Двойная жизнь. Из света во тьму бесплатное чтение

Тэсса О`Свейт
Двойная жизнь. Из света во тьму

Глава 1
О свершившемся и грядущем

Шел третий день нашего марша в Фиральское герцогство. Чем дальше мы отходили от столицы, тем холоднее становилось, и мне уже не казались ненужными все те теплые вещи, что были взяты с собой. Поход напомнил об университетских временах, когда мы после третьего курса, собравшись нашей небольшой, но крепкой компанией из семерых человек, купили себе путевки на Алтай. Тогда разве что снега не было…

«Конная феерия», как мы потом между собой окрестили это приключение, себя оправдала на все сто. Правда, на конях мы проделали только часть маршрута, хоть и достаточно приличную, однако этого хватило, чтоб мои не подготовленные к седлу однокурсники ходили потом враскоряку пару-тройку дней, периодически одаривая меня самыми многообещающими взглядами, ведь включить в путешествие конный маршрут предложила именно я. Впрочем, когда эмоции чуть улеглись, мышцы перестали болеть, а ноги стали сводиться вместе без заметных усилий, товарищи все же согласились, что идея с конной прогулкой была хороша. Фотосессия, которую устроил не расстающийся со своим «кэноном» Пашка, разлетелась по всему институту, оно было и неудивительно – брутальные мужчины с суровыми лицами, демонстрирующие обнаженные торсы на фоне белоснежных вершин Белухи верхом на конях, и невесомые нимфы, отражающиеся в глади Кучерлинского озера, обнимающие лошадей за шеи или лежащие на их спинах. Фурор был обеспечен. О том, с какой скоростью натягивались теплые вещи после якобы игривых фотосессий, мы никому не рассказывали. Вот и теперь дорога, в воздухе чувствуется прохлада, мерное покачивание в седле, гул шагов сотни воинов и нескольких десятков коней – Марьям оказалась воистину щедра – все это погружало меня в какое-то умиротворение, близкое к медитации, отодвигая на задний план мысли о том, кто мы и зачем идем в раздираемое гражданской войной герцогство.

– …Ваше высочество, что вы скажете?

Я вынырнула из воспоминаний под влиянием скрипучего голоса мастера меча, что крайне редко называл меня раньше по титулу, а сейчас, очевидно, создавал видимость светского этикета и, кроме того, привлекал мое внимание.

– Это необходимо обдумать, – ровным тоном заявила я, не сводя взгляда с марширующих впереди нас солдат.

Конечно, я прослушала все, о чем они говорили с Бернардом из Шоара, и островитянин это отлично видел, но не присланный вместе с войском командир, вполне приятный на вид и в общении мужик, который при этом явно не до конца понимал, как ему вести себя со мной и что я вообще делаю в рядах армии. Я его не винила – соединяя в себе одновременно религиозную и светскую власть, я была еще и женщиной, к коим в Андарии относились хоть и более лояльно, чем в нашем родном Средневековье, однако в роли гордых воительниц видеть не стремились. С другой стороны, он же прибыл от Марьям, женщины более чем эпатажной по меркам королевства, неужели ему все равно непривычно было лицезреть кого-то еще «сильной и независимой»?

Покачав головой в такт собственным мыслям, я глянула на клонящееся к закату солнце, прикидывая, когда будет привал и, главное, ужин. До вожделенного котелка с похлебкой оставалось никак не меньше часа, а в животе уже создавалось неприятное ощущение посасывающей пустоты.

Бернард, коротко кивнув, направил коня в сторону, к своим офицерам, оставив нас с Харакашем, который тут же не преминул пройтись по моей невнимательности.

– Мы через четыре дня прибудем в герцогство, а вы витаете в облаках, – начал он без каких-либо прелюдий, заставляя меня непроизвольно скукситься. Иногда мастер меча был просто невыносим.

– Пользуюсь моментом, вдруг потом не представится. – Ответ я проворчала себе под нос, но Харакаш все равно услышал, тяжело вздохнул, возвел очи к небу и, пришпорив коня, оставил меня с Альвином, чей конь шел позади моего.

Некоторое время я наслаждалась одиночеством и относительной тишиной, а потом, обернувшись, жестом подозвала своего самовызвавшегося телохранителя.

– Да, ваше высочество? – Голос Альвина был полон бесконечного умиротворения. Казалось, что он получал большое удовольствие от похода, заскучав в должности помощника капитана стражи в замке. Может быть, так и было?

– Ты ведь уже бывал в подобных походах? – Спросить я хотела совсем другое, но почему-то задать вопрос напрямую оказалось сложно.

Альвин, не ведая о моих сомнениях, кивнул, но, поняв, что я жду больше, чем молчаливого подтверждения, заговорил:

– Я участвовал в Пятой обороне границы от Ульмана и в битве Сожженного Древа тоже.

Судя по голосу моего телохранителя, что-то особенное произошло в той битве, но спрашивать я побоялась, ведь я должна была знать о не так давно произошедших событиях. К сожалению, времени на изучение всего у меня катастрофически не хватало, пусть я и прихватила с собой неосиленный и до середины четвертый том Мартина из Бейона, изучение его шло крайне медленно – после ужина я забиралась в постель, открывала книгу на закладке и засыпала, прочитав едва ли страницу.

Гаратэ всхрапнул, тряхнув гривой и глухо звякнув шейной броней. Действительно, чего я боюсь?

– Убивать – это… как? – Альвин бросил на меня беспокойный взгляд и тут же отвел глаза.

– Ваше высочество, может быть, вам и не придется…

– А если придется? Мы туда не цветами торговать едем, я веду войско усмирять мятежников и должна быть готова… убить, если потребуется. – Последние слова дались мне с трудом. Альвин не знал, что эта война для меня была вроде тренировки, ведь мне предстояло лишить жизни куда более высокопоставленную цель. И малейшее промедление будет стоить мне жизни, да и не только мне. А я была не готова. Что и неудивительно – с чего бы вдруг мне, жительнице мегаполиса XXI века, экономисту по образованию, быть готовой хладнокровно убить человека? А придется…

Альвин молчал, потом вздохнул, очевидно, его мои вопросы не радовали.

– Возможно, мастер меча сможет объяснить вам лучше меня? Я простой солдат… – предпринял он еще одну попытку увильнуть от щепетильной темы разговора, и я гневно фыркнула. Будто я не спрашивала рыжебрового об этом! И что? Что он мне сказал?

– «Придет время, и вы поймете, принцесса», – передразнила я интонацию Харакаша и требовательно посмотрела на своего собеседника. Альвин хмыкнул, но тут же вернул серьезное выражение лица. Я не собиралась отставать, но решила зайти с другой стороны. – А ты помнишь своего первого убитого? – Да, согласна, вопрос звучит банально, ну а что мне еще было спрашивать? Пристально глядя в лицо Альвина, я не могла не заметить легкую тень, что легла на него, а чуйка, обострившаяся за последние дни, донесла до меня чувство легкой печали и раздражения. Кажется, я наступила на больную мозоль.

– Я не помню его лицо, если вас интересует это. – В его голосе прорезались жесткие нотки, он помолчал пару мгновений, а потом продолжил уже мягче: – В ранние времена Суррей часто подвергался ульманским набегам, особенно когда его величество Армарик заболел и герцоги были больше озабочены воцарением вашего отца на троне, нежели бедами простых людей. – Альвин снова замолчал, подбирая слова или, пожалуй что, вспоминая события того дня, а я, быстренько представив мысленно карту королевства, поняла, что до этого просто не задумывалась о том, что мой телохранитель родом из Маривского герцогства, а Суррей был едва ли не первым городом на его территории, если суметь пересечь границу с юго-запада…

– Альвин, не надо, я не подумав спросила. – Взвесив все «за» и «против», я все же решила, что не стоит бередить старые раны, но мой спутник качнул головой.

– В тех событиях, если подумать, нет ничего страшного, ваше высочество. Наверное, учитывая все, это действительно может вам помочь… Мне продолжить? – Альвин дождался моего кивка и, прочистив горло, принялся рассказывать дальше: – Мне было около девяти лет, когда Ульман прорвал оборону форта Гаввар, до сих пор считают, что там не обошлось без предателя с нашей стороны, и его мародеры добрались до Суррея. Отец шел со своим отрядом от форта Ильтар, но они были в двух сутках постоянного марша до города, а когда там узнали, что граница прорвана, ульманцы были от нас уже меньше чем в полудне пути. Жителей предместья даже впустить в крепость не успели, сколько людей тогда осталось за стенами…

Альвин замолк, чтобы перевести дух и собраться с мыслями, а я почувствовала, как пересыхает горло и встают дыбом волоски по всему телу от зрелища, что представилось мне в голове. Запертые ворота, в которые отчаянно стучат люди, обреченные на смерть или рабство, и какие-то размытые фигуры, налетающие на них с клинками наголо.

– В городе начался бунт, часть находившихся внутри оказалась разделена со своими семьями, и в итоге люди стали штурмовать стены изнутри… Слепое желание быть со своими близкими погубило не только их, но и почти весь город. Воспользовавшись смутой, ульманцы смогли ночью перебраться через стены незамеченными и, перебив стражу, открыть ворота крепости. Я так мало помню о той ночи. Мы заперлись в доме, спрятались в погреб. Мама замотала сестре рот тряпками, чтобы та не могла закричать, если испугается. Помню, что в дом вломились и люк погреба открыли, тогда мама закрыла нас собой, толкнув к стене, и ни меня, ни Солею не заметили. Мародеров было двое: один держал мать, а второй осматривал дом. Потом они решили, что она уже достаточно старая, чтобы быть невинной, и потому ею можно воспользоваться без ущерба для товара. Когда они оба отвлеклись на мать, я вылез из подвала, взял стоящую возле очага кочергу и проломил тому, что стоял ближе всего ко мне, череп. Кажется, я ударил пару-тройку раз, не исключено, что даже больше, не помню, если честно. Второго, стоило ему наброситься на меня, убила мама кухонным ножом. После этого мы затащили трупы в подпол, снова спрятались там сами, предварительно раскидав все вещи и мебель и оставив входную дверь открытой, словно дом уже обнесли. Меньше чем через сутки ульманцы покинули город, и мы выбрались оттуда. – Альвин замолчал и вопросительно взглянул на меня, очевидно интересуясь, удовлетворил ли он мое любопытство.

Я ехала, тупо глядя перед собой и пытаясь представить, каково это – проломить голову насильнику матери, а потом сутки просидеть в темном холодном подвале с двумя трупами под боком и надеяться, что тебя не найдут.

– Ваше высочество? – В голосе моего телохранителя проскользнуло беспокойство, и я, попытавшись стряхнуть с себя оцепенение, зажмурилась и помотала головой. Конечно, я не пребывала в иллюзиях насчет мира, в который попала: никаких тебе единорогов, какающих бабочками. Войны, болезни, смерти, дети-сироты, боги-паразиты – все это было вполне ожидаемо. Реальная жизнь без прикрас, как она есть. – Ваше высочество, вы в порядке?

Альвин осмелился даже коснуться моей облаченной в латную перчатку руки, и я закивала, проморгавшись от внезапно набежавших слез.

– Да-да, Альвин. Я в порядке. Скажи, а те, кого увели в плен… что с ними стало?

– Отец рассказывал, что они столкнулись с уходящими из города прямо на окраине предместья. Когда ульманцам стало ясно, что уйти с товаром им не дадут, они согласились на переговоры, но это были не те переговоры, которых мы ожидали. Ульманцы потребовали дать им уйти, и тогда пленников они отпустят перед самой границей живыми. Иначе всех попавших в рабство убьют до того, как в битве умрут их пленители. Отец не знал, в плену мы, погибли или остались живы в городе, но понимал, что стоит дать противнику дойти до границы, и там их встретит настоящее ульманское войско, а не этот отряд, и никого уже будет не вернуть, потому отдал команду к атаке. Спасти удалось лишь чуть больше половины взятых в плен – остальным успели перерезать горло. Подошедший на помощь второй отряд перекрыл дорогу к отступлению, и все ульманские мародеры были перебиты. – Альвин замолчал, а потом продолжил с явным одобрением в голосе: – Отец после этого попросил командование о расчете, но ему предложили перевод в городской гарнизон, наградили деньгами за доблесть, а потом он ушел в отставку и открыл лавку… Его награды хватило даже на это!

На лице Альвина сияла почти мальчишеская улыбка, он вспоминал время после тех ужасных событий с явной теплотой, меня же почти что колотила дрожь. Я пыталась осмыслить все сказанное моим спутником, объяснить себе, что это обычное дело – брать пленников из враждебного тебе королевства, использовать их…

Он не знал, там его жена и дети или нет, но все равно отдал приказ об атаке… Какой силой воли надо обладать, чтобы сделать такой выбор?

– Спасибо, Альвин… За рассказ. Спасибо. – Отведя глаза от Альвина, что снова посматривал на меня с явным беспокойством, я нашла взглядом Харакаша: даже учитывая летящий с небес снег и прохладный ветер, он не удосужился накрыть лысую голову, выделяясь на фоне облаченных в капюшоны людей.

Я надеялась, что рассказ моего телохранителя прояснит что-то, и не ошиблась – стало кристально ясно, что я взвалила на себя крайне тяжелую, возможно, непосильную ношу. Жаль, что я не могла поговорить об этом с отцом – со своим настоящим отцом – и спросить его, почему он стал военным и что им двигало? Что движет людьми, которые идут к своей потенциальной гибели, дергают смерть за косу, когда для того нет крайней необходимости?

От размышлений меня отвлек внезапно оказавшийся рядом мастер меча.

– Командуем привал. – Он не спрашивал, он утверждал, и я, не имея ничего против, кивнула. Харакаш громко свистнул, привлекая внимание Бернарда и двух стоящих рядом с ним офицеров, и мотнул головой в сторону. Командующий армией ответил еле заметным жестом, коротко передал указания своим офицерам, и уже через минуту над колонной послышался вожделенный приказ свернуть с дороги и разбить лагерь.

Я наблюдала за процессом уже третий раз и все еще не уставала поражаться тому, как слаженно действовал этот военный механизм. Повозки, в которых уже вовсю шел процесс готовки нехитрой снеди, сводили с дороги, расставляя в длинный полукруг. Разбивались общие палатки, ставился и мой небольшой шатер – исключительно походный, не для долгого проживания, как пояснил мне Харакаш. Предполагалось, что по прибытии в Фиральское герцогство мы разместимся в резиденции герцогов, иные варианты не рассматривались ни Рудольфом, ни графом Ольди, ни Бернардом. Я старалась разделять их оптимизм, слабо представляя, что нас ждет на самом деле, и доверяя людям более опытным.

Кормили мою царственную особу, а также офицерский состав с общего стола тем же, чем и солдат, лишь добавляя к нашим порциям по горсти сухофруктов, кусочку медовых сот и щепотке специй, которых мне очень не хватало в наваристой, сытной, но пресной похлебке. Выходило очень калорийно, учитывая, что сама похлебка была достаточно густой – из крупы, подсушенного мяса, лука, сухарей – и с приличным куском хлеба вприкуску. Я даже опасалась после первого такого ужина, что рискую к концу недели не влезть в собственные доспехи, о чем ради смеха поделилась с мастером меча, на что тот невозмутимо ответил, что ремешки кирасы можно и ослабить, но если серьезно, то мои тренировки он на время похода прекращать не собирается, так что за лишние килограммы я могу не переживать – не появятся.

Мастер меча не соврал. Первый день похода был щадящим, но следующим же утром, пока лагерь только поднимался и собирался, а Альвин занимался седланием коней, у меня была разминка, пробежка и даже осталось немного времени, чтобы привести себя в порядок после физической нагрузки. Харакаш набирал снег и топил его на тлеющих с ночи углях до приемлемой температуры, и если я не копалась во время пробежки, то успевала утащить котелок в свой шатер и быстро протереться теплой водой. Если нет, то мастер меча с безразличным лицом выливал воду прямо на остатки костра. В первый раз я так лопухнулась и теперь старалась не филонить во время пробежки – ходить грязной мне не хотелось совершенно, и островитянин, очевидно, об этом знал, потому что каждый вечер меня ждал котелок нагретой воды независимо от того, насколько сильно я выкладывалась на вечерней тренировке, которую мне устраивали перед ужином. Кроме того, я должна была по его требованию носить доспехи весь день! Вот и сегодня – лагерь разбивался, ужин готовился, а ее высочество в моем лице обреченно стаскивала свою латную тушку с седла и шла на уже очерченный мастером меча своеобразный ринг. Настало время боли и унижений!

Альвин, неизменно наблюдающий за моими тренировками молчаливо и с любопытством, пока еще отсутствовал, хотя его я как раз не стеснялась совершенно. А вот к бродящим мимо импровизированной площадки, границы которой были протоптаны Харакашем, солдатам привыкнуть было тяжело. Впрочем, пока те молчали, мастер меча не обращал на них внимания, а всех, кто решил, будто может давать советы выходцу с Туманных островов, Харакаш отвадил еще в первую тренировку, с полуулыбкой предложив выйти против него в дружеском поединке.

В отличие от солдат, облаченных в сюркоты синих цветов, островитянин носил что-то вроде многослойного пончо, перехваченного тонким ремнем, чтобы ткань не перекрывала висящие на поясе мечи, и перед боем это пончо Харакаш снял, продемонстрировав находившийся под ним доспех, каких я тут еще не видела. Нагрудник из толстой, темной, вощеной кожи был украшен на животе дополнительной накладкой в виде крупных чешуй, кожаных же. Под грудиной накладка с живота переходила в накладку на груди, где был вытравлен сложный орнамент, представляющий двух воронов, что сидели спиной друг к другу на ветвях, а их хвосты сливались с канвой травления. Кожаные сегментарные наплечники с металлическими вставками, украшенными так же, как и нагрудник. Короткие кожаные наручи, позволяющие увидеть мелкозвеньевую кольчугу, надетую под доспех. И край красного стегла, чуть торчащий из-под длинной, ниже середины бедра, кольчуги, уже полинявший на тысячу раз, но украшенный все еще заметной вышитой лентой по краю, – алые и желтые маки на черном поле.

Я вышла с тренировочной площадки, отойдя к Альвину, что тут же предложил мне нагретое место на пне, укрыв меня моим же плащом, и следующие полчаса мы во все глаза смотрели, как мастер меча гонял солдат кругами, словно матерый тигр нашкодивших котят. Если бы меня попросили описать технику его боя, я бы сказала, что ее нет и она во всем одновременно – казалось, что островитянин буквально взрывается яростными шквалами хаотичных ударов, взяв в руки свои полуторные мечи. Он по сотне раз менял блокирующую и атакующую руку, сбивал шлемы с голов, подсекал ноги и выдавливал противников одного за другим с арены. Удары совершались с самых неожиданных позиций, но, заметив, что я пытаюсь уследить за взмахами клинков, Альвин мягко прикоснулся к моему локтю и указал пальцем на ноги островитянина:

– Смотрите, как он двигается, ваше высочество. Это будет куда полезнее для вас.

Харакаш, мягко переступая с ноги на ногу, никогда не останавливался на одном месте, кружа вокруг очередного соперника. Шаги его были не ритмичны – он то задерживался, то ускорялся, всегда ступая с носка на пятку и стараясь ставить ступню под углом к своему телу.

– Это похоже на танец, – заметила я шепотом, и мой телохранитель, подумав, кивнул.

– Он бьется не так, как сражаются островитяне. Я никогда не видел такой манеры боя, но знаю, что господин Харакаш обладает огромным опытом и много где бывал. Вот бы послушать о его приключениях…

Мы дождались, пока мой наставник выкинет за вытоптанную границу последнего смельчака и, отсалютовав клинками в воздухе, поклонится собравшимся солдатам.

Свист, улюлюканье и стук кулаков по груди были наградой мастеру меча, но я, знакомая с ним ближе, видела, что за внешне безразличным выражением лица скрывается недовольство.

– Сегодня тренировки не будет, – сказал он мне, когда все наконец разошлись, – слишком поздно, слишком много времени я потратил на ублажение своей гордости.

– Ну… это было красиво и познавательно, – попыталась я уменьшить его недовольство, но он раздраженно повел бровями и, коротко поклонившись, ушел в направлении лагеря.

Демонстрация силы не прошла даром: сегодня зевак было гораздо меньше, да и переговаривались они тихо, водя носами в сторону запахов еды, идущих от обоза. Я, полная решимости разговорить своего наставника, приняла базовую стойку, опустив меч лезвием вниз, и, дождавшись кивка, провела серию атакующих ударов.

– Медленно, принцесса, расслабь плечо, когда клинок идет вниз. – Харакаш отбивал удары моего тренировочного одноручника, пристально следя за тем, как я двигаюсь. Меч, полученный от божества, мы решили в тренировках не использовать во избежание каких-либо проблем.

– А где ты так научился… Уф! – Островитянин без предупреждения перешел в атаку, и я даже смогла отбить первый удар, впрочем, потеряв меч после второго.

– Не болтай во время занятий. – Харакаш дождался, пока я подниму выбитый клинок и снова встану напротив него.

Еще полчаса я с переменным успехом наносила ему удары, стараясь одновременно следить за ногами, дыханием и положением рук относительно корпуса, а потом попыталась зайти с другой стороны:

– Это доспех с твоей родины?

Кара в виде ловкой подножки настигла меня мгновенно. Рухнув на землю с коротким воплем, я несколько мгновений смотрела в небо, а потом – на ехидное лицо мастера меча, после чего он протянул мне руку, помогая встать.

С кряхтением поднявшись с земли, я отряхнула юбку, пристегнутую к кирасе, и вздохнула.

– Не вздыхай так тяжело, принцесса. – Невозмутимый Харакаш, уже убрав меч в ножны, скрестил руки поверх своего пончо, демонстрируя мне чешую наручей.

– Мне кажется, что это бессмысленно, – я стянула с головы шлем и подставила лицо прохладному ветерку, – чему можно научиться за такой малый срок?

– Выживать, – просто ответил мастер меча, пожимая плечами. – Ваша задача понять, что выжить – не означает победить своего противника, тем более – в честном поединке. Выжить – это всего лишь пережить своих врагов.

Недоуменно покосившись на островитянина, я некоторое время обкатывала это высказывание, он же, явно неудовлетворенный моим молчанием, тяжело вздохнул, потом сделал круг по нашему рингу и уставился на меня.

– Я знаю, что вопросы убийства не дают тебе покоя, принцесса. Это не то, что можно понять словами. Отнимать чужую жизнь легко. Жить с этим иногда куда как сложнее… – Харакаш почесал подбородок, пытаясь подобрать слова. Я молча ожидала продолжения, но в какой-то момент островитянин просто махнул рукой, видимо отчаявшись выразить свои мысли. – Ужин, ваше высочество. Не стоит заставлять обоз ждать.

Альвин, уже минут десять как ожидавший у границы тренировочной площадки, забрал у меня шлем и батват^[1], и мы пошли следом за мастером меча, предвкушая сытный ужин и возможность принять горизонтальное положение в походной постели.

Я же лелеяла надежду, что, уже сидя возле разведенного перед моим шатром костра, смогу вытянуть из мастера меча хоть какую-нибудь интересную историю, ведь на сытый желудок и собака добрее. Однако ужинали мы в компании Бернарда и пары его доверенных офицеров – мастер меча как сквозь землю провалился, и мне так и не удалось его увидеть до того, как дали команду «отбой».

Избавившись в шатре от доспехов, я сложила их на крышку походного сундука, дождалась, пока Альвин принесет мне котелок с водой, и с глухой тоской по прекрасной деревянной бадье, что осталась в замке (про удобства родной цивилизации я старалась даже не думать), разделась и обтерлась влажной тряпицей. Потом, быстро натянув на себя чистое белье и рубаху, в которой спала вместо ночнушки, забралась с ногами на постель и, расплетя волосы, тщательно их расчесала и заплела заново. Конечно, голову бы помыть, но провернуть это без наличия реки под боком с такой шевелюрой было практически нереально, так что я ждала завтрашнего вечера как манны небесной – лагерь будем ставить у реки, и если упросить Альвина натаскать воды и нагреть сразу несколько котлов на разных кострах после ужина, а из обоза стянуть таз, то я смогу даже немного поплескаться сама. Кто две недели зимой без горячей воды сидел, тот в тазике мыться не боится!

Закончив с волосами, я улеглась в походной кровати, штуке куда как более удобной, чем брошенный на пенку советский спальник, сделанной из дерева и собираемой с помощью системы пазов, повошкалась на укрытом шкурами соломенном матрасе и, продавив в нем уютную вмятину, вздохнула, натянув до самых ушей теплое шерстяное одеяло.

За стенами шатра негромко переговаривались часовые. На сон у меня было около семи часов, не стоило тратить их на самокопание – этим я и в дороге заняться могу.

Усталость быстро взяла свое, и только я смежила веки, как мягко навалившийся сон погрузил меня в небытие.

Глава 2
О котлах и пороках

Проснувшись, я не сразу поняла, отчего это произошло, и несколько мгновений тупо смотрела в темноту шатра. Потом, окончательно стряхнув с себя сонливость, я почувствовала, как знак на руке чуть греет кожу, что само по себе было странно, но вроде бы пока не предупреждало о чем-то действительно опасном, иначе я бы ощущала это совсем иначе. Вытащив правую руку из-под одеяла, я уставилась на языки белого пламени, шевелящиеся на ней. Наверное, некоторые люди в моем мире отдали бы очень много денег за возможность получить подобную татуировку на более видном месте – символ Светозарной, живое белое пламя, мерцающее и двигающееся то ли под кожей, то ли на ней, выглядел красиво, особенно во мраке походного шатра. Да и практично – фонарик с собой носить не надо, так в туалет ночью пойдешь, и есть чем подсветить…

Поймав себя на столь приземленной мысли касательно божественного символа, я вздохнула, подавив смешок. Наверное, меня можно считать настоящей богохульницей, что особенно забавно, потому как именно я тут выступаю в качестве ревнительницы веры…

Сладко зевнув, я отвела взгляд от символа божества и сразу же замерла, смотря на ткань возле самого входа, – по ту сторону шатра кто-то стоял. Мужской силуэт был четко виден благодаря еще не потухшему костру, подсвечивающему его со спины, а потому сразу было ясно, что стоящий без оружия, это меня успокоило. В конце концов, я нахожусь посреди военного лагеря, в самом охраняемом шатре…

Кстати, а где стоявшие у входа стражники?

Мужчина возле опущенного полога переступил с ноги на ногу и все так же ничего не предпринимал, а я лихорадочно пыталась сообразить, что же делать. Звать на помощь вроде бы не было причин – понятия не имею, сколько этот человек тут простоял, но если бы он хотел меня убить, то, возможно, уже сделал бы это, пользуясь отсутствием охраны, чтоб ей пусто было… А может быть, охрана отошла именно по той причине, что ей приказали?

Мысли испуганными тараканами рванули в стороны, оставляя у меня подозрение, что кто-то из офицеров или, хуже того, сам Бернард оказался предателем.

