Загадка жертвы бесплатное чтение

Глава 1

Все-таки неплохо я придумала – взять отпуск и приехать в город, в который мечтала попасть с самого выпускного в школе!

Питер, я уже с тобой и наконец-то выспалась.

Блаженно вытянувшись на кровати и подставив пяточки проникающему через окно солнышку, я стала в полудреме вспоминать, как приземлился самолет и как в ночь-полночь наконец-то добралась до гостиницы, в которой заранее зарезервировала номер. Слава Интернету с большой буквы – такие вещи сейчас делаются с полуклика. Да и март – не самый туристический сезон для таких городов, как наша вторая столица, поэтому найти подходящую гостиницу в центре города проблем не составило.

Можно было бы, конечно, махнуть в Анталию или куда-нибудь в Европу, но не люблю я длинных перелетов. Ну, разве что для дела будет нужно. В Питере же давно хотелось побывать, а тут такая возможность – уже целую неделю не было ни одного клиента. Так что ж мне зря время-то терять? Еще недельку побездельничаю, поброжу по улочкам города, в музеи похожу, чтобы, значит, себя, любимую, культурно развить. Не все же жуликов ловить да неверных мужей-жен выслеживать.

В этом году зима была холодная и суетливая, работы было по горло, и выспаться не всегда удавалось. Вот, даже темные круги под глазами появились. Да еще эта ссора с Вадимом… М-да, недолго музыка играла… Вечно тебе, Татьяна Александровна, на любовь не везет. Но зато денежки ко мне так и липнут! Заказов этой осенью и зимой было просто завались. Правда, все какие-то скучные. Ни тебе погонь, ни шпионских страстей. Так себе работенка – проследить, присмотреть, уличить, вернуть… Но зато клиенты оказались все как один щедрые – и на гонорар, и на премиальные. И это – прекрасно, так как теперь я могу все эти денежки тратить не только на расследования, но и на себя.

Питер…

Я с удовольствием потянулась. Этот город всегда был для меня чем-то загадочным и притягательным. Часто я представляла его как нечто среднее между туманным Лондоном с его узкими улочками, мостами и музеями и солнечным Парижем с его широкими площадями, множеством кафешек и творческим бомондом. Поэтому решила, что убью сразу двух зайцев, если махну на недельку в Северную столицу.

Заветный мешочек с игральными костями лежал на тумбочке рядом с кроватью, но узнавать, что мне сулит сегодняшний день, совсем не хотелось. Вернее, я и так знала, что меня сегодня ждет чудесное знакомство с городом моей мечты и вполне заслуженное безделье. Тут уж, как говорится, к гадалке не ходи.

Проснувшись окончательно, я посмотрела на часы. Ого! Я проспала целых десять часов, и сейчас – уже почти время обеда. Но есть я не хотела. Зато страсть как потянуло на кофе. Привычка есть привычка. Без этого напитка я и шагу не могу ступить, а уж если говорить о мыслительном процессе, так он и вовсе замедляется, если вовремя не влить в себя пару чашечек черного эспрессо из ароматной арабики.

– Какой у вас план, мистер Фикс? – задала я сама себе вопрос, вспомнив один мультик из своего далекого детства, и сама же на этот вопрос и ответила, копируя интонацию голоса коварного, но незадачливого сыщика из этого мульта: – О, у меня целых три плана! Сначала – сходить в душ, потом – выпить кофе в кафе-ресторане напротив, а затем – найти какую-нибудь контору по прокату автомобилей. Не на метро же по городу мотаться. Там, под землей, его и не рассмотришь как следует.

Энтузиазм из меня так и сочился…

Что же, с задачами я определилась, осталось только их выполнить.

Через полчаса, выходя из номера, я столкнулась с непреодолимым препятствием в виде огромного черного лохматого кота, вальяжно раскинувшегося на пороге. Обойти его не было никакой возможности, а переступать через котика было бы не совсем хорошей идеей. А ну как он испугается и метнется убегать в самый неподходящий момент?

Интересно, разве в отелях можно держать животных? Я задумалась, как мне быть, а кот даже и не собирался освобождать проход и продолжал лежать и щуриться в блаженной истоме. Пришлось мне присесть на корточки и почесать наглецу пузо, чтобы хоть как-то привлечь его внимание к своей персоне.

Кот мрачно и с нескончаемой скукой во взоре посмотрел на меня и тяжко вздохнул: мол, ходят тут всякие, думать мешают.

Пришлось мне поступить с котейкой бесцеремонно и сдвинуть его с порога, чтобы наконец-то выйти и закрыть дверь номера. Кот, словно он был ковриком, а не живым существом, даже с места не сдвинулся и продолжал валяться. Только кончик хвоста, выдавая его недовольство, стал нервно подрагивать. Ну и ладно, подумаешь, пан-барон какой.

Уже через десять минут я входила в двери «Caffe Italia». Многообещающее название, да и интерьерчик ничего себе – аккуратненький и вполне даже в стиле «пицца-итальяно». Посмотрим, какой у них тут кофе.

Я села за столик у окна и стала ждать, когда подойдет кто-нибудь и примет у меня заказ. От нечего делать рассматривала меню на предмет, чем можно тут у них пообедать, если вдруг придет такое желание. Подходить ко мне, правда, никто не торопился, видно, тут туристов уже чуяли по запаху, поэтому пришлось самой проявлять инициативу. Кроме кофе заказала себе еще песочный пирог с грушей и стала с любопытством смотреть на улицу.

Как все-таки хорошо иногда бывает никуда не торопиться! Сидишь себе, смотришь в окно, жмуришься на яркое солнышко и ждешь, когда тебе принесут твой любимый напиток-наркотик – кофе. Вот мимо окна пробежал взъерошенный мужчина, похоже, спешивший на троллейбус, который только что, немногим опередив его, проехал мимо. Вот процокала на тонких шпильках стройная девица в стильных джинсах и куцей кожаной курточке, вся обвешанная разноцветными пакетиками и сумочками, вызывая своим видом ассоциацию с новогодней елкой. А вот…

– Пожалуйста, ваш заказ. – Голос официанта вынудил меня повернуть голову от окна и посмотреть на него.

Парень, далеко не итальянской внешности, поставил на столик кофейник, чашечку и блюдце с куском пирога.

И только я начала наливать себе в чашку горячий кофе в предвкушении наконец-то влить в себя первую на сегодня порцию обожаемого мной напитка, как над самым моим ухом раздался громкий, с нотами восхищения голос:

– Танька! Иванова! Это ты, что ли?!

От неожиданности я чуть кофейник не выронила из рук. Поднимаю голову, а передо мной стоит та самая модная девица с пакетами и сияет улыбкой до ушей как новенький рубль.

Вот ведь, была первая мысль, – и тут, Татьяна, тебя все знают! Но оказалось, что это не патетические «все», а только… Я с трудом ее узнала.

– Васька! Это ты, что ли? – задала я девице, которая оказалась моей одноклассницей Василисой Золотаревой, тот же глупый вопрос, что и она мне всего секунду назад. Да уж, вот так сюрприз.

Василиса, или попросту Васька, как звали ее все одноклассники, да и ее родной отец тоже, пропала с горизонтов сразу же после окончания школы, и никто о ней ничего знать не знал и ведать не ведал. Ходили слухи, что она учится где-то в Москве, но и эти слухи были зыбки, а сведения расплывчаты. И вот после стольких лет я встречаю ее в Питере, куда и приехала-то чисто спонтанно, просто чтобы деньги потратить и отдохнуть. Можно сказать, случайно приехала, и тут такой сюрприз – Васька собственной персоной, да еще в каком виде-прикиде!

Надо сказать, что узнать в этой стройной дамочке свою одноклассницу было очень непросто. Изменилась она весьма круто, можно сказать, на все сто восемьдесят градусов. Я знала Василису как чуть полноватую, неказистую девчонку с бледными конопушками на щеках и носу, пшеничными тонкими чуть вьющимися волосами, всегда стянутыми в два хвостика по бокам и одетую в вечно мешковатую одежду. А ее задиристый характер и манера держаться всегда напоминали мальчишку. Наверное, сказывалось воспитание отца, который растил ее один и видел в ней больше сына, чем дочку. Училась она не блестяще, но все же ходила в хорошистках, и единственное, чем привлекала внимание наших мальчиков – это своим полиглотством. Иностранные языки давались ей так просто, что, тогда как все с трудом пытались «въехать» в основы английского или хотя бы немного понять французскую речь, Василиса с легкостью щелкала оба этих языка, а в придачу к ним еще и немецкий с итальянским. И все эти языки давались ей легко, как бы между прочим. Все учителя пророчили ей карьеру в Министерстве иностранных дел, а одноклассники полушутя предлагали поступить в Академию ФСБ и работать агентом под прикрытием. Естественно, к ней всегда была очередь с домашним заданием по инязу, и она никому не отказывала. В общем, была своим парнем.

Теперь же передо мной стоял ангел во плоти. Тоненькая, стройная молодая женщина, с модной прической, идеальным маникюром и макияжем и, что главное, настолько женственная, что называть ее Васькой у меня язык не поворачивался.

Она же, пока я, обалдев, пялилась на такое дивное ее преображение, успела сесть напротив меня и даже сделать заказ официанту, который проявил в этот раз куда как большую расторопность, чем со мной. А как же! От Василисы пахло деньгами за версту – с ее-то внешностью и прикидом, а значит, и чаевые предполагались немалые. А от всяких там туристочек вроде меня разве что пара рублей лишних перепадет.

– Таня, я так рада тебя видеть! Ты какими судьбами к нам заброшена?! – тормошила меня Василиса.

Все свои многочисленные пакетики она свалила в кучу рядом с собой и теперь пыталась меня обнять, перегнувшись через столик.

– К нам? – удивилась я. – Ты что, в Питере живешь? Ходили слухи, что ты в Москве учишься, вернее, училась.

– Ну да, училась на инфаке в МГУ. И даже поступила на бюджет. Но, сама ведь понимаешь, нужно было самой еще как-то крутиться. У отца денег нет, чтобы меня содержать, а Москва – город дорогой. Вот я и подрабатывала то тут, то там по вечерам. То в московских кафе официанткой, то в питерских худакадемиях натурщицей на каникулах. Не в стриптизерши же идти! – Она рассмеялась.

– А как в Питере-то оказалась? Работу тут нашла? – поинтересовалась я, все еще пребывая в небольшом шоке от Васькиной метаморфозы.

– Нет, я сначала на третьем курсе перевелась на заочку и переехала жить в Питер, а три года назад вышла замуж за очень хорошего человека и за гениального художника. Коренного питерца! Ты, может, слышала – Александр Вишневский. Так что я теперь не Золотарева, а Вишневская. Муж преподает еще и в репинской Академии художеств. Кстати, там я с ним и познакомилась, будучи натурщицей у его студентов. А ты-то какими судьбами здесь?

Что ж, пришлось и мне все рассказать о себе. Василиса пришла в восторг, узнав, что я частный детектив.

– Невероятно! Кто бы мог подумать! Но, знаешь, ты всегда для меня была загадкой. Вся такая независимая, со своим собственным мнением, упертая. Пока не выйдет по-твоему – никогда не отступала. Наверное, это здорово помогает в расследованиях.

