Лекарство от пропаганды. Как развить критическое мышление и отличать добро от зла в сложном мире бесплатное чтение

Владислав Чубаров
Лекарство от пропаганды

Предисловие

«Мы не можем знать всего… всё не так однозначно…»

«Не бывает дыма без огня…»

«Все врут, я никому не верю…»

«Я знаю этих ребят, они не могли так поступить…»

«Там, наверху, тоже не дураки сидят…»

Все эти утверждения кажутся взвешенными и справедливыми. Но на практике они нередко оборачиваются отказом от попытки разобраться в ситуации, зависимостью от «старших по званию», превращением самостоятельных субъектов — в беспомощных детей, не имеющих собственного мнения или слепо верящих тому, что им скармливают масс-медиа и социальные сети.

Эта книга исследует пропаганду с точки зрения психологии. Она не ставит себе целью убедить читателя в какой бы то ни было точке зрения. Моя цель как автора — рассказать, что такое пропаганда, какие приемы она использует, как она работает внутри нашей головы и во внешнем медиапространстве. Я уверен, что даже в нашем сложном мире, где ложь и правда перемешались, где средства массовой информации создают настолько убедительные картинки, что их истинность даже не хочется подвергать сомнению — человек в силах самостоятельно вернуть себе контроль над тем, что он знает и во что верит, а значит, и над собственной жизнью. Но для этого нужно вооружиться информацией, логикой, осознанностью по отношению к своим чувствам и эмоциональным интеллектом.

Тем, кто никогда не сомневается, эта аудиокнига не поможет. Тем, кто молча (или громко и уверенно) соглашается с большинством, и на чьей стороне сила, — она не нужна.

Эта книга для вас, если вы:

— активно формируете собственное мнение или стремитесь это делать;

— хотите разобраться в том, что происходит в мире, в стране, у вас под носом;

— чувствуете, что вас обманывают, не понимаете, кому верить;

— сомневаетесь в себе, находитесь во власти посторонних влияний и испытываете противоречивые чувства.

Мы поговорим о том,

— почему в сложном современном мире человеку подчас недостаточно «просто быть хорошим и делать своё дело»

— зачем нужна собственная позиция по поводу того, что будто бы не касается нас напрямую (но это только кажется);

— что мы чувствуем, и как наши сложные чувства и неспособность их принять дают возможность нас обманывать;

— как перестать отрицать эти сложные чувства и научиться с ними жить;

— как работает пропаганда и как отличить правду от лжи, даже если ложь хорошо маскируется;

— какие типичные приёмы используют те, кто хочет нами манипулировать, какие наши психологические защиты они эксплуатируют;

— как найти время, силы и другие ресурсы на то, чтобы получать проверенную информацию;

— как говорить с теми, кто кажется «оболваненным», и когда это стоит делать, а когда нет.

Глава 1. Зачем нужно собственное мнение

1 Что такое пропаганда

Обычное определение гласит: пропаганда — это влияние на массовую аудиторию с целью сформировать её мнение. При этом пропаганда всегда метит в отдельно взятого человека, не давая ему возможности сформировать мнение самостоятельно. До появления масс-медиа пропаганды не было, так как единственным способом добиться широкого охвата населения были слухи. Пропаганда появилась одновременно с прессой и бурно расцвела с появлением радио и телевидения — в двадцатом веке. Возможно, именно способность медиа достигать ушей и глаз всех и каждого отчасти и спровоцировало появление в XX веке тоталитарных диктатур.

Один из фундаментальных трудов о пропаганде, книга «Пропаганда» Эдварда Бернейса, племянника Зигмунда Фрейда, вышла в свет в 1928 году. В ней автор обобщил и предсказал многие моменты, касающиеся пропаганды. Прежде всего, он считает ее важным условием функционирования демократического общества, более того — он считает ее необходимостью. Пропаганда, по Бернейсу, — не что иное как политическая реклама, с помощью которой партии (представители разных элит) борются за контроль над массами. «Сознательное и умелое манипулирование упорядоченными привычками и вкусами масс является важной составляющей демократического общества, — пишет Бернейс. — Приводит в движение этот невидимый общественный механизм невидимое правительство, которое является истинной правящей силой в нашей стране. Нами правят, наше сознание программируют, наши вкусы предопределяют, наши идеи нам предлагают — и все это делают в основном люди, о которых мы никогда и не слыхивали. Таков логичный результат организации нашего демократического общества». Вслед за своим дядей Бернейс подвергает сомнению всецело рациональное поведение человека и пишет, что проницательный пропагандист, учитывая бессознательные мотивы поведения людей, может лучше проникать в их истинные желания. Коллега Бернейса, Уолтер Липпман, также считал, что пропаганда задает вектор мнениям людей и помогает им формировать собственное суждение о процессах, происходящих обществе. Однако, в отличие от Бернейса, Липпман считал, что пропаганда не помогает, а мешает демократии воплощаться в жизнь; ведь получается, что пропаганда фильтрует событие, в сущности — заново создаёт его для людей, показывая его таким, как это выгодно той или иной партии. Таким образом, в уме человека образуется не правдивая картина, отражающая действительность, а «ложная среда». Так элита достигает своей цели, манипулируя умами людей и предоставляя им лишь ограниченную информацию. В качестве противоядия Липпман предлагает улучшать систему образования, с тем чтобы люди могли более качественно формировать свои мнения, и им не требовался посредник в виде пропагандиста. В частности (и это очень важно для нас!) Липпман предлагает давать людям представление о том, что идеи не являются частью нашей личности, а значит, могут быть отделены от субъективной части «я». Идеи можно наблюдать! Собственные идеи — подлежат рефлексии и анализу. Эта идея, берущая начало в психоанализе, действительно плодотворна. Осуществить её на практике в масштабе страны, конечно, невозможно, однако далее вы увидите, как рефлексия и осознание собственных чувств помогает нам бороться с пропагандой в собственной голове.

Есть ли четкая граница между пропагандой и другими видами воздействия, убеждения, доказательства? Нет, подобной чёткой границы не существует. Рассмотрим в качестве примера ношение масок в эпидемию: одни считают это пропагандой, другие — кампанией за общественную безопасность. Но есть несколько признаков, которые дают основание заподозрить пропаганду.

— Пропаганда обобщает конкретику до идеологии. Например, призыв «носите маски в эпидемию» не подходит под этот критерий, а «все, кто не носит маски, — люди второго сорта» — подходит.

— Пропаганда метит прямо в вас, она хорошо заметна. Если она рассчитана на вас, не заметить ее вы просто не сможете. И очень часто она содержит в себе элементы того, с чем вы отчасти согласны (или того, что вас беспокоит) — чтобы лучше внедриться в ваши мозги. Иными словами, пропаганду легко «проглотить не жуя».

— Пропаганда широко использует риторические приемы, жонглирует фактами, подменяет контент, запугивает или эйфоризирует. Для пропаганды характерен взвинченный тон.

— Пропаганда маскируется, чтобы мы больше ей доверяли. Например, нанимает блогеров-троллей, которые притворяются обычными комментаторами, и выпускает «нейтральный» контент, в котором «простые» люди скрыто транслируют пропагандистскую повестку. Маски, фейковые аккаунты, сайты, боты — пропаганда умело шифруется, чтобы добраться до наших мозгов.

— Пропаганда разделяет людей, подчёркивает различия между ними. Очень часто в пропагандистских материалах есть «мы» и «они». Есть много ситуаций, в которых такое разделение является близким к истине (например, когда страна-агрессор ввела войска в соседнее государство и пытается его захватить), однако во многих других ситуациях оно неоправданно. Даже если существуют чётко определённые истина и ложь — не стоит жёстко и бескомпромиссно разграничивать людей, которые привержены разным точкам зрения.

— Пропаганда заставляет как можно быстрее переходить к выводам, чтобы человек не успел задуматься и сформировать собственное мнение. Некогда и незачем строить длинные цепочки доказательств: две-три простые кнопки — и мы у цели.

В рамках этой книги мы будем рассматривать пропаганду скорее как нечто мешающее формированию собственного мнения. Пропаганда часто лжёт — просто потому, что она может лгать, потому что ложь часто бывает выгодной, и ничто не может эту ложь сдержать.

Есть исторический анекдот. Однажды советский писатель Гранин в Веймаре поинтересовался у местных жителей:

— Как вы могли не замечать труб концлагеря Бухенвальд, ведь они дымили прямо у вас на глазах? Куда вы смотрели?

«Сейчас они скажут мне, что смотрели в другую сторону, и я напишу в заметке, что ответил: «но, чтобы смотреть в другую сторону, как вы узнали, от чего надо отворачиваться?» — подумал Гранин, радуясь эффектной находке.

Однако, согласно анекдоту, местные жители, привычные к вопросу, ответили Гранину:

— Когда вы плывёте по Беломорканалу, куда вы смотрите? Там могилы советских людей по обеим сторонам — и отвернуться-то некуда.

Скорее всего, это байка, но весьма характерная. Немецкий фашизм, так уж сложилось, стал отнюдь не золотым стандартом любого разговора о пропаганде и массовой индоктринации населения. В подобных разговорах трудно избежать аргументов ad hitlerum, которые всегда кажутся немножко демагогическими. Но что поделать, если нацистский урок до сих пор беспокоит человечество и кажется (не кажется) так и не выученным. Говоря о пропаганде, очень трудно разделить суть дела и манеру изложения. Борясь с пропагандой — мы пропагандируем. Остаётся только быть максимально честным с самим собой и читателем. И я постараюсь.

2 Как пропаганда формирует сильные установки в голове человека

В попытках найти ответ, как стало возможным массовое оболванивание населения в гитлеровской Германии, я прочёл книги Себастьяна Хафнера «История одного немца» и «Некто Гитлер». Из них я вынес для себя много интересных наблюдений о пропаганде и о том, как люди начинают верить в то, что противоречит и здравому смыслу, и их собственному опыту, и известным им фактам.

Взять, например, евреев. Они на протяжении очень долгого времени жили рядом с немцами, причём охотно ассимилировались, заключали с немцами смешанные браки. Обычный ежедневный опыт среднестатистического немца отнюдь не говорил ему о том, что еврей — это чужой. Уровень бытового антисемитизма в Германии до Гитлера был низким. Как же ему удалось буквально за несколько лет заставить немцев поверить в то, что евреи вынашивают коварные планы, причём не какие-то абстрактные евреи-олигархи, а все, любые — твой зубной врач, знакомый продавец в лавке, сосед по дому? Как ему удалось сделать так, что идея, абсолютно не выдерживающая критики реальности, всерьёз перевесила в головах обычных немцев их повседневный жизненный опыт? Ведь стоило хоть немного применить критическое мышление — и стало бы ясно: да нет, евреи — люди как люди.

Но в том-то всё и дело, что пропаганда не позволяет подумать даже чуть-чуть. Она отключает возможность критического мышления по конкретным поводам, в конкретных точках, блокирует его. Она не дает видеть реальность, заменяя её абстрактной идеей, которая «обратным ходом» конструирует новую иллюзорную реальность поверх настоящей.

Это происходит путём формирования сильных установок — так в социальной психологии называются априорные предварительные оценки, которые срабатывают у человека при столкновении с любым предметом или явлением.

Вообще говоря, формирование установок — это естественный механизм работы мозга. Он предохраняет себя от перегрузки информацией, используя шаблоны: «это похоже на то, что я уже много раз видел, значит, это и есть…» Установка позволяет сэкономить время на обработку информации и отреагировать быстрее. Как правило, упрощение бывает оправдано. Но этот же самый механизм снижает количество уникальных реакций, уменьшает нашу возможность замечать необычное, видеть детали и отличия конкретной реальности от наших готовых шаблонов. А кроме того — именно он даёт пропаганде эффективно работать в наших головах.

Мозг классифицирует многие проблемы (предметы, события, объяснения) как «слишком сложные» и стремится предохранить себя от перегрузки. Поэтому, когда пропаганда подсовывает нам образы, мемы и логические цепочки, которые позволяют отнести эти проблемы и события к уже знакомому классу явлений, мы с большой вероятностью бессознательно соглашаемся это сделать. Вернее, так: «в режиме умолчания» мы обязательно это сделаем, если не включим «ручной режим» и не предпримем специальных усилий, чтобы сопротивляться тому, как всё «идёт само».

Сильные установки, которые предлагает пропаганда, сильны тем, что они, во-первых, встраиваются в уже существующие «крупные» шаблоны и образы человека, а во-вторых — используют волнующие темы, по отношению к которым невозможно остаться равнодушным. Вернёмся к еврейской теме:

— пропаганда использует уже существующие шаблоны (национальная идентификация, «мы — немцы»), готовую идею о том, что у нации есть враги (после Первой мировой войны в обществе были сильны настроения обиды и ресентимента, а потому многие готовы были считать, что «в нашем поражении виноваты предатели»);

— пропаганда затрагивает волнующие темы (враги могут быть хитрыми и жить среди нас, вредить нам прямо сейчас, если не быть бдительным, можно понести серьёзный урон!), использует неудобные чувства — тревогу, страх, стыд, вину; как минимум не отвергать эту мысль сразу.

Так пропаганда побеждает реальность. Есть реальный зубной врач, живущий на моей улице, и его милейшая семья — и есть тревожная мысль о том, что любой еврей может оказаться врагом и не нужно терять бдительности. Чем больше человек «узнаёт» об этой теме из пропаганды, чем более информированным он себе кажется, тем твёрже становится сформированная сильная установка. Мозгу всё труднее воспринимать что-то, что противоречит сложившейся стройной концепции. Раньше никакой концепции не было, лишь разрозненные факты: ну да, я знаю Гольдшмидта, и Каца, и Коэна, и все они люди как люди. Теперь есть сильная и цельная, непротиворечивая эмоциональная концепция, и она меняет отношение к этим разрозненным фактам. Происходит быстрая эволюция, в ходе которой сильная установка побеждает наблюдаемую реальность.

— Ну да, Кац, Коэн и Гольдшмидт, может, и ничего, но ведь это частные случаи, а вообще-то евреи всегда были врагами.

— Странно, на вид Кац, Коэн и Гольдшмидт люди как люди, но, возможно, я про них чего-то не знаю. Наверняка они многое скрывают. Ведь я не знаком с ними близко. Надо быть настороже, они ведь всё-таки евреи, а про них мы теперь знаем, что с ними держи ухо востро.

— Я так и знал, что Кац, Коэн и Гольдшмидт — тоже враги, чего еще ожидать от евреев! Какие сволочи, как умело маскировались много лет! Ведь мы даже обменивались подарками, когда у нас рождались дети!

До формирования сильной установки евреи в принципе не были в фокусе внимания человека, он не имел о них никакого устойчивого мнения. Теперь такое мнение появилось, и ему оказалось не с чем конкурировать: человек в нём уверен и готов его защищать. Даже факты, которые в другое время сыграли бы в пользу Каца и Гольдшмидта, теперь только усиливают ненависть.

Но важнее другое. Пропаганда заставляет человека думать, что рассматриваемый вопрос очень важен. Недаром многие жертвы пропаганды признаются, что до появления вопроса в поле зрения «просто как-то не задумывались» о нём. Но теперь-то они задумались, и вопрос о евреях будоражит ум: это не просто «где-то, кто-то» — это конкретные Кац и Гольдшмидт, они живут на нашей улице, создавая ежеминутную, актуальную и острую угрозу безопасности. А так как пропаганда тотальна, человек постоянно находится внутри неё, как огурец в рассоле, — то и сильная установка остаётся постоянно актуальной, ей не дают ослабнуть непрерывные напоминания (телевизор, ритуалы, символика, лозунги и т. д.)

Однако есть и хорошие новости. Если до появления сильной установки пропаганды у человека существовала другая сильная установка, сформированная самостоятельно путём рефлексии, обобщения жизненного опыта («Еврей или немец — неважно; людей нельзя дискриминировать по национальному признаку, это приводит к беде, и я не должен так делать») — пропаганде будет гораздо труднее с ним сладить. Такого человека придется провести по гораздо более длинному пути: сначала дискредитировать его предыдущие взгляды («так думают только жалкие слабые космополиты», «вот такие взгляды и приводят немцев к поражению» и т. д.), а потом уж начать обрабатывать новыми. Не факт, что новые установки окажутся сильнее прежних. Даже очутившись в насыщенном рассоле пропаганды, человек с крепкими ценностями будет склонен вести себя не как огурец, а как орех: он замыкается в себе и хранит свой внутренний мир от «просаливания». А кроме того, у него уже есть опыт рефлексии, критического мышления — и он с большой вероятностью применит его и к пропаганде, которая такого воздействия не выдерживает.

Отметим себе этот момент — мы поговорим о нём далее, когда будем разбирать вопрос, зачем человеку вообще иметь собственное мнение по вопросам, которые кажутся ему «далёкими», не касающимися его лично.

3 Сильная установка и идентичность человека

Сильная установка может задавать и укреплять идентичность человека. В этом её огромная привлекательность. Раньше я был просто какой-то Ганс или Фриц, а теперь я штурмовик, наследник Вотана. Раньше был просто Васька, сапожников сын, а теперь я комиссар и марксист.

Именно с тем, что сильная установка формирует идентичность, и связаны сетования многих по поводу того, что «раньше у людей был стержень». В традиционном обществе существовали негласные, формируемые семьёй, церковью и общиной сильные установки, которые затрагивали все актуальные для человека того времени вопросы (а таких вопросов было немного, так как люди жили замкнуто и не видели вокруг себя большого разнообразия). Достаточно было точно знать, как относиться к бедности и богатству, Господу и семье, насилию и милосердию, к тому, как воспитывать детей и принимать у себя людей другой культуры. Общество могло предусмотреть все нюансы этих немногочисленных тем и выдать по ним готовые сильные установки. Люди в традиционном, сословном обществе вырастали с готовой, сформированной идентичностью и ценностями. Дворянин не испытывал внутреннего конфликта, когда нужно было погибнуть за Отечество, а крестьянин покорно терпел побои. Женщина хорошо понимала, в какой мере она может высказывать собственное мнение, а в какой должна слушаться отца или мужа.

В силу экономических факторов начиная с XX века традиционное общество в Европе стало разрушаться, мобильность людей повысилась, личная свобода постепенно начала становиться нормой. С этими переменами изменилось и отношение к «стержню» — ценностям, встроенным в идентичность человека. Теперь всё устроено так: видя вокруг себя разное отношение к одним и тем же проблемам и явлениям, человек постепенно формирует свои сильные установки и формирует собственную идентичность, которая необязательно изначально задана семьёй или окружением.

Но сформировать собственные установки получается не у всех. Есть разные обстоятельства, разные способности и возможности разных людей. Наблюдательность, образование, присутствие рядом хороших образцов для подражания, возможность заниматься любимым делом — многим все это недоступно. В эту-то щель, в этот зазор между отсутствием или нехваткой ценностей (как выражаются консерваторы, «моральной пустотой современного человека») и сознательной выработкой собственных ценностей в течение жизни — и встраивается пропаганда. Она прерывает процесс формирования самостоятельных ценностей и даёт готовые, «легкоусвояемые» сильные установки.

Очень часто пропаганда легко перешибает и традиционные ценности, усвоенные в семье, так как использует, как мы уже сказали ранее, сильные эмоции. «Ну да, отец и пастор говорили, что людей убивать нельзя, но ведь евреи-то — не люди, и души у них нет».

Кроме того, пропаганда, в отличие от традиционного общества, создаёт такие установки, которыми очень легко пользоваться. Они быстро приходят на ум, а главное — не требуют никакого душевного труда. Если то, что внушали отец и пастор, предполагало определенную (небольшую и доступную каждому члену общины) меру душевного труда — по крайней мере, нужно отказаться от некоторых пороков, в чем-то себя сдержать, где-то немного поработать, соблюсти ритуалы, — то пропаганда только потакает инстинктам, она соблазняет, совращает человека. Сильные установки пропаганды обычно не затрудняют, а облегчают жизнь. Именно поэтому они так конкурентоспособны и так легко вытесняют поверхностно усвоенные отцовские заветы.

Гораздо сложнее распропагандировать человека, который выстроил свою точку зрения сознательно, сформировал ее путём размышлений и многочисленных столкновений с реальностью, чем того, кого «так учили в детстве».

4 Роль конформизма в принятии установок пропаганды

Еще одна причина, по которой сильные установки пропаганды работают в человеческой голове, — это свойственный человеку конформизм, желание быть принятым, присоединиться к большинству. Потребность в принятии более базовая, чем потребность в самореализации, так как взывает к нашей безопасности (ведь в одиночку выживать гораздо труднее). Все мы чувствуем некоторое облегчение, понимая, что у нас есть единомышленники, союзники; их наличие усиливает наши ценности, а полное отсутствие — ослабляет.

Есть известный короткометражный документальный фильм советских времён, посвященный эксперименту, в котором принимали участие дети дошкольного возраста. Четыре детсадовца едят кашу, у троих каша сладкая, а у четвертого — пересоленная. Каждого спрашивают, сладкая ли каша. После того, как первые трое по очереди соглашаются, что каша сладкая, четвёртый участник, как правило, тоже говорит, что каша сладкая. Несмотря ни на что. Никто не заставлял малышей соглашаться: срабатывала эта чистая, первичная, примитивная потребность в присоединении к большинству.

Вы можете представить себе, как изменятся результаты эксперимента, если ввести такую переменную как страх наказания или даже просто отвержения, стыда, — и легко поймёте, почему людям в условиях тотальной пропаганды в нацистской Германии или Советском Союзе было почти невозможно сформировать собственное мнение, отличное от мнения большинства. Даже если ты чувствуешь, что каша пересолена, ты скорее убедишь себя, что твои чувства тебе врут, а вот другие — правы. Так легче и безопаснее.