«Но ведь стоящий у входа безоружен… не душить же он меня собирается?» – пронеслось в голове.

Я вглядывалась в силуэт, пытаясь догадаться, кто это, и вдруг мелькнула совершенно безумная, но внезапно быстро укрепившаяся мысль.

– Альвин, это ты? – Я позвала шепотом в темноту, и фигура, вздрогнув, помедлила и закивала. Расслабленно выдохнув, я тут же нахмурилась, а потом прикрыла лицо рукой в мгновенной догадке.

Альвин, топчущийся у моего шатра в гордом одиночестве, отпустивший стражу с дежурства… Наверное, он и правда читает дамские романы по ночам! И что прикажете делать?

Спустив ноги с кровати, я нащупала в темноте сапоги, всунула в них ноги и, замотавшись во взятое с кровати одеяло, подошла к входу в шатер.

– Ты что тут забыл? Ну-ка, спать иди! – шепотом же возмутилась я, надеясь воззвать к разуму телохранителя.

– Эвелин, я… мне надо поговорить. – Тихий голос точно принадлежал Альвину.

Приплыли… Сколько я слышала в своей жизни вот этих «мне надо поговорить», сказанных в полумраке у дверей. И заканчивалось это всегда одинаково… Или почти всегда. Некоторых «поговорильщиков» я и на порог не пускала, так что, жалостливо поскребшись в ночи, они стыдливо удалялись прочь от моей квартиры и исчезали из моей жизни. А вот с Альвином что делать?

Пока я судорожно обдумывала варианты, откуда-то сбоку раздались мужские голоса, явно усиливающиеся в нашем направлении.

И что вам всем не спится сегодня?!

– Чтоб тебя… заходи! – Я приподняла полог, и мой телохранитель ловко юркнул в полумрак шатра.

Прижав указательный палец к своим губам, я некоторое время еще прислушивалась к голосам идущих мимо – обсуждали, кажется, кого-то из обозных дам, – а после, убедившись, что никто не стал случайным свидетелем порочащего принцессу поведения, обернулась к Альвину:

– Скажи мне, о доблестный воин, какого хрена ты приперся к моему шатру посреди ночи и торчал у него как столб?!

Мое гневное шипение, очевидно, сбило его с толку. Он некоторое время молча смотрел мне в лицо, потом неловко улыбнулся, потупил взор и снова посмотрел на меня, заставив сделать полшага назад. Я слишком хорошо знала этот взгляд. Не могу, конечно, сказать, что в свои тридцать два года я была прожженной сердцеедкой и опытным психологом, но взгляд влюбленного в тебя по самые уши мужчины опознать мне было по силам – эту смесь упрямства, обожания, детского восторга и совершенно недетской нежности сложно с чем-то спутать даже в полумраке.

– Эвелин… – начал он.

– Тсс! Ее высочество Эвелин Латисская, и никак иначе! – Я понадеялась вразумить телохранителя титулом. Не помогло.

– Эвелин… – предпринял вторую попытку Альвин, беря меня за левую руку, которую я тут же выдернула из его ладони, тщательно стараясь не смотреть ни на красивую сильную шею, ни на широкую грудь, ни на тугие мышцы рук, что не скрывала рубаха из небеленого льна. Альвин мне просто нравился как человек, а девичье тело явственно было готово меня предать. Ох, кажется мне, что принцесса не так чиста и непорочна, как мне думалось раньше… Впрочем, не особо-то это и удивительно.

– Так, давай успокоимся и поговорим как взрослые люди, – все так же, на пониженных тонах, продолжала я взывать к разуму Альвина. – Ты простой стражник, воин из неблагородной семьи, я – принцесса королевства, защитница веры, обещанная другому мужчине в жены, давай не будем совершать поспешные поступки, это никого не доведет до добра! – Все это время я двигалась от него по полукругу, пытаясь сохранять дистанцию, а он шел следом, не сводя этого своего взгляда как привязанный ко мне подросток-волкодав – большой, сильный и такой дурно-ой…

– Я все давно обдумал. Я люблю вас, ваше высочество, и прошу стать моей дамой сердца, коль вы не можете стать моей женой, – ответил мне этот персонаж из женского романа, а я давила на корню желание схватиться за голову.

Обдумал он! ДАВНО! Чуть больше недели он с принцессой в моем лице общается – и уже, надо же, все давно обдумал!

Пока я страдала острыми приступами сарказма, Альвин успел сократить дистанцию и снова нежно взял меня за руку. Знак на правой ладони чуть потеплел, заставив меня раздраженно шевельнуть пальцами, сжимающими шерстяное одеяло, в которое я все еще куталась.

«Магическая сигнализация это, конечно, здорово, но вот давай ты в мою личную жизнь вмешиваться не будешь? – Адресуя сии мысли божественному символу, я нехотя подняла глаза на своего телохранителя. – Нет, а с другой стороны, ну что я теряю? Почему нет? Я взрослая, самодостаточная женщина, тем более королевских теперь кровей. Если не кривить душой, то любовники у принцесс-королев не такая уж и редкость, а консумация брака часто совершалась совмещением ножа и пальца. Я, может быть, помру через неделю, а может быть, помру в попытке убить Аримана, должна же я получить хоть какое-то удовольствие от этой жизни? Альвин красив, достаточно умен, влюблен, предан мне всей душой… а будет еще и телом…» – Последняя часть мыслей заставила меня нервно хихикнуть. Мягкие поглаживания моей ладони на мгновение прекратились, и я, взглянув в вопросительно-умоляющие глаза, медленно кивнула, опустив ресницы в какой-то внезапной, обычно не свойственной мне робости.

Чуть грубоватые мужские пальцы скользнули под одеяло, в которое я все еще куталась, задрали рубаху, провели по моей талии в сторону позвоночника, чтобы аккуратно надавить на поясницу, придвигая меня к их обладателю. Сопротивляться мне не хотелось – торги с совестью я проиграла и надеялась получить от этого как можно больше удовольствия. Целовался Альвин на удивление умело, с жаром, без юношеской робости, которую я в нем подозревала.

«Интересно, как целовался Фалько?» – Мысль мелькнула в моей голове вместе с образом несостоявшегося жениха, правую ладонь внезапно сильно обожгло, отчего я, вздрогнув, распахнула глаза с коротким и тихим вскриком и увидела, как лицо Альвина пошло рябью, «потекло», будто смазанные масляные краски, и начало приобретать черты графа Оташского!

Вопль, который я издала, наверняка слышал весь лагерь, я дернулась прочь и вдруг почувствовала, что почему-то падаю, а после – очнулась на земляном полу около своей кровати. Я прижалась к ней спиной и смотрела на странное бесформенное существо, рябящее и пузырящееся всей своей поверхностью, что тянуло ко мне мерзкие щупальца, беспорядочно усыпанные склизкими присосками, замерев в каких-то миллиметрах от моего тела, которое его явно не интересовало. Его интересовала Ато, запас которой благодаря Светозарной был у меня весьма велик, но все же не безграничен, и я явственно ощущала, как он стремительно уменьшался с каждой секундой.

Знак на руке полыхал неудержимым белым огнем, я слышала, как за тканевыми стенками шатра раздается вполне недвусмысленный шум, и, понимая, что сейчас ко мне ворвутся все, кто только сможет, с трудом отвела взгляд от омерзительной твари, нашла более-менее приличную лазейку между его щупальцами и, собравшись с духом, выполнила самый идеальный прыжок с кувырком, какой только делала в своей жизни. Харакаш мог бы мной гордиться!

Вцепившись в спасительно близкую рукоять своего меча, я, не поднимаясь с колен, развернулась и наотмашь рубанула по метнувшимся ко мне щупальцам, уже видя, как в шатер врывается Харакаш и Альвин. Настоящий Альвин!

Мастер меча, перехватив свой клинок, коснулся кромки пальцем, разрезая его, и окровавленным уже лезвием кромсанул тварь, пока я, пытаясь унять бешеный стук сердца, поднималась с земли, крепко сжимая в правой руке меч, а левой опираясь на поданную моим телохранителем руку. Потом, осознав, кто мне помогает, как я сейчас выгляжу и насколько же я феерическая дура, отстранилась от Альвина, одновременно разворачивая его за плечи лицом к входу – чтобы в случае чего спрятаться за ним от снующего перед палаткой офицерья и спрятать голые ноги, весьма бесстыже по местным меркам торчащие из-под рубахи, длиной доходящей лишь до середины бедра.

Когда страсти немного улеглись, а изрубленная на куски тварь осыпалась белым пеплом (в голове я поставила жирную пометку – не забыть спросить у Харакаша, что у него за кровь такая ядовитая), мастер меча громко оповестил всех, что беспокоиться уже не о чем, разогнал офицеров, выдал мне одеяло для того, чтобы я в него завернулась, и выпроводил из шатра Альвина. Запалив масляную лампу, островитянин оглядел мою все еще нервно дергающуюся от пережитого персону, глубоко вздохнул, сев на второй мой походный сундук, не занятый доспехами, достал из-под пончо фляжку и протянул ее мне. В ней оказалось даже не вино – какая-то крепкая травяная настойка, от одного глотка которой показалось, что внутри меня загорелось маленькое солнце. Не рискнув пить больше, я вернула флягу мастеру меча.

– Ты неплохо справилась. – Расщедрившийся на похвалу Харакаш вызвал у меня новые танцы лицевого нерва, отчего правый глаз отчаянно задергался. Наставник, оценив нервный тик, хмыкнул.

Некоторое время мы сидели в тишине, потом я почувствовала, что меня немного отпустило от всего произошедшего, и покосилась на островитянина, что рассматривал пепел на земляном полу.

– Почему твоя кровь… – начала было я, но Харакаш выразительно скривился и возвел очи куда-то к потолку, перебивая меня:

– Больше мне интересно, почему ты кричала: уларь’маор вызывает исключительно приятные видения, ему нужны самые сильные положительные эмоции. Не хочешь рассказать мне, что случилось? – Почти бесцветные глаза мастера меча с интересом уставились на меня. Я натянула одеяло до самых ушей, чувствуя, что неизбежно краснею, и буркнула куда-то себе в коленки, что не хочу. – Хм… ну, хорошо. Жаль, что магистр не дал тебе никакой артефакт, чтобы ты могла чувствовать этих тварей. – Скрестив руки на груди, мой собеседник окинул взглядом шатер, остановившись на мече, что я прислонила к краю кровати рядом с собой, чуть воткнув кончиком в землю.

– Он хотел, но после того, как это, – я покрутила правой ладонью в воздухе, – стало реагировать на тварей из Грани, в нем отпал смысл.

Харакаш поджал губы, оглядел меня и кокон из одеяла, в который я завернулась, вопросительно поиграл бровями, но я молчала, как партизан на допросе, не собираясь признаваться в причинах, по которым игнорировала предупреждение «пламени» на руке.

– Ладно, – наконец сдался мастер меча, – видимо, что-то пошло не так. Постарайся поспать еще немного, принцесса. Завтрашний день будет таким же, как все предыдущие.

Угу, значит, никаких послаблений в связи с форс-мажорными ситуациями не предвидится. Очевидно, для тебя уважительной причиной пропустить тренировку является только смерть, и то я до конца в этом не уверена. Проводив взглядом выходящего из моего шатра Харакаша, я представила, как он стоит над моим бренным телом и требует, чтоб ее высочество прекратила симулировать и немедленно отправлялась на пробежку. А ведь с него станется, и я правда встану и пойду…

Уснув под утро, я часто просыпалась, нащупывая ладонью рукоять меча – ее легкая прохлада, казалось, всего на десяток градусов ниже температуры моей руки, успокаивала. Мне было мучительно стыдно перед самой собой и перед Альвином, хоть он ничего даже не подозревал. Я прокручивала в голове все те немногие разговоры с ним, в том числе и о его отношениях с Деллой, и не могла понять, что же на меня нашло, если я решила, будто мой телохранитель, человек стойких моральных принципов, имеющий честь и гордость, пойдет ночью к дочери короля с амурными целями?

Натянув одеяло до самой макушки, я крепко зажмурилась, а потом сделала поочередно пять-шесть глубоких и медленных вдохов-выдохов. Постепенно тревожные мысли отступили, голова моя снова отяжелела, и я погрузилась в сон.

Утро принцесс в романах начинается обычно со служанки, которая раздвигает шторы, впуская лучи солнца в комнату, приносит теплую воду для умывания и свежеиспеченные круассаны. Мое утро вот уже четвертый день подряд начинается именно таким образом, разве что распахивают не шторы, а полог шатра, и то – на время, и будит меня не личная служанка, а вредный лысый воин-островитянин, принося мне вместе с холодной водой для умывания… ровным счетом ничего.

– Если ты хочешь завтракать не в седле, советую поторопиться. – Пока я продирала глаза, отчаянно зевая и пытаясь сфокусировать взгляд на мастере меча, он деловито смерил шагами шатер, обернулся, скрестил руки на груди и демонстративно возвел глаза к потолку. – Собирайся шустрее, принцесса. Планы изменились, ты заслужила небольшую награду за ночные подвиги. – В его голосе сквозило ехидство, отчего мне захотелось швырнуть в него подушкой. Но подушки не было, да если и была бы – что бы это дало?

– Собираюсь, собираюсь. Буду готова через четверть часа.

Удовлетворенный моим ответом, мастер меча покинул шатер, а я получила возможность выбраться из-под одеяла и приступить к сборам. Я, конечно, могла бы сделать это и раньше – меня-то не пугала перспектива показать голые «аж до бедра» ноги постороннему мужчине, но в этом мире пляжей еще не придумали и подобные выходки благовоспитанной принцессе претят – а ну как островитянин еще лекцию мне закатит о непозволительном поведении? Он и не на такое способен!

Холод, идущий от земли, меня быстро взбодрил, заставив ускорить процесс облачения в одежду. Голова зудела противно и навязчиво – волосы надо было срочно помыть, благо с собой мне завернули мыльный корень и какие-то баночки, последовательность использования которых Мира отметила прямо на крышках.

При мыслях о Мире чуть взгрустнулось – мне не хватало ее доброго взгляда и заботливых рук. Эта прекрасная женщина распространяла вокруг себя какую-то ауру домашнего уюта, и я по-хорошему завидовала Марии, оставшейся в замке у нее на попечении.

Быстренько натянув штаны, носки и вторую рубаху, переплетя растрепавшуюся за ночь косу, я надела стеганую куртку и, поколебавшись, откинула полог шатра.

Без своего верного оруженосца я не смогла бы нормально надеть кирасу – строго говоря, технически это было возможно, но пыхтеть лишние десять-двадцать минут мне не хотелось. Потому, найдя взглядом Альвина, что уже ошивался поблизости, привычный к водружению на меня доспеха каждое утро, я поманила его рукой.

Ремни кирасы, наручи, перчатки, горжет, батват, шлем. Защиту ног я надела еще до этого самостоятельно. Закрепив на себе перевязь с божественным оружием, я вышла из шатра, предварительно накинув плащ и закрепив фибулой, огляделась и, не найдя в обозримом пространстве Харакаша, обернулась к Альвину:

– А где наш несравненный воин с Туманных островов?

Альвин в ответ подвел ко мне взнузданного Гаратэ.

– Сказал, что ждет нас впереди, и велел не задерживаться в лагере.

– А завтрак?! – взвыла я, и мой оруженосец продемонстрировал небольшой мешок, притороченный к седлу его лошади.

– Я взял из обоза печеных яблок, вяленого мяса и грушу. И ваш травяной отвар, конечно, во фляге.

Чувствуя, что не останусь голодной, я благодарно кивнула Альвину и влезла в седло. После ночных приключений и плохого сна тело побаливало, но любопытство пока побеждало.

Что же ты такое придумал? Может, покажешь какой-то особенный прием? Или наконец-то решил ответить хотя бы на один из моих вопросов и сделать это подальше от лишних ушей?

Мы выехали из лагеря, махнув постовым и сообщив, что подождем их чуть дальше, и кони затрусили по дороге.

Погода стояла безветренная, мороз практически не ощущался, лишь легкий пар срывался с губ. Солнце светило с чистого зимнего неба, снег под копытами коней хрустел и искрился.

Ночные переживания постепенно отходили на задний план – этому немало помогало печеное яблоко, точнее, печеное земляное яблоко, а если по-нашему – картошка, которую я получила от Альвина вместе с полоской вяленого мяса. Есть в латной перчатке было не очень удобно, но вполне возможно, а снимать ее не хотелось, потому и картошку и мясо я ела, крепко сжимая в льняной тряпице.

Наконец, когда я не только доела, но и запила холодным (вот он, минус вощеных кожаных фляг, в них нельзя наливать горячие напитки) отваром, возле небольшого лесного островка мы заметили стреноженную серую кобылу мастера меча и его самого, успевшего развести небольшой костер из валежника.

Выглядел Харакаш настолько довольным, что у меня моментально зашевелился червячок недоверия – я была уверена, что островитянин придумал очередной способ «с пользой провести время», и мне в этой придумке отводилась самая активная роль!

– Ну наконец-то. – Встав с небольшой горки хвороста, которую, очевидно, сам же и натаскал, мастер меча скрестил руки на груди и подождал, пока мы подъедем и спешимся.

– И зачем мы здесь? – Оглядываясь, я рассматривала небольшую рощицу, разведенный островитянином костер и думала о том, что при такой благодатной погоде шашлыки бы жарить да через огонь прыгать, а не вот это вот все…

Мои размышления прервались самым неожиданным образом – метко пущенным прямо в шлем снежком!

Резко обернувшись, я увидела старательно скрывающего улыбку Альвина и островитянина, который уже подбрасывал в ладони новый снежок, стоя в четырех-пяти метрах от меня.

– Есть у меня на родине одна игра, принцесса… – начал этот рыжебровый засранец и сделал вид, что замахивается снежком.

Я, совершенно не задумываясь, с коротким писком спряталась за Альвином.

– Снимай с меня перчатки, сейчас я ему… Да нечестно так! – Я дернулась от очередного снежка, который обошедший нас с оруженосцем Харакаш кинул мне в бок. – Дай только перчатки снять!

Распираемая азартом и каким-то детским восторгом, я трясла руками, пытаясь стряхнуть с них готические перчатки, больше мешая Альвину, чем помогая. В конце концов ему это надоело, и он, схватив меня за запястье, сначала расстегнул одной рукой ремни на правой перчатке, потом повторил ту же процедуру на левой.

Да так и остался стоять, сжимая в руках элементы моего военного гардероба, с переброшенным через плечо моим плащом, который я скинула следом за перчатками, наблюдая, как его принцесса лепит из снега шары и с боевыми воплями пытается поразить верткого, как ласка, островитянина.

Уже минут через десять я почувствовала, как по моей спине струится пот, а через пятнадцать мне казалось, что Харакаш просто хочет моей смерти. В непримиримой снежной битве я имела провальный счет, однако душу грело целых четыре метких попадания, одно из которых было прямо в лоб островитянина!

Альвин переместился к костру, отведя лошадей в сторону, и наблюдал за нами оттуда, периодически подкидывая веточки в костер. На призыв Харакаша присоединиться к нашему веселью тот только покачал головой, выставив перед собой руки. Впрочем, веселье длилось недолго – я быстро выдохлась, что, учитывая мое обмундирование, было вовсе не удивительно. Усевшись прямо в небольшой сугроб, я попыталась стянуть с головы шлем, чтобы немного остыть, но оказавшийся рядом мастер меча стукнул меня по рукам.

– Вставай и к костру, не хватало еще, чтобы защитница веры сопливила перед лицом всех этих баронов, виконтов и графов.

– Ты сейчас напоминаешь мне Миру, – не смогла не поддеть его я, упираясь в землю руками и вставая. Харакаш ничего не ответил – он просто отвернулся и пошел к костру, а я, несколько обескураженная его реакцией (ожидала-то очередную подколку!), пошла следом.

Меня усадили на хворост, сунули в руки остатки травяного отвара, сняли шлем и запретили даже пальцем прикасаться к батвату, угрожая лечением с помощью горячего молока, барсучьего жира и волшебных слов.

– И где мы достанем молоко?

– Придется ради такого дела ограбить ближайшую деревню. – Островитянин скорчил самую невинную физиономию и подмигнул Альвину, сидящему чуть поодаль.

– А барсучий жир?

– Возможно, сэр Харакаш одолжит тот, которым смазывает свою густую шевелюру, – внезапно ответил Альвин.

Я замерла с открытым ртом, а мастер меча расхохотался.

– Подожди, ты что, правда мажешь голову барсучьим жиром? – Переводя взгляд с оруженосца на Харакаша и пытаясь понять, пошутил Альвин или нет, я вдруг поймала себя на мысли, что мне комфортно. Так, как бывает комфортно в окружении старых знакомых, с которыми ты вроде бы не особо близок, но все же есть что-то приятное и дружеское, что вас связывает.

– Некоторые вещи, принцесса, должны оставаться тайной, – отсмеявшись, ответил мне мастер меча.

– Я так понимаю, волшебные слова, которыми ты собрался меня в случае чего лечить, тоже относятся к этим вещам?

– Абсолютно верно, – со смешком подтвердил островитянин. Я хмыкнула, старательно убирая дурацкую улыбку, и протянула руки к огню.

Еще где-то с полчаса мы сидели в тишине, слушая треск костра и жмурясь, глядя на пламя. А потом собрались и выехали навстречу уже тронувшейся по дороге армии. Переход до реки был ничем не примечательным, я просто периодически поклевывала носом в седле, выныривая из сладкой дремы только для того, чтобы окинуть взглядом дорогу и раскинувшийся вокруг пейзаж, спросить у Альвина, скоро ли мы прибудем, и, получив неизменный ответ: «Да, ваше высочество, уже скоро», снова погрузиться в зыбкий сон.

«Скоро» оказалось не меньше, чем шестью часами, – худо-бедно я научилась определять время по положению солнца благодаря паре уроков, данных Харакашем. Под конец нашего пути я чувствовала себя самым несчастным и одновременно самым злым человеком на свете. Грязная голова зудела под шлемом, ощущение прилипшей к спине рубахи доводило меня до белого каления, в придачу я чувствовала, как чешется копчик, и никак не могла его почесать так, чтоб это не было слишком заметно.

По всем этим причинам, когда наша армия подошла к изгибу реки, где мы и планировали разбить лагерь, я безапелляционным тоном велела Альвину отправиться к обозным – требовать самую большую и крепкую лохань, глубокое ведро и черпак и передать мой наказ: после готовки сразу поставить на огонь большой котел с водой. Делать это до ужина или вместо него я все же не стала – если я плюну в солдат, они утрутся, но если они плюнут в меня…

Самая большая лохань выглядела как добротный деревянный таз с бортами примерно в метр высотой и шириной чуть меньше метра. Что ж, выбирать не приходилось, хорошо, что было хотя бы это.

Лохань была торжественно водружена в центре моего шатра, Альвин взял в оборот кого-то из солдат, и они притащили туда же две треноги-подвеса: одну для котла с горячей водой, вторую – для котла с холодной. Я мерила шагами пространство вокруг, вспоминая, что короткая прическа у меня появилась одновременно с увлечением походами в составе студенческой группы, пока все те же два страдальца наполняли второй котел холодной водой из реки.

Наконец, когда четверо мужчин притащили наполненный крутым кипятком котел и установили его на треногу, я приказала Альвину встать на страже у входа в шатер, завязала полог внизу, вытащила из походного сундука пушистые полотенца и принялась снимать одежду.

Раздевшись до пояса, я решила повременить со штанами и сапогами. Волосы длинные, мыть их относительно долго, а мерзнуть голой, стоя босыми ногами на земляном полу пусть и мягкой, но все же зимой, мне совершенно не хотелось.

Вытащив из того же сундука простой деревянный ларчик, а из него – маленький глиняный горшок, горловина которого была затянута тканью и завязана веревкой, я высыпала порошок в разведенную мною воду в лохани и приступила к помывке всего того добра, что наотращивала принцесса.

Уже спустя минут десять я поняла, что не предусмотрела лишь одного – куда девать грязную воду. Потому, после того как волосы были домыты, мне пришлось намотать полотенце на голову, натянуть на себя грязную одежду и, расшнуровав полог, попросить Альвина взять себе помощника и вылить использованную воду за пределами лагеря.

Клянусь, что в тот момент мой телохранитель впервые на моей памяти задумался о том, что меня было бы проще придушить. Однако, ограничившись коротким выразительным взглядом, Альвин исчез, а вскоре появился с кем-то из солдат, и они вынесли лохань, чтобы потом вернуть мне ее пустой. Искренне поблагодарив их, я повторила последовательность с зашнуровыванием полога и раздеванием, на этот раз уже полностью, убрала полотенце с головы, завязав на макушке что-то вроде гульки, и со вздохом, согнув ноги в коленях, устроилась в лохани, поливая себя разведенной водой из ведра и яростно шкрябая кожу пальцами.

Вода остывала быстро, потому растягивать удовольствие не получалось. И вот, стряхнув капли с ног, я всунула их в сапоги, энергично растерлась, оделась в чистое и снова заплела волосы, чувствуя себя почти что заново родившейся. Вот она – привычка к комфортной жизни! Ведь ходила в походы на неделю-полторы, и вполне устраивало меня обтирание влажной тряпкой, в походе же! А тут…

Я отвязала полог шатра и снова вернулась к сундукам, ища в их недрах чистые шерстяные носки.

– Альвин, унесите воду, пожалуйста. – Мой окрик остался без внимания, я удивленно подняла голову, прислушалась и только сейчас поняла, что вокруг как-то настораживающе тихо.

Я почувствовала подкрадывающуюся нервную дрожь. Доспехи надевать было некогда, да и все же – звуки стоящего вокруг меня военного лагеря были, просто они стали иными.

– Альвин?.. – Я, найдя носки, шустро натянула их, снова обулась и, накинув на плечи плащ, взяла в руки ножны и откинула полог шатра, тут же лицезрея преинтереснейшую картину.

На площадке, что была перед моим шатром, полубоком ко мне стоял Харакаш в весьма недвусмысленной позе, указывая обнаженным клинком в сторону незнакомого мне бородатого мужчины, огромного, похожего на вставшего на дыбы медведя, облаченного в тяжелый доспех и бело-красные одежды и сжимающего в руках недурственного размера молот, украшенный символом Светозарной. За спинами человека-медведя стояли еще несколько мужчин в похожих одеждах и доспехах, но вооруженных мечами. Альвин, чуть отошедший от шатра, нервно сжимал рукоять клинка. Замершие вокруг солдаты выглядели растерянными, а командующий Бернард, до этого момента переводивший отчаянный взгляд с Харакаша на неизвестного с молотом, метнул умоляющий взгляд на меня. Впрочем, молотоносец тоже заметил мое появление и, бросив островитянину короткое «позже договорим», повернулся ко мне.

– Приветствую тебя, защитник веры. – Моя принадлежность к женскому полу была игнорирована. Густой низкий голос, исторгнувшийся откуда-то из глубин этого человека, был похож на голос горы, если бы они умели разговаривать. Я пристально смотрела незнакомцу в лицо, мысленно отмечая наличие явно сломанного носа, рассеченную бровь, шрам через губу и совсем свежий рубец, уходящий со лба куда-то под широкий красно-белый капюшон.