Она немного задумалась, отпила остывший уже травяной чай и, неожиданно встрепенувшись, твердо заявила:

– Тебе обязательно нужно выписаться из этой твоей гостиницы и поселиться у меня. Надолго ты приехала? На неделю? Отлично! Мы с мужем уезжаем в Эмираты отдыхать только в начале апреля. По мелочам, – она кивнула на кучку пакетов, – я уже все, что надо, купила и могу покатать тебя по городу, показать все самое интересное и невероятное, что есть в Питере. И ты деньги сэкономишь, и мне будет интересно с тобой пообщаться, а муж нам с тобой билеты в Мариинку достанет. У него там знакомых – куча. Культурную программу составим у меня, – тарахтела Василиса. – Я тебе все расскажу – что сейчас работает, куда вообще тут можно сходить и что посмотреть. Согласна? – И, видя мою нерешительность, просяще-жалобно протянула: – Ну, Танечка, давай соглашайся. Расскажешь про свою работу…

– А муж твой не будет возражать против вторжения незваной гостьи? – с подозрением спросила я.

– Ой, ну что ты. Конечно же, нет! Он только рад будет, что я не одна. Да и вообще, он у меня знаешь, какой добрый! Да и ты не незваная гостья. Я же тебя сама к нам позвала.

Я задумалась, прикидывая выгоду этого предложения. Единственное, что меня смущало – это ее просьба рассказать про работу. Ей-то эти все сыскные дела в новинку, романтика и все такое, а я-то ведь вроде как в Питер отдыхать от своих суровых будней приехала.

– Ладно, – решилась я. – Но только с двумя условиями. Первое: про работу не буду рассказывать и второе: если я вас не стесню и буду давать деньги на свой прокорм.

Василиса чуть не в ладоши захлопала от радости.

– Все, все, условия принимаются! Квартира у нас большая. Ты не пожалеешь, да и мне так хочется пообщаться с кем-нибудь из старых знакомых. Отец к нам переезжать не захотел, работа, говорит, да и привык уже один жить. А с одноклассниками я давно связь потеряла. Муж все время в работе – или в студии, или в Академии, не ходит со мной никуда. Подруг я так и не завела. Характер, наверное, не тот, не питерский. – И Василиса смущенно замолчала. – В общем, i’m still a stranger here, что в переводе означает: «я все еще здесь чужая».

Глава 2

Из гостиницы я выписывалась с боем. Когда я попросила девушку на ресепшене меня рассчитать, она сделала стеклянные глаза и заявила, что если я готова оплатить номер за всю ту неделю, что я должна была там проживать, то она готова сделать это с радостью.

Я впала в ступор от такой наглости и, едва сдерживаясь, чтобы не нагрубить, поинтересовалась:

– Интересно, когда это правило начало действовать в вашем отеле? Я что-то не помню, где это прописано. Может, покажете документ?

Дежурная посмотрела на меня как на ненормальную, которая пытается спорить с лечащим доктором, что только еще больше меня взбесило.

– Вы зарезервировали номер на неделю. Так? – спросила она тоном преподавателя, поясняющего теорему Пифагора. – Мы отказывали в заселении в наш отель другим желающим, потому что номер был уже занят. Если вы сейчас выпишетесь, то мы понесем убытки. Поэтому или вы выплачиваете всю сумму полностью, или остаетесь на срок, который указан в заявке на бронирование, – заученно отчеканила девушка, снова посмотрела на меня своим фирменным взглядом и тяжко вздохнула: мол, ездят тут к нам всякие и правила нарушают.

– Что-то я не увидела у вас тут кучу туристов, желающих поселиться, – съехидничала я, озираясь по сторонам. – Можно подумать, что мой номер – единственный во всем отеле.

– Когда вы въезжали, вам давали подписывать правила нахождения на территории нашего отеля. И в них вот тут, – она сунула мне под нос бумажку и показала на мелко напечатанные буковки, – написано, что, съезжая от нас раньше оговоренного срока бронирования номера, постоялец обязан оплатить отелю полную стоимость проживания за дни, не использованные им, если причина его отъезда не является уважительной.

Я задумалась над трактовкой и хотела было уже резко ответить девушке в духе моего любимого героя Остапа Бендера – фразу про ключ от квартиры, где деньги лежат, но тут в фойе вошла Василиса и направилась ко мне.

– У тебя какие-то проблемы? – спросила она озабоченно, но потом посмотрела вниз и улыбнулась.

Я проследила за ее взглядом. Возле стойки ресепшена стоял тот самый черный лохматый кот, который встретился мне утром на выходе из номера и ласково терся о ее ноги.

И вдруг меня осенило.

– Девушка, – воскликнула я возмущенно, – у вас на сайте почему-то не указано, что в вашем отеле есть животные, которые расхаживают по нему, как у себя дома!

– Какие животные? – взвилась администратор.

– Вот, – указала я на кота. – Он сегодня валялся прямо на пороге моего номера. А у меня на кошек аллергия! Так что причина съехать у меня очень даже положительная. Давайте оформляйте, а я за вещами пошла.

Подмигнув растерянной администраторше, я быстро развернулась и отправилась в номер за вещами и документами, надеясь, что, пока девушка соображает, что ответить, я уже буду ехать в лифте на свой этаж.

На улице, когда мы садились в симпатичный голубенький «Фольксваген-жук» Василисы, она немного виноватым голосом спросила у меня:

– Тань, а у тебя что, и правда аллергия на кошек? Просто…

– У меня, Васька, аллергия на хамство, наглость и жадность, – не дала я ей договорить. – А котик вполне себе милый, мы с ним утром даже подружились.

– Уф! – Василиса вздохнула с облегчением. – Понимаешь, просто у нас дома два кота. Вернее, кот и кошка. Но Плюшку, которая у нас не так давно стала мамой трех котят, мы вчера вместе со всем ее выводком на время отдали маме Алика. – Увидев мой удивленный взгляд, она смутилась: – Это я мужа так зову. В общем, его мама сейчас за город поехала жить, и ей там скучно одной, а Плюшка так просто обожает свободу и природу. Не в пример Перси. Тот у нас избалован мужем донельзя, разъелся и, вообще, большой любитель на диване поваляться.

– Как и многие мужчины в этом подлунном мире, – вставила я. – Послушай, а Алик твой что рисует? – Уловив ее непонимающий взгляд, я пояснила: – Ну, портреты, там, натюрморты или… – Я неопределенно помахала рукой, давая понять, что, может, он, вообще, абстракционист.

– Ой, Танька, – рассмеялась Василиса, – ты что, и вправду не слышала про художника Александра Вишневского? Да его вся Россия и зарубежье знают как кошатника!

– Он что, кошек разводит? Заводчик? – опешила я.

– Да не разводит, а рисует. Петербург и кошки – это же… синонимы! – нашла, наконец, удачное слово Василиса. – Его картины такие классные! Он кошек так обожает, что прямо жить без них не может! А как люди картины его покупают, ты бы знала! В общем, мы уже скоро приедем, и ты сама все увидишь. Вон, видишь наш дом, – она указала на красивую многоэтажку, – а квартира на самом верхнем этаже. Там и студия у Алика.

Ух, так много всего, а прошло ведь только два часа, как я проснулась! У меня даже голова начала кружиться от такой свободы и есть вдруг сильно захотелось.

– Слушай, Василиса, а может, мы в какой-нибудь ресторанчик неподалеку заглянем? – спросила я с надеждой в голосе. – Я ведь как прилетела, так только кофе и успела выпить.

– Никаких ресторанов! – категоричным голосом заявила Василиса. – У меня дома есть ризотто с морепродуктами и бутылочка вина. – Она вдруг оборвала себя на полуслове и задумалась. – Слушай, а ты белое вино пьешь? Если нет, то мы сейчас по дороге заскочим в маркет. Тут рядом…

– Не переживай ты так, – успокоила ее я. – Я и белое пью, и красное, лишь бы компания была правильная. А ты, Василиска, правильная компания.

Я обняла ее и неожиданно для себя чмокнула в щечку. Васька даже слегка смутилась от такого моего дружественного тона. Хм, обычно такие нежности не в моих правилах, но, наверное, это ее обещание накормить меня в скором времени ризотто так подействовало.

Настроение, немного подпорченное перепалкой в отеле, резко подскочило вверх, и я вышла из машины в предвкушении скорого обеда и отлично проведенного отпуска в целом. Погода обещала быть солнечной, и это только добавляло оптимизма.

Выгрузив из машины все многочисленные пакеты и пакетики, которые Василиса свалила в кучу на заднем сиденье, и мои сумки, мы отправились к дому.

М-да, это вам не волжский городок Тарасов, где выше девятиэтажек только одна-единственная на весь город шестнадцатиэтажка. Дом, где жила Василиса, был двадцатичетырехэтажным, и потому мне казалось, что едем мы в лифте целую вечность. Но вот кабинка остановилась, и я увидела, что на площадке всего две двери.

– А кто у вас соседи? – поинтересовалась я. – Тоже какие-нибудь музыканты-художники?

– Да нет у нас никаких соседей на площадке, – ответила Василиса, пытаясь достать из сумочки ключи и все время что-то роняя. – Вот ведь беда! Таня, подержи. – И она сунула мне в руки еще пару пакетов. – Вторая дверь ведет в художественную мастерскую Алика и его кабинет, – пояснила она. – Мы просто соединили две квартиры в одну и две комнаты одной из квартир, – она опять махнула рукой в сторону второй двери, – оборудовали под нужды Алика. У многих художников в Питере студии находятся отдельно от квартир. Порой бывает, что квартира и студия даже в разных концах города. Но мы решили сделать так, чтобы он чаще бывал дома и я была у него всегда под рукой – чай ему принести или перекусить. Он, когда работает, про все на свете забывает. В жилые комнаты ведет свой отдельный вход, но муж всегда принимает заказчиков прямо в своем кабинете и запускает посетителей именно через эту дверь. Так удобней, – улыбнулась Василиса, наконец-то открыла квартиру, облегченно вздохнула и пригласила: – Входи и будь как дома. Думаю, тебе у нас понравится.

Глава 3

Да, квартирка у Василисы была, доложу вам, та еще! Нет, в ней не было никаких сверхвычурных отделок, и на музей она не походила, но что деньги в нее вложили, и немалые, было видно сразу. Я, конечно, в разных там интерьерных стилях не очень разбираюсь, у меня в моей однушечке в Тарасове все просто и незатейливо. Квартира же, в которую я вошла, была словно с обложки новомодного журнала – просторная, светлая, окна большие, мебели – в меру, зато посредине зала стояло что-то вроде огромного стеклянного камина, а на дальней стене висел телевизор с большим экраном. Я такие огромные «плазмы» только по телику в рекламе видела.

Заметив, что я встала, как вкопанная, на пороге, Василиса немного нервно, как мне показалось, рассмеялась и сказала:

– Это хай-тек. В смысле, стиль такой. Я, когда училась еще на заочном, познакомилась с одним парнем, который учился на дизайнерском. Мы с ним очень подружились и до сих пор общаемся. Так это, – она обвела рукой пространство вокруг, – его дипломная работа.

Потом она, словно спохватившись, кинулась ко мне и взяла у меня часть пакетов.

– Тань, ты проходи. Пакеты на диван кинь, а сумку… в общем, пойдем, я тебе твою комнату покажу. Там у нас Валентина Яковлевна живет. Алика мама, – пояснила она. – Но я уже говорила, что она сейчас за городом, и комната пустует. Так что можешь располагаться там, как тебе удобно.

Я пошла к большому дивану из белой кожи, который стоял где-то в глубине всего этого огромного пространства, чтобы сложить туда пакеты, и тут прямо мне под ноги бросилось нечто большое, оранжевое и круглое.

От неожиданности я даже подскочила, попыталась увернуться и, поскользнувшись на светлом и блестящем, как стекло, полу, плюхнулась на пятую точку.

