Темное Наследие бесплатное чтение

Трейси Лоррейн
Темное наследие

1

КАЛЛИ

Когда я просыпаюсь, все расплывается.

У меня такое чувство, будто моя голова набита ватой, а тело слабое. Слишком слабое.

Я сглатываю, отрывая язык от неба. Каким-то образом вкус того ужасного виски, которое Эмми заставила меня выпить, все еще остается на моем языке. Мой желудок переворачивается, но он быстро успокаивается, прежде чем мне приходится бежать. Слава Богу, потому что я почти уверена, что мои ноги сейчас меня бы не удержали.

Мой разум лихорадочно соображает, пытаясь думать о чем-нибудь, кроме виски.

Зачем она вообще заставила меня это выпить— черт.

— Деймон, — кричу я, садясь быстрее, чем может справиться моя голова. Она вращается, заставляя мир казаться чертовой каруселью.

— Калли, — шепчет прерывающийся голос.

Глядя в мою сторону, у меня перехватывает дыхание, когда я нахожу Джослин там, держащую меня за руку, ее глаза наполнены непролитыми слезами.

От этого зрелища все, что осталось целым в моей груди, разлетается на миллион кусочков.

— Скажи мне, что это был сон, — шепчу я, боль снова пронзает меня. Это самое безнадежное чувство, которое я когда-либо испытывала. И оно оставляет меня разбитой и истекающей кровью.

— О, Калли, — всхлипывает она, притягивая меня в свои объятия, наконец-то давая волю слезам, которые, я уверена, она сдерживала все это время.

Папа.

Нико.

Деймон.

Рыдания вырываются из моего горла. Это как ножи, впивающиеся в мою ободранную кожу, но я не могу остановиться. Боль слишком невыносима.

Все мое тело дрожит, лед бежит по венам, пока мой разум мучает меня, воспроизводя ключевые события прошлой ночи.

Пока все не сосредоточится на одном лице, на одном человеке.

— Где Алекс?

Джослин отпускает меня, ее руки поднимаются к моему лицу и позволяют мне увидеть мою пустую комнату.

— Где все?

— Они все вернулись в загородный клуб на поиски.

Между нами воцаряется тишина, пока я пытаюсь осознать, что это значит.

— О-они не наш— Из моего горла вырывается икота, прерывая мое последнее слово.

Взяв обе мои руки в свои, она смотрит мне прямо в глаза.

— Я не знаю всего, только то, что они объяснили перед тем, как снова ушли. — Я киваю, нервно сглатывая, но в равной степени нуждаясь услышать все. — С Нико все в порядке. — Весь воздух вырывается из моих легких при этой новости.

— О Боже, — всхлипываю я. — П-почему он не вернулся?

— Он отказался уйти и прекратить поиски твоего отца, и других.

— Д-другие?

В ее чертах сквозит печаль, от которой у меня сводит живот.

— Они не могут найти Деймона, и—

— Нет, — кричу я. — Нет.

Вырывая свои руки из ее, я встаю с кровати.

— Нет, я отказываюсь в это верить. Он бы так не поступил. Он бы этого не сделал. Он лучше этого, чем позволить какому-то зданию рухнуть… Нет— рявкаю я, проносясь через комнату и захлопывая за собой дверь ванной с такой силой, что все мое тело сотрясается от грохота. — НЕЕЕТ, — кричу я. — НЕЕЕТ.

Рыдания сотрясают мое тело, но я не позволяю им остановить меня, я иду в ванную, а затем ополаскиваю лицо холодной водой. Что угодно, лишь бы попытаться пробиться сквозь пелену отчаяния, которая окружает меня.

— Калли, — зовет Джослин из-за двери комнаты. — Калли, пожалуйста.

Распахнув дверь, я проношусь мимо нее прямо к своему гардеробу. Через секунду мое платье с вечеринки валяется на полу, и я натягиваю леггинсы и толстовку.

— Калли, что ты—

— Я собираюсь помочь. Я найду его, я знаю, что найду.

— Калли, пожалуйста. Тебе нужно—

— Мне нужно что? — Огрызаюсь я, поворачиваясь к ней лицом.

Глаза Джослин смягчаются, в них нескрываемая боль, прежде чем они опускаются на мой живот.

— Он хотел бы, чтобы ты была здесь и в безопасности, — говорит она тихим предупреждающим тоном, который оставляет очень мало места для споров. Тем не менее, я делаю это. Когда дело доходит до Деймона, я всегда буду рядом.

— Прямо сейчас я нужна ему. Ему нужны все мы. И я не собираюсь сидеть здесь, жалея себя, когда я могла бы быть там, помогать, искать их.

Засовывая ноги в кроссовки, я останавливаюсь у своего клатча, который лежит на прилавке, но я отбрасываю мысли о том, что скрывается там внутри, и проношусь мимо, на ходу снимая ключи от машины с крючка на стене.

— Калли, пожалуйста. Они сказали мне—

— Мне надоело делать то, что мне говорят, Джослин. Они и моя семья тоже. У меня тоже есть все права сражаться за них.

Я не задерживаюсь достаточно долго, чтобы услышать ее ответ — я уже пробегаю через дом и выскакиваю через парадную дверь. Поздний вечер прожигает насквозь черную толстовку с капюшоном, которую я натянула. Мои брови приподнимаются, когда я думаю о том, как долго я была не в себе, но у меня нет времени беспокоиться о таких бессмысленных вещах, как это.

— Калли, подожди, — кричит Джослин откуда-то позади меня, но я даже не смотрю в ее сторону, бросаюсь в свою машину и нажимаю пальцем на кнопку «Пуск».

Двигатель моего Mercedes с ворчанием оживает, и я включаю задний ход, чуть не съезжая колесами с подъездной дорожки и оставляя Джослин стоять посреди нее с выражением безнадежности на лице.

Слезы тихо текут из моих глаз и капают с подбородка, но я отказываюсь поддаваться отчаянию, которое пытается разорвать меня на части.

Поддаться этому и рассыпаться в прах никому не поможет.

И мне нужно помочь. Я должна что-то сделать

Я должна их найти.

Все мое тело дрожит от моей сдержанности, но я проглатываю все это.

Я лечу по улице, принимая решения, более рискованные, чем когда-либо, но моя потребность попасть туда, чтобы быть полезной, сейчас важнее, чем поцарапать свою машину.

Солнце слепит, опускаясь все ниже, и я направляюсь на окраину города, где, как я помню, была прошлой ночью.

Когда я подъезжаю ближе, небо начинает темнеть, но это не имеет ничего общего со временем, а все из-за дыма и пыли, которые поднимаются от того, что осталось от здания, в котором мы все были прошлой ночью.

Меня тошнит при одной мысли о том, что я собираюсь обнаружить, пока я еду по длинной подъездной дорожке, прежде чем деревья раскроют то, что всего двадцать четыре часа назад было гламурным загородным клубом.

Синие и красные мигающие огни отражаются в дыму, который становится гуще с каждой секундой. Но он недостаточно густой, чтобы скрыть разрушения.

— Срань господня, — кричу я, когда реальность раскрывает себя.

Здание превратилось в не более чем груду обломков. Обломки, которые в настоящее время скрывают, заманивают в ловушку тех, кого я люблю.

Я резко останавливаю машину позади пожарной машины и бегу к тлеющим руинам.

— НИКО, — кричу я, мои глаза прикованы к моему брату, когда я обегаю очередную пожарную машину.

Все взгляды обращены на меня, но я не обращаю на них никакого внимания, когда лечу к нему.

Он грязный, окровавленный. Его одежда разорвана, глаза темные и затравленные.

— Калли, — потрясенно выдыхает он, и я не останавливаюсь, пока мы не сталкиваемся, и я не обнимаю его.

— Я думала, ты мертв, придурок, — причитаю я, когда он обнимает меня так крепко, что я едва могу дышать.

— Я не мог оставить их, Кэл. Черт. Мы не можем найти папу.

Все его тело дрожит, когда он обнимает меня, и я не могу не задаться вопросом, не сломалось ли что-то внутри него, когда он поднял глаза и увидел меня.

— Мы найдем. Мы найдем его.

Уткнувшись лицом в мою шею, он прерывисто дышит. Я чувствую, что к нам присоединились другие, но я не двигаюсь. Я просто цепляюсь за Нико, как будто от этого зависит моя жизнь, поскольку горе и отчаяние, которых я никогда раньше не испытывала, грозят разорвать меня на куски.

Папа и Деймон должны быть здесь, просто ожидая, когда мы освободим их.

Они должны быть. Другого варианта быть не может.

Чья-то рука ложится мне на спину. Я понятия не имею, кому она принадлежит, но я черпаю из нее столько силы, сколько возможно, прежде чем руки обхватывают нас обоих.

Открываю глаза, и они сразу же сталкиваются с глазами Алекса. Девушки собрались позади него, но я не могу сосредоточиться на них. Отчаяние Алекса притягивает меня.

У меня перехватывает дыхание, потому что темнота, боль, плавающая в его серых глубинах, — это все, что мне нужно, чтобы сказать, что у них нет новостей о Деймоне.

Я не думала, что это возможно, но мое сердце снова разрывается на части.

Отчаянно пытаясь добраться до него, мои руки выскальзывают из рук Нико, и в ту секунду, когда все вокруг нас отступают, я отпускаю его и падаю на Алекса.

Как и Нико, он едва сдерживается. И в ту секунду, когда я чувствую жар его слез на своей шее, болезненный всхлип вырывается из моего горла.

— Мне так жаль, Кэл. Я не могу его найти. — Его голос грубый и сдавленный эмоциями, и это выводит меня из себя.

Я обнимаю его крепче, разваливаясь на части прямо рядом с ним.

— Это не твоя вина, — шепчу я.

Он кивает, прерывисто дышит, его пальцы теребят ворот моей толстовки.

— Он так просто не сдастся, Алекс. Он не сдастся. Он самый упрямый ублюдок на свете. Потребуется нечто большее. Он где-то здесь. Он жив.

— Я знаю, — говорит он со сдавленным смехом. — Он здесь. Я знаю, что он жив. Я бы почувствовал это, если бы он был.… если бы он умер, я бы…

Мы стоим там, потерявшись в этих словах. Оба надеемся, молимся, чтобы они были правдой.

Еще через несколько минут хватка Алекса ослабевает, и его руки отпускают меня. Подняв руки, он вытирает лицо, прежде чем поднять его к небу, я могу только предположить, что он возносит молитву.

Я смотрю на него с комом эмоций размером с баскетбольный мяч, застрявшим у меня в горле, мои глаза горят от всех выплаканных слез.

Сделав долгий успокаивающий вдох, он снова смотрит на меня.

Я задыхаюсь, когда его боль сталкивается с моей. Связь между нами сильнее, чем когда-либо, поскольку мы разделяем это… это горе, это отчаяние.

— Ты не должна быть здесь, — шепчет он.

— Мне нужно быть здесь. Мне нужно помочь. Мне нужно… — Мои слова замолкают, когда я смотрю через его плечо на гигантскую груду обломков.

— Он знал, что это обернется катастрофой, — рассеянно признается Алекс. — Он знал, что нам не следовало соглашаться на это. Он так беспокоился о том, что ты можешь пострадать, что… — Рыдание разрывает его горло, обрывая конец предложения.

— Они были уверены, что поступили правильно. Мы должны доверять им, — говорю я, не сводя глаз с дяди Дэмиена, который стоит среди своих капо, роясь в обломках, чтобы найти своих людей. Его брата.

— Пошли, Э. Мы собираемся продолжать поиски, — говорит Нико, обнимая Алекса за плечи.

Не желая выпускать его, ни одного из них, из виду, я тянусь к их рукам.

Я задыхаюсь, когда их разодранная кожа соприкасается с моей, и смотрю на их окровавленные и грязные пальцы.

— Тебе нужно остановить—

— Нет, пока мы их не найдем, — говорит Нико низким и убийственным голосом, отдергивая руку. — Папа слишком хорош, чтобы умереть здесь.

Он уходит прежде, чем у меня появляется шанс ответить, и я смотрю, как он перелезает через обломки и начинает разбирать то, что, как я предполагаю, является крышей, раскапывая землю в надежде кого-нибудь найти.

— Не делай глупостей, малышка Си, — выдыхает Алекс мне на ухо, прежде чем направиться к Нико. Тео, Себ и Тоби следуют за ним.

Руки снова обвиваются вокруг меня, но я не отвожу глаз от парней, когда все они начинают работать вместе, чтобы очистить территорию, в которой они находятся.

Все четверо грязные, их руки искалечены, и меня переполняет чувство вины за то, что я спала дома, в то время как они были здесь, помогая.

— Скольких из них не хватает? — спрашиваю я.

— Мы не знаем наверняка. По крайней мере, еще пятерых, судя по тому, что выяснили ребята.

Я просматриваю сцену передо мной. Повсюду солдаты, пожарные, Жнецы и Волки, прокладывающие себе путь через руины.

— Еще? — Спрашиваю я, желчь подступает к моему горлу от того, что это может означать.

— Они уже вытащили четверых.

Я киваю, подавляя накатывающие эмоции.

Зажмурив глаза, я делаю шаг вперед.

— Чего же мы тогда ждем?

— Ты уверена, что хочешь это сделать? — Спрашивает Джоди, и когда я смотрю на нее, мои глаза ловят обеспокоенный взгляд Бри.

— Да. Я уверена. Мы вытащим их быстрее, если нас будет больше.

Они вчетвером кивают в знак согласия, и мы вместе присоединяемся к ребятам и начинаем работать.

2

КАЛЛИ

— Черт. Сюда, — кричит кто-то, немедленно останавливая нас всех, чтобы посмотреть, что — или кого — он нашел.

Уже поздно. Солнце зашло некоторое время назад, оставив нам только серебристый оттенок луны и прожекторы, которые установили пожарные, чтобы помочь в поисках.

Мое сердце подскакивает к горлу, когда Стелла и Эмми берут меня за руки и помогают пройти по обломкам. Все начинают собираться вместе по мере того, как все больше мужчин сосредотачиваются на этой единственной области, чтобы узнать, что было обнаружено.

— О, черт, — ахает Стелла, когда из-под обломков появляется темная фигура.

— О Боже. — Мой желудок завязывается узлом, сжимается так сильно, что мне приходится бороться с тем, чтобы меня не вырвало прямо там, когда я замираю и смотрю, как мужчины осторожно вытаскивают тело.

Все кричат и выкрикивают приказы, но все как в тумане. В моих ушах нет ничего, кроме белого шума, когда я смотрю, как этот кошмар разворачивается передо мной.

Парамедики спешат, приступая к действию, и мое сердце пытается выскочить прямо из груди.

Хватка на моих руках усиливается, но я едва осознаю то, что вижу, поскольку моя абсолютная паника перевешивает все.

Но затем сквозь все это прорывается голос, и реальность рушится у моих ног.

— Папа, — кричит Нико, проталкиваясь сквозь толпу, пока дядя Дэмиен не хватает его, не давая встать на пути парамедика. — ПАПА, — ревет он, его голос надтреснут от боли и страха.

Тишина окутывает всех нас, пока парамедики делают свое дело, но в ту секунду, когда они начинают искусственное дыхание, я знаю. Я чувствую это до глубины души.

— Папа, — хнычу я, когда Стелла и Эмми прижимаются сильнее, практически удерживая меня.

— Все будет хорошо, Кэл. Это—

— НЕТ, — рычит Нико, наконец-то вырываясь из объятий дяди Дэмиена и бросаясь к носилкам, на которых лежит папа. — Папа, пожалуйста. Ты нам нужен.

Слезы текут по моим грязным и пыльным щекам, когда я стою там, снова сокрушаясь, в то время как мой брат разваливается на части.

Нико не ломается. Никогда. Поэтому вид его опущенных плеч и дрожащего тела разрушает меня.

Произносятся приглушенные слова, но, когда парамедики отступают, а дядя Дэмиен снова подходит к Нико, у меня есть все ответы, которые мне нужны.

Стелла и Эмми прожигают меня обеспокоенными взглядами, но я не смотрю на них. Я не могу отвести глаз от Нико, когда он опускается на колени рядом с безжизненным телом нашего отца.

Тьма опускается вокруг меня, сковывая все, пока я не клянусь, что мое тело состоит только из камня и льда.

Я наблюдаю за всем, что происходит вокруг меня, как будто я смотрю фильм, а не на свою собственную жизнь.

Руки поддерживают меня, но я теряю представление о том, кому они принадлежат, поскольку Тео, Себ и Тоби окружают Нико и пытаются удержать его вместе.

Я не замечаю человека, которого нет в их маленькой группе, пока другая пара рук не опускается на мои бедра и меня не уносит со сцены передо мной.

Алекс смотрит на меня сверху вниз испуганными глазами, и от этого все врезается в меня, как грузовик.

Мои колени подкашиваются, когда боль пронизывает меня насквозь.

Но он не дает мне упасть. Он никогда бы этого не сделал.

Он ловит меня и притягивает к своей груди, обнимая и крепко прижимая к себе.

— Мне так чертовски жаль, Калли, — выдыхает он мне в ухо, и осознание того, что он мне говорит, хотя я уже знала, полностью ломает меня.

Тепло окружает меня, пока мои девочки утешают меня, делая все возможное, чтобы сделать это более терпимым.

Но ничего из этого не работает. Боль слишком острая, слишком жестокая. И страх… Черт возьми, страх того, что это только начало агонии, такой же подавляющий, как и горе.

— Где он, Алекс? — хнычу я.

— Черт возьми, Кэл. — Его хватка на мне усиливается, и это мало помогает моему хрупкому состоянию. — Я не знаю.

Уткнувшись лицом в изгиб его шеи, я рыдаю обо всем, что потеряла, и обо всем, что, как я чувствую, ускользает от меня.

Голоса разносятся в воздухе вокруг меня, но я не слышу ни слова. Люди двигаются, двигатели урчат, а завалы продолжают вывозиться. Единственное, что остается неизменным, — это руки, обнимающие меня.

Поддержка Алекса никогда не ослабевает, несмотря на то, что ему так же больно, как и мне.

— Ты хочешь пойти и увидеть его? — спрашивает он сильным голосом, давая мне зацепиться за что-то.

— Эм… — У меня голова идет кругом от важности этого вопроса. Я крепко сжимаю глаза, пытаясь решить, хочу ли я, чтобы моим последним воспоминанием об отце было то, как он улыбается сегодня вечером, празднуя мамин день рождения, или лежит на носилках, вероятно, избитый, в синяках и переломах.

— Нико все еще там.

Я киваю в грудь Алекса и делаю глубокий вдох.

Это не только обо мне. Я не единственная, кто кого-то здесь потерял. Нико, он—

Рыдание вырывается из моего горла.

Мой брат только что потерял своего героя.

— Я нужна Н-Нико.

Губы Алекса приоткрываются, чтобы ответить, но я не даю ему шанса. Я обхожу его и иду туда, где мой брат все еще стоит на коленях на земле перед нашим отцом.

Я опускаюсь рядом с ним, мое сердце колотится в горле, и я смотрю на его профиль.

Выражение лица Нико непроницаемо, его маска прочно на месте.

Но в ту секунду, когда я тянусь к нему и обнимаю за плечи, все меняется. Как будто от моего прикосновения рушатся пошатнувшиеся основы, которые поддерживали его, и он падает на меня, сжимая меня так крепко, что мне трудно дышать.

Он ничего не говорит и не издает ни звука, пока мы просто держимся друг за друга. Наша боль сталкивается, наше горе только растет с течением секунд и минут.

Только когда некоторое время спустя на меня падает тень, я, наконец, отрываю взгляд от изгиба его шеи.

Я нахожу Тео, смотрящего на нас сверху вниз с расстроенным выражением лица.

— Босс отправился навестить вашу маму, — говорит он нам деловым тоном, но я понимаю почему.

Нико кивает, когда наконец отпускает меня, и оглядывается туда, где мирно лежит папа, и, прежде чем я понимаю, что делаю, я следую за ним.

У меня перехватывает дыхание, когда я смотрю на его грязное лицо.

— Папа, — шепчу я, двигаясь вперед и дотягиваясь до его руки, лежащей у него на груди.

Она все еще теплая, и я цепляюсь за нее, как за спасательный круг, несмотря на то, что знаю, что это подделка.

Он ушел. Я это знаю. И что еще хуже? Я это чувствую.

— Ты заслуживал лучшего, чем это, — говорю я ему. — Я… мне жаль, что ты не сможешь увидеть м-моего— Комок в моем горле обрывает остальные слова, когда моя рука ложится на живот. Ход, который, я надеюсь, все пропустят. Кажется, все, кроме Алекса, когда его рука опускается на мое плечо, мягко сжимая.

— Тебе следует пойти домой, Калли. Уже поздно и— Нико сглатывает и испускает долгий вздох. — Нам нужно продолжать копать. Он на мгновение опускает голову, прежде чем подняться на ноги и вернуться туда, где некоторые ребята все еще работают.

— Н-нет, я не могу—

— Он прав, малышка Си. Уже поздно, ты ничего не ела и— Слова Алекса обрываются, когда я пристально смотрю на него.

— Мы нужны ему, Алекс. Ему нужно, чтобы мы его нашли.

Он кивает, в его серых глазах мелькает понимание, но это еще не все, и прежде чем он открывает рот, я знаю, что то, что должно произойти дальше, уничтожит меня.

— И ему нужно, чтобы я присматривал за тобой. — Его взгляд опускается на мой живот, когда боль от нашей нынешней ситуации угрожает снова свалить меня с ног.

— Н-но, папа, — говорю я, оглядываясь через плечо.

— Ребята позаботятся о нем. Тебе не нужно беспокоиться. — Я поднимаю взгляд, мои глаза ловят взгляд парамедиков, которые наблюдают за нами со стороны, ожидая, чтобы сделать все, что им нужно. Они оба сочувственно улыбаются мне, и я киваю в знак признательности за то, что позволили Нико подойти к телу на этот раз. Я уверена, что на самом деле это не входит в их должностные инструкции.

— Позволь ему присмотреть за тобой, Калли, — говорит Стелла откуда-то из-за моей спины.

Я хмурю брови, удивляясь, почему она не требует, чтобы она сделала это сама. Но в равной степени я не спорю, потому что единственного человека, которого я хочу обнять прямо сейчас, здесь нет. Или он здесь, он просто…

— Хорошо, — уступаю я.

Прежде чем я успеваю пошевелиться, Алекс притягивает меня к себе и ведет к моей машине.

Кажется, что поездка сюда произошла целую жизнь назад. Пребывание здесь на вечеринке прошлой ночью почти похоже на сон или кошмар. Хотя это было всего двадцать четыре часа назад.

— Ты должен остаться. У тебя больше шансов найти его, — возражаю я, когда он садится на мое водительское сиденье.

Он тянется к моей руке и сжимает ее. — Я поступаю правильно, — уверяет он меня, хотя его глаза не отрываются от кучи обломков.

— Но что, если—

— Они найдут его. Они должны.

— А что, если—

— Невозможно. Он где-то там, просто ждет, я знаю, что он жив.

— Тогда ты должен—

— Присматривать за тобой. Уверяю тебя, это то, чего бы он хотел.

Я смотрю на его профиль, сосредотачиваясь на твердой линии его челюсти, пока мое зрение затуманивается от слез.

— Спасибо тебе, — шепчу я.

Он медленно отводит глаза и поворачивается ко мне. Темнота и боль, отражающиеся во мне, подобны физическому удару в грудь.

— Он вернется к нам, Калли.

— А если он этого не сделает? — Спрашиваю я, мой голос срывается с каждым словом.

— Тогда я буду рядом с тобой на каждом шагу.

Я прерывисто выдыхаю, когда мои эмоции снова угрожают взять надо мной верх, тяжесть его обещания давит на меня.

— Нет, я не могу просить тебя—

— Один шаг за раз, да?

Его большой палец касается моих поцарапанных костяшек, его любовь и поддержка просачиваются сквозь мою кожу.

— Д-да. Хорошо, — шепчу я, не в состоянии ничего сделать, кроме как последовать его примеру. Я уже на пределе и развалюсь на части в своей машине, если он быстро не вернет меня домой.