Опустив молот, он поставил его себе на сапог, сопроводив это характерным металлическим стуком, видимо, стальной носок уже вошел в моду. Не дождавшись от меня какой-либо реакции, кроме молчания и пристального взгляда, мужчина снял капюшон, демонстрируя тронутые сединой чуть курчавые темные волосы.

– Я – комтур^[2] Ханс из Алой крепости. Магистр Ирвин просил встретить вас на дороге в герцогство и обеспечить необходимое сопровождение, но есть вещи, о которых он, очевидно, не знал и которые меняют ситуацию.

– Полагаю, эти вещи связаны с безобразной сценой, которую я сейчас лицезрела? – Я очень старалась говорить нейтрально, сохраняя некую нотку дружелюбия в голосе, но чувствовала, что мне удавалось это с трудом. Уверенность в том, что не мастер меча спровоцировал конфликт, была очень велика, а уж после слов этого Ханса…

– Верно, – коротко ответил мне рыцарь.

Я вздохнула, нашла взглядом Бернарда, который за спиной воина-монаха посылал мне отчаянные сигналы, тыча пальцем в офицерский шатер за своей спиной.

– Что ж, предлагаю вам обсудить все это в более мирной обстановке, как подобает цивилизованным, не являющимся друг другу врагами людям.

Ханс замешкался, прислушиваясь к моим словам, но кивнул.

– Бернард! – окликнула я командира, и тот появился рядом со мной так внезапно, словно освоил телепортацию. – Отведи комтура в штаб и проследи, чтобы братьев-монахов устроили не хуже наших солдат.

– Слушаюсь, ваше высочество! – В глазах капитана мелькало нескрываемое беспокойство, но он не проявил его жестом или словом.

Я же, ловя на себе взгляд Харакаша, кивнула в сторону своего шатра и тычком отправила туда же Альвина – ситуацию надлежало обсудить как можно быстрее, чтобы выработать план действий.

А я-то уж было поверила, что мы хотя бы до герцогства доберемся без проблем!

Глава 3
О взрослых детях…

В моем вроде бы просторном шатре стало резко тесно. Встав треугольником вокруг лохани с водой, мы молча смотрели друг на друга пару мгновений – я прислушивалась к происходящему вокруг, Альвин и Харакаш наблюдали за мной. Убедившись, что комтур отошел от шатра, я наконец задала самый животрепещущий вопрос за последние десять минут:

– И что это было? – Я пристально глянула в лицо сначала мастеру меча, затем своему телохранителю. – Что этому монаху не понравилось?

– Я, вернее, мое присутствие в лагере. – Харакаш повел плечами и скрестил руки на груди.

Я закатила глаза.

– Это мне было ясно и без твоих пояснений. Почему и о чем вы собрались позже договаривать?

– Понятия не имею, спроси об этом у своего новоявленного подданного. – Голос островитянина сочился ехидством, но в данный момент я была не готова к общению в таком духе.

– Сейчас не время для твоих острот! Если я спрашиваю тебя, значит, и ответы мне нужны тоже от тебя. – Я ткнула пальцем в его сторону, и мастер меча тяжело вздохнул.

– Островитян не везде любят, особенно служители других богов. Мы их… раздражаем. – Харакаш неопределенно повел ладонью в воздухе, а я хмыкнула.

– Неудивительно. Если твои соплеменники ведут себя так же, как ты…

– Да не в поведении дело, принцесса, – перебил меня рыжебровый, – если выражаться проще, то каждый из нас носит частичку божества в себе, его посмертный дар. Служители других божеств, такие, как этот Ханс, чувствуют ее. Это как заноза под ногтем или камешек в ботинке. С одной стороны, можно и потерпеть, а с другой – мешает сосредоточиться на деле, и все получается не так, как должно.

– Почему же я не чувствую ничего такого?

– Принцесса, дарованный тебе запас сил настолько велик, что хватит на трех, а то и четырех таких, как я. Проще говоря, моя сила слишком мала для того, чтобы вступать с твоей в конфликт. – Харакаш развел руками, а я задумалась.

Получается, что у людей есть свой запас Ато, а у некоторых, например как я или Ханс, он подменился на Ато божества? Или просто преобразовался после проведения должных ритуалов? Но я же не провожу никаких обрядов, получается, что все-таки подменился… Или это только мой, частный, случай, а со служителями все иначе? Агрх, скорее бы добраться до этой Алой крепости и задать вопросы тем, кто в этом понимает больше меня!

– Поправьте меня, если я не права. Этому Хансу ты, как нелюбимая жена, отравляешь жизнь одним своим существованием, и он во что бы то ни стало хочет с этим разобраться, желательно поделив тебя надвое? – Мастер меча кивнул, а я мысленно взвыла. – Не было печали… И что прикажете делать?

– Я могу его просто… – Харакаш сделал прекрасно известный, очевидно, в обоих мирах жест, проведя ребром ладони по своему горлу, а мне захотелось утопить его в лохани с грязной водой.

– Мы не будем никого убивать, это надо решить другим путем, мне нужно попасть в Алую крепость мирно!

Альвин, все это время стоявший молча, прочистил горло.

– Могу я высказаться?

– Давай. – Я махнула рукой и села на край кровати, подперев голову.

– Когда-то я думал стать одним из братьев-рыцарей и потому очень тщательно изучал их кодекс. В нем говорится: «Не уповай на силы свои там, где сил не имеешь, уповай на веру». И еще: «Не возноси гордыню свою превыше долга своего».

– И как нам это должно помочь? – Я не сводила взгляда с телохранителя, и он, видя, что и я, и Харакаш далеки от кодекса и его понимания, пояснил:

– Дело в том, что Ханс – комтур, проще говоря, он – воин, хоть и наделенный определенными правами и обязанностями. Если я правильно понял, его отправил магистр Алой крепости, а значит – тот, кому он подчиняется по иерархии Ордена.

Я, сцепив пальцы в замок, прищурилась:

– Получается, что он не может так вольно обходиться с «просьбой» настоятеля?

Альвин покачал головой в ответ.

– Если это была просьба – может, но надо понимать, что для этого должны быть веские основания. А я, с вашего позволения, не уверен, что его личные неудобства из-за Харакаша можно считать вескими основаниями, и…

– Не возноси гордыню свою превыше долга своего и не уповай на силы свои там, где сил не имеешь. Уповай на веру! – Я вскочила, подавив желание крепко обнять моего умного оруженосца. – Он не может решать за магистра, принимать нас в Алой крепости или нет. Долг стоит выше гордости, и вера в действия своего духовенства – вот о чем я должна ему напомнить. Альвин, ты умничка!

Оруженосец смущенно уставился в пол, а Харакаш задумчиво поджал губы, прежде чем поинтересовался у меня, что я буду делать, если комтур заартачится.

– Скажу ему, что как защитница веры, а значит – голос и меч Светозарной, глубоко порицаю его гордыню и то, что он мешает выполнению великой миссии.

– А дальше?

– А дальше мы прибудем к стенам Алой крепости сами, не маленькие, без проводников справимся, и я побеседую с магистром о нужных мне вещах.

– А если он не пустит меня в крепость?

– Не думаю, что до этого дойдет, а если и дойдет, то разберемся по мере поступления проблем. – Я махнула рукой и, попросив мужчин вытащить-таки лохань из моего шатра, принялась облачаться в доспехи.

Не прошло и четверти часа, как я в сопровождении Альвина и Харакаша прибыла в штабной шатер, прижимая шлем локтем правой руки к корпусу, а левой ладонью придерживая меч за рукоять.

Судя по взгляду, который комтур кинул на мое оружие, – меч признали. Следующий взгляд был адресован невозмутимому островитянину, после чего посланник скрестил руки на груди и заявил, что не намерен продолжать разговор в присутствии нечестивца.

– Хорошо, покиньте шатер. – Я кивнула Бернарду и, положив шлем на угол стола, с умным видом посмотрела на расстеленную на нем карту.

– Простите, что? – Шокированный Ханс меня не подвел, выдав именно ту, нужную мне реакцию после короткой паузы.

Я подняла на него взгляд. Сейчас, когда капюшон с его головы был снят, я могла бы сказать, что стоявшему по другую сторону стола мужчине между сорока и пятьюдесятью годами. Ханс имел весьма густую, с намеком на ухоженность бороду, курчавые темно-русые волосы, уже тронутые сединой на висках и макушке, и решительный взгляд человека прямого, упорного и упрямого, который привык, что его приказы не оспариваются.

– Что слышали, комтур. Сейчас вы в расположении армии Андарии, и не вам решать, кому находиться за офицерским столом. Если вы не собираетесь соблюдать элементарную субординацию в присутствии высших армейских чинов и защитницы веры – покиньте шатер, мы поговорим с вами позже, когда я освобожусь. – Боковым зрением я заметила, как восхищенно вытягивается лицо графа Бернарда, спиной ощущала пристальный взгляд Харакаша и видела, как меняется выражение лица у храмового рыцаря.

Шок, возмущение, торг, принятие…

– Прошу простить. Такого больше не повторится, – ответил он, глядя мне в глаза, и я кивнула. Действительно не повторится. Такой не будет плевать в чай или гадить под коврик – не в его привычках. Если уж решит припомнить, то сделает это в лоб.

– Отлично. В таком случае, я думаю, граф, пора дать вам слово. – Я перевела взгляд на Бернарда, и тот, благодарно кивая, прочистил горло.

– Кхм… На следующий день мы пересечем границу Фиральского герцогства. Благодаря информации, полученной от лорда Ханса… – Комтур кашлянул, выразительно и достаточно громко. Я наблюдала, а граф, замолчав на мгновение, поинтересовался: – Вы что-то желаете сказать?

– Да, если позволите. Не лорд, а брат-рыцарь. Негоже именовать меня светским титулом, которого я не имею.

– Прошу прощения, брат-рыцарь Ханс. – Бернард был спокоен и учтив, что навело меня на две мысли. Первая о том, что представителям храма Светозарной дозволено очень многое, в том числе – перебивать речь графа. Вторая мысль была о том, что Ханс, очевидно, не из тех, кто прельщается высокими титулами, и, вполне возможно, настоящий идейный служитель, что для меня было одновременно и хорошо и плохо. Хорошо по той причине, что я являюсь по сути своей прямой волеизъявительницей веры его божества, а плохо – он будет замечать каждую мою ошибку, совершить коих я могу великое множество, конечно, с точки зрения «истинного» ревнителя веры.

Граф между тем продолжил, прокладывая оглашаемый маршрут пальцем по карте.

– Итак, первое поселение, которое нам встретится, это деревушка под названием Кохша. Брат-рыцарь сообщил, что она практически не тронута военными действиями из-за удаленности от центра герцогства. Жители Кохши сторонники графа Стефана и охотно поделятся с нами припасами. Некоторые из них вступили в ополчение, поддерживающее старшего сына покойного герцога в притязаниях на место отца.

«Припасы – это хорошо, но нужны ли они нам?» – промелькнуло у меня в голове.

– Вы считаете, что нам действительно необходимо пополнять припасы в этой деревне? – Бернард вопросительно молчал в ответ, и я продолжила: – Им надо как-то пережить зиму и весну, наша армия не должна объедать собственных граждан.

Комтур снова пошевелился, глянул вопросительно на графа, на меня и, получив от каждого кивок, указал пальцем на две деревни, стоящие по обе стороны реки выше от нас по течению.

– Рона и Отра старшего сына герцога не поддерживают. Кроме того, не единожды ставили сети через всю реку, рядом с ними она сужается, и это легко сделать, таким образом препятствуя рыбной ловле всем, кто живет ниже по течению.

– Предлагаете наведаться за ресурсами к ним? – Я заинтересованно посмотрела на место, где остановился палец Ханса.

– Воины храма не обладают полномочиями для суда по вопросам нерелигиозным. Однако считаю, что пользование рекой и выгодным положением для того, чтобы ослабить своих же братьев, заморив их голодом, недостойно детей Светозарной и подлежит наказанию.

Комтур выражался несколько витиевато, но смысл я уловила весьма точно. Прийти, осудить за алчность и поддержку бунтовщиков и отобрать то, что требуется для армии. План казался весьма простым, достаточно жестоким, но в нынешних условиях вполне приемлемым… По крайней мере, мне приходилось это признавать. Как бы я ни хотела решить все подобные вопросы мирно, стоило смириться с тем, что здесь это будет невозможно. Как говорил мой преподаватель философии: «Tempora mutantur et nos mutamur in illis»^[3].

– Я услышала вас, комтур. Бернард, провизия нужна уже в ближайшие дни?

Граф отрицательно качнул головой.

– Мы хорошо снаряжены, если не будет никаких проблем, то нашего продовольствия хватит на шесть дней полного пайка и десять дней урезанного. Для коней урезать питание в зиму непозволительно, потому будем считать, что ровно неделю армия может быть на полном самообеспечении.

В офицерском шатре повисла тишина, я раздумывала над тем, как лучше поступить, остальные молчали, видимо, из солидарности.

– А как обстоят дела с провизией в Фиральской комтурии?

– Если ситуация будет критической, мы сможем поддержать вашу армию, но лучше бы до этого не доводить. – Ответ Ханса расшифровывался просто и понятно: нас поддержат, но, во-первых, в ущерб себе, а во-вторых, помощь, скорее всего, будет иметь свою цену. Что ж, лучше так, чем никак.

За моей спиной зашевелился Харакаш, и я, оглянувшись, указала ему кивком на стол с расстеленной картой. Комтур промолчал, но я ощутила разлившуюся от него волну раздражения.

Ничего, потерпишь, не маленький.

Тем временем, окинув взглядом карту, островитянин задумчиво потер подбородок и спросил словно бы в воздух:

– Я так понимаю, что бунтовщики не стоят войском в одном месте?

Бернард молчал, мастер меча ждал ответа. Через мгновение Ханс переборол свое нежелание говорить с Харакашем:

– Не стоят. Их силы разделены на три или четыре мобильных отряда.

– Герцогский замок не в осаде? – уточнил граф, и комтур отрицательно мотнул головой:

– Формально – нет. Фактически – да. Они перехватывают все обозы, идущие в замок. Торговцев не пускают тоже, конечно.

– А вас? – Я с интересом ждала ответа на этот вопрос.

Ханс поморщился, помедлив, и, явно подбирая слова, ответил:

– Они не чинят препятствий, но идут сразу следом за нами. Из-за этого герцогский замок не открывает перед нами ворота. Я полагаю, они считают, что мы поддерживаем мятежников.

– А вы…

Комтур не дал мне договорить, не скрывая досады и раздражения от ситуации, которую вынужден был пояснять:

– Мы не можем применять силу к нашим братьям, особенно к тем, кто не проявляет агрессию даже при возможности.

– На провокации, значит, мятежники не поддались? – безо всякого такта уточнил мастер меча.

Ханс бросил на него короткий взгляд и, сжав зубы, кивнул.

– Или у них очень хорошие командиры, которые вымуштровали армию, или это чья-то армия, превосходно обученная и пришедшая на помощь бунтовщикам, как мы пришли на ваш зов, ваше высочество. Во второй вариант я верю больше, если позволите. – Мрачности в голосе командующего армией было не занимать, и я его отлично понимала. Одно дело – усмирять ополченцев и малочисленные баронские войска, другое – сталкиваться с чьей-то хорошо обученной и вооруженной регулярной армией.

– В чьи цвета одеты? – Надежда умирает последней, но брат-рыцарь лишь покачал головой.

– Нескольких местных баронов и графа Мараваля, хотя тот уже пару месяцев как покинул герцогство, переехав в летнюю резиденцию на другом краю королевства.

С трудом подавив желание выругаться, я, убрав руки со стола, потерла раззудевшуюся переносицу.

– Граф, каковы наши дальнейшие планы?

– Добраться до Кохши, разослать разведчиков, поговорить с ополченцами. Брат-рыцарь, мы можем рассчитывать на вашу помощь в налаживании контактов с местными в случае чего? – Бернард дождался утвердительного кивка от комтура и перевел взгляд на меня.

– Хорошо. Если больше вопросов на повестке дня нет, то все свободны. Желаю приятного вечера, лорды. – Скромно молчавшие офицеры и граф склонились в вежливом поклоне, а я вышла из шатра, краем глаза замечая, что за мной вышел не только Альвин и Харакаш, но и Ханс. – Харакаш, скажи мне, что никаких тренировок сегодня больше не будет. – Я произнесла это вполголоса, отчего мастеру меча пришлось подойти ближе. Усмехнувшись, он заверил меня, что на мою долю сегодня выпало достаточно трудностей, чтобы и он их еще добавлял.

– Он, очевидно, хочет поговорить… – Идущий по другую сторону от меня Альвин решил изобразить Капитана Очевидность, намекнув на все еще следующего по пятам храмовника, и заставил меня тяжело вздохнуть и спросить саму себя едва слышно о том, как быть, если я говорить с комтуром совсем не хочу?

– Оставьте нас, думаю, беседа будет на личные темы. – Я возвела очи к темнеющему небу, смотря на первые возникающие звезды, и дождалась, пока мой телохранитель и мастер меча уйдут, а брат-рыцарь приблизится.

– Признаться, я ожидал худшего, защитница. – Ханс не стал бродить вокруг да около.

Я скептически хмыкнула. Я уже не обезличенный «защитник веры», а аж «защитница». Расту, так сказать, в глазах подчиненных.

– Неплохо для изнеженной принцессы, да?

– Я не говорил такого. – Комтур бросил на меня короткий взгляд, и я вдруг почувствовала легкий флер тепла, на мгновение окутавший рыцаря из храма.

– Но вы так думали. Что это было? – Мы медленно шли по лагерю, освещенному яркими кострами. Я слышала, как переговариваются между собой воины, травят похабные байки, где-то тихо поют в два голоса, пусть мимо нот, но от души, и думала о том, задумываются ли эти люди, против кого они пришли сражаться? Скажут ли им офицеры? Наверное, скажут…

– Вы чувствуете… – Ханс снова обрел дар речи, не то спрашивая сам себя, не то утверждая очевидное.

– Я много чего чувствую. Так что это было? – уже с недовольством в голосе повторила я свой вопрос.

– Полог молчания. Я скрыл свои мысли, защитница. – Возможно, мне показалось, но в голосе храмовника я услышала сомнение в собственных действиях.

– Я не читала ваши мысли. У вас все на лбу написано. – Пренебрежительно фыркнув, я кивнула с доброжелательной улыбкой проходящим мимо солдатам, отчего те приосанились и, сделав максимально благородные выражения лиц, поклонились.

Некоторое время мы шли в тишине. Я дышала свежим воздухом, чувствуя, как у меня постепенно замерзают кончики ушей и нос, и была готова уже повернуть обратно, к своему шатру, а вернее, к разведенному перед ним костру, на котором уже наверняка тихонько булькает в котелке полюбившийся мне отвар. Однако идущий рядом комтур, видимо, решил наконец поговорить о более насущных делах.

– Я хотел сообщить вам о том, что присутствие рядом с вами выходца с Туманных островов навредит вам и вашему делу.

– Это каким же образом, комтур? – Я почувствовала неприятный, обжигающий клубок ярости, что начинал ворочаться в груди.

– Он является носителем воли другого божества, одного из падших темных времен Божественной войны.

– А темным это божество стало до или после того, как пало? – Я остановилась, прямо глядя в лицо Хансу, которое сейчас выражало изумление, близкое к ужасу.

– Защитница, это граничит с ересью…

– Я – избранная Светозарной. Мои мысли прозрачны для Нее, мои действия продиктованы Ее желаниями. Если я, голос Светозарной и Ее меч, говорю ересь с точки зрения Ее служителей, не значит ли, что Ее служители недостаточно понимают Ее замысел? – Я говорила тихо, не сводя взгляда с лица брата-рыцаря, на котором отражалась вся возможная палитра эмоций. – У меня к вам вопрос, комтур, с каких пор вы стали ставить личную гордость и неприязнь превыше вашего долга? Почему вы считаете себя вправе судить действия того, кто обратился к вам как к другу и брату по вере, а не как к подчиненному, хотя мог это сделать?

Ханс молчал, не сводя с меня темного взгляда, в котором то и дело мерцали блики от костров.

– Вы защищаете его из-за личной приязни или же по иным причинам? – Вопрос комтура выбил меня из колеи, давить теологическими приемами из своего мира не получилось. Я, моргнув, отвела взгляд, обдумывая ответ.

– Он честен в своем желании помочь моей миссии. Его не волнует мое божество или то, как кто-то из последователей Светозарной относится к нему. Харакаш – мастер меча, мой наставник, учитель и друг. Его многое связывает с королевской семьей, в том числе и чувство долга, потому он без сомнений решил ехать со мной в эти края. Я не имею роскоши выбирать союзников, но отказываться от верных друзей ради них я не готова. Мы все служим одному делу и преследуем одну цель, а личную неприязнь можно оставить на тот период, когда она будет иметь смысл. Я достаточно понятно ответила на ваш вопрос, брат-рыцарь?

– Более чем. – Комтур склонил голову и отошел, оставив меня с ощущением, что этот словесный бой я в лучшем случае свела вничью.

Раздосадованная прошедшим не так, как планировалось, разговором, я вернулась к своему шатру. На площадке перед ним, как я и ожидала, горел небольшой костер, а над ним висел котелок, исходящий уже знакомыми мне ароматами трав и ягод, кои в сушеном виде везлись специально для меня, благо места занимали немного.

Устроившись на табуретке, что, как и вся походная мебель для высшего командного состава, собиралась методом «паз в паз», я отстегнула перчатки, положила их себе на колени и протянула пальцы к огню.

Альвин помешивал отвар в котелке, Харакаш, сидя на табурете, полировал лезвие меча тряпицей, придирчиво осматривая его при неровном свете костра.

– Как прошла беседа? – спросил мастер меча, не отрывая взгляда от своего занятия.

Через жопу.

– Думаю, на какое-то время он от тебя отстанет. Только не провоцируй его сам.

Альвин поднял на меня вопросительный взгляд, потом снова вернулся к помешиванию, периодически придирчиво рассматривая поднятые деревянной ложкой из воды корешки.

Мастер меча тяжело вздохнул, положил оружие поперек колен и, скрестив руки поверх, посмотрел на меня:

– Ну а что по поводу посещения Алой крепости?

Хрен его знает!

– Никакой конкретики, – ответила я, тупо глядя в огонь сквозь свои растопыренные, протянутые к нему пальцы.

– Дальнейший план действий? – Голос Харакаша долетал до меня словно откуда-то издалека.

Я закрыла глаза, глубоко вдохнула и резко выдохнула, пытаясь успокоиться, – вся эта ситуация с взявшимися не пойми откуда противниками из чужой армии, с косо смотрящими друг на друга островитянином и комтуром, с необходимостью заниматься судом и узаконенным разбоем в пользу армии…

– Спать, – открыв глаза, я растерла лицо горячими от жара костра ладонями, – будем решать проблемы по мере их поступления.

Еще минут пятнадцать или двадцать мы сидели в молчании, пили разлитый по кружкам отвар и смотрели на огонь. Потом я, пожелав своим спутникам доброй ночи, ушла в шатер, где, сняв с себя доспехи, разделась и нырнула под одеяло, привычно укутываясь им до самых ушей и проваливаясь в сон.

Утро было холодным. Снег падал сплошной стеной, Бернард молча хмурился, подгоняя сборы, – было ясно, что до деревни мы дойдем позже, чем планировалось. В придачу у одной из повозок ночью треснула ось, и пришлось ждать, пока ее скрепят металлическими стяжками, которые помогут доехать до деревни, где уже будет возможность починить ее нормально.

Харакаш где-то пропадал с самого утра, потому моя тренировка не состоялась. Я начала было переживать, высматривая не только его лысину, но и красно-белые капюшоны, но все храмовники были на месте, а островитянин рядом с ними не маячил. Уже перед самым выходом войска мастер меча объявился, сообщив, что всего лишь разведывал обстановку впереди.

– И что наразведывал? – Я меланхолично покачивалась в седле, не ожидая какого-либо серьезного разговора, но Харакаш аккуратно и незаметно подопнул мою ступню ногой:

– Позовите Бернарда, дело важное.

Предчувствуя нехорошее, я обернулась на Альвина и попросила того подозвать находящегося в другой части армии графа. Пять-десять минут томительного ожидания, и вдоль выстраивающейся колонны к нам поскакали двое всадников, в которых я легко опознала возвращающегося оруженосца и Бернарда.

Выведя Гаратэ в сторону, я дождалась, пока Харакаш повторит мой маневр, а Бернард поравняется с нами и мужчины обменяются приветствиями.

– Прикажите солдатам надеть броню, я видел черный дым, поднимающийся из-за леса, – без предисловий начал мастер меча.

Ощущение беды во мне лишь усилилось, да и выражение лица командующего армией не выражало ничего хорошего.

– Комтур говорил, что деревня практически нетронута войной, – напомнила я.

– Комтур проходил мимо этой деревни как минимум сутки назад, за сутки много что могло измениться, особенно если учесть, что о нашем приходе мятежные бароны, конечно, знают, – мрачно ответил мне Бернард. – Нужно выслать разведчиков вперед уже сейчас, может статься, что в Кохше нас ждет засада.

– Или гора трупов, – абсолютно равнодушным голосом добавил Харакаш, пожимая плечами.

Я вздрогнула, отгоняя от себя нарисовавшееся в мыслях видение. Засада или трупы – вот уж отличный выбор, даже не знаешь, чего тебе хочется меньше всего… Впрочем, не важно, чего хочется. Все уже решено, нам осталось лишь прибыть к точке назначения и увидеть все своими глазами.

Колонна встала. Солдаты экипировались, в воздухе висело тревожное ожидание первого боя. Спустя еще полчаса мы выдвинулись по тракту в сторону границы с Фиральским герцогством.

Снег тихо падал, укрывая все плотным, белоснежным, искрящимся в лучах солнца покрывалом. Напряжение, витавшее в воздухе, каким-то немыслимым образом спадало, я слышала, как переговариваются солдаты в строю, как где-то в обозе затянули шуточную и не вполне цензурную песню о веселой вдове и молодом солдате. Мне оставалось только с усилием расслаблять пальцы, чтобы не вцепляться в повод, и думать о том, насколько же гибка человеческая психика и как быстро приспосабливается к окружающим условиям. Моя, правда, почему-то не спешила этого делать в полной мере, но не все же сразу?..

За последние двое суток нам никто не встретился на дороге. Ни едущие в герцогство, ни оттуда. Харакаш объяснял это тем, что ввозить товары в регион, где идет гражданская война, чревато потерей не только товаров, но и жизни. А местное население или давно уже уехало к родне, если имело таковую, или сидит по своим деревням и не рискует проявлять какую-то особенную активность. Потому показавшийся через пару часов одинокий силуэт, едва просматривающийся через плотную снежную пелену, качающийся из стороны в сторону и упрямо бредущий нам навстречу, вызвал закономерное оживление. К нему тут же выдвинулось одно копье^[4], что, впрочем, оказалось без надобности. Даже не успев сблизиться с ним, идущий споткнулся и упал в снег.