Василиса, которая уже стояла в дверях одной из комнат, оглянулась, услышав шум за спиной, и удивленно посмотрела на меня. Я же, в свою очередь, с удивлением смотрела на круглый шерстяной комок, который спокойно сидел и с любопытством рассматривал меня своими удивительно яркими голубыми глазищами.

– Перси! – всплеснула руками Василиса. – Как ты себя ведешь! Танечка, ты не ушиблась?

Она поспешила мне на помощь, а толстый рыжий кот тем временем даже усом не повел, чтобы хоть как-то отреагировать на вопрос хозяйки, и все так же пристально смотрел на меня.

– Красавец, – похвалила я котика, пытаясь встать на ноги.

– Это помесь регдолла с персом, – пояснила Василиса тоном настоящего знатока кошачьих пород. – А если по-простому, то дворняга. Такие помеси, хоть и редкие, но в среде чистокровных кошек не котируются. Но нам с Аликом он нравится.

Василиса помогла мне встать и, взяв толстого котяру на руки, отнесла его на диван, откуда он быстренько спрыгнул и посеменил за нами в комнату, которую мне выделили в качестве гостевого номера.

Спальня Васькиной свекрови была небольшой и уютной и мало напоминала новомодный «хай-что-то-там», что меня порадовало. Не представляю, как бы я спала в огромных стеклянно-бетонных и лишенных жизни хоромах, которые остались у меня за спиной. В комнате было чуть прохладно, как мне и нравилось, и довольно светло.

– Прекрасно, – оценила я, ставя свою сумку на пол возле аккуратно застеленной кровати. – Мне тут нравится.

Василиса радостно заулыбалась.

– Вот и отлично, пойду греть ризотто, а ты устраивайся.

Василиса вышла из комнаты, а толстый и наглый кот остался и стал смотреть на меня с таким видом, словно я пришла в их квартиру с одной только целью – украсть у него любимую диванную подушку.

– Не надо на меня так смотреть, – обратилась я к котейке. – Давай я тебе лучше пузо почешу, может, ты тогда мне больше доверять начнешь.

Я нагнулась и протянула руку к коту. Тот, словно поняв, что я хочу сделать, тут же плюхнулся на спину и растопырил все четыре лапы, подставляя под мою руку свой живот, словно приглашая меня действовать смелее и погладить его. Не сказать, чтобы я была большая любительница кошек или собак, но с животными, причем любыми, предпочитала жить в мире и согласии. Тем более, что мне предстояло жить с этим толстым Перси под одной крышей не один день. Зная характер кошек, которые ревниво относятся к незваным гостям на их территории, мне не очень-то хотелось каждый раз, вставая утром с постели, ощущать под ногами сюрпризы от котика.

Где-то в глубине квартиры зазвонил мобильный телефон, и я услышала, как Василиса поспешила ответить на звонок.

– Алик, как хорошо, что ты сам позвонил! Я хотела тебе сказать новость. Что? Нет, я коротко. Понимаешь, я сегодня встретила в городе свою одноклассницу, представляешь! Из Тарасова. Мы так давно не виделись! Да. И я пригласила ее у нас пожить. Она в отпуске… На неделю… Нет, что ты! Я вас вечером познакомлю. Ты ведь сегодня, как всегда, до семи? Отлично, тогда поужинаем все вместе. Я тебя жду. Целую.

Умывшись в ванной, что примыкала к моей спальне, я отправилась искать кухню и нашла ее по вкусным запахам, которые оттуда разносились практически по всей квартире.

– Уже целую неделю не могу дождаться, когда придет мастер и отремонтирует вытяжку, – пожаловалась мне Василиса. – Запахи по всей квартире расползаются, а Алик не любит, когда что-то мешает ему работать. Он такой чувствительный ко всему!

«Интересно, – подумала я, – чем ему такие ароматы помешали? По мне – так очень даже приятный запах. Получше уж, чем всякие там скипидары или чем там художники краски разводят. Но, может, я слишком уж предвзято сужу. Может, это мне просто есть хочется, оттого я и ударилась в осуждение».

– Алик звонил, – сообщила Василиса, накрывая на стол и доставая из огромного, чуть не в полстены, холодильника всякие мисочки и контейнеры. – Сказал, что будет дома, как и обычно – к восьми часам. Так, – застыла она с очередной миской, – сегодня у нас среда, а у него по средам и пятницам студийцы. – Она утвердительно кивнула, скорее себе, чем мне, и продолжила: – Он в Академии курс по современной живописи и графике читает и занятия практические проводит. Поэтому его в эти дни с утра до вечера не бывает. В остальное время он у себя в мастерской работает. Но мы с тобой сегодня уже никуда не поедем, а просто посидим и поболтаем, повспоминаем и план составим, куда нам пойти и что посетить в следующие шесть дней. Ты согласна или у тебя есть возражения?

Я, слегка огорошенная ее тирадой (не помню, чтобы в школе Василиса была такой многословной), целой кучей вкусностей, стоящих на столе, и запахами, идущими от плиты, только молча кивнула в знак согласия.

– Ой, чего я тебе тут зубы заговариваю! – воскликнула Василиса, словно бы прочитав мои мысли. – Давай поедим, а потом уже все остальное.

И она наложила мне полную тарелку такого вкусного ризотто, что я чуть было язык не прикусила.

– Слушай, Васька, так вкусно! Ты сама это готовила? – пробубнила я с полным ртом.

– Сама, – смутилась Василиса. – Я тут все сама делаю: и убираю, и готовлю, и вообще…

И тут до меня дошло! Вот ведь как оно получилось! Василисе все пророчили блестящую карьеру, а она, закончив иняз в самом престижном универе нашей Родины, стала обычной домохозяйкой, можно сказать, прислугой у какого-то художника, который зарабатывает на жизнь, рисуя кошек и котов.

«Ну надо же, какая жертва!» – подумала я, причем безо всякой иронии, а, скорее, с уважением.

Сама-то я не очень хозяйственная, но аккуратная. Клининговую компанию в свою квартиру только раз в квартал вызываю, а так-то сама стараюсь чистоту поддерживать. Да и работа у меня такая, что часто домой только поспать прихожу. И вот в связи с этим своим открытием у меня тут же к Василисе появилась куча вопросов:

– Слушай, Василиса, а почему ты на работу никуда не устроишься? Ведь у художников оно как, по моему мнению: сегодня – картины покупают, а завтра – ты уже не в моде. А на преподавательскую-то зарплату не сильно пошикуешь.

Спросила и сразу же пожалела. Вдруг она обидится, вдруг неправильно поймет, подумает еще, что я их деньги тут считаю.

Но Васька не обиделась.

– Знаешь, Тань, – сказала она, улыбаясь, – а давай с тобой вина выпьем. Я, в принципе, не пью, это мы с Аликом так, больше для гостей держим бар. Ну, там виски или коньяк, или вино для дам. Нет, ты только не подумай, что деньги – это для нас главное. Просто вот у тебя есть любимое дело, ты разных там жуликов и неверных мужей изобличаешь, а у Алика любимое дело – живопись. Он уже больше двадцати лет картины пишет и продает. – Тут она увидела мой вопросительный взгляд и пояснила, слегка смутившись: – Алик старше меня на двадцать лет. И когда мы с ним познакомились четыре года назад, он жил в двухкомнатной квартире вместе с мамой и ездил от дома еще три остановки на троллейбусе, чтобы поработать в своей съемной студии. Но давай все-таки сначала выпьем, а потом я тебе дальше все про себя расскажу.

Мы выпили, и вино очень мне понравилось. Я, как и Василиса, не большая любительница спиртного, моя страсть – хороший кофе, но порой и вина полезно бывает выпить. Особенно когда узнаешь, что твоя бывшая одноклассница так круто изменила не только свою внешность и характер, но и всю, можно сказать, свою жизнь.

А жизнь у нее складывалась после школы очень даже непросто. Я уже говорила, что Ваську воспитывал отец-одиночка? Так вот, оказывается, какой бы наш класс ни был дружным, а о Ваське мы не знали и половины того, что она на меня сейчас вывалила.

Оказывается, она еще в последние три года учебы в школе начала подрабатывать, чтобы накопить деньги на поездку в Москву и на поступление в МГУ. Мечта у нее была такая – учится на инфаке. И она к этой мечте шла упорно и методично. И если большинство из нашего класса надеялись на поддержку родителей на время студенчества, то Ваське надеяться было не на кого. Поэтому и ходила она все время в одной и той же мешковатой одежде, поэтому и некогда ей было тусоваться с нами, что экономила Василиса тогда каждый свой заработанный рубль. Она мыла полы в магазинах, занималась репетиторством, подтягивая английский язык с теми, кому он не давался, помогала отцу на строительном складе, где он работал кладовщиком… А ведь надо было еще успевать делать уроки, вести дома хозяйство и готовиться к поступлению в МГУ, штудируя и совершенствуя целых четыре иностранных языка!

Да, никогда не думала, что так можно! Я просто даже зауважала Ваську. Но чем дальше она рассказывала, тем сильнее становилось мое к ней уважение.

Поступив на желанный факультет и блестяще сдав все экзамены, она не могла позволить жить себе только на одну стипендию. Москва – город дорогой, и чтобы снимать квартиру, студенты скидывались по двое, по трое, да так, вдвоем или втроем, и жили. Васька стала снимать квартиру с одной из девочек со своего же курса, но та, отучившись год, по какой-то причине решила бросить учебу, и хозяйка подселила к ней в двушку парня. Поначалу Василиса даже возмутилась. Она, мол, не может жить вместе с парнем в одной квартире, на что хозяйка ответила: «Не нравится, ищи другое жилье». Ага, как будто это так просто! Впрочем, парень оказался очень даже аккуратным и вежливым, и постепенно Василиса привыкла к нему. Они подружились. Это именно он потом и подарил Василисе свой дипломный проект – дизайн квартиры, где она сейчас и живет. Вернее, он его ей посвятил. Дело в том, что когда-то она в разговоре с ним подробно рассказала, в какой квартире ей бы хотелось жить – когда-нибудь, когда появится такая возможность. Вот он и спроектировал все, как она хотела, а после сдачи дипломного подарил ей идею и даже помог найти тех, кто это осуществил в реальности.

– Слушай, это так романтично, – перебила я ее рассказ. – Он, похоже, был в тебя влюблен.

– Не знаю, – почему-то вдруг задумалась Василиса. – Может, и так. Но не важно. В общем, мы были и остаемся друзьями. А с Александром, с Аликом, я познакомилась, когда уже перевелась на очное отделение на третьем курсе и стала подрабатывать натурщицей в «репинке». И ты знаешь, все так естественно получилось! Все наше знакомство, и его ухаживания, и мой интерес к нему, как к зрелому, умному собеседнику и талантливому художнику. Но даже не это главное. Главное для меня – его характер и его отношение ко мне. – Василиса мечтательно улыбнулась. – До него со мной никто так не обращался – как будто я ваза хрустальная или… Даже не знаю, как это рассказать. – Она вздохнула. – В общем, мы уже три года живем вместе, а как будто только вчера поженились, – рассмеялась она облегченно. – А насчет карьеры… Знаешь, Таня, наверное, когда-нибудь я и устроюсь куда-нибудь работать. Сама знаешь, с моими языкознаниями меня хоть в турагентство, хоть в Академию преподавателем возьмут. Но пока я решила, что буду все свое время отдавать мужу. Это тоже работа…

– Давай мы с тобой, Васька, за это и выпьем, – сказала я, немного даже завидуя Василисе.

У меня самой с любовью все не так просто складывается, как у нее. Как-то все не получается найти свою половинку.