Кивнув, он заводит машину. Бросив один долгий взгляд на то место, где лежит мой отец, а рядом с ним парамедики, затем на Нико, который отказывается останавливаться, я закрываю глаза и позволяю Алексу забрать меня из этого кошмара.

По дороге домой никто из нас не произносит ни слова. Нет слов, чтобы сказать. Ничто этого не исправит. Ничто не вернет моего отца, и ничто не повернет время вспять и не остановит события вчерашнего дня, меняющие ход всех наших жизней.

К тому времени, как мы подъезжаем к дому, я полностью отключаюсь.

Мне каким-то образом удалось запихнуть боль и горе в непроницаемый ящик, и я натянула свою собственную маску, которой, я уверена, Деймон гордился бы.

Я не чувствую себя сильной, когда выхожу из машины. Я не чувствую… ничего.

Мое тело движется так, как будто оно знает, что ему нужно, без указаний моего мозга, и я просто позволяю ему делать свое дело.

Со стороны гостиной доносятся громкие крики, но я не двигаюсь в том направлении. Последнее, что я хочу увидеть прямо сейчас, это как мама разваливается на части.

— Калли, подожди, — зовет Алекс из-за моей спины. Но я не останавливаюсь, когда бегу в свой подвал.

Тень заполняет дверной проем гостиной за мгновение до того, как я прохожу мимо, и когда я поднимаю взгляд, я нахожу Джослин, стоящую там. Впервые за все время ее волосы в беспорядке, макияж стекает по лицу.

Поднимая руку, я прерываю ее, прежде чем она успевает что-либо сказать, и продолжаю идти вперед, тяжелые шаги все время сопровождают меня.

— Калли, подожди, — зовет Алекс, когда я сбегаю по лестнице, одиночество моего подвала слишком манит, чтобы его игнорировать.

Мне нужна тишина, темнота, затем— вырывается еще одно рыдание.

— Ты должен вернуться, — говорю я, мой голос звучит сильнее, чем я ожидала, когда мои внутренности превращаются в пепел.

Я врываюсь в ванную, включаю ванну и наливаю немного пены.

Когда я возвращаюсь, Алекс все еще стоит посреди моего пространства, но я отказываюсь смотреть на него. Я не могу.

— Калли, пожалуйста. Просто остановись, — умоляет он, протягивая ко мне руки. Я отскакиваю в сторону, прежде чем у него появляется шанс притянуть меня к себе. Если я остановлюсь, пока он смотрит, то он будет вынужден стать свидетелем моего срыва, а от него больше пользы в поисках, чем от того, что он вытирает мои слезы прямо сейчас. Мое сердце болит при одной мысли о том, чтобы отослать его прочь, но я знаю, что это правильный поступок. Деймон нуждается в нем больше, чем я прямо сейчас.

— Вернись и найди его, Алекс. Пожалуйста, я у-умоляю т-тебя.

Скидывая обувь, я стягиваю через голову грязную толстовку с капюшоном и натягиваю испорченные леггинсы до лодыжек.

Я не спускаю с него пристального взгляда, и меня бесит, что отсутствует какой-либо жар, который я обычно испытываю, просто стоя здесь в нижнем белье. Только беспокойство и печаль на его пути.

— Я собираюсь смыть с себя всю эту грязь. Затем я иду спать.

Я снова ухожу, его глаза отслеживают каждое мое движение по комнате, пока я не добираюсь до ванной и не захлопываю за собой дверь.

В ту секунду, когда я остаюсь одна в темноте, наворачиваются слезы, а боль пронзает меня с такой силой, что я понятия не имею, как я еще стою.

Я ковыляю к ванне, каким-то образом умудряясь снять нижнее белье и залезть в нее.

Я не чувствую температуры воды, когда погружаюсь под слой пузырьков. Я не чувствую ничего, кроме боли, когда мои слезы текут быстрее, а крики становятся громче.

— Калли? — Зовет Алекс. — Не делай этого. — Агония в его голосе пронзает меня насквозь.

— Просто уходи, — всхлипываю я. Понятия не имею, достаточно ли это громко, чтобы он меня услышал.

— Я не позволю тебе вот так отгораживаться от меня.

— Просто уходи, пожалуйста. Мне нужно—

Дверь распахивается, шок от громкого хлопка заставляет меня забыть свои слова.

Он тянется за спину и стаскивает с себя грязную и разорванную рубашку. Его кисти и предплечья покрыты грязью и кровью, и быстро становится очевидно, что остальная часть его тела так же пострадала от многочасового перемещения обломков.

— Что, черт возьми, ты делаешь? — Я ахаю, отводя взгляд от порезов и синяков, покрывающих его тело.

— Буду тем, что тебе нужно, и возьму то, что мне нужно взамен.

Я слишком потрясена, чтобы делать что-либо, кроме как смотреть широко раскрытыми, полными слез глазами, как он скидывает ботинки, стягивает брюки с ног и направляется в ванну в одних боксерах.

— Двигайся вперед.

— Алекс, я голая. Ты не можешь просто—

— Черт возьми, Кэл. Это холодно, — выдыхает он, когда опускает пальцы ног в воду.

Я пожимаю плечами. — Не чувствую этого.

— Иисус.

Протянув руку, он вытаскивает пробку, позволяя половине холодной воды стечь, прежде чем снова открыть кран с горячей.

Возможно, я и не чувствовала холода, но я чертовски уверена, что чувствую тепло воды, когда она окружает меня.

Подтянув ноги к груди, я продвигаюсь вперед, наконец-то делая то, о чем он меня просил, и позволяя ему зайти сзади.

К счастью, ванна огромная, что позволяет его длинным ногам обхватить мое тело. Его руки обвиваются вокруг моих, которые обнимают мои ноги.

— Мне чертовски жаль, Кэл, — шепчет он мне на ухо, пока вода продолжает поглощать нас обоих.

Я киваю, поворачивая голову в сторону, чтобы положить ее ему на плечо.

Я прерывисто выдыхаю, но ничего не говорю. У меня нет слов. Как я могу? С Нико может быть все в порядке, но папы больше нет, а Деймон—

Болезненный крик вырывается из моего горла.

— Я держу тебя, — бормочет Алекс, обнимая меня крепче. — И я клянусь, что, черт возьми, не отпущу.

Развернувшись, я прижимаюсь к нему и позволяю горю, которое я пыталась сдержать, поглотить меня.

3

КАЛЛИ

Я просыпаюсь от звуков мягких женских голосов и запаха кофе. Тепло чьей-то руки на моей икре в равной степени успокаивает и причиняет боль.

На самые короткие секунды, когда я прихожу в себя, я надеюсь, молюсь, чтобы все это было одной большой шуткой. Но боль в моей груди, резь в глазах еще до того, как я их открою, говорят мне, что все это очень, очень реально.

— Скажи мне, что все это мне приснилось, — шепчу я, мой голос хриплый как от сна, так и от часов, которые я провела, оплакивая вместе с Алексом прошлой ночью.

Кровать прогибается, и когда я открываю глаза, я нахожу Эмми и Стеллу по обе стороны от меня. Их лица покрыты грязью, волосы в беспорядке, а под глазами темные круги от недостатка сна.

— Как у тебя дела? — Спрашивает Стелла, хотя, судя по тому, как она морщится, я думаю, она понимает, какой это глупый вопрос, в ту же секунду, как он слетает с ее языка.

— Мне нужен кофе.

— К счастью для тебя, у меня безупречный выбор времени, — произносит успокаивающий голос, прежде чем Джослин появляется в изножье моей кровати с подносом, полным кофе, апельсинового сока и свежей выпечки.

Она выглядит ненамного лучше Эмми и Стеллы, и когда ее глаза встречаются с моими, ее лицо вытягивается, а в чертах проступает боль.

— О, моя милая девочка, — выдыхает она, оставляя поднос на краю кровати и обходя его, чтобы притянуть меня в свои объятия.

Я делаю глубокие вдохи, пытаясь сдержать свои эмоции. Я понятия не имею, как долго я плакала прошлой ночью, но мне нужно взять себя в руки. У меня есть люди, которым я нужна. Разваливаться прямо сейчас — не вариант.

— Это кофе без кофеина, — шепчет она, прежде чем наконец отстраниться.

Мои брови на мгновение сводятся, когда я пытаюсь расшифровать то, что она мне говорит. Второе осознание поражает меня, я хочу свернуться калачиком обратно под одеяло и никогда не выныривать.

Как, черт возьми, моя жизнь превратилась в это дерьмовое шоу?

Вокруг нас воцаряется тишина, когда Джослин, раздав нам всем по кружке, выдвигает стул. Эмми и Стелла смотрят на нее в замешательстве. Она никогда раньше не тусовалась с нами, но прямо сейчас мне это нужно. Мне нужна вся их сила и поддержка, и Джослин, кажется, знает это лучше, чем кто-либо.

— Спасибо за это, Джей, — говорит Эмми с мягкой улыбкой. — В нем, случайно, нет виски?

— Извините, просто кофеин.

— Я приму это.

— Вы обе хоть немного спали? — Спрашиваю я, переводя взгляд на двух моих лучших друзей.

Они обе качают головами. — Мы были на поисках с ребятами.

— Где они? Где Алекс?

— Алекс вернулся, как только мы приехали сюда, чтобы составить тебе компанию.

Меня охватывает чувство вины за то, что он оставил поиски Деймона из-за меня. Он должен был быть там. Он мог почувствовать то, чего не смогли другие.

Я киваю, когда воспоминания о времени, проведенном с Деймоном за последние пару недель, проносятся в моей голове, как фильм.

— Я встречалась с Деймоном, — выпаливаю я.

Тишина.

Поднимая глаза, я встречаюсь с добрыми глазами Джослин, и она ободряюще кивает. Она более чем осведомлена об огромных секретах, которые я хранила.

Для меня настало время начать исповедоваться. По крайней мере, в некоторых из них.

— Т-ты… э-э… — начинает Стелла.

— Ты трахалась с Деймоном? — Эмми ахает, осознание ударяет ее по голове. — Деймон? Деймон Деймос? Близнец того парня, который ходит за тобой повсюду, как потерявшийся щенок, этот Деймон?

— Да, мы все знаем, о ком она говорит, Эм, — огрызается Стелла, гнев и разочарование, которые, как я надеялась, я не услышу в ее голосе, очевидны.

— Прости, что я не сказала тебе, я просто… все это было безумием, и теперь он—

— О, черт, — выдыхает Стелла, бросая свою кофейную кружку на мой прикроватный столик, прежде чем украсть мою и броситься на меня.

— Я в порядке, — неубедительно шепчу я.

— Они найдут его. Он лучше этого, чем быть похороненным под зданием.

— Я так думала о своем отце, но посмотри, к чему это привело.

Еще одна пара рук окружает меня, пока я не оказываюсь посреди них, будучи чертовски близка к тому, чтобы быть раздавленной насмерть.

— Я собираюсь оставить вас, девочки, наедине с этим, — говорит Джослин, когда я призналась в своем первом грехе. — Позвоните мне, если я вам понадоблюсь.

К тому времени, когда Стелла и Эмми освобождают меня, она уже исчезла.

— Ладно, итак… — Начинает Эмми, когда Стелла возвращает мне кофе. — Давайте сосредоточимся на наиболее важных элементах этого откровения. Насколько велик его член?

— Эмми, — отчитывает Стелла.

— Что? — спрашивает она, пожимая плечами. — Мы сейчас по колено в аду, нам разрешено немного поговорить о члене, верно? — Эмми смотрит на меня, в ее глазах почти умоляющий взгляд.

Одному Богу известно, что они увидели за те часы, что копались в этом разрушении. Как и у Алекса, их руки поцарапаны и окровавлены, одежда испорчена. Я полагаю, что наименьшее, что я могу сделать прямо сейчас, это помочь им пройти через это настолько, насколько я знаю, что они помогут мне.

— У него пирсинг на члене, — тихо признаюсь я.

— О, мой гребаный Бог. Я знала, что этот парень был фриком, — смеется Эмми, хотя ее обычного юмора явно не хватает.

Снова наступает тишина, и я тяжело вздыхаю, боль и потеря наполняют каждый дюйм моего тела.

— Как долго вы двое были… — спрашивает Стелла.

— Это началось на Хэллоуин, — признаюсь я, вздрагивая.

— Черт, — шепчет она, на ее лице явно читается боль.

— Прости, — выдыхаю я, беря ее за руку. — Это… это было всего один раз. Я даже не должна была знать, что это был он. Он так и не снял маску и—

— Все в порядке, Кэл. Ты не обязана этого делать. Это шок, конечно. Но мы здесь ради тебя, несмотря ни на что, — уверяет меня Эмми.

— Спасибо.

— А как насчет Алекса? Ты ему нравишься, он—

— Он знает. Знал это все время, хотя мы не знали этого до недавнего времени. Он подталкивал нас к признанию, будучи… самим собой. — Грустный смех срывается с моих губ.

— Я думаю, в этом есть какой-то смысл.

— Когда я отсутствовала на прошлой неделе, — признаюсь я, — я была с Деймоном.

— О, вау. Хорошо. — Стелла убирает свои растрепанные волосы с лица, пока все обдумывает.

— Это еще не все.

— Господи, Калли. Ты жила двумя совершенно разными жизнями или что-то в этом роде? — Спрашивает Эмми.

— Вроде того. — Я смотрю на Стеллу. — Ты помнишь Анта и Энзо?

— Итальянцы? Конечно. Они были хо—

— Я не переставала встречаться с Антом. После той ночи на Хэллоуин между мной и Деймоном ничего не произошло. Но затем, несколько недель назад, в ночь, когда они напали на итальянцев, я была в комнате Анта. Деймон взял ее штурмом, и что ж… можно с уверенностью сказать, что в те выходные я не делала домашнюю работу.

— У тебя были секс-выходные с дьяволом? — Догадывается Эмми.

— Да и нет. — Я опускаю голову на руки. — Боже, все это такой беспорядок.

— Все будет хорошо, Калли. Они найдут его, и он—

Я поднимаю взгляд, мои глаза встречаются с ее, умоляя ее прекратить питать ложную надежду.

— Сколько прошло времени?

— Эмм…

— Примерно тридцать шесть часов, — отвечает Эмми.

— И скольких выживших они вытащили? — Мое сердце разрывается надвое, когда я задаю этот вопрос, но я отказываюсь позволять себе верить в то, чего просто не произойдет.

— Двое, но это было почти сразу. Все остальные были…

— Это не будет хорошо, Стел. Ничто в этом не будет хорошо.

— Но это должно быть, — утверждает она, отказываясь верить в неизбежное.

— Но что, если это не так?

Моя рука, спрятанная под одеялом, снова скользит к животу, суровая реальность всего этого давит на меня. Но, несмотря на мои признания, эта правда, меняющая жизнь, остается запертой внутри меня.

Я и близко не готова пытаться примириться с результатом, который предстал передо мной позавчера вечером.

— Я знаю, что ты пытаешься быть реалистом здесь, Кэл. Я понимаю это, правда. Но это не конец для Деймона. Этого не может быть. Я, блядь, отказываюсь в это верить, — яростно говорит Эмми, ее глаза не отрываются от моих, давая мне хоть немного силы, за которую ей удается цепляться.

* * *

Несмотря на то, что они обе выглядят совершенно разбитыми и отчаянно нуждаются в душе, Эмми и Стелла сидят со мной, пока я пытаюсь переварить все, что произошло с субботнего вечера. С одной стороны, наш день в спа и сборы в Prestige кажутся прошедшими миллион лет назад. Но потом я вспоминаю взрывы, стрельбу, крики страха людей, когда итальянцы обрушили на нас ярость, и всплеск адреналина пробегает по моему позвоночнику, как будто это произошло всего несколько минут назад.

Ант.

Он должен быть последней из моих забот прямо сейчас, но это не мешает мне беспокоиться о его безопасности.

Когда он сказал мне, что вытащит их, я поверила ему.

Возможно, это было наивно с моей стороны. Но я ничего не могу с этим поделать.

Он никогда не был никем иным, кроме как заслуживающим доверия и честным со мной.

— Черт, — шиплю я, пытаясь вскочить с кровати, чтобы найти свой телефон. Я обнаруживаю, что мои лучшие друзья вырубились по обе стороны от меня.

Не разбудив их, я нахожу его все еще в своем клатче с субботнего вечера, рядом с тестом на беременность.

Мои руки дрожат, когда я снова смотрю на результат.

Разве это не должно быть самым счастливым временем в моей жизни? Разве мы не должны праздновать.

Я сдерживаю рыдание, прежде чем оно вырвется наружу, и включаю свой телефон.

В нем двухпроцентный заряд батареи, поэтому я быстро отправляю сообщение Анту.

Если он сохранил хотя бы часть своего секрета, то, возможно, что-то знает.

Возможно.

Только когда раздается тихий стук в дверь наверху лестницы, я вынуждена сдвинуться со своего места, уставившись на только что отправленное сообщение в надежде, что оно будет прочитано.

Дверь открывается, и я тихо пересекаю комнату, стараясь их не разбудить. И когда я смотрю на лестницу, я вижу Джерома, ковыляющего вниз.

Воспоминания о нем с кровью, льющейся из его бедра, возвращаются ко мне, и я бросаюсь ему на помощь.

— Тебе, вероятно, не следовало этого делать, — указываю я, обнимая его за талию и ведя к своему дивану.

— Мне нужно было посмотреть, как у тебя дела, — признается он с грустной улыбкой. — Мне так жаль твоего отца.

— Спасибо, — бормочу я, новая волна горя и отчаяния накатывает на меня. Я не забыла, по крайней мере, надолго, но это было немного легче переносить, пока девочки избегали упоминания об этом.

— Как самочувствие? — Спрашиваю я, бросая взгляд на его ногу, несмотря на то, что она прикрыта, как я предполагаю, спортивными штанами Нико.

— Да, Джанна сотворила свое волшебство. Примерно через неделю я буду как новенький.

— Ты потерял много крови.

— Да, я думаю, мне очень повезло. Если бы ты не вытащила меня оттуда так быстро, как тогда… Спасибо тебе.

Я качаю головой. — Я ничего не сделала, — шепчу я.

— Калли, ты была крутой задницей. Ты не показала ни капли страха. Ты должна гордиться собой. Я знаю, что твой отец гордился бы.

Слезы обжигают уголки моих глаз, когда комок размером с долбаный футбольный мяч подступает к моему горлу.

— И Деймон тоже, — добавляет он, просто чтобы разбередить эту рану немного шире.

Я опускаю голову на руки и борюсь, чтобы держать себя в руках.

После нескольких глубоких вдохов я снова смотрю на него. Я вижу все заверения, которые Стелла и Эмми дали мне, мерцающие в его глазах. Но я не хочу их слышать. Мне не нужна ложная надежда. Когда случится неизбежное, все станет только хуже.

Мы живем в опасном мире, полном боли и смерти. Что-то подобное всегда не за горами. Это то, о чем я слишком хорошо знала всю свою жизнь, даже когда меня держали в стороне.

— Твой отец, он… — Я вздрагиваю, чувствуя неловкость из-за того, что еще не знаю ответа на этот вопрос.

— С ним все в порядке. Он был на поисках вместе с остальными.

Я киваю. Если бы я была более увлечена этим, то, вероятно, заметила бы, когда занималась тем же самым. Но, честно говоря, все, что произошло после той первой перестрелки, было не более чем размытым пятном. Единственное, что запечатлевается в моей памяти так ясно, как будто это произошло всего несколько секунд назад, — это взгляд на папу сверху вниз.

— Хорошо. Это хорошо.

— Мама присматривает за твоей.

— Черт, — выдыхаю я, вспоминая, что я отказалась даже подумать о том, чтобы встретиться с ней, когда Алекс привел меня прошлой ночью.

— Не торопись. Мама, Джослин и остальные держат ее в руках.

Черт, Джанна.

Я встаю с дивана. — Мне нужно пойти и встретиться с ними.

— Калли, прямо сейчас тебе не нужно ничего делать.

— Я знаю. Мама потеряла ее… Джанна… — Я даже не могу закончить предложения, но мне и не нужно. Все более чем осведомлены о ситуации.

С тяжелым сердцем и моим миром, разлетевшимся в клочья, я направляюсь к лестнице.

Когда я оглядываюсь назад, я нахожу Джерома развалившимся на моем диване, явно измотанным своей поездкой сюда.

— Потусуйся здесь, хорошо? Отдохни, — инструктирую я, но не думаю, что мои слова нужны. Он пока никуда не собирается.

В доме жутко тихо, когда я пробираюсь через кухню. Все комнаты на первом этаже пусты.

С каждым шагом темная яма отчаяния, открывшаяся в ту секунду, когда в загородном клубе началась стрельба, становится все больше, угрожая затянуть меня на дно.

Я отбрасываю мысли о маме, настолько поглощенной собственным горем, что она даже не попыталась прийти и утешить меня. Сейчас не время для горечи, хотя игнорировать это действительно чертовски трудно.

Я поднимаюсь по лестнице, мое измученное тело делает каждое движение тяжелее, чем следовало бы. Возможно, я проспала несколько часов, но сон был прерывистым и полным кошмаров, которые быстро превратились в реальность, когда я открыла глаза.

Движение впереди меня замедляет мои движения, и у меня перехватывает дыхание, когда Джанна выскальзывает из маминой комнаты.

Мгновение спустя ее глаза встречаются с моими, и она на полной скорости бежит ко мне.

Она поднимает меня на руки и крепко прижимает к своей груди. Этого шага я всегда жаждала от своей собственной матери, но стены, которые она возвела вокруг себя, похоже, не рушатся ради ее детей даже в трудные времена.

Несмотря на мои попытки сдержаться, слезы снова наворачиваются на глаза, когда я думаю о папе, о Деймоне и всех парнях, которые все еще находятся на поисках.

— Пойдем, милая, — шепчет Джанна, ведя меня в мою старую спальню. — Я дала твоей маме кое-что, чтобы помочь ей уснуть. Клио и Айрис все еще с ней.

Я смотрю на нее, мое пустое выражение лица достаточно очевидно, чтобы подсказать ей, что я чувствую к маме прямо сейчас. Очевидно, она опустошена из-за того, что она потеряла мужа, но в равной степени это не повод забывать, что у вас двое детей.

— Мне так жаль, милая, — мягко говорит Джанна, садясь рядом со мной на мою старую кровать.

Я делаю глубокий вдох, на мгновение отрываю от нее взгляд, собираясь с силами, которые у меня еще остались. — Джанна, Деймон и я—

— Я знаю, — говорит она, сжимая мою руку в знак поддержки. — Я знаю.

Я хмурю брови. — О-он тебе сказал?

Грустная улыбка играет на ее губах. — Нет, милая. Этот мальчик никогда мне ничего не рассказывает. Но он был влюблен в тебя столько, сколько я себя помню. Я знала, что это только вопрос времени, когда вы найдете свой путь друг к другу.

Мои губы открываются и закрываются, как у рыбы, пока я продолжаю смотреть в ее измученные и опустошенные глаза.

Она была здесь с тех пор, как все началось, заботясь обо всех остальных. Тем не менее, она потеряла во всем этом столько же, сколько и мы.

— Он полюбил тебя еще до того, как узнал о существовании этого чувства, Калли. То, как ты помогла ему, то, как ты увидела, кем он был на самом деле.

Моя нижняя губа дрожит, когда ее слова проникают в меня.

— В тебе для него всегда было что-то такое волшебное. Я просто всегда молилась, чтобы ты увидела в нем то же самое, и чтобы однажды он получил все, чего заслуживал.

— О Боже мой, — хнычу я, проигрывая битву со слезами. — Я вижу это, — хнычу я. — Он… невероятный.

Она кивает, обнимая меня крепче.

— Я ненавидела смотреть, как оба моих мальчика вступают в эту жизнь, Калли. Моим самым большим страхом, когда я влюбилась в Стефаноса, было то, что у меня будут мальчики и мне придется терпеть, как они оба делают то, что, я знала, он делал для Семьи. А потом, когда я обнаружила, что у меня будут идентичные близнецы. — Она качает головой. — Я никогда не испытывала такого страха.

