Задача с неизвестными бесплатное чтение

Большеглазая, кудрявая девочка ехала на велосипеде по дорожкам парка, она отлично умела ездить без рук, а старенький велосипед резво поскрипывал цепью и реагировал на каждое движение маленьких ног, как хорошая лошадь реагирует на команды наездника. Неожиданно из-за поворота выскочил другой велосипед, на котором сидел взрослый парень. Маленькая велосипедистка не ожидала подобной встречи, и потому совсем не придерживала руль. Конечно же, они столкнулись и оба упали, только парень сразу вскочил, а девочка продолжала сидеть на земле и ошалело крутила головой. Взрослый помог ей встать и неожиданно ощутил, что кто-то бьет его по спине, причем довольно сильно. Он медленно повернулся и увидел мальчишку, который изо всех сил молотил его маленькими кулачками и при этом отчаянно выкрикивал:

– Вот тебе, вот тебе, чтобы девочек не обижал.

Парень смотрел на мальчишку некоторое время, явно недоумевая, за что этот недомерок напал на него, потом оттолкнул его рукой, будто надоевшую муху, и еще раз убедившись, что с девчонкой все в порядке, поехал дальше.

– Ты чего на него налетел? – удивленно спросила девочка.

Она видела этого мальчишку всего второй раз в жизни. Вчера он катался по парку на сильно потертых роликах и сегодня тоже был в них. Когда взрослый его оттолкнул, он запутался в траве и грохнулся на задницу. Теперь уже девочка помогла подняться своему неожиданному защитнику, потом, махнув рукой на прощание, села на велосипед и покатила дальше. Мальчик потер отбитый зад и быстро поехал следом за маленькой велосипедисткой.

Через две недели кончились летние каникулы, и оказалось, что мальчик перешел в их третий класс из другой школы. Теперь они сидели за одной партой. Через несколько лет никто и не вспоминал, о том, Юра, или, как было записано в журнале, Георгий, когда-то учился в другой школе. Он был заводилой в классе, душой любой компании, и ни одна школьная вечеринка не обходилась без его присутствия. Девочка уехала, а Юра нашел другую подругу и все годы был с ней. Только иногда в его душу прокрадывалась тоска по тем временам, когда они были вместе с девочкой. Пролетела школа, а на выпускном вечере Юра и его подруга, которых давно воспринимали парой и прочили им совместную жизнь, неожиданно крупно поссорились. Потом она уехала учиться в другой город, а он, то ли со злости, то ли просто не получилось, не стал никуда поступать, а просто ушел служить в армию.

– Крепче прижимай руку! Сейчас приедет «Скорая», ей там помогут.

Двое молодых людей суетились вокруг старой женщины, стараясь остановить кровь, которая, не переставая, тонкой струйкой текла из раны на шее.

В подъезде пахло жареной картошкой из соседней квартиры, кошками и еще чем-то химическим. Недавно там травили вредную живность, которая завелась в подвале. С улицы раздался сигнал «Скорой помощи», и один из парней побежал вниз, грохоча по ступенькам, чтобы открыть врачам дверь.

– Что тут у вас? – спросил врач, поднимаясь вслед за провожатым на четвертый этаж. Следом шли двое с носилками. Почти одновременно с машиной «Скорой помощи», приехала машина ППС.

Все дружно окружили лежащую на полу пожилую женщину. Врач аккуратно отодвинул парня, который пытался остановить кровь.

– Оставь ее, ей уже ничем не поможешь.

– Как не поможешь? Кровь стала останавливаться, смотрите, почти не идет. – Мальчишка, а было ему лет девятнадцать, смотрел на врача со странным выражением. В его взгляде были и просьба, и возмущение, и что-то еще, чего врач никак не мог понять. Он повернулся, посмотрел на часы и сказал второму мужчине, который был, кажется, фельдшером:

– Время смерти одиннадцать часов двадцать минут. – Затем он обернулся к приехавшим полицейским: – Теперь она ваша, сейчас все напишем и забирайте. У нас много вызовов, нам некогда ждать, так что извините, мы поедем – все это он говорил, продолжая писать, положив листы на подоконник. Вот заключение о смерти, предварительное, но думаю, другого и не понадобится.

Врачи уехали, парни продолжали стоять, бестолково переминаясь с ноги на ногу.

– Как вы обнаружила раненую? Она, кстати, тут жила, в этом подъезде?

– Да откуда мы знаем, мы вообще пришли сюда к девушке, – проговорил тот, что зажимал рану на шее у старой женщины, – она живет на седьмом этаже, лифт не работал и мы пошли пешком, а тут это… Короче, вызвали «Скорую», потом вы сами видели.

– Давайте я запишу ваши данные, надеюсь, паспорта вы с собой носите? И, кстати, ты бы руки не забыл помыть как следует, посмотри, весь кровью перепачкался, – обратился полицейский к одному из парней. – Возьми пока, вытри бумажным платком, а то будешь паспорт доставать, еще и его испачкаешь.

– У меня есть, – отозвался второй, тот что рядом стоял, – а у Генки небось нету, он вечно забывает взять, но мы с ним вместе в институте учимся, вы легко нас найдете.

– А вот и есть, – тут же отреагировал, Генка тщательно вытирая руки и протягивая паспорт.

– Кого вы видели в подъезде или перед ним?

– Никого, да Ген? Сегодня же праздник, первое января, все отсыпаются.

– А вы что же не спите? Или не праздновали Новый год?

– А мы с родителями праздновали, это же вроде как семейный праздник?

– Стоп, вы что, братья? – спросил тот, что записывал данные из паспортов.

– Двойняшки, совсем не похожи, правда? Я рыжий, а Генка черный, хотели сперва в разные вузы идти, чтоб одна фамилия не мешала, а потом решили вместе, мало ли однофамильцев, правда? Мы технари по складу ума, но Генке интереснее программирование, а мне и физика, и химия, короче, физическая химия. Вот, пошли в университет МИСиС, я, кстати, Вовка, – представился рыжий брат и, позабыв про лежащую старушку, увлеченно начал говорить. Один из полицейских его перебил:

– Ладно, ребята, вы пока топайте, куда шли, завтра мы вас вызовем. И, обращаясь к молодому лейтенанту, проговорил: – Убойщиков вызывай, ну и вообще, пусть вся бригада приезжает и следователь. У нас на участке это уже четвертый случай, и всегда бабки пострадавшие. Маньяк, что ли, завелся, ведь ничего гад не берет, убивает и исчезает.

– Ты при посторонних-то помолчи, нам только слухов не хватает.

– А мы уже уходим, и ничего не слышали, – весело проговорил Гена, и они потопали наверх, к подруге.

Егор

Егор рано закончил работу и собирался уже ехать домой, когда к нему в мастерскую ввалился старый знакомый Стас. Отряхивая с себя налипший снег, он поздравил приятеля с прошедшими новогодними праздниками и, не тратя времени на вежливость, заявил:

– Ты можешь мне помочь?

– В чем, если что надо смастерить, то пожалуйста, только у меня скоро экзамены будут, так что давай быстрее излагай.

– Ты с Юлей договорись, спроси, могу ли я ей позвонить? Мне очень надо с ней встретиться.

– А сам ты моей жене позвонить не можешь, без моего вмешательства?

– Могу, конечно, но если ты ей задашь предварительно несколько вопросов и договоришься о нашей встрече, мне будет проще ей рассказывать.

– О чем рассказывать? Какие вопросы ты хочешь, чтобы я задал? И вообще, что за вопросы у тебя могут быть к моей Юле?

Стас, который, наконец распутал шарф, как змея обвивавший его шею, рассказал Егору, что в Москве сейчас прошла серия ограблений стариков, причем в каждом случае – после вызова «Скорой помощи». Старики через пару часов после отъезда врачей умирали, в шкафах у них все оказывалось перевернутым, там явно что-то искали. Во всех случаях старики умирали от острой сердечной недостаточности. «Скорая» всегда была разная, состав бригады соответственно тоже. И вызовы были по разным поводам, и районы разные. Сперва эти дела не объединяли, да и дел-то не заводили. Ну умер старый человек, перед этим лазил у себя в шкаф, потом упал и умер. Где тут криминал? Нет ничего, и если бы не дочь одного из них, так бы все и оставалось. Самое интересное – ни одна дверь не была вскрыта, похоже было на то, что хозяева сами всегда впускали гостя. Если он или она, конечно, были, потом дверь оказывалась не заперта, именно это и навело на мысль, что не все чисто в этих смертях. Ни одного лишнего отпечатка пальца, ни шприцев, ничего другого не было в квартирах умерших. Только последний случай слегка отличался от всех прочих запертой дверью. Но молодая женщина, дочь умершего, не смирилась со смертью отца, именно она и подала заявление в полицию, отец у нее не страдал никакими сердечными заболеваниями, он ногу сломал, когда на горных лыжах катался. Вообще, мужчина был на редкость здоровым человеком, и это несмотря на свой преклонный возраст. У него пропали деньги, которые он получил за перевод очередной книги. Денег там скопилось немало, и отец собирался отнести их в банк, чтобы положить на карточку, но сломал ногу, дочь никак не могла сразу к нему заехать, а жена боялась выходить на улицу. У нее был страх перед заражением новой инфекцией, причем такой сильный, что дочь собиралась везти ее к психиатру. В тот день жена покойного пошла к соседке, которая тоже никуда не выходила, заказывая продукты по интернету. Поэтому ни жена, ни соседка не знают, как все произошло. «Скорая помощь» приехала, когда жена была дома, а едва врачи уехали, она и ушла к соседке.

– А ее муж, он, что, сам смог добраться до входной двери и открыть ее?

– В том-то и дело, он на костылях передвигался по квартире, не слишком быстро, но мог, и к тому же «Скорую помощь» вызывал не сам, его супруга почему-то решила, что ему необходим осмотр врача, и по телефону наболтала всякой ерунды, что мужу совсем плохо, что срочно нужна помощь. Короче, сама его подставила под удар, хотя, скорее всего, делать этого не собиралась. Впрочем, ее проверили со всех сторон, ничего подозрительного. Да и дочь говорит, что между родителями всегда были хорошие отношения, они прожили вместе почти сорок пять лет и не ссорились, во всяком случае, серьезно.

– Так не бывает, столько лет вместе и не поссориться!

– Ну, они, очевидно, бывали недовольны чем-то, но ни разу дело не доходило до серьезных ссор, Поверь, так тоже бывает, хоть и редко.

– Ладно, оставим это на их совести, так что конкретно ты хочешь от Юли?

– Я хочу, чтобы она мне рассказала, как устроена работа «Скорой помощи» тут, в Москве.

– А сам не догадываешься?

– Догадываюсь, но мне нужны все подробности. Ведь как-то эти сволочи узнают о вызовах. Потом я хочу посмотреть график работы и врачей и операторов, кто и когда дежурил, кто принимал вызовы и так далее. А Юля мне нужна для того, чтобы она все неофициально сфотографировала и переслала мне. Основное количество подобных смертей было именно в том районе, где она работает. Правда, преступники и другие районы тоже своим вниманием не обошли, но у них больше. Ну и, возможно, я еще придумаю вопросы, пока не совсем понимаю с чего начинать. Короче, поговоришь с ней?

– Да поговорю, нет проблем, только ты ее во все это не впутывай, ей, сам знаешь, и так в жизни досталось!

– Что про ее мать слышно? – сменил тему Стас.

– Держится, а ты с бывшей соседкой Ямпольских, Инной, общаешься?

– Нет, она как узнала, что Олег Петрович нашел адвоката для убийцы ее мужа и родителей, так прекратила со мной все общение. Ты же знаешь, я дружу с Федором, а он сын Олега Петровича. Дачу вообще продает, не хочет там бывать, да и местные, как сам понимаешь, не слишком с ней любезны. Этим летом один раз приехала, забрала кое-какие вещи и все.

– Ну, ее тоже можно понять, если там, – Егор поднял глаза к небу, – ничего нет, то получается, она одна из всей семьи пострадала.

– Еще мать ее убитого мужа, но что с нею дальше будет, я даже не представляю. Только слышал, что она выписалась из больницы и вернулась в свой город.

Они еще некоторое время поговорили и разошлись. Стас вернулся на работу, а Егор отправился домой. Сегодня он поехал в деревню к матери, решив, что давно у нее не был. Вообще, в последнее время он жил с Юлей в Красноармейске, под Москвой. Квартира, куда Юля переехала с маленькой дочкой, была довольно большая, целых четыре комнаты, но она все же скучала по деревенским просторам, по дому, который хоть и не был родовым, но все же принадлежал им с матерью. Квартиру помог купить мамин брат, он дал денег на первый взнос, а остальное Юля выплачивала постепенно из зарплаты. Если бы не заработки Егора, который числился в мастерской на очень хорошем счету, они вряд ли смогли бы оплачивать такую большую квартиру. Несколько раз Юля говорила о том, что разница в возрасте в восемь лет слишком большая, она уже станет старухой, а Егор все еще будет молодым мужчиной. Но он только посмеивался и отвечал шуткой на любое подобное высказывание. Вообще, он в последние два года здорово изменился. Раньше он выглядел нескладным подростком с рано состарившимся лицом, а теперь это был вполне довольный жизнью молодой мужчина, и его нескладность и старообразность куда-то делись. Машеньку, дочь Юли, он обожал и давно уже считал своей дочерью. У Юли еще был взрослый сын, но тот только писал письма из армии, старательно делая вид, что мама просто переехала из деревни в город, и все, что касалось Егора, он обходил молчанием. Того будто и не было в жизни его матери. Несколько раз Егор ему писал втайне от Юли, пытался объясниться, но ни разу ответа не получил. Юля тоже старалась при муже, хоть таковым его и не считала, не говорить о сыне. Она была твердо убеждена, что как только Егор доучится в своем архивном институте, она сразу станет ему не нужна. Найдутся другие, более молодые, а пока все пусть идет, как идет. Поэтому сколько бы он ни предлагал ей оформить брак, она всегда отказывалась, правда, каждый раз напоминала, что записывает все его траты на них с дочкой, и как только выплатит ипотеку, сразу начнет отдавать ему долг. Собственно, это был единственный камень преткновения в их отношениях. Сыну женщина всегда писала, что никогда не выйдет больше замуж, но пока они с Егором друг другу помогают, и за это она очень благодарна судьбе. Она хорошо принимала Анну, мать Егора, всегда была ей рада, но и ей говорила то же самое. А Анна молилась о здоровье Юлиной матери, Клавдии Степановны, и надеялась на ее скорое возвращение. В общем, у них была почти идиллия, и тут вмешался Стас со своими умершими неизвестно от чего стариками. Он не смог дождаться звонка от приятеля, начальство торопило, все хотели спустить это дело на тормозах или, что еще лучше, закрыть его, за отсутствием состава преступления. Молодому оперативнику и поручили выяснить все потому, что, по мнению более опытных сотрудников, дела как такового не было. Если бы не дочка известного переводчика, которая и подняла эту бучу, написав заявление, никто даже не обратил бы внимания на эти происшествия. Правда, в нескольких случаях вызывали полицейских, но никогда точно не могли сказать, пропало ли что-то. Почти все умершие были одинокими людьми или жили далеко от родных, и, естественно, ни дети, если они были, ни прочие родственники ничего не знали точно и не могли с уверенностью сказать, пропало ли что. Короче говоря, Стас позвонил сам и чуть не в приказном порядке потребовал, чтобы Юля с ним встретилась. Потом он, само собой, извинился за столь командный и даже хамский тон, но сумел добиться встречи с женщиной.

На следующий день они сидели в ближайшем к ее работе кафе и разговаривали.

– Ты пойми, Юль, я занимаюсь всей этой непонятной ситуацией почти нелегально. Сейчас мало кого интересует смерть десятка или чуть больше, пожилых людей. Вон сколько молодых и недавно здоровых лежат в больницах. Эта эпидемия внесла сумятицу не только в ваши дела, но и нам приходится без конца с ней сталкиваться. Ведь если бы у большинства этих стариков стоял другой диагноз, например связанный с воспалением легких или еще с чем-то похожим, то дела вообще никто не стал бы заводить. Но, к счастью, в вашей среде еще осталось много врачей, которые не могут ставить ложные диагнозы. И вот вам, пожалуйста, образовалось непонятно что, а точнее, куча инфарктов у людей, даже, по словам соседей их знавших, не имевших проблем с сердцем.

