Пленница Вепря бесплатное чтение

1.

Взгляд… Холодный, презрительный.

Внутренний голос шепчет: «Убирайся, пока цела!», но я остаюсь. Сдерживаюсь усилием воли.

«Ну не убьют же тебя, — убеждаю саму себя. — А кроме Вепря надеяться не на кого», — добавляю в который раз избитую фразу. Но что делать, если это правда. И только он, стоящий напротив меня Родион Веприцкий, обжигающий синью ледяных глаз, холеный, изысканный и властный, может помочь мне. Я пялюсь на белоснежную рубашку. Слегка смятую. Расстегнутую чуть ниже груди. Замечаю черные волоски и ловлю себя на мысли, что хочу их погладить.

«Совсем сошла с ума, идиотка», — пытаюсь совладать с собой и обдумываю каждое слово, прежде чем открыть рот.

Вепрь… Я помню, как еще в школе боялась пройти мимо, когда он стоял на крыльце. Высокий старшеклассник с забранными в хвост черными волосами и с потертым рюкзаком за плечами. Ребенком, в свои восемь или девять лет, я ощущала исходящую от него угрозу и все стремилась обойти десятой дорогой, нутром чувствуя, что добром для меня знакомство с этим типом не кончится.

— Я разберусь, — холодно бросает он охраннику и тем самым приводит меня в реальность. Дверь хлопает за спиной, и я остаюсь один на один с весьма страшным зверем в человеческом обличье.

— Это хорошо, что ты пришла ко мне, — улыбается он с издевкой. — Я искал тебя, красавица… Долго искал…

Вепрь подходит ближе. И я замечаю легкую седину в коротко стриженном ежике. Мешки под глазами. Устал, наверное. Вон и рубашка выпущена из брюк и стакан виски в тонких красивых пальцах. Родион отставляет спиртное в сторону и в два шага оказывается рядом. Я уже открываю рот, чтобы попросить о помощи, когда он берет меня за подбородок и резко бросает:

— Заткнись и слушай.

Я стою перед ним как школьница. Дрожу, как та дурацкая третьеклашка. И даже слова не могу вымолвить.

«Что за номера?» — хочется выкрикнуть мне. Но язык прилипает к небу и челюсти стискиваются как по команде.

— Из-за твоих выходок я понес урон. Ну коли сама пришла, то знаешь, наверное, — хрипло говорит он и слегка сжимает пальцами мое лицо. — По большому счету тебя нужно грохнуть, — сипло заявляет Веприцкий. — Но время прошло. Я остыл. Вернешь бабки, что дуром из меня вытрясла, заплатишь моральную компенсацию и вали на все четыре стороны. Попадись ты мне под руку даже год назад, — шепчет угрожающе, — я бы из тебя чучело сделал и на входе в клуб поставил. Чтоб другим неповадно было…

— В чем дело? — вырываюсь я из крепких пальцев. — Вы меня с кем-то путаете… Мне посоветовали к вам обратиться за помощью. Но теперь я понимаю, что не стоило надеяться, — раздраженно бросаю я и разворачиваюсь, чтобы уйти.

— Здесь без моего разрешения никто и шага не сделает, — рычит он, хватая меня в охапку. — И мне плевать, что ты понимаешь, а что нет. Кроме меня, тебя опознали мои ребята. Поэтому перестала ломаться и давай поговорим серьезно. Вернее, я излагаю, а ты мотаешь на ус. Поняла?

— Это бред, — мотаю я головой и тут же, повинуясь движению крепкой руки, падаю в кресло.

— Заткнись, — рычит Веприцкий. — Больше повторять не стану. Залеплю рот скотчем. Или найду ему другое применение. Поняла?

Я киваю и только сейчас замечаю, как по моим щекам льются слезы.

«Твою мать, Вепрь! Твою мать! — мысленно шепчу я, стараясь собрать себя в кучу. — Глупо показывать противнику свой страх. Иначе начнет куражиться, не остановишь».

Я смотрю на крепкую спину взрослого мужика. Властного и красивого. С накачанным торсом и вроде неглупого — и чувствую жалость.

«Сколько ему? Кажется, нет еще и сорока, — пытаюсь прикинуть мысленно. — Если я училась в третьем классе, а он в одиннадцатом, то ему сейчас примерно тридцать восемь. Молодой еще, а уже свихнулся! — думаю я. — С момента как ты, придурок, окончил школу, мы не виделись, — усмехаюсь про себя. — Что я тебе могла задолжать, если жила в Америке? Какие еще долги, Родя? Ладно, разберемся», — решаю я и замираю, когда надо мной наклоняется Веприцкий. Подает мне точно такой же стакан, как и у него самого.

— Выпей, и поговорим, — рычит он. — Ты слишком дергаешься, а уже поздно. Времени не осталось.

— В каком смысле поздно? — шепчу я и одновременно мотаю всклокоченной башкой. — Я не пью спиртного…

— В самом прямом. Добегалась ты, красавица. Даже не знаю, что с тобой делать. То ли по рукам пустить, то ли на счетчик поставить…

— Что?! — вскрикиваю я, вскакивая с места. Виски в стакане расплескивается мне на блузку. — Да ты с ума сошел, Родя! Белены объелся?

— Откуда знаешь, как меня зовут? — изумляется он. — Справки наводила?

— Родион Александрович Веприцкий, — заявляю я, явно издеваясь. Обычно в таком случае человек спрашивает, откуда, собственно, ты меня знаешь. Но только не Вепрь.

«И почему Вепрь, а не Олень? Или Баран? Чудесное погоняло!»

— Ты, вижу, хорошо подготовилась, — усмехается он и совершенно неожиданно протягивает ко мне руку и тянет на себя. Его пальцы быстро ощупывают мою грудь и бедра.

— Ты сдурел? — сержусь я и уже сама опускаюсь в кресло. Обычное каминное кресло в английском стиле. Оббитое сиреневым плюшем и дарящее мне свою защиту.

— Перестань мне тыкать, — хмурится Родион и добавляет спокойно: — Прослушки нет. А то бы ты рассердила меня, девочка, — усмехается он нехорошо и бросает устало: — Давай разбираться по порядку.

— Давайте, — лепечу я. — Но я правда ничего не понимаю. Меня три года в стране не было…

— Не втирай, не надо, — сипло роняет он и снова испытующе смотрит на меня. — Честно говоря, когда ты сегодня вечером вломилась в мой клуб, я думал, что ты пришла за прощением. У тебя, вероятно, слишком много наглости и мало ума, раз споришь со мной. И на все твои глупые уловки у меня есть доказательства. А вот что у тебя, красавица? Идиотские отговорки?

«Твою мать, — вою я мысленно. — Вот я вляпалась! Попала, блин! Обратилась за помощью, называется! Сейчас, когда каждый день на счету… В одном прав Веприцкий, времени не осталось…»

Я пытаюсь взять себя в руки. Хватаюсь за подлокотники и стараюсь выровнять дыхание. Оглядываюсь по сторонам. Темный кабинет, освещенный лишь частично настольной лампой. Непроглядная тьма за окном, задернутым плотной плюшевой шторой, подобранной в тон обивке кресел. Настежь распахнутый шкаф с подсветкой. Бутылки спиртного в ряд и блестящие прозрачные стаканы и фужеры. Снизу, из клуба, доносится музыка. Бьют басы, усиленные сабвуферами, и кажется, что вибрирует перекрытие.

«Что я здесь делаю? — в ужасе думаю я. — Когда попаду домой? — и тут же вспоминаю, что у меня и дома-то особого нет. Бабушкина однушка не в счет. Но хоть она есть. Мой единоутробный братец и его женушка не смогли дотянуть до нее руки. Бабка по отцу ненавидела мою мать и ее новую семью, вот и завещала квартиру только мне, своей единственной наследнице. — Спасибо, ба, — шепчу про себя я, понимая, что если меня сейчас убьют, то и в полицию не заявят, да и искать не станут. — А Славке твое исчезновение только на руку», — с противной бабкиной интонацией шепчет мне внутренний голос.

— Смотри на экран, — вторгается в мои размышления суровый бас Веприцкого. — Я не понимаю, зачем ты нарываешься? Если разозлишь меня, мало не покажется… Доказать твою вину как два пальца…

— Какую еще вину? — будто шальная сова, ухаю я. Хочется добавить: «Что ты несешь?», но я прикусываю себе язык и гляжу на здоровую плазму, прикрученную к стене.

— Это твоя фотка? — кривится Вепрь. — Полагаю, вопрос риторический. Это ты, без всякого сомнения. Или у тебя есть сестра-близнец?

— Нет, — лепечу я. — Нет у меня никакой сестры, и фотка моя. Я даже помню, где ее сделали…

— Проехали, — рычит Вепрецкий. — Половина вины уже доказана, — усмехается он и щелкает мышью. На экране появляется какой-то флористический сайт. — Узнаешь?

— Нет, — тут же отказываюсь я. — Понятия не имею, что это.

— Твой сайт, красавица, — шипит мой мучитель. — Мы нашли разработчика. Он сообщил, что заказчиком была ты и расплатилась с ним полностью.

— Я? — будто раненая вскрикиваю я. — Зачем мне флористика, если я ничего не понимаю в цветах?

— Ясень пень, не понимаешь, курочка, — смеется Вепрь. — Зато точно знаешь, как разводить кроликов… Кто пойдет в полицию из-за потерянной пятерки? Ну не доставили букет? Подумаешь! Многие даже в интернете писать отзыв ленятся. Зато я подошел к делу серьезно. Мне не в падлу, поверь, — шипит он. — Мы нашли практически всех потерпевших. Не спрашивай как, не скажу. И все готовы подать заявления в полицию. Тебе, девочка, грозит реальный срок за твои махинации.

— Вы в своем уме? — вскидываю я на Вепрецкого изумленный взгляд. — Какие еще букеты? Какие деньги? Выслушайте меня! — умоляя кричу в голос и снова натыкаюсь на беспощадные глаза хозяина кабинета.

— Угомонись, — рыкает Вепрь. — Мои адвокаты только и ждут свистка. Ты, видимо, прослышала, как сильно облажалась, вот и притащилась ко мне в клуб. Но просить прощения бесполезно.

— Вы меня с кем-то путаете, — тяжело вздыхаю я, пытаясь унять дрожь.

— Нет, — крутит головой Вепрь. — Майя Белецкая, правильно?

— Ну да, — киваю я и повторяю как заведенная. — Все верно. Но меня даже в стране не было. У меня алиби!

— Не держи меня за идиота, — криво усмехается он. — Телефон твой, карта, куда перечисляли тебе бабло наивные люди, тоже твоя. Затея хорошая, — кивает он. — Только зря использовала личные данные. Оформила б карту на бомжа, а симку бы купила на радиорынке, никто бы тебя в жизни не нашел. А так… облажалась по полной, Майя!

— Моя карта? — в ужасе повторяю я. — Какая?

— А вот видишь перевод. Это мой личный. Собственно, с этого момента я поклялся найти тебя.

Я вглядываюсь в экран. Обычная банковская квитанция. Но у меня нет российских карт оплаты. Вернее, была одна, но она куда-то затерялась… Да и семь лет прошло, как я вышла замуж за Алекса Бакли и переехала к нему в Америку.

— Видишь, — раздраженно замечает Вепрь. — Триста тысяч рублей перечислено на карту некой Майи Владимировны Б.

— Я давно уже не Белецкая, — пытаюсь вразумить этого болвана я. — И карта не моя.

— Похвально, — с издевкой кивает Вепрь. — Только это все пустая болтовня. На сегодняшний день ты должна людям пятьсот тысяч и мне триста. Плюс штраф в двукратном размере и погашение всех затрат на твои поиски.

— Выходит, зная, что мне нужна помощь, Алиса меня специально заманила в ловушку, — всхлипываю я и даже не понимаю, что говорю последние слова вслух.

— Алиса? Моя Алиса? — удивляется Вепрецкий и тут же напряженно всматривается мне в лицо. — Откуда знаешь мою племянницу?

— Какая разница, — легкомысленно отмахиваюсь я. Мне и так дурдома хватает.

— Большая, — рычит не сдерживаясь Вепрь и хватает меня за руку. — Она пропала неделю назад. Подожди, — осеняет его. — Ты пришла за нее требовать выкуп? Где она? У кого? Кто стоит за тобой?

«Только обвинения в похищении людей мне еще никто не предъявил», — мысленно ужасаюсь я и от отчаяния выпиваю из стакана виски. Залпом. Я прекрасно знаю, что за этим последует. Сначала рвота, потом отек Квинке.

«Аллергия на алкоголь иногда оказывается очень полезной», — только успеваю подумать я, как начинаю задыхаться.

— Скорую… — хриплю на последнем издыхании и тяжелым кулем оседаю в кресле.

— Валера, зайди, — совершенно спокойно распоряжается мой мучитель. Но это единственное, что я слышу, теряя сознание.

Я прихожу в себя в полупустой комнате. В чистой постели и с катетером в вене. Рядом с кроватью сидит пожилая женщина в белом халате и читает журнал. Бежевые стены явно не походят на больничные, а вот капельница и катетер вроде намекают, что я в лечебном учреждении.

— Очнулась, — ворчит бабка и, подхватившись, бежит куда-то вон из комнаты. Тотчас же приходит моложавый доктор в зеленой робе и с золотой оправой на переносице. Наклоняется ко мне, обдавая дорогим парфюмом, и добродушно шутит:

— Жить будете, мадам.

Он внимательно вглядывается в мое лицо, словно пытается с ходу определить уровень гемоглобина в крови и норму холестерина. И тут же, не отходя от постели, вытаскивает из кармана мягких брюк айфон последней модели и, ткнув в, видимо, часто повторяющийся номер, рапортует:

— Девушка пришла в себя, Родион Александрович.

Потом молчит в трубку, слушая хозяина жизни, и добавляет нехотя:

— Я бы не советовал. Мало ли… Во избежание рисков… Хорошо, — кивает он и, закончив разговор с Веприцким, тут же звонит кому-то еще. — Васильевна, нужно кровь взять по цито. Да, в первой палате. Только прямо сейчас. Пациентку хотят забрать…

«Как забрать? Блэд! Почему? — пытаюсь осознать я. — Я вам что? Кукла, что ли?»

Но импозантный доктор выскакивает из палаты, а сиделка вновь внимательно всматривается в фотографии звезд, плотно налепленных на глянцевых страницах.

«Твою мать, — раздраженно фыркаю я. — Куда я попала? И куда меня увезут? — пытаюсь догадаться я и понимаю только одно: — Хотел бы Вепрь от меня избавиться, достаточно было немного подождать и не оказать помощь. Интересно, — вновь пытаюсь что-то обмозговать я. — Сколько времени я тут провалялась?»

— Какой сегодня день? — спрашиваю слабым голосом у сиделки.

— Так понедельник, милая, — шепчет она. — Валерий Иваныч тебя с того света вернул. А твой мужик тебя уже забрать хочет. Соскучился небось, — улыбается сиделка. — Он за эти дни прибегал несколько раз. Беспокоился. Есть, конечно, и такие, что денно и нощно у кровати сидят. Но твой, видать, человек занятой. Хоть проведывал — и на том спасибо! — шепчет бабулька. Я всматриваюсь в доброе и открытое лицо, в лучики морщин, отходящие от глаз, и силюсь не разрыдаться.

«Мой! Не мой! Черного кобеля не отмоешь добела, — бурчу я про себя и, заслышав в коридоре шаги, перевожу взгляд на дверь. — Вепрь, твою мать! Вон прискакал кабанчиком», — зло усмехаюсь я и без утайки пялюсь на мрачное лицо Родиона Веприцкого. Вижу залегшие морщины и синяки под глазами.

«И снова седая ночь!» — проносится в голове.

— Выйди, — приказывает моей бабульке Родион и, усевшись на освободившийся стул, смотрит на меня враждебно.

— Ну ты устроила, Майя! — рычит не сдерживаясь. — Какие номера еще у тебя в запасе? Ты предупреди заранее, когда в окно выйти захочешь или снова за рюмкой потянешься…

— Я же тебе сказала, — цежу я сквозь зубы. — Я алкоголь не пью.

— А я что, в тебя вливал насильно? — особо не церемонясь, ревет он. — Хорошо, Валера в клубе был. А то бы тебя, дуру, не откачали бы. А мне жмурик в кабинете вообще без надобности. Ты специально пришла в клуб, чтобы окочуриться?

— Да, конечно, — киваю я и добавляю серьезно: — Если бы я знала, что ты умалишенный, обходила бы тебя и твой клуб стороной, — бурчу я недовольно и тут же натыкаюсь на разъяренный взгляд.

— Я смотрю, ты страха не ведаешь, — рыкает он. — Ну подожди, милая, — добавляет зловеще. — В твой счет обязательно включу пребывание в частной клинике и срочный вызов бригады.

— Ага, — злюсь я. — Материальную помощь еще не забудь!

— Кому это? — удивляется он и даже не скрывает своего изумления.

— Ну тебе, конечно, — усмехаюсь я. — Хочешь, окажу, как малоимущему?

— Ты точно чокнутая, — бурчит он. — Справка есть? Но не надейся, что тебе это поможет!

— По своему опыту судишь, — огрызаюсь я, понимая, что терять мне нечего. — Тебе вон из дурки выписали, а ты все равно жмуриков боишься…

— Идиотка, — шепчет он и, повернувшись к вошедшему в палату Валерию Ивановичу, без всяких прелюдий дает указание: — Я забираю ее с собой, Валера. Оставлять ее тут я не могу. Просто не знаю, что еще взбредет в эту светлую голову. А мне Майя Владимировна нужна живой и невредимой. Понимаешь? — добавляет, радостно улыбаясь. Ну словно молодожен хренов.

— Ну конечно, — весело соглашается Валера. — А кто будет выполнять все мои требования и назначения? Мне по дороге на работу придется к вам заезжать… Но твоя подруга пока очень слаба и ей нужен покой, — голос доктора тверд и решителен.

«Какая еще подруга?!» — хочется завизжать мне. Но строгие серые глаза смотрят на меня грозно и сурово. И я молчу.

2.

— Может, она еще пару дней у нас проведет? — с сомнением интересуется Валерий Иванович. — Мало ли…

— Нет, — морщится Веприцкий. — Я ее домой заберу. А ты первые два дня заезжай, Валера.

— Договорились, — кивает доктор и уже собирается выйти из палаты, когда я понимаю, что молчать больше нельзя. Последний шанс.

— Я не хочу к тебе домой, — тихо, но отчетливо заявляю я и упрямо смотрю на Родиона.

— А кто б тебя спрашивал? — кривится он. — Прекрати со мной пререкаться, Майя.

— Отвези меня в мою квартиру, — шиплю я, но бесполезно, заботливый доктор Валера поспешил покинуть палату. Спорить с Вепрем ему не под силу. Не та весовая категория.

— Перестань ломаться, — хрипит он и как ни в чем не бывало осведомляется с притворной заботой: — Встать сможешь? Или мне тебя до машины тащить?

«Что? — пытаюсь не взорваться я. — Я тебе что? Кулек с мукой?»

— Я не хочу никуда с вами идти, — спокойно повторяю я. — Я сама смогу вызвать такси и доехать до дома. Я не ваша пленница, Родион Александрович, — стараюсь втолковать я.

— А, ну ясно, — нетерпеливо бросает он и величественно выплывает в коридор. Я пытаюсь сесть, но сильно кружится голова.

— Куда-то собралась, девонька? — бормочет моя бабулька, вновь усаживаясь на прежнее место и поднимая с пола брошенный Вепрем журнал.

— А где мои вещи? — спрашиваю я. — Сумка? Шуба?

— Не знаю, милая, — разводит руками бабулька. — Тебя к нам привезли в платьишке и в сапожках. Я тебя в больничное переодела, — бормочет старуха, — и все вещички Родиону Александровичу передала. Он так велел.

— Ну понятно, — хмыкаю я и думаю, что делать дальше. Живи я с кем-нибудь из родственников, то запросто могла бы и в ночной рубашке усесться в такси и около дома быстренько забежать в подъезд.

«Но у тебя, Маечка, — напоминаю себе, — нет ни денег, ни телефона, ни ключей от квартиры. Сумка, видимо, осталась в кабинете у Вепря, — сжимаю я челюсти и чувствую, что вот-вот готова разрыдаться от бессилия. — Блэд! Блэд! Блэд!»

— А где я вообще? — прикинувшись овечкой, спрашиваю у сиделки. — Что это за заведение? Где находится? Пешком я, конечно, не дойду. Но с обычного телефона можно позвонить брату. Пусть приедет и заберет.

— Клиника доктора Марьинского, — удивленно лопочет старуха. — Валерия Ивановича то есть. Он нарколог. Самый известный в городе. Сюда обычно из клубов народ везут. На ноги быстренько ставят. Очень удобно. И люди живы, и врачам хлеб.

— А где мы территориально? — пытаюсь выведать у бабульки страшную тайну.

— Так на Никитина, — пожимает она плечами, будто хочет сказать: «По клубам шастаешь, а где вот таких, как ты, откачивают, не знаешь!».

«На Никитина, — пытаюсь сообразить я. — Значит, рядом с «Пантерой» — самым любимым детищем Веприцкого. Нужно найти телефон и позвонить Славке. Пусть возьмет какое-нибудь Ксюхино платье и пальто в придачу», — решаю я, когда в палату возвращается Родион. Следом за ним плетется какой-то парень со свертком.

— Поедем, красотка, кататься, — ухмыляется Вепрь, а за ним подхихикивает и сиделка, ржет в голос помощник. Я поднимаю на него глаза и мотаю головой.

— Я не хочу с тобой ехать! — кричу, понимая свое бессилие. — Отвали от меня!

— Ну, ну, милая, — улыбается Родион, забирая у своего парня сверток. Встряхивает небрежно и накрывает меня огромным пледом, наверное снятым с двуспальной кровати.

— Отцепись от меня, слышишь, — пытаюсь сорвать с себя дурацкую тряпку. Брыкаюсь, кричу и стараюсь освободиться из стальных лапищ Веприцкого.

— Мне это надоело, — рассердившись, делает шаг в сторону Родион. А потом и вовсе уходит из палаты.

— Быстро ты сдался, красавчик, — шиплю я с ненавистью в голосе. Ложусь в постель и чувствую, как глаза сами закрываются от усталости. Нет сил даже подумать, что делать дальше…

— Все хорошо, — с порога заявляет Валерий Иванович. — Ты пока остаешься здесь, Майя, — весело объясняет он. — Сейчас процедуры, потом обед и тихий час, — сообщает серьезно. — А ближе к вечеру обсудим, что нам с тобой делать. Идет?

— Да, — киваю я. — Я продиктую телефон брата. Он сможет забрать меня…

— Потом, — отмахивается Марьинский. — Пока просто прошу. Будь хорошей девочкой.

Минут через пять в палату деловито входит медсестра. Из-за шапочки, скрывающей лоб, и насупленного взгляда трудно понять, сколько ей лет. Она даже симпатичной не кажется. Строгая и предельно отстраненная. Ставит мне уколы. Один в ягодицу и два в вену. Она напряженно всматривается мне в лицо. Я не сразу понимаю, что не могу на нем сфокусировать взгляд. Медсестра аккуратно укладывает меня на кровати и накрывает одеялом.

— Вот и хорошо, милая, — шепчет негромко.

Это последнее, что я слышу. И снова оказываюсь на берегу океана. Бегаю с дочкой по кромке воды, мокрая и счастливая. Алекс лежит в шезлонге и добродушно улыбается нам с Мелиссой. Я машу ему рукой, а потом беру дочку на руки и бегу к мужу. Он быстро поднимается и укрывает нас с малышкой махровым полотенцем. Я чувствую тепло и радость. А после просыпаюсь, захлебываясь от слез. Реву как от великой потери. Впрочем, так оно и есть…

Я оглядываюсь по сторонам и с ужасом понимаю, что уже нахожусь в совершенно другом месте. Лежу на широкой кровати с кожаным изголовьем. Из высокого французского окна виден край забора и лес.

«Твою мать, — шепчу я, рассердившись на Веприцкого, доктора Валеру и его медсестру. Он все-таки вывез меня из клиники. Велел ввести снотворное и, как пластмассовую куклу, вынес из клиники. — Идиотка, — злюсь на саму себя. — Размякла как дура! И так полно неприятностей, еще угодила в историю с Вепрем! Не нужно было к нему вообще обращаться, — вздыхаю тяжело и от отчаяния валюсь обратно в постель. — Если не он, то кто тогда поможет?!» — реву белугой, утыкаясь носом в подушки.

— Если тренируешься, чтобы меня разжалобить, — слышу я недовольный голос. — То зря стараешься.

От неожиданности я подпрыгиваю на постели и снова натыкаюсь на ледяные глаза Вепря.

— Слезами взять многие пытались, — усмехается он, садясь в изножье кровати, и заявляет не терпящим возражения голосом: — Ты — моя гостья, дорогая. Чувствуй себя как дома.

Что это? Неприкрытый сарказм или откровенная издевка?

— Так нуждаешься в обществе? — хмыкаю я, понимая, что мне обязательно нужно разжалобить эту зверюгу и все-таки договориться с ним.

«Кроме него помочь некому», — тяжело вздыхаю я и замираю на месте, чувствуя, как ладонь Веприцкого нежно касается моей ступни.

«Твою мать! — про себя вою я. — Только этого мне и не хватало!»

И осторожно убираю ногу. Но цепкие пальцы моего противника смыкаются вокруг моей щиколотки и чуть тянут на себя, совершенно не больно, но властно.

— Не рыпайся, — криво усмехается он, — а то трахну и разрешения не спрошу.

«Кажется, в переводе на русский это называется изнасилованием», — замечаю я про себя и чувствую нарастающую дрожь во всем теле. Нет. Не страсть меня захлестывает, а дикий страх. Я боюсь пошевелиться, прекрасно понимая, что на мне кроме больничной ночнушки ничего нет. А сам Веприцкий в спортивных штанах и белой майке лежит у меня в ногах, и одно мое неверное движение или слово, он может запросто их раздвинуть… Я отгоняю от себя крамольные мысли и, приподнявшись на локте, переспрашиваю как дурочка:

— Гостья?

— Да, — серьезно кивает он. — Мне дешевле держать тебя здесь, чем потом искать по всему городу. Опять исчезнешь куда-нибудь. А мне людям плати за дурную работу.

— Зачем я тебе? — спрашиваю предельно серьезно.

— Хочу разобраться, — бурчит он. — У меня пазлы в башке не складываются, — сообщает он недовольно.

«Ну конечно, — хмыкаю я мысленно. — В голове фигурно нарезанные картонки? Заметно!»

— Что ты хочешь выяснить? — осведомляюсь спокойно, насколько это возможно.

— Я поручил провести дополнительное расследование. Пока не получу интересующие меня сведения, останешься здесь.

— С чего бы? — фыркаю я, натягивая одеяло на груди.

— У тебя два варианта, моя прелесть, — сердится он. — Компенсируешь людям все убытки или ждешь, пока я полностью разберусь в этой мутной истории. Ты так верещала в клубе, что даже я засомневался в своей правоте. Поэтому сидишь тут и не свистишь, поняла? В доме прислуга, — раздраженно бросает он. — Комнаты убираются, в холодильнике полно еды. Что-то понадобится, можешь попросить.

— И сколько мне тут находиться? — с вызовом шиплю я. — У меня вообще-то своя жизнь, Родион Александрович, — ехидно замечаю я. — Ваши доводы засуньте себе…

— Куда именно? — саркастически хмыкает он, и одна бровь поднимается кверху.

«Джентльмен, твою мать, — мысленно охаю я. — Монокль только где?»

— Твое положение и так весьма шаткое, — криво усмехается Веприцкий. — Я бы не советовал усугублять.

И снова проводит пальцем по моей ступне. Нежно и очень бережно. Такое поведение совершенно не вяжется с его тоном. Агрессивным и чуть снисходительным. Вдобавок на мне нет трусов, что тоже не прибавляет уверенности.

— Отпусти, — прошу я, пытаясь вытащить ногу из его цепких лап.

— Подумай, что тебе нужно. Я отдам распоряжение, — усмехается он, снова оглаживая мою щиколотку.

— Мне нужна моя одежда и моя сумка, — нервно требую я. — Домашняя обувь и, может быть, спортивный костюм. Давай я съезжу домой, возьму необходимое, — предлагаю я примирительно, в глубине души лелея надежду удрать или вызвать полицию. — И верни мне мой айфон, пожалуйста, — добавляю тихо. — Мне срочно нужно позвонить…

— Ага, сейчас, — ухмыляется Вепрь. И я вижу, как на надменное и властное лицо ложится тень. — Не зарывайся, милая, — рычит он, поднимаясь. — Шмотки тебе принесут, сумку тоже. А вот про телефон забудь. Мне только твоих спасителей здесь не хватало.

— Клянусь, — шепчу я. — Верни телефон. Мне нужно быть все время на связи. У меня дочка маленькая, — уже реву я. — Если я не отвечу, она решит, что я ее бросила…

— Где она? — замирает на месте мой похититель. — Говори адрес, мы заберем.

И тут я впервые в жизни радуюсь, что Мелисса осталась в Америке. А с другой стороны, будь она со мной, моя девочка, мне бы не пришлось обращаться к Вепрю за помощью и сейчас пререкаться тоже не пришлось бы.

— Она живет в Бостоне со своим отцом, — чуть слышно лепечу я сквозь слезы. — Пожалуйста, не лишай меня единственной радости. Прошу, — реву я.

— Хорошая мамочка, да? — фыркает он и, задумавшись, смотрит в окно. Там на улице, оставляя косые капли на стекле, льет ливень.

Мне нестерпимо больно от слов Родиона. Но ничего не поделаешь… Да и делиться сокровенным не настало время.

«И настанет ли? — горько усмехаюсь я. — Выйду ли я живой из этого дома? Или меня вынесут вперед ногами и закопают где-нибудь под елкой? Тогда и говорить о своих проблемах нет смысла. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас», — напоминаю я самой себе Правило Миранды и лихорадочно подыскиваю новые доводы для своего похитителя.

— Хорошо, — лениво сообщает он. — Я выдам тебе смартфон без симки. По всему дому вай-фай. Социальные сети заблокированы в принципе. Скайпом разрешу пользоваться только для разговоров с ребенком. Остальные мой сисадмин заблокирует. Идет? — бурчит уже у самой двери.

— Да, конечно, — сквозь слезы соглашаюсь я. Главное — Мелисса. Ну и выйти живой отсюда.

— Договорились, — скупо кивает Вепрь. — Телефон завтра, все остальное сегодня, — бурчит нехотя. — Надумаешь сознаться, скажи прислуге. Со мной свяжутся.

— А ты… то есть вы? — выдыхаю я, не в силах скрыть любопытство.

— У меня дела, — с кривой ухмылкой сообщает он. — А ты хочешь, чтобы я остался? — смеется хрипло и, прислонившись плечом к косяку двери, оглядывает меня жадным взглядом. — Но ты же понимаешь, девочка, — бросает нехотя, будто не слова выговаривает, а сплевывает. — Если я останусь, то не дам тебе уснуть. Хочешь?

— Нет, — как заведенная мотаю головой.

— Я тоже, — фыркает он. — Валера велел соблюдать предписания. Ешь, спи. Ну и молись. А вдруг поможет… — морщится он и быстро выходит из спальни.

«Тоже мне царь горы, — всхлипываю я, утыкаясь носом в подушку. — Подумаешь, герой… Хотя, — шепчет мне внутренний голос. — Если бы он на тебя запал, Майка, то и помог бы обязательно. Не факт, — отмахиваюсь я от самой себя. — Запала может только на трах хватить. Лучше заплатить, чем отдаться», — бурчу мысленно и прислушиваюсь. Где-то вдалеке хлопают двери, слышится шум двигателя, кто-то бьет по газам, и какая-то неведомая машина срывается с места.

— Идиот, — шепчу я, с трудом поднимаясь с кровати. Подхожу к окну и, не ожидая подвоха, отдергиваю занавеску из тонкого тюля. И сразу натыкаюсь взглядом на суровое лицо Вепря, на злющие синие чуть прищуренные глаза.

Сзади слышится шорох шагов, и я поворачиваюсь как ужаленная, лишь мельком успеваю увидеть и осознать, что мой похититель смеется.

— Родион Александрович велел передать, — смущаясь говорит крепкая коротко стриженная девица в джинсах и форменной майке «Пантеры». Она протягивает мне допотопный смартфон. Ни разу не яблоко. Телефон начинает тут же звенеть как припадочный.

— Да, алло, — мямлю я, прекрасно понимая, кто именно мне звонит.

— Валера велел тебе лежать, — гневно рычит Веприцкий. — А ты уже шастаешь…

— Так что же, — инстинктивно парирую я, поворачиваясь обратно к окну. Пристально гляжу на своего тюремщика. — Мне теперь и в окно выглянуть нельзя?

— Смотри на здоровье, — хмыкает он в трубку и, махнув рукой, идет прочь. Зычно свистит, и к нему, как по команде, подбегают два высоких черных пса.