— Когда на раннем этапе стало ясно, что у Деймона будут некоторые проблемы со здоровьем, я эгоистично надеялась, что это будет означать, что он не создан для такой жизни. Что, возможно, судьба предусмотрела для него другой путь. Но в ту секунду, когда я увидела его, увидела борьбу и решимость в его глазах, даже в те первые дни, когда он был подключен к большему количеству машин и оборудования, чем должно быть у новорожденного ребенка… Я знала. Глубоко в душе я чувствовала, что его место здесь.

— Если бы у меня были хоть какие-то сомнения, я бы никогда не оставила их здесь со Стефаносом, когда мы расставались.

— Семья — это его жизнь, — вздыхаю я.

— Да. Несмотря на мои страхи, я родила двух свирепых солдат.

— Они оба намного больше, чем это, — говорю я ей, высвобождаясь из ее объятий и глядя ей в глаза.

На ее щеках, как и у меня, слезы, но в них чувствуется нежность, когда она думает о своих детях.

— Так и есть. Должна быть честна, я боялась, что они в конечном итоге поссорятся из-за тебя.

Я не могу удержаться от смеха.

— Они разные во многих отношениях, но оба они смотрят на тебя так, как будто ты волшебное существо, в существование которого они не совсем верят.

— Остановись, это не—

— Как дела у Алекса? — спрашивает она, меняя тему. — Я видела его мельком, когда он выходил из дома несколько часов назад, но он был не совсем откровенен.

— Он… — Мой желудок неприятно сжимается. — Я не знаю, — признаюсь я. — Он был так настроен присматривать за мной, что я н-не—

— Все в порядке. Такой он и есть. Те, кого он любит, всегда на первом месте.

— Он такой преданный и поддерживающий. Жаль, что я не могу сделать это лучше. Я бы хотела, чтобы у него не было такого выражения в глазах, когда он смотрит на нас с Деймоном вместе.

— Ты помнишь, как я называла его, когда он был ребенком? — спрашивает меня Джанна.

— Щенок?

На ее лице появляется улыбка. — Он всегда был моим маленьким щенком. Такой верный, надежный, привлекательный.

— Расскажи мне больше о них в детстве, — прошу я, отчаянно желая погрузиться в более счастливые времена, в то время, когда, я уверена, Деймон не видел в мире столько уродства.

У Джанны появляется этот отстраненный взгляд, когда она предается воспоминаниям, прежде чем она потакает мне рассказом за рассказом о своих мальчиках. И я впитываю каждый из них, мое сердце полно любви к ним обоим, но такими разными способами.

4

КАЛЛИ

К тому времени, когда открывается входная дверь и раздаются тяжелые шаги по направлению к кухне, где я сижу с Джослин, Джеромом, Айрис и Клио, ковыряясь в приготовленной Джослин еде, уже поздно.

Я отправила Стеллу и Эмми домой после разговора по душам с Джанной. Они обе были измотаны и чертовски грязные. Несмотря на их протесты, им нужен был душ и собственные кровати.

Стефанос позвал Джанну, чтобы она пошла и помогла с некоторыми ранеными на месте разрушения, и она ухватилась за шанс помочь. Я не уверена, нужно ли ей было отвлечься от неизбежного, или она была просто рада сбежать от моей матери.

Она до сих пор не появилась. Я также не отважилась увидеть ее. Что бы ни дала ей Джанна, это выбило ее из колеи, и на данный момент я довольна этим.

У меня есть все люди, которые мне нужны. Ну, почти.

Шаги становятся громче, и мое сердце подскакивает к горлу, потому что они могут быть здесь с хорошими новостями. Но когда в дверях появляются Алекс, Тео, Нико, Себ и Тоби, это снова быстро исчезает, превращаясь в неописуемую боль, с которой я боролась весь день.

Поднявшись на ноги, я подхожу к Нико.

Он разбит. Его лицо черное от грязи и сажи после разрушения упавшего здания. У него повсюду пятна крови. Я понятия не имею, его это или кого-то еще.

— Ник—

— Не надо, — рычит он, делая шаг назад.

— Пожалуйста, не делай этого. Не отгораживайся от меня.

Он резко сглатывает, от боли, написанной на его лице, мне становится трудно дышать.

— Я не делаю это, Калли. Я просто… — Он протягивает грязную руку к стене, как будто она нужна ему, чтобы удержаться на ногах.

— Уложите его в постель, — приказываю я, мой голос звучит шокирующе авторитетно.

— Мы сделаем это, малышка Си, — соглашается Тео, в его глубоком голосе сквозит страдание. Они с Тоби обнимают моего брата и ведут его к лестнице. Я наблюдаю за ними, пока они не скрываются из виду, затем мой взгляд падает на темный отпечаток руки, который он оставил на идеально белой стене маминой комнаты.

— Простыни чистые, и есть свежие полотенца, — зовет Джослин, внося свою лепту в то, чтобы быть полезной в эти отчаянные времена. — Кричи, если тебе что-нибудь понадобится.

— Спасибо, Джослин, — вежливо окликает Тоби, прежде чем их шаги удаляются.

— Как у тебя дела? — Спрашивает Себ, подходя ближе ко мне.

— Я… — Переводя взгляд на него, я проглатываю ложь, которая собиралась сорваться с моих губ. — Потеряна.

Его руки поднимаются, как будто он собирается обнять меня, но его взгляд останавливается на его грязной коже, и он передумывает.

— Ты будешь в порядке, если я отправлюсь домой? — спрашивает он, его бровь нахмурена в неуверенности.

— Конечно. Иди и проверь, как Стелла. Приведи себя в порядок. Немного поспи.

— Там все еще есть парни, которые копают. Но мы не находили никого… живого какое-то время.

Я киваю, слыша слова, которые он не произносит громко и ясно.

Глубоко в горле Алекса вырывается стон, и я подхожу ближе к нему, переплетая свои пальцы с его в знак молчаливой поддержки.

— Стелла рассказала мне. Она сказала, что не должна была, но—

— Все в порядке, Себ.

— Черт, мне так чертовски жаль, Калли. — На этот раз он уступает своей потребности в объятиях и притягивает меня к своему телу. — Я знаю, как это чертовски больно, и я бы никому этого не пожелал. Если тебе что-нибудь понадобится, ты знаешь, где мы, да?

— Спасибо, — выдавливаю я.

— Все что угодно. — Он целует меня в макушку, прежде чем передать Алексу, который, не теряя времени, притягивает меня к своему телу, теперь, когда я полностью испачкана.

— Отдохни немного, — говорит Себ Алексу. — Мы вернемся к этому, когда взойдет солнце, хорошо?

— Да, чувак. Иди, найди свою девушку.

Печаль омывает лицо Себа, прежде чем он поворачивается и убегает, выбегая из дома на полной скорости, несмотря на то, что он не спал… долгое, блядь, время.

Алекс поворачивается ко мне, его избитая рука касается моей щеки.

Его губы приоткрываются, чтобы заговорить, но я опережаю его.

— Тебе тоже нужно пойти и отдохнуть. Ты выглядишь измученным.

— Черт, — выдыхает он, и в его глазах появляется обычный дерзкий огонек. — А я-то думал, что выгляжу сексуально и все такое дерьмо.

— Он думает, что он такой ловкий, — невозмутимо заявляет Джослин с другого конца комнаты.

— Я такой, и вы это знаете, мисс Джи.

Джослин сочувственно улыбается ему. — Моя девочка права, Александр, — говорит она, изогнув бровь.

— Я знаю, — соглашается он. — Хочешь одолжить мне свою кровать, малышка Си? Компания ценится.

Какими бы неуместными ни были его слова, я не могу не быть благодарна за его попытку быть нормальным в такой удручающей ситуации.

— Вообще-то, — признаюсь, — я имела в виду кое-что другое.

— О? Расскажи. Я поддерживаю все твои безумные планы.

— Ты кошмар. Пошли. — Я тяну его за руку, готовая потащить к себе в подвал, но Джослин останавливает нас.

— Подожди. Возьми это. Похоже, тебе это нужно. Она передает две банки кока-колы, сэндвич, который можно использовать как подпорку для двери, он такой огромный, и пакет чипсов.

Алекс с готовностью забирает их все, прежде чем последовать за мной в подвал.

— Мне, наверное, стоит принять душ, прежде чем ты проделаешь со мной свой порочный путь, малышка Си. Не могу сказать, что я такой уж свежий.

В ту секунду, когда мы оба оказываемся в подвале, я поворачиваюсь к нему и вырываю все у него из рук — к большому его разочарованию, поскольку он наблюдает, как уходит бутерброд, как будто я только что украла его щенка — и откладываю все это в сторону, прежде чем обхватить его руками и крепко прижать к себе.

— Тебе не нужно делать это со мной.

— Делать что? — невинно спрашивает он, когда его руки отвечают на объятия.

— Притворяться, чтобы скрыть свою боль. — Меня поражает прямо здесь и сейчас, когда я слушаю, как колотится его сердце у меня под ухом, что на самом деле, в глубине души, Алекс и Деймон не так уж сильно отличаются. В то время как Деймон скрывает свою боль в своей темноте, отрезая себя от всех, Алекс использует свой юмор, чтобы замаскировать ее.

Поднимая голову с его груди, я смотрю на него и беру его щеки в свои ладони.

— Теперь мы в этом вместе. Впусти меня.

Его глаза закрываются, и мое сердце разбивается — не то чтобы я уверена, что оно было достаточно цельным, чтобы разбиться снова.

— Алекс, ты знаешь мои секреты. Доверь мне свои, — умоляю я.

— Мои секреты — не твое бремя, Калли. Ты взяла на себя бремя Деймона. Этого более чем достаточно для одного человека.

Я качаю головой. — Это чушь собачья, и ты это знаешь.

— Черт возьми, Калли, — выдыхает он, прижимаясь своим лбом к моему. Он смотрит мне в глаза, его боль смешивается с моей, но, как бы больно это ни было видеть, это придает мне немного сил. Я без сомнения знаю, что он будет рядом со мной во время всего этого, и, возможно, с моей стороны было бы эгоистично позволять ему это. Но прямо сейчас мне это нужно. Мне это чертовски нужно. — Это чертовски больно, и я знаю, что это ничто по сравнению с тем, через что ты проходишь и—

— Нет. не сравнивай. Мы не играем в эту игру.

— Но—

— Нет, Алекс. Я серьезно.

Он кивает и шепчет: «Хорошо».

Отпуская его, я заставляю себя сделать шаг назад.

— Итак, ты хотел принять душ или… — Я оглядываю свою комнату, пустота внутри меня становится только глубже, несмотря на то, что Алекс здесь.

— Или…

— Мы можем поехать к тебе домой? Я… — Я вздыхаю. — Мне нужно выбраться отсюда.

— Хочешь пойти поспать в моей кровати, малышка Си? — спрашивает Алекс с усталым блеском в глазах.

— Ты можешь сказать «нет», я просто…

— Заткнись, Кэл. Собери кое-какие вещи. Я же сказал тебе, все, что тебе нужно.

Он улыбается мне, но, хотя его губы могут изгибаться, это никогда не встречается с его глазами. Он пытается. Он действительно, блядь, пытается напустить на себя храбрый вид при всем этом, но он проигрывает битву. Я вижу, как появляются трещины. И я твердо намерена быть рядом, когда он, наконец, ослабит хватку. Он поймал меня, когда я падала, и я полна решимости сделать то же самое для него.

Я мечусь по своей комнате, хватая те немногие вещи, которые могут мне понадобиться, прежде чем снова подойти и остановиться перед ним.

Он с подозрением смотрит на мою сумку.

— Ты переезжаешь?

— Возможно. Все должно быть лучше, чем быть здесь сейчас.

— Я почти уверен, что где-то там есть оскорбление, но я слишком устал, чтобы найти его. Или заботиться об этом.

Наклоняясь, он поднимает мою сумку и перекидывает ее через плечо.

— Ты сможешь вести машину?

Мы заскакиваем на кухню, чтобы сообщить Джослин, куда мы направляемся. Она смотрит на меня обеспокоенным взглядом, но ничего не говорит, просто позволяет Алексу вывести меня из дома, ободряюще положив руку мне на поясницу.

Немного этого тепла придает мне сил, заставляет двигаться вперед, а не просто рассыпаться грудой на полу.

Поездка через весь город к дому парней проходит в тишине. Лицо Алекса застыло в каменной маске, его избитые руки крепко сжаты на коленях, и, несмотря на усталость, его нога беспокойно дрыгается.

Когда я спускаюсь на подземную парковку, до меня доходит, что он, вероятно, не возвращался сюда с тех пор, как все это произошло.

Я колеблюсь, прежде чем припарковаться, но, в конце концов, ставлю свою машину на то же место, что и всегда. Прямо между машинами Алекса и Деймона. Мотоцикл Деймона припаркован с другой стороны, и боль пронзает меня, когда я вспоминаю тот единственный раз, когда я каталась на нем с ним.

Я думала, что в том путешествии были одни из худших моментов в моей жизни. Если бы я только знала, что обрушится на меня всего несколько дней спустя. Возможно, я просто держалась бы чуть крепче.

— Это была ошибка? — Спрашиваю я, заглушив двигатель и поворачиваясь, чтобы посмотреть на Алекса.

Он не сдвинулся с места. Ни на дюйм.

— Мы можем вернуться, если ты не—

— Все в порядке, Кэл. В конце концов, мне придется быть здесь. Может, лучше просто покончить с этим, верно?

— Черт, — выдыхаю я, запуская руки в волосы. — Это так чертовски сложно.

Я зажмуриваю глаза, отчаянно пытаясь сдержать прилив слез, позволяя себе утонуть в реальности.

Я вздрагиваю, когда теплая рука ложится на мой живот, его большой палец нежно касается меня.

Мой пульс учащается, а глаза распахиваются.

— Пришло время показать миру ту силу, которую ты скрывала внутри себя все это время, малышка Си.

Его глаза по-прежнему прикованы к моему животу, интенсивность его взгляда заставляет все казаться слишком реальным.

— Я почти уверена, что все это был миф.

— Не-а. — Его глаза находят мои. — Это там. Я видел это снова и снова. Деймон тоже. — Его голос срывается, когда он произносит имя своего брата.

Я киваю, не в силах говорить из-за комка в горле.

— Давай, мне действительно нужно принять душ и вырубиться.

— Черт, да. — Подавляя свою боль, я сосредотачиваюсь на Алексе и на том, чтобы быть тем, в чем он нуждается прямо сейчас.

Он хватает меня за руку, когда обходит машину. Моя сумка перекинута через его плечо, и я крепко держусь за нее, когда мы заходим в лифт.

Его хватка усиливается с каждым этажом, на который мы поднимаемся, и я подхожу немного ближе, отчаянно желая придать ему немного силы.

Болезненный вздох срывается с его губ, когда двери открываются, открывая пустой коридор. Мы поворачиваем к их квартирам, мои конечности отяжелели от горя, когда мы приближаемся к двери Деймона.

Мысль о том, что он прячется за ней, заполняет мой разум, но как бы сильно я ни хотела, чтобы это было правдой, я знаю, что это не так. Он может быть холодным, безжалостным и темным. Но он бы не поступил так жестоко ни с одним из нас. Возможно, он не хочет, чтобы мир это видел, но ему не все равно. Действительно не все равно.

— Он сказал мне, что любит меня, — выпаливаю я. Наши шаги замедляются, пока мы не останавливаемся прямо у его квартиры.

— Он сделал это? — Спрашивает Алекс, глубоко нахмурив брови.

— На вечеринке, когда он загнал меня в угол в ванной.

— Ты рассказала ему о… — Его глаза опускаются, прямо вместе с моим сердцем.

Я качаю головой. — Нет. Тогда я не знала. Впервые я увидела этот результат… это было с тобой.

— Чертов ад.

Алекс проводит пальцами по грязным волосам, на его лице запечатлена мука. Он выглядит старше, мудрее. И не в хорошем смысле.

— Давай, тебе нужно помыться. — Его брови изогнуты. — Что? Я не думаю, что тебе нужно, чтобы я говорила тебе, что от тебя воняет.

— Нет, я в курсе. Я просто…

Он переводит взгляд с входной двери Деймона на свою, как будто не знает, какую из них хочет больше.

Принимая решение за него, я тащу его к его квартире.

Достаточно скоро нам придется иметь дело с тем, чтобы войти внутрь и оказаться в его окружении. Прямо сейчас ему просто нужно поспать.

У меня нет выбора, кроме как остановиться, чтобы он мог прижать руку к биометрическому сканеру, но в ту секунду, когда дверь распахивается, я продолжаю идти вперед, пока не оказываюсь посреди его спальни.

Я отпускаю его руку и просто смотрю вокруг.

— Что? — спрашивает он, колеблясь позади меня.

— Ничего. Это просто так… нормально.

Он издает лающий смешок, который немного облегчает мою душу. — Господи, Кэл. Чего ты ожидала?

— Я не знаю. Но, по крайней мере, зеркальный потолок.

— Какой образ ты нарисовала обо мне в своей голове, а?

— Тот, где ты проводишь большую часть своего времени, разговаривая о сексе. Здесь даже нет надувной куклы, — язвительно замечаю я.

— Ладно, теперь это оскорбительно. Мне не нужен надувной матрас, чтобы потрахаться.

— Это правда? — Бормочу я, подходя к окну, чтобы посмотреть на освещенный город под нами. — Когда ты в последний раз имел какое-либо действие?

Он усмехается позади меня, прежде чем начинает шуршать ткань, поскольку я предполагаю, что он начинает снимать свою отвратительную одежду.

— Мы действительно идем туда, малышка Си?

— Это был всего лишь простой вопрос, — выдыхаю я, теряясь в движущихся огнях машин и автобусов.

Мою кожу покалывает от осознания, когда он подходит ко мне сзади и прижимает ладони к стеклу, заключая меня в клетку.

— Тебе не нужно беспокоиться обо мне, — шепчет он, прежде чем поцеловать меня в щеку и исчезнуть так же быстро, как и появился.

Поворачиваясь, я мельком замечаю его голую задницу, когда он проскальзывает в ванную.

Он оставляет дверь открытой, и всего через несколько минут изнутри вырывается пар.

Скидывая кроссовки, я бросаю толстовку на стул в его комнате. Ну, я предполагаю, что там есть стул, и это не просто эпическая груда одежды, и я стягиваю леггинсы с ног, прежде чем подойти к его кровати и откинуть одеяло.

Прохладные простыни взывают ко мне, мое тело мгновенно умоляет меня свернуться калачиком и немного отдохнуть. Но движение в зеркале на стене рядом со мной привлекает мое внимание и останавливает меня от сползания вниз.

У меня перехватывает дыхание, когда я смотрю на Алекса в отражении. Его ладони прижаты к плиткам, голова обреченно свисает между ними, когда вода стекает ему на спину.

— Черт, — шиплю я, осознавая, как сильно он пытается держать себя в руках.

Прошлой ночью он не позволил мне упасть, и я хочу отплатить ему тем же.

Я в изножье кровати, мои ноги готовы отнести меня к нему, когда шум душа внезапно прекращается.

Он появляется мгновение спустя с полотенцем, обернутым вокруг талии, и водой, стекающей по его свежевымытой коже. Но ничто из этого на самом деле не привлекает моего внимания. Кроме темноты в его глазах.

Что вместе с его мокрыми волосами, падающими на лоб, его челюсть покрыта щетиной, он больше похож на свою вторую половину, чем я когда-либо видела.

Он делает паузу, когда видит, что я, очевидно, направляюсь его спасать.

Его челюсти сжимаются, когда он изучает меня, но ни слова не слетает с его губ. Вместо этого он просто качает головой, отрывает от меня взгляд и идет к своим ящикам.

Я сижу, застыв, пока он снимает полотенце со своей талии и проводит им по телу, собирая остатки воды, прежде чем вытереть им волосы и уронить на пол. Выдвинув ящик, он натягивает боксеры и, наконец, поворачивается ко мне.

— Всегда пожалуйста, — язвит он, обнаружив, что я откровенно наблюдаю за шоу. Но в этих двух словах нет ничего от Алекса, которого я знаю и люблю. Они пусты, точно так же, как выражение его глаз.

— Я-я не—

— Я знаю. — Он откидывает покрывала со своей стороны кровати и проскальзывает внутрь.

— Тебе что-нибудь нужно? Ты голоден или—

С уже закрытыми глазами он тянется ко мне, обхватывает рукой мое предплечье и тащит меня к себе.

Я таю рядом с ним, кладу голову ему на грудь и слушаю ровное биение его сердца.

Он натягивает одеяло на нас обоих, когда я обнимаю его за талию и переплетаю наши ноги вместе.

— Скажи мне, что завтра будет легче, — умоляет он, боль в его голосе превращает воздух вокруг нас в лед и затрудняет вдох.

Я вздыхаю, обнимая его крепче, не в силах дать ему уверенность, которой он так отчаянно жаждет.

Он засыпает быстрее, чем я думала, это возможно.

Но сон не овладевает мной так быстро, и я лежу так, как мне кажется, часами, а ровное биение его сердца удерживает меня на земле, его крепкая хватка на мне, даже во сне, достаточно крепкая, чтобы удержать меня вместе.

Мысли о моем Бэтмене кружат у меня в голове, и я думаю обо всем, что я должна была ему сказать, обо всех признаниях, которые я должна была сделать, прежде чем все пошло так неправильно.

— Я люблю тебя, — шепчу я, испытывая потребность произнести эти слова в надежде, что он каким-то образом услышит их слишком сильна, чтобы отрицать.

Пальцы Алекса сжимаются на моей талии, и я все еще боюсь разбудить его.

— Он знает, — шепчет Алекс, заставляя мое сердце разбиться на миллион кусочков.

5

ДЕЙМОН

— Небольшой укол, — грохочет глубокий голос, пока я пробиваюсь из темноты, которая поглотила меня… черт знает сколько времени назад.

Осознание того, что я нахожусь в больнице, приносит некоторое облегчение, поскольку укол, о котором меня предупреждали, касается моего плеча, прежде чем поток холодной жидкости разливается по моим венам.

Все причиняет боль, каждая гребаная вещь.

Все, на что я могу надеяться, это то, что то, что только что вкололи в мое тело, было каким-то серьезным гребаным обезболивающим.

Вокруг меня происходит движение, и я снова начинаю засыпать, позволяя тьме, где не существует боли, снова затянуть меня в свои объятия, прежде чем запах комнаты останавливает меня.

Я не заметил этого, когда впервые пришел в себя, но чем больше воздуха я втягиваю через нос, тем больше становится очевидным, что на самом деле я не в больнице.

Мое окружение не стерильно, и что-то подсказывает мне, что жидкость, которую мне только что ввели, мне не поможет.

Копая глубже, я собираю немного сил и двигаю рукой.

Это тяжело, каждая моя конечность тяжелая, но не моя усталость и не то, что течет по моим венам, не дает моей руке сдвинуться ни на дюйм. Это могли бы быть путы, приковывающие меня к кровати.

Громкий стон боли наполняет комнату, и я, наконец, приоткрываю один глаз.

Он почти не работает, и я должен предположить, что часть боли, с которой я борюсь, вызвана серьезным избиением.

Последнее, что я помню, был леденящий душу грохот, когда здание надо мной рухнуло с последним, сотрясающим землю взрывом.

Последнее, что я помню, о чем я думал, была она, и я возносил безмолвную молитву, чтобы Алекс позаботился о ней, если случится худшее.

Мысль о том, чтобы оставить ее, когда мы едва начали, разрушила меня, но я знал, что с ней все будет в порядке. Мне просто оставалось надеяться, что остальные тоже выбрались.

Девушки были в безопасности. Я убедился в этом сам, когда Калли побежала к машине, ожидавшей их, чтобы отвезти в безопасное место.

Но как насчет моего брата Тео, Нико—

Раздается еще один крик, и, сосредоточившись на темном грязном потолке надо мной, я смотрю направо.

У меня перехватывает дыхание, когда появляется фигура в тени, а зрение проясняется.

Треск.

Звук хлыста заставляет все мое тело вздрагивать, когда воспоминания захлестывают меня.

Без разрешения моего мозга мой глаз закрывается, и я погружаюсь во тьму прошлого.