– А может все дело как раз в эпидемии? Представь себе, старый человек с кучей всяких болячек, пусть даже и не связанных с сердцем, живет один. Может он испугаться до инфаркта? Конечно, может! Подумай сам, разные врачи, разные машины «Скорой помощи», даже районы разные, как это все умудрились объединить?

– Положим, районы-то разные, но соседние. Во всех случаях вначале приезжала «Скорая помощь», и только через пару часов или чуть больше с человеком случалась беда. Согласен, все это «на воде писано», но тебе не кажется, что слишком много совпадений?

– Вилами.

– Что «вилами»?

– Поговорка звучит так: «вилами на воде писано». Ты прав, совпадений многовато, а что по этому поводу твой друг Федор думает?

– Откуда же я знаю! Скорее всего – ничего, он вряд ли знает что-либо об этом. Я и тебе ничего не должен рассказывать, но хочу, чтобы ты сфотографировала график дежурств, рассказала мне, как все у вас там происходит, как вызывают, кто едет и так далее.

– Господи, да это все знают! Звонят по телефону, разговаривают с диспетчером, а уж он решает, какую машину направить к больному. Кто из специалистов ему на данный момент нужен.

– Ты мне вот что скажи, могут ли быть ошибки, и диспетчер направляет не ту машину?

– Конечно, ошибки бывают, особенно если звонивший не совсем правильно представляет, какой врач нужен больному, точнее, не верно рассказывает о симптомах. Но чаще всего в таких случаях дежурный специалист дает консультацию по телефону, и тогда он, а не диспетчер решает, кого отправлять к человеку.

– Юль, а может такое быть, чтобы вызвали по одному адресу, а приехали, по другому.

– Крайне редко, такой диспетчер у нас долго не задержится. Все звонки записываются, поэтому всегда точно известно, кто ошибся.

– Ладно, ты мне сделай фото с графиков и постарайся ненавязчиво узнать, кто и кого в эти дни заменял. Я тебе дни запишу, но ты их на работу не носи, лучше дома смотри. Мало ли что, вдруг по закону подлости именно преступник увидит этот список.

Юля давно убежала на работу, а Стас сидел за столиком кафе и пытался продумать план действий. Ему надо было покончить с этим вопросом в течение трех дней, а он даже не представлял, с чего начинать.

– Может, и правда Федору позвонить? Глядишь, в его умную голову и придет здравая мысль, – подумал парень и нажал кнопку вызова.

– Что там у тебя? Прости, но у меня сейчас занятия, давай созвонимся вечером. – Федор отключился, не слушая извинений и объяснений Стаса.

– Всем некогда, а тут хоть сдохни, но выдай результат проверки. А как я его выдам, если даже не представляю, с чего начинать! – ворчал между тем Стас, расплачиваясь с официантом.

Вечером Федор позвонил сам. Юля переслала фотографии графиков дежурств, бригад «Скорой помощи» и диспетчеров. Стас, не заморачиваясь на долгие объяснения, попросил Федора подъехать к нему домой. Там он развернул оба графика, которые успел распечатать, приложил список замен за последний месяц и сел ждать приятеля. Когда тот пришел, первым его вопросом было:

– А зачем тебе информация только по одной станции «Скорой»? Насколько я понял из твоих торопливых объяснений, по этим районам несколько таких подстанций.

– Ну, на других у меня знакомые не работают, пока одна, если тут ничего не нарою, возьмусь за другие.

– Сам подумай, у тебя мало времени, никто не верит в то, что там есть криминал, следовательно, ты будешь работать один. И зачем тебе это надо?

– А как же справедливость? Они разве не люди, не наши родители, бабушки-дедушки?

– Да понимаю я все, только не вижу тут ничего такого, за что можно зацепиться.

– Федь, а может, ты сам попробуешь покопаться? У нас, ну когда мы вместе думали, до сих пор неплохо получалось.

– Если ты о прошлом, так там было много случайностей, и, в общем, я почти не участвовал ни в чем.

– Но у тебя хорошие мозги, напряги их, вдруг мысль толковая придет в голову. Я что-то совсем плохо соображаю, ну давай вместе попробуем!

– Да какой из меня сыщик, смех один! Потом не забудь, работу мою тоже никто не отменял.

– Помоги, а! – чувствуя, что все безнадежно, упавшим голосом попросил Стас. И еще на что-то надеясь, добавил: – Все же две головы всегда лучше одной.

– Хоть и «не красиво», – со смехом проговорил Федор и добавил: – С этим лучше к змею Горынычу. – Потом, уже серьезно, сказал: – Давай так, я мало что соображаю в ваших делах, графики я у тебя возьму и список замен за последний месяц у тебя все в телефоне останется. Если что надумаю, сразу позвоню, но особенно на меня не рассчитывай, у своих приятелей проси помощи, а еще лучше – звони начальству, Андрей Андреевич подскажет, с чего стоит начать, не зря же он тебя в свое управление взял. Я ведь его очень давно знаю, уж тому лет шесть, наверное, с сестрой его переговори, она врач, тоже знает изнутри их кухню. Короче, работай, если хочешь отомстить за погибших стариков и сохранить жизни тем, кто еще жив. И вообще, ты ради разгадывания подобных загадок шел в полицию, вот и дерзай.

Федор давно ушел, а Стас так и сидел, положив голову на руки и рассматривая в телефоне графики, пока отец не погнал его спать. Но и лежа в постели, парень никак не мог успокоиться, расслабиться и заснуть, назойливые вопросы крутились в голове и не давали покоя. Не выдержав такого напряжения, он тихо встал, достал еще листы бумаги, потом хлопнул себя по лбу и пробормотал:

– Идиот ты, Стасик! Компьютер тебе на что?

Пока машина тихо гудела и программа загружалась, он на цыпочках, чтобы не услышали родители, пробрался на кухню, отрезал огромный кусок хлеба, потом, покопавшись в недрах холодильника, отрезал изрядный кусок вареного мяса и, соорудив себе таким образом бутерброд, отправился работать. Закончив строить графики, он ввел в программу все возможные замены и стал ждать, когда та выдаст результат. Результат он получил почти сразу, и тут же увидел, где были совпадения с днями убийств. Но при этом ничего не изменилось. Только в нескольких случаях дежурил один и тот же человек. Во всех остальных другие диспетчеры принимали интересующие его звонки. На следующий день Стас вновь звонил Юле.

– Ты можешь мне сказать, когда дежурные принимают звонки, они слышат друг друга или у каждого отдельная кабинка.

– Не знаю, как в других местах, а у нас на станции дежурят всего несколько человек, конечно, они могут слышать друг друга, но это в том случае, если наушники плохо надели или звонков мало. Но сейчас, сам понимаешь, звонки беспрерывные, им не до посторонних разговоров, они к концу смены, по-моему, языком еле ворочают. Стас, ты бы хоть иногда смотрел на часы, скажи спасибо, что я сейчас на дежурстве, а то послала бы тебя далеко и надолго. После этих слов Юля сразу отключилась. Стас пробормотал извинения в пустую трубку и сам себе добавил:

– Ясно, что ничего не ясно, но все равно спасибо за консультацию.

Лорина

Моя жизнь началась лет с десяти, до того я была мало кому интересным ребенком. Родители вечно пропадали на работе, сперва меня водили утром в детский садик, откуда забирали последней, потом я сама ходила в школу и из школы, а в четвертом классе к нам неожиданно явился дед. Он о чем-то долго разговаривал с отцом на кухне. Потом радостная мама собрала мои вещи в чемодан, в большую сумку, по моему настоянию, положили игрушки, мы с дедом загрузились в машину и уехали к ним в Подмосковье. Жили дед с бабушкой совсем рядом от города и первое время меня ежедневно возили в старую школу. А когда я окончила начальное обучение, меня перевели в гимназию. За весь год мать один раз позвонила нам домой, и через пять минут разговор был окончен.

– Бедный ребенок, никому кроме нас она не нужна, – пробормотала бабушка, не видя меня. С этого дня я поняла: мои родители – вот они, это дед и бабушка. Другим я совсем не нужна. Бабушка с дедом и правда меня очень любили, несмотря на строгость воспитания, я всегда чувствовала: тут мой дом, тут я нужна и любима. О доме и настоящих родителях я почти не вспоминала. Только когда бабушка говорила: «Позвони маме или папе, поздравь с днем рождения», я послушно брала трубку и звонила. Только однажды, лет в пятнадцать, я возмутилась:

– Ба, а зачем им звонить? Они-то совсем не звонят, им вообще без разницы, жива я или нет, я уж, не говорю про вас с дедом.

Бабушка немного помолчала и с трудом произнесла: «Не звони, пусть как хотят».

Больше на эту тему мы с бабушкой и дедом не говорили. Мы моих родителей отрезали от своей жизни, и только когда умер дедушка, мне тогда было двадцать три года и я оканчивала медицинский, бабушка все же позвонила этим людям и, сдерживая рыдания, сообщила о несчастии. На похороны деда собралась толпа народу, там были все его ученики, дед работал в закрытой лаборатории, был доктором наук, профессором. Даже из-за рубежа нам прислали кучу соболезнований, которые, как примерный сын, зачитывал мой отец. Мать в это время вытирала несуществующие слезы. Потом они вместе со всеми расселись по машинам и отправились домой, оставив нас с бабушкой вдвоем. Так мы прожили еще несколько лет. Слава богу, родителям не пришла в голову мысль делить наследство с бабушкой. Впрочем, им это и не удалось бы. Дед оставил завещание на мое имя, где оговорил пожизненное проживание бабушки в загородном доме и московской квартире. Он вообще позаботился о том, чтобы мы с бабушкой ни в чем не нуждались. Первые годы так и было, правда, через пару лет после его смерти бабушка не захотела жить в загородном доме и переехала в Москву. Вот тогда-то все и началось. Наша соседка по лестничной клетке, примерно бабушкина ровесница, ни разу с ней не поздоровалась. Я первое время этого не замечала, а когда заметила, то очень удивилась. Они должны были быть знакомы всю жизнь, ведь эта квартира когда-то давно принадлежала бабушкиным родителям. Квартира, в которой вырос дед, сразу после смерти его матери осталась в собственности моих родителей, которые к тому времени уже поженились. А в тот дом, куда вернулись мы с бабушкой, народ въехал еще до войны, и соседка там жила с самого начала. Дом был старый, с лепниной и высокими потолками. В квартире было две комнаты, но такие большие, что несмотря на старинную мебель, которая и сама не отличалась маленькими размерами, они казались полупустыми, та же история была и с кухней. Кухонный гарнитур мы с бабушкой купили сразу, а все остальное менять не стали, только сделали кое-какую перестановку. В тот день, когда я, наконец, заметила странное поведение соседской старухи, я пристала к бабушке с вопросами. Наконец она не выдержала моего напора и коротко рассказала, добавив, что не ожидала подобных вещей, ведь с момента их с дедом женитьбы прошло очень много лет, чуть не полвека. Оказалось, бабушка когда-то давно увела деда у своей соседки. Правда, она утверждала, что дед уверял ее в том, что даже не помышлял о каких-либо отношениях с соседкой. Но та почему-то решила его на себе женить. Дед и в самом деле в молодости был хорош собой, к тому же учился в вечерней аспирантуре и был на хорошем счету на работе. Короче, завидный жених, но с тех пор как они поженились, бабушка стала личным врагом соседки, и несмотря на прошедшие годы, ничего не изменилось. Соседка всячески пакостничала нам, то дохлую мышь под дверь положит, то вымажет всю дверь собачьими фекалиями, то пишет на нас жалобы в милицию, что у нас якобы всю ночь орет музыка. Мы все это молча терпели, хотя я несколько раз предлагала эту квартиру продать, а новую, в другом районе, купить. Но бабушка каждый раз отвечала, что это квартира ее родителей, тут она провела детство и юность, и когда она умрет, я могу делать что хочу, но не сейчас. Все закончилось меньше чем через год. Я ушла на работу, бабушка отправилась в магазин, дома оставался только старый кот, которого завел еще дед. Когда бабушка вернулась, квартира горела, причем пожар был именно внутри, и когда все потушили, мы не сразу поняли, что окно в комнате с балконом не лопнуло от высокой температуры, его разбили, бросив с соседнего балкона бутылку с зажигательной смесью. Прямо как во время войны, только кидали не во вражеский танк, а в нашу с бабушкой квартиру. Кое-как отмыв следы пожара, я заявила, что этого так оставлять нельзя и направилась к хозяйке квартиры, с балкона которой, предположительно, и была брошена бутылка. Я думала что это внук нашей вредной старухи так развлекается, квартира-то была ее. Мне долго никто не открывал, хотя я видела, что меня разглядывают в глазок, наконец старуха открыла и, не пряча ехидную улыбочку, проговорила:

– Что, не нравится пожар? Вы теперь будете гореть постоянно, пока не уберетесь отсюда. – И захлопнула дверь перед моим носом.

Ни заявление в милицию, ни жалобы в прокуратуру не помогли. Сын вредной старухи как раз и работал в прокуратуре. Бабушка уперлась и ни в какую не хотела менять место жительства.

– Чтобы я пошла на поводу у этой сумасшедшей? Да по ней дурдом скучает! Не поеду, и не приставай, – говорила она, сердясь, но когда бабушка нашла своего старого кота повешенным на собственном балконе, у нее случился инфаркт.

Больше из больницы она уже не вышла. Я похоронила ее рядом с дедом, приехали мои родители и, как на дедовых похоронах, просто отметились. Для меня было странно, что сын вообще не горевал по матери. Не выдержав, я его об этом спросила, знаете, что он ответил? Что это давно отработанный материал, и отец и мать нужны детям до определенного возраста, а потом у детей начинается взрослая жизнь, и в ней нет места родителям. Я, конечно, знала, о довольно прохладных отношениях между моими родителями и стариками, но подобного ответа даже я не ожидала.

Прошло время, встречая соседку, я каждый раз натыкалась на ее отвратительную ухмылку и ехидные замечания. А однажды я не выдержала и ударила ее ножницами, которыми перед этим отрезала заусенец, поднимаясь по лестнице. Ножницы погрузились в дряблую шею по самые кольца. Когда я их выдернула, старуха схватилась за горло и упала, она была мертва. Меня так и не заподозрили, поскольку я не принимала участия в давней вражде, и списали все на случайных наркоманов. Один раз полиция посетила меня, но я утверждала, что пришла на полчаса раньше, а поскольку никто меня не видел, ни во дворе, ни у подъезда, так уж мне повезло, то мои слова некому было и опровергнуть. Из этого дома я уехала через несколько месяцев, мне удалось продать квартиру весьма выгодно и после покупки новой еще остались деньги. Деньги я положила в банк, а сама стала жить спокойно, навещая могилы своих родителей, нет, не подумайте, что я имею в виду тех, кто меня родил, для меня уже давно стали родителями бабушка и дед. Я перевезла старую мебель в новую квартиру, уместилось все и даже кухня. Теперь в моем доме была современная кухня со всеми новыми штуками, которые выпускает мировая промышленность, и старинная обстановка в комнатах. Я очень гордилась своей квартирой. Через некоторое время, соседка, жившая на два этажа ниже, зашла ко мне, уж не вспомню по какому поводу. Даме было далеко за пятьдесят, она, по-моему, нигде не работала и, очевидно, от скуки взялась меня учить жизни. Я вежливо выслушала ее нудный монолог и ничего не ответив, распрощалась, едва она только собралась уходить. То ли это ее обидело, то ли то, что мне даже в голову не пришло следовать ее советам, которые, кстати, сводились к тому, что в моем возрасте, мне тогда было двадцать шесть лет, просто неприлично не иметь мужчину, который бы меня содержал. Первое время я просто смеялась над ее высказываниями, естественно, не в лицо, а сама с собой, но она никак не хотела оставить меня в покое. Стала приходить чуть не каждый день и пытаться учить меня «жизни», в конце концов, я не выдержала и послала ее по известному адресу. После этого со мной перестали здороваться почти все пенсионеры. Одна даже обозвала меня проституткой, после того, как увидела, что меня провожает с работы мой коллега. Этот парень мне нравился, и если бы он проявил хоть немного активности, возможно, у нас что-то и вышло бы. Но тут вмешалась Магдалена Аркадьевна, та самая соседка, которая пришла в мою квартиру первой. Самое обидное было то, что тот самый коллега ей поверил, а она наговорила ему кучу гадостей обо мне, в том числе то, что мои дед и бабушка были стукачами при Советском Союзе и из-за них много народа погибло в лагерях. Этого я выдержать уже не могла и совершила второе убийство. Я подстерегла старую каргу между этажами, рассказала в общих чертах, чем занимался мой дед, и когда она, мерзко усмехаясь, заявила: «Придумай что-нибудь поумнее», я просто вонзила ей в горло маникюрные ножницы. Я знала, куда надо ударить, чтобы наверняка убить. В конце концов, я врач, и пусть мне рассказывают о медицинском братстве, о клятве Гиппократа и о том, как врач должен бороться за каждую жизнь, я считаю, такие жить не должны, они, как пиявки, высасывают из других жизнь. Только несчастная пиявка просто хочет есть, а эти мерзкие людишки питаются жизнью других, высасывая их до капли. Такие не знают жалости и если не могут влезть в жизнь выбранной ими жертвы, то оболгут ее, окружат паутиной самых мерзких выдумок, но убьют свою жертву. Пусть не физически, а морально, растопчут ее и получат от этого то удовольствие, ради которого все и затевалось.

