Два жениха и один под кроватью бесплатное чтение

Пролог

Император Лаклан, с лёгкой руки газетчиков прозванный Освободителем, стоял посреди своего кабинета и, морщась, как от зубной боли, читал переданное секретарём донесение.

— Нет, это невыносимо, — простонал монарх и, бросив взгляд на встревоженного помощника, процитировал, тщательно выделяя голосом каждую ошибку:

— «Лудше один раз умиреть чем влачить за собой своё жалкое сущиствование в этом заграничье. Я щитаю неправельно — держать отмеченова императорским крестом боевика в этом…» Предки, и как его угораздило поставить тире в нужном месте? — Император отбросил письмо к вороху бумаг, громоздившихся на углу массивного письменного стола и обречённо завершил:

— Дальше неразборчиво и клякса. Впрочем, неважно. Стьюард, не рискнёте отгадать автора сего вышибающего слезу послания?

Секретарь послал государю извиняющуюся улыбку и зачем-то поправил булавку на галстуке.

— Не могу знать, Ваше Императорское Величество. Какой-нибудь старый вояка-фермер с очищенных земель?

— Фермер… — Лаклан Освободитель опустился в кресло и тоскливо глянул на моросящий за окном дождь. Август в этом году не радовал хорошей погодой, больше походя на глубокий октябрь. — Если бы фермер… Да и насчёт возраста… Этому вояке в мае исполнилось двадцать пять. И он не в очищенных землях скот разводит, а трудится на посту второго помощника консула в дружественном нам Провере. Очень сильный, исключительно талантливый боевик. На Предел ушёл, едва ему исполнилось двенадцать. Вслед за отцом и старшим братом. И если откровенно, я приятно удивлён. Парень между сражениями, рейдами и охраной Предела нашёл время, чтобы хоть частично освоить грамоту… Частично! Один из лучших сынов нашей знати двух слов вместе связать не может!

Лаклан Освободитель замолчал, трагично прикрыв глаза раскрытой ладонью.

Дождь барабанил по стеклу, и хотя в кабинете жарко пылал камин, весело потрескивая за зачарованным щитом, императорский секретарь на мгновение почувствовал лёгкий озноб и передёрнул плечами. Его бабушка в такие моменты говаривала:

— Дрянной человечишка прошёл по могиле предка. — И плевала два раза через правое плечо и один через левое.

— Война окончилась три года назад, Стьюард, — заговорил из-под руки император, и секретарь не вздрогнул от неожиданности лишь благодаря хорошей выучке и долгой службе при государе. — Предел укреплён, новых прорывов ждать не приходится… Слава духам, магии и предкам. Но что нам делать с этими выброшенными из жизни детьми? Их ведь не два и не пять, а, за малым, почти две тысячи… Две тысячи талантливых магов, которые, кроме как заклинание Огненный шар, без ошибок ничего написать не могут, историю государства не знают, за столом ведут себя, как в казарме, а на балах так, что даже моя супруга краснеет, а она родом из Тонимы. Там на этикет даже наследники престола плюют, что уж говорить о мелком дворянстве…

— Ну, этикету, допустим, можно даже зайца научить… — вскинув брови, пробормотал Стьюард. По его личному мнению, научиться нельзя было только одной вещи: магии, если духи и предки не наделили тебя ею в момент рождения. А всё остальное, при должном усердии и хорошем наставнике, вполне реально. — Так пусть учатся, что им мешает? Прикажите отставникам учиться. Хотя бы тем, кого Ваше Величество планирует использовать на государственной службе. Остальных — женить. Хвала предкам, благородных девиц в Империи более чем достаточно, все прекрасно выучены — комар носу не подточит. И если с этим, по вашему меткому замечанию, выброшенным поколением уже ничего сделать не получится, от об образовании следующего матери семейства, вне всякого сомнения, сумеют позаботиться.

Лаклан сложил руки в замок и посмотрел на своего давнего помощника, за десятилетия службы ставшего едва ли не приятелем, долгим задумчивым взглядом.

— Стьюард, я всегда говорил, что ты — голова. Бери перо, пиши указ. «Сим повелеваем всем отставникам в возрасте от двадцати до тридцати пяти лет немедля жениться. Коли отставник не желает вступать в скоропалительный брак, он может поступить на учёбу в любую академию или университет Империи, где будет получать жалование согласно своему статусу и положению…» Зачеркни «жалование», напиши «стипендию». Лодырей и остолопов будем карать монетой. «На место учёбы приказываю прибыть к первому сентября».

— Кхм…

— Да, Стьюард? Замечания?

— Я не осмелился бы, Ваше Величество. Скорее предложение. Вы сами заметили, что некоторые из отставников служат за границей. Не лучше ли для студентов этой особой категории отложить начало учебного года на месяц? Чтобы они успели закрыть все дела и утрясти семейные проблемы, коли такие существуют. Не школяры ведь, взрослые мужчины…

— Пожалуй, да. Исправь, — согласился Лаклан. — Поставь сегодняшнее число и вели пропечатать в «Императорском вестнике». И список девиц на выданье мне подготовь.

Глава 1

В КОТОРОЙ ГЕРОИНЯ УГОЩАЕТ ЧАЕМ РЕКТОРА

Маменька как-то раз, подсмеиваясь над нашей соседкой, женой достопочтенного эрэ* Джея Вилки, сказала:

— Ноги многочисленных секретов Илисэйд давно уже торчат из-под их с Джеем кровати.

Когда мы с Бредом услышали эту фразу, то — не сговариваясь! — посмотрели на нашего садовника Джефа, который как раз проходил мимо веранды, на которой и состоялся тот разговор между нашими родителями. Батюшка с матушкой не знали, что мы прячемся за оттоманкой и могли себе позволить откровенный разговор, не предназначавшийся для детских ушей.

Круглый год, в любую погоду, Джеф носил огромные рыжие ботинки на деревянной подошве и разноцветные вязаные чулки, которые из остатков шерсти вязала фру* Кирстин — наша повариха и по совместительству жена садовника.

— Как думаешь, Бренди, — прошептал Бред, толкнув меня локтем в бок, — эрэ Вилки спотыкается об эти ноги, когда встаёт ночью по нужде?

Переглянувшись, мы представили, какое при этом может быть выражение лиц у обоих супругов, и так захохотали, что маменька испуганно охнула, а папенька отхлестал нас столовой салфеткой. После того, как поймал.

А мы всё равно хохотали.

Вот только сейчас, много лет спустя, когда я, скромно потупившись и вытянув руки вдоль тела, с видом прилежной ученицы бесхитростно смотрела в глаза ректору Большой Императорской Академии, мне было совсем не до смеха. Потому что из-под моей собственной кровати, которая находилась за ректорской спиной, торчали мужские ноги в модных кожаных туфлях и зауженных к низу брюках.

Благодарение Предкам, ректор интерьер особо не изучал, предпочитая рассматривать мою скромную персону с такой проникновенной задумчивостью, что у меня от нервов всё сжалось и забулькало внутри. К тому же мелко-мелко задрожало правое веко.

— Чаю, нурэ* Гоидрих? — спросила я и повела рукой в сторону столика, где шипел котелок для алхимических зелий, который я за неимением чайника использовала для более приземлённых нужд.

— Не откажусь, — ответил ректор и занял одно из двух моих кресел.

К счастью, то, которое было повёрнуто спинкой к кровати.

К сожалению, напротив него висело большое переговорное зеркало, которое папенька подарил мне на шестнадцатый день рождения, и в котором отлично отражались мужские ноги всё ещё торчавшие из-под моей кровати.

Зараза! Страшно представить, что начнётся, если ректор их всё же заметит.

— Бренди, милая, — не дождавшись чая, обратился ко мне наставник, и заварник в моей руке испуганно звякнул. По имени нурэ Гоидрих ко мне не обращался давненько. Пожалуй, с тех самых времён, как я перестала быть его студенткой. Да и тогда от словосочетания «милая Бренди» я кривилась, как от касторки, ибо вслед за ним непременно следовала удивительно долгая и бесконечно нудная нотация.

Неудивительно, что это внезапное ректорское дружелюбие заставило меня насторожиться.

— Вот уже несколько месяцев вы доним… досаж… осаждаете меня просьбами о переводе на старшее отделение, и сегодня, наконец, у меня открылась для вас вакансия.

Предки свидетели, если бы, произнося эту фразу, ректор не улыбался так плотоядно, я бы подпрыгнула на месте и захлопала в ладоши.

А всё из-за того, что в БИА я просочилась обманом, хотя при этом ни разу не солгала.

Подавая документы в императорский наставнический профсоюз, я умышленно не написала в нужной графе полное имя, а ограничившись инициалами, воспользовалась тем, что они у нас с братом одинаковые. Вступительное задание же выполняла сама, да там и не получилось бы смухлевать, даже если бы я захотела.

Опросники профсоюза были зачарованы таким образом, что подделать их не получилось бы и у самого опытного мага. По крайней мере в этом меня заверил канцелярист в Бюро профсоюзов, когда я позволила себе выразить изумление, что столь важные документы я могу заполнить дома, а потом выслать их почтой.

— А чего нам бояться? — изумился служащий. — Всё зачаровано лучшими магами Империи. Бумага чувствует обман, так что можете не пытаться жульничать — вылетите из профсоюза, не успев в него вступить.

— Да я и не собиралась! — справедливо возмутилась я. — Уже и спросить нельзя.

У себя на квартире я честно заполнила анкету. (Да, честно! Бумага не покраснела и не заметила подлога! И не моя вина, что у нас с Бредом полностью совпадают инициалы). Выполнила все задания и написала сопроводительную записку на тему «Как почётно быть наставником», старательно избегая указаний на пол автора. То бишь на свой.

И нет, мне не было стыдно. Не я виновата, что женщин преподавать берут только в семьи — гувернантками — да в Институты благородных девиц. Почему я — лучшая выпускница БИА (по негласному мнению всех наставников) должна прозябать в каком-то замшелом институте, когда могла бы делиться знаниями и умениями с талантливыми, амбициозными магами, а не с девицами, которые за этих магов мечтают выйти замуж?

Да и чему бы я могла их научить? Тому, как пришить пуговицу к смокингу мужа? Так я сама всё магией приклеивала, а иголку с ниткой в руках держала только в качестве домашнего наказания. Давным-давно.

Так что нет, стыда я не испытывала, с лёгкой душой запечатала бумаги родовым гербом и тем же вечером отнесла в ближайшее почтовое отделение пухлую бандероль, где, мило улыбаясь, спросила у приёмщика, когда мне стоит ждать ответа.

— Жди ответа, как соловей лета, — сострил этот самоубийца, за что ему едва не прилетело от меня магической оплеухой по наглой роже. Из последних сил сдержалась.

Будь на моём месте маменька, она бы на наградила наглеца полным укоризны и скрытой душевной боли взглядом, после чего посетовала бы начальнику отделения на недостойное поведение его сотрудников.

Или папеньке бы поплакалась, что скорее всего.

Я же с детства ни на кого не жаловалась — Бред не в счёт! — и проблемы старалась решать сама. Вот и тогда, глянула на служащего маминым взглядом и с братской каверзностью накрыла все канцелярские предметы отделения отводом глаз, который развеивался лишь после того, как зачарованный посмотрит на объект не менее пяти раз.

Как-то давно я с лёгкой руки Бреда на собственной шкуре прочувствовала, что значит искать вещь, которая лежит на самом видном месте. Это здорово бесит, скажу я вам. Поэтому из почтового отделения я выходила с такой злорадной улыбкой на губах, что встреченная мною на крыльце старушка на всякий случай поплевала от чёрного глаза два раза через правое плечо и один — через левое.

А через два дня в двери моей квартирки, которую я снимала у одинокой вдовы, постучал императорский стряпчий.

— Б. А. Алларэй тут проживает? — спросил он с порога, забыв поздороваться и глядя на меня колючим неприветливым взглядом.

Представиться он тоже забыл, но ему и не нужно было. Чёрный мундир императорских стряпчих даже малолетние дети ни с чем не перепутают.

— Здесь. — Я торопливо вытерла испачканные в чернила руки о салфетку и поправила причёску, не спеша признаваться, что это я и есть.

— У меня для него пакет из Большой Императорской Академии. Вы кто? Любовница?

— Предки с вами, какая любовница? — ахнула я и скорчила рожу, которая должна была изображать крайнюю степень возмущения и отвращения.

Колючий взгляд сразу помягчел, а сам стряпчий попытался изобразить улыбку. Впрочем, попытка не увенчалась успехом.

— Ну, раз супруга, — из чего-то заключил он (не из рожи ведь!), — то можете принять пакет. Позвольте руку?

Я даже пискнуть не успела, как он цепкими пальцами перехватил моё запястье и царапнул церемониальной иглой мою ладонь. На пакет упали капли крови и императорская печать, скреплявшая его края, растворилась без следа.

Стряпчий довольно улыбнулся, сделал какую-то пометку в своих бумагах и, утратив ко мне всяческий интерес, буркнул:

— Передайте мужу, фру Алларэй, что в Академии его ждут в понедельник.

После этого стряпчий ушёл, а я запоздало возразила:

— Вообще-то я леди. И сестра, а не супруга.

Но меня уже никто не услышал.

Когда в понедельник в БИА всё вскрылось, и ректор Гоидрих, бешено раздувая ноздри, доказывал кому-то в переговорном зеркале, что нанимал на работу не меня, а моего братца, ему ответили:

— Бред Альфус Алларэй не подавал прошения в профсоюз наставников. Тогда как присланный нами кандидат полностью соответствует вашему запросу.

— Она женщина! — рявкнул нурэ, совершенно не переживая по тому поводу, что я присутствую при разговоре. — Вы хотите, чтобы я поставил бабу преподавать боевую магию?

— Ну, если она лучше всех мужиков, претендовавших на эту должность… — ответили из зеркала, и я, зардевшись, гордо вздёрнула нос.

— Я думал, что это её брат! — заорал ректор и дорогое переговорное зеркало пошло трещинами. — Бред Алларэй и Бренди Алларэй — это не одно и то же.

И с этим сложно было поспорить. Я бы даже обиделась, перепутай меня кто с Бредом. Он на голову выше, шире в плечах, со сломанным носом и полным отсутствием такта. К тому же, мужик. Но в этой ситуации захотелось то ли выругаться, то ли заплакать. Я сжала кулаки и от души пожелала любимому наставнику перепутать перед сном стакан чая с отваром из медвежьего винограда, чтобы всю ночь из нужника не вылезал.

— В своё время вы учили их обоих, нурэ Гоидрих. И очень хорошо выучили, попрошу заметить. Гордиться нужно такими учениками, а не принижать их достоинства, — попеняли с той стороны магического стекла, отрывая меня от злокозненных мыслей, но идею о медвежьем винограде я взяла на вооружение.

— Она женщина, — дрожа ноздрями — того и гляди дым пойдёт — повторил свой главный аргумент ректор БИА.

— И не выпячивать недостатки, — невозмутимо хмыкнули из зеркала и деловито поинтересовались:

— Так принимаете наставницу в штат или будем решать вопрос в суде?

Судиться с императорскими стряпчими? У наставника, всем известно, характер вспыльчивый, но он не самоубийца.

Я пребольно ущипнула себя за запястье, чтобы не сплясать от радости в ректорском кабинете танец дикаря-островитянина, завалившего матёрого оленя. И чтобы не улыбаться так откровенно.

— Пр-ринимаю! — прорычал нурэ Гоидрих и зыркнул на меня нехорошим взглядом, молчаливо обещая весёлую жизнь и всё, что к ней прилагается. Я вздёрнула подбородок, принимая вызов и как бы намекая, что прекрасно помню, где в окрестностях Академии можно раздобыть медвежий виноград и как из него сделать такой пургатив, что никакая магия не спасёт…

И вот два года батальных действий, судя по всему, подошли к концу.

Нурэ Гоидрих мне улыбался и при этом смотрел ласково-ласково. Как одержимый демонами психопат или маньяк-убийца.

Я нахмурилась, поджала губы и подозрительно уточнила:

— И в чём подвох? Вы переводите меня в старшую ясельную группу?

— Помилуйте, Бренди! — фальшиво возмутился ректор, принимая из моих рук чашку с горячим чаем. — В Академию принимают с двенадцати лет… Впрочем если Его Императорское Величество издаст указ, то кто я такой, чтобы спорить? Откроем и ясли.

Последнюю фразу он произнёс с непонятной мне злостью, а потом, встряхнувшись, поспешил меня заверить:

— Самая что ни на есть старшая группа, боевики — всё как вы мечтали. Будете… как же там? Делиться знаниями с талантливыми и амбициозными.

Ректор щёлкнул пальцами, явно довольный собой, а я мрачно уточнила:

— И что я буду читать этим талантливым и амбициозным?

Губы нурэ Гоидриха сложились в зловеще-каверзную улыбку, блеснула белоснежная полоска зубов.

— Всё, моя дорогая Бренди. — Ректорский голос дрогнул, во взгляде и разлёте рыжеватых бровей появилась некоторая безуминка. — Абсолютно всё. Страноведение, грамматику, историю Империи, общую историю, естествознание, этикет… — Я почувствовала, как у меня вытягивается лицо. У мелкоты я хотя бы бытовую магию преподавала, но назначить меня гувернанткой… Это было слишком даже для любимого наставника. — Сегодня пришло распоряжение подготовить к началу октября класс и наставников. Нанимать кого-то со стороны мне казна не позволит, а вы, как никто другой, лучше подходите на эту роль.

Я скрипнула зубами.

— И чем же это, позвольте осведомиться?

Ректор вздохнул, сделал глоток чая, скривился от его крепости — я предпочитала пить крепкий, без сахара или мёда — и проникновенно прошептал:

— Вас, Бренди, они хотя бы не осмелятся послать в Бездну.

В груди шевельнулось что-то нехорошее и именно в этот момент правая нога из той пары, что торчала из-под моей кровати, медленно и бесшумно, спряталась под свисающим до пола покрывалом.

— Вы на что намекаете?

Я так старалась не смотреть в сторону постели и при этом не упустить её из виду, что, кажется, заработала косоглазие. По счастью, ректор не обратил внимания на эту мою странность. С шумом отхлебнув из чашки, он горестно махнул рукой.

— Да какие уж тут намёки! — Шарахнул чашкой по блюдцу и внезапно перешёл на ты.

— Группе боевиков преподавать будешь. Тем, что с Предела вернулись. Его Императорское Величество Лаклан Освободитель последним указом обязал университеты и академии принять на учёбу всех отставников до тридцати пяти лет от роду, даже стипендию на это положил… кхм… которая по размерам не уступает твоей зарплате, моя дорогая и самая талантливая из всех учениц!

А потом глянул на меня из-под медно-рыжей, с серебряными нитями седины чёлки и с тоскою попросил:

— Бренди, Предками и магией тебя заклинаю, уволься сама, а? Может, мне вместо тебя кого постарше на замену пришлют… Пусть даже бабу, демоны с ней! Это ж не мальчишки. Взрослые мужики! А ты девица. Умница-разумница, талант, которых свет не видывал, хочешь я тебя в Институт благородных девиц переведу? В столичный? У них, говорят, там факультет общей магии расширяют…

Я выдохнула, сощурила глаза и вкрадчиво прошипела:

— Дорогой наставник, вы уж определитесь, чего хотите больше, бюджет спасти или меня из Академии вытурить. А то я понять не могу…

— Да я тебя, дуру, спасаю! — взрыкнул ректор. Да так грозно, что вернувшийся неизвестно откуда Рогль высунул из-под кровати свою ушастую морду и воинственно натопорщил усы. — Единственная баба-наставница на всю Академию, да ё-моё! НЕ ЗНАЮ Я! Не знаю, чего больше хочу!! Спасти тебя, идиотку упёртую, от позора или бюджет пощадить. Ты понимаешь, дурочка, что после такой работы замуж тебя никто не возьмёт?

— Спасибо за беспокойство, господин ректор, — чинно поблагодарила я, — но жених у меня уже есть.

— Есть? — Нурэ Гоидрих растерянно взмахнул светлыми ресницами. Вид у него при этом был весьма недоверчивый и самую малость испуганный. С перепугу же, видимо, ректор вновь перешёл на вы. — Но как же?.. И он не против того, что вы работаете?.. То есть, я хотел спросить, не против ли он того, что вы работаете здесь?

— Полагаю, что нет, — мимолётно улыбнувшись, ответила я. — Иначе бы меня тут не было. Разве не так?

Охх… Когда-нибудь мне так прилетит за враньё и изворотливость — мало не покажется. С другой стороны, это когда-нибудь наступит не прямо сегодня…

Ректор допил чай, оставил папку с примерным учебным планом и ушёл.

В бумаги я даже не заглянула. Право слово, что я, своего наставника не знаю? Примерный план он составил. Ага-ага. Поди, велел секретарю из императорского указа переписать обязательные к изучению предметы, а снизу подпись подмахнул, магическим оттиском заверил — и всех трудов.

Да и времени до первого октября, когда в Академию нагрянут «талантливые и амбициозные», — пропасть. Успею ещё подготовиться. Пока же у меня были дела поважнее.

Едва дождавшись, пока шаги главы БИА утихнут в коридоре, я схватила Рогля за грудки.

Ну, как за грудки?.. Сложно схватить за грудки помесь прожорливой мыши с говорящим зайцем. Разве что в кулаке сжать так, чтобы снаружи только уши торчали, да носик бусинкой, да возмущённые белые усы.

— Хозяйка!

Вообще-то не в правилах роглей признавать кого-то хозяином. Они сами себе хозяева и повелители мира по совместительству. Наверное поэтому о себе говорили всегда во множественном числе.

— Мы завели себе мага. Мы съели все запасы в чулане и мы не любим, когда нас тягают за уши. Уши — наше больное место.

Мой рогль завёл меня себе, когда мне только-только стукнуло шесть (Бред чуть не удавился от зависти). Мелкий демон — это я о рогле так ласково, не о братце — и вправду какое-то время полагал, что сумеет меня воспитать так, как ему нужно, но уже через неделю понял, кто в доме хозяйка и что лучше не выделываться, а то кое-кто может перекрасить бархатную шкурку цвета тёплой золы в розовый, на хвост навесить шёлковый бант и заставить каждое утро, ровно в шесть, будить маменьку с папенькой, распевая под родительским ложем «Храните, Предки, Императора. Пусть солнце вечно светит над Аспоном».

Папенька после третьего концерта по всему дому расставил магические ловушки. Угрожал:

— Не знаю, кто это сделал, но поймаю — с живого шкуру сдеру.

А папенька мог. Он на Пределе двадцать лет отслужил и всех демонов — даже одобренных Великим Ковеном — не переносил на дух. До сих пор не пойму, как это он своим невероятным, звериным просто чутьём не проведал, что у меня рогль завёлся…

Точнее — я у него.

Кстати, после случая с покраской шкуры и гимном — и не спрашивайте, как я это сделала, у вас всё равно уровень магии не тот, не получится — рогль стал Роглем, а «принеси нам пожрать, недомаг в юбке» — Хозяйкой.

Но я отвлеклась.

— Хозяйка! — верещал Рогль из моего кулака, жалобно выпучив глаза, мол, мы такие хорошие, мы такие пушистые и это не мы у кухарки украли баранью ногу, хотя она была невероятно вкусной.

— Где тебя носило, прохвост? — не прониклась я. — Ректор чуть нашего жениха не нашёл! Представляешь, что было бы?

— Хозяйка… — придушенно пропищал демон, отчаянно дёргая усами. — Да ты вообще…

— Я те дам вообще! — возмутилась я, решив, что наглец основательно попутал берега, и схватилась двумя пальцами за длинное ухо.

— Ай!

— Ты кому рот затыкаешь?

— Да мы не затыкаем! Мы не то! Мы не вообще! Мы говорим, что в общежитии мы были, подслушивали… проводили разведку боем то есть.

Если «боем», значит, опять у кого-то холодильный шкаф опустошил.

— И немножко вражеские продовольственные запасы конфисковали.

— Когда ты уже нажрёшься?

Я выпустила демона из захвата, и тот, отбежав на метра полтора, встряхнулся, зафыркал оскорблённо:

— Кто позволил руки распускать? Мы испокон веков же!.. У деда нашего на этом самом месте амбар стоял! Да мы…

— Дамы погорячились, — перебила я, опускаясь на кровать из-под которой вновь торчала нога в ботинке. Как вспомню, сколько я за эти ботинки выложила, такая жаба душить начинает… Ну и денёк… Врагу не пожелаешь. — Не нужно про амбар. Я про него миллион раз уже слышала. Лучше расскажи, что там в общежитии? Слух хорошо зашёл?

Рогль посопел, поправил лапками усы, пригладил шёрстку на макушке. Глазки-блюдечки взывали к совести и покаянию. С рассказом он не спешил, явно настроившись на на торг и лишний кусок сала или ещё один окорок.

Проглот.

— С другой стороны… Я никому ничем не обязана. Ну, останутся в этом году первокурсники без посвящения. Кому от этого хуже? Может быть, мне? — предупреждая пронырливого, жадного до халявы демона, обозначила свою позицию я. — Ну их. Мне вон учебный план изучать надо.

Демон фыркнул, зыркнул и нехотя просопел:

— Нормально всё в общежитии. Боятся. Рассказывают… И это… Мы тут слышали, тебя в старшую группу переводят? А зарплату повысят? А то где ж это видано? Мы месяц без мяса. От нас так скоро даже хвоста не останется!

— Да куда в тебя лезет? — возмутилась я. — Кто вчера целую баранью ногу сожрал и даже не подавился? Сразу предупреждаю, если кухарка узнает, кто её спёр, сам будешь с ней расплачиваться.

Рогль шмыгнул носом и в качестве примирения потёрся мордочкой о мою туфлю.

— А о зарплате я обязательно спрошу. Насчёт золотых не обещаю, но на бесплатные обеды ректор, может, и расщедрится.

Достала из кармана платья ароматный сухарик, демон угощение поймал налету, с удовольствием схрумкал всё до крошки и, наконец, заговорил о деле.

Эрэ — обращение к магу жизни.

Нурэ — обращение к магу-стихийнику.

Фру — обращение к простолюдинке, не обладающей магическим даром.

Рогли — мелкие демоны, которым Ковен разрешил проживать на территории людей.

Глава 2

В КОТОРОЙ ГЕРОИНЯ ПРЕДАЁТСЯ ВОСПОМИНАНИЯМ

Нормальные дети из нормальных семей учатся дома, с переменным успехом доводя до нервных срывов гувернанток и наставников. Девочки — до двенадцати лет, мальчики — до восьми. Нас с Бредом учили родители. Маменька — всему, папенька — всему остальному, но преимущественно магии.

Я думала, меня ждёт Институт благородных девиц в Чаберте — центре нашей провинции, а братцу был уготован путь в БИА. Боялась, как же мы станем жить. Он — там, а я — здесь. Мы же с рождения даже на день не расставались!

Но тогда я ещё не знала о различиях между нормальными семьями и нашей. А если и знала, то не считала их чем-то выдающимся.

А между тем, седьмого августа — за два дня до того, как нам исполнилось восемь — на пороге «Хижины» появился императорский стряпчий с повесткой.

С какой повесткой, спросите вы? А я разве не сказала? Пока шла война на Пределе только девочкам нужно было сдавать экзамены, чтобы поступить в тот или иной университет, а мальчиков призывали в военную академию.

Всех.

И точка.

На боевой факультет, на алхимический, на целительский, на некромантский — но там народу было не густо, меньше только на йаттов* училось, для них даже отдельного факультета не открывали. Среди целителей и алхимиков, кстати, довольно часто шли девочки из семей победнее, из тех, кто не мог себе позволить ни Институт благородных девиц, ни Школу домоводства.

В тот день, когда Бреду вручили повестку, в отцовском кабинете был собран семейный совет, на котором присутствовало двое взрослых, двое детей и один Рогль неопознанного возраста.

Мама плакала. Папа был хмур. Я не знала, плакать мне или смеяться. Ведь, с одной стороны, у брата радость — он так мечтал об Академии! А с другой — он же уедет туда без меня!

Рогль в моём кармане неслышно хрустел сухариками.

Папенька усадил нас на диван, а сам встал у письменного стола, заложив руки за спину.

— Бред, Бренди, вы кое-что должны узнать перед отъездом, — проговорил решительно и мрачно.

Мама громко всхлипнула и папа укоризненно протянул:

— Этель! — И покачал головой. — Они всего лишь едут учиться. Не стоит так убиваться. Мы всегда знали, что однажды это случится.

Мы с братом в замешательстве переглянулись и, подвинувшись друг к дружке поближе, взялись за руки. По всему выходило, что учиться мы будем вместе. И что-то мне подсказывало, что не в Институте благородных девиц. С чего бы иначе маменьке так убиваться?

— Бред, ты знаешь, что у твоей сестры уровень магии гораздо выше твоего?

— И что с того? — совершенно непочтительно вскинулся брат. — Наставник всё равно меня больше хвалит.

И это правда. Брату от родового наследия достались крохи, ибо вся сила семей наших родителей перешла ко мне, но Бред и с этими крохами управлялся так виртуозно, что мне оставалось только завистливо вздыхать.

— Тебя очень быстро перестанут хвалить, если ты уедешь учиться без сестры, — печально вздохнув, напомнил папа, а мама перебила его внезапным вопросом:

— Бред, ты же знаешь, что мы с отцом тебя очень сильно любим? Что никогда не делали различий между тобой и Бренди?

Вот уж правда. Любви и розг нам доставалось поровну. Всё по-честному.

Мы кивнули, а мама прошептала:

— И если бы вы вдруг узнали, что я, например, родила лишь одного из вас, а второго… второго какая-то совершенно чужая мама… Вы бы… вы…

Пока маменька подбирала слова, Мы с Бредом вновь переглянулись.

— Ты сейчас что ли про то, что меня на самом деле папа купил за семь су у какого-то мужика на мосту Менял? — перебил брат, и у родителей стали такие лица, какие обычно бывали после особо каверзных наших проделок. — Так мы с Бренди давно об этом знаем. Ещё когда в прошлом году эрэ Вилки хотел на ней своего поросёнка Троя поженить.

— Женить, — непроизвольно исправила мама и поморщилась.

Я тоже скривилась.

Фу.

Трой был толстым и розовым, за что и получил своё прозвище. К тому же старым — прошлой весной ему исполнилось восемнадцать и он, получив в связи с этим три дня отпуска, сразу же примчался с Предела к дядюшке Джею.

Разговор папеньки с эрэ Вилки мы с Бредом подслушали случайно и даже на спор. Мне страх до чего хотелось доказать брату, что я тоже освою подслушивающее заклинание и смогу узнать, что нашёптывает садовник кухарке, а братец и рад был меня подначивать.

В итоге я немножко не рассчитала силы — в детстве со мной такое частенько случалось — и мы прослушали всю арию гнусного шантажа от начала и до конца. Надо сказать, что тогда мы поняли лишь одно: что Бреда не наша мама родила, а какая-то чужая жестокая фру, но, к счастью, папа сумел спасти его за семь су.

Хотя нет. Ещё одно мы тоже поняли. Джей Вилки хотел, чтобы меня отдали в жёны поросёнку Трою, а папенька долго торговался, а потом всё-таки согласился, но с условием, что помолвка состоится в год моего восемнадцатилетия.

Бред тогда сказал:

— Не бойся. Раз я тебе больше не брат, я сам на тебе женюсь, когда вырасту.

— Дурак, — ответила я и, изловчившись, ткнула «не брата» кулаком в глаз. А он, не ожидая такой подлости с моей стороны, пропустил удар.

О том, что розги за синяк Бреда мы поделили пополам, даже говорить не стану. Я лучше о том расскажу, что мы с братцем не поняли тогда, но сумели осознать некоторое время спустя.

В детстве мы с Бредом никогда не задумывались, почему у нас нет других братьев и сестёр. Нам с ним вполне хватало друг друга. Мы делились абсолютно всем, а когда брат уехал на Предел, то родители получали по одному письму в неделю, а я иногда по три в день.

Честно, даже не задумывались. В аристократических родах вообще было не принято заводить больше трёх детей. Это правило называлось «не будем разбазаривать дар Предков». Ну, правильно. Предки же магию с кровью добывали, с жертвоприношениями…А потом она, магия, долго-долго копилась в крови, улучшалась из века в век, из поколения в поколение и передавалась только по наследству. Ну, или уходила в эфир, если кровных наследников не было.

До моего рождения маменька была последней ветвью своего рода. Когда-то могучая аристократическая семья тогда насчитывала трёх стариков да десяток старух. И с папенькиной стороны дела обстояли не лучше: один из сыновей многодетной семьи на двадцатый год службы внезапно почувствовал небывалый, невероятный прилив магических сил. Не испросив отпуска, он в тот же миг сорвался в родовое имение, находящееся всего в двух часах езды от места службы, и обнаружил его полностью разрушенным.

Это был один из последних демонических прорывов. И он, быть может, не был самым кровавым — погибли всего две семьи, пусть и в полном составе, собравшиеся на празднование помолвки младших детей, да три десятка слуг. Согласитесь, это гораздо меньше, чем целая провинция. Однако от этого тот случай не стал менее трагичным.

К тому же демоны, напитавшись магией и кровью дали такой отпор прибывшему на место отряду боевиков, что те едва устояли. Слава Предкам, с ними был папенька, к которому ушла вся сила погибшего рода. Без его резерва они бы точно не выстояли.

После того случая Император законодательно запретил собираться всем членам одного рода в одном месте. Ведь если бы папенька не лишился в наказание за какую-то провинность увольнения и таки поехал на помолвку младшего брата, демонам бы досталась сила двух магических семей — и Предел бы тогда точно не выстоял.

Ну, а потом Император вручил папеньке орден, пенсию и маменьку, которую давно собирался выдать замуж, да подходящей кандидатуры не было.

А ещё два года спустя у маменьки с папенькой родилась девочка. И вся недюжинная сила двух аристократических родов однажды должна была достаться ей. Мне то есть. И всё бы ничего, кабы я родилась мальчишкой! Или чтобы, например, папенька, не успел полюбить нашу маменьку больше всех на свете… Впрочем нет. Больше, чем её, он любил — и любит! — только нас с Бредом.

В конце концов, даже на это можно было наплевать. Но роды были больно тяжёлыми и эрэ Вилки — наш семейный лекарь — сразу предупредил обоих моих родителей, что следующего раза маменька не переживёт, даже до разрешения от бремени не дотянет. И папенька молил его заговорить мамино чрево от тяжести. И руки жене целовал, чтобы она это позволила. Она позволила. Потому что любила.

И эрэ Вилки сделал то, что был должен.

А папенька уехал в хлеставшую ледяными плетьми ночь, в яростную грозу, в злой дождь с колючим снегом, которые вдруг обрушились на провинцию Чаберт в самом начале августа.

Но папенька — после двадцати-то лет на Пределе — не испугался непогоды, он думал лишь о том, что сделает император, когда узнает, кому досталась ВСЯ магия, особенно ценная во времена затянувшейся на долгие годы войны. Он же без зазрения совести прикажет папеньке взять любовницу, две любовницы, три любовницы — пока одна из них, наконец, не родит парня. Настоящего наследника. Того, кто сможет служить на Пределе. А если папенька изволит отказаться… Ну, что ж… Тогда по воле судьбы он может внезапно стать вдовцом.

Вот так в нашей жизни появился Бред. О подробностях же мы узнали гораздо позже. Тогда же поняли и другие вещи, которые прятались за простой правдой о том, что наши родители купили наследника рода на мосту Менял за семь су.

Например, чего на самом деле стоило отцу сотворить заклинание, в результате которого магия его рода по капельке перетекала к простому, когда-то чужому мальчишке. И то, что мама за четыре года поседела в старуху не из-за возраста, а из-за того, что Бред с пятнадцати до девятнадцати жил и служил на Пределе. И то, почему папенька, боевик, аристократ, столичный модник и франт, выбрал жизнь в провинции Чаберт, в родовом маменькином имении со странным названием «Хижина».

Но это было гораздо позже. А тогда мы с Бредом переглядывались и загадывали: всыпят нам за то, что мы ТОГДА подслушали, или просто сладкого лишат.

Не всыпали. И сладости мы за обе щеки уплетали до самого отъезда в Академию. И — да. Я была первой и единственной девочкой, которая поступила туда в восемь лет, успешно сдав вступительные экзамены, по совету папеньки, назвавшись мальчиком.

Хорошо, что мама не видела, как её любимый муж криво обрезал мне косы кинжалом и помогал облачиться в мужской костюм. Забегая наперёд признаюсь, косы я так и не отрастила. Да и какой из меня бы был боевик с патлами? До лопаток — максимум.

— Ну или демоны смогут через волосы высосать твою силу, — напомнил родитель, когда я поняла, чего меня хотят лишить.

Могла ли я после этого сопротивляться?

— Детка, — увещевал любимый родитель чуть позже, — ты, главное, помни две вещи. Первая. Магия Бреда начнёт истощаться вдали от источника. От тебя, то бишь… И второе. Если ты на экзамене ответишь на все вопросы правильно, если все задачи решишь только так, как умеешь… Поверь папеньке, тебя не выгонят.

Но, конечно, первый пункт его поучений был более важным, а я так сильно любила Бреда и так отчаянно боялась с ним расстаться, что экзамены сдала лучше всех, пусть и под вымышленным именем.

Когда же правда вскрылась, нурэ Гоидрих и в самом деле не смог меня выгнать. Мало того, узнав, что я претендую на факультет боевых магов, сказал:

— Я не против. При условии, что ты, Бренди, все предметы на общем будешь сдавать на «безупречно».

А «безупречно» — это же даже лучше, чем «отлично».

Но я сдала. И сдавала все годы нашего совместного обучения. И Бред, кстати, тоже сдавал, потому что маменька предупредила, что её мало волнует программа одобренная Военным министерством, и её сын получит достойное образование. Мол, что если надо, она сама переселится в общежитие и будет следить за успеваемостью своих детей.

Мы с Бредом представили, что с нами сделают однокурсники, если мама, которая за всю жизнь ни разу не покидала нашу провинцию, воплотит эту угрозу в жизнь, и схватились за учебники.

А что нам ещё оставалось?..

Ну, а после того, как Бред уехал на Предел…

Что сказать? У наставника уже рука не поднялась выгнать лучшую ученицу с факультета боевой магии. К тому же, на курсе, кроме меня, никого не осталось. Да и у маменьки я сыскала полное доверие.

…Тогда нам было по пятнадцать, мы считали себя страшно взрослыми и верили, что нам всё по плечу, что многое видели и ничего не боимся.

А о первой своей ночи в БИА старались не вспоминать. Особенно я, единственная девчонка на курсе боевой магии, самая младшая из всех студенток Академии.

Мне досталась светлая комнатка с большим окном и чёрным от копоти камином, который если и чистили когда-то, то точно до начала Пятидесятилетней войны. Впрочем, тогда её так ещё не называли. Тогда она была просто войной на Пределе.

Комната была рассчитана на двоих, но так как второй девчонки в БИА не нашлось, я стала её единовластной владелицей. И поначалу даже обрадовалась, но только до того момента, как рожок распорядителя протрубил отбой, и в жилом крыле погасили огни.

Темноты я не боялась, а от призраков, мелких демонов и прочей нечисти папенька научил нас защищаться ещё до того, как мы с Бредом начали ходить. Но вот к чему я была совершенно точно не готова, так это к тому, что ближе к полуночи двери моей комнаты со скрипом растворятся, и на пороге появится огромный лысый орк. Кожа его светилась зловещим зелёным светом, глаза алели голодной яростью, безумный оскал демонстрировал жёлтые отвратительные клыки… Орк повёл из стороны в сторону здоровенной башкой, нашёл мутным взором съёжившуюся на постели меня, зарычал и, протянув вперёд лапу с отвратительными когтями, сделал гигантский шаг.

Комната наполнилась смрадным зловонием, и я закричала.

Точнее, я думала, что закричала, вот только из моего горла не вылетело ни одного звука. В один миг я позабыла обо всём, чему учил нас папенька, вскочила на ноги, прижалась вмиг вспотевшей спиной к ледяной каменной стене и так жахнула орка магией, что он громко выругался внезапно человеческим языком и вылетел в тёмный коридор, по пути гремя костями и, кажется, руша каменную кладку древнего замка.

Вообще-то открытой магией орка бить станет только дурак или самоубийца. У них же шкура крепче, чем чешуя дракона, и мало того, что они самый сильный импульс воспримут как укус комара, так ещё его и отразят.

Мой орк этого не сделал, а я с перепугу не сразу сообразила, почему, а только тогда, когда он вломился назад в комнату, ужасающе матерясь и шипя:

— Ты умом тронулась, малохольная? В орка магией! Совсем жить надоело?

Вслед за ним в комнату ввалилось ещё человек десять. На орков они были похожи только отсутствием мозгов и яростью в глазах. Шумели, ругались.

— Хорошо, что мы коллективный щит выставили, — сказал один из них, глядя на меня, как боевик на демона восьмого уровня. — И тот не выдержал. А без щита ты бы его по стенке размазала, дура!

И тут до меня дошло.

Вот эти вот здоровые лбы — старшекурсники, не иначе! — решили порезвиться за мой счёт. Напугать девчонку-малолетку, посмеяться над ней. А орк, получается, вовсе не орк. И меня — МЕНЯ! Бренди Анну Алларей! — провели, как… как…

Помните я рассказывала про то, как шкурку Рогля в розовый цвет выкрасила? Так вот, заклинание, которое я тогда использовала, отлично работает и с другими цветами, и на большую группу людей накладывается на раз-два-три, а, если вложить в него изрядную долю злости, держится не три дня, а три седмицы, но об этом мои обидчики узнали не сразу.

После той ночи Бред с разрешения ректора переехал ко мне в комнату, я же получила своё первое взыскание. А всё потому, что кому другому нурэ Гоидрих, может, и спустил бы магический удар по орку, но мне, обведшей ректора вокруг пальца при поступлении — нет.

— Тяжело в учении — легко в бою, — ласково улыбаясь, напутствовал глава БИА, а я сопела и кусала губы от бессилия и обиды. Напали ведь на меня! Надо мной же подшутили! И я же виновата?..

Впрочем, немного успокаивало то, что наказали не меня одну, но и весь седьмой курс боевиков.

И если я свою провинность должна была отбывать на кухне, то они — на стрельбище. Живыми мишенями.

— Может хоть там держать щит научитесь, — противным голосом говорил нурэ Тайлор, декан нашего факультета и лучший из когда-либо существовавших преподавателей высшей магии, пока я тренировала заклятие подслушивания на его защищённом от чар кабинете. Уж простите, не смогла с собой совладать; хотела слышать, как мерзавцев, испортивших мне первую ночь в Академии, чихвостить будут.

— И групповой, и одиночный, и проникающий, — гремел возмущённо наставник, а я улыбалась. — Если, конечно, планируете выжить на Пределе и вернуться домой целиком, а не частично. Стыдно сказать. Задание провалили. Посвящение первокурсников сорвали. С сопливой девчонкой и с той не смогли справиться!

Что?

Нурэ Тайлор был папиным сослуживцем и иногда заезжал к нам в «Хижину». От него я такой подлости никак не могла ожидать. Он что же, был организатором и идейным вдохновителем этого безобразия? Ведь его собственный сын был одним из тех недоумков, которые решили подшутить над маленькой девочкой при помощи маскарадного костюма и иллюзорных чар! Разве так можно?

Неправильно это…

Если коротко, то я так расстроилась, так расстроилась, что нурэ Тайлор, к тайной радости и вящему ужасу своих учеников, внезапно позеленел. Правда, ненадолго.

Уже час спустя я стояла перед ним, хмурясь и глядя из-под насупленных бровей.

— Что это? — спросил наставник и постучал себя указательным пальцем по левой щеке, посреди которой красовалось желтоватое пятно, чем-то напоминающее лишайник, который растёт на скалах недалеко от «Хижины».

— Пятнышко, — проворчала я, жадно отмечая следы лишайника на руках и шее мужчины. Остальные части тела рассмотреть, к сожалению, не было никакой возможности. Хотя очень хотелось. Как и спросить, почему оно пожелтело и уменьшилось. По задумке, декан должен был позеленеть весь целиком, как кузнечик.

— Пятнышко.

Нурэ Тайлор кивнул и неуклюже выбрался из-за своего стола. Железный протез натужно заскрипел — на Пределе декан оставил правую ногу и два пальца левой руки, вышел на пенсию по ранению и ушёл в преподавание.

— И как ты это сделала? М? Чудо-ребёнок? — Я пожала плечом, а нурэ почесал пятно, и оно, к моему восторгу, начало дымиться. В воздухе запахло гарью. — Да чтоб тебя…

Пока почтенный муж ругался, как сапожник, я пробежала к окну и распахнула ставни.

— Не скажешь, как от этого избавиться?

— Само пройдёт, — насупилась я и втянула голову в плечи, справедливо ожидая наказания, но нурэ Тайлор отчего-то не разозлился. Рассмеялся только и ласково спросил.

— Малышка, а какой у тебя, говоришь, уровень магии?

Я промолчала. Об этом папа категорически запретил рассказывать. Да что рассказывать! Нам с Бредом об этом даже думать было нельзя.

— Немалый, как я понимаю?

Шмыгнула носом, пытаясь понять, будут меня ругать или хвалить.

— Злишься на меня? Как узнала, что парни мой приказ выполняли?

— Подслушала.

— Молодец! — искренне восхитился он. — Скажешь на кухне, что я к взысканию ректора ещё один день прибавил.

Я ахнула.

— Нечестно!

— И сама придумаешь, как однокурсников напугать. — Отмахнулся от моего возмущения, как от надоедливой мухи. — Традиция у нас такая на факультете, понимаешь? Обязательно нужно новичков испугать, вроде как чтоб от будущих страхов заговорить.

Хорошенькая традиция. Я чуть лужу от ужаса в кровать не наделала!

— Боевики народ суеверный, под смертью каждый день ходят. Так что делай что хочешь, но чтоб посвящение было. Иначе, не дай Предки, что случится, во всём тебя обвинят. Так что считай, ты сама на себя этой ночью наложила обстоятельства непреодолимой силы.

— Но…

— Знать ничего не хочу. Ступай. Сроку тебе месяц.

Ох, как я тогда перепугалась. Маленькая была, глупая. Это сейчас-то я понимаю, что декан от ректора нагоняй получил и на мне злость выместил, а тогда до комнаты добежала, на кровать упала и разревелась.

Как-то не заладилось у меня в Академии с самого первого дня. А папенька ведь говорил, что всё только от меня зависит!

На обед я не пошла, а ужин мне Бред тайком из столовки притащил, тогда-то я ему и рассказала о своих «обстоятельствах».

Брат зловеще сощурился и прокомментировал:

— Значит, вот оно как…

Ну, что сказать? У орков ещё не сошёл зелёный цвет с лица, а история о той ночи уже была всеми забыта, потому что в БИА появился призрак Кровавого Жениха.

Что же касается нурэ Тайлора, то он от своего лишайника избавился в тот же день. Говорю же, лучший из магов, которые когда-либо были в Астоне.

Йатт* — обращение к выученному магу разума. Среди этих магов встречались телепаты, провидцы, некоторые из них умели подчинять волю животных и людей.

Глава 3

В КОТОРОЙ ЖЕНИХ ВЫБИРАЕТСЯ ИЗ-ПОД КРОВАТИ

Войдя в лекционную залу к своим малявкам, я мило улыбнулась, ибо с галёрки надрывным шёпотом — клянусь, даже у меня так никогда не получалось! — неслось:

— … Илайя вбежал в храм, а там его брат с его невестой стоит у венчальной чаши. «Что ты сделал, брат?! — вскричал мёртвый жених. — Отдай мою руку, гнусная тварь».

— Джона, — перебила я рассказчика, ибо никаких гнусных тварей в этой истории точно не было. — Пройди к доске, будь любезен, и запиши только что произнесённую фразу.

— Нурэ Алларэй! — крайне талантливо взвыл мой личный агент. — Да что я сделал? Колокол ведь ещё не ударил!

— Во-первых, колокол для наставников, — отбрила я. — А во-вторых, непристойно выражаться в стенах БИА запрещено. Кстати, ты знал, что эта зала построена именно на том самом месте, где впервые появился Кровавый Жених?

Благодарная аудитория навострила уши и, кажется, даже перестала дышать, чтобы ненароком не пропустить что-то важное, но я держала паузу.

Первой не выдержала Агава Пханти, а с отделения целителей.

— Нурэ Алларэй, — прощебетала она. — Так это правда? Про свадьбу? Про руку? Про Илайю, который живёт в стенах академии?

— И про то, что никто не может с ним справиться — тоже, — кивнула я.

Ха! Справиться! Не родился ещё тот маг, который бы разобрался в волшбе, что мы с Бредом вдвоём насочиняли. Моя магия да его талант изобретателя — это, скажу без преувеличения, страшная сила.

— Осенью, когда грань между нашим и потусторонним миром особенно тонка, — понимая, что тянуть паузу дольше не стоит, негромко произнесла я. — Кровавый Жених встаёт из могилы и бродит по коридорам академии, оставляя за собой алые капли крови и вонь преисподней.

И в этом году, чтобы создать нужный антураж, я даже не стала засылать Рогля в закрома алхимиков, на свои кровные купила всё в аптекарской лавке. Ну и цены на «Драконью кровь» (источник потусторонних ароматов), я вам скажу! Такое впечатление, что несварением желудка — а именно эту болезнь лечит сей исключительно вонючий элексир — болеют лишь богатеи.

— Топор в его руке зловеще блестит в лунном свете, в пустых глазницах горит жажда мести… Он бродит по коридорам БИА и пугающе стонет в ночи: «Отдай мою руку, брат… Отдай!»

Нужно было слышать тишину, повисшую в зале после моих слов. Густая, вкусная, острая, как жгучий перец. Я насладилась ею сполна, а потом грузно ударил колокол, оповещая о начале занятий, и я, деловито хлопнув в ладоши, напомнила:

— Джона, к доске. Мы все ждём, пока ты запишешь слова Кровавого Илайи без ошибок, чтобы я, наконец, могла перейти к теме урока. А она, попрошу вас заметить, будет на экзаменах.

Настроение у меня было самым прекрасным.

Рогль не наврал. Слухи по общежитию ещё как ходят! Передаются из уст в уста зловещим шёпотом. Недельку подождать осталось — и можно выпускать Кровавого Жениха из-под моей кровати. В новом костюме, в новых модных туфлях с новым топором в единственной руке…

Красавчик!

Легенду о Кровавом Женихе мы с Бредом придумывали вместе. До сих пор улыбаюсь, вспоминая те несколько вечеров после отбоя, когда мы, забравшись в кровати, болтали до середины ночи, хихикая в подушку, почти как дома. С той лишь разницей, что в «Хижине» нас проверять и утихомиривать приходила маменька, а тут дежурный наставник или комендант общежития.

За основу легенды мы взяли тот факт, что два века назад одно из зданий БИА — которое точно толком никто не помнил — было венчальным храмом.

Братьев мы, конечно же, сделали близнецами.

— Так страшнее будет, — заверил меня Бред, и как всегда оказался прав.

Они жили душа в душу, никогда не ссорились и всё делили пополам, пока однажды не влюбились в самую красивую девушку в деревне. Красавица выбрала Илайю, ответив согласием на его предложение.

Ночью накануне свадьбы отвергнутый брат взял большой нож, которым кухарка резала хлеб, и, пробравшись в спальню Илайи, пронзил клинком его сердце. Предатель решил прийти в венчальный храм и, назвавшись именем брата, жениться на его невесте. Близнецы ведь были на одно лицо и никто не смог бы их различить, если бы Илайя не носил приметный перстень на левой руке.

Совершив своё чёрное дело, коварный убийца попытался снять приметное кольцо — но не тут-то было. Оно словно вросло в палец! Не долго думая, убийца отрезал кисть руки, разрубил её на части, снял кольцо, а саму руку сжёг.

Илайю же закопал под кустом жасмина во дворе.

Утром, назвавшись именем брата, убийца вошёл в храм, чтобы взять в жёны чужую невесту. И как только молодые произнесли слова брачной клятвы, двери храма отворились и гостей пронзил ледяной холод.

Это мёртвый Илайя прибежал к своей невесте. «Что ты сделал, брат мой? — вскричал он, но никто его не услышал. — Отдай мне мою руку, убийца!»

Испуганные гости переглядывались между собой, ничего не понимая, а невеста вдруг схватилась рукой за сердце, вскрикнула — и в тот же миг умерла. Это она увидела капли крови, которые появились на полу из ниоткуда, и поняла, что произошло.

(Даже не спрашивайте у меня, где тут логика. Легенду придумывали восьмилетки, чтобы напугать своих ровесников, в те времена у нас с Бредом была своя, не подвластная чужому уму логика).

…А Кровавый Жених с тех времён всё ходит вокруг венчального храма, ищет свою невесту и украденную братом руку. Так что берегись встретить его тёмной ночью! Он вмиг отрубит тебе руку, а сердце съест.

Зачем Илайе есть сердца своих жертв, я не могла понять, но Бред настаивал, говорил, что так ещё зловещее, ну мы и оставили легенду такой.

За четырнадцать лет моей жизни в БИА, два из которых я была наставницей, история обросла подробностями, Илайя стал более жестоким, безымянный брат покровожаднел — в прошлогодней версии он убил не только брата, но и всю семью, чтобы никто не смог уличить его во лжи. Но всё это только шло на пользу моим «обязательствам непреодолимой силы».

Ибо в студенты с того года, как я появилась в академии, посвящали не только боевиков, но вообще всех новичков БИА. Что шло вразрез с личным указом ректора. А всё из-за того, что в самый первый раз мы с Бредом немного перестарались — говорю же, в детстве со мной это частенько случалось — и нечаянно «посвятили» не только учеников, но и весь преподавательский состав.

Сражаясь с кровавым призраком, который посреди ночи появился в его переговорном зеркале и замогильным голосом, потребовал: «Отдай мою руку, смертный!» — нурэ Гоидрих обрушил кусок замковой стены, боевики-старшекурсники (они же бывшие орки) устроили пожар в общежитии, некромант со второго курса ненароком поднял соседнее кладбище, а бедняга конюх, у которого с рождения рабочей была только одна рука, едва не поседел.

Но если забыть о досадных мелочах, включавших в себя запрет ректора на проведение любых видов посвящения в студенты, я чувствовала себя прекрасно. Ну правда! Он ещё четырнадцать лет назад наложил табу на этот «пережиток прошлого». Помню, на всю академию орал, как оглашенный:

— Развели бардак на боевом факультете! Не лучшие маги империи, а бабки-шептухи какие-то! Узнаю, чьих рук дело было — до выпуска заставлю картошку на кухне чистить!

Узнает он, как же… Будем адекватно оценивать собственные силы. Если нуре Гоидрих не поймал меня восьмилетнюю, то и четырнадцать лет спустя вряд ли сможет со мной справиться.

В последние выходные сентября всё было готово.

Рогль вернулся из разведки с куриной ножкой в зубах и обрадовал:

— Новенькие приехали… Пойдём-ка мы проверим, хватит ли места в холодильном шкафу. А то ректор со дня на день начнёт премию окороками выплачивать, а мы не готовы.

— Эй! — Я схватила прохвоста за длинное ухо. — Знаю я, чем эти проверки заканчиваются… Ты зеркала проверил?

— Проверили.

Дёрнул ухом, вырываясь на волю.

— И?

— Что им станется, тем зеркалам? Просыпаются.

Много лет назад мы с Бредом, сами того не ведая, сотворили поистине удивительную вещь: желая зачаровать переговорные зеркала в комнатах первокурсников, мы как-то так направили прямую магического луча, что случайно прокляли стены БИА. Теперь любое зеркало, находящееся в академии, становилось частью некой системы, которую я обозвала лабиринтом Илайи.

Целый год зеркала работали по назначению, пробуждаясь лишь по требованию, чтобы связать двух людей в разных концах Империи. Но в последнюю субботу сентября пробуждались ото сна и все, как одно, демонстрировали одну картинку: ту, которую кропотливым трудом создавала я.

Главной задачей было сделать так, чтобы никто не узнал, откуда идёт трансляция. В детстве мы этот вопрос решали при помощи иллюзий, теперь же, чтобы не оставлять лишних магических следов, я использовала толстые свечи из красного воска и чёрную простыню, которая отделяла комнату от зеркала, перед которым стоял Илайя.

Раньше это был манекен, украденный нами со стрельбища и при помощи несложных манипуляций превращённый в некое подобие призрака. За годы своего существования Кровавый Жених разительно изменился и похорошел. У манекена появился дорогой свадебный костюм, чтобы сразу было понятно, что это именно Жених, а не какой-то другой залётный призрак. Чёрный смокинг, белоснежная рубашка с кровавым пятном напротив сердца, белая роза в петлице, модные брюки и начищенные до блеска туфли.

Случайно узнав о наших с Бредом «обязательствах», папенька не стал ругаться, а заказал голову у императорского кукольника и сделал поистине королевский подарок на наш двенадцатый день рождения.

Как сейчас помню этот день.

Большая деревянная коробка появилась в спальне и была первым, что я увидела, проснувшись. В сопроводительной открытке значилось «Самым лучшим детям от папы». И я, внутренне радуясь тому, что открою подарок первой, сняла крышку.

Лицо у головы, которую сделал кукольник императорского театра, было красивое и совершенно живое, если так можно сказать о мёртвом. Из уголка приоткрытого рта вытекала едва заметная струйка крови. Желтовато-зелёная кожа, чёрные круги под горящими мрачным огнём глазами. Илайя был настолько ужасающе настоящим, что даже у меня, той, кто придумал эту историю, мороз бежал по коже.

Проезжавший в миле от «Хижины» почтарь потом рассказывал в придорожной корчме, что его кобыла едва не околела от ужаса, когда вдруг, как гром среди ясного неба, раздался душераздирающий вопль.

Врал, небось. Голосок у меня всегда был громкий, но чтобы за милю…

В этом году у Жениха появилось новое орудие труда — самый настоящий топор палача. С длинным топорищем, покрытым старинными письменами и со стальным, кованным лезвием. Песня, а не топор! Подарочек от любимого братца к именинам.

Ну и конечно, «Драконья кровь». Её уже Рогль разбрызгает возле общих спален первокурсников.

Всё шло, как по маслу. Шторка повешена, свечи зажжены, Илайя во всей красе стоял перед зеркалом, с левой руки капала искусственная кровь, пальцы правой сжимали рукоять топора. Я ползала вокруг своего Жениха с мелом в руке — чертила охранную пентаграмму (когда играешь с призраками, даже вымышленными, любая охрана лишней не будет), иероглифы голоса и движения. Рогль с любопытством следил за мной со стола, придвинутого к холодильному шкафу.

— Справа звезда кривоватая, — время от времени подавал голос он. — Мы такую кривую задней левой нарисовать можем.

— Заткнись.

— И круг не круглый. На яйцо похож… Хозяйка, а у нас яйца-то есть? Можно мы проверим?

— Рогль!

— Ну, нет, так нет… Мы у новичков потом проверим, утром… Нам утром всегда яйца снятся. И котлеты. Или, например, головка сыра. У нас в амбаре этого сыру хранилось…

— Рогль!!

— Всё-всё! Мы молчим! Хозяйка, наш рот на замке.

Проглот ушастый…

Коридорный колокол отзвонил отбой, и я потёрла руками. Не терпелось опробовать топор вкупе с новым иероглифом движения. Илайя у меня, конечно, зайчик, но вдруг топорище окажется тяжёлым? Что если мойзайчик, моё любимое детище, мой обожаемый Жених предстанет не полуночным ужасом, а бездарным шутом? Да я повешусь!

Примерно через четверть часа после удара колокола по раме моего переговорного зеркала пробежала едва заметная голубая искра, и манекен дёрнулся, «оживая». Мёртвые глаза загорелись алым, губы шевельнулись.

— Брат, — прошептала я, и Жених повторил за мной хриплым, грубым голосом:

— Брат мой…

И внутри меня всё содрогнулось от дикого восторга и предвкушения. Пожалуй, было что-то неправильное в том, что моя единственная в жизни кукла была не фарфоровой принцессой с париком из натуральных волос, а Кровавым Женихом с топором палача и демоническим блеском в глазах.

С другой стороны, а чего вы хотели от девочки взрослевшей в волчьей стае? Образно говоря. Лично мне не встречались пока барышни, которые в восемь лет поступили на боевой факультет и успешно его закончили к двадцати. Успешно! Акцент нужно делать именно на этом слове. С принцессами и розовыми пони на прикроватной тумбочке этого сложно было бы добиться…

Илайя, словно почувствовав моё нетерпение, неуклюже шагнул вперёд, качнул огромным топором, поднял окровавленную культю и повторил вслед за мной:

— Я тебя вижу… вижу…

Нет, всё-таки он чудо до чего хорош! Мой красавчик.

Из коридора, словно в подтверждение моим мыслям, щедро плеснуло девчачьим писком. Нет, вот где у девок логика? Илайя ведь среди мужиков своего обидчика ищет, невеста ведь его не предавала!

Вздохнув, я пожала плечами и только-только собралась произнести свою самую любимую фразу «Отдай мою руку, брат», как где-то в недрах общежития что-то взревело и ухнуло так, что у меня заложило уши.

— Мы ничего не делали, — метнувшись мне под ноги, заверещал Рогль, я цыкнула на него и жестом велела не путаться под ногами, а сама кинулась убирать свою игрушку.

Первым делом, усыпить зеркало, стереть напольные знаки, спрятать штору, вернуть на место чайный столик, накинуть на плечи халат — и всё за две минуты.

Нет, в комнату ко мне, конечно, никто ломиться не стал бы, да и ректорского гнева я не боялась, ибо толком не успела никого напугать — какой-то мерзавец всю забаву мне испортил! Теперь целый год оказии ждать!

Впрочем, какие игры, когда в общежитии, кажется, случилось ЧП.

