Ужасы Фазбера. 1:35 ночи бесплатное чтение

Scott Cawthon, Andrea Waggener, and Elley Cooper

Five nights at Freddy’s: Fazbear frights #3: 1:35AM

Copyright © 2020 by Scott Cawthon. All rights reserved.

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2022

1:35 ночи

– О, ура, дзинь-дзинь-дзинь, – послышался громкий, звенящий голос.

Дурацкая песня влезла, словно крюк на длинной ручке, в приятный сон Делайлы и вытащила её из благословенного сонного царства.

– Что за?.. – пробормотала Делайла, садясь в постели и отбрасывая мятое фланелевое одеяло. Через приоткрытые жалюзи на окнах пробивался солнечный свет, и она невольно зажмурилась.

– Ты заряжаешь меня бодростью, – продолжила певица.

Делайла швырнула подушку в тонкую стену, отделявшую её квартирку от соседней. Подушка с приятным «бух» врезалась в плакат в рамке, на котором был изображён безмятежный пляж. Делайла с тоской посмотрела на плакат; именно о таком виде из окна она всегда мечтала.

Но окна Делайлы выходили вовсе не на океан, а на ряд мусорных контейнеров и грязную заднюю стену круглосуточного кафе, в которой она работала. Да и безмятежности в жизни у неё не было. Её соседка Мэри, словно нарочно пытаясь её взбесить, продолжала петь во всё горло: «Спасибо, спасибо, спасибо, что начал мой день».

– Кто вообще поёт оды будильникам? – проворчала Делайла, потом со стоном протёрла глаза.

Соседка, которая любит попеть – это само по себе плохо, но вот когда эта соседка сама придумывает идиотские песни, да ещё и каждое утро начинает с хвалы будильнику, это в тысячу раз хуже. Будильники и сами по себе, если честно, ужасная штука.

Кстати, о будильниках. Делайла посмотрела на часы.

– Что?

Она вскочила с кровати, словно её выбросило оттуда катапультой.

Схватив маленькие электронные часики на батарейках, Делайла уставилась на экран. 6:25.

– Ты вообще хоть на что-то годишься? – прорычала Делайла, швыряя часы на ярко-голубое стёганое одеяло.

Делайла патологически ненавидела будильники. То было последствие десяти месяцев, прожитых в последней из приёмных семей, куда её отправили лет пять назад, но для жизни в реальном мире будильники совершенно необходимы, и Делайла до сих пор не могла с этим свыкнуться. Впрочем, сейчас она поняла, что есть вещь, которую она ненавидит больше, чем будильники: будильники, которые не работают.

Зазвонил телефон. Ответив на вызов, Делайла даже не стала ждать, пока с ней заговорят. Перекрикивая звон тарелок и шум голосов, она сразу же сказала:

– Знаю, Нейт. Я проспала. Приду через полчаса.

– Я уже вызвал Рианну тебе на подмену. А ты выйдешь в её смену, в два часа.

Делайла вздохнула. Она ненавидела эту смену. Самая напряжённая.

На самом деле она ненавидела все смены. Она вообще ненавидела смены как идею.

Она работала начальником смены в кафешке, так что её могли вызвать в любое время, которое лучше подходило под расписание. Так что её рабочий день мог длиться с шести до двух, с двух до десяти или с десяти до шести. Её внутренние часы настолько расстроились, что она, по сути, спала, когда бодрствовала, и бодрствовала, пока спала. Она жила в состоянии вечной усталости. В голове было мутно, словно через уши в неё набился туман да так там и остался. Этот туман не только мешал ей думать как следует, но и не давал мозгу нормально взаимодействовать с органами чувств. Её зрение, слух и вкусовые рецепторы всё время работали как-то не так.

– Делайла? Ты будешь на работе в два часа? – крикнул Нейт в самое ухо Делайле.

– Ага. Да, буду.

Нейт что-то проворчал и бросил трубку.

– Я тебя тоже люблю, – сказала Делайла и отложила телефон.

Делайла посмотрела на свою двуспальную кровать. Толстый матрас и особая ортопедическая подушка, запоминающая форму, манили ее, словно томный возлюбленный, звали лечь обратно. Делайла так хотела поддаться этим чарам. Она любила спать. Она любила просто лежать в кровати. Кровать была для неё словно коконом – взрослой версией крепостей из подушек и одеял, которые она так любила строить в детстве. Если бы можно было, она бы лежала там целыми днями. Вот бы ей найти какую-нибудь удалённую работу, которой можно заниматься прямо в кровати, не снимая пижамы. Это, конечно, вряд ли понравилось бы работодателю, потому что она бы бо́льшую часть времени просто валялась в кровати и спала, но вот для её здоровья было бы полезнее. Если бы она работала на себя, то сама назначала бы себе смены.

Но все предложения «работы из дома», которые она находила, оказывались просто жульничеством. Единственным местом, где ей предложили работу после расставания с Ричардом, было то самое кафе. Все потому, что из-за проблем с полицией в подростковом возрасте ей пришлось бросить школу, а почему – она толком уже и не помнила. Жизнь – отстой.

Делайла посмотрела на бесполезный будильник. Ну нет. Рисковать нельзя. Надо как-то не дать себе уснуть.

Но как?

В соседней квартире Мэри уже как минимум в третий раз пела свою дурацкую песню про пробуждение. Делайла знала, что, если постучать в стену или даже пойти в соседнюю квартиру и попросить Мэри петь тише, это не поможет. У Мэри явно было не всё в порядке с головой. Что именно было не в порядке, Делайла не знала, но помнила, что все прошлые жалобы уходили в пустоту, которая пряталась в голове Мэри, под её густыми седыми волосами.

Делайла не хотела сидеть в квартире и слушать песни Мэри. Можно попробовать для разнообразия сделать что-нибудь полезное.

Неохотно добравшись до выложенной розовым кафелем ванной, Делайла почистила зубы и надела серые тренировочные штаны и красную футболку. Она решила немного пробежаться. Она уже три дня не занималась никакой зарядкой. Может быть, это всё из-за тумана в голове?

Нет. Она знала, что это неправда. Она уже пробовала бороться с постоянной усталостью с помощью зарядки. Но сколько бы она ни занималась, это не помогало. Её телу просто не нравилось менять режимы дня, словно перчатки.

– Всё потому, что сейчас зима, – говорила Харпер, лучшая подруга Делайлы. – Придёт весна, и ты проснёшься словно цветок.

Делайла скептически отнеслась к этому совету и оказалась права. Весна пришла. Всё расцвело… всё, кроме уровня энергии Делайлы.

Но, пусть даже это и не поможет её голове, Делайла всё равно надела беговые кроссовки и убрала ключи, телефон, немного денег, водительские права и кредитную карточку в мешочек, который повесила на шею. Покинув маленькую шумную квартирку – Мэри всё ещё пела, – Делайла вышла в коридор с ковриком на полу, где пахло беконом, кофе и клеем. Клеем-то почему?

Делайла фыркнула и быстро сбежала по трём пролётам узких, неровных ступенек. Скорее всего, управляющий чинит стену или ещё что-нибудь такое. Дом у неё нельзя сказать чтобы дорогой.

По фойе слонялись два угрюмых, сутулых подростка. Услышав шаги Делайлы, они посмотрели на неё. Она, не обратив на них ни малейшего внимания, открыла исцарапанную серую металлическую дверь – как раз вовремя, чтобы увидеть, как солнце прячется за пушистым белым облачком.

То был один из тех ярких, свежих весенних дней, которые любила Харпер и ненавидела Делайла. Может быть, если бы она жила на берегу моря или в лесу, то радовалась бы счастливому солнцу и весенним ветрам. В окружении природы и распускающихся цветов такой день, наверное, казался бы идеальным. Но здесь?

Здесь, в городе, среди больших торговых центров, мастерских, автоцентров, пустых стоянок и домов для бедных, яркие и свежие дни не были приятными – они, скорее, действовали на нервы. Наверное, даже алмазная диадема на свинье смотрелась бы уместнее.

Пытаясь игнорировать запахи гниющего салата, выхлопных газов и прогорклого масла для жарки, Делайла поставила ногу на бортик пустой цветочной клумбы, стоявшей перед её серым, квадратным многоквартирным домом. Может быть, ощущение было бы более весенним, если бы в этой клумбе росли цветы, а не камни. Делайла потянулась, потом покачала головой – нельзя же думать обо всем так негативно.

– Ты же знаешь, что так не надо, – укорила она себя.

Делайла неторопливо направилась на север, в сторону жилого квартала – там, по крайней мере, можно будет бежать мимо домов и деревьев, а не машин и магазинчиков, едва сводящих концы с концами.

Нужно как-то остановить падение под откос. Когда она была ещё подростком, её не раз водили к психотерапевту, и там ей объяснили, что у неё «навязчивое поведение»: если уж она ухватится за какую-то мысль, её уже будет не оторвать. Сейчас она ухватилась за мысль, что её жизнь – отстой. И жизнь так и будет отстойной, если она не найдёт какую-нибудь новую мысль.

Пока её ноги мерно опускались на неровный тротуар, Делайла пыталась счастливыми мыслями прогнать из головы туман.

– Каждый день я чувствую себя всё лучше и лучше, – нараспев твердила себе она. После примерно десятого повторения ей уже очень хотелось рычать. Так что вместо утверждений она решила представить себе жизнь, которой хотела для себя. А после этого вспомнила, как жила с Ричардом, но это воспоминание лишь загнало её ещё глубже в яму негатива.

Когда Ричард решил, что вместо темноволосой, темноглазой миссис ему нужна голубоглазая блондинка-жена, у Делайлы не было особого выбора. Перед тем как выйти замуж за Ричарда, она подписала брачный договор. У неё не было ничего до замужества и не осталось ничего после. Ну, не совсем ничего. Она получила достаточную компенсацию, чтобы купить квартирку, подержанную мебель и коричневый компактный седан пятнадцатилетней давности. Но даже эти деньги ей выдали только после того, как она нашла единственное место, куда её согласились взять на работу. Учитывая её совершенно потрясающее резюме – «не доучилась полгода в выпускном классе», «присматривала за детьми» и «работала в фастфуд-ресторане», – ей повезло, что удалось найти хотя бы такую работу. И, не считая ужасного графика, работа была даже довольно хорошей. Нейт отправил её на курсы подготовки менеджеров, и всего за несколько месяцев она сумела дорасти от официантки до начальника смены. В двадцать три года она стала самым молодым начальником смены во всём ресторане.

– Вот видишь? – пропыхтела Делайла. – Дела идут на лад.

Она хваталась за эту вроде бы положительную мысль, пока бежала по занюханному старому району, выходившему в промышленный парк. Район был слишком уж обшарпанным, чтобы его можно было назвать красивым, но в нём росли прекрасные старые клёны и высокие, жилистые тополя, которые покачивались на тихом ветру. На всех деревьях виднелась светло-зелёная новая листва. Нежные листья наводили на приятные мысли – хотя бы на ближайшую пару минут.

Она задумалась – интересно, жителей этого района деревья тоже вдохновляют? Хотя, оглядевшись вокруг, она в этом усомнилась. Группка апатичных детишек ждала жёлтого школьного автобуса, который пыхтел где-то позади Делайлы, источая запах дизельного топлива. Старик с блестящей лысиной стриг поросший сорняками газон, а женщина, у которой настроение было, похоже, ещё хуже, чем у Делайлы, стояла на крыльце, вглядываясь в кружку с кофе.

Делайла решила, что хватит с неё этого района, да и бега, если уж на то пошло. Она обежала кругом закрытый магазинчик автозапчастей и направилась домой.

Домой.

О, если бы только это был дом. Но её квартиру трудно было назвать домом. За всю жизнь у неё было только два дома. В одном она жила с родителями – пока они не погибли, когда ей было одиннадцать. Приюты и приёмные семьи, в которых она жила после этого, были лишь местом, где она проводила время в ожидании чего-то – их трудно было назвать «домами». Второй её дом был у Ричарда. Теперь же у неё есть только место, где она спит, а выспаться ей никак не удавалось.

В последнее время ей казалось, словно жизнь – просто череда раздражающих побудок, словно весь мир – это будильник, который раз за разом включается и вырывает её из мира снов, единственного места, где ей приходили в голову действительно счастливые мысли.

Вернувшись в квартиру, Делайла старательно пыталась игнорировать пустые бледно-зелёные стены – она так и не набралась решимости перекрасить их после переезда. Она сняла кроссовки и аккуратно поставила у входной двери. Пройдя к потрёпанному бежевому кожаному диванчику, она расправила жёлто-зелёный плед на его спинке. Делайле этот плед не очень нравился, но Харпер связала его крючком специально для неё. Однажды Харпер зашла в гости и очень огорчилась, не увидев пледа. После этого Делайла всегда держала его на виду.

– Просто подоткни кривые края хорошенько, – сказала Харпер Делайле, вручая ей подарок. Учитывая, что «кривых краёв» у пледа оказалось довольно много, нормально его подоткнуть было довольно трудно.

Мэри по-прежнему надрывалась за стеной; Делайла сняла пропотевшую футболку и открыла шкафчик, где держала стратегический запас печенья. Шкафчик был пуст. Ну конечно же.

Делайла со вздохом открыла холодильник. Она знала, что это безнадёжное дело, потому что сама не готовила и, соответственно, держала в холодильнике только бутылочки с водой, яблочный сок и недоеденные порции еды из своей кафешки. Одно из достоинств работы в кафе – два раза за смену тебе выдают бесплатную еду. Благодаря этому она не голодала. Так что покупать ей нужно было разве что печенье, молоко, протеиновые батончики и замороженные полуфабрикаты на выходные. Осмотрев содержимое холодильника, она увидела, что купить нужно не только печенье, но и молоко.

Через стену снова пробился голос Мэри:

– Весна пришла, червячки выползли…

– Да, этого-то я и боюсь, Мэри, – сказала Делайла.

Здесь оставаться нельзя.

Вернувшись в ванную, Делайла приняла прохладный душ, потом надела коричневые легинсы и клетчатый чёрно-золотой пиджак. Она старалась не смотреть в зеркало, когда сушила свои волнистые волосы, спускавшиеся до плеч. Делайла больше не красилась. Вместо того чтобы тратить деньги на косметику, привлекающую нежелательное мужское внимание, она оставляла лицо ненакрашенным, а сэкономленные деньги клала на накопительный счёт. Даже без косметики Делайла была достаточно миловидной, чтобы на неё оборачивались. В модельном агентстве, в которое она однажды обратилась, сказали, что, если бы не большой подбородок, её лицо можно было бы назвать образцом классической красоты. Ещё два агентства дали ей номера пластических хирургов и сказали вернуться после того, как она немного поправит себе подбородок и нижнюю челюсть.

Делайла решила, что, раз уж она не красится, зачем вообще смотреть в зеркало? Она и так знала, как выглядит, а в последнее время ей не очень-то хотелось встречаться с собою взглядом. Она видела в зеркале что-то пугающее, что-то, что заставляло её задуматься, что ждёт в будущем.

За стеной Мэри во всё горло распевала о визите на Марс.

– Давай-давай, Мэри, – сказала Делайла. Вот бы Мэри действительно улетела на Марс… и не вернулась.

Делайла взяла сумочку и пошла к своей машине. Она подсчитала, что ей как раз хватит времени, чтобы съездить в магазин, купить печенья и молока, вернуться и ещё немного прикорнуть перед работой.

Пополнив запасы овсяного печенья и молока в продуктовом магазине, Делайла выехала со стоянки через дальний выезд. Ей нравилось ездить обратно к дому по тихим улочкам, а не по страдающим от вечных пробок четырёхполосным шоссе, проходившим через самое сердце промышленного и торгового района, где она жила.

Этот район был приятнее на вид, чем тот, где она бегала утром. Дома были больше, газоны – зеленее, машины – новее. С другой стороны, в старом районе росли большие клёны и тополя, а тут – только чахлые вишни. Впрочем, даже ей пришлось признать, что розовые цветы вишни выглядят очень мило.

Свернув возле особенно цветастого дерева, Делайла заметила плакат «Гаражная распродажа». Стрелка указывала прямо вперёд, и она решила – почему бы туда и не поехать. Ещё две стрелки сказали ей повернуть направо, и в конце концов она оказалась возле двухэтажного дома в испанском стиле, возвышавшегося над несколькими карточными столиками, на которых были разложены всевозможные вещи.

Делайла не смогла не остановиться.

Любовь к гаражным распродажам, как и склонность намертво хвататься за одну мысль, проявилась у Делайлы ещё в юности. У одного из её психотерапевтов, Али, даже была на этот счёт теория. Али считал, что Делайла любит гаражные распродажи, потому что они дают ей возможность посмотреть на чужую семейную жизнь. Они напоминают ей, что такое «жить нормально».

Делайла не отличалась склонностью к импульсивным покупкам. Да, кое-что она иногда покупала – собственно, всю мебель в квартире она как раз купила на гаражных распродажах. Но по большей части Делайла оставалась наблюдателем, археологом домашних вещей, детективом «всяких штук». Она хотела знать, чем люди пользуются, что коллекционируют, что любят и от чего хотят избавиться. Это было для неё развлечением.

Решив, что от лишних пятнадцати минут в машине молоко не испортится, Делайла остановилась позади грязного красного пикапа. Кроме этого пикапа и синего «Кадиллака», больше машин перед домом не было. Среди столов бродили всего два человека – крупная женщина, которую явно интересовала кухонная утварь, и невысокий молодой парень, копавшийся в стопках книг и дисков. Делайла кивнула им обоим, потом – женщине средних лет, сидевшей у стола для пикника, на котором стоял металлический ящик для денег и лежали блокнот и калькулятор.

– Добро пожаловать, – сказала ей женщина.

У хозяйки дома были коротко подстриженные русые волосы, а глаза окружал толстый слой подводки. Она была одета в жёлтый спортивный костюм, а на руках держала чихуа-хуа цвета ириски; пёс был настолько тихим и послушным, что Делайла даже начала сомневаться, настоящий ли он. Но когда она подошла, чтобы погладить его, пёс завилял хвостом.

– Это Мамфорд, – сказала хозяйка.

– Привет, Мамфорд. – Делайла почесала Мамфорда за ушами и тут же превратилась в его новую лучшую подругу.

Отойдя от Мамфорда и его человека, Делайла стала присматриваться к вещам, в беспорядке лежавшим на столе. Она немного покопалась в маленьких приборах, инструментах, играх, пазлах, электронике и одежде; её внимание привлекла чёрная кожаная куртка, но лишь до того момента, как в нос Делайле бросился запах нафталина. На следующем столе был «отдел игрушек». Глянув на модно одетых кукол, она ещё сильнее помрачнела, вспомнив, как в детстве соседи по приюту постоянно таскали её игрушки. Увидев конструкторы, она вспомнила о маленьком мальчике из приюта номер три, к которому она привязалась и которого усыновили буквально за неделю до того, как её саму тоже взяли в приёмную семью. Она уже была готова пойти дальше в поисках каких-нибудь вещей для украшения дома, но тут её взгляд упал на другую куклу.

Коричневые кудрявые волосы, большие тёмные глаза и пухлые розовые щёчки; кукла выглядела практически точно так же, как ребёнок, которого Делайла мечтала когда-нибудь родить от Ричарда. Когда она только вышла замуж, малыш казался ей таким же реальным, как и весь окружающий мир. Она была совершенно уверена, что станет мамой, так уверена, что даже придумала ребёнку имя ещё до зачатия. Девочку должны были звать Эмма.

Делайла, заинтригованная, обошла стол и подошла поближе к кукле, которую запихали в большой деревянный ящик, полный плюшевых игрушек и электронных приборов. Милое детское личико было отчасти скрыто под синей шляпкой. Широкие поля в розовых оборках выглядели весьма нелепо в окружении игровой приставки и радиоуправляемого самолётика. Делайле пришлось выложить из коробки обе вещи, чтобы высвободить куклу – она была размером около двух футов.

Кукла, одетая в ярко-голубое платье а-ля восьмидесятые – с пышными рукавами, длинной юбкой, розовыми кружевами вдоль каймы и большим бантом на поясе, – оказалась намного тяжелее, чем ожидала Делайла. Осмотрев куклу внимательнее, Делайла поняла, почему: кукла оказалась электронной игрушкой.

Делайла взяла ярко-розовый буклетик с инструкцией, свисавший с запястья куклы. «Меня зовут Элла» – было написано на обложке.

Элла. Так похоже на «Эмма». Делайла почувствовала странное покалывание в теле. Странно, а? Кукла, которая похожа на ребёнка, которого она так давно хотела, да ещё и имя тоже похоже. Явно не простое совпадение. Или нет?

Делайла открыла буклетик и вытаращила глаза от удивления. Ух ты. Высокотехнологичная кукла, однако.

В буклете говорилось, что Элла – это «кукла-помощница», которую производит компания «Фазбер Интертейнмент».

– «Фазбер Интертейнмент», – прошептала Делайла. Она никогда не слышала о такой фирме.

В буклете перечислялся целый список умений Эллы, и выглядел он впечатляюще. Элла умела буквально всё. Она могла служить часами и будильником, напоминать о назначенных встречах, следить за списками, фотографировать, читать сказки, петь песни и даже разносить напитки. Разносить напитки? Делайла покачала головой.

Оглядевшись, Делайла с облегчением поняла, что никто не видит, с каким интересом она рассматривает куклу. Мама Мамфорда помогала молодому парню с какими-то пластинками. Крупная женщина складывала стопку фарфоровых тарелок рядом с металлическим ящиком для денег. Больше никто не приехал.

Делайла читала дальше. Элла, как утверждал буклет, умела определять кислотность воды, а также проводить оценку личности, если вы ответите на двести заранее запрограммированных вопросов. Как старая игрушка может быть настолько навороченной?

Дизайн и Эллы, и самого буклета говорил о том, что куклу действительно сделали в восьмидесятых, одежда не просто стилизована под ретро. Она не новая, даже не близко. Она действительно умеет всё это делать?

Делайла перевернула Эллу и увидела записку, прикреплённую к платью. Там говорилось, что единственная функция, которая реально работает, – будильник. Делайла снова перевернула Эллу и увидела, что в грудь куклы вделаны маленькие электронные часы. Строго следуя инструкции, Делайла попыталась включить будильник, нажав по очереди несколько маленьких кнопок на круглом животике Эллы.

Делайла чуть не уронила бедняжку Эллу, когда нажала последнюю кнопку, и глаза куклы резко открылись. Она резко задышала, услышав щелчок, а сердце буквально через наносекунду начало биться в четыре раза быстрее, когда Элла вдруг проснулась.

Делайла вытянула руку с Эллой и хорошенько её осмотрела. Ну, ей действительно нужен будильник. Она посмотрела на белый ценник, висевший на шее Эллы. Неплохо. С этим Делайла справится. И может быть, даже удастся снизить цену. Делайла побывала буквально на сотнях гаражных распродаж и за это время научилась неплохо торговаться.

Делайла взяла Эллу и направилась к Мамфорду и его маме, которые снова вернулись к ящику с деньгами. Молодой парень загружал коробку пластинок и дисков в свой пикап.

– Не скинете пятнадцать долларов с цены? – спросила Делайла. – Раз уж у куклы работает всего одна функция?

Хозяйка протянула к ней руку; ногти на ней были накрашены ярко-красным лаком. Она перевернула Эллу, посмотрела на ценник, потом на Делайлу – та попыталась одновременно изобразить, что очень хочет эту куклу и что у неё не хватает денег.

– Ладно, хорошо. Идёт.

Делайла широко улыбнулась.

– Отлично.

Расплатившись, она заставила себя заметить, что день действительно становится всё лучше. Она неплохо пробежалась, купила печенья, а потом нашла очень крутую высокотехнологичную куклу на гаражной распродаже за смешные деньги – это вовсе не отстойно. Элла отлично будет смотреться на старом дубовом кофейном столике Делайлы. Харпер от неё будет просто в восторге.

А ещё у Делайлы теперь есть работающий будильник! Можно пойти домой, вздремнуть и точно проснуться вовремя, чтобы не опоздать на работу. Ага. Всё идёт на лад. Может быть, ей всё-таки удастся как-нибудь отцепиться от мысли «жизнь – отстой»?

Вернувшись в квартиру, Делайла поставила Эллу на прикроватную тумбочку, под белой китайской лампой. Элла в пышном платьице смотрелась там отлично. Можно даже было сказать, что она довольна собой, но это, конечно, уже будет проекция собственных чувств, потому что Элла даже не осознаёт себя. Это Делайла довольна собой. Она гордилась тем, как ей удалось исправить, казалось бы, безнадёжно испорченный день. Она справилась с плохим настроением. И это немало впечатляло.

Делайла проверила часы и поставила часы Эллы на то же время. Всего 11:30, так что Делайла сможет ещё пару часов поспать. Поставив будильник Эллы на 1:35 дня, Делайла разгладила простынь и покрывало и легла прямо на них, а потом натянула одеяло до подбородка – не потому, что в квартире было холодно, а потому, что так она чувствовала себя в безопасности. Радуясь тому, что Мэри либо сама спит, либо куда-то ушла, либо наконец сорвала голос из-за безудержного пения, Делайла легла на бок и понеслась по течению дрёмы в сторону блаженного неведения.

Телефонный звонок разрушил спокойный сон Делайлы, словно ракета, врезавшаяся в стены монастыря. Она резко села и нащупала телефон, ругая себя за то, что не выключила его, чтобы никто не мог прервать её сон.

– Что? – прорычала она.

– Ты где, чёрт тебя дери? – прорычал в ответ Нейт.

– Э-э-э? Сейчас…

Делайла посмотрела на Эллу. На часах было 2:25.

– Ох, блин.

– Если не явишься через пятнадцать минут, больше вообще сюда не приходи.

Делайла убрала телефон от уха как раз вовремя, чтобы избежать привычного громкого БАБАХ. Нейт пользовался старомодным проводным телефоном, где трубку вешали на металлический крючок. Он выражал свои эмоции силой, с которой бросал трубку на крючок после звонка. Сейчас он был явно разъярён.

Делайла бегом бросилась в ванную, скидывая по пути одежду. Там она плеснула воды в лицо, наскоро повозила щёткой по волосам, потом вернулась в спальню, натянула тёмно-синее рабочее платье и взяла уродливые чёрные ботинки на нескользящей подошве, которые Нейт заставлял носить всех подчинённых. Пока она завязывала шнурки, её взгляд упал на Эллу.

– Ты меня разочаровала, – сказала она кукле.

Элла посмотрела на неё сквозь густые ресницы. Одна из её кудряшек повисла над глазом. Она выглядела почти проказливо.

Неудивительно, что эта кукла такая дешёвая. Единственное, что в ней реально работает, – часы на груди. Но зачем вообще нужны часы без будильника? Да, Элла – милая кукла, она похожа на малыша, которого Делайла так давно хотела, но сейчас она больше раздражала Делайлу, чем вызывала какие-то другие эмоции.

Завязав ботинки, Делайла схватила Эллу с тумбочки. На мгновение её поразил реализм мягкой, как у младенца, «кожи» Эллы. Но потом она прошла в гостиную, взяла сумочку и поспешно вышла из квартиры. Пробежав по коридору к лестнице, Делайла покачала головой, услышав очередные рулады Мэри. «Обожаю большой, яркий мир».

На улице солнце успело уступить место низко висящим тучам, из которых сыпались крупные дождевые капли. Делайла придержала дверь для двух пожилых дам; те, казалось, заходили в подъезд целую вечность. А потом со всех ног побежала за угол, где стояли мусорные контейнеры.

Три огромных зелёных контейнера стояли, словно трио троллей, на краю парковки. Два из них были открыты, третий – закрыт. Делайла прицелилась во второй из открытых контейнеров и, размахнувшись хорошенько, выпустила Эллу в самой высокой точке, куда достала её рука. Элла описала под дождём широкую дугу и с громким металлическим бдыщ приземлилась в одну из открытых мусорок. Делайла немного вздрогнула, услышав этот звук, – она чувствовала себя немного виноватой, выбрасывая куклу, которая так напоминала её малыша, куклу с удивительно реалистичными ручками.

Делайла не увидела, в какой именно контейнер приземлилась Элла, потому что в этот момент из чёрного входа кафешки появился Нейт. Делайла помахала ему.

– Опоздала, потому что с куколкой заигралась? – крикнул он.

– Очень смешно.

Делайла бегом бросилась к двери и успела как раз вовремя – отдельные капли превратились в настоящую стену дождя.

Нейт отошёл, пропуская её внутрь, а потом быстро закрыл дверь. Делайла почувствовала запах крема после бритья, которым пользовался Нейт – едва заметный аромат виски, которым Нейт просто до ужаса гордился. «Мужественно, а?» – спросил он, когда в первый раз воспользовался этим кремом. Делайле пришлось с ним согласиться.

Нейт – высокий, хорошо сложенный, симпатичный, хорошо ухоженный – совсем не походил на стереотипного владельца забегаловки. Ему было лет пятьдесят, он носил короткие седеющие чёрные волосы и аккуратно подстриженную бородку. А ещё он мог пронзить тебя одним взглядом оловянно-серых глаз. И сейчас эти глаза были направлены на Делайлу.

– Тебе повезло, что ты хорошо работаешь и клиенты тебя любят, – сказал он. – Но тебе надо что-то делать с опозданиями. Я не смогу всё время спускать тебе это с рук.

– Знаю. Знаю. Я пытаюсь.

– Это да.

Смена прошла быстро. Это главное достоинство работы с двух до десяти. Работы столько, что можно с ног сбиться, но, по крайней мере, время пролетает быстро.

Домой Делайла вернулась где-то в 10:30 вечера, к счастью, пропустив песню, которую Мэри пела перед сном. В здании было довольно тихо. Делайла слышала только рэп, игравший в одной из квартир в конце коридора, и смех из телевизора, стоявшего у соседей сверху.

Закрыв дверь в коридор, где несло сгоревшей брюссельской капустой, Делайла надеялась, что неприятный запах не последует за ней в квартиру, и этого действительно не случилось. Дома пахло хвойным ароматизатором и апельсинами. Так или иначе, дом пах лучше, чем сама Делайла, от которой, как и обычно под конец смены, пахло жиром.

Скинув одежду, она сунула её в ларь из кедрового дерева, стоявший у дверей. Ларь с угольным фильтровальным мешочком внутри помогал ей решить проблему с запахом жира, от которой она страдала не одну неделю, когда только начала работать в кафе.

В душе Делайла смыла с себя остатки запаха жира, потом натянула красную ночную рубашку с длинными рукавами и устроилась в кровати с контейнером, заполненным зеленой фасолью и кусочками бефстроганова. Повар, работавший в смену от двух до десяти, был лучшим из всех, что трудились на Нейта. Бефстроганов был великолепен. За едой Делайла пересматривала комедийное шоу на старом телевизоре, который стоял на антикварном кленовом комоде. Она ни разу не засмеялась и даже не улыбнулась. Шоу просто помогало ей чувствовать себя чуть менее одинокой во время еды.

Примерно в половине двенадцатого Делайла поставила пустой пенопластовый контейнер на стопку журналов по дизайну интерьера, лежавших на прикроватной тумбочке. Выключив китайскую лампу, она повернулась на бок и свернулась клубочком. Уличные фонари, возвышавшиеся над парковкой за окном, отбрасывали кривые, зловещие тени по всей комнате. Они напоминали огромные костлявые пальцы, которые тянулись к кровати.

Делайла закрыла глаза и заставила себя поскорее заснуть… и это ей удалось.

Впрочем, закончился сон тоже быстро.

Делайла резко открыла глаза. Часы с неработающим будильником показывали 1:35 ночи.

Она села и огляделась.

Что её разбудило?

Повернувшись к окну, она потёрла глаза. Её разбудил какой-то назойливый звук, доносившийся оттуда. Звон? Жужжание?

Делайла наклонила голову и прислушалась. Она ничего не слышала, кроме шума машин на дороге.

Она снова посмотрела на часы. 1:36.

Стоп. Она проснулась в 1:35 ночи.

Она поставила будильник куклы на 1:35. Что, если она случайно нажала «ночи» вместо «дня»?

– Упс, – прошептала она. – Прости, Элла.

Делайла подумала, не выйти ли на улицу, чтобы забрать куклу, которая, похоже, всё ещё работает, но она слишком уж устала. Посмотрит с утра.

Делайла закуталась в одеяло и снова заснула.

– Ты её выкинула? – Харпер втянула подбородок, подняла бровь и скривила губы – эта гримаса у неё обозначала «Ты о чём думала вообще?».

– Я думала, что она сломана.

– Да, но она может быть коллекционной. Вдруг она каких-то денег стоит?

Огромные голубые глаза Харпер загорелись, когда она подумала о долларах. Делайле представлялось, что в голове Харпер заработал калькулятор, вычисляющий воображаемые суммы.

Делайла и Харпер сидели за круглым столиком в любимой кофейне Харпер. Делайла пила чай с корицей, Харпер – какое-то сложное четверное эспрессо. Харпер была настоящей кофеманкой.

В кофейне, узком кирпичном здании, было много нержавеющей стали и хрома и совсем мало дерева. В одиннадцать утра там было не слишком людно. Темнокожая женщина с косичками сидела за столиком, внимательно вглядываясь в ноутбук; поодаль располагался пожилой мужчина, который жевал маффин и читал газету. За прилавком шипели и плевались кофемашины.

– Я что, так тебя ничему и не научила? – спросила Харпер. – Прежде чем что-то выбрасывать, сначала попытайся продать. Забыла?

– Я на работу опаздывала. Голова не очень работала.

– Тебе надо научиться медитировать.

– Тогда я стану опаздывать на работу, потому что забудусь в медитации.

Харпер засмеялась. И все в кофейне тут же обернулись на неё. Смех Харпер больше всего напоминал рёв морского льва, и определить, насколько смешным она что-то считает, можно было по количеству лающих смешков. Реплика Делайлы удостоилась лишь одного.

– Как тебе новый спектакль? – спросила Делайла.

– Просто о-фи-ген-но. Все мои реплики – отстой. Но своего персонажа я люблю-люблю.

Делайла улыбнулась.

Харпер была лучшей подругой Делайлы почти шесть лет – с тех пор, как они вместе оказались в приёмной семье. Они твёрдо решили, что больше не хотят жить ни в приютах, ни у приёмных родителей, так что объединились, чтобы выжить в условиях строгого режима, созданных Джеральдом, бывшим военным и отцом семейства, которое взяло их к себе.

Каждый раз, когда Джеральд ругал их за то, что они не придерживаются расписания, и напоминал, что «вот это у нас ровно в пять, а вот это – в шесть десять», Харпер бубнила под нос что-то вроде «А ты можешь прыгнуть с крыши ровно в идинахренадцать ноль-ноль».

Она смешила Делайлу, и это здорово помогало выжить.

Харпер и Делайла были полными противоположностями и внешне, и по характеру, и, наверное, ни за что бы не подружились, если бы вместе не попали в этот зарегламентированный ад. Но их дружба была вполне реальной. Когда Харпер объявила о своём шаловливом плане – уговорить знаменитого драматурга взять её на роли в спектаклях, – Делайла просто сказала: «Береги себя». Когда Делайла сказала, что собирается выйти замуж за своего рыцаря в сияющих доспехах и родить от него детей, Харпер просто ответила: «Не подписывай брачный договор». Харпер последовала совету Делайлы, и ей хватило такта не сказать: «Ну я же тебе говорила», когда Делайла не последовала её совету.

– Знаешь, тебе стоит её поискать, – сказала Харпер.

– Что?

– Эллу. Обязательно поищи её.

Харпер потеребила одну из дюжины светлых косичек, заплетённых вокруг головы. Яркая разноцветная косметика на лице и обтягивающее зелёное платье делали её похожей на Медузу горгону.

– Потому что её можно будет продать за неплохие деньги, – кивнула Делайла.

– Дело не только в этом. Ты сказала, что она похожа на ребёнка, которого ты мечтала родить. Это же так странно, тебе не кажется? Что ты нашла куклу, так похожую на воображаемого ребёнка? Что, если это какой-то знак?

– Ты же знаешь, я не верю в знаки.

– Может быть, стоит начать.

Делайла пожала плечами, и всё остальное время они обсуждали спектакль Харпер и её нового парня. А потом, как и всегда, они напомнили друг дружке о том аде, из которого удалось сбежать.

– Нет, в ванную нельзя до 9:45. По расписанию это твоё время для мочеиспускания, – проговорила Харпер. Она отлично умела подражать чужим голосам, и Джеральд у неё выходил просто идеально. А ещё она, что уж совсем жутко, умела подражать сигналу, которым Джеральд предварял каждое запланированное событие в доме. Этот сигнал звучал похоже одновременно на звонок, жужжание и сирену. Делайла всегда затыкала уши, когда Харпер решала изобразить его.

Ричард однажды спросил Делайлу, почему они с Харпер считают, что им нужно регулярно вспоминать прошлое. Она ответила: «Это напоминает нам о том, как сейчас всё хорошо, даже если с виду всё не очень хорошо. Всё что угодно лучше, чем жить с Джеральдом».

Как и всегда, когда Делайла и Харпер были вместе, время куда-то улетучилось. Когда Делайла пошла к машине, оказалось, что ей едва хватит времени, чтобы добраться до дома и переодеться перед сменой.

– Почему ты так добр ко мне? – спросила Делайла у Нейта, придя на работу в два часа.

Она стояла возле расписания, висевшего на стене в комнате отдыха для персонала. Нейт назначил Делайле смены с двух до десяти на целую неделю вперёд. Она не помнила, когда в последний раз вообще работала в одну и ту же смену целую неделю. А эта смена для неё сейчас была идеальной: если она ляжет спать через пару часов после окончания смены, то точно не проспит работу. Ей и будильник-то не понадобится. Напряжённая работа по вечерам в обмен на хороший сон – очень даже неплохая идея.

Нейт поднял глаза от документов, которые заполнял, сидя за круглым столиком.

– Это в моих интересах. Мне нравится, когда ты приходишь на работу вовремя.

– Ну, приходить на работу вовремя легче, когда моё тело понимает, сколько сейчас времени, – сказала Делайла.

– Размазня.

– Рабовладелец.

– Плакса.

– Гад.

Делайла вышла на смену почти счастливой – такого хорошего настроения у неё не было давно. Работа шла хорошо. Когда Нейт дразнится, он доволен. А когда Нейт доволен, всё идёт гладко.

Делайла так хорошо поработала, что даже домой вернулась довольной. Она в отличном настроении съела мясной рулет с брокколи, а потом в таком же отличном настроении легла спать. Но отличное настроение тут же улетучилось, когда она резко села в кровати и напряжённо прислушалась.

