Поздравляю со смертью бесплатное чтение

1785 год

На деревню Черная грязь, где государыня Екатерина Алексеевна распорядилась построить для нее резиденцию, надвигались густые, душные сумерки. Я отпустил извозчика за несколько верст, чем вызвал его недоумение. При себе у меня был объемный мешок, отданный молдавским ведьмаком за несколько золотых, украшенных чеканным профилем императрицы, и извозчик, простой мужик с обветренным лицом и грубыми мозолистыми руками, не мог понять, почему я один его куда-то собрался нести, выйдя посреди поля. Предложил даже свою помощь за скромную плату, но я вынужден был ее отвергнуть. Колдун предупредил, что я должен совершать обряд один. Тем более свидетели в таком черном, бесовском деле крайне нежелательны.

Я шел долго, взвалив тяжелый мешок на плечи, и быстро проникся сочувствием к портовым грузчикам и носильщикам при постоялых дворах. У них вся жизнь такая! А мне осталось лишь немножко еще потерпеть, превозмогая боль в плечах, спине и шее. И вот наконец она – поляна перед дворцом.

Эх, дворец… Мое сокровище, моя гордость. Я вложил всю душу, всю молодость, все силы, все свое время и даже личные сбережения, когда закончились средства, выделенные государыней из казны – и все ради чего? Чтобы она явилась в неурочное время, раньше обговоренного срока, когда резиденция еще не была закончена, и высказала свое высокопочтенное недовольство? «Дворец снести до основания и переделать». Что?! Переделать? Я лишился всего, я лишился даже семьи: женушка моя не выдержала моей преданности делу, которое должно было меня прославить на века, и ушла. Больше десяти лет! Вдумайтесь! Больше десяти лет я проектировал и строил резиденцию. Оперный дом, Хлебный дом, Дворец, оранжереи… Но внешняя красота оказалась для государыни не так важна, как внутреннее убранство и практичность. «Удобства во дворе?!» – возмущалась она своим громким, с надрывом голосом. Да еще и окна слишком маленькие, а потолки слишком низкие, «как в подземелье», сказала она. Разве ж об этом я думал, воздвигая сию красоту? Величие и удобство несовместимы! Неужели она этого не понимает?.. Меня еще и сослать хотели за дело всей моей жизни, хорошо, что граф Потемкин вступился за меня, проект просто отдали другому… Но кому? Моему подмастерью Казакову! Неужто ученик, по их разумению, может превзойти своего учителя? Какое оскорбление! Лучше бы заграничного архитектора вызвали!

Что мне еще оставалось, как не обратиться к местному колдуну за восстановлением справедливости? Я им – все, а они мне – пинком под зад, да еще и унизили, возвеличив моего ученика надо мной. Нет, не бывать этому.

Я развязал тугой узел бечевки на мешке и начал сыпать заговоренную соль вокруг дворца, читая какие-то странные стишки, которые меня заставил выучить наизусть ведьмак. После говорил уже своими словами: «Ничего у вас тут не будет! Ни дворца, ни дома, ни гостей, ни веселья. Камня на камне не останется! Все, что будет воздвигнуто после моего, – превратится в прах! Да будет так!»

Наше время

Желтое на красном. Лимонные тюльпаны, едва колышущиеся на легком летнем ветерке, малыми гроздями рассыпаны на клумбах на фоне алых тюльпанов – таких же невесомых и послушных, но тем не менее выигрывающих по численности, словно армия персов против трех сотен спартанцев (знаю, что это миф и их было значительно больше, но ведь сравнение красивое). Ярко-желтый шарик на серебристой ленточке, отданный мне добрым ребенком с наивно распахнутыми глазами со словами «Тетя, возьми на счастье!», теперь в моей руке на фоне красного с широким подолом платья. Золотистые лучи жаркого солнца, падающие на стены величественных и до боли красивых сооружений усадьбы из красного кирпича. Желтое на красном – сегодняшний девиз Царицына. Или мой собственный?

Я любила гулять здесь. И одна, и в компании подруг. Нас трое – Наташка, невысокая круглощекая энергичная шатенка, Изольда, яркая брюнетка с аппетитными формами, вечно в стиле «женщина-вамп», и я, Инесса Иванникова. Насколько люблю свое изысканное имя, настолько же ненавижу простоватую фамилию. Хуже только Иванова. Еще хуже Сидорова, конечно, но это уже что-то анекдотическое. Не знаю ни одного Сидорова, если честно. Ивановых и Петровых – массу, а Сидоровых нет. Чтобы казаться еще изысканнее и больше соответствовать своему редкому имени, я выкрасила волосы в цвет «Красное дерево» и выбираю теперь в основном бордово-алую гамму в одежде. Иванникову уже никуда не денешь (если только замуж выйти, но с претендентами у меня пожизненные проблемы), однако встречают-то по одежке, это знают все. Да и фамилию при знакомстве редко кто называет, чай не в Америке живем. Поэтому мне вроде бы удалось с ней смириться. Родители периодически извиняются за Инессу. Говорят, что хотели, чтобы все буквы в инициалах были одинаковыми. Но почему-то им не приходит в голову извиняться за фамилию, ведь к имени-то у меня претензий нет, даже к полному. Ах, ну да, я же не сказала про отчество. Нет, не Ивановна, и слава богу, это был бы перебор. Я Игоревна. Инесса Игоревна. Действительно красиво звучит. Если бы не Иванникова. Пару лет назад мне стукнуло в голову сходить в паспортный стол и взять себе что-нибудь экзотическое. Инесса Индезит, к примеру. «Сделано с умом», – сразу будут думать люди. Уж что-то, а мыслить я умею, не просто же так поступила на философский. Без блата, без денег. Учусь на бюджете. Вопрос, куда мне потом деваться с этим дипломом, но, как говорила прекрасная Скарлетт О’Хара, «я подумаю об этом завтра». Мама остановила меня, кстати, от смены фамилии. Сказала, что когда выйду замуж, я все равно замучаюсь менять кучу документов. Зачем же усложнять себе жизнь и менять их дважды, причем, может статься, в короткий период времени? Да, как я говорила, претендентов на мою руку и сердце нет (то есть имеются, конечно, ухажеры, но они мне не нравятся), но мама у меня оптимистка.

Итак, подруги. Именно Изольда предложила мне сменить цвет волос. Я тоже была брюнеткой, имена у нас похожи (на этой почве мы в вузе и сошлись, сразу поняли, насколько мы особенные и отличаемся от большинства), как итог – люди нас частенько путали. Да, фамилия у нее не на «И», а на «Ф», и отчество, кстати, тоже, но это мало что меняет. Я же говорю, по фамилиям люди редко величают друг друга. И вот, когда я ныла в очередной раз о том, что у меня довольно стандартная внешность, да еще и мы сливаемся с Изей (мы так Изольду кличем, правда за глаза, ей этот сокращенный вариант ее экстраординарного имени, понятное дело, не нравится), а ведь имя-то какое классное, и почему же это я ему не подхожу… И так далее. Короче, Изя тогда и предложила мне кардинально сменить имидж. Отрезать волосы, желательно совсем коротко, под мальчика, или побриться налысо (ага, нашла дурочку, у меня волосы лучше, гуще и длиннее, чем у нее, неужели она всерьез думала, что я на это попадусь) или хотя бы покрасить в бирюзовый цвет. Так модно, сказала она. А я подумала-подумала и правда покрасилась, но в багровый. Чтобы как венозная кровь. (Но на коробочке написано «Красное дерево», как я уже говорила.) «Баклажан», – дразнила меня Изя, когда увидела впервые. Но сейчас привыкла, я так хожу два месяца уже. Баклажан, кстати, фиолетовый, если что. Изольда явно страдает дальтонизмом. Наташка же сказала, что ей нравится, да и многие другие отметили, что этот цвет волос мне идет необычайно. Водители стали сигналить, а некоторые смелые мальчики – требовать мой номер на улицах. Так что заклятая подружка своими «добрыми» советами, сама того не ведая, сослужила мне верную службу.

Кстати, у Изольды сегодня день рождения. Точнее вчера, но отмечаем мы сегодня. Вчера она трапезничала со всей своей большой семьей. Звала и нас с Наташкой, но мы скромно отказались.

– Да что вы выеживаетесь? Там и Алка будет.

Алла – младшая сестра Изольды, которую она периодически берет на наши прогулки и посиделки в кафешках. Нормальная, кстати, деваха, не такая вредная, как ее сестра. Нет, вы не думайте, я Изю обожаю, хоть и с характером девочка, но интересная, яркая, дарит эмоции, а рассказчик – вообще чумовой. Любую занудную историю подаст так, что обхохочешься.

– А зачем ты все время пытаешься смешивать груши и оранжевый? – спросила Наташка. Она тоже на философском, если что, и мы трое просто обожаем странно выражать свои мысли, пытаясь то ли запутать собеседника, то ли свести его с ума. – Я же вас не звала с семьей отмечать, я вам отдельно поляну накрывала.

– Ой, ну ты что, образец для подражания? А я вот так хочу. Чтобы все вместе были, так же интереснее и веселее, когда много людей!

– У тебя и так будет много людей, – встала я на сторону Наташи. – К тому же мы не сможем обсудить наши дела, наши любимые темы, понимаешь?

– Да, при взрослых-то!

– При взрослых? – передразнила Наташку Изольда. – Ах, ну да, забыла, что с детками имею дело! Ладно, как хотите. Тогда втроем встретимся и посидим где-нибудь.

Вопрос, где именно, не поднимался: Царицыно – самое удобное место пересечения для всех. Даже наш вуз неподалеку – по этой же линии метро, Замоскворецкой. Изольда приедет на машине, ей еще год назад предки подарили, возможно, и сестру привезет; Наташка на метро; ну а я приехала на электричке, мне так удобнее из Бутова (моя тачка в ремонте). У меня в районе мало пригодных магазинов, в интернете я нашла парочку интересных вещиц в подарок, но сроки доставки оказались неприемлемыми, так как я вечно все откладываю на потом, в итоге я приехала раньше, чтобы пройтись по местным магазинам, и теперь выхаживала по нешироким тропинкам с шариком (передарю Изольде, раз уж она намекала на детский праздник, то как раз будет в тему) и маленьким подарочным пакетом с флаконом ее любимых духов. Так уж получилось, что пакет был золотистым, а флакон и коробочка – темно-красными. И снова желтое с красным…

Пожилая парочка привлекла мое внимание еще издалека. Даже не знаю почему. Они сидели рядом на лавочке, трогательно держась за руки, и о чем-то тихо переговаривались, не глядя друг на друга. Может, дело было в том, что выражения их лиц не соответствовали романтической атмосфере и любовным касаниям? Или в том, что старуха была в желтом плаще, а старик в черно-красной ветровке?

Я села рядом, благо что длина лавочек в Царицыне это позволяла, поставила подарочный пакетик на темно-коричневые перекладины сидения и привязала к нему шарик, дабы он не улетел, а сама полезла в сумочку за телефоном. Наверно, издалека мы выглядели колоритно: я в красном, дедуля в красном, бабуля в желтом, да еще и рядом с ней, точнее между ней и мной, вздымая кверху, качался на легком ветерке надутый озоном желтый шар.

Телефон подсказал мне, что сейчас десять минут пятого. Оставалось пятьдесят минут до встречи, и это при условии, что девчонки не опоздают. Хотя бы одна из них, вдвоем-то ждать веселее.

– Давай напоследок сходим… туда.

Эта фраза прервала мои хаотичные мысли. Я как раз перебирала чаты в мессенджере с мыслями, кому бы написать, чтобы за виртуальным общением скоротать время, а по последним видимым сообщениям пыталась мысленно восстановить нить разговора с каждым из них, и тут… это. Дедок. Я не знаю, что меня так насторожило. Все-таки контраст? Я же говорю, они сидели как парочка влюбленных, держась за руки. Но лица напряженные, а голос, как теперь можно было судить, с надрывом. Они актеры и их заставляют играть роль любовников? Но я не вижу здесь камер и режиссерского кресла. Один из них террорист, заставляет другого сидеть рядом? Но они оба напряжены и будто бы напуганы. Чего может бояться человек с оружием? Нет, что-то не то… А пара в ссоре не будет держаться за руки и то и дело склонять голову партнеру на плечо. Да и пауза эта таинственная, нагнетающая перед словом «туда». Куда – туда?

– Да… туда, – как зомби отозвалась старушка.

– Там избавление, – так же тихо молвил пожилой мужчина, то ли отвечая собеседнице, то ли бурча сам себе под нос.

– Там все началось, – невпопад произнесла бабуля. Или она отвечала, я просто не поняла? То есть не могла понять без контекста. – Там и закончится.

Я слушала как зачарованная, делая вид, что увлечена перепиской. Телефон в очередной раз издал позывные: мне отвечали люди, с которыми я только что инициировала общение, а мне и дела до них не было. Я даже звук в телефоне отключила, оставив только вибросигнал, чтобы не мешал слушать пожилую пару.

Но слушать больше было нечего. Они помолчали еще секунд тридцать и вдруг резко, как по команде, поднялись – абсолютно молча, но синхронно. Словно сектанты на черной мессе или верующие на службе в церкви. В общем, люди, чьи действия четко скоординированы. Говорит поп «Во имя Отца и Сына и Святого Духа» – и рука сама тянется перекреститься. Также и здесь. Не было никаких «Пошли, что ли?» или «Ну, идем?». Они молчали-молчали и резко поднялись. Одновременно. Глядя только перед собой. То есть никто никому не кивнул, что могло быть рассмотрено как знак. Меня это почему-то жутко напугало. Оказывается, бояться можно не только ночью с выключенным светом, упиваясь очередным кровожадным ужастиком. Маньяк с бензопилой или призрак маленькой девочки – какая, в сущности, разница? Все эти вещи призваны напугать. И я боюсь. Включаю почти каждую ночь какой-нибудь фильм ужасов даже с не очень высоким рейтингом на «Кинопоиске» и боюсь. А здесь… Среди бела дня. В выходной. В многолюдной усадьбе. При ясной солнечной погоде. Без каких-либо вспомогательных факторов, будь то ураган или банда вооруженных преступников. Нет, просто какой-то коротенький разговор двух людей, которых я видела впервые.

Встав, они пошли вперед по тропе. Что делать? Идти за ними будет запредельно глупо. Я и так уселась к ним и подслушала их разговор. Я, конечно, любопытный человек, но не настолько. Чувству такта и вежливости меня все-таки обучали в детстве. Однако было что-то, что меня насторожило. Да, вся ситуация странная, как я уже сказала, но что-то напугало, а что-то в довесок ко всему насторожило. «Напоследок», «избавление», «все закончится». Они будто прощались с жизнью. Что задумали эти старички? Неужели покончить с собой? Я этого не хотела. Да, они странные, но кто знает, как ведут себя люди, принявшие это страшное решение? Может, я села к ним не просто так? Может, я тот человек, на которого Высшие Силы возложили миссию по спасению невинных душ, пока они не совершили страшный, непоправимый грех? Да, я уже полезла в какие-то теологические дебри, но я же философ как ни крути.