«И не сбежишь», — мысленно вздыхаю я, возвращаясь в кровать. И тут же вижу брошенную на стул сумку. Мою собственную. Слышу, как в ванной льется вода. Заглядываю туда осторожно. Девушка в майке «Пантеры» протирает кафель и раковину. Оборачивается на взгляд.

— Меня Оля зовут, Майя Владимировна. Если что-то понадобится, обращайтесь.

— Родион Александрович что-то говорил по поводу одежды, — слабо намекаю я.

— Так Марина уже в город поехала. Завтра утром привезет. Не волнуйтесь, Майя Владимировна. Лучше скажите, что вам поесть принести, — улыбается Оля. — Сегодня вам, конечно, в ночнушке ходить по дому не надо. А завтра, как вещи привезут, спускайтесь на кухню. Там у шефа деликатесов полно. Вам, как гостье, разрешено его холодильником пользоваться…

— Какие мы щедрые, — фыркаю я, укладываясь в постель вместе с сумкой. — Лучше бы ты меня домой отпустил, Родя, — шепчу под нос и прижимаю к себе ту единственную вещь, что принадлежит лично мне. Потом осторожно лезу внутрь, втайне надеясь, что мой айфон все-таки на месте. Но увы. Я с ужасом осознаю, что чьи-то чужие руки копались в моих вещах. Перебирали содержимое косметички, разглядывали паспорт.

«Телефон мне нужен, — ворчу я. — Там фотографии Мелиссы и мои заметки. Те самые, что я по крохам собирала, пытаясь связать концы с концами. Только с их помощью я могу найти управу на Алекса и забрать у него дочку!»

Я стараюсь не думать. Боюсь сорваться и еще больше навредить себе. Почему я вбила в свою пустую башку, что помочь мне может только Веприцкий? Зачем вообще вернулась в Россию? На том же Брайтоне найти человека, подобного Вепрю, не составило бы труда.

«Кому ты врешь, — натужно вздыхаю я. — Ты бы оттуда живой точно не выбралась. И местные воротилы обязательно бы навели сведения об Алексе. А узнав, с кем имеют дело, сдали бы меня с потрохами. Да еще Алиса прожужжала все уши, что кроме ее дорогого Родечки никто мне помочь не в силах. А сама сбежала с Павликом, зараза. Да еще велела молчать».

Трясущимися руками я снова беру трубку. Пролистываю список контактов. Видимо, тот, кто составлял их для меня, любит черный юмор.

«Марина», «Ольга», «Алиса» и «Я» значатся в записной книжке. Ну кто такой я с большой буквы, мне известно. Ольга и Марина — помощницы по дому. А вот Алиса наверняка тут оставлена специально. Проверить, точно ли мы знакомы, заодно и вывести на след непокорной племянницы и ее простоватого бойфренда.

— Алиса, — шепчу я в трубку, как только мне ответили.

— Майка, ты? — возбужденно кричит моя подружка. — Где тебя носит, а? Я тебе звоню, звоню…

— Твой родственник… Этот живодер… Запер меня, — сиплю я чуть слышно. — Обвинил меня во всякой фигне и запер…

— Где? — удивляется Алиса. — В «Пантере»?

— Нет, — цыкаю я. — В каком-то загородном доме. Тут…

— Ну мать, поздравляю! — поет довольная подружайка. — Ты произвела впечатление на моего дядюшку. К нему в Плуталово мало кто допущен. Что бы ни надумал наш повелитель, ты в шоколаде… И пока он думает о тебе, есть вероятность, что меня оставит в покое…

— Ты… — пытаюсь сдержаться я. — Мне нужно забрать Мелиссу у Алекса. Как ты не понимаешь? Я могу не успеть!

— Родик тебе поможет, — хмыкает вероломная подруга. — Очаруй его, что ли…

— Перестань, — вздыхаю я. — Он вешает на меня какие-то долги и требует их уплаты. У меня таких денег нет. Вернее, есть, но это для дочки. Если твой родственник их у меня отберет, то я никогда не увижу Мелиссу.

— Не ной, — предупреждает Алиса. — Я скоро приеду и с ним поговорю. Какие еще долги? Он с дуба там рухнул?

— Не знаю, — усмехаюсь я. — Зря я вернулась… Может, стоило согласиться на условия Алекса?

— С ума сошла, — фыркает подружка и быстро попрощается.

Немигающим взглядом я смотрю за окно, где уже сгущаются сумерки. Еще один день прошел впустую. Мне ничего не остается, как закрыть глаза и молиться. Надеяться, что чудовищная ошибка скоро разрешится и мне удастся спокойно поговорить с Вепрем. Убедить его выкрасть мою дочку с другого континента.

3.

Родион

— У меня дела, — с кривой ухмылкой сообщаю я. — А ты хочешь, чтобы я остался? — смеюсь хрипло и, прислонившись плечом к косяку двери, рассматриваю девицу жадным взглядом. — Если я останусь, то не дам тебе уснуть, — предупреждаю или все-таки угрожаю я.

— Нет, — пугается она, растерявшись.

— Я тоже, — фыркаю я. — Валера велел соблюдать предписания. Ешь, спи. Ну и молись. А вдруг поможет… — ухмыляюсь скривившись и быстро выхожу из спальни.

У меня нет иллюзий относительно этой бабы. Они все одинаковые. Смазливые и уродины. Состоявшиеся в бизнесе и охотницы за скальпами богатых мужиков. «У них у всех одна задача, — хмыкаю я себе под нос. — Забраться на голову, усесться там поудобней и, махая ногами, с утра до ночи жрать мозг маленькой кофейной ложечкой. Можно с мороженым, можно с мартини. Пить кровь и драть последние волосы на черепушке, дабы в случае чего сразу добраться до скальпа. А нам, мужикам, только и остается, как подстраиваться и терпеть. Ты же ее сам выбрал, твою мать!»

Я устало тру глаза, и, естественно, мои мысли плавно перетекают на Яну. Единственную и неповторимую. Я снова оказываюсь в зале прощаний местного кладбища. Смотрю на маленькую худенькую женщину-девочку, что лежит в гробе на постаменте. И понимаю, что жизнь моя закончилась. Ни одну другую женщину я не впущу в свое сердце, ни по какой другой не стану убиваться и рисковать жизнью. Страшная и нелепая болезнь превратила мою любимую в крошечную старушку. Стерла с ее лица все краски, оставив лишь восковую бледность и покой. Я вспоминаю, как, поцеловав жену в холодный лоб, оглядываюсь по сторонам. Вижу охапки цветов, слышу плач родственников, но никак не могу найти те самые десять корзин с тюльпанами и ландышами, что заказал накануне в небольшой флористической компании. Ей-богу, за день до похорон я был невменяем. Я маялся, не зная, чем заняться, и гнал от себя страхи. Я, здоровый и крепкий мужик, известный своим жестким характером, боялся признаться, что не смею даже подумать, как дальше жить без Яночки. Вот тогда-то в моей пустой башке и родилась абсолютно фантастическая идея. Подарить жене в последний раз ее любимые цветы. Тюльпаны и ландыши. Все известные в городе магазины отказались исполнять такой заказ. Сейчас, конечно, в любое время года можно купить понравившиеся цветы, но именно тогда, в конце ноября, ландышей в городе не оказалось, да и нужных ярко-красных тюльпанов тоже.

— Нет завоза, — признались мне знакомые флористы. Но я не унимался. Все искал что-то в интернете и как дурак надеялся на чудо. И оно произошло. На каком-то сайте мне удалось заказать для жены цветы. И когда через пять минут мне перезвонила деловая девица, я поинтересовался небрежно о сроках доставки.

— Завтра, в одиннадцать часов мы доставим заказ, — заверила она и что-то объяснила про надбавку за срочность. В тот момент мне было плевать. Я даже не дал себе труда подумать, что если у Тофика и Гоги, монополизировавших цветочный рынок в нашем городе, нет этих проклятых ландышей, то откуда они возьмутся в странной лавке под названием «Бель Вью»? Я перечислил деньги на карту некоей Майе Белецкой, достал из бара новую бутылку виски и до следующего утра напрочь забыл о заказе. Только у самого гроба всполошился. Ни одного цветка от «Бель Вью» в зале прощаний не было. Эта гадина забрала мои деньги и пропала. Но она просто не знала, с кем связалась. Мне потребовалось немало времени и сил, чтобы вычислить эту дрянь. Но все бесполезно. Мошенница Майя Белецкая как сквозь землю провалилась. Нет, она оплачивала какие-то счета через банк, снова дурила глупцов вроде меня, но поймать ее моим людям так и не удалось, пока эта стерва сама не пришла ко мне в клуб и не потребовала встречи. Наглая дрянь! Она еще пыталась обвести меня вокруг пальца. Прикинулась овцой! Теперь, когда злость немного поутихла, я собираюсь забрать у нее мои деньги. С процентами, конечно. Может быть, покувыркаюсь с ней в койке. Поучу уму-разуму. Я моментально представляю мягкую податливую девчонку, стонущую в моих объятиях. Снова чувствую, как мои пальцы скользят по ее ступне. Обводят ненароком гладкую розовую пяточку, бегут по высокому, будто у балерины, подъему. И ощущаю шевеление в штанах.

«Прекрасно, просто прекрасно! — злюсь я на самого себя. — Мне только не хватает приехать в клуб с гранатометом на изготовку! Вот народ порадуется!»

Откинув затылок на подголовник, я делаю глубокий вдох, лениво всматриваюсь в мелькающие за окном Рэнджа деревья и огни близлежащих поселков. Еще немного, и окрестности накроет беспроглядная тьма, рассекаемая всполохами горящих фар проносившихся мимо машин. Я тут редко катаюсь днем. Еду в клуб вечером и под утро возвращаюсь домой. Сегодня впервые за много месяцев мне не думается о работе. Честно говоря, хочется, чтобы строптивая Майя оказалась сейчас рядом со мной в машине. Я бы разложил ее на сидении, стянул трусики. Неожиданно меня осеняет, что я слишком много думаю об этой женщине. Мечтаю!

«Пересплю пару раз, и все пройдет», — мысленно отмахиваюсь я, понимая, что по-другому и быть не может. Со дня смерти жены через мою постель прошли десятки баб, но ни одна из них не зацепила, не заставила колотиться сердце. Там по-прежнему властвует Яна. И ее спальня в нашем доме так и оставалась нетронутой, будто моя жена вышла ненадолго и вот-вот вернется. В одной из дальних комнат дома я даже соорудил алтарь. Зажигаю свечи и сижу, глядя на портреты. Это моя маленькая тайна. Моя незаживающая, вечно саднящая рана. А для кого-то смех. Жесткий и кровожадный Вепрь проливает слезы над портретами жены. Знаю, что мужики не плачут. Я тоже не реву. Просто смотрю в блеклом свете свечи на жену. Разговариваю с ней. Я запретил близким разбирать Янины комнаты. Раздать ее шмотки? Да никогда! Каждая вещь до сих пор таит в себе запах моей любимой. Нет, с горем я давно справился. Просто скучаю.

Я достаю из кармана сотовый и нетерпеливо нажимаю на кнопку.

— Привет, Сань, — говорю я сыну и слышу в ответ чуть ломающийся голос. — Как делишки?

— Да все нормально, пап, — хмыкает сын, и я понимаю, что возникла проблема.

— Что-то случилось, малыш? — интересуюсь я, всматриваясь в огни города. Нарядные улицы и проспекты, по которым несется Рэндж.

— Забери меня отсюда, а? — с места в карьер бухает сын. — Мне надоел этот дурацкий Лондон. Я хочу вернуться домой. Жить с тобой…

— Понимаешь, — сиплю я, догадываясь, что гложет сына. Ностальгия, твою мать! Желание общаться с близкими по духу людьми, а не с заносчивыми англичанами. — Сейчас трудное время, Сань, — объясняю я. — Доучись семестр, и заберу. Сам понимаешь, бабки нам никто не вернет. Да и тебе не придется заново сидеть в одном и том же классе.

Последний довод кажется моему сыну самым убедительным. Остаться на второй год? Да кому это надо!

— А ты правда меня заберешь? — уточняет мой взрослый ребенок, явно чувствуя подвох.

— Да, — слабо усмехаюсь я. — Обязательно…

— Папа, — скулит Санька. — А у тебя никого нет? Ну в смысле… ну вместо мамы, — пытается подобрать он слова.

— Нет, сынок, — спокойно заверяю я. — Трудно найти женщину, похожую на нашу маму. Да я и не ищу.

— Тогда ладно, — восклицает сын. — А я тут подумал, что не нужен тебе…

— Саня, — рычу я в трубку. — Кто тебе такую глупость сказал? Бабушка Вера или тетя Света?

Мать и сестра Яны. Мои вечные враги. Люди, уговорившие жену пойти к бабкам. Она, конечно, потом обратилась к врачам. Но время, такое дорогое и ценное, было уже упущено. Я терпеть не могу их, они платят мне взаимностью. После похорон я видел их от силы раз или два. И стараюсь за версту обходить этих змей. Вот только сыну моему повезло меньше.

— Мы с бабой Верой по скайпу вчера говорили, — мычит ребенок. — Она сказала, что тебе давно пора жениться и завести семью… А я, когда вернусь, стану жить с ней и дедом Витей, — тянет жалостливо Санька, и я решаю, закончив разговор, заехать к бывшим тестю и теще и задать жару.

— Нет, — пресекаю я недовольное сопение сына. — Ты живешь со мной. Всегда. Понял? — отрезаю я. — Ну до тех пор, пока сам не надумаешь съехать, — усмехаюсь я. — Жениться я не намерен, а дом у нас большой. Нам с тобой места хватит.

— Да, — довольно восклицает Санька. — А как там Лайма и Трой? Щенки скоро родятся?

— Вроде как через месяц, — улыбаюсь я. — Ты приедешь на каникулы, увидишь, — радостно заявляю я. — Лайма уже с трудом бегает. А Трой от нее не хочет далеко отбегает. Ходил с ними сегодня в лес. Бредут как пенсионеры, — фыркаю я и внезапно вспоминаю, как вот так же неспешно гулял по аллеям парка с Яной, когда она ждала Саньку. На месяц или два я забросил все свои дела, лишь изредка вырываясь в офис, и целыми днями находился рядом с женой. Помогал ей встать, растирал ноги…

«Ептиль, — мысленно злюсь я, когда перед глазами вместо отекших ног Яны предстают тонкие щиколотки Майи Белецкой. — Хрен, чешуя, лютики-цветочки! Хватит уже думать об этой стерве. Околдовала она меня, что ли?»

Поговорив с сыном, я сразу тыкаю в контакт начальника службы безопасности.

— Ну что там, Олег Витальевич? Нашли компромат на нашу гостью? — рыкаю в трубку.

— Факты подтвердились, — рапортует он. — Еще раз все перепроверили.

— Молодцы, — киваю я. — Придется дамочке к основным выплатам впаять штраф, — грозно заверяю я и чувствую. Опять чувствую, как кое-кто поднимает голову… Твою мать!

— Что там с участком на Брусиловском? — вяло интересуюсь я, стараясь отвлечься. — Ты следишь по госреестру? Маргарита Семеновна его еще не продала?

— Нет, — блеет мой безопасник, и я сразу понимаю, что не следит и ничего не знает. Блин! Все нужно проверять! Даже если платишь сумасшедшие бабки, никто не почешется!

— Я тебя понял, — злюсь я и добавляю недобро: — Коров пасти отправлю, Олежка!

И уже приехав в клуб, понимаю, что могу облажаться по полной программе. И тогда мой бывший друг и нынешний конкурент Юрка Феднищев меня точно обскочит на повороте. А этого допустить нельзя.

Участок вдоль Брусиловского проспекта я присмотрел два года назад. Но профессор Канский и его супруга наотрез отказались его продавать. А вот недавно профессор умер, и его вдова Маргарита Семеновна сама позвонила мне. Но о сделке случайно узнал Феднищев. И назло мне удвоил цену. Сам участок ему был ни к чему. Разве что меня позлить. И если до этого нас с Юркой связывала многолетняя дружба, то сейчас я обиделся. Какого вообще! Фигнищев попытался мне что-то объяснить… А я послал… Маргариту Семеновну тоже, и только потом сообразил, как мне выгодно купить эту землю. Даже сносить дом не придется. Солидный трехэтажный особняк с колоннами идеально подходил под офис. А на остальных десяти сотках, тянущихся вдоль самой напряженной магистрали города, следовало давным-давно построить торговый центр.

Скосив глаза на Улисс Нардин Хан с золотыми фигурками вместо циферблата, я понимаю, что времени остается мало. Нормальные люди после девяти вечера не звонят. Это у придурков вроде меня рабочий день только начинается, а нормальные люди моют ноги и ложатся спать.

— Маргарита Семеновна, — радостно вещаю я разговор. — Как вы поживаете? Что-то я соскучился по нашим беседам…

— Все хорошо, Родион Александрович, — добродушно замечает она. — Я вас вспоминала недавно. Ко мне давеча заезжал Юрий Петрович…

— А-а, Фигнищев, — хохочу я.

— По-моему, — бормочет профессорша, — его фамилия звучит как-то иначе.

И мне кажется, что я вижу ее улыбку. Маленькая сухонькая старушка тихо посмеивается над играми молодых лбов, и ей эта сопричастность немножко, но продлевает годы.

— Не-не-не, — фыркаю я. — Все правильно! Проверочное слово — «фигня»!

— Какая разница, — хихикает она. — Я его фамилию нигде писать не собираюсь. А вы, Родион Александрович, если сейчас не очень заняты, приезжайте ко мне. Чаю попьем. Моя дочка пекла сегодня пироги. А это, я вам доложу, настоящее произведение искусства. Во рту тают. Доставьте мне удовольствие угостить вас.

— Конечно, — тут же заверяю я и, накинув куртку, опрометью слетаю по лестнице вниз. Народу в клубе немного. Еще слишком рано. Но у барной стойки уже толпятся дамочки и их кавалеры. Да и пара девиц версии лайт манерно сидят нога за ногу.

— Люк, — тихо зову я своего помощника, точащего лясы с одним из охранников.

Здоровый шкафообразный парень, мой личный телохранитель, вздрагивает от неожиданности.

— Твоим голосом, Вепрь, только детей в яслях пугать, — ржет он.

— Меня дети не боятся, — хмыкаю я. — А остальным по статусу положено.

— Ну да, ну да, — сопит он, забираясь на место водителя. Мыслительный процесс — не самая сильная сторона моего оруженосца, а вот в бою ему нет равных. Что в рукопашном бою, что в стрельбе. Я даже не могу припомнить, когда бы Люк промазал. Кое-кто пытался его перекупить. Тот же Фигнищев, но Люк верен мне. И точно знаю, что он всегда прикроет мне спину. А я ему. Было. Проходили…

— Где горит? — усмехается он, выезжая с парковки.

— Едем к Маргарите Семеновне, — бурчу я. — Срочное дело…

— Продает, что ли? — восхищенно фыркает Люк. — Да иди ты!

— Ну не знаю, — скривив губы в ухмылке, бросаю я. — Она меня на пирожки позвала. Вдумайся, как звучит: «Доставьте мне удовольствие угостить вас»!

— Значит, мне ничего не перепадет, — печально констатирует факт мой помощник. — Вдумайся, Вепрь. Вот только представь. Ты там будешь пирожки трескать и компотом запивать. А я тут на морозе в жестянке…

— Рэнджи не обижай, — бурчу я строго. — А то она тебя катать не захочет.

— Это точно, — печально вздыхает Люк. — Я недавно Приору рассказывал, как прикольно прокатиться на Порше, так наша мадама зафыркала… Хичкоку бы написать.

— Он давно умер, — сообщаю я.

— Да ты что? — изумляется Люк. — А я не знал…

Мы подъезжаем к высотке, расположенной на Гоголевском бульваре. Раньше этот дом и все окрестные именовали «дворянским гнездом». Квартиры улучшенной планировки, санузлы как вся родительская квартира в хрущевке. Ну и конечно, консьержка на входе. Я киваю ей как старой знакомой и в дребезжащем лифте, отделанном красным деревом, поднимаюсь на шестой этаж. Маргарита Семеновна уже ждет меня у открытой двери. Ласково чмокает в щеку и приглашает в зал.

— Не разувайтесь, — щебечет он. — Право, не стоит. Вот придумали обувь снимать! Нигде в мире такого нет…

— Грязи и снега тоже, — улыбаюсь я и, поддавшись на уговоры хозяйки, прохожу в комнату.

Там уже накрыт стол. Пирожки, какие-то немудреные закуски и варенье, прозрачно-розовое.

— Красная смородина, — сообщает Маргарита Семеновна и чинно усаживается рядом.

Мы пьем чай, болтаем о пустяках, и я никак не могу взять в толк, ради чего весь этот карнавал.

— Маргарита Семеновна, — улыбаюсь я, беря с блюда один пирожок. — Я когда маленький был, мне мама всегда из гостей приносила что-то вкусное. Там в машине сидит мой друг Петя Бессонов. Я ему пирожок от вас передам, можно? — вопрошаю я, заворачивая сдобу в салфетку и тем самым давая понять, что хочу попрощаться.

— Родион Александрович, — вздыхает Марго и выжидательно на меня смотрит выцветшими голубыми глазами. — Все-то вы понимаете, — улыбается она и тут же переходит к делу: — Моя дочка — не та, что печет пирожки, — другая, она живет с мужем в Сочи и хочет забрать меня к себе. И честно говоря, это мое самое большое желание. Я всегда мечтала там жить. Недалеко от Морского вокзала, и чтоб море видеть из окна. И как вы понимаете, мой дорогой, я уже дала согласие. Юленька приедет за мной в следующем месяце, и я хочу к этому времени уладить все свои дела. Продать участок и завещать эту квартиру старшей дочери. Младшей достанутся деньги, вырученные за землю на Брусиловском. Конечно, нам бы хотелось продать его подороже. Да и место замечательное. Самый центр города плюс отличный дом на территории.

— Я знаю, — улыбаюсь я и все никак не пойму, куда клонит старуха.

— Альберт Иванович, — вздыхает Маргарита Семеновна, смахивая несуществующую слезу, — всегда хотел, чтобы на этом месте разбили парк. Там бы играли детишки…

— Я собирался построить торговый центр с детскими площадками и аттракционами, — тихо напоминаю я. — А Фигнищев, если доберется до ваших угодий, устроит там закрытый клуб с банями и казино…

— Да, — кивает она. — Вы мне говорили о его планах. Хотя сам Юрий Петрович все отрицает… Но вам-то зачем врать?

«Действительно! — хочется заорать мне. — Зачем? Только бы не дать этой сволочи Днищу захватить мою землю, и мне плевать, что именно он там хочет возвести. Но, наверное, Фигня собирается его перепродать… Кому? Кому? Мне!»

Я терпеливо жду. Рассматриваю хрустальную люстру, перевожу взгляд на зеркальную итальянскую горку и мягкую велюровую мебель. Все явно не новое, но профессура, вероятно, имела хороший вкус. К тряпкам, недвижимости и к жизни.

— Так вот, — снова вздыхает Маргарита. — Я решила подойти к вопросу иначе. Каждый человек живет в социуме. Семья, друзья, близкие… У Юрия Петровича жена и две любовницы. От одной, кажется, ребенок имеется. Для меня жизнь на две семьи немыслима. Да и сам человек, допустивший такое коварство, тоже с двойным дном. И он может мне пообещать, что на всей территории устроит церковно-приходскую школу, но в ваш вариант мне верится больше. И вы сами больше нравитесь, Родион Александрович, — бормочет старуха. — Вот если бы у вас была полная семья… Я знаю о постигшей вас утрате. Но годы-то идут. Человек без семьи — как сухостой. Сегодня стоит, а завтра и сломался… Вы понимаете, о чем я? Я ни в коем случае не принуждаю вас жениться на ком попало… Но если у вас есть кто-то на примете, порадуйте старуху, сводите девушку в ЗАГС.

«Ничего себе! — мысленно охаю я. — Вот так поворот! Еперный сарай!»

— То есть, — со светской улыбкой уточняю я. — Если бы я женился, сделка бы состоялась? Я вас правильно понял, Маргарита Семеновна?

Старушка смотрит на меня своими выцветшими гляделками и радостно кивает головой.

— Ни на минуту бы не задумалась, Родион Александрович!

— Хмм… — пытаюсь совладать с собой я. И мне кажется, что от напора роящихся мыслей на голове поднимаются волосы. Я предательски провожу рукой по короткому ежику.

«Ептиль, — рычу я про себя. — Думай, Родя, твою налево. Бабка все равно продаст участок. Ты бы его купил и по двойной цене, лишь бы обскакать Феднищева. Но и этот вариант замечательный. Жениться можно на ком угодно, — думаю я азартно. — Маргарита свалит в свой Сочельник, и ты сразу же разведешься. Делов-то!»

— Ну что ж, — улыбаюсь я как мальчик-идиот и торжественно заявляю: — Доставайте самое красивое платье, Маргарита Семеновна. Записывайтесь к парикмахеру. Думаю, на эти выходные мы отгуляем свадьбу и сразу оформим сделку. Вас устраивает?

— Конечно, — заламывает руки старуха и смотрит на меня умильными глазами. — Как же я рада, Родион Александрович! Я бы вам продала без всяких сложностей. Но Альбертик мой терпеть не мог двоеженцев и всегда считал неженатых мужчин ненадежными. А домовладение наше хочется передать в надежные руки…

— Я с вами полностью согласен, — киваю я. А спускаясь в лифте, чувствую лишь одно желание. Треснуться головой о деревянную панель со всего маха или как-то умудриться и вломить хороший пендель по собственной заднице.

«Во что ты вляпался, идиот, — шепчу я сам себе. — Какая невеста? Какая свадьба?»

По скользкой плохо вычищенной дорожке я бреду к чернеющей невдалеке Рэнджи и внезапно понимаю, что дать задний ход не удастся. Участок тут же уплывет к Фигнищеву, да и сама Марго не простит мне вранья. Вот только постоянной женщины у меня нет. Есть хоровод девок, прибегающих по первому зову. Но на чем-то подобном жениться — потом хлопот не оберешься. Усевшись в машину, я протягиваю Люку завернутый в салфетку гостинец и глумливо смеюсь.

— На, малыш. Это тебе зайчик передал.

Мой верный оруженосец в два приема расправляется с пирожком и мгновенно считывает мое поганое настроение.

— Все плохо, Вепрь? — бурчит он жуя. — Что там тебе старуха наплела?

— Потом, — морщась отмахиваюсь я. — Едем на базу.

Дорогой я пытаюсь сообразить, как поступить. Сесть на елку и умудриться не поцарапаться. Жениться и остаться свободным. Кто согласится на такой вариант, только на бумаге считаться женой, а по факту быть пленницей в моем доме.

— Стоп! — ору я во всю глотку.

Люк ударяет по тормозам.

— Что стряслось, Родя? — охает не понимая.

— Поворачивай на трассу, — усмехаюсь я. — В клуб поедем завтра. А сейчас мне нужно срочно домой.

— Пирожки несвежие, да? — вздыхает он. — А я и не заметил. Ты мне тогда тоже что-нибудь от отравления выдай…

— Хорошо, — киваю я, считая, что таблетка имодиума Люку не повредит. А сам мысленно оглаживаю высокий подъем и круглую идеальную пяточку моей строптивой гостьи.

«Ты должна мне, девочка, — про себя хмыкаю я, — и оплатишь каждый украденный рубль по двойному тарифу. Плюс штраф и возмещение оплаты за два дня пребывания в клинике. Сумма набегает круглая. И если раньше я согласился бы и на деньги, то теперь мне нужна услуга, — довольно улыбаюсь я, но от мысли, что на сторону пойти не удастся, мое веселье сходит на нет. — А жена тебе на что, Родя?» — бурчу я про себя, понимая, что фиктивным росчерком поставлю сделку под угрозу.

4.

Майя

Я засыпаю рано. Наверное, сказывается напряжение последних дней. Мозг еще пытается осознать масштаб трагедии и придумать выход из ситуации. Но организм уже не справляется. Даже руку поднять нет сил. Я проваливаюсь в глубокий короткий сон, как будто падаю в пустой колодец. Ни сновидений, ни тревоги. Словно отключаются батарейки. Чувствую легкость и тепло, разливающееся по всему телу. Но внезапно выныриваю на поверхность. Просыпаюсь от лязга открывающихся ворот. Слышу визг тормозов и хлопанье дверей. Кто-то резво взбегает по ступенькам. Нетерпеливые шаги на лестнице, а затем в коридоре. Без всякого предупреждения или стука открывается дверь в спальне. Зажигается свет.

— Спишь? — удивляется Веприцкий без малейшего сожаления в голосе.

— Нет, блин, танцую, — бурчу я недовольно и подслеповато щурюсь.

— Ты мне нужна. Срочно, — сердито бросает Вепрь. И я тут же представляю себе взбешенного кабана в лесу. Страшного и опасного.

«Какого…» — хочется вскрикнуть мне, но я сдерживаюсь из последних сил.

— Что случилось? — лепечу будто маленькая девочка.

— Одевайся и приходи ко мне в кабинет. Нам предстоит серьезный разговор. Мне надоели твои аферы, — пренебрежительно сплевывает он слова, а я, застыв на месте, забываю вовремя поправить сползшее с груди одеяло. — И прикройся, что ли… — ворчит он. — Меня магарасами не проймешь…

— Голубой? — понимающе интересуюсь я, и тут же надо мной нависает темная тень, а на мои плечи обрушиваются две стальные лапищи. Трясут меня как петрушку.

— Что ты себе позволяешь? — рявкает Веприцкий. — Будь на твоем месте мужик, я бы прибил…

— Будь я мужчиной, — парирую я. — Тебе бы точно мало не показалось…

— Да что ты, — фыркает он. — Давай, девочка, покажи то многое, на что способна, — рокочет Вепрь прямо мне в ухо. — Я оценю.

Мне хочется вырваться, но сильные руки настойчиво прижимают меня к постели. Я смотрю в раздраженное лицо, вижу холодные глаза, преисполненные гневом. Внезапно ощущаю дыхание Веприцкого совсем рядом. Чувствую, как его палец скользит по моей щеке и губам.

— Твою мать, — стараюсь вырваться я. — Крышу снесло, Родя? Проваливай…

— Храбрая и очень наглая, — шипит он будто удав и тут же накрывает мои губы своими. Протискивает язык мне в рот. Одной рукой придерживает голову, а другой гладит шею и плечи. Я млею от этого нахрапистого, но сладкого поцелуя. И даже пальцы на ногах сжимаю от предвкушения. У меня давно, слишком давно не было мужчины. Вот и обрадовалась первому встречному. Ладонь Вепря скользит ниже, деловито обхватывает упругое полушарие. Я сразу прихожу в себя и пробую вырваться из объятий. Веприцкий отпускает меня усмехаясь. А я, вспыхивая, отвешиваю ему звонкую пощечину.

— От души, — потирая щеку, мотает он головой. — От всего сердца, так сказать…

— Отпусти меня, идиот, — шиплю я.

— Через полчаса встречаемся у меня в кабинете. Оденься, чижик, и не опаздывай.

— Какого фига? — как ванька-встанька усаживаюсь я на кровати. — А здесь мы не можем поговорить?

— Вполне, — ехидно усмехается Веприцкий и, вернувшись к моей кровати, начинает раздеваться. Расстегивает рубашку, а когда тянется к пряжке ремня, я не выдерживаю.

— Где твой дурацкий кабинет?! — кричу яростно. — Куда приходить?!

— То-то же, — хмыкает он и добавляет спокойно: — Ольга тебя проводит.

И ровно через пятнадцать минут, ведомая прислугой как под конвоем, я попадаю в большую комнату, заставленную стеллажами. На каждой полке стоят красивые книги с вычурными переплетами.

«Наверное, по цвету подобрать забыли», — не без доли сарказма думаю я, а вслух замечаю:

— Все перечитал, Родион Александрович?

— Почти, — серьезно отвечает он, лениво откинувшись в широком разлапистом кресле со стаканом виски в руках. Оглядывая расположившиеся вдоль стен огромные шкафы с книгами. — Садись уже, — поморщившись, кивает на диван. — Выпивку не предлагаю, — Веприцкий демонстративно пялится на темную жидкость в своем стакане. — Если хочешь воды, скажи. Ольга принесет.

— Если помнишь, я спала, — с вызовом бросаю я, усаживаясь напротив. — Ни воды, ни еды, ничего не хотела.

— У нас проблемы, девочка, — мычит он, беззастенчиво пялясь на мою грудь, проступающую через тонкий трикотаж футболки.

— С каких это пор у нас общие дела и проблемы? — откровенно хамлю я, прекрасно понимая, что хуже уже не будет. И с нескрываемым любопытством разглядываю хозяина кабинета. Серый костюм от Бриони Вепрь сменил на потертые джинсы и мягкую белую толстовку. Только вот перстень снять забыл… Я всматриваюсь в поблескивающий в отсвете лампы темно-синий камень в окружении бриллиантов.

