Анна и волки бесплатное чтение

Салма Кальк

Анна и волки

И с той стороны, где закат пламенел,

Шёл путник дорогой в соседний удел,

И песню о странствиях дальних он пел…

– О судьба, сколь извилист твой путь!

И голос услышал, что дивно звенел,

Что вдаль над рекою и лесом летел,

Что звал за собою вперёд, прочь от дел…

– О, позволь мне в пути отдохнуть.

(песня бродячего менестреля)

Плясать вы не пойдёте со мной, со мной, со мной,

И вашею не буду я женой!

(бессмертная классика)

Солнце клонилось к закату, ещё немного, и скроется за верхушками Волчьего леса, за Воронью горку, канет в Змеиное болото. Вот-вот туман с реки укроет замок Ривертор, а потом и луна обольёт своим серебряным светом его башни. В последних солнечных лучах Анна вывела золочёную иглу на изнанку и закрепила нитку. Очередная жемчужина угнездилась на сером сукне, как будто тут всегда и была.

Ещё пара-тройка дней, и она завершит работу, к приезду мужа из столицы сможет надеть красивое новое платье.

«Новое платье на старый лад», – мысленно усмехнулась она.

Да-да, в основных тканях и в деталях отделки наряд повторял другой, который она сшила себе перед помолвкой – давно, уже более двадцати лет назад. Она тогда была юна и стройна, и в рыжих косах не было седины, и глаза смотрели на мир радостно и восторженно. Она шила платье к возвращению отца, а отец торопился прибыть домой к рождению наследника…

1. О родственных и семейных узах и о шитье платья в стеснённых обстоятельствах

Юная Анна никогда не задумывалась, почему у неё нет братьев. Две старшие сестры – есть, и ей их более чем достаточно. Как принимать гостей – так Джейн или Фрэнсис, а как зажигать свечи в коридорах – так Анна! Да-да, Джейн умная, Фрэнсис красивая, Анна младшая. Просто Анна, которую можно попросить ну хоть о чём. Нет, в доме есть прислуга, всё-таки она дочь лорда, но бабушка, старая леди Анна, в честь которой её назвали, не уставала повторять: хозяйка должна уметь проследить за любой работой в поместье, а значит, должна уметь выполнять её сама. Бабушке и захочешь – не возразишь, поэтому пойдёшь и сделаешь. Может быть, и вправду в жизни пригодится?

Шить Анна любила больше, чем заниматься хозяйством. Её даже сёстры, бывало, просили вышить новый интересный узор или расшить лиф и юбку блестящими бусинами. Она и свадебное платье для Джейн вышивала, и крестильную рубашку для её новорождённой дочки. И очень хотела уже что-то сделать для себя тоже. Но – отец был небогат.

Земли приносили очень мало дохода, замок нуждался в ремонте. И на детей одни только расходы! Сначала нужно было выдать замуж старших сестёр, вот их и одевали. Анна носила переделанные вещи покойной матери либо что-то, остававшееся от старших. Разве что сорочки у неё были собственные, украшенные самой тонкой вышивкой, на какую были способны её искусные руки.

Отец Анны, лорд Генри, очень печалился, что у него три дочери и ни одного сына. Очень уж хотелось ему передать земли сыну и наследнику, а не мужу дочери, как происходило в семье последние лет сто. Хотя сам он пришёл в семью как раз мужем прекрасной рыжеволосой леди Элизабет, единственной дочери и наследницы своего отца. Трёх дочерей родила она мужу, а сын умер, не прожив на белом свете и трёх дней. Ещё двух младенцев она не доносила до срока, и девушки-служанки шептались, что это тоже были мальчики. Девочки выживали, мальчики – нет. И бабушка, рассказывали, всегда многословно благодарила Господа, если рождалась девочка.

Но отец-то хотел сына!

И когда леди Элизабет после очередного выкидыша так и не встала с постели, он в сердцах высказал ей, что от неё, мол, нет никакого толку, она не дала ему наследника и пусть помирает, она ему больше не нужна. Тогда леди, рассказывали, собралась с силами и вежливо, но непреклонно сообщила лорду Генри, что, несмотря на неплохое происхождение, он был взят в семью без гроша за душой и только благодаря удачному браку все эти годы был не приживальщиком у более удачливых товарищей, а хозяином замка и земель. И если он об этом забыл, то ни к чему хорошему его это не приведёт. Сказала так и испустила дух.

Анне было тогда десять лет, сёстрам – тринадцать и пятнадцать.

Отец очень быстро женился снова. Леди Кэтрин была миловидна, бессловесна и никогда не перечила мужу. И детьми его нисколько не интересовалась. Но, прослышав о случившемся, в замок явилась мать леди Элизабет и сказала, что она намеревается здесь жить и лично приглядывать за внучками. Леди Анна-старшая к тому времени давно вдовела вторично, на ней были дела земель покойного супруга, но она заявила, что девочки важней. И рьяно взялась за устройство их жизни.

Джейн вышла замуж, потом Фрэнсис вышла замуж. Пока обе они жили у своих мужей, но все знали, что Джейн – наследница, вместе со своим мужем Уильямом. А отец всё надеялся породить сына.

Леди Кэтрин была слаба здоровьем и никак не могла зачать ребёнка. Лорд Генри то робко надеялся, то ненавидел супругу; и только спустя пять долгих лет ей удалось забеременеть. Конечно, он был уверен, что ожидается мальчик. Супруга вынашивала ребёнка в поместье, а он отправился в столицу – ко двору за последними новостями. Обещал вернуться к уборке урожая, застрял до Дня Всех Святых.

Но ожидание сына сделало его более внимательным и к младшей дочери – он вдруг осознал, что Анне уже шестнадцать, семнадцатый пошёл, её тоже необходимо выдавать замуж, а она до сих пор не просватана! Бабушка зудела ему над ухом – мол, Анну необходимо просватать как можно раньше! И не просто просватать, а чтобы она сама очень хотела выйти замуж именно за того мужчину, который стал её женихом, а не за кого-нибудь другого. Отец отмахнулся и сказал – кого найдём, за того и пойдёт, как миленькая. Бабушка запиралась с ним в комнате и что-то ему доказывала, но, видимо, не доказала ничего.

И две недели назад от лорда Генри прибыл гонец с письмом – пусть Анна готовится к помолвке, он обо всём договорился. Её, Анны, руки попросил для себя его старый друг Уолтер, он приедет к ним и они обручатся с Анной.

Бабушка пришла в ярость, услышав об этом решении. Но не смогла толком объяснить Анне, почему. Сказала – она ещё мала и ничего не понимает. И всё удивлялась, что Генри-то взрослый, а так глуп!

Анна, честно говоря, не слишком задумывалась о замужестве. Знала, что это когда-нибудь произойдёт, слышала от прислуги разные сплетни и истории о том, что бывает между мужчиной и женщиной, но ни разу не была ни в кого влюблена. И ей, по большому счёту, было всё равно, кому отец отдаст её руку, тело и приданое.

Но отец прислал ещё и ткани на платья! И прямо указал – что-нибудь из неё дать ей, Анне, и пусть к его приезду сошьёт себе обновку.

* * *

Правда, на большую часть присланного богатства тут же наложила руку леди Кэтрин со словами – нужно приданое для младенца, да и им с Генри неплохо бы обновить гардероб. Анна обиделась, пожаловалась бабушке, Кэтрин тоже обиделась… в итоге Анне достались два куска разного сукна. Один отрез был серый, как шерсть кота Мурра, что жил в господских покоях и по пятам ходил за Анной с утра до ночи, а второй – чёрный, как загривок мохнатой дворовой собаки, что недавно приблудилась к замковым охотникам в лесу и поселилась в дворовом сарае под лестницей. Ещё лён трёх цветов – белый, как снег, алый, как кровь, и чёрный, как ночь. И немного кружева и лент.

Анна думала-думала и придумала. Начинать нужно с сорочки. Белоснежное полотно легко раскроилось, тонкими шелковыми чёрными строчками на него легла вышивка. Шерстяные нитки она продёрнула сквозь дырочки в кружеве и обшила тем кружевом манжеты и вырез горловины.

Нижняя юбка получилась алая, как закат. И белые кружевные полосы легли точь-в-точь туда, куда было нужно, на ладонь от подола. Но к красной юбке понадобился красный корсет! А ткани оставалось немного – или корсет, или подкладка для лифа. Что делать?

Нужная мысль пришла ночью. Утром Анна подскочила ни свет ни заря, отправилась в матушкину кладовую и там нашла старую, многократно ношеную сорочку. Чуть темнее, чем юбка, но тоже из красного льна. Сорочка была отстирана и раскроена, более того, в том же сундуке нашлись и три полоски кружева, которые по длине идеально уместились на корсете. Металлические косточки были добыты из старого корсета Джейн. А в некоторых местах и вовсе сгодилась толстая верёвка!

Подушечку-бамролл Анна сделала не столько пышную, сколько длинную. Просто чтобы приподнять тяжёлую юбку сзади и немного на бёдрах.

После нижних вещей пришла очередь верхней юбки. Серо-чёрной, прямой спереди, складчатой сзади. Она получилась очень мягкая и тёплая, и хорошо, ведь зима не за горами. В пояс Анна вставила несколько слоёв льна, и полоской от матушкиной сорочки начисто обработала край, прежде чем пришивать к поясу толстые складки-картриджи. А дальше юбку нужно было украсить.

Из отцовских подарков Анне достался десяток локтей алой ленты. Пришить её по подолу в два ряда было делом недолгим. Отделочная строчка, выполненная красной шерстяной ниткой, легла на пол-ладони выше лент. Но хотелось красоты и богатства, хотелось, чтобы глаз было не отвести от неё в этом новом наряде, а где взять богатые украшения?

Однажды Анну брали на зиму в столицу. Они ездили с бабушкой и Фрэнсис, тогда сестра ещё не была просватана, и останавливались в доме дальних родственников – у бабушкиной племянницы леди Марии. Как поняла Анна, дела в том доме шли получше, чем у её отца, и денег от арендаторов было побольше. Во всяком случае, хозяйкина дочка Агнес хвасталась, что на её новую юбку материнская вышивальщица пришила тысячу речных жемчужин. Тысячи жемчужин у Анны не было. Не было, прямо скажем, и десятка. Были хорошие длинные бусы, оставшиеся от матушки, но не разбирать же их на юбку!

Ладно, об этом можно подумать позже, а пока пришёл черёд лифа. Дымчато-серого, с алой подкладкой. В разрезах длинных рукавов снизу покажутся манжеты сорочки. Горловину Анна обрезала тоже по сорочке – пусть будет видно кружево. На холодные дни она потом из обрезков сошьёт тёплый партлет, им и прикроет свою бледную и прозрачную, как у всех рыжеволосых, кожу.

Дни летели за днями, Анна не отрывалась от шитья. Вот уже готова и подкладка лифа с толстыми шнурами для плотности, и пара металлических косточек под застёжку припасена, и крючки на застёжку найдены. Ленты пришиты, видимо, остальную красоту она вышьет красными нитками. Но – позже. Ночь на дворе, спать пора.

Анна задула свечу и на ощупь отворила тяжёлую дверь в свою спальню. Из-за перегородки слышалось тяжёлое дыхание бабушки – та в последний год завела привычку спать с ней в одной комнате. Будто в замке покоев больше нет, можно подумать! Сторожит её, не иначе.

Впрочем, Анна была свято уверена, что захоти она прогуляться, подобно некоторым дворовым девушкам, на ближайший сеновал с пригожим гостем или с кем-то из челяди, никто бы не узнал. Но ей совсем этого не хотелось. Да и пригожих гостей как-то давненько уже не случалось.

* * *

Анна не успела глаз сомкнуть, как её затрясли за плечо. Что там ещё случилось? Неужели мачеха взялась рожать среди ночи?

Она открыла глаза и увидела тоненькую среброволосую девушку в старинном прямом платье, как будто сшитом из прозрачных лунных лучей.

– Вставай, вставай же, луна восходит, кто в такую ночь спит? Кто хотел расшить платье так, как ни одна девушка в округе? – смеялась странная ночная гостья.

– Тише ты, бабушка же здесь! – ещё не хватало, сейчас как проснётся да как даст затрещину, она может!

– Она не слышит нас, она крепко спит, – смех девушки звенел, как серебряный колокольчик. – Идём скорее, пока не зашла луна, нужно торопиться!

Анне стало интересно – куда её так настойчиво приглашают? Спустила ноги с кровати, нашла на ощупь кожаные башмачки, хотела завязать шнурки, но девушка потянула её за руку к двери. Тогда Анна подхватила со стула плащ, набросила на плечи и как была в сорочке и башмаках на босу ногу, так и выскользнула за дверь.

Дверь даже и не подумала скрипеть.

– Куда мы идём? – как могла строго спросила гостью за дверью.

– Увидишь, – подмигнула гостья. – Где у вас самая густая паутина?

– Ну ты даёшь! – фыркнула Анна. – Какая у нас может быть паутина! Да бабушка убьёт на месте любую девчонку, если заметит неубранную паутину или, того хуже, паука!

– Думай, думай лучше! Луна скоро зайдёт, ты должна успеть!

– Под лестницами – нет… В кладовках только на неделе прибирались… В гостевых спальнях – тоже…

– Холодно! Думай дальше!

– Разве только на чердаке… – задумчиво сказала Анна. – Туда бабушка давно не поднималась, всё собирается, да никак не дойдёт.

– Теплее! Пойдём, проверим! – девушка схватила Анну за руку и потянула в сторону ближайшей лестницы на чердак.

Чердак был большим и отменно захламлённым, бабушкина нога не ступала здесь давно, а мачеха и вовсе никогда сюда не совалась. В углу громоздились старые сёдла и упряжь с серебряными накладками и тиснением. Рядом – прадедовы парадные доспехи и ещё какое-то ржавое железо. Гостья раздражённо фыркнула, глядя на эту груду. С другой стороны – сундуки с каким-то старым хламом. Туда-то серебряная девушка и потянула Анну.

– Эй, не верти головой! Смотри! – она показала Анне на что-то у стены, в этот момент луна, глядящая сквозь окошко в крыше, зашла за облако… и девушка исчезла.

Анна не успела удивиться, как кто-то снова затряс её за плечо.

– Анна! Да Анна же! Вставай, засоня! – бабушка, абсолютно реальная бабушка, а никакая не девушка из лунного света, будила её, ибо начинался новый день.

2. О музыке, танцах, насекомых и драгоценностях

Анна верила подобным снам. Однажды, в далёком детстве, в таком сне ей явилась девочка её возраста и помогла найти ключ от материнского сундука, который Анна взяла поиграть и выронила во дворе. Позже, года три назад, серебристая девчонка, похожая на нынешнюю, привела её под толстое дерево на берегу речки, где дворовые девушки в запруде полоскали бельё. Там, в ямке между корнями, лежали ни много ни мало золочёные иглы, бережно завёрнутые в кусок тонкой кожи. Иглы были разные – и толстые с широким ушком, и тоненькие для бисера и жемчуга, и обычные, которыми шить ткань. С тех пор Анна других в руки и не брала, а этими очень дорожила и берегла, как самое большое сокровище. Ни одну иглу не потеряла.

Поэтому она поднялась, умылась, выпила кружку молока с корочкой свежего хлеба и отправилась на чердак. Бабушке сказала, что хочет там поискать ещё материалов для платья – вдруг что-то старое, но годное найдётся, крючок или пуговица? Бабушка одобрила и наказала попутно смести пыль и паутину хотя бы с самых больших сундуков.

Анна любила чердак. Да, пыльно, да, чёрт ногу сломит, но как же здесь было интересно! Она могла часами сидеть и перебирать старые вещи, пока мать, мачеха или бабушка не спохватывались – где это её носит, не находили её и не приставляли к какому-нибудь делу. И сейчас она подхватила ведро с водой, тряпку и веник, и, распевая песню о рыцаре, который стал вечно сонным, потому что отверг любовь могущественной ведьмы, отправилась на поиски неведомого. А всем встреченным отвечала, что бабушка отправила её бороться с пауками на чердаке.

Да, на чердаке хватало и хлама, и пыли, и пауков. Хлам величественно лежал, пыль громоздилась, а пауки разбегались от звуков шагов и от песни. Анна решила сначала выполнить поручение, а там уже и поискать, где паутина погуще. Она тщательно промела все сундуки, кое-какие помыла, а попутно вспомнила ещё несколько песен, которые не любила бабушка и всегда шипела на неё, что негоже такое петь. Сильнее всего старая леди не любила истории про ведьм, призраков, фей из-под холмов и разные чудеса, чуть менее – про людскую любовь, а чтобы ей угодить, нужно было спеть что-нибудь духовного содержания. Юная же Анна ценила в песне красивую мелодию и отточенный запоминающийся стих. И очень любила длинные баллады с затейливым сюжетом. Сейчас её никто не слышал, и можно было петь в своё удовольствие.

Мать считала, что дочерям лорда необходимо уметь не только управляться с хозяйством, но и развлекать домочадцев и гостей подобающим леди образом. Поэтому и Джейн, и Фрэнсис, и Анну учили читать, играть на лютне, петь и танцевать. Грамотой и языками с девочками занимался специально приглашённый учитель из университета. Он был требователен и строг, и девочки довольно быстро научились разбирать древнеимперские, англицийские и франкийские тексты. Читать жития святых было скучно, исторические хроники оказывались немного интереснее, но самое нудным, что только можно было вообразить, оказались приходно-расходные книги поместья. Однако им пришлось научиться читать и это, причём нередко не только записанные факты, но и то, что было скрыто между строк.

Для обучения музыке в замок пригласили господина Доу из столицы. Он прибыл с лютней, двумя флейтами и небольшим барабаном, а также с пачкой нот. Из трёх учениц Фрэнсис оказалась способной разве что к отбиванию несложного ритма, Джейн освоила простые гармонии на лютне, а больше всех по душе музыка пришлась Анне. Она тянула руки и к лютне, и к флейтам, и к барабану, и вскоре уже им удавалось даже играть вчетвером аккомпанемент к простым песням. Петь нравилось всем троим. Фрэнсис доставала до самых высоких нот звонко и тонко, Джейн поддерживала её вторым голосом, но самый большой диапазон оказался у Анны. Хорошо распевшись, она могла петь вместе с Фрэнсис, но могла и довольно низко. Наставник предсказывал ей в зрелости красивый голос с богатым тембром – если не бросит музыку, конечно. К сожалению, после того, как Джейн вышла замуж и уехала, уехал и господин Доу. Занятия прекратились. Но уезжая, он оставил Анне свою лютню и одну из флейт, и это очень сильно скрашивало её жизнь.

Она научилась не только играть, но и придумывать мелодии на любимые стихи. Но собственных песен никогда никому не показывала.

С танцами девочкам тоже повезло. Однажды отец привёз в замок гостя – это оказался франкиец господин Ожье. Он не походил на местных жителей, был черноволосым, невысоким и толстеньким, и при этом таким проворным, что многим молодым и худым оставалось только смотреть и завидовать. Необыкновенно разговорчивый, чтобы не сказать болтливый, он без устали отпускал комплименты всем женщинам в замке и божественно танцевал. Он научил девочек ходить в церемонной паване и лёгкой живой аллеманде, рассказал про бранли и долго тренировал их танцевать гальярду и вольту. Если с первыми вопросов и сложностей не возникало, то гальярда оказалась ох какой непростой!