В общем, философия (или любопытство?) победила лень и тактичность, и я пошла следом. Парочка уже удалилась на неплохую для старческой немощности дистанцию, и мне пришлось поднажать, чтобы не потерять их из виду. На этой аллее было много людей, так как она близка к поющему фонтану и главному входу, но чем дальше от центральных ворот, тем пустыннее становится усадьба, даже в субботу. Как любой постоянный посетитель, я знала это. Мы прошли Главный Дворец и Дом Оперы и отправились вдоль Верхнего Царицынского пруда на юг, к дальним постройкам.

На открытом пространстве я их видела хорошо, затем мы углубились в дебри, и на извилистых тропинках, окруженных густой травой и листвой, я на время их потеряла. Я походила туда-сюда, вернулась к развилке, где видела престарелую парочку последний раз, и уже решила смириться – сделаю вид, что просто гуляю для себя, надо же как-то убить оставшееся до встречи с подругами время – как увидела одного из них выходящим из-за угла заброшенного здания. Старик. Красная куртка мелькнула между деревьями, я замерла в ожидании, но… ничего не последовало. Он был один. Где же старушка?

Взволновавшись, я кинулась к зданию. Старик шел перпендикулярно к тропе, по которой я бежала, но неужели боковым зрением не заметил меня? Я тоже яркая, и я к нему бегу. Но нет. Ни один седой волос не шелохнулся на его голове под красной кепкой. Он просто шел в сторону от здания. Размеренно, не торопясь, но с легкостью, будто избавившись от какого-то тяжелого груза. Уже подбегая к зданию, я уловила глазами движение справа (а старик ушел налево от меня). Остановившись, я посмотрела в нужную сторону. Точно, желтый плащ. Старушка шла в противоположном направлении, но шла с трудом, медленно, припадая на одну ногу, поэтому я ее увидела позже. Тем более здание было довольно длинным, и она показалась в итоге от дальнего угла, а старик – от ближнего ко мне.

Уже спокойнее я продолжила путь вперед – скорее по инерции, нежели по какой-то надобности. Старуха жива – и то слава богу. А почему они гуляли вместе, держась за руки, а потом вдруг разошлись в разные стороны, как в море корабли, в сущности, не мое дело. Да и не хромала она раньше, ведь я шла за ними столько времени… Стоит предположить, конечно, что она использовала спутника как трость, на которую опираются хромые, поэтому я не заметила ее сложностей с ходьбой.

Я наконец обошла здание и оказалась на той тропе, где старики расстались. Эта тропа была раньше закрыта для моего взора полуразрушенным зданием и зарослями по бокам от него. Итак, что вызвало их ссору? Хотя эта часть усадьбы пуста, и громкую ругань я бы услышала. Получается, они расстались молча? Что ж, тогда…

Мои мысли прервало нечто удивительное. Я как раз повернулась лицом к самому зданию, и на сером бетоне узрела ярко-красную надпись, сделанную, по всей видимости, баллончиком-распылителем. Надпись была сотворена на каком-то неизвестном мне языке и походила скорее на каракули. Однако эти каракули имели законченный вид, будто несколько странных символов решили соединиться в одну семью и стали жить дружно. Я сделала несколько шагов назад, чтобы разглядеть надпись немного издалека. Общая картинка слегка походила на свастику, во всяком случае имела четыре четких зигзагообразных черты, внутри был круг, в котором хорошо себя чувствовал какой-то неизвестный мне символ, а между зигзагами тоже присутствовали разные крючки и непонятные буковки. Я смотрела и смотрела на это произведение искусства, и тут увидела, как картинка пришла в движение. Свастика начала крутиться против часовой стрелки. Я моргнула, потрясла головой и еще раз посмотрела на символы. Нет, все в порядке, мне просто почудилось. Какой-то оптический обман, создающий иллюзию движения, если смотреть на надпись слишком долго.

Не знаю, с чего я решила, что два события – расставание старичков и странные символы на стене – связаны, ведь кроме одного и того же места, ничего общего не находилось. Но пересечения двух точек в пространстве недостаточно для того, чтобы считать их звеньями одной цепи.

Я взглянула на часы. Здание находилось довольно далеко от главного входа, и мне нужно уже двигаться в обратную сторону. Лучше подожду на лавочке возле фонтана, от него до центральных ворот и кафе у входа рукой подать.

Я успела пристроиться рядом с фонтаном, однако ждать пришлось всего пару минут – пришло сообщение от Наташки, она шла от метро и уже подходила к воротам.

– Красавица! – явно польстила мне подружка, когда мы обменялись поцелуями в щечку. – Этот цвет тебе явно идет!

– Цвет волос или цвет одежды? – уточнила я, улыбаясь.

– И то и другое.

Мы пошли в ближайшее кафе на территории усадьбы и заняли столик снаружи, дабы не пропустить Изю, когда она приедет.

– Ты с духами? – бесцеремонно заглянула Наташка в подарочный пакет, который я водрузила на стол, углубившись в меню.

– Они дорогие, – смутившись, будто меня назвали скрягой, заявила я.

Наташка хмыкнула и полезла показывать мне свой подарок, хотя ее никто и не просил, но в этот момент возле столика возникла официантка, неправильно истолковав мое телодвижение с меню.

– Готовы заказать?

– Нет, мы, наверно, подождем подругу, – ответила Наташа, а я влезла в завибрировавший телефон.

– Пришло сообщение от Изи, они паркуются неподалеку.

Официантка кивнула, хотя я говорила не ей, и отошла в сторонку.

– Они? С Алкой все-таки?

– Скорее всего, – пожала я плечами. Изольда недавно рассталась с парнем и вряд ли бы успела найти кого-то еще. Притом такого, которого уже готова была нам представить.

Так оно и оказалось. Уже через две минуты мы сидели вчетвером и заказывали две пиццы – мясную и «Маргариту» для Аллы, которая была вегетарианкой. Изольда обрадовалась духам, чмокнула меня, заверив, что ее флакон как раз заканчивается, а новые она не успела купить, однако шарик, смеясь, мне вернула. Ну и ладно. Все-таки ребенок хотел, чтобы он был у меня. Вдруг он правда принесет мне счастье? А кто же счастьем с подругой поделится, пусть даже лучшей?

Наташка подарила золотой браслет, Изольда кинулась примерять, но выронила его дважды. Наконец Алка взялась помочь и сама застегнула его, так как сидела рядом.

– Что такое? – спросила я подругу, которая и сегодня не отошла от стиля «вамп», нарядившись в длинное черное платье с таким декольте, что сидящие поблизости мужчины шеи себе выворачивали, дабы на нее полюбоваться (ну, не на нее конкретно, а на лучшую ее часть, скажем так). Но я ее знала. Она никогда не нервничает так, чтобы что-то ронять, тем более дважды. Тем более что-то дорогое и золотое.

Изольда скривила темно-бордовые губы в притворной улыбочке.

– Ничего! Я на высоте! Весь мир – праздник для меня!

– Покажи им, – шепнула Алка и толкнула сестрицу в бок. Алла внешне походила на Изю, вот только стиль одежды был совсем другой. Как сейчас говорят – кэжуал, то есть повседневный. Пуловеры, толстовки и джинсы. Вместо ридикюлей и изысканных маленьких сумочек – рюкзаки. Косметики на лице гораздо меньше, но волосы такие же яркие иссиня-черные.

– Что покажи? – заинтересовалась Наташка.

– Ой, да ерунда! Ерундовина на колесиках! – глядя куда-то в небо, а не на нас, пафосно изрекла подруга.

– Если эта «ерундовина» заставила тебя – саму тебя! – нервничать, то я тоже горю желанием узнать, – сообщила я вполне искренне.

Изольда уставилась на меня тяжелым взглядом. То есть это другие называли ее взгляд тяжелым, но я-то знала, что это притворная злость, я вообще Изю знала как облупленную, поэтому ее кривляния меня никогда особо не будоражили. А если и будоражили, то только в позитивном ключе. Я же говорю, с ней не соскучишься, а моя жизнь слишком унылая и однообразная, чтобы разбрасываться такими друзьями.

В общем, я выдержала взгляд, Изольда первая опустила глаза, вздохнула и сказала уже нормальным тоном:

– Это все открытка.

– Какая? – тут же спросила Наташка.

– Которую мне прислали. Поздравление с днем рождения.

– Кто прислал?

– Кто-кто, енот в пальто! – не выдержала Изольда шквал Наташкиных глупых вопросов. – Если бы я знала кто, это не стало бы историей, правда? Историей, которой нужно поделиться с друзьями, запивая ужас алкоголем и мешая его со снотворным, чтобы легче спалось!

– Та-ак, – протянули мы с Наташкой.

– Покажи, – повторила Алка и снова ткнула сестру в бок.

– О святые Ницше с Кантом! Ладно!

Изольда перестала упрямиться, полезла в сумочку – маленькую, золотистую, в тон туфлям и сотовому телефону – и извлекла на свет божий настоящую открытку из картона в целлофановой обертке – совершенно стандартную, которые раньше, до распространения мессенджеров, все друг другу дарили по праздникам.

– То есть прислали, – решила уточнить я, беря открытку из рук Изольды, – это не в смысле по WhatsApp, а в смысле обычной почты?

– Нет, почта ни при чем, кинули в почтовый ящик, – пояснила за сестру Алла.

На белом фоне цветы – пока ничего устрашающего. Я развернула открытку. Ага, вот оно что…

Посередине крупными буквами без знаков препинания красовалось оригинальное пожелание:

«ПОЗДРАВЛЯЮ СО СМЕРТЬЮ»

А ниже… Господи-боже… Ниже кровь и странные символы. Что интересно и жутко, эти символы до ужаса походили на те, что я видела всего полчаса назад на стене заброшенного здания. Фигура, в которую они соединялись, была иной, но сходства они от этого не утратили.

– Дай мне, дай мне! – видя мое выражение лица, запрыгала на стуле Наташка, а затем просто выхватила открытку из моих рук. – Ой, что за хрень? – она явно осталась разочарована. – А чья кровь? Того, кто прислал? Фу, маньяк.

– Нет, – опровергла Изольда предположение, – это я порезалась, когда открыла ее. Там скоба от степлера была почему-то. Это моя кровь.

– А, ясно. Ну что ж, привет от бывшего! – С этими словами Наталья сложила открытку и стала изучать цветы. Вряд ли они были ей особенно интересны, просто она недолюбливала вид крови, в том числе в качестве пятен.

– Тоже думаешь, что это от него? – с надеждой спросила юбилярша (ей вчера стукнуло двадцать лет).

– А какие еще варианты? – удивилась Наташа.

Я тем временем пристраивала ленточку шарика на перекладину своего стула и на ее серебристом фоне заметила кровь – оказывается, я тоже умудрилась порезаться об открытку. Хорошо, что всегда с собой ношу пластыри.

– Это на него не похоже, – покачала головой Алла, которая обычно была молчалива, а теперь встревала чуть ли не в каждый спор. По-видимому, ее открытка поразила не меньше, чем сестру.

– Откуда тебе знать, мелкая, что похоже на него, а что нет?

– Блин, мы живем в одном доме, ваши встречи все у меня на глазах! Да и он сам тебе изменил, зачем ему писать тебе гадости? Да еще и смерти желать?

Пришло время и мне высказать дельные соображения:

– А вы не думаете, что это связано со службой вашего отца? Вы ему показывали?

– Что? – возмутилась Изольда. – Нет, конечно. Папа – серьезный человек. Зачем тревожить его фиговой фигней?

Их отец был оперативником, но год назад уволился из органов в звании майора. Сейчас возглавляет бизнес, связанный с поставками запчастей для дорогих иномарок, и у него свой магазин.

– Затем, что это может быть месть какого-то преступника, которого он поймал.

Наш разговор прервала давешняя официантка, которая принесла мне коктейль.

– Я не заказывала.

– Это подарок от парня за тем столиком.

Я обернулась. Через стол от нас сидел типичный ботаник. Худой, хлипкий, очкастый. По-моему, даже в прыщах, но с такого расстояния толком не разглядишь. Он неловко помахал мне рукой. Я кивнула в ответ, слегка улыбнувшись. Думаю, этого ему хватит.

Официантка уже ушла, а я решила, что ничего страшного не произойдет, если попробую коктейль, хотя алкогольные напитки в принципе не жалую.

Изольда сидела все это время с широко разинутым ртом.

– Она не ошиблась? – спросила подруга, имя в виду, наверно, официантку. – Это тебе заказали?

– Я что, не могу понравиться очкарику?

– Можешь, конечно. Но ты спиной к нему сидела!

– Ой, ладно, – примирительно сказала Наташка, – он Инесску глазами пожирал все это время. Я все думала, подойдет – не подойдет.

– Я тоже видела, что он пялится на нас. Но… – Изя хотела добавить, наверно, «я думала, что он втюрился в меня, а не в нее», но отмахнулась. – Не важно, улов так себе. Я бы ему даже улыбаться не стала на твоем месте, а то расценит как-нибудь…

– Расценит улыбку как улыбку, – поспорила я.

– Ну, как знаешь… Не говори потом, что я тебя не предупреждала.

Наташка положила на стол открытку, вдоволь налюбовавшись. Изольда уже потянулась к ней, но я первая схватила, с тем чтобы еще раз уставиться на символы.

– Что? Понравилась? Бери себе, – милостиво разрешила подружка.

– Да нет, просто эти странные буковки… Я их видела недавно. На стене здания.

– Такие же? – почему-то заинтересовалась Алла. Изе будто было все равно, хотя открытку с загадочным сообщением прислали именно ей.

– Похожие. Такие или нет – не знаю. Надо еще раз посмотреть.

– А где?

– Да здесь. В усадьбе.

– Поедим – и сходим, – предложила Наташка.

– Очень надо! – фыркнула Изольда, гротескно отыгрывая мимикой. Глаза закатились так далеко, а брови взметнулись так высоко, словно их подгонял невидимый пропеллер внутри ее головы. – Ну, местные бомжи и мой экс общаются на одном марсианском или даже нептуновском языке. Дальше-то что? Я не вернусь к нему после того, что он сделал! Я знаю, кто я и чего заслуживаю!

– Ага, вон того ботаника! – прикололась Наташка. – Ой… – тихо добавила она, что-то заметив через мое плечо.

Я обернулась. Тот самый ботаник шагал в нашу сторону.

– Девушки, вы такие нарядные, что-то празднуете?

– Да, – стервозно отозвалась Изя, – удачное жертвоприношение. Троих мужиков сегодня зарезали на алтаре. Боги приняли жертву, вот и празднуем.

– День рождения, – доброжелательно просветила незнакомца вежливая Наташка. – Вот у этой красавицы, Изольды Федоровны.

– Рад знакомству. Павел. – Та только фыркнула, мол, видели и получше, и не стала принципиально на него смотреть. Тогда парень обернулся ко мне. – Простите, а вас как зовут?

Я внимательно рассмотрела кандидата. По виду лет восемнадцать. Прыщавый, щеки красные. Когда говорит, немного заикается – то ли от стеснительности и непривычки общаться с барышнями, то ли нервное расстройство. Лицо простоватое. Нос слишком короткий, пуговкой. Волосы жирные – настолько, что не спасает даже их довольно короткая длина. Я вообще раньше не думала, что сантиметровые волосинки могут быть такими сальными, что даже блестят, будто от геля. Это сколько нужно голову не мыть? Ладно, когда они реально длинные, свисают сосульками, но это и при трехдневном простаивании ванной комнаты бывает. Как у меня, например. Поэтому мою голову через день, а иногда и каждый. Но у него… просто кошмар. Возможно, у него чрезмерное потоотделение, которое тоже может быть вызвано и заболеванием, и обыкновенным стрессом. Одет как-то странно, в растянутый свитер, из-под которого выглядывает гавайская рубаха. Джинсы сильно заужены книзу, а поверх них – носки с рисунком. Знаю, что так сейчас модно среди молодежи, но «модно» не значит «красиво» и «адекватно», правда ведь?