«Кольцо леди Ди, мужской вариант», — усмехаюсь я про себя.

— Зачем позвал? — спрашиваю нарочито грубо и стараюсь не смотреть на босые ноги, утопающие в длинном ворсе бежевого ковра.

— Слушай, — Веприцкий складывает губы в недовольную складку — Кончай хамить, а? Яблочный сок хочешь? Есть в баре…

— Ну плесни, если не жалко, — шиплю я, а когда полный стакан оказывается рядом со мной, делаю глоток.

— Мне нужно срочно жениться на тебе, — без всяких предисловий заявляет Вепрь. Я цепенею от ужаса. Кисло-сладкая жидкость тут же застревает поперек горла. Я закашливаюсь…

— Что? Опять? — обеспокоенно рычит Выприцкий и в полшага оказывается рядом. — Я звоню Валере…

— Просто поперхнулась, — шепчу я, отставив стакан и обхватив горло обеими руками. — Ты прикалываешься? — бормочу я, пытаясь справиться с собой. Сейчас Родион скажет, что пошутил, и мы вместе посмеемся.

— Нет, — замечает он с горькой гримасой. — Рад бы… Но такова реальность…

— Нет, — замечает он с горькой гримасой. — Рад бы… Но такова реальность…

— Какая, твою мать, реальность? Мы живем в разных мирах! Два мира — два кефира! — ору я. — У нас ничего нет и не может быть общего.

— Ошибаешься, — осклабившись замечает он. — Твои махинации связали нас воедино не хуже обручальных колец. Отработаешь долги и чеши на все четыре стороны, дорогая, — презрительно бросает Веприцкий. Пристально смотрит на меня, наблюдая, как я судорожными глотками допиваю дурацкий яблочный сок и тихим хорошо поставленным голосом командует: — Слушай внимательно, чижик.

Я в немом изумлении таращусь на Родиона.

— Кабан и чижик, — хмыкаю я, стараясь прийти в себя.

— Почему кабан? — удивляется он.

— Вепрь — это дикий кабан, — со знанием дела докладываю я. — Устаревшее название…

— А-а, — тянет он. — Даже не догадывался…

— Примитив, — растягиваю я губы в притворной улыбке. — Ты хоть читать-то умеешь? — усмехаюсь я, оглядывая полки с книгами.

— Да, — скалится он. — И готов с тобой поделиться весьма увлекательным чтивом, — сипит, теряя терпение. — На вот, — протягивает мне толстенькую папочку. — Ознакомься, пожалуйста. Потом продолжим. Я вижу, ты обычных слов не понимаешь. Придется перейти к угрозам.

Я судорожно пролистываю содержимое, а Веприцкий осклабившись наблюдает за мной. Ну как кот за мышью.

— У тебя особенно выбора нет, моя дорогая, — морщится он, словно ругается. — Будешь упорствовать — и захватывающую историю почитает еще и товарищ майор. Возбудит уголовное дело и закроет тебя лет так на пять…

— Ты — придурок, ты не посмеешь, — пытаюсь встать я.

— А ну, сидеть! — рявкает Веприцкий. — И молчать, — добавляет тихо. — Читай и поговорим, — бросает устало. — Откуда ты только взялась на мою голову? — поднимается он из кресла и отходит к окну. Что он там видит в непролазной тьме, я не знаю.

— Я хотела… — пытаюсь образумить дикого кабана. — Мне нужно…

— Помолчи хоть пять минут, — раздраженно бросает он, поворачиваясь. — Ты уже утомила меня.

«Конечно! — мысленно парирую я. — Это мне пришло в голову выйти за тебя замуж! Это я ворвалась к тебе в спальню! И это я похитила тебя!»

Чтобы сдержаться, я утыкаюсь глазами в первый же лист и аж задыхаюсь от возмущения.

— Это не я! Правда! — пытаюсь объясниться. — Ты подтасовал факты…

— Да ну, — ухмыляется Веприцкий. — Мне же больше нечем заняться. Моим людям тоже. Просто, чтобы ты понимала, — возмущенно хрипит он. — Мы нашли каждого, кого ты обжулила. Некоторые дали показания. В папке все есть. Но как ты сама понимаешь, что по отдельности никто никуда не пойдет. Это ты верно рассчитала! Но со мной у тебя промашечка вышла, дорогая, — снова ухмыляется он и обшаривает меня злыми глазами. — Тут тебе в крупных размерах грозит. Не отмахаешься, детка. Придется хату продать…

Мой лоб покрывается холодной испариной. Я согласна продать квартиру и вручить деньги Вепрю. Все! До единой копейки! Но только не за мнимые махинации. Мне нужно… Но сейчас даже заикаться об этом не следует.

— Все факты подтасованы, — шепчу я, чувствуя, как по щекам текут слезы. — Я не могла, понимаешь?

— У тебя раздвоение личности? Справка имеется? — участливо интересуется Веприцкий и тут же замечает раздраженно: — Хватит ломаться, Майя! И косить под Билли Миллигана тоже. У тебя есть выбор. Ты либо расплачиваешься по счетам, либо садишься тюрьму. Но можешь согласиться с моим предложением. Пару лет строишь из себя идеальную женушку, потом мы разведемся. Если ты не нарушишь условия контракта, я даже готов выплатить тебе небольшое вознаграждение. Так сказать, подъемные для начала честной жизни.

Я молча листаю материалы, собранные службой безопасности Вепря, и отказываюсь верить своим глазам.

«Бред какой-то, — хмыкаю я про себя. — Кто ж так подставил? Меня и в стране-то не было», — вздыхаю я тяжело и тут же цепенею от ужаса. Интернет давно стер все границы. И можно из Америки рассылать предложения купить цветочки гражданам России, СНГ и Нигерии. Так даже безопасно. Только ни в коем случае нельзя возвращаться. А я вернулась, и это единственное, что говорит о моей невиновности. Это и еще одна маленькая зацепка. Небольшое несоответствие. Но от охватившей паники я не могу связно мыслить и сразу понять, что именно привлекло мое внимание. Я снова внимательно листаю страницы. Распечатки банковских операций, какие-то заявления, написанные от руки, приложенные чеки и фотографии.

— Наконец до тебя дошло, — радостно фыркает мой мучитель. — По лицу вижу, — довольно ухмыляется он и снова тянется к бутылке виски.

— Ты много пьешь, — бросаю я мимоходом и уже готова самой себе откусить язык.

— А тебя так волнует мое здоровье? — кривится он. — Но ты, чижик, можешь внести этот пункт в контракт, — великодушно позволяет он. — Думаю, я смогу сдержаться… — Он внимательно смотрит на меня и рычит недовольно: — Не будем терять время. У нас его не осталось.

Я пытаюсь объясниться, но Веприцкий выставляет вперед ладонь, жестом останавливая меня.

— Я сказал, достаточно, — угрожающе хрипит он. — Мне надоело с тобой пререкаться, Майя. Еще раз меня перебьешь, я вызываю полицию и сдаю тебя со всеми потрохами. Ясно?

Я киваю. Только не полиция и только не тюрьма. Оттуда я ничем не смогу помочь дочке. И квартира — мой последний шанс на успех — пойдет в оплату адвокатов и ущерба.

«Блин! Блин! Блин!» — сжимаю я кулачки, пытаясь обуздать разгулявшуюся ярость.

— Слушаю тебя, — покорно киваю я. — Выдвигай свои условия.

— Отлично, — потирает ладони Веприцкий и строго смотрит на меня. — Предыстория очень простая. Мне продают элитный участок за полцены. При условии, что я женюсь на своей избраннице. Или землица уходит к моему конкуренту. Несколько соток в центре города. Я бы мог пережить, если б мне их отказались продать. Но если участок попадет к конкуренту, я огорчусь. Ты понимаешь? — пытается объяснить мне он.

— Не совсем, — признаюсь я. — Но это и не важно, — выдавливаю из себя жалкую улыбочку.

— Ты права, — моментально соглашается он. — Нам следует расписаться как можно быстрее. Банкет не устраиваем, — говорит он запальчиво. И я понимаю, что Вепрь все обдумал и решил заранее. — На неделю съездим в Лондон, — ворчит недовольно. — Я бы предпочел остаться дома, но мне нужно лично поговорить с сыном и познакомить вас. Там, кстати, у тебя будет свободное время. Погуляешь, посмотришь город.

— Я бывала в Лондоне, — замечаю я и спрашиваю от нечего делать: — А сколько лет твоему сыну? Он там с матерью живет?

— Моя жена умерла, — рыкает Веприцкий. — Ты специально задаешь идиотские вопросы?

— Прости, не знала, — соплю я и решаю больше не разговаривать с будущим мужем. Любое мое слово он использует против меня!

— Саше четырнадцать лет. Он уже три года как живет в Лондоне и учится там в одном из лицеев. Мы с ним, наверное, съездим в Шотландию, а ты займись чем хочешь, — отмахивается он от меня, как от надоевшей мухи.

— Хорошо, — киваю я.

«Вот бы улететь в Бостон, к Мелиссе! — проскальзывает в голове шальная мысль. — Оставить Вепря ни с чем. Да еще и женатым! О-хо-хо-шечки! Мать твою за ногу!»

— Думаю, суббота — самый подходящий день для регистрации, — лениво замечает Веприцкий. — Завтра дам залог за участок, — рассуждает он вслух. — В субботу с утра распишемся, оформим сделку, а в воскресенье днем улетим в Лондониум, а в следующие выходные вернемся. Тебя нужно приодеть, — бурчит он. — Завтра поедем по магазинам. Купим свадебное платье и кольца. Самые простые…

— Тогда тебя все засмеют, — хмыкаю я. — Подумают, что дела твои плохи…

— Хорошо, — серьезно кивает он. — Я куплю тебе дорогое кольцо. Но в контракте пропишем, что все украшения ты оставишь мне сразу после развода.

— Мне не нужны от тебя украшения, — отмахиваюсь я. — Носи на здоровье. А у меня есть свои. Надевать одолженное не в моих правилах. Люди дарят что-то в знак великой любви, как признание чувств. А так… это просто булыжники.

— Тебе виднее, — пожимает плечами Вепрь, и я замечаю, что ему стоит большого труда не поддаться на провокацию. — Да, — снова морщится он. — Постарайся держать себя в руках. Не перечь мне и обращайся уважительно. Все-таки я твой любимый муж…

— Непременно, — хмыкаю я и тут же натыкаюсь на злой предостерегающий взгляд. — А как насчет интима? Каждый из нас предоставлен самому себе? Ты ходишь по бабам, и я могу завести мужика?

— Нет, — рычит Веприцкий. — Ты хранишь верность, моя дорогая! У нас идеальный брак, не забыла? Два года можно и потерпеть. Особенно когда грозит реальный тюремный срок.

— Хорошо, — киваю я. — Я не против. Но за это ты мне увеличишь пособие. Целибат должен оплачиваться по отдельному тарифу. Не находишь?

— Ну тогда и ты мне должна заплатить….

— Шарахайся с кем хочешь, — легко отмахиваюсь я. — Мне все равно. Ты сам заинтересован, чтобы никто ничего не узнал.

Я тяжело поднимаюсь с дивана и бреду к двери.

— Я не отпускал тебя, — недовольно сопит он вслед.

— Что-то еще? — я останавливаюсь посреди комнаты.

— Да, — кивает он. — Никто не должен знать о нашем договоре. Ни прислуга, ни родственники. Для всех ты моя любимая жена, Майя. Исключение — только мой сын.

— Хорошо, — сдержанно замечаю я. — Можно идти? — осведомляюсь с явной издевкой.

— Нет, — рычит, подрываясь из кресла, Веприцкий. Нависает надо мной темной тенью. — Чтобы ни у кого не возникло сомнений, — басит мне прямо в ухо. — Мы с тобой спим в одной кровати, дорогая. И иногда занимаемся сексом.

Родион пытается обнять меня и поцеловать в губы. Но я предусмотрительно выставляю локоть вперед.

— Я не пью из помойного ведра. — Отпихиваю в сторону Вепря. — И не подбираю с земли окурки…

— Ты хочешь сказать… — глумливо усмехается он.

— Если тебе нужна полная иллюзия супружеских отношений, то никаких связей на стороне, — шиплю я. И самой себе напоминаю змею.

— Сможешь удовлетворить? — усмехается он хрипло, все-таки притягивая меня к груди. — Мне много нужно…

— Много — понятие растяжимое, — шучу я, пытаясь выбраться из объятий, больше напоминающих тиски. — Для кого-то и раз в год много…

— Посмотрим, — фыркает он примирительно. — Завтра заедем к тебе на квартиру. Перевезем твои вещи. А хату можешь сдать.

— Хорошо, — киваю я. — Первая дельная мысль за весь вечер, — бросаю ехидно. Вепрь замирает на месте. Всего лишь на мгновение ослабляет хватку. Но мне достаточно, чтобы вырваться из его объятий и броситься к двери.

— Беги-беги, — несется вслед, будто негромкое эхо. — Далеко не удерешь. Чижик!

Я взлетаю наверх подобно реактивной ракете. Добегаю до своей комнаты и плюхаюсь на постель. Пытаюсь успокоиться и подумать здраво. Чем дольше я буду рядом с Вепрем, тем лучше узнаю его характер, отыщу слабые струнки и смогу убедить спасти Мелиссу. Может, за это время и найдется объяснение его странным обвинениям. Кто знает? Лишь бы остаться на свободе и не потерять контакт с дочкой. Но пока с ней Лаура, наша старая гувернантка, со связью проблем не будет. Я ежемесячно пополняю ее сим-карту, а она, улучив момент, дает свой айфон малышке. И кажется, Алекс ничего не заподозрил до сих пор.

Я улыбаюсь, вспоминая довольную мордашку дочери.

- Скоро мы, моя любимая, будем вместе, — шепчу я тихо. Затем мои мысли плавно перетекают на события завтрашнего дня: я упаковываю вещи. Достаю из тайника коробку с драгоценностями, платья с вешалок и свитера с полок. — На небольшой чемодан наберется, — хмыкаю я, засыпая.

5.

С самого утра все идет наперекосяк. Виной тому бессонная ночь. И уже кажется, что помощи от Вепря мне не дождаться, из его смертельных объятий не вырваться.

— Ты что такая мрачная? — лениво осведомляется он за завтраком. — У нас сегодня дел выше головы. Постарайся обойтись без фортелей.

Я кошусь на Ольгу, хлопочущую в дальнем углу столовой, и говорю с легкой усмешкой:

— Огласите весь список, пожалуйста!

Знакомая всем с детства цитата из старой комедии. Но на Вепря она действует магически. Он довольно улыбается, видимо вспомнив, как герой Смирнова хотел пойти работать куда угодно, но только не на стройку к Шурику. В этом и заключается непередаваемая прелесть общения с соотечественниками. За семь лет брака с иностранцем, довольно сносно знающим русский язык, я почувствовала пропасть непонимания на собственной шкуре и научилась ценить единомышленников. Да и само отношение Вепря, ну если отбросить в сторону его невыносимый тон, может сойти за гостеприимство. И уж точно не идет ни в какое сравнение с жизнью в особняке семейства Бакли. Мысленно я тут же оказываюсь там. Бегу сквозь череду комнат в поисках дочери. Мои сны и мечты только об этом. Я зациклилась, сама понимаю, но ничего не могу с собой поделать. Истерика накатывает мощной волной, и мне кажется, я бессильна ей противостоять.

— Перестань давиться слезами, — бросает раздраженно Вепрь. — И слушай внимательно, — заявляет он, накладывая мне в тарелку оладьи и сметану.

Есть ранним утром я вообще не в состоянии, но тут киваю своему мучителю и равнодушно жую.

— Заезжаем к нотариусу и оформляем брачный контракт. Мои юристы уже все подготовили, — начинает он строго и, увидев, что Ольга идет к нам, добавляет весело: — Я хочу, чтобы твои права не пострадали, чижик. Мне важно знать, что, случись со мной какая неприятность, ты будешь обеспечена несмотря ни на что, — улыбается он мне как родной.

— Ты меня пугаешь, Роди, — томно воркую я. — Но ради твоего спокойствия я подпишу все бумажки. Хотя лично мне твое имущество нафиг не нужно…

— Я знаю, девочка, что ты не меркантильна, — усмехается Вепрь и неожиданно берет мою ладошку в свои лапищи и довольно целует ее.

«Позер, блин, — мысленно шепчу я и внезапно осознаю, что за мимолетный слюнявый поцелуй сердце совершило кульбит, а в животе проснулись несносные твари, именуемые бабочками. — И запорхали там, идиотки!»

Нет, первая идиотка — это я. Приз в студию, пожалуйста! Умудрилась так облажаться! Ранним утром я попыталась дозвониться Алисе, самым нелепым образом втянувшей меня в эту гнилую историю.

«Но и хороша, ты хороша — пеняю себе. — Почему в Америке не нашла подходящего человека? Уже бы давно выкрала Мелиссу и увезла в Россию. А у тебя хватило ума лично припереться домой. Вепрь тебе понадобился? Ну-ну. А оно видишь как обернулось!»

Я жую оладью, заботливо политую сметаной.

«Кавалер, блин, — хмыкаю про себя. — Но нужно сказать ему, чтоб больше не лез в мою тарелку…»

— Ты слушаешь меня? — осведомляется Веприцкий строго.

— Да, конечно, — киваю я, понимая, что почти ничего не слышала. Но переспрашивать не собираюсь. Тем более что права голоса тут не имею. Сам отвезет куда нужно. Сам проследит за выполнением.

— Потом можем заехать к тебе домой. Что ты там хотела взять…

— Только вещи, — воркую я. — И драгоценности в банке…

— Из-под детского питания? — презрительно морщится Веприцкий. Необходимость играть заботливого и нежного жениха отпадает. Ольга на минуту выходит из столовой.

— Нет, Роди, — как последняя дура улыбаюсь я. — Банк… Такое помещение, милый, люди хранят там денежки. А у меня ячейка… Просто зачем платить за ее аренду, если тут мои цацки будут в безопасности. Ну и дома собрать небольшой чемоданчик.

— Хорошо, любовь моя, — нежно бормочет Вепрь, и я не поворачиваясь понимаю, что Ольга снова в комнате. Но я ошибаюсь. Это Марина. Добродушная толстуха с глазами-вишнями. Она служит в доме поварихой и экономкой. А Ольга — горничной.

— Родион Александрович, — обращается она к хозяину дома. — Вы про шампанское не забудьте. Я Артему напомнила, но ему нужно выдать четкие указания, а то купит не пойми что…

— Ага, — кивает Веприцкий, — а мне потом пей всякие помои, — смеется он и внимательно смотрит на меня.

— Ты какое предпочитаешь, Маечка? Или шампанское у нас тоже под запретом?

— Любой алкоголь, — киваю я. — Лучше сок, Роди…

— Второй твой приступ я не переживу, — искренне вздыхает он. — Чуть сам не подох, — замечает скорее Марине, чем мне. — Тогда шампанское для персонала, — быстро решает Родион. — Вы же выпьете за наше здоровье? — то ли спрашивает, то ли глумится Веприцкий.

— Конечно-конечно, — заведенным болванчиком кивает Марина.

— Ящика хватит, — весело бросает он. — Майе Владимировне сок, мне виски. И то и другое есть. Поэтому за шампусиком отправляй Артема в самую последнюю очередь. А у нас, моя девочка, — обращается он ко мне, напрочь игнорируя Марину, — план такой. Сначала нотариус, потом шопинг и салон красоты. Ну и напоследок заберем твое шмотье с Олимпийской.

Я чувствую, как ком застревает в горле. Этот человек знает обо мне абсолютно все. Никуда не скрыться от него. Остается лишь играть по его правилам, меняющимся по ходу пьесы. Но мне не привыкать… Я справлюсь. Слишком высоки ставки в этой игре.

К нотариусу мы приезжаем с опозданием. Мой драгоценный жених не учел пробки на дороге в час пик. Вот и влипли. Не то чтобы мне хотелось поскорее поставить закорючку под многостраничным документом. Просто ерничаю. Мысленно. Стараюсь улыбаться дорогому Родичке и держаться поблизости.

— Антон Иванович на сделке, — лопочет помощница нотариуса. — Я ему сейчас же сообщу, что вы приехали…

— Пусть занимается, — словно барин отмахивается Веприцкий. — Мы пока изучим документы… Найдется ли тут тихое место, чтобы нас никто не побеспокоил?

— Конечно, — кивает помощница. Маленькая, худенькая нервная женщина. — У нас очень уютная ВИП-переговорная.

— Обалдеть! — вырывается у меня.

— Привыкай, — хмыкает рядом Веприцкий и, войдя в богато уставленную комнату, сразу выдвигает для меня кресло.

— Чай? Кофе? — услужливо предлагает женщина.

— Договор, — мимоходом бросает Вепрь. Плюхается в соседнее кресло и снова берет мою руку в свои. — Пустая формальность, Маечка.

— Я все равно прочту, ладно? — мурчу я и, как только за помощницей закрывается дверь, шиплю недовольно: — А то, может, я по этому договору обязана еще отдать почку и кусок печени…

— Ну кому твой ливер нужен? — лениво усмехается Веприцкий. А когда я погружаюсь в чтение, утыкается в свой ненаглядный айфон последней модели.

Сам договор не содержит никаких скрытых или двусмысленных моментов. Все четко и абсолютно ясно. Имущество супругов раздельное. Никто ни на что не претендует. Ежемесячно я получаю содержание в размере ста тысяч рублей и по окончании еще миллион.

«Интересно, — думаю я. — Сколько выручит Веприцкий от сделки с землей, если так щедр со мной?»

— Из твоего вознаграждения большая часть суммы пойдет на покрытие ущерба, — словно прочитав мои мысли, поясняет он. — Тебе на булавки оставлю рублей пятнадцать. Думаю, должно хватить.

— Если обещаешь кормить, то забирай все, — фыркаю я и тут же возмущенно вскрикиваю. Пункт «дети».

— Это обычная практика, — пожимает плечами Вепрь. — Ты же не захочешь оставить себе моего ребенка, — цедит он равнодушно.

— Я от своих детей не отказываюсь! — нервно шиплю я, прекрасно помня, что именно такое условие содержалось и в брачном контракте семейства Бакли. А я, наивная и влюбленная дурочка, даже не удосужилась прочитать документ. Мне казалось, что Алекс безумно влюблен в меня и никогда не допустит моих слез. Разлюбил. Я же разлюбила. — Этот пункт нужно переписать, — тихо замечаю я. — Мои дети будут жить со мной, но я не возражаю против совместной опеки.

— Переделывать некогда, — мрачнеет Веприцкий. — Просто постарайся не залететь, чижик. Если этот пункт изменим и мы умудримся кого-то заделать, то развода не будет. Надеюсь, ты это понимаешь…

— Почему? — возмущенно выдыхаю я. — Тысячи семей заводят детей, а потом разводятся. Мы не исключение.

— Сама посуди, милая, — тихо и вкрадчиво объясняет Вепрь. — Каждый из нас желает жить со своими детьми. Какой развод? О чем ты?

— В любом случае этот пункт нужно переделать, — спокойно заявляю я. — В таком виде я контракт не подпишу.

— Хорошо, — быстро соглашается Веприцкий. — Переделаем. Что еще?

Я со всей серьезностью вчитываюсь в документ, стараясь не пропустить ни одной детали. Ловлю на себе насмешливый взгляд Родиоши и снова опускаю глаза в текст.

— Больше вопросов нет, — киваю я. — Только, Родичка дорогой, брачный контракт должен кроме моих обязанностей и твоих прав содержать что-то такое, что ты обязуешься для меня сделать…

— Отпустить целой и невредимой по окончании действия договора, — морщится он. — Что ты еще хочешь, чижик?

— Срок действия договора не указан. Поэтому я могу оставаться твоей пленницей долгие годы. Тем более если появятся условия, препятствующие разводу.

— Ладно, — негромко ворчит он, — что ты хочешь, аферистка?

— Внести всего лишь один пункт. Ты обязуешься радовать меня и исполнять сокровенные желания.

— Никто не пишет подобную хрень, Майя, — раздраженно восклицает Веприцкий. Наверняка он представляет мои желания как самые примитивные. Ну там массаж или шопинг… — Хорошо, — фыркает он под моим напряженным взглядом. — Только одно маленькое уточнение. Желание должно быть сокровенным и не материальным. Периодичность исполнения — один раз в год. А то я забодаюсь, дорогая, — мычит он недовольно.

«Бинго! — хочется заорать мне. — Ты даже не представляешь, Родя, на что подписываешься! Бинго!!! Мне тогда и квартиру продавать не придется, — шестеренки в моей башке начинают стремительно вращаться. — Стопэ, — приказываю я себе. — Утешься, милая. Еще рано радоваться. Потерпи».

У нотариуса мы задерживаемся надолго. Сначала меняют пункты в договоре по моему требованию. А чуть позже, уже достав из кармана дорогущий паркер, Веприцкий замечает в контракте грамматическую ошибку. И нисколько не стесняясь окружающих, начинает черкать листы. Ну словно диктант проверяет.

— Исправьте и перепечатайте, — велит он нотариусу. — Даю вам два часа. Мы вернемся и все подпишем, — заявляет он таким тоном, будто это мечта всей нотариальной конторы, а не его собственная прихоть.

— Теперь в ЗАГС, — решает Веприцкий, как только мы садимся в машину. — Там нас уже ждут. Нужно подать заявление…

— Сейчас вроде есть электронная запись, — брякаю я не подумав.

— Есть, — соглашается Вепрь. — Но мы подаем заявление задним числом. Примерно месяц или полтора назад. Как у них там в гроссбухе место будет.

— Нужно смотреть по датам, — тихо замечаю я. — Я вернулась из Америки два месяца назад. Главное — не промахнуться.

— Молодец, что подумала об этом, — улыбается Веприцкий и с уважением смотрит на меня. Наверное, впервые с момента нашего знакомства.

Суматошный день заканчивается для нас с Родиошей в массажном кабинете, что находится в подвале его усадьбы. В просторной комнате со светлыми стенами стоят два массажных стола. И за каждым трудится массажистка. Тонкая и крепкая азиатка. Выписал ли Веприцкий красоток из Таиланда или это местные кореянки, не знаю. Лишь млею от прикосновений сильных и ловких рук. Рядом на соседнем столе стонет от удовольствия сам Вепрь. Есть что-то необыкновенное и магическое в совместном массаже. И удовольствие как от секса. Будоражащее и расслабляющее одновременно.

— Мы забыли заехать ко мне за вещами, — лениво шепчу я, когда вместе с Родионом в обнимку бреду в нашу общую спальню. Упасть бы и не двигаться.

— Ерунда, — бормочет он нехотя. — После свадьбы заберем. Делов-то…

Родион заводит меня в комнату на третьем этаже и, крепко поцеловав прямо у дверей, сразу же куда-то уходит.

— Не жди, — бросает он на прощание.

— Да я и не собиралась, — фыркаю спокойно. — Только потом не забудь вынуть чужие кружевные трусики из карманов…

— Обязательно, — улыбается он криво и уходит.

«В банном халате далеко не уйдешь, — саму себя успокаиваю я. — Наверняка потащился в кабинет или в гостевую спальню. А жаль, — ехидно усмехаюсь я. — Мог бы остаться здесь и спать… на полу! — Мысль о том, что мной пренебрегли, застревает в душе обидой. — Какого вообще? И куда он направился в халате на голое тело? К тем самым массажисткам?» — мысленно вздыхаю я. Моя богатая фантазия мигом подсовывает картинки. Одна откровенней другой. Я подхожу к окну в надежде успокоиться и с высоты третьего этажа наблюдаю, как обе девчонки прыгают в малолитражку и уезжают прочь.

— Ну и с кем ты шпилишься, Родиоша? — гневно восклицаю я, заметавшись по комнате. Расслабон от массажа сменяется яростью. — Ну погоди, хорек, — шепчу я, бодрым шагом выходя из комнаты. И сразу останавливаюсь в пустом коридоре. Тонкие золотые светильники освещают развешанные по стенам картины. Какие-то нежные акварели. Пейзажи, твою мать! Краем глаза я замечаю, что все они написаны в одном стиле, но рассматривать каждую в отдельности у меня нет времени. Найти бы Веприцкого и прижучить его как следует. Может, так мне удастся избежать постылого брака, где никто никому не интересен? Спасибо большое, я точно знаю, каково это — жить с нелюбимым и не любящим тебя человеком.

— Так, — бормочу я себе под нос, думая, откуда начать поиски. — Мы с Родионом из массажного кабинета прошли через холл и поднялись по главной лестнице. Да и все помещения в той стороне не предполагают интима. Кухня, столовая, гостиная, библиотека… Нет, — замечаю я тихо. — Если страсть накроет, можно и в кухне на столе…

И направляюсь налево, чувствуя, как будто кто-то ведет меня за руку. Буквально через минуту я натыкаюсь на боковую лестницу и уверенно спускаюсь по ней на второй этаж. Ныряю в темный коридор, где находится моя бывшая комната. Хочу включить свет, но рука замирает в миллиметре от выключателя, а глаза осваиваются в темноте. Тем более что с лестницы падает свет. Немного, но достаточно, чтобы увидеть чуть приоткрытую дверь. Уловить едва различимый шепот. Совсем рядом кто-то бубнит себе под нос. Вепрь молится? Я вас умоляю!

Мне бы развернуться и уйти. Так, по крайней мере, советует здравый смысл, но мое прирожденное упрямство будто магнитом тянет меня к двери. Я подхожу поближе и замираю на месте. Мой грозный жених сидит посреди небольшой комнаты, залитой мягким отблеском горящих свечей, и с кем-то разговаривает. Просит прощения, что женится на мне…

«Твою ж налево!» — мысленно ругаюсь я, добавляя еще парочку выражений покрепче, и пытаюсь разглядеть, с кем это беседует мой милый.

Но кроме Вепря в комнате никого нет. Лишь огромные портреты, развешанные по стенам и расставленные на низком длинном комоде. Там же стоят и подсвечники, освещающие фотографии. Тусклый мерцающий свет искажает лица на снимках. Вернее, одно и то же лицо. Женщина! Погибшая или ушедшая возлюбленная Вепря. Я делаю шаг назад, чтобы поскорее уйти. Вернуться в спальню и притвориться спящей. Скорее! Но совершенно случайно оступаюсь и вскрикиваю от неожиданности. От моего голоса Родион вздрагивает. Затем резко разворачивается и, будто выброшенный катапультой, несется ко мне.

— Чижик, — рычит он, нависая надо мной грозной тенью. — Ненавижу когда шпионят…

— Я… мне… — лепечу я, пытаясь на ходу придумать правдоподобную версию.

— Ты сама напросилась, — тяжело вздыхает он, развязывая толстый пояс халата. По его недовольному лицу я вижу, что он в уме чертыхается, пытаясь быстро расправиться с дурацким узлом. Но не помогаю и не препятствую. Просто стою истуканом посреди коридора.

Развязав пояс, Вепрь откидывает прочь полы моего халата. По-хозяйски проводит рукой по моему бедру и впивается в губы горячим и требовательным поцелуем.

6.

Если б можно было откусить себе башку, я бы так и сделал. Учудить подобное безрассудство мог только полный безответственный кретин. Переспать — и с кем? С мошенницей и авантюристкой! С той самой наглой девкой, обчистившей меня и еще полгорода.

«А если меня к ней тянет!» — спрашиваю я сам себя и, накинув халат, выскакиваю из спальни. Оборачиваюсь в дверях и натыкаюсь на презрительный взгляд Майи Белецкой.

— Не волнуйся, — усмехается она. — Я не самка богомола, голову тебе не откушу после соития.

Задыхаясь от бешенства, я хлопаю дверью.

Как?! Вот как она смогла прочесть мои мысли? Ведьма, блин!

Я спускаюсь в библиотеку, наливаю себе виски в баре и, усевшись на диван, пытаюсь почитать, хватая с журнального столика первую попавшуюся книгу. Гоголь, твою мать!

«За каким маринадом я ее вообще достал с полки? И что хотел прочесть?» — я в недоумении пялюсь на запылившуюся книжку и открываю ее на первой попавшейся странице.

«А это что у вас, несравненная Солоха?… — Неизвестно, к чему бы теперь притронулся дьяк своими длинными пальцами, как вдруг послышался в дверь стук и голос козака Чуба», — читаю я и мгновенно представляю красавицу, оставшуюся наверху в моей спальне. Руки, обвивающиеся вокруг моей шеи и скользящие по спине. Нужно посмотреть, нет ли там царапин. Ноги, обхватывающие мои бедра. И стон, тихий и оглушающий одновременно. Как взрослый и состоявшийся по жизни мужик, я давно способен отличить настоящие чувства от имитации. Последнего добра я насмотрелся с лихвой. Даже Янка, моя любимая и несравненная, тоже иногда изображала Чайку из пьесы Горького «Война и мир». Но ей-то я до сих пор готов простить каждый фальшивый стон. Моя новая жена резко отличается от нее, да и от многих баб, прошедших через мою постель. Она не притворяется. Ни капли. Я верю каждому ее стону и, когда она вскрикивает от страсти, догадываюсь, что сумел ублажить. Я понимаю, что запал на нее. Тут даже отрицать не получается. Хотя любой человек врет больше всех самому себе. Но я по крайней мере стараюсь быть честным с самим собой.