Находились, однако, дети, которые не соглашались с мнением большинства и, несмотря на слова первых трёх участников, сообщали, что их каша — не сладкая, а солёная. Их не так уж мало: во всех подобных экспериментах несогласных оказывается около четверти всех испытуемых. Конечно, если ввести переменную страха и усилить значимость вопроса для людей, то число нонконформистов уменьшается в разы. Но кто-то всё равно остаётся при своём мнении. Это значит, что мы — люди — не безнадёжны.

Если говорить не о детях, а о взрослых, то и здесь важны крепкие собственные ценности, выработанные путём опыта и рефлексии. Они чаще помогают преодолеть жажду принятия и присоединения к большинству. Человек, у которого есть собственное мнение, обычно знает, что у него есть союзники и единомышленники. Эти союзники необязательно должны жить с ним рядом или вообще существовать в физическом, материальном смысле. Например, христианин, страдающий за веру, не изменит своих установок только потому, что вокруг него люди другой религии. Такой человек, как выражаются психологи, интериоризирует своих союзников — «имеет их внутри себя», «носит в своём сердце». Именно об этом говорил Мартин Лютер: «Град крепкий — Господь наш». Такой человек с меньшей вероятностью будет бояться отвержения, и даже в экстремальных условиях скорее скроет свои ценности, (и останется им вполне преданным), чем откажется от них.

5 Как пропаганда защищает от реальности

Предположим, некая страна — назовём её Кривляндией — начала захватническую войну против нескольких соседних стран. Пропаганда день и ночь обрабатывает мозги граждан Кривляндии, заявляя, что эти страны сами хотели напасть на Кривляндию, и счастье, что «нам удалось нанести превентивный удар». Кроме того, пропаганда настойчиво повторяет, что во всех этих соседних странах окопались самые настоящие террористы, которые мучают и убивают детей в своих странах и вообще планируют уничтожить весь мир.

В один из дней Эрик, житель Кривляндии, звонит своему дяде Марку, живущему в соседней стране, на которую Кривляндия напала.

— Ну как вы там? — заботливо спрашивает Эрик.

— И ты еще спрашиваешь?! — кричит Марк. — Полный кошмар! Одна ваша ракета разнесла школу, а другая — роддом! Мы сидим в подвале и боимся выйти наружу!

— Держитесь! — сочувствует Эрик. — Это всё проклятые террористы. Хотят устроить Апокалипсис. Но мы скоро вас освободим.

— Какие террористы, о чём ты?! У нас никогда не было никаких террористов! Жили себе спокойно, пока ваши доблестные войска не зашли со своей артиллерией!

Эрик терпеливо вздыхает. Бедняги, у них нет точной информации. Да и откуда им её узнать? Ведь кривляндское телевидение у них не вещает. Эрик пытается подвести Марка к «правде» наводящими вопросами:

— А откуда ты знаешь, что ракеты летят с нашей стороны? Ты говоришь так, как будто точно в этом уверен.

— Да, я точно уверен! — кричит Марк. — Мы видели это своими глазами!

Эрик печально улыбается. Бедняги, они совершенно запутались. Он готов посочувствовать дяде.

— Понимаю, вам сейчас непросто, и так трудно разобраться в том, что происходит. Но поверь, наши войска не могли так поступить. Их единственная цель — освободить вас из лап террористов. Апокалипсис не пройдёт!

— Это вам все мозги засрали! — Марк в бешенстве. — Ты мне что, не веришь?!

— Дядя Марик, — говорит Эрик таким тоном, будто объясняет ребёнку, что нельзя пить из лужи, — вам всем нужно хорошенько понять, что…

Марк вешает трубку. Ему некогда болтать с Эриком: он стоит в очереди на колонке, и подошел его черед набирать питьевую воду в бутыль. Между тем начинает выть сирена: Кривляндия опять обстреливает его город.

Что происходит с Эриком? Почему он не верит собственному дяде, который открытым текстом рассказывает ему о реальности? Потому что Эрику кажется, что он всё знает лучше. Да, лучше очевидца Марка. Потому что Марк видит только то, что видит, а ему, Эрику объяснили, что происходит. Он очень много раз слышал, видел и читал о страшных террористах, и у него сформировалась целостная картина мира. Эрик наизусть знает истории о том, как они убивали детей, и почему хотят, чтобы наступил конец света. Это доступные сведения, и они не становятся менее убедительными для Эрика несмотря на то, что они лживы, поверхностны, бессистемны, противоречивы, не выдерживают критики. Эти характеристики не важны, главное — сами сведения удовлетворяют потребность Эрика в понимании происходящего и в собственной правоте. У Марка — частная история, а он, Эрик, смотрит как бы с высоты птичьего полёта и может рассказать Марку, как обстоят дела в целом. Так кажется Эрику.

Мозг Эрика не пропускает в себя информацию, которую сообщает Марк. Он находится под мощной защитой сильной установки, которую внедрила пропаганда. Вот почему Эрик продолжает верить телевизору, а не собственному дяде.

6 Пропаганда, риторика, реклама: сходства и отличия

Чем пропаганда отличается от других способов влиять на умы людей, например, от убедительного доказательства и от рекламы? И бывает ли «хорошая пропаганда», ведь мы используем это слово и в положительном контексте, например — «пропаганда здорового образа жизни»?

Начнём с доказательства, иными словами — с риторики, ораторского искусства. Искусство ведения диспутов в научной среде придерживается установленных, известных всем правил, но в менее регулируемых областях, таких как политика, оратор может сплошь и рядом использовать «запрещённые приёмы». О них, и о том, как их распознавать, мы поговорим в главе, рассказывающей об отличиях правды от лжи. Однако демагогия (применение запрещенных приемов в речи) ещё не равна пропаганде, хотя пропаганда и может включать в себя демагогические рассуждения. Пропагандой «в плохом смысле» она становится, когда оратор-демагог занимается подменой понятий в пользу некой идеологической системы. В этом смысле пропаганда здорового образа жизни, если она осуществляется негодными средствами (например, запугиванием — «вы умрёте в мучениях, если не бросите курить!») ничем не отличается от пропаганды ложных идеологий и систем.

Вообще, кроме правды и лжи, имеется еще и обширная область, в которой могут сосуществовать разные точки зрения. В этой области и осуществляется борьба мнений, в которой стороны опираются на факты лишь отчасти, а в значительной мере — и на личное обаяние носителей этих мнений, и на риторические приемы (выстроить речь, усилить сообщение, воздействовать на аудиторию и рационально, и эмоционально, и т. д.) На наших глазах некоторые темы переходят из этой спорной области в сферу, где правда и ложь определены доказательно, а то и законодательно. Когда-то велись дискуссии о том, насколько полезны телесные наказания детей; теперь мы точно знаем, что это вредно, и любые попытки доказать обратное можно признать неэтичными.

Самые острые дискуссии ведутся на темы, которые совсем недавно перешли в сферу доказательного, а также в областях, где правота сторон лишь частичная, или там, где есть столкновение интересов.

Работает ли гомеопатия? Уже доказано, что она не работает, но дискуссии пока продолжаются (и сторонники гомеопатии широко применяют демагогические приемы, так как фактов у них на руках нет). Нужно кормить детей грудью или смесью? А вот здесь всё гораздо сложнее, так как существуют аргументы и в пользу материнского молока (оно полезнее), и в пользу смесей (многие выбирают их, так как хотят быть свободнее в своём образе жизни). В ход идут аргументы о свободе, близости и о многих других понятиях, и, очевидно, что эта тема никогда не перейдет в область полностью доказательных. И здесь «хорошая пропаганда» всегда будет играть большую и важную роль (например, не внушая чувства вины тем, кто кормит смесью, показать, что 95–98 % женщин могут кормить ребенка своим молоком, что это удобно и не делает мать рабом младенца). Та же история и со здоровым образом жизни или отказом от курения: это личный выбор человека, и в рамках доказательной медицины вполне допустимо использовать риторические приёмы, чтобы помочь человеку сформировать этот личный выбор. Ведь всегда останутся люди, которые сознательно продолжают курить, просто потому что им это нравится.

И, разумеется, риторика цвела и будет цвести во всех сферах, где правда и ложь существуют одновременно со вкусами и мнениями. Ни правый, ни левый политик не должен лгать, но и тот, и другой могут подбирать аргументы таким образом, чтобы избиратели голосовали скорее за них, чем за их оппонента. Как скорее привести страну к процветанию — понизить или повысить налоги? Поощрять инициативу предпринимателей или раздать бедным минимальный доход? Какие глобальные проблемы мы будем решать в первую очередь? На что обратим внимание: климат, мигранты, что-то еще более важное? Добросовестные политики (исходя из своего понимания ситуации и своей системы ценностей) действуют в интересах избирателей и «риторически продают» им их же собственную выгоду (и только во вторую очередь — свои политические интересы).

Это нормальная ситуация, особенно когда мнения сосуществуют и люди могут выслушать несколько суждений об одной и той же проблеме.

Напротив, политическая пропаганда обычно опирается главным образом не на доказательства, а на идею, и оперирует не практическими вопросами, а опять-таки идеологическими. Невозможно «пропагандировать» высокие или низкие налоги: можно рассказывать, почему это хорошо и как это работает («вы получите лучшее здравоохранение» или «бизнес будет процветать, и мы все станем немного богаче»). А вот этнические чистки или запрет гей-браков приходится именно пропагандировать. Помните пример с евреями? Вопросы, которыми занимается политическая пропаганда, обычно вообще не интересуют людей до того, как их мозг начинают обрабатывать. Мы думаем о налогах и без пропаганды, риторика политиков лишь помогает гражданам сформировать мнение. А вот чтобы заставить людей ненавидеть евреев, геев или думать об «ужасных террористах, задумавших устроить конец света», нужна именно пропаганда, которая настойчиво предлагает считать эти вопросы жизненно актуальными для каждого.

Теперь несколько слов о рекламе. Этот способ борьбы за внимание и деньги потребителя иногда может напоминать пропаганду. Реклама тоже может сделать вопрос, над которым человек до этого никогда не задумывался, крайне для него актуальным. Это называется «формировать потребности» и «воспитывать вкусы». Например, существуют кремы, избавляющие от так называемого «целлюлита» (рекламный термин, не имеющий ничего общего с реально существующей серьёзной болезнью, носящей то же наименование). Потребность избавляться от «целлюлита», как и многие другие потребности, была всецело сформирована производителем косметики.

Главная разница между рекламой и пропагандой заключается в том, что реклама воздействует точечно, она не тотальна. Во-первых, она влияет только на целевую аудиторию. Во-вторых, касается лишь конкретных узких тем и вопросов. Хотя мировые бренды могут формировать стиль жизни множества людей, все-таки они не получают власти над всей жизнью и всеми ценностями потребителя. Реклама скорее встраивает бренд и потребительское поведение в уже существующие ценности людей: не просто материнство, а «Хаггис» или «Памперс», не просто приключения, а Adidas или Nike и так далее. Реклама не претендует на тотальную власть над умами. Если она и внедряет какие-то идеи или их элементы, то только затем, чтобы продать товар и получить долю рынка. Эта цель обычно более или менее легко обнаруживается (даже в случае со скрытой рекламой, продакт-плейсментом и прочими фокусами). Ну, и ещё одна немаловажная вещь — рекламе приходится следовать закону, и в её рамках, какими бы уловками она ни пользовалась, невозможно построить целостную систему лжи. Передергивания, приёмчики, спекуляция — это всё, что может себе позволить даже не слишком добросовестная реклама. Такие вещи тоже могут иметь нежелательные последствия (рост тревожности или потребительского отношения к жизни, оценочности, чувства стыда и т. д.), но они несопоставимы с тем вредом, который наносит политическая пропаганда.

7 Пропаганда в разных общественных средах

Перейдём к тому, как политическая пропаганда работает в разных обществах: демократическом, авторитарном и тоталитарном, и чем эти среды отличаются друг от друга.

В демократическом обществе пропаганде приходится работать так же, как работает реклама: на конкурентном рынке и в узко определённых сферах. Например, в процветающей, благополучной стране Ергалии власть приняла решение не закупать топливо в Кривляндии, потому что та напала на соседние страны. Ергалия опасается, что если Кривляндия усилится, то может напасть и на нее. Отказ от топлива — непопулярное решение: зимой избирателям станет холодно, и они могут отвернуться от партии власти. В этих условиях провластные телеканалы пропагандируют поддержку маленьких стран, на которых Кривляндия напала, и взывают к социальной ответственности граждан: «Жертвам кривляндской агрессии приходится плохо, и мы должны потерпеть холод, но не покупать топливо у агрессора и не помогать ему делать новое оружие». Наоборот, соседняя Ундрия решила, что поддержит Кривляндию и продолжит покупать топливо. Там правительственные телеканалы вообще ничего не говорят о Кривляндии, зато подчёркивают, как власть заботится о комфорте граждан, и уверяют, что с топливом зимой проблем не будет, не то, что в Ергалии.

И то, и другое, формально говоря, пропаганда. Власти выбирают факты и комментируют их по своему усмотрению, так, как им выгодно, пытаясь формировать картину мира граждан в свою пользу. Но так как и Ергалия, и Ундрия — демократические страны, то каждый человек в них может увидеть и другую картину мира, просто переключив канал или открыв не провластный сайт. Партия оппозиции Ергалии шумит, заявляя, что власть хочет «просто сэкономить и всех заморозить», а партия оппозиции Ундрии обличает президента, который «покупает топливо у кровавых людоедов Кривляндии». Эти альтернативные точки зрения так же доступны, как и точка зрения власти в каждой из стран. Вот почему пропаганда в демократических странах больше похожа на рекламу и не наносит большого вреда.

Совсем не так обстоят дела в авторитарном и тоталитарном государстве. Отличия между первым и вторым — хотя и весьма условные — в том, чего хочет добиться власть от граждан. Авторитарное государство функционирует по принципу «мы тут будем вами рулить, а вы расслабьтесь». Никакой гражданской активности не предполагается и не требуется. Чем равнодушнее люди к политике, тем лучше. Пропаганда в такой стране малоактивна, и, как и в демократических странах, ограничивается попытками формирования мнения граждан по частным вопросам. При этом, в отличие от демократии, граждане авторитарной страны не имеют возможности выслушать альтернативную точку зрения (так как оппозиция в такой стране подавлена, и у неё в руках нет средств массовой информации).

Но было бы ошибкой думать, что граждане в авторитарной стране обязательно поддерживают власть. Нет, это совершенно необязательно. Такой власти не нужна поддержка — ей достаточно равнодушия. Авторитарная власть не мобилизует граждан, ей всё равно, что они о ней думают, её цель — просто удерживать власть (например, для личного обогащения). Поэтому пропаганда в авторитарной стране обычно ведётся вяло и «без огонька», граждане её по большей части игнорируют и относятся к ней иронически (вспомним общее отношение к властным инициативам в позднем СССР). Власть — отдельно, мы — отдельно, «мы политикой не занимаемся», «а нам всё равно», «наверху все врут» — вот обычное состояние умов в авторитарной стране. Граждан такой страны трудно заставить голосовать («какая разница, от нас все равно ничего не зависит»), принимать нововведения («это они, чтобы нас получше обобрать») и даже делать прививки («если власть за прививки, значит, что-то тут нечисто»).

Тоталитарное государство отличается от авторитарного тем, что оно делает попытку добиться от граждан искренней поддержки своих действий. Поэтому власти нужно, чтобы люди активно формировали свое мнение по разным идеологическим вопросам, будь то необходимость мировой революции, окончательное уничтожение евреев или, как в нашем примере с Кривляндией, «уничтожение террористов, которые хотят устроить конец света». Тут-то пропагандистская машина и включается на полную мощь. Как и в демократических странах, пропаганда стремится активно повлиять на граждан. Но, как и в авторитарной стране, у провластной пропаганды нет конкурентов. Так пропаганда становится тотальной — а значит, максимально токсичной. Граждане в тоталитарной стране могут быть «обработаны» пропагандой вплоть до кажущегося безумия, до состояния «зомбированности». Это та самая ситуация, в которой речи вождя транслируются из каждого утюга, а любая альтернатива жёстко подавляется. Собственно, это и есть предельный случай пропаганды, от которой очень трудно защититься, — случай гитлеровской Германии и некоторых других стран в разные периоды истории.

Многие считают, что все пропагандисты тотально циничны и подкуплены, потому что невозможно же толкать подобную гнусную чушь бесплатно. «Они просто выполняют свою работу». Не всегда это так. Деньги не являются единственным мотиватором для того, чтобы по-настоящему «с огоньком» работать, нужны искренние эмоции. Среди пропагандистов есть люди, которые искренне верят в то, что говорят. Других драйвит возможность манипулировать людьми, влиять на умы. Многие пропагандисты с азартом выполняют поставленные задачи, потому что они сложны и требуют от них изобретательности. В этом смысле они — хорошие профессионалы (с точки зрения морали это нейтральное, безоценочное утверждение). Таким образом, часть пропагандистов черпают свои эмоции вне этики, а часть считает, что находится на стороне добра.

8 Почему так важно иметь собственное мнение

Мы плавно подошли к самому важному вопросу, который рассматривается в первой главе: зачем человеку нужно иметь собственное мнение по разным вопросам, собственную позицию, и как эта позиция защищает от пропаганды. Впрочем, мы уже немного намекнули на это, когда говорили о ценностях и о том, как они могут защитить от пропаганды, даже тотальной. Теперь рассмотрим вопрос вплотную.

Возможно, вы слышали от знакомых, в том числе от хороших, порядочных людей и отличных специалистов в свой области, такие фразы:

— Надо просто, чтобы каждый хорошо выполнял свою работу, делал своё дело. И тогда всё будет хорошо.

— Все эти вещи наверху — они от меня не зависят. Думать о них — только расстраиваться.

— Доброта вне политики, надо быть добрым и сочувствовать людям.

Рассмотрим изъяны этой позиции на примере.

Хирург Алекс живёт в том самом государстве Кривляндия, премьер-министр которого ведет захватническую войну против нескольких соседних стран. Напомним, официальные масс-медиа Кривляндии преподносят эту войну как освободительную: в этих странах засели «террористы», от которых надо избавить мирных жителей, иначе они устроят ни много ни мало «конец света». Таким образом, Кривляндия становится страной-мессией, которая несёт добро соседним странам, а в перспективе — всему миру.

Что думает об этом Алекс? Он, как многие граждане авторитарного государства, не думает об этом почти ничего.

— Меня не интересует политика, — говорит Алекс. — Я оперирую от двух до четырёх пациентов каждый день, и главное для меня — хорошо выполнять свою работу. Если они начали войну, значит, у них были важные причины. А телевизор я не смотрю.

Таким образом, кажется, что Алекс не подвержен пропаганде, обладает против неё иммунитетом, пропаганда никак не влияет на его ценности. Однако реальность начинает вторгаться в частный мир Алекса и его работы. Другие страны в ответ на агрессивную политику Кривляндии перестали поставлять в это государство многие товары, в том числе запчасти к аппаратам УЗИ и МРТ, некоторые лекарства. Кроме того, из-за войны начались проблемы с логистикой, и даже те товары, которые продолжают ввозить, поступают с перебоями. В результате пропало одно из самых эффективных лекарств, с помощью которого Алекс привык бороться с послеоперационными осложнениями. Усугубилась нехватка расходных материалов (катетеров и прочих).

— Ничего страшного, — говорит Алекс. — Министр здравоохранения обещает, что у нас расширится производство отечественных аналогов. Это даже лучше: наша промышленность будет развиваться.

Мы видим, что Алекс все-таки прислушивается к пропаганде и в какой-то мере доверяет ей. Это происходит, потому что, начав войну, Кривляндия пытается перестроиться и стать из авторитарного государства скорее тоталитарным, ведь без активной поддержки граждан трудно мобилизовать их на боевые действия. Поэтому, хотя он пытался остаться пассивным, пропаганда дотянулась до него и сформировала его мнение.

Но так ли это? На самом деле пока ей не удалось это сделать. В глубине души Алекс хорошо знает: есть протокол лечения, которому врач доверяет и знает его эффективность. Если этот протокол меняется по причинам, далёким от медицины, эффективность лечения ставится под вопрос. Алекс видит, что уже двое больных умерли от того осложнения, с которым он привык бороться с помощью импортного лекарства. Это значит, что отечественный аналог работает хуже. Любая «своя работа», «своё дело» — часть большой работы, вклад в общее дело. «Хорошая работа» Алекса в этих случаях была сведена на нет «плохой работой» политиков.

Уже сейчас в отделении закончились импортные катетеры и мочеприёмники. Те, которые производятся в Кривляндии, причиняют пациентам значительно больше неудобств. Лишние страдания не способствуют быстрому восстановлению — это Алекс тоже понимает.

А что будет, когда выйдет из строя аппарат МРТ? Запчастей к нему теперь не предвидится. Многие виды патологий, которые оперирует Алекс, лучше всего видны на МРТ. Теперь пациенты будут чаще поступать к нему в запущенной стадии болезни. Оперировать станет сложнее, а результативность вмешательства снизится. Об этом Алекс пока старается не думать.

— Ну да, всё не очень хорошо, — скрепя сердце соглашается Алекс, выпуская дым (он не курил три года, но снова начал, чтобы немного снять напряжение). — Но что от меня зависит? Я никак не могу на всё это повлиять. Решения принимают большие дяди за кулисами. Если я буду по этому поводу расстраиваться, то уж точно буду хуже делать свою работу. Лучше ни о чём не думать и сосредоточиться на том, что зависит от меня.

Как видим, Алекс снова вернулся в позицию гражданина авторитарного государства: «от меня ничего не зависит», — говорит он, отказываясь формировать собственное мнение. Он частично признаёт, что реальность противоречит пропаганде, но утверждает, что его позиция не имеет ценности: ведь он не «большой дядя», не политик.

