Сокровища Петра Первого бесплатное чтение

Виктория Лисовская
Сокровища Петра Первого

…нет ничего тайного, что не сделалось бы явным,

ни сокровенного, что не сделалось бы известным

и не обнаружилось бы…

Евангелие от Луки 8:17 — Лк 8:17.

Страницы старой книги… 13 октября 1307 года. Пятница

— Нет, Жан, я так и не понимаю, на кой ляд нам мерзнуть на крепостной стене, когда все старшие рыцари спокойно пируют в замке! — зябко поеживаясь на холодном ветру, заявил худенький прыщавый Этьен.

Должность младшего оруженосца еще пару месяцев назад представлялась для парня самой заветной мечтой, а уж войти в самый богатейший и влиятельный орден Франции, да что там Франции, всего мира — орден тамплиеров, об этом он и помыслить не мог. Но реальность оказалась намного прозаичнее, кроме романтических поездок рядом с рыцарями в сверкающих доспехах на боевых конях, также заключенных в броню, ему пришлось заниматься всей грязной работой за рыцарем Леоном. Грязной в прямом и переносном смысле, — чистить доспехи, выгребать нечистоты из лат, ухаживать за своенравными жеребцами мессира. Но сегодня вообще день не заладился.

Погода начала портиться ближе к вечеру. Нудный тусклый дождь опустился на улицы Парижа, и внезапно начавшийся ледяной ветер принялся терзать башни замка Тампль, резиденции Храмовников, и рыцарей, дежуривших на крепостных стенах.

Обычно мессир Леон сам профессионально выполнял боевую службу на крепостной стене, но сегодня, отдав приказ Этьену и Жулю, второму оруженосцу, Леон вместе с девятью рыцарями Храма, по личному приглашению Великого Магистра Жака де Моле, отправился на военный совет.

Зря оруженосцы думали, что тамплиеры пируют в теплом зале. Нет, девять избранных храмовников решали важные вопросы своего ордена, вопросы, от которых зависело будущее не только ордена, но и всей Франции, Италии, Испании и окрестных земель.

— Великий Магистр, мессир, ситуация действительно критичная. Мои люди сообщают, что король Филипп не сегодня, так завтра примет решительные меры. В Париже неспокойно, а в королевском дворце давно хотят усмирить наш орден! — обеспокоенно докладывал Гуго де Пайро, правая рука Великого магистра Жака де Моле, один из самых влиятельных людей в ордене. Гуго нервно вытер выступившие на пухлом лице капли пота, и с волнением взглянул на магистра.

Но де Моле, казалось бы, не слышал Гуго, он смотрел как бы сквозь толпу рыцарей, через окно на ночной Париж. О тревожности мессира свидетельствовали только скрюченные пальцы, лихорадочно вцепившиеся в эфес меча, лежащего в дорогих самоцветных ножнах.

Слова Гуго де Пайро повисли в воздухе.

По толпе рыцарей пронесся обеспокоенный гул.

Наконец громко заявил на весь зал рыцарь Готфрид Анжуйский:

— Филипп трусоват, он не посмеет… — твердо произнес он. — Он слишком многому обязан перед орденом.

— Да, обязан, еще как обязан. Более четырехсот тысяч флоринов, — подал голос молчащий до этого казначей ордена Жан дю Тура.

По рядам рыцарей пронесся еще один изумленный вздох.

Созданные, как защита пилигримов по дороге к Гробу Господнему, всего за пару веков рыцари Храма превратились в реальную военную, политическую и экономическую силу, могущество и власть которых только росли с каждым днем. О нищете рыцарей напоминала только символическая печать: два рыцаря на одном коне, но эти бедные годы остались далеко позади.

Теперь это был самый могущественный и богатый орден, полностью преобразовавший всю финансовую систему Средневековья, богатейшие феодалы, занимавшиеся ростовщичеством. В числе их должников были влиятельные люди королевства, и даже сам король Филипп Красивый, которому вечно не хватало денег.

— Более четырехсот тысяч флоринов? Да, за такие деньги вполне можно и убить, — с горькой усмешкой объявил Жак де Моле и обреченно покачал головой.

— Мессир, еще не все потеряно, — обратился к магистру рыцарь Леон. — Мы вполне можем драться, мы будем сражаться…

Слова Леона были поддержаны дружным хором остальных храмовников.

— Драться? Сражаться? — сердито блеснул глазами магистр. — Со всем Парижем? Сколько у нас здесь войск? — обратился он к Гуго.

— Двести рыцарей плюс два десятка оруженосцев и мелких прислужников, — бодро ответил Гуго. — Мы можем отправить гонцов к членам братства в Авеньоне, Месигоре… Подмога придет через пару дней, и тогда…

— Через пару дней будет поздно, — покачал головой Жак де Моле.

— Но мы… — снова встрял в разговор Леон.

— Так, тихо! О сговоре Папы Климента и Филиппа я уже давно знаю, их лживые сладкие речи не могли обмануть Великого Магистра, — гордо блеснули глаза де Моле. — Но это не главное… Филипп жаждет наших денег, сокровищ ордена. Но он ничего не получит. Прямо сейчас, не мешкая, вы, девять наших братьев, перевезете вот эти сундуки и свитки, — Моле кивнул в сторону собранных сундуков и тюков. — Перевезете через Ла-Манш. На том берегу вас встретят наши преданные братья и скажут, что нужно делать, куда отправиться…

— Как символично — история нашего ордена началась с девяти рыцарей, и именно девятью рыцарями она и закончится, — грустно улыбнулся Гуго де Пайро.

Он прекрасно знал о планах Магистра, они вдвоем подробно разработали маршруты, чтобы скрыть сокровища ордена от жадного короля.

— А как же?… — хотел задать вопрос Леон, но, встретив суровый взгляд магистра, промолчал и твердо кивнул, так же как и остальные избранные.

Под покровом ночи девять рыцарей Храма вместе со своими оруженосцами на телегах, груженных сеном, вывезли все сокровища ордена тамплиеров за пределы Франции.

Через пару часов ровно в полночь замок Тампль окружили воины короля, всех оставшихся хамовников арестовали, в том числе Великого Магистра Жака де Моле.

Но Филипп Красивый просчитался — в замке не было найдено ни одного экю. Все сокровища и священные реликвии ордена бесследно исчезли…

Санкт-Петербург. Наши дни

— Это просто нереально, это невозможно, это просто нонсенс какой-то, — с завываниями на одной ноте подбирала эпитеты полная дама со старомодной прической. Она рыдала на руках у молодого взъерошенного оперативника Владимира Шестакова, который смущенно пожимал плечами и робко поглядывал на следователя Дарью Безбрежную, которая остановилась в дверях и с сочувствием смотрела на потерпевшую.

Хотя потерпевшей ее назвать можно было только условно, пострадавшим в данном деле выступало само государство, в лице известного Эрмитажа и музея Михайловского замка, в котором произошла кража века.

Сейчас в зале Михайловского, где и проходила выставка картин из Эрмитажа, рыдала куратор выставки Олимпиада Смирнова. Именно она отвечала за семь бесценных полотен творчества российских художников XIX века. Отвечала головой, и вот не ответила — все картины испарились в неизвестном направлении.

Следователь Дарья Безбрежная еще не успела полностью ознакомиться с материалами дела, но, судя по всему, дело будет шумное, громкое, а главное — муторное, именно на такие расследования Дарью Николаевну чаще всего и направляли.

— Олимпиада Андреевна, — сухонько кашлянула в кулак Дарья. — Вы можете со мной поговорить? — Она продемонстрировала служебное удостоверение.

Смирнова подняла мутный взгляд на следователя и неопределенно качнула головой.

— Володя, принеси, пожалуйста, водички, а лучше валерьянки, — шепнула пробегающему мимо оперативнику Безбрежная.

Тот безропотно кивнул.

— Итак, Олимпиада Андреевна, вы можете рассказать, что тут у вас произошло? — с заботой в голосе спросила Дарья, обводя взглядом пустые рамы, где еще вчера красовались полотна русских художников XIX века.

Смирнова в ответ часто затрясла головой, как разукрашенный китайский болванчик.

— Я могу, я расскажу… Только это… Это невозможно… Это нереально… Этого не может быть… — снова завыла она.

— Чего не может быть? — удивилась следователь.

— Кражи не может быть! Отсюда выкрасть нереально! — немного взяв себя в руки, ответила Олимпиада Андреевна и выразительно натянула на распухший и красный от слез нос очки с толстыми диоптриями.

«Ага, она еще и близорука», — сделала вывод Безбрежная.

— Если кражи не может быть, то как вы можете объяснить вот это? — Она красноречиво показала рукой на пустые стены. — Сколько здесь было картин?

— Семь полотен, — принялась кусать губы Смирнова.

— Ценные? Какова примерная стоимость?

— У нас все картины в музее бесценны, искусство не продается, — обиженным тоном ответила Олимпиада Андреевна.

— Я понимаю, что искусство не продается, но все-таки, какие картины пропали и сколько они примерно могут стоить? — попыталась замаскировать свое недовольство следователь.

— Здесь на нашей выставке у нас ни Врубель, ни Пикассо не висел, если вы об этом. Выставка была посвящена русским художникам девятнадцатого века, здесь были полотна, посвященные Санкт-Петербургу, которые так или иначе показывают строительство нашего родного города. «Петербургская биржа» Александра Карловича, Максим Воробьев «Исаакиевский собор и памятник Петру Первому», «Триумфальные ворота» акварель Беггрова, «Александрийская колонна в лесах» Гагарина, «Петр Великий. Основание Санкт-Петербурга» Венецианова Алексея Гавриловича, Сильвестр Щедрин «Вид с Петровского острова на Тучков мост и на Васильевский остров в Петербурге» и Федор Алексеев «Вид на Михайловский замок в Петербурге со стороны Фонтанки». Всего семь полотен, повторюсь, бесценных полотен. Это же оригиналы, девятнадцатый век, там один Гагарин стоит как двести моих зарплат. — Смирнова утерлась платком, а потом снова заплакала, лишь махнув следователю.

Дарья задумалась, от свидетельницы сейчас действительно было мало толку, к ней с расспросами она вернется позже, пока предстояло поговорить с охранниками Михайловского замка.

— Олимпиада Андреевна, я вас попрошу — подготовьте мне список всех украденных картин с полным описанием и примерной стоимостью. Хорошо? Спасибо большое, — кивнув поникшей свидетельнице, Безбрежная подошла к толстому гениальному криминалисту Алексею Михайловичу Одывалому, который в данный момент собирал улики, вероятно, оставшиеся на пустых рамах.

— Ну что, как дела, Михалыч? — Дарья поправила выбившуюся прядь темных волос, зачесала ее за ухо.

— Это у вас дела, Дарья Николаевна, у нас так — делишки! — хмыкнул Одывалов.

— Хорошо, как делишки? — согласно кивнула Безбрежная.

— Работали профессионалы, отпечатков почти нет, какие-то смазанные все. Скорее всего, в перчатках работали. Сейчас же все умные, телевизор смотрят — не пойдут на дело с голыми руками, — ворчал эксперт.

— А сигнализация что? А охранники где? — сморщила курносый нос Дарья.

— Охранники вон, в том углу маются, ждут допрос. А сигнализацию отключили, причем отключили вполне профессионально. Наши технари во главе с Зориным там колдуют на пульте. Сигнализацию никто не слышал, не видел.

— А почему они не в главном корпусе Эрмитажа выставку провели, а здесь, в Инженерном замке? — задумалась вслух Безбрежная.

— А это не меня надо спрашивать, а руководство музея, — развел руками Одывалов. — Хотя, если по чесноку, в Эрмитаже, конечно, средства безопасности получше будут. Оттуда что-то выкрасть сложнее, — почесал лысую голову эксперт.

— Спасибо, Михалыч. Пойду охранников попытаю, что да как.

— И к технарям зайди, может, они что накопали, — вернулся к своей работе Михалыч.

Дарья слабо кивнула и, снова окинув взглядом пустые подрамники, отправилась к противоположной стороне зала, где с ноги на ногу переминались два здоровых мужика.

— Добрый день, я следователь Дарья Николаевна Безбрежная. Я хотела бы с вами поговорить.

Мужики синхронно кивнули.

— Представьтесь, пожалуйста.

— Начальник службы безопасности Сидорчук Владислав Олегович, — ответил высокий, коренастый, с серьезным взглядом карих глаз мужчина.

Второй с пышными усами сообщил:

— Михайлов Сергей Александрович.

— Владислав Олегович, расскажите мне, как так получилось, что исчезли семь полотен с выставки? — строго посмотрела на начальника службы безопасности Дарья.

Ничуть не смутившись, тот ответил:

— Мы проводим внутреннее расследование, о результатах мне докладывают каждые полчаса.

— Внутреннее расследование это, конечно, хорошо, но, я надеюсь, ваше расследование не будет мешать нашему? — Следователь усмехнулась. — Чья была смена вчера?

— Моя, — звучно ответил Михайлов.

— Вы были один? Где ваш коллега? — Дарья посмотрела в документы. — Где второй охранник Потапов?

— В том-то и дело, что Алексея Потапова сейчас наша служба безопасности разыскивает, — вместо Михайлова ответил его начальник.

— То есть охранник Потапов исчез сразу же после ограбления?! Интересно, очень интересно, — ухмыльнулась Дарья и записала в блокноте жирный вопросительный знак напротив фамилии Потапова. — Что вы можете о нем рассказать? Когда вы его видели в последний раз?

— Вчера он не явился на дежурство, — нерешительно ответил Михайлов, выразительно поглядывая на начальника службы безопасности, как бы у него спрашивая согласия на свои ответы.

— А до этого он пропускал когда-нибудь дежурства? Какой он был человек?

— До этого он ни разу не пропускал, он не пил, не курил, был вполне спокойным и ответственным. Мы очень все удивились, что его нет на месте, несколько раз звонили ему на сотовый. Мало ли, что случилось, но телефон у него выключен со вчерашнего вечера, — ответил Сидорчук.

— Хорошо, телефон его мы проверим, запишите номер. Что еще о нем можете рассказать? — обратилась Дарья к Михайлову.

— Он нормальный был, почти… — неопределенно ответил охранник, странно косясь на начальника.

— Что значит «почти»? — уцепилась она за его последние слова.

— Ну, он… ну, это… — замялся охранник.

«Он, определенно, что-то знает про Потапова, но при начальнике безопасности говорить не будет», — вдруг поняла Безбрежная. Начальник безопасности нахмурился и покачал головой.

— Все с Алексеем Потаповым нормально было, мы всех работников при заключении контракта проверяем на детекторе, они проходят консультацию невролога, психиатра, нарколога, без этого они работу не получат. Так вот, Потапов все этапы собеседования блестяще прошел. Все с ним нормально было! — При слове «нормально» Сидорчук красноречиво взглянул на Михайлова.

Тот странно кивнул и потупился в пол.

Безбрежная поняла, что эту тему надо еще раз поднять, но позже, наедине с Михайловым, поэтому решила задать другой вопрос:

— Кто обнаружил отсутствие картин и когда?

— Я обнаружил. Когда Потапов не вышел на дежурство, мне Сергей позвонил, доложил обстановку, я сам лично подъехал. Дежурил с ним. Утром в пять утра после обхода зашел по инструкции сюда в зал — а тут уже пусто. Сразу позвонили руководству, вызвали полицию, — ответил Сидорчук.

— Что ночью было необычного? Что вы слышали? Видели?

— Все было как всегда. Тихо, спокойно.

— Я в два часа ночи проводил обход, картины в этом зале были на месте. В пять уже пустые рамы, — сообщил Михайлов.

— То есть кража произошла с двух до пяти ночи приблизительно, — Дарья записала время в блокнот.

— В других залах что-нибудь пропало? Здесь же, как я понимаю, есть другие бесценные картины, произведения искусства, раритеты — что-нибудь еще похищено?

— Нет, в том-то и дело, что украли только эти семь картин! В другие залы никто и не заходил! По камерам видно! — ответил начальник службы безопасности. — Мы обход по всему музею провели.

— А что с камерами, что с сигнализацией?

— С камерами? — улыбнулся начальник безопасности. — А вы можете сходить, полюбоваться на пульт.

— Хорошо, пройдемте, — энергично кивнула Дарья.

Они прошли в кабинет на первом этаже, где была оборудована каморка охранников. Возле внушительных мониторов вовсю колдовали спецы из технического отдела полиции.

— Гоша, привет. Ну, что скажешь? — следователь поздоровалась с высоким русоволосым парнем.

— Привет, Дарья Николаевна. Отчет будет завтра у тебя на столе, — не переставая ковыряться в подключенном к монитору ноутбуке, ответил он.

— Отчет отчетом, а сейчас в двух словах, почему сигнализация не сработала и почему охранники ничего не видели, не слышали? — тихо спросила Дарья.

— Потому что кино у них красивое крутили, интересное кинцо. Вот, полюбуйся. — Зотов нажал несколько кнопок, и на мониторе появился слабо освещенный зал.

— И что? — вглядываясь в изображение, спросила Дарья.

Это, несомненно, был зал выставки, тот самый зал, где пару минут назад она наблюдала пустые рамы. Сейчас картины были на своих местах. Причем зал скрывался в полутьме, сами картины разглядеть было сложно.

— Что это значит? Картины на своих местах? — спросила следователь.

— Именно. Причем это же видео крутилось и в тот момент, когда проходило ограбление.

— То есть ты хочешь сказать, что охранники видели эту картинку и были уверены, что все на месте?! — удивленно заключила Безбрежная.

— Ага! — подошел к ним Сидорчук. — Мы смотрели на мониторе, но, как вы видите, в зале все спокойно.

— И вы ничего странного не заметили? Как и кто вам это кино настроил? — озабоченно спросила Дарья.

— В том-то и дело, что не заметили. У нас по инструкции каждые три часа обход. В два ночи все было нормально, в пять картин уже не было.

— А как им это кино подключили, я сейчас и разбираюсь, — ответил Зотов. — Так что мне не мешайте, я работаю. — Он снова защелкал клавишами ноута.

— А сигнализация? Каждая картина же должна быть защищена? — снова спросила Дарья.

— А они и защищены были… — ответил Зотов. — Но кто-то тихонечко все отключил, так что, гражданка следователь, не мешайте, все в отчете напишу, — он демонстративно вернулся к своей работе.

Дарья задумчиво кусала колпачок ручки и возле слова «сигнализация» вывела в блокноте два жирных вопросительных знака.

Страницы старой книги… 18 марта 1314 года. Пятница

На маленьком острове Иудеев в центре Парижа вовсю шли приготовления к казни. Уже была поставлена деревянная площадка для казни, вбит столб для приговоренного, принесены большие охапки соломы для костра.

— Ох, и жарко будет сегодня, соседка, — худая остроносая дама кивнула пухленькой девушке в большой широкополой шляпе.

— И поделом им, отродьям Сатаны, — пухлощекая боязливо перекрестилась. — Поговаривают, эти нечестивцы, тамплиеры, вовсю издевались над святым распятием, плевали на иконы, ужас какой… и даже, — девушка понизила голос и боязливо взглянула на свою соседку, — они поклонялись… ну… этому… Рогатому… — последнее слово было произнесено шепотом.

— Рогатому? Дьяволу? Самому настоящему? — ахнула худая. — Не может быть! — всплеснула она руками.

— Конечно, не может, — влез в разговор двух соседок толстый лавочник в перемазанном мукой переднике. — Не может, потому что они Дьяволу не поклонялись. Глупости все это. Глупости и чепуха! Брешут люди!

— Не Дьяволу, а Бафомету, — вспомнила наконец-то имя дама в шляпке. — Но он тоже рогатый.

— Рогатый! — передразнил ее лавочник. — Наговаривают все на них, на рыцарей! — сообщил он, понизив голос.

— Не наговаривают! Они во всем признались, во всех своих преступлениях против Господа Бога нашего! — величественно и надменно ответила остроносая.

— За семь лет пыток и не в таком можно признаться! Умеют парижские палачи признания выбивать! — не согласился с ней лавочник. — А Магистр за семь лет ни в чем не сознался, и всячески отказывается от всех обвинений.

— Так, суд короля уже осудил его! Все равно! А вы, сеньор Жульбур, что-то слишком сочувствуете рыцарям! — подозрительно прищурилась пухленькая. — Может, вы тоже один из ордена?! — ахнула девушка и приложила руки к пылающим щеках.

Лавочник насупился и сквозь зубы прошипел проклятия.

— Пойдем отсюда, Луиза, — потянула она соседку за собой, недовольно оборачиваясь на остолбеневшего лавочника, который принялся оправдываться на ходу.

— Да вы что, дамы… Да не в жизнь… — верещал он, но его уже никто не слышал.

В грязной вонючей клетке, установленной на старой телеге, на площадь привезли замученного и исхудавшего бывшего Великого Магистра ордена тамплиеров Жака де Моле. За семь лет тюрьмы, пыток и мучений от былого величия магистра мало что осталось, только гордый взгляд карих глаз и упрямо вздернутый вверх подбородок говорили о непреклоненной воли магистра.

Несмотря на все пытки, Жак де Моле не признался, где спрятаны сокровища ордена, он гордо смеялся в лицо палачам и всячески отвергал все глупые и беспочвенные обвинения. Но суд короля все равно приговорил его к сожжению на костре, но Жак был спокоен, есть еще высший суд, который котируется выше королевского.

Де Моле без страха взглянул в лица своих палачей, он, Великий Магистр, он ничего и никого не боится, он пройдет через все, что ему предназначено.

Тюремщики шептались, что костер для Великого Магистра был сложен таким образом, чтобы продлить муки умирающего как можно дольше.

Когда языки безжалостного пламени уже лизали ноги осужденного, терпеть адскую боль не было сил, Жак де Моле закричал что было мочи, вложив в последние проклятия всю силу древнего могущественного ордена:

— Господь знает, что я умираю несправедливо осужденный. Поэтому очень скоро несчастья падут на головы тех, кто несправедливо осудил нас. Господь отомстит за нас, я убежден в этом. Тебя, Господь, молю, обрати взор свой к Деве Марии, чтобы приняла нас. Папа Климент, перед Судом Господним говорю — смерть найдет тебя через сорок дней, а тебя, король Филипп, прежде чем закончится этот год! Папа Климент! Король Филипп! Не пройдет и года, как я призову вас на Суд Божий! Проклинаю вас! Филипп, проклинаю тебя. Проклятие на весь ваш королевский род до тринадцатого колена!

И высшие силы услышали его предсмертные слова.

Санкт-Петербург. Наши дни

— А меня Вареньевна сегодня похвалила! И даже сказала, что…

— А мне Мишка по голове машинкой стукнул, а я ему…

— А потом Вареньевна нам дала циферки обвести…

— А Мишка как заорет…

— А я суп мучил-мучил, но не домучил…

Следователь Дарья Безбрежная обнимала двух улыбающихся близнецов пятилеток Тему и Сему, малыши радовались приходу матери и старались наперегонки рассказать ей, что же интересного и невероятного случилось за сегодняшний день в детском саду.

Воспитательница Татьяна Валерьевна, которую близнецы именовали Вареньевной, все-таки не удержалась и сделала ехидное замечание припозднившейся мамаше:

— Дарья Николаевна, опять опаздываете! Ваши тут, Безбрежные, последние остались! — с ядовитой интонацией заметила она.

— Так сад же до половины восьмого работает, а сейчас только семь, — пытаясь натянуть непослушный кроссовок на детскую ногу, заметила Безбрежная.

— Уже девятнадцать ноль пять, и всех других детей давно разобрали, — скривила полные губы Вареньевна.

— Разобрали, потому что у них мамочки не работают, а дома сидят, — звенящим от обиды голосом заметил старший и серьезный Сема.

Дарья одобрительно хмыкнула, продолжая напяливать следующий кроссовок уже на третью ногу.

Воспитательница ахнула:

— Вот, видите. Он еще и хамит! И дисциплина у мальчишек хромает. Вы знаете, во что они играли сегодня на прогулке? — Полная женщина энергично и демонстративно закатила глаза.

— Не знаю, но думаю, вы мне сейчас об этом расскажете. — Дарья застегивала куртку на первом сыне.

— Они нашли в траве мертвого жука, обвели его мелом и пытались выяснить причину смерти… — В голосе Вареньевны слышался такой ужас, как будто бы мелом дети нарисовали пентаграмму и вызвали самого Дьявола.

— И как? Им это удалось? Установили свидетелей? Вызвали понятых? — профессиональным голосом осведомилась Безбрежная.

Мальчишки синхронно захихикали.

— Да вы что! Вы не понимаете? У нас приличный сад, а вы…

— А что я? А что мои дети сделали такого неприличного? Или, быть может, вы причастны к этому преступлению? К смерти жука?

И под шумный смех мальчишек, высоко подняв голову и оставив остолбеневшую Вареньевну, Дарья вышла из стен «гостеприимного» детского сада.

Уже подходя к дому, смартфон издал имперский марш из «Звездных войн» — значит, звонили на служебную симку.

Придерживая ухом телефон, Дарья пыталась попасть ключом в замочную скважину. Дело осложнялось еще и полным пакетом с продуктами, зажатым под мышкой.

— Слушаю, — прозвучало довольно грубо.

— Дарья Николаевна, добрый день. Извините, что вас вечером потревожил, но я подумал, что это может быть важно… — раздался смущенный и неуверенный мужской голос.

— Кто это? — поморщилась Безбрежная, в прихожей освобождаясь от надоевших каблуков.

— Извините, не представился. Это Сергей Михайлов, охранник из Инженерного замка. Вы сегодня с нами утром разговаривали.

— Ах да! Конечно! Я вас слушаю, Сергей. — Стянув с мальчишек обувь, Дарья под вопли голодного кота пыталась освободить пакет с провизией. — Вы что-то важное вспомнили?

— Да, наверное, важное. Хотя я не уверен, — снова смущенный тон. — Сидорчук просил вам не рассказывать, он считает это неважным. Но я не знаю, может быть, это как-то поможет, — неуверенно зачастил охранник.

— Так, стоп, Сергей. Давайте вы мне все расскажете, а я сама решу, важно это или неважно для следствия, — сурово произнесла Безбрежная.

— Ладно, — согласился Михайлов.

— Это касается пропавшего Потапова?

— Наверное, да!

— Хорошо, отлично. Я вас слушаю.

— Это не совсем телефонный разговор, я вам кое-что хочу показать. Мы можем сегодня увидеться где-нибудь в центре?

— А до утра это не подождет? — Дарья с сомнением посмотрела на сыновей, уже сидевших за столом, с голодными глазами ожидающих ужин, посмотрела на орущего кота, который тоже весь день страдал без любимых хозяев и насыпаемого ими корма в миску. Да и тащиться куда-то на ночь глядя не хотелось, тем более что оставить мальчишек было не с кем.

— Я бы хотел вам сегодня все рассказать, боюсь, что завтра я не решусь. Да может быть и поздно… — негромко ответил Михайлов.

— Хорошо, но у меня есть другая идея. Записывайте адрес, это недалеко от центра. Жду вас у себя, — Безбрежная продиктовала в трубку свой адрес.

— А ваш муж не будет против такого позднего визита? — с сомнением в голосе спросил Сергей.

— А муж объелся груш, — усмехнулась Дарья, накладывая Теме на тарелку сваренные покупные пельмени.

Да, она кормила детей пельменями, да, о ужас! Даже сама их ела, и да, готовить что-то на ночь глядя после суматошной работы у нее не было ни сил, ни времени, ни, если честно, и желания. Как говорила любимая в скобках свекровь, именно из-за этой работы, ее постоянной архиважной работы, и расстроился ее брак, первый и единственный. Мужу нужны были каждый день первое-второе и компот, плюс свежевыглаженные рубашки и накрахмаленные воротнички, а Дарья все время проводила на работе, с которой приползала без сил и падала спать — какие тут воротнички? Супруг ворчал, брюзжал, но сам не был в состоянии и тарелку за собой вымыть, не говоря уже о приготовлении элементарного обеда. Когда появились близнецы, Олег обрадовался, что уж в декрете Дарья будет сидеть дома и готовить борщи, но ничего подобного. Стало еще хуже. Теперь Даша крутилась вокруг памперсов, горшков и бодиков — два орущих младенца, причем орущих постоянно — стали последней каплей терпения трепетного Безбрежного, и собрав чемодан, он одним прекрасным утром отправился к своей обожаемой матушке с ее несравненными пирогами, накрахмаленными воротничками и заправленной кроваткой.