Я всего лишь маленький мальчик в сарае своего дедушки. Место, где разворачиваются почти все мои кошмары.

Всхлип срывается с моих губ, когда я оглядываюсь на темное пространство.

Я понятия не имею, как долго я здесь на этот раз. Всегда плохо, когда он решает, что пришло время преподать нам урок, превратить нас в мужчин, в солдат, которыми мы были рождены быть. Но сегодня хуже, потому что я один.

Алекс на футбольном турнире с остальными. Папа тоже с ними, подбадривает их, поддерживает, все это время оставляя меня здесь «веселиться».

Мама на работе. Она обещала забрать меня, как только закончится ее смена, и все, что я могу сделать, сидя здесь в темноте, это надеяться, что эта смена скоро закончится. Или что в больнице слишком много персонала — маловероятно, я знаю, но мальчик может мечтать, верно? — и ее рано отправят домой. Этого не произойдет, я знаю это, но если у меня нет какой-то надежды, тогда что у меня есть?

Тяжелые шаги доносятся из-за пределов этого маленького кусочка ада, и все мое тело дрожит, пока я жду, чтобы узнать, насмехается ли он надо мной, или он действительно собирается вернуться и «обучить» меня.

Сегодня он даже не включил телевизор. Я начинаю задаваться вопросом, не потому ли это, что он понял, что мне начинает нравиться наблюдать за пытками, которыми он нас одаривает.

Алексу это не нравится. Он закрывает глаза и изо всех сил старается отвернуться. Не то чтобы страдальческие крики мужчин на видео не пронизывали все его тело, отравляя его так же, как и меня. Но он не теряется в них, как я.

Я использую их, чтобы разжечь свою жажду мести. Мое желание выпутаться из этих ситуаций и доказать, что я уже мужчина, солдат, каким дедушка хочет, чтобы я был.

Мне не нужно это… эта пытка.

Я вздрагиваю, когда снаружи раздается громкий хлопок, но не издаю ни звука — даже писка.

Я давным-давно усвоил, что если я покажу страх, это усугубит то, что должно произойти дальше.

Мне пришлось проглотить свою боль, свое отвращение, свою ненависть, иначе стало бы хуже. Всегда становилось хуже, если я проявлял какую-либо слабость.

Это то, чем он питается. И когда он видит это, он вонзает свой нож и крутит, пока не остается ничего, кроме боли.

Страх пробегает по моему позвоночнику, как ледяная вода, когда открывается дверь, позволяя теплу летнего дня снаружи ворваться внутрь, дразня меня тем, каким мог бы быть мой день. Если бы я увлекался футболом, я мог бы бегать с Алексом и нашими друзьями. Друзьями, с которыми я никогда не чувствовал, что вписываюсь.

Я другой. Я всегда был таким. Но это никогда не мешало им пытаться включить меня.

Иногда я потакаю им, потому что они так стараются, но я не могу избавиться от ощущения, что я круглый колышек, пытающийся пролезть в квадратное отверстие, когда я тусуюсь с ними.

Есть только один человек — не считая Алекса, — который заставляет меня чувствовать, что у меня действительно может быть место в этом мире. И она та, кого я действительно не должен запятнать своим видом тьмы. Но время от времени я сдаюсь. Точно так же, как когда она приглашает себя в мою комнату и заставляет меня делать с ней домашнее задание.

Я делаю вид, что это худшая пытка в мире. Я имею в виду, да, выполнение домашней работы почти такой же отстой, как это прямо сейчас, но быть с ней… оно того стоит.

Улыбка подергивается на моих губах, когда я думаю о ее гладких светлых волосах, ее светло-голубых глазах, которые сверкают каждый раз, когда она смотрит на меня. Ее беспристрастная улыбка и то, как загорается ее лицо каждый раз, когда я заставляю ее смеяться. Я понятия не имею, как мне это удается. Я наименее забавный человек в мире — она, вероятно, просто потакает мне, жалеет меня. Но, черт возьми, это заставляет меня чувствовать себя королем мира каждый раз, когда она это делает.

Я стою спиной к двери, но сижу на стуле задом наперед, расставив ноги и обхватив руками спинку.

Это больно, и мне действительно неудобно сейчас, когда я нахожусь в таком положении… Я понятия не имею, как долго.

Я не могу видеть, что он делает, когда перемещается позади меня, и я отказываюсь даже пытаться посмотреть, несмотря на потребность знать, быть готовым, которая сжигает меня насквозь.

— Ты произвел на меня впечатление сегодня, парень, — рычит он после долгого молчания.

Для многих — это может звучать как похвала. Я предполагаю, что в некотором смысле так оно и есть. Но я знаю, что не стоит воспринимать это, как любой ребенок должен воспринимать это от своего дедушки. Я знаю, что он еще не закончил.

У него есть я один, и это означает только одно.

Боль.

Много боли.

Резкий треск кожи рассекает воздух за секунду до того, как она соприкасается с моей спиной.

На мне толстовка, но она мало защищает мою кожу, и боль пронзает мои лопатки. Мои глаза слезятся, а крик боли застревает в горле. Я борюсь с этим всем, что у меня есть, потому что я не могу выпустить это наружу.

Если я это сделаю, будет только хуже.

Треск.

* * *

В следующий раз, когда я просыпаюсь, я весь в холодном поту, и мое тело дрожит, затянувшиеся образы моего кошмара отказываются покидать мой мозг, боль от них смешивается с очень реальной агонией, которая все еще прожигает каждый дюйм моего тела.

Я понятия не имею, что случилось со мной за то время, пока я был без сознания, но более чем очевидно, что кто-то или несколько человек немного повеселились.

У меня есть хорошая подсказка относительно того, кто бы это мог быть. Но, честно говоря, за эти годы я применил свой безмолвный метод пыток к более чем нескольким достойным людям, так что на самом деле это могло быть несколько человек.

На этот раз в комнате воцаряется тишина, и я рискую открыть оба глаза в попытке оценить ситуацию.

Мне еще предстоит оказаться в месте, из которого я не смог сбежать. Но я не идиот, я знаю, что я не гребаный Гудини. В какой-то момент моей удаче придет конец, и как бы мне ни хотелось верить в то, что я сейчас жив, а не похоронен под этим зданием, как, я уверен, многие другие, это означает, что мне повезло, хотя я сомневаюсь, что мои пленители позволят мне долго так думать.

У меня кружится голова, когда я открываю глаза, от слепящего света они сразу же слезятся, так что все вокруг меня расплывается. Мой желудок переворачивается, желчь поднимается к горлу, делая мой рот еще более отвратительным, чем он уже был после того, как я так долго был без сознания.

Делая глубокий вдох, я снова на мгновение закрываю глаза, умоляя свое тело подчиниться. Мне это нужно, черт возьми, если мы собираемся найти выход из этого.

Калли.

Образ ее, сидящей на пляже в бикини, легкий ветерок развевает ее темные волосы, а ее кожа сверкает под теплым солнцем, всплывает в моем воображении.

Нужда переполняет мои вены.

Черт. Мне нужно убираться отсюда и вернуться к моей девочке.

Мои глаза снова открываются, во мне горит решимость сделать то, что мне нужно.

Я осматриваю грязные стены. Их покрывают темные пятна, которые я узнаю, потому что я наносил подобные много-много раз за последние несколько лет. Зловоние тоже знакомое. Только обычно я не тот, кто гноится в запахе смерти, обычно я тот, кто ее вызывает.

О, как изменились обстоятельства, Николас Деймос.

Уничижительный тон моего дедушки наполняет мои уши, и дрожь страха пробегает по позвоночнику. Но я никогда не поддавался этому тогда, и, конечно, не собираюсь делать этого и сейчас.

Комнату освещает один-единственный прожектор, но он направлен не на меня. Вместо этого меня, к счастью, оставили в темном углу, пока все внимание сосредоточено на ком-то другом.

Мои мышцы ноют, когда я поднимаю голову с твердой поверхности, к которой меня привязали, чтобы выяснить, с кем я здесь нахожусь.

Мое сердце учащенно бьется, яд и необходимость сделать что-нибудь, чтобы защитить моих парней, переполняют меня, когда мои глаза сужаются при виде открывшегося передо мной зрелища.

С крюка в потолке свисает мужское тело, веревочные крепления врезаются в запястья, из-за чего по рукам стекает кровь.

Его тело покрыто рубцами, порезами и ушибами. Кто бы это ни был, они действительно устроили ему настоящий ад.

Тем не менее, он жив.

Его поверхностное дыхание заполняет тишину, и, если я действительно сосредоточусь на нем, я могу видеть, как поднимаются и опускаются его плечи, которые, как я могу только предположить, невыносимо болят из-за его травм.

Внезапно откуда-то позади меня раздается жужжание, и порыв ледяного воздуха обдувает мое скользкое от пота тело.

Сильная дрожь пробегает по моему позвоночнику, и когда я смотрю на себя, я обнаруживаю, что на мне только мои боксеры. Мое тело, хотя и лучше, чем у парня, висящего на потолке, знавало лучшие дни. Неудивительно, что все так чертовски болит.

Хотя нет ничего такого, с чем я не мог бы справиться. Я бы прошел через ад, если бы это вернуло меня к моей девушке. И что-то подсказывает мне, что выбраться из этого места будет сродни этому.

Боль в шее от того, что я держу голову высоко, в конце концов берет надо мной верх, и у меня нет выбора, кроме как откинуться назад, когда холод от вентилятора проникает сквозь мою кожу.

Через несколько минут запускается другой, но я не чувствую его.

Мой приятель по камере, конечно, знает, и я вздрагиваю, когда он внезапно кричит: «Вы, ублюдки. Вы умрете за это».

Его голос знаком, достаточно, чтобы понять, что он не принадлежит никому из моих парней, и я вздыхаю с облегчением, что это не один из них. Но этого недостаточно, чтобы мой переполненный наркотиками мозг осознал, кому он принадлежит.

— Эй, — шиплю я, одно невнятное слово разрывает мое пересохшее горло в клочья.

Но он не отвечает. Я понятия не имею, потому ли это, что он игнорирует меня, или он просто отключился. Судя по его состоянию, это вполне может быть и то, и другое.

6

КАЛЛИ

Несмотря на желание Алекса, чтобы на следующий день все наладилось, неудивительно, что, когда я открываю глаза, боль не уменьшается, и мир не кажется ярче, несмотря на утреннее солнце, льющееся через окно на другой стороне комнаты.

Вытягивая ноги, я обнаруживаю, что все еще очень сильно привязана к Алексу, и жар приливает к моим щекам от того, как интимно мы лжем.

Мы уже несколько раз спали вместе. Я не раз просыпалась в его объятиях. Но не так. Не с ним, цепляющимся за меня, как будто я единственное, что не дает ему утонуть, как будто я единственный луч света в его темной жизни.

Поднимая голову, я отрываю щеку от его груди, моя кожа влажная, надеюсь, от пота, а не от слюней, но после того, как я так крепко выспалась, я не могу исключить последнее.

Отпуская его талию, я подношу руку ко рту, молясь, чтобы не обнаружить маленькую струйку слюны, текущую из уголка моих губ.

К счастью, я этого не делаю, и я вздыхаю с небольшим облегчением.

Поднимая глаза, я не нахожу Алекса спящим, как я думала, а вместо этого он смотрит на меня сверху вниз, глубоко задумавшись.

Одна сторона его рта приподнимается в улыбке, когда наши взгляды встречаются, и я не могу не одарить его грустной улыбкой в ответ.

— Привет, — выдыхает он хриплым со сна голосом.

— Прости, я тебя разбудила?

— Нет, я уже некоторое время не сплю.

— Ты смотрел, как я сплю, как подонок?

У него вырывается грустный смех. — Виновен. Ты что-то говорила.

— Я разговаривала во сне? — Мой румянец с момента первого пробуждения усиливается.

— Да. Ты звала его по имени.

Я судорожно сглатываю, когда реальность обрушивается на меня в полную силу.

Я пожимаю плечами. — Я скучаю по нему.

— То же самое, малышка Си.

Мы замолкаем, наши умы перебирают все, что мы потеряли за последние несколько дней.

Его пальцы дергаются, и я вспоминаю нашу текущую ситуацию.

— Ты в курсе, что твоя рука на моей заднице, верно?

— Конечно. Я всегда лучше сплю, когда у меня есть что подержать в руках.

— Держу пари, парням нравится, когда ты с ними спишь.

Он откидывает голову назад и заливисто смеется.

— Я все еще дышу. Никто из них еще не поймал меня.

— Ладно, хорошо. Мне нужно пописать, так что, если бы ты мог отпустить, это было бы здорово.

— Боже, с тобой совсем не весело.

— Это не то, что говорит твой брат. — Слова слетают с моего языка прежде, чем я включаю свой мозг, и я сильно съеживаюсь, когда слышу их.

Алекс вздрагивает подо мной, и я заставляю себя сесть и опустить голову.

— Мне жаль. Я—

— Не извиняйся за то, что говоришь о нем, Кэл. Последнее, чего я хочу прямо сейчас, это забыть его.

— Черт. Это так чертовски сложно.

Его рука опускается мне на спину в знак поддержки.

— Я рад, что ты здесь. Что мы можем сделать это вместе.

Я сжимаю его бедро, чертовски надеясь, что от моего прикосновения он получает такую же силу, как и я от его.

Я позволяю себе утонуть в своей боли на несколько тихих мгновений, прежде чем моя потребность в ванной, наконец, берет надо мной верх, и я соскальзываю с кровати и направляюсь в ванную.

— Видишь, — бормочет Алекс позади меня. — Это хорошая задница. Я был бы дураком, если бы не воспользовался этим по максимуму.

— Ты дурак, — смеюсь я, закрывая дверь пинком.

— Да, и ты любишь меня за это.

— Я люблю, — шепчу я. Возможно, это не так, как то, от чего замирает сердце, слабеют колени, всепоглощающе, как я люблю его брата. Но я действительно люблю его, и то, что он сейчас рядом со мной, и возможность сделать то же самое для него — это все для меня.

Я писаю, затем ополаскиваю лицо водой, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы смыть горе, въевшееся в мою кожу, прежде чем открыть шкафчик в ванной Алекса в надежде найти запасную зубную щетку.

Но прежде чем я закончу, мой взгляд падает на огромную — и я имею в виду массивную — коробку презервативов.

— Господи, — бормочу я, не уверенная, напугана я или впечатлена количеством действий, которые он ожидает, прежде чем они устареют.

Но когда мое веселье проходит, я все еще смотрю на них как ненормальная, и моя рука опускается к животу.

Возможно, Деймону стоило позаимствовать их.

Я ковыляю назад, пока мои ноги снова не находят туалет.

Мое сердце учащенно бьется, а голова идет кругом, когда реальность моей ситуации обрушивается на меня со всей силой.

У меня действительно не было возможности подумать об этом с тех пор, как мы с Алексом несколько дней назад увидели положительный результат теста.

Но реальность существует в виде другого долбаного человека, растущего внутри меня.

Черт возьми.

Я прижимаю руку к груди, поскольку мое сердце продолжает биться так сильно, что я с трудом перевожу дыхание.

Все вокруг меня начинает расплываться. Единственное, на чем я могу сосредоточиться, это на том, что моя жизнь вот-вот выйдет из-под контроля.

Грохот где-то рядом со мной едва слышен, прежде чем дверь распахивается, открывая Алекса с выражением паники на лице.

— Калли, что случилось?

Но я не могу ответить, моя паническая атака слишком сильна, чтобы вырваться из нее.

— Черт. Черт. Все в порядке, Кэл. Все будет хорошо.

Он опускается передо мной на колени и обхватывает руками мои бедра, глядя мне в глаза.

— Дыши, Калли. Вдох. — Он делает глубокий вдох вместе со мной, имитируя то, что он хочет, чтобы я сделала. — Выдох… вдох… выдох… вдох…

В конце концов, когда его голос звучит в моих ушах, а тепло его рук успокаивает меня, все начинает возвращаться в норму. Мое сердце перестает биться опасно быстро, и комната возвращается ко мне.

— Черт, — выдыхаю я, моя грудь все еще вздымается, как будто я только что пробежала марафон. — Прости.

— Нет, Калли. Тебе не за что извиняться.

Я киваю, но стыд все еще сжигает меня из-за того, чему он только что стал свидетелем.

— Что тебе нужно? — спрашивает он, его глаза, наконец, отводятся от моих в сторону шкафа, который я оставила открытым.

— Зубная щетка, — шепчу я.

Поднявшись на ноги, он наклоняется вперед и прижимается губами к моему лбу.

— Я все сделаю, Калли. — Его рука обвивается вокруг моей шеи, и я растворяюсь в нем, впитывая его силу.

— Я не заслуживаю тебя прямо сейчас.

— Ты заслуживаешь всего, что я могу тебе дать, и даже больше. Но сначала… зубную щетку. Вероятно, это хорошая идея, у тебя отвратительный запах изо рта.

— Эй, — возражаю я, когда он отпускает меня и отступает назад. — Ты тоже сейчас не такой свежий.

Он посмеивается, открывая нижний шкафчик, который я не заметила, и всего через несколько секунд у него в руке новая зубная щетка, и он предлагает ее мне.

— Спасибо, — говорю я, поднимаясь, а затем беру каплю зубной пасты, которую он выдавливает.

Мы стоим бок о бок, чистя зубы, как пожилая супружеская пара. Это странно успокаивает.

— Должна ли я волноваться из-за того, что прошлой ночью спала в постели секс-маньяка? — Спрашиваю я после того, как кладу щетку в держатель, мой взгляд снова падает на коробку с презервативами.

Алекс заливается смехом.

— Это то, что вызвало у тебя приступ паники? — спрашивает он в замешательстве, вытаскивая коробку из шкафа и поднимая ее.

— Ну, не совсем они. Просто к чему привело их отсутствие.

Он смотрит на меня, его глаза мягкие и сострадательные. Это заставляет что-то разбиться внутри меня так же сильно, как и помогает восстановить некоторые сломанные кусочки.

Не желая разрыдаться и снова обрушиться на него менее чем через десять минут, я опускаю взгляд на коробку. Или, точнее, на ленту, которая удерживает крышку закрытой.

— Подожди… ты даже не открыл их, — выдыхаю я.

— Это был подарок Нико на новоселье, — признается Алекс, бросает их обратно в шкаф и направляется к туалету, засовывая руку в трусы, чтобы отлить.

Иисус. У парня нет стыда.

— Я просто собираюсь… — Я выбегаю из комнаты, чтобы дать ему немного уединения, в то время как звук его смеха преследует меня.

— Ты слишком милая, Кэл, — кричит он, когда я прохожу через спальню в поисках выхода.

— Ты не такой, — кричу я в ответ.

— Я знаю. Я слишком сексуален, чтобы быть милым.

— Дай мне сил, — бормочу я, поворачиваясь к кухне, или, точнее, к кофеварке.

Когда Алекс присоединяется ко мне, он натягивает пару спортивных штанов и несет одну из своих толстовок и мою сумку.

— Вот, — предлагает он, когда я стою, прислонившись спиной к стойке, в одной майке и трусиках.

— Спасибо, — бормочу я, натягивая ее через голову и прикрываясь. — Кофе?

— Черт возьми, да. Но иди сядь, я могу это сделать.

Мои губы приоткрываются, чтобы возразить, но он тянется к буфету за двумя кружками, и мои слова пропадают в пользу отступления к его дивану.

Я сворачиваюсь калачиком в углу, когда аромат кофе наполняет воздух вокруг меня, отчего у меня текут слюнки, и достаю телефон. Я получила сообщения от Эмми, Стеллы, Джоди и Джерома, которые проверяют связь. Но мое сердце падает, когда я обнаруживаю, что от Анта по-прежнему ничего нет. И когда я смотрю на наш чат, становится только хуже, когда я понимаю, что он даже не читал это.

Пожалуйста, ради любви к Богу, не допусти, чтобы он тоже оказался где-то посреди всех этих развалин.

— Вот, — говорит он, передавая дымящуюся кружку, отрывая меня от моих мрачных мыслей. — Это тоже нашел, на случай, если ты голодна.

Он кладет новую пачку песочного печенья на подушку рядом со мной, прежде чем опуститься на диван напротив меня.

Мне не слишком нравится его отстраненность, но я не обращаю на это внимания. Последнее, что мне сейчас нужно, это попасть в зависимость от брата-близнеца Деймона.

Так или иначе, и когда-нибудь скоро, мне придется выяснить, как стоять на собственных ногах и принять то, как будет выглядеть мое будущее. Просто… пока нет. Нам нужно выбраться из этого дерьмового шоу, прежде чем кто-либо из нас сможет думать о завтрашнем дне.

— К-как ты себя чувствуешь? — Спрашивает Алекс. — Насчет… — он замолкает, давая мне понять, куда он клонит этот разговор, когда его глаза опускаются.

— Ребенка? — Спрашиваю я, слово звучит чужеродно на моем языке. Это первый раз, когда я говорю что-либо о его существовании вслух, и я должна сказать, это не сильно помогает моей затянувшейся панике.

— Да. Я знаю, что это безумие, н-но ты собираешься…

— Сохранить его?

— Черт. Мне жаль. Это совершенно неправильный вопрос, который нужно задавать прямо сейчас, и совершенно необдуманный.

— Все в порядке, — торопливо говорю я, ненавидя то, как он внутренне ругает себя за этот вопрос. — И да. Какой бы испорченной ни была моя жизнь, я никак не могу положить этому конец. У судьбы, очевидно, был план для меня, так что…

— Ты веришь во всю эту чушь? — спрашивает он, между его бровями образуется глубокая складка.

— Прямо сейчас я почти ни во что не верю.

— Я понимаю это, — говорит он со вздохом, изучая меня. Я понятия не имею, что он пытается найти в моих глазах, но я почти уверена, что ему не удается то, чего он хотел. — Я понятия не имею ни о чем из этого дерьма, Кэл. Тебе нужно обратиться к врачу? Сделать что-нибудь, чтобы он был здоров?

— Он? — Спрашиваю я, и на моих губах появляется улыбка.

Он разводит руками. — Я, блядь, не знаю. Мои знания об этом дерьме заканчиваются на том, как сделать все возможное, чтобы это не происходило, на что мой брат явно никогда не обращал никакого гребаного внимания.

— Я виновата не меньше.

— Но ты ведь принимаешь таблетки, верно?

— Господи, откуда вы все знаете интимные подробности моей жизни? — Бормочу я. — Только не говори мне, что и ты вытащил мои медицинские записи?

Глаза Алекса расширяются от удивления. — Э-э… нет. Я видел их в твоей косметичке.

— Ладно, хорошо. Это менее странно и собственнически.

— Я хочу быть здесь ради тебя, ради этого, если… если случится худшее, — тихо признается он.

— Алекс, — вздыхаю я, мое сердце переполняется сочувствием к самоотверженному парню передо мной. — Я не могу просить тебя об этом. Ты за меня не отвечаешь.

— Ты не несешь ответственности, Кэл. Ты одна из моих лучших друзей, и ты носишь р-ребенка моего б-бр— Он проглатывает слово, поскольку эмоции переполняют его.

— Даже сейчас. У тебя своя жизнь, Алекс. Ты не можешь давать такого рода обещания. — Особенно когда ты раздавлен горем и печалью. Хотя я не произношу этих слов вслух.

Эмоции сейчас накалены, и мы все чувствуем вещи острее, чем обычно, думаем иначе, чем обычно. Я отказываюсь позволять ему давать такие судьбоносные обещания, когда он измотан и тонет. Этого просто не произойдет.

— Но я хочу, — умоляет он.

— Я знаю, что хочешь, и ты понятия не имеешь, как много это значит для меня, Алекс. Но прямо сейчас нам нужно делать шаг за шагом. Жизнь больше не будет нормальной в течение—

— Никогда. Это уже никогда не будет прежним.

Я смотрю на него, и его глаза наполняются слезами. Он смаргивает их, борясь с ними, и я делаю то же самое рядом с ним.

— Что происходит сегодня? Ты возвращаешься на поиски?

Он кивает, мрачное выражение появляется на его лице.

— Тео придет и заберет меня. Эмми и Стелла придут потусоваться с тобой.