— Рогль, Илайю спрячь в сундук, — велела с порога. — И не отсвечивай, мало ли что там…

Мелкий демон деловито шевельнул ушами и метнулся к манекену. Голова Жениха отделилась от тела и медленно опустилась на пол, за ней последовал топор, свадебный смокинг… Я в досаде скрипнула зубами. Такой праздник мне испортили… Знать бы, кто!

С тоскою посмотрела, как деловито Рогль пакует моего Илайю в сундук, повторила:

— Не высовывайся. — И схватила защитный амулет.

При опасности его можно было развернуть и накрыть непроницаемым защитным куполом половину общежития. Таких безделушек в БИА было всего три. У ректора, у нурэ Тайлора и у меня. Старшие наставники-мужчины, может, и мечтали от меня избавиться, но прекрасно понимали, что в случае чего я одна смогу держать оборону до тех пор, пока подмога не придёт.

Моя комната находилась возле лестницы, в самом начале женского коридора. И к тому моменту, как я выскочила за дверь, торопливо подпоясывая тяжёлый халат, вокруг неё сновало уже немало любопытных носов.

— Нурэ Алларэй! — Перепуганные студентки бросились ко мне в поисках ответов. — Вы видели? Вы слышали? Это что было? Это прорыв? Это повелитель преисподней пришёл вслед за Илайей? Мы все умрём!!

Последнее было произнесено с особым надрывом и едва сдерживаемой истерикой.

— Никто не умрёт, — успокоила я. — Разойдитесь по комнатам. Девочки со старших курсов, заберите к себе новичков. Уверена, ничего серьёзного, но лучше бы вам вспомнить всё о защитных щитах. В коридор…

Внизу что-то снова страшно грохнуло, а потом невидимый некто пробасил дурным голосом:

— Прорыв!!

И мои студентки набрали полные лёгкие, чтобы заверещать, но я превентивно рыкнула:

— Не сметь орать!

Приказала отрывисто:

— Всем сидеть по комнатам! — И опрометью бросилась на лестницу. Предки, что происходит-то! Не может быть, чтобы мой Илайя мог так кого-то напугать. В него же давным-давно только первокурсники и верили! Или всё же мог?

На лестнице меня догнали наставники, спускавшиеся с верхнего этажа. Нуре Гоидрих был в пижаме и одном тапке, глянул на меня волком и прорычал:

— Держись сзади.

Я на бегу кивнула. Могу и сзади. Хорошему магу на передовой вообще делать нечего. А с тыла я и спины прикрою, и щит поправлю, и Огненный шар, если уж на то пошло, совершенно без разницы откуда бросать…

И не успела я подумать про Огненный шар, как он внезапно появился в другом конце мальчишечьего коридора. Особо не думала, накрыла коллег куполом — своим, не из амулета, — а сама прикрыла голову руками и прижалась к стене. Когда мужчины швыряют друг в друга боевыми проклятиями, женщинам лучше переждать в кустах. Даже если у этих женщин диплом с отличием по боевой магии.

Плавали — знаем. Сейчас они друг в дружку покидаются, потом выяснят, в чём дело, а крайней снова буду я, потому как не женское это дело, Огненными шарами жонглировать.

Грохотало, как в преисподней, пахло дымом и мокрой землёй, кто-то орал незнакомым, чужим голосом:

— Нашествие упырей!

Кто-то подхватывал:

— Некромантов на передовую.

Я вздохнула и виновато почесала кончик носа. Всё-таки новый топор был лишним, перестаралась я с правдоподобностью моего Жениха. Ну и словам Рогля о том, что новички приехали, значения не придала… А надо было!

Да что теперь об этом? Поздно сокрушаться. Нужно ушастого просить, чтобы он сундук с Илайей в одном из своих амбаров спрятал. Ибо если нурэ Гоидрих на мою любимую игрушку после сегодняшнего наткнётся… Нет, он меня не уволит. Он меня по ветру развеет! А другие наставники ему с радостью помогут следы преступления скрыть… Вот правду говорят, что беда всегда приходит оттуда, откуда не ждали. Может, и вправду в Институт благородных девиц уйти?..

И вот тут мои трагичные размышления прервал плач. Даже не плач — писк, поскуливание тихое и горестное-горестное. Из-за горшка с пальмой за моей спиной. Удивляюсь, как я вообще сумела расслышать его за грохотом боевых заклятий.

Бросила взгляд вперёд. Нурэ Тайлор, лохматый и яростный, подняв руки над головой, плёл Паутину жизни — боевое заклинание, поражающее всю нежить на пятьдесят метров вокруг, но не причиняющее вреда живым — как людям, так, к сожалению, и демонам. Впрочем, в моём случае, это «к сожалению» читалось скорее как «на счастье», ибо задеть могло и совершенно невинного Рогля.

Не сводя глаз со старших наставников, я осторожно попятилась к пальме, а там уже схватилась обеими руками за голову, ибо под разлапистым деревом, прижавшись друг к другу, тесно, будто два цыплёнка в гнезде, сидели мои студенты. Джона Дойл и Агава Пханти. Второкурсник и а. Одному тринадцать, второй двенадцать.

Отличники, активисты, самые талантливые зайчики на своих отделениях — на боевом с некромантским уклоном и на целительском.

Убью обоих!

Когда пойму, как их угораздило спеться-то.

— Вы что тут делаете?!

— Нурэ Алларэй…

Агава громко всхлипнула и спрятала лицо в изгибе локтя. Джона тыльной стороной руки вытер чёрный от копоти нос. И я тут же Третьим глазом прощупала обоих на предмет ранений. Хвала Предкам! Обошлось.

— Я не специально, — насупившись, проворчал парнишка, хотя по глазам было видно, мало того, что специально, так мелкий мерзавец ещё и не испытывает никакого чувства вины.

Точно убью.

Но потом.

— Что именно ты не специально сделал?

Демон из Бездны, а не ребёнок. Хотя талант просто невероятный.

— Сегодня же ночь Илайи, — вступилась за товарища Агава — вот уж от кого не ожидала — одуванчик же одуванчиком весь сентябрь была… — Ночь посвящения в студенты БИА. А что, если Кровавый Жених ко взрослым не придёт? Это же против традиций. Неправильно это.

Я ухватилась двумя пальцами за переносицу. За спиной что-то протяжно грохнуло и завыло. Надеюсь, общежитие после нынешнего посвящения восстановят.

— Джона. — Грозно глянула на идейного вождя и вдохновителя. — Повторю вопрос, а ты знаешь, как я не люблю повторяться. Что ты сделал?

Он посмотрел на меня честными-честными и чёрными-чёрными глазами (у некромантов других и не бывает), сморщился, свёл вместе указательный и большой палец правой руки и признался:

— Вот такоооооого вот маленького зомбика. Одного! Чесслово, нурэ Алларэй! У меня всё под контролем было!

— Под контролем? — За что? И главное: почему? Почему в БИА запретили телесные наказания? Я выглянула из-за пальмы. «Новенькие» взрослые сплотились со «старенькими» и планомерно рушили стены общежития, а они ведь даже нас с Бредом пережили почти без потерь. — А если бы тебя покалечили?

— Ну, я ж для этого Агаву с собой взял! — Девчонка шмыгнула носом и, преданно заглядывая мне в глаза, продемонстрировала холщовую сумку с символом целительского факультета, которую в студенческой среде называли «Смерть здоровью». — Ну, нурэ Алларей, я же не совсем дурак…

— В мою спальню! — прорычала я, перекрывая на миг звук боя (Интересно, когда до них дойдёт, что врага нет?). — Оба! Сидеть там и не дышать, пока я не вернусь!

Предки, кто бы мог подумать, что одна кукла и один маааааленький зомбик могут стать причиной разрушения всей БИА…

— А ваш демон нас пустит? — засомневался Джона, которому пришлось однажды столкнуться нос к носу с Роглем.

— Мой демон вас живьём сожрёт, если вы ослушаетесь, — заверила я. — А сейчас быстро встали и осторожно… ОСТОРОЖНО, я сказала! По лестнице вниз. И чтоб ни одна душа…

— Я могу нас иллюзией накрыть… — пискляво предложила Агава и тут же сдулась под моим гневным взором. — А могу и не накрывать. Простите, нурэ Алларей.

Иллюзией она накроет. После того как тут так взбудоражили магический фон?..

Дождавшись, пока дети скроются за лестничным поворотом, я выпрямилась и, накрыв жилое крыло плотным Антимагическим коконом, проорала:

— Господа мужчины, наставники и ветераны! Если вы ещё не закончили, то пройдите на стрельбище, будьте добры! Некоторые этой ночью хотят выспаться. А если закончили, то включите мозги и вспомните, наконец, что сегодня за ночь. Уверена, после вашего совместно-показательного выступления Кровавый Илайя описался от страха и, сверкнув пятками, скрылся в Преисподней. Хорошо, если при этом не прихватил с собой никого из первокурсников.

И даже не удивилась, когда мне ответили такими отборными ругательствами, что не отучись я столько лет на бойфаке, точно бы скончалась от стыда и ужаса.

Но я ведь там училась. Поэтому…

— Нурэ Гоидрих, — прокричала, обращаясь к своему непосредственному начальнику и наставнику по совместительству. — Мне ответить?

— Молчать! — рыкнул он, не по наслышке зная о моих умениях и навыках, одновременно включая задремавшее было сознание. — Р-развели бар-рдак…

Ну, это мы уже проходили. Поэтому дослушивать не стала, а поторопилась вслед за своими «отличничками».

Глава 4

В КОТОРОЙ ГЕРОИНЯ ИГРАЕТ ПРИВЫЧНУЮ РОЛЬ

Совру, если скажу, что перед первым уроком у боевиков я не нервничала. Ещё как! Одно дело — читать малышне общую магию, и совсем другое — работать гувернанткой у взрослых мужиков, которые не один год под смертью ходили.

Страноведение, грамматика, история Аспона, землеведение, естествознание, этикет — по шесть часов в день, кроме вторника и четверга, когда у меня лекции у малышни. По вторникам и четвергам великовозрастных студентов, которые, закатив истерику из-за одного маааленького зомбика и совершенно безвредного призрака, едва половину академии не разнесли, учили танцам, конной езде и фехтованию. Лично моё мнение, что последние два предмета Его Императорское Величество велело ввести в общий образовательный курс вместо утешительной пилюли.

Ну, правда. Лошади и шпаги? Они бы ещё обязательные лекции по боевой магии им читали, честное слово!

С другой стороны, как показала первая ночь, пар новым студентам нужно где-то спускать. Может, ипподром и тренировочный зал помогут в будущем избежать неприятных ситуаций с уничтожением имущества БИА.

Кому сказать — не поверят! Взрослые же люди…

Один дурак увидел Илайю в зеркале, а второй наткнулся на творение Джоны в коридоре. Ну, зомби, ну бродит по коридорам. Эка невидаль! Войну из-за этого устраивать. Прорыв они, видите ли, обнаружили…

Хорошо ещё нурэ Гоидрих сумел взглянуть на случившееся с нужной точки зрения, а то и не знаю, чем бы всё кончилось…

В субботу ночью ректор не стал меня трогать, а вот в воскресенье, прямо с утра, вызвал к себе на ковёр. Хорошо, хоть завтрак закончить позволил.

Наставник сидел за столом — массивным, даже огромным. Когда я в детстве его впервые увидела, то подумала, что это не стол в БИА принесли, а академию вокруг него построили.

Смотрело начальство на меня грозно и выжидательно.

— Кто? — коротко и ёмко потребовало ответа.

С мелкими партизанами я разъяснительную работу ещё ночью провела. За шутку не ругала, а вот за технику безопасности всыпала по первое число. Особенно Джоне. И даже не за зомби, за Агаву.

— Скажи, голубчик, что сталось бы с твоей боевой подругой, потеряй ты сознание и утрать контроль над своим ма-а-а-аленьким зомбиком?

Мальчишка испуганно округлил глаза, при этом под носом у него что-то подозрительно заблестело.

— Я…

Закусил губу. Замялся. Вот что с ним делать?

— Не подумал?

— Нет.

Покаянно опустил вихрастую голову.

— А раз нет, так будь добр мне к понедельнику реферат по общей защите от нежити на пять страниц.

Думала, взвоет от возмущения, а он только засопел, распространяя вокруг себя атмосферу сожаления и раскаяния.

Ну и как его после этого ректору сдать?

— Увольняйте, но не скажу, — уверенно заявила я, следя за возмущённым движением косматых рыжих бровей. — Дети не виноваты, что у ваших талантливых и амбициозных так с воображением туго.

— А кто виноват? Может, это я зомби из лабораторного материала делаю? Или проекцию призрака создаю с упорством, достойным лучшего применения? — раздувая ноздри, как бык перед красной тряпкой, рыкнул нурэ Гоидрих. — Кто виноват? Скажи мне, Бренди! Боевики?

— И не они. — Я примирительно улыбнулась, хотя чувствовала обиду и разочарование. Боевики, ветераны, а уже наябедничать успели… — Нурэ Гоидрих, вы же знаете, мой отец двадцать лет на Пределе отслужил. Меня срывами не удивишь. Мы с Бредом как-то в детстве проболтались, что нам похожий сон приснился. Про ярмарку. Оно и понятно, мы ею целый месяц бредили. Отгадайте, что предпринял наш родитель?

— Пригласил в дом экзорциста?

С папенькой наставник был знаком с детства, поэтому в голосе его и в глазах промелькнуло какое-то азартное любопытство. Я хмыкнула.

— Берите выше. Вызвал Верховного из столицы — они, видите ли, в академии вместе учились… Но что я вам рассказываю, вы лучше меня знаете! Изрисовали защитными пентаграммами всю детскую, мы потом спать без света боялись… Так что я прекрасно осведомлена о нервах, психах и истериках боевиков. Они ходили под смертью не один год, они в жизни кроме войны не видели ничего, они, быть может, все исключительно талантливые и сильные, но… Но это не отменяет того факта, что они едва не убили двух детей, которые, между прочим, им же, студентам новоявленным, добра желали.

Наставник засопел и, чтобы ненароком не придушить меня, скрестил руки за спиной.

— Добра?

— Традиции нужно соблюдать, наставник, — хмыкнула я. — Учеников наших новых в академию прислали на учёбу? На учёбу. А через посвящение у нас с лёгкой руки нурэ Тайлора…

— Не с его, уж поверь мне, — с досадой перебил ректор. — Эта катавасия задолго до его рождения началась.

— Ну вот же! — обрадовалась я. — Вы и сами всё прекрасно понимаете! Так что дети тут ни в чём не виноваты… А вот боевики… — Тут я заговорила чуть медленнее, тщательно подбирая каждое слово. — Боевикам теперь нужно учиться не только грамотности и этикету, но и тому, как уживаться в одном пространстве с детьми. Обуздывать как-то свои… инстинкты. Я и все наставники БИА им в этом готовы помочь, если они сами захотят, конечно…

И добавила примирительно:

— А детки замечательные, нурэ, вы ими ещё гордиться будете, я вам обещаю. Я сейчас не про боевиков, если что. Про партизанов своих.

Конечно, ректор мог сложить два и два и получить правильный результат. Всё же некромантов у нас училось немного. Три на втором курсе, четыре на третьем, на четвёртом один, а на первом вовсе ни одного… Но он не стал.

— Да понял я, что про партизанов, — махнул рукой нурэ Гоидрих. — Но, Бренди, под твою ответственность. Если этот… партизан у меня ещё хоть кого-нибудь из лаборатории выкрадет, я его лично выпорю и к деду с бабкой в Смарти отправлю. Я понятно выражаюсь?

Улыбку сдерживать не стала.

— И не улыбайся мне тут! Иди, готовься к понедельнику. Если после первого дня выживешь, глядишь, и не сожрут тебя наши монстры.

И уже в сторону, перебирая бумажки на рабочем столе:

— Чуть всё крыло не разнесли, идиоты великовозрастные. Ох, жалко! Жалко, что телесные наказания запретили…

Я фыркнула и, прикрыв смеющийся рот рукой, убежала готовиться.

Но в понедельник утром всё равно нервничала так, как и перед самым первым своим уроком в роли наставницы не переживала.

Проснулась я рано, позавтракала, вопреки своим принципам, тем, что Рогль послал. А Рогль тем мрачным октябрьским утром послал мне чашку обжигающего какао, свежие ароматные булочки, вишнёвый джем, овсяную кашу и где-то полкило свиной грудинки. Грудинку он, само собой, сожрал сам. А потом давился слюной, следя за тем, как я уничтожаю свою часть угощения.

— Когда-нибудь кухарка тебя поймает. — Доев, я вспомнила о приличиях и посчитала своим долгом напомнить о них своему вечно голодному демону. — И с живого шкуру сдерёт.

— Не родилась ещё та кухарка, которая нас сможет изловить, — отмахнулся Рогль. — Мы сами кого хочешь изловим, а уж сколько шкур мы за свою жизнь спустили… Ими все полы в БИА можно выстелить, ещё и на «Хижину» останется. У нас одних только шкур три амбара.

— О, предки! Только не про амбары! — взвыла я и, выложив на стол два золотых, велела:

— Оставишь на кухне. И только посмей их где-нибудь нечаянно сэкономить! Ушла на лекции.

Рогль суетливо припрятал монетки и, прижав уши к круглой голове, осторожно напомнил:

— А что там с ректором и нашей прибавкой к зарплате?

Я зарычала и хлопнула дверью. Ну, не умею я просить! Особенно за себя! Особенно денег!

В учебном корпусе я тихой тенью проскользнула в свой лекционный зал и принялась готовиться к занятиям. Растянула доску, указкой написала дату, название дисциплины — «Грамматика», а потом, подумав, приписала снизу своё имя. Нурэ Б. А. Алларэй.

К практическим и лекциям я всегда готовилась очень тщательно, уж больно силён был во мне страх опростоволоситься перед учениками. А что если — они зададут вопрос, а я не смогу ответить? Или того хуже — отвечу неправильно? Нет уж…

Вот и в то утро я, нервничая, пересмотрела конспекты, десять раз проверила, на месте ли необходимые студентам учебники, открыла окна — и свежий ветер тут же наполнил залу запахом дождя и поздней осени. А потом двери за моей спиной со скрипом отворились, и я услышала протяжный свист, закончившийся басовитым оскорблением, удачно замаскировавшимся под восхищения.

— Ого, какая цыпочка!

Оглянулась.

На пороге стоял высокий крупный мужчина, широкий разворот плеч, ноги как колонны, соломенные волосы до плеч, крупный рот растянут в усмешку. В глазах… ну, пусть будет восторг.

— Будьте любезны закрыть дверь с той стороны, — холодно попросила я, хотя внутри всё обмирало от ужаса. — В эту залу входить можно только после удара колокола.

— Как скажешь, малышка, — добродушно хмыкнул здоровяк и отступил, выполняя моё распоряжение.

— Мужики! — донеслось из коридора. — Ни за что не догадаетесь, кто у нашего наставника в помощницах! Та самая птичка, что щебетала, когда мы едва академию по дурости не разгромили.

— Что, серьёзно? Конфетка, а не девочка!

Торопливо послала в замок запирающий импульс и скривилась, внезапно почувствовав себя редким питомцем в императорском зверинце. Сморщилась от досады. Значит, нурэ Гоидрих не потрудился объяснить новичкам, кто именно станет их уму-разуму учить… Хорош, нечего сказать. А я ещё у него прибавки боюсь попросить! Дурочка!

В коридоре на перебой и на разные голоса обсуждались мои прелести, мой дерзкий язычок, миленький халатик, очаровательные глазки и всё остальное, тоже очаровательное. А именно: ножки, грудки, попку и ротик. Когда только рассмотреть успели? Я в том коридоре не больше пяти минут проторчала.

И ещё внезапно стало ясно, что лекционным планом мне сегодня вряд ли удастся воспользоваться — не в первый учебный час, это как пить дать.

Колокол прогремел, оповещая о начале лекции, и я разблокировала замок, впуская студентов внутрь.

Они вошли, шумно галдя и усмехаясь. И пока рассаживались по местам — довольно неспешно, надо сказать, — рассматривали меня с чисто мужским интересом.

Я стойко терпела, открыто встречая тяжёлые взгляды, не опуская головы, не пряча глаз и даже не краснея. Полтора десятка лет в мужском коллективе выработали у меня стойкий иммунитет к смущающим взглядам и ко всему остальному, тоже смущающему. Постучала по кафедре кончиком указки, призывая к тишине.

— Строгая какая, — хмыкнул темноглазый наглец, развалившийся за первой партой. — Конфетка, тебя как зовут?

— К незнакомым женщинам из высшего сословия, Колум Грир, принято обращаться на вы, — веско заметила я, и студент подобрался, недоумевая, откуда я знаю его имя. Сколько лет прошло с тех пор, как он выпустился из БИА? Десять? Одиннадцать? Достаточно для того, чтобы не узнать во мне девчонку, которой он когда-то засунул лягушку за шиворот. — Особенно, если эти женщины являются вашим наставником, которому вы в конце года будете сдавать экзамены по нескольким предметам. А зовут меня нурэ Алларэй. — Я постучала указкой по своему имени, начертанному на доске. — Надеюсь, с чтением вы знакомы лучше, чем с этикетом.

Ну, что ж. Добиться внимания и тишины мне удалось. И ещё шокировать.

— Девка? Это шутка такая? — спросили с заднего ряда, и я посмотрела наверх. Это был Мерфи Айерти. А вот его я узнала с трудом. Годы не пощадили шутника, который однажды нарядился орком, чтобы напугать девчонку в её первую ночь в БИА. За четырнадцать лет он стал полностью седым, а в злых и холодных глазах не осталось ни следа былого веселья.

Я закусила губу, поминая нехорошим словом ректора, который не просветил ветеранов насчёт личности их наставника, и императора, что всё это затеял. Ох, чувствую, сложно нам будет сработаться… А ведь мне так хотелось произвести хорошее впечатление!

Собираясь на занятия, я выбрала простое платье из серой шерсти, а к нему бежевую кофту с круглым вырезом. И никаких украшений, кроме тонкого ободка из речного жемчуга на голове. При моих светлых волосах и бледной коже я больше на тень девушки походила, чем на саму девушку. Даже Рогль признал, скептически рассматривая мой облик:

— Хорошая серая шкурка, почти как у нас, только хуже. И уши маловаты. Зато синяки под глазами выше всяких похвал.

Синий чулок, если в двух словах. Именно то, что надо, если ты хочешь стать наставницей для боевиков-ветеранов. Жаль, что не помогло.

— Конечно, шутка, Мерфи, — улыбнулась сквозь зубы и выступила из-за кафедры. — Не такая смешная, как нарядиться в орка, но всё же…

Айерти моргнул и глянул пристально и задумчиво. Мне что же нужно его снова в зелёный цвет покрасить, чтобы он вспомнил, на что я способна?

— Они и в самом деле хотят, чтобы нас учила девка… — потерянно произнёс блондин в третьем ряду. А вот его я видела впервые. — Большего унижения придумать невозможно.

Я изумлённо вскинула бровь.

— Унижение? Мне всегда казалось, что делать четыре ошибки в слове «ещё» — вот настоящее унижение. Или говорить о человеке в третьем лице, когда он стоит в двух шагах. Использовать гнусные прозвища вроде «конфетка», «птичка» или «малышка» в отношении незнакомой тебе женщины… Не подниматься со стула, когда разговариваешь с наставником во время лекции. В общем, будучи якобы аристократом, вести себя как последняя деревенщина.

— Деревенщина?

Пятеро из двадцати боевиков вскочили на ноги, громко стукнув крышками парт.

— Якобы? — к ним присоединились ещё трое.

— О? — Я состроила удивлённую рожицу. — Не якобы? То есть всё же аристократы… Значит, я по праву рождения могу потребовать сатисфакции… Вот вы. — Незнакомый блондин вопросительно изогнул бровь и постучал указательным пальцем по своему плечу. — Да. Вы обозвали меня девкой, и я желаю затолкать ваши слова вам в глотку.

— Боевики с девками не воюют, — презрительно протянул он и покраснел от ярости, когда вместо того, чтобы оскорбиться, я расхохоталась.

На заднем ряду тихонько хмыкнул Мерфи. Надеюсь он сопоставил мои слова об орке с фамилией, написанной на доске, и хамить в открытую теперь поостережётся.

— А напрасно не воюют, — отсмеявшись, возразила блондину я. — Вот девки с боевиками — за милую душу. Вас как зовут?

Боевик оглянулся на посмеивающегося Мерфи и, явно что-то заподозрив, представился:

— Ну, допустим, Дар Нолан.

— Так вот вам, Дар Нолан, моё первое домашнее задание, раз от дуэли вы так настойчиво отказываетесь. — Я хлопнула в ладоши и блондин стал зелёный, как лягушка, которой меня когда-то пугал Колум Грир. — К концу недели постарайтесь вернуть своей коже изначальный цвет. И после этого я с радостью приму ваши извинения.

Он зашипел, как рассерженный гусь. Симпатичный зелёненький гусь с красными от бешенства глазами и побелевшими костяшками кулаков.

— Да как ты смеешь? — выдохнул, сверля меня ненавидящим взглядом.

Я вздохнула.

— Смею. — Потёрла рукой лоб, собираясь с мыслями. — Смею. В рамках образовательного процесса наставник сам выбирает наказание для учащихся. Полагаете, лучше было отправить вас на кухню? Или живой мишенью на стрельбище?

Ответом мне послужила тишина. Да я и не ждала, что мне станут возражать.

— Послушайте, я ведь не посмеяться над вами хочу, — продолжила после минутной паузы. — Я понимаю, вы злитесь из-за того, что вас, как мальчишек каких-то за учебные парты вернули… Я лично, была бы страшно обижена, окажись на вашем месте…

В зале кто-то хмыкнул.

— Но давайте рассуждать логически. Позволите?

Мысленно улыбнулась, похвалив себя за находчивость, заручившись безмолвным одобрением большинства, и отвернулась к доске.

— Все вы в то или иное время заканчивали бойфак. Есть, наверное, и те, кто не учился в БИА?

— Есть…

— Думаю, не ошибусь, если предположу, что вам читали следующие предметы. — Шевельнула указкой, и на доске появилась первая строчка: «Боевая и защитные магии».

— Каждый день, два часа, кроме воскресенья на протяжении семи лет. Дальше. Демонология и нежителогия — три часа в неделю с первого по седьмой курс. Основы алхимии — один час в неделю. Яды и противоядия — два часа в неделю. Основы артефакторики — пятый, шестой и седьмой курсы по два часа в неделю. Основы целительства и бытовые заклинания в рамках общей магии — по часу в неделю. Стихийная магия — по одному часу каждый день, кроме субботы и воскресенья. Алхимическая некромантия — два часа. Боевая некромантия — два часа. Фехтование и боевые искусства — каждый день, включая воскресенья. Верховая езда — три часа.

Я повернулась к классу.

— Итого в среднем сорок учебных часов в неделю. Иностранный язык, этика, общеобразовательные предметы в БИА предлагалось изучать факультативно. Но на их изучение времени, как правило, не было ни у кого.

— У нас иностранный обязательным был, — поведал парень, занявший место возле приоткрытого окна. — А для некромантов ещё и арифметика.

— А остальные? — спросила я. — Музыка? Танцы? Этикет? Риторика? Грамматика? Страноведение? Землеведение? История?.. Хотя бы что-нибудь?

Ответом мне снова послужила тишина.

— А ведь я лично знаю человека, который сумел охватить всё.

— Да брехло он, этот ваш человек, — крикнули с галёрки. — Или сопляк, и года на Пределе не отслуживший, или просто трепло.

Кто-то презрительно фыркнул, кто-то рассмеялся, Мерфи и ещё человека три-четыре задумчиво поглядывали на меня, не торопясь обозначать свою позицию в отношении происходящего.

— Если твой муж, конфетка, наврал, каким героем он был на Пределе, — произнёс рыжий парень, который до этого предпочитал отмалчиваться, — то я открою тебе тайну. Мы все так делаем, когда хотим затащить девку в постель.

— Не муж, а брат, — исправила я и, начиная злиться, хлопнула в ладоши. — А вам, голубчик, такое же задание, что и уважаемому Дару Нолану. И если ещё хоть одна сволочь назовёт меня девкой, птичкой или конфеткой, то на дуэли он будет драться с ним, не со мной.

С минуту они молчали, а потом крепыш с соломенной головой — тот самый, которого я увидела первым на всякий случай уточнил:

— А кто у нас брат?

Я молча ткнула указкой себе за спину. Туда, где на доске, над списком предметов, изучаемых боевиками в БИА, была написана моя фамилия и инициалы.

— Б. А. Алларэй, — прошептали в зале. Хотя бы читать умеют, и то хлеб. — Тот самый?

Я скромно пожала плечиком. О, да. Тот самый.

— Я надеялась, мы и без упоминания имени Бреда сумеем найти общий язык. Но, во-первых, я правда не люблю, когда меня обзывают девкой. Во-вторых, на магической дуэли по кодексу БИА я и сама в силах ответить каждому из вас, но не каждый из вас сможет ответить мне. И, наконец, в-третьих, мой брат закончил БИА с «безупречно» по всем предметам даже после перерыва в четыре года. Не без моей помощи, скажем прямо. — И я не соврала, вернувшись с Предела, брат, несмотря на регалии, первым делом бросился в БИА и за год нагнал меня по общим предметам, а профильные ему засчитали без экзаменов. — Но тут вы на равных условиях. Я буду рада помочь каждому из вас, кто согласится принять мою помощь. А кто не согласиться… Его Величество Лаклан Освободитель никого силой не держит ведь.

И перелистнула доску, являя миру с десяток портретов невест на выданье, которыми меня снабдил любимый братец, едва узнав, с кем мне придётся работать.

— На что угодно готов поспорить, — хохотал он, когда мы выбрались вместе пообедать, — одно лишь упоминание о венчальной чаше резко повысит успеваемость у твоих студентов.

И оказался прав. Народ заворчал, зашуршал тетрадями, всё ещё недовольные и злые, но уже готовые к работе. Я перевела дух. Уф. Спина вспотела, руки дрожат, коленки трясутся, но, кажется, мы нащупали путь к взаимопониманию.

— Если вопросов больше нет, то предлагаю сделать небольшую перекличку, чтобы я могла…

— У меня вопрос.

Из-за крайней парты, которая была ближе всего к двери, поднялся высокий вихрастый мужчина и, кривя губы в насмешливой улыбке, спросил:

— А почему вашего дагеротипа нет на этой доске?

Я сцепила в замок дрожащие руки и, старательно игнорируя испуганный трепет собственного сердца, ответила:

— Потому что у меня уже есть жених.

— Понятно, — всё так же странно улыбаясь, протянул он, опускаясь на скамью, а я прошла за кафедру, открыла классный журнал и стала зачитывать вслух имена своих учеников:

— Айерти Мерфи.

— Здесь.

— Винчель Инг.

— Это я, — поднял руку напугавший меня здоровяк.

— Грир Колум.

— Ква-ква.

— По-прежнему не смешно, — хмыкнула я и запнулась о следующее имя. Аж в глазах потемнело, честное слово.

— Даккей Алан, — подсказал сидевший у двери мужчина, кажется, понимая, почему мне вдруг отказал голос.

Мысли внутри моей головы истерили, паниковали, рыдали и заламывали локти, пытаясь найти выход из внезапно образовавшегося тупика, внешне же я старалась не подавать виду. Кстати о виде. Что там говорил мой любимый и единственный брат? А говорил он, что в любой непонятной ситуации нужно делать вид, что так и задумано. И добавлял:

— Тогда все точно решат, что ты гений. Я, например, так поступаю постоянно.

Поэтому я откашлялась и, не поднимая глаз, проблеяла:

— Неразборчиво написано. Кхм… Киган Киф.

Глава 5

В КОТОРОЙ РЕКТОР НАВОДИТ ПОРЯДОК НА СТОЛЕ

Каждый раз, когда я говорила кому бы то ни было о том, что у меня есть жених, совесть покусывала изнутри голодным волчком, а внутренний голос нашёптывал: «Ой, доиграешься, Бренди! Видят предки, доиграешься!»

И вот пришла пора расплаты. Хотя номинально, если не считать Илайю, женихов у меня было целых два. Впрочем, насчёт целостности второго я до недавнего времени всё же сомневалась. Ну мало ли…

Впрочем, обо всём по порядку.

Когда-то давно эрэ Джей Вилки шантажом заставил папеньку обручить меня с его племянником. (Племянником. Ну, все всё поняли, да?) Они заключили помолвку по договорённости — на бумаге, жениху с невестой на этом мероприятии даже присутствовать было не обязательно. Достаточно опекунов или доверенных лиц. Заключили — и забыли. Точнее папенька забыл — отдавать меня за внебрачного сына провинциального целителя он бы ни за что не стал. Разве что я воспылала бы страстной любовью к поросёнку Трою.

А эрэ Вилки принялся ждать. И своего часа-таки дождался: девятого августа, не постеснялся, притащился в «Хижину» с помолвочной бумажкой наперевес и с порога заявил:

— У Троя через месяц недельный отпуск. Тогда и свадьбу сыграем.

Папенька фыркнул, маменька округлила глаза, а я мысленно покрутила пальцем у виска. Похоже, на старости лет наш сосед слегка ку-ку.

— Эрэ, вы бы прекращали курить белладонну. Добром это не кончится. Нам на лекциях по общему целительству говорили, что это исключительно дурная привычка. Какая свадьба? Во-первых, мне два года учиться ещё. И БИА я ни за что в жизни не брошу. А во-вторых, за вашего Троя я бы вышла лишь в том случае, если бы была слепая, немая и глухая. И без мозгов.

Последнюю фразу я произнесла шёпотом. Всё же эрэ когда-то помог появиться мне на свет и был нашим ближайшим соседом.

— А тебя никто и не станет спрашивать, девонька. Помолвка была заключена и…

— И не все помолвки заканчиваются свадьбой, — негромко произнёс папенька.

— Ты дал слово! — патетично выкрикнул эрэ. — Дал слово!

— И я его не нарушил. Ты ведь в обмен на своё молчание не просил свадьбы наших детей, ты просил помолвку. Ты её получил.

Джей Вилки по цвету лица стал схожим с переспелым помидором.

— Не будет свадьбы, — отрывисто бросил он, — не будет моего молчания. Завтра же все узнают, что щенок Бред вам неродной.

За «щенка» мне захотелось выцарапать соседу глаза, но тут папенька рассмеялся, а маменька оскорблённо поджала губы, поднялась с софы, расправила платье и безапелляционным тоном велела:

— Покиньте «Хижину». Я запрещаю вам появляться на территории усадьбы. Неродной… Самый родной!

— Сегодня же напишу Императору, — сощурив поросячьи глазки, пригрозил эрэ Вилки и, сжав в кулаке предбрачный договор, выскочил за дверь.

— Па-ап…

— Всё хорошо, детка. Во-первых, у Бреда теперь достаточно нашей силы, и он не теряет её даже когда тебя нет рядом. Хороший наследник рода, пусть в тебе и больше силы. Его Величество будет доволен. Во-вторых, я уже не в том возрасте, чтобы от меня требовали ещё одного наследника. И в-третьих, всё меняется. Не сегодня-завтра Предела не станет.

Мама недоверчиво хмыкнула и весьма оправданно возразила:

— Тин, милый, ты эту фразу произносишь с тех пор, как вышел в отставку.

— И тем не менее, — насупился папенька.

А к концу каникул в «Хижину» прибыл императорский стряпчий с указом и ещё одной помолвочной бумажкой. Эрэ Вилки сдержал своё слово и нажаловался на обманщиков Алларэев во дворец, за что и получил… щелчок по носу.

— Наследницу двух древних родов, кладезь магических сил какому-то байстрюку? — возмутился, по слухам, император, брезгливо отбрасывая донос. — Ну, нет. У меня для неё есть лучший муж на примете. Стьюард, подай перо и бумагу, кузен мне плешь проел своим протеже. Как раз будет ему подарок на годовщину.

— Кузену? — хихикнул давнишний императорский секретарь.

— А кому же ещё?

А ещё дней десять спустя в «Хижину» прибыл стряпчий, и они с папенькой заперлись в кабинете. Я классически подслушивала под дверями, нервно обгрызая ни в чём не повинные ногти.

— Жених на церемонию приехать не может, — бубнил императорский посланник. — Но это нам и не требуется, раз невеста есть. Под договором хватит и её подписи. А к сентябрю Алану дадут отпуск, тогда и…

Я отшатнулась от двери и схватилась руками за голову. Императорский жених — это вам не поросёнок Трой, от него так просто не отделаешься…

— Сегодня заключим помолвку, а завтра Бренди Анна подтвердит её в венчальном храме. Его величество будет доволен…

Ну, что сказать? Той же ночью я собрала саквояж и удрала из «Хижины», не оставив записки. Правда подпись под помолвочным договором поставить всё же пришлось, чтобы папеньку под императорскую немилость не подводить, я же всё-таки в его доме была, когда стряпчий приехал.

А потом, пользуясь тем, что я дева уже самостоятельная, совершеннолетняя, удрала в окно спальни…

Родители связались со мной через три дня. Ну, а как иначе. Папенька же сам мне переговорное зеркало подарил. Ругались балбеской. Спрашивали, хорошо ли добралась. Да не холодно ли у нас — у них в конце августа отчего-то выпал снег. Да что я буду делать, когда разгневанный жених появится на пороге моего общежития, потрясая договором…

— А пусть появится сначала, — ответила я. — А там посмотрим.

Не знаю, на что я собиралась смотреть и что делать, я тогда вообще об этом не думала. Боялась, изнервничалась так, что в начале триместра столько «отвратительно» нахватала, что потом едва разобралась со всеми хвостами…

Но жених не появлялся, не появлялся и не появлялся… и не появлялся… И родители о нём с того раза больше не заговаривали… И как-то всё не то что забылось… призрачным каким-то стало, будто не было императорского стряпчего с договором и помолвочной бумажкой, а просто приснился мне дурной сон, в котором один ненастоящий жених заменился вдруг на другого. Молодого, старого, рыжего, седого, калеку, урода, красавца — предки знают, какого. О женихе, назначенном императором, я знала лишь одно — его имя.

И звали его Алан Даккей.

Даккей Алан.

Удивительно, как я в обморок не хлопнулась, увидев его имя в списке моих студентов. А он нормально, не растерялся. Только ухмылялся нагло и самоуверенно, да рассматривал меня с задумчивым интересом.

Мне бы тоже хотелось порассматривать — любопытно ведь, собственный жених! А я даже дохнуть в его сторону боялась. Диктант диктовала, а сама думала: Что? Как? И почему молчит? Не хочет скандал устраивать? Ждёт подходящего случая, не хочет скандалить при свидетелях?

Нет, ну до чего же не повезло! Жила себе спокойно, работала и горя не знала. И ведь он же не искал меня все эти годы, точно знаю. Да я и не пряталась. Сбежала из дому, чтобы на папеньку императорский гнев не упал, мол, не он виноват, а я сама — непутёвая дочь и взбалмошная истеричка. Училась, к родителям на каникулы ездила, квартирку снимала под своим именем, а после поступила наставницей в БИА.

Если бы брошенный жених хотел меня найти, то нашёл бы без труда — это точно.

А может… Внезапная догадка заставила сердце биться чаще. Может, я ему нужна так же сильно, как и он мне?..

Искоса глянула на женишка. Он сидел, склонив вихрастую голову над тетрадным листом, и прилежно выводил буквы, держа перо в левой руке. На среднем пальце массивный перстень, запонки на белоснежной рубашке — дорогие, рубиновые. (Из драгоценных камней самые лучшие амулеты получаются).

А рожа вызывающе небрита. Как будто он три дня в дороге был, даже освежиться, бедолага, не успел…

После диктанта был час, посвящённый литературе, затем спаренное страноведение, история Аспона и этикет на закуску. И всё это время я тщательно следила, чтобы мы с женишком не оставались наедине. Перед смертью, конечно, не надышишься, но отчаянно хотелось отложить сей неприятный момент.

Шестой час близился к концу, и мандражировала я уже весьма и весьма основательно, предполагая, что Алан Даккей изъявит желание задержаться после уроков, чтобы, так сказать, выяснить отношения. Как вдруг дверь лекционной залы отворилась, являя нам веснушчатое лицо ректорского секретаря.

— Добрый день, — поприветствовал он меня и аудиторию. — Нурэ Алларэй, не хотел вас тревожить во время занятий, но нурэ Гоидрих просил вас зайти к нему сразу после лекций.

Без преувеличения скажу: за всю свою жизнь я так не радовалась вызову на ковёр к главе БИА, как в этот раз. Пусть нурэ Гоидрих мне хоть целый час шею мылит, я всё равно буду смотреть на него влюблёнными глазами за то, что он мне такую замечательную возможность сбежать от жениха предоставил.

— Благодарю, гро* Кормак, я буду тотчас после звонка, — счастливо разулыбалась я.

Лекцию дочитывала в таком приподнятом настроении, что студенты, боюсь, заподозрили меня в романе с ректором. С чего бы мне ещё так радоваться предстоящему свиданию?

Грянул звонок, оглушив на мгновение своим рёвом. Учащиеся захлопали крышками и, не испросив дозволения, потянулись к выходу. Я недовольно качнула головой, но решила этот момент оставить до среды. До среды! О предки! Это же, если очень постараться, то с женишком мы ещё нескоро увидимся! Ай да ректор! Ай да молодец!

— Последний убирает лекционную залу, проверяет закрыты ли окна и сдаёт ключ эконому, — пропела я и, пользуясь возникшей после моих слов ошарашенной заминкой (Да-да, мои дорогие, в БИА прислуги нет, всё собственными ручками делать приходится), упорхнула в коридор, бросив напоследок:

— Всем хорошего окончания дня. Увидимся в среду.

Как и следовало ожидать, любимый наставник изволил негодовать.

— В ящиках стола убирает, — поделился милашка Ланти Кормак. — Второй раз.

— Ого! — изумилась я, пугая ректорского секретаря дурковатой улыбкой. Что хотите со мной делайте, но даже новость о том, что нурэ Гоидрих пребывает в самом дурном из своих настроений, не омрачила моей радости от удачного побега. — А что случилось-то?

— Посыльный из дворца, — прошептал Кормак, опасливо поглядывая в сторону начальственной двери. — А вчера вечером инспектор из МК был. Злой, как самка богомола. Чуть голову мне не откусил, мамой клянусь.

— Ланти!! — рявкнули в глубине ректорской берлоги. — Где до сих пор ходит Бренди Алларей!? Я же велел сразу после колокола…

— Я здесь, наставник! — чуть громче, чем следовало бы, выкрикнула я — нервы, нервы… — Что-то срочное?

В кабинет к ректору я впорхнула с лёгкостью бабочки, опускающейся на весенний цветок. При этом широко улыбалась и благодарно благодарным веером ресниц.

Нурэ Гоидрих мельком глянул на меня, побагровел и рванул щегольской галстук, став жертвой внезапного приступа удушья.

— Что? — простонал он на последнем дыхании, а я так перепугалась, что чуть не поседела.

— Сердце? Водички?

Схватила за горло хрустальный графин, стоявший на низком столике около куцей кушетки, обтянутой когда-то бирюзовым бархатом.

— Не надо… — просипел ректор, но я уже плеснула живительной жидкости в стакан и, движимая исключительно заботой о ближнем, ринулась на помощь к любимому наставнику.

Наставник, отчаянно тряся головой, помощи отчего-то воспротивился, хотя хрипел из-за стола, как человек, если не умирающий, то определённо тяжело больной.

— Мне совершенно не сложно, — заверила. — Я же вижу, вам нужно.

Нурэ Гоидрих странно хрюкнул, словно смешком подавился, а в следующий момент я зацепилась за край толстого ковра и в полёте выплеснула содержимое стакана ректору в лицо.

— Ааа! — заорал он дурным голосом, закрывая лицо руками. Попытался выбежать из-за стола, ударился бедром об угол, споткнулся о всё тот же многострадальный ковёр и с жутким грохотом рухнул прямо на столик с напитками.

— АА! — повторил ещё более экспрессивно, добавив пару словечек из тех, что приличным девушкам знать не положено. — Чтоб тебя, Бренди… Предки, как больно-то…

Я выпрямилась и испуганно моргнула.

— Проклятье, как же жжёт.

— Может, водички?.. — неуверенно предложила я.

— Ничего не трогай! — взревел ректор. — Стой, где стоишь! И, ради магии, даже не шевелись!

Обиженно поджала губы, а когда ректор сослепу напоролся ладонью на кусок стекла, даже улыбнулась зловеще. А нечего девушку обижать. Но потом, несмотря на запрет, движением руки убрала в сторону осколки и грязь.

Нурэ Гоидрих, шипя и щурясь, тёр ладонями глаза, и я только сейчас додумалась поднести к носу стакан, который всё ещё держала в руке. Терпкий, жгучий аромат с привкусом пшеницы и мёрзлой брусники, ударил по рецептам — и я передёрнула плечами.

Гадость какая!

— Наставник, простите, пожалуйста! Могилами предков клянусь, я не знала, что у вас в графине для воды беленькая…

— Лучше молчи, — просопел он и, вспомнив о том, что предки наделили его магией, прекратил бессмысленно водить ладонями по лицу, и очистился, встряхнувшись, как большой (злой) пёс.

— Шфуу, — выдохнул с силой, отряхнул костюм, опять-таки — магией и вернулся за свой стол, с ненавистью поглядывая в сторону ни в чём не повинной кушетки.

Сел в кресло. Жестом предложил мне не надеяться на силу собственных ног. И только после этого хмуро буркнул:

— Ну?

— А?

— Что уже натворила? Признавайся?

— Я? — Широко распахнув глаза и прижала руку к груди. Да после ночного побоища на этаже наших недоученных боевиков я даже дышу по расписанию! Какое там «натворила»?! — Чиста и невиновна!

— А улыбалась тогда зачем? Знаю я тебя, нуре Алларэй! Из тебя в этом кабинете проще было непристойность выбить, чем улыбку. А тут вдруг вошла вся такая из себя…

— Какая? — растерянно прошептала я.

— Сияющая одухотворённостью и благодарностью! — рявкнул нурэ Гоидрих.

Я смутилась и потупилась.

— Ничего подобного, — проворчала, посматривая в угол, где смертью храбрых полёг не один литр горячительных напитков. — Просто я похвастаться хотела, как хорошо первый день в ясельной группе прошёл.

Ректор виновато почесал висок.

— Да? Ну, прости тогда… Но точно из-за этого? — Я кивнула, а он вздохнул. — Хорошо.

И тут же встрепенулся, насупил рыжие брови и, суетливо отводя взгляд, выпалил:

— Кстати, о студентах, раз уж вы сами этот разговор подняли… И я помню, что мы… что вы… В общем, если коротко, то мне таки нужны имена ваших партизанов. У МК к ним назрела парочка вопросов.

— Нет.

— Бренди! — Нурэ Гоидрих снова вскочил и подёргал себя за галстук. — Это не шутки! В ночь Илайи МК засекли запретное колдовство. Кто-то пытался взломать «Щит Аллорэев» прямо отсюда, из БИА, и…

— И вы посчитали, что я могу быть как-то связана с этим?

Не то чтобы я обиделась, но отчего-то срочно захотелось сходить в купальню и смыть с себя ту грязь, которую на меня тут случайно вылили.

— Нет. — Опал в кресло ректор. — МК так решил. Тебя никто не винит. Они думают, ты по глупости и незнанию покрываешь преступников.

— А вы?

— А я тебя четырнадцать лет знаю! — отбрил наставник. — Въедливая, язвительная, подозрительная ссс…тудентка. Бывшая. Которая теперь наставница. Полагаешь, я поверю, что тебя малышня вокруг пальца обвела?

— Тогда в чём дело? — спросила я.

— Это в августе ещё началось, — негромко ответил наставник. — В самом конце…

А если быть совсем точным, то тридцатого августа. Почти все студенты к тому времени уже подтянулись а академию, преподаватели во всю готовились к учебному году, а нурэ Гоидрих нервно измерял шагами длину и ширину собственного кабинета, думая над новым указом о «талантливых и перспективных».

В дверь постучали и Ланти Кормак проблеял в узкую щель:

— Господин ректор, к вам нурэ Дербхейл по важному делу. Пускать?

— Нет, в угол на горох поставить! — рыкнул ректор. — Какого демона ты спрашиваешь, когда заранее знаешь ответ?!

— Простите, — пискнул мальчишка и спрятался в приёмной, а вместо него в дверном проёме появился самый старый наставник БИА алхимик нурэ Дербхэйл.

— Я смотрю, ты сегодня не в духе, Идан, — проскрежетал он, устраиваясь на кушетке, поближе к столу с напитками. — Из-за указа.

— Из-за него, — вздохнул ректор. — Не хотел вас обидеть, просто нервы ни к чёрту.

В те времена, когда нурэ Гоидрих был студентом БИА Дербхэйл занимал должность декана Алхимического факультета, нолет пятнадцать назад ушёл с этой должности по состоянию здоровья, однако преподавание не бросил.

— Да разве ж ты меня обидел?.. Пустое… Где тут у тебя виски? Ага… нашёл… Да не мельтеши ты! Сядь!

Ректор послушно опустился в кресло и молча проследил за тем, как наставник наливает себе напиток. Несмотря на солидный возраст руки у старика были по-прежнему крепкие, уверенные.

— Ты мне лучше вот, что скажи, Идан… У меня из лаборатории кое-какие препараты пропали. Пару эликсиров, вытяжка, ещё кое-что по мелочи… Нет. Студенты всегда воруют, заразы. С этим я свыкся, не зыркай… Но уж больно интересно получается, если посмотреть на целый список украденного.

Старик достал из кармана чёрной мантии, которую он носил поверх модного даже по столичным меркам костюма листок бумаги и бросил его ректору. Нурэ Гоидрих поймал свиток магическим арканом и притянул к себе. Пока читал, чувствовал, как холодеет всё внутри.

За годы ректорства он на что только не насмотрелся, временами студенты и в самом деле творили чёрное, но чтобы вызвать демона…

— Может, совпадение, — не веря себе самому протянул глава БИА.

— Может, — согласился нурэ Дербхэйл. — Я уже лет пятьдесят не видел никого, кто бы захотел демона вызвать. Не после того, как они из провала полезли точно. Каждый в этом мире потерял кого-то на Пределе… Потому и пришёл к тебе. Последи, Идан. Я тоже буду смотреть в оба глаза, конечно. Только, думаю, ко мне они уж боле не сунутся. Коли не дураки, поймут, что я замечу пропажу — уж больно много украли. А коли дураки…

Старик кровожадно усмехнулся, а ректор решил, что напишет о случившемся в МК. И императору…

Я внимательно, не перебивая, выслушала ректора, а когда он закончил, удивлённо вскинула брови. Он меня что ли в краже ингредиентов у алхимиков подозревает? Точнее, не он, а магический контроль. И именно в этом году, когда я даже «драконью кровь» за собственные золотые покупала!

— Прошу прощения, — проговорила я таким тоном, что и глухой бы проникся всей степенью моего негодования. — Но это я в сентябре получила выговор за то, что опоздала к началу учебного года. Так что почтенного нурэ Дербхэйла никак не могла ограбить.

И это правда. В академии я появилась третьего сентября, в свой первый рабочий день. Ни первого, ни второго лекций у меня не было, но нурэ Гоидриха это не интересовало.

— Есть устав БИА, — противным голосом заметил он, — согласно которому студенты и наставники живут на территории академии с первого сентября по восемнадцатое июня с правом отлучения на выходные и каникулы. Если вас что-то не устраивает, нурэ Алларэй, вы всегда можете попросить о переводе в институт благородных девиц.

Ректор, конечно же, и сам прекрасно об этом помнил. Тогда зачем всё это?

— Я ни в чём тебя не обвинял! — раздражённо напомнил он. — И ты дослушай сначала, а потом в позу становись. Рразвела бардак… Сядь, не мельтеши!

Так как сам наставник сидел на кушетке, я присела на краешек стула для посетителей, но выражение глубокого оскорбления и негодования с лица убирать не торопилась.

— Ночью, пока мы с боевиками вокруг твоих партизанов танцевали, кто-то пытался вызвать демона. Прямо с территории БИА. В МК полагают, хотели замаскировать его под фон от призрака жениха…

Я возмущённо ахнула! Какой фон? Фон разве что только в самый первый год был, потому что мы с Бредом иллюзию использовали, но после того раза — ни-ни! Чтоб нас по магическому хвосту поймали? Нашли дураков!..

— И если бы он был, этот фон, — прорычал ректор, глядя на меня волком, — кое-кто бы давно из академии вылетел, как пробка из шампанского!.. Я им об этом сразу сказал. Предположив, что тут расчёт, скорее, был на нервы наших ясельников… Уж коли я сам когда-то в зеркало огненным шаром жахнул…

Посмотрел на меня укоризненно. Я вежливо улыбнулась, вся такая честная-честная. Наставник вздохнул и продолжил:

— На Пределе были отмечены волнения, не массовые, а точечное, очень сильное, местные специалисты это тоже почувствовали. В академию приехали контрольщики, требовали ответов. А я не привык! Не привык не владеть информацией! Выкладывай, что там ночью случилось. С кем Джона был и почему. Мало ли…

Я едва не рассмеялась, представив себе, как Джона и Агава вызывают «вот такого вот мааааленького демона», но вовремя сдержалась. Покачала головой.

— Нет.

— Что?

— Наставник, мы с вами говорим о детях! Джоне тринадцать. Второму… преступнику меньше. Вы серьёзно считаете, что они способны на такое? По глупости или незнанию вызвать демона?.. А о силе вы подумали? Сколько сил должно быть в том ребёнке, чтобы…

— Ты мне хотя бы о силе не рассказывай! Сама знаешь, как оно у некоторых деток бывает… — перебил ректор. — Да и в МК не дураки сидят. Пусть сами разбираются.

— Не дураки, — хмыкнула я. — Но заклинание Правды и лжи к ним всё равно применят. Хотите взять душевное здоровье будущего лучшего некроманта Аспона на свою совесть — воля ваша. Но про второго я вам не скажу ни слова, хоть пытайте!.. И уволюсь в тот же день, как Джону заберёт контроль.

— Ты шантажируешь меня что ли? — изумился ректор.

— Взываю к вашему здравому рассудку и острому уму, — возразила я. — Если вы посмотрите на ситуацию моими глазами, то поймёте, что я права… Да и вообще. Дети о демонах ничего не знают! Если уж и подозревать кого-то, то боевиков. Они в своей жизни чего только не повидали… Я слышала, на Пределе многие просто сходили с ума. А вызов демона — это ли не сумасшествие?

Нурэ Гоидрих скривился и взъерошил и без того лохматые волосы. Посмотрел на меня задумчиво. Пробормотал:

— С другой стороны… Раз ты мне говорить ничего не хочешь, пусть он сам с этим разбирается.

— Кто?

— Следователь из МК, я же сказал. Приехал вчера вечером, попросил в ясельную группу его инкогнито оформить.

Я открыла от удивления рот.

— Алан Даккей. Хороший огневик, талантливый. Выпустился в год перед твоим поступлением. Сама с ним и разбирайся, раз такое дело. Заодно можешь о своих подозрениях рассказать. Они его порадуют, уверен.

Гро — обращение к магу, не получившему высшего магического образования, либо к мужчине среднего сословия.

МК — магический контроль. Система государственных служб и органов по охране магического порядка.

Глава 6

В КОТОРОЙ ГЕРОИНЯ ЩЕДРО ДЕЛИТСЯ ПРЯНИКАМИ

От бессилия хотелось рычать, поэтому я затеяла уборку у себя в комнате. Рогль, сложив уши, опасливо поглядывал на меня с платяного шкафа, не понаслышке зная, на что я в таком состоянии способна.

Начать я решила с подоконника, на котором ещё с прошлой весны подыхало выросшее из лимонной косточки деревце. За свою недолгую жизнь бедный росток атаковала тля, мороз, потоп, засуха и, наконец, просто дурной характер. Потому что сволочное растение ни в какую не хотело порадовать хозяйку красивыми зелёными листочками, а торчало из треснувшей с боку фарфоровой ступки хлипким прутиком с тремя пожелтевшими листочками на макушки.

— А я предупреждала, что рано или поздно моё терпение лопнет! — злобно напомнила я и переставила вредный цветочек на пол, к помойному ведру. — В мусоросборнике теперь привередничать будешь.

Вытерла пыль и, несмотря на зверский холод снаружи, вымыла окно. Перебрала корзину с бумагами, безжалостно выкинув все те «нужные» бумажки, которые за каким-то демоном хранила ещё с первых курсов. Погладила лежавшее вторую неделю бельё. Выкинула труп красной розы, подаренной на пятнадцать лет одним симпатичным однокурсником. Не то чтобы я была в него влюблена, но розу зачем-то хранила.

Заглянула в холодильный шкаф…

— Кхм, — несмело напомнил о себе Рогль, и стало понятно, что там порядок навели без меня. Идеальная чистота и стерильность. Ни полупустых склянок, ни сухой колбасы, ни покрытого плесенью кусочка сыра. Вообще ничего. — Мы всё спросить хотели, Хозяйка. Насчёт премии от ректора.

— Утоплю, — прошептала я и сморгнула скупую слезу, вспоминая купленные на воскресной ярмарке солёные грибочки. Ароматные, хрусткие, в глиняном симпатичном горшочке… Горшочек, впрочем, остался. Пустой.

— Грибочки, если что, мы съели, — сообщил Рогль, внезапно уверовавший в собственное бессмертие. — Так себе грибочки были. Ничего особенного. У нас в амбаре…

Хлоп! И горшок разлетелся над тонким серым ухом. Демон испуганно охнул и растворился в нашкафье.

Кстати, там я ещё не убирала.

Бормоча под нос проклятия в адрес совсем потерявшего страх Рогля, мстительного ректора, императора-освободителя, боевиков-затейников и женихов, которых я в гробу видала, ухватилась за край столешницы и потащила столик к отполированным до блеска дверцам. Столик скрипел, бренчал посудой, шипел котелком, но я сдаваться не привыкла, дотарабанила его до нужной точки, сдула с лица выбившиеся из-под ободка волосы и, вооружившись мокрой тряпкой, устроилась между сахарницей и хлебницей, недоумевая, почему не сняла весь этот скарб до вынужденной мебельной миграции.

— Только не тряпкой! — увидев меня, запищал и заметался вдоль стены Рогль, ловко маневрируя между осколками от горшочка. — И не за уши! И хвост не трогай! И не тряпкой… Мы страх до чего мокрую тряпку не уважаем!

Не уважают они…

— Из-за каких-то недосоленных грибов тряпкой? Да у нас в амбаре таких грибов пять бочек. Нет, семь! Нет…

— Лучше заткнись. Не доводи до греха. Утопить, может и не утоплю, но точно помою. С брусничным шампунем.

Как и все демоны, Рогль больше всего на свете боялся воды. Не уважал. Вреда она ему никакого не причиняла, но это не мешало ему впадать в истерику каждый раз, когда на горизонте появлялась ванна, дождевая туча или Хозяйка с мокрой тряпкой в руках.

Демон застыл, сложив уши, и вместо того, чтобы исчезнуть, растворившись в воздухе, как он это не раз проворачивал, протяжно и жалобно завыл, будто я и в самом деле убивать его собиралась, а не пыль и осколки со шкафа убрать… И в этот трагический момент со стороны входной двери что-то оглушительно грохнуло, а меня плотным коконом опутала чужая магия.

Папенька всегда говорил:

— Если кто-то применяет к тебе магию, не спросив разрешения, то сначала бей, а потом разбирайся, что к чему.

А я всегда была очень послушной дочерью — Ледяной молнией жахнула так, что стены задрожали. Ну а после того, как Рогль превратился в невидимку, оглянулась, чтобы узнать, кто это там так цветасто и витиевато ругается.

Знаете как говорят? Чем бы студент ни тешился, главное, чтоб заклятия в родном доме не тренировал? Так вот. К общежитию эта поговорка тоже отлично подходит. Потому как двери у меня больше не было, зато был обуглившийся косяк и валяющийся за порогом боевик, потирающий лиловую шишку на лбу.

И пока я соображала, как вернуть всё на место, в предел оборзевший жених выругался.

— Какого демона ты творишь? — рявкнул он. — Совсем с кукушкой не дружишь?

От такого невиданного нахальства я откровенно растерялась. Даже подумала на миг, что Даккей не ко мне обращается, и оглянулась. За моей спиной, как и ожидалось, была крыша шкафа, покрытая черепками и пылью.

Кажется, пришло время для небольшого уточнения.

— Я?

— Ну не я же! — отбрил этот хам, поднимаясь на ноги и вытирая тыльной стороной разбитые в кровь губы. Это хорошо я его приложила.

Моя молния растаяла от соприкосновения с магией Огня, плотно облепив тело Алана Даккея влажным белым батистом. Красиво. Почувствовав внезапное смущение, я выдохнула, отводя взгляд.

— Начнём с того, что не я вынесла Огненным шаром дверь в комнату своей наставницы, — процедила я, подбирая подол платья и приглядываясь, куда бы удобнее спрыгнуть со стола.

— Огненный шар?

— Далее, своего позволения говорить мне «ты» я вам не давала. Как и врываться в мою комнату без стука…

— Да ты так орала, что я решил, будто тебя убивают! — проорал он.

— И в третьих, вам стоит быть внимательнее на лекциях. Вы больше не на Пределе. Вы в БИА, здесь полно детей, подростков и юных девушек, которые очень часто издают противоречивые громкие звуки. Как, например…

Я набрала в грудь побольше воздуха и противно заверещала:

— Мышь!

Даккей не подвёл, магия сгустилась под его правой рукой в небольшой пылающий шарик, но, к счастью, выпустить снаряд боевик не спешил. Пощадил мой ковёр и мебель.

— Что и следовало доказать, — усмехнулась я, глазами показывая на едва не сорвавшееся с пальцев заклинание. Боевик скривился и нехотя потушил магию.