Дарья даже не обиделась ни разу, ей было не до того, она вздохнула с облегчением, вспомнив поговорку «Баба с возу», в данном случае «мужик с возу», с уходом супруга ей стало легче. Помощи от него не было никакой, в финансовом плане тоже, только вечные упреки и ворчание. Так она продолжала сама заниматься детьми, что она делала и раньше, только не стараясь готовить с утра до вечера несносные борщи, делать которые она так и не научилась. Дарья решила, что детей вполне можно кормить и сосисками, и пельменями покупными, и даже печеньем, а иногда можно порадовать и готовой едой из фастфуда, когда уж совсем не было сил готовить. Бабушек-дедушек и тетушек, кто бы помог, не наблюдалось, потому Дарья безропотно сама тащила мальчишек. Олег появлялся, в лучшем случае, раз в месяц, иногда присылал деньги, но, по-хорошему, ни она, ни дети ему давно были не нужны, не интересны, в его жизни им не было никакого места.

Да и сами Сема и Тема про папу не спрашивали, не скучали, потому что его совсем не знали, ведь он сам не хотел их знать, так что противиться поздним визитам точно никто не собирался.

Конечно, все это рассказывать постороннему мужчине Дарья не собиралась, ограничившись банальным «объелся груш», заверив собеседника, что тот может приехать и все рассказать следователю.

Через полчаса раздался бодрый звонок в домофон.

Отправив мальчишек досматривать мультики, Дарья пригласила смущенного Сергея на кухню, налила ему крепкого чая, придвинула вазочку с печеньем и пытливо уставилась на него.

Тот нервно заерзал на стуле, косясь на огромного кота мейкуна Федю, который очень трепетно относился к своей хозяйке и ревновал ее ко всем существам мужского пола, потому сейчас буквально пожирал глазами нового знакомца, с ненавистью разглядывая Михайлова.

— Итак, я вас слушаю. — Дарья прогнала обиженного кота с кухни и даже прикрыла дверь в комнату.

— Извините еще раз, Дарья Николаевна. Наверное, мне не стоило приходить, — снова замялся Сергей.

Дарья вздохнула. Она устала, она безумно устала, а тут еще на ночь глядя огромный двухметровый мужик ведет себя как девочка-пятиклассница.

— Сергей, раз уж пришли, выкладывайте все, как есть. Это касается Потапова? Вы знаете, где он? — задала она наводящие вопросы.

— Да, то есть нет, — замотал головой Михайлов. — Это касается Потапова, но я не знаю, где он.

Он тяжело вздохнул, а потом как будто решился прыгнуть в ледяную воду и начал наконец рассказывать:

— Мы с Лехой давно знакомы, это он меня сюда на работу пригласил, — шумно повел носом Сергей. — Я его хорошо знаю, как я думал. Он был простой нормальный мужик, ну, футбол там, пиво на выходных выпить. Все как все. Ответственный, спокойный очень. А тут… — Сергей облизал сухие губы и сделал глоток чая.

Дарья его не перебивала, внимательно слушала.

— Все началось с того, как нас поставили на дежурство в этом Инженерном замке. Когда мы в Главном корпусе музея работали, все нормально было. А как этот проклятый замок появился, так все…

Михайлов замолчал, его ноздри раздувались.

— Мы три недели там сидим, пока выставка идет, и я каждый день считаю оставшиеся дни до закрытия. Если бы не такая хорошая зарплата, то давно бы ушел, даже убежал, но у меня ипотека и двое детей, где я такую работу еще найду, — он снова вздохнул. — Сначала первые дни все спокойно было, а день где-то на третий после ночного обхода подходит ко мне Алексей, такой злой и сердитый, и кричит, зачем я его пугаю и что за шутки такие дурацкие? Я абсолютно не понял, что с ним случилось. Говорю, что я на месте был, и ничего не знаю. Он мне не поверил, и всю оставшуюся смену на меня недовольно смотрел. Я пытался узнать, о чем он говорит, но тот молчал, а потом сказал, что ничего, ему померещилось. Однако на следующую ночь я, как обычно, проходил залы дворца, а тут… — Сергей снова нервно сглотнул, — а тут явно слышу мужские шаги, причем за мной. Тяжелые такие шаги, как будто в сапогах кто-то грохочет. Я остановился, принялся фонариком светить по сторонам, но никого не увидел. Я снова пошел, снова шаги за мной, причем в паре метров. Я включил свет в зале, но кроме картин никого там не было.

— А вам не могло показаться? — серьезно спросила Дарья.

Сергей отрицательно замотал головой.

— В том-то и дело, что нет. Я потом прибежал на пульт, принялся просматривать видео того зала, где я был. Но на видео был только я, больше никого не было, — Сергей снова заерзал. — Алексей тогда внимательно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Я тоже не стал распространяться, Сидорчук засмеял бы нас. Пару дней было все тихо, а потом я проходил по внутреннему дворику, была ночь, но луна была яркая, и у нас еще фонарь у входа, потому было довольно светло. Я проходил по двору, смотрел на темные окна дворца, как вдруг в одном из окон второго этажа сначала появилась искра, небольшая такая, а потом зажегся огонек, как будто свечи. И вдруг окно стало освещено, и я ясно увидел темный силуэт мужчины со свечой в руке. Он стоял у окна второго этажа и как будто смотрел на меня в упор. — Сергей снова заерзал, комкая в руках салфетку. — Мне стало очень страшно, просто волосы у меня на голове зашевелились. Ведь замок закрыт ночью для посетителей, здесь никого быть не могло. Причем второй этаж всегда закрыт, то крыло, где царские покои, сейчас закрыт для посетителей, туда нет входа. Около пару секунд был силуэт в окне. Я могу поклясться, что я его прекрасно видел, а потом он исчез как не бывало, в долю секунды — был и нету! Я кинулся внутрь во дворец, побежал по лестнице на второй этаж, прикидывая, какая комната это могла быть. Я обежал все комнаты левого крыла. Все были закрыты на замок, везде было пусто, везде слой пыли — туда никто не заходил очень давно. Когда я, испуганный и перекошенный, явился перед Потаповым, тот так серьезно на меня посмотрел и сказал, что я его не поймаю никогда!

— Кого его? Он знал, кто это был? — Следователь напряглась.

Михайлов судорожно кивнул.

— Он мне сказал, что уже видел в том же окне этот силуэт, но поймать его невозможно!

— Но почему? Кто это? — воскликнула Дарья.

— Это… Павел! — закивал головой Сергей.

— Какой Павел? Какая фамилия? — Дарья достала блокнот и приготовилась записывать.

— Павел Романов. — Сергей продолжал терзать бедную салфетку.

«Романов» вывела в блокноте фамилию подозреваемого Дарья.

— Романов? Подождите, какой еще Романов? — Она нахмурилась.

— Да, тот самый Романов. Павел Первый, император, — хмуро ответил Сергей.

Безбрежная нахмурилась еще больше и с негодованием посмотрела на Михайлова.

— Что вы мне тут сказки рассказываете? Вы хотите сказать, что вы видели в окне императора Павла Первого?

— Ну да, я вам об этом и говорю. Точнее, не его, а его призрак, — признался охранник.

Теперь заерзала Безбрежная, как же она сглупила, пригласила в свою квартиру, где сейчас находятся ее малолетние дети, психически больного человека, а то, что Сергей не здоров, он сам только что признался, нормальные люди галлюцинациями не страдают.

Дарья отшатнулась от него и принялась вспоминать, где у нее табельный пистолет и что придется делать, если этот детина сейчас нападет на нее.

Скорее всего, все эти мысли были написаны на лице следователя, так как Михайлов снова вздохнул и продолжил:

— Я знаю, о чем вы думаете! Я на вашем месте тоже бы не поверил в эту дикую историю! Я раньше тоже никогда не верил в мистику, призраков и прочую подобную чушь! И Алексей не верил! Но он тоже постоянно слышал разные шаги за спиной, стоны какие-то и фигуру в окне!

Дарья встала из-за стола и тихонько подошла к столешнице, надеясь достать из ящика кухонный нож. Хоть какая-то защита! Чтобы она когда-либо еще пригласила свидетеля домой! Да никогда больше!

— То, что это Павел был, мы потом узнали, у Клары Захаровны поинтересовались. Она старейшая сотрудница музея в Инженерном замке. Она нам после рассказала, что призрак Павла появляется в замке перед какими-то важными событиями. В начале двухтысячных в стенах дворца умер замначальника музея, плохо с сердцем стало — инфаркт. До этого целый месяц призрак Павла шумел, на глаза всем попадался. Перед Великой Отечественной и перед блокадой города тоже, судя по документам, его видели, — откусив кусок печенья, спокойно объяснил Михайлов.

Дарья поразилась его мнимому спокойствию, вроде бы нападать на нее не собирается, но нож в ящике стола она все еще нащупывала.

Безбрежная пожала плечами:

— А сейчас что Павлу надо?

— Так, вот же — ограбление произошло! — поразился ее непониманию охранник.

— А, ну да, ну да! — согласно кивнула следователь. — А как фамилия вашей Клары Захаровны? Я бы хотела с ней поговорить.

— Чадымова. Клара Захаровна Чадымова, она вам много про императора Павла расскажет, про строительство замка и про всю эту чертовщину, которая здесь творится.

Безбрежная записала в блокнот фамилию музейной сотрудницы и с любопытством взглянула на Михайлова.

— Было что-то еще? Как это связано с Потаповым?

— Да, было. Я вам хотел кое-что показать, я знал, что вы мне не поверите, я бы и сам в это не поверил. Вот, смотрите… — Сергей достал из кармана смартфон, потыкал в кнопки и придвинул экран к Дарье.

— Это видео я сделал пару дней назад, как раз в том зале, где висели похищенные картины. Тоже дело было ночью, сначала я увидел это сам, а потом хватило ума достать телефон и все снять на видео, а то бы никто не поверил.

Дарья уткнулась в экран телефона. Сначала было темно и непонятно.

Большой тронный зал тонул в полумраке, шторы на окнах были задернуты, потому картины освещались лишь тусклым светом фонарика в руках охранника. Тот, судя по отражению света, неторопливо проходил по залу, медленно рассматривая картины. Вдруг возле одной из них он остановился. Изображение задрожало, снова луч света вернулся к картине.

Дарья ближе приблизилась к телефону в нетерпении, теперь и она что-то заметила.

На большом огромном полотне был изображен царь Петр Первый в окружении сановников в пышных париках, в руке у царя был план будущего города, у ног его плескалась река Нева. Но не это заинтересовало следователя — она заметила, что на картине лицо царя как будто ожило, голова повернулась набок, на губах из ниоткуда возникла живая улыбка, глаза сверкнули безумным блеском.

Дарья от изумления взвизгнула и уронила телефон на пол, с удивлением уставившись на Сергея.

— Вы это тоже увидели? Правда? — ничуть не удивился тот. — А я, представьте себе, эту чертовщину вживую видел, там на месте чуть не поседел от увиденного, — он покачал головой.

Дарья все еще не могла прийти в себя. В голове крутился рой мыслей.

Фотошоп? Видеомонтаж? Но она же сама только что видела, как нарисованный Петр Первый крутил головой на картине.

— Как эта картина называется? — тонким голосом, совсем не похожим на ее, прошептала она.

— Венецианов «Петр Великий. Основание Петербурга», ее тоже украли, — спокойно ответил Михайлов, попивая чай и закусывая вкусным печеньем.

— Мама, что случилось? Мы слышали крики! Ты упала? — на кухню заглянул взъерошенный Тема.

— Нет, все нормально. Я просто палец порезала, — солгала сыну Безбрежная.

Тот важно кивнул, взглянул на Сергея и испарился в недрах своей комнаты.

— Но это еще не все, — таким же спокойным тоном заметил Михайлов.

Дарья громко вздохнула.

— Что еще? Пришельцы с Нибиру? Аннунаки? Екатерина Вторая? Кого вы еще там видели? — с сарказмом заметила она.

Михайлов надулся и обиженно заметил:

— Нет, не Екатерина и не пришельцы, а вот Алексей мне вчера сообщил, что он снова видел призрак Павла, и тот… показывал пальцем на те картины! Вот так вот! — Его глаза задорно блестели, он выпил чашку чая и внимательно посмотрел на хозяйку.

Страницы старой книги… 20 апреля 1314 года. Не пятница, среда

Во дворце Наместника Бога на земле, Папы Климента Пятого, в тот день было многолюдно. Слуги носились по коридорам дворца в панике, самые лучшие лекари и знахари просиживали у постели умирающего понтифика.

Не прошло и сорока дней с момента казни Великого Магистра, как у Климента Пятого сильно разболелся живот. Не помогали ни магические травы с берегов Персидского моря, ни порошок «эликсир жизни», приготовленный из толченых египетских мумий, ни сок из высушенной кожи лягушки, которая умерла ненасильственной смертью в полнолуние, ни ежечасное пускание крови.

Лекари все сбились с ног, но стоны и вопли понтифика раздавались и днем, и ночью, были слышны во всем Париже.

В городе снова начали говорить и вспоминать о страшном проклятии, и для папы Климента Пятого предложили лечиться самым надежным средством — толчеными изумрудами.

Согласно легенде, считалось, что изумруды способны избавлять от любых проклятий и порчи, знахари вспоминали изумрудную скрижаль Гермеса Трисмегиста. А чтобы убрать ужасное проклятие — необходимо было много, очень много изумрудов. Ведь это не рядовая хиленькая порча, а ужасное проклятие казненного Магистра.

В перерывах между стонами и мольбами, захлебываясь от кровавой пены, Климент был согласен на все. Он обещал озолотить лекарей, осыпать их золотом и драгоценными камнями, если они спасут его, а тем более был готов съесть парочку толченых изумрудов.

Однако изумруды не спасли Климента Пятого от возмездия, и уже к вечеру 20 апреля он умер в страшных муках в лужах кровавого поноса.

Лекари развели руками, возможно, понтифик переволновался и со страху съел слишком много изумрудов, больше, чем нужно. Но это средство все равно продолжало считаться уникальным. Несмотря на смерть понтифика, проклятие было снято. Так считала официальная медицина XIV века.

Но на этом проклятие не успокоилось, ночью во время грозы молния ударила в Нотр-дам-де-Пари, где находилось тело мертвого Папы. Начался страшный пожар, наутро от тела остались лишь обгорелые головешки.

И лишь один молодой парень Этьен, бывший оруженосец одного из самых влиятельных и могущественных орденов Франции, знал, кто устроил этот пожар и каким именно ядом был отравлен Папа Климент.

Ведь, как говорится, на Бога надейся, но возмездие нужно брать в свои руки.

Санкт-Петербург. Наши дни

Следователь Дарья Безбрежная с самого утра пришла в Михайловский замок. Прозвучавшая вчера дикая мистическая история все еще витала в ее мыслях, не давая сконцентрироваться.

Призраки, императоры, Петр Первый, смеющиеся картины — со всем этим нужно было что-то делать.

А в первую очередь поговорить со свидетелями.

— Добрый день, Клара Захаровна. Я следователь Дарья Безбрежная, я бы хотела задать вам пару вопросов. — Дарья продемонстрировала удостоверение.

Перед ней сидела маленькая сухонькая старушка с фиолетовыми крашеными кудрями. Дарью всегда удивляло, зачем бабульки красят волосы в такой оригинальный цвет.

Чадымова подняла на следователя свои васильковые глаза, взглянула исподлобья и промямлила:

— Если вы по поводу случившегося ограбления, то я о нем ничего не знаю. По ночам я обычно сплю в своей кроватке, — усмехнулась она. — Жаль, что давно нет никого, кто бы мог это подтвердить.

«А бабулька не так проста, как кажется», — подумала про себя Дарья.

— Нет, не только про ограбление, а про сам Инженерный замок я бы хотела у вас узнать.

— Про Инженерный? Михайловский замок? — явно удивилась старушка. — А что именно? Сейчас в интернете можно узнать что угодно, тем более про нашу достопримечательность, — с достоинством приосанилась Чадымова.

— К сожалению, в интернете не все есть, — притворно вздохнула Дарья.

— Например? — В глазах Клары Захаровны зажегся огонек.

— Например, кто по ночам пугает здесь охранников, — жестко ответила следователь.

— А вы про это!! Про Павлика?! — улыбнулась старушка.

— Вы его Павликом называете?

— А как его еще называть? Все-таки вам донесли уже? Я думала, они постесняются про это рассказывать.

— Как вы видите, не постеснялись. Расскажите и вы тоже.

— Ну, хорошо. В это можно верить — можно не верить, но у нас в замке уже есть десятки свидетелей, адекватные взрослые люди, в том числе и ваша покорная слуга, которые кое-что странное видели и слышали в залах дворца. Особенно в последнее время.

— Вы действительно верите в призраков? Должно же быть рациональное объяснение. Не может же дух покойного императора Павла тут гулять по ночам? — Дарья пыталась достучаться до разума музейной работницы.

— Может — не может, но кто-то же здесь ходит! Стучит сапогами, бьет чем-то тяжелым по полу, выключает свет, двигает картины — много еще чего, — нахмурилась старушка. — Мы об этом в музее почти не рассказываем, уже привыкли, а вот новички часто пугаются, — она развела руками.

— Бред какой-то! Не привидение же умыкнуло семь картин?! — вскричала Даша.

— Не знаю я, кто умыкнул картины. Я сразу вам об этом сказала, — насупилась Чадымова.

— Хорошо, о’кей, на минуту допустим, на минуту — что на самом деле призраки существуют, и один из них появляется здесь, но что ему здесь надо? Почему он вот уже триста лет здесь ходит? Что ему нужно?

— Так, ясно дело, что! Он сокровища свои охраняет! Павел Первый и после своей смерти защищает священные реликвии ордена тамплиеров!

Следователь Дарья Безбрежная схватилась за голову. Неужели все свидетели в этом деле чокнутые?!!

Страницы старой книги… 1314 г. Париж

Изабелла французская, больше известная как Французская Волчица, никому и никогда не показывала своих слез. Ей рано пришлось повзрослеть, из хрупкой девочки-красавицы, любимицы отца Филиппа Красивого, она превратилась в сильную жестокую волчицу, с мнением которой теперь считались и во Франции, и в Англии.

Ее в свое время ради политических интересов и для союза враждующих стран отец выдал замуж за принца Уэльского, будущего короля Англии Эдуарда Второго. Сначала она радовалась, мечтала о крепких отношениях с супругом — еще бы, такая красавица, как она, не может не понравиться будущему королю. Но реальность оказалась плачевной. Будь она хоть сто раз красавица и умница, но понравиться королю Эдуарду было невозможно. Его сердце, ум и тело были прочно заняты, и ладно бы другой красавицей — фрейлиной или придворной дамой. Изабелла, насмотревшись в детстве и юношестве на развлечения Фонтенбло и Версаля, была вполне лояльна к флирту и изменам короля. Но к такому даже жизнь в Версале ее не приготовила.

Эдуард был влюблен в своего фаворита мужского пола Хью Диспансера и посещать спальню жены Изабеллы даже не собирался. Красавица кусала губы от обиды, негодования и ненависти, но ничего с этим не могла поделать. Даже когда для рождения будущего наследника Эдуард все-таки посетил ее спальню, даже тогда он пришел не один, а с любимым фаворитом.

При воспоминаниях о той ночи Изабелла каждый раз вздрагивала и в ужасе прикрывала пылающие щеки руками. Но дело было сделано — желанный наследник престола Эдуард Третий был зачат.

Все свои обязательства по отношению к жене Эдуард Второй считал выполненными, и теперь мог, абсолютно ничего не стесняясь, заниматься своей бурной нетрадиционной любовной жизнью. Король не пропускал ни одного привлекательного парня, будь тот даже простолюдин, слуга, каменщик или трактирщик. На своих фаворитов король тратил баснословные деньги, в то время когда законная супруга скучала одна в своих покоях.

Не получив никакой любви и семейного счастья, Изабелла решила разрушить и личную жизнь своих невесток. Ее три брата — наследники престола и сыновья Филиппа Красивого — Луи, Филипп и Карл были женаты на бургундских принцессах Маргарите Бургундской, Бланке и Жанне. Только Жанна была счастлива в браке, ее отношения с принцем Филиппом были вполне безоблачны, в них царила любовь и гармония.

Маргарита же Бургундская обладала взрывным темпераментом и острым язычком, за что ее сразу же невзлюбила Изабелла. Маргарите было скучно с занудой Людовиком, и очень скоро она нашла ему замену.

В Нельской башне, одной из сторожевых крепостных башен в Париже, Марго проводила весело время с одним из самых известных красавцев города — Готье д’Оне. Позднее к ним присоединилась и веселушка-хохотушка Бланка и брат Готье — Филипп д’Оне.

По Парижу поползли слухи, поговаривали, что своих любовников, коих у Маргариты было не счесть, после ночи любви скидывали из окон Нельской башни прямо в Сену.

Изабелла встряхнула головой, она знала, как можно было вывести на чистую воду порочных сестер-изменщиц. Они изменили не только своим мужьям, но в их лице всему королевскому роду, то есть всей Франции.

В замке давали пышный и великолепный пир, где собрались знатные люди всего королевства. Во время танцев Изабелла заметила весьма приметные кошели, расшитые золотом и драгоценными камнями, у дворян братьев д’Оне. А ведь именно эти кошели были совсем недавно преподнесены в дар своим невесткам. Изабелла сразу узнала свои подарки и прямо с празднества отправилась напрямую к своему отцу королю Филиппу Красивому.

— Монсеньор, отец, разрешите мне сообщить о недостойной измене, о предательстве, о поступке, которому нет и не может быть прощения, — в слезах Изабелла кинулась в ноги короля.

— Дочь моя, что случилось? Кто посмел обидеть будущую королеву? — нахмурился Филипп.

— Нет, не меня обидели, а весь наш древний род Капетингов, обидели память наших предков, всю королевскую власть, — рыдая, прошептала принцесса.

Филипп подскочил с трона, кивнул советникам, чтобы те вышли и оставили ее с дочерью наедине.

— Королевские невестки Маргарита Бургундская, Бланка Бургундская и Жанна, все они под покровом ночи и дня имели любовную связь с другими мужчинами. Они предавались разврату втайне от своих венценосных супругов, — полушепотом ответила Изабелла.

Филипп побледнел, обвинение было весьма суровым.

— Вы уверены, дочь моя? Я в курсе, что вы ненавидите весь дом Бургундских правителей, особенно вам не по нраву Маргарита. Но безосновательно бросаться такими обвинениями… — сурово произнес он.

— Не безосновательно! Я могу доказать! — с вызовом ответила дочь. — Спросите у своих невесток, сир, где мои подарки, кошели, расшитые золотом, нитью и самоцветами, намедни я отправила им дорогие дары от моего имени! Спросите, сир, и вы узнаете всю правду! — поклонилась она.

— Пойдем сейчас же! — Король чуть ли не с силой потащил Изабеллу в покои Бургундских принцесс.

Сами же виновницы скандала смеялись и веселились, и даже на потеху играли в куклы, каждая из которых изображала персонаж из королевской семьи.

— А Филипп тогда говорит: «Сожгите, сожгите всех тамплиеров! Немедля!» — подражая низкому гортанному голосу короля, шутила Маргарита.

Ее сестры от смеха просто катались по полу, до того похоже у нее выглядел сам Филипп Красивый.

Задыхаясь от смеха и восторга, девушки и не заметили, как открылась дверь и на пороге застыл сам король Филипп собственной персоной, он как раз-таки услышал последнюю фразу Маргариты.

Одна из служанок вскрикнула от удивления и зажала рот рукой.

Принцессы посмотрели в сторону нахмуренного Филиппа и тоже вздрогнули от неожиданности и приближающейся в его лице опасности.

— Ваше Величество, — первой вышла из ступора Жанна и низко поклонилась королю.

Ее сестры мгновенно оттаяли и тоже низко склонили головы.

— Смешно вам, принцессы? — точно таким же низким и суровым голосом, какой пыталась изобразить Маргарита, осведомился король.

Девушки боялись поднять головы и встретиться с ним взглядом.

— Скажите мне, где ваши подарки, те кошели, расшитые золотом, что преподнесла вам в качестве доброй воли принцесса Изабелла? — Голос Филиппа звенел от негодования.

В глазах Бьянки заплескался ужас, Маргарита подняла голову и столкнулась взглядом с красавицей Изабеллой, на губах которой виднелась змеиная улыбка.

Принцессы Бургундии поняли, что им пришел конец, что они обречены.

Так и произошло, Маргариту и Бьянку Бургундскую заточили в мрачный замок Шато-Гайар в Нормандии за измену королю и всей Франции, за государственную измену и оскорбление короны. Жанну, которая знала о факте прелюбодеяния, но не донесла королю, а покрывала своих сестер, ее приговорили к пожизненному сроку в замке Дурдане.

Самим горе-любовникам братьям д’Оне повезло и того меньше, два молодых и красивых шевалье сперва были колесованы, с них заживо содрали кожу, облили кипящим свинцом, затем обезглавили и протащили по улицам и оставили гнить в течение недель. Половые органы, «орудие преступления», отрезали и бросили собакам, чтобы другим было неповадно.

Выяснилось, что королевский адюльтер длился более четырех лет, значит, дочь короля Людовика Жанна, которой было три года, вполне могла быть зачата от Филиппа д’Оне, и тогда никаких прав на корону не имеет.

Вот так изменчивый нрав Бургундских принцесс привел к череде непоправимых событий в истории всей Франции, к прерыванию династии Капетингов и началу Столетней войны.

Санкт-Петербург. Наши дни

— Вот ты мне скажи, Володя, как можно украсть семь бесценных картин, не оставив практически ни одной зацепки, ни одной улики, — задумчиво проговорила Дарья, смотря в окно на бушующую внизу набережную Невы.

Оперативник Владимир Шестаков, который в этот момент составлял список всех антикварных салонов города, с удивлением посмотрел на следователя.

— Дарья Николаевна, рано расстраиваться, я еще не всех антикваров обошел!

— Да бесполезно это, уже три дня после кражи прошло. Время уже упущено, если картины и попали к частному коллекционеру — то их никогда и не найдешь теперь.

— Из страны их вывезти не могли, все таможни оповещены, все аэропорты!

— Ой, как будто ты не знаешь, как это делается! Они вполне могут быть на другом краю света. И ни одной улики, и Потапов этот потеряшка тоже!

— Да, улик нет, как будто картины призраки утащили! — рассмеялся Владимир.

Дарья закатила глаза.

— Скажешь тоже, призраки. Мне наш полковник Спиридонов уже намылил шею за это дело, не буду же ему про блуждающий дух императора Павла рассказывать!

Шестаков прыснул от смеха, представив, как задымится лысина у Валентина Сергеевича, если доложить ему про мистику в замке.

— Да, дела. С женой Потапова связь держите? — спросила Дарья. — Может, она его покрывает, у себя прячет?

— Да нет, она сама в шоке, плачет, мужа ищет. Так сыграть роль безутешной супруги ни одна гениальная актриса не может. Глухо тут!

— Все равно, приглядывайте за ней, она может вывести на нашего потеряшку.

Шестаков согласно кивнул.

— Там, у их дома, наши люди давно караулят. Может, кто и объявится.

— Может быть, все может быть… — протяжно потянула Дарья.

В этот момент зазвонил служебный телефон.

Радостный дежурный Спицын громко оповестил:

— Эх, повезло тебе, Безбрежная. Нашелся твой Потапов, вон все сводки его физиономия украшает!

— Нашелся? Где? Как? Я выезжаю, — заспешила Даша, застегивая на ходу пиджак.

— Да не спеши ты, он вам теперь ничего не сообщит — мертвый твой Потапов, — разочарованно сообщил дежурный. — Но рядом с ним кое-что интересное есть!

— Я поняла, выезжаю, — кивнула Дарья и, захватив с собой Шестакова, направилась к входу.

Страницы старой книги… 29 ноября 1314 года. Не пятница, вторник

Быстроногая лань легко и грациозно убегала от своры преследующих ее собак. Королевский ловчий звучно протрубил сигнал к началу охоты. Профессиональные загонщики знали свое дело. Весь королевский двор, включая несметную личную свиту Филиппа Красивого, более двухсот человек благороднейшего сословия, не считая мелкую челядь и приближенных, все предвкушали необыкновенное развлечение.

Филипп любил азарт, любил охоту, любил собственноручно прицеливаться и убивать дичь, а потом, наблюдая за конвульсиями жертвы, добивать свирепого вепря или раненую косулю.

Загонщики гнали испуганную лань прямо на свиту короля, Филипп прицелился из лука и хладнокровно ждал, когда животное приблизится к охотникам.