Короче, подводя резюме: нет, не пойдет. Не такого принца я ждала всю жизнь. Но имя сказать – долг вежливости. Это ни к чему не обязывает.

– Инесса.

– Какое красивое имя! Редкое! – ну это как обычно, ничего нового очкарик не сказал.

– А у меня не редкое, я Наташка!

Алка же молча уткнулась в свою тарелку и видок имела такой, будто она не в ней. В смысле, не в своей тарелке. Изя говорила, что у нее проблемы в общении с противоположным полом. Она утверждает, что у младшей сестренки никогда мужика не было, даже не целовалась ни разу. Смеется над ней. Для меня такое отношение к сестре довольно странное, если не сказать жестокое. Во-первых, Изольда может и не знать, что отношения были, поцелуи во всяком случае. Во-вторых, даже если не было, это повод ею гордиться, а не наоборот. Изольда сама далеко не доступная девушка, но она легко влюбляется (впрочем, так же быстро остывает), поэтому ей невдомек, что у других бывает иначе. Я, кстати, тоже частенько подвергаюсь остракизму на этот счет, ведь я подруг тоже ни с кем ни разу не знакомила, и личной жизни у меня можно сказать что и нет.

Павел тем временем кивнул Наташке, но вернулся-таки ко мне (Изольда из-за этого сжала челюсти, ведь выходило, что официантка ничего не напутала и заинтересовался пацан конкретно мной).

– Можно ваш номер телефона?

– Не понимаю, зачем он вам, – тихо ответила я, пожимая плечами. Вроде не совсем отказ, так что обидеться не должен. Но должен понять, что я не горю желанием продолжать общение. Философия и политкорректность ходят рука об руку. Платон вообще всегда заявлял, что миром должны управлять мудрецы (или философы – в зависимости от перевода, ведь само слово «философия» означает «любовь к мудрости»). Поэтому иногда, прибегая к философии, можно исполнить роль весьма вежливого человека. Собеседник начинает думать о том, что все, окружающее нас, бессмысленно и, стало быть, не стоит усилий. Или, пока он думает над серьезными вещами, можно успеть смыться. Этим приемом я тоже довольно часто пользуюсь. Но не сейчас, конечно: глупо сбегать, когда ты с подругами.

– Чтобы я мог вам позвонить и мы могли погулять… – не отставал новый поклонник, который, судя по всему, любил действовать, а не разводить демагогию.

– Она с нами гуляет! – с гордо запрокинутой головой ответила ему Изольда. Запрокидывать пришлось, потому что парень продолжал стоять, а мы – сидеть.

Я думала, что она добавит что-то вроде «гусь свинье не товарищ, а червь нашей Инесске не ухажер» (вполне в ее стиле), и она даже приоткрыла пухлые губки, явно что-то такое придумав и собираясь произнести, но парень быстро залепетал извиняющимся тоном:

– Ой, простите, я все понял. Давайте я вас просто сфотографирую тогда.

– На свой фотик? – изумленно (вместе с тем немного гротескно) вытаращив глаза, воскликнула неугомонная юбилярша. – Извращенец!

– Нет-нет! – парень покраснел еще сильнее, а мы хихикнули. – Я имел в виду… Или у вас селфи-палка есть?

– Нет, как раз сегодня ее у нас нет, – примирительно сказала я, а то неудобно вышло. Я и так парня отшила, так мы еще и фотографировать нас не дадим? А он ведь нам услугу предложил – или из вежливости, или просто чтобы выйти из глупого положения.

Короче, я дала ему свой телефон, включив функцию камеры. Он отошел и сфоткал нас. Покачал головой.

– Мылит по бокам.

– Да, в телефонах все время так, – отмахнулась я, протягивая руку, чтобы забрать смартфон.

– Погодите.

Парень, отдав телефон, метнулся к своему столику, взял что-то и вернулся в проход – в то же место, где стоял, делая снимок. Только тут я заметила, что у него при себе имелась неплохая фотокамера. Оказывается, Изольда не просто так пошутила про извращенца. С ее-то места видно было, что он с фотиком. А я, повторюсь, сидела к нему спиной.

Павел очень быстро сделал несколько снимков на свою камеру и наконец нас покинул.

– Точняк извращенец! – кивая себе, вынесла неутешительный вердикт Изольда Федоровна. – Нафоткал нас и куда-то быстро убежал! Чай в местный сортир. До дома не успеет.

– Фу, – отозвалась Наташка, отставляя кофе в сторону.

– Скажи спасибо нашей убогой матери Терезе. Она таких даже спиной привлекает!

Я решила не оставаться в долгу:

– А ты-то на свое роскошное декольте и вырез до бедра привлекаешь сплошь монахов-отшельников!

– На фига мне монахи? Они все импотенты. Нет, я привлекаю на свои вырезы приличных семьянинов, вообще-то. Просто, когда я их привлекаю, они перестают быть таковыми, трансформируясь в кобелин и изменщиков, но это уже другая история…

Мы засмеялись, а Изольда попросила счет.

– Мне нравится это место, – неожиданно заявила Алла.

– Чем, интересно? – удивилась ее сестра. – Тем, что мужики тут на нерест идут? Для знакомства лучше выбирать другие места.

– Я выбираю место не для знакомств, а для своего дня рождения, – насупившись, пробубнила расстроенная Алла, глядя в столешницу. – Вот и все.

– Нечего выбирать, ты будешь с нашей многочисленной родней отмечать! – злорадно выдала сестрица, а я вспомнила, что у Аллы «самый грустный праздник» будет через пару дней, они погодки с Изольдой.

Выйдя из кафе, я еще раз предложила прогуляться до того места, где видела похожие знаки, сделанные краской. Наташка и Алла восприняли идею с энтузиазмом, и Изе пришлось подчиниться.

Отойдя на приличное расстояние от Дворца и Оперного дома, мы немного заплутали. Не знаю, как так получилось, я вроде точно знала, куда идти, но почему-то выводила подруг на не ту тропинку.

– Черт, – ругнулась Изольда, споткнувшись в сотый раз, – как можно тут ходить? Куда асфальт делся?

– А зачем ты на таких каблучищах гуляешь? – удивлялась ей Наташка. Невзирая на маленький рост, она не переносила каблуки и надевала кроссовки и кеды даже с платьями. Всем подряд она твердила, что так модно, но я-то знала истинную причину. – Как вы вообще на них ходите? Я бы давно уже ноги себе сломала.

– У меня сегодня праздник вообще-то!

– Вчера вообще-то.

– Ой, ну подлови меня еще на мелких, незначительных деталях! Смысл в том, что я сегодня звезда и должна звездить!

Против воли, я фыркнула. Это вы еще не слышите, с какой экспрессией она выдает все эти перлы. При этом Изя не нарцисс, она реально так шутит, стиль общения у нее такой.

Наташка продолжала спорить:

– Тогда нужно было отмечать в каком-то другом месте, а не в усадьбе!

– Ты что, это традиция. Это наше место.

Вот на словах «наше место» я и заприметила наконец то, что искала – нужное здание. Как раз с этой стороны я его впервые увидела, когда старик пошел налево, а старушка направо. Не мудрствуя лукаво, я рассказала им эту странную историю.

– А на кой ляд ты поперлась за парочкой старых развалин? Геронтофилкой заделалась?

– Нет, Изя, – выделила я имя собственное, из-за чего Федоровна скуксилась, – я же говорю, они вели себя странно, я побоялась, что они что-то решили сделать с собой… плохое.

– Это ты ведешь себя странно. Они, возможно, от тебя и прятались. Заметили, что стремная девчонка за ними ухлестывает, и деру дали.

– Боже, Изольда, – вступилась за меня Наташка, – такой термин как человеколюбие знаком тебе?

За нее ответила ее сестра:

– Нет.

– Спасибо, альтруистки мои серебряные, унижайте девушку в ее праздник!

– Почему серебряные? – искренне заинтересовались мы.

– До золотых недотягиваете! – мстительно ответили нам.

Мы с Наташкой снова прыснули, Алка надулась, и в этот момент наконец-то, обойдя здание, все четверо уставились на стену.

– Ну!

– Ну и…

– Э-э…

На междометия, летящие на меня с трех сторон, я долго не могла ответить. Дело в том, что стена была пуста. Точнее не совсем. Поверх бетона и некогда бытующей на нем красной краски теперь сияло белое пятно. Видать, тоже распылитель.

– Не спрашивайте, я не знаю! – взвизгнула я нервно, когда немного пришла в себя. – Оно точно было здесь! Кто-то закрасил это послание! Возможно, это предназначалось для конкретного человека, он увидел и решил убрать с глаз долой…

Изольда перебила меня:

– Ты «Шерлока», случаем, не пересматривала накануне?

Она знала, что я обожаю этот сериал.

– Да, и что?

– Серия «Слепой банкир».

– Да помню я! Там был шифр на китайском языке! Номер страницы и строчка. Здесь же какая-то мудреная картинка, образующаяся из символов! И символы похожи на те, что у тебя на открытке! – Изольда сложила руки на груди, слушая мой рассказ. Меня это выбесило, ведь так она поступает, когда не верит. – Изя, я не шучу! Все так и было!

– Мы верим, верим, – утешила меня Наташка, гладя по руке – как душевнобольную или капризного, несмышленого ребенка. – Но подумай: может, ты ошиблась со зданием? Мало ли тут заброшек.

– Я знаю этот парк как пять пальцев своей руки. Нет тут такого количества пустующих зданий. Оно тут вообще одно!

– Ой, ну, значит, администрация прочухала, – предположила Изольда, – и закрасила белиберду. Не будь такой мнительной, Инька! Погнали отсюда.

Где-то месяц или два назад Изольда в отместку за «Изю» придумала «Иню». Но Иня не прижилась. Я слышала это сокращение только один раз от нее и ни разу от кого-либо другого (в отличие от Изи, как я уже упоминала, просто в глаза не все решаются мою подружку так величать). С чего же она решила возродить Иню? Чтобы отвлечь меня? Наверняка я выгляжу как помешанная. А может, просто отомстила за «Изю», с нее станется.

По пути назад я нашлась-таки с аргументом.

– Я была у стены часа три назад, неужели они бы успели закрасить?

– А почему нет?

– Бюрократия – вот почему. Пока бы доложили начальству, пока бы начальство соизволило отыскать минуту своего времени на эту незначительную, с его точки зрения, проблему, пока бы спустили приказ вниз какому-нибудь кладовщику, или кто тут краской заведует… К тому же краска не масляная, а баллончик.

– А ты разбираешься? Отлично. Как раз ремонт дома хотели сделать, но отец решил бригаду нанимать. Я лучше тебя найму. Ты дешевле обойдешься.

– Не смешно. Это видно невооруженным глазом.

– Девки, прекратите! – как всегда, Наташка выступила медиатором. Она терпеть не могла, когда кто-то ругался у нее на глазах, тем более друзья. – Ну какая на фиг разница, кто, почему и чем закрасил? Заняться больше нечем? Вспомните Антисфена: «самая необходимая наука – это наука забывать ненужное».

С этим не поспоришь.

– Вас подбросить? – миролюбиво предложила Изольда, как только мы вышли за ворота. – Машину удалось недалеко пристроить.

Мы не успели ответить, потому что к нам на всех парах мчался давешний паренек из кафе, размахивая каким-то конвертом.

– Девушки! – позвал он, когда Изольда предложила сделать вид, что мы его не заметили, и мы успели уже шагнуть к дороге – как раз загорелся зеленый для пешеходов. – Инесса! – крикнул он уже конкретно мне.

– Что? – поинтересовалась я, оставаясь по эту сторону улицы.

– Вот, я распечатал, – запыхавшись, сообщил он неровным голосом и передал он мне тонкий конверт. Я открыла и обнаружила там парочку фотографий из кафе.

– Тут два снимка, которые я посчитал наиболее удачными, в трех экземплярах – на случай, если захочешь подарить кому-то.

– Спасибо.

– Так, может, дашь свой номер? Но я не настаиваю, – быстро добавил он, покосившись на мою подружку.

– Вот и не настаивай! – гаркнула Изольда Федоровна и поманила нас рукой. – Быстрее, девочки, пять секунд осталось на светофоре!

– Пока, – помахала я странноватому, но доброму пареньку, и мы пересекли дорогу.

Уже в машине я достала фотографии, чтобы разглядеть повнимательнее. Я обычно выхожу плохо (даже с новым цветом волос, как ни парадоксально), а вот Изольда до ужаса фотогенична, да и Наташка сама себе всегда нравится – не потому, что отлично выходит на снимках, а потому, что вообще не заморачивается этим. Насчет Аллы не знаю. Но если они все хорошо получились, отдам все фотографии им. Я-то уже давно ничего не печатаю, все снимки смотрю на компе. Даже старые отсканировала – мне так удобнее.

Итак, это уже третий или четвертый (сбилась со счета) шок на сегодня. На обоих снимках, приглядевшись, я снова узрела эти таинственные символы! Мы сидели на улице под зонтиками, и Павел снимал нас со стороны кафе, то есть были видны мы за столиком и улица. На противоположной стороне оказалась вывеска, которую я не заметила почему-то в тот момент, когда мы там трапезничали. Опять похожие символы, выполненные красным цветом!

– Тормози! – закричала я.

Изольда только тронулась (в смысле автомобиля, но после моего визга уже, полагаю, умом) и едва не впечаталась в другую машину.

– Ты что орешь, недоразвитая?! Теперь я догоняю, отчего твоя тачка в ремонте так часто!

– Она так часто в ремонте, потому что старенькая, не у всех богатые родители! А ору я, потому что нам нужно вернуться в усадьбу!

– На кой пёс?!

– На бульдожий пес! Господи, Изя, ты можешь просто сделать то, что я прошу?

– Ну, гоняй сама в свою усадьбу, раз ты такая пришибленная. Я тебя высажу у ворот.

– А ты не хочешь разве посмотреть?!

– Еноты драные… На что?!

– Вот! – догадалась я таки сунуть им всем под нос причину моей очередной истерики. Хорошо, что снимков несколько, всем хватило.

– Э, что за черт? – удивилась Наташка. – Этой вывески там не было! Там туалет! Я точно знаю!

Мы молчали минуту.

– Двигай за этим парнем! – вдруг приказала Алка, что на нее вообще не было похоже. Эти символы сведут нас с ума. – Вдруг он не успел далеко уйти!

– Покомандуй мне еще, детеныш! – фыркнула Изольда, однако подчинилась.

Мы видели, в какую сторону он пошел, отдав нам снимки. Все гости усадьбы переходили через дорогу – в сторону метро или электрички, или, как мы, во двор, а он пошел вдоль забора по Новоцарицынскому шоссе, направляясь, возможно, к Борисовским прудам.