Сначала Анна всё время думала, что ног у неё не две, а три или четыре, и каждая идёт в свою сторону. Потом основной шаг уложился в характерный ритм, но господин Ожье хитро глянул и сказал, что им дело не ограничивается! Есть ещё множество вариаций, и каждая из них бывает с любой ноги, и это была просто паника, ибо если даже с одной ноги вариация исполнялась, то вывернуть её зеркально и станцевать с другой ноги в другую сторону с первого раза не удавалось никогда. Позже выяснилось, что в шаге может быть не пять движений, а одиннадцать, или семнадцать, или – спаси Господи! – двадцать три.

А потом в один прекрасный день всё вдруг раз! – и сложилось. Ноги оказались на месте, их было две, как то человеку свыше и положено, и каждая делала то, чего от неё хотели. Корпус вертелся нужное количество раз с нужной скоростью, а господин Доу радостно сказал, что наконец-то он сможет исполнять музыку в том темпе, как написано, а не подстраиваясь под неповоротливых девчонок!

Господин Ожье удовлетворённо потёр руки и приступил к объяснению вольты и вольтовых прыжков. По очереди он подходил к каждой из девочек и показывал, как опираться руками на плечи кавалера, как собирать корпус в прыжке, как прыгать, как правильно приземляться, чтобы не отбить себе пятки. А потом подхватывал их по очереди, и они летели к самому потолку. Или к небесам.

Нужно ли говорить, что и вольта девочкам тоже покорилась?

С тех пор на каждом приёме гостей устраивали танцы. Звали музыкантов, и сначала все чинно ходили в паване, потом разгонялись на бранлях, а позже приходила очередь новых мелодий для гальярд и вольты. Поговаривали, что вольта – любимый танец королевы, значит, и никому другому не зазорно его танцевать! Сестрица Джейн на собственной свадьбе так отплясывала со своим Уильямом, что чуть не задела причёской свечи в люстре.

Уж наверное, отец позовёт гостей отмечать рождение наследника! Хорошо бы позвал приличных музыкантов, чтобы и спели что-нибудь новенькое, и сыграли какие-нибудь неизвестные мелодии.

За песнями и размышлениями Анна не заметила, как добралась до самого большого сундука. Почему-то он стоял не вплотную к стене, и она заглянула в щель между ним и стеной. Божечки мои, вот бабушка-то не видит!

Такой отменно плотной паутины она не встречала, пожалуй, никогда в жизни. И пауки там ходили крупные, наглые, ничего не боявшиеся – конечно, они ни веника, ни тряпки в глаза не видели, чего им бояться! Анна зажмурилась, прицелилась и со всего размаху вылила остатки воды из ведра прямо в паутину.

Конечно, всё не смыла, но хотя бы твари разбежались. Она взяла веник и смахнула остатки на одну сторону. И – о диво! – на полу стояла деревянная шкатулка.

Именно она не позволяла придвинуть сундук вплотную к стене и оказалась невольной причиной появления паучьей деревни. Как сказала девушка во сне? – иди туда, где паутина гуще всего! Неужели она говорила именно об этой шкатулке? Что же в ней?

Шкатулка не запиралась, крышка с некоторым скрипом поднялась. Внутри Анна с удивлением увидела старые, непригодные к ношению украшения. Порванные бусы – жемчужные, янтарные, яшмовые, сердоликовые, и ещё из какого-то неизвестного ей камня, серьги без застёжек и крючков, кольца с выпавшими камнями, застёжки с гнутыми булавками, погнутый браслет, серебряный пояс с огромным чёрным камнем в пряжке и сломанными звеньями.

Да, это было оно. То самое богатство, которого ей не хватало для завершения трудов. Анна решительно вытерла пыль со шкатулки, собрала тряпкой с пола воду, подхватила веник и отправилась вниз.

Шкатулку она никому не показала, просто поставила в своей рабочей комнате. Бабушке сказала, что погубила целое поселение пауков, и бабушка похвалила её за старание. И разрешила после обеда пойти шить.

* * *

После обеда Анна помчалась в свою комнату, перепрыгивая через две ступеньки на лестнице. Бабушка хотела поймать и напомнить, что леди так по лестницам не ходит, но куда ей! Только Анну и видели.

Она закрыла за собой дверь и разложила на столе у окна недошитый лиф. Да, если вот здесь, вдоль застёжки, по центру, пришить вот эти бусины…

Процесс захватил её без остатка. Сначала она разложила на ткани речные жемчужины – это был браслет и небольшая нитка на шею. Потом нашла в куче две старые серебряные серёжки с яшмовыми бордовыми кабошонами и положила каждую меж уже пришитых алых лент. Вокруг – серо-зелёная яшма, янтарь, жемчуг, сердолик. Как на старинной чаше, что стоит на камине в гостиной и передаётся в их роду из поколения в поколение уже не одну сотню лет! Только чаша была золотая, украшенная крупным ровным жемчугом, двумя сапфирами, рубином и изумрудом. Отец однажды порывался отдать её в залог за что-то там, но бабушка его чуть на месте не убила, и больше он на эту чашу глаз не поднимал.

Жемчуг, доставшийся Анне, был не особенно ровный, но отливал на солнце перламутром, янтарные же бусины были прозрачны, как капли дорогого золотого вина из отцовского погреба. А самыми приятными на ощупь оказался сердолик – бусины разного цвета от тёмно-красного, почти коричневого, до прозрачного золотисто-белого, с полосками, прожилками, вкраплениями – но все ровные, изумительно гладкие, и если хотя бы мгновение подержать их в ладони – становились тёплыми на ощупь. Их хотелось пришить вот прямо везде, но Анна сдержалась. Жемчуг – статусный камень, начинаем с него, остальное потом. А сердолики вплетём в узор, а потом вот ещё хорошее место – на рукавах, укрепить разрезы. Вместо серебряных пуговичек – их всё равно нет.

А хорошая песня только помогает и придумывать, и пришивать. Как и золотая игла.

Анна не замечала часов, стало совсем темно – она зажгла свечи и вздрогнула от испуга, когда дверь со скрипом отворилась и на пороге появилась бабушка.

– Анна, дитя, ты в порядке? Ты здорова?

Что это с бабушкой? Почему она не ругается, ведь, судя по всему, Анна пропустила всё, что только можно – и ужин, и вечерние молитвы, и ещё что-нибудь.

– Да, бабушка, я здорова. Со мной всё в порядке. Вы дозволили мне удалиться и шить, я удалилась и шью.

– Ты пугаешь меня, дитя. Ты никогда не пропускала вечернюю трапезу!

Это правда, Анна всегда отличалась от сестёр хорошим аппетитом.

– Бабушка, я увлеклась, – опустила глаза Анна.

– Ну-ка, покажи, чем это ты увлеклась? – строго спросила бабушка и подошла к столу.

Анна поняла, что придётся признаться, и отступила.

– Вот, посмотрите.

Бабушка посмотрела на стол, на Анну, ещё раз на стол… потом села и тяжело оперлась на столешницу.

– Ты где это взяла, признавайся? – а сама бледная-бледная.

Интересно, что она подумала? Уж явно не то, что Анна пошла молиться, и ей Господь дал всё, что она попросила. И не то, что было на самом деле.

– Бабушка, я ни с кем не спала и никого не грабила.

– Понимаю, – кивнула она. – Откуда тогда?

Понемногу к бабушке возвращался её обычный грозный вид.

– Видите шкатулку? Я получила её в честном бою, – Анна решила подурачиться. Такое у неё было сейчас настроение – море по колено.

– Что? – нахмурилась бабушка.

– Я доблестно сражалась с полчищем огромных пауков в недрах чердака, они были мохнаты и злы, и угрожающе шевелили лапами, и каждый норовил укусить меня за ногу, но я победила их при помощи ведра воды и моего верного веника! И мне достался ценный приз – шкатулка, которую они охраняли не одно десятилетие! – Анна взяла со стола старый ящичек и с поклоном подала его бабушке.

– Что? Шкатулка моей матери? – бабушка взяла её и открыла. – Да, я помню эту брошь, и эти серьги… а вот в этом кольце была недурная жемчужина, она потерялась, к сожалению…

– Это шкатулка леди Элеанор, моей прабабушки? – восхитилась Анна.

– Точно. Никто уже и не помнил о ней. Пришивай, деточка, всё правильно, – бабушка вернула шкатулку Анне. – Всё равно этот олух, твой отец, не может тебя как надо ни одеть, ни украсить, дай-то бог, чтобы хотя бы муж у тебя оказался неглупый и не скупой! А если Кэтрин тебе хоть слово скажет – так не её это драгоценности, а мои, если уж на то пошло, и я отдаю их тебе.

– Спасибо, бабушка, – Анна так обрадовалась разрешению сомнительной ситуации, что обняла бабушку и расцеловала.

Потом опомнилась и поцеловала руку.

– А сейчас ступай спать, ясно? – сказала старая леди.

– Да, бабушка, – Анна закрепила нитку, задула свечи и пошла за ней в спальню.

* * *

У Анны получилось самое лучшее платье на всём белом свете. Нет, иная дама непременно бы наморщила нос – и камней маловато, и вышивки, и ткань самая простая. Но в столицу её никто не везёт, ко двору представлять не собираются, ей в замке зимовать, здесь снег и холодно, поэтому и камней достаточно, и о лишней паре тёплых чулок не забыть бы.

Следом за лифом пришла очередь чепца. Сверху Анна сделала его чёрным, а изнутри белым, с изящным полукруглым хвостом, который надо лбом приколола драгоценной булавкой из той же шкатулки.

И осталось только вышить юбку! Кэтрин сама ли расщедрилась, или её бабушка надоумила – Анна не поняла, но ей перепал небольшой моточек серебряной нити. Точь-в-точь как лунные лучи сквозь решётку окна! Рисунок она подсмотрела на платье одной очень знатной дамы, которая летом проезжала со свитой через их края в свои владения на север. Тогда сразу же зарисовала его углем на стене в неприметном месте рабочей комнаты, вот и пригодился!

Утяжелять подол юбки камнями Анна не стала, она добыла из заветного местечка бисер, оставшийся от расшивки свадебных платьев сестёр. Жемчужный и алый, то, что нужно. А в центре – пришить непарную серьгу, серебряную, в форме полумесяца, украшенную красными кораллами – как пятнышки на луне в ясную погоду. А снизу ещё и крошечные подвески, они будут звенеть, но так тихо, что никто этого не услышит, а она услышит, потому что будет знать, к чему прислушиваться.

Анна почти завершила работу, когда от лорда Генри прибыл ещё один гонец. Письмо извещало, что самого его следует ожидать дома до обеда в День Всех Святых, а лорд Уолтер прибудет даже немного ранее, ибо выехал из столицы за два дня до него, и при нём проводник, отлично знающий здешние места.

3. О том, как в замке Ривертор принимали гостей

Гости прибыли накануне Дня Всех Святых, ещё засветло. Правильно, сказала бабушка, после заката в такую ночь она бы никого в дом не пустила, будь это хоть какой распрекрасный гость. Но они успели – лорд Уолтер с камердинером, секретарём, парой слуг на все руки и дюжиной вооружённых до зубов охранников.

Кэтрин встречала гостей, её поддерживали под руки две камеристки. Потом она почувствовала себя дурно и отбыла в свои покои, а командование передала бабушке. Старой леди только того и надо было.

Бабушка отправила Анну подальше и строго-настрого наказала раньше ужина даже кончика носа вниз не показывать, а на ужин она сама её позовёт. Анна обрадовалась – работы с юбкой ещё много, а что за удовольствие смотреть на грязных и местами мокрых с дороги гостей? За ужином рассмотрит.

С песнями и серебряными нитями время до ужина пролетело незаметно. Бабушка, как и обещала, явилась за ней сама. Отвела за руку в комнату, заставила умыться, надеть чистое платье, тщательно расчесать рыжие кудри и спрятать их под белоснежный чепец. И сесть за стол велела не рядом с ней и мачехой, а с мачехиными комнатными девушками. Нечего, мол. Пока обещание не дано, не нужно представляться этому… Здесь бабушка сказала такое слово, каких обычно леди вслух не произносит, испуганно перекрестила рот и зашептала молитву. Взглянула на Анну сурово, велела за ужином сидеть тихо и не высовываться. И после ужина – спать!

– Как спать, бабушка? Отец завтра возвращается, а у меня юбка недовышита! Да там всего-то до полуночи работы! – взмолилась Анна.

– Хорошо, заканчивай работу. А потом уже точно спать!

В зале горели свечи в большой люстре и по стенам, в камине пылали огромные дрова, кухонная прислуга сбивалась с ног, таская тяжёлые подносы, заваленные дичью, хлебом, сыром, сладкой выпечкой. И кувшины с элем и чем покрепче, ясное дело.

Гостя усадили на почётном месте рядом с леди Кэтрин и бабушкой, Анна сидела не слишком далеко и украдкой рассматривала его. И надо сказать, этот отцовский друг ей совсем не нравился. Бывало, приезжали и получше.

Ладно толстый, отец тоже не тростинка. Но ещё и громкий – его голос было отлично слышно во всех углах немалой залы. И неаккуратный – хватал еду руками со всех блюд вокруг, вытирал пальцы о камзол и штаны. Или даже не вытирал – вдруг взял за рукав Кэтрин и стал что-то ей втолковывать про охоту на волков и кабанов, мачеха даже отшатнулась и наморщила нос, как всегда делала, если ей что-то сильно не нравилось.

А девушки рядом сплетничали, что гость приехал на громадном раскормленном коне, потому что нормальный конь такую тушу просто не выдержит. И что он уже пытался задирать юбки служанкам – Элис вывернулась и убежала, а Бесс сказала, что ей любопытно, что за лорд такой, и не стала убегать. Но она сама толстая, ей, наверное, такие по нраву. Хотя одежда его, надо сказать, знала лучшие дни – вышивка обтрепалась, бархат вытерся, дорожный костюм заштопан в трёх местах, и не слишком аккуратно, не иначе охранники кинжалами штопали, – хихикала мачехина камеристка Дженет. Не слишком богатый гость, в общем, Бесс зря на подарок надеялась, вряд ли ей что-то досталось.

Эти разговоры огорчали. И вид гостя тоже огорчал. С чего бы это отцу выдавать её за такого? Денег негусто, сам тоже не блестящ, и даже не молод, и вот с таким – в постель? Такому – детей рожать? Впервые Анна задумалась о замужестве как о чём-то нежеланном и неприятном.

Джейн-то вышла замуж за пригожего соседского сына, и у Фрэнсис муж тоже молод и привлекателен. Оба отлично ездили верхом, неплохо фехтовали, Уильям ещё и ножи метал. И танцевали неплохо, и петь умели. А этот…

Оказалось, что в свите лорда Уолтера прибыл музыкант, звали его Томми-менестрель. Он уже устраивался на лавке со своей лютней, крутил колки, подстраивал струны. В любой другой вечер, не в сегодняшний, Анна бы первая подскочила к этому менестрелю и стала выспрашивать – какие песни он знает, какую танцевальную музыку играет, не нужно ли подыграть. А сейчас сидела, как каменная, и механически отмечала – настроил, взял первый аккорд, запел.

Песня была ей незнакома – что-то о дороге и путниках. Сидящая рядом Нэнси шепнула, что не завидует тем, кто проводит в эту ночь в дороге – это ж надо совсем ума лишиться, чтобы выйти за стены, мало ли, что там? Анна была с ней полностью согласна – чтобы бродить по лесу ли, по дороге в ночь Самайна, нужно быть изрядно безголовым.

И тут челядь за столом зашумела и на разные голоса стали просить песен о чудесах, о небывалом, о странном и несбывшемся. Музыкант улыбнулся, сказал, что есть у него несколько таких песен, только чудеса там такие, что, может быть, кому-то чудесами и не покажутся, но это пусть каждый сам решит. Взял аккорд и запел.

Он пел – словно рассказывал истории. Раскрывались холмы, оттуда выходил Добрый Народец – по делам или по прихоти, иногда они просто показывались людям и исчезали, иногда необратимо меняли ход человеческих судеб. Казалось, то колесо, которое крутится у каждого за спиной и прядёт его нить жизни, сейчас находится прямо здесь, в зале, и всем был слышен его шорох и поскрипывание.

Аккорд растаял в воздухе… и все услышали громкий храп – это лорд Уолтер уснул носом в тарелке. Благо, в чистой – он уже успел её вылизать и нахваливал при этом подливку кухарки Мэри. Тут же его камердинер и пара охранников подхватили храпящее тело и потащили из залы в сторону гостевой башни.

А музыкант продолжал играть.

Следующая песня была о юной красавице, которую волей судьбы выдали за богатого, доблестного и влиятельного старика. Конечно же, она не чувствовала к нему ни малейшей склонности и очень страдала от этого факта. Хотя была ему верной женой, но ровно до того момента, пока не возник однажды перед ней из заката прекрасный странник. Странник оказался бродячим певцом, он остался в замке на ночь, а утром явился из путешествия супруг, и убил бы на месте легкомысленную даму, но вдруг откуда ни возьмись явились защитники, и ревнивый старый муж погиб на божьем суде в честном поединке.

Текст Анна сходу не запомнила, куплетов было много, но мелодия припева просто брала за душу. Она осторожно оглянулась – бабушка куда-то вышла, Кэтрин ушла ещё раньше, а оставшаяся челядь бродила по залу. Тогда она подошла к музыканту, улыбнулась и спросила – нельзя ли ей списать эту прекрасную песню? Ей показалось, что она запомнила мелодию…

Он улыбнулся, достал из вощёного мешочка лист бумаги и подал ей. И сказал, что это он придумал песню много лет назад, и ему очень приятно, что песня понравилась юной и прелестной деве. После чего дева попросила разрешения попробовать гармонию на лютне, попробовала, тут ей подали её собственный инструмент, и к общему удовольствию они спели песню вдвоём.

– Если вы не исчезнете с первым лучом солнца в недрах какой-нибудь окрестной горы, я буду рада спеть с вами наутро. Вернётся мой отец и будет большой праздник.

– Благодарю за приглашение, прекрасная леди. Я жду известий, и пока я их не получу, то с удовольствием воспользуюсь вашим гостеприимством.

Вот и славно!

А теперь нужно бежать и заканчивать вышивку на юбке. Она обещала бабушке, что придёт спать не позже полуночи.

* * *

Анна шила и пела, сначала тихонечко, потом громче. Бабушка настрого запретила ей запираться ночью в этой комнате, поэтому дверь была приотворена. Но в двух соседних комнатах никто не спал, поэтому можно было сбросить с головы чепец и не стесняться. Их же с бабушкой спальня находилась за две двери по коридору от лестницы дальше и уже была заперта – бабушка отошла ко сну.