Кто это шепчет?

Кто-то шепчет. Делайла слышала непонятные, шипящие слова, которые идут… откуда они идут?

Сна не было уже ни в одном глазу. Она посмотрела на часы. 1:35 ночи.

Снова?

Делайла попыталась разобрать шёпот, но он смолк. Теперь она слышала только шум машин на дороге.

Откуда вообще доносится этот шёпот?

Элла!

Это, должно быть, она.

Харпер права. Делайла должна была поискать Эллу. Даже не потому, что Элла, может быть, стоит много денег, и не потому, что она – какой-то там знак, а потому, что её встроенный будильник по-прежнему срабатывает в 1:35 ночи. Но перед работой у Делайлы не было на это времени. Она точно всё проверит сегодня. Ей не верилось, что сигнал у Эллы настолько сильный, что она слышит его отсюда, но, с другой стороны, пение Мэри служило до боли убедительным доказательством того, что стены здесь очень тонкие.

Делайла легла в кровать, закрыла глаза и тут же увидела перед собой лицо Эммы. Делайла открыла глаза и снова села.

«Я не смогу уснуть, пока не найду её», – подумала она.

Делайла встала и натянула тренировочные штаны. Сунув ноги в деревянные башмаки, она нащупала на прикроватной тумбочке фонарик. Мусорные контейнеры хорошо освещались, но, если Эллу уже завалило мусором, Делайле трудно будет её найти.

Накинув уродливый разноцветный кардиган, связанный для неё Харпер, Делайла вышла из квартиры, спустилась по пустынной лестнице и открыла дверь на улицу. Холодно, но хотя бы небо ясное. Через лихорадочный свет ночного города даже пробивались несколько звёзд.

Делайла остановилась у порога и внимательно огляделась, чтобы убедиться, что по-прежнему одна. Да, никого рядом нет.

Медленно обойдя здание, она направилась к мусорным контейнерам. В свете уличных фонарей и ламп кафешки огромные зияющие отверстия зелёных прямоугольных монстров выглядели похоже на уродливые разверстые пасти. Один из тех двух, что были вчера открыты, закрыли, а тот, что был закрыт, открыли. Стояли они немного косо, словно их передвигали.

Ну отлично. Если их действительно передвигали, то поиски Эллы превратятся в игру в напёрстки. И времени на это понадобится дольше, чем предполагала Делайла.

Снова оглядевшись, Делайла пожала плечами. Ну, понадобится, и что?

Подойдя к среднему контейнеру, в который, как ей показалось, она бросила Эллу, Делайла подняла крышку, встала на цыпочки и посветила фонариком внутрь. Круг света упал на кучу пластиковых мешков для мусора, потрёпанное старое одеяло, кучку контейнеров, в которых продают еду навынос, и несколько пустых консервных банок. Грязных пелёнок Делайла в свете фонарика не увидела, зато сразу почувствовала их ужасный запах. Делайла осторожно закрыла крышку, стараясь не хлопнуть слишком громко. Если Элла и лежит в этом мусорном контейнере, то погребена она глубоко.

Делайла решила сначала проверить остальные два контейнера, прежде чем лезть в какой-либо из них. Так что она встала на цыпочки и посветила фонариком в тот контейнер, который, как ей казалось, был открыт, когда она выбрасывала Эллу. Единственное, что отличало этот контейнер от предыдущего, – пара десятков старых книг в мягких обложках, валявшихся на куче туго набитых мусорных мешков. Делайла даже чуть не забрала одну из них, детектив с убийством, но на обложке было подозрительное красное пятно. И ей вовсе не хотелось выяснять его происхождение.

Последний контейнер, который проверила Делайла, был – по крайней мере, как ей казалось, – закрыт, когда она выбрасывала Эллу. Так что, обнаружив там только мусор и не увидев Эллы, она, в общем-то, даже не удивилась.

Поиски явно зашли в тупик. Делайла выключила фонарик и ненадолго задумалась. Ей действительно так уж необходимо лезть в мусорные контейнеры и выкапывать оттуда Эллу? В конце концов, она же не может с уверенностью сказать, что это Элла её будит. Может быть, это Мэри поёт какую-нибудь дурацкую песенку среди ночи, или кошка громко ищет кота.

Ну, может быть. Но почему она тогда проснулась ровно в 1:35 ночи и вчера, и сегодня? Совпадение? Ну, такое же возможно, да? У Харпер однажды был период, когда она постоянно просыпалась в 3:33 ночи, а потом пару месяцев везде видела число 333. Харпер поискала значение этого числа и узнала, что это некий духовный знак.

Что, если 135 – это духовный знак, предназначенный только для Делайлы?

Она фыркнула и повернулась спиной к контейнерам. Нет, глупости это всё. Делайла пошла обратно к подъезду, решив пока придерживаться теории с совпадением. Так проще, чем думать, что во всём виновата Элла, и копаться ради неё в вонючих мусорках.

Теория с совпадением начала трещать по швам, когда Делайла и на третью ночь проснулась в 1:35 ночи. На этот раз она была уверена, что слышала какой-то звук у окна. Шорох? Стук?

Что бы это ни было, звучало оно достаточно зловеще, и Делайла тут же схватила фонарик и нацелила его на окно. Потом, около минуты потаращившись на неподвижные жалюзи, она всё же набралась смелости, подошла к ним на цыпочках и отодвинула в сторону.

За окном ничего не было. А внизу, на парковке, мусорные контейнеры стояли ровно в том же положении, что и вчера.

Делайла с шумом выдохнула. Похоже, ей действительно придётся перерыть все три контейнера.

Что делать – дождаться, пока рассветёт? Тогда же будет легче, правда? А если кто-то спросит, что она делает, то она даже сможет сказать чистую правду: она случайно выбросила то, что не должна была выбрасывать.

Делайла отошла от окна и шагнула к кровати.

А потом остановилась. Какой сегодня день?

Из-за постоянного калейдоскопа смен Делайла давно уже потеряла счёт дням недели. Задумавшись ненадолго, она вспомнила. Среда.

– Вот чёрт, – проворчала она.

Мусор из контейнеров вывозят рано утром по четвергам. Если она подождёт ещё хоть немного, Эллу увезут.

Но стоп, это ведь хорошо, правильно? Если Эллу увезут, то её сигнал больше не будет будить Делайлу. Она не считала, что за Эллу можно выручить хоть сколько-нибудь приличные деньги, и была совершенно уверена, что сходство Эллы с Эммой – просто случайность. В общем, нет ни единой причины копаться в вонючем мусоре. Мусоровоз завтра с утра навсегда избавит её от проблем.

Делайла улыбнулась и легла обратно спать.

Ночью в четверг – или, если угодно, рано утром в пятницу – Делайла проснулась в 1:35 ночи. Снова. Она тут же села в постели. Её сердце колотилось громко, быстро и ритмично, словно ведущая партия на литаврах в оркестре. И дело было не только во времени. Организм Делайлы среагировал на пугающе сильное чувство, что у неё под кроватью что-то есть. Что-то двигается.

Но этого не может быть.

Или может?

Делайла прислушалась. Поначалу она ничего не услышала, но потом ей показалось, что под кроватью что-то шуршит.

Она спустила ногу с кровати, потом тут же отдёрнула её. Что, если под кроватью действительно что-то прячется? Оно ведь тут же её схватит!

Спрятав ногу обратно под одеяло, Делайла включила китайскую лампу на прикроватной тумбочке.

Как только зажёгся свет, она тут же внимательно осмотрела весь пол вокруг кровати. И ничего не увидела, кроме коричнево-кремового ковра, который купила на распродаже у кого-то во дворе.

Звук ей просто почудился.

Или же что-то до сих пор прячется у неё под кроватью.

Делайла дрожащими руками вытащила фонарик из ящика тумбочки, включила его, сделала глубокий вдох, потом низко наклонилась и посветила под кровать. Там ничего не было.

Так, это уже сумасшествие какое-то. Четвёртая ночь подряд.

Это точно Элла.

Но мусорные контейнеры уже увезли.

Делайла села по-турецки и потёрла руки. И по рукам, и по ногам бегали мурашки.

Что, если мусор вывезли не полностью? Или Элла выпала из контейнера, когда его содержимое загружали в машину?

Надо всё проверить, причём прямо сейчас. Точно убедиться.

Как и две ночи назад, Делайла оделась и вышла с фонариком к мусорным контейнерам. Сегодня они были закрыты все. Обычно так и бывает после того, как по четвергам вывозят мусор.

Делайла осмотрела все контейнеры по очереди, справа налево. Подняв крышки, она светила фонариком в почти пустые ёмкости. Всё, что ей удалось найти, – два мешка домашнего мусора, пакет с грязными подгузниками (естественно, ужасно вонявший), сломанную лампу и унылую кучу стариковской одежды. Если Элла где-то и пряталась, то под одеждой, так что Делайла, задержав дыхание, перегнулась через край контейнера и порылась в куче фонариком. Но под слоем одежды обнаружилась только другая одежда.

Делайла прошла между контейнерами, потом вокруг них. Она посветила фонариком во все тёмные уголки. Эллы нигде не было.

Кукла исчезла. Точно исчезла. Здесь её нет.

Это не она разбудила Делайлу в 1:35 ночи.

Но тогда что это было?

Утром Делайла проснулась в 10:10 и, едва встав (и заткнув уши, чтобы не слышать, как Мэри поёт песенку о вытирании пыли с книжных полок), позвонила Харпер и попросила её приехать. Она разбудила Харпер, но та никогда на подобное не обижалась.

– Конечно, скоро буду, – прощебетала она.

Приехав, Харпер бросила объёмистую, больше похожую на мешок сумочку на пол, плюхнулась на диванчик и спросила:

– В чём проблема?

– Откуда ты знаешь, что у меня проблема? – Делайла села рядом с ней.

– Ты обычно не просишь меня приехать.

Ой, да. Делайла, по сути, просто взяла и вызвала подругу к себе. Этого уже достаточно, чтобы понять, насколько она потрясена.

– У меня вопрос, – сказала Делайла.

– Должно быть, хороший вопрос.

– Ты вчера вытащила Эллу из мусорного контейнера?

– Чего?

Мэри за стеной пропела:

– Потому что мне очень весело, йе-ей.

Харпер широко улыбнулась. Ей нравились песни Мэри.

– Куклу. Эллу. Ты вытащила её из контейнера?

Харпер нахмурилась.

– Зачем мне это делать?

– Ты же сказала, что она может чего-то там стоить.

– Ну, может, но это же твоя кукла. Не моя. Если бы я собиралась её искать, то сказала бы тебе.

Делайла потёрла лицо руками. Да, пожалуй, действительно…

– А почему ты спрашиваешь? Ты что, искала её и не нашла?

– Ну да, искала, типа того. Я не копалась в мусоре. Но контейнеры к тому времени уже опустошили.

– Хорошо. Значит, Эллы больше нет. И в чём тогда дело?

Делайла не рассказывала Харпер о том, что каждую ночь просыпается ровно в 1:35. Она сказала только, что нашла куклу и выкинула её, когда не сработал будильник. Да и в самом деле, как объяснить Харпер, что она четыре ночи подряд просыпается в одно и то же время, чтобы это не прозвучало так, словно она перепугана до смерти? К тому же, если Делайла об этом расскажет, Харпер опять начнёт болтать о знаках и прочем подобном.

– Раз уж я тут, может, пойдём пообедаем? – спросила Харпер.

Делайла помахала Харпер с большим облегчением. Она обрадовалась, что обед закончился, потому что за едой ей пришла в голову идея. И сейчас она сможет претворить её в жизнь.

Она снова поехала в новый район с чахлыми вишнёвыми деревьями, чтобы найти дом, где купила Эллу на гаражной распродаже. Она собиралась разузнать что-нибудь об Элле у её предыдущей владелицы.

Указателей на этот раз не было, так что Делайла пропустила поворот, и пришлось возвращаться. В конце концов, впрочем, она всё же остановилась у того самого дома в испанском стиле, где познакомилась с Мамфордом, дружелюбным чихуа-хуа.

Но Мамфорда дома не было. Да и вообще никого не было.

Хотя Делайла ещё с улицы увидела незанавешенные окна и пустые комнаты, она всё равно заехала на пустую подъездную дорожку и вылезла из машины.

Вдохнув неподвижный, влажный воздух, она наморщила нос, почувствовав запах гниющих листьев. В районе было необычно тихо. Единственный звук, который она слышала, – далёкий лай собаки.

Этот же дом, правильно? Она внимательно осмотрела его, потом оглядела соседние дома. Да, тот самый.

– Странно, – сказала она вслух.

Странно ли?

В конце концов, хозяйка дома устроила гаражную распродажу. Их разве устраивают не перед тем, как переехать в другое место? Так что никаких далеко идущих выводов из того, что в доме, где она нашла Эллу, не осталось вообще никого и ничего, делать нельзя, верно?

Но почему тогда это кажется таким зловещим?

Надеясь, что сможет хоть что-нибудь узнать о том, куда делись Мамфорд и его коротко стриженная хозяйка, Делайла обошла дом кругом и заглянула в окна. Но ничего не нашла. Дом был совершенно пуст, не считая скомканного бумажного полотенца, сиротливо лежащего на кухонном столе. Поиски не дали Делайле ничего полезного – лишь чувство страха, которое всё сильнее и сильнее сдавливало грудь и не отступило, даже когда она бегом добралась до машины и выжала газ до упора.

Вернувшись в квартиру, Делайла жевала печенье, запивая молоком, до тех пор, пока беспокойство всё-таки не ушло.

– Так, ладно, – сказала она. – План Б.

Положив ноутбук на кровать, Делайла устроилась поудобнее, потом посмотрела на часы. На работу выходить минут через сорок пять. Времени хватит – по крайней мере, она на это надеялась.

Мэри за стеной распевала что-то о грибах, но Делайле было всё равно. У неё было важное дело. Она решила поискать информацию об Элле в интернете.

Сначала она ввела запрос «кукла Элла». Кукол с таким именем оказалось великое множество, но она всё-таки сумела найти кое-какую информацию. Производство куклы «Элла», как узнала Делайла, прекратили по неизвестным причинам. Попытки узнать побольше о кукле особенно ничего не дали: она раз за разом наталкивалась на всё ту же бесполезную информацию или текст из буклета, который она читала.

Времени оставалось всё меньше, и она пробовала всё более безумные поисковые запросы: «кукла Элла с привидениями», «сломанная кукла Элла», «уникальная кукла Элла», «кукла Элла с дефектом», «особая кукла Элла». По ним она находила только ссылки на бессмысленные блоги, которые никак не были связаны с той самой куклой Эллой. Но вот «особая кукла Элла» все-таки привела ее к онлайн-объявлению, которое разместил пользователь по имени Финеас, искавший одну из таких кукол. В объявлении говорилось об «особой кукле Элле», и он был готов заплатить большие деньги за энергию куклы. Что бы это ни значило.

Делайла посмотрела на часы. Пора на работу.

Классные идеи оказались не такими уж и классными. Лишь встревожили её ещё больше.

Ещё три ночи. Ещё три пробуждения в 1:35.

В первую ночь Делайла проснулась, уверенная, что за ней наблюдают. Все волосы на теле встали дыбом, словно маленькие антенны, предупреждающие о слежке. В своём воображении она видела огромные тёмные глаза Эллы, буравящие её душу. Когда Делайла судорожно потянулась за фонариком, ей показалось, что кто-то коснулся её руки. Но на свету выяснилось, что она в комнате одна.

На вторую ночь Делайла услышала шуршание – такое тихое, что вообще не должно было быть заметным. Но оно всё же разбудило Делайлу. Когда она открыла глаза, шуршание усилилось. Оно слышалось из её шкафа, словно кто-то рылся в её одежде. Нащупав фонарик, Делайла встала, шатаясь, дошла до дверцы шкафа и распахнула её. Внутри оказались только её одежда и обувь.

На следующую ночь Делайлу разбудил стук. Во сне ей казалось, что это стучит клювом дятел. Но проснувшись, она поняла, что кто-то стучит в пол. Спрятался под половицы и стучит по ним, словно пытаясь выбраться. С трудом борясь с истерикой, Делайла сумела включить лампу. Едва в комнате зажёгся свет, стук прекратился.

После этого Делайла начала бояться уже по-настоящему. Так сильно, что даже со сном начались проблемы.

Делайла приходила домой со смен настолько измождённой, что тут же падала в кровать и засыпала. Но потом, ровно в 1:35 ночи, её что-то будило. Какой-то звук или ощущение, что-то за краем сознания Делайлы нахально влезало в её сон и заставляло проснуться.

Сегодня это был какой-то звук из стены, отделяющей её квартиру от квартиры Мэри.

Это шорох, правильно? Или рокот? Может быть, какой-то сигнал тревоги? Нет, Делайла так не думала. Она была совершенно уверена, что внутри стены что-то двигается.

Делайла включила свет и оглядела пустую спальню. Подтянув колени к груди, она попыталась успокоить бешено скачущее сердце.

Вот в чём проблема со всеми этими незваными ночными визитами: звучит всё так, словно кто-то пытается до неё добраться, подкрадывается к ней или манит к себе. Делайла была уверена, что это Элла.

Кукла по-прежнему где-то рядом. Определённо.

И она работает. Но не для того, чтобы кому-то помогать.

Делайла много об этом раздумывала. Очень много. Собственно, целыми днями только об этом она и думала.

Она решила, что Элла очень недовольна тем, что её выбросили. Может быть, после этого в ней активировалась какая-то подпрограмма, запустив новые, скрытые функции Эллы. Может быть, у создателя Эллы очень злобное чувство юмора, и он решил, что будет очень весело разыграть человека, который посмеет выбросить его бесценное творение. Или, может быть, Элла просто глючит.

Хотя не важно. Главное, что Элла пытается отомстить Делайле. Другого объяснения происходящему Делайла не видела.

Но что она может с этим сделать?

Она посмотрела на тонкий барьер, отделяющий её владения от жилища Мэри.

Мэри.

Что, если кукла у Мэри?

Квартира Мэри тоже выходит окнами на мусорные контейнеры, и она целыми днями сидит дома. Что, если она увидела, как Делайла выбрасывает куклу, вышла и забрала её?

Нужно проверить.

Делайла собралась было встать с кровати, пойти и постучать в дверь к Мэри, но потом остановилась. Сейчас ночь. Ломиться к кому-то в дверь посреди ночи – отличный способ поссориться. А ей не хотелось ссор. Не хотелось, чтобы Мэри начала искать отговорки, а потом куда-нибудь спрятала Эллу.

Нет. Надо дождаться утра, а потом попробовать уговорить Мэри отдать Эллу по-хорошему.

Когда Делайла выбралась из душа в 7:30 утра, Мэри пела песенку о пингвинах. Надев спортивный костюм (она решила, что после разговора с Мэри ей явно потребуется пробежка), Делайла прошла в кухню и разогрела кусок пирога с персиком, который принесла с собой из кафе вчера вечером. Она мало что знала о Мэри, но всё же знала, что Мэри нравятся пироги, особенно – персиковые.

Делайла вышла из квартиры, когда Мэри начала петь о белых медведях. Когда она постучала в хлипкую дверь Мэри, та взяла верхнюю ноту на слове «айсберг», а потом замолчала. Через секунду дверь открылась.

– Мисс Делайла! Какая приятная неожиданность!

Мэри широко улыбнулась, раскинула руки и схватила Делайлу.

Делайла едва успела убрать в сторону руку с пирогом до того, как Мэри прижала её к себе своими огромными руками. Нос Делайлы воткнулся прямо в широкое плечо Мэри. Мэри пахла колбасками, по́том и лавандой.

– Привет, Мэри, – сказала Делайла, когда Мэри отпустила её.

Она прошла вслед за Мэри в тихий, вдохновлённый Японией оазис, который та создала в своей квартире.

Когда Делайла впервые постучала в дверь к Мэри, чтобы поговорить насчёт пения, она ожидала увидеть загромождённую квартиру, полную всяких безделушек и книг. Мэри просто казалась «из таких»: выше среднего роста, дородная, с завитыми седыми волосами, морщинистым лицом, в круглых очках с черепаховой оправой на слегка вздёрнутом носу. Одежду она носила слоями – жилетки, под ними рубашки, под ними юбки, под ними платья, причем цвета не сочетались совершенно.

Но квартира Мэри нисколько не напоминала саму Мэри.

– Пожалуйста, разуйтесь, – нараспев сказала Мэри, когда Делайла забыла это сделать.

– О, точно. Простите.

Делайла держала в одной руке пирог и приподнимала ноги по очереди, чтобы развязать кроссовки. Кроссовки она поставила на маленькую стойку сразу за дверью. А потом, когда Мэри ей поклонилась, она поклонилась в ответ.

– Я принесла вам персиковый пирог. – Делайла протянула ей тёплый контейнер.

– О, замечательно! – Мэри схватила контейнер, снова поклонилась Делайле и удалилась на безупречно убранную кухню, чтобы принести палочки.

Делайла не знала, почему Мэри так себя ведёт и так обставляет квартиру. Может быть, она когда-то жила в Японии, а может, просто считает себя японкой. Она никогда не спрашивала об этом, потому что спрашивать: «Эй, а почему у вас всё такое японское?» – как-то грубовато.

Но Делайла достаточно много читала, чтобы знать, что сейчас стоит на циновке-татами, дверь в спальню скрыта за бамбуковым экраном, а её ведут к серо-голубым дзабутонам, разложенным на полу вокруг тябудая в дальнем конце гостиной. На тябудае стоял сучковатый бонсай в синей вазочке. Кроме циновки, столика и японских подушек, в гостиной не было ничего.

Присев на одну из подушек, Делайла уже начала сомневаться в своём предположении, что Мэри забрала куклу. Зачем этой странной женщине нужна кукла? Она просто не впишется в интерьер.

Но, с другой стороны, спальню Мэри Делайла никогда не видела. Что, если за этой дверью прячется целая коллекция кукол в кружевных платьях?

Мэри поставила на тябудай чайный набор, тарелку миндального печенья, контейнер с пирогом и палочки. Делайла уже участвовала в этой чайной церемонии, так что знала, что надо сначала молча подождать, пока Мэри нальёт чаю и предложит ей печенье. Когда Мэри ловко подхватила палочками кусок пирога, Делайла сказала:

– Я тут недавно сходила на классную гаражную распродажу.

Мэри положила кусок пирога в рот, закрыла глаза и начала жевать с выражением неописуемого блаженства на лице. Закончив жевать, она наклонилась к Делайле и взмахнула перед её лицом палочкой.

– Вещи секонд-хенд – это энергия секондхенд. Старые руки. Плохие руки. Испорченные историей, – пропела Мэри. Она покачивала палочкой взад-вперёд, словно метрономом, отсчитывая ритм собственной песни.

– Вам не нравятся чужие вещи?

Мэри положила на стол палочки, обеими руками схватилась за воротник жёлтой блузки, потянула за него и несколько раз встряхнула.

– Пингвины, пингвины, принесите холод. Белые медведи, отпугните старость.

Делайла нахмурилась. Ей показалось, что она примерно поняла песню о секонд-хенде, но этот новый куплет её явно озадачил.

Мэри отпустила воротник и снова взяла палочки.

– Приливы жара.

Она оторвала от пирога кусок теста и покрутила его палочками.

Делайла медленно потягивала чай и спрашивала себя, что вообще здесь делает. Как вообще добиться от Мэри хоть какого-то ответа? Наверное, лучше было бы сразу врезать ей по голове и обыскать квартиру, пока она валяется без сознания.

Делайла наблюдала, как ест Мэри. Даже если она и могла бы кого-нибудь вырубить ударом по голове (а она не могла), нападать на Мэри казалось Делайле плохой идеей. Мэри не только крупнее и выше неё – она ещё наверняка и владеет какими-нибудь боевыми искусствами.

– Прошлое оставляет пятна, – сказала Мэри.

– Что?

– Никаких гаражных распродаж, антикварных магазинов, секонд-хендов. Не хочу открывать старые двери, – нараспев проговорила Мэри.

Делайла кивнула. Похоже, тут всё понятно. Если Мэри не нравятся старые вещи, потому что она считает, что на них остаются пятна прошлого, она вряд ли полезет за старой куклой в мусорный контейнер.

Не полезет. Если только на самом деле кукла уже у неё, а над Делайлой она просто издевается.

Делайла посмотрела прямо в глаза Мэри. Мэри пристально посмотрела в ответ и даже перестала жевать пирог. Её глаза были бледно-зелёными, с жёлтыми прожилками – выглядело это жутковато. Делайла моргнула и отвернулась, потом встала.

– Мне надо пробежаться, – сказала Делайла.

– Мне надо доесть пирог, – ответила Мэри.

– Хорошо. Простите, но мне надо идти.

– Не извиняйся, не извиняйся, не извиняйся. Просто будь собой, будь, будь, – пропела Мэри.

– Хорошо. Э-э-э, пока, Мэри.

Конечно же, Мэри попрощалась куда более музыкально:

– Пока-пока, до свидания, счастливо, до скорой встречи.

Делайла помахала Мэри и быстро выбежала из квартиры.

Проснувшись в 1:35 уже десятую ночь подряд, Делайла в панике столкнула настольную лампу на пол, пытаясь её включить. Лампа разбилась, и к тому времени, как Делайла нашарила в ящике тумбочки фонарик и включила его, то уже всхлипывала от страха.

Она была так уверена, что в свете фонарика увидит Эллу, сидящую на краю кровати, что закричала, едва в комнате появился свет.

Но там ничего не было.

Всё тело Делайлы охватили ледяные щупальца страха. Она судорожно направляла фонарик туда-сюда; её руки дрожали, и свет выписывал на стенах причудливые фигуры. С каждой новой сменой направления она ждала, что вот сейчас точно увидит в полумраке лицо Эллы.

Куда делась кукла?

Элла здесь. Делайла была в этом совершенно уверена.

Кому ещё могли принадлежать эти лёгкие шаги, вырвавшие Делайлу из сна? Делайле снилось, что она спит одна в гамаке. А потом услышала шаги, тихие и мягкие, приближавшиеся всё ближе и ближе. Она проснулась, когда шаги добрались до неё.

Делайла всё поворачивала и поворачивала фонарик. И слушала. Вот. Лёгкие шаги. Она направила луч на дверь спальни. Дверь была открыта.

Она точно оставила её открытой?

Делайла не помнила.

Ей казалось, что она закрывала дверь, но точно уверена она быть не могла.

Она наклонилась к двери и склонила голову набок, надеясь, что уши скажут ей правду. Кто-то правда ходит в гостиной?

Она услышала щелчок. Входная дверь?

Делайла одновременно хотела и не хотела посмотреть, что же там происходит, и в конце концов осталась сидеть, где сидела, крепко схватив фонарик одной рукой, а другой прижимая к себе одеяло.

Она вся обратилась в слух, и ей показалось, что какой-то звук послышался в коридоре. Мэри открыла и закрыла дверь?

Делайла, посомневавшись ещё несколько секунд, вскочила с кровати, бросилась к стене и включила свет. Она оглядела спальню. Всё было нормально.

Она повернулась, открыла дверь спальни широко и выбежала в гостиную, чтобы включить свет и там. Всё опять-таки выглядело так, как и должно было. Дверь квартиры закрыта на замок. Она здесь одна.

В этом-то и проблема, да?

Делайла подошла к диванчику и закуталась в вязаный плед Харпер, а потом села боком, убрав под себя ноги.

Когда Делайла познакомилась с Харпер, она уже смирилась с тем, что всегда будет одна. Да, её окружали дети из приюта, но они не были для неё ни семьёй, ни друзьями… пока не появилась Харпер. Никто из них не любил её, а она не любила их. Приёмные родители и сводные братья и сёстры её тоже не любили.

Никто не любил Делайлу, пока не появилась Харпер. Но даже Харпер любила её недостаточно.

После того как умерли её родители, Делайла не думала, что её хоть кто-то полюбит так же, как они… пока не познакомилась с Ричардом на вечеринке в честь Хэллоуина. Она училась в старшем классе школы, он – на втором курсе колледжа. Их взгляды встретились над графином из пунша с мармеладными глазками, и после этого они весь вечер танцевали. Когда Ричард решил взять «отдых» от колледжа, он упрашивал Делайлу, «любовь всей его жизни», поехать вместе с ним. Ей оставалось всего две недели до восемнадцатилетия, так что они немного потерпели, а в свой день рождения Делайла попрощалась с Харпер и любителем расписаний Джеральдом. Она уехала в Европу вместе с Ричардом. Стоял январь, так что он повёз её в Альпы и научил кататься на лыжах.

Полтора года они веселились по всей Европе. Наконец отец потребовал от Ричарда, чтобы тот вернулся домой и начал работать в семейном бизнесе, раз уж не собирается доучиваться. Ричард предложил Делайле руку и сердце. Его родители и сестра с немалой неохотой приняли Делайлу в семью. Свадьба была совершенно сказочной; Делайла чувствовала себя принцессой. Потом они переехали в гостевой домик его родителей. После этого им нужно было просто придерживаться плана. Ричард будет постепенно получать повышения в отцовской компании. У них будут дети. Потом они купят собственный дом. И будут жить долго и счастливо.

Вместо этого Делайла оказалась здесь. Одна.

Или не одна.

И она не знала, что хуже.

Каждый день в половине пятого вечера Мэри уходила из квартиры для «ежедневных улучшений конституции». Даже если бы Мэри не объясняла этого Делайле, она всё равно бы об этом узнала, потому что Мэри об этом пела.

Делайле пришлось пережить ещё два рабочих дня и два ужасных пробуждения в 1:35 ночи, прежде чем ей дали выходной, и в половине пятого она была дома. Обе эти ночи Делайла слышала топот маленьких ножек, окончательно убедивший её, что Элла, помучив её, затем прячется в квартире Мэри. Она была совершенно уверена, что Эллу прячет Мэри – что бы Мэри ни говорила о пятнах прошлого. Так что Делайла решила пробраться в квартиру Мэри и поискать куклу там.

Этот план оказался возможен только потому, что работа в кафешке имеет свои преимущества: ты встречаешься с самыми разными людьми, которые много чего умеют. Одним из завсегдатаев, часто общавшимся с Делайлой, был частный детектив по имени Хэнк, и вчера вечером Делайла спросила его, сложно ли взламывать замки.

– Зависит от замка, – ответил Хэнк, поправляя жилетку костюма-тройки (ни в чём другом он в кафе не приходил).

– Простой квартирный замок, – сказала она.

– Засов?

Делайла покачала головой. Мэри не запиралась на засов. Она много пела о вере и доверии.

Делайла думала, что детектив спросит её, зачем ей вообще это знать, но он лишь спросил, есть ли у кого-нибудь шпилька для волос, и позаимствовал одну у миссис Джеффри, старушки, которая каждый день приходила за рисовым пудингом. Он отвёл Делайлу к кладовой ресторана и буквально за пять минут научил её взламывать замки. Хорошо, что Нейта рядом не было. Он вряд ли обрадовался бы, узнав, как легко добраться до припасов.

В общем, благодаря Хэнку Делайле понадобилась всего минута, чтобы взломать дверь Мэри. Оказавшись внутри, она ещё минуту потратила, чтобы восстановить дыхание. Её сердце прыгало, словно капелька горячего масла по сковородке. В ногах было странное ощущение, как будто они пытались убежать прямо из-под неё.

«Адреналин», – подумала она.

Да, шпионки из неё явно не выйдет. Она только вошла в дверь, а уже готова развалиться на куски.

– Так, давай уже поскорее разберись с этим и сваливай, – сказала она себе.

Делайла не думала, что это займёт много времени. В гостиной Эллы нет – если она, конечно, не невидимка. Соответственно, остаются только кухонные шкафы, спальня и ванная.

Делайла заставила себя двигаться.

Как она и подозревала, кухонные шкафы Мэри были полупустыми и отлично организованными. Элла не пряталась ни в посуде, ни в большом воке. В холодильнике и морозилке её тоже не было.

Ванная тоже была почти пуста. На всякий случай Делайла проверила бачок унитаза. Но в нём ничего необычного не обнаружилось – более того, он был на удивление чист.

Делайла прошла в спальню. И вот там её ожидала первая трудность.

Спальня Мэри была заполнена контейнерами – множеством чёрных пластиковых контейнеров, стоящих друг на друге. Они стопками стояли вдоль стен, а ещё две пары служили Мэри прикроватными тумбочками. Не считая контейнеров, в спальне Мэри были только матрас-футон и подушка, лежащие на полу.

Делайла посмотрела на часы. До возвращения Мэри оставалось минут сорок. Уйти она хотела через полчаса, а желательно – и ещё раньше, чтобы точно не столкнуться с Мэри. Так что она начала открывать контейнеры.

В следующие тридцать пять минут Делайла многое узнала о Мэри. Она узнала, что когда-то Мэри была учительницей, что она вдова, что делает или когда-то делала украшения из бусин, что любит мюзиклы, что в её семье было трое детей, что когда-то у неё самой тоже был ребёнок, но погиб на пожаре. Это, решила Делайла, вполне оправдывает странноватое поведение Мэри. У Мэри был ноутбук, на котором она, судя по всему, смотрела кино, а также старомодная пишущая машинка. Мэри печатала на ней свои песни. Распечатки полностью заполняли семь из пятидесяти трёх контейнеров в комнате.

Делайла двигалась так быстро, что уже после одиннадцатого контейнера обливалась по́том. Она заглянула во все контейнеры, но Эллу не нашла ни в одном.

Уже сдавшись и шагнув к двери, Делайла развернулась и осторожно потыкала пальцами футон и подушку. Это единственные места, где ещё могла прятаться Элла. Но её не оказалось и там.

Делайла огляделась, чтобы убедиться, что аккуратно сложила всё обратно. Она надеялась, что расставила контейнеры в правильном порядке.

Впрочем, даже если нет, всё равно надо уходить. Немедленно. Она уже превысила лимит безопасного времени.

Она едва успела вернуться в квартиру вовремя. Буквально сразу после того, как она заперла дверь, послышались рулады Мэри:

– Кровь течёт, сердце стучит, здоровое и счастливое. Хорошо!

Делайла опёрлась о дверь и сползла по ней на пол. Она выбилась из сил и уже ничего не понимала. Если Эллы нет у Мэри, у кого же она тогда? И почему Элла никак не оставит её в покое?

На тринадцатую ночь вторжений в сон Делайла услышала в 1:35 ночи настоящий звонок будильника. Он был таким громким, что во сне ей показалось, что на неё накинулась огромная пчела. Она бежала от пчелы, потом открыла глаза и тут же потянулась к лампе, купленной на гаражной распродаже. Она была металлической, со светодиодными лампочками. Она уж точно не разобьётся и не сломается.

А вот Делайла вполне может и сломаться.

Вчера вечером Делайла задумалась, правда, без особого оптимизма: может быть, ей удалось наконец пережить «Двенадцать ночей Эллы» и теперь всё просто прекратится? Делайла же не знает, с чего это всё вообще началось, так что оно может так же внезапно и прекратиться, правильно?

Нет.

Ничего не прекратилось. У Делайлы в ушах до сих пор что-то шумело. Она действительно это слышит или у неё что-то с ушами? На что похож звук тиннитуса? Она слышала о тиннитусе от одного из стариков, которые каждый день приходили в забегаловку, чтобы поворчать, что тела у них уже не те, да и мир совсем не тот, что раньше. Он говорил, что у него в ушах постоянно звенит. Вот Делайла не слышит шум. На самом деле это…

Ничего. Всё прекратилось.

Делайла перевернулась и уткнулась лицом в подушку. Почему Элла никак не оставит её в покое? Где она?

Если бы Делайла могла уничтожить Эллу, всё бы прекратилось. Но если она не сможет её найти, то не сможет и уничтожить. После обыска в квартире Мэри Делайла задумалась – может быть, куклу из контейнера вытащил кто-нибудь ещё из соседей? Она потратила три часа, чтобы обойти всё здание и спросить, не находил ли кто-нибудь Эллу. Как ни удивительно, не ответили на её стук только в восьми квартирах. Все, с кем она говорила, искренне удивлялись вопросу о том, не находили ли они куклу. В следующие два дня она встретилась и с оставшимися обитателями дома. Восьмая квартира, как оказалось, просто пустовала.

В ту ночь в 1:45 она взломала замок пустой квартиры и проверила, нет ли Эллы там. Нет, куклы там не было.

Проблемы Делайлы всё усугублялись – её уже не просто будили каждую ночь ровно в 1:35. Её терроризировали каждую ночь в 1:35. Каждую ночь какой-то звук, или запах, или ощущение вторгались в её сон и заставляли проснуться. И сейчас, впервые в жизни, у неё начались проблемы со сном. И эти проблемы проявляли себя двояко.

Во-первых, ей стало трудно засыпать. Стресс уже не утекал прочь из её тела, как раньше, как только она падала на кровать: теперь он, наоборот, увеличивался экспоненциально. Как только её голова касалась подушки, она чувствовала неотвратимое приближение ужаса. Её сердце металось в груди туда-сюда. Она потела, её била дрожь. Горло сжало. Её бросало то в холод, то в обжигающий жар. Несмотря на то что её сердце колотилось очень быстро, она никак не могла отдышаться.

На вторую ночь этих мучений – пятнадцатую в общей сложности, – Делайла позвонила Харпер.

– По-моему, я сейчас умру, – сказала она подруге.

– Говори, – ответила Харпер. – У тебя две минуты. Я сейчас выхожу на сцену.

– Ой. Прости.

– Минута пятьдесят пять секунд. Говори.

Делайла описала свои ощущения.

– У тебя паническая атака. Что с тобой происходит в последнее время?

– Если я расскажу, не поверишь.

– Попробуй. Но у тебя всего минута.

Делайла вкратце рассказала Харпер о своих муках, которые начинаются в 1:35 ночи.

– Почему ты придаёшь этому такое большое значение? Ну, просыпаешься ты каждую ночь в одно и то же время. Просто снова ложись спать.

– Ты не понимаешь.

– Похоже, что да. Поговорим завтра.

Харпер повесила трубку. Сцена звала, и ничто не могло ей помешать.

Снова оставшись совсем одна, Делайла начала искать в интернете «панические атаки». Она нашла немало рекомендаций по борьбе с ними: глубокое дыхание, расслабление мышц, сосредоточение, визуализация счастливого места. С помощью первых двух способов Делайле даже удалось уснуть, но в 1:35 ночи её разбудил звук открывающегося засова. Она вскочила с кровати и бросилась ко входной двери, чтобы остановить незваного гостя. Но никого в квартире не было. Засов был на месте. И паника вернулась снова.