«Завтра я женюсь на Майе, — криво усмехаюсь я. — Примерно через год разъедемся. Потом разведемся. Обычный среднестатистический случай. Влюбиться с первого взгляда, естественно, можно, вот только полюбить другого человека получается не сразу. Для настоящей любви нужно время. А те триста шестьдесят пять дней, указанные в брачном контракте, вовсе не срок!»

Я откладываю книгу в сторону и долго пялюсь в стройную красоту книжных полок. Рассуждаю, как сложится моя дальнейшая жизнь, и запрещаю себе хоть одну минуту помыслить, как жил бы сейчас, будь жива моя Яна. Я гоню прочь тревожные думки о своей никчемной жизни и пытаюсь понять, что я ощущаю к Майе. Ненависть? Желание отомстить или простое мужское любопытство. Ну-ка покажи, кисонька, как там у тебя все устроено? От недавних воспоминаний об упругом в нужных местах теле я чувствую, что вот-вот спячу. Мне хочется подняться наверх и снова ощутить, как подо мной выгибается дугой моя пленница. Хочется укусить ее, оставить всевозможные отметки на безукоризненном теле, чтобы каждый знал, кому принадлежит именно эта женщина. Я пытаюсь взять себя в руки, но ничего не получается. А желание обладать Майей перевешивает все остальные чувства. Про здравый смысл просто молчу. От близкого общения с худенькой нежной птичкой я, похоже, вообще утратил способность адекватно рассуждать. Но моему нахохлившему чижику, надежно запертому в клетке обязательств, знать об этом не полагается.

— Интересно, — бурчу я себе под нос. — Она мне быстро наскучит? Или запала хватит месяца на три, на четыре? — Я подрываюсь с дивана.

— Какого фига я тут вообще разлегся? — Выхожу из комнаты и, перепрыгивая через ступеньки, несусь наверх.

«Хорошо хоть в доме никого нет, — думаю я. — А то бы опозорился…» — хмыкаю я мысленно под нос и в душе не ведаю, что из темного проема столовой на меня кто-то смотрит с нескрываемой ненавистью. У себя в спальне я нахожу заплаканную девицу и, удивленно глядя на огромные, будто озера, глазищи, полные влаги, я плюхаюсь на кровать. И утерев тыльной стороной ладони слезки на Майкиных щеках, рычу словно тигр:

— Кто тебя обидел, жена?

Я и сам толком не понял, как у меня вырвалось это слово.

«Какая к лешему жена?» — хочется закричать мне.

— Жена? — хмыкает Майя, смаргивая слезы. — Нас еще не расписали, Роди. Пока можем поздравить друг друга с приятным знакомством. А вот с законным браком только завтра. И то при условии, что мы вовремя приедем в ЗАГС…

— А что может нам помешать? — рыкаю я, нависая над ней. — Ноги переломаем, когда с лестницы спускаться будем? Или ты превратишь меня в лягушку?

— И прикажу прислуге приготовить тебя на обед, — усмехается наглая девица. — Это идея, Роди!

Я не знаю, что меня бесит в ней больше всего. Этот независимый вид или дурацкое «Роди».

— Какой я нафиг Роди? — бурчу я, проводя ладонью по животу Майи. Чувствую, как под моей рукой чуть напрягаются мышцы пресса.

«Нужно узнать, каким спортом она занималась», — думаю я и, придавив красавицу к кровати, жарко шепчу ей в ухо:

— Я знаю самый лучший способ побороть твою хандру… Ты не пожалеешь…

Провожу языком по шее, затем спускаюсь в маленькую и трогательную ложбинку ключицы.

«Ты не пожалеешь, — повторяю я про себя. — Но у девчонки совершенно нет выбора. Вот и пусть отрабатывает», — хмыкаю я и тут же понимаю, что в этой битве нет победителей и побежденных. Одна лишь страсть, твою мать! Я не осознаю, в какой момент меня накрывает с головой. И я как сопливый юнец, добравшийся до бесплатной телки, могу лишь мычать, осознавая, что эта женщина моя. Только моя!

Я засыпаю, когда за окном начинает светать. Майя, откатившись, спит на другой стороне кровати. Честно сказать, я не сразу не пришел в себя от ночного марафона, когда словно по волшебству хитрый маленький чижик превратился в гибкую и яростную пантеру. Багира, блин!

Мне кажется, еще чуть-чуть, и я начну с рук есть у этой аферистки. Интересно, какие техники она применяет? Гипноз? НЛП?

Скорее всего, я совершаю глупость, решив жениться именно на ней. Но сделка, мать ее так! Канская ни за что не продаст землю, если заподозрит меня в обмане. Или продаст Фигнищеву.

Ни один из этих вариантов меня не устраивает. Лучше уж с год потерпеть Майю Белецкую, чем уступить Фигне!

«Да и Майя Белецкая не потомственная ведьма», — хмыкаю я про себя и тут же отчетливо понимаю, что больше всего на свете я хочу прижаться всем телом вот к этой самой женщине, и, проваливаясь в сон, я инстинктивно притягиваю ее к себе. Ощущаю прикосновение каждой клеточкой. Кожа к коже по всей длине нагого тела. Засыпая, я чувствую, как в душе разливается глупая и наивная безмятежность, дарящая радость и покой. И кажется, будто я возвращаюсь в детство, когда каждый день был солнечным и беспечным.

Утром я просыпаюсь в гордом одиночестве. Лишь легкий запах духов говорит мне, что Майя существует не только в моих фантазиях. Через пару минут в ванной я напряженно вглядываюсь в собственное отражение. С той стороны зеркала на меня смотрит огромный жлоб. Синяки под глазами и помятая морда словно вопят о бессонной ночи. Сейчас бы массаж не помешал. Юна и Эрна разгладили бы мне личико и размяли тело.

«Но ты же вчера отпустил их на неделю, придурок, — напоминает мне внутренний голос. — Последние мозги потерял?»

Я предпочитаю не отвечать самому себе. И быстренько захожу в душевую кабину, отделанную мрамором. Провожу ладонью по гладкой, идеально отшлифованной поверхности. И включив тропический ливень, вмонтированный в потолок, лениво вползаю под тяжелые капли. Потом, немного придя в себя, беру другую насадку и врубаю на полный напор. Тонкие жесткие струи будто иголками пронизывают мое тело, разгоняя кровь и остатки сна.

— Теперь можно и жениться, — бурчу себе под нос и, наскоро вытершись, бросаю полотенце на пол. Выхожу нагишом из ванной и застываю на месте. Моя новая жена уже умудрилась полностью одеться. Белое платье от Бальмана обошлось мне примерно в двести штук. Но оно того стоит. Приталенное, почти в пол, с золотыми пуговицами, оно больше напоминает двубортный жакет. И Майя в нем смотрится изумительно. Я окидываю ее восхищенным взглядом.

«Хороша стерва», — шепчу про себя и тут же натыкаюсь на насмешливые карие глаза, ощупывающие меня с головы до ног.

— Ну и как? — ухмыляясь бросаю я, даже не подумав прикрыться. — Нравится?

— Пойдет, — кивает она и отворачивается к зеркалу. Поправляет волосы, закрученные в тугой узел. Надевает серьги, струящиеся каскадом жемчужин и мелких блестящих камушков.

«Стразы или бриллианты?» — проносится у меня в голове. Я подхожу почти вплотную. Беру обеими руками ее лицо и впиваюсь в губы требовательным поцелуем. Коротким и властным. С усмешкой наблюдаю за Майей, в немом изумлении хватающей воздух, словно рыба. Ни секунды не сомневаясь вытаскиваю шпильки, тем самым разрушая строгую конструкцию. Мягкие волнистые волосы водопадом обрушиваются на плечи.

— Не вздумай опять свернуть их в дульку, — рыкаю я и, надев халат, собираюсь выйти из спальни.

— Трусы не забудь, — несется мне вслед.

«Похоже, мой брак не будет скучным, — фыркаю я про себя и, спустившись в столовую, с удовольствием оглядываю накрытый стол. На большой тарелке дымится свежепожаренная картошка, нависая над отбивной. Плюс стакан томатного сока. Не из пакета, разумеется. Марина каждый год консервирует для меня соленья. И заготовляет в каких-то астрономических количествах томатный сок.

«Нужно было жениться на Марине», — хмыкаю я про себя, принимаясь за еду. Как по мне, так это и есть самое здоровое питание на свете. Кусок жареного мяса и картоха. А любители пожрать сырую морковку пусть идут лесом.

Мысленно я возвращаюсь к сегодняшней сделке. И хоть держу в голове все детали, решаю дорогой еще раз перечитать контракт. Канская не тот человек, чтобы обжулить… Но как знать… Да и я сам давно разуверился в людях. Проходя через холл, я бросаю взгляд на часы, стоящие в углу. Резной корпус из черного дерева, перламутровый циферблат. Золотые стрелки показывают половину одиннадцатого. Остается только напялить на себя костюм от Бриони и тащиться в ЗАГС. Но в комнате моей прекрасной невесты нет. Я наскоро влезаю в брюки, лихорадочно застегиваю рубашку. Усилием воли сдерживаю порыв пробежаться по дому в поисках непредсказуемой невесты и аккуратно завязываю галстук-бабочку. Тщательно расправляю концы и ворот рубашки. И чувствую, что закипаю.

— Где, мать вашу, моя невеста? — рычу я, выбегая из комнаты.

«Если Майя надумала сбежать, — мысленно вздыхаю я, — то именно сейчас лучшее время. Лучше момента и не придумаешь, чтобы подставить меня. В самый раз запороть мне сделку!»

Я заглядываю в комнаты на своем этаже, спускаюсь на второй. Тут тоже пусто. И я уже понимаю, что шутки закончились и нужно звать охрану.

«Остались только гостиная и мой кабинет», — стискиваю зубы я и устремляюсь вниз, в душе костеря себя за наивность. Майю я нахожу в гостиной. Она держит в руках новенький самсунг, купленный вчера же, и с кем-то оживленно беседует на английском.

— Пока, Мелисса, — с сожалением произносит Майя, и в ответ слышится детский голосок:

— Пока-пока, мамочка! Ты у меня самая красивая.

— Скоро мы будем вместе, — поспешно бормочет Майя и с тоской смотрит в экран. — Я работаю над этим.

«Интересно, — проносится у меня в голове, — неужели ее муж, долбаный мистер Бакли, решил-таки вернуть ей ребенка?»

Я, конечно, не силен в английском и могу что-то напутать. Да и какое мне дело до семейных передряг красавицы Майи?

— Поедем, уже пора, — недовольно бурчу я.

— За тобой гнались, что ли? — фыркает она, поднимаясь с дивана. Прямая осанка. Распущенные длинные волосы, аккуратно струящиеся по плечам. И платье это! Белое с золотыми пуговицами! Может, расстегнуть его и скинуть с Майкиных плеч. Стащить брюки и прямо на столе…

— Я готова, — прерывает она мои фантазии. — Если опоздаем в ЗАГС, то и твоя сделка сорвется.

— Хватит болтать, дорогая, — обрываю я пустые разговоры. — Едем!

Подставляю руку и тут же чувствую тонкие пальцы Майи на моем предплечье.

«Сто лет не ходил под ручку», — мысленно усмехаюсь я и, выйдя в холл, замечаю Люка с букетом цветов. Белые розы, какая-то трава и лопухи. Проходя мимо, забираю у помощника веник и передаю его Майе.

— Теперь ты настоящая невеста, чижик, — хрипло бросаю я.

Она молча кивает, удостоив меня равнодушным взглядом.

Кто знает, может, мне и повезло. Говорит эта стервочка мало, в постели вытворяет нечто фантастическое. Не изводит меня попреками и истериками.

«Угомонись, — останавливаю я самого себя. — Вы не пара и, возможно, никогда ей не станете. Но за год случится может всякое, — подключается к беседе внутренний голос. — Вот именно, — рыкаю я. — Сейчас главное — сделка». И церемонно усадив Майю в черный лимузин — майбах Пуллман, плюхаюсь рядом.

Напротив меня грузно усаживается Люк.

— Пересядь, — командую я, скосив глаза на место рядом. И как только Петька пересаживается, блаженно вытягиваю ноги. Тут же нахожу в телефоне проект договора купли-продажи земли, присланный вчера юристами. И не обращая внимания на Майю, утыкаюсь носом в его изучение.

В ЗАГС мы приезжаем вовремя. В светлом зале с колоннами какая-то казенная тетка зачитывает нам набившие оскомину слова и выдает свидетельство о браке.

— Йес! — ликую я, твердо зная, что полдела сделано. И пусть обычные молодожены едут к памятникам и в церковь, мы с Маечкой отправляемся к нотариусу Канской, где нас уже ждет распрекрасная Маргарита Семеновна. Еще пара подписей на документе, и сделка завершена.

Нет, сегодня обалденный день!

Я чувствую небывалый прилив сил и эйфорию. Когда бы меня так колбасило от радости? С Янкиной болезни ни разу.

— Поедем на набережную, чижик, — весело предлагаю я, как только мы выходим от нотариуса. — Сделка оформлена. Земля теперь моя. Погуляем немного. Марина велела домой раньше четырех не возвращаться. А вечером завалимся в клуб.

— Мне что-то не хочется в «Пантеру», — морщит нос моя новоявленная жена. — Я бы поужинала и легла спать. А вообще, Родион Александрович, мне положена какая-нибудь отдельная комната.

— Зачем? — рыкаю я и сам не понимаю, почему начинаю сердиться.

— Личное пространство. Может, я захочу рисовать или музицировать. Или начну ваять скульптуры. Делать-то в вашем замке все равно нечего…

— Мы вроде сегодня утром были на «ты». С чего такая перемена? — ворчу я, понимая, что Майя права, но из чистого упрямства не желаю ей уступать.

— Роди тебе не нравится, — улыбается она. — Вот и приходится звать полным именем и на «вы». Как-то же нужно к тебе обращаться, — смеется она, и мне кажется, что со стороны мы вполне можем сойти за счастливых новобрачных. Если за нами следят люди Феднищева или знакомые Канской, то могут принять за влюбленных. Для пущей достоверности я притягиваю Майю к себе и нежно целую в щеку. Поправляю разметавшиеся волосы.

— Давай подойдем к реке, — шепчу, наклоняясь к жене, и тут же замечаю, что вместо шикарных сережек Майя надела бриллиантовые гвоздики.

— А где те новогодние гирлянды, что ты надевала с утра? — весело подначиваю я, легонько проводя пальцем по ушку.

— Вернула на елку, — парирует Майя.

«Вот же стерва, — мысленно вздыхаю я. — За словом в карман не полезет. Но главное, зная, так, сказать клиента, мне точно не придется скучать. Что еще стукнет в голову этой авантюристке?» — только успеваю подумать я, любуясь красавицей женой. Я обнимаю Майю одной рукой, и мы вместе, облокотившись на парапет, смотрим вниз на серую мутную воду.

— Тебе не холодно? — заботливо интересуюсь я, поправляя легкий пуховичок на груди у жены. И сам ежусь в тонкой стеганой куртке. — Поедем домой, дорогая, — шепчу я. — Растопим камин, посидим у огня…

— Конечно, — кивает она. Ветер треплет волосы. И Майя, высвободившись из моих объятий, накидывает на голову капюшон. В красном пуховике и с веником в руках, она похожа на школьницу.

— Пойдем, — я снова пытаюсь обнять ее и увести в майбах. Но, прежде чем мне это удается, Майя коротким броском кидает букет в реку. Вода цвета асфальта тотчас же уносит дизайнерскую композицию из роз и метелок. Совершенно не ожидая такой выходки, я слежу как зачарованный, за букетом скользящим по волнам. Он отплывает на несколько метров, а потом пропадает из виду.

— Можем идти? — как ни в чем не бывало осведомляется моя женушка.

— Что это было? — рычу я негромко и призываю на помощь всю свою выдержку, чтобы не схватить нахалку за шиворот и не отволочь в машину. Нельзя, нельзя. Это же теперь моя любимая жена. — Я же просил без фортелей… — хрипло бросаю я.

— А он мне не понравился, — улыбается она и, с вызовом глядя на меня, добавляет: — Если бы у нас все было по-настоящему, я бы так не поступила. Ты же не обиделся, Родичка?

7.

Сначала я слышу резкий и неприятный хлопок, а следом наступает зловещая тишина, длящаяся вечность. Будто весь мир остановился или случился апокалипсис. Чувствую, как на меня наваливается тяжелая туша. Вепрь, мать его… Но на самом деле проходит несколько секунд, прежде чем начинается паника. Орут дети, женщины. Где-то уже завывают, приближаясь, полицейские сирены.

К месту взрыва со всех сторон спешат зеваки, но охрана Веприцкого, тут же окружившая нас, никому не дает подойти поближе. Встали мальчики на изготовку. А раньше что-то не чесались… Даже с бутербродом в зубах из майбаха прибежал Люк. Личный телохранитель Вепря.

— Слезь с меня, — шепчу сквозь подступившие слезы, со всей силы отталкивая Родиона, и добавляю со злостью: — Ты от меня решил сразу избавиться?

Уж кого-кого, а моего нового мужа дважды просить не надо. Одним рывком он подскакивает и за руку тянет меня за собой. Наверняка мы представляем сейчас ужасное и жалкое зрелище.

— Ты считаешь, что это я подсунул тебе в букет взрывчатку? — криво усмехается он. — И зная, что она вот-вот взорвется, стоял рядом? Я, по-твоему, кто? Идиот или великомученик? Прости, милая, — рычит он, таща меня словно на буксире к своей машине, — но если я захочу кого-нибудь грохнуть, то подведу это под несчастный случай и обойдусь без фейерверков.

Я молчу, понимая, что спорить бесполезно. Вижу перекошенное от страха и одновременно растерянное лицо толстого здоровяка, еще с час назад радовавшегося за нас в ЗАГСе.

— Вепрь, — мычит он, покаянно наклонив бычью башку. — Я не додумался букет проверить. В руках его держал, а внутрь не заглянул.

— Садись уже в машину, — яростно рыкает Веприцкий. — И вызывай сразу Олежку. Я сейчас с вас шкуру спускать буду.

— Как… — лопочет шкафообразный Люк.

— Медленно и печально, — тут же сообщает Родион. — Да прекрати ты трястись, Петя, — бросает раздраженно. — У тебя лично много раз была возможность меня грохнуть, и никто бы носа не подточил. Нужно провести расследование, кому я мог помешать…

— Майе Владимировне, — бормочет Люк. — Ты подписал с ней брачный контракт, шеф, — нагло заявляет телохранитель Веприцкого. — Кроме нее никому не выгодно. А тут еще и цветы…

— И как же я, по-вашему, подсунула взрывчатку в букет? — ошарашенно лепечу я. — Когда ехала в ЗАГС или во время церемонии?

— Вам-то самой зачем? — гадко усмехается сволочной Люк. — Кто-то из ваших сообщников. Ну и сами цветы говорят за себя…

— Бред, — возмущенно вскрикиваю я и негодующе смотрю на безучастное лицо Веприцкого. Оно сейчас будто высеченное из камня. Ну или из дерева.

— Майя выбросила букет и тем самым спасла нас, — тихо и совершенно спокойно говорит он. — Твоя версия вообще не сходится. Моя жена, — он делает ударение на втором слове, — все время была рядом со мной. Выясни, где Артем покупал цветы и все его связи. Мне нужна полная информация по цветочной лавке. Кто хозяин, кто его бабушка, кто поставщик и любовница. Всю подноготную. Прямо сейчас. Звони Олегу немедленно. Потом будем рассуждать, — сквозь зубы бросает он, и каждое слово больше походит на плевок.

— Она могла передумать, — глядя на меня в упор, заявляет Люк. — Или испугаться последствий. Может, оставила б тебе свои цветочки, а сама бы отправилась в сортир…

— И давно я бабам цветочки держу, пока они нужду справляют? — негодующе хмыкает Вепрь. — Хватит теории, Люк, — приказывает он. — Звони Олегу. Я сказал.

Преданный оруженосец Вепря замолкает и напряженно сопит, потом яростно тыкает в трубку толстым пальцем и слово в слово пересказывает поручения Вепря. Не в силах слушать личного суфлера Родиона Веприцкого, я отворачиваюсь к окну. Невидящим взглядом смотрю на проносящиеся мимо улицы и внезапно понимаю, что мы направляемся совершенно в другую сторону от дома.

— Куда мы едем? — охаю я.

— В «Пантеру», — хрипло бросает Веприцкий. — Нужно по горячим следам разобраться в этой истории. И если ты причастна, Майя, то лучше сознаться. Когда я выясню все подробности, ты очень пожалеешь, что выкинула букет, а не отправилась к праотцам вместе со мной.

— Ты… ты… ты, — вскрикиваю я. — Не вали с больной головы! Это ты и твои люди подстроили, чтобы избавиться от меня. Ты же выигрываешь от моей гибели, Родион! Как ни крути, ты в шоколаде! — ору я. — Всем остальным покажешь, как расправляешься с врагами, — я хочу добавить еще пару слов про сделку, но Веприцкий молниеносно притягивает меня к себе и шипит: «Заткнись!» А потом впивается в губы злым и ненавидящим поцелуем.

— Ты, надеюсь, про основной инстинкт слышала? — рыкает он, оторвавшись от меня. — Будешь бузить, трахну прямо в машине, — рявкает Родион, все еще сминая мою шею в своих лапищах. — И даже на них не посмотрю, — кивает на водителя и сидящего напротив нас Люка. Довольно наблюдает, как я дергаюсь в его стальных руках, и замечает тихо: — Перестань рыпаться, Майя.

Я отворачиваюсь к окну и чувствую, как захват немного ослабевает. Наверняка завтра останутся на шее синяки, но это меньшее, о чем сейчас следовало бы подумать.

— Теперь ты двадцать четыре часа будешь находиться под наблюдением, — криво усмехается Веприцкий, и я в который раз поражаюсь изощренному уму этого человека и его выдержке.

— Это еще зачем? — я стараюсь подавить ярость и гнев. — За каким… собственно?

— На тебя покушались, милая. Или это ты хотела от меня избавиться. Я пока не знаю, — заявляет он, и я, мельком глянув на суровое лицо, внезапно замечаю, как ходят желваки.

«Значит, ты не такой уж спокойный, Родиоша, — мысленно хмыкаю я и удивляюсь собственной выдержке. — Ни слез, ни истерик. Тебя чуть не убили, Майя! Пореви хоть для приличия, что ли, — усмехаюсь я и одергиваю саму себя. — Сейчас не время для слез. Где бы ты теперь была, если бы не поддалась секундному порыву. Твои ошметки соскребали бы с асфальта, а потом бы генетики разбирались, какие именно останки положить в твой деревянный ящик, а какие в Родиошин. Кому я могла помешать?» — я пытаюсь прикинуть масштаб чуть было не разыгравшейся трагедии. И внезапно осознав совершенно банальную вещь, начинаю смеяться.

— Что тебя так развеселило, милая? — смотрит на меня как на сумасшедшую Вепрь. — Поделись с нами. Мы тоже посмеемся…

— Я подумала, — заливаюсь я нервным смехом. — Если бы я не выкинула букет, то была бы отличная эпитафия. «Они жили счастливо и умерли в один день».

— Очень смешно, — криво усмехается Веприцкий. — Ты прям Петросян в юбке. Только скажи, в каком месте смеяться, и я тоже повеселюсь, — бурчит он, еле сдерживаясь от ярости. — Отнесу твой смех на нервяки. Истерика, твою мать, — хмыкает он.

— Обычный черный юмор, — пожимаю плечом я. — Ты просто не врубаешься, — добавляю громко. — Не каждому дано…

— Ну конечно, — сипло бросает он и сжимает мне руку. Не больно, но неприятно. Кажется, этот человек прекрасно осознает свою физическую силу и может точно рассчитать захват или удар.

— Не рыпайся, — предупреждает сквозь зубы. — И если знала о взрывчатке, молись.

— А если понятия не имела, могу болтать? — негодующе фыркаю я и тотчас же ощущаю, как мои губы сминаются под натиском мужа. А его пальцы деловито расстегивают пуговицы на платье. Я пытаюсь вырваться, но сильные руки Вепря пригвождают меня к кожаному сиденью.

«Еще секунда, и он задерет мне подол, — мысленно ужасаюсь я и чувствую, как пальцы Родиона захватнически пробирается под платье и нахально движется по моей ноге. — Довыделывалась, Майя», — только успеваю подумать, как неожиданно мой дорогой супруг ослабляет объятия. Садится ровно и поправляет рубашку и брюки.

Мне хочется снова сказать Вепрю какую-нибудь гадость, но я только открываю рот, как у него в кармане дребезжит сотовый.

— Да, Маргарита Семеновна, — бурчит он в трубку. — Все хорошо. Мы с Маечкой живы-здоровы. Вот едем в клуб праздновать. Что сказали? — делано переспрашивает он, ухмыляясь. — Взрыв? Да ну что вы! Не дай бог! Это петарды пацаны запускали на радостях. Вот одна и рванула. Ага, салют в честь праздника, — смеется он, притягивая меня к себе. Не прерывая разговора, засовывает руку в вырез платья и совершенно спокойно подкладывает под мою грудь свою ладонь. Я ерзаю, стараясь освободиться из лап Вепря, и одновременно показываю свое недовольство. Но Родион снова переигрывает меня.

— Мне самому не терпится, любимая. Но сначала придется разобраться с терактом. Хорошо, что все остались живы.

— На набережной было полно детей, — шепчу я чуть слышно. — Мне даже страшно подумать, сколько народу бы пострадало… — добавляю я тихо, и тут меня прорывает. Слезы льются из глаз потоком, а тело сотрясается от рыданий. — Там дети бегали, — реву я. — Мальчишки лет пяти, ты видел? Они тоже могли пострадать…

— Все обошлось, милая, — ласково сообщает мне Веприцкий и механическим движением оглаживает спину. — Ты — умница, вовремя прислушалась к интуиции, — шепчет он. — Потом расскажешь, о чем подумала в тот момент, когда решила выкинуть этот дурацкий веник.

— Не знаю, — бормочу я. — Никаких картинок или голосов. Просто захотелось избавиться.

— Я и говорю, что умничка, — воркует Вепрь, целуя меня в макушку. — Ты у нас Майя — спасительница. Интересно, есть такая святая? Нужно заказать иконописцам твой портрет с веником и гранатой.

— Водрузишь на свой алтарь? — бросаю я, прежде чем подумать. И сразу же попадаю под прицельный огонь бешеного взгляда.

— Ты… — рявкает Родион, — ты… — повторяет негодующе и сильно стискивает в ладони мою плоть.

Я вскрикиваю от боли и пытаюсь вырваться.

— Идиот, — шиплю чуть слышно. — Садист поганый…

— Извини, чижик, — искренне раскаивается Веприцкий, тут же выпростав из декольте свою руку. — Я не хотел. Но больше не упоминай всуе.

— Как скажете, мой господин, — фыркаю я и, смерив Родиона недобрым взглядом, отворачиваюсь к окну.

«И с этим придурком мне жить год?! — мысленно сокрушаюсь я. — Год! Твою мать! Но все лучше так, чем объяснять очевидные вещи. Родиоша если вбил себе что-то в башку, то никак не переубедить. Какой Вепрь? Баран!»

Мы приезжаем в клуб в разгар дня. И сразу попадаем в необычную тишину. Это по ночам тут вовсю гремит музыка и народ толпами тусуется от барной стойки к танцполу. Зато сейчас пустые залы и выключенные софиты больше напоминают заброшенную усадьбу. Когда все еще на местах, но уже безлюдно. Я будто со стороны внимательно смотрю на подбегающих к Родиону людей. Бедолаги не знают, сочувствовать нам или поздравлять.

— Через десять минут жду всех у себя, — рявкает Родион и тут же, криво усмехнувшись, бросает небрежно: — Пожрать найдется что-нибудь? Кухня уже работает? Пусть хоть бутеров нарежут, — приказывает он и, крепко сжимая мою руку, отправляется в свой кабинет. Я как послушная девочка шагаю рядом.

— Если хочешь отдохнуть, — бурчит Веприцкий, как только за нами закрывается дубовая дверь кабинета. — Тут есть комната отдыха. Можешь часок вздремнуть или просто полежать, пока менты заявятся. Потом начнут по десять раз одно и то же спрашивать.

— Полиция? — изумляюсь я. — Из-за взрыва?

— Ну да, — недовольно хмыкает Родион. — Проходи, устраивайся, — он делает шаг в сторону и распахивает дверь, замаскированную под шкаф.

Мне хочется упрекнуть его. Заявить, что я ни за что не лягу в постель, где он кувыркается с левыми девицами. И кашлянув негромко, я с вызовом смотрю на него.

— Если ты тут с бабами кувыркался, я лучше на табуретке посижу, — фыркаю я. — В одной койке с твоими лебедями я лежать не собираюсь, — добавляю строго, будто сама нравственность и добродетель.

— Не лежи, — равнодушно пожимает он плечами. — Мне-то что… Табуреток у меня нет, к сожалению. Поэтому сама найди, где приткнуться. Мы тут пробудем долго. Постель, кстати, свежая застелена, — добавляет Родион. — Ежедневно меняют.

Положа руку на сердце, мне хочется заржать в голос. Великий и страшный Вепрь проговорился, будто мальчишка. И даже не подумал хотя бы соврать…

«А кто ты ему? — напоминает мне внутренний голос. — Недоразумение ходячее, да и только…»

— Ну так что? — криво ухмыляется Вепрь. — У меня скоро совещание, милая, — произносит он нетерпеливо. — Не хочешь лежать, сейчас велю перенести для тебя кресло, — кивает он в сторону моего прежнего пристанища. — Дома ты спокойно спала в моей постели и никаких требований не выдвигала, — рычит Родион. — Что сейчас на тебя нашло? — раздраженно интересуется он и, покосившись на часы, закрывает дверь прямо перед моим носом.

— Сиди здесь, — слышу я резкую команду, и тут же проворачивается ключ в замке. Я ошарашенно пялюсь по сторонам.

«Классно придумано, Родиоша, — свирепею не на шутку. — Я тебе что, рабыня Изаура?»

Но и стучать в толстую дверь, совмещенную со шкафом, толку мало. Я без сил опускаюсь на кровать, а через минуту ключ в замке поворачивается снова. Наглый и грубый человек, за которого я несколько часов назад вышла замуж, возвращается.

— Тут сортир, — открывает он ничем не приметную панель и являет мне сверкающий огнями и зеркалами санузел. — А тут, — открывает другую, — тренажеры. Хочешь, завались спать, прими ванну или растряси жиры. Тебе полезно, — бурчит он недовольно. — А мне придется разбираться в этом навозе с твоим веником, дорогая. Завтра летим к англосаксам, поэтому все дела нужно уладить сегодня. Да, и вот что, — чешет коротко остриженную башку и, подойдя к двери, зовет кого-то. В комнату вплывает блондинистый мальчик с ирокезом на голове и с подносом в руках. Молча выставляет на журнальный столик закуски и пару тарелок под блестящими крышками. И так же не сказав ни единого слова удаляется.

— А ты по мальчикам тоже специализируешься? — невинно интересуюсь я, кивая вслед пареньку.

— Че-е-го? — рычит мой избранник. — Ты с дуба рухнула, Майя?

Я прекрасно понимаю, что довела Вепря до бешенства. Он бы придушил меня в этот момент, но в кабинете уже слышатся голоса и Родион, пытаясь совладать с собой, выскакивает за дверь.

— Входи, Приор, — доносится до меня его бас. Дверь захлопывается, оставляя меня один на один со сверкающим сортиром, парочкой кардиотренажеров и кроватью королевских размеров. Будто девочка Маша из сказки «Три медведя», я падаю на кровать и, раскинув руки, лежу несколько минут. Спешить некуда, реветь из-за несуразных приказов Вепря или неудавшегося покушения смысла нет никакого. Спать пока не хочется, есть тоже. Я медленно встаю и иду осматривать принадлежащие одной мне помещения. Санузел, конечно, может впечатлить кого угодно, но только не меня. Будучи замужем за Алексом, я насмотрелась более крутых наворотов. Но огромная круглая ванна, вмурованная в мраморный пол, привлекает мое внимание.

«Окей, поваляюсь», — мысленно хмыкаю я и тут же замираю около зеркала.

— Паршивый идиот, — шепчу я под нос, осматривая себя со всех сторон. Моя фигура близка к идеальной. Подтянутая и округлая в нужных местах. Ни грамма жира. Да и белое платье стройнит, подчеркивая каждый изгиб. Я скидываю платье и снова придирчиво оглядываю себя.