— Я скажу ректору, чтобы он для вашего курса ввёл занятия с йаттом. Контроль ни к демону. Сначала ночь Илайи, теперь моя дверь…

— Я думал, что тебя убивают, — с упорством маньяка повторил Даккей.

Он всё ещё стоял в дверях, умышленно или нарочно, закрывая широкими плечами внутренности моей комнаты от взглядов любопытных студенток. Лиловая шишка на лбу, синяк на скуле, под нижней губой ссадина, а глаза сверкают так, что другая на моём месте уже давно бы от ужаса в обморок грохнулась.

— Дверь выломал, каюсь, — неохотно признал он. — Но какого демона ты, как последняя дура, на простой Щит ответила Молнией? А если бы я не сдержался?

И пока я вздыхала, собираясь ответить, что умению сдерживать свои порывы нас ещё на первом курсе учили, Даккей внезапно вскрикнул и подскочил, как ужаленный.

— Проклятье… Что это?

Оглянулся, потирая кулаком, то место, которое уже не спина, хотя тоже сзади.

— Извинитесь сию же минуту! — услышала я подозрительно знакомый писк. — Никто не смеет таким тоном разговаривать с нашей наставницей!

— Ты… ты кто такая? — изумился Даккей, глядя на рыжеволосую макушку за своим плечом. — Ты меня циркулем уколола что ли?

— К леди принято обращаться на вы, — в негодовании прозвенела девчонка, и я поняла, что не ошиблась, это действительно была Агава. — Извинитесь — или пожалеете.

— Иди уроки учи, детка, — ответил Даккей, выставил вместо двери Стену огня и, не сводя с меня горячего, злого взгляда, шагнул внутрь. — Именно к этой леди я имею право обращаться на ты.

Оставалось надеяться, что в коридоре этих провокационных слов никто не услышал.

— Потому что вот там… — Боевик указал пальцем себе за спину. — Есть нурэ Алларэй, а тут… — Растянул губы в кривой усмешке. — Живёт Бренди Анна Алларэй, моя невеста. А уж длительная помолвка априори наделяет меня правом обращаться к наречённой на ты. Не находишь?

Значит, про невесту он всё же не забыл. Обидно.

Я скривилась и попыталась спрыгнуть со стола, но Даккей, фактически, перехватил меня в полёте и осторожно поставил на землю.

— Не нахожу, — зашипела я, чувствуя, как покалывает кончики пальцев от желания уколоть наглеца магией.

— Вот как? — неспешно убрал руки с моей талии, и я торопливо отступила назад.

— Вот так. Я ВАС себе в женихи не выбирала.

Он закусил губу, сдерживая смешок. Оно и понятно, в среде аристократов считалось дурным тоном давать женщине право выбора. Но я-то другой случай! Я не просто женщина! Я боевик! Я наставница БИА!

В глазах Даккея промелькнуло что-то тёмное, странное и мне внезапно стало страшно, уж и не знаю, почему, а он поднял руки вверх, показывая, что сдаётся, и вопреки всему произнёс:

— Ну, ладно… Забудем о личном. Как насчёт общественного? Ты же закончила бойфак?

Я кивнула, уточнив:

— С отличием.

— А магический резерв и правда так велик, как говорят.

— Допустим.

— Тогда, наверное, самое время напомнить, что у тебя долг перед Аспоном, как у всех магов, получивших военное образование.

— И?

— И ректор намекнул, что на вопросы по моим делам… — Тут Даккей специально выделил голосом местоимение. — От лица БИА будешь отвечать именно ты. Кстати, хотел спросить. Это совпадение или ты посвятила его в специфику наших отношений?

— Нет никаких отношений! — прорычала я.

— О… Да? А как же помолвка? Кстати, всё спросить хочу, ты почему её не разорвала?

— А можно было? — Я даже опешила от неожиданности. Почему мне этот простой выход из положения даже в голову ни разу не пришёл?

— Само собой. — Даккей с любопытством огляделся, безмолвно оценивая скромную обстановку моего жилища. — Раз уж ты стала инициатором нашего расставания, тебе и принимать на себя весь императорский гнев.

— А?

— Видишь ли, Лаклан Освободитель страх до чего не любит, когда его приказы не исполняют, — хмыкнул боевик. — Сразу гневается и виновного в опалу отправляет.

Я в задумчивости почесала кончик носа. В опалу? Что-то я сильно в этом сомневаюсь.

— Всех? — уточнила на всякий случай. — Всегда?

— Даже сестёр своих лучших изобретателей, — кивнул Даккей. — И дочерей тех йаттов, которые сумели внушить императорскому стряпчему, что брак состоялся. А уж о женихах, которые годами держали рот на замке, занимаясь злостным укрывательством, вообще молчу… Кстати о последних. Удивительно, что они до сих пор не потребовали плату за молчание.

— Плату? — растерянно пролепетала я. — К-какую плату?

Предки… неужели папенька и в самом деле отвёл глаза стряпчему? За это же на каторгу ссылают!.. И почему он мне ничего не сказал? Кровь прилила к щекам. Какая же я глупая! Всю семью поставила под удар из-за спеси и гордости! Стыдно — нету сил.

— Я пока не решил. Может, «безупречно» на экзаменах? По-родственному, а? По-семейному, так сказать…

— Ты издеваешься? — возмутилась я.

— Сильно заметно, да?

Дурак. Я без сил рухнула в кресло.

— Папа бы никогда не стал… Императорского стряпчего… Что за чушь!? Как я вообще тебе поверила?

— Конечно, не стал бы… — с лёгкостью согласился Даккей. — По-дурацки пошутил. Извини.

— «Извини» в карман не положишь, — недовольно проворчала я, прижав руку к сердцу. — Я требую компенсации.

— Какой?

— Столик мне на место передвинь. Он страсть до чего тяжёлый…

— Столик? Без проблем, — Даккей улыбнулся, присаживаясь передо мною на корточки. — Только одно уточнение можно? Мы всё-таки на ты?

— Бренди Анна Алларэй не столь щепетильна в этих вопросах, — задрала нос я. — Но вот нурэ Алларэй, если верить слухам, за столь откровенное попрание норм этикета на экзамене с лёгкостью влепит «отвратительно».

— Поняль, — на тонимский манер ответил боевик, будто на плацу, вытянувшись в струну и щёлкнув каблуками. — Таких ошибок вперёд не допуштяйльт.

Дурак. Я чуть не рассмеялась, хотя ситуация к веселью совсем не располагала. Я ведь злюсь же на него за идиотскую шуточку!

— Моя думальт, с нефестой фсё чу-точ-ку простче… — продолжил кривляться женишок.

— Не паясничай. Стол на место подвинешь или болтать будешь?

— Подвину, — легко согласился Даккей. — Показывай куда.

— Да…

Я подняла взгляд и внезапно утонула в смеющейся синеве его глаз. Солнечных и искрящиеся, как воды горного озера.

— …сюда.

Махнула рукой, поднимаясь на ноги и смущённо отворачиваясь.

Столик, будто сам по себе, плавно взмыл вверх, и опустился между креслами, даже не звякнув чашкой. Я закусила губу от досады, смешанной с лёгкой завистью — мне левитация плохо давалась, а уж о том, сколько сил при этом тратилось и упоминать не буду…

— Спасибо.

— Пожалуйста. Дверь чинить?

С сомнением глянула на боевика. Как подсказывали практика с опытом, ломать у представителей этого магического ремесла получалось лучше, чем строить, но Даккей выглядел уверенно, и я ничего не сказала, с любопытством наблюдая за тем, как он растягивает заклинание Восстановления, потушив Стену огня.

В моей жизни было не так много мужчин, которые что-то делали лучше меня: папенька, Бред, кое-кто из наставников. Теперь вот и Алан Даккей. Прямо кладезь сюрпризов. И левитация, и реконструкция. Если он ещё и язык зверей понимает, то останется только пойти и утопиться.

Дверь встала на место, и боевик, довольно крякнув, объявил:

— Готово!

Я придирчиво осмотрела отремонтированную вещь. Замок на месте, ручка работает даже лучше прежнего.

— Спасибо, — проворчала недовольно. — Хотя всего этого можно было бы избежать, если бы кто-то сначала думал, а потом действовал.

— На Пределе те, кто много думают, погибают первыми, — заметил Даккей и тут же добавил, примирительно улыбаясь:

— Я постараюсь не забывать о том, что мы уже давно не там. Кстати, ты что там делала на шкафу, когда я… кхм… вошёл?

— Уборку, — буркнула я, вспоминая черепки от котелка, которые так и остались в нашкафье. Роглю скажу, чтобы убрал. Пусть отрабатывает сожранные втихаря грибочки. В желудке противно заныло, и я вспомнила, что осталась сегодня без обеда. Может, в город выйти? В «Священном граале» недорогой едальный лист…

Глянула на Даккея и внезапно спросила:

— Чай будешь?

— С сахарной плиткой, — кивнул он и достал из внутреннего кармана своего мундира угощение в яркой обёртке. Это, конечно, не котлеты, но тоже сойдёт. К тому же у меня тоже было кое-что припрятано. Полкило пряников.

— Присаживайся, — кивнула на одно из кресел и с независимым видом, будто нет ничего особенного в том, что еду я храню в замкнутом на зачарованный замок сундучке для драгоценностей, уточнила:

— Только сахара нет.

— Чай с сахаром — это горячий лимонад, — слово в слово повторил мой жизненный постулат Даккей, и я на мгновение онемела от неожиданности.

Рассыпала заварку по чашкам, черпаком разлила кипяток — благо котелочек на столе уютно булькал, не волнуясь по поводу мебельной миграции в пределах одной отдельно взятой комнаты. Устроилась в кресле напротив жениха, неловко ёрзая из-за глупого чувства, будто это не боевик у меня в гостях (незваных!), а я у него.

Спустя две томительные минуты и три глотка обжигающего чая тема для разговора всё-таки нашлась.

— У вас в МК и в самом деле думают, что демона пытался вызвать кто-то из студентов БИА?

— Студентов, наставников, работников кухни… Мы засекли точку вызова в академии, — пояснил Даккей, безжалостно, по два укуса на каждый, ликвидируя мои пряники. Я старалась не смотреть так пристально и жадно. И не считать! Но желудок так уныло булькал, отказываясь удовлетворяться сахарной плиткой…

— Магический след был очень чётким, — не замечая моего пристального внимания, продолжил свой рассказ боевик. — Пока не начался этот вопиющий по своей сути дебош, в котором разве что ленивый не принял участия… Кстати, Нурэ Гоидрих намекнул между делом, что ты знаешь зачинщиков, но по какой-то загадочной причине отказываешься называть имена…

И, убирая назад длинную чёлку, выразительно сверкнул глазами. Я отпираться не стала.

— Имена зачинщиков дебоша? — хмыкнула, поигрывая бровями. — Знаю. Тебе список имён по алфавиту или вразнобой можно?

— А их много?

— Погоди-ка… Дай вспомнить… Мы с наставниками подтянулись, когда веселье было в полном разгаре, значит…

Поднялась из-за стола, подошла к книжной полке, на которой рядом с конспектами и десятком нужных книжек хранился классный журнал «ясельной группы», и с удовольствием озвучила:

— Двадцать один человек… Ой, нет. Извини. Двадцать. Тебя ведь, дорогой жених, в субботу в БИА ещё не было.

Даккей скривился.

— Неудачная шутка.

— Может, потому, что это не шутка?

Я вернулась на своё место, сделала глоток чая, слизнула глазурь с пряника. И вызывающе задрала подбородок.

— Может, потому, что я прямо говорю, без экивоков: дебош устроили нервные боевики, перепутавшие одного вот та-а-акого маленького зомбика с прорывом нежити.

Свела вместе указательный и большой пальцы, оставив между ними зазор в один сантиметр. Пару секунд подумала и нехотя признала:

— Ну и Кровавый жених ещё был. Правда, он вообще безвредный, хотя, говорят, жуть до чего страшный… — Точно говорят. Рогль знает о моей слабости, все страшилки и слухи, что между студентов о моей любимой игрушке ходят, дословно пересказывает. — Но разве это повод для того, чтобы разгромить целый этаж общежития? А ты говоришь, дебош. Недоразумение, шутка, украденный из лаборатории материал, зомбик — иными словами.

Боевик молчал, с минуту пытаясь расчленить меня тяжёлым взглядом, а потом лениво потянулся за очередным пряником. Шестым по счёту, хотя специально я, конечно, не считала. К Алана Даккея на редкость отменный аппетит.

— А кто зомбика создал? — закинув в свой бездонный рот вторую половину моего щедрого угощения, спросил ненасытный боевик. Хуже Рогля, честное слово! — Я слышал, их было двое…

— Можно и так сказать. — Вторая с набором «Смерть здоровью» тылы прикрывала. — Но сил и знаний для вызова демона ни у одного из них нет.

— А если ты ошибаешься? — вскинул бровь Даккей. — Первокурсникам теперь не по восемь лет, как в наши времена, а по двенадцать. Ты даже представить себе не можешь, сколько страшных тайн бытия я к этому возрасту успел раскрыть? Демона вызывать не стал бы, наверное… — Закусил губу, бездумно уставившись в пространство перед собой. — А может, и стал? Чтобы посмотреть, что получится… Знала б ты, что у мужиков в двенадцать-тринадцать лет в голове творится, не удивлялась бы…

Седьмой пряник был задумчиво уничтожен. Я мысленно обругала себя жадиной и отвела взгляд.

Что-то в словах Даккея всё-таки было. Но, в отличие от боевика, я успела неплохо изучить характер Джоны. Пакостник он ещё тот был и часто сначала делал, а потом думал, и на вопрос «зачем?», как правило, затруднялся ответить… Но вызвать демона! Даже в шутку — никогда.

— И ты хочешь применить к возможно причастным детям заклинание Правды и лжи? — уточнила я. — А после того, как выяснится, что права я, что они никакого отношения к вызову демона не имеют, готов посмотреть в глаза их родителям и объяснить, почему их наследникам до конца жизни будут кошмары сниться?

— Хорошо. — Боевик посмотрел на тарелку с пряниками, протянул к ним руку, но в последний момент передумал, слава магии. Хоть пару штук мне на ужин останется. — Что ты предлагаешь? Не допрашивать вероятных подозреваемых, а вместо этого тратить время на бессмысленные подозрения? Хочу напомнить тебе, дорогая невеста, что со всеми людьми из твоего списка я на протяжении нескольких лет вместе жил и умирал. Мы друг другу спины прикрывали, бывало, спали под одним одеялом, последний кусок хлеба на троих делили…

На этой трагической ноте мой желудок даже не застонал — завыл. И Даккей осёкся, посмотрев на меня с удивлением.

— Только не говори мне, что из всех сахарных плиток ты предпочитаешь сорт «Свиные котлеты», — проговорил он после секундной заминки.

— Скорее уж, «Мясной рулет», — покраснев, призналась я. — Извини, я просто не обедала сегодня… Да и завтрак был не из самых богатых…

— Я бы тоже закусил чем-нибудь повесомее пряников, — кивнул Даккей. — Здесь поблизости есть какое-нибудь заведение с приличной едой? Раньше, помнится, была таверна…

— «Священный грааль», — подсказала я и сглотнула голодную слюну.

Снаружи особенно громко скрипнули ставни, а в следующий миг по стеклу часто забарабанили крупные капли.

Кто-нибудь скажет мне, почему, если я решила помыть окно, то через пару часов обязательно идёт дождь? Это какое-то тайное заклинание, о котором мне наставники забыли поведать?

— Там и закончим разговор. — Передёрнув плечами, объявил боевик и решительно поднялся на ноги. — На сытый желудок и думается легче. Где твой плащ?

Молча, не обращая внимания на недоумевающий взгляд, я заперла остатки пряников в сундучке для драгоценностей, спрятала ключ в карман и, выхватив из шкафа тёплый шарф, и плащ с капюшоном, позволила боевику вывести себя из общежития.

Глава 7

В КОТОРОЙ СЛУЧАЕТСЯ ВСТРЕЧА СТАРЫХ ЗНАКОМЫХ

До «Священного грааля» идти было недалеко, но мокро. И если вопрос с зонтом Даккей решил, раскрыв над нашими головами Огненный щит, испарявший все капли ещё на подлёте, то в ботинках у меня хлюпать начало уже через дюжину шагов. Был бы рядом Рогль, просопел бы укоризненно:

— А всё оттого, Хозяйка, что ты гордая больно да самостоятельная. От родителей деньги брать не зазорно, на то они и родители, чтобы холить и лелеять. Пестовать, так сказать, цветочек, на радость будущему мужу.

— Что говоришь? — раздалось сбоку, и я вздрогнув от неожиданности, глянула на боевика с опаской. Не приведи магия, я вслух вспоминала…

— Что?

— Шипишь, как кошка, говорю. Смешно.

— Просто замёрзла. — Я передёрнула плечами. — Не обращай внимания. В «Граале» согреюсь.

Прохудившиеся ботинки и в самом деле давно нужно было выбросить, но монет на новые в моём когда-то тугом кошеле пока не хватало. Нет, папенька назначил нам с Бредом отменное содержание — щедрое, не к чему придраться. Но… но я же всё-таки боевичка, наставница БИА! Стыдно как-то… Да и чем я хуже брата? Его содержание вон давным-давно в Императорском банке копится…

А у меня зарплата хорошая, хватает. Это я просто на Илайю сильно потратилась, вот и приходится теперь в дырявых ботах по лужам шлёпать.

Но рассказывать об этом Даккею я по понятным причинам не торопилась. Он и без того на меня странно косился.

— Главное, чтобы свободное место было, — решила уйти от щекотливой темы я. — Поздновато идём, все наши уже давно… ох!

— Что?

Из-за близкого расположения и невысокой цены на обеды «Священный грааль» был любимой академической таверной. Тут всегда можно было встретить кого-нибудь из старших студентов или наставников. Особенно по вечерам. Кровь ударила в лицо.

— Надо куда-то в другое место идти! — проблеяла я, хватая Даккея за руку. — Страшно представить, какие сплетни по академии пойдут… Что обо мне подумают?

— Что ты решила поужинать со студентом? — Даккей приподнял брови, гладя насмешливо и одновременно задумчиво. — Только не говори, что ты никогда не приглашала в «Грааль» учеников.

Приглашала. Тот же Джона в прошлом году не один литр лимонада за мой счёт выпил. Так то Джона, а это… Я выразительно промолчала, и боевик, закатив глаза, вздохнул.

— Ладно. Есть у меня одно место на примете.

Заложил два пальца в рот и оглушающе свистнул проезжавшей мимо повозке. Затем глянул на мой покрасневший от холода нос и добавил:

— Правда, это на окраине.

— Да какая уж разница? — Я махнула рукой и громким чихом заглушила голодное рычание живота.

Устроившись на мягких сидениях, откинула капюшон, но шарф разматывать не торопилась, ибо внутри повозки было ненамного теплее, чем снаружи — извозчик явно экономил на углях.

Даккей глянул на меня из-под бровей и, стукнув носком ботинка по дверце под моим сидением, открыл печку, где, как и следовало ожидать, не было даже намёка на угли.

Выругавшись шёпотом, боевик велел:

— Пересядь ко мне, если не хочешь юбки поджечь.

Я сначала хотела возразить. Но потом почему-то передумала, а Даккей, дождавшись, пока устроюсь по левую руку от него, зажёг в обогревателе Огненный шар. Совсем небольшой, но очень жаркий. Я протянула к открытой дверце промокшие ноги и едва не заурчала от удовольствия, когда оледеневшие пальцы закололо от тепла.

— А на воздух не взлетим? — спросила настороженно, впрочем, заранее уверенная в ответе. Алан Даккей не походил на человека, который не умеет рассчитывать собственные силы.

— Не взлетим, — заверил он. — Не в первый раз.

Я глянула на него с затаённой завистью. Огневые заклятия мне неплохо давались, но все исключительно разрушительно. И речи не шло о том, чтобы обогреть помещение или осветить себе путь магическим пламенем. Тогда как водяные, а лучше, воздушные — у меня получались лучше всех. Даже нурэ Тайлор это признал. Один, правда, раз, но зато на выпускном экзамене. Так и сказал:

— Ты, Алларэй, если захочешь меня когда-нибудь убить. Вот эту свою молнию и используй. Даже я против неё щит не удержу.

— С чего бы мне этого хотеть? — возмутилась я, но внутренне, конечно, просто обомлела от такого комплимента.

Согрелась я довольно быстро, но боевик не спешил гасить заклинание. Мы сидели рядом друг с дружкой и молча смотрели, как крутится в печке шарик заклинания. Я первая не вынесла испытания тишиной.

— И давно ты в МК служишь?

— Давно, — ответил Даккей, отводя взгляд от огня. — С детства мечтал, если выживу на Пределе, обязательно в МК пойду. А ты?

Я посмотрела в окно. Из-за ненастья на улицы Аспона выехало всё, в чём было хотя бы одно колесо, а посему продвигались мы крайне неспешно.

— А я мечтала быть наставницей на бойфаке, — ответила, после короткой заминки обернувшись к мужчине. — Правда, читать хотела не страноведение с грамматикой, а магию защитно-боевого порядка, но нурэ Гоидрих не видит пока меня на этой должности. Не хочет видеть, если быть до конца честной.

— Может, потому что это не то чтобы женская работа?

Я фыркнула и, покачав головой, снова отвернулась к окну. Спорить совсем не хотелось. Да и какой смысл? Этот разговор не раз поднимался мною в беседе с наставниками, с немногочисленными подругами и друзьями. И все крутили пальцем у виска, мол, зачем мне это надо. И лишь мои родные меня поддерживали. Мама, папа и брат. С той лишь оговоркой, что маменька хотела, чтобы я сначала замуж вышла, а папенька бесился из-за моего нежелания принимать его помощь.

Пока я вспоминала, повозка стала замедлять ход и вскоре совсем остановилась.

— Приехали, — объявил Даккей, выглянув в окно и почти сразу выпрыгивая наружу.

Я выбралась следом и, пока он расплачивался с извозчиком, огляделась.

Таверна, куда меня привёз боевик, называлась «У кричащего бобра». Это было отдельно стоящее деревянное здание. На натянутых между окнами второго этажа верёвках, светлыми пятнами уныло мокли простыни. Наверное, наверху жили хозяева или просто сдавали комнаты внаём. Нижние окна были ярко освещены, из-за них доносился тёплый, но не вполне трезвый гул, были слышны взрывы хохота и звон посуды.

Воздух пах чесночной похлёбкой и свежим хлебом.

— Слушай, — сглатывая набежавшую слюну, запоздало всполошилась я. — А это приличное место?

— Кормят тут прилично, — уклончиво ответил он и, отпустив повозку, прижал мою ладонь ко сгибу своего локтя. — Не дрейфь.

Внутри было на удивление светло. Причём свет исходил не от магических ламп — на толстых цепях под потолком висели две пары колёс от телеги, к которым крепились восковые свечи. Очень много восковых свечей. Сотня или две.

Ошарашенно оглядела шумный зал. Мебель тут была грубая, но добротная. Столы, сколоченные из толстых досок, лавки, глиняная посуда, деревянные ложки… На стенах вырезки из старых газетных листов. На окнах холщовые занавески. На подавальщиках — женщин среди них я не заметила — рубахи из той же ткани. Белые.

А народу столько, что слов нет.

— С ума сойти, — прошептала я, хотя с тем же успехом могла кричать. Всё равно меня из-за шума никто не услышал бы. — Здесь, наверное половина Аспона собралась!

— Его лучшая половина, леди, — бросил в мою сторону пробегавший мимо подавальщик, вот у кого ушки были на макушке. — День стража границ!.. Но один столик для господ найдётся. Вон там… За чучелом медведя, возле очага.

Палец с обгрызенным ногтем ткнул в нужную сторону, и я, переведя взгляд, обомлела. Прямо в очаге на огромном зачарованном вертеле неспешно крутился целый телёнок.

Если бы эту картину увидел Рогль, то захлебнулся бы слюной от счастья.

— У них тут всё под сельскую старину сделано, — спокойно пояснил Даккей. — Обстановка, костюмы, едальный лист…

На обстановку и костюмы я успела обратить внимание, а вот с едальным листом мне ещё только предстояло познакомиться. Впрочем, пахло в «Кричащем бобре» так, что у меня моментально наполнился голодной слюной рот.

— Тебе понравится, — заверил мужчина. — Хотя лучше бы мы остановили свой выбор на «Граале». День стража границ — это…

— Поедим и свалим отсюда, — перебила я, не сводя жадного взгляда с очага. Интересно, обжорством можно заразиться?

— Слово наставницы закон, — хмыкнул Даккей и, подхватив меня под локоток, проводил до нужного столика. Пахло тут так восхитительно вкусно, что у меня начала кружиться голова.

Впрочем, возможно, это от голода.

— Что господа будут заказывать? — спросил вынырнувший буквально из ниоткуда подавальщик и ловко всучил мне едальный и винный лист.

— Телятину, — не вчитываясь в ровные строчки, объявила я. — Чесночную похлёбку, картошку, как вон у тех господ… с синими носами, и квас.

— На двоих, — согласился с моим выбором Даккей. — А ещё лично для меня ваших фирменных утопленников, шкалик беленькой и две чарки красного.

— Сладкого? — уточнил по последнему пункту подавальщик.

— И креплёного, — счастливо моргнул Даккей.

А когда мы остались наедине, с виноватым видом пояснил:

— Я вообще-то бренди люблю, но в этом заведении за такой заказ можно получить кружкой в лоб.

Не покраснела я лишь потому, что и так, судя по горящим с холода щекам, была розовая, как новорожденный поросёнок.

— Агрессивный тут народец, — прокомментировала я, сделав вид, что не заметила провокационного замечания про бренди.

— Обычно, нет, — возразил Даккей. — Но сегодня первый понедельник октября.

— Уже почти закончился…

— А каждый нормальный человек, знает, почему в день стража границ из дому лучше не выходить… Временами они хуже демонов.

— Не так страшен демон, как его малюют, — пробормотала я расхожую истину, но думала при этом про Рогля. Боевик в гневе вскинул брови. Ну, правильно. Папенька тоже не воспринимает шуток на эту тему. Первые десять лет после Предела вообще всё строго было, потом, правда, полегчало. — Я к тому, что любого демона можно победить, если обладать достаточной силой магии и нужными знаниями.

— Напитки сейчас подавать? — встрял в наш диалог подавальщик, выставляя при этом на стол чашки с вином, кувшин с квасом и шкалик беленькой для Даккея. — Закуски принесут через минуту. Горячего придётся чуть подождать.

Я тихонько вздохнула, старясь не смотреть на очаг. Боевик пододвинул ко мне чашку с ароматным вином, но я не рискнула его пить на голодный желудок.

— Кто такие утопленники?

— Что?

— Ты заказал фирменных утопленников. Что это такое?

— О-о-о-о… — протянул Даккей. — Это что-то восхитительное. Это такие сардельки и штучки из козьего сыра… их в специальном растворе замачивают… Ммм! Пальчики оближешь!

— От маринованной колбасы и сыра? — Я брезгливо скривилась. — Как-то слабо верится.

— Сначала попробуй, а потом нос воротить будешь… О! А вот, кстати, и наши закуски.

Всё тот же подавальщик поставил перед нами тарелку с пресловутыми утопленниками, корзинку со свежим хлебом, нарезанным огромными ломтями и горшочек с чем-то бело-зелёным. Из приборов нам оставили одну деревянную лопаточку, вроде тех, которыми кухарки переворачивают блины на сковородках.

— Что это?

— Солёный творог с укропом и зелёным луком. Сейчас покажу, как это едят.

Даккей схватил лопатку и, зачерпнув массу из горшочка, ловко размазал её по хлебу. А затем, провокационно улыбаясь, поднёс этот бутерброд к моим губам и, улыбаясь, протянул:

— А-а-а-м.

И я, как заворожённая, подалась вперёд, даже рот приоткрыла, но когда аппетитный аромат коснулся ноздрей, отшатнулась. Что я творю? По-моему, у меня от голода случилось некоторое помрачение рассудка.

— Я сама.

Взяла бутерброд из рук довольного боевика и осторожно надкусила.

— Очень неплохо.

— Неплохо?! — фыркнул Даккей, намазывая творог на второй кусок хлеба. — На Пределе за такой горшочек половину жалования любой бы выложил. Полковой кухарь у нас всё больше по кашам был. Нас всех от них уже к концу первого года службы воротило, так мы наловчились в ближайшее село бегать. Мага там не было ни одного, а соответственно, ни единого изысканного блюда. Всё самое простое, из жизни простых людей, но при этом — невероятно вкусное… Хозяин этого заведения из тех краёв. Суровый мужик, но хороший… Утопленника не хочешь попробовать?

— Воздержусь, — отказалась я.

Приготовленный Даккеем бутерброд закончился на удивление быстро, и я потянулась за ещё одним ломтём, но мою руку поймали на подлёте.

— Не торопись, — мягко улыбаясь, посоветовал боевик. — Оставь местечко для горячего.

Я вздохнула, не скрывая своего разочарования, и почти уже совсем была готова заявить, что он меня недооценивает, что меня сам Рогль тренировал вкусняшки есть… Но тут на наш стол поставили огромную буханку хлеба в две мои головы размером и оповестили радостно:

— Ваша чесночная похлёбка, — и шваркнули на стол деревянную ложку.

— Я столько в жизни не съем, — вынуждена была признать я.

— И не нужно, — хохотнул Даккей. — Это порция на двоих.

От сердца немного отлегло, но уже в следующий момент я вновь всполошилась:

— А почему тогда ложка одна?.. И сколько это всё стоит?.. У меня жалования не хватит.

— Твоё жалованье не пострадает, — отмахнулся боевик. — А ложка одна, потому что это селянская кухня.

И объяснил, поймав мой ничего не понимающий взгляд:

— В старину, если в большой селянской семье — а они всегда были большими, знаешь ведь? Чем больше детей, тем больше работников, — наступали голодные времена, то на стол клали лишь одну ложку, а еду и без того по тарелкам не раскладывали, уж больно это накладно было, держать миску для каждого рта…

Той самой лопаточкой, которой намазывал творог, Даккей сковырнул с буханки хлебную крышку и блаженно прикрыл глаза, вдыхая носом густой запах чесночной похлёбки.

— Глава семьи снимал пробу с похлёбки и передавал ложку жене. Та — старшему сыну. Тот — своей жене… И так по кругу. Пока мы не женаты, первую ложку уступаю тебе.

— Кто сказал, что я вообще за тебя замуж пойду? — краснея и оглядываясь по сторонам, прошептала я.

— Хочешь, чтобы я начал?

— Нет! — Я схватила ложку и с воинственным видом придвинула к себе хлебный котелок. — И мы поступим по-другому. Я съем половину… или меньше. А ты доешь то, что останется.

Даккей рассмеялся, но оспаривать право первой ложки не стал.

— Договорились, — согласился он.

Я успела съесть пять или шесть ложек, когда к нашему столу подошёл глубоко нетрезвый мужик. Он ухватился рукой за спинку свободного стула и, пьяно щурясь, выдохнул боевику в лицо:

— А ведь я тебя знаю, беспредельщик.

— Отвали, — миролюбиво предложил Даккей.

— Не, — тряхнул головой пьянчуга. — Точно знаю. Ты этот… как его? Гре…геро… герцогский ублюдок. С западного бастиона.

— Ты обознался, старик. Иди к друзьям. Они тебя уже заждались…

— Не-ет… ик… у меня эта… Память! Ик… На эти… на лица… Я…

Осёкся, уронил голову на грудь и негромко всхрапнул, а затем вороватым движением схватил со стола мою чашу с вином, осушил её одним махом, крякнул, вытер влажные губы тыльной стороной руки и неожиданно звонким голосом проникновенно пропел:

— А на плечах эполеты золотом,

Изумрудом сверкает мундир.

То с тяжёлым, как небо, молотом

На границе стоит командир.

Наш командир, шала-лу-ла, дуба-дуба…

Последнюю фразу орали хором все гости «Кричащего бобра». Даккей медленно поднялся на ноги и бросил мне, не сводя настороженного взгляда с запевалы:

— Держись за моей спиной и не высовывайся.

Я только моргнула согласно и активнее заработала ложкой. Интересно, почему все мужчины в моей жизни так любят фразу «Держись за моей спиной и не высовывайся»? А? Даже Бред. Впрочем, Бред всегда добавлял «раньше времени». Вот и на этот раз, памятуя о ценном замечании брата, я одним глазом следя за главным певуном, а вторым поглядывая на Даккея, что возвышался надо мной нерушимой скалой…

Так и до косоглазия недалеко.

А стражи тем временем продолжали петь:

— Эх, боевой командир наш суровый.

В нём есть выправка, есть и стать.

Всем Границы бойцам бедовым он

За отца и родную мать.

Наш командир, шала-лу-ла, дуба-дуба…*

Во время припева подавальщик принёс нам телятину — пол коровы в гигантском деревянном корыте, с золотистой аппетитной корочкой, с отварной картошкой, политой растопленным маслом и посыпанной мелко рубленным укропом. И с грибочками, маринованными. Возможно, их накладывали из той же бочки, что и те, которые у меня упёр наглец Рогль.

Я облизнулась, а подавальщик склонился над столом, якобы сметая полотенцем никому не видимую грязь, и заговорщицким шёпотом поведал:

— Леди, вы бы шли отсюда, пока они на третий куплет не перешли. Я вас могу через чёрный ход на улицу вывести, даже извозчика поймаю…

И бросить всё это телячье-картофельно-грибное великолепие врагам? Ну уж нет.

— Спасибо за предложение, — вежливо улыбнувшись, прошептала я. — Но я останусь.

Боевые маги от стражей границ не бегают.

Певуны пошли на третий куплет, а запевала впечатал ладони в столешницу нашего стола и прорычал, исподлобья щурясь на Даккея:

— Я помню тебя, Алан Даккей. Это ты виноват в том, что меня с Предела попёрли с позором.

От удивления я даже поперхнулась.

Между стражами границ и боевыми магами, служившими на Пределе, всегда было противостояние. Одни были сильнее и родовитее, но на границу с миром демонов шли не по доброй воле, а другие, не обладая должным уровнем магии, рвались на Предел изо всех сил — за золотом. Император щедро платил своим стражам, хотя в стычках с демонами и нежитью они не участвовали.

Первые называли вторых «принеси-подай».

Вторые первых «беспредельщиками».

Папенька чего только о службе ни рассказывал. И о мародёрах из местных любителей поживиться за счёт чужой смерти, и о драках, о страхе, о том, как некроманты сходили с ума, даже о шлюхах, которые бились за право поработать на Пределе. Впрочем, о шлюхах родитель рассказывал не мне, но я всё равно услышала. Это и ещё одно:

— Знаешь, Этэль, — как-то вечером негромко рассказывал он матушке, когда они вдвоём по своему обычаю сидели на веранде нашего дома. — Я ведь мог уйти с Предела. Были возможности. За воровство у своих, за насилие, за издевательство над новичками…

— Ты не мог, Тин, — ответила маменька. — Если бы смог, я не смогла бы тебя полюбить. И хватит волноваться. Мы хорошо воспитали своего сына, он никогда не опозорит свой род…

Этот разговор случился в моё первое лето без брата, но я его не забыла, потому и ляпнула, не задумываясь, сразу после слов певуна:

— А не нужно было у своих красть. Глядишь, и до золотых эполет дослужился бы…

— Ах ты мразь! — прорычал певун, но бросился отчего-то не на меня, а на Даккея. — Всё своей девке растрепал? Ну, я тебя…

Драка началась внезапно, как гром среди ясного майского неба. Казалось бы, только что все гости «Кричащего бобра» дружно пели песню, которую в народе называли гимном стражей границ, а в следующий момент в воздухе замелькали ножки стульев, осколки глиняной посуды и кулаки.

Памятуя о предупреждении Даккея, я прижалась к его спине, будто меня магией к ней приклеили, и надёжно прикрывала тыл напарника, одновременно держа над нами щит (среди стражей сильных магов не было, но и от слабого проклятия может так прилететь, что и врагу не пожелаешь).

Однако моя ненавязчивая защита подействовала на стражей, как красная тряпка на быка. Если поначалу лишь только часть из них пыталась нас достать, то теперь они как с цепи сорвались.

— Алларэй! — рявкнул боевик. — Я же велел…

— Держусь за спиной, — отрапортовала я, перекрикивая шум в таверне и отбивая Воздушной волной летящий в голову напарника кувшин, — и не высовываюсь!.. Ай!

— Что?!

Обернуться боевик не мог — блокировал удар одного из стражей, но я по голосу поняла, что лучше мне поторопиться с объяснением.

— Юбку испортила, — ответила, опустив подробности о том, что на неё прямо пьяной кровавой рожей рухнул один из певунов.

— А я говорил, пойдём в «Священный грааль»… — раздражённо прошипел Даккей, и я, пользуясь моментом, немножко уплотнила щит. Чтобы он не только проклятия, но и неодушевлённые предметы не пропускал.

Народ в «Бобре» хором выругался.

Даккей, кажется, тоже.

— Проклятые демоны! Даже пожрать не дали! — Ударом ноги боевик отбросил со своего пути лавку, а вместе с ней и нечаянно подвернувшегося стража границ. Я же снова охнула, на этот раз из-за куска чьего-то зуба, что оцарапал мне щёку. Видимо, где-то в щите я всё же оставила прореху.

Нурэ Тайлор меня бы за такую оплошность выпорол.

Морально.

А Даккей лишь зыркнул через плечо да прорычал угрожающе:

— Бренди! Сказал же, не крути головой, за спиной держись!

— Держусь я, держусь! — пробормотала сквозь зубы.

Так сильно, что скоро руки отвалятся.

— И не высовывайся!

— Да не высовываюсь я! — О выставленный мной щит ударилось Забвение — гнусное заклятие, отбивающее память почти напрочь. Я видала мужиков, которые полдня под себя ходили и требовали сисю. Через некоторое время, правда, всё исчезало без следа, но, осадок, как говорится, в душах заклятых, оставался… — Оказываю посильную поддержку.

— Лучше бы делала, что тебе сказали, — несправедливо возразил Даккей и совершенно нелогично добавил:

— Ну чего ты ждёшь? Хочешь, чтобы я их здесь всех Огнём покалечил? Расчисти нам дорогу, раз уж всё это начала.

Я? Я начала? Вот где справедливость?

— Водой или воздухом? — сухим от обиды голосом уточнила я.

— Бренди!

Дуновением ветра растолкала в стороны гостей «Бобра», и мы с Даккеем без труда выскочили на заполненную дождливым октябрьским вечером улицу.

— Со студенческих времён в таких заварушках не участвовал, — внезапно рассмеялся боевик. — Бежим!

И мы рванули. Длинноногий Даккей — легко и быстро. И я за ним — путаясь в юбках и хихикая, как дурочка.

Мы добежали до сквера на перекрёстке и, хохоча, упали на первую попавшуюся лавочку. Даккей откинулся на спинку и подставил струям дождя запрокинутое вверх лицо.

Я мокла под своим дырявым Воздушным зонтом.

— Давно так не веселился, — отсмеявшись, сообщил боевик. — Об одном жалею, пожрать так и не получилось.

Я тихонечко кашлянула и проявила невидимый карман — кстати, Рогль научил меня его создавать, — в котором всю дорогу левой рукой, почти онемевшей от веса, между прочим, держала корыто, заполненное телятиной, картошкой и грибами. Тут же была недоеденная чесночная похлёбка. И деревянная ложка. И кувшин с квасом.

Даже не спрашивайте, как я это всё успела. Боюсь, сказалась дрессировка моего персонального демона.

— Как? — выдохнул Даккей. — Иди ко мне поближе, я нас Огненным щитом от дождя закрою… Но всё-таки… Ты настоящая боевая подруга, нурэ Бренди Алларэй. Ты знала?

Догадывалась.

— Приборы забыла, — смущённо пряча глаза, пробормотала я. — Ты же завтра заплатишь за всё? Я дам денег… А то как бы получается, что я всё украла.

— Денег?.. Лучше подай мне похлёбку и не говори ерунды. Но я заплачу. Можешь зря не волноваться.

Глава 8

В КОТОРОЙ РЕПУТАЦИЯ ГЕРОИНИ ПОДВЕРГАЕТСЯ ИСПЫТАНИЮ

Мы как раз заканчивали доедать ужин, когда со стороны «Кричащего бобра» послышались жандармские свистки, крики и ругань.

— Надо убираться, — постановил боевик, и я согласно кивнула. Жандармы не станут разбираться, кто прав, кто виноват. Заметут в участок, продержат до утра, а потом ещё и записку на службу пришлют, чтобы приличным наставницам неповадно было шастать по злачным заведениям. Пусть даже в сопровождении жениха.

И будет у нурэ Гоидриха лишний повод от меня избавиться.

Отказавшись от громоздкого корыта, мы сложили остатки ужина в кувшин из-под кваса, а затем воспользовались моим умением создавать Карман.

— Где ты этому фокусу научилась? — не скрывая восхищения, спросил боевик.

Представляю, какая у него была бы реакция, скажи я правду.

— Да так… Один знакомый показал.

Чтобы выйти на параллельную «Кричащему бобру» улицу и поймать там извозчика, нужно было пересечь сквер. Ночь была мокрой и поразительно тёмной, но зажигать Светоч мы не рискнули, опасаясь внимания жандармов. Поэтому я просто взяла Даккея за руку. Маги Огня почему-то, видели в темноте, как кошки. Но боевика такое положение вещей отчего-то не устроило.

— Я лучше за талию тебя придержу. Не возражаешь? — для проформы спросил он и тут же вернулся к теме разговора. — Встречал Карман на Пределе. Один мой знакомый в нём табак хранил, дагеротипы родных, ещё кое-что по-мелочи… Больше туда всё равно ничего не вместилось бы…

— Мой немного превышает обычные размеры.

— К тому же, стабилизированный, как я понимаю… — не отставал Даккей, намекая на то, что в моём Кармане телятина не остыла, похлёбка не расплескалась и даже кувшин с квасом не опрокинулся.

— Увы. — Я не воспользовалась ситуацией преподнести свои таланты в более выгодном свете. — Стабилизация мне пока не очень хорошо даётся. Пришлось держать заклинание свободной рукой.

Даккей споткнулся и, крепче перехватив меня за талию, повернулся ко мне всем корпусом. Наверное, смотрел на меня. Но глаз его в темноте, конечно же, видно не было.

— Что? — чувствуя, как кровь приливает к щекам, спросила я.

— Всю тяжесть одной рукой? А второй ещё и щитом меня прикрывала?.. Бренди… В беседе со мной нурэ Гоидрих явно занизил уровень твоей силы. О чём ещё ректор умолчал, интересно знать?

Я пожала плечами и проворчала:

— Откуда мне знать? Меня там не было.

— Ну да, ну да… — протянул Даккей. И задумчивость его голоса заставила меня занервничать.

Кажется, пришла пора напомнить боевику, с какой целью он приехал в БИА.

— Ты бы лучше не мои скрытые таланты искал, а того, кто попытался демона вызвать.

— Само собой, — не проникнувшись моим брюзгливым советом, сверкнул зубами Даккей. А я занервничала ещё больше, почему-то уловив в его словах скрытый подтекст.

На счастье, мы подошли к выходу из сквера, и боевик наконец-то переключил своё внимание с меня на другой объект — на поиск извозчика.

Однако, увы. На улице не было ни души.

— Да куда они запропастились? — удивился Даккей, продолжая оглядываться. — Они же тут постоянно толкутся…

Он пронзительно свистнул. Мы затаили дыхание, ожидая услышать стук колёс по мостовой — и ничего. Лишь вдалеке слышна была пьяная ругань, да отрывистые команды городового.

— Пройдёмся к набережной, — предложил Даккей. — Может, там кого-нибудь найдём.

Но не успели мы сделать и десятка шагов, как из подворотни прямо нам под ноги выкатился мальчишка — тощий оборванец лет десяти в меховой жилетке и огромных, явно не по размеру сапогах. В руках у пацана была огромная бутыль самогона, на шее в три слоя намотано сосисочное ожерелье. Из внутреннего кармана жилетки торчал хвост колбасного полукольца.

Я глянула на здание, возле которого мы остановились, и поняла, что мы только что случайно поймали воришку. Тот, кажется, тоже это понял. Глянул на меня, зыркнул на Даккея и попытался было броситься наутёк, да боевик оказался более проворным

— А ну стоять! — прикрикнул он, хватая поганца за шкирку.

— Дядечка барич, — захныкал мальчишка, отчаянно дрыгая ногами и пытаясь вырваться. — Отпустите!

— Ты зачем лавку старика Суини обчистил, гадёныш? — почти ласково спросил Даккей, отбирая у воришки самогон. — Мало он бедным еды раздаёт?

— Я не хотел, — всхлипнул тот. — Мне дядечка дворской* велел. Сказал, коли не достану, чего ему с корешами выпить, он нас на улицу выставит. Я-то привык, а мамка с сёстрами на улице вмиг окочурятся… Мамка и без того хворая. А девки малые ещё… Пусти, дядечка барич…

Я возмущённо ахнула.

— Что за дворской? — уточнил Даккей. — Из какого дома?

Мальчишка глянул на него из-под бровей и молча вытер грязным кулаком нос. У меня чуть сердце от жалости не остановилось, а боевик только рыкнул нетерпеливо:

— Ну!

— На Цветочной! — воришка окончательно разрыдался. — Отпустите, дядечка… Нам с мамкой идти некуда… Сёстры малые… Мне нельзя в жандармерию они ж без меня пропаду-ут!

— Не ной, — раздражённо цыкнул Даккей и ловко завязал на запястье пацана Аркан-следилку. — И не дёргайся. С дворским я разберусь. Самогон придётся вернуть. Колбасу и сосиски оставь, но чтобы завтра пришёл к Суини и, сам во всём признался… Не ной, я сказал! Он давно помощника ищет. Отработаешь…

— Дядечка барич… — воришка попытался упасть на колени, но получил подзатыльник и передумал. Размазал соплю по по щеке. Проворчал:

— Он же жандармов вызовет.

— Вызовет, — согласился Даккей. — Если ты ему записку от меня не покажешь.

— К-какую записку? — недоверчиво спросил мальчишка, но глаза его горели такой отчаянной надеждой, что я отвернулась, чтобы не разреветься.

— Которую я тебе дам после того, как вернёшься, — пояснил Даккей. — Нам с невестой извозчик нужен. Найдёшь свободную повозку, проводишь сюда, получишь записку.

— А как же мамка?

— Что я тебе на руку навязал, знаешь?

— Следилку, — обиженно проворчал мальчишка. — чтоб не сбежал…

— Правильно. Вот её дворскому и покажешь. Скажешь, что барич утром придёт, с самогоном и стряпчим, проверять домовые книги вверенного его стараниям Императорского дома для бедных. Понял?

Оборванец с сомнением посмотрел на своё запястье, глянул исподлобья на Даккея.

— А не обманешь?

— Зуб даю, — щёлкнул себя по клыку боевик. — Такой клятвы достаточно?

— Угу.

— А раз «угу», то дуй за повозкой. Долго моей невесте ещё на улице мёрзнуть?

Мальчишка дал стрекача, а Даккей покосился на меня и попросил внезапно смущённым голосом:

— На стрёме постоишь?

— А?

— Пока я лавку вскрывать буду. Надо самогон вернуть и старику Суини пару слов черкнуть. Я этого лавочника много лет знаю. Хороший мужик, но строго нрава. Напишу, чтоб протеже моего сильно за уши не драл и за вихры не тягал… Ну, ты понимаешь…

Я ничего не понимала, если честно. Лишь стояла посреди ночной мостовой, хлопала ресницами и, глядя на то место, где ещё секунду назад виднелся Алан Даккей, пыталась понять, как я докатилась до такой жизни.

Я! Бренди Анна Алларэй! Третий раз за один вечер подвергаю опасности не только свою репутацию, но честь рода! Ладно ужин с мужчиной — это можно было пережить. К тому же это не посторонний мне мужчина, а собственный студент и в некотором роде даже жених. У папеньки в сейфе и специальный документ хранится… Но пьяная драка в кабаке… И теперь ещё это…

Если нас поймают, попробуй объясни, что мы ничего такого не хотели…

Пока я сокрушалась, посыпая голову пеплом сгоревшей от стыда совести, из лавки выбрался Даккей, а спустя секунду в конце улицы появился запыхавшийся от быстрого бега воришка.

— Жандармы оцепили квартал, — отрапортовал он. — Всех извозчиков погнали к демонам до утра. Ловят каких-то магов. Вроде они погром «У кричащего бобра» устроили, стражей границ покалечили и всю дневную выручку попёрли…

С ума сойти!

Лучше бы мы в «Граале» поужинали. Сплетни сослуживцев и студентов я бы как-то пережила…

— И много в выручке было?

— Очень много. — Воришка округлил глаза. — Очень.

— Понятно… — протянул Даккей. Извлёк из кармана визитную карточку, зачарованное перо.

— И попробуй только завтра не явиться, — пригрозил. — Лично проверю.

— Спасибо, дядечка барич… Благословения предков вам, магии, счастья и детишек побольше.

Последнюю фразу он адресовал мне, что меня совсем не порадовало.

— Иди уже, — мучительно простонала я сквозь крепко сцепленные зубы.

Просить дважды пацана не пришлось — моргнуть не успела, как его и след простыл.

— Во имя магии! — всхлипнула я секунду спустя. — Что же мы теперь станем делать? Надо идти в участок, объяснять, что мы ничего не крали… кроме телятины с картошкой, похлёбки и кваса… И не громили ничего. Они же сами! Как стыдно-то…

— Никуда идти не нужно, — отверг моё предложение Даккей. — Точнее нужно, не в участок. У меня дом на той стороне улицы. Переночуем там, а в БИА вернёмся на рассвете.

— Только через мой труп!

И на своём я собиралась стоять до последнего. Я всё понимаю, но ночевать у одинокого мужчины — это уже за гранью. Я так ему и сказала, обозначив свою позицию. И добавила в конце:

— К тому же от жандармов бессмысленно бегать. Всё равно ведь поймают…

И тут Даккей запрокинул голову и заливисто, звонко рассмеялся. Бродячая кошка, которая на беду свою в этот момент выбралась из подворотни, с перепугу шарахнулась в сторону, опрокинув мусорный бак, под крышей лавки встревоженно загомонили воробьи.

— Ты только жандармам этого не говори, — выдавил сквозь смех. — А то они лопнут от гордости.

И добавил снисходительным тоном:

— Бренди, наивный ты человек, если бы наши доблестные стражи порядка ловили всех, кого ищут, то в Империи давно бы уже вымерли все преступники.

— Остряк. Вот когда твой знакомый певун назовёт жандармам твою фамилию, тогда расскажешь мне об их расторопности… Эй! Отпусти сейчас же! Куда ты меня тащишь?

Даккей и в самом деле схватил меня под локоть и теперь пытался переправить на другую сторону дороги.

— Туда, где тепло и сухо. У тебя уже губы посинели и руки — как лёд.

— Я не…

— Не спорь, я знаю, что замёрзла.

— Я не пойду! — Мне, наконец, удалось вырваться, и я отскочила от Даккея как та кошка, разве что не зашипела от злости. — Сказала же!

Мужчина посмотрел удивлённо и недоверчиво.

— Почему?

Я всплеснула руками. Издевается он надо мной что ли?

— Сам не понимаешь?

Качнул головой. Точно издевается.

— Это неприлично, — прошептала я.

— А, ерунда! — отмахнулся от моего замечания, как от какой-то глупости. — Всё очень прилично. Слуг я отпустил, когда стало ясно, что в БИА придётся задержаться, в доме мы будем совершенно одни. — Моя спина покрылась холодным потом. Вот кошмар-то… — Никто ни о чём не узнает. Переночуешь в гостевой спальне, а утром, ещё до рассвета, обещаю, завалимся в академию.

— Ни. За. Что, — категорически отказалась я. Правда, уж лучше провести ночь в насквозь промозглом октябрьском сквере, чем рисковать своей репутацией в доме холостяка.

Холостяк оказался страшным человеком. И получаса не прошло, как стояла посреди тусклой прихожей его дома (двухэтажного особняка с окнами на набережную), с хмурым видом слушая предсмертные хрипы своей репутации.

— Отопление во всём доме включать не буду, — радостно суетился Даккей. — Только в твоей спальне и у себя… Ну, что ты стоишь? Помочь раздеться?

— Нет! — вскрикнула я, двумя руками вцепившись в завязки на плаще. И добавила, умирая от стыдной двусмысленности ситуации:

— Я сама.

— Как скажешь… И ботинки тоже снимай. Я сейчас тебе что-нибудь найду.

Чем-нибудь оказались огромные вязаные чулки в разноцветную полоску, такие точно постоянно носил Джеф — наш садовник.

Чулки как чулки. Ношеные, с заплаткой на пятке. Ничего такого, но вместе с тем всё просто ужасно! Я представила, как задираю подол юбки, чтобы развязать шнурки на высоких ботинках, как, оставляя на тёмном мраморе прихожей, мокрые следы, натягиваю чулки, и чуть не расплакалась, стыдясь и злясь одновременно.

Пока я одной рукой дёргала завязки плаща, а пальцами другой комкала колючую полосатую шерсть, Даккей громко щёлкнул пальцами и, словно прочтя мои мысли сообщил:

— Ну, не буду тебя смущать. Раздевайся и проходи в гостиную. Я пока займусь каминами… Что ты будешь? Чай или горячее вино?

— Я буду спать. Без чая и без вина, — проворчала я, не глядя на мужчину.

Если, конечно, смогу уснуть. И зачем я только согласилась? В отчаянии я отшвырнула чулки и стащила с плеч тяжёлый от влаги плащ. Взгляд скользнул по двери и замер на дверной ручке. Может, потихонечку сбежать? Далековато до БИА, конечно, но к утру дойду…

«А жандармы?» — встрепенулся внутренний голос.

А жандармам скажу, что заблудилась. Они меня ещё и до академии довезут. Отличный же план! Как я раньше до него не додумалась?!

Я негромко рассмеялась от собственной находчивости и, прижимая плащ к груди, метнулась к двери. Осторожно потянула за медное кольцо и…

— Замок я заклеил, — раздалось за моей спиной. — Сама не откроешь.

Мысленно выругавшись, я топнула ногой.

Кажется, от совместной ночёвки отвертеться не получится.

Я всё же сняла дырявые ботинки и промокшие чулки, надев те, которые мне выдал Даккей, и плащ повесила на крючок для верхней одежды. Хозяин дома не появлялся, и я, потоптавшись ещё с минуту в прихожей, несмело двинулась в сторону гостиной.

Даккей сказал, что не станет отапливать весь дом, но в этой комнате от ярко пылающего камина шло пробирающее до костей тепло, и я сама не заметила как оказалась сидящей в кресле у огня, с тяжёлым пледом на коленях и с кружкой травяного чая в руках. Даккей же устроился на маленькой скамеечке у моих ног.

— Ну, что? Идём спать?

Я нервно сглотнула и искоса глянула на мужчину. Возясь с камином, он снял пиджак и закатал рукава белоснежной рубашки, чтобы не испачкаться, а потом не озаботился тем, чтобы привести свой внешний вид в порядок. И мой взгляд теперь то и дело соскальзывал на мощную шею и видневшиеся в распахнутом вороте ключицы.

Жуть до чего стыдно! До слёз просто.

— Спать?

Мысль о спальне согрела не хуже чая. Мне вдруг стало так жарко, что захотелось помахать ладонью перед лицом, чтобы остудить немного разгорячённую кожу.

— Я бы сегодня вообще не ложилась, — пропищала я, скривившись от того, как смешно и глупо прозвучала. — Можно мы просто поговорим. Мы же так и не договорили… А утром вернёмся в академию…

— Ты покраснела, — сообщил Даккей. — Нурэ Алларэй, ты стесняешься что ли?

— Потому что ты специально меня смущаешь! — вспылила я, отставляя кружку и резко поднимаясь на ноги. — Да, я стесняюсь! Да, мне неловко! Я просто умираю от страха. Что если кто-нибудь узнает? Моей репутации конец!

Даккей закатил глаза и тоже поднялся.

— Ничего не конец, — уверенно проговорил он. — Я последний человек в мире, который станет подвергать твою репутацию риску. Я же, как-никак, твой жених. Не забыла?

Глянула на него со злостью и отвернулась, потому что в наглючих глазах бесились смешинки. В отличие от меня, мужчина явно наслаждался сложившейся ситуацией.

И я внезапно успокоилась. Снова устроилась в кресле, сложила руки на коленях и спокойно произнесла:

— Тот, кто пытался вызвать демона в ночь Кровавого жениха, обязательно захочет закончить начатое. Ты так не думаешь?

— Думаю, — согласился Даккей, глядя на меня сверху вниз и не торопясь присаживаться на скамеечку.

— Нурэ Дербхэйл, конечно же, теперь глаз не спустит со своих эликсиров… Так что злодей второй раз разжиться ими у него в лаборатории не сможет. Либо сам будет их делать, либо в аптеке купит.

— Не станет он в аптеки соваться, — мягко возразил мой собеседник, наконец-то — хвала магии! — перестав веселиться за счёт смущающейся девушки. — Если, конечно, не совсем дурак. Они у МК под контролем.

— Правда? Я не знала…

— Правда… А что касается второго твоего замечания… Нужно будет вашего алхимика попросить, чтобы он всё, что было украдено, на составляющие разложил. Раздадим список аптекарям и в тот же день будем знать, если кто-то попытается…

И вдруг замолчал, споткнувшись на середине фразы.

— Что? — перепугалась я.

— Ерунда, конечно. Но злоумышленником ведь может оказаться и один из наставников. Тот же Дербхэйл, например.

— Так он же сам об эликсирах рассказал! — возмутилась я. — Зачем ему?

— Чтобы подозрение от себя отвести, — пояснил Даккей. — Пока о демоне в БИА знают только три человека: я, ты и ректор. Но если начнём задавать вопросы…

В то, что демона мог вызвать один из наставников, верилось слабо. Все они были талантливыми, исключительно порядочными и глубоко уважаемыми мною людьми. Поэтому я категорически отказывалась признавать, что один из них мог вдруг сойти с ума и попытаться вызвать демона. А вот Даккей, казалось, над этим вопросом задумался всерьёз.

— Надо с конторой связаться, чтобы список ингредиентов составили. Это ты здорово придумала! Молодец!

Чуть наклонился и, поймав мою ладошку, прижался губами к запястью. А я настолько растерялась, что даже не возмутилась и не напомнила, что вообще-то это он сам всё придумал. А я наоборот, хотела предложить план, согласно которому злодея Даккей с сослуживцами будет ловить на горячем.

— Кстати, всё спросить хотел. — Совершенно некстати сказал мужчина и, вскинув голову, прикипел взглядом к моему лицу. — Ты ведь давно в академии…

— С восьми лет.

— Наверное, всех наставников как родных знаешь?

— Ну, не всех, — возразила я. — Но очень многих. Хочешь, чтобы я тебе о них рассказала?

Даккей открыл рот, чтобы ответить, но тут во входную дверь кто-то настойчиво и громко постучал. Мы удивлённо переглянулись.

— Именем императора, откройте! — донеслось с улицы, и я, охнув, вскочила на ноги и заметалась по гостиной.

— Не паникуй, — шепнул Даккей и, открыв дверь внутри комнаты, втолкнул меня в тёмное помещение, которое на поверку оказалось чуланом, где слуги хранят швабры и вёдра. — Посиди тут. Я разберусь.

Посиди? Посиди? Да у покойника в гробу больше места, чем у меня в этой швабровке! К тому же в носу немедленно защекотало от запаха щёлока и цветочного мыла. Но самое паршивое… Самое паршивое — это то, что мне ни бездны не было слышно! То ли Даккей решил не приглашать незваных гостей в гостиную, то ли на двери, за которой он меня закрыл стояла защита от прослушки.

Зачем бы?

Я наклонила голову к правому плечу, к левому, почесала переносицу, пытаясь избавиться от навязчивого запаха, которым пропах чулан, достала из кармана платья волосок, снятый с плеча Даккея, а потом щёлкнула пальцами, призывая магию, и отправила осторожный импульс на разведку. Он прошёл сквозь дверь, как нож сквозь кусок масла, и ласковой змейкой обвился вокруг ноги хозяина дома.

— … то есть даже после того, как я предъявил вам значок МК, вы настаиваете на моей причастности к делу? — громыхнул в моих ушах голос Даккея. — Вы совсем страх потеряли?

— Был сигнал… — упрямо пробормотал человек, который, судя по звукам, стоял на улице. На той самой улице, где вновь с неба посыпалась и вода, густая, как снег, и голодно завыл злой октябрьский ветер.

— От кого, позвольте спросить? — противным голосом уточнил Даккей. — От моего бывшего сослуживца, которого уволили с Предела за то, что шуровал по тумбочкам товарищей, или от проворовавшегося трактирщика?

— Почему я должен…

— Потому что я показал тебе значок, назвал своё имя и должность, но при этом ты всё ещё подозреваешь меня в том, что я решил ограбить трактир, в котором обедаю раза три в неделю, если не чаще.

— А…

— А ты вместо того, чтобы всё проверить, врываешься в мой дом. Требуешь предъявить женщину, которую я от тебя прячу… Я? Мою женщину? И при этом прикрываешься именем императора… Предки, да меня так в жизни никто не оскорблял… Кого я должен вызвать на дуэль? Тебя или того, чьим именем ты тут махал?

— Н-не…

— Ещё и блеешь, как баран… Нет, как ягнёнок. К тому же пришёл без подкрепления. К бывшему боевику.

— Я…

— Струя! — рыкнул Даккей. — Во имя магии! Неужели всё настолько плохо в Аспоне, что в жандармерию нынче берут ослов?.. Да, я ужинал сегодня «У кричащего бобра». Да, со мною была девушка. Нет, мы не обчистили трактирщика. На все остальные вопросы я смогу ответить вам завтра и во все дни ближайшего года в БИА. Я там учусь по приказу императора. Ещё вопросы?