Изольда объехала всю усадьбу по кругу дважды – парня и след простыл. Мы выбежали из машины и спустились к прудам. Там его тоже не было. Затем вернулись в усадьбу, чтобы убедиться в том, что у Наташи отменная память. На фоне реально была вывеска «Туалет» и значки – мужчина и женщина. Синего цвета. Никаких красных надписей там не было. Чтобы установить, какая конкретно вывеска могла угодить на снимок, мы даже вернулись на веранду кафе, и тут-то я вспомнила, что забыла здесь свой «счастливый» шарик. Однако на спинке стула его уже не оказалось. Столик заняли другие люди, и спрашивать у них, видели ли они желтый шарик, я постеснялась. Бог с ним.

– Это фотошоп! – изучив еще раз снимок, проявила Федоровна чудеса сообразительности. – Отпрыск выхухоля размалевал наши фотки! Я же говорила: извращенец! А вы мне не верили.

– Но зачем? – Я была поражена. – Какой в этом смысл? И как он только успел? Он ведь даже распечатать сходил.

– Кстати, куда? – Наташка все это время изучала экран своего смартфона. Теперь я знала, что она искала. – Поблизости нет ни одного «Кодака» или другого пункта, где можно что-то распечатать.

– На Царицынском рынке можно все что угодно найти, – поделилась знаниями Алла, впрочем, в голосе чувствовалась неуверенность.

– Давайте проверим, – предложила я.

Изольда взорвалась:

– На кой?! Серьезно, Инька, что я тебе такого сделала? Ты целый день портишь мне праздник!

– Я?! Порчу праздник тебе? Согласись, это уже давно не о тебе! Тут черт знает что происходит! Я пытаюсь разобраться!

– Да, это уже давно не обо мне, а о тебе! А праздник вообще-то у меня. Что-то я не помню, чтобы на твой день рождения я перетягивала на себя одеяло!

– Господи, ты несешь какой-то бред…

– Бред? Бред – расследовать изощренные капризы уродливого ботаника. В иное время ты бы и думать забыла об этом. Подумаешь, псих нас сфоткал и поверх изображения что-то нарисовал! И что? Я буду целый день на это тратить? Свой день?

– Дело же не в том, что псих что-то нарисовал, ты слышишь меня или нет? Или ты только себя способна слушать? Дело в том, что эти символы уже были и у тебя на открытке, и на стене, которую я видела!

– Вот-вот, видела только ты, – с мерзкой ухмылкой заявила подруженька. – И открытку, может, ты мне прислала, а? Срежиссировала весь этот спектакль?

Я лишь рот открыла от возмущения. Я многое терпела от этого человека, но сегодня Изольда Федоровна превзошла саму себя.

– Я на рынок, – строго сказала я, – кто хочет – идет со мной, кто не хочет, уезжает. Все просто.

Я даже не стала прощаться (тем более в ту секунду не знала, надо ли), молча развернулась и пошла к переходу. У светофора обнаружила только Наташку, а следовательно, Изольда с сестрой уехали (машину она бросила на обочине дороги, когда мы возвращались на территорию усадьбы).

Итак, небольшое расследование привело нас к следующим неутешительным выводам: во-первых, распечатать фотографии вблизи усадьбы невозможно, даже на маленьком местном рынке; во-вторых, пацан живет где-то рядом (или кто-то, к кому он мог прийти с такой неоднозначной просьбой) или он – обладатель титула «Лучший фотошопщик мира», но даже тогда он живет сравнительно недалеко, ведь прошло всего часа полтора с того момента, как он ушел из кафе, размахивая камерой.

– Тебя очень это расстроило? – с грустью спросила добросердечная Наташка.

– Что именно? Ссора с Изей или то, что к нам с непонятной целью прицепился местный маньячелло?

– И то и другое, как я погляжу.

– М-да. Просто мы теперь не сможем часто сюда ходить. Зная, что он где-то здесь ошивается все время…

– Ой, ну брось! Не каждый же день он здесь. Раньше-то мы его не видели, – привела разумный довод подружка. – И потом, он кажется безобидным. Ну, намалевал что-то. Так это ж поверх туалета! Может, он постеснялся дарить тебе фотографии, на которых большими буквами на фоне есть слово «Туалет». Не романтично!

Вздыхая, я объяснила ей:

– Я думала уже над этим, но дело в том, что можно было просто стереть эту надпись в фотошопе. Для чего рисовать что-то поверх нее?

– Ну, решил привлечь к себе внимание. Казаться загадочным. Вызвать интерес.

Я покачала головой. Наташка никак не желала понять, что все символы из одной группы. Она не видела тех – на стене. И на открытке, наверно, не очень тщательно изучала. А у меня хорошая зрительная память. Это все чертовки странно.

– Ладно, у меня электричка через десять минут. Пока.

– Не хочешь со мной на метро?

– Нет, мне от станции два шага до дома, ты же знаешь.

Наташка скривилась, вспоминая, наверно, как осталась у меня ночевать и просыпалась каждый раз от звука грохочущего поезда, но я уже привыкла.

– Как знаешь. Пока.

Мы обменялись поцелуями и расстались. Глядя на ее добродушно улыбающееся лицо, я почему-то подумала, что в следующую нашу встречу ей будет далеко не до смеха. Так оно и оказалось.

Ночные звонки никогда ничего хорошего не несут. Но впервые я обрадовалась, что меня разбудили. Снились кошмары. Какой-то маньяк со страшным лицом (в фильмах-то у них обычно маски, и теперь я понимаю почему; мой сумрачный изверг, к сожалению, скрыть свое лицо не догадался) гнался за мной полночи, пытаясь то ли зарезать, то ли изнасиловать, то ли и то и другое. Какие-то люди старались меня защищать, но они были слишком слабы, чтобы с ним справиться, но зато покупали мне время, и я сбегала. Временно… Пока он не настигал меня вновь.

И вот звонок. Электронный будильник показывал половину четвертого утра. У меня нет подруг – рьяных тусовщиц или кавалеров-алкашей, которые бы меня будили в любое странное, но нормальное для них время. Поэтому звонок, сперва вызвавший вздох облечения в связи с избавлением от кошмарного сна, в следующее мгновение напустил на мое сердце тревогу.

– Алло.

– Инесса, доченька… – слова плачущей женщины врывались в сознание острыми иглами понимания, что произошло что-то ужасное. Я даже не сразу опознала голос – это была мать Изольды. Во-первых, она никогда не называла меня «доченькой», а во-вторых, сдавленные рыдания искажали голос. Я даже слегка еще сомневалась, пока она не произнесла имя дочери. – Изольдочка наша… умерла…

Я резко села.

– Как это?!

Но женщина зашлась истерическими воплями вперемешку со стонами, и я не могла вытащить из нее никаких подробностей.

– Я приеду! Я приеду! – кричала я в трубку, но она будто не слышала.

Наконец трубку взяла Алла.

– Инесса, не приезжай сейчас, ложись. Только что труповозка уехала. Маме скорая вколола успокоительное, она скоро все равно заснет. Приедешь завтра.

Так как Алла, судя по интонации, казалась намного более вменяемой сейчас, чем ее мать, то все вопросы я адресовала именно ей.

– Алка, что случилось? Как это так – Изольда умерла? Почему?

– Не знаю. Сказали, сердце остановилось. Она уснула в гостиной на диване. Стали будить ее, чтобы пошла ночевать к себе в спальню, и не добудились. Потом пока то, пока се, участковый, скорая, мама в шоке, мы с отцом тоже… В общем, я еле уговорила ее тебе позвонить сообщить. Наташке уже сама позвони.

– Да, конечно. Если вам что надо, любая помощь, ты меня задействуй. Я могу всех обзвонить, кого необходимо. Но как же так, Алка? Она же молодая и здоровая!

Алла вздохнула в трубку, потом я услышала звук шагов и скрип двери – видимо, приятельница решила удалиться из поля зрения родителей, чтобы сообщить мне какую-то тайну.

– Пила она какие-то таблетки для похудения. Странные. Из Китая заказывала.

– Для похудения? – удивилась я. – Но она же была довольна собой!

– Ну да, это все показуха. Она набрала за последний год лишние килограммы. Но сама себе казалась очень толстой, хоть и продолжала делать вид, что она женщина-вамп.

– Она мне часто говорила, что, мол, собаки на кости не бросаются. Зачем же она?..

– Говорить-то говорила, но понятно же, что так себя успокаивают те, кто далек от идеала. Дома же она постоянно говорила мне про тебя, что хочет быть как ты, что везет же некоторым иметь идеальную фигуру и так далее.

Я была так поражена, что не нашлась с ответом. Моя яркая Изольда, любившая блистать? Сама себя называвшая звездой? И она, оказывается, была закомплексованной и завидовала мне?

– Хорошо, я приеду завтра. Держитесь там.

– Да, спасибо. – Алка вздохнула и, как мне показалось, всхлипнула – впервые за минуты общения – и отключилась.

Я снова легла спать, но заснуть, разумеется, уже не смогла.

Наташке я позвонила на следующий день, дождавшись приемлемого времени. Я считала, что с такими безрадостными, трагическими точнее новостями можно не торопиться.

Наташка предлагала поехать домой к подруге вместе, ближе к вечеру, когда она доделает свои дела, но я решила ехать одна.

Филипповы жили в новостройке жилого комплекса, огороженного забором с охраной. Хорошо, что я не на машине – пеших пропускали так. Внутри сидел консьерж, но он ограничился вопросом, в какую я квартиру пришла и к кому. Дверь мне открыл Федор Алексеевич, отец Изольды и Аллы. У меня не было сил, чтобы с ним поздороваться. Мы молча смотрели друг другу в глаза и… синхронно заплакали. Тоже беззвучно. Слезы так и текли по нашим щекам, а я так и стояла в дверях, не решаясь переступить порог. Наконец Федор Алексеевич посторонился, сказав:

– Проходи, что ты, как неродная…

– Как вы все? Как тетя Лена?

– Лена поехала с сестрой утрясать дела. Она в ритуальных услугах работает… ну ты знаешь. – Я кивнула, хотя толком не знала, чем занимается тетя Изольды. Помнила только, что ее зовут Альбиной. В этой семье почти у всех имеется страсть к редким именам, странно, что мать Изольды и Аллы назвали просто Еленой. – Алка на занятиях.

– В воскресение? – не поверила я.

– Она преподавателю задолжала какую-то курсовую… Не знаю толком. Проходи на кухню, что в прихожей стоим…

Федор поставил чайник. Я долго не решалась говорить, понимая, как ему нелегко, затем все-таки спросила:

– Как ты считаешь, что послужило причиной… ну, остановки сердца. То есть мне Алка сказала по телефону ночью, что…

– Да, – перебил он меня. – Так сказали фельдшеры. Но это по предварительному заключению. Будет, конечно, вскрытие. Я только… Боже, – спрятал он лицо в ладонях, – подумать только, ведь в пятницу отмечали день рождения… Бедная моя девочка, такая молоденькая, за что?! – Он беззвучно разрыдался, и только сотрясающиеся плечи и подрагивающие пальцы, закрывающие собой поток слез, могли это подсказать. Наконец он успокоился и, внимательно посмотрев на меня, задал странный вопрос: – Как ты считаешь, такие вещи… они за грехи, да?

– Нет! – покачала я головой, понимая, к чему он клонит. – Никакие грехи не заслуживают… такого!

– Бедная девочка, – повторил он. – Лучше бы я умер вместо нее!

От ответа меня спас закипевший чайник. Я налила кипятка в кружки, кинула заварочные пакетики, но пить чай мы так и не стали. Сидели и молча думали, каждый о своем. А может, об одном и том же.

Я собиралась уже уходить, когда вернулись тетя Лена и тетя Альбина. Пришлось остаться еще на некоторое время. Почему-то с приходом еще двоих скорбящих в большой пятикомнатной квартире стало невыносимо находиться. Атмосфера сгущалась вокруг меня, я даже в каком-то полубреду начала видеть черный дым, порожденный энергией боли и утраты, который попытался пробиться и в мое сердце. Нет, мне и так тяжело, мне не надо больше…

Когда меня попросили выбрать наряд для похорон, я не могла отказать, но потом заявила, что мне нужно готовиться к завтрашней лекции. Да, трудно сейчас сосредоточиться на учебе, сказала я им, но я надеюсь, что она поможет мне отвлечься. Неожиданно тетя Лена меня горячо поддержала:

– Да, учись, дочка, учись… Аллочка тоже спросила меня, ничего, мол, если я в институт поеду, договорились уже с профессором. Лучше так. Горе-то – оно такое. Захватит так, что не вырвешься! – тетя Лена снова зарыдала, а я, мучаясь адским сочетанием эмпатии и чувства вины, встала с дивана и отправилась в прихожую.

– Похороны послезавтра, – сказала в дверях тетя Альбина – такая же чернявая, как и Алла, как и моя умершая Изольда. Только волосы тетя Альбина стригла под каре. – Ты сможешь? Или учеба?

– Смогу, конечно, – немного обидевшись, ответила я и попрощалась.

Учеба – это предлог, чтобы сбежать из неуютного дома прямо сейчас, но ничто меня не остановит от того, чтобы проститься с любимой подружкой.

Похороны прошли тяжело. Перед отпеванием родители Изольды показали мне фотокопию справки о смерти. Причина – внезапная сердечная смерть.

Родственники и мы с Наташкой всю дорогу до кладбища обсуждали здоровье Изи. Ее мать заметила, что в последние сутки Изольда плохо себя чувствовала, жаловалась на слабость, отчего и прилегла вздремнуть в гостиной прямо перед телевизором. Фильм давно закончился, а она все лежала. В десять вечера они попытались ее добудиться… в общем, это мне уже рассказывала Алла. Затем все скорбящие переключились на тему грядущего дня рождения младшей сестры. Мама с тетей сошлись на том, что сорок дней нельзя устраивать вечеринки и вообще что-то отмечать. Они отсчитали эти сорок дней и сообщили Алле, когда у нее будет «день рождения».

– На следующий день после поминок устраивать праздник? – возмутилась Алла. – Нет, я в этом году не отмечаю вообще.

Затем она взяла нас с Наташкой под локоток и отвела в сторонку. Родня и знакомые недовольно оборачивались на нас, шушукаясь, ведь гроб еще только опускали в яму, и мы таким образом были лишены возможности бросить гость земли. Но я не была сторонником всех этих догм и похоронных правил, я всегда считала, что место умерших – в твоем сердце, а не на кладбище, Наташка, видимо, тоже, поэтому мы легко дали Алке себя увести.

– У меня завтра день рождения, – заявила она так, словно мы отсутствовали и во время обсуждения этого десятью минутами ранее, и во время обсуждения этого в кафе в субботу.

– Мы поняли, – кивая, сообщила Наташа.

– А сегодня с утра в нашем почтовом ящике я нашла вот это! – Она полезла в рюкзак и достала из него… открытку. Такую же, какую нам показывала Изольда, с красными цветами.

– А внутри… – начала я.

– Да! – подтвердила Алла. – Открой!

Я уже знала, что меня ждет, так что крупная надпись «Поздравляю со смертью» не произвела должного впечатления.

– Ну и ну, – только и смогла выдавить из себя я, отдавая ей открытку.

– Внизу опять эти символы… Ты видела?

– Угу.

