. Мы, журналисты, такие.

— Да, — снова коротко сказал Стас. — В делах.

Больше спрашивать было нечего, и я молчала. Шла по узкому тротуару навстречу золотому закатному солнцу, скатывающемуся вниз с холма, и вслушивалась в тишину на том конце незримых мобильных волн.

Он тоже молчал, но и не клал трубку. Надо было попрощаться и отключиться, но не хотелось. Шла по бордюру и шла, прижимая нагревшийся телефон к уху, пока не дождалась наконец своей сцены после титров.

Стас хмыкнул и спросил спокойно, будто и не было этой странной паузы в пару минут длиной:

— Как вообще твои дела?

— Нормально, вот экзамен сегодня сдала… — ответила я так же скучно, как он на мои вопросы.

И мы снова замолчали.

Странная получалась прогулка.

— Стас… — позвала я в трубку минуты через две.

— А? — сразу откликнулся он.

Надеюсь, он не в офисе и у него не на громкой связи телефон, чтобы заниматься таки делами, пока мы тут усиленно молчим.

— Почему сработала твоя стратегия? Я с пятницы мучаюсь. Почему Артем вдруг забил на все свои планы? Он же… Он… — я потрогала пальцем зазубринку на кольце. Это уже стало дурной привычкой.

— Он — что? Не ревнивый? — усмехнулся Стас. — Нет, дело не в этом. Он уже записал тебя в свои активы. Но надо было прочекать остальные варианты, вдруг есть что-то быстрее и выгоднее. Когда ты начала срываться, он свернул остальные планы. Синица в руках надежнее. Он не дурак, твой Артем. Совсем не дурак. Я бы даже ждал предложения о замужестве в ближайшее время.

Я снова потрогала кольцо, о котором Стасу так и не рассказала.

— Но на концерт я так и не попала!

— Вот они, современные девушки, — кряхтя, пожаловался Стас. — Концерт для них важнее брака. Как с каналом дела?

— Канал расцветает, спасибо тебе еще раз! Даже подумываю не возвращаться после сессии на работу в кофейню, а упороться в развитие. Пашка тоже так считает.

— Значит Глазастик помогает? Или придумаете что-то новенькое?

— Очень помогает. Но и новенькое придумаем. Ты в нас не веришь?

— В тебя верю… — смех из динамика с тихим шорохом рассыпался по теплому асфальту.

Я нырнула под широкую арку во двор одного из домов и заметила среди старых толстых тополей и жасмина маленькую детскую площадку с облезлыми железными качелями. Устроилась на них и принялась потихоньку раскачиваться под тихое поскрипывание.

— Ты же помнишь, что Глазастик — это мой кот? — строго сказала я. — Вот вырасту большая, разбогатею и заберу его!

— Скажи ему это в лицо, — хмыкнул Стас. — Мне он не верит.

Я не успела удивиться, а телефон запиликал видеовызовом. Не успев задуматься, я тыкнула в экран и увидела Стаса. Почему-то я была уверена, что он в офисе и страшно удивилась, поняв, что он дома, валяется в своей кофейно-шоколадной спальне, а Глазастик лежит у него на груди, тычась мордой в лицо.

— Ты забрал его из клиники домой? — удивилась я. — Теперь у тебя двадцать три кошки?

— Нет, у меня двадцать две, — педантично поправил Стас. — А у тебя — один.

— Кс-кс-кс! — позвала я Глазастика. — Мурррррмрмрмрррр!

Тот насторожился, прянул ушами как лошадь и вдруг стремительно рванул прямо в камеру. Стас ойкнул, изображение метнулось, устроив мне головокружительную панораму холостяцкой спальни и ушло в черноту.

— Эй… — осторожно позвала я. Звонок не завершился, значит телефон еще жив. — Ты там голый, что ли?

Или мне просто показалось в этом круговороте?

Изображение моргнуло и снова появилось лицо Стаса.

— Я у себя дома! — заявил он. — В чем хочу, в том и хожу.

— Ты разговариваешь по видеосвязи с приличной девушкой, — покачала я головой. — Мог бы хоть укрыться!

— Девушка может и приличная, а я такую ответственность на себя не брал.

— Ты бы еще фото члена прислал… — покачала я головой. — А на сайте знакомств выглядел таким респектабельным.

— Зачем фото, могу видео! — похабно ухмыльнулся Стас.

Изображение снова дернулось, и я завопила:

— Нет! Нет! Не вздумай!

— Какая-то ты морально неустойчивая для приличной. Кричать кричишь, а на экран смотришь, — прицокнул он языком.

— Это потому что ты инкуб! — заявила я со знанием дела. — Демон секса.

— Я же вроде джином был?

— Как джин ты выполнил три желания и уже свободен.

— Как-то быстро… Может, пять желаний? Для ровного счета?

— Инкубом быть интереснее, — заверила я Стаса, который явно ничего не понимал в нечисти.

— Ну, если ты так говоришь… — его ухмылка стала шире, а камера заскользила вниз по груди, к животу, ниже…

Я быстро нажала кнопку завершения звонка.

Вообще-то я действительно приличная девушка.

У меня в рюкзаке кольцо для Артема.

У меня впереди целая ночь с ним.

Не по статусу мне на голых инкубов пялиться.

Вызов повторился, но на этот раз только аудио.

— Эй! — возмутился в трубку Стас. — Как я должен работать инкубом в таких условиях?

— Приличная! Девушка! — сказала я погромче, вдруг он до сих пор не расслышал.

— Ну и выключала бы только меня, приличная девушка, я хотел еще немного полюбоваться тобой.

— Тут темно, — шепнула я, ощутив, как сдавило горло от его слов.

Солнце уже зашло, и спрятанный среди домов дворик заливали густые синие сумерки.

— Ну и что… — буркнул Стас.

Я не стала отвечать.

Оттолкнулась ногами от земли, и качели качнулись, издав тоненький стон.

Мы снова держали паузу, но в третий раз это было даже уютно. Домой мне не хотелось, настроение было слишком хорошим для спертой атмосферы родного гнезда. Поэтому я качалась на качелях в сумеречном летнем дворике и молчала в трубку, представляя, как Стас тоже молча улыбается и поглаживает дымчатого, в цвет его глаз, котенка.

— Ой, чуть не забыла… — я снова первая прервала молчание. — Ты, конечно, не придешь, если я приглашу, опять отмажешься, что у нас там сплошные папарацци, но в субботу у меня день рожденья. В большом доме за городом. Шашлыки, вино, танцы, квесты и бассейн.

— Не приду, — подтвердил Стас.

Я почувствовала легкий укол разочарования. Все-таки надеялась, что…

Надеялась на всякие глупости, в общем.

— Но ты пришли мне адрес, где будет ваш сабантуй, придумаю какой-нибудь подарок, — добавил он, и я тихонько улыбнулась в темноте.

54. Мама

Бывают такие дни, когда все валится из рук. Не находишь второй носок, спотыкаешься о кроссовки в коридоре и даже зубная паста плюется тебе в глаз.

Бывают — другие. Когда автобус подходит вовремя, в кофейне рекламная акция и дарят печеньку, последний экзамен сдан на отлично и еще… еще едешь домой, улыбаясь после бессмысленного телефонного разговора и думаешь, что иногда жизнь все-таки неплохая штука и уж сегодня-то все будет хорошо.

Так вот. Это был не такой день.

— Ма-а-а-ам! — закричала я из прихожей, стаскивая кеды. — Поздравь меня, я четверокурсница! Йухуууу!

Прошлепав босиком на кухню, я распахнула холодильник, проинспектировала внутренности и подхватила большое красное яблоко. Есть не хотелось, хотелось что-нибудь пожевать. Мама не ответила — в комнате тихонько бубнил телевизор, но вряд ли она меня не услышала. Просто забила. Бывает.

— Мам, я сегодня к Артему, а в субботу мы отмечаем днюху и конец сессии. Я тебе адрес скину, где будем гудеть, окей? Ну, а вообще, раз мне будет двадцать один, я уже не вижу смысла в этой ерунде про две ночи в неделю, так что давай я просто буду говорить, когда не ночую дома?

Я подхватила рюкзак из коридора, вошла в комнату и осеклась.

Мама сидела на диване с пультом от телека в руке и смотрела на меня каким-то злым взглядом. Отец в наушниках за компом рубил своих монстров, но мельком глянул на меня и махнул рукой.

— Что такое? — удивленно спросила я, когда мама нажала кнопку и звук в телевизоре пропал. Обычно это означало тяжелый разговор.

— Значит, взрослая стала? — угрожающе тихо переспросила она.

— Почти! — все еще храбрилась я. — В воскресенье стану.

— Ну, раз взрослая, значит и отвечать должна за свои поступки, как взрослая.

— А за что я не отвечала?

Мысленно перебрала все свои прегрешения. Сломанную защелку в ванной папа приладил на место, а все остальное в доме я чисто физически не успевала сломать или испортить.

— Ни за что не отвечала? Яблоко вот схватила, а я сколько раз просила интересоваться хотя бы — можно? Спросить язык отвалится? И получше ведь выбрала, не подумала, что я тоже люблю яблоки! Именно такие, красные!

— Мам… — я аккуратно отложила яблоко на стол. Что-то больше не хотелось. — Купить завтра яблок? И груш. И черешни? Или послезавтра. Как вернусь.

— Не в черешне дело! В отношении ко мне! В уважении к старшим! Вот, отучилась три курса, все сама, одумываться не собираешься, мать не слушаешь, только прибегаешь плакать, когда тебя твой кобель опять бросает!

— Когда я прибегаю-то!

— А кто недавно выл как бешеная лиса? И снова к нему летишь, задрав подол. Беги, но на меня не рассчитывай!

— Я и не рассчитываю… — вздохнув, снова подхватила яблоко и ушла на свой диван.

Достала телефон, нашла чат с Артемом и задумалась. Видимо, переговоры насчет снятия ограничений провалились. Тогда как лучше — сегодня к нему поехать или завтра?

Увы, люди в телевизоре продолжали немо разевать рты, и мои нервы непроизвольно натягивались. Сейчас будет: «Никто тебя не отпускал».

Так и есть:

— Куда ушла? — раздалось с дивана. — Я с тобой не закончила. Иди-ка сюда…

Я вздохнула и потащилась обратно.

Вот как так получается, что вроде бы я стою, возвышаясь над ней, а мама сидит, сложив руки, а все равно именно она меня угнетает?

Фигня это все, что нам на психологии преподавали, нет никаких «властных поз», которые позволяют настоять на своем и прогнуть собеседника. Не от этого зависит.

— Раз ты взрослый человек, то и участвовать в жизни дома должна по-взрослому, ясно? — процедила она сквозь зубы.

— Хорошо, мам… — вздохнула я. — Свою часть коммуналки платить? Согласна.

Я вынула телефон из кармана и открыла онлайновый банк. У меня там даже стали скапливаться какие-то деньги. Это было приятно и немножко успокаивало.

— И не только. Треть общего бюджета тоже за тобой. За еду, за хозяйство. Мы уже второй раз чинили стиралку, ты поучаствовала? А трусы, небось, не на руках стираешь! Будем новую покупать.

— Стиралку согласна! — я судорожно прикинула, сколько она может стоить. Вроде должна потянуть, если мама не решит, что нужна супернавороченная. — А насчет еды не очень…

— В каком смысле?! — повысила мама голос. Папа поморщился и выкрутил звук игры на максимум, я даже услышала взрывы заклинаний. — Ты тут столуешься, и ты не гостья! Делить холодильник на личные полки я не дам! Треть денег с тебя или живи, где хочешь!

Я потерла глаза, чувствуя опасно близко подступившие слезы. Здесь плакать нельзя. Но и сдаваться я не собиралась.

— Мам, я не понимаю, что происходит, — призналась в отчаянии. — Как-то все внезапно…

— Не внезапно, а давно пора было! — мама тыкнула в меня пальцем. — Ишь ты, взрослая она стала! Вот и получай свою взрослую жизнь!

— Ну какого хрена ты бесишься! — не выдержала я. — Что я тебе сделала-то! Ты сама меня родила, я не просила!

— Что-то ты редко вспоминаешь, что я тебя родила, когда хамишь! Я тебе все детство говорила — ласковый теленок двух маток сосет! Была б ты нормальной дочерью, все бы тебе было — и платьица, и институт, и все-все-все, но ты же хочешь по-своему! Так я просто устала терпеть!

— Мам, это все-таки моя жизнь! Моя!

Я даже топнула ногой в отчаянии. Ну как так можно! Серьезно, она бы хоть в интернете почитала, как с детьми общаться! Никто еще не стал счастлив, заставляя их жить по указке!

Но я уже как-то лет в четырнадцать высказала такую революционную мысль, и на меня неделю орали, рассказывая, что вот рожу своих, тогда и могу воспитывать как хочу.

— Вот и живи своей жизнью! Но пока ты живешь здесь, условия мои!

— Да блять! — я развернулась и рванула в коридор. — Да пошла ты!

— Ты как с матерью говоришь! — отец содрал с головы наушники и начал вставать с кресла.

Трясущимися руками я пихнула телефон в карман, мгновенно сгребла в рюкзак ноутбук, пакет, в котором до сих пор ждало своего часа черное платье из тех, что купил Стас и туфли к нему, и хлопнула дверью так, что с потолка подъезда посыпалась бетонная пыль.

Мать что-то орала мне вслед, но я уже летела вниз по ступенькам, всхлипывая и кусая губы.

В тот момент мне меньше всего хотелось возвращаться в эту квартиру хоть когда-нибудь.

55. Упс

Ничего.

Я справлюсь.

Ничего.

Я ломала пальцы и грызла губы, стараясь загнать внутрь неуместные слезы.

Все фигня.

У меня есть работа. Теперь-то я из кофейни не уйду, сколько бы ни приносил канал.

С жильем разберусь.

У меня есть Артем. И Пашка. И подруги, которые помогут, если будет совсем беда.

И… нет, к Стасу я точно не пойду, хватит с него бездомных кошек.

Все получится.

Люди в Москву приезжают вообще без всего, ночуют в хостелах, работают курьерами, моют голову под краном в туалетах торговых центров. А у меня все хорошо.

Только очень страшно.

Но с этим я справлюсь. Всегда можно вернуться обратно, если будет совсем край.

Я почувствовала, как по телу пробежала волна ледяной дрожи.

Что — я действительно ушла из дома?

Прямо по-настоящему?

Наверное, тогда надо забрать другие вещи… джинсы, ботинки, осеннюю куртку. Подарки от друзей, книги какие-то… Черт, я совсем не готова.

Паника попыталась меня накрыть, но я отодвинула ее в сторону.

Все будет хорошо.

Не хочу думать об этом до дня рожденья. Пусть это будут последние беззаботные дни.

А как исполнится двадцать один — тогда и начну взрослую жизнь.

Автобус, метро, еще автобус — мы договорились, что я приеду сразу на квартиру к бабушке, а туда напрямую от дома не получалось никак, и я взяла такси, неуютно поежившись от цены. Думать о будущем начну в воскресенье, но экономить пора уже сейчас.

Артем встретил меня в дверях пьяный, полуголый — в одних джинсах, низко сидящих на бедрах. Сразу накрыл мои губы горячим ртом, даже без «привет», втащил внутрь, но чуть не забыв запереть замок.

— Погоди! — попросила я, задыхаясь то ли от поцелуев, то ли от тревоги. — Слушай, у меня вопрос. Бабушку ведь через пару недель только выпишут? Можно я тут поживу пока, я вроде как из дома ушла…

— Мммм… — он нахмурился, пытаясь сосредоточиться, но хмельная легкомысленная улыбка растягивала его губы сама по себе. — Давай потом об этом подумаем, котеночек? Что-нибудь придумаем обязательно, обещаю!

— Когда потом? — нервно переспросила я. — Утром же куда-то надо деваться!

— А ты прям уже ушла? Ух ты… — он поднырнул под мою футболку головой, сладко целуя в живот влажными губами. — Ой, что я у тебя нашел! Сиськи! Представляешь?

Я представляла — его руки уже оперативно стащили чашечки бюстгальтера вниз, а язык обежал сосок по кругу. Все так же, под натянутой футболкой.

— Артем, когда ты успел так нажраться? — вздохнула я.

— Пока скучал по тебе!

Он вынырнул, выпрямился, но тут же стянул футболку с меня, увлекая на диван.

Под ногами звякнул бокал, падая и разливая терпко пахнущее вино на паркет — бутылку Артем успел подхватить и сделал из нее глубокий глоток.

Протянул мне.

К черту проблемы. Я подумаю об этом завтра. Утром.

И засмеявшись, я запрокинула голову, прямо из горлышка отхлебывая теплое кисловатое вино, просто мгновенно, еще раньше, чем я успела сделать второй глоток, ударившее в голову. Ах да, кроме яблока я сегодня ела только кофе с бутербродом с утра. Неудивительно.

Зато стало так легко и беспечально, что я сама засмеялась, цепляясь за горячие загорелые плечи Артема и запрокидывая лицо для поцелуя.

— Вот это моя девочка, — промурлыкал он, отбирая бутылку, чтобы тоже отхлебнуть.

— Погоди…. — я качнулась, дотягиваясь до рюкзака, залезла в кармашек и достала серебряное колечко. — Вот!

— Ммммм! Отлично! — кольцо скользнуло на его безымянный палец как родное. — Надо это отметить! Ты пей, пей!

Я снова запрокинула голову, глоток за глотком опустошая бутылку. Где-то на периферии сознания мелькнуло, что надо подобрать бокал с пола, раскокаем же и сами порежемся, но тут Артем воспользовался моментом, чтобы расстегнуть мои джинсы, потянуть их вниз и нырнуть пальцами между ног, и горячая волна тягучих мурашек разом смыла все лишние мысли.

Мы хихикали, путаясь в молниях, застежках, передавали друг другу бутылку, никак не могли распаковать презерватив, пока я не перегрызла уголок, надели его сначала неправильно, потом вообще уронили, нашли новый, пролили вино на простыни, наконец справились — и снова хихикали, целовались, гладили друг друга, слизывали капли пота, выступившие на коже в духоте маленькой квартирки.

Потом Артем развернул меня спиной, развел бедра коленом, надавил на поясницу, заставив выгнуться и резко вошел, разогнавшись сразу до того бешеного темпа, от которого остается запах паленой резины как на трассах «Формулы-1». Я вцепилась в спинку дивана, задыхаясь от стонов под его атакой, чувствуя горячую пронзающую меня плоть слишком остро, до головокружения.

— Обожаю тебя, котеночек… — выдохнул Артем мне в волосы, последними движениями впечатывая мое тело в диван и наваливаясь сверху. Я чувствовала, как внутри меня становится тесно и горячо и в алкогольном тумане мне казалось, что, пожалуй, может быть, я все же переоценила Стаса. Здесь и сейчас было… охрененно. Даже без оргазма.

— Мур… — я вывернулась из-под слишком жаркого Артема, с сожалением ощущая, как выскальзывает из меня его член.

И тут он сказал:

— У-у-у-у-у-у-у-упс… — каким-то леденящим тоном, от которого у меня захватило дух и холодом прострелило позвоночник.

— Что?! — резко развернулась я, заранее трезвея.

— Э-э-э-э-э. Кхм. Котеночек, у нас, кажется, порвался презерватив…

56. "Удалить"

Никогда в жизни я столько не материлась. Даже перед ЕГЭ. Даже после ЕГЭ. Даже во время выпускного, когда Ленка пролила на мое платье цвета шампань коктейль с вишневым соком. Даже…

Никогда.

Материлась в ванной, возясь с душем. Материлась, разыскивая в интернете, что там за постинор и куда его совать. Материлась, когда выяснила, что во второй половине цикла вероятность, что сработает как встреча с динозавром — 50 на 50. Или сработает, или нет.

Материлась и плакала, уткнувшись в грудь Артему, лежа на диване и уже ни секунды не чувствуя себя пьяной. Во рту стоял привкус желчи, словно меня уже тошнило от будущего токсикоза.

Артем тоже притих, протрезвел, задумался. Ничего не отвечал, пока я металась по квартире, судорожно гуглила и орала матом. Безропотно обнял, когда меня начало трясти от озноба, и я стала жаться к нему ближе. Молчал, пока я тихонько хныкала, цепляясь пальцами за футболку, которую он успел натянуть среди этой суеты.

И только когда я притихла перед заходом на новый круг паники и мата, сипло спросил:

— Когда… — прочистил горло и повторил: — Когда станет… понятно?

— Не знаю! — всхлипнула я. — Когда цикл начнется… или не начнется! Не знаю! Не знаю! Артем! Что делать? Артем?

— Я думаю… — заторможенно откликнулся он.

Меня кидало то в жар, то в холод. Я думала то срываться и бежать все-таки за таблетками, просто на всякий случай, то считала по календарику, какой сегодня день, но почему-то все время получались разные цифры. Нарастающий ужас ледяными иголками колол загривок, пальцы мерзли и почему-то немели ноги, казались ватными, словно во сне.

Мне нельзя…

Совсем нельзя. Никак.

— Артем! — снова дернула я его.

— Значит так… — он вроде собрался, но хмурился все равно. — Ярин, слушай. Половину денег я тебе, конечно, дам. Даже не сомневайся.

— В с-смысле?.. — мне приходилось заставлять себя дышать, потому что как только я переставала напоминать телу это делать, оно тут же забивало на лишние действия. Лишними с его точки зрения были все действия кроме паники.

— Нет, если ты хочешь его оставить, то можешь, конечно. Я буду помогать, может быть, даже встречаться, но пойми, мне еще учиться…

Я глубоко вдохнула, медленно выдохнула. Пока мои мысли крутились вокруг «да или нет», Артем уже подумал дальше, в будущее.