Оставалось не так много – два завитка да бисер по ним. Анна радовалась близкому завершению работы и напевала ту самую песню, которую после ужина услышала от заезжего музыканта. Точнее, припев от неё. И вдруг услышала незнакомые шаги в коридоре.

Бабушка ходила не так, Кэтрин тоже, да и вообще никто из тех, кому дозволялось бывать в этой части дома, так не ходил. Анна подняла голову от шитья и увидела незнакомого улыбающегося ей мужчину. Молодого. И в сравнении с лордом Уолтером он показался ей просто прекрасным.

Подсвечники, в каждом из которых оплывало по пять свечей, давали возможность хорошо разглядеть его. Да и небольшой камин тоже добавлял света.

Он носил простой чёрный суконный дублет и чёрные же шоссы, вокруг запястий виднелись присборенные манжеты, а вокруг шеи – небольшой гофрированный воротник, чистый, но не накрахмаленный. Кожаный пояс с красивой пряжкой и наконечником, она не встречала такого узора никогда. Нож и сумка на поясе. И на правой руке – кольцо, развёрнутое камнем внутрь.

Золотистые вьющиеся волосы немного не достают до плеч. И смеющиеся серые глаза. Нет, не просто серые, а с какими-то странными золотыми искрами. Или это ей в свете свечей померещилось?

Ой, да это же один из людей лорда Уолтера! Она его мельком видела за столом, а потом он вместе с таким же, видимо, неудачливым товарищем утаскивал бесчувственное тело лорда в спальню.

Он протиснулся в приоткрытую дверь и вошёл. Дверь не шелохнулась и не скрипнула – прямо как в том сне, когда они ходили на чердак с серебряной девушкой.

– Рыжая, как лисичка, поёт, как птичка, как фея вышивает, никто её не знает! Как зовут вас, прекрасная леди? – спросил он.

Ну надо же, какие складные речи! С чего бы это?

– Нет, это я должна вас спросить – с кем я имею честь говорить? Кто среди ночи явился незваным и не позволяет мне труд завершить? – Анна вскочила со стула и не сводила с него глаз – вот ведь! Сейчас как проснётся бабушка да как явится сюда, и скандала не миновать!

Свои складные строки, если таковые случались, она всегда держала при себе. А здесь… само вырвалось.

– Меня зовут Эдвард, и я нанялся в стражу к лорду Уолтеру, чтобы в компании добраться до здешних мест, – он изящно поклонился, и если бы они встретились в танце посреди бальной залы, то Анна никогда бы не подумала, что это стражник. – Я услышал вашу песню. Увы, мне не удалось послушать менестреля после ужина, хотя мне и рассказали, что он замечательно пел, а потом к нему присоединилась прекрасная дева, и они пели вместе. Не вы ли та певица?

– Если даже и я, вам всё равно нечего делать здесь. Если вас услышит моя бабушка – нам обоим не поздоровится.

– А далеко ли бабушка?

– За стеной.

– За стеной никого нет, – покачал он головой. – В конце коридора – может быть, там кто-то спит в комнате за запертой дверью. Крепко спит, между прочим, и, сдаётся мне, видит неплохой сон.

– Откуда вы всё это знаете? – вытаращила она глаза, забыв об учтивости и хорошем воспитании.

– Так, – пожал он плечами, – знаю.

– А как вы попали в этот коридор?

– По лестнице, – рассмеялся он. – Только она оказалась старой и рассохшейся, я даже удивился, как это в таком достойном замке – и такая опасная лестница, – он снова улыбнулся.

– Что? Вы пришли со стороны восточной башни? – Анна только что рот не раскрыла от изумления.

Ну да, это кое-что объясняет. Если он пришёл не как все люди ходят, а так, как только кошки дворовые бегают, – понятно, что его никто не услышал! Он не проходил мимо их с бабушкой спальни, вот и всё.

Пожар в восточной башне случился ещё до рождения матушки, а денег на ремонт с тех пор так и не нашли. Башня стояла заколоченной, а все подходы к ней постепенно ветшали.

Но там чертовски скрипучая старая лестница, её сто лет не ремонтировали и даже она, Анна, там никогда не ходит, потому что боится упасть! Как ему это удалось?

– Да, я попал сюда именно так. Пытался кратчайшим путём пройти из покоев нашего лорда до той комнаты, что отвели мне самому, и услышал вашу песню. Спойте ещё, прекрасная вышивальщица! Век бы слушал ваш голос! И вы так и не сказали, как к вам обращаться.

– Меня назвали именем той, что дала жизнь Пречистой Деве, – улыбнулась Анна.

Она тоже умеет говорить загадками, и нечего тут!

– Значит, вас зовут Анна, – просиял он глазами в ответ.

– Так и есть, – пожала она плечами, пряча улыбку.

– И вы просватаны за лорда Уолтера, – уточнил он.

– Это он вам сказал? – быстро переспросила она.

– И не только мне, уж поверьте. Он всем, кого встретил, об этом рассказал.

– Строго говоря, помолвки ещё не произошло. Ждём моего отца.

– И такая юная прелестная дева пойдёт за этот мешок с кишками? – нахмурил он брови.

– Что-то я пока не придумала варианта получше, – покачала головой Анна. – Я в глаза этого лорда не видела до сегодняшнего вечера, и ничего даже вообразить не могла о том, каков он из себя.

– Ну… Я провёл рядом с ним две недели, и не могу сказать, что хорошо думаю об этом человеке.

– Ладно, не будем об этом. Я ещё не дала согласия стать его женой. Скажите, это правда, что у лорда был проводник, который быстро и без потерь провёл лорда и его отряд через Змеиные болота?

– Да, был такой. Он вырос в здешних местах.

– Покажете мне его? Может быть, я его знаю?

– Если случай представится, – кивнул он.

Анна ещё раз оглядела его, нахмурилась… никогда в жизни ей не случалось болтать с мужчиной вот так запросто. Как будто они сто лет знакомы. Приличной девушке, по мнению бабушки, полагалось при одном только виде мужской фигуры в женской комнате завизжать, перебудить весь дом, бросить в него оба подсвечника разом и сжечь всё, что горит, к чёртовой матери. И ещё чтобы прибежали все мужчины, какие есть в доме, и растерзали наглеца на месте.

Чёрт побери! И она не бабушка, чтобы делать вид, будто ни разу таких слов ни от кого не слышала и сама не произносила. Да если её разлюбезный отец выдаст её за этот… как сказал Эдвард?.. мешок с кишками?.. то у неё и не останется в жизни ничего доброго и хорошего! Ладно, если он будет домой изредка наезжать, а вдруг дома засядет, и нужно будет терпеть его общество каждый день и каждую ночь? И вообще, есть ли у него дом и что он из себя представляет? Поэтому… Между ними всё равно очень тяжёлый стол и два подсвечника.

– Вы можете присесть, – благовоспитанно кивнула Анна на стул. – Вещи можно сложить вон на тот большой сундук. Кота – туда же. Мне нечего вам предложить – здесь нет ни пищи, ни питья, и, более того, – я должна завершить работу до полуночи. Не подскажете ли, много ещё у меня времени осталось?

– Около часа, леди, и благодарю вас за гостеприимство, – он сложил обрезки ткани на сундук и сел.

Кот Мурр не пожелал, чтобы его куда-то перекладывал незнакомец, фыркнул, ругнулся коротко и исчез за дверью.

– Тогда я продолжу, а вы можете рассказать мне что-нибудь интересное. Где вам довелось побывать? Уж наверное, не только в столице?

– Вы правы, – коротко поклонился он.

И принялся рассказывать.

Оказывается, он был младшим сыном в семье, никакой собственности у него не было, и денег отец ему тоже выделить не мог. Тогда он отправился наёмничать – в неполные пятнадцать. Побродил по Англиции, повоевал во Франкии, проехал Латинский полуостров с севера на юг, от Фаро до Монте-Реале, сталкивался с корсарами в Срединном море и едва не уехал в Другой Свет – Анна даже не особо поняла, где он, этот Другой Свет. Она-то дальше столицы никуда не ездила. Слушать его было одно удовольствие – рассказывал он отменно. Даже и неважно было, в самом деле всё это с ним случилось или он придумывал прямо сейчас для неё – уже сами истории будили в ней смутное и неизвестное, хотелось ощутить ветер дальних странствий и увидеть другие земли и другие берега. Хотя бы так, с чужих слов. Потому что кто ещё, кроме него сейчас, мог утверждать, что мир за пределами их замка существует?

Когда часы на главной башне пробили полночь, он поднялся.

– Вы успели завершить ваш труд, леди Анна?

– Да, и спасибо вам за интересный рассказ. Я как будто сама во всех этих местах побывала, – улыбнулась она.

– Скажите, мы увидим на вас это чудесное платье?

– Это возможно. А сейчас – ступайте, доброй ночи. Когда я буду заходить в свою спальню, никаких посторонних звуков вокруг быть не должно!

– Повинуюсь, леди. Надеюсь на новую встречу, – сверкнул он улыбкой и исчез так же бесшумно, как и появился.

* * *

А не пригрезилось ли ей всё это?

И почему глупец-отец не сосватал ей кого-нибудь, похожего на этого пригожего молодца? Может быть, Эдвард останется при лорде, и тогда…

Анна запретила себе думать о том, что «тогда». Ведь можно напридумывать себе столько разного, что потом будет очень больно, когда жизнь возьмёт своё!

Она аккуратно сложила иглы и нитки, свернула юбку, задула свечи и отправилась спать. И никого не встретила по дороге.

4. О том, как живётся в песнях и сказках

На следующий день часовые доложили бабушке и Кэтрин о появлении отцовского отряда вскоре после утренней трапезы. Видимо, всадники выбрались на опушку леса и теперь приближались к воротам. Челядь высыпала встречать лорда Генри во двор, а супруга, дочь и тёща по первой жене дожидались в замковой зале. Анна поглядывала в окно – уже приехали или ещё нет?

Лорд въехал во двор, дождался, пока подъедут его люди, и они помогли ему спешиться. Что такое с отцом? Как будто не может наступить на ногу! Очень бледен и очень огорчён.

Он так и вошёл в залу – опираясь на плечи двух дюжих парней, Сэма и Гарри. Кэтрин подошла к супругу поприветствовать, он только кивнул, поцеловал ей руку, осведомился о её сроках.

– Ожидаем со дня на день, милорд, – сурово сказала бабушка.

– Миледи Анна, и вы, дочь моя, идёмте, мне нужно переговорить с вами обеими.

– А со мной? – тут же спросила Кэтрин.

– А с вами позже, миледи, – лорд оценивающе оглядел её живот и велел вести себя в комнаты бабушки, а там – усадить в кресло и принести согретого вина.

– Генри, ты и вправду намерен выдать Анну замуж за это ничтожество? – сурово спросила бабушка, едва дверь за парнями закрылась.

– Погодите, миледи, – отмахнулся он. – Глоток вина, и я расскажу вам всё, и даже больше, чем вы, возможно, хотели бы знать! Нет, оставьте Анну, пусть она тоже слушает, ей нужно это слышать.

– Что ещё за напасти на наши головы? – нахмурилась бабушка.

– Вот именно что напасти, – отец глотнул вина, поставил кубок и продолжил. – Я расскажу, а вы уж сами судите, что и как. Вчера мы собирались заночевать в таверне Дэна Красного Носа, что с той стороны Волчьего Леса, а уж утром ехать дальше. Уже и таверна была видна, и опушка леса за ней показалась, и тут Черныш, чёртова тварь, словно обезумел и понёс меня один дьявол знает куда. То есть в лес. Да не по дороге, а в ту сторону, где лично я отродясь не бывал, через бурелом и овраги. Не знаю, сколько времени мы так скакали, уже стемнело. Ясное дело, что в какой-то момент этот чёрный гад споткнулся обо что-то, сбросил меня и умчался куда глаза глядят. А я остался лежать в овраге.

Попытался встать – не удалось, не могу стоять на ноге совсем. И темнота кромешная вокруг, деревья небо загораживают, луны не видно. Куда идти – непонятно. Огонь развести – и то нечем, всё в седельных сумках осталось. Нож на поясе да в сапоге ещё один – и только. И в довершение всего дождь пошёл.

А потом невдалеке завыли волки.

Я ведь никогда не задумывался, почему этот лес – Волчий. Волки – они везде есть, порода их такая, волчья, и судьба им – в лесу жить. Но эти волки выли как-то, ну, неправильно, что ли – такой зверской тоски я у них ни разу не слышал, а сами понимаете, охотиться доводилось, и не единожды.

Уже и помолился даже – всем, кого вспомнить удалось. И Господу, и Пречистой, и святому Николаю, и Рафаилу-архангелу, но вой слышался всё ближе и ближе. А потом послышались шаги, вроде человечьи.

Нет, я подумал, конечно, что никакой человек в ночь Самайна не полезет в глубину Волчьего леса. Но убежать-то было не на чем, нога мне по-прежнему не повиновалась. И было ясно – если тот, кто идёт сейчас сюда, знает здешние места, то и прятаться от него тоже бесполезно. Я попытался хотя бы сесть и повернулся лицом в ту сторону, откуда слышались шаги.

Ветви раздвинулись, и человек спустился в мой овраг. Если это был человек, конечно! Он не освещал дорогу ни фонарём, ни факелом, и всё же точно вышел прямо к тому месту, где я прислонился к дереву.

– Привет тебе, ночной путник, – заговорил он обычным человеческим голосом.

– И тебе привет, только я хотел бы видеть того, с кем говорю, – ответил я.

– Что ж, изволь, – факел у него был-таки, и он как-то очень быстро его зажёг. – Смотри.

А дождь к тому времени поутих немного. Я глянул – знаете, ничего особенного. Вроде по облику человек. Волосы светлые, мокрые. Глаза мрачные, и смотрит очень пристально. Сам весь в тонкой коже, вышитой серебром – и дублет, и штаны, и сапоги даже, в свете факела так и сверкает. Подтащил лежащее поодаль бревно и сел на него – напротив меня. Спросил – кто я, откуда, и как оказался в лесу в такую ночь, когда разумные люди сидят дома у камина и молятся, ну, или сказки слушают – кому как больше по нраву. Я рассказал ему про чёртова коня, и не знаю, поверил он или нет, но спросил – желаю ли я испытать судьбу и оставаться здесь до утра или же предпочту вернуться к своим людям. Я сказал было, что уж как-нибудь до утра досижу, а утром меня непременно найдут, но тут примолкшие было волки как взвоют снова, и мне показалось, что они ближе, значительно ближе к нашему оврагу. Тут гость – или хозяин тех мест, я, возьми меня преисподняя, не понимаю и сейчас – рассмеялся и ответил, что найдут, конечно, найдут, всё найдут, что от меня останется. Например, серебряную пряжку уж точно никто есть не станет. И пуговицы, скорее всего, выплюнут. Я сидел ни жив ни мёртв, мне показалось, что нас окружили четвероногие твари, и я слышу за спиной шаги их мягких лап.

И тут он говорит – а знаешь, я ведь могу вывести тебя к таверне старого Дэна, и ни зверь, ни человек тебя не тронет по дороге. Только, говорит, будет у меня одно условие. Я, конечно, спросил – какое условие. Такое, какое тебе по силам, – усмехнулся он. Тогда я сказал – если это мне по силам, то я выполню его, у меня наследник вот-вот родится, мне ещё его на ноги ставить, мне нужно домой! Он усмехнулся как-то странно и говорит – слышал я, есть у тебя незамужняя дочь. Две старшие замужем, а младшая пока ещё не выпорхнула из родительского гнезда. Я вдовец, и ещё у меня где-то бродит по свету неженатый сын, так отдай свою дочь либо за моего сына, если он вдруг найдётся, либо за меня, если он не вернётся в родительский дом. А я выведу тебя из леса и передам в руки твоим людям.

Я задумался – с одной стороны, мы уже предварительно обсудили брак Анны с Уолтером, но окончательного договора не было. Он заметил, что я замолчал, и снова усмехнулся. Жизнь за жизнь, говорит. Ты, говорит, останешься жив и увидишь своего младшего ребёнка, а твоя дочь будет в моём доме как за каменной стеной, хорошо ей там будет и привольно. Чай, не звери какие, не обидим.

Ну что мне тут было делать? Согласился я. Спросил только, кто же он такой. Он встал, раскланялся, будто в приёмной у её величества, и назвался Реджинальдом, владельцем Блэк-Рока. Я даже припомнил, что когда-то давно проезжал мимо этого Блэк-Рока – там, на другом краю Волчьего леса. Там скала и вправду как будто вырастает из земли, и на вершине – замок.

Он сказал – хорошо, мы договорились. И добавил, что не позднее чем через семь дней приедет к нам в замок за невестой. Пусть она готовится.

И что вы думаете? Он свистнул, тут же появился конь, за ним другой. Подсадил меня в седло, вскочил сам, велел держаться крепче – мол, дорога плохая и долгая. И вправду, неслись мы, как ветер, и только с первыми рассветными лучами выехали из леса. Подъехали к таверне, а там уже мои парни собирались идти на поиски. Лорд Реджинальд помог мне сойти на землю, кивнул Дэну и был таков, только копыта цокнули.

Дэн сказал – да, проезжает мимо иногда, неразговорчив, но щедр. Но тут уж было не до бесед – мне помогли переодеться, накормили, посадили в седло, и мы отправились домой. На этот раз без приключений.

Поняла, Анна? Готовься.

Отец попытался переменить положение тела, но скривился от боли. Бабушка тут же шикнула на Анну:

– Быстро неси мои припарки, сейчас лечить будем!

Анна, сама не своя, встала и отправилась в бабушкину кладовку. Закрывая дверь, услышала разгневанный шёпот бабушки, и обращалась она к отцу безо всякого уважения:

– Идиот несчастный, и как тебя только угораздило так вляпаться? Ты хоть знаешь, кто это такой?..

* * *

Три следующих дня Анна не заметила. Утром она поднималась по слову бабушки, шла в трапезную и в часовню, потом бабушка выдавала ей порцию работы по дому. Уже начали собираться гости, которых отец пригласил праздновать рождение наследника, их нужно было размещать, кормить-поить и развлекать.

Отец прилюдно радовался – как же, нога уже почти не болела, бабушкино лечение пошло впрок. Он чудом спасся от неминуемой гибели, у него вот-вот появится долгожданный наследник – чего ещё желать? А что младшая дочь ходит, как в воду опущенная, – ну да он Анну и в лучшие дни не всегда замечал.

Но Анна пару раз заставала его одного и видела – он боится. Он очень боится. Она попыталась спросить, в чём дело, но он никогда не отвечал ей на серьёзные вопросы, не ответил и сейчас. А о чём они шепчутся с бабушкой, когда остаются вдвоём, – не удалось подслушать ни ей, ни Бесс, первой замковой сплетнице.

А бабушка только глядела сурово и выдавала новую работу. Поэтому Анна делала, что велено, а потом пряталась или на чердаке, или в своей рабочей комнате. Первый день она просто сидела, смотрела в стену, а слёзы сами текли по щекам. Чего боится отец? За кого он сговорил её, спасая себя, что теперь сам не свой? Неужели может быть что-то хуже жизни с кем-то вроде лорда Уолтера? И бабушка нисколько не рада, а она только и мечтала, что отправить лорда Уолтера восвояси.