Мужчина был порядочно избит, одет явно не по погоде и оттого – очень слаб. Его положили в одну из повозок, и когда армейский лекарь доложил, что неизвестный пришел в себя, я не стала отказывать своему любопытству и изъявила желание присутствовать при разговоре, отправив Гаратэ к хвосту колонны.

Общался с подобранным на дороге мужчиной один из офицеров, Гильом, я знала его шапочно как одного из доверенных лиц Бернарда, и не более. Заметив подъезжающую меня, офицер сбился с вопроса, заставив закутанного в одеяло «подобрыша» беспокойно высунуться из повозки, чтобы тут же, округлив глаза, спрятаться обратно.

– Ваше высочество… – начал было офицер, но я подняла руку, прерывая его:

– Пожалуйста, продолжайте. Я лишь хочу послушать.

Офицер кивнул, сидящий в повозке спешно опустил взгляд до того, как я сумела его поймать, и глухо закашлялся.

– Так… что было дальше после того, как вас согнали на площадь? – собравшись с мыслями, Гильом продолжил прерванный мною разговор, а я обратилась в слух.

– Нам зачитали приказ его светлости герцога Фиральского о том, что каждое село обязано предоставить не меньше десяти и еще пяти мешков зерна, три коровы и три раза по десять курей…

– Приказ какого герцога? – уточнил офицер, но мужик отчаянно затряс головой:

– Не знаю, ваша милость, Фиральского герцога, и все.

– В какие цвета были одеты солдаты?

Селянин снова отрицательно закачал головой:

– Без цветов они были, ваша милость. Ни знамен, ни котт^[5] поверх, попона на коне – и та была пестрая.

Офицер раздосадованно хмыкнул, а я почувствовала, что снова сжимаю поводья. Водили за нос не только нас, но и простых жителей – попробуй потом объясни, что грабил тебя «тот, плохой», а ты-то «хороший» герцог. Да даже у меня самой не было уверенности, кто из них хороший, а кто – плохой.

А ведь выбрать придется… С одной стороны – законный наследник отцовского титула, лояльный короне изначально. С другой – его младший брат, которого, очевидно, держат как символ «благородного восстания» мятежники, рвущиеся к власти. А если все не так?

Если восстание – лишь логичный исход недовольства властью? Хотя в таком случае отец все же сказал бы мне об этом… Нет, нельзя искать второе дно. Моя задача не восстановить справедливость, а в первую очередь обеспечить целостность королевства и получить лояльное герцогство, богатое ресурсами. Остальное – второстепенно.

Тряхнув головой и прогоняя непрошеные мысли, я снова прислушалась к разговору офицера с подобранным на дороге мужчиной.

– …прятались. Кто в подпол, кто за домом. Ловили, как зверей. Сказали, что надо было по-хорошему отдавать, а теперь сами возьмут. – Голос сидящего в повозке человека был глух, полон какой-то бесконечной тоски и смирения.

– Ловили, а потом что?

– Известно что, ваша милость. Баб насильничали, мужиков в кандалы. Детишек не трогали, только дочку мельника конем затоптали по случайности…

У меня не находилось никаких слов – ни цензурных, ни матерных. Словно услышанное разом вышибло все мысли и блуждало теперь в голове, эхом отдаваясь в подкорке. Гильом вздохнул, подождал, пока говорящий откашляется, выпьет из врученной ему лекарем фляжки и продолжит сам без дополнительных вопросов.

– Потом петуха пустили по крышам. В амбаре бочку с маслом разбили, чтоб горело, значится, лучше. Мертвых хоронить запретили, велели стаскать в тот же амбар, да так с ними и подожгли. Я так и сбежал… – селянин глянул на меня коротко и снова опустил глаза, – трупы таскал, а с последним сам на кучу лег у стенки, мертвым прикинулся, вид у меня подходящий был… да и кто меня там в лицо из солдат запоминать станет? Как факелы внутрь закинули и ворота закрыли, так я к дальней стенке убежал и стал там доску раскачивать. Когда балки рушиться стали – уже выламывал, не услышали бы меня все равно. И выполз в ту дыру, да там сознание и потерял, надышался…

– Что еще видел в деревне? Разведка донесла о черном дыме.

– Край деревни они подожгли уже перед тем, как уходить. Я очнулся к тому моменту, меня портниха приметила наша, спрятала у себя в доме. В наказание подожгли. Командир их уехал уже со скотом, конвоем и мужичьем в кандалах, остались солдаты. Развлекались по-всякому, пока в доме дочку Милы не нашли. Она того, девица фигурой ладная, да на ум убогая, что дитя. Вылезла из подпола, видать, на шум. Начали ей подол задирать, бабы вой подняли, что ребенка насильничают. А Милка взяла вилы и с размаху ткнула в солдата. Свара началась, женщины похватали кто вилы, кто лопаты, но быстро это закончилось. Самых боевитых убили, остальных загнали в дома. После куражиться духа, видимо, не осталось, и те уехали, подпалив крыши у домов на окраине. Пока потушили…

Я слушала, не сводя взгляда с говорящего, ощущая, как меня начинает колотить крупной дрожью. Офицер оглянулся на меня, ожидая, захочу ли что-то спросить, но я молчала, и он продолжил сам:

– А ты-то что на дороге делал?

– Послали меня к его светлости герцогу Амальскому. Просить помощи, ибо нет житья уже и сил нет терпеть такое.

– Как тебя зовут? – Я, переборов подступивший к горлу комок, наконец смогла заговорить.

Мужик тут же, словно по команде, уткнулся взглядом в деревянный борт повозки:

– Паэн, ваше высочество.

– Ты молодец, Паэн. Мы наведем порядок в герцогстве и накажем тех, кто учинил разбой в твоей деревне.

– Спасибо, ваше высочество…

Кивнув офицеру на прощанье, я направила Гаратэ в сторону и, уже когда он шел через пропускавших его солдат, бросила последний взгляд на сидевшего в повозке.

Он не поверил ни единому моему слову, даже не надеялся, что мы действительно сможем что-то сделать, и единственное, чему он был рад, так это тому, что остался жив.

Зло сжав поводья, я едва сдержалась от того, чтобы пришпорить коня: Гаратэ не стал бы церемониться с идущими рядом солдатами, а этого мне точно не нужно было.

Вернувшись в голову колонны, я переглянулась с Харакашем. Тот сразу понял, что дело – дрянь, но расспрашивать не стал, очевидно, решив оставить это до следующего офицерского сбора.

Спустя шесть часов мы достигли деревни.

Кохша представляла собой чудовищное зрелище. Остатки амбара исходили тяжелым черным дымом, воняющим горелой плотью так, что даже несущий его в противоположную от нас сторону ветер не мог избавить от запаха полностью. По дворам бродили женщины, перемазаные копотью, с лицами, искаженными горем и отчаянием. На центральной площади, залитой впитавшейся в мерзлую землю кровью, лежали в два ряда завернутые в тканое полотно тела.

При виде входящей в деревню армии все замерло, словно на стоп-кадре, а потом снова ожило – женщины бросились в дома. Ставни закрывались, двери захлопывались изнутри, кажется, даже заставлялись чем-то тяжелым. До моего уха донесся тоненький плач в одном из домов, двери которого остались открытыми, и я, спрыгнув с седла, пошла на звук, пока Бернард взывал к разуму спрятавшихся в домах жителей, а потом, видя нулевую реакцию в ответ, приказал привести Паэна, чтобы он подтвердил нашу доброжелательность.

Скрипнул под ногами деревянный пол, я пригнулась, чтобы не удариться о косяк головой, глаза медленно привыкали к полумраку сеней, в которых я оказалась. Через мгновение я увидела какую-то возню в дальнем от себя углу и, присмотревшись, поняла, что там, обнимая что-то похожее на большой овчинный тулуп, сидит мальчишка не старше десяти лет.

– Эй, привет. Не бойся, я тебя не обижу… – Я протянула к нему пустые руки, пусть и закованные в латные перчатки, и замерла.

В руке мальчишка сжимал нож, а тулуп внезапно поднял голову, оскалив клыки. Впрочем, голову собака долго не продержала, я заметила, что под животным натекла уже здоровенная лужа крови, очевидно, пес держался из последних сил. Нож в детской руке дрожал, но лицо у мальчика было решительное, и я поняла, что он действительно попытается им воспользоваться. На ум сразу пришла история Альвина, и я опустилась на одно колено и медленно сняла шлем, положив его на пол рядом с собой.

– Посмотри на меня. Я не причиню тебе вреда, меня зовут Эвелин, я – ваша принцесса, я прибыла сюда, чтобы помочь.

– Кому?! – Голос мальчишки сорвался, пес попытался встать, дергая лапами, но не смог и лишь тихо, обреченно заскулил.

Я почувствовала, как в горле одномоментно пересохло.

– Вам. Тебе. Пожалуйста, поверь мне. – Я снова протянула руку ладонью вверх. Пес на мое движение уже не реагировал, его глаза закатились и закрылись.

Нож опустился.

– Они забрали папку. А Черныш укусил одного, и его прямо в бок… – Мальчик посмотрел на лежащего поперек него мертвого пса, обнял порывисто и крепко, а потом аккуратно сдвинул его голову со своих ног и встал. – Ты убьешь их? – Он смотрел на меня исподлобья. Перемазанный собачьей кровью, с дорожками слез, прочерченных на чумазом лице.

Я медленно кивнула.

Кого-нибудь мы так или иначе убьем. Знать бы только, того ли…

Подобрав с пола шлем, я положила руку на плечо мальчика и вывела его из дома, прикрыв за собой дверь. Пришло время поговорить с местными жителями.

Глава 4
…и вынужденных признаниях

Перепоручив найденного мальчишку оказавшемуся рядом солдату с наказом отвести к обозу и проследить, чтоб накормили и обогрели, я с досадой заметила, что измазала латную перчатку и наколенник в крови – в темноте не увидела, что кровь была и на деревянном полу, а на перчатке она наверняка с плеча парня.

Подобрав с земли горсть снега и шоркая им по ладони, я пошла к стоящим в центре деревни Бернарду, Харакашу, смущенному и явно не знающему, куда себя девать, Паэну и паре деревенских женщин, державшихся на почтительном от мужчин расстоянии.

Покрутив головой, я заметила и Ханса, что стоял возле обернутых в саван тел и, судя по всему, совершал какой-то похоронный ритуал. Любопытство подмывало подойти и послушать, но с комтуром пересекаться мне хотелось меньше всего, да и собравшиеся в центре площади явно ждали меня – в конце концов, кого еще им ожидать?

Я пошла в их сторону и заметила, как выражение лица мастера меча поменялось на удивленное и беспокойное. Он в пяток очень быстрых шагов оказался возле меня и тихим шепотом потребовал, чтобы я надела шлем, а потом поинтересовался, в чьей крови я успела измазаться.

– В доме мальчишка был с умирающей собакой. В собачьей крови и измазалась, все нормально, – отмахнулась я от островитянина, и он, чуть помедлив и отстав на пару шагов, снова ускорился, кивнув.

Шлем я надевала уже практически рядом с Бернардом, вопросительно смотря то на Паэна, то на стоящих неподалеку женщин, что при виде меня сначала низко поклонились, а потом – потупили взгляд в землю.

– Что тут у вас? – Я продолжала рассматривать женщин, подмечая, что они хоть и привели себя в порядок, как могли, но у одной наливался синевой след от чьих-то рук на шее, выглядывая краем из-под ворота тулупа, у другой явно опухло ухо. Такие вещи легко не скрыть, как и испуганный взгляд, и то, как они вздрагивали каждый раз, когда мимо проходил кто-то из солдат…

– У нас тут все не очень хорошо, ваше высочество, – дипломатично подобрав слова, ответил мне Бернард. – Из деревни забрали весь скот, не взяли только кроликов и кур. Мороженое мясо с ледников вытащили тоже. Остались сушеные грибы, яблоки, всякая прочая мелочь, какое-то количество земляных яблок, а зерна в лучшем случае на девятнадцать домов наберется три мешка.

Я слабо представляла, на какое время можно растянуть такое количество продуктов, однако понимала по контексту, что ситуация, мягко говоря, аховая.

– Варианты?

Бернард пожал плечами. Я нашла взглядом комтура, который как раз закончил свой обряд и отходил от трупов, поручая своим подчиненным помочь с выкапыванием могил на деревенском кладбище. Дождавшись, пока он заметит мое пристальное внимание, я поманила его рукой.

Ханс подошел без охоты, но в глазах у него мелькнуло плохо скрываемое любопытство.

– Защитница веры?

– У них забрали большую часть еды. Того, что осталось, хватит ненадолго. Ваш монастырь может принять женщин с детьми?

Комтур ненадолго задумался и кивнул:

– Может. Но туда еще нужно добраться…

– Хорошо. Доберемся. Сопровождение мы возьмем на себя, вас я прошу поговорить с местными, объяснить, что стоит брать в первую очередь. – И обратилась к командующему: – Бернард, твои офицеры могут найти среди солдат тех, кто понимает в плотницком деле хоть что-то? Надо починить нашу повозку и придется позаимствовать у наших копий несколько коней.

– Впрячь в телеги?

– Да, вариантов немного. Нам придется везти детей, кроме того, среди женщин наверняка есть пожилые или, хуже, пострадавшие во время разбоя.

Ханс продолжал стоять рядом, прислушиваясь к разговору, и я поняла, что забыла его отпустить.

– Спасибо, комтур, можете приступать.

Он, помедлив, развернулся на пятках и пошел в сторону домов, я же, ловя взгляд все еще топчущихся на месте деревенских баб, указала ему вслед рукой:

– Идите к брату-рыцарю, он вам все объяснит. Делайте, как он скажет.

Едва слышное «да, ваше высочество» было мне ответом – и женщины буквально рванули прочь от меня по следам уходящего Ханса.

Тяжело вздыхая, я попыталась почесать щеку, но лишь поскребла пальцами шлем. Вот зараза…

– Ваше высочество, нам придется задержаться в Кохше, – Бернард, дождавшись, пока мой унылый взгляд дойдет до его скромной персоны, снова заговорил, – армии необходимо отдохнуть, подготовиться к походу. Все продукты, включая птицу, нужно будет забрать. На подготовку к перевозке потребуется время.

– И сколько? – Я попыталась залезть пальцем под нащечную пластину шлема, чтобы почесать зудящее место, но латная перчатка не позволила провернуть этот фокус.

– Думаю, полутора суток хватит. Сегодня и до завтрашнего обеда солдаты будут отдыхать, потом – организационные дела, ремонт, подготовка обоза, отдых до следующего утра и выход. Есть другие распоряжения? – Бернард смотрел на меня, ожидая ответа, и я качнула головой.

Движемся в рамках срока, да и какой выбор-то у нас?

– Нет, граф, действуйте, как сказали.

– С вашего позволения я отдал приказ, чтобы ваши вещи доставили в дом бывшего старосты. Теперь он пуст и подойдет для вашего отдыха лучше, чем что-либо еще.

– Хорошо, благодарю. Еще что-то?

– Никак нет, ваше высочество. – Бернард коротко поклонился и отошел, оставляя меня с Харакашем.

Мастер меча, молча стоя позади все это время, оглядывался вокруг, словно бы выискивая что-то, а потом, посмотрев на меня, вздохнул:

– Я был когда-то в этой части Андарии. В здешних лесах полно дичи, а зимняя охота – это что-то особенное. Жаль, что мы не сможем устроить себе небольшое развлечение.

Про охоту я знала немного – муж нашего главбуха частенько на нее ездил, с ее слов, и вроде бы даже ей это нравилось. Хвасталась, что к новогоднему столу он привез ей мясо дикой козы и что все гости буквально вылизывали тарелки… еще хвасталась, что ездила сама, но не стрелять, а исключительно ради природы.

«Воздух кристальный, снег на ветвях еловых лежит, небо высоко-высоко! Сидишь у костра, дровишки похрустывают, хлебушек с дымком ешь, а мужики где-то там, в лесу… и тишина такая, благодать!» – рассказывала она, мечтательно возводя глаза к потолку.

– Да, пожалуй, действительно жаль, – согласилась я с островитянином. – А ты знаешь, где дом старосты?

Мастер меча кивнул и указал мне пальцем на постройку почти в центре деревни. Она мало отличалась на первый взгляд от остальных, но если бы я пригляделась, то, может быть, догадалась бы сама. Крепкая, массивная дверь и ставни, украшенные резьбой, плотная, не новая, но добротная плетеная изгородь вокруг дома, идущая от крыльца в обе стороны… сидящая на ступенях пожилая женщина в ярком, малиновом с золотом, платке.

– Ну, идем… – Я, чувствуя легкую неуверенность, двинулась к дому. Островитянин тихой тенью последовал за мной.

Едва женщина увидела нас, как вскочила, вернее, попыталась вскочить – ухватившись руками за перила крыльца, тяжело потянулась, болезненно морщась.

– Ваше высочество… – Она попыталась поклониться, но я, понимая, что старушка может потом и не разогнуться, остановила ее, придерживая за локоть.

– Как тебя зовут?

– Ависия, ваше высочество. – Женщина снова сделала попытку поклониться, но я все так же не дала ей этого сделать.

– Идем в дом, Ависия. Ты хозяйка, жена старосты?

Она молча кивнула, Харакаш открыл дверь, входя первым, мы двинулись следом.

Ависия ступала медленно, осторожно и, как мне показалось, чуть прихрамывая. Войдя в дом, я увидела чистые сени, убранную и достаточно просторную горенку и даже проход в отдельную комнату, где я уже заметила бок одного из своих сундуков. Выложенный камнем очаг теплился углями, на столе с выкрученным на полную фитилем стояла зажженная масляная лампа, и всю эту идиллию портила только одна небольшая деталь – не до конца соскобленное и замытое пятно крови на полу возле стола.

Пока Харакаш шустро осматривал дом, суя нос во все углы, я велела Ависии сесть на лавку, обошла стол, сняла с головы шлем и, водрузив его на столешницу, с наслаждением пошкрябала щеку пальцами.

Ависия молчала, нервно вцепившись в свой платок пальцами и уставившись на мой шлем, я же, пользуясь случаем, рассматривала ее.

Хозяйка дома была немолода – волосы, торчащие из-под повязанной косынки, полностью поседели, морщины, избороздившие лицо, были свидетельством действительно почтенного возраста, а не работой ветра и солнца. В горницу вернулся удовлетворенный осмотром островитянин, и Ависия тут же перевела взгляд со шлема на него, словно бы испытывая облегчение, что есть на кого смотреть, кроме меня.

– Нашел что-нибудь интересное? – Я совершенно не знала, о чем говорить с женой старосты и как с ней себя вести, потому возвращение Харакаша тоже принесло мне облегчение.

– Второй подпол, шкатулку с монетами, несколько книг. Ничего, что было бы нам нужно, – закончил мастер меча, покосившись на сидящую на скамье женщину. – Хозяйка, мы останемся в этом доме. Тебе есть куда уйти? И лучше бы тебе обратиться к армейскому лекарю или к братьям-рыцарям, чай уже не девочка, нога сама по себе болеть не перестанет.

Ависия кивнула дважды и, встав, опять попыталась неловко поклониться.

– Не нужно. – Я отвела глаза. С одной стороны, мне была понятна простая логика поведения в этом мире – аристократии положено все самое лучшее, и не для них делить дом с простой селянкой. С другой – мне было стыдно за то, что пережившую такие потрясения женщину мы практически выгоняли из дому. Впрочем, что бы я ни чувствовала, мне нужно было вести себя так, как положено, а не так, как хочется.

Сев на лавку у стола, я начала возиться с ремнями перчаток, пока Харакаш закрывал за Ависией дверь.

– Как думаешь, ее муж еще жив? – Услышав стук запора на двери, я облегченно вздохнула и, победив ремни на правой руке, положила снятую перчатку на стол. – Не знаешь, среди похороненных был староста? И что с амбаром будут делать, где сжигали трупы?

Харакаш молчал, хотя я слышала его шаги за спиной, и стоило только мне начать разворачиваться, как шеи вдруг коснулась ледяная сталь.

Я замерла, пытаясь понять, что происходит.

– Харакаш?

– Кто ты такая? – Лезвие ножа на горле чуть сместилось, неприятно щекоча кожу. Судя по ощущениям, мастер меча сдвинулся к моему левому плечу.

– Я не понимаю, какая дрянь тебя укусила… – Я тянула время, пытаясь придумать, как выкрутиться из этой странной ситуации, но легкое давление острой стальной кромки на кожу прямо под челюстью сбивало мне и слова и дыхание.

– Не пытайся заговорить мне зубы. Кто или что ты такое? Принцесса до обморока боялась собак, вида мертвых зверей и всегда ненавидела охоту. Король даже подарил своих гончих графу Ольди и убрал чучело медведя из тронного зала. А теперь, не-принцесса-Эвелин, говори мне, кто ты, или я перережу тебе горло.

Оледенев, я с мысленным стоном закрыла глаза.

Так вот где я прокололась. Жопа, полная жопа, что же делать?..

– Рудольф знает правду, – начала я со своего главного козыря, но лезвие от моей шеи почему-то никуда не делось.

– Не сомневаюсь. Его тяжело обмануть. А вот меня, оказывается, легко. Чем вы оба и воспользовались, не так ли?

– Никто не хотел тебя обманывать, просто произошла вещь, которую ни я, ни он не понимаем. А Светозарная не спешит мне что-то объяснять. – Я аккуратно вздохнула, стараясь особо не шевелиться и кося глазами на кинжал у горла. – Послушай, это объяснять тяжело и долго, не мог бы ты…

– А ты постарайся легко и коротко, для дураков. – Интонация Харакаша ясно давала мне понять, что его терпение было на исходе.

И где носит Альвина, когда он так нужен?! С другой стороны, вряд ли от его присутствия что-то изменилось бы в лучшую сторону…

– Меня, настоящую меня, зовут Элеонора, я… Я не знаю, как объяснить! Мы с принцессой поменялись телами. Как-то так вышло, – затараторила я. – Я вообще из другого мира, но мы с ней очень похожи внешне, и наши родители… Они тоже похожи. Имена, лица… Только мой отец погиб, когда я была маленькой, а мама жива. Настоящая принцесса там, в моем теле, в безопасности… – Я замолкла, не зная, что еще добавить. Секунды тянулись томительно долго, но наконец Харакаш что-то буркнул на неизвестном мне языке и убрал нож от моего горла, делая шаг в сторону, чем я тут же воспользовалась, переползая по лавке подальше от островитянина. Шансов в случае чего у меня было немного, если не сказать, что не было совсем, но желание держать максимально возможную дистанцию от мастера меча было едва ли не инстинктивное.

– Это все звучит как бред больного лихорадкой. – Островитянин беспокойно мерил шагами горницу, а я аккуратно коснулась пальцами шеи там, где только что прижималось лезвие, чувствуя, как меня начинает колотить нервная дрожь.

Он только что мог перерезать мне горло… В одно движение. И реши он это сделать, ничто бы меня не спасло…

– Хочешь, Светозарной поклянусь? – сказала я на полном серьезе, но Харакаш насмешливо фыркнул:

– Нет, обойдусь как-нибудь. И зачем тогда этот спектакль? – Он остановился, скрестил руки перед собой и требовательно, с нескрываемым презрением уставился на меня.

Я нахмурилась, непонимающе смотря в ответ.

– Какой спектакль?

– Этот! Со всеми этими речами про Андарию, с походом сюда. С твоим становлением местной защитницей веры? Ведь все это тебя не касается, что тебе пообещали? – Раздраженно взмахнув рукой, Харакаш снова забродил от стены до стены, дав мне время насладиться собственной обидой в полной мере.

– Это – не спектакль. Моя сытая, безопасная жизнь, в которой я и только я решала, с кем мне быть и что мне делать, отдана вашей избалованной принцесске, а мне теперь приходится думать, как сделать так, чтобы и я, и отец, и это королевство остались в целости и сохранности! Думаешь, мне это все было нужно?! Думаешь, я об этом просила?! – Вскочив с лавки, распаляясь с каждым новым словом, я яростно прошипела все это в лицо остановившегося напротив меня островитянина, не переходя на крик только из понимания, что какую-никакую тайну все же нужно сохранять. – Да эта с-с… Светозарная – Она ж только и ждет, как разгрести все дерьмо моими руками! Но тут, знаешь, у меня выбора нет – Ее помощь нужна, иначе все эти твари, которые лезут за мной из-за перехода между мирами, и этот ваш проклятый Ариман – они порвут меня на куски! Думаешь, есть идиоты-добровольцы, которые готовы променять свою беззаботную, уютную, безопасную…

– И скучную, – вдруг вклинился в мою гневную тираду мастер меча, склоняя голову к плечу и уже с интересом глядя на меня, – скучную жизнь на такую? Ведь это ты хотела сказать?

Я, резко выдохнув, отвернулась.

– Она была не скучной. – Помолчав и прислушавшись к себе, я все же сдалась: – Ладно, немного скучной, но в ней хотя бы друзья не приставляли мне ножи к горлу, меня не выдавали замуж насильно, мне не нужно было идти на войну и убивать!..

Осекшись и махнув рукой, я снова села на лавку, решив все же не сообщать Харакашу о своих договоренностях с божеством. Уткнувшись лбом в доски столешницы и накрыв голову руками, пытаясь успокоиться и придумать, что делать и как быть, я пропустила момент, когда островитянин подошел к двери, снял с нее засов и, вернувшись, сел за стол напротив меня.

Некоторое время мы молчали, потом я чуть приподняла руку и, выглянув из-под нее, посмотрела на мастера меча. Тот разглядывал меня, словно диковинную зверушку, но презрения в его взгляде я больше не замечала – ну хоть что-то хорошее.

– Что? Думаешь, не добить ли меня сейчас, чтоб я себя и других не мучила? – Я снова закрылась руками, тяжело выдыхая.

Мастер меча был прав – моя жизнь была скучной. Нереализованные амбиции, ежедневная рутина, характер, опять же, в кулаке не спрячешь – все это действительно давило на меня. Здесь, вдохнув дикого воздуха средневекового мира, я вдруг ощутила это как нельзя остро. В придачу – получила какие-никакие рычаги власти и возможность реализовать свои желания…

На самом деле, если бы не висящая надо мной дамокловым мечом необходимость кого-то там убивать, я бы радовалась тому, что попала сюда. Но на каждую бочку меда найдется свой черпак с дерьмом.

– Нет, думаю, что от тебя тут будет больше пользы, чем от бывшей принцессы, – прервал мои размышления Харакаш, подпирая голову кулаком и не сводя с меня взгляда своих прозрачно-серых глаз.

– Прости, никто не хотел тебя обманывать, просто… Я сама не до конца верю в то, что произошло. – Подняв голову, я повторила позу островитянина, подперев голову не облаченной в латную рукавицу рукой.