В «да».

А я туда не хотела!

Я так отчаянно туда не хотела, что начинала хныкать при одной мысли об этом.

Никаких хороших вариантов просто не было.

Я сама не знала, где буду ночевать следующей ночью. И на что жить следующий год. Какой уж тут ребенок?

Но представлять себе холодные железки, которыми полезут в меня врачи — выбивало вообще в дичайшую истерику.

— Артем… — прошептала я, на что-то надеясь. — Артем…

— Я с тобой схожу, если понадобится. Если получится, — заверил он меня. — Ты ведь умная девочка, не будешь себе жизнь портить?

Я не хотела портить себе жизнь. Но не представляла никакого варианта, в котором она не была бы испорчена.

Черт!

Эти яркие ощущения во время секса — надо было заподозрить, что дело в презервативе. Надо было быть аккуратнее! Почему я сразу не поняла, что что-то не то?

Вскочив, я принялась одеваться. Куплю таблетки! Прямо сейчас! Вдруг все-таки поможет? Хоть на мизерный процент вероятность меньше.

— Артем… — я провела ладонями по лицу. — Артем… Я не знаю, что я выберу.

Подхватила рюкзак, снова бросила. Нашла в нем резинку и собрала волосы в гульку на макушке. Руки тряслись, горло было перехвачено спазмом.

— Ты куда собралась? — спросил он.

— В аптеку.

— Рано еще для теста! — он хрипло хохотнул.

Нервно, но меня все равно царапнуло.

— За таблетками.

— Утром сходишь. Там закрыто уже все.

— А вдруг не закрыто? — уперлась я.

Подхватила рюкзак, потом отставила. Таскаться ночью с макбуком плохая идея.

— Прекрати психовать! — вдруг рявкнул Артем.

— Конечно, не твоя же проблема! — заорала я в ответ, с облегчением выплескивая давящее напряжение.

— Херасе не моя! Мне теперь бабло искать! — некрасиво скривив рот, заорал на меня в ответ Артем.

— Всего лишь бабло! А то, что все это будет происходить с моим телом — тебе похеру?

— Да что там особенного будет происходить-то? Не строй из себя мученицу, дел на полчаса!

— Артем! — я задохнулась от его тона, от холода, от злости. — Ты же… меня любишь?

— Мало ли кого я люблю, но спиногрызы мне в двадцать не нужны! И истерики твои тоже не нужны!

— Но…

Пальцы ослабели настолько, что я лишь с третьего раза подняла рюкзак за лямку.

В животе узлом закручивались мышцы, пульсируя то жаром, то льдом.

Если… если даже ничего не будет.

Если.

Как забыть вот это? Вот это искаженное отвращением лицо Артема. Его холодная уверенность, что он «будет участвовать». Не будет со мной, а будет участвовать.

— Ну? — спросил Артем. — Чего ты топчешься? Возвращайся в постель, утром вместе сходим. Может, еще разок тогда без резинок, а? Мне понравилось. Котеночек…

Я развернулась и вылетала в коридор, едва успев впрыгнуть в босоножки. Рюкзак на плечи, одернуть мятую футболку, едва справиться ватными пальцами с замком.

Он мог бы успеть меня догнать.

Но даже не стал пытаться.

Снова откинулся на кровати, глядя в потолок — и я захлопнула за собой дверь.

Пролетела добрую половину улицы до метро, отмечая тут и там темные витрины аптек. Артем был прав — ничего не работает. Где-то, наверное, должна быть дежурная аптека, но это все, что я о них знаю — что дежурные аптеки бывают. А где их искать, и продается ли там то, что мне нужно — нет.

И куда потом идти?

Ноги подкосились прямо посреди дороги. Я едва доползла до низенькой, крашеной в бледно-желтый цвет оградки вокруг палисадника, села на нее, опустив рюкзак на землю и достала телефон.

Раньше я бы без сомнений позвонила Инночке.

Она разрешила бы и пожить у нее, и подержала бы меня за руку, пока я делала тест, и сходила бы со мной, куда нужно.

Но сейчас я совсем-совсем не была уверена, что той, кого Артем позвал вместо меня на концерт, была не она. А даже если нет — я не могла прийти к ней и сказать: «Привет, у меня проблемы, давай опять дружить, я одна не справлюсь».

Раньше я бы и к маме пришла, несмотря на наши разногласия. Все-таки мы семья, да? Но сейчас я в этом уже не была уверена. Видимо, вот так и становятся взрослыми — когда к маме уже не прибежишь, чтобы она подула на разбитую коленку и помазала зеленкой. Дала бы подзатыльник, но купила мороженое в утешение…

Пашку я пролистнула, не задерживаясь.

С другими девчонками было хорошо пить кофе, пиво и чего покрепче, но они бы страшно удивились ночному звонку и внезапному вороху чужих заморочек.

Может быть, Рената… Но я качнула головой. Ренате тоже это все не нужно.

Открыла чат со Стасом.

Всхлипнула, печатая ему: «Привет. Можно к тебе?»

Почему так получилось, что единственный во всем мире человек, к которому можно обратиться с проблемами — это случайно подхваченный с сайта знакомств для секса мужик старше меня на пятнадцать лет, а?

Глупо же.

Но у него, видимо, лицо такое, что на него то котята с неба падают, то бедненькие девочки, которых все обижают.

Он их спасает, потом случайно оказывается в постели, потом женится.

А через год уже ненавидит.

Я посмотрела на свое сообщение. Пока непрочитанное. Мало ли чем здоровый взрослый мужчина может заниматься теплой летней ночью. Например, трахать какую-нибудь беспроблемную взрослую женщину в своей квартире для траханья взрослых женщин. Отключив на всякий случай телефон, чтобы всякие проблемные кошки не валились на него с неба.

Не так-то легко найти нормальную вменяемую любовницу, знаете ли.

Я снова всхлипнула и щелкнула по своему сообщению.

«Удалить».



57. Бегство

Я опустила телефон, едва удерживая его ослабевшими пальцами.

Как же больно, когда никого нет.

Когда ты ни для кого в мире не самый главный человек.

Когда можно пропасть вот сейчас, навсегда пропасть, и тебя хватятся дня через три. Или через неделю.

Наверное, Пашка — удивится, что не пересылаю видео с Глазастиком.

Или нет, девчонки напишут по поводу вечеринки и удивятся, что не отвечаю. Хотя через пару дней забьют и устроят тусовку без меня.

Мама решит, что я обиделась.

Из кофейни не дозвонятся и уволят.

Представлять, как они будут вести себя, если я исчезну, было отвратительно-мучительно-сладко. Как рассматривать фотографии смертельных аварий. Мерзко, страшно, притягательно.

А потом я от этого устала.

От всего.

Устала думать, устала волноваться, устала что-то выкраивать и вывозить слишком тяжелую для меня ношу. Если все, о чем я могу мечтать — это исчезнуть, то выхода просто нет.

Внутри растекалась тишина и темнота. И абсолютное спокойствие.

Руки привычно нащупали холодный ободок кольца, скользнули по нему, сорвавшись на выщербинке… я стащила его с пальца и швырнула куда-то в темноту.

И дальше, уже не разрешая себе задуматься об уместности, нашла в телефоне приложение такси и ввела адрес загородного дома Станислава Константиновича Вишневского.

Машина подъехала через пять минут.

В конце концов, у меня там мой кот. Заберу и уеду. Куплю билет на Бали и палатку, поставлю ее на берегу океана и буду питаться тем, что падает с пальм и жертвуют прохожие. Рожу ребенка на закате под пение мантр, вступлю в общину хиппи-йогов, начну преподавать азы медитации и дыхательных техник богатым туристам, а Глазастик станет родоначальником дымчатых кошек острова.

Я прижалась горящим виском к прохладному стеклу. Телефон в руке еле заметно завибрировал. Нажала «ответить», даже не глядя на экран.

— Скажи, что ты взяла такси и едешь ко мне.

Как он узнал… ах, ну, наверное, прочитал на экране блокировки.

— Я взяла такси и еду к тебе.

Вздох облегчения был слышен, наверное, даже водителю.

— Жду.

Стас встречал меня у ворот. Домашний, совсем не похожий на себя в других ипостасях: в серых спортивных штанах, огромной мятой футболке с дурацкой надписью. За ним толпились три его собаки с одинаково любопытным выражением на мордах. Хаски, как самый дисциплинированный, отгонял от меня двух других, которые рвались понюхать, а лучше полизать нового гостя.

— А где они были в прошлый раз? — спросила я.

— От Пашки твоего прятал, он же боится. Идем.

Он крепко сжал мою ладонь в своей, и сразу стало намного спокойнее.

Мы прошли в дом по темному саду, где фонарики, прячущиеся под листьями лишь тускло освещали тропинку, не засвечивая небо и звезды в нем. Собаки прошелестели по кустам, обгоняя нас, и встретили уже на кухне. Стас не стал включать свет, щелкнул только подсветкой над плитой и жестом предложил устраиваться за столом.

— Вино будешь?

— Буду! — откликнулась я. И тут же передумала: — Ой! То есть, нет… наверное нет. Не знаю. Мне… нельзя? Наверное…

Я замялась, не зная, что выбрать и как объяснить.

— Та-а-а-ак… — Стас покачал головой. — Рассказывай. Я сделаю чай.

Он щелкнул кнопкой чайника и достал из шкафа несколько жестянок, огромную чашку, маленький заварочный чайник. Обернулся, потому что я все еще молчала и кивнул, подбадривая.

Изо всех щелей на кухню выползали сонные зевающие кошки и, покосившись на меня, направлялись к своим мискам. Все верно — зачем еще человек может прийти на кухню, как не для того, чтобы устроить любимому животному третий ужин?

— Мне стыдно… — призналась я. — Опять у меня неприятности. Еще больше становлюсь похожа на твою жену с этим нытьем.

Стас развернулся, оперся кулаками на стол и посмотрел на меня исподлобья. Что творилось в штормовых глазах в полутьме было и не разглядеть.

— Моя бывшая жена — наследница огромного состояния своего отца. — Отчеканил он. — У нее две квартиры — в Москве и в Питере, дом в Испании и трастовые счета в самых надежных банках, доступ к которым она получила в восемнадцать лет. Лучший друг ее отца — адвокат самой могущественной бандитской группировки страны, и его номер забит у нее в телефоне на быстром наборе. Вот когда обзаведешься хотя бы половиной ее возможностей, тогда и будешь похожа.

Чайник вскипел, и Стас вернулся к гулким жестянкам и фарфоровым чашкам. Звон чайной ложки звучал в полутьме уютно и по-домашнему. Вообще все вокруг было как-то умиротворяюще и спокойно, как и должно быть дома. Как я никогда себя дома не чувствовала. О мой рюкзак в ногах усиленно терся большой черный кот с обгрызенным ухом, остальные похрустывали кормом, время от времени оглядываясь — не собираюсь ли я отобрать у них заслуженную еду.

Вот так, грея ледяные пальцы о бока огромной чашки, на полутемной кухне, где кроме маленькой лампочки светились только кошачьи глаза, в тишине, заполненной только нашим дыханием — и еще храпом Аврелия, который пришел на свое королевское место и тут же там уснул — я рассказала немудреную свою историю о том, что я теперь бездомная и возможно беременная кошка без всяких перспектив. Напуганная до смерти и, как выяснилось, настолько одинокая, что ничего умнее, чем приехать сюда, не придумала.

Стас тихо засмеялся, услышав последний пассаж:

— Наконец-то хоть один умный поступок, — и потянулся накрыть мои пальцы, но чуть ли не обжегся об их холод. — Ты замерзла? Пойдем в комнату, закутаем тебя в плед. Чашку можешь взять с собой.

— А где Глазастик? — спросила я, следуя за хозяином по тихому дому. Он даже не включал свет — хватало луны, заглядывающей через высокие окна.

— Спит где-то. Хочешь найти? — Стас обернулся. Его глаза мерцали серебром в призрачном лунном свете.

— Нет, пусть спит.

В спальне было все так же уютно, тихо и почти темно, только слабо тлел ночник у кровати. Я завернулась в кофейный плед, подобрала под себя ноги, но мое тело все еще сотрясалось от крупной нервной дрожи.

От Стаса это не укрылось.

— Морозит? — спросил он, перебираясь ближе ко мне.

Оперся на спинку кровати, притянул меня к себе и обнял, позволяя устроиться на своей груди. Даже сквозь толстый пушистый плед я чувствовала его тепло и еще — как сильно и часто бьется его сердце, отдаваясь ритмом в моих костях.

Я рассказывала про маму, про то, как я поступала в институт вопреки ее воле, как унижалась перед дядей ради денег, как было сложно в первые пару месяцев работать и учиться — я спала даже стоя в метро, было бы к чему прислониться. Как поняла, что не потяну, сойду с ума, если не буду отдыхать хотя бы иногда — и тогда появились наши тусовки с Инночкой. Как начала терять мотивацию, просто устав, что все цели слишком далеки. И тогда появился Артем, любовь к которому давала мне силы жить и вообще просыпаться по утрам.

Грела пальцы о кружку с ромашковым чаем, чувствуя, как потихоньку расслабляется что-то внутри и натянутые как корабельные канаты нервы провисают усталыми бельевыми веревками.

— Лучше? — спросил Стас, когда чай и рассказ закончились. Он забрал чашку из моих рук и отставил ее на прикроватный столик.

— Угу… — пробормотала я, стесняясь признаться, что от его близости мне и уютно, и волнительно, и страшно, и хочется плакать.

— Так вот. Я все понял про твою ситуацию. Кроме одного… — его горячее дыхание щекотало висок, и у меня почему-то начала кружиться голова. — Чего же ты хочешь? Вот в идеале?

— Я боюсь… — вздохнула я еле слышно, пряча нос под краем пледа.

— Я понял, что боишься, — терпеливо сказал Стас. — А хочешь чего? Чтобы ребенок был? Чтобы не было? Замуж? Свободы?

Думать было сложно, но я старалась. Внутри, в такт биению сердца Стаса, что-то ритмично подрагивало, сжимаясь и разжимаясь. Словно предчувствие будущего сердцебиения малыша.

— Не знаю. Правда. Я боюсь вообще всех вариантов, — я прислонилась щекой к мужской руке, тайком наслаждаясь ее твердостью и скрытой силой. — Даже таблетку боюсь. Знаешь, чего я про нее начиталась…

Я хотела рассказать, может быть, даже пошутить о том, как вредно читать медицинскую энциклопедию, и уж я-то имею полное право найти у себя даже родильную горячку, но горло вдруг перехватило спазмом, и я заплакала, не в силах больше притворяться, что я могу выносить эту внезапно накрывшую меня беду.

— Пусть просто все обойдется. Само собой. И я больше никогда-никогда ни с кем не буду трахаться, честное слово!

Стас тихо фыркнул, а потом и вовсе рассмеялся, крепче сжимая меня в объятиях:

— Ты как маленький ребенок — «никогда не буду влюбляться, это глупо!»

— И влюбляться тоже, — я потерлась щекой о плед, стирая слезы. — Знаешь, Артем говорил, что…

Он не дал мне закончить.

Раздраженно рыкнул:

— Артем, Артем, Артем… как я задолбался слушать про твоего Артема!

— Стас… — растерянно выдохнула я.

— Так-то лучше! — он скользнул пальцами в мои волосы, потянул их,

запрокидывая голову, и прижался ртом к моим мокрым и соленым от слез губам.

58. Ночь

Стас скользнул пальцами по моему лицу, стирая дорожки слез и прислонился виском к виску. Шепнул:

— Все, забудь про него. Все кончилось.

— Ты же сам мне помогал, — бессильно возмутилась я.

— Ты загадала желание. Теперь убедилась, что он не то, что тебе было надо?

— Убедилась…

— Вот и все.

Он отстранился, укладывая мою голову на сгиб локтя, как будто я младенец. Усмехнулся беззвучно, проводя пальцами по волосам. И снова откинулся на спинку кровати, словно ничего и не было.

Только сердце в его груди стучало так же быстро и сильно. И вдохи и выдохи он делал рвано и быстро. Так, словно ему не хватало кислорода. Словно он забывал вовремя дышать, как я недавно.

Я потянулась к нему сама.

Приподнялась, цепляясь пальцами за футболку и жалея, что у меня нет таких удобных когтей, как у кошек. Вонзить их так глубоко, чтобы вырвать можно было только с куском плоти. Облизнула соль со своих губ и прижалась к его губам, скользнула кончиком языка… Но он не ответил. Позволил мне целовать, но сам не отзывался. Я поняла это не сразу — понадобилось несколько секунд, в течение которых я только воображала себе его горячее дыхание.

Разве что напряглись держащие меня руки.

Я отшатнулась, смутившись.

— Прости… — пробормотала, прикрывая глаза.

Это для меня между домом Артема и домом Стаса сменилась эпоха.

Это я умерла в ночной пустоте, глядя в асфальт и воскресла кем-то другим.

Это моя кожа стряхнула с себя все чешуйки, которые только соприкасались с другим мужчиной и полностью обновилась.

— Что? — переспросил он, и даже по голосу было слышно, что он хмурится.

Для него я женщина, которая пришла из постели другого.

Чужая женщина — из тех, с которыми он не спит.

— Наверное, тебе неприятно…

— Что за чушь? — удивился Стас.

Я почувствовала, как в глубине тела вновь рождается холодная влажная дрожь, словно я закутана не в плед и самые теплые в мире руки, а в вымоченную в северном океане парусину. Она мешает движениям, но я все равно выпутываюсь, суетливо дергаюсь, чтобы выбраться наружу, выпасть из уютной колыбели, которую я не заслужила.

— Конечно, я не должна приставать к тебе, ты же явно показал, что… я зря это делаю, прости!

— Ярина… — угрожающе проговорил Стас, одним небрежным движением плеча стряхивая меня обратно в нагретую норку в своих руках. — Не провоцируй меня.

— На что?

Я свернулась калачиком, защищая — или согревая? — живот, где снова пульсировало мое и не мое сердце. Снова почувствовала влагу на губах.

И одиночество.

С чего я вдруг решила, что нужна ему? Сама по себе, не как бедный мокрый котенок, свалившийся на голову.

— На это.

Стас наклонился и снова поцеловал меня. Горячо. Жадно. Жарко. Вливая со своим рваным дыханием что-то горячее и сладкое, согревающее меня изнутри. И еще пьянящее, потому что меня вдруг повело как от глотка алкоголя на голодный желудок.

Обреченная пустота внутри расползалась клоками от разливающегося тепла.

Мне хотелось — как же мне хотелось его!

Быть с ним.

Но…

— Стас…

— Вот так. Будешь теперь произность только мое имя, ясно?

Его голос был строгим, почти злым, но именно это почему-то успокаивало меня намного лучше нежного мурлыканья. Похоже, кнут всегда казался честнее пряника.

— Но я же могу быть… — вдох. — Беременна… от… — запнулась, чтобы не произнести имени. — От него. Я же только что… — снова вдох. — Была с ним. Ты же…

И мое дыхание опять сорвалось на всхипы.

— Я не комплексую, что меня будут с кем-то сравнивать, если ты об этом, — усмехнулся Стас. — И не считаю тебя каким-то неодушевленным предметом, который может быть испачкан кем-то другим. Просто сейчас тебе нужнее сон, чем то, что я хочу…

«А что ты хочешь?» — мысленно спросила я, глядя в темное серебро глаз.

Медленная улыбка на его лице, туман, заполнивший серым маревом взгляд, слегка подрагивающие подо мной мышцы рассказали мне — что.

59. Выбор Стаса

Проснулась утром я от того, что стало слишком жарко. Как была: всклокоченная, мрачная, одетая и завернутая в два пледа. Неудивительно, что я почти сварилась — в комнате было жарко, сквозь полупрозрачные занавески лилось рассеянное, но горячее солнце.

На прикроватном столике лежал мой телефон, под ним стоял рюкзак и еще я была одна.

Ну как — одна.

В компании пяти кошек, которые облежали меня со всех сторон. Чтобы не замерзла, видимо.

Нет, вру, шести кошек. Еще одна смотрела на меня с соседней подушки.

Семи — когда я случайно двинула ногой, выпрастывая ее из жаркого плена, в нее незамедлительно вкогтилась мелкая зеленоглазая дрянь, которая терпеливо лежала в засаде все утро. А может даже и ночь.

Я опрокинулась на спину, счастливо улыбаясь. Наверное, я бы хотела просыпаться так каждое утро. Только чтобы меня кто-нибудь еще целовал.

Полосатая шпротина с соседней подушки вопросительно муркнула и подошла, чтобы потыкаться в меня мокрым носом.

— Да не ты! — фыркнула я, отодвигая ее от лица.

Вообще-то я имела в виду кого-нибудь вроде Стаса, но в его доме желания надо было формулировать конкретнее.

— А кто? — спросил Стас, входя в спальню. Вслед за ним просочилось еще три кошки, которые с энтузиазмом полезли ко мне общаться.

— Ты бегал? — удивилась я, глядя, как он стаскивает мокрую насквозь футболку.

— В моем солидном возрасте пробежка по утрам — это как чистка зубов. Уже необходимость, иначе весь день будешь разбитым… Сейчас в душ и завтракать. Тебе есть во что переодеться?

Я окончательно выпуталась из пледов и принюхалась к себе. Да-а-а… это обратно не наденешь.

— Только праздничное платье.

— Держи!

И в меня полетела его футболка — огромная, длиной мне по колено, сойдет за платье.

После Стаса душ заняла я. Со мной в рюкзаке ездила и расческа, и запасное белье, и даже зубная щетка — я ведь собиралась ночевать у Артема, он-то не хранит у себя гостиничный арсенал гигиенических принадлежностей для свежих любовниц.