Вот мы и дошли до «во-вторых». От еженощных вторжений Эллы у Делайлы оставалось чувство какой-то осквернённости. К тому времени, когда разбудившее её нечто исчезало, она уже дрожала крупной дрожью. Чтобы уснуть, ей снова пришлось выполнять упражнения по глубокому дыханию и расслаблению мышц. И помогали они уже не так хорошо.

Но Делайла всё равно попыталась. Улегшись на спину, она начала считать вдохи и выдохи. Дремота пришла, только когда она досчитала примерно до 254. Примерно на счёте 273 она наконец-то снова уснула.

– Значит, ты думаешь, что эта кукла… что? Преследует тебя, как привидение? – спросила Харпер. Она потягивала эспрессо и покачивала длинным, высоко завязанным хвостиком, который отлично сочетался с длинным, разукрашенным цветами платьем в стиле пятидесятых.

– Нет, не как привидение, – ответила Делайла. – Она не одержима или ещё что-то такое. Тут какие-то суперсовременные технологии. По-моему, у неё сбой программы.

– И что, эта программа помогла ей стать невидимой, ходить сквозь стены и найти ключи к твоему замку?

Харпер вскинула руки, и множество браслетов, надетых на её тонкие запястья, зазвенели.

– Знаешь, есть технология, а есть магия. То, о чём ты рассказываешь, невозможно сделать с помощью одной только технологии, тебе не кажется? Особенно если это старая кукла.

Делайла нахмурилась и покачала головой. Её бесило, что Харпер приводит те самые доводы, которые крутились в голове и у самой Делайлы. Эта теория казалась бессмысленной. Но какую ещё тут можно предложить теорию?

– Ты не искала смысл самого этого числа? – спросила Харпер. Она посмотрела на прилавок и подмигнула милому парню, покупавшему латте. Повернувшись обратно к Делайле, она сказала: – Может быть, твоё подсознание пытается тебе что-то сказать.

– Имеешь в виду, как та штука с 333?

Харпер пожала плечами.

– У каждого числа есть свой смысл, свой резонанс.

– Ага.

Сколько Делайла знала Харпер, у неё всегда были немного не все дома. «Я правополушарный вольный дух, – сказала Харпер, когда Делайла впервые рассмеялась над её эзотерическим полётом фантазии. – Смирись с этим».

– Я не шучу. Давай посмотрим.

Харпер достала из кармана телефон и застучала пальцем по экрану.

– Так. Вот оно. О, смотри, это интересно.

Она подняла голову.

– Мне всё равно, – ответила Делайла. – Не хочу знать. Я не верю в эти глупости.

Харпер пожала плечами.

– Ну, как хочешь. Тебя будут хоронить, не меня.

В ту ночь глубокое дыхание уже не помогло Делайле уснуть. Пролежав час в кровати, уставшая, но слишком перепуганная, чтобы спать, она села, взяла в охапку подушку и одеяло и ушла в гостиную. Там она свернулась на диванчике, накрылась одеялом с головой и уснула после нескольких глубоких вдохов.

Она спала, пока что-то не поползло по потолку прямо над её головой.

Делайла резко открыла глаза. Она нащупала фонарик, включила его и нацелила на потолок. Делайла не удивилась бы, увидев Эллу, цепляющуюся за потолок над головой; она до сих пор слышала скрип ногтей по сухой стене.

Но там ничего не было. Вообще ничего. Делайла пробежала лучом фонарика по потолку, потом прислушалась.

Цепенея от страха, она направила фонарик в угол потолка, где, как ей казалось, что-то скребётся. Делайла прищурилась, словно это как-то могло ей помочь посмотреть сквозь стену. Конечно же, это не помогло.

И сон на диванчике тоже не помог.

Диван не помешал Элле вырвать Делайлу из сна ровно в 1:35 и на следующую ночь, но, похоже, всё-таки помог ей лучше уснуть. Лишь после того, как странный щёлкающий звук удалился куда-то на кухню, Делайла сумела более-менее замедлить дыхание и уснуть.

Впрочем, в следующую ночь диван не помог вообще. Во-первых, Делайле потребовалось столько же времени, чтобы уснуть на диване, сколько и на кровати. Во-вторых, и диван не смог успокоить её после того, как ровно в 1:35 ночи что-то коснулось её плеча.

На этот раз Делайле даже свет не пришлось включать, когда она проснулась. Она вообще не выключала свет на ночь. Делайла, не увидев Эллу сразу после того, как открыла глаза, поняла, насколько же технологически продвинута мстительная кукла. Элла умела исчезать в мгновение ока – ну, или за время, за которое открывается глаз.

Делайла знала, что Элла именно исчезла, потому что точно знала, что она в комнате. Её не могло здесь не быть. Что-то прикоснулось к Делайле. Что-то мягкое, как младенец. Как Эмма. Маленькие пальчики. Едва заметное прикосновение к плечу, закрытому ночной рубашкой. Но и его оказалось достаточно, чтобы сковать ужасом все внутренности Делайлы и превратить её кровь в жидкий азот. Её не отпускало чувство, что её заморозили и разломали на куски изнутри.

Делайла встала, прижимая к груди одеяло и подушку. Она не могла оставаться в гостиной.

Она озиралась, словно газель, ищущая, где можно скрыться от льва. Взгляд остановился на двери ванной. Она бросилась в маленькую комнатку и прыгнула в ванну прямо с одеялом и подушкой. Свернувшись в самый плотный клубок, какой получился, она натянула одеяло на голову.

На следующую ночь Делайла легла спать прямо в ванне. Тем не менее Элла её нашла. В 1:35 Делайла услышала, как что-то ползёт по трубам под ванной. Уверенная, что рука Эллы сейчас пробьёт фаянс и схватит её, Делайла выскочила из ванны и забилась в угол рядом с дверью, где и провела следующие четыре часа, пытаясь дышать. Заснуть она даже не пыталась.

В 5:35 утра Делайла оделась и пошла в кафе. Нейт, как она и предполагала, пёк печенье и рулетики с корицей.

– Ты чего тут делаешь? – спросил он, когда она вошла в кухню. – Я-то думал, после того, как я начал тебя ставить на одну и ту же смену, у тебя не будет проблем со временем. А ты теперь приходишь на чужие смены, а не опаздываешь на свои.

Нейт нарезал тесто для печенья на аккуратные квадратики и начал ловко бросать их на огромный противень, выстраивая точно по прямым линиям.

В кафе пахло потрясающе нормально. Аромат кофе смешивался с запахами молочной сыворотки и корицы. Звуки тоже радовали своей нормальностью. Пара завсегдатаев уже сидела за столиком и обсуждала погоду. Один из официантов насвистывал. Большой холодильник гудел.

– Поставь меня на ночные смены, – сказала Делайла Нейту.

Нейт замер с квадратиком теста в руках, потом повернулся и поднял сразу обе брови.

– Ты что, прикалываешься?

Делайла покачала головой.

– Я не могу спать по ночам. Это… ну, из-за одной штуки. Если я буду работать по ночам, я смогу спать днём. Знаю, Грейс ненавидит работать в ночную смену. Она будет рада со мной обменяться, я уверена.

– Ты лучшая из моих управляющих. Мне нравится ставить тебя на время, когда работы много.

– Спасибо.

– Это не комплимент. Я всего лишь излагаю факты и жалуюсь.

– Да ладно, болтаешь ты много, а на самом деле ты понимающий и очень милый, – ответила Делайла.

Это было истинной правдой. Нейт жаловался на всех подчинённых, на всех клиентов и на кафешку в целом, но на самом деле всех очень любил.

– Если ты хоть кому-то расскажешь, мне придётся тебя убить.

Делайла притворилась, что застёгивает рот на молнию.

Нейт вздохнул.

– Хорошо. Поменяемся. Но по возможности постарайся всё-таки справиться со своей этой «одной штукой».

– Спасибо.

– Приходи в десять вечера. И не опаздывай.

– Я прямо сейчас куплю два новых будильника.

– Вот молодец.

Делайла не понимала, почему не догадалась об этом раньше. Как Элла сможет изводить Делайлу в 1:35 ночи, если Делайла и без того не будет спать? Элла никак не сможет подкрасться к Делайле в ресторане. Так что Делайле просто надо работать в ночную смену, пока у Эллы не кончится заряд или ещё что-нибудь такое. Всё, проблема решена.

Хотя Делайле никогда не нравилось работать в ночную смену, её так обрадовала возможность наконец освободиться от Эллы, что на работу она пришла в прекрасном, лучшем за долгое время настроении – настолько прекрасном, что, когда она пришла в 9:55 вечера, Глен, повар ночной смены, даже спросил, всё ли у неё в порядке.

– Свобода, Глен, – ответила она. – Вот как выглядит свобода.

– А вот ты выглядишь как-то странно, – сказал он, но потом улыбнулся, давая понять, что ничего против этого не имеет.

Глен был огромных размеров; фартук на его животе иногда даже загорался, когда нависал над плитой. Несмотря на габариты, он был весьма энергичен. Делайле казалось, что он ещё довольно молод, ему, может быть, лет под тридцать. У него было детское лицо, бакенбарды до самого подбородка и добрые карие глаза. Ей нравилось с ним работать.

Три часа и тридцать девять минут Делайла чувствовала себя превосходно. Она болтала со всеми вечерними завсегдатаями и даже позволила паре старичков пофлиртовать с ней. Она спокойно отнеслась даже к парочкам, приходившим после вечерних концертов и спектаклей, хотя раньше, видя их, чувствовала себя ужасно одинокой.

В 1:34 ночи Делайла вошла в кладовую-холодильник, чтобы взять сыр и листья салата. Салаты сегодня почему-то шли особенно хорошо.

Она наклонилась, чтобы достать с полки сыр чеддер, и тут услышала в кухне сигнал. Выпрямившись, она ударилась головой о верхнюю полку. Не обращая внимания на боль, она посмотрела на часы. 1:35.

Выскочив из холодильника, Делайла волчком завертелась по кухне.

– Откуда это слышится? – закричала она.

Глен, стоявший у гриля, повернулся к ней. Джеки, ночная официантка, уронила пустой поднос и уставилась на Делайлу, широко раскрыв синие глаза.

– Откуда слышится… что? – спросил Глен.

– Это!

Сигнал очень напоминал пыточное устройство, которым пользовался Джеральд. Такой же назойливый звон, жужжание и визг, слитые воедино в одном звуке.

Делайла бросилась к фритюрнице и посмотрела на её ручки управления. Нет, это не она. Потом повернулась к духовкам – но они не были даже включены. Тогда она бросилась в комнату отдыха. Нет, звук доносится и не оттуда. Он звучит на кухне. Делайла вернулась в лабиринт из нержавеющей стали и начала копаться в кастрюлях, сковородках и утвари. Ни аккуратностью, ни методичностью её поиски не отличались, и, когда она швырнула на пол уже третью кастрюлю, Глен схватил её за руку.

– Эй, леди Делайла, ты что, под кайфом?

– Что? – Делайла вырвала руку. – Нет. Ты не слышишь?..

Звук прекратился. Делайла склонила голову и прислушалась, но сейчас её окружали лишь нормальные звуки кафе.

Она посмотрела на Глена, потом на Джеки – та до сих пор таращилась на неё так, словно Делайла прямо у неё на глазах превратилась в слона.

– Вы двое этого не слышали? – спросила она.

– Мы слышали, как ты орала и швырялась кастрюлями, – ответил Глен.

Делайла посмотрела на Джеки. Та была на два года моложе Делайлы и ещё не решила, что ей делать со своей жизнью; Джеки носила ярко-синие очки, и в них её широко раскрытые от удивления глаза казались ещё более огромными.

Джеки покачала головой.

– Я ничего не слышала. Ну, м-м-м, кроме тебя, м-м-м, и обычных, м-м-м, звуков.

Этого не может быть.

Как Элла смогла последовать за Делайлой сюда?

Но, с другой стороны, а почему она не могла последовать за Делайлой сюда? Элла разве не показала, что может делать практически всё, что ей вздумается?

Это безумие. Это же просто неправильно работающая программа. Правильно?

– Ты в порядке? – спросил Глен.

Делайла потрясла головой.

– Ага.

И она решила, что это действительно так. В конце концов, ей хотя бы не нужно пытаться уснуть, когда её сердце колотится так громко, что Глен и Джеки – она была в этом совершенно уверена – слышат его стук и лишь из вежливости ничего не говорят.

Итак, план не сработал, но, по крайней мере, сейчас она сможет воспользоваться адреналиновым скачком энергии, чтобы работать, а не бороться с ним в попытках уснуть. И может быть, завтра ночью, раз уж она готова к сигналу тревоги, она сможет просто проигнорировать его и спокойно работать дальше. Может быть, новый план всё-таки сработает.

Во вторую ночную смену Делайла решила не оставаться одна в 1:35 ночи. Она держалась поближе к Глену; тот, похоже, не возражал. Но, несмотря на то что он был рядом, она всё равно сорвалась.

Она не смогла сдержаться. Сегодня она впервые не просто услышала или почувствовала что-то. Она что-то увидела. Что-то ярко-синее мелькнуло в кладовой-холодильнике, когда Джеки открыла дверь. Делайла была уверена, что это Элла выходит из холодильника, так что закричала и прижалась к Глену. Против этого он тоже не возражал, хотя и спросил, почему она кричит. Она не знала, что ему ответить.

На третий день ночных смен Делайла в 1:30 стояла за прилавком. Она решила, что, если держаться на людях, подальше от кладовой-холодильника, её точно никто не сможет напугать.

Когда в кафе вошла миссис Джеффри, та самая любительница рисового пудинга, Делайла очень обрадовалась. Она обслужит миссис Джеффри, и 1:35 ночи пройдёт в делах.

– Привет, Делайла.

Миссис Джеффри присела на шаткий высокий стульчик возле прилавка. Её глаза были припухшими.

Делайла облокотилась на прилавок.

– Здрасьте, миссис Джеффри. Не можете уснуть?

Миссис Джеффри потрепала свои взъерошенные волосы.

– А что, это не очевидно? Надеюсь, у вас ещё остался рисовый пудинг?

– Конечно. Я просто…

Делайла запнулась и оглянулась через плечо. Потом посмотрела на часы. 1:33.

Где Джеки?

Нет уж, Делайла больше в холодильник не пойдёт. Элла уже наверняка ждёт её там.

– Джеки? – позвала она.

Ответа не последовало.

– Джеки? – крикнула она во весь голос.

Из кухни высунулся Глен.

– Какая-то проблема?

Делайла попыталась успокоить враз участившееся дыхание. У неё начинался приступ паники, и ей очень не хотелось, чтобы об этом догадались клиенты и коллеги.

Делайла посмотрела на миссис Джеффри. Та таращилась на неё широко открытыми глазами.

– Простите, – проговорила Делайла. – Я просто…

Она осеклась, увидев, как стул рядом с миссис Джеффри начал крутиться туда-сюда. Моргнув, Делайла увидела, что на нём сидит Элла.

Элла играла на стуле!

– Прекрати!

Делайла перевалилась через прилавок и схватила стул.

Тут в обеденный зал вышла Джеки. Делайла оглянулась и только сейчас осознала, что лежит на прилавке, оттопырив зад. Неудивительно, что Джеки смотрит на неё с отвисшей челюстью.

– Ты в порядке, дорогая? – спросила миссис Джеффри.

Делайла сползла с прилавка.

– Вы не видели куклу на стуле?

– Куклу? Это моя сумочка, милая.

Миссис Джеффри похлопала ладонью по ярко-голубой сумочке, лежавшей на стуле рядом с ней.

Делайла отошла от прилавка и посмотрела на часы. Конечно же, они показывали 1:35.

На следующую ночь произошло нечто похожее. Делайла не уходила из обеденного зала, но всё равно получила очередную травму в 1:35, когда увидела какое-то движение в мусорной корзине под прилавком. Ей очень хотелось думать, что это просто мышь (хотя для кафе это стало бы ужасной новостью); взяв вилку, она осторожно поворошила мусор. Мыши она не нашла, но, увидев розовое кружево, уронила вилку и отскочила назад. Она с трудом подавила желание закричать, но вот другое желание оказалось непреодолимым – она схватила мусорное ведро и вышвырнула его из чёрного входа кафе. Мусор разлетелся во все стороны, но Эллы в нём не было – как и всегда, она мгновенно исчезла.

Делайла не могла справиться со своими реакциями. Она знала, что Глен и Джеки присматривают за ней, но даже это не помогало успокоиться.

Окончательно Делайлу добила пятая ночная смена.

Хотя это не особенно помогало, Делайла всё равно считала, что самое безопасное место в кафе – обеденный зал. Она делала всё возможное, чтобы избегать маленьких замкнутых пространств – кладовой-холодильника, обычной кладовки, кабинета Нейта.

В 1:30 в кафе не было ни одного посетителя. Делайла и Джеки наполняли маленькие баночки для специй солью (ею занималась Делайла) и перцем (его насыпала Джеки). Они поставили поднос с солонками и перечницами на стол у окна и сели по разные стороны. Пока они работали, Джеки что-то увлечённо рассказывала о колледже. Делайла пыталась внимательно слушать, но в уме считала минуты и секунды до 1:35.

Что случится сегодня?

Все мышцы и суставы Делайлы напрягались от ужаса.

Но когда Делайла увидела что-то ярко-голубое, мелькающее на парковке перед кафе, мышцы и суставы пришли в движение. Она подпрыгнула, с грохотом сбив все солонки и перечницы на пол, и выбежала через главный вход. Остановившись посреди парковки, Делайла отчаянно завертела головой в поисках платья Эллы.

Она была уверена, что видела именно его. Подол пышного платья Эллы. Кукла здесь. Она наблюдает за Делайлой.

Не увидев Эллу, Делайла подбежала к двум машинам, стоявшим в дальнем углу парковки. Когда она наклонилась, чтобы заглянуть под одну из них, кто-то схватил её за плечо.

Она закричала.

– Хорошо. Хорошо. Всё хорошо.

Это был Глен. Его лицо в тусклом свете фонарей выглядело очень бледным.

– Ты видел её? – спросила Делайла.

– Видел кого?

Она посмотрела в глаза Глену. В них было искреннее сочувствие и беспокойство.

Делайла упала на руки Глену и расплакалась.

Делайле показалось даже удивительным, что она двадцать три ночи подряд терпела ужасы в 1:35, ни разу не заплакав. Собственно, она даже не замечала того, что не плакала.

Но, расплакавшись, она не могла остановиться. Она так плакала, что после того, как Глен отвёл её внутрь, он позвонил Нейту и попросил срочно приехать. Когда Нейт вошёл в кафе, Джеки как раз закончила подметать с пола разбитое стекло. Пока Делайла сидела в одной из дальних кабинок и пыталась заставить тело перестать вздрагивать, Нейт говорил с Гленом и Джеки. Она не слышала, что они говорили, но решила, что нужно сказать что-то и за себя. Она встала.

– Пойдём со мной, – сказал Нейт.

Отлично. Он позвал её в кабинет. Там она сможет всё объяснить.

Или нет. Как только они вошли в кабинет, Нейт закрыл дверь.

– Прости, Делайла, но мне придётся тебя уволить.

Делайла уставилась на Нейта диким взглядом. Глаза болели, словно кто-то их не то побил, не то исцарапал.

– Не смотри на меня так.

Нейт обошёл стол и плюхнулся в кожаное кресло.

Делайла закусила губу, пытаясь не всхлипывать.

– Я смотрел сквозь пальцы, когда ты опаздывала. Я терпел даже твою «одну штуку», но это уже слишком. Джеки говорит, что ты ведёшь себя «жутко странно», – произнося последние слова, он изобразил пальцами кавычки, – четыре ночи подряд. А теперь ещё и это. Я не могу держать у себя сотрудника, который пугает клиентов и разбивает солонки и перечницы целыми подносами.

– Нейт, я…

– Так. Даже не пытайся меня разжалобить. Я не твой отец. Если у тебя что-то происходит и это что-то заставило тебя сделать то, что ты сделала сегодня, – разбирайся с ним сама, где-нибудь подальше от моего кафе. Ты отлично работаешь, когда у тебя голова на месте, но я не могу рисковать, зная, что ты в любой момент можешь отчебучить ещё что-нибудь такое. – Он почесал бороду. – Попрошу кого-нибудь завтра принести тебе чек с последней зарплатой.

Делайла окинула взглядом аккуратные маленькие стопки документов, лежавшие на потёртом старом столе Нейта. А потом отвернулась. Она не собиралась умолять Нейта, чтобы он оставил её на работе.

Выходя из кафе, Делайла даже не думала о работе. Она думала только об Элле.

Каждая ночь становилась всё хуже. Сможет ли она пережить следующие 1:35?

Когда Ричард попросил Делайлу съехать из гостевого домика его родителей, идти ей было некуда, так что она пошла к Харпер. Харпер приняла её с распростёртыми объятиями, но, к сожалению, Харпер жила в частном доме с ещё десятком актёров, перебивавшихся с пятого на десятое, так что смогла предложить Делайле лишь половину двуспального матраса на полу бывшей огромной кладовки (огромной для кладовки, но явно не для спальни). Харпер обожала своё «укрытие». Отдельное место для сна, да ещё и полки, на которые можно сложить одежду. А вот Делайле там не нравилось. В кладовке у неё начиналась клаустрофобия. А ещё Харпер храпела и говорила во сне. Делайла прожила с Харпер всего три дня, затем купила квартиру на деньги, полученные от Ричарда.

В общем, когда она вернулась домой с работы, позвонила Харпер и спросила, нельзя ли у неё пожить несколько дней, это много говорило о её душевном состоянии.

– Конечно, – ответила Харпер. – Устроим ночёвку. Ты даже не заметишь, как наступит и пройдёт 1:35 ночи.

Делайле хотелось верить, что это правда. Очень хотелось.

Харпер тем вечером выступала – спектакли у неё были шесть дней в неделю, – так что она оставила Делайлу на попечении одного из соседей, броско одетого парня по имени Рудольф, который весь день и весь вечер учил Делайлу карточной игре, которую сам придумал. Она до конца в ней так и не разобралась, но согласилась, что она очень забавная. А сам Рудольф оказался весёлым и приятным.

Харпер вернулась домой примерно в половине первого ночи; Делайла была на удивление спокойна.

– Так, хорошо, – сказала Харпер, оттаскивая Делайлу от разочарованного Рудольфа. – Она не твой питомец, Руди, – с укоризной добавила она.

Он обиженно выпятил губу, потом ухмыльнулся Делайле, когда она вслед за Харпер поднялась на второй этаж дома.

– Я принесла хрустяшки, – сказала Харпер. – Солёные. Отгонят любую гадкую высокотехнологичную куклу.

Желудок Делайлы чуть не сделал сальто, услышав слово «кукла».

Харпер отвела Делайлу в свою «спальню», бросила на матрас несколько коробок и пакетиков с чипсами и крекерами, а потом сказала:

– Мне надо смыть всю эту краску с лица. Скоро вернусь.

Делайла села на матрас, открыла коробку сырных крекеров и откусила кусочек. Желудок продолжал крутить пируэты.

Вернувшись, Харпер развлекла Делайлу рассказами о вечернем спектакле.

– В общем, сначала Мэнни забыл свою реплику, а потом сказал мою, – сказала Харпер, разрывая пакет картофельных чипсов со вкусом соуса барбекю. – Дебил. Мне пришлось что-то быстро придумывать, и я его поцеловала.

– А это было в сценарии?

– Мой персонаж немного долбанутый. Так что получилось хорошо.

Делайла посмотрела на часы. 0:55.

– Эй, ты что, на часы смотришь? – Харпер схватила Делайлу за руку. – А ну отдай.

Делайла не сопротивлялась, когда Харпер сняла с неё часы и засунула их под подушку. В конце концов, не так уж они ей и нужны. Она и так поймёт, что сейчас 1:35 ночи.

– Никаких часов. Никаких 1:35.

Харпер жестом показала «и все, это не обсуждается».

Делайле очень хотелось, чтобы всё действительно оказалось настолько легко.

Но, конечно же, не оказалось. Она точно знала, когда на часах было 1:35. Кто-то сказал ей прямо в ухо:

– Так, пора!

Делайла подпрыгнула и ударилась головой о полку.

– Ты чего делаешь? – спросила Харпер.

В ту же секунду Делайла, опустив голову, спросила:

– Это ты сделала?

Потом они обе снова заговорили одновременно.

– Ты о чём? – спросила Делайла.

– Что сделала? – спросила Харпер.

Потом обе замолчали. Делайла по-прежнему слышала в ухе голос Джеральда, раз за разом повторявший: «Так, пора».

Делайла посмотрела на Харпер.

– Ты это слышишь?

Харпер хмуро глянула на Делайлу.

– Я ничего не слышу – только старую музыку Рауля и кино, которое смотрят Кейт и Джулия на первом этаже.

– Ты не подражала голосу Джеральда?

– Я сижу прямо тут, перед тобой, и ем чипсы. Как я могла подражать Джеральду?

Харпер акцентированным жестом отправила себе в рот пару чипсов и энергично захрустела.

Делайла покачала головой. Она поняла, что дрожит, и ей пришлось сжать зубы, чтобы они не стучали.

– Значит, Элла у тебя.

– Что?

У Делайлы уже заболела шея от неудобной позы, в которой она стояла под полкой. Потом у неё подкосились ноги, и она бессильно опустилась на матрас.

– Ты знаешь, как звучит голос Джеральда.

– И?

– Значит, ты могла запрограммировать Эллу так, чтобы она звучала как он, или записать на неё свой голос, или ещё что-то такое.

Харпер отпихнула пачку с чипсами и наклонилась к Делайле.

– Так, я правильно понимаю, что именно ты говоришь?

Она нахмурилась.

– Ты говоришь, что я забрала твою идиотскую куклу, как-то заставила её работать, а потом записала на неё, как я подражаю Джеральду, чтобы она проиграла эту запись для тебя. Ты это хочешь сказать?

Делайла отрицательно покачала головой.

– Нет? – спросила Харпер. – Тогда что ты хочешь сказать?

– Я это и хочу сказать. Я просто…

– Ты просто сумасшедшая, вот что ты «просто». У меня нет твоей дурацкой куклы. Я никогда не видела твоей дурацкой куклы. Если бы я видела эту куклу и забрала эту куклу, то точно ничего не стала бы на неё записывать специально, чтобы тебя напугать. Зачем мне это?

– Не знаю.

Делайла посмотрела на свои руки, чувствуя себя как-то глупо. В самом деле, зачем это Харпер?

Потом она вспомнила голос, который услышала. Кто ещё мог это сделать?

– Это ты мне скажи, – сказала Делайла. – Зачем ты это сделала?

– Я этого не делала! – закричала Харпер.

Делайла вздрогнула. Затем прошептала:

– Но другого объяснения нет.

Харпер уставилась на Делайлу.

– Блин. Даль, у тебя что-то с головой.

Она спихнула с матраса еду и свернулась калачиком на своей половине, отвернувшись от Делайлы.

– Я спать.

– А я не могу.

– Да всё ты можешь, – сказала Харпер. – Просто выбрось это всё из головы.

– Это всё не из-за меня, а из-за Эллы.

Харпер вздохнула, потом задышала глубоко и ровно.

– Везёт тебе, – пробормотала Делайла.

Следующий день Делайла провела с Харпер и её соседями-коллегами. Уснула она только часов в семь утра, а Харпер разбудила её уже в десять, когда встала сама, так что от недосыпа Делайла мало что соображала. Ей в голову словно набили сахарной ваты.

Харпер не то простила Делайле её обвинения, не то просто забыла о них. Она ничего не сказала об их ночном разговоре и весь день вела себя весело, как обычно. Делайла решила ничего больше не говорить об Элле. Но ещё она решила, что сегодня ночевать не останется. Уйдёт, когда Харпер будет в театре.

Лишь подойдя к машине в половине пятого вечера, она решила, куда же отправится дальше. Ей пришла в голову великолепная идея. Она поедет в мотель на другом конце города. Элла там её точно не найдёт. Да и Харпер, и кто угодно другой тоже. Делайла, конечно, не станет регистрироваться под вымышленным именем или ещё что-нибудь такое, но Харпер просто и в голову не придёт прочёсывать гостиницы, чтобы узнать, не там ли остановилась подруга.

Так что в четверть седьмого, съев бургер и порцию картошки фри в фастфуде, она зарегистрировалась в мотеле «Кровать для вас» на окраине бедного района. Качество мотеля было очевидно и по названию, и по выцветшей вывеске, которая заявляла: «Кровать и телевизор в каждой комнате».

– Вот тебе и роскошь, – пробормотала Делайла, припарковав машину на сорняках, проросших через побитый асфальт.

Цена, впрочем, была вполне приемлемой. Пытаясь не вдыхать запах хлорки и варёной капусты в маленьком, окрашенном в коричневый цвет фойе мотеля, Делайла заплатила сразу за три ночи. Она обрадовалась, увидев, что цена практически не повлияла на баланс её единственной кредитной карточки. А ещё – что комнату ей дали в дальнем конце длинного коридора, подальше от дороги. Крупную, кряжистую женщину-администратора Делайла вообще не интересовала. Она увлечённо смотрела документальный фильм про пауков на старом телевизоре, прикреплённом к стене.

Номер оказался на удивление чистым и аккуратным. Он был окрашен в тот же уродливый оттенок коричневого, что и фойе, так что вряд ли выиграл бы какие-нибудь призы за дизайн, но пахло там свежо, и, что главное, всё работало. А кровать даже оказалась удобной.

Поскольку единственными другими поверхностями, пригодными для сидения, были два обитых тканью стула с прямыми спинками, Делайла плюхнулась на кровать, как только заперла дверь и сложила вещи на низкий комод напротив кровати. Она с удовольствием обнаружила, что гостиница довольно хорошо изолирована. Шум машин с оживлённого шоссе превратился в тихий «ш-ш-ш», а больше ничего Делайла и не слышала. Она подумывала, не посмотреть ли в номере телевизор, но уже так устала, что рискнула лечь головой на подушку. Напряжённо ожидая очередной панической атаки, она даже обрадовалась, почувствовав только утомление.

Она закрыла глаза.

И сон унёс её прочь от гостиничного номера, к новым фантазиям… и новым зловещим знамениям.

Звук пробрался в её сон, словно паук, ползущий по синапсам и оставляющий шелковистые следы на сигнальных путях нервов. То был скребущий звук, словно что-то ползло по неровной поверхности.

Ум Делайлы не смог достаточно осмыслить его, чтобы адекватно вписать в сон о катании на лошадях. Так что лошадь во сне просто сбросила её, и она оказалась лицом к лицу с пауком.

Она закричала. И крик вернул её в сознание.

Делайла открыла глаза и поняла, что всё ещё кричит. Она сжала губы и прикусила язык. Ей хотелось вскочить и бежать, но она не могла. Страх парализовал её.

Стоп. Она не спит?

Ей казалось, что да.

Что-то ползало над её головой, по крыше. Звук был похож на тот, что она услышала во сне, но хуже. Это не просто паук, который ползёт куда-то по своим делам. Этот звук был расчётливым. Он звучал, а потом прекращался. Двигался туда и сюда. Этот звук чего-то искал. Его издавало что-то, у чего есть цель.

И Делайла знала, что цель – это она.

Элла нашла Делайлу. И сейчас пыталась пробраться в гостиничный номер.

Пискнув, словно котёнок, за которым охотится койот, Делайла попыталась избавиться от той силы, что не давала ей шевельнуть ни рукой, ни ногой. Но она так и осталась лежать неподвижно на постели. Единственное, что у неё ещё двигалось, – голова. Так что она повернула голову и посмотрела на электронные часы на прикроватном столике. Конечно же, на них было 1:35 ночи.

Едва увидев время, Делайла обнаружила, что всё же может двигаться. Она выпуталась из покрывала, в которое успела завернуться во сне. Вскочив с кровати, она прижалась к стене у двери, не сводя глаз с потолка.

Мигающая тёмно-красная неоновая вывеска с соседнего здания отбрасывала на потолок световое пятно, похожее на кровавое. Там и тут его окружали пятнышки поменьше, от моргающих флуоресцентных ламп, которые освещали парковку мотеля.

Этот свет помог Делайле увидеть то, что нужно. Через потолок к ней ничего не лезло. Но это её нисколько не утешило. Элла могла пробраться в комнату и другим способом. И даже если она и не заберётся в комнату, сам факт, что она прячется где-то рядом, на крыше, означал, что краткая передышка окончена.

Сбежать от Эллы невозможно.

Делайла начала раскачиваться взад-вперёд, как маленький ребёнок. И напевала что-то до тех пор, пока не встало солнце. Она поначалу и сама не понимала, что́ поёт, но потом узнала мелодию. Старая колыбельная, которую мама пела ей в детстве.

Хотя Делайла заплатила за три ночи, она ушла из мотеля примерно в полдень. Оставаться смысла нет. Она не сможет уснуть. Она здесь не в безопасности.

Делайла была совершенно уверена, что она теперь вообще нигде не в безопасности, но находиться в движении показалось ей не самой плохой идеей. Ну, если, конечно, Элла уже не загрузила себе в память внешний вид, модель, цвет и, может быть, даже номера машины Делайлы. В конце концов, Элла же впервые приехала в её квартиру на этой машине. Скорее всего, она оставила там какой-нибудь «жучок». Любые поездки Делайлы – просто пустая трата времени и бензина.

Но что ещё оставалось делать Делайле?

Она села за руль.

Она ездила весь день и весь вечер. Объехала весь город, исследовала районы, о существовании которых даже не подозревала. С тоской смотрела на большие семейные дома и на детей, играющих в парке. Проехала по торговому кварталу, вспоминая, каково это было – иметь возможность купить что угодно, – и как мало удовольствия это ей приносило. Ей не нужны были дорогие вещи. Она хотела любви.

Когда после шести солнце двинулось к закату, Делайла поняла, какую же глупость сделала. Огромную. Зачем она вообще осталась в городе? Почему бы не уехать за город, куда-нибудь подальше? Может быть, там Элле будет труднее её найти?

Делайла свернула на оживлённом перекрёстке и направила машину к шоссе.

А потом развернулась и поехала обратно в район, который только что покинула.

Может быть, это и не глупость. Что, если город – единственное, что обеспечивает ей безопасность? Что, если Элла сможет делать с Делайлой всё, что захочет, если они окажутся вдали от людей?

К тому же за городом темно. Очень темно. А у Делайлы есть только маленький фонарик. Нет, она просто не выдержит, если окажется в 1:35 ночи в полной темноте. Нет. Она останется в городе.

Но где?

Заехав в закусочную, где обслуживали автомобилистов, Делайла купила буррито с курицей, рисом и сметаной. Как ни странно, несмотря на то, что она так боялась, что ещё одного потрясения вполне хватило бы для неудержимой истерики, аппетит её никуда не делся. Может быть, её тело понимало, что для того, чтобы справиться с тем, что ждёт её впереди, ей нужно есть?

Делайла съела буррито в автомобильном кинотеатре, который обнаружила на западной окраине города. Она и не знала, что он там есть. Но она обрадовалась, что нашла его. Он помог ей не уснуть почти до полуночи. А потом закончился последний фильм – боевик с погонями и перестрелками, – и Делайла присоединилась к очереди из машин, выезжающих на шоссе. Пора было решать, где встречать 1:35 ночи.

Она подумала, не припарковать ли машину позади тёмного здания или в тихом районе неподалёку от пустого дома. Но стоит ли настолько облегчать Элле задачу?

Нет. В 1:35 лучше находиться в машине и куда-то ехать. Она ещё этого ни разу не пробовала. Вдруг сработает?

Её руки дрожали всё сильнее, дыхание учащалось, грудь сдавливало, но Делайла подъезжала всё ближе к центру города. Она хотела быть там, где люди ещё ходят по улицам, а яркие огни превращают ночь в день.

В 1:33 Делайле пришла в голову ещё более замечательная идея. Она заедет на какой-нибудь из больших мостов. Уж там-то Элла до неё точно не доберётся – учитывая, что решение свернуть на мост она приняла буквально в последний момент.

Даже среди ночи на мосту было около дюжины машин. Ладони Делайлы вспотели, и она по-другому перехватила руль. Она несколько раз моргнула – перед глазами всё начинало плыть. Сосредоточившись на дороге, она заставляла себя не смотреть на часы на приборной панели.

Но всё равно сразу поняла, когда наступил 1:35.

Она поняла, потому что услышала, как открывается дверь на пассажирском месте. Делайла ахнула и на мгновение потеряла управление, но потом схватилась за руль и вернулась на свою полосу. Шум ветра из открытой пассажирской двери донёсся до неё за мгновение до того, как та снова захлопнулась. Делайла посмотрела направо, ужас разливался по всему её телу. Она была уверена, что Элла сидит в машине рядом с ней.

Но на сиденье никого не было.

Там лежали только пакет из фастфуда, сумочка Делайлы и фонарик.

Уже почти переехав мост, она снова посмотрела на дорогу. А потом – бум – что-то ударило по крыше машины.

Делайла закричала и вдавила педаль газа в пол. Машина дёрнулась вперёд, и она лишь в последний момент успела вывернуть руль, чтобы не задеть ехавший перед ней фургон. Потом она вернулась на прежнюю полосу – как раз вовремя, чтобы свернуть на первом же повороте.

Делайла гнала, как безумная, по дороге, которая шла параллельно реке, и остановилась, лишь добравшись до заколоченной фабрики. Машина, визжа тормозами, раскидала по сторонам гравий.

Делайла выключила двигатель и выскочила из машины, едва та остановилась. Она даже не стала её запирать. Схватив сумочку и фонарик, она захлопнула водительскую дверь и бросилась бежать.

Она бежала к реке, которая текла позади фабрики. Под ногами хрустел потрескавшийся цемент и мусор; она бежала, пока не потеряла из виду дорогу. И машину тоже.

Делайла видела, куда бежит, потому что фабрика, пусть и заброшенная, оставалась хорошо освещена. Она остановилась и огляделась.

Она даже не представляла, где находится, но в безопасности себя не чувствовала. Но где она вообще сможет почувствовать себя в безопасности?

Она осмотрелась вокруг. Может быть, если ей удастся спрятаться от Эллы сейчас, кукла не найдёт её снова.

Но где ей спрятаться?

Делайла увидела дренажную трубу в дальней части фабрики. Огромную, больше метра в диаметре. В неё можно легко заползти.

Она широкими шагами пересекла гаревый пустырь, усыпанный щебёнкой и испещрённый выбоинами, направляясь прямо к трубе. Но на полпути она остановилась. Ей нельзя брать с собой сумочку. Вообще ничего нельзя брать с собой. Она не знала, что связывало её с Эллой.