Вот уже слышен стук копыт, вот уже первые гончие, любимые псы Филиппа, выбегают на поляну, где затаилась свита.

Филипп поднял лук, вскинул руку, указывая на приближающую к нему лань, и в эту самую секунду он рухнул, как подкошенный, с коня вниз головой.

Лань проскакала мимо, не получив ни одной стрелы, свора собак, преследуемая загонщиками, следом за ними, а к королю подскочили придворные.

Но было уже поздно. Филипп был без сознания, еще около месяца он находился в бреду между жизнью и смертью, а умер в своем королевском замке, перед кончиной все повторяя последние слова Жака де Моле.

Удар потряс его, в один миг остановив сердце Капетинга.

И пока вся королевская свита охала и оплакивала монарха, один мелкий оруженосец, который на охоте был младшим смотрителем за собаками, знал, что ядовитый сок тысячелистника, по рецепту ордена храма, способен за долю секунд останавливать сердце.

Ведь Жак де Моле и другие казненные рыцари должны быть отомщены, ведь сила проклятия в тех, кто его соблюдает.

У Филиппа Красивого — короля Франции — было три сына и красавица дочь. Казалось бы, его род не прервется, есть, кому продолжить королевскую ветвь. Но проклятие магистра тамплиеров покарало их всех.

Все сыновья и внуки Филиппа скончались между 1314-м и 1328-м. Дочери либо умирали в младенчестве, либо были бесплодными. Всего за четырнадцать лет с момента гибели Моле династия Капетингов прекратила существование — после трехсотлетнего периода правления.

А виной тому было проклятие магистра, злой рок или тайные преступники-храмовники, которым удавалось отравлять венценосных особ — история умалчивает.

Санкт-Петербург. Наши дни

Служебный автомобиль лихо несся по серым и невзрачным улицам города. Дарья смотрела в окно на нудный непрекращающийся дождь и все не могла найти ниточки, подергав за которые легко можно было найти пропавшие картины русских художников девятнадцатого века.

— Эх, Дарья Николаевна, опять мистика какая-то, — только услышав адрес, где был обнаружен труп Алексея Потапова, сообщил оперативник Шестаков.

— Почему мистика? — удивленно подняла на него глаза Безбрежная.

— Так это в Ротонде труп нашли! — безапелляционно сообщил оперативник.

— В Ротонде? — снова удивленно переспросила следователь.

— Да, в Ротонде, в той самой на Гороховой, — торопливо пояснил Шестаков.

— Да, я что-то такое о ней слышала, — неуверенно произнесла Даша.

Теперь настал черед удивляться Шестакову:

— Николаевна, ты что? Не знаешь про Ротонду?! Это же одно из самых мистических мест Петербурга!

— Я не увлекаюсь мистикой, — буркнула Безбрежная, ей было стыдно, что оперативник больше знает о ее городе, чем она сама. — И до этого дела мне мистика в расследовании никогда не попадалась!

— Зато теперь попалась в полном размере, — лукаво ухмыльнулся Шестаков. — Ну что, приехали, вылезай. Наши уже все здесь.

Следователь Безбрежная вышла из служебной машины. И правда, у обычной парадной на улице Гороховой с ноги на ногу переминался полный криминалист Леша Одывалов и медэксперт Антон Овечкин в дорогом импозантном пальто.

Шестаков поздоровался с коллегами.

— Ты что это как на праздник вырядился? — обратился он к Овечкину, выразительно оглядывая его роскошный наряд.

— Для меня работа всегда праздник, — ухмыльнулся тот. — Меня звонком с работы с тещиного дня рождения выдернули. Повезло, так повезло! Даже переодеться не успел, так спешил от драгоценной Изольды Максимовны срулить, — снова разулыбался он.

— Да уж, любишь ты свою тещу! — влез в разговор Михалыч.

— А ты мою полюби, попробуй!

— А твои как дела, Володь? Я слышал, Джек у тебя занемог!

Шестаков помрачнел, немецкая овчарка Джек был его хорошим преданным другом, но несколько дней назад сильно заболел.

— Джека вчера похоронили.

— Ой, не знал, сочувствую.

— Все нормально, — Шестаков пожал ему руку.

Даша подошла к опергруппе, поздоровалась:

— А что вы тут жметесь, не заходите?

— Да мы только что приехали, за минуту до вас! Где там ваш труп, показывайте, — Антон Овечкин выразительно взглянул на Володю.

— Тьфу-тьфу, пока еще не наш труп, пошли.

Все зашли в полутемную парадную и сразу же будто попали в другой нереальный мир.

— Ничего себе, — аж присвистнул от удивления Шестаков.

Действительно, было чему поражаться.

Снаружи это был обычный фасад в стиле раннего классицизма, каких много в Северной столице, а вот за парадной дверью таилась настоящая архитектурная жемчужина. Перед глазами изумленной Безбрежной открылись настоящие мраморные колонны, ажурные винтовые лестницы, более подходящие для средневекового замка, арки, а точнее арочные перекрытия, и купол, служащий антитезой куполам христианских храмов.

— Ничего себе у них лестница! — задрав голову, промолвил Шестаков.

— Сам ты лестница! — отозвался Овечкин. — Правильнее будет назвать Ротонду самостоятельным помещением с винтовой металлической лестницей, украшенной шестью колоннами, поддерживающими площадку верхнего этажа.

— А ты, видать, подготовился, когда от тещи ехал, — огрызнулся Володя.

Дарья разглядывала металлические ступени, которые вели на третий этаж, что интересно, второй этаж здесь отсутствовал, и лестничная площадка огибала по кругу всю Ротонду. На третьем этаже было несколько квартир с металлическими дверями, а само помещение Ротонды было завершено высоким куполом.

— Ты еще главного не узнала! — улыбнулся ей Овечкин. — Закрой глаза и слушай.

Даша послушно зажмурилась и тут вздрогнула от удивления.

Голос эксперта, стоявшего у противоположной стены Ротонды, раздался прямо у ее уха. Девушка от неожиданности ойкнула и открыла глаза.

— Здесь поразительная акустика, — шепотом произнес Антон с другой стороны лестницы, но его шепот был слышен во всем помещении, каждый звук как будто звучал в голове.

— Вы тут так и будете развлекаться, или все-таки займемся тем, за чем мы сюда приехали и за что нам деньги платят? — спросил Одывалов, и его слова тоже разнеслись по всей Ротонде.

— Зануда, — тихо промолвил Шестаков.

— Я все слышу! — улыбнулся Михалыч. — Где там ваш труп?

— Два трупа, — из-за колонны раздался голос молодого полицейского.

— Два — это уже интересно, — коротко кивнула Даша и прошла вперед.

В самом центре мистической парадной, аккурат на старом железном люке, безжизненно лежали два человека. На первый взгляд они как будто спали — бледные лица, сжатые губы, но неестественно застывшие позы говорили о том, что эти люди уже давно мертвы.

Первого высокого здоровяка с волевым подбородком Дарья сразу узнала по фотографиям Алексея Потапова, второй был щуплый молодой парнишка лет двадцати с едва пробивающейся щетиной на щеках.

Безбрежная наклонилась к телам, над которыми уже колдовал Антон Овечкин:

— И что это с ними? — поинтересовалась следователь.

— Я только приступил, но на первый взгляд у обоих большая потеря крови, причем, я бы сказал, критическая. Сейчас я проведу парочку тестов и точно смогу сказать, что с ними. Но, Дарья Николаевна, обратите внимание сюда, — он приподнял руку молодого парня и показал еле заметный след на обратной стороне локтя. — Уверен, что у второго товарища точно такой же след.

— А что это может быть?

— Я думаю, это след от инъекции, какого препарата, пока не скажу! — Антон вернулся к работе.

— А кто второй потерпевший? — спросила следователь.

— Вон, у полиции спроси, у них найденные личные вещи, да и свидетель, кажется, имеется. Но ты самого главное не видела! — Его глаза победоносно блеснули.

— Что еще? — Даша только собиралась отправиться к свидетелю, как услышала крик Овечкина, она все еще не могла привыкнуть, что здесь любой звук раздается таким эхом. Акустика явно мистическая!

— И что же я еще не видела?

— А вот. — Овечкин подвинул к следователю темную спортивную сумку, из которой виднелся круглый тубус для карт или рисунков, с такими часто ходят студенты художественного училища. — Эта сумочка лежала аккурат между нашими жмуриками.

— Это? Это? — Дарья не верила своим глазам. — Неужели?

— Пока не открывали, отпечатки нужно снять. Я сейчас здесь все закончу и вместе откроем.

— Ну, Антоша, давай сейчас откроем, мои пальчики у тебя же есть! — Безбрежная сложила руки в молитвенном жесте.

— Ну, ладно, — смилостивился тот. — Только перчатки надень, будь добра, и мне не мешай.

Овечкин медленно поправил свои перчатки, аккуратно достал из сумки тубус и неторопливо принялся отвинчивать крышку тубуса.

Даша от нетерпения кусала губы, он что, издевается?

Но наконец крышка была снята, полотно достали на свет, раскрыли, и перед изумленной следственной группой предстал Венецианов Алексей Гаврилович «Петр Первый. Основание Петербурга». Но не сам факт нахождения картины ошеломил присутствующих — на картине был нарисован не тот Петр, что совсем недавно украшал картину на выставке. Теперь черты лица царя изменились, посадка головы, глаза, губы — все было другое. Плюс, как отметила Дарья, на заднем фоне изменился и пейзаж. Но больше всего следователя напугало другое — нынешнее лицо Петра как раз напоминало то, что она видела в смартфоне Сергея Михайлова, тот самый лик, что так напугал охранников во дворце.

— А царь-то ненастоящий! — прошептала Дарья, но ее слова разнеслись по всей Ротонде и стали слышны всем находящимся здесь.

Замок Шлезвиг-Гольштейн-Зонденбургских. Священная Римская империя германской нации, конец XVII века

— О, великий герцог, великий Фридрих, новости неутешительные. Надо что-то делать с соседями. — Главный советник Иоганн Штессель покорно поклонился великому герцогу Священной Римской империи германской нации.

— А что там с соседями? — пытаясь сдержать зевок, осведомился правитель. — Ты снова про шведов начнешь мне говорить?

— Не только про шведов, но и их покарать тоже нужно — их государство уже существенно начинает наступать на наши владения, да и владычество их на Балтике через пару десятилетий можно будет считать случившимся фактом, если мы не предпримем мер, — вкрадчивым голосом сообщил Иоганн.

Фридрих задумался, действительно Шведское государство наступало на пятки Имперскому льву.

— Одним нам их не победить, у шведов хороший флот, наших сил не хватит! — закивал Штессель.

— Отправь послов к Габсбургам, в Ганновер, нужно будет обдумать предстоящую коалицию. Что-то еще? — Фридрих недовольно скривился, он давно мучился желудочными коликами и обсуждать сейчас что-то еще был не склонен.

— Да, есть еще. Есть еще государство, намного сильнее, могущественнее и непредсказуемое, чем Швеция. Государство, способное стать самым главным врагом для всей Европы. Необозримое количество ресурсов, людской силы, древесины, меди — оно способно завоевать нас всех, если захочет, конечно, — тон Иоганна стал злой и жесткий.

— О каком государстве ты говоришь? — удивился Фридрих. Кроме возвеличенной Швеции, он не видел врагов для империи.

— О Московии! — выразительно поднял палец вверх Штессель.

Великий герцог от души рассмеялся.

— Эти дикие варвары, эта заснеженная далекая страна. О чем ты?! Они не способны у себя навести порядок — бородатые дикари! — Он брезгливо сморщился, поднеся к носу белоснежный платок, высморкался в него.

— Я согласен с вами, Ваша Светлость, что они дикари, но до сих пор сильна память о их мощи, величии и отваге. Они сильны верой и духом, практически непобедимы. Все мы помним царя Московии Ивана Васильевича Ужасного, помним заслуги московитян в Ливонской войне, как они разгромили силы Ливонского ордена, все военные стычки они выигрывали. Вспомните битву с рыцарями на озере Чудь. Все притязания нашей короны на земли Великого Новгорода, на Ингерманландию — все они отстояли. Нельзя списывать Московию со счетов, страна сильная, огромная, богатейшая… — Последние слова он процедил с лукавой улыбкой.

— Кто там сейчас у них правит? — задумался Фридрих, действительно слова Иоганна заставили его по-другому взглянуть на восточных соседей.

— После смерти царя Алексея Михайловича, кстати, поговаривают, что его бояре, местные сановники, отравили, так вот, после его смерти трон достался сыну Петру Алексеевичу. Молодой царь пытлив умом, любознателен, энергичен, хочет свершить великие дела. Интересуется науками и диковинками разными!

Фридрих на несколько минут задумался, принялся ходить по холодной комнате замка, но потом удивительная идея пришла к нему в голову, он довольно хмыкнул и потер от нетерпения руки:

— Великие дела, говоришь! Мы поможем ему с великими делами! Я знаю, как решить нам проблему и с шведами, и с русскими. Пусть сами себя сожрут, как пауки в банке. Садись, пиши секретную депешу в Амстердам, к нашим людям в Холланд…

Фридрих Людвиг, герцог Шлезвиг-Гольштейн-Зондербургский, потер руки, ведь он придумал такой план, который способен изменить жизнь и мироустройство практически половине земного шара. Если все получится — то о последствиях этого гениального решения будут спорить еще сотни лет.

Но все должно быть в полнейшей секретности, за нарушение вышеизложенных планов или за их разглашение есть только одно наказание — смерть, независимо от чинов и привилегий.

После написания секретной депеши главный советник великого герцога Иоганн Штессель, много лет служивший империи, был повешен на крепостной стене замка Шлезвиг.

Санкт-Петербург. Наши дни

— Ничего себе, у нас тут веселые картинки! — через плечо заглядывал на найденное полотно Венецианова оперативник Владимир. — А других картин тут не было? — Этот вопрос уже адресовался молоденькому полицейскому, топтавшемуся возле колонны.

Тот отрицательно замотал головой.

— Нет, не было. Точно не было.

— Значит, ищем еще шесть, — шуточно загнул палец на правой руке опер.

— Надо еще проверить подлинность этой картины, — осадила его следователь. — Тут изображение отличается от оригинала.

Она с сомнением рассматривала полотно.

— Личность второго убитого удалось установить? — наконец задала она вопрос. — Какие личные вещи при нем обнаружены?

— Телефон в кармане был, но запаролен, войти туда не смогли, — бодро ответил полицейский. — А личность убитого, так его тут все знают, это Иван Трифонов, он консьержем тут работал.

— Тут это где? В подъезде? — спросила Дарья.

— Тут, в Ротонде, консьержем и экскурсоводом. Место здесь очень известное, народу много ходит — вот местные жители и скинулись, завели себе консьержа, чтоб за порядком смотрел, про Ротонду рассказывал. Здесь, знаете, раньше какой бардак был — все стены изрисованы, желания тут писали, все исписано, нагажено, перила побиты, а теперь тишь да гладь.

— Ага, божья благодать и два трупа, — ухмыльнулся Шестаков. — Кто тела обнаружил?

— Вон, свидетель с третьего этажа, из тридцать второй квартиры.

Из-за колонны вышел благообразный седой старик с прямой спиной и военной выправкой в старомодном бархатном пиджаке.

— Яков Борисович Савельев, — чинно поклонился он следственной группе. — Здесь все слышно, потому я сам вышел.

— Яков Борисович, вы здесь живете? — Дарья кивнула на третий этаж.

— Так точно, вот уже сорок лет живу в этом доме. Все про Ротонду нашу знаю. Много всякого непотребства тут было — и окна били, и песни по ночам бакланили, но убийств… тьфу-тьфу, не было.

— Расскажите, когда и при каких обстоятельствах вы нашли тела?

Старичок приосанился, пожевал сухие губы и ответил:

— Мне в последние годы не спится. Я потому и завел Фике, чтоб вместе гулять.

— Фике? — удивленно переспросила Даша.

— Да, русский спаниель Фике. После смерти жены мы с собакой одни тут остались. Так вот, сегодня, извините, по важным собачьим делам мы вышли около семи утра. Я на часы не смотрел, но примерно семь десять — семь пятнадцать. Спускаясь по лестнице, я сразу же увидел, что на люке что-то лежит, точнее, кто-то. Я подошел, узнал нашего Ваню, консьержа, второго мужчину я не знаю. Проверил пульс, его не было, потом сразу же вызвал полицию. Вот, в принципе, и все, — Савельев развел руками.

— А собачка ваша сейчас где? — спросил Шестаков.

— Так, дома. Я сразу же ее домой забрал.

— Вы сегодняшней ночью что-нибудь слышали странное? Звуки? Голоса? Шум драки? — спросила следователь.

— Так это же Ротонда, тут каждую ночь все странное слышится. И звуки, и голоса, и много всего. Это мистическое место, тут и желания загадывают, и Сатану вызывают, и стихи читают, для этого Ваня тут и сидел.

— А ночью тоже бывали экскурсии? — спросил Володя.

— А как же, ночью самое оно мистикой заниматься. Жемчужина «Мистического Петербурга» — прогулка в ночную Ротонду, — важно кивнул Яков Борисович.

— А откуда экскурсии были? От определенного туроператора или как можно было сюда попасть?

— Этого я не знаю, Ваня сам всем этим занимался. К нему по интернету как-то обращались, заявки писали. Точно вам сказать не могу. Мы уже все соседи привыкли, что по ночам тут вечно что-то происходит, потому даже и подумать не могли… — старик покачал головой.

— Скажите, а чем вы занимаетесь? Работаете?

— Я сейчас на пенсии, а так всю жизнь ветеринаром проработал, живность всякую люблю — кошек, собак. Кстати, тут несколько дней назад ночью, я вспомнил, такой вой стоял, прямо нечеловеческий, звериный. Но я не вышел, испугался, — покачал головой старик.

— Когда вы трупы нашли, вы что-то странное, может, увидели или услышали? — поинтересовалась Безбрежная.

— Вы знаете, да, кое-что было — я, когда их нашел, начал пульс у Вани проверять, так вот, какой-то запах был, такой очень знакомый запах, я его уже чувствовал, — принялся вспоминать подробности Яков Борисович.

— Может быть, духи? Одеколон? Мужской парфюм? Женский? — оживился Шестаков.

— Нет, явно не духи, но очень знакомый запах. Я постараюсь вспомнить! — пообещал старик.

— Да, Яков Борисович, я вас попрошу, если что-то вспомните, сразу же мне сообщите, — попросила Дарья Николаевна. А почему у вас при входе в парадную видеокамер нет? Все-таки в двадцать первом веке живем! Любая парадная в Питере с камерами, а тут практически центр города!

— Вы знаете, все поражаются, но мы, сколько ни устанавливали здесь камеры, постоянно что-то с ними случается, ни одна камера более суток не продержалась — то сама без каких-либо причин из строя выходит, то шпана откручивает! Мистика какая-то!

— Действительно, мистика! — Дарья покачала головой, она уже привыкла, что все это дело о похищении картин из сокровищ «Эрмитажа» наполнено чертовщиной и странными пугающими совпадениями.

— А кто еще у вас тут в подъезде живет? — спросила она.

— В тридцатой квартире Игнатовы, но они вот на днях в отпуск уехали на море, там сейчас никого нет. А в тридцать первой — парень молодой Сергей, фамилию его не знаю, — ответил Яков Борисович.

— Хорошо, вам спасибо большое. — Шестаков записал данные свидетеля и с нетерпением повернулся к Дарье Безбрежной.

— Михалыч, ты запашок какой-нибудь чувствуешь? — обратилась следователь к эксперту.

— В смысле? — вскинулся он. — Ты о чем?

— От тел какой-нибудь запах есть? — повторила Дарья Николаевна.

— Так они же свеженькие, аромат на третий день появится, — ухмыльнулся Одывалов.

— Я не о том, свидетель говорит, что что-то почуял такое-этакое знакомое, пахнущее.

— Да вроде нет, путает твой свидетель что-то, — серьезно отметил эксперт.

— Ну ладно, если что, сразу мне сообщи.

— Конечно, Дарья Николаевна. Обязательно.

Следователь кивнула эксперту и задумчиво принялась разглядывать в телефоне видео, перекинутое ей охранником Михайловым, где на найденной картине Венецианова поразительно менялось лицо Петра Первого.

* * *

— Итак, Дарья Николаевна, что вы можете сказать по поводу ограбления в Михайловском замке? — Полковник Спиридонов выразительно поднял брови.

— Понимаете, Валентин Сергеевич… — следователь Безбрежная нахмурилась.

— Не понимаю, Дарья Николаевна, я никак не понимаю, почему за прошедшую неделю вы практически не продвинулись в расследовании.

Дарья молчала.

— Хорошо, как там дела с убитым, как его фамилия, с Потаповым?

— Потапов был найден в Ротонде, известном месте для экскурсий города. Его убили точно так же, как местного консьержа-гида Ивана Трифонова. По словам экспертов, им сделали инъекцию сильнодействующим препаратом, каким — пока неясно, а потом, когда те были без сознания, выкачали практически всю кровь, — сообщила Дарья.

— Всю кровь? Это очень интересно!

— То есть кому-то понадобилось около десяти литров крови, это если считать, что во взрослом мужчине около пяти-шести литров! — задумчиво проговорил Валентин Сергеевич, глядя в окно на набережную Невы.

— Да, примерно десять литров, — согласно кивнула Дарья. — Но это не самое главное, найденную на месте преступления картину художника Венецианова «Петр Первый» кто-то исправил…

— Что значит «исправил»? — громко переспросил полковник.

— Я неправильно сказала «исправил» — на самом деле картину кто-то отреставрировал, некоторые фрагменты — лицо царя Петра Первого, задний фон с Гром-камнем и карту города на свитке Меньшикова были переписаны заново. Как нам сообщили профессиональные реставраторы, с картины был снят верхний слой, и под ним оказался новый — с измененным лицом Петра, с другой формой Гром-камня и другой картой в руках Александра Меньшикова, — постаралась объяснить Дарья, хотя сама уже запуталась, что же происходит в этом странном запутанном деле.

— И что это значит? Что еще реставраторы говорят? — Полковник Спиридонов наконец-то оторвался от окна и обратил свой сердитый взор на подчиненную.

— Реставраторы говорят, что нижний слой определенно принадлежит кисти Венецианова, а вот кто сверху нарисовал и изменил детали его картины, непонятно. Хотя, определенно, эти изменения были сделаны в конце девятнадцатого века.

— Черт с ним, с девятнадцатым веком — кто в нашем веке, в двадцать первом, перерисовал картину, а главное — зачем?! — Валентин Сергеевич почесал свои пышные усы. — А что там с остальными полотнами? Где другие похищенные картины? Обыск у этого охранника Потапова провели? Он явно замешан в ограблении музея!

— Была проведена огромная работа с антикварными салонами, скупщиками и коллекционерами города, да и всей области, но никто ничего не видел — не знает. — Дарья Николаевна развела руками.

— Как всегда, никто ничего не знает, картины, скорее всего, уже вывезены и осели у забугорных коллекционеров. В ближайшие лет десять они и не всплывут.

— Работа в салонах продолжается, но пока нет информации. Обыск в квартире у Алексея Потапова был проведен, никаких следов украденных картин не найдено. Потерпевший не увлекался искусством, никаким творчеством, не мог Моне от Мане отличить, — усмехнулась Безбрежная.

— Моне — это не самое главное для охранников, — тоже улыбнулся полковник. — А что там с Трифоновым? Удалось установить связь между двумя этими товарищами?

— Сегодня на допрос вызвана девушка Ивана, Анастасия Кучина. Она была в отъезде, только сегодня вернулась. Я надеюсь, она сможет что-нибудь стоящее про своего парня рассказать. Он проводил экскурсии в Ротонде, в том числе и ночью, его вполне могли убить экскурсанты.

— А что там ночью делать в этой Ротонде? На что там смотреть? — спросил Валентин Сергеевич.

— Эта Ротонда — одно из самых мистических мест города, там ночью самый ажиотаж! Говорят, это место исполнения желаний, самых заветных желаний!

— Да ну, что за глупости! Дарья Николаевна, вы же не верите в это!

— Я не верю, но кто-то же в это верит — и потому выпустил кровь Трифонову и Потапову!

— И этот кто-то и организовал ограбление в Михайловском замке, — подтвердил полковник Спиридонов. — Ладно, Безбрежная, идите работайте, обо всех новостях докладывайте мне лично.

Следователь медленно поднялась из-за стола и отправилась в свой кабинет, готовиться к встрече со свидетельницей.

* * *

Анастасия Кучина, девушка Ивана Трифонова, гида Ротонды, оказалась полноватой брюнеткой с короткими пышными волосами, убранными в довольно потрепанную косу на затылке.

— Ой, еле вас нашла! Ни одна маршрутка от нас сюда не едет, пришлось с двумя пересадками добираться! Упарилась вся! — Анастасия скинула темный пиджак, повесила его на спинку стула.

— Присаживайтесь, Анастасия Александровна, — в ответ кивнула Дарья.

— Ой, скажете тоже, Александровна, можно просто Настя, а то Анастасия Александровна меня мои ученики называют, надоело уже такое обращение, не такая я и старая! — махнула рукой «просто Настя».

— Ученики? — переспросила следователь.

— Да, я в школе работаю, физику преподаю, вот, меня там Анастасия Александровна и кличут, — подтвердила Кучина.

— Хорошо, Анастасия… Хорошо, Настя, скажите, вам знаком Иван Андреевич Трифонов? Какие отношения вас связывали?

— Знаком, конечно. Мы с Ваней встречались, он был моим парнем. — Голос Кучиной стал серьезным.

— Вы знаете, что с ним произошло? Где вы были в ночь на тринадцатое число?

— Знаю, что его убили. Мне уже соседи сообщили. Я только вчера вечером приехала, гостила у своих родителей в Бологом. И в ночь на тринадцатое я тоже там была, можете проверить. Но убивать Ваньку я точно не собиралась, мы с ним пожениться хотели, — Настя смахнула слезу.

— А кто хотел его убить? У него были враги-недоброжелатели? Кто мог желать ему смерти? — засыпала вопросами свидетельницу Дарья Николаевна.

— Да не было у него врагов… Я, по крайней мере, не знаю ни об одном из них, — немного подумав, ответила Кучина.

— Как давно вы знакомы с Иваном? Чем он занимался?

— Мы знакомы уже три года, познакомились на юбилее у общих друзей. Он мне сразу понравился — симпатичный, веселый, компанейский. Сначала просто встречались, а где-то полгода назад стали жить вместе, в планах было в следующем году расписаться. Он детей очень хотел, — печально сказала Настя.

— Где работал? Чем на жизнь и на свадьбу зарабатывал?

— Он закончил исторический факультет, не здесь, в Вологде. Увлекался историей, но сначала долго работал в офисе, затем продавал автозапчасти, а потом так обрадовался, когда смог в Ротонду устроиться. Мы квартиру снимали там неподалеку, он об этой Ротонде мог часами рассказывать, а теперь ему за это еще и платили, причем весьма неплохо. Как я теперь одна-то буду? — Настя тихонько заплакала.

Дарья налила воду в стакан и придвинула свидетельнице.

— Вот, выпейте. Подскажите, а Иван каждую ночь работал?

— Нет, конечно. Когда к нему обращались, он записывал на ночную экскурсию — они дороже стоили, но они не каждую ночь были. Два-три раза в неделю.

— Вам Ваня рассказывал о своих экскурсиях?

— Я сама пару раз там присутствовала, он очень интересно информацию преподносил о Ротонде, о мистике в ней.

— В тот день, двенадцатого числа, он вам звонил?

— Да, мы каждый день созванивались, и по видео общались. В тот день тоже.

— Он вам что-то говорил в тот день? Будет ли у него экскурсия? Какая? Кто будет присутствовать?

— Нет, мы с ним про это не говорили. Выглядел он как всегда. О чем говорили, я и не помню. Спрашивал, как дела. Передавал привет моей маме, ничего такого странного. — Настя наконец-то выпила воду.

— А как его находили экскурсанты? По объявлению? Через сайт? — спросила следователь.

— Его номер передавали по знакомым, да и на сайте Ротонды была информация, как к нему обращаться. Но все люди были всегда приличные, его слушали внимательно и почтительно, — девушка сделала еще глоток. — Кто же его мог убить? — обратилась она с мольбой к следователю.

— Кто его убил, следствие разберется. А подскажите, знаком ли вам Алексей Потапов? Говорил ли Иван когда-нибудь про Потапова?

— Потапов? Нет, в первый раз слышу.