Через несколько месяцев я совершила еще два убийства. Одна противная бабка занималась ростовщичеством, драла с должников такие проценты, каких ни один банк не брал. Причем она так хитро писала в договоре, короче, ни один должник не понимал до конца, во что он ввязывается. Я невольно сыграла роль Раскольникова, когда приехала констатировать смерть одного из ее должников. Молодой парень покончил с собой, надеясь избавить жену и двоих маленьких детей от уплаты непомерного долга. Дурачок, он даже не прочел договор с соседкой, просто подмахнул его, решив, что это обыкновенная расписка. И денег-то просил немного, хотел заплатить ипотеку за квартиру, а через неделю, на которую они договаривались, долг вырос вчетверо. Казалось бы, послал ее к черту и все, пусть в суд подает, но он решил все иначе. Вот тут и вступила в игру я, сперва просила старуху простить долг семье, которая и так потеряла единственного кормильца, но та уперлась и ни за что не хотела соглашаться. Тогда я предложила вдове подать заявление в полицию, на неправомерные действия соседки, но женщина, потерявшая мужа, была совсем молода, она будто находилась во сне, и после его смерти мне в течение некоторого времени приходилось приезжать к ней и напоминать о том, что детей надо кормить, с ними надо гулять и прочее. Я пыталась за нее отдать этот злосчастный долг, но она категорически отказалась. Чем несчастная руководствовалась в своем упрямстве, я так и не поняла, в итоге совершила третье убийство. А четвертую старуху я убила за то, что она периодически избивала свою дочь и маленькую внучку. Кажется, бабка состояла в какой-то секте, а дочь нарушала законы этой секты, заодно доставалось и ребенку. И ни разу, ни разу я не попалась, на меня даже подозрение ни разу не падало. Бог меня берег или мои родные с того света мне помогали, не знаю. Знаю только то, что больше никого и никогда не убью. Я, чего прежде никогда не делала, сходила на похороны своей последней жертвы. Большим потрясением для меня было то, что дочь и внучка очень горевали по убитой, получалось, вместо освобождения я принесла им только горе. Никогда мне не понять людей! После этого я ушла из «Скорой помощи» и устроилась участковым в обычную поликлинику. Я очень боялась, боялась стать человеком, которому просто нравится убивать. Комплекс Родиона Раскольникова мне чужд. Бабушка с дедом этого не одобрили бы, а их я ни за что не хочу огорчать. Если когда-нибудь прочтут эти строки чужие люди, значит, я умерла, надеюсь, это будет очень не скоро, лет этак через пятьдесят-шестьдесят. А пока буду замаливать те грехи, которые уже совершила. Я не собираюсь уходить в монастырь, но пока я на этой земле, постараюсь совершить как можно больше хорошего, чтобы забылись мои прошлые поступки и чтобы вспоминали обо мне как о хорошем человеке.

Егор

Егор закончил вырезать маленькую шкатулку, которую хотел подарить Юле на Восьмое марта, оставалось совсем немного доделать, но именно сегодня вдруг выключили свет. Пробираясь в темноте к выходу, он несколько раз ударился коленом о наваленные кое-как подрамники, которые они изготавливали для выставок и иногда для студентов. Вообще-то студенты заказывали подрамники в другой мастерской, но иной раз и у них, если там было слишком много заказов. Ругаясь и проклиная темноту, мужчина зажег фонарь на мобильном телефоне, и тут дали свет. В первый момент Егор остолбенел, прямо перед ним, на полу, скорчившись, полулежал-полусидел человек.

– Вам плохо? Человек мутнеющим взглядом посмотрел на говорившего и стал заваливаться на бок.

Не задумываясь, Егор набрал номер «Скорой помощи» и только после этого побежал к аптечке, в ней всегда был нитроглицерин, наряду с пластырями и бинтами. От матери он знал, что самое главное не дать потерять сознание, и если плохо с сердцем, лучше всего сунуть таблетку нитроглицерина, пока человек в сознании. Но этого сделать Егор не смог, дядька уже был в полубессознательном состоянии, а сунуть в рот, не зная, чем это закончится, он не решился. Еще подавится! Дверь в мастерскую была нараспашку, а полулежащий на полу мужчина оказался непосредственным начальником Егора. Пока ехала машина, парень как мог не давал ему потерять окончательно сознание, заставляя смотреть на себя, тормоша и постоянно повторяя:

– Только не отключайтесь, только не отключайтесь!

Потом приехали врачи и больного забрали.

– Да что же это делается! В кои-то веки у меня свободный вечер, так на тебе, получи приключение на свою голову. И он начал набирать телефон полиции. Объяснил, в чем дело и, выслушав отповедь дежурного, который в весьма резких выражениях высказывался о ложных вызовах, положил трубку.

– Вот и хорошо, вот и славно, значит, как сказали врачи, просто сердечный приступ. Это Стас во всем виноват, вечно у него разные подозрения, и я на них повелся, тоже стал везде злой умысел видеть.

Потом ему пришла в голову мысль, что прежде он никогда не слышал, чтобы его начальник, чем-либо болел. Он, конечно, был не молод, но его здоровью могли позавидовать многие молодые. И потом, как он оказался в мастерской, если ушел домой еще днем?

– Впрочем, – рассуждал Егор, шагая по Кузнецкому Мосту, – разве он не мог вернуться? Может к Стасу в отделение смотаться? Или плюнуть на все и спокойно ехать домой. Он еще успеет забрать из садика Машу, дочь Юли.

Под ногами поскрипывал асфальт, и хоть до конца зимы еще был почти месяц, снега в Москве как не было, так и нет. Только он начинал падать, как тут же температура становилась плюсовой и под ногами образовывалась куча грязи.

– Не зима, а насмешка какая-то, – бормотал парень, пытаясь одновременно сообразить, как быстрее добраться до автобуса, который отвезет его домой в Красноармейск. Поняв, что ничего лучше, чем отправиться от ВДНХ, сев в тот автобус, который довезет почти до самого дома, он все равно не придумает, Егор развернулся и зашагал в другую сторону.

Лорина

Молодая женщина лежала пластом и находилась словно между двумя мирами, миром живых и миром мертвых. Так ее организм каждый раз реагировал на химиотерапию. Бывает, что человек не то чтобы легко ее переносит, но с ним не случается каждый раз подобного, а вот с ней случалось. Она лежала в палате платной клиники, вокруг суетились врачи и две медицинские сестры. Как могли, они поддерживали ее и старались сохранить ей жизнь. Если бы она не была своей, то есть врачом, и лежала в обычной больнице, ее давно выписали бы и отправили умирать домой. Лейкоз страшная штука, иногда он бывает излечим, иногда бывает растянут на долгие годы и человек успевает осознать, как и в чем он был в этой жизни не прав, кого обидел, кого обманул, с кем обошелся слишком жестоко, но бывает и убивает сразу, два-три месяца – и все. Женщине нужна была пересадка костного мозга, и тогда у нее был шанс прожить еще не один год. Увы, родственников, которые готовы были ей помочь, у нее не нашлось. Искали ее родителей, а когда, наконец, нашли, узнали, что те были не слишком молоды и не очень здоровы, к тому же они не хотели помогать дочери. Мать так и сказала, дочь не появлялась много лет и они о ней ничего не знали, так с какого перепуга теперь ей надо помогать. Подобные отношения в семье врачу, который имел несчастье с ними беседовать, показались совсем уж дикими. Он-то рос во вполне нормальной семье, но жизнь и его научила не удивляться напрасно, а просто принимать ситуацию такой, какова она есть. Рядом с палатой сидел бледный мужик и судорожно набирал на телефоне разные номера, без конца ошибаясь и начиная снова. Из палаты вышла лечащая врач и, увидев его трясущиеся руки, тихо сказала:

– От того, что вы так нервничаете, ей лучше не будет. Вы же должны понимать, надо найти донора, тогда, возможно, все обойдется, в противном случае… – Она не договорила, но и так все было понятно. Уже заворачивая за угол коридора, врач обернулась и произнесла: – Идите к ней, она пришла в себя. С донором поторопитесь, следующую химию она может не выдержать.

Егор

С раннего утра к Егору в мастерскую нагрянули полицейские. Пока остальные смотрели документы мастерской и беседовали с директором и прочими сотрудниками, Егора допрашивал очень въедливый мужик, который раз двадцать спросил, в котором часу собирался уходить его начальник, как он оказался в мастерской, зачем Егор его вызвал и прочее в том же духе. Парень терпеливо отвечал на все вопросы, объяснял, что сам удивился, увидев начальника в мастерской, поскольку тот ушел еще днем и возвращаться не собирался. А он, Егор, его даже и не думал вызывать, зачем ему это, если он собирался уже идти домой. И вообще, почему к нему столь пристальное внимание, он не понимает. Стало человеку плохо, так сейчас, наверное, ему уже лучше, вот и спросите у него. Полицейский ничего не ответил, многозначительно покачал головой и оставил Егора в покое. Когда полицейские ушли, в мастерской все принялись обсуждать случившееся. К Егору прибежала со второго этажа секретарь директора и прямо с порога возбужденно проговорила:

– Слушай, ты правда его не вызывал?

– А зачем он мне? Вообще, я не понимаю, что все обсуждают, выйдет из больницы и сам все расскажет, и зачем назад приехал, если плохо себя чувствовал, и почему сразу не вызвал врача. Короче, мне работать надо, а потом в институт бежать, у нас скоро сессия начнется, некогда болтовней заниматься.

– Ну тебя, с тобой вообще не интересно! Ты хоть знаешь, что его еле откачали? – И понизив голос, добавила: – Один мент проболтался, отравили нашего Александра Васильевича, вот, он никогда сердцем не страдал, а ему вкатили огромную дозу сердечного препарата, если бы ты не вызвал «Скорую», и если бы они еще на десять минут задержались, все, каюк бы мужику.

– Он жив?

– Пока жив, но в реанимации, и сколько он там пробудет, неизвестно. Вообще, наш главный звонил туда, говорят, пока не пришел в себя.

– Хорошо бы выкарабкался – сам себе, тихо проговорил Егор. – Тогда, может, что-то и стало бы ясно, – добавил он и отправился звонить Стасу.

– Чего звонишь? – буркнул в трубку Стас, явно чем-то занятый.

Егор рассказал о произошедшем в мастерской и добавил, что все это весьма похоже на те случаи, которыми занимается Стас.

– А разве он сперва вызывал машину «Скорой помощи»?

– Не знаю, но думаю, нет. Он ушел еще днем, сказал, что договорился с кем-то встретиться, даже у директора отпрашивался. Тот наверняка знает, зачем Александр Васильевич уходил.

– Спасибо, я поговорю с теми, кто там у вас этим занимается, вдруг и правда продолжение серии.

– Ты в самом деле думаешь, это серия?

– Так не только я думаю, у меня приятель в нашем отделе, так он не сомневается в этом.

– А почему тогда тебе, начинающему и еще не очень опытному оперативнику, это дело поручили?

– А потому, друг мой, что никому не хочется думать, что это серия, начальство тоже люди, и им не охота брать на себя такую обузу, ты же догадываешься, наверное, что еще никто и ничего не может понять и объединять эти случаи рановато. Проще поручить дело мне, а вот если я накопаю что-то серьезное, тогда подключатся более опытные товарищи! Мне вполне доходчиво это объяснили, но только шиш им, не отдам я никому это дело. Буду копать, пока не выясню все!

– Ты не заводись, от тебя даже по телефону вибрация идет, – пошутил Егор. – Короче, я тебе все рассказал, дальше сам.

Стас

Стас сразу же позвонил Федору, наивно рассчитывая, что тот все бросит и помчится ему на помощь. Но, естественно, его ждал облом. Во-первых, Федор просто не ответил на звонок, а когда наконец соизволил перезвонить, заявил приятелю, что ему лучше всего обратиться к тем, кто понимает, как надо действовать.

– Я сам знаю, как надо действовать, мне дружеский совет нужен, и не по работе, точнее, не в плане, каким путем двигаться, а как построить разговор так, чтобы и не напугать потерпевшего, и узнать у него как можно больше.

– Хорошо, сможешь подъехать к институту часа в два? У меня будет большой перерыв, мы успеем не только поговорить, но и пообедать. Ты, надеюсь, не против?

– Отлично, буду в два.

Они распрощались, и Стас занялся текучкой, которую прилично запустил. Потом он не выдержал и поехал в больницу, куда увезли Александра Васильевича. Но ровно в два он сидел перед институтом и ждал Федора. Тот выскочил откуда-то сбоку и потащил приятеля прочь.

– Эй, ты чего, рукав мне решил оторвать?

– Сбегаю от одного настырного студента, ей-богу, достал. Только я собрался уходить, так он нарисовался на горизонте, и это ему подскажи, и то… сам соображать не хочет, вот и пристает с дурацкими вопросами.

– Погоди, ты еще мои вопросы не выслушал, – рассмеялся Стас.

– А может, сначала поедим, потом уж вопросы? – жалобно проговорил Федор и сам заулыбался, так странно в его устах прозвучал жалобный тон.

– Ну что же, – выпятив несуществующий живот, проговорил приятель, – давай поедим, а уж потом я буду тебя мучить. Веселясь, они дошли, ближайшего кафе. Там Стас вдруг стал необыкновенно серьезен и заговорил о мучающей его проблеме.

– Ты у этого реставратора, который с Егором работает, был? Он пришел в себя?

– Да был я у него, только он ничего внятного не может рассказать. Пошел выносить мусор, а сейчас зима, ну он и оделся потеплее, дверь в квартиру не запер.

– Погоди, у них нет мусоропровода?

– У них старая пятиэтажка, ни лифта, ни мусоропровода. Во дворе стоят контейнеры, туда все и относят пакеты с мусором. Он пошел вниз, а вверх поднимался какой-то молодой парень, так вот, они с этим парнем столкнулись на лестнице, и нашему потерпевшему показалось, что его чем-то укололи. Дальше он выбросил пакет и зачем-то поехал на работу, скорее всего, уже плохо соображал, по дороге ему становилось все хуже и хуже. А когда приехал, то все вообще страшно закружилось, заболело в груди и все, больше он ничего не помнит.

– Ты же хотел сперва со мной поговорить, а потом ехать в больницу, или я ошибаюсь?

– Ну, хотел, только время поджимает, у меня всего один день остался, а тут появился единственный человек, который может хоть что-то рассказать.

– Куда он отпрашивался с работы? Погоди, дай угадаю, он продавал или покупал машину. Верно?

– Не верно, он продавал коллекцию марок, и за приличные деньги, а как ты понял, что вопрос о покупке или продаже стоял?

– Так это само собой напрашивается, насчет машины я ткнул пальцем в небо, но должно было быть что-либо дорогое. И деньги из квартиры исчезли?

– Исчезли, – вздохнул Стас. – Этот Александр Васильевич подозревает, что именно продавец и навел на его квартиру.

Когда пришла домой жена, а она довольно поздно приходит, в доме было все перерыто, ее побрякушки тоже исчезли, ну и кое-что из книг.

– А книги, конечно, были старинные!

– Не то чтобы очень уж древние, но они были изданы в конце позапрошлого века, еще с ятями и твердым знаком в конце слов.

– И что же тут, друг мой, тебе не ясно? Это обычная серия грабежей, сначала трясли пенсионеров, но видно решили, что там мало, и взялись за тех, кто помоложе.