— Я рассказала им о нас с Деймоном, — выпаливаю я. Хотя он, конечно, понял это, когда я коротко поговорила с Себом.

— Что они сказали?

— Честно говоря, я думаю, что они были слишком измотаны и бредили, чтобы по-настоящему осознать что-либо из этого.

— Я понимаю это, — соглашается он, поднимая поцарапанную и покрытую синяками руку, чтобы откинуть волосы со лба. — Я, блядь, изо всех сил пытаюсь что-либо осознать прямо сейчас.

— Расскажи мне об этом, — бормочу я, когда у него в кармане звонит телефон.

Он вытаскивает его, хмурясь на то, что смотрит на него в ответ.

— Они спускаются, — вздыхает он, наклоняясь вперед, кладет локти на колени и опускает голову.

— Возможно, ты найдешь его. — В моем голосе звучит надежда, которую я на самом деле не чувствую.

Он поднимает взгляд, его темные глаза встречаются с моими.

— Я— Он сглатывает, не желая произносить слова, которые вертятся у него на кончике языка. — Мы не вытаскивали живых в течение… д-дней.

— Я знаю. Черт возьми, я знаю. Но шанс все еще есть, верно? Когда подобные вещи показывают в новостях, они находят людей несколько дней спустя, шокируя всех.

— Иногда, да, — признается Алекс. — Но шансы невелики.

— Что, если он выбрался? — спрашиваю я, зная, что это глупо и вселяет надежду, но я не могу остановить свое непостоянное сердце от выдумывания этих диких сценариев, где все могло бы быть хорошо.

Я потеряла отца. Я знаю это, и, хотя это кажется нереальным, я знаю, что в какой-то момент в ближайшие дни это полностью поразит меня, но я не готова терять надежду. Я не могу.

Он заслуживает того, чтобы мы больше верили в него. После всего, через что он прошел, всего, что он вынес за свою короткую жизнь, он нуждается в нас, чтобы сохранять надежду. Верить в него. Верить в немыслимое.

— Калли, — вздыхает Алекс, в его глазах разгорается конфликт.

— Но шанс есть. Шанс есть всегда, верно?

— Я думаю. Но, пожалуйста… не тешь себя надеждами, потому что этот шанс—

— Маленький, я знаю. Но он нужен мне, Алекс. — Моя рука скользит к моему плоскому животу, когда мои внутренности завязываются узлом.

Я в ужасе. Чертовски цепенею при мысли о том, что придется делать это в одиночку.

Моя рука дрожит, когда Алекс садится на край дивана.

— Я сделаю все, что смогу, Калли. Но мне нужно, чтобы ты была реалисткой.

— Я такая. Мне просто также нужна надежда прямо сейчас, потому что иначе я понятия не имею, как, черт возьми, мне жить дальше.

— Я знаю. Но у тебя есть мы. Все мы здесь, чтобы держать тебя вместе, да?

— Я не рассказала им о… о ребенке, и я бы предпочла, чтобы это…

— Все, что ты захочешь, — обещает он.

— Только на некоторое время. Пока у меня не будет шанса смириться с этим, и я продвинусь дальше.

— Тебе не обязательно объясняться со мной. Ты хочешь, чтобы это было только между нами, тогда так и будет.

— Брианна купила для меня тест. Скоро она потребует ответов. Но ей можно доверять.

— Просто скажи мне, что тебе нужно, чтобы я сделал.

В дверь стучат за секунду до того, как замки открываются и до нас доносятся голоса.

— Я попросил Тео предоставить тебе доступ ко всему в этом здании, чтобы ты мог приходить и уходить отсюда, когда пожелаешь. Ты можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь.

Мое сердце подскакивает к горлу от его щедрости, но затем в голову приходят мысли о другой квартире в этом здании, и мой взгляд устремляется к стене, которая разделяет их.

— М-можно мне туда войти? — Шепчу я, когда шаги и голоса приближаются.

— Да.

— Калли, — выдыхает Тео, обегая диван и притягивая меня к себе, чтобы заключить в свои объятия.

— Привет, кузен, как дела? — бормочу я ему в грудь.

— Гребаное дерьмо. Мне так чертовски жаль.

— Это не твоя вина.

— Деймон знал, что это произойдет. — Мое тело напрягается при упоминании его имени, но Тео никак не реагирует. Я могу только предположить, что Эмми рассказала ему и что он в курсе ситуации. — Он, блядь, предупреждал нас, что это глупый поступок, но мы поддержали моего отца, дядю Эвана и пошли прямо в эту засаду.

— Ты не мог знать, — уверяю я его, отстраняясь. — Твой отец и мой спланировали все как можно лучше. Они были бы убеждены, что рассмотрели все углы. Но как бы нам ни хотелось желать, чтобы они это сделали, они не являются— они не— Боги. Такого рода вещи сопряжены с риском всякий раз, когда вы, ребята, выходите за пределы дома. — Я ненавижу говорить это, быть такой откровенной, когда все, чего я действительно хочу, — это рухнуть, но это правда. Правда, с которой мы жили всю нашу жизнь.

— Я должен был расспросить их подробнее, как это сделал Деймон. Он мог это видеть. И посмотри, к чему это привело.

Рыдания пронизывают меня, когда я думаю о нем под всеми этими обломками. Мне просто остается надеяться, что он держится, что он слышит, как парни пытаются добраться до него, не бросая его.

— Все будет хорошо, Калли. Мы доберемся до него. Мы вернем его тебе.

— Чтобы ты мог убить его сам?

— Что-то в этом роде, — бормочет он, глядя на меня сверху вниз с большим пониманием в глазах, чем, думаю, я когда-либо видела.

Эмми сделала это. Она смягчила его. Показала ему, что в жизни есть нечто большее, чем просто быть холодным, отстраненным солдатом, будущим боссом.

— Мы пройдем через это, Калли. Все мы. — Он снова притягивает меня к своей груди и целует в макушку.

— Ты говорил с Нико? — Спрашиваю я, когда он снова отпускает меня.

— Нет. Он не отвечает на звонки. — Что-то темное мелькает в глазах Тео при упоминании моего брата, что заставляет мои внутренности скручиваться в болезненный узел.

— Что ты мне не договариваешь? Клянусь Богом, если ты все еще скрываешь от меня это дерьмо, тогда—

— Я не скрываю, Кэл. Я ничего не знаю. Я просто беспокоюсь о нем. С тех пор, как мы обнаружили твоего отца, внутри него как будто что-то просто… сломалось.

7

ДЕЙМОН

Я понятия не имею, сколько прошло времени. Каждый раз, когда я закрываю глаза, я не могу избавиться от ощущения, что мир проносится мимо за пределами этих четырех стен. И это пугает меня.

Как справляется Калли? С ней все в порядке? Заботятся ли о ней Алекс и девочки?

Все выбрались из того здания?

Все рухнуло так сильно и быстро, что мне трудно поверить, что все выбрались. Мысль о потере кого-либо из членов Семьи заставляет мою грудь болеть, но страх потерять одного из парней, девочек или любого из наших родителей превращает мою кровь в лед.

Имей веру, тихий голос звучит у меня в ухе.

Но пока я остаюсь здесь, привязанный к какой бы то ни было плите подо мной, мне становится все труднее и труднее за что-либо держаться.

Они все могли быть там, ища меня, или… они все могли умирать в этих руинах.

Лязгают замки на двери в эту камеру, и мое тело на мгновение напрягается, прежде чем свет снова заливает комнату.

В какой-то момент я проснулся и обнаружил, что прожектор был выключен, погрузив нас в полную темноту, вместо этого через скрытые динамики подавался белый шум.

Все, что я мог разглядеть, это очертания его тела. Но все равно он ничего не сказал и продолжал висеть там, принимая свою судьбу.

И пока я смотрел, отчаянно пытаясь разобраться во всем этом своим затуманенным наркотиками умом, все, о чем я мог думать, это почему он был там, а не я.

— Доброе утро, отдыхающие, — произносит глубокий голос, когда он и двое итальянцев входят в комнату.

Я прищуриваюсь, пытаясь сосредоточиться на них, но все расплывается, и мне трудно сосредоточиться на чем-либо, поскольку комната и люди в ней вращаются.

Цепи, свисающие с потолка, гремят, когда парень, висящий там, сражается, доказывая мне, что он на самом деле жив.

— Ну, ну, малыш. Так не приветствуют твоих хозяев, не так ли? — рычит другой из них, когда парень пытается отбиться от него ногами.

— Думал, ты уже проиграл свою битву.

— Пошел ты, — рычит тот, кто это говорит. И снова проблеск фамильярности пронизывает меня при звуке его голоса.

— Похоже, у нас есть еще кое-какая работа.

Громкий стон боли наполняет воздух, когда один из парней, которые держат нас здесь, бьет кулаком по ребрам своей жертвы. И, клянусь Богом, это так сильно, что я слышу треск, прежде чем его вопль боли эхом отражается от бетонных стен вокруг нас.

Атака жестокая, и у меня нет выбора, кроме как наблюдать за каждым ударом, который они наносят по его телу.

Это сюрреалистично. Проведя больше часов, чем я, вероятно, когда-либо должен был признать в их положении, причиняя боль нашим врагам, мучая их, пока они не заговорят, можно подумать, что избиение на меня не подействует.

Но незнание того, кто это, не знание того, заслуживает он этого или нет, заставляет что-то переворачиваться внутри меня.

Все, кого я когда-либо пытал, заслужили это. Они причиняли нам зло, работали против нас, играли с нами.

Это то, что сделал тот парень?

Я не знаю. И мне не нравится это ощущение.

Все думают, что я всего лишь хладнокровный монстр, и в большинстве случаев я буду носить этот значок с гордостью. Это то, за что я заслуживаю уважения, причина, по которой любой, у кого есть хоть капля мозгов, боится меня в этом городе. Хотя что-то подсказывает мне, что этим итальянцам действительно насрать. А почему они должны? Пока я привязан к кровати, я вряд ли представляю для них гребаную угрозу. Тем более, что я понятия не имею, знает ли кто-нибудь вообще, что я здесь.

Они все могли бы быть дома, оплакивая — возможно — потерю меня. И все же я здесь, отчаянно нуждаюсь в том, чтобы они сражались за меня.

Они могут в любую минуту выломать дверь, ворваться сюда, захватить наших похитителей и вытащить нас. Я не сомневаюсь, что они могли бы это сделать.

Но сначала им нужно узнать. И пока я здесь, у меня нет ни малейшего гребаного понятия о том, как я могу убедиться, что они знают, что я жив, что они знают, что нужно идти и искать меня где угодно, но не среди всех этих развалин.

— Ах. — Боль в его крике вызывает дрожь у меня по спине и ускоряет пульс.

По боли, которая пронизывает каждый дюйм моего тела, и по крови, покрывающей мою кожу, очевидно, что они немного повеселились со мной. Но это, должно быть, было детской забавой по сравнению с тем, что они делают с тем парнем.

Я вздрагиваю, когда один из мужчин поднимает биту, которая стояла в углу, и бьет ею парня по ребрам, не оставляя у меня сомнений в том, что прямо сейчас сломалось не мало костей.

Хруст вызывает тошноту, и он действует на меня так, как я никогда раньше не испытывал. Желчь поднимается к моему горлу, обжигая, пока отвратительный вкус не заполняет рот.

У меня нет выбора, кроме как выложить это, и в тот момент, когда я это делаю, все взгляды обращаются на меня.

Я все еще чувствую тяжесть невысказанных угроз в их глазах. Но я отказываюсь съеживаться, умолять их оставить меня в покое.

Во-первых, я знаю, что этого никогда не случится. Эти люди — солдаты, и их послали сюда с одной миссией. Ничто не помешает им выполнять приказы. Я должен знать — я один из них.

— Похоже, твой друг только что снял тебя с крючка, — язвительно замечает один из них, глядя избитому и сломленному парню прямо в глаза.

Единственный звук, который он издает, — это болезненное хныканье, когда двое мужчин протягивают руки и отцепляют его от потолка.

Я могу только представить, как сильно болят его руки и плечи прямо сейчас. Насколько я знаю, он был там с тех пор, как нас впервые привели сюда… часы… дни… черт знает сколько времени назад.

Он пытается бороться с болью, я чувствую это глубоко в своей душе, но, когда один из мужчин опускает его руки перед собой, растягивая мышцы в противоположную сторону от того, как они, вероятно, срослись, а это бесполезно, и его крик агонии разрывает воздух.

Я вздрагиваю, чувствуя это почти так же остро, как и он.

Я понятия не имею, кто он такой, но между ними есть какая-то глубоко укоренившаяся связь. Связь, которую я даже не могу объяснить. Но, тем не менее, она есть.

И всего несколько секунд спустя я узнаю почему.

Двое мужчин, держащих его, наконец поворачивают его ко мне.

У меня пересыхает во рту, и все мое тело напрягается от осознания.

Черт возьми.

Мои глаза сканируют его лицо, его едва узнаваемое лицо, и мое сердце уходит в пятки.

Нет.

Его страдальческий взгляд встречается с моим. Но я не вижу никакого шока, который пошатнул бы мои обычно очень прочные устои.

Он знал, что я здесь.

Мои глаза следят за их движениями, удерживая его крепко в надежде, что он найдет что-то, что придаст ему немного силы в моих глазах. Черт знает, что ему это чертовски нужно прямо сейчас.

Они швыряют его в угол комнаты, и он приземляется со стоном боли, прежде чем свернуться в клубок.

К моему удивлению, они позволяют ему это сделать, но не раньше, чем хватаются за цепи, прикрепленные к стене, и надевают наручники на его запястья и лодыжки, чтобы он никуда не ходил.

Мое сердце учащенно бьется, когда я наблюдаю за каждым их движением, потому что я знаю, что произойдет дальше.

Они идут за мной.

Они сломали одну из своих маленьких игрушек. Теперь пришло время взяться за другую.

Как будто они могут слышать мои мысли, все трое обмениваются взглядами, прежде чем повернуться ко мне.

Я даже не вздрагиваю, когда они смотрят на меня с чистой ненавистью.

Я прищуриваюсь, глядя на них.

Давайте, ублюдки.

Потребуется намного больше, чтобы сломить меня. И я безумно взволнован, понаблюдать за их попытками.

— Деймон Деймос, — насмехается один из них, когда они приближаются ко мне. — Собственное страшилище Семьи Чирилло. Разве нам не повезло?

Я насмехаюсь над ним, отчего трещина на моей губе открывается.

Мои кандалы сняты, и я поднят на ноги. Если они ожидают, что я буду сражаться, то они будут разочарованы. Я более расчетлив, чем это.

Когда я наброшусь на них и выебу их, они, блядь, не поймут, как это произошло.

Конечно, прямо сейчас я понятия не имею, как это произойдет.

Но это произойдет. По крайней мере, я так сильно верю в себя.

Даже если я никогда больше не увижу дневной свет после этого испытания, я чертовски уверен, что заберу этих ублюдков с собой в ад.

— Послушный маленький засранец, не так ли? — указывает старший из мужчин, на его губах играет ухмылка.

— И вот мы были здесь, думая, что завели себе идеального маленького питомца.

Мои руки заломлены над головой, связаны веревкой, и я подвешен, как кусок гребаного мяса, готовый отправиться на убой.

Они окружают меня, словно львы, готовые расправиться со своей добычей. Но никто из них не делает ни единого движения.

Отказываясь показывать какой-либо страх, я смотрю каждому из них в глаза по очереди.

Очевидно, что они знакомы с моей репутацией, и мне бы не хотелось разочаровывать их, показывая им что-либо иное, кроме холодного, отстраненного ублюдка, которым они все меня считают.

— У тебя там несколько симпатичных маленьких шрамов, парень, — снова издевается тот, что постарше.

Он достает нож из носка и приставляет острие к самой верхней части моего самого длинного шрама.

— Может быть, нам следует снова открыть тебя. Посмотри, чем они заменили твое сердце, когда ты был всего лишь малышом, а? Ходят слухи, что твой дедушка продал твою душу дьяволу задолго до твоего рождения, и вместо нее у тебя остался лишь холодный, гниющий кусок мяса. — Упоминание о моем дерьмовом дедушке почти заставляет меня отреагировать, но я запихиваю его прямо в сейф, который храню внутри для всего этого дерьма.

Он сильнее прижимает нож к моему шраму, его острота легко рассекает мою кожу.

Бросив взгляд вниз, я вижу, как кровь немедленно собирается вокруг лезвия.

— Я действительно думал, что у тебя пойдет черная кровь, — бормочет парень, у которого уродливый шрам поперек щеки, похожий на медаль.

Я понятия не имею, кто эти ублюдки — во всяком случае, не в лицо. Но с другой стороны, итальянцы умеют хорошо прятать свое секретное оружие. Однако, если бы кто-то из них назвал свое имя, я не сомневаюсь, что знал бы о них все до мельчайших подробностей из информации, которую слышал за эти годы.

— Разочарован, — соглашается третий, тряся жидкой бородкой, в то время как тот, что с ножом, продолжает кромсать мою грудь.

На самом деле это не так глубоко, но, черт возьми, это чертовски больно. Не то чтобы я собирался позволить им увидеть это.

Кровь стекает по моему прессу, прежде чем впитаться в пояс моих боксеров.

Борода наблюдает, и его глаза вспыхивают от возбуждения, подсказывая мне, что будет дальше.

Его покрытые шрамами пальцы впиваются в резинку, и он дергает достаточно сильно, чтобы разорвать ткань, из-за чего я раскачиваюсь, мои пальцы едва касаются грубого пола подо мной.

— Я, блядь, не закончил, — жалуется старый, глядя на мой наполовину разрезанный шрам.

С ухмылками, играющими на их губах, и волнением в глазах, они наблюдают за мной, пока я снова не замираю, прежде чем они продолжают, делая каждое прикосновение, удар и порез на моей коже более болезненным, чем предыдущее.

Мой гнев и жажда возмездия раскаляются докрасна во мне, когда я наблюдаю за ними, изучаю их слабости и пытаюсь каким-то образом одержать верх, все это время свисая избитым, окровавленным и голым с гребаного потолка.

К тому времени, когда они решают сдаться, темнота этой жалкой ситуации начинает брать верх надо мной.

— Выруби его, — инструктирует Шрам, и всего секунду спустя знакомое ощущение наркотиков, проникающих в мой организм, поражает меня, прежде чем все потемнеет, и я буду вынужден войти в совершенно другой вид ада.

8

КАЛЛИ

Ребята уходят вскоре после того, как Эмми и Стелла устраиваются поудобнее на диване Алекса.

Каждая из нас получает по поцелую перед тем, как исчезнуть, хотя тот, который я получаю от Алекса, гораздо более трогательный, чем тот, который они обе получают от своих парней.

Эмми и Стелла обе цепляются за них так, как будто никогда не хотят выпускать из виду. Но мы все знаем, что им нужно уйти. И они ни за что не остановили бы ни одного из них от того, что им нужно было сделать.

В ту секунду, когда закрывается входная дверь, они обе обращают на меня свои сочувствующие, но заинтригованные глаза.

— Не надо, — выдыхаю я, точно зная, что они собираются сказать. Я крепче прижимаю свою теплую кружку и делаю глоток.

— Зона, свободная от осуждения, малышка Си. Ты делаешь все, что тебе нужно, прямо сейчас, чтобы помочь себе. Но просто знай—

— Нам нужны подробности, — заканчивает Эмми, как будто они один долбаный человек.

— Я люблю вас двоих, вы знаете это, верно? — Спрашиваю я, чувствуя их поддержку, даже если она проявляется в их собственном стиле поддразнивания и ебанутости.

— Мы тоже тебя любим, Калли, — говорят они оба в унисон.

— Итак… насколько удобна кровать Алекса? — Эмми добавляет с ухмылкой.

Грустный смех срывается с моих губ. — Это то, что мне было нужно. Он… черт, — вздыхаю я, опуская кружку. — Он просто самый милый, самый поддерживающий человек, которого, я думаю, я когда-либо встречала.

— Грубо, — слегка ворчит Стелла.

— Я знаю, что он делает это из-за всей этой истории со мной и Деймоном, и, если бы этого не произошло, я уверена, что сейчас все было бы совсем по-другому. Находясь с ним, я чувствую себя ближе к Деймону, и я вроде как думаю, что он чувствует то же самое.

— Ты действительно милая маленькая девочка, не так ли? — Спрашивает Эмми с улыбкой.

— А потом… что?

— Не обращай на нее внимания. Она просто дразнится. — Я свирепо смотрю на них двоих. — Она предполагает, что ты спишь с ними обоими.

— Э-э… — Выражения моего лица, очевидно, достаточно, чтобы дать им ответ, который они уже знали, потому что они обе смеются надо мной. — С Алексом ничего подобного не было.

— Мы знаем. Мы просто дразним.

— Я так рада, что он тот, кто тебе нужен.

— Я просто надеюсь, что возвращаю должок, потому что я даже представить не могу, через что он сейчас проходит.

— Он что-нибудь сказал? — Спрашивает Эмми, внезапно становясь серьезной.

— Например, что?

Она пожимает плечами. — Я не знаю, но ты все время слышишь эти истории о близнецах. О том, что они чувствуют боль за другого, знают, когда тот болен, и все такое странное дерьмо. Я просто подумала, не…

— Я не думаю, что они такие близнецы, — говорю я печально. — Хотя он и сказал, что не чувствует, что его больше нет. Но что это вообще значит? — Вероятно, это просто говорит надежда.

— Возможно, этого и не будет. Доказано, что близнецы разбираются в таких вещах. Алекс может что-то заподозрить.

Как бы мне ни хотелось ухватиться за этот ход мыслей и следовать ему, пока это все, о чем я могу думать, я знаю, что не могу. Надеяться прямо сейчас опасно. Мне нужно держать голову наготове.

— Я не могу позволить себе поверить в это.

— Я понимаю это, Кэл. Действительно понимаю.

Наступает тишина, когда мы погружаемся в собственные мысли.

— Я думала, ты обещала мне кофе и завтрак, — в конце концов произносит Эмми.

— Ты такая же плохая, как и парни, — бормочет Стелла.

— Мы сделаем заказ, да? — Спрашиваю я в спешке. Сила страха, который накатывает на меня при одной мысли о том, чтобы выйти за пределы этого здания и столкнуться с миром, почти парализует.

Видя, как это поглощает меня, Стелла бросается ко мне, обнимает за плечи и берет мою свободную руку в свою.

— Все, что тебе нужно, Калли, — шепчет она.

— Я… я просто не готова—

— Тсс. Тебе не нужно нам ничего объяснять, хорошо? Мы счастливы следовать твоему примеру и просто быть теми, кто тебе нужен.

Что мне сейчас нужно, так это оказаться в объятиях Деймона или моего отца.

Но ни того, ни другого не произойдет.

Осознание этого вызывает рыдание, вырывающееся из моего горла, когда волна горя захлестывает меня настолько сильно, что у меня нет шансов побороть ее, поэтому я просто позволяю себе утонуть в ее темноте.

Кружку забирают у меня из рук, прежде чем тепло Эмми распространяется по другой моей стороне, оставляя меня зажатой между ними двумя.

Я теряюсь в своем горе и рыдаю на плече Стеллы, промокая ее толстовку и цепляясь за них обоих, как будто они смогут не дать мне утонуть.

В какой-то момент мои рыдания стихают, и наступает истощение.

Я засыпаю, а они все еще обнимают меня, и мои предательские сны уносят меня обратно в дом бабушки и дедушки Деймона, где палит солнце, а мой мальчик валяется рядом со мной без рубашки и с широкой улыбкой на лице.

Я понятия не имею, как долго я без сознания, и не понимаю, что меня перенесли, потому что я лежу на диване, укрывшись одеялом Алекса. Его запах окружает меня, помогая успокоиться и придавая мне немного сил.

— Я ненавижу чувствовать себя такой беспомощной. Должно быть что-то, что мы можем сделать, — говорит Эмми, ее голос приглушен где-то в комнате.

— Нам просто нужно быть здесь. Или, если ты хочешь пойти и еще немного покопаться, я могу остаться, — предлагает Стелла.

— Ты действительно думаешь, что они найдут кого-нибудь еще живым? Тео сказал, что прошло уже несколько дней.