— Посмотрите на эту фотографию. Это Алексей Потапов. Вы его раньше видели? — Безбрежная подвинула к Кучиной фотографию бывшего охранника.

Анастасия внимательно посмотрела на фото, потом отрицательно покачала головой.

— Нет, извините, не знаю, не видела.

— Хорошо, еще такой вопрос: Иван Трифонов увлекался искусством? Русскими художниками? Ходил по музеям, коллекционировал картины?

Анастасия расхохоталась.

— Ванька-то? Коллекционировал картины? Да вы что! Нет, конечно. Он был абсолютно далеким от искусства человеком. Когда он был в музее в последний раз, даже и не вспомню. Наверное, еще в школе их водили в Эрмитаж или в Русский музей!

— А вы как относитесь к искусству? У вас есть знакомые коллекционеры? — спросила следователь.

— Нет, коллекционеров у меня нет знакомых. Посмотреть красивые картины я могу, но по музеям мне ходить некогда! — Настя уверенно кивнула.

Следователь Безбрежная записала слова девушки, а потом отпустила ее, попросив в ближайшее время не покидать город.

Апрель 1698 г. Лондон

— Я слышал, вы интересуетесь науками и разными диковинками? — помешивая дрова в камине, поинтересовался ученый.

— Так точно, интересуюсь. Я уже осмотрел Гринвическую обсерваторию, — с горячностью ответил его молодой собеседник.

— И как она вам? — безэмоционально продолжил ученый, даже не смотря на юношу.

— Это поразительно. Это просто великолепно, просто нет слов. Правда, Сашка? — обратился он к другому молодому человеку, сидевшему по правую сторону от него.

Тот согласно кивнул, что-то пробормотав.

— Я, если честно, давно мечтал с вами познакомиться. Ваши теории фундаментальны, они опережают свое время. — В глазах юноши зажегся яркий огонек.

— Вы читали мои труды? — Ученый наконец-то повернулся в их сторону.

— Да, конечно, не все, но то, что я читал, меня поразило!

— Интересно! — улыбнулся он. — Хорошо, я знаю, у вас есть ко мне вопросы, но я бы хотел и вам задать несколько, по прочитанному. Например, как вы трактуете мой вывод: «Всякому действию всегда есть равное и противоположное противодействие?» Согласны ли вы с этим? Если нет, то почему. Хорошенько подумайте, от ваших слов многое зависит, — он грустно усмехнулся.

Юноша вспыхнул и подскочил с места:

— Да-да, я об этом как раз таки хотел вас спросить. По-вашему, выходит, что всякой силе в нашем мире есть источник, а изначальным источником всего сущего есть Господь, Творец Неба и Земли. Иначе говоря, все, что происходит в нашем мире, происходит по Воле Божьей, по Божественному Промыслу. Но, согласно вашему закону, у Господа Бога нашего должна быть противодейственная сила, — парень замолчал и потупился.

— Продолжайте, прошу вас, продолжайте, — кивнул старик.

— Значит, есть такая же великая сила, как наш Господь, но с противоположным вектором. — Юноша снова замолк.

— Я думаю, вы знаете имя этой силы, — улыбался ученый.

Тот кивнул.

— Знаю, у него много имен. Сатана, Дьявол, Отец лжи, Вельзевул. Его по-всякому называют.

— И в чем же проблема?

— Ну как же! Ведь, в соответствии с вашим законом, все силы «равны по модулю и противоположны по направлению».

Ученый кивнул.

— Да, точно.

— Так, получается, вы уравниваете силу Господа, творца Земли и Неба, и Сатану, Отца лжи. Такой вывод противен всему Священному Писанию и всему смыслу христианской веры, — твердо ответил юноша, прямо глядя в глаза старику. — Ведь, как мы знаем, сила Господа неограниченна и нет силы, равной ей. Сатана и его бесы все бессильны перед Господом и его волей, они могут лишь искушать человека, но перед Господом они ничтожны.

Тот захлопал в ладоши.

— Браво! Как вас, Петр? Вы молодец. А вы истинный христианин? Вас можно искусить?

— Да, конечно, я православный царь, истинный христианин, а ваше учение, Исаак, отдает ересью.

Исаак Ньютон снова расхохотался.

— Однако интересная трактовка моего закона. А скажите, какое главное ваше дело как православного царя?

— Как какое? Радеть о нуждах своего народа, защищать народ православный! — гордо ответил Петр.

— От кого защищать? — хитро стрельнул глазками Ньютон.

— От любого врага! От басурманина на юге, от немчуры проклятой на западе! — снова гордый взгляд.

Ньютон хмыкнул.

— То есть вы, Ваше Величество, ратуете за чаяния народа своего, а на путь прогресса идти не хотите? Раз уж углядели еретичество в законах природы и естественных науках!

— Путь прогресса нужен, я затем и отправился в страны дальние, чтоб науку и прогресс в страну свою привести. Но полностью копировать западную жизнь я не намерен! Никогда такого не будет! Народ русский велик, самобытен! Негоже нам забывать веру и жизнь отцов и дедов наших! Вот, скажи мне, Исаак, зачем нам эти шутовские кафтаны и дурацкие парики? В Московии снег, холод, замерзнут бояре в таких смешных нарядах. А парики у вас, небось, от вшей носят?! — Царь рассмеялся во весь голос.

Однако Сашка Меньшиков его не поддержал, он печально сидел, с тоской глядя на царя.

Исаак Ньютон, однако, продолжил:

— А что вы, Ваше Величество, думаете о соседях? О Священной Римской империи германской нации, о шведах, курфюрствах?

— Позор и срамота там творятся! Насмотрелся я на жизнь в этих государствах. Пьют все горькую, курят табак, прелюбодействуют — срам какой! Негоже православным в такие мерзости впадать! — Царь перекрестился. — Мой отец Алексей Михайлович заповедал мне блюсти честь и совесть нашей страны. А с курфюрстами мы разберемся, обязательно разберемся, чтоб не зарились на наши земли! — Петр грозно помахал кулакам невидимым врагам.

— Ясно, что разговора у нас не получится! — печально заметил Ньютон. — Видит Бог, я не хотел этого! — он развел руками. — Но это необходимый шаг.

— Вы это о чем? — Петр нахмурился.

— Если вы знаете, я возглавляю одну секретную организацию, Приорат Сиона. Петр свел брови.

— Так вот, главной задачей Приората Сиона — новый мировой порядок. И сейчас, Ваше Величество, ваша страна, и вы — в первую очередь, мешаете новому мировому порядку, потому прошу меня простить… Но будущее нас рассудит. — Исаак зазвонил в мелодичный колокольчик, и в комнату вошли три огромных мордоворота, которые с легкостью скрутили Петра.

— Сашка! Меньшиков! — кричал он и тянул к нему руки.

Меньшиков кривил свои полные губы и делал вид, что ничего не замечает, кроме ордена Священной Римской империи и графского титула, ему заплатили столько денег, сколько он и помыслить никогда не мог.

Какие там тридцать сребреников Иуды, у Сашки теперь было тридцать миллионов сребреников, и предателем он себя ничуть не считал.

Санкт-Петербург. Наши дни

— Вот скажи мне, Федя, как можно целый день валяться на диване, отдыхать по полной, а вечером делать такую умильную мордочку — что ты, бедняжка, так устал! Что злые хозяева тебя забросили, а ты голодный и холодный! — погладила большой пушистый бок Даша.

Кот довольно замурчал и приблизился теплым боком к ноге хозяйки.

— Скоро холодно будет, раз уж наш Федя решил подлизываться, — усмехнулась Безбрежная.

— Мама, а Тема сегодня с Мишкой из сада подрался, — тихим заговорщицким голосом сообщил важную тайну севший рядом на диван Семен.

— А почему? — так же тихо поинтересовалась Даша.

— А Мишка сказал, что нас папа бросил, что мы никому не нужны! — шепотом объяснил ситуацию Сема.

— Так, понятно. Артем, иди сюда!

Из детской показался грустный и взъерошенный Тема.

— Мальчики, зайчики мои, вы же знаете, как я вас сильно люблю, и папа вас тоже любит — только… — попыталась объясниться Даша.

— Только что? Только он взял и ушел! — звенящим от напряжения голосом спросил Тема.

Даша боялась и ждала этого разговора, но она была уверена, что он возникнет позже, хотя бы через несколько лет, но сейчас, заглядывая в ясные, такие родные детские глазки, она не могла соврать.

— Вас никто не бросал и никогда никто не бросит! А Мишке за такие слова я сама в лоб дам!

— Ты же от нас никогда не уйдешь? — спросил Сема.

— Никогда-никогда, ни за что, я обещаю, что от вас я никуда никогда не денусь, — заверила сыновей Даша.

— Никогда-никогда? — прижался к боку Тема.

— А папа так же говорил! — насупился Артем.

— У папы сейчас другая жизнь, а у нас другая! И я от вас никуда не денусь!

— Мам, а давай тогда нового папу заведем, чтоб тебе помогал, чтобы тебе легче было! — подал великолепную идею Семен.

Даша улыбнулась.

— Я подумаю об этом, мои сладкие. А сейчас мойте руки, пойдем ужинать.

* * *

В дверь кабинета постучали.

Дарья Безбрежная глубоко вздохнула, посмотрела с досадой на часы.

Сконцентрироваться над делом никак не получалось, а тут еще кто-то не вовремя пожаловал.

— Дарья Николаевна, — в щель просунулась веснушчатая физиономия молодого дежурного Андрюши Спицына, — к вам там рвется некий Сидорчук Владислав Олегович, он сказал, что вы его знаете и что у него есть для вас важная информация.

— Спасибо, Андрей, пусть заходит. А ты что, позвонить не мог? — Дарья оторвалась от протокола осмотра места происшествия.

— Позвонить-то мог, но я все равно тут на вашем этаже был, вот и зашел к вам, — улыбнулся сержант.

— Хорошо, пусть Сидорчук поднимается, я ему выпишу пропуск, — кивнула Дарья. — Что за информация у него, интересно?

Через пару минут в кабинет вошел раскрасневшийся Владислав Олегович, начальник службы безопасности Михайловского замка.

— Добрый день, заходите, присаживайтесь.

Сидорчук вежливо кивнул, сел на стул, закинув ногу на ногу.

— Добрый день, Дарья Николаевна. Я хотел вам кое-что сообщить.

— Да, я вас слушаю.

— Как вы знаете, мы проводим внутреннее расследование касательно произошедшего ограбления.

Безбрежная быстро кивнула:

— Вам что-то удалось узнать?

— Я очень на это надеюсь. Я просто узнал, что вы проводили обыск у Алексея Потапова.

— Да, обыск там был, но мы ничего не нашли.

— Я так и думал. Но я тут вспомнил…

Дарья Николаевна подалась вперед.

— Мы в прошлом году отмечали день рождения Алексея, на даче во Всеволжском районе.

— Дача? Но по документам у него нет никакой дачи! — Следователь быстро пробежала глазами по документам. — И жена его тоже ничего про дачу не говорила.

— Так вы, наверное, и не спрашивали ее о даче! — улыбнулся Владислав Олегович. — А Потапов сам говорил, что этот дом еще его бабке принадлежал. Может, его так и не переоформил на себя!

— Вы точный адрес знаете?

— Нет, но, я думаю, смогу показать дорогу.

— Хорошо, сейчас поедем.

Безбрежная взяла телефон и набрала оперативника Шестакова.

— Володя, собирайся.

* * *

Поездка во Всеволжский сопровождалась привычной для Питера мокрой дождливой погодой. Косой непрекращающийся дождь тоскливо стучал по крыше автомобиля и навевал невеселые мысли. Казалось бы, Дарье давно стоило привыкнуть к постоянной мороси и питерским холодам, но следователь Безбрежная была родом из теплого Краснодара, потому все тянулась к солнцу, и в Питере так до сих пор и не освоилась, хотя жила здесь более десяти лет.

— И какому дурню пришло в голову построить город на болоте, — проворчал Володя Шестаков, когда, выйдя из машины, аккурат наступил в раскисшую лужу, прямо в середину, в новеньких кроссовках, которые раньше были белого цвета.

— Этого дурня, насколько я помню, Петром звали, — зябко поежившись на ветру, промолвил Владислав Олегович. Он осторожно вышел из служебной машины и кивнул в сторону небольшого деревянного домика, стоящего на пригорке. — Кажись, приехали. Вот, на этой дачке мы праздник отмечали. Я хорошо помню, тут шашлыки жарили, вино пили.

Сейчас было сложно поверить в существовании лета, горячих шашлыков и вкусного винца. Дождь стеной и размякшаяся грязь вместо асфальтированной дороги — вот что окружало дачу Алексея Потапова.

— Жена Потапова все-таки расщедрилась, нашла ключики от дачки, — с улыбкой продемонстрировал Володя связку ключей.

— А что она раньше сказать не могла, что у них дача есть? Может, ее муж тут и сидел до убийства? До города недалеко, вполне мог и приехать, если что! — перепрыгивая огромные лужи, спросила Дарья.

— Говорит, что как-то забыла про дачу, не подумала о ней. И вообще, она как бы не Алексея, а записана на его двоюродного брата, ему после смерти бабки по завещанию отошла. И Алексей на ней бывал очень редко, раз пять-шесть всего. Не нравилась ему эта хибара, — рассказывал Володя, открывая расшатанную деревянную дверь.

— Ни фига себе хибара, да в этом районе цены заоблачные, тут одна земля стоит как трехкомнатная квартира в центре. Здесь рядом все элитные загородные комплексы строят, — проворчал Сидорчук, пригибаясь на пороге, чтобы не задеть головой низкий потолок.

— А вы, Владислав Олегович, сколько раз тут были? — внимательно посмотрев на него, спросила Даша.

— Так, один раз и был — на дне рождения, — пробасил начальник службы безопасности.

— Просто вы так хорошо дорогу запомнили, для первого раза, — возразила Безбрежная.

— Ой, Дарья Николаевна, не стоит меня ни в чем подозревать, — улыбнулся Сидорчук, — мы тогда, когда ехали на праздник, очень долгое время плутали тут на въезде. Навигатор затупил, и мы три-четыре раза все кругом объезжали, пока добрались. Потому эту дорогу так хорошо и запомнил.

— Понятно, — кивнул Шестаков. — А негусто буржуи тут живут, — кивнул он на скромную обстановку дома.

Дача действительно была небольшая, на первом этаже прихожая с большим шкафом-купе и вместительная кухня-столовая, шаткая лестница вела на второй этаж. За домом была современная беседка с мангалом.

Мебель была старая, совдеповская, произведенная в шестидесятых годах прошлого века, и причем вся мебель была разномастная, из разных комплектов.

Большой кожаный диван в столовой уже весь потрепался, странного вида пятна от еды были прикрыты вышитыми подушечками с рюшечками. Большую часть кухни занимала старинного вида печь с цветными изразцами, изображавшими фантастического вида птиц и зверей.

— Красота-то какая! — Дарья ласково погладила печку, ей показалось, что печь откликнулась на ее призыв и даже малость потеплела. Но конечно, это было не так — просто в такую погоду всегда приятно зайти под крышу, где сухо и тепло.

— Можно тут чайку организовать? — спросил Володя, открывая шкафчики на кухне.

— Ты сюда чаевничать пришел? Или все-таки обыск произведем? — ехидно поинтересовалась Безбрежная.

— Обыск никуда не денется, а я если сейчас горячего кипяточка не выпью, то точно рассопливлюсь, а оно вам надо, Дарья Николаевна? Потеряете ценного работника! — подмигнул ей оперативник правым глазом.

— Хорошо, работничек, наливай чай, а я пока на второй этаж поднимусь, — кивнула следователь и направилась к лестнице.

Но когда она вступила на первую ступеньку, Владислав Олегович крикнул:

— Осторожно, там третья ступенька дряхлая, может провалиться. Не свалитесь!

— Я постараюсь, спасибо.

На втором этаже оказалась маленькая уютная спальня с двуспальной кроватью и большим шкафом на всю стену, с дверью в совмещенный санузел. Вторая комната была заставлена до потолка книжными шкафами, в основном книги были по истории России восемнадцатого века.

— Надо же какая библиотека! — Дарья внимательно просмотрела корешки книг. — И кто же это историей тут увлекался?

Через пару минут к ней присоединился Сидорчук.

— Владислав Олегович, а вы не знаете, чьи это все книги? Тут в основном научные труды по Петровскому времени!

— Так бабка Потапова преподавала в университете, еще Ленинградском. Потому и получила профессорскую дачу, это, наверное, ее книги, — пожал плечами Владислав. — Но я точно не знаю.

— Понятно, спасибо.

Дарья принялась исследовать дом — начала она с большого шкафа в спальне. В нем оказались пара коробок со старой мужской обувью сорок пятого размера, в углу висел старомодный мужской костюм, плюс в чехле оказалось старое и поношенное женское пальто большого размера. Больше в огромном шкафу ничего не было. Дарья простучала заднюю и боковые стенки шкафа, но ничего не обнаружила.

Под кроватью оказались только клочки пыли. Дарья прощупала постельное белье на кровати, внимательно обследовала подушки и одеяло, но ничего не нашла. И, конечно же, похищенные картины не хранят под подушкой, но мало ли еще какие секреты были у убитого охранника Потапова.

Таким образом, в спальне ничего не было.

Дарья направилась в санузел — под ванной стояли флакончики с чистящими средствами, зеленый тазик и пластмассовый вантуз. Следователь даже заглянула в бочок для унитаза, но и там было пусто.

В библиотеке Даша с тоской оглядела ряды книжных стеллажей, тяжко вздохнула и принялась одну за другой вытаскивать книжки, складывая их на деревянный стол.

За этим занятием и застал ее Володя.

— Напился чаю? Давай, принимайся за работу, — кивнула Даша на соседний стеллаж.

Шестаков тоже вздохнул.

— И что ты собираешься тут найти? Золото-бриллианты?

— Не только, но и Александра Карловича, Максима Воробьева, акварель Беггрова, Гагарина, Сильвестра Щедрина и Федора Алексеева. А Венецианов у нас уже есть!

— Из них всех я только Гагарина знаю. «Поехали!» — тихо промурлыкал оперативник.

— Это не тот Гагарин, — продолжала выкладывать книги следователь.

— Ты думаешь, что картины могли среди книг спрятать? Они же не поместятся!

— А вот сейчас мы все достанем и проверим, что там можно спрятать! Я спущусь на первый этаж, здесь я все осмотрела, кроме библиотеки — вот ты книгами и займись! Тебе полезно будет! — подмигнула ему следователь.

Тот скривил нос и махнул на нее рукой.

На первом этаже за обеденным столом нашелся Сидорчук, который пил горячий чай, закусывая их твердо-каменными сушками с маком, обнаруженными в ящике стола.

— Дарья Николаевна, присаживайтесь, я вам чай налью, — галантно подскочил он с места. — Нашли что-нибудь?

— Нет еще, ищем. Вот найдем, тогда и чайку можно, — улыбнулась Даша.

Она направилась в прихожую, где самым внимательным образом обследовала шкаф-купе, в котором находился пылесос, довольно новый и современный, гладильная доска, мужские резиновые сапоги какого-то огромного размера, потрепанная черная кожаная куртка и женский шарфик яркой расцветки. Больше ничего интересного.

Дарья вернулась к старинной печи, кажется, ее еще называли «голландкой», похожую она видела в коммуналке на Лиговском проспекте, где она много лет назад снимала комнатку, когда училась в университете.

Только на той печи рисунок изразцов был совсем другим — вместо диковинных животных на той печи был растительный орнамент — здесь же синим по белому были нарисованы с филигранной точностью разные чудища заморские. Вот кентавр, а это грифон, вот русалка на ветвях, а это чудной лев с шестью лапами был похож на располневшего домашнего котика. Рассматривать чудо-печку можно было часами, но не для того они сюда пришли.

Вместе с Владиславом Олеговичем они с трудом отодвинули тяжеленный диван с пятнами на обивке, а под ним сложенные и скрученные в целлофане оказались шесть потерянных картин из собрания Эрмитажа.

* * *

На дачу к Алексею Потапову спешно были вызваны эксперты-криминалисты, куратор выставки Олимпиада Смирнова, местный участковый пошел искать понятых.

Владислав Сидорчук галантно поклонился, сослался на незаконченные дела и уехал на вызванном такси в город, а Дарья Безбрежная стояла над разложенными на продавленном диване бесценными картинами и все не могла налюбоваться.

Всю композицию объединяла тема строительства города Санкт-Петербурга, северной Венеции, немыслимого и необъяснимого города, который по велению царя Петра был ценой неимоверных усилий сотни тысяч крестьян, ценой их жизней, построен на грязных и холодных болотах.

Дарье всегда было непонятно, как без современной строительной техники, без дорог, без провизии, современной геодезии и компьютерной инженерии, при зимних морозах минус 30, при постоянных ветрах и дожде, всего за десять-пятнадцать лет была построена такая чудо-столица, с античными храмами и статуями, с немыслимыми атлантами и величественными дворцами, с широченными проспектами и гранитными мостовыми! Как? Ну как великий гений Петра смог все это сделать? История, конечно, предельно ясно и понятно аргументировала стройку века, но Дарья в связи со своей профессиональной деятельностью привыкла думать головой, а здесь логика отказывалась верить в официальную историографию.

Но это она задумалась, продолжая разглядывать лежащие перед ней картины, вспоминая полотно Венецианова «Строительство Петербурга», в данный момент находящееся на искусствоведческой экспертизе.

Она вспомнила о появившейся на фоне нового Петра на картине новые очертания Гром-камня, основания для знаменитого «Медного всадника» на набережной.

Так вот, новый силуэт Гром-камня с картины точь-в-точь напоминал изображение на одном из изразцов чудо-печки «голландки». Тот же Гром-камень на одной из плиток соседствовал с игривой русалкой с правой стороны и большим котом-львом с кисточкой на хвосте с левой.

Даша подошла поближе к печке, поднесла руку к плитке с Гром-камнем, легонько на нее нажала, в этот момент опираясь другой рукой на русалку, и… о чудо… с легким скрежетом плитка с Гром-камнем отошла, образовав небольшую нишу-тайник.

Следователь Безбрежная запустила туда руку и вытащила на свет старую пожелтевшую страницу. На одной стороне был изображен подробный план Михайловского замка, а на другой стороне известные строки известнейшего русского поэта…

Май 1698 г. Вена

— Александр, я же просил вас — связываться со мной только в самых важных случаях. Никто не должен видеть нас вместе. — На глаза незнакомца был надвинут темный капюшон, вся фигура скрывалась под широкой темной накидкой. Был слышен только голос, глубокий, красивый голос, но от него, от его интонаций исходила такая угроза, такой беспричинный страх, что Александр Данилович Меньшиков даже вздрогнул от неожиданности, хотя сам и искал встречи с месье Жюлем, как тот просил себя называть. Хотя, как догадывался Александр, имя, конечно же, было фальшивое.

— Итак, что у вас случилось, Александр? Я вас слушаю! — Фигура в капюшоне наклонилась ниже.

— Понимаете, ваш человек, ну… тот, который… — замялся Меньшиков.

— Я знаю, о ком вы говорите! Что с ним? — грубо ответил Жюль.

— Он же совсем не знает русского языка, он делает грубейшие ошибки, он не понимает смысла речи! Как мы сможем выдавать его… за… ну, вы понимаете!

— У вас есть достаточно времени, чтобы обучить его языку! Разве вам не заплатили за это?! — Голос звучал угрожающе. — Что-то еще?

— Да, еще. Этот человек… он… ну… это… — Меньшиков мял в руках треуголку.

— Что с ним?

Александр сначала замялся, но потом все-таки сумел побороть страх перед незнакомцем, он выпалил на одном дыхании:

— Он же просто каланча длинная! Рост выше всех наших солдат! Как мы объясним в Москве, что царь так сильно подрос! Наш Петя был пониже, намного пониже ростом! — быстро выпалил Александр и прикусил язык, чтобы его никто не услышал.

— Тихо, драгоценнейший мой, не нужно тут называть никаких имен! Как вы знаете, и у стен есть уши и глаза, — недовольно цыкнул на него Жюль. — Мы с вами прекрасно осведомлены, о ком идет речь! По поводу роста не волнуйтесь. Делайте вид, что все так и должно быть. Мало ли, юноша подрос за пару лет! — хмыкнул он.

— В том-то и дело, что юноша. Уезжал в Посольство юноша, отрок двадцати шести лет. А здесь теперь перед нами взрослый сорокалетний мужчина! Тоже делать вид, что подрос за пару лет?! — гневно воскликнул Меньшиков. — Если все вскроется, вы знаете, что со мной в Москве сделают? С меня живьем шкуру сдерут, и это в лучшем случае, — промычал он.

— За секретность, за непредвиденные обстоятельства, за опасность вам и платят такие огромные деньги! Вы знали, на что вы шли! Теперь поздно что-то менять! И где мы найдем точно такого же юношу?! Через пару месяцев нужно будет отправляться обратно в Россию! — сурово ответил месье.

— Но в Москве же его узнают?! Точнее, не узнают! — всплеснул руками Меньшиков.

— С этим делом мы вопрос решим! С вами в Москву отправится небольшое войско, которое и будет наказывать тех, кто не узнает и не признает царя!

— А как же бояре, жена его Евдокия, мать, сестра Софья? С ними что будем делать?

— То же самое, что и с вашей делегацией Посольства! Те, кто хотел жить, перешел на нашу сторону. Остальных постигла нечаянная непредсказуемая смерть!

— Кстати, об этом. Что там с моим настоящим другом? Вы мне обещали, что он останется жив. Если вся операция сорвется, мы сможем вернуть его обратно на царство?

— О вашем друге не переживайте. Свои обещания мы держим. Ваш друг в Бастилии, жив-здоров, защищен от чужих глаз.

— А если его там узнают? Ведь портреты нашего царя по всей Европе разосланы!

— Не узнают, на нем черная железная маска, никто, даже тюремщики, не имеют права снимать ее. С ним обходятся как с благородным человеком, кормят, поят его хорошо. Вот только сбежать из Бастилии ему не удастся. — Жюль поклонился и снова спросил: — Еще какие-то проблемы?

— Он… этот человек… он мало похож на настоящего.

— Ваша задача — научить его всему, что знал его предшественник, об остальном не волнуйтесь, все мы возьмем на себя.

Месье Жюль поклонился и исчез в надвигающихся сумерках, оставив ошеломленного Меньшиков смотреть ему вслед.

Санкт-Петербург. Наши дни

начал декламировать Сема, его слова дополнил Тема:

— Следы невиданных зверей… — закончил за него снова Сема, он сознательно проговаривал трудные слова стихотворения.

— На неведомых… на Неве… неведомых… на Неве дом их! — осенило Дашу.

— Мама, а ты придешь на наше выступление в садик? Вареньевна сказала, что если тебя опять не будет, нам больше не дадут роли… — сознательно шмыгнул носом Тема.

— Зайчик мой, Вареньевна ваша шутит — я обязательно приду. Постараюсь, по крайней мере, — тихо произнесла Даша и обняла сыновей. — А почему вам в саду такое сложное стихотворение задали? Его вроде бы только в школе учат.

— Так нам сказали, что мы самые умные! — Личико Темы расплылось в довольной улыбке.

— Нет, нам сказали, что мы больше всех умничаем, — поправил его брат.

— Мама, а что такое Лукоморье? — рассматривая большую картинку в книге, спросил Тема.

— Лукоморье — это такая волшебная сказочная страна, — пояснила Даша.

— А где она находится? — спросил Сема.

— Не знаю даже, — пожала плечами Безбрежная. — Но вы представляете, в том деле, которым я на работе занимаюсь, мне тоже попалось это стихотворение.

— А что это значит? — подпрыгнул на кровати Сема.

— Не знаю даже, но мне предстоит это узнать.

— А откуда у тебя это стихотворение? — спросил серьезный Тема.

— Я его нашла в одном тайнике, — улыбнулась мама.

— А ты сама говорила, что в тайниках хранятся карты сокровищ, — наморщил свой курносый нос Сема.

Даша поцеловала его в макушку.

— Вот и буду искать сокровища!

— А когда найдешь, купи нам, мама, большую пожарную машину и чтоб водой брызгалась! — захлопал в ладоши Сема.

— Да-да. А еще шоколадных мишек! — поддержал его брат.

— Да, мои зайки, обязательно куплю, — Даша поцеловала сыновей, пожелала им спокойной ночи, включила ночник и прикрыла дверь в детскую.

* * *

— Ну и что ты про «Лукоморье» думаешь? — спросила следователь Безбрежная Володю Шестакова, когда тот прибыл на работу и выпил чашку крепкого чая.