Я тяжко вздохнула, и мы с Василисой выпили. А потом убирали посуду и болтали о пустяках, вспоминали своих одноклассников. Я рассказала ей о тех, с кем у меня есть связь, и о тех, о которых я слышала только краем уха.

Пить кофе мы перебрались в гостиную и там же стали намечать план мероприятий на следующие дни. Василиса мне много рассказала о городе, о разных знаменитостях, которые в нем живут и с которыми ей приходилось сталкиваться.

За разговорами мы даже не заметили, как наступил вечер.

– Ой, слушай, – встрепенулась Василиса, – уже почти семь, скоро Алик вернется. Но пока он не пришел, я тебе покажу его студию. Так сказать, в качестве предварительного знакомства с мужем.

Глава 4

Чтобы попасть в судию, нам надо было пройти обратно в кухню и через нее уже выйти (как пояснила Василиса) в другую квартиру, размерами поменьше, чем жилая, но все-таки просторную и состоящую из двух комнат – из кабинета, где ее муж принимал заказчиков, и из собственно студии. Из кухни в кабинет вела дверь, которую я в первый раз не заметила, потому как все время сидела к ней спиной.

– Эта дверь у нас всегда закрыта, – пояснила Василиса. – Во-первых, чтобы ароматы с кухни туда не проникали, а во-вторых, чтобы из мастерской запах краски не попадал на кухню. Представляешь, чем бы тут пахло, если бы все эти амбре смешались в одно целое? И еще чтобы кошки на ту половину квартиры не ходили. Им туда вход категорически запрещен. Да, Перси? – обратилась она к коту, который все это время, что мы сидели на кухне, постоянно находился рядом и все время бдительно наблюдал за мной. Ну, мало ли, вдруг что-нибудь нечаянно уроню вкусненького. А он тут как тут.

Я не очень представляла себе и смесь запахов, и кошачье вторжение на запретную территорию. Да и не хотелось. У меня было такое мечтательно-расслабленное настроение, что я вообще ничего не хотела представлять, а только наслаждаться ситуацией, своим ничегонеделанием и мечтать о завтрашнем дне, о знакомстве с Питером, городом своей юношеской мечты. Со мной такое настроение случается вообще-то редко, обычно я живу в постоянной готовности куда-то идти, что-то делать или что-то обдумывать. Но пока я вот так расслабленно размышляла о своем настроении, мы уже прошли кабинет – комнату малопримечательную и, по моему мнению, весьма темную для такого рода помещения – и очутились в студии.

Я никогда не бывала в студиях художников раньше и вообще всегда была далека от всякого искусства. Мне как-то ближе прагматичность, логика, практическое применение разных вещей, чем всякого рода эфемерные образы и обтекаемые формы. Но то, что я увидела, сразило меня наповал. Студия была ну очень просторной и настолько светлой, что даже в вечернее время все предметы в ней были четко видны. Окно, без штор и занавесей, занимало всю стену, и панорама, которая открывалась из него, была потрясающе красивой на фоне уже заходящего солнца. Половина Питера лежала передо мной как на ладони.

Завороженная этим видом из окна, я даже не обратила внимания на множество разных картин, стоящих вдоль стен, пока Василиса не позвала меня, выведя из транса.

Я обвела глазами студию и впала в еще больший ступор. Было ощущение, что я попала в какую-то фантастическую страну, которую населяют только коты, кошки и котята. Это не были обычные изображения котеек в интерьере квартиры, где они сидят на диване или перед очагом, как я привыкла видеть на репродукциях классических картин, – это были потрясающе натуралистичные виды Питера, жителями которого являются не люди, а кошки! Они, а не люди были истинными хозяевами города. Одни вальяжно прохаживались вдоль Невского проспекта, другие были нарядно одеты, словно только что вышли из Мариинской оперы, третьи – бежали вслед за уходящим троллейбусом или праздно глазели на богато оформленные витрины магазинов. В общем, такую живопись я видела в первый раз. Впрочем, повторюсь, я мало что в этом смыслю и не очень-то интересуюсь искусством как таковым. Но все равно – это было потрясно!

Василиса же, словно не замечая моего состояния, стала показывать мне по очереди все работы мужа и говорила о каждой из них с такой гордостью и знанием всех тонкостей живописного искусства, что я даже опешила.

– Василиса, – встряхнула я головой, выходя из оцепенения, – ты что, хочешь сказать, что все эти пейзажи с котами сейчас в моде и стоят больших денег? И вообще, откуда у тебя такие познания в живописи? Ты же вроде как на инязе училась.

Василиса рассмеялась.

– Я жена художника, и этим все сказано, – ответила она весело. Но потом уже серьезно добавила: – Понимаешь, когда мы познакомились с Аликом, он продавал картины от случая к случаю. Ну, там, своим знакомым, еще кому-то… Или просто дарил. В общем, денег он на своей страсти к рисованию и не думал зарабатывать. Основной доход у него был от преподавания в Академии да плюс еще мамина пенсия. Но потом я стала знакомить его с ребятами из состоятельных семей. Сама понимаешь, что в МГУ таких, как я, «умников» училось не так уж и много, и за время учебы я подружилась со многими ребятами и из состоятельных семейств, – заметив мою удивленно приподнятую бровь, пояснила Василиса. – Так вот, им понравилась идея с котами, и они стали рекомендовать картины Алика своим родителям, а те, в свою очередь, своим знакомым… В общем, закрутилось так, что он только и успевал рисовать на заказ. В итоге – вот… – Она обвела рукой студию, давая понять, что все это упало к ним как снег на голову. – И теперь Алика знают даже в Европе.

– А там что? – спросила я, указывая на какую-то покрытую тряпкой треногу посреди студии.

– Ой, тут на мольберте работа, которую нам заказали десять или двенадцать дней назад. Алик прямо загорелся ею и не выходил из мастерской целыми днями. Закрывался, не давал мне даже взглянуть. Вот только сегодня ночью закончил и утром показал, что получилось. Даже краска еще не подсохла до конца.

Василиса подошла к треноге и аккуратно сняла холстину. На картине был нарисован вид из окна. Ну, как будто бы из окна. Но не из высотки, а из пятиэтажки, что ли. Потому что двор, изображенный на картине, был не современный, а как если бы он существовал в советское время – круглая клумбочка, песочница, качели и дерево – огромный тополь посреди двора. На картине вроде бы была нарисована весна, но я не уверена. Над тополем летала стая то ли грачей, то ли ворон. Под деревом, прямо в детской песочнице, лежала парочка дворовых песиков. А вот на самом дереве, вернее, на его ветвях (я прямо даже ахнула, когда это увидела), сидели, лежали, висели, зацепившись лапками за ветки, разноцветные коты.

– Коты прилетели, – гордо объявила Василиса.

– Чего? – не поняла я и глупо уставилась на Ваську.

– Картина так называется, – засмеялась она и пояснила: – Ну, как у Саврасова, помнишь? Только у него «Грачи прилетели», а у нас вот – коты. И угадай, сколько за нее обещают заплатить?

Я пожала плечами и предположила:

– Тысячи две баксов?

Василиса довольно улыбнулась.

– Не угадала! Промахнулась в сто раз!

– Двести тысяч? За вот это? – Глаза у меня быстренько полезли на лоб. – За несколько дней работы?

– Ага. Я сама была в шоке, когда Алик назвал сумму, – кивнула Василиса. – Заказчик из Мадрида, очень богатый и помешан на кошках. У него целая коллекция картин с котами. Причем художники не только современные, но и классики. Алик и сам был потрясен случившимся. Такой гонорар ему еще никто не предлагал. Получим деньги, и через пару недель – на южное море… – мечтательно проворковала Василиса. – Я еще никогда вообще-то на море не была, а тут решили сразу в Эмираты махнуть.

«Да, – подумалось мне, – я тоже на южных морях не бывала. Но мне и в нашем Тарасове неплохо».

Я вспомнила родной городок, из которого я уехала только сутки назад, мне вдруг страшно захотелось вернуться обратно. В свою квартиру, к подруге Светке с ее бесконечными мечтами о замужестве и даже к приставучему, но очень честному полицейскому – Гарику Папазяну, моему другу и воздыхателю по моим красотам. Эх, я бы сейчас даже согласилась с ним… в ресторан сходить один разок. Но потом я взяла себя в руки и решила, что раз уж я устроила себе отпуск, то доведу это мероприятие до победного конца.

Потом я и Василиса еще какое-то время обсуждали разные художественные достоинства картин ее мужа, а когда мы уже выходили из кабинета на кухню, она показала мне на дверь, которая находилась напротив письменного стола, и сказала:

– Видишь, это и есть тот самый второй выход из квартиры. Мы сами редко им пользуемся, но заказчиков запускаем только через него.

Посмотрев на часы, Василиса всполошилась:

– Ой, уже восемь! Сейчас Алик придет и будем ужинать. Я тут пока на кухне похозяйничаю, а ты, если хочешь, пока отдохни. Хоть в гостиной, хоть в комнате. Где удобней.

«Отлично, – подумала я, – надо взять тайм-аут, а то у меня от такого наплыва впечатлений голова кругом. Эх, кофе бы выпить! Ну да ладно, потерплю – не дома».

И я пошла распаковывать свои вещички да переодеться во что-нибудь полегче, чем джинсы. Кстати, не мешало бы и гадальные кости кинуть. Что там меня завтра ждет?

Глава 5

В комнате, когда я в нее вошла, уже поселились сумерки, и мне пришлось зажечь свет. Я огляделась и на этот раз уже более внимательно осмотрела помещение, в котором мне предстояло жить целую неделю.

Комнатка, как я уже говорила, была небольшая. На полу лежал полосатый домотканый коврик, на окне висели светло-голубые полотняные шторы, рядом с кроватью с одной стороны стояло кресло-качалка, накрытая пледом, на котором лежала коробка, полная разноцветных клубочков. С другой – тумбочка, которая, в отличие от моей тумбочки в Тарасове, вечно заставленной всякой всячиной и чашками из-под кофе, была практически пустой, если не считать пары фотографий в резных рамках.

Я подошла и взяла одну из них в руки, чтобы хорошенько рассмотреть. На ней был изображен мужчина средних лет, в мужском кардигане, чуть лысоватый, но с приятным, по-детски улыбчивым лицом и добрыми голубыми глазами.

«Наверное, это и есть Васькин Алик», – подумала я и поставила рамочку на место.

На другой фотографии был запечатлен молодой улыбающийся паренек, очень даже симпатичный.

Позади меня что-то зашуршало. Я оглянулась и увидела, что из моей сумки, брошенной на полу еще в первый мой заход в комнату, на меня смотрят зеленые с прищуром глаза Перси.

Ага, наш пострел и тут поспел!

Я покачала головой и стала вытаскивать недовольного котяру из сумки. Потом поставила ее на кровать и начала доставать вещи, по ходу решая, во что бы мне такое легкое переодеться. В квартире было жарко.

«Наверняка полы у них тут с подогревом», – подумалось мне.

Кот же с хозяйским видом запрыгнул на кровать и стал с любопытством и, казалось, с саркастической усмешкой наблюдать за мной.

Наконец я выбрала, во что одеться, но мне понадобился утюг. В комнате я его не обнаружила и решила сходить на кухню, чтобы спросить у Василисы, где его можно взять. Перси спрыгнул с кровати и потрусил вслед за мной.

Уже подходя к кухне, я почувствовала, что-то не то – слишком уж было тихо. Ни тебе запахов разогреваемого ужина, ни звяканья посуды… Тишина настораживала.

– Василиса, – позвала я и заглянула в кухню.