А еще я видела кровавое пятнышко. Но не успела ничего спросить, потому что Алла продолжила:

– У тебя сохранилась Изина открытка? Я нигде не могла ее найти, потом вспомнила, что вроде ты последняя в руках держала. Я хочу сверить их.

– Зачем? – удивилась Наташка.

Алла сдула длинную косую челку со лба и посмотрела на мою подружку как на умалишенную.

– Чтобы убедиться, что писал один и тот же человек! И чтобы убедиться, что символы такие же!

– Они такие же, – с сожалением констатировала я, – я в тот раз хорошо изучила. Но если тебе надо, я поищу открытку у себя.

– Да, поищи, – заявила она строго, будто подозревала меня в обмане или считала, что она лучше справится с задачей провести сравнительный анализ двух открыток, присланных полоумным психопатом. Потом взгляд ее смягчился, и она вдруг почти детским голоском пропищала: – Я умру, да? Как Изя?

– Что ты! – кинулась Наташка успокаивать девицу. – Это просто совпадение, что Изя умерла. Может, у нее врожденная болезнь была, она же никогда к врачам не ходила, хоть я ей всю плешь проела! Ну как так можно относиться к своему здоровью? Я каждый год прохожу диспансеризацию! И тут не важно, хорошо ты себя чувствуешь или нет! Некоторые болезни протекают бессимптомно до поры до времени… Инька, ну что ты молчишь! – толкнула она меня в бок. Этот жест был напрасным, ведь от имени «Инька» я и так дернулась, как от удара током. – Скажи Алке, что все в порядке и она не умрет!

Помолчав немного, я все же послушно изрекла:

– Да, конечно, не бойся, это все ужасное совпадение, – но сама отчего-то в это не очень верила.

– Мы должны ему рассказать.

Наташка вздохнула. Я ее не видела, мы общались по телефону, но я была уверена, что она хмурит лоб и вертит в руках какой-нибудь предмет: ручку, как во время лекции, или другую вещь, удачно подвернувшуюся ей под руку (в любое другое время она крутит в ладонях телефон, но сейчас, по понятным причинам, не могла).

– Это дело Алки, а не наше…

– Она не намерена этого делать.

– Ну представь, что мы рассказали их отцу про открытки. И что? Это какой-то дурачок прислал. Смерть Изи – совпадение. С Алкой ничего не произойдет плохого. И какое добро мы, выходит, сделали? Ее только накажут, что промолчала. Я думаю, я не открою секрет, если скажу, что в семье любимицей явно была Изя.

Я тоже это замечала, так что спорить не стала. Вместо этого, перестав беспокойно ходить по комнате, села на кровать, готовясь к долгому убеждению.

– Послушай, Изя ничего не сказала, потому что была уверена… предполагала, – поправилась я, – что это прислал ее бывший. Но Алке он бы не стал присылать открытку, верно? Значит…

– Чтобы отвести от себя подозрения, – перебила меня подружка, не дослушав. – Он узнал, что произошло с Изей, побоялся, что история с открыткой всплывет, и отправил еще одну.

– Тогда он просто идиот.

– Ну, не все же умные, – философски сказала Наталья Сергеевна. – Понимаешь, если бы шло следствие, если бы дело возбудили, конечно, мы бы рассказали. И с нами бы беседовали оперативники, как с лучшими подругами жертвы. Но судебные медики не выявили никакого криминала в ее смерти. Ну и куда ты приткнешь эти открытки? Даже папа их спросит нас, мол, ну и что?

– Он так не скажет.

– Откуда такая уверенность?

– А как же символы? Ты ведь не будешь говорить как Изя, что я все выдумала и открытки сама посылаю?

– Нет, конечно. Но символы… Ты вот смотришь всякие тик-токи, короткие ролики на Ютубе, Инста-сториз? Читаешь всякие «Пикабу» и «Я. плакал»?

– Нет, конечно. К чему ты ведешь?

– К тому, что мы с тобой не в курсе современных трендов. Мы – другие. Мы философы. Возможно, эти символы сейчас в трендах, вот и все. Вот и пишут все, кому не лень. А мы какую-то мистику ищем или масонский заговор.

– Наверно, ты права, – наконец согласилась я. Просто хотелось верить, что ничего дурного, странного или ужасного больше не произойдет.

Как же я ошибалась…

Перед сном я два часа потратила на поиски трендов в современных соцсетях, которые хоть мало-мальски походили бы на эти символы. Эх, если бы я тогда догадалась сфотографировать стену… Можно было бы выложить фото на каком-нибудь сайте и спросить, что это. Или сделать поиск по картинке. Но…

И тут меня как громом поразило. Алка не нашла открытку, посланную Изольде. Значит, она у меня. Я тоже помню, что брала ее в руки последняя. Но забирала ли я ее, или забыла, как и шарик? Мы все были взволнованны в тот момент, и моими мыслями управляла стена заброшки в самом сердце усадебного парка. Я не поленилась встать и найти сумку, с которой ходила в тот день. Но нет, в ней пусто. Может, я машинально переложила кусок картона в другую, вместе с кошельком, паспортом и косметичкой? Я полезла во вторую сумку, но не нашла открытку и в ней. Завтра сразу с лекций поеду в усадьбу. Вряд ли открытку отдадут в бюро находок, не такая уж ценная вещица, но все зацепки пока ведут туда.

Я легла спать. Честно говоря, откладывая сотовый на прикроватную тумбочку, я была уверена, что опять долго не смогу заснуть. Кошмары продолжали мучить меня каждую ночь с момента смерти Изольды, и каждую ночь я просыпалась строго в 3:33 – время, когда узнала об этой трагедии. Однако неожиданно быстро уснула. Возможно, сказалась усталость: стресс знатно потрепал нервы и истощил организм. Тем более у меня напрочь отсутствовал аппетит, и подкреплять свое тело хотя бы посредством еды я тоже не могла. В общем, я отключилась, а проснулась посреди ночи оттого, что кто-то сел на мою кровать. Матрас ощутимо прогнулся, и я это почувствовала. Сперва просыпающийся мозг зафиксировал мысль как факт, мол, кто-то сел. И только потом до меня дошло: я живу одна!!! Некому садиться! Нет даже кота! Кто это?!

Я открыла глаза. Но я спала, отвернувшись к стене, и не могла видеть того, кто сидел с краю. А я знала, что он все еще там сидит. Я слышала его тяжелое, хищное дыхание.

Что делать?! Громко прорычать на него, чтобы уходил, пока не вызвала полицию? Глупо. Я лежу, забившись в угол, закутавшись в одеяло, совершенно голая – просто потому, что мне так удобнее спать. Я точно не смогу напугать его, мои угрозы на него не подействуют. Тогда что? Резко развернуться и ударить его кулаком по голове. И броситься бежать. Но как он вошел? Дверь я точно запирала.

Мне нужно знать, кто это. Я просто спрошу. И попрошу уйти. Или не знаю… Буду действовать по обстоятельствам. Лишь бы закончить эту пытку. Просто узнать, кто он и что ему надо. И как он вошел.

Мысленно перекрестившись, я резко развернулась. Никого не было. Звуки чужого дыхания исчезли. Я схожу с ума? Да нет, просто сон.

Я легла на спину и начала глубоко дышать, изучая белый потолок, который в сумраке казался темно-серым. Я забыла занавесить окна, и свет фонаря на пару с ярким полумесяцем неплохо освещали комнату. Надо, наверно, купить черные гардины из какого-нибудь очень плотного материала, чтобы не глазеть в потолок ночами, а вовсе его не видеть. Возможно, проще будет научиться раньше засыпать. В то же время сейчас я точно вижу, что в комнате, кроме меня, никого нет. В полнейшей мгле я бы не сумела это определить. Мгла опасна и кровожадна. Лучше видеть все, что тебя окружает. Тогда затаившийся враг не сможет к тебе подкрасться и всадить в тебя жало смерти.

Я закрыла глаза, пытаясь заснуть, но не тут-то было. Я отчетливо услышала шаги по коридору. Дверь в спальню была закрыта, и я не могла видеть, кто там ходит. Что же, мне не показалось? Кто-то реально присел ко мне на кровать, разбудив меня, но до того, как я повернулась к нему лицом, успел бесшумно покинуть помещение и теперь гуляет по квартире? Кто же это? Что ему нужно?

Чтобы скинуть с себя остатки вязкого кошмара и убедиться, что все это наяву, я села, свесив ноги на пол. Вот, я точно не сплю. Шаги прекратились. Не мудрено. Я реально спятила. Уже путаю ночной кошмар и явь.

Набравшись храбрости, я встала и прошлась по квартире, включая везде свет. Никого нет. Только я и мои страхи.

Или…

– Изольда, – сказала я в никуда. – Не пугай меня, пожалуйста. Если я и сделала что-то неправильно, то… – Я покачала головой, почувствовав себя полной идиоткой, и не стала заканчивать фразу.

– Видела Алку с каким-то парнем, – первое, что сказала мне Наташка, присаживаясь рядом за парту и шмякая толстой тетрадкой о стол. – Была в коричневой гипюровой кофте с вырезом и кожаных штанах! Смерть сестры ей явно пошла на пользу. Как ты думаешь, это странно, что в двадцать первом веке мы все еще пишем лекции от руки? – резко поменяла она тему. Впрочем, она в этот момент пристально разглядывала собственную тетрадь, лежащую перед ней. – Все давно перешли на видеозапись. Мне знакомая из другого вуза сказала. Они записывают все лекции и рассылают студентам. Им даже необязательно приходить, смотрят лекции дома.

– Ты же знаешь, что наш препод по философии двадцатого века ненавидит прогресс. Он уверен, что, пока мы записываем лекции за ним от руки, мы их лучше усваиваем. Кстати сказать, что-то в этом есть.

– М-да? А ты в курсе, что все задние ряды давно уже пользуются диктофоном? Тетради лежат для проформы. А мы тут спереди маячим, конечно, ему видно, пишем мы или нет.

– Поэтому придется писать. Так что там с Аллой?

– Ах, это… – Наташка поправила кардиган. Припоминаю, что сразу после лекций они с мамой собирались на вернисаж. Вот и разоделась. – Видела, как она села в машину к какому-то парню. Конец истории.

– Поздоровалась с тобой?

– Ты что, даже не заметила!

– Ну и хорошо. А то Изя все переживала, что у сестры нет личной жизни.

– Давай называть вещи своими именами! Не переживала, а жестко третировала. Однажды какой-то мальчик пытался за Алкой ухаживать, так наша царевна высмеяла его так, что он и на пушечный выстрел боялся к ним обеим подходить.

– Какой ужас, – прокомментировала я новую для себя информацию. – Я не знала об этом. Давно это было?

Наташка отмахнулась.

– Да, уже былью поросло.

Тут зашел преподаватель, и нам пришлось заткнуться.

После лекций я сдала подружку с рук на руки ее матери и поехала домой. Моя машина еще была в ремонте, я воспользовалась автобусом. Можно было, конечно, и на метро, но до него идти дольше, а автобус в нужном мне направлении как раз подошел к остановке, что рядом с вузом. Мне все равно ехать до станции и пересаживаться на электричку. Если не будет пробок, до Царицына я доберусь довольно быстро, а там уже до своего Бутова – а может, загляну в усадьбу, как планировала вчера.

В автобусе удалось сесть, и почему-то я решила воспользоваться данным преимуществом, чтобы позвонить Алле. Даже не знаю почему. Все эта дурацкая открытка и странные звуки ночью… Наташка видела ее сегодня утром, с ней все хорошо, и все-таки… Я же могу просто пообщаться с сестрой умершей подруги, по идее, в этом нет ничего зазорного. Вот только мы с ней почти не общались, и как начать разговор, я понятия не имела. Потом я вспомнила – у нее же сегодня день рождения. В то же время поздравлять человека в такое время, когда у них в семье горе… «Надо придумать более весомый повод», – подумала я, листая список контактов в поисках нужного и нажимая на кнопку вызова. Но придумывать ничего не пришлось – Алла не ответила.

Тревожность моя только нарастала. Кто же присылает семье злополучные открытки? И кто следующий? Неужели он всю семью хочет извести?

«Извести». Глупости какие лезут в голову. Неужели я верю в то, что открытки убивают? Но в любом случае это явная угроза, а если шутка – то очень злая и странная. Я бы была начеку. А Алла, испугавшись не на шутку при виде этого ужасного послания в почтовом ящике, на следующий день уже, похоже, забывает обо всем…

Я настолько увлеклась мыслями о младшей Филипповой (она реально решила отметить день рождения сегодня со своим парнем, невзирая на то, что только вчера похоронила любимую сестру? А если нет у нее парня, то кто это был?), что, увидев грохочущую электричку, забыла заскочить в усадьбу и поехала прямиком домой. Я же хотела провести расследование и поискать открытку… Ладно, будем считать, что Наталья меня переубедила, и ничего странного у нас не происходит. А открытки шлет либо бывший Изин, либо какой-то безобидный, но глупый недруг семьи. Правда, когда Алла и вечером не перезвонила, я вновь вернулась к своим нехорошим мыслям, поэтому на следующий день прямо с утра набрала ее снова. Абонент вне зоны действия сети… Интересно. Не мудрствуя лукаво, я позвонила ее отцу.

– Привет, – тихо ответил он.

– Я только хотела спросить: все ли хорошо с Аллой? Я пыталась ей вчера дозвониться, чтобы поздравить, но она не ответила и не перезвонила. А сейчас ее телефон отключен.

– Инесса, она предупредила, что задержится, а телефон отключен еще с ночи. Я пытался звонить после полуночи. Но, видишь ли, молодежь – она такая. О родителях никто не думает, когда дело касается личной жизни. Ты зря волнуешься.

Я немного помолчала, обдумывая, сказать, что просится на язык, или нет. Все же решилась:

– Я так не думаю. Вы с тетей Леной кое-чего не знаете.

– Что? – Он помолчал. Я тоже. – Хорошо, я сейчас приеду. Лене ничего не говори, не надо ее тревожить, ей и без того плохо.

– Поэтому я ей и не звонила… – резонно заметила я. – Я буду дома.

– Сегодня нет лекций?

– Нет. – Лекции должны вот-вот начаться, но ему необязательно об этом знать. А мне необязательно на них ездить. Наташка потом даст списать.

Федор Алексеевич, отец Аллы и Изольды, выглядел постаревшим. Я знала его всего пару лет, как и Изю, но он всегда на моей памяти был поджарым, энергичным, молодым (выглядел далеко не на свои сорок восемь, а лет на десять моложе). Конечно, веселеньким оптимистом никто не сможет остаться, когда внезапно умирает твоя двадцатилетняя дочь. Но перемены были настолько разительными, что я испугалась за его здоровье.

– Тебе стоит показаться врачу, – посоветовала я от души.

– Паршиво выгляжу? – он смотрел на меня укоризненно. Ну да, сама виновата. Как будто в данный момент кто-то обеспокоится походом в местную поликлинику.

– Да, но не это сейчас важно. – Я пригласила его в гостиную и рассказала про открытки. – Я, к сожалению, не нашла ее, но вторая должна быть у Аллы. Если она ее не выбросила.

– «Поздравляю со смертью»? – переспросил он. Я кивнула, заверив, что текст был именно таким. – Почему они ничего не рассказали нам?

– Молодежь, – с грустью повторила я за ним. – Они не думали, что это важно, не хотели вас с матерью расстраивать. Но я еще тогда посоветовала к тебе обратиться. Вдруг это кто-то из пойманных и сбежавших преступников?