– Мне это и без тебя ясно, мне не ясно, кого на подвиги потянуло!

– Ты надеешься, что я тебе все расскажу, и ты посадишь злодеев? – насмешливо проговорил Федор.

– Федь, мне правда помощь нужна, вот смотри… – и Стас развернул графики, которые сфотографировала Юля. – Вот эти двое менялись, но в разные дни. Именно эти дни совпадают с днями, когда погибали старики. Я уже было решил, что они работают на пару, а когда поспрашивал Юлю и кое-кого из других бригад, не получается. А главное, у них на разные дни, не на все, конечно, но на многие есть алиби. У одного жена в больнице лежала, дочь родила, другой вообще-то одинокий, но обществом девушек не пренебрегает. Я даже его мать не опрашивал, решил, что мать сына все равно не сдаст. Короче, я опять в тупике, и что делать дальше, не представляю.

– Стас, давай рассуждать как взрослые люди. Еще не факт, что те старики, к которым приезжала «Скорая помощь», умерли не случайно, а по чьей-то злой воле. Разве не могло быть так, все они были весьма пожилыми людьми, и сердце у каждого из них было изношено, что врачи, которые приезжали к ним, просто еще не увидели приближающейся беды, кардиограмма не показала изменений. И потом, ты не забывай, всех лучших врачей сняли для работы в больницах. Сейчас приезжают очень часто не просто фельдшеры, а кто угодно, и гинекологи, и урологи и еще всякие …ологи. Может, к ним тоже приезжали не слишком квалифицированные специалисты, по крайней мере, не кардиологи.

– Я уже сам не знаю, что думать, может, я зря поднял всю эту суету.

Но сам подумай, таких случаев набралось уже с десяток, и это только за последние два месяца.

– Тогда давай подумаем, в скольких случаях находили следы от лишней инъекции.

– Так в том-то и дело, их не искали, людей хоронили и потом им же всем делали уколы, кому от высокого давления, кому от сердечного приступа.

– Вот ты сказал от сердечного приступа, значит, некоторые страдали от сердца, почему же ты решил, что все это чьей-то злой волей продиктовано. Может, они умерли потому, что пришло их время. Потом, ты же понимаешь, что во время пандемии многие стали слишком мнительными, нервными.

– Да понимаю я все, только не нравится мне это, я не люблю, когда так много совпадений и все на одной территории.

– Участки, ты сам говорил, разные.

– Но ведь соседние, и все умершие одинокие, во всяком случае, близких родных у них не было.

– Короче, если бы речь шла о квартирах, которые они все завещали неизвестным людям, я бы понял твое упрямое желание разобраться, а тут речь идет только о смерти. Заканчивай заниматься ерундой, Стас. Перерыв у меня кончается, так что разбегаемся, и перестань ломать голову там, где не надо.

Каждый из них пошел на свою работу, но в голове Федора продолжали звучать фамилии людей, которые менялись именно в эти дни. Одна из фамилий вызывала какую-то ассоциацию, но он никак не мог вспомнить, с чем связаны эти смутные воспоминания.

Поздно вечером он спросил у отца, не встречалась ли тому в прошлом эта фамилия.

– Повтори еще раз.

– Колеватов Денис Константинович. Не могу понять, откуда я знаю эту фамилию. Если бы только фамилия, я бы решил, просто редко встречающаяся, но в сочетании с именем я точно где-то это слышал.

– А помнишь, то ли на год раньше, то ли на несколько лет, учился парень с такой фамилией. Тогда он был такой мелкий, невзрачный парнишка, но учился, по-моему, хорошо. Его все на олимпиады посылали. А еще у него был младший брат, но когда ты был в выпускном классе, тот уже окончил школу. Нет, я кажется ошибся, этот, которого на олимпиады посылали, был много старше тебя. Я его из-за успехов в учебе помню, его на родительском собрании нам как пример приводили, а младший вроде и правда был другой.

– Точно, вспомнил, только ты действительно все перепутал, этот младший был года на три старше меня, и он был высокий и очень красивый парень, а ты про младшего ничего не слышал?

– Нет, да и не слишком я твоими школьными интересовался, только теми с кем ты дружил, кто в доме у нас появлялся.

– Жаль, я ведь с младшим потом встречался, он у нас командиром был.

– Ты никогда об этом не говорил, так тебе потому эта фамилия и знакома.

– Не поэтому, у него фамилия была другая, он поменял ее, как только паспорт в двадцать лет получил. Придется звонить Людмиле Сотниковой, она в нашем классе старостой была и, по-моему, знает всех, и не только наш класс, но и старших ребят тоже. Кто кем стал, кто что делает и так далее.

Федор позвонил своей бывшей однокласснице, и она радостно ответила в трубку, очевидно, ждала чей-то звонок, но тут пришла Александра и отвлекла его. Александра преподавала в балетной школе и периодически задерживалась на работе. Дома ее и муж и свекор называли Шурочкой, а между собой все равно звали Сашей, и сколько она ни боролась за право называться «Шуриком», это имя так дома и не прижилось. Огромная и беспородная собака Бася тут же кинулась облизывать хозяйку. Александра смеялась, пытаясь оттолкнуть Баську от себя, но уменьшить пыл собаки было невозможно. Это было единственным, что старшему Ямпольскому оказалось не под силу. Бася была очень послушная собака, но тут она от радости теряла голову и вылизывала молодую хозяйку столь тщательно, будто та была намазана медом. Когда шум в коридоре затих, Федор спохватился, он же по телефону хотел поговорить, на всякий случай поднес трубку к уху, про себя решив, что наберет номер Люды завтра, и вдруг услышал:

– Узнаю Ямпольского, ты чего так поздно звонишь?

– Извини, не посмотрел на часы, – покаялся парень и тут же задал интересующий его вопрос.

– Женат, и очень выгодным браком, – не раздумывая ответила Люда. – У него есть дочь, как назвали, я не помню, а чем он вдруг тебя заинтересовал? Он много старше, и ты никогда с ним не общался.

– Просто мне попалась его фамилия в сочетании с именем и отчеством среди наших студентов, – соврал Федор. – Я удивился и решил у тебя спросить, вдруг ты в курсе. Но до меня только что дошло, ведь молодого парня не могут звать как его отца.

– Вообще-то Денису рановато становиться папой такого взрослого парня, хотя как посмотреть. У него ведь есть еще и сын, рожденный в первом браке, но тому не больше шестнадцати лет.

– А ты не знаешь, почему он развелся? Он, по-моему, был такой спокойный, я бы даже сказал, флегматичный человек. – На самом деле, Федор почти не помнил этого Дениса, который был на пять лет старше него, и поддерживал разговор только из вежливости. Большая часть информации ему была не интересна, но не прерывать же бывшую одноклассницу!

– Как ни странно, знаю, он был женат на моей подруге, и это не он развелся, а с ним развелись.

– А почему?

– А потому, что она, наконец, поняла, ему до фени все происходящее и с ней, и с их сыном. Ты можешь представить с собой рядом человека, лишенного всяких чувств? А я ей об этом с самого начала говорила. Даже странно, она на несколько лет старше нас, а ничего не поняла о нем. Он как робот, его ничего не волнует, есть ли еда, есть ли деньги на эту еду и тому подобное. Знаешь, как он общался со своим сыном?

– Нет, конечно.

– А никак, он с ним вообще не общался. Он даже не знал, в каком классе парень учится.

Федор еще некоторое время продолжал этот довольно бессмысленный разговор, пока не понял – говорить Людмила может до утра, и, прервав ее на полуслове, заявил, что его срочно зовет отец. Отец давно спал, Александра сидела на кухне и ждала Федора.

– Что ты обсуждал с бывшей одноклассницей?

– Стас меня напряг своими проблемами, вот, что могу, стараюсь узнать для него.

– А что там произошло? Да ты же меня знаешь, я никому и никогда ничего лишнего не скажу, рассказывай. И вообще, кто такой Стас? Это тот самый парень, который часто приезжал к вам на дачу?

– Стас мой старый приятель, расскажу тебе только то, что знаю сам. Меня не просили молчать, да и рассказывать особенно не о чем.

Федор помолчал некоторое время, раздумывая, с чего начинать, но начал с тех убийств, которыми не занимался Стас и о которых было много разговоров еще два года назад.

– Понимаешь, те убийства так и зависли, у нас в институте преподавательница оказалась соседкой одной из убитых старух. Она тоже пострадала от злого языка этой бабки, та чуть с мужем ее не развела. Она и рассказала, что на самом деле преступлений было то ли пять, то ли четыре, но никого так и не нашли. И вот теперь Стас рассказывает о том, что старики умирают от проблем с сердцем. А поскольку ситуации схожие, в смысле схожие не с теми старыми преступлениями, а между собой, то есть все они умерли после отъезда врачей, и все это произошло в одном районе, и еще несколько подобных смертей в соседних районах, конечно, это наводит на размышления. Ему поручили все проверить, но поскольку умерших уже похоронили, их не вскрывали, он не знает, за что зацепиться. Вот и мечется, то решает, что все это просто совпадение, и старики умерли действительно от проблем с сердцем, то видит тут злой умысел. Да еще эта гадская болезнь прицепилась, старые люди часто страдают повышенной возбудимостью, и чем становятся старше, тем больше всего на свете опасаются.

– Это кто тут повышенной возбудимостью страдает? Я, что ли? – протирая глаза, спросил Олег Петрович. Он направился к крану с холодной водой, налил себе целый стакан, выпил его залпом и уселся рядом с сыном за стол.

– Пап, тебе что, трудно из фильтра налить? Что ты как маленький упрямишься?

– Я не упрямлюсь, просто смешно слушать, как распинаются некоторые наши деятели, агитируя не пить воду из крана. Вино с неизвестными добавками мы пьем, водку некоторые глушат литрами, соки из подгнивших фруктов с добавками черт знает чего, все можно, а воду только из фильтра. Разве это не смешно?

– Все, философ, кончай «турусы на колесах» разводить. Лучше послушай, что я Шуре рассказываю, если все равно не спишь.

Олег Петрович выслушал рассказ сына, который тот не поленился повторить еще раз, молча встал и направился вон из кухни.

– Эй, пап, ты так ничего и не скажешь?

– А что ты хотел от меня услышать?

– Я надеялся, ты выскажешь свое авторитетное мнение. Ведь что-то ты обо всем этом думаешь?

– Я думаю, вы ерундой занимаетесь, а «авторитетное мнение» пусть профессионалы высказывают, им за это платят, – произнес Ямпольский, поворачиваясь спиной и выходя с кухни.

– Ну вот, а я губы раскатал, что это с ним, обычно он более заинтересованно относится к рассказам Стаса.

– Да, забыл тебе сказать, – Олег Петрович вернулся на кухню. – Я увольняюсь из института, не хочу ждать, когда попросят выйти вон.

Оторопев от подобного заявления, Федор с Александрой так и остались сидеть с приоткрытыми ртами. Первым пришел в себя Федор:

– Завтра с утра у отца занятия, поеду с ним в институт и по дороге выясню, что там у него произошло.

– Федь, – робко проговорила жена, – может, это не окончательно, может, он еще одумается.

– Ты отца плохо знаешь, он так просто ничего не говорит, либо произошло то, о чем я еще не слышал, либо… Уж даже и не знаю что. Ты хотела мне что-то сказать еще днем, а я был занят на проекте, теперь рассказывай, что-то плохое?

– Даже не знаю, короче я беременна, срок маленький, так что можно еще все исправить.

– С ума сошла? Что исправить? Даже не думай что-то исправлять, я только рад, что нас будет трое, точнее четверо, отца не посчитал.

– А как же моя работа? Я же на несколько лет выпаду из профессии!

– Шур, ты умная женщина, когда еще рожать, если не сейчас, пока молодые? А с профессией твоей ничего не случится, никто не имеет право тебя уволить, отсидишь по уходу за ребенком, а там будем решать.

– Честно говоря, я и не собиралась ничего делать, просто испугалась вдруг, я же не знала, как ты примешь подобную новость.

– Дурочка, – ласково сказал Федор, – жаль я раньше этого не знал, отец обрадуется ужасно, и что бы там у него не произошло, эта новость ему сразу настроение поднимет.

Лорина

Бог наказал меня за то, что я совершила, теперь я умираю. Всего-то прошло меньше трех лет, а я уже не могу сама себя обслуживать. Лежу как бревно и думаю, думаю, только мыслей хороших в голову не приходит. Наверное, я моральный урод, как мои родители, или как мать моего друга. Иногда я вспоминаю о ней и никак не могу понять: два сына и притом один из них любимый, а другой – будто не она его рожала. Если бы у меня были дети, я наверняка их любила бы одинаково. Во всяком случае никогда не показывала бы одному, что он для меня второй сорт, а его брат самый лучший. Когда мы были детьми, Юра часто ко мне приходил, он всегда был одет хуже старшего брата, хотя разница в возрасте у них была маленькая, года полтора, наверное. Мы странно познакомились с ним, он внезапно напал на парня, с которым я столкнулась, катаясь на велосипеде. Парень был совсем не виноват, и я почти не пострадала, так, чуть коленку ободрала и все. Велик у меня был старенький, его нам отдали какие-то знакомые родителей, но я все равно была счастлива и очень быстро на нем научилась кататься. Вот и гоняла по нашему парку, потом научила кататься Юру и мы гоняли по очереди. Его старший брат тоже выходил в парк, у него был свой велосипед, но с ним я не дружила. Однажды он сказал, что велосипед родители купили им на двоих, но он не даст его младшему, потому что тот может сломать что-нибудь. Самое смешное, старший плохо катался, а Юра хорошо. Но разве это было кому-то интересно? Потом бабушка с дедушкой меня увезли в Подмосковье, на дачу, и я наконец почувствовала себя любимым ребенком. Несколько лет мы с моим другом не виделись, а однажды он появился на пороге нашего дачного дома. Я даже не узнала его сразу, так он вырос и таким красивым стал. Или мне так тогда показалось, не знаю. В восемнадцать лет он женился, его женой стала женщина лет тридцати. Очевидно, комплексы из детства так и остались при нем. Я сперва очень переживала, даже плакала по ночам, когда никто не видел. Думаю, я была в него влюблена, но потом меня закружила институтская жизнь, и мы опять почти не виделись. Через несколько лет я вышла замуж, но очень быстро развелась, поняла, что брак был ошибкой. Потом узнала, он тоже развелся, но довольно быстро женился снова, теперь уже на своей ровеснице. В те разы, что мы с ним виделись, а это бывало крайне редко, я заметила, он равнодушно говорит о своих детях и так же равнодушно о женах. Однажды я спросила:

– Ты любил хоть когда-нибудь?

– Да, – ответил он, подумав. – Я любил мать и отца, но они меня совсем не любили. Всю любовь они отдали старшему, не знаю, может, так всегда происходит. Тебя ведь тоже не любили твои родители?

– Не любили, но мне больше повезло, у меня были бабушка и дедушка, они заменили мне всех.

– Повезло, – задумчиво проговорил он, – а меня так никто и не любил.

– Но ведь твои жены, они-то наверняка тебя любили.

– Не знаю, мне это было безразлично.

– А ты знаешь, что я тоже была в тебя влюблена?

– Знаю, но я всегда видел в тебе только друга. Наверное, я вообще не способен на любовь. Не дано мне этого.

– Так не бывает, каждый человек наделен чувством любви, но только у некоторых это чувство спит. Его не разбудили в детстве или накрепко заперли где-то так далеко, что теперь и не достать. Постарайся найти в себе это чувство, ты же понимаешь, твои дети интуитивно знают, что ты их не любишь. Не боишься, что они вырастут такими же равнодушными и холодными? Послушай меня, я ухожу из этого мира, постарайся полюбить своих детей, ты, как никто другой, знаешь, как страшно быть ненужным.

– Никуда ты не уйдешь! Я принес деньги, мы найдем тебе подходящего донора и после операции ты будешь жить долго и, надеюсь, счастливо.

– Где ты взял эти деньги? Ведь ты не так много зарабатываешь, а я не хочу, чтобы ты отрывал деньги у семьи.

– Неважно. Это деньги тебе на операцию, не волнуйся, семья не пострадает.