Безусловно, суждение Алекса реалистично. Войну начал не он, а премьер-министр Кривляндии и его генералы. Но у него есть и другой жизненный опыт, больше похожий на опыт граждан демократических стран. Алекс помнит, как десять лет назад хотели расформировать больницу, в которой работает его жена. В этой больнице лечатся дети с заболеваниями крови, и их матери подняли большой шум. Больные дети — то, что всегда волнует общественность. На площадь вышло много людей, в том числе и не вовлечённых лично. Общественный протест помог сохранить уникальный коллектив врачей.

— Но это мелкий пример, не на уровне страны, а на уровне города, — возражает Алекс. — На таком уровне шансы ещё есть. А на более высоком… — он машет рукой. — Вы просто не знаете Кривляндию!

Возможно, в Кривляндии в настоящий момент их и нет. Но если бы этот механизм вообще не работал, то общественный запрос не имел бы шансов воплотиться нигде и никогда. А это не так. И даже в «безнадёжной» на данный момент Кривляндии в один прекрасный день может случиться так, что кому-то из «больших дядь» перестанет быть выгодна сложившаяся ситуация. И тогда такой «большой дядя» будет искать общественный запрос, на который он может опереться. Именно так обычно и начинаются перемены. Верхи могут — и низы хотят.

Кроме того, политика — не только то, что происходит где-то наверху и за кулисами. Многие политические вещи напрямую касаются нас самих. Иногда властные инициативы противоречат не только здравому смыслу, но и закону. Важно знать свои права и понимать, в каких случаях мы можем и должны возразить: нет, это незаконно, мы не должны так поступать.

Рассмотрим ещё один пример.

Бетта — юрист, и она также живёт в Кривляндии. Бетта хорошо знает законы и стремится не допускать нарушения своих прав.

Когда в Кривляндии проходили выборы в Парламент, Бетта была общественным наблюдателем и фиксировала все нарушения избирательного законодательства. По итогам её фиксации результаты выборов на её участке были признаны недействительными: вскрылась подделка голосов в пользу правительственной партии. Это не повлияло на общий исход выборов, но каждый факт, опровергающий «тотальную безнадёжность» ситуации, о которой говорит Алекс, имеет немалое значение, и каждая такая попытка ценна.

Когда в классе, где учится дочка Бетты, два урока математики заменили строевой подготовкой и разучиванием военных песен, не предусмотренными учебной программой, Бетта обратилась к директору школы, чтобы защитить право дочери на получение образования.

Смотрите: Бетта не занимается «большой политикой», она просто соблюдает законы и следит за тем, чтобы её права не нарушались. Но делает она это потому, что у Бетты сложилось собственное мнение по поводу того, стоит ли приобщать детей к военной муштре и нужны ли стране честные выборы.

9 Иногда, чтобы оставаться добрым, нужно знать правду

Многие люди, аргументирующие отсутствие у них собственного мнения, говорят, что им вообще не нужно знать, кто прав, а кто виноват, — достаточно сочувствия, эмпатии к людям. Правда, мол, всегда одна — люди не должны страдать, и это абсолютная истина, которая не зависит от сиюминутной правоты той или иной партии. Войны, законы — это всё «игры политиков», а я буду держаться единственной истины: человечности.

Но, к сожалению, в сложном современном мире этот благородный критерий может вас подвести.

— Прививка от коронавируса — зло, от неё умирают, я не буду прививать свою семью, — говорит один.

— Прививки — благо, без них моя старенькая мама может умереть, я обязательно буду её прививать, — говорит другой.

Оба говорящих сочувствуют пожилым родственникам и боятся за их здоровье. Оба действуют из соображений гуманности и человечности. Но выводы из своих чувств и принципов они делают диаметрально противоположные. Эти выводы зависят от того, какую информацию они считают правдивой.

Альбина и её мама живут в Кривляндии. Мама Альбины включила телевизор и увидела репортаж с места боевых действий в соседней Аронии: взрывы, горящие дома, плачущие дети. Диктор за кадром объясняет, что всё это дело рук тех самых «террористов и сторонников Апокалипсиса», которые устраивают провокации, чтобы свалить вину на миротворческие войска Кривляндии.

— Окаянные! — ужасается мать Альбины. — Ничего святого! Поскорее бы наши их усмирили!

Картинка совершенно реальна. Что можно чувствовать по поводу разрушенных домов и страдающих детей? Горе и негодование. Проблема в том, что переживание этих естественных чувств позволяет сделать разные выводы относительно ситуации, которая их вызвала. И эти выводы будут зависеть от того, какая информация у вас есть, как интерпретировать эту реальную картинку:

— Дети страдают из-за террористов, которые устраивают провокации. Надо скорее завоевать Аронию и освободить её от террористов.

— Дети страдают, потому что Кривляндия напала на Аронию. Хорошо бы войска Аронии сумели отстоять свою страну.

Мать Альбины может возразить: ей всё равно, каким будет исход войны, лишь бы она закончилась. Но это не так, ведь если Кривляндия — агрессор, то «усмирение» будет означать дальнейшие страдания детей. А если агрессор — террористы внутри самой Аронии, то, наоборот, страдания невинных людей может прекратить только победа Кривляндии. Таким образом, в данном случае наше сочувствие детям не поможет нам отличить добро от зла. Нужно точно знать, на чьей стороне правда.

Бывает, что «политика» не касается самого человека, но касается множества других людей, живущим рядом с ним, например, целой страны, народа или социальной группы. Например, рядом с вами начинают сжигать евреев в газовых камерах, а вы — немец. До вас доходят какие-то слухи, но вы отгораживаетесь от них: «я вне политики, меня это не касается». И, сами того не зная, оказываетесь в позиции пассивной поддержки чудовищного зла. Если же вы сознательно ищете информацию о том, что происходит, у вас появляется небольшой шанс что-то сделать. Появляется выбор. Вы начинаете сами решать, на какой риск вы готовы идти, какие действия хотите предпринять: уехать, активно сопротивляться, рискнуть и помочь кому-то. Или просто затаиться, но не закрывать глаза на происходящее.

Чтобы иметь этот выбор, стоит активно искать информацию и критично подходить к ней, не верить всему, что говорят авторитетные люди и власти, а главное — постоянно соотносить происходящее вокруг вас и собственную, личную нравственную позицию. Когда на собрании все шельмуют одного, мне это как? Что я чувствую? И не спешите в таких случаях «поставить заглушку»: так надо, без этого нельзя, он сам виноват. Как себя чувствуете лично вы? Это непростая практика, о ней я поговорю в главе, где пойдет речь о психологии пропаганды и сопротивления. 10 Не всегда «виноваты обе стороны»

Часто можно услышать такие утверждения:

— Не всё так однозначно. Нельзя всех под одну гребёнку. Не бывает так, что кто-то один виноват. А те, другие, — думаешь, ангелы, что ли?

Кажется, звучит разумно. Действительно, ангелов среди людей нет. И, действительно, часто бывает так, что вклад в ситуацию вносят обе стороны́ конфликта.

Но так бывает не всегда.

Во время вручения премии «Оскар» комик Крис Рок неловко пошутил по поводу бритой головы жены актёра Уилла Смита. Женщина страдает алопецией. Смит сильно разозлился на комика и ударил его по лицу. Можно ли утверждать, что в этой ситуации виноваты оба? Нет. Виноват Уилл Смит. Даже на самые неприятные слова нельзя отвечать физической агрессией, иначе мы скатимся к решению всех вопросов силой.

Среди шести миллионов евреев, убитых в Холокосте, наверняка были неприятные личности. Как в любой большой выборке людей, попадались и настоящие преступники. Но если кто-нибудь скажет, что они пострадали за дело — это будет чудовищная, запредельно циничная ложь.

Иногда всё совершенно однозначно. Нельзя бить жену сковородкой по голове. Нельзя убивать мирных жителей. Нельзя дискриминировать людей по признаку национальности или вероисповедания. Нельзя применять пытки.

— Ну ладно, а что, если мы отвечаем на прошлую агрессию? Сначала они нас, а теперь мы их!

Существуют преступления, которые нельзя оправдывать никакими обстоятельствами, в том числе кровной местью. «Сначала они убивали наших детей, а теперь мы пришли и убиваем их детей» — эта мораль годится для язычников, для родоплеменного строя. Ценность жизни убитых детей невозможно измерить ни в каких единицах, включая жизни других. И фраза про «две стороны́, которые виноваты одинаково», здесь неприменима.

Именно поэтому англичанам неприятно вспоминать о бомбардировках Дрездена и других немецких городов в конце Второй мировой, а американцам — о Хиросиме. Союзники проявили ответную жестокость, которая объяснима (преступления нацистов были слишком свежи и чудовищны), но неоправдана. Даже в таких случаях.

В этой главе мы поговорили о том, каковы внешние механизмы и отличительные черты пропаганды: она формирует сильные установки, которые позволяют человеку игнорировать реальность в пользу её «правильного объяснения». Формируя такие установки, власть (или иные субъекты пропаганды) с помощью эмоционального воздействия и многократных повторений делают актуальным и жизненным вопрос, которым раньше люди вообще не интересовались. При этом пропаганда, во-первых, встраивается в уже существующие «крупные» шаблоны и образы, которые есть у человека, а во-вторых — использует волнующие темы, по отношению к которым невозможно остаться равнодушным («всё это происходит рядом с нами!»). Дополнительно усиливает позиции пропаганды естественный конформизм людей, потребность быть принятыми. Пропаганда оказывает более сильное влияние на человека, у которого до начала её воздействия не было собственных сформированных ценностей. Она легко конкурирует с «традиционными ценностями» семьи, так как обычно требует меньше труда и опирается на лёгкое удовлетворение эмоциональных потребностей человека. Пропаганда отличается от рекламы и от риторических приёмов, даже недобросовестных, тем, что она претендует на тотальную власть над умами, а кроме того, может не иметь вообще никакой привязки к реальности. Пропаганда в демократическом, авторитарном и тоталитарном обществе отличается. Если в демократическом обществе человек может рассмотреть альтернативную точку зрения, то в авторитарном или тоталитарном эти точки зрения малодоступны. Именно тоталитарное общество использует пропаганду наиболее активно, а в авторитарном она ведётся вяло, и власть чаще рассчитывает на равнодушие граждан, а не на то, что они будут разделять официальную позицию. Тем не менее, в каком бы обществе мы ни жили, единственный способ не становиться жертвами пропаганды, — это формировать собственное мнение даже по тем вопросам, которые не кажутся нам актуальными и не затрагивают нас напрямую прямо сейчас. Мы можем попробовать позаботиться о собственных ценностях и опираться на них. Тогда тотальное всемогущество пропаганды не будет иметь над нами никакой власти.

Как именно это сделать, как отличить правду от лжи — об этом мы поговорим во второй главе. А в третьей более пристально рассмотрим «изнутри» процесс встраивания пропаганды в нашу психику и узнаем, что с этим можно сделать.

Глава 2. Как отличить правду от лжи

1 Правда и ложь существуют

Чтобы отличать правду от лжи, прежде всего надо точно знать, что правда и ложь существуют.

Многие умные и не очень умные люди рассуждают в духе предельного субъективизма:

— У каждого своя правда. Нет абсолютных истин. Одни думают одно, другие — другое. Если вы чересчур категоричны, значит, вы не правы. Всегда нужно сомневаться.

Такие рассуждения кажутся противоядием от безапелляционности суждений и признаком культурного, интеллигентного, терпимого человека, умеющего взвесить все «за» и «против». С ними одна проблема: они подлежат всё тому же ограничению, которое ставят сами. Иными словами — они далеко не всегда верны.

«У каждого своя правда». Да, например, у преступника тоже есть своя: он хотел убить и ограбить, ему было это выгодно, вот он это и сделал. А ещё, возможно, у него было трудное детство, или жертва его каким-то образом обидела. Но в рамках суда и человеческих законов современной гуманистической парадигмы, в которой человеческая жизнь — огромная и неотчуждаемая ценность, преступник не прав, а виноват, и «его правда» уступает правде жертвы и её родственников: убивать людей нельзя.

«Нет абсолютных истин». Смотря что считать абсолютом. Были общества, в которых нормальным считался секс отца и дочери, но в наше время «неабсолютность» данного запрета чисто теоретическая. Опять же: разумеется, если мы решим, в порядке мысленного эксперимента, выйти из современной гуманистической парадигмы, то мы поймём, что понятие «правды жертвы» и «правды агрессора» за её границами будет иным. Иногда люди убивают друг друга просто потому, что могут. Но вряд ли мы хотим всерьёз рассматривать право на инцест или на убийство слабого как возможную истину. Да, абсолютных истин в том, что касается человеческого общества, нет, но есть вещи достаточно глубокие и базовые, чтобы рассматривать их как аксиомы. Они касаются прежде всего ценности человеческой жизни, неприкосновенности тела и собственности и тому подобных вещей (записанных обычно в конституциях и законах государств). А вот способы понимания и практического воплощения этих ценностей могут разниться.

«Одни думают одно, другие — другое». Во многих спорах есть те, кто прав, и те, кто не прав. Например, в споре о том, нужно ли делать детям прививки, правы те, кто говорит, что делать их нужно, а антипрививочники отстаивают ошибочное суждение. Существуют очевидные факты и научные доказательства, многие вещи можно доказать и верифицировать.

«Если вы чересчур категоричны, значит, вы не правы». Это утверждение применимо ко многим ситуациям споров и ссор, даже к тем, в которых существует очевидная правота. Но к другим ситуациям действительно стоит относиться категорично. Тут следует различать отношение к мнению и к человеку, который его высказывает. Мы не будем унижать и смешивать с грязью оппонента, даже если он несёт, с нашей точки зрения, полную чушь. Но саму его точку зрения мы можем опровергнуть с полным на то основанием.

«Всегда нужно сомневаться». Да, сомнения полезны, многие вещи важно подвергать критическому разбору (далее мы увидим, как это делается). Но сомневаться всегда — значит не верить ни во что и не доверять никому. Это возвращает нас к полному отсутствию критериев различения лжи и правды: «всё равно мы никогда не узнаем, как там на самом деле». Эта позиция совершенно не полезна и не плодотворна.

Многие вообще не верят, что существуют добро, правда, самопожертвование, неангажированные люди, тексты, источники. Они считают свой пессимизм и цинизм — реализмом и отсутствием иллюзий. Они говорят: «мы никому не доверяем», «это все кому-то выгодно», «обе стороны́ одинаковые мрази». Но на деле они находятся в таком же заблуждении, как и те «прекраснодушные в розовых очках», которые утверждают, что мир прекрасен, а люди в нём сплошь добры по природе. Это та же иллюзия, только с обратным знаком. Любой из нас может привести примеры даже не героизма и самопожертвования, а обычных добрых человеческих дел, которые во множестве делаются нами и людьми вокруг нас. Посмотрите на самого себя: делаете ли вы что-то бескорыстно или из симпатии к человеку, желания помочь, приверженности каким-то ценностям? Посмотрите вокруг: кто-нибудь когда-нибудь помогал вам, делал для вас что-нибудь, чего не обязан был делать, шёл навстречу? Скорее всего, ответ на оба вопроса будет «да». Почему же вы считаете, что таких людей нет в других местах? Если это есть у вас, то может быть и у других. Возможно, в некоторых выборках хороших людей будет значительно меньше (батальон наёмников, воюющий на стороне захватчика, банда мафиози и т. п.) Но даже там попадаются исключения, а если говорить о людях вообще — то безусловно не стоит априори считать, что «все врут» и «все одинаковые мрази». Человеческая мотивация разнообразна и включает в себя желание быть хорошим и творить добро. Помогать приятно. Чувствовать себя хорошим, принятым, сильным — приятно. Сотрудничать — выгодно, в том числе и тогда, когда выгоды нематериальны.

Итак, правда и ложь существуют. Сомневаться, безусловно, надо, но именно ради того, чтобы в конечном итоге прийти к определенному решению. Мы не всегда можем знать точно, что именно является правдой, и не всегда эта правда абсолютно однозначна (бывают ситуации, в которых действительно «не всё так просто»). Но бывают и такие, в которых «да» и «нет» вполне прозрачны и чётко определимы. Нужно стремиться к тому, чтобы как можно лучше понять: а что на самом деле.

Важное уточнение. Чёткое разделение правды и лжи не означают, например, что их носители — воплощенные ангелы и демоны. Но в некоторых случаях чересчур усложнять ситуацию — значит поступать этически некорректно. Например, если девушка, обороняясь, убила насильника и предстала перед судом, неважно, что накануне насильник спас застрявшего на дереве котёнка, а девушка год назад попалась на мелкой краже. Мы можем оставаться объективными, не теряя фокуса: вот добро, а вот — зло, несмотря на то что носители этого бесспорного добра или зла могут быть сложными людьми или институциями. Иначе у нас получится: «Германия не могла стать страной-захватчиком, ведь это родина поэтов, философов и музыкантов».

Пристрастность не равна пропаганде. Люди действительно могут и не быть вполне объективными. Лишь часть людей готова отстаивать правду в ущерб себе. Источники часто могут быть пристрастными, но это не значит, что их нужно отвергать только потому, что они не стоят над схваткой, что у них есть свои интересы. Несмотря на это, они могут говорить правду.

Итак, во многих ситуациях существуют правда и ложь, истинные и ошибочные высказывания, этически корректные и некорректные поступки, герои и злодеи. Бывают и ситуации иного характера, в которых правых и виноватых, хороших и плохих определить гораздо сложнее. И не всегда просто понять, какая из ситуаций перед нами в данном случае. Понять непросто, но пытаться сделать это необходимо: ведь мы уже выяснили, что формирование собственного мнения — единственный путь к тому, чтобы не быть жертвой пропаганды.

Двинемся по этому пути.

2 Правду находите вы. Ложь находит вас

Правило номер один для тех, кто не хочет становиться жертвой пропаганды: Правду находите вы, ложь находит вас.

Пропаганда в силу своей природы стремится стать предельно доступной и удобной. Она, как и реклама, следует за вами везде. У вас просто нет шансов её не заметить. Это как мемы или анекдоты: если вы с кем-то общаетесь, выходите на улицу или в интернет — вы поневоле будете в курсе последних событий.

Это не значит, что всё, что доступно и удобно, по умолчанию является пропагандой. Но это значит, что к информации, которая попала к вам «сама собой», следует относиться осторожно:

— к словам соседей, коллег по работе, обсуждающих новость, репликам людей в транспорте;

— к постам и перепостам, которые вы видите прежде всего благодаря алгоритмам соцсетей;

— к транспарантам, лозунгам, символам, надписям на транспорте, к тому, что крутят на экранах в публичных местах;

— к выскакивающей рекламе и всплывающим новостям, к подборкам, которые подсовывает искусственный интеллект в соцсетях;

— к рекламе или «политинформации», которую крутят в кинотеатрах перед сеансом;

— к обязательным методичкам, раздаваемым в школах и вузах, к словам преподавателей, которых обязали «провести урок на заданную тему»;

— к бесплатным газетам, которые раздают на улице, социальной рекламе, поздравлениям по громкоговорителю, словам в выступлениях начальства;

— к телепередачам в час пик по официальным каналам (особенно если других каналов на вашем телевидении вообще нет);

— к официальным газетам, сайтам и другим источникам информации «от правительства»;

— и так далее.

Если вы что-то услышали, не прикладывая никаких усилий, к этому нужно отнестись с большей критикой, так как пропаганда стремится быть услышанной/увиденной, сама льётся в уши. Для того, чтобы узнать правду (или «разные правды»), нужно совершать личные, индивидуальные усилия — тем большие, чем мощнее усилия пропагандистов. Это как плыть против потока. Искать и находить информацию вы будете:

— самостоятельно — в поисковиках, на сайтах и в соцсетях, желательно не только на родном, но и на английском или ином языке;

— там, куда по каким-то причинам затруднён доступ (используя для этого современные технологии);

— в книгах, статьях и на сайтах, рекомендованных вашими друзьями, которые также заботятся о своей осведомленности и критически воспринимают информацию извне;

— в источниках, рекомендованных избранными вами экспертами, которым вы доверяете (о том, как выбирать таких экспертов, мы тоже поговорим).

Помните главное правило: чтобы точно знать правду (неважно, насколько она проста или сложна), всегда нужно немного потрудиться. Многие читатели могут возразить мне: но у меня почти нет времени (сил, технических возможностей) для того, чтобы узнавать правду. О том, где найти ресурсы для защиты от пропаганды и для поиска заслуживающих доверия источников мы поговорим в четвёртой главе. Иногда это действительно не так уж сложно, и небольшое количество затраченного труда даст возможность настроить каналы правдивого информирования, которые позволят разобраться в ситуации.

3 Откуда брать информацию

Поговорим о критериях выбора источников.

Мы уже поняли, что для формирования объективной картины происходящего нам придётся уменьшить долю источников, которые «приходят к нам сами», и увеличить долю тех, которые нужно искать и выбирать. Часто говорят об объективной картине и умении видеть ситуацию с разных сторон. Правда в том, что при массовой пропаганде одна из сторон чаще всего более чем доступна и доминирует, и при этом именно эта сторона больше всего лжет. Поэтому, восстанавливая баланс, мы будем искать те источники, которые освещают картину с другой стороны.

На что мы можем опираться?

— Очень важно рассматривать не только национальные, но и зарубежные СМИ. И не оттого, что они иначе объясняют происходящие события или «не врут», но и потому, что в них мы видим, какое место интересующие нас события занимают в общем новостном контексте. Часто уже это даёт возможность понять, что то или иное издание занимается пропагандой. Например, в СМИ Кривляндии 70 % статей посвящены террористам, Апокалипсису и освободительной войне, в СМИ Ергалии (которая, напомним, пытается отказаться от закупки кривляндского топлива) этому вопросу уделяется примерно 20 % статей, а СМИ Дальнеземии (которая находится на другом краю континента) следят за этими вопросами в одной-единственной рубрике.