Ещё раз обернувшись кругом, Делайла увидела стопку шпал. Должно сработать. Оглядевшись в третий раз, она убедилась, что рядом никого. Она подбежала к шпалам и спрятала сумочку в проёме. Потом, в очередной раз оглянувшись, Делайла бросилась к дренажной трубе. Она заползла внутрь, присела на корточки и поняла, что у неё кружится голова. Она дышит слишком часто и глубоко.

Наклонившись вперёд и сунув голову между колен, она попыталась дышать медленнее, пусть даже вдыхая меньше кислорода, чем необходимо. Ей очень не хватало бумажного пакета. В машине, конечно, был пакет, но возвращаться туда теперь нельзя.

Ей вообще нельзя возвращаться никуда, где она бывала раньше. Нельзя возвращаться к прежней жизни.

Элла найдёт её где угодно.

Даже здесь.

Делайла опустилась на дно трубы и свернулась калачиком, обхватив руками колени. Она пыталась молчать, но не смогла. Она завыла.

Звук, который она издала, не был похож ни на какой другой, что когда-либо слышали от неё люди.

Даже когда умерли её родители.

Даже когда первая приёмная семья отказалась оставить её у себя.

Даже когда четвёртый приёмный отец бил её.

Даже когда Джеральд заставлял её сморкаться строго по расписанию.

Даже когда Ричард вышвырнул её из дома.

В этом звуке была вся боль, весь страх и всё сокрушительное разочарование, что она когда-либо испытывала – всё это объединилось в жуткий, пронзительный вопль. То был крик женщины, у которой больше не осталось сил. Она не могла больше сопротивляться.

Делайла закрыла рот. Болело горло. И лёгкие. И сердце.

И она не могла перестать дрожать. Всё её тело почти билось в конвульсиях от страха.

Нет, не страха.

Делайла уже ушла так далеко за пределы страха, который можно описать словами, что даже не чувствовала себя человеком.

Она никогда больше не будет в безопасности.

Всхлипывая, Делайла кое-как встала на четвереньки. Здесь оставаться нельзя. Элла узнает, где она.

Стирая руки о жёсткий бетонный пол, Делайла поползла обратно, к зеву дренажной трубы. Выбравшись из неё, она поднялась на ноги.

Куда ей идти?

Делайла снова бросилась бежать. Она бежала параллельно реке, оглядываясь туда и сюда, в поисках любого пути к отступлению, аварийного люка, сиденья с катапультой – чего угодно, что помогло бы ей оказаться как можно дальше от Эллы.

Она не знала, сколько уже пробежала, когда оказалась на заброшенной стройке. Громоздкие силуэты зданий скрывались во тьме, но в свете фонарей можно было кое-как различить их очертания. Она замедлила бег, включила фонарик и направила его на потрёпанный плакат с описанием проекта. Судя по всему, это должен был быть офисный комплекс.

Отодвинув доску, закрывавшую дыру в стене трёхэтажного здания, Делайла пробралась внутрь. Здесь она найдёт спасение от мук. Она была в этом точно уверена.

Где-то здесь она найдёт способ навсегда сбежать от Эллы. Но где?

Пробравшись среди голых досок, из которых торчали гвозди и винты, груд древесины и гипсокартона, Делайла дошла до почти готовой комнаты. Там гипсокартон не просто прикрепили к стенам, но даже и покрасили. И там, высоко на стене, она нашла ответ.

Вентиляционное отверстие без крышки, как раз достаточно широкое, чтобы она могла в него протиснуться. Вот он, путь к спасению. Он позволит ей больше никогда не убегать от Эллы.

Оглядев комнату в поисках опоры, которая помогла бы ей добраться до вытяжки, Делайла увидела перевёрнутые ко́злы. Она подбежала к ним, поставила вертикально и отнесла к стене. Ко́злы были прочные и твёрдо стояли на полу.

Делайла остановилась, чтобы прислушаться и убедиться, что рядом никого нет, потом забралась на ко́злы, поднялась на цыпочки и сумела ухватиться за край вентиляционного отверстия. А потом подтянулась – вот где пригодилась мускулатура, которую она накачала, убирая кафе.

Когда её голова оказалась на уровне вытяжки, она сунула руку внутрь, ища, за что можно зацепиться. Найти ей ничего не удалось, но потная рука достаточно хорошо прилипала к металлу, чтобы обеспечить хоть какую-то опору. Она сумела постепенно протиснуться в вентиляционное отверстие, продвигаясь вперёд ладонь за ладонью. Ну а потом, когда уже забралась достаточно далеко, вползла в вытяжку полностью, словно змея.

Но она до сих пор не чувствовала себя в безопасности.

Она на мгновение остановилась, раздумывая. Включив фонарик, она увидела, что вентиляционная шахта уходит вниз, и поползла к ней.

Да. Идеально.

Просунув голову в шахту, она поползла вперёд.

Чуть дальше.

И ещё чуть дальше.

Фонарик выскользнул из её вспотевшей руки и, ударившись о металлическую стенку, полетел вниз. Она услышала, как он со звоном ударился обо что-то и, похоже, разбился – вокруг сразу стало темно.

Плечи Делайлы плотно застряли в металлическом корпусе, и она наконец поняла, что наконец-то нашла то самое место. Место, где Элла её не найдёт.

И вообще никто не найдёт.

На всякий случай попробовав двинуться, она убедилась, что застряла. Полностью, безнадёжно застряла.

Она задышала медленнее. И расслабилась.

Она не могла двигаться ни в одном направлении.

Больше ей никогда не придётся убегать от Эллы.

Место ещё для одной

Сказать по правде, Стэнли не нравилось это место. Оно настолько хорошо было скрыто от случайных прохожих, что волей-неволей начинаешь задумываться, что же за секреты здесь прячут. То, чем тут занимаются, вообще законно, или это какая-нибудь подпольная фабрика? Стэнли не знал. Когда его наняли, начальник сказал, что любая информация выдаётся строго по необходимости, и, очевидно, о деятельности компании Стэнли знать было не обязательно. Он работал здесь уже полтора года и знал лишь одно: банк ни разу не отказался обналичить его чек.

Чтобы добраться до работы, ему нужно было пройти через складскую площадку, уставленную стопками брёвен, цементных блоков и стальных балок. Посреди всех этих стройматериалов пряталась лестница, ведущая под землю. Единственная маломощная лампочка освещала путь ровно настолько, чтобы не дать ему споткнуться. У подножия лестницы он каждый день проходил мимо одного и того же вонючего бака с биологическими отходами. Вонь всё время состояла из одного и того же набора запахов: что-то химическое, что-то, похожее на гниющую еду, и, что особенно пугало, что-то, похожее на разлагающуюся плоть. Этот смрад отлично задавал настроение для ночи, которую Стэнли готовился провести на работе.

Работа Стэнли была не менее отвратительной, чем вонь из бака с отходами.

Он поднёс свой бейджик к сканеру, и огромная металлическая дверь со стоном открылась – этот звук идеально описывал чувства, которые Стэнли испытывал к грядущей смене. Иногда он даже стонал вместе с ней.

В тёмном помещении не было нормальной вентиляции. Из-за того, что оно располагалось под землёй, воздух постоянно был сырым, из-за чего Стэнли мёрз. Здание якобы служило фабрикой, но даже зайдя внутрь, невозможно было понять, что же здесь производят. Лабиринт тусклых коридоров освещали лампы нездорового зелёного цвета. Над головой виднелись хитросплетения чёрных труб. По сторонам коридора располагались гигантские запертые металлические двери. Стэнли даже не представлял, что за ними происходит.

Если это действительно фабрика, значит, здесь всё-таки есть люди и они что-то делают. Иногда Стэнли слышал грохот и рокот каких-то машин за большими запертыми дверьми. Он предполагал, что в здании есть и другие рабочие, которые управляют этими машинами, но за всё время, что он провёл на этой работе, он ни разу не видел кого-либо ещё.

Странно это – быть охранником и не знать, что именно охраняешь.

Стэнли прошёл по коридору (за одной из дверей слышалось шипение и лязг), затем поднёс бейджик к ещё одному сканеру и прошёл на пост охраны. Он устроился за столом, на котором стояли мониторы для наблюдения за всеми входами и выходами из здания.

Стэнли наняли на эту фабрику полтора года назад. Уже на собеседовании стало очевидно, что работа будет совершенно не такой, как в других местах, где он трудился охранником. С ним общался странный маленький лысый тип в костюме явно не по размеру, который постоянно ёрзал на стуле и старался не смотреть Стэнли в глаза.

– Это несложная работа, – сказал он. – Вы сидите в отдельном кабинете, наблюдаете за выходами на мониторах и следите за тем, чтобы ничего не выбралось наружу.

– Наружу? – переспросил Стэнли. – Раньше от меня всегда требовали, чтобы никто не проник внутрь.

– Ну а здесь вот так, – ответил дёрганый человечек и притворился, что ему очень интересны документы на столе. – Просто наблюдайте за выходами, и всё будет хорошо.

– Да, сэр, – сказал Стэнли.

Требования его смутили, но он не хотел спорить. С предыдущей работы его сократили, а счета нужно оплачивать. Ему очень нужна была эта работа.

– Какого числа вы готовы приступить к работе? – спросил кадровик, смотря куда-то в сторону лица Стэнли, но всё равно избегая его взгляда.

– Когда скажете, сэр.

Стэнли ожидал более придирчивого собеседования. Обычно будущим охранникам задавали кучу вопросов, устраивали тесты, чтобы узнать склад характера, просили рекомендательные письма и тщательно проверяли биографию. Компании, как выражалась бабушка Стэнли, хотели убедиться, что не нанимают лису охранять курятник.

– Отлично, – сказал его собеседник, почти улыбаясь. – У нас, к сожалению, появилась внезапная вакансия, и нам очень срочно нужен сотрудник.

– Парень просто взял и ушёл от вас? – спросил Стэнли.

– Можно и так сказать, – сказал лысый тип, смотря куда-то мимо Стэнли. – Как это ни прискорбно, предыдущий охранник… внезапно умер. Такая трагедия!

– Что с ним случилось? – спросил Стэнли.

Он понимал, что его работа опасна по определению, но если предыдущего охранника убили при исполнении, он хотел об этом знать. Если эта работа особенно опасна, то он должен знать, на что подписывается, и принимать решение, основываясь на всей доступной информации.

– Тяжёлый сердечный приступ, к сожалению, – ответил человечек, шурша какими-то бумагами. – Никто не может знать, сколько времени нам отведено.

– Да, сэр, – сказал Стэнли, вспоминая о недавно умершем отце.

Собеседник задумчиво кивнул, потом посмотрел на Стэнли.

– Но мне кажется, вы справитесь. Просто следите за выходами, убедитесь, что всё, что должно быть в здании, остаётся в здании, и всё будет хорошо.

– Да, сэр, – сказал Стэнли. – Спасибо.

Он протянул руку, пожал холодную, костистую ладонь – и его приняли, вот так всё просто.

Вот уже полтора года Стэнли наблюдал за выходами и следил, чтобы «ничего не выбралось наружу», хотя он даже не до конца понимал, что означает эта фраза. Почему кадровик сказал «ничего», а не «никто»? За чем вообще следит Стэнли? Он думал, что когда-нибудь снова сможет спросить об этом странного, дёрганого маленького человечка, но после того короткого собеседования Стэнли больше никогда его не видел.

Стэнли открутил крышку с термоса с кофе и приготовился к очередной длинной, одинокой ночи.

Он бы на самом деле не возражал против одиноких ночей, если бы днём ему не было так же одиноко. До тех пор, пока две недели назад его не бросила его подруга Эмбер, с которой он встречался более двух лет, дни были куда приятнее. Всю унылую рабочую смену Стэнли ждал не дождался семи утра, когда наконец можно будет уйти с работы. Он шёл в «Сити-Дайнер» на другой стороне улицы и заказывал там большой завтрак – яйца, бекон, тосты и хрустящий хашбраун с луком. Наевшись, он шёл домой и, вымотанный, заваливался спать на несколько часов. Потом он просыпался, съедал сэндвич, немного занимался уборкой или стирал и садился играть в приставку, ожидая Эмбер, у которой рабочий день заканчивался в пять.

Эмбер всегда приносила продукты для ужина. Она обожала кулинарные шоу по телевизору, и ей нравилось постоянно пробовать что-нибудь новенькое; это вполне устраивало Стэнли. Он очень любил есть, и его брюшко служило этому лучшим доказательством. Его нельзя было назвать толстым – скорее мягким со всех сторон, как удобный диванчик. Рёбрышки в сливовом соусе, куриное адобо, спагетти карбонара – какое бы новое блюдо ни захотела приготовить Эмбер, Стэнли с удовольствием его съедал. Эмбер и Стэнли готовили ужин вместе, а потом садились друг напротив друга за маленьким кухонным столиком, ели и рассказывали, как прошёл день. Эмбер на работе общалась с настоящими, живыми людьми, так что часто рассказывала забавные истории о том, что происходило в магазине. Загрузив посудомоечную машину, они садились в обнимку на диван и смотрели сериалы или кино, пока Стэнли не пора было собираться на работу. Чаще всего их свидания ограничивались уютными посиделками дома, но когда у Стэнли был выходной, они ходили ужинать в ресторан – обычно в «Спагетти Луиджи» или «Дворец Вонга», – а потом шли в кино или играть в боулинг.

Стэнли было очень хорошо и комфортно с Эмбер, и ему казалось, что и она испытывает такие же чувства. Но в тот ужасный день, когда она рассталась с ним, она сказала:

– В наших отношениях застой, как в болоте с лягушками. Они никуда не продвигаются.

Застигнутый врасплох, Стэнли ответил:

– А куда бы ты хотела, чтобы они продвигались?

Она посмотрела на него так, словно этот вопрос был чуть ли не главной проблемой.

– В этом-то и дело, Стэнли. У тебя вообще не должно бы возникать таких вопросов.

Стэнли было всего двадцать пять, и Эмбер была первой его серьёзной девушкой. Он любил её и говорил ей об этом, но не считал себя ни эмоционально, ни финансово готовым к обручению и женитьбе. Он считал, что того, что сейчас есть у него и Эмбер, достаточно. К сожалению, она с ним не согласилась.

Несколько дней назад Стэнли побывал на празднике в честь пятилетия Макса, сына его сестры Мелиссы. То был первый раз после расставания, когда Стэнли вышел из дома не на работу. Поначалу весёлые дошкольники, воздушные шарики, торт и подарки даже немного подняли ему настроение. Он пришёл прямо в униформе, потому что знал, что Макс считает её клёвой; оказалось, что другие мальчишки – ровесники Макса – тоже с ним согласны. Они облепили его и всё повторяли: «Твоя бляха такая блестящая!», и «А ты гоняешься за плохими ребятами?», и прочее подобное. Они были в восторге. Стэнли всегда любил маленьких детей.

После того как дети вернулись к играм, Стэнли стал прислушиваться к родителям, которые стояли, разговаривая и смеясь над тем, что сказали или сделали дети. Он задумался: что, если Эмбер была его последним шансом остепениться и завести детей, и он упустил этот шанс? Что, если он навсегда останется дядюшкой-холостяком на днях рождения племянника, стоя где-то в стороне, и никогда не станет мужем и отцом?

Не поднял ему настроения и Тодд, свояк Стэнли, который подошёл к нему и сказал:

– Эй, дружище, я тут недавно брал пиццу у Луиджи навынос и видел там твою бывшую на свидании с менеджером «Закусочного космоса».

Стэнли чуть тортом не подавился.

– Она уже с кем-то встречается?

– Ну, как по мне, это явно напоминало свидание. Скорее всего, она на него глаз положила ещё до того, как тебя бросить, – сказал Тодд. – Ты его знаешь?

Стэнли покачал головой.

– Ну, мне, конечно, очень жаль тебе это сообщать, но он высок и хорош собой. Да ещё и модно одевается. Уходя, я увидел на стоянке его машину. Спортивная.

Стэнли был невысоким и полным, машины у него не было, да если бы и была, то денег на дорогой спорткар ему бы явно не хватило. Может быть, вот почему в их отношениях с Эмбер был застой. Она хотела подняться по социальной лестнице, а вот ему и так было хорошо.

«Застойный Стэнли», вот как его надо называть.

Хватит мрачных мыслей, сказал он себе. Он на работе, так что надо работать. Он отпил кофе, потом стал наблюдать за неподвижным зданием. У всех выходов было чисто. Там всегда было чисто. Он, конечно, не хотел накликать беду, но было бы неплохо хоть для разнообразия чем-нибудь заняться.

Даже несмотря на дозу кофеина, веки начали тяжелеть, а голова словно превращалась в шар для боулинга и норовила скатиться с плеч. Стэнли начал засыпать. Это, в общем-то, типично. В каждую смену Стэнли спал часа по четыре из восьми. Именно поэтому он не особенно старался искать другую работу, несмотря на скуку и одиночество. Где ещё тебе станут платить за сон? Вскоре Стэнли уже посапывал в кресле, запрокинув голову и положив на стол большие ступни.

Бип! Бип! Бип! Бип!

Стэнли разбудил сигнал тревоги. На мгновение он оказался настолько дезориентирован, что подумал, что лежит дома и это звонит будильник, но потом вспомнил, где находится, и проверил мониторы. Сенсор движения активировался прямо здесь, в комнате охраны. По крайней мере, далеко идти, чтобы проверить, что случилось, не придётся. Стэнли потянулся, встал с кресла и взял фонарик.

Он присел на полу, снял крышку с вентиляционного отверстия и посветил фонариком во тьму. Ничего видно не было.

Собственно, вытяжка была слишком маленькой, чтобы через неё могло пролезть хоть что-то по-настоящему опасное. Может быть, сенсор активировала мышь или крыса. Если это продолжится, то, возможно, придётся составить рапорт (хотя он до сих пор так и не понял, кто же получает и читает его рапорты) и порекомендовать компании нанять дератизаторов.

Стэнли зевнул и сел обратно в кресло. Пора дальше спать.

Через два часа он вздрогнул и проснулся. Выпрямившись в кресле, он стёр слюну с уголка рта и посмотрел на мониторы. Ничего. Но на его столе лежал предмет, которого раньше не было. Он даже не сразу понял, что это.

Присмотревшись, Стэнли увидел, что это игрушка – какая-то кукла с руками и ногами на шарнирах. Она была одета в маленькую белую балетную пачку, а маленькие ножки раскрасили в белый цвет, чтобы было похоже, что на них надеты пуанты. Руки были подняты, словно она готовилась сделать фуэте. Стэнли улыбнулся своим элементарным познаниям в балетной терминологии. В детстве его постоянно таскали на выступления балетного кружка, куда ходила его старшая сестра, и, судя по всему, хоть что-то, но он оттуда запомнил. Ещё эта простенькая кукла на шарнирах напомнила ему тех кукол, которые лежали в кабинете изобразительного искусства в старшей школе. Деревянных кукол можно было ставить или класть в разных положениях, чтобы научить школьников рисовать человеческую фигуру. Но, в отличие от безликих школьных кукол, у этой куклы-балерины было лицо.

Но не такое, какого можно было бы ожидать.

Если бы кукла-балерина была похожа на красивую девушку, это было бы логично. Но у этой куклы лицо было белым, как у клоуна. Большие чёрные глазницы – пустыми. Носа не было вообще, а большой чёрный рот представлял собою беззубую, ухмыляющуюся разверстую дыру. Лицо вообще не соответствовало телу. Зачем кому-то раскрашивать куклу-балерину в таком ужасном стиле?

У Стэнли было много вопросов. Что это за странная штука и что она делает на его столе? Кто её сюда положил?

Он взял куклу в руку. Несколько мгновений он сгибал её туда и сюда. Смотрите! Вот она села на шпагат! А вот танцует вприсядку! Стэнли усмехнулся – как же легко оказалось его развеселить. Похоже, он действительно слишком много времени проводит в одиночестве. Нужно найти себе какое-нибудь хобби. Он перевернул куклу и поставил её на голову.

Изнутри куклы послышался тихий голосок:

– Ты нам нравишься!

– Это ещё что такое? – спросил Стэнли, снова перевернув куклу. Должно быть, это сработал какой-нибудь звуковой микрочип, реагирующий на движение.

– Ты нам нравишься! – Голос маленькой девочки, высокий и смешливый. Милый.

– Кто такие «вы»? – спросил Стэнли, улыбаясь кукле. – Я вижу только тебя одну.

Он наклонил её вбок.

– Мне нравится быть рядом с тобой! – защебетала кукла.

– Веришь, нет, но девушки мне давно такого не говорили, – сказал Стэнли и поднёс куклу к себе, чтобы разглядеть её получше. – Жалко только, что ты маленькая и на самом деле не человек. И выглядишь как-то странно.

Он снова наклонил её. Интересно, сколько у неё ещё записанных фраз в репертуаре.

– Ты такой тёплый и мягенький! – с хихиканьем сказала кукла.

Так, это что-то новенькое. Но, по крайней мере, она говорила правду – в отношении «мягенького» уж точно. С самого расставания с Эмбер он ел как слон. Нет, он и раньше любил поесть, но это было что-то совсем другое. Теперь он ел потому, что ему было грустно – целые упаковки мороженого с шоколадными чипсами и печеньем, самые большие пакеты чипсов с французским луковым соусом, полдюжины буррито из фастфуда в один присест. Эксперты в интернете называли это «заеданием эмоций». Заедание эмоций сделало из него тёплую, мягенькую развалину. Надо уже начинать есть что-то более полезное для здоровья – салаты, фрукты, курицу гриль. А ещё надо вернуться на фитнес. У него на самом деле даже был абонемент в зал, но он не помнил, когда в последний раз туда ходил… возможно, ещё до того, как познакомился с Эмбер.

– Ты, наверное, хорошо на меня влияешь, – с улыбкой сказал он кукле и наклонил её.

– Возьми меня к себе домой! – ответила кукла с тем же хихиканьем в голосе.

Он поставил её обратно на стол.

– Может быть, я так и сделаю, маленькая куколка, – сказал Стэнли. – Тебя, похоже, оставили мне здесь в подарок.

Но кто мог её здесь оставить? Он снова посмотрел на куклу-балерину со странным, похожим на маску лицом.

– Странный подарок, но не знаю… ты мне даже немного нравишься.

Наклон.

– Ты нам нравишься! – сказала кукла.

– Значит, это взаимно, – ответил Стэнли и усмехнулся. Отложив куклу, он проверил мониторы. У выходов – ничего. Пора досыпать.

…Стэнли сидел один за столом в «Спагетти Луиджи». Ножом для масла он нареза́л спагетти на маленькие кусочки – Эмбер из-за этого обычно с ума сходила. Их нужно накручивать на вилку, говорила она, и поддерживать ложкой, чтобы макароны не свалились. Стэнли всегда считал это необязательной помехой, которая только мешает поскорее донести еду до рта. Точно так же он относился и к палочкам для еды во «Дворце Вонга»; Эмбер ела только и исключительно ими, а вот Стэнли быстро и легко отправлял куски курицы в рот вилкой.

Но Стэнли и Эмбер больше нигде не ели вместе. Она сидела за уютным столом в углу, вместе с красивым, хорошо одетым парнем. Они говорили, смеялись, кормили друг друга кусочками со своих тарелок. Стэнли было очень неловко сидеть за столом одному, но Эмбер и её кавалер его не видели. Он словно стал невидимым. Стэнли оглядел обеденный зал, чтобы не смотреть на Эмбер и её нового парня. В дальнем конце комнаты, где обычно стояло фортепиано, он увидел гроб. В гробу лежал отец Стэнли, его впалые щёки были слишком розовыми от косметики, которой гробовщик безуспешно пытался замазать смертельную бледность.

Везде, куда бы Стэнли ни смотрел, он видел кого-то, кого любил и потерял. Тогда он опустил голову и посмотрел в тарелку, чтобы не видеть вообще никого. Его спагетти превратились в клубок извивающихся червей. «Червяки вползают, червяки выползают, а пока ползут, кишки твои сжирают…» Стэнли вспомнил жуткую песенку, которую пели на детской площадке, когда он был маленьким. Да, звучит отвратительно, но что они тогда знали о смерти? А теперь детство ушло, отца больше нет, Эмбер больше нет… почему всё хорошее уходит? Он схватил тарелку с червями и швырнул её в стену. Тарелка разбилась, а на стене осталось красное пятно от соуса, к которому прилипли нарезанные куски макарон…

Стэнли проснулся, хватая ртом воздух. «Всё нормально, – сказал он себе, – это просто плохой сон». До конца смены оставалось пять минут, а кукла, лежавшая на его столе, пропала. Странно. Кроме него, здесь вообще никто не бывал. Кто мог прийти на пост охраны и забрать её? Может быть, тот же человек, кто её сюда принёс – кто бы это ни был?

На долю секунды он задумался, не стоит ли подать об этом рапорт, но потом понял, что это просто невозможно. Что он там напишет? «Заснул на посту в 3:02. Проснулся и увидел у себя на столе куклу. Снова уснул, проснулся, и она исчезла». После такого его точно уволят.

Если бы Эмбер всё ещё была с ним, он наконец-то смог бы рассказать ей, что на работе произошло что-то интересное. То были самые печальные моменты в печальной жизни Стэнли, он думал: «Вот расскажу всё Эмбер!», а потом вспоминал, что никакой Эмбер больше нет.

Стэнли зажал нос, проходя мимо бака с биологическими отходами. Поднявшись по лестнице, он попал прямиком в ясный солнечный день. После восьми часов в тёмной дыре его глазам всегда требовалось несколько минут, чтобы привыкнуть к яркому дневному свету. Он щурился и моргал, словно крот, только что выбравшийся из подземного туннеля.

Стэнли перешёл улицу, сел, как обычно, в красную виниловую кабинку в «Сити-Дайнере» и поставил перевёрнутую кофейную кружку в правильное положение. Словно по волшебству, перед ним появилась официантка Кэти и тут же наполнила её. Стэнли кое-что знал о Кэти из разговоров с ней. Она была его ровесницей и ходила на курсы в государственном колледже, когда её сын играл в детском саду.

– Тебе как обычно, Стэн? – спросила она. Её улыбка была дружелюбной, а глаза – голубее обычного. Она вообще выглядела красивее, чем Стэнли помнил.

Может быть, это всё из-за одиночества. После расставания с Эмбер Кэти иной раз была единственным живым человеком, кого Стэнли видел за целый день.

– На самом деле я бы сегодня посмотрел меню, Кэти.

Если уж он действительно хочет перейти на здоровую пищу, можно начать и прямо сейчас, хотя, конечно, восхитительный запах бекона несколько затруднял задачу. Да и видеть, что заказали люди за соседними столиками, тоже не помогало. У парня, сидевшего в кабинке напротив, на тарелке лежала целая стопка золотистых оладушков со сливочным маслом и кленовым сиропом. Выглядели они очень аппетитно.

Кэти протянула ему ламинированную папку.

– Сегодня захотелось разнообразия?

– Вроде того.

Он просмотрел меню в поисках чего-нибудь полезного. Ни один из вариантов не выглядел так же вкусно, как его обычный заказ, но если он хочет стать менее «мягеньким», придётся пойти на определённые жертвы.

– Пожалуй, мне белковый омлет с грибами, индюшачью колбаску и тост из цельнозернового хлеба.

Кэти улыбнулась, записывая его заказ.

– Впечатляет. Решил сесть на диету, а?

Он улыбнулся и похлопал себя по животу.

– Подумываю об этом.

Когда Кэти ушла, чтобы передать его заказ на кухню, Стэнли окинул взглядом ресторан. В угловой кабинке сидел старик, медленно потягивая кофе и читая газету. Он приходил в «Сити-Дайнер» каждое утро, всегда один, и ещё долго пил кофе после того, как заканчивал завтрак. Стэнли чувствовал одиночество старика так же остро, как своё. Интересно, подумал он, не ждёт ли его сейчас, после того, как его бросила Эмбер, та же судьба, что и старика. Неужели он тоже состарится и будет таким одиноким, что ему придётся часами сидеть в общественных местах просто ради иллюзии того, что он находится в компании?

Собственно, Стэнли прямо сейчас не этим занимается?

– Вот, забирай, – сказала Кэти, с улыбкой ставя перед ним тарелку с завтраком.

Омлет из белков оказался на удивление неплохим, но когда Стэнли попытался съесть тост из цельнозернового хлеба, ему вдруг оказалось очень трудно глотать. Горло внезапно заболело и, такое впечатление, сузилось чуть ли не вполовину. Странно. Он попытался вспомнить, когда у него в последний раз болело горло, и не смог. Пожав плечами, он отодвинул от себя тарелку.

– Что, здоровая пища не такая вкусная? – спросила Кэти, забирая посуду. – Ты обычно дочиста всё сметал.

– Нет, всё вкусно, – хрипло ответил Стэнли. – У меня просто очень сильно болит горло. Есть трудно.

– Ну, сейчас всякие болячки ходят. У сына в садике половина детей и воспитателей болеют. Надеюсь, ты не свалишься с чем-то серьёзным, – сказала Кэти.

– Я тоже надеюсь, – сказал Стэнли. Но он вполне мог с чем-нибудь свалиться. Кто знает, какие микробы прячутся в сырой, тёмной подземной фабрике, куда не добираются ни свежий воздух, ни солнечный свет?

По пути домой он зашёл в аптеку и купил пастилки от больного горла. Едва расплатившись, он тут же сунул одну в рот. Глотать становилось всё больнее и труднее.

Когда каждый день приходила Эмбер, Стэнли старался поддерживать квартиру в относительной чистоте. Теперь же, когда он заходил в квартиру, увиденное казалось ему вдвойне неприятным сюрпризом. Ладно ещё сам по себе беспорядок – этот беспорядок ещё и напоминал, что Эмбер ушла. Кофейный столик был завален полупустыми банками из-под газировки, обёртками от гамбургеров, коробками из-под жареной курицы и контейнерами из китайского ресторана. Грязное бельё беспорядочными кучами валялось на полу. В глубине души он хотел навести порядок, но внутренний голос шептал ему: «Да какая разница? Она не вернётся, и, кроме тебя, этого никто не увидит».

Стэнли развернул пастилку от горла и сунул её в рот. Да, он точно заболевает. Великолепно. Вот только этого ему и не хватало. Как будто жизнь и без этого недостаточно ужасна.

Когда он или его сестра в детстве простужались, мама очень любила лечить их паром, так что Стэнли решил принять горячий душ. Если в горле просто скопилась мокрота, горячий пар должен против этого помочь. Он попытался снять форменную рубашку, но лишь с большим трудом смог извлечь левую руку из рукава. Наконец вытащив её, он понял, в чём проблема. Левая рука распухла настолько, что стала вдвое больше правой. Да и ощущения были какие-то странные. Рука онемела, словно он долго на ней лежал, и она затекла. Он потряс ею, пытаясь разогнать кровь, но чувствительность так и не вернулась.

Что это за странная болезнь такая, при которой одновременно болит горло и распухает и немеет рука? Стэнли, конечно, врачом не был, но понимал, что два таких симптома вместе не приходят.

Стэнли включил в душе максимально горячую воду, какую мог вытерпеть. Подставив под струю левую руку, он не почувствовал ни теплоты, ни, собственно, воды. Выбравшись из ванной, он надел футболку и тренировочные штаны, принял две таблетки ибупрофена, сунул в рот ещё одну пастилку и заполз в постель. Может быть, от этой странной болезни поможет отдых?

Он спал восемь часов; сон был мрачным и без сновидений. Когда Стэнли проснулся, в горле было такое ощущение, словно его перерезали. Он схватился за шею, потом медленно отвёл руку и посмотрел на неё, практически ожидая увидеть кровь. Стэнли медленно сел; голова болела и кружилась. Левая рука так и осталась онемевшей, тяжёлой и слабой, словно свинцовая труба, которую приходилось таскать с собой, хотя она ничем не помогает.

Он сунул в рот очередную пастилку от горла, хотя они вообще не помогли ему избавиться от боли. В ванной он посмотрел на себя в зеркало. Глаза налились кровью, да и вообще он выглядел так, словно не спал несколько дней, хотя, по идее, должен был нормально выспаться. Горло болит… что там мама давала от боли в горле в детстве? Он вспомнил, как не ходил в школу, когда болел, и мама ухаживала за ним. Горячий чай с лимоном и мёдом – вот что она всегда ему давала. Где-то дома точно должны быть пакетики с чаем. Стэнли дошёл до кухни и начал копаться в шкафах; в конце концов он извлёк откуда-то коробку, которая простояла уже бог знает сколько времени. «У чая же нет срока годности, правильно?» – подумал он.

Разогрев в микроволновке чашку с водой, он погрузил в неё пакетик с чаем. В ящике, где лежали пакетики с ресторанной горчицей, кетчупом и соевым соусом, он нашёл маленькую пластиковую упаковку мёда и развёл его в чае. Он вспомнил, как мама говорила: мёд успокаивает, потому что обволакивает горло. Для чего нужен лимон, он не помнил, но, так или иначе, придётся обойтись без него.

Стэнли включил телевизор, где шли спортивные новости, и начал маленькими глотками пить горячий чай. Он даже немного помог. Допив, Стэнли вернулся на кухню и открыл банку с куриным супом-лапшой. Куриный суп полезен для больных, правильно? Он разогрел суп на плите, затем ушёл с тарелкой в гостиную, чтобы поесть перед телевизором. Быстро обнаружилось, что он может есть только бульон. Глотать кусочки курицы и лапшу оказалось слишком больно – словно это была не еда, а камни.

Стэнли принял ещё ибупрофена и сунул в рот ещё одну пастилку, надеясь, что к вечеру ему всё же полегчает. Но боль в горле никуда не уходила, а чувствительность в левой руке не возвращалась. Он задумался, не взять ли больничный, но быстро понял, что не может себе позволить пропустить смену. Денег слишком мало. И так едва-едва хватает на оплату квартиры и еду. Когда он надел форму, левый рукав рубашки оказался настолько тесен, что он едва мог согнуть руку в локте.

Прогулка до работы – с больным горлом и безжизненной левой рукой – оказалась нелёгкой, но он всё же добрался до складской площадки, а потом – до скрытой лестницы. Как и обычно, он задержал дыхание возле бака с биологическими отходами и приложил бейджик к сканеру у двери. Зайдя внутрь, он постоял немного, привыкая к тусклому зеленоватому освещению, потом прошёл на пост охраны. Проверив мониторы, Стэнли не увидел ничего необычного. Замечательно. Он устал, у него очень болело горло, и хотелось спать. Откинувшись в кресле, он с радостью забылся сном.

Стэнли проснулся, хватая ртом воздух. Ему показалось, что за ним кто-то наблюдает. Он огляделся, потом проверил мониторы. Ничего.

Но на столе снова лежала кукла.

Он взял её в руки и улыбнулся.

– Опять ты? – спросил Стэнли. Его голос становился всё более хриплым. – Откуда ты взялась? Кто-то со мной играет в игры?

Может быть, у него появилась тайная поклонница? Нет, эту мысль он сразу отмёл как нелепую. Что за странная тайная поклонница будет оставлять тебе кукол-балерин? Таких поклонниц ему точно не надо. Он наклонил куклу, чтобы она заговорила.

– Ты нам нравишься! – прощебетала она счастливым детским голоском.

– Ты мне тоже нравишься, маленькая куколка, – сказал Стэнли. – Не знаю, почему, но нравишься.

Может быть, говорящая кукла в этом странном офисе играла ту же роль, что телевизор для тех людей, которые вообще не выключают его? Шум напоминает, что ты не один в этом мире – даже когда тебе так не кажется. Печально, но понятно. Мир – одинокое место.

Он снова перевернул куклу.

– Возьми меня к себе домой, – сказала она.

– Ну, я хотел забрать тебя домой вчера, но когда проснулся, ты пропала. Упустила свой шанс, да? Ты вообще чья? – Он наклонил куклу.

– Возьми меня к себе домой.

– Может быть, ты принадлежишь дочке какого-нибудь ещё здешнего работника. Я не хочу воровать игрушки у детей. Тебе лучше будет в компании маленькой девочки, чем со мной.

Наклон.

– Возьми меня к себе домой, – опять повторила кукла.

Как жаль, что настоящие женщины не напрашиваются к нему так настойчиво.

– Какая-нибудь девочка очень расстроится, если её кукла пропадёт. А я большой взрослый дядька. Мне куклы ни для чего не нужны.

Почему он тогда говорит с этой куклой так, словно она его понимает, хотя горло болит всё сильнее от каждого слова? Должно быть, от этого вируса, или чем он там заразился, у него стало с головой не всё в порядке. Тем не менее он снова наклонил куклу, чтобы выслушать её.

– Возьми меня к себе домой. – Это уже звучало не мило, а раздражающе.

Он положил куклу на стол.

– Ладно, ладно. Если ты останешься сидеть на этом столе, пока не закончится моя смена, я заберу тебя домой. Но сейчас мне пора спать. Спокойной ночи.

Он откинулся в кресле и снова задремал.

…Стэнли опаздывал на работу. Он пытался собраться, но его большие толстые пальцы были слишком неуклюжими, и он не мог ни застегнуть рубашку, ни завязать ботинки. Ему нужна помощь, но он совсем один. Наконец, понимая, что он жутко опоздает, если не выйдет прямо сейчас, Стэнли выбежал на улицу прямо так, в незастёгнутой рубашке и с развязанными шнурками. Но, оглядевшись, он вообще не узнал своего района. Где «Деликатесы Гринблатта»? Где «Голландская химчистка»? Он посмотрел на уличный указатель и увидел, что названия улиц изменились. Вместо «Форрест-авеню» там было написано «Фазбер-авеню». Это казалось сущей бессмыслицей, но он потерялся. Как можно потеряться в десяти шагах от собственного дома?

Наконец он поймал такси и сказал водителю адрес складского двора, где находилось его место работы. Ни одна улица, ни одно здание не выглядели знакомыми, но водитель, похоже, знал, куда ехать. Стэнли сказал себе, что надо глубоко дышать и успокаиваться. Всё нормально, ситуация под контролем.

Такси остановилось в тёмном переулке, который Стэнли не узнал. Может быть, таксист всё-таки не знал, куда же ему ехать.

– Эй, приятель, – сказал Стэнли. – По-моему, ты перепутал адрес.

Когда водитель повернулся к нему, его лицо было не человеческим. То была странная роботизированная морда животного, розово-белая, с длинным носом, большими ушами и горящими жёлтыми глазами. Морда, которая, судя по всему, крепилась на шарнирах, раскрылась, выставив напоказ огромные шарообразные глаза и целую пасть острых как ножи зубов. Существо раскрыло пасть и бросилось на Стэнли, сидевшего на заднем сиденье, разбив стеклянную перегородку…

«Интересно, я кричал?» – подумал Стэнли, пытаясь поскорее прогнать кошмар. Скорее всего, из-за больного горла он бы не смог закричать, даже если бы очень попытался. Но если бы он и закричал, кто бы услышал его здесь, в маленьком тёмном кабинете? Он может даже умереть здесь, но никто не заметит. Никто не охраняет охранника.