– Я видел много странных вещей, которые не смог понять до сих пор. Мне осталось только смириться с ними, видимо, ты и твоя история станете в тот же ряд. – Мастер меча пожал плечами и огляделся, оценивая предоставленное нам жилье.

– Почему ты веришь мне? – Вздохнув, я принялась за ремни второй перчатки. Пальцы еще подрагивали, слишком свежо было воспоминание о лезвии, приставленном к моему горлу.

Кстати, ножа я раньше у него не видела, интересно, скрывается ли еще какое-то оружие в складках его пончо?

– Потому что это неправдоподобно. История, которую ты попыталась рассказать, звучит как бред. Врать ты стала бы куда как более достоверно. А еще разница в характере между тобой и принцессой весьма заметна – твое счастье, что большая часть тех, кто окружал тебя, всегда видели в Эвелин лишь принцессу. Вздорную своенравную девушку, которой было все позволено и которая пользовалась практически безграничной любовью своего отца. Она не поддерживала ни с кем особо близких отношений, всегда задирая нос и ведя себя как дочь короля и будущая королева. Это нормально для здешних мест, но я все еще привык смотреть внутрь человека, а не на его маску. А внутри вы разные. – Мастер меча встал, подошел к закрытому ставнями снаружи и затянутому бычьим пузырем окну, прислушиваясь, потом кивнул своим мыслям и снова вернулся к столу. – Принцесса была взбалмошной, но по сути своей безобидной девушкой. Наивной, романтичной, избалованной и отчаянно одинокой. Из Рудольфа плохой воспитатель, да и король в последнее время… Ты другая. Из другого материала, тверже. Жестче. Опаснее. Что в твоей душе теперь – мне неведомо, но с твоим появлением мой старый друг ожил. Словно вышел из тени своего забытья. И то, что ты говоришь и делаешь, – мне это нравится. Похоже мыслят женщины с моих родных островов. Не знаю, что тобой движет, но пока ты идешь – нам по пути, – закончил свою речь Харакаш и махнул рукой в сторону двери. – Альвин идет, принцесса.

Я, переваривая все услышанное, лишь кивнула.

«Пока ты идешь – нам по пути» – что ты имел в виду? То, что я иду нужным путем, или то, что я просто не сижу на месте? Ладно, хорошо, что хоть с этим пунктом мы разобрались быстро и достаточно безболезненно, хотя думаю, что пару седых волос он мне все же обеспечил… Надо узнать у него все, что он знает о принцессе. Второй такой прокол при знающем человеке – и вся легенда может рухнуть к чертовой матери!

Дверь распахнулась, впуская морозный воздух и моего оруженосца, тащившего на себе мой же соломенный матрас, одеяла и еще какие-то мешки.

– В-ше всоч-тво, уф… – сгрузил он мешки на пол, положив сверху матрас и одеяла, и, закрыв за собой дверь, вытер пот со лба, вернее, попытался это сделать. Перчатка шкрябнула по шлему, Альвин скривился, мотнул головой и, сняв шлем, с благодарностью посмотрел на мастера меча, что потащил мои спальные принадлежности во вторую комнату. – Ваше высочество, там баню топить начали еще до нас, спрашивают, изволите ли вы первой…

– Изволю! – Я постаралась ответить это максимально сдержанно и спокойно, но одна только мысль о бане (благослови Светозарная этот народ за то, что у них есть баня!) заставила меня чуть ли не подпрыгнуть на лавке. Пропариться, помыться как следует, разогреть мышцы – это ли не предел мечтаний?

Крикнув кому-то на улице, что ее высочество согласна, Альвин положил шлем на стол неподалеку от моего и шустро стаскал мешки к дальней стенке горницы, а Харакаш вытащил из хозяйской спальни пользованный старостой и его женой матрас, пристроив его у стены рядом с мешками.

– Коней покормил? – осведомился островитянин у моего оруженосца, тот кивнул:

– У хозяев дома свой скотный сарай, достаточно большой. Я там расчистил, кинул чистого сена и всех троих туда поставил.

– Хорошо, – скупо похвалил островитянин и повернулся ко мне: – Ваше высочество, мы с Альвином будем спать в горнице, постелем тут ближе к ночи, если вы, конечно, не против, – дополнил он чуть с опозданием.

– Не против. Места тут хватит, да и безопасней так. – Я облегченно вздохнула, наконец справившись со второй латной перчаткой, и взялась за ремни защиты ног.

Пока я снимала с себя доспехи, оставаясь в стегле, Альвин натаскал дров для очага, а Харакаш разобрал один из мешков, выставив на стол всякую снедь, готовую и не очень.

– Может, попросить завтра смолоть муки и испечь свежего хлеба… – Вернувшийся с последней охапкой дров оруженосец мечтательно повел носом, но наткнулся на суровый взгляд Харакаша.

– Нечего время тратить и силы. На сухарях вприкуску перебьешься, – незлобливо, но наставительно ответил мастер меча и, взяв котелок с полки над очагом, вышел из дома.

Судя по всему, сегодня нашим поваром будет он…

Попросив Альвина помочь мне с горжетом и кирасой, я вдохнула полной грудью. Унеся свое обмундирование в отведенную мне комнату, я увидела, что мой матрас поставили в короб кровати, накидав сверху одеяла, а сундуки с одеждой расставили вдоль стены. Сложив доспехи на стол, а перевязь с клинком положив в изножье кровати, я, пользуясь тем, что комната не видна из горницы, сладко-сладко потянулась вверх, потом наклонилась к полу, касаясь его ладонями, поскручивалась в поясе влево-вправо, разминая затекшие от постоянной езды мышцы, и принялась стягивать с себя стеганую куртку и штаны. В доме было тепло, если в нем еще и очаг зажгут, чем, судя по звукам, и занимался Альвин, то станет нестерпимо жарко.

Зарывшись в сундук с одеждой, я не сразу нашла то, в чем можно ходить дома, когда ты совсем не дома, а найдя, вспомнила Миру. Штаны из тонкого сукна светло-бежевого цвета, изумрудная туника из сатина с узкими рукавами и аккуратным круглым вырезом ворота, расшитая по низу золотой нитью, тонкий и длинный кожаный пояс с красивой литой бляшкой и что-то вроде мягких домашних тапочек с пришитой к ним подошвой из кожи, связанных на спицах. Погладив мягкую ткань, пахнущую лавандой, как моя постель в замке, я неспешно переоделась, подпоясалась на несколько оборотов поясом, распустила косу и, вооружившись гребнем, вышла в горницу, в которой уже вовсю орудовал у очага Харакаш.

При виде меня островитянин чуть округлил глаза, хмыкнул и снова уткнулся в котелок, в котором в едва закипающей воде уже что-то плавало, продолжая прерванную реплику:

– …и самое главное – не соли до самого конца. Потом, как настоится, щепотку под крышку котелка, перемешать и еще дать постоять, и вот тогда… – Островитянин обернулся и посмотрел на Альвина, тот, пунцовея кончиками ушей, старательно отвел от меня взгляд. – …добавляешь мухомор и пуд железа. И будет хорошо. Запомнил? – закончил он, выразительно смотря на меня.

– Запомнил, – кивнул оруженосец, подтверждая, что не то что не запомнил, а даже не услышал, что ему сказали в конце.

Островитянин вздохнул, отвернулся к котлу, предварительно закатив глаза и дав мне мгновение полюбоваться его недовольной и саркастичной физиономией. Я прошла к столу, усаживаясь на край лавки сбоку, и вступила в неравный бой с волосами, которые, туго заплетенные в косу несколько дней назад, превратились из округлых локонов в крутые и упругие завитки, да и начали уже немного подсваливаться. Ну, ничего, помою в бане волосы, высушу в доме и заплету мягко, чтоб вороньим гнездом поутру не сплелись…

Так мы и сидели – я вычесывала копну волос, периодически сдерживая ругательства и пытаясь не сломать гребень, Харакаш что-то мурлыкал под нос у котелка, досыпая туда то крупы, то каких-то трав, и по дому потихоньку полз запах наваристой ухи, а Альвин, перестав угрожать самовоспламенением, подмел пол, постелил у дальнего от входа угла хозяйские матрасы и занялся чисткой доспеха.

Всеобщее умиротворение длилось не больше получаса – стук в дверь и женский голос из-за нее оповестили, что баня для ее высочества истопилась. Метнувшись в свою комнату, я достала все глиняные баночки с мыльным корнем, травами для воды и еще какими-то штуками, чистое белье, завернула все в полотенце кульком, накинула на плечи стеганую куртку, влезла в сапоги и, воодушевленная, поскакала к дверям навстречу своему девичьему счастью.

Девичье счастье встретило меня в виде «черной» бани, какую я видела только в деревне у деда и в которую даже париться не ходила – воротила свой избалованный городскими удобствами нос. Сейчас же, стойко перенеся мысль о том, что расстаться с одеждой придется в огороженном забором и облагороженном настилом неотапливаемом закутке, я, выслушав от своей провожатой, что моя банщица ждет меня уже внутри, разделась, чувствуя, как легкий мороз тут же начал щипать кожу, сложила вещи стопкой, кинув полотенце сверху, сунула сапоги под скамью и, прижимая к груди свои баночки и чуть не споткнувшись о непривычно высокий порог, юркнула за дверь, плотно прикрыв ее за собой.

Черные стены, уже не красящие, но не отмываемые от копоти, слой мягких от воды и жара еловых веток, закрывающий пол целиком, пар и шипение от поданной на камни порции воды – я даже не сразу разглядела в этом тумане и полумраке молодую девушку, что отмачивала в кадке с водой веник. А вот она, привыкшая к тусклому свету, идущему из двух узких, закрытых в несколько слоев пузырями окошек, меня увидела сразу и склонилась чуть ли не до земли, мазнув кончиком черной косы пол.

– Давай условимся: мы тут без титулов, раз друг перед другом в чем мать родила, и пока не попаримся, так и будет. Тебя как зовут? – взяла я с ходу быка за рога, подходя ближе и чувствуя, как божественно прекрасный жар проникает под кожу, моментально ставшую влажной от висящего в воздухе пара.

– Дора, гос… – Наткнувшись на мой строгий взгляд, девушка стушевалась и замолкла.

– А я – Эвелин, но это ты наверняка знаешь. Ну что, в такой бане я еще не была, так что командуй. – Я поставила принесенные мною снадобья на лавку, умостила свою пятую точку на деревянной полке, глубоко вдыхая горячий воздух, собрала волосы в хвост, перекинула их на грудь и с интересом огляделась.

Выложенный камнями очаг с круглой «спинкой» располагался в углу, по правую руку от входа. Напротив меня, сидящей на деревянном лежаке, приподнятом над полом на добрый метр и имевшем в виде приступки лавку, стояли две полные воды кадки, одна пустая и одна на четверть заполненная водой лохань, в ней Дора держала банный веник. Переведя взгляд на мойщицу, я заметила, что она с интересом поглядывает на баночки, что сейчас стояли у моих ступней, и махнула ей рукой, мол, чего стоишь, поддай и садись.

Дора оказалась девушкой понятливой – помещение заволокло паром, а сама она аккуратно присела на лежак на почтительном расстоянии от меня, но достаточно близко, чтобы я смогла ее хоть как-то рассмотреть. Скуластое лицо, чуть широковато поставленные глаза, крупноватый нос, премилые ямочки на щеках. Девушка была крепкой, с развитыми плечами и спиной, небольшим животиком и тяжелой, но еще не потерявшей форму грудью. Широкие бедра и сильные руки дополняли картину деревенской труженицы. Лишь синяки от ударов да отпечаток чьей-то пятерни на предплечье делали эту картину безрадостной. Быстро отведя взгляд, я едва слышно вздохнула. Дора не выглядела подавленной или расстроенной – было ли это проявлением крепкой психики или же попыткой отстраниться от случившегося?

Взяв стоящие на лавке глиняные горшочки, я поставила их между нами и принялась открывать, заглядывая внутрь, комментируя и протягивая их потом Доре, чтобы она также ознакомилась с содержимым.

– Так, тут мыльный корень с лавандой… Тут… кажется, что-то хвойное с апельсином, а это – мазь какая-то, не знаешь, зачем она? Хм, а это же та штука, которой я спину после тренировки мазала, надо будет потом, после бани, давай отставим пока…

Как я и предполагала, любопытство победило. Уже через минуту Дора смело совала нос в ароматные глиняные горшочки, предложила растворить в воде для подачи пара хвойно-цитрусовый порошок и, встав, спросила, готова ли я к тому, чтобы меня пропарили веником, пообещав быть очень аккуратной.

Я была готова ко всему!

Заплетя на скорую руку волосы в косу, я легла ничком на полку под шипение выплеснутой на камни воды, расслабленно вдохнула расползающийся по бане аромат нового года и едва не застонала от удовольствия, когда моих пяток коснулся мягкий банный веник.

Дора свое дело знала на отлично – веник порхал над моим распластанным по лежаку телом, то нежно обнимая плечи, то игриво похлопывая по ягодицам, то щекоча ступни ног. Удары чередовались мягкими прикладываниями распаренных веток к телу, мелкие и частые прикосновения перемежались тяжелыми и редкими хлопками. И когда я уже совсем расслабилась, ощущая себя почти единым целым с полкой, на которой лежала, коварная банщица вылила на меня ковш прохладной воды!

Нет, умом-то я понимала, что это действительно надо и полезно и что вода, простоявшая все это время в кадке в парилке, не может быть такой ледяной, какой я ее почувствовала. Но вот мое тело среагировало на это совершенно иначе.

С абсолютно не королевским визгом ужаса и восторга я подскочила на полке, чувствуя, как сердце разгоняет кровь по телу, и поняла, что в помещении стало как-то ощутимо светлее. Дора замерла, широко раскрыв глаза и уставившись на мою ладонь, и я, опустив взгляд следом за ней, увидела, что символ божества, в обычной жизни светящийся едва заметно, сиял, словно маленькая звезда.

– В-в-а-а-а-ш… – Девушка качнулась, готовая бухнуться на колени, но я тут же схватила ее за руку, благо «черная» баня строилась не особо большой, и дотянуться до нее с полки я могла без проблем.

– Все нормально, Дора! Тише, это, наоборот, хорошо, мне понравилось, просто очень неожиданно было, вот я и заорала, – успокаивала я чуть дрожащую банщицу.

Та, переведя на мое лицо абсолютно ошалевший взгляд, кивнула медленно и позволила усадить себя на полу рядом. Свечение божественного клейма на моей ладони постепенно стихало, а Дора, кажется, приходила в себя, потому как, облокотившись на отставленные назад руки, я несколько раз ловила на себе ее любопытный взгляд.

– Спрашивай, если хочешь, чего молчать? – наконец прервала я минуты тишины, повернув лицо к девушке.

– А когда он так полыхает, это больно? – Банщица с опаской покосилась на мою правую ладонь, я отрицательно покачала головой.

– Нет, мне не больно. Он реагирует на многие вещи, в том числе и на мое состояние, как видишь. Резкий приступ восторга – и я уже могу освещать средних размеров баню, – улыбнулась я, и девушка тихонько хихикнула. Я же, решив закрепить положительный результат, предложила Доре поменяться местами.

– Конечно, я не так виртуозно владею веником, как ты, но все же попытаюсь. Тебе пропариться тоже полезно. – Заметив неуверенно-сомневающееся выражение на лице своей собеседницы, я шутливо нахмурилась и требовательно ткнула пальцем в лежанку.

– Хорошо-хорошо, только пару поддам… – Дора сдалась и, ловко отмерив черпаком небольшое количество воды, аккуратно плеснула ее на каменную кладку очага, отчего помещение снова заволокло паром.

Старательно похлопывая Дору веником по всем подставленным частям тела, я завела неторопливый разговор о деревенской жизни и о том, какой она была до войны. Девушка сначала стеснялась, говоря, что она «не смыслит во всех этих политиках», но когда я сказала, что политика меня и не интересует, а только то, каким был их быт и видели ли они добро или зло от герцога и его сыновей, разговорилась:

– Его светлость покойный герцог Осберт был хорошим правителем. При нем было тихо да спокойно, везде порядок был. А сыновья его… мы их в глаза не видали ни разу. Бывало, герцог земли объезжал, мы его хлебом да солью встречали, я малая была, но видела, что он нас не чурается, прям как вы гос… э… Эвелин. – Замявшись, Дора все же переборола себя и назвала меня по имени, а я задумалась над ее словами о том, что она была маленькой, когда это происходило.

– Дора, а сколько лет тебе?

– Восемнадцать, – гордо ответила она, даже приподняв голову с лежака. Я едва сдержала смешок, впрочем, взгляд тут же упал на пунцовеющие на бедре девушки синяки, и веселье куда-то подулетучилось.

Я старше ее на четырнадцать лет! Вернее, биологически на десять, но будто это что-то меняет…

– А сыновья герцога так не делали? – Я окатила ее водой из ковша, и она, издав довольный вздох, медленно села на полке и подвинулась, освобождая место и для меня.

– Как?.. А-а-а. – Вспомнив тему нашего разговора, раскрасневшаяся Дора качнула отрицательно головой. – Какое там. Сначала только сборщик податей приезжал. Потом вдруг второй нарисовался через неделю после первого. Сказал, дескать, мы платим узурпатору и убийце собственного отца, а он – посланник достойного герцогского титула Герберта. Младшенького, стало быть, сына покойного герцога. И ему, его светлости Герберту Фиральскому, надыть помощь оказать, потому «тащите четыре меры пшена, десяток гусей и двух свиней», вот так вот и сказал.

– А вы что? – Я слезла с полки и потрогала воду в ближайшей лохани пальцем – ее уже даже прохладной назвать было нельзя, что мне и нужно было.

– А мы ничего, – вздохнула Дора и пожала плечами, – мы ж отдали уже. Люди мы простые, чего там высокие господа не поделили, то нас не касается… Не касалось до вчерашнего дня. – Голос девушки ощутимо посуровел, и я нарочито громко плеснула водой в кадке.

– Подай мне мыльный корень с лавандой, надо волосы промыть, а то голова взопрела… – Я взяла протянутую мне баночку и принялась разводить воду в лохани, взбивая пальцами пену.

– А что с нами в Алой крепости будет?

Я обернулась, смотря в лицо Доре, что нервно теребила кончик своей косы.

– Ничего плохого. Там крепкие стены и есть провиант. Мы не можем оставить вас здесь вот так… Так что сопроводим до крепости, а там уже решим, что делать. – Пожав плечами, я уже почти отвернулась от селянки, как следующая ее фраза заставила меня прямо-таки подпрыгнуть на месте, круто обернувшись.

– А с солдатами спать обязательно или помощи в обозе хватит в уплату?

– В уплату чего? Стой, что значит – «обязательно спать»? Ты о чем? – Я, чуть ошалев, хлопала глазами на сидящую напротив девушку, пытаясь понять, с чего вдруг она говорит о таких вещах. Дора, видя мою реакцию, стушевалась, потупила взгляд и начала что-то мямлить под нос, но я ее прервала: – Так, скажи четко и внятно, что ты имела в виду?

– У вас много мужчин и мало женщин в обозе, я подумала, ну… что как в уплату охраны надо будет… то самое… – Видя, как мои глаза приближаются по размеру к двум блюдцам, Дора замолкла.

Я еще несколько мгновений стояла, осмысливая то, что услышала, а потом осторожно поинтересовалась, с чего она вдруг решила, что им придется расплачиваться натурой.

– Ну, так всегда делают! – выпалила эта святая простота, а я с трудом сдержала рвущиеся с языка непечатные выражения.

– Никто не будет заставлять вас спать с солдатами. Ни я, ни сами солдаты, ясно? Только добровольно и никак иначе! А еще лучше – обойтись без этого совсем… – закончила я уже больше в сторону и тише, а потом снова пристально посмотрела на Дору. – Ты все поняла?

– Я – да, – твердо и радостно ответила мне она, моментально обозначив основную проблему.

Разговаривать об этом надо было с офицерами и графом – хотелось бы, конечно, верить, что под моими знаменами сплошь высокоморальные и культурные люди, но мое худо-бедное знание истории родного мира нашептывало об обратном. Так как превращать сопровождаемых женщин в солдатских шлюх я позволять не собиралась, следовало решить этот вопрос, как говорится, на берегу.

Завершали банные процедуры мы неторопливо. Я поделилась с Дорой порошком мыльного корня, и в холодный открытый «предбанник» мы выпрыгивали, благоухая лавандой, хихикая и ойкая от прикосновений холодного снега к коже, что неторопливо сыпался с темнеющего неба. Притоптывая и едва ли не соревнуясь в скорости, оделись в подмерзшую холодную одежду, чтобы потом, заговорщически переглянувшись на прощанье, прыснуть в разные стороны, разбегаясь по теплым домам.

В занятой нами избе старосты меня встретил сногсшибательный запах ухи, отчего-то мрачный Альвин и островитянин, развалившийся с тарелкой прямо на полу возле очага и имевший вид неуловимо схожий с пригретым и прикормленным дворовым кошаком.

– Как баня?

– Хороша, – лаконично ответила я, сбрасывая сапоги у порога и перелезая в мягкие шерстяные тапочки. Шустро растерев полотенцем волосы, я повесила его на веревку, натянутую возле очага, села за стол и следующие минут двадцать воздавала должное кулинарному мастерству Харакаша.

Сидящий по другую сторону стола Альвин в тарелке почему-то ковырялся без аппетита, чем вызвал у меня молчаливое недоумение – уха вышла знатной: наваристой и пряной. Не хватало куска свежего хлеба, но и с сухарями шло неплохо.

Прикончив свою порцию и чувствуя, что совсем скоро меня сморит сон, я решила не откладывать беспокоящий меня вопрос на потом и, отложив ложку, оглядела ужинающих мужчин.

– Я хочу обсудить с вами вопрос безопасности женщин, которых мы будем сопровождать.

Альвин поднял на меня чуть удивленные глаза, Харакаш недоуменно выгнул бровь.

– Принцесса, возможно, это стоит обсудить завтра с графом и его офицерами, – осторожно предположил он, рассматривая подозрительно мое лицо.

Я согласно кивнула:

– Конечно, но прежде я бы хотела спросить у вас, насколько возможно обезопасить женщин от наших же солдат?

Глаза моего оруженосца чуть увеличились в размерах, островитянин из полулежачего положения перешел в сидячее. Я, подперев голову кулаком и пребывая в чрезвычайно благостном (распаренная и сытая) настроении, ожидала предложений.

Харакаш прочистил горло, поняв, что со мной играть в гляделки бесполезно, и уточнил, а почему я, собственно, решила, что моя собственная армия как-то угрожает деревенским дамам.

– У нас на сотню мужчин сколько женщин? Пять-семь их в обозе? Я, конечно, не сомневаюсь в доблести и чести наших солдат, однако среди тех, кого мы будем сопровождать, полно красивых и молодых девушек. А я не хочу, чтобы моя армия вставала в один ряд с насильниками, которые сотворили с этой деревней все вам известное.

На этот раз пауза была дольше. Лица обоих моих собеседников выражали крайнюю степень задумчивости. Потом Альвин, отодвинув пустую тарелку, покосился на островитянина и заговорил:

– Если ставить вопрос так, то… э-э… комтур Ханс может помочь.

Харакаш у очага пошевелился, и я заметила, как на его лице появилось форменное недовольство, если не раздражение.

– Продолжай. – Мне было как минимум интересно, какая идея появилась у моего телохранителя.

Тот снова покосился на мастера меча:

– Они могут попросить его принять их не как гостей храма, а как будущих служительниц, и тогда любое насилие над ними будет считаться оскорблением веры.

– Вариант действительно неплохой, но звучит все же не очень хорошо. Ради сохранности себя от посягательств со стороны своих же защитников им нужно уйти служить в храм… А ты что думаешь, Харакаш?

Островитянин недовольно скривился, но, немного помедлив, тоже заговорил:

– В империи Им А Тохаим есть интересный обычай – вдовы, несущие траур, обмакивают кисти рук в золу. К женщине с такими руками не подходят даже попрошайки, уважая ее горе.

– И как это нам поможет? – недоумевающе спросила я.

– Золы у нас предостаточно – нет ничего сложного в том, чтобы те, кто не хочет никаких отношений с солдатами, нанесли себе на лицо, на лоб, например, полоску золой. Поговорите завтра с Бернардом, принцесса. Пусть его офицеры проведут разъяснительную работу среди солдат, а вы скажите женщинам нанести себе отметины… Это проще, чем отдать свои жизни служению в храме, – бросил Харакаш косой взгляд на старательно игнорирующего его Альвина, который лишь сжал губы в тонкую нить.

Да что вы тут уже успели не поделить между собой, пока меня не было?

– Тоже интересное предложение. Что ж, утро вечера мудренее, подумаю об этом завтра. Вы как хотите, а я еще почитаю перед сном. – Встав из-за стола, я зевнула, прикрыв рот ладонью, и ушла в отведенную мне комнату, освещенную неровным огнем маслянной лампы, стоящей на столе.

Переставив светильник на придвинутый к кровати табурет, я сняла штаны и тунику, сложив их на крышку сундука, надела чистую рубаху и, грустно оценив оставшийся запас чистой одежды, забралась под одеяло в обнимку с четвертым томом исторической летописи андарийских земель.

В соседней комнате послышались тихие разговоры, смысл которых было не разобрать за треском дров в очаге. Потом звуки передвигаемой мебели, шуршание, усталый вздох, кажется Альвина. Я погрузилась в перипетии отношений «моего» прадеда и владык соседних королевств, которые тогда еще были полностью самостоятельны, и пропустила тот момент, когда голоса в соседней комнате зазвучали вновь.

– …закрой свой рот! – рявкнул мой оруженосец и выскочил на улицу, хлопнув дверью с такой силой, что за окном осыпался с края крыши снег.

Я, завернувшись в одеяло и сунув ноги в тапки, высунулась было в горницу, но там меня ждала лишь тишина и абсолютно невозмутимый островитянин, который, видимо, так и решил спать на нагретом очагом полу, лишь подложив под голову свое одеяло.

Заметив мою недоумевающую физиономию, он махнул рукой:

– Иди спать, кровь молода, горяча. Принял близко к сердцу мои слова. Остынет на холодке и вернется, ничего с ним не станется.

Покосившись на дверь, я вздохнула и последовала совету мастера меча, отправившись обратно в постель.

Чтение уже не шло, глаза отчаянно слипались. Отложив книгу, я закрутила фитиль лампы и опустила на него колпачок, затушив огонь.

Уже почти засыпая на ходу, я на скорую руку заплела волосы в косу и вырубилась, едва моя голова коснулась подушки.

Глава 5,
в которой ожидания разбиваются о реальность

Всем известное выражение «встал раньше, чем проснулся» стало для меня в это утро больше, чем просто словами.

Я подскочила на кровати от громкого противного звука, словно кто-то лупил поварешкой по кастрюле, а потом поняла – действительно лупит, только не по кастрюле, а по котелку, и не кто-то, а мой личный тренер; в голове нарисовались исключительно кровавые картины.