— Другие интересы и другие выгодоприобретатели. Спросите себя, где я могу послушать тех людей, которым выгодно не то развитие событий, которое понравилось бы «официальной стороне». Эти люди тоже будут пристрастными, но ранее мы уже упоминали, что пристрастность не равна пропаганде. Возражение «они говорят то, что им выгодно» верно далеко не всегда: пристрастный человек все же может правдивым и даже справедливым. К тому же, если речь идёт об одностороннем освещении событий, мы часто можем делать поправку на то, кто это говорит.

— Протест и критика существующего положения вещей, особенно если люди, которые протестуют, подвергаются гонениям, репрессиям, запретам. Свобода слова — фундаментальное право человека, и если её ограничивают, стоит постараться найти способ выслушать тех, кого «глушат», чтобы их слова все-таки до нас дошли.

— Свидетельства очевидцев. Ищите блоги, инстаграмы и телеграм-каналы людей, которые близки к происходящим событиям. Особенно это касается обычных, не популярных людей, которые описывают происходящее просто потому, что оно их непосредственно затронуло. Очень важно учитывать, что пропаганда всегда стремится навязать нам важность того, о чём она говорит, а для очевидца происходящее становится важным потому, что это происходит буквально на его улице. Можно сфальсифицировать новость или сфабриковать видео, сделав его вирусным, но невозможно подделать десятки и сотни частных каналов, которые вы нашли самостоятельно. Авторы этих каналов не стремятся к популярности, не ставят себе целью, чтобы вы просмотрели эти свидетельства. Тем самым они особенно ценны. Там вы найдёте не обобщения, а частные факты, которые можете сами попробовать сложить в более или менее целостную картину.

— Эксперты, которым вы доверяете. Далее мы подробнее поговорим о том, как их выбрать, а сейчас отметим только, что важно иметь людей, мнение которых по разным вопросам является для вас авторитетным. Речь не об иерархии («большие дяди знают лучше»), а о личном выборе.

Какое количество источников является достаточным, чтобы быть информированным? На мой взгляд, это зависит от темы. Если говорить о новостях, которые мы смотрим регулярно (от раза в день до раза в неделю), обычно даются следующие рекомендации:

— два источника, которые вы и так просматриваете регулярно и с которыми обычно согласны;

— два источника, с которыми вы обычно не согласны;

— один источник со специфической точкой зрения (например, религиозный, профессиональный, выходящий в далёкой от вас стране).

Если вам нужно более подробно разобраться в конкретной теме (например, чтобы принять решение, касающееся вашей жизни, работы, финансов), — понадобится более подробное исследование.

Всё, однако, зависит от ситуации, в которой вы находитесь. В демократическом государстве, чтобы спастись от тенденциозности и уберечь себя от пропаганды, достаточно сбалансировать источники с разными мнениями, выходить из своего информационного пузыря, мыслить широко. Однако если вы находитесь в поле воздействия массированной государственной пропаганды, этого может быть недостаточно. Нужно восполнять баланс за счёт поиска источников, которые способны с ней бороться, развеивая фейки и поставляя правдивую информацию, которую пропаганда хочет от вас скрыть.

4 Важность точного знания и доказательства

Пожалуй, самым главным при выборе источников информации, которые заслуживали бы доверия, является принятие научной картины мира, построенной на необходимости обоснования и доказательства. Проблема многих людей в том, что они не отличают обоснованное мнение от необоснованного, доказанное от недоказанного, и не могут сравнивать качество доказательств. Например: с одной стороны, существует медицинское исследование, проведённое по всем правилам, а с другой — мнение врача, который ссылается на собственную практику исцеления пациентов. Люди:

— не готовы проследить происхождение того или иного мнения, посмотреть, как оно обосновано, кто его придерживается и почему;

— могут не доверять качественным доказательствам и считать их поддельными, и при этом доверять абсолютно необоснованному мнению, просто потому что оно воздействует на их эмоции;

— делают общие выводы из частных случаев, из собственного опыта, нередко превратно понятого.

Речь не о том, чтобы безоговорочно верить авторитетам. Но по многим вопросам существует консенсус, который стоит принимать, пока не доказано обратное. Чтобы найти более точные сведения, стоит провести тщательные исследования и выяснить, какие ресурсы заслеживают доверия в отношении данных вопросов (например, медицинские исследования публикуются на общедоступном агрегаторе, а нобелевский лауреат по экономике, скорее всего, неплохо разбирается в денежно-кредитной политике).

Пропаганда питается нашим невежеством. Мы не в силах разобраться во всём, но мы способны задавать вопросы и быть любопытными. Может ли страна жить в полной изоляции от других и при этом процветать? Каков риск получить смертельное осложнение от той или иной прививки? В каких странах существовал антисемитизм, как он проявлялся? Сколько оружия у Китая и каков ВВП США? В чём измеряется богатство страны и как понять, насколько сильный кризис переживает Европа? Что такое либерализм?

На все эти вопросы существуют довольно-таки точные ответы, которые позволяют предотвратить совсем уж грубые заблуждения. Конечно, для поиска этих ответов желательно уметь задавать правильные вопросы, но любопытство, критичность и следование принципу обоснованности и доказательности уже понижает вероятность стать жертвой пропаганды.

5 Логика — противоядие от пропаганды

Факты, которые нам предлагают, неотделимы от их правильной интерпретации, то есть подачи. Для того, чтобы хорошо понимать значение фактов, нужно владеть некоторыми когнитивными инструментами, и в первую очередь — хорошей логикой.

Логика вообще отличное противоядие против пропаганды, недобросовестных риторических приёмов и демагогии. Например, читая в газете о том, что «люди с судимостями за убийства и мошенничества не поддержали инициативу Президента», мы можем невзначай сформировать мнение, что все люди без такой судимости эту инициативу поддерживают — хотя, возможно, и все остальные тоже выступают против.

Проверьте себя:

«Многие люди с низким доходом не интересуются политикой». (Из этого не следует, что люди с высоким доходом ею интересуются — про них вообще ничего не сказано. Также не определено, что такое «низкий доход» и насколько «многие» — «большинство» или скорее «некоторые»).

«Утром жители города услышали несколько хлопков. Затем они заметили, что со стороны нефтебазы поднимаются клубы́ дыма». (Неизвестно, есть ли причинно-следственная связь между «хлопками» и дымом).

«При отравлении данным типом вещества кожа человека приобретает синюшный оттенок. Именно такой оттенок приобрела кожа Ивана Иванова». (Синюшный оттенок может быть следствием не только отравления данным типом вещества, но и массы других состояний, включая как отравления, так и разного рода заболевания).

«Все жители Кривляндии цитируют наизусть Глушкина, значит, если вам знакома эта цитата, вы выросли в Кривляндии». (Возможно, что я не из Кривляндии, просто люблю и знаю Глушкина).

«Информация о том, что бывший премьер-министр Ергалии связан с разведкой Кривляндии и получил от неё десять тысяч золотых дублонов, оказалась ложной». (Что имеет в виду журналист: то, что ложью являются оба утверждения, или что бывший премьер таки связан с разведкой, но денег не получал, или то, что деньги он получил, но с разведкой не связан?)

«Премьер-министр Ергалии подал в отставку после обнародования результатов скандального расследования о его связи с разведкой Кривляндии. Это значит, что он виновен в инкриминируемых ему преступлениях». (Не факт).

«Если у вас есть машина, вы должны платить налоги». (А если нет машины, тоже должны, но их перечень может быть немного иным).

Я рекомендую вам найти в сети логический тест Войнаровского и пройти его. Если логика у вас хромает — вы можете попробовать её усовершенствовать. Это не потребует больших временных затрат и значительно усилит ваши шансы спастись от пропаганды.

6 Что такое критическое мышление и как им пользоваться

Часто, говоря о противодействии пропаганде, я (и не только я) употребляю выражение «критическое отношение к информации». Что это значит? Мы должны всё время во всём сомневаться и никому не верить? Но в таком случае чем это отличается от тотального недоверия и цинизма (а мы уже выяснили, что такая позиция малоперспективна)?

Нет, это значит, что нужно выключить «автоматическое» потребление информации и включить режим осознанности. Сейчас я расскажу, как это сделать, и как задавать правильные вопросы относительно того, что пишут и показывают.

1. Спросите себя: почему я это читаю? Я ткнул на ссылку, потому что она попалась мне на глаза, или я самостоятельно нашёл её? Все мы понимаем, что иногда трудно бывает отделить одно от другого. И все же, при просмотре того или иного материала старайтесь измерить степень собственной инициативы. Как можно меньше пользуйтесь кликбейтами. Чем больше осознанности и рефлексии, тем лучше.

Эта стратегия помогает не только уберечься от пропаганды, но и не утонуть в бесконечном потоке новостей. Распространён феномен дум-скроллинга («скроллинга конца света»), когда человек сидит в оцепенении, не в силах оторваться, и тоннами поглощает «ужасный» (тревожный, печальный, шокирующий) контент. Понятно, что это не самая здоровая стратегия потребления информации; часто думскроллеры, которые, казалось бы, смотрят много новостей из разных источников, также становятся жертвами пропаганды, так как их критическое мышление отключается из-за огромного объема ужаса и паники, поступающего извне.

Если вам сложно управлять своими отношениями с интернет-контентом, используйте «механические» способы, например, заводите будильник и по его сигналу переставайте смотреть новости. Многие браузеры можно настроить так, что после определенного промежутка времени они будут отключать вас от просмотра ленты.

2. Замечайте, как вы реагируете на контент. Если текст или видео вызывает у вас бурную эмоциональную реакцию, необязательно это пропаганда. Но это как минимум повод подумать: какую историю я только что узнал? О чём она? Кто её рассказывает? Почему, с какой целью создатель контента хочет вызвать во мне такие сильные эмоции? И если ответы вас не удовлетворят — не кликайте на ссылку, не ставьте лайк, не делитесь новостью. Повторюсь, вполне возможно, что речь о действительно серьёзном событии, которое само по себе вызывает ужас, горе или ликование. Но всё же не забывайте о рефлексии.

Обратите особенное внимание на прямые призывы к действию или к тому, чтобы вы испытывали определённые чувства («Стыдитесь!», «Позор!», «Бросайте всё!», «Все на борьбу с…» или даже «Поможем…») Это — прямой повод остановиться и на какое-то время убрать экран или иной источник информации с глаз долой. Вы, скорее всего, хотите действовать самостоятельно, а не слушаться призывов.

3. Всегда ищите в видео, тексте или пояснении к картинке доказательства и обоснования того, что вы только что увидели. Хорошие признаки:

— ссылки на подтверждения от участников событий, их комментарии о случившемся или упоминание об отсутствии таковых;

— ссылки на источники, которые впервые заговорили или написали об этой новости;

— логически непротиворечивые объяснения того, почему видео можно считать подлинным, а событие — действительно совершившимся, и также ссылки и подтверждения этих объяснений;

— честные оговорки в случае, если событие является лишь вероятным: «во время чрезвычайных происшествий многие факты становятся известными только по прошествии времени», «стороны могут скрывать часть правды», «участники событий могут дезинформировать нас в своих целях». Подобные оговорки — признак того, что нас хотят не столько эмоционально огорошить, сколько предоставить нам максимально точные сведения, заботятся о том, чтобы мы хорошо понимали, насколько достоверная информация перед нами. Иногда можно рассказать и о слухах, но пропаганда будет представлять их как правду (если этой ей выгодно), а честная статья перескажет их, но обязательно с оговоркой, что это слухи (и, возможно, с оценкой вероятности того, насколько они правдивы).

4. Следите за ходом мысли и отмечайте логические разрывы в тексте. Следует ли одно из другого? Есть ли «прыжки мысли», специально задуманные, чтобы побыстрее привести вас к окончательным выводам? С помощью этого приёма вы увидите все риторические «кунштю́ки» авторов, как невинные, так и призванные манипулировать вашим сознанием.

Критическое мышление снимает потребление информации с автопилота и переводит его в ручной режим. На каждом шаге вы спрашиваете себя: зачем я это прочитал или посмотрел? Что хочет от меня автор? Какие приемы он использует, чтобы убедить меня? Какие эмоции возбуждает во мне, и зачем? Насколько обосновано и доказательно то, что он говорит? Вы не заглатываете информацию целиком, а медленно «пережёвываете» её, продолжая осознавать, что происходит, и сравнивая полученные данные с теми, которые у вас уже есть, а также сверяясь со свой логикой, ценностями и здравым смыслом.

7 «Помойка» Интернета: как отделить зёрна от плевел

Интернет — особая среда, которая по-новому выстраивает отношения человека и пропаганды. Прежде всего, дело в алгоритмах искусственного интеллекта, которые анализируют всю вашу онлайн-историю (а в некоторых случаях и не только её) и тонко настраивают «ваш персональный интернет» под вас. В результате вы видите рекламу, целевой аудиторией которой вы являетесь, товары, которые с большей вероятностью хотите купить, и… пропагандистские тексты, которые имеют больше шансов сформировать ваше мнение. Алгоритмы так устроены, что выйти из информационного пузыря становится ещё сложнее, для этого нужна сознательная воля человека. Плывя по воле волн, вы будете потреблять только тот контент (и в том контексте), который вам подсовывают.

Кроме того, многие платформы используют алгоритмы, которые «оптимизируют» предлагаемые вам видео в сторону наиболее экстремального, яркого, привлекательного контента. Однажды не удержавшись и кликнув на «безумную» ссылку, вы будете получать новые и новые, всё более радикальные предложения.

Что с этим делать?

— Используйте браузеры, которые с меньшей вероятностью будут отслеживать ваши переходы по ссылкам (например, Firefox).

— Используя соцсети или платформы вроде YouTube, не кликайте на автоматические предложения, которые генерирует сеть. Как в супермаркете: покупайте только то, что есть у вас в списке, то, за чем вы шли.

— Не используйте кнопки Like и Share, так как эти действия напрямую связывают сайты с вашей страницей в соцсетях.

— Периодически стирайте свою историю поиска.

Это не значит, что «безумные видео» под полным запретом. Просто, когда вы захотите посмотреть, что скрывается за ссылкой, сперва подумайте — точно ли вы хотите это увидеть. А увидев, подумайте трижды, прежде чем реагировать, комментировать или делиться. Алгоритму всё равно, смотрите вы пропагандистский бред ради смеха или всерьёз верите в него; де́литесь ли им как образчиком абсурда или потому, что считаете эту информацию важной и хотите ее распространить. Кстати, ваши друзья тоже могут не считывать иронию. Нередко творцы пропаганды и сами понимают, что их перлы могут вызывать смех или ужас, и отчасти рассчитывают на вирусный эффект: «Ну ты погляди, какая мерзость, а?!»

Не кликайте. Не лайкайте. Не комментируйте. Не расшаривайте. Сначала — подумайте.

8 Опора на опыт, знания и общение

Самое лучшее, что мы можем сделать, чтобы перепроверить информацию, — убедиться в ней собственными глазами (ушами). Конечно, это не всегда возможно. И всё же перед нами много свидетельств того, что жертвы пропаганды даже не пытаются самостоятельно проверить, действительно ли дела обстоят именно так, даже когда речь идет о них самих или об их детях.

Вновь обратимся к событиям в Кривляндии. Новобранец Базиль пошёл в армию, и мать со спокойной душой проводила его: по телевизору уверяли, что новобранцев на войну не отправляют. Однако спустя всего лишь две недели Базиль позвонил маме и сообщил, что его заставили подписать контракт, так что теперь он не новобранец, а доброволец, платный наёмник. Теперь его везут в неизвестном направлении, а впереди виден дым и слышны взрывы. После этого мать тщетно пыталась дозвониться сыну. В тревоге она написала командиру части, где служил Базиль. Тот ответил, что Базиль вместе с другими новобранцами «на учениях», а контракт подписывали только те, кто сам этого хотел.

Мать ждала месяц, а затем знакомые прислали ей ссылку на видео: Базиль в числе пленных, он называет на камеру свою фамилию, имя и номер части, чтобы о его судьбе могли узнать родные в Кривляндии. Мать бросилась к начальникам Базиля, но те ответили, что её сын «пропал без вести». Всё это время по телевизору продолжали твердить, что на войну новобранцев не берут. Мать не понимала, чему верить. Она видела сына своими глазами, понимала, что он в плену, но ей по-прежнему казалось, что произошло какое-то недоразумение, или что Базиль сам решил подписать этот контракт. Она предпочла верить не сыну, а пропаганде.

Из первой главы мы уже знаем, чем обусловлен этот феномен. В голове у матери Базиля сформирована сильная установка, которая мешает воспринимать непосредственные факты — даже такие, которые напрямую ее касаются. Но если у нас такая установка пока не сложилась, не исключено, что нам удастся найти возможность проверить подобную информацию лично:

— возможно, у нас есть знакомые, которые живут в упоминаемом городе;

— возможно, кто-то из наших друзей хорошо разбирается в описываемой проблеме;

— возможно, у нас получится задать вопросы кому-то из участников событий, в том числе онлайн (например, у нас есть общие друзья в соцсетях);

— возможно, нам стоит самим найти группы соответствующих городов, соцсети, форумы или блоги и посмотреть, что обсуждают люди, находящиеся ближе к месту событий.

Так как пропаганда может мимикрировать под «рассказы очевидцев», применяйте к таким рассказам дополнительные критерии. Например, если один из таких рассказов стал вирусным и ходит по сети, так что вы наткнулись на него шесть раз за сутки, — к такому рассказу стоит отнестись с большей критичностью, чем к малозаметному свидетельству с места событий. Если рассказ очевидца кажется слишком уж выстроенным, красивым или мелодраматичным, это ещё не значит, что он фальшивый, но, опять же — это делает его нуждающимся в подтверждении.

Часто говорят: «врёт как очевидец», имея в виду, что человек на месте событий видит только часть большой картины и может неправильно её трактовать. Именно поэтому нам нужно не одно свидетельство, а несколько: правда многомерна, и её хорошо обозревать с нескольких точек. Но совсем обойтись без таких свидетельств нельзя, и в конечном итоге журналисты опираются именно на них. Чаще всего нам приходится доверять посредникам. Но если ситуация позволяет — мы тоже можем отыскать первичные свидетельства происходящего.

Кроме этого, при анализе видео, текста или картинки мы можем опираться на свой опыт, знания и даже интуицию. Иногда враньё видно невооруженным глазом: грубый фотошоп, нагло подтасованные факты, видеомонтаж — всё это явные признаки того, что доверять источнику нельзя. Пропаганда бывает настолько топорной, что иногда можно только удивляться, как люди могут ей верить.

Это относится и к пояснениям, комментариям к картинке или видео. В первой главе мы обсуждали ситуацию, в которой мать видит картинку разрушений с пропагандистскими комментариями о том, что это дело рук террористов — сторонников Апокалипсиса; а дочь объясняет, что на самом деле, наоборот, мирную страну разрушает захватническое войско Кривляндии.

Обычно узнать, кто в таких случаях говорит правду, а кто лжет, не очень сложно — достаточно этого захотеть, усомниться в официальных комментариях и найти разоблачающие ложь подробности.

9 Дипфейки: ничего нового

Бывают, впрочем, и такие шедевры, которые действительно трудно отличить от правды. Они называются дипфейками («хорошо проработанная фальшивка»). Собственно технология, к которой применяется термин «дипфейк», основана на искусственном интеллекте: вместо примитивного монтажа и копипаста нейросеть синтезирует изображения и видео, обучаясь на образцах фото, и затем генерирует совершенно новый продукт: например, порно с участием знаменитостей или ложную капитуляцию главы государства. Нейросеть умеет подделывать мимику и движения человека. Ложь оказывается настолько правдоподобной, что усилиями обычных людей ее практически невозможно разоблачить — у них просто не хватает навыков. Правда, существуют программы, которые способны отличить дипфейк от настоящего видео… однако тут получается так же, как в случае с компьютерными вирусами — вечное состязание яда и противоядия.

При этом дипфейки далеко не безобидны, даже если им не веришь. При постоянном просмотре таких видео мозг утрачивает способность хоть как-то отличать подделку от реальности. Непрерывное повторение схожих паттернов мы автоматически распознаём как сигнал истины — всё тот же механизм «знакомого послания», которое создаёт силу пропаганды. Чем больше повторений, тем охотнее мозг воспринимает идею или картинку как верную, тем слабее критика, тем меньше вероятность осознать что-то, что с этой картинкой или идеей не согласуется.

Технологии технологиями, однако на самом деле «глубокий фейк» — штука не новая. И раньше в газетах печатались, а по телевизору демонстрировались полностью лживые, с начала до конца сконструированные сюжеты. В конечном итоге каждое отдельно взятое фейковое видео поддается разоблачению. Хуже то, что из-за обилия фальшивок люди отчаиваются и перестают верить в свою способность отличить правду от лжи. Растёт неуверенность, чувство бессилия… и равнодушие, которое, как мы знаем, может быть опасным.

Так что же, от дипфейков нет спасения? В общем и целом, они с нами навсегда. А в частности, в каждом конкретном случае мы очень даже можем сделать многое. Что именно? Да всё то же самое, что и в случае с «чипфейками» (дешёвыми подделками), о которых шла речь в предыдущих пунктах. Помогают все те же простые вопросы: зачем я это смотрю? Какие эмоции хотят возбудить во мне авторы? Есть ли тут логика? Что говорят другие источники? Что говорит мой опыт — может ли такое быть правдой? А если немного поисследовать — что за этим может стоять? Единственное, что насыщенность среды дипфейками действительно меняет — мы уже не можем рассматривать видео как неоспоримое доказательство правды. Ну что ж, будем начеку и здесь.