Но время шло, ничего не случалось, и Анна постепенно возвращалась к обычным своим делам. Например, нужно было доплести сеточку на голову из бисера и оставшихся от шитья жемчужин. Лишь Господь знает, для чего ей теперь эта сеточка, но занятые руки – это правильно. Более того, она и петь попробовала, но – не пелось. Её жизнь вдруг напомнила ей песню – ту самую, о девушке, которую выдали замуж за кого захотели родные, а она потом взяла и полюбила бродячего певца. Нет, другие так и живут, наверное, выходят замуж за кого скажут старшие, а любят не бродячих певцов, а пригожих гостей и кого-нибудь из приближённых мужа. Быть героиней песни вдруг оказалось неожиданно нехорошо, мысли рвали душу и не давали сосредоточиться на работе. Куда уж петь, она даже бисер нормально посчитать не могла – то лишнюю нанижет, то, наоборот, меньше нужного.

А потом у леди Кэтрин начались роды. Это случилось среди ночи, сразу же подняли бабушку – кто лучше всех поможет-то? А бабушка прихватила с собой Анну – за последний год той случалось пару раз помогать принимать роды, она, по словам бабушки, действовала толково и правильно.

Бедная леди Кэтрин и сама умоталась, и всех их заставила побегать. Когда, наконец, младенец покинул тело матери и закричал, а потом у неё ещё и кровь уняли, и в сознание привели, и переложили на чистую постель – оказалось, что на дворе вечер. Бабушка присела на сундук, в сотый или даже тысячный раз отёрла пот со лба и сказала, что такую работу нужно непременно запить, а потом уже можно есть и спать.

Они отправились к себе и не стали ждать, что скажет лорд Генри, когда придёт посмотреть на жену и ребёнка. Ибо младенец был совершенно здоров, но оказался девочкой.

Однако бабушка сначала распорядилась нести к ней в гардеробную гретой воды, вымылась сама, потом распорядилась об ужине и отправила мыться Анну. Горячая вода расслабляла, хотелось заснуть прямо в железной ванне, но пришлось выбираться, расчёсывать и сушить волосы, влезать в сухую чистую сорочку. Правда, ужин им подали в бабушкину гостиную, не пришлось одеваться полностью.

Более того, на столе стоял и графин с вином из лучших запасов лорда Генри.

– Мальчик ли, девочка – неважно, если бы не я и не ты, не видать бы ему ни жены, ни ребёнка, – сказала бабушка и глотнула вина. – Пей, не смотри. После тяжёлой работы – самое то.

– Но отец огорчился, наверное, – заметила Анна.

– А против судьбы не пойдёшь, – назидательно заметила бабушка. – Я ему сколько лет говорю – не бывать такому, не переспоришь древнее колдовство, а он не верит, глупый. Зря только старается. И бедную мою Лиз жалко – всё его слушала, не меня, пыталась наследничка родить!

Анна даже не сразу поняла, что речь о её матери – так захватили её неожиданные бабушкины слова.

– О чём вы, бабушка?

– О том, что раз захотел в нашу семью – будь добр соблюдать законы, которые не тобой установлены, и не тебе их и менять! Говорила ему – все дочери должны быть крепко просватаны, пока им не стукнет шестнадцать, и будь добр найти им таких женихов, от которых они бы на сторону не смотрели ни сразу, ни потом! Как же, где же он о дочерях-то позаботится! Мне самой пришлось и Уильяма найти для Джейн, и Стефана для Фрэнсис, а он всё охотился и горевал, что нет у него наследника! И надо же, вспомнил, что была у него ещё одна дочь! Сначала чуть не сговорил за нищего картёжника и безмозглого интригана – да-да, не смотри на меня так, ты думаешь, Уолтер за тобой сюда притащился? За тобой тоже, конечно, он вовсе не против свежего молодого тела, да только ещё сильнее ему нужно отсидеться где-то в глуши, пока её величество не сменит гнев на милость и не дозволит ему вернуться ко двору, а этого может и вовсе не случиться! Нечего против королевских любимцев интриговать, это же всякому ясно! Да и приданое твоё, хотя и не очень большое, тоже сгодится – ему сейчас каждая монета ценна, очень уж велики его долги – и за карты, и за заговоры. И я даже не знаю, что ему дороже выходит, на самом-то деле. И за такого – выдать свою дочь, дочь моей Лиз!

– Но уже всё изменилось, – вздохнула Анна.

– Именно. Повелитель Волков не дремлет, для него это вопрос жизни и смерти. Его дьявольский род вырождается, ему нужна свежая кровь. Да, ты подходишь идеально. Даже не говоря о том, что ты сама по себе неплохая невеста, с руками, с головой, и земли за тобой Генри немного, но даст, и красотой тебя Господь не обидел. Только нет ему до этого дела, ему нужно, чтобы ты родила сына от него или от кого-нибудь из его уродов-детей…

Бабушка глотнула вина и кивком велела Анне налить ещё.

– Это вы о лорде Реджинальде Блэк-Роке? – на всякий случай уточнила помертвевшая Анна. – Вы его знаете?

– Ещё бы мне его не знать! Его отец обхаживал меня, а он сам – Элизабет! Только она по уши влюбилась в Генри, и я была этому рада – нечего плодить дьявольские отродья, нужно жить, как люди!

– А почему они – дьявольские отродья? – оторопела Анна.

– Потому что оборотни! – отрезала бабушка. – Оттого и волки его слушаются, ещё бы, он ведь свой для них!

– Что? – Анна вжалась в стул ни жива ни мертва.

– Оборотни, самые настоящие! Потому я и говорю – дьявольские отродья! И нужно же было этому безголовцу Генри возвращаться домой в ночь Самайна, когда вся нечисть выбирается из своих нор и ищет себе жертв!

– А если я скажу – нет? – быстро спросила Анна.

– А ты слышала отца? Он сказал – жизнь за жизнь. Он выкупил свою жизнь ценой твоей. И ценой спасения твоей души, и душ всех твоих будущих детей. Я никогда ему этого не прощу, поняла? Когда Генри ещё только сватался к Лиз, я видела, что он гниловат. Но тогда мне казалось, что обычный человек в женихи Лиз – важнее всего остального, тем более он был красавец, и сама Лиз не хотела никого другого. А что вышло? И теперь если ты откажешь, его сожрут волки! И тебя заодно.

5. О поисках выхода из неприятного положения

На следующий день Анна проснулась и увидела, что за окном – яркий солнечный день. Бабушки в комнате не было, видимо, встала, как обычно, и занялась делами, а её будить не велела.

Вчерашние ночные откровения старой леди можно было объяснить лишь одним – она устала настолько, что у неё просто не было сил держать всё в себе, нужно было обсудить положение дел хоть с кем-нибудь, а во всём доме это сделать решительно не с кем. Ни отец, ни леди Кэтрин для такого не годились, о гостях, приближённых и слугах даже говорить не приходится. Вот она и рассказала.

С одной стороны, Анна верила бабушке. С другой – никак не могла собрать из сказанного цельную картину. Её просватали за оборотня? А так вообще бывает? Ей ни разу не доводилось говорить ни с одним человеком, который бы сказал, что видел оборотня. Нет, рассказывали-то всякое, и про то, как люди пропадали в Волчьем лесу, тоже, да люди не только там пропадали, а вообще много где. Но вот чтобы прямо оборотень… Нет, место сказкам – у камина, вечером, после хорошего ужина да под кружку эля или бокал вина, а жить в сказке оказалось ещё хуже, чем в песне. Рассказ бабушки не укладывался в голове, выглядел чем-то ненастоящим, но откуда такая обречённость? И она говорила про этого лорда, что он сватался к её матери, а его отец – к самой бабушке, так почему ни ей, ни сёстрам никогда ничего подобного не рассказывали?

Тем временем замок гудел, как церковный колокол. Хотя вместо долгожданного наследника лорду Генри досталась свыше ещё одна девчонка, отменять праздник никто не собирался.

От Джейн прискакал гонец – она с мужем и маленькой Лиз будут в замке после обеда, и с ней Фрэнсис и Стефан, которые как раз заехали в гости. Хоть с сёстрами поговорить, что ли? Не сказать чтобы они хорошо понимали друг друга, Анна всегда была младшая, им с ней было неинтересно. А ей с ними, конечно, тоже. Но тут дело серьёзное, не до детских разногласий.

Ничего делать не получалось – всё валилось из рук. В буквальном смысле – бисер рассыпался по полу и по щелям, серебряные ножи тоже, один закатился под сундук в кладовке, Анна еле его оттуда достала. И поняла, что не может ни домашние дела делать, ни даже просто быть среди людей. Набросила на плечи плащ, на растрёпанную косу – капюшон, и выскользнула из замка. Через калитку в стене выбралась на берег реки, где девушки стирали бельё, но сейчас там никого не было. Села на камень и заревела.

Река шумела меж камнями в шаге от её башмаков, и это было хорошо, потому что никто не слышал её, а если и видел со стены – ну так пусть смотрят, от неё не убудет.

Слёзы текли-текли, а потом закончились. Невозможно плакать вечно. Нужно думать, что делать. В песнях и сказках от такого можно было только бежать, но в реальности с этим оказалось сложно – Анна отлично ездила верхом и неплохо знала окрестности замка, могла добраться до поместья Джейн и Уильяма, это было недалеко, меньше полудня пути, но ей никогда не приходилось путешествовать в одиночку. Она просто не представляла, как это – взять и убежать, да ещё и чтобы никто не заметил. И слова о волках, что и говорить, запали ей в душу – как миновать Волчий лес, она не представляла. Нет, она ни разу не видела живого волка, только туши, которые привозил с охоты отец, и шкуры, выделанные шкуры, они лежали и висели по всему замку. И совершенно не представляла, что делать, если вдруг из-за дерева на неё набросится зверь.

Лёгкие шаги прошуршали по прибрежным камням и затихли возле Анны. Она не опознала эти шаги и подняла голову – кто ещё пришёл? Кто непонятливый, кому объяснить, что нечего за ней сейчас ходить?

Оказалось – Эдварду. Он был как севшая на камень большая хищная птица или зверь – такой собранный, подтянутый. Солнце золотило его волосы и играло с камнем в рукояти кинжала.

– Леди Анна, приветствую вас, – он учтиво поклонился.

– И вам доброго дня, – воспитание, как всегда, одержало верх над сиюминутными желаниями.

– Что-то день не очень к вам добр, – покачал он головой.

Анна подобрала юбки и поднялась на ноги. Она и стоя-то на него снизу вверх смотрит, а сидя и подавно. Предлагать же ему садиться рядом ей и в голову не пришло.

– Не всякий день к нам добр, это так.

– Отчего же недобр ваш? Посмотрите на это солнце, оно совсем не зимнее, оно так светит, что сразу же хочется петь, или сражаться, или просто жить! Скажите, вы завершили вашу грандиозную работу? Я бы очень хотел увидеть тот наряд на вас.

– Завтра праздник в честь прибавления в семействе, там увидите, – тихо сказала Анна.

Нет никакого желания туда идти, но кто ж её спросит? Надо, и точка.

– А ваша младшая сестра уже получила имя?

– Да, Мария.

По настоянию леди Кэтрин за священником послали сразу же, как только она впервые взяла на руки дитя. К вечеру следующего дня он прибыл и совершил таинство.

– Скажите, а отчего лорд Уолтер ходит мрачнее грозовой тучи? Вы всё-таки отказали ему?

Или ей кажется, или в его глазах – настоящее восхищение.

Не то чтобы она видела много мужского восхищения, но – да, доводилось. Не всегда в её адрес, но бывало.

– Не совсем так, – покачала она головой. – По некоторым раздумьям мой отец счёл этот брак нежелательным и не стал заключать нашу помолвку.

– Но вы не рады, – он не спрашивал, он утверждал.

– Нет. Он уже успел пообещать мою руку другому претенденту.

– И вы ему тоже не рады?

– Не рада.

– Но ведь вам всё равно придётся выйти за кого-нибудь замуж?

– Наверное.

– Мне всегда казалось, что девочки, в отличие от мальчишек, думают о замужестве чуть ли не с пелёнок, – улыбнулся он. – Мои сёстры, во всяком случае, именно такие. У вас не так?

– Я думала… немного.

– И каким вы представляли себе жениха?

Она грустно усмехнулась.

– А никак не представляла. Я представляла исключительно платье, в котором пойду венчаться. Сейчас-то я понимаю, что это детские глупости, и на самом деле важно не платье, а человек… но тут ничего не поделаешь.

– И что это было за платье? – спросил он.

Она в недоумении подняла глаза – с чего бы это мужчине спрашивать её про платье? Встретилась взглядом с серыми глазами, прочитала в них интерес и участие.

– Это не имеет никакого значения, как я сейчас понимаю.

– И всё же?

– Розовое платье с тысячью жемчужин, – почему-то эти слова показались ей сейчас особенно глупыми.

– Но вдруг ваш новый жених исполнит этот милый каприз?

– Не знаю, не уверена, – Анна попыталась усмехнуться, но не вышло, и слёзы снова полились безостановочно.

Он шагнул к ней, но она отшатнулась.

– Леди, я вам не враг, – а руки сами опустились.

– Вы будто не видите, что на нас со стены десяток бездельников любуется! Только ещё не хватало, чтобы бабушке донесли о том, что я с кем-то у реки обнимаюсь, меня тут же запрут и вообще из спальни не выпустят!

– Простите, не сообразил. Но расскажите, почему вас так огорчило решение отца? Кого он выбрал вам в женихи? Всё равно рано или поздно все узнают.

– Да никого он не выбирал, он просто попал в такую переделку, что у него и выбора-то не осталось. Нет, остался, конечно, только ведь не сравнишь собственную жизнь и жизнь какой-то там третьей дочери, которую и видишь-то не каждый день! А если я откажусь, нас обоих съедят волки, – она принялась лихорадочно вытирать слёзы, да что это такое-то, Господи, почему они никак не останавливаются!

И вообще – как такое рассказать, её же любой примет за сумасшедшую! Сказки рассказывают в подходящее время и в подходящем месте, но никак не при свете дня на берегу реки! Здесь и сейчас вся история выглядела совершенным бредом.

– Вы боитесь волков? – серьёзно спросил он.

– Я не знаю, что делать, если волк нападёт, а конь не вывезет, – честно сказала она. – Охотиться на волков меня не учили. Только немного с ловчими птицами.

Он помолчал немного, а потом как будто решился.

– Подобное следует лечить подобным. Возьмите этот предмет – не бойтесь, я так встал, что со стены не разберут, что именно мы делаем, – он разжал её ладонь, положил туда что-то и снова сомкнул её пальцы. – И если на вас нападёт волк, покажите это ему.

Анна разжала ладонь… там лежал серебряный перстень, который Эдвард носил на правой руке печаткой внутрь. На печатке скалилась волчья морда.

Оружие под стать истории, честное слово! Диких зверей отгоняют холодной сталью и пулей, но никак не серебряными украшениями, это любой знает! Она хотела было уже ему об этом сообщить, но тут со стены закричали:

– Леди Анна! Леди Анна! Вас бабушка ищет, ваши сёстры приехали!

– Ступайте, – сказал ей Эдвард. – А я посижу на вашем месте, больно уж оно хорошее.

Анне ничего не осталось, кроме как побежать к заветной калитке в стене.

* * *

Сёстры прибыли с мужьями, с маленькой племянницей, и привезли ворох подарков для всех. В разговоре без посторонних – только с Анной, Джейн и бабушкой – Фрэнсис сообщила, что беременна. Бабушка традиционно выразила надежду, что родится девочка, и велела сестре даже и не думать ни о чём другом.

Анна очень любила маленькую Лиз и весь вечер пряталась в комнатах сестры – мол, отстаньте, я занята с ребёнком. Бабушка пришла, собственными глазами убедилась, что всё так, умилилась и отправилась командовать ужином. Анне и Лиз ужин принесли в комнату. Анна даже не вышла в залу, когда уложила Лиз спать. Хотя оттуда слышалась музыка, и пел Томми-менестрель, который так пока и не дождался своих известий. Обитатели замка радовались – каждый вечер он развлекал их новыми песнями, но всё время спрашивали Анну – а почему она перестала петь? Анна только раздражённо отмахивалась и говорила, что занята.

Так и сейчас – она не стала даже заглядывать в зал, а проскользнула мимо дверей в часовню. У неё не было привычки тревожить небеса по всякому поводу, но теперь ей нужно было сосредоточиться и понять, что делать дальше.

Она прочитала знакомые с детства молитвы, а потом попыталась простыми и понятными словами изложить всю историю. Вдруг она думает лишнее, а на самом деле ничего страшного не происходит? Но, будучи разложенной по полочкам, менее невероятной история не стала.

И семья ей в этом деле не поможет.

Значит, нужно рассчитывать только на себя. С этой мыслью Анна поднялась с колен и отправилась к себе – спать.

* * *

А ночью к ней снова пришла та девушка из лунного света. Анна опять была на берегу реки и опять ревела, только была ночь, и лунные блики весело играли на речных перекатах. Девушка подбежала к ней прямо по выступающим из воды верхушкам камней – Анна никогда не отваживалась так делать, боялась упасть в холодную воду.

Гостья гладила её по плечу и говорила, что на самом деле всё не так плохо и страшно, как кажется, и что уже скоро всё разрешится. Ей только нужно быть смелой, сильной и стоять на своём, и тогда всё образуется. Анна всхлипывала и говорила, что не понимает, как ей стоять на своём, потому что она не знает, что у неё сейчас своё и как ей самой лучше, ведь по-старому уже точно не будет. Но девушка только смеялась своим серебристым смехом и говорила – главное, не поддавайся и стой на своём. Ты сможешь, мы в тебя верим. И всё будет хорошо.

* * *

Анна проснулась с этим ощущением – всё будет хорошо. Ей даже впервые за всю последнюю неделю захотелось петь! Пока расчёсывала косу, решилась: всё-таки нужно бежать. И самое лучшее время для этого – поздним вечером, когда и гости, и отец напьются, и никто не сможет её преследовать. Есть, конечно, ещё бабушка, она на праздниках никогда не пьёт, но и с ней можно что-то придумать.

Анна оглядела свои вещи и сложила в сундук, под тяжёлое покрывало те, что понадобятся. Тёплые чулки, плащ, капюшон. Почистила хорошие крепкие башмаки. Вообще, лучше всего, конечно, бежать в мужской одежде, а где её взять? А там, где сушат постиранное бельё. Уж наверное, можно стянуть какой-нибудь дублет и штаны! Туда можно завернуть ближе к вечеру.

Матушкины жемчужные бусы она решила взять, чтобы продать. Жить-то на что-то нужно! А потом можно будет попробовать предложить услуги швеи и вышивальщицы.

Было очень жаль оставлять новый наряд. Но он занимал столько места, сколько не может позволить себе беглянка. Анна вздохнула и решила – наденет его вечером, на праздник, потом подгадает момент и уйдёт к себе. Переоденется, на конюшню, через калитку… а потом ищи ветра в поле!