Васька сидела на стуле возле стола, словно замершая статуя, и остановившимся взором смотрела куда-то в пространство между холодильником и мойкой. На мое появление она даже не отреагировала.

– Вась, ты чего? – опешила я. – Что-то случилось?

Она, словно очнувшись от транса, посмотрела на меня, и столько в ее глазах было отчаяния и растерянности, что я и сама вдруг растерялась на мгновение, но потом сразу же взяла себя в руки и, присев возле нее на стул, решительно потребовала:

– Ну-ка, говори, что стряслось! Или мне из тебя клещами слова тянуть?

– Вот… – Губы у нее задрожали, и она протянула мне телефон.

Я взяла из ее рук гаджет и уставилась на темный экран айфона. Все еще ничего не понимая, я решительно скомандовала:

– Так, возьми себя в руки и скажи толком, что такого страшного у тебя приключилось!

Василиса всхлипнула как-то жалостливо и, забрав обратно у меня свой телефон, стала что-то там нажимать, а потом, с трудом сдерживая слезы, прочитала с экрана:

– Меня сегодня не жди, буду очень поздно, срочное дело. Это Алик написал, – пояснила она.

– И что ты расстроилась-то? – не поняла я Васькиных страданий. – Ну, дело срочное появилось у мужа. Мало ли… Предупредил, и то хорошо. У многих мужья и этого сделать не соизволят, – успокаивала я Василису, вспоминая свою подругу Ленку, у которой муж, когда он у нее еще был, и по три дня мог домой не приходить, не утруждая при этом себя разными эсэмэсками и звонками.

– Такого с ним еще никогда не было, – жалобно пролепетала, почти прошептала Василиса. – Он всегда после Академии домой бежал. А все деловые встречи у себя в кабинете старался проводить. Только чтобы рядом со мной быть. И сегодня, когда мы созванивались, он сказал, что будет вовремя. Никаких срочных дел не намечалось. А тут… Я думала, что-то случилось с его мамой, и он к ней решил поехать, стала ему перезванивать, а он не берет трубку. А потом и вовсе отключил телефон.

Василиса растерянно посмотрела на меня, как бы спрашивая совета, что ей делать.

Я предположила:

– Может, просто телефон разрядился? Или он где-нибудь в таком месте, что не в Сети сейчас находится. Тогда автоматически отвечают, что абонент, мол, вне доступа Сети… Слушай, – пришла мне в голову идея, – а он у тебя не того… налево не ходок?

Спросила и сразу же пожалела об этом. Вот ведь ерунда какая!

Василиса так на меня посмотрела, что я чуть со стула не упала.

– Извини, – пробормотала я. – Я не хотела тебя обидеть, просто…

– Нет, ничего, – смягчилась Васька. – Я понимаю, что ты могла так подумать. Но Алик – он не такой. – Она вдруг хлопнула себя по лбу. – Вот я балда-то! Надо Валентине Яковлевне позвонить и узнать, как она там. Может, и правда что-то случилось!

Я облегченно вздохнула, а Василиса начала звонить свекрови.

– Алло, Валентина Яковлевна, как у вас дела? Отлично! Все нормально? Да, у нас тоже все хорошо. Алик вам не звонил? Нет? Нет, ничего, просто я думала, что он, может, к вам хотел приехать сегодня. Нет-нет, не собирался, но мы о вас говорили утром. Да, обязательно. Нет, мы еще не уезжаем. Только через две недели. Перси? Да, конечно же, мы вам его привезем перед отъездом. Ну, хорошо. Ладно, я ему передам, чтобы он вам позвонил.

Она отключилась и снова задумчиво уставилась в пустоту, словно что-то обдумывая и прикидывая. Потом повернулась ко мне и, встретив мой ожидающий взгляд, устало сказала:

– Нет, он ей не звонил и приехать к ней не собирался. Больше того, она сегодня днем звонила ему сама. Он рассказал ей, что у нас гости. Это он, наверное, тебя имел в виду… И потому сразу же после Академии он, нигде не задерживаясь, поедет домой… Но почему эсэмэс? – неожиданно задала она сама себе вопрос. – Почему он не позвонил и не объяснил, какое такое срочное дело у него вдруг образовалось?

Василиса снова растерянно и вопросительно посмотрела на меня, словно я знала ответ на этот вопрос.

Я пожала плечами и предположила:

– Может, он за рулем был и говорить не мог.

– Ну да, эсэмэс мог написать, а позвонить не мог, – горько усмехнулась Василиса. – Ты знаешь, я тут вдруг вспомнила… – продолжила она в задумчивости. – Алик в последнее время был сам на себя не похож. Все время вздрагивал, стал рассеянный, задумчивый, неразговорчивый. Он и так-то небольшой любитель пустословия, а тут… даже со мной стал меньше общаться, все в своей студии закрывался, с кем-то по телефону говорил, спорил. Обычно он не бывал против, чтобы я к нему в мастерскую приходила и смотрела, как он работает, а тут попросил меня оставить его одного, пока он картину не допишет. Я все время думала, что он старается работу скорее закончить и не хочет, чтобы его кто-то отвлекал… Но все равно – как-то странно все и неожиданно.

Я молчала, не зная, что ей ответить, и боясь что-то сказать не то и не так. Но Василиса и сама постепенно стала понемногу успокаиваться, по всей видимости, решив, что, может, зря она паникует и все не так страшно, как сейчас ей кажется.

– Ладно, Тань, давай, что ли, ужинать, – наконец вышла она из задумчивости. – Подождем Алика, посмотрим, что он мне расскажет. Может, я себя просто накручиваю и потому выдумываю невесть что.

Я вдруг вспомнила, зачем, собственно, приходила на кухню, и спросила-таки про утюг.

Пока я гладила вещи и готовила себе одежду для завтрашнего выхода в город, Василиса уже окончательно успокоилась и даже шутила во время ужина, рассказывая забавные истории про своих кошек.

Пить кофе мы снова пошли в гостиную и на этот раз устроились возле камина, который, несмотря на свой суперсовременный вид, был вполне даже настоящим, с живым огнем и ароматными дровами. Василиса ловко разожгла их, а потом, когда огонь разгорелся, принесла отличный ароматный кофе, который напомнил мне опять о моем приятеле Гарике Папазяне – полицейском армянского розлива, и я даже рассказала Василисе и о нем, и о его неудачных попытках меня соблазнить.

Мы много смеялись, но я все равно замечала в глазах Васьки некую грусть, и не раз на ее улыбку набегала тень тревоги за мужа.

Мне, конечно же, и одной неплохо живется. Я замуж как-то не очень тороплюсь, но, глядя на Василису, я все же немного ей по-хорошему завидовала и радовалась за нее.

«Надо же, как ей повезло в жизни, – думалось мне, – встретила хорошего человека, денег куры не клюют, живет в самом, по моему мнению, красивом городе России».

Но, согласилась я сама с собой, она всего этого достойна. Ведь ей столько пришлось пережить и в детстве, и в юности.

Расслабившись и слушая очередной рассказ Васьки об ее злоключениях в период учебы в МГУ, я почувствовала, что начинаю задремывать.

Василиса сразу же это заметила и вскочила, засуетившись.

– Ой, все, Таня, иди, ложись спать. Ты же сегодня, можно сказать, с дороги, и день был долгим! Вот носом уже клюешь. А я привыкла поздно ложиться. Сейчас чашки помою и пойду в спальню почитаю, Алика подожду. Иди уже, – повторила она, помогая мне подняться с белоснежного аналога медвежьей шкуры, что валялась возле камина и на которой мы сидели последние пару часов и болтали.

– Да, пойду спать, наверное, – промямлила я в ответ. – А то уже глаза слипаются. Значит, завтра в город? – уточнила я. – А то, если тебе некогда, так я сама как-нибудь…

– Никаких сама, – категорично заявила Василиса и засмеялась. – У нас план, и я обещала тебе все показать, так что… Все нормально.

Я сонно поплелась в свою комнату, а Перси, который ни на шаг не отступал от меня и с подозрительной миной сопровождал, куда бы я ни пошла, отправился за мной следом, игнорируя призывы Василисы остаться.

Перед тем как лечь, я все же по привычке своей знать, что день грядущий мне готовит, достала свой мешочек с гадальными костями и, стряхнув их на тумбочку у кровати, сонно уставилась на цифры 11+18+27, которые сулили мне выгодное предложение от кого бы то ни было.

Скептически пробормотав что-то вроде «я в отпуске и не нужны мне никакие выгодные предложения, разве что в Кунсткамеру сходить», я легла в постель и скоро уснула.

Глава 6

Проснулась я от непонятной тяжести в ногах и, думая, что это от того, что я лежу в неудобной позе, попробовала перевернуться и сменить положение ног. Не открывая еще глаз, я почувствовала, что нечто сильно придавило мои ноги к кровати и не дает мне ими шевельнуть.

Я, как подорванная, подскочила в постели и пыталась в полумраке комнаты разглядеть, кто там на меня покусился и насколько мое положение обязывает меня готовиться к самообороне. Я даже не сразу сообразила, где я нахожусь, почему я очутилась в какой-то незнакомой мне комнате и где я вообще. Но потом рассмотрела очертания кота, который, недовольный тем, что его сон потревожили, лениво стал потягиваться, и вспомнила, что я в Питере, в гостях у своей одноклассницы. А «нечто», придавившее мне ноги своей тяжестью, было Перси.

«Да, котик тяжеленький, килограмм на восемнадцать потянет», – подумала я и решила, раз уж проснулась, посмотреть, который час.

Шторы были плотно задвинуты, но через них проступал какой-то смутный свет, хотя и непонятно было, то ли это луна так ярко светит, то ли на улице наблюдаются знаменитые питерские белые ночи, то ли уже наступило утро.

Оказалось, что уже утро, и мой телефончик показывал семь часов. Это говорило о том, что я проспала полных восемь часов. Вставать я привыкла рано, но тут торопиться было некуда (отпуск все-таки!), и я сладко и со знанием дела потянулась, растягивая все мышцы тела и тем самым доставляя себе удовольствие до конца почувствовать всю прелесть начинающегося дня, полного приятных прогулок и новых впечатлений.

Через открытую дверь до меня доносились ароматы свежезаваренного кофе, и неожиданно я вспомнила о вчерашнем вечере и о беспокойстве Василисы за своего мужа.

Я прошла в ванную, приняла душ, чтобы окончательно проснуться, заправила постель, согнав недовольного такой бесцеремонностью Перси, и отправилась на кухню. Когда я убирала в мешочек пролежавшие всю ночь на тумбочке кости, меня вдруг посетило смутное чувство. Не то чтобы тревога, но что-то такое, что подсказывало мне, что должно произойти что-то не очень приятное. Но я постаралась отогнать это чувство, хотя и знала – уж что-что, а интуиция-то меня никогда не подводила.

И оказалась права. На кухне одиноко, с телефоном в руке сидела Васька и горевала. А то, что она именно горевала, а не просто задумчиво сидела было написано на ее невыспавшемся лице так ясно, что я тут же забыла и про кофе, и про вчерашние предсказания.

При моем появлении Василиса оторвала взгляд от телефона и с горечью и со страхом в голосе сказала:

– Таня, Алик пропал. Я его всю ночь прождала, пробовала еще звонить…

И тут она не выдержала и заплакала. Так жалостливо и так обиженно одновременно, что у меня даже под ложечкой защемило.

– Василис, ты погоди расстраиваться, может, все еще нормально будет, и появится твой Алик целым и невредимым.