В какой-то момент, пока я расчесывала еще влажные волосы, все кошки в спальне вдруг насторожились, повернули головы и разом сорвались с места, устроив затор в дверях и чуть не сбив с ног возвращающегося Стаса.

— Что это было? — удивилась я.

— Анфиса пришла. Первым делом нарезала зверью парной телятины. Они этот момент с другого конца участка чуют. Поэтому любят ее больше, чем меня.

Он проговорил это с такой серьезной обидой, что я расхохоталась:

— Завидуешь?

— Нет, я сейчас еще одну подобрашку покормлю завтраком и переманю на свою сторону.

— Думаешь, я стою двадцати двух кошек?

— Думаю, где-то двадцати пяти-двадцати шести, — совершенно серьезно ответил Стас.

Он стоял так близко, что у меня губы зудели от его взглядов и ожидания поцелуя. Но вместо этого он взял меня за руку и повел на кухню тем же путем, каким мы шли ночью. Только теперь дорога была освещена солнцем и под босыми ногами пружинило теплое дерево.

На кухне уже стояли на столе тарелки с румяными сырниками с ежевикой и взбитыми сливками, а Анфиса несла на подносе две чашки с кофе. Мне — капучино с каплей орехового сиропа, словно она прочитала мои мысли и знала, что я люблю. Стасу — черный.

Я стеснялась ее, и того, что она будет обо мне думать. Стас сам говорил, что не водит сюда женщин.

Тогда кто я?

Кто я для нее? И для него?

И для армии наглых кошек, которые прыгали мне на колени и намекали, что после телятины самое время поесть немножко сырничков.

Но она только улыбнулась, пожелала доброго утра и куда-то ушла.

— Анфиса вообще в клинике работает, а мне помогает по совместительству, — ответил Стас на незаданный вопрос. — Обычно я не завтракаю, а обедаю и ужинаю в городе, так что помощь нужна только с гостями или если я остаюсь дома.

Не об этом я хотела спросить. Но сырники и ежевика были слишком хороши, чтобы долго париться этими вопросами. У меня были и другие поводы для размышлений, куда серьезнее, чем то, за кого меня принимает помощница Стаса.

— Пойдем в сад? — предложил он, когда я допила последние глотки кофе и теперь просто блаженно сидела, нежась на солнце, как кошка, и наслаждалась моментом безвременья.

Я хотела сбегать за босоножками, но посмотрела на мягкую зеленую траву и решила идти босиком. Стас улыбнулся и тоже скинул шлепки. Вышел на середину лужайки, задумчиво пошевелил пальцами на ногах, потрогал траву словно холодную воду в реке.

Кошки щурились с веранды, но на солнце выходить не торопились — было слишком жарко.

Стас взял меня за руку, вот так просто, словно мы всегда так гуляем, и повел по песочным дорожкам в заросли уже отцветших яблонь и вишен. Мы миновали беседку, в которой снимали ролики, и я напомнила себе, что надо написать Пашке и пригласить на вечеринку. Нырнули под сплетение кустов сирени и вышли на полянку с качелями.

Я тут же устроилась на диванчике, слишком широком для меня одной и слишком узком для двоих. Стас понял намек и качнул его, качнул сильнее, выше. Ветер взметнул волосы, закрывая лицо. Я запрокинула голову, глядя в бесконечное небо. Стрекочущие в густой траве кузнечики, звенящее солнечное лето и пронзительно голубое небо. День мог бы быть счастливым и беззаботным — конец сессии, канун дня рождения — если бы не то, что случилось накануне. Но пока качаешься на качелях, можно не думать о будущем.

Совсем не думать.

Жаль, что вечного двигателя не бывает, и однажды они все-таки останавливаются, возвращая тебя на землю чуточку более взъерошенной, чем забирали.

— Ярина… — позвал Стас. — Ты решила что-то?

— Нет… — прознесла я одними губами и качнула головой на случай, если он не услышал. — Не могу.

— Если хочешь, поедем сейчас к хорошему врачу, проконсультируемся, посмотрим, что там появилось со времен моей молодости новенькое.

Он едва втиснулся рядом со мной. Пришлось даже обняться, чтобы поместиться вдвоем. Вот зачем нужны такие диванчики — слишком широкие для одного и слишком маленькие для двоих.

— Нет… — снова качнула головой. — Не хочу. Боюсь.

Я смотрела в землю.

— Ладно, — спокойно сказал Стас. — Если передумаешь, сразу говори.

Но это был не тот случай, когда решение можно откладывать бесконечно.

— Стас. А что, если я… Если он…

Какую только ерунду не молол мой язык за всю мою недолгую жизнь!

Но как только всплывала эта тема, как я становилась чудовищно косноязычна. Просто не могла произнести некоторые слова. Словно от этого они станут реальностью.

Стас помог мне:

— Если ты беременна и захочешь оставить ребенка?

— Да.

Стоило представить себе это: сначала девять месяцев с токсикозом, растущим животом, пинками изнутри — а ведь придется завязать с кофе, едой раз в день и нервной работой. Высыпаться, отдыхать, есть витаминчики.

Потом бессонные ночи, работа только дома, куча денег на коляски-одежду-памперсы.

Где? Где я все это буду делать? В съемной комнате на окраине? В однокомнатной квартире с родителями?

Сразу стало понятно, что выбора у меня на самом деле нет. Могла бы и не забивать Стасу голову этой ерундой и соглашаться на врача, пока еще можно обойтись малой кровью.

Но Стас меня удивил.

Даже не просто удивил.

Он меня шокировал.

Он сжал мои плечи, притягивая к себе ближе.

Коснулся губами виска.

И сказал:

— Если захочешь оставить ребенка, живи здесь, со мной.

60. Солнечный удар

Что?

Мой рот приоткрылся сам собой.

Что он сказал?!

Я смотрела в его глаза и не понимала:

— Что происходит?

— А ты не догадываешься?

В дымном взгляде мерцало что-то такое… во что сложно было поверить.

— Нет.

Я надеялась, что он объяснит.

Скажет это другими словами.

Ведь не могла же я всерьез услышать, что он предлагает мне жить с ним?

Человек, который не встречается с женщинами больше одного-двух раз.

И не приводит их в этот дом.

Считает себя мудаком и не собирается больше никому «портить жизнь».

Мне точно послышалось.

Или я все неправильно понимаю.

Но вместо разъяснений Стас вдруг перескочил на другую тему:

— Самое сложное было — своими руками подталкивать тебя к нему. Представляешь, каково это? Но какой у меня был выбор? Отказаться выполнять твое третье желание и уйти. Или согласиться — и отдать тебя другому.

Или это продолжение?

Я уже ничего не знала.

— Просто очень хотел, чтобы ты улыбалась. Ты очень красиво улыбаешься. Даже если не мне. Ты так засияла, когда он позвонил с утра, как не сияла, даже теряя сознание от оргазма в моих руках. Что еще оставалось делать?

Голос его был задумчивым и тихим, что совсем-совсем не сочеталось с тем, как бешено, агонизирующе стучало его сердце о грудную клетку, так что этот гулкий ритм отдавался и в моей коже.

— Зачем? Зачем это тебе?

— Ты мне нужна.

— Я?

Я зажмурилась. Я сплю? Правда? Сплю?

У меня солнечный удар и галлюцинации?

— Ты. В это так сложно поверить, Солнечная Кошка? — его пальцы прошлись по моим волосам, коснулись щеки. Он провел костяшками по скуле, стирая невидимые слезы. — В то, что такая яркая, талантливая, светлая девушка может быть нужна? Такая страстная?.. Действительно, очень странно…

Он ерничал, но темный взгляд был серьезен.

— Такая страстная нужна, но только если я беременна? — уточнила я. — И правда странно.

— Дурочка… — его губы были слишком близко, чтобы увидеть на них улыбку, но в голосе она была. — Ты нужна любая. Оставайся навсегда.

Ошеломленная происходящим, я даже не сразу ответила на его поцелуй. Растерянно приоткрыла рот, впуская настойчивый язык, позволяя ему сплетаться с моим, отступать, сдаваться и атаковать снова.

Я все хотела еще что-то спросить или уточнить, но каждый раз, как набирала воздуха в легкие, очередной поцелуй сбивал меня. Неудивительно, что мое дыхание сбивалось. Может быть, скользящая по спине ладонь тут вовсе была ни при чем. Почему только Стас тоже тяжело дышал? Я-то ему высказаться не мешала.

На тесных качелях окончательно стало неудобно целоваться, вжимаясь друг в друга, но Стас решил эту проблему как всегда — оригинально и кардинально. Он подхватил меня под бедра, развернул и усадил на себя сверху.

— Стас… — я шептала ему практически в губы, потому что голос куда-то пропал. — Стас, постой… Твоя жена…

— Что опять с моей — бывшей! — женой? — вздохнул он, лаская мои губы нежными касаниями своих губ.

— Она была беременна. Вы объявляли. Что случилось с ребенком? Поэтому ты готов взять… — я сглотнула. — …моего? Чужого?

— Не поэтому. Вообще никакой связи, Ярина, успокойся, — он зарылся лицом между шеей и плечом, целуя то нежно, то слегка прикусывая зубами кожу. — Он не чужой. Он твой. Остальное не волнует.

— Стас…

— Ш-ш-ш-ш-ш… — губы вновь пропутешествовали от мочки уха до ключицы, а язык причудливым вензелем закрепил договор.

Я откинула голову, слепо глядя в безоблачное небо. С каждым поцелуем вопросов и возражений становилось все меньше. С каждым касанием его губ голова кружилась все сильнее, и мне уже казалось, что верхушки деревьев над нами кружатся в вальсе в такт с биением моего сердца.

Слишком широкий ворот футболки пополз вбок, оголяя плечо, и Стас воспользовался случаем, чтобы оставить несколько горячих поцелуев на обнаженной коже. Он помог ему сползти еще ниже, и еще…

И еще.

А когда футболка отказалась растягиваться дальше, он рванул пальцами ворот и тут же поймал скользнувший в прореху твердый сосок.

Я захлебнулась воздухом и всхипнула, когда язык обвел его по кругу, а губы обняли и всосали его так сильно, что от прострелившей все тело молнии онемели ладони и ступни.

Горячие руки сжимали мои бедра, притискивая меня к нему так близко, что я чувствовала под спортивными штанами твердость его эрекции. Всего пара слоев ткани — один из которых тонкая ткань моих трусиков — не были препятствием для того, чтобы ощутить, как горячо пульсирует его член. Я уперлась коленями, вжимаясь в его пах и чувствуя, как эта пульсация приходится толкается между моих ног в единственном в мире подходящем для этого месте.

Стас притискивал меня к себе, положив ладони на задницу и заставляя тереться о его член. Задавал ритм, которому вторил его язык, атакующий мой рот. Я цеплялась за его плечи, чувствуя, как задевает оголенный сосок шершавая ткань футболки, и эта слегка грубоватая нотка дергала меня, не давая растечься медовой лужицей, волновала и раздражала — и возбуждала все сильнее.

Я уже не могла остановиться, терлась и терлась об него, в досаде кусая за нижнюю губу, когда из-за неловкого движения срывалось идеальное совпадение между нами. До оргазма оставались какие-то считанные секунды, когда Стас вдруг остановился и отстранил меня.

Измученная, я простонала:

— Ты что, опять будешь издеваться? Оргазм или тебя?!

— А можно?..

— Сразу признаюсь, что тебя!

— Тогда не забудь, что ты должна кричать мое имя…

Какое там имя… я не была уверена, что помню, кто я вообще.

Всего несколько мгновений — отодвинуть всю мешающую ткань между нами, шелест обертки презерватива, приподняться на коленях над ним и медленно опуститься, нанизываясь на него. Кажется, я кончила, когда он даже не вошел до конца — настолько остро и долгожданно это было.

Никаких имен — какие имена, если я не способна была даже произнести внятные человеческие слова. Я могла только тяжело дышать, стонать, лепетать что-то бессвязное, пропадать в ослепительной пустоте и приходить в себя в середине крика.

Это все качели, я точно знаю. Они раскачивались то в такт, то в противофазе, добавляя каких-то совершенно нереальных ощущений — дух захватывало так, будто я взлетала на них к небесам.

— Не хочу тебя отпускать, — пробормотал Стас, снова утыкаясь в свое любимое местечко на шее, где уже немного саднило. Если он мне перед вечеринкой там засос оставил, я его…

— Не отпускай… — выдохнула я. Но потом подумала и добавила ехидно: — Но ведь это наш второй раз?

— И что?

— Ты же мужчина принципиальный, третий раз ни с кем не встречаешься!

— Ну, значит придется не отпускать тебя ни на секунду. Будет один большой второй раз…

61. Кошачье счастье

Мы возвращались по тропинкам обратно в дом. Я придерживала разорванную футболку на плече и только надеялась, что Анфиса все еще в клинике, а других работников у Стаса нет. Иначе придется краснеть — мои вопли наверняка было слышно очень, очень далеко.

А ему было будто бы все равно. Шел босиком, мягко ступая по траве, держал меня крепко за руку и жевал травинку, чему-то улыбаясь.

Терпеливо отвечал на мои упорные вопросы. Переформулированные разными словами, но по сути одинаковые.

Да, он хочет, чтобы я жила с ним.

Да, с ребенком.

Да, без ребенка тоже.

Да, свозит к врачу, на аборт, на роды, куда понадобится, туда и свозит.

Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой.

— Побудешь несколько часов одна? — спросил Стас, выдавая мне новую безразмерную футболку. Розовую, с мордой поросенка на груди. — У меня дела в клинике. Если что — тут десять минут пешком. Соскучишься — приходи. Но я буду мрачный и занятой.

— Я пока Глазастика поснимаю, — тут же нашла я занятие. — И с Пашкой обсужу, что нам еще сделать. Не только же твоих кошек эксплуатировать!

— Эх, я, может, тебя позвал жить сюда только потому, что хотел сделать всех своих кошек звездами! — засмеялся Стас, привлекая меня к себе и целуя прямо в улыбку.

— Мне уехать? — я сложила руки на груди.

— Только попробуй!

Без него в доме стало как-то сразу тихо. Кошки усосались по углам, остался только Аврелий, которому было лень куда-то идти, да самый молодняк, еще любопытный и энергичный. Три разноцветные пятнистые заразы подкарауливали меня в самых неожиданных местах, прыгали с дверей и шкафов на плечи, выныривали из-под стульев, чтобы закогтить голые ноги и, едва я поворачивала голову в сторону кухни, тут же неслись туда друг другу по головам в надежде на третий завтрак, второй обед и запасной полдник.

Глазастик на их фоне вел себя прям интеллигентно для дворового подобранца. Подумаешь, нашипел и лапой надавал, когда у него попытались отнять паштет для котят, которым я его кормила на газоне у дома — чтобы ролики были ярче и привлекательнее. Пашка, которого я вызвонила для консультации, велел запустить его в компанию к другим мелким — зрители любят котячьи бои.

Кстати, мой друг даже не спросил, что я делаю у Вишневского дома.

Точнее, попытался беспалевно перевести разговор на это тему, но я заморочила ему голову своим днем рождения и просьбами подхватить мою смену в кофейне, которая была как раз в субботу утром, накануне вечеринки. Зато пообещала оплатить ему такси прямо до места тусовки.

Я гуляла по дому, читала, загорала на улице, поела курицу с апельсинами и кешью, которую принесла днем Анфиса, играла с гекконом и шиншиллой и время от времени замирала, прижимая ладони к щекам, от внезапного и пронзительного укола радости. Мне все еще было тревожно, я ужасно боялась будущего, но как только становилось совсем нестерпимо, я возвращалась в спальню, утыкалась лицом в подушку Стаса, вдыхая его запах, и меня окутывало безмятежное спокойствие.

Может быть, это все ненадолго. Может быть, это вообще не про него, а про меня — если я уже беременна, могут же гормоны начать действовать и делать меня такой счастливой идиоткой? Но пока мне было хорошо, я собиралась наслаждаться этим моментом.

С Артемом поначалу тоже было тепло и хорошо.

Нет, я пока не собиралась думать, что все мужчины одинаковые и никому нельзя верить. Это потом, годам к сорока. Но у нас со Стасом обоих было прошлое, которое начиналось мечтой, а закончилось осколками розовых очков на грязном асфальте.

А у моего еще и могли быть последствия…

Вечером Стас вернулся из клиники и застал меня ржущей над тем, как Глазастик с гекконом уже минут десять стояли друг напротив друга с поднятыми лапами как мастера восточных искусств в боевой стойке и молчаливо и недвижно выясняли, чье кунг-фу круче.

Только я хотела предложить сделать ставки, кто победит, как на поле боя ворвалась рыжая Лиска, которой немедленно приспичило на ручки к хозяину. По пути к ручкам были обнаружены два врага, врагам раздали лапами по щщам, и на этом эпический поединок был окончен.

— Пойдем ужинать, — засмеялся Стас, тиская Лиску одной рукой и притягивая меня к себе за затылок другой. Он коснулся моих губ очень нежно, легко, намереваясь сразу оторваться, но что-то пошло не так, и я замерла, стоя на цыпочках, напряженная как струна. А он никак не останавливался, атакуя моя рот с каждой секундой все яростнее.

— Впрочем, ужин может и подождать… — пробормотал он, опуская кошку на стол и задирая освободившейся рукой мое платье-футболку.

Ужин, конечно, подождал. Анфиса накрыла его в беседке, и свечи за время нашего… кхм… увлекательного промедления успели сгореть лишь наполовину. Зато теперь я знала, зачем в богатых домах нужны эти блестящие стальные крышки для блюд. На мордах кошек, собравшихся за столом, была написана явственная досада. Зато наша еда осталась только нашей — без потерь и приправ в виде разноцветной шерсти. Впрочем, в доме кошатника эта приправа есть всегда.

Мне кажется, если бы у Стаса не было его безумного выводка кошек, мое счастье не было бы таким полным. Хотя, возможно, так оно ощущалось бы более заслуженным. Сейчас у всего был налет нереальности. Словно кто-то нажал на рычаг, и электричка моей жизни резко свернула на соседний путь и понеслась по цветущим полям, залитым солнцем, вместо промзон, украшенных матерными граффити.

— Слушай, а как ты себе объясняешь то, что так безапелляционно отбрил меня на первом свидании, а теперь взял и позвал жить вместе? — Поинтересовалась я, когда первый голод был утолен и оставалось только лениво ковырять вилкой пирожное, откинувшись на подушки и сложив ноги Стасу на колени.

— Ну, ты же определилась с тем, чего хочешь, — Стас вроде бы равнодушно пожал плечами, но во взгляде мелькнули искры иронии. — И перешла в другую категорию.

— Да? Когда же?

— А вот помнишь, я спросил, точно ли ты хочешь со мной секса? Это был тест.

— Предупреждать надо! Я же не знала, что решаю в тот момент свою судьбу! — возмутилась я.

— Потому и не предупредил… — Стас отодвинул тарелку и откинулся на спинку скамейки. — Чтобы не успела подготовиться. И отказаться. Ты еще не знала, что в тот момент была уже обречена.

Его пальцы обвили мои лодыжки, и он резко придвинул меня к себе, опрокидывая на спину.

— На что?.. — спросила я, глядя распахнутыми глазами на него и ловя отблески молний в штормовом море его взгляда.

— На меня.

— Ровно в тот момент?.. — шепотом уточнила я, не в силах оторваться от его глаз.

Просто перестать смотреть.

Прошлась пальцами по загорелой коже его предплечий, сцепила руки в замок, повисая у него на шее.

— Нет, не ровно.

— А когда?..

Стас опустился, коснулся моих губ и снова приподнялся, вынуждая меня тянуться за ним.

— Очень сложно сказать, кошечка. Очень. Но, кажется… — он завел ладонь под мою спину и прижал меня к себе, расплющивая мою грудь о свои твердые мышцы. — Меня торкнуло еще в тот момент, когда я сказал, что ты меня не интересуешь. Сказал — и сразу пожалел.

— Ага-а-а! — выдохнула я ему в ухо. — Попался!

— Попался, — смиренно согласился Стас. — Захотелось задержать тебя, поговорить, понять, что это такое шарахнуло вдруг. Но ты сбежала, бешеная кошка!

Он подхватил меня под колени и поднялся, держа на руках. Я цеплялась за его шею и пользовалась случаем, чтобы лизнуть в ухо, прикусить его и тихо мурлыкнуть.

По мурашкам, пробежавшим по его напрягшимся рукам, я поняла, что мурлыканье мое ему очень, очень нравится…

— В тот момент, когда я увидел тебя в ролике, попалась и ты.

— Ты страшный человек, Станислав Вишневский, — прошептала я ему на ухо, проходясь острыми коготками по твердокаменному бицепсу.

— Мне это раньше уже говорили, — признался он, пиная дверь дома и занося меня внутрь. — Но такая юная и наивная девушка — впервые. Надо лучше максироваться.

— Я тебя боюсь… — мурлыкнула я, когда он опустил меня на кровать в спальне.

Но, противореча своим словам, не спряталась, а развела ноги и выгнулась навстречу тяжелому горячему телу, когда Стас скинул футболку и накрыл меня собой.

— Правильно делаешь, — проговорил он, глядя мне прямо в глаза, и на этот раз мурашки разбежались уже по моему телу.

Этим вечером в спальню не была допущена ни одна кошка.

Они собрались за дверью и крайне громко и разнообразно этим возмущались.

Но я слышала их недолго, как всегда ослепнув и оглохнув в руках этого невероятного мужчины.