Что он вообще такое увидел во сне?

Наконец проснувшись окончательно и сориентировавшись в знакомой обстановке, он заметил, что кукла снова исчезла. Странно. Ему хотелось об этом кому-нибудь рассказать, но кому о таком расскажешь?

В «Сити-Дайнере» Кэти наполнила его чашку кофе до краёв.

– Выглядишь так, словно тебе это пригодится, – сказала она.

Попытавшись отпить обжигающе горячего напитка, Стэнли вздрогнул. Пожалуй, кофе – плохая идея.

– Тебе как обычно или хочешь снова попробовать что-нибудь полезное? – спросила она.

– Овсянку, – хриплым шёпотом ответил Стэнли. – Просто тарелку овсянки.

Кэти нахмурилась.

– Ты в порядке, Стэн? Голос мне что-то твой не нравится.

Было приятно видеть, что ей не всё равно.

– Горло сильнее разболелось. – Он потёр шею. – Глотать очень больно, вряд ли смогу съесть что-то твёрже овсянки.

– Хорошо, принесу овсянку. Но ты у врача был? Знаешь, в аптеке за углом есть небольшая клиника. Когда у меня в прошлом месяце разболелось ухо, мне там дали лекарство, и я тут же выздоровела. Да и берут недорого.

– Нет. Никаких врачей.

Все почему-то думают, что врачи могут вылечить что угодно. Но когда отец Стэнли так сильно заболел, что уже не мог работать, он пошёл к врачу. Принимал все лекарства, проходил все мучительные процедуры – и всё равно умер через полгода.

– В клинике на самом деле принимает медсестра, а не врач, – сказала Кэти. – Она очень добрая. Просто задаст несколько вопросов, осмотрит уши, нос и горло, потом выпишет рецепт.

– Да это просто зараза какая-то. Сама пройдёт, – прохрипел Стэнли. Впрочем, даже ему пришлось признать, что голос его звучит отвратительно.

– Ну, как хочешь, – сказала Кэти. – Принесу тебе овсянку. А ещё – большой стакан апельсинового сока за счёт заведения. Небольшая доза витамина C не повредит.

– Спасибо.

Стэнли поразила заботливость Кэти. Интересно, она замужем? Как хорошо было бы жить с кем-то, кто заботится о тебе.

Ощущения от овсянки были такие, словно он глотал горячий песок. Надеясь хоть немного облегчить страдания, он отпил апельсинового сока, но он обжигал горло хуже серной кислоты. По пути домой Стэнли всё же зашёл в аптеку и купил новые пастилки от горла, якобы более сильнодействующие, чем предыдущие. Впрочем, он сильно сомневался, что и они помогут. Вернувшись в квартиру, он скинул обувь и тут же рухнул на кровать, даже не сняв формы, и уснул за несколько секунд.

Через семь часов Стэнли разбудил телефонный звонок. Рот пересох, словно пустыня, в горле покалывало и жгло. Он потянулся к телефону здоровой рукой, но быстро понял, что и она тоже онемела и распухла. С большим трудом он всё-таки сумел ответить на звонок и поднести аппарат к уху.

– Алло? – сказал он хриплым шёпотом.

– Стэн? Это ты?

Звонила его старшая сестра Мелисса.

– Ага. Привет, сестрёнка.

Он не виделся с ней с самого дня рождения племянника, но она время от времени звонила, чтобы узнать, как у него дела.

– Что с твоим голосом? – обеспокоенно спросила она. – Ты заболел?

– Сильно простудился, – ответил Стэнли. Он старался описать своё состояние минимальным количеством слов. Говорить было слишком больно.

– Неудивительно, – сказала Мелисса. – Работаешь по ночам на этой тёмной, душной фабрике. Как в катакомбах. Удивительно, что ты только сейчас заболел. Эй, слушай, я отправила детей к маме, а Тодд сегодня играет в боулинг. Я приготовила кастрюлю супа чили и кукурузный хлеб. Хочешь, я принесу тебе немного? Поужинаем вместе.

Стэнли чувствовал себя ужасно, но был очень благодарен, что кто-то решил составить ему компанию. По крайней мере, не придётся проводить ещё один вечер в одиночестве.

– Звучит неплохо, – прохрипел он.

– Ладно, я приеду в шесть. Взять тебе что-нибудь из аптеки?

«Новое горло», – подумал Стэнли, но вслух ответил:

– Нет, спасибо.

Он с трудом выбрался из кровати, доковылял до ванной и посмотрел в зеркало, чтобы оценить ущерб, оказавшийся весьма значительным. Под налитыми кровью глазами появились тёмные синяки, а кожа приобрела нездоровый серый оттенок. Впрочем, больше всего его беспокоила правая рука. Как и левая, она распухла настолько, что рукав формы напоминал шкурку варёной колбасы. Он не был уверен, что сможет снять рубашку, не разорвав её. Лучше всего, наверное, будет оставить её как есть.

Он плеснул немного воды в лицо и сумел заставить онемевшую правую руку кое-как двигаться; ему удалось расчесать волосы и даже выдавить на щётку немного зубной пасты. Чистить зубы оказалось настолько мучительным занятием, что на глазах выступили слёзы. В горле словно открылась рана; во рту тоже всё саднило. Когда он прополоскал рот и выплюнул воду, в ней были красные струйки крови. Он снова посмотрелся в зеркало. Особенно лучше он выглядеть не стал. На подбородке уже выросла щетина, но Стэнли сомневался, что сможет удержать бритву онемевшей рукой. Придётся оставить всё как есть. Он доплёлся обратно до гостиной и плюхнулся на диван; сил не хватало даже на то, чтобы взять пульт и включить телевизор.

Мелисса была ответственным человеком, похоже, с самого рождения; она приехала ровно в шесть с огромной кастрюлей в руках и сумкой для покупок из переработанного пластика на плече. Она собрала кудрявые тёмно-русые волосы в аккуратный хвостик; на ней всё ещё были рубашка на пуговицах и штаны цвета хаки, в которых она ходила на работу.

– Эй, братец, – сказала она, проходя в дверь. Вслед за приветствием послышалось: – Ой! Что тут случилось?

Стэнли знал, что у него дома бардак, но особенно не задумывался о том, как выглядит его квартира со стороны. В глазах Мелиссы она, несомненно, была похожа на зону бедствия. Ему стало очень стыдно, но он постарался этого не показать. Устроившись поудобнее на диване, он с притворным безразличием пожал плечами.

– Эмбер бросила меня, – прохрипел он.

– Ага, знаю, – ответила она, оглядываясь вокруг с тем же отвращением на лице, какое Стэнли видел у неё в детстве, когда сунул ей в волосы несколько червяков. – Но что случилось с квартирой? Здесь же и раньше не Эмбер наводила порядок, правильно?

– Нет, я. Мне просто стало всё равно после того, как она перестала приходить.

Без Эмбер ему стало казаться, что уборка – да и вообще почти всё – не стоит затрачиваемых усилий.

Отвращение на лице Мелиссы сменилось сочувствием.

– Бедный младший братик. Так, подожди, давай-ка я поставлю чили на плиту.

Она ушла на маленькую кухню, потом вернулась обратно, держа в руках несколько мусорных мешков.

– Там тоже как-то не очень. У тебя все тарелки грязные?

– Практически, – ответил Стэнли.

Мелисса глубоко вздохнула.

– Так, слушай внимательно. Вот что я собираюсь сделать. Я соберу все эти банки и бутылки, сложу их в машину и отвезу в центр переработки. Потом зажму нос, соберу мусор и выкину его. Потом загружу твою посудомоечную машину, а то, что не возьмёт машина, вымою вручную.

Она посмотрела на разбросанную по полу одежду.

– Но вот к твоим грязным носкам и трусам я ни за что не притронусь. С ними разбирайся сам.

– Хорошо, – прохрипел Стэнли. – Спасибо. Жаль, что не могу помочь.

Его руки настолько ослабели и потяжелели, что он вряд ли мог что-то ими поднять.

– Нет, ты отдыхай. Ты выглядишь словно Смерть с печенькой, как выражалась бабушка.

Она бросила в мусорный мешок старую коробку из-под курицы.

Стэнли едва заметно улыбнулся.

– Ага, никогда не понимал этого выражения. Зачем Смерти вообще печенька?

– Да я тоже не понимала, – ответила Мелисса. – Зачем Мрачному Жнецу что-то есть? Он разве не просто скелет?

Она оглядела комнату, словно генерал, обдумывающий план атаки.

– Слушай, я тебе приготовлю чаю с мёдом и лимоном, как мама когда-то нам делала, а потом займусь уборкой.

– У меня нет лимонов, – просипел Стэнли.

– Я привезла и чай, и мёд, и лимоны, – сказала Мелисса.

Ну конечно же.

– Ты всё продумала, – сказал Стэнли.

Мелисса улыбнулась.

– Делаю всё возможное.

Когда они были маленькими, Мелисса всегда решала, в какие игры им играть и как. Тогда ему казалось, что она просто несносная и любит покомандовать, но сейчас он понял, что есть у этой черты характера и полезные стороны – особенно сейчас, когда его жизнь превратилась в хаос.

Через несколько минут Стэнли уже сидел с кружкой чая в руках, а Мелисса перешла в решительную атаку на мусор в гостиной.

– Ты просто удивительная, – сказал Стэнли. Если он не может ей помочь, стоит хотя бы похвалить.

– Рада видеть благодарную публику. Мои дети уж точно не из таких, – ответила Мелисса. Сморщив нос, она осторожно взяла двумя пальцами старый контейнер из-под китайской еды и бросила его в мусорный мешок. – Фу-у, боюсь представить, что это было.

– По-моему, яичная лапша, – сказал Стэнли. Он сделал глоток чаю и вздрогнул. – Прости, что я до такого всё довёл. Убирать за мной – не твоя забота.

– Да, это верно, – сказала Мелисса, выбрасывая в мусорный мешок несколько скомканных обёрток от буррито. – Но моя забота – смотреть, чтобы у тебя всё было в порядке, и я не справилась.

– Неправда. Ты звонила мне…

– Да, я несколько раз звонила тебе после расставания с Эмбер, чтобы узнать, всё ли у тебя хорошо, и ты всегда отвечал «да». Ты даже пришёл к Максу на день рождения – я подумала, что это хороший знак. Но я явно должна была прийти к тебе раньше и проверить, как у тебя дела.

Она завязала заполнившийся до отказа мусорный мешок.

– Потому что у тебя, младший братец, явно не всё в порядке.

– Да, не в порядке, – полушёпотом ответил Стэнли. Он был готов расплакаться – и попал бы в очень неловкое положение, снова плача на глазах у старшей сестры, словно маленький ребёнок.

Стэнли обычно не был рёвой. Он не плакал с тех пор, как умер отец. Но посмотрев на свою разваливавшуюся жизнь глазами Мелиссы, он понял, как же всё плохо. Её жизнь была на редкость хорошо сбалансирована: высшее образование, работа в суде, которая ей очень нравилась, хороший муж и двое детей, которых она обожала. По сравнению с её жизнью его жизнь просто жалкая и пустая. А горло болело так нестерпимо, что от одной этой боли уже хотелось плакать.

Мелисса, должно быть, поняла, как ему плохо, потому что похлопала его по плечу и сказала:

– Вот что. Давай-ка я отдохну от уборки и принесу нам ужин. Чили сейчас уже горячий, и ты наверняка почувствуешь себя лучше, когда поешь.

Стэнли принюхался и кивнул.

Суп чили был одним из семейных рецептов, Стэнли его просто обожал. Обычно он съедал за один присест две тарелки, а то и три. Но сегодня, хотя чили был просто идеален, сверху посыпан сыром чеддер, а подали его с любимым кукурузным хлебом, Стэнли почти не мог есть. Острый бульон жёг всё внутри, словно кто-то поднёс спичку к уже и без того воспалённому горлу.

– Стэн, ты что-то совсем не похож на себя, – сказала Мелисса, когда он отодвинул почти полную тарелку. – Помнишь, как мама тебя называла за обедом?

Стэнли едва заметно улыбнулся.

– «Мой большой голодный мальчик».

– Она говорила, что у тебя, должно быть, нога полая, потому что непонятно, куда в тебе вся еда девается.

Мелисса убрала тарелки и начала загружать в посудомоечную машину грязные чашки, тарелки и столовые приборы, накопившиеся за две недели.

– Слушай, я понимаю, что ты будешь со мной спорить, но, может быть, мне записать тебя к доктору, к которому ходим мы с Тоддом и детьми? Она очень хорошая и не давит.

– Никаких врачей, – прохрипел Стэнли. Перед глазами встал незваный образ: отец на больничной койке, бледный и худой как скелет, и пластиковые трубки, змеящиеся по его телу.

Мелисса закатила глаза.

– Да, я знала, что ты так и скажешь. Слушай, я знаю, тебе никогда не нравилось ходить к врачу, и как только ты достаточно подрос, чтобы мама не могла тебя заставить, ты перестал. А потом, когда заболел папа, ты совсем странно стал относиться к врачам…

– Не странно, – ответил Стэнли. – Из-за врачей он заболел ещё сильнее, потом умер. Химиотерапия, радиация… они накачали его ядом.

Мелисса покачала головой. Об этом они спорили не в первый раз.

– Стэн, папа знал, что с ним что-то не так, но слишком долго не обращался за медицинской помощью. Он всё тянул и тянул, месяц за месяцем. Когда он пришёл к доктору, уже было слишком поздно. Они попробовали химиотерапию, но рак уже распространился. Она, скорее всего, сработала бы, если бы лечение начали раньше. – Она посмотрела ему в глаза. – А теперь ты тоже не хочешь идти ко врачу. Это, похоже, какая-то странная семейная традиция. И, знаешь, эта традиция не из тех, которые стоит поддерживать.

– У меня не рак, – просипел Стэнли. По крайней мере, в этом он мог быть уверен. – Со мной всё будет нормально.

– Я знаю, что у тебя не рак, – ответила Мелисса, – но сочетание симптомов какое-то очень странное. У тебя болит горло, а обе руки распухли и еле двигаются. Может быть, это какой-то обычный вирус, но мне кажется, что тебе стоит обратиться к врачу.

– Да всё пройдёт, – сказал Стэнли. Он знал, что симптомы действительно странные, но не собирался в этом признаваться.

Мелисса вздохнула.

– Вот что. Я приду проведать тебя через три дня, и если к тому времени тебе не станет лучше, я отведу тебя к врачу, даже если мне придётся просить помощи у Тодда и его здоровяков-друзей из боулинг-клуба, чтобы они тебя туда оттащили силком.

– Ладно, – ответил Стэнли, потому что опыт говорил ему, что со старшей сестрой спорить всё равно бесполезно. – Три дня.

За час Мелисса собрала все пустые бутылки и банки и вымыла всю грязную посуду. Не считая грязного белья на полу, в гостиной был порядок.

– Ну, вроде стало лучше, – сказала она, оглядев чистые столы и пол.

– Не знаю, как тебя благодарить, – просипел Стэнли. Он был просто поражён тому, сколько всего она успела, пока он сидел на диване и не делал вообще ничего.

– Не надо меня благодарить, – ответила Мелисса, надевая куртку. – Я хочу, чтобы ты позвонил на работу, сказал, что болен, и отдохнул.

– Я подумаю, – сказал он, хотя отлично понимал, что отказаться от денег просто не может.

– Не думай. Возьми и сделай. – Мелисса наклонилась над диваном и приобняла его. – И не забывай: если за три дня тебе не станет лучше, я отведу тебя ко врачу.

– Я помню.

Он знал, что с этим она просто так от него не отвяжется.

– Всё, ладно, не буду больше мучить тебя. – Она потрепала его по затылку. – Мда… немного от них осталось.

Стэнли засмеялся. Лысину он уж точно унаследовал от отца.

– Ты всегда была злюкой.

Стэнли не собирался брать больничный. Поскольку форму он и не снимал, после ухода Мелиссы ему и готовиться особо не пришлось. Да, прогулка до работы вышла более утомительной, чем обычно. Горло жутко болело, а опухшие, онемевшие руки стали такими тяжёлыми, что он практически тащил их за собой, словно шар на цепи. Тем не менее он смог и дойти, и спуститься по тайной лестнице, и пройти мимо вонючего бака с биологическими отходами, и добраться до своего тёмного подземного места работы.

Он тащился по тусклым коридорам; зелёные лампы придавали его и без того бледной коже ещё более болезненный оттенок. Приложив бейджик к сканеру, он устроился в кресле на посту охраны и включил мониторы. Как всегда, ничего необычного там не было. Самая нетребовательная работа в мире. Стэнли знал, что сестра хотела, чтобы он остался дома и отдохнул, но почему бы и не сходить на работу, где он сможет не только поспать, но и получить за это деньги? Откинувшись в кресле, он вскоре тихо захрапел.

Когда через пару часов его разбудила боль в горле, на столе снова лежала кукла-балерина.

Странно это всё. Сначала кукла появляется, а потом берёт и исчезает. Надо бы о ней кого-нибудь спросить – только вот на этой фабрике он никого никогда не видел.

По привычке он взял куклу в руку и наклонил её.

– Ты нам нравишься, – сказала она.

Он внимательно осмотрел пустые глаза куклы и её зияющую чёрную улыбку. Нет, кому вообще пришла в голову идея нарисовать такое лицо?

– Да-да, ты так всё время говоришь, – сказал он.

Откуда взялась кукла? Кто её сделал? И где – здесь, на фабрике? Он перевернул её в поисках штампа или логотипа производителя.

– Возьми меня к себе домой, – сказала кукла.

– Слушай, ты постоянно это говоришь, только вот когда я собираюсь домой, ты всё время куда-то пропадаешь. Ты пытаешься меня запутать, маленькая куколка, – сказал Стэнли. Так, голос надо беречь. Он не громче шёпота. Стэнли снова наклонил куклу.

– Возьми меня к себе домой.

Стэнли положил куклу на стол и сунул в рот очередную пастилку от кашля.

– Вот что я тебе скажу. Я не смогу забрать тебя домой, если ты так и будешь исчезать, но если ты будешь сидеть смирно и останешься на столе, когда я проснусь, можешь пойти домой со мной.

«Ну отлично, Стэнли, – подумал он. – Договариваешься с неживой игрушкой». Вот насколько уже всё плохо. Он откинулся в кресле и закрыл глаза.

…Стэнли был на работе, но зелёные лампы, освещавшие здание, почему-то отключили. Он вспомнил, как в школе они ездили в пещеру. Гид рассказал, что у рыб в подземном озере нет глаз, потому что даже если бы глаза у них и были, тут всё равно слишком темно, чтобы что-либо увидеть. Вот так же темно было и в здании.

Найти дорогу по коридору он мог только с помощью фонарика. Стэнли направлял луч на стены, на металлические двери, на пол перед собой, создавая маленькие кружки света в темноте.

«Электричества во всём здании нет, что ли?» – подумал он. Хотя, наверное, нет: он по-прежнему слышал грохот и лязг машин, спрятанных за металлическими дверями.

Он чувствовал, что здесь явно что-то не так. Нужно добраться до поста охраны, чтобы узнать, работают ли мониторы или тоже отключились, потому что света нет. Если они отключились, то, наверное, придётся ходить в темноте с фонариком и проверять выходы самому. Он направил фонарик вперёд и осветил табличку с надписью «Пост охраны». Сканер у двери не работал, так что он воспользовался ключом, который ему выдали для экстренных случаев.

В комнате было так же темно, как и в коридоре. Ни один монитор не работал. Он обвёл лучом фонарика комнату, задерживая его на знакомых вещах: столе, кресле, картотеке. А потом направил его в левый угол комнаты.

Луч осветил лицо. И это лицо принадлежало не человеку.

То была морда мультяшного животного – может быть, медведя? – в цилиндре и с галстуком-бабочкой. Когда на лицо попал свет, две его половинки разъехались в стороны, словно раздвижные двери, и под ними обнаружился отвратительный металлический череп, сделанный из змеящихся проводов и кабелей. Он уставился на Стэнли пустыми, выпученными глазами, а потом прыгнул на него и щёлкнул челюстями…

Стэнли вздрогнул и проснулся. У него никогда не было кошмаров, подобных тем, что он видел в последние несколько дней на работе. Что за странные механические существа навещают его во сне? Почему вообще он видит такие ужасы – потому что ему грустно из-за расставания с Эмбер или же это симптомы болезни? Или, может быть, одно как-то связано с другим? Одно он мог сказать в точности: ему никогда не было так плохо одновременно и физически и эмоционально.

Он посмотрел на стол – пусто. Кукла ослушалась его приказа и не осталась сидеть смирно.

Стэнли встал и потянулся, потом потряс головой, словно это могло как-то исправить беспорядок в мозгах.

Конечно же, кукла ослушалась его приказа, подумал он – потому что это кукла. Она не могла понимать его слов. Неважно, сколько ещё раз она будет утверждать обратное, на самом деле кукла не хочет, чтобы он забрал её к себе домой – она вообще ничего не хочет, потому что не живая, а все слова, которые она произносит, записаны в её память заранее. Впрочем, это не объясняло, почему же кукла появляется на его столе, а потом исчезает. Сама по себе она двигаться не может – кто же тогда её сначала кладёт, а потом забирает? Его кто-то пытается разыгрывать?

Но кто может разыгрывать Стэнли? Насколько ему известно, если здесь кто-то ещё и работает, то Стэнли они никогда не видели.

После смены Стэнли вообще не пошёл в «Сити-Дайнер». Ему, конечно, хотелось увидеться с Кэти, но горло слишком сильно болело, чтобы он мог хоть что-нибудь съесть, и сама мысль о еде вызывала тошноту. Он увидел своё отражение в витрине магазина. Посеревшее, потное, небритое лицо, опухшие, обвисшие руки. Если бы у него в руке было печенье, он действительно был бы похож на Смерть.

Он вспомнил, что Кэти рекомендовала ему медсестру в маленькой клинике. Может быть, стоит туда зайти. Медсёстры – это не врачи; он вспомнил, что, когда был маленьким, школьная медсестра была очень доброй. Надо что-то делать. Если ему будет так плохо, долго он не продержится.

Медсестра действительно оказалась очень хорошей – светловолосая, похожая на добрую мамочку женщина, примерно ровесница маме Стэнли. Едва увидев его, она тут же сказала:

– Ой, вам очень плохо, да?

– Неужели всё настолько очевидно? – спросил Стэнли. Его голос был слабым и хриплым.

Медсестра кивнула.

– Горло болит?

– Да, мэм. Очень болит.

Он не сказал ни слова об онемевшей руке. Слишком боялся услышать ответ. Он не хотел попасть в больницу. После того как отца положили в больницу, он оттуда уже не вышел.

– Так, давайте-ка вас осмотрим и решим, что с вами делать.

Она жестом показала ему пройти в маленький кабинет для осмотра в дальней части аптеки.

Она сунула ему в ухо термометр и посмотрела на него.

– Температуры нет. Но всё-таки, пожалуй, надо сделать мазок и проверить на стрептококк.

Анализ оказался очень неприятным. Она сказала ему открыть рот пошире, достала длинную ватную палочку и сунула её глубоко ему в горло. От мягкой ваты ему было так же больно, как от острого металла, горло тут же сдавило. Когда медсестра извлекла ватную палочку обратно, на ней была кровь.

– Так, это совсем нехорошо, – сказала она, нахмурившись. – Давайте-ка я сделаю анализ, потом решим, что делать.

Через несколько минут она вернулась.

– Стрептококка нет, но ваше горло настолько раздражено, что это явно какая-то инфекция. Кровь – это в любом случае плохой признак. Я выпишу вам рецепт на антибиотики, но если к понедельнику вам лучше не станет, обещайте, что запишетесь к врачу, к которому ходите обычно.

– Обещаю, – сказал Стэнли, хотя он «обычно» вообще не ходил ни к какому врачу и не собирался.

Хотя по пути домой он по-прежнему чувствовал себя ужасно, визит в клинику вселил в него определённые надежды. Он реально что-то сделал. Получил настоящее лекарство. Уж оно-то точно поможет.

В ванной Стэнли посмотрел на себя в зеркало. Увиденное его совсем не порадовало. Он не снимал форму уже почти сорок восемь часов. Бледный, потный, пахнет от него не лучше, чем от того бака с биологическими отходами. От формы надо избавляться. Он расстегнул рубашку, потом манжеты на рукавах и потянул за левый рукав, но рука настолько распухла, что плотно застряла в тканевой трубке. С правой рукой дела обстояли примерно так же. Он потянул за рукав и извернулся, надеясь, что найдёт какую-нибудь волшебную позу, которая поможет рукам вырваться из полиэстеровой неволи.

Когда это не помогло, Стэнли в отчаянии схватился за ножницы. Ему удалось просунуть одно лезвие под левый рукав, и он разрезал его вплоть до самого плеча. Работать левой рукой оказалось сложнее, но в конце концов он разрезал и правый рукав, а потом сбросил потную, безнадёжно испорченную рубашку. Это была даже не его рубашка. Форма охранника – собственность компании, которую выдают сотрудникам напрокат. Её стоимость точно вычтут из следующей зарплаты.

В душе он с трудом стоял на ногах, так что пришлось опереться о стену, чтобы не поскользнуться и не упасть. Он полил спину горячей водой, надеясь, что это хоть немного поможет от чего-нибудь. Распухшие руки всё так же не чувствовали ни тепла, ни воды.

Измождённый геркулесовыми усилиями, в которые превратились раздевание и приём душа, Стэнли надел первую попавшуюся футболку и пижамные штаны. Превозмогая боль, он сунул в рот таблетку антибиотика, запил её парой глотков воды и рухнул на кровать.

Проснувшись и попытавшись встать, он тут же упал на пол. Его правая нога больше не держала его вес. Едва он попытался встать, она сложилась под ним, словно в ней не было ни мышц, ни костей. Присев на пол, Стэнли пощупал правое бедро, но ничего не почувствовал. Он хлопнул по нему ладонью, потом изо всех сил хватил кулаком. Всё равно ничего. Да и рука, которой он бил по бедру, тоже онемела. Что с ним вообще происходит? Началась какая-то дегенеративная болезнь, из-за которой он всю оставшуюся жизнь проведёт в инвалидной коляске? Но если это болезнь, то не слишком ли быстро она развивается? Может быть, визита к медсестре было всё-таки недостаточно и надо попросить Мелиссу записать его ко врачу? Ему явно надо обратиться к какому-то специалисту. Даже если врач причинит ему боль, хуже, чем сейчас, всё равно не станет. Неужели он, как и отец, слишком долго медлил, и сейчас уже слишком поздно?

С огромным трудом Стэнли развернулся, опёрся руками о кровать и сумел встать. Шаги его были медленными, он волочил за собой правую ногу и в основном заставлял работать левую.

Сколько он уже времени ничего не ел и не пил? Стэнли не помнил. Воды. Надо хотя бы выпить воды. Он доковылял до кухни, всё ещё чистой благодаря Мелиссе, и достал из шкафа стакан. Наполнив его водой из-под крана, он сделал глоток.

Нестерпимая мука. Казалось, словно он не пьёт воду, а глотает битое стекло. Стэнли склонился над раковиной и выплюнул воду; она была розовой от крови. Он думал, не стоит ли разогреть немного супа, но если уж он даже пить не может, то есть не сможет тем более. Сама мысль о том, что придётся глотать что-то горячее, была невыносима.

Зазвонил телефон, и Стэнли с ужасом понял, что оставил его в спальне. Он потащился в сторону кровати; телефон трезвонил ещё долго, но к тому времени, как Стэнли до него добрался, уже стих. На экране он увидел надпись: «Пропущенный звонок: Мама». Стэнли отлично знал, что, если не перезвонит ей сразу же, она решит, что он умер.

– Алло? Стэнли? – Она ответила после первого же гудка.

– Привет, мам. – Стэнли пытался говорить нормально, но голос звучал хрипло, а в конце вообще сорвался на писк.

– Что с твоим голосом?

– У меня все это спрашивают.

Он лёг на кровать, чтобы поговорить. Сидеть – это лишняя трата сил.

– Мелисса вчера вечером приехала забирать детей после того, как навестила тебя. Сказала, что ты ужасно выглядел.

– Рад слышать.

Просто замечательно. Даже мама и сестра обсуждают, какой же он неудачник.

– Это не шутки, Стэнли, – мама говорила строгим тоном, который освоила, когда ругала его в детстве. – Она считает, что тебе надо сходить к врачу.

– Я сегодня утром сходил в клинику, мам. Медсестра выписала мне рецепт на таблетки. Они просто ещё не подействовали как следует. У меня всё будет хорошо.

Он на самом деле уже и сам не верил, что ему будет хотя бы приблизительно «хорошо», но не хотел пугать маму. Она таких страхов и тревог натерпелась, когда болел папа, что заслужила спокойно прожить остаток жизни.

– Ещё Мелисса говорит, что тебе надо чаще выходить из дома, видеться с людьми. Ну, когда тебе станет лучше, естественно. Она говорит, что тебе одиноко.

– Скорее всего, она права. Мне просто тяжело. Я ещё не забыл Эмбер.

К горлу, и без того болевшему, подкатил комок. Да, вот именно этого ему и не хватало. Расплакаться перед мамочкой.

– Конечно, ты её не забыл, милый! Прошло всего две недели. Но со временем твоё сердце заживёт, и ты встретишь кого-нибудь ещё. Кого-нибудь, кто ценит тебя таким, какой ты есть. Да, я предвзята, но я никогда не считала, что Эмбер тебя достойна. Знаешь, я никогда не думала, что буду с кем-то встречаться после смерти твоего папы, но через полтора года я познакомилась с Гарольдом. И, как ни крути, Гарольд человек очень хороший.

– Да, мам.

Стэнли поначалу не хотел хорошо относиться к Гарольду – думал, что это будет предательством в отношении отца. Но Гарольд хорошо относился к маме и не давал ей почувствовать себя одинокой. Каждую пятницу по вечерам они ходили ужинать в ресторан. По воскресеньям они гуляли в парке, если светило солнце, или в торговом центре, если шёл дождь. На прогулках они всегда держались за руки, и Стэнли это казалось очень милым. Он радовался, что они нашли друг друга.

– Хочешь, я приеду, привезу тебе супа, продуктов или ещё чего-нибудь?

– Нет, спасибо, мам. Мне просто надо принять лекарство и отдохнуть.

Стэнли не хотел, чтобы она увидела его в таком состоянии. Он отлично знал, что едва она его увидит, сразу потащит в больницу, в кабинет экстренной помощи.

– Ладно, но я позвоню тебе завтра, узнать, как у тебя дела. Если надо, чтобы я приехала, только скажи.

– Спасибо, мам.

– А если ты не выздоровеешь до послезавтра, обещай, что пойдёшь вместе с Мелиссой к её врачу, хорошо?

Он знал, что спорить тут бесполезно. Мелисса унаследовала упрямство от мамы.

– Обещаю.

– Я люблю тебя, Стэнли.

– Я тоже тебя люблю, мам.

Произнеся эти слова, он почувствовал себя печальным и уязвимым. Ему было так плохо, что он даже захотел вернуться в детство, снова стать маленьким мальчиком. Он сможет валяться весь день в кровати, одетый в пижаму, а мама будет за ним ухаживать, приносить горячий чай, шоколадный пудинг и комиксы. Когда ты вырастаешь, о тебе уже никто так не позаботится.

Положив трубку, он понял, что на кровати оставаться нельзя. Если он останется лежать, то уснёт и опоздает на работу. Опираясь о стену, он дохромал до гостиной, упал на диван и включил телевизор. Вроде бы он хотел посмотреть новости спорта, но не мог на них сосредоточиться. Он просто смотрел пустым взглядом на световые пятна, мигающие на экране, думая о том, как сильно болит горло и как быстро тело его подвело. Он словно за ночь превратился в старую развалину.

Время идти на работу подступило слишком быстро. Когда он натянул форменные штаны, правая нога влезла в них с большим трудом. Выглядело всё очень странно: одна штанина сидела нормально, а вторая в обтяжку, словно женские колготки. Рубашка по-прежнему валялась разорванной кучей ткани на полу спальни. Он решил надеть на работу обычную белую рубашку, а потом найти запасной комплект формы в кладовке на работе. Или нет. Какая разница, если его всё равно там никто не видит? Он хоть в трусах там может сидеть, и всё равно никто не узнает.

Добраться до работы пешком стало делом невозможным, так что Стэнли решил поехать на автобусе. Даже до автобусной остановки дойти оказалось трудно, а когда автобус подъехал, Стэнли едва сумел поднять онемевшую, распухшую ногу достаточно высоко, чтобы подняться в салон. Люди, стоявшие позади него, нетерпеливо переминались с ноги на ногу. Когда он плюхнулся на сиденье, другие пассажиры обеспокоенно посмотрели на него. Он сел рядом с пожилой женщиной; та тут же встала и ушла на другое место, в хвосте автобуса. Похоже, он выглядел так, словно болен чем-то очень заразным.

Когда автобус доехал до нужной остановки, Стэнли с большим трудом поднялся с сиденья и поплёлся к двери. Спускаясь по ступенькам, он споткнулся и упал на тротуар. Падение должно было быть очень болезненным, но ни в руках, ни в ногах не было вообще никаких ощущений. Отсутствие боли испугало его даже больше, чем испугала бы обычная боль.

– Ты в порядке, приятель? – спросил водитель автобуса.

Стэнли кивнул и приподнял онемевшую правую руку, чтобы отмахнуться. Он знал, что на самом деле он совсем не в порядке, но водитель вряд ли смог бы ему помочь. Сейчас он даже не был уверен, что ему сможет помочь врач. Антибиотики явно не решили проблемы. Он схватился за дорожный знак, стоявший возле остановки, и сумел кое-как подняться на ноги. Обе ноги уже с трудом его держали. Он шлёпнул ладонью по левому бедру и ничего не почувствовал. Надо было сказать медсестре в аптеке, что у него немеют руки. О чём он вообще думал?

Шатаясь и шаркая ногами, он поплёлся по тротуару. Прохожие таращились на него, кто-то – обеспокоенно, кто-то раздражённо, словно вид чужих страданий мешал им жить. Он добрался до складской площадки и, держась за поленницы и стопки рельсов и отталкиваясь от них, сумел доковылять до лестницы, которая вела на фабрику. Он схватился за перила обеими руками и очень осторожно, тщательно просчитывая каждый шаг, начал спускаться. Вперёд Стэнли продвигался очень медленно и всерьёз испугался, что опоздает, так что в конце концов просто сел на ступеньку и потихоньку съехал с лестницы на заднице – как его маленький племянник, когда тот только учился ходить и боялся лестниц. Выглядело, конечно, это довольно комично, но он, по крайней мере, добрался до места.

Он прошёл мимо вонючего бака с биологическими отходами. Нос, по крайней мере, работал. Это уже хорошо.

К тому моменту, как он отсканировал бейджик и стонущая дверь открылась, Стэнли был уже настолько изнурён, что приходилось концентрировать все силы просто для того, чтобы ставить одну ногу перед другой. Он подумал, не сходить ли в кладовую за новой рубашкой, но сейчас он уже отмёл любые мысли о внешности. Отдохнуть. Вот всё, что ему было нужно. Он дотащил себя до поста охраны, снова приложил к сканеру бейджик и упал в кресло, пыхтя, словно больной пёс, и обливаясь потом.

Он не в состоянии работать. Он вообще не в состоянии делать ничего.

Опустив голову, Стэнли увидел, что его левая нога уже распухла так же, как и правая, и штаны уже настолько растянулись, что угрожали вот-вот разорваться. Всё казалось слишком тесным. Распухшие руки, распухшие ноги. Даже грудь что-то стискивало. Вот так ощущается сердечный приступ, да? Это ведь может быть сердечный приступ? С утра он позвонит Мелиссе и скажет, чтобы записала его к своему врачу. Никаких больше полумер с медсёстрами и антибиотиками. Это уже серьёзно, и сейчас доктора уже меньше его пугали, чем болезнь.

Эмбер. Он всё думал об Эмбер. Когда она сказала, что уходит от него, он просто стоял и таращился на неё, слишком шокированный, чтобы хоть что-нибудь ответить. Он столько всего мог ей сказать, столько всего должен был сказать. Что, если он уже не сможет ей ничего сказать?

Дрожащими, потными руками он вытащил из ящика стола ручку и листок бумаги. Подключив какой-то экстренный запас энергии, хранившийся в глубине души, он вывел на бумаге:

Дорогая Эмбер!

Рука немела, ладонь дрожала, так что слова выглядели так, словно их вывел какой-нибудь неумелый второклассник. Но это не могло его остановить. Он продолжил писать.

Помнишь, как мы познакомились в продуктовом магазине? Я принёс покупки на твою кассу. Ты пробила чек, а я всё это время смотрел на тебя. Я очень боялся пригласить тебя на свидание, но всё приходил и приходил в магазин и покупал то, что мне было вообще не нужно, лишь бы увидеть тебя. Наконец ты спросила: «Я что, тебе нравлюсь, или что?» По-моему, я покраснел, но ответил «да», и тогда ты спросила: «Почему тогда не пригласишь на свидание?» Когда я пригласил тебя и ты сказала «да», это был самый счастливый день в моей жизни. Эмбер, я знаю, я не всегда был лучшим или интересным парнем, но я хочу, чтобы ты знала: я по-настоящему тебя любил и до сих пор люблю. Я сейчас сильно болею, и если ты это читаешь, то, скорее всего, со мной случилось что-то очень плохое. Пожалуйста, не печалься из-за меня. Я просто хочу извиниться за то, что не сделал тебя счастливее и не дал тебе того, в чём ты нуждалась, но не потому, что не любил тебя. Я тебя люблю, очень сильно. Я желаю тебе много счастья в твоей жизни – столько же, сколько ты подарила мне, когда мы были вместе.

С вечной любовью,

Стэнли.

Ну вот и всё. Он не поэт, да и почерк у него просто ужасный, но он сказал всё, что хотел сказать. Дрожа от усталости, он сложил письмо и убрал его в карман для сохранности. Когда он откинулся в кресле и закрыл глаза, то не задремал, как обычно. Он просто вырубился, словно кто-то подошёл сзади и огрел его по затылку бейсбольной битой.