Васька шмыгнула носом и стала наливать кофе. Пили мы его в полном молчании и в задумчивости. Не знаю, о чем думала Василиса, но мне эта история с пропажей мужа все больше и больше не нравилась. Успокаивало лишь обещание гадальных костей, которые напророчили, что у меня все будет нормально. Было бы что-то страшное, они бы мне подсказали. Да и интуиция хоть и подавала мне тревожные звоночки, но не настолько, чтобы всерьез беспокоиться. Вот только как Ваське все это объяснить?

– Нет, я так больше не могу! – неожиданно прервала мои размышления одноклассница. – Буду звонить в полицию.

– И что ты скажешь? – Я попыталась успокоить подругу и направить ее мысли в разумное русло. – Муж не пришел домой ночевать! Тебя и слушать никто не будет. В полиции принимают заявления, только если человек отсутствовал больше суток и никто не знает, где он находится. То есть если его нет ни в больницах, ни в морге…

Вот, блин! Зачем только я это сказала! Глаза у Васьки полезли на лоб и наполнились такими крупными слезами, что казалось, будто сейчас из них прольется целый водопад.

– Эй, эй, – поспешила я ее обнять, – я не имела в виду, что он будет обязательно в… в этом учреждении, – пыталась выкрутиться я. – Просто нужно еще подождать немного…

Не успела я договорить, как где-то в глубине квартиры хлопнула входная дверь, и Василиса, опрокидывая все на своем пути, включая кота, понеслась вон из кухни. А я облегченно вздохнула – вернулся блудный муж. Но оказалось, что радовалась я рано, и все еще только начинается…

Первое, что я услышала, это было удивленное восклицание Василисы, засыпавшей мужа кучей вопросов:

– Алик, что случилось?! Где ты пропадал?! Что с твоим телефоном?

Потом наступила пауза, весьма выразительная. Я не стала выходить из кухни и решила подождать, когда меня позовут. А пока пусть там сами разбираются: что и кто, и где, и почему…

Перси тоже ушел встречать хозяина, и я сидела теперь в полном одиночестве и пила уже почти остывший кофе. Голоса в дальнем конце квартиры зазвучали снова, но уже приглушенно и невнятно. Мужской голос звучал глухо и словно бы просяще. Голос же Василисы был беспокойным и настойчивым. Потом голоса опять удалились в сторону входной двери и вскоре совсем смолкли. Я услышала щелчок захлопывающегося дверного замка, за которым наступила такая звенящая тишина, что я невольно поежилась.

Василиса долго не появлялась, и я вдруг подумала, что все ушли и оставили меня одну в этой огромной квартире. Но тут Васька тихонько вошла в двери и, прислонившись к косяку, усталым голосом сказала:

– Таня, ты извини, но Алик сказал, что плохо себя чувствует, и ушел к себе в студию. Я вас потом познакомлю, когда мы вернемся. Хорошо?

– Без проблем, – пожала я плечами. – Вась, если я мешаю, я могу опять в гостиницу перебраться, – предложила я.

– Ой, нет, что ты! Останься, пожалуйста, – попросила она умоляющим голосом. – Мне с тобой как-то проще все это, – она неопределенно махнула рукой, – переварить. Он не сказал, где был, – стала она внезапно рассказывать. – Но боже! В каком он явился виде! Я даже подумала, что он пьяный, но запаха не почувствовала… Весь помятый, всклокоченный, с опухшими глазами, словно… Как будто…

Она не успела договорить, как дверь, что вела на кухню из кабинета, распахнулась, и на пороге появился Васькин муж собственной персоной и в том самом виде, в котором она его описала. В глазах его, блуждающих и бесцельно шарящих по кухне, стояло что-то очень похожее на безумие. Уж я-то знаю такой взгляд, не раз наблюдала у своих клиентов.

– Где? – прохрипел Алик так, словно в горле его пересохло. – Василиса, где картина с котами?

– Картина? – растерялась та. – Какая картина, Алик? – Она непонимающе посмотрела на него, потом на Перси, а потом и на меня.

– Та, которую я на заказ рисовал, она сохла еще… – продолжал хрипеть художник, понемногу сползая вниз по косяку и высматривая своим безумным взглядом, где тут, на кухне, может прятаться похититель картины.

Василиса совсем растерялась и стояла, как столб, наблюдая, как муж без сил садится на пол. Тогда я решила взять инициативу на себя и, подхватив художника под мышки, резко поставила его на ноги. И сама себе удивилась – ну надо же, силища у меня, оказывается! Я, конечно, девушка тренированная и держу себя в форме, но поднять на ноги мужика весом за сто килограммов – это надо еще постараться.

– Так, – бодро начала я командовать. – Садитесь-ка, Александр, как там вас по батюшке, на этот стул. – И я плюхнула почти бесчувственного художника на стул возле стола. – Васька, хватит стоять, как соляной столб, неси нашатырь или, еще лучше, коньяку из вашего бара. – Я подтолкнула Василису к выходу.

Сама же стала искать рюмку или стаканчик, чтобы, значит, налить туда коньяку, но не нашла, и когда Василиса принесла пузатую бутылку с «Хеннесси», я налила изрядную порцию в обычную кофейную чашку и протянула Алику.

– Пейте залпом, – приказала я ему тоном, не терпящим возражения. – Василиса, нам бы тоже сейчас не помешало, – добавила я, посмотрев на бледную Ваську, и налила и нам по коньячку в чашечки.

Мы с ней выпили, закусили лимоном, а художнику я и давать ничего не стала. Пусть его торкнет как следует. Иначе, если так и дальше пойдет дело, то «Скорую» придется вызывать, чтобы его откачивать.

Однако, чуть погодя, Алик все же пришел в себя и даже стал проявлять признаки заинтересованности – посмотрел на меня, словно с трудом вспоминая, что ему вроде бы уже сообщали о присутствии гостей в доме.

– Таня Иванова, – представилась я, не дожидаясь, когда меня представит его жена. – Мы с Васькой, то есть с Василисой, вместе в одном классе в Тарасове учились.

Художник уже более осмысленно посмотрел на меня и кивнул.

– Александр, – сказал он.

Но тут он опять вспомнил о своей беде и, вскочив со стула, опять понесся в свою студию, крича:

– Картина! Моя картина исчезла! Я пропал! Что мне теперь делать?!

Не успели мы с Василисой отреагировать и пойти вслед за ним, как он снова появился в дверях и засыпал жену вопросами:

– Василисушка, что делать-то? Ты должна была слышать хоть что-нибудь! Кто к нам приходил? Ты кого-нибудь впускала незнакомого? Может, кто-то в студию заходил? – И снова: – Что делать? Я не представляю! Я пропал! Мне уже в эти выходные картину отдавать надо заказчику! Василиса, может, все-таки слышала что-то?

Василиса же на все его вопросы только растерянно качала головой и умоляла успокоиться.

Чтобы хоть как-то прекратить эти бессмысленные стенания, я громко и четко, чтобы меня услышали, сказала:

– Надо в полицию заявление написать о краже. Расскажите толком, – повернулась я к художнику, – какая-нибудь из входных дверей была взломана?

Тот молча помотал головой, как бы давая понять, что все двери целы.

– Василиса, – обратилась я к Ваське. – Что-то еще пропало в доме? Ты говоришь, что всю ночь плохо спала. Может, ты слышала что-то подозрительное? Ты из комнаты ночью не выходила?

Мы с Аликом уставились на Василису в ожидании ответов на мои вопросы. У Васьки после порции коньяка слегка порозовели щеки, и я поняла, что в обморок ни она, ни ее Алик падать уже не будут.

– Нет, все было тихо, и я ничего не слышала. И из комнаты я не выходила, – сказала Василиса. – Да и зачем? Ванная комната у нас в спальне отдельная, и воду в бутылке я всегда на тумбочке держу, если вдруг пить захочется. Я читала всю ночь и Алику пыталась дозвониться…

Повисло молчание. Никто из хозяев не знал, что делать дальше, поэтому мне снова пришлось брать ситуацию под контроль.

– Так что, в полицию звонить будем? – спросила я Алика.

Картина ведь его, и ему решать, как быть и что делать дальше.

Глава 7

На кухне повисла тяжелая молчаливая пауза, во время которой Алик взял бутылку с коньяком, налил себе в чашку изрядную дозу «Хеннесси» и выпил ее залпом, опять же не закусывая.

– Нет! – решительно, громко и хрипло, так что Василиса даже вздрогнула от неожиданности, рявкнул художник. – Нет, это невозможно! Я не могу пойти в полицию! И не спрашивай меня почему, – уже чуть спокойней заявил он Василисе, которая открыла было рот, чтобы узнать причину такого категоричного отказа. – Не могу, и всё! Не хочу, чтобы они тут ходили… по моей студии… и вынюхивали…

Его последние слова меня насторожили.

«Вынюхивали что?» – мелькнула мысль.

– Ну, хорошо, хорошо, – пролепетала Василиса и, успокаивая Алика, положила ему руку на плечо. – Тогда, может быть, тебе поговорить с заказчиком и попросить его сдвинуть сроки сдачи картины, пока ты другую такую же не нарисуешь? Это ведь…

– Что?! Другую?!! – внезапно взъерепенился художник.

По его лицу пробежала волна праведного гнева и недоумения, словно Васька предложила ему сделать что-то неприличное. Глаза его опять стали отливать безумным блеском.

– Ты, ты… – стал заикаться Алик. – Ты вообще представляешь, что ты говоришь?! Нет, ты не представляешь!

Внезапно он махнул рукой, словно ставя точку в вопросе о том, что стоило бы предпринять в этой ситуации, и стремительно выбежал из кухни по направлению к супружеской спальне. Васька посеменила следом, успокаивая его. За хозяевами, подняв пушистый хвост трубой, потрусил и Перси.

Я снова осталась на кухне одна. Поставив на плиту кофейник (новая порция хорошего кофе мне бы сейчас не помешала), я принялась по привычке анализировать все, что я тут наблюдала.

Ситуация с похищением картины и реакция художника на это неприятное во всех смыслах происшествие все больше и больше мне не нравились.

«Конечно же, – рассуждала я, – неприятно, когда твою работу крадут неизвестные личности, да еще и картину, за которую тебе обещают заплатить бешеные деньги, но страшного-то в этом ничего нет. Ну, не желает Алик, чтобы полиция топталась в его святая святых – в мастерской. Допустим, это понятно. Но почему бы ему и вправду не переговорить с заказчиком и не нарисовать другую, точно такую же картину? Не хочет, чтобы было две одинаковых? Нет, что-то тут не сходится. Слишком уж бурно Алик отреагировал на пропажу и слишком уж категорично отказывался от вмешательства полиции и от замены пропавшего шедевра новым».

Я налила себе в чашку горячего кофе, отпила глоток, блаженно прикрыв глаза, и тут меня, словно молния, пронзила мысль о том, о чем мы с Василисой как-то забыли, ошарашенные известием о пропаже картины. А где, собственно, сам Алик был все это время? Почему он не отвечал на звонки любимой супруги и вообще не захотел внятно объяснять ей мотивы своего странного отсутствия?

Я хотела было подробней обкатать эту мысль, но тут на кухню вошла хмурая, но уже относительно спокойная Василиса.

– Таня, я ничего не понимаю, – с ходу заявила она мне, присела рядом и начала нервно теребить край скатерти. – В полицию он идти не желает, рисовать новую картину не хочет, все время твердит, что он пропал… Даже так – что мы пропали. Он и я. Но – ничего не хочет мне объяснять…

– А он тебе хоть сказал, где все это время пропадал? – задала я вопрос, который интересовал меня сейчас намного больше, чем вопрос, кто украл картину. – Мне почему-то кажется, – поспешила я поделиться с Васькой мыслями, – что эти два события как-то между собой связаны.