62. Кошачье утро

Это было первое утро в моей жизни, когда я чувствовала себя по-настоящему счастливой. Наверное, раньше такое тоже бывало — в детстве. До того, как началась эта чертова взрослая жизнь, когда каждый лишний час сна — упущенная возможность. До того, как ежедневно в мозг начали вгрызаться мысли о том, чем я заплачу за учебу, за проезд, на что куплю еду. До того, как понадобилось сдавать экзамены и никогда не знать, какого уровня задания тебе выпадут в этот раз.

Наверное, последний раз я просыпалось такой безмятежной классе в восьмом.

Конечно, надо было сразу догадаться, что все это не к добру.

Не бывает безоблачного счастья дольше двух дней, если ты старше двенадцати.

Стас разбудил меня очень рано, даже раньше моего будильника, который я отключила накануне с особенным удовольствием. Можно не просыпаться затемно после едва ли пяти часов сна. Можно выспаться!

Я обязательно займусь каналом, буду продолжать писать статьи и, конечно, учиться. Но теперь у меня есть маленькая передышка, возможность вздохнуть чуть посвободнее. И если все дальше пойдет так же удачно, то за лето я заработаю денег на весь следующий курс и не придется снова идти на поклон к дяде.

Как на самом деле мне мало нужно-то… Всего пару недель, может, месяц, чтобы подбить бюджет и выстроить чуть-чуть другую схему. Но этой пары недель у меня никогда не было.

На шее у Стаса я точно сидеть не собираюсь, нефиг.

Я почувствовала легкий поцелуй на виске даже сквозь сон. Открыла глаза и встретилась взглядом со Стасом. Он улыбался, а его пальцы скользили по моим волосам, отделяя пряди и лаская легко и нежно.

— Чутко спишь. Не хотел тебя будить, — негромко сказал он.

Я потянулась, изогнулась и ненароком, как всякая нормальная кошка, оказалась у него на коленях.

— Мур! — заявила я, касаясь губами его живота, подтягиваясь до груди и корябаясь щекой о щетину на подбородке.

— Сейчас побреюсь, — пообещал Стас. — Потом на пробежку. После этого в клинику, а днем в город, надо в офис заехать. Так что можешь пока высыпаться и бездельничать.

— Мммм… — подробно прокомментировала я его планы, немного расстраиваясь, что целый день буду без него. Но меня вдруг осенило: — Возьми меня с собой?

— В офис? — изумился Стас. — Кошечка, там скучно. Я буду целый подписывать договоры с персоналом для клиник, ни единой свободной минуты. Даже не поиграть в начальника и секретаршу на рабочем столе.

— Сам, лично, с каждым врачом?

— Да, пока планирую контролировать все в ручном режиме. Эти клиники — важная для меня штука, не хочу, чтобы что-то пошло не так из-за того, что я поленился проверить.

Я вздохнула:

— Ну подбрось хотя бы до города, если эротические игры на рабочем месте мне не светят.

— А куда ты собралась, м?

Он провел кончиками пальцев по моей спине, я выгнулась и потерлась об него грудью. Где-то там, в районе его бедер, что-то подозрительно шевельнулось и затвердело.

— Домой…

— Зачем?

— Вещи забрать, — вздохнула я. — У тебя богатый выбор платьев-футболок, но все же хочется больше одних джинсов на замену.

— А мне нравится… можешь вообще голая ходить, — ладони скользнули по моему обнаженному телу сверху вниз и обратно. — Попрошу Анфису пока сюда не заглядывать.

— Ста-а-а-ас… — выдохнула я, почувствовав его пальцы между ног.

— Мммм?

Я ахнула, когда он сделал несколько простых и коротких движений как-то очень быстро раскатившихся дрожью по коже. И уже расслабленно сползла обратно на кровать, разрешая ему наконец одеться.

— Какой смысл ходить голой, если тебя нет?

— Тоже верно, — вынужденно согласился он. — Тогда съездим вечером по магазинам? Зачем тебе к родителям?

— Там еще всякие нужные мелочи. Книги, подарки, все такое. Сарафан, который ты мне купил — он мне очень нравится!

Стас попытался спрятать улыбку, но получилось плохо. Он уже оделся и сейчас завязывал галстук, постепенно превращаясь из безумно сексуального мужчины с загорелыми сильными руками в строгого бизнесмена. Другой вопрос, что я знала — обратная трансформация происходит почти мгновенно, стоит только ему по привычке закатать рукава рубашки до локтя.

— Понял. Уверена, что хочешь туда именно сейчас? Может, попозже, когда уляжется?

— Мама будет волноваться… — я опустила голову. Конечно, я была обижена на нее. Но все-таки мама… и вообще живой человек. — Покажусь, что жива, предупрежу, что съезжаю, да и все.

— Ладно, понимаю, — Стас наверняка привык к более самостоятельным женщинам, которым не надо отчитываться перед мамой.

Но что ж тут поделать. Сам виноват.

Он наклонился ко мне, чтобы чмокнуть в щеку на прощание, но я ухватилась за галстук и притянула его к себе, чтобы потребовать более глубокий и жаркий поцелуй.

— Эй, кошечка, я так никуда не уеду, — он успел откинуть одеяло и его пальцы уже кружили по тонкой коже груди, дразня соски легкими касаниями и быстрыми острыми щипками.

На прикроватном столике пиликнул мой телефон, и я потянулась к нему, не отрываясь от твердых горячих губ. Стас отодвинул меня сам, качая головой:

— Современная молодежь! Я тут прикидываю, как выкроить еще минут двадцать и чем оправдать свое опоздание, а она без гаджета и пяти минут не может провести.

— Это я специально, чтобы ты шел работать и не мучился… — пробормотала я, открывая сообщение.

Рената писала: «Куда пропала, именинница? Мы, конечно, зажжем и без твоего участия, но пришли хотя бы селфи, будешь мысленно с нами».

Я улыбнулась, отвечая: «Все в силе, в субботу утром созвонимся».

Кстати!

— Стас! — окликнула я его уже на пороге спальни. — Ты ведь в субботу не занят?

— А что такое?

— Так у меня день рождения, — напомнила я. — И вечеринка.

— Я помню, — кивнул он. — И подарок уже заказан.

— Подарок? — меня вымело из кровати, и я снова повисла у него на шее, заглядывая в глаза. — Какой? Какой?

— Не скажу, — он стукнул пальцем меня по носу. — Но тебе точно понравится.

— А вдруг не понравится? Надо заранее порепетировать, как в этом случае я буду удивляться и радоваться на глазах у всех. Скажи!

— Неа, — ухмыльнулся он. — Все, мне пора.

— Нет, тебе не пора, ты опоздаешь! — нагло заявила я. — А вот на сколько — зависит от твоей сговорчивости.

Я висла у него на шее, танцуя на цыпочках и не выпуская на волю, а он не мог удержаться и то и дело оставлял легкие поцелуи то на моих губах, то на шее, то на плечах… Вот доберется до груди и точно останется!

63. Кошачья глупость

— Нахалка какая — восхитился Стас, поглаживая меня по спине, но неуклонно сползая ниже.

— Да, я такая! Ну скажи-и-и-и!

— А то что? — сощурился он.

— А то никакого секса!

Он фыркнул.

— Тогда наоборот — я тебя затрахаю!

Он фыркнул еще веселее.

— Тогда-а-а-а… Я буду тебя мучить, а кончить не дам!

— Ага. А потом я, — жестоко ухмыльнулся этот ужасный и опасный мужчина.

— Ну тогда скажи мне, чем тебя шантажировать, — потребовала я.

— Так это не работает, Кошка, — покачал он головой. — Ты сама должна искать слабое место.

— У кого как… — я вздохнула и сползла с него, принимая тот факт, что проиграла. — Ладно, уговорил. Будем вместе позориться своими разборками перед гостями на вечеринке.

— Ярин… — Стас нахмурился. — Меня не будет на вечеринке.

— В смысле?

Я застыла на месте, вцепившись пальцами в косяк двери. Нежная мелодия сегодняшнего утра вдруг начала расползаться на скрипучие диссонансные ноты.

— Мы же договорились? С меня подарок, а потом отметим вдвоем. А там журналисты… Ну, ты же в курсе. Никакой публичности.

— Но ты же… Я же… — у меня вдруг затряслись руки. Почему-то я не подвергала сомнениям наш с ним статус, а ведь зря. Зря. — Мы же… В-вместе?

— Да, конечно! Но объявлять об этом на весь мир все-таки не будем, — он сделал шаг ко мне, но я сглотнула и отступила.

Голой стало вдруг очень неуютно, и я повертела головой, ища свои вещи. Выстиранные джинсы висели на спинке кресла, и под ними нашлась моя собственная футболка. И запасные трусы в рюкзаке. Я закусила губу и, отвернувшись, принялась одеваться, стараясь контролировать пробегающую по телу дрожь.

— Ярин… — остановил меня Стас. — Я не отказываюсь от своих слов. Ты мне нужна. Мы вместе. И ты, и возможный ребенок. Мы просто не будем это афишировать.

— Серьезно, Стас? — развернулась я резко. — Не будем афишировать — это как? Будешь меня прятать? От всех? От друзей? Родственников? Мне можно будет хотя бы моим сказать? Нет?

Он пожал плечами:

— Попозже. Наверное.

Я расхохоталась:

— Конечно, за все надо платить! За твою щедрость тоже. Будь благодарна за то, что тебя подобрали как котенка и не выступай, если тебе предложат роль тайной любовницы, беременной от другого!

— Звучит как заголовок желтой прессы.

— Ну конечно, Стас, я же и есть пресса! — взвизгнула я. В горле клокотала ярость пополам с истерикой. — Нас этому учат! Придумывать такие заголовки! Охотиться за молодыми красивыми бизнесменами и выведывать, не прячут ли они у себя дома женщин! Не просто женщин, а беременных тайных любовниц, которых стесняются!

— Я никого не стесняюсь.

Меня должен был насторожить напряженный холодный голос.

Но уже несло.

— Да ладно! Ты даже машину испугался засветить! А с временными любовницами не заключал договор о неразглашении, нет? Зря, дарю идею! Любая ведь могла пойти в прессу и…

— Прекрати.

— Кстати, я же не уточняла, что там с временными! Квартирку для поебушек ты ведь сохранишь? Я ведь не повод от нее избавляться?

— При чем тут это?

— Хороший ответ! — неестественно громко захохотала я, заглушая смертельный бой сердца в висках. — Десять баллов! Кто я тебе, Стас?

— Ты моя Кошка.

— А я — человек! — отчеканила, подходя и глядя прямо в его глаза. — Что во мне такого, что вы все сразу это забываете? Что Артем, что ты? Какая между вами разница?

— Я думал, ты уже поняла. — Холодно и равнодушно уронил Стас.

Вместо дыма и тумана в серых глазах захлопывались стальные люки.

— А знаешь, что поняла я?

— Что? — ни малейшего проблеска интереса в голосе.

— Что мне надоело, что мужики вытирают об меня ноги и разворачивают в те позы, в которых им удобнее меня иметь!

Стас хмыкнул и прислонился к косяку, оперевшись лбом на руку.

— Ну, в принципе логично… — отстраненно проговорил он. — Я же предупреждал, что мудак. По жизни. Даже когда не собираюсь им быть. В этот раз быстро расчехлился.

— Это как самосбываюшееся пророчество, Стас! Не вел бы себя как мудак — не стал бы им!

Я запихала в рюкзак все, что у меня было, и теперь оглядывалась по сторонам, вспоминая, что еще забыла. Тоже как-то быстро приходится опять переезжать. Возможно, и со мной что-то не так.

Внутри чудовищно саднило и ужасно хотелось услышать хоть одно возражение, но Стас отстранился и смотрел на мои сборы почти равнодушно.

Даже больше не торопился на работу.

Но и не останавливал меня.

Я остановилась сама.

Воткнула когти в него в последний раз, провоцируя и еще на что-то надеясь:

— Какой мне смысл менять одного на другого? С тобой разве что секс лучше!

— Ну хоть секс… — Стас провел ладонью по лицу, но больше ничего не добавил.

Стальные люки темно-серых глаз были задраены намертво.

— Вызови мне такси! — рявкнула я звенящим от близких слез голосом.

— Куда поедешь? — поднял он бровь, тем не менее, доставая телефон.

— Не твое дело!

Он потыкал в экран:

— Через пять минут будет. Назовешь адрес водителю, я оплачу.

Я ничего не ответила. Стояла и смотрела на него. А он на меня.

Минуты через три из отведенных нам пяти, он вдруг сделал шаг ко мне, но остановился, так и не дотронувшись.

Спросил:

— Бесполезно напоминать твое «Не отпускай», да?

Сердце трепыхнулось глупой птицей.

А я глупой кошкой выпустила когти:

— Ты приедешь на мой день рожденья?

Он сощурил глаза, нахмурился… и качнул головой.

Я опустила взгляд в пол:

— Надеюсь, ты не посчитал те мои слова разрешением держать меня насильно?

— Тайная любовница была найдена прикованной к батарее в особняке бизнесмена… — бормотнул Стас. Телефон пиликнул, он взглянул на экран: — Твое такси. Можешь уехать. Можешь остаться. Можешь вернуться. Все предложения в силе. Врач, деньги, жилье…

— Не собираюсь быть твоей бездомной кошечкой!

— Как скажешь…

Он направился к выходу из дома, а я потащилась следом под любопытными взглядами кошек, которые явно ощущали, как между нами шарашат молнии, и не совались ближе.

Попробовали сунуться собаки во дворе, но шебутной дворняжный бигль первым ткнулся Стасу в колено и первым отскочил, поскуливая.

Нет, тот ему ничего не сделал.

Просто, видимо, молниями от Стаса шарашило не только в меня.

Такси стояло на подъездной дорожке. Я рванула к нему, все еще надеясь, что Стас передумает, но когда открыла дверцу и обернулась — увидела, как он уходит обратно в дом.

Я села в салон, назвала адрес Пашкиной дачи и начала писать ему сообщение, что мне нужно перекантоваться пару дней.

Глаза застилали слезы, но я все равно дописала и отправила, хотя уже совсем не видела экран.

64. Кошачья грусть

Несколько дней спустя

В загородный дом Ренаты, где уже шла подготовка к вечеринке, я приехала пораньше. Мы с ней договорились, что не будем упарываться на кухне, а закажем кейтеринг, а украшениями займутся помощницы по хозяйству, которые работают на ее родителей. Но мне хотелось все проконтролировать. Да и торчать на Пашкиной даче с уличным душем и туалетом в виде деревянной будочки уже как-то осточертело.

Пашка вопросов лишних мне не задавал, выдал постельное белье и полотенце, но предупредил, что на выходных приедут родители и, если я не хочу быть представленной как его официальная девушка, лучше к тому времени свалить.

Про девушку, конечно, была шутка.

Наверное.

Я надеюсь.

Сам он все эти дни работал в кофейне. Только в пятницу приехал обсудить наши дела с каналом. Мне пришлось признать, что сериал про Глазастика под угрозой закрытия, потому что с Вишневским я больше не общаюсь.

Но друг мой был неисправимым оптимистом. В ответ на это он сунул мне в руки обновленный список звезд, у которых есть кошки.

— У нас сто двадцать тысяч человек аудитория, Ярин! К нам теперь даже Путин на интервью пришел бы!

— У него только собаки.

— Поэтому приглашать не будем!

Когда он уезжал домой, оставляя меня ночевать одну, я обняла его крепко-крепко и сказала:

— Спасибо, что ты настоящий друг, и на тебя всегда можно рассчитывать.

— Ага, друг, — грустно сказал он, глядя в сторону, и не порываясь обнять меня в ответ.

— Все будет хорошо, — улыбнулась я сквозь непрошенные слезы.

— Ага, Ярин, сама в это веришь? — ухмыльнулся он, но как-то так, без задора.

Я только пожала плечами.

Одной у меня было много времени, чтобы подумать. Интернет ловил здесь крайне эпизодичеки: либо у колодца, либо на душном чердаке, куда я лазила раз в пару часов за новостями.

И это было хорошо.

Столько сообщений осталось неотправленными!

О том, как я жалею, и мне больно. Что я согласна и на тайную любовницу, и быть одной из многих его кошек, и даже на сексуальные игры, в которых я буду вставлять себе в задницу анальную пробку с кошачьим хвостиком и надевать перчатки-лапки.

О том, какой он жестокий мудак, как все мужчины. Как все богатые и красивые мужчины, избалованные женским вниманием. И что жена его была совершенно права, что бросила его. И пусть теперь жалуется другим наивным дурам на непонимающих его бывших.

О том, что мы несовместимы и нам никак не быть вместе. Разница в возрасте хороша, когда младшая сторона согласна быть декоративной болонкой. А я нет, не согласна. Но спасибо ему за то, что показал, что бывают другие мужчины — не похожие ни на Артема, ни на моего первого, ни на тех, кого я успела встретить на свиданиях.

Я нажимала «отправить» и смотрела, как отчаянно взрывается мессенджер алыми восклицательными знаками. «Не доставлено». «Не доставлено». «Не доставлено».

«Удалить».

Совсем-совсем тайные сообщения, самые отчаянные и искренние я сочиняла поздно вечером, сидя на сгнивших мостках на берегу реки, отмахиваясь от комаров и глядя, как по небу разливается облепихово-клюквенный кисель. Их я стирала, едва написав, даже не пытаясь отправить. Не дай бог получится.

Я не хотела повторения истории. Не собиралась больше предавать себя ради кого-то другого. Со Стасом все будет гораздо хуже, чем с Артемом, он зацепит меня намного сильнее, и не факт, что у меня хватит сил когда-нибудь от него освободиться.

Не собираюсь я начинать новые отношения с того, что мне опять будет больно, что меня опять задвинут. И снова мне придется ломать себя и придумывать новые способы отвоевать любовь обратно.

К черту любовь, если она требует перестать быть собой.

К черту Стаса.

Вот стану матерью-одиночкой — через год-полтора, выбирая между покупкой фруктов ребенку и проездным, наверняка пожалею, что бросила богатого и красивого. Но это будет куда лучше, чем жалеть, что не бросила, сидя ночью в хлам пьяной на полу ванной, пока он спокойно спит, потому что ему на меня насрать.

Все сроки экстренной контрацепции я пропустила и теперь ждала только момента, когда можно будет сделать тест на беременность. Ноги слабели от ужаса, когда я думала о двух полосках. Но Пашка заверил, что на даче можно жить почти до ноября, а если топить печку — то и зимой. Только сваливать на выходные, когда будут приезжать родители. Электричка до города идет отсюда меньше часа.

Накоплю денег и сниму квартиру на первый год где-нибудь на самой окраине. А если ребенка не будет — то комнату и в центре.

Я справлюсь. Жила же я как-то раньше без Стаса.

65. День рождения

Наконец-то мне пригодилось последнее, третье платье, купленное Стасом и шикарные туфли к нему. Шикарные не только внешне — еще и удобные до степени противозаконности. Я бегала в них по гравийным дорожкам огромного Ренатиного поместья — другим словом этот дом с участком сложно было назвать — и непрерывно восхищалась тем, кто здесь все украсили. Куча народу накрывала длинные фуршетныке столы, развешивала гирлянды на деревьях, украшала скамейки и беседки, расставляла колонки для уличной дискотеки, а мне оставалось только всплескивать руками и громко восторгаться.

Для шашлыков устроили целую зону с грилем и местом для костра, вокруг которого стояли шезлонги, садовый бар был под завязку заполнен бутылками, а перед входом в дом стояли шоколадные фонтаны и пирамиды из профитролей. День рождения обещал быть самым шикарным в моей жизни.

Рената приехала поздно, почти к вечеру, и я сразу спросила:

— Сколько я тебе должна за эту роскошь?

— Ну ты ебу дала, мать? — интеллигентно поинтересовалась моя однокурсница. — Вы с Инночкой два года нас развлекали, а теперь я буду за собственную вечеринку с тебя денег брать! Расслабься и получай удовольствие. Гостей иди встречай.

Я хмыкнула, но пошла встречать, тем более, что народ уже начал подтягиваться, хотя официальное начало было назначено только на вечер.

— А, стой! — дернула она меня. — В доме будут открыты только комнаты на первом этаже, но вот… — она протянула ключи. — Это от хозяйской спальни. Если захочешь с кем-гнибудь повеселиться.

С кем?

Но спрашивать я не стала.

Обрадую какую-нибудь горячую парочку.

Постепенно подтягивались все наши. Кто-то взял такси, кто-то добирался на ближайшей электричке. Половину однокурсников я толком не знала, заочников знала еще меньше, между делом набежали какие-то Ренатины друзья, которые даже не представляли, что мы тут празднуем, но приглашены были все: и весь наш курс с разрешением приводить своих вторых половин, и все мои знакомые из кофейни, — я чмокнула Алину в щеку — и народ из редакций, с которыми я тусила последние полгода.

И даже Инночка.

Мы встретились с ней глазами, стоя на разных концах круглой полянки, в середине которой бил фонтан, украшенный длинноногим слоном в духе Сальвадора Дали. Я отвернулась первой. Приехала, так приехала. Почему бы нет, она тоже имеет право отпраздновать конец сессии.

Пришлось организовать специальный стол для подарков — на нем уже были навалены букеты цветов, коробки шоколада, блокнотики, духи, розовые гантели, наборы смешных носков и трусов, тумблеры для кофе, бомбочки для ванной, цветы в горшках, разнокалиберные мягкие игрушки и даже кресло-мешок — его подарил Пашка.

Телефон в моих руках перегрелся от сообщений и постов, в которых меня тегали, рассказывая о том, как у нас тут офигенно. Кажется, моя вечеринка тянула на мероприятие года!