— Мне больше «Сказка о царе Салтане» нравится, но я не пушкиновед, — ухмыльнулся Володя, развалившись на стуле и с лупой рассматривая пожелтевшую страницу, которую следователь нашла в тайнике.

— Эксперты говорят, что текст написан шариковой ручкой, предположительно, в семидесятых-восьмидесятых годах двадцатого века.

— Ой, да мало ли кто запихнул «Лукоморье» в печку! Я думаю, это тупиковый вариант, картины мы нашли — зачем еще в старой печке ковыряться? — возразил резонно Володя.

— Я бы не ковырялась, как ты сказал, в старой печке, если бы на обратной стороне этой страницы не был изображен подробный план Михайловского замка. Ты не находишь это странным и как-то связанным с нашим расследованием? Картины мы нашли, а вот убийцы Потапова и Трифонова до сих пор не найдены!

— И как твое Лукоморье поможет нам в этом? — скептически посмотрел на следователя Шестаков.

— Это не мое Лукоморье, во-первых, а во-вторых, хоть картины мы и нашли, но кто их украл, мы так и не выяснили, — ответила Дарья, покачав головой.

— Да что тут гадать, картины найдены на даче у Потапова, значит, он их и умыкнул.

— Ага, сам украл, а потом сам себе всю кровь выпустил, наверное, совесть замучила, а заодно и экскурсовода Ваню тоже прирезал, — злобно пошутила Безбрежная.

Шестаков тоже улыбнулся.

— Ну да, ну да, а что ты думаешь про Лукоморье? Кстати, а что такое вообще Лукоморье?

— Только вчера вечером сыновьям на этот вопрос отвечала, — закивала головой Даша. — Лукоморье — волшебная сказочная страна.

— А вообще, это означает морская лука, морской залив, залив моря, изгиб морского берега. В фольклоре древних славян — заповедное место на краю света, — заботливо зачитал с телефона информацию Володя.

— В Википедии, что ли, читаешь?

— Ага! Вот оно какое наше Лукоморье! — просиял опер.

— Морской залив, волшебный град, а не Питер ли это, часом? — задумалась Даша.

— А что вполне может быть.

— Ну, так что, будем идти по следу Лукоморья?

— А что для этого нужно?

— Начнем с самого начала. У Лукоморья дуб зеленый… Спроси свою Википедию, где находится старинный трехсотлетний дуб в Питере. От него и будем плясать. Чувствую я, разгадка уже близко. — Следователь стукнула рукой по столу.

Володя запыхтел, принялся забивать слова в поисковик и через несколько секунд вскричал:

— Есть-есть! Эврика! Я нашел! Смотри сюда, Николаевна, дуб Петра Великого на набережной реки Крестовки, недалеко от Мало-Крестовского моста старинный дуб, по преданию, посаженный самим царем-реформатором!

— Володя, вот то, что нам нужно! По коням! — обрадовалась Безбрежная.

— Ура! Дуб нашелся! — подпрыгнул с места оперативник.

Июль 1698 г. Священная Римская империя германской нации

— Ваше Величество, Петр Алексеевич, я очень рад, что вы нашли время, чтобы посетить нашу резиденцию, — император Леопольд Первый приветствовал русских послов во главе с царем Петром.

Высокий мужчина в европейском камзоле галантно поклонился Леопольду:

— Ваше Императорское Величество, — на чистейшем немецком языке, с нижнебаварским акцентом начал он. — Я безмерно счастлив видеть вас, хочу выразить вам свое подлинное почтение.

Леопольд удивленно поднял брови:

— Петр Алексеевич, я поражен! Вы прекрасно знаете немецкий язык! Я удивлен!

Александр Меньшиков недовольно скривился, император не знал о секретной операции по подмене, которую спонсировали тайные общества. Не хватало еще, чтобы новоявленный Петр выдал себя.

Он демонстративно переглянулся с Лефортом и Гордоном, покачал головой.

Меньшиков вместе с остальными богато разодетыми послами низко поклонился и вполголоса обратился к Петру по-немецки:

— Мон гер, мой господин, не стоит демонстрировать свои языковые таланты. Пожалуйста, не выделяйтесь.

Петр недовольно поджал губы, прошипев про себя проклятия по-немецки.

— Я понял.

Весь последующий визит к императору Петр молча простоял у колонны, отвечая односложно и обидчиво косясь на Меньшикова.

Тот пытался сгладить неловкость перед придворными, еще не хватало, чтобы о нелюдимости царя шептались в свете. Еще, чего доброго, слухи пойдут в высшем свете.

Когда все формальности были соблюдены и русская делегация раскланялась перед императорской свитой, к Петру подошел граф Де Симон и передал записку с просьбой обязательно посетить дальнюю беседку в императорском саду. Вместо подписи красовалась печать — лучезарная дельта со всевидящим оком в центре.

Санкт-Петербург. Наши дни

Набережная реки Крестовки — элитный центр Петербурга. Цена на квадратный метр, по мнению Дарьи Безбрежной, была незаслуженно завышена, тут находились изысканные особняки девятнадцатого века, которые соседствовали с современными жилыми комплексами и офисными зданиями из стекла и бетона, которые мало вписывались в картину Северной Венеции.

Поплутав немного по переулкам и поспрашивав прохожих, Безбрежная и Шестаков все-таки нашли дуб.

Но тут их ждало сильное разочарование. Дуб, конечно, был на месте, мало того, он был обнесен железной кованой решеткой и четырьмя тумбами с цепями. Даша уже обрадовалась, но цепь была явно не «златая», да и представшему перед ее взглядом дереву никак не могло быть более трехсот лет — оно выглядело сильно моложе.

— Друг мой Вовка, ну-ка залезай снова в Википедию и почитай, куда ты меня притащил! Где же петровский дуб? — с упреком набросилась она на опера.

Тот тоже понял, что совершил промашку, и обиженно пыхтя, полез в Википедию.

— Ты права, Николаевна, в тысяча семьсот пятнадцатом году Петр Первый посадил здесь дуб. Ко второй половине прошлого века дерево достигло тридцатиметровой высоты при обхвате в полтора метра. Прикинь, какое огромное оно было! В двадцатом веке ленинградцы утверждали, что старое дерево — своего рода талисман и символизирует благополучие города. — Володя выразительно поднял вверх палец. — Однако к середине тысяча девятьсот семидесятых дуб пришел в плачевное состояние. Власти приняли решение: дерево спилить. Что делать с пнем, оставшимся от Петровского дуба, решали долго: поставить на его месте памятный знак, законсервировать пень или посадить новое дерево. Долгое время пень, обнесенный оградой, все-таки оставался на месте. К трехсотлетию Санкт-Петербурга на его месте было решено посадить новый дуб. Так и появился летом две тысячи третьего года молодой дуб, выращенный из желудей, взятых от дубов Петровской эпохи Царскосельского парка.

— Так этот дуб в две тысячи третьем посажен? — спросила Безбрежная.

— Нет, не совсем. К сожалению, судьба нового дуба оказалась незавидной. В октябре две тысячи десятого года какие-то уроды спилили его. Поэтому двадцать третьего октября две тысячи десятого года на месте спиленного посадили новый дуб. Дерево выращено из желудя, специально отобранного в Екатерининском парке. Оно той же породы, что и старый дуб, — старательно зачитывал строки из Википедии опер.

— То есть этому дубочку всего чуть более десяти лет? — покачала головой Даша. — Нам он, скорее всего, не подходит.

Следователь все-таки внимательно осмотрела дерево, обследовала чугунные тумбы и железные цепи, просмотрела памятную табличку, но ничего интересного на ней не было. Но она и сама не знала, что собиралась здесь найти.

— А может, это все-таки тот дуб, что мы ищем? Ведь когда писали страницу из тайника, он был еще живой! В семидесятых-восьмидесятых его еще не спилили! — подал здравую идею Шестаков.

— Да, я тоже про это подумала! Ведь пень выкорчевали только в наше время. Но путь действительно тупиковый, от того петровского дуба ничего больше не осталось, — печально заключила Даша.

Трудно было признаваться в неудаче, но нынешний современный дубок совсем не ответил ни на один вопрос в их расследовании.

* * *

Клара Захаровна Чадымова, хоть немного и удивилась повторному визиту следователя Безбрежной, но виду не показала.

Старушка тряхнула фиолетовыми кудрями и жестом пригласила Дарью Николаевну пройти в гостиную. Там, даже не спрашивая, она выставила на десертный столик вазочку с бисквитным печеньем и налила в симпатичные чашки ароматный чай с травами.

— Добрый день, Клара Захаровна. Извините за визит к вам домой, но на работе сказали, что у вас сегодня отгул, — начала разговор следователь.

— Да, я сегодня с утра себя плохо чувствовала, потому на работе попросила выходной.

— Извините, я не знала, что вы болеете. Я вас надолго не задержу. — Дарье стало немного не по себе, что же это она старушку, когда той нездоровится, донимает своими вопросами-допросами.

— Ой, не беспокойтесь. Уже все хорошо, это, наверное, на погоду у меня давление скачет. Сейчас все в порядке, — улыбнулась Чадымова. — У вас что-то случилось? Я слышала, что вы отыскали похищенные картины, так какие вопросы у вас могут быть ко мне?

— Да, картины мы нашли, они сейчас на экспертизе находятся. Но я к вам по другому поводу. Это касается Михайловского замка, и только вы мне сможете помочь. Вот, посмотрите, пожалуйста, на эту карту-план замка! Что вы можете о нем сказать? — Следователь достала из сумки ксерокопию найденной страницы из «голландской» печки.

— Ну-ка, ну-ка, — музейная работница достала очки и водрузила их на нос. — Какая прелесть! А откуда он у вас? — вскинула она глаза на Безбрежную.

— Он попал нам в руки в ходе расследования. Что вы о нем думаете? Это же Михайловский замок?

— Конечно, это Михайловский замок. Что же еще? — удивилась Клара Захаровна. — Но это поразительно, это удивительно. Это такая подробная карта всех помещений замка, причем сделана она самым точным и подробным образом, отображена практически каждая комната замка, каждая лестница, каждая арка и каждый проход. И, как я понимаю, это старая работа, так как все от руки нанесено! Я права? — Старушка снова выразительно взглянула на следователя.

Безбрежная неопределенно мотнула головой.

— А подскажите, пожалуйста, вот это что? Что это может быть? Вот эти лестничные проходы? Сейчас в замке ничего этого нет! Вот здесь и здесь, — Дарья ткнула пальцем в план.

Чадымова полезла в ящик стола, вытащила из него миниатюрную лупу, приблизила лицо к карте.

— Да, точно. Этих лестниц сейчас нет. Но есть предание, что многие проходы в подвалы замка были замурованы еще в восемнадцатом веке. Это, наверное, и есть потайные лестницы в подвал.

— А почему они были замурованы? Кто это сделал?

Клара Захаровна сняла очки, протерла их платком, сделала глоток чая и только потом ответила:

— Вот вы в прошлый раз не захотели меня слушать, убежали, посмеялись над глупой музейной крысой! — Старушка захихикала.

— Но… мне просто трудно слушать про призраков, тамплиеров, привидения, подмигивающие картины в замке! — Дарья покраснела, ведь Чадымова попала в точку.

— А без мистики в вашем расследовании не обойтись! — снова рассмеялась старушка. — Вот, посмотрите, на что сверху похож Михайловский замок? Как вы думаете?

Дарья уже в который раз взглянула на план дворца Павла.

— Ну, не знаю. Похож на дворец, наверное, — промямлила она.

— Нет, вы не туда смотрите, — Чадымова достала лист бумаги и нанесла на нем по контуру Михайловский замок, с внутренним дворцом, портиками, квадратным основанием.

— А так? Вы видите? — спросила она.

Дарья напряглась, всматриваясь в очертание, внезапно догадка поразила ее:

— Похоже на коробку или… сундук!

— Точнее, я бы сказала — на ларец! — Клара Захаровна захлопала в ладоши. — Вот крышка, вот основание.

— Ларец? Что за ларец?

— Вот в прошлый раз я начала вам рассказывать, но вы недослушали! — Чадымова притворно нахмурилась.

— Все, теперь я вас внимательно слушаю! — Дарья сложила ладони в молитвенном жесте.

— Хорошо, что вы знаете о тамплиерах? Проклятии тамплиеров? И об их сокровищах?

— Я когда-то давно читала Мориса Дрюона «Проклятые короли», но многое я не помню.

— Очень хорошо, да, старик Морис эту тему популяризировал. Но не это главное. Согласно легенде, я повторяю — согласно легенде, в Михайловском замке спрятан ларец с великими христианскими реликвиями Мальтийского ордена, которые те получили от подвергшихся преследованиям тамплиерам. Многие выжившие рыцари-тамплиеры образовали новые ордена, в том числе и Мальтийский.

— Но где именно в замке спрятаны сокровища? Легенды об этом говорят? — нетерпеливо поинтересовалась Даша.

— Конечно, в подвалах замка есть много потайных помещений, в которых якобы спрятан серебряный ларец с христианскими реликвиями и неким мистическим артефактом, позволяющим перемещаться во времени и заглядывать в будущее, — старушка подняла палец.

Дарья еле сдержалась, чтобы не фыркнуть от смеха.

— Но вы, милочка, я вижу, в это так и не верите, — Клара Захаровна откусила кусочек бисквитного печенья, — а напрасно, милочка. Знаете ли вы, что Павел прекрасно знал свое будущее, знал, когда и где он умрет. И вся его короткая жизнь была так или иначе связана с мистикой.

— А почему сокровища тамплиеров оказались у Павла?

— Он был Великим Магистром Мальтийского ордена, который называется орден Святого Иоанна Иерусалимского. И как Великий Магистр он был посвящен во многие тайные знания, в том числе и о сокровищах тамплиеров.

— Но как Павел мог знать свое будущее? Насколько я помню из школьного курса истории, он умер от апокалиптического удара, — задумчиво сказала Безбрежная.

— Ага, апокалиптического удара… табакеркой по голове. Да простит император мне такой черный юмор, — откашлялась Клара Захаровна. — Но речь сейчас пойдет не об убийстве Павла, хотя тема эта тоже весьма интересна, а о том, что Павел знал или предчувствовал свою погибель. — Старушка сделала эффектную паузу. — Опять-таки, по легенде, за несколько дней до убийства к Павлу являлся дух Петра Первого, который предупреждал своего внука о грозящей ему опасности. Говорили и о том, что в день самого убийства Павел увидел в одном из зеркал отражение самого себя со сломанной шеей. В день самой гибели Павел был весел. Но за завтраком вдруг погрустнел, затем резко встал и произнес: «Чему быть, того не миновать!»

Дарья Николаевна нахмурилась:

— Вы мне все сказочки рассказываете, а что там с сокровищами тамплиеров? Это тоже красивая легенда для туристов?

— Нет, не только. Знаете ли вы, что после Великой Отечественной в замке работала комиссия по аномальным явлениям. Да-да, вы не ослышались. В атеистическом государстве, которым являлся Советский Союз, нашлись ученые, которые захотели выяснить необъяснимые события в Михайловском замке. Я тогда только пришла на работу в музей, была младшей научной сотрудницей фонда замка. Но до сих пор прекрасно помню эту комиссию, как сейчас бы сказали, по сверхъестественному. Являлось ли причиной желание найти сокровища или частые жалобы на привидения, выяснить уже невозможно. Но комиссия, состоявшая из советских ученых-атеистов, насчитала в замке более семнадцати необъяснимых фактов и ночных необъяснимых свечений — привидений. Материалы были засекречены и до сих пор не обнародованы! — Чадымова сделала еще один глоток чая.

Следователь Безбрежная сидела с широко открытыми глазами. Если сокровища тамплиеров в замке еще можно было представить, то реально действующую команду ученых, преследующую призраков, — это был уже нонсенс, чересчур для ее помутневшего сознания.

— Надо же! — только и смогла произнести Даша. — А может, они нашли ларец? Передали его ЦК партии?

— Нет, не нашли. Они действительно видели и зафиксировали много странного и необъяснимого в стенах музея, но если бы сокровища были найдены, то информация все-таки бы просочилась. Я в то время тут работала, и хорошо помню их растерянные и расстроенные лица, хотя все подвалы замка они перерыли, — ответила старушка. — Значит, Павел все-таки хорошо охраняет вверенную ему тайну ордена.

— Призрак Павла?

— Да, он самый. Его часто видят в полночь, часто он появляется перед значимыми и важными событиями в музее. Вот как перед состоявшейся кражей картин. Дух убитого императора здесь многих уже напугал. Павел стучит, смотрит в окно, дергает шторами, скрипит паркетом… даже подмигивает, вселившись в свой же портрет. Некоторые видят свет от сияния свечи, которую дух Павла несет перед собой. Ночами здесь очень часто громко хлопают двери, даже если все окна закрыты. А особенно удачливые и впечатлительные даже слышат приглушенный звук игры на флажолете — старинном музыкальном инструменте, слушать который император любил еще при жизни… Существует поверье, что каждый год в день своей смерти Павел стоит у окна своей спальни и смотрит вниз. Считает прохожих… а душу сорок восьмого забирает с собой… впрочем, в панику впадать не стоит, это всего лишь легенда. И душу он может забрать, только если на небе яркая луна. — Клара Захаровна задорно улыбнулась.

— Ой, все это глупости, — произнесла Безбрежная, сама не веря своим словам. — А что нужно сделать, чтобы привидение отпугнуть?

— Чтобы не навлечь на себя гнев привидения, нужно при встрече опустить голову и произнести: «Спокойной ночи, Ваше Императорское Величество!» Император сразу исчезнет… в противном случае, возможны неприятности.

Старушка смотрела на следователя яркими васильковыми глазами, трясла фиолетовыми кудряшками, ну чистый божий одуванчик, и не подумаешь, какие пугающие темы они сейчас тут обсуждают.

Следователь Безбрежная поежилась, не дай Бог встретиться с призраком покойного императора Павла.

— Спасибо за приятную беседу, у меня к вам еще один вопросик — подскажите, возле Михайловского замка или в самом замке был ли какой-нибудь старинный дуб или старинное дерево со странной историей? — Ее голос почти не дрожал.

Чадымова задумалась, морщины прочертили линию на ее лбу, как вдруг она просияла, как школьница на выпускном:

— Есть, конечно. Не совсем рядом с замком, но недалеко — на Масляном лугу Михайловского сада стоит вековой дуб, которому, по оценкам специалистов, около трехсот пятидесяти лет. Вполне возможно, он был на этом месте и до пришествия Петра.

— Михайловский сад? — Дарья подскочила с места. — Спасибо вам огромное, Клара Захаровна.

— Надеюсь, я вам помогла? — улыбнулась старушка.

— Еще как помогли, спасибо.

Июль 1698 г. Священная Римская империя германской нации

Самая дальняя беседка в парке была обильно переплетена вьющимся плющом, разглядеть находящихся в ней было довольно сложно. Сгущающиеся сумерки скрывали тайные переговоры лучше самых преданных стражей и охранников.

Петр вместе с Александром Меньшиковым подошли к беседке, тихонько обернувшись на пороге.

У входа остался Гордон, чтобы не допустить к ним посторонних и чтобы их разговоры никто не смог услышать.

В беседке находились двое в темных накидках с капюшонами.

В высоком плотном человеке они узнали месье Жюля, второй скинул капюшон, и оказалось, что это известный ученый, глава Лондонского королевского научного общества, а ныне руководитель тайного ордена «Приорат Сиона» Исаак Ньютон.

— Петр Алексеевич, Ваше Величество, спасибо, что вы нашли время, чтобы посетить нашу скромную резиденцию, — с улыбкой приветствовал их месье Жюль, вернув им слова императора Леопольда, сказанные несколько часов назад.

Было ясно, что настоящие дела империи вершатся здесь и сейчас, а не в стенах дворца, да и сам император Леопольд I был всего лишь марионеткой, кукольной фигурой в руках умелых царедворцев.

Петр и Александр учтиво поклонились.

— Итак, наша операция находится в финальной стадии, через пару недель вы отправляетесь на вашу нынешнюю родину Московию, — начал разговор месье Жюль. Увидев угрюмое лицо Меньшикова, он продолжил: — О предстоящих проблемах не беспокойтесь, с вами отправится небольшое войско наемников, в основном из немцев и поляков. При малейших бунтах и сопротивлении будете использовать воинов по максимуму.

Петр задал вопрос по-немецки:

— А как же жена, дети царя? Они же не признают…

— Во-первых, — перебил его Иссак. — Во-первых, все вопросы, все разговоры вести только по-русски, не зря вас обучали в течение полугода. Во-вторых, по дороге напишите приказ — заточить вашу жену Евдокию в монастырь какой-нибудь. С детьми что-нибудь придумаем…

— В монастырь-то за что? Какова причина бить должен? — с жутким акцентом ответил Петр.

Меньшиков скривился, он все еще не мог привыкнуть к новому царю.

Ньютон как будто бы не заметил корявой речи царя, продолжил:

— Запомни, ты царь — ты сам решаешь, кого и зачем в монастырь заточить! А причину придумай какую-нибудь, не дождалась тебя будто бы! И вообще, ты не обязан ни перед кем оправдываться!

— А как мы объясним, что из всех отправленных с царем в Великое посольство вернутся всего лишь два-три человека?! Остальные погибли при непредвиденных обстоятельствах! — хмуро спросил Меньшиков.

— Александр, мне уже надоело ваше недовольство! Этот вопрос сто раз уже объясняли! Погибли, и точка! В Европе много болезней и несчастных случаев, царя живым привезли, и на том спасибо. А будете много болтать, и с вами может случиться несчастье! — грубо перебил его Жюль.

Меньшиков замолчал и надулся.

Петр почесал свою крошечную голову на узких плечах, снова пробормотал проклятия по-немецки, сказал на ломаном русском:

— Ненавижу Москву, грязно, холодно, все эти бородатые бояре!

— Вы теперь царь! С боярами и этими бородами можете что угодно делать, даже, если хотите, превратите этих убогих дикарей в европейцев. Никто вас не осудит, но взамен есть одна просьба, — вкрадчивым голосом отметил Исаак Ньютон.

— Да, все что пожелаете, — закивал Петр.

Месье Жюль вытащил из-за пазухи старую карту и расстелил ее на деревянном столе беседки.

— Смотрите сюда, эта область известна как Ингерманландия, в свое время это было наследство шведской принцессы Ингерды, которую выдали замуж за русского князя Ярослава Мудрого. В Московии эта область известна как Ижера, Ижерская земля, — сообщил Исаак, водя пальцем по карте.

Меньшиков закивал, он слышал об этих землях.

— Шведы очень хотят завладеть этими областями, они упорно продвигаются на восток к берегам реки Невы.

— А что там? Полезные ископаемые? Золото? — спросил Петр.

— Лучше! — Ньютон поднял палец. — Вот здесь, на берегу Финского залива, возле Маркизовой лужи. Вот, смотрите, прямо здесь… — он снова ткнул пальцем. — Здесь расположен Запретный город.

— Запретный город? — переспросил Петр, глупо хлопая глазами.

Меньшиков снова поразился странному облику нового царя.

— Да, именно Запретный город. Когда-то давно, много веков назад — это была столица древнейшего государства Атлантов. Потом воды Балтийского моря погребли древний город под собой. В четырнадцатом веке древний орден тамплиеров укрыл там все свои сокровища, спрятал их в главном соборе Запретного города, дабы схоронить их от французского короля. — Глаза Исаака Ньютона затуманились при воспоминании о сокровищах ордена.

— Сокровища? Золото? Драгоценности? — Глаза Петра зажглись алчным светом.

Меньшикова снова перекосило от омерзения.

Месье Жюль ухмыльнулся, но все-таки ответил:

— Нет, не только золото являлось главным сокровищем — рыцари-тамплиеры при покорении Иерусалима обнаружили много сакральных святынь. Артефактов невиданной силы, которые вот уже более трех столетий находятся в Запретном городе под водами Невы.

— А что нужно сделать мне? — Петр снова почесал голову.

— Сейчас воды Невы потихонечку отходят, уже из-под воды видны верхушки многих античных зданий. Через десять-двадцать лет весь город всплывет. Потому так шведы и торопятся первыми установить там господство! Вам, Ваше Величество, нужно первыми найти Запретный город, откопать его, если потребуется. И найти то, что скрыли там тамплиеры…

— Но… — начал протестовать Петр.

— Никаких «но»! Сделать нужно это в первую очередь, запомните место на карте! Откопав город, перенесите туда всю столицу русских. Многие античные здания хорошо сохранились, что разрушено — заново отреставрируете и приведете в порядок. Это гораздо легче, чем строить новый город на болоте. Москву вы и так не любите, а я вам дарю целый город! Чем не царский подарок?! Взамен вы отдадите мне то, что найдете в главном соборе!

— А как главный собор называется? Где нам его искать?

— Главному собору несколько тысяч лет, вы его ни с чем не перепутаете! Главное величественное здание с высоченными колоннами, посвящено верховному богу античности Юпитеру. Храм Юпитера! Но в новой столице вы, когда приведете его в подарок, можете оказать мне еще одну милость! — Ньютон ухмыльнулся. — Назовите новый собор в мою честь!

— Ньютоновский? — спросил Петр.

Месье Жюль расхохотался:

— Исаакиевский! Подарок для потомков!

— А как сам город назвать?

— Каменный город! По-гречески камень — «петра».

— Петербург?!

— Пусть будет так!

Ньютон довольно покивал головой.

Санкт-Петербург. Наши дни

Михайловский сад — один из самых известных и красивейших мест Санкт-Петербурга, расположенный в самом центре города. С южной стороны Михайловский сад примыкает к Михайловскому дворцу, зданиям Этнографического музея и Корпуса Бенуа. С восточной стороны территория парка ограничена Садовой улицей, с северной — рекой Мойкой, а с западной — каналом Грибоедова. У северо-западной части Михайловского сада располагается храм Спаса на Крови.

— А ты знаешь, Николаевна, что именно здесь царь Петр начал строить резиденцию для своей любимой супруги Екатерины Первой, — сообщил Володя, когда они зашли на территорию сада.

— Ты знаешь, я его прекрасно понимаю, в таком чудном месте действительно не стыдно жить самой императрице, — со смехом согласилась Даша.

— Любимая императрица! — поддержал ее Шестаков.

— А может, шальная? — с улыбкой спросила Безбрежная.

— Нет, шальная, это другая Катька, вторая которая!

— А ты, я смотрю, подготовился! — поддела его Даша.

— Я просто в школе очень историю любил.

— А в оперативники зачем пошел? — лукаво улыбнулась следователь, разглядывая удивительно красивый парк.

— Преступников ловить я люблю больше, чем историю! Хотя история мне с детства нравилась, а особенно разные исторические загадки, — смутился Шестаков. — Но мать моя была против моего увлечения, она хотела, чтобы у меня была мужская серьезная профессия. Осторожнее, — он подхватил Дашу, та чуть не упала, зацепившись каблуком за поребрик, питерский бордюр то бишь.

— Спасибо, Володь, — смутилась Даша, но тот быстро убрал свою руку.

За такими разговорами они дошли до Масляного луга, где своими глазами увидели величественный дуб, который поражал своими размерами — около сорока метров высоты. Памятная табличка гласила, что это дуб черешчатый, и возраст ему 278 лет.

— Ничего себе, какой красавец! — Володя присвистнул от удивления. — Если бы я был котом ученым, я бы явно по нему ходил!

— Кот ученый по цепи ходить должен, а не по дубу! Русалка на дубе сидит… тьфу ты, на ветвях сидит… Запутал ты меня, Шестаков! Давай цепь искать! — серьезно сказала следователь.

Они обошли вокруг древесного гиганта, но никакой цепи не обнаружили, на табличке тоже не было никакой ограды с цепями.

— Неужели опять не тот дуб? — печально спросил Володя. — Таким образом мы все старинные деревья Питера обойдем!

— Не может быть, что не тот, я чувствую, мы на правильном пути — здесь что-то должно быть. Думай, Володя, думай…

— Я думаю, Николаевна, думаю!

Они снова обошли дерево, потом Безбрежная подошла ближе и стала внимательно сантиметр за сантиметром осматривать кору дуба.

— Так мы до второго пришествия Петра Первого здесь зависнем! — ворчал Шестаков, но тоже обследовал ствол.

— А может, наверх залезть надо? — спросила Даша.

— Ты издеваешься? На такую высоту я не подписывался. Пойдем, Николаевна, здесь ничего нет, вон люди уже на нас косятся.