– Инесса, – вздохнул Федор, потерев лицо. – Не путай жизнь с кино. Нет у меня таких пойманных Ганнибалов Лектеров, которые были бы признаны невменяемыми и сбежали бы по пути в психушку, одержимые страшной местью.

– Это из другого фильма. «Хэллоуин», если не ошибаюсь.

– Да бог с ним, – он отмахнулся. – Но я не могу контролировать каждый шаг своей второй дочери только потому, что потерял первую. Во-первых, это эгоистично. Это я хочу знать, что с ней все в порядке, а ей, думаешь, хочется этого? Она впервые начала гулять с мальчиком, в девятнадцать это нормально, конечно, она разозлится, если я начну названивать каждые полчаса. Во-вторых, Изольдочка умерла у нас на глазах, и Алла, будучи умненькой девочкой, обязательно использует этот аргумент.

– Она считает, что вы виноваты?! – неправильно растолковала я его слова.

– Да нет, но какая логика в том, чтобы контролировать каждый шаг своего ребенка, когда они могут тихо умереть во сне прямо у тебя на глазах?

– Я никак не пойму, что произошло, – вернулась я к теме смерти Изольды и начала нервно расхаживать по комнате перед ним, сидящим на краю дивана. – Что это значит – внезапная сердечная смерть? Я влезла в интернет и закриншотила. Сейчас я тебе прочитаю: «внезапное прекращение сердечной деятельности, предположительно обусловленное возникновением фибрилляции желудочков или асистолии сердца, при отсутствии признаков, позволяющих поставить другой диагноз». – Я вернула телефон в карман. – Ты слышал? «Предположительно»! Они просто не смогли установить причину смерти, вот и все! Но не напишут же они так – «мы не знаем»!

– Не поверишь, как мне тяжело это осознать и принять… – Он снова потер лицо и посмотрел куда-то в потолок. – А она очень разволновалась или сильно испугалась, когда получила эту открытку? Может, этот чертов шутник…

Он повысил тон, и я поспешила успокоить:

– Нет, она вообще отнеслась к этому несерьезно. Она думала, что это ее бывший парень прислал. Это Алла забеспокоилась, активно включалась в обсуждение… Так что, если ты намекаешь на инфаркт от… – Я заметила, что Федор воззрился на меня с недоумением. – Что? – не поняла я его взгляд.

– Ты знаешь, с кем начала встречаться Алка?

– Нет, – пожала я плечами. – Наташка видела, как она садилась в машину, но не видела самого парня.

– Ну а я знаю. Это и есть бывший Изольды. Некто Шурик. – По тону и закатившимся глазам было ясно отношение к «Шурику».

– Саша Сафронов, – поправила я, слегла прибалдев от новости.

– Угу, – закивал ее отец недовольно. – Поэтому она врала нам поначалу. Поехала к профессору в вуз… В воскресенье, на следующий день после смерти сестры! Ленка поверила, но я-то из другого теста. Как будто какой-то реферат может… – он угрюмо покачал головой, не договаривая. – Короче, я настоял, чтобы она мне все рассказала.

– С Сашкой? – все еще не могла я поверить. Я резко плюхнулась в компьютерное кресло, которое как раз находилось подо мной. Очень удачно, а то оказалась бы на полу. – Вот почему ей не хотелось думать, что Изе открытку прислал ее бывший. Она спорила с ней по этому поводу. Потому что она знала, что та, с которой он изменяет Изе, это она сама. И стало быть, зачем ему угрожать Изольде? У них с Аллой все хорошо.

– Ну тогда ему и присылать Алке открытку незачем.

– Да. – Помолчав, я решилась поделиться чужой версией: – Наташка думает, это для отвода глаз. Чтобы никто не подумал, что он причастен как-то к смерти Изольды.

– Наташка думает глупости. Ладно, – он поднялся, – мне еще работать, у нас в конце дня совещание в головном офисе. Найди, пожалуйста, открытку, хотелось бы взглянуть. У Алки просить не буду, сделаю вид, что ничего не знаю.

– Алку сперва нужно найти! – поспорила я. – Отметить день рождения с бывшим своей умершей на днях сестры – это еще одно, но отключать телефон? Зачем?

– Затем, чтобы ей не звонили и не отвлекали, очевидно же, – пробубнил Федор Алексеевич и покинул мою квартиру.

Все ясно. Искать Аллу мне придется самой.

В усадьбе было малолюдно, что и не мудрено: будний день, три часа, пасмурная погода. Когда я шла к воротам от станции, накрапывал мелкий неприятный дождик, но сейчас он перестал. Мамочек, однако, он напугал, и мне навстречу попалось аж трое с детскими колясками. Старички и одинокие бухарики с банками пива остались. Я всматривалась в каждое пожилое лицо, ожидая увидеть того старика в черно-красной ветровке или бабку в желтом плаще, но все эти люди были другими.

Я шла к тому самому зданию – толком не зная зачем. Надеялась, что надпись самовосстановится? Даже если и так, как это приведет меня к разгадке? Я не смогу сверить символы. Я уже заходила в кафе, сказала, что забыла здесь в субботу шарик и открытку. Про открытку никто ничего вспомнить не смог, тем более прошло уже пять дней, но про шарик обслуживающая нас тогда официантка (мне повезло, сегодня была ее смена) сказала, что его забрал вроде тот самый парень, что нас фотографировал и покупал мне коктейль. Странно, зачем ему? Надеялся увидеть меня снова и вернуть? Но когда он догнал нас и вручил снимки, у него в руках ничего не было. Значит, он вернулся потом в кафе и забрал шарик? Или он это сделал, когда мы ушли смотреть на символы на стене? Тогда как он успел и шарик забрать, и с фотошопом помудрить, и снимки распечатать? Видимо, живет совсем близко. А когда бежал к нам отдавать снимки, забыл захватить шарик. Получается так.

Небо подумало-подумало и соизволило-таки опустить на грешную землю несколько теплых милостивых солнечных лучей, исхитрившихся пронзить край одной из туч. Я посмотрела наверх и решила, что могу тут еще погулять, обиженный дождик вряд ли вернется в ближайшее время.

…Я заметила его еще возле Дворца. Мальчик лет десяти-одиннадцати. Он фотографировал меня, стараясь делать это исподтишка, но я все равно заметила. Ведь если человек просто смотрит в телефон, он держит его под другим углом и несколько ниже, никто не поднимает его на уровень лица. Мальчик шел за мной до того самого заброшенного здания, поэтому там я затаилась, распластавшись вдоль стены, и, услышав шаги за углом, выпрыгнула прямо на него. Мальчик с перепуга вскрикнул.

– Что ты делаешь?!

– Я?! – искренне воскликнул он.

– Ты! На кой черт ты снимаешь меня?

– Я? Нет!

Я схватила его телефон.

– Я его разобью о стену, если не скажешь правду!

– Я папе скажу! И в отделение полиции схожу, напишу заявление!

Какие продвинутые подростки пошли.

– Какая разница? Телефону уже хана будет. И менты твои меня не найдут, так и знай. Я сюда больше не приеду.

– Ладно, – вздохнул пацан, понимая, что проиграл. – Я твои фотки выложу в соцсетях, так проще добавлять людей в друзья. С моими настоящими фотками я не смог набрать больше сорока. – Тут щекастый пацан испустил тяжкий, наполненный вселенской грустью вздох. Да, он был полноват, одевался как-то странно (или я просто слишком стара, чтобы оценить такие вещи), зубы выросли неровно, и в его возрасте вполне можно нажить из-за внешности кучу комплексов.

– Боже! – воззрилась я на небо, на котором все еще искрились спасительные лучи. – Ты дурак или как? – вернулась к мальчику. – Что за глупый бред? Ты понимаешь, что у нормального человека не может быть много друзей? Я, например, если вижу, что у кого-то в соцсетях больше сотни-двух так называемых «друзей», понимаю, что это очень глупый человек, который добавляет всех подряд, лишь бы выглядеть круто, и не понимает, что крутизна определяется вовсе не этим. А уж если больше тысячи человек, то тогда это вообще дебил. Ну, или продает что-то… – подумав, добавила я. – Или это знаменитость… Так или иначе, но важность твоя определяется хорошими оценками или другими какими-то достижениями, а не количеством друзей.

– Ну ты тупая, – протянул подросток, качая головой. – Кто ж с отличниками и хорошистами дружить хочет? Дружат с двоечниками, потому что они курят и хулиганят! Крутые, короче, сечешь?

– Ладно, пыталась я добавить каплю мудрости в подрастающее поколение, но, видно, не судьба, – сказала я сама себе и полезла в его телефон. – Я удаляю все свои фотки.

– Не-ет, – протянул он обреченно. – Пожалуйста, – сложил молитвенно ладошки, – оставь хоть одну! Прости, что обозвал! Беру свои слова назад! Ты не тупая! Только пожа-алуйста… Дай мне завести страницу от твоего имени! – Поскольку я продолжала удалять фотки, он потянул меня за рукав, трогательно заглядывая в глаза, точно Кот в сапогах из мультика. – Ну пожа-алуйста!

– О господи, ладно! – хотела я было остановиться, но вот незадача – как раз в эту секунду удалила последний снимок себя, а следом за ним открылась другая фотография, сделанная раньше. О боги! Это были те же символы на стене! Хотя нет… Они были расположены немного не так. – Что это? – потребовала я ответа от мальчугана. – Быстро отвечай!

– Тихо, не шурши! Я тут постоянно гуляю и фоткаю все стремное. Эти каракули тоже.

– Где ты это увидел?! Подожди… а я тоже стремная?

– Не, расслабься, – махнул он рукой. – Ты симпотная, поэтому снял тебя. Для соцсетей. А это, – ткнул он в изображение, – было здесь. – Показал на стену. – Ой, погодь… Или там, – показал куда-то на деревья.

– Где – там? Там ничего нет. Слушай, а когда ты это снял? В выходные здесь были похожие символы, но немного другие. И расположены были иначе. Ты видел их?

Пацан задумался и замотал головой.

– Нет. Это я снял еще месяц назад. Ты что, отсталая? Нажми «Свойства». Там же видно, когда фоткали.

– Ах, ну да.

В свойствах снимка было указано, когда он сделан – в конце апреля. А сейчас конец мая.

– И давно ты этим увлекаешься? Я имею в виду, фоткаешь все стремное.

– Да, давно. Я стану известным блогером!

– Ага, станешь, как пить дать.

– Кому?

– Что – кому? Пить дать? Никому. Слушай, запиши мой номер в память телефона. Ладно, не парься, – когда он потянулся пухлыми ручонками к своему смартфону, заявила я, – сама внесу. Инесса меня зовут. А тебя?

– Виталик.

– Так вот, Виталик. Если увидишь еще такие же символы где-то здесь, может, на стене, а может, найдешь какую-то открытку, и они будут написаны внутри, короче, позвони, в накладе не останешься.

– Надеюсь, ты про деньги? А то все говорят «в накладе не останешься», а по факту – х…

– Так! Матом нельзя ругаться! Тем более в твоем возрасте. Да, я имела в виду деньги. Теперь дуй отсюда и не фоткай больше людей без их разрешения!

– Есть, мэм! – повторил он явно за кем-то и убежал. А я похвалила себя за то, что успела переслать себе фотографию стены месячной давности.

Итак, в конце апреля здесь появилась вот эта надпись (я открыла фото на своем смартфоне). Два силуэта, похожих на человечков, сделанных из странных символов, будто бы идут навстречу друг другу. Я уже говорила, что эти символы имеют какую-то сверхъестественную особенность: когда долго на них смотришь, они создают анимированный фильм. Понимаю, что это какая-то оптическая иллюзия, но тем не менее описываю, как вижу. Человечки будто начинают бежать друг к другу. А в центре, между этими двумя силуэтами, другая конструкция. Похожая на сердечко, каким его обычно рисуют, но внутри будто бы эти же человечки, но уже соединенные в одного. Сложно описать, это нужно видеть. Чем-то напоминает работу какого-нибудь современного абстракциониста, когда сперва кажется, что это просто какая-то мазня, но чуть позже, медитируя возле картины, начинаешь видеть в ней точные очертания и даже понимать смысл… Короче, в этот момент «мазня» ставится именно рисунком, почти осмысленным, который уже можно запомнить. Так вот, в тот день, когда старички разошлись, рисунок был иным, это точно.

Я посмотрела по сторонам, то ли в надежде увидеть ту самую пожилую пару, то ли проверяя покладистость Виталика, точно ли он больше меня скрытно не снимает, и пошагала к выходу. Возле фонтана меня настиг звонок телефона.

Я думала, что это Наташка с вопросом, как я посмела не явиться на лекции (хотя я ей прислала сообщение в мессенджер, объясняя в двух словах, что у меня дела), но это оказалась тетя Лена.

– Инессочка, у нас Алла пропала. Уехала вчера на свидание и до сих пор не вернулась. Ты, случайно, не знаешь, с кем она? Телефон отключен, я бы позвонила этому мальчику, но я не знаю имя и номер телефона. – Я обдумывала, что ответить, а она продолжала говорить: – Она ведь ничего нам не рассказывает! Федя, оказывается, знал, что она на свидании, а мне-то сказала, что в институт… Только когда не вернулась вечером, он рассказал мне. Но время-то уже почти четыре… Сколько можно гулять?..

– Тетя Лена, я займусь этим. Я знаю этого парня. То есть не лично, но знаю, кому позвонить. Как только что-то выясню, я перезвоню.

– Спасибо, дочка! – она отключилась.

Создавалось ощущение, что она похоронила единственную дочь и теперь на эту должность назначили меня. А Алла будто ни при чем. Хотя… наверно, я к тете Лене придираюсь. Человек в горе обычно ведет себя не так, как в любое другое время. И об Алле она явно волнуется, просто не так сильно, как мне бы хотелось. Да и отец вроде тоже не бьется головой о стену, но мужчины – они же какие? Лучше на медведя с голыми руками пойдут, нежели позволят себе проявить какие-то эмоции, особенно – впасть в истерику. К тому же стоит сделать скидку на то, что я не так хорошо знаю Аллу, как ее близкие. Все, что мне известно – это ее портрет через призму Изольдиного мировоззрения, в которое младшая сестра вписывается разве что как умственно отсталая монашка с кучей тараканов и комплексов, и собственные впечатления, основанные максимум на десяти встречах. Может так оказаться, что пропадать на пару дней и отключать телефон – это вполне в стиле младшей дочери, и я просто не в курсе.

Убедив себя в этом, я кинулась выполнять обещанное, то есть позвонила Наташке, но она не ответила. Лекции давно закончились, где она? Я решила поехать к ней. Едва выйдя из метро, я получила от Живцовой сообщение, что она красит дома волосы и не может приложить телефон к уху, чтобы не испачкать – он у нее белый. Мысленно хихикнув, я написала ей, что еду в гости.

Наташка жила с матерью в маленькой двушке со смежными комнатами. Отдельную спальню занимала мать, а Наташке достался проходной зал. По этой причине она не очень любила принимать гостей, мы всегда встречались либо у кого-то из нас – у меня или Изи, – либо на нейтральной территории. Но мать у Наташки последнее время работает допоздна, благодаря чему у некогда нищей семьи появились деньги, так что я была уверена, что пообщаться нам никто не помешает. Так и оказалось – подружка была дома одна.