На очередное пиликнувшее поздравление я едва взглянула — и чуть не вскрикнула.

Сердце забилось как сумасшедшее, а пальцы похолодели так, что экран телефона не сразу понял, что я живой человек и пришлось провести по нему не меньше десяти раз, пока он открыл сообщение:

Господин Никто: С днем рождения, стервочка. Хотел бы быть рядом.

Я: Не приедешь?

Господин Никто: Нет.

Я: Тогда закопай свое «хотел бы» в кошачий лоток.

Ответ отправился мгновенно, я не успела его отменить, сглотнув обиду и осколки разбившейся вдребезги надежды. Отвыкла я от такого хорошего мобильного покрытия, да-а-а-а. Ладно, чего мне терять-то теперь, побуду хамкой.

Я ждала, что он все исправит. Он умеет. Он знает, как, чтобы всем было хорошо. Никто другой в мире не знает, а Стас знает.

Значит — не хочет.

Значит — все сделала правильно.

Ближе к семи почти все приглашенные кое-как добрались до нас, разбрелись по территории, поедая закуски, расставленные на укрытых под сенью деревьев столах и стремительно напиваясь чем придется. На торжественную речь Ренаты их пришлось выманивать с помощью тарталеток с икрой. На столах у дома уже ждали высокие тонкие бокалы с шампанским, чтобы было чем запить ее выступление.

Рената взобралась на ступеньки, ведущие ко входу в дом и подняла свой бокал:

— Не все знают, но вообще-то мы тут тусим не только в честь конца сессии… — она обвела взглядом огромную толпу народа. Сто человек? Двести? Я не знала. — Кстати, никто не вылетел? Ура!

— Ура-а-а!

— Но еще завтра у нашей чудной Ярины день рожденья! Кто еще не подарил подарок, может быстренько подсуетиться, интернет-магазины привозят сюда срочные заказы за час. А теперь за Ярину!

Она чокнулась со мной и отпила глоток из бокала. Я вздрогнула, встретившись взглядом с Инночкой — обычно это мы вдвоем зажигали на таких тусовках. Она ревновала?

Но нет — просто отсалютовала мне шампанским, предпочтя не лезть в толпу.

— С днем рожденья!

— Поздравляю, Кошка!

— А я поздравляю себя, что закрыл чертову сессию.

— Тортик где?

— Тортик будет как стемнеет. И фейерверки!

— Фейерверки?!

— А ты что думала? Гулять так гулять.

— Давайте тянуть Ярину за уши!

Я понимала, что все это торжество не только в мою честь, но было настолько невероятно приятно, что хотелось плакать. Шампанское я на всякий случай не пила. Черт знает, что я решу. Не буду пока никакие вараинты отрицать.

Но губы в бокале помочила и облизнула колкие пузырьки.

— Стоп, стоп, стоп! Не расходимся! У меня еще объявление!

Я замерзла на месте, а сердце чуть не выпрыгнуло из груди.

Навстречу мне сквозь расступающуюся толпу шел… Артем.

Не дойдя до меня буквально пары шагов, он вдруг упал на колени, не пожалев свои белоснежные джинсы. Обтягивающая белая же футболка снова лопалась на его мускулистых руках. И был он так же прекрасен, как в день нашей первой встречи — даже челка так же лихо падала на глаза.

Он полез в карман и достал маленькую черную коробочку.

— Любовь моя! Я был полным идиотом, но я все понял! Ты единственная стоящая девушка в мире! Думаю все подтвердят, — он обвел взглядом притихшую толпу. Некоторые девушки закрыли ладошками рот прямо, как в тех видео, где камикадзе делают предложения публично. — Нам было так хорошо вместе! Я один все испортил, и я один все исправлю! Выходи за меня замуж!

От неожиданности я сделала огромный глоток шампанского — пузырьки ударили в нос, я поперхнулась и закашлялась, глядя на сияющее золотое кольцо на черном бархате коробочки. Артем тем временем поднялся и подошел ко мне вплотную, ослепительно улыбаясь.

— Котеночек, — шепнул он так, чтобы не слышал никто другой. — Я должен сказать тебе кое-что важное. Выслушаешь меня? Пожалуйста.

66. Оргия

Что-то радостное выкрикивали из толпы, звенели бокалы, целовались романтичные парочки, щебетала Рената, сглаживая неловкий момент нашего перешептывания. Все-таки было положено что-то ответит на предложение, но я просто не могла.

Я слышала это все глухо, как сквозь слой ваты, а видела только тревожный взгляд Инночки, которая вышла из толпы и смотрела на нас, сгруппировавшись, словно готовилась броситься и защитить… кого от кого?

В ладонь толкнулся вибрацией телефон — новое сообщение.

Я опустила глаза:

Господин Никто: «Неужели тебе настолько нужно, чтобы все о нас знали? Ты — девочка, которая даже замуж не собиралась выходить, чтобы никому не докладывать о своей личной жизни».

— Хорошо, — ответила я Артему. — Давай поговорим. Наедине.

В доме было тихо, спасибо толстым каменным стенам. Музыка и шум снаружи доносились будто из-за толщи воды, с поверхности. А здесь, на дне моря, было прохладно и спокойно, только сновали серебристыми рыбками улыбчивые сотрудницы кейтеринга, но и они вскоре нашли другой путь во двор, чтобы не тревожить нас и дать поговорить.

— Котеночек, когда я тебе все расскажу, ты меня поймешь! — заверил Артем, делая шаг ко мне, чтобы обнять.

Я сложила руки на груди, с трудом удерживаясь, чтобы не отшатнуться.

— Пойму почему ты мне изменял? Или пойму то, что ты предложил половину денег за аборт? Или то, что если я оставлю ребенка, ты будешь «воскресным папой»? Так и быть. Как величайшая милость.

— Постой, все не так, котеночек! — он все-таки сделал этот шаг и положил ладони мне на плечи. — Понимаешь… это очень тяжело сказать… Но надо было сразу. Ты… ты была моей первой. Женщиной.

— Что?!

— Да, да! До тебя у меня были школьные подружки, мы только целовались, а настоящая была всего одна, моя бывшая, помнишь, я тебе рассказывал? — зачастил он, словно боясь, что я уйду, не дослушав. — Она хранила свою девственность, и я ей не изменял. И тебе не изменял, котеночек! Но ты пойми, мне двадцать один! Мне хочется попробовать разное! Самое время, когда еще!

— Ну так… пробуй, — я повела плечами, стряхивая его руки, но он даже не заметил этого, взъерошил волосы, нервно выдыхая и глядя на меня глазами котика из «Шрека». — Ты теперь свободен.

— Нет, котеночек, нет! — в голосе было практически отчаяние. — Мне не нужен никто, кроме тебя! Но ты пойми, пожалуйста, как мне было обидно! У всех парней была куча баб, даже у тебя опыта больше, один я какой-то лох!

— Да уж… — я криво усмехнулась.

Это он еще про Стаса не знает.

Но мысль интересная. То есть, ему надо было сбегать «сравнять счет», чтобы чувствовать себя уверенно в наших отношениях?

— Котеночек… — начал Артем, но тут мимо пробежали две работницы кейтеринга, и он замолк, замерев на половине жеста, ожидая, пока они выйдут из дома.

Я воспользовалась паузой, открыла мессенджер и отстучала ответ Стасу:

Я: «А ты настолько боишься журналистов, что все твои слова «нужна даже с чужим ребенком» сразу ничего не стоят?»

— Котеночек, послушай! — продолжил Артем так же страстно, словно все это время так и держал свою речь на паузе. — Это действительно дурацкая причина, но что мне было делать? Хочется же всего попробовать, а ты такая идеальная, что тебя было невозможно упустить. Вот и крутился, как мог.

— Бедненький.

— А с абортом… ну я просто переволновался, пойми меня! Ты же сама испугалась, согласись! У меня появилось время подумать и я все осознал, — он шагнул ближе и сгреб меня за плечи одной рукой, прижимая к себе. — Все случилось слишком неожиданно, а теперь мы остыли и можем разобраться спокойно. Котеночек, дай же нам шанс, прошу!

Я подняла к нему лицо, вглядываясь в такие искренние глаза.

Он смотрел на меня прямо, не отводя взгляд.

— А как же твоя мама?.. — спросила я тихо, сжимая молчащий телефон так, что края врезались в ладонь.

— Мама знаешь как на меня орала, котеночек? Чего, говорит, тебе еще надо, идиот?! Ярина молодая, красивая, умная! И не бросит теперь, потому что у вас будет общий ребенок.

— Ну надо же… — вяло удивилась я. — Никогда бы не подумала, что она такого мнения обо мне.

— Ты что, котеночек! — воодушевился Артем. — Она и канал твой посмотрела про кошек! Говорит, молодец, далеко пойдет! С такой не пропадешь! Женись, а то потом пожалеешь!

Значит, спонсор внезапного явления раскаявшегося грешника — моя будущая свекровь…

Телефон дернулся в ладони, и я скосила глаза на пришедшее сообщение.

Господин Никто: «Я не боюсь журналистов. Просто устал от них. Меня бесит жить под взглядами камер и быть кому-то примером».

— Котеночек! — Артем выпустил меня из объятий только для того, чтобы отступить и встать на одно колено. — Давай поженимся!

Он взял мою правую руку, не обратив ни малейшего внимания на легкое сопротивление, снова открыл черную бархатную коробочку.

— Артем…

— А где мое кольцо? — удивился он, не найдя его на правой руке. Взял на всякий случай и левую тоже, проверил на ней.

— Забыла где-то… — я отвернулась, кусая губы.

— Неважно! У тебя будет настоящее обручальное! Грохнул на него все накопления, в долги влез, но это же на всю жизнь!

Он надел золотое кольцо мне на палец и для верности сжал ладонью мой кулак, чтобы не стряхнула сразу же.

Поднялся и, обняв ладонью за шею, нежно поцеловал в губы.

Интересно, может токсикоз начаться на второй неделе беременности?

— Артем, постой! — я поскорее прервала поцелуй. — Допустим, все так. Первая женщина, окей. Но проблема не решилась, я по-прежнему первая. Ты же не мог за эти дни перетрахать половину города, чтобы получить свой опыт?

— Нет, любимая! Нет! Никогда! — он зарылся лицом в мои волосы. — Но…

От его запаха подташнивало. Так бывает, когда вдруг знакомый аромат, которого когда-то было слишком много в твоей жизни, а потом ты от него отвыкла, вновь обрушивается густой волной, забивая все остальное. Я читала, что беременных тошнило именно от отца их ребенка. У меня так же?

— Что — «но»? — я отстранилась.

Он отступил назад, взял меня за руки, поглаживая гладкое кольцо на безымянном пальце.

— Котеночек, ты же не будешь отрицать, что нам было просто волшебно в постели? Ты так любила наши эксперименты! Мы так зажигали, помнишь? В лесу, на колесе обозрения, в кофейне твоей, в кинотеатре! А помнишь, в автобусе до…

— Помню! — оборвала я его.

Это было стыдно, дерзко, возбуждающе. Тогда.

— Я понимаю твою ревность, честно. Если бы я не был так уверен в тебе, я бы тоже… Но я теперь твой. Давай… давай попробуем…

— Что попробуем? — насторожилась я.

Он перевел взгляд за окно у которого мы стояли. Неподалеку, на лавочке под цветущим кустом жасмина с бокалом шампанского сидела Алина. Как всегда — тихая, скромная, от всех прячущаяся. Могда бы познакомиться с кем-нибудь, но предпочитает наблюдать из тихого уголка.

Артем обнял меня со спины, положив ладони на живот и устроив подбородок на моем плече так, что было удобно нашептывать в левое ухо дьявольские искушающие предложения.

— Помнишь, как между нами и твоей подругой звенело, когда мы играли в карты? И не говори, что ты этого не чувствовала! Ты же сама помогала мне ее раздевать!

— Я?!

— Ты… Ты подстраивала так, чтобы она проиграла, я заметил. Был уверен, что все кончится тройничком. Если бы ты тогда не убежала, какое зажигалово мы бы устроили! Я ведб попробовал ее продавить, но она испугалась. Вдвоем мы бы смогли.

— То есть, ты все-таки…

Он и сам не заметил, как проговорился.

— Разве тебе не интересно попробовать на троих? Ты же будешь там же, со мной. А я с тобой… Давай?

— С Алиной?

— Да, ее легко будет развести… Видишь, как она краснеет? Но я смогу. Сделай мне такой подарок на помолвку, котеночек! Новый опыт — но тоже с тобой!

На помолвку. Обручальное кольцо жгло палец, будто у меня аллергия на золото. Я еще не согласилась, но все-таки приняла его. Означает ли это автоматическое «да»?

Я повернулась, обнимая ладонями его лицо и растягивая улыбку, насколько хватало сил:

— Любовь моя… — я почувствовала, как он расслабился, словно только этого и ждал. — Как я могу тебе отказать? Иди, иди к ней. И поднимайтесь наверх, у меня есть ключи от спальни…

Он посмотрел на меня безумным взглядом, порывисто чмокнул в губы и практически выбежал из дома.

Дав мне время открыть мессенджер и напечатать ответ:

Я: «И усталость от журналистов тебе важнее меня?»

За окном Артем приземлился на скамейку рядом с Алиной и зашептал ей что-то на ухо. Она разом вся вспыхнула, стрельнула глазами по окрестностям, видимо, в поисках меня, но он приобнял ее за плечи и продолжил ворковать. Она краснела, пальчики скребли по его предплечью, а его рука поглаживала ее бедро, забираясь все выше.

Телефон дернулся:

Господин Никто: «А тебе важнее продавить меня?»

Алина робко кивнула, и Артем тут же увлек ее за собой к дому.

Я поднялась на второй этаж, отперла высокие двери, ведущие в спальню родителей Ренаты. Огромная роскошная кровать с россыпью маленьких подушек так и манила как следует предаться разврату. Намекала, что в таких условиях не место скучному семейному сексу, самое время для оргии.

Предсвадебной.

Но пока она не началась, у меня было несколько минут, чтобы ответить на последнее сообщение Стаса:

Я: «Мне важно, чтобы меня уважали. Ты показал мне, что это не нормально, когда со мной так обращаются. Показал, что мои чувства и желания важны. Что нельзя прогибаться бесконечно — это ведет к тому, что я теряю себя. Как бы ни был хорош мужчина, даже ты, но если мне что-то не нравится, я больше не буду терпеть и сглатывать. И этому тоже научил меня ты».

Артем проскользнул в дверь, ведя за собой Алину — ее волосы растрепались, а губы горели. Кажется, по пути они уже успели разогреться.

Я поманила их к кровати, скользнула поцелуем по щеке Артема, потянула лямку платья с плеча Алины, и она резко вздохнула, распахивая глаза.

Артем часто дышал, его ладонь комкала ее подол, задирая его все выше, но он успел сжать другой рукой и мою грудь, втягивая меня в тройной поцелуй.



67. Подарок

Артем оторвался от меня, чтобы опрокинуть Алину на кровать и приземлиться следом, увлекая меня за собой. Она закинула голову назад, тяжело дыша, пока его руки стягивали ее трусики из-под платья, а губы скользили по тонкой длинной шее, оставляя алые засосы.

Я погладила Артема по плечам и потянула вверх его обтягивающую футболку, едва увернувшись от попытки задрать мое платье. Но он быстро отвлекся на платье Алины, которое я помогла расстегнуть и скинуть с кровати на пол. Она металась под нашими руками сама не своя, возбужденная, раскрасневшаяся от смущения, но выгибающаяся под каждым касанием Артема. Он по очереди втягивал в рот ее соски, она царапала его плечи, я пользовалась случаем, чтобы расстегнуть ремень его джинсов.

Он развел ее колени в стороны, уставившись, как безумный, ей между ног, а я помогла ему окончательно избавиться от одежды. Никто из них не замечал того, что я оставалась в платье, их полностью перемкнуло друг на друге, хотя Артем еще пытался втягивать меня в поцелуи и настойчиво клал мою руку на грудь Алины.

Я сжала ее, играя с языком Артема, отстранилась, глядя на то, как он закидывает ее ноги себе на плечи, складывая ее практически пополам. И потихоньку отползла, слезла с кровати на пол. Он этого не заметил, теребя пальцами ее клитор, чем я и воспользовалась, потихоньку собрав их одежду и отступая к двери.

Остановилась там, холодно наблюдая за ними с вялым любопытством и легкой брезгливостью. Странное чувство — видеть, как человек, которого ты считала частью себя, занимается сексом с другой женщиной. Артем резко подался бедрами вперед, входя в нее, Алина вскрикнула — и под их стоны я выскользнула в коридор.

Быстро и тихо повернула ключ в замке, задыхаясь от волнения, ссыпалась вниз по лестнице.

Каждую секунду поглядывала на телефон в руке, но экран был пуст.

Промчалась по коридорам на кухню, где суетились помощницы, раскладывая по тарелкам крошечные пирожные: тарталетки с ягодами, мини-эклеры, трюфельные шарики. На мраморных столешницах стояли ящики с клубникой, малиной, голубикой, ежевикой. Ох, пахли они так, что я бы попросила здесь экономического убежища, если бы на меня не косились так недружелюбно.

Эй, вообще-то это мой праздник! Захочу — сожру все тут в одно лицо!

Но у меня было важное дело.

Я выскочила через заднюю дверь на хозяйственный двор и тут же обнаружила именно то, что искала — компостную яму. Туда-то я и вывалила ворох шмоток: и белоснежные джинсы, и художественно надорванную футболку, трусы, носки — все. Только платье Алины рука не поднялась выбросить, и я закинула его на ближайший колючий куст шиповника. Зато остальное притопила стоящим неподалеку длинным шестом.

Ничего страшного, завернутся в простыночки. Ах, какая досада, что ванная у родителей Ренаты снаружи спальни. Какая неудачная планировка! Зато окна выходят на тихую сторону сада, куда никто не ходит.

Услышит ли кто-нибудь крики о помощи, когда начнутся фейерверки?

Я глянула на экран телефона. Пусто.

Стянула с пальца кольцо и, размахнувшись, бросила в середину зловонной ямы. Оно утонуло не сразу, сначала болтаясь на поверхности — такое дерьмо, что даже в дерьме не тонет. Но потом погрузилось одним краем, повернулось боком — и все-таки булькнуло.

Чтобы подарить его следующей избраннице, Артему придется глубоко-о-о-о нырнуть!

И только теперь звякнул телефон:

Господин Никто: «Твой подарок прибыл. Не пропусти».

Это все, что он может ответить на мое сообщение?!

Я нахмурилась, завертела головой. Где не пропусти?

Резонно решив, что вряд ли он прислал подарок на задний двор к компостной яме, я направилась к главному входу, обходя дом с противоположной от спальни стороны.

И… застыла прямо на дорожке, услышав первые аккорды «Весны».

Нет, не может быть!

Я ринулась туда, откуда слышалась музыка, едва успевая уворачиваться от хлещущих ветвей. Выскочила прямо к сцене и задохнулась — на ней стояла Айна, солистка «Горьких трав».

Ее голос выплетал сначала мелодию без слов, а потом шепотом — первые, самые острые строчки.

Густые тяжелые аккорды пролились горячим закатным солнцем на темнеющий сад, в котором потихоньку, один за другим загорались фонари.

Девушка из кейтеринга осторожно тронула меня за плечо и протянула бокал с «аперолем».

Льдинки звякнули, ударяясь о тонкое стекло.

Переливчатый мотив «Весны» взвился к бархатному фиолетовому небу…

…и я расплакалась.

Это и есть подарок Стаса?

Он подарил мне тот пропущенный концерт.

Лично мне. Только для меня. В мой день рожденья.

Это… Я зажмурилась, глотая горячие слезы.

Холодно-горький вкус коктейля сделал июньский вечер еще более пронзительным и ясным.

Неожиданно, внезапно, вопреки всему — счастливым.

Я вытирала слезы ладонью, но они все лились и лились.

Чертовы гормоны. Я точно беременна. Невозможно так рыдать только от того, что какой-то тридцатипятилетний мужик сделал тебе подарок на день рождения — то, чего ты не ждала никак, но хотела больше всего на свете.

И не выдал себя ни единым словом.

Даже когда я орала на него.

Какой он дурак.

Какая я дура!

Экран телефона расплывался перед глазами, но уж эти-то слова я смогла напечатать:

Я: «Ты ужасный мудак».

Я: «Но я все равно тебя люблю».

Хороший тут интернет. Сообщение улетело и сразу отметилось как прочитанное.

Сердце ухнуло в желудок горячим камнем, и я быстро выключила телефон, чтобы не увидеть ответа.

После «Весны» заиграли «Яблочные косы», и я, наконец, нашла в себе силы подобраться поближе к сцене. Села на краешек гранитной клумбы и отхлебнула сразу половину бокала, только сейчас почувствовав, что нет там никакого алкоголя. Горечь от тоника, а апельсиновый вкус — от сиропа.

После «Кос» была «Мельница судьбы», а потом еще «Рыжий закат» и «Сероглазая тень», и это уже точно было чудо, потому что Стас никак не мог знать, что это мои самые-самые любимые песни — я слушала их чаще других, и только они утешали меня в темные времена.

Успокоилась я только на «Воинах чужих сердец». Слезы наконец перестали течь, да и безалкогольный «апероль» кончился, оставив после себя только льдинки с запахом апельсина.

Инночка тихо подошла и села рядом, протянув мне тарелку с пирожными. Я сразу засунула в рот тарталетку с ежевикой и, пока жевала, сумела собраться с мыслями.

Чтобы сказать самое простое и главное:

— Прости меня, Ин.

Отставила тарелку и потянулась ее обнять.

Она улыбнулась, но глаза подозрительно заблестели.