— Никак нет! — икнул тот бедолага, что мок под дождём, и жалобно шмыгнул носом. А я толкнула дверь и, выйдя из чулана, устроилась в облюбованном мною кресле. Кружку с чаем брать в руки не стала, холодный чай — это гадость редкая.

А потом вернулся Даккей. Глянул на меня, нагло усмехнулся и спросил:

— Просто отругаешь меня или швырнёшь в мою голову какой-нибудь вещью?

— Девушки рода Алларэй шпагой владеют лучше, чем кочергой, — отбрила я. — Хотя прибить тебя кочергой было бы демонски приятно. Зачем нужен был этот балаган, если мы с самого начала могли вернуться в БИА без проблем?

— Я…

— Струя, — вскинув бровь, напомнила я боевику его собственный ответ. — Во имя магии! Ты и в самом деле думаешь, что в БИА работают идиоты? Меня давно… Нет, меня никогда так не унижали. Гнусный человечишка! Немедленно верни меня домой! Я и секунды больше не проведу в твоём доме!

— Бренди…

— А ещё нажалуюсь ректору, брату и папе.

— Проклятая бездна, послушай…

— Я хочу домой! — выкрикнула я, а Даккей громко скрипнул зубами и, круто развернувшись, выбежал из гостиной.

Минут пятнадцать спустя мне подали повозку. В БИА я вернулась одна.

*Дворовой — администратор Дома для бедных, государственного учреждения под патронажем Императора. Малоимущие подданные получали здесь в обмен на службу (в общественных прачечных, дворницких и проч.) недорогое жильё.

Глава 9

В КОТОРОЙ ГЕРОИНЯ ПОЛУЧАЕТ ПОДАРКИ РАЗНОЙ СТЕПЕНИ ЦЕННОСТИ

Утро вторника было тяжёлым. Начнём с того, что я не выспалась. Вернулась в академию в три утра и вместо того, чтобы забраться в постель, сначала откармливала успокоительной телятиной Рогля, который в доказательство своей преданности тыкал мне в нос кисточкой на хвосте и клялся, что из-за меня обзавёлся седой волосинкой, потом заканчивала уборку, начатую до визита мерзавца Даккея.

Потом лежала под одеялом, смотрела в потолок и всё ещё продолжала злиться. Провёл меня, как дурочку. И ради чего? Чтобы посмеяться? Он и в самом деле не понимает, как много значит для наставника его репутация? Это ведь не шутки, не детские шалости вроде Кровавого Илайи и прочих розыгрышей. Это ночь в доме мужчины!

И ладно бы не было другого выхода! Но он же был! Достаточно было сказать одно слово — и ни один жандарм не стал бы задерживать сотрудника МК на задании.

Проклятые демоны бездны! А ведь этот вечер можно было назвать почти идеальным. Честное слово, я давно так не веселилась, как во время потасовки в таверне под дивным названием «У кричащего бобра». И драка, и побег сквозь ночь, и поздний ужин в мокром сквере — всё было так необычно и… весело.

Пока Даккей всё не испортил.

В ярости я ударила кулаком по матрасу и, перевернувшись, спрятала голову под подушку.

И вот как мне теперь быть? Обижаться глупо, злиться непродуктивно. Прятаться от Даккея из-за его дурацкой выходки непрофессионально — нам ведь нужно злодея искать.

— Рогль?

Я выглянула из-под подушки и, дёрнув себя за косу, села в ворохе простыней и подушек.

— Что?

Он появился в пяти сантиметрах от моего колена. Лохматый, взъерошенный. Если бы я не знала, сколько он сожрал, сказала бы, что голодный.

— Решила прислушаться к нашему мнению и сбежать отсюда, пока нас не прикончили?

Феерическое появление Даккея на пороге моей комнаты Рогль воспринял как покушение на свою бесценную жизнь.

— У нас тут, конечно амбар стоял, и закрома полны зерном и этим… как его… Паковать сундуки? Надо пожрать чего-нибудь в дороге раздобыть, а то…

— Рогль!

— Что?

— Ты же ведь тоже демон. Расскажи, как вы приходите в этот мир?

Рогль застыл. Только кончик хвоста, якобы поседевшего от беспокойства, нервно подрагивал, да тонкие ушки тревожно шевелились.

— Мы пришли сюда очень давно, — опасливо оглядываясь, шепнул он — Сами. Нас никто не вызывал. Когда бездна ещё не была бездной, а вот та-а-акой маленькой трещиной.

В последних словах мне послышались пугающе знакомые интонации, и я нахмурилась.

— Ни с кем не воюем, никого не убиваем, — тем временем продолжал Рогль. — Получили разрешение на жизнь тут, а не за линией Предела. Нас нельзя вызвать. У нас есть мы. Вызвать можно только других демонов, у которых нас нет.

— Ничего не поняла. Есть мы, нет нас… А вот если кто-то пытается демона вызвать…

— Кто? — чёрные глазки заблестели от любопытства. — Ты нам скажи, мы разберёмся. Таким демонам в этот мир нельзя. Они его разрушат, и нам снова придётся убегать. А мы не хотим. У нас тут амбары стоят и закрома…

— О, предки! — взвыла я и рухнула на подушку, спрятав голову под одеяло. Опять амбары, закрома, кладовые, полные колбасы, будь она неладна!

— Колбасы? — пискнул Рогль? — Какой колбасы? Сухой? Копчёной? А где они, эти кладовые?..

— Уйди, по добру прошу.

— А как же сундуки? Паковать не будем? С убийцами шутки плохи. Не получилось с одного раза достать, он обязательно вернётся.

— Ещё одно слово, и я сама тебя прикончу!

— Может тогда хоть накормишь перед смертью?

— Ррр…

Я вскочила на ноги, воинственно размахивая подушкой, но паршивец испарился, словно его и не было.

Не знаю, во сколько я в итоге уснула, но спала тревожно и преступно мало, а проснулась разбитой, уставшей и злой.

— Проверочную устраивать будешь, Хозяйка? — деловито поинтересовался Рогль, наблюдая за мной с безопасного расстояния. — Пряник дашь?

— Если разозлят — буду, — ответила я. — И не смей даже смотреть в сторону моих пряников! Я тебе ещё грибы не забыла.

Он проворчал что-то обиженное, а я вышла из комнаты, уверенная, что не обойтись студентом сегодня без контрольной работы, но в коридоре меня ждал такой подарок, что настроение сразу же подпрыгнуло до небес.

— Бред! — взвизгнула я, увидев этот замечательный подарок, привалившегося плечом к стене и о чём-то вещавшего одной из студенток, в которой я с удивлением опознала Агаву Пханти. — Ты что тут делаешь?

— В гости приехал, — радостно улыбнулся он. Легонько щёлкнул мою первокурсницу по носу и шагнул ко мне навстречу, раскрывая объятия. — Можно?

Я покосилась на две коробки, которые он держал в левой руке, но в объятия все равно впорхнула, со счастливым писком повиснув на самой любимой в мире загорелой шее.

— Конечно, можно, дурачок! — Расцеловала его в обе щеки. — Нужно! Знаешь же, что я ужасно! Ужасно! Ужасно по тебе скучаю!

— И я, — согласился Бред, расцеловывая мои щёки. — Я тоже, Мотылёк.

— Ты надолго?

Братишка рассмеялся, закатив глаза.

— Господин дал мне вольную на неделю, — поделился, сделав страшные глаза. Господином этот насмешник называл министра безопасности, на которого работал с тех пор, как вернулся с Предела. — Сегодня у тебя, завтра поеду к родителям… А что? Уже прогоняешь?

— Дурачок! — фыркнула я, в шутку стукнув Бреда по плечу. — На лекцию хочу позвать.

— Бренди! — застонал он. — Среди них нет кого-то, кто не был бы знаком со мной лично… Твоя фантастическая педагогическая задумка заранее обречена на провал.

— К моим любимым студентам, — противным голосом пояснила я. — Не к тем, которых мне навязал Его Императорское Величество. — Глянула на Агаву, которая всё ещё торчала в коридоре, развернув ушки в нашу сторону и ловя каждый случайный вздох моего братца.

— Детка, — попросила я её, — ты же дружишь с Джоной. Можешь предупредить товарища, что сегодня на лекции будет специальный гость? А именно, мой брат и его кумир нурэ Бред Алларэй.

— Брат? — залилась радостным румянцем девчонка. — Конечно могу!

И умчалась, подхватив юбки, а я заглянула в глаза Бреду и спросила:

— Ты знаешь, что посторонним мужчинам на женский этаж вход воспрещён?

А он хохотнул и ответил:

— Мотылёк, ну что ты как маленькая? Обходить эту защиту я научился ещё в четырнадцать лет, когда влюбился в эту целительницу… Лайзу?

— Люсинду.

— Точно.

Бред закатил глаза и причмокнул губами, как если бы говорил о каком-то исключительно вкусном блюде.

— Ох, какая она была… Жаркая. Этот сочный, порочный рот…

— Бред! — На этот раз я ткнула брата кулаком со всей силы. — Паршивец! Ты со мной разговариваешь, а не с одним из своих долбо…друзей! Это во-первых. А во-вторых… Она же была на три года старше тебя!

— Зато какая опытная… Уй! Не дерись, злючка!

Дёрнул меня за кончик короткой косы, а потом мы рассмеялись.

— Я в самом деле ужасно скучаю без тебя, Жук. Ужасно-преужасно. — Прижалась щекой к братской груди, в который раз удивляясь тому, как он вымахал за последние года три. Вздохнула. — В коробках подарки для меня?

— Да.

— Съедобные?

— С ума сошла! — Рассмеялся он, а я схватила его за рукав и затащила в комнату. — Где съедобные подарки, а где ты со своим Роглем? Несъедобные, конечно… Впрочем, они же кожаные… Он у тебя подмётки грызть ещё не начал?

— Нашёл дурака… — проворчала я. — Он скорее меня сгрызёт… Постой! Подмётки?

Я никогда не страдала от излишней подозрительности, но в этот раз в мозгу что-то противно скрипнуло-пискнуло, и я тут же вспомнила выражение лица Даккея, когда он рассматривал мою вчерашнюю обувь.

— С-с-с-всссем ссстрах потерялссс?? — прошипела я, присматривая, чем бы братца приложить так, чтобы не повадно было.

— Я? — ничуть не испугался моего тона он. — Скорее ты. И не страх, а чувство меры. Кстати, не в первый раз. Или скажешь, что не потратила всё жалованье на Илайю?.. Кстати, покажешь его?

— Если пожрать не принёс, то не покажем! — Эту фразу, само собой, произнёс Рогль, а не я. — А подмётки сам жри, Хозяйкин прикормыш…

— Рогль, помолчи! — огрызнулась я, хмурясь и подозрительно щурясь. Не братец ли только что говорил, что знает ВСЕХ моих студентов из ясельной группы лично? А если знает, то не спелся ли он за моей спиной с Даккеем? И если спелся, то что тот успел ему рассказать? И в каких красках? — Я не верю в совпадения.

— Ты о чём, Мотылёк? — светло улыбнулся Бред и посмотрел на меня открытым честным взглядом. — Я напрасно устроил переполох в обувной лавке? Ты не спустила всё на Илайю?

Я знала, как выглядит брат, когда пытается меня обмануть. Ему крайне редко удавалось меня провести, и в последние годы он даже не пытался. Сейчас же он казался совершенно искренним. Вздохнув, я признала без охоты:

— Спустила.

— Ну, видишь! А чего тогда рычишь? Я уже и подарок тебе подарить не могу, чтобы ты не решила, что я покушаюсь на твою самостоятельность?

— Можешь. — Я наморщила нос и тряхнула головой. — Просто… тебе и вправду никто ничего не говорил о моих ботинках?

Бред положил коробки на край моей кровати и фыркнул:

— А то бы я без подсказки догадался! Ты же знаешь, что я в этом плане тугодум. — Я почувствовала, как внутри меня поднялась волна ледяной ярости. — Мама намекнула, что хорошо бы я к единственной сестре в гости не с пряниками ходил…

— Пряники — просто отличная идея! — пропищали из-под кровати.

— … а с чем-то более полезным. Ещё намекнула, что она в твоём возрасте страстно любила шляпки и туфельки.

Я фыркнула, зная, как мама намекает, составляя список с конкретными именами портных и адресами. Бред мне подмигнул и пояснил:

— К шляпнице не пойду, даже если мне приплатят! А туфельки…

Он снял крышку с верхней коробки, и я не смогла сдержать восхищённого стона.

Синие сапожки на высокой шнуровке, с низким удобным каблуком и меховой опушкой были чудо как хороши! Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, теперь моим ножкам холод и лужи будут не страшны.

— Бре-е-ед! Такая прелесть! Спасибо огромное! Ты сам выбирал?

— Мгу, — ответил он, открывая вторую коробку. — Сам. Вот эти мне больше нравятся, если что…

Эти туфли были не для прогулок по октябрьской слякоти, а для жарких августовских вечеров, для походов на танцинги и для балов в императорском дворце. Бирюзовые, лаковые с россыпью очаровательных незабудок на высоком каблуке.

Совершенно бесполезные.

— Мне даже не с чем это носить, — с сожалением протянула я. — И некуда.

— Намёк понял, — козырнул Бред. — В следующий раз будет платье и билеты в театр. Ну, что? Переобувайся и пойдём лить воду на мельницу моей славы? Твои студенты, поди, уже ждут не дождутся.

— Особенно студентки, — степенно кивнула я и торопливо увернулась от скорого подзатыльника.

Нашего появления ждали и те, и другие. Последние, впрочем оккупировали все передние парты, оставив парням почётные места на галёрке. Я вышла со вступительной речью. Напомнила историю разлома, спросила, помнят ли детишки, когда из бездны выбрались первые демоны-захватчики, да как звали того мага, что первым выстроил линию Предела.

В общем, ненавязчиво прошлась по истории, по истории магии, по боевой и мягко перешла к теме лекции «Общая магия в боевых условиях». И тут на сцену вышел Бред, а мне оставалось лишь сидеть в сторонке да кусать губы, чтобы не улыбаться так насмешливо.

А не улыбаться было невероятно сложно. Потому что девчонки начали с классики:

— А вы женаты?

Мелкие кокетки! А парни подхватили важно:

— А кручёный Огненный шар покажете?

— А давайте с нами на стрельбище! У нас тренировка третьей парой…

— А правда, что вы спускались в бездну, чтобы установить щит?

— А как вы его вообще придумали? Мы думали, что все заклинания сочинили ещё до нас… Нам так нурэ Тайлор говорил. Наврал…

В лекционной зале давно уже никто не сидел за партами, потому что народ скопился вокруг моего стола, на который братец пристроил свой знаменитый зад.

— Ну, почему сразу наврал? — Бред смотрел на любопытных мальчишек с прямо-таки отеческой нежностью. — Преувеличил слегка. Заклинания нынче появляются не так часто, как на заре магической науки. Одно-два в столетие — не чаще.

— Кто скажет мне почему? — вдруг вспомнила о своих обязанностях наставницы я.

— Я могу, — перебирая тонкими пальчиками кончик рыжей, морковного цвета косы, с придыханием произнесла Агава Пханти. Прямо беда с девкой! Разве можно на парня — на взрослого мужчину! — смотреть так откровенно? Почти неприлично… — Потому что все линии магического соединения были давно изучены и заполнены, и всё, что придумывается после того, как закончилась Эпоха Расцвета — это отклонения старых линий или новорождения. И то и другое случается не чаще раза-двух в столетие. Нурэ Алларэй, а ваше открытие, оно чем было? Отклонением или новорождением.

— Новорождением, конечно! Балда… — толкнул подружку в бок Джона Дойл. — Из отклонений такие сильные заклинания не получаются.

— И в этом вопросе, юноша, вы совершенно правы, — важно кивнул Бред. — Только напрасно вы так пренебрежительно отзываетесь о юной деве с целительского факультета. Она же может случайно подлить вам в утренний компот, например, пару капель эликсира из медвежьего винограда… Уверяю, результат вам не понравится.

Пханти покраснела так, что от её лица, по-моему, можно было сигарилки прикуривать, Джона смущённо почесал переносицу, а остальные просто рассмеялись, да так громко, что дверь залы неожиданно отворилась, и мы все увидели лохматые ректорские брови.

— И что тут… — начал было он, но осёкся, увидев моего брата.

— Бренди… Прошу прощения! Нурэ Алларэй пригласила меня на лекцию в качестве специального гостя. Вы же не возражаете, наставник?

Нурэ Гоидрих на своего бывшего ученика посмотрел укоризненно и одновременно печально.

— А ко мне даже не зашёл! — протянул обиженно.

— Я просто не успел! — заверил Бред, приложив руку к груди. — Я бы обязательно к вам заглянул! Честное слово! К вам и к… нурэ Тайлору…

— Тогда жду.

Ректор погрозил пальцем и ушёл, а мои студентики накинулись на гостя с удвоенной силой и не хотели отпускать даже после прогремевшего на всю академию звонка.

— У меня сегодня ещё две лекции, — сказала я Бреду, когда мы прощались в коридоре учебного корпуса. — Потом можем пообедать вместе.

— Обязательно пообедаем, — брат чмокнул меня в кончик носа. — Только Рогля с собой не бери.

Я насмешливо вздёрнула бровь.

— Или возьми. Только не говори, что я попросил!

Предки… эти двое когда-нибудь определятся, ненавидят они друг друга или обожают?

До середины дня я была занята лекциями, ругалась со студентами, требовала внимания, до белого каления вспылила из-за того, что целая группа не подготовила реферат. Ни один из пятнадцати человек!

Но это рабочие моменты, к которым я давно уже привыкла, и даже они не смогли омрачить моей радости от неожиданного подарка, что преподнёс мне брат. Я не о туфельках и сапожках, а о том, что мы так редко видимся в последнее время. У обоих работа, у обоих обязательства… Живём в одном городе, а в последний раз виделись в «Хижине», на праздновании нашего дня рождения. Болтовня в переговорном зеркале и то безуиное количество записочек, которые мы отправляли друг другу в течение каждого дня, — не в счёт.

Когда я разобралась с работой, Бред уже успел пройтись по БИА, и, кажется, переговорить со всеми студентами. Потому что я столько заинтересованных взглядов поймала, что со счёта сбилась. Больше было разве что в тот год, когда Бред развернул свой щит над Пределом.

Захватив плащ, я из жилого корпуса вышла во внутренний двор и, минуя коридоры, соединяющие все корпуса БИА, прошла по улице к центральному зданию. Погода сегодня была не в пример вчерашней. Тусклое солнце скупо делилось своим теплом, и я лицо щипало от холодного ветра, но хотя бы не было дождя.

Братец, как я и думала, нашёлся в большом холле в окружении толпы разномастных девиц.

— О, Бренди! — обрадовался этот сердцеед, чудом рассмотрев меня над морем женских макушек. Я и не знала, что в БИА учится столько девушек! Казалось, что их намного меньше. — Как ты меня нашла?

— По следам из хлебных крошек, — буркнула я. — Так мы идём обедать? Или у тебя уже другие планы?

Братец сделал мне страшные глаза, а потом, мило улыбнувшись, посмотрел на клуб своих поклонниц.

— Дамы, — произнёс он мягким, как кошачьи лапки, голосом — прошу извинить, но я вынужден вас оставить. — От дружного разочарованного вздоха я едва не оглохла. — Я уже пообещал провести этот день со своей сестрой, но обязательно приду к вам в гости снова.

И уже обращаясь ко мне:

— Бренди?

Я положила руку на предложенный мне локоть и мы вышли на крыльцо. Порыв ледяного ветра заставил меня тут же спрятать нос в воротнике плаща, отчего моё замечание прозвучало, пожалуй, даже чересчур ворчливо:

— И всё же ты страшный волокита, Бред. Когда-нибудь это плохо для тебя закончится и чей-нибудь муж или отец подпортит тебе фасад.

— Или брат, — охотно согласился он. — Кстати, тебя императорские детишки не обижают? Никому не нужно… фасад подправить?

Я посмотрела на него снисходительно. В нашем детстве именно я была драчуном, а он миротворцем, и Бред прекрасно об этом помнил. Впрочем его забота была приятной.

— Чтобы напомнить мне о том, как сильно ты меня любишь, необязательно ломать чужие носы.

— Достаточно покупать тебе туфельки и регулярно водить на обеды. Я понял… Только без рук! Ну? Куда идём? В «Грааль»?

— Только туда и никуда более!

Вздёрнула нос и не стала уточнять, что с недавних пор у меня выработалась аллергия на незнакомые трактиры, пусть в них и исключительно умелый повар.

В «Граале» было шумно и людно, словно сегодня не обед вторника, а вечер пятницы. И поначалу я даже удивилась, такого наплыва посетителей здесь не бывало даже во времена выпускных, но потом присмотрелась и скроила кислую мину.

Моя специальная, ясельно-императорская группа была здесь полным составом. Сдвинув вместе четыре стола, мужчины с размахом, достойным лучшего применения, что-то праздновали.

Внутри меня что-то противно тренькнуло, а в голове в мгновения ока сложился план: «Соврать что-нибудь Бреду и утащить его отсюда, пока нас никто не заметил. Всё равно куда!»

Но отступать без потерь для гордости было уже поздно — нас заметили. Точнее, заметили только братца, замахали ему руками, закричали призывно, задвигались в поисках тёплого местечка за праздничным столом, стали требовать от хозяев дополнительный стул (не стулья!), и только после того, как Бред обратил внимание своих боевых товарищей на то, что он пришёл сюда не один и не затем, мужского внимания удостоилась и моя скромная персона.

Вздохнув, я отбросила капюшон, и в наступившей после этого тишине мы все услышали, как где-то наверху, в жилых комнатах обиженно плачет младенец, родившийся в конце лета внук трактирщика.

Пространство между нами медленно, неумолимо, угрожая погрести нас под собой, заполняло чувство неловкости. Воздух стал густым от напряжения, в воздухе запахло пригоревшим луком… И тут на ноги вскочил здоровяк Винчель и с нотками фальшивой радости в голосе завопил:

— Нурэ Алларэй!

Мы с братом переглянулись.

— Наставница! — уточнил боевик, давя из себя шальную, уже не вполне трезвую улыбку. — Какая приятная встреча! А мы тут…

Смущённо крякнул, подбирая подходящие случаю слова, и неуверенно закончил:

— К завтрашнему семинару готовимся?

Я насмешливо шевельнула бровью. Этот жест я ещё в детстве подсмотрела у папеньки, а потом много долгих месяцев тренировала его на Бреде. Братец уверял, что у меня получается лучше.

— Вы у меня спрашиваете или ставите в известность?

Винчель замялся и покосился на товарищей, которые не спешили на выручку. Спас ситуацию подавальщик, бесстрашно и самоотверженно метнувшийся между нами.

— Господа наставники, — огулом записав нас обоих в преподавательский состав, он заглядывал по очереди в глаза, но на брата смотрел заискивающе, а на меня отчего-то с опаской. — Буквально только что освободился один из наших кабинетов. Там тихо и, уверяю вас, всё невероятно прилично! Никто не помешает вам спокойно отобедать за тихой беседой… Даже те студенты, что с вчера в общем зале изволят готовиться к семинару.

— С вечера? — переспросила я, и кто-то за боевым столом моих новых студентов отчётливо и громко выругался. — Как с вечера? У них же сегодня танцы… И это…

Подавальщик слегка позеленел и, тряхнув лысиной, перебил:

— Прошу следовать за мной.

— Мотылёк, не спи — замёрзнешь, — коварно согласился с ним мой братец и уволок меня вглубь общего зала, где, отгороженные друг от друга зачарованными ширмами, находились частные кабинеты. И уже там, помогая мне снять плащ, проворчал:

— Ну, ты, сестрёнка, зверь. Не знал, что ты так умеешь… Чего взъелась-то на них. Ну, празднуют что-то… Будто мы с тобой никогда не…

— Мы с тобой занятия никогда не прогуливали, — напомнила я.

— Хотя нам этого частенько хотелось.

— И тем не менее. Все свои глупости, все до единой шалости мы совершали в свободное от учёбы время. Их император ведь сюда не за этим прислал. Пьянствовать и веселиться ночь напролёт, полагаю, они умеют на уверенное «безупречно».

— Давай не будем ссориться из-за ерунды, — миролюбиво предложил Бред. — Поверь моему опыту, взрослому мужчине демонски сложно вернуться за ученическую парту. Чувство собственной значимости так сильно жмёт на орган, которого ты лишена в силу своей природы, что временами хочется нажраться до зелёных соплей, махнуть на всё рукой и удрать куда-нибудь в горы.

И торопливо добавил:

— Не обращай внимания. С нурэ Тайлором просто встретился, про Марка вспомнили. Накатило…

Марк, сын наставника, учился с нами лишь один год. Наш первый — его последний. Я очень плохо его помнила, а вот Бред служил с ним в одном отделении. Долго. Пока тот не погиб года за полтора до конца войны…

Прижала пальцы к губам и отвела взгляд. До меня только сейчас дошло, насколько тяжело приходится теперь старику. Он ведь многих из них учил. Мерфи Айерти, Кифа Кигана… Теперь они тут, а Марк…

— Солнц… — Я почувствовала себя такой злой и бессердечной, что в глазах защипало. — Думаешь, на них тоже… накатило?

— Думаю. Думаю, что у Лира Падрэйга день рождения. Если мне, конечно, не изменяет память.

Вот же…

— Ой, только не сверкай глазами. Я не один из твоих студентов…

— Знаешь что?

— Знаю, — кивнул этот манипулятор, взяв в руки едальный лист. — Грязные методы, но зато ты смогла взглянуть на проблему под другим углом. Тэк-с… Что у них тут из горячего?

Я молча рассматривала непокорный вихор на белобрысой макушке. От неосмотрительного шага меня останавливала лишь возможная реакция нашей матушки. Вряд ли она обрадуется, если один её ребёнок случайно уронит табурет на голову второго.

— Если бы я любила тебя хотя бы чуточку меньше, то давно бы уже прибила.

— Повезло мне! — расплылся Бред в довольной ухмылке, поднимая взгляд. — А вот моим товарищам по окопу — нет. Ты их завтра загрызёшь и покусаешь, мой хищный Мотылёк, договорились? А сегодня просто побудь со мной. Возьмём вина или пива?

— Вина, — буркнула я, раздумывая о причинно-следственных связях.

В какой момент мой брат был более искренен? Когда говорил о своих чувствах от встречи с нурэ Тайлором? Или когда пытался переключить моё внимание с грустных мыслей на день рождения одного из студентов? Или позже, озвучивая свой взгляд на события?

Я не знала.

— Если ты думаешь, что после этого кто-то из них получит у меня поблажку на экзаменах…

— Упаси нас всех предки! — возмутился он со всей искренностью, на которую только был способен. — Я думаю лишь о том, что взять на обед. Ягнёнка или кролика? Или, быть может, мясной рулет?

Подхалим…

— Кстати, ты не взяла Рогля? А я так хотел послушать о его амбарах…

Два раза подхалим.

— Не взяла.

— Ну и правильно! Хоть поедим нормально, не боясь, что последний кусок изо рта вырвут…

Глава 10

В КОТОРОЙ РЕКТОР НЕГОДУЕТ

Когда подавальщик принял заказ и оставил нас наедине друг с другом, Бред откинулся на спинку диванчика и посмотрел на меня с выражением лёгкой насмешки на лице.

— А сейчас, дорогая сестрёнка, — промурлыкал он, — когда нам никто не мешает, я хочу слышать все подробности.

— А?

— Про ночь Илайи, конечно. Мне тут нашептали, что ты была неподражаема… Только я не понял. Ты решила отступить от нашей традиции и расширить историю армией зомби.

Тут, скажу прямо, я была вынуждена была закатить глаза и, перегнувшись через стол, щёлкнуть братца по носу.

— Не нужно путать мягкое с тёплым, родной. Где армия и где один маленький зомбик, украденный из некромантской лаборатории? Просто очень деятельные студенты решили подхватить наше с тобой знамя и посвятить в студенты тех, кто так или иначе своё посвящение уже прошёл.

Ну и конечно, дело не обошлось без слегка приукрашенных подробностей. Особенно я веселилась, когда рассказывала о том, как наши наставники боролись с невидимым врагом, едва не сравняв любимую академию с землёй, а прибывшие по приказу Императора боевики подливали масла в огонь, требуя вызвать на передовую некромантов.

К концу моего рассказа Бред икал от смеха — я ведь не стала утаивать и прямо рассказала брату, кто на самом деле стоял за этим переполохом.

— Оба очень талантливые. Особенно Джона. У этого ещё и силы столько, что многие могли бы позавидовать.

— И ты? — Бред приподнял уголок губ, глядя на меня из-под ресниц.

— Я? Только тому, что для него учёба началась на четыре года позже, чем у меня. И совершенно по другой программе. Без лишней муштры, ночных побудок и марш-бросков на двадцать километров с запретом применения магии.

Нам принесли вино, два пузатых бокала и тарелку с сыром. Мы помолчали, не желая, чтобы к нашему разговору прислушивался посторонний, а потом Бред продолжил:

— Ну а ещё какие новости в родной академии?

И эту фразу он произнёс совершенно в папенькином стиле. Тот тоже любил вот так вот между прочим задать вопрос, заранее зная правильный ответ, а потом сопоставить данные. И упаси вас предки утаить хоть что-то!

— Сам же знаешь, — проворчала я, подставляя бокал под струйку красного густого вина. — Зачем спрашиваешь, если ты его уже видел?

— Кого?

— Алана Даккея! — процедила я сквозь зубы. — Разве не видел его среди моих студентов?

Спросила и сама задумалась, пытаясь вспомнить, был ли Даккей среди веселящихся боевиков. Даже захотелось встать и проверить. И если бы не Бред, чувствую, я бы так и сделала.

Будем рассуждать логически. Подавальщик сказал, что группа тут со вчерашнего дня. А вечер и половину ночи мы с Даккеем провели вместе… (Всё же правильно я вчера отказалась идти в «Грааль»!) Вот был бы номер, заявись мы сюда на радость всей группе. Да я бы от сплетен до старости не отмылась!

Но это не главное. Главное это то… Скажет мне кто-нибудь, почему меня так волнует, здесь мой якобы жених или в академии?

— Бренди! — Я вскинула взгляд на Бреда. Он нахмурился и даже слегка побледнел. — Он тебя как-то обидел?

Кажется этот вопрос мне задали не впервые, но я, задумавшись, просто не услышала.

— Что ты! Ни в коем случае. Разозлил разве что… но это ерунда. Рабочие моменты… Ты кстати знал, что Даккей тут не по приказу Императора, а по совершенно другому поводу?

— По другому? Арестовывать наших последователей приехал что ли?

Я покачала головой.

— Хуже. В ночь Илайи кто-то пытался вызвать демона, — прошептала, наклонившись к брату. — И по-хорошему я должна хранить тайну, но не от тебя же…

Бред побледнел так, словно я ему сообщила, что смертельно больна и попросил:

— Скажи, что ты пошутила.

— Увы…

— Предки! — Он уронил лицо в чашу из ладоней и тихо простонал:

— Папа меня убьёт.

Я растерянно моргнула. Папа-то к этому какое отношение имеет?

— Бренди, ты только не пугайся, — прошептал братец, и я, само собой, сразу же перепугалась едва ли не до седых волос. — Общественность об этом не знает, только Император, несколько человек в министерстве и… и, в общем-то, и всё. Но если демон прорвётся сквозь щит — неважно как, по призыву или найдёт трещину, — я умру, потому что все свои жизненные силы я отдал щиту в залог.

Клянусь, у меня в глазах потемнело от ужаса.

— Что?

— Только родителям не говори! Папа столько сделал для меня, а я так его…

— Бред!

— Бренди!

Брат устало опустил плечи и негромко признался:

— Ты просто не знаешь, каково там. Нет, я счастлив, что ты этого не знаешь. И не узнаешь никогда, надеюсь. Но… Мотылёк, ты же понимаешь, что жизненная сила — это лучшая из возможных гарантий. Демоны больше не смогут напасть на нас незаметно, потому что за состоянием моего здоровья следят лучшие целители Империи. Я даже чихнуть не могу без разрешения эрэ Лайсу

Эрэ Лайсу был личным целителем Императора и его семьи. О предки… Я потрясённо молчала. Все слова впали в состояние глубокого оцепенения и испуганно замерли в окопах моего разума. Когда Бред вернулся с Предела, я подумала, что уже можно ничего не бояться… А оказывается, всё ещё только начинается…

— В Ковене ищут варианты, как разделить связь с одним человеком на сотню или тысячу, но пока решения не нашлось… И не то чтобы я боялся умереть, но…

— Бред!

— Ладно, уела. Я и в самом деле боюсь.

— Бред!

— Что?

Я поднялась на ноги и, обойдя столик, присела на диванчик рядом с братом. Склонила голову к его плечу и уютно устроила руку на груди.

— Почему ты мне раньше ничего не рассказал?

— Как бы я мог? — устало хмыкнул братец и без охоты подцепил на вилку кусочек мяса. — Чтобы и ты, и мама, и папа каждый день только и делали, что беспокоились обо мне?

Я стукнула его на самом деле сильно. Так сильно, что тупоголовый братец обиженно взвыл:

— За что?

— За то, что ты идиот! — Стукнула его по макушке, чтобы лучше усвоил. — Мы и без того всегда беспокоимся и думаем о тебе! Дурак!

Братец провёл рукой по лицу и виновато улыбнулся, признавая:

— Дурак… Может, мы теперь вместе придумаем, как спасти этого дурака, идиота даже от смерти? Мотылёк, ты только не подумай, что я трус, но умирать так страшно…

Ну что сказать? Я уже упоминала, что Бред дурак.

— Потому что одно дело знать о возможной опасности, и совершенно другое — столкнуться с нею лицом к лицу. Поэтому рассказывай всё, что знаешь, Мотылёк! Может быть, вместе мы что-нибудь придумаем…

И, конечно же, я обо всем рассказала.

Мы просидели в «Граале» до позднего вечера, обсуждая стратегию и возможных подозреваемых, а потом Бред проводил меня до БИА, а сам ушёл Порталом в «Хижину».

Надо сказать, что когда мы уходили из таверны, Императорская ясельная группа всё ещё веселилась в большом зале. Теперь к общему веселью подключились девицы не самого тяжёлого поведения и несколько мрачных типов бандитской наружности. Впрочем, после полутора суток пьянства боевики тоже слабо походили на приличных людей.

Я осмотрела их внимательным мстительным взглядом и, выдохнув, шагнула в распахнутые Бредом двери. Даккея среди веселящихся прогульщиков не было. Уж и не знаю почему, но это меня обрадовало.

— Настроение у тебя, как я посмотрю, улучшилось, — немедленно прокомментировал мою улыбку братец, а я тут же надавала себе мысленных оплеух. Какое мне вообще дело до Даккея? Пусть где хочет шляется — он мне вообще не… не студент. Главное, чтобы того мерзавца, что вздумал покушаться на жизнь Бреда, нашёл. И разойдёмся, как в море корабли.

Вернувшись в академию, я первым делом прошла в наставницкую и проверила по спискам, кого именно из ясельников не было сегодня на уроке танцев и на остальных уроках.

Списки утверждали, что присутствовали абсолютно все.

— Та-ак… — проскрипела я, захлопывая журнал посещаемости. Постучала ноготком по обложке из мягкой кожи. — Та-ак.

Меня никто не назначал к боевикам куратором, поэтому я решила самовольно взвалить на свои хрупкие плечи этот тяжкий труд. И завтра, сразу же после лекций, прижать нурэ Гоидриха к ногтю, требуя повышения.

И талонов на питание, чтобы Рогль мне плешь не проел.

Но это завтра.

А сегодня…

Я выдвинула один из ящиков комода, в котором хранились разные необходимые наставникам вещи, и взяла баночку с бычьей кровью. Обмакнула палец в желеобразное вещество и прямо на обложке журнала посещаемости нарисовала пентаграмму, призывая школьного.

Он явился мгновенно, ещё даже кровь, прожжённая магией, испариться не успела, подрожал над поверхностью стола, уплотняясь, а затем медленно поводил из стороны в сторону рогатой головой, узкие ноздри мелко дрожали, и без того злобные глазки налились кровью, а шерсть на затылке вздыбилась. По размерам школьный был чуть больше кошки, но тот, кому хоть раз приходилось видеть его в деле, поймёт, почему я не стала медлить и достала из того же ящика кусочек коричневого сахара. Осторожно, стараясь не делать резких движений, положила его перед одним из хранителей академии.

Причинить серьёзный вред кому-либо из наставников или учеников школьные не смогли бы в силу договора, а вот со злоумышленниками эти мелкие порождения бездны были более чем безжалостны, проявляя свой характер во всей красе.

Как и рогли, эти демоны пришли в наш мир очень давно, получили разрешение на жизнь от древнего Ковена и скоро заняли пустующую нишу хранителей, поселившись на чердаках всех возможных учебных заведений.

— Нурэ Алларэй? — демон слизнул подношение чёрным шершавым языком и, оскалившись, уселся на стол, как самая настоящая кошка. Смотрел при этом вполне дружелюбно. И я решила сразу переходить к сути дела.

— Мне стало известно, что некоторые студенты прогуляли сегодня занятия.

Помимо прочих обязанностей (таких как ремонт и уборка мест общего пользования), школьные должны были вести учёт посещаемости. Увы, но если с первой частью своей работы они справлялись безупречно, то со второй частенько возникали проблемы. Уж больно многие хотели подкупить мелких демонов ради отметки в журнале посещаемости

Все наставники об этом знали.

Студенты, к сожалению, тоже.

Школьный воровато стрельнул глазками и шевельнул маленькими ушками, едва заметно прижимая их голове.

— Разве прогуляли?

— Определённо.

— Может быть всё-таки отпросились? — Бросил в мою сторону быстрый взгляд, потоптался на месте, массируя поверхность стола передними лапками. Ну, настоящая кошка! — Я с танцором договорюсь…

Кто бы сомневался.

— Прогуляли! — отрезала я. — К тому же не ночевали в общежитии, а это строго запрещено.

Школьный издал звук, больше всего похожий на осторожное покашливание, и шевельнул усами, якобы намекая, что у кого-то тоже рыльце в пушку. Но я, во-первых, не студент (Даккей, фактически, тоже), а во-вторых, я, хоть и поздно, но вернулась в свою комнату.

— Посмею предположить, что докладная на имя ректора где-то потерялась? — продолжила я, не дождавшись от демона какого-либо комментария.

— К утру найдётся, — проворчал школьный, дёргая кончиком пушистого хвоста. Обиделся. Я вздохнула.

— Что они хоть пообещали тебе за молчание?

— Пообещали? — взвыл он, мгновенно изменив политику поведения. — Пригрозили!

— Мерзавцы… — Я закусила губу, чтобы не рассмеяться, уж больно забавно выглядел возмущённый и обиженный до глубины души демон.

— Скажи, да? — Заискивающе ткнулся лобастой головой мне в ладонь, кажется, позабыв, сколько в своё время натерпелся от нас с Бредом. Впрочем, правил мы никогда не нарушали. Тех, которые касались ночёвок и посещений занятий — так точно. — Ругались. Говорили, что не для того столько лет жизни на Пределе убили, чтобы разная шваль из бездны указывала им, куда и когда идти. А я просто напомнил про занятия…

Красноватые глазки с чёрной полосочкой вертикального зрачка наполнились праведными слезами, и я безмолвно достала из ящика второй кусок сахара.

— Разве ты не под защитой ректора?

Заключая договор с академией, школой или институтом, порождения бездны получали очень сильную магическую защиту, справиться с которой было не каждому магу под силу. К тому же они и сами могли за себя постоять. Несколько лет назад — я тогда ещё училась — в алхимическую лабораторию залез злоумышленник, прибил лаборантку (хорошо, хоть не до смерти) и попытался вынести из академии несколько пузырьков с дорогущими эликсирами. Школьный до неузнаваемости изуродовал мерзавцу лицо и начисто отгрыз кисть правой руки, за что и был премирован мешочком золота и годовым бесплатным столом на академической кухне.

— Под защитой, — вздохнул демон и печально шевельнул ушами в ответ на мой вопрос.

— Тогда в чём дело?

— Мне вроде как обозначили, куда я могу засунуть эту защиту. А если я не уберу с глаз долой журнал посещаемости, то мне его тоже туда затолкают…

Я с минуту рассматривала эту большую рогатую кошку с самыми печальными глазами в мире, а затем постановила:

— Чтобы докладная завтра же лежала на столе у ректора. И если вопросы с защитой возникнут в будущем, отправляй всех ко мне. На вот…

Я вручила школьному третий кусок сахара и ногтем почесала сначала один, потом второй загнутый назад рог, отмечая демона своей магией. Защитой в прямом смысле слова это назвать было нельзя, но вряд ли кто-то из боевиков рискнёт после этого угрожать хранителю академии.

Вечер закончился на нотке ревнивого бормотания — Рогль нюхом чуял, когда я общалась с другими демонами и закатывал такие сцены, что лучше и не знать. Однажды даже объявил голодовку и продержался целых полдня. Бедняжка.

Утром я снова решила позавтракать у себя. Хотя для наставников и была отдельная столовая, мало кто пользовался её услугами на постоянной основе. Однако мои планы разрушил сигнал об общем сборе, поэтому пришлось мчаться в учебный корпус на голодный желудок.

По обыкновению, если в академии случалось что-то из ряда вон выходящее или руководству нужно было сделать важное объявление, наставники приглашались в студенческую столовую к концу завтрака. И лишь в редких случаях (таких, как экстренное донесение от школьного) нас не предупреждали заранее.

Я спустилась вниз, окинула взглядом помятые со сна лица старшекурсников, улыбнулась любопытному огоньку в глазах малышни и крякнула от досады — из ясельников в столовой было всего четыре человека. Трое из них выглядели вполне прилично, а четвёртый — Даккей — цветом лица напоминал то ли аспарагус, который зимой и летом рос на любимой матушкиной веранде в «Хижине», то ли пюре из спаржи. Тот ещё деликатес, скажу вам по секрету.

— Внимание, учащиеся! Прошу тишины! — начал ректор, и брови над его переносицей сошлись в сплошную хмурую линию.

Сонное жужжание в утренней столовой неспешно затухло и глава БИА продолжил:

— Вчера в академии кое-что произошло. Кое-что возмутительное, наглое и совершенно неприемлемое. Эти стены помнят многое… некоторые из стен… но чтобы такое…

Нурэ Гоидрих развёл руками и удручённо покачал головой.

— Одна из групп едва ли не полным составом грубо нарушила правила общежития, не отпросившись у коменданта на ночь. На две ночи подряд! И я бы ещё мог посмотреть на это сквозь пальцы. Видят Предки, каждый из вас хоть раз, да убегал из академии, чтобы повеселиться на ночных улицах столицы, даже лучшие из… Однако группа, созданная по приказу Императора Лаклана Освободителя, изволила пропустить целый учебный день, возмутительно прогуляв все занятия! Взрослые люди, а хуже несмышлёнышей, честное слово! Подойдите ко мне. Хочу чтобы все вас увидели…

Вся четвёрка во главе с зелёным Даккеем, скрипя зубами, вышла вперёд. Встали, как на плацу, заложив руки за спину и уставились в пространство равнодушными взглядами.

Студенческий народ отхлынул от них суетливой волной и зашептался, переглядываясь и озираясь на наставников. Наставники на взрослых студентов бросали неловкие взгляды, а лично я в который раз вспомнила о том, что каждый из них старше меня не на один год.

Нурэ Гоидрих угрюмо молчал.

— Что ж, — после заминки пробормотал он. — Я вижу, что мои слова падают в пустоту, ибо нарушители на общий сбор не явились, отправив отдуваться тех товарищей, к которым у меня нет претензий.

В этот момент я поймала сумрачный взгляд Даккея и совершенно внезапно покраснела.

— Изумительно…

Ректор указательным пальцем пригладил встопорщившиеся от возмущения брови и несчастным и отчасти неуверенным голосом объявил:

— Раз дела обстоят таким образом, я вынужден принять меры. Своим указом, — решительно и громко проговорил он, — я на два месяца лишаю прогульщиков стипендии и запрещаю им до конца октября покидать территорию БИА. Докладная Императору будет отправлена сегодня же. И если наказанные мною студенты завтра утром не придут в столовую, чтобы я лично зачитал им указ, я буду вынужден их отчислить. Все могут быть свободны.

Махнул рукой и, чеканя шаг, прошёл до двери. Замер в метре от меня, скользнул по моему взволнованному лицу рассеянным взглядом и вдруг вновь заговорил, не оборачиваясь к студентам:.

— Чуть не забыл. Если я ещё хоть раз услышу о том, что кто-то угрожает школьному, отчисление будет стремительным и неминуемым.

И добавил негромко, чтобы услышала только я:

— Защитница, демоны тебя подери…

А после этого ушёл окончательно. Вслед за ним потянулись и студенты с наставниками.

Потихоньку перешёптываясь и посматривая друг на друга, народ разбредался по лекционным залам, а я успела сбегать в столовую и перехватить стакан клюквенного киселя с пирожком, а потом под всеми парусами помчалась к ясельникам — до звонка оставалось ещё около получаса, но мне нужно было подготовиться к занятиям… Ну и морально настроиться тоже.

Однако у самых дверей меня поймал за локоть Даккей, вынуждая остановиться.

— Нам нужно поговорить, — потребовал он.

— После лекций.

— Сейчас.

Глухое раздражение ядовитой пеной всколыхнулось внутри, но я сдержалась. Стряхнула с себя пальцы боевика и прошипела:

— К чему такая спешка?

— Это и в самом деле ты сделала?

— Вы. И нурэ Алларэй.

— Ответьте на вопрос, наставница.

Мимо нас пробежало двое студентов из младшей группы, и я, мило им улыбнувшись, пробормотала сквозь зубы, не глядя на боевика:

— Настучала ректору на то, что ваша группа, Даккей, вчера вместо занятий пьянствовала в «Граале»? В некотором роде я. Кстати, вас я там вчера не заметила. Где вы были? Под столом прятались?

Боевик мрачно насупился, и я подумала, что отвечать он не станет, но он ответил:

— В нужнике. — Он ещё больше позеленел. — Но я не об этом спрашивал. О другом.

И снова перешёл на ты.

— Ты так сильно разозлилась на мою выходку, что решила подослать ко мне демона в человеческом обличье?

Я моргнула от неожиданности и, чуть подавшись вперёд, переспросила:

— Что, прости? Нельзя ли то же самое произнести на аспонском? Я плохо говорю на выбранном тобою наречии.

— Давешняя малявка с циркулем, — процедил Даккей, передёргивая плечами, — которая так яростно тебя защищала. Помнишь?

Я кивнула. Конечно, помню. С чего бы мне вдруг забыть Агаву?

— Хорошая девочка. И очень талантливая.

Мужчина удовлетворённо хмыкнул.

— Вчера эта талантливая на обеденном перерыве дежурила в столовой. И я рискнул выпить чаю из стакана, поданного её рукой…

Красноречиво замолчал. Я вопросительно изогнула бровку.

— Окончание вчерашнего дня и ночь я запомню до гробовой доски, клянусь предками! — продолжил боевик злым шёпотом. — Когда пару часов назад я рискнул выбраться из нужника, то первым делом изловил мерзавку. Прижал как следует, требуя объяснений.

И так зыркнул, что я, надо сказать, внезапно обеспокоилась судьбою Агавы Пханти. Вряд ли Даккей причинил бы девчушке даже минимальный вред, но напугать мог серьёзно. С другой стороны, студентка явно не из пугливых, раз отправилась в ночь Илайи вместе с Дойлом пугать боевиков маленьким зомбиком.

— И что ты думаешь? Она даже не отпиралась. Сказала, что последовала твоему совету и, чтобы научить меня хорошим манерам и вежливости, воспользовалась медвежьим виноградом.

Я сначала возмущённо округлила глаза и приготовилась защищаться, но потом вспомнила, что об этом волшебном средстве упоминал Бред, а не я, и фыркнула, пытаясь сдержать рвущийся наружу смешок.

— Прямо так и сказала, что это я её надоумила?

— А ты знаешь ещё одну нурэ Алларэй?

— Одного, — исправила я, с удовольствием наблюдая за тем, как у Даккея вытягивается лицо. — И помнится, на одной из лекций он обмолвился разок об этом чудодейственном средстве. Оно и вправду так хорошо, как говорят?

Боевик попытался взглядом вскрыть мне череп, на что я по возможности приветливо улыбнулась.

— Обязательно попробуй, — скривившись, предложил Даккей и выражение лица у него стало, прямо-таки угрожающим. Ой, боюсь-боюсь. — Тебе понравится.

— Спасибо за совет.

Боевик ещё с полминутки сверлил меня взглядом, а потом развернулся и, не говоря ни слова, скрылся в аудитории. И только я успела свободно выдохнуть, как за моей спиной раздалось звонкое:

— Нурэ Алларэй!

Обернулась рывком и с удивлением увидела Джону Дойла.

— Ты что тут делаешь? У вас разве не стрельбище сегодня?

— Он вам тоже угрожал? — хмуро спросил мальчишка, откровенно пугая меня чернотой своих глаз. — Угрожал?

— Нет, что ты… Я…

— Угрожал, — уверенно кивнул тот и так нехорошо посмотрел на дверь, за которой скрылся Даккей, что я не на шутку перепугалась за своего жениха. — Так я и знал.

— Джона, магией молю, — прошипела я, — не суй свой нос туда, куда тебя не просят. Поторопись на стрельбище! Опоздаешь — получишь от нурэ Айлири взыскание. Тебе это надо?

— Разберусь, — тряхнул длинной чёлкой и с демонстративной небрежностью побрёл к лестнице, а я, мысленно воззвав к предкам, взялась за ручку двери, готовясь встретиться с разъярёнными ясельниками.

Глава 11

В КОТОРОЙ У ГЕРОИНИ СЛУЧАЮТСЯ НЕПРИЯТНОСТИ СО ЗДОРОВЬЕМ

На лекцию боевики пришли всем составом. С одной стороны, меня это порадовало. Не представляю, что бы я стала делать, реши они прогулять ещё один день — мой! Наверное, пришла бы в ярость и устроила очередную уборку в комнате. После того, как нашла бы прогульщиков и убила самой жестокой смертью.

Какое счастье, что мне не придётся делать ничего из выше озвученного!

С другой стороны, они все так на меня смотрели, что мне захотелось спрятаться под стол. Но я с собой справилась. Нашла взглядом Дара Нолана и насмешливо протянула:

— А я смотрю, с домашним заданием вы не справились… Цвет изменить удалось, но от зелени вы не избавились. Прискорбно. Я полагала, что хотя бы с общей магией у вас всё в порядке, но вижу, что и она хромает на обе ноги.

Нолан благоразумно промолчал, не став уточнять, что цвет их кожи с моим заданием связан весьма и весьма условно.

— К тому же, как посмотрю, вы каким-то образом отзеркалили моё заклинание на некоторых из своих товарищей. Полагаю, будет справедливо, если реферат вы будете писать вместе.

— Какой реферат? — хмуро уточнил боевик.

— О вреде пьянства, — обрадовала я. — Материалы найдёте в библиотеке. Или попросите у целителей, они поделятся. Заодно проверим вашу грамотность и определим фронт работ. Времени вам до пятницы.

— До пятницы? — возмутился Нолан.

Я коварно улыбнулась:

— А что такого? Покидать стены академии вам ректор всё равно запретил. Самое время заняться учёбой.

Возражать мне не стали, и я перешла к теме урока. Сегодня у нас был иностранный язык — тонимский. По поводу этого предмета Император дал отдельные распоряжения. «Мы не ждём, что боевики в один день превратятся в толмачей, — писал он в записке на имя ректора. — Нам не это нужно».

Не нужно, значит не нужно. Толмачей из них я бы всё равно не сделала, но напомнить им о правилах произношения и грамматике — совершенно в моих силах.

Я открыла на доске текст старой тонимской сказки о рыбаке и фермере и пояснила:

— Читать будем вслух. По цепочке, начиная с первой парты у окна. Читаем по одному предложению. Господин Киф, начинайте.

Киган Киф вздохнул, как большая печальная корова, и, дико коверкая слова, прочитал первую фразу сказки. Затем пришла очередь Винчеля. Великан покрутил носом и пробормотал что-то невразумительное.

— Прошу прощения? — переспросила я. — Что вы сейчас произнесли? Звучало, как заклинание, которое может оградить вас от плотских утех сроком на три года. А я ожидала услышать о старике, у которого было три сына… Попробуйте прочитать предложение снова, но на этот раз, пожалуйста, потрудитесь избавиться от каши, которой был забит ваш рот.

Винчель зыркнул из-под белобрысых бровей и… беспрекословно выполнил задание.

К концу первого часа меня отпустило настолько, что я перестала язвить. А к середине второго даже похвалила Мерфи за правильный перевод.

Чёрный мундир императорского стряпчего появился в поле моего зрения к концу последней лекции. Я как раз заканчивала рассказывать об отношениях между Аспоном и Тонимой — нашим ближайшим соседом, родиной императрицы, — когда дверь в лекционную залу распахнулась и на порог шагнул высокий мужчина в форменном костюме.

— Б. А. Алларэй? — спросил он, дождался моего кивка и, вынимая на ходу церемониальную иглу, подошёл к высокому столу, возле которого я стояла. — Вам пакет.

Выражение лица у него было раздражённым и слегка надменным, словно это не он прервал меня в середине лекции, хотя прекрасно мог подождать до звонка, а я отрываю его от исключительно важного дела государственной значимости.

— Позвольте руку.

Я протянула левую ладонь и поморщилась, когда игла оцарапала кожу. Печать на письме вспыхнула, принимая капли моей крови, и мне стало видно имя отправителя: Б. А. Алларэй.

Первым желанием было вскрыть конверт и посмотреть, что там. Вчера Бред сказал, что узнает всё об украденных у нашего алхимика эликсирах, но как бы он успел? Он ведь вчера отправился к родителям… Ну, скороход… В детстве я даже злилась на него из-за того, что он успевает сделать три дела там, где я буду корпеть над одним. Но потом поумнела и поняла, что мне достался исключительно талантливый брат, что на него не злиться надо, а восхищаться им. Ну и, пожалуй, немножко ему завидовать.

— Не откроете?

Я оторвала взгляд от конверта и посмотрела на стряпчего.

— Что?

— Императорский стряпчий, знаете ли, ерунду вроде поздравительных открыток не разносит, — пояснил он исключительно противным голосом. — Все сообщения исключительной важности. На вашем месте я бы поторопился.

От такой изумительной наглости, я даже опешила.

— Какое счастье, что вы не на моём месте, — ответила я после секундной заминки. — Если у вас всё, то я не смею задерживать. Я бы хотела вернуться к занятию.

Стряпчий ушёл, одарив меня напоследок высокомерным взглядом, а я отложила письмо на край стола и вернулась к теме занятия.

После звонка мои мрачные, как небо за окном, боевики получили домашнее задание и побрели из аудитории. Я же вскрыла конверт и вытащила несколько листов плотной бумаги, исписанных мелким аккуратным почерком, и два билета на театральное представление, которое состоится в следующее воскресенье в Оперном театре.

Братец и в самом деле собрался вывести меня в люди?

Записи, которые прилагались к билетам, я решила рассмотреть позже — себя в комнате или у Даккея, если боевик не придёт сам. Собрала их аккуратной стопочкой и сложила назад в пакет. В этом была прелесть посланий, доставленных императорскими стряпчими: открыть конверт мог лишь тот, кому они адресованы. Даже после вскрытия. Билеты же в театр сердито засунула в карман платья. В этом весь Бред: если что-то решит, колом не выбьешь! Дались ему эти туфли… И ведь красивые, спорить не стану, но я же не лгала и не лукавила, когда говорила, что мне не к чему и некуда их носить.

Да и некогда, если быть до конца откровенной!

И без того забросила подготовку к лекциям, а ведь мне, если я всё ещё хочу сделать карьеру, пора подумать и о себе, о собственном дополнительном образовании. Наставница — это здорово, но когда-нибудь я всё же хотела бы примерить к себе и ректорское кресло. Даже если это будет не кресло руководителя БИА. (Мечты мечтами, но нужно реально смотреть на вещи, вряд ли кто-то позволит женщине встать у руля Большой Императорской Академии. Разве что очень, очень, очень выдающейся.

В коридоре я нос к носу столкнулась с Мерфи Айерти и от неожиданности едва не упала. К счастью, боевик успел подхватить меня за локоть.

— Спасибо, — вымученно улыбнулась я. — Вы что тут делаете? Лекции уже закончились…

Вместо ответа он высоко вскинул чёрные брови и растерянно пробормотал:

— Билеты в театр? Серьёзно?

— Что?

Ловко вытащил из моего кармана подарок Бреда и поднял высоко над головой, словно я и в самом деле стала бы прыгать, пытаясь отобрать. Кто-то явно забыл, что мне уже давно не восемь.

— Отдай.

— А ты отбери! — осклабился он и указательным пальцем мазнул по кончику моего носа. Я неприязненно передёрнула плечами и отклонилась. — Кто билетики прислал-то? Жених? Он у тебя из стряпчих что ли? Со службы его не попрут, если узнают, на что он дар тратит?

Тратить на этого идиота магию было жалко, и тут не в глубине резерва дело, а в принципе. Поэтому я ткнула Айерти указкой между рёбер так сильно, что он взвыл, сгибаясь пополам, а потом вырвала из его ослабевших пальцев билеты, припечатав:

— Не попрут и не узнают. А тебе, если ещё раз забудешь о субординации, я в следующий раз сломаю ребро. Или два. И лично прослежу за тем, чтобы никто из целителей тебе не стал помогать.

— Ты… — Он глянул мрачно, а потом вдруг рассмеялся. Нелогично, совершенно неожиданно, но чертовски заразительно. И на мгновение этот новый, седой и хмурый Мерфи Айерти, стал похож на того улыбчивого весельчака, с которым я была знакома в детстве. — Предки, Алларэй! Ты такая забавная, когда угрожаешь, и такая хорошенькая, что не будь занята, я бы сам на тебе женился.

Я закатила глаза и подумала, что угрожать нужно было не сломанным ребром, а вырванным языком.

— А что? Отличная идея… Если твой жених не спешит сводить тебя к венчальной чаше, я рискну сказать императору о том, что готов променять свободу на школьной скамье на свадебные колокольцы. Что скажешь?

А вот эта угроза была посерьёзнее первой. Кровь отлила от моего лица, а в груди закололо от тревоги.

— Только через мой труп, — ответила я и решительно зашагала по коридору, давая понять, что разговор окончен.

— Отчего так строго?

Отставать боевик не думал и за каким-то демоном потащился вслед за мной. Я прибавила шагу.

— Оттого что не люблю тех, которые по ночам запугивают беспомощных детей, обрядившись орком.

— Это ты-то беспомощная? — хохотнул Айерти.

— И жених у меня ревнивый, — рыкнула, не останавливаясь и не глядя в сторону боевика. — И злой, как демон. Пожалуюсь ему — костей не соберёшь.

А что? Хорошая идея! Мы с Даккеем под одним мечом ходим. Если император узнает правду, на орехи достанется не только мне и моей семье, но и боевику прилетит целая пригоршня монаршего негодования.

Между тем мои угрозы боевика не испугали, а наоборот, развеселили. Да так, что Айерти громко и совершенно неприлично расхохотался. Заржал, как Сивка, ленивый и взбалмошный жеребец, которого папенька держал на конюшне, не пустив на колбасу, лишь за зычный голос да невероятную хитрость. (Знали б вы, на что только ни шёл этот пройдоха, чтобы добыть сочное яблоко, кусок сахару или морковку.) Ну и ещё он невероятно любил нас с Бредом. Мы могли повиснуть у него на хвосте и играть в догонялки под его брюхом, будучи полностью уверенные в том, что он нам не навредит.

С Мерфи, уверена, этот номер не прошёл бы.

Но ржали они в одной тональности.

Я с досадой оглянулась на боевика. Не обращая внимания на немногочисленных по случаю окончания учебного дня студентов, он всё ещё хохотал, утирая ладонью слёзы. Я цыкнула, желая испепелить мерзавца взглядом. На нас ведь все смотрят! Смотрят и думают, что он смеётся надо мной! А я стою и ничего не делаю.

А почему я ничего не делаю?

Небольшой — не больше абрикоса — Водяной шар будто сам по себе появился в моей руке, а затем легко преодолел расстояние от меня до боевика и влетел прямо в широко раскрытый рот.

Айерти закашлялся, подавившись моим заклинанием, начал стучать себя кулаком по груди и трясти своей седой и невероятно глупой головой. Будет ему наука! Пусть не забывается впредь и каждую минуту помнит о том, что с Алларэями шутки плохи!

— В следующий раз этот Водяной шар будет из коровьей лепёшки, Мерфи Айерти, — мстительно ухмыляясь предупредила я, и не подумав снизить голос. Раз уж я оказалась в центре внимания, значит нужно этим пользоваться. — Так что не советую вам забывать о приставке нурэ, которая стоит перед моей фамилией. Впрочем, на наставницу Алларэй я тоже согласна. Хорошего окончания дня.

Развернулась и покинула поле боя с высоко поднятой головой.

Поначалу я хотела сразу сходить пообедать в столовую, но в последний момент свернула направо и, несмотря на то, что из-за скудного завтрака желудок горестно рыдал, прилипнув к позвоночнику, решила-таки заскочить к себе — оставить письмо и билеты в театр.

Рогль по-прежнему ревниво сопел. С горя даже хотел поделиться со мной котлетой — по виду прошлогодней, но я намекнула, что ему важнее, и предельно вежливо отказалась. Демон посмотрел на меня со вселенской печалью в чёрных и круглых, как горох, глазах и полным безысходности голосом спросил:

— Тогда, быть может, спросишь у ректора о прибавке? Сама видишь, чем приходится питаться…

— О предки!! — прорычала я. — Да скажу я ему! Скажу! Прямо сейчас пойду и потребую! А ты… ты…

Я обвела взглядом комнату, пытаясь придумать, что бы такого в ответ потребовать от приставучего демона.