«Ну и сволочь же ты, Вепрь», — тяжело вздохнув, бреду дальше. Нет, задница как орех или грудь как спелые дыни никогда не были моей самоцелью. Тут спасибо природе-матушке. Минимум тренировок и максимальный эффект. Идеальный метаболизм.

От нечего делать я бесцельно брожу по ванной комнате, провожу пальцем по гладкой поверхности и бреду в тренажерку, мысленно представляя Вепря, гоняющего на велотренажере или бегущего по дорожке. Это, конечно, мода такая — везде передвигаться на машине с кучей охранников, а потом в закрытой комнате имитировать бег и езду на велике. Но войдя в соседнюю комнату, радостно ухмыляюсь. Боксерская груша!

«То что надо, чтобы сбить эмоции», — фыркаю я про себя и тут же на невысоком стеллаже нахожу перчатки. Большие и чуть поменьше. Наверняка Родион Александрович тренируется тут не один.

«Может быть, с сыном?» — думаю я, примеряя вторые. Они подходят мне идеально. Любительские, правда. С вытянутым пальцем и на манжетах. Но и такие сойдут. Я еще раз внимательно оглядываю стеллаж и сразу нахожу боксерские бинты от Эверласта. Пойдет! Возвращаюсь в спальню и по-хозяйски открываю шкаф в надежде найти там чистую футболку. И сразу натыкаюсь на идеальную стопочку маек.

«Да, мой дорогой, — мысленно обращаюсь я к Вепрю. — Прислуга у тебя вымуштрована!»

Я быстро нарушаю это маечное великолепие, выбирая себе подходящую одежду. Останавливаю свой выбор на майке-алкоголичке. Во-первых, она доходит до середины колен, а во-вторых, не болтается на мне хламидой. Бегу обратно в тренажерку. Бинтую руки, надеваю перчатки и с наслаждением луплю по груше.

«Твою мать, — мысленно рычу я, привычно представляя Алекса Бакли. — Я урою вас, козлы! Доберусь и урою», — мысленно обещаю я врагам и к мощным хукам присовокупляю удары ногами.

8.

Родион

Вернувшись в кабинет, я застаю там настороженных и чуть печальных своих соратников. За каждого из них я готов рисковать головой. Надежные мужики, прошедшие со мной многие тяготы. Происки конкурентов, предательство Фигнищева, болезнь и смерть Яны.

— Ну что там у нас? — бросаю раздраженно, впиваясь невидящим взглядом в Олега Миронова, моего главного безопасника. Он строго кивает и почти на автомате поправляет на переносице очки в золотой оправе. Если не знать, что этот лощеный господин в брендовых джинсах и такой же рубашке вырос в самом неблагополучном районе города и с двенадцати лет состоял на учете в детской комнате полиции, то можно принять Олежку за важного банкира. Но впечатление обманчиво. Цепкий ум работает слишком быстро. Мне иногда кажется, что я не поспеваю за ним.

— Погоди, Приор, — бурчу я в таких случаях. — Дай обмозговать…

Но сейчас Миронов молчит и смотрит как-то озабоченно.

— Что удалось узнать? — рычу я, плюхаясь в широкое белое кресло с высокой спинкой. — Кто стоит за покушением? Какая тварь посмела поднять голову?

— Мы ничего не смогли выяснить, — пожимает плечами Олежка и сокрушенно разводит руками в стороны. — Родя, никаких предпосылок не было.

— Цветочную лавку пробили? Где вообще Артем, твою мать?!

— Пробили, — тяжело вздыхает Олег. — Уже Тофик прискакал. Ждет в зале. Уверяет, что именно на этой точке его брат работает.

— Все люди — братья, — раздраженно, будто сплевывая слова, бросаю я. — Он сейчас мамой поклянется, а потом выяснится, что это внучатый деверь двоюродной бабушки, — криво усмехаюсь я и, чтобы хоть как-то унять клокочущую ярость, включаю стоящий на столе ноутбук. И машинально нажимаю на иконку с камерой. И тут же на экран вываливаются десятки изображений. Вон Тофик, смурной и растерянный, смирно сидит на диванчике и ждет своей участи. Судя по его бледному насупленному лицу мужик явно перепуган.

«Это хорошо», — мысленно усмехаюсь я и, слушая причитания Люка, развалившегося на стуле напротив Олега, нажимаю на три точки вверху электронной папки. «Показать скрытые».

Не то чтобы я страдал эксбиционизмом и увлекался домашним порно, но, когда через твою койку проходят специально обученные, но по большому счету случайные девки, лучше перестраховаться. Мало кому придет в голову вытаскивать из моего портмоне бабки или проверять паспорт. Обычно в комнату отдыха я вхожу без денег и документов. Но пару раз попадались куколки, решившие обшарить мои вещи. И тут, как говорит Олег, воровство — наименьшее зло. Главное — уследить, чтобы ничего не подбросили. Гранату там или белый порошок. И хоть девочек по вызову обычно тщательно проверяют и вход в мои апартаменты с сумками запрещен, но как-то Люку удалось взять девицу с поличным. Закинула под кровать пакетик с герычем. Оказалось, происки Фигнищева. Именно с той поры наше противостояние перешло в фазу открытой вражды.

Я внимательно наблюдаю, как грузятся данные с камер. Спальня, ванная и в последнюю очередь тренажерка. На что я рассчитываю? Застать обнаженную Майю в моей постели? Сознание туманится от фантазий. Вот моя новая жена выгибается и стонет на черных шелковых простынях. А вот…

Но в спальне Майи нет. Постель, аккуратно застеленная горничной, лишь чуть примята.

«Значит, в ванной, — внутренне ликую я, представляя лежавшую в пене жену. — Афродита, блин», — мысленно усмехаюсь я и тупо гляжу через экран на пустую ванную комнату. Замечаю брошенное на стул платье и стоящие внизу туфли.

«Телепортировалась ты, что ли», — вздыхаю я про себя и тут же на автомате открываю данные с камер, подвешенных по четырем углам моего личного спортивного зала. Естественно, в эту часть апартаментов никакие девки не заходят. Нечего им тут делать! Зато, когда приезжает Санька, мы с ним боксируем. И я потом, скучая по сыну, пересматриваю наши бои, а заодно подмечаю, что еще нужно подправить в технике юного дарования. Я лишь на минуту задумываюсь о своем пацане.

«Как ему жить, если меня грохнут? Естественно, кроме меня есть еще родственники. Но каково это — остаться сиротой в неполные четырнадцать? Как пережить смерть обоих родителей и не свихнуться от горя? — я стараюсь не думать о последствиях моей предполагаемой гибели. — Никогда, твою мать! Я не дамся вам, твари! Кто бы вы ни были!» — стискиваю я челюсти и тут же напоминаю сам себе, что враг подобрался слишком близко, а мы и не заметили…

Я перевожу взгляд на Олега и понимаю, что у него нет никаких версий. Вообще! Да и мой Миронов никогда не станет попусту молоть языком. Лучше промолчит.

«Да и сколько лет мы вместе! — криво усмехаюсь я. — Все с той же инспекции по делам несовершеннолетних. Мы с Люком обнесли ларек, а Приор поджег почтовые ящики. Ну и встретились на свою голову. Клуб по интересам, блин», — мысленно фыркаю я, выводя записи с камер на весь экран, и пораженно застываю на месте.

— Ты чего, Вепрь? — удивляется Олег. — Привидение увидел?

— На жену пялится, — понимающе бурчит Люк и тут же подскакивает с места. — Дай посмотреть, а?

— Уху ел? — рыкаю я, не сводя завороженного взгляда с лихой девицы с закрученными на макушке патлами. Поедаю глазами все изгибы, проступающие через мою собственную майку. Замечаю на спине и под грудью мокрые пятна пота.

— Твою ж мать, — рычу я в голос, не скрывая своего изумления. Наблюдаю за точными и хорошо поставленными ударами. Моя жена прицельно и уверенно бьет кулаками по груше.

— Что она там вытворяет? Ты прям с лица спал, — хихикает Люк, а Приор невозмутимо рассматривает что-то в ежедневнике. Чиркает там золотым паркером. Ну-ну…

— У меня аж дыхание перехватило, — честно признаюсь я и, задумавшись лишь на долю секунды, предлагаю: — Хочешь посмотреть?

Люк, осклабившись, кивает. Я разворачиваю экран, так чтобы оба моих соратника могли видеть экран, и с наслаждением смотрю на их вытянувшиеся морды.

— Ну как вам девочка? — хмыкаю довольно и ловлю себя на идиотской мысли. Я испытываю за Майю гордость.

— Удачно ты женился, Вепрь, — ехидно бросает Олег. — Если кто нападет, твоя баба за тебя отмахается.

Я решительно разворачиваю ноут к себе. Мне хочется заорать. Признаться пацанам, что Майя Белецкая вовсе не моя баба. Так… наглая девчонка, попавшая под раздачу.

«Такой выкрутить руки не грех», — фыркаю я про себя, замечая, как моя жена закончила тренировку и, подойдя к кулеру, примостившемуся в самом углу тренажерки, налила в одноразовый стаканчик воду. Но пить не стала. Лишь тонкой струйкой выпустила изо рта холодную прозрачную жидкость. Я завороженно наблюдаю, как вода льется по ее груди, медленно и верно затекая в ложбинку между двумя высокими холмами. И в ту же минуту мне хочется оказаться рядом. Слизать языком каждую каплю. Отнести Майю в постель… Но сначала нужно отключить камеры наблюдения.

— Там менты подтянулись, — тихо и серьезно сообщает Олег. — Пацаны с главного входа звонили. Я встречу, — поднимается он и несется к выходу. А когда за Приором закрывается дверь, я натыкаюсь на недовольный взгляд Люка.

— Слышь, братан, — торопливо говорит он. — А в деле твоей жены ничего про бокс не сказано. И судя по тому, как эта стерва наносит удары, она не впервые в жизни увидела боксерскую грушу.

— Ты сейчас говоришь о моей любимой, — язвительно замечаю я. — Я влюбился в мошенницу, выставившую меня на бабки…

— Втирай кому-нибудь другому, — фыркает он. — Я тебя как облупленного знаю. Ты до конца жизни будешь оплакивать Яну. Однолюб хренов. А эта… — Люк кривится недовольно. — Я пока не знаю, что ты затеял Вепрь и нафига тебе потребовалась жена. Не хочешь, не говори, — добавляет он поспешно. — Но я даю этому браку от силы год…

— А ты не пробовал консультировать парочки по психологии семейной жизни? — фыркаю я и уже собираюсь добавить еще несколько язвительных фраз, как дверь раскрывается и в кабинет входит сначала Приор, а за ним бодрой походкой следует майор Щетинин, наш с Люком одноклассник. Я встаю из-за стола навстречу, довольно раскрывая объятия.

— Что, наглая зверюга, — радостно обнимает меня Пашка, — женился, гад, и решил замылить свадьбу? А тут тебе подарочек подложили, — морщится недовольно.

— Нашли что-нибудь? — отвлекаясь от мыслей о Майе, интересуюсь я.

— Не-а, — весело мотает головой Тин-тин. — Что там найдешь в мутной воде? Судя по взрыву, заряд в тротиловом эквиваленте совсем мизерный. Граммов пятьдесят-сто от силы. Теперь фиг что отыщешь… Твоей леди нужно благодарность вынести. И вас сберегла, и окружающих. Тебя бы, Родя, на месте расплющило, ну и другим поотрывало бы руки-ноги, — усмехается он и демонстративно крутит башкой по сторонам. — Кстати, где твоя невеста? Я поздравить хочу.

— Она отдыхает, — вру не краснея я. — Сам знаешь, как колбасит после подобных событий. Давай лучше о деле поговорим. Твои люди камеры наблюдений проверили? Может, что интересное увидели, — улыбаюсь я, а на душе кошки скребут.

Пашка садится на место Приора, занявшего то самое кресло, куда я в первую нашу встречу толкнул Майю. Моментально вспоминаю ее растерянный взгляд, спутанные волосы и бледное лицо. Будто наяву вижу, как она выпивает залпом полстакана виски и тем самым избегает наказания.

«Хитроумная стерва», — шепчу я про себя, и снова пытаюсь сообразить, кому и зачем понадобилось меня убивать.

— Я, конечно, страдаю тяжелой формой паранойи, — говорю я Щетинину. — Но не удивлюсь, если выяснится, что буквально за поворотом стояла тачка кого-нибудь из людей Фигни. Ну и если выяснится, что к родственнику Тофика тоже заходил кто-то из подручных Феднищева.

— Как ты догадался? — насупившись бурчит Щетинин. — Серая ауди с забрызганными номерами стояла чуть впереди от твоего Пуллмана, и на нескольких камерах отчетливо виден Толик-Мазут и еще двое парней. Они в кафе на террасе сидели. Кстати, с того места очень хорошо просматривается парапет, около которого стоял ты с невестой. Вероятно, взрывчатку поставили на таймер, — пробормотал он. — Но тут ничего не докажешь, — усмехается Тин-тин. — Посиделки в кафе еще не преступление…

Естественно, я понимаю! Мазут — одно из доверенных лиц Феднищева. С какой бы радости он просто так оказался на набережной в момент покушения. В случайности я не верю и сейчас от собственного бессилия хочу разнести кабинет, клуб, город к чертям собачьим. Всеми фибрами души желаю поехать к Фигне. Ворваться в его стеклянно-зеркальный офис, схватить Фигню за грудки и его трепыхающейся тушей крушить все подряд. Я понимаю, что радости от скандала хватит минут пятнадцать, а потом судись с этой скотиной до самой смерти. Я внимательно всматриваюсь в белозубую улыбочку Щетинина. Скольжу взглядом по крепким накачанным плечам и темно-русым волосам и понимаю, что мой дорогой одноклассник рыть носом землю явно не станет. Нужно его заинтересовать как-то…

— Раскрути это дело, Тин, — искренне прошу я. — Начальство подарит тебе звездочку на погон, а от меня лично получишь путевку в Доминикану.

— Да я и так копаю, — лениво отмахивается Павка. А я по глазам вижу, что наживочку он заглотил.

— Нужно с твоей женой поговорить, — бормочет он, изображая профессиональную настойчивость. — Может, она букет где оставляла? Мне ее опросить надо и взять с вас подписку о невыезде.

— Подписку засунь себе знаешь куда, — грозно фыркаю я и добавляю более миролюбиво: — А жену я сейчас приведу, — серьезно киваю я и, поднявшись из-за стола, толкаю дверь в личные апартаменты и очень надеюсь застать Майю еще в тренажерке.

Я вхожу в спальню, думая о всякой ерунде. О гладком и податливом теле жены. Нежная бархатистая кожа, полностью лишенная даже случайной волосинки. Только пот стекает по шее, а потом и по груди…

«Нужно как-нибудь провести спарринг», — усмехаюсь я мысленно. Заглядываю в тренажерный зал. Но там уже пусто. Захожу в ванную и слышу шум душа. Через запотевшее стекло перегородки я вижу полуразмытый силуэт. Подхожу ближе и любуюсь самой прекрасной картиной. Жена намыливает плечо, а по ровной совершенной спине стекает мыльная пена.

— Ты меня напугал, — спокойно сообщает жена, внезапно обернувшись. Ни криков, ни истерик. Любая другая закатила б скандал. А эта лишь смотрит напряженно.

«Эх, — проносится у меня в голове. — Прислонить бы нахальную девицу к стеночке и устроить показательные выступления. Ты совсем бахнулся, — рычу я на себя. — У тебя Фигня висит на хвосте. В кабинете полно народа. Укроти немного свою стоямбу, а то опустят тебя в деревянном ящике на глубину два метра. Охолони немного, Родя!»

— Что ты хотел? — равнодушно осведомляется Майя, выключая душ. Ни капли стеснительности или, наоборот, показной сексапильности. Зато я как дурак оглядываю ее с ног до головы.

«Идеальная баба. Все при ней», — успеваю подумать я и наталкиваюсь на насмешливый взгляд.

— Дай мне полотенце, пожалуйста, — просит она уверенным тоном. И мне даже не приходит в голову отказаться. Я подхожу к большой деревянной полке, где рядками лежат свернутые по последней моде полотенца. Беру одно и, раскрыв его прямо около душевой, словно приглашаю жену подойти ближе. Она делает шаг, и я уже собираюсь ее накрыть белоснежной махровой тряпкой, как Майя проворно забирает полотенце из моих рук и быстро завязывает его на груди.

— Так что ты хотел? — фыркает она недовольно. — Ты вроде сказал, а я не расслышала, — равнодушно ведет плечиком.

— Да я вроде молчал, — ухмыляюсь я. — Слова подбирал…

— Получилось? — усмехается она.

— Немного, — киваю я, любуясь ровной спиной жены и горделивой посадкой головы.

«Зараза, — шепчу я про себя. — Какая же ты зараза, Майя!»

А вслух бросаю небрежно:

— Там полицейский пришел. Ему нужно тебя опросить, — поясняю я, наблюдая, как моя супруга останавливается около зеркала и, распустив волосы, пытается причесать их пальцами.

— В ящике щетки для волос, — киваю я на высокий белый пенал. — Причешись нормально, — предлагаю я Майе.

— Вот еще, — фыркает она, — не хочу, чтобы твои тараканы ко мне перебежали.

— Что? — рявкаю я не сдерживаясь. — Какие еще тараканы, чижик?

— Мадагаскарские, — усмехается она. — Сантиметров десять в длину, — растопырив пальцы, показывает она. — Они еще шипят, — добавляет со знанием дела.

— А-а-а, — будто идиот мычу я и легко провожу по коротко стриженной башке. — Ни одного нет, — весело усмехаюсь. — Ты ошиблась, девочка, — бурчу жалостливо. — Ну откуда им взяться?

— Они из ушей вылезают, когда ты спишь, — скромно потупившись, заявляет нахалка и добавляет тихо, будто военный секрет рассказывает: — Я сама видела.

— Врешь ты все, — хмыкаю я равнодушно. — Поторопись, чижик, — бросаю коротко и уже хочу вернуться к друзьям, когда замечаю шальной взгляд Майи. Она не сводит с меня лукавых глаз и громко заявляет:

— Почему это я вру? Вчера ночью видела. Как только ты уснул, они из ушей полезли. Побегали по темечку и обратно в башку вернулись…

— Ты косишь под сумасшедшую? — неожиданно догадываюсь я. — Голову в спортзале отбила?

— Мне жаль тебя разочаровывать, Родя, но это кладовка для инвентаря, — фыркает она, кивая в сторону моей тренажерки.

— Стерва, — бурчу я, выходя из ванной комнаты. — Давай не задерживайся, — приказываю грубо.

— Могу только платье накинуть и выйти, — хмыкает она. Я в бешенстве поворачиваюсь обратно. Замечаю ясный взгляд и наглую довольную улыбочку. И мне начинает казаться, что эта зараза меня нарочно дразнит.

— Лифон надень и трусы, — рычу я, стараясь побыстрее выйти. — Ты моя жена, поэтому на тебя мужики с интересом смотреть не будут. Им собственные зубы дороже твоей красоты, — недовольно морщусь я.

— Как скажешь, Роди, — несется вслед приторно-ласковое.

9.

Как только за моим новоявленным супругом закрывается дверь, я не выдерживаю и со злости бью по каменной столешнице. Тут же прижимаю к груди ноющую от боли кисть.

— Дура, идиотка… — бурчу я себе под нос, чувствуя, как меня накрывает паника. Сейчас бы свернуться клубочком, привести мысли в порядок. Кто и зачем мог подсунуть в букет взрывчатку? Да и кому выгодна моя смерть? Только Веприцкому?

— Но тогда бы он не стоял рядом как приклеенный, — снова вздыхаю я, понимая, что вот так с наскока не смогу понять, что происходит.

Я еще раз вглядываюсь в свое отражение. Ни грамма косметики. Чистое лицо. Именно такое итальянцы зовут «вода и мыло» и считают эталоном красоты.

«Сойдет и так, — я морщу нос, понимая, что не желаю лезть в сумочку за косметичкой. — Лишнее это, — ворчу себе под нос, собирая волосы в подобие прически. — В конце концов, и свадьба не настоящая, и невеста только после тренировки. А про жениха промолчу. Наглый самоуверенный тип, — я снова придирчиво рассматриваю себя в зеркало. — Боксер, твою мать! Судя по перчаткам и другому инвентарю, любитель хренов. Так, девушкам пыль в глаза пустить», — хмыкаю я недовольно и, напялив белье и платье, выхожу в кабинет Веприцкого.

И тут же попадаю в капкан его рук. Крепких и надежных.

«Не вырваться, блин», — усмехаюсь я мысленно. Обвожу наивным взглядом собравшуюся компанию. Телохранитель мужа с собачьей кличкой, еще один похожий — здоровый жлоб, косящий под интеллигента. Очки в золотой оправе смотрятся на перебитом носу как чужеродный предмет, а вот выглядывающий из-под рубахи здоровенный крест говорит о том, что это тоже человек Вепря. Зато третий мужчина немного отличается от остальных. Чувствуется военная выправка, да и скромный костюм сидит будто форма. А еще улыбка. Ее точно ни с какой другой не спутаешь.

— Привет, Майя, — радостно смеется мой бывший сосед Павлик Щетинин и, поднимаясь из-за стола, резво шагает ко мне. Тотчас же оказывается рядом и проворно вытаскивает меня из загребущих лап Вепря. — Вот так встреча, — смеется он невесело. — Никак не ожидал, что ты в городе, да еще и замуж вышла за этого типа.

— Минуточку, — рычит Вепрь и снова возвращает меня к себе. — Это моя жена, — бубнит ворчливо. — Если ты когда-то жил с Майей в одном доме, — фыркает он, — то думаешь, что имеешь право лезть к ней? Свою заведи, Павка… А от моей убери руки.

— Я работаю над этим, — усмехается Тин и снова смотрит на меня. Строго и немного озабоченно. — Расскажи про букет, Маюша, — просит он, называя меня старым детским именем. Вепрь абсолютно прав. Небось целую разведывательную операцию провел и ему точно известны все мои адреса кроме бабушкиной квартиры.

— Я ничего не знаю, Павлик, — тяжело вздыхаю я. — Букет мне вручил жених, — я указываю на Веприцкого, — а ему вон тот тип передал, — вламываю Люка-Хряка по полной.

— А ты, Бессонов, где букетиком разжился? — лениво поворачивается Щетинин к Люку. Теперь понятно, почему такое прозвище. Скопище интеллектуалов, твою мать.

— У Артема. Он с рынка привез, — бурчит недовольно Люк, под строгим взглядом Вепря поднимаясь из-за стола и уступая мне место. Муж подводит меня к креслу, нагретому булками толстяка, и я отчетливо понимаю, что просто не могу сесть на мягкое кожаное сиденье и почувствовать его тепло. Меня вырвет, честное слово.

— Нет, — мотаю я головой и пытаюсь освободиться из железного захвата. — Я постою. Зря ты согнал человека, Родичка, — мурчу я, постепенно вытаскивая пальцы из лапищ Вепря.

— Тогда я сейчас всех подниму, — угрожающе рычит муж. — В присутствии женщины мужики не сидят.

— Это атавизм, милый, — шепчу я и вижу, как вытягивается морда Люка-Хряка. Наверное и слово он никогда не слышал.

— Садись на мое место, Майя, — решает Родион, видимо догадавшись об истинных причинах. — И давайте уже перейдем к делу.

Наблюдая, как я церемонно усаживаюсь за широкий письменный стол, муж задумчиво чешет башку и осведомляется в присущей ему хамской манере: — Ты все схомячила или там хоть что-то осталось?

— Не притронулась, — криво усмехнувшись, бросаю я и добавляю елейный голоском: — Покушай, милый. — Я вижу, как Вепрь, стиснув зубы, выходит из комнаты в спальню, наблюдаю за Пашкой. Бывший сосед, опустив голову, силится не рассмеяться. Шкаф в очочках пялится на меня во все глаза, а товарищ Люк косится недовольно.

— Вот, — на правах хозяина Родион выносит из спальни поднос и водворяет его на стол. — Все нужно съесть, — бурчит он и тут же кивает Люку. — Позвони на кухню. Пусть нарежут еще бутеров и принесут вместе с кофе.

— Мне зеленый чай, — встреваю в разговор я. — И, если есть, выпечка без глютена.

— Что? — хором спрашивают муж и его помощник.

— Такого не держим, милая, — ухмыляется Веприцкий. — Но ты скажи, завезем. Итак, народ, — заявляет он хрипло, становясь около меня и укладывая свою лапищу на изголовье кресла. Меня качает, как в люльке, но мой тиран, кажется, этого не замечает. — Сейчас прорабатываем версию: кому выгодна моя смерть?

— Твоей новой жене, — сердито бурчит Люк.

— Петя, — резко обрывает его Щетинин. — Я так понимаю, что у Майи не было возможности всунуть тротил в букет. А вот у тебя была. Я бы на твоем месте, Родя, этого типа отправил под арест. У тебя есть камера?

— Или выгребная яма, — шепчу я чуть слышно. Но мой муж улавливает каждое слово.

— Начнем с главного, — рычит он. — Куда запропастился Артем? — Вепрь зло оглядывает своих подчиненных. — Уже прошло больше часа, как за ним поехали парни… Приор? — бросает нетерпеливо.

— Я написал Артему и Славке. Оба не отвечают. Подождем еще, — морщится он. — Сам не понимаю, что происходит…

— Ну давайте подождем, — рычит Вепрь и снова нетерпеливо облокачивается о кресло. Я пытаюсь удержаться и сажусь ровно, положив руки на стол, как ученица.

— Да что тут думать и ждать, — плюхается на свое место Люк. — Это она во всем виновата… Зря ты женился на ней, Родя.

Похоже, телохранитель Веприцкого совершенно не скрывает своего отношения ко мне.

— Угомонись, Петя, — легонько осаждает его Павлик. — Майя букет выбросила, а ты покушение профукал…

— Да она… — рычит тот. — Это все она. И Родьку околдовала, сука бешеная!

— Ты говоришь о моей жене, — тихо, но свирепо напоминает Родион. — Заткнись, пожалуйста, — цедит сквозь зубы. Я не вижу лица своего муженька, но и реакции его единомышленников вполне достаточно. Люк выбегает из комнаты с обиженным видом, а Приор преданно заглядывает в глаза. Только меня и Павлика не касается этот разбор полетов.

— Почему Петька так ополчился на Майю? — строго и вроде как не к месту интересуется Щетинин.

— Родион Александрович, — с известной долей ехидства замечает Приор, — сначала ее искал, чтобы поставить на бабки, а потом передумал и женился. Как мужик мужика я тебя понимаю, Родя, — хмурится он, — а вот как твой безопасник — нет.

— А что за тема с бабками? — никак не унимается Павлик. — Родион? Майя?

— Мадам у нас аферистка, — хмыкает Приор, будто это его спрашивают. — Она у Вепря и еще нескольких простодушных денег сперла. Родька ее нашел. Но втюрился… Или она что-то из НЛП применила. Вчера угрожал ее в асфальт закатать, а сегодня уже женился…

— Попридержи язык, Олежка, — рычит еле сдерживаясь Родион. — Тебя, кажется, никто не спрашивал, — добавляет чуть тише. — Я дурак, по-твоему?

— Это правда? — настороженно смотрит на меня Павлик. — Ты действительно украла деньги, Майя? — изумляется он, как человек, знающий меня много лет.

— Конечно нет, — пожимаю плечами я. — Вот этот умник, — я киваю на тезку детища АвтоВАЗа, — что-то там насобирал в пыльном углу, добавил данные с потолка и выставил меня воровкой, — спокойно замечаю я.

— Почему ты ко мне не обратилась? — обиженно бурчит Павлик. — Я бы помог. Мы со Зверюгой давно дружим… Разобрались бы.

— Так я не смогла тебя найти, — искренне сообщаю я. Впрочем, и не пыталась даже. Но об этом знать Щетинину не полагается. — А тут я в плен попала, — улыбаюсь я и чувствую легкий пинок в кресло. — В плен чувств, Пашечка. Мы с Роди сразу поняли, что не можем друг без друга.

— Любовь с первого взгляда, — хмыкает Щетинин.

«Он еще и романтик, — мысленно закатываю я глаза. — Майор-романтик все равно как логопед-психопат», — внутренне усмехаюсь я, а вслух добавляю:

— Может, лучше поискать организатора покушения? Мне кажется, что это твои друзья, Родичка… Наверняка хотят твое барахло к рукам прибрать…

— Прекрати, Майя, — гневно останавливает меня ненаглядный. — Предлагаю перестать искать врага среди собравшихся, а немного расширить круг подозреваемых. Я, например, склоняюсь к мнению, что кроме Фигнищева некому.

— А ему какой резон? — вскидывается Щетинин. — Вы опять с ним сцепились…

— Он хотел у меня из-под носа землицу одну захапать, а я его опередил, — криво усмехается Вепрь. — Наплел хозяйке, что Днище там бордель планирует построить. Она мне и продала, — хохотнул он и добавил задумчиво: — Сегодня сделку оформили. После моей гибели наследники бы точно за бесценок отдали. Мама с Катькой еще и приплатили бы, — хмыкает он недобро и бросает отрывисто Павлу: — Ну ты знаешь…

«Ага! — хочется крикнуть мне. — Я тоже знаю! Тетя Катя, Алискина мать, добрая отзывчивая женщина. Рисует отличные пейзажи и совершенно далека от реальной жизни. Баба Аня — вообще как одуванчик. Ну и Алиска — моя дорогая подружка тоже понятия не имеет о криминальных разборках и сделках с недвижимостью. Родик прав, — мысленно усмехаюсь я. — У родственниц Веприцкого запросто можно выдурить все его имущество, накопленное непосильным трудом. Интересно, — думаю я с издевкой. — В кого он такой уродился. Папа — архитектор, мама — искусствовед, сестрица — художница, один Родя — коммерсант хренов!»

— Начни с Фигни, Павлик, — ласково рекомендует Родион. — Мне кажется, сегодняшнее покушение — его рук дело. И еще, — дает он поручение майору полиции, — мне нужны сведения о Маргарите Семеновне Канской. Дети, внуки. Род занятий.

— Ты у нее землю купил? — удивленно осведомляется Щетинин.

— Ну да, — кивает Веприцкий. — Олег, — командует он Приору, — покажи документы.

— Странно, — пожимает плечами Павел. — Очень странно, — и уже тянет руку к красной папке с резиночками по краям, когда в комнату вбегает совершенно обалдевший Люк.

— Родя, — сипит он, еле сдерживаясь. — На Огарева машину взорвали. Там наш Артем погиб. Что же это делается, а? — скулит шкафообразный детина.

— Что?! — будто раненый, вскрикивает Вепрь и, подскочив к Люку, переспрашивает, заранее зная ответ: — Ты уверен? Откуда сведения?

— Славка сейчас звонил, — мычит Бессонов и с ненавистью смотрит на меня.

— Этот взрыв тоже на моей совести? — холодно интересуюсь я, поднимаясь из-за стола, и, встретившись взглядом с мужем, прошу: — Отправь меня домой, Родион. Мне этот цирк лилипутов уже надоел…

— Сейчас поедем вместе, — коротко бросает Веприцкий и тут же на ходу сыплет приказами: — Олег, Павка, срочно нужны подробности произошедшего. Сдается мне, нам объявили войну. Необходимо принять ответные меры.

— Тоже кого-нибудь взорвешь? — ужасается Щетинин. — Без самодеятельности, Родик. Умоляю тебя. Мы разберемся. А время уличных войн давно прошло.

— Согласен, — кивает будто китайский болванчик мой благоверный. — Я найду, как устранить Днище. Пока еще не знаю, но придумаю… — обещает он тихо. И от этого безжизненного равнодушного голоса становится жутко. — Я еду домой. Олег, удвой охрану в клубе, на комбинате и на других наших объектах. И мне определи надежных парней, умеющих стрелять и драться. Клуб работает в прежнем режиме. К моей матери и сестре приставить охрану. И надо найти племянницу! Куда делась эта пигалица?!

— Я найду, не беспокойся, — сдержанно кивает Щетинин.

— Спасибо, бро, — Вепрь, растрогавшись, пожимает Тину руку.

«Козла пустили в огород», — мысленно хихикаю я, давным-давно зная о романе между Алисой Маркеловой и Павлом Щетининым. Вот только Вепрю знать об этом не полагается. Алиса даже заикнуться боится, прекрасно понимая, что крутой и отвязный братец положит конец этим отношениям. И плевал бы он на любовь.

— Все, Майя, едем, — приказывает мне Родион и тенью нависает над креслом. — Завтра рано вылетать, девочка, — бормочет он негромко. — А вы, — он поворачивается к однополчанам и ординарцам. — Как станет что-то известно, приезжайте ко мне домой. Нужно продумать план действий. Ну и заодно свадьбу отметить, — роняет он недовольно и кивает Щетинину. — Павка, тебя это тоже касается…

— Не могу, Родик, — разводит руками мой бывший сосед. — Дел полно. Мне бы хоть сегодня домой попасть. Устроили разборки как в девяностые…

— Да я никого не трогал, — смиренно замечает Веприцкий. — Вот свадьбу справляю, а тут…

«Добрый честный малыш», — так и хочется брякнуть мне, но я еле сдерживаюсь. Еще не хватало, чтобы Вепрь разозлился на меня. А отношения и без того ужасные.