Он давно покинул палату, а я была все еще в недоумении. Полис, за который я платила несколько месяцев назад, давал мне возможность умирать с относительным комфортом, но никакую операцию я оплачивать не собиралась. Каждый должен ответить за свои поступки, вот теперь пришла и моя очередь. Так зачем же бороться с судьбой, она лучше знает, как и когда нас наказывать. Я ни на что не в обиде, как вышло, так и вышло. Завещание давно написано, никого у меня не осталось, вот только Юра, мой последний и единственный друг, но он сам выберет свою судьбу.

Георгий

Он шел по дорожке больницы к выходу и мечтал о том, чтобы его Лорина, наконец выздоровела, о ней он всегда думал – «моя» Лорина. Тогда он, возможно, скажет ей, что именно ее он мог бы любить. Он не будет объяснять, зачем женился, да она и не спросит. Просто, когда она выйдет из больницы, предложит жить вместе, может, даже заберет детей у бывшей жены. И зачем он только женился? Что за блажь пришла ему в голову? Он знал, что очень красив, женщины частенько оглядывались на него, а в потенциальных любовницах у него вообще никогда недостатка не было. Вот и спал бы с разными женщинами, но тут ему пришла в голову мысль о том, что для него это совершенно не возможно. Он слишком брезглив и никогда не сможет лечь в постель со случайной подругой. Он и первый-то раз был женат только потому, что гормоны взбунтовались и ему нужна была постоянная женщина, а второй раз женился потому… он и сам не знал почему. Надо было не разводиться с первой женой, тогда бы и сейчас не было проблем, как оставить детей и уйти к Лорине. Впрочем, это все ерунда, главное – ее здоровье, а остальное как-то решится. На лавочке в сквере, через который он проходил, сидели две молодые женщины. Они синхронно проводили его долгим взглядом и так же синхронно вздохнули.

– Интересно, он артист? – проговорила одна.

– Вряд ли, я бы такого не забыла. Посмотри, как хорош, и фигура и лицо, а глаза! – она еще раз вздохнула. – В таких глазах можно не просто утонуть, в них так и тянет утопиться!

– Поспокойнее, не про нашу честь такие мужики. У него небось баб, как у дурака фантиков.

И они продолжили прерванный разговор. Юра уже удалился на довольно большое расстояние от больничной территории, когда к нему подошли двое парней и в довольно грубой форме попросили закурить. Один встал сзади, вроде как прикрываясь от ветра, а второй протянул руку.

– Скажите, что надо, я не курю и потому не могу предложить.

Тот, что стоял сзади, придвинулся почти вплотную и присел.

– Э, детки, такой прием я использовал еще в ранней юности, до армии. – Спокойно проговорил Юра и неожиданно ударил того, что стоял впереди левой рукой в лицо, одновременно правой ногой ударил присевшего сзади на корточки. Не прошло и минуты, как парни уже удирали по улице, матерясь и при этом один без конца сплевывал кровь. Видно было, что он потерял пару передних зубов. Отбежав на приличное расстояние, они обернулись, но никого не увидели. Улица была пуста, по обеим сторонам ее стоял высокий забор, и, казалось, несостоявшейся жертве некуда было деться, однако, насколько хватало глаз, никого не наблюдалось.

– Блин, да куда же он делся? – проговорил тот, что меньше пострадал, потирая ноющий бок, которому досталось от чужой ноги.

– А х… его знает! Пойдем отсюда, скажем боссу, что наваляли ему, он ведь проверять не побежит.

– Интересно, чем ему этот красавчик не угодил? Денег, что ли, должен?

– Не знаю, может, и должен, нам заплатили? Заплатили, предупредили, что он дерется, как профи, нет! Вот теперь пусть сам с ним и разбирается.

А Юра вышел с другой стороны улицы и направился на работу. Он догадывался, кто нанял этих недоумков избить его. Но, как известно, не пойман – не вор, потому устраивать разборки с этим человеком он не стал, много чести. Но для себя принял к сведению, что его противник никак не успокоится, никак не поймет, что он, Юра, не собирается претендовать ни на какие блага, ему и своих проблем хватает. Деньги за операцию он внес, как только вышел из палаты Лорины, теперь оставалось ждать результатов. Сколько бы Лорка ни сопротивлялась, но сегодня ее будут готовить к операции. Он специально просил хирурга не обращать внимания на ее слова. Объяснил, что женщина абсолютно не верит в успех, а потому необходимо сделать операцию, не ставя ее об этом в известность. Хирург сначала возмутился и начал говорить, что без согласия больной он просто не имеет права делать операцию, но когда ему в карман была положена толстая пачка денег, заколебался, помолчал и уступил. Юра расписался везде за подругу, заверил врача, что в любой ситуации будет говорить, что расписывалась сама больная, и он свидетель, короче говоря, уломал хирурга. Теперь оставалось только ждать. Тем более что донор, кажется, нашелся сразу, как только были внесены деньги.

Ямпольские

Федор с отцом утром отправились в институт. Олег Петрович был подавлен и молчалив. Так же молча он разделся в гардеробе и, автоматически поблагодарив работавшую там женщину, пошел не в аудиторию, а поднялся на второй этаж, подергал ручку двери Красного зала и, поняв что тот заперт, отправился к себе на кафедру. С утра там находилось не так много преподавателей, он поздоровался со всеми кивком головы и уселся за свой стол. К нему подошла старая преподавательница, которая работала в институте много лет, и проговорила:

– Олег, ну что ты из-за ерунды так расстроился? Мало ли дурочек в институте, которые, не сдав курсовые, ищут выход из создавшегося положения, м-м-м, – она пожевала губами, пытаясь найти нужные слова, – даже никак не придумаю, как назвать ее поступок. Не совсем корректным способом. – Она перевела дух и вопросительно уставилась на Ямпольского, а потом закончила: – Ты же понимаешь, в эти глупости никто не верит.

– Нина Акимовна, мое имя полощут все студенты, ну, может, не все, но многие. Вы же знаете поговорку «дыма без огня не бывает». Вот и тут, я могу до хрипоты орать, что между мной и этой поганкой ничего не могло быть, но шлейф все равно потянется. Я заслуженный архитектор, у меня куча реализованных проектов, и я должен доказывать, что я порядочный человек? Да мне проще уйти и забыть всю эту грязь! Нет, я ухожу, я уже написал заявление и его подписал ректор. Меня увольняют.

– Мы всей кафедрой пойдем и будем требовать вашего восстановления.

– Нет, я больше в этих стенах не останусь. Посмотрите на нынешних студентов, только единицы заняты учебным процессом, остальные, едва представляется случай, залезают в смартфон.

– А вот тут я с вами не соглашусь, – подал голос бородатый мужик, который вел одну из групп на четвертом курсе. – У меня в группе почти все работают, есть отдельные личности, не считающие мой предмет важным, но да бог с ними, а остальные молодцы.

– Вы сейчас расстроены и раздражены, – вступила вновь Нина Акимовна. – Подождите, может, все само рассосется.

Ямпольский пожал плечами и вышел из комнаты. Там его встретил Федор, который уже знал, что на отца написали кляузу.

– Пап, ты, во-первых, не расстраивайся, любой донос требует доказательств, а у этой дешевки ничего нет. А во-вторых, надо поговорить с ректором, он мужик умный и все прекрасно понимает.

– Этот умный мужик сам не знает, как отмыться от грязи, которую на него льют, он же отказался государственные деньги «пилить», теперь его норовят «сожрать», а тут еще история со мной. Ему пришлось подписать мое заявление об уходе, мы вчера с ним долго разговаривали, он очень извинялся, но честно мне сказал, если я буду настаивать на расследовании, неизвестно чем все закончится, а так я хоть с чистыми документами уйду. У этой «дешевки», как ты выражаешься, не очень дешевые родители. Не нам с ними тягаться. Я себя уважаю, чтобы вступать в подобную полемику.

– Хорошо, как ты решил, так и будет. Надеюсь, новость о том, что Шура беременна, поднимет тебе настроение?

– Это хорошо, но пока она не родила, я отправляюсь на дачу. Сегодня позвоню Юрию Степановичу, пусть увеличит нагрев дома, все же не лето, а я уже стар.

– Да ну тебя, я-то надеялся, ты вприсядку плясать будешь, ну ладно, не вприсядку, так хоть какие-то радостные эмоции должны быть? А ты как замороженный. Прекрати думать об этой дуре, она не стоит того.

– Я не о ней думаю, я думаю о том, что человек, не облеченный властью, не имеющий большого капитала, достаточно беззащитен в нашем мире. Что сейчас, что прежде, ничего, по сути, не изменилось. Просто прежде мы меньше с этим сталкивались, потому что не имели дела с людьми из «высоких» кабинетов. Да, люди остались те же, ничего господин Маркс не придумал хорошего, хоть и был редким умницей.

– Он, пап, просто не учел человеческую природу, верил: дай людям то, что они хотят, и все будут счастливы. Пушкин в своей сказке о «Рыбаке и рыбке» был более прозорлив, понимал, сколько не дай, все мало будет. И так во всем и всегда. Хватит философствовать, что ты намерен делать, неужели так все и оставишь? Утрешься и уйдешь?

– Да, сынок, утрусь и уйду, я не гожусь для борьбы, тем более с тенью. Теперь всегда любой студент может сказать обо мне гадость, а я не смогу на это ответить так, чтобы ему стало стыдно, а не мне. Я неправильно воспитан, не умею отвечать ударом на удар. По-хорошему, ее бы выгнать из института, но она платит, точнее, ее родители, еще и доплачивают за каждый несданный зачет. Я же имел неосторожность возмутиться таким подходом к учебе, денег не взял, зачет не поставил. Теперь разгребаю последствия своей наивности. Думал, старый дурак, что могу из нее человека сделать. Эта девочка неплохо рисует, и объемное видение у нее хорошее, просто она очень ленива, да и занята всякой ерундой.

– Ты мне скажи, как ее фамилия, в какой группе она учится. Глядишь, встретимся, земля, она круглая, помнишь, как написано: «Да воздастся каждому по его заслугам…» или что-то подобное.

– Долго ждать придется. Давай лучше о твоем будущем ребенке говорить.

– Ты разговор не переводи, что ты намерен делать?

– Да то, что и сказал, уйду из института, поеду на дачу и буду доделывать ее. Пенсия у меня хорошая, да и накопления у нас с тобой есть, проживем. А Шурик родит, назад вернусь в Москву и буду ей помогать. В конце концов, не вечно же мне на работу бегать, через три года мне, между прочим, семьдесят стукнет. Имею право и отдохнуть перед смертью.

– Про это мог бы и промолчать, когда ты уходишь совсем?

– Сегодня последний день, ректор не возражает, если я не буду дорабатывать до конца второго семестра. Он хорошо все понимает, и понимает, насколько противно мне сейчас здесь находиться.

– Но он знает, что ты ни в чем не виноват?

– Конечно, только и он своей карьерой ради меня рисковать не будет, тем более что у него и своих проблем достаточно.

Они разошлись, каждый в свою аудиторию, но Федор продолжал мучиться мыслью о том, что отец уходит вынужденно, и это после стольких лет работы, после стольких успехов. Как несправедливо это все, как только этой девке не стыдно было оболгать пожилого и глубоко порядочного человека!

Стас

Он проверил все возможные версии и вынужден был признать: на данном этапе сделать большего нельзя. Он даже проверил версию о том, что все смерти организованы только для того, чтобы скрыть одну единственную. Вот только зачем, если ни одна смерть не расследовалась. Короче, на данный момент он был занят текущими делами и совершенно забыл о том, как хотел распутать историю со смертью стариков. То единственное заявление, которое было написано дочерью одного из погибших, так и осталось без ответа. Пришлось молодой женщине принять смерть отца как неизбежность. Ей объяснили, что в его возрасте так бывает, вроде здоровый человек, а умирает неожиданно для родных. Тем более он давно не проходил врачей, не обследовал сердце. В общем, умер и умер, и ничего тут не поделаешь. Александр Васильевич выздоровел, выписался и вышел на работу. Следователь, занимавшийся его делом, пришел к выводу: человек, очевидно, чувствовал себя плохо с самого утра, пришел с работы, пошел выносить мусор и забыл за чем пошел. А дверь не запер, кто-то вошел и обокрал его. Конечно, полиция всех опросила, вора искали, но, как водится, не нашли. Сумма была большая только с точки зрения самого потерпевшего и людей со средним достатком, а для тех, кто обладал большими деньгами, восемьсот с копейками тысяч вообще были не деньги. В итоге Александр Васильевич вынужден был распрощаться с мечтой о маленькой даче, на которую он хотел потратить вырученные деньги. Но несправедливость ситуации мучила его, и тогда он стал искать частного сыщика. В Москве оказалось огромное количество контор, которые занимались частным сыском. Но в основном это была слежка за неверными супругами и прочие мелочи. Он попытался через знакомых найти нужного человека, но стоило ему заговорить о том, что полиция не смогла найти преступников, как те немногие, кого он смог найти, отказывались. Один ему прямо так и заявил:

– Вы хотите подменить нескольких профессионалов одним любителем? Вы же взрослый человек, должны понимать, такое бывает только в книгах, да и то в плохих книгах. В жизни так не бывает. Извините, но я ничем не смогу быть вам полезен.

Прошла целая неделя, потом вторая, а расследование стояло на месте. Александр Васильевич махнул рукой и почти смирился с потерей денег, но с этим не смирилась его жена. Она продолжала искать человека, который хотя бы попытается им помочь. И нашла. Звали его Георгий Мезенцев, достаточно молодой, но не мальчишка и, что больше всего ей понравилось, он не стал требовать от них предоплаты.

– Если получится, заплатите, а нет, то и говорить не о чем. – И добавил: – Я не профессиональный сыщик, занимаюсь этим изредка, когда мозги застаиваются.

– А кто вы по профессии?

– Юрист, но в основном работаю на себя, мои интересы находятся весьма далеко от расследований. Я оформляю сделки с недвижимостью, ну и, естественно, сам подыскиваю клиентам дома, квартиры, офисы, кому что надо. Сейчас из-за ограничений и прочих «радостей» приходится гораздо меньше работать, потому я и могу попытаться вам помочь. Есть немного времени. Так что если вас я устраиваю, то давайте назначим встречу с вашим мужем побыстрее, желательно сегодня вечером или завтра утром, до начала работы. Он уже нормально себя чувствует, с ним можно обсуждать эти вопросы?

Женщина заверила, что муж готов к сотрудничеству, и они обменялись телефонами.

Вечером Александр Васильевич позвонил Мезенцеву и пригласил к себе. Новый знакомый ему понравился, немногословный, сдержанный, умеющий слушать. Вопросы, которые Георгий задавал, были для начала довольно стандартны, но потом он задал совершенно неожиданный и даже оскорбительный вопрос, есть ли у его супруги близкая подруга и насколько супруга откровенна в разговорах с общими знакомыми. Этот вопрос ему уже задавали в полиции, но там постарались смягчить его, а Мезенцев задал вопрос в лоб и при этом еще и добавил, что каждое слово будет проверять.

– Вы подозреваете, что жена могла кому-то проболтаться об этой сделке?

– Не кому-то, а близкому человеку. Человек этот может быть и подругой, и любовником, да кем угодно. То же самое постарайтесь вспомнить о своих разговорах со знакомыми, любовницами, друзьями. Простите, если я вас обидел, но у меня нет времени на сантименты. Потому вопросы все задаю сразу без оглядки на чувства клиента.

– Ну что же, отвечаю, у меня нет близких друзей, которым бы я мог что-то сказать, все они остались в далекой юности. Я, знаете ли, не умею ни прощать, ни забывать обиды. Мстить не буду, я просто вычеркиваю этого человека из своей жизни. Про жену скажу, у меня никогда не возникало подозрений на счет ее верности, но если вы считаете необходимым, проверяйте и меня и ее.

Задав еще несколько вопросов, выслушав рассказ о том, как все произошло, Мезенцев попрощался. Вообще, он был человек весьма свободолюбивый, потому, отработав на дядю, в прямом смысле этого слова, после института пару лет, он подал заявление об уходе. Сколько родственник его ни уговаривал остаться, сделать карьеру на поприще адвокатуры, Георгий остался при своем мнении. С сожалением, с бесконечными примерами, как мог бы молодой адвокат хорошо устроиться в этой жизни, но дядя вынужден был его отпустить. Подписывая заявление, он взял с племянника слово, если что-то в его жизни пойдет не так, он непременно вернется.