– Алка пропала, – сообщила я с порога.

– Как пропала? – не поняла подруга, пропуская меня внутрь и кидая тапочки к моим ногам. – С чего ты взяла?

– С того, что она не появлялась дома со вчерашнего утра. Мне нужен Сашкин телефон.

– Какой Сашки? Алферовой, что ль? Зачем она тебе, она вуз бросила в прошлом семестре… Я от тебя дурею сегодня, ничего не понимаю.

– Ты себе краской мозги подпортила, значит, – засмеялась я. – Сашки Сафронова. Ты знала, что Алла с ним теперь встречается? Ты не видела его за рулем? Или машину его?

– Что? – Наташка села прямо на обувную тумбочку в прихожей, из чего я заключила, что для нее эта информация настолько же новая, как и была для меня этим утром. – Но Глеб мне ничего не сказал, – пробубнила она неуверенно.

– Глеб? Его друг, твой бывший? Точнее несостоявшийся…

Наташка и лучший друг Сафронова сходили пару раз на свидание – как продолжение «двойного» свидания с Изольдой и Сашей, на котором настояла Изольда (она не любила, когда кто-то одинок, и, кстати, чего Наташка не знала, это того, что познакомиться с Глебом предлагалось сначала мне, а когда я уже отказалась – Изя крутила пальцем у виска, так как Глеб – спортсмен и мечта многих девчонок – тогда она решила познакомить лучшего друга своего бойфренда с Наташей). По словам начитанной Наташки, боксер Глеб был невыносимо туп.

Наташка вдруг сильно чего-то испугалась, затем покраснела. Как будто она выдала какую-то тайну. Что она скрывает?

– Проговорилась, черт, – подтвердила она мои мысли. – Я стеснялась вам рассказать, но мы с Глебом встречаемся уже месяц.

– Что?! Господи, не Москва, а Санта-Барбара какая-то! Почему мне-то не сказала? Чего стеснялась?

– Ну, он реально недалекий, книг не читает, и вообще… Голову ему хорошо так отбили на боксе… Знаешь, есть такая шутка про то, что у всех боксеров носы кривые, так вот, у Глеба не только нос набекрень, но и мозг… Я думала, вы будете меня осуждать. Ты – из-за того, что мы не пара, а Изя смеялась бы, что я нос сперва вертела, а в итоге никого лучше так и не нашла… – Подруга горестно вздохнула и повесила нос.

– Ладно, – отмахнулась я. – Это уже не важно. Позвони ему, пусть даст номер Сашкин. Они же еще дружат?

– Да. Сейчас. Только краску смою. Иди чайник поставь пока.

Наталья скрылась в ванной, а я пошла на кухню, но только чтобы присесть. Некогда чаи распивать. Нужно найти Алку во что бы то ни стало. Просто чтобы успокоиться. Да, глупо бояться какой-то там открытки. Но у меня от сердца отляжет, если я буду знать, что с младшей Изиной сестрой все в порядке.

– Ну что? – произнесла она неинформативное, когда вышла из ванной с полотенцем на голове. – Что стоишь посреди кухни?

– Суши волосы и поехали.

– Куда?

– Алку искать.

– Глеб займется, – отмахнулась она. – У нас с ним свиданка в девять. Как раз успею собраться и при…

– Перенеси, – перебила я строго. – Поедем сейчас.

Я думала, она начнет шутить про свидание втроем, но она только шумно вздохнула, вытерла волосы полотенцем и пошла звонить своему парню. Оказалось, что у него сейчас тренировка, и он освободится только к семи.

В десять минут восьмого мы дружно жали кнопку звонка. От Наташки мы вызвали такси и просили водителя подождать внизу. Открыл нам сам Глеб (насколько я знала, он живет с бабушкой). Он был таким, как я его помнила: крепкий малый среднего роста с глупой физиономией и немного кривым, как Наташка уже отмечала, носом. Даже светлый ежик волос остался таким же, как в нашу единственную встречу, с теми же двумя подбритыми полосками (мода, что ли, такая?), что, на мой взгляд, выглядит глупо. В то же время он не мой парень, а Наташкин и нравиться должен ей, а я со своей легкой неприязнью как-нибудь разберусь.

Увидев меня, парень занервничал.

– Так что случилось-то? – спросил с неуверенностью, мол, правильно ли я понял, что что-то в принципе стряслось, или я настолько тупой, что даже этого не способен понять, и наконец догадался пропустить нас внутрь. Разговаривать на лестничной клетке о том, «что случилось-то», нам явно не улыбалось.

– Алка пропала… – начала Наташка.

– Нужен Сашкин номер, – добавила я.

– Алка… какая?

– Сестра Изи нашей!

– А при чем тут я?

М-да, парень явно не отличался сообразительностью. Теперь это не со слов других, а мое собственное мнение.

– Да не ты, – просветила я боксера, – а твой друг. Сашка Сафронов. Она с ним встречалась.

– Кстати, – Наташка уперла руки в бока, полагая, что выглядит устрашающе, но со своим маленьким ростом и веснушками выглядела скорее комично, – почему ты мне не рассказал, что он от старшей сестры ушел к младшей?

– Ой, да не знал я! – поспешно крикнул Глеб, не вызывая особого доверия к своим словам. Но капля разума плескалась в этом могучем теле, потому что он быстро сморщился, поняв, что выдал себя, и добавил уже искренне: – Я знал, что они виделись периодически, но не знал, насколько это серьезно.

Выдав эту сложную для него фразу, Глеб затих.

– Ладно, – отмахнулась я, – это все не важно, дай номер Сашкин или сам позвони, спроси, не с ним ли Алка.

Глеб позвонил прямо при нас (что и говорить, дальше прихожей нас не пустили: то ли бабушка все-таки была дома, то ли ему это в голову не пришло, надеюсь, когда Наташка одна, с ней он ведет себя более гостеприимно), на что приятель ответил, что Алку он не видел со вчерашнего вечера.

– Куда она пошла от него? – потребовали мы ответа, которого нам предоставить не смогли.

Закончив разговор, Глеб посмотрел на нас:

– Сказал, что они поругались и она выпрыгнула из машины.

– Что? Почему? Как это? На ходу прямо? Он что, не вернулся за ней? – посыпался на парня шквал вопросов, и почему-то именно это вывело его из себя.

– Послушайте, – нервничая еще сильнее и даже забывая про некоторые буквы, высказывал нам Глеб, – если вам нужны подробности, идите и спрашивайте у него сами! Мне еще не хватало разбираться тут с какими-то сестрами! Я вообще-то сегодня рассчитывал на… – и тут он со значением воззрился на мою подружку.

– Не получишь! – раздраженно отозвалась она, и, по-моему, правильно сделала.

Выяснив напоследок, где можно найти Сашку (оказалось, после тренировки они, по обычаю, завалились в антикафе, что прямо через дорогу от спортивного центра), мы ушли.

– Ты подумай! – бушевала Наталья по дороге. – Он думает только о… – она не стала договаривать.

– Как и все они.

Мы помолчали, и в ограниченном пространстве машины повеяло трагизмом. Примерно такая атмосфера царит в катафалках.

– Как парня найти, Инесска? Вот как? Где?

Я пожала плечами.

– Я одна, как видишь.

Она вздохнула.

– Ты думаешь, зря я…

Вопросительная интонация требовала ответа, но я не всегда понимала подругу с полуслова, посему уточнила:

– Зря начала с ним встречаться или зря сейчас отказала?

– Дура ты! – сперва обиженно молвила Наталья, а затем рассмеялась.

Я тоже хихикнула.

– Ну а что ты ерунду спрашиваешь? Это твоя жизнь. Выбирай сама, с кем тебе встречаться. Остановите за углом, – сказала я уже водителю, и мы вышли возле антикафе под названием «Спортивное НЕкафе» – да, прямо так, с двумя заглавными.

При входе с нас хотели взять денег (в этом принцип всех антикафе – берут за время, а не за еду), но мы, слава богу, увидели Сашку, который оказался неподалеку от входа (а какая-то блондинка, кстати, на нем висла), и выманили его на улицу.

Он скатился со ступенек так быстро, словно бежал от разъяренной лани, поэтому разговор мы начали только на крыльце. Вернее, Сашка начал.

– Че надо? – да, вот так грубо и начал.

– Мы Изины подружки, помнишь нас? – спросила Наташка словно с издевкой. Конечно, он нас помнил, видел много раз.

– И что? – в отличие от своего закадычного друга, Александр не отмалчивался и не оправдывался, а всегда первым рвался в бой. Поэтому, хоть он и худее и Глеба, и многих других в их кружке, и в принципе спортсменом со стороны не выглядит, тем не менее считался самым крутым, потому что всегда побеждал. Возможно, именно этим он заинтересовал Изольду. Спорт он недавно забросил, занявшись более важными вещами (его отец, владелец крупной местной фармакологической компании, пытается приобщить сына к бизнесу), но привычку собираться с друзьями после тренировок в этом кафе, ой, простите НЕкафе, забросить не смог. Изю это всегда напрягало. Она одобряла серьезные занятия, к примеру, бизнес, а спорт, по ее мнению, – это что-то незначительное, и то, что он продолжает общаться с «несерьезными» друзьями, вместо того чтобы тратить все время на нее, Изю сильно раздражало.

Часть этого я знала от самой Изольды еще при жизни, другую точку зрения выяснила только сейчас. Но нам было неинтересно выслушивать про нашу усопшую подругу, тем более что чувство потери с каждым днем только сильнее росло и психологическая самозащита запрещала даже о ней думать, нам нужна была сейчас Алла.

– Ты будто оправдываешься перед нами, что изменял ей… – мы с Наташкой словно были на одной волне. Мне оставалось просто кивнуть, мол, согласна.

– Так! Меня там ждут, – кивнул он на окна второго этажа, где и расположено антикафе, – и время тикает. Вы никто, чтобы спрашивать меня о личной жизни.

Тут вступила я.

– Хорошо, не хочешь говорить с нами, поговоришь с полицией. И с ее отцом тоже придется.

– Что? Зачем? – взгляд больших карих глаз под густой каштановой челкой стал заинтересованным. Опять же, в отличие от Глеба, Сашка был симпатичным и волосы коротко не стриг.

– Затем, что одна сестра умерла пять дней назад, а другая пропала бесследно. Причем после встречи с тобой. А ты встречался с обеими, дорогой наш донжуан.

– Да не знаю я, куда она делась! Мне Глеб звонил уже… это по вашей просьбе? – Мы кивнули. Но даже сообщение об исчезновении его девушки не заставило Шурика говорить с нами мягче. Атака – его излюбленный стиль поведения даже тогда, когда он стопроцентно виноват. – Че надо вам?! Че лезете ко мне?!

– Рассказывай, – скомандовала я. – В подробностях. Чтобы мы тебе поверили.

– Слу… – наверно, он хотел сказать что-то наподобие «слушай, я перед вами не должен отчитываться», но здесь его наконец пронзило осознание своей вины. Он вздохнул, взлохматил челку, глядя в наполненное тучами небо, которые никак не хотели сдаваться и уходить, и на крышу спортивного центра. – Мы ехали в машине из пиццерии, – начал он говорить по существу. – Хотели успеть на ночной сеанс в киношку в новый ТЦ. Я намекнул на то, что нам надо взять билет на последний ряд. Тут она начала про свою эту чушь, мол, я должна понять, что ты ко мне испытываешь, прежде чем чем-то таким заниматься, и уж тем более не в общественном месте. Я ответил, что никто ее отса… – Тут он покосился на наши строгие лица. – Оральными ласками никто ее заниматься не заставляет, я вообще-то имел в виду целоваться. Но ее острое отношение к таким нормальным в сущности вещам меня уже напрягает. Мы несколько раз уже и в кафешках сидели, и киношки смотрели, и на речку катались. А она все недотрогу из себя корчит. Я мужик, и у меня есть потребности! Пусть тараканов изгонит своих, а то так и помрет старой девой! И вот после этих слов у нее началась форменная истерика. Наорала на меня, припомнила, что я Изольде изменял. Мол, она боится, что отдаст мне «самое дорогое», а я и ей изменять буду. Потом стала бить меня, а я же за рулем! Ну я и сказал, мол, будешь так себя вести, иди пешком. А то я тут бензин свой трачу и деньги, а она вые… живается, – поправился он на ходу.

– Ясно. И что было дальше?

– Она психанула, говорит, останавливай. Лучше пешком, чем с… козлом.

Мы кивнули, мол, согласны с ней, а Сашка еще раз вздохнул.

– Где ты ее высадил?

– Да возле строительного магаза! Мы ж почти до торгового центра доехали. Там постоянно таксисты тусуются. Я думал, она села в машину и вернулась домой.

– И ты не потрудился выяснить, добралась ли она ночью до дома?

– Нет, ясно?! – закричал он, снова бросаясь в атаку. Холерик, что с него взять. Если мне не показалось, он даже подпрыгнул на месте. – И не должен! За такое… Все для нее, а я у нее козел! Знаешь, сколько баб в очередь выстроились, стоило мне свистнуть?

– Фу, – высказалась Наташка по этому поводу.

– Ну, тебе, может, фу, – Шурик выдал грязную ухмылочку, – а твоей подружке, которой ты в рот смотрела, более чем нравилось!

– Как ты можешь, – вступила я, – Изольда умерла! Алла пропала! А ты только о своем эго думаешь, как бы его потешить побольше.

Я думала, он опять заорет, но Сашка посмотрел себе под ноги, потрепал себя по затылку, и легкая дрожь вдруг прошлась по всем его членам, словно он внезапно осознал, что его мокрым выставили на мороз, не дав даже полотенца.

– Она правда не вернулась домой?

– Правда.

– Черт… – Сашка сплюнул и отвернулся от меня.

Тут в открытое по случаю жары окно второго этажа высунулась рыжая лохматая голова.

– Санек! Ты че застрял там?

– Алка пропала! – крикнул им Шурик.

– Какая Алка?

Следом высунулась вторая башка.

– Иди сюда! Мы тебе другую Алку найдем! Тут даже две таких…

– Мы Машки! – донесся женский недовольный визг.

– Один хрен…

Тут убрались две мужские головы, и высунулась женская – с длинными пепельными волосами, принадлежащая той самой девице, что на нем висла. Она ничего не говорила, просто смотрела на нас сверху с немым укором, мол, сколько можно ждать.

– Иди к своим друзьям, – сказала недовольно Наташка, пронаблюдав за сценой. – Пошли, Инесска.

– Стойте! – остановил нас Санек. – Если нужна будет помощь в поисках, то…

– То обойдемся без тебя, – закончила за него я, внезапно почувствовав себя Изольдой. Именно это она бы ответила в данной ситуации.

– Опомнился тоже! – фыркала по дороге Наташка. – Мы ему «Алка пропала», а он: «у меня очередь выстроилась!» Видала?

– Видала, – тихо ответила я. Да так тихо, что она не услышала.

– Не, ну ты хорошо отбрила его в конце! Я даже вздрогнула, потому что на миг мне показалось… ой, ладно, не важно, а то решишь, что я чокнулась.

– Не решу.