— А ты неделю… Нет, две недели… Нет, месяц! Месяц ни разу не вспомнишь вслух о своих проклятых мифических амбарах!

— Эй! — Рогль возмущённо шевельнул усами и дёрнул кисточкой на хвосте. — Наши амбары не…

Я зарычала и прежде, чем громко хлопнуть дверью, рявкнула:

— И слышать не хочу!

Страшно подумать! До чего я докатилась? Моей жизнью управляет мелкий демон из бездны!

На нурэ Гойдриха я наткнулась в коридоре, недалеко от наставницкой и, чтобы не тянуть кота за хвост, фигурально говоря, прижала главу БИА к стене и заявила:

— Нурэ Гойдрих, не поймите превратно, но мы умираем с голоду!

— Что? — Ректор растерянно моргнул и на всякий случай попятился. — Кто?

Вот же Рогль! Демонское отродье! Так и знала, что однажды начну о себе во множественном числе говорить! Шкуру с него спустить за это!

— Я, — немного сбавила тон и смущённо почесала внезапно загоревшуюся от стыда щёку. — То есть, конечно, не умираю, но… Но, как мне кажется, наставник яс… специальной императорской группы достоин повышения заработка… А то, знаете… на шляпки с булавками не хватает.

Последнюю фразу я произнесла почти шёпотом, совершенно поникнув под изумлённым ректорским взглядом. Вторая щека тоже полыхнула жаром, и я потёрлась ею о собственное плечо.

— На булавки? — переспросил он, странно вглядываясь в моё лицо. — И сильно не хватает?

Я неопределённо пожала плечами.

— Нурэ Алларэй… Бренди…

— Согласна хотя бы на бесплатные обеды, — выпалила я, недоумевая, какой демон в меня вселился. — Если с булавками заминка.

— Нет, что ты, никаких заминок. Жалование я тебе и без твоей просьбы повысил. Уже за этот месяц получишь больше. Я о другом хотел спросить. — Тут он цепкими пальцами схватился за мой подбородок и повернул мою голову так, чтобы на меня падало больше рассеянного октябрьского света. — Что у тебя с лицом, милая? Не хочу быть человеком, который приносит плохие известия, но, кажется, у тебя Почесун.

Почесуном в БИА называли мелкое, почти безвредное детское заклятие, которым учащиеся время от времени проклинали друг друга — ради шалости, из вредности или мести, однажды случилась целая эпидемия, когда это превратилось в игру.

Заклятие простенькое и последствия снимаются на раз-два. Все, если не считать двух алых пятен на щеках, которые проходят за пару дней, если не пить ничего, кроме воды, есть лишь чёрный хлеб, не пытаться замазать раздражение пудрой и не чесаться…

А зудят эти пятна так (особенно после пудры), что хочется разодрать собственное лицо до костей.

— П-почесун? — Я аккуратно потрогала щёки кончиками пальцев, огляделась по сторонам в поисках зеркала. — Но как? Откуда?

Зуд ещё не начался, но ректору я поверила сразу же. Представила, как будут смотреть на меня студенты, как начнут перешёптываться за моей спиной, насмехаться… Надо же, нурэ Алларэй умудрилась прохлопать Почесуна!..

Во имя предков! Зажмурилась и застонала вслух.

— Бренди? — В голосе наставника послышалось сочувствие и неприкрытая тревога. — Это ведь ерунда! Не стоит так расстраиваться… Можешь отдохнуть до конца недели, если хочешь, я подыщу…

— Нет.

Я распахнула глаза и решительно глянула на ректора.

— Нет, нурэ Гойдрих. Разве я могу бросить своих студентов в самом начале учебного года? Какой пример я им покажу, прогуливая занятия из-за такой ерунды?

— Ты уверена? — засомневался он.

— О да!

Особенно после того, как поняла, откуда у этого Почесуна растут ноги.

Поганец Мерфи Айерти — больше некому. Он не просто так схватил мои билеты в театр, и точно знал, что я не спущу щелчка по носу. Разозлюсь — и не замечу Почесуна. А когда замечу, снимать его будет уже поздно. А уж как он хохотал, как хохотал…

Я вновь зажмурилась и заскрипела зубами. Ну ничего! Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним! Будет и на моей улице праздник.

Ну, а пока мне понадобится лёд. Очень много льда. Только он помог мне избавиться от Почесуна, когда я по неосмотрительности подхватила его от одного из одноклассников в детстве.

— Нурэ Гоидрих, вы меня простите, ради магии, за то, что я вот так налетела… И спасибо за повышение! Я… я пойду к себе. — Усмехнулась по возможности беззаботно и покрутила пальцем возле своего лица. — Нужно постараться избавиться от этого подарочка, хотя бы частично.

Покусывая нижнюю губу, ректор сверлил меня пристальным взглядом.

— Бренди, — наконец, проговорил он на диво нерешительным тоном. — Если они тебя обижают, то достаточно одного твоего слова… Нет, ты дослушай, не фыркай! Одно твоё слово — и я назначу им другого наставника. И, конечно, не сошлю тебя в Институт благородных девиц за это. Слышишь?

— Спасибо. — На этот раз моя улыбка была совершенно искренняя. — Но я справляюсь. Мы, можно сказать, только-только общий язык нашли.

— Я вижу, — мрачно вздохнул ректор. — Ты только сильно по их гордости не топчись. Всё-таки лучшие мужи империи, завидные женихи…

— Мне говорили. Так я пойду?

— Иди, — махнул на меня рукой нурэ Гоидрих, и мы разошлись в разные стороны. Он — по своим ректорским делам, я — вернулась к себе.

Рогль, увидев моё лицо, чуть в обморок не упал. Суетился вокруг меня, как юная травница, по собственной инициативе отвергнувшая мирскую жизнь ради мощи целительской обители. Подносил завёрнутые в кусочки мягкого бархата ледышки, предлагал порвать всех на куски… Даже обещал из чувства солидарности не есть при мне. Хорошо, что хоть не стал вообще отказываться от еды, а то бы я решила, что у меня галлюцинации и точно бы в обморок хлопнулась.

Мне было стыдно. Немного обидно. К тому же щёки начали чесаться, да и чувство голода не слишком-то способствовало улучшению моего настроения. Так что неудивительно, что к концу второго часа моего вынужденного затворничества я начала рычать на своего добровольного помощника и мечтала его если не придушить, то хотя бы проклясть заклятием Отсохшего языка. На денёк.

К счастью для Рогля, в мою дверь деликатно постучали. Демон шевельнул носом, пугливо прижал длинные уши к спине и метнулся под кровать — только его и видели.

— Женишок пожаловали, — проворчала я и, продолжая водить льдом по щеке, встала с кровати, чтобы открыть.

Даккей шагнул внутрь с улыбкой на лице и коробкой с эмблемой самого известного столичного мясника в руке. Я сглотнула, не сводя с упаковки голодного взгляда, а Даккей впился в меня мрачным, как предгрозовое небо, взглядом и обронил:

— Так.

Точно тем же жестом, что давеча и ректор, обхватил пальцами мой подбородок и коротко спросил:

— Кто?

Я дёрнула плечом, внезапно почувствовав странную неловкость из-за того, что он видит меня такой… некрасивой.

— Не твоё дело.

— Ясно.

Даккей подошёл к столу, отодвинул в сторону зачарованное ведёрко со льдом, освобождая место для коробки и, не говоря ни слова, вышел. А я так и осталась стоять возле порога, кусая губы и пытаясь понять, откуда взялась эта непонятная обида, пока со стороны кровати не раздался требовательный и любопытный шёпот:

— Что в коробке-то?

— Не знаю.

Клянусь, от расстройства я даже о голоде забыла.

— Так посмотри! Пахнет, как мясной рулет.

Рогль выбрался на середину комнаты и громко принюхивался, пока я возвращалась к столу и снимала крышку из твёрдого картона.

— Рулет, — с благоговением простонал демон. — Мы такой только раз пробовали…

От стыда на глаза навернулись слёзы. Проклятье! Вот зачем я так с Даккеем? Он мне подарок принёс, вкусный, а я вот так с ним. Беспричинно, грубо и незаслуженно, как злой, обиженный ребёнок, честное слово! Убыло бы с меня, ответь я ему по-человечески? Даккей уж точно не виноват в том, что его боевые товарищи меня Почесуном прокляли. Мало того, он заранее предупреждал!

Сама во всём виновата!

— Пахнет так, что у нас сейчас лапы отвалятся. Может, по кусочку? Я тебе оставлю что-нибудь, самым большим своим амбаром клянусь!..

Эти слова, произнесённые жадным, я бы даже сказала, жаждущим шёпотом с придыханием, помогли мне очнуться. Я тряхнула головой и пригрозила:

— Даже не думай! И в этот раз я не шучу, если хоть кусочек от моего рулета откусишь до того, как я тебе позволю, прогоню навсегда.

— Прогонишь? — Бусинки чёрных глаз увеличились от не пролитых слёз раза в два. — Нас?

— Навсегда.

Подтвердила свои слова кивком и наклонилась к холодильному шкафу, чтобы спрятать подарок Даккея до лучших времён.

— И не смотри на меня так! На этот раз я серьёзна, как никогда.

— Ты разговариваешь с рулетом, который я принёс?

От неожиданности, я попыталась выпрямиться и больно стукнулась затылком о полку шкафа.

— Проклятье, Даккей! Стучаться же надо!

Возмутилась я, оборачиваясь и потирая ушибленное место.

— Я стучал, — хмыкнул он. — Ты просто не слышала. Очень забавная привычка, кстати. Разговаривать с едой… И зачем ты спрятала рулет? Доставай, я вас представлю друг другу.

— Не смешно, — ответила я, но губы сами по себе расползались в улыбке, уж больно заразным было веселье, которым искрился синий взгляд Даккея.

— Отчего же?

— Сам знаешь. При Почесуне лучше ничего не есть. Чёрный хлеб разве что…

— А, ерунда, — отмахнулся он и вручил мне маленький пузырёк. — В наши дни это заклятие голодом лечат лишь мечтающие похудеть модницы. Тебе это ни к чему. Вот, выпей. А потом мы съедим рулет…

Из-под кровати раздался замогильный стон, и Даккей осёкся.

— Что это было?

Я метнулась к постели, загораживая её юбками, и глупо пропищала:

— Мышь?

— Не думаю, — боевик встал в боевую позицию и начал плести поисковое заклятие. Только этого мне не хватало! Даже если Рогль исчезнет, Даккей всё равно найдёт следы. — Мало того, уверен — это ещё одна проказа. Вроде Почесуна, от которого мы тебя избавим через минуту.

Он точно его найдёт! Изловит. Напугает. Возможно, поранит даже. Боевики так не сдержаны, когда дело касается демонов, пусть даже маленьких и совершенно безвредных… Ничем трагичным это не закончится, надеюсь. Но мне потом придётся целый год слушать нытьё про амбары.

Но что же делать? В отчаянии я сжала руки в кулаки и громко выкрикнула:

— Алан!

От неожиданности Даккей вздрогнул, ошибся в плетении и рассыпавшееся заклятие сорвалось с его рук безвредной магической кляксой.

— Со своими мышами я сама разберусь. Ладно?

— Уверена?

Он смотрел на меня задумчиво, а я под этим взглядом отчего-то почувствовала такое яростное смущение, что даже забыла о Почесуне.

— Да.

И снова странная пауза, заполненная тяжёлым молчанием.

— Ну что ж… В конце концов, ты же закончила бойфак. И при желании справишься не только с мышами, но и с целым отрядом боевиков…

Я неуверенно улыбнулась, переступая с ноги на ногу и чувствуя себя донельзя неловко.

— Именно так.

— Тогда не буду навязываться.

Оправил сюртук, проверил в порядке ли манжеты, а затем заложил руки за спину и с насмешливым ожиданием посмотрел на меня.

— Ну? — кивнул на пузырёк, который принёс с собой и который отставил на край стола, когда Рогль так искренне переживал о судьбе мясного рулета. — Чего ты ждёшь? Пей лекарство, доставай угощение и показывай, что было в пакете, который тебе принесли на последней лекции.

— Может, это личное, — по-прежнему смущаясь, пробормотала я, а Даккей фыркнул. — Что?

— Вчера я видел в академии твоего брата, — пояснил он. — Хочешь сказать, что ни о чём ему не рассказала?

Волна злого раздражения поднялась откуда-то из глубин моей души, но почти сразу осела невесомой пеной, оставляя, впрочем, неприятный осадок. Откуда только этот Даккей так быстро успел меня узнать?

— Хочу, чтобы ты поведал, откуда взялось лекарство от Почесуна. Отродясь его ни у кого не было!

— Откуда, откуда… — внезапно сконфузился боевик. — Оттуда. Не думаешь же ты на самом деле, что у создателя заклятия нет средства, как надёжно и безболезненно от него избавиться?

Я в изумлении распахнула глаза и позорно разинула рот, как деревенщина, впервые увидевшая статую Великого Командора в столичном порту.

И он говорит об этом вот так, между делом, как о ничего не значащей безделице.

— Ты придумал Почесуна?

Даккей закатил глаза и проворчал:

— Можно подумать, ты не делала ничего, за что потом было бы мучительно стыдно.

— Но не заклятия.

— Слабые заклятия каждый день придумывают. Не верь учебникам. И не смотри на меня так.

Задумался на несколько секунд, удивлённо приподняв одну бровь, и добавил задумчиво:

— Или смотри.

Мои измученные Почесуном щёки полыхнули так, что я едва не застонала! Молча взяла пузырёк с лекарством и так же молча опрокинула его в себя, сразу же закашлявшись.

— Это виски!

— Вообще-то, бренди, — хмыкнул Даккей, легонько похлопывая меня по спине. — Заговорённый. Я всем другим напиткам предпочитаю именно его.

— Гадость какая…

— Не скажи, — окинул меня ещё одним смущающим взглядом и удобно устроился в моём любимом кресле. — Прекрасный напиток.

— Предпочитаю чай, — буркнула я и, отвернувшись, принялась разжигать огонь под котелком. Достала чашки. Выложила на стол рулет, краснея из-за того, что не могу предложить каких-то ещё угощений.

Улыбающийся Даккей между тем постукивал длинными пальцами по подлокотникам и недовольным не выглядел.

Вода в котелке начала потихоньку закипать, и я взяла в руки пакет от Бреда и устроилась в кресле напротив.

Глава 12

В КОТОРОЙ ГЕРОИНЯ ГОТОВИТ ХОЛОДНОЕ БЛЮДО

Вода в котелке уютно булькала, Даккей сосредоточенно вчитывался в добытые Бредом списки, а я придирчиво рассматривала своё отражение в переговорном зеркале и удивлённо крутила головой. Ну и ну… И пяти минут не прошло, а от зуда и красных отметин на моих щеках не осталось ни следа…

В детстве, да и в юности тоже, мы с Бредом придумали много чего. Начать хотя бы с сети, которая объединяет все зеркала в академии. Но что это были за придумки? Мелочёвка. Тут немножко усилить, там подкрутить, здесь задействовать две стихии вместо одной… Все наши изобретения так или иначе базировались на основе старого, давно и всем известного заклинания.

Даккей же Почесуна создал с нуля!

— По-прежнему хороша, — ворвался в мои размышления голос боевика. — Можешь мне поверить.

— А?

Боевик поднял взгляд от бумаг и проговорил:

— Даже лучше стала. Капелька бренди придала блеску твоим глазам… Румянец приписываю смущению, но тебе идёт. — И пока я боролась с желанием надеть котелок с кипятком на его самодовольною морду как ни в чём ни бывало вернулся к списку ингредиентов. — Помнится, ты хвасталась своими отличными знаниями по всем предметам, что когда-либо читали в БИА?

Я всыпала в кипяток смесь из семи видов трав, лесных ягод и заварки и проворчала:

— Не по всем.

— Исправь, если я ошибаюсь, — невозмутимо продолжил Даккей, — ягоды мёртвого дерева ведь долго не хранятся?

— Это как посмотреть, — возразила я и фирменным наставницким тоном, позаимствованным у любимого нурэ Гоидриха, пояснила:

— Что в твоём представлении «долго»? Пять лет? Полгода? Ягоды мёртвого дерева созревают в Ночь поминовения Предков и снимать их с дерева можно в период с полуночи до четырёх утра. Плоды рекомендуется оставить на семь дней в тёмном, прохладном месте в серебряной или медной посуде. По истечении этого срока их нужно либо немедленно переработать, либо переложить в стекло, которое поможет ягодам сохранять свои свойства ещё пять месяцев… Я сказала что-то смешное? Почему ты так улыбаешься?

Он не просто улыбался, он уже почти хохотал, морща нос и кусая губы.

— Да ты издеваешься надо мной, Даккей!

— Предки меня упаси! Даже не думал! Это всё от восторга! Я искренне восторгаюсь глубиной и разнообразием ваших знаний, наставница, — чинно проговорил боевик, но на последнем слове всё же сорвался и заржал.

Я молча потушила огонь под котелком.

— Кстати, вы уже раз проговорились, что знаете моё имя. Не стесняйтесь им пользоваться.

Не говоря ни слова разлила чай по чашкам.

— Бренди?

Отрезала кусочек от мясного рулета.

— Просто ты очень забавно пародировала нурэ Гоидриха. Не смог сдержаться.

Переложила угощение на тарелочку с букетом незабудок в центре и пододвинула его к Даккею.

— А зачем про ягоды спрашивал?

Боевик сверкнул глазами, принимая моё безмолвное прощение и заговорщицки произнёс:

— Спорим, именно этого ингредиента не будет ни в одной из аптек страны?

Рука с занесённым над рулетом ножом застыла в воздухе.

— Их в аптеках вообще не продают, — почему-то шёпотом призналась я. — Уж больно хлопотно ягоды хранить, да и разрешение на сбор ягод баснословно дорогое.

— А сколько в Империи мёртвых деревьев осталось? — Даккей зажмурился и разве что мурлыкать от удовольствия не начал. Я же, кажется, начала понимать причины его повышенного настроения. — Десять?

Мёртвое дерево — это самое необычное дерево нашего мира. Листья его по форме напоминают ладонь и такие огромные, что под одним легко могут спрятаться два взрослых человека. Цвет листьев передаёт все возможные оттенки крови: от розовато-лилового до тёмно-бурого. А кора у этого дерева тёплая и мягкая, как человеческая кожа, и если на ней сделать надрез, то из него начнёт сочиться чёрный, как дёготь, густоватый сок.

И самое главное. Посадить это дерево невозможно. Оно само взрастёт, даже на неплодородной земле, даже в каменной пустоши или в пустыне, если на этом месте когда-то была пролита последняя капля монаршей крови.

Ну и на могилах императоров и королей они тоже растут.

— Одиннадцать, — исправила я Даккея. — Шесть в императорском некрополе, два в «Солёном ветре», в Оранжерее императорского ботанического сада и на Кладбище Монархов по одному и последнее — в БИА. Самое молодое из всех. Первый ректор академии был императорским бастардом, умер здесь, здесь же и похоронен, но дерево проросло лишь несколько лет назад. В этом году нурэ Дербхэйл ждёт первых плодов…

Глаза Даккея азартно сверкнули.

— Как думаешь, — заговорщицким шёпотом поинтересовался он, — сколько шансов, что наш злоумышленник захочет получить ягоды именно с этого дерева?

— Девяносто восемь из ста! Устроим засаду?

— УстроЮ засаду. — Боевик покачал головой. — Поможешь?

— Я?

— Ага. Как-нибудь ненароком намекни старику Дербхэйлу, что мне позарез нужно углубить знания в области алхимии. Я бы и по своим каналам мог выбить справку за подписью императора, да боюсь внимание привлекать. Организуешь?

— Подумаю, что можно с этим сделать.

Даккей пробыл у меня ещё около часа. За это время мы успели напиться чаю, съесть почти весь рулет и скрупулёзно изучить добытый Бредом список, к сожалению, не найдя в нём больше ничего, что могло бы помочь делу.

— Не будем расстраиваться, — поспешил утешить меня боевик, заметив, что я весьма неосмотрительно погрустнела. — До Ночи поминовения Предков осталось чуть больше недели. Успеем и сами подготовиться, и с засадой определиться. Ну или злодей проявит себя раньше.

— К тому же других идей у нас всё равно нет, — согласилась я.

Когда я, проводив боевика до дверей, осталась одна, то первым делом попыталась задобрить Рогля. Обиженный демон затаился под кроватью и одаривать меня своим прощением не спешил, но на остатки рулета купился. Выбрался наружу, небрежно-ленивой походкой доковылял до стола и, забравшись на столешницу, хмуро заметил:

— Могли бы нам и побольше кусочек оставить. Тут же даже не на зуб, на ползубика разве что…

Роглевские «ползубика» навскидку весили примерно как половина самого Рогля, но я решила в этот раз оставить последнее слово за демоном и, тихонечко хмыкнув, достала из шкафа набор юного алхимика, семнадцать белоснежных бумажных листов и заговорённое перо, чтобы приготовиться к пятничным лекциям. Работы было много, но трудности меня не пугали. Мало того, отмеряя мензуркой нужные ингредиенты и смешивая их в своём многофункциональном котелке, я улыбалась, мурлыча незатейливую мелодию и благосклонно поглядывая на вещавшего о закромах Рогля.

Настроение было настолько хорошим, что даже не хотелось напоминать поганцу о заключённом соглашении. Да и магия с ним! Не завтра — послезавтра меня либо мелкие лентяи разозлят, либо взрослые раздолбаи до ручки доведут, тогда-то я и припомню всё этому мелкому приживале. Заодно и негатив солью. А что? Рогль привык, за столько-то лет. К тому же, он ведь демон, а демоны не только пряниками да ворованными грибочками питаются, для них сила магии — лучший деликатес. Особенно, если отданный добровольно.

Впрочем, те демоны, что получили право на жизнь по эту сторону разлома, только так магией и могли кормиться. Поэтому и устраивались на работу. Школьными, домовыми, водяными, лесовиками, садовыми даже. Впрочем, в «Хижине» никого из этой братии не было — с ними я уже в БИА познакомилась.

Мы с Бредом долго не могли понять, как это папенька Рогля не учуял, да так и не смогли разгадать эту загадку.

— Рогль, скажи, — вспомнив наши с братом давнишние рассуждения, спросила я, — а вот если б тебе на работу пришлось устраиваться, ты б куда пошёл? В кухонных или в амбарных?

Демон осёкся на полуслове и посмотрел на меня с укоризной:

— Обидеть нас каждый может, твоя правда, — произнёс он, щедро плеснув острой обиды в голос. — Нам не впервой. Не хочешь слушать про амбары — ладно, понимаем, нашим запасам многие завидуют… Но зачем вот так вот, а? Можно же было просто напомнить про договор…

Посмотрел ещё так укоризненно, что я внезапно почувствовала себя виноватой.

— Да я же не поэтому вообще!

— Мы так и поняли, — буркнул демон, сверкая глазами.

— Рогль! Да ё-моё! Стой!

Но он уже исчез. Обиделся. И ведь не появится же, мерзавец, пока меня совесть до полусмерти не загрызёт!

А ведь такое отличное было настроение! Я почти закончила формулу, которая улучшила бы Даккеевский Почесун, переместив зудящие отметины с лица на другие части тела. А теперь хоть с самого начала всё начинай, ибо производить магические эксперименты на дурном глазу — это чистой воды самоубийство.

— Вот же Бездна! — выругалась я вслух, и в тот же момент услышала, как хрустит, привлекая моё внимание, переговорное зеркало. — Ох ты ж…

Сорвалась с места и, придерживая юбку одной рукой, подбежала к старинному артефакту, который мастер-создатель наделил на диво отвратительным характером. Чуть что не так, средство магических переговоров немедля начинало сбоить, покрывалось сетью мелких трещин и скрипело так, что даже многочисленные привидения, обитавшие в стенах БИА, пугались и прятались по щелям и затянутым вековой паутиной углам.

— Мотылёк? — прохрипел сквозь зеркальный скрип и треск голос Бреда, и я стукнула кулаком по раме, поторапливая магические каналы.

— А ты кого ожидал увидеть? — Изображение братца дёрнулось раз-другой, после чего сложилось в нормальную картинку. — Что родители? Рассказал?

Бред качнул головой и виновато улыбнулся.

— Не смог. И ты не говори.

Я огорчённо нахмурилась, но брат не дал мне возможности попенять ему за трусость и малодушие. Спросил, с медвежьей грацией уводя разговор в сторону:

— Показала Даккею моё письмо? Что он сказал?

— Вот у него и спрашивай, если тебе так не терпится узнать! — проворчала я. — И вообще, в следующий раз сразу ему всё высылай. Роль переговорного зеркала мне не к лицу, знаешь ли.

— Знаю, — негромко рассмеялся он. — В оперу прикажешь мне тоже с ним идти? Я бы и не возражал, выпили бы вискарика…

— Даккей предпочитает бренди.

— Всхрапнули бы вдвоём в лоджии… Что ты говоришь?

— Ерунда.

— Да?.. Ну, ладно… А что я хотел сказать? А! Вспомнил! Говорю, всхрапнули бы с ним в лоджии, потом покутили бы до утра… Да, боюсь, Даккей откажется. Во-первых, в приглашении написано: «Нурэ Бред Альфус Алларэй с дамой». Он на полголовы выше меня ростом, ему не пойдёт платье. А во-вторых, в БИА режим для студентов. Не позволят кутить до утра.

Я закусила щёку, маскируя улыбкой смущение, и отвела глаза в сторону.

— Так что скажешь?

Я вздохнула.

— Нормально всё. Даккей просил поблагодарить тебя от его имени… Я подробности тебе потом расскажу, при личной встрече. Бред?

— Да, Мотылёк?

— Помоги формулу Почесуна переделать, а? Чтоб его не на щёки выплеснуло, а на… другое место. Я в расчётах запуталась.

Брови братца взлетели вверх и спрятались под соломенной чёлкой, а цепкий взгляд подозрительно впился в моё лицо.

— На какое место? — уточнил он, а я игриво шевельнула бровями. — Тебя кто-то обидел?

Уж и не знаю, из чего брат вывел своё заключение. Я проверяла, следов ясельной диверсии на моём лице не осталось. С другой стороны братец меня всегда насквозь видел.

— Бред…

— Хочешь, я приеду и поговорю с ними?

Под «ними» братишка, естественно, подразумевал ясельников, и я тяжело вздохнула.

— Брен, родная, ты пойми! Они же мне не откажут. Одно твоё слово и… Впрочем, ты никогда не умела просить. Я помню. — Бред принял решение и по привычке вытянулся в струну, поправляя воротник и убирая длинные волосы от лица. — Я сам, сам разберусь, раз… В том смысле, что никто не смеет мою сестру…

— Бред! — рявкнула я и братец осёкся с виноватой рожей. — Ты в самом деле думаешь, что я не могу постоять за себя?

Он вздохнул.

— Давай свою формулу. Вместе посмотрим.

Ну и, конечно, при помощи моего гениального братца я досмотрелась до нужного момента, а Бред, узнав о том, что от Почесуна, оказывается, есть лекарство, придумал, как сделать так, чтобы оно помогало лишь в случае наружного применения.

— Бред, ты зверь! — Как ни старалась, я не смогла удержать восторженной улыбки. — Щипать же будет!

— И очень сильно! — довольно заржал он, а я подхватила его смех. — Только не говори, что тебя это расстраивает.

— Уговорил, не скажу.

— К тому же, — продолжал веселиться он. — Представь, их рожи, когда они станут твоим лекарством друг другу голые задницы намазывать… Проклятье бездны! Я просто обязан это увидеть! Мотылёк, ты ведь позовёшь меня, когда всё случится?..

Я рассмеялась. Мы поболтали ещё немного о разной ерунде, а затем стали прощаться.

— Спокойной ночи, Мотылёк, — пожелал Бред.

— Спокойной, мой самый любимый мужчина в мире, — послала воздушный поцелуй я.

Принято считать, что месть лучше подавать холодной, с острым соусом и под игристое вино. От вина я решила отказаться, а вот основное блюдо отложила до понедельника.

Четверг и пятница прошли спокойно. Разве что нурэ Гойдрих подозрительно щурился, нарезая вокруг меня круги большую половину четверга, а к вечеру всё же вызвал на ковёр и обиженно заявил:

— Вот если бы я не знал, что Почесун не Алларэевских ручек придумка, после сегодняшнего точно бы решил, что вы с братцем и там отметились. Но я-то знаю! Отсюда вопрос. И не стыдно тебе?

— А?

— Скрывать от наставника средство излечения. Не ожидал от тебя, Бренди! Прямо скажу, не ожидал…

— Да я и не знала! — взвыла я. — Честно-пречестно!

— А сейчас знаешь? — вскинулся ректор.

Я виновато отвела глаза и промямлила:

— Это не моя тайна… я не могу вот так просто… Мне нужно попросить разрешение…

— Родного ректора, наставника за нос водить, — тут же вернулся к патетическому тону нурэ Гоидрих. — Куда катится мир?..

И добавил, на корню запоров всю трагичность момента:

— Ступай к казначею, предательница. Я распорядился, чтобы тебе аванс выдали.

Второй неприятностью этих дней, как и следовало ожидать, оказались боевики. На лекциях они рассматривали меня внимательнее обычного, удивлённо перешёптывались да укоризненно косились на Айерти, мол, как же так, чувак! За свои слова отвечать надо…

Ну, то есть, я предпочитала думать, что эти взгляды означали именно это, а если учесть, что за утро пятницы я отразила более десяти Почесунов, смею надеяться, мои подозрения были недалеки от истины.

Все выходные я просидела над конспектами, готовясь к следующей учебной неделе, а в понедельник рано утром — я едва-едва успела умыться — в дверь моей комнаты настойчиво и громко постучали.

За порогом обнаружился Даккей.

Злой, как медведь, покусанный сотней пчёл. Или возможно, как пчела, на чей улей напал медведь.

— Ничего не хочешь мне сказать? — спросил он и потряс перед моим лицом чем-то небольшим и пушистым.

— Не уверена.

Я выглянула в коридор и, убедившись, что никто из студенток за нами не наблюдает, втянула боевика внутрь.

— А должна?

— Не знаю, — буркнул Даккей и брезгливо швырнул на мой стол то, что принёс. — Вот. Полюбуйся.

Любоваться мне предлагалось на мышь. Грызун был явно не вполне здоров или даже контужен, двигался зигзагами, прихрамывая сразу на четыре лапы, и странно дёргал носом.

— Ты бы её к целителю отнёс, — запахивая поплотнее халат, посоветовала я. — Выглядит так себе…

— К целителю?!

Клянусь, Даккей умудрился это слово прорычать, и будь на моём месте более пугливая барышня, она бы, несомненно, взвизгнула от испуга. Я же глянула через плечо на дверь, проверяя, плотно ли та заперта, и уверенно кивнула:

— Да.

Боевик на мгновение прикрыл глаза, а потом обжёг меня синевой своего взгляда и совершенно неожиданно выдал:

— Твои студенты меня доконают.

Я моргнула. Мышь ковыляла кругами вокруг котелка, подёргивала носом и всё ещё вела себя не так, как положено мышам.

— А?

— Даже не знаю, злиться мне или смеяться…

Я всё ещё не понимала, в чём дело, и боевик, устало вздохнув, провёл по измятому лицу рукой, а потом поинтересовался:

— Соль у тебя есть?

Молча подала ему солонку.

— Спасибо, — поблагодарил Даккей и, откинув крышечку, начертил вокруг инвалида-мышонка соляной круг. Зверёныш ткнулся в линию крошечным носом, шарахнулся назад, а потом задрал кверху мордочку и утробно завыл.

Я даже икнула от испуга.

— Что это?

— Зомби, — озвучил очевидное Даккей. — Больше суток мне жизни не дают. Мыши, крысы, муравьи, бабочки, гусеницы… Лезут изо всех дыр! У меня комната в рай некроманта-недоучки превратилась!.. Нет, поначалу это было даже весело. С насекомыми я справился без труда, но когда пошла тяжёлая артиллерия… — Он развёл руками. Плюхнулся на стул. Широко зевнул. — Я не выспался, устал!.. Узнает кто — засмеют… Приоткрой завесу тайны, а? Кто из твоих подопечных и за что мстит мне на этот раз?

— Да с чего ты…

— С того, что взрослые люди до такого бардака не додумаются, — пробухтел, устало откидывая голову на спинку кресла. — А инцидент с детьми у меня уже раз случился.

Я виновато почесала кончик носа, и полезла в холодильный шкаф за сыром и ветчиной, достала свежую выпечку, которую мне Рогль регулярно поставляет из академической пекарни, зажгла огонь под котелком, и только после этого спросила:

— Можешь упокоить беднягу?

Мышь уже не выла, но качалась из стороны в сторону, не спуская с боевика яростного и мёртвого взгляда.

— Не могу, — Даккей дёрнул плечом и добавил ворчливо:

— Я же огневик, а не некромант.

Он всё ещё злился, но я видела, что взгляд его при виде угощений немножечко потеплел.

— Тогда нам, конечно же, стоит обратиться к специалисту, — подвела итог и подтолкнула к гостю коробочку, в которой хранила мешочки с чаем и разными вкусными, ароматными и исключительно полезными травками. — Ты пока приготовь тут всё. Я не надолго. За полчасика управлюсь.

Но получаса мне не понадобилась. Искомый некромант — совершенно случайно! — отирался возле входа на женский этаж.

— Иди-ка сюда! — я схватила Джону Дойла за рукав и затолкала в неприметную нишу на лестничной клетке. — Я тебе разве не передавала слова ректора о лабораторных материалах?

— Нажаловался уже! — профырчал Джона, вмиг разгадав причины моего недовольства и даже не думая отпираться. — Между прочим, они не лабораторные, а совершенно точно и абсолютно мои. Сам поднял. Без наставника.

Эх, эту бы энергию да в мирное русло!

— Но зачем?!

— А нечего! — Упрямо задрал подбородок. — Агаву обидел, вам нахамил… Аж два раза. Ну и вообще. Про ночь Илайи расспрашивал… Чего он тут вынюхивает? Пусть убирается туда, откуда пришёл!!

И смех, и грех. Честное слово! И вот как теперь злиться на этого защитника женской чести и достоинства?

Мимо нас, косясь от любопытства, пробежала пара девчонок, и я потребовала:

— Руку дай. — Начертила на мальчишечьей ладони руну, дозволяющую входить на женский этаж. — А теперь бегом за мной!

Думала заартачится, но Джона исполнительно выдвинулся из ниши. И не успела я удивиться такой прилежности, как этот некромант-недоучка проворчал:

— Женщины… Я, можно сказать, со всей душой. Как лучше хотел. Чтобы другим неповадно было… А она жаловаться.

— Сначала жаловаться, — исправила я, не оборачиваясь. — А потом пороть.

— А?

— Розгами.

— Ро… ро…

— За длинный язык и отсутствие мозгов! Учишь вас учишь, а мозгов как не было, так и нет.

Джона возмущённо засопел, а я в бешенстве ударила кулаком по ладони и, оглянувшись, прошипела, пользуясь тем, что в коридоре снова никого не было:

— Ты хотя бы представляешь себе, чего мне стоило отстоять тебя у ректора после ночи Кровавого Жениха? И вот ты снова! Объясняла же! Хочешь пошалить — делай это так, чтобы не причинять вреда здоровью и не оставлять следов! И что ты?

— А что я?

На меня Джона не смотрел — любовался своими ботинками.

— Оставляешь за собой такой жирный хвост, что тебя по нему даже слепой найдёт!

Мальчишка молчал, а я таки не сдержалась, отвесила ему хорошенький подзатыльник. Балбес даже не пикнул, понимая, что за дело.

— Сейчас заходишь, упокаиваешь несчастную мышь, извиняешься… — Он вскинулся, но я погрозила кулаком, припечатав:

— Извиняешься, я сказала! Джона, мне очень приятна твоя забота. Это правда. Но впредь, пожалуйста, вставай на мою защиту лишь тогда, когда я тебя об этом попрошу. Договорились?

Он глянул на меня из-под насупленных бровей и нехотя кивнул.

— Вот и отлично. Осталось только напомнить Даккею, что бить детей не педагогично…

Джона вздохнул, а я немножко подумала и добавила:

— И реферат мне напишешь по магическим следам, раз уж тебе свободное время девать некуда.

— Напишу…

И зыркнул из-под бровей обиженно.

Извинялся Джона забавно, так прощения попросил, что мне на секундочку показалось, что он Даккея проклял. А боевик? Даром, что взрослый, а такой же балбес, сощурился мстительно и вместо того, чтобы извинения принять, буркнул:

— Всыпать бы тебе… Да это не мой метод.

Джона криво ухмыльнулся, всем своим видом показывая, что он думает по поводу замечания боевика, забрал своего мертвеца и, демонстративно вежливо попрощавшись лишь со мной, вышел из комнаты.

— Ты же не собираешься мстить ребёнку?

— Ребёнку — не собираюсь, — милостиво согласился Даккей и ловко, прямо из котелка, разлил по приготовленным чашкам чай. — И раз ты угощаешь меня завтраком — с меня ужин. Закажу всё в «Бобре» и попрошу, чтобы в БИА доставили. Не возражаешь?

— Там хорошо кормят, — припомнила я. Роглю в прошлый раз страх до чего понравилось. Может, и в этот раз скорее отойдёт, а то обиделся не пойми на что, и носу не кажет. Я даже заскучала без историй об амбарах…

Когда Даккей ушёл, я переоделась, вооружилась опросными листами, которые зарядила специальной защитой от списывания, и с высоко поднятой головой отправилась в учебный корпус.

Глава 13

В КОТОРОЙ ГЕРОИНЯ РЕШАЕТСЯ НА СВИДАНИЕ

Боевики, хоть я и не единожды просила их этого не делать, ожидали меня в лекционной зале, разве что Даккей стоял в коридоре, прислонившись плечом к колонне и без особого интереса рассматривал осенний пейзаж за окном.

— Остальные уже внутри, — сообщил он, когда я незаметной мышкой пыталась проскочить мимо него.

Я замерла. Взявшись одной рукой за дверную ручку и, не оборачиваясь, спросила почему-то шёпотом:

— А ты почему здесь?

— Потому что вы, нурэ Алларэй, ещё в первый день занятий попросили, чтобы мы ждали начала лекции по эту сторону лекционной залы.

И это было чистой правдой. Тогда почему от низкого негромкого голоса у меня дрожат коленки, а во рту такое странное чувство, словно невидимые призрачные бабочки своими крылышками ласково щекочут моё нёбо?

Я прокашлялась и, отвернув голову от двери, но по-прежнему не глядя на Даккея, спросила:

— Почему, когда ты говоришь мне «нурэ» или «наставница», у меня всегда возникает такое странное чувство, будто ты хочешь надо мной посмеяться?

— Потому что ты ко мне предвзята, — близко, настолько, что я затылком почувствовала короткий смешок, ответил боевик, а я была вынуждена ухватиться рукой за косяк, чтобы не упасть с внезапно ставших ватными ног.

Во имя магии! Я же с ним всё утро провела! И ещё была ночь неделю назад (половина ночи). И вечер, когда он поил меня лекарством от Почесуна… Быть может, меня снова чем-то прокляли? Или всё же этот странный недуг имеет совсем иное происхождение?

— Позвольте открыть вам дверь, наставница.

И всё-таки он издевается!

— Спасибо.

Шагнула в распахнутую дверь, дождалась, пока Даккей займёт своё место, и после этого произнесла, добавив в голос изрядное количество льда:

— Я ведь не раз просила, господа, чтобы вы не заходили в залу до звонка. Так сложно? Вы хуже неразумных детей, честное слово…

Заняла своё место за кафедрой и объявила:

— И вопреки всему желаю вам хорошего дня. Здравствуйте. Сегодня, как и обещала, я приготовила для вас нечто вроде проверочной работы.

Неважно, сколько лет студентам. На эту фразу они реагируют одинаково недовольным ворчанием. Которое я, конечно же, совершенно естественно проигнорировала.

— Всю прошлую неделю я собирала сведения об уровне ваших знаний и теперь хочу убедиться в верности своих выводов. Поэтому мною были составлены опросные листы, на основе которых мы сможем разработать индивидуальную программу для каждого из вас. Здесь сорок вопросов на разные темы. Постарайтесь ответить максимально полно. Во времени не ограничиваю. Если понадобится, мы можем посвятить этому целый день. У меня только одна просьба…

Я планировала попросить у боевиков Магическую клятву. Надеялась, что те из них, кто не имел отношения к Почесуну, не откажутся её принести. Не хотелось бы причинять неудобство тем из ясельников, которые и в самом деле приехали в БИА учиться, а не проклинать своих наставников дурацкими детскими заклятиями.

Однако договорить до конца мне не позволила пронзительная трель звонков и полный ужаса вопль, долетевший откуда-то из коридора:

— Проры-ыв!!

Дальше помню смутно.

Помню, как в моём мозгу сорвало печать, от осознания того, что лично для меня могут означать эти слова, помню, как магия выплеснулась через испуганный вскрик, фонтаном брызнула с кончиков пальцев, разливаясь вокруг и, как извержение вулкана, огнедышащей лавой уничтожая все защиты, плетения, все чужеродные заготовки, оставляя за собой пепелище инородных заклинаний и мягкой волной обтекая те, которые имели отношение к фамилии Алларэй. К живым и к мёртвым.

…К мёртвым.

Не уверена, но, кажется, я что-то кричала. Кто-то хватал меня за руки, отчаянно ругаясь. Были слышны звуки драки, а я думала лишь о брате. Для целого мира прорыв — это новая война, а для меня… для меня это… это…

О, Бред… Мерзавец ты такой! Как я теперь расскажу об этом родителям?

Вот после этой мысли я точно закричала. И вроде бы кто-то ударил меня по лицу.

— Проклятие бездны…

— Дак, это всего лишь… Да твою же…

Звуки драки…

— Арканом вяжи этого бешеного!

— Дверь, дверь держи! Пока не…

И снова ругань…

А я всё кричала, и кричала, и кричала, и через мой голос из меня выливалась сила магии Алларэев. Завтра она восстановится, а сегодня… Сегодня…

Внезапно мне в лицо плеснуло чем-то обжигающе ледяным и я, приходя в себя, прокричала с надрывом:

— Во имя предков!!

И после этих слов в лекционной зале грянул гром — на этот раз настоящий, ибо я от него едва не оглохла. А затем наступила тишина, и одновременно с её приходом у меня почему-то отчаянно зачесался зад.

Так сильно, что от того, чтобы задрать юбки и расчесать кожу до крови, меня удержал лишь испуг, горе и четыре десятка перепуганных глаз.

— Нурэ Алларэй, вы пришли в себя?

Я повернула голову и посмотрела на Винчеля — именно он произнёс эти слова, стоя прямо надо мной (я почему-то лежала на полу посреди лекционной залы) и с виноватым видом почёсывая себя чуть ниже спины.

— Ради магии и предков, прости нас, дураков. Идиотская вышла шутка.

— Шутка?

Я оперлась на чью-то руку, чтобы принять сидячее положение и неуверенно повторила вдруг ставшее незнакомым слово:

— Шутка?

— Ты просто была такой серьёзной, малышка. — Я перевела взгляд на темноглазого любителя лягушек Колума Грира. — Такой уверенной в себе… Вот мы и подумали, что было бы здорово такую крутышку-конфетку хотя бы на миг перенести на Предел.

Я провела ослабевшей рукой по лицу и сморгнула несвоевременные слёзы.

— А то же ты только думаешь, что знаешь, как демоны выглядят. А войны в глаза не видела никогда…

— И смотришь на нас свысока…

— И думаешь, что лучше нас…

— А я с самого начала говорил, что эта шутка идиотская… Дак, кажется, сломал мне нос…

Шутка… Шутка… Шутка? Шутка!

— Прости нас, нурэ Алларэй. А?

— Проклятье! Только у меня так невыносимо чешется задница?

По-моему, именно эти слова помогли мне поверить в реальность происходящего. Я стряхнула со своего тела чужие руки и споро поднялась с пола. В зале очень сильно пахло грозой, сгоревшим деревом и кровью. Для страховки оперлась обеими руками о край ближайшей парты и из стороны в сторону помотала головой.

Кто сказал, что месть нужно подавать холодной? Горячая — самое то.

Во имя магии! Неужели всё это было лишь глупой шуткой? Что должно быть в головах у взрослых мужиков, — а ведь все они намного старше меня! — чтобы устроить такое? Я отказывалась в это верить, но всё указывало на то, что боевики, потерпев поражение с Почесуном, решили проучить меня по-другому. Каким-то образом заговорили магический фон, чтобы я не почувствовала подставы, и устроили пародию на прорыв.

Иллюзию.

У меня же от этого полностью сорвало крышу — у любого бы сорвало на моём месте — и в результате я устроила настоящую магическую бурю. Потеряла контроль над силой, и она с радостью хлынула в окружающий мир, словно высокая волна, которую уже ничем не сдержать, не разделяя людей на правых и виноватых, щедро отвешивая от моего блюда мести всем — и даже мне.

Остатки магии заискрили на кончиках моих пальцев, и я точно приложила бы этих идиотов чем-нибудь забористым, но…

Но тут мой зад зачесался по-настоящему сильно! Я аж подпрыгнула!

— Чтоб вас всех… — тряхнув головой, прошипела я, и боевики шарахнулись от меня, как от зачумлённой. Чесались уже, совершенно не скрываясь, абсолютно все, но меня это, по понятным причинам, абсолютно не радовало. — Предками клянусь, ещё одна выходка с вашей стороны — и я пожалуюсь императору. В конце концов, не все достойны диплома об академическом образовании, кому-то нужно и конюшни чистить…

Внезапно я поняла, что задохнусь, если немедленно не выйду из лекционной залы, прижала пальцы к губам и едва ли не бегом бросилась к выходу. Несколько раз дёрнула за ручку, но то ли замок заклинило, то ли силы мои — и магические, и физические — были уже на пределе, однако справиться с этой преградой я никак не могла.

Едва не плача от досады, из последних сил удерживая себя от того, чтобы не начать чесаться, я подняла руку, собираясь остатками магии сорвать дверь с петель, но мне внезапно помогли, ударив встречной волной из коридора.

Я пошатнулась, но уже в следующую секунду крепкие руки прижали меня к твёрдой мужской груди, и я совсем не удивилась, увидев Даккея.

— Как ты здесь оказался? — просипела сквозь намертво стиснутые зубы.

— Спеленали, как младенца, когда всё началось, и за дверь выставили, — проворчал он, мстительно сверкая глазами. — Ты в порядке? Они тебе не навредили? Только пошутили?

— Только?

Два десятка боевиков до глубины души унизили меня своей дурацкой шуткой, как котёнка, потыкали мордочкой в загаженный ковёр.

— Прости. — Алан потёрся кончиком носа о мой висок и погрозил кулаком кому-то, кто попытался сунуться за мной в коридор, а затем, не отпуская меня, зашагал к лестнице. — Они идиоты и шутки у них идиотские. Я догадывался, что они что-то замышляют, но… Надо было не тебя слушать, а магию применить! Шарахнуть по ним Огненным шаром, чтобы впредь неповадно было!

Я плохо слушала, прилагая все силы к тому, чтобы не начать чесать задницу при посторонних. Но когда боевик вместо того, чтобы спуститься по лестнице, стал подниматься, встрепенулась:

— Куда ты меня несёшь?

— К целителю, — коротко бросил он, перепрыгивая сразу через две ступеньки, словно не замечая груза моего тела.

— Не нужно! — взмолилась я, хватая его за руки. — Пожалуйста! У меня всего лишь магическое истощение. Понимаешь?.. И… и… как бы сказать? Мне срочно нужно немножечко бренди.

Даккей замер на площадке между третьим и четвёртым этажом и, по-прежнему хмурясь, уточнил:

— Бренди?

Кажется, он решил, что у меня на почве пережитого немного протекла крыша.

— У тебя ничего не чешется? — шёпотом поинтересовалась я и тут же пояснила:

— Это магия рода. В момент опасности она может вырваться и, если её не контролировать, способна уничтожить все чужеродные заклятия, ну а свои, наоборот, значительно усилить. А я испугалась — и вот. Теперь чешется, — сморщив нос, совсем уж беззвучно произнесла я. — Сильно. А лекарство я в комнате оставила.

Даккей с минуту смотрел на меня, а потом развернулся вокруг оси и двинулся в обратном направлении.

— И у меня всего лишь магическое истощение, ходить ногами я не разучилась. Правда.

Боевик не стал спорить и опустил меня на пол, правда зачем-то взял за руку, словно боялся, что я от него вдруг убегу. Молча мы спустились в холл учебного корпуса. И только там до меня дошло, почему вокруг нас не носятся с кучей вопросов наставники и не снуют изнывающие от любопытства студенты.

— Иллюзия не вышла за пределы лекционной залы, — произнесла я вслух.

— Не вышла, — согласился Даккей. — Но я это так не оставлю.

— Забей.

Глянул на меня искоса, но я всё равно почувствовала недовольство, раздражение и упрямую решимость стоять на своём до конца.

— Ты прав. Они просто по-идиотски пошутили, но и я, согласись, повела себя, как истеричная девчонка, а не наставница с регалиями.

Даккей шёл молча, никак не реагируя. Но я знала — он не согласен.

Когда пауза затянулась почти до неприличия, боевик всё же заговорил.

— Если бы это и в самом деле был прорыв, — медленно, будто нехотя, проговорил он, — твоя, как ты говоришь, истерика, могла спасти многие жизни. Если бы её кто-нибудь направил в нужное русло, конечно. Поэтому мы сейчас не станем говорить о том, насколько взрослой и продуманной была реакция одной девушки, ни дня не прожившей на Пределе. Лично я предпочитаю обсудить докладную на имя ректора, в которой ты напишешь о случившемся.

Я открыла рот, чтобы возмутиться, и тут же закрыла, потому что Даккей упрямо задрал подбородок и сказал, как отрезал:

— Или я напишу.

Я закатила глаза и незаметно почесала себя пониже спины.

Старалась, чтобы это выглядело так, будто я юбку поправляю, но Даккей, конечно, всё понял, скривился и… повторил мой жест.

— Всё-таки тебя тоже задело.

Я расстроенно цокнула языком, а боевик фыркнул.

— Задело? Задело моим кулаком два носа и одну челюсть, когда несколько моих бывших друзей устроили этот безобразный цирк. А твоей магией, дорогая невеста, меня ещё в лекционной зале не задело, а приложило так, что перед глазами темнеет.

Могилой предков клянусь, мне стало ужасно, просто ужасно стыдно, но вопреки всему я почему-то рассмеялась.

— Извини… — Свободной рукой зажала себе рот, но хохот всё равно прорывался через ладонь. — Это нервное. Я не… не…

— Я понял, — дёрнул уголком рта он и снова почесался.

Ну, хотя бы на докладной больше не настаивает — и то хлеб. Всё равно я писать ничего не буду. Я же не маленькая, чтобы жаловаться?! Это — во-первых. А во-вторых, после такого я с этими полудурками точно никогда общего языка не найду и тем самым оправдаю все те злые шепотки насчёт женщины в БИА, которые уже не раз ловила за время своей работы наставницей.

Мы пересекли внутренний дворик и, дойдя до двери жилого корпуса, немного задержались, когда Даккей, вынимая из кармана ключ, выронил небольшую серебряную флягу…

И тут я совершенно не кстати вспомнила, как мы с Бредом решили изменить лекарство, чтобы его не внутрь принимать, а снаружи мазать, и мысленно застонала. Демоны меня задери! И зачем я пошла у брата на поводу? Что обо мне подумает Даккей, когда я предложу ему спустить штаны, чтобы я могла намазать пострадавшие части…

И главный вопрос: кто намажет меня? Может, Рогль? Может, он и раны боевика согласится обработать?.. Я покосилась на Даккея и с самым невинным видом поинтересовалась:

— А как ты относишься к мелким дружелюбным демонам? Совсем мелким.

И без зазрения совести, пародируя Джону Дойла, развела ладошки в стороны, чтобы обозначить размеры нашего будущего целителя с пушистым хвостом.

— Если они мертвы, то нормально, — подтвердил мои опасения боевик. — А живым, даже дружелюбным, лучше не показываться мне на глаза.

В голове моей всплыли насмешливые слова Бреда.

— Представь, — давился смехом он, — их рожи, когда они станут твоим лекарством друг другу голые задницы намазывать… Проклятье бездны! Я просто обязан это увидеть! Мотылёк, ты ведь позовёшь меня, когда всё случится?..

Действительно, проклятье бездны… Я виновато опустила плечи, а прозорливый Даккей тотчас же принюхался, словно почувствовал, что я что-то скрываю, и подозрительно спросил:

— А ты почему спрашиваешь?

— Так просто. Вдруг интересно стало.

Конечно же он мне не поверил, всю дорогу до моей комнаты я чувствовала на себе его пристальный взгляд и отчаянно старалась придумать, как бы подготовить боевика к знакомству с Роглем. А то, боюсь, если предъявить ему любителя амбаров и краденых окороков без предварительной беседы, чьи-то длинные уши и хвост с кисточкой могут пострадать.

С того момента, как Рогль из-за чего-то обиделся на меня, мы почти не разговаривали. Он появлялся время от времени, чтобы поворчать перед сном или проверить, что у меня к обеду, но я всё ещё чувствовала напряжённость между нами, хоть и не понимала, из-за чего всё. Несколько раз пыталась расспросить своего прожору, но он только прял ушами да топорщил усы.

Страшно представить, что он мне устроит после знакомства с боевиком…

Я выдохнула и, так ничего и не придумав, взялась за ручку двери.

За годы жизни, проведённые рядом с Роглем, мне приходилось видеть его разным. Обиженным — когда я его в розовый цвет перекрасила, счастливым — когда ему удавалось стащить у кухарки особенно жирный и вкусный кусок, перепуганным — когда папенька расставлял ловушки по всей «Хижине» и угрожал спустить с вредителя шкуру. Ехидным, насмешливым, недовольным, игривым, задумчивым, ласковым… Но никогда я не видела его по-настоящему злым и, скажу честно, даже не предполагала, что у моего личного демона есть боевая форма.

Ну, как форма?

Формочка.

Рогли ведь некрупные — где-то посередине между прожорливой мышью-переростком и недокормленной белкой. Пушистые, ушастые, хвостик с кисточкой…

От нового Рогля, которого я увидела, едва успев открыть дверь, разве что хвостик и остался. Ибо прелестные ушки его трансформировались в острые рога, а всё остальное раздулось в шар и покрылось зловещими иглами и костными пластинами, превратив милейшего Рогля в Иглобрюха — самую ядовитую рыбу наших морей. И если рыба хотя бы молчит, угрожающе разевая рот, то демон верещал так, что уши закладывало, при этом молотил по воздуху жуткими по виду когтями и с налёту пытался атаковать обалдевшего и растерявшегося от такого напора Даккея.

Уверена, на Пределе боевику много с чем довелось столкнуться, но не думаю, что его пыталась загрызть бешеная рогатая мышь.

— Рогль, ты спятил? — отойдя от шока воскликнула я и попыталась перехватить летящего в прыжке демона, однако Даккей одной рукой выбросил вперёд Ловушку, а второй легко дёрнул меня на себя, да ещё и зыркнул зло.

— Это Рогль! Он мой, — сбивчиво попыталась объяснить я и стукнула боевика по ладони, когда он попытался создать Огненный шар. — Не смей его трогать!

Демон тем временем в клочья разнёс иллюзорные прутья Ловушки и зарычал, припав передними лапами к земле и явно готовясь к прыжку.

— По-моему, это животное взбесилось, — заметил Даккей, не спуская с Рогля встревоженного взгляда. — К тому же, кажется, у него ядовитые колючки. Ты уверена…

— Уверена! — Я ловко изловила своего демонёнка и крепко прижала к груди. Вырваться он не пытался, но смотрел на Даккея зверем и при этом так шипел, что будь на месте боевика кто-то более пугливый, точно заикой стал бы. — И если ты хотя бы пальцем…

— Это он тебя обидел? — перебил меня Рогль и завертелся ужом. — Он? Я чувствую, он! От него твоей магией пахнет… Пусти, Хозяйка! Мы его на фарш порубим и пирожков из этого фарша налепим!!

Даккей опасливо огляделся по сторонам.

— Их у тебя много что ли?

Я закатила глаза. Знакомство, кажется, пошло по самому худшему из возможных сценариев.

— А ещё пряники наши жрал и не давился, — не затыкался Рогль. — И рулет.

— Рулет вообще-то его был, — для порядка возразила я.

Я спустила Рогля на пол, и там он тотчас же снова выпустил колючки и суетливо забегал по прикроватному коврику. Ну, как забегал? Скорее, начал кататься шаром. Устрашающим маленьким шариком с ядовитыми иголками и рогами. Ну и хвостик с кисточкой тоже был. Хлестал по бокам в манере «лев изволит негодовать».

— До магического истощения довели, ироды! Кому сказать… Да если папенька узнают, оне с меня не только шкуру, оне с меня…

— Ну, хватит. — Я прикусила щеку изнутри, чтобы не заржать. — Обидел меня не он.

— А кто? — В демонических глазах горело демоническое пламя. Если я немедленно не придумаю, как отвлечь этого защитника, то точно начну хохотать, и он со мной ещё неделю разговаривать не будет!

— Рогличек, — льстиво улыбаясь, пропела я, — а хочешь котлет? Сегодня в столовой к обеду котлеты, твои любимые…

Про котлеты я, совершенно очевидно, напомнила зря. Потому что Рогль вновь забегал кругами, зловеще при этом бормоча:

— На фарш! На комбикорм всех…

— Да ничего страшного…

— Ничего страшного? — взвыл он и с шумом принюхался. — Всех найдём! Ракам на корм всех пустим! Говорят, раки на трупятине больно жирными получаются…

И тут за моей спиной раздался задумчивый голос Даккея:

— Полагаю, это и есть твой дружелюбный демон? Очаровательное существо.

Рогль молниеносно оглянулся. Застыл, обводя фигуру боевика полным отвращения взглядом, медленно-медленно втянул в себя шипы и костяные пластины, постепенно принимая привычную моего глазу форму, трансформировал в уши рога, а затем прошипел:

— С-сам ты с-существо! А у нас-с тут испокон веков амбар с-стоял.

И лапой дёрнул, выражая крайнюю степень брезгливости.

Даккей моргнул и вопрошающе глянул на меня. Я пожала плечами. А что тут сказать? Одно радует, если Рогль всё-таки заговорил об амбарах, значит буря миновала — можно дышать спокойно.

Но он, конечно, монстр! Не ожидала от обычно трусоватого демона такого пыла и такого стремления защищать от неприятностей. Приятно, что ни говори.

Кстати, о неприятностях.

— Алан, познакомься, это мой друг и… и… ээ… личный фамиляр Рогль, — включив гостеприимную хозяйку, заулыбалась я. — Рогль — это Алан.

Даккей скривился, Рогль зашипел. Ну, вот и славно.

— Ты проходи, не стесняйся, — махнула я Даккею. — Устраивайся. Я пока лекарство найду. Кажется оно…

— И заодно бокалы, — подсказал Даккей, разваливаясь в моём любимом кресле, которое он уже, кажется, считал своим. Я вздохнула, подавляя досаду, и призналась:

— Бокалы не понадобятся. Средство… э… для наружного применения.

Брови боевика стремительно взлетели вверх, скрывшись под длинной чёлкой, а губы растянулись в удивлённой улыбке.

— Да ты затейница, Бренди Алларэй!

Краска прилила к моим щекам, и я зажмурилась. Предки, как неловко-то!

— Да это Бред всё! Его затея! — попыталась объяснить я, но кто бы меня слушал. Даккей откинулся на спинку кресла, удобно вытянул ноги, заняв почти всё свободное пространство в моей спаленке, заложил руки за голову и мечтательно улыбнулся.

— Наружное, говоришь?.. А что? Это интересно… Неси его скорее, поможем обработать друг другу боевые раны.

— Р-раны?! — прорычал Рогль, вновь припадая на передние лапки. — Где наша большая мясорубка?

Я выругалась сквозь зубы, игнорируя смешливое мужское фырканье.

— Рогль, давай не сейчас, — попросила, перебирая склянки в тумбочке. — Раны другого характера. Почесун у нас. Из-за меня. Случайно получилось…

Демон юркнул мне под руку и заглянул снизу вверх мне в лицо.

— Тот самый Почесун? Там? — Взглядом указал на мою пятую точку, и я виновато улыбнулась.

— И что? — зашептал Рогль, гневно дёргая усами. — Он тебя ТАМ собрался мазать? Да мы ему его мазалки вырвем и к Почесуну в гости отправим.

— А ведь это отличная идея! — хмыкнула я, впервые задумавшись над тем, с чего это братец решил, что боевики станут друг другу свои красные задницы демонстрировать. Они же идиоты, а не инвалиды косорукие. Сами как-нибудь справятся (если им кто-нибудь о лекарстве расскажет, конечно), и я тоже. Сама.

Отыскав нужную бутылочку, я выпрямилась и повернулась к Даккею. Он тут же подскочил и нетерпеливо положил руки на пряжку ремня.

— Ну что? — Сверкнул синим глазом. — Мне раздеваться или дамы вперёд?

Молча перелила часть настойки в пустую чашку и протянула боевику.

— Вот. Добавишь в бренди. У тебя есть, я знаю.

— А у тебя нет? — встрепенулся он. — Я принесу!

— Принеси, — благосклонно кивнула я. — Завтра вечером. Себе. А мне тёмное пиво…

— Рулет проси, рулет! — суфлёрским голосом посоветовал из-за моей спины Рогль. — Нам в прошлый раз почти ничего не осталось!

— Или имбирный сироп. Его очень вкусно в чай добавлять. Самое то после ужина.