С тех пор прошло много лет, Георгий определил круг своих интересов и занялся теми вопросами, которые были ему интересны. Он никогда не брался за работу, не изучив все возможные подводные камни, которые могли бы ему встретиться. Так случилось, что ему одинаково было интересно заниматься и поиском и продажей недвижимости, и разгадкой разного рода преступлений. Юридическое образование давало базовые знания, а вот все остальное было заслугой его дотошности, трудолюбия и его интуиции. Одно время он даже подумывал пойти работать в милицию, тогда она еще так называлась. Но потом представил всю лавину требований, предъявляемых к сотрудникам, да еще и необходимую там дисциплину, и подобное желание у него больше не возникало. Ему хватило армии, тех навыков, которые он там приобрел, и института. Кое в чем ему помогал дядя и один парень из адвокатского бюро. Георгий всегда щедро платил за помощь, потому никогда не испытывал в ней недостатка. Первым делом он позвонил знакомому из МВД, выяснил, кто занимался делом Александра Васильевича Попова, и направился к этому человеку. Там, после недолгих переговоров, он получил все материалы, точнее, их копии, еще раз заверил следователя, что он не собирается предавать огласке то, что ему удастся узнать, а даже напротив, сразу все материалы отдаст ему, следователю, и, распрощавшись, наконец вышел из здания.

На сегодняшний день у него было еще намечено несколько неотложных дел. С оформлением и подачей документов по сделке, которую он курировал, ему удалось справиться достаточно быстро. А вот договориться с клиентами о том, как будут выполняться расчеты между ними, никак не получалось. Сделка предстояла длинная, включала в себя несколько жилых помещений, и у каждого помещения был, естественно, собственник. Вот с одними таким собственником ему пришлось повозиться. Там выступала супружеская пара, и они настаивали, что ни в какую банковскую ячейку деньги класть не будут, потому что там они их не видят и что с этими деньгами произойдет, не знают. Георгию пришлось потратить почти полтора часа, чтобы убедить их, что это наиболее надежное место, что деньги, причем не только их, но и все остальные, будут проверены на подлинность, прежде чем попадут в ячейку, и один ключ будет у них, а другой в банке, каждую ячейку можно открыть только двумя ключами одновременно и никак иначе. После долгих объяснений, уговоров и угроз, что он, Мезенцев, всю сделку аннулирует, они согласились подписать соответствующие документы.

Теперь дело оставалось за малым, и Георгий спокойно направился в больницу, где лежала его Лорина. Она знала его как Юру, но его полное имя никогда не звучало в их разговорах, а помнила ли она его фамилию, он не имел представления, тем более что, едва окончив школу, он сменил фамилию. В конце концов, Лорине было всего десять или одиннадцать лет, когда ее забрали бабушка с дедом и увезли к себе. А в пятом классе она вообще перешла в другую школу, и они много лет не виделись. Все старшие классы он дружил с одной девочкой и им прочили чуть ли не совместную жизнь, но как-то он решился и приехал к Лорине на дачу, где они по-прежнему жили втроем, больше он ни о ком думать не мог. Он вдруг понял, вот его родной человек, единственный, с кем он может поговорить и помолчать. На выпускном вечере он спровоцировал ссору с той девочкой и, ужасно довольный собой, исчез из ее жизни навсегда. Теплое отношение к подруге детства так и не переросло во что-то большее, и он, как и прежде, относился к ней вполне дружески, даже скорее по-родственному, и не спешил часто приезжать.

В армию он ушел потому, что не мог понять, чем хочет в жизни заниматься. Ему было интересно все, и история, и физика, и литература, короче говоря, парень решил, что к концу службы он поймет, в какую сторону ему двигаться, и ушел в армию.

Так сложилось, что он прослужил не год, как большинство его ровесников, а целых десять лет. За эти годы он окончил заочно юридический институт, а главное, научился тому, чему в вузе не учат, он научился жизни. С его точки зрения, это дорогого стоило. Обе его женитьбы пришлись как раз на этот период, с первой женой он развелся и зачем-то женился второй раз, вместо того, чтобы поискать Лорину. К этому времени она уже не жила в Подмосковье, и даже не жила по прежнему адресу. Старики умерли, и женщина перебралась в другую квартиру и даже в другой район. Тем не мене ему удалось ее найти, имя уж больно редкое, но она оказалась тяжело больна. Теперь ему было необходимо вытащить ее из этой болезни. Только тогда, когда он понял, что может потерять ее навсегда, до него дошло: Лорина не просто друг, а гораздо больше. Он не мог определиться в своем отношении к ней, но точно знал – она единственный человек, для которого он был готов сделать все или почти все. И тут, помимо его основной работы, ему подкинули расследование нападения на пожилого человека, который никак не мог смириться с потерей денег, на них мужчина планировал купить маленький домик в Подмосковье.

Георгий и прежде брался за расследования, но только в тех случаях, которые ему были интересны. Тут же никакого интереса он не видел, но заплатив за операцию Лорины, остался почти без денег. Пришлось браться за дело. Для начала он встретился с молодым оперативником, пытавшимся до него распутать эту ситуацию, но тому дали слишком мало времени, и парень не справился. Тем не менее, он помог Георгию, рассказав обо всех случаях гибели пожилых людей после отъезда «Скорой помощи».

– Вы видите тут связь?

– Да, если вы обратили внимание, то один из умерших все же попал на стол к патологоанатому. И у него выявили огромную дозу сердечного препарата, который просто не успел раствориться в организме до конца. Я говорю о мужчине со сломанной ногой. Кстати, он сломал ногу, катаясь на горных лыжах на подмосковной базе отдыха. У него не было проблем с сердцем, как, впрочем, и других проблем. Его жена сдуру вызвала «Скорую помощь», когда у него была небольшая температура, вызванная переломом. А через час он скончался от сердечного приступа. В это время рядом никого не было, дочь жила не с ними, жена ушла к соседке. Остальные погибшие были одиноки, их похоронили не вскрывая. От чего они умерли, так никто и не узнал, всем ставили посмертный диагноз острая сердечная недостаточность. Кстати, у того старика со сломанной ногой была довольно большая сумма денег, он их получил за перевод книги. Деньги тоже пропали, как и у прочих потерпевших, правда, там ничего толком неизвестно, просто сильный беспорядок в квартирах. Перерыты вещи в шкафах, что-то валялось на полу, но тут никто ничего толком не мог сказать, старики могли и сами быть не слишком аккуратны.

– Спасибо за информацию, но я буду заниматься лишь одним делом, хотя если возникнет какая-то связь с вашими делами, непременно сообщу.

– Пожав друг другу руки, Стас и Георгий расстались. Оба были уверены, что навсегда, но жизнь диктует свои правила, буквально через несколько дней им пришлось встретиться вновь. В тот вечер Стасу ужасно не хотелось идти домой, там никого не было, родители уехали по пенсионным путевкам аж в Сочи, а он вдруг закончил работу рано, не было еще и семи вечера. Ребята из отдела отправились пить пиво, он в этом, как правило, не участвовал, хорошо помня, до чего довела Егора любовь к выпивке. Да и вообще, пиво не было тем напитком, который ему очень нравился. В итоге, оставшись один, он позвонил Федору и напросился к нему в гости.

Там он и встретил, неожиданно для себя, Георгия.

– Представляешь, Стас, иду по улице домой и вдруг встречаю человека, с которым когда-то служил вместе. Знакомьтесь, Георгий – Стас.

– Да мы вообще-то знакомы, – усмехнулся Стас. – Вот уж не думал, что встречу вас еще раз. Как успехи?

– Пока никак, изучаю семейную жизнь клиента, и не очень она мне нравится.

– Ребята, только давайте договоримся, как Шурка придет, вы лучше о чем-то позитивном, ладно?

– Кто такой Шурка, ты сыном обзавелся? – спросил Георгий.

– Нет, Шурка моя жена, она в балетной школе преподает и часто приходит поздно домой. Жаль, не могу тебя сейчас с отцом познакомить, он уехал на дачу.

– Олег Петрович разве не на работе? Я думал, у него сегодня вечерники. – Стас был мало того, что удивлен, он вообще не понимал, как такой ответственный и дисциплинированный человек, как Ямпольский, мог уехать на дачу среди недели, да еще чуть не в начале семестра. – У него что-то со здоровьем?

– Он уволился из института, порвал все отношения с коллегами, считая, что они его не захотели защитить.

– Подожди, – Стас никак не мог понять, – ты сказал, он уволился из института? Он же проработал там половину жизни! Этого просто не может быть!

– Однако это так. Ты представить не можешь, в каком настроении отец уходил с работы. Его одна двоечница обвинила в домогательствах, якобы он требовал от нее близости в обмен на зачет по проекту. Ну, он психанул и ушел. Сказал, что не хочет работать больше.

– И за него не заступились, не провели расследования? Они там что, совсем ненормальные, такими людьми разбрасываться?

– Знаешь, Стас, я это даже обсуждать пока не готов. На кафедре, конечно, никто не верит в эту чушь, но папаша этой девицы какой-то крупный чиновник, вот никто и не вякает. Все боятся, и даже ректор, похоже, не будет поднимать этот вопрос. Просто по-тихому убрали неудобного человека.

– Да, ребята, – проговорил Георгий задумчиво, – не ладно, что-то в нашем государстве. Но лучше не об этом, давай, Федь, о нашем, о боевом братстве.

– Так я сто лет никого не видел, как пришел из армии, так тошно первое время было, никого из ребят видеть не хотел.

– Это почему, тебя вроде, там любили, ты, насколько я помню, среди первых всегда был.

– Ну, до тебя-то мне далеко было, ты у нас командиром был, нас, салаг, всегда учил и под пули зря не посылал.

Они сидели почти всю ночь, вспоминая прошлое, а Стас молча слушал, он почти не говорил, только иногда тяжко вздыхал. Шура давно ушла спать, отказавшись от ужина, а они все никак не могли наговориться.

– Стас, а вы что такой молчаливый? – Георгий вопросительно посмотрел на молодого человека.

– Мне нечего говорить, я всего этого не застал, поздновато родился.

– Все, мужики, давайте спать, а то уж вставать скоро, я-то могу и попозднее, а Стасу надо на службу вовремя. Ты, Георгий, тоже оставайся, я тебе в кабинете постелю.

Утром Федор с Георгием не застали ни Александру, ни Стаса. Пока Федор варил кофе, его приятель расспрашивал о Стасе. Даже не заметив, с чего начался разговор, Федор рассказал своему бывшему командиру и о том, как нашли убийцу матери, и о всех приключениях, которые произошли на даче, и о той афере, которую провернула его бывшая начальница и по совместительству знакомая его отца.

Да… проговорил Георгий. – А вы, как я погляжу, не скучали все эти годы. Значит, твой Стас парень надежный?

– Вполне, я ему доверяю на все сто, он немного тороплив в своих выводах, но никогда и ничего лишнего не сболтнет.

– Это очень хорошо, значит, советуешь к нему обращаться в случае необходимости?

– Однозначно, ты сейчас куда? У меня еще пара часов до занятий, могу составить тебе компанию.

– Думаю, не стоит, я в больницу еду, у меня подругу будут оперировать, а потом надо заехать в несколько мест, работу никто не отменял.

Георгий

О жене и детях Георгий совсем забыл. Ему в голову не пришло, что надо позвонить, хотя он вообще редко о них вспоминал. Его жена была приезжая, она держалась за мужа только из-за квартиры, и если бы не эта проклятая квартира, давно бы ушла, забрав детей. Она точно знала, муж никогда ее не любил и их детей он тоже никогда не любил. Он позволял себя любить, ухаживать за ним, стирать его вещи и щедро платил за эту заботу. Детям она всегда говорила: папа занят на работе, он обеспечивает их, а втайне начинала ненавидеть красавца мужа, и если бы не его полное безразличие к другим женщинам, она подумала бы о том, что у мужа есть кто-то на стороне, но не было и этого. Люба, так звали жену Георгия, пыталась разными способами привязать его к себе, вплоть до приворота, который сделала одна деревенская бабка, но то ли бабка ничего не умела, то ли магия на него не действовала, все равно отношение Георгия к семье оставалось прежним. Однажды Люба спросила мужа, зачем он вообще женился и почему именно на ней.

– Почему нет? – ответил муж.

Больше она ничего от него не добилась. Вообще, у них была крайне странная семья, никто никогда не повышал голос, дети выполняли просьбы родителей без капризов, они не шумели, когда приходил отец с работы, сразу уходили в свою комнату, и их не было слышно до самого утра. Вроде бы Любе надо было радоваться, но радости не было, будто им всем приходилось продираться сквозь липкую паутину безразличия, которую каждый день набрасывал на их семью некто невидимый. Иногда она готова была все бросить и вернуться в родной город, но только там ее тоже никто не ждал, кроме родителей, но они были уже на пенсии, и Люба считала нечестным свалиться старикам на голову вместе с детьми. А выйти из зоны комфорта она никак не могла решиться. Было жалко детей. В тот день она приготовила ужин и, не надеясь на скорое возвращение мужа, покормила их, поужинала сама и долго читала им книжку на ночь. Георгий пришел, когда дети уже спали, равнодушно чмокнул жену в щеку и отправился в душ. Люба сидела и ждала его с ужином, она собиралась поговорить с ним о разводе, но он так и не пришел на кухню, а сразу прошел в спальню. Заглянув туда, она увидела спящего мужа и решительно потрясла его за плечо.

– Что случилось? – спросил он, не открывая глаз, но голос был обычным, совсем не сонным.

– Гоша, я хочу подать на развод, – начала Люба.

– Подавай, алименты я буду исправно платить, квартиру оставлю вам, что-то еще?

– За что ты так с нами? Ну ладно я, а дети тут в чем виноваты? Как можно не любить своих детей? Я совсем тебя не понимаю, может, хоть на последок объяснишь, зачем ты вообще на мне женился?

– Люб, ты знала, на что шла, ты видела, я тебя никогда не любил, ну не могу я никого любить! Не умею, это ты понимаешь? Не дано мне чувство такое, не заложила его природа во мне.

– Детей наших ты тоже совсем не любишь? – пролепетала женщина, она растерялась от такого откровенного ответа мужа.

Он промолчал, но для нее ответ был и так ясен. Через некоторое время она спросила:

– Как же ты живешь? Разве можно жить никого никогда не любя! Я долгое время думала, это я не такая, как тебе нужно, а ты, оказывается, вообще не умеешь любить? А разве так бывает?

– К сожалению, бывает, я рад бы полюбить и тебя и детей, но не могу, пусто внутри. Если еще у тебя есть вопросы, задавай, а то я спать буду.

Тихо вздохнув, женщина вышла из спальни. Она искренне недоумевала, как могла так долго надеяться неизвестно на что, зная своего мужа не один год, зачем вообще решилась на второго ребенка. Она долго сидела на кухне, пытаясь понять себя, его и вообще жизнь, в итоге пришла к выводу: просто она не сумела найти своего мужчину, возможно, не дождалась, а возможно, прошла мимо. Утром, когда Люба ушла с детьми из дома, Георгий собрал свои вещи, компьютер и, написав записку, вышел за порог. Больше он не собирался возвращаться в этот дом. Вместе с шофером небольшого грузовичка они перевезли его оставшиеся вещи в съемную квартиру, которую он сразу же нашел, и с этого момента он вел одинокую жизнь, которая его вполне устраивала. Через неделю, как только позволили врачи, он пришел в больницу к Лорине.

– Зачем ты это сделал? – хрипло спросила подруга детства. – Я же говорила тебе, что каждый должен заплатить за свой поступок. А мне есть за что платить. Ты не должен был за меня решать, жить мне или нет. Я решила все сама, а что теперь мне делать?

– Видишь ли, каждый из нас проходит определенный путь, не всегда этот путь усеян розами, но каждый должен оставаться человеком. Я не мог позволить тебе умереть, не испробовав все возможные средства для спасения. Ты будешь смеяться, но в какой-то момент, мне даже показалось, что я тебя люблю.

– А ты правда меня любишь?

– Прости, – понуро ответил он. – Это было простое человеческое желание спасти близкого друга, и только.

– Иногда я думаю, всему виной твои родители, именно они лишили тебя способности чувствовать любовь.

– Возможно, ты права, а возможно, и нет, не всем же дано это чувство. Просто люди привыкли считать, что каждый должен испытать это чувство, иначе он вроде бы и не живет. Ты выздоравливай, я приду еще, что-нибудь надо сейчас принести? – перевел он разговор с неприятной темы.

– Не надо, меня скоро выпишут, я позвоню.