Ещё нужно взять еды. Хлеба, сыра, вяленого мяса. Тоже нужно забежать на кухню и в кладовую ближе к вечеру. И флягу с водой.

А неведомому жениху она напишет письмо. Повинится, попросит простить её и не гневаться на отца.

Решение придало ей сил, и с этими новыми силами Анна спустилась – сначала на кухню, ухватить кусок холодной курицы со свежим хлебом, а потом – как примерная внучка, помогать бабушке украшать зал и проверять, всё ли готово к вечернему пиру.

* * *

Анна поднималась по лестнице на верх северной башни – бабушка послала её в комнату Кэтрин, взять оттуда серебряный кувшин и вымыть его, чтобы вечером поставить на стол для почётных гостей. Она была погружена в расчёты – сколько хлеба взять, чтобы и не слишком много, и хватило до какого-нибудь места, где уже можно будет купить свежего. И совсем не смотрела по сторонам. Поэтому очень испугалась, когда её вдруг жёстко схватили за руку. Она повернулась и увидела лорда Уолтера.

Он был небрит, и сорочка у него была определённо несвежая. А ещё он много пил накануне, и, похоже, толком не проспался.

Анна попыталась выдернуть руку, но лорд Уолтер не собирался её отпускать.

– Думала, со мной так можно? Твой отец обещал тебя мне, и нечего тут!

– Отпустите меня, я тороплюсь! – взвизгнула Анна.

– Отпущу, совсем скоро, – хмыкнул он и сорвал чепец с её головы, а потом впился ей в губы.

А второй рукой стал задирать юбку.

Урод, мерзкий вонючий урод! Анна вспомнила о медной булавке, которая заколота снизу лифа, изнутри, и, стараясь не отвлекаться на потную руку на своём бедре, вытащила её и воткнула, куда достала. Кажется, под грязную манжету.

Лорд Уолтер взвыл и вывернул ей руку. Она только взвизгнуть успела – он оставил в покое её ноги, но зажал ей рот. И нос закрыл заодно.

Хоть укушу, обречённо подумала она и зажмурилась.

И не поняла, как так получилось, что её отпустили, и стало можно дышать. Тут же раздался грохот от падения тяжёлой неповоротливой туши. Ноги подкосились, и её тело само сползло по стене на пол.

Анна открыла глаза и увидела Эдварда, который ногой придерживал лорда Уолтера на полу, а в руке его был кинжал.

– Я ведь вас предупреждал, – сказал молодой человек. – Это лорд Генри вам что-то должен и церемонится с вами, а я вам не должен ничего и долго думать не буду.

– Щенок, – процедил сквозь зубы лорд Уолтер.

– Ничего подобного, вполне взрослый зверь, – покачал головой Эдвард. – И если вы ещё раз приблизитесь к этой девушке – я вас убью.

Звучало невероятно, но Анна поверила. Вот просто взяла и поверила в то, что из-за неё и из-за неуважения к ней Эдвард может кого-то убить.

– Думаешь, тебе достанется? Как бы не так, – прохрипел лорд Уолтер. – Её папаша уже нашёл более выгодного покупателя!

– А вас это пусть не беспокоит, – Эдвард поднял лорда с пола за шиворот и спустил с лестницы.

И ещё наподдал сапогом. Это было красиво, это было вдохновенно, это было невероятно.

– Спасибо вам, – Анна хотела сказать благовоспитанно и учтиво, но получился какой-то странный хриплый шёпот.

– Леди, вы в порядке? – Эдвард вытер руки о полы дублета и шагнул к ней.

Подал ей руку, за которую она и уцепилась. Встала, поправила юбку, подобрала чепец.

– Но вы ведь ему служите, что с вами будет дальше? – ужаснулась она.

– Уже нет, – отмахнулся он. – Ещё утром я известил его, что ухожу с этой службы. Впрочем, ему всё равно нечем было мне заплатить, так что и говорить не о чем. Скажите, Анна, можно поговорить с вами где-нибудь, где нам не помешают? Ровно два слова, не более.

– Идёмте, – терять уже практически нечего, а расставаться сейчас с ним, вежливо сказав слова благодарности, не представляется возможным.

Анна взяла Эдварда за руку и повела выше по лестнице, на чердак.

* * *

Они зашли на чердак с той стороны, где обычно никто не ходил, даже если было очень нужно – очень уж там громоздилось много всякого. Но Анна всё равно прислушалась, не услышала ничего необычного, и потом только открыла дверь, пропустила Эдварда и зашла сама. И плотно закрыла дверь за спиной.

Перед ними стоял старый сломанный шкаф, Анна обошла его и пригласила Эдварда следовать за собой.

– Идёмте, здесь никого нет, только пауки.

– А вы боитесь пауков? – спросил он.

– Нет, – замотала она растрёпанной головой. – Я с ними воюю.

Вспомнила, что чепец до сих пор в руке, надела его.

– И кто побеждает? – он заинтересовался.

– Обычно я, – пожала она плечами. – Ни один паук не в силах противостоять точно нацеленному венику и ведру горячей воды. Иногда мне даже достаются трофеи!

– Пауки охраняют сокровища? – догадался он.

– Случается, – кивнула она. – Вы можете сесть вот на этот сундук, он чистый, я недавно его мыла.

– Благодарю вас, леди, но то, что я хочу сказать, сидя не говорят.

– Вы меня удивляете, – она внимательно взглянула на него.

– Анна, я уезжаю завтра утром. Полагаю, что не вернусь в эти края больше никогда. Скажите, вам не нужна помощь? – он смотрел не менее внимательно.

– Вы о чём? – осторожно спросила она.

– Вам нужно помочь. Я рад, что мне уже представился один случай, но мне кажется, что я могу сделать для вас что-нибудь ещё, пока я здесь.

Анна смотрела и не могла произнести в ответ ни слова. Это ответ на её молитвы? Об этом говорили её странные сны? Ей нужно принять предложенную помощь, и всё станет хорошо?

Он смотрел, не отрываясь, и было видно, что от ответа для него зависит очень многое.

– Эдвард, я… Да, вы можете помочь мне в одном трудном для меня деле, – выдохнула она. – Но… вам придётся хранить тайну, мы ничего не скажем моим родным. В конце концов, это мой отец должен был поставить на место лорда Уолтера, а вовсе не вы. А он сидит у себя и не то праздника ждёт, не то казни!

– Я не стал говорить с вашим отцом, потому что он бы не стал меня слушать. И с вашей бабушкой не стал – чует моё сердце, она мне не союзник. Что я могу сделать для вас?

– Очень многое. Послушайте, Эдвард. Да, я не знаю вас совсем, мы виделись всего дважды, но мне почему-то хочется вам верить. Жизнь моя сейчас такова, что я решила бежать из дома. Вы собрались уезжать утром. Возьмите меня с собой! Только нужно уезжать нынче в ночь. Вы поможете мне в этом?

– Да, – просто ответил он. – Если вы не видите другого выхода – безусловно, помогу.

– Возможно, после мне удастся примириться с отцом и с бабушкой, но сегодня это невозможно. А путешествовать с вами – это просто подарок судьбы. Я не буду вам в тягость, правда, я могу и коней сторожить, и еду готовить, и ещё что-нибудь могу, наверное. И я припрячу хлеб и вяленое мясо на первое время.

– Анна, вы… в общем, вы можете не делать вообще ничего, это не имеет никакого значения. Для меня честь и радость помочь вам. Скажите, моё кольцо у вас?

– Да, – просияла она, доставая из-под сорочки цепочку, на ней висели крест и кольцо.

– Отлично, не снимайте ни в коем случае. Это нам поможет.

– Мне кажется, я тоже должна вам что-нибудь дать. Я боюсь, что моё кольцо наденется вам разве что на кончик мизинца, – улыбнулась она, сняла с правой руки кольцо и протянула ему – простое серебряное кольцо со старинным орнаментом, она нашла его в той шкатулке.

– Отчего же на мизинец? Хотя… – кольцо и в самом деле налезало разве что на верхнюю фалангу пальца. – У меня тоже есть цепочка, – подмигнул он и вытянул цепочку. На ней оказался целый склад разных амулетов.

Надел туда же её кольцо и спрятал под сорочкой. А потом шагнул к ней.

Дверь отворилась внезапно и оттого очень громко, но вошедший не очень знал, куда дальше идти.

– Анна, ты здесь? – позвала Джейн откуда-то из-за старой мебели.

– Иду, – откликнулась Анна.

Она молча показала Эдварду на щель между шкафом и большим сундуком – там мог спрятаться и кто-нибудь покрупнее. Эдвард понял правильно и исчез, на прощание коснувшись её ладони кончиками пальцев.

Анна пошла в противоположную сторону и действительно увидела Джейн – та пыталась перешагнуть через груду ржавых мечей, но никак не могла собрать юбки.

– Ты чего здесь сидишь? Бабушка тебя обыскалась, Лиз тебя требует, и отец тоже тебя потерял. Опять ревела, что ли? Чего лицо красное?

Анна опустила глаза – ещё не хватало, чтобы сестрица поняла что-то о переменах в её жизни!

– Идём, – сурово сказала она и потянула её к выходу.

С противоположной стороны от той, где прятался Эдвард.

О деталях они ещё договорятся. Не сейчас, так на празднике.

* * *

Ближе к вечеру бабушка позвала Джейн и Фрэнсис одеть Анну к празднику.

– Показывай, что ты сшила, а то из бабушки ни слова не вытянешь, – начала Джейн с порога.

Она была одета в очень красивое платье из коричневого бархата, отделанное золотистым шнуром по лифу, рукавам и юбке. На голове красовалась шапочка из того же бархата, а волосы под ней были убраны в сетку из золотистых нитей.

– А Кэтрин бурчит, что ты забрала у неё какой-то кусок ткани, – рассмеялась Фрэнсис.

На ней было платье из сукна винного цвета, вышитое серебром, и даже туфельки были в тон платью и с такой же вышивкой.

– Не ей бурчать, будь её воля – я бы вообще всю жизнь в обносках ходила, – фыркнула Анна.

– Доставай уже свою красоту, – Джейн отлично знала, что не следует самой трогать вещи младшей сестры.

Анна разложила на кровати сорочку, корсет с нижней юбкой и суконные лиф и верхнюю юбку. И пока сёстры разглядывали, быстро затолкала в карман юбки цепочку с подаренным кольцом.

– Красота, – прошептала Фрэнсис, – можно рассмотреть?

А руки так и потянулись к жемчужинам!

– Скажи, а откуда такие камни? – спросила Джейн. – Явно же не отец расщедрился!

– Бабушка подарила, – отрезала Анна.

И оказалась права – это сняло все вопросы.

– Постой, что это у тебя? – Джейн присмотрелась к руке Анны.

– Синяки? – удивилась Фрэнсис. – Откуда?

– А, тут попробовал один схватить, так я ему булавку в руку воткнула, – как можно беззаботнее сказала Анна.

– Кто-то из гостей? – нахмурилась Джейн. – И ты ничего не сказала ни отцу, ни бабушке?

– А то ты не знаешь, что они оба сразу подумают, – дёрнула плечом Анна. – А кроме этого, ничего и не было, поэтому и говорить не о чем.

Анна надела сорочку и чулки, подвязала их алыми лентами вокруг колен. Джейн завязала тесёмки на одной манжете, Фрэнсис – на другой. Надели на неё алую юбку с кружевами, потом зашнуровали корсет.

Расправили мягкие складки на верхней юбке, застегнули лиф. На шею Анна надела жемчужные материнские бусы в три ряда, а в уши – её же жемчужные серьги.

– А что на голову? – спросила Джейн. – Чепец? Вот этот? – показала на новый чёрно-белый.

– Нет.

Находится ещё в чепце, а сейчас – гори оно всё огнём!

– Вот сетка, её нужно прикрепить. Сможешь? – сверкнула глазами на сестру. – Сейчас я косу расплету.

Анна туго заплела волосы с предыдущего вечера, чтобы сейчас они стали волнистыми и пышными, но за трудный день коса изрядно растрепалась.

– Я попробую, – кивнула Джейн. – У тебя самой, конечно, это всегда лучше получается!

– А ты знаешь, кто ещё приехал? – спросила Фрэнсис.

– Сегодня? Нет, не знаю, – ей было совсем не до гостей.

Бабушкины поручения, потом ещё добыть и припрятать хлеб и мясо, и фляжку.

– Кузина Агнес, – скривилась сестра. – И каким только ветром её сюда принесло!

Кузина Агнес? Та самая Агнес, с тысячей жемчужин? С чего бы это вдруг?

– Уже строит глазки всем, кого видит. Начала с Уилла, но я на неё так фыркнула, что её к противоположной стене коридора отнесло. Тогда она стала отцу улыбаться – пока Кэтрин не видит, – Джейн расправила волосы и осмотрела Анну со всех сторон. – Мне кажется – красиво.

– Да, очень, – согласилась Фрэнсис. – Анна, тебе часто говорят, что ты стала настоящей красавицей?

– Кто бы мне такое говорил, – пробурчала Анна, она очень удивилась словам сестры.

Это Фрэнсис красавица, а она, Анна, отродясь такого не слышала!

– Бабушка – понимаю, не расщедрится, но отец-то мог и сказать, – продолжала Фрэнсис. – А теперь расскажи, сестрица дорогая, за кого же ты замуж идёшь? Неужели за этого лондонского толстого отцовского приятеля?

– Нет, отец подумал и не дал ему согласия, – ровно ответила Анна. Ещё не хватало начать тут сейчас реветь или позволить им понять, что случилось за последние несколько часов в её жизни.

– Но он определённо сказал, что ты выйдешь замуж, – удивилась Джейн.

– Вероятно, рано или поздно выйду. Спроси отца, хорошо? Или бабушку. Они тебе расскажут подробнее. И вообще, уже пора вниз.

И как хорошо, что они не знают о том, что сейчас у неё в голове! Потому что там один лишь Эдвард, его взгляды, его слова и их совместное путешествие! Какое замужество, право слово?

6. Об ужине, танцах и других развлечениях

Сегодня Анна сидела за столом с сёстрами. Гостей собралось много, ели, пили, шумели, когда наелись – начали танцевать. Леди Кэтрин ещё не покидала своих покоев после родов, и к лорду Генри тут же на правах дальней родственницы подсела леди Агнес. Бабушка было нахмурилась… но её позвали из зала решить какой-то вопрос, и она ничего не сказала.

Анне не танцевалось – совсем не хотелось. А сёстры радостно ходили в паване, потом Фрэнсис с мужем вернулись за стол, а Джейн с Уильямом и другие танцевали гальярду. В другой день она бы первая подхватила хоть гостя какого, хоть мужа любой из сестёр и уже летала бы в круге, но сегодня ноги никак не желали отрываться от земли.

– Вольту! Вольту! – закричали вдруг музыкантам с разных сторон.

Сначала леди Агнес, а потом и другие гости. Музыканты принялись шептаться и состраиваться.

Леди Агнес вышла в центр залы под руку с лордом Генри – вся в розовом с серебром, в усыпанном жемчугом франкийском чепце на взбитых светлых волосах. Анна не знала, хорошо ли кузина танцует вольту, но в гальярде она не блистала, прямо сказать. Теряла ноги, пропускала шаги, не успевала за темпом музыки. И платье уж наверняка тяжёлое – столько вышивки и камней! Анна приготовилась к развлечению – хотя бы посмотреть и позлословить, раз уж самой не судьба сегодня танцевать.

Вдруг она почувствовала на себе пристальный взгляд и повернулась… лорд Уолтер, переваливаясь с ноги на ногу, шёл с противоположной стороны зала прямо к ней, не сводя с неё глаз. Ага, думает, наверное, что посреди полной залы и под взглядами родственников она не посмеет отказать ему в танце! Анна как представила танец с этой неповоротливой тушей, так захотела провалиться сквозь землю прямо здесь и сейчас – ещё хоть бы танцор был приличный, а он же только ногами махать и умеет, и то невысоко и не в ритм! Зато станет хватать её и пытаться подкинуть, жирными руками по новому платью, ага. Не под юбку залезть, так хоть пообжиматься прилюдно, скотина! Неужели память короткая и рука проколотая зажила? Она повернулась, надеясь незаметно скрыться, пока он пробирался между гостями, и врезалась в бархатный дублет.

– Леди Анна, вы танцуете вольту?

Эдвард! Да какой – снова в чёрном, но как же ему это чёрное с серебряной вышивкой к лицу, к его светлым кудрям и серо-золотым глазам!

– Да, – быстро ответила она. – Пойдёмте скорее, начинают!

– С удовольствием, – глаза сверкнули, он взял её за руку и повёл к танцующим.

Как раз когда лорд Уолтер добрался до того места, где она только что стояла.

– Вы снова спасли меня от очень неприятного партнёра, – шепнула Анна со смехом.

Ну да, отец потом будет на неё кричать, а она спрячется за бабушку. Лорд Генри у старой леди нынче не в чести, она сможет поставить его на место.

Тем временем барабанщик отбил вступление, и музыканты заиграли – они только-только успели выбраться из толпы.

– Пропустим первый проход, потом встанем, – шепнул ей Эдвард.

Вышли всего лишь четыре пары – кроме леди Агнес с отцом, ещё Джейн с мужем, и пара соседских дочек с кавалерами. Джейн танцевала сносно, ещё бы, их с Анной один учитель гонял, разве что без огонька – раньше от их пары прямо искры летели. Соседки – неплохо, но – ничего особенного. А кузина Агнес ожидаемо теряла ноги и не успевала в ритм, но при этом умильно улыбалась лорду Генри, который не менее умильно улыбался в ответ, когда в прыжке держал её за талию. Их пара была сладкая и липкая, как засахаренное варенье.

И тут Эдвард подхватил её, и они вскочили, иначе не скажешь, в круг танцующих. И полетели. Вперёд, прыжок, Анна осторожно оперлась руками на его плечи, прыгнула на пробу… и руки Эдварда вознесли её едва не под потолок залы. Её глаза распахнулись широко, она поняла, что можно не бояться неумелости или неловкости, и второй раз уже не осторожничала – выше, так высоко, как она только может, выше его головы. Вперёд, длинный шаг, полный оборот! Сзади кто-то громко ахнул. Кажется, сестрица Фрэнсис.

Лететь, почти не касаясь пола, только отталкиваться от него пальцами, и не забывать, когда – стопа, когда – каблук. Прыжок, снова прыжок, полный поворот в воздухе… а потом музыканты ускорились.

Анна вдруг поняла, что кроме их пары в кругу больше никого не осталось. Все вокруг отбивали им ритм руками и ногами, почти перебивая музыкантов. Она поймала горящий взгляд Эдварда и прыгнула…

Музыка оборвалась как будто внезапно, хотя в самом деле вовремя и на месте. Гости хлопали, топали и кричали. Анна зацепилась стопами за пол, как учил господин Ожье, а кончиками пальцев – за ладонь Эдварда, и устояла на ногах, не теряя достоинства. Медленно поклонилась ему, он так же медленно и церемонно поклонился в ответ.