Завернувшись в одеяло, я босиком вышла в горницу и, сверля лучащегося бодростью и жизнерадостностью островитянина взглядом, хрипло осведомилась, по поводу какого праздника сей утренний концерт. Осмотрев меня с головы до пят, Харакаш покачал головой и сказал, что один день прогулять он мне дал ввиду «чрезвычайных» обстоятельств, но привыкать к этому не следует, а потому, если ее высочество изволит завтракать, то первым делом по плану идет омовение царственного лица и тренировка, а потом уже – вожделенная миска вчерашней ухи.

Наскоро умывшись из принесенного в мою комнату ведра чистой студеной воды и сунув в рот местную «зубную щетку» – палочку из какой-то там особенной древесины, название которой я даже не пыталась запомнить, – я вопросительно уставилась на мастера меча, уже отложившего в сторону свои «музыкальные инструменты».

– По известной схеме, принцесса: разминка, пробежка, спарринг.

– А вода горячая будет? – замерев с палочкой для чистки зубов, жалобно спросила я, и островитянин кивнул.

– Все в доспехах? – Я направилась в комнату, чтобы переодеться, и мне уже в спину донеслось, что доспехи на пробежку надевать не нужно, только стегло.

Заправив кровать, я на скорую руку собралась и, уже выходя в горницу, поняла, что не так.

– А где Альвин? – Натягивая сапоги у двери, я подняла голову на Харакаша и увидела, как тот досадливо морщится. – Что-то случилось?

– Видимо, он все еще обижен на меня, – мастер меча повел плечами, – не стоит беспокоиться. Что может случиться с ним в деревне посреди нашего войска?

Я кивнула согласно – Харакаш был прав, конечно… но мне не хотелось, чтобы между этими двумя возникали разногласия. Не так уж и много было людей, на которых я могла положиться, и не хватало еще, чтобы они друг с другом переругались.

Дорожку для пробежки мне, оказывается, уже проложили. Судя по всему, островитянин попросил пару солдат сделать несколько кругов вокруг деревни, наверняка поделившись с ними за это глотком из своей фляжки. Размявшись под бдительным оком наставника, я потрусила по утоптанному снегу. Мысли мои блуждали вокруг вчерашних предложений касательно безопасности сопровождаемых нами женщин и предстоящего разговора с Бернардом, потому я не сразу поняла, что выходящая из неприметного дома на окраине знакомая фигура – Альвин. А когда поняла, то уже практически пробежала мимо. Сворачивать шею и высматривать, к кому наведывался оруженосец, мне казалось чем-то несолидным, но все решилось само собой. До моих ушей донесся знакомый девичий голос.

Дора!

Сворачивая за угол дома, я чувствовала странную обиду и одновременно с этим ощущала себя конченой дурой, потому как, рассуждая трезво, я к Альвину испытывала исключительно дружеские и, что скрывать, эгоистично-собственнические чувства. Я привыкла, что он всегда рядом, алеет кончиками ушей и преданно исполняет приказы. Носит мне воду, варит вечерний отвар, помогает с доспехами и восхищенно смотрит. Даже свою «фантазию» под действием той ночной твари я воспринимала как случайность, логично вписавшуюся в обстановку.

Нет, ну а кого мне было подозревать в топтании рядом с моим шатром? Харакаша?

Мозг услужливо подкинул события той ночи, заменив действующее лицо, и я, споткнувшись, чуть не улетела с утоптанной дорожки в сугроб.

Только этого мне не хватало!

Когда я второй раз пробегала мимо дома Доры, то застала девушку за колкой дров. Она, завидев меня, опустила колун и, помедлив, согнулась в поклоне, очевидно, решив, что не стоит при возможных свидетелях панибратствовать с принцессой. Я махнула ей рукой, чтобы не сбивать дыхание, и продолжила свой путь – Дора мне нравилась, никаких причин испытывать к ней неприязнь не было, и уж тем более совершенно не мое дело, кого она пускает в свой дом и, возможно, в постель. Даже если это – мой оруженосец.

Размышляя таким образом, я пробежала мимо тренера, за что получила снежок в спину.

– Надевай доспехи и приступим, – без предисловий объявил Харакаш и отошел, взмахом руки указывая на меня Альвину, что уже переминался с ноги на ногу рядом с полным комплектом моего обмундирования и простым тренировочным одноручным мечом.

Быстро облачившись в уже привычную броню, я надела шлем, взяла меч и вдруг поняла, что в некотором отдалении от Харакаша, стоящего среди сугробов вместо привычной утоптанной заранее площадки, чего-то ожидает еще пара солдат.

Заметив, что я готова и опасливо подхожу к нему, мастер меча поманил рукой топчущихся воинов.

– Напоминаю для тех, кому частые удары в голову отшибли память! Атаковать в полную силу, удары не тормозить! Я буду рядом, опасные моменты подстрахую, но если увижу, что халтурите, то до самого конца нашей кампании будете бегать по утрам вместе с ее высочеством, уж поверьте, с Бернардом я договорюсь.

«Мне хана…» – только и успело пронестись в голове, прежде чем Харакаш указал пальцем на одного из солдат, а после – на меня.

– Первый пошел!

Я встретилась взглядом с мужчиной и поняла, что тот преисполнен мрачной решимости избежать утренних оздоровительных процедур и щадить меня не станет.

Харакаш, держась по левую сторону в каком-то шаге от меня, подстегнул приблизившегося воина коротким «ну?!», и я едва успела отразить удар, приняв его на середину клинка и тут же чувствуя неприятную отдачу в локте.

– Ты что, палку держишь?! – Хлесткий окрик пробудил во мне какие-то воспоминания, и я, нервно дернув запястьем, попыталась отвести оружие противника в сторону. – А ты, – рыкнул он на солдата, – как беременная сука, если все воины, едущие с нами, такие, то лучше утопиться в ближайшей реке.

Солдат не дал мне отвести оружие, быстро отступив назад и кинув мрачный взгляд на сочащегося ядом островитянина, чем я решила воспользоваться.

Быстрый шаг вперед, клинок – из нижней стойки вверх, почти идеально, как на тренировке, но противник заметил это и парировал удар, отводя мой меч в сторону и тут же атакуя сверху. Блок!

Я даже не успела обрадоваться тому, что удачно блокировала, – воин поднырнул под мой меч, и уже через мгновение я рассматривала синее небо, лежа на спине.

– Два такта на одну смерть, – полным веселья голосом огласил Харакаш, пока недавний противник подавал мне руку, помогая встать.

– Два такта?

– Два удара сердца. Маловато, чтобы успеть спасти тебя в реальном бою. – Островитянин широко усмехнулся и тут же снова посерьезнел.

– Ты не делал так на наших тренировках. – Я нахмурилась, а мастер меча фыркнул:

– Я много чего не делал, но это не значит, что этого не сделает твой враг.

– И как быть? – Я посмотрела на солдата, стоящего в паре шагов от меня.

– Не держать блоки долго, парировать или сразу же отходить. Все твои противники буду сильнее тебя, и каждый может попытаться продавить блок или сбить с ног. Безопаснее будет отходить. Отдохнула? – Не дожидаясь моего ответа, мастер меча махнул рукой: – Заново!

Обреченно вздохнув, я повернулась к сопернику.

После того как количество тактов с десяти, до которых я ухитрилась несколько раз «дожить», стало неумолимо сокращаться, мастер меча объявил перерыв.

Мы вернулись в дом, где я с большим удовольствием сняла с себя доспехи, стеганую куртку и в мгновение ока умяла предложенную порцию ухи, после чего меня моментально одолела сытая сонливость, и я, доскребая ложкой по дну тарелки, мечтала только о том, чтобы вытянуться на постели с книжкой… А еще – о чистых рубахах, ибо у меня оставалась последняя.

– Кто-нибудь знает, как получить чистые вещи у прачки? Кажется, мне до сих пор ничего не вернули из обоза…

– Дора принесет, ваше высочество, она их только ночью развесила сохнуть… – Альвин замолк, заметив наши с Харакашем пристальные взгляды.

– Ну, Дора так Дора, – демонстративно безразличным голосом обронила я, отодвигая тарелку и вставая из-за стола. – Харакаш, до тренировки у меня есть еще время вздремнуть с книгой?

Островитянин молча кивнул, и я удалилась в свою комнату, жалея, что в таких домах не предусмотрены межкомнатные двери – хлопнула бы от души!

Стянув с себя потную рубаху, я разложила ее на крышке сундука, чтобы просохла, и, обтираясь тряпкой, смоченной в ведре с уже нагревшейся водой, начала мысленно искать причину своего раздражения: «Кажется, мне действительно льстило внимание Альвина, и потерять его оказалось достаточно болезненно для моего самолюбия… Ну, не он первый, не он последний. Главное, чтобы был верен делу и предан мне, остальное – пустяки».

– …меня в молодости. – Я уловила часть фразы, сказанной мастером меча.

– Почему?

– Потому что такой же молодой дурак. – Харакаш беззлобно хмыкнул. – Есть будешь?

– Буду, – после небольшой паузы ответил Альвин.

Обиды в его голосе я не услышала, что немного меня порадовало, видимо, мужчины смогли наладить общение снова.

Вытащив последнюю чистую рубаху и переодевшись, я с удовольствием вытянулась поверх одеял, чувствуя, как расслабляются мышцы.

Хорошо, что никто не имеет привычки вваливаться в мою комнату без позволения! Можно спокойно поваляться в трусах и рубахе… Гребаное средневековое пуританство, будь оно неладно!

Подтянув к себе поближе недочитанную книгу, я открыла ее на нужной странице и продолжила вникать в события более чем столетней давности.

«…Объединение не было простым, но было ясно: оно необходимо, если люди этих земель хотят сохранить себя и свою свободу. Ульман, переняв традиции империи, упрочил их и расширил – занимаясь работорговлей, он делал рабами не только преступников и тех, кто оказался беззащитен перед его же законами, но и стал нападать на земли соседей ради захвата ценных пленников. Противостоять набегам в одиночку было практически невозможно – ни одно из королевств не обладало достаточным ресурсом для того, чтобы организовать охрану всех своих границ, и тогда король Латиссии Армарик Второй предложил объединение Гаэтии и Васконии для совместного противостояния внешнему противнику…»

Прикрыв глаза, я попыталась представить эту встречу, опираясь на виденные в галерее портреты. Три великих короля прошлого собрались больше сотни лет назад в нашем замке для того, чтобы заключить союз, объединить силы и вместе противостоять иноземцам.

«История любит цикличность. Правда, в этот раз трех королей не будет, есть только я, король и шесть герцогов, которых мне нужно сплотить любой ценой. И то – нет уверенности, что этих сил хватит…» – подумалось мне.

«Есть еще я…» – прозвучал у меня в голове знакомый голос, заставив подпрыгнуть на кровати, едва сдержав вскрик, и вцепиться пальцами в книгу. Сонливая дремота слетела, словно ее и не бывало, а Светозарная, очевидно довольная произведенным эффектом, самодовольно рассмеялась.

«У тебя еще никогда защитники веры от инфаркта не помирали? Так я сейчас чуть не стала первой», – мысленно обратилась я к божеству, но та лишь насмешливо хмыкнула.

«Не придумывай. Твое тело здорово настолько, насколько я смогла его поправить. Смотрю, ты вплотную занялась изучением нашего мира…» – В голове возникло странное ощущение, будто бы кто-то что-то перекладывал с места на место. Непроизвольно я потянулась пальцами к вискам, которые начало неприятно покалывать, массируя их и пытаясь успокоить возникшую, наверняка по воле моего божества, мигрень.

«Перестань это делать!» – не выдержала я наконец, вставая с кровати и умываясь водой из ведра. Чувство ломоты в висках усилилось настолько, что мне было совершенно все равно, что в этой же воде я совсем недавно полоскала тряпочку, которой обтиралась после тренировки.

«Хорошо. – Светозарная оказалась на удивление покладиста. Ощущение, что мое сознание листают, как модный журнал, исчезло, и мигрень тут же начала стихать. – Я все равно не нашла ничего действительно интересного».

«Какое огорчение. – Вернувшись на кровать и снова взяв книгу, я невидящим взглядом уставилась на страницы. – И в честь чего мне дана радость слышать тебя в голове сегодня?»

Богиня, сделав небольшую паузу, все же соизволила ответить:

«До меня доносятся голоса молящихся. Ариман столкнулся с препятствиями на юге…» – Многозначительная пауза длилась дольше, чем я была готова терпеть.

«Ну-у? Что за препятствия? Чем это для меня может обернуться?»

«Он ведет войну на несколько фронтов, и юг создает ему достаточно проблем. А проблемы нашего врага – наши успехи, не так ли?» – В голосе Светозарной я услышала помимо усмешки некоторую недосказанность.

«Подожди, получается, на юге у нас есть союзники? Они тоже почитают тебя? Почему ты раньше не…»

«Враг моего врага – мой друг, но вера вас не объединит. В этой войне каждый за себя, Заноза».

Вздохнув, я потерла страницу книги пальцем.

«Ладно, новость о проблемах Аримана действительно хорошая. А мне тут твой ярый фанат условия диктует… пытается».

«Комтур-то? Забавный мальчик. И очень результативный. Холост, кстати». – В голосе Светозарной послышался откровенный смех. Я фыркнула.

«Ну да, давай еще мужиков мне посватай… Что ты подразумеваешь под словом «результативный»?»

«То, что я очень скучаю по временам, когда жертвоприношения были в моде…» – От проскользнувшего в голосе богини ощущения голода меня пробила крупная дрожь.

«Ты хочешь сказать, что он…»

«Он просто идет в бой с моим именем на устах. Этого достаточно, но случается так редко!» – посетовало божество, а я, не скрываясь, облегченно выдохнула. Мысль о том, что Ханс совершает жертвоприношения в честь нашей общей покровительницы, меня немного испугала, что, естественно, не укрылось от обосновавшейся в моей голове божественой сущности.

«Ты все еще цепляешься за свою смешную мораль? Пойми уже, для этого мира она неприемлема. Убивай или будешь убита сама. – Светозарная сказала это почти что с дружеским сочувствием. – Может, тебе потренироваться на ком-нибудь?»

«В чем? В убийстве? Отличное предложение, сейчас только пойду найду желающих отправиться в твои нежные объятия!» – Моему возмущению не было предела: «Нет, Она совсем того? Потренироваться, ага…»

«Я все слышу, Заноза, – напомнила мне богиня, и я пожала плечами, не видя в этом ничего критичного. – Ладно, я все время забываю, что у вас так не принято. Жаль, жаль… В любом случае пора уже принять необходимость убийства. И того самого, и всех, что ему будут предшествовать». – Светозарная, читая меня, как открытую книгу, беззастенчиво била по самым уязвимым местам. Я понимала, что Она была права, оставалось только принять эту правоту. А вот с принятием как раз и были проблемы. Божество меж тем покинуло мою голову, не утруждая себя словами прощания. Впрочем, нужны ли подобные тонкости, если Она приходит и уходит, когда Ей вздумается, без всяких препятствий?

Интересно, а тот полог, который использовал брат-рыцарь, он может оградить меня от Нее? Боюсь, если я спрошу у комтура об этом в таком ключе, он сочтет меня безумной.

Еще какое-то время я пыталась читать, но разговор со Светозарной сбил мне весь настрой, а потом мысли и вовсе перешли на одну из насущных проблем – женщины и войско. Тяжело вздохнув, я отложила книгу и принялась одеваться, одновременно с этим прислушиваясь к звукам в доме. Кажется, за время беседы с божеством мои соседи куда-то разбежались, подтверждением тому стала пустая горница, в которую я вышла, застегивая на ходу стеганую куртку. Не желая возиться с доспехами, я накинула на плечи плащ, заколов его фибулой на плече, сменила вязаные тапочки на сапоги, стянув уже высохшие шерстяные носки с веревки над очагом, и, открыв дверь, замерла на пороге, вдыхая свежий морозный воздух. «Лепота-а», как говорил один известный царь. Спустившись с крыльца, я направилась в сторону бегающей в центре деревни детворы, заметив издалека вихры уже знакомого мне мальчишки, бывшего владельца Черныша.

Меня дети быстро приметили, стоило только подойти чуть ближе, и, сбившись в кучу, любопытно взирали снизу вверх, выпихнув вперед моего недавнего знакомого.

– Миледи? – неуверенно протянул он, чувствуя свою важность перед друзьями по играм и при этом нервно кося на меня взглядом, то поднимая его от земли, то снова рассматривая мои сапоги.

– Правильно говорить «ваше высочество», но это сейчас не важно. Скажите, вы видели… – Я помедлила. Мне было интересно, где Харакаш и куда делся Альвин, но все же, решив, что дела важнее любопытства, продолжила: –…графа Бернарда? Примерно вот такого роста, с пышными темными усами и всеми командующий.

На моих последних словах дети заметно оживились.

– Я видела, как он шел в сторону амбара, ну, того, что сгорел. – Из-за спины стоящего передо мной мальчика, чье имя я так и не удосужилась выяснить, высунулось смешливое и конопатое девчачье лицо.

– Это уже давно было, Лана! Господин граф вернулся в дом баб Милы, я сам видел! – перехватил инициативу обратно мальчишка, снова привлекая мое внимание. – Давайте я вас провожу, ваше высочество?

– Давай, – без какого-либо сомнения согласилась я и пошла следом. Мне очень не хотелось спрашивать, как его зовут. Наверное, по той причине, что мне казалось более простым постараться забыть его, не пускать к себе в душу, а имя – это уже слишком личное, чтобы просто вычеркнуть из памяти.

Всех детей мира не спасти, а у меня уже есть один ребенок, оставшийся в замке… С другой стороны, я же хотела заняться устроительством сиротских домов? Рано, рано… нет ничего, кроме помещения, даже денег на содержание нет…

Навстречу нам то и дело попадались сытые, выспавшиеся солдаты, что, завидя меня, старательно делали большой крюк, не сбавляя шага. И я им была почти благодарна: все эти расшаркивания сегодня стояли уже поперек горла, может быть, когда-нибудь я привыкну к ним настолько, что буду считать чем-то само собой разумеющимся, но до этого нужно побыть принцессой явно подольше.

Мы достаточно быстро оказались у нужного дома – уже подходя, я почувствовала запах свежевыпеченного хлеба и услышала мужские голоса, среди которых легко опознавался голос графа.

Кивнув мальчику в благодарность, я потянула на себя дверь, прошла в небольшие, чистые и странно пустые сени и сразу, не задерживаясь, в горницу.

При виде меня мужчины замолкли и склонили головы в приветственном поклоне.

– Здравствуйте, милорды. – Доброжелательно улыбаясь и прикрывая за собой дверь, я вдруг увидела стоящую у очага женщину. Ее руки двигались словно сами по себе, ловко и точно, в то время как практически ничего не выражающий взгляд стремился в одну точку – куда-то сквозь окружающий мир… и я внезапно оказалась на пути этого взгляда.

Горечь, острая и едкая, будто дым полыни, рвущая сердце на куски боль и страх одиночества – женщина подняла на меня глаза, что смотрели уже чуть осмысленнее, но я «закрывалась», всеми силами стараясь оттолкнуть от себя чужие чувства, в которых увязала, тонула с головой.

«Дом баб Милы… Это ее дочь была деревенской дурочкой, а она ткнула насильника вилами!» – вспомнила я рассказ подобранного нами на дороге Паэна. Сквозь мутную пелену до меня донесся обеспокоенный гам, и я поняла, что уже не стою, а сползаю на пол по двери, а через мгновение сильные руки подняли меня и усадили на лавку, прислоняя спиной к стене.

– Ваше высочество? Принцесса? Что с вами?!

Я с трудом стряхнула наваждение чужих чувств, ужасаясь их силе и тому, как они действуют на меня, и через пару мгновений вдруг ощутила блаженное умиротворение. Глубоко вдыхая, я наконец смогла сфокусироваться на стоящих передо мной, и первое, что увидела, – бело-красные одежды комтура.

– Оставьте. Защитница будет в порядке, разойдитесь же, ну! Дайте дышать! – басил Ханс, отгоняя графа и офицеров, а потом обернулся и пристально посмотрел на меня. Я же – искала взглядом хозяйку дома. Она сидела рядом с очагом, смотря то ли на свои руки, то ли просто в пол, безучастная ко всему происходящему. И я ее не чувствовала.

Комтур, опустившись передо мной на одно колено, чтобы наши головы оказались на одном уровне, пристально изучал мое лицо.

– Сила в руках несведущего несет беду для ей владеющего. – Брат-рыцарь говорил тихо, едва шевеля губами, и я медленно кивнула, благодарная за такую поблажку. Он же, помолчав мгновение, продолжил уже обычным голосом: – Как вы себя чувствуете, защитница?

– Благодарю, намного лучше, – ответила я абсолютно искренне, но взгляд снова вернулся к сидящей возле очага Миле. – Комтур, могу я попросить вас сделать с ней то же, что вы сделали со мной?

Ханс некоторое время смотрел на женщину, потом нахмурился, видимо поняв причину моей просьбы.

– Это не исцелит ее, – предупредил он меня.

– Я понимаю, но ведь это облегчит ее боль?

– Не всякую боль стоит приглушать. – Ханс, поджав губы, еще мгновение смотрел на хозяйку дома, что молча снова принялась за готовку, потом медленно кивнул. – Хорошо.

Встав с колена, брат-рыцарь подал мне руку, помогая подняться, и пока я обводила взглядом чуть ошарашенные и слегка блаженные лица графа и его офицеров, подошел к хозяйке дома. Я тут же последовала за ним в надежде подсмотреть хоть что-то полезное.

Комтур опустил правую руку на плечо стоящей к нему спиной женщины, развернул ту к себе лицом, кажется, едва ли не против ее воли, и коснулся указательным и средним пальцами левой руки ее лба.

– Отринь. – Он сказал это тихо, спокойно, без каких-либо особенных интонаций, но что-то заставило меня напрячься. Казалось, что я слышу не только его голос, но и нечто иное. Какое-то низкое вибрирующее гудение за гранью человеческого восприятия, что внезапно стало доступно моему уху.

И все пропало.

Пропал гул и пропал безучастный взгляд Милы, глаза ее наполнялись слезами. Всхлипывая, она вытерла их худой морщинистой рукой, пока храмовник гладил ее по укрытой платком голове, как несмышленого ребенка.

Мы встретились с Хансом взглядом, и он чуть прикрыл глаза, а потом, все так же крепко держа Милу за плечо, вывел ее из дома.

В горнице повисла тишина. Я смотрела в сосредоточенно-отрешенные лица оставшихся в доме мужчин, понимая, что и на них произвело впечатление то, что случилось. Наконец, решив, что молчание затянулось, я деликатно кашлянула в кулак.

– Что ж, давайте вернемся к делам?

Мгновение они смотрели на меня непонимающе, а потом один за другим, словно вынырнули из каких-то своих мыслей, закивали, выражая вслух согласие.

– Итак… с вашего позволения, милорды, я пришла обсудить весьма щепетильную тему… – начала я издалека, видя, как они постепенно приходят в себя, возвращаясь в нашу суровую реальность и к жизненным проблемам.

Интересно… получается, что воздействие комтура не носит строго точечный характер. Сначала я, потом – Мила, а зацепило так или иначе всех вокруг…

Граф, проведя ладонью по лицу, оперся руками на стол, где расстелили нашу походную карту, вид у него был человека, который только что или познал истину, или был как минимум близок к этому.

– Какую же, ваше высочество? – спросил Бернард, и я, отметив появившуюся наконец реакцию, продолжила:

– Тему сопровождения женщин этой деревни до Фиральской комтурии. – На меня посмотрели с непониманием, впрочем, другого я и не ожидала. – Если точнее, я хочу поговорить о безопасности этих женщин. Они уже пережили насилие со стороны нашего предполагаемого противника, и я совершенно не желаю, чтобы наши доблестные солдаты встали с ними в один ряд. – Скрестив руки под грудью, я обвела взглядом собравшихся в доме офицеров, следя за выражениями их лиц. Бернард молчал, задумчиво глядя на меня, потом почесал подбородок и, встав в зеркальную моей позу, уточнил, что именно я имею в виду.

– Я имею в виду, граф, что среди сопровождаемых нами женщин полно молодых и красивых. Достаточно красивых, чтобы кто-то не смог устоять перед соблазном воспользоваться их телом и возможной безнаказанностью за этот гнусный поступок.

Бернард хекнул от моей прямолинейности, среди офицерского состава прошел легкий шепоток, многие мужчины смотрели на меня странно, косясь и отводя взгляд, и это нервировало, если не сказать – злило.

– Ваше стремление понятно и заслуживает уважения, но нужно понимать, что у нас и так достаточно проблем с тем, чтобы организовать их перемещение… – Граф потер пальцами лоб и осмотрел своих подчиненных.

– Я понимаю. Понимаю также и то, что не все женщины могут быть против каких-либо отношений с нашими воинами. Я думала, что мы можем попросить их надеть какой-то опознавательный знак, чтобы тех, кто не против, можно было легко отличить… – начала я, но прервалась, так как один из офицеров, кажется Фран, робко прочистил горло, вопросительно глядя то на меня, то на своего командира.

– С вашего позволения, ваше высочество, они не согласятся это сделать. Вернее, сделают, может даже все, но в итоге будут пренебрегать, и начнется неразбериха.

– Они – это кто?

– Женщины, ваше высочество, – молодой мужчина стушевался, ему явно неловко было обсуждать со мной такие темы, – у многих из них были мужья или женихи, и сейчас их вроде бы нет, но они вроде бы есть. Неизвестно, живы ли они и вернутся ли когда-нибудь к своим семьям. А среди солдат много молодых и неженатых мужчин с хорошим жалованьем и достатком…

– Я поняла. – Прервав Франа, я нахмурилась. – Поправьте меня, милорды. Женщины не согласятся вешать на себя опознавательный знак, потому как, если их мужья или женихи живы, о чем мы знать не можем, они будут заклеймены как изменщицы своими же товарками, даже если не вступят ни в какую связь с солдатами просто из-за одного выраженного желания?

Все находящиеся в комнате мужчины синхронно кивнули.

Вот засада!

– А кто-то из них при этом, так или иначе, вступит в связь хотя бы по той причине, что не захочет упускать шанса охомутать солдата при деньгах и уехать из села?

Последовало очередное массовое кивание.

Граф, доселе молчащий, задумчиво наморщил лоб.

– Думаю, ваше высочество, все можно организовать проще. Женщины будут двигаться с обозом, на его сопровождение мы отрядим некоторое количество солдат из самых порядочных; офицеры, займитесь их поиском в подчиненных вам частях. Скажем, не больше десятка на всех, итого у нас будет по две-три женщины на каждого охранника и по двое солдат на каждую повозку. Дежурить будут у обоза сменно, накинем к жалованью за это. Задача охраны будет проста – следить, чтоб молодые и горячие не лезли к обозу сами и чтоб утром все женщины были на месте целые и невредимые. Среди солдат провести инструктаж – за попытку нарушить указ буду снимать жалованье, за насилие – по возвращении в родные земли лишу воинских привилегий, включая посмертные выплаты семье, если, не приведи Светозарная, погибнут.