Когда сознание вернулось к Стэнли, он дрожал и истекал потом. А ещё ему было очень тесно. Тесно – единственное подходящее слово для описания его состояния; тело словно растянули во все стороны, насколько могли. Штаны сидели на ногах в обтяжку, а сейчас уже и рубашка, которая была просторной, когда он надел её несколько часов назад, тоже плотно обтягивала все его контуры и изгибы. Но тесной была не только одежда. Ему было тесно в собственной коже; казалось, словно она вот-вот лопнет, как кожура переспелого фрукта.

На столе лежала кукла-балерина. Играть ему совершенно не хотелось. Стэнли не взял её в руки. Даже не прикоснулся к ней.

– Мне нравится быть рядом с тобой, – сказала она.

– Ну да, конечно, – пробормотал он, но потом подумал: «Стоп». Он закрыл лицо руками и попытался хоть сколько-нибудь собраться с мыслями. «Кукла разве говорит не только тогда, когда её наклоняешь? Раньше она говорила, только когда я её наклонял. Может быть, я на самом деле этого не слышу. Может быть, мне уже так плохо, что начались галлюцинации?»

– Возьми меня к себе домой, – сказала кукла.

На этот раз Стэнли был уверен, что слышит её, но не ответил. Одной из многих новых проблем, появившихся после расставания, стала любовь к разговорам с неживыми предметами. Мелисса была права. Ему нужно чаще выходить из дома; одиночество явно не идёт ему на пользу. Его и так уже беспокоит физическое здоровье, и проблем ещё и с душевным здоровьем он не выдержит.

Но почему кукла говорит, если её никто не включает? Может быть, она сломана? Какие-нибудь проблемы с механизмом активации голоса. Впрочем, что бы это ни было, результат Стэнли явно не понравился.

– Ты нам нравишься, – сказала кукла со смешком, который ещё недавно казался ему очаровательным.

Дрожащей рукой Стэнли поднял куклу со стола и осмотрел её. Вдруг на ней есть какой-то выключатель, который он раньше не заметил, и этот выключатель управляет голосовым механизмом? Может быть, он даже сможет его отключить.

У куклы не хватало руки. Странно. Прошлой ночью она была целой.

– Что случилось с твоей рукой? – спросил Стэнли.

– Возьми меня к себе домой, – сказала однорукая кукла.

– Нет.

Он же уже сказал, что не собирается больше разговаривать с куклой. Зачем он тогда разговаривает?

Кукла почему-то уже не казалась милой. Стэнли не мог сказать почему, но одна мысль о том, чтобы отнести её домой, вызывала ужас. Да и здесь она ему уже совсем не нравилась.

Стэнли вспомнил, что, держа куклу в руках прошлой ночью, заметил маленькую царапинку на раскрашенном лице. А сегодня царапины не было. Потом он вспомнил, что позапрошлой ночью балетная пачка на кукле была слегка надорвана. А вот сегодня и вчера она была совершенно целой.

Ты нам нравишься.

Нам.

И тут Стэнли всё понял. На его столе каждую ночь лежала не одна и та же кукла, а разные. Да, это были куклы одной модели, но все они немного отличались друг от дружки.

Но что это значит? Хотя, что бы это ни значило, это было странно и пугающе, и Стэнли не хотел иметь с этим никакого дела. Он открыл ящик стола, бросил однорукую куклу внутрь и захлопнул его. Вот и всё. С глаз долой, из сердца вон.

Стэнли решил, что сразу после того, как сходит ко врачу и разберётся со странными проблемами со здоровьем, пойдёт искать новую работу – Мелисса давно уговаривала его это сделать. Она сказала, что в суде, где она работает, всегда нужны хорошие охранники. Он сможет работать днём, видеться с людьми, говорить с ними. Может быть, они с Мелиссой даже иногда смогут вместе обедать. Если он будет работать днём, то его график наконец-то станет совпадать с графиком его друзей и он сможет снова тусоваться с ребятами. Он будет приглашать их в гости – квартиру он, конечно же, будет содержать в безупречной чистоте, – они закажут пиццу и будут смотреть футбол.

Кто знает? Может быть, он даже снова начнёт ходить на свидания. Для начала пригласит Кэти. Даже если она ему и откажет, то само приглашение станет хорошей практикой, шагом в верном направлении.

Как только он выздоровеет, сразу устроится на работу в суд. Это решит все его проблемы. Солнечное, многолюдное рабочее место – совсем не похожее на эту тёмную, жутковатую, безлюдную фабрику. Подумав о будущем, Стэнли даже почувствовал какую-то надежду.

Он сказал себе, что больше не будет спать. Надо выполнять свою работу. Раз уж перед ним стоят мониторы видеонаблюдения, за ними надо наблюдать. Но его тело по какой-то причудливой медицинской причине растягивалось всё больше, за пределы возможного, и его покинули последние силы. Он запрокинул голову и обмяк в кресле, его глаза закрылись, и он погрузился во тьму.

…Он сидел в кресле зубного врача. Ассистенткой была девушка-робот, одетая балериной. Её лицо было раскрашено совсем не так, как у маленькой куклы: оно было женственным и милым, с длинными ресницами, розовыми губами и розовыми кружочками на щеках. Её синие металлические «волосы» завязали в балетный пучок. Она наклонилась над ним, держа в руках несколько широких ремней.

– Придётся вас пристегнуть, – жарким шёпотом проговорила она. – Врачу не нравится, когда пациенты дёргаются.

Она привязала плечи, руки и ноги Стэнли ремнями к креслу. Он хотел двинуться, хотел как-то сопротивляться, но не мог заставить своё тело действовать. Он был парализован.

Вошёл стоматолог, одетый в тёмные очки и хирургическую маску. Стэнли лежал, откинувшийся назад, с открытым ртом, и так сжимал подлокотники, что пальцы побелели. Стоматолог работал безмолвно и грубо; он пытался всё сильнее и сильнее раскрыть Стэнли рот. «Нет, – говорил Стэнли у себя в воображении. – Прекратите! Он не откроется так широко! Он не может!» А потом дантист снял очки и маску. Стэнли увидел лицо – белое, как у клоуна, с большими чёрными дырками вместо глаз и широкой чёрной ухмылкой. Жёлтые радужки просвечивали сквозь чёрные глазницы. Лицо. Он знал это лицо… руки существа раскрыли его рот ещё шире, шире, чем он мог выдержать. Его губы сейчас разорвутся в уголках, а челюсть сломается…

Стэнли проснулся, но чувство растянутости не исчезло.

Лицо во сне. Стэнли знал это лицо. Это же…

От мыслей Стэнли отвлекло странное ощущение на лице. По нему что-то двигалось.

Кукла-балерина стояла на его подбородке и ногой и единственной рукой пыталась широко растянуть его рот… но для чего?

Сердце Стэнли бешено заколотилось, когда он наконец всё понял. Растянуть так широко, чтобы влезть в него.

Стэнли поднял онемевшую правую руку и смахнул куклу с лица. Она была лёгкой, так что отлетела в другой конец комнаты, со стуком ударилась о стену и бесформенной кучкой упала на пол. Он опёрся о стол и встал на ноги. Поднявшись, он почувствовал, как натянулась кожа на руках, ногах, животе, груди. Теперь он понимал, что́ это за чувство: десятки маленьких конечностей на шарнирах давили на кожу изнутри. Сколько их уже сидит в его руках, ногах, груди и животе?

Горло начало болеть после того, как он впервые увидел на столе куклу.

Неудивительно, что ему было так больно есть и пить. Ночь за ночью куклы влезали ему в рот и через горло отправлялись в путешествие по узким «коридорам» его тела, словно исследователи в тёмных, сырых пещерах. Когда он это понял, его тут же накрыл приступ тошноты. Наверное, его бы вырвало, но живот был совершенно пуст. Там ничего не было, кроме желудочного сока и страха.

Он уже пожалел, что теперь знает, что же с ним такое. Лучше бы он и дальше думал, что просто подхватил какой-нибудь необычный вирус или инфекцию. Обычно говорят, что знать, чем именно ты болен, лучше, чем не знать. Но не в этом случае. Знать оказалось намного, намного хуже, чем не знать.

Стэнли, шатаясь, вышел из комнаты и направился вниз по коридору. Внутренний голос кричал ему: «Беги», но бежать не было сил. Стены фабрики словно смыкались вокруг него. Ему никогда здесь не нравилось. Надо уходить отсюда и никогда не возвращаться, сказал он себе, даже если это придётся делать ползком. Давление внутри нарастало. Куклы, похоже, разгневались, и их маленькие кулачки и ножки били его изнутри. Но впереди светился зелёный знак выход. Зелёный свет – нужно идти, напомнил он себе. Если он сможет выбраться наружу, туда, где светит луна и свежий воздух, то решит, что делать дальше. Опершись о стену, он побрёл в сторону знака «Выход».

За дверью он попытался вдохнуть свежего воздуха, но в нос ворвалась лишь вонь из бака с биологическими отходами. Ему было уже так плохо, что он хотел просто лечь на пол прямо здесь, но нужно всё же подняться наверх. Подняться по лестнице, сесть в такси и поехать прямо в больницу, а там сказать… что сказать? «У меня внутри живёт несколько десятков маленьких куколок. Они заползают в меня через горло, пока я сплю». Если он так скажет, его сразу отправят понятно в какое отделение. Но, может быть, если он убедит врача сделать ему рентген, и он увидит, что эти куклы настоящие…

Голоса. Мысли Стэнли прервали тихие, приглушённые детские голоса. Приглушённые – потому что звучали изнутри.

Из левой руки: «Мне нравится быть рядом с тобой».

Из правой ноги: «Ты нам нравишься».

Из живота: «Ты такой тёплый и мягенький!»

Стэнли пошатнулся и чуть не упал. Стоять было всё труднее и труднее. Внутри нарастало давление, оно уже стало невыносимым, как будто он сейчас взорвётся. Такое вообще может быть? Человек может взорваться изнутри?

Маленькая однорукая кукла стояла в дверях фабрики, подняв руки, словно готовясь крутить фуэте. Жёлтые зрачки пустых чёрных глаз сфокусировались на Стэнли, словно лазеры. Кукла широко улыбалась. Она наклонила голову – в других обстоятельствах это даже выглядело бы мило.

– Неужели у тебя не найдётся места для ещё одной? – прощебетала она.

Силы покинули Стэнли. Он упал на колени. Однорукая кукла с грациозностью балерины прыгнула к нему.

Стэнли не мог ничего поделать с собой.

И раскрыл рот для крика.

Новенький

– Сегодня яркий солнечный день, из тех, в которые обязательно хочется что-нибудь делать. Что-нибудь весёлое, ну, или, как говорят, «продуктивное».

Девон показал указательным и средним пальцем кавычки, надеясь, что никто не заметит его обкусанных ногтей и пожёванных кутикул. А потом продолжил зловещим, как ему казалось, тоном:

– В такие дни мама обычно заставляет тебя стричь газоны. Но сегодня не день стрижки газонов. Сегодня день рождения.

Девон услышал, как по классу пробежал шорох. Кто-то хихикнул, но он не отвёл взгляда от распечатки. Девон держал голову опущенной, его длинные волосы свисали, служа своеобразным щитом от одноклассников.

Обычно ему очень не нравилось стоять перед всем классом, какова бы ни была причина, но сегодня он возложил на себя особую миссию. Если уж ему предстоит читать дурацкое сочинение по английскому языку, то надо обратить это себе на пользу.

Девон продолжил свой рассказ: описал вечеринку в честь дня рождения, устроенную для стайки четырёхлетних детей. Он читал о воздушных шариках, клоунах и ярком надувном домике-батуте, стоящем посреди зелёного газона.

– Но это не просто обычный надувной домик, – прочитал Девон. – Никто об этом ещё не знает, но очень скоро… узнают.

Для пущего эффекта Девон выдержал паузу. Но ничего не услышал. Может быть, его учительница миссис Паттерсон и одноклассники вообще сбежали. Но он не собирался поднимать голову и проверять.

Девон продолжил:

– Потому что маленькая Хэлли заползает в домик-батут. Она первая, кто вошла туда. Её сестра-близнец Хоуп следует прямо за ней.

Кто-то в третьем ряду ахнул, или Девону показалось? Нет, вроде бы не показалось. Хорошо. Она внимательно его слушает. Ухмыльнувшись, он продолжил читать:

– Хэлли уже почти полностью залезла в надувной домик, её ярко-розовое платье контрастирует с мягким красным виниловым полом. «Скорее», – говорит Хоуп, подталкивая Хэлли сзади. Хэлли медленно ползёт, и тут её вдруг засасывает в домик-батут целиком. Хоуп хихикает и следует за ней.

Девон снова прекратил читать. Начиналось самое интересное.

– Но через секунду Хоуп уже пожалела, что последовала за сестрой. Секунду назад она смотрела вниз, заползая внутрь, но вот она уже внутри. Она поднимает голову и видит объеденное тело сестры, неподвижно лежащее на красном виниле. Нет, стоп! Винил не красный, а залит кровью.

Девон услышал чей-то писк или ему показалось? Он продолжил читать.

– А домик – на самом деле не домик. Это огромный рот, и этот рот жуёт, а сейчас он открывается ещё шире, и Хоуп, громко крича, соскальзывает в…

– Достаточно! – закричала миссис Паттерсон.

Девон моргнул, но голову не поднял. Он ещё не закончил.

– Девон Блейн Маркс.

Миссис Паттерсон выплюнула каждое из трёх имён Девона, словно шелуху от семечек. Прежде чем он успел ответить, перед его опущенными глазами появилась большая квадратная рука миссис Паттерсон и выхватила сочинение у него из рук. Страницы зашелестели, а кожу на указательном пальце вдруг стало покалывать – судя по всему, он порезался бумагой.

В классе было так тихо, что Девон услышал щебет птицы за окном. Он наконец посмотрел на миссис Паттерсон.

– Что?

– Что?! – Миссис Паттерсон покачала головой, и её светлые волосы, заплетённые в хвостик, устроили дикий танец.

Миссис Паттерсон не только преподавала английский язык, но и была тренером баскетбольной команды девочек. Она была высокой и широкоплечей и возвышалась над Девоном, хотя и в самом Девоне было сто семьдесят пять сантиметров роста – для своего возраста он был высоким. Жаль, что для игры в баскетбол ему не хватало координации. Может быть, тогда он смог бы…

– Девон, – уже мягче сказала миссис Паттерсон своим низким голосом, и Девон наконец-то поднял глаза на её широкое лицо. Ему даже удалось посмотреть прямо в её напряжённые синие глаза. Глаза у миссис Паттерсон были жуткие. Так считали все в классе. Она могла одним взглядом тебя испепелить. Девон радовался, что ещё стоит на ногах.

– Немедленно в кабинет мистера Райта, – приказала миссис Паттерсон.

Девон посмотрел на своё сочинение, смятое в руке миссис Паттерсон. Ему очень хотелось поспорить, но он лишь пожал плечами и пошёл к двери класса.

Хизер сидела на втором стуле от двери, в третьем ряду. Проходя мимо этого ряда, Девон украдкой взглянул на неё. Сработало?

Хизер смотрела на него. Смотрела прямо на него! Да!

Хизер Андерс, одна из самых популярных и уж точно самая красивая девочка в классе, никогда, ни разу, вообще ни разу не посмотрела на Девона. С точки зрения Хизер, да и большей части всего девятого класса, Девона вообще не существовало. Ну, или даже если она и знала о его существовании, то для неё он был просто ещё одним предметом мебели, вроде стула или классной доски. Если бы не лучший (и единственный) друг Девона, Мик, и благонамеренная, но очень надоедливая мама, Девон и сам бы начал сомневаться, что существует. Иногда он в этом был совсем не уверен.

Но сегодня он существовал. И Хизер увидела его. На пути к двери он торжествующе улыбнулся ей и показал большой палец.

Хизер закатила глаза и сказала:

– Блин, Девон. Ну ты и больной.

Девон ещё шире улыбнулся, расправил плечи, кивнул ей, а потом вышел из класса с таким видом, словно отправляется на важную встречу, а не на выволочку в кабинете директора.

У него получилось.

Хотя Хизер никогда не замечала Девона, он тщательно изучал Хизер. Наблюдал за ней. Слушал её. Хотел узнать о ней всё.

На прошлой неделе, пока Мик рассказывал ему о своём очередном любимом супергерое, Девон слушал, как Хизер болтает с подружками. Она жаловалась на своих четырёхлетних сестёр-близняшек, Хэлли и Хоуп.

– Они меня с ума сводят, – сказала она своей лучшей подруге Валери. – Я серьёзно, просто чокнулась уже с ними. Мне постоянно приходится с ними сидеть, а я это просто ненавижу. Они постоянно попадают в неприятности, ломают там что-то и прочее, а потом неприятности начинаются у меня. Ненавижу их!

В тот же день миссис Паттерсон дала классу задание – написать маленький рассказ. Тут-то Девон и понял, что у него есть шанс. Он воспользовался этим шансом и получил от него максимум.

Ну и что, что теперь придётся идти к директору? У лучших творческих людей под поверхностью прячутся невероятные глубины… и чаще всего их понимают неправильно.

Девон и Мик встретились после уроков в обычном месте – за школой, возле учительской стоянки. Девону не терпелось рассказать Мику, что вышло с Хизер. Он даже не подумал посмотреть на Мика, прежде чем уйти с урока английского, так что не был уверен, что его друг увидел, что же произошло. Мик любил грезить наяву. Он часто просто таращился в окно бог знает на что.

Когда Девон добрался до Мика, тот пытался одновременно удержать в руках ярко-фиолетовый рюкзак, тигра из папье-маше, пластиковый стаканчик со спиральной трубочкой, кучу книг, явно не влезавших в переполненный уже и без того рюкзак, и полупустую упаковку шоколадных кексов. Белая глазурь от съеденного кекса прилипла к нижней губе.

Девон показал на глазурь.

– А? Чё? Ой.

Мик вытер рот тыльной стороной руки, в которой держал тигра. Выглядело всё так, словно тигр пытается его загрызть. А ещё он из-за этого уронил всю стопку книг, которая тут же разлетелась по земле.

Девон покачал головой и нагнулся, чтобы собрать их. Он сунул их в свой тёмно-синий рюкзак, который был почти пуст. Уроки он уже сделал, пока сидел в кабинете мистера Райта, и, в отличие от Мика, Девон никогда не читал книг, если это было не обязательно.

– Извини. О, ты их собрал? – спросил Мик. – Спасибо.

Мик, прищурившись, посмотрел на Девона через круглые очки в тонкой оправе, потом смахнул рыжеватую чёлку с веснушчатого лба – и она так и осталась торчать вверх.

– А где твой проект по изо?

– Выкинул в мусорку.

– Зачем? Четырёхголовый осьминог был клёвый.

Девон пожал плечами. Он не стал говорить Мику, что считает, что делать зверей из папье-маше – занятие для маленьких детей, а учитель изобразительного искусства, мистер Стюард, поставил Девону двойку и прочитал ему целую лекцию о том, что надо следовать инструкциям, а не делать, что захочется.

– Это должно было быть изображение настоящего животного, мистер Маркс, – сказал ему мистер Стюарт.

– Откуда вы знаете, что четырёхголовых осьминогов не существует? – парировал Девон. – Человечество изучило лишь пять процентов океанского дна.

После этого мистер Стюарт замолчал.

Девону не нравилось читать книги, но это не значило, что он не читал вообще. Почти всё свободное время он проводил в интернете.

Мик сунул в рот второй кекс, и ребята ушли с территории школы.

Мик сделал шумный глоток через трубочку.

– Рассказ был просто офигительный, Дев. Меня чуть не стошнило прямо на парту.

Девон чуть подтолкнул Мика локтем.

– Отвратительно.

– Не отвратительнее твоего рассказа.

– Неважно. Ты видел, что сделала Хизер?

– Ну, она вся побелела, ну, её лицо. Думал, она в обморок упадёт.

– Ага. Но ты видел, что она на меня посмотрела?

Мик глянул на Девона; тот наклонился, взял круглый камешек и бросил его в знак «Стоп». Камешек с громким звоном попал точно в середину буквы «О».

– М-м-м, видел, да. Она на тебя так смотрела, словно готова была убить на месте.

– Не. Ты что, не слышал, что она сказала?

Мик поправил рюкзак.

– Слышал. Сказала, что ты больной.

– Но ты слышал, каким тоном она это сказала? Так обычно говорят «это круто».

Мик наморщил круглое лицо.

– Что-то мне так не показалось.

Девон снова пожал плечами, взял ещё один камешек и кинул его в фонарный столб, получив в награду раскатистое «бум».

– Главное, что она меня заметила. Она со мной говорила.

Мик скривил маленький рот.

– И это важно?

– Ещё как!

Ребята дошли до железнодорожной товарной станции, что стояла в полумиле от школы, и пошли прямо между неподвижных, расписанных граффити грузовых вагонов. На станции пахло маслом и креозотом, она полнилась ленивым стуком колёс по грязным старым рельсам. За станцией располагался лес, тянувшийся на много миль к северу и на несколько миль с востока на запад, в сторону их района; ребята направились туда. Лес был густой; огромные ели и тсуги коегде стояли так плотно друг к другу, что вообще перекрывали солнечный свет, создавая внизу вечные сумерки. В облачные дни в лесу было ещё темнее; он напоминал огромную тень, которая накрыла и приглушила слишком громкое, слишком яркое, слишком напряжённое безумие, которое люди называли «реальной жизнью». Девон любил темноту, и в такой яркий солнечный день спрятаться под деревьями, оставив свет далеко позади, было особенно приятно.

На полпути от станции к району, если идти по самой опушке леса, располагался их «клубный дом» – тайное место, которое они оборудовали на старой заброшенной заправке, территория которой граничила с лесом. Все шесть лет, что Девон с Миком дружили, они бывали в клубном доме почти каждый день после школы и почти все выходные.

Если честно – хотя его трудно было назвать честным, – Девон думал, что они уже немного староваты для того, чтобы иметь клубный дом. В начальной школе это было круто, даже в средней ещё более-менее прикольно, но сейчас, когда они оканчивали уже девятый класс, это развлечение стало казаться ему всё более детским. Девон уже вырос из игр в пиратов и космических ковбоев и больше не считал кучу мусора, которую они собрали за годы этих игр, «сокровищами». Ему не хотелось быть одним из двух мальчишек, которым после школы некуда было пойти, кроме покосившейся заброшенной заправки. Но это не значило, что клубный дом ему не нравится. Может быть, он уже и не маленький ребёнок, но заправка служила отличным укрытием от отвратительной реальной жизни. Здесь он мог забыть о школе и о маме, которая постоянно выносила ему мозг, настаивая, что он должен «стать хоть кем-нибудь».

– Не будь таким, как я, Девон. Стань хоть кем-нибудь, – твердила она ему снова, и снова, и снова, и снова…

– …Как думаешь? – спросил Мик.

– Что?

Сколько он уже шёл, вообще не слушая друга? Девон даже не представлял, чего именно не услышал, но решил, что это, скорее всего, неважно. Любимой темой разговора для Мика в последнее время была цифровая математическая игра, над которой он работал.

– Это как играть в шпионов с шифрами, – объяснял Мик Девону.

Мик и Девон в основном получали в школе четвёрки и тройки, иногда – двойки. Но вовсе не потому, что они были глупыми. Девону просто было в школе не настолько интересно, чтобы по-настоящему «взяться за ум», как выражалась его мама. Школа навевала скуку. Зачем вообще напрягаться? У Мика проблемы были посерьёзнее. У него были какие-то расстройства развития, в которых Девон не разбирался, и проблемы с вниманием. «Мы не хотим, чтобы на него повесили клеймо», – сказал отец Мика (по словам самого Мика), так что его никогда ни от чего не лечили. Девону казалось, что Мик – этакий «человек дождя», который так и не разобрался, как играть в игру под названием «школа». Собственно, Мику было на эту игру наплевать. Он обожал еду (именно поэтому он был немного пухлым) и миры фантазий. Мик был переростком, почти таким же высоким, как Девон. Вельветовые штаны с высокой талией и рубашки на пуговицах с коротким рукавом, которые носил Мик, просто кричали о том, что он нёрд, но его это нисколько не беспокоило. Девон думал, что когда-нибудь Мик станет владельцем компании по производству компьютерных игр и заработает миллиарды.

– Девон! – Мик дёрнул Девона за рукав футболки.

– Что?

Мик моргнул и огляделся. Они уже должны были дойти до клубного дома. Да, вот старый кедр с расщеплённым стволом, так…

Так где же заправка?

– Её нет, – очень тихо проговорил Мик.

Он был прав. Заправки больше не было. Возле кучи развалин стоял огромный жёлтый экскаватор, словно дракон, готовый сжечь огнём поверженного врага.

Мик плюхнулся на упавшее бревно.

– Но… – Он моргнул и всхлипнул. – Наши сокровища.

Девон, которого разрушение клубного дома до странности порадовало, посмотрел на друга сверху вниз. Большие карие глаза Мика были на мокром месте. Он потёр нос.

Девон присел рядом с Миком и положил ему руку на плечо.

– Эй, всё в порядке.

– Нет, не в порядке! Смотри!

– Да, я смотрю.

– Все наши сокровища, – повторил Мик.

– Ага. Но мы найдём новые.

Не то что Девону очень хотелось искать новые сокровища, но Мику об этом говорить было не обязательно.

– Но теперь у нас больше нет клубного дома!

Девон приобнял Мика, радуясь, что никто их не видит.

– Я найду что-нибудь.

– Думаешь?

– Ага. Ну а пока в нашем распоряжении весь лес.

Он обвёл рукой пространство позади них.

– Ну да, в такие дни, как сегодня, и лес сойдёт, но…

– Я разберусь, – сказал Девон. – А пока давай просто потусим здесь. Что бы ни случилось, мы вместе, правильно?

Он вытянул указательный палец на правой руке. Мик широко улыбнулся и кивнул.

– Мы вместе.

Он протянул свой указательный палец и сцепил его с пальцем Девона. Они сильно потянули в разные стороны, потом расцепились.

Девон снял рюкзак и расстегнул внешний карман.

– Я забрал с обеда печенье с шоколадной крошкой. Хочешь – возьми.

Мик просиял.

– Правда? Очешуенно.

Если бы Мик его не видел, Девон бы закатил глаза. Он уже привык к тому, что Мик использует устаревшие, а то и выдуманные сленговые словечки, но это не значило, что ему это всегда нравилось.

Пока Мик жевал печенье, Девон сказал:

– Мне кажется, сегодня важный день. Может быть, это, – он махнул рукой в сторону разрушенной заправки, – знак, что нас ждёт что-то новое, что-то важное. В конце концов, сегодня же Хизер заговорила со мной. Теперь надо дальше развивать эту тему, придумать, как ещё привлечь её внимание.

Мик перестал жевать и смахнул с подбородка крошки печенья.

– М-м-м… Что-то я не уверен, что привлечь её внимание – это хорошо. Внимание же разное бывает, правильно?

Девон пожал плечами.

– Ну, может быть.

Девон был очень доволен тем, как сегодня воплотился в жизнь его план, и он не хотел, чтобы Мик испортил ему настроение.

– Эй, – сказал он, – может, покопаемся в этой куче? Вдруг найдём что-нибудь из наших вещичек?

Мик, как раз доевший печенье, просиял.

Миссис Паттерсон, похоже, затаила на Девона обиду из-за его рассказа. Вместо того, чтобы игнорировать его, как обычно, она окинула его суровым взглядом, когда он, как и обычно, сел на последнюю парту рядом с Миком. Хизер ещё не пришла.

Как только Девон сел, Мик наклонился к нему и ткнул пальцем в руку.

– Эй, Дев, познакомься с Келси. – Мик откинулся на стуле и показал на новенького, сидевшего слева от него. – Келси, это Девон. Дев, это Келси.

– Эй, – сказал Келси с дружелюбной, искренней на вид улыбкой.

Серьёзно?

Девон увидел Келси ещё утром. Он стоял у лестницы и наблюдал за другими ребятами. И тогда, и сейчас Девону не казалось, что Келси из тех, кто может реально подружиться с Миком или Девоном. Девон, конечно, уделял больше внимания одежде, чем Мик, но «нормального парня» не напоминал нисколько. Девон был слишком худым для своего роста, и этим проблемы не исчерпывались: зубы у него были жутко кривые, а денег на брекеты у мамы не было, уши – слишком большие, и, хотя он старательно растрёпывал свои длинные чёрные волосы, уши торчали даже из-под них; шея слишком длинная, а тёмные глаза – слишком маленькие и посажены слишком близко друг к другу. В средних классах один из школьных хулиганов называл его «Птицерыл». Мама любила говорить, что он «гадкий утёнок, который когда-нибудь станет лебедем». Ну да, конечно.

Но этот новенький парень, довольно хороший собой (Девон знал, на что девочки в первую очередь смотрят в мальчиках), смотрел на него и улыбался, словно Девон был действительно достоин улыбки. Девон видел, как Келси так же улыбался и другим ребятам, когда стоял на лестнице.

И от этой улыбки настроение у Девона почему-то стало до смешного хорошим.

– Келси недавно сюда переехал, – сказал Мик.

Девон с трудом сдержался, чтобы не ответить: «Ну ещё бы».

– Его папа подрядчик, – продолжил Мик. – Будет прокладывать проводку в гостиничноофисном комплексе, тендер на который проиграл мой папа.

Судя по улыбке и сияющим глазам, Мик явно был за это не в обиде. Но Девон заметил, что улыбка Келси всё равно на мгновение омрачилась.

Девон даже не знал, что на это ответить, так что просто сказал: «Угу». То, что Мик упомянул отца, который часто сидел без работы и ворчал, что другие электрики постоянно предлагают лучшую цену, было само по себе плохо. Но Девон очень надеялся, что разговор не дойдёт до вопроса: «А чем занимается твоя мама?» Она была уборщицей. Причем у неё даже не было собственной клининговой компании – она работала на кого-то другого. Заработанных денег едва хватало на жизнь, но она, похоже, всерьёз считала, что Девон должен гордиться, что у них «всё получается». Девон не гордился.

– Я позвал Келси сесть с нами на обеде, – сказал Мик.

– Ага, – сказал Девон, совершенно не уверенный, что Келси захочет сесть с ними.

Келси улыбнулся.

– Спасибо за приглашение.

Девон приподнял бровь от удивления и посмотрел на волнистые светлые волосы Келси, его голубые глаза, прямые зубы, широкие плечи, крутые рваные джинсы и выцветшую чёрную футболку.

– Ага, – повторил он.

Беспорядочные обрывки разговоров, шелест одежды, скрип стульев и стук книг по столам дали Девону понять, что класс уже почти наполнился. До него долетел лимонный запах духов Хизер, и он развернулся на стуле, чтобы посмотреть на её блестящие прямые каштановые волосы. На ней была тёмно-зелёная блузка, которая отлично сочеталась с волосами.

– Так, отставить разговоры, – сказала миссис Паттерсон. – Начнём урок.

К вящему изумлению Девона, Келси действительно сел с ним и Миком на обеде. День снова стоял солнечный, и все вышли на улицу – кто-то кучковался у столов для пикника, установленных недалеко от входа в кафетерий, кто-то расселся прямо на зелёном газоне, который тянулся от пешеходной дорожки перед школой до самой стоянки. Девон и Мик сели возле каменной стены, окружавшей флагштоки, и привалились к ней.

Камни были жёсткими, но тёплыми. Девон искал глазами Хизер, Мик увлечённо рассказывал, насколько восхитительно вкусны сэндвичи с арахисовым маслом и мёдом, а Келси, увидев их, подошёл и сел перед ними по-турецки.

Девон поднял голову и огляделся – кто-нибудь ещё видит это шокирующее происшествие? Несколько человек видели. Пара ребят-спортсменов сказала ему: «Эй, Келси», проходя мимо. Келси улыбнулся им.

– Эй, Курт. Эй, Брайан.

Ещё он помахал девочкам, сидевшим за ближайшим столом для пикника, и они помахали ему в ответ. А потом снова повернулся к Мику и Девону.

– Говорят, еда тут отстой, так что я принёс свой обед, – сказал он.

Мик взмахнул своим «восхитительным» сэндвичем и ответил с набитым ртом:

– Луффый вавиант.

Келси засмеялся. Он действительно смеялся – не просто насмехался над Миком, а так, словно Мик действительно смешно пошутил. Потом он открыл смятый пакет из коричневой бумаги.

– Мне нравится старый добрый куриный салат, – сказал он. – Моя мама замечательно готовит сэндвичи с ним.

Он показал на пакет Девона.

– А у тебя чего?

Девон пожал плечами.

– Я, в общем-то, не голоден.

Он убрал пакет обратно в рюкзак. На самом деле у него там были бутерброды – просто белый хлеб и варёная колбаса. Мама покупала и того, и другого сразу помногу. Девон и то, и другое ненавидел. Он ненавидел их за вкус, а ещё – за то, что они напоминали ему о средней школе, когда он считал, что варёная колбаса – лучшее, что есть в мире. Он уже перерос бутерброды, но, к сожалению, семейный бюджет не поспевал за развитием его вкусовых рецепторов.

Келси откусил кусок сэндвича и осмотрелся.

– Мне тут нравится. Солнечно.

– Видишь, Дев? Нормальные люди любят солнце.

Мик подтолкнул Девона ногой и сказал, обращаясь к Келси:

– Деву нравятся облака. Если бы я его не знал так хорошо, наверное, подумал бы, что он вампир.

Келси наклонил голову и внимательно посмотрел на Девона. В эти две секунды у Девона возникло странное чувство – словно его оценивают. Но потом Келси засмеялся и наклонился к Девону.

– Ну, он не блестит на солнце, как эти вампиры из кино. – Он снова засмеялся. – Скорее всего, он не вампир.

– Я не хочу пить твою кровь, – ответил Девон с жутковатым вампирским акцентом.

– Эй, Келси, – послышался звонкий девичий голос.

Девон выпрямился. Это была Хизер.

– Привет, Хизер, – сказал Келси. – Нашла ту книжку, про которую я говорил?

Она остановилась в нескольких футах от них и улыбнулась Келси.

– Ага. Начну читать сегодня вечером.

Хизер окинула взглядом Мик и Девон.

– О, привет, Девон.

Тон Хизер, с которым она обратилась к Девону, был совсем не таким, каким она говорила с Келси. Девон, конечно же, тоже это заметил. Какая-то часть мозга подсказывала, что резкие, тяжёлые акценты на обоих слогах его имени обозначают сарказм. Другой части мозга было всё равно; главное – что она с ним поздоровалась.

– Привет, Хизер.

Она наморщила нос, широко улыбнулась Келси и ушла.

– Она милая, – тихо сказал Келси, когда Хизер отошла. Он несколько мгновений смотрел ей вслед, потом оглядел остальных учеников, временами задерживая на ком-то взгляд.

– Ага, – ответил Мик. – Девон думает…

– Да, милая, – перебил Девон. Он повернулся и посмотрел на Мика взглядом, в котором явственно читалось «Заткнись». Мик оказался достаточно понятлив и, не сказав больше ни слова, продолжил тихо есть сэндвич.

Келси начал рассказывать об эксперименте, который они провели на уроке химии, и Девон тут же отключился. Он смотрел на Хизер, оживлённо болтавшую с друзьями, и через слово слушал разговор Келси и Мика о химических реактивах. Вот это и называется «вписаться в коллектив»? Может быть, не совсем, но он подошёл к этому ближе, чем когда-либо за последние несколько лет.

Остальной день прошёл у Девона отлично. Он давно не чувствовал себя так хорошо. На математике он даже поднял руку и правильно ответил на вопрос. У мистера Креншоу челюсть отвисла.

Направляясь к выходу из школы, чтобы встретиться с Миком после его последнего урока, Девон прошёл мимо Хизер и её подружек, собравшихся возле шкафчиков. Хизер стояла спиной к коридору, подружки образовали перед ней полукруг. Там были Валери, Джульетта и третья её лучшая подруга, Габриэлла. Квинси, парень Габриэллы, тоже стоял неподалёку; по какой-то непонятной для Девона причине Квинси постоянно тусил вместе с тремя девчонками.

– Я решила, что сама буду снимать фильмы. – Хизер закинула прядь волос за плечо. – Я не хочу быть актрисой. Я хочу стоять у камеры.

Девон даже не задумывался. Он просто остановился рядом с Хизер и заговорил. Игнорируя подруг Хизер, он бочком прошёл к ней и сказал:

– Если собираешься снимать кино, лучший вариант – ужастики. Даже самые дурацкие фильмы ужасов нравятся фанатам.

Хизер отошла на шаг назад и окинула Девона внимательным взглядом.

Он продолжил:

– Если действительно будешь снимать ужастики, расскажи мне. У моего двоюродного брата есть клоунский грим и костюмы. Можешь сделать историю про жуткого клоуна.

Хизер ткнула красным ногтем указательного пальца в грудь Девону. Подчёркивая каждое слово укоризненным… а может быть, и не укоризненным тоном, она заявила:

– Ты не оригинален. Это уже делали много, много, много раз.

Она повернулась и лёгкой походкой направилась прочь. Подруги последовали за ней; Валери, покачивая светлыми кудрями, напоследок сказала Девону:

– Ну ты и странный.

Девон смотрел им вслед, потирая место, где его коснулась Хизер. Она коснулась его!

Когда Мик и Девон вышли из школы, Мик ждал, что Девон сейчас будет рассказывать ему о поисках нового клубного дома, но Девон говорил вовсе не об этом.

– Она реально меня потрогала! – сказал Девон. Он только что поведал Мику, как поговорил с Хизер в коридоре. С точки зрения Мика, Девон просто выставил себя полнейшим болваном, но Девон, конечно же, так не думал. Девон искренне считал, что замечание Хизер и тычок пальцем в грудь – повод для радости.

Мик немного беспокоился за Девона. Похоже, его друг немного заблуждался.

Нет, Мик не считал, что Девон недостоин внимания Хизер или ещё что-нибудь такое. Конечно же, достоин. Родители Мика учили его, что внешность ничего не значит и все в равной степени достойны любви и доброго отношения. Впрочем, Мик вынужден был признать, что совсем не уверен, что мир устроен именно так. В школе, например, он не видел ни одного подтверждения словам родителей, но всё равно верил им.

Мимо носа Мика просвистела пчела, он отскочил и взмахнул своим стаканом перед лицом. Напиток внутри громко заплескался. Девон тем временем бросил камень в сцепку одного из неподвижных вагонов и попал.

Но вот с выводами насчёт Хизер если он куда и попал, то пальцем в небо. Такая попытка разговора – это замах на миллион долларов, а удар даже не на один цент.

Мик ухмыльнулся. Папа бы гордился его спортивной метафорой. Когда Мик был маленьким, спорт ему не нравился, но в последнее время он начал увлекаться бейсболом, который любил и отец. Мику нравилась статистика.