Действительно, мимо проходящие прохожие, гуляющие в парке, с удивлением взирали на странную парочку, обшаривающую дуб черешчатый.

— У Лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том… И днем и ночью кот ученый… Все ходит по цепи кругом… — бубнила себе под нос Даша, описывая круги вокруг дуба. — И днем и ночью кот ученый… все ходит…

— Нет, так дело не пойдет. Мы тут сами дуба дадим! — ухмыльнулся Володя. — Пойдем уже, нет тут ничего.

— Подожди, есть у меня одна идейка. Скажи, сколько сейчас время? — задумчиво спросила Безбрежная.

— Время? — удивился Шестаков. — Десять пятьдесят пять, а что?

— Пойдем, проверим одно предположение. Еще не все потеряно! — улыбнулась Даша.

* * *

Следователь Безбрежная вместе с Володей Шестаковым сидели в уютной кафешке на Садовой улице, попивали вкусный кофе и болтали о странном деле, волей судеб которым им пришлось заниматься.

— Ты знаешь, я уже сто лет, наверное, так спокойно в кафешке не сидела, все бегаю, за детьми, вместе с детьми, — пожаловалась следователь.

— Тут все зависит от хорошей компании, — послал ей ослепительную голливудскую улыбку Володя.

Даша смутилась, она уже несколько лет работала с Шестаковым, но раньше не замечала, какая у него привлекательная внешность и красивая улыбка.

— Ну, рассказывай, Николаевна, что ты еще задумала?

Этот вопрос заставил девушку вздрогнуть, оторваться от мыслей о симпатичном коллеге.

— Сейчас расскажу, время сколько?

— Одиннадцать сорок пять, — посмотрел на часы оперативник.

— Замечательно, пойдем, рассчитаемся за кофе, и мы как раз успеваем! — улыбнулась Даша.

— Успеваем что? Успеваем куда?

Безбрежная выразительно кивнула в сторону кассы, и, тяжело вздохнув, Шестаков пошел платить.

— Так, ты мне сегодня скажешь? — Они вышли на улицу и быстрым шагом снова отправились на Масляный луг.

— Время сколько?

— Ты опаздываешь? — вопросом на вопрос ответил Владимир.

— Время точное?

— Одиннадцать пятьдесят два.

— Отлично, а теперь побежали — на месте я тебе все расскажу.

Они практически бегом добежали до пушкинского дуба.

Ровно в полдень в двенадцать ноль-ноль яркие лучи питерского солнца осветили крону дерева, причудливая тень, как показалось Шестакову, немного похожая на тощего всклокоченного кота, аккурат легла к ногам следователя.

Дарья быстро вытащила из сумки пожелтевший лист-карту из печки и, поймав полуденные лучи солнца, приложила его к образовавшейся тени.

Сначала ничего не происходило, и Шестаков было решил, что опять неудача.

Но вдруг на плане Михайловского дворца от образовавшейся тени дуба стал проступать явственный рисунок нескольких проемов и лестниц.

— Володя, быстро ручку, обводи проявляющиеся лестницы, — закричала Даша, но опера уже не нужно было торопить. Он тоже увидел, как тень кроны дуба образует проход в подвалы Михайловского замка.

Быстро достал ручку и обвел появившийся рисунок, и вовремя, через минуту тень исчезла.

— Ты успел? — устало спросила Даша.

Тот молча кивнул.

— И день и ночь все ходит по цепи кругом! Полночь и полдень! — утвердительно сказал Шестаков.

Теперь кивнула Безбрежная.

Январь 1700 г. 7208 год от сотворения мира. Москва

— «Какой это царь, он антихрист, а не царь, царство свое покинул и знаетца с немцами и живет все в Немецкой слободе, в среду и в пятку ест мясо. Инова антихриста не ждите, тот он антихрист», — зачитал вслух Александр Меньшиков, искоса глядя на реакцию Петра. — Или вот это мне нравится. «Государь всю свою землю выпустошил, остались только душой да телом… Государя на Москве нет. Семь лет в плену, а на царстве сидит Немчин. Тысячи с четыре стрельцов порубил. Если б он был государь, стал ли б так свою землю пустошать».

Петр чинно восседал за дубовым столом, сплошь заставленным крепкими напитками. Царь был пьян, но в другом состоянии Меньшиков давно монарха и не видел.

— Вот, Петр Алексеевич, такие признания из Тайной Канцелярии стопками мне привозят, по всей Москве такие слухи ходят! Народ бушует и бунтует, не нравится им европейские нововведения! Говорят, что даже жен скромных тащат на ассамблеи дьявольские, где заставляют надевать платья непотребные, и речи ведутся такие же — срамные.

Петр пьяно икнул и пробурчал проклятия на немецком.

— Всех казнить, всех на плаху, чтоб неповадно было царя очернять! — наконец промолвил он на русском, ошалело вращая глазами.

— Всех не перевешаем! — тихо промолвил Александр. — Надо с народом договариваться! А то вся чернь уже лютует!

— Я тебе сказал уже — всех на плаху! А будешь мне настроение портить — тоже на плаху отправишься! — с пеной у рта заорал на Меньшикова самодержец. — Не буду я с чернью договариваться! Вот еще! За каждый такой слух приказываю казнить не только самого бунтовщика, но всю семью смутьяна, включая детей малолетних. Сразу свои рты закроют!

Александр Данилович мрачно поклонился.

— Слушаюсь.

Петр недовольно набил трубку табаком и закурил, уставившись в окно на ненавистную Москву. Он так и не смог полюбить этот шумный пестрый город, не было для души здесь успокоения. Правы были в народе, все время царь проводил в Немецкой слободе в компании своих друзей-собутыльников.

Меньшиков снова недовольно скосил глаза на монарха.

Даже сама манера табакокурения Петра вызывала в народе слухи о том, что молодой царь — истинный Антихрист. Ведь изо рта и носа царя изрыгалось пламя и дым. А бритые наемные полки в европейских камзолах, по версии простолюдинов, были истинной свитой Сатаны, состоящей из адских бесов. А когда эти самые бесы тащили в подвалы Преображенского приказа бородатых москвитян, то чисто бесы грешников в ад тащат.

А производимые пытки и членовредительства в подвалах были прообразом Ада на земле.

— И вообще, хватит ныть, Данилович! Что там с моим новым городом? Как успехи? — пуская колечки дыма в потолок, спросил Петр.

— На стройку согнали миллионы крестьян, рабочих-строителей. Люди мрут в этих болотах как мухи, даже не хоронят — так просто в речку закидывают.

Петр снова выдохнул колечко дыма:

— Ну, и пусть мрут! В Московии народа валом, а раз мрут — то никому и никогда нашу тайну не раскроют. Так ведь, Александр Данилович?

Санкт-Петербург. Наши дни

День уже клонился к концу, Дарья сидела в своем кабинете, заполняла протоколы допросов.

— Совсем с этим Лукоморьем дела забросила, — ворчала она себе под нос.

Что делать с полученной информацией и как она поможет найти преступников, Дарья не знала, не лезть же, в самом деле, в подвалы Михайловского замка за пресловутыми сокровищами тамплиеров.

Да ну, чушь какая-то! Следователь Безбрежная никогда не увлекалась кладоискательством, тем более — историческим кладоискательством.

Дарья постучала ручкой по столу, мысли растекались, сложно было сконцентрироваться.

Вот, действительно, может быть, Володя Шестаков прав — и все это совпадение? Мало ли кто и зачем создал эту карту?

У нее, между прочим, два трупа в Ротонде висят, а она тут Кота ученого ищет!

Дарья хихикнула, представив, что она напишет в рапорте полковнику Спиридонову.

Она почесала голову и написала сообщение Шестакову, чтобы он пробил всех собственников дачи во Всеволжском. Может, там что-нибудь интересное отыщется? Создал же этот план кто-то и зачем-то!

Поняв, что на месте от нее сегодня мало толку, она собралась и поехала к куратору выставки Олимпиаде Смирновой, узнать, как прошла экспертиза найденных картин.

Олимпиада Андреевна встретила ее радушно, но в бледных глазках за толстыми очками явно плескался страх перед следователем.

— Добрый день, Олимпиада Андреевна. Есть какая-то информация о картинах, которые мы вам передали? — вежливо поинтересовалась Безбрежная.

— Дарья Николаевна, я вам безмерно признательна. Не только я, весь наш музей рад, что картины нашлись! — восторженно сообщила Смирнова.

— Вы проверили, это подлинники? Это настоящие картины, которые были похищены?

— Да, были проведены все технические и искусствоведческие экспертизы. Это действительно наши картины. Когда мы сможем снова вернуть их на выставку?

— Пока ведется расследование, эти экспонаты являются уликами преступления, потому пока с выставкой подождите. Скажите, все картины в надлежащем состоянии? — поинтересовалась Дарья Николаевна.

— Да, все, кроме Венецианова, вы же знаете, кто-то снял верхний слой с Петра Великого, перерисовал фон, но что интересно, сейчас перед нами настоящий Венецианов — это уже доказано. Это первоначальный облик картины.

— А до этого вы и не сомневались в ее подлинности? — поддела музейного работника Даша.

Олимпиада Андреевна упрямо сжала губы:

— Вы знаете, экспертиза — довольно сложное дело, рассматриваются много параметров. Мы обследовали всю картину в общем, а не каждую деталь — кто же знал, что лицо Петра было перерисовано, — пожала она плечами. — Но сейчас, я могу вас заверить, мы все проверили более тщательно, чем обычно, и теперь точно уверены, что на картине больше дорисовок и перерисовок нет.

— Да, я вас поняла. Скажите, а сейчас можно еще раз взглянуть на Венецианова?

— Конечно, как скажете. Пойдемте, вот только до сих пор не пойму, зачем они этого Антихриста перерисовали?

— Кого, простите, перерисовали? — захлопала глазами Даша.

— Как кого? Петра! Он же Антихрист и есть! Сатана во плоти! Сколько он горя и зла нашему народу принес! — вскинула брови Олимпиада Андреевна.

— Зато какой красивый город построил! — возразила ей Даша.

— Город — это да! Но вот я сомневаюсь, что это его рук дело, но речь сейчас не об этом! Пойдемте к Венецианову.

* * *

Многострадальное полотно Венецианова, которому «посчастливилось» попасть в омут криминальных страстей, в данный момент украшало стену небольшой каморки реставраторов.

Деликатно постучав в дверь, Олимпиада Андреевна, буркнув что-то вроде «здрасти» всем присутствующим, следователя Безбрежную чуть ли не за руку, подвела к картине.

Ну, что сказать?! Даже Дарья, особа очень далекая от искусства, а тем более — от художественного искусства конца девятнадцатого века, и то прониклась фундаментальной и величественной работой Алексея Гавриловича.

Несколько минут она просто молча стояла возле картины, не в силах отвести взгляд от лица царя Петра. Проявившийся на холсте император сейчас намного отличался от холеного слащавого красавчика, который украшал картину совсем недавно.

Величественный царский разворот головы, внимательный, даже несколько брутальный взгляд. Это был царь, но совсем другой царь, не тот, которого привыкли видеть у Венецианова совсем недавно. Фон картины из утреннего нежно-голубого неба сейчас изображал поздние сумерки, на котором четко выделялся силуэт Гром-камня — основания «Медного всадника».

— Вот как интересно — сначала утро было, а теперь закатные сумерки на полотне, — бесшумно подошла к ней куратор Смирнова.

— А вы не знаете конкретное место, изображенное на картине? — негромко спросила Даша.

— Так нет конкретного места, Алексей Гаврилович изобразил собирательный образ — закладка Санкт-Петербурга в мае тысяча семьсот третьего года. Вообще, это единственная картина Венецианова в историческом жанре. Она совсем нехарактерна для творчества Алексея Гавриловича. Не получив академического художественного образования, он отнюдь не был мастером исторической живописи, специализируясь на портрете и сельском жанре, — профессиональным тоном гида-экскурсовода сообщила Олимпиада Андреевна.

— А что заставило его взяться за проект такой ответственности и сложности, не имея для этого необходимого опыта и склонностей? — поинтересовалась Дарья Николаевна.

Ей действительно было интересно, эта картина таила в себе много тайн и загадок, совсем как и проводимое ею расследование.

— Венецианов загорелся идеей писать «Петра Великого» для конкурса, объявленного властями Санкт-Петербурга. Победителю присуждалась премия в восемь тысяч рублей — очень крупная для своего времени сумма. Это могло поправить пошатнувшиеся финансовые дела художника, тратившего все свободные средства на выкуп из крепостной зависимости и обучение художественным навыкам способных крестьян, — не спеша объясняла Смирнова. — Венецианов чувствовал себя очень неуверенно в историческом жанре, он даже обращался к властям с просьбой выдать ему костюмы Петровских времен. Он рассчитывал надеть их на натурщиков и благодаря этому добиться необходимой достоверности. Но получил от монаршей канцелярии отказ. Максимум, который ему позволили, — бегло зарисовать костюмы в хранилище, отчего бархатные камзолы Петра и его придворного выглядят не слишком убедительно. Вот, убедитесь сами.

Следователь внимательно вгляделась в костюмы придворных.

— А это кто изображен рядом с царем? Александр Меньшиков? — спросила она. К сожалению, других сподвижников Петра она помнила очень смутно.

— Да, это, скорее всего, Александр Данилович, светлейший князь. Или кто-то на него очень похожий, — улыбнулась куратор.

— Так конкурс Венецианов все-таки выиграл? Он получил премию? — приглядываясь к картине, спросила Безбрежная.

— Конкурс? А нет, премию Алексей Гаврилович так и не получил, хотя его работа на конкурсе оказалась самой сильной. Комиссия Академии решила никому не присуждать первый приз, — покачала головой Олимпиада Андреевна.

Она немного помолчала, разглядывая картину, а потом заметила:

— Вы знаете, я вот что вспомнила. Современные специалисты неоднократно фиксировали странности этой картины. Во-первых, желто-зеленое небо было выписано совсем не по-венециановски. Во-вторых, удивляли пропорции Гром-камня, позднее он окажется в основании «Медного всадника»: по непонятным причинам на картине он выглядел значительно меньше, чем был в реальности. В-третьих, уж больно правильными и слащавыми, и от того недостаточно выразительными выглядели черты лица Петра. Но теперь многое стало на свои места, — улыбнулась она. — Видите, если бы полотно не похитили, у нас бы так и висел фальшивый Петр.

— Да уж, точно, — со

© Лисовская В., 2022

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

* * *

Книга основана ТОЛЬКО на фантазиях автора и другом альтернативном взгляде на знакомую каждому историю города на Неве…

Все рассказанное ниже – плод фантазии автора, не претендует ни на какую историческую и документальную достоверность…

Все совпадения случайны…

От автора

• …нет ничего тайного, что не сделалось бы явным,
• ни сокровенного, что не сделалось бы известным
• и не обнаружилось бы…

Евангелие от Луки 8:17 – Лк 8:17.

Страницы старой книги… 13 октября 1307 года. Пятница

– Нет, Жан, я так и не понимаю, на кой ляд нам мерзнуть на крепостной стене, когда все старшие рыцари спокойно пируют в замке! – зябко поеживаясь на холодном ветру, заявил худенький прыщавый Этьен.

Должность младшего оруженосца еще пару месяцев назад представлялась для парня самой заветной мечтой, а уж войти в самый богатейший и влиятельный орден Франции, да что там Франции, всего мира – орден тамплиеров, об этом он и помыслить не мог. Но реальность оказалась намного прозаичнее, кроме романтических поездок рядом с рыцарями в сверкающих доспехах на боевых конях, также заключенных в броню, ему пришлось заниматься всей грязной работой за рыцарем Леоном. Грязной в прямом и переносном смысле, – чистить доспехи, выгребать нечистоты из лат, ухаживать за своенравными жеребцами мессира. Но сегодня вообще день не заладился.

Погода начала портиться ближе к вечеру. Нудный тусклый дождь опустился на улицы Парижа, и внезапно начавшийся ледяной ветер принялся терзать башни замка Тампль, резиденции Храмовников, и рыцарей, дежуривших на крепостных стенах.

Обычно мессир Леон сам профессионально выполнял боевую службу на крепостной стене, но сегодня, отдав приказ Этьену и Жулю, второму оруженосцу, Леон вместе с девятью рыцарями Храма, по личному приглашению Великого Магистра Жака де Моле, отправился на военный совет.

Зря оруженосцы думали, что тамплиеры пируют в теплом зале. Нет, девять избранных храмовников решали важные вопросы своего ордена, вопросы, от которых зависело будущее не только ордена, но и всей Франции, Италии, Испании и окрестных земель.

– Великий Магистр, мессир, ситуация действительно критичная. Мои люди сообщают, что король Филипп не сегодня, так завтра примет решительные меры. В Париже неспокойно, а в королевском дворце давно хотят усмирить наш орден! – обеспокоенно докладывал Гуго де Пайро, правая рука Великого магистра Жака де Моле, один из самых влиятельных людей в ордене. Гуго нервно вытер выступившие на пухлом лице капли пота, и с волнением взглянул на магистра.

Но де Моле, казалось бы, не слышал Гуго, он смотрел как бы сквозь толпу рыцарей, через окно на ночной Париж. О тревожности мессира свидетельствовали только скрюченные пальцы, лихорадочно вцепившиеся в эфес меча, лежащего в дорогих самоцветных ножнах.

Слова Гуго де Пайро повисли в воздухе.

По толпе рыцарей пронесся обеспокоенный гул.

Наконец громко заявил на весь зал рыцарь Готфрид Анжуйский:

– Филипп трусоват, он не посмеет… – твердо произнес он. – Он слишком многому обязан перед орденом.

– Да, обязан, еще как обязан. Более четырехсот тысяч флоринов, – подал голос молчащий до этого казначей ордена Жан дю Тура.

По рядам рыцарей пронесся еще один изумленный вздох.

Созданные, как защита пилигримов по дороге к Гробу Господнему, всего за пару веков рыцари Храма превратились в реальную военную, политическую и экономическую силу, могущество и власть которых только росли с каждым днем. О нищете рыцарей напоминала только символическая печать: два рыцаря на одном коне, но эти бедные годы остались далеко позади.

Теперь это был самый могущественный и богатый орден, полностью преобразовавший всю финансовую систему Средневековья, богатейшие феодалы, занимавшиеся ростовщичеством. В числе их должников были влиятельные люди королевства, и даже сам король Филипп Красивый, которому вечно не хватало денег.

– Более четырехсот тысяч флоринов? Да, за такие деньги вполне можно и убить, – с горькой усмешкой объявил Жак де Моле и обреченно покачал головой.

– Мессир, еще не все потеряно, – обратился к магистру рыцарь Леон. – Мы вполне можем драться, мы будем сражаться…

Слова Леона были поддержаны дружным хором остальных храмовников.

– Драться? Сражаться? – сердито блеснул глазами магистр. – Со всем Парижем? Сколько у нас здесь войск? – обратился он к Гуго.

– Двести рыцарей плюс два десятка оруженосцев и мелких прислужников, – бодро ответил Гуго. – Мы можем отправить гонцов к членам братства в Авеньоне, Месигоре… Подмога придет через пару дней, и тогда…

– Через пару дней будет поздно, – покачал головой Жак де Моле.

– Но мы… – снова встрял в разговор Леон.

– Так, тихо! О сговоре Папы Климента и Филиппа я уже давно знаю, их лживые сладкие речи не могли обмануть Великого Магистра, – гордо блеснули глаза де Моле. – Но это не главное… Филипп жаждет наших денег, сокровищ ордена. Но он ничего не получит. Прямо сейчас, не мешкая, вы, девять наших братьев, перевезете вот эти сундуки и свитки, – Моле кивнул в сторону собранных сундуков и тюков. – Перевезете через Ла-Манш. На том берегу вас встретят наши преданные братья и скажут, что нужно делать, куда отправиться…

– Как символично – история нашего ордена началась с девяти рыцарей, и именно девятью рыцарями она и закончится, – грустно улыбнулся Гуго де Пайро.

Он прекрасно знал о планах Магистра, они вдвоем подробно разработали маршруты, чтобы скрыть сокровища ордена от жадного короля.

– А как же?.. – хотел задать вопрос Леон, но, встретив суровый взгляд магистра, промолчал и твердо кивнул, так же как и остальные избранные.

Под покровом ночи девять рыцарей Храма вместе со своими оруженосцами на телегах, груженных сеном, вывезли все сокровища ордена тамплиеров за пределы Франции.

Через пару часов ровно в полночь замок Тампль окружили воины короля, всех оставшихся хамовников арестовали, в том числе Великого Магистра Жака де Моле.

Но Филипп Красивый просчитался – в замке не было найдено ни одного экю. Все сокровища и священные реликвии ордена бесследно исчезли…

Санкт-Петербург. Наши дни

– Это просто нереально, это невозможно, это просто нонсенс какой-то, – с завываниями на одной ноте подбирала эпитеты полная дама со старомодной прической. Она рыдала на руках у молодого взъерошенного оперативника Владимира Шестакова, который смущенно пожимал плечами и робко поглядывал на следователя Дарью Безбрежную, которая остановилась в дверях и с сочувствием смотрела на потерпевшую.

Хотя потерпевшей ее назвать можно было только условно, пострадавшим в данном деле выступало само государство, в лице известного Эрмитажа и музея Михайловского замка, в котором произошла кража века.

Сейчас в зале Михайловского, где и проходила выставка картин из Эрмитажа, рыдала куратор выставки Олимпиада Смирнова. Именно она отвечала за семь бесценных полотен творчества российских художников XIX века. Отвечала головой, и вот не ответила – все картины испарились в неизвестном направлении.

Следователь Дарья Безбрежная еще не успела полностью ознакомиться с материалами дела, но, судя по всему, дело будет шумное, громкое, а главное – муторное, именно на такие расследования Дарью Николаевну чаще всего и направляли.

– Олимпиада Андреевна, – сухонько кашлянула в кулак Дарья. – Вы можете со мной поговорить? – Она продемонстрировала служебное удостоверение.

Смирнова подняла мутный взгляд на следователя и неопределенно качнула головой.

– Володя, принеси, пожалуйста, водички, а лучше валерьянки, – шепнула пробегающему мимо оперативнику Безбрежная.

Тот безропотно кивнул.

– Итак, Олимпиада Андреевна, вы можете рассказать, что тут у вас произошло? – с заботой в голосе спросила Дарья, обводя взглядом пустые рамы, где еще вчера красовались полотна русских художников XIX века.

Смирнова в ответ часто затрясла головой, как разукрашенный китайский болванчик.

– Я могу, я расскажу… Только это… Это невозможно… Это нереально… Этого не может быть… – снова завыла она.

– Чего не может быть? – удивилась следователь.

– Кражи не может быть! Отсюда выкрасть нереально! – немного взяв себя в руки, ответила Олимпиада Андреевна и выразительно натянула на распухший и красный от слез нос очки с толстыми диоптриями.

«Ага, она еще и близорука», – сделала вывод Безбрежная.

– Если кражи не может быть, то как вы можете объяснить вот это? – Она красноречиво показала рукой на пустые стены. – Сколько здесь было картин?

– Семь полотен, – принялась кусать губы Смирнова.

– Ценные? Какова примерная стоимость?

– У нас все картины в музее бесценны, искусство не продается, – обиженным тоном ответила Олимпиада Андреевна.

– Я понимаю, что искусство не продается, но все-таки, какие картины пропали и сколько они примерно могут стоить? – попыталась замаскировать свое недовольство следователь.

– Здесь на нашей выставке у нас ни Врубель, ни Пикассо не висел, если вы об этом. Выставка была посвящена русским художникам девятнадцатого века, здесь были полотна, посвященные Санкт-Петербургу, которые так или иначе показывают строительство нашего родного города. «Петербургская биржа» Александра Карловича, Максим Воробьев «Исаакиевский собор и памятник Петру Первому», «Триумфальные ворота» акварель Беггрова, «Александрийская колонна в лесах» Гагарина, «Петр Великий. Основание Санкт-Петербурга» Венецианова Алексея Гавриловича, Сильвестр Щедрин «Вид с Петровского острова на Тучков мост и на Васильевский остров в Петербурге» и Федор Алексеев «Вид на Михайловский замок в Петербурге со стороны Фонтанки». Всего семь полотен, повторюсь, бесценных полотен. Это же оригиналы, девятнадцатый век, там один Гагарин стоит как двести моих зарплат. – Смирнова утерлась платком, а потом снова заплакала, лишь махнув следователю.

Дарья задумалась, от свидетельницы сейчас действительно было мало толку, к ней с расспросами она вернется позже, пока предстояло поговорить с охранниками Михайловского замка.

– Олимпиада Андреевна, я вас попрошу – подготовьте мне список всех украденных картин с полным описанием и примерной стоимостью. Хорошо? Спасибо большое, – кивнув поникшей свидетельнице, Безбрежная подошла к толстому гениальному криминалисту Алексею Михайловичу Одывалому, который в данный момент собирал улики, вероятно, оставшиеся на пустых рамах.

– Ну что, как дела, Михалыч? – Дарья поправила выбившуюся прядь темных волос, зачесала ее за ухо.

– Это у вас дела, Дарья Николаевна, у нас так – делишки! – хмыкнул Одывалов.

– Хорошо, как делишки? – согласно кивнула Безбрежная.

– Работали профессионалы, отпечатков почти нет, какие-то смазанные все. Скорее всего, в перчатках работали. Сейчас же все умные, телевизор смотрят – не пойдут на дело с голыми руками, – ворчал эксперт.

– А сигнализация что? А охранники где? – сморщила курносый нос Дарья.

– Охранники вон, в том углу маются, ждут допрос. А сигнализацию отключили, причем отключили вполне профессионально. Наши технари во главе с Зориным там колдуют на пульте. Сигнализацию никто не слышал, не видел.

– А почему они не в главном корпусе Эрмитажа выставку провели, а здесь, в Инженерном замке? – задумалась вслух Безбрежная.

– А это не меня надо спрашивать, а руководство музея, – развел руками Одывалов. – Хотя, если по чесноку, в Эрмитаже, конечно, средства безопасности получше будут. Оттуда что-то выкрасть сложнее, – почесал лысую голову эксперт.

– Спасибо, Михалыч. Пойду охранников попытаю, что да как.

– И к технарям зайди, может, они что накопали, – вернулся к своей работе Михалыч.

Дарья слабо кивнула и, снова окинув взглядом пустые подрамники, отправилась к противоположной стороне зала, где с ноги на ногу переминались два здоровых мужика.

– Добрый день, я следователь Дарья Николаевна Безбрежная. Я хотела бы с вами поговорить.

Мужики синхронно кивнули.

– Представьтесь, пожалуйста.

– Начальник службы безопасности Сидорчук Владислав Олегович, – ответил высокий, коренастый, с серьезным взглядом карих глаз мужчина.

Второй с пышными усами сообщил:

– Михайлов Сергей Александрович.

– Владислав Олегович, расскажите мне, как так получилось, что исчезли семь полотен с выставки? – строго посмотрела на начальника службы безопасности Дарья.

Ничуть не смутившись, тот ответил:

– Мы проводим внутреннее расследование, о результатах мне докладывают каждые полчаса.

– Внутреннее расследование это, конечно, хорошо, но, я надеюсь, ваше расследование не будет мешать нашему? – Следователь усмехнулась. – Чья была смена вчера?

– Моя, – звучно ответил Михайлов.

– Вы были один? Где ваш коллега? – Дарья посмотрела в документы. – Где второй охранник Потапов?

– В том-то и дело, что Алексея Потапова сейчас наша служба безопасности разыскивает, – вместо Михайлова ответил его начальник.

– То есть охранник Потапов исчез сразу же после ограбления?! Интересно, очень интересно, – ухмыльнулась Дарья и записала в блокноте жирный вопросительный знак напротив фамилии Потапова. – Что вы можете о нем рассказать? Когда вы его видели в последний раз?

– Вчера он не явился на дежурство, – нерешительно ответил Михайлов, выразительно поглядывая на начальника службы безопасности, как бы у него спрашивая согласия на свои ответы.

– А до этого он пропускал когда-нибудь дежурства? Какой он был человек?

– До этого он ни разу не пропускал, он не пил, не курил, был вполне спокойным и ответственным. Мы очень все удивились, что его нет на месте, несколько раз звонили ему на сотовый. Мало ли, что случилось, но телефон у него выключен со вчерашнего вечера, – ответил Сидорчук.

– Хорошо, телефон его мы проверим, запишите номер. Что еще о нем можете рассказать? – обратилась Дарья к Михайлову.

– Он нормальный был, почти… – неопределенно ответил охранник, странно косясь на начальника.