— Я знаю. Я просто… мы не можем терять надежду.

Нет никакого движения, но я чувствую на себе их взгляды. Мою кожу покалывает, кровь кипит.

Но я не открываю глаза и не даю им понять, что я не сплю.

— Я беспокоюсь о ней, — шепчет Стелла.

— С ней все будет в порядке. Она намного сильнее, чем все думают.

— Что ж, ей удалось приручить дьявола, — язвит Стелла, пытаясь разрядить обстановку.

— Знаешь, в этом есть большой смысл. То, как Алекс бесстыдно флиртовал с ней.… все это было сделано для того, чтобы вывести его из себя.

— Но это не сработало, не так ли? Этот упрямый ублюдок со своими эмоциями как скала.

Я не могу не позволить своему сердцу воспарить, когда Стелла говорит о нем так, как будто он все еще здесь. Это питает ту частичку надежды, которую я пытаюсь подавить.

— Что-то подсказывает мне, что он с ней совсем другой.

— Черт возьми, я хочу получить шанс увидеть это.

— Да, — вздыхает Эмми. — Ты действительно думаешь, что есть шанс?

Стелла отвечает молчанием, и это разрушает то, что она сказала раньше.

— Она этого не заслуживает. Потерять Эвана достаточно плохо. Но если она потеряет и его тоже…

— Я знаю. Но с ней все будет в порядке. У нее есть мы, Алекс, все остальные.

— Удалось ли Тео поговорить с Нико этим утром?

— Нет. Его телефон по-прежнему переключался на голосовую почту.

— Черт, — шипит Стелла. — Что, черт возьми, теперь будет? Он следующий в очереди на место Эвана, верно?

— Думаю, да.

— Но отдали бы они это ему? Он такой молодой и—

— Глупый? — Предлагаю я, наконец давая им понять, что я проснулась.

Эмми заливается смехом.

— Я собиралась проявить больше сочувствия и сказать «неопытный», но, думаю, если обувь подойдет… — добавляет Стелла.

Спускаю ноги с дивана, сажусь, прижимая к себе пуховое одеяло, как будто это комфортное объятие.

— Как ты себя чувствуешь? — Спрашивает Эмми, они обе изучают меня так, как будто я вот-вот разлечусь на миллион кусочков прямо у них на глазах.

— Сонной, — бормочу я, игнорируя непрекращающуюся боль в груди.

— Ты пропустила кофе и завтрак, — указывает Стелла, и я бросаю взгляд на пустые обертки перед ними.

— Пропустила? Прошло несколько часов, я снова проголодалась.

Мы обе с изумлением смотрим на Эмми.

— Конечно, ты такая. Что тебе хочется, Калли?

— Э-э… — Я колеблюсь. Понятия не имею, когда я ела в последний раз, но сейчас это самое далекое, о чем я думаю. Вероятно, я должна умирать с голоду, но я не чувствую ничего, кроме боли.

— Китайская еда? — Предлагает Эмми, зная, что это моя любимая кухня, но я не уверена, что смогу это переварить.

Я качаю головой, пытаясь придумать что-нибудь, что я могла бы съесть. Мне нужно поесть, черт знает, что мне это нужно. Каким-то образом я должна найти способ преодолеть все это горе и невзгоды и дать своему телу необходимое топливо.

Чувство вины скручивает мой желудок, когда я думаю об огромном секрете, который я скрываю от своих самых близких друзей. Но я знаю, что поступаю правильно.

Мне нужен секрет прямо сейчас. Мне нужна эта небольшая связь с Деймоном, о которой знает только Алекс. Каким-то образом это помогает сохранить ему жизнь.

— Начос, — выпаливаю я. — Я могла бы съесть начос.

— По-моему, мексиканская кухня — победитель. — Эмми достает свой телефон сбоку, чтобы найти, где заказать. — Маргариту? — спрашивает она, и улыбка озаряет ее лицо.

Черт.

— Вы двое можете. Я не уверена, что выпивка — хорошая идея для меня прямо сейчас, — говорю я, молясь, чтобы они не поняли моего заявления.

— Ты уверена? Это может помочь снять напряжение, — спрашивает Стелла.

— Я уверена. Я просто возьму воды или еще чего-нибудь в холодильнике Алекса, — говорю я, поднимаясь с дивана и направляясь в его комнату, чтобы воспользоваться ванной.

Я писаю, прежде чем встать перед раковиной и посмотреть на себя в зеркало.

Мое лицо бледное, настолько бледное, что граничит с серым, а кожа под глазами такая темная, что кажется, будто меня ударили. Но от разбитости в моем обычно ярком взгляде у меня перехватывает дыхание.

— Возьми себя в руки, Каллиста. Всем нужно, чтобы ты была сильной. Твоему ребенку нужно, чтобы ты была сильной.

Слезы наполняют мои глаза, когда я шепчу эти слова про себя.

Это так сюрреалистично. Как будто я прямо сейчас живу чьей-то другой жизнью.

К сожалению, это очень похоже на реальность.

Мне нужно что-то сделать с этим положительным тестом. Записаться на прием к врачу. Погуглить, что, черт возьми, я должна делать. Что-нибудь. Что угодно. Но перспектива думать о будущем, в котором его может не быть, где этому ребенку может не хватать не только дедушки, но и отца?

Черт.

Я наклоняюсь, боль пронзает меня слишком сильно, чтобы выносить, когда я думаю о том, что могло бы быть.

Я даю себе две минуты на то, чтобы понежиться, прежде чем ополоснуть лицо, еще раз почистить зубы, попытаться расправить плечи и высоко держать голову.

Это тяжело. Действительно чертовски тяжело.

Но я должна это сделать.

Ради папы.

Ради Деймона.

Ради маленького зернышка, которое растет внутри меня.

Моя рука лежит на моем плоском животе.

Что бы ни случилось, этот малыш — их наследие. Он пойдет по их стопам и будет гордиться тем, откуда он пришел.

Подавляя комок эмоций, который снова подступает к моему горлу, я распахиваю дверь и выхожу.

И Эмми, и Стелла обеспокоенно смотрят на меня, пока я продолжаю сражаться со слезами, наворачивающимися на глаза. Но, по крайней мере, когда вся моя жизнь разваливается на части вокруг меня, у них нет причин спрашивать, для чего нужны эти конкретные слезы.

— Чувак в пяти минутах езды. На этот раз ты можешь спуститься за едой, — говорит Стелла Эмми, проверив телефон, который лежит между ними.

— Я пойду, — выпаливаю я.

— Нет, все в порядке.

— Я серьезно, — говорю я, делая шаг к входной двери. Моя потребность в глотке свежего воздуха слишком велика, чтобы отрицать ее.

— Э-э, хорошо. Ты хочешь, чтобы мы пошли с тобой?

Я смотрю на них обеих, ненавидя то, как сильно они борются с тем, как помочь мне прямо сейчас.

— Я в порядке. Я просто хочу подышать свежим воздухом. Я захвачу еду и сразу вернусь наверх.

— Тебе, наверное, стоит надеть еще что-нибудь, — предлагает Эмми, глядя вниз на мои голые ноги, которые выглядывают из-под толстовки Алекса.

— Я всего на минутку, — говорю я, одергивая подол и направляясь к двери.

— Возьми это. На всякий случай, — призывает Стелла, протягивая мне мой телефон.

— Конечно, мам, — поддразниваю я. Она пожимает плечами, ничуть не заботясь о том, что ведет себя немного властно. И, честно говоря, я тоже.

— Люблю тебя, Калли.

— Я тоже тебя люблю, — говорю я, мое сердце сжимается от слов, которые я хотела бы сказать Деймону субботней ночью.

Со вздохом я оставляю их позади в поисках всего лишь нескольких минут одиночества.

Как я и ожидала, в коридорах гробовая тишина, и всего через несколько секунд я стою перед лифтом, ожидая, пока он поднимется.

Но пока я стою там, воспоминания начинают всплывать в моей голове.

Ночь, когда я сбежала от него — ночь, когда я накачала его наркотиками, — возвращается ко мне, и я прислоняюсь спиной к стене, когда тяжесть этого опрометчивого решения обрушивается на меня со всей силой.

Я могла убить его в тот день. Я понятия не имела, что делала, когда добавляла те таблетки в его напиток.

— Деймон, — выдыхаю я, еще сильнее ощущая его потерю за эти несколько минут.

Но, несмотря на угрозу очередной панической атаки, мне удается восстановить дыхание, прежде чем оно сбивается. И вместо того, чтобы запереться в металлическом ящике без достаточного количества воздуха, я направляюсь к лестнице.

В ту секунду, когда я прохожу через двойные двери на входе, я делаю глубокий вдох и поднимаю лицо к солнцу, позволяя ему согревать мою кожу в течение нескольких минут.

Я хочу сказать, что это заставляет меня чувствовать себя лучше, но прямо сейчас я не уверена, что что-либо способно на это.

Звук приближающегося мопеда возвращает меня к реальности, и когда я опускаю голову, я обнаруживаю, что он остановился передо мной.

— Для Эмми? — спрашивает он, бросая любопытный взгляд на мой наряд, но быстро берет себя в руки и открывает маленький рюкзак, чтобы достать нашу огромную сумку с едой. Мои глаза расширяются при виде этого, но я не могу отрицать урчание в животе при одной мысли о том, что внутри.

Я бормочу слова благодарности, прежде чем направиться обратно в здание, и на этот раз нажимаю кнопку лифта, не желая подниматься пешком до предпоследнего этажа.

Голоса звучат у меня в ушах за мгновение до того, как открываются двери, не давая мне шанса убежать — не то чтобы мне действительно нужно больше убегать от кого-либо в этом здании, но у меня все еще встают дыбом волосы. До тех пор, пока два человека внутри грустно не улыбнутся мне и не отступят, позволяя мне присоединиться к ним.

Я улыбаюсь Джоди, но по-настоящему мое внимание привлекает Бри. Ее сжигает любопытство. И я понимаю почему. Прошло несколько дней с тех пор, как она дала мне этот тест, и она все еще не знает результата. Это, должно быть, убивает ее.

— Как у тебя дела?

— Да, вы знаете, — бормочу я, присоединяясь к ним.

— Я знаю, — бормочет Джоди. И тот факт, что она действительно знает после всего, через что недавно прошла, дает мне связь с ней, которую я никогда раньше не чувствовала. — Я знаю, сейчас это кажется безнадежным, но все наладится. Я обещаю тебе это.

— Спасибо. Я тусуюсь в квартире Алекса с Эмми и Стеллой. У нас есть мексиканская кухня, — говорю я, поднимая сумку. — Ребята, хотите присоединиться?

— Великие умы, да? — Говорит Бри, поднимая соответствующую сумку.

— Звучит заманчиво для нас, — с улыбкой говорит Джоди.

Никто больше ничего не говорит, пока двери снова не открываются и Джоди выходит первой, оставляя меня плестись за Бри, но она замедляет шаг, чтобы увеличить расстояние между нами.

— Как Нико? — спрашивает она, в ее глазах искренняя озабоченность, которая согревает что-то внутри меня.

Я знала, что ей не все равно, но, когда они проводят большую часть времени, вцепившись друг другу в глотки, об этом легко забыть.

— Честно говоря, я понятия не имею. Я почти не разговаривала с ним, но ребята обеспокоены.

— Ты… как ты думаешь, он бы увидел меня, если бы я попыталась поговорить с ним?

— Есть только один способ выяснить.

— Ты думаешь, он вернется сюда сегодня вечером? Он переночевал у твоих родителей прошлой ночью, верно?

Я пожимаю плечами. Я понятия не имею, что сейчас происходит в голове моего брата, и, честно говоря, мне бы не хотелось даже пытаться в этом разобраться.

— Я уверена, ребята дадут нам знать.

Она кивает, оглядываясь через плечо, чтобы убедиться, что Джоди отошла достаточно далеко.

— Как ты держишься на самом деле? — спрашивает она.

— Я в беспорядке. — Это вырывается неловким смехом, который просто заставляет меня съежиться.

Она понимающе кивает. — Как бы то ни было, я думаю, он удивит вас всех и однажды появится как ни в чем не бывало. Возможно, с одной-двумя итальянскими головами в качестве приза.

— Мы можем только надеяться, верно? — Печально бормочу я, еще раз желая, чтобы я могла зацепиться за эту надежду.

— Калли, что было… какой результат?

Я вздыхаю, на мгновение отводя от нее глаза.

— Он был положительный, Брай.

Она ахает от моего признания. — О, черт.

— В значительной степени подводит итог. Но послушай, только Алекс и ты имеешь хоть какое-то представление об этом, и я бы действительно хотела, чтобы—

— Твой секрет в безопасности со мной, Калли. И если тебе что-нибудь понадобится, друг, чтобы навестить врачей, с кем-нибудь поговорить. Что угодно. Я рядом, хорошо? — Она тянется к моей руке и нежно сжимает ее. Кажется, что это движение имеет прямое отношение к моим слезным протокам. Прежде чем я понимаю, что происходит, я заливаюсь слезами и снова разваливаюсь на части.

9

ДЕЙМОН

— Ублюдок. — Громкий стон боли вытаскивает меня из темноты, в которую я погрузился.

Даже здесь, с наркотиками, которыми меня продолжают накачивать, я не могу отдохнуть.

Каждый раз, когда я закрываю глаза, я вижу только ее.

Одна.

И это чертовски разрушает меня.

Я знаю, что это неправда. Я знаю, что все остальные будут поддерживать ее, но это не останавливает мой страх.

Я понятия не имею, сколько времени — сколько дней — могло пройти с тех пор, как мы были здесь. Но с каждой проходящей секундой и тем коротким промежутком времени, пока наркотики покидают мое тело, мои воспоминания о той ночи начинают проясняться. Всплывают события, которые привели меня сюда, и им помогает парень, стонущий от боли, прикованный цепью в противоположном углу комнаты.

— Черт. Дерьмо.

Мой взгляд перемещается на моего сокамерника. На этот раз мое представление о нем ясно, поскольку тот, кто был здесь, когда я в последний раз терял сознание, оставил нам немного еды и воды — и включил свет.

Было бы легко подумать, что кто-то из них может быть мягок с нами. Но я знаю, что на самом деле это просто способ продлить их время с нами. Они пока не хотят, чтобы мы умирали, и заплесневелый хлеб и чуть теплая вода помогут в этом.

Его глаза встречаются с моими, и я вижу боль, которую чувствую каждым дюймом своего тела, когда смотрю на него в ответ.

Все мои страхи по поводу того, что он неискренен, что ему наплевать на Калли или что он солгал мне в тот день, когда рисковал своей жизнью, чтобы сказать мне, что она в беде, были стерты.

Потому что с того момента, как я узнал, кем был мой сокамерник, я не видел ничего, кроме искренней преданности ей — нам, — что в лучшем случае является полной чушью, но я не совсем в том состоянии, когда хочу погружаться в это слишком глубоко.

Но одно я знаю наверняка: Антонио Санторо — верный, но тупой ублюдок.

Он не должен был оказаться здесь. Он мог уйти от разрушения той ночью, когда это сделали остальные Мариано. Но это тупое дерьмо решило, что ему нужно выполнить обещание, которое он, по-видимому, дал Калли, когда она убегала, и попытался вытащить меня за несколько секунд до того, как на нас обоих обрушилась крыша.

Возможно, он и добился успеха, но мы наткнулись прямиком на его дядю. И этот ублюдок был недоволен, хотя он также не мог скрыть удовлетворения от того, что в его руках оказался Чирилло, который сверкал в его глазах.

Последнее, что я помню, была ослепляющая боль, взорвавшаяся сбоку от моей головы, прежде чем мир вокруг меня погрузился во тьму.

— Ты говоришь так, как будто это причиняет боль, — бормочу я хриплым голосом, боль разрывает горло от недостатка воды.

— Пошел ты, чувак, — ворчит он в ответ, но не сдается. Он продолжает наказывать себя, пока ему наконец не удается сесть прямо на холодный бетонный пол.

Он делает долгий медленный вдох, его глаза плотно закрыты, пока он борется с болью.

Мы толком не разговаривали. Это один из немногих случаев, когда он был в сознании или достаточно трезв, чтобы сказать что-то, что имеет хоть какой-то смысл.

После, должно быть, добрых нескольких минут молчания он наконец снова открывает глаза.

— Я ненавижу тебя, ты знаешь.

Улыбка появляется в уголке моего рта, раскалывая губу и наполняя рот кровью.

— Да, чувство взаимно.

Его плечи вздрагивают один раз, прежде чем ребра, должно быть, начинают болеть так сильно, что он быстро снова успокаивается.

— Зачем ты это сделал?

— Ты знаешь почему, — заявляет он.

— Ты настоящий тупой ублюдок, ты это знаешь, верно?

— Я обещал ей, чувак.

— Но они твоя семья. Твоя преданность должна быть с ними.

— С моим продажным, кровожадным дядей, ты имеешь в виду? Не, я, черт возьми, в порядке.

— Тебе повезло, что ты все еще жив, — бормочу я, не то чтобы это действительно нужно было говорить.

— Правда? Что-то подсказывает мне, что сейчас быть мертвым было бы легче.

В его глазах темнеет от боли, но это не только из-за его физических травм, и это выворачивает меня изнутри.

— Она тебе действительно небезразлична, не так ли?

— Имеет ли это значение?

— Нет, она моя, — яростно говорю я.

— Я знаю. Это было прямо там, в ту секунду, когда я увидел вас двоих вместе. Ты единственный счастливый ублюдок в этой комнате.

— Совершенно уверен, что мы оба терпим неудачу в жизни прямо сейчас. Итак, ты хотел последний кусок зеленого хлеба или можно мне его? — невозмутимо спрашиваю я.

Вытянув ногу, я пинаю поднос в его сторону носком ботинка.

Это был риторический вопрос. Судя по его виду, ясно, что ему это нужно больше, чем мне.

Эти парни могут быть жестоки со мной. Но это ничто по сравнению с тем, как они обращаются с ним.

Я враг. Но Ант хуже. Он предатель.

— Вкуснятина… моя любимая, — бормочет он, не споря со мной по этому поводу и протягивая руку вперед, хотя и медленно.

Каждое жевание кажется болезненным, но я сижу и смотрю, мой мозг работает так быстро, как только способен прямо сейчас, пытаясь придумать способ выпутаться из этого. Но в бетонной коробке, в которой мы были заперты, не так уж много гребаных вариантов.

— Нам придется выйти через дверь, — говорит Ант, как будто может прочитать мои мысли.

— Да, я не думал о том, чтобы копать гребаную яму.

— Нам просто нужно быть терпеливыми. — Я свирепо смотрю на него, серьезно не впечатленный этим предложением. — В какой-то момент мой дядя пришлет других парней.

— Как это поможет? Я не могу представить, как они просто открывают гребаную дверь и желают нам всего наилучшего.

— Ну, нет. Это никогда не будет так просто, но шанс будет.

Я изучаю его, пытаясь прочитать его невысказанные слова.

— У тебя уже есть план побега, не так ли?

— И да, и нет. Но, как тебе должно быть хорошо известно, когда ты танцуешь с дьяволом, тебе нужен способ убраться к черту подальше от него как можно быстрее.

Я киваю, видя Антонио Санторо с совершенно новой стороны.

* * *

Время идет, но, кроме болезненных визитов наших похитителей и случайной доставки еды, ничего не меняется.

Наши раны никогда не заживают, потому что они наносят все более мучительные удары, гарантируя, что боль никогда не уменьшится.

Они никогда ни словом не обмолвятся о своих планах в отношении нас, если и когда они планируют убить нас или как долго они хотят продолжать мучить нас.

Чем дольше это продолжается, тем больше у них шансов быть обнаруженными — при условии, конечно, что все не просто предположили, что я мертв.

Черт возьми, они все могли бы быть на моих похоронах прямо сейчас.

Мысль о Калли, стоящей там и оплакивающей меня, скручивает мои внутренности и заставляет мое сердце болеть.

Мне ненавистна мысль о том, что она страдает из-за этих итальянских ублюдков.

Но если они где-то там ищут меня, то с каждым днем они все ближе к тому, чтобы найти меня.

Прямо сейчас это большое «если», но это все, что у меня есть. Это наряду с надеждой на то, что что бы там ни планировал Ант, подробности о котором он отказывается мне сообщать.

Я вздыхаю, откидываю голову на стену и закрываю глаза.

Единственное, за что, я думаю, я могу быть благодарен прямо сейчас, это за то, что никого из нас не подвесили к потолку, как я полагаю, на несколько дней, вместо этого оставили прикованными в наших углах. По крайней мере, мы можем пошевелить нашими ноющими конечностями, хотя найти какой-либо комфорт невозможно.

У меня громко урчит в животе, но, как и в любой другой раз, когда это случалось, я игнорирую это, используя боль, чтобы придать мне сил.

Мои мысли переключаются на мою девочку, на наше время, проведенное вместе в доме моих бабушки и дедушки. Я думаю о ее улыбке, ее смехе, ее нежных прикосновениях и остроумии.

Я тону в своих воспоминаниях, в легкости, которую она привносит в мою жизнь.

Но вскоре мои воспоминания меняются, и парень, к которому она прикасается, целует, улыбается так, словно он буквально вся ее жизнь, — это не я.

Это Алекс.

Боль разрывает мою грудь.

Я заставил его пообещать мне, что он присмотрит за ней. И я не сомневаюсь, что он так и сделает.

Он любит ее. Может быть, не совсем так, как я, но его чувства к ней достаточно сильны, чтобы он поступил с ней правильно.

Но как далеко это заведет…

Я видел, как она смотрит на него. Я имею в виду, мы идентичные близнецы, было бы странно, если бы ее к нему не тянуло, верно?

По мере того, как мое тело изнемогает от изнеможения, образы их двоих продолжают проигрываться в моем сознании, их отношения растут, их связь крепнет, пока от меня не останется ничего, кроме воспоминания. Все разыгрывается в моем воображении: они вместе, целуются, трахаются, он надевает ей на палец гребаное кольцо, а ее живот раздувается от его ребенка.

— НЕТ, — кричу я, садясь так быстро, что боль пронзает каждый дюйм моего тела.

Я обнаруживаю, что Ант смотрит на меня широко раскрытыми глазами, прежде чем замок на двери щелкает, петли скрипят под его весом, когда она открывается.

Еще больший ужас проникает в мои кости, пока я жду неизбежного. Такое чувство, что прошло много времени с тех пор, как они вселились с нами, хотя все это может быть просто плодом моего воображения и галлюцинациями, от которых я страдаю из-за того наркотика, которым они любят нас пичкать.

Старик и Шрам входят в комнату, но третий парень другой.

Он моложе, менее… страшный. Не то чтобы я на самом деле боялся этих ублюдков.

Я бросаю взгляд на Анта, который лежит на своей половине комнаты, притворяясь, что его так же не беспокоит их прибытие, как и меня, все это время молча надеясь, что этот новый парень — часть его плана.

Я более чем, блядь, готов выбраться из этой дыры и найти свою девушку.

— Поднимите его, — рявкает Старик, указывая на меня, и мое сердце замирает, хотя я не могу отрицать, что обещание новой боли заставляет что-то вспыхнуть внутри меня.

В ту секунду, когда новичок поворачивается ко мне, в глубине моего сознания мелькает узнавание.

Я знаю его.

Он друг Анта. Двоюродный брат.

Черт. Черт.

Это все? Это начало его плана побега?

— Так, так, так, слухи чертовски правдивы, — бормочет Энзо, его глаза пробегают по каждому разбитому, покрытому синяками и грязью дюйму моего обнаженного тела. — Мы сами поймали страшилище Чирилло.

Моя челюсть сводит от раздражения, когда он смотрит на меня так, как будто я ничто. Все это время все, что я могу делать, это надеяться и, блядь, молиться, чтобы все это было игрой.

Он подходит ближе ко мне и опускается на корточки.

— Как падают могущественные, а, Деймос? Я думаю, это то, что они называют кармой. — Его верхняя губа приподнимается, когда он демонстративно нюхает воздух вокруг меня.

Да, придурок, я знаю, что воняю, как полуразложившийся труп. Мне приходится жить со зловонием каждую секунду каждого гребаного дня.