– А если она захочет уйти из обоза сама? – Я задумчиво закусила губу, обкатывая в голове предложенный графом план.

– Тогда пусть за ней придет тот, к кому она идет. Он же ее пусть и вернет к утру. Будем считать это прививкой хороших манер. – Бернард хмыкнул чуть насмешливо, и я улыбнулась в ответ.

– Это хорошая идея, граф. Что ж… у меня, пожалуй, больше нет вопросов. Не буду вам мешать.

– Ва

Глава 1

О свершившемся и грядущем

Шел третий день нашего марша в Фиральское герцогство. Чем дальше мы отходили от столицы, тем холоднее становилось, и мне уже не казались ненужными все те теплые вещи, что были взяты с собой. Поход напомнил об университетских временах, когда мы после третьего курса, собравшись нашей небольшой, но крепкой компанией из семерых человек, купили себе путевки на Алтай. Тогда разве что снега не было…

«Конная феерия», как мы потом между собой окрестили это приключение, себя оправдала на все сто. Правда, на конях мы проделали только часть маршрута, хоть и достаточно приличную, однако этого хватило, чтоб мои не подготовленные к седлу однокурсники ходили потом враскоряку пару-тройку дней, периодически одаривая меня самыми многообещающими взглядами, ведь включить в путешествие конный маршрут предложила именно я. Впрочем, когда эмоции чуть улеглись, мышцы перестали болеть, а ноги стали сводиться вместе без заметных усилий, товарищи все же согласились, что идея с конной прогулкой была хороша. Фотосессия, которую устроил не расстающийся со своим «кэноном» Пашка, разлетелась по всему институту, оно было и неудивительно – брутальные мужчины с суровыми лицами, демонстрирующие обнаженные торсы на фоне белоснежных вершин Белухи верхом на конях, и невесомые нимфы, отражающиеся в глади Кучерлинского озера, обнимающие лошадей за шеи или лежащие на их спинах. Фурор был обеспечен. О том, с какой скоростью натягивались теплые вещи после якобы игривых фотосессий, мы никому не рассказывали. Вот и теперь дорога, в воздухе чувствуется прохлада, мерное покачивание в седле, гул шагов сотни воинов и нескольких десятков коней – Марьям оказалась воистину щедра – все это погружало меня в какое-то умиротворение, близкое к медитации, отодвигая на задний план мысли о том, кто мы и зачем идем в раздираемое гражданской войной герцогство.

– …Ваше высочество, что вы скажете?

Я вынырнула из воспоминаний под влиянием скрипучего голоса мастера меча, что крайне редко называл меня раньше по титулу, а сейчас, очевидно, создавал видимость светского этикета и, кроме того, привлекал мое внимание.

– Это необходимо обдумать, – ровным тоном заявила я, не сводя взгляда с марширующих впереди нас солдат.

Конечно, я прослушала все, о чем они говорили с Бернардом из Шоара, и островитянин это отлично видел, но не присланный вместе с войском командир, вполне приятный на вид и в общении мужик, который при этом явно не до конца понимал, как ему вести себя со мной и что я вообще делаю в рядах армии. Я его не винила – соединяя в себе одновременно религиозную и светскую власть, я была еще и женщиной, к коим в Андарии относились хоть и более лояльно, чем в нашем родном Средневековье, однако в роли гордых воительниц видеть не стремились. С другой стороны, он же прибыл от Марьям, женщины более чем эпатажной по меркам королевства, неужели ему все равно непривычно было лицезреть кого-то еще «сильной и независимой»?

Покачав головой в такт собственным мыслям, я глянула на клонящееся к закату солнце, прикидывая, когда будет привал и, главное, ужин. До вожделенного котелка с похлебкой оставалось никак не меньше часа, а в животе уже создавалось неприятное ощущение посасывающей пустоты.

Бернард, коротко кивнув, направил коня в сторону, к своим офицерам, оставив нас с Харакашем, который тут же не преминул пройтись по моей невнимательности.

– Мы через четыре дня прибудем в герцогство, а вы витаете в облаках, – начал он без каких-либо прелюдий, заставляя меня непроизвольно скукситься. Иногда мастер меча был просто невыносим.

– Пользуюсь моментом, вдруг потом не представится. – Ответ я проворчала себе под нос, но Харакаш все равно услышал, тяжело вздохнул, возвел очи к небу и, пришпорив коня, оставил меня с Альвином, чей конь шел позади моего.

Некоторое время я наслаждалась одиночеством и относительной тишиной, а потом, обернувшись, жестом подозвала своего самовызвавшегося телохранителя.

– Да, ваше высочество? – Голос Альвина был полон бесконечного умиротворения. Казалось, что он получал большое удовольствие от похода, заскучав в должности помощника капитана стражи в замке. Может быть, так и было?

– Ты ведь уже бывал в подобных походах? – Спросить я хотела совсем другое, но почему-то задать вопрос напрямую оказалось сложно.

Альвин, не ведая о моих сомнениях, кивнул, но, поняв, что я жду больше, чем молчаливого подтверждения, заговорил:

– Я участвовал в Пятой обороне границы от Ульмана и в битве Сожженного Древа тоже.

Судя по голосу моего телохранителя, что-то особенное произошло в той битве, но спрашивать я побоялась, ведь я должна была знать о не так давно произошедших событиях. К сожалению, времени на изучение всего у меня катастрофически не хватало, пусть я и прихватила с собой неосиленный и до середины четвертый том Мартина из Бейона, изучение его шло крайне медленно – после ужина я забиралась в постель, открывала книгу на закладке и засыпала, прочитав едва ли страницу.

Гаратэ всхрапнул, тряхнув гривой и глухо звякнув шейной броней. Действительно, чего я боюсь?

– Убивать – это… как? – Альвин бросил на меня беспокойный взгляд и тут же отвел глаза.

– Ваше высочество, может быть, вам и не придется…

– А если придется? Мы туда не цветами торговать едем, я веду войско усмирять мятежников и должна быть готова… убить, если потребуется. – Последние слова дались мне с трудом. Альвин не знал, что эта война для меня была вроде тренировки, ведь мне предстояло лишить жизни куда более высокопоставленную цель. И малейшее промедление будет стоить мне жизни, да и не только мне. А я была не готова. Что и неудивительно – с чего бы вдруг мне, жительнице мегаполиса XXI века, экономисту по образованию, быть готовой хладнокровно убить человека? А придется…

Альвин молчал, потом вздохнул, очевидно, его мои вопросы не радовали.

– Возможно, мастер меча сможет объяснить вам лучше меня? Я простой солдат… – предпринял он еще одну попытку увильнуть от щепетильной темы разговора, и я гневно фыркнула. Будто я не спрашивала рыжебрового об этом! И что? Что он мне сказал?

– «Придет время, и вы поймете, принцесса», – передразнила я интонацию Харакаша и требовательно посмотрела на своего собеседника. Альвин хмыкнул, но тут же вернул серьезное выражение лица. Я не собиралась отставать, но решила зайти с другой стороны. – А ты помнишь своего первого убитого? – Да, согласна, вопрос звучит банально, ну а что мне еще было спрашивать? Пристально глядя в лицо Альвина, я не могла не заметить легкую тень, что легла на него, а чуйка, обострившаяся за последние дни, донесла до меня чувство легкой печали и раздражения. Кажется, я наступила на больную мозоль.

– Я не помню его лицо, если вас интересует это. – В его голосе прорезались жесткие нотки, он помолчал пару мгновений, а потом продолжил уже мягче: – В ранние времена Суррей часто подвергался ульманским набегам, особенно когда его величество Армарик заболел и герцоги были больше озабочены воцарением вашего отца на троне, нежели бедами простых людей. – Альвин снова замолчал, подбирая слова или, пожалуй что, вспоминая события того дня, а я, быстренько представив мысленно карту королевства, поняла, что до этого просто не задумывалась о том, что мой телохранитель родом из Маривского герцогства, а Суррей был едва ли не первым городом на его территории, если суметь пересечь границу с юго-запада…

– Альвин, не надо, я не подумав спросила. – Взвесив все «за» и «против», я все же решила, что не стоит бередить старые раны, но мой спутник качнул головой.

– В тех событиях, если подумать, нет ничего страшного, ваше высочество. Наверное, учитывая все, это действительно может вам помочь… Мне продолжить? – Альвин дождался моего кивка и, прочистив горло, принялся рассказывать дальше: – Мне было около девяти лет, когда Ульман прорвал оборону форта Гаввар, до сих пор считают, что там не обошлось без предателя с нашей стороны, и его мародеры добрались до Суррея. Отец шел со своим отрядом от форта Ильтар, но они были в двух сутках постоянного марша до города, а когда там узнали, что граница прорвана, ульманцы были от нас уже меньше чем в полудне пути. Жителей предместья даже впустить в крепость не успели, сколько людей тогда осталось за стенами…

Альвин замолк, чтобы перевести дух и собраться с мыслями, а я почувствовала, как пересыхает горло и встают дыбом волоски по всему телу от зрелища, что представилось мне в голове. Запертые ворота, в которые отчаянно стучат люди, обреченные на смерть или рабство, и какие-то размытые фигуры, налетающие на них с клинками наголо.

– В городе начался бунт, часть находившихся внутри оказалась разделена со своими семьями, и в итоге люди стали штурмовать стены изнутри… Слепое желание быть со своими близкими погубило не только их, но и почти весь город. Воспользовавшись смутой, ульманцы смогли ночью перебраться через стены незамеченными и, перебив стражу, открыть ворота крепости. Я так мало помню о той ночи. Мы заперлись в доме, спрятались в погреб. Мама замотала сестре рот тряпками, чтобы та не могла закричать, если испугается. Помню, что в дом вломились и люк погреба открыли, тогда мама закрыла нас собой, толкнув к стене, и ни меня, ни Солею не заметили. Мародеров было двое: один держал мать, а второй осматривал дом. Потом они решили, что она уже достаточно старая, чтобы быть невинной, и потому ею можно воспользоваться без ущерба для товара. Когда они оба отвлеклись на мать, я вылез из подвала, взял стоящую возле очага кочергу и проломил тому, что стоял ближе всего ко мне, череп. Кажется, я ударил пару-тройку раз, не исключено, что даже больше, не помню, если честно. Второго, стоило ему наброситься на меня, убила мама кухонным ножом. После этого мы затащили трупы в подпол, снова спрятались там сами, предварительно раскидав все вещи и мебель и оставив входную дверь открытой, словно дом уже обнесли. Меньше чем через сутки ульманцы покинули город, и мы выбрались оттуда. – Альвин замолчал и вопросительно взглянул на меня, очевидно интересуясь, удовлетворил ли он мое любопытство.

Я ехала, тупо глядя перед собой и пытаясь представить, каково это – проломить голову насильнику матери, а потом сутки просидеть в темном холодном подвале с двумя трупами под боком и надеяться, что тебя не найдут.

– Ваше высочество? – В голосе моего телохранителя проскользнуло беспокойство, и я, попытавшись стряхнуть с себя оцепенение, зажмурилась и помотала головой. Конечно, я не пребывала в иллюзиях насчет мира, в который попала: никаких тебе единорогов, какающих бабочками. Войны, болезни, смерти, дети-сироты, боги-паразиты – все это было вполне ожидаемо. Реальная жизнь без прикрас, как она есть. – Ваше высочество, вы в порядке?

Альвин осмелился даже коснуться моей облаченной в латную перчатку руки, и я закивала, проморгавшись от внезапно набежавших слез.

– Да-да, Альвин. Я в порядке. Скажи, а те, кого увели в плен… что с ними стало?

– Отец рассказывал, что они столкнулись с уходящими из города прямо на окраине предместья. Когда ульманцам стало ясно, что уйти с товаром им не дадут, они согласились на переговоры, но это были не те переговоры, которых мы ожидали. Ульманцы потребовали дать им уйти, и тогда пленников они отпустят перед самой границей живыми. Иначе всех попавших в рабство убьют до того, как в битве умрут их пленители. Отец не знал, в плену мы, погибли или остались живы в городе, но понимал, что стоит дать противнику дойти до границы, и там их встретит настоящее ульманское войско, а не этот отряд, и никого уже будет не вернуть, потому отдал команду к атаке. Спасти удалось лишь чуть больше половины взятых в плен – остальным успели перерезать горло. Подошедший на помощь второй отряд перекрыл дорогу к отступлению, и все ульманские мародеры были перебиты. – Альвин замолчал, а потом продолжил с явным одобрением в голосе: – Отец после этого попросил командование о расчете, но ему предложили перевод в городской гарнизон, наградили деньгами за доблесть, а потом он ушел в отставку и открыл лавку… Его награды хватило даже на это!

На лице Альвина сияла почти мальчишеская улыбка, он вспоминал время после тех ужасных событий с явной теплотой, меня же почти что колотила дрожь. Я пыталась осмыслить все сказанное моим спутником, объяснить себе, что это обычное дело – брать пленников из враждебного тебе королевства, использовать их…

Он не знал, там его жена и дети или нет, но все равно отдал приказ об атаке… Какой силой воли надо обладать, чтобы сделать такой выбор?

– Спасибо, Альвин… За рассказ. Спасибо. – Отведя глаза от Альвина, что снова посматривал на меня с явным беспокойством, я нашла взглядом Харакаша: даже учитывая летящий с небес снег и прохладный ветер, он не удосужился накрыть лысую голову, выделяясь на фоне облаченных в капюшоны людей.

Я надеялась, что рассказ моего телохранителя прояснит что-то, и не ошиблась – стало кристально ясно, что я взвалила на себя крайне тяжелую, возможно, непосильную ношу. Жаль, что я не могла поговорить об этом с отцом – со своим настоящим отцом – и спросить его, почему он стал военным и что им двигало? Что движет людьми, которые идут к своей потенциальной гибели, дергают смерть за косу, когда для того нет крайней необходимости?

От размышлений меня отвлек внезапно оказавшийся рядом мастер меча.

– Командуем привал. – Он не спрашивал, он утверждал, и я, не имея ничего против, кивнула. Харакаш громко свистнул, привлекая внимание Бернарда и двух стоящих рядом с ним офицеров, и мотнул головой в сторону. Командующий армией ответил еле заметным жестом, коротко передал указания своим офицерам, и уже через минуту над колонной послышался вожделенный приказ свернуть с дороги и разбить лагерь.

Я наблюдала за процессом уже третий раз и все еще не уставала поражаться тому, как слаженно действовал этот военный механизм. Повозки, в которых уже вовсю шел процесс готовки нехитрой снеди, сводили с дороги, расставляя в длинный полукруг. Разбивались общие палатки, ставился и мой небольшой шатер – исключительно походный, не для долгого проживания, как пояснил мне Харакаш. Предполагалось, что по прибытии в Фиральское герцогство мы разместимся в резиденции герцогов, иные варианты не рассматривались ни Рудольфом, ни графом Ольди, ни Бернардом. Я старалась разделять их оптимизм, слабо представляя, что нас ждет на самом деле, и доверяя людям более опытным.

Кормили мою царственную особу, а также офицерский состав с общего стола тем же, чем и солдат, лишь добавляя к нашим порциям по горсти сухофруктов, кусочку медовых сот и щепотке специй, которых мне очень не хватало в наваристой, сытной, но пресной похлебке. Выходило очень калорийно, учитывая, что сама похлебка была достаточно густой – из крупы, подсушенного мяса, лука, сухарей – и с приличным куском хлеба вприкуску. Я даже опасалась после первого такого ужина, что рискую к концу недели не влезть в собственные доспехи, о чем ради смеха поделилась с мастером меча, на что тот невозмутимо ответил, что ремешки кирасы можно и ослабить, но если серьезно, то мои тренировки он на время похода прекращать не собирается, так что за лишние килограммы я могу не переживать – не появятся.

Мастер меча не соврал. Первый день похода был щадящим, но следующим же утром, пока лагерь только поднимался и собирался, а Альвин занимался седланием коней, у меня была разминка, пробежка и даже осталось немного времени, чтобы привести себя в порядок после физической нагрузки. Харакаш набирал снег и топил его на тлеющих с ночи углях до приемлемой температуры, и если я не копалась во время пробежки, то успевала утащить котелок в свой шатер и быстро протереться теплой водой. Если нет, то мастер меча с безразличным лицом выливал воду прямо на остатки костра. В первый раз я так лопухнулась и теперь старалась не филонить во время пробежки – ходить грязной мне не хотелось совершенно, и островитянин, очевидно, об этом знал, потому что каждый вечер меня ждал котелок нагретой воды независимо от того, насколько сильно я выкладывалась на вечерней тренировке, которую мне устраивали перед ужином. Кроме того, я должна была по его требованию носить доспехи весь день! Вот и сегодня – лагерь разбивался, ужин готовился, а ее высочество в моем лице обреченно стаскивала свою латную тушку с седла и шла на уже очерченный мастером меча своеобразный ринг. Настало время боли и унижений!

Альвин, неизменно наблюдающий за моими тренировками молчаливо и с любопытством, пока еще отсутствовал, хотя его я как раз не стеснялась совершенно. А вот к бродящим мимо импровизированной площадки, границы которой были протоптаны Харакашем, солдатам привыкнуть было тяжело. Впрочем, пока те молчали, мастер меча не обращал на них внимания, а всех, кто решил, будто может давать советы выходцу с Туманных островов, Харакаш отвадил еще в первую тренировку, с полуулыбкой предложив выйти против него в дружеском поединке.

В отличие от солдат, облаченных в сюркоты синих цветов, островитянин носил что-то вроде многослойного пончо, перехваченного тонким ремнем, чтобы ткань не перекрывала висящие на поясе мечи, и перед боем это пончо Харакаш снял, продемонстрировав находившийся под ним доспех, каких я тут еще не видела. Нагрудник из толстой, темной, вощеной кожи был украшен на животе дополнительной накладкой в виде крупных чешуй, кожаных же. Под грудиной накладка с живота переходила в накладку на груди, где был вытравлен сложный орнамент, представляющий двух воронов, что сидели спиной друг к другу на ветвях, а их хвосты сливались с канвой травления. Кожаные сегментарные наплечники с металлическими вставками, украшенными так же, как и нагрудник. Короткие кожаные наручи, позволяющие увидеть мелкозвеньевую кольчугу, надетую под доспех. И край красного стегла, чуть торчащий из-под длинной, ниже середины бедра, кольчуги, уже полинявший на тысячу раз, но украшенный все еще заметной вышитой лентой по краю, – алые и желтые маки на черном поле.

Я вышла с тренировочной площадки, отойдя к Альвину, что тут же предложил мне нагретое место на пне, укрыв меня моим же плащом, и следующие полчаса мы во все глаза смотрели, как мастер меча гонял солдат кругами, словно матерый тигр нашкодивших котят. Если бы меня попросили описать технику его боя, я бы сказала, что ее нет и она во всем одновременно – казалось, что островитянин буквально взрывается яростными шквалами хаотичных ударов, взяв в руки свои полуторные мечи. Он по сотне раз менял блокирующую и атакующую руку, сбивал шлемы с голов, подсекал ноги и выдавливал противников одного за другим с арены. Удары совершались с самых неожиданных позиций, но, заметив, что я пытаюсь уследить за взмахами клинков, Альвин мягко прикоснулся к моему локтю и указал пальцем на ноги островитянина:

– Смотрите, как он двигается, ваше высочество. Это будет куда полезнее для вас.

Харакаш, мягко переступая с ноги на ногу, никогда не останавливался на одном месте, кружа вокруг очередного соперника. Шаги его были не ритмичны – он то задерживался, то ускорялся, всегда ступая с носка на пятку и стараясь ставить ступню под углом к своему телу.

– Это похоже на танец, – заметила я шепотом, и мой телохранитель, подумав, кивнул.

– Он бьется не так, как сражаются островитяне. Я никогда не видел такой манеры боя, но знаю, что господин Харакаш обладает огромным опытом и много где бывал. Вот бы послушать о его приключениях…

Мы дождались, пока мой наставник выкинет за вытоптанную границу последнего смельчака и, отсалютовав клинками в воздухе, поклонится собравшимся солдатам.

Свист, улюлюканье и стук кулаков по груди были наградой мастеру меча, но я, знакомая с ним ближе, видела, что за внешне безразличным выражением лица скрывается недовольство.

– Сегодня тренировки не будет, – сказал он мне, когда все наконец разошлись, – слишком поздно, слишком много времени я потратил на ублажение своей гордости.

– Ну… это было красиво и познавательно, – попыталась я уменьшить его недовольство, но он раздраженно повел бровями и, коротко поклонившись, ушел в направлении лагеря.

Демонстрация силы не прошла даром: сегодня зевак было гораздо меньше, да и переговаривались они тихо, водя носами в сторону запахов еды, идущих от обоза. Я, полная решимости разговорить своего наставника, приняла базовую стойку, опустив меч лезвием вниз, и, дождавшись кивка, провела серию атакующих ударов.

– Медленно, принцесса, расслабь плечо, когда клинок идет вниз. – Харакаш отбивал удары моего тренировочного одноручника, пристально следя за тем, как я двигаюсь. Меч, полученный от божества, мы решили в тренировках не использовать во избежание каких-либо проблем.

– А где ты так научился… Уф! – Островитянин без предупреждения перешел в атаку, и я даже смогла отбить первый удар, впрочем, потеряв меч после второго.

– Не болтай во время занятий. – Харакаш дождался, пока я подниму выбитый клинок и снова встану напротив него.

Еще полчаса я с переменным успехом наносила ему удары, стараясь одновременно следить за ногами, дыханием и положением рук относительно корпуса, а потом попыталась зайти с другой стороны:

– Это доспех с твоей родины?

Кара в виде ловкой подножки настигла меня мгновенно. Рухнув на землю с коротким воплем, я несколько мгновений смотрела в небо, а потом – на ехидное лицо мастера меча, после чего он протянул мне руку, помогая встать.

С кряхтением поднявшись с земли, я отряхнула юбку, пристегнутую к кирасе, и вздохнула.

– Не вздыхай так тяжело, принцесса. – Невозмутимый Харакаш, уже убрав меч в ножны, скрестил руки поверх своего пончо, демонстрируя мне чешую наручей.

– Мне кажется, что это бессмысленно, – я стянула с головы шлем и подставила лицо прохладному ветерку, – чему можно научиться за такой малый срок?

– Выживать, – просто ответил мастер меча, пожимая плечами. – Ваша задача понять, что выжить – не означает победить своего противника, тем более – в честном поединке. Выжить – это всего лишь пережить своих врагов.

Недоуменно покосившись на островитянина, я некоторое время обкатывала это высказывание, он же, явно неудовлетворенный моим молчанием, тяжело вздохнул, потом сделал круг по нашему рингу и уставился на меня.

– Я знаю, что вопросы убийства не дают тебе покоя, принцесса. Это не то, что можно понять словами. Отнимать чужую жизнь легко. Жить с этим иногда куда как сложнее… – Харакаш почесал подбородок, пытаясь подобрать слова. Я молча ожидала продолжения, но в какой-то момент островитянин просто махнул рукой, видимо отчаявшись выразить свои мысли. – Ужин, ваше высочество. Не стоит заставлять обоз ждать.

Альвин, уже минут десять как ожидавший у границы тренировочной площадки, забрал у меня шлем и батват[1], и мы пошли следом за мастером меча, предвкушая сытный ужин и возможность принять горизонтальное положение в походной постели.

Я же лелеяла надежду, что, уже сидя возле разведенного перед моим шатром костра, смогу вытянуть из мастера меча хоть какую-нибудь интересную историю, ведь на сытый желудок и собака добрее. Однако ужинали мы в компании Бернарда и пары его доверенных офицеров – мастер меча как сквозь землю провалился, и мне так и не удалось его увидеть до того, как дали команду «отбой».

Избавившись в шатре от доспехов, я сложила их на крышку походного сундука, дождалась, пока Альвин принесет мне котелок с водой, и с глухой тоской по прекрасной деревянной бадье, что осталась в замке (про удобства родной цивилизации я старалась даже не думать), разделась и обтерлась влажной тряпицей. Потом, быстро натянув на себя чистое белье и рубаху, в которой спала вместо ночнушки, забралась с ногами на постель и, расплетя волосы, тщательно их расчесала и заплела заново. Конечно, голову бы помыть, но провернуть это без наличия реки под боком с такой шевелюрой было практически нереально, так что я ждала завтрашнего вечера как манны небесной – лагерь будем ставить у реки, и если упросить Альвина натаскать воды и нагреть сразу несколько котлов на разных кострах после ужина, а из обоза стянуть таз, то я смогу даже немного поплескаться сама. Кто две недели зимой без горячей воды сидел, тот в тазике мыться не боится!

Закончив с волосами, я улеглась в походной кровати, штуке куда как более удобной, чем брошенный на пенку советский спальник, сделанной из дерева и собираемой с помощью системы пазов, повошкалась на укрытом шкурами соломенном матрасе и, продавив в нем уютную вмятину, вздохнула, натянув до самых ушей теплое шерстяное одеяло.

За стенами шатра негромко переговаривались часовые. На сон у меня было около семи часов, не стоило тратить их на самокопание – этим я и в дороге заняться могу.

Усталость быстро взяла свое, и только я смежила веки, как мягко навалившийся сон погрузил меня в небытие.

Глава 2

О котлах и пороках

Проснувшись, я не сразу поняла, отчего это произошло, и несколько мгновений тупо смотрела в темноту шатра. Потом, окончательно стряхнув с себя сонливость, я почувствовала, как знак на руке чуть греет кожу, что само по себе было странно, но вроде бы пока не предупреждало о чем-то действительно опасном, иначе я бы ощущала это совсем иначе. Вытащив правую руку из-под одеяла, я уставилась на языки белого пламени, шевелящиеся на ней. Наверное, некоторые люди в моем мире отдали бы очень много денег за возможность получить подобную татуировку на более видном месте – символ Светозарной, живое белое пламя, мерцающее и двигающееся то ли под кожей, то ли на ней, выглядел красиво, особенно во мраке походного шатра. Да и практично – фонарик с собой носить не надо, так в туалет ночью пойдешь, и есть чем подсветить…

Поймав себя на столь приземленной мысли касательно божественного символа, я вздохнула, подавив смешок. Наверное, меня можно считать настоящей богохульницей, что особенно забавно, потому как именно я тут выступаю в качестве ревнительницы веры…

Сладко зевнув, я отвела взгляд от символа божества и сразу же замерла, смотря на ткань возле самого входа, – по ту сторону шатра кто-то стоял. Мужской силуэт был четко виден благодаря еще не потухшему костру, подсвечивающему его со спины, а потому сразу было ясно, что стоящий без оружия, это меня успокоило. В конце концов, я нахожусь посреди военного лагеря, в самом охраняемом шатре…

Кстати, а где стоявшие у входа стражники?

Мужчина возле опущенного полога переступил с ноги на ногу и все так же ничего не предпринимал, а я лихорадочно пыталась сообразить, что же делать. Звать на помощь вроде бы не было причин – понятия не имею, сколько этот человек тут простоял, но если бы он хотел меня убить, то, возможно, уже сделал бы это, пользуясь отсутствием охраны, чтоб ей пусто было… А может быть, охрана отошла именно по той причине, что ей приказали?