– Что значит «почти»? – уцепилась она за его последние слова.

– Ну, он… ну, это… – замялся охранник.

«Он, определенно, что-то знает про Потапова, но при начальнике безопасности говорить не будет», – вдруг поняла Безбрежная. Начальник безопасности нахмурился и покачал головой.

– Все с Алексеем Потаповым нормально было, мы всех работников при заключении контракта проверяем на детекторе, они проходят консультацию невролога, психиатра, нарколога, без этого они работу не получат. Так вот, Потапов все этапы собеседования блестяще прошел. Все с ним нормально было! – При слове «нормально» Сидорчук красноречиво взглянул на Михайлова.

Тот странно кивнул и потупился в пол.

Безбрежная поняла, что эту тему надо еще раз поднять, но позже, наедине с Михайловым, поэтому решила задать другой вопрос:

– Кто обнаружил отсутствие картин и когда?

– Я обнаружил. Когда Потапов не вышел на дежурство, мне Сергей позвонил, доложил обстановку, я сам лично подъехал. Дежурил с ним. Утром в пять утра после обхода зашел по инструкции сюда в зал – а тут уже пусто. Сразу позвонили руководству, вызвали полицию, – ответил Сидорчук.

– Что ночью было необычного? Что вы слышали? Видели?

– Все было как всегда. Тихо, спокойно.

– Я в два часа ночи проводил обход, картины в этом зале были на месте. В пять уже пустые рамы, – сообщил Михайлов.

– То есть кража произошла с двух до пяти ночи приблизительно, – Дарья записала время в блокнот.

– В других залах что-нибудь пропало? Здесь же, как я понимаю, есть другие бесценные картины, произведения искусства, раритеты – что-нибудь еще похищено?

– Нет, в том-то и дело, что украли только эти семь картин! В другие залы никто и не заходил! По камерам видно! – ответил начальник службы безопасности. – Мы обход по всему музею провели.

– А что с камерами, что с сигнализацией?

– С камерами? – улыбнулся начальник безопасности. – А вы можете сходить, полюбоваться на пульт.

– Хорошо, пройдемте, – энергично кивнула Дарья.

Они прошли в кабинет на первом этаже, где была оборудована каморка охранников. Возле внушительных мониторов вовсю колдовали спецы из технического отдела полиции.

– Гоша, привет. Ну, что скажешь? – следователь поздоровалась с высоким русоволосым парнем.

– Привет, Дарья Николаевна. Отчет будет завтра у тебя на столе, – не переставая ковыряться в подключенном к монитору ноутбуке, ответил он.

– Отчет отчетом, а сейчас в двух словах, почему сигнализация не сработала и почему охранники ничего не видели, не слышали? – тихо спросила Дарья.

– Потому что кино у них красивое крутили, интересное кинцо. Вот, полюбуйся. – Зотов нажал несколько кнопок, и на мониторе появился слабо освещенный зал.

– И что? – вглядываясь в изображение, спросила Дарья.

Это, несомненно, был зал выставки, тот самый зал, где пару минут назад она наблюдала пустые рамы. Сейчас картины были на своих местах. Причем зал скрывался в полутьме, сами картины разглядеть было сложно.

– Что это значит? Картины на своих местах? – спросила следователь.

– Именно. Причем это же видео крутилось и в тот момент, когда проходило ограбление.

– То есть ты хочешь сказать, что охранники видели эту картинку и были уверены, что все на месте?! – удивленно заключила Безбрежная.

– Ага! – подошел к ним Сидорчук. – Мы смотрели на мониторе, но, как вы видите, в зале все спокойно.

– И вы ничего странного не заметили? Как и кто вам это кино настроил? – озабоченно спросила Дарья.

– В том-то и дело, что не заметили. У нас по инструкции каждые три часа обход. В два ночи все было нормально, в пять картин уже не было.

– А как им это кино подключили, я сейчас и разбираюсь, – ответил Зотов. – Так что мне не мешайте, я работаю. – Он снова защелкал клавишами ноута.

– А сигнализация? Каждая картина же должна быть защищена? – снова спросила Дарья.

– А они и защищены были… – ответил Зотов. – Но кто-то тихонечко все отключил, так что, гражданка следователь, не мешайте, все в отчете напишу, – он демонстративно вернулся к своей работе.

Дарья задумчиво кусала колпачок ручки и возле слова «сигнализация» вывела в блокноте два жирных вопросительных знака.

Страницы старой книги… 18 марта 1314 года. Пятница

На маленьком острове Иудеев в центре Парижа вовсю шли приготовления к казни. Уже была поставлена деревянная площадка для казни, вбит столб для приговоренного, принесены большие охапки соломы для костра.

– Ох, и жарко будет сегодня, соседка, – худая остроносая дама кивнула пухленькой девушке в большой широкополой шляпе.

– И поделом им, отродьям Сатаны, – пухлощекая боязливо перекрестилась. – Поговаривают, эти нечестивцы, тамплиеры, вовсю издевались над святым распятием, плевали на иконы, ужас какой… и даже, – девушка понизила голос и боязливо взглянула на свою соседку, – они поклонялись… ну… этому… Рогатому… – последнее слово было произнесено шепотом.

– Рогатому? Дьяволу? Самому настоящему? – ахнула худая. – Не может быть! – всплеснула она руками.

– Конечно, не может, – влез в разговор двух соседок толстый лавочник в перемазанном мукой переднике. – Не может, потому что они Дьяволу не поклонялись. Глупости все это. Глупости и чепуха! Брешут люди!

– Не Дьяволу, а Бафомету, – вспомнила наконец-то имя дама в шляпке. – Но он тоже рогатый.

– Рогатый! – передразнил ее лавочник. – Наговаривают все на них, на рыцарей! – сообщил он, понизив голос.

– Не наговаривают! Они во всем признались, во всех своих преступлениях против Господа Бога нашего! – величественно и надменно ответила остроносая.

– За семь лет пыток и не в таком можно признаться! Умеют парижские палачи признания выбивать! – не согласился с ней лавочник. – А Магистр за семь лет ни в чем не сознался, и всячески отказывается от всех обвинений.

– Так, суд короля уже осудил его! Все равно! А вы, сеньор Жульбур, что-то слишком сочувствуете рыцарям! – подозрительно прищурилась пухленькая. – Может, вы тоже один из ордена?! – ахнула девушка и приложила руки к пылающим щеках.

Лавочник насупился и сквозь зубы прошипел проклятия.

– Пойдем отсюда, Луиза, – потянула она соседку за собой, недовольно оборачиваясь на остолбеневшего лавочника, который принялся оправдываться на ходу.

– Да вы что, дамы… Да не в жизнь… – верещал он, но его уже никто не слышал.

В грязной вонючей клетке, установленной на старой телеге, на площадь привезли замученного и исхудавшего бывшего Великого Магистра ордена тамплиеров Жака де Моле. За семь лет тюрьмы, пыток и мучений от былого величия магистра мало что осталось, только гордый взгляд карих глаз и упрямо вздернутый вверх подбородок говорили о непреклоненной воли магистра.

Несмотря на все пытки, Жак де Моле не признался, где спрятаны сокровища ордена, он гордо смеялся в лицо палачам и всячески отвергал все глупые и беспочвенные обвинения. Но суд короля все равно приговорил его к сожжению на костре, но Жак был спокоен, есть еще высший суд, который котируется выше королевского.

Де Моле без страха взглянул в лица своих палачей, он, Великий Магистр, он ничего и никого не боится, он пройдет через все, что ему предназначено.

Тюремщики шептались, что костер для Великого Магистра был сложен таким образом, чтобы продлить муки умирающего как можно дольше.

Когда языки безжалостного пламени уже лизали ноги осужденного, терпеть адскую боль не было сил, Жак де Моле закричал что было мочи, вложив в последние проклятия всю силу древнего могущественного ордена:

– Господь знает, что я умираю несправедливо осужденный. Поэтому очень скоро несчастья падут на головы тех, кто несправедливо осудил нас. Господь отомстит за нас, я убежден в этом. Тебя, Господь, молю, обрати взор свой к Деве Марии, чтобы приняла нас. Папа Климент, перед Судом Господним говорю – смерть найдет тебя через сорок дней, а тебя, король Филипп, прежде чем закончится этот год! Папа Климент! Король Филипп! Не пройдет и года, как я призову вас на Суд Божий! Проклинаю вас! Филипп, проклинаю тебя. Проклятие на весь ваш королевский род до тринадцатого колена!

И высшие силы услышали его предсмертные слова.

Санкт-Петербург. Наши дни

– А меня Вареньевна сегодня похвалила! И даже сказала, что…

– А мне Мишка по голове машинкой стукнул, а я ему…

– А потом Вареньевна нам дала циферки обвести…

– А Мишка как заорет…

– А я суп мучил-мучил, но не домучил…

Следователь Дарья Безбрежная обнимала двух улыбающихся близнецов пятилеток Тему и Сему, малыши радовались приходу матери и старались наперегонки рассказать ей, что же интересного и невероятного случилось за сегодняшний день в детском саду.

Воспитательница Татьяна Валерьевна, которую близнецы именовали Вареньевной, все-таки не удержалась и сделала ехидное замечание припозднившейся мамаше:

– Дарья Николаевна, опять опаздываете! Ваши тут, Безбрежные, последние остались! – с ядовитой интонацией заметила она.

– Так сад же до половины восьмого работает, а сейчас только семь, – пытаясь натянуть непослушный кроссовок на детскую ногу, заметила Безбрежная.

– Уже девятнадцать ноль пять, и всех других детей давно разобрали, – скривила полные губы Вареньевна.

– Разобрали, потому что у них мамочки не работают, а дома сидят, – звенящим от обиды голосом заметил старший и серьезный Сема.

Дарья одобрительно хмыкнула, продолжая напяливать следующий кроссовок уже на третью ногу.

Воспитательница ахнула:

– Вот, видите. Он еще и хамит! И дисциплина у мальчишек хромает. Вы знаете, во что они играли сегодня на прогулке? – Полная женщина энергично и демонстративно закатила глаза.

– Не знаю, но думаю, вы мне сейчас об этом расскажете. – Дарья застегивала куртку на первом сыне.

– Они нашли в траве мертвого жука, обвели его мелом и пытались выяснить причину смерти… – В голосе Вареньевны слышался такой ужас, как будто бы мелом дети нарисовали пентаграмму и вызвали самого Дьявола.

– И как? Им это удалось? Установили свидетелей? Вызвали понятых? – профессиональным голосом осведомилась Безбрежная.

Мальчишки синхронно захихикали.

– Да вы что! Вы не понимаете? У нас приличный сад, а вы…

– А что я? А что мои дети сделали такого неприличного? Или, быть может, вы причастны к этому преступлению? К смерти жука?

И под шумный смех мальчишек, высоко подняв голову и оставив остолбеневшую Вареньевну, Дарья вышла из стен «гостеприимного» детского сада.

Уже подходя к дому, смартфон издал имперский марш из «Звездных войн» – значит, звонили на служебную симку.

Придерживая ухом телефон, Дарья пыталась попасть ключом в замочную скважину. Дело осложнялось еще и полным пакетом с продуктами, зажатым под мышкой.

– Слушаю, – прозвучало довольно грубо.

– Дарья Николаевна, добрый день. Извините, что вас вечером потревожил, но я подумал, что это может быть важно… – раздался смущенный и неуверенный мужской голос.

– Кто это? – поморщилась Безбрежная, в прихожей освобождаясь от надоевших каблуков.

– Извините, не представился. Это Сергей Михайлов, охранник из Инженерного замка. Вы сегодня с нами утром разговаривали.

– Ах да! Конечно! Я вас слушаю, Сергей. – Стянув с мальчишек обувь, Дарья под вопли голодного кота пыталась освободить пакет с провизией. – Вы что-то важное вспомнили?

– Да, наверное, важное. Хотя я не уверен, – снова смущенный тон. – Сидорчук просил вам не рассказывать, он считает это неважным. Но я не знаю, может быть, это как-то поможет, – неуверенно зачастил охранник.

– Так, стоп, Сергей. Давайте вы мне все расскажете, а я сама решу, важно это или неважно для следствия, – сурово произнесла Безбрежная.

– Ладно, – согласился Михайлов.

– Это касается пропавшего Потапова?

– Наверное, да!

– Хорошо, отлично. Я вас слушаю.

– Это не совсем телефонный разговор, я вам кое-что хочу показать. Мы можем сегодня увидеться где-нибудь в центре?

– А до утра это не подождет? – Дарья с сомнением посмотрела на сыновей, уже сидевших за столом, с голодными глазами ожидающих ужин, посмотрела на орущего кота, который тоже весь день страдал без любимых хозяев и насыпаемого ими корма в миску. Да и тащиться куда-то на ночь глядя не хотелось, тем более что оставить мальчишек было не с кем.

– Я бы хотел вам сегодня все рассказать, боюсь, что завтра я не решусь. Да может быть и поздно… – негромко ответил Михайлов.

– Хорошо, но у меня есть другая идея. Записывайте адрес, это недалеко от центра. Жду вас у себя, – Безбрежная продиктовала в трубку свой адрес.

– А ваш муж не будет против такого позднего визита? – с сомнением в голосе спросил Сергей.

– А муж объелся груш, – усмехнулась Дарья, накладывая Теме на тарелку сваренные покупные пельмени.

Да, она кормила детей пельменями, да, о ужас! Даже сама их ела, и да, готовить что-то на ночь глядя после суматошной работы у нее не было ни сил, ни времени, ни, если честно, и желания. Как говорила любимая в скобках свекровь, именно из-за этой работы, ее постоянной архиважной работы, и расстроился ее брак, первый и единственный. Мужу нужны были каждый день первое-второе и компот, плюс свежевыглаженные рубашки и накрахмаленные воротнички, а Дарья все время проводила на работе, с которой приползала без сил и падала спать – какие тут воротнички? Супруг ворчал, брюзжал, но сам не был в состоянии и тарелку за собой вымыть, не говоря уже о приготовлении элементарного обеда. Когда появились близнецы, Олег обрадовался, что уж в декрете Дарья будет сидеть дома и готовить борщи, но ничего подобного. Стало еще хуже. Теперь Даша крутилась вокруг памперсов, горшков и бодиков – два орущих младенца, причем орущих постоянно – стали последней каплей терпения трепетного Безбрежного, и собрав чемодан, он одним прекрасным утром отправился к своей обожаемой матушке с ее несравненными пирогами, накрахмаленными воротничками и заправленной кроваткой.

Дарья даже не обиделась ни разу, ей было не до того, она вздохнула с облегчением, вспомнив поговорку «Баба с возу», в данном случае «мужик с возу», с уходом супруга ей стало легче. Помощи от него не было никакой, в финансовом плане тоже, только вечные упреки и ворчание. Так она продолжала сама заниматься детьми, что она делала и раньше, только не стараясь готовить с утра до вечера несносные борщи, делать которые она так и не научилась. Дарья решила, что детей вполне можно кормить и сосисками, и пельменями покупными, и даже печеньем, а иногда можно порадовать и готовой едой из фастфуда, когда уж совсем не было сил готовить. Бабушек-дедушек и тетушек, кто бы помог, не наблюдалось, потому Дарья безропотно сама тащила мальчишек. Олег появлялся, в лучшем случае, раз в месяц, иногда присылал деньги, но, по-хорошему, ни она, ни дети ему давно были не нужны, не интересны, в его жизни им не было никакого места.

Да и сами Сема и Тема про папу не спрашивали, не скучали, потому что его совсем не знали, ведь он сам не хотел их знать, так что противиться поздним визитам точно никто не собирался.

Конечно, все это рассказывать постороннему мужчине Дарья не собиралась, ограничившись банальным «объелся груш», заверив собеседника, что тот может приехать и все рассказать следователю.

Через полчаса раздался бодрый звонок в домофон.

Отправив мальчишек досматривать мультики, Дарья пригласила смущенного Сергея на кухню, налила ему крепкого чая, придвинула вазочку с печеньем и пытливо уставилась на него.

Тот нервно заерзал на стуле, косясь на огромного кота мейкуна Федю, который очень трепетно относился к своей хозяйке и ревновал ее ко всем существам мужского пола, потому сейчас буквально пожирал глазами нового знакомца, с ненавистью разглядывая Михайлова.

– Итак, я вас слушаю. – Дарья прогнала обиженного кота с кухни и даже прикрыла дверь в комнату.

– Извините еще раз, Дарья Николаевна. Наверное, мне не стоило приходить, – снова замялся Сергей.

Дарья вздохнула. Она устала, она безумно устала, а тут еще на ночь глядя огромный двухметровый мужик ведет себя как девочка-пятиклассница.

– Сергей, раз уж пришли, выкладывайте все, как есть. Это касается Потапова? Вы знаете, где он? – задала она наводящие вопросы.

– Да, то есть нет, – замотал головой Михайлов. – Это касается Потапова, но я не знаю, где он.

Он тяжело вздохнул, а потом как будто решился прыгнуть в ледяную воду и начал наконец рассказывать:

– Мы с Лехой давно знакомы, это он меня сюда на работу пригласил, – шумно повел носом Сергей. – Я его хорошо знаю, как я думал. Он был простой нормальный мужик, ну, футбол там, пиво на выходных выпить. Все как все. Ответственный, спокойный очень. А тут… – Сергей облизал сухие губы и сделал глоток чая.

Дарья его не перебивала, внимательно слушала.

– Все началось с того, как нас поставили на дежурство в этом Инженерном замке. Когда мы в Главном корпусе музея работали, все нормально было. А как этот проклятый замок появился, так все…

Михайлов замолчал, его ноздри раздувались.

– Мы три недели там сидим, пока выставка идет, и я каждый день считаю оставшиеся дни до закрытия. Если бы не такая хорошая зарплата, то давно бы ушел, даже убежал, но у меня ипотека и двое детей, где я такую работу еще найду, – он снова вздохнул. – Сначала первые дни все спокойно было, а день где-то на третий после ночного обхода подходит ко мне Алексей, такой злой и сердитый, и кричит, зачем я его пугаю и что за шутки такие дурацкие? Я абсолютно не понял, что с ним случилось. Говорю, что я на месте был, и ничего не знаю. Он мне не поверил, и всю оставшуюся смену на меня недовольно смотрел. Я пытался узнать, о чем он говорит, но тот молчал, а потом сказал, что ничего, ему померещилось. Однако на следующую ночь я, как обычно, проходил залы дворца, а тут… – Сергей снова нервно сглотнул, – а тут явно слышу мужские шаги, причем за мной. Тяжелые такие шаги, как будто в сапогах кто-то грохочет. Я остановился, принялся фонариком светить по сторонам, но никого не увидел. Я снова пошел, снова шаги за мной, причем в паре метров. Я включил свет в зале, но кроме картин никого там не было.

– А вам не могло показаться? – серьезно спросила Дарья.

Сергей отрицательно замотал головой.

– В том-то и дело, что нет. Я потом прибежал на пульт, принялся просматривать видео того зала, где я был. Но на видео был только я, больше никого не было, – Сергей снова заерзал. – Алексей тогда внимательно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Я тоже не стал распространяться, Сидорчук засмеял бы нас. Пару дней было все тихо, а потом я проходил по внутреннему дворику, была ночь, но луна была яркая, и у нас еще фонарь у входа, потому было довольно светло. Я проходил по двору, смотрел на темные окна дворца, как вдруг в одном из окон второго этажа сначала появилась искра, небольшая такая, а потом зажегся огонек, как будто свечи. И вдруг окно стало освещено, и я ясно увидел темный силуэт мужчины со свечой в руке. Он стоял у окна второго этажа и как будто смотрел на меня в упор. – Сергей снова заерзал, комкая в руках салфетку. – Мне стало очень страшно, просто волосы у меня на голове зашевелились. Ведь замок закрыт ночью для посетителей, здесь никого быть не могло. Причем второй этаж всегда закрыт, то крыло, где царские покои, сейчас закрыт для посетителей, туда нет входа. Около пару секунд был силуэт в окне. Я могу поклясться, что я его прекрасно видел, а потом он исчез как не бывало, в долю секунды – был и нету! Я кинулся внутрь во дворец, побежал по лестнице на второй этаж, прикидывая, какая комната это могла быть. Я обежал все комнаты левого крыла. Все были закрыты на замок, везде было пусто, везде слой пыли – туда никто не заходил очень давно. Когда я, испуганный и перекошенный, явился перед Потаповым, тот так серьезно на меня посмотрел и сказал, что я его не поймаю никогда!

– Кого его? Он знал, кто это был? – Следователь напряглась.

Михайлов судорожно кивнул.

– Он мне сказал, что уже видел в том же окне этот силуэт, но поймать его невозможно!

– Но почему? Кто это? – воскликнула Дарья.

– Это… Павел! – закивал головой Сергей.

– Какой Павел? Какая фамилия? – Дарья достала блокнот и приготовилась записывать.

– Павел Романов. – Сергей продолжал терзать бедную салфетку.

«Романов» вывела в блокноте фамилию подозреваемого Дарья.

– Романов? Подождите, какой еще Романов? – Она нахмурилась.

– Да, тот самый Романов. Павел Первый, император, – хмуро ответил Сергей.

Безбрежная нахмурилась еще больше и с негодованием посмотрела на Михайлова.

– Что вы мне тут сказки рассказываете? Вы хотите сказать, что вы видели в окне императора Павла Первого?

– Ну да, я вам об этом и говорю. Точнее, не его, а его призрак, – признался охранник.

Теперь заерзала Безбрежная, как же она сглупила, пригласила в свою квартиру, где сейчас находятся ее малолетние дети, психически больного человека, а то, что Сергей не здоров, он сам только что признался, нормальные люди галлюцинациями не страдают.

Дарья отшатнулась от него и принялась вспоминать, где у нее табельный пистолет и что придется делать, если этот детина сейчас нападет на нее.

Скорее всего, все эти мысли были написаны на лице следователя, так как Михайлов снова вздохнул и продолжил:

– Я знаю, о чем вы думаете! Я на вашем месте тоже бы не поверил в эту дикую историю! Я раньше тоже никогда не верил в мистику, призраков и прочую подобную чушь! И Алексей не верил! Но он тоже постоянно слышал разные шаги за спиной, стоны какие-то и фигуру в окне!

Дарья встала из-за стола и тихонько подошла к столешнице, надеясь достать из ящика кухонный нож. Хоть какая-то защита! Чтобы она когда-либо еще пригласила свидетеля домой! Да никогда больше!

– То, что это Павел был, мы потом узнали, у Клары Захаровны поинтересовались. Она старейшая сотрудница музея в Инженерном замке. Она нам после рассказала, что призрак Павла появляется в замке перед какими-то важными событиями. В начале двухтысячных в стенах дворца умер замначальника музея, плохо с сердцем стало – инфаркт. До этого целый месяц призрак Павла шумел, на глаза всем попадался. Перед Великой Отечественной и перед блокадой города тоже, судя по документам, его видели, – откусив кусок печенья, спокойно объяснил Михайлов.

Дарья поразилась его мнимому спокойствию, вроде бы нападать на нее не собирается, но нож в ящике стола она все еще нащупывала.

Безбрежная пожала плечами:

– А сейчас что Павлу надо?

– Так, вот же – ограбление произошло! – поразился ее непониманию охранник.

– А, ну да, ну да! – согласно кивнула следователь. – А как фамилия вашей Клары Захаровны? Я бы хотела с ней поговорить.

– Чадымова. Клара Захаровна Чадымова, она вам много про императора Павла расскажет, про строительство замка и про всю эту чертовщину, которая здесь творится.

Безбрежная записала в блокнот фамилию музейной сотрудницы и с любопытством взглянула на Михайлова.

– Было что-то еще? Как это связано с Потаповым?

– Да, было. Я вам хотел кое-что показать, я знал, что вы мне не поверите, я бы и сам в это не поверил. Вот, смотрите… – Сергей достал из кармана смартфон, потыкал в кнопки и придвинул экран к Дарье.

– Это видео я сделал пару дней назад, как раз в том зале, где висели похищенные картины. Тоже дело было ночью, сначала я увидел это сам, а потом хватило ума достать телефон и все снять на видео, а то бы никто не поверил.

Дарья уткнулась в экран телефона. Сначала было темно и непонятно.

Большой тронный зал тонул в полумраке, шторы на окнах были задернуты, потому картины освещались лишь тусклым светом фонарика в руках охранника. Тот, судя по отражению света, неторопливо проходил по залу, медленно рассматривая картины. Вдруг возле одной из них он остановился. Изображение задрожало, снова луч света вернулся к картине.

Дарья ближе приблизилась к телефону в нетерпении, теперь и она что-то заметила.

На большом огромном полотне был изображен царь Петр Первый в окружении сановников в пышных париках, в руке у царя был план будущего города, у ног его плескалась река Нева. Но не это заинтересовало следователя – она заметила, что на картине лицо царя как будто ожило, голова повернулась набок, на губах из ниоткуда возникла живая улыбка, глаза сверкнули безумным блеском.

Дарья от изумления взвизгнула и уронила телефон на пол, с удивлением уставившись на Сергея.

– Вы это тоже увидели? Правда? – ничуть не удивился тот. – А я, представьте себе, эту чертовщину вживую видел, там на месте чуть не поседел от увиденного, – он покачал головой.

Дарья все еще не могла прийти в себя. В голове крутился рой мыслей.

Фотошоп? Видеомонтаж? Но она же сама только что видела, как нарисованный Петр Первый крутил головой на картине.

– Как эта картина называется? – тонким голосом, совсем не похожим на ее, прошептала она.

– Венецианов «Петр Великий. Основание Петербурга», ее тоже украли, – спокойно ответил Михайлов, попивая чай и закусывая вкусным печеньем.

– Мама, что случилось? Мы слышали крики! Ты упала? – на кухню заглянул взъерошенный Тема.

– Нет, все нормально. Я просто палец порезала, – солгала сыну Безбрежная.

Тот важно кивнул, взглянул на Сергея и испарился в недрах своей комнаты.

– Но это еще не все, – таким же спокойным тоном заметил Михайлов.

Дарья громко вздохнула.

– Что еще? Пришельцы с Нибиру? Аннунаки? Екатерина Вторая? Кого вы еще там видели? – с сарказмом заметила она.

Михайлов надулся и обиженно заметил:

– Нет, не Екатерина и не пришельцы, а вот Алексей мне вчера сообщил, что он снова видел призрак Павла, и тот… показывал пальцем на те картины! Вот так вот! – Его глаза задорно блестели, он выпил чашку чая и внимательно посмотрел на хозяйку.

Страницы старой книги… 20 апреля 1314 года. Не пятница, среда

Во дворце Наместника Бога на земле, Папы Климента Пятого, в тот день было многолюдно. Слуги носились по коридорам дворца в панике, самые лучшие лекари и знахари просиживали у постели умирающего понтифика.

Не прошло и сорока дней с момента казни Великого Магистра, как у Климента Пятого сильно разболелся живот. Не помогали ни магические травы с берегов Персидского моря, ни порошок «эликсир жизни», приготовленный из толченых египетских мумий, ни сок из высушенной кожи лягушки, которая умерла ненасильственной смертью в полнолуние, ни ежечасное пускание крови.

Лекари все сбились с ног, но стоны и вопли понтифика раздавались и днем, и ночью, были слышны во всем Париже.

В городе снова начали говорить и вспоминать о страшном проклятии, и для папы Климента Пятого предложили лечиться самым надежным средством – толчеными изумрудами.

Согласно легенде, считалось, что изумруды способны избавлять от любых проклятий и порчи, знахари вспоминали изумрудную скрижаль Гермеса Трисмегиста. А чтобы убрать ужасное проклятие – необходимо было много, очень много изумрудов. Ведь это не рядовая хиленькая порча, а ужасное проклятие казненного Магистра.

В перерывах между стонами и мольбами, захлебываясь от кровавой пены, Климент был согласен на все. Он обещал озолотить лекарей, осыпать их золотом и драгоценными камнями, если они спасут его, а тем более был готов съесть парочку толченых изумрудов.

Однако изумруды не спасли Климента Пятого от возмездия, и уже к вечеру 20 апреля он умер в страшных муках в лужах кровавого поноса.

Лекари развели руками, возможно, понтифик переволновался и со страху съел слишком много изумрудов, больше, чем нужно. Но это средство все равно продолжало считаться уникальным. Несмотря на смерть понтифика, проклятие было снято. Так считала официальная медицина XIV века.

Но на этом проклятие не успокоилось, ночью во время грозы молния ударила в Нотр-дам-де-Пари, где находилось тело мертвого Папы. Начался страшный пожар, наутро от тела остались лишь обгорелые головешки.