Даккей целую долгую минуту смотрел на меня странным взглядом, а потом вкрадчиво уточнил:

— Ты приглашаешь меня на ужин, Бренди Алларэй?

Чувствуя что-то среднее между удивлением и испугом, я кивнула:

— Кажется, да?..

Глава 14

В КОТОРОЙ ГЕРОИНЕ ПРИНОСЯТ ИЗВИНЕНИЯ

— Нурэ Алларэй! — Джона Дойл нагнал меня на улице Лавочников, где покупала гостинцы к сегодняшнему ужину. Не знаю, что на меня нашло, когда я приглашала Даккея в гости, но, как говорится, назвался груздем — полезай в кузов. Так что надо постараться и не ударить в грязь лицом.

Кухарка из меня была та ещё, даже хуже, чем рукодельница. Из еды я с детства умела готовить только чай, но зато маменька всегда хвалила меня за то, как красиво я могла оформить праздничный стол.

Поэтому, когда меня настиг окрик Джоны, я была под завязку загружена пакетами с разными милыми вкусняшками вроде орешков в меду, салфетками и миниатюрными синими цветочками — как раз в цвет глаз моего гостя. Я не специально именно синие выбрала — случайно получилось.

— Джона? Что ты здесь делаешь? Почему раздетый?

Улица Лавочников, конечно, почти примыкала к ограде БИА, но низкое свинцовое небо и промозглый ветер не благоволили к прогулкам в тонких свитерах, пусть поверх них и был повязан ярко-красный шарф.

— Ты с ума сошёл?

— Я за вами следил, — без тени смущения на бледном лице сообщил паршивец, и в чёрных глазах шевельнулось что-то нехорошее. — И пришёл к выводу, что у вас роман. С этим… — Скривился и брезгливо сплюнул себе под ноги. — …вихрастым недоумком из новичков.

— Ты с ума сошёл?

Он отобрал у меня корзинку с покупками и сначала буркнул:

— Помогу.

А потом добавил:

— Чем он лучше меня? Тем, что старше?

Я растерянно моргнула, на этот раз засомневавшись в здравии собственного разума.

— Так я вам скажу, что жалкие девять лет разницы между мужчиной и женщиной — вообще не разница. Хотите я назову вам имена великих женщин, которые взяли в мужья своих учеников?

— Джона! — Я откашлялась и, осторожно подбирая слова, предложила:

— Давай поговорим об этом, когда ты вступишь… эээ… в брачный возраст.

— Ха! — выдохнул он с такой тоской и с таким сарказмом в голосе, что я даже занервничала слегка.

Нет, с одной стороны, как ни крути, приятно! Не важно, сколько лет поклоннику! Молодой и красивой женщине, как любит повторять маменька, прихорашиваясь у зеркала, любой знак внимания приятен, что от старика, что от младенца. Но, во-первых Джона совсем не старик и уже далеко не младенец. А во-вторых, он же мой ученик!..

— Я бы подождал, — бухтел Джона, стараясь идти по бордюру, чтобы казаться выше. Уверена, когда-нибудь этот парень вымахает — будь здоров! — но пока я была на целую голову выше своего ухажёра и, откровенно говоря, не знала, как себя теперь вести. То ли вжать голову в плечи, чтобы он не чувствовал неловкости, то ли наоборот, купить сапоги на высоченных каблуках. — Да вот только этот ваш ждать не станет. Нарезает вокруг вас круги, как акула. Вход опять-таки на женский этаж у него свободный. Что мне остаётся? Стоять в сторонке и ждать? Такими темпами он вас в замуж умыкнёт ещё до празднования Середины зимы.

— Нельзя сказать «умыкнёт в замуж», — совершенно растерявшись, исправила я, а Джона вздохнул печально:

— Зато сделать можно. Нурэ Алларэй. Гоните вы его, а? Честное слово, я талантливее.

Подумал.

— И сильнее.

Ещё подумал.

— И он же старый.

— Джона! — не выдержав, всё-таки рявкнула я. — Давай закроем эту тему, пока не поругались.

Он посопел, глянул на меня из-под светлых бровей.

— Может тогда хотя бы пропуск мне на женский этаж сделаете? Чтобы по-честному всё… А то как же так? У меня вообще никаких шансов…

Я зарычала и отобрала у мальчишки свою корзину.

— Да ты совсем обнаглел!

— Нурэ Алларэй!

— Не доводи до греха Джона Дойл, а то я или ещё один реферат тебе назначу — а ты мне первые два ещё не сдал — или попрошу у ректора, чтобы он вам другого наставника дал. Мне и с яс… с императорскими студентами забот выше крыши, знаешь ли! И вообще! Чтобы я от тебя больше не слышала вот этих вот слов про «в замуж»! Понял?

— М-му, — промычал он.

— Не «му», а «я всё осознал, нурэ Алларэй. Такого больше не повторится».

— Не повторится, — обхватив себя за плечи, угрюмо вздохнул он. — Если вы повода давать не будете.

Да ё-моё!

От рукоприкладства меня удержала только несгибаемая сила воли.

— Уйди с глаз моих! — велела я и позорно удрала от своего студента. — Тоже мне… Жених нашёлся…

Я вернулась к себе в комнату, мысленно проклиная Джону за то, что он, сам того не ведая, заронил зерно сомнения в мою душу. Даккей мне нравился — не стану спорить. Иначе бы я не пригласила его на ужин, да и вообще не стала бы терпеть рядом с собой, даже будь он не простым следователем МК, а его главою или даже самим императором. Но «в замуж»… Про «в замуж» разговора не было. И намёков с противоположной стороны тоже.

Тогда с чего вдруг Джона сделал такие выводы? Неужели я чего-то не знаю? Не вижу чего-то?

Задумавшись, я не заметила, как налетела на Лира Падрэйга. А налетев, шарахнулась в сторону, как от прокажённого, едва не растеряв все свои покупки.

— Осторожнее! — Давешний именинник подхватил меня под локоть. — Вам помочь, нурэ?

Не говоря ни слова, я освободила руку, перехватила корзину удобнее, и демонстративно прошла мимо.

Впрочем, краем глаза успела заметить, как кривился боевик, осторожно почёсывая себя пониже спины. Значит, о лекарстве им Алан не рассказал… Ну, до чего же здорового! Значит и завтра, и в пятницу я смогу потоптаться по их больным мозолям, в прямом смысле этого слова. Но к выходным от моего проклятия, конечно, не останется и следа. Жалко. Хоть заново накладывай…

— Нурэ Алларэй! Эти идиоты — простите их — они не думали, что напугают вас так сильно. — Или не накладывай. — Но лично я не имел представления ни о попытке наградить вас Почесуном, ни о второй… хм… ситуации.

И снова почесался.

Ох.

Бред всегда говорил, что для женщины я уж сильно добрая. Мол, его личный опыт показывал, что девушки обычно гораздо дольше держат зло на своих обидчиков.

— Могу дать Магическую клятву, если хотите.

Когда-то хотела, а теперь повела подбородком, призывая к тишине.

— Не хочу. Но мне приятно ваше…

Он глянул мрачно, и я осеклась под этим тяжёлым взглядом.

— А мне неприятно, — обронил он. — Мне стыдно. Я это… тут поговорил с парнями… В общем, Бренди… то есть, нурэ Алларэй… — Тряхнул головой. — Мы виноваты. Все так или иначе виноваты перед вами. Так что правильно вы нас… шарахнули.

— О…

— И кстати, если вам интересно… — Он мне улыбнулся, сверкнув невероятными ямочками на щеках, и снова почесался. — Зуд просто невыносимый. Ваше изобретение?

Звонко рассмеялся на мою попытку состроить невинную рожицу и, проведя рукой по волосам, закончил:

— Позволяет прочувствовать и осознать.

Я усмехнулась.

— Если чесаться не будете, то за два дня придёт полное осознание вкупе с избавлением.

— А если буду? — вскинулся боевик.

Я загадочно шевельнула бровями и неопределённо махнула той рукой, в которой была корзинка. Падрэйг забавно хрюкнул, сморщив нос.

— Жёстко, — наконец сказал он. — Но справедливо.

Одобрительно крякнул и добавил:

— Вы прямо монстр! В хорошем смысле этого слова. Я в вас даже влюби…

Ещё один! Просто эпидемия какая-то!

— Катитесь в бездну, Падрэйг! — торопливо перебила я. — Ничего слышать не хочу! У меня жених ревнивый! И уйдите с дороги, в конце концов!

Боевик шутливо поклонился и шагнул в сторону, задумчиво почёсывая собственный зад.

Оставшуюся часть пути я преодолела без приключений. Войдя в комнату, водрузила корзину на середину стола, свёртки, перетянутые жёсткой бечёвкой, бросила на кровать и, торопливо разуваясь, позвала своего личного мелкого демона:

— Рогль, который час?

Видно его не было, но я не сомневалась, что он где-то рядом и ни за что не пропустит моего свидания — свидания! Ох, мамочки! — с Даккем.

— Мы тут сидим как личный фамильяр, а не как механические ходики, — проворчал Рогль со шкафа. С тех пор, как я так его назвала он ходил с высоко поднятой головой и упоминал эту свою должность даже чаще, чем амбары. — Братец тебе, между прочим, часики на день сестры подарил. Почему не носишь?

— Потому что. Так скажешь или нет?

Часики мне Бред и в самом деле подарил. На тонкой золотой цепочке, с откидной крышечкой, украшенной изображением плакучей ивы (без изумрудов, конечно, не обошлось) — родового дерева Алларэев — и сапфировыми циферками на циферблате. Страшно представить, сколько он за них заплатил! Поэтому я, на всякий случай, даже не вынимала их из шкатулки. Разве что полюбоваться на эту неземную красоту…

— Шестой час пополудни, — сообщил Рогль и спрыгнул со шкафа на кровать. — Точно будешь его нашими рулетами кормить? Опять?

(Даккея демон принципиально не называл ни по имени, ни по фамилии, презрительно используя местоимение третьего лица.)

— Если быть до конца честной, — заметила я, — то это его рулет…

Рогль с важным видом принюхался к свёрткам, перебрался на стол и засунул свой любопытный нос в корзину, после чего заметил:

— Официально, после того как подарок был подарен, даритель утрачивает на него какие-либо права. Поэтому, как бы…

— Лучше заткнись!

Я вынула из шкафа одно из своих выходных платьев — светло-голубое. Тёмно-синие пуговички спереди, квадратное декольте и прямая юбка с полосой из незабудок на подоле. На бал или в театр такое, конечно, не наденешь, но мне оно нравилось. Да и маменька как-то сказала, что я в нём «очень миленькая, даже не скажешь, что наставница». Я тогда обиделась на это замечание, и только сегодня поняла, что на самом деле она меня похвалила.

Переодевшись, я долгим тоскливым взглядом посмотрела на туфли, подаренные Бредом вместе с сапожками, но потом решила, что это всё-таки перебор, и остановила свой выбор на домашних тапочках без задника, а затем уже стала разбирать покупки и сервировать стол.

Даккей пришёл, когда я уже привела комнату в приличный вид, но не закончила наводить настольную красоту. Замер на пороге, рассматривая новую скатерть, фарфоровую креманку с брусничным вареньем и, кажется, заметил даже глиняный чайник, которым я в кое-то веки заменила свой алхимический котелок, а потом виновато опустил плечи.

— Бренди…

— Ты передумал, — поняла я.

Так стало вдруг обидно! Я тут переодевалась, готовилась, как последняя дура, а он…

— Что? Нет! — Замахал руками. — Ни в коем случае! Но, если ты не обидишься, мне бы хотелось поужинать с тобой в другом месте.

Я очень старалась сдержать рвущуюся из меня улыбку, но получалось, мягко говоря, не очень.

— В другом месте? — Чтобы скрыть смущение, я принялась переставлять чашки на столе. — Не уверена, что это хорошая идея. Когда мы в прошлый раз попытались поужинать за пределами БИА…

Даккей усмехнулся.

— Академию для этого не нужно покидать. Ну так что?

Я задумалась, пытаясь сообразить, прилично ли будет согласиться сразу. Не покажет ли это стремительное согласие меня с легкомысленной стороны?..

— Ну, раз новая потасовка со стражниками нам не грозит, — осторожно подбирая слова, начала я, — то, наверное я могла бы…

— Рулет только дома оставь, — пробубнил кто-то со стороны окна голосом Рогля. — А то нам опять только семь крошек достанется. Так и с голоду помереть недолго.

— Умереть с голоду, конечно же, мы не позволим никому, — с самым важным видом проговорил Даккей. — Даже если этот кто-то прожорливый демон и по совместительству фамильяр. Берём голодающих с собой. Как вам такая идея?

Ну и я, конечно согласилась, а спросила о том, куда же мы идём и зачем, только после того, как мы покинули женский этаж и стали подниматься по лестнице.

— На крышу, ясное дело, — ответил довольный, как слон, боевик. — Откуда ещё ты бы хотела наблюдать за магической дуэлью?

— Дуэлью? — Я зацепилась правой ногой за левую и едва не поцеловалась с мраморными ступеньками. — Указом ректора в БИА категорически запрещены все виды дуэлей. Нурэ Гоидрих не станет разбираться, кто прав, а кто приехал в академию по императорской программе, — отчислит всех участников.

Даккей покачал головой, а затем свободной рукой приобнял меня за талию (в другой он держал корзинку, в которой прятались пряники, свежая сдоба и Рогль) и проговорил, понизив голос до заговорщицкого шёпота:

— Женщина, не порти себе удовольствие ненужными нервами и лишними сомнениями. Просто замени слово «дуэль» на слово «соревнование» и получи премию за прекрасно организованный досуг.

Я недоверчиво фыркнула. Нурэ Гоидрих, конечно, был моим любимым наставником, но это не изменяло того факта, что он обладал препоганейшим характером. Стоит ему узнать, что я имею любое, пусть даже самое косвенное отношение к магической дуэли, так он не то что премию мне не выпишет, он выгонит меня из БИА с волчьим билетом.

— Не думаю, что это хорошая идея, — упрямо проворчала я, останавливаясь на площадке между этажами.

— Правильно, не думай, — согласился улыбающийся Даккей.

И только я хотела попенять ему за это неуместное веселье, как он закатил глаза и нехотя признался:

— Я проконсультировался со знающими людьми. Проблем с ректором не будет. Обещаю.

И я, которая никогда не отличалась излишней доверчивостью и легкомысленностью, внезапно взяла и поверила Даккею на слово.

По узкой винтовой лестнице мы поднялись на чердак, а затем боевик помог мне выбраться на крышу через дыру в потолке, сквозь которую уже были видны холодные октябрьские звёзды. Поёжившись от порыва ледяного ветра, я обняла себя за плечи, жалея о том, что не захватила пальто, и тут же меня накрыло волной ласкового тепла, а затем Даккей откуда-то достал пушистый плед в красно-оранжевую клетку и протянул его мне.

— Устраивайся поудобнее, скоро всё начнётся.

Я огляделась по сторонам и с удивлением обнаружила парковую скамейку, на которой лежал ещё один, такой же, как у меня, плед. Тут же стоял маленький столик, в центре которого с удивлением рассмотрела алхимическую горелку. В моём представлении всё это как-то слабо вязалось с заявленной ранее магической дуэлью, поэтому я вскинула на Даккея недоумевающий взгляд, но боевик лишь приложил палец к губам и упал на скамью, похлопав рукою по свободному месту рядом.

— Иди сюда и не болтай.

Пожала плечами и, не говоря ни слова, последовала совету.

Сидеть молча в темноте было неловко, даже стыдно, пожалуй. И непонятно. Чего ждёт от меня Даккей? Я должна начать разговор? Или стоит подождать, пока мужчина выберет тему для беседы? И ещё тревожил вопрос, хорошо ли боевик закрыл люк, через который мы выбрались наружу. Ибо если кто-то решит к нам присоединиться, будет очень сложно объяснить, что мы тут делаем.

Вдвоём.

Вконец истомившись, я не выдержала и заговорила первой:

— У меня в корзинке есть мешочек с травами. Если ты разожжёшь огонь в горелке, я бы могла…

И тут небо над нашими головами вспыхнуло. Звёзды стыдлив потускнели на фоне ярких магических огоньков, которые заплясали в воздухе, как рой суетливых светлячков. Поначалу мне казалось, что они бессистемно носятся по небосводу, но постепенно они сгруппировались в одно пятно, которое стало вытягиваться, сжиматься, менять форму и цвет, в конце концов превратившись в прекрасного, облачённого в доспехи рыцаря, что горделиво восседал на вороном жеребце.

Взмахнув длинным копьём, рыцарь промчался по небу и остановился над астрономической башней, заставив своего скакуна встать на дыбы.

— Красиво, — прошептала я, даже не думая скрывать завистливые нотки в голосе. Для того, чтобы создавать иллюзии подобного рода мало обладать магической силой — нужно быть настоящим художником.

— Это? — изумился Даккей, придвинувшись ко мне и почти касаясь губами моего виска. — Это ерунда. Так даже я умею.

Я недоверчиво покосилась на боевика, и он тут же шутливо щёлкнул меня по носу.

— На небо смотри, не на меня.

Смутившись, я перевела взгляд и снова ахнула, потому что по соседней крыше, пригнув длинную шею и припадая на передние лапы, в сторону рыцаря крался огромный изумрудный дракон. Сказочно прекрасный и совершенно точно такой же иллюзорный, что и всадник. У дракона были по-кошачьему хищные глаза, аквамариновые крылья и когти размером с мою голову, а когда он открыл пасть, извергая струю алого пламени, в воздухе отчётливо запахло гарью.

— Обалдеть, — забыв, как дышать, прошептала я. — Это что-то…

И тут рыцарь, наконец, «заметил» дракона, вонзил в бока своего жеребца шпоры и, чуть опустив копьё, поскакал по небу на врага.

Бой был красочный и такой реалистичный, что можно было только диву даваться. Впрочем элемент сказочности и чрезмерной театральности в действии всё же присутствовал.

Я не знаю как вёл бы себя настоящий дракон — этих животных принято считать вымершими — но не думаю, что он стал бы прикладывать лапы к груди, изображая мёртвого, и отращивать вместо одной отрубленной три новых головы.

И показывать рыцарю неприличные жесты, думаю, он тоже побрезговал бы.

Этот же, не стесняясь, демонстрировал всаднику длину своих средних пальцев на обеих лапах, виртуозно крутил фиги и жестами — звуки иллюзия не передавала — предлагал противнику облобызать свой великолепный драконий зад. Что, конечно, не могло не вызвать бурного веселья у зрителей, которые толпой высыпали на улицу вскоре после того, как началось представление.

«Услышав» смех, рыцарь заложил два пальца в рот, вызывая подмогу, и через миг вокруг распоясавшегося ящера плясало уже пятеро всадников.

Дракон выпустил в сторону миниатюрной армии струю зелёного пламя, и в следующий миг по его левое крыло появилась гидра о пяти шипастых головах, а с правой стороны возникла огненная мантикора с перепончатыми крыльями, львиной головой и устрашающим скорпионьим хвостом.

Народ внизу ахнул от восторга, и я, признаться, тоже задержала дыхание. Сколько человек принимают участие в этом представлении?

— Где они этому научились? — восторженно изумилась я, и Даккей тут же мне ответил.

— На Пределе, — негромко заговорил он, пока я наблюдала за разворачивающейся баталией, — нам часто приходилось выманивать демонов. Когда над бездной уплотнялся магический слой, мы точно знали: не сегодня-завтра грянет прорыв — это я про мелкий, если ты не поняла, крупные засекать мы так и не научились. А сидеть и ждать, будучи в постоянном напряжении — это то ещё удовольствие. Поэтому мы научились демонов выманивать. Провоцировать. Представь. Сидит себя какая-нибудь демонская кварта в засаде, выжидает удобного момента, а на Пределе тем временем дым коромыслом и пьянка в полном разгаре — обязательно с магическими фейерверками, чтобы замаскировать то, ради чего всё затевалось. И вот в самый разгар на дороге ли, на крепостной ли стене или на берегу озера, в котором мы купали лошадей, внезапно появляется невинная крестьяночка с отарой овец, или мальчик-козопас. Или просто ребёнок — на детей демоны особенно хорошо клевали — сразу рвались, вскрывая засаду раньше времени. А нам только этого и надо. Демоны ведь только с наскоку сильны…

— Мне Бред о таком не рассказывал, — прошептала я в ответ. — Он тоже так умеет? А ты?

Даккей с сожалением вздохнул и зачем-то притянул меня к себе ещё ближе.

— Хотел бы я соврать, но не стану. Кое-что могу, правда. Статичные фигуры у меня хорошо получаются. Но настоящими мастерами у нас, конечно, были загонщики. Такое иногда создадут, что человек разницы не заметит, что уж о демоне говорить…

Я отвернулась, когда одна из голов гидры принялась жевать то ли вторую, то ли пятую голову дракона, и посмотрела на боевика.

— И как зовут этих загонщиков? — поинтересовалась, стойко игнорируя крепкие пальцы, поглаживающие моё плечо. — И что такого они не поделили в БИА, что решили устроить магическую дуэль?

Тихий смех Даккея прокатился тёплой волной по моей коже, по пути поднимая дыбом все волоски.

— Может быть, они таким образом хотят принести извинения одной прекрасной наставнице, — предположил он и посмотрел на меня таким взглядом, что мне моментально стало жарко.

— Врёшь ты всё! — промямлила я, возвращая своё внимание самой волшебной иллюзии из всех, что мне когда-либо приходилось видеть. — С чего бы вдруг?..

Но довести до конца мысль мне не позволили. Ибо прямо посреди эфемерного поля боя внезапно появилась красотка в развратном кордебалетном костюмчике. Алый корсет, не оставляя простора для полёта фантазии, плотно обтягивал молодое сильное тело, из низкого декольте чудом не выпрыгивала нереально огромная грудь, пышная юбка семицветным хвостом развивалась самой неприличной из всех видимых мною радуг. Довершали образ бесконечно длинные ноги, упакованные в чулки с подвязками и туфли на гигантских каблуках.

Страшно представить, какие мысли это дивное видение породило в головах мужской половины Академии, но, признаюсь, даже у меня дыхание спёрло. А красотка тем временем взмахнула веером ресниц и плавным движением подтянула декольте, волшебным образом ещё больше обнажив грудь.

И в тот же миг мелкими огоньками разлетелся дракон. Гидра взорвалась, будто воздушный шарик, а все шесть рыцарей брызнули в разные стороны разноцветными дымками. И даже от прекрасной мантикоры не осталось ни следа.

На смену же великолепному представлению пришёл разгневанный вопль нурэ Гоидриха.

— Да вы издеваетесь устраивать такое! Здесь же дети! — Иллюзорная девица смущённо зарделась и, прежде, чем исчезнуть, присела в кривоватом книксене. — Р-развели бар-рдак! Живо все по комнатам!

Я закусила губу, чтобы не расхохотаться, прикрыла рот тыльной стороной ладони и, на всякий случай, ткнулась лицом в подрагивающее от смеха плечо Даккея.

— Коварный Винчель, — прошептал он мне на ухо. — От этой красотки за версту несёт его грязными приёмчиками.

— Ты о чём?

— О том, что в магической дуэли побеждает тот, чья иллюзия продержалась дольше всех. Винч, кстати, не впервые побеждает, отвлекая внимание соперников… Интересно, они сами его сдадут ректору?.. Впрочем, полагаю, влетит завтра всем.

Очаровательное завершение дня!

Глава 15

В КОТОРОЙ ГЕРОИНЯ НАРЯЖАЕТСЯ

Как бы удивительно это ни звучало, но после импровизированной магической дуэли, которая надолго зарядила позитивными эмоциями всю БИА, ясельники перестали быть ясельниками, всерьёз взявшись за учёбу и позабыв об идиотских шуточках.

К концу недели все должники мне сдали реферат, а Винчель — по собственной инициативе — написал доклад «О пользе капустных листов в борьбе с зудом внезапного, беспощадного и исключительно магического происхождения». Исписал десять страниц убористым почерком. И пусть ошибок он наделал столько, что у наставника с более слабыми нервами закровоточили бы глаза, я всё равно радовалась. Хохотала, если честно, вслух зачитывая Роглю и Даккею особо симпатичные моменты.

Кстати о Даккее. Все вечера после дуэли он проводил в моей комнате.

— Буду следить за диетой твоего заморыша, — сообщил он, завалившись ко мне в первый вечер. — Бедняга явно недоедает. Надеюсь спасти его от истощения при помощи печёного картофеля и куриных котлет, фаршированных грибами и сыром.

Потом нам, правда, пришлось целый час откачивать того самого заморыша, что от счастья свалился в обморок, но в целом вечера проходили прелестно.

В пятницу, например, когда мне вызвали к воротам БИА за срочной посылкой, для разнообразия доставленной почтой для простых смертных, а не императорским стряпчим, боевик тоже сидел у меня. Писал какие-то отчёты, пока я готовилась к лекциям на следующей неделе.

— Подождёшь, пока я вернусь? — спросила, набрасывая на плечи тёплую шаль.

— Ну, или можешь попробовать меня выгнать, — поигрывая бровью, предложил Даккей, как бы заранее намекая, что всё равно из этой затеи ничего не получится.

Ну, не получится, так и незачем зря силы тратить.

Спустившись к воротам, я забрала у службы доставки большущий чехол, в котором, судя по очертаниям, было бальное платье — Бред сдержал обещание и обеспечил все условия для того, чтобы я могла выгулять новые туфельки, — и сгорая от нетерпения, вернулась к себе.

— Это что такое? — проворчал боевик, когда я сорвала чехол с подарка.

— Новый наряд наставницы, — отмахнулась я. — Нурэ Гоидрих расщедрился.

И добавила, заметив, как вытянулось лицо у Даккея:

— Бальное платье это! Не видишь разве? Брат в Оперный театр пригласил. Там представление какое-то знатное дают по случаю именин Наследника.

Наряд был просто волшебный. Облегающий аквамариновый верх с открытыми плечами и глубоким декольте, пышная юбка, по краю которой умелая рука мастерицы вышила восхитительные, совершенно живые незабудки.

Ридикюль и белая накидка из мягкого меха шли в комплекте.

Как и записка от Бреда, в которой он предупреждал, что платье вместе с аксессуарами он не купил, а взял напрокат в известном модном доме. И чтобы я не пыталась примерять его сама, потому что обязательно что-то порву или испорчу, и он до смерти потом не рассчитается с портнихой — создательницей этого волшебства. «В воскресенье утром к тебе придёт помощница. Она поможет собраться и создаст образ, который не посрамит славное имя Алларэев в глазах двора и Императора».

Последнюю фразу я прочитала трижды, пытаясь определить, в чём подвох. Бред то ли издевался, то ли пытался донести до меня какое-то тайное послание, но я — могилой Предков клянусь! — не могла сообразить, какое именно.

И тут звякнуло, покрывшись россыпью трещин, зеркало, и я, испуганно ахнув, поторопилась затолкать Даккея за ширму.

— Сиди тут, — предупредила я зловещим шёпотом, пригрозила напоследок:

— Один звук — и я тебя Роглю скормлю!

Боевик язвительно ухмыльнулся, откровенно намекая, что после всех рулетов, которыми он моего демона закармливал в последние дни, кое-кто может и отказаться от свежей человеченки, даже если она сделана из настоящего боевика.

— Получила мой подарок? — вместо приветствия спросил Бред, едва его изображение перестало дёргаться. — Меня заставили это написать! Фру Агустина страшная женщина! Я весь день провёл в её салоне и меня совершенно точно теперь до конца жизни будут преследовать кошмары. Платье понравилось?

— Понравилось, — рассмеялась я. — Но ещё больше мне бы понравилось, привези ты его лично.

— Работы много, — погрустнел братец. — Да и целитель не отпускает. На Пределе недавно снова были какие-то странные волнения, хотя прорваться демоны не пытались… А что у вас слышно? Как расследование?

Я с трудом удержалась от того, чтобы покоситься в сторону ширмы, и нехотя призналась:

— Стоит на месте. МК прошёлся по всем столичным аптекам — ничего. Ждём, пока ягоды Мёртвого дерева дозреют.

Бред почесал кончик носа и выдал глубокомысленное:

— Хреново…

И добавил:

— А у нас тут подвижки по разделению моего магического потока. Его величество даже по этому случаю планирует заложить новый орден. Правда с названием пока не определился. Мотылёк, тебе что больше нравится? Орден щитоносцев или орден щита и магии? А то с моим…

— Мне нравится идея посвятить вечер работе над конспектами, — перебила я. Не хватало ещё посвящать посторонних в то, чем именно Бред пожертвовал, создавая щит над Пределом. И пусть Алан Даккей с недавних пор воспринимался мною немного иначе, чем совершенно посторонний, я не спешила пока посвящать его в тайны своей семьи. — Работы много, а времени мало. Вообще ничего не успеваю.

— Всё-таки ты временами бываешь страшной занудой, Бренди, — обиделся Бред. — Завтра заеду за тобой к шести.

Даккей выбрался из-за ширмы, едва я успела разорвать магическую зеркальную связь. Окинул меня подозрительным взглядом и протянул:

— Мне показалось, или вы с братом пытаетесь что-то от меня скрыть?

Досадливо сморщив нос, я покачала головой. Всё-таки у некоторых самомнение выше каланчи на столичной ратуше. А потом, сообразив, что боевик всё равно не отстанет, уточнила:

— Даже если и пытаемся, то к тебе это не имеет никакого отношения. Это между мной, моим братом и нашей семьёй.

— И Императором, как я успел понять, — хмыкнул Даккей. Ну, что сказать? В умении слушать ему не откажешь.

— И Императором, само собой, — согласилась я. — Мои предки присягали на верность его предкам. Твои разве нет?..

— Не хочешь, стало быть, рассказывать, — сообразил боевик, но смотрел при этом не укоризненно, а с тёплой насмешкой в синем взгляде. — Ну, ладно…

— Ладно.

Его «ладно» в отличие от моего прозвучало угрожающе, но я и не подумала пугаться, хотя уже успела изучить характер Даккея и точно знала, что от своего он не отступится. Вряд ли сможет что-то узнать сам, а значит, снова поднимет эту тему. Однако когда это ещё будет! Если мудрецы из императорского Дома науки и магии и в самом деле найдут способ, как разделить привязку Бреда на нескольких человек, наша тайна уже перестанет быть тайной, а станет девизом какого-нибудь важного Ордена. Например, Ордена щитоносцев.

Хотя, как на мой вкус, название глупейшее. Но ведь не в названии дело, а в сути.

— Бренди!

— Что? — Растерянно глянула на Даккея и смутилась, внезапно сообразив, что он не впервые меня окликает, а я настолько задумалась, что обо всём забыла. — Ты что-то сказал?

Боевик пальцами зарылся в длинную чёлку, отбрасывая волосы назад, и в его взгляде на мгновение проскользнула какая-то непонятная мне, встревоженная тень. Промелькнула и исчезла, уступив место бесконечно синему морскому штилю.

— Скорее, предложил. — Растянул губы в понимающей улыбке. — То, что брат за тобой завтра заедет, я уже слышал. Но назад, если хочешь, можем поехать вместе.

О том, что Даккей тоже идёт в театр, я слышала впервые. И не то чтобы он должен был передо мной отчитываться, но… Но я же ему сказала! Раздражение, щедро замешанное на обиде, жгучей шипящей волной поднялось с самых тёмных глубин моей души и осело на поверхности, омрачая чудесное настроение. Да так сильно, что даже восхитительное платье, доставшееся мне во временное пользование, уже совсем не радовало.

— А кто проводит домой твою спутницу? — проворчала я. — Или ты хочешь сказать, что идёшь на открытие сезона один?

И снова что-то промелькнуло в мужских глазах… Странное. Хищное. Одновременно пугающее и притягательное.

Алан неспешно приблизился ко мне, а я, зачарованная его уверенными движениями, даже не шелохнулась, когда он поднял руку, чтобы отвести от моего лица выбившуюся из причёски прядь.

— Не один. — Произнёс утвердительно, но при этом изумлённо изогнул бровь, будто прислушивался к шёпоту невидимого суфлёра, подсказывающего ему, что сказать.

Ну или, как вариант, к мыслям. Возможно, даже к моим. Честное слово, я бы не удивилась, если бы последнее оказалось правдой, ибо они так громко кричали о моей обиде (ревности?), что и глухой, наверное, услышал бы.

— Но герцог Норвиль, — после короткой паузы продолжил говорить Даккей, — вряд ли отпустит со мной свою супругу. Уверен, они захотят присоединиться к семейному торжеству. Я же до права садиться за один стол с Императором ещё не дослужился.

Тёплые пальцы невесомо прикоснулись к коже на моей щеке, качнули сапфировую каплю моей серёжки, и я на всякий случай задержала дыхание, вдруг осознав, как, должно быть, неоднозначно и неприлично выглядит вся эта сцена со стороны. Осознала и сладко содрогнулась от стыдного, нетерпеливого страха.

— Двоюродный брат Императора стал моим опекуном после смерти матушки. Я многим ему обязан и, конечно, не смог отказать, когда он пригласил меня в свою семейную ложу на представление в честь именин Наследника.

— Двоюродный брат Императора, — удивлённым эхом повторила я, а Даккей небрежно дёрнул плечом.

— Так получилось. Герцог принял меня в свою семью, я все каникулы проводил в его дворце, стоически отбивая атаки его шестерых дочерей. Идея выйти замуж за «простого боевика» отчего-то тогда казалась им ужасно привлекательной.

— А тебе так не казалось? — уточнила я и сама скривилась от того кислого раздражения, которым был пропитан мой голос.

Бездна знает, что со мной такое творится в последние дни! Стоит хорошенько задуматься над этим. Потому что если отмести идею очередного проклятия, Алан Даккей мне гораздо больше чем просто нравится. Кажется я…

— А у меня невеста есть, — напомнил он, наклоняя голову. — Не забыла?

Во рту пересохло настолько, что язык прикипел к нёбу, поэтому пришлось ограничиться торопливым кивком. А сердце при этом колотилось так, что сквозь его грохот я с трудом разобрала, что ещё мне нашёптывал боевик.

— К тому же, названные сестрицы уже все замужем. Последнюю герцог три месяца назад пристроил в хорошие руки… Так как?

— А?

Мой блуждающий взгляд зацепился за изогнутые в намёке на улыбку губы, и я непроизвольно сглотнула. Даккей, издав низкий гортанный звук, качнулся, словно пытаясь удержать равновесие, его глаза потемнели до цвета ночного неба, а ноздри, расширившись, задрожали, втягивая мой аромат. А когда его приоткрытые губы накрыли мои, затягивая в шокирующе неприличный поцелуй, я безвольно опустила руки на мужские плечи и зарылась пальцами в прохладные пряди на затылке.

Оказывается именно об этом я мечтала всю свою сознательную жизнь. Надо же…

Даккей целовался жадно и страстно. И так головокружительно, что из головы разом вымело все намёки на разумные мысли вроде тех, что «нельзя» и «приличные девушки, особенно наставницы, себе такого не позволяют».

Ещё как позволяют! Особенно когда так сладко и так хорошо, что кажется, будто по жилам вместо крови растекается жидкое пламя, и хочется стонать в голос, и прогибаться, плотнее прижимаясь к горячему твёрдому телу.

— Это «да»? — глядя на меня безумными глазами, прохрипел Даккей, когда нам всё же удалось разорвать поцелуй.

Я туго соображала, о чём он говорит. К моему стыду, мне хотелось не разговаривать, а целоваться. Поэтому я облизала губы и уточнила рассеянно:

— Что?

— Завтра вечером, — напомнил голосом коварного искусителя боевик и большим пальцем стёр невидимый след с моей нижней губы. — Из театра. Вместе возвращаемся?

— Хорошо, — согласилась я, за что меня немедленно наградили ещё одним поцелуем. Грешным и влажным.

О том, как я стану объяснять это Бреду я предпочла вообще не думать.

Алан ушёл в десять вечера. А в половине шестого утра кто-то громко и настойчиво ударил в стену моей комнаты. Судя по звуку, кузнечным молотом. Я вздрогнула и, приподнявшись на локтях, сначала посмотрела на настенные часы, а затем перевела недоверчивый взгляд на дверь. Звук повторился, и я с прискорбием была вынуждена признать, что стучали не в стену.

Пока я поднялась, пока попала руками в рукава в халат, невидимое чудовище, нападающее на мирных жителей ещё до рассвета успело разбудить весь этаж. И не только его, быть может.

Распахивая дверь, я мысленно ругалась: «Какого дохлого демона!?» Мысленно — не потому, что у меня внезапно язык отсох, а потому что я вежливая и хорошо воспитанная наставница, а не какая-нибудь базарная баба, которая сначала говорит, а потом думает. А распахнув — прикусила себе язык, чтобы не повторить подуманное вслух и не присовокупить к нему ещё что покрепче.

Потому что испугалась.

А кто бы на моём месте не испугался, увидев в шестом часу утра на пороге неведомое нечто.

В неведомом росту было метра два или около того. Короткие — даже короче, чем у меня! — чёрные как смоль и кудрявые волосы топорщились вокруг круглой головы пугающим нимбом. Огромный нос с горбинкой, один глаз зелёный, а второй карий, пухлые губы. Грудь, размером с два арбуза, обтянутая серым мужским свитером, указывала на то, что неведомое относится к женскому роду, впрочем плоский живот и крутой изгиб бедра в охотничьих бриджах указывало на то же.

Сапоги до колена, огромный саквояж у ног, в одной руке стек, а в другой — дымящаяся в длинном мундштуке сигарета.

Увидев меня, женщина нервно стукнула себя стеком по голенищу и воскликнула удивительно мелодичным голосом:

— Ну, наконец-то! Вы что же, милочка? Изволите спать!?

— А?

— Я сильно извиняюсь, если не права, но разве не вас пригласили на именины к Наследнику?

И зачем-то добавила вопросительно:

— Леди?

Я поправила халат, потупилась и виновато призналась:

— Меня. Но не на именины, а в театр. Там представление по случаю…

— Ещё хуже! — грозно нахмурила густо накрашенные брови женщина и, наконец, представилась:

— Фру Агустина. Один плюс. Ваш брат хоть и не демона не понимает в женской моде сумел достаточно хорошо описать вашу фигуру. Ну и дагеротип помог. К шести вечера должны успеть…

От такого заявления я испуганно икнула и попятилась, а фру Агустина, приняв моё движение за приглашение, уверенно подхватила мощной рукой саквояж и, вильнув бедром, ловко втолкнула меня в комнату.

И сама тоже. Втолкнулась.

— Тэкс…

Она осмотрелась по сторонам. Водрузила саквояж на одно из двух моих кресел, во второе уселась сама и, взмахнув стеком, велела:

— А ну-ка покрутись… Мгу. Халат сними… Да сними, не жмись! Что я там не видела? Ещё покрутись. На шее что? Засос? Очень хорошо… Я прямо как знала. Такой крем захватила, песня, а не крем… Ну всё! Не крутись. Где у тебя тут ванная? Мыться пойдём.

И тут я, наконец, прекратила смущённо краснеть и взбунтовалась. С пяти лет мне никто не помогал принимать ванну. Маменька какое-то время ещё пыталась настаивать на помощи горничной, а если быть точной, то до моего поступления в БИА, а после махнула рукой. А несколько лет назад, как-то рассматривая меня за завтраком во время летних каникул в «Хижине» с неудовольствием признала, что я всё же научилась ухаживать за собой без посторонней помощи. Правда добавила при этом:

— Но ты же у меня умница!

— И красавица, — довольно улыбнулся папенька. — Вся в тебя, милая.

А теперь какая-то тётка… какая тётка хотела, чтобы я разделась, залезла в ванну и позволила её рукам блуждать по моему телу? Да ни за что в жизни!

— Моюсь я с четырёх лет одна! — сообщила я фру Агустине. — И уверяю вас, я лучше верну вам платье и просто откажусь от приглашения брата, чем изменю этому правилу.

— Бунт на корабле? — моя гостья колыхнула своей огромной грудью и упёрла руки в бока. — Ну, ладно…

Я покосилась на кровать. Если Рогль решит во имя моего спасения принять боевую форму, то возможно, пока фру Бабень… тьфу-ты, фру Агустина будет ржать я сумею вырваться из комнаты и позвать на помощь…

— Раз уж вы у нас такая принципиальная ледь, то что уж тут… Тогда запоминай.

Тут она швырнула стек на мой столик, едва не опрокинув котелок, в чайной чашке затушила сигарету и обе освободившиеся руки запустила в свой саквояж.

— Вот это нужно нанести на сухие волосы. Смыть через четверть часа. Вот это сразу после того, как смоешь. Вот этим промыть. Это после того, как промоешь, но не смывать, а накрыть полотенцем и оставить на два часа. Дальше. Это нанести на кожу лица и шеи. Вот это на ноги…

— Ноги-то зачем? — пискнула я.

— На всякий случай, — отбрила фру Агустина и, устало вздохнув, почесала лоб… — И не расходуй без надобности моё время. Марш в ванную!

…Через полтора часа мучений я махнула рукой на принципы и, окончательно запутавшись в склянках, позвала на помощь. Фру Агустина меня не упрекнула ни словом, ни взглядом. Ну разве что пробормотала разок или другой сквозь зубы:

— Как знала, что надо с восходом солнца прийти. Ничего же, к дохлым демонам, не успеваем. Ни-че-го!

Она меня мяла, терзала, крутила, как куклу. Выщипывала мне брови — ЩИПЦАМИ! — и не только брови! Не магией! Ужасно больно! Раз триста я хотела послать её в бездну и раз двадцать таки послала. Мы орали друг на друга так, что стёкла в окне звенели. Мне не дали съесть ни крошки, разрешая лишь ледяную воду («потому что голодные глаза сверкают ярче»), корсет затянули так, то я едва-едва могла дышать, кожа головы горела от всех тех зелий, которыми намазали мои волосы… Но когда я посмотрела на себя в зеркало за пятнадцать минут до назначенного братом часа, я восторженно ахнула.

Не то чтобы я ещё раз согласилась пережить весь этот ужас, но то, какой сделала меня фру Агустина… Это было больше, чем волшебство.

Потому что я почти не изменилась (если не считать всей той сотни безжалостно выдранных из моего тела волосков), но почему-то стала такой красавицей, что собственным глазам не поверила.

Оказывается, папенька был прав! Я и в самом деле вся в маму.

Красавица.

На мгновение даже страшно стало, но потом фру Агустина жахнула открытой ладонью мне аккурат промеж лопаток и устрашающе рявкнула:

— Будешь сутулиться, заставлю выкупить платье. Не позорь имя моего дома, неси себя, как богиня. Для неё наряд и шился.

— Не буду! — заверила я и добавила:

— Ни за что не посрамлю славного имени рода Аллареев!

А затем несмело пожала крепкую, пропахшую табаком руку.

— Спасибо вам, фру Агустина. Вы так мне помогли… Даже не знаю, как вас благодарить.

— Свадебный наряд в моём доме мод закажи, вот и вся благодарность, — радостно оскалилась она. — Свадебные я в наём не сдаю, если что… Но тебе понравится. Обещаю.

Предки… И где только Бред нашёл эту женщину? Она ужасная.

Я в неё почти влюбилась, честное слово!

Глава 16

В КОТОРОЙ ГЕРОИНЯ ПОКАЗЫВАЕТ СЕБЯ ВЫСШЕМУ СВЕТУ

Когда я добралась до ворот БИА, встретив по пути своего триумфального шествия едва ли не весь преподавательский состав и добрую половину студентов, Бред уже приехал и ждал меня, лениво вышагивая возле наёмного экипажа. Как по заказу — впрочем, почему как? Не иначе маги Ковена постарались и развеяли тучи над столицей — погода была свосем не октябрьская. Не было ни мерзкой, уже ставшей привычной мороси, ни пронзительных порывов ледяного ветра, а с чистого неба мне подмигивали яркие звёзды и да показывала румяный бок полная луна.

То есть совершенно ничто не мешало мне остановиться на нижней ступеньки крыльца, чтобы полюбоваться на своего красавчика-братца. По случаю торжества на нём была парадная белоснежная форма отставника, чёрный бикорн с белой петлицей, на груди медали и орден имени Лаклана Освободителя, шпага у бедра.

— Бред, — окликнула я.

Услышав мой голос, брат вскинулся, обвёл меня довольным взглядом и, широко улыбнувшись, подмигнул мне.

— Что-то мне подсказывает, что все девы на выданье сегодня вечером объявят на тебя охоту. Тебе к лицу мундир.

— Невесты? — Он хмыкнул. — Не знаю. А вот самострел я зря с собой не прихватил. Одной бутафорской шпагой со всеми твоими поклонниками я точно не справлюсь. Ты невероятно хороша, Брен.

Я зарделась от похвалы и протянула брату руку.

— Как любит говорить наш папенька, — напомнила я, — красотой мы с тобой в маму.

— И то правда, — согласился брат, а затем приложился губами к моей перчатке, помогая преодолеть последнюю ступеньку, после чего отпустил мои пальцы и отошёл на пару шагов, чтобы ещё раз полюбоваться на труды фру Агустины.

— Какая же ты! — Я довольно улыбнулась. Что ни говорите, а слушать комплименты любит любая женщина. — У меня нет слов! Прав был отец. Надо почаще тебя приглашать, подарки дарить. В конце концов! Брат я или нет.

— Ты перепутал, — рассмеявшись, напомнила я. — Это мама тебе намекала на подарки для сестры.

— Да? — Бред виновато почесал бровь и сдвинул шляпу на затылок. — Похоже, они оба мне об этом говорили. Вот я осёл…

— Неправда, ты у меня лучше всех! — возразила я, а когда мы устроились на подушках наёмного экипажа, добавила:

— Спасибо. Я рада, что ты меня пригласил.

Бред накрыл своею ладонью мою и пылко заверил:

— И я рад, Мотылёк! Очень! Ты для меня самый важный человек в этом мире, ты же знаешь! Я всё сделаю для того, чтобы ты была счастлива. Всё!

Я смущённо кашлянула, намекая на некоторую неуместность этого внезапного признания, и замерла, нахмурившись. Всего на миг, такой короткий, что мне вполне могло в показаться, — но не показалось, я уверена! — в глазах брата промелькнуло нечто очень-очень похожее на вину.

— Бред.

— А?

Он дурашливо улыбнулся, а у меня сердце зашлось от тревожного предчувствия. Была у братца одна отличительная особенность: признаваться в любви близким, если чувствовал за собою какую-то вину.

Однажды он сказал маме, что не ходил с деревенскими мальчишками прыгать в озеро со скалы (я тогда лежала дома с больным горлом, поэтому в веселье участия не принимала), а потом извёл её своей ласковостью, нежностью и просто нечеловеческой заботой. Даже не знаю, чем бы всё закончилось, если бы папенька не взял в руки хворостину и не потребовал вскрыть карты. Тогда-то братец и признался, что вот уже с полмесяца не спит по ночам, изнывая от страха, что маменька узнает правду и разочаруется в своём сыне.

Так что ничего удивительного, что я сопоставила факты (сапожки, туфли, билеты, платье, а теперь ещё и признание) и закусила удила.

— А ну признавайся! Что натворил? Снова что-то скрываешь? Что-то со щитом, а ты не говоришь? Я так и знала. Тебе угрожает опасность. Если ты умрёшь… Совести у тебя нет совсем! Что я отцу с матерью скажу? Как в глаза им буду смотреть?

— Бренди! — Бреду всё же удалось прервать поток моего возмущения. Он поймал мои руки и торопливо поцеловал сжатые в кулаки пальцы. — Со мной всё в порядке. Матушкиными сединами клянусь. Император к концу года заложит Орден, и моей жизни уже ничто не будет угрожать, ибо ни один демон, даже армия демонов, не справится со щитом, завязанном на силах двух сотен магов.

— Не врёшь?

— Брен, я же поклялся.

Я всё ещё хмурилась, и он добавил:

— Я говорю как сильно люблю тебя, а ты срываешься в истерику. Это мне в пору пугаться, Мотылёк, и спрашивать всё ли у тебя в порядке. У тебя всё хорошо? Тебя никто не обидел?

— Нормально всё, — засопела я.

— Тогда в чём дело?

Брат не лежал рядом со мной в материнской утробе и мой отец стал ему отцом, когда Бред уже родился на свет, и между тем мы с ним были удивительно похожи. Формой лица, губ, цветом волос и глаз. Мы с ним одинаково наклоняли голову к плечу и хмурились. А наши голоса в детстве даже родители не могли отличить…

И вот сейчас я смотрела в его глаза, как в зеркало, и кусала губы. Ведь мы знаем друг друга как никто другой! Предложения один за одного заканчиваем… И я точно видела тот взгляд! К тому же поганое предчувствие…

Но не признать того, что в словах Бреда было рациональное звено, я не могла.

— Не знаю, — наконец проворчала я. Пусть окончательно вернуть благостное настроение у меня и не получилось, но тревожного червячка я всё же сумела заткнуть. Временно. — Наверное, я просто голодная. Ты, кстати, знал о девизе фру Агустины? «Красивая женщина — голодная женщина». У меня с самого утра маковой росинки во рту не было. Уже на людей бросаться начинаю…

— Значит, в буфет пойдём сразу, а не в антракте, — мне показалось, что Бред облегчённо выдохнул. Наверное, обрадовался, что я больше не дуюсь и не пристаю с расспросами. — И мне не нравится такой девиз. Ещё упадёшь в обморок во время танцев, а мне потом отчитывайся перед Императором.

Бац! И вот я уже забыла обо всех тревогах, потому как волнения поменяли направленность.

— Что ты сейчас сказал? — переспросила я, пока братец кривился от досады. — Какие танцы? Какой Император?

Бред игриво дёрнул бровью и попробовал схохмить:

— Ай-ай, нурэ Алларэй! Наставница БИА должна бы знать, как зовут Императора Аспона.

— Даже не пытайся.

— Во им предков, Бренди! — закатил он глаза. — Ну что ты опять начинаешь? Ну, танцы после представления. Что такого? Ты ведь любила когда-то танцевать… А то что на торжественный бал попадут не все, а лишь избранные… Ну, тут вообще нечему удивляться. С недавних пор Алларэйи среди фаворитов.

И добавил уже совсем мрачным тоном:

— Хочешь ты этого или нет.

Как говаривал наш папенька в минуты отдохновения за бокалом виски, «даже не знаю, чего бояться больше, монаршего гнева или его же милости».

Вот так вот. Одновременно всё очень просто и невероятно сложно.

…А мне срочно надо что-то съесть, или я точно кого-нибудь покусаю.

прочем о чувстве голода я забыла, как только мы выехали на Ивовую аллею.

Старый парк, в глубине которого находилось здание Оперного театра по воле лучших магов-иллюзионистов этим вечером превратился в волшебный лес.

Подъездные дорожки, будто солнечные лучи, разлетались из центра. В воздухе порхали экзотические птицы, яркие пикси и миниатюрные фейки в разноцветных платьях и со стрекозиными крылышками за плечами. Но самым удивительным было звуковое сопровождение. Не знаю, как маги добились такого эффекта — все иллюзии были, так сказать, немыми от рождения, — но птички пели, пикси верещали, а фейки играли на миниатюрных арфах и флейтах, и их мелодия восхитительным образом накладывалась на звуки вечернего города и готовящегося к празднику парка.

Музыка слышалась в порывах ветра, в движении облаков, в шёпоте редких осенних листьев и даже в скрипе колёс нашей повозки. И эта музыка была так прекрасна, что у меня дыхание перехватило.

— Как это возможно? — прошептала я, оборачиваясь к Бреду, который, в отличие от меня, не проявлял признаков восторга и удивления. — Они как будто разговаривают.

— Это часть представления, — ответил он. — Маг-композитор научился накладывать свою музыку на иллюзии. Сегодня у него бенефис. Кстати, я был на репетиции. Думаю, тебе понравится.

— Уверена, что не только мне. Это на самом деле прекрасно.

Тем временем экипаж остановился. Бред выскочил на улицу первым, чтобы помочь мне выйти, а потом устроил мою руку на своём локте, и мы начали подъём по высокой лестнице, ведущей ко входу в театр.

Последний раз я тут была в свой выпускной год с родителями. Тогда, конечно, всё здесь выглядело не так празднично, но нам всё равно понравилось. Даже папе, который обычно засыпал уже к середине первого акта. Возможно, это было связано с тем, что в тот вечер Оперный театр отдал свою сцену гастролёрам, которые привезли из Тонимы весёлую и невероятно смешную оперетту. Сюжет постановки крутился вокруг женщины, которая не нашла после смерти успокоение и вернулась в мир живых, вселившись в домашнего кота, чтобы помочь своему единственному сыну найти жену.

Я вспомнила, как хорошо нам было в тот вечер, и разулыбалась. Всё же здорово, что Бред решил меня пригласить!

Мы оставили верхнюю одежду в гардеробе и первым делом направили свои стопы в сторону буфета, в который, увы, не смогли попасть.

— Вход в нижние залы откроют только после окончания представления, — поведал нам один из стражников. — И лишь для избранных.

Бред раздражённо цыкнул, а мой прилипший к позвоночнику желудок издал такой протяжно-заунывный звук, что стоявшие возле меня мужчины испуганно вздрогнули.

Я почувствовала, как кровь прилила к щекам и пожалела, что нет такого заклинания, которое помогает провалиться сквозь землю от стыда. Стражник посмотрел на меня с сочувствием.

— Я попробую раздобыть что-нибудь съестное, — сказал он после короткой заминки. — Деверь моей сестры помощник повара… Уверен, он не позволит такой очаровательной леди умереть от голода.

Пока я изображала из себя сгорающую от смущения статую, мужчины договорились встретиться на этом самом минут через десять, после чего Бред взял меня за руку и повёл к покрытой красной ковровой дорожкой лестнице.

— Нам на второй этаж, — поведал он, и я в недоумении уставилась на него.

— Ты стал так много зарабатывать, что можешь себе позволить такой широкий жест? — Я точно знала, что левое крыло Оперного театра было отдано под семейные ложи самых знатных родов Империи, а правое — под ложи свободные. Билеты на эти места были баснословно дорогие. — Я думала у нас балкон. Бред, ты спятил? Это же ужасно дорого!

Братец кривовато улыбнулся.

— Мотылёк, ну ты как маленькая, честное слово. — Покачал он головой. — Мне казалось, ты поняла, что билеты мне достались совершенно бесплатно. Это во-первых.

Он толкнул дверь с номером «Девять» и пропустил меня вперёд.

— А во-вторых, — закончил, входя следом за мной, — это не ложа на двоих. Кроме нас с тобой в этом чудесном месте наслаждаться представлением будут ещё десяток поданных Лаклана Освободителя… Присаживайся и не скучай. Я вернусь с добычей, ты перекусишь и, вот увидишь, настроение твоё сразу улучшится, и ты, наконец, перестанешь волноваться по пустякам и приступишь к своим прямым обязанностям.

— Это к каким же?

— К обязанностям моей спутницы, конечно! — ответил брат. — От неё требуется улыбка, восторг и неземная красота. Пока у нас в наличии лишь последнее.

Когда десятью минутами позже Бред вернулся с тарелкой, заполненной миниатюрными канапе и двумя бокалами шампанского. Я проглотила всё угощение, кажется, даже не пережёвывая, торопясь расправиться с бутербродиками до того, как в ложу подтянутся остальные гости Императора, а брат в это время смотрел на меня с умилением и нежностью. Я бы даже сказала, по-отечески.

Когда он отлучился во второй раз, чтобы избавиться от улик — опустевшей тарелки и бокалов — в ложе появились первые из наших соседей. Дама солидного возраста, в старинном платье и шляпке, украшенной чучелом птицы, и с нею юное создание лет четырнадцати. Девчушку я видела впервые, а вот старушка мне показалась знакомой, и я бы, наверное, промучилась весь вечер, пытаясь вспомнить, откуда я её знаю, если бы она вдруг не заговорила, глядя на меня, но обращаясь при этом к своей юной спутнице:

— Ну надо же, какое стечение обстоятельств! Лиззи, посмотри-ка, это и есть та самая нурэ Алларэй, о которой я только сегодня утром упоминала в нашей беседе. Разве не жалко выглядит женщина, которую даже в театр сопроводить некому?

И после этой воистину оскорбительной фразы, обратилась уже ко мне:

— Не держите зла на старуху, милочка. Мы с вами лично не знакомы, но мой брат служит в БИА. Нурэ Тайлор. Полагаю, вы знакомы.

— Знакомы… — отозвалась я. — Но по какому праву вы…

— Такой судьбы ты хочешь, Лиззи? — перебила меня сестра моего бывшего наставника. — Я столько времени потратила на то, чтобы сделать из тебя настоящую леди, а ты мечтаешь стать старой девой. Подумай о моём больном сердце!

— Ваше сердце, баронесса, здоровее многих, — пробормотала Лиззи и исподтишка послала мне виноватый взгляд.

Ситуация мне нравилась всё меньше, и я решила выйти из ложи и подождать возвращения брата в коридоре. Пунцовая от стыда Лиззи, судя по всему, с радостью бы ко мне присоединилась, если бы ей дали такую возможность.

— Прошу прощения, — пробормотала я, поднимаясь из кресла. Баронесса же, которая явно чувствовала себя, как рыба в воде, приняв моё бормотание за извинение, величественно тряхнула чучелом на голове и успокоила:

— Всё в порядке, милочка. Вы не виноваты в том, что моя воспитанница мечтает бросить Институт благородных девиц и перевестись в БИА. Учиться среди мужчин? Это же позор!

— Вообще-то в БИА учится много девушек, — попыталась возразить я, но осталась неуслышанной. К счастью, в этот момент вернулся Бред, и баронесса переключила своё внимание с меня на него. И принялась расхваливать перед ним свою несчастную, готовую заплакать от смущения воспитанницу Лиззи.

Слава магии и Предкам, продолжалось это недолго, потому что несколько минут спустя в императорской ложе раздвинули шторы, и все зрители встали со своих мест, устремив свои взгляды в сторону монаршей семьи.

Когда же Император махнул рукой, позволяя своим поданным сесть, в нашу ложу вошли остальные гости, и баронесса оставила нас с братом в покое.

Поначалу я ещё чувствовала себя неловко, мне всё казалось, что вздорная старуха обсуждает меня за моей спиной, но потом началось представление, и я, увлёкшись прекрасной историей любви, с лёгкостью о ней позабыла. В конце концов, если человек опускается до оскорблений, то он должен помнить, что в первую очередь они прилипают к нему самому, а не к тому, на кого направлены.

В антракте Бред предложил прогуляться по театру, и я с охотой согласилась, но на выходе из ложи краем уха услышала своё имя и резко оглянулась.

— Бренди? — брат дотронулся до моего локтя, недоумевая, какая муха меня укусила, но я покачала головой и жестом попросила не встревать, а потом шагнула назад в ложу.

Пунцовая от стыда Лиззи всё так же сидела на своём месте. Прилежно сложенные на коленях руки подрагивали, выдавая внутреннее напряжение, а глаза были такими несчастными, что мне стало больно за бедную девочку, которая попала в воспитанницы к этой совершенно не воспитанной женщине.

Я глянула из-под бровей на баронессу, которая в это время, не стыдясь моего присутствия, рассказывала своей соседке о моём безнравственном образе жизни. Та же, поймав мой взгляд, зарделась от неловкости, но в глазах её горел жадный до сплетен блеск, и я, поморщившись от досады и положив руку на спинку кресла, в котором сидела баронесса, заметила:

— Дамы, если вам так хочется почесать свои грязные языки о моё имя, то либо подождите, пока я выйду, либо скажите мне обо всём в глаза.

В ложе повисла гнетущая тишина. Голос я понижать не думала, поэтому те из зрителей, что остались ждать начала второго акта на своих местах, сразу же навострили уши.

Баронесса покрылась лиловыми пятнами, а её приятельница спрятала лицо за веером.

— Я не знаю, чем я вам не угодила, — продолжила я. — Обеих вас я вижу в первый и, надеюсь, в последний раз в своей жизни. Но постыдились бы сплетничать при юной Лиззи. Какой пример вы её подаёте?

— Да как ты смеешь! — вскинулась баронесса и так тряхнула головой, что посаженная на её шляпку птичка неуклюже завалилась на бок.

— Как я смею что? — уточнила я. — Отвечать вам на том единственном языке, который вы способны понять?

Я бы многое ещё, наверное, ей сказала. Например, о том, что её и близко нельзя подпускать к детям. Тоже мне воспитательница нашлась! Но Бред снова ухватил меня за локоть и на этот раз сумел выволочь в коридор.

— Какая муха тебя укусила? — прошипел он. — Ты хоть знаешь, что представляет из себя эта с позволения сказать леди? Да её из-за склочного характера, говорят, даже Император побаивается.

— И пусть.

— А память у неё, как у слона. Она тебе до конца жизни будет эту выходку вспоминать.

— Плевать.

— И отомстит. Бренди, все знают, что у неё вместо языка жало скорпиона. На её слова давно уже никто не обращает внимания и…

— Бред! — Я остановилась посреди коридора и, вырвав руку из крепкого захвата, глянула на брата из-под бровей. — С каких пор ты стал молчать, когда кто-то рядом склоняет имя твоего рода?

Он страдальчески вздохнул и нехотя признал:

— С тех пор, как вынужден много времени проводить при дворе. Тут всё сложнее. Это в академии мы всё делили на чёрное и белое, а во дворце эти цвета приобрели немного иные оттенки.

Провёл ладонью по лбу, а потом махнул рукой.

— В бездну эту Тайлор, хотя ты, конечно, зря её трогала. Вонять начнёт… Но что уж теперь?.. Пойдём лучше прогуляемся.

Мы спустились в холл, по которому неспешно прогуливался весь цвет столицы, и почти сразу же наткнулись на Алана Даккея. Он шёл под ручку с невысокой миловидной дамы средних лет и, склонив голову, внимательно прислушивался к её словам, но увидев нас, застыл на месте, прикипев ко мне потемневшим взглядом.