– Что? Слушай, что с тобой? Ты ни жива ни мертва. – Машина заворачивала во двор ее дома. – Ты ко мне? Маман еще на работе, скорее всего.

– Нет, мне придется ехать к Филипповым.

– А-а. Поняла твою грусть. Хочешь, с тобой поеду?

– Не надо. Расплатись, я на метро поеду.

Наташка удивилась, вот же, мол, машина, но не стала спорить.

У входа в метро я созвонилась с Федором Алексеевичем, чтобы спросить, где он находится. Может статься, что он еще не дома. А вот как говорить тете Лене о том, что Алла пропала, я не знала. Я просто не смогла бы.

Оказалось, что он едет домой. Внезапно почувствовав слабость до дрожи в коленях, я решилась рассказать ему все прямо так, по телефону.

– Думаю, вам лучше обратиться с полицию, – закончила я.

– Прошли только сутки, они не заинтересуются нашим заявлением. Придется сунуться к своим, но… тут такое дело. В общем, расстались мы не на лучшей ноте. Тем более что я бизнес поднял, бывших коллег такие вещи никогда не радуют. Но завтра с утра я к ним поеду, проставлюсь. Скажи мне точный адрес, где этот му… дебил высадил ее. Я сейчас поеду туда сам. Может, по горячим следам…

– Я могу помочь. Я возле метро, забери меня, и…

– Нет, – перебил он меня. – Поезжай домой, нечего тебе на ночь глядя в сыщиков играть. Поди, лекции завтра с утра?

– Зачет, – вздохнула я. – С завтрашнего сессия начинается.

– Готовилась хоть?

– Нет, конечно. Я в таком стрессе, что…

– Понимаю. Иди готовься. Будут новости – позвоню. Ленке сам все скажу. Все, теперь это не на твоих плечах.

– Хорошо. Пока. – Я отключилась.

Это замечательно, что он сам занялся поисками своей пропавшей дочери, тем более что у него есть связи и необходимый навык. Но лучше бы он начал их раньше, когда я просила. Надеюсь, эти долгие часы бездействия не станут роковыми…

Я никак не могла уснуть. В какой-то момент мне вновь померещился шум, вроде в коридоре, я встала проверить, но выяснилось, что это просто упавший с тумбы пакет. Я проверила входную дверь – заперта, отлично – и окна. Невзирая на жару, закрыла даже форточки. Легла спать. Но сон не шел. Какое-то неприятное предчувствие кололо сердце, мешало отпустить ситуацию и просто плыть по волнам надвигающегося сна.

Я проверила телефон. Когда ложусь, обычно ставлю его на беззвучный режим. Вдруг мне кто-то звонил? Вдруг реально что-то случилось? Но нет. В этот поздний час я никому не была нужна.

Наконец-то я начала засыпать, как тут скрипнула дверь моей спальни. Я открыла глаза. Дверь немного приотворена, хотя я точно помню, что плотно закрывала ее. Значит, мне не послышалось. Сквозняк? Но откуда? Я же захлопнула форточки на всех окнах. Может, это от соседей сквозит? Стены довольно тонкие.

Может, ты обманываешь сама себя?..

Я решила делать вид, что ничего не произошло, и просто повернулась на другой бок. Снова скрип. Я испуганно подняла веки и посмотрела в угол комнаты. Дверь открыта уже наполовину. Да что ж это такое… Я продолжала смотреть в этом направлении. Через несколько секунд дверь снова пришла в движение, медленно отворяясь… А в проходе появился мужской силуэт. Длинные черные волосы на прямой пробор, голый торс, джинсы. Он сделал шаг вперед и оказался на пороге мой спальни. Меня как подбросило вверх. Как только я поняла, что это не сон, ужас сковал мою грудь, мешая дышать.

– К… – я закашлялась. – Кто это?

Мужчина молча делал шаги вперед. Замер посреди комнаты, и я заметила у него что-то на груди. В незашторенные окна струился лунный свет, в котором эта мазь, или грязь, или краска заблестела. Ужас от того, что кто-то посторонний находится в моей квартире, сменился ужасом от нелепости и необычности происходящего. Если это грабитель, почему он разделся по пояс и намалевал что-то у себя на груди?!

– Господи, – только и смогла я исторгнуть, судорожно пытаясь вспомнить хоть какую-то молитву, но тут этот мужчина просто развернулся, все так же молча, и неспешно удалился из спальни – все еще не издавая ни малейшего шума.

Что это такое? Я все-таки сплю? Или это галлюцинация? Или это призрак? Я не так давно живу в этой квартире, кто знает, вдруг здесь кто-то умер? И теперь его неприкаянный дух бродит по ней, дает знаки… Может, он хочет, чтобы его тело нашли и похоронили по-человечески? В этом случае труп находится явно не здесь, иначе запах был бы тот еще…

Повинуясь какому-то странному порыву, я поднялась и, не зажигая света, отправилась следом за мужчиной. В коридоре его не было. Растаял? Впрочем, как и положено призраку.

– Эй… – прошептала я, молясь, чтобы мне никто не ответил. Но зачем тогда, казалось бы, спрашивать? М-да, логика уровня «платиновая блондинка», а не «красное дерево»…

Я шла вперед, на кухню, бубня себе под нос теперь совсем другое: «Показалось, показалось, показалось…» Тоже глупости. Ведь я не спала. Я сразу же встала с кровати. А значит, не показалось…

На кухне никого. Я развернулась и пошла в гостиную. Дверь была закрыта, поэтому я в первый раз прошла мимо. Просто я не слышала, как кто-то заходил туда. В то же время дверь гостиной не скрипит, и таинственный полураздетый гость мог войти и просто закрыть ее за собой. Остается вопрос – зачем? Но над этим я подумаю позже.

Я зашла в гостиную и не сразу поняла, что тут кто-то есть. Я успела выдохнуть, никого не обнаружив на первый взгляд, а потом развернулась, с тем чтобы уйти, и вот тут-то его заприметила. Мужчина сидел в углу на маленьком неудобном пуфике, сгорбившись в три погибели. Я видела только его спину и свисающие волосы.

– Эй… – прошептала я, дрожа всем телом. Дурацкие мысли-шуточки пришлось оставить. В моей квартире реально находится посторонний. Это уже не смешно. Он явно больной на голову. Что он предпримет? Убьет меня? Не лучше ли тогда сматываться, пока не…

Я не успела додумать свою мысль, потому что мужчина резко разогнулся и уставился на меня своими черными немигающими глазами. Теперь его торс оказался близко, и я разглядела внимательно, что было на нем: мелкие порезы, из которых сочилась кровь. Не простые порезы – он вырезал на себе символы. В три ряда. Ножом. Сам себе. Или кто-то это сделал с ним? Тогда логичнее было вызвать скорую, а не переться домой к незнакомым людям. Хуже всего то, что эти символы были мне знакомы. Стена в Царицынском парке-усадьбе. Открытки. Фотографии.

Мужчина резко встал и кинулся на меня, а я заорала и проснулась.

…3:33. Отлично. У меня появилась новая способность – просыпаться в одно и то же время без будильника. Но лучше бы это было более позднее время, где-нибудь часов семь или даже восемь.

Я попыталась еще уснуть, но так и не смогла. В итоге в институте под дверью нужной аудитории я стояла первая. Наташка появилась только через час, когда на зачет уже начали запускать людей.

– Ты опоздала, – попеняла я ей, так как хотелось поскорее с этим покончить, но Наташка любила, чтобы мы готовились и отвечали вместе (вернее друг за другом), поэтому пришлось ее ждать и пропустить кучу людей вперед.

– А ты плохо выглядишь, – ответила она мне обеспокоенно. – Будто не спала всю ночь.

– Я и не спала.

– Ты так сильно боишься зачета? Это ж Петренко, он зайчик. Он всем зачеты ставит.

– Нет, это из-за ночного кошмара. – Ничтоже сумняшеся я пересказала ей его содержание.

– Господи, Инька, ты совсем с катушек съехала с этими письменами дурацкими. Хочешь, к историку сходим? Нарисовать сможешь?

– Незачем. – Я показала ей фотографию.

– Когда ты успела сделать?

– Это не я. Это один мальчик. Долгая история, – отмахнулась я, видя, что дверь открылась, а значит, в святая святых может зайти очередной студент. Этим студентом стала я.

Зачет мы получили легко и просто (как и предсказала Наташка), а спускаясь по лестнице, встретили нашу культурологичку. Она была тоже зайчиком, как выражается Живцова, поэтому я рискнула обратиться к ней с интересующим меня вопросом и показала фотографию.

– Вот эти символы, – ткнула она в несколько, – похожи на скандинавские руны, несколько стилизованные. Их все-таки вырезали на камне, поэтому в оригинале они имеют острые углы. Остальные не знаю, извините, девочки. А где же сия наскальная живопись, которая вас так заинтересовала?

– Да просто в городе нашли, – отмахнулась я, не желая ее во все это посвящать, – шли мимо, вот я и сфоткала.

– Ну, это подростки отсебятину лепят. Изуродовали весь город! Кто не умеет созидать, тот разрушает, давно известный факт.

Я кивнула, хотя внутренне не согласилась. «Отсебятина» не вызывала бы ощущения законченности и не порождала бы магический эффект движения картинки. Казалось, что люди, нарисовавшие данный шедевр, знали, что и зачем они делают.

Наташка полезла в телефон, матюгнулась и стала нервно приглаживать свои короткие кучерявые волосы.

– Что такое? – тут же среагировала я.

– Глеб! Отменил свидание. У него тренировка, видите ли!

– Ну, связалась со спортсменом, – развела я руками, открывая дверь и выходя на улицу.

– А как с Алкой? Ничего не слышно? Не звонила ее родичам?

– Нет, не слышно, – ответила я. Распрощавшись с подругой, позвонила Федору Алексеевичу с тем же вопросом. Возможно, он ночью что-то узнал, просто не стал перезванивать, боясь разбудить. А сегодня не позвонил, потому что знал, что у меня зачет.

Но нет. Оказалось, что Филиппов забыл о зачете.

– Инесса, хорошо, что ты позвонила… Я сам хотел, но не знал… – Тут он запнулся, и до моих ушей донесся звук отодвигаемого стула, а после – запираемой на ключ двери. – Не хочу, чтобы нас подслушали. Ты дома сейчас? – Я сказала, что только что вышла из вуза и домой попаду где-нибудь через час. Тут-то и выяснилось, что про мой зачет он забыл. Затем он спросил: – Тебе удобно, если я приеду через час? Нужно поговорить.

– Да, конечно.

Федор приехал даже раньше меня. Я увидела его черный «Мерседес», припаркованный возле моего подъезда, и притормозила. Оказалось, что он уже поднимался и звонил в дверь, а затем спустился и решил ждать с комфортом. Но подниматься снова он уже не захотел (у меня дома не работал лифт), и общаться мы стали в машине.

Отец Изольды выглядел неважно: лицо бледное, движения резкие и дерганые, речь нетипично быстрая и путаная. А еще за эти дни появилось много новых седых волос. Впрочем, может, так казалось из-за солнечных лучей, проникающих в автомобиль через опущенное стекло со стороны водителя, из-за которых его волосы блестели и казались светлее, чем есть.

– Что случилось?

– Я вчера оставил свои контакты местным, в том числе продавцам на рынке стройматериалов. Сегодня мне позвонил человек, сказал, что он находил сумку, женскую, с вещами, прямо на обочине. Возле рынка. Он закрылся и пошел домой, живет в деревне по соседству с рынком, два километра пешком, так и ходит каждый день одной дорогой. Сперва по обочине, потом сворачивает к деревне. И вот вчера он увидел сумку. Коричневая, на земле, сразу не бросалась в глаза. Грязная, пыльная, но ведь дорога… – Он неуверенно посмотрел на меня. Подумав, я кивнула. Обочина оживленной трассы за пару дней вполне способна привести даже новенькую сумку в нетоварный вид. – Он отнес жене. Но ему передали, что я ищу дочь. Я обещал вознаграждение, но он сказал, что даже не из-за этого готов показать ее. У него у самого дочь подрастает от первого брака. Она не на глазах, и он как представит себе, что с ней что-то… Короче, поедешь со мной?

Я удивилась.

– Я? – Вот, оказывается, зачем он приехал.

– Да, я же не разбираюсь в этих штучках, а ты поймешь, ее ли это сумка.

Я напряглась.

– Федор, каждый раз, когда я ее видела, она была с рюкзаком.

Он нахмурился, будто не желая что-то рассказывать. Наконец произнес:

– Я видел дважды, как она брала Изольдины вещи. Не таясь, выходила из ее комнаты. Возможно, и в тот раз, на свидание, взяла сумку сестры. А уж вещи Изольды ты точно хорошо знаешь.

Я вдруг вспомнила слова Наташки, когда она увидела Аллу, садящуюся в Сашкину, как теперь стало ясно, машину. Алла была в красивой гипюровой кофте. Рюкзак к такой одежде явно не подходит. Да и, сдается мне, такого наряда у нее самой не было. А вот у Изольды был. И коричневый гипюр, и кожаные брюки.

– Ладно, поехали.

– Тебе не надо подняться?

Я задумалась лишь на секунду.

– Нет.

Мы тронулись. Через несколько минут Федор сказал:

– Спасибо тебе, Инесса. Ты же знаешь, я не могу сказать Лене. У нее проблемы со здоровьем, и чуть что… Лучше проверим сами.

Я молча кивнула. Развивать эту тему не хотелось. Тем более мой телефон завибрировал, оповещая о том, что кто-то прислал мне сообщение, и у меня появилась возможность спрятаться за экраном. Наташка предлагала встретиться, пользуясь отмененным Глебом свиданием и, следовательно, появившимся свободным вечером. Но я не знала, во сколько освобожусь, поэтому написала ей все в подробностях. «Держи меня в курсе!» – попросила она напоследок, совсем не обидевшись на мой отказ.

Рынок стройматериалов начинался сразу за большим торговым центром, я его помнила шумным, грязным, суетливым. Толпы смуглых мужиков вечно что-то таскали, швыряли, зазывали и орали. Другие мужики вечно что-то спрашивали и торговались. Я была здесь раньше только с отцом и исключительно в выходные дни. Сейчас, в будний день, людей было не так много. Федор легко нашел место на парковке торгового центра, дальше мы пошли пешком. У первого встречного он спросил, где найти Рауля. Нам показали на лакокрасочный магазинчик. Затем продавец – пышная дама с высвеченными сухими волосами – позвала самого Рауля из подсобки. Он вышел к нам – небольшого роста, смуглый и чернявый, уставший, но еще энергичный. Он попросил подождать, пока доделает какие-то дела в подсобке, мы согласились, настроившись долго стоять, но ждать в итоге пришлось немного: минут через пятнадцать Рауль снова к нам вышел.

– Пойдем, я покажу, где нашел, – без тягостных предисловий начал он и шустро выбежал на улицу. Мы отправились за ним. Прошли всего сто метров, он ткнул в кусты. – Вот здесь я нашел. – И тут же без перехода спросил: – Девочка ваша давно пропала? Не нашли?

– Двое суток. Нет, не нашли.

– Но надеемся с вашей помощью, – добавила я.

Он посмотрел на меня серьезно.

– Все может быть. Детали важны. Иногда бывают такие совпадения, что… – он закатил глаза, не собираясь заканчивать предложение. Впрочем, было и не нужно.