10 Как выбрать эксперта

Очень часто в попытках понять те или иные события мы полагаемся на мнение экспертов. Это неизбежно, и это очень эффективно. Мы сами не можем одинаково хорошо разбираться в разных темах. Для этого нам не хватает ни времени, ни квалификации. В этом проблема современного информационного поля: люди пытаются разобраться в сложных вопросах, и в результате становятся жертвами шарлатанов или недобросовестных манипуляторов. Чтобы не проглотить наживку пропагандистов, нам нужно «получать образование на ходу» — иными словами, нужен тот, кто возьмёт на себя труд добросовестно разъяснить нам тот или иной вопрос. Это как в суде присяжных. Туда приходят самые обычные люди, которые не разбираются в тонкостях юридического протокола или криминалистики. Адвокаты и прокуроры разъясняют им суть дела, чтобы они могли сформировать свое мнение. Так же и с нами: нам нужны эксперты. Но только добросовестные и знающие.

Как разобраться, кто из экспертов является достаточно компетентным, а кто шарлатан; кто ангажирован, кем именно, и насколько это мешает ему быть беспристрастным?

1. Стоит узнать об этом человеке побольше. Когда нам нужен врач для решения серьёзной медицинской проблемы, мы интересуемся его дипломом, квалификацией, опытом, отзывами о его работе. Так же можно поступить с экспертом. Внушает ли нам доверие его жизненный путь и труды? Выступает ли он с разговором о проблемах, в которых действительно разбирается, или вещает на темы, далёкие от его профессиональной компетенции?

2. С кем может быть аффилирован этот эксперт, т. е., в чьих интересах он может выступать, кто за ним стоит? Кто издаёт его книги, какие гранты он получал, в каком университете учился, кто был его учителем, и на кого он ссылается, когда хочет подкрепить своё мнение? «Партийность» или ангажированность сама по себе не означает, что эксперт не может быть беспристрастным, просто её нужно учитывать.

3. Не говорил ли он в прошлом или не говорит ли сейчас вещи, которые дискредитируют его как мыслящего человека? Достаточно ли логичны и последовательны его размышления и выводы, не эксплуатирует ли он запрещённые риторические приёмы (их список вы можете найти в следующей подглавке этой главы)? Согласуются ли его аргументы с известными вам истинами (которые можно доказать) — условно говоря, не позволяет ли он себе отрицать вращение Земли вокруг Солнца? Надо отметить, что стиль мышления может быть разным — более последовательным или более спонтанным. Не всегда поверхностность означает полную некомпетентность, но логика должна оставаться на месте.

4. Обратите внимание на то, что называется tone of voice — интонацию. Есть вполне знающие и компетентные люди, которые, однако, охотно самоутверждаются за счёт внимания аудитории или пребывания в роли эксперта. Если вы замечаете, что спикер, что называется, упивается звуками своего голоса, это ещё не означает, что он говорит неправду. Но это может означать, что его цель — не донести до нас объективную информацию, а поразить, произвести впечатление. В погоне за этой целью правда (и точность) может отходить на второй план. Таких экспертов охотно вербуют пропагандистские СМИ, ведь поражать воображение людей, блистать и быть в центре внимания гораздо легче, когда ты не связан рамками «скучной» последовательности, добросовестности, не вынужден делать поправку на то, что можешь многого не знать. Взамен этого ты можешь «парить в небесах», строя смелые гипотезы и высказывая шокирующие предположения.

5. Хороший эксперт не призывает слушателей к действию. Вообще призывы — один из признаков того, что с адресатом послания обращаются как с объектом. Вы и сами знаете, что вам нужно делать, а призыв — это попытка управлять вами. Эксперт может лишь отметить, что такие-то действия могут быть эффективными или бесполезными, привести к тому или иному следствию. Совсем необязательно эксперт должен «не придерживаться ничьей стороны», наоборот, очень правильно, если он открыто заявляет, что, по его мнению, хорошо, а что плохо. Но, делая это, он уважает субъектность адресата, его отдельность, его право придерживаться любого мнения, не быть союзником.

6. Из этого следует и отсутствие в тексте попыток манипулировать вами. Пропаганда предлагает серию из 2–3 простых шагов, сделав которые, можно мигом оказаться «у цели» (в точке, где мнение можно считать доказанным, вернее «проглоченным»). Поэтому всё, что от этой цели отдаляет, в пропагандистском тексте отсутствует или отметается с порога. Любые возражения и контраргументы обесцениваются, на их носителей наклеиваются ярлыки. Напротив, честный текст и честный эксперт всегда всерьёз относится к возражениям и уделяет им достаточно внимания, позволяет им быть убедительными, прежде чем заняться их опровержением.

Если вы нашли эксперта, которому можете доверять, — это большой плюс. Бороться с пропагандой проще, когда у вас есть союзники. Они нужны не для того, чтобы успокоиться и не думать, а чтобы помочь вам мыслить и пополнить ваши знания, повысить информированность — стать лучше вооруженным. Бывают разные виды уверенности. Нам нужен не тот её вид, когда человек просто закрывает глаза на реальность и говорит: «люди умнее меня говорят, что это так», а тот, при котором мы можем свободно ориентироваться в вопросе и понимать, что мы знаем, что пока нет, а чего, возможно, не будем знать никогда.

11 Пропаганда: коллекция грязных приемчиков

Кажется, эта глава книги — одна из самых интересных. В ней я познакомлю вас с собственной коллекцией грязных приёмов пропаганды, которые наблюдал сам или позаимствовал в различных источниках. Вы можете взять эту коллекцию на вооружение и сверяться с нею, когда применяете критическое мышление. С помощью именно этих приёмчиков пропаганда становится максимально «приемлемой» и делает так, чтобы люди проглатывали её не жуя. Некоторые из этих приёмов я уже упоминал, а сейчас раскрою тему как можно полнее.

1. Ложь с примесью правды. Часть правды может выступать как приманка, чтобы вы заглотили большую ложь. Например, действительно есть погибшие, и их очень жаль (но виновниками этой трагедии являются совсем другие люди, а не те, что были названы — и это существенная ложь). Например, люди действительно погибли, и их очень жаль (но виновниками их гибели являются совсем другие люди, а не те, что были названы — и это существенная ложь). Тесто — правда, начинка — враньё, и вот вы его уже съели. Именно поэтому нужно «хорошенько прожевать» потребляемую информацию — тогда у вас будет шанс отличить несомненное от сомнительного.

2. Для людей, которых хотят заманить на свою сторону, приманкой может выступать и нечто привлекательное. Например, диктатор собирает вокруг себя группу поддержки из знаменитых актёров, певцов и других звёзд. Люди уже «привыкли» их любить, и «по инерции» продолжают прислушиваться к их словам — даже тогда, когда они прославляют диктатора. А это значит, что вместе с наживкой — привычными симпатиями — «заглатывается» и пропаганда.

3. «Удобоваримая» стилистика. Например, Сталин говорил короткими, внятными рублеными фразами, делая свою речь предельно доходчивой. Каждое предложение как будто вытекало из предыдущего. Он часто имел дело с людьми, которые не привыкли к сложным построениям и умозаключениям, но его речь гипнотизировала и тех, кто был способен воспринимать нечто более сложное. Она звучала как своеобразная ритмичная музыка, подтверждая то, что Сталин говорил, самим своим звучанием. Другие политические деятели могут использовать задушевность, «солёный» юмор, яркие эмоции — всё, что позволяет им «сойти за своего». То же делают и пропагандисты рангом ниже, когда транслируют идеи своей целевой аудитории: «Знаете, девочки, а всё же наш премьер-министр такой клёвый, я бы от него родила».

Особенность современной пропаганды в том, что власть разговаривает с народом «на его языке», точнее, на языке не лучшей части людей. Используется тюремный жаргон (нагнуть, отыметь, уделать), намёки на грубую сексуализацию. В Советском Союзе с лексикой пропагандистов дела обстояли гораздо лучше. Всем явлениям давались чёткие, лексически не нейтральные, но и не грубо-бранные обозначения («израильская военщина», «хунта»). Этот язык не был настолько агрессивным, как язык современной массовой пропаганды, то и дело переходящей на hate speech (язык ненависти). Президент США Дональд Трамп, российский лидер Владимир Путин и многие другие политики порой бравируют откровенной грубостью, а вслед за ними ее «позволяют себе» и их отделы пропаганды.

4. Демонизация и дегуманизация. Мы уже говорили о том, что пропаганда разделяет людей. Враг для пропагандиста — абсолютное зло, и этот враг пропаганде очень нужен даже в мирное время. Врагами становятся все, кто не разделяет пропагандируемые идеи. Они персонифицируются как чудовищные и строящие козни люди («террористы, которые хотят устроить Апокалипсис»), как жалкие ничтожества или предатели. Иными словами, это вообще не люди, им невозможно сочувствовать. Для создания образа врага пропаганда не гнушается ни ложными обвинениями, ни ярлыками, ни ударами ниже пояса. Если вы замечаете, что автор текста или комментария к видео не считает какую-то группу людей людьми — нет сомнения: перед вами пропаганда.

5: Бесконечные повторения, слоганы и мантры. Тут всё понятно: чем больше раз мы это услышали, тем убедительнее нам должно показаться. Особенно «здорово» в кавычках, если все СМИ в стране под контролем и ничего, кроме пропаганды, услышать вообще не получится. В тюремных колониях Кривляндии заключённые принудительно смотрят телевизор, чтобы «пропитаться» пропагандой, даже если до этого они были к ней равнодушны.

6. Формирование повестки. То, о чём мы говорили в самом начале: пропаганда выбирает идеи, на которые хочет обратить общее внимание, и делает их значимыми. В результате люди начинают считать эту проблему важной, хотя раньше могли быть к ней абсолютно равнодушны.

7. Запугивание. Страх, тревога — сильные чувства, они могут сподвигнуть человека буквально на всё. Поэтому пропаганда часто обращается к запугиванию, чтобы заставить людей думать и действовать так, как нужно властям. Страх перед шпионами и вредителями заставлял советских граждан в сталинские годы писать доносы на соседей, страх перед еврейским заговором сделал немцев во времена Гитлера как минимум равнодушными к судьбе евреев.

8. Дискурс силы и правоты. Мало кому хочется быть проигравшим; проигрыш ассоциируется со слабостью, слабость — с неправотой. Сила в правде или правда в силе — для тех, кто не задумывается, эти понятия сливаются воедино. Вот почему быть на стороне силы так привлекательно. Пропаганда может представлять противников идеи как слабых, разрозненных, неумелых, заслуживающих презрения, незрелых, психически нестабильных проигравших, а её сторонников — как весёлых, здоровых, дружных и бодрых победителей. Таким образом создаётся впечатление, что единственный выход — присоединиться к общему ликованию (если, конечно, не хочешь стать изгоем). Выход здесь в том, чтобы сформировать изначальную сильную установку, которая не даст вам перепутать победу и правоту.

9. Сексуальная привлекательность. Премьер-министр Кривляндии стал во главе страны сравнительно молодым человеком, сменив на этом посту пожилого, согбенного старца, имевшего проблемы со здоровьем. Высокий, мускулистый, голубоглазый брюнет с густыми вьющимися волосами (седину он закрашивал уже тогда) мгновенно завоевал популярность народа. Поп-певица Антония спела песню «Премьер души моей, хочу я от тебя родить троих детей». Далее сексуальный образ сильного, здорового премьера эксплуатировался в серии фото и вирусных видео: бег с оленями, ныряние в прорубь, прыжки с парашютом и другие «мачо-активности» представляли премьера как секс-символ поколения. Годы шли, и сексуальная привлекательность премьера уже не могла казаться столь бесспорной: к поддержанию имиджа пришлось привлекать бригады пластических хирургов. Так пропаганда редактирует не только слова, но и тела.

10. Чёрное или белое. Пропаганда слишком часто интерпретирует ситуацию как однозначную: либо ты с нами, либо против нас, — более того, она постепенно делает ситуацию именно такой, стирая значимые оттенки и разделяя людей. Пропаганда как мощное и простое воздействие (вся пропаганда есть по сути плакат — плоский, яркий, примитивный и убедительный) притягивает внимание сильнее, чем любая сложность. Очень хорошо, когда в повседневной жизни людей доминируют вопросы, по которым можно иметь множество разных мнений, когда есть выбор. Когда жизнь сводится к двум альтернативам (а по сути к одной), это значит, что пропаганда победила. Этому пункту особенно трудно противостоять, когда вы пытаетесь защититься от пропаганды. Она сама кажется абсолютным злом (и нередко действительно бывает к нему близка). Даже от борьбы с благородными целями нужно иногда отдыхать, переводя взгляд на что-то менее однозначное.

11. Эвфемизмы и дисфемизмы. Эвфемизм — «мягкое и благопристойное» наименование чего-то такого, что считается плохим, грубым или недостойным упоминания, а также того, что хочется преуменьшить, затушевать, сделать незаметным. Например, власти Кривляндии сталкиваются с тем, что люди, протестующие против войны, подрывают рельсы на пути подвоза боеприпасов. Однако в новостях они избегают слова «партизаны», называя их «противодействующим элементом», а диверсии называет «нежелательными явлениями». Напротив, когда речь идёт об армиях стран, на которые Кривляндия напала, вместо слов «противник» или «вооружённые силы такой-то страны» идут в ход такие сильные выражения как «террористы» и «банды Антихриста». Это — дисфемизмы, то есть, грубые усиления нужного пропаганде контекста: вместо нейтрального — бранный.

12. Эйфоризация. Пропаганда часто стремится поддерживать людей в приподнятом настроении. Это необходимо, когда надо «дружно сплотиться и работать без выходных, чтобы поддержать наших сражающихся товарищей!» Вот почему в государствах, где работает централизованная пропаганда, так много праздников, парадов, цветов, лозунгов и маршей. Пропаганда может вводить гражданам небольшие «дозы» эйфории на ежедневной основе, поднимая флаги на предприятиях и в школах, транслируя по радио бодрые песни и пропагандируя военно-спортивные игры на выходных. Коллективную эйфоризацию широко использовали нацисты и фашисты.

13. Ложь. Кроме прямой лжи (когда пропаганда твердит о том, чего не существует или чего не было), существует много видов разнообразного вранья:

— преувеличение существующих желательных явлений или обобщение одного хорошего примера до множества;

— затушёвывание недостатков и провалов;

— полное скрытие фактов (таких как расстрелы или даже военные поражения);

— лживые объяснения событий, их тенденциозная подача и комментирование;

— ложные обвинения в нарушениях закона;

— запугивание путём распространения ложной информации и так далее.

14. Коготок увяз — всей птичке пропасть. Пропаганда может использовать желание человека быть благодарным и платить добром за добро: мы даём вам школы, хорошие дороги и медицинское обслуживание (неважно, насколько хорошее), да и просто: мы — Родина, — значит, вы должны быть в любой момент готовы положить за нас жизнь.

15. Изменение значения слов. Например, в Кривляндии нейтральное слово «либерал» (сторонник свободы в общественной жизни) является ругательным и обозначает эгоцентрика, которому наплевать на скорый Апокалисис, потому что он занят только своими частными делами: «миру провалиться, а мне чай пить». Слово «космополит» в сталинской России непременно использовалось с эпитетом «безродный» и приравнивалось к «врагу Родины» (ведь тот, кто не с нами, тот против нас).

16. Галоп Гиша. Универсальная риторическая техника из арсенала запрещённых, но очень эффективных приёмов. Противник просто забрасывается аргументами, ссылками, цитатами, обвинениями и вопросами — подряд, как из пулемёта, так чтобы было невозможно ни ответить по порядку, ни вообще разобраться, где дельные возражения, а где грубые подтасовки или переход на личности. Часто используется в публичных дискуссиях на научные темы людьми, далёкими от науки: оппонент готовился и может доказательно, со ссылками на источники, защитить свою точку зрения — а «галопирующий» просто заваливает его кучей слов, не оставляя шанса защититься конвенциональными средствами. Политики и пропагандисты используют галоп Гиша в сочетании с эмоциональным тоном, ложью и обвинениями, не давая возможности людям осознать, насколько нелогичными, путаными и противоречивыми являются их идеи.

17. Неправомерные обобщения (всё в кучу). Все немцы антисемиты, все англичане высокомерные снобы, а все граждане Кривляндии обожают национальный напиток из брюквы и брусники. Именно этот напиток делает их (всех) такими сильными и умными. Нигде, кроме Кривляндии, такой напиток не варят (ложь), а значит, никто на свете не обладает такими умственными и физическими способностями, как кривляндцы. Национальный поэт Кривляндии, Меллисент Глушкин, с детства пил отвар брусники и брюквы, вот почему ему удалось написать столько блестящих стихотворений.

18. Аргументы ad Hitlerum. Чтобы дискредитировать оппонентов, достаточно просто сравнить их с Гитлером. «Ергалия, — гремит с трибуны пропагандист, — это страна, в которой строятся хорошие дороги. А вы знаете, с чего начал Гитлер? Верно, он строил дороги. И вы будете мне говорить, что Ергалия не фашистское государство?» Можно подставить вместо Гитлера другого отвратительного персонажа, которого не любит целевая аудитория. Это типичный пример игнорирования логики. Дороги строил далеко не только Гитлер, но пропагандист у нас на глазах совершает удобную подмену — а включить логику, когда тебе суют под нос Гитлера, способен не каждый.

19. Подстановки и достраивания. Пропаганда может намекать, использовать расплывчатые, многозначительные формулировки, предлагая читателям (слушателям, зрителям) самостоятельно достроить картинку. Это как с детьми в детском саду: «Вот и вырос наконец/ в огороде.» («Огурец!» — радостно кричат дети.) Угадывать приятно, ведь нас самих считают аналитиками и политологами, нам дают немного самостоятельности под контролем взрослых. Решение, к которому подводят, воспринимается как самостоятельное, а значит, всецело заслуживающее доверия.

20. Расширение границ приемлемого. «Мы не собираемся сажать террористов на колья на рыночной площади, хотя такие предложения обсуждались, — отмечает премьер-министр Кривляндии. — Они умрут тихо и спокойно, им будут введены инъекции специального вещества». — «Конечно, — кивают головой кривляндцы, — на колья — это чересчур». Если бы не было предисловия про колья, возможно, инъекция и вообще смертная казнь для пленных не казалась кривляндцам приемлемым исходом.

21. Отсутствие альтернативы. Пропаганда часто предлагает «единственный выход» из сложившейся ситуации. Остальные даже не обсуждаются, подразумевается само собой, что они не годятся, не рассматриваются как серьёзная альтернатива и давно отброшены. «Если не строгие меры, то что тогда? Всё остальное не подействует!»

22. Перевод стрелок. Как только правительству Кривляндии требуется перевести фокус общественного внимания с очередного коррупционного скандала или нечестных выборов, правительство начинает заниматься обличением бездетных пар. — «Это аморально! Они годами получают удовольствие просто так, без цели рождения на свет новых граждан!» Повышается налог на бездетность, появляются новые герои, родившие 15–20 детей, бездетных клеймят и ограничивают в правах, аборты ограничиваются или за них вводится обязательная доплата, а прогрессивная общественность получает новые поводы для возмущения. Коррупционеры могут воровать дальше, а на выборах снова побеждает правящая партия.

23. Козлы отпущения. Зло персонифицируется, воплощаясь в отдельном человеке или группе людей. При Сталине козлами отпущения последовательно становились то Троцкий, то Радек, то Зиновьев, то Бухарин. При этом вина может быть как истинной (только принадлежит она другому человеку или другой группе), так и ложной. Главное — натравить людей и заставить их ненавидеть конкретную персону. Пропаганда возбуждает чувства народа и направляет возникающую энергию в нужное власти русло.

24. Речёвки, лозунги, мемы. Недаром во всех антиутопиях, включая Оруэлла, подчеркивается, что пропаганда воплощает свои идеи в коротких несложных фразах. Их легко запомнить, легко скандировать, их можно написать на плакате. «Смерть буржуям», «религия — опиум для народа» и прочее. Часто это цитаты из речей вождя — эмоциональные призывы или оценки. Такими же лозунгами могут становиться названия военных кампаний («Очистительная гроза», «За мир и правду») и даже названия определённых временных промежутков («Эпоха культурной революции»). Часто в лозунгах много всевозможных прекрасных слов, таких как истина, сила, мир, счастье, свобода. Выспренные, пафосные слова становятся как бы доказательствами истинности происходящего и устраняют его абсурдность, не дают заметить вопиющих противоречий.

25. Прозвища. Пропаганда может давать их определённым социальным группам, например, в Советском Союзе 20х-30х годов существовали «бывшие» (люди аристократического происхождения), «попутчики» (интеллигенция на службе нового режима), «уклонисты» (члены партии, демонстрирующие «левый или правый уклон» — точнее, те, кому такой уклон приписали). В нашей вымышленной стране Кривляндии людей, которые уехали из страны после того, как началась война, в прессе называют «тараканами» — мол, они разбегаются, когда включается свет истины.

26. Перевод стрелок (Whataboutism). Типичный пропагандистский приём: в ответ на критику или предполагаемую критику делать ответный выпад, начиная его с «а как насчёт» (What about…) или «а сами-то вы». Именно так действовали советские пропагандисты: «А у вас в Америке суд Линча!» При этом неважно, на правдивый или ложный факт они ссылаются: главное, перевести стрелки.

27. То одно, то другое. Пропаганда может часто менять курс, причем и в мелочах, и в крупных идеологемах. Сегодня мы пропагандируем кукурузу, завтра — поворот сибирских рек вспять. Сегодня Ежов — герой, завтра — предатель. Лозунги сменяют друг друга, и каждый из них снова и снова декламируют с энтузиазмом. Такими же разными могут быть объяснения одного и того же события. Сегодня говорится, что самолёт сбили террористы, вчера считалось, что он загорелся от случайной искры, завтра объявят, что в него подложили бомбу, и т. д. Не всегда цель пропаганды — заставить людей последовательно поверить во все эти объяснения. Иногда она хочет запутать и деморализовать их, чтобы они махнули рукой и решили, что разобраться в событиях очень сложно, и перестали делать такие попытки. Это может быть выгодно пропагандистам в авторитарном государстве.