Мой муж дает какие-то указания. Приору, Люку, другим людям, вбежавшим в кабинет вслед за Люком. И я решаю воспользоваться моментом.

— Скажи Алиске, пусть хоть позвонит брату, а то он на меня и ее исчезновение готов повесить, — шепчу я чуть слышно, благо все остальные галдят в сторону.

— Само собой, — хмыкает Павлик и насупленно смотрит на меня. — Может, и тебя забрать из этого дурдома, Майя? Не вижу смысла тебе тут оставаться, — бурчит он.

«Увези меня!!! — хочется заорать мне. — Увези! Разберись в этой ужасной истории с мнимой цветочницей! Помоги! В любом случае здесь мне грозит опасность. Сам ли Родион решил со мной разделаться или это по его душу тротил оказался в букете, мне фиолетово. Лучше, конечно, убраться, пока цела… А кто тебе поможет выкрастьМелиссу? Ты об этом подумала?!» — обрываю я свои собственные размышления.

— Все пучком, — улыбаюсь я Щетинину и подхожу к Вепрю. Беру его под руку. Он машинально забирает мою ладошку в свои лапищи и бодро направляется к выходу.

— Пуллман проверили? — сердито осведомляется по пути у Приора.

— Да, — кивает тот. — Твоя тачка в подземном гараже и под охраной. А ты с Тофиком встречаться не намерен? — спрашивает напоследок.

— Поговори с ним сам, Олег, — морщится Вепрь. — Сейчас начнет ныть и оправдываться. А мне эта бодяга уже надоела.

— Родик, а я? — словно покинутый ребенок, обиженно вскидывается Люк. — Мне что делать?

— Со мной едешь как обычно, — усмехается Родион, повернувшись к другу. — Ну куда я без тебя, Петя! Приор, закончишь с делами, приезжай, — командует, выходя из клуба. Помогает мне сесть в машину и, усевшись рядом, притягивает к себе. — Ты мне нужна, чижик, — сопит прямо в ухо. — Как приедем, сразу поднимайся в спальню, — хрипло тянет он и, откинув полу платья, по-хозяйски кладет ладонь мне на колено. Оглаживает его привычным движением и по внутренней стороне бедра дальше вверх.

— Потом, — шепчу я, перехватывая его руку. Вепрь все понимает без лишних объяснений.

— Миха, — обращается он к водителю. — Остановись на минутку, — приказывает нетерпеливо.

— Что случилось, Родя? — удивляется сидящий напротив меня Люк. — Что-то забыл?

Я смотрю в маслянистые глазки Пети Бессонова и силой воли сдерживаюсь. Так и хочется пнуть жирного борова, решившего понаблюдать за нашими с Вепрем играми.

«Фигушки, дорогой!» — внутренне ликую я, слыша резкий голос Вепря:

— Пересядь вперед, Люк! И смотри по сторонам, что ли…

Недовольный Бессонов пулей выскакивает из машины, а я лишь поражаюсь его прыти. Дождавшись, когда Люк устроит свою пятую точку на пассажирском сиденье рядом с водителем, Родион поднимает перегородку.

— Ну что, чижик, попалась? — сипит негромко и, захватив двумя пальцами золотую пуговицу, нетерпеливо расстегивает ее у меня на груди. — Я хочу сейчас, Майя, — жарко хрипит он мне в ухо. — Ехать полчаса. Мы успеем, девочка…

10.

Родион

— А ты полчаса не сможешь потерпеть? — приторно-ласково улыбается Майя. — Я не люблю шпилиться в машине. Тем более что твой Бессон прислушивается…

— Дался тебе Люк, — рычу я. — Я хочу сейчас, Майя, — повторяю я. — Пуллман у меня комфортабельный…

— Никто не жаловался? — хмыкает она. — Все довольны?

— Ну как-то так, — не чувствуя подвоха, соглашаюсь я.

— Я не все, — отрезает Майя, слегка похлопывая меня по руке. — Я твоя жена. Пусть на год, — шипит она. — Но если хочешь, чтобы все поверили в наш брак, то лучше забыть про быстрый перепихон в машине. Со мной или без меня. Тебе нельзя, Родя…

«Ну конечно! — фыркаю я. — Еще чернила на подписи не просохли, а моя женушка уже права качает. Задрать бы подол и взять то, что положено по закону, — внезапно решаю я и тут же сам себя останавливаю. — Смотри нарвешься, — предупреждает меня внутренний голос. — Эта стерва тебе оба глаза подобьет и даже не поморщится. И вообще, с фига ли в досье на Белецкую упущен такой значимый момент? — внутренне морщусь я и мысленно отмечаю этот прискорбный факт. — Налажали твои ребята, Приор, — усмехаюсь я недовольно и невидящим глазом пялюсь в окно. — Теперь бы точно узнать, где еще и что именно просмотрела моя служба безопасности…» — Я исподволь кошусь на Майю. Она застегнула платье и одернула подол. Сидит себе как неприступная крепость.

— Я потерплю, милая, — рычу я, накрывая ее руку своей. — Только ты потом вдвойне расплатишься…

— Непременно, — кивает она. Лицо, красивое и утонченное, остается непроницаемым. — Как скажешь, дорогой, — мурчит сладко и тут же замечает ровным холодным тоном: — Ты правда думаешь, что твой Хряк не причастен к покушению?

— Майя, дорогая, — улыбаюсь я снисходительно. — Люк обидится. Он еще не пришел в себя после твоих «лилипутов», а тут новое погоняло. У человека может возникнуть психологическая травма…

— Странно, — пожимает плечами жена. — Вепрь, кабан и хряк — это же почти одно и то же. Наоборот, должен обрадоваться, что его зачислили с тобой в один отряд животного мира.

— Мы с ним по жизни в одном отряде, — перевожу разговор и пристально смотрю в глаза жене. — Люк не мог. Приор тоже.

— Остаюсь я и этот твой Фигнищев, — морщится она. — Запри меня в доме, пока не разберешься, а сам лети в Лондон. Всем кроме Марины и Ольги скажешь, что мы уехали вместе. Ты голову проветришь, и я отдохну, — заявляет нахалка уверенно.

— Обойдешься, — рычу я, чувствуя, что нервы уже на пределе. Да и с фига ли лезть ко мне со своими дурацкими идеями? Я что, спрашивал? — Мы едем вместе, дорогая, — резко замечаю я. — Лично я подозреваю только Фигнищева. К тебе у меня на этот счет претензий нет.

— А к Люку? — Майя смотрит мне прямо в лицо. И я ловлю себя на мысли, что не могу отвести взгляда от медово-янтарных завораживающих глаз.

— Пойми, — стараюсь я говорить чуть помягче, — у Петьки таких возможностей до фига было. Он меня раненого через посадку тащил. Бросил бы, никто и слова бы не сказал, — бурчу я, инстинктивно дотрагиваясь до серповидного шрама, расположенного чуть ниже ребер.

— Когда это случилось? — не сдается Майя. — Ты был так же богат и знаменит?

— Нет, — мотаю головой я и хочу немного рассказать о том времени, как Майя перебивает меня:

— Ты сам все понимаешь, Родичка, — бросает она отрывисто. — Сам чувствуешь, что пахнет изменой.

— Как ты это определила? — удивляюсь я. — Умеешь читать по лицам?

— И это тоже, — хмыкает она. — Я тебе потом расскажу. В Лондоне, — бросает недовольно. А когда мой майбах Пуллман замирает около крыльца, быстро выходит, и не обращая внимания на прислугу, встречающую нас с хлебом-солью, стремится уйти в дом.

— Подожди, — хватаю ее за локоть. — Люди старались…

— Ну ты же сам просил идти сразу в спальню, — громко заявляет моя новоявленная супруга. Стерва!

Народ вокруг начинает смеяться, но, видя мое перекошенное лицо, быстро смолкает. Марина с караваем торжественно выходит вперед. Это, конечно, лишнее, но обидеть домработницу я не могу. Человек старался, хотел как лучше. И держа Майю под локоток, подхожу к немного растерянной женщине. Отламываю кусочек хлеба, макаю в соль. Майя повторяет то же самое. И я вижу, как тонкие наманикюренные пальчики отщипывают малюсенький кусочек и тут

Глава 1

Взгляд… Холодный, презрительный.

Внутренний голос шепчет: «Убирайся, пока цела!», но я остаюсь. Сдерживаюсь усилием воли.

«Ну не убьют же тебя, – убеждаю саму себя. – А кроме Вепря надеяться не на кого», – добавляю в который раз избитую фразу. Но что делать, если это правда. И только он, стоящий напротив меня Родион Веприцкий, обжигающий синью ледяных глаз, холеный, изысканный и властный, может помочь мне. Я пялюсь на белоснежную рубашку. Слегка смятую. Расстегнутую чуть ниже груди. Замечаю черные волоски и ловлю себя на мысли, что хочу их погладить.

«Совсем сошла с ума, идиотка», – пытаюсь совладать с собой и обдумываю каждое слово, прежде чем открыть рот.

Вепрь… Я помню, как еще в школе боялась пройти мимо, когда он стоял на крыльце. Высокий старшеклассник с забранными в хвост черными волосами и с потертым рюкзаком за плечами. Ребенком, в свои восемь или девять лет, я ощущала исходящую от него угрозу и все стремилась обойти десятой дорогой, нутром чувствуя, что добром для меня знакомство с этим типом не кончится.

– Я разберусь, – холодно бросает он охраннику и тем самым приводит меня в реальность. Дверь хлопает за спиной, и я остаюсь один на один с весьма страшным зверем в человеческом обличье.

– Это хорошо, что ты пришла ко мне, – улыбается он с издевкой. – Я искал тебя, красавица… Долго искал…

Вепрь подходит ближе. И я замечаю легкую седину в коротко стриженном ежике. Мешки под глазами. Устал, наверное. Вон и рубашка выпущена из брюк и стакан виски в тонких красивых пальцах. Родион отставляет спиртное в сторону и в два шага оказывается рядом. Я уже открываю рот, чтобы попросить о помощи, когда он берет меня за подбородок и резко бросает:

– Заткнись и слушай.

Я стою перед ним как школьница. Дрожу, как та дурацкая третьеклашка. И даже слова не могу вымолвить.

«Что за номера?» – хочется выкрикнуть мне. Но язык прилипает к небу и челюсти стискиваются как по команде.

– Из-за твоих выходок я понес урон. Ну коли сама пришла, то знаешь, наверное, – хрипло говорит он и слегка сжимает пальцами мое лицо. – По большому счету тебя нужно грохнуть, – сипло заявляет Веприцкий. – Но время прошло. Я остыл. Вернешь бабки, что дуром из меня вытрясла, заплатишь моральную компенсацию и вали на все четыре стороны. Попадись ты мне под руку даже год назад, – шепчет угрожающе, – я бы из тебя чучело сделал и на входе в клуб поставил. Чтоб другим неповадно было…

– В чем дело? – вырываюсь я из крепких пальцев. – Вы меня с кем-то путаете… Мне посоветовали к вам обратиться за помощью. Но теперь я понимаю, что не стоило надеяться, – раздраженно бросаю я и разворачиваюсь, чтобы уйти.

– Здесь без моего разрешения никто и шага не сделает, – рычит он, хватая меня в охапку. – И мне плевать, что ты понимаешь, а что нет. Кроме меня, тебя опознали мои ребята. Поэтому перестала ломаться и давай поговорим серьезно. Вернее, я излагаю, а ты мотаешь на ус. Поняла?

– Это бред, – мотаю я головой и тут же, повинуясь движению крепкой руки, падаю в кресло.

– Заткнись, – рычит Веприцкий. – Больше повторять не стану. Залеплю рот скотчем. Или найду ему другое применение. Поняла?

Я киваю и только сейчас замечаю, как по моим щекам льются слезы.

«Твою мать, Вепрь! Твою мать! – мысленно шепчу я, стараясь собрать себя в кучу. – Глупо показывать противнику свой страх. Иначе начнет куражиться, не остановишь».

Я смотрю на крепкую спину взрослого мужика. Властного и красивого. С накачанным торсом и вроде неглупого – и чувствую жалость.

«Сколько ему? Кажется, нет еще и сорока, – пытаюсь прикинуть мысленно. – Если я училась в третьем классе, а он в одиннадцатом, то ему сейчас примерно тридцать восемь. Молодой еще, а уже свихнулся! – думаю я. – С момента как ты, придурок, закончил школу, мы не виделись, – усмехаюсь про себя. – Что я тебе могла задолжать, если жила в Америке? Какие еще долги, Родя? Ладно, разберемся», – решаю я и замираю, когда надо мной наклоняется Веприцкий. Подает мне точно такой же стакан, как и у него самого.

– Выпей, и поговорим, – рычит он. – Ты слишком дергаешься, а уже поздно. Времени не осталось.

– В каком смысле поздно? – шепчу я и одновременно мотаю всклокоченной башкой. – Я не пью спиртного…

– В самом прямом. Добегалась ты, красавица. Даже не знаю, что с тобой делать. То ли по рукам пустить, то ли на счетчик поставить…

– Что?! – вскрикиваю я, вскакивая с места. Виски в стакане расплескивается мне на блузку. – Да ты с ума сошел, Родя! Белены объелся?

– Откуда знаешь, как меня зовут? – изумляется он. – Справки наводила?

– Родион Александрович Веприцкий, – заявляю я, явно издеваясь. Обычно в таком случае человек спрашивает, откуда, собственно, ты меня знаешь. Но только не Вепрь.

«И почему Вепрь, а не Олень? Или Баран? Чудесное погоняло!»

– Ты, вижу, хорошо подготовилась, – усмехается он и совершенно неожиданно протягивает ко мне руку и тянет на себя. Его пальцы быстро ощупывают мою грудь и бедра.

– Ты сдурел? – сержусь я и уже сама опускаюсь в кресло. Обычное каминное кресло в английском стиле. Оббитое сиреневым плюшем и дарящее мне свою защиту.

– Перестань мне тыкать, – хмурится Родион и добавляет спокойно: – Прослушки нет. А то бы ты рассердила меня, девочка, – усмехается он нехорошо и бросает устало: – Давай разбираться по порядку.

– Давайте, – лепечу я. – Но я правда ничего не понимаю. Меня три года в стране не было…

– Не втирай, не надо, – сипло роняет он и снова испытующе смотрит на меня. – Честно говоря, когда ты сегодня вечером вломилась в мой клуб, я думал, что ты пришла за прощением. У тебя, вероятно, слишком много наглости и мало ума, раз споришь со мной. И на все твои глупые уловки у меня есть доказательства. А вот что у тебя, красавица? Идиотские отговорки?

«Твою мать, – вою я мысленно. – Вот я вляпалась! Попала, блин! Обратилась за помощью, называется! Сейчас, когда каждый день на счету… В одном прав Веприцкий, времени не осталось…» Я пытаюсь взять себя в руки. Хватаюсь за подлокотники и стараюсь выровнять дыхание. Оглядываюсь по сторонам. Темный кабинет, освещенный лишь частично настольной лампой. Непроглядная тьма за окном, задернутым плотной плюшевой шторой, подобранной в тон обивке кресел. Настежь распахнутый шкаф с подсветкой. Бутылки спиртного в ряд и блестящие прозрачные стаканы и фужеры. Снизу, из клуба, доносится музыка. Бьют басы, усиленные сабвуферами, и кажется, что вибрирует перекрытие.

«Что я здесь делаю? – в ужасе думаю я. – Когда попаду домой? – и тут же вспоминаю, что у меня и дома-то особого нет. Бабушкина однушка не в счет. Но хоть она есть. Мой единоутробный братец и его женушка не смогли дотянуть до нее руки. Бабка по отцу ненавидела мою мать и ее новую семью, вот и завещала квартиру только мне, своей единственной наследнице. – Спасибо, ба, – шепчу про себя я, понимая, что если меня сейчас убьют, то и в полицию не заявят, да и искать не станут. – А Славке твое исчезновение только на руку», – с противной бабкиной интонацией шепчет мне внутренний голос.

– Смотри на экран, – вторгается в мои размышления суровый бас Веприцкого. – Я не понимаю, зачем ты нарываешься? Если разозлишь меня, мало не покажется… Доказать твою вину как два пальца…

– Какую еще вину? – будто шальная сова, ухаю я. Хочется добавить: «Что ты несешь?», но я прикусываю себе язык и гляжу на здоровую плазму, прикрученную к стене.

– Это твоя фотка? – кривится Вепрь. – Полагаю, вопрос риторический. Это ты, без всякого сомнения. Или у тебя есть сестра-близнец?

– Нет, – лепечу я. – Нет у меня никакой сестры, и фотка моя. Я даже помню, где ее сделали…

– Проехали, – рычит Вепрецкий. – Половина вины уже доказана, – усмехается он и щелкает мышью. На экране появляется какой-то флористический сайт. – Узнаешь?

– Нет, – тут же отказываюсь я. – Понятия не имею, что это.

– Твой сайт, красавица, – шипит мой мучитель. – Мы нашли разработчика. Он сообщил, что заказчиком была ты и расплатилась с ним полностью.

– Я? – будто раненая вскрикиваю я. – Зачем мне флористика, если я ничего не понимаю в цветах?

– Ясень пень, не понимаешь, курочка, – смеется Вепрь. – Зато точно знаешь, как разводить кроликов… Кто пойдет в полицию из-за потерянной пятерки? Ну не доставили букет? Подумаешь! Многие даже в интернете писать отзыв ленятся. Зато я подошел к делу серьезно. Мне не в падлу, поверь, – шипит он. – Мы нашли практически всех потерпевших. Не спрашивай как, не скажу. И все готовы подать заявления в полицию. Тебе, девочка, грозит реальный срок за твои махинации.

– Вы в своем уме? – вскидываю я на Вепрецкого изумленный взгляд. – Какие еще букеты? Какие деньги? Выслушайте меня! – умоляя кричу в голос и снова натыкаюсь на беспощадные глаза хозяина кабинета.

– Угомонись, – рыкает Вепрь. – Мои адвокаты только и ждут свистка. Ты, видимо, прослышала, как сильно облажалась, вот и притащилась ко мне в клуб. Но просить прощения бесполезно.

– Вы меня с кем-то путаете, – тяжело вздыхаю я, пытаясь унять дрожь.

– Нет, – крутит головой Вепрь. – Майя Белецкая, правильно?

– Ну да, – киваю я и повторяю как заведенная. – Все верно. Но меня даже в стране не было. У меня алиби!

– Не держи меня за идиота, – криво усмехается он. – Телефон твой, карта, куда перечисляли тебе бабло наивные люди, тоже твоя. Затея хорошая, – кивает он. – Только зря использовала личные данные. Оформила б карту на бомжа, а симку бы купила на радиорынке, никто бы тебя в жизни не нашел. А так… облажалась по полной, Майя!

– Моя карта? – в ужасе повторяю я. – Какая?

– А вот видишь перевод. Это мой личный. Собственно, с этого момента я поклялся найти тебя.

Я вглядываюсь в экран. Обычная банковская квитанция. Но у меня нет российских карт оплаты. Вернее, была одна, но она куда-то затерялась… Да и семь лет прошло, как я вышла замуж за Алекса Бакли и переехала к нему в Америку.

– Видишь, – раздраженно замечает Вепрь. – Триста тысяч рублей перечислено на карту некой Майи Владимировны Б.

– Я давно уже не Белецкая, – пытаюсь вразумить этого болвана я. – И карта не моя.

– Похвально, – с издевкой кивает Вепрь. – Только это все пустая болтовня. На сегодняшний день ты должна людям пятьсот тысяч и мне триста. Плюс штраф в двукратном размере и погашение всех затрат на твои поиски.

– Выходит, зная, что мне нужна помощь, Алиса меня специально заманила в ловушку, – всхлипываю я и даже не понимаю, что говорю последние слова вслух.

– Алиса? Моя Алиса? – удивляется Вепрецкий и тут же напряженно всматривается мне в лицо. – Откуда знаешь мою племянницу?

– Какая разница, – легкомысленно отмахиваюсь я. Мне и так дурдома хватает.

– Большая, – рычит не сдерживаясь Вепрь и хватает меня за руку. – Она пропала неделю назад. Подожди, – осеняет его. – Ты пришла за нее требовать выкуп? Где она? У кого? Кто стоит за тобой?

«Только обвинения в похищении людей мне еще никто не предъявил», – мысленно ужасаюсь я и от отчаяния выпиваю из стакана виски. Залпом. Я прекрасно знаю, что за этим последует. Сначала рвота, потом отек Квинке.

«Аллергия на алкоголь иногда оказывается очень полезной», – только успеваю подумать я, как начинаю задыхаться.

– Скорую… – хриплю на последнем издыхании и тяжелым кулем оседаю в кресле.

– Валера, зайди, – совершенно спокойно распоряжается мой мучитель. Но это единственное, что я слышу, теряя сознание.

Я прихожу в себя в полупустой комнате. В чистой постели и с катетером в вене. Рядом с кроватью сидит пожилая женщина в белом халате и читает журнал. Бежевые стены явно не походят на больничные, а вот капельница и катетер вроде намекают, что я в лечебном учреждении.

– Очнулась, – ворчит бабка и, подхватившись, бежит куда-то вон из комнаты. Тотчас же приходит моложавый доктор в зеленой робе и с золотой оправой на переносице. Наклоняется ко мне, обдавая дорогим парфюмом, и добродушно шутит:

– Жить будете, мадам.

Он внимательно вглядывается в мое лицо, словно пытается с ходу определить уровень гемоглобина в крови и норму холестерина. И тут же, не отходя от постели, вытаскивает из кармана мягких брюк айфон последней модели и, ткнув в, видимо, часто повторяющийся номер, рапортует:

– Девушка пришла в себя, Родион Александрович.

Потом молчит в трубку, слушая хозяина жизни, и добавляет нехотя:

– Я бы не советовал. Мало ли… Во избежание рисков… Хорошо, – кивает он и, закончив разговор с Веприцким, тут же звонит кому-то еще. – Васильевна, нужно кровь взять по цито. Да, в первой палате. Только прямо сейчас. Пациентку хотят забрать…

«Как забрать? Блэд! Почему? – пытаюсь осознать я. – Я вам что? Кукла, что ли?»

Но импозантный доктор выскакивает из палаты, а сиделка вновь внимательно всматривается в фотографии звезд, плотно налепленных на глянцевых страницах.

«Твою мать, – раздраженно фыркаю я. – Куда я попала? И куда меня увезут? – пытаюсь догадаться я и понимаю только одно: – Хотел бы Вепрь от меня избавиться, достаточно было немного подождать и не оказать помощь. Интересно, – вновь пытаюсь что-то обмозговать я. – Сколько времени я тут провалялась?» – Какой сегодня день? – спрашиваю слабым голосом у сиделки.

– Так понедельник, милая, – шепчет она. – Валерий Иваныч тебя с того света вернул. А твой мужик тебя уже забрать хочет. Соскучился небось, – улыбается сиделка. – Он за эти дни прибегал несколько раз. Беспокоился. Есть, конечно, и такие, что денно и нощно у кровати сидят. Но твой, видать, человек занятой. Хоть проведывал – и на том спасибо! – шепчет бабулька. Я всматриваюсь в доброе и открытое лицо, в лучики морщин, отходящие от глаз, и силюсь не разрыдаться.

«Мой! Не мой! Черного кобеля не отмоешь добела, – бурчу я про себя и, заслышав в коридоре шаги, перевожу взгляд на дверь. – Вепрь, твою мать! Вон прискакал кабанчиком», – зло усмехаюсь я и без утайки пялюсь на мрачное лицо Родиона Веприцкого. Вижу залегшие морщины и синяки под глазами.

«И снова седая ночь!» – проносится в голове.

– Выйди, – приказывает моей бабульке Родион и, усевшись на освободившийся стул, смотрит на меня враждебно.

– Ну ты устроила, Майя! – рычит не сдерживаясь. – Какие номера еще у тебя в запасе? Ты предупреди заранее, когда в окно выйти захочешь или снова за рюмкой потянешься…

– Я же тебе сказала, – цежу я сквозь зубы. – Я алкоголь не пью.

– А я что, в тебя вливал насильно? – особо не церемонясь, ревет он. – Хорошо, Валера в клубе был. А то бы тебя, дуру, не откачали бы. А мне жмурик в кабинете вообще без надобности. Ты специально пришла в клуб, чтобы окочуриться?

– Да, конечно, – киваю я и добавляю серьезно: – Если бы я знала, что ты умалишенный, обходила бы тебя и твой клуб стороной, – бурчу я недовольно и тут же натыкаюсь на разъяренный взгляд.

– Я смотрю, ты страха не ведаешь, – рыкает он. – Ну подожди, милая, – добавляет зловеще. – В твой счет обязательно включу пребывание в частной клинике и срочный вызов бригады.

– Ага, – злюсь я. – Материальную помощь еще не забудь!

– Кому это? – удивляется он и даже не скрывает своего изумления.

– Ну тебе, конечно, – усмехаюсь я. – Хочешь, окажу, как малоимущему?

– Ты точно чокнутая, – бурчит он. – Справка есть? Но не надейся, что тебе это поможет!

– По своему опыту судишь, – огрызаюсь я, понимая, что терять мне нечего. – Тебе вон из дурки выписали, а ты все равно жмуриков боишься…

– Идиотка, – шепчет он и, повернувшись к вошедшему в палату Валерию Ивановичу, без всяких прелюдий дает указание: – Я забираю ее с собой, Валера. Оставлять ее тут я не могу. Просто не знаю, что еще взбредет в эту светлую голову. А мне Майя Владимировна нужна живой и невредимой. Понимаешь? – добавляет, радостно улыбаясь. Ну словно молодожен хренов.

– Ну конечно, – весело соглашается Валера. – А кто будет выполнять все мои требования и назначения? Мне по дороге на работу придется к вам заезжать… Но твоя подруга пока очень слаба и ей нужен покой, – голос доктора тверд и решителен.

«Какая еще подруга?!» – хочется завизжать мне. Но строгие серые глаза смотрят на меня грозно и сурово. И я молчу.

Глава 2

– Может, она еще пару дней у нас проведет? – с сомнением интересуется Валерий Иванович. – Мало ли…

– Нет, – морщится Веприцкий. – Я ее домой заберу. А ты первые два дня заезжай, Валера.

– Договорились, – кивает доктор и уже собирается выйти из палаты, когда я понимаю, что молчать больше нельзя. Последний шанс.

– Я не хочу к тебе домой, – тихо, но отчетливо заявляю я и упрямо смотрю на Родиона.

– А кто б тебя спрашивал? – кривится он. – Прекрати со мной пререкаться, Майя.

– Отвези меня в мою квартиру, – шиплю я, но бесполезно, заботливый доктор Валера поспешил покинуть палату. Спорить с Вепрем ему не под силу. Не та весовая категория.

– Перестань ломаться, – хрипит он и как ни в чем не бывало осведомляется с притворной заботой: – Встать сможешь? Или мне тебя до машины тащить?

«Что? – пытаюсь не взорваться я. – Я тебе что? Кулек с мукой?»

– Я не хочу никуда с вами идти, – спокойно повторяю я. – Я сама смогу вызвать такси и доехать до дома. Я не ваша пленница, Родион Александрович, – стараюсь втолковать я.

– А, ну ясно, – нетерпеливо бросает он и величественно выплывает в коридор. Я пытаюсь сесть, но сильно кружится голова.

– Куда-то собралась, девонька? – бормочет моя бабулька, вновь усаживаясь на прежнее место и поднимая с пола брошенный Вепрем журнал.

– А где мои вещи? – спрашиваю я. – Сумка? Шуба?

– Не знаю, милая, – разводит руками бабулька. – Тебя к нам привезли в платьишке и в сапожках. Я тебя в больничное переодела, – бормочет старуха, – и все вещички Родиону Александровичу передала. Он так велел.

– Ну понятно, – хмыкаю я и думаю, что делать дальше. Живи я с кем-нибудь из родственников, то запросто могла бы и в ночной рубашке усесться в такси и около дома быстренько забежать в подъезд.

«Но у тебя, Маечка, – напоминаю себе, – нет ни денег, ни телефона, ни ключей от квартиры. Сумка, видимо, осталась в кабинете у Вепря, – сжимаю я челюсти и чувствую, что вот-вот готова разрыдаться от бессилия. – Блэд! Блэд! Блэд!»

– А где я вообще? – прикинувшись овечкой, спрашиваю у сиделки. – Что это за заведение? Где находится? Пешком я, конечно, не дойду. Но с обычного телефона можно позвонить брату. Пусть приедет и заберет.

– Клиника доктора Марьинского, – удивленно лопочет старуха. – Валерия Ивановича то есть. Он нарколог. Самый известный в городе. Сюда обычно из клубов народ везут. На ноги быстренько ставят. Очень удобно. И люди живы, и врачам хлеб.

– А где мы территориально? – пытаюсь выведать у бабульки страшную тайну.

– Так на Никитина, – пожимает она плечами, будто хочет сказать: «По клубам шастаешь, а где вот таких, как ты, откачивают, не знаешь!».

«На Никитина, – пытаюсь сообразить я. – Значит, рядом с «Пантерой» – самым любимым детищем Веприцкого. Нужно найти телефон и позвонить Славке. Пусть возьмет какое-нибудь Ксюхино платье и пальто в придачу», – решаю я, когда в палату возвращается Родион. Следом за ним плетется какой-то парень со свертком.

– Поедем, красотка, кататься, – ухмыляется Вепрь, а за ним подхихикивает и сиделка, ржет в голос помощник. Я поднимаю на него глаза и мотаю головой.

– Я не хочу с тобой ехать! – кричу, понимая свое бессилие. – Отвали от меня!

– Ну, ну, милая, – улыбается Родион, забирая у своего парня сверток. Встряхивает небрежно и накрывает меня огромным пледом, наверное снятым с двуспальной кровати.

– Отцепись от меня, слышишь, – пытаюсь сорвать с себя дурацкую тряпку. Брыкаюсь, кричу и стараюсь освободиться из стальных лапищ Веприцкого.

– Мне это надоело, – рассердившись, делает шаг в сторону Родион. А потом и вовсе уходит из палаты.

– Быстро ты сдался, красавчик, – шиплю я с ненавистью в голосе. Ложусь в постель и чувствую, как глаза сами закрываются от усталости. Нет сил даже подумать, что делать дальше…

– Все хорошо, – с порога заявляет Валерий Иванович. – Ты пока остаешься здесь, Майя, – весело объясняет он. – Сейчас процедуры, потом обед и тихий час, – сообщает серьезно. – А ближе к вечеру обсудим, что нам с тобой делать. Идет?

– Да, – киваю я. – Я продиктую телефон брата. Он сможет забрать меня…

– Потом, – отмахивается Марьинский. – Пока просто прошу. Будь хорошей девочкой.

Минут через пять в палату деловито входит медсестра. Из-за шапочки, скрывающей лоб, и насупленного взгляда трудно понять, сколько ей лет. Она даже симпатичной не кажется. Строгая и предельно отстраненная. Ставит мне уколы. Один в ягодицу и два в вену. Она напряженно всматривается мне в лицо. Я не сразу понимаю, что не могу на нем сфокусировать взгляд. Медсестра аккуратно укладывает меня на кровати и накрывает одеялом.

– Вот и хорошо, милая, – шепчет негромко.

Это последнее, что я слышу. И снова оказываюсь на берегу океана. Бегаю с дочкой по кромке воды, мокрая и счастливая. Алекс лежит в шезлонге и добродушно улыбается нам с Мелиссой. Я машу ему рукой, а потом беру дочку на руки и бегу к мужу. Он быстро поднимается и укрывает нас с малышкой махровым полотенцем. Я чувствую тепло и радость. А после просыпаюсь, захлебываясь от слез. Реву как от великой потери. Впрочем, так оно и есть…

Я оглядываюсь по сторонам и с ужасом понимаю, что уже нахожусь в совершенно другом месте. Лежу на широкой кровати с кожаным изголовьем. Из высокого французского окна виден край забора и лес.

«Твою мать, – шепчу я, рассердившись на Веприцкого, доктора Валеру и его медсестру. Он все-таки вывез меня из клиники. Велел ввести снотворное и, как пластмассовую куклу, вынес из клиники. – Идиотка, – злюсь на саму себя. – Размякла как дура! И так полно неприятностей, еще угодила в историю с Вепрем! Не нужно было к нему вообще обращаться, – вздыхаю тяжело и от отчаяния валюсь обратно в постель. – Если не он, то кто тогда поможет?!» – реву белугой, утыкаясь носом в подушки.

– Если тренируешься, чтобы меня разжалобить, – слышу я недовольный голос. – То зря стараешься.

От неожиданности я подпрыгиваю на постели и снова натыкаюсь на ледяные глаза Вепря.