И лишь один молодой парень Этьен, бывший оруженосец одного из самых влиятельных и могущественных орденов Франции, знал, кто устроил этот пожар и каким именно ядом был отравлен Папа Климент.

Ведь, как говорится, на Бога надейся, но возмездие нужно брать в свои руки.

Санкт-Петербург. Наши дни

Следователь Дарья Безбрежная с самого утра пришла в Михайловский замок. Прозвучавшая вчера дикая мистическая история все еще витала в ее мыслях, не давая сконцентрироваться.

Призраки, императоры, Петр Первый, смеющиеся картины – со всем этим нужно было что-то делать.

А в первую очередь поговорить со свидетелями.

– Добрый день, Клара Захаровна. Я следователь Дарья Безбрежная, я бы хотела задать вам пару вопросов. – Дарья продемонстрировала удостоверение.

Перед ней сидела маленькая сухонькая старушка с фиолетовыми крашеными кудрями. Дарью всегда удивляло, зачем бабульки красят волосы в такой оригинальный цвет.

Чадымова подняла на следователя свои васильковые глаза, взглянула исподлобья и промямлила:

– Если вы по поводу случившегося ограбления, то я о нем ничего не знаю. По ночам я обычно сплю в своей кроватке, – усмехнулась она. – Жаль, что давно нет никого, кто бы мог это подтвердить.

«А бабулька не так проста, как кажется», – подумала про себя Дарья.

– Нет, не только про ограбление, а про сам Инженерный замок я бы хотела у вас узнать.

– Про Инженерный? Михайловский замок? – явно удивилась старушка. – А что именно? Сейчас в интернете можно узнать что угодно, тем более про нашу достопримечательность, – с достоинством приосанилась Чадымова.

– К сожалению, в интернете не все есть, – притворно вздохнула Дарья.

– Например? – В глазах Клары Захаровны зажегся огонек.

– Например, кто по ночам пугает здесь охранников, – жестко ответила следователь.

– А вы про это!! Про Павлика?! – улыбнулась старушка.

– Вы его Павликом называете?

– А как его еще называть? Все-таки вам донесли уже? Я думала, они постесняются про это рассказывать.

– Как вы видите, не постеснялись. Расскажите и вы тоже.

– Ну, хорошо. В это можно верить – можно не верить, но у нас в замке уже есть десятки свидетелей, адекватные взрослые люди, в том числе и ваша покорная слуга, которые кое-что странное видели и слышали в залах дворца. Особенно в последнее время.

– Вы действительно верите в призраков? Должно же быть рациональное объяснение. Не может же дух покойного императора Павла тут гулять по ночам? – Дарья пыталась достучаться до разума музейной работницы.

– Может – не может, но кто-то же здесь ходит! Стучит сапогами, бьет чем-то тяжелым по полу, выключает свет, двигает картины – много еще чего, – нахмурилась старушка. – Мы об этом в музее почти не рассказываем, уже привыкли, а вот новички часто пугаются, – она развела руками.

– Бред какой-то! Не привидение же умыкнуло семь картин?! – вскричала Даша.

– Не знаю я, кто умыкнул картины. Я сразу вам об этом сказала, – насупилась Чадымова.

– Хорошо, о’кей, на минуту допустим, на минуту – что на самом деле призраки существуют, и один из них появляется здесь, но что ему здесь надо? Почему он вот уже триста лет здесь ходит? Что ему нужно?

– Так, ясно дело, что! Он сокровища свои охраняет! Павел Первый и после своей смерти защищает священные реликвии ордена тамплиеров!

Следователь Дарья Безбрежная схватилась за голову. Неужели все свидетели в этом деле чокнутые?!!

Страницы старой книги… 1314 г. Париж

Изабелла французская, больше известная как Французская Волчица, никому и никогда не показывала своих слез. Ей рано пришлось повзрослеть, из хрупкой девочки-красавицы, любимицы отца Филиппа Красивого, она превратилась в сильную жестокую волчицу, с мнением которой теперь считались и во Франции, и в Англии.

Ее в свое время ради политических интересов и для союза враждующих стран отец выдал замуж за принца Уэльского, будущего короля Англии Эдуарда Второго. Сначала она радовалась, мечтала о крепких отношениях с супругом – еще бы, такая красавица, как она, не может не понравиться будущему королю. Но реальность оказалась плачевной. Будь она хоть сто раз красавица и умница, но понравиться королю Эдуарду было невозможно. Его сердце, ум и тело были прочно заняты, и ладно бы другой красавицей – фрейлиной или придворной дамой. Изабелла, насмотревшись в детстве и юношестве на развлечения Фонтенбло и Версаля, была вполне лояльна к флирту и изменам короля. Но к такому даже жизнь в Версале ее не приготовила.

Эдуард был влюблен в своего фаворита мужского пола Хью Диспансера и посещать спальню жены Изабеллы даже не собирался. Красавица кусала губы от обиды, негодования и ненависти, но ничего с этим не могла поделать. Даже когда для рождения будущего наследника Эдуард все-таки посетил ее спальню, даже тогда он пришел не один, а с любимым фаворитом.

При воспоминаниях о той ночи Изабелла каждый раз вздрагивала и в ужасе прикрывала пылающие щеки руками. Но дело было сделано – желанный наследник престола Эдуард Третий был зачат.

Все свои обязательства по отношению к жене Эдуард Второй считал выполненными, и теперь мог, абсолютно ничего не стесняясь, заниматься своей бурной нетрадиционной любовной жизнью. Король не пропускал ни одного привлекательного парня, будь тот даже простолюдин, слуга, каменщик или трактирщик. На своих фаворитов король тратил баснословные деньги, в то время когда законная супруга скучала одна в своих покоях.

Не получив никакой любви и семейного счастья, Изабелла решила разрушить и личную жизнь своих невесток. Ее три брата – наследники престола и сыновья Филиппа Красивого – Луи, Филипп и Карл были женаты на бургундских принцессах Маргарите Бургундской, Бланке и Жанне. Только Жанна была счастлива в браке, ее отношения с принцем Филиппом были вполне безоблачны, в них царила любовь и гармония.

Маргарита же Бургундская обладала взрывным темпераментом и острым язычком, за что ее сразу же невзлюбила Изабелла. Маргарите было скучно с занудой Людовиком, и очень скоро она нашла ему замену.

В Нельской башне, одной из сторожевых крепостных башен в Париже, Марго проводила весело время с одним из самых известных красавцев города – Готье д’Оне. Позднее к ним присоединилась и веселушка-хохотушка Бланка и брат Готье – Филипп д’Оне.

По Парижу поползли слухи, поговаривали, что своих любовников, коих у Маргариты было не счесть, после ночи любви скидывали из окон Нельской башни прямо в Сену.

Изабелла встряхнула головой, она знала, как можно было вывести на чистую воду порочных сестер-изменщиц. Они изменили не только своим мужьям, но в их лице всему королевскому роду, то есть всей Франции.

В замке давали пышный и великолепный пир, где собрались знатные люди всего королевства. Во время танцев Изабелла заметила весьма приметные кошели, расшитые золотом и драгоценными камнями, у дворян братьев д’Оне. А ведь именно эти кошели были совсем недавно преподнесены в дар своим невесткам. Изабелла сразу узнала свои подарки и прямо с празднества отправилась напрямую к своему отцу королю Филиппу Красивому.

– Монсеньор, отец, разрешите мне сообщить о недостойной измене, о предательстве, о поступке, которому нет и не может быть прощения, – в слезах Изабелла кинулась в ноги короля.

– Дочь моя, что случилось? Кто посмел обидеть будущую королеву? – нахмурился Филипп.

– Нет, не меня обидели, а весь наш древний род Капетингов, обидели память наших предков, всю королевскую власть, – рыдая, прошептала принцесса.

Филипп подскочил с трона, кивнул советникам, чтобы те вышли и оставили ее с дочерью наедине.

– Королевские невестки Маргарита Бургундская, Бланка Бургундская и Жанна, все они под покровом ночи и дня имели любовную связь с другими мужчинами. Они предавались разврату втайне от своих венценосных супругов, – полушепотом ответила Изабелла.

Филипп побледнел, обвинение было весьма суровым.

– Вы уверены, дочь моя? Я в курсе, что вы ненавидите весь дом Бургундских правителей, особенно вам не по нраву Маргарита. Но безосновательно бросаться такими обвинениями… – сурово произнес он.

– Не безосновательно! Я могу доказать! – с вызовом ответила дочь. – Спросите у своих невесток, сир, где мои подарки, кошели, расшитые золотом, нитью и самоцветами, намедни я отправила им дорогие дары от моего имени! Спросите, сир, и вы узнаете всю правду! – поклонилась она.

– Пойдем сейчас же! – Король чуть ли не с силой потащил Изабеллу в покои Бургундских принцесс.

Сами же виновницы скандала смеялись и веселились, и даже на потеху играли в куклы, каждая из которых изображала персонаж из королевской семьи.

– А Филипп тогда говорит: «Сожгите, сожгите всех тамплиеров! Немедля!» – подражая низкому гортанному голосу короля, шутила Маргарита.

Ее сестры от смеха просто катались по полу, до того похоже у нее выглядел сам Филипп Красивый.

Задыхаясь от смеха и восторга, девушки и не заметили, как открылась дверь и на пороге застыл сам король Филипп собственной персоной, он как раз-таки услышал последнюю фразу Маргариты.

Одна из служанок вскрикнула от удивления и зажала рот рукой.

Принцессы посмотрели в сторону нахмуренного Филиппа и тоже вздрогнули от неожиданности и приближающейся в его лице опасности.

– Ваше Величество, – первой вышла из ступора Жанна и низко поклонилась королю.

Ее сестры мгновенно оттаяли и тоже низко склонили головы.

– Смешно вам, принцессы? – точно таким же низким и суровым голосом, какой пыталась изобразить Маргарита, осведомился король.

Девушки боялись поднять головы и встретиться с ним взглядом.

– Скажите мне, где ваши подарки, те кошели, расшитые золотом, что преподнесла вам в качестве доброй воли принцесса Изабелла? – Голос Филиппа звенел от негодования.

В глазах Бьянки заплескался ужас, Маргарита подняла голову и столкнулась взглядом с красавицей Изабеллой, на губах которой виднелась змеиная улыбка.

Принцессы Бургундии поняли, что им пришел конец, что они обречены.

Так и произошло, Маргариту и Бьянку Бургундскую заточили в мрачный замок Шато-Гайар в Нормандии за измену королю и всей Франции, за государственную измену и оскорбление короны. Жанну, которая знала о факте прелюбодеяния, но не донесла королю, а покрывала своих сестер, ее приговорили к пожизненному сроку в замке Дурдане.

Самим горе-любовникам братьям д’Оне повезло и того меньше, два молодых и красивых шевалье сперва были колесованы, с них заживо содрали кожу, облили кипящим свинцом, затем обезглавили и протащили по улицам и оставили гнить в течение недель. Половые органы, «орудие преступления», отрезали и бросили собакам, чтобы другим было неповадно.

Выяснилось, что королевский адюльтер длился более четырех лет, значит, дочь короля Людовика Жанна, которой было три года, вполне могла быть зачата от Филиппа д’Оне, и тогда никаких прав на корону не имеет.

Вот так изменчивый нрав Бургундских принцесс привел к череде непоправимых событий в истории всей Франции, к прерыванию династии Капетингов и началу Столетней войны.

Санкт-Петербург. Наши дни

– Вот ты мне скажи, Володя, как можно украсть семь бесценных картин, не оставив практически ни одной зацепки, ни одной улики, – задумчиво проговорила Дарья, смотря в окно на бушующую внизу набережную Невы.

Оперативник Владимир Шестаков, который в этот момент составлял список всех антикварных салонов города, с удивлением посмотрел на следователя.

– Дарья Николаевна, рано расстраиваться, я еще не всех антикваров обошел!

– Да бесполезно это, уже три дня после кражи прошло. Время уже упущено, если картины и попали к частному коллекционеру – то их никогда и не найдешь теперь.

– Из страны их вывезти не могли, все таможни оповещены, все аэропорты!

– Ой, как будто ты не знаешь, как это делается! Они вполне могут быть на другом краю света. И ни одной улики, и Потапов этот потеряшка тоже!

– Да, улик нет, как будто картины призраки утащили! – рассмеялся Владимир.

Дарья закатила глаза.

– Скажешь тоже, призраки. Мне наш полковник Спиридонов уже намылил шею за это дело, не буду же ему про блуждающий дух императора Павла рассказывать!

Шестаков прыснул от смеха, представив, как задымится лысина у Валентина Сергеевича, если доложить ему про мистику в замке.

– Да, дела. С женой Потапова связь держите? – спросила Дарья. – Может, она его покрывает, у себя прячет?

– Да нет, она сама в шоке, плачет, мужа ищет. Так сыграть роль безутешной супруги ни одна гениальная актриса не может. Глухо тут!

– Все равно, приглядывайте за ней, она может вывести на нашего потеряшку.

Шестаков согласно кивнул.

– Там, у их дома, наши люди давно караулят. Может, кто и объявится.

– Может быть, все может быть… – протяжно потянула Дарья.

В этот момент зазвонил служебный телефон.

Радостный дежурный Спицын громко оповестил:

– Эх, повезло тебе, Безбрежная. Нашелся твой Потапов, вон все сводки его физиономия украшает!

– Нашелся? Где? Как? Я выезжаю, – заспешила Даша, застегивая на ходу пиджак.

– Да не спеши ты, он вам теперь ничего не сообщит – мертвый твой Потапов, – разочарованно сообщил дежурный. – Но рядом с ним кое-что интересное есть!

– Я поняла, выезжаю, – кивнула Дарья и, захватив с собой Шестакова, направилась к входу.

Страницы старой книги… 29 ноября 1314 года. Не пятница, вторник

Быстроногая лань легко и грациозно убегала от своры преследующих ее собак. Королевский ловчий звучно протрубил сигнал к началу охоты. Профессиональные загонщики знали свое дело. Весь королевский двор, включая несметную личную свиту Филиппа Красивого, более двухсот человек благороднейшего сословия, не считая мелкую челядь и приближенных, все предвкушали необыкновенное развлечение.

Филипп любил азарт, любил охоту, любил собственноручно прицеливаться и убивать дичь, а потом, наблюдая за конвульсиями жертвы, добивать свирепого вепря или раненую косулю.

Загонщики гнали испуганную лань прямо на свиту короля, Филипп прицелился из лука и хладнокровно ждал, когда животное приблизится к охотникам.

Вот уже слышен стук копыт, вот уже первые гончие, любимые псы Филиппа, выбегают на поляну, где затаилась свита.

Филипп поднял лук, вскинул руку, указывая на приближающую к нему лань, и в эту самую секунду он рухнул, как подкошенный, с коня вниз головой.

Лань проскакала мимо, не получив ни одной стрелы, свора собак, преследуемая загонщиками, следом за ними, а к королю подскочили придворные.

Но было уже поздно. Филипп был без сознания, еще около месяца он находился в бреду между жизнью и смертью, а умер в своем королевском замке, перед кончиной все повторяя последние слова Жака де Моле.

Удар потряс его, в один миг остановив сердце Капетинга.

И пока вся королевская свита охала и оплакивала монарха, один мелкий оруженосец, который на охоте был младшим смотрителем за собаками, знал, что ядовитый сок тысячелистника, по рецепту ордена храма, способен за долю секунд останавливать сердце.

Ведь Жак де Моле и другие казненные рыцари должны быть отомщены, ведь сила проклятия в тех, кто его соблюдает.

У Филиппа Красивого – короля Франции – было три сына и красавица дочь. Казалось бы, его род не прервется, есть, кому продолжить королевскую ветвь. Но проклятие магистра тамплиеров покарало их всех.

Все сыновья и внуки Филиппа скончались между 1314-м и 1328-м. Дочери либо умирали в младенчестве, либо были бесплодными. Всего за четырнадцать лет с момента гибели Моле династия Капетингов прекратила существование – после трехсотлетнего периода правления.

А виной тому было проклятие магистра, злой рок или тайные преступники-храмовники, которым удавалось отравлять венценосных особ – история умалчивает.

Санкт-Петербург. Наши дни

Служебный автомобиль лихо несся по серым и невзрачным улицам города. Дарья смотрела в окно на нудный непрекращающийся дождь и все не могла найти ниточки, подергав за которые легко можно было найти пропавшие картины русских художников девятнадцатого века.

– Эх, Дарья Николаевна, опять мистика какая-то, – только услышав адрес, где был обнаружен труп Алексея Потапова, сообщил оперативник Шестаков.

– Почему мистика? – удивленно подняла на него глаза Безбрежная.

– Так это в Ротонде труп нашли! – безапелляционно сообщил оперативник.

– В Ротонде? – снова удивленно переспросила следователь.

– Да, в Ротонде, в той самой на Гороховой, – торопливо пояснил Шестаков.

– Да, я что-то такое о ней слышала, – неуверенно произнесла Даша.

Теперь настал черед удивляться Шестакову:

– Николаевна, ты что? Не знаешь про Ротонду?! Это же одно из самых мистических мест Петербурга!

– Я не увлекаюсь мистикой, – буркнула Безбрежная, ей было стыдно, что оперативник больше знает о ее городе, чем она сама. – И до этого дела мне мистика в расследовании никогда не попадалась!

– Зато теперь попалась в полном размере, – лукаво ухмыльнулся Шестаков. – Ну что, приехали, вылезай. Наши уже все здесь.

Следователь Безбрежная вышла из служебной машины. И правда, у обычной парадной на улице Гороховой с ноги на ногу переминался полный криминалист Леша Одывалов и медэксперт Антон Овечкин в дорогом импозантном пальто.

Шестаков поздоровался с коллегами.

– Ты что это как на праздник вырядился? – обратился он к Овечкину, выразительно оглядывая его роскошный наряд.

– Для меня работа всегда праздник, – ухмыльнулся тот. – Меня звонком с работы с тещиного дня рождения выдернули. Повезло, так повезло! Даже переодеться не успел, так спешил от драгоценной Изольды Максимовны срулить, – снова разулыбался он.

– Да уж, любишь ты свою тещу! – влез в разговор Михалыч.

– А ты мою полюби, попробуй!

– А твои как дела, Володь? Я слышал, Джек у тебя занемог!

Шестаков помрачнел, немецкая овчарка Джек был его хорошим преданным другом, но несколько дней назад сильно заболел.

– Джека вчера похоронили.

– Ой, не знал, сочувствую.

– Все нормально, – Шестаков пожал ему руку.

Даша подошла к опергруппе, поздоровалась:

– А что вы тут жметесь, не заходите?

– Да мы только что приехали, за минуту до вас! Где там ваш труп, показывайте, – Антон Овечкин выразительно взглянул на Володю.

– Тьфу-тьфу, пока еще не наш труп, пошли.

Все зашли в полутемную парадную и сразу же будто попали в другой нереальный мир.

– Ничего себе, – аж присвистнул от удивления Шестаков.

Действительно, было чему поражаться.

Снаружи это был обычный фасад в стиле раннего классицизма, каких много в Северной столице, а вот за парадной дверью таилась настоящая архитектурная жемчужина. Перед глазами изумленной Безбрежной открылись настоящие мраморные колонны, ажурные винтовые лестницы, более подходящие для средневекового замка, арки, а точнее арочные перекрытия, и купол, служащий антитезой куполам христианских храмов.

– Ничего себе у них лестница! – задрав голову, промолвил Шестаков.

– Сам ты лестница! – отозвался Овечкин. – Правильнее будет назвать Ротонду самостоятельным помещением с винтовой металлической лестницей, украшенной шестью колоннами, поддерживающими площадку верхнего этажа.

– А ты, видать, подготовился, когда от тещи ехал, – огрызнулся Володя.

Дарья разглядывала металлические ступени, которые вели на третий этаж, что интересно, второй этаж здесь отсутствовал, и лестничная площадка огибала по кругу всю Ротонду. На третьем этаже было несколько квартир с металлическими дверями, а само помещение Ротонды было завершено высоким куполом.

– Ты еще главного не узнала! – улыбнулся ей Овечкин. – Закрой глаза и слушай.

Даша послушно зажмурилась и тут вздрогнула от удивления.

Голос эксперта, стоявшего у противоположной стены Ротонды, раздался прямо у ее уха. Девушка от неожиданности ойкнула и открыла глаза.

– Здесь поразительная акустика, – шепотом произнес Антон с другой стороны лестницы, но его шепот был слышен во всем помещении, каждый звук как будто звучал в голове.

– Вы тут так и будете развлекаться, или все-таки займемся тем, за чем мы сюда приехали и за что нам деньги платят? – спросил Одывалов, и его слова тоже разнеслись по всей Ротонде.

– Зануда, – тихо промолвил Шестаков.

– Я все слышу! – улыбнулся Михалыч. – Где там ваш труп?

– Два трупа, – из-за колонны раздался голос молодого полицейского.

– Два – это уже интересно, – коротко кивнула Даша и прошла вперед.

В самом центре мистической парадной, аккурат на старом железном люке, безжизненно лежали два человека. На первый взгляд они как будто спали – бледные лица, сжатые губы, но неестественно застывшие позы говорили о том, что эти люди уже давно мертвы.

Первого высокого здоровяка с волевым подбородком Дарья сразу узнала по фотографиям Алексея Потапова, второй был щуплый молодой парнишка лет двадцати с едва пробивающейся щетиной на щеках.

Безбрежная наклонилась к телам, над которыми уже колдовал Антон Овечкин:

– И что это с ними? – поинтересовалась следователь.

– Я только приступил, но на первый взгляд у обоих большая потеря крови, причем, я бы сказал, критическая. Сейчас я проведу парочку тестов и точно смогу сказать, что с ними. Но, Дарья Николаевна, обратите внимание сюда, – он приподнял руку молодого парня и показал еле заметный след на обратной стороне локтя. – Уверен, что у второго товарища точно такой же след.

– А что это может быть?

– Я думаю, это след от инъекции, какого препарата, пока не скажу! – Антон вернулся к работе.

– А кто второй потерпевший? – спросила следователь.

– Вон, у полиции спроси, у них найденные личные вещи, да и свидетель, кажется, имеется. Но ты самого главное не видела! – Его глаза победоносно блеснули.

– Что еще? – Даша только собиралась отправиться к свидетелю, как услышала крик Овечкина, она все еще не могла привыкнуть, что здесь любой звук раздается таким эхом. Акустика явно мистическая!

– И что же я еще не видела?

– А вот. – Овечкин подвинул к следователю темную спортивную сумку, из которой виднелся круглый тубус для карт или рисунков, с такими часто ходят студенты художественного училища. – Эта сумочка лежала аккурат между нашими жмуриками.

– Это? Это? – Дарья не верила своим глазам. – Неужели?

– Пока не открывали, отпечатки нужно снять. Я сейчас здесь все закончу и вместе откроем.

– Ну, Антоша, давай сейчас откроем, мои пальчики у тебя же есть! – Безбрежная сложила руки в молитвенном жесте.

– Ну, ладно, – смилостивился тот. – Только перчатки надень, будь добра, и мне не мешай.

Овечкин медленно поправил свои перчатки, аккуратно достал из сумки тубус и неторопливо принялся отвинчивать крышку тубуса.

Даша от нетерпения кусала губы, он что, издевается?

Но наконец крышка была снята, полотно достали на свет, раскрыли, и перед изумленной следственной группой предстал Венецианов Алексей Гаврилович «Петр Первый. Основание Петербурга». Но не сам факт нахождения картины ошеломил присутствующих – на картине был нарисован не тот Петр, что совсем недавно украшал картину на выставке. Теперь черты лица царя изменились, посадка головы, глаза, губы – все было другое. Плюс, как отметила Дарья, на заднем фоне изменился и пейзаж. Но больше всего следователя напугало другое – нынешнее лицо Петра как раз напоминало то, что она видела в смартфоне Сергея Михайлова, тот самый лик, что так напугал охранников во дворце.

– А царь-то ненастоящий! – прошептала Дарья, но ее слова разнеслись по всей Ротонде и стали слышны всем находящимся здесь.

Замок Шлезвиг-Гольштейн-Зонденбургских. Священная Римская империя германской нации, конец XVII века

– О, великий герцог, великий Фридрих, новости неутешительные. Надо что-то делать с соседями. – Главный советник Иоганн Штессель покорно поклонился великому герцогу Священной Римской империи германской нации.

– А что там с соседями? – пытаясь сдержать зевок, осведомился правитель. – Ты снова про шведов начнешь мне говорить?

– Не только про шведов, но и их покарать тоже нужно – их государство уже существенно начинает наступать на наши владения, да и владычество их на Балтике через пару десятилетий можно будет считать случившимся фактом, если мы не предпримем мер, – вкрадчивым голосом сообщил Иоганн.

Фридрих задумался, действительно Шведское государство наступало на пятки Имперскому льву.

– Одним нам их не победить, у шведов хороший флот, наших сил не хватит! – закивал Штессель.

– Отправь послов к Габсбургам, в Ганновер, нужно будет обдумать предстоящую коалицию. Что-то еще? – Фридрих недовольно скривился, он давно мучился желудочными коликами и обсуждать сейчас что-то еще был не склонен.

– Да, есть еще. Есть еще государство, намного сильнее, могущественнее и непредсказуемое, чем Швеция. Государство, способное стать самым главным врагом для всей Европы. Необозримое количество ресурсов, людской силы, древесины, меди – оно способно завоевать нас всех, если захочет, конечно, – тон Иоганна стал злой и жесткий.

– О каком государстве ты говоришь? – удивился Фридрих. Кроме возвеличенной Швеции, он не видел врагов для империи.

– О Московии! – выразительно поднял палец вверх Штессель.

Великий герцог от души рассмеялся.

– Эти дикие варвары, эта заснеженная далекая страна. О чем ты?! Они не способны у себя навести порядок – бородатые дикари! – Он брезгливо сморщился, поднеся к носу белоснежный платок, высморкался в него.

– Я согласен с вами, Ваша Светлость, что они дикари, но до сих пор сильна память о их мощи, величии и отваге. Они сильны верой и духом, практически непобедимы. Все мы помним царя Московии Ивана Васильевича Ужасного, помним заслуги московитян в Ливонской войне, как они разгромили силы Ливонского ордена, все военные стычки они выигрывали. Вспомните битву с рыцарями на озере Чудь. Все притязания нашей короны на земли Великого Новгорода, на Ингерманландию – все они отстояли. Нельзя списывать Московию со счетов, страна сильная, огромная, богатейшая… – Последние слова он процедил с лукавой улыбкой.

– Кто там сейчас у них правит? – задумался Фридрих, действительно слова Иоганна заставили его по-другому взглянуть на восточных соседей.

– После смерти царя Алексея Михайловича, кстати, поговаривают, что его бояре, местные сановники, отравили, так вот, после его смерти трон достался сыну Петру Алексеевичу. Молодой царь пытлив умом, любознателен, энергичен, хочет свершить великие дела. Интересуется науками и диковинками разными!

Фридрих на несколько минут задумался, принялся ходить по холодной комнате замка, но потом удивительная идея пришла к нему в голову, он довольно хмыкнул и потер от нетерпения руки:

– Великие дела, говоришь! Мы поможем ему с великими делами! Я знаю, как решить нам проблему и с шведами, и с русскими. Пусть сами себя сожрут, как пауки в банке. Садись, пиши секретную депешу в Амстердам, к нашим людям в Холланд…

Фридрих Людвиг, герцог Шлезвиг-Гольштейн- Зондербургский, потер руки, ведь он придумал такой план, который способен изменить жизнь и мироустройство практически половине земного шара. Если все получится – то о последствиях этого гениального решения будут спорить еще сотни лет.

Но все должно быть в полнейшей секретности, за нарушение вышеизложенных планов или за их разглашение есть только одно наказание – смерть, независимо от чинов и привилегий.

После написания секретной депеши главный советник великого герцога Иоганн Штессель, много лет служивший империи, был повешен на крепостной стене замка Шлезвиг.

Санкт-Петербург. Наши дни

– Ничего себе, у нас тут веселые картинки! – через плечо заглядывал на найденное полотно Венецианова оперативник Владимир. – А других картин тут не было? – Этот вопрос уже адресовался молоденькому полицейскому, топтавшемуся возле колонны.

Тот отрицательно замотал головой.

– Нет, не было. Точно не было.

– Значит, ищем еще шесть, – шуточно загнул палец на правой руке опер.

– Надо еще проверить подлинность этой картины, – осадила его следователь. – Тут изображение отличается от оригинала.