На этом они расстались, и Георгий, едва выйдя за территорию больницы, принялся набирать телефон Федора.

Стас

Загруженный работой, Стас совершенно позабыл о знакомстве с Георгием и о разговоре, который давал пусть и призрачную, но все же надежду найти хоть какое-то решение в вопросе о гибели пожилых людей. Он усилено работал, стараясь найти хоть маленькую зацепку в деле Александра Васильевича. Стас занимался этим делом в обход начальства, на общественных началах, если так можно сказать, и к тому же в свободное от работы время. Попов периодически звонил Стасу и узнавал, как продвигается дело, он резонно рассудил, что кто-то из двоих, либо Георгий, либо Стас, найдет преступника. Чем больше проходило времени, тем больше Александр Васильевич приходил к выводу, что он не сам по себе угодил в эту неприятность, тут ему кто-то здорово помог. На вопросы Попова Стас отвечал, что дело двигается, хоть и медленно, беда была в том, что все сказанное Стасом не являлось правдой, дело застопорилось почти сразу, так как не удалось найти ни единого свидетеля, никого, кто мог бы что-то сказать. Как назло, в это время шел сериал, и немногие пенсионеры, которые в тот момент находились дома, сидели у телевизоров. Сериал был старый, еще советских времен, потому, глядя в телевизор, ностальгировали и мужчины и женщины. Стас несколько раз вызывал к себе сотрудников Александра Васильевича, ежедневно созванивался с Егором, уточняя то один вопрос, то второй, но работа не двигалась. В отчаянии он решил еще раз походить по двору потерпевшего. И тут ему неожиданно повезло. Сперва он увидел ноги, торчащие из-под машины, и внутренне удивился, он уже давно не видел, чтобы человек лежал под машиной, чинил там что-то, да еще зимой. Дождавшись, пока хозяин машины выкатится на своих импровизированных санях наружу, он стал задавать мужчине вопросы.

– Погоди, дай отдышаться, я уж не мальчик, мне нелегко руками свою тушу из-под машины выкатывать, сани-то самодельные, они застревают, – проговорил дядька, вставая и отдуваясь. – Моя ласточка тут стояла все время, сам-то я уезжал к родственникам, а видеорегистратор забыл отключить, он у меня работал несколько дней, пока аккумулятор в машине окончательно не издох. Так какое число тебе надо?

Стас назвал число, и мужик радостно закивал головой.

– Я аккурат перед этим уехал, должен был мой видеорегистратор снимать, сейчас карту памяти достану, а там уж сам гляди, может, что полезное и увидишь. Василич хороший человек, он мне всегда помогает, разве ж я не помогу ему!

Поблагодарив, Стас взял карту и чуть не бегом направился в отделение. Там он несколько раз просмотрел запись и выделил на ней человека, которого увидел только в тот день, когда пострадал Попов. Вспомнив о Георгии, он решил встретиться с ним вечером и поделиться информацией.

В тот вечер им встретиться так и не удалось, зато на следующий день, с самого утра Стас позвонил Георгию, и они договорились встретиться днем, рядом с работой Стаса.

Сидя в кафе, куда они зашли, чтобы не отсвечивать на улице, молодые люди заказали обед, и пока его несли, тихо разговаривали. Георгий несколько раз просмотрел показания видеорегистратора и задумчиво произнес:

– Не уверен, но мне кажется, что я знаю человека, который нас интересует. Я, конечно, могу ошибаться, слишком давно я его не видел, но я это проверю.

– Кто это, ты кого-то узнал?

– Давай я сперва проверю, не хочу бросать тень подозрения на человека, который, возможно, и невиновен. Во всяком случае, я не понимаю, что он там делал, и если он ограбил квартиру Попова, то не понятно, зачем ему это может быть нужно. Насколько я помню, это вполне обеспеченный человек.

– Слушай, давай ты не будешь говорить загадками. Почему ты просто не можешь назвать того, кого, как тебе кажется, ты узнал.

– Да потому, что если я ошибаюсь, то это будет выглядеть как мелкая и недостойная месть. Нет, я все же сперва проверю. Ты не обижайся, Стас, дело не в том, что я тебе не доверяю, просто этот человек мне знаком был много лет, возможно, его родители думали, что я ему завидую или даже ненавижу его.

– А на самом деле?

– А на самом деле он мне абсолютно безразличен.

– Ну если бы это было так, то ты сейчас не мучился сомнениями, а просто назвал этого человека. Я сам бы его проверил, и заодно на те дни, когда были другие смерти, вдруг нам бы удалось одним махом все преступления раскрыть.

– Ага, «одним махом, семерых побивахом»! Не смеши Стас, один человек не может быть виновен во всех преступлениях в городе. Ты поумерь свой пыл, проверю сам, тогда скажу. Не привык я валить вину на человека, пока сам не убедился в его вине. Давай я пока в больницу побегу, тут недалеко, там все выясню, а уж потом твоим вопросом займусь.

Георгий ушел, а Стас продолжал сидеть за столом и размышлять. Почему Георгий, такой красивый мужик, это даже Стас признавал, хотя никогда не обращал внимания на то, как выглядят другие мужчины, так почему он будто замороженный. Женщины его не волнуют, чего парень вообще не мог понять, мужчины тоже, что Стасу было понятно сразу. Он будто бесполый, работа и деньги – единственное, что интересовало его нового знакомого. Может, он увечный? Этот вопрос Стас задал себе, но потом вспомнил, у Георгия ведь жена и двое детей, значит, дело не в скрытой болезни.

– Черт, вместо того, чтобы заниматься делом, я пытаюсь понять человека с явными, хоть и неопасными отклонениями, – пробормотал Стас, тяжело поднимаясь из-за стола, и направляясь к выходу. Он за последние дни так сильно устал, что даже днем чувствовал себя столетним старцем, которому тяжело двигаться. На работе его, как самого молодого, посылали то к экспертам, то отвезти какие-то бумаги в главк, то написать за кого-то отчеты, короче говоря, профессиональной работой, как ему казалось, он вовсе и не занимался. После неудачи с гибелью стариков, в расследовании которой он не продвинулся, его загрузили работой, которая ему казалась ненужной. Но поскольку парень он был дисциплинированный, то старался все успевать, да еще продолжал заниматься своими стариками, про которых не забывал ни на минуту. Дело о гибели мужчины со сломанной ногой так и осталось нераскрытым. Его дочь приходила несколько раз в отделение, ее заверяли, что все делается, но Стас видел, ничего не делается, не смогли раскрыть по горячим следам, и точка, все зависло, и теперь только случай мог помочь, тот случай, которого все никак не было.

Георгий

Георгий после того, как зашел в больницу и узнал о состоянии Лорины, направился по адресу, который давно помнил, но где столь же давно не был. Пока он шел, ему вдруг подумалось, что первый раз он женился только для того, чтобы было куда прийти, чтобы знать – его здесь ждут и любят, есть дом, в котором он нужен. Правда, первая жена его бросила, не выдержав его постоянного безразличия. Он понимал, что даже в постели ведет себя не как любящий мужчина, а как случайный любовник, которому нет никакого дела, до чувств его партнерши. Только теперь до него наконец стало доходить, почему тогда так произошло. Жена ничего не стала объяснять, она просто выставила его вещи за дверь и сказала, что подала на развод. Тогда он купил себе квартиру и сразу же в нее переехал, а потом ему понадобилась женщина, и вместо того, чтобы нанять себе проститутку, он зачем-то женился второй раз.

Девочка, на которой он женился, была приезжая. Она очень старалась быть и хорошей хозяйкой, и хорошей женой, а потом и хорошей матерью. Сперва он даже, как нормальный человек, обрадовался будущему ребенку, но позднее понял, этого ребенка он тоже не может полюбить. Он честно приносил деньги в дом, помогал жене делать те дела, с которыми она одна не справлялась, но в их доме все равно было холодно. Когда родился второй малыш, он почти не заметил, единственное, что ему мешало, это то, что жена не могла некоторое время выполнять супружеские обязанности. Потому он объявил ей, что третьего ребенка у них не будет, двоих вполне достаточно. Так они и жили, дома почти не разговаривали, с детьми жена гуляла сама и все больше понимала – любовь этого человека она никогда не сможет заслужить.

– Женщина видела, что детей он тоже не любит, и все чаще задумывалась о том, как бы ей остаться одной с детьми, и может, пока молода, устроить жизнь с другим человеком. Рассматривая себя в зеркале, она видела молодую, симпатичную женщину, которая, несмотря на наличие двоих детей, не обабилась, а сумела и тонкую талию сохранить, и свой прежний размер одежды. А однажды она увидела в интернете, где зависала всю первую половину дня, сайт, на котором разные люди предлагали свои услуги. Там же она нашла человека, готового за деньги решить любой вопрос. Внизу под объявлением, был номер телефона для связи. Она записала номер, а на следующий день это объявление исчезло. Возможно, она никогда не позвонила бы по этому номеру, но у нее была подруга детства, долго жившая в Москве. Эта подруга рассказала Любе свою печальную историю и то, что, несмотря на все заверения бывшего мужа, вынуждена была вернуться в родной город с ребенком. Бывший постоянно забывает присылать алименты на ребенка, он давно женился вновь и его новая жена всячески старается отвратить мужа от старой семьи. В итоге, парень растет мало того, что без отца, так еще и с деньгами у них постоянные перебои. Подруга работает, но в их родном городе учителей не балуют хорошей зарплатой, а подработать негде, вот они и перебиваются, как могут. Эта история сильно напугала и без того не слишком уверенную в себе Любу, она позвонила по тому телефону и ей назначили встречу.

Позвонив в квартиру своего детства, Георгий подумал о том, что не был тут много лет, собственно, он не был тут с тех самых пор, как ушел в армию, то есть ровно двадцать лет. Сперва он писал домой длинные письма, но только один раз получил короткий ответ, в котором между строк он прочел о том, что писать больше нет смысла, его письма никто не читает, да и сам он и его жизнь в армии не слишком интересны для матери с отцом. Старший брат учился в институте, и родители были довольны выбором сына. Младший сын их не интересовал.

Дверь открыла высокая пожилая женщина, в которой он с трудом узнал мать.

– Вы к мужу? – спросила она. Голос почти не изменился, и тут Георгий понял, она не узнала его, он все же надеялся на более теплую встречу, хотел рассказать о себе, хотел нормального человеческого участия, пусть не радости встречи, но хотя бы узнавания и интереса к тому, кем стал их младший сын, чем он занимается.

– Если вы к мужу, проходите, он в кабинете, работает над новой статьей.

– Мама, ты меня совсем не узнала?

– Вот теперь узнала, заходи, у тебя что-то случилось?

– Почему ты спрашиваешь? Я просто пришел в свой бывший дом, тут мне совсем не рады?

– Ты не появлялся много лет, мы уже и забыли о тебе. Ты стал взрослым, – и перебивая сама себя, повторила вопрос: – Так у тебя что-то стряслось?

– Нет, все хорошо, я только хотел посмотреть на вас с отцом, ну и на брата тоже.

– Долго собирался, брат твой живет отдельно, мы купили ему квартиру, и он теперь там с семьей. У него уже вторая дочь родилась, а ты, что делаешь ты?

– Работаю. Вы получаете деньги, которые я вам отправляю?

– Да, спасибо, получаем. – Мать немного замялась и проговорила: – Прости, но эти деньги мы потратили на квартиру твоему брату. Отец пока работает, нам вполне хватает.

– Я вижу. – Георгий выразительно оглядел старенькое платье матери. – Вам надо больше присылать? Но ведь вы опять все на него потратите.

– Ему нужнее, у него жена сейчас не работает, а его зарплата не слишком велика.

– Погоди, он ведь окончил медицинский институт, работал врачом где-то в больнице, что, разве этих денег ему опять не хватает?

– Ты не понимаешь, детям так много надо, они же растут.

– Мам, у меня тоже двое детей, и они тоже растут, вы напрасно думаете, что я чего-то не знаю. Я знаю даже, что Денис игрок и много денег просаживает в казино.

– Ты за ним следишь? Откуда тебе это может быть известно?

– Даже не думал за ним следить, только однажды, случайно встретил его возле бара, он меня, естественно не узнал, так вот, в этом баре есть подпольное казино, и через окно я видел, как Денис прошел в ту самую дверь.

– А ты откуда знаешь про казино? И вообще, странно, как ты мог там оказаться, ты, кажется, остался в армии? Прекрати свои беспочвенные обвинения! Мы как-то жили без тебя все эти годы и дальше сможем прожить! – Мать повысила голос и Георгий неожиданно узнал в ней ту, прежнюю, которая всегда выгораживала старшего сына.

– Слушай, а почему вы с отцом так меня не любили? Дениса вы любили, а меня нет, я вам не родной?

– Мы тебя не хотели, я случайно пропустила беременность, заработалась и время ушло. Пришлось рожать, если бы ты был девочкой, может, мы тебя и полюбили бы, а второй сын нам был не нужен. Услышал, доволен? Я сказала всю правду, теперь надеюсь, ты больше не появишься.

– Хорошо, про деньги тоже можете забыть, а когда Денис ваш окажется в долгах, про меня даже не вспоминайте. Не помогу! У вас больше нет младшего сына! – в бешенстве проговорил Георгий. Тот кто его не знал хорошо, мог и не услышать этого бешенства в его голосе. Он говорил по-прежнему тихо, только глаза выдавали его истинное состояние да голос слегка дрогнул в начале фразы.

Молодой человек развернулся и, не обращая внимания на старуху, которая хотела что-то сказать, быстро спустился с лестницы и вышел на улицу. Он шел широкими шагами, позабыв надеть шапку, и в голове билась только одна мысль: его просто не хотели! Все эти годы он думал, что не родной, что его просто приютили, а полюбить не смогли, а оказалось… Георгий тряхнул головой, отгоняя назойливую мысль о своей ненужности на этой земле. Он нужен Лорине, она должна жить, он должен найти преступников, погубивших стариков, и вообще, он может сделать много полезного, того, чего его старший брат никогда не сделает. На этой мысли он будто споткнулся, до него только сейчас дошло, где живет его брат, он так и не знает. Слова матери его так задели, так оскорбили, он даже забыл спросить адрес брата. Вернуться назад было совсем невозможно, придется договариваться либо со Стасом, либо с парнем из юридической конторы, где он прежде работал. Подумав немного, Георгий решил повидать дядю и просто заехать на свою бывшую работу. Заодно он хотел выяснить, почему брат отца никогда не появлялся в их доме и он, Георгий, даже не знал о его существовании вплоть до того, как подал в отставку. Именно тогда дядя разыскал его и, учитывая юридическое образование племянника, предложил работу в своей конторе.

В конторе все было по-прежнему, юристы, те, что были не на выезде, сидели над своими делами, кто-то что-то записывал в увесистые блокноты, короче, жизнь кипела. Секретарша очень обрадовалась, увидев Георгия, и тут же доложила начальству, через минуту из кабинета дяди вышел молодой человек, неловко попрощался и направился к входной двери приемной. Из кабинета раздался низкий голос хозяина:

– Ну, ты где? Заходи, давай, здорово, племянник, давненько я тебя не видел. Какие проблемы?

– Здравствуй, дядя Коля, я к тебе с вопросом и просьбой.

– Излагай! – добродушно проговорил тот.

– Я сегодня был у себя, в том доме, где вырос. Скажи, почему о тебе я узнал, только став взрослым, где ты был все те годы, что я никак не мог понять, за что меня никто не любит?

– Ты задал сразу несколько вопросов, теперь, когда ты готов слушать, я постараюсь на них ответить, – помолчав, очевидно собираясь с мыслями, проговорил Николай Львович. – Когда-то, очень давно, я был влюблен в твою мать, как и мой брат, она выбрала его и я смирился. Поверь, твоя мать в молодости была очень красива, ты похож на нее и немного на меня. Не удивляйся, в семьях так бывает, дети необязательно похожи на своих родителей, иногда природа выкидывает достаточно злые шутки, и потомки оказываются похожи на своих дальних родственников. Но твой отец заметил это сходство, едва тебя принесли из роддома. Тогда ты был почти копией меня, с годами это прошло, и ты стал похож больше на свою мать. Но твой отец обладает подозрительным нравом и хорошей памятью. Он не принял тебя, а вслед за ним и твоя мать стала относиться к тебе как к случайному и нежеланному ребенку. Поэтому ты всегда чувствовал себя в этой семье нелюбимым сыном.