Остановимся. Список, конечно, далеко не полный — пропаганда умеет многое. В третьей главе мы подробно разберём, как работают эти «кнопки», и как пропаганда нажимает их в наших собственных головах. Но уже сейчас можно сказать: если вы видите или слышите что-то подобное, будьте начеку. Помогает хорошее знание истории: пропаганда в течение последних десятилетий, при всем развитии технологий, сохраняет похожие черты. Мы можем найти и галоп Гиша, и перевод стрелок, и любовь к лозунгам, и всевозможные разновидности вранья и в советской России, и в нацистской Германии, и в более современных государствах. Родовые черты «массового оболванивания» хорошо распознаются и помогают отличить ложь от правды.

12 Не делитесь пропагандой

В наше время Пропаганда создаётся с таким расчётом, чтобы часть работы за пропагандистов сделали сами граждане. Это значит, что новости, желательно, должны становиться вирусами. Как не стать невольным агентом пропаганды? Как удержаться от распространения и обсуждения вбросов и лже-сенсаций? Как отличить их от обсуждения обычных событий?

Возможна и другая крайность. Люди, живущие в авторитарном государстве, часто заражены тотальным скепсисом. Мы уже не раз об этом упоминали. Всё, что относится к гражданской и политической сфере, кажется им «кампанейщиной», любое мнение они считают кому-то выгодным вбросом. Тот, кто реагирует на события, непременно «ведётся», его как бы используют втёмную. А значит, лучше держаться от политики подальше.

Так ли это? Нет, это не так. Напомним несколько правил, которыми вы можете руководствоваться, если хотите что-то обсудить или на что-то отреагировать.

— Вы сформировали своё мнение об этом, опираясь только на одну ссылку, или у вас есть другие источники? Если первое, поищите дополнительную информацию.

— Вы испытываете сильные эмоции, хотите срочно жать на кнопки Like и Share? Подождите немного, остыньте, подумайте: кто и зачем возбудил в вас эти эмоции.

— Как правило, мы делимся теми фактами, которым готовы поверить: «мы давно этого ожидали», «чего от них ещё ждать», «если это и не правда, то очень вероятно…» На это и рассчитывает пропаганда. Она часто генерирует ложь, похожую на правду. Но если событие могло случиться, это не значит, что оно случилось (даже если два дня назад случилось нечто похожее). Иногда люди говорят: «против лжи можно бороться только ответной ложью, если наши противники используют вбросы, почему у нас руки должны быть чистыми?» Это в корне неверно. Бороться против лжи можно только за правду, а не за другую ложь.

— Подождите, когда первая волна схлынет: возможно, последует коррекция или опровержение. Просто не спешите. Вы — не новостное СМИ, и ваша репутация не пострадает, если вы отреагируете не первым.

— Спросите себя о собственной мотивации. Вам приятно кого-то осуждать («а вот я — на стороне правды»)? Вы хотите получить больше откликов от своей аудитории? Тщеславие и самоутверждение — хорошее топливо для пропаганды. Вы растеряны, напуганы, вам хочется срочно оказаться в кругу единомышленников? Пропаганда любит разъединять людей. Если же вы хотите просто поделиться чувствами или своим видением ситуации, это необязательно делать срочно. Каждый раз, когда вы что-то расшариваете, лайкаете, комментируете или обсуждаете, спросите себя: почему мне хочется это сделать?

Перепост идеологем, обобщений, эмоциональных возгласов, прежде всего, малополезен. Он ничего не даёт вашим друзьям и читателям. Когда вы делитесь проверенной информацией, вы даёте людям кое-что полезное.

С информацией действует правило, которое верно для яблок: более вкусный натуральный фрукт выглядит не так красиво и нарядно, как тот, который удобно хранить длительное время (но ради этого полезного потребительского свойства агрономы могли пожертвовать вкусовыми качествами). Правда — земная, конкретная, противоречивая, не эффектная. Она не оперирует обобщениями и объяснениями. Яблочко добра обычно неказистое, в пятнышках. Ищите его среди пышных, глянцевитых плодов пропаганды, и делитесь им с друзьями.

Глава 3. Как пропаганда работает в нашей голове

1 Подмена чувств: главный закон пропаганды

В предыдущей главе мы подробно разобрали и разоблачили множество уловок пропаганды. Кажется, что мы уже сделали всё возможное, чтобы начать отличать правду от лжи. Трудность, однако, заключается в том, что одного знания недостаточно. Пропаганда работает не потому, что все так уж любят простые речёвки и слоганы или радуются огромным порциям лжи. Она внедряется в нас, потому что способна встраиваться в наши психические механизмы. Пропаганда способна стать важной частью нашего «внутреннего ландшафта»: дарить нам оптимизм, защищать от негативных чувств, помогать вставать по утрам. Именно это и делает пропаганду такой мощной: она подаёт себя как нечто необходимое и полезное.

Каким образом она это делает? И как этого избежать?

Вот в этих, главных вопросах, мы и разберемся в третьей главе.

Одна из важных, но уязвимых областей человеческой личности — чувства, возможность и способность их испытывать и воспринимать. Очень часто людям бывает трудно переносить сильные неприятные чувства, такие как горе, стыд, обида, зависть, вина, тревога (переживание страха перед будущим). Эти чувства могут причинять боль. Иногда ими не с кем поделиться. Кажется, что переживать их бессмысленно: ведь они «никак не помогают справиться» с проблемой, а только усиливают ощущение бессилия. Особенно если есть внешние обстоятельства-причины, и эти причины в ближайшем будущем никуда не денутся.

Людям свойственно защищаться от неприятных чувств. Эти защиты многообразны, среди них есть примитивные и есть более сложные. Приведём несколько примеров того, как человек защищается от неприятных чувств и как пропаганда поддерживает эти защиты.

Отрицание. Мощная и примитивная защита. Человек просто говорит себе: «этого нет!» — и верит. В состоянии отрицания человек способен совершить подвиг (он ощущает себя неуязвимым и презирает опасность), запустить тяжёлую болезнь (ведь с ним не может случиться ничего плохого — так зачем бегать по врачам), верить, что умерший близкий жив. Обычно отрицание не может продолжаться долго: реальность даёт о себе знать очевидными фактами, которые уже невозможно игнорировать. За «опьянением» отрицания следует депрессивное «похмелье».

Пропаганда стремится поддерживать отрицание как можно дольше, стремясь перенести контакт человека с реальностью на более поздний срок. Это приводит к тому, что люди не могут правильно реагировать на негативные события, и как следствие — наносит им прямой физический, материальный или эмоциональный урон. Например, власть может скрывать последствия экологической катастрофы или отрицать человеческие потери на войне. При отрицании как отдельный человек, так и пропаганда используют оптимизм, энтузиазм, искусственную бодрость. «Нам всё по плечу!», «Мы их шапками закидаем!», «Стремимся к новым высотам!»

Приведём в пример ситуацию, сложившуюся в нашей вымышленной стране Кривляндии. У границ Кривляндии слышатся взрывы — это страны, с которыми она воюет, уничтожают кривляндские склады боеприпасов и аэродромы. Но граждане продолжают спокойно ездить в отпуск на южные границы страны, танцевать и веселиться на курортах. «Ничего не случится», «я верю нашему правительству», «говорят, что это просто кто-то неосторожно курил на складе», «а мы не боимся, мы смелые», «отпуск раз в году, хочется побаловать себя и детей!» Веселье, смелость, беззаботность, доверие в данном случае признаки работы отрицания, которую инициировала пропаганда. При этом люди подвергают себя реальной опасности, в которую не хотят верить.

Расщепление. Это также примитивная защита. Другие названия расщепления — «чёрно-белое мышление», позиция «всё или ничего». В результате применения расщепления человек считает многие вещи либо всецело хорошими, либо абсолютно дурными. Он не в силах увидеть никаких оттенков, хотя в большей части обстоятельств и явлений они есть. Это помогает избежать сложных размышлений, быстро назначить виноватых и не жалеть их (это нелюди, достойные только смерти), всецело довериться авторитетам (так как они — святые и без пятен).

Пропаганда представляет все происходящее таким образом, что большая часть понятий раскладывается по двум коробочкам: эти «наши», эти «не наши», эти хорошие, эти плохие. В чёрной и белой коробочках оказывается много такого, что в обычной жизни лежит вне сферы оценки, например, музыка, одежда, стиль жизни и так далее. Таким образом пропаганда избавляет человека от бремени выбора и от вины за него; даёт возможность свалить вину на «козлов отпущения»; избежать сомнений в правильности происходящего.

Всемогущий контроль. Младенец ещё не способен отличить себя от мамы, рот — от молока. Ему известно, что когда он хочет есть — он получает еду. Если можно так выразиться, он «считает» себя всемогущим. Подрастая, ребёнок начинает отличать себя от других, и теперь всемогущим кажется родитель. Двухлетка может настойчиво требовать луну с неба, не понимая или не веря, что папа и мама тоже могут не всё. Это нормальные этапы развития. Для некоторых людей, однако, утверждение собственной власти очень важно. Упоение собственным могуществом становится защитой от переживания горя, стыда, вины, тревоги. Такие люди часто манипулируют, стремятся побеждать любым способом. Есть и другие, отдающие роль «всемогущего родителя» наставнику или вождю: «у нас есть тот, кто всё за нас решит». Такие люди часто становятся жертвами сект, культов и пропаганды.

Пропаганда может использовать желание людей быть всемогущими. Например, в Кривляндии создаётся элитное полицейское подразделение, в которое вербуют молодых людей под лозунгом: «Наша истина — сила. Наша сила — истина». Этим «гвардейцам», подобно опричникам Ивана Грозного, прощаются любые бесчинства и правонарушения.

С другой стороны, пропаганда активно эксплуатирует и стремление людей отдать собственную волю «на аутсорсинг». Многие иронизируют над «стадом, бредущим к пропасти». Но, если не отключать эмпатию и не расчеловечивать других, можно только ужаснуться тому, сколько боли и тяжёлых трудов приходится на долю человека, готового в полном смысле слова отдать властям право распоряжаться своей жизнью. Иногда это целые поколения, не знавшие свободы, не ведающие, что их жизнь ценна, не осознающие себя как отдельных личностей.

Идеализация и обесценивание. Человеку свойственно влюбляться, и в этом состоянии переставать замечать в другом отдельные мелкие недостатки. Иногда по прошествии времени мы охладеваем к объекту нашей привязанности и резко разочаровываемся. Так бывает. Но у некоторых людей этот механизм становится именно защитой, противоядием от неприятных чувств. Они идеализируют себя и других, а потом свергают былых кумиров с пьедестала. Этим часто пользуется и пропаганда. Одного и того же человека (например, при Сталине — Ягоду, а затем и Ежова) сначала прославляют, а потом объявляют «врагом народа». Страну-союзника объявляют братской, а затем, если с ней вдруг поссорились, обличают в измене и неблагодарности.

Рационализация. Это сравнительно сложная защита, которую человек использует, чтобы сделать неприятные факты более приемлемыми. При рационализации человек рассуждает и находит объяснения, которые могут быть как истинными, так и ложными — неважно. Главное, чтобы они выглядели убедительно для самого человека. Например, при эпидемии ковида люди могли снижать свою тревогу, рационализируя так:

«Ничего страшного, эпидемии случаются. Если сделать прививку, болезнь будет протекать легче». (Рационализация, близкая к правде: вакцины действительно снижают вероятность тяжелого течения).

«Ничего страшного, эта болезнь меня не затронет, так как тяжело болеют только пожилые». (Рационализация, не слишком близкая к правде, но имеющая к ней некоторое отношение: статистика действительно говорит о том, что молодые умирают от ковида реже).

«Ничего страшного, я читал в интернете, что ковид просто выдумали, чтобы ограничить нашу свободу. Он не страшней простуды, поэтому я не буду носить маску». (Далёкая от истины рационализация: ковид очень заразен, и без маски можно заразить человека из группы риска, а также заразиться самому).

Пропаганда, кроме возбуждения эмоций, использует и склонность людей применять для рационализации первое попавшееся, самое удобное объяснение. Например, Кривляндия находится в экономической блокаде. «Это удобный случай поддержать отечественных производителей», — рационализируют люди вслед за пропагандой. «Наконец-то мы избавимся от позорной зависимости от импорта и начнём производить всё своё!» При этом упускается из виду, что в современном мире невозможно процветать, находясь в изоляции: глобальное разделение труда — это не «позорная зависимость», а естественное для всех областей жизни состояние дел. Кривляндия будет страдать без импортных запчастей и семян, так же как страдает Ергалия и другие страны материка без кривляндских нефти и газа.

Отыгрывание вовне. Этим не вполне изящным словосочетанием традиционно переводится английское acting out: человек, испытывающий определенные чувства, «выпускает пар» с помощью каких-либо активных действий. Например, чтобы развеять тоску, он напивается и находит повод подраться. Чувствует себя униженным после выволочки начальника — издевается над сыном за несделанные уроки. Пропагандисты понимают, насколько важно людям «отомстить реальности» и в результате почувствовать себя лучше. Отыгрывание вовне позволяет трансформировать трудные чувства в гораздо более приятные. Например, если ты беден, а сосед богат — мы можем позволить тебе ограбить его, отомстив за свою бедность. Так происходило в Советской России при раскулачивании.

Все эти защиты, как и многие другие, служат тому, чтобы тем или иным способом убрать неприятные чувства и заменить их иными, более приятными. Итак, мы раскрыли главный внутренний механизм, с помощью которого пропаганда внедряется в наши головы. Пропаганда убирает неприятные чувства, которые мы не в силах принять, и подменяет их другими, более приятными.

Вот как это происходит в Кривляндии.

— Люди чувствуют тревогу из-за того, что инфляция и дефицит съедают их зарплаты. Пропаганда предлагает им «затянуть пояса во имя блага Родины» и почувствовать гордость за свою стойкость, ощутить товарищество и принадлежность к великому народу.

— Люди видят, что у них нет возможности для самореализации, социальные лифты не работают. Они ощущают свою беспомощность, их самооценка падает. Пропаганда предлагает им новый вариант самореализации: «Вы — граждане великой империи! Вы спасаете мир от Апокалипсиса!» Люди ощущают своё коллективное могущество, принадлежность к высокой миссии, их самооценка растёт.

— Люди боятся войны и потрясений, их гнетёт неуверенность в будущем. Пропаганда смягчает новости, используя эвфемизмы: вместо падения ВВП — «отрицательный рост», вместо взрывов — «хлопки», вместо «корабль утонул» — «плановое погружение». Она говорит: спите спокойно, граждане, мы о вас позаботились. Люди успокаиваются.

— Люди чувствуют себя одинокими и отверженными, они видят, что их возможности резко упали, что они не могут никуда поехать и что законы становятся всё более суровыми и репрессивными. Пропаганда заставляет их чувствовать вместо этого сплочённость и принадлежность к большинству, противопоставляя их «воплощённому злу» — террористам: «Кто не с нами, тот против нас!»

— Люди вынуждены идти на компромиссы с собой и со своей совестью и стыдятся этого. Они ужасаются войне и чувствуют вину из-за того, что Кривляндия убивает людей в других странах. Пропаганда говорит им: «Быть кривляндцем — не стыдно! Пусть стыдятся проклятые предатели, которые уехали из страны! Не мы, а террористы убивают мирных жителей, а мы их спасаем!» Вместо стыда и вины появляются праведный гнев и радость (мы — на стороне добра).

Сразу же сформулируем и главный принцип противостояния пропаганде: Невозможность принять свои неудобные чувства даёт возможность пропаганде нас обманывать. Потребность скрыть подобные чувства от себя — это и есть та лазейка, в которую проникает пропаганда. Если мы осознаем свои чувства, если мы в силах вытерпеть свой стыд, беспомощность, одиночество, вину, страх — мы сможем противостоять пропаганде.

Только и всего.

Но как же это сложно!

Тому, как сделать себя неуязвимым для пропаганды и посвящены третья и четвёртая главы этой книги.

2 Красные кнопки пропаганды

Теперь, когда мы выявили главную причину эффективности воздействия пропаганды на наши умы и сердца, мы можем начать ловить её на слове, чтобы она не поймала нас.

У каждого из нас есть свои слабые места. Нет людей с абсолютным иммунитетом к пропаганде. Существует множество разных «красных кнопок», или, как часто их называют, триггеров, и на каждого из нас найдётся свой. Триггеры воздействуют — «давят» — именно на те слабые места, которые для нас наиболее болезненны.

Приведу примеры нескольких психологических механизмов, раскрывающих работу пропаганды в отдельно взятых людях. Казалось бы, на персонажей этих историй не так уж легко воздействовать (я специально рассматриваю именно такие типы личностей). Тем не менее, пропаганде это удаётся.

Ивар уехал из Кривляндии, когда началась война. Он далёк от политики, просто его могли призвать в армию и отправить на фронт. Сбережения Ивара невелики, а найти работу за рубежом — трудно. Боясь кривляндских шпионов, страны материка неохотно выдают кривляндцам визы. Ивар тоскует по Родине и одновременно испытывает чувство вины за то, что его соотечественники убивают людей. Ивар ненавидит пропаганду, но в один прекрасный день он читает разумную и взвешенную статью. Там пишут: «кривляндцев никогда не любили за границей, к ним всегда относились несправедливо», «они завидуют нашей великой культуре и хотят, чтобы уехавшие не конкурировали с ними на рынке нашей рабочей силы». «Сегодня, — пишет автор статьи (замаскированный пропагандист), — дискриминируется целый кривляндский народ». Ивар испытывает сложные чувства. Он думает, не вернуться ли ему, раз его здесь так не любят. Он начинает злится и на другие страны. Кажется, они и правда завидуют великой культуре Кривляндии, пользуются ситуацией, чтобы навсегда разрушить её. А раз так, может, вернуться и отомстить им всем?! Бессилие, тревога, стыд и вина трансформируются в гнев. Красная кнопка Ивара — отвержение.

Мейлура возглавляет кривляндский благотворительный фонд, помогающий детям. Фонд всегда был подчёркнуто вне политики. После начала войны многим артистам, которые обычно собирали огромные залы и отдавали по 10–20 % выручки фонду, пришлось уехать. Остались и выступают те, кто поддерживает войну. Чтобы дети выживали и продолжали лечение, Мейлуре пришлось обратиться к тем, кто остался. «Отлично, — сказали организаторы концертов. — Вам осталось только публично выразить свою позицию. Кроме того, сбор будет организован под эгидой наших элитных военных подразделений». Мейлура, не раздумывая, согласилась. Теперь пропаганда может записать её в свой актив: певец войны и элитные гвардейские части спасают детей, а те, кто был против, — жалкие предатели! — уехали из Кривляндии. Перед каждым концертом Мейлура в ужасе понимает, что пока она спасает больных детей, от её имени убивают других детей в других странах. Ей невыносимо об этом думать, и она применяет рационализацию: «Я делаю своё дело, несмотря ни на что». Красная кнопка Мейлуры — вина.

Сезар — староста кривляндской деревни, неравнодушный человек и активист. Он считает, что не его это дело — «мешать царям друг с другом воевать»; зато он многое делает для села. Восстановили церковь, пригласили в школу отличных учителей, очистили реку, построили дорогу. Село процветает, люди радуются. Девиз Сезара — «не надо негатива!» Вместе с тем, многие отмечают, что хотя раньше Сезар был далёк от политики, теперь он вместе с районной администрацией устраивает военно-патриотические игры для мальчиков и проводит «детские учения» на реке. «Только без негатива! — повторяет Сезар. — Война, не война — всё это от нас далеко. А чего плохого в патриотизме, в любви к родине? Ведь мы просто занимаем детей, даём им нравственный стержень. Лучше, что ли, чтобы они бухали, как в соседних деревнях?» Красная кнопка Сезара — бессилие.

Так пропаганда жмет на «красные кнопки» приличных людей, и они тоже становятся ее жертвами. И таких «красных кнопок» очень много, на любой вкус.

— Например, если ваша красная кнопка — тревога за будущее, вам могут понравиться лозунги о мудром руководителе. Если же этого вам недостаточно, и вы хотите, чтобы вас успокоили умными рассуждениями — к вашим услугам статьи, битком набитые непроверяемыми аргументами в духе «галопа Гиша» (см перечисление уловок пропаганды в предыдущей главе). Вы не сможете в них разобраться, но их обилие загипнотизирует вас, а титулы и авторитет автора статьи уверят в том, что всё написано по делу.

— Если вы стремитесь к объективным взвешенным суждениям, все подвергаете сомнению и предпочитаете изучать любую проблему под разными углами зрения, пропаганда может предложить вам поразмыслить, «кому выгодно ослаблять Кривляндию». Ведь нужно «рассмотреть всё со всех сторон», не правда ли? А если дать голос только одной стороне — можно «впасть в противоположную крайность». Иными словами, «не всё так однозначно». Под видом этой неоднозначности вы можете проглотить ложь.

— Если человек всю жизнь страдает от отвержения, начиная с родительского дома и времен школьной травли, его может «подкупить» тёплая атмосфера товарищества, когда его готовы принять таким, какой он есть. Если же он вдобавок к этому мстителен и зол, его привлечёт возможность покомандовать, а то и отыграться на тех, кто раньше был недоступен. Например, донести на «слишком умного» однокурсника, выступающего против линии партии.

— Если ваша красная кнопка — жалость и ужас, испытываемые от фактов гибели мирных жителей, пропаганда представит дело так, что невинно убиенные жертвы — на совести террористов, а кривляндская армия пришла всех спасти. Переживание горя и жалости часто бывают невыносимы, ввергая чувствительного человека в серьёзную депрессию, доводя до ежедневных слёз. Если лживые объяснения подоспеют вовремя, горе может конвертироваться в «праведный гнев» на врага. Другой вариант — чтобы не рассыпаться на части, человек может сознательно отказаться от получения новой информации. «Не надо негатива!»