Когда Мик с Девоном вошли в лес, Мик спросил:

– Э-э, Дев? Что там с поисками нового клубного дома?

– Что? – Девон говорил что-то о волосах Хизер. Он моргнул и посмотрел на Мика.

– Нового клубного дома, – повторил Мик.

– А, точно. Всё ещё ищу хорошее место, но пока ничего не нашёл. Зато я рано утром спрятал в лесу одеяло, брезент и верёвку. Построим крепость и сделаем её нашим лагерем.

Мик широко улыбнулся.

– Бадонкадонк! Вот это круто.

Мик увидел, как Девон тяжело вздыхает. Он знал, что Девону не нравятся его словечки, но ему было всё равно. Самого Мика они радовали, а Мику нравилось делать то, что его радует. Он был совершенно уверен, что Девон думает, что Мику вообще наплевать, впишется ли он в школьный коллектив. На самом деле Мику было очень даже не всё равно. Ему было настолько не всё равно, что даже думать о том, как же старательно все остальные игнорируют их двоих, было больно, но альтернатива – выставить себя напоказ и получить окончательный отказ, – казалась Мику ещё более неприемлемой. И он, и Девон пытались справиться с этой проблемой одинаково – игнорируя остальных и занимаясь своими делами. Сейчас же Девон, похоже, пытался всё-таки вписаться, а вот Мик хотел остаться в своём мире фантазий. В мире фантазий было хорошо. А вот в реальном мире – не очень.

Через несколько минут они дошли до большой тсуги, под которой пряталась пара булыжников. Девон извлёк из-под одного из булыжников одеяло, брезент и верёвку. Вдвоём им кое-как удалось растянуть брезент в виде косой, провисающей крыши, а одеяло они положили на землю между камнями.

– Так, давай подумаем, – сказал Дев, когда они устроились поудобнее и Мик протянул ему пару чипсов со вкусом барбекю из пакетика, который купил в торговом автомате после школы. Каждый день мама давала ему деньги на покупку какой-нибудь ужасной еды из автомата. То была награда за то, что он пережил очередной день. Иногда он брал что-то сладкое и обычно сразу же это съедал. Иногда же брал что-то солёное и прятал в рюкзак, чтобы поделиться с Девоном.

– Насчёт клубного дома? – спросил Мик. – Мы ведь об этом будем думать?

Хрустя чипсами, Девон ответил:

– Что? Нет. О Хизер и о том, как я смогу больше ей понравиться?

– М-м? Чувак, по-моему, ты ей ещё вообще никак не нравишься.

Девон пропустил слова Мика мимо ушей.

– Мне нужно придумать, как произвести на неё впечатление, – сказал он.

– Это плохая идея, – сказал Мик.

– Что – плохая идея?

– Делать что-то только ради того, чтобы кого-то впечатлить. Мама говорит, что мальчики в таких случаях часто делают глупые ошибки.

Девон бросил камешек в папоротник, росший у корней одного из деревьев, на которые они натянули брезент.

– Кому интересно, что говорит твоя мама?

– М-м… мне?

– Не слушай её.

– Может быть, поговорим про поход, который мы запланировали на субботу? – спросил Мик. – Папа сказал, что, если мы пройдём на пару миль севернее, чем обычно, найдём отличный вздрыжный водопад.

– Может быть, нам поискать какую-нибудь натуру для её фильмов? – гнул своё Девон. – Составлю для неё список хороших мест. Она будет рада.

– Говорят, рядом с этим водопадом растёт какое-то редкое растение, – снова попробовал Мик. – Если мы его найдём, будем круты, как каша.

– Зачем Хизер каша? – спросил Девон.

Мик засмеялся, но потом понял, что Девон говорит серьёзно. Он вообще не услышал ни слова, сказанного Миком. Мик вздохнул. Девона словно заколдовала какая-то ведьма. Как снять с него это заклинание?

К изумлению Девона, Келси и на следующий день пришёл с ними обедать. Он даже принёс новым друзьям сэндвичи с куриным салатом.

– Решил дать вам попробовать, – сказал Келси. – Хлеб мама тоже сама печёт. Он офигенный.

Сегодня погода была больше по нраву Девону. Над головой висело столько облаков, что они практически закрывали солнце.

– Эй, – сказал Келси, показывая большим пальцем на небо. – Твоя погода, а?

Он реально об этом помнит? Девон улыбнулся.

– Ага.

Девон наблюдал за Келси на двух уроках, на которые они ходили вместе. Келси, похоже, умудрился подружиться вообще со всеми в классе. Как у него это получается?

Неужели просто потому, что у него приятная внешность? Или дело в одежде? Сегодня он был одет в мешковатые чёрные штаны и серую футболку. Вокруг пояса он перевязал красно-чёрную клетчатую рубашку. Девон никогда не интересовался одеждой настолько, чтобы задуматься о том, что стоит носить, а что нет. У него не было причин об этом думать. Мама могла себе позволить купить ему две пары джинсов и охапку футболок в год. Этим его выбор одежды и ограничивался.

– Ты знаешь все типы облаков? – спросил Келси. – Нам рассказывали о них в школе в прошлом году, но я помню только один вид – слоистые. А эти какие?

Он показал в небо.

– Кучевые, – не задумываясь, ответил Девон.

Может быть, вот в чём дело? Келси говорил с тобой так, словно ему действительно интересно то, чем ты занимаешься. Это действительно так или он просто притворяется? Девон нахмурился и внимательно посмотрел на Келси; тот спросил у Мика о его новых часах с супергероем.

– Я видел этот фильм, – сказал Келси. – Он клёвый.

Келси начинал действовать Девону на нервы.

Минуточку. Что? Почему? Девон нахмурился. Почему Келси ему не нравится? Он же должен радоваться, что новенький предпочитает их компанию. Собственно, он даже был этому рад. Но вместе с тем он и злился. Келси всё давалось так легко. Слишком легко. Это нечестно.

Девон фыркнул.

Мик и Келси посмотрели на него.

– Что такое? – спросил Мик.

– Ой, извини. Просто тупая мысль в голову пришла. Неважно.

Келси наклонил голову и так пристально посмотрел на Девона, что тому показалось, словно Келси смотрит ему прямо в душу. Потом Келси ухмыльнулся и кивнул, словно понял его в точности. Но как он это сделал?

– Тебя не бесит, когда в голову приходят тупые мысли? Мне постоянно такие приходят, – сказал Келси. – У неё словно свой собственный ум завёлся. – И засмеялся.

Мик тоже засмеялся.

– У головы собственный ум завёлся. Хорошая шутка.

Девон заставил себя усмехнуться.

– Ага, ха-ха.

Он на самом деле смеялся над собой, потому что, когда подумал, что это несправедливо, напомнил себе маленького ребёнка. Ну да, ну да. Уж он-то должен понимать, что жизнь вообще несправедливая штука.

– А вы чем занимаетесь после школы? – спросил Келси. – Я тут рассматриваю варианты, но пока не решил.

Девон не хотел отвечать на этот вопрос. Они с Миком не занимались никаким спортом и не вступили ни в один клуб… не считая их собственного «клуба» из двух человек. Им нечего было предложить.

Мика, однако, вопрос не испугал. С наивной честностью он ответил:

– У нас был клубный дом, очень крутое потайное место на заброшенной заправке, но её снесли. Дев сказал, что собирается найти для нас новое место.

Келси доел сэндвич и вытер рот чёрным платком. Кто вообще носит чёрные носовые платки?

– Потайное место? – Он наклонился вперёд. – Знаешь, их лучше всего устраивать в заброшенных зданиях. В моей прошлой школе мы с друзьями очень любили исследовать город. Нашли несколько клёвых точек. Когда я узнал, что меня переводят сюда, я попросил одного приятеля узнать, есть ли в окрестностях какие-нибудь интересные местечки. Он сейчас этим занимается.

– Круто, – сказал Мик.

– Но пока он мне ничего не писал, я могу помочь вам с потайным местом.

– Серьёзно?

Мик тоже доел сэндвич, но забыл стереть пятно куриного салата со щеки.

Келси показал на него и без тени насмешки сказал:

– Ты испачкался немного.

– О. Спасибо. – Мик вытер лицо тыльной стороной ладони.

Келси улыбнулся.

– Родители купили большую старую ферму на окраине города. Мама говорит, что это историческое здание или ещё что-то такое. Мне как-то всё равно, но за домом стоит большая старая мастерская. Там уже крыша провисает, и вообще выглядит она так, словно скоро развалится, так что её надо починить, перекрасить, всё такое. Папа строит домашний офис и магазин с другой стороны дома и сказал мне, что, если я починю мастерскую, мне можно будет водить в неё друзей, ну, или ещё чего-нибудь делать. Хотите мне помочь? Папа сказал, что купит всё необходимое, а мне надо просто выполнить всю работу. Он меня учил, так что я немного разбираюсь в строительстве. Но с друзьями будет веселее. Мы сможем переделать мастерскую и сделать её нашим местом для тусовок.

Он реально только что сказал «с друзьями будет веселее»? Девону очень хотелось пырнуть Келси ножом, чтобы проверить, не робот ли он. Школьники просто не говорят такие вещи.

Мика, похоже, слова нисколько не насторожили. Он чуть ли не подпрыгивал от радости.

– Это же ваще супер-пупер!

Келси засмеялся.

– Рад, что ты так думаешь.

Он улыбнулся Девону.

– А ты что скажешь?

– Супер, – как можно более сухо ответил Девон, но улыбнулся. – В самом деле звучит неплохо.

И это действительно звучало неплохо. Хотя Девон и завидовал Келси, которому на удивление легко удалось влиться в коллектив, он понимал, что дружба с Келси может стать и для них пропуском в элиту класса. Если они помогут отремонтировать мастерскую и Келси будет устраивать в ней вечеринки, их обязательно туда пригласят.

– Отлично, – сказал Келси, потом достал телефон и отправил кому-то сообщение. – Это я пишу старику Джорджу, нашему соседу, с которым я подружился. Спросил, может ли он завтра после школы свозить нас в магазин стройматериалов. Он сказал, что может куда угодно меня возить, если я попрошу.

Через пару секунд телефон Келси сыграл гитарный рифф. Он посмотрел на экран.

– Ага, он в деле.

Келси глянул на часы и встал.

Мик и Девон тоже встали. Пора было идти на уроки.

– Встретимся завтра после школы у флагштоков, – сказал Келси. – У папы большой пикап с двойной кабиной. Все поместимся. Он ярко-красный, мимо вы точно не пройдёте.

– Капитально, друг мой! – ответил Мик с притворным британским акцентом.

Келси засмеялся и стукнулся с Миком кулаками.

– Превосходно, – с тем же акцентом сказал он, потом протянул кулак и Девону. Тот стукнул по нему своим кулаком, ответил: «Увидимся», – и они пошли обратно в школу.

Девон заметил, как у него засосало под ложечкой от радости, когда он доставал учебники из шкафчика. Предложение Келси действительно звучало заманчиво, но он не был уверен, стоит ли радоваться заранее. Жизнь очень любила разочаровывать его.

С другой стороны, может быть, всё действительно будет иначе. Когда Хизер прошла мимо, метнув в него ледяной взгляд, он заставил себя поверить, что всё изменится к лучшему.

Мик был настолько возбуждён, что почти не мог сидеть неподвижно. Он всю прошлую ночь не спал, потому что ему не терпелось уже начать строить новый клубный дом вместе с Келси. Ну, ладно, место для тусовок. Клубный дом. Место для тусовок. Какая разница.

Мама заметила тёмные круги под глазами Мика, когда тот встал, и напоила его на завтрак кофе, так что сейчас он был под воздействием кофеина. Он без умолку тараторил всё то время, что они с Девоном шли в школу, а в классах его нога беспрерывно дёргалась, словно баскетбольный мяч, которым чеканил профессионал. Ух ты, ещё одна спортивная метафора, а ведь он даже баскетбол не любит. Как вам такое, а?

Шёл третий урок, социология. Не самый любимый его предмет, но он как-нибудь вытерпит.

Как и обычно, Мик и Девон сидели на последней парте в увешанном картами классе, а строгий мистер Джентри нависал над ребятами из первого ряда. Мик заметил, что Келси сидит в конце третьего ряда, рядом с парой футболистов. Келси наклонился на стуле в сторону, так что смотрел на учеников слева от себя, а не на мистера Джентри. Вот взгляд Келси ненадолго остановился на Девоне и Мике. Келси едва заметно улыбнулся им и кивнул.

– Сегодня, – сказал мистер Джентри, – мы поговорим о справедливости.

Он оглядел класс поверх своих очков в толстой чёрной оправе, которые обычно сдвигал на кончик длинного носа.

Мик считал, что мистер Джентри немного похож на орла. У него были седые волосы, а на урок он обычно приходил в коричневом костюме. Глаза были посажены близко, как у Девона. Ну и этот нос…

– Что такое справедливость? – спросил мистер Джентри.

Никто не поднял руки.

«Зачем отвечать на риторический вопрос?» – подумал Мик.

– У каждой культуры своё понятие справедливости, – продолжил мистер Джентри. – Это понятие обычно определяется через разные области исследования. Наша система справедливости, например, основана на этике, рациональном мышлении, законах, религии и некоторых общих идеях о честности. Но за всем этим обычно стоит некое шестое чувство. Справедливость в большинстве случаев интуитивна. Мы понимаем, что что-то справедливо, когда чувствуем это. – Он оглядел класс. – Так что справедливость значит лично для вас?

Это уже не риторический вопрос. Впрочем, Мик даже не думал поднимать руку. Для того чтобы он поднял на уроке руку, нужно, чтобы ему пересадили чужой мозг – или, возможно, чтобы в его организм вселился призрак или инопланетный симбионт.

Келси поднял руку и сказал:

– Справедливость уравновешивает весы.

– Что это значит? – спросил мистер Джентри.

– Она убирает недостатки, чтобы они не перевешивали достоинства.

– Интересный взгляд, – сказал мистер Джентри.

Руку подняла Хизер.

Мик нахмурился.

Хизер.

Что в этой Хизер такого, что она так заинтересовала Девона?

Да, она милая, но Мику она казалась какой-то поверхностной. Да и вообще, она не настолько уж милая. В классе были девочки и покрасивее. Девон, похоже, с ума сходит по Хизер, хотя у Девона, похоже, в целом голова не совсем на месте. Мик задумался: может быть, это в Девона вселился симбионт? В его глазах было что-то… что-то неправильное.

– Я считаю, что справедливость – это расплата, – сказала Хизер.

– Расплата, – повторил мистер Джентри.

– Ага, – продолжила Хизер. – Ну, типа, кто-то нахамил тебе, и ты должен в ответ нахамить ему.

– «Расплата» звучит немного туманно, – сказал мистер Джентри. – Слишком уязвимо для разных толкований. Что, если расплата зайдёт слишком далеко?

Хизер пожала плечами.

– Может произойти какой-нибудь несчастный случай.

Она засмеялась, и класс засмеялся вместе с ней. Громче всех заливался Девон.

Мик заметил, что Келси не смеётся. Сам Мик тоже не смеялся. По его спине пробежал холодок.

Девону казалось, что этот день вообще не закончится. Все уроки были медленными и скучными, хуже всего было на социологии. За исключением шутки Хизер о несчастных случаях, урок получился суше, чем мамина курица. А когда мама готовила курицу, она получалась настолько сухой, что трудно было поверить, что эта птица вообще хоть когда-то была жива.

Но вот уроки наконец-то кончились, и они с Миком пошли к парадному выходу из школы, на встречу с Келси. Парадный выход. Круто, а? Больше никаких побегов через чёрный ход в сторону клуба неудачников.

Мик подбежал к Девону у самых дверей. Мимо, расталкивая друг друга, бежали школьники, торопясь на автобусы. В кои-то веки пятничный шум не злил Девона. Он сегодня и сам был на взводе, словно по его коже ползали маленькие электрические угри.

Он заметил, что и Мик сегодня ведёт себя так, словно его подключили в розетку. Дёргается, ёрзает. Но Девон всё понимал. Он и сам чувствовал себя до странности довольным. В кои-то веки ему нравились жёлтые стены в школьном коридоре (которые обычно напоминали ему сырой яичный желток и вызывали тошноту). Его не раздражали школьные запахи – химический аромат ковра, пыльный запах мела, пота, жвачки, чеснока из школьного обеда. Сегодня это казалось не чужим, а знакомым.

– Готов? – спросил Мик, потянув Девона за рукав.

Девон ухмыльнулся.

– Готов.

Они открыли двойные стеклянные двери и оглядели подъездную дорожку в поисках ярко-красного пикапа с двойной кабиной. Келси был прав – мимо него действительно было не пройти.

Они прошли к нему и встретились с Келси, который как раз бежал к машине из спортзала.

– Вот и вы.

Келси казался искренне довольным. Девон даже удивился.

Келси поднял руку и помахал бородачу, сидевшему за рулём пикапа. Тот с улыбкой помахал в ответ.

Девон задумался: каково это, когда тебе улыбается взрослый мужчина? Нет, серьёзно, давайте здесь скажем правду. Он думал, каково это – когда рядом есть взрослый мужчина, ну, например… папа.

Отца он помнил только как человека, который постоянно злился и швырялся в маму чем под руку попадёт. Девону было три года, когда папа ушёл из дома. С тех пор они с мамой жили одни.

Келли подвёл Девона и Мика к пикапу. Девон заметил, как странно на них с Миком посмотрели несколько ребят – словно они какие-то пещерные люди, попавшие сюда прямиком из каменного века. Мимо головы Девона пролетел бумажный самолётик, едва не врезавшись ему в нос; тот даже не обернулся, чтобы посмотреть, откуда же взялся этот летательный аппарат. Девон не сводил глаз с огромного красного пикапа.

– Эй, Джордж, – сказал Келси, когда они дошли до машины. Они с Джорджем сделали сложную фигуру из пальцев, потом подтолкнули друг друга плечами.

– Это Девон, – Келси показал кивком на Девона, – и Мик.

– Приятно познакомиться, сэр. – Мик протянул ему руку… и выронил все книги, которые держал под мышкой.

Прежде чем Девон успел среагировать, Келси уже нагнулся и поднял их.

Джордж, которому, судя по виду, было за шестьдесят, но держал он себя в хорошей форме, пожал Мику руку.

– Необязательно звать меня «сэр». Просто Джордж.

Он повернулся к Девону и протянул руку и ему.

Девон пожал её. Рука оказалась толстой и мозолистой.

– Здравствуйте, э-э, Джордж.

Келси сложил книги Мика в стопку и отдал их владельцу. Мик забрал их и широко улыбнулся.

– Спасибо!

– Так, – сказал Джордж. – Как насчёт…

– Эй, Келси! – послышался звонкий голос Хизер.

Девон развернулся в её сторону. Сегодня Хизер была одета в обтягивающую ярко-красную рубашку. Он таращился на эту рубашку почти весь урок английского языка и сейчас обрадовался, снова увидев её.

Хизер его взгляд проигнорировала, а вот Габриэлла посмотрела на него исподлобья, низко опустив веки, словно говоря: «Ты ничтожный червяк». Девон скорчил ей рожу, и она схватилась за руку Квинси; тот прижал её к себе и сказал Джорджу:

– Хорошая тачка.

– Спасибо! – Джордж ухмыльнулся и погладил капот своего пикапа, словно это на самом деле огромная собака. – Восьмицилиндровый V-образный движок, 6,2 литра, 420 лошадиных сил, крутящий момент 460 фунтов.

– Ух ты, – сказал Квинси. – Круто.

Он облокотился о решётку радиатора машины, словно позируя для рекламного фото. Габриэлла захихикала и встала рядом с ним.

Девон стиснул зубы.

Квинси и Габриэлла были первыми красавцами в школе. Габриэлла, латиноамериканка, говорила всем, что станет звездой, и, судя по её внешности, это вполне могло стать реальностью. Квинси, темноволосый и с более светлой кожей, выглядел как типичный «плохой мальчик»; Девон однажды попробовал подражать этому образу, нарезав дырок в джинсах, разорвав в разных местах футболки и нарочито сутулясь. Девону это не помогло – мама лишь прочитала ему лекцию о том, что надо ухаживать за своими вещами и стоять прямо.

– Чем занимаешься на выходных, Келси? – спросила Хизер.

Келси показал на Мика и Девона.

– Мы поедем в магазин стройматериалов, купим там всё необходимое, чтобы перестроить старую мастерскую в отличное место для тусовок.

Хизер глянула на Девона, потом улыбнулась Келси.

– Звучит прикольно. Люблю всё самодельное.

Келси улыбнулся.

– Круто.

Хизер положила ладонь на руку Келси.

– Знаешь, я очень хороший дизайнер. Однажды помогла маме сделать сюрприз – «мужской уголок» для папы. – Она повернулась к подругам. – Помните, как мы собирали книжные шкафы от стенки до стенки?

Три девочки рассмеялись и стали тыкать друг дружку пальцами, наслаждаясь только им известной шуткой. Девона чуть не вырвало. Валери была очень маленького роста, но наносила столько макияжа, что хватило бы на десять взрослых девушек, а голос у неё был таким гнусавым, что смех звучал больше похоже на гогот. А Джульетта, высокая и стройная, хихикала как первоклассница, у Девона от этого звука аж зубы сводило.

Квинси отошёл от машины.

– А я безумный гений молотка.

Келси на мгновение окинул Квинси пустым взглядом, потом улыбнулся и ответил:

– Замечательно.

Девону показалось, что Келси вовсе не считает это замечательным. Он выглядел скорее раздражённым. Но почему?

Хизер взяла Келси за руку.

– Может быть, устроишь на выходных строительную вечеринку? А мы все придём и поможем.

Келси открыл было рот, но, прежде чем он успел что-то ответить, Джордж с ухмылкой сказал:

– Эй, звучит замечательно. Я вам даже гриль для барбекю поставлю.

Хизер показала на пикап.

– Тогда поедем за всем необходимым.

Келси посмотрел на Хизер и её друзей, потом на Мика и Девона.

Хизер продолжила:

– Брат Квинси собирался развезти нас по домам, но он куда-то делся. Может быть, мы съездим с вами в магазин стройматериалов, а потом вы отвезёте нас домой?

– Да запросто, – сказал Джордж. – С удовольствием. Но, – он оглядел собравшихся ребят, – вы не все влезете в машину.

– Влезем, – возразила Хизер. – Нас же всего пятеро, плюс вы и Келси.

– Семь плюс я и Келси, – поправил Джордж, показав на Девона и Мика.

Хизер посмотрела на Девона и Мика, потом махнула рукой.

– А, пусть едут в кузове.

– Извини, но нет, – сказал Джордж. – Это незаконно.

С того самого момента, как подошла Хизер со своей компанией, Девон наблюдал за происходящим словно из стеклянного кокона. Он понимал, что все говорят, слышал раздражающий смех девчонок, но все звуки были приглушены. Хотя они стояли всего в нескольких футах от Девона, казалось, что они очень далеко, будто он смотрит на них на экране кинотеатра. Все остальные чувства, похоже, вообще отключились. Он не ощущал запаха выхлопных газов от отъезжавших школьных автобусов. Не чувствовал одежды на своём теле или асфальта под ногами. А потом его маленький кокон словно наполнился туманом, и этот туман проник внутрь, прямо в мозг, из-за чего думать стало почти невозможно. Может быть, именно поэтому он так удивился, когда Мик подошёл к Келси и спросил:

– Э-э-э? Я думал, с тобой сегодня едем только мы с Девоном.

Келси нахмурился и окинул взглядом всех собравшихся. Девон знал, в чём проблема. Келси сейчас спрашивал себя: «Что мне делать – отшить двух неудачников, как последнему гаду, или отказать красивым девочкам?» Выбор явно очевиден. Келси до сих пор держал за руку Хизер!

Вместо него ответил Джордж.

– Давайте так: съездим в два приёма. Сначала я вас, ребята, отвезу на место, потом вернусь за остальными. Ехать всего минут десять. Ждать долго не придётся.

Келси, затаивший дыхание, наконец-то выдохнул.

– Спасибо, Джордж.

Хизер широко улыбнулась Келси и потащила его к пассажирской двери пикапа.

– Пойдём. Сядем вместе на переднее сиденье. Я такая маленькая, что мы уместимся под одним ремнём безопасности.

Она захихикала.

Келси пожал плечами и дал Хизер довести себя до пассажирской двери пикапа. Остальные набились на заднее сиденье. Квинси отпихнул Мика и влез внутрь вслед за тремя девчонками.

На секунду Девону показалось, что Джордж сейчас начнёт протестовать из-за переизбытка пассажиров, но тот лишь пожал плечами и сел за руль. Все четыре двери захлопнулись.

Джордж опустил стекло на двери.

– Я вернусь за вами, ребята.

Как только Джордж запустил свой восьмицилиндровый V-образный движок, что бы это ни значило, кокон Девона развалился. У него реально заложило уши, когда воздух вокруг него приспосабливался к реальному времени и пространству. Все органы чувств тоже резко заработали.

Первое, что он почувствовал, – запах виноградной газировки из стакана Мика. Потом – запах бензина, когда большой красный пикап тронулся, унося с собой недолговечный оптимизм Девона. Он знал, что всё это слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Мик потянул его за рубашку.

– Хочешь посидеть тут и подождать? – Мик показал на бордюр и сделал глоток газировки через трубочку, потом плюхнулся на указанное место и положил рюкзак и книги рядом с собой.

Машина, заполненная одноклассниками, пронеслась мимо них, и кто-то пронзительно свистнул. Кто-то ещё крикнул:

– Лузеры!

Девон отвернулся от подъездной дорожки и ответил:

– Я не буду ждать. Пойду домой.

Мик убрал стакан ото рта. На его верхней губе было фиолетовое пятно.

– М-м? Почему?

Девон посмотрел на Мика сверху вниз. Он выглядел таким жалким, сидя на бордюре со своим стаканом. Девону очень захотелось наорать на него и уйти, но десять лет дружбы и тысячи раз произнесённое «Мы вместе», сопровождавшееся сцепленными пальцами, всё-таки помогли ему сдержаться.

– Серьёзно? Ты спрашиваешь меня почему?

Мик нахмурился, потом кивнул.

– Ты правда думаешь, что через тридцать минут, которые понадобятся Джорджу, чтобы отвезти их туда, вернуться за нами и довезти нас до места, нас просто возьмут и примут в тусовку? Тебе не кажется, что это будет немножко – и я сейчас говорю с очень, очень большой долей сарказма, если ты не понял, – неловко?

Мик на несколько секунд задумался. Девон ждал.

Наконец Мик вздохнул.

– Ага, понимаю, о чём ты. – Он фыркнул и сделал ещё глоток через трубочку. – Зачем Келси так поступил? Почему он не сказал им подождать?

– Ты вот это тоже серьёзно спрашиваешь? Ты что, не видел, как он заигрывал с Хизер?

Мик скривил губы и скосил глаза, словно смотря повтор на маленьком экранчике, расположенном чуть выше и правее головы. Потом он нахмурился.

– По-моему, это она заигрывала с ним.

– Неважно! Он согласился, когда она предложила вместе ехать на переднем сиденье.

Мик обдумал эти слова, потом кивнул.

– Верно.

Девон встал.

– Ну что, идёшь со мной или нет?

Мик вздохнул.

– Ага, наверное.

Он поднял рюкзак, а Девон взял его стопку книг.

– Получается, у нас не будет клубного дома в мастерской Келси? – спросил Мик, когда они медленно поплелись в сторону леса.

– Да, по ходу, именно так и получается.

Мик по-прежнему огорчался из-за того, что произошло с Келси, когда они утром в субботу встретились с Девоном, чтобы пойти в поход. Он старался особенно ни из-за чего не беспокоиться. Если он будет беспокоиться, то ему постоянно будет плохо. А этого ему совсем не хотелось.

Мик и Девон жили в районе, который был не таким хорошим, как хотелось бы Мику. Нет, не ужасным, Мику доводилось видеть и похуже. Но и не хорошим. Этот район построили, ещё когда городом владела лесозаготовочная компания, так что дома в нём были маленькие, старые и почти одинаковые, различаясь разве что марками машин и внешним видом мусора во дворах. Когда Мик с родителями переехал в этот дом, ему сказали, что это только на время – ему не придётся вечно делить комнату с младшей сестрёнкой. Но он до сих пор жил в одной комнате с младшей сестрой Дебби, и терпел он это только потому, что Дебби любила шить и сшила занавеску, которой разделила комнату напополам. Только благодаря занавеске и тому, что у них обоих были наушники и они в основном сидели за своими компьютерами и читали, им не хотелось друг друга поубивать.

Иногда Мик завидовал Девону, потому что у Девона была своя комната, но потом вспоминал, что у Девона нет папы – даже ленивого папы, у которого никак не получается нормально зарабатывать. У Мика, по крайней мере, есть папа, который его любит. Это, пожалуй, даже лучше, чем иметь собственную комнату.

С рюкзаком на плечах, в котором лежали всякие сладкие перекусы, газировка, обычная вода, маленький фотоаппарат и солнцезащитный крем, Мик шёл по растрескавшейся, пыльной тропинке, которая вела к выцветшей синей двери дома Девона. У всех домов в округе были серые стены и синие двери – некоторые выцвели сильнее, чем другие.

Мик почти боялся постучать в дверь. Что, если Девона нет дома?

Поведение Девона вчера вечером вызвало у Мика серьёзные опасения. Девон всё меньше и меньше походил на друга, которым всегда был для Мика. Его словно гложет что-то изнутри, съедая его улыбки и его прежний характер.

Мик моргнул, когда синяя дверь открылась.

– Здравствуйте, миссис Маркс, – сказал он высокой, худой женщине с короткими взъерошенными волосами. Миссис Маркс была одета в бледно-жёлтую форменную блузку и тёмно-синие форменные брюки. Под её карими глазами виднелись тёмные круги, а тонкие губы были крепко сжаты. Увидев Мика, она сумела едва заметно улыбнуться.

– Он почти готов, Мик.

Из-за спины мамы вышел Девон. Мик почувствовал доносящийся из дома запах овсянки и лимонов.

– Повеселитесь хорошенько, ребята, – сказала миссис Маркс.

Девон надел рюкзак и ухмыльнулся.

– Обязательно!

Мик чуть не спросил: «Ты серьёзно?» Девон явно радовался предстоящему походу. Неужели прежний Девон вернулся?

Если да, то это прямо опупенно.

Водопад оказался именно там и именно таким вздрыжным, как обещал папа Мика. Ребята нашли большой плоский камень у подножия водопада, достаточно далеко, чтобы до них не долетали брызги, но достаточно близко, чтобы хорошо видеть пену у подножия. Водопад был не таким уж и высоким, но широким и довольно мощным – скорее всего, потому что сейчас весна и речку подпитывают тающие снега. Мику нравилось слушать, как рычит вода, низвергаясь с вершины порога вниз, в каменный жёлоб.

Водопад окружала густая сосновая роща; ребята словно оказались в зелёной пещере в далёкой стране. Мик подумал, что всё выглядит просто волшебно. Он не удивится, если сейчас из леса выбегут бурундуки и белки и начнут петь песни и водить хороводы. Конечно, он знал, что такого не произойдёт, но рядом с водопадом казалось, что такое вполне может быть.

А ещё это казалось возможным благодаря настроению Девона. Девон всё утро был полон энергии. Он выглядел… как там это называется… развязно. Во, точно. Развязно. Вёл себя так, словно был из этих. Вообще с ума сойти.

Впрочем, Мик признался себе, что этот Девон ему нравится больше, чем тот, с которым он общался в последние несколько дней. Да, Девон по-прежнему был одержим этой девчонкой, Хизер, но, по крайней мере, он говорил и улыбался.

Девон поднялся и сфотографировал самую высокую сосну за водопадом.

– Мне кажется, это будет отличной натурой для какого-нибудь из фильмов Хизер, – сказал Девон.

– Ага.

Мик вообще не представлял, как отвечать, когда Девон говорит о Хизер. Говорить, что Хизер явно относится к Девону не слишком хорошо, было бесполезно. Так что он воспользовался методикой КУОСВС, которой научила его мама: «Кивай, улыбайся и отвечай, словно внимательно слушаешь».

Девон сделал ещё пару фотографий, потом сел и достал из своего рюкзака пачку крекеров с арахисовым маслом. Он подтолкнул Мика локтем.

– У меня для тебя сюрприз.

– Ты принёс десерт?

Мик уже съел целый пакетик кексов, но так и не наелся.

Девон засмеялся.

– Нет. Десерта не будет, извини. Но я нашёл нам новый клубный дом.

Мик резко выпрямился.

– Правда? Где?

– Это часть сюрприза. Я сделал так, как посоветовал Келси. Поискал заброшенные здания поблизости и нашёл одно. Свожу тебя туда в понедельник после школы.

– Почему не сегодня?

Девон хитро улыбнулся; у Мика даже дыхание на мгновение перехватило.

– Слишком далеко. Придётся идти на восток от товарной станции, а не на запад, в сторону дома, как мы ходим обычно.

– М-м-м… ну ладно.

Почему Мику вдруг показалось, что Девон что-то скрывает? Он открыл рот, чтобы спросить, но потом закрыл. Пожалуй, тут потребуется более тонкий подход. Если с Девоном что-то и происходит, лучше будет подождать и понаблюдать, а не пытаться решить проблему в лоб.

Девон доел печенье, смахнул крошки с лица и встал.

– Пойдём. Я хочу поискать ещё хорошие места для Хизер.

Мик вздохнул.

– Хорошо.

Засунув пустые обёртки в рюкзак, Мик спросил:

– Но, может быть, лучше поиграем в охоту на мусор?

Они играли в эту игру ещё с детства, Мик её просто обожал. Один из них выбирал, какой предмет нужно найти, и тот, кто находил наиболее похожую вещицу, получал в награду какую-нибудь вкусность от другого. Вот как они нашли большинство сокровищ, погибших, когда снесли старый клубный дом. Серебряным кольцом служило ушко от банки с газировкой. Самолётом – огромная ветка дерева, приблизительно напоминавшая его по форме. Пиццей – большой плоский камень с пятнами, похожими по форме на пеперони.

Девон пожал плечами.

– Ну, этим тоже можем заняться.

Мик улыбнулся и вскочил на ноги.

– Хорошо. Чур, я первый выбираю. Давай найдём веер.

Девон зашагал вперёд.

– Ладно, почему бы и нет.

Им понадобился почти час, чтобы вернуться от водопада в знакомую часть леса. В основном – потому, что Мик постоянно убегал с тропинки в поисках чего-то похожего на веер. Когда Мик нашёл огромный папоротник, они решили, что это сойдёт, пока они не найдут что-нибудь получше. Казалось, что они вряд ли уже что найдут… пока на плечо Девону не нагадила ворона.

Мик видел, как всё произошло. Они шли по лесу, усыпанному сосновыми иголками; Девон на ходу жонглировал тремя камнями. Ворона сидела на ветке высоко над их головами. Она каркнула, когда ребята подошли к её дереву. Мик поднял голову. Когда они прошли под деревом, ворона взмахнула хвостом, и практически мгновенно на плече Девона с отвратительным хлюпаньем расплылось большое белое пятно.

Мик засмеялся, но потом резко вдохнул: Девон тут же швырнул один из камней, которые держал в руках, прямо в ворону. Камень ударил в птицу с жутким «чвяк», и ворона, словно в замедленном повторе, рухнула на землю в нескольких футах перед ними.

Пока Мик пытался осознать, что же произошло, Девон показал пальцем на явно мёртвую птицу.

– Если хочешь, возьми крыло. Из него получится веер получше.

Мик уставился на птицу. Лес закружился вокруг него, он отшатнулся и опёрся о дерево, чтобы не упасть.

– Ты в порядке? – спросил Девон.

У Мика так пересохло в горле, что он даже не смог ответить. Девон пошёл вперёд, снимая на ходу футболку.

Мик выудил из рюкзака бутылку воды и сделал большой глоток.

– М-м-м, не, мне не нужен веер получше, – проговорил Мик, когда к нему наконец-то вернулся голос. Звучал он, впрочем, совсем не нормально.

Девон пожал плечами.

– Дай воды, я футболку почищу.

Мик, не говоря ни слова, отдал ему бутылку. Он не знал, что сказать. Или, может быть, вообще боялся говорить.

Утром в понедельник Келси ждал Мика и Девона у их шкафчиков. Мик удивился, но обрадовался. Может быть, Келси всё-таки пригласит их в гости.

– Привет, Келси, – сказал он.

– Эй, Мик. Эй, Девон.

Мик не представлял, чего ждать от Девона. Он знал, что Девон очень злится на Келси.

Но Девон ухмыльнулся и хлопнул Келси по плечу. Мик заметил, что у Девона перевязана рука, но, прежде чем он успел о ней спросить, Девон обратился к Келси:

– Чувак! Хорошо провёл выходные?

Мик невольно поднял брови. Что?

Брови Келси тоже немного приподнялись. Прищурившись, он глянул на Девона, потом улыбнулся и ответил:

– Слушайте, ребята, извините, что так в пятницу получилось. Очень неловко. Я не знал, что делать. А потом, когда Джордж приехал за вами, вас уже не было. Позвонить я вам не смог – номеров не было.

– Да не проблема, – сказал Девон. – Кринжово вышло, но ты не виноват.

Кринжово? Мик ни разу раньше не слышал, чтобы Девон так выражался.

Келси шумно выдохнул. Осторожная улыбка, с которой он к ним подошёл, превратилась в широкую ухмылку.

– Какое облегчение! Я-то думал, ребята, вы на меня разозлитесь. Имеете полное право.

Девон покачал головой.

– Да не. Всё на пятёру.

На пятёру? Мику казалось, что это говорит не Девон, а какой-то его дефектный клон.

– Отлично.

Келси кивнул нескольким ребятам, которые помахали ему, пробегая мимо. Потом усмехнулся и сказал:

– С домом для тусовок ничего толком сделать не удалось. Квинси и Габриэлла просто слились. А… – Келси огляделся. – Если честно, Хизер и остальные её подружки тоже мало чем помогли.

Он подмигнул им.

– Но я всё равно порадуюсь, если они придут, знаете?

Девон, сжав губы, улыбнулся Келси, потом ответил:

– Знаю.

У Девона что, дёрнулась мышца на подбородке?

Прежде чем Мик успел ответить себе на этот вопрос, Девон наклонился к Келси.

– Слушай, я тут такое место нашёл, заброшенное здание, как ты рассказывал. Мы можем тусоваться там, а не в твоей мастерской, ну, или стащить оттуда что-нибудь клёвое, чтобы поставить у тебя. Найденные материалы помогают супертворчески обустроить любое место.