Я судорожно вздохнула и от волнения слишком резко дёрнула за ремешок ридикюля, от чего он порвался и сумочка упала на пол.

Алан и Бред едва ли не на перегонки бросились её поднимать, и спутница моего ученика весело рассмеялась.

— Не в первый раз замечаю, что женская красота превращает самых обычных мужчин в рыцарей.

И представилась, пока я растерянно принимала из рук брата свой ридикюль.

— Герцогиня Норвиль. Надеюсь мой воспитанник своим порывом не заставит вашего жениха ревновать?

Я сделала реверанс и слегка наклонила голову.

— Не заставит, герцогиня, — вместо меня ответил Бред, одновременно здороваясь с Даккеем за руку. — Имею честь представить вам свою сестру Бренди Анну Алларэй.

— Сестру? — Взгляд герцогини стал заинтересованным, и у меня тут же засосало под ложечкой от неприятного предчувствия. — Как интересно…

Лично я ничего интересного в этом факте не находила. Ну, сестра. Что такого? Мы же не единственные брат с сестрой в Аспоне! Но вслух я, само собой, ничего такого не произнесла. Одно дело отбрить хамоватой баронессе, которая твоё честное имя полощет, и совсем другое язвить в адрес герцогини Норвиль.

Вторая женщина Империи. Да на неё некоторые даже смотреть боятся! Ей не подерзишь без повода, опираясь лишь на чувство внутреннего дискомфорта и личный, ничем не подкреплённый страх. Вот чего я испугалась?

Разве что того, что опекунша моего не состоявшегося мужа не может не знать, кого ему император в жёны прочил.

Или может?

— Алан, милый, — не отводя от меня глаз, проговорила герцогиня, — принеси мне мою шаль из гардероба. А вы, Бред, позаботьтесь о напитках. Мы с юной леди умираем от жажды.

— Но… — попыталась пискнуть я, но меня заткнули властным жестом и продолжили:

— А мы вас тут подождём, в портретной галерее. Поболтаем о своём, о девичьем. — Глянула на меня молодым ярким взором и, мягко улыбнувшись, проворковала:

— Не откажите старухе, дорогая моя, прогуляйтесь со мной, а то вокруг одни мужчины. Не представляете себе, как я устала. Не поверите, просто не с кем поговорить о прекрасном.

«Вот уж точно не поверю», — подумала я, а вслух глубокомысленно произнесла:

— О… — И перевела взгляд со знатной дамы на брата, с того на Даккея, потом снова на Бреда. Оба они выглядели так, что и ослу стало бы понятно: помощи с этой стороны ждать не приходится. — Если о прекрасном… Только я ведь в живописи, ваша светлость, не очень…

— Просто леди Норвиль, — перебила меня герцогиня. — Мы сегодня подружками, без светлостей… Вы же не возражаете?

Я оглянулась на торопливо удаляющиеся спины мужчин и обречённо кивнула.

— Благодарю, леди Норвиль.

— Пустое!

Она цепкими пальцами впилась в мой локоток и, как паук муху, поволокла меня к выше означенной галерее.

— Значит, живопись вы не любите… Что ж…

— Люблю, — возразила я. — Не разбираюсь, правда…

А потому что, когда учишься на бойфаке и одновременно общий факультет нагоняешь, на такие мелочи, как живопись времени особо не остаётся. Я даже рисовать не умею!

— А в чём разбираетесь? — почему-то обрадовалась герцогиня. — В музыке? В опере?

Я насупилась и, с неудовольствием наблюдая за тем, как стремительно вокруг нас образовывается мёртвая зона, проворчала:

— В боевой магии.

К тому моменту, как мы подошли к первой картине галереи, в которой находились портреты всех солистов театра, вокруг нас не осталось ни души. В общем-то, ничего удивительного. Это герцогиня имеет право подходить к любому из гостей Императора, а вот гости, если знатная дама одним лишь движением брови велит им исчезнуть, с такой скоростью растворяются на горизонте, что только пыль столбом.

— Неужели? — уточнила герцогиня. И главное, взгляд такой ласковый-ласковый… И смотрит так тепло-тепло.

Интересно всё-таки, она знает о том, что Даккей мне вроде как жених или нет?

— Я БИА закончила, — призналась я. — Мы с Бредом там вместе учились.

— Очаровательно! — восхитилась моя спутница. — Просто очаровательно! И как? Понравилось?

Глянула на неё мрачно, пытаясь понять, издевается она или… хотя какое тут может быть «или»? Всё она знает! И про меня, и про БИА, и про Даккея. Непонятно только, зачем ходит вокруг да около. Эх… Сходила в театр, называется!

— Очень, — прокашлявшись ответила я. — Настолько, что я вернулась туда, чтобы других учить.

Герцогиня Норвиль остановилась у картины, с которой на меня укоризненно поглядывал носатый мужик в розовом парике и удивилась:

— Так вы работаете?

Надо было всё же соглашаться на предложение нурэ Гоидриха и в Институт благородных девиц идти. На кафедру Общей магии.

Пожав плечами, я обречённо кивнула.

— Но это же здорово! — воскликнула герцогиня. — Только знаете что, Бренди… Могу я вас по имени называть? Могу, да?.. Знаете что? О своей работе надо говорить не вот с таким вот постным выражением лица… — Опустила уголки губ, насупила идеальные бровки, сморщила миниатюрный носик.

— А с улыбкой, — продолжила, демонстрируя мне ямочку на правой щеке. — Ну же, Бренди! Порадуйте старушку своей улыбкой!

Я оскалилась, и женщина, вздрогнув, нервно взмахнула веером.

— Впрочем, вы правы. У наставницы, конечно, вид должен быть серьёзным…

Покинув мужика в парике и мою улыбку в покое, мы подошли к девушке с выдающейся грудью, под которой (под девушкой, а не под грудью) было написано «Лучшее контральто Императорской оперы». Я изнывала от неловкости и усиленно пыталась придумать, что бы сказать такого умного или хотя бы просто подходящего ситуации, но, как и было заявлено в самом начале, я не только в живописи не разбиралась, но и в музыке прихрамывала на обе ноги. Однако между тем совершенно неожиданно для себя собой внезапно ляпнула:

— А знаете, чем отличается тенор от контральто?

И тут же прикусила язык, проклиная Джону Дойла с его вечными дурацкими шуточками, которые к тебе прилипают моментально! Как банный лист к одному месту!

— Что, простите? — Герцогиня удивлённо посмотрела на меня, а я, мысленно костеря себя на чём свет стоит, ответила, вновь придурошно оскалившись:

— У тенора не растут усы.

Клянусь, в возникшей после моих слов паузе было слышно, как скрипят мысли герцогини, пытаясь найти выход из той неловкой ситуации, в которую я нас обеих загнала.

— Шалунья, — наконец, рассмеялась она, демонстрируя тем самым свой жизненный опыт и изворотливость ума. — А говорили, что в музыке не разбираетесь…

Я покраснела.

— Простите. Глупая шутка. Не знаю, зачем я её сказала. От детей чего только не услышишь… — Вздохнула. — Я… редко выхожу в свет. Прошу прощения.

— Совершенно не за что извиняться! Прелестная шутка! Очень… очень… — Настала очередь герцогини краснеть. Действительно, найти в моей шутке что-то прелестное может лишь настоящий гений.

— Профессиональная очень! — всё-таки определилась с эпитетом герцогиня Норвиль. — Сразу видно, как вы любите свою работу и детей… Кстати, о детях. У вас в БИА теперь ведь новая императорская группа. Кто у них наставником? Поделитесь тайной, а то Алан мне ни о чём не хочет рассказывать…

Предки! Помогите мне!

— Ваши напитки, дамы!

Я обожаю своего брата!

— Ваша шаль, миледи!

И Даккея тоже… в смысле, к Даккею тоже испытываю большую признательность.

А уж театрального распорядителя, который так вовремя дал первый звонок, вообще готова расцеловать.

— Встретимся на этом же месте во втором антракте, — воодушевлённо лишила меня последней надежды герцогиня Норвиль. — Продолжим нашу занимательную беседу.

И это была не просьба.

Как там Бред говорил? Если Император тебя приглашает, то от твоих желаний ничего не зависит? Воистину, мой брат гений.

По пути в ложу мы с Бредом успели переброситься парой слов.

— О чём с тобой говорила её светлость? — встревоженно спросил он, оглядываясь по сторонам. После того, как герцогиня решила выделить меня из толпы, гости театра рассматривали меня с таким любопытством, словно у меня вдруг на лбу рог вырос.

— Да ни о чём! — отмахнулась я. — О ерунде разной. Бред, думаешь она знает?

— О чём?

— О нас с Аланом.

Он шевельнул бровью.

— О вас с Аланом?

— Ты понял, что я имею в виду, — буркнула я, чувствуя, как кровь приливает к щекам. — Неловко будет, если все узнают о нашей с ним давнишней помолвке. Только скандала мне сейчас не хватало! Меня нурэ Гоидрих тогда точно придушит.

— Не придушит.

Мы вошли в ложу и под прицелом любопытных глаз — во имя магии! Как же всё-таки быстро распространяются слухи! — прошли к своим местам. Я расправила юбку, открыла и закрыла ридикюль, поёрзала, пытаясь избавиться от чувства неловкости и взгляда баронессы, который прилип ко мне, как муха к смоле.

Дали третий звонок, и в опустившемся на зал полумраке зрители, наконец-то, забыли о том, что герцогиня Норвиль одарила своим вниманием никому не известную девчонку в моём лице, и вернули своё внимание представлению.

Во втором антракте мы, как и было велено, вернулись в портретную галерею. Посторонних тут уже не было, но у входа лениво топталась охрана.

— Лорд и леди Алларей могут пройти, — басовито поведал старший из стражников. — Остальных не велено пускать.

На этот раз герцогиня не стала придумывать причин для того, чтобы отослать мужчин прочь, а просто велела:

— Подождите нас у входа.

А затем взяла меня за руку и, отбуксировав к портрету внушительного сопрано в бархатном платье и вычурной причёске, приступила к допросу.

Именно к допросу. По-другому это и не назовёшь. Расспрашивала о родителях, об учёбе, уточняла точно ли Бред мне не родной…

— Бред мне родной! — это был единственный вопрос, когда я смогла найти в себе силы и вспомнить, что я не тварь бессловесная, а взрослая, самостоятельная личность, боевик, наставница… и вообще. — Роднее не бывает!

— Но родила его всё же не ваша маменька, — сделав свои выводы, кивнула герцогиня. Причём выражение лица у неё при этом было таким, что я снова не поняла, хорошо это или плохо.

О том, что Бреда родители усыновили, уже давно ни для кого не было секретом, но это мало кого тревожило, потому что у брата была родовая магия и имя. Тогда к чему весь этот допрос?

На счастье дали звонок, и я решила, что Бред может до смерти на меня обижаться, но ни на какой бал я не пойду. Скажусь больной и уеду в академию. Только бы никто не распинал меня острым взглядом и не пытал вопросами о родне и о том, как часто я в детстве болела…

И только я успела принять это решение, как герцогиня взяла меня за руку и решительно сообщила?

— Я бы хотела пригласить вас, Бренди, на чашечку чая. Скажем в следующую среду в три…

Кого другого её слова, быть может, и обманули бы, но не меня. Я чётко рассмотрела за вежливой формой приказ и, закусив удила, взбрыкнула:

— С прискорбием вынуждена сообщить, ваша светлость, что в среду у меня занятия до пяти. Да и вообще вся неделя расписана буквально по минутам. Свободное время у меня, как правило, бывает по выходным. И то не всегда.

Она поджала губы, выражая своё недовольство. Между тонкими бровками проявилась глубокая морщинка. И я уже была готова к чему угодно, но женщина вдруг улыбнулась.

— Продолжим нашу беседу после представления, — обрадовала меня она. — Вы же приглашены на бал? Если нет, то я позабочусь…

Я сжала зубы от досады, а затем процедила:

— Не стоит беспокоиться. Мы с братом приглашены.

— И будете на балу?

Лгать герцогине напрямую было страшновато, но я как-то собралась с силами и промямлила:

— Разве что-то может нам помешать?

Кроме болезни, землетрясения, нашествия зомби и крыс-мутантов. В самом крайнем случае можно сослаться на пожар. Я даже готова его устроить для достоверности. Рогль, конечно, жадный до безобразия, но ради спасения хозяйки пожертвует одним амбаром на растопку…

— Тогда я не прощаюсь.

Герцогиня Норвиль потрепала меня по щеке, после чего мы, наконец, вернулись к нашим мужчинам.

По дороге в ложу мы не разговаривали. Сложно вести светскую беседу, если каждую секунду приходится здороваться и приседать в реверансе. После того, как я два антракта подряд провела в обществе второй дамы Империи, все как с ума посходили, стремясь выказать нам с братом своё уважение.

Еле-еле отбившись от навязчивых придворных, мы прорвались в свою ложу и тут, к счастью, дали третий звонок.

Однако свет в зале не погас, а занавес не пополз в сторону. Зрители перешёптывались, оглядываясь по сторонам, мужчины хмурились, дамы нервно обмахивались веерами… И тут дверь нашей ложи с едва слышным скрипом отворилась, впуская внутрь бледного как смерть капельдинера, а вслед за ним и главного театрального распределителя. Извинившись профессионально суфлёрским голосом, он прокрался к нашим креслам и просвистел, почтительно согнувшись:

— Вас приглашают в императорскую ложу.

Я похолодела от испуга и затравленно посмотрела напротив. Монарх, сидел в своём кресле и, рассеянно улыбаясь, слушал, о чём ему нашёптывала герцогиня Норвиль. О чём?!

— Меня? — Бред торопливо поднялся, а я даже не удивилась, когда распорядитель уточнил:

— С сестрой.

Один плюс. От таких новостей с баронессой едва не приключился удар. Кто знает, может малышка Лиззи ещё и окажется среди моих студентов.

За дверью брат взял меня за руку и крепко сжал пальцы, пытаясь то ли поддержать меня, то ли успокоить. То ли хотел что-то мне передать, но я, к сожалению, не понимала, что именно. Под конвоем из капельдинера и распорядителя мы дошли да входа в коридор, в конце которого располагалась ложа Императора, и только тут нас с братом оставили наедине.

— Всё будет хорошо, — шепнул он мне.

До сегодняшнего вечера Императора мне доводилось видеть только на дагеротипах да золотых монетах, но я бы его и без этого узнала с первого взгляда. Он сидел, откинувшись на высокую спинку кресла и, положив подбородок на кулак согнутой в локте руки вслушивался в слова одной из своих дочерей. На породистом лице блуждала рассеянная улыбка, взгляд мечтательный, поза расслабленная… И вместе с тем или даже несмотря на это мужчина излучал такую мощную энергетику, что я невольно склонила голову и присела в глубоком реверансе, чувствуя, как дрожат коленки.

— Аллареи… — растягивая гласные, протянул Лаклан Освободитель и замолчал. Что бы это могло значить? Это хороший знак или плохой?

Исподтишка, не поднимая головы, я постаралась оглядеться. Эта ложа уступала в размерах той, где мы с Бредом были до сего момента, однако из-за малого количества людей возникала иллюзия большего простора.

— Ваше приглашение честь для нас, — на выдохе произнёс рядом со мной Бред, а я вскинула глаза и вымученно улыбнулась.

Кроме монарха в ложе была его супруга, дочери, наследник, герцог и герцогиня Норвиль, бледного вида девица, похожая на гувернантку, и зеленоватый от волнения Даккей.

«А говорил, что к императорскому столу его не зовут», — обиженно подумала я, и боевик, словно почувствовав моё настроение, порывисто вздохнул, как перед прыжком в воду, качнулся вперёд, но затем сжал руки в кулаки и медленно выдохнул. В его взгляде ревела стихия, морские волны яростно пенились и ходили девятым валом, сверкали молнии, а шквальный ветер начисто выметал все мысли из моей бедовой головы.

— Ну что ж. — Голос Императора вернул нас в реальность, и мы, как провинившиеся школяры, смущённо потупились. — Располагайтесь. — Указал на два свободных кресла возле левой стены. — Закуски. Напитки. Ни в чём себе не отказывайте.

Закуски? Напитки? Да я бы даже, умирая с голоду, не смогла впихнуть в себя ни глотка! Монарх тем временем нашёл взглядом кого-то в партере и коротко кивнул. Свет погас, занавес, шурша бархатными складками, отъехал в сторону, и представление продолжилось.

Глава 17

В КОТОРОЙ ГЕРОИНЯ ТАНЦУЕТ НА БАЛУ

Яркие свечи бального зала слепили глаза, пальцы ног устали от новых туфель, а непривычные к жёстким корсетам рёбра чесались так, что впору было выть на луну. Но я не выла. Стоя по левое плечо от герцогини Норвиль я с примёрзшей к губам улыбкой принимала приглашения на танец, скрупулёзно внося их в бальную карту, и танцевала.

Сказать, кем чувствовала я себя в этот вечер, который должен был стать для меня праздничным? Заводной куклой.

Пружина внутри меня жёстко хрустела под одобрительным взглядом второй женщины Империи, тело привычно подстраивалось под заученные с детства фигуры танца, ресницы порхали, губы шевелились, складывая звуки в слова, но…

…но больше всего на свете я мечтала о том, чтобы удрать отсюда в свою комнату в БИА. Послушать ворчание Рогля, принять ванну, заварить чай в котелке для алхимических опытов и, наконец, поговорить с Даккеем.

Но больше всего на свете я хотела, чтобы ничего этого не было. Ни похода в театр, ни баронессы, ни герцогини, ни ложи Императора, ни того, что случилось в ней после того, как занавес опустился и обрадованные хорошим приёмом актёры, выйдя в третий раз на бис, всё же удалились со сцены.

Зрители в партере, неторопливо переговариваясь, потянулись к выходу. Большая часть из них рассядется по своим экипажам и наёмным повозкам, остальные же будут удостоены чести танцевать на балу по случаю именин Наследника.

Увы, своё ближайшее будущее я видела среди последних, хотя видят Предки, всею душой я хотела примкнуть к первым.

Лаклан Освободитель сделал знак рукой, и появившийся из ниоткуда служитель, задёрнул штору, отрезая нас от зрительного зала, и вновь растворился в полумраке. (Мне даже показалось, что он просто прошёл сквозь стену. Что ж, я где-то читала, что Императорский дворец и самые старые здания Аспона прорезаны тайными ходами, как пастуший сыр дырками).

А затем Император посмотрел мне прямо в глаза, и тревожная пружина, что не давала мне покою едва ли не весь вечер, внезапно разжалась, отпуская. То ли от страха, то ли от облегчения — всё же правду говорят о том, что зачастую ожидание наказания хуже самого наказания! — у меня закружилась голова. И я, вставая из кресла, непроизвольно ухватилась за тёплые перила, огораживающие балкон ложи. Бред коротко вздохнул и встал рядом со мной, обхватив пальцами моё запястье и безмолвно подбадривая, успокаивая, сигнализируя, что он рядом и будет рядом до конца, что бы ни случилось.

— Так-так-так. И что тут у нас? — тоном строгого, но справедливого родителя проговорил Император, и коленки у меня задрожали, потому что в тот же миг Императрица, шикнув на дочерей и кивнув сыну, поднялась и, прихватив по пути герцогиню, удалилась из ложи.

«Ну, что он мне сделает, в самом деле? — пыталась я успокоить себя. — Отчитает? Отправит в ссылку? Запретит работать в столице? Во имя магии и Предков! Учебные заведения есть всюду. Как-нибудь проживу…»

Однако мандраж не проходил и я, в поисках поддержки, всё же не выдержала и глянула на Даккея. Он хмурил брови, на бледном лице ярким пятном алели искусанные губы, но, в принципе, боевик выглядел не испуганно, а решительно. Это меня не успокоило, но коленки укрепило.

— Почему мы из слухов узнаём, что лучшая невеста Империи уже почти записала себя в старые девы и прозябает в каком-то замшелом институте? — спросил Император и поджал губы, якобы ожидая ответа. Будто на это что-то можно ответить! Разве что…

— Большая Императорская Академия считается лучшим учебным заведением Аспона, — одеревеневшим голосом напомнила я. — Я горжусь, что мне позволено работать там наставницей.

— Лучше бы вы, леди Алларей, работали чьей-то женой, — скривился Лаклан Освободитель. — А уже в свободное от основной работы время уделяли неучам нашей Империи… Как получилось, что вы не замужем? Мы точно помним, что просватали вас за кого-то из своих поданных… Жаль, запамятовал, за кого именно! Не кажется ли вам, что помолвка несколько затянулась?

— Мне…

— А впрочем, к лучшему. Даже знать не хотим, кто был тем неудачником, который не сумел оценить по достоинству такую завидную невесту. Столько лет тянуть со свадьбой! И чего ради, спрашивается? Лучше не напоминайте нам, кем был этот идиот, а то осерчаем. Мы ему не невесту — драгоценный цветочек, можно сказать, подарили! Лучший в нашем цветнике, видят предки! А он так разбрасываться императорскими дарами? Знать не желаем! — Вновь растянул губы в улыбке, но смотрел на меня цепким, холодным взглядом. Так смотрит хищник на жертву, зная, что бежать ей уже некуда. Потому что я, может быть, и плохо разбиралась в подковёрных играх высшего света и совсем ничего не понимала в интригах, но откровенную угрозу в словах Лаклана Освободителя расслышала прекрасно. — Умница, красавица, с таким магическим потенциалом, что любой род, у кого есть в наличии хотя бы один свободный жених, с руками оторвёт… Вот хотя бы воспитанник нашего брата. Лорд Даккей, что скажете?

Моё сердце пропустило сразу ударов десять от страха за Даккея, но парень был спокоен, как удав.

— Ваше Императорское Величество… — отчеканил он, почтительно наклонив голову, — как всегда правы. Красоту и ум леди Алларей не заметит разве что слепой.

— Значит, согласен? — обрадовался Император и, отбросив официальный тон, внезапно поднялся на ноги и с самым довольным видом хлопнул Даккея по плечу. — Впрочем, ничего другого я от тебя и не ожидал, парень. Сразу виден стержень и характер. Ты уж со свадьбой тянуть точно не станешь… Осталось только у дамы спросить. Вдруг из меня отвратительная сваха и невеста вильнёт хвостом…

— Как можно, Ваше Величество?.. — пробормотала я, старательно держа лицо. Не хватало ещё только в позорную истерику скатиться.

— Согласна, стало быть?

Я кивнула, не в силах больше выдавить из себя ни звука, но Императору этого было явно не достаточно, поэтому он потребовал, сверля меня жёстким взглядом:

— Громче, леди, не стесняйтесь! Здесь все свои. Ваш брат, ваш жених, опекун жениха и ваш Император. Стесняться совершенно нечего.

— Да, — прохрипела я, закашлявшись, и повторила:

— Да.

— В таком случае, позвольте ваши руки. — Император снял со своего мизинца перстень с изумрудом и уверенно навинтил его на мой средний палец, Даккею достался рубин. — Со свадьбой не затягивайте. До конца года жду приглашения. Разорви меня Бездна! Первый раз выступаю в роли свахи! Не знал, что это так приятно… Ну не стойте столбом! Даккей, не позорь меня! Прояви хоть немного радости! Улыбнись, поцелуй невесту, а то она, чего доброго, передумает и сбежит из-под венца. То-то мы с тобой будем дураками выглядеть!

— Не сбежит, — заверил монарха Даккей и взял меня за руку. — Не отпущу.

А затем наклонился и поцеловал сначала мой палец, на который император надел свой перстень, затем тыльную сторону ладони, после чего выпрямился и мазнул губами по моей щеке.

Я вяло улыбнулась под требовательным монаршим взглядом.

— Ну вот, совсем другое дело! А теперь живо веселиться! У нас сегодня праздник!.. Кстати, удобный случай, чтобы объявить о помолвке. Вы как считаете, дети мои?

«Если бы мы на самом деле были детьми Императора, — подумала я с тоской, — то у нас было бы несколько вариантов ответа, а так лишь один».

— Это будет честью для нас, — тряхнул головой Даккей, а я присела в реверансе.

И теперь задыхалась в жадной до жарких новостей толпе, мечтая оказаться где угодно, только не здесь, и если не поговорить с Даккеем, то хотя бы его увидеть…

Увы, но после того, как было объявлено о нашей помолвке, сияющая, как новенький золотой герцогиня, взяла меня в полный оборот, для начала заявив:

— У вас, моя дорогая, сегодня последний свободный вечер, когда вы со спокойной совестью можете танцевать, с кем душе угодно! И никто-никто не посмеет посмотреть на вас косо! — Моей душе было угодно удрать отсюда поскорее, но кто ж позволит? — Поэтому сегодня мы будем веселиться! Уверена, у вас не будет отбоя от желающих!.. А вот и первый из них. Лорд Грисан, помнится, вы отменно танцевали мазурку…

Мазурка, вальс, па де кар, кадриль, полька и снова вальс. И полонез.

Я задыхалась. У меня разболелась голова. Я так устала держать лицо и не замечать любопытных взглядов. Я оглохла от сплетен в свой адрес, ибо высший свет не стеснялся строить предположения о причинах нашей скоропалительной помолвке и множил их со скоростью пчелиного роя, опыляющего один маленький палисадник.

Я своими ушами слышала, как двое приличных с виду мужчин делали ставку на то, что наш с Даккем первенец родится раньше, чем через девять месяцев.

Кусала от ярости губы, столкнувшись с версией о моей неимоверной распущенности.

Обижалась за Даккея, потому что его, конечно, заставили взять порченную Алларей.

И прочее, и прочее, и прочее…

Но я терпела. Правда, терпела. И головную боль, и тошноту, и корсет и мозоли, пока очередной партнёр по танцевальной фигуре не шепнул мне в ухо:

— Жаль, что красть невест последние лет двести считается дурным тоном. Я бы вас точно украл! И плевать, что в утробе не моё дитя. Зато остальные моими будут…

— Да катитесь вы в Бездну! — прошипела я, отталкивая от себя наглеца.

Размахнулась и так припечатала руку к щеке, что звук звонкой пощёчины на мгновение перекрыл громкую музыку. А затем прошипела, в обескураженное лицо:

— Радуйтесь, что руки о вас марать не хочу, а то бы вызвала на дуэль и вкатала бы в грязь, где вам самое место!

Всё надоело. То, что меня заставили прийти на бал, то, что, как куклу таскали по рукам от танца к танцу, то, что при этом я должна была улыбаться.

НАДОЕЛО!

— Леди, я…

— В Бездну!

Я развернулась и, подхватив юбки, выбежала из бальной залы.

Я задыхалась.

Вечер, который должен был стать чем-то приятным и восхитительным, обернулся полной катастрофой.

Мне нужна была пауза, если не для того, чтобы спокойно выдохнуть. Чтобы собраться с мыслями и… и…

Кулаком стёрла непрошеные слёзы. До чего же обидно! Кто я? Разве я не человек, а зверушка? Разве можно вот так просто взять и связать двух людей? Разве наши с Даккеем желания никого не волнуют? И зачем они вот так нас грязью? За что? Мы же… я же… я же ведь почти…

Непрошенные слёзы прочертили дорожки на моих щеках, и я, толком ничего не видя, но понимая, что не переживу, если кто-то заметит, как я рыдаю, влетела в первую попавшуюся дверь, за которой оказалась туалетная комната, добежала до кабинки, заперлась, а затем закусила костяшки пальцев, чтобы не завыть в голос, и тихонько всхлипнула.

Как в страшном сне, право слово! Всего несколько часов назад моя жизнь была относительно прекрасна и совершенно стабильна, а теперь вокруг одни руины… Всё рухнуло, и винить некого, кроме себя самой.

Как я родителям расскажу об этой скандальной помолвке? Как в глаза им смотреть стану? Через зеркало о таких вещах не сообщают. Надо отпрашиваться у нурэ Гоидриха и мчаться в «Хижину»…

Мысль о любимом наставнике заставила застонать. Теперь-то он точно меня выпрет из академии! Так ради чего всё? Чего я добилась своим побегом? Только ещё хуже сделала…

Я глубоко вздохнула и со злостью вытерла слёзы. Что-то я совсем расклеилась…

Представляю, как папенька отчитает меня за безголовость — потому что если бегаешь от «подарков» Императора, не стоит попадаться ему на глаза. А маменька ни слова не скажет, но будет плакать из-за того, что имя моё теперь навеки будет связано с этим безобразным скандалом.

А уж как перед Даккем стыдно! Невероятно просто! Мог ведь сказать Императору правду о том, по чьей вине мы всё ещё не поженились. Глядишь, и избежал бы монаршей немилости.

Или нет…

Поговорить бы с ним… Хоть словечком перекинуться… Однако увы. Жениха моего герцогиня в самом начале бала пинками загнала в другой конец бальной залы и запретила ко мне приближаться.

— Дай девочке повеселиться в последний вечер свободы! Она посвятит тебе всю оставшуюся жизнь, так что потерпишь несколько часов.

Конечно, вздумай Даккей нарушить этот приказ, никто бы его на плаху не отправил, но стоило ли из-за такой ерунды испытывать терпение Императора и его приближённых. Мы оба это прекрасно понимали.

Алан глянул на меня виновато, а я попыталась ободряюще улыбнуться — хотя получилось, по-моему, не очень, — и кивнула, мол всё нормально, я справлюсь. А он мотнул головой, дёрнув подбородком снизу вверх, и, яростно чеканя шаг, промаршировал к декоративному фонтану в конце залы, где и устроился, подперев плечом колонну. Я чувствовала на себе его взгляд и, кстати, мои партнёры по танцам тоже. Некоторые из них откровенно нервничали и, заметив выражение лица боевика, затыкались и торопились поскорее сбежать; другие, впрочем, были не столь чувствительными и не стеснялись задавать мне неудобные вопросы.

Но один раз я всё же сумела поймать Алана на том, что смотрел он не на меня, а на герцогиню Норвиль. И знаете что? Хорошо, что этот взгляд адресовался не мне, но как же сильно он меня согрел! Лучше него могло быть только внимание моего братца, которого герцогиня и пальцем не тронула, но он отчего-то не считал нужным вмешаться и помочь мне справиться со сложившейся ситуацией.

Было ли мне обидно?

О, да!

Винила ли я Бреда в случившемся со мной?

Пожалуй. Не из-за того, что это он вытащил меня в театр, — у меня и свои мозги есть, могла же отказаться. Скорее потому, что бросил одну. Где его демоны носили, пока я тут плавала в помоях из сплетен? Почему не пришёл? Не защитил? Почему, в конце концов, не спас меня хотя бы от одного танца?

По-моему, я его вообще на балу не видела… Хоть бы не случилось с ним ничего! А то он на нервах и из чувства вины каких только глупостей не наделает!

Вздохнув, я решила, что пора выбираться из своего укрытия. Нужно было умыться, вернуться в залу и попрощаться с герцогиней — именно попрощаться! Даже Император не заставит меня здесь остаться! Лучше сразу в тюрьму! Положила пальцы на ручку двери, но услышала шаги снаружи и решила повременить: меньше всего мне было нужно, чтобы сейчас меня увидела какая-нибудь из гостий. Если меня увидят зарёванной и несчастной, скандал пойдёт на новый виток, и я точно уже никогда не отмоюсь.

Я замерла, молясь магии и предкам, чтобы меня не заметили, но едва сдержала испуганный вскрик, когда услышала знакомый до боли голос. Не женский. Мужской.

— Демоны тебя задери, что ты творишь?!

По крайней мере Бред никуда не влип и искать его не нужно.

— Я? Я творю? — голосом Даккея прорычал в ответ невидимый собеседник моего братца. — Выполняю твою работу, идиот!

Загудела вода в открытом кране, послышалось плескание и сердитое шипение.

— Костяшки разбил в кровь об этого недоумка.

— И возвращаемся к изначальному вопросу. Что ты творишь? Хочешь, чтобы Его Величество передумал и отдал мою сестру кому-то другому?

— Заткнись, — отозвался Даккей. — И без тебя тошно. К тому же у меня был прекрасный повод — я защищал честь своей невесты. Честь. Слышал что-нибудь о таком понятии? Её тебе во дворце ещё не ампутировали вместе с яйцами?

Раздался глухой звук, словно кто-то ударил кулаком по столу. Шелест. Толкотня. И я прикусила губу от любопытства, жалея, что в туалетной двери нет замочной скважины, через которую можно было бы подсмотреть, что происходит снаружи.

— Остынь! — рявкнул Бред, и в воздухе отчётливо повеяло магией воды. — Я на твоей стороне! Забыл?

— На моей? — Голос Алана сочился жёлчью. — Тогда какого демона ты устроил? На кой?.. Чем ты думал? Ты понимаешь, что, если Бренди узнает правду, она никогда… Слышишь, никогда…

— Она не узнает. — перебил Бред таким тоном, что у меня по спине ледяные мурашки побежали. Я даже не знала, что он умеет быть таким жёстким и злым. Как ветер в зимних горах. — Потому что мы ей ничего не скажем. Ты помнишь, с чего всё началось? Я просто хотел защитить сестру.

Смешно сказать, но сначала я обиделась на то, что брат от меня пытается что-то скрыть, и только потом нахмурилась, осознав, что это что-то мне, судя по всему, совсем не понравится.

— А вместо этого подставил под удар.

— Я? — возмущённо ахнул брат. — Да уже завтра все забыли бы об этих сплетнях, если бы ты не полез махать кулаками, а теперь все задумаются, а нет ли в словах злобной завистливой старухи зерна истины.

— Пусть думают! — огрызнулся Даккей. — Молча.

— Всем рты кулаком не заткнёшь.

— И кто мне помешает? Ты?

Бред вздохнул и повторил устало:

— Я просто хотел защитить сестру. Больше всего на свете.

— Даже больше, чем выжить? — плеснул ледяной язвительностью Даккей.

— Можешь не сомневаться.

— Да? И как ты хочешь, чтобы я был рядом с ней, если уже в понедельник мне нужно будет собирать вещички и валить из БИА? Какой смысл ходить в императорских студентах, если невеста у меня теперь есть не только на бумажке, но и в глазах общества тоже?

Бред промолчал.

— Что прикажешь мне делать? Наплевать на работу? Уйти со службы и податься в ученики? Без проблем, но теперь, когда я почти женатый человек, мне нужно не только о себе думать, но и о семье. Не хочу, чтобы моя жена ходила в худых ботиночках да в плащике на рыбьем меху! А для этого нужны монеты! Их люди обычно или в наследство получают — а это не мой случай, — либо с жалованьем.

— Ты можешь остаться, потому что всё равно хочешь доучиться, — неуверенно промычал Бред. — В указе Его Величества на этот счёт ничего не сказано… Стипендия, опять-таки…

Осёкся на миг, а потом воодушевлённо выпалил:

— Но знаешь, что было бы лучше для всех нас? Если бы ты всё же забрал сестру из академии. В конце концов, наставницей можно и в Институте благородных девиц работать.

Мир окрасился в багряные тона, и я, прежде, чем подумать, отщёлкнула замок и толкнула дверцу, являя миру и двум мужчинам себя. Несвежую, слегка зарёванную и абсолютно точно взбешённую.

Тайны тайнами. У меня у самой их столько, что под кроватью не умещаются, но топтаться сапогами по моей светлой мечте стать ректором БИА… Это уже слишком!

— Повтори-ка последнюю фразу, дорогой братец. А то у меня внезапно со слухом какая-то беда приключилась.

У Даккея краска отхлынула от лица, а Бред наоборот покраснел. Растерянно моргнул, а потом глянул на меня из-под бровей и проворчал:

— Ты что тут делаешь?

— Носик попудрить забежала, — не расцепляя зубов, ответила я.

— В мужском туалете? — Дёрнул бровью, предлагая оглядеться, но я лишь пожала плечом — и без его уточнений успела понять, что перепутала двери. То-то мне казалось, что в дамской комнате табаком пахнет…

— Какая разница? Повтори, что ты сейчас сказал.

Бред молчал.

— Да что за день-то такой! Я точно сплю и мне снится сон, что умерла и Предки жарят мой провинившийся дух на своих огромных сковородках, потому что даже во сне я не могла представить, что когда-нибудь ты станешь вытирать об меня ноги.

Алан кашлянул и качнулся в мою сторону.

— Бренди, — мягко окликнул он, но я лишь зыркнула, мельком отмечая, что мой жених и в самом деле подрался, но, судя по минимальным ранениям в виде царапины на щеке и содранных костяшек пальцев, вышел победителем, а потом вновь приклеила взгляд к Бреду.

— Папа с мамой учили нас преданности, — напомнила, сообразив, что отвечать мне брат не собирается. — Честности. Учили заботиться друг о друге. Любить.

Я навсегда запомнила момент, как в далёком детстве — нам тогда лет по пять было или и того меньше! — папа рассказал нам притчу о разбойниках.

— Как-то напали разбойники на хутор и захватили в плен всех его жителей. И была среди них одна женщина. Атаман велел привести её к нему и сказал: «Завтра на рассвете я казню всех твоих родных, но одному из них ты можешь спасти жизнь. Кого ты выбираешь?» «Моего брата», — ответила она. Атаман удивился. «Не сына?» Женщина посмотрела на молодого парня и покачала головой. «Не мужа?» — не унимался атаман. «Нового мужа я смогу найти, второго сына рожу, не такая старая ещё, а ещё одного брата мне не даст уже никто». Атаман подумал, подумал, а потом кивнул и велел отпустить всех жителей хутора. Так мудрая женщина спасла всех своих родных.

С того времени прошло много лет. И если в детстве я была полностью согласна со словами женщины, то с возрастом всё изменилось, и я уже не была уверена в том, что, окажись на её месте, с такой лёгкостью сделала бы выбор. Однако полностью поддерживала её в том, что узы, связывающие брата и сестру, — одни из самых крепких.

И теперь они рвались, разрывали корнями кровоточащее от боли сердце, убивая меня без ножа. Потому что Бред смотрел на меня и молчал. И я не видела в его взгляде ни раскаяния, ни стыда.

А ведь брат как никто другой знал о том, как важно для меня БИА.

— Я люблю тебя, — наконец вымолвил он. — И забочусь.

— Только совсем не уважаешь, — грустно заметила я. — Иначе бы спросил сначала, чего я хочу, а потом уже действовал.

Брат покосился на Алана, провёл рукой по волосам, вконец разрушая идеальную причёску и виновато пробормотал:

— Ты знаешь.

Конечно, знаю! Я же не глухая!

— Отец учил нас быть честными друг с другом, — с горечью напомнила я, а Бред отвёл глаза и нехотя признался:

— В этой ситуации отец на моей стороне.

— Что?

— Я рассказал родителям о щите после нашей последней встречи. И они одобрили мой план… Ну, в общих чертах… — Смущённо почесал макушку и добавил с виноватой улыбкой:

— Маменька поначалу негодовала, не разговаривала со мной, потому что я стребовал с неё обещание ни о чём тебе не рассказывать. Но узнав о помолвке, обрадовалась и простила. Ты же знаешь, она всегда была отходчивой. Никогда не умела обижаться подолгу.

— Значит, от необходимости сообщать родителям новость о том, что их дочь выходит замуж, ты меня избавил. По-братски взвалил, так сказать, на себя эту тяжкую ношу.

— Я просто не хотел, чтобы они узнали обо всём из утреннего выпуска «Императорского вестника», — мягко возразил Бред.

— А что ж заранее не подсуетился? Чего боялся?

— Того, что ты передумаешь и откажешься ехать в театр, — проворчал Бред, и я почувствовала, что почва уходит у меня из-под ног. Взмахнула рукой, чтобы ухватиться, хотя бы за что-нибудь, медленно моргнула, отказываясь верить. — На этот случай у нас с герцогиней был предусмотрен вариант Б. Но для его исполнения пришлось бы подождать до конца следующего месяца.

Я смотрела ему в лицо и не могла поверить, что мой умный, добрый, умеющий чувствовать все нюансы и оттенки моего настроения брат говорит все эти ужасные вещи и не видит, какую боль причиняет мне своими словами.

«Хорошо, что я хотя бы не реву больше», — с каким-то отстранённым равнодушием подумала.

— То есть герцогиня тоже в деле?.. Ох, мамочки, как страшно жить! Я-то думала, ты просто не хочешь, чтобы я карьеру в БИА делала, а тут, оказывается, всё гораздо круче… Ты решил податься в сводники и пристроить куда-нибудь свою нерадивую сестрёнку.

— Бренди! Всё совсем не так! — проорал брат, и его крик отозвался в моём сердце тупой болью.

— За моей спиной, — всё ещё отказывалась поверить я. Посмотрела на Даккея. Спросила без особой надежды:

— Ты знал?

Алан кивнул, едва не добив меня этим жестом, а потом уточнил:

— Догадался, когда вы появились недалеко от картинной галереи. Но там уж от меня ничего не зависело, а предупредить не мог, потому что эти двое… заговорщиков — я имею в виду твоего брата и мою покровительницу — не дали мне такой возможности.

Поверила я ему сразу и безоговорочно. Но легче от этого, конечно же не стало.

— Отвезёшь меня домой? — попросила я, не сводя с него сухого от разочарования и невыплаканных слёз взгляда. — Ты обещал.

— Конечно.

И тут встрепенулся Бред.

— Ты не можешь вот так вот уйти! — возмутился он. — Не сейчас! Когда мы даже не поговорили. Позволь хотя бы объяснить…

— У тебя было время для объяснений, — возразила я. — А сейчас я просто не хочу слушать. Честно, я слишком зла для этого.

Прошагала до выхода из туалетной комнаты, взялась за ручку, а потом, не оборачиваясь, проговорила, проклиная себя за нотки горючей обиды, звучащие в моём голосе:

— Ты мог остаться и послушать, что обо мне говорили на этом балу и какой грязью поливали. Может быть, попытаться защитить. Но вместо этого поторопился сообщить родителям важную новость. МОЮ важную новость! Гори она синим пламенем. Ты мог не решать за меня и не устраивать эту гнусную помолвку! Ты мог относиться уважительно, если не к делу моей жизни, то хотя бы ко мне. А вместо этого ты просто наврал. Нет. Не хочу говорить с тобой сегодня. Я тебя видеть не хочу.

И, раздирая горло, острыми, как лезвия словами, добавила:

— Впервые в жизни я жалею о том, что у меня вообще есть брат.

Как выходили из театра — не помню. Встретили ли кого-нибудь по пути, прощались ли с кем-то — всё словно в тумане. Я раз за разлм прокручивала в голове разговор с Бредом, возвращаясь к его словам и пытаясь найти всему объяснение, но оно, как ни печально это признавать, не находилось. Из нас двоих это ему грозит опасность потерять жизнь, не мне. Так от чего он хотел защитить меня таким причудливым образом? От горькой доли закончить свою жизнь старой девой?

Я ведь не старая ещё — среди столичных невест есть девушки и постарше меня. Не уродка, не дура. И даже в отсутствии личной жизни меня уже не обвинишь. Не знаю, как скоро наши отношения с Аланом привели бы нас в венчальный храм и привели бы вообще, но ведь что-то между нами было! Что-то настоящее, нежное, что-то, из чего могло вырасти желание провести остаток жизни вместе…

Парадокс, но я именно тогда начала думать о возможном развитии событий, когда всех возможностей нас лишили. У породистых собак о желаниях не спрашивают. Отправляют на случку — и конец.

Обидно, но мне всегда казалось, что Бред на моей стороне. Ведь за поросёнка Троя он не спешил меня выдавать, и когда я от Даккея сбежала тогда, тоже не упрекнул даже взглядом…

Лгал?

Или теперь лжёт? Но зачем?

— Это я во всём виноват, — внезапно произнёс Алан, и я подскочила на месте от неожиданности. Он сидел напротив меня, так близко, что наши колени почти соприкасались, но выглядел отчего-то совершенно далёким.

— Что, прости?

На миг показалось, что я рассуждала вслух, и щёки обдало жаром.

— В том, что случилось сегодня, — пояснил он, с растерянным видом рассматривая ночные улицы за окном экипажа. — Поступок Бреда, помолвка… Всё.

Кровь отхлынула от моего сердца и, прижав пальцы к горлу, я прохрипела:

— Но… но ты же сказал, что ничего…

— Не знал, — вздохнул он. — Но мог догадаться.

И пока я молчала, пытаясь подобрать нужные слова, повернулся ко мне. Бледный, брови решительно сдвинуты над переносицей. И взгляд… странный.

— Впервые я увидел тебя шесть лет назад, когда Бреда Алларея перевели в мой отряд, — тихим голосом проговорил он. — Это была первая суббота ноября. Я зачем-то вошёл к нему в комнату и застыл возле небрежно застеленной койки, не в силах оторвать взгляда от стены, к которой булавкой твой брат приклеил дагеротип. На самом деле их там было несколько, но это я уже потом заметил, а тогда видел только тебя. Ты улыбалась, но смотрела не в аппарат, а куда-то мимо, приложив ладонь ко лбу, чтобы защитить глаза от яркого солнца. Алые ленты в двух трогательных косичках трепал ветер. Синее платье с белым воротничком. И пальцы измазаны в чернилах…

— Это была ежевика, — зачем-то исправила я, отчётливо вспомнив, о каком именно дагеротипе говорит Алан. Нам тогда исполнилось шестнадцать. Я получила в подарок набор «Фальшивого некроманта», что помогло мне хорошенько обновить Элайю, а Бред стал счастливым обладателем дагеротипной камеры.

— Ежевика… — повторил Даккей, а затем качнулся ко мне, привстав с сидения, одну руку прижал к стене над моей головой, второй облокотился об оконное стекло и поцеловал. Открытым ртом, жарко, требовательно и порочно.

— Ежевика, — повторил хриплым голосом, когда я стала задыхаться от нехватки дыхания и ещё от чего-то, что подымалось из глубины моей души обжигающей лавой. А затем вернулся на своё место и, как ни в чём не бывало, продолжил рассказ:

— Я так долго рассматривал твой дагеротип, что это не могло остаться незамеченным. «Сестрёнка моя. Бренди, — представил мне тебя Бред. — Красивая?» «Невероятно», — ответил я. А потом добавил: «Если выберусь с Предела живым, буду у вашего отца её руки просить». А Бред рассмеялся. Говорит, мол, я сначала у тебя спросить должен. Что папенька ваш придерживается прогрессивных взглядов и дочь свою без её согласия никому не отдаст. Мол, один навязанный жених у тебя уже есть, да и тот уйдёт ни с чем через два года… Ну и вообще. Не для того маменька цветочек растила, чтобы за первого встречного отдавать. А у меня, кроме заслуг перед короной и военного звания, ничего не было. Ни имени, ни титула, на золота, чтобы молодую жену обеспечить жизнью, к которой она привыкла. Я как раз активно работал над двумя последними пунктами, когда на Пределе вдруг объявился императорский стряпчий с пакетом на моё имя.

— С уведомлением о помолвке, — догадалась я, и Алан, улыбнувшись, кивнул.

— С ним. Я чуть не рехнулся, честное слово! Это было словно сон! Я ведь много раз об этом думал. Как приеду с Бредом к вам в «Хижину», как познакомлюсь с тобой. Попрошу руки… И тут вдруг такой подарок!

— А я сбежала.

Даккей с шумом выдохнул и сжал кулаки.

— Да.

В наступившей тишине я задумалась. Как бы сложились наши судьбы, не испугайся я тогда? И чем дольше я об этом думала, тем больше склонялась к мысли, что мы и четыре года назад сумели бы найти с Аланом общий язык. Возможно, не сразу, потому что я, конечно, бесилась бы (всё же Бред прав и я ужасно упёртая, если случается не по моему), была бы более настороженной и постоянно ожидала подвоха… Но что-то мне подсказывало, что этот удивительно понимающий мужчина сумел бы найти правильный подход.

— Почему не поймал? — спросила я, когда тишина стала давить на уши. И этот вопрос почему-то оставил на губах привкус обиды и разочарования.

— Хотел, — после минутного размышления признался Алан, а я так обрадовалась, что едва сумела сдержать улыбку. — Но решил придерживаться изначального плана. Ну, там имя-титул-состояние… Дурак был. Столько времени потерял. Жаль, вернуть ничего нельзя…Ну, да ладно! — Махнул рукой и вернулся к прерванному рассказу:

— Вскоре над Бездной встал Щит, и я смог вернуться в столицу. Император пожаловал титул, да и жалование в МК мне назначили приличное. Казалось бы, до исполнения мечты остался один крохотный шаг. Бред триста раз хотел нас познакомить. Миллион поводов придумал, а я всё тянул, боялся отказа… Трусил. Когда любишь кого-то так, как любил тебя я все эти годы, отказ — это не просто разбитая мечта. Это конец жизни.

Посмотрел на меня горящим взглядом и твёрдо заявил:

— Потому что я на самом деле люблю тебя, Бренди Анна Алларей. После того, как узнал тебя ближе, даже больше прежнего. И мне очень хочется быть благородным, сказать, что я отпущу тебя, если ты захочешь, но вся беда в том, что я ни демона не благородный! И я хочу тебя себе. На всю жизнь!

Я ошалело моргнула, не зная, не то что сказать, даже как реагировать на его слова. Признаться в ответ? Но было ли любовью то чувство, которое щекотно шевелилось в груди, когда я думала об Алане Даккее? Свести всё к шутке? Промолчать? Удрать по сложившейся традиции? Или…

Экипаж дёрнулся, останавливаясь перед крыльцом БИА. Даккей выразительно смотрел на меня и чего-то ждал. Я выдохнула.

— Не отпускай, — шепнула, отчаянно смущаясь и не зная, куда глаза деть. — Я… я не этого хочу. Только…

— А чего ты хочешь?

Глянул так, что у меня во рту пересохло, и я нервно сжала руки в кулаки. Даккей заметил и, обхватив мои ладони, прижал их к своей груди, вынуждая тем самым меня наклониться в его сторону.

— Пусть будет всё, как было, — просипела я. — Дай нам немного времени.

— С радостью, — шепнул он, и, когда его дыхание коснулось моих губ, я зажмурилась.

Глава 18

В КОТОРОЙ ГЕРОИНЯ ПУТЕШЕСТВУЕТ ПРОТИВ СВОЕЙ ВОЛИ

Рано утром, ещё даже солнце не взошло, а небо над Лакланом зябко куталось в ночную, вышитую звёздами шаль, я встала с кровати и, накинув поверх сорочки халат, разожгла горелку под котелком. Проспала я не больше двух часов, а подорвалась от непонятного, гложущего чувства, и, понимая, что заснуть уже не получится, решила заняться чем-то полезным.

Почитать, подготовиться к занятиям, подумать о грядущем дне и его проблемах.

— Сама не спишь и нам не даёшь, — недовольно проворчал Рогль и, не открывая глаз, перебрался со шкафа на мою постель, заняв нагретое местечко. — Ну, чего ждёшь? Накрой нас! Оледенеть можно, пока сама сообразишь…

Фыркнув, я бросила в наглого демона подушкой, а он повозился под ней, но выбираться не стал, удобно устроился и спустя несколько минут засопел, то ли посвистывая, то ли похрапывая время от времени.

Кстати, Рогль из-за новостей о моём скором замужестве так разнервничался, что пришлось битый час его успокаивать, да отпаивать чаями с пряниками.

— Всё пропало! — причитал он. — Боевик нас погубит! Голодом заморит…

— Пока тебе со стороны этого боевика лишь ожирение грозит, — мягко заметила я, намекая, что кое-кто в последние дни основательно прибавил в весе.

— Наговоры! — заверещал демон. — Это не жир! Это пух!

— И кость широкая.

— И кость широкая, — поддакнул он, и обиженно отшвырнул от себя последний пряник, но почти сразу передумал, подобрал и торопливо проглотил даже не жуя.

На этом мы наш спор вчера и закончили, а сегодня главный спорщик грел свои широкие кости в моей тёпленькой постельке.

Заварив чай, я взяла с полки книгу Норга Лири «О скрытых потенциалах стихийной магии», забралась в кресло с ногами и попыталась избавиться от дурного предчувствия, одновременно мечтая о том, чтобы новый день не наступил. И причин у меня для этого было более чем достаточно.

Во-первых, меня ждал разговор с родителями. Как бы маменька с папенькой ни относились к моему жениху, посмотреть мне в глаза и убедиться в том, что я в порядке, не собираюсь в бега и не планирую наложить на себя руки, они непременно захотят. А я не знала, как смотреть им в глаза, потому что отлично помнила слова Бреда о том, какую роль сыграли они в моём внезапно приблизившемся замужестве.

Во-вторых, карточка с приглашением от герцогини. Пока она ещё не пришла, но Алан уверял, что за этим не заржавеет и что отвертеться от визита не получится.

— Герцог и герцогиня Норвиль заменили мне родителей, — со вздохом напомнил мне жених. — А родителей, как известно, не выбирают, но я не оставлю тебя одну ни на секунду!

В-третьих, нурэ Гоидрих. Прямо-таки предвкушаю, какой тяжкой и эмоционально насыщенной будет наша беседа.

И в-четвёртых. После воскресенья неминуемо наступит понедельник. К этому времени слухи успеют расползтись по всему Лаклану и вездесущим вирусом проникнуть за стены БИА. О! Я слишком давно живу в академии, чтобы не знать, какаю реакцию они вызовут у студентов! Да я от докучливых взглядов даже в туалете спрятаться не смогу!

И не только от взглядов, если вспомнить о беспардонности некоторых из них.

Застонав вслух, я отложила книгу, чтобы растереть лицо руками, и как раз в этот момент кто-то негромко постучался в мою дверь.

Мельком глянула на часы. Две минуты седьмого утра.

— Интересно, кому я могла понадобиться в такое время? — пробормотала я себе под нос и, поправив халат, пошла открывать.

— Нурэ Тайлор? — У обнаруженного за порогом наставника вид был всклокоченный и слегка безумный. — Доброе утро. Что-то случилось?

— Мне срочно нужен твой совет, — отмахнулся он. — Не из-за чего волноваться.

И пока я соображала, стоит ли спросить, что ж так срочно тогда, если волноваться причин нет, нурэ тревожно взмахнул руками и зашептал:

— Вот же я старый болван! Совсем о времени позабыл! Я тебя не разбудил? — Испуганно оглянулся и ещё больше снизил голос. — Или, Предки упаси, твоих соседок… Не хватало, чтобы они нас тут увидели в таком виде… Фантазии юных дев кого угодно до седых волос доведут.

Я вздёрнула бровь, пытаясь представить варианты этих самых «фантазий» и, не выдержав, прыснула в кулак, покачав головой

— Я не спала уже, нурэ, не переживайте. А девчонок в воскресенье утром вы и Взрыв-волной не разбудите.

Наставник несколько раз моргнул, демонстрируя мне полную растерянность, а потом удовлетворённо хохотнул.

— Твоя правда. Впустишь?

— Ну, конечно же! — смутилась я, отступая. — Прошу прощения! Чаю? У меня котелок закипел…

— В моё время барышни чай в другой посуде заваривали, — проворчал нурэ Тайлор, входя в комнату и закрывая за собой дверь.

С любопытством огляделся, подошёл к книжной полке, погладил пальцем корешки, выглянул в окно, скользнул взглядом по разобранной постели и смущённо кашлянул, отворачиваясь.

— Соседка моих родителей, леди Морна, давала уроки домоводства незамужним девушкам, — внезапно произнёс он. — Приходилось слышать о леди Морне?

— Все слышали о «Школе для хороших девочек». Вы присаживайтесь, нурэ Тайлор. Чай скоро заварится.

— Благодарю.

Наставник кивнул, устроился в коресле и, мечтательно улыбнувшись, продолжил свои несколько неуместные воспоминания.

— Они учились сервировать стол, печь печенье, готовить, вышивали салфетки, а раз в неделю, по пятницам, устраивали чайные вечеринки. Получить приглашение на такой вечер считалось среди мужчин моего времени очень почётным. Это как в цветник попасть ещё до цветочника. Можешь выбрать самую свежую розу, которую до тебя ещё никто не видел. Представляешь, как удобно?

Я пожала плечами, от души жалея, что мне не спалось и я услышала тихий стук нурэ Тайлора. Глядишь, если бы я не бодрствовала над «Скрытыми потенциалами стихийной магии», сейчас бы не гадала, к чему весь этот немного диковатый визит.

— Со своею супругой я там и познакомился. Она умерла нынешней весной. Не смогла оправиться после смерти Марка.

Сердце болезненно сжалось, и я, потупившись, пробормотала:

— Примите мои соболезнования. Мне очень жаль.

— А уж мне как… — с тоскою протянул нурэ Тайлор и надолго затих, мрачно рассматривая содержимое своей чашки.

Я тоже помалкивала, не зная, что сказать. Никогда не умела себя вести в таких ситуациях.

В тишине было слышно, как тикают часы и сопит Рогль. Между прочим так громко — разбаловал его Даккей! Совсем страх перед посторонними боевиками потерял! — что даже нурэ Тайлор занервничал, отвлёкся от своих печальных мыслей и стал озираться по сторонам.

— У тебя тут кошка что ли где-то?

— Хомяк, — соврала я и развела ладони, обрисовывая примерные размеры Рогля.

Наставник уважительно кивнул.

— Здоровый какой!

— Ум… — промычала я, мысленно моля Предков поспособствовать тому, чтобы нурэ не возжелал на мою упитанную животинку посмотреть. — Только прожорливый очень… Ещё чаю?

На самом деле наставник из своей чашки не отхлебнул ни разу, но я решила, что если привлечь внимание старика к напитку, то он, быть может, вспомнит, где он и зачем сюда пришёл в такую рань. Или не вспомнит. Вон он уже минут пятнадцать чаинки считает…

Однако я ошиблась. Кое о чём нурэ всё же вспомнил. Вот только не о цели своего раннего визита.

— Я слышал, ты замуж выходишь скоро, — неожиданно произнёс он и зацепившись острым взглядом за мои сжавшиеся в кулаки пальцы. — А что так поспешно?

— Знаю я, от кого вы слышали, — покраснев, огрызнулась я. — И вот что я вам скажу, нурэ, уж простите за тон, но сестра ваша…

Я набрала в грудь побольше воздуха, пытаясь отыскать какое-нибудь более-менее приличное слово, но потом махнула рукой и проворчала:

— Дрянная старуха она и досужая сплетница к тому же. Вот. — Наставник даже бровью не повёл и я, сочтя это хорошей приметой, продолжила:

— Вчера помоями меня с ног до головы облила, ещё и ославила на весь свет. Не подумайте, я не жалуюсь. Просто обидно. Мы ведь с Аланом не это… ну, вы понимаете! И чтоб вы знали, это никакая не поспешная свадьба. Мы уже четыре года как помолвлены. Хоть у папеньки моего спросите, у него и документ есть…

Кстати, даже не солгала! Стоит озвучить эту версию Алану. Ему понравится.

— А что ж не поженились до сих пор?

— Сначала ждали, пока я доучусь, — продолжила я сочинять. — Ну и хотели сначала на дом накопить. Всегда мечтала жить на Академической.

Эта улица получила своё название не только из-за своей близости к БИА, но и потому, что почти во все дома на ней принадлежали семейным наставникам столицы.

— Значит, ребёнка ты не ждёшь?

Всё же нурэ Тайлор прямой, как шпала. Я раздражённо дёрнула плечом и вдруг, совершенно неожиданно для себя, ответила:

— Воля ваша! Нет, конечно!

Меня почему-то не возмутил тот факт, что наставник задаёт мне такие личные вопросы, и не насторожил его нездоровый интерес. Наоборот, я порывисто вскочила с места и зачем-то принялась оправдываться:

— Я не ханжа, не подумайте. Но будем честны. Когда мне было крутить романы? Да я за время учёбы даже вздохнуть свободно ни разу не смогла! А после работа… Вы сами знаете, нурэ, сколько нагрузки тянут на себе наши наставники. Да я даже выспаться не могу! Где уж тут время на разные… неприличные глупости найти… Нурэ, вы что-то подлили мне в напиток?

— Совсем чуть-чуть Эликсира правды, — невозмутимо пояснил он. — На ошибку я не имею права.

— На какую ошибку? — испугалась я.

— Ни на какую. Я ведь её не совершу.

И неожиданно добавил:

— Ох, Бренди, всё же мне с тобой невероятно повезло! — Что-то невидимое ударило меня в грудь, и я рухнула на пол, как подкошенная. — Такой шанс только раз в жизни бывает. И я его не упущу.

«О чём вы? Какой шанс?» — хотела спросить я, но из моего горла вырвалось что-то непонятное:

— Ш-ша…х…

— И мат, — криво усмехнувшись, согласился со мной нурэ Тайлору и, склонившись к моему лицу, шёпотом пояснил:

— Я же сказал, Бренди. Любой отец сделает всё для того, чтобы его ребёнок жил.

В его глазах пульсировало болезненное безумие. Густое, чёрное, беспросветное, как полынья в ночной реке. И мне стало так страшно, что я закричала. Но мой голос и моё отчаяние оглушили лишь меня, потому что перехваченное неизвестным заклинанием горло не издало ни звука. К тому же, меня полностью парализовало, и единственное, что мне оставалось, — это смотреть и слушать.

А ещё горько сожалеть о том, какой всё же плохонький из меня боевик получился. Не только не распознала угрозу, так и вовсе определить не могу, каким заклинанием меня приложил наставник.

А он тяжело поднялся из кресла и, по-старчески охая и причитая, опустился возле меня на одно колено.

— Ты всегда была очень сильной девочкой, Бренди. Сильнее многих из нас, — произнёс он, глядя на меня с уважением и гордостью. — Ты знаешь, я всегда тебя любил и больше всех выделял среди всех моих учеников… Поэтому не будем рисковать. Эти браслеты не позволят тебе совершить глупость, если ты всё же сумеешь нейтрализовать последствия Каменной кожи.

Сами браслеты наставник не стал мне показывать, но щелчок запирающего замочка я услышала.

Проклятье!

О заклинании Каменная кожа я слышала впервые. Но с уверенностью могла сказать, что один из видов Паралича. А значит, действие его обратимо. А если вспомнить, чему нас учил нурэ Тайлор, то действие любого обратимого заклинания опытный маг может ускорить или вовсе разрушить изнутри.