Васька подняла голову и посмотрела на меня так, словно я с неба спустилась и у меня крылья за спиной.

– Таня! Какая ты… Какая ты молодец! Я совсем забыла из-за этой дурацкой картины, что Алик всю ночь где-то пропадал! Таня, ты – гений!

Внезапно ее охватило волнение, и она, вскочив с места, налила себе кофе и плюхнула туда еще и коньяку. А потом, не спрашивая разрешения, плеснула и мне. Я смотрела на нее и видела в ней теперь ту самую Ваську, которую я знала еще в школе – ершистую, задиристую, с мальчишескими замашками, и в очередной раз удивилась такой ее метаморфозе.

– Василиса, ты чего? – осторожно спросила я, уже начиная подозревать, что кости меня не обманули, и сейчас она сделает мне то самое выгодное предложение, которое мне было обещано. Так и получилось.

– Танечка, – тоном, не терпящим возражений, начала она, – только ты можешь нам помочь выпутаться из этой истории. Ты у нас опытный детектив. Вот, сразу же увидела связь между двумя происшествиями. Мы с Аликом будем тебе очень благодарны. Мы тебе хорошо заплатим, только, пожалуйста, – она внезапно с искренней надеждой посмотрела на меня, – помоги нам найти того, кто украл эту дурацкую картину, и вернуть ее.

И Васька, все-таки не выдержав напряжения, свалившегося на нее, разрыдалась. Слезы, потоком хлынувшие у нее из глаз, и всхлипывания, звучавшие так по-детски жалобно, сразили меня наповал. Я метнулась к ней, обняла и, прижав к себе, твердо пообещала:

– Найду я вам эту картину, обязательно найду, только перестань так горестно рыдать! Все будет хорошо.

Так мы и сидели с ней, пока она не успокоилась окончательно. На отпуск я уже махнула рукой. Не судьба, видать, отдохнуть мне от любимой работы.

Когда все слезы окончательно высохли и кофе, остывший в очередной раз, был выпит, я отправила Василису поговорить с мужем о моем участии в раскрытии кражи картины, а заодно и посмотреть – вдруг в доме пропало что-то еще. Сама же отправилась в студию-мастерскую, чтобы посмотреть на место преступления и решить, что мне делать дальше.

Первым делом я осмотрела, конечно же, замки на двери, которая вела в кабинет, но ничего не обнаружила. Очень было похоже на то, что дверь не взламывали и открывали ключом, а не отмычкой.

Потом я спустилась в студию и огляделась. Я не очень хорошо помню, какие там были картины, надо потом спросить у Алика или у Василисы. Но вот картины, которая стояла на треноге, то бишь на мольберте – действительно не оказалось, так же, как и тряпки, которой она была прикрыта.

Солнце хорошо освещало студию, и я, подойдя к середине зала, где стоял этот самый мольберт, внимательно стала осматривать и его, и все пространство вокруг него. Несмотря на то что пол в студии был выстлан очень светлым ламинатом, я ничего такого подозрительного на нем не обнаружила. Не было видно ни отпечатков следов подошвы, ни других намеков, что кто-то проходил в студию в уличной обуви.

«Разувались они, что ли?», – подумалось мне, и я вернулась в кабинет.

На пороге двери, которая вела из подъезда в кабинет и замки которой я только что осматривала, сидел Перси и с задумчивым видом что-то гонял лапкой по коврику. Я вдруг вспомнила, что когда входила сюда из кухни, то совсем забыла закрыть за собой дверь. Вот рыжий и воспользовался моей рассеянностью. Хорошо, хоть в студию за мной не побежал.

Я решительно подошла к коту и нагнулась, чтобы взять его на руки и выдворить вон из запретной для него зоны, но тут увидела, чем, собственно, игрался котик, и забыла о своих намерениях. На полу, а вернее, на коврике перед дверью, лежало что-то маленькое и блестящее. При ближайшем рассмотрении это оказался небольшой ромбик золотистого цвета. Подумав, я решила, что эта штучка, скорее всего, похожа на обломанное звено от браслета. От золотого браслета, точнее говоря. Аккуратно завернув находку в салфетку, которую я с умыслом, специально для такого вот случая прихватила с собой из кухни, я спрятала ее в карман.

Потом я все же отнесла недовольного Перси на кухню и, закрыв перед его носом дверь, снова вернулась к двери. Но ничего особенного больше не обнаружила. Ну, разве что кусочек сухой грязи на коврике и туфли Алика, который утром разулся возле этой двери, когда после разговора с женой решил ретироваться в свою студию и не отвечать на неудобные для него вопросы, где он провел ночь и что случилось с его телефоном. Кстати, ему все-таки придется ответить на них, если он действительно хочет, чтобы картина нашлась. И вопросы ему буду задавать я.

Когда я вернулась на кухню, Василиса уже поджидала меня там и сразу засыпала вопросами:

– Таня, ну как? Ты что-то нашла? Что там у тебя? Говори, не тяни.

Я пожала плечами и сказала:

– Явных следов взлома нет, скорее всего, дверь открывали родными ключами. И открывал ее тот, кто хорошо знал, что она ведет именно туда, куда ему и надо было попасть – в отдельные апартаменты. То есть в кабинет и в студию. Отсюда возникают вопросы: кто еще, кроме Алика и тебя, знает расположение комнат в квартире и у кого еще есть ключи от этой двери?

– Ключи? Ни у кого. Их и у меня-то нет, – задумчиво проговорила Василиса. – Вернее, они есть, но я их с собой никогда не ношу. Они в прихожей висят, возле электрощита, на специальном крючке. А еще есть два дубликата – у Алика в ящике письменного стола, в кабинете. На случай, если вдруг он потеряет ключи. Алик бывает такой рассеянный.

– А он уже терял ключи? Может, у свекрови ключи есть или еще у кого-то из родственников? – тут же задала я ей кучу новых вопросов, чтобы уж разом решить проблему с ключами.

– Нет, не терял, и у Валентины Яковлевны ключей нет. Она вообще безо всяких ключей обходится. Я постоянно дома, так что… У Игорька ключей от нашей квартиры тоже нет, – нахмурившись, ответила Васька.

– Кто такой Игорь? – тут же насторожилась я.

– Я забыла тебе сказать, – замялась Василиса. – У Алика есть сын от первого брака. Ему двадцать лет, и он иногда к нам приходит. Ну, там с бабушкой пообщаться или… – Василиса потупилась, словно ей внезапно стало стыдно. – Или денег у мужа попросить, – закончила она нехотя.

Я заподозрила в словах какую-то недосказанность и, решительно усадив ее на кухонный стул, сказала:

– А вот про Игоря расскажи мне подробней.

Глава 8

И Василиса рассказала. Развелся Алик с первой женой, когда Игорьку было четырнадцать лет. Художник ушел жить к маме в двушку, оставив жене и сыну трехкомнатную квартиру. Игорек рос мальчиком болезненным, да еще и был единственным внуком у мамы Алика, поэтому та к нему благоволила и долго не могла простить сыну, что он развелся и, по ее словам, «бросил мальчика одного и без поддержки». Хотя это она, конечно же, зря говорила, потому как художник по мере сил и возможностей не прекращал общения с сыном, алименты в свое время платил немалые и исправно, даже в ущерб себе. Сынок же рос ленивым и весьма эгоистичным. Учиться не хотел, водил компанию с такими же лентяями и балбесами, как и он, часто попадал в разные неприятные истории. Алику приходилось его всякий раз вытаскивать из разных передряг, обращаясь с просьбами к своим многочисленным знакомым, которые по доброте душевной и из дружеских к художнику чувств решали проблемы Игорька как могли. Мать же оболтуса была больше занята собой, своими многочисленными ухажерами и разборками с ними – ей было не до воспитания сыночка. Общаться с отцом и с бабушкой Игорек не очень-то стремился. Ему было интересней с компанией сверстников, хотя от бабушкиных денег он не отказывался. Валентина Яковлевна, жалея мальчика, всегда подсовывала ему деньжат со своей пенсии на карманные расходы. Алик же был слишком занят написанием картин и преподаванием, поэтому редко находил время для общения с сыном. Но Игоря это не беспокоило ничуть, ведь с отца, как с бабушки, он карманных денег не получал. Алик считал, что вполне достаточно того, что он платил его матери хорошие алименты на сына.

Пару лет назад, а Игорек уже к тому времени вышел из возраста, когда детям платят алименты, доходы художника стали неожиданно даже для него самого быстро расти. Вот тогда-то сыночек и вспомнил, что у него есть отец. Сначала он попросил Алика выделить ему денег на учебу в престижном вузе, потом, несмотря на свои постоянные пропуски занятий, стал требовать купить ему машину – мол, очень уж далеко и неудобно ездить на учебу на метро. Когда и эта его просьба была выполнена (только бы учился!), Игорек обнаглел донельзя и затребовал себе квартиру в центре Питера. Это стало последней каплей, и Алик в резкой форме отказал ему, посоветовав лучше учиться и найти подработку. Произошло это событие буквально месяц назад. С тех пор Игорек ни разу не приходил, даже навестить бабушку. Та очень расстраивалась по этому поводу и время от времени ворчала на Алика, обвиняя его в черствости и жадности.

– На меня она после этого тоже стала смотреть несколько косо, хотя она и милая сама по себе старушка, и полюбила меня сразу, как только Алик нас познакомил, – закончила рассказ Василиса, но потом, вспомнив что-то, добавила: – А дней десять назад Игорек вдруг у нас появился. И почему-то Алик ждал его не у двери, которая ведет в общие комнаты, а у той, которая ведет в кабинет. Муж его запустил и долго о чем-то разговаривал с ним при закрытых дверях. А потом Игорек ушел, громко хлопнув дверью, и даже с бабушкой не захотел повидаться. Валентина Яковлевна сильно расстроилась, но через пару дней Алик отвез ее в загородный дом, на дачу вместе с Плюшкой, и она немного успокоилась.

Василиса замолчала, а я задумалась над ее рассказом. Что ж, Игорек очень даже подходил на роль воришки. Дублирующий ключ он мог как-нибудь незаметно взять из ящика отцовского стола. Если, конечно, знал, что он там лежит. Но это все можно легко выяснить, поговорив с самим Аликом. Хотя – мне пришла в голову еще одна мысль – может, и сам Алик подозревал, что картину стащил сынок, и поэтому не хотел впутывать в это дело полицию? Но тогда оставались открытыми другие два вопроса: где он сам пропадал всю ночь (в простое совпадение мне отчего-то не верилось) и почему он категорически отказывается рисовать второй экземпляр картины. Уж, казалось, чего бы проще – нарисовал и продал заказчику за договорную сумму, а сынок пусть потом попробует «толкнуть» такую же картину кому-то в Питере. Да ему никто не поверит, что его отец нарисовал два одинаковых полотна и одно ему отдал в качестве презента! М-да, задачка та еще. Но делиться своими предположениями я с Василисой не стала.

– Васька, – обратилась я к однокласснице и вытащила из кармана комочек салфетки, в которую было завернуто золотистое звено от браслетика, которое нашел Перси. – Ты хорошо посмотрела – в доме больше ничего не пропало? И еще – глянь, это не твое?

Я развернула вещичку и показала ее Василисе. Та недолго разглядывала ромбик и твердо ответила:

– Нет, из вещей больше ничего не пропало, и это тоже не мое. А что это такое? Похоже, что от чего-то отвалилось. От браслетика? – Она вопросительно посмотрела на меня.