– И между вами и матерью никогда ничего не было?

– Никогда и ничего. Я довольно быстро женился, причем женился по любви и очень удачно, но твой отец до сих пор считает, что это не так. Думаю, он давно не любит твою мать, но продолжает ее ревновать. Он так устроен, то, что принадлежит ему, не может проявлять никакой самостоятельности, не может решать свою судьбу.

– Я никогда не замечал, чтобы мать была подавляема отцом, мне всегда казалось, все наоборот, это она командует в доме.

– Да, она более активная, более шумная, чем твой отец, но он тот человек, который всем рулит, серый кардинал, я бы сказал. Хорошо, что это касается только семьи, иначе он мог бы таких дел натворить!

– Тебя послушать, так он просто гений злодейства.

– Нет, он не гений злодейства, а просто мелкий пакостник, но с задатками лидера. Знаешь, как получилось, что твоя мать выбрала его? Он оболгал меня, рассказал обо мне кучу небылиц, и все это не ей, а ее подруге, понимая, что та обязательно поделится с твоей матерью подобной информацией. Мы с ним никогда не ладили, во-первых, разница в возрасте была почти в шесть лет, и мне вечно приходилось отдуваться за него. Когда я подрос настолько, что бы это понять, то перестал его прикрывать. С этого момента я стал его личным врагом. Мне было противно и обидно, когда меня обвинили в краже денег из кошелька нашей матери, и тогда я сказал, чтобы они обыскали все мои вещи. Дома устроили обыск, конечно, у меня ничего не было, а у него нашли часть украденных денег. Его впервые наказали, а я стал «доносчиком и врагом номер один», мне тогда было семь или восемь лет.

– И ты все так хорошо помнишь?

– Да, возможно это странно, но через столько лет воспоминание не потускнело, очевидно, ситуация оставила глубокий след в душе. Тогда я очень переживал, чуть не Павликом Морозовым себя чувствовал.

– И ты туда же, что же все прицепились к бедному убитому ребенку! Я вот понять никак не могу, мальчишке было всего двенадцать лет, его брату еще меньше, восемь вроде. Там были не дед и отец, а зверье в человечьем обличье. Не помню кто, то ли дед, то ли отец, но и Павлика, и его брата, и мать постоянно избивали, а ребенка, который ненавидел своих мучителей, легко было уговорить выдать схрон, где мерзавцы прятали хлеб. Потом детей убили, и не кто-то чужой, а те же родственнички. И теперь любого подонка сравнивают с несчастным Павликом Морозовым. Неужели это справедливо?

– А ты ведь, пожалуй, прав, я как-то не задумывался над этим. Но с другой стороны, ты ведь не стал мстить своим родителям за нелюбовь?

– Не сравнивай, там была совсем другая ситуация.

– Да, да, возможно, – задумчиво протянул Николай Львович. – Так что еще тебя интересует?

– Ты знаешь, где живет мой брат? Где он работает и чем вообще сейчас занимается?

– Нет, даже не представляю, после смерти наших родителей мы с твоим отцом ни разу не виделись. А тем более я никогда не интересовался жизнью твоего брата.

– Можно я через вашего сисадмина выясню это?

– Конечно, только зачем тебе он?

– Возник один вопрос, который я не хотел бы раньше времени озвучивать.

– Где он сидит, ты знаешь, потом зайди ко мне, я давно тебя не видел. Может, вечером и к нам домой заглянешь?

– Договорились, сразу не зайду, а вечером буду.

Георгий прошел в кабинет, где сидели два спеца по компьютерам и, подойдя к одному из них, тихо озвучил свою просьбу.

– Ты в полный голос говори, он, – парень кивнул на соседа, – все равно ничего не слышит, занят.

Через полчаса Георгий вышел на улицу, в кармане у него был адрес брата и место его работы. «И куда теперь с этим? Как строить с ним разговор?» – спрашивал сам себя молодой человек.

Федор

Жена позвонила совсем не вовремя, как раз когда шло обсуждение курсового проекта с одним из студентов. Студент был не глуп, но очень медленно работал и потому постоянно оставался с недоделанной работой. Он был хроническим троечником именно там, где нельзя было иметь плохих отметок. Проектирование – основа работы архитектора, а если человек не может работать, то логично от него избавиться. Но недавно Федор случайно узнал, что как в те годы, когда он сам был студентом, и тогда, когда его отец еще учился, парень подрабатывал везде, где только можно. Он разносил по утрам газеты и рекламу, а по вечерам работал официантом в кафе, возле своего дома. Узнав все это, Федор вызвал к себе парня и они вдвоем пытались придумать, чем тот мог бы зарабатывать деньги, но при этом нормально учиться. Договорившись встретиться после каникул, Федор, не теряя времени стал звонить отцу на дачу.

– Пап, – проговорил он, едва отец подошел, – ты там не мерзнешь? Я завтра приеду и побуду у тебя дня три, не возражаешь?

– Нет, конечно, не возражаю, а у тебя ничего не случилось?

– Все хорошо, только не могу придумать, чем одному студенту помочь. Понимаешь, он умница и проекты делает интересные, но постоянно сдает их с опозданием. Работает много, ему бы что-то по профессии найти, у тебя нет таких знакомых? Или все в тираж вышли?

– Я те дам, в тираж, мне еще не сто лет, чтобы такие вещи слышать от сына, – засмеялся Олег Петрович, дай подумаю, может, к твоему приезду, что-то надумаю. На худой конец Маргарите позвоню, я, кстати, давно с ней не разговаривал.

Они поговорили еще немного и распрощались до завтра. Федор направлялся домой, когда раздался звонок мобильного телефона.

Он услышал в трубке какие-то шумы, потом вскрики, а потом мужской голос отчетливо произнес ругательство.

– Эй, Георгий? – спросил Федор, наконец взглянув, на чей звонок он отвечает. – Это ты там шумишь и не разговариваешь со мной? У тебя там что, драка за место под солнцем?

– Прости, – слегка задохнувшись, проговорил абонент. – Тут опять пара придурков на пути попалась.

– Да что, в конце концов, у тебя случилось? Может, помочь? Ты где?

– Помогать уже не надо, я недалеко от твоего дома. Тут полиция, сейчас с ними разберусь, потом перезвоню. Ты меня подожди возле подъезда, я быстро.

Через пятнадцать минут Георгий появился в арке и почти бегом направился к подъезду Федора. В соседнем дворе кто-то запускал петарды, и друзьям приходилось напрягать голос, чтобы перекрыть этот шум.

– Федь, давай не пойдем домой, поговорим тут. Уж больно хорошо на улице.

– В таком-то грохоте? Ты мне зубы не заговаривай, вон весь непонятно в чем испачкался.

– В кетчупе, один меня зачем-то облил им. Второй раз их вижу, пришлось опять навалять двоим балбесам, третий успел убежать. Я решил его не догонять, он такой неповоротливый, толстый, его догонять, себя не уважать. Достали они меня, хоть объяснили бы, в чем дело.

– Что хотели, так и не обозначили?

– Да в том-то и дело, мозга нет ни у одного, ни у другого, опять покурить попросили, я им уже однажды все объяснил, так они все никак не угомонятся, я ведь с тобой…

В это время прозвучал тихий щелчок и возле головы Федора образовалась небольшая дырочка во входной двери. Мужчины упали на землю как раз в тот момент, когда следующая пуля должна была попасть в голову Федора.

– А вот это уже серьезно, – прошептал Федор, быстро вталкивая друга в подъезд. – Кому же ты мог так насолить? Ведь это в тебя стреляли, и судя по тому, что щелчок мы оба слышали, стрелок был недалеко.

– Знаешь, когда ко мне впервые пристали эти дебилы, я подумал на одного человека, но стрелять… это как-то чересчур. Придется теперь и с этим разбираться. Ладно, это потом, я хотел с тобой поговорить вот о чем.

И Георгий рассказал Федору обо всем, что удалось узнать от Стаса.

– Ты пока ему ничего не говори, я сам хочу выяснить, насколько мой брат причастен к этому делу. Если честно, то я не верю, что Денис может так низко пасть. Он всегда был довольно осторожен, чтобы не сказать, трусоват, но при этом старался выглядеть смелым и порядочным человеком. Это про него я подумал, что он мог нанять двоих уродов меня избить, он же мало что обо мне знает. Конечно, он мог навести обо мне справки, узнать о моем далеко не бедственном материальном положении, а завистливым он был всегда. Но представить, что он виновен в таком серьезном преступлении, как убийство ради денег, да еще стариков, я не могу. Вот если бы он точно знал, что на него никто и никогда не подумает, ну, в этом случае возможно, а так… Нет, не думаю.

– Даже если это не он, то как объяснить видеозапись? Ты сам сказал, что видел его там и узнал.

– Пока не знаю, но Стасу я не назвал человека, которого узнал, теперь мне надо придумать, как построить разговор с братом так, чтобы он ни о чем не догадался.

– А не проще все рассказать Стасу? Ему будет легче говорить с незнакомым человеком, и легче объяснить свой интерес к записи на камере. По-моему ты ищешь сложности не там. Лучше давай подумаем, кому ты хвост прищемил настолько, что в наше довольно спокойное время, в самом центре Москвы, в тебя стреляют.

– Нет, друг мой, о том, что я к тебе собираюсь, не знал никто. Я сам решил это довольно спонтанно, можно сказать, набегу, поэтому стреляли, скорее всего, в тебя. Я сперва от неожиданности и правда решил, что пуля мне предназначалась, но не правильно решил. Твоя это была пуля. Стрелок паршивый, вот и промазал. Давай поднимемся в квартиру, и тогда обо всем поговорим. Но едва они поднялись в квартиру, раздался звонок. Звонила приятельница Федора, она «с места в карьер», ничего не объяснив толком, начала извиняться.

– Федь, прости ради бога, это один идиот из нашей редакции решил, что меня надо защитить от тебя, вот и пошел стрелять. И представляешь, даже меня позвал, я мол должна видеть, как он разберется с моим обидчиком.

– Погоди, Варь, я разве тебя чем-то обидел?

– В том-то и дело, что нет, мы с тобой просто дружим, а он решил, что ты меня бросил, женился на другой, ну и дальше в том же роде. Хорошо хоть я его под руку толкнула, а то мог бы и попасть. Он, гад, хорошо стреляет, еще в институте брал призы на соревнованиях. Короче, сейчас мы придем и он будет сильно и долго каяться, я его заставлю!

– А надо, Варюша? У меня тут приятель армейский сидит, скоро Санька придет с работы. Может, ну его, с его покаянием? Ты приходи, а этого активного парня гони прочь. Еще не хватало тебе такого поклонника.

– Да он уже по-моему ни на что и не надеется, только когда выпьет, начинает рассказывать о своей любви. А сам, между прочим, дважды был женат. Ладно, сейчас зайду.

Через несколько минут раздался звонок в дверь, и не успел Федор до нее дойти, как она открылась и первой вошла Саша, а за ней Варя, последним, долго вытирая ноги и явно не решаясь войти, появился здоровый детина, меньше всего похожий на журналиста.

Помогая раздеться жене и приятельнице, Федор, исподтишка, рассматривал Варвариного ухажера. В это время в прихожую вышел Георгий. Несостоявшийся убийца отшатнулся, и если бы дверь не была закрыта на ключ, выбежал на лестницу.

– Так, так, – проговорил Георгий, – ты что, кулаками подрабатываешь? – И он вопросительно уставился на парня.

– Да я это я просто случайно ввязался, с другом был, а он попросил вас проучить.

– Говоришь, друг? А как его зовут, друга твоего? Чего молчишь? Мне показалось, ты всем руководил, а вовсе никакой не друг. – Тон у Георгия неожиданно стал вкрадчивым, и Федор сразу понял по этому тону, что командир зол, более того, он взбешен.

– Стоп, что там у вас случилось? Давайте рассказывайте, а вы, милые дамы, можете пока пройти в комнату и посидеть там, вы все прекрасно будете слышать. Тесно тут в прихожей, на пять человек одновременно она не рассчитана.

Варвара подхватила растерявшуюся Сашу под руку и быстро проскочила в комнату. Дверь она предусмотрительно не стала закрывать.

– Что там? – шепотом спросила Саша.

– Там мужские разборки, нам там делать нечего.

– Погоди, там же мой муж, я не могу его одного оставить.

– Мы там только будем мешать, поверь, твой муж может постоять за себя. Ты просто не видела, как он дерется, а мне однажды удалось такое увидеть. Скажу тебе по секрету, жуткое зрелище. А мой знакомый просто большой, но чрезвычайно глупый и неповоротливый. Его папа к нам в институт в свое время пристроил. Это тот случай, когда на детях природа отдыхает. Что в институте, что потом, он не просто никак о себе не заявил, несмотря на все папины старания, а даже напротив, он умудрился облажаться везде, где работал.

В это время в прихожей шел настоящий допрос. Георгий почти вбил Вариного знакомого в стену и, приблизив к нему лицо, требовательно спрашивал, кто ему заказал нападение. И первый и второй случаи, закончились для нападавших весьма печально, но Георгию важно было понять, кто за всем этим стоит.

– Подожди, – внезапно вмешался Федор, – ты из чего стрелял?

– Я вообще-то резиновыми пулями стрелял, только промазал, – неловко переминаясь с ноги на ногу, пробормотал парень.

– Уточни, пожалуйста, – вкрадчиво поинтересовался Георгий, – кто конкретно был твоей мишенью?

– Вот он, – указал парень на Федора.

– Так, а я тут причем?

– Ни при чем, я вас даже и не знаю. Просто шел по улице, встретил знакомого, мы в одном дворе живем.

– Тогда откуда же в двери взялись свежие следы от двух пуль?

– Н-н-не, я резиновыми стрелял, – проблеял несчастный, которого Варя называла Костиком. – Я Варьку люблю, с самого первого курса люблю. Я за нее что хош могу сделать.

– Вот такой у меня «талантливый» поклонник, – высунулась из-за двери Варвара. Еще бы знать, как от него отделаться. Вы представляете, мужику за тридцать, а он все в «Костиках» ходит!

– Федь, я слышал щелчок, как от глушака, – говорил в это время Георгий, – правда, можно было и ошибиться, какие-то уроды петардами гремели, но пули были, или я совсем с ума сошел?

– И пули были, и щелчок я слышал тоже, правда, только один, второй, видно, шум заглушил, поэтому мы и его выстрелов не слышали, – проговорил Федор, кивнув в сторону незваного гостя.

– Не, мужики, я ведь никого убивать не хотел, резиновые пули, это не очень приятно, но и только. Вы там поищите, у подъезда, меня Варька толкнула, потому я и не попал.

– А скажи-ка мне Костик, кому ты говорил, что идешь в Федю стрелять?

– Никому, ой, забыл, я же тому знакомому как раз по телефону звонил. Сказал, что видел того амбала, который им навалял, и что он кажется, направляется на встречу с Федей. Вы помните, – обратился он к Георгию, – вы Федора несколько раз по имени назвали, а у меня слух абсолютный. Я его сразу узнал по голосу в трубке, и разговор ваш запомнил.

– Ба, как все запущено! Нет, стрелок должен был подготовиться, выбрать позицию, он что, пришел и сразу начал стрелять?

– Думаю, так и произошло, мы с тобой пули не разглядывали, он же скорее всего из пистолета стрелял. Давай я спущусь и пули выковырну, хоть что-то мы будем знать, а Гош?

– Думаешь, он уже ушел?

– Конечно, он же не идиот, столько времени стоять с оружием. А вдруг мы сразу ментам бросились звонить?

– Вдвоем пойдем, и, пожалуй, тебе придется с этой ерундой разбираться вместе со мной. Только надо у нашего гостя выяснить, как его приятеля зовут и где он живет. Что, Костик, надеюсь, ты не забыл адрес?

– Нет, нет, как я могу свой адрес забыть, а вы правда на меня больше не сердитесь?

– Как маленький, ей-богу, на такого даже обижаться грех, – усмехнулся Георгий. – Варя, вы бы у Костика оружие изъяли, не ровен час, он сам себя подстрелит.

– Мы лучше с ним пойдем, я его домой отвезу, а потом на такси сама доберусь. Федь, придется нам с тобой в другой раз поговорить. Да, чуть не забыла, я с твоей Сашей договорилась встретиться, возьму у нее интервью о балетном училище, тем более, она работает совсем рядом с моим домом. Мне интересно на все это изнутри взглянуть, да и читателям понравится.