Если вы знаете свои красные кнопки, вы можете принимать определенные меры для того, чтобы помешать пропаганде на них нажимать. Скажем, в случае с горем, жалостью и печалью вы, во-первых, ограничиваете потребление шокирующего контента. Прежде чем кликнуть на видео с рыдающими родственниками убитого, спросите себя: нужно ли вам смотреть подобное, если у вас низкий порог чувствительности к таким переживаниям. Не беспокойтесь: равнодушие вам не грозит. Во-вторых, очень важно придерживаться фактов. Кто именно убил этого человека? Есть ли этому доказательства? А в случае со стыдом или страхом отвержения очень важно не оставаться в изоляции. Нужно, чтобы у вас были единомышленники, которые вас поддерживают и с которыми можно поделиться переживаниями.

Далее мы более подробно разберем механизм воздействия нескольких самых популярных красных кнопок пропаганды и обсудим меры борьбы с бесконтрольным их нажатием.

3 Красная кнопка «Хороший родитель»

В голове каждого из нас есть не полностью осознаваемый нами «список» приятных, желательных для нас способов коммуникации с окружающими. Нам нужны хорошие собеседники, «спарринг-партнёры», с которыми мы оттачиваем аргументацию для своих решений. Иногда нам нужен человек, который нас вдохновляет. И почти у всех в этом списке есть в том или ином виде фигура «старшего и мудрого». Это не обязательно должен быть реальный, ныне живущий человек, и у нас не обязательно должна быть возможность обратиться к нему напрямую (даже если он действительно существует где-то в мире). Здесь не может быть единого рецепта, так как разные люди имеют разные отношения со своими «старшими». Кому-то, например, просто приятно знать, что где-то живёт-поживает его старенькая учительница по литературе, и пока она жива — в мире теплее. Другой же с детства привык советоваться со своим старшим братом и во всех жизненных решениях полагаться на него.

Для некоторых из нас иметь «старшего и мудрого» настолько важно, что в обмен на эту возможность они готовы возложить на «старшего» часть ответственности за свою жизнь. Такие люди любят иерархические структуры, где решения спускаются сверху. Им легче существовать в условиях традиционной семьи, в которой муж принимает решение за жену, а родители — за выросших детей. Именно такие люди особенно уязвимы, когда правитель государства начинает играть перед гражданами роль заботливого родителя (здесь просится слово «подданные», ведь неотъемлемое право гражданина — самостоятельное принятие решений). Авторитет властей для них очень высок, и пропаганда работает в их головах практически не встречая препятствий в виде критического мышления. Как же, это ведь «сам папа сказал»!

Такой человек:

— предпочитает свободе безопасность, а риску — надёжность, преувеличивая степень риска и принимая решения в пользу «стабильности», даже если оно обходится явно слишком дорого. Например, не хочет менять работу в госструктуре на более перспективную в частной фирме;

— способен «делегировать решения наверх»: «куда пошлют, туда и поеду», «моё дело — исполнять» приказ»;

— склонен испытывать «сыновнюю» любовь и благодарность к мудрому и заботливому руководителю, облегчение от того, что часть решений принимается за него;

— готов терпеть лишения или работать больше положенного, охотно отказывается от каких-то благ (особенно от благ выбора), если этого требует сохранение лояльности;

— прислушивается к официальной точке зрения властей, не считает нужным её проверять, а другим точкам зрения доверяет меньше, относится к ним с подозрением.

Многие считают, что такое поведение и такие черты были свойственны, например, гражданам Советского Союза. Действительно, можно выделить характерный тип «послушного советского гражданина», вроде того, что был сатирически изображен в образе Семён-Семёныча Горбункова в фильме Гайдая «Бриллиантовая рука». Однако было бы упрощением думать, что советская действительность сама по себе воспитывала подобных людей, или что с ними не соседствовали совершенно иные характеры — инициативные, смелые, свободные, способные проявить себя, пойти против системы или существовать отдельно от неё, скрывая свои устремления. Вспомним о 25 % детей-нонконформистов в экспериментах с кашей.

Стремление иметь в лице власти «хорошего родителя» — не социальная, а характерологическая черта. Конечно, авторитарные и тоталитарные режимы с большей вероятностью заставляют человека проявлять эту свою черту. Но это не является неизбежностью. Если вы замечаете за собой усталость от принятия решений, стремление передать инициативу «более мудрым старшим товарищам» — задайте себе несколько важных вопросов:

— Какими были мои отношения с родителями, учителями, старшими в семье и во дворе? Какие «хорошие старшие» и «плохие старшие» встречались в моей жизни? Как они обращались со мной? Как я относился к ним? Например, испытывал ли я страх перед наказанием? Были ли у меня близкие, тёплые отношения с кем-то из родителей? Как вела себя первая учительница (учитель)?

— Что из этого опыта мне кажется полезным, а что — не очень? Что мне сейчас помогает, а что нет? Чего мне, возможно, не хватило? Не пытаюсь ли я компенсировать, дополучить это сейчас, во взрослой жизни? (Например, не назначаю ли я вождя на роль отца?)

— Если у меня есть опыт, который мешает мне и формирует моё желание зависеть от старших, то как я могу удовлетворить свою потребность в защите, безопасности — и при этом продолжать распоряжаться своей жизнью самостоятельно?

— До какой степени я готов следовать за «старшими» и слушаться их в своей общественной, профессиональной, частной жизни?

Мы все обладаем разными характерами, имеем разный жизненный опыт. У многих сложные отношения с родительскими фигурами. Но это ещё не значит, что мы обречены «всю жизнь искать отца» в каждой потенциально авторитетной фигуре. И без сомнения, мы в силах отделить внутреннюю потребность в защите и передаче ответственности от желания отдать свою свободу за видимость безопасности. А это всегда именно видимость — ведь на деле вожди и правители совсем не дорожат жизнями своих «детей» и спокойно приносят их в жертву, примером чего может служить любая большая война.

4 Красная кнопка: «Козлы отпущения»

Ещё одна важная потребность людей, которую закрывает пропаганда, — это канализация агрессии. Разделяя людей и назначая козлов отпущения, пропаганда как бы делает травлю легитимной. Обычно пропаганда рационализирует эту разрешённую агрессию как защиту или как очищение.

— Объект агрессии объявляется агрессором, а мы «только защищаемся». Так, Кривляндия заявила, что террористы и сторонники Апокалипсиса уже находились «на низком старте» и были готовы напасть на нее, и лишь своевременное превентивное вмешательство спасло кривляндцев от вторжения. Также в Советском союзе:

— Какая-либо социальная группа объявлялась «вредной», сравнивалась с сорняками, пожирающими сад насекомыми и т. д. «Религия — опиум для народа, не жалей поповского сада и огорода». Так партия в Советском союзе проводила «чистку рядов». Фашисты так же использовали дискурс «очищения», объясняя, почему нация должна избавиться от евреев, цыган и душевнобольных.

Как правило, объекты агрессии постоянно меняются, так как, во-первых, старые могут быть уничтожены, а во-вторых, конкретный объект не так важен и всецело зависит от того, что в данный момент выгодно власти. Германия, Италия, Китай и другие страны могли быть друзьями или врагами Советского Союза в зависимости от перипетий внешней политики.

Объектами агрессии становятся не только страны, социальные группы или конкретные персоналии, но и другие сущности, например, вещи, качества, стили, слова. Это может быть «вредная книга» (кампания против «Доктора Живаго» Пастернака в СССР или «Сатанинских стихов» Салмана Рушди в исламском мире), вредная музыка («Сегодня ты танцуешь джаз, а завтра Родину продашь»), продукт (сыр «Пармезан» или грузинские вина в постсоветской России).

Каким образом граждане могут проявлять свою агрессию? Предлагаются разные способы. Пропаганда может задавать тон, используя гневные эмоциональные инвективы, прямую брань, навешивая ярлыки и клички. Поощряется снижение толерантности к объекту агрессии в быту (например, еврейские погромы; «патрули», обрезающие длинные волосы у молодых людей; побивание камнями девушек, одетых «не как подобает правоверной мусульманке»). Практикуются способы разделения, изоляции (гражданам запрещается ездить в какую-либо страну или страны; неугодная социальная группа подвергается сегрегации, преследованиям).

Пропаганда может регулировать уровень агрессии в обществе, подогревая подозрительность и тревогу граждан или понижая её уровень. Она также может искусно направлять её в нужное русло, отвлекая внимание народа, например, от снижения уровня жизни или недостаточного успеха военной кампании. Дело даже не в недостаточной информированности. Даже если люди понимают, кто виноват на самом деле, они не могут направить свои чувства на истинного обидчика, поэтому им даётся возможность обвинить кого-то ещё. Так, виновниками инфляции в Кривляндии были назначены страны, которые ввели против неё торговую блокаду.

Когда пропаганда взвинчивает общий уровень агрессии в обществе, более агрессивными становятся не только жертвы пропаганды, но и те, кто ей противодействует — страдают от этого все, без исключений.

Может случиться так, что вы назначите на роль козла отпущения … самих себя. Часто говорится о том, что у жертвы пропаганды «внешний локус контроля», то есть, такой человек охотно винит в своих затруднениях не себя, а назначенного извне «врага», кем бы он ни был. И наоборот, считается, что если человек обладает критическим мышлением, то его локус контроля скорее внутренний — он прежде всего думает, в чём заключается его собственная ответственность за происходящее. В реальности дело обстоит сложнее. Пропаганда может использовать в своих целях и внешний, и внутренний локусы контроля. Причина в том, что некоторые люди охотнее направляют агрессию на самих себя, а не на внешнего врага. Такие люди тоже могут стать жертвами пропаганды, парадоксальным образом записывая во враги самих себя. Это происходит двояким образом.

— Тебе не нравится, что происходит в стране? Конечно, как это может тебе нравится. Ведь будущее принадлежит только рабочим и крестьянам/ истинным арийцам, а ты потомок дворян/ еврей. Поди и тихонько утопись, пока мы не взялись за тебя.

— Тебе не нравится, что происходит в стране? Ты сам виноват в том, что это происходит. Где ты был восемь лет назад, пятнадцать лет назад, почему ты не сверг правительство, которое теперь творит что хочет?

Как видим, пропаганда знает толк и в такой агрессии, которую человек может направить на себя самого. Власть может умело создавать в своих врагах ощущение ничтожества и бессилия, которые мешают им сопротивляться и заставляют раньше времени сложить оружие. Не поддаваться такой пропаганде — значит не путать голос совести с голосом депрессии. Спросите себя:

— В чём конкретно состоит моя ответственность? Кто пострадал в результате моих действий или действий моей организации? (Вполне может быть так, что вы действительно причинили кому-то реальный вред. Но эту реальную вину нужно отделить от непродуктивной «вины вообще»).

— Если я действительно нанёс кому-либо вред, что я могу сделать, чтобы исправить ситуацию, компенсировать, возместить причиненный ущерб или хотя бы не допустить подобного в будущем? Какие хорошие поступки я могу совершить сейчас, чтобы, кроме вреда, приносить людям и добро?

— Готов ли я нести ответственность за свои действия? Какую именно ответственность я предложил бы нести своему другу, если бы он совершил то же, что и я?

— Что именно я должен был сделать иначе? Мог ли я предвидеть, как изменится ситуация из-за моих действий?

— В каком состоянии я нахожусь? Могу ли отделить голос совести от агрессии, направленной против самого себя? Возможно, истинные виновники происходящего — не внутри, а вовне?

Пропаганда многолика. Оба утверждения — и «всё дело в тебе», и «мы молодцы» — могут быть предметом манипуляций.

5 Красная кнопка: «Будь хорошим, и всё будет хорошо!»

Одно и свойств пропаганды, позволяющее ей внедряться в наш мозг — это умение примешивать ложь к бесспорной истине. Недаром пропаганда, например, патриотизма или семейных ценностей может выглядеть совершенно не опасной и не вызывать никаких подозрений. Ну чего плохого в берёзках, колосьях и златовласых внучках на руках у мудрых дедов с седой бородой? Ничего. Но пропаганда умеет использовать подобные «абсолютно прекрасные» картинки для иллюстрации той своей «правоты», которая уже не столь бесспорна.

Пропаганда может взывать к таким бесспорно позитивным общечеловеческим качествам, как:

— терпение и умеренность. В самом деле, экономия и здоровое самоограничение — хорошие вещи, которые помогают беречь окружающую среду, осознанно относиться к своему здоровью, не слишком сильно переживать по поводу статусного потребления, испытывать счастье не только из-за обладания материальными ценностями. Однако пропаганда призывает к умеренности и терпению, когда требует от граждан закрыть глаза на ухудшение образа жизни, а то и напрямую пожертвовать собственным благосостоянием «во имя государства» (например, отдать его ворам из правящей партии). Мы вас ограбим, а вы будьте терпеливы и не желайте большего! Это напоминает злоупотребления недобросовестных отцов церкви, с которыми боролись истинные праведники всех времён.

— любовь, верность, уважение к старшим, семейные ценности. Нет сомнения в том, что семья — важный ресурс для человека, а любовь — одно из прекраснейших чувств на земле. Но пропаганда использует их, чтобы противопоставить другим возможным выборам индивидуума, например, сознательной бездетности или гомосексуальности. «Традиционные ценности» в наше время становятся настоящим рабством: если раньше им не было альтернативы, то теперь она есть, и отменить её можно только искусственными запретами. Здесь пропаганда, как и всегда, переходит от защиты к нападению, например, объявляя гомосексуальность «пропагандой насилия среди малолетних». Уважение к старшим оборачивается отсутствием социальных лифтов для молодёжи и людей среднего возраста (если люди предыдущего поколения продолжают держаться за власть), и так далее.

— патриотизм, любовь к Родине. Концепция национального государства, сложившаяся по-настоящему лишь в XIX веке, немедленно стала предметом широчайших злоупотреблений. Если оставить за скобками политические теории, которые не являются предметом нашего разговора, то любовь к месту рождения или проживания, к людям, с которыми разделяешь общее прошлое, язык и культуру, также вполне понятна. Но в чём она выражается, эта любовь? Желание улучшать условия жизни на Родине и неравнодушие к ее судьбе, личное деятельное участие в общественной жизни — все это не столько патриотизм, сколько гражданская ответственность. Пропаганда обычно пытается пробудить в гражданах другой патриотизм: убеждённость в том, что принадлежность к определённой нации сама по себе делает человека счастливым и хорошим (и попутно развивая желание жертвовать собой ради этой принадлежности).

— трудолюбие. Очевидно, что пропаганда любви к труду позволяет использовать этот самый труд за бесценок или вообще за него не платить. Если труд — благо, то за право на него можно заставить ещё и приплачивать. Подобная пропаганда редко имеет полный успех (даже в самых тоталитарных обществах граждане хотят есть), но всё же иногда власти удаётся заморочить людям голову и сподвигнуть их на бескорыстный энтузиазм. Вместо денег можно платить им славой и почётом, выдавать медали и благодарности.

Пропаганда может проповедовать любые добродетели, увязывая их со своими целями. Так, во времена нацизма «истинный ариец» должен был вести здоровый образ жизни и быть физически полноценным. Велась своего рода пропаганда здоровья. В позднем Советском Союзе насаждался образец вежливого, скромного, совестливого человека, который скорее уступит другому, чем будет на что-либо претендовать сам. В каждой булочной висел лозунг: «Ничто не даётся так дёшево и не ценится так дорого, как вежливость». Связь такого рода пропаганды с цинизмом, агрессией и лицемерием может быть многоплановой. Пропаганда «добродетели» может позволять подлецам чувствовать себя благородными (мы не доносы пишем, а боремся с безнравственностью!). Но обычно «мораль рабов» пропагандируется лишь для подчинённых (это они должны быть скромными трудягами), а начальство продолжает вести себя по-прежнему, с отъявленным цинизмом.

Человек свободен. Он может быть добродетельным (и вообще каким угодно) только по своей воле, в результате собственного свободного выбора. Об этом нам говорит христианская религия, и именно в этом заключается ответ на вопрос, почему в мире существует зло (потому что человек создан изначально свободным и нередко выбирает соблазны). Но то, что человек выбирает распоряжается своей свободой именно таким образом не значит, что свобода плоха и добро надо насаждать силой. К сожалению, насильственное добро превращается в стопроцентное насилие, а субстанция добра в отсутствие свободы испаряется, улетучивается.

То же относится и к пропаганде, в которой истина смешивается с ложью. Увы, никакой смеси не получается: полученное вещество будет целиком состоять из лжи, а то хорошее, что могло быть в нём заключено, потеряется навсегда.

Кривляндская пропаганда часто использует сюжет старой сказки, в которой маленькая девочка находит волшебный жёлудь. В самом деле, страна знаменита своими древними дубами, «под защитой» которых она находится. Могучий дуб красуется на гербе Кривляндии, и даже валюта Кривляндии — золотой дублон (в просторечии «дупло»). К сожалению, сейчас в сознании людей, которые не подвержены пропаганде, дуб ассоциируется лишь с ложью и официозом. Жители стран, ставших жертвами кривляндской агрессии, с ненавистью называют солдат противника «дуболомами», а жертв пропаганды «желудями»: мол, в тени этого страшного дерева ничего и никогда не сможет вырасти, если его не спилить. Так живая вода становится мёртвой из-за пропаганды.

6 Красная кнопка: «Единственная версия»

Ранее мы уже говорили, что пропаганда охотно использует обобщения. Она делает это по многим причинам:

— чтобы отвлечь от конкретики, которую труднее подделать;

— чтобы упростить картину мира и сформировать сильные установки;

— чтобы создать систему противостояния чёрного и белого;

— чтобы работать с ассоциациями и вызывать сильные чувства, от эйфории до страха.

Пытаясь «разминировать» пропаганду, гражданин сталкивается с тем, что опровергать приходится не только сами факты, но и структуру предложений, разбирая их на кирпичики вплоть до подлежащих и сказуемых. Иногда ложь зашита в них на уровне слова, на уровне конструкции фразы. Порой даже непонятно, почему то или иное утверждение является пропагандистским — ведь вроде бы ничего такого не сказано. Пропаганде может служить сама структура текста, его форма, контекст — как, например, статья о гей-прайдах во «враждебной» стране, помещённая на первую полосу вместо действительно важных новостей (которые замалчиваются и игнорируются). Или как рассказ о военном поражении, облечённый в формулировки вроде «плановая перегруппировка войск». Обобщение может являться в форме умолчания или погружения в подробности, не относящиеся к делу, и так далее.

Обобщения работают на психологическую защиту, которая называется рационализацией — стремление найти фактам подходящее объяснение. Рационализация противоположна истинному стремлению разобраться, даже мешает ему. Тот, кто рационализирует, спешит как можно скорее «положить факт на нужную полочку», он озабочен не тем, чтобы по-настоящему понять, что происходит, а собственным спокойствием, отсутствием тревожащих противоречий, когнитивного диссонанса. Пропаганда услужливо подсовывает «рационализаторам» нужные удобные полочки для всех фактов. Этими полочками и являются обобщения. Людям не приходится думать слишком долго, и тревога не успевает причинить дискомфорт.

Обобщения идут рука об руку с идеологизацией. Пропаганда политизирует и проблематизирует любое общественное событие, трактуя его в нужном для себя ключе.

Например, ярко выраженная черта кривляндской пропаганды — любовь к историческим персонажам, которые берутся «в союзники». При этом историческая истина может искажаться или истолковываться так, как выгодно пропаганде. Жестокий король Жутий Свирепый, казнивший людей целыми городами, объявляется стратегическим политическим мыслителем, предвидевшим объединение Кривляндии. Князь Филорот Обширный назначается святым покровителем армии Кривляндии, хотя в реальной жизни это был просто типичный средневековый деятель, талантливый политик и полководец, набегами увеличивавший территорию своего княжества. Идеологизация обращается вспять: все войны, которые вела Кривляндия, объявляются пропагандой освободительными и, кроме того, выигранными, хотя это совсем не так.

Идеологизация, опять же, позволяет быстро и ловко рационализировать любое событие, но кроме этого она работает и на другие психологические защиты. Это и отрицание (например, того, что предыдущая война принесла народу очень много горя и стала травмой для нескольких поколений), и примитивное расщепление (наши — хорошие, не наши — плохие), и отыгрывание вовне (можно скандировать лозунги или пойти избить «идеологического противника»).

В результате идеологизации пропаганда может выстраивать целые сложные конструкты, модели, внутри которых есть своя система правил, и которые могут казаться непротиворечивыми для тех, кто продолжает мыслить в их рамках. Например, такой была идеологическая система, выстроенная гитлеровским нацизмом. Когда пытаешься разобраться в ее устройстве, противоречия видны невооруженным глазом. В частности, Гитлер утверждает, что все нации борются за жизненное пространство и побеждает сильнейшая. Но почему в таком случае арийцы должны бояться «вырожденцев», ведь они сами исчезнут с лица земли, так как они слабы? И чем так уж страшны евреи, если у них вообще нет никакого собственного жизненного пространства? Однако для идеологов нацизма и жертв его пропаганды никакого противоречия во всей этой теоретической каше не было.

Жертва пропаганды обладает коротким вниманием, в зону которого легко попадают эмоционально заряженные идеи и ложные факты. Это не позволяет людям увидеть противоречия в созданной идеологической системе. Им просто не хочется их видеть. Мир человека, попавшего под власть пропаганды, состоит из ярких точек и тумана «неважного» между ними. Психологические защиты не позволяют разглядеть в этом тумане разрывы логических связей (не говоря уж о том, чтобы обнаружить ложь).