– Благодарю вас, это была лучшая вольта в моей жизни, – тихо сказала она.

– Не поверите, но и в моей – тоже лучшая, – наклонил он голову.

И повёл её навстречу разгневанной бабушке.

* * *

– Леди Анна, возвращаю вам вашу внучку, – Эдвард подвёл её к бабушке и изящно поклонился.

– Благодарю, – сурово сказала бабушка. Дождалась, пока он отошёл, и продолжила. – У тебя что, совсем стыда нет – со всеми чужими стражниками танцевать?

– Вы несправедливы, – ответила Анна тихо, но твёрдо. – Этот человек не сделал ничего плохого ни мне, ни вам, не следует его обижать.

– Вот ещё, обижать! Кого? Эту страхолюдину бездомную? Я слышала, лорд Уолтер его выгнал, и утром он отправляется восвояси. Но тебе не следует демонстрировать своё расположение подобным людям. Даже не из-за того, что ты должна вскоре выйти замуж, а потому, что не подобает леди танцевать вольту с проходимцами!

Бабушка была готова продолжить тираду, но тут подоспели сестрицы, и она удалилась, оставив Анну в надёжных руках, лишь строго глянула напоследок.

– Скажи, зачем ты с ним танцуешь? Он же страшный! – зашептала Джейн ей на ухо.

– Страшный? – Анна не просто удивилась, она в изумлении уставилась на сестру.

– Конечно! – зашептала Фрэнсис с другой стороны. – Громадный нос, один глаз меньше другого, волосы клочьями, а уши торчат! И одет как бездомный!

Слова родни Анну как громом поразили – что за чушь они говорят? Какой нос? Какие уши? Да Эдвард самый красивый мужчина, которого ей довелось видеть за всю её жизнь! Уж сейчас в зале точно нет ни одного, кто был бы красивее! И одет он отлично, дорого и со вкусом. И тушей немытой от него не воняет, и перегаром тоже. Что за чертовщина?

– Мне он хорош таким, каков есть, – непреклонно ответила она. – Вы видите в этой зале более умелого танцора?

– Однако нет. Прямо удивительно, с его-то короткими и кривыми ногами, – фыркнула Джейн.

– Ладно, предположим, что Господь лишил меня разума и затмил зрение. Давай посмотрим ещё на кого-нибудь, скажем – на ту же Агнес. Мы видим одно и то же?

– Я вижу набелённую дуру в розовом, – хихикнула Фрэнсис.

– Которая правую ногу не отличает от левой, зато клеится к отцу, пока Кэтрин не видит, – презрительно сказала Джейн.

– Отлично. А если посмотреть на лорда Уолтера? Я вот вижу мешок с кишками.

Сёстры захихикали.

– Точно, это про него! – рассмеялась Фрэнсис.

– Значит, все видят то, что есть. И закончим на этом, – Анна постаралась глянуть на сестёр так, как на неё саму смотрела иногда бабушка.

– Ладно, но вкусы у тебя всё равно очень странные, – дёрнула плечом Фрэнсис.

– Тебя нужно вывозить из замка, ты совсем одичала, на любых прохожих бросаешься! – поддержала Джейн. – Даже на кривоногих и страшных.

В этот момент закончился сет бранлей, гости расходились из круга к столам, музыканты тоже устроили передышку – кто-то принёс им поесть и выпить.

И почти в тишине все услышали, как дворецкий Ральф произнёс:

– Сэр Реджинальд, властитель Блэк-Рока!

* * *

Стало совсем тихо. Про замок Блэк-Рок кто-то слышал, а кто-то и нет, его хозяин не принадлежал к числу хорошо знакомых и всем понятных гостей.

Он вошёл мягкой пружинистой поступью и проследовал прямо к главному столу. Отец уже вставал ему навстречу, и на нём лица не было.

Анна поняла, что момент настал. Только где Эдвард?

Сёстры, как и все в зале, отвлеклись на появление гостя, и ей удалось незаметно отступить к боковому выходу.

В тишине где-то далеко башенные часы пробили полночь.

Отец что-то говорил, приветствуя гостя, Анна уже не слышала. Она оглядела зал, а затем выскользнула в холл. Где же Эдвард? Но если он не найдётся сейчас, то она не станет ждать, очень уж всё серьёзно и страшно.

– Леди Анна, вот вы где! Ваш отец ищет вас, – вдруг услышала она.

Томми-менестрель стоял посреди холла и отрезал путь как к дверям на улицу, так и в сторону её комнаты.

– Да, передайте ему, что я приду, – кивнула Анна, не глядя на него.

Вот ещё не хватало! А она почему-то думала, что певец не враг ей. А он вообще никому не враг, в том числе и её отцу.

– Позвольте проводить вас, – сверкнул он зубами в улыбке.

– Благодарю, я не заблужусь, – бросила она как могла сурово. – Ступайте.

– С вами вместе, прекрасная леди, – кивнул он, пропуская её вперёд.

Анна подумала – чёрт с ним, войдём в зал – и затеряюсь, там та ещё толпа.

Они вошли в зал, и его сразу же окликнули, он отвлёкся… Анна хотела снова выйти, но вдруг увидела Эдварда: он стоял у стены, словно статуя, и не сводил глаз с главного стола, куда как раз усаживали гостя.

Она облегчённо выдохнула и подбежала к нему.

– Эдвард, идёмте, – зашептала она. – Нужно уходить сейчас! Этот человек пришёл за мной!

Он как будто очнулся.

– Он? За вами? – его глаза расширились, зрачки стали большими и совсем золотыми.

– Да! Нам нельзя терять времени!

– Погодите, – он как будто стряхнул наваждение. – Лорд Реджинальд посватался к вам?

– Именно.

– И от него вы хотели бежать?

– Конечно!

– Не получится.

У неё земля ушла из-под ног.

– Как… не получится?

– Бежать – не получится. Он вас найдёт. Нужно действовать иначе, и я, кажется, знаю как. Только скажите, Анна, вы доверяете мне?

– Вы ещё спрашиваете? После того как я решилась бежать с вами из отцовского дома?

– Тогда молю вас – не оставьте меня своим доверием и сейчас. Где моё кольцо?

– На шее. Я же вам говорила – я не могу носить его открыто, – растерянная Анна вытащила из-под сорочки цепочку с кольцом.

– Отлично, – выдохнул он. – Я люблю вас, Анна, люблю с того мгновения, как увидел за шитьём в приоткрытую дверь вашей комнаты. Ваш голос – это самая сладкая музыка на свете, а ваша улыбка, какой она была в тот вечер, стоит у меня перед глазами до сих пор. Я не знаю, с какой целью ищут вашей руки разные другие люди, если они даже не удосужились ничего о вас узнать. Я же просто хочу быть с вами, в счастье и в несчастии, в радости и горести, в здравии и болезни. Вы – солнце этого дома, а я хочу, чтобы оно светило и для меня. Вы выйдете за меня, Анна? Если сейчас я разрублю этот узел и мы оба останемся живы?

Анна остолбенела. Никто и никогда не объяснялся ей в любви, этого важного эпизода хоть песни, хоть сказки ей как-то до сих пор не выпало. Хотелось наслаждаться этим моментом, хотелось слушать его голос снова и снова, но он смотрел и ждал ответа.

Что она подумала тогда, в ночь их знакомства? Что лучше бы отец просватал её за кого-нибудь, похожего на этого мужчину? Это её мысль сбылась так странно? Это так и бывает, когда смотришь, и не можешь отвести взгляда от лица, от глаз, от губ…

– Я не любила никогда и я не знаю, любовь ли это… но мне очень хочется быть с вами и говорить с вами, знаете – как в песне. С вами песня получается хорошей, не то, что с другими, и я хотела бы допеть её до конца.

Он взял её цепочку, отстегнул кольцо и надел ей его.

– Спасибо вам, Анна, вы спасаете меня и возможно, что себя тоже. Идёмте туда. Понимаете, я знаю этого человека.

– Вы? Знаете? – Анна перестала что-либо понимать.

– Это мой отец.

* * *

А ведь правда, думала Анна, идя через зал с Эдвардом за руку – они ведь очень похожи, одно лицо! И почему этого никто не видит?

Тем временем её появление обнаружили. Шёпот пополз по залу, обгоняя их, и очень удивлённые лица сопровождали их на всём протяжении пути. Анне путь показался бесконечным.

– Моя дочь Анна, – пробормотал отец, удивительно не к месту.

Но лорд Реджинальд, хотя и поднялся из-за стола, не смотрел на неё. Он смотрел на Эдварда.

– Ты вернулся? – спросил он, и столько было в этом голосе боли и потаённой надежды, что Анна изумилась и ещё раз оглядела лорда.

Высок, суров, в чёрном бархате, расшитом серебром, с роскошным кружевным воротником, она такие плести не умеет. А на правой руке – точно такое же кольцо, как то, что жгло ей сейчас правую руку. Волчья пасть скалилась на весь окружающий мир… но Анна вдруг поняла, что не боится этого человека.

– Да, отец, я вернулся, – они подошли совсем близко, и Эдвард склонил голову.

Впрочем, ненадолго.

– Что происходит в моём доме? – бабушка возвышалась рядом с ними нерушимой скалой.

– Я объясню, миледи, – Эдвард учтиво поклонился ей, но потом повернулся к своему отцу. – Эта девушка – леди Анна, дочь хозяина дома. И хотя её родные пока ещё этого не знают, она оказала мне честь и согласилась стать моей женой. Я слышал, милорд, что вы сватались к этой девушке, – взглянул он на отца. – Не держите зла, но я успел первым.

– Что? – бабушка, услышав такое, позабыла все хорошие манеры и вцепилась в дублет Эдварда. – Да как ты смеешь, отродье, говорить так об Анне!

– Бабушка, отпустите Эдварда. Я уже говорила вам – вы несправедливы к нему, – сказала Анна во всеуслышание.

– Анна, это правда? – сурово спросила бабушка.

– Правда. Изо всех предложенных мне отцом и судьбой вариантов этот устроил меня более всего, – Анна ещё и реверанс сделала.

Эдвард поднял её руку и показал кольцо своему отцу и бабушке.

Лорд Реджинальд молча смотрел на них, и Анна не могла прочитать его взгляда. Бабушка схватилась руками за голову и явно хотела что-то кому-то приказать – не то страже, не то лорду Генри – но была не в силах произнести ни слова.

И тут в тишине раздались шаги – тяжёлое тело переваливалось с ноги на ногу по каменным плитам пола. Лорд Уолтер, покачиваясь, подошёл к ним и громко спросил:

– Так вы все тут сговорились меня обманывать? Не бывать тому! – и молниеносным движением схватил Анну за плечо и прижал к себе.

Она от всей души пнула его, и тут же ощутила у горла холодную полоску стали.

– Мне нечего терять, Генри, ты знаешь. Отдавай её мне, или я убью её.

Отец дёрнулся было к ней, но лорд Реджинальд остановил его.

В снова воцарившейся мёртвой тишине все услышали лёгкий перестук по плитам пола, а потом словно серый ветер пронёсся по каменным плитам. Анна не видела, что происходит, но услышала сначала дружный вздох гостей, а затем вопль лорда Уолтера.

Тут же Эдвард схватил его за правую руку. Треск ломающихся костей, нож падает на пол. Она поняла, что свободна, и спрятала лицо у Эдварда на груди. Чтобы никто не видел вдруг брызнувших слёз.

Впрочем, грохот и вопли сзади заставили её обернуться.

Два волка – настоящие волки, с серой шерстью и янтарными глазами! – сторожили упавшего лорда Уолтера. А третий с видимым сожалением выпустил из пасти его ногу и тоже уселся рядом. Из разодранной штанины бежала кровь.

Лорд Реджинальд молча глянул куда-то в сторону ближайшей стены – наверное, там были какие-то его люди.

– Леди, я надеюсь, у вас нет причин защищать этого человека? – спросил он Анну.

– Вот ещё! Нет, конечно! Гляньте на его левое запястье, там должно быть всё, что я о нём думаю, – фыркнула она.

Лорд Реджинальд приподнял манжету за кружево, лорд Уолтер дёрнулся. Всё точно, булавка была не самая чистая, руку уже разнесло, к утру он бы точно не смог ей пользоваться.

– Это сделали вы? – удивился лорд Реджинальд.

– Да. Но если бы не он, – Анна кивнула на Эдварда, которой по-прежнему обнимал её, – это было бы совершенно бесполезно.

– Анна? – только и смогла вымолвить бабушка.

– Уже неважно, – улыбнулась Анна.

Тем временем двое мужчин сурового вида в чёрном выволокли лорда Уолтера из зала, волки и лорд Реджинальд последовали за ними.

Было слышно, как лорд Уолтер завыл. Страшным утробным звуком. Впрочем, он всегда был громким. Звук скоро прервался, вероятно, с ним поступили, как и следовало.

– Не скажу, что я не рад, – проговорил словно пришедший в себя лорд Генри, – но чтобы вот так, в моём доме! Что теперь со мной сделает её величество?

– Если я хоть что-то понимаю в её величестве, то она ещё и спасибо вам скажет, – ответил подошедший лорд Реджинальд.

– Леди Анна, – он пристально взглянул на неё, – вы в самом деле готовы стать женой моего сына?

– Если вот это ваш сын, то – да, безусловно. Готова, – рассмеялась она.

Лорд повернулся к бабушке, до сих пор не находившей слов.

– Миледи, всё по-честному. Я в глаза не видел вашей внучки до этой ночи, и о своём сыне ничего не знал уже много лет. Раз судьбе было угодно, чтобы они встретились и сговорились – не вам вставать у судьбы на пути. Несите чашу.

Бабушка молча, ни на кого не глядя, направилась к выходу из залы.

– Благодарю вас, – серьёзно сказал Анне лорд Реджинальд. – Не знаю, понимаете ли вы, что значит для нашей семьи ваше согласие.

– Не уверена, – ответила Анна. – Я просто… хочу быть с Эдвардом. В счастье и в несчастии, в радости и горести, в здравии и болезни.

– Да будет так.

Бабушка вернулась, в руках у неё была золотая чаша с рубинами и жемчугом. Та чаша, которой никогда никто не пользовался, но дотронуться до которой бабушка никогда никому не позволяла.

– Генри, идите сюда, – сказала она убитым голосом.

Отец подошёл, он неуверенно осмотрел всех участников сцены и нахмурился.

– Помнится, вы говорили, что собираетесь жениться на моей дочери сами либо женить на ней своего сына. Так это и есть ваш сын?

– Да, это и есть мой сын, – коротко ответил лорд Реджинальд. – У вас есть возражения?

– Только один вопрос – в кого он у вас такой странный уродился? – пробормотал отец.

– Похоже, вашу дочь он полностью устраивает, – пожал плечами отец Эдварда. – Наливайте вино, – кивнул он на чашу. – Эдвард, ты знаешь, что последние сто пятьдесят лет ни один мужчина из нашей семьи не прикасался к этой чаше?

– Нет, – покачал головой Эдвард. – Не знаю. Это для меня не имеет никакого значения.

Лорд Реджинальд взял в руки чашу.

– Согласен ли ты, Эдвард, жениться на Анне?

– Да, – ответил Эдвард.

– Согласны ли вы, миледи, выйти замуж за Эдварда?

– Согласна, – ответила Анна.

Он передал им чашу, и они пили из неё – он, потом она, потом снова он и снова она. Вина отец не пожалел, налил самого лучшего.

А потом Эдвард передал чашу бабушке, повернулся к ней, Анна успела подумать, что вот сейчас он уже наконец-то поцелует её. Но почему-то у неё вдруг ослабли ноги, она схватилась за него, пальцы всё равно что сами разжались, и дальше она уже не видела ничего.

7. Семейные предания и страшные признания

Анна пришла в себя в ближайшей к большому залу гостевой комнате. Вокруг неё собрались, кроме отца и бабушки, Эдвард, лорд Реджинальд, Джейн с Уильямом и Фрэнсис со Стефаном. Только свои. Старая леди выглядела настолько расстроенной, что казалось – даже литые серебряные украшения на её чёрном бархатном платье осуждающе трепещут. Но когда она увидела, что Анна очнулась, то выдохнула и, кажется, обрадовалась.

– Скажи на милость, ты вообще ела сегодня? – сурово спросила она Анну.

– Да, – кивнула Анна. – Утром.

Потом было как-то не до того, а за праздничным столом кусок в горло не лез ну вот совсем.

– Значит, будет тебе урок, что не следует так делать, – буркнула бабушка.

– Анна, ты могла бы хотя бы намекнуть, что сама решила свои дела, – заявила Джейн. – И долго вы знакомы?

– Мы виделись несколько раз мельком, – пожала плечами Анна. – А разговаривали ровно три раза. До сегодняшнего вечера. Мне нечего было тебе сказать.

– Дело сладилось – это хорошо, – начал Уильям, – но расскажите же, что за ворох тайн и загадок вокруг него! Для чего ваша драгоценная чаша? Почему ваш сын, – он обернулся к лорду Реджинальду, – так разительно изменился после того, как выпил из неё? Теперь-то нет никаких сомнений, он сделался необыкновенно похож на вас!

– Мне уже кажется, что это не наша семья, а что-то совсем другое, – передёрнула плечами Фрэнсис. – Бабушка, расскажите, в чём дело, умоляю вас! Почему вы разрешили Анне пить из золотой чаши, к которой никогда никого не подпускали?

– Так ваши внучки ничего не знают? – удивился лорд Реджинальд.

– Нет, – покачала она головой. – Мне казалось – к чему? Думала, буду умирать – расскажу. Чтобы и дальше люди оставались людьми! – Анна видела, что бабушка была в отчаянии.

– Позвольте мне, миледи, рассказать то, что знаю я, – мягко сказал лорд Реджинальд.

– Расскажите, сделайте милость, – кивнул лорд Генри. – Я чувствую себя полным болваном, но, возможно, это не совсем так?

– Вы ведь тоже ничего не знали? – уточнил лорд Реджинальд.

– Ничего. Моя тёща хранит семейные тайны на совесть. Нет, она всё время твердила, что девочкам нужно найти приличных женихов, ну так это и без неё было понятно!

– Извольте. Никто не знает, почему, но издавна так повелось, и наши две семьи – это две стороны одной медали. Блэк-Рок и Ривертор – два замка, между ними – Волчий лес. Нам суждено жить бок о бок и время от времени родниться друг с другом. Раньше это происходило раз в три-четыре поколения – мужчина из моей семьи брал в жёны девушку из вашей. Золотая чаша, что хранится в этом замке, скрепляет союз перед высшими силами, кто бы они ни были. Её привезли издалека в те времена, когда латиняне пришли на острова, и никто не знает, где и когда она была изготовлена. Кровные союзы позволяли нашим семьям поддерживать баланс – у вас рождались не только дочери, но и сыновья, а наши дети обретали семейные способности.

– Так бабушка права и вы оборотень? – весело сверкнула глазами Анна.

Пожалуй, мысль получить в мужья оборотня ей нравилась.