– Думаю, что да. Но у тебя точно такого нет? Ты хорошо помнишь?

– Нет, это не мое, – помотала она головой. – Я вообще украшения не люблю носить. У меня вот только колечко обручальное и цепочка с крестиком. Мы с Аликом в соборе венчались, – пояснила она. – А ты это где нашла?

Пришлось мне рассказать про Перси и его находку.

– И вот что еще интересно, – добавила я. – Грязных следов в студии на светлом паркете нет – похоже, что в обуви никто в нее не проходил. Получается, что тот или те, кто проник сначала в кабинет, а потом в студию, отлично знали расположение квартиры. Знали, что дверь на кухню всегда у вас закрыта, квартира большая, и поэтому никто не услышит, как они войдут. Они, а их, я думаю, было все же самое меньшее двое, даже знали, что паркет в студии светлый и может оставлять следы от уличной обуви, поэтому и разулись на пороге. Прошли, спокойно взяли картину, обулись и так же спокойно ушли.

– Ужас! – Глаза у Васьки стали круглыми, как блюдца.

– Так, пойдем-ка со мной в студию, – сказала я. – Посмотришь, может, что-нибудь еще там пропало, кроме картины. Ну, той, что стояла на треноге.

– На мольберте, – напомнила Васька правильное название треноги, и мы в очередной раз отправились в студию.

Перси, который все время вальяжно валялся возле Василисиных ног, вскочил и тоже собрался было проникнуть на запретную территорию, но решительно и бесцеремонно был выкинут хозяйкой обратно за дверь.

– А тебе туда нельзя! Тоже мне сыщик.

– Сыщик или нет, – сказала я задумчиво, – а одну улику он уже нашел.

Мы с Василисой прошли в студию, и она внимательно посмотрела, все ли картины на месте.

– Вроде бы все остальное на местах, – сказала она. – Но точнее скажет Алик. Он лучше знает. Это его вотчина.

– Да, все остальное на месте, – раздался у нас за спиной хриплый, но довольно спокойный голос, и мы с Василисой вздрогнули от неожиданности.

Оглянувшись, мы увидели Алика, который стоял в дверях студии. Он был одет в светлую рубашку, тонкие льняные домашние брюки и теплый мужской халат, что делало его похожим на какого-то дореволюционного интеллигента. Лицо было спокойным, подбородок чисто выбритым, а глаза смотрели уже безо всякого безумного блеска, но с такой тоской и безнадегой, что мне даже стало его немного жалко.

– Таня, Василиса сказала, что вы – частный детектив с большим опытом, – скорее не спросил, а утвердительно произнес Алик. – Я тут хорошо все обдумал и пришел к выводу, что другого выхода, как нанять вас, у меня нет. Пятьсот долларов в день. Вас устроит такая оплата?

По тарасовским меркам, беру я за свои услуги, конечно же, круто – по двести баксов за день. Но такую сумму мне предложили сейчас впервые!

«Да, – сказала я себе, – предложение куда как выгодное – кости в очередной раз не соврали. И вернусь я из отпуска куда как богаче, чем уезжала».

– Если этого мало, то я готов платить и больше. Деньги в моей теперешней ситуации для меня ничего не значат, – добавил художник.

Похоже, что мою задумчивость Алик принял за сомнения в достойности предложенной им суммы. Но вообще-то я не собиралась брать с них деньги. Мне просто стало жаль Василису, и потому я согласилась ей помочь. Но раз уж предлагают… В конце концов, я буду работать в свои законные выходные, а поэтому должна же как-то себя поощрить! Деньги у людей есть, предлагают они мне их искренне, так почему бы и не взять?

– Мне хватит и четырех сотен, – милостиво согласилась я взять деньги за расследование.

– Танька! – обрадованно воскликнула Василиса и принялась меня обнимать. – А я боялась, что ты не согласишься, – обратилась она к мужу. – Хотела уже без твоего разрешения Таню нанять.

Она подошла к мужу и положила голову ему на грудь, а он обнял ее и по-отечески похлопал по спине.

– Как я уже сказал, другого выхода для себя я не вижу, – сказал Алик и, обращаясь ко мне, добавил: – Времени у нас не так много, заказ я должен отдать во что бы то ни стало в это воскресенье, а сегодня – уже четверг, – он посмотрел на ручные часы на запястье, – и почти уже полдень. Вы успеете найти за столь короткий срок мою картину в питерском стоге сена? Не подумайте, что я тороплю из прихоти. Просто… просто времени действительно мало. – Алик опустил голову, судорожно и глубоко вздохнул, словно ему не хватало воздуха в легких.

И по этому тяжелому вздоху я поняла, как ему сейчас трудно сдерживать волнение и страх. Да, именно страх сейчас испытывал Алик. А вот что или кого он боялся, мне и предстояло выяснить в самое короткое время.

– Так что, справитесь? – снова задал Васькин муж мне все тот же вопрос.

– Все зависит в том числе и от вас, Александр, – серьезно ответила я. – От того, насколько честно вы сейчас ответите мне на один вопрос.

– Только на один? – удивился он и пожал плечами. – Что же, задавайте. Я отвечу на любой вопрос, если это поможет вам найти картину.

«Странно он как-то ответил, – мелькнула у меня мысль. – Любой другой на его месте сказал бы, что честный ответ на мой вопрос помог бы мне найти не саму картину, а того, кто ее украл. Он же сказал… то, что сказал. Словно знает уже, кто взял картину, и осталось только выяснить, куда этот человек ее подевал».

Я опять подумала про его сыночка Игорька. Но вопрос, который все это время не давал мне покоя, был совсем даже не о сыне Алика.

Я набрала полную грудь воздуха и решительно спросила:

– Александр, скажите честно, где вы провели сегодняшнюю ночь и почему не отвечали Василисе на ее звонки?

И мы с Василисой посмотрели на Алика в ожидании ответа на этот важный для каждой из нас по-своему вопрос.

Глава 9

Великие драматурги Станиславский и Немирович-Данченко по достоинству бы оценили паузу, которая повисла в студии после моего вопроса.

Первой не выдержала Василиса.

– Алик! – воскликнула она нетерпеливо и с возмущением в голосе. – Почему ты молчишь?

Художник, поджав губы и опустив голову, что-то внимательно высматривал у себя под ногами. Потом поднял голову и, посмотрев на жену, твердо сказал:

– Василиса, мне надо поговорить с Татьяной с глазу на глаз. Ты бы не могла оставить нас одних?

Василиса дернулась от его слов, как от пощечины, и слегка побледнела. Но потом взяла себя в руки, и я снова увидела перед собой ту самую решительную и задиристую Ваську, которую знала в школе. Она прямо и строго посмотрела на меня, а потом на мужа и ответила, обращаясь к нему:

– Хорошо. Поговорите. Я пойду готовить обед. Но хочу сразу предупредить. Если у тебя появились от меня какие-то тайны, то лучше тебе будет потом о них мне рассказать все честно.

Она с гордо поднятой головой вышла из студии и прошла на кухню, не забыв плотно закрыть за собой двери.

Художник посмотрел супруге вслед с некоторым смятением, а потом, тяжко вздохнув, жестом пригласил меня пройти следом за ним в его кабинет. Там мы уселись по обе стороны стола, и он выжидающе посмотрел на меня.

– Что вы хотите знать? – усталым голосом спросил он.

– Я уже говорила, – твердо ответила я. – Мне нужен ваш честный ответ на вопрос: где вы были этой ночью и почему не отвечали на звонки Василисы?

– Я не думаю, что ответ на этот вопрос поможет найти картину, – не очень уверенно произнес Алик. – Не стоит заострять на этом внимание.

– А я считаю, что кража картины и ваше отсутствие связаны, – твердо заявила я и рассказала ему все свои соображения и про ключи, и про то, что вор очень даже представлял, куда нужно идти и что именно красть.

– К тому же, – уверенно сказала я, – мой опыт мне подсказывает, что такое удачное совпадение двух подозрительных событий говорит о том, что тот, кто совершал кражу, точно знал, что вас в эту ночь не будет дома. А это значит, и риск, что вы неожиданно войдете в студию в неподходящий момент, минимальный. Почему-то ворам было важно подстраховаться. Скажите, вы ведь часто работаете в студии допоздна?

Вишневский в задумчивости посмотрел на меня и сказал:

– Что ж, возможно, вы правы. – Потом он кивнул, словно стряхивая с себя оцепенение, и решительно произнес: – Хорошо, я все вам расскажу. Но я очень прошу – не рассказывайте Василисе то, что сейчас услышите. Лучше я потом ей сам все объясню. Идет?

– Хорошо, – пообещала я, и Алик рассказал весьма интересную историю, которая случилась с ним вчера и которая утвердила меня в мысли, что она тесно связана с пропажей картины.

Вот что он рассказал.

Три или четыре недели назад, он не помнил точно, когда, к ним в Академию пришла новенькая натурщица. Совсем молоденькая девушка, лет восемнадцати-девятнадцати, которая назвалась Виталией. Она рассказала, что приехала в Питер из Вязьмы и хочет осенью поступать в Академию художеств. Пока же она решила заработать денег на учебу и подрабатывает то тут, то там. Девушка просто очаровала всех своей красотой, непосредственностью и понравилась не только студентам, но и преподавателям. Пара художников даже пригласили ее попозировать им у себя в студии.

Алику девушка тоже весьма приглянулась, тем более что и она почему-то выделила из всех преподавателей именно его и просто засыпала вопросами по тематике его лекций и о том, как ей лучше подготовиться к поступлению в Академию. Она прибегала к нему в кабинет всякий раз в те дни, когда он там преподавал, и они много говорили об искусстве, о местных художниках, о жизни вообще. Нередко Виталия заводила разговор о работах самого Вишневского и как она ими восхищается. А потом, как-то незаметно для Алика, она начала говорить о нем не только как о художнике, но и как о мужчине, весьма привлекательном и импозантном. Сначала такие дифирамбы Александра смущали, но потом он вошел во вкус и стал посматривать на Виталию взглядом, в котором было уже больше эротического, чем эстетического интереса к молодой особе.

– Каюсь, – с усмешкой добавил Вишневский, – фривольные мысли у меня по отношению к этой девушке стали перерастать не просто в фантазии, а в реальное желание. Поначалу я часто одергивал себя и даже корил. Мне было стыдно, что я, таким образом, предаю Василису. Я клялся себе, что ограничу общение с Виталией, чтобы… Ну, вы понимаете. Но как только Виталия оказывалась рядом, я забывал обо всем и снова поддавался своему влечению к ней. Тем более что девушка и сама все время подавала мне всяческие знаки, говорящие, что и она не прочь познакомиться со мной поближе не как с художником, а как с мужчиной. Она стала вести себя все более откровенно, соблазняя меня своей молодостью и своими прелестями.

В общем, вчера все эти эротические игры дошли до высшего накала, и Вишневский решил наконец-то сдать позиции и вкусить прелести юной девы. Творческая личность – что вы хотите! Вчера Виталия была особенно очаровательна и настоятельно просила его съездить сегодня к ней домой, а вернее, на квартиру, где она жила. А жила она, по ее словам, в двухкомнатной квартирке своей тетки, которая недавно вышла в очередной раз замуж и уехала жить в Германию, но полезную площадь продавать не стала (так, на всякий случай), а пустила туда жить племянницу. Так вот, в эту квартиру-то Виталия теперь и зазывала художника, чтобы якобы показать Вишневскому свои наброски и картины и чтобы он смог оценить ее талант, а при необходимости подсказал, что нужно исправить или добавить… В общем, повод был.