Только что толку, если браслеты блокируют мою силу? И даже если я справлюсь с параличом, то их-то точно не смогу снять самостоятельно!

Нурэ Тайлор тем временем поднялся и, вернувшись к столику и прочитал очищающее заклинание над моей чашкой, убирая следы, а после этого шагнул к стене, на которой висело переговорное зеркало, и зачем-то снял его.

— Хорошая вещь, — похвалил с искренней улыбкой, которая испугала меня до икоты. — Сейчас таких уже не делают. Сразу видно, твой отец о тебе заботится. Отцы — они такие. Всё сделают для своего ребёнка. Он — для тебя, а я для Марка.

— Марк умер! — мысленно прокричала я. — Умер! Старый ты дурак! Его уже не вернёшь!

Тайлор переместил зеркало на кровать, и я задержала дыхание, опасаясь, что он увидит Рогля, но моего личного фамильяра, к счастью, на кровати уже не было. Значит, была надежда, что он отправился за помощью.

Впрочем, с таким же успехом, прожорливая скотина могла умчаться на кухню, чтобы украсть у кухарки очередной окорок или баранью ногу прямо из котелка.

Нурэ Тайлор тем временем вынул из кармана синий мелок и принялся чертить на стене какие-то символы. Поначалу я не могла понять, что именно он рисует, но потом узнала некоторые из рун и не на шутку перепугалась. Потому что наставник строил магический коридор.

И даже если Рогль поспешил за Аланом, они могут попросту не успеть.

Проклятье, отследить вектор его направленности по остаточному следу могут только специалисты. Их на всю империю человек десять, не больше! И даже если допустить, что Даккей догадается искать коридор, даже если найдёт след и отыщет того, кто сумеет его прочесть и построить отражение, чтобы пройти по нашему следу

Никакой гарантии, что я к тому времени всё ещё буду жива. Кто знает, что на уме у обезумевшего от горя нурэ Тайлора? К тому же в глазах начало темнеть, а уши заполнил противный писк. И вскоре я уже ничего не видела и не слышала, а затем и вовсе потерялась в кромешной тьме магического обморока.

Люди, побывавшие на краю смерти, говорят, будто в этот миг вся жизнь пролетела у них перед глазами. Или вспоминают, как сожалели, что не успели что-то сказать или сделать. У меня же не было ничего из этого. Я просто провалилась в душную нору без света, где не было ни верха, ни низа. В норе этой ревело ледяной пламя и почему-то пахло мышами.

Наверное, именно этот запах меня и отрезвил. Вдруг стало обидно, что Предки определили меня в такое место. Моя жизнь не была безупречной и, если подумать, смогла бы вспомнить о паре десятков эпизодов, за которые мне было действительно стыдно.

Но душная яма с мышами?

Нечестно.

— Нечестно! — прохрипела я, распахивая глаза, и уже в следующий момент, заорала.

Я лежала на песке посреди широкой песчаной косы, а метрах в трёх от меня стояло огромное существо. По красной коже пробегали искры пламени. Голову его венчали загнутые назад рога, мощная шея переходила в бугристые плечи перевитые жгутами жил, длинные пальцы заканчивались чёрными, как дёготь, когтями, мощный хвост с острым шипом вместо кисточки, нервно хлестал по напоминающим колонны ногам, а между ног…

Я зажмурилась, но изображение огромного детородного органа, который будто башня возвышался из густой поросли рыжего цвета, кажется, навечно отпечаталось на внутренней стороне моих век.

— Что это, мамочки? — всхлипнула я и, встав на четвереньки, попыталась удрать, но запуталась в ночной сорочке и почти сразу проехалась носом по раскалённому песку.

На Пределе мне бывать не приходилось, но я сразу же узнала его по рассказам Бреда. В своих письмах он не раз описывал этот пейзаж: белый песок, раскалённое до белизны небо, чёрная полоса леса на линии горизонта — и на сотни километров ни единой живой души. Только демоны, нежить и мертвяки.

— Что это? — повторила я, поднимаясь на локтях и стараясь не смотреть в сторону чудовища.

— Это способ вернуть мне моего Марка, — невозмутимым голосом ответили на мой вопрос. Я вскинулась и сразу же увидела нурэ Тайлора. Он сидел, поджав под себя ноги и выглядел, мягко говоря, странно. Нездорово даже. Блуждающий взгляд, спёкшиеся от горячки губы, осунувшиеся черты лица, волосы сбились в сосульки, несвежая рубашка, застёгнута криво…

Как я могла не заметить этого раньше, когда он только пришёл ко мне в комнату? Или может быть наставник воспользовался Иллюзией? Правду говорят, что больные духом временами проявляют исключительную хитрость и изворотливость.

А нурэ Тайлору пришлось по-настоящему постараться, ведь он обманул не только меня, но и нурэ Гоидриха, который и близко не подозревал о том, что боевую магию в его академии читает сошедший с ума человек, и следователей МК, и даже Императора. Потому что я слабо верила в то, что баронесса достала бы приглашение на главный праздник Империи, знай повелитель о болезни её брата.

И можно ли назвать болезнью стремление человека вызвать демона.

О, Бред.

Я задохнулась от ужаса, вспомнила последние слова, сказанные брату, зажмурилась и затрясла головой, не желая верить, а нурэ Тайлор как ни в чём не бывало пробормотал:

— Знаешь, а я даже рад, что в ночь Кровавого Жениха у меня всё сорвалось. Не потрать я тогда весь эликсир, не стал бы искать в другом направлении и не нашёл бы более простой вариант.

— Простой вариант? — распахнув глаза, недоверчиво переспросила я.

— Щит твоего брата. Оказывается, его не так просто разрушить, — пожаловался нурэ, глядя на меня с укоризной.

— Так вы не…

— Нет.

Он покачал головой, а я с шумом выдохнула и зло провела ладонью по мокрой щеке. — Нхаа — так зовут этого красавца, ждёт обещанного на границе. Я не в силах провести его сюда. Ибо, во-первых, нет нужных ингредиентов. А во-вторых, я опытным путём определил, что это сюда демоны не могут проникнуть, а вот люди — туда… — Кивнул на жуткого Нхаа (Узнать бы ещё откуда наставнику известно его имя). — … без помех. Можно ходить туда-сюда, хоть по сто раз за день. Договоры заключать. Торговаться… Ты знаешь, это покажется смешным, но демонам, как оказалось, наш мир совсем не нужен. Они вообще не могут здесь долго находиться из-за солнечного света, к тому же наш воздух превращается для них в яд, если вдыхать его слишком долго… Единственное, что им было нужно — это сила. Они не жрут мертвечину и не пьют человеческую кровь… Точнее, жрут и пьют, но это… Как сказать? Ложка дёгтя в бочке мёда. Большинство людей, как ни странно, отказываются расставаться с магией добровольно. Представляешь?

Нурэ рассмеялся. Откинул голову назад и захохотал.

— Вы сошли с ума.

— Не-ет, — протянул безумец. — Это мир сошёл с ума. Мир, который отправлял на убой собственных детей, когда всего-то и надо было, что отказаться от магии.

Как можно отказаться от магии? Это тоже самое, что отказаться пить, есть и дышать. Да, в нашем мире не все люди умеют пользоваться внутренними и внешними силами, но в каждом из нас есть крупица магии. Забери её — и человек угаснет, как пламя в масляной лампе, которую забыли зарядить.

— И тогда не только Марк был бы жив, — продолжал нурэ Тайлор. — Тогда были бы живы сотни других мальчишек и девчонок…

— Нурэ…

Но он меня не слышал.

— Нашим миром движет нажива и жажда власти, — продолжал бормотать он, — а по ту сторону Щита всё вертится вокруг любви. Для чего, ты думаешь, демонам нужна наша сила?

— Они её жрут, — просипела я.

— Ошибаешься, Бренди, — фыркнул нурэ. — Не видать тебе звезды на этой лекции.

«Звёздами» наставник называл специальные отметки, которые он делал в классном журнале. Сами по себе они ничего не значили, но если ты умудрялся за семестр насобирать хотя бы пять штук, да при условии безупречной практики, на экзамен к нурэ Тайлору можно было не ходить.

В своё время мы разве что не дрались за право ответить на «звёздный вопрос», а сейчас я едва не расплакалась от ужаса.

— Сила помогает им зачать ребёнка. Разве можно винить кого-то за то, что он хочет увековечить себя в собственных детях? Да мы только ради этого и живём! Да и не только мы. Инстинкт размножения заложен в каждом живом существе, будь то рыба, муравей или демон. Так имеем ли мы право отказать им в этой малости? Вряд ли…

Нхаа громко взревел, и даже глухой услышал бы в его голосе нетерпение.

— Ещё чуть-чуть, друг мой, — ласково пробормотал нурэ. — Нужно, чтобы звёзды встали на нужное место. Потерпи немного. Тебе не привыкать, ты терпел гораздо дольше.

Мне замутило, и я поняла, что если не потяну время, то всё для меня закончится очень и очень плохо.

— Нурэ, можно вопрос? — дрожащим от страза голосом спросила я.

— Конечно, Бренди.

— Откуда вы обо всём этом знаете?

— От Нхаа, конечно.

— Вы понимаете язык демонов?

Нурэ посмотрел на меня с сожалением.

— О чём ты? Какой язык демонов? Нхаа говорит на том же языке, что и мы с тобой. Ведь так? — Наставник посмотрел на демона, и тот снова зарычал. — Вот слышишь? Убедилась?

Я сглотнула, не зная, как реагировать. Очевидно нурэ не просто лишился рассудка, но ещё страдал от слуховых галлюцинаций.

— Простите, у меня, наверное, последствия от вашего заклинания. Я плохо слышу. И мысли путаются…

— Это бывает при наложении двух заклинаний друг на друга, — со спокойной рассудительностью кивнул нурэ. — Пережди, а после занятий сходи к целителям, пусть тебя посмотрят…

Тряхнул головой и посмотрел на меня с упрёком.

— И не перебивай больше, а то к экзаменам не допущу, несмотря на все твои звёзды. На чём я остановился?

— На том, как вы познакомились с Нхаа, — сказала я.

— Конечно. Как я уже сказал, демонам наша магия нужна для размножения. Смешно и страшно. Судьба этих прекрасных, мощных существ зависит от такой малости… Когда мне стало об этом известно, когда Нхаа рассказал мне свою печальную историю, я даже не думал ни секунды! Сразу же предложил ему воспользоваться моим резервом. Но, к сожалению, именно этот вид демонов нуждается в женской магии. Тогда я сказал, что изыщу способ, чтобы провести его в наш мир. Пусть сам возьмёт то, что ему нужно. Взамен же прошу лишь об одном: пусть он вернёт мне моего Марка. Моего маленького мальчика. Без него так плохо.

Нурэ закрыл спрятал лицо в ладонях, плечи его мелко задрожали, и у меня даже что-то жалобно ёкнуло в груди, отзываясь на его боль, но потом я вспомнила о том, где нахожусь (Кстати, где?) и по чьей вине, и осторожно шевельнула руками, окончательно убеждаясь в том, что действие Каменной коже закончилось полностью, а вот браслеты, не позволяющие мне воспользоваться силой, с моих запястий никто не снял.

— Нурэ, можно вопрос? — во второй раз воспользовалась я всё той же уловкой.

— Конечно.

— А как именно Нхаа вернёт Марка? Демоны умеют оживлять мертвецов.

— Алларэй! — В гневе нурэ вскочил на ноги, демон заревел по ту сторону невидимого щита и вспорол пространство своими ужасными когтями. — Оживлять мертвецов позволено лишь некромантам, да и то на короткий миг, по специальному разрешению и если того требуют нужды государства. Ты полагаешь мне хватит пяти минут общения с душою умершего сына? Я слишком жаден для этого. Мне не нужна часть Марка, он нужен мне весь и навсегда. Нхаа посеет его семя в твою утробу, и мой мальчик снова будет со мной.

Слова нурэ полностью утратили логику, но чего ещё ждать от безумца? Я всхлипнула и, уже не скрываясь, дёрнула один из браслетов. Если я не могу их расстегнуть, то надо попытаться хотя бы содрать их с себя. Я согласна даже вместе с кожей!

Однако, увы. Кожа сдиралась, а браслеты — нет.

— Нурэ Тайлор! — шипя от боли, позвала я. — А правда ли, что были случаи, когда запечатанным противомагическими печатями преступникам, удавалось вернуть себе силы?

— О! Отличный вопрос! — вновь включил наставника тот. — Особо сильные и опытные маги такое проворачивали — и не раз. Вот случай был лет сорок назад. Один стихийник — водник, как сейчас помню, — был осуждён на два года за незаконное применения заклинания в отношении немагического населения. На него надели браслеты, но до места отбывания он так и не доехал. Как выяснилось, сбежал по пути, умудрившись вскрыть замки изнутри. Его, конечно, изловили и казнили в назидание другим. За побег, не за то, что совершил ранее.

Если он смог, то и я смогу!

— А тебе зачем?

— Для общего образования, — ответила я и закрыла глаза, пытаясь найти призвать те силы, которые браслеты заперли внутри меня.

— Похвальное рвение, — похвалил нурэ Тайлор. — Который час? Десять минут до звонка. Как мы хорошо уложились… Бренди, ты готова?

Нет! Нет! Нет!

— Ещё минуточку, нурэ Тайлор, — взмолилась я. — Вы же всегда давали время на повторение перед тем, как вызвать к доске.

Безумец кивнул и с важным видом согласился:

— Если только минуточку.

Он сложил руки домиком и прикрыл глаза.

А я вдохнула, выдохнула, ещё раз безуспешно попыталась сорвать со своих рук браслеты, а потом меня что-то очень сильно ударило между лопаток, ухватило за шкирку, как котёнка бездомного, и поволокло. Я сучила ногами и пыталась ухватиться руками за песок, за воздух, за жизнь, которая изворачивалась и утекала, как вода сквозь решето, но все мои старания были напрасными. Всё та же невидимая сила подняла меня в воздух и швырнула прямо к ногам краснокожего чудовища.

Демон оглушительно громко зарычал, празднуя свою победу, но я не зажмурилась и не закричала, когда прямо над моей головой качнулся его огромный детородный орган…

«Живой не дамся», — подумала я, а в следующую секунду услышала отчаянный писк:

— Хозяйка, мы тут!

И… это было бы до безумия смешно, если бы не было так ужасно. Помощь, что говорится пришла, откуда её не ждали. Нет, то есть я ждала. Надеялась, что Рогль позвать Даккея, но никак не думала, что демон сам прибежит меня спасть.

Друзей, впрочем, он захватил — ещё с десяток таких же, как он сам, упитанных «хомячков» в боевой форме. Они верещали, грозно сверкали глазками и бросались на чудовище, что уже успело меня заметить, но пользы от этой их суеты было не очень много. Огромный демон всего лишь раз махнул хвостом и половина моих спасателей, отлетели на несколько десятков метров и замертво упали на песок.

Впрочем, кое-какую пользу рогли принесли — дали мне время на то, чтобы отползти (после падения я не чувствовала ног) ещё на полметра ближе к Щиту. В этом, кстати, тоже повезло, если в моей ситуации в принципе можно говорить о везении. По эту сторону воздвигнутый моим братом защитный купол не был невидимым, и я хотя бы знала как далеко и в какую сторону мне нужно бежать.

Одна беда: с той стороны меня ждал спятивший боевик, у которого, в отличие от меня, руки не были связаны запирающими силу браслетами.

Демон громко зарычал, отследив моё движение, и шагнул следом, едва не раздавив огромной ступнёй одного из роглей, и тогда мои спасатели взвились вверх и вцепились в голову чудовище. Кусали и дёргали за уши, плевались, пытались выцарапать глаза, задержав монстра ещё на несколько секунд, что позволили мне ещё на несколько сантиметров приблизиться к Щиту.

Я ползла, подтягиваясь на локтях и постоянно оглядываясь, всхлипывала, молилась Предкам и Магии, по лицу, вперемежку со слезами, тёк пот, и мне было так невыносимо страшно, что темнело в глазах.

А когда демон, всё же нагнал меня и схватил за ногу, как куклу вздёргивая в воздух, я завизжала, срывая связки, замахала руками, как мельница крыльями, а когда прямо напротив моего лица появился тот самый приведший меня в ужас детородный орган, вдруг вцепилась в него со всей силой, вгоняя ногти под горячую гладкую кожу. Чудовище завыло — и я обрадовалась, внезапно вспомнив обо всём, чему нас учили на уроках ближнего боя.

— Если по каким-то причинам вы оказались один на один с демоном, — говорил наставник, — и не можете воспользоваться магией, то помните о том, что устроены они почти так же, как мы с вами — если забыть о размерах, когтях и рогах. И деритесь так грязно, как только умеете. В случае, если у вас получится демона ненадолго оглушить — помните, что время идёт на секунды (Разъярённые — они гораздо сильнее и второго шанса у вас уже не будет) и со всех ног бегите в укрытие или за помощью.

А потом добавлял:

— Хотя шансов всё равно мало. Не родился ещё пока человек, который двигался бы быстрее демона.

У меня же эти шансы вообще были призрачными, потому что нижняя часть тела всё ещё была обездвижена. К тому же, когда демон в ярости отшвырнул меня прочь и, падая, я кажется, сломала руку. Или вывихнула. Не знаю. Но боль в плече была просто невыносимой — не обопрёшься…

И хуже этих новостей была лишь та, что демон отбросил меня очень далеко от Щита. Думаю, я бы не добежала, даже будь у меня здоровые ноги. А теперь и пытаться не стоит. Я с ненавистью посмотрела на свои руки и в отчаяние застонала. Если есть способ снять браслеты, я просто обязана его найти!

Тем временем миниатюрная армия роглей оклемалась и, вереща, пошла на второй круг. Демон снова заревел. Да и нурэ Тайлор подливал масла в огонь, мешая сосредоточиться.

— Вернись назад, дрянь! — орал он. — Вернись, неблагодарная тварь!

Я бы спросила у безумца, за что, по его мнению, я должна была его благодарить, но жалко было силы и слова тратить.

— Он должен взять тебя! Только так Марк вернётся! — причитал наставник, суетливо бегая за Щитом. На безопасной его стороне, попрошу заметить. — Он обещал! Обещал мне! Я… Верни мне сына, маленькая дрянь!

Я сплюнула и показала бывшему наставнику неприличный жест.

Рогли тоже подобрались ближе, встав передо мной миниатюрным щитом.

— Уходите, — всхлипнув, попросила я. — Вы не поможете. Только погибните зря.

— Поможем, — упрямо ответил мой Рогль и нервно дёрнул хвостом. — Фамильяры хозяек не бросают.

Я закрыла глаза, не желаю видеть, как мои защитники лишатся жизни, да и сама начала прощаться со своею. Бывший наставник продолжал ругаться. Мышиная вонь усилилась, и я поняла, что демон приблизился. Если я буду сопротивляться, поцарапаю, укушу, если снова двину между ног, есть шанс, что он убьёт меня быстро…

Я подумала о родителях, о Бреде, о моих студентах и друзьях. Об Алане. Жаль. Надо было выходить за него замуж четыре года назад. Кто знает, куда бы тогда привела меня судьба. Может, и не оказалась бы я на Пределе в компании демона.

Обидно.

Так жалко себя стало! Прямо до слёз. И слуховых галлюцинаций. По крайней мере именно о них я и подумала, услышав голос Алана Даккея.

— Бренди! — звал он меня, будто наяву. — К земле, живо!

Или не будто?

Я распахнула глаза. Алан действительно был тут, на Пределе. Да не один, а с целой толпой моих ясельников. Я не представляла, как они здесь оказались, не знала, кто подсказал им, где меня искать. Я и не задумывалась об этом в тот момент, понимая лишь то, что они пришли за мной. Не бросили. Нашли.

От облегчения закружилась голова.

— К земле! — вновь крикнул Алан, и я торопливо прижалась щекой к горячему песку.

— Это мы их позвали, — похвастался Рогль, подобравшись ко мне вплотную и устроившись возле моей шеи. — У нас с тобой связь. Боевики по нашему следу пришли…

Я его чуть не расцеловала, мысленно пообещав себе, что буду до конца жизни снабжать маленького прожору всеми видами деликатесов, какие только можно найти в столице Империи. Конечно, у меня к нему была уйма вопросов. Откуда взялись другие рогли? Куда они пропали? Как вообще преодолели Щит, ведь он защищает от всех видов демонов? Но всё это потом, потом…

Первый Огненный шар врезался в демона, и я втянула голову в плечи, когда он заревел от боли и ярости. Мне всё ещё было страшно, но страх этот очень быстро вытеснялся надеждой на скорое спасение. Я даже про браслеты забыла на какое-то время. К сожалению ненадолго.

Боевики едва успели расправиться с демоном и пробиться ко мне, когда у Щита, привлечённые запахом свежей крови и магии. Стали появляться другие чудовища. Они появлялись прямо из воздуха. Злые, голодные… Три, семь, пятнадцать… Вскоре нас окружало несколько десятков чудовищ, но они продолжали и продолжали прибывать. Рычали, выли… Но нападать не спешили, выжидая чего-то.

Боевики тоже не спешили атаковать. Встали полукругом, оглядываясь по сторонам.

Алан подошёл ко мне, поднял с земли.

— Прости, — прошептал, целуя висок. — Хреновый из меня получился защитник.

— Не ной, Даккей. Без тебя тошно, — рыкнул Киф Киган. — Может, попробуем коридор построить?

— Не успеем, — прошипел Мерфи Айерти. — Предлагаю прорываться.

— Шансов никаких.

— Один на сотню всё же есть.

— А я всё же за коридор. Хотя бы попробовать.

— Эх, а я только поверил, что меня ждёт долгая жизнь…

— Откуда они взялись? Их будто кто-то позвал.

И я, кажется, даже знала, кто. Безумный старик, мечтающий вернуть своего мёртвого сына. Я не знаю, как Тайлор это сделал, но, кажется, он и в самом деле умел разговаривать с демонами. И, к моему ужасу, они его слушали и… слушались.

Боевики всё ещё что-то обсуждали, ругались, крича друг на друга. Винчель всё же начал строить коридор, но руны не держались за песок, а я смотрела на своего наставника, который когда-то считался лучшим боевиком Империи и вспоминала, как однажды он мне сказал, что если я когда-нибудь захочу его убить, то лучше бы мне использовать Молнию. Потому что против моей Молнии даже он не в силах устоять.

Одной рукой я обняла Алана за шею и, понимая, что у меня нет времени на объяснения, подняла вторую и, совершенно забыв о блокирующих браслетах, просто призвала силу. Магия вспыхнула на кончиков моих пальцев и сорвалась ослепительной вспышкой.

— Бренди!

— Твою же… Предупреждать надо!

Нурэ Тайлор упал сразу же, даже не пытаясь выставить защиту. Жить ему оставалось меньше минуты — всё зависело от того, как быстро лёд моего заклинания доберётся до сердца боевика. И, конечно же, он прекрасно об этом знал. Он повернул голову, чтобы лучше меня видеть. Взгляд его внезапно стал чистым, полностью очистившись от безумия, лицо исказила гримаса сожаления. А затем он вдруг улыбнулся мне с такой признательностью, с такой благодарностью, что у меня перехватило дыхание, шевельнул губами, чтобы что-то сказать, но уже не смог.

После смерти старого боевика моя догадка о том, что он каким-то образом контролировал демонов, подтвердилась. Его тело ещё не коснулось земли, а чудовища встрепенулись, будто стряхивая с себя невидимые оковы, и дружно бросились к нашей группе.

— Предупреждаю! — прокричала я. — К земле!

Подняла руки вверх, набрала полную грудь воздуха и на выдохе прошептала:

— Я Алларей.

Время застыло, песок вздыбился под ногами, а воздух вскипел от разлившейся вокруг силы. Тяжёлая волна поползла от меня и с яростью ударилась в неровный строй демонов. Больше всего я боялась, что может пострадать кто-то из моих защитников, и когда пространство заполнилось криками боли и агонии, распахнула глаза.

— Смертельная волна — это то заклинание, Бренди, — говорил мне отец на одном из тех занятий, которые он проводил только для меня, — которое можно использовать лишь в случае риска для жизни. И даже тогда лучше попытаться обойтись без него, чтобы никто не узнал, сколько на самом деле силы в тебе скрывается.

— Разве сильной быть плохо?

— Опасно, — кивнул папенька. — Особенно, когда её так много, что кто-то может посчитать это несправедливым.

И вот теперь, глядя на последствия старого заклинания, которым мог воспользоваться лишь Алларей по крови, я поняла, что он имел в виду.

Отряд демонов превратился в фарш из плоти, песка и случайного мусора, я спасла всех нас — осталось только дойти до Щита. Но никто из боевиков даже не пошевелился. Медленно отряхиваясь и постанывая от боли — всё же их тоже приложило моей волной, они поднимались с земли, и я отчётливо видела ужас в их глаз. Они смотрели на меня, как на чудовище.

— Надо убираться отсюда, — первым пришёл в себя Алан. — Силы и крови в воздухе столько, что скоро тут будет целая толпа падальщиков.

На этот раз без помех и неожиданностей мы пересекли границу Щита, оказавшись в безопасности.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Алан, осторожно опуская меня на землю.

— Сносно, — ответила я, жадно всматриваясь в его лицо. Боевик был взволнован, но смотрел на меня с нежностью, а не с ужасом. Слава Предкам! — Только ноги ещё не очень хорошо слушаются. Нурэ Тайлор меня каким-то Параличом приложил.

Мой взгляд будто сам по себе метнулся в ту сторону, где лежало тело наставника, и я с трудом сглотнула образовавшуюся во рту горечь.

— Я никогда раньше…

Не убивала.

— Я знаю, — перебил Даккей. — Дыши. Мне нужно, чтобы ты успокоилась сейчас. Можешь?

Я кивнула, хотя никакой уверенности, что смогу сдержать истерику, у меня не было.

— Скоро здесь будет толпа из МК, — пояснил Алан.

— И не только они, — согласился с ним один из моих студентов, я не успела заметить, кто именно.

— А нам нужно обсудить, что им говорить, — негромко согласился Мерфи Айерти. — Но для начала, Бренди, давай снимем с тебя браслеты, что так похожи на запирающие. Не станем вводить представителей МК в заблуждение.

Я молча протянула руки и Алан с лёгкостью снял с меня сгоревшие артефакты, а затем спрятал их в карман. Боевики собрались вокруг нас, встав плотным кольцом. Кто-то протянул мне флягу, в которой оказался на удивление вонючий и крепкий первач, который заставил меня закашляться уже после первого глотка.

— Расскажешь про Тайлора? — кажется, это был Винчель.

— У моей матушки есть поговорка, — проговорила я. — Когда у человека слишком много секретов, их ноги начинают торчать из-под кровати, и вскоре получается, что прятать их уже негде. Секрет нурэ Тайлора искромсал ему душу в хлам.

Коротко, опустив все подробности, мы с Аланом рассказали о неудавшейся попытке вызвать демона и о том, что именно из-за этого Даккей оказался в академии. Затем настала моя очередь. Боевики слушали меня молча, лишь пару раз, когда я рассказывала о том, как нурэ Тайлор общался с демоном, уверяя меня, что тот говорит на нашем языке, кто-то выругался сквозь зубы.

— Я думала, он просто сумасшедший старик, — шептала я, старательно отводя взгляд от мёртвого тела. — У него жена умерла недавно. И Марк погиб… Что он помешался от горя. Ну, а потом, когда я увидела, что новые демоны его слушаются, я так испугалась, что…

Вздохнув, посмотрела на свои руки и пробормотала совсем убитым голосом.

— Спасибо.

— Бренди, ну ты смешная! — совершенно забыв о субординации, фыркнул Колум Грир. — За что? Это же ты нас всех спасла!

— Если бы вы не пришли, — ответила я, — ничего бы у меня не получилось. Я просто очень сильно испугалась, что вы погибнете из-за меня. Я бы за себя саму так не смогла.

Мужчины молча рассматривали меня. Я неловко переступила с ноги на ногу и неуверенно спросила:

— А может, мы уже домой, а? Мне бы с родителями связаться… Папенька должен был почувствовать, что я призывала Волну, и теперь, наверное, с ума сходит.

Однако с родителями поговорить у меня получилось нескоро.

Глава 19

В КОТОРОЙ ГЕРОИНЯ ИЗБАВЛЯЕТСЯ ОТ СВОИХ СТРАХОВ

Когда мы вернулись в БИА, Алан поначалу отказывался со мной расставаться, но когда я объяснила, что мне нужно умыться, привести себя в порядок…

— Целителю показаться, — подсказал Рогль, уже успевший не только вернуться в комнату, но и проинспектировать холодильный шкаф. К моему вящему удивлению, граничащему с ужасом, он даже не всё съел. Точнее вообще ничего не съел, трогательно накрыв для меня ланч.

Я даже всхлипнула от удивления.

Поесть я, правда, толком не успела — кусок ветчины и яблоко полноценным обедом сложно назвать. А всё потому, что в БИА приехало начальство Даккея и человек от Императора. И все они требовали немедля предъявить им нурэ Алларей для допроса.

Алан перехватил меня по пути в кабинет ректора. Он был в распахнутом форменном мундире, с мокрых волос стекала вода, а на скуле виднелся свежий порез. Тоже торопился.

Я подняла руку и пальцем стёрла капельку крови. Он перехватил мою руку, поцеловал ладонь.

— Ничего не бойся, — шепнул он, переплетая наши пальцы. — Я буду рядом.

Я и не боялась. Говорила открыто, ничего не скрывая, только правду. Ну, почти. Про браслеты солгала, сказав, что Алан успел их расстегнуть после смерти первого демона.

Во время рассказа я стояла посреди ковра, словно провинившаяся школьница, Алан, как и обещал, всё время крепко держал меня за руку, трое мужчин из МК и человек Императора расположились на ректорском диване, а сам хозяин кабинета, поднявшись на ноги после моего появления, больше не присел, слушал молча и, хмурясь, передвигал фигурки сказочных животных, которыми была уставлена его каминная полка.

Когда моё повествование подошло к концу, человек Императора — он единственный из присутствующих, если не считать нас с нуржэ Гоидрихом, был в штатском, постучал длинными пальцами по отложенному на столик для напитков цилиндру и с задумчивым видом протянул:

— Ну что же, к леди у меня больше нет вопросов.

— Девушку можем отпустить, — согласился один из представителей МК, но я испуганно посмотрела на Алана, не желая уходить, и прогонять меня не стали.

Нурэ Гоидрих, правда, кивком велел сесть в кресло за его столом, и я с сожалением отпустила руку жениха. А потом на него и на ректора посыпались вопросы.

— Как давно господин Тайлор служил в академии?

— Замечали ли вы за ним признаки одержимости?

— Был ли наставник в числе подозреваемых по делу о пропавших ингредиентах?

— Проведена ли проверка по факту его деятельности? Работал он один или есть соучастники? Что вы сделали для того, чтобы их отыскать?

И всё это жёстко, таким тоном, будто это не нурэ Тайлор с ума сошёл, а в следствии профессиональной неграмотности Даккея и при полном попустительстве нурэ Гоидриха.

— Меня прислали, чтобы я нашёл того, кто причастен к похищению ингредиентов и вызову демона в ночь Кровав… в первую субботу октября. И как я писал в своих отчётах, следы вели к наставникам БИА. Нурэ Тайлора я тоже подозревал, но позже стал рассматривать другие кандидатуры.

— Почему?

— Нурэ одним из первых появился на этаже, чтобы устранить последствия… магической вечеринки. Тогда мы не знали, что в юности, в годы своей службы на Пределе, он был туннельщиком.

— Кем? — переспросил человек Императора.

— Прокладывал магические коридоры, — пояснил Алан.

— И почему об этом стало известно только сейчас? Профессионал не допустил бы столь непростительной ошибки.

Даккей благоразумно промолчал.

— В личном деле господина Тайлора нет такой информации, — нехотя встал на защиту своего подчинённого один из контрольщиков. — Мы проверили предоставленную Даккеем информацию и приказали ему сосредоточить внимание на других наставниках академии.

— Оч-чень хорошо, — злобно сощурился штатский. — Так и запишем… Следующий вопрос…

Но вслух произнести его он не успел, потому что дверь кабинета распахнулась — без стука — и на пороге возник чёрный мундир императорского стряпчего. Не говоря ни слова — даже не поздоровавшись! — он подошёл к нурэ Гоидриху и достал церемониальную иглу.

— Где я могу найти нурэ Бренди Анну Алларэй и сержанта службы магического контроля Алана Даккея?

Это были первыми словами, которые стряпчий произнёс с момента своего появления, и они, надо признаться, откровенно меня испугали. Мы с Аланом получили адресованные нам послания, вскрыли конверты.

— Его Величество Император Лаклан Освободитель имеет честь пригласить вас на беседу! — напыщенным и важным тоном объявил стряпчий.

— Вот именно поэтому я предпочитаю почтовых голубей, — проворчал нурэ Гоидрих.

— Потому что они меньше гадят? — с самым невинным видом уточнила я, вынимая из рта проколотый иголкой стряпчего палец.

— И молчат, — ухмыльнулся наставник.

После этого, конечно, ни о каком продолжении допроса не могло идти и речи. Нас отпустили, истребовав с Даккея обещание утром появиться в конторе и зачем-то приказав нам с ректором не покидать столицы.

На мне было простое серое платье с круглым декольте, коричневая кофточка поверх него, а волосы собраны в пучок. К визиту во дворец я, мягко говоря, была не готова, но не заставлять же Императора ждать!

А потом всё началось снова. Вопросы, вопросы, вопросы… А ты стоишь при этом, как солдат на плацу, вытянувшись в струну и счастливо улыбаясь. И отвечаешь, отвечаешь. Предельно вежливо, подробно, забыв о жажде и усталости… И мечтая, чтобы всё закончилось. Уехать в «Хижину», обнять родителей, помириться с братом.

Его Императорское Величество Лаклан Освободитель смотрел на меня с пугающим интересом. Будто перед ним стояла не перепуганная и, откровенно говоря, измученная событиями минувших суток подданная, а диковинная зверушка, внезапно показавшая себя с совершенно неожиданной стороны.

— Так сколько же в тебя спрятано силы, нурэ Алларэй? — спросил он, странно улыбаясь.

— Все те, что достались мне от родителей и Предков, — бодро ответила я, надеясь, что по выражению моего лица нельзя определить, как сильно мне нравится вопрос и вся ситуация в целом.

— Вот-вот, — согласился со мной Его Величество. — И я о том же. Даже сомневаться начал, правильного ли я тебе жениха выбрал. Парень-то он хороший, но силы, конечно, не те…

Я почувствовала, как резко увеличилась температура тела стоявшего рядом со мной Даккея, и осторожно сжала его пальцы.

— Хорошие силы, — пробормотала, вымученно улыбаясь. — Мне нравятся.

Император звонко рассмеялся.

— Нет, ну вы слышали? — Он посмотрел на своего секретаря, скользнул весёлым взгляом по нурэ Гоидриху. — Ей нравится… Прелестное дитя.

Я с трудом удерживала на лице глуповатую улыбку. До мушек перед глазами хотелось послать всех в Бездну. Ещё полчаса мучений и комплиментов в стиле «прелестное дитя», и я продемонстрирую Его Величеству всю глубину и прелесть моей натуры.

Настала очередь Даккея сжимать мне пальцы.

Нет, я так точно долго не выдержу!

— Ваше Величество, — пролепетала я измождённым голосом, дождавшись, когда монарх закончит смеяться. — Не сочтите за дерзость, но я с ночи, с самого бала на ногах. Боюсь опозориться, завалившись перед вами в обморок… Можно мне к целителю? Из последних сил на ногах держусь…

Император нахмурился, а нурэ Гоидрих встревоженно закудахтал вокруг меня, делая страшные глаза и заговорщицки шевеля губами. Никогда в жизни больше, даже мысленно, не скажу об этом человеке ни одного плохого слова!

— Да какая дерзость! Это моя вина, — спохватился Император. — Совсем забыл о том, что ты, хоть боевик и вообще молодец, но всё же девица. Отдыхай. Даккей, увози невесту домой. Своего целителя я к тебе пришлю. Адрес твой у моего секретаря есть?

— Так точно, Ваше Императорское Величество, — по-военному отрапортовал вечный помощник Императора и быстренько что-то черкнул в своём блокнотике.

А Лаклан Осовбодитель, к моему ужасу, склонил свою венценосную голову, чтобы запечатлеть на моей дрожащей руке, лёгкий поцелуй. Если бы Алан не держал меня, я бы точно рухнула! А так ничего, удержалась на ногах, даже смогла изобразить реверанс. Кривой, как моя жизнь в последние дни.

А после этого нурэ Гоидрих подхватил меня с одной стороны, Алан и так держал с другой, и мы втроём, неловок пятясь вывались из залы для аудиенций в заполненный просителями коридор.

— Я вся вспотела, — пожаловалась я, прижимая руку к груди.

— А я думал меня с поста снимут, — подхватил нурэ Гоидрих, приваливаясь к стене.

— Бренди, — после минутного раздумья позвал меня Алан, — давай поженимся.

Я растерянно моргнула.

— Но мы же и так…

— Прямо сейчас. На площади Героев есть венчальная чаша, возле которой всегда дежурит кто-то из жрецов. Возьмём нурэ Гоидриха в свидетели.

Я сглотнула, внезапно почувствовав приступ жажды.

— Но…

Он огляделся, недовольно цокнул языком, заметив, что к нашему разговору прислушиваются, а потом переплёл свои пальцы с моими и торопливо куда-то потащил.

— Нурэ Гоидрих, прошу, дождитесь нас у левого выхода. Там ещё фонтан с русалками, — попросил на ходу ректора. — Очень прошу!

— Без проблем, — улыбнулся наставник и, подмигнув мне, пошёл вниз по коридору, насвистывая какой-то весёлый мотивчик.

Даккей же огляделся, кивнул какой-то своей мысли и, обхватив мой локоть пальцами, куда-то быстро меня повёл.

— Алан?

Он втащил нас в какой-то чулан, прижался спиной к запертой двери и пристально посмотрел на меня.

— Я люблю тебя, Бренди, — с какой-то злой обречённостью в голосе произнёс он.

Я улыбнулась и внезапно призналась:

— И я тебя, кажется, тоже.

Он осёкся, резко шагнул ко мне, обхватил ладонями моё лицо и заглянул в глаза. Под его пронзительным взглядом я покраснела и опустила ресницы, внезапно засмущавшись.

— Я совершенно точно влюблена в тебя, — прокашлявшись, уточнила я и почему-то добавила:

— Да.

— Да?

Вместо ответа я подалась вперёд и неумело прижалась к его губам, и Алан тут же перехватил инициативу.

— Давай поженимся, — выпалил он, разрывая поцелуй, когда у нас обоих почти закончилось дыхание. — Сегодня, сейчас. Пока Император не передумал и не забрал тебя у меня. Потому что если он передумает, я… я… Я просто выкраду тебя! И мы уедем куда-нибудь далеко, в другую страну, на край света, в горы, на необитаемый остров…

Я прижала пальцы к губам своего жениха, пока он не начал говорить о далёком севере, где есть лишь льды и медведи, белые, как снег, и тихонько рассмеялась.

— Я согласна.

— Да? — Алан прямо-таки засветился. — Ты же не шутишь?

— Пойдём. Нурэ Гоидрих ждёт.

Десять минут мы потратили на то, чтобы найти ректора. Ещё пятнадцать — чтобы дойти до венчальной чаши, купить у уличного торговца два оловянных кольца и опустить свои руки в воды источника.

Над нашими головами не по-осеннему ярко светили звёзды, журчала волна в фотне, жёлтые фонари подмигивали загадочно и игриво. Было прохладно, но дрожала я не от холода, а от того, каким взглядом смотрел на меня Алан.

— Не бойся, — улыбнулся он мне одними глазами.

— Не буду, — пообещала я.

Жрец произнёс молитву, обращаясь к Предкам наших родов, нурэ Гоидрих засвидетельствовал наши имена, и минуту спустя над почти безлюдной по случаю позднего времени площадью Героев прогремело:

— Объявляю вас мужем и женой. Что соединили Предки, да не разлучат люди. Невеста, можете поцеловать жениха.

— А? — я испуганно посмотрела на молоденького жреца, и тот, покраснев от смущения, исправился:

— То есть наоборот. Жених невесту. — Глянул виновато. — Прошу прощения, это мой первый самостоятельный обряд.

— Первый? Но вы же нас поженили? — встревожился Даккей. — Брак настоящий? Потому что если нет, я…

— Само собой! — Жрец не испугался недовысказанной угрозы, а возмутился. — Завтра зайдите в любой венчальный храм, если хотите получить подтверждение.

— Спасибо! — торопливо поблагодарила я. — Мы пойдём. Можно?

— Только я сначала поцелую, — поймал меня за руку Даккей. — Чтобы уж наверняка.

И мы поцеловались.

А потом вместе с нурэ Гоидрихом прошлись до стоянки наёмных экипажей.

— Завтра, нурэ Даккей, можете взять выходной, — произнёс он на прощание, и я растерянно исправила:

— У Алана пока ещё нет титула «нурэ».

— А я и не ему сказал, — хмыкнул ректор. — А тебе, Бренди Анна Даккей.

— О? — изумлённо выдохнула я. — О…

Мы сели в экипаж. Довольный Алан, посмеиваясь, назвал извозчику адрес и помог мне устроиться на сидении.

Когда экипаж съехал с брусчатки, которой был выложен центр столицы, на грунтовку, я горестно вздохнула и была вынуждена с тоскою констатировать:

— Родители меня прикончат.

Удивительное дело, но Алан сразу догадался о направленности моих мыслей.

— Не переживай. Сделаем для них ещё одну свадьбу. В конце концов, сам Император обещал прийти со своим благословением…

Об Императоре в ближайшее время я слышать не хотела, слишком уж много его стало в моей жизни, а вот родители — совсем другое дело.

— Ещё одна свадьба — это хорошо. Думаешь, сегодня с ними уже поздно связываться?

— Не переживай. Уверен, им и Бреду сообщили о том, что с тобой всё в порядке. Другие новости ты сможешь поведать им утром.

Несмело посмотрела на… мужа. Неужели мы и в самом деле поженились? С ума сойти… Мы что же получается, теперь будем жить вместе, завтракать, ужинать, спать в одной кровати. Ой, мама…

— Алан! — запаниковала я.

— Да?

— А можно я немножко побуду твоей невестой? А то смешно сказать. У меня было два жениха — если не считать того, кого я все эти годы прятала в сундуке под кроватью, а в невестах я так толком и не походила.

Алан фыркнул, одним пальцем приподнял мой подбородок и, заглянув в глаза, прошептал, точно определив причину моего страха:

— Трусишка. Я тебя никогда не обижу.

А потом перетянул меня к себе на колени и добавил, обдавая тёплым дыханием край моего уха:

— Обещаю. У нас всё будет. Так, как ты захочешь. И тогда, когда захочешь ты.

И после этого поцеловал всерьёз. Так что к тому моменту, когда мы приехали к дому моего мужа, мне было уже не так уж и страшно.

Дом встретил нас погасшим фонарём на крыльце и мрачным холодом пустых окон. Алан виновато улыбнулся и объяснил:

— Слуг я по-прежнему не вернул. Но мы справимся. Разожжём камин, в кладовой точно есть что-то из еды. Одну ночь точно переживём… Позволишь?

Наклонился ко мне, словно собирался взять на руки.

— Что?

— Хочу перенести тебя через порог.

— О.

И снова у меня в ушах зазвенело от неловкости и смущения, но, конечно, я позволила, с удовольствием обвив шею мужа обеими руками.

А потом мы снова целовались, прямо в прихожей, едва успев захлопнуть входную дверь.

— Осматривайся, — наконец отпустил меня Алан. — Пальто не торопись снимать. Холод зверский.

В прошлый свой визит я не успела рассмотреть всю обстановку дома, но в этот раз оглядывалась с большим любопытством. Рассматривала шторы, ткань, которой была обиты стены, на добротную мебель, на пасторали и натюрморты в тяжёлых позолоченных рамах… И не могла себе представить, что я буду здесь жить.

— Нравится?

Алан вынырнул словно из ниоткуда. В руках он совершенно неромантично держал охапку дров.

— От академии далековато, — уклончиво ответила я.

— Значит, найдём что-то ближе. Меня с этим домом ничего не связывает. Его мне отдал герцог, когда я вернулся с Предела, но по-настоящему своим я, наверное, никогда его не считал. Можешь проверить кладовую, пока я разжигаю камин? Я сегодня даже не завтракал, поэтому готов съесть живого буйвола целиком, вместе с рогами и копытами.

— Рога и копыта… Нямка. Мой любимый деликатес… — томно простонала я, направляясь на кухню, где, по словам мужа, была кладовая.

На большой жестяной поднос с изображением букета потускневших от времени чайных роз, я поставила тарелку с вяленым мясом, высыпала в стеклянную вазочку рисовые галеты, водрузила пузатую бутылку игристого вина и сбоку пристроила два больших зелёных яблока, соблазнявших меня тугими аппетитными боками.

Пока искала приборы и бокалы, в кухню с разочарованным видом вошёл Алан.

— Пришёл эрэ Лайсу. Я пытался его выставить, но у него личный приказ Императора.

Я с нежностью погладила яблочный бок и тоскливо вздохнула.

— Избавься от него, — прошептал муж мне в ухо, проводив до нужной двери. — Я сам накрою на стол.

В спальне, где ждал меня целитель Императора, было холодно, как в мертвецкой.

— Вы не выглядите больной, — возмутился он, с подозрением заглядывая в блестящие от счастья глаза.

— Но почти готова умереть с голоду, — пожаловалась я. — Эрэ, пожалуйста. Со мной и вправду всё хорошо. Мне просто нужно отдохнуть.

Но всё же мне пришлось выдержать длительный осмотр и ответить на несколько десятков вопросов. И только после этого императорский целитель согласился уйти. Я не стала его провожать, но и надевать снова платье не захотела. Вместо этого нашла в стылой ванной мужской халат и накинула себе на плечи.

Алан ждал меня внизу, тоже успев переодеться в домашние брюки и сменить рубашку. Пока я воевала с целителем, он повернул небольшой диванчик так, чтобы мы могли смотреть на огонь, поставил на стол найденные мною закуски, принёс два узких бокала на тонкой ножке.

— Иди ко мне, — позвал меня муж, протягивая мне руку.

Поначалу я чувствовала себя неловко, но вскоре расслабилась, поджала под себя ноги и уютно устроила голову на плече мужа, едва не мурлыча от удовольствия, чувствуя, как ласково он перебирает волосы на моём затылке. Из-за усталости никто из нас не мог заснуть, поэтому мы шептались под треск огня в камине, пили вино из одного бокала. Целовались.

— Слушай! — внезапно вспомнила я. — А от чего вы с Бредом хотели меня защитить? Ну помнишь, тогда он сказал…

Алан тихонько застонал.

— О, нет.

Я заглянула ему в глаза.

— Мне начинать бояться?

— Нет. Или да. — Потёрся своим носом о мой. — Я всё же считаю, что об этом он должен сам тебе рассказать.

— Тогда я попробую догадаться, — предложила я. — Он просто боялся, что если с ним что-то случится, я останусь одна? Поэтому так хотел нас свести?

— Не совсем так, — покачал головой мой муж. — Он боялся, что тот, кто пытался вызвать демона узнает о том, что Щит завязан на его жизненную силу, и попытается его разрушить, используя тебя. Я думал, он преувеличивает, но после того, что увидел на Пределе… Бренди, ты, возможно, и в самом деле единственная, кто на это способен.

От удивления я раскрыла рот.

— Даже не представляю, как бы меня могли заставить…

— А я даже знать не хочу. К тому же, ходят слухи, что Император создаёт Орден щитоносцев и эта проблема теряет свою актуальность.

Мы замолчали. Огонь потрескивал в камине, дождь шелестел за окном.

— А я накричала на него, — вздохнув, вспомнила я. — Обидела…

— И правильно сделала, — буркнул Алан, и рука, обнимающая меня за плечи, потяжелела. — Не станет в следующий раз соваться туда, куда не просят. Мы бы и без него справились. Это во-первых. А во-вторых… Я едва не рехнулся, представляя, как ты станешь меня ненавидеть, если нас и в самом деле поженят против твоего желания.

Я тихонько рассмеялась и, прижавшись губами к уху мужа, призналась:

— Сегодня утром, на Пределе, думая о том, что умру, я жалела лишь об одном: что не вышла за тебя замуж четыре года назад.

— Бренди. — Я даже моргнуть не успела, как оказалась прижата к дивану мужским телом. — Ты точно хочешь провести остаток ночи здесь, а не в спальне?

— Я не знаю, — завороженная блеском его глаз, прошептала я.

— В таком случае я просто обязан попробовать склонить тебя к правильному решению, — хриплым голосом проговорил Алан и меня накрыла жаркая волна его бесконечной нежности и обжигающей страсти. Сильные руки сжали моё тело, огненные поцелуи скользили по открытой коже шеи. Медленно, искушающе, будто испрашивая моё разрешение на большее.

Когда ткань халата поползла с моих плеч, я застонала.

— Мне остановиться? — низким голосом спросил муж и лизнул ямочку в основании моей шеи, поцеловал ключицу.

— Я не знаю, — всхлипнула я и потянулась за ещё одним поцелуем.

Одежда полностью растворилась, ласки стали более откровенными, я задыхалась от адского коктейля из смеси страха, любопытства и безумного желания, но вскоре неловкость полностью исчезла, и я поняла, что глупо бояться, когда тебя обнимает любимый мужчина, глупо отталкивать, когда он целует так нежно, что кружится голова, глупо сомневаться, когда он замирает над тобой, напряжённый, как струна, и пытливо заглядывает тебе в глаза, единственно правильным ответом может быть лишь один.

— Да.

Много позже, когда волна страсти, измочалив, выбросила нас в реальность, мы перебрались в спальню и снова целовались, лёжа на прохладных простынях, шептали друг другу о любви, болтали о будущем и заснули лишь с первыми лучами солнца.

И кстати, родители меня не прикончили, а наоборот порадовались. В своей манере, конечно. Мама плакала и непрестанно целовала меня, наглаживая волосы, а папа сначала увёл Даккея на то поле, где когда-то тренировал нас с Бредом («На крепость пошёл проверять», — хмыкнула мама), а затем напоил моего мужа и сам набрался так, что мама охала, переживая за его сердце.

Когда спустя сутки оба пришли в себя, мы смогли приступить к организации официальной свадьбы. Всё же именно этого хотел от нас с Даккеем Император.

Кстати о Лаклане Освободителе. Мы долго боялись, что он вспомнит о своей угрозе выдать меня замуж за кого-то другого, но, к счастью, ему было не до нас. Он даже про то, что собирался посетить нашу свадьбу забыл, посвятив всё своё время организации Ордена щитоносцев, главою которого был назначен мой дорогой братец.

Мы помирились с Бредом. Ему, правда, пришлось очень долго извиняться за свой идиотизм, но я ведь его любила, поэтому дулась не очень долго.

После смерти нурэ Тайлора вокруг БИА разгорелся нешуточный скандал, который подкосил кого угодно, только не ректора Гоидриха. Он был всё таким же ворчливым, принципиальным занудой, что и всегда. И даже тот факт, что я изменила фамилию, не помешало ему постоянно ныть о том, что девице не место в академии.

Кстати, о девицах. Не знаю, что повлияло на ректора. Может быть то, как я проявила себя в ситуации на Пределе, а может быть то, как высоко Император оценил знания моих «ясельников», лично присутствуя на выпускном экзамене этого специального курса, но повысили мне не только жалование. Нурэ Гоидрих лично принёс мне распоряжение о том, что отныне я буду преподавать не только общую магию, но и боевую. Боевую, правда, только на первом курсе, но и это вызвало у меня такую радость, что я не постеснялась расцеловать любимого наставника в обе щеки. А тот даже не смутился, довольно крякнул и сказал, что ради такого дела он будет меня постоянно заваливать работой.

Когда я рассказывала об этом Алану, он ревниво сверкал глазами и смешно рычал.

Нет, действительно смешно! Любой на моём месте начал бы хохотать. Тем более если бы точно знал, что его нагонит неминуемая, жаркая и невероятно сладкая месть. Та, что случается в спальне между мужем и женой, если они любят друг друга, и если мужчина достаточно терпелив для того, чтобы подождать, а женщина сумела избавиться от своих глупых страхов.

Эпилог

Алан разбудил меня утром, едва только солнце позолотило крышу дома, в котором мы снимали мансарду. От домика, который герцог и герцогиня Норвиль подарили своему воспитаннику, отказаться не получилось. Они наотрез — вплоть до обиды — отказались принимать его обратно. И мы решили оставить его в наследство будущим детям, а пока сдали его в аренду приезжей семье из провинции. И, собственно, на эти деньги и снимали мансарду в десяти минутах ходьбы от БИА и в тридцати от корпуса МК.

Мансарда была маленькой, но зато в ней была отдельная кухня, гостиная, оборудованная камином, который можно было топить магией, и миниатюрная спаленка, выходящая окнами на Императорский парк.

— Вставай, соня! — шепнул муж, мягко целуя краешек моего уха.

В комнате было прохладно, но от тела Алана исходило приятное тепло, и я, мурлыкнув и не раскрывая глаз, потёрлась щекой о его руку.

— И не подумаю. — С гораздо большим удовольствием я бы провела весь день в постели. С ним. — Лучше ты иди ко мне. Во-первых, суббота. Во-вторых, каникулы. И в-третьих, до весны не будить!

Муж с сожалением вздохнул и, к моему безмерному удивлению, поднялся с постели.

— Ну, что ж… Раз до весны не будить, — хитро протянул он, — тогда на твой подарок мы поедем смотреть влвоём с Роглем.

Поедут?

Подарок?

Мой?

И причём тут Рогль?

Сон как рукой сняло.

Невероятный, невыносимый…

Глухо зарычав, я отбросила одеяло и, приняв сидячее положение, бросила на Алана недовольный взгляд.

— Какой подарок? — потребовала отчета, выбравшись из ванной комнаты, но этот несносный человек только рассмеялся.

— Если я скажу, это испортит всё удовольствие. Хочу, чтобы ты сама увидела. И шевелись, лежебока! Сегодня прекрасное утро, прогуляемся, позавтракаем где-нибудь.

Конечно, я брыкалась, отнекивалась, пыталась тянуть время и саботировать выход из дому в это морозное утро, но все мои старания были заранее обречены на провал, и уже в девять утра я щурила глаза на искрящийся снег, заваливший за ночь все тротуары, и кутала нос в воротник шубы.

— Алан, ты не знаешь, должно быть, — ворчала я, отказываясь разделять радостное настроение мужа, — но я выросла на юге и терпеть не могу столичную зиму. Весь этот отвратительный снег, этот трескучий мороз, этот пронизывающий ветер…

— Прелестный, лёгкий, едва заметный, — отбрил он. — Не будь брюзгой. У нас ведь есть ещё и воскресенье. Завтра будем спать, хоть до вечера. Обещаю.

— Ловлю на слове.

Мы шли по совершенно пустой улице, под ногами задорно скрипел снег, дым из городских труб столбом поднимался в беловатое зимнее небо, ветви деревьев пушистели от инея, и ветер на самом деле был не таким сильным, как мне поначалу показалось. Поэтому вскоре я начала получать от прогулки удовольствие, а когда на Старогородской площади мне купили глиняную кружку до краёв наполненную густым горячим шоколадом и ароматную, ещё тёплую булочку, настроение взлетело до небес.

— Тиу. Тиу-тиу, — свистели нам вслед снегири. — Тиу. Тиу-тиу.

— Трик-трик, — вторили им синички.

В кармане задорно хрустел печенькой Рогль.

И лишь суровые воробьи угрюмо молчали, деловито выхватывая у меня прямо из-под рук мелкие крошки.

Внезапно Алан обнял меня за плечи и, заглянув в лицо, спросил:

— Не жалеешь?

— Сам знаешь, — довольно улыбнулась я и, мельком глянув по сторонам, проверяя, не смотрит ли кто на нас, прижалась шоколадным ртом к мужским губам. И муж отозвался сразу, прижал к себе крепче, толкнув в первую же подворотню, сорвал с моей головы шапочку и запутался пальцами в волосах. И я задрожала от нетерпения.

Больше года женаты, а у нас до сих пор всё как в первый раз…

Когда муж попытался расстегнуть пуговки на моей шубе, пришлось легко стукнуть по шаловливым ручкам, напоминая, что сейчас не место и не время. Он растерянно глянул на меня, тряхнул головой, со свистом втянул в себя воздух и отступил.

Вид у него был обиженный и слегка ошалелый. Я изо всех сил держалась, но всё же не выдержала и заливисто рассмеялась.

Алан погрозил мне пальцем, но хмурая морщинка недолго пересекала его лоб, вскоре он улыбнулся, притягивая меня к себе.

— Отличная прогулка, — призналась я. — Спасибо.

— Я вообще-то не о прогулке спрашивал.

— Знаю.

Потому что не в первый раз.

Обострения у моего мужа случались с периодичностью раз в квартал. Он внезапно вспоминал, что за него я вышла не совсем по своей воле, а вроде как от безысходности, и начинал стремительно паниковать. Я в такие моменты над ним откровенно насмехалась, а Рогль, как ни странно, защищал.

После совместной операции по моему спасению эти двое так спелись, что у меня вполне обоснованно возникал вопрос, чьим фамильяром теперь считает себя мой демон…

Впрочем, я знала, чьим. Как оказалось, мой фамильяр и в самом деле был фамильяром. Эти демоны пришли в наш мир на рассвете магической науки, получив разрешение от Предков. Их задачей было охранять выбранного мага, беречь силу его рода, заботиться о наследниках, защищать. Отсюда и умение Рогля находить меня всегда и везде, и его перемещения в пространстве в обход магических коридоров, и способность раздваиваться, растраиваться, раздесеряться. В общем, создавать столько физических тел, которыми управляет один разум, сколько необходимо для нужд Хозяина или Хозяйки. Допускаю, что и раздражающая привычка говорить о себе во множественном числе, связана именно с этим.

Сегодня Рогль не отсвечивал и не раздражал. Наоборот, сидел тихонько в кармане, хрустел сухарями…

Мы вернулись на Старогородскую, пересекли Привоз, Оставили за спиной Башню Лучников, Часовой мост и Речной вокзал, а затем свернули на Академическую и внезапно Алан остановился в самом начале улицы.

— Вообще-то у меня сегодня выходной, — напомнила я своему мужу. — Зачем ты меня сюда притащил? Я ещё не успела соскучиться по БИА.

— И отлично, — усмехнулся он. — Хотя ты права, до академии отсюда рукой подать.

— Отсюда?

— Да.

Я всё ещё не понимала или, если быть до конца откровенной, отказывалась верить. И тогда Алан вложил мне в руку огромный ключ.

— Что это? — округлила глаза я.

— А ты как думаешь?

— Амбарный ключ?

— Амбарный? — Рогль, всё это время мирно дремавший в моём ридикюле, высунул наружу нос. — Нам вдруг послышалось…

Даккей со смешком подтолкнул меня к крыльцу из четырёх ступенек и кивнул на покрытую серой краской дверь.

— Не хочешь открыть? Я пока ещё не отдал бывшему владельцу всю сумму, что он запросил, но предварительно мы обо всём договорились. Твоё наследство трогать не придётся.

Наш дом. Только наш. По-настоящему. Боясь неизвестно чего, я всё же отперла замок, Алан подхватил меня на руки, но первым в дом ворвался всё равно Рогль.

— Мы только проверить, всё ли тут в порядке, — дёргая усами сообщил он.

Алан рассмеялся.

— Нечего там проверять, — сказал он. — Дом полностью пустой, как ты и хотела. Сможешь обустроить его по своему вкусу… И если тебе не нравится…

— Мне нравится, — вдыхая полной грудью запах свежей древесной стружки, краски и каменной пыли, прошептала я. — На самом деле.

Мы прошлись по первому этажу, и я не поленилась выглянуть в каждое из окон. Кухня была большой, кладовая глубокой.

— На втором этаже только две спальни, — прокричал сверху Рогль. — Мы не поняли, а где будут жить фамильяр рода? Мы и так постоянно слушаем о том, что на самом деле все наши амбары — только выдумка. Теперь и это?

Алан многозначительно шевельнул бровью, весело мне подмигнул, а затем поднял лицо к потолку и громко крикнул:

— Эй, ты! Фамильяр рода! Спускайся, я буду показывать Бренди прилегающий к дому участок.

— Только без спешки, — тут же появившись возле нас, потребовал Рогль. — Мне нужно всё посчитать, сделать замеры…

Из кухни на улицу вела стеклянная дверь, которая отпиралась тем же ключом, что и наружная. Мы вышли на мороз и зажмурились от яркого снега, когда же глаза привыкли к свету, я увидела, что в самом углу засыпанной свежим снегом лужайки ютился небольшой, но очень крепкий с виду сарайчик, на боку которого чья-то уверенная рука вывела слово «АМБАР».

Рогль тихонько хрюкнул, и глаза его стали огромными-преогромными.

— Это что же? — шёпотом простонал он. — Это нам?

— Чтобы ни один засранец впредь не думал, что все амбары фамильяра рода Даккей обитают лишь у него в голове, — с важным видом согласился Даккей, а Рогль сдавленно всхлипнул и, кажется, впервые в жизни не нашёлся с ответом, впав от счастья в некоторое подобие транса.

А я обняла своего любимого Даккея и, задыхаясь от избытка чувств, подумала, что стоило два раза походить в невестах у одного и того же человека, чтобы в итоге получить такого мужа.

Мы переехали сюда через полгода, когда полностью закончили с ремонтом и обустройством комнат. А ещё через три месяца во второй спальне второго этажа появились новые жильцы. Риган и Регина Даккей.

КОНЕЦ.