– Слухи преувеличивают, миледи, в действительности всё скромнее. Да, мы умеем договариваться с волками из здешнего леса, и с некоторыми другими тварями тоже. Любой из нас сильнее обычного человека, мы видим в темноте, чувствуем кровь и страх. Но перестали ли мы быть людьми? Нет, не думаю. Мы носим крест и молимся, если нас ранить – идёт кровь, и мы умираем от ран, болезней и старости ровно так же, как другие.

– И вам для этого нужны женщины нашей семьи? – удивилась Джейн.

– Именно. Никакие другие не подходят. Никто не знает, отчего так. И никто не знает, почему ваша семья перестала исполнять свою часть этого негласного договора.

– Об этом могу рассказать я, – подняла голову бабушка, её глаза сурово сверкнули. – Моя прапрабабка Джоанна воспитывалась в строгости монастыря, и когда ей пришло время выходить замуж, к ней посватался тогдашний лорд Блэк-Рок. Накануне свадьбы он рассказал ей всё то, что сейчас рассказываете вы, милорд, и она отказала столь странному жениху. Её страшили его способности, его замок, его характер, сам он ей не нравился, и она предпочла менее обеспеченного и более праведного жениха с юга. Ваш отвергнутый предок явился на свадьбу и сообщил, что своим решением она наносит вред обеим семьям, но Джоанна была неумолима. Тогда он сказал, что будет добиваться своего не прямо, так скрытно, и что с любым из его потомства убежит любая девушка. Джоанна заявила, что не допустит ничего подобного, и с тех пор в семье очень тщательно следили за тем, чтобы дочери выходили замуж своей волей и не смотрели по сторонам. А сыновей с тех пор не рождалось. Но Джоанна сочла это невеликой платой за то, чтобы люди оставались людьми, как им на роду и написано.

– А дальше были довольно мрачные десятилетия – ни разу не удалось склонить к замужеству ни одну нужную девицу или даму, ни уговорами, ни очарованием, ни силой, – продолжил лорд Реджинальд. – Потомки леди Джоанны смотрели на жизнь и замужество так же, как она. У вас всего лишь рождались девочки во множестве, а моя семья постепенно вымирала. Более того, вы, миледи, напрасно ничего не говорите о проклятии вашей прародительницы – она мало того что не сделала должное, ещё и прокляла весь наш род.

– Вы о чём, милорд? – встревожилась бабушка. – Я ничего не знаю о проклятии.

– Если верить нашим семейным хроникам, леди Джоанне было угодно пожелать, чтобы мужчины нашего рода выглядели так уродливо, как только можно, чтобы ни одна девушка не увлеклась таким. Вернуть себе нормальный облик можно было только в том случае, если бы какая-нибудь всё же согласилась выйти замуж – за такого, каким его видела. И для этого не нужна была ваша кровь, было достаточно обычной влюблённой девушки. Мне в своё время повезло, и моя невеста вместо урода, с которым согласилась жить жизнь, получила в мужья прилично выглядящего человека. Я правильно понимаю, что моему сыну тоже повезло, так, леди Анна? – отец Эдварда глянул на неё испытующе.

– Я не понимаю, о чём вы, – честно ответила Анна. – Он таков, каким я его увидела с самого начала. Я не видела ни кривых ног, ни оттопыренных ушей, ничего такого, о чём вы все шептались. Я видела красивого мужчину, – пожала она плечами. – И клянусь, в нём ничего не изменилось.

– О таком я только читал в семейных хрониках, как о редкостном чуде, – усмехнулся лорд Реджинальд. – Значит, в этот раз судьба оказалась сильнее проклятия леди Джоанны. Мой отец пытался ухаживать за вами, миледи, – он поклонился бабушке, – я сам предлагал всё, что имею, вашей дочери, но мы оба не преуспели. И увы, наш род действительно вырождается. Я ещё могу призвать волков, но ни один из моих сыновей не может этого. У меня четыре сына, это младший. А старшие – Томас несколько лет назад упал со стены и повредил позвоночник, он не может ходить. Ричард потерял руку в сражении. Джон, судя по всему, не может иметь детей. А вот этот сын давно ушёл из дома, и я не надеялся уже увидеть его вновь.

– Я чуть было не уплыл в Другой Свет, но мне показалось, что сначала нужно съездить домой. И если дома ничего хорошего – то уезжать, всё забыть и строить новую жизнь на новом месте, – сказал Эдвард. – Я не знал, что мы остановимся в этом замке и что судьба сведёт меня с Анной, – он поймал её взгляд и улыбнулся.

– А я знал, что младшая дочь лорда Ривертора – не замужем и даже не просватана, я очень внимательно следил за вашей жизнью. Я давно вдовец, и мысль жениться на дочери прекрасной Элизабет казалась вполне подходящей. А когда супруг Элизабет появился накануне ночи Самайна в моих владениях – было несложным делом заманить его в лес и договориться. И заранее отправить в замок своего человека, чтобы он проследил за выполнением договора.

– Так это ваших рук дело? – вскинулся лорд Генри.

– Конечно, моих.

– И кто помог вам? – продолжал спрашивать отец.

– Томми-менестрель, да? – догадалась Анна. – Он не дал мне сбежать сегодня вечером.

– Да, это он. Я думаю, что в моём положении можно использовать любые средства. Тем более что в итоге всё сложилось благополучно, – пожал плечами лорд Реджинальд.

– Не уверена, – отрезала бабушка.

– И даже счастье вашей внучки не изменит вашего мнения? – спросил лорд Реджинальд.

– Не знаю, – бабушка поднялась и вышла.

Следом за ней потянулись и остальные.

– Миледи, подумайте о свадебном платье, это должно быть приятно для вас, – сказал лорд Реджинальд, поднимаясь. – Алое? Серебряное? Золотое?

– Нет, милорд, – вдруг сказал Эдвард. – Я слышал, миледи хочет розовое платье с тысячей жемчужин.

Анна вскинулась – зачем рассказывать эти детские глупости?

– Что ж, придётся найти, – пожал плечами лорд Реджинальд и оставил их одних.

Они с Эдвардом взглянули друг на друга… Анне случалось петь про объятия и поцелуи, но в этот раз действительность оказалась лучше песни.

* * *

Сорокалетняя Анна убрала золочёные иглы и сощурилась на закат. Красноват, ветрено будет завтра. Хорошо бы без дождя, дождь дороге не помеха, конечно, но посуху лучше, всякий это знает.

Да, потом была свадьба, и платье с жемчугом, и прекрасная диадема, и всё, чего она только могла пожелать. У них родились два сына и дочь, более того – видимо, тот ритуал с чашей что-то где-то подправил, и уже у Фрэнсис родился красивый и здоровый сын – через полгода после их с Эдвардом помолвки. А в каких-то старых фамильных документах было написано, что при родстве названных двух семей те, кто вступил в брак, и их потомки имеют преимущественное право на наследство. Эдвард, будучи младшим сыном, оказался наследником Блэк-Рока.

Впрочем, он и по сей день оставался наследником – лорд Реджинальд был стар, но не дряхл, и живо интересовался как делами замка, так и происходившим вокруг. Он был на хорошем счету у её величества, и поэтому деньги в семье водились.

Волки исправно слушались и Эдварда, и их с Эдвардом сыновей, и охраняли подступы к Чёрной скале.

Бабушка до конца своих дней была недовольна их союзом. Она уехала жить к Джейн и помогала ей с детьми и хозяйством. Кэтрин после смерти отца уехала к своим родичам. Так случилось, что ёё дочь Марию, свою младшую сестру, сговорила замуж именно Анна – будучи в Лондоне, за одного из придворных её величества.

Эдвард свозил Анну на континент, они побывали в Паризии, в Фаро и Кайне, заезжали в Ниаллу и Монте-Реале, стояли на берегу бескрайнего океана. Но не уплыли ни в какой Другой Свет, а вернулись домой.

Сестрицы Джейн уже не было в живых, её муж Уильям не женился вторично, сказал – ему достаточно тех четверых детей, которые выжили. И через неделю все они выдают замуж Лиз. Это уже второй брак старшей племянницы, первый оказался недолгим и бездетным, пускай же теперь ей повезёт больше! Свадьбу будут праздновать в Риверторе – это приданое Лиз, именно там молодые останутся жить. Ремонт замка стал свадебным подарком любимой племяннице от Анны и Эдварда.

Три дня – и Эдвард приедет. Три дня – и платье будет готово. Будут гости, будут танцы – она до сих пор с радостью выходила и на гальярду с вольтой, и в новомодные итальянские танцы-истории.

Анна поднялась, зажгла свечи и, как когда-то бабушка, отправилась вниз, проверять – всё ли готово к вечерней трапезе.

Иркутск, ноябрь 2016 – январь 2017

Оглавление

1. О родственных и семейных узах и о шитье платья в стеснённых обстоятельствах

2. О музыке, танцах, насекомых и драгоценностях

3. О том, как в замке Ривертор принимали гостей

4. О том, как живётся в песнях и сказках

5. О поисках выхода из неприятного положения

6. Об ужине, танцах и других развлечениях

7. Семейные предания и страшные признания

И с той стороны, где закат пламенел,

Шёл путник дорогой в соседний удел,

И песню о странствиях дальних он пел…

– О судьба, сколь извилист твой путь!

И голос услышал, что дивно звенел,

Что вдаль над рекою и лесом летел,

Что звал за собою вперёд, прочь от дел…

– О, позволь мне в пути отдохнуть.

(песня бродячего менестреля)

Плясать вы не пойдёте со мной, со мной, со мной,

И вашею не буду я женой!

(бессмертная классика)

Солнце клонилось к закату, ещё немного, и скроется за верхушками Волчьего леса, за Воронью горку, канет в Змеиное болото. Вот-вот туман с реки укроет замок Ривертор, а потом и луна обольёт своим серебряным светом его башни. В последних солнечных лучах Анна вывела золочёную иглу на изнанку и закрепила нитку. Очередная жемчужина угнездилась на сером сукне, как будто тут всегда и была.

Ещё пара-тройка дней, и она завершит работу, к приезду мужа из столицы сможет надеть красивое новое платье.

«Новое платье на старый лад», – мысленно усмехнулась она.

Да-да, в основных тканях и в деталях отделки наряд повторял другой, который она сшила себе перед помолвкой – давно, уже более двадцати лет назад. Она тогда была юна и стройна, и в рыжих косах не было седины, и глаза смотрели на мир радостно и восторженно. Она шила платье к возвращению отца, а отец торопился прибыть домой к рождению наследника…

1. О родственных и семейных узах и о шитье платья в стеснённых обстоятельствах

Юная Анна никогда не задумывалась, почему у неё нет братьев. Две старшие сестры – есть, и ей их более чем достаточно. Как принимать гостей – так Джейн или Фрэнсис, а как зажигать свечи в коридорах – так Анна! Да-да, Джейн умная, Фрэнсис красивая, Анна младшая. Просто Анна, которую можно попросить ну хоть о чём. Нет, в доме есть прислуга, всё-таки она дочь лорда, но бабушка, старая леди Анна, в честь которой её назвали, не уставала повторять: хозяйка должна уметь проследить за любой работой в поместье, а значит, должна уметь выполнять её сама. Бабушке и захочешь – не возразишь, поэтому пойдёшь и сделаешь. Может быть, и вправду в жизни пригодится?

Шить Анна любила больше, чем заниматься хозяйством. Её даже сёстры, бывало, просили вышить новый интересный узор или расшить лиф и юбку блестящими бусинами. Она и свадебное платье для Джейн вышивала, и крестильную рубашку для её новорождённой дочки. И очень хотела уже что-то сделать для себя тоже. Но – отец был небогат.

Земли приносили очень мало дохода, замок нуждался в ремонте. И на детей одни только расходы! Сначала нужно было выдать замуж старших сестёр, вот их и одевали. Анна носила переделанные вещи покойной матери либо что-то, остававшееся от старших. Разве что сорочки у неё были собственные, украшенные самой тонкой вышивкой, на какую были способны её искусные руки.

Отец Анны, лорд Генри, очень печалился, что у него три дочери и ни одного сына. Очень уж хотелось ему передать земли сыну и наследнику, а не мужу дочери, как происходило в семье последние лет сто. Хотя сам он пришёл в семью как раз мужем прекрасной рыжеволосой леди Элизабет, единственной дочери и наследницы своего отца. Трёх дочерей родила она мужу, а сын умер, не прожив на белом свете и трёх дней. Ещё двух младенцев она не доносила до срока, и девушки-служанки шептались, что это тоже были мальчики. Девочки выживали, мальчики – нет. И бабушка, рассказывали, всегда многословно благодарила Господа, если рождалась девочка.

Но отец-то хотел сына!

И когда леди Элизабет после очередного выкидыша так и не встала с постели, он в сердцах высказал ей, что от неё, мол, нет никакого толку, она не дала ему наследника и пусть помирает, она ему больше не нужна. Тогда леди, рассказывали, собралась с силами и вежливо, но непреклонно сообщила лорду Генри, что, несмотря на неплохое происхождение, он был взят в семью без гроша за душой и только благодаря удачному браку все эти годы был не приживальщиком у более удачливых товарищей, а хозяином замка и земель. И если он об этом забыл, то ни к чему хорошему его это не приведёт. Сказала так и испустила дух.

Анне было тогда десять лет, сёстрам – тринадцать и пятнадцать.

Отец очень быстро женился снова. Леди Кэтрин была миловидна, бессловесна и никогда не перечила мужу. И детьми его нисколько не интересовалась. Но, прослышав о случившемся, в замок явилась мать леди Элизабет и сказала, что она намеревается здесь жить и лично приглядывать за внучками. Леди Анна-старшая к тому времени давно вдовела вторично, на ней были дела земель покойного супруга, но она заявила, что девочки важней. И рьяно взялась за устройство их жизни.

Джейн вышла замуж, потом Фрэнсис вышла замуж. Пока обе они жили у своих мужей, но все знали, что Джейн – наследница, вместе со своим мужем Уильямом. А отец всё надеялся породить сына.

Леди Кэтрин была слаба здоровьем и никак не могла зачать ребёнка. Лорд Генри то робко надеялся, то ненавидел супругу; и только спустя пять долгих лет ей удалось забеременеть. Конечно, он был уверен, что ожидается мальчик. Супруга вынашивала ребёнка в поместье, а он отправился в столицу – ко двору за последними новостями. Обещал вернуться к уборке урожая, застрял до Дня Всех Святых.

Но ожидание сына сделало его более внимательным и к младшей дочери – он вдруг осознал, что Анне уже шестнадцать, семнадцатый пошёл, её тоже необходимо выдавать замуж, а она до сих пор не просватана! Бабушка зудела ему над ухом – мол, Анну необходимо просватать как можно раньше! И не просто просватать, а чтобы она сама очень хотела выйти замуж именно за того мужчину, который стал её женихом, а не за кого-нибудь другого. Отец отмахнулся и сказал – кого найдём, за того и пойдёт, как миленькая. Бабушка запиралась с ним в комнате и что-то ему доказывала, но, видимо, не доказала ничего.

И две недели назад от лорда Генри прибыл гонец с письмом – пусть Анна готовится к помолвке, он обо всём договорился. Её, Анны, руки попросил для себя его старый друг Уолтер, он приедет к ним и они обручатся с Анной.

Бабушка пришла в ярость, услышав об этом решении. Но не смогла толком объяснить Анне, почему. Сказала – она ещё мала и ничего не понимает. И всё удивлялась, что Генри-то взрослый, а так глуп!

Анна, честно говоря, не слишком задумывалась о замужестве. Знала, что это когда-нибудь произойдёт, слышала от прислуги разные сплетни и истории о том, что бывает между мужчиной и женщиной, но ни разу не была ни в кого влюблена. И ей, по большому счёту, было всё равно, кому отец отдаст её руку, тело и приданое.

Но отец прислал ещё и ткани на платья! И прямо указал – что-нибудь из неё дать ей, Анне, и пусть к его приезду сошьёт себе обновку.

* * *

Правда, на большую часть присланного богатства тут же наложила руку леди Кэтрин со словами – нужно приданое для младенца, да и им с Генри неплохо бы обновить гардероб. Анна обиделась, пожаловалась бабушке, Кэтрин тоже обиделась… в итоге Анне достались два куска разного сукна. Один отрез был серый, как шерсть кота Мурра, что жил в господских покоях и по пятам ходил за Анной с утра до ночи, а второй – чёрный, как загривок мохнатой дворовой собаки, что недавно приблудилась к замковым охотникам в лесу и поселилась в дворовом сарае под лестницей. Ещё лён трёх цветов – белый, как снег, алый, как кровь, и чёрный, как ночь. И немного кружева и лент.

Анна думала-думала и придумала. Начинать нужно с сорочки. Белоснежное полотно легко раскроилось, тонкими шелковыми чёрными строчками на него легла вышивка. Шерстяные нитки она продёрнула сквозь дырочки в кружеве и обшила тем кружевом манжеты и вырез горловины.

Нижняя юбка получилась алая, как закат. И белые кружевные полосы легли точь-в-точь туда, куда было нужно, на ладонь от подола. Но к красной юбке понадобился красный корсет! А ткани оставалось немного – или корсет, или подкладка для лифа. Что делать?

Нужная мысль пришла ночью. Утром Анна подскочила ни свет ни заря, отправилась в матушкину кладовую и там нашла старую, многократно ношеную сорочку. Чуть темнее, чем юбка, но тоже из красного льна. Сорочка была отстирана и раскроена, более того, в том же сундуке нашлись и три полоски кружева, которые по длине идеально уместились на корсете. Металлические косточки были добыты из старого корсета Джейн. А в некоторых местах и вовсе сгодилась толстая верёвка!

Подушечку-бамролл Анна сделала не столько пышную, сколько длинную. Просто чтобы приподнять тяжёлую юбку сзади и немного на бёдрах.

После нижних вещей пришла очередь верхней юбки. Серо-чёрной, прямой спереди, складчатой сзади. Она получилась очень мягкая и тёплая, и хорошо, ведь зима не за горами. В пояс Анна вставила несколько слоёв льна, и полоской от матушкиной сорочки начисто обработала край, прежде чем пришивать к поясу толстые складки-картриджи. А дальше юбку нужно было украсить.

Из отцовских подарков Анне достался десяток локтей алой ленты. Пришить её по подолу в два ряда было делом недолгим. Отделочная строчка, выполненная красной шерстяной ниткой, легла на пол-ладони выше лент. Но хотелось красоты и богатства, хотелось, чтобы глаз было не отвести от неё в этом новом наряде, а где взять богатые украшения?

Однажды Анну брали на зиму в столицу. Они ездили с бабушкой и Фрэнсис, тогда сестра ещё не была просватана, и останавливались в доме дальних родственников – у бабушкиной племянницы леди Марии. Как поняла Анна, дела в том доме шли получше, чем у её отца, и денег от арендаторов было побольше. Во всяком случае, хозяйкина дочка Агнес хвасталась, что на её новую юбку материнская вышивальщица пришила тысячу речных жемчужин. Тысячи жемчужин у Анны не было. Не было, прямо скажем, и десятка. Были хорошие длинные бусы, оставшиеся от матушки, но не разбирать же их на юбку!