— Давно простила, дурочка.

68. Торт и фейерверки

Я что — так и прореву сегодня весь свой день рождения?

— Серьезно, Ин… Артем сегодня ляпнул, что, оказывается, я тогда специально играла против тебя, чтобы замутить тройничок, и я поняла, какая дура была.

— Да ты и раньше все понимала, не наговаривай на себя, — вздохнула Инночка. — Просто любила этого недоумка.

Я обняла ее еще раз, чувствуя, как встает на место недостающий кусочек сердца, будто деталь пазла. Мне было плохо без нее.

— Ты просто была рядом на случай, если я перестану тупить?

— Конечно. Разве не так поступают настоящие подруги?

— Ох, Ин…

Я точно не заслуживаю таких друзей. Как она, как Пашка, как Рената. За что они меня только любят?

— Куда ты дела Артема, кстати? Закопала в огороде? — поинтересовалась Инночка, устраиваясь на краю клумбы, будто это самое удобное место для таких разговоров.

Хихикая, я пересказала ей позорную исповедь Артема и последующую страстную оргию с участием Алины. И то, как она там продолжилась без меня. И без ключа от спальни.

— Ты больная! — восхищенно проговорила Инночка.

Я пожала плечами:

— Зато он натрахается вдоволь.

— Но этого мало! — кровожадно заявила подруга. — Надо как следует отомстить! Давай сюда ключ. Скажешь, что потеряла. Что бы еще придумать коварного?

— Знаешь… — я откинула голову, глядя в бархатную синеву. — Мне уже так похуй…

— Мне — нет! — отрезала она. — Но я и без тебя справлюсь.

— Давай лучше музыку слушать. Это самый крутой подарок на день рожденья за всю мою жизнь.

— То есть мой чехольчик для телефона с мумми-троллями тебе меньше понравился?! — насупилась Инночка и ткнула меня кулаком в плечо.

Я расхохоталась и снова обняла ее.

Определенно, мой двадцать второй год начинался весело и многообещающе.

«Горькие травы» играли уже больше часа, и, кажется, пока не собирались останавливаться. Это был прямо полноценный концерт, даже круче, чем тот, в саду «Эрмитаж».

Пирожные были вкусными, лимонад, который нам принесли — еще вкуснее, и мы с Инночкой периодически начинали ржать как ненормальные, до хрюканья, рассказывая друг другу, как удивится Артем, закончив шпилить Алинку и попытавшись отправиться в ванную. Изображали его в лицах и закатывались как двенадцатилетние.

Алину, конечно, было немного жаль. Но зато какая будет отличная прививка от этого мудака! Вряд ли она после этого всего подойдет к нему ближе, чем на сто метров. Не попадется как я.

Я тайком трогала молчаливый телефон в кармане, но при мысли о том, чтобы его включить, сердце сжималось и дух захватывало от сладкого ужаса.

Нет! Нет! Не сейчас!

Но уже раскрученное колесо судьбы нельзя было поставить на паузу.

После очередной песни солистка замолчала, отошла в глубину сцены. Может быть, попить воды, а может — объявить последнюю песню? Но, вернувшись, она веселым голосом сказала:

— Минутку. У нас тут важное объявление. Только я не вижу именинницу, в честь которой эта чудесная вечеринка. Ярина, да? Покажись, Ярина.

— Иди! — пихнула меня в спину Инночка.

Смущенная всеобщим вниманием, я прошла через толпу к сцене, но Айна вдруг отступила вглубь, а к микрофону вышел… Стас.

Я ахнула, тут же захлопнув рот ладонями.

Он был прекрасен. Просто великолепен, как всегда. Высокий, стройный, в расстегнутой белой рубашке с закатанными рукавами и черных брюках, с небрежно растрепанными волосами и вечным штормом в серых глазах.

Самый красивый. Самый лучший.

Он подмигнул мне и ухватился за стойку микрофона:

— Простите. Вот вы все… — он обвел рукой собравшийся перед сценой народ. — Журналисты, да? Поднимите руку, кто журналист.

Стоящие группками мои однокурсники и гости, посмеиваясь, подняли руки — и их было много, ох, много!

— О-о-о-о… — протянул Стас. — Да у вас тут гнездо! Так вот. Ярина, иди сюда. Ближе. Ближе. — Он подмигнул мне. — Вот тут встань.

Я послушно дошла до пятачка у самой сцены.

Он выпрямился, раскидывая руки в стороны и торжественно объявил:

— Официальное заявление — я люблю эту девушку!

Я взвизгнула, пряча лицо в ладонях. Со всех сторон раздались радостные вопли, свист, ободряющие крики: «Молодец, мужик!»

Стас отцепил микрофон от стойки, подошел к краю сцены и присел на корточки.

Я подошла поближе на подгибающихся ногах.

— И прошу ее выйти за меня замуж… — сказал он тихо. Но в микрофон. И протянул мне ладонь. Я вложила в нее свои пальцы и ощутила легкое пожатие. — Кто напечатает эту новость к утру — получит от меня премию.

Не глядя, протянул микрофон Айне и спрыгнул, сразу заключая меня в объятия.

— Фигасе девка популярная, второй жених за день, на части рвут! — восхитился незнакомый пьяный голос где-то за моей спиной.

— Иди ко мне, — сказал Стас, и в облачных глазах сверкнуло солнце. — Люблю тебя невозможно, Кошка моя.

А у меня горло перехватило, я даже ответить ничего не смогла.

Но он не требовал ответа. Он его и так знал.

Склонился ко мне, целуя так… словно до него меня никто не целовал. Стирая их всех из памяти и из жизни.

— Поехали отсюда? — предложил хрипло и тихо. — Или я недостаточно опозорился?

— А как же мой торт? — жалобно спросила я. — Со свечками!

— Ждет тебя у нас дома. И ни с кем не надо делиться.

— Все мне одной?

— Нам двоим, жадная кошка.

— А фейерверки?

— Хочешь? — поднял бровь Стас. — Меня или…

— …фейерверки? — засмеялась я. — Тебя!

Я прижалась к нему такая счастливая, что сердце просто вытекало из груди, расплавив грудную клетку.

Интересно, можно ли умереть от счастья?

Он взял меня за руку и повел к стоянке.

Я обернулась, ища Инночку взглядом. Она показала мне издалека большой палец и помахала ключом от спальни. К ней подошел Пашка и что-то спросил. Инночка обернулась к нему… а что было дальше, я уже не видела, потому что через три минуты белый мерседес уже увозил меня домой.

Я сидела рядом со Стасом — красивым, невероятным, моим, и улыбалась как дура, любуясь его профилем. Он время от времени косился на меня и тоже с трудом прятал улыбку.

Через люк в крыше в салон врывался ветер, пахнущий летом, горькими травами и солнечным июньским вечером.

Или солнечным июньским счастьем?

Наверное, это одно и то же.

69. Самое важное молчание

Стас зарулил на стоянку у дома, я отщелкнула ремень безопасности, он тоже… но вместо того, чтобы выйти из машины мы вдруг потянулись друг к другу — руками, губами, всем. Нам вдруг стало мало просто быть рядом, мы слишком соскучились. И добрые полчаса целовались в машине, хотя в доме это было бы делать гораздо удобнее.

— Идем… — сказал Стас мягко, наконец отстраняясь.

Открыл мне дверь, помогая выйти, и крепко взял за руку.

Обрадованные собаки, которые все это время терпеливо пережидали, когда мы нацелуемся, подбежали и стали тыкаться в колени мокрыми носами. Я засмеялась, попытавшись увернуться, но полубигль подпрыгнул и все-таки ткнулся еще и в щеку. Внутрь они не пошли — там нас перехватил кошачий патруль и, скользя тихими тенями по сумрачному дому, проводил до кухни.

Стас отвлек их свежим кормом, а сам достал из холодильника огромный — реально огромный! — шоколадный торт, утыканный двумя десятками свечек.

Двумя десятками и одной! Я пересчитала.

Он щелкнул зажигалкой, и полумрак кухни озарил живой огонь.

— Загадывай желание, — кивнул он, устраиваясь с противоположной стороны стола.

Я посмотрела на торт в затруднении.

Даже и не знаю.

Вроде уже все сбылось, даже и мечтать толком не о чем.

Хотя…

Я улыбнулась и дунула — и одновременно, со своей стороны, дунул и Стас.

У свечек не было ни единого шанса!

— Ты снова мне помогаешь исполнять желания, — улыбнулась я. — А говорил, что закончил карьеру джина.

— Я на полставки джин, на полставки инкуб, — хмыкнул Стас. — Совмещаю.

Торт никак не поддавался ножу, как я ни старалась, и он встал, обогнул стол и отодвинул меня, занявшись истинно мужским делом — разрезанием именинных тортов.

— Почему ты передумал меня скрывать? — спросила я прямо под руку.

Но Стас ничего, не дрогнул, почти ровно отрезал огромный кусок и положил мне на тарелку.

Торт был мой любимый: с фруктами и взбитыми сливками и тонкими пластинками горького шоколада, с хрустом ломающимися под ложкой.

Вкусный — до безумия. Попробовав первый кусочек, я поняла, что правильно не стала возражать против размеров порции.

Идеальный торт.

— Ну… — Стас отрезал ломтик и себе, но гораздо скромнее. И устроился рядом, обняв меня свободной рукой и поглаживая пальцами по холке, так что маленькие волоски на шее вставали дыбом от едва ощутимых касаний. — Одно дело — тайная беременная любовница у меня дома. Совсем другое — девушка, которая меня любит. Кто ж будет скрывать такое сокровище от мира?

— Эй! — я боднула его в плечо. — Я серьезно.

— И я серьезно, Ярина, — он стер пальцем с моей щеки каплю взбитых сливок, облизнул его и поцеловал меня в губы. — В тот момент, когда ты спросила, кому мы расскажем, я растерялся. Ответил по инерции, как привык. Не сразу сообразил, что старые принципы не работают в новых условиях.

— Ай, ай… — фыркнула я. — Тугодум какой. А на интервью казалось, что быстро соображаешь!

— Я тогда тщательно подготовил каждый экспромт! — гордо вскинул голову Стас.

— Откуда ты знал, что я спрошу? — сощурилась я. — Не морочь мне голову!

— Просто ты очень предсказуемая.

— Что-о-о-о?!

Я замерла в нерешительности, не зная, чем в него швырнуть — салфеткой, вилкой или тортом! Но безнаказанным такое поведение не должно было остаться. Стас тихо засмеялся и легко чмокнул меня в нос. Пришлось удовлетвориться этой страшной карой.

— Без тебя у меня было время подумать, — серьезно продолжил он. — Особенно на тему, кто тут мудак и что делать, чтобы им не быть.

— И как не быть?

— Очень просто. Выбрать — не быть мудаком. И последовательно воплощать решение в жизнь.

— Это скучно… — проворчала я.

— Зато работает.

— Вот и проверим!

В этот вечер целовались, гладили настырных кошек, кормили друг друга с ложечки тортом, пять раз сгоняли со стола наглую Лиску и слизывали друг у друга с губ взбитые сливки.

Стас первым заметил, что мы уже давно больше валяем дурака, чем едим, и предложил:

— Пошли в спальню?

Я, конечно, согласилась, но путь наш туда был тернист и суров — по пути мы отчаянно целовались, зависая в самых неожиданных местах, роняли на пол куски торта с тарелки, которую зачем-то взяли с собой, хохотали и тискались. Пустую тарелку бросили где-то на подоконнике и ввалились в спальню, обнявшись так плотно, что я прямо ощущала, как на моем животе остаются синяки в форме пуговиц Стасовой рубашки.

Надо было срочно раздеться и заняться безудержным сексом, но упав на кровать, мы вдруг замерли, глядя друг другу в глаза, затихли, внезапно покинутые веселой страстью.

Больше не хотелось засовывать языки в горло, а руки в трусы.

Хотелось просто лежать и смотреть в глаза.

Между нами поселилось трепетное молчание и какая-то очень глубокая близость, возможная только в темноте и тишине.

— У меня огромный багаж ошибок и привычек по сравнению с твоим, моя Кошка.

— Ты ведь старше.

Пришло что-то пронзительное и настоящее, что родилось далеко не сегодня, но именно сейчас вдруг окрепло и захватило нас полностью, превращая из двух очень-очень разных людей в единое целое.

— Да. Но и ты уже начала набирать свой.

— Такова жизнь.

Мгновение истины, распахнутых навстречу сердец и слияния, что ярче и глубже любого секса.

— Я не хочу, чтобы с тобой это случилось. Не хочу добавлять туда свои чемоданы.

— Разве этого можно избежать?

Мы могли бы теперь пожениться хоть сто раз, не разлепляться в постели, пока кожа не растворится, навсегда приклеивая нас друг к другу, но это было бы уже только внешнее.

Все самое главное уже произошло.

— Можно попробовать. Жить так, будто моего не существует. Равным тебе. Я хочу, чтобы ты не сравнивала меня с другими — и сам не буду вспоминать прошлое.

— У тебя получится?

Вряд ли когда-нибудь мы теперь разойдемся из-за слишком скоро и неловко сказанных слов. Теперь это казалось невозможным.

— Конечно. Ведь ты в меня веришь.

— Да? Ну ладно. Раз ты сказал, что верю, значит верю.

Стас говорил шепотом, прямо мне в губы, развеивая последние сомнения, открывая самые тайные закоулки своей души. Просто потому, что так было — правильно.

— Хотя я уже испортил тебе жизнь.

— Ничего подобного.

Я отвечала — эхом, касаясь кончиками пальцев его лица.

— Забыл совсем, что ты не взрослая женщина, у тебя нет опыта. Ты не умеешь молчать и терпеть. Ценить меня за что-то другое, что я даю. Мир еще не обломал тебе рога.

— Поэтому я бодаюсь и хлопаю дверями?

Тишина и темнота между нами не давали шанса узнать, говорим мы это вслух или просто так громко думаем, что слышим мысли друг друга.

— Да. Невзирая на то, выгодно это тебе или нет. Следуешь своим чувствам. Пока еще можешь себе это позволить. И знаешь, что?

— Что?

Разве можно разговаривать и одновременно целовать кончики пальцев, касающиеся моих губ? Или улыбаться в темноте и продолжать шептать?

— Я не хочу, чтобы ты этому училась. Молчала, когда надо и высчитывала, что выгоднее. Хочу тебя порывистую и живую. Иначе какой во всем этом смысл?

— Смысл в том, чтобы тебе было комфортно со мной.

Щекотать ресницами его щеку и безмолвно смеяться над тем, как он пытается это повторить. Слышать дыхание и стук сердца.

— Ерунда… Не хочу удобную тебя. Хочу настоящую.

— А я как раз планировала научиться женской мудрости…

Не слышать слов. Но знать, что они — есть.

А потом класть руку ему на грудь и чувствовать, как вибрирует там внутри его голос, звучащий у меня в голове.

— Не вздумай. Эта женская мудрость — такая гадость! В женщине не остается ничего живого, сплошной липкий пластилин, который выстилается как удобно. Не хочу потерять тебя в этой массе.

— Ну вот. А если я все равно попробую?

Может быть, что-то мы говорили вслух. Самое важное, чтобы тишина и темнота были свидетелями наших слов. Только необходимое.

— Я тебя брошу!

— Что, правда бросишь?!

А может — сначала мы молчали, наполняя сердца обещаниями, а потом вылили их друга на друга разом, смеясь и отфыркиваясь, и сразу стали использовать губы и язык не только для поцелуев.

Стас ехидно поинтересовался:

— А что — не получится?

Я впилась в его плечо зубами, и сжимала их, пока не услышала резкий выдох.

— Нет! — отрезала я. — Никто тебя не отпустит.

— Зубастая кошка, — ухмыльнулся он, растирая след от укуса.

Скользнул губами по моим губам, дотронулся кончиком языка до их уголка и пробрался внутрь, стоило мне приоткрыть рот.

Я обвила его руками и ногами, снова вжимаясь так сильно, что пуговицы на рубашке нашли уже знакомые вмятинки на моем теле.

Тишина сменилась рваным дыханием, шелестом кожи о кожу, едва слышными стонами.

— Мой Стас… — выдохнула я. — Что бы я без тебя делала?

— Технически — не мучилась бы сейчас с вероятностью беременности, потому что в тот день Артем ушел бы на концерт с другой, — хмыкнул он.

— Ха-ха. Точно! Ты все-таки испортил мне жизнь!

— Тем, что подобрал и оставил себе. Да.

70. Утро-21

Мы целовались с открытыми глазами, не желая упустить ни одной реакции, ни одного затуманенного желанием взгляда. Легкие касания становились все настойчивее, объятия все крепче. Языки сплетались в яростной битве, сердца стучали быстрее и сильнее.

Ладонь Стаса сползла с моей спины на талию, потом на бедро, а потом он просто беззастенчиво задрал платье и принялся тискать мою задницу, впиваясь пальцами в кожу. Я царапала пальцами его плечи под тонкой тканью рубашки, а сама терлась о твердую выпуклость в его штанах и только что не мяукала требовательно как кошка в течке.

Время тишины и нежности прошло, настало время стонов и страсти.

Стас отвел мои волосы с плеч, подцепил молнию платья на спине и медленно потянул ее вниз, обнажая кожу спины, по которой тут же прошелся пальцами в будоражащей ласке. Спустил ткань ниже, оставляя яркие поцелуи-ожоги на шее, между ключиц и на груди, а потом и вовсе помог выпутаться из рукавов, стащив верхнюю часть платья до пояса.

Провел пальцами по груди, сжал один сосок, потеребил второй, не отводя туманного взгляда от меня, ловя вспышки удовольствия в моих глазах.

Я почувствовала пульсацию внизу живота, тянущее ощущение тепла и сладкого предвкушения и вся передернулась от колкой дрожи прокатившейся по телу.

— Погоди… — сипло шепнула я. — Я в душ. Очень-очень быстро.

— Присоединиться? — мурлыкнул Стас, задирая платье на бедрах еще выше и окончательно превращая его в пояс.

— Нет, я правда ополоснуться, а не вот это все, — засмеялась я. — Но ты можешь не терять времени и раздеться. Если успеешь. Я правда быстро!

И в ванной меня ждал сюрприз!

Это было самое неотложное исполнение желания в моей жизни. Вообще не помню, чтобы раньше они исполнялись — новогодние, загаданные под бой курантов, или на день рождения.

Но свечки помогал задувать Стас, наверняка он и наколдовал!

В общем, из ванной я выпала, хохоча. То ли нервно, то ли от радости — разбираться было некогда.

Стас по-честному разделся, а вот я завернулась в пушистое полотенце, почему-то вдруг смутившись выйти голой.

— Дорогой и любимый! Прости, но разврат отменяется, — повинилась я, подходя к нему. — Зато и дети тоже. Достоверные сведения! Можно сказать — подарок на день рождения от судьбы.

Стас сграбастал меня за бедра, поставил между своих ног и ткнулся головой в теперь уже точно не беременный живот. Зря только от шампанского отказывалась!

— Ну вот, а я уже почти привык, что у нас будет ребенок, — притворно вздохнул он. — Теперь самому стараться!

— Может теперь не надо жениться? — предположила я. — Ты публичность не очень любишь, я замуж особо не рвусь, объективных причин больше нет… Куда торопиться?

— Ну нет! Я себе наконец-то заполучил юную красотку. А то все взрослые мудрые женщины… Ты теперь от меня никуда не денешься.

Я погрузила руки в его волосы, с наслаждением пропуская пряди сквозь пальцы. Качнулась в плену горячих ладоней, почему-то испытывая совершенно нелогичную теплую радость, хотя действительно никогда особенно не рвалась в ЗАГС и официальное оформление отношений считала глупостью и излишеством. Но оказалось, что когда не просто зовут замуж, а по-настоящему собираются жениться, не кивая: «Ну раз не хочешь, то и не будем», это безумно приятно и отказываться совсем не тянет.

— Как скажешь… — мурлыкнула я, скрывая, как сильно мне хочется радостно взвизгнуть от щемящего чувства в груди. — Ты не сердишься на меня?

— За что? — удивился Стас.

Он покачивал меня, вертел, глядя снизу вверх и мне становилось с каждой секундой все обиднее, что такой прекрасный день не кончится зажигательным сексом.

— За то, что пришлось выступить перед журналистами и подставиться под шумиху.

— Не сержусь ли я на тебя за свое собственное решение, кошечка моя? — сверкнул глазами Стас. — Последствия будут, конечно. Но все можно пережить. Ты у меня останешься точно дольше любых последствий, а значит — сделка прибыльная.

Он поднял голову и я склонилась, целуя его. Жар рук чувствовался даже через толстое полотенце. Я скользнула губами по его шее, поцеловала гладкое загорелое плечо, лизнула сосок, потихоньку сползая на пол у кровати, просачиваясь сквозь его руки. Почувствовала, как напряглись мышцы каменного пресса под моим танцующим по коже кончиком языка, провела руками по его бедрам и встала между ними на колени.

— Что ты делаешь?.. — спросил Стас дрогнувшим от возбуждения голосом.

С возбуждением у него вообще все отлично было, я с трудом отвела глаза от покачивающегося перед моими глазами члена, чтобы встретить дымный взгляд.

— Не знаю… — я дернула полотенце, и оно поползло вниз, открывая грудь. — А на что похоже?

— Похоже на то, что ты решила подразнить меня, жестокая девчонка, — он накрыл мою грудь ладонями и резко выдохнул сквозь сжатые зубы.

Я провела рукой по твердому стволу, обхватила его ладонью и наклонилась, касаясь шелковистой кожи губами. Обвела кончиком языка блестящую головку и медленно улыбнулась.