– Слезами взять многие пытались, – усмехается он, садясь в изножье кровати, и заявляет не терпящим возражения голосом: – Ты – моя гостья, дорогая. Чувствуй себя как дома.

Что это? Неприкрытый сарказм или откровенная издевка?

– Так нуждаешься в обществе? – хмыкаю я, понимая, что мне обязательно нужно разжалобить эту зверюгу и все-таки договориться с ним.

«Кроме него помочь некому», – тяжело вздыхаю я и замираю на месте, чувствуя, как ладонь Веприцкого нежно касается моей ступни.

«Твою мать! – про себя вою я. – Только этого мне и не хватало!»

И осторожно убираю ногу. Но цепкие пальцы моего противника смыкаются вокруг моей щиколотки и чуть тянут на себя, совершенно не больно, но властно.

– Не рыпайся, – криво усмехается он, – а то трахну и разрешения не спрошу.

«Кажется, в переводе на русский это называется изнасилованием», – замечаю я про себя и чувствую нарастающую дрожь во всем теле. Нет. Не страсть меня захлестывает, а дикий страх. Я боюсь пошевелиться, прекрасно понимая, что на мне кроме больничной ночнушки ничего нет. А сам Веприцкий в спортивных штанах и белой майке лежит у меня в ногах, и одно мое неверное движение или слово, он может запросто их раздвинуть… Я отгоняю от себя крамольные мысли и, приподнявшись на локте, переспрашиваю как дурочка:

– Гостья?

– Да, – серьезно кивает он. – Мне дешевле держать тебя здесь, чем потом искать по всему городу. Опять исчезнешь куда-нибудь. А мне людям плати за дурную работу.

– Зачем я тебе? – спрашиваю предельно серьезно.

– Хочу разобраться, – бурчит он. – У меня пазлы в башке не складываются, – сообщает он недовольно.

«Ну конечно, – хмыкаю я мысленно. – В голове фигурно нарезанные картонки? Заметно!»

– Что ты хочешь выяснить? – осведомляюсь спокойно, насколько это возможно.

– Я поручил провести дополнительное расследование. Пока не получу интересующие меня сведения, останешься здесь.

– С чего бы? – фыркаю я, натягивая одеяло на груди.

– У тебя два варианта, моя прелесть, – сердится он. – Компенсируешь людям все убытки или ждешь, пока я полностью разберусь в этой мутной истории. Ты так верещала в клубе, что даже я засомневался в своей правоте. Поэтому сидишь тут и не свистишь, поняла? В доме прислуга, – раздраженно бросает он. – Комнаты убираются, в холодильнике полно еды. Что-то понадобится, можешь попросить.

– И сколько мне тут находиться? – с вызовом шиплю я. – У меня вообще-то своя жизнь, Родион Александрович, – ехидно замечаю я. – Ваши доводы засуньте себе…

– Куда именно? – саркастически хмыкает он, и одна бровь поднимается кверху.

«Джентльмен, твою мать, – мысленно охаю я. – Монокль только где?»

– Твое положение и так весьма шаткое, – криво усмехается Веприцкий. – Я бы не советовал усугублять.

И снова проводит пальцем по моей ступне. Нежно и очень бережно. Такое поведение совершенно не вяжется с его тоном. Агрессивным и чуть снисходительным. Вдобавок на мне нет трусов, что тоже не прибавляет уверенности.

– Отпусти, – прошу я, пытаясь вытащить ногу из его цепких лап.

– Подумай, что тебе нужно. Я отдам распоряжение, – усмехается он, снова оглаживая мою щиколотку.

– Мне нужна моя одежда и моя сумка, – нервно требую я. – Домашняя обувь и, может быть, спортивный костюм. Давай я съезжу домой, возьму необходимое, – предлагаю я примирительно, в глубине души лелея надежду удрать или вызвать полицию. – И верни мне мой айфон, пожалуйста, – добавляю тихо. – Мне срочно нужно позвонить…

– Ага, сейчас, – ухмыляется Вепрь. И я вижу, как на надменное и властное лицо ложится тень. – Не зарывайся, милая, – рычит он, поднимаясь. – Шмотки тебе принесут, сумку тоже. А вот про телефон забудь. Мне только твоих спасителей здесь не хватало.

– Клянусь, – шепчу я. – Верни телефон. Мне нужно быть все время на связи. У меня дочка маленькая, – уже реву я. – Если я не отвечу, она решит, что я ее бросила…

– Где она? – замирает на месте мой похититель. – Говори адрес, мы заберем.

И тут я впервые в жизни радуюсь, что Мелисса осталась в Америке. А с другой стороны, будь она со мной, моя девочка, мне бы не пришлось обращаться к Вепрю за помощью и сейчас пререкаться тоже не пришлось бы.

– Она живет в Бостоне со своим отцом, – чуть слышно лепечу я сквозь слезы. – Пожалуйста, не лишай меня единственной радости. Прошу, – реву я.

– Хорошая мамочка, да? – фыркает он и, задумавшись, смотрит в окно. Там на улице, оставляя косые капли на стекле, льет ливень.

Мне нестерпимо больно от слов Родиона. Но ничего не поделаешь… Да и делиться сокровенным не настало время.

«И настанет ли? – горько усмехаюсь я. – Выйду ли я живой из этого дома? Или меня вынесут вперед ногами и закопают где-нибудь под елкой? Тогда и говорить о своих проблемах нет смысла. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас», – напоминаю я самой себе Правило Миранды и лихорадочно подыскиваю новые доводы для своего похитителя.

– Хорошо, – лениво сообщает он. – Я выдам тебе смартфон без симки. По всему дому вай-фай. Социальные сети заблокированы в принципе. Скайпом разрешу пользоваться только для разговоров с ребенком. Остальные мой сисадмин заблокирует. Идет? – бурчит уже у самой двери.

– Да, конечно, – сквозь слезы соглашаюсь я. Главное – Мелисса. Ну и выйти живой отсюда.

– Договорились, – скупо кивает Вепрь. – Телефон завтра, все остальное сегодня, – бурчит нехотя. – Надумаешь сознаться, скажи прислуге. Со мной свяжутся.

– А ты… то есть вы? – выдыхаю я, не в силах скрыть любопытство.

– У меня дела, – с кривой ухмылкой сообщает он. – А ты хочешь, чтобы я остался? – смеется хрипло и, прислонившись плечом к косяку двери, оглядывает меня жадным взглядом. – Но ты же понимаешь, девочка, – бросает нехотя, будто не слова выговаривает, а сплевывает. – Если я останусь, то не дам тебе уснуть. Хочешь?

– Нет, – как заведенная мотаю головой.

– Я тоже, – фыркает он. – Валера велел соблюдать предписания. Ешь, спи. Ну и молись. А вдруг поможет… – морщится он и быстро выходит из спальни.

«Тоже мне царь горы, – всхлипываю я, утыкаясь носом в подушку. – Подумаешь, герой… Хотя, – шепчет мне внутренний голос. – Если бы он на тебя запал, Майка, то и помог бы обязательно. Не факт, – отмахиваюсь я от самой себя. – Запала может только на трах хватить. Лучше заплатить, чем отдаться», – бурчу мысленно и прислушиваюсь. Где-то вдалеке хлопают двери, слышится шум двигателя, кто-то бьет по газам, и какая-то неведомая машина срывается с места.

– Идиот, – шепчу я, с трудом поднимаясь с кровати. Подхожу к окну и, не ожидая подвоха, отдергиваю занавеску из тонкого тюля. И сразу натыкаюсь взглядом на суровое лицо Вепря, на злющие синие чуть прищуренные глаза.

Сзади слышится шорох шагов, и я поворачиваюсь как ужаленная, лишь мельком успеваю увидеть и осознать, что мой похититель смеется.

– Родион Александрович велел передать, – смущаясь говорит крепкая коротко стриженная девица в джинсах и форменной майке «Пантеры». Она протягивает мне допотопный смартфон. Ни разу не яблоко. Телефон начинает тут же звенеть как припадочный.

– Да, алло, – мямлю я, прекрасно понимая, кто именно мне звонит.

– Валера велел тебе лежать, – гневно рычит Веприцкий. – А ты уже шастаешь…

– Так что же, – инстинктивно парирую я, поворачиваясь обратно к окну. Пристально гляжу на своего тюремщика. – Мне теперь и в окно выглянуть нельзя?

– Смотри на здоровье, – хмыкает он в трубку и, махнув рукой, идет прочь. Зычно свистит, и к нему, как по команде, подбегают два высоких черных пса.

«И не сбежишь», – мысленно вздыхаю я, возвращаясь в кровать. И тут же вижу брошенную на стул сумку. Мою собственную. Слышу, как в ванной льется вода. Заглядываю туда осторожно. Девушка в майке «Пантеры» протирает кафель и раковину. Оборачивается на взгляд.

– Меня Оля зовут, Майя Владимировна. Если что-то понадобится, обращайтесь.

– Родион Александрович что-то говорил по поводу одежды, – слабо намекаю я.

– Так Марина уже в город поехала. Завтра утром привезет. Не волнуйтесь, Майя Владимировна. Лучше скажите, что вам поесть принести, – улыбается Оля. – Сегодня вам, конечно, в ночнушке ходить по дому не надо. А завтра, как вещи привезут, спускайтесь на кухню. Там у шефа деликатесов полно. Вам, как гостье, разрешено его холодильником пользоваться…

– Какие мы щедрые, – фыркаю я, укладываясь в постель вместе с сумкой. – Лучше бы ты меня домой отпустил, Родя, – шепчу под нос и прижимаю к себе ту единственную вещь, что принадлежит лично мне. Потом осторожно лезу внутрь, втайне надеясь, что мой айфон все-таки на месте. Но увы. Я с ужасом осознаю, что чьи-то чужие руки копались в моих вещах. Перебирали содержимое косметички, разглядывали паспорт.

«Телефон мне нужен, – ворчу я. – Там фотографии Мелиссы и мои заметки. Те самые, что я по крохам собирала, пытаясь связать концы с концами. Только с их помощью я могу найти управу на Алекса и забрать у него дочку!»

Я стараюсь не думать. Боюсь сорваться и еще больше навредить себе. Почему я вбила в свою пустую башку, что помочь мне может только Веприцкий? Зачем вообще вернулась в Россию? На том же Брайтоне найти человека, подобного Вепрю, не составило бы труда.

«Кому ты врешь, – натужно вздыхаю я. – Ты бы оттуда живой точно не выбралась. И местные воротилы обязательно бы навели сведения об Алексе. А узнав, с кем имеют дело, сдали бы меня с потрохами. Да еще Алиса прожужжала все уши, что кроме ее дорогого Родечки никто мне помочь не в силах. А сама сбежала с Павликом, зараза. Да еще велела молчать».

Трясущимися руками я снова беру трубку. Пролистываю список контактов. Видимо, тот, кто составлял их для меня, любит черный юмор.

«Марина», «Ольга», «Алиса» и «Я» значатся в записной книжке. Ну кто такой я с большой буквы, мне известно. Ольга и Марина – помощницы по дому. А вот Алиса наверняка тут оставлена специально. Проверить, точно ли мы знакомы, заодно и вывести на след непокорной племянницы и ее простоватого бойфренда.

– Алиса, – шепчу я в трубку, как только мне ответили.

– Майка, ты? – возбужденно кричит моя подружка. – Где тебя носит, а? Я тебе звоню, звоню…

– Твой родственник… Этот живодер… Запер меня, – сиплю я чуть слышно. – Обвинил меня во всякой фигне и запер…

– Где? – удивляется Алиса. – В «Пантере»?

– Нет, – цыкаю я. – В каком-то загородном доме. Тут…

– Ну мать, поздравляю! – поет довольная подружайка. – Ты произвела впечатление на моего дядюшку. К нему в Плуталово мало кто допущен. Что бы ни надумал наш повелитель, ты в шоколаде… И пока он думает о тебе, есть вероятность, что меня оставит в покое…

– Ты… – пытаюсь сдержаться я. – Мне нужно забрать Мелиссу у Алекса. Как ты не понимаешь? Я могу не успеть! – Родик тебе поможет, – хмыкает вероломная подруга. – Очаруй его, что ли…

– Перестань, – вздыхаю я. – Он вешает на меня какие-то долги и требует их уплаты. У меня таких денег нет. Вернее, есть, но это для дочки. Если твой родственник их у меня отберет, то я никогда не увижу Мелиссу.

– Не ной, – предупреждает Алиса. – Я скоро приеду и с ним поговорю. Какие еще долги? Он с дуба там рухнул?

– Не знаю, – усмехаюсь я. – Зря я вернулась… Может, стоило согласиться на условия Алекса?

– С ума сошла, – фыркает подружка и быстро попрощается.

Немигающим взглядом я смотрю за окно, где уже сгущаются сумерки. Еще один день прошел впустую. Мне ничего не остается, как закрыть глаза и молиться. Надеяться, что чудовищная ошибка скоро разрешится и мне удастся спокойно поговорить с Вепрем. Убедить его выкрасть мою дочку с другого континента.

Глава 3

Родион

– У меня дела, – с кривой ухмылкой сообщаю я. – А ты хочешь, чтобы я остался? – смеюсь хрипло и, прислонившись плечом к косяку двери, рассматриваю девицу жадным взглядом. – Если я останусь, то не дам тебе уснуть, – предупреждаю или все-таки угрожаю я.

– Нет, – пугается она, растерявшись.

– Я тоже, – фыркаю я. – Валера велел соблюдать предписания. Ешь, спи. Ну и молись. А вдруг поможет… – ухмыляюсь скривившись и быстро выхожу из спальни.

У меня нет иллюзий относительно этой бабы. Они все одинаковые. Смазливые и уродины. Состоявшиеся в бизнесе и охотницы за скальпами богатых мужиков. «У них у всех одна задача, – хмыкаю я себе под нос. – Забраться на голову, усесться там поудобней и, махая ногами, с утра до ночи жрать мозг маленькой кофейной ложечкой. Можно с мороженым, можно с мартини. Пить кровь и драть последние волосы на черепушке, дабы в случае чего сразу добраться до скальпа. А нам, мужикам, только и остается, как подстраиваться и терпеть. Ты же ее сам выбрал, твою мать!»

Я устало тру глаза, и, естественно, мои мысли плавно перетекают на Яну. Единственную и неповторимую. Я снова оказываюсь в зале прощаний местного кладбища. Смотрю на маленькую худенькую женщину-девочку, что лежит в гробе на постаменте. И понимаю, что жизнь моя закончилась. Ни одну другую женщину я не впущу в свое сердце, ни по какой другой не стану убиваться и рисковать жизнью. Страшная и нелепая болезнь превратила мою любимую в крошечную старушку. Стерла с ее лица все краски, оставив лишь восковую бледность и покой. Я вспоминаю, как, поцеловав жену в холодный лоб, оглядываюсь по сторонам. Вижу охапки цветов, слышу плач родственников, но никак не могу найти те самые десять корзин с тюльпанами и ландышами, что заказал накануне в небольшой флористической компании. Ей-богу, за день до похорон я был невменяем. Я маялся, не зная, чем заняться, и гнал от себя страхи. Я, здоровый и крепкий мужик, известный своим жестким характером, боялся признаться, что не смею даже подумать, как дальше жить без Яночки. Вот тогда-то в моей пустой башке и родилась абсолютно фантастическая идея. Подарить жене в последний раз ее любимые цветы. Тюльпаны и ландыши. Все известные в городе магазины отказались исполнять такой заказ. Сейчас, конечно, в любое время года можно купить понравившиеся цветы, но именно тогда, в конце ноября, ландышей в городе не оказалось, да и нужных ярко-красных тюльпанов тоже.

– Нет завоза, – признались мне знакомые флористы. Но я не унимался. Все искал что-то в интернете и как дурак надеялся на чудо. И оно произошло. На каком-то сайте мне удалось заказать для жены цветы. И когда через пять минут мне перезвонила деловая девица, я поинтересовался небрежно о сроках доставки.

– Завтра, в одиннадцать часов мы доставим заказ, – заверила она и что-то объяснила про надбавку за срочность. В тот момент мне было плевать. Я даже не дал себе труда подумать, что если у Тофика и Гоги, монополизировавших цветочный рынок в нашем городе, нет этих проклятых ландышей, то откуда они возьмутся в странной лавке под названием «Бель Вью»? Я перечислил деньги на карту некоей Майе Белецкой, достал из бара новую бутылку виски и до следующего утра напрочь забыл о заказе. Только у самого гроба всполошился. Ни одного цветка от «Бель Вью» в зале прощаний не было. Эта гадина забрала мои деньги и пропала. Но она просто не знала, с кем связалась. Мне потребовалось немало времени и сил, чтобы вычислить эту дрянь. Но все бесполезно. Мошенница Майя Белецкая как сквозь землю провалилась. Нет, она оплачивала какие-то счета через банк, снова дурила глупцов вроде меня, но поймать ее моим людям так и не удалось, пока эта стерва сама не пришла ко мне в клуб и не потребовала встречи. Наглая дрянь! Она еще пыталась обвести меня вокруг пальца. Прикинулась овцой! Теперь, когда злость немного поутихла, я собираюсь забрать у нее мои деньги. С процентами, конечно. Может быть, покувыркаюсь с ней в койке. Поучу уму-разуму. Я моментально представляю мягкую податливую девчонку, стонущую в моих объятиях. Снова чувствую, как мои пальцы скользят по ее ступне. Обводят ненароком гладкую розовую пяточку, бегут по высокому, будто у балерины, подъему. И ощущаю шевеление в штанах.

«Прекрасно, просто прекрасно! – злюсь я на самого себя. – Мне только не хватает приехать в клуб с гранатометом на изготовку! Вот народ порадуется!»

Откинув затылок на подголовник, я делаю глубокий вдох, лениво всматриваюсь в мелькающие за окном Рэнджа деревья и огни близлежащих поселков. Еще немного, и окрестности накроет беспроглядная тьма, рассекаемая всполохами горящих фар проносившихся мимо машин. Я тут редко катаюсь днем. Еду в клуб вечером и под утро возвращаюсь домой. Сегодня впервые за много месяцев мне не думается о работе. Честно говоря, хочется, чтобы строптивая Майя оказалась сейчас рядом со мной в машине. Я бы разложил ее на сидении, стянул трусики. Неожиданно меня осеняет, что я слишком много думаю об этой женщине. Мечтаю!

«Пересплю пару раз, и все пройдет», – мысленно отмахиваюсь я, понимая, что по-другому и быть не может. Со дня смерти жены через мою постель прошли десятки баб, но ни одна из них не зацепила, не заставила колотиться сердце. Там по-прежнему властвует Яна. И ее спальня в нашем доме так и оставалась нетронутой, будто моя жена вышла ненадолго и вот-вот вернется. В одной из дальних комнат дома я даже соорудил алтарь. Зажигаю свечи и сижу, глядя на портреты. Это моя маленькая тайна. Моя незаживающая, вечно саднящая рана. А для кого-то смех. Жесткий и кровожадный Вепрь проливает слезы над портретами жены. Знаю, что мужики не плачут. Я тоже не реву. Просто смотрю в блеклом свете свечи на жену. Разговариваю с ней. Я запретил близким разбирать Янины комнаты. Раздать ее шмотки? Да никогда! Каждая вещь до сих пор таит в себе запах моей любимой. Нет, с горем я давно справился. Просто скучаю.

Я достаю из кармана сотовый и нетерпеливо нажимаю на кнопку.

– Привет, Сань, – говорю я сыну и слышу в ответ чуть ломающийся голос. – Как делишки?

– Да все нормально, пап, – хмыкает сын, и я понимаю, что возникла проблема.

– Что-то случилось, малыш? – интересуюсь я, всматриваясь в огни города. Нарядные улицы и проспекты, по которым несется Рэндж.

– Забери меня отсюда, а? – с места в карьер бухает сын. – Мне надоел этот дурацкий Лондон. Я хочу вернуться домой. Жить с тобой…

– Понимаешь, – сиплю я, догадываясь, что гложет сына. Ностальгия, твою мать! Желание общаться с близкими по духу людьми, а не с заносчивыми англичанами. – Сейчас трудное время, Сань, – объясняю я. – Доучись семестр, и заберу. Сам понимаешь, бабки нам никто не вернет. Да и тебе не придется заново сидеть в одном и том же классе.

Последний довод кажется моему сыну самым убедительным. Остаться на второй год? Да кому это надо!

– А ты правда меня заберешь? – уточняет мой взрослый ребенок, явно чувствуя подвох.

– Да, – слабо усмехаюсь я. – Обязательно…

– Папа, – скулит Санька. – А у тебя никого нет? Ну в смысле… ну вместо мамы, – пытается подобрать он слова.

– Нет, сынок, – спокойно заверяю я. – Трудно найти женщину, похожую на нашу маму. Да я и не ищу.

– Тогда ладно, – восклицает сын. – А я тут подумал, что не нужен тебе…

– Саня, – рычу я в трубку. – Кто тебе такую глупость сказал? Бабушка Вера или тетя Света?

Мать и сестра Яны. Мои вечные враги. Люди, уговорившие жену пойти к бабкам. Она, конечно, потом обратилась к врачам. Но время, такое дорогое и ценное, было уже упущено. Я терпеть не могу их, они платят мне взаимностью. После похорон я видел их от силы раз или два. И стараюсь за версту обходить этих змей. Вот только сыну моему повезло меньше.

– Мы с бабой Верой по скайпу вчера говорили, – мычит ребенок. – Она сказала, что тебе давно пора жениться и завести семью… А я, когда вернусь, стану жить с ней и дедом Витей, – тянет жалостливо Санька, и я решаю, закончив разговор, заехать к бывшим тестю и теще и задать жару.

– Нет, – пресекаю я недовольное сопение сына. – Ты живешь со мной. Всегда. Понял? – отрезаю я. – Ну до тех пор, пока сам не надумаешь съехать, – усмехаюсь я. – Жениться я не намерен, а дом у нас большой. Нам с тобой места хватит.

– Да, – довольно восклицает Санька. – А как там Лайма и Трой? Щенки скоро родятся?

– Вроде как через месяц, – улыбаюсь я. – Ты приедешь на каникулы, увидишь, – радостно заявляю я. – Лайма уже с трудом бегает. А Трой от нее не хочет далеко отбегает. Ходил с ними сегодня в лес. Бредут как пенсионеры, – фыркаю я и внезапно вспоминаю, как вот так же неспешно гулял по аллеям парка с Яной, когда она ждала Саньку. На месяц или два я забросил все свои дела, лишь изредка вырываясь в офис, и целыми днями находился рядом с женой. Помогал ей встать, растирал ноги…

«Ептиль, – мысленно злюсь я, когда перед глазами вместо отекших ног Яны предстают тонкие щиколотки Майи Белецкой. – Хрен, чешуя, лютики-цветочки! Хватит уже думать об этой стерве. Околдовала она меня, что ли?»

Поговорив с сыном, я сразу тыкаю в контакт начальника службы безопасности.

– Ну что там, Олег Витальевич? Нашли компромат на нашу гостью? – рыкаю в трубку.

– Факты подтвердились, – рапортует он. – Еще раз все перепроверили.

– Молодцы, – киваю я. – Придется дамочке к основным выплатам впаять штраф, – грозно заверяю я и чувствую. Опять чувствую, как кое-кто поднимает голову… Твою мать!

– Что там с участком на Брусиловском? – вяло интересуюсь я, стараясь отвлечься. – Ты следишь по госреестру? Маргарита Семеновна его еще не продала?

– Нет, – блеет мой безопасник, и я сразу понимаю, что не следит и ничего не знает. Блин! Все нужно проверять! Даже если платишь сумасшедшие бабки, никто не почешется!

– Я тебя понял, – злюсь я и добавляю недобро: – Коров пасти отправлю, Олежка!

И уже приехав в клуб, понимаю, что могу облажаться по полной программе. И тогда мой бывший друг и нынешний конкурент Юрка Феднищев меня точно обскочит на повороте. А этого допустить нельзя.

Участок вдоль Брусиловского проспекта я присмотрел два года назад. Но профессор Канский и его супруга наотрез отказались его продавать. А вот недавно профессор умер, и его вдова Маргарита Семеновна сама позвонила мне. Но о сделке случайно узнал Феднищев. И назло мне удвоил цену. Сам участок ему был ни к чему. Разве что меня позлить. И если до этого нас с Юркой связывала многолетняя дружба, то сейчас я обиделся. Какого вообще! Фигнищев попытался мне что-то объяснить… А я послал… Маргариту Семеновну тоже, и только потом сообразил, как мне выгодно купить эту землю. Даже сносить дом не придется. Солидный трехэтажный особняк с колоннами идеально подходил под офис. А на остальных десяти сотках, тянущихся вдоль самой напряженной магистрали города, следовало давным-давно построить торговый центр.

Скосив глаза на Улисс Нардин Хан с золотыми фигурками вместо циферблата, я понимаю, что времени остается мало. Нормальные люди после девяти вечера не звонят. Это у придурков вроде меня рабочий день только начинается, а нормальные люди моют ноги и ложатся спать.

– Маргарита Семеновна, – радостно вещаю я разговор. – Как вы поживаете? Что-то я соскучился по нашим беседам…

– Все хорошо, Родион Александрович, – добродушно замечает она. – Я вас вспоминала недавно. Ко мне давеча заезжал Юрий Петрович…

– А-а, Фигнищев, – хохочу я.

– По-моему, – бормочет профессорша, – его фамилия звучит как-то иначе.

И мне кажется, что я вижу ее улыбку. Маленькая сухонькая старушка тихо посмеивается над играми молодых лбов, и ей эта сопричастность немножко, но продлевает годы.

– Не-не-не, – фыркаю я. – Все правильно! Проверочное слово – «фигня»!

– Какая разница, – хихикает она. – Я его фамилию нигде писать не собираюсь. А вы, Родион Александрович, если сейчас не очень заняты, приезжайте ко мне. Чаю попьем. Моя дочка пекла сегодня пироги. А это, я вам доложу, настоящее произведение искусства. Во рту тают. Доставьте мне удовольствие угостить вас.

– Конечно, – тут же заверяю я и, накинув куртку, опрометью слетаю по лестнице вниз. Народу в клубе немного. Еще слишком рано. Но у барной стойки уже толпятся дамочки и их кавалеры. Да и пара девиц версии лайт манерно сидят нога за ногу.

– Люк, – тихо зову я своего помощника, точащего лясы с одним из охранников.

Здоровый шкафообразный парень, мой личный телохранитель, вздрагивает от неожиданности.

– Твоим голосом, Вепрь, только детей в яслях пугать, – ржет он.

– Меня дети не боятся, – хмыкаю я. – А остальным по статусу положено.

– Ну да, ну да, – сопит он, забираясь на место водителя. Мыслительный процесс – не самая сильная сторона моего оруженосца, а вот в бою ему нет равных. Что в рукопашном бою, что в стрельбе. Я даже не могу припомнить, когда бы Люк промазал. Кое-кто пытался его перекупить. Тот же Фигнищев, но Люк верен мне. И точно знаю, что он всегда прикроет мне спину. А я ему. Было. Проходили…

– Где горит? – усмехается он, выезжая с парковки.

– Едем к Маргарите Семеновне, – бурчу я. – Срочное дело…

– Продает, что ли? – восхищенно фыркает Люк. – Да иди ты!

– Ну не знаю, – скривив губы в ухмылке, бросаю я. – Она меня на пирожки позвала. Вдумайся, как звучит: «Доставьте мне удовольствие угостить вас»!

– Значит, мне ничего не перепадет, – печально констатирует факт мой помощник. – Вдумайся, Вепрь. Вот только представь. Ты там будешь пирожки трескать и компотом запивать. А я тут на морозе в жестянке…

– Рэнджи не обижай, – бурчу я строго. – А то она тебя катать не захочет.

– Это точно, – печально вздыхает Люк. – Я недавно Приору рассказывал, как прикольно прокатиться на Порше, так наша мадама зафыркала… Хичкоку бы написать.

– Он давно умер, – сообщаю я.

– Да ты что? – изумляется Люк. – А я не знал…

Мы подъезжаем к высотке, расположенной на Гоголевском бульваре. Раньше этот дом и все окрестные именовали «дворянским гнездом». Квартиры улучшенной планировки, санузлы как вся родительская квартира в хрущевке. Ну и конечно, консьержка на входе. Я киваю ей как старой знакомой и в дребезжащем лифте, отделанном красным деревом, поднимаюсь на шестой этаж. Маргарита Семеновна уже ждет меня у открытой двери. Ласково чмокает в щеку и приглашает в зал.

– Не разувайтесь, – щебечет он. – Право, не стоит. Вот придумали обувь снимать! Нигде в мире такого нет…

– Грязи и снега тоже, – улыбаюсь я и, поддавшись на уговоры хозяйки, прохожу в комнату.

Там уже накрыт стол. Пирожки, какие-то немудреные закуски и варенье, прозрачно-розовое.

– Красная смородина, – сообщает Маргарита Семеновна и чинно усаживается рядом.

Мы пьем чай, болтаем о пустяках, и я никак не могу взять в толк, ради чего весь этот карнавал.

– Маргарита Семеновна, – улыбаюсь я, беря с блюда один пирожок. – Я когда маленький был, мне мама всегда из гостей приносила что-то вкусное. Там в машине сидит мой друг Петя Бессонов. Я ему пирожок от вас передам, можно? – вопрошаю я, заворачивая сдобу в салфетку и тем самым давая понять, что хочу попрощаться.

– Родион Александрович, – вздыхает Марго и выжидательно на меня смотрит выцветшими голубыми глазами. – Все-то вы понимаете, – улыбается она и тут же переходит к делу: – Моя дочка – не та, что печет пирожки, – другая, она живет с мужем в Сочи и хочет забрать меня к себе. И честно говоря, это мое самое большое желание. Я всегда мечтала там жить. Недалеко от Морского вокзала, и чтоб море видеть из окна. И как вы понимаете, мой дорогой, я уже дала согласие. Юленька приедет за мной в следующем месяце, и я хочу к этому времени уладить все свои дела. Продать участок и завещать эту квартиру старшей дочери. Младшей достанутся деньги, вырученные за землю на Брусиловском. Конечно, нам бы хотелось продать его подороже. Да и место замечательное. Самый центр города плюс отличный дом на территории.

– Я знаю, – улыбаюсь я и все никак не пойму, куда клонит старуха.

– Альберт Иванович, – вздыхает Маргарита Семеновна, смахивая несуществующую слезу, – всегда хотел, чтобы на этом месте разбили парк. Там бы играли детишки…

– Я собирался построить торговый центр с детскими площадками и аттракционами, – тихо напоминаю я. – А Фигнищев, если доберется до ваших угодий, устроит там закрытый клуб с банями и казино…

– Да, – кивает она. – Вы мне говорили о его планах. Хотя сам Юрий Петрович все отрицает… Но вам-то зачем врать?

«Действительно! – хочется заорать мне. – Зачем? Только бы не дать этой сволочи Днищу захватить мою землю, и мне плевать, что именно он там хочет возвести. Но, наверное, Фигня собирается его перепродать… Кому? Кому? Мне!»

Я терпеливо жду. Рассматриваю хрустальную люстру, перевожу взгляд на зеркальную итальянскую горку и мягкую велюровую мебель. Все явно не новое, но профессура, вероятно, имела хороший вкус. К тряпкам, недвижимости и к жизни.

– Так вот, – снова вздыхает Маргарита. – Я решила подойти к вопросу иначе. Каждый человек живет в социуме. Семья, друзья, близкие… У Юрия Петровича жена и две любовницы. От одной, кажется, ребенок имеется. Для меня жизнь на две семьи немыслима. Да и сам человек, допустивший такое коварство, тоже с двойным дном. И он может мне пообещать, что на всей территории устроит церковно-приходскую школу, но в ваш вариант мне верится больше. И вы сами больше нравитесь, Родион Александрович, – бормочет старуха. – Вот если бы у вас была полная семья… Я знаю о постигшей вас утрате. Но годы-то идут. Человек без семьи – как сухостой. Сегодня стоит, а завтра и сломался… Вы понимаете, о чем я? Я ни в коем случае не принуждаю вас жениться на ком попало… Но если у вас есть кто-то на примете, порадуйте старуху, сводите девушку в ЗАГС.

«Ничего себе! – мысленно охаю я. – Вот так поворот! Еперный сарай!»

– То есть, – со светской улыбкой уточняю я. – Если бы я женился, сделка бы состоялась? Я вас правильно понял, Маргарита Семеновна?

Старушка смотрит на меня своими выцветшими гляделками и радостно кивает головой.

– Ни на минуту бы не задумалась, Родион Александрович!

– Хмм… – пытаюсь совладать с собой я. И мне кажется, что от напора роящихся мыслей на голове поднимаются волосы. Я предательски провожу рукой по короткому ежику.

«Ептиль, – рычу я про себя. – Думай, Родя, твою налево. Бабка все равно продаст участок. Ты бы его купил и по двойной цене, лишь бы обскакать Феднищева. Но и этот вариант замечательный. Жениться можно на ком угодно, – думаю я азартно. – Маргарита свалит в свой Сочельник, и ты сразу же разведешься. Делов-то!»