Мысли испуганными тараканами рванули в стороны, оставляя у меня подозрение, что кто-то из офицеров или, хуже того, сам Бернард оказался предателем.

«Но ведь стоящий у входа безоружен… не душить же он меня собирается?» – пронеслось в голове.

Я вглядывалась в силуэт, пытаясь догадаться, кто это, и вдруг мелькнула совершенно безумная, но внезапно быстро укрепившаяся мысль.

– Альвин, это ты? – Я позвала шепотом в темноту, и фигура, вздрогнув, помедлила и закивала. Расслабленно выдохнув, я тут же нахмурилась, а потом прикрыла лицо рукой в мгновенной догадке.

Альвин, топчущийся у моего шатра в гордом одиночестве, отпустивший стражу с дежурства… Наверное, он и правда читает дамские романы по ночам! И что прикажете делать?

Спустив ноги с кровати, я нащупала в темноте сапоги, всунула в них ноги и, замотавшись во взятое с кровати одеяло, подошла к входу в шатер.

– Ты что тут забыл? Ну-ка, спать иди! – шепотом же возмутилась я, надеясь воззвать к разуму телохранителя.

– Эвелин, я… мне надо поговорить. – Тихий голос точно принадлежал Альвину.

Приплыли… Сколько я слышала в своей жизни вот этих «мне надо поговорить», сказанных в полумраке у дверей. И заканчивалось это всегда одинаково… Или почти всегда. Некоторых «поговорильщиков» я и на порог не пускала, так что, жалостливо поскребшись в ночи, они стыдливо удалялись прочь от моей квартиры и исчезали из моей жизни. А вот с Альвином что делать?

Пока я судорожно обдумывала варианты, откуда-то сбоку раздались мужские голоса, явно усиливающиеся в нашем направлении.

И что вам всем не спится сегодня?!

– Чтоб тебя… заходи! – Я приподняла полог, и мой телохранитель ловко юркнул в полумрак шатра.

Прижав указательный палец к своим губам, я некоторое время еще прислушивалась к голосам идущих мимо – обсуждали, кажется, кого-то из обозных дам, – а после, убедившись, что никто не стал случайным свидетелем порочащего принцессу поведения, обернулась к Альвину:

– Скажи мне, о доблестный воин, какого хрена ты приперся к моему шатру посреди ночи и торчал у него как столб?!

Мое гневное шипение, очевидно, сбило его с толку. Он некоторое время молча смотрел мне в лицо, потом неловко улыбнулся, потупил взор и снова посмотрел на меня, заставив сделать полшага назад. Я слишком хорошо знала этот взгляд. Не могу, конечно, сказать, что в свои тридцать два года я была прожженной сердцеедкой и опытным психологом, но взгляд влюбленного в тебя по самые уши мужчины опознать мне было по силам – эту смесь упрямства, обожания, детского восторга и совершенно недетской нежности сложно с чем-то спутать даже в полумраке.

– Эвелин… – начал он.

– Тсс! Ее высочество Эвелин Латисская, и никак иначе! – Я понадеялась вразумить телохранителя титулом. Не помогло.

– Эвелин… – предпринял вторую попытку Альвин, беря меня за левую руку, которую я тут же выдернула из его ладони, тщательно стараясь не смотреть ни на красивую сильную шею, ни на широкую грудь, ни на тугие мышцы рук, что не скрывала рубаха из небеленого льна. Альвин мне просто нравился как человек, а девичье тело явственно было готово меня предать. Ох, кажется мне, что принцесса не так чиста и непорочна, как мне думалось раньше… Впрочем, не особо-то это и удивительно.

– Так, давай успокоимся и поговорим как взрослые люди, – все так же, на пониженных тонах, продолжала я взывать к разуму Альвина. – Ты простой стражник, воин из неблагородной семьи, я – принцесса королевства, защитница веры, обещанная другому мужчине в жены, давай не будем совершать поспешные поступки, это никого не доведет до добра! – Все это время я двигалась от него по полукругу, пытаясь сохранять дистанцию, а он шел следом, не сводя этого своего взгляда как привязанный ко мне подросток-волкодав – большой, сильный и такой дурно-ой…

– Я все давно обдумал. Я люблю вас, ваше высочество, и прошу стать моей дамой сердца, коль вы не можете стать моей женой, – ответил мне этот персонаж из женского романа, а я давила на корню желание схватиться за голову.

Обдумал он! ДАВНО! Чуть больше недели он с принцессой в моем лице общается – и уже, надо же, все давно обдумал!

Пока я страдала острыми приступами сарказма, Альвин успел сократить дистанцию и снова нежно взял меня за руку. Знак на правой ладони чуть потеплел, заставив меня раздраженно шевельнуть пальцами, сжимающими шерстяное одеяло, в которое я все еще куталась.

«Магическая сигнализация это, конечно, здорово, но вот давай ты в мою личную жизнь вмешиваться не будешь? – Адресуя сии мысли божественному символу, я нехотя подняла глаза на своего телохранителя. – Нет, а с другой стороны, ну что я теряю? Почему нет? Я взрослая, самодостаточная женщина, тем более королевских теперь кровей. Если не кривить душой, то любовники у принцесс-королев не такая уж и редкость, а консумация брака часто совершалась совмещением ножа и пальца. Я, может быть, помру через неделю, а может быть, помру в попытке убить Аримана, должна же я получить хоть какое-то удовольствие от этой жизни? Альвин красив, достаточно умен, влюблен, предан мне всей душой… а будет еще и телом…» – Последняя часть мыслей заставила меня нервно хихикнуть. Мягкие поглаживания моей ладони на мгновение прекратились, и я, взглянув в вопросительно-умоляющие глаза, медленно кивнула, опустив ресницы в какой-то внезапной, обычно не свойственной мне робости.

Чуть грубоватые мужские пальцы скользнули под одеяло, в которое я все еще куталась, задрали рубаху, провели по моей талии в сторону позвоночника, чтобы аккуратно надавить на поясницу, придвигая меня к их обладателю. Сопротивляться мне не хотелось – торги с совестью я проиграла и надеялась получить от этого как можно больше удовольствия. Целовался Альвин на удивление умело, с жаром, без юношеской робости, которую я в нем подозревала.

«Интересно, как целовался Фалько?» – Мысль мелькнула в моей голове вместе с образом несостоявшегося жениха, правую ладонь внезапно сильно обожгло, отчего я, вздрогнув, распахнула глаза с коротким и тихим вскриком и увидела, как лицо Альвина пошло рябью, «потекло», будто смазанные масляные краски, и начало приобретать черты графа Оташского!

Вопль, который я издала, наверняка слышал весь лагерь, я дернулась прочь и вдруг почувствовала, что почему-то падаю, а после – очнулась на земляном полу около своей кровати. Я прижалась к ней спиной и смотрела на странное бесформенное существо, рябящее и пузырящееся всей своей поверхностью, что тянуло ко мне мерзкие щупальца, беспорядочно усыпанные склизкими присосками, замерев в каких-то миллиметрах от моего тела, которое его явно не интересовало. Его интересовала Ато, запас которой благодаря Светозарной был у меня весьма велик, но все же не безграничен, и я явственно ощущала, как он стремительно уменьшался с каждой секундой.

Знак на руке полыхал неудержимым белым огнем, я слышала, как за тканевыми стенками шатра раздается вполне недвусмысленный шум, и, понимая, что сейчас ко мне ворвутся все, кто только сможет, с трудом отвела взгляд от омерзительной твари, нашла более-менее приличную лазейку между его щупальцами и, собравшись с духом, выполнила самый идеальный прыжок с кувырком, какой только делала в своей жизни. Харакаш мог бы мной гордиться!

Вцепившись в спасительно близкую рукоять своего меча, я, не поднимаясь с колен, развернулась и наотмашь рубанула по метнувшимся ко мне щупальцам, уже видя, как в шатер врывается Харакаш и Альвин. Настоящий Альвин!

Мастер меча, перехватив свой клинок, коснулся кромки пальцем, разрезая его, и окровавленным уже лезвием кромсанул тварь, пока я, пытаясь унять бешеный стук сердца, поднималась с земли, крепко сжимая в правой руке меч, а левой опираясь на поданную моим телохранителем руку. Потом, осознав, кто мне помогает, как я сейчас выгляжу и насколько же я феерическая дура, отстранилась от Альвина, одновременно разворачивая его за плечи лицом к входу – чтобы в случае чего спрятаться за ним от снующего перед палаткой офицерья и спрятать голые ноги, весьма бесстыже по местным меркам торчащие из-под рубахи, длиной доходящей лишь до середины бедра.

Когда страсти немного улеглись, а изрубленная на куски тварь осыпалась белым пеплом (в голове я поставила жирную пометку – не забыть спросить у Харакаша, что у него за кровь такая ядовитая), мастер меча громко оповестил всех, что беспокоиться уже не о чем, разогнал офицеров, выдал мне одеяло для того, чтобы я в него завернулась, и выпроводил из шатра Альвина. Запалив масляную лампу, островитянин оглядел мою все еще нервно дергающуюся от пережитого персону, глубоко вздохнул, сев на второй мой походный сундук, не занятый доспехами, достал из-под пончо фляжку и протянул ее мне. В ней оказалось даже не вино – какая-то крепкая травяная настойка, от одного глотка которой показалось, что внутри меня загорелось маленькое солнце. Не рискнув пить больше, я вернула флягу мастеру меча.

– Ты неплохо справилась. – Расщедрившийся на похвалу Харакаш вызвал у меня новые танцы лицевого нерва, отчего правый глаз отчаянно задергался. Наставник, оценив нервный тик, хмыкнул.

Некоторое время мы сидели в тишине, потом я почувствовала, что меня немного отпустило от всего произошедшего, и покосилась на островитянина, что рассматривал пепел на земляном полу.

– Почему твоя кровь… – начала было я, но Харакаш выразительно скривился и возвел очи куда-то к потолку, перебивая меня:

– Больше мне интересно, почему ты кричала: уларь’маор вызывает исключительно приятные видения, ему нужны самые сильные положительные эмоции. Не хочешь рассказать мне, что случилось? – Почти бесцветные глаза мастера меча с интересом уставились на меня. Я натянула одеяло до самых ушей, чувствуя, что неизбежно краснею, и буркнула куда-то себе в коленки, что не хочу. – Хм… ну, хорошо. Жаль, что магистр не дал тебе никакой артефакт, чтобы ты могла чувствовать этих тварей. – Скрестив руки на груди, мой собеседник окинул взглядом шатер, остановившись на мече, что я прислонила к краю кровати рядом с собой, чуть воткнув кончиком в землю.

– Он хотел, но после того, как это, – я покрутила правой ладонью в воздухе, – стало реагировать на тварей из Грани, в нем отпал смысл.

Харакаш поджал губы, оглядел меня и кокон из одеяла, в который я завернулась, вопросительно поиграл бровями, но я молчала, как партизан на допросе, не собираясь признаваться в причинах, по которым игнорировала предупреждение «пламени» на руке.

– Ладно, – наконец сдался мастер меча, – видимо, что-то пошло не так. Постарайся поспать еще немного, принцесса. Завтрашний день будет таким же, как все предыдущие.

Угу, значит, никаких послаблений в связи с форс-мажорными ситуациями не предвидится. Очевидно, для тебя уважительной причиной пропустить тренировку является только смерть, и то я до конца в этом не уверена. Проводив взглядом выходящего из моего шатра Харакаша, я представила, как он стоит над моим бренным телом и требует, чтоб ее высочество прекратила симулировать и немедленно отправлялась на пробежку. А ведь с него станется, и я правда встану и пойду…

Уснув под утро, я часто просыпалась, нащупывая ладонью рукоять меча – ее легкая прохлада, казалось, всего на десяток градусов ниже температуры моей руки, успокаивала. Мне было мучительно стыдно перед самой собой и перед Альвином, хоть он ничего даже не подозревал. Я прокручивала в голове все те немногие разговоры с ним, в том числе и о его отношениях с Деллой, и не могла понять, что же на меня нашло, если я решила, будто мой телохранитель, человек стойких моральных принципов, имеющий честь и гордость, пойдет ночью к дочери короля с амурными целями?

Натянув одеяло до самой макушки, я крепко зажмурилась, а потом сделала поочередно пять-шесть глубоких и медленных вдохов-выдохов. Постепенно тревожные мысли отступили, голова моя снова отяжелела, и я погрузилась в сон.

Утро принцесс в романах начинается обычно со служанки, которая раздвигает шторы, впуская лучи солнца в комнату, приносит теплую воду для умывания и свежеиспеченные круассаны. Мое утро вот уже четвертый день подряд начинается именно таким образом, разве что распахивают не шторы, а полог шатра, и то – на время, и будит меня не личная служанка, а вредный лысый воин-островитянин, принося мне вместе с холодной водой для умывания… ровным счетом ничего.

– Если ты хочешь завтракать не в седле, советую поторопиться. – Пока я продирала глаза, отчаянно зевая и пытаясь сфокусировать взгляд на мастере меча, он деловито смерил шагами шатер, обернулся, скрестил руки на груди и демонстративно возвел глаза к потолку. – Собирайся шустрее, принцесса. Планы изменились, ты заслужила небольшую награду за ночные подвиги. – В его голосе сквозило ехидство, отчего мне захотелось швырнуть в него подушкой. Но подушки не было, да если и была бы – что бы это дало?

– Собираюсь, собираюсь. Буду готова через четверть часа.

Удовлетворенный моим ответом, мастер меча покинул шатер, а я получила возможность выбраться из-под одеяла и приступить к сборам. Я, конечно, могла бы сделать это и раньше – меня-то не пугала перспектива показать голые «аж до бедра» ноги постороннему мужчине, но в этом мире пляжей еще не придумали и подобные выходки благовоспитанной принцессе претят – а ну как островитянин еще лекцию мне закатит о непозволительном поведении? Он и не на такое способен!

Холод, идущий от земли, меня быстро взбодрил, заставив ускорить процесс облачения в одежду. Голова зудела противно и навязчиво – волосы надо было срочно помыть, благо с собой мне завернули мыльный корень и какие-то баночки, последовательность использования которых Мира отметила прямо на крышках.

При мыслях о Мире чуть взгрустнулось – мне не хватало ее доброго взгляда и заботливых рук. Эта прекрасная женщина распространяла вокруг себя какую-то ауру домашнего уюта, и я по-хорошему завидовала Марии, оставшейся в замке у нее на попечении.

Быстренько натянув штаны, носки и вторую рубаху, переплетя растрепавшуюся за ночь косу, я надела стеганую куртку и, поколебавшись, откинула полог шатра.

Без своего верного оруженосца я не смогла бы нормально надеть кирасу – строго говоря, технически это было возможно, но пыхтеть лишние десять-двадцать минут мне не хотелось. Потому, найдя взглядом Альвина, что уже ошивался поблизости, привычный к водружению на меня доспеха каждое утро, я поманила его рукой.

Ремни кирасы, наручи, перчатки, горжет, батват, шлем. Защиту ног я надела еще до этого самостоятельно. Закрепив на себе перевязь с божественным оружием, я вышла из шатра, предварительно накинув плащ и закрепив фибулой, огляделась и, не найдя в обозримом пространстве Харакаша, обернулась к Альвину:

– А где наш несравненный воин с Туманных островов?

Альвин в ответ подвел ко мне взнузданного Гаратэ.

– Сказал, что ждет нас впереди, и велел не задерживаться в лагере.

– А завтрак?! – взвыла я, и мой оруженосец продемонстрировал небольшой мешок, притороченный к седлу его лошади.

– Я взял из обоза печеных яблок, вяленого мяса и грушу. И ваш травяной отвар, конечно, во фляге.

Чувствуя, что не останусь голодной, я благодарно кивнула Альвину и влезла в седло. После ночных приключений и плохого сна тело побаливало, но любопытство пока побеждало.

Что же ты такое придумал? Может, покажешь какой-то особенный прием? Или наконец-то решил ответить хотя бы на один из моих вопросов и сделать это подальше от лишних ушей?

Мы выехали из лагеря, махнув постовым и сообщив, что подождем их чуть дальше, и кони затрусили по дороге.

Погода стояла безветренная, мороз практически не ощущался, лишь легкий пар срывался с губ. Солнце светило с чистого зимнего неба, снег под копытами коней хрустел и искрился.

Ночные переживания постепенно отходили на задний план – этому немало помогало печеное яблоко, точнее, печеное земляное яблоко, а если по-нашему – картошка, которую я получила от Альвина вместе с полоской вяленого мяса. Есть в латной перчатке было не очень удобно, но вполне возможно, а снимать ее не хотелось, потому и картошку и мясо я ела, крепко сжимая в льняной тряпице.

Наконец, когда я не только доела, но и запила холодным (вот он, минус вощеных кожаных фляг, в них нельзя наливать горячие напитки) отваром, возле небольшого лесного островка мы заметили стреноженную серую кобылу мастера меча и его самого, успевшего развести небольшой костер из валежника.

Выглядел Харакаш настолько довольным, что у меня моментально зашевелился червячок недоверия – я была уверена, что островитянин придумал очередной способ «с пользой провести время», и мне в этой придумке отводилась самая активная роль!

– Ну наконец-то. – Встав с небольшой горки хвороста, которую, очевидно, сам же и натаскал, мастер меча скрестил руки на груди и подождал, пока мы подъедем и спешимся.

– И зачем мы здесь? – Оглядываясь, я рассматривала небольшую рощицу, разведенный островитянином костер и думала о том, что при такой благодатной погоде шашлыки бы жарить да через огонь прыгать, а не вот это вот все…

Мои размышления прервались самым неожиданным образом – метко пущенным прямо в шлем снежком!

Резко обернувшись, я увидела старательно скрывающего улыбку Альвина и островитянина, который уже подбрасывал в ладони новый снежок, стоя в четырех-пяти метрах от меня.

– Есть у меня на родине одна игра, принцесса… – начал этот рыжебровый засранец и сделал вид, что замахивается снежком.

Я, совершенно не задумываясь, с коротким писком спряталась за Альвином.

– Снимай с меня перчатки, сейчас я ему… Да нечестно так! – Я дернулась от очередного снежка, который обошедший нас с оруженосцем Харакаш кинул мне в бок. – Дай только перчатки снять!

Распираемая азартом и каким-то детским восторгом, я трясла руками, пытаясь стряхнуть с них готические перчатки, больше мешая Альвину, чем помогая. В конце концов ему это надоело, и он, схватив меня за запястье, сначала расстегнул одной рукой ремни на правой перчатке, потом повторил ту же процедуру на левой.

Да так и остался стоять, сжимая в руках элементы моего военного гардероба, с переброшенным через плечо моим плащом, который я скинула следом за перчатками, наблюдая, как его принцесса лепит из снега шары и с боевыми воплями пытается поразить верткого, как ласка, островитянина.

Уже минут через десять я почувствовала, как по моей спине струится пот, а через пятнадцать мне казалось, что Харакаш просто хочет моей смерти. В непримиримой снежной битве я имела провальный счет, однако душу грело целых четыре метких попадания, одно из которых было прямо в лоб островитянина!

Альвин переместился к костру, отведя лошадей в сторону, и наблюдал за нами оттуда, периодически подкидывая веточки в костер. На призыв Харакаша присоединиться к нашему веселью тот только покачал головой, выставив перед собой руки. Впрочем, веселье длилось недолго – я быстро выдохлась, что, учитывая мое обмундирование, было вовсе не удивительно. Усевшись прямо в небольшой сугроб, я попыталась стянуть с головы шлем, чтобы немного остыть, но оказавшийся рядом мастер меча стукнул меня по рукам.

– Вставай и к костру, не хватало еще, чтобы защитница веры сопливила перед лицом всех этих баронов, виконтов и графов.

– Ты сейчас напоминаешь мне Миру, – не смогла не поддеть его я, упираясь в землю руками и вставая. Харакаш ничего не ответил – он просто отвернулся и пошел к костру, а я, несколько обескураженная его реакцией (ожидала-то очередную подколку!), пошла следом.

Меня усадили на хворост, сунули в руки остатки травяного отвара, сняли шлем и запретили даже пальцем прикасаться к батвату, угрожая лечением с помощью горячего молока, барсучьего жира и волшебных слов.

– И где мы достанем молоко?

– Придется ради такого дела ограбить ближайшую деревню. – Островитянин скорчил самую невинную физиономию и подмигнул Альвину, сидящему чуть поодаль.

– А барсучий жир?

– Возможно, сэр Харакаш одолжит тот, которым смазывает свою густую шевелюру, – внезапно ответил Альвин.

Я замерла с открытым ртом, а мастер меча расхохотался.

– Подожди, ты что, правда мажешь голову барсучьим жиром? – Переводя взгляд с оруженосца на Харакаша и пытаясь понять, пошутил Альвин или нет, я вдруг поймала себя на мысли, что мне комфортно. Так, как бывает комфортно в окружении старых знакомых, с которыми ты вроде бы не особо близок, но все же есть что-то приятное и дружеское, что вас связывает.

– Некоторые вещи, принцесса, должны оставаться тайной, – отсмеявшись, ответил мне мастер меча.

– Я так понимаю, волшебные слова, которыми ты собрался меня в случае чего лечить, тоже относятся к этим вещам?

– Абсолютно верно, – со смешком подтвердил островитянин. Я хмыкнула, старательно убирая дурацкую улыбку, и протянула руки к огню.

Еще где-то с полчаса мы сидели в тишине, слушая треск костра и жмурясь, глядя на пламя. А потом собрались и выехали навстречу уже тронувшейся по дороге армии. Переход до реки был ничем не примечательным, я просто периодически поклевывала носом в седле, выныривая из сладкой дремы только для того, чтобы окинуть взглядом дорогу и раскинувшийся вокруг пейзаж, спросить у Альвина, скоро ли мы прибудем, и, получив неизменный ответ: «Да, ваше высочество, уже скоро», снова погрузиться в зыбкий сон.

«Скоро» оказалось не меньше, чем шестью часами, – худо-бедно я научилась определять время по положению солнца благодаря паре уроков, данных Харакашем. Под конец нашего пути я чувствовала себя самым несчастным и одновременно самым злым человеком на свете. Грязная голова зудела под шлемом, ощущение прилипшей к спине рубахи доводило меня до белого каления, в придачу я чувствовала, как чешется копчик, и никак не могла его почесать так, чтоб это не было слишком заметно.

По всем этим причинам, когда наша армия подошла к изгибу реки, где мы и планировали разбить лагерь, я безапелляционным тоном велела Альвину отправиться к обозным – требовать самую большую и крепкую лохань, глубокое ведро и черпак и передать мой наказ: после готовки сразу поставить на огонь большой котел с водой. Делать это до ужина или вместо него я все же не стала – если я плюну в солдат, они утрутся, но если они плюнут в меня…

Самая большая лохань выглядела как добротный деревянный таз с бортами примерно в метр высотой и шириной чуть меньше метра. Что ж, выбирать не приходилось, хорошо, что было хотя бы это.

Лохань была торжественно водружена в центре моего шатра, Альвин взял в оборот кого-то из солдат, и они притащили туда же две треноги-подвеса: одну для котла с горячей водой, вторую – для котла с холодной. Я мерила шагами пространство вокруг, вспоминая, что короткая прическа у меня появилась одновременно с увлечением походами в составе студенческой группы, пока все те же два страдальца наполняли второй котел холодной водой из реки.

Наконец, когда четверо мужчин притащили наполненный крутым кипятком котел и установили его на треногу, я приказала Альвину встать на страже у входа в шатер, завязала полог внизу, вытащила из походного сундука пушистые полотенца и принялась снимать одежду.

Раздевшись до пояса, я решила повременить со штанами и сапогами. Волосы длинные, мыть их относительно долго, а мерзнуть голой, стоя босыми ногами на земляном полу пусть и мягкой, но все же зимой, мне совершенно не хотелось.

Вытащив из того же сундука простой деревянный ларчик, а из него – маленький глиняный горшок, горловина которого была затянута тканью и завязана веревкой, я высыпала порошок в разведенную мною воду в лохани и приступила к помывке всего того добра, что наотращивала принцесса.

Уже спустя минут десять я поняла, что не предусмотрела лишь одного – куда девать грязную воду. Потому, после того как волосы были домыты, мне пришлось намотать полотенце на голову, натянуть на себя грязную одежду и, расшнуровав полог, попросить Альвина взять себе помощника и вылить использованную воду за пределами лагеря.

Клянусь, что в тот момент мой телохранитель впервые на моей памяти задумался о том, что меня было бы проще придушить. Однако, ограничившись коротким выразительным взглядом, Альвин исчез, а вскоре появился с кем-то из солдат, и они вынесли лохань, чтобы потом вернуть мне ее пустой. Искренне поблагодарив их, я повторила последовательность с зашнуровыванием полога и раздеванием, на этот раз уже полностью, убрала полотенце с головы, завязав на макушке что-то вроде гульки, и со вздохом, согнув ноги в коленях, устроилась в лохани, поливая себя разведенной водой из ведра и яростно шкрябая кожу пальцами.

Вода остывала быстро, потому растягивать удовольствие не получалось. И вот, стряхнув капли с ног, я всунула их в сапоги, энергично растерлась, оделась в чистое и снова заплела волосы, чувствуя себя почти что заново родившейся. Вот она – привычка к комфортной жизни! Ведь ходила в походы на неделю-полторы, и вполне устраивало меня обтирание влажной тряпкой, в походе же! А тут…

Я отвязала полог шатра и снова вернулась к сундукам, ища в их недрах чистые шерстяные носки.

– Альвин, унесите воду, пожалуйста. – Мой окрик остался без внимания, я удивленно подняла голову, прислушалась и только сейчас поняла, что вокруг как-то настораживающе тихо.

Я почувствовала подкрадывающуюся нервную дрожь. Доспехи надевать было некогда, да и все же – звуки стоящего вокруг меня военного лагеря были, просто они стали иными.

– Альвин?.. – Я, найдя носки, шустро натянула их, снова обулась и, накинув на плечи плащ, взяла в руки ножны и откинула полог шатра, тут же лицезрея преинтереснейшую картину.

На площадке, что была перед моим шатром, полубоком ко мне стоял Харакаш в весьма недвусмысленной позе, указывая обнаженным клинком в сторону незнакомого мне бородатого мужчины, огромного, похожего на вставшего на дыбы медведя, облаченного в тяжелый доспех и бело-красные одежды и сжимающего в руках недурственного размера молот, украшенный символом Светозарной. За спинами человека-медведя стояли еще несколько мужчин в похожих одеждах и доспехах, но вооруженных мечами. Альвин, чуть отошедший от шатра, нервно сжимал рукоять клинка. Замершие вокруг солдаты выглядели растерянными, а командующий Бернард, до этого момента переводивший отчаянный взгляд с Харакаша на неизвестного с молотом, метнул умоляющий взгляд на меня. Впрочем, молотоносец тоже заметил мое появление и, бросив островитянину короткое «позже договорим», повернулся ко мне.