Глаза Стаса потемнели стремительно, как небо перед летней грозой, а дыхание участилось.

— Значит буду дразнить… — согласилась я и скользнула губами вниз, заставляя его тихо, хрипло застонать и откинуться на кровати.

71. Последствия

Все-таки хорошо, что я не пила даже шампанское на своей вечеринке. Первым утром своего двадцать второго года жизни я проснулась со светлой, пронзительно чистой головой и такая радостная, что начала смеяться раньше, чем открыла глаза.

Жизнь была невероятно прекрасна — настолько, что счастье переполняло меня и раздувало как воздушный шарик.

Стаса не было — наверное, ушел на пробежку, но я перекатилась по кровати, вдохнула его запах с соседней подушки и тихонько завизжала, уткнувшись в нее лицом.

Вчера был самый лучший день в моей жизни. И я надеялась, что сегодня будет ничуть не хуже. Просто по-другому.

Надо позвонить Инночке и узнать, как там все прошло и что они с Пашкой придумали для Артема и Алинки, уточнить, каким был на вкус именинный торт, и стоит ли мне жалеть, что я пропустила фейерверки.

Я вспомнила прошедшую ночь и вычеркнула вопрос о фейерверках. Не стоит.

Подхватила с прикроватного столика все еще выключенный телефон, накинула очередную безразмерную футболку Стаса, на этот раз фисташкового цвета и с птичкой из Angry Birds и, зевая, отправилась на кухню.

Странно, что кошки не летели туда же, сбивая меня с ног. Анфиса уже успела их покормить? Но разве это повод не требовать второй завтрак?

Все стало понятно, когда на кухне я увидела худенькую большеглазую блондинку в джинсовом комбинезоне оверсайз и полосатой розовой футболке. Она сидела на подоконнике, грела в ладошках пестрый стаканчик с логотипом дорогой кофейни, а на столе перед ней была приглашающе распахнута коробка с разноцветными эклерами.

— Доброе утро, Ярина! — сказала она, протягивая мне маленькую узкую ладонь. Я не стала ее пожимать, но девушку это не смутило. — Я Сашенька. Угощайся. Вот, купила тебе апельсиновый раф, надеюсь, угадала.

И она придвинула ко мне второй разноцветный стаканчик с кофе.

Ну, я как-то привыкла пить кофе из «Кофикса». Дешевый, но вкусный. Какой, к черту, раф. Не жили хорошо, незачем и начинать. Особенно в такой компании.

Я прислонилась плечом к дверному косяку и сложила руки на груди, ожидая продолжения.

Может быть, она расскажет, зачем пришла?

И как сюда попала.

Почему вдруг сейчас — я и сама догадалась. Вот они — последствия публичности.

Она так и пояснила:

— Увидела сюжет о вашей помолвке в новостях, решила забежать в гости к бывшему мужу, поздравить. А с тобой поговорить… — она сделала медленный глоток кофе из своего стаканчика и веско уронила еще одно слово: — Предупредить.

Я не стала принимать предложенный легкий тон и переходить на ты. Все-таки она старше меня лет на пять, если не больше. Надо уважать такую разницу в возрасте. Спросила:

— Думаете, в этом есть смысл?

— Думаю… — начала она, и немного робкая, наивная улыбка на ее нежном личике сменилась скорбно поджатыми губами. — Если бы бывшие девушки и жены предупреждали актуальных о тех сложностях и опасностях, которыми грозят отношения с конкретным мужчиной, можно было бы избежать множества трагедий.

Она была совершенно очаровательна, тут я Стаса могла понять. Очень милое создание. Говорит нежным голосом. Кожа полупрозрачная, как фарфоровая. Одежда выглядит так, будто куплена час назад и тогда же идеально выглажена. Такие девочки бесили меня с самого детства — когда выходили гулять во двор в пышных розовых платьях и умудрялись, даже провозившись в песочнице полдня, уйти все в том же безупречном виде, даже гольфики не сползли.

Но это просто зависть.

— Я понимаю, ты думаешь, что я просто брошенная жена, которая завидует твоей молодости и красоте, — продолжила Сашенька, и я скривилась, чувствуя еще большее раздражение от такого явного передерга. Стою тут в растянутой футболке перед ее безупречностью. Конечно, это она мне завидует, а как же! — Когда я шла сюда, я была готова к тому, что вы меня не захотите слушать. Это нормально. Но если вы вспомните мои слова, когда что-то в вашей семейной жизни пойдет не так, и они помогут вам не винить себя — я буду знать, что не зря унижалась.

Я сама могла бы сказать что-то подобное про Артема. Той же Алине. Как жаль, что его бывшая не сказала это в свое время мне.

Очень правильные слова. Если женщины начнут доверять друг другу, гораздо меньше мудаков будут портить им жизнь.

Но что-то было сильно не так. Очень сильно. Моя интуиция вопила как резаная и отказывалась считать мою неприязнь к Сашеньке ревностью.

Сашенька бросила на меня грустный взгляд, отпила еще один крошечный глоточек, и меня снова передернуло. Такие аккуратные мелкие жесты, очень женственные и изящные. Она даже язык наверняка показывает самым кончиком, очень аккуратно.

Мужчины сходят от таких женщин с ума. А я себя рядом с ними чувствую наспех вылепленным корявым големом рядом с золотой статуэткой.

— Давай начну с конца, так тебе проще будет понять, — вздохнула Сашенька, поворачиваясь ко мне нежным профилем. Она хлопнула длиннющими ресницами, словно неловко смаргивая слезы и надтреснутым колокольчиком проговорила: — Мой муж бросил меня, как только я забеременела.

Я покачнулась, но вовремя вцепилась пальцами в косяк. Стас умолчал об этом, до темы ее беременности, так щедро анонсированной в СМИ, мы так ни разу и не добрались. Пожалуй, ему стоило начать с этого, объясняя мне, почему же он мудак.

— Он никогда меня не любил. Я знала это, — в ее огромных глазах блеснули слезы. — Я была готова к этому. Все ему прощала — и что женился только ради денег и связей моего отца, и что от меня ему нужен был только секс, причем всякие извращения, и побольше. Когда я предлагала то, что увидела в самых темных закоулках порносайтов — вот тогда у него глаза загорались! А без этого я его только бесила.

Сашенька отвернулась и прерывисто вздохнула. Обняла себя за плечи, отставив стаканчик, сгорбилась. Такая тонкокостная бедная птичка. В этот момент я понимала Стаса. Если бы я была мужчиной, я бы уже бросилась утешать ее, сцеловывать слезы и бить морды обидчикам.

— Я бесила его, когда жаловалась на неудачи, бесила, когда болела, когда рассказывала про работу и друзей, даже когда радовалась жизни! Я притаскивала ему в подарок то цветок в горшке, то наклейку в машину, на которой два милых медвежонка, совсем как мы, а он улыбался через силу, но я видела, как его это все бесит!

Я не знала, что сказать. Артем себя так не вел, надо отдать ему должное.

— Стас не выносил, когда я рассказывала о своих друзьях или родственниках, не мог слышать о моих бывших, просто впадал в ярость! И он просто ненавидел, когда я рассказывала кому-то о нашей жизни! После каждой фотографии в инстаграме, куда попадала хотя бы его тень, были такие скандалы! Он ненавидел, когда я называла себя женой Вишневского! Я знала, что он не хотел на мне жениться, но думала, что однажды он привыкнет. Полюбит.

Я услышала какой-то звук позади себя, обернулась — и подхватила на руки Глазастика. Он самоотверженно доковылял до кухни и теперь мотал головой, обескураженный тем, что остался единственным котиком на весь дом. Прижала его к себе и села на стул. Окунула пальцы в дымчатую шерсть, почесала пузико и услышала умиротворяющее урчание. Даже холодная дрожь, сотрясавшая меня, стала мягче, растворилась от его тепла.

Сашенька наблюдала за нами с гримасой легкого отвращения.

— Я выгнала всех кошек на улицу, — поделилась она. — Терпеть не могу, когда в еде полно шерсти. А они так и лезут на стол.

— Угу, — кивнула я.

Молодец какая. Все еще считает этот дом своим?

— Понимаешь, Ярина. Я ведь в первый раз так откровенно говорю. Всегда считала, что сор из избы нельзя выносить и счастье любит тишину. Ни единого плохого слова про него. Думала, моей любви хватит на двоих. Что я все преодолею. Все, чего хотела от него — немного внимания и каплю ласки. Даже была согласна на любовниц, раз я такая бракованная, что не могу ему дать весь тот секс, что ему нужен. Только чтобы не знать о них.

Господи, да что там с сексом-то не так?

Стас… ээээ… любит разнообразие, да, я заметила. Но разве ж это плохо?!

— Его раздражали даже мелочи, которыми я украшала наш дом. Считал занавесочки, цветы, салфетки и игрушки розовой ванилькой и избавился от моих подарков, как только развелся.

— Стоп! — вот тут я совсем перестала понимать, о каком мужчине идет речь. — Разве этот дом украшали не вы?

Я еще помнила, как восхитилась ее вкусом в саду и спальне и до сих пор засовывала свою ревность поглубже, хотя меня слегка кололо, что мы милуемся в интерьерах, устроенных бывшей женой.

— Нет! Этот дом он купил для кошек! Когда я отказалась жить рядом с клиникой и вольером для бездомных кошек, оставил его для свиданок. Врал, что едет кормить свой зоопарк, а сам трахался тут со своими шлюхами!

Я покачала головой, отводя глаза.

Все это звучало очень, очень нехорошо.

— Ну и закончилось все тем, о чем я уже сказала. Я забеременела. Была так счастлива! С моим здоровьем это было настоящим чудом. Думала, он обрадуется, что наш малыш станет той дорожкой, что приведет нас друг к другу… Все мои надежды разбились вдребезги, когда он холодно и зло сказал, что устал от меня и хочет развода.

Сашенька тяжело оперлась на стол, и на его поверхности расплылось несколько мокрых капель. Она смотрела только на свои тонкие пальцы, унизанные серебряными кольцами и молча, неслышно плакала.

— Можешь себе это представить? — даже голос ее больше не звенел серебром. — Попытайся подумать не о том Вишневском, которого ты знаешь, а о человеке, который бросил беременную жену. Есть ли еще один такой мудак на свете?

— Могу представить, — кивнула я. — Есть.



72. Последнее испытание

— Сашенька забыла упомянуть крошечную деталь, — раздался голос от дверей. Я обернулась: Стас стоял, прислонившись плечом к косяку, в той же позе, что и я несколько минут назад. — Что я предложил развестить уже после того, как она потеряла ребенка.

— Я потеряла ребенка из-за тебя! — взвилась Сашенька, расплескивая свою благостную нежную женственность и превращаясь в нервную, даже немного истеричную девицу с отблеском безумия в глазах. — Из-за того, что ты не любил меня и не хотел детей!

— От тебя не хотел, — спокойно, но жестко уточнил Стас. — Да. Полностью виновен.

Он стоял вроде бы в расслабленной позе, но я чувствовала его спиной, чувствовала, как звенят напряженные мышцы, будто поющий под порывами ветра канат, натянутый на высоте десятиэтажного дома. По которому он сейчас и шел, демонстрируя на публику пофигизм и циничную откровенность.

— Впрочем, ты права. В тот день, когда ты обрадовала новостью о беременности, я как раз шел домой, готовясь исправить нашу общую ошибку. Пора было заканчивать с этим кошмаром. Но ты успела первой, и я ничего уже не сказал.

— Но ты так скривился, что я все поняла! — прошипела Сашенька. — У меня даже живот заболел в тот момент! И наш малыш все понял! Если бы не это, я бы не потеряла его через месяц!

— Да. Тоже виновен. Женщина, которую я не люблю, беременна от меня и теперь я никогда не буду свободен. Никогда. В этот момент сложно достоверно изобразить радость. Но пару минут спустя у меня получилось, — Стас сделал шаг вперед и встал рядом. Погладил меня по спине и сказал, не отрывая, впрочем, взгляда от Сашеньки: — Видишь, Кошка, я же тебе говорил, что мудак. Забывчивый мудак, который не поменял код на воротах. Благодаря этому, ты узнала правду из первых уст. Все к лучшему.

— Еще какой мудак! — прошипела Сашенька, и милое, почти детское ее личико исказилось уродливой гримаской, похожей на мордочку эльфа-подменыша. Как в сказке — только что в колыбели гулил румяный розовый младенец, а вот скалит треугольные зубы зеленокожая тварь из зачарованного леса. — Еле дотерпел до моего возвращения из больницы! Небось, дни считал, из календаря вычеркивал. Через месяц уже можно снова трахать жену и разводиться с ней!

— Ровно в тот момент я и понял, что больше не лягу с тобой в постель.

— Обрадовался, когда я согласилась?!

— Да.

— Видишь, Ярина! Видишь! Ты готова к такому? О такой любви ты мечтаешь? Когда тебя бросят в самый уязвимый момент?

Они смотрели друг на друга — Стас и Сашенька. Он стоял за моим стулом, она сидела на подоконнике, вцепившись пальцами в край.

И взаимное отвращение, видимое физически, клубилось между ними грязно-желтыми облаками.

— Саша, вы… — осторожно сказала я, тщательно подбирая слова. — Прекрасная женщина.

И почувствовала, что стоящий позади Стас, напряженный до предела, вдруг замер, будто мгновенно заморозился до температуры ниже абсолютного нуля.

Я и не знала, что нашу вчерашнюю близость без слов, доверие и связь придется протестировать так скоро. До того, как она окрепнет, как мы в нее поверим. Проверим на примерах попроще, подтвердим мелочами, опытом и временем.

Но, видимо, это не наш путь. Сразу в боевых условиях — вот это другое дело.

— Но, простите, Саша, вы, наверное, не в курсе, но я — журналист. Выворачивать наизнанку факты — моя профессия. Нас этому буквально учат в институте, представляете? — я усмехнулась, глядя, как она переносит свое внимание со Стаса на меня и начинает вслушиваться в мои слова. Хотя говорила я их больше для Стаса. — У вас прекрасная, стройная история, которая объясняет все недомолвки и раскрывает секреты. Показывает, как все было на самом деле…

Стас тяжело молчал, Сашенька начала успокаиваться и превращаться обратно в человеческое существо, поэтому я улыбнулась и добавила:

— Якобы. — Полюбовалась, как она сощурилась, пытаясь понять, что происходит и продолжила: — Вы на редкость точно попали в некоторые больные точки. Особенно с вот с этим — скрывал от людей, запрещал рассказывать. Учитывая, что вы узнали о помолвке из публичного заявления, что, казалось бы, идет вразрез с такими привычками Стаса, думаю, у вас с ним действительно было много битв на эту тему. И вы знали точно, в какое место его ранили, и что эта тема будет больной в его будущих отношениях. Так и есть.

Я поняла, что не ошиблась, увидев тень удовлетворенной улыбки, мелькнувшую на ее лице.

— Только вы просчитались в одном. Вы понятия не имеете, что связало нас со Стасом, и насколько мимо, тошнотворно мимо ваша трогательная история про брошенную беременную жену. И заодно его упорное нежелание жениться. Вы перестарались, Саша, выворачивая все наизнанку. Одно дело — что он рассказал, что вы рассказали — можно усомниться в его словах. Но нельзя усомниться в действиях.

Очень хотелось добавить пафоса, закончив речь гордым: «Вы проиграли, дорогой Мориарти!», но я решила не перебарщивать. Это только мне было смешно, а Стас у меня за плечом только сейчас едва слышно выдохнул, словно все это время так и стоял замороженным, не дыша и не надеясь.

Я откинулась назад на стуле, не глядя, позволив ему поймать меня. Запрокинула голову, и он наклонился, накрывая мои губы своими. Ледяными.

Сашенька выглядела…

Никогда в жизни я не чувствовала этого превосходства перед поверженными соперницами. Наверное, потому, что раньше они задевали только меня. А эта била в того, кого я люблю. Поэтому мне, честно сказать было даже приятно, смотреть на то, как безуспешно она пытается держать лицо, вставая со стула и даже захватывая стаканчик с кофе с собой.

Она попыталась выбросить его в мусорное ведро легким небрежным жестом, но резко скомкала, и он брызнул во все стороны кофейной жижей.

Я проводила ее взглядом, Стас посторонился, пропуская в коридор.

— Почему она?.. — вдруг спросила Сашенька, уже пройдя мимо него. Не оборачиваясь. Спина у нее была неестественно прямой. — Почему — не я?

Стас молча пожал плечами, будто она могла увидеть.

Но она уловила его ответ и так. Вскинула голову и двинулась к выходу — несчастный злобный эльф в розовой футболке в полоску.

А в мое торжество добавилась нотка горечи.

Но я успела оценить и даже полюбить горький привкус «апероля».

Для полноты жизни нужны все вкусы.

Стас расслабил плечи, только услышав удаляющийся шелест шин.

Он поднял меня со стула, порывисто обнял и сжал до невозможности крепко, так что я пискнула задушенным котенком.

Я знаю, что он хотел сказать. Спасибо за то, что поверила.

Но я не верила. Я знала. Просто точно знала.

Вчерашние тишина и темнота связали нас так крепко, что за весь разговор я не испытала ни единого проблеска сомнений.

Глазастик, забытый на стуле, возмущенно мявкнул и вскарабкался по мне, как по дереву, жестоко запуская маленькие острые когти в кожу. Обвился вокруг нас со Стасом, устроив свою пушистую жопу на моем плече, а мордочкой ткнувшись в его ухо и довольно заурчал как трактор.

Откуда-то снизу, из-под ног раздалось требовательное: «Мррррряуввв?» — это самая отважная в мире Лиска пришла поинтересоваться, как там все-таки насчет завтрака, раз уж враг бежал.

Вслед за ней в дом возвращались и остальные кошки, с разной степенью громкости и наглости высказывая свое отношение к таким гостям и отсутствию свежей еды.

Надо будет все-таки поменять код на воротах.

Да покормлю я вас сейчас, хватит орать!

Эпилог

— Ты не наденешь кошачьи уши на свадьбу!

— Нет, надену.

— Ярина! Что за ерунда? Ты взрослая женщина!

— И как взрослая женщина, я приняла решение надеть на свадьбу кошачьи ушки.

— Я тебе запрещаю, в конце концов, что за инфантилизм!

— Инфантилизм, мама, был бы, если бы ты могла мне что-то запретить.

— А что муж твой скажет?! — выкатила мама последний, самый убийственный, по ее мнению, аргумент.

— Мой муж мне эти ушки и подарил. К свадьбе, — невозмутимо ответила я, вертясь перед зеркалом.

Ободок с меховыми, с серебристым отливом ушами был последним штрихом к наряду, тиарой для невесты. К нему крепилась короткая, едва по лопатки, кружевная фата. Даже скорее мантилья — серебристая, в тон ушкам.

И платье было таким же — вроде и белое, но слегка отливает благородным серым.

В тон глазам Стаса. И шерсти Глазастика.

Семья у нас или нет? Все мы одной масти!

Я натянула перчатки без пальцев — и для завершения образа осталось только впрыгнуть в туфли.

Все, самая красивая невеста тысячелетия будет готова!

Мама настояла, что приедет и поможет, хотя я бы с удовольствием ограничилась ее присутствием на официальной регистрации, которая состоялась вчера и заняла минут десять.

Штамп в паспорт, подписи в бумажки, «поздравляем с созданием семьи» и на выход с вещами. Родители Стаса так и поступили. Для них наша выездная церемония с цветочной аркой, кошачьими ушками и прочей ерундой «для молодежи» была чем-то несерьезным.

Документы — это да, это понятно. А дискотеку можно и пропустить.

Но мои решили, что без банкета как-то не по-людски.

— Хорошая ты у меня девочка получилась, — довольно сказала мама. — Даже странно. После того, что ты творила в переходном возрасте…

— Что я такого творила? — проворчала я. — Из дома не убегала, наркотиками не увлекалась, пьяной меня не приносили, даже девственности лишилась как порядочная — уже совершеннолетней.

— Ты была вообще неуправляемой! Такой хамкой! Не знаю, как я это вынесла! Да и потом ничего не изменилось. Все хочешь по-своему, даже уши эти дурацкие! — всплеснула мама руками.

— Разве ты не хотела бы вырастить меня самостоятельной?

— Самостоятельной, а не все делающей поперек!

— Ох, мам… — я опустила руки. Почему-то у меня вдруг возникла иллюзия, что сегодня, в такой счастливый день мы сможем наконец разобраться с обидами и примириться. — Можно же было хоть разочек не сделать поперек мне? С институтом тем же…

— Нет, ну а что ты предлагала — подарить тебе деньги на то, что я считала пустой тратой времени? — возмутилась мама. — Мы не настолько богатые, Яриночка. Теперь у тебя муж состоятельный, у него и проси на свои придури!

Хорошо бы Стаса не трогать, но разве допросишься. Лучше пропустить мимо ушей.

— Ну можно мне было в долг эти деньги дать, а? До момента, когда бы я начала зарабатывать. Знаешь, насколько мне легче было бы? — попробовала я в предпоследний раз.

— Все ищешь, где легче… Училась бы ты тогда спустя рукава и вылетела моментально. И что, отдавала бы этот долг со своей зарплаты курьера какого-нибудь?

— Ну ладно, выдавать деньги раз в семестр, но хотя бы не заставлять унижаться перед твоим братом. Ты же сама его не любишь, а меня отправила…

— Как бы ты еще научилась нести ответственность за свои поступки?

Я закатила глаза. С детства слышала, что взрослая жизнь — ужасно сложная штука, никто меня в ней с пряниками не ждет. А на деле оказалось, что чем дальше я уходила от детства и больше брала на себя, тем легче и проще мне становилось жить.