— Я слышал, что ты сделал с нашими парнями. Я слышал, какую боль ты причинил, какие пытки ты устроил. Кажется справедливым, что мы получаем расплату в виде крови и сломанных костей, верно? — Отрывая его ногу от земли, я проглатываю стон агонии, когда она сталкивается с моими и без того ушибленными ребрами.

— Блядь. Греческая. Блядь. Пизда, — рычит он с каждым нанесенным мне ударом.

Черт. Если это игра, то он чертовски убедителен. Его глаза темные и полны злобы, ничего, кроме ненависти и потребности свести счеты, запечатленных в каждой его черте.

Когда он заканчивает, он забирает ключ от моих кандалов у Старика, и Шрам держит меня, если я буду настолько глуп, чтобы попытаться сопротивляться, меня поднимают на ноги, мои запястья снова связывают веревкой, а руки заламывают над головой, чтобы я мог вернуться к крюку в потолке.

Как всегда, я не говорю ни гребаного слова.

Я держу все свои угрозы об их долгой и мучительной смерти под замком. Я подожду, чтобы сказать свое слово, когда они будут у меня привязаны к гребаному стулу, мои собственные ампулы, полные галлюциногенных препаратов, и любое оружие, которое попадется мне в руки, чтобы причинить как можно больше физической боли.

И именно эти мрачные мысли помогают мне выбраться из этой дерьмовой, безнадежной ситуации.

— Хорошо, теперь твой маленький друг вон там, — инструктирует Старик, обращая ненависть Энзо на парня, которого он раньше называл другом.

— Он мне не друг, — выплевывает Энзо. В его голосе столько горечи и недоверия, что я начинаю задаваться вопросом, не имеет ли он никакого отношения к плану Анта.

Но он должен быть, верно?

Избиение Анта еще более жестокое, чем мое, и когда его наконец подвешивают к потолку так, что его спина прижимается к моей, я почти уверен, что он отключился.

— Этот все еще в сознании, — говорит Старик, прежде чем замахнуться на меня кулаком. Удар такой сильный, что все мгновенно погружается во тьму.

10

КАЛЛИ

Я вздыхаю, когда пара рук обнимает меня за талию. Руки обвиваются вокруг меня, крепко прижимая к себе.

Я не предвидела его приближения, несмотря на то, что стояла перед зеркалом и серьезно обсуждала сама с собой, хватит ли мне сил справиться с сегодняшним днем.

Он утыкается лицом в изгиб моей шеи и вдыхает мой аромат.

— Как ты держишься? — Шепчет Алекс, от его порыва воздуха у меня мурашки бегут по коже.

— Плохо, — признаюсь я.

— В любое время, когда ты захочешь выбраться оттуда, все, что тебе нужно сделать, это сказать слово.

Я киваю в знак согласия. Он не в первый раз дает мне такие обещания, но я знаю, что это не то, на что я могу положиться.

— Я должна быть там, Алекс. Я нужна Нико. — Мои мысли ненадолго возвращаются к маме. Я должна чувствовать себя виноватой за то короткое время, что я видела ее с тех пор, как мы потеряли папу. Но я просто не хочу. В моем сердце слишком много боли и горя, чтобы позволить что-либо женщине, которой, очевидно, наплевать на то, как у меня идут дела.

За последние несколько дней я возвращалась сюда пару раз, в основном потому, что мне нужно было забрать кое-какие вещи. В основном, школьная работа, в надежде, что это могло бы как-то отвлечься, но, хотя я могла сидеть и пялиться в свои учебники, реальность заключалась в том, что ничего не выходило. Слова просто крутились передо мной, оставляя меня в не лучшем положении, чем, когда я начинала.

Единственное, что я смогла прочитать и по-настоящему впитать, — это статьи о ранней беременности, которые мы с Алексом читали вместе.

Бабочки порхают у меня в животе, когда я вспоминаю, каким милым он был, лежа со мной, пока я читала вслух, чего ожидать в первые недели, чтобы он мог учиться вместе со мной.

— Он справится. Но у него есть все мы. И Бри придет, верно?

— Да, хотя я не уверена, что он будет так уж впечатлен, когда узнает об этом.

Как она и обещала, Бри пыталась увидеться с Нико с тех пор, как мы поговорили на днях, но каждый раз он наотрез отказывался. Сначала у него было оправдание, что он все еще занят поисками выживших в развалинах, но поскольку власти прекратили поиски, а затем у дяди Дэмиена не было другого выбора, кроме как сделать то же самое после того, как он не нашел никого, ни живого, ни мертвого, в течение нескольких дней у него не было опоры.

Сейчас он просто ведет себя как придурок.

Я имею в виду, я понимаю. Я тоже не хочу открываться миру прямо сейчас. Я бы с радостью навсегда спряталась в квартире Алекса, если бы это означало, что мне никогда не придется столкнуться со своей новой реальностью.

Поскольку среди развалин загородного клуба нет никаких признаков Деймона и никаких других намеков на то, что могло произойти какое-то чудо и он мог выбраться — чем все любят меня дразнить и вселять ложную надежду, — единственный серьезный вывод из всего этого заключается в том, что он был похоронен слишком глубоко и что мы никогда его не найдем. Перспектива этого, необходимости наблюдать, как растет мой живот, иметь нашего ребенка, жить без него разрывает меня надвое. Это своего рода глубоко укоренившаяся боль, от которой я не уверена, что когда-нибудь избавлюсь.

— По крайней мере, это даст ему еще о чем подумать, — легкомысленно бормочет Алекс.

Он поднимает голову, кладет подбородок мне на плечо, изучает меня в зеркале. Мое черное платье облегает меня, как вторая кожа, и его глаза темнеют, когда он оценивает это.

— Ты выглядишь сексуально, малышка Си.

— Не совсем тот вид, в котором я собиралась присутствовать на похоронах моего отца.

— Нет, я знаю. Но ты все равно должна быть способна чувствовать себя хорошо, пока все разваливается.

— Не уверена, что это возможно.

Убирая с меня руки, он кладет обе свои огромные ладони мне на живот.

— Ты должна сосредоточиться на хорошем, — шепчет он. — Они оба будут так гордиться тобой, и даже если их здесь нет, ты просто знаешь, что они будут очень сильно любить этого малыша.

— Прадва? — спрашиваю я, когда мои глаза наполняются слезами. Моя тушь, может быть, и водостойкая, но я не думаю, что даже самая дорогая марка в мире способна выдержать подобные слова, когда Алекс произносит их.

— Ты знаешь, что это правда.

Когда его глаза снова поднимаются на мои, его собственное горе сияет так же ярко, как и мое.

Извиваясь в его объятиях, я обнимаю его за плечи и крепко прижимаю к себе.

— Спасибо тебе, — шепчу я ему на ухо. — Я бы ничего из этого не смогла сделать без тебя.

— Конечно, ты справилась бы, Кэл. Ты Чирилло, ты можешь справиться с чем угодно.

У меня в животе тяжестью сидит страх перед тем, с чем мне придется столкнуться сегодня.

Раздается стук в дверь наверху лестницы, прежде чем она открывается. Мы с Алексом расстаемся, когда Джослин зовет нас вниз. — Машины приехали.

— Мы будем через минуту, — отвечает Алекс, очевидно, понимая, что у меня нет ни малейшего шанса выдавить слова из гигантского, беспорядочного комка эмоций в моем горле.

Он отступает от меня, берет мои щеки в ладони и удерживает мой взгляд.

— У тебя все получится, Калли. Выйди с высоко поднятой головой и дай всем понять, каким крутым ублюдком был твой отец.

Я киваю, это единственный ответ, который я могу дать, поскольку горе угрожает поглотить меня и никогда не выплюнет обратно.

Алекс берет меня за руку и тянет к лестнице.

Джослин одаривает меня мягкой, сочувствующей улыбкой, когда мы проходим мимо нее. Она одета так же безупречно, как всегда, но ее белая рубашка была заменена черной, поскольку она скорбит вместе с нами.

Голоса доносятся из официальной гостиной, и когда мы появляемся в дверях, все взгляды обращены на нас.

Мама сидит в центре дивана с тетей Селеной и Айрис по обе стороны от нее. Но не похоже, что она нуждается в их поддержке. Ее макияж и прическа безупречны, а дизайнерское платье кричит о деньгах и притворстве.

Ее глаза находят мои, и что-то похожее на ненависть вспыхивает между нами.

Мы сказали друг другу едва ли десять слов с тех пор, как узнали, что папа умер, но мне их было достаточно, чтобы понять, что она не одобряет тот факт, что я фактически переехала к Алексу. Я имею в виду, ничего официального не произошло или что-то в этом роде, но он был моей опорой на этой неделе. И последнее место, где я хотела бы быть, даже если оно окружено утешительными воспоминаниями о моем отце, — это здесь, с ней.

Она, конечно, опустошена. Но… Я не знаю. Что-то в ее поведении мне просто не нравится. Хотя, я, вероятно, могла бы сказать это о том, как она вела себя большую часть моей жизни, так что на самом деле там не так много нового.

— Привет, — говорит Эмми, подходя ко мне и снимая странное напряжение между мной и моей матерью.

— Привет, спасибо, что пришли.

— О, тише. Ты знаешь, что сейчас мы были бы только там, где могли бы поддержать тебя. — Я смотрю через ее плечо и вижу стоящего там Тео, а затем дядю Дэмиена, стоящего с Кристосом. Джером лежит на другом диване, неловко вытянув перед собой ногу.

Последние несколько дней он уверял меня, что с ним все в порядке, но потребуется некоторое время, чтобы снова быть в состоянии использовать ее должным образом.

Я улыбаюсь ему, желая, чтобы он знал, что я ценю его поддержку.

— Мы все готовы идти? — Спрашивает дядя Дэмиен необычно грубым голосом, делая шаг к своей жене и протягивая ей руку. Она улыбается ему, глядя прямо в глаза, и я уверена, что в глубине его души она видит гораздо больше боли, чем он когда-либо позволит нам увидеть.

— Да, — говорит мама, поднимаясь на ноги. Мое внимание привлекает вспышка белого, и я обнаруживаю, что она сжимает в пальцах белый носовой платок. Кажется, немного бессмысленным, когда нет никаких доказательств того, что она пролила сегодня хоть одну слезинку, но неважно. У меня сейчас достаточно своих проблем, чтобы беспокоиться о ней.

Ее проводят к двери между Айрис и Кристосом, а остальные из нас идут на шаг позади.

— Где, черт возьми, Нико? — Я шепчу Эмми в надежде, что она что-то подслушала.

— Понятия не имею. Он не ответил, когда мы постучали к нему. Он не отвечает на звонки. Но он должен быть здесь.

Вид черных похоронных машин, припаркованных на нашей подъездной дорожке, потрясает меня до глубины души, но это ничто по сравнению с моментом, когда мой взгляд останавливается на гробе в задней части катафалка, а затем на цветах перед ним, которые напоминают о папе.

— Боже мой. Это происходит на самом деле, не так ли?

Все мое тело дрожит, когда горе вскипает во мне, отчаянно пытаясь найти выход.

— Ты можешь это сделать, Калли. Мы будем прямо за тобой, хорошо?

Алекс целует меня в висок, рука обвивается вокруг моего плеча, и меня притягивают к другому телу.

— Он прав, малышка Си. Мы с тобой, — обещает Тео, ведя меня вперед к машине прямо за катафалком, где дядя Дэмиен и тетя Селена как раз проскальзывают внутрь.

Делая глубокий вдох, я отрываю взгляд от папиного черного с медью гроба и сосредотачиваюсь на том, чтобы ставить одну ногу перед другой.

* * *

Похороны, а затем поминки, которые, к счастью, организовали дядя Дэмиен и тетя Селена, чтобы избавить маму от необходимости поднимать идеально наманикюренный палец, были самой изматывающей вещью, которую я когда-либо испытывала.

Эмоции, слезы, боль… все это было совершенно истощающим. Не говоря уже о беспокойстве за Нико.

Он появился. К счастью. Но в самую последнюю минуту.

Нас всех проводили в церковь на начало службы, когда его машина ворвалась на автостоянку. Он вышел в своем черном костюме, выглядя таким же учтивым, как и остальные парни, но я едва обратила на это внимание, потому что мрачный взгляд его глаз напугал меня.

Он не справляется, это более чем очевидно. Я волновалась раньше, но вид его боли, истекающей кровью, только ранил мое сердце еще сильнее, чем это уже было.

Я хочу помочь ему, обнять его, попытаться убедить его, что однажды все будет хорошо. Но он воздвиг вокруг себя барьер такой высоты, что я даже не уверена, что смогу его преодолеть.

Прежде чем у меня появился шанс приблизиться к нему, Джослин обхватила меня за плечо, и у меня не было выбора, кроме как войти в церковь, оставив Нико, дядю Дэмиена, Харона, Галена, Стефаноса, Кристоса и Майкла нести папин гроб внутрь.

— Калли, — произносит мягкий голос, вытаскивая меня из объятий сна, прежде чем большая теплая рука опускается на мое бедро. Я сказала себе, что буду держать глаза открытыми, пока мы не вернемся и я не смогу переодеться, но в ту секунду, когда Алекс отъехал от отеля, мои веки превратились во что-то похожее на свинцовые гири, и я немедленно проиграла битву. — Мы дома.

Дом…

Комок подступает к моему горлу, когда я думаю о двух мужчинах в моей жизни, которые были для меня такими.

Мой папа, тихая сила в нашем доме. Его успокаивающий характер был тем тонизирующим средством, в котором нуждалась мама, и без него я понятия не имею, что может произойти.

И Деймон. Каждая деталь в моем темном мальчике означала для меня дом. В ту секунду, когда он обнял меня, что-то внутри меня успокоилось. Я расслабилась, зная, что нашла свое место. Обнаружила, где я должна была быть все это время.

Но теперь, когда их обоих больше нет, я не уверена, что когда-нибудь смогу заменить все, что они мне дали.

Алекс делает все возможное. Как и Тео, девочки и Джослин. Но это не то же самое. И этого никогда не будет.

— Д-да, хорошо, — шепчу я, мой голос срывается от эмоций.

Он грустно улыбается мне, но, не в силах подобрать слов, которые могли бы хоть сколько-нибудь приблизить меня к тому, чтобы я почувствовала себя лучше прямо сейчас, он заглушает двигатель и открывает дверь.

Я двигаюсь со скоростью улитки, все мое тело отяжелело от усталости, и к тому времени, как я берусь за ручку, дверь открывается, и я вижу, что Алекс смотрит на меня сверху вниз.

— Давай, малышка Си.

Вложив свою руку в его, я позволяю ему поднять меня на ноги, притянуть к себе и обнять меня.

Я погружаюсь в его тепло, в его поддержку, пока мое тело движется без указаний моего мозга.

Всего через несколько секунд мы внутри лифта и направляемся на его этаж.

Точно так же, как каждый раз, когда я иду по коридору к его квартире, мой взгляд задерживается на двери Деймона. Несмотря на то, что я знаю, что могу войти в любое время, когда захочу, я еще не сделала этого. Желание сделать это есть, но мысль о том, чтобы быть окруженной его запахом, им самим, была слишком ужасающей, чтобы даже по-настоящему рассматривать ее.

Но прямо сейчас… все по-другому.

Мне это нужно.

Он.

Мои шаги замедляются, заставляя Алекса остановиться рядом со мной.

— Ты хочешь… — Его слова замолкают, указывая мне на тот факт, что он тоже откладывал заход внутрь. Мы не говорили об этом. Но это был слон в комнате в течение нескольких дней.

— Д-да. Я думаю… Я думаю, что мне это нужно. После сегодняшнего мне нужно чувствовать себя ближе к нему. Это нормально? Ты можешь… — Я нервно сглатываю, ненавидя мысль о том, что ему кажется, будто он должен сделать это со мной, если он не готов.

— Д-да, все в полном порядке. Все, что тебе нужно.

— Это не только обо мне, Алекс.

— Прямо сейчас это так. То, что ты сделала сегодня.… Черт возьми, Калли. Я не знаю, как ты все это выдержала. Я в гребаном восторге от твоей силы.

— Прямо сейчас я не чувствую себя такой сильной, — признаюсь я.

— Я знаю. Я знаю, какую боль ты скрываешь. Твой отец бы так чертовски гордился тобой сегодня. Ты свирепа, Кэл.

На моих губах появляется улыбка.

Все, чего я хотела всю свою жизнь, — это прорваться сквозь образ идеальной, хорошенькой маленькой принцессы, которой меня все рисовали. И я не могу избавиться от ощущения, что, возможно, наконец-то у меня это получится.

Я хочу, чтобы меня считали сильной женщиной, которая может стоять на своих ногах. Которая может справиться со всем дерьмом, которое бросает на нее эта жизнь, и пройти через все это с высоко поднятой головой. Я хочу, чтобы на меня смотрели так же, как на Стеллу и Эмми.

Я хочу быть жестокой.

Я Каллиста Чирилло, дочь Эвана Чирилло. Это дерьмо буквально течет по моим венам, и я хочу владеть им. Встать и заявить о своем месте как о чем-то большем, чем просто принцесса-наследница. Ладно, это может показаться немного ироничным, учитывая, что я стою здесь и выращиваю хребет прямо сейчас, но все же.

Не имея возможности ответить на этот комментарий, я подношу руку к биометрическому сканеру и жду, когда загорится зеленый.

В ту же секунду, как это происходит, я поворачиваю ручку и открываю дверь.

Все мое тело сотрясается, и я едва переступаю порог, как его запах окружает меня, делая совершенно бесполезной.

Возможно, это была действительно, действительно плохая идея.

Воспоминания о времени, проведенном с ним, захлестывают меня, когда я стою, застыв, окружение размыто, и единственное, на чем я могу сосредоточиться, — это он и все, что я потеряла.

— Калли? — Голос Алекса прорывается сквозь мою боль. — Ты уверена, что хочешь это сделать?

— Д-да, — говорю я, делая неуверенный шаг вперед.

Скидывая туфли рядом с парой кроссовок, которые Деймон оставил рядом со шкафом в прихожей, я кладу свою сумку сверху, прежде чем отправиться в гостиную.

Об

© Эльба Ирина, Осинская Татьяна

© ИДДК

* * *

Война… Она бывает разной.

Иногда мы ведем бой сами с собой, выбирая жизненный путь. Чаще воюем друг с другом, послушные чужой воле, отстаивая чьи-то идеалы. Но страшнее всего бой со скрытым врагом. С тем, кто явился из другой галактики.

Что за мысли бродят в его голове? Какие обычаи считаются для него нормой?

Когда в глобальную сеть просочилась расшифровка древнего пророчества, многие сочли это информационным вбросом, но были и те, кто принял его на веру. Время шло, и о предсказании успели подзабыть. Но… сто лет спустя мир охватила страшная болезнь, уничтожившая три четверти населения. Люди надеялись победить вирус, но смогли лишь замедлить его распространение.

Под влиянием климатических и геотермальных изменений человечество стало искать новые планеты для жизни. Люди рассылали зонды по всей галактике, исследовали просторы космоса. Пока однажды вместо приглашения в гости не получили первый сигнал о помощи. Одной далекой планете грозило столкновение с кометой, и ее жители также искали новый дом.

После многочисленных сеансов связи удалось установить, что инопланетяне способны помочь решить проблемы землян, если последние в свою очередь готовы их приютить. В рекордные сроки ученые с обеих сторон разработали и согласовали план срочной эвакуации ликанов. Именно так называла себя новая раса. Люди с нетерпением ждали прибытия «зеленых человечков», не подозревая, насколько теперь изменится их жизнь.

Родная планета ликанов погибла – сгорела от соприкосновения с магмой, вырвавшейся из недр при столкновении с небесным странником. Это произошло практически на глазах иномирцев, вскоре после того, как космический шаттл взял курс на Землю.

В благодарность за спасение и приют ликаны делились с землянами знаниями и навыками. Они предоставили лекарство от непобедимой болезни. Ассимиляция пришельцев шла полным ходом, пока не вскрылся один нюанс… При внешнем сходстве с людьми ликаны совершенно отличались от нас физиологически. Они были перевертышами.

Внутри каждого из них жил зверь, и он рвался на волю. Вначале иномиряне перевоплощались только ночью, чтобы как можно дольше скрывать свой секрет. Но рано или поздно все тайное становится явным.

Начались первые столкновения.

Отыскав древние легенды, в которых описывались средства борьбы с перевертышами, люди пустили в ход серебро. В результате травмпункты заполонили покусанные, поскольку ликанов не брали даже свинцовые пули – слишком плотной была кожа во второй ипостаси. Тогда люди совершили свою главную ошибку – они применили биологическое оружие…

Теперь уже никто не вспомнит, чей это был приказ. А может, летчики просто ошиблись. Но они распылили оружие, не прошедшее даже предварительного испытания, над одним из крупных городов, где несколько дней не затихали уличные столкновения.

Распыленное вещество повлияло на ликанов на клеточном уровне, изменив их геном. Обезумевшие иномиряне стали нападать друг на друга и на людей, заражая и их. Изменения происходили настолько быстро, что их не успели локализовать. Все, кто попал под действие биологического оружия, стали превращаться в безмозглых тварей с одним единственным желанием – жрать! Они уничтожали все живое на своем пути.

Военные проводили экстренную эвакуацию, выставляли заслоны, но зараза распространялась все дальше. Вскоре красоты мира превратились в бесплодные пустыни.

Единственным спасением людей и ликанов стали подземные военные базы и убежища для глав государств. Им пришлось объединиться против единого врага и заключить шаткий мир. Со временем мы стали возводить подводные города, благо на дно морское зараза не спустилась. Казалось бы, совместная жизнь с пришельцами стала налаживаться, но не всех устраивало это шаткое перемирие…

Коронат

Эта вылазка была намного тяжелее предыдущих. В результате мы потеряли троих бойцов. А ведь они входили в элитный спецотряд по борьбе с мутантами – ЭСБМ, как называло нас правительство. Правда, в последнее время мы больше походили на палачей-смертников. Задача отряда была до банальности проста: зачистить определенный сектор. Мы даже не проверяли его на наличие разумных существ, главное – уничтожить. И все чаще на таких вылазках погибали наши бойцы, а виной всему служила передозировка алкасилом. Веществом, которое позволяло перевертышам убивать, находясь в зверином обличии, без угрозы заражения. Однако лекарство стало давать сбой, превращаясь для ликанов в рулетку.

Сменив ипостась, я с удовольствием отправился в душ. От крови и слизи мутантов нас очищали еще при входе в город на контрольно-ливневом очистительном пункте, метко прозванном в народе КЛОП. Запах дезинфектора сшибал с ног, но все равно оставалось ощущение грязи. Я понимал, что эта грязь – плод моего уставшего мозга, но ничего не мог с собой поделать.

Стоя под струями ледяной воды, я позволил себе на мгновение забыться, не желая вспоминать, кого отряд потерял на этот раз. Я не был командиром, давно отрекся от должности вожака, и все же потерю каждого собрата ощущал тупой ноющей болью в сердце. Мы помянем их вечером, когда обзаведемся новыми татуировками. Чтобы павшие собратья снова шли в бой плечом к плечу, пока узоры на коже не поблекнут.

Несмотря на холодный душ, меня все еще клонило в сон. Но стоило только прилечь на кровать, как в комнату бесцеремонно влетел Мих.

– Коронат! Плохие новости – Ирес мертв. Ему вкололи маленькую дозу, он заразился. Всех собирают в научном центре, хотят перепроверить.

– Идем. – Поднявшись, я подхватил куртку и вышел в коридор. – Скольких потеряли?

– Троих. У Огния и Танка остались жена и дети, Гриф так и помер, не оставив потомства. Жаль, хорошие гены… были.

– Мих, когда ты перестанешь относиться к нам, как к материалу для опытов?

– Когда перестану быть ученым и человеком. Кор, если ты еще не заметил, не я один так отношусь к вам. И потом, ликаны не лучше. Скоро уже отметим столетний юбилей переселения вашей расы, а это разделение на виды никуда не делось. Что я могу один?

– Ничего, ты прав. На Земле мы до сих пор остаемся гостями. Проехали.