– Ну что ж, – улыбаюсь я как мальчик-идиот и торжественно заявляю: – Доставайте самое красивое платье, Маргарита Семеновна. Записывайтесь к парикмахеру. Думаю, на эти выходные мы отгуляем свадьбу и сразу оформим сделку. Вас устраивает?

– Конечно, – заламывает руки старуха и смотрит на меня умильными глазами. – Как же я рада, Родион Александрович! Я бы вам продала без всяких сложностей. Но Альбертик мой терпеть не мог двоеженцев и всегда считал неженатых мужчин ненадежными. А домовладение наше хочется передать в надежные руки…

– Я с вами полностью согласен, – киваю я. А спускаясь в лифте, чувствую лишь одно желание. Треснуться головой о деревянную панель со всего маха или как-то умудриться и вломить хороший пендель по собственной заднице.

«Во что ты вляпался, идиот, – шепчу я сам себе. – Какая невеста? Какая свадьба?»

По скользкой плохо вычищенной дорожке я бреду к чернеющей невдалеке Рэнджи и внезапно понимаю, что дать задний ход не удастся. Участок тут же уплывет к Фигнищеву, да и сама Марго не простит мне вранья. Вот только постоянной женщины у меня нет. Есть хоровод девок, прибегающих по первому зову. Но на чем-то подобном жениться – потом хлопот не оберешься. Усевшись в машину, я протягиваю Люку завернутый в салфетку гостинец и глумливо смеюсь.

– На, малыш. Это тебе зайчик передал.

Мой верный оруженосец в два приема расправляется с пирожком и мгновенно считывает мое поганое настроение.

– Все плохо, Вепрь? – бурчит он жуя. – Что там тебе старуха наплела?

– Потом, – морщась отмахиваюсь я. – Едем на базу.

Дорогой я пытаюсь сообразить, как поступить. Сесть на елку и умудриться не поцарапаться. Жениться и остаться свободным. Кто согласится на такой вариант, только на бумаге считаться женой, а по факту быть пленницей в моем доме.

– Стоп! – ору я во всю глотку.

Люк ударяет по тормозам.

– Что стряслось, Родя? – охает не понимая.

– Поворачивай на трассу, – усмехаюсь я. – В клуб поедем завтра. А сейчас мне нужно срочно домой.

– Пирожки несвежие, да? – вздыхает он. – А я и не заметил. Ты мне тогда тоже что-нибудь от отравления выдай…

– Хорошо, – киваю я, считая, что таблетка имодиума Люку не повредит. А сам мысленно оглаживаю высокий подъем и круглую идеальную пяточку моей строптивой гостьи.

«Ты должна мне, девочка, – про себя хмыкаю я, – и оплатишь каждый украденный рубль по двойному тарифу. Плюс штраф и возмещение оплаты за два дня пребывания в клинике. Сумма набегает круглая. И если раньше я согласился бы и на деньги, то теперь мне нужна услуга, – довольно улыбаюсь я, но от мысли, что на сторону пойти не удастся, мое веселье сходит на нет. – А жена тебе на что, Родя?» – бурчу я про себя, понимая, что фиктивным росчерком поставлю сделку под угрозу.

Глава 4

Майя Я засыпаю рано. Наверное, сказывается напряжение последних дней. Мозг еще пытается осознать масштаб трагедии и придумать выход из ситуации. Но организм уже не справляется. Даже руку поднять нет сил. Я проваливаюсь в глубокий короткий сон, как будто падаю в пустой колодец. Ни сновидений, ни тревоги. Словно отключаются батарейки. Чувствую легкость и тепло, разливающееся по всему телу. Но внезапно выныриваю на поверхность. Просыпаюсь от лязга открывающихся ворот. Слышу визг тормозов и хлопанье дверей. Кто-то резво взбегает по ступенькам. Нетерпеливые шаги на лестнице, а затем в коридоре. Без всякого предупреждения или стука открывается дверь в спальне. Зажигается свет.

– Спишь? – удивляется Веприцкий без малейшего сожаления в голосе.

– Нет, блин, танцую, – бурчу я недовольно и подслеповато щурюсь.

– Ты мне нужна. Срочно, – сердито бросает Вепрь. И я тут же представляю себе взбешенного кабана в лесу. Страшного и опасного.

«Какого…» – хочется вскрикнуть мне, но я сдерживаюсь из последних сил.

– Что случилось? – лепечу будто маленькая девочка.

– Одевайся и приходи ко мне в кабинет. Нам предстоит серьезный разговор. Мне надоели твои аферы, – пренебрежительно сплевывает он слова, а я, застыв на месте, забываю вовремя поправить сползшее с груди одеяло. – И прикройся, что ли… – ворчит он. – Меня магарасами не проймешь…

– Голубой? – понимающе интересуюсь я, и тут же надо мной нависает темная тень, а на мои плечи обрушиваются две стальные лапищи. Трясут меня как петрушку.

– Что ты себе позволяешь? – рявкает Веприцкий. – Будь на твоем месте мужик, я бы прибил…

– Будь я мужчиной, – парирую я. – Тебе бы точно мало не показалось…

– Да что ты, – фыркает он. – Давай, девочка, покажи то многое, на что способна, – рокочет Вепрь прямо мне в ухо. – Я оценю.

Мне хочется вырваться, но сильные руки настойчиво прижимают меня к постели. Я смотрю в раздраженное лицо, вижу холодные глаза, преисполненные гневом. Внезапно ощущаю дыхание Веприцкого совсем рядом. Чувствую, как его палец скользит по моей щеке и губам.

– Твою мать, – стараюсь вырваться я. – Крышу снесло, Родя? Проваливай…

– Храбрая и очень наглая, – шипит он будто удав и тут же накрывает мои губы своими. Протискивает язык мне в рот. Одной рукой придерживает голову, а другой гладит шею и плечи. Я млею от этого нахрапистого, но сладкого поцелуя. И даже пальцы на ногах сжимаю от предвкушения. У меня давно, слишком давно не было мужчины. Вот и обрадовалась первому встречному. Ладонь Вепря скользит ниже, деловито обхватывает упругое полушарие. Я сразу прихожу в себя и пробую вырваться из объятий. Веприцкий отпускает меня усмехаясь. А я, вспыхивая, отвешиваю ему звонкую пощечину.

– От души, – потирая щеку, мотает он головой. – От всего сердца, так сказать…

– Отпусти меня, идиот, – шиплю я.

– Через полчаса встречаемся у меня в кабинете. Оденься, чижик, и не опаздывай.

– Какого фига? – как ванька-встанька усаживаюсь я на кровати. – А здесь мы не можем поговорить?

– Вполне, – ехидно усмехается Веприцкий и, вернувшись к моей кровати, начинает раздеваться. Расстегивает рубашку, а когда тянется к пряжке ремня, я не выдерживаю.

– Где твой дурацкий кабинет?! – кричу яростно. – Куда приходить?!

– То-то же, – хмыкает он и добавляет спокойно: – Ольга тебя проводит.

И ровно через пятнадцать минут, ведомая прислугой как под конвоем, я попадаю в большую комнату, заставленную стеллажами. На каждой полке стоят красивые книги с вычурными переплетами.

«Наверное, по цвету подобрать забыли», – не без доли сарказма думаю я, а вслух замечаю:

– Все перечитал, Родион Александрович?

– Почти, – серьезно отвечает он, лениво откинувшись в широком разлапистом кресле со стаканом виски в руках. Оглядывая расположившиеся вдоль стен огромные шкафы с книгами. – Садись уже, – поморщившись, кивает на диван. – Выпивку не предлагаю, – Веприцкий демонстративно пялится на темную жидкость в своем стакане. – Если хочешь воды, скажи. Ольга принесет.

– Если помнишь, я спала, – с вызовом бросаю я, усаживаясь напротив. – Ни воды, ни еды, ничего не хотела.

– У нас проблемы, девочка, – мычит он, беззастенчиво пялясь на мою грудь, проступающую через тонкий трикотаж футболки.

– С каких это пор у нас общие дела и проблемы? – откровенно хамлю я, прекрасно понимая, что хуже уже не будет. И с нескрываемым любопытством разглядываю хозяина кабинета. Серый костюм от Бриони Вепрь сменил на потертые джинсы и мягкую белую толстовку. Только вот перстень снять забыл… Я всматриваюсь в поблескивающий в отсвете лампы темно-синий камень в окружении бриллиантов.

«Кольцо леди Ди, мужской вариант», – усмехаюсь я про себя.

– Зачем позвал? – спрашиваю нарочито грубо и стараюсь не смотреть на босые ноги, утопающие в длинном ворсе бежевого ковра.

– Слушай, – Веприцкий складывает губы в недовольную складку – Кончай хамить, а? Яблочный сок хочешь? Есть в баре…

– Ну плесни, если не жалко, – шиплю я, а когда полный стакан оказывается рядом со мной, делаю глоток.

– Мне нужно срочно жениться на тебе, – без всяких предисловий заявляет Вепрь. Я цепенею от ужаса. Кисло-сладкая жидкость тут же застревает поперек горла. Я закашливаюсь…

– Что? Опять? – обеспокоенно рычит Выприцкий и в полшага оказывается рядом. – Я звоню Валере…

– Просто поперхнулась, – шепчу я, отставив стакан и обхватив горло обеими руками. – Ты прикалываешься? – бормочу я, пытаясь справиться с собой. Сейчас Родион скажет, что пошутил, и мы вместе посмеемся.

– Нет, – замечает он с горькой гримасой. – Рад бы… Но такова реальность…

– Какая, твою мать, реальность? Мы живем в разных мирах! Два мира – два кефира! – ору я. – У нас ничего нет и не может быть общего.

– Ошибаешься, – осклабившись замечает он. – Твои махинации связали нас воедино не хуже обручальных колец. Отработаешь долги и чеши на все четыре стороны, дорогая, – презрительно бросает Веприцкий. Пристально смотрит на меня, наблюдая, как я судорожными глотками допиваю дурацкий яблочный сок и тихим хорошо поставленным голосом командует: – Слушай внимательно, чижик.

Я в немом изумлении таращусь на Родиона.

– Кабан и чижик, – хмыкаю я, стараясь прийти в себя.

– Почему кабан? – удивляется он.

– Вепрь – это дикий кабан, – со знанием дела докладываю я. – Устаревшее название…

– А-а, – тянет он. – Даже не догадывался…

– Примитив, – растягиваю я губы в притворной улыбке. – Ты хоть читать-то умеешь? – усмехаюсь я, оглядывая полки с книгами.

– Да, – скалится он. – И готов с тобой поделиться весьма увлекательным чтивом, – сипит, теряя терпение. – На вот, – протягивает мне толстенькую папочку. – Ознакомься, пожалуйста. Потом продолжим. Я вижу, ты обычных слов не понимаешь. Придется перейти к угрозам.

Я судорожно пролистываю содержимое, а Веприцкий осклабившись наблюдает за мной. Ну как кот за мышью.

– У тебя особенно выбора нет, моя дорогая, – морщится он, словно ругается. – Будешь упорствовать – и захватывающую историю почитает еще и товарищ майор. Возбудит уголовное дело и закроет тебя лет так на пять…

– Ты – придурок, ты не посмеешь, – пытаюсь встать я.

– А ну, сидеть! – рявкает Веприцкий. – И молчать, – добавляет тихо. – Читай и поговорим, – бросает устало. – Откуда ты только взялась на мою голову? – поднимается он из кресла и отходит к окну. Что он там видит в непролазной тьме, я не знаю.

– Я хотела… – пытаюсь образумить дикого кабана. – Мне нужно…

– Помолчи хоть пять минут, – раздраженно бросает он, поворачиваясь. – Ты уже утомила меня.

«Конечно! – мысленно парирую я. – Это мне пришло в голову выйти за тебя замуж! Это я ворвалась к тебе в спальню! И это я похитила тебя!»

Чтобы сдержаться, я утыкаюсь глазами в первый же лист и аж задыхаюсь от возмущения.

– Это не я! Правда! – пытаюсь объясниться. – Ты подтасовал факты…

– Да ну, – ухмыляется Веприцкий. – Мне же больше нечем заняться. Моим людям тоже. Просто, чтобы ты понимала, – возмущенно хрипит он. – Мы нашли каждого, кого ты обжулила. Некоторые дали показания. В папке все есть. Но как ты сама понимаешь, что по отдельности никто никуда не пойдет. Это ты верно рассчитала! Но со мной у тебя промашечка вышла, дорогая, – снова ухмыляется он и обшаривает меня злыми глазами. – Тут тебе в крупных размерах грозит. Не отмахаешься, детка. Придется хату продать…

Мой лоб покрывается холодной испариной. Я согласна продать квартиру и вручить деньги Вепрю. Все! До единой копейки! Но только не за мнимые махинации. Мне нужно… Но сейчас даже заикаться об этом не следует.

– Все факты подтасованы, – шепчу я, чувствуя, как по щекам текут слезы. – Я не могла, понимаешь?

– У тебя раздвоение личности? Справка имеется? – участливо интересуется Веприцкий и тут же замечает раздраженно: – Хватит ломаться, Майя! И косить под Билли Миллигана тоже. У тебя есть выбор. Ты либо расплачиваешься по счетам, либо садишься тюрьму. Но можешь согласиться с моим предложением. Пару лет строишь из себя идеальную женушку, потом мы разведемся. Если ты не нарушишь условия контракта, я даже готов выплатить тебе небольшое вознаграждение. Так сказать, подъемные для начала честной жизни.

Я молча листаю материалы, собранные службой безопасности Вепря, и отказываюсь верить своим глазам.

«Бред какой-то, – хмыкаю я про себя. – Кто ж так подставил? Меня и в стране-то не было», – вздыхаю я тяжело и тут же цепенею от ужаса. Интернет давно стер все границы. И можно из Америки рассылать предложения купить цветочки гражданам России, СНГ и Нигерии. Так даже безопасно. Только ни в коем случае нельзя возвращаться. А я вернулась, и это единственное, что говорит о моей невиновности. Это и еще одна маленькая зацепка. Небольшое несоответствие. Но от охватившей паники я не могу связно мыслить и сразу понять, что именно привлекло мое внимание. Я снова внимательно листаю страницы. Распечатки банковских операций, какие-то заявления, написанные от руки, приложенные чеки и фотографии.

– Наконец до тебя дошло, – радостно фыркает мой мучитель. – По лицу вижу, – довольно ухмыляется он и снова тянется к бутылке виски.

– Ты много пьешь, – бросаю я мимоходом и уже готова самой себе откусить язык.

– А тебя так волнует мое здоровье? – кривится он. – Но ты, чижик, можешь внести этот пункт в контракт, – великодушно позволяет он. – Думаю, я смогу сдержаться… – Он внимательно смотрит на меня и рычит недовольно: – Не будем терять время. У нас его не осталось.

Я пытаюсь объясниться, но Веприцкий выставляет вперед ладонь, жестом останавливая меня.

– Я сказал, достаточно, – угрожающе хрипит он. – Мне надоело с тобой пререкаться, Майя. Еще раз меня перебьешь, я вызываю полицию и сдаю тебя со всеми потрохами. Ясно?

Я киваю. Только не полиция и только не тюрьма. Оттуда я ничем не смогу помочь дочке. И квартира – мой последний шанс на успех – пойдет в оплату адвокатов и ущерба.

«Блин! Блин! Блин!» – сжимаю я кулачки, пытаясь обуздать разгулявшуюся ярость.

– Слушаю тебя, – покорно киваю я. – Выдвигай свои условия.

– Отлично, – потирает ладони Веприцкий и строго смотрит на меня. – Предыстория очень простая. Мне продают элитный участок за полцены. При условии, что я женюсь на своей избраннице. Или землица уходит к моему конкуренту. Несколько соток в центре города. Я бы мог пережить, если б мне их отказались продать. Но если участок попадет к конкуренту, я огорчусь. Ты понимаешь? – пытается объяснить мне он.

– Не совсем, – признаюсь я. – Но это и не важно, – выдавливаю из себя жалкую улыбочку.

– Ты права, – моментально соглашается он. – Нам следует расписаться как можно быстрее. Банкет не устраиваем, – говорит он запальчиво. И я понимаю, что Вепрь все обдумал и решил заранее. – На неделю съездим в Лондон, – ворчит недовольно. – Я бы предпочел остаться дома, но мне нужно лично поговорить с сыном и познакомить вас. Там, кстати, у тебя будет свободное время. Погуляешь, посмотришь город.

– Я бывала в Лондоне, – замечаю я и спрашиваю от нечего делать: – А сколько лет твоему сыну? Он там с матерью живет?

– Моя жена умерла, – рыкает Веприцкий. – Ты специально задаешь идиотские вопросы?

– Прости, не знала, – соплю я и решаю больше не разговаривать с будущим мужем. Любое мое слово он использует против меня!

– Саше четырнадцать лет. Он уже три года как живет в Лондоне и учится там в одном из лицеев. Мы с ним, наверное, съездим в Шотландию, а ты займись чем хочешь, – отмахивается он от меня, как от надоевшей мухи.

– Хорошо, – киваю я.

«Вот бы улететь в Бостон, к Мелиссе! – проскальзывает в голове шальная мысль. – Оставить Вепря ни с чем. Да еще и женатым! О-хо-хо-шечки! Мать твою за ногу!»

– Думаю, суббота – самый подходящий день для регистрации, – лениво замечает Веприцкий. – Завтра дам залог за участок, – рассуждает он вслух. – В субботу с утра распишемся, оформим сделку, а в воскресенье днем улетим в Лондониум, а в следующие выходные вернемся. Тебя нужно приодеть, – бурчит он. – Завтра поедем по магазинам. Купим свадебное платье и кольца. Самые простые…

– Тогда тебя все засмеют, – хмыкаю я. – Подумают, что дела твои плохи…

– Хорошо, – серьезно кивает он. – Я куплю тебе дорогое кольцо. Но в контракте пропишем, что все украшения ты оставишь мне сразу после развода.

– Мне не нужны от тебя украшения, – отмахиваюсь я. – Носи на здоровье. А у меня есть свои. Надевать одолженное не в моих правилах. Люди дарят что-то в знак великой любви, как признание чувств. А так… это просто булыжники.

– Тебе виднее, – пожимает плечами Вепрь, и я замечаю, что ему стоит большого труда не поддаться на провокацию. – Да, – снова морщится он. – Постарайся держать себя в руках. Не перечь мне и обращайся уважительно. Все-таки я твой любимый муж…

– Непременно, – хмыкаю я и тут же натыкаюсь на злой предостерегающий взгляд. – А как насчет интима? Каждый из нас предоставлен самому себе? Ты ходишь по бабам, и я могу завести мужика?

– Нет, – рычит Веприцкий. – Ты хранишь верность, моя дорогая! У нас идеальный брак, не забыла? Два года можно и потерпеть. Особенно когда грозит реальный тюремный срок.

– Хорошо, – киваю я. – Я не против. Но за это ты мне увеличишь пособие. Целибат должен оплачиваться по отдельному тарифу. Не находишь?

– Ну тогда и ты мне должна заплатить….

– Шарахайся с кем хочешь, – легко отмахиваюсь я. – Мне все равно. Ты сам заинтересован, чтобы никто ничего не узнал.

Я тяжело поднимаюсь с дивана и бреду к двери.

– Я не отпускал тебя, – недовольно сопит он вслед.

– Что-то еще? – я останавливаюсь посреди комнаты.

– Да, – кивает он. – Никто не должен знать о нашем договоре. Ни прислуга, ни родственники. Для всех ты моя любимая жена, Майя. Исключение – только мой сын.

– Хорошо, – сдержанно замечаю я. – Можно идти? – осведомляюсь с явной издевкой.

– Нет, – рычит, подрываясь из кресла, Веприцкий. Нависает надо мной темной тенью. – Чтобы ни у кого не возникло сомнений, – басит мне прямо в ухо. – Мы с тобой спим в одной кровати, дорогая. И иногда занимаемся сексом.

Родион пытается обнять меня и поцеловать в губы. Но я предусмотрительно выставляю локоть вперед.

– Я не пью из помойного ведра. – Отпихиваю в сторону Вепря. – И не подбираю с земли окурки…

– Ты хочешь сказать… – глумливо усмехается он.

– Если тебе нужна полная иллюзия супружеских отношений, то никаких связей на стороне, – шиплю я. И самой себе напоминаю змею.

– Сможешь удовлетворить? – усмехается он хрипло, все-таки притягивая меня к груди. – Мне много нужно…

– Много – понятие растяжимое, – шучу я, пытаясь выбраться из объятий, больше напоминающих тиски. – Для кого-то и раз в год много…

– Посмотрим, – фыркает он примирительно. – Завтра заедем к тебе на квартиру. Перевезем твои вещи. А хату можешь сдать.

– Хорошо, – киваю я. – Первая дельная мысль за весь вечер, – бросаю ехидно. Вепрь замирает на месте. Всего лишь на мгновение ослабляет хватку. Но мне достаточно, чтобы вырваться из его объятий и броситься к двери.

– Беги-беги, – несется вслед, будто негромкое эхо. – Далеко не удерешь. Чижик!

Я взлетаю наверх подобно реактивной ракете. Добегаю до своей комнаты и плюхаюсь на постель. Пытаюсь успокоиться и подумать здраво. Чем дольше я буду рядом с Вепрем, тем лучше узнаю его характер, отыщу слабые струнки и смогу убедить спасти Мелиссу. Может, за это время и найдется объяснение его странным обвинениям. Кто знает? Лишь бы остаться на свободе и не потерять контакт с дочкой. Но пока с ней Лаура, наша старая гувернантка, со связью проблем не будет. Я ежемесячно пополняю ее сим-карту, а она, улучив момент, дает свой айфон малышке. И кажется, Алекс ничего не заподозрил до сих пор.

Я улыбаюсь, вспоминая довольную мордашку дочери.

– Скоро мы, моя любимая, будем вместе, – шепчу я тихо. Затем мои мысли плавно перетекают на события завтрашнего дня: я упаковываю вещи. Достаю из тайника коробку с драгоценностями, платья с вешалок и свитера с полок. – На небольшой чемодан наберется, – хмыкаю я, засыпая.

Глава 5

С самого утра все идет наперекосяк. Виной тому бессонная ночь. И уже кажется, что помощи от Вепря мне не дождаться, из его смертельных объятий не вырваться.

– Ты что такая мрачная? – лениво осведомляется он за завтраком. – У нас сегодня дел выше головы. Постарайся обойтись без фортелей.

Я кошусь на Ольгу, хлопочущую в дальнем углу столовой, и говорю с легкой усмешкой:

– Огласите весь список, пожалуйста!

Знакомая всем с детства цитата из старой комедии. Но на Вепря она действует магически. Он довольно улыбается, видимо вспомнив, как герой Смирнова хотел пойти работать куда угодно, но только не на стройку к Шурику. В этом и заключается непередаваемая прелесть общения с соотечественниками. За семь лет брака с иностранцем, довольно сносно знающим русский язык, я почувствовала пропасть непонимания на собственной шкуре и научилась ценить единомышленников. Да и само отношение Вепря, ну если отбросить в сторону его невыносимый тон, может сойти за гостеприимство. И уж точно не идет ни в какое сравнение с жизнью в особняке семейства Бакли. Мысленно я тут же оказываюсь там. Бегу сквозь череду комнат в поисках дочери. Мои сны и мечты только об этом. Я зациклилась, сама понимаю, но ничего не могу с собой поделать. Истерика накатывает мощной волной, и мне кажется, я бессильна ей противостоять.

– Перестань давиться слезами, – бросает раздраженно Вепрь. – И слушай внимательно, – заявляет он, накладывая мне в тарелку оладьи и сметану.

Есть ранним утром я вообще не в состоянии, но тут киваю своему мучителю и равнодушно жую.

– Заезжаем к нотариусу и оформляем брачный контракт. Мои юристы уже все подготовили, – начинает он строго и, увидев, что Ольга идет к нам, добавляет весело: – Я хочу, чтобы твои права не пострадали, чижик. Мне важно знать, что, случись со мной какая неприятность, ты будешь обеспечена несмотря ни на что, – улыбается он мне как родной.

– Ты меня пугаешь, Роди, – томно воркую я. – Но ради твоего спокойствия я подпишу все бумажки. Хотя лично мне твое имущество нафиг не нужно…

– Я знаю, девочка, что ты не меркантильна, – усмехается Вепрь и неожиданно берет мою ладошку в свои лапищи и довольно целует ее.

«Позер, блин, – мысленно шепчу я и внезапно осознаю, что за мимолетный слюнявый поцелуй сердце совершило кульбит, а в животе проснулись несносные твари, именуемые бабочками. – И запорхали там, идиотки!»

Нет, первая идиотка – это я. Приз в студию, пожалуйста! Умудрилась так облажаться! Ранним утром я попыталась дозвониться Алисе, самым нелепым образом втянувшей меня в эту гнилую историю.

«Но и хороша, ты хороша – пеняю себе. – Почему в Америке не нашла подходящего человека? Уже бы давно выкрала Мелиссу и увезла в Россию. А у тебя хватило ума лично припереться домой. Вепрь тебе понадобился? Ну-ну. А оно видишь как обернулось!»

Я жую оладью, заботливо политую сметаной.

«Кавалер, блин, – хмыкаю про себя. – Но нужно сказать ему, чтоб больше не лез в мою тарелку…»

– Ты слушаешь меня? – осведомляется Веприцкий строго.

– Да, конечно, – киваю я, понимая, что почти ничего не слышала. Но переспрашивать не собираюсь. Тем более что права голоса тут не имею. Сам отвезет куда нужно. Сам проследит за выполнением.

– Потом можем заехать к тебе домой. Что ты там хотела взять…

– Только вещи, – воркую я. – И драгоценности в банке…

– Из-под детского питания? – презрительно морщится Веприцкий. Необходимость играть заботливого и нежного жениха отпадает. Ольга на минуту выходит из столовой.

– Нет, Роди, – как последняя дура улыбаюсь я. – Банк… Такое помещение, милый, люди хранят там денежки. А у меня ячейка… Просто зачем платить за ее аренду, если тут мои цацки будут в безопасности. Ну и дома собрать небольшой чемоданчик.

– Хорошо, любовь моя, – нежно бормочет Вепрь, и я не поворачиваясь понимаю, что Ольга снова в комнате. Но я ошибаюсь. Это Марина. Добродушная толстуха с глазами-вишнями. Она служит в доме поварихой и экономкой. А Ольга – горничной.

– Родион Александрович, – обращается она к хозяину дома. – Вы про шампанское не забудьте. Я Артему напомнила, но ему нужно выдать четкие указания, а то купит не пойми что…

– Ага, – кивает Веприцкий, – а мне потом пей всякие помои, – смеется он и внимательно смотрит на меня.

– Ты какое предпочитаешь, Маечка? Или шампанское у нас тоже под запретом?

– Любой алкоголь, – киваю я. – Лучше сок, Роди…

– Второй твой приступ я не переживу, – искренне вздыхает он. – Чуть сам не подох, – замечает скорее Марине, чем мне. – Тогда шампанское для персонала, – быстро решает Родион. – Вы же выпьете за наше здоровье? – то ли спрашивает, то ли глумится Веприцкий.

– Конечно-конечно, – заведенным болванчиком кивает Марина.

– Ящика хватит, – весело бросает он. – Майе Владимировне сок, мне виски. И то и другое есть. Поэтому за шампусиком отправляй Артема в самую последнюю очередь. А у нас, моя девочка, – обращается он ко мне, напрочь игнорируя Марину, – план такой. Сначала нотариус, потом шопинг и салон красоты. Ну и напоследок заберем твое шмотье с Олимпийской.

Я чувствую, как ком застревает в горле. Этот человек знает обо мне абсолютно все. Никуда не скрыться от него. Остается лишь играть по его правилам, меняющимся по ходу пьесы. Но мне не привыкать… Я справлюсь. Слишком высоки ставки в этой игре.

К нотариусу мы приезжаем с опозданием. Мой драгоценный жених не учел пробки на дороге в час пик. Вот и влипли. Не то чтобы мне хотелось поскорее поставить закорючку под многостраничным документом. Просто ерничаю. Мысленно. Стараюсь улыбаться дорогому Родичке и держаться поблизости.

– Антон Иванович на сделке, – лопочет помощница нотариуса. – Я ему сейчас же сообщу, что вы приехали…

– Пусть занимается, – словно барин отмахивается Веприцкий. – Мы пока изучим документы… Найдется ли тут тихое место, чтобы нас никто не побеспокоил?

– Конечно, – кивает помощница. Маленькая, худенькая нервная женщина. – У нас очень уютная ВИП-переговорная.

– Обалдеть! – вырывается у меня.

– Привыкай, – хмыкает рядом Веприцкий и, войдя в богато уставленную комнату, сразу выдвигает для меня кресло.

– Чай? Кофе? – услужливо предлагает женщина.

– Договор, – мимоходом бросает Вепрь. Плюхается в соседнее кресло и снова берет мою руку в свои. – Пустая формальность, Маечка.

– Я все равно прочту, ладно? – мурчу я и, как только за помощницей закрывается дверь, шиплю недовольно: – А то, может, я по этому договору обязана еще отдать почку и кусок печени…

– Ну кому твой ливер нужен? – лениво усмехается Веприцкий. А когда я погружаюсь в чтение, утыкается в свой ненаглядный айфон последней модели.

Сам договор не содержит никаких скрытых или двусмысленных моментов. Все четко и абсолютно ясно. Имущество супругов раздельное. Никто ни на что не претендует. Ежемесячно я получаю содержание в размере ста тысяч рублей и по окончании еще миллион.

«Интересно, – думаю я. – Сколько выручит Веприцкий от сделки с землей, если так щедр со мной?»

– Из твоего вознаграждения большая часть суммы пойдет на покрытие ущерба, – словно прочитав мои мысли, поясняет он. – Тебе на булавки оставлю рублей пятнадцать. Думаю, должно хватить.

– Если обещаешь кормить, то забирай все, – фыркаю я и тут же возмущенно вскрикиваю. Пункт «дети».

– Это обычная практика, – пожимает плечами Вепрь. – Ты же не захочешь оставить себе моего ребенка, – цедит он равнодушно.

– Я от своих детей не отказываюсь! – нервно шиплю я, прекрасно помня, что именно такое условие содержалось и в брачном контракте семейства Бакли. А я, наивная и влюбленная дурочка, даже не удосужилась прочитать документ. Мне казалось, что Алекс безумно влюблен в меня и никогда не допустит моих слез. Разлюбил. Я же разлюбила. – Этот пункт нужно переписать, – тихо замечаю я. – Мои дети будут жить со мной, но я не возражаю против совместной опеки.

– Переделывать некогда, – мрачнеет Веприцкий. – Просто постарайся не залететь, чижик. Если этот пункт изменим и мы умудримся кого-то заделать, то развода не будет. Надеюсь, ты это понимаешь…

– Почему? – возмущенно выдыхаю я. – Тысячи семей заводят детей, а потом разводятся. Мы не исключение.

– Сама посуди, милая, – тихо и вкрадчиво объясняет Вепрь. – Каждый из нас желает жить со своими детьми. Какой развод? О чем ты?

– В любом случае этот пункт нужно переделать, – спокойно заявляю я. – В таком виде я контракт не подпишу.

– Хорошо, – быстро соглашается Веприцкий. – Переделаем. Что еще?

Я со всей серьезностью вчитываюсь в документ, стараясь не пропустить ни одной детали. Ловлю на себе насмешливый взгляд Родиоши и снова опускаю глаза в текст.

– Больше вопросов нет, – киваю я. – Только, Родичка дорогой, брачный контракт должен кроме моих обязанностей и твоих прав содержать что-то такое, что ты обязуешься для меня сделать…

– Отпустить целой и невредимой по окончании действия договора, – морщится он. – Что ты еще хочешь, чижик?

– Срок действия договора не указан. Поэтому я могу оставаться твоей пленницей долгие годы. Тем более если появятся условия, препятствующие разводу.

– Ладно, – негромко ворчит он, – что ты хочешь, аферистка?

– Внести всего лишь один пункт. Ты обязуешься радовать меня и исполнять сокровенные желания.

– Никто не пишет подобную хрень, Майя, – раздраженно восклицает Веприцкий. Наверняка он представляет мои желания как самые примитивные. Ну там массаж или шопинг… – Хорошо, – фыркает он под моим напряженным взглядом. – Только одно маленькое уточнение. Желание должно быть сокровенным и не материальным. Периодичность исполнения – один раз в год. А то я забодаюсь, дорогая, – мычит он недовольно.

«Бинго! – хочется заорать мне. – Ты даже не представляешь, Родя, на что подписываешься! Бинго!!! Мне тогда и квартиру продавать не придется, – шестеренки в моей башке начинают стремительно вращаться. – Стопэ, – приказываю я себе. – Утешься, милая. Еще рано радоваться. Потерпи».