Но я решила добить последнюю попытку:

— Хорошо, мам, а про «принесешь в подоле» скандалы зачем были? Здесь я чему должна была научиться?

— Головой думать!

— Что, нельзя было как-то это все с любовью, что ли? С поддержкой… Ну я не знаю даже. Иначе.

— А воспитывать тебя кто будет? — сощурилась мама. — Это же моя ответственность. И это мое достижение, что ты стала такой взрослой умной девушкой. Выходишь замуж за хорошего человека, учишься неплохо, талантливая, в работе все отлично. Те самые меры, которые тебе так не нравятся, как видишь, сработали.

Я не знала, что сказать, только развела руками. Возразить было нечем.

Но все-таки хорошо, что этап воспитания мы уже прошли. Он действительно научил меня самостоятельности — что бы в будущем ни произошло, наизнанку вывернусь, а в родительский дом не вернусь ни за что!

— Все, мам, побегу я к Инночке, пока она не довела моего визажиста до нервного срыва.

Я обняла недовольно зыркнувшую на ушки маму, чмокнула ее в нос и выскочила за дверь, чтобы нырнуть в комнату напротив, где уже накрасили Инночку и теперь пришла моя очередь.

— Я ждала криков о помощи, — заявила Инночка, освобождая мне место в кресле мастера.

Сама она была уже полностью готова к своей почетной роли свидетельницы или подружки невесты. Ее блестящее розовое платье облегало безупречную фигуру, удивительным образом подчеркивая ее женственность, добавляя изгибов, где положено, и делая ее даже идеальнее куклы Барби.

У той ноги кривые, а наша Инночка совершенство.

— Моих или мамы?

— Как пойдет!

Макияж ее тоже был в розовых и желтых тонах, и включал во мне лютую зависть. А ведь я не завидовала даже ее фигуре!

Все потому, что когда я сама пыталась использовать розовые тени, из меня получалась не спавшая три месяца вампирша.

Почему у Инночки все то же самое смотрелось как нежно-цветочный образ?

Я знала почему — она чертово совершенство, и это несправедливо!

Тем более, что она-то как раз последние месяцы и не спит, но все равно умудряется выглядеть намного свежее меня. Если б она при этом была дурой или подлой тварью, мне бы было гораздо легче.

Не спит она, впрочем, частично и по моей вине.

Между ними с Пашкой все так яростно полыхнуло на моем дне рождения, что с тех пор и по сей день из постели они вылезают только по большим праздникам.

На работу, например, и вот, ко мне на свадьбу удалось уговорить прийти.

Сблизило их, как водится, совместное занятие идиотизмом.

Инночка тогда показала Пашке ключ от хозяйской спальни и предложила как-нибудь изящно поглумиться над Артемом.

Друг мой с энтузиазмом согласился, кто бы сомневался.

Сначала они подождали, пока сладкая парочка наконец закончит кувыркаться и начнет взывать о помощи. Увы — на втором этаже дома гостей совсем не водилось. Даже на первом в основном курсировали девушки из кейтеринга, которые к тому времени выставили остатки еды на столы, собрались и уехали.

А Инночка с Пашкой изобразили, что совершенно случайно услышали жалобные вопли из-за двери и попытались ее открыть, но — упс! — только сломали замок!

Целый час они бегали туда-сюда, то обещая взломать дверь, то ожидая хозяйку с ключами, то вызванивая мастера.

Разумеется, никто никуда не звонил и ничего не собирался взламывать.

В перерывах между обещаниями они танцевали на дискотеке, смотрели фейерверки, ели мой именинный торт и возвращались только чтобы придумать еще какую-нибудь отмазку.

Когда бедняжка Алина начала проситься в туалет, пришлось перевеси розыгрыш на новый уровень. Они одолжили у «Горьких трав» дым-машину и включили ее напротив спальни. Густые белые клубы дыма стали просачиваться в щели, а Инночка стучала в дверь и жалобно кричала: «Пожар! Пожар!»

Отсутствие запаха дыма никого не смутило — во время паники не до этого.

Алина оказалась умнее моего бывшенького и сразу метнулась к двери с одеялом — перекрыть доступ воздуха. Тут-то Инночка ее и выцепила, быстро отперев замок. Отдала помилованное мной платье и вкратце рассказала, что такое Артем и почему с ним не надо связываться.

Тут оказалось, что он уже промыл ей мозги и она была уверена, что я шантажирую его своей беременностью, угрожаю судом и алиментами, бандитами, родителями, жалобой в институт и так далее — лишь бы не бросал. И это со мной уже не в первый раз. Выяснилось, что наши с ним отношения тоже начались с такого вот шантажа, а дальше он меня пожалел, привязался, остался, не смог бросить… Пока не увидел Алину — и сердце его забилось только для нее!

Артем тем временем выскочил на карниз второго этажа голым, как был, совсем забыв о своей большой любви, оставшейся в опасности. Пашка, дежуривший внизу, вообще-то планировал немножко его помучить, а потом помочь слезть и проводить к компостной яме, а дальше пусть сам выкручивается.

Но после того как Инночка сообщила ему по телефону то, что узнала от Алины, он разозлился и решил, что этот мудак так просто не отделается.

Пока Артем, как голубь, метался по карнизу туда-сюда, не решаясь спрыгнуть и опасаясь вернуться в спальню, Пашка быстренько собрал гостей и привел показать героя-любовника, по пути любезно сообщив им, что тот обезумел от ревности, узнав, что я умотала со Стасом, и угрожает покончить с собой, бросившись аж со второго этажа.

Дальше они вдвоем с Инночкой, обнявшись, наблюдали, как изрядно набравшийся народ уговаривает Артема не прыгать, ведь я того не стою!

А тот, до истерики напуганный давно развеявшимся дымом, пытается объяснить, что если не спрыгнет, то погибнет во цвете лет.

— Зря ты не осталась. Такое шоу! — ржала Инночка.

— У меня было шоу получше, — довольно жмурилась я. — А вы! Ладно ты, но Пашке двадцать пять! Мозг уже мог отрасти к этому возрасту?

— Так отросшим мозгом и придумал!

Артема в итоге уговорили спрыгнуть в какие-то цветущие кусты и выудили его оттуда исцарапанного, хромого и голого. Завернули в скатерть и так отправили на такси к маме, уговорив все-таки не нырять ни за одеждой, ни за кольцом.

Я была почти довольна.

Пока не узнала от Пашки, что неделю спустя Артем приехал в кофейню к Алине с букетом роз, и она его приняла. Несмотря на то, что Инночка объяснила ей, как дела обстоят на самом деле.

Увы. Иногда люди участся только на своем опыте.

Вопреки маминым опасениям — «Пусть они тебе еще усы кошачьи нарисуют!» — накрасили меня сдержанно, даже скромно. Учитывая количество приглашенных журналистов, я все-таки хотела узнавать себя на многочисленных фотографиях.

Нашу свадьбу уже окрестили свадьбой года. Во всем были виноваты мои дорогие сокурсники, которые так воодушевились премией от Стаса за освещение помолвки, что теперь строчили материалы о нас один за другим. В эти дни я была самой знаменитой невестой страны!

На церемонию в загородном имении одного из друзей Стаса, выбранном на эту почетную роль за то, что оно стоит на реке, народу явилось еще больше, чем на мой день рождения. Большая часть гостей плавно переместилась как раз с той самой вечеринки — логично же пригласить на свадьбу тех, кто был свидетелем помолвки? Остальные — друзья Стаса. Очень серьезные люди в дорогих костюмах, заставившие своими непристойно дорогими машинами всю парковку.

Там я, кстати, углядела знакомый синий «мазератти» и целых пять минут умилялась и ностальгировала по дурацкому началу наших отношений.

Стаса шумиха, конечно, нервировала. Но когда он увидел, каким широким потоком текут деньги в фонд реабилитации бездомных животных, который он открыл для своих эконом-клиник, то смягчился.

Я-то вообще лихо взялась за пополнение поголовья подобранцев у нас дома и в уличном вольере. За два прошедших месяца их стало на десяток больше, и в два раза больше я успела пристроить в добрые руки.

— Кажется, на тебя кошки падают чаще, чем на меня, — ворчал Стас, помогая отмывать очередного пушистого товарища едва полутора месяцев от роду, который выкатился мне прямо под ноги на пешеходном переходе в центре Москвы. И заорал так, что даже сквозь столичный шум было слышно.

В ванной он, правда, сидел тихо и только урчал под нашими руками, даже когда мы вычесывали свалявшиеся колтуны.

— У тебя просто дел было больше, — оправдывалась я. — Сидел себе в офисе, откуда на тебя котятам сваливаться? Из вентиляции? — И что мы будем с твоими сюрпризами делать, когда кончится вольер?.. — Люблю, когда ты думаешь о будущем! — я извернулась, стараясь не угваздаться пеной шампуня для котят и поцеловала его. — Что-нибудь придумаю.

Придумали мы одновременно.

Стас решил печатать фото подобрашек на плакатах с рекламой корма, который выпускал его завод и выпустил скидочные карты для тех, кто забирал этих малышей.

А мы с Пашкой полностью пересмотрели формат канала и превратили его в сборник историй о котятах, которые ждут своих хозяев. С продолжением — когда их забирали в семью, мы выпускали особые праздничные ролики, которые комментировали десятки тысяч людей!

Я-то, когда шла на журфак, а потом ночами строчила рекламные тексты про гольф-поля и элитные яхты, была уверена, что, когда вырасту, стану гламурным журналистом и буду писать о сладкой жизни. Только на собственном опыте, а не по картинкам в интернете.

Даже то, что я вышла замуж за Стаса на это намекало — как оказалось, он и в гольф умел играть, и яхтой управлять, и даже мог ввести меня в тайный мир чудовищно дорогих запонок по индивидуальному заказу.

Но вот, оказалось, что это был намек на совсем другой путь в жизни.

И мы не могли, конечно, не сообщить судьбе, что намек поняли, поэтому добавили к свадьбе несколько шокирующих мелочей.

Платье, макияж — готово. Полчаса до церемонии — пора влезать в туфли. Осталось забрать последний аксессуар, заменяющий мне букет невесты.

Я пробежалась по коридору в самый дальний конец и постучалась в комнату, где одевался и готовился Стас.

— Дорогой жених, пора отдавать Глазастика!

— Я его уже на шаурму продал! — раздался мрачный голос из-за двери.

— В смысле? — я нервно дернула ручку, но Стас не дал мне вломиться:

— Плохая примета видеть невесту до церемонии.

— Блин, ты же разумный человек, что за идиотские предрассудки? Где мой кот? Что случилось?

— Вот что!

Рука Стаса высунулась из-за двери, протягивая мне гастук.

Шелковый серебристый галстук весь в зацепках от кошачьих когтей.

— Слушай, ты его в переноску к нему постелил, что ли? — озадаченно спросила я.

— Разумеется, я выпустил Глазастика из переноски! Ему там было скучно. Но он мог бы пойти мне навстречу и испортить хотя бы диван, например!

— А почему у тебя галстук без присмотра валялся? — тут же встала я на защиту котика. — Надел бы на себя — и нет проблем.

— Терпеть их не могу! Планировал удавиться только в последний момент. Теперь без него иди? Или взамен повесить на шею твоего Глазастика?

— Я тебе дам… вешать! — возмутилась я. А мне что — без букета оставаться? — Дай сюда кота!

Рука снова высунулась, держа на отлете жирненького дымчатого сладкого моего котика. Я подхватила его на руки и захлопнула дверь, фыркнув напоследок:

— Все, жди. Сейчас все решу. Мальчики такие беспомощные!

Держа вредное животное так, чтобы он в пару к галстуку не наставил зацепок и на мое платье, я промчалась по коридорам, выглядывая в окна и высматривая прилично одетых гостей. В основном Стасову половину, потому что мои студенты и журналисты такие понтовые вещи сроду не носили.

Хотела привлечь Инночку, но она уже куда-то усвистела. Вообще почти все уже свалили на место церемонии, наивно думая, что все уже готово. Что может пойти не так?

Пришлось нам с Глазастиком высматривать нужный оттенок на гостях вдвоем.

До назначенного времени свадьбы оставалось меньше пятнадцати минут, и я уже была согласна смириться и с банальным черным галстуком, благо, в них недостатка не было, когда мы наконец заметили высокого, стильно одетого и совершенно незнакомого мужчину. Костюм на нем был почти такого же серебристо-серого с лавандовым отливом цвета, что и у Стаса.

Удача! Его галстук подходил идеально!

Вот почему гостьям-девушкам на свадьбу в белом нельзя, а мужикам в том же цвете, что и жених — даже нужно? Как-то несправедливо!

Я замахала рукой, привлекая его внимание незнакомца. Сначала свободной, а потом пришлось немного помахать котом.

Мужчина в сером поднял бровь, недоуменно оглянулся по сторонам, видимо, в поисках объяснения происходящему, но все-таки подошел.

— Добрый день, меня зовут Ярина, и я тут невеста! — я сразу взяла его в оборот. — Некогда объяснять, но мне нужен ваш галстук.

— Здравствуйте, Ярина, а я вот Яр, — ухмыльнулся он. — И это похоже на начало доброй традиции — лишаться галстука на свадьбах. Кого будете связывать?

— Что? — не поняла я. — Зачем связывать? Он Стасу нужен. Жениху. Его галстук… испортился.

— Не буду даже спрашивать, как.

Яр стянул свой галстук с шеи, расстегнул пару верхних пуговиц рубашки — и внезапно имидж строгого и безупречного бизнесмена плавно перетек в образ лихого сексуального мачо. Как у него так получилось?

— И не спрашивайте! — искренне посоветовала я, цапнула галстук, наскоро поблагодарила и умчалась обратно к Стасу.

Ну теперь-то мы точно готовы!

Так.

Посмотреть последний раз в зеркало, не уничтожила ли я старания стилистов, и можно выдвигаться, чтобы выйти наконец замуж.

Столько суеты ради горстки юридических бонусов!

Чтоб я еще раз! Да когда-нибудь!

Если разведусь со Стасом навсегда останусь одинокой женщиной с сорока кошками.

Кошек пока меньше, так что запас времени у него еще есть.

Свадьбу мы назначили на конец августа. Я слишком любила лето и всегда расстраивалась, когда приходило время расставаться с ним. Что может быть лучше, чем продлить теплое счастье еще ненадолго и каждый год устраивать праздник именно тогда, когда начинаешь грустить из-за скорой осени?

Теплые дни, мягкие и сладкие, пахнущие яблоками и горькими травами.

Прохладные ночи, напоенные ветром, промчавшимся по миру и собравшим урожай надежд на будущее.

Вечера между ними — золотые сумерки, пронзительно нежные, наполненные воспоминаниями, как зрелые фрукты соком…

Самое время свадеб.

Встречать зиму лучше вдвоем.

К арке из белых цветов, установленной прямо на берегу реки, я шла в отвоеванных ушках и с котенком на руках. Чинно, опустив глаза, и только внутренне хихикая, когда слышала удивленные вздохи гостей.

Вот такой у меня веночек, вот такой у меня букет!

Вы ждали, что Солнечная Кошка будет иной?

Нет, у меня имидж!

Мою свадьбу мы еще на канале покажем и кучу денег в рекламу вбухаем — все должно быть тематически-кошачьим.

Пашка нашел среди моих однокурсников несколько талантливых операторов и перевалил на них задачу по съемке материала для свадебного фильма и роликов для канала.

Сам же чинно стоял у свадебной арки вместе с Инночкой, тайком сцепившись с ней мизинцами и потихоньку переглядываясь.

Ох, как бы через месяц нам не повторять весь этот ералаш!

Глазастик смирно сидел на руках, с превосходством поглядывая на гостей. Такой умный кот, который знал, на кого свалиться с небес, просто не мог испортить торжество своим поведением.

Надеюсь, незамужние подружки не потребуют кидать мой «букет котят» в толпу. Результат им может очень не понравиться!

Я взглянула на сияющего Стаса, протягивающего ко мне руки и… не смогла больше оторваться от его дымного взгляда. Так и шла, не глядя ни под ноги, ни по сторонам — сразу в его объятия. Как к себе домой.

Инночка подхватила котенка, и мы с женихом сплели пальцы, поворачиваясь к ведущему церемонии.

— Ну что, Кир, вперед! — ухмыльнулся Стас. — Зажигай!

Мы решили, что приглашать на берег реки тетеньку из ЗАГСа с их тоскливыми речами — только свадьбу портить.

Зачем тогда вся эта красота?

Августовский закат, тонкий запах белых цветов, вплетенных в арку, плеск реки за ней?

Зачем тащить сотни гостей за много километров от города по бездорожью, мучить Глазастика, ссориться с мамой из-за ушек?

Чтобы услышать в самый главный момент: «В соответствии с Российским законодательством ваш союз узаконен, можете поздравить друг друга поцелуем»?

Поженились бы тогда в Грибоедовском, арендовали лимузин с ленточками и куклами, как все нормальные люди, да и поехали бухать в какую-нибудь «Дикую Охоту»!

Чтобы не ломать безупречный стиль нафталиновых традиций.

У Стаса была идея получше.

— Помнишь тот «мазератти», на котором я тебя встречал у факультета?

— Помню. Ты еще сказал, что его хозяину я репутацию уже не испорчу…

— Так вот, он очень за нас болел. Сказал, будь ты его невестой, он бы, может, и сам отказался от своей холостяцкой жизни. Такая, сказал, прекрасная нежная девушка…

— Бедненький! Как жизнь-то его не щадила. Ничего, передай, что ты еще можешь оказаться мудаком через год, и мы разведемся. Тогда у него с таким-то «мазератти» будет шанс!

— Перебьешься… — прошипел Стас, который научился у меня кусаться.

Чем и занялся.

— Ай!

Но мне ппонравилось.

Оказалось, что Кирилл, тот самый владелец «мазератти» — неисправимый бабник с любопытным хобби. Он коллекционирует звания и статусы, дающие право… женить.

В некоторых странах для этого достаточно пройти экзамен, кое-где — получить статус священника, что тоже довольно просто.

Такое право бывает и у капитанов кораблей — поэтому Киру принадлежит круизный лайнер. Однажды он даже получил должность начальника полярной экспедици, услышав, что им тоже разрешено заключать брак. И купил паспорт одной маленькой страны только за обещание ввести право женить для всех ее граждан. А уж виртуальные свадьбы он проводил во всех интернет-мирах, где эта возможность в принципе присутствовала!

В общем, грех не воспользоваться знакомством.

— Дорогие Станислав и Ярина!

Я приготовилась внимать профессионалу.

Настоящему профессионалу, а не тому, кто просто с девяти до шести ходит в офис, где рутинно подносит кольца на хрустальных подставочках и желает создать счастливую ячейку общества.

Но профессионал нас удивил:

— А теперь давайте, говорите свои брачные клятвы. Потому что никто лучше вас не знает, что для вас значит ваш союз.

— Халявщик! — фыркнул Стас.

— Я не готовилась! — запаниковала я.

— Спокойно! — сжал мои пальцы жених. — Импровизация — твоя сильная сторона.

— А ты?!

— У меня эти слова всегда на кончике языка, — улыбнулся он.

Повернулся ко мне, сделал шаг вперед, сокращая дистанцию между нами до неприлично малой, совсем не уместной на глазах у такого количества народа.

Но в этот момент я вдруг ощутила, что мы остались вдвоем в целом мире.

Ну, может, еще с Глазастиком.

И слова Стаса прозвучали только для меня, хоть их и слышали все гости:

— Ярина, Кошка моя, Стервелла, единственная… Что бы между нами ни было, какие бы грозы и скандалы не случались, знай — я всегда буду охранять и защищать тебя от мира. Я полюбил тебя живой, настоящей, наивной и верящей в лучшее. Такой и хочу сохранить. Любой ценой. Даже если небо упадет на землю, и я тебя разлюблю — я никогда не оставлю тебя, всегда буду рядом. Пока ты не найдешь того, кто будет любить тебя так же, как я сейчас. Если я способен сотворить хоть одно чудо за всю свою жизнь, пусть это будет то, что я сохраню живым твое чистое сердце.

Я хотела прослезиться, но вспомнила сколько стоил свадебный макияж и решила лучше поплакать в первую брачную ночь. Качнулась вперед, касаясь губами губ Стаса, но тут же отшатнулась, не дав ему слизнуть помаду.

Импровизация — моя сильная сторона, говоришь?

— Не надо! — сказала я. Спорим, это первая в мире свадебная клятва, начавшаяся с этих слов? — Я справлюсь сама. Пусть и поцарапаюсь немного об жизнь, но если ты будешь тем, кто сам не причинит мне боли, и к кому я смогу прийти, когда станет тяжело, этого достаточно. Я смогу. Просто будь тем человеком, которого я встретила в очень странный период своей жизни. Ты мне тогда сразу понравился.

— Кто-то схалявил, — заметил Кир.

— Кто бы говорил, — огрызнулась я.

— Можете поцеловать друг друга и вашего неугомонного котенка, — Кир отобрал Глазастика у Инночки и сунул нам. — Какой славный пушистый чувак! Тоже такого хочу. Забегу потом к вам в гости и выберу самого толстолапого. Ну! Хватит тормозить! Целуйтесь!

Ну мы и поцеловались.

Самый короткий эпилог

Однажды, спустя много лет после этой истории, Артем нашел меня в сети.

Кажется, он все-таки стал популярным хирургом, богатым и знаменитым — по крайней мере, подписчиков у его аккаунта было много.

— Знаешь, — написал он. — Я был полным идиотом, что не ценил тебя.

Я ответила:

— Ага.

А потом забанила и больше никогда не вспоминала.

Конец