Зал, куда мы пришли, был переполнен людьми в белых спецодеждах с разноцветными знаками отличий. Возле каждого перевертыша крутилось по три-четыре специалиста. Они проверяли кровь, ткани, структуру ДНК – все, что подвергалось мутации. Кивнув нескольким знакомым, я прошел в нужную кабинку.

– Коронат, вижу, твои ребята снова на высоте!

Услышав ненавистный голос главы Уркана, я еле сдержался, чтобы не врезать ему с разворота. Этот жирный боров только и умел, что собирать лавры чужих побед и сваливать вину на тех, кто уже никогда не сможет постоять за себя. Будучи человеком, дорвавшимся до власти, он с радостью раздавал приказы, притом не всегда удачные. Выполняя обязанности главы нашего сектора, он вершил суд над жителями, и многие его побаивались. Во мне же он вызывал тихую ненависть.

– Глава Уркан, сегодня погибло четверо бойцов, я не считаю это поводом для радости.

– Коронат, ты слишком серьезно ко всему относишься. Вы снова одержали победу – вот о чем надо думать. Почистили сектор С72 и уничтожили одну из крупнейших тварей. Подумаешь, пара перевертышей пострадала – пустяк, по сравнению с сотней людских жизней.

– Глава, – приподняв его над полом свободной рукой, я еле сдержался, чтобы не разбить эту холеную морду о перегородку, – этот пустяк – мои братья. Впредь очень советую следить за словами.

Я почувствовал липкий страх, исходящий от Уркана, и бросил его на пол. Захотелось помыть руки. В воцарившейся тишине был отчетливо слышен хрип этого урода – видимо я слегка перестарался и пережал ему горло. Меня не волновали возможные последствия, для ликанов не существовало прошлого и будущего – мы жили настоящим. Важно только здесь и сейчас. Поймав пару одобрительных взглядов собратьев, я позволил врачам продолжить осмотр. Этот день был слишком длинным, и теперь хотелось одного – поспать.

Кириана

Я проснулась от собственного крика. Подушка и простыня были влажными от пота. Опять кошмары, опять эти чертовы видения! Как же я надеялась, что они ушли навсегда. Целых полгода я спала спокойно, и вот рецидив. Дьявол!

Очень некстати раздался вызов, и я, помимо воли, выместила злость на звонившем.

– И кому не терпится пообщаться с восставшим мертвецом?

– Риа, срочно спускайся в научный центр! Отцу нужна твоя помощь.

– Малика, а ты сама не можешь ему помочь? Или маникюр еще не высох?

– Кириана, как ты смеешь так разговаривать с матерью?

– Ты мне не мать! – разозлилась я еще больше. – А с мачехой я буду говорить так, как она этого заслуживает. Скажи отцу – скоро буду.

Я отключила вызов, не дослушав гневную тираду Малики, тем более голос у нее в эти моменты становился особенно визгливым и будто сверлил мозг. Умывшись, я взяла лабораторный халат и поперлась на помощь к отцу.

Папа мечтал, что, когда я подрасту, то стану первоклассным генным инженером, его гордостью. Увы, мои мозги были категорически с этим не согласны. Я увлеклась разработкой оружия. Однако, благодаря познаниям и в биохимической сфере, отец иногда привлекал меня к исследованию тканей ликанов.

Лаборатория гудела, словно растревоженный улей: фоновый шум от сложного оборудования сейчас заглушал галдеж неимоверного количества посетителей. Приметив знакомое лицо, я направилась к нему.

– Отец, что случилось?

– Экстренная проверка перевертышей, а у меня сотрудников на смене не хватает. Риа, пожалуйста, помоги Анабель взять анализы у бойцов. Она совсем ни черта не соображает в технике! И кто ее сюда устроил?!

– Глава Уркан, кто же еще, – хмыкнула я, направляясь к девушке.

Эти сто двадцать килограммов бездарности, подхалимства и яда щупали своими толстыми пальцами молоденького перевертыша. Притом именно щупали, а не обследовали. У парня было самое разнесчастное лицо, и вся его поза говорила, что он на низком старте и вот-вот сбежит.

– Анабель, позволь узнать, что ты творишь?

– Осматриваю пациента! – гордо вскинулась лаборантка.

– Солнышко, и давно ты сканеры в пальцы встроила? – усмехнулась я. – Обследовать пациентов надо приборами.

– Тебя забыла спросить, папина дочка, – огрызнулась Анабель.

Я не стала отвечать, ведь в отличие от нее, свою должность я заслужила, а не получила по блату.

– Раз моя помощь тебе не требуется, желаю удачи. Только, пожалуйста, в графе «количество хромосом» напиши его показатели – пятьдесят две, а не свои сорок семь.

Парень прыснул в кулак и показал мне большой палец, а Анабель непонимающе хлопала ресницами. Правильно, откуда ей знать, что кариотип на сорок семь хромосом свидетельствует о генетических отклонениях.

Подмигнув симпатичному перевертышу, я развернулась, чтобы уйти, но лаборантка меня окликнула.

– Так и быть, помоги мне, если хочешь.

– Почту за честь, – усмехнулась я и, взяв в руки аппарат для выявления ключевых симптомов мутации, стала выставлять показатели.

Подготовка устройства заняла не больше минуты, но за это время ликан как-то позеленел, вспотел и начал дрожать. Предчувствуя худшее, я поднесла к нему измеритель и мгновенно получила результат: аппарат взорвался писком датчиков. Измерительная стрелка скакнула на тридцать пунктов.

«Поздно его спасать», – промелькнула в голове мысль, но я отбросила ее в сторону. Всегда есть шанс, а значит, надо постараться.

Схватив со стола шприц-пистолет, я обнаружила, что он пуст. Пришлось срочно доставать новую ампулу. Судорожно разорвав упаковку, я пыталась аккуратно заправить лекарство в шприц. Ну почему? Почему, если надо что-то сделать быстро, то все валится из рук? Со всех сторон к нам уже спешили медики и охрана, но многочисленные перегородки и разделения на секции не позволяли пройти напрямую, задерживая помощь. Я уже почти подготовила шприц, когда услышала волчий рык и жалобный писк Анабель. Подняв голову, я замерла, рассматривая преобразившегося ликана. Вторая ипостась уже начала мутировать, одарив хозяина лишней парой глаз, в которых сейчас плескалось безумие.

Судорожно вздохнув, я досчитала до трех, сделала резкий кувырок в прыжке назад, одновременно ударяя монстра по челюсти. Как только ноги коснулись пола, я взяла спринтерский разгон, выбегая в коридор. Теперь тварь последует за мной. Право первой крови, так, кажется, говорят у них. Монстр взревел, откинул Анабель в сторону и рваными прыжками начал преследование. Мутация еще не до конца трансформировала тело, что давало мне некоторое преимущество в скорости.

Весь персонал, как лабораторные мыши, рассыпались по сторонам, уходя с нашего пути. Я только машинально отметила их трусоватость. Мне, в отличие от них, не один раз приходилось бывать на поверхности и сражаться с мутантами, чтобы испытать новое оружие.

– Кириана! – откуда-то справа закричал отец.

Я проигнорировала его, стараясь увести мутанта подальше от людей. Черт, как назло, оставила все оружие в каморке. Дура! Думала, не понадобится.

Поскользнувшись на чем-то, я красиво полетела вперед, рискуя расшибить голову о быстро приближающуюся стену. Признаться честно, эта перспектива была куда приятнее, чем быть сожранной заживо.

Сгруппировавшись, я развернулась и влетела в преграду плечом, однако этот ракурс оказался ничуть не лучше, поскольку принес понимание: я не успею увернуться от когтей монстра.

Прежде чем я попрощалась с жизнью, мимо метнулась черная тень, и в следующее мгновение, сбив с ног монстра, разорвала ему глотку. Перед тем как потерять сознание, я увидела глаза моего спасителя – черная ночь в ободке холодной стали…

Кириана

Все было в огне.

Мир горел, а казалось, что сгораю я сама… Я видела планету со стороны и, в то же время, сама стала Землей, ощущая каждого. От поступи мутантов адская боль снедала тело, не давая дышать. На поверхности планеты не осталось девственной земли. Все орошено черной кровью.

Само наличие мутантов было отвратительно, оно противоречило ее природе. Но она терпела… Я терпела и ждала, когда родится дитя, способное все изменить…

Время пришло.

Как и в предыдущие дни, я проснулась от собственного крика. Кошмар повторялся с завидной регулярностью, не давая покоя, мешая спать, раздражая своей навязчивостью. Выругавшись, я попыталась встать, но тело одеревенело, а движение отозвалось тупой болью в висках. Коснувшись затылка, я нащупала бинт и крупную шишку. В памяти совершенно не сохранился момент, когда я успела приложиться головой.

– Чтоб вас всех и сразу, – прошипела я и осмотрелась.

Судя по стерильной бледности стен, это было больничное крыло. В воздухе висел тяжелый запах лекарств и дезинфицирующих средств. Над головой горели лампы с голубовато-сиреневым отливом. Я немного приподняла голову и сквозь стеклянную стену осмотрела коридор: движение там было не очень активное, но отловить медсестру мне удалось. Вот что значит вовремя нажать кнопку вызова. Окинув девушку хмурым взглядом и назвав номер своего удостоверения и код отдела, я вынудила ее освободить меня от капельницы, датчиков и помочь сесть. Это как надо было приложиться головой, чтобы так задница болела?

До выхода медсестра помогла мне дойти, а дальше не спеша, по стеночке, я добралась до своего кабинета. Благо работала я в том же секторе, где располагалась больница. В одном из ящиков находилась бутылка с обезболивающим. Воспользовавшись лекарством, я тяжело опустилась в рабочее кресло.

Пару минут спустя головная боль стала отпускать, и я смогла сфокусировать взгляд на визитере. Отец сидел на диване и перебирал мои записи по разработке нового оружия.

– Милая, что это? – поинтересовался он, показывая чертежи.

– Плазматическая винтовка класса А-13 с зарядом кислоты. Распрыскивается при столкновении с объектом.

– Кислоты?

– Упрощенное обозначение. Мы с Аурелией разработали новую формулу химического оружия на основе клеток мутантов. Ты ведь знаешь, что их кровь при попадании на кожу человека действует, как серная кислота. Разъедая кожный покров, она заносит вирус. Мы выделили из клеток белок, который при смешении с определенными реактивами дает обратную реакцию, в смысле разрушает клетки мутантов. Ты понимаешь, какой это прорыв? Не только перевертыши, но и люди смогут сражаться с этими тварями. При этом вовремя введенная вакцина поможет спасти тех воинов, кто заразился в бою… – И тише добавила: – Осталось ее доделать.

– Риа, – отец дрожащей рукой взъерошил волосы и огляделся по сторонам, – кто-нибудь еще знает о ваших с подругой изысканиях?

– Нет. А в чем дело?

– Девочка, ради всего святого, уничтожь записи. Молю тебя!

– Папа, ты… Что ты такое говоришь?

– И подругу свою предупреди, – отец стоял на своем. – Пусть держит язык за зубами! А еще лучше – забудет все, что вы тут напридумывали.

– Она на научной конференции в Океании, – машинально ответила я, не понимая, что так взволновало родителя.

– Кириана, это не игрушки. Ты просто не представляешь, какие настроения бродят в управляющей верхушке. Я занимался политикой. Я многих там знаю. Есть вещи, о которых даже вслух страшно говорить. Умоляю, доченька, закройте этот проект. Хорошо?

– Ответь мне только на один вопрос – это связано с гибелью матери?

– Кириана, я…

– Просто ответь!

– Да! – Отец вскочил и стал нервно ходить по кабинету. – Причем напрямую. Сделай, как я говорю. Прости, но знать подробности тебе не стоит.

– Я и не требую. – Развернувшись, я направилась к выходу. – Пойдем, я заблокирую сюда доступ.

Тело срочно требовало отдыха, чтобы привести в порядок мысли, поэтому я направилась в свою комнату. Нужно было решить, как жить дальше.

Черт, если бы не многочисленные заказы на алкасил, я бы плотнее занималась исследованиями, и сейчас бы у нас имелось реальное биологическое оружие. А в результате вместо этого мы создали прототип вакцины от заражения. Самое смешное, все получилось совершенно случайно! Просто кое-кто (не буду говорить, что Аурелия) перепутал надписи на пробирках, а потом перевернул получившуюся настойку на зараженную плоть. Так мы нашли средство, способное убивать мутантов за считанные секунды. Для того чтобы препарат стал реальной вакциной и смог поворачивать вспять мутационные процессы, его еще надо дорабатывать.

Как бы я ни относилась к ликанам, но мысль о том, что их используют, словно пушечное мясо, была омерзительна. А если я правильно поняла отца, правительство не заинтересовано в вакцине. Они даже усовершенствование алкасила саботируют. Более того, рисковать на передовой людьми они также не планируют. Политики смирились с тем, что ликаны более устойчивы к мутации, а в качестве подачки преподнесли им сыворотку выборочного действия – или спасет, или нет.

Все еще плутая по коридорам к жилому сектору, я задержалась перед стеклянной стеной тренировочного зала, невольно залюбовавшись воинами ликанов. Один из них раскидывал остальных, как щенков. Высокий, темноволосый и мощный – мечта любой самки. Бугрящиеся под смуглой кожей мышцы. Влажная от пота спина. На широких плечах мелькали многочисленные тату в память о погибших собратьях. Один из бойцов что-то шепнул воину и громко заржал. Перевертыш резко обернулся, пленяя меня взглядом стальных глаз. Пару мгновений мы неотрывно смотрели друг на друга, пока он, покачав головой, не отвернулся, что-то говоря другому бойцу. Тот кинул на меня оценивающий взгляд и послал воздушный поцелуй.

Развернувшись, я пошла дальше, отчетливо слыша его глумливый смех. Кобель кастрированный, что с него взять?

Родная комнатушка встретила меня тишиной и прохладой. С наслаждением выдохнув, я уселась за рабочий стол и обратилась к компьютеру.

– Аполлон, мне нужна вся информация по опытам двадцатилетней давности. Все, что связано с фамилией Норинг. Выполнить поиск.

– Данные считываются. Полный объем информации превышает двадцать терабайт. Файлы представлены в текстовом и видео форматах. Начать показ?

Современные технологии позволяли общаться с компьютерной техникой, как с живыми людьми. Искусственный интеллект за время изоляции развили до невероятного уровня, превратившего машины в почти живые существа.

– Проведи фильтрацию данных. Теги: биохимия, опыты, секретно.

Пока компьютер ломал закрытые файлы, я сидела, глядя в потолок. Что же произошло в прошлом, раз отец так боится за будущее? А главное, что случилось с матерью? Мне сказали, будто она погибла при невыясненных обстоятельствах, но что еще отец мог сказать маленькому ребенку.

Нервный писк взламываемых паролей действовал на нервы, заставляя по привычке кусать костяшку пальца.

– Поиск завершен. Файлы, полностью отвечающие запросу, выведены на экран. Общий объем пятнадцать гигабайт. Начать демонстрацию?

– Да.

– Кириана, ты бы сначала помыться сходила и чипсы взяла. Сейчас будешь нервничать, начнешь чесаться и грызть ручку, – заботливо посоветовал Аполлон, глядя на меня голографической мордочкой лисенка.

– Все потом, Аполлон. Это очень важно. Кстати, заблокируй, пожалуйста, двери в мою комнату и отключи все жучки.

– Уже сделано. Между прочим, у меня материнка устарела… – Лисья мордочка стала умильно-невинной. – Сейчас в продаже появились новенькие. Шикарная модель. Купишь?

– У меня есть выбор?

– Ой, раз ты на хорошей волне, заодно переустанови мне интеллектуальный интерфейс. Надоело быть мужиком, теперь хочу почувствовать себя женщиной.

– Какой еще женщиной, Аполлоша?

– Умной, – усмехнулся компьютерный голос. – Риа, не смотри на меня, как на глючную операционку. Я же смущаюсь!

– Боги, Аполлон, я сделаю все, что ты захочешь, только заткнись и дай посмотреть видео.

– Что же, сама напросилась…

Коронат

После убийства собрата на душе было паршиво. Снова опоздали, опять не смогли определить вирус в крови и вовремя вколоть лекарство. Иногда мне казалось, что человечки специально допускают такие ситуации, чтобы медленно сживать нас со света. Им поперек горла стояло наше долголетие и плодовитость.

Кожа на месте татуировок нещадно зудела – специфика нашей расы, обычная краска не способна удержаться на звериной шкуре, вот и добавляют в нее всякую дрянь. После всего пережитого хотелось забыться или подраться. Первое было сейчас недоступно, поэтому я направился в тренажерку. Молодняк лет сорока от роду кидался на меня, как голодная шавка на кость, за что и расплачивался синяками и ушибами.

– Эй, Кор, смотри какая куколка. Она тебя прямо пожирает глазами! – заржал Хук, смотря мне за спину.

Обернувшись, я увидел молоденькую девушку, сверлящую меня взглядом. Толстая коса медных волос, перекинутая через плечо, свободно свисала ниже талии. Белый халат, будто надетый на голое тело, нисколько не скрывал женственности форм. По-детски округлое лицо с пухлыми надутыми губами выражало какую-то смесь любопытства и неприязни одновременно, но глаза… Давненько я не видел даже голубоглазых девиц, а у этой были насыщенно синие.

На какое-то мгновение наши взгляды встретились, завораживая и пленяя. Где-то внутри проснулся зверь, почуявший легкую добычу на ночь. Эта мысль почему-то ужаснула и отрезвила.

– Она еще ребенок. Посмотри на нее, – спокойно отозвался я, поворачиваясь к Хуку.

Бросив на рыжую оценивающий взгляд, Хук послал ей воздушный поцелуй и снова заржал.

– Не такой уж она и ребенок, посмотри на фигурку. Я не прочь скоротать с ней пару ночей.

– Хук, тронешь ее, я тебе самому кое-что укорочу, – прорычал я, зная блудливый характер собрата. – По взгляду видно, что она еще дитя.

– Да ладно, Кор, я понял, что девочка тебе приглянулась. Так и быть, оставлю ее в покое. Как наиграешься – свистни, думаю, смогу утешить ее в своих объятиях.

– Ты дебил! – Кинув в него полотенцем, я направился в кабинет Миха.

В голове вертелась идея. Если мои догадки сейчас подтвердятся, то нужно будет искать документальные доказательства, иначе мы ничего не сможем сделать.

Из-за очередного поворота выпорхнула Мальтиса, вихляя всем, чем наградила ее природа. Погруженный в свои мысли, я чуть не сбил ее с ног.

– Коронат, – широко улыбнулась самка, стараясь при этом не показать клыки. – Как ты? Надеюсь, все хорошо? Слышала, сегодня погибло пятеро ликанов, причем последний прямо в лаборатории…

– Слухами земля полнится. Все плохо, дети погибших стали сиротами, вдовы в трауре. Что здесь хорошего?

– Не злись, Кор. Просто поинтересовалась. Вдруг ты захочешь снять стресс… Приходи ко мне, помогу расслабиться.

– Мальтиса, тебе бы только расслабляться. – Я постарался вложить в голос все презрение, которое чувствовал.

За таких представителей нашего вида мне было особенно стыдно. Типичная самка, думающая лишь о сексе. Она стелилась под каждого, у кого член в штанах.

В лабораторию я вошел в самом скверном расположении духа.

– Мих, ты где? Есть разговор.

– Я весь внимание, – отозвался друг, разглядывая что-то в микроскоп.

Развернув его стул к себе, я навис над ученым, сурово глядя в глаза.

– Ты чего? – мужчина сжался, явно готовый заранее сознаться во всех грехах.

– Мне нужна информация по разработчикам сыворотки для ликанов. Того самого алкасила. А также имена тех, кто руководил этим проектом. Я все больше склоняюсь к мысли, что нас подставляют. Ты же поможешь старому другу?

– Кор, я в дела биохимиков стараюсь не соваться. Мне и с моей генной инженерией неплохо живется. Вот про разработчиков знаю – это Радж и Бенет. Но все подробности под грифом строжайшей секретности. Курировало их военное ведомство, так что сам понимаешь. Шуруй к первоисточнику, может, проболтаются.

– Благодарю. Надеюсь, ты сохранишь нашу беседу в тайне?

– И жду от тебя того же! – Мих направил на меня указательный палец, серьезно глядя в глаза.

Чтобы выяснить, где сейчас находятся нужные люди, мне пришлось вернуться в свою «берлогу» и подключиться к сети. Радж уехал на научную конференцию в Океанию, а вот Бенет все еще находился в нашем городе. Договорившись по коммуникатору о встрече, я направился в жилой сектор наукограда.

– Чем могу быть полезен? – электронным голосом произнесла охранная система после того, как я активировал звонок.

– Коронат Артен к доктору Бенет.

– Поднимите ладонь для идентификации, – прозвучала команда, которой пришлось подчиниться. – Доктор Бенет примет вас.

Металлические створки разъехались, пропуская в довольно большую комнату. Возле одной из стен притулилась переносная мини-лаборатория с набором склянок, колб и техники. Повсюду лежали или были приколоты к стенам чертежи и формулы. На широкой кровати валялись вещи, подозрительно маленькие и… женские. Услышав, как с боку отъезжает перегородка, я повернулся.

– Чем могу быть полезна? – с недобрым прищуром спросила рыжая девчонка, сверля меня взглядом синих глаз.

Кириана

– Добрый день! – поздоровался пришедший мужчина. – Я хотел поговорить с вами об алкасиле. По моим данным, вы являетесь одним из разработчиков.

– Есть за мной такой грешок, – усмехнулась я. – С кем имею честь?

– Коронат Артен – Бета боевой стаи 326Б, заведующий подотделом зачистки пятнадцатого сектора.

– Что именно вас интересует?

Стоять перед здоровенным (и что уж таить – привлекательным) мужиком в одном банном халате на голое тело было некомфортно.

– Почему ваша сыворотка действует по принципу рулетки? Почему наши солдаты должны страдать из-за некомпетентности разработчиков?

– О какой некомпетентности идет речь? Сыворотка показала отличные результаты при испытаниях и только после этого была передана в департамент внедрения. А если при клинических испытаниях кто-то накосячил – это вне моей компетенции. Так что закройте дверь с той стороны, – выпалила я на одном дыхании и направилась к шкафу.

– Я не уйду отсюда, пока вы не ответите на мои вопросы. – Незваный гость грубо перехватил меня за руку.

Сила, которую он излучал, подавляла, заставляя заранее соглашаться на все, что он скажет, лишь бы оставил в покое.

– Еще раз повторяю, – уже громче и с паузами произнесла я, – ничем не могу помочь! Я лишь разработчик. При передаче сыворотки в департамент она показывала отличный результат. Ищите проблему у них.

– На ком вы проверяли эту дрянь? На куске мяса? Физиология ликанов отличается от вашей! Вы – глупый человеческий ребенок, которому доверили жизни сотни перевертышей. Хоть это понимает ваша женская головка?

– Она понимает побольше вашего, – хмыкнула я, едва сдерживая желание спошлить. – Вы всего лишь солдат. Ваше дело – воевать, мое – разрабатывать оружие. Я не указываю, как вам вести себя на поле боя, вот и вы не лезьте в мои разработки. Ничем больше не могу помочь. Выход там.

К концу тирады я уже так распалилась, что чуть ли не кричала. Но ликан словно не слышал.

– Эта война уносит жизни моих собратьев. И вы как раз можете помочь. Следующая вылазка моего отряда завтра в семь утра. Пойдете с нами и понаблюдаете действие вашего препарата в полевых условиях. Ясно?

– Яснее некуда. С удовольствием прогуляюсь с вами! А теперь будьте добры – на выход. Я хочу, наконец, одеться.

Бросив на меня сердитый взгляд стальных глаз, Коронат быстро вышел. Я рухнула на кровать как подкошенная. Голова шла кругом от полученной информации. А еще было до слез обидно от несправедливых обвинений. Нервозности добавлял тот факт, что он обозвал меня человеческим ребенком…

Двадцать три года отец скрывал ото всех тайну моего рождения. Я тоже находилась в счастливом неведении, пока однажды не засунула свой нос куда не следует.