Ладно, об этом можно подумать позже, а пока пришёл черёд лифа. Дымчато-серого, с алой подкладкой. В разрезах длинных рукавов снизу покажутся манжеты сорочки. Горловину Анна обрезала тоже по сорочке – пусть будет видно кружево. На холодные дни она потом из обрезков сошьёт тёплый партлет, им и прикроет свою бледную и прозрачную, как у всех рыжеволосых, кожу.

Дни летели за днями, Анна не отрывалась от шитья. Вот уже готова и подкладка лифа с толстыми шнурами для плотности, и пара металлических косточек под застёжку припасена, и крючки на застёжку найдены. Ленты пришиты, видимо, остальную красоту она вышьет красными нитками. Но – позже. Ночь на дворе, спать пора.

Анна задула свечу и на ощупь отворила тяжёлую дверь в свою спальню. Из-за перегородки слышалось тяжёлое дыхание бабушки – та в последний год завела привычку спать с ней в одной комнате. Будто в замке покоев больше нет, можно подумать! Сторожит её, не иначе.

Впрочем, Анна была свято уверена, что захоти она прогуляться, подобно некоторым дворовым девушкам, на ближайший сеновал с пригожим гостем или с кем-то из челяди, никто бы не узнал. Но ей совсем этого не хотелось. Да и пригожих гостей как-то давненько уже не случалось.

* * *

Анна не успела глаз сомкнуть, как её затрясли за плечо. Что там ещё случилось? Неужели мачеха взялась рожать среди ночи?

Она открыла глаза и увидела тоненькую среброволосую девушку в старинном прямом платье, как будто сшитом из прозрачных лунных лучей.

– Вставай, вставай же, луна восходит, кто в такую ночь спит? Кто хотел расшить платье так, как ни одна девушка в округе? – смеялась странная ночная гостья.

– Тише ты, бабушка же здесь! – ещё не хватало, сейчас как проснётся да как даст затрещину, она может!

– Она не слышит нас, она крепко спит, – смех девушки звенел, как серебряный колокольчик. – Идём скорее, пока не зашла луна, нужно торопиться!

Анне стало интересно – куда её так настойчиво приглашают? Спустила ноги с кровати, нашла на ощупь кожаные башмачки, хотела завязать шнурки, но девушка потянула её за руку к двери. Тогда Анна подхватила со стула плащ, набросила на плечи и как была в сорочке и башмаках на босу ногу, так и выскользнула за дверь.

Дверь даже и не подумала скрипеть.

– Куда мы идём? – как могла строго спросила гостью за дверью.

– Увидишь, – подмигнула гостья. – Где у вас самая густая паутина?

– Ну ты даёшь! – фыркнула Анна. – Какая у нас может быть паутина! Да бабушка убьёт на месте любую девчонку, если заметит неубранную паутину или, того хуже, паука!

– Думай, думай лучше! Луна скоро зайдёт, ты должна успеть!

– Под лестницами – нет… В кладовках только на неделе прибирались… В гостевых спальнях – тоже…

– Холодно! Думай дальше!

– Разве только на чердаке… – задумчиво сказала Анна. – Туда бабушка давно не поднималась, всё собирается, да никак не дойдёт.

– Теплее! Пойдём, проверим! – девушка схватила Анну за руку и потянула в сторону ближайшей лестницы на чердак.

Чердак был большим и отменно захламлённым, бабушкина нога не ступала здесь давно, а мачеха и вовсе никогда сюда не совалась. В углу громоздились старые сёдла и упряжь с серебряными накладками и тиснением. Рядом – прадедовы парадные доспехи и ещё какое-то ржавое железо. Гостья раздражённо фыркнула, глядя на эту груду. С другой стороны – сундуки с каким-то старым хламом. Туда-то серебряная девушка и потянула Анну.

– Эй, не верти головой! Смотри! – она показала Анне на что-то у стены, в этот момент луна, глядящая сквозь окошко в крыше, зашла за облако… и девушка исчезла.

Анна не успела удивиться, как кто-то снова затряс её за плечо.

– Анна! Да Анна же! Вставай, засоня! – бабушка, абсолютно реальная бабушка, а никакая не девушка из лунного света, будила её, ибо начинался новый день.

2. О музыке, танцах, насекомых и драгоценностях

Анна верила подобным снам. Однажды, в далёком детстве, в таком сне ей явилась девочка её возраста и помогла найти ключ от материнского сундука, который Анна взяла поиграть и выронила во дворе. Позже, года три назад, серебристая девчонка, похожая на нынешнюю, привела её под толстое дерево на берегу речки, где дворовые девушки в запруде полоскали бельё. Там, в ямке между корнями, лежали ни много ни мало золочёные иглы, бережно завёрнутые в кусок тонкой кожи. Иглы были разные – и толстые с широким ушком, и тоненькие для бисера и жемчуга, и обычные, которыми шить ткань. С тех пор Анна других в руки и не брала, а этими очень дорожила и берегла, как самое большое сокровище. Ни одну иглу не потеряла.

Поэтому она поднялась, умылась, выпила кружку молока с корочкой свежего хлеба и отправилась на чердак. Бабушке сказала, что хочет там поискать ещё материалов для платья – вдруг что-то старое, но годное найдётся, крючок или пуговица? Бабушка одобрила и наказала попутно смести пыль и паутину хотя бы с самых больших сундуков.

Анна любила чердак. Да, пыльно, да, чёрт ногу сломит, но как же здесь было интересно! Она могла часами сидеть и перебирать старые вещи, пока мать, мачеха или бабушка не спохватывались – где это её носит, не находили её и не приставляли к какому-нибудь делу. И сейчас она подхватила ведро с водой, тряпку и веник, и, распевая песню о рыцаре, который стал вечно сонным, потому что отверг любовь могущественной ведьмы, отправилась на поиски неведомого. А всем встреченным отвечала, что бабушка отправила её бороться с пауками на чердаке.

Да, на чердаке хватало и хлама, и пыли, и пауков. Хлам величественно лежал, пыль громоздилась, а пауки разбегались от звуков шагов и от песни. Анна решила сначала выполнить поручение, а там уже и поискать, где паутина погуще. Она тщательно промела все сундуки, кое-какие помыла, а попутно вспомнила ещё несколько песен, которые не любила бабушка и всегда шипела на неё, что негоже такое петь. Сильнее всего старая леди не любила истории про ведьм, призраков, фей из-под холмов и разные чудеса, чуть менее – про людскую любовь, а чтобы ей угодить, нужно было спеть что-нибудь духовного содержания. Юная же Анна ценила в песне красивую мелодию и отточенный запоминающийся стих. И очень любила длинные баллады с затейливым сюжетом. Сейчас её никто не слышал, и можно было петь в своё удовольствие.

Мать считала, что дочерям лорда необходимо уметь не только управляться с хозяйством, но и развлекать домочадцев и гостей подобающим леди образом. Поэтому и Джейн, и Фрэнсис, и Анну учили читать, играть на лютне, петь и танцевать. Грамотой и языками с девочками занимался специально приглашённый учитель из университета. Он был требователен и строг, и девочки довольно быстро научились разбирать древнеимперские, англицийские и франкийские тексты. Читать жития святых было скучно, исторические хроники оказывались немного интереснее, но самое нудным, что только можно было вообразить, оказались приходно-расходные книги поместья. Однако им пришлось научиться читать и это, причём нередко не только записанные факты, но и то, что было скрыто между строк.

Для обучения музыке в замок пригласили господина Доу из столицы. Он прибыл с лютней, двумя флейтами и небольшим барабаном, а также с пачкой нот. Из трёх учениц Фрэнсис оказалась способной разве что к отбиванию несложного ритма, Джейн освоила простые гармонии на лютне, а больше всех по душе музыка пришлась Анне. Она тянула руки и к лютне, и к флейтам, и к барабану, и вскоре уже им удавалось даже играть вчетвером аккомпанемент к простым песням. Петь нравилось всем троим. Фрэнсис доставала до самых высоких нот звонко и тонко, Джейн поддерживала её вторым голосом, но самый большой диапазон оказался у Анны. Хорошо распевшись, она могла петь вместе с Фрэнсис, но могла и довольно низко. Наставник предсказывал ей в зрелости красивый голос с богатым тембром – если не бросит музыку, конечно. К сожалению, после того, как Джейн вышла замуж и уехала, уехал и господин Доу. Занятия прекратились. Но уезжая, он оставил Анне свою лютню и одну из флейт, и это очень сильно скрашивало её жизнь.

Она научилась не только играть, но и придумывать мелодии на любимые стихи. Но собственных песен никогда никому не показывала.

С танцами девочкам тоже повезло. Однажды отец привёз в замок гостя – это оказался франкиец господин Ожье. Он не походил на местных жителей, был черноволосым, невысоким и толстеньким, и при этом таким проворным, что многим молодым и худым оставалось только смотреть и завидовать. Необыкновенно разговорчивый, чтобы не сказать болтливый, он без устали отпускал комплименты всем женщинам в замке и божественно танцевал. Он научил девочек ходить в церемонной паване и лёгкой живой аллеманде, рассказал про бранли и долго тренировал их танцевать гальярду и вольту. Если с первыми вопросов и сложностей не возникало, то гальярда оказалась ох какой непростой!

Сначала Анна всё время думала, что ног у неё не две, а три или четыре, и каждая идёт в свою сторону. Потом основной шаг уложился в характерный ритм, но господин Ожье хитро глянул и сказал, что им дело не ограничивается! Есть ещё множество вариаций, и каждая из них бывает с любой ноги, и это была просто паника, ибо если даже с одной ноги вариация исполнялась, то вывернуть её зеркально и станцевать с другой ноги в другую сторону с первого раза не удавалось никогда. Позже выяснилось, что в шаге может быть не пять движений, а одиннадцать, или семнадцать, или – спаси Господи! – двадцать три.

А потом в один прекрасный день всё вдруг раз! – и сложилось. Ноги оказались на месте, их было две, как то человеку свыше и положено, и каждая делала то, чего от неё хотели. Корпус вертелся нужное количество раз с нужной скоростью, а господин Доу радостно сказал, что наконец-то он сможет исполнять музыку в том темпе, как написано, а не подстраиваясь под неповоротливых девчонок!

Господин Ожье удовлетворённо потёр руки и приступил к объяснению вольты и вольтовых прыжков. По очереди он подходил к каждой из девочек и показывал, как опираться руками на плечи кавалера, как собирать корпус в прыжке, как прыгать, как правильно приземляться, чтобы не отбить себе пятки. А потом подхватывал их по очереди, и они летели к самому потолку. Или к небесам.

Нужно ли говорить, что и вольта девочкам тоже покорилась?

С тех пор на каждом приёме гостей устраивали танцы. Звали музыкантов, и сначала все чинно ходили в паване, потом разгонялись на бранлях, а позже приходила очередь новых мелодий для гальярд и вольты. Поговаривали, что вольта – любимый танец королевы, значит, и никому другому не зазорно его танцевать! Сестрица Джейн на собственной свадьбе так отплясывала со своим Уильямом, что чуть не задела причёской свечи в люстре.

Уж наверное, отец позовёт гостей отмечать рождение наследника! Хорошо бы позвал приличных музыкантов, чтобы и спели что-нибудь новенькое, и сыграли какие-нибудь неизвестные мелодии.

За песнями и размышлениями Анна не заметила, как добралась до самого большого сундука. Почему-то он стоял не вплотную к стене, и она заглянула в щель между ним и стеной. Божечки мои, вот бабушка-то не видит!

Такой отменно плотной паутины она не встречала, пожалуй, никогда в жизни. И пауки там ходили крупные, наглые, ничего не боявшиеся – конечно, они ни веника, ни тряпки в глаза не видели, чего им бояться! Анна зажмурилась, прицелилась и со всего размаху вылила остатки воды из ведра прямо в паутину.

Конечно, всё не смыла, но хотя бы твари разбежались. Она взяла веник и смахнула остатки на одну сторону. И – о диво! – на полу стояла деревянная шкатулка.

Именно она не позволяла придвинуть сундук вплотную к стене и оказалась невольной причиной появления паучьей деревни. Как сказала девушка во сне? – иди туда, где паутина гуще всего! Неужели она говорила именно об этой шкатулке? Что же в ней?

Шкатулка не запиралась, крышка с некоторым скрипом поднялась. Внутри Анна с удивлением увидела старые, непригодные к ношению украшения. Порванные бусы – жемчужные, янтарные, яшмовые, сердоликовые, и ещё из какого-то неизвестного ей камня, серьги без застёжек и крючков, кольца с выпавшими камнями, застёжки с гнутыми булавками, погнутый браслет, серебряный пояс с огромным чёрным камнем в пряжке и сломанными звеньями.

Да, это было оно. То самое богатство, которого ей не хватало для завершения трудов. Анна решительно вытерла пыль со шкатулки, собрала тряпкой с пола воду, подхватила веник и отправилась вниз.

Шкатулку она никому не показала, просто поставила в своей рабочей комнате. Бабушке сказала, что погубила целое поселение пауков, и бабушка похвалила её за старание. И разрешила после обеда пойти шить.

* * *

После обеда Анна помчалась в свою комнату, перепрыгивая через две ступеньки на лестнице. Бабушка хотела поймать и напомнить, что леди так по лестницам не ходит, но куда ей! Только Анну и видели.

Она закрыла за собой дверь и разложила на столе у окна недошитый лиф. Да, если вот здесь, вдоль застёжки, по центру, пришить вот эти бусины…

Процесс захватил её без остатка. Сначала она разложила на ткани речные жемчужины – это был браслет и небольшая нитка на шею. Потом нашла в куче две старые серебряные серёжки с яшмовыми бордовыми кабошонами и положила каждую меж уже пришитых алых лент. Вокруг – серо-зелёная яшма, янтарь, жемчуг, сердолик. Как на старинной чаше, что стоит на камине в гостиной и передаётся в их роду из поколения в поколение уже не одну сотню лет! Только чаша была золотая, украшенная крупным ровным жемчугом, двумя сапфирами, рубином и изумрудом. Отец однажды порывался отдать её в залог за что-то там, но бабушка его чуть на месте не убила, и больше он на эту чашу глаз не поднимал.

Жемчуг, доставшийся Анне, был не особенно ровный, но отливал на солнце перламутром, янтарные же бусины были прозрачны, как капли дорогого золотого вина из отцовского погреба. А самыми приятными на ощупь оказался сердолик – бусины разного цвета от тёмно-красного, почти коричневого, до прозрачного золотисто-белого, с полосками, прожилками, вкраплениями – но все ровные, изумительно гладкие, и если хотя бы мгновение подержать их в ладони – становились тёплыми на ощупь. Их хотелось пришить вот прямо везде, но Анна сдержалась. Жемчуг – статусный камень, начинаем с него, остальное потом. А сердолики вплетём в узор, а потом вот ещё хорошее место – на рукавах, укрепить разрезы. Вместо серебряных пуговичек – их всё равно нет.

А хорошая песня только помогает и придумывать, и пришивать. Как и золотая игла.

Анна не замечала часов, стало совсем темно – она зажгла свечи и вздрогнула от испуга, когда дверь со скрипом отворилась и на пороге появилась бабушка.

– Анна, дитя, ты в порядке? Ты здорова?

Что это с бабушкой? Почему она не ругается, ведь, судя по всему, Анна пропустила всё, что только можно – и ужин, и вечерние молитвы, и ещё что-нибудь.

– Да, бабушка, я здорова. Со мной всё в порядке. Вы дозволили мне удалиться и шить, я удалилась и шью.

– Ты пугаешь меня, дитя. Ты никогда не пропускала вечернюю трапезу!

Это правда, Анна всегда отличалась от сестёр хорошим аппетитом.

– Бабушка, я увлеклась, – опустила глаза Анна.

– Ну-ка, покажи, чем это ты увлеклась? – строго спросила бабушка и подошла к столу.

Анна поняла, что придётся признаться, и отступила.

– Вот, посмотрите.

Бабушка посмотрела на стол, на Анну, ещё раз на стол… потом села и тяжело оперлась на столешницу.

– Ты где это взяла, признавайся? – а сама бледная-бледная.

Интересно, что она подумала? Уж явно не то, что Анна пошла молиться, и ей Господь дал всё, что она попросила. И не то, что было на самом деле.

– Бабушка, я ни с кем не спала и никого не грабила.

– Понимаю, – кивнула она. – Откуда тогда?

Понемногу к бабушке возвращался её обычный грозный вид.

– Видите шкатулку? Я получила её в честном бою, – Анна решила подурачиться. Такое у неё было сейчас настроение – море по колено.

– Что? – нахмурилась бабушка.

– Я доблестно сражалась с полчищем огромных пауков в недрах чердака, они были мохнаты и злы, и угрожающе шевелили лапами, и каждый норовил укусить меня за ногу, но я победила их при помощи ведра воды и моего верного веника! И мне достался ценный приз – шкатулка, которую они охраняли не одно десятилетие! – Анна взяла со стола старый ящичек и с поклоном подала его бабушке.

– Что? Шкатулка моей матери? – бабушка взяла её и открыла. – Да, я помню эту брошь, и эти серьги… а вот в этом кольце была недурная жемчужина, она потерялась, к сожалению…

– Это шкатулка леди Элеанор, моей прабабушки? – восхитилась Анна.

– Точно. Никто уже и не помнил о ней. Пришивай, деточка, всё правильно, – бабушка вернула шкатулку Анне. – Всё равно этот олух, твой отец, не может тебя как надо ни одеть, ни украсить, дай-то бог, чтобы хотя бы муж у тебя оказался неглупый и не скупой! А если Кэтрин тебе хоть слово скажет – так не её это драгоценности, а мои, если уж на то пошло, и я отдаю их тебе.

– Спасибо, бабушка, – Анна так обрадовалась разрешению сомнительной ситуации, что обняла бабушку и расцеловала.

Потом опомнилась и поцеловала руку.

– А сейчас ступай спать, ясно? – сказала старая леди.

– Да, бабушка, – Анна закрепила нитку, задула свечи и пошла за ней в спальню.

* * *

У Анны получилось самое лучшее платье на всём белом свете. Нет, иная дама непременно бы наморщила нос – и камней маловато, и вышивки, и ткань самая простая. Но в столицу её никто не везёт, ко двору представлять не собираются, ей в замке зимовать, здесь снег и холодно, поэтому и камней достаточно, и о лишней паре тёплых чулок не забыть бы.

Следом за лифом пришла очередь чепца. Сверху Анна сделала его чёрным, а изнутри белым, с изящным полукруглым хвостом, который надо лбом приколола драгоценной булавкой из той же шкатулки.

И осталось только вышить юбку! Кэтрин сама ли расщедрилась, или её бабушка надоумила – Анна не поняла, но ей перепал небольшой моточек серебряной нити. Точь-в-точь как лунные лучи сквозь решётку окна! Рисунок она подсмотрела на платье одной очень знатной дамы, которая летом проезжала со свитой через их края в свои владения на север. Тогда сразу же зарисовала его углем на стене в неприметном месте рабочей комнаты, вот и пригодился!

Продолжение книги