Ещё один признак пропагандистской идеологизации — нетрадиционное, своеобразное, извращённое использование терминов. Либерализм и демократия в устах пропагандистов значат совсем не то, что определяет словарь (также как «космополит», «интеллиген

Предисловие

«Мы не можем знать всего… всё не так однозначно…»

«Не бывает дыма без огня…»

«Все врут, я никому не верю…»

«Я знаю этих ребят, они не могли так поступить…»

«Там, наверху, тоже не дураки сидят…»

Все эти утверждения кажутся взвешенными и справедливыми. Но на практике они нередко оборачиваются отказом от попытки разобраться в ситуации, зависимостью от «старших по званию», превращением самостоятельных субъектов – в беспомощных детей, не имеющих собственного мнения или слепо верящих тому, что им скармливают масс-медиа и социальные сети.

Эта книга исследует пропаганду с точки зрения психологии. Она не ставит себе целью убедить читателя в какой бы то ни было точке зрения. Моя цель как автора – рассказать, что такое пропаганда, какие приемы она использует, как она работает внутри нашей головы и во внешнем медиапространстве. Я уверен, что даже в нашем сложном мире, где ложь и правда перемешались, где средства массовой информации создают настолько убедительные картинки, что их истинность даже не хочется подвергать сомнению – человек в силах самостоятельно вернуть себе контроль над тем, что он знает и во что верит, а значит, и над собственной жизнью. Но для этого нужно вооружиться информацией, логикой, осознанностью по отношению к своим чувствам и эмоциональным интеллектом.

Тем, кто никогда не сомневается, эта аудиокнига не поможет. Тем, кто молча (или громко и уверенно) соглашается с большинством, и на чьей стороне сила, – она не нужна.

Эта книга для вас, если вы:

– активно формируете собственное мнение или стремитесь это делать;

– хотите разобраться в том, что происходит в мире, в стране, у вас под носом;

– чувствуете, что вас обманывают, не понимаете, кому верить;

– сомневаетесь в себе, находитесь во власти посторонних влияний и испытываете противоречивые чувства.

Мы поговорим о том,

– почему в сложном современном мире человеку подчас недостаточно «просто быть хорошим и делать своё дело»

– зачем нужна собственная позиция по поводу того, что будто бы не касается нас напрямую (но это только кажется);

– что мы чувствуем, и как наши сложные чувства и неспособность их принять дают возможность нас обманывать;

– как перестать отрицать эти сложные чувства и научиться с ними жить;

– как работает пропаганда и как отличить правду от лжи, даже если ложь хорошо маскируется;

– какие типичные приёмы используют те, кто хочет нами манипулировать, какие наши психологические защиты они эксплуатируют;

– как найти время, силы и другие ресурсы на то, чтобы получать проверенную информацию;

– как говорить с теми, кто кажется «оболваненным», и когда это стоит делать, а когда нет.

Глава 1. Зачем нужно собственное мнение

1 Что такое пропаганда

Обычное определение гласит: пропаганда – это влияние на массовую аудиторию с целью сформировать её мнение. При этом пропаганда всегда метит в отдельно взятого человека, не давая ему возможности сформировать мнение самостоятельно. До появления масс-медиа пропаганды не было, так как единственным способом добиться широкого охвата населения были слухи. Пропаганда появилась одновременно с прессой и бурно расцвела с появлением радио и телевидения – в двадцатом веке. Возможно, именно способность медиа достигать ушей и глаз всех и каждого отчасти и спровоцировало появление в XX веке тоталитарных диктатур.

Один из фундаментальных трудов о пропаганде, книга «Пропаганда» Эдварда Бернейса, племянника Зигмунда Фрейда, вышла в свет в 1928 году. В ней автор обобщил и предсказал многие моменты, касающиеся пропаганды. Прежде всего, он считает ее важным условием функционирования демократического общества, более того – он считает ее необходимостью. Пропаганда, по Бернейсу, – не что иное как политическая реклама, с помощью которой партии (представители разных элит) борются за контроль над массами. «Сознательное и умелое манипулирование упорядоченными привычками и вкусами масс является важной составляющей демократического общества, – пишет Бернейс. – Приводит в движение этот невидимый общественный механизм невидимое правительство, которое является истинной правящей силой в нашей стране. Нами правят, наше сознание программируют, наши вкусы предопределяют, наши идеи нам предлагают – и все это делают в основном люди, о которых мы никогда и не слыхивали. Таков логичный результат организации нашего демократического общества». Вслед за своим дядей Бернейс подвергает сомнению всецело рациональное поведение человека и пишет, что проницательный пропагандист, учитывая бессознательные мотивы поведения людей, может лучше проникать в их истинные желания. Коллега Бернейса, Уолтер Липпман, также считал, что пропаганда задает вектор мнениям людей и помогает им формировать собственное суждение о процессах, происходящих обществе. Однако, в отличие от Бернейса, Липпман считал, что пропаганда не помогает, а мешает демократии воплощаться в жизнь; ведь получается, что пропаганда фильтрует событие, в сущности – заново создаёт его для людей, показывая его таким, как это выгодно той или иной партии. Таким образом, в уме человека образуется не правдивая картина, отражающая действительность, а «ложная среда». Так элита достигает своей цели, манипулируя умами людей и предоставляя им лишь ограниченную информацию. В качестве противоядия Липпман предлагает улучшать систему образования, с тем чтобы люди могли более качественно формировать свои мнения, и им не требовался посредник в виде пропагандиста. В частности (и это очень важно для нас!) Липпман предлагает давать людям представление о том, что идеи не являются частью нашей личности, а значит, могут быть отделены от субъективной части «я». Идеи можно наблюдать! Собственные идеи – подлежат рефлексии и анализу. Эта идея, берущая начало в психоанализе, действительно плодотворна. Осуществить её на практике в масштабе страны, конечно, невозможно, однако далее вы увидите, как рефлексия и осознание собственных чувств помогает нам бороться с пропагандой в собственной голове.

Есть ли четкая граница между пропагандой и другими видами воздействия, убеждения, доказательства? Нет, подобной чёткой границы не существует. Рассмотрим в качестве примера ношение масок в эпидемию: одни считают это пропагандой, другие – кампанией за общественную безопасность. Но есть несколько признаков, которые дают основание заподозрить пропаганду.

– Пропаганда обобщает конкретику до идеологии. Например, призыв «носите маски в эпидемию» не подходит под этот критерий, а «все, кто не носит маски, – люди второго сорта» – подходит.

– Пропаганда метит прямо в вас, она хорошо заметна. Если она рассчитана на вас, не заметить ее вы просто не сможете. И очень часто она содержит в себе элементы того, с чем вы отчасти согласны (или того, что вас беспокоит) – чтобы лучше внедриться в ваши мозги. Иными словами, пропаганду легко «проглотить не жуя».

– Пропаганда широко использует риторические приемы, жонглирует фактами, подменяет контент, запугивает или эйфоризирует. Для пропаганды характерен взвинченный тон.

– Пропаганда маскируется, чтобы мы больше ей доверяли. Например, нанимает блогеров-троллей, которые притворяются обычными комментаторами, и выпускает «нейтральный» контент, в котором «простые» люди скрыто транслируют пропагандистскую повестку. Маски, фейковые аккаунты, сайты, боты – пропаганда умело шифруется, чтобы добраться до наших мозгов.

– Пропаганда разделяет людей, подчёркивает различия между ними. Очень часто в пропагандистских материалах есть «мы» и «они». Есть много ситуаций, в которых такое разделение является близким к истине (например, когда страна-агрессор ввела войска в соседнее государство и пытается его захватить), однако во многих других ситуациях оно неоправданно. Даже если существуют чётко определённые истина и ложь – не стоит жёстко и бескомпромиссно разграничивать людей, которые привержены разным точкам зрения.

– Пропаганда заставляет как можно быстрее переходить к выводам, чтобы человек не успел задуматься и сформировать собственное мнение. Некогда и незачем строить длинные цепочки доказательств: две-три простые кнопки – и мы у цели.

В рамках этой книги мы будем рассматривать пропаганду скорее как нечто мешающее формированию собственного мнения. Пропаганда часто лжёт – просто потому, что она может лгать, потому что ложь часто бывает выгодной, и ничто не может эту ложь сдержать.

Есть исторический анекдот. Однажды советский писатель Гранин в Веймаре поинтересовался у местных жителей:

– Как вы могли не замечать труб концлагеря Бухенвальд, ведь они дымили прямо у вас на глазах? Куда вы смотрели?

«Сейчас они скажут мне, что смотрели в другую сторону, и я напишу в заметке, что ответил: «но, чтобы смотреть в другую сторону, как вы узнали, от чего надо отворачиваться?» – подумал Гранин, радуясь эффектной находке.

Однако, согласно анекдоту, местные жители, привычные к вопросу, ответили Гранину:

– Когда вы плывёте по Беломорканалу, куда вы смотрите? Там могилы советских людей по обеим сторонам – и отвернуться-то некуда.

Скорее всего, это байка, но весьма характерная. Немецкий фашизм, так уж сложилось, стал отнюдь не золотым стандартом любого разговора о пропаганде и массовой индоктринации населения. В подобных разговорах трудно избежать аргументов ad hitlerum, которые всегда кажутся немножко демагогическими. Но что поделать, если нацистский урок до сих пор беспокоит человечество и кажется (не кажется) так и не выученным. Говоря о пропаганде, очень трудно разделить суть дела и манеру изложения. Борясь с пропагандой – мы пропагандируем. Остаётся только быть максимально честным с самим собой и читателем. И я постараюсь.

2 Как пропаганда формирует сильные установки в голове человека

В попытках найти ответ, как стало возможным массовое оболванивание населения в гитлеровской Германии, я прочёл книги Себастьяна Хафнера «История одного немца» и «Некто Гитлер». Из них я вынес для себя много интересных наблюдений о пропаганде и о том, как люди начинают верить в то, что противоречит и здравому смыслу, и их собственному опыту, и известным им фактам.

Взять, например, евреев. Они на протяжении очень долгого времени жили рядом с немцами, причём охотно ассимилировались, заключали с немцами смешанные браки. Обычный ежедневный опыт среднестатистического немца отнюдь не говорил ему о том, что еврей – это чужой. Уровень бытового антисемитизма в Германии до Гитлера был низким. Как же ему удалось буквально за несколько лет заставить немцев поверить в то, что евреи вынашивают коварные планы, причём не какие-то абстрактные евреи-олигархи, а все, любые – твой зубной врач, знакомый продавец в лавке, сосед по дому? Как ему удалось сделать так, что идея, абсолютно не выдерживающая критики реальности, всерьёз перевесила в головах обычных немцев их повседневный жизненный опыт? Ведь стоило хоть немного применить критическое мышление – и стало бы ясно: да нет, евреи – люди как люди.

Но в том-то всё и дело, что пропаганда не позволяет подумать даже чуть-чуть. Она отключает возможность критического мышления по конкретным поводам, в конкретных точках, блокирует его. Она не дает видеть реальность, заменяя её абстрактной идеей, которая «обратным ходом» конструирует новую иллюзорную реальность поверх настоящей.

Это происходит путём формирования сильных установок – так в социальной психологии называются априорные предварительные оценки, которые срабатывают у человека при столкновении с любым предметом или явлением.

Вообще говоря, формирование установок – это естественный механизм работы мозга. Он предохраняет себя от перегрузки информацией, используя шаблоны: «это похоже на то, что я уже много раз видел, значит, это и есть…» Установка позволяет сэкономить время на обработку информации и отреагировать быстрее. Как правило, упрощение бывает оправдано. Но этот же самый механизм снижает количество уникальных реакций, уменьшает нашу возможность замечать необычное, видеть детали и отличия конкретной реальности от наших готовых шаблонов. А кроме того – именно он даёт пропаганде эффективно работать в наших головах.

Мозг классифицирует многие проблемы (предметы, события, объяснения) как «слишком сложные» и стремится предохранить себя от перегрузки. Поэтому, когда пропаганда подсовывает нам образы, мемы и логические цепочки, которые позволяют отнести эти проблемы и события к уже знакомому классу явлений, мы с большой вероятностью бессознательно соглашаемся это сделать. Вернее, так: «в режиме умолчания» мы обязательно это сделаем, если не включим «ручной режим» и не предпримем специальных усилий, чтобы сопротивляться тому, как всё «идёт само».

Сильные установки, которые предлагает пропаганда, сильны тем, что они, во-первых, встраиваются в уже существующие «крупные» шаблоны и образы человека, а во-вторых – используют волнующие темы, по отношению к которым невозможно остаться равнодушным. Вернёмся к еврейской теме:

– пропаганда использует уже существующие шаблоны (национальная идентификация, «мы – немцы»), готовую идею о том, что у нации есть враги (после Первой мировой войны в обществе были сильны настроения обиды и ресентимента, а потому многие готовы были считать, что «в нашем поражении виноваты предатели»);

– пропаганда затрагивает волнующие темы (враги могут быть хитрыми и жить среди нас, вредить нам прямо сейчас, если не быть бдительным, можно понести серьёзный урон!), использует неудобные чувства – тревогу, страх, стыд, вину; как минимум не отвергать эту мысль сразу.

Так пропаганда побеждает реальность. Есть реальный зубной врач, живущий на моей улице, и его милейшая семья – и есть тревожная мысль о том, что любой еврей может оказаться врагом и не нужно терять бдительности. Чем больше человек «узнаёт» об этой теме из пропаганды, чем более информированным он себе кажется, тем твёрже становится сформированная сильная установка. Мозгу всё труднее воспринимать что-то, что противоречит сложившейся стройной концепции. Раньше никакой концепции не было, лишь разрозненные факты: ну да, я знаю Гольдшмидта, и Каца, и Коэна, и все они люди как люди. Теперь есть сильная и цельная, непротиворечивая эмоциональная концепция, и она меняет отношение к этим разрозненным фактам. Происходит быстрая эволюция, в ходе которой сильная установка побеждает наблюдаемую реальность.

– Ну да, Кац, Коэн и Гольдшмидт, может, и ничего, но ведь это частные случаи, а вообще-то евреи всегда были врагами.

– Странно, на вид Кац, Коэн и Гольдшмидт люди как люди, но, возможно, я про них чего-то не знаю. Наверняка они многое скрывают. Ведь я не знаком с ними близко. Надо быть настороже, они ведь всё-таки евреи, а про них мы теперь знаем, что с ними держи ухо востро.

– Я так и знал, что Кац, Коэн и Гольдшмидт – тоже враги, чего еще ожидать от евреев! Какие сволочи, как умело маскировались много лет! Ведь мы даже обменивались подарками, когда у нас рождались дети!

До формирования сильной установки евреи в принципе не были в фокусе внимания человека, он не имел о них никакого устойчивого мнения. Теперь такое мнение появилось, и ему оказалось не с чем конкурировать: человек в нём уверен и готов его защищать. Даже факты, которые в другое время сыграли бы в пользу Каца и Гольдшмидта, теперь только усиливают ненависть.

Но важнее другое. Пропаганда заставляет человека думать, что рассматриваемый вопрос очень важен. Недаром многие жертвы пропаганды признаются, что до появления вопроса в поле зрения «просто как-то не задумывались» о нём. Но теперь-то они задумались, и вопрос о евреях будоражит ум: это не просто «где-то, кто-то» – это конкретные Кац и Гольдшмидт, они живут на нашей улице, создавая ежеминутную, актуальную и острую угрозу безопасности. А так как пропаганда тотальна, человек постоянно находится внутри неё, как огурец в рассоле, – то и сильная установка остаётся постоянно актуальной, ей не дают ослабнуть непрерывные напоминания (телевизор, ритуалы, символика, лозунги и т. д.)

Однако есть и хорошие новости. Если до появления сильной установки пропаганды у человека существовала другая сильная установка, сформированная самостоятельно путём рефлексии, обобщения жизненного опыта («Еврей или немец – неважно; людей нельзя дискриминировать по национальному признаку, это приводит к беде, и я не должен так делать») – пропаганде будет гораздо труднее с ним сладить. Такого человека придется провести по гораздо более длинному пути: сначала дискредитировать его предыдущие взгляды («так думают только жалкие слабые космополиты», «вот такие взгляды и приводят немцев к поражению» и т. д.), а потом уж начать обрабатывать новыми. Не факт, что новые установки окажутся сильнее прежних. Даже очутившись в насыщенном рассоле пропаганды, человек с крепкими ценностями будет склонен вести себя не как огурец, а как орех: он замыкается в себе и хранит свой внутренний мир от «просаливания». А кроме того, у него уже есть опыт рефлексии, критического мышления – и он с большой вероятностью применит его и к пропаганде, которая такого воздействия не выдерживает.

Отметим себе этот момент – мы поговорим о нём далее, когда будем разбирать вопрос, зачем человеку вообще иметь собственное мнение по вопросам, которые кажутся ему «далёкими», не касающимися его лично.

3 Сильная установка и идентичность человека

Сильная установка может задавать и укреплять идентичность человека. В этом её огромная привлекательность. Раньше я был просто какой-то Ганс или Фриц, а теперь я штурмовик, наследник Вотана. Раньше был просто Васька, сапожников сын, а теперь я комиссар и марксист.

Именно с тем, что сильная установка формирует идентичность, и связаны сетования многих по поводу того, что «раньше у людей был стержень». В традиционном обществе существовали негласные, формируемые семьёй, церковью и общиной сильные установки, которые затрагивали все актуальные для человека того времени вопросы (а таких вопросов было немного, так как люди жили замкнуто и не видели вокруг себя большого разнообразия). Достаточно было точно знать, как относиться к бедности и богатству, Господу и семье, насилию и милосердию, к тому, как воспитывать детей и принимать у себя людей другой культуры. Общество могло предусмотреть все нюансы этих немногочисленных тем и выдать по ним готовые сильные установки. Люди в традиционном, сословном обществе вырастали с готовой, сформированной идентичностью и ценностями. Дворянин не испытывал внутреннего конфликта, когда нужно было погибнуть за Отечество, а крестьянин покорно терпел побои. Женщина хорошо понимала, в какой мере она может высказывать собственное мнение, а в какой должна слушаться отца или мужа.

В силу экономических факторов начиная с XX века традиционное общество в Европе стало разрушаться, мобильность людей повысилась, личная свобода постепенно начала становиться нормой. С этими переменами изменилось и отношение к «стержню» – ценностям, встроенным в идентичность человека. Теперь всё устроено так: видя вокруг себя разное отношение к одним и тем же проблемам и явлениям, человек постепенно формирует свои сильные установки и формирует собственную идентичность, которая необязательно изначально задана семьёй или окружением.

Но сформировать собственные установки получается не у всех. Есть разные обстоятельства, разные способности и возможности разных людей. Наблюдательность, образование, присутствие рядом хороших образцов для подражания, возможность заниматься любимым делом – многим все это недоступно. В эту-то щель, в этот зазор между отсутствием или нехваткой ценностей (как выражаются консерваторы, «моральной пустотой современного человека») и сознательной выработкой собственных ценностей в течение жизни – и встраивается пропаганда. Она прерывает процесс формирования самостоятельных ценностей и даёт готовые, «легкоусвояемые» сильные установки.

Очень часто пропаганда легко перешибает и традиционные ценности, усвоенные в семье, так как использует, как мы уже сказали ранее, сильные эмоции. «Ну да, отец и пастор говорили, что людей убивать нельзя, но ведь евреи-то – не люди, и души у них нет».

Кроме того, пропаганда, в отличие от традиционного общества, создаёт такие установки, которыми очень легко пользоваться. Они быстро приходят на ум, а главное – не требуют никакого душевного труда. Если то, что внушали отец и пастор, предполагало определенную (небольшую и доступную каждому члену общины) меру душевного труда – по крайней мере, нужно отказаться от некоторых пороков, в чем-то себя сдержать, где-то немного поработать, соблюсти ритуалы, – то пропаганда только потакает инстинктам, она соблазняет, совращает человека. Сильные установки пропаганды обычно не затрудняют, а облегчают жизнь. Именно поэтому они так конкурентоспособны и так легко вытесняют поверхностно усвоенные отцовские заветы.

Гораздо сложнее распропагандировать человека, который выстроил свою точку зрения сознательно, сформировал ее путём размышлений и многочисленных столкновений с реальностью, чем того, кого «так учили в детстве».

4 Роль конформизма в принятии установок пропаганды

Еще одна причина, по которой сильные установки пропаганды работают в человеческой голове, – это свойственный человеку конформизм, желание быть принятым, присоединиться к большинству. Потребность в принятии более базовая, чем потребность в самореализации, так как взывает к нашей безопасности (ведь в одиночку выживать гораздо труднее). Все мы чувствуем некоторое облегчение, понимая, что у нас есть единомышленники, союзники; их наличие усиливает наши ценности, а полное отсутствие – ослабляет.

Есть известный короткометражный документальный фильм советских времён, посвященный эксперименту, в котором принимали участие дети дошкольного возраста. Четыре детсадовца едят кашу, у троих каша сладкая, а у четвертого – пересоленная. Каждого спрашивают, сладкая ли каша. После того, как первые трое по очереди соглашаются, что каша сладкая, четвёртый участник, как правило, тоже говорит, что каша сладкая. Несмотря ни на что. Никто не заставлял малышей соглашаться: срабатывала эта чистая, первичная, примитивная потребность в присоединении к большинству.

Вы можете представить себе, как изменятся результаты эксперимента, если ввести такую переменную как страх наказания или даже просто отвержения, стыда, – и легко поймёте, почему людям в условиях тотальной пропаганды в нацистской Германии или Советском Союзе было почти невозможно сформировать собственное мнение, отличное от мнения большинства. Даже если ты чувствуешь, что каша пересолена, ты скорее убедишь себя, что твои чувства тебе врут, а вот другие – правы. Так легче и безопаснее.

Находились, однако, дети, которые не соглашались с мнением большинства и, несмотря на слова первых трёх участников, сообщали, что их каша – не сладкая, а солёная. Их не так уж мало: во всех подобных экспериментах несогласных оказывается около четверти всех испытуемых. Конечно, если ввести переменную страха и усилить значимость вопроса для людей, то число нонконформистов уменьшается в разы. Но кто-то всё равно остаётся при своём мнении. Это значит, что мы – люди – не безнадёжны.