«Это ещё круче, чем научно-фантастические фильмы, – подумал Мик. – Супертворчески обустроить любое место?» Он с трудом подавил смешок.

Келси ухмыльнулся.

– Серьёзно? Нашёл заброшенное здание? Клёво. Мой приятель мне так и не ответил. Предлагаешь заняться исследованием города?

– Именно, – ответил Девон. – Можем встретиться после школы на заднем дворе. Тут недалеко, пешком можно дойти.

– Хорошо.

Келси стукнул кулаком о кулак Девона и поспешил на свой первый урок.

Девон посмотрел на Мика. Судя по всему, увидев что-то в его выражении лица, Девон спросил:

– Что?

Мик покачал головой.

– Ничего.

Он по-прежнему считал, что не стоит ничего говорить о странном поведении Девона.

Девон не удивился бы, если бы Келси после уроков не пришёл. Он вполне мог заподозрить что-нибудь нехорошее. Но нет. Судя по всему, ничего такого Келси не заподозрил, потому что, когда Девон захлопнул за собой толстую металлическую дверь, он уже ждал вместе с Миком. Отлично. Пока всё хорошо.

– Так где это место? – спросил Келси, щурясь на немилосердно ярком солнце.

– Ну, типа, в лесу, примерно в миле к востоку от товарной станции, – сказал Девон, когда ребята отошли от школы.

– Дев, почему мы ничего о нём не слышали? – спросил Мик. – Мы тут живём с самого детства, – добавил он, обращаясь к Келси.

Девон пожал плечами.

– Не знаю.

Следуя за Девоном, ребята осторожно прошли через товарную станцию; в одном месте пришлось подождать, пока мимо не проползёт состав из огромных пустых металлических вагонов. Затем Девон провёл их в лес, и они пошли по извилистой, неровной тропке, вдоль прогнивших мшистых брёвен и зарослей голубики и гаультерии. Воздух был влажным, в нём стоял глинистый запах, который напоминал Девону о дожде. Дождливые дни нравились ему по той же причине, что и облачные.

Мик и Келси болтали на ходу, в основном обсуждая сериалы. Мик рассказывал о фантастическом сериале про апокалиптическое общество, в котором людей убивали за малейшие провинности.

– Звучит интересно, – сказал Келси. – Можно даже сказать, в моём духе, если довести до крайности.

– Ты о чём? – спросил Мик.

Келси пожал плечами.

– Ну, я просто люблю юридические сериалы, судебные драмы. Я собираюсь поступить в юридическую школу и когда-нибудь стать настоящим судьёй.

Настоящим судьёй? Интересно, что это значит.

– Не хочешь быть строителем, как твой папа? – спросил Девон.

– Не. Мне нравится строительство, но правосудие мне нравится больше. Папа это понимает. Говорит, что нам всем нужно заниматься тем, к чему душа лежит.

«Верно», – подумал Девон.

Метрах в ста от места, куда вёл их Девон, деревья поредели, и до ребят даже добрались солнечные лучи. Девон почувствовал свет и теплоту на лице, и его ноги на мгновение подкосились.

– Ты в порядке? – спросил Келси.

– Ага. Просто споткнулся.

Солнце исчезло так же внезапно, как и появилось. Девон свернул с тропинки и направился в более густую и мрачную часть леса. Ребята последовали за ним.

– Мы уже на месте? – спросил Келси… потом засмеялся. – Моя сестра всегда это спрашивает, когда мы едем в машине.

– Моя тоже, – сказал Мик.

Девон пропустил их разговор мимо ушей. Они уже почти дошли. Он провёл их мимо большой, кривой ёлки и остановился, дожидаясь Келси и Мика.

Подойдя к нему, они синхронно ахнули.

– Ух ты, – протянул Келси.

– Криповенько, – сказал Мик.

Келси засмеялся.

Перед ними среди деревьев стояло большое, невысокое здание с покатой крышей и маленькими заколоченными окнами. Оно цеплялось за жизнь, хоть и едва-едва. Хотя здание было невредимым, оно покосилось, словно уже слишком устало стоять. Из середины крыши торчал стеклянный купол, грязный, но не разбитый; по форме он сильно напоминал шляпу-котелок. Изначальный цвет здания определить было трудно, но сейчас оно стало чёрно-зелёным – стены покрылись мхом и плесенью. Со всех сторон его окружали кусты дикой ежевики. Агрессивные, колючие ветки топорщились, словно копья стражников. Кусты были низкими, едва доставая до немногочисленных окон, но очень густыми; чтобы пробраться через них, явно потребуется кровавая жертва.

– Ты же не хочешь, чтобы мы лезли через них, правильно? – спросил Мик у Девона.

Девон засмеялся.

– Я что, похож на дурака? – Он засмеялся ещё громче. – Постой. Не отвечай.

Его смех был писклявым, почти девчачьим. Мик странно посмотрел на него.

– Пойдём, – сказал Девон, и они обошли здание вокруг.

– Что это было? – спросил Келси.

Девон показал на стену, вдоль которой они шли. Под свесом крыши висела старая, покосившаяся вывеска. Она настолько выцвела, что на ней можно было разглядеть только три буквы: «Ф», «з» и «П». Но рядом с буквами виднелось изображение, которое оказалось неподвластно стихиям.

– Это пицца? – спросил Мик.

– Похоже на то, – ответил Девон. – По-моему, здесь была пиццерия.

– Я люблю пиццу, – сказал Мик, обращаясь к Келси.

Келси улыбнулся.

– Я тоже. Эй, Мик, достань телефон и посмотри, сможешь ли найти что-нибудь об этом здании. Я бы сам это сделал, но забыл телефон дома. Только после обеда заметил. По-моему, я никогда раньше не забывал телефон. Без него чувствую себя голым.

Мик засмеялся и достал телефон.

– Бесполезно, – сказал Девон. – Тут нет связи.

Мик поднял телефон и описал им круг в воздухе.

– Жутики какие.

– Пойдём. – Девон жестом показал ребятам следовать за ним. Когда его кроссовки начали шаркать по земле, а не глухо стучать, как в лесу, он показал на землю.

– Видите? По-моему, тут была стоянка.

– Ага. Смотрите.

Келси показал в дальний конец стоянки, где к дереву был прикреплён знак. Когда-то он, наверное, был белым, сейчас уже посерел, но, прищурившись, Девон сумел разглядеть буквы.

– «Кодля посет»?

– «Только для посетителей», – сказал Келси.

– Нам точно стоит тут находиться? – спросил Мик.

Девон глянул на него.

– А почему нет? За этим местом явно давным-давно не присматривают. Да и вообще, когда мы тусили на заброшенной заправке, всем было по фигу.

– Он прав, – сказал Келси.

– Идите сюда, – сказал Девон. С этой стороны здание казалось точно так же плотно окружённым кустами ежевики, как и со всех остальных сторон, но Девон знал, что это не так. Он перешагнул через разбитый кусок цемента и нагнулся.

– Делайте то же, что и я, – сказал он остальным.

Согнувшись почти до земли, Девон сунул голову прямо в куст ежевики, казавшийся совершенно непроходимым; однако, если присмотреться, было видно, что он не сплошной, а вырос вокруг чего-то. Девон вообще не представлял, что это такое, но в нём было отверстие. Он опустился на колени.

– Тут надо ползти, – сказал он.

Мик застонал, но Келси пожал плечами и ответил:

– Такова уж доля городского исследователя.

Девон ухмыльнулся. Келси был одет в джинсы, порванные на коленях. Девон был уверен, что такие джинсы продаются уже порванными и стоят не меньше ста долларов – и что его мама ни за что не заплатит столько за одни джинсы.

– Оно того стоит, клянусь. Просто ползите медленно, – подбодрил ребят Девон.

Он пополз вперёд, зная, что Мик и Келси последуют за ним. Они были слишком любопытны, чтобы поступить иначе. Примерно через четыре фута отверстие расширилось настолько, что он смог встать. Отряхнувшись, Девон стал ждать остальных.

Он огляделся, по-прежнему не особенно понимая, где находится. Какое-то закруглённое помещение – может быть, специально оформленный вход в ресторан? Должно быть, часть входных конструкций обрушилась, образовав туннель, через который они сюда пробрались, и защитив эту часть пиццерии и от стихий, и от влажного лесного воздуха.

– Да тут прям всё приправлено офигетчупом, – сказал Мик, вставая рядом с Девоном. Изо рта у него пахло любимой виноградной газировкой, а от волос – по́том.

Келси поднялся на ноги и огляделся. Девон заметил, что он поцарапал колено и у него идёт кровь.

– Что это? – спросил Мик.

– Мы когда-то жили у моря, – сказал Келси, – и на пляже стоял сувенирный магазин с акульей головой на входе. По-моему, тут тоже что-то подобное. Не акула, конечно, но голова какого-то зверя. Видите? Вот глаза.

Девон посмотрел вверх, туда, куда показывал Келси. В прошлый раз он этого не заметил. Впрочем, когда он сюда попал в первый раз, было темно. Он побывал здесь в пятницу вечером. Девон хотел найти заброшенное здание раньше, чем «приятель» Келси из города, в котором тот жил раньше, так что пошёл гулять после ужина. Мама, как всегда, легла спать на диване, а он пошёл в лес на поиски. Он и сам не понимал, почему пошёл поздно вечером. Может быть, надеялся заблудиться? Ему было, в общем-то, всё равно. Он просто хотел забыть, что произошло днём.

Но вместо того чтобы заблудиться, он нашёл это место. И пока Девон его осматривал, ему в голову пришла идея. Он держал эту идею в голове всю субботу и всё воскресное утро, пока завтракал с мамой. Когда она снова легла спать, он вернулся и ещё порылся в той заброшке, и идея превратилась в полноценный план.

«Глаза», на которые показал Келси, представляли собой два круглых грязных окна, располагавшихся как раз там, где должны быть глаза, если бы это помещение действительно было головой. А обвалилась, судя по всему, та часть, которая раньше была носом.

– Ага, ты прав, – сказал Мик, повернулся и показал на заколоченную дверь.

– И чего теперь делать? – спросил он, обращаясь уже к Девону.

Слева от двери к стене были приставлены две доски. Девон отодвинул их и показал на боковое окошко с разбитым стеклом.

– Это ты сделал? – спросил Мик.

– Ну да. Тащи меня в полицию.

– Ха-ха. – Мик нахмурился. – Ты хочешь, чтобы я пролез тут?

Окошко было в самом деле довольно узким, но Девон пролез в него без особых затруднений, и он решил, что даже Мик тут протиснется, если втянет живот и они его подтолкнут.

– Да. И для этого я вот что принёс.

Он достал из рюкзака рулон скотча и заклеил плотным слоем всю раму; Мик и Келси молча смотрели.

– Теперь ты не порежешься, когда полезешь внутрь, – сказал он Мику.

Келси пару секунд смотрел на Девона, потом протянул:

– Неплохо придумано.

– Ага, спасибо, – сказал Мик.

«Да, это я, – подумал Девон.  – Мистер Хороший Парень».

Закончив со скотчем, он повернулся боком и проскользнул в отверстие. Изнутри сказал остальным:

– Потолочное окно, конечно, грязное, но пропускает достаточно света. Мик, полезай следующим. Я тебя затащу внутрь, если ты застрянешь, а Келси подтолкнёт.

– Хорошо, – хором ответили Мик и Келси.

Мягкое, округлое плечо Мика протиснулось в отверстие. Он взмахнул рукой, Девон схватился за неё и потащил.

– Ай! – протестующе вскрикнул Мик, но всё-таки пролез в окошко и сумел подняться.

Вслед за Миком внутрь легко влез Келси.

– Ты в порядке?

Мик потёр живот.

– Ага.

Они все огляделись.

– Клёвость какая! – протянул Мик.

Они стояли посреди большого квадратного зала, увешанного картинками со странными персонажами-животными вперемежку со странными разноцветными геометрическими узорами. У одной стены стояла стопка кресел, напоминавшая конструкцию из домино, а у другой стены – стопка столов. В дальнем конце зала располагалась внушительная сцена с открытым занавесом из красного бархата. А на сцене…

– Ёлки-метёлки! – Мик застыл как вкопанный на грязном красном линолеуме, не сводя глаз с трёх фигур на сцене.

– Это что такое? Курица? – спросил Келси, таращась в том же направлении.

– Похоже на то, – сказал Девон.

– А зачем ей кекс? – спросил Мик.

– Может быть, их просто вместе запекли? – спросил Келси и тут же расхохотался.

Девон не смог сдержать смех.

– Хорошая шутка.

Мик тоже засмеялся.

– Ага.

У него заурчало в животе.

– Жалко, что этот кекс не настоящий.

– Пойдём, – Келси направился к сцене.

Отлично. Он втянулся. Девон довольно улыбался.

Они с Миком прошли к сцене вслед за Келси и рассмотрели фигуры внимательнее. Те, казалось, не менее внимательно их рассматривали, но, конечно же, это было невозможно.

Девону пришлось признаться себе, что сегодня ему тут куда комфортнее, чем вчера. Вчера ему было не по себе. Сегодня он вернулся только потому, что…

– Это аниматроники, – сказал Келси.

– Ага, – ответил Девон. – Я так и думал.

– Аниматроники? Типа роботов?

– Вроде того, – сказал Келси. – Аниматроники могут управляться по-разному. Иногда с помощью пневматических или гидравлических механизмов, иногда с помощью электричества. Иногда ими управляют компьютеры.

– Откуда ты всё это знаешь? – спросил Девон, не сумев сдержаться.

– Папа однажды работал над проектом парка развлечений. Там были аниматронные птицы.

– Почему курица, кролик и медведь? – спросил Мик.

– Заходят курица, кролик и медведь в пиццерию… – сказал Келси, и все трое ребят рассмеялись.

«Келси забавный парень», – подумал Девон. Жаль только, что он вот так…

Мик ахнул.

– Это что, крюк?

Слева от сцены располагалось похожее на пещеру углубление, закрытое чёрным занавесом – если верить вывеске, оно называлось «Пиратской бухтой». Девон не заглядывал за занавес. Крюк его пугал.

– Пойдём, – сказал он. – Это ещё не всё.

Словно короткий, не сопровождаемый музыкой «паровозик», ребята обошли грязную пиццерию, освещая путь фонариком Девона. Когда Девон впервые осматривал пиццерию, ему показалось, что он провалился в какую-то временную яму. Внутри было сыро, на потолке и стенах наросла плесень, но заброшенное здание не выглядело разгромленным. Словно ресторан однажды закрыли, и с тех пор в него просто никто больше не заходил.

На кухне не нашлось никакой посуды или приборов, но, как ни странно, вдоль стены стояли несколько кувшинов с дистиллированной водой. В маленьком кабинете со старым, исцарапанным металлическим столом стояла ещё и картотека, к сожалению, запертая. Если бы у Девона были другие планы, он бы обязательно её взломал. Келси предложил так и сделать, но Девон сказал, что к этому они вернутся позже. Он провёл ребят в комнату с панелями управления и старыми громоздкими компьютерными экранами, потом они побывали в паре отвратительных туалетов с побитой плиткой, треснутыми раковинами и торчащими наружу трубами. В одном из туалетов Девону почудилось, что он услышал, как за стеной что-то ползёт. Но он ничего никому не сказал. Судя по тому, как побледнели остальные, они тоже это услышали. И тоже ничего не сказали – все трое просто быстро бросились к двери и, толкая друг друга, выбрались в коридор.

– Круче всего – тут, внизу, – сказал Девон, жестом подзывая остальных.

Сердце Девона колотилось всё сильнее. Его адреналин словно заводил двигатель на стартовой линии. Он с трудом подавил улыбку. Почему он об этом подумал? Ему же не нравятся машины. «Восьмицилиндровый V-образный движок, 6,2 литра», – нараспев произнёс он про себя.

– Кладовка? – спросил Мик. – Ты хотел, чтобы мы увидели кладовку?

Девон ухмыльнулся.

– Ага. Пойдём.

Он открыл дверь большой кладовой, посветил фонариком в комнату и отошёл в сторону, чтобы остальные увидели, что внутри. Больше всего это напоминало гардероб какого-то сумасшедшего.

На длинных кронштейнах, которые шли по всей длине двух стен в комнате, висели безголовые звери. Ну, точнее, не прямо безголовые звери, а безголовые костюмы зверей на вешалках – выцветшие, пыльные, кое-где заплесневелые, растрёпанные, с облезающей шерстью. Вдоль третьей стены стояла этажерка с тремя полками, на которых лежали головы – медведей, кроликов, птиц, собак. Все головы казались немного побитыми, словно ими играли в боулинг или ещё что-то такое, но вот глаза у всех были на месте. Они все таращились прямо вперёд, словно их выстроили для переклички.

– Ужоснаф, – протянул Мик.

Девон посмотрел на Келси. Его глаза сияли. Он начал копаться в шкафах, которые стояли вдоль стены по обе стороны от двери.

– Вы только посмотрите на это всё! – воскликнул он, показывая на коробки с гвоздями, винтами, скобами, проводами и чем-то похожим на металлические суставы. Развернувшись, он широко улыбнулся Девону.

– Ты гений, Девон. Я, наверное, стащу отсюда один из костюмов и, может, даже сделаю нашего собственного аниматроника для моей мастерской.

Девон не смог не отметить, что Келси говорил о «моей» мастерской. На прошлой неделе мастерская была «нашей».

В ушах зазвучало что-то похожее на шум текущей воды. Он был уверен, что это кровь, которая бежит по венам от волнения.

– Смотри сюда. – Девон подозвал Келси жестом и прошёл в дальний конец комнаты, к маленькому шкафу в углу. Его ботинки скрипуче стучали по полу; звук казался до странности угрожающим.

Девон нашёл этот шкаф, когда пришёл сюда впервые; он был отчасти скрыт за костюмами, висевшими на внутренней стене комнаты. Именно шкаф и подал Девону эту идею. Но только во второй раз он, так сказать, принял окончательное решение.

Келси посмотрел на Девона, потом взялся за металлическую ручку шкафа. Отойдя назад и чуть в сторону, он медленно приоткрыл дверь на несколько дюймов. Удостоверившись, что ничего на него оттуда не выскочит, он открыл дверь до конца. Луч фонарика Девона отразился от пары больших круглых глаз.

Мик встал позади них.

– Что это?

Келси потрогал руку жёлтого медведя ростом с человека, который стоял перед ними. Девон знал, что он почувствует. Рука тяжёлая.

Это не просто меховой костюм вроде тех, что висят на вешалках. Это…

– Это аниматронный костюм, – сказал Келси. – У него есть аниматронные, м-м-м, возможности, но ещё его можно носить как костюм. Я читал про всякие суперсовременные фишки – залезаешь в костюм, а он считывает твои жизненные показатели, реагирует на пульс, температуру и всякое такое. Некоторые даже реагируют на конкретные команды – помогают человеку говорить голосом персонажа. Но я не уверен, что этот костюм из таких. Слишком уж он старый. Интересно, как он работает? – Он снова потянул за руку. – Давайте вытащим его отсюда. Помогите мне.

– Конечно, – сказал Девон. – Мы справимся.

Всё шло даже лучше, чем он представлял. Девон думал, что Келси придётся уговаривать, но, похоже, он сам собирался всё сделать за него.

Словно так и было задумано.

Ребята закряхтели от натуги; Мик несколько раз чихнул, когда с медведя полетели клубы пыли и клочки шерсти. Вместе им удалось вытащить костюм медведя из шкафа и поставить его посреди кладовой. Они положили медведя на спину и, тяжело дыша, уставились на странного персонажа, чьи невидящие глаза смотрели прямо вверх, на потолок, где в свете фонарика Девона плясали тени.

– Давайте вытащим его в главный зал, чтобы разглядеть получше, – предложил Девон.

– Ага, – ответил Келси.

Опять кряхтение, сопение и чиханье, и вот жёлтый костюм медведя уже лежит посреди обеденного зала пиццерии. Девон понял, что время пришло.

– Мик, сходи, пожалуйста, в кладовку, найди крышки для всех этих коробок с винтами и прочим. Как соберёшь их, принеси сюда. Заберём их в мастерскую Келси.

Мик оглянулся на мрачный коридор.

– Возьми мой фонарик, – сказал Девон.

Мик снова посмотрел на медведя и вздрогнул.

– Хорошо, – сказал он.

Как только Мик вышел из комнаты, Девон сказал Келси:

– Этот медведь похож на тебя.

– Э-э-э?

– Ну, не такой клёвый, но у него мех почти того же цвета, да и улыбается он прямо как ты обычно. Если ты сможешь заставить этот костюм работать, то он станет талисманом твоей мастерской.

Келси ухмыльнулся.

– Неплохо звучит.

Он подошёл к медведю и схватился за его голову обеими руками.

– Эта штука снимается?

Он потянул, и голова медведя отделилась от костюма. Заглянув внутрь туловища, Келси принюхался.

– Пахнет не слишком отвратительно – не хуже, чем тут везде.

– Ага. Я тоже заметил.

Девон подтолкнул Келси локтем и ухмыльнулся.

– Не хочешь примерить?

Келси заглянул в верхнее отверстие костюма, потом пожал плечами.

– Почему бы и нет?

Он присел, потом полез внутрь.

– Довольно удобно, – с улыбкой сказал он, просунув в костюм руки и ноги. – Теперь давай голову.

Девон как раз пристёгивал голову, когда в комнату вошёл Мик, таща за собой стопку пластиковых коробок.

– Крышек нет. Не знаю даже, как мы это всё отсюда вытащим…

Он запнулся и уставился на медведя, лежащего на полу. Потом огляделся.

– Где Келси?

– Я тут, – отозвался Келси.

Мик вытаращил глаза.

– Что за…

Келси сел и сказал:

– Не знаю, как в этой штуке вставать, но, эй, я могу станцевать танец вак.

Он замахал руками, выделывая сложные танцевальные движения.

Когда он вытянул обе руки прямо в стороны, раздался оглушительный металлический хлопок, отразившийся от всех четырёх стен. Вслед за хлопком послышался звук, похожий на скрип ногтей по грифельной доске. А за скрипом, не менее внезапно, последовал громкий ШЛЁП. После этого послышался целый каскад щёлкающих звуков, словно один за другим срабатывали стальные капканы.

Келси начал кричать ещё после первого щелчка.

Однажды, когда Девон был маленьким, мама везла его на машине в школу, и под колёса угодила кошка. Кошка умерла не сразу. Она издала звук, в котором будто слились все звуки страдания сразу: крик, вой, вопль и другие шумы, которые Девон даже описать не мог. Это звукосочетание Девон запомнил навсегда. И всегда считал, что это будет худшее, что он когда-либо услышит в своей жизни.

Он был неправ.

Худшим звуком стал этот.

И звук – это ещё не самое худшее. Да, он был жутким. Но ещё хуже – намного, намного хуже – были движения. Костюм начал дёргаться в ужасном спазматическом танце. Выглядело всё так, словно у потраченного молью, кое-где покрытого плесенью золотого медведя начались конвульсии.

Но они были не у медведя. Девон знал, что это дёргается не медведь.

Это был Келси.

«Что я наделал?!» – подумал Девон.

– Что с ним такое? – закричал Мик.

Девон даже подпрыгнул. Его настолько загипнотизировали страдания Келси, что он даже забыл, что Мик тоже рядом с ним.

Крики Келси смолкли, словно кто-то – или что-то – перерезало ему голосовые связки. Костюм перестал двигаться.

Только сейчас Девон заметил, что костюм стал красным. Тёмного, влажного красного цвета.

– Это… – показал пальцем Мик, потом опустился на колени. – Это кровь!

Да, это была кровь.

Девон присел на пол и подобрал под себя ноги. Кровь за несколько секунд пропитала свалявшуюся шерсть медведя и полилась на пол. Поскольку линолеум и так был кроваво-красным, кровь Келси сливалась с ним. Девон мог её разглядеть только потому, что кровь Келси двигалась. Она собралась в похожую на амёбу бесформенную лужицу, которая словно пыталась уползти подальше от промокшего насквозь костюма.

Девон уставился на движущуюся кровь. Казалось, что она живое существо, мыслящее красное озеро, которое тянется вперёд и ищет…

Девон поспешно отполз подальше. Застонав, он закрыл лицо руками.

Он хотел совсем не этого. Девон собирался просто закрыть Келси в костюме медведя и уйти на часик, чтобы перепугать его, чтобы отомстить за то, что произошло в пятницу. Если бы он хоть на минуту задумался, что может случиться такое…

Да, он злился и завидовал. Ещё с пятницы, а может быть, даже раньше, он возненавидел Келси больше, чем кого-либо или что-либо раньше. Он ненавидел Келси даже больше, чем сбежавшего из семьи отца.

Он ненавидел Келси, потому что у Келси было всё, что хотел Девон. Когда показалось, что у него есть какие-то шансы с Хизер… Ладно, может быть, он просто занимался самообманом, но всё равно, ему не дали даже возможности это проверить. Появился Келси и подружился со всеми примерно за две секунды. Девон всю жизнь пытался найти хоть ещё одного друга, кроме Мика. Келси не имел права получить всё так легко и без усилий!

Но это не значило, что он заслужил такого.

– Дев?

Девон смахнул с глаз слёзы – он даже не заметил, как они появились в уголках глаз.

– Дев!

Он вытер лицо и посмотрел на Мика. Мик сидел на полу по другую сторону истекавшего кровью медвежьего костюма. Ну да, конечно. Истекающего кровью костюма медведя. Девон всё ещё пытался себя обмануть. Кровь идёт не у медведя, а у Келси.

Девон услышал, как Мик громко икнул, и понял, что тот плачет. По его грязному лицу текли слёзы, придавая ему странный облик, похожий на вертикальную боевую раскраску какого-то неизвестного племени. «Бедняга», – подумал Девон. Мик был недостаточно зрелым, чтобы справиться с чем-то подобным.

А Девон что, достаточно зрелый? Он издал лающий смешок.

Мик, не сводивший глаз с костюма медведя и потока крови, резко повернулся к Девону.

– Почему ты смеёшься? – спросил он срывающимся голосом.

Девон покачал головой.

– Это… неважно. Я… Наверное, я… может, это шок.

Мик несколько секунд смотрел на него, потом снова отвернулся к костюму и вздрогнул.

– Посмотри на него. Он ещё двигается. Он ещё жив. Надо вытащить его оттуда.

Девон посмотрел на костюм. Он действительно подрагивал, словно огромное окровавленное сердце, отбивающее последние удары.

Мик повторил:

– Надо вытащить его оттуда.

– Мы не сможем, – сказал Девон.

– О чём ты?

Мик, приоткрыв рот, по-прежнему обливаясь соплями и слезами, смотрел не отрываясь на всё ещё подрагивавший костюм. Сколько уже прошло времени? Девон не знал.

Ему казалось, что его вообще здесь нет. На самом деле, конечно, он всё ещё был здесь, но не здесь. Он вернулся в прошлое. Вот отец садится в машину, чтобы уехать и не вернуться. Вот усталая мама снова готовит на ужин макароны с сыром из коробки. Вот он пошёл в школу и смотрит, как остальные ребята шутят и смеются друг с другом. Вот они с Миком сидят в своём «клубном доме» на заброшенной заправке. Вот он не сводит глаз с Хизер в надежде, что она его заметит. Вот наслаждается моментом, когда она произносит его имя. Вот слушает, как она говорит о справедливости на уроке социологии.

Он видел её, одетую в красный свитер, и слышал, как она отвечает своим звонким голосом:

– Я считаю, что справедливость – это расплата.

Расплата. Вот, что он хотел сделать – поквитаться. Он хотел справедливости. Расплаты.

Келси сделал ему больно. Заставил Девона поверить, что он может поучаствовать в чём-то крутом, а потом просто вышвырнул его. Это было больно, словно удар чем-то острым.

Он только хотел, чтобы Келси тоже почувствовал что-то подобное. Может быть, он хотел нанести Келси душевную рану – точно такую же, какие оставались у Девона после каждого отказа, который ему довелось пережить.

Но вот этого он не хотел. Не хотел.

«Может произойти какой-нибудь несчастный случай», – послышался в голове голос Хизер.

Девон вскрикнул, когда Мик потряс его за плечо. Как Мик вообще сюда попал? Девон нахмурился и потряс головой, на которую налипла паутина.

– Почему ты мне не отвечаешь? Я уже несколько раз тебя спросил, о чём ты. Что значит «Мы не сможем его отсюда вытащить»?

Мик стоял близко. Слишком близко.

Девон видел, как у него под носом засыхает сопля.

– Я о том, что мы не можем, потому что… – Девон застонал.

Мик несколько секунд смотрел на него, потом медленно отполз назад.

– Ты сделал это специально?

Девон не ответил.

– Специально?!

Девон попытался набрать достаточно слюны, чтобы хоть чуть-чуть смочить пересохший рот.

– Ты убил его?! – закричал Мик.

– Нет! – Девон вскочил с пола и стал расхаживать туда-сюда. Из его глаз вдруг хлынули слёзы, и он не мог сдержаться. – Нет!

– Но что тогда произошло?

Мик начал раскачиваться, обхватив руками колени.

Девон уставился на окровавленный костюм, потом потёр лицо.

– Я хотел ему отомстить.

– Убив его?! – Мик, пошатываясь, поднялся на ноги.

– Нет!

– А как?

– Когда я пришёл сюда в прошлый раз, я нашёл костюм и попытался просунуть в него руку.

Его слова были искажены всхлипываниями, и он это знал. Девон видел, как Мик сосредоточенно прислушивается, пытаясь понять его.

– Внутри костюма есть специальные замки. Когда они защёлкиваются, самому снять костюм почти невозможно.

Девон постучал пальцем по марлевой повязке на тыльной стороне ладони – он содрал там кожу, когда пытался вытащить её из тяжёлой руки костюма.

– Значит, ты знал, что так будет?

– Нет. То есть да. Но нет. Я просто хотел его напугать! Решил, что после того, как замки сработают, мы оставим его тут до заката… просто чтобы он побоялся немного! Я хотел, чтобы он почувствовал, как несправедливо с ним поступили – точно так же, как и он с нами! Чтобы ему стало так же плохо, как мне, когда он и его сосед уехали с… Я хотел, чтобы ему было больно. Но не хотел, чтобы ему стало больно… тем более так!

Золотой костюм вздрогнул, из него послышался клокочущий звук.

– Он ещё жив, – прошептал Мик. Он направился к костюму, но Девон схватил его за руку.

– Не трогай!

Мик вырвался, на мгновение уставился на Девона, а потом побежал к выходу.

– Нам надо позвать на помощь!

Девон бросился за ним и снова схватил за руку.

– Нет, нельзя!

– Что? Почему?

– Нас посадят в тюрьму.

– Тебя посадят в тюрьму.

– Ты хочешь, чтобы меня посадили?

– Нет! Конечно, нет.

– Мы разве не всегда были вместе?

– Ну да.

– Сейчас мы тоже вместе в это ввязались.

Девон повернулся и посмотрел на Келси и окровавленный пол. Красные ручейки текли уже не так быстро, но всё ещё двигались – ползли по красному линолеуму, словно армия красных солдат.

– Никакая помощь сюда уже не успеет. Он потерял слишком много крови. Если мы попытаемся кого-то вызвать, у нас будут проблемы.

Мик ещё пристальнее уставился на Девона.

– Тебе вообще его жалко?!

– Конечно, жалко! – заорал Девон.

Мик поднял руки.

– Ладно. – Он сделал дрожащий вдох. – Ладно.

Девон понял, что его трясёт. Обе ноги подкашивались. Пришлось сосредоточить все силы, чтобы удержаться в вертикальном положении.

Он убийца.

По спине пробежал холодок. Он даже не знал, чего больше боится: того, что совершил, или проблем из-за того, что совершил?

Он сделал глубокий вдох и расправил плечи.

– Так. Вот что мы сделаем.

Майк потёр нос и посмотрел на Девона так, словно тот мог всё исправить.

Девон не мог исправить ничего.

– Мы не можем отменить того, что уже произошло, – сказал он.

– Мы? – возразил Мик. – Ты так говоришь, словно я тоже в этом замешан. Я в этом не замешан!

– Хорошо. Я. Я не могу этого отменить. Так что теперь у нас выбор небольшой. Либо мы всё расскажем, и меня посадят в тюрьму, либо не расскажем, и меня не посадят. Келси так или иначе останется таким, как есть. Если бы я мог, я бы этого не сделал. Мне жаль. Очень, очень жаль. Но Келси этим не поможешь. И если я сяду в тюрьму, это тоже ему не поможет.

– Ты говоришь, что мы должны его здесь бросить, – едва слышно проговорил Мик.

Девон глубоко вздохнул и ответил:

– Да. Именно это я и говорю.

Около минуты ребята стояли молча.

За окном каркнула ворона. Потом ещё одна. Внутри же тишину нарушало лишь напряжённое дыхание Девона и Мика. Обоих душили слёзы. Неровные, быстрые вздохи звучали жутко.

Но не так жутко, как сухое, суетливое постукивание. Что это вообще такое?

Девон схватил Мика за руку.

– Пойдём. Где ты оставил рюкзак?

Мик показал на стену возле входа – он лежал там рядом с рюкзаком Девона. Девон заставил себя обернуться и поискать взглядом фонарик. Он лежал рядом со стопкой коробок, которые Мик притащил из кладовки. Девон прошёл туда по широкой дуге, держась как можно дальше от костюма медведя и крови, и поднял фонарик.

– Ты ничего больше не оставил?

Он попытался не обращать внимания на копошение, которое явно доносилось из костюма медведя.

Мик, который стоял с остекленевшими глазами, моргнул и огляделся.

– По-моему, нет.

Девон заставил свои ноги работать. Его до сих пор трясло, и он едва мог дышать. Но нужно было уходить. Засунув фонарик в рюкзак, он схватил Мика за руку.

– Пойдём.

Девон протиснулся сквозь боковое окошко, потом вытащил через него и Мика. Мик кряхтел от боли, но не жаловался.

А вот когда они снова выбрались под свет ранневечернего солнца, Мик спросил:

– А что делать с рюкзаком Келси?

Девон посмотрел на заброшенную пиццерию. Надо ли вернуться и забрать его? И что с ним делать? Нет. Никто сюда не придёт. А если придёт и проберётся внутрь, найдёт Келси. Правильно? Значит, рюкзак Келси тем более должен остаться здесь, правильно?

Девон посмотрел на Мика; тот обшаривал взглядом лес, словно пытаясь понять, где же они находятся. Девон схватил его за руку.

– Пойдём.

Той ночью Девон боялся уснуть. Думал, что ему приснятся кошмары.

Но нет. Под конец дня он настолько устал, что сон накрыл его, словно чёрная пелена. И эта чёрная пелена была его лучшим другом. Блаженное ничто стёрло из памяти события дня, и это ощущение задержалось даже на следующее утро. Чёрная пелена напоминала толстые шторы, которые мама повесила на кухне. Через них можно было видеть очертания, но не мелкие детали.

Во вторник утром Девон точно знал, что́ сделал вчера днём. Он помнил всё, но настолько расплывчато, что это казалось чем-то нереальным, словно он просто посмотрел фильм ужасов, а не пережил это на самом деле.

Прежде чем они с Миком разошлись вчера вечером по домам, Девон сказал Мику:

– Мы вместе.

Мик повторил эти слова без всякого выражения, словно робот, у которого заканчивался заряд.

Вчера перед сном это беспокоило Девона. Но сегодня он уже ничего не боялся. Мик не проболтается.

Мик действительно не проболтался. Он вообще был молчалив. Слишком молчалив.

За предыдущие десять лет Девон привык к тому, что каждое утро начинается с неумолчной болтовни Мика. Но сегодня Мик не болтал.

Они сидели возле каменной стены, где обычно обедали; с тех пор, как Девон встретился с ним перед уроками, чтобы дойти до школы вместе, он произнёс всего два слова: «Эй, Дев».

Сумеречное чувство отрицания всё ещё держалось в голове Девона, но постепенно оно рассеивалось. Когда миссис Паттерсон заметила, что Келси не пришёл на урок, тонкий барьер, отделявший Девона от того, что он совершил, пошёл трещинами. Он начал вспоминать подробности.

Мик открыл пакет с едой без прежнего энтузиазма.

Девон попытался растормошить друга.

– Чего тебе сегодня дали?

Мама обычно клала Мику вместе с обедом по крайней мере одну «вкуснятину».

– Чё? – Мик втянул носом воздух. – А. Не знаю.

Девон вздохнул.

Мик отложил пакет, наклонился к Девону и прошептал:

– Я не могу перестать о нём думать.

– Тс-с, – прошипел Девон. – Не здесь.

Глаза Мика уже были на мокром месте, лицо покраснело.

Девон огляделся, потом похлопал Мика по руке.

– Всё нормально. Поговорим об этом днём, хорошо? В нашем лагере.

Он надеялся, что слова про «наш лагерь» успокоят Мика. Мику нравилось, когда Девон называл лагерем их самодельный брезентовый навес, служивший временным укрытием.

Мик утёр глаза.

– Хорошо.

Но ответил он так тихо, что Девон едва его расслышал.

Устроившись по-турецки на прохладной, но сухой земле, Мик начал играть с кучкой маленьких еловых шишек. Девон смотрел на друга, ожидая, что он хоть что-то скажет. Он прождал несколько минут.

Наконец Мик спросил:

– Что, если он ещё жив? – Он поднял голову от своей композиции из шишек, потом снова опустил. – Я не могу об этом не думать. Что, если он ещё жив?

Девон не ответил. Он тоже об этом думал, хотя и всеми силами пытался гнать эту мысль.

– Меня чуть не вырвало, когда на уроке назвали его имя, – сказал Мик.

Девон его отлично понимал, но решил об этом не говорить. Вместо этого он ответил:

– Думаю, вряд ли он жив.

Мик поднял голову и, моргнув, посмотрел на Девона.

– Но ты не уверен.

Девон покачал головой. Он практически слышал, как рвётся хлипкий барьер, защищавший его от вчерашнего дня. Он крепко зажмурился… словно это могло как-то помочь.

– Да. Не уверен.

Среда. Четверг. Пятница.

К среде по школе разошлись паника и удивление, словно взрывная волна после падения атомной бомбы. Все только об этом и говорили. Где Келси? К поискам подключилась полиция.

Мик заболел и все эти три дня провёл дома. Когда Девон пошёл его проведать, Мик поклялся, что никому ничего не расскажет. Но всё, что он съедал, тут же просилось обратно. Мама думала, что у него желудочный грипп.

Девон перенёс всё лучше, чем Мик. Годы, проведённые в качестве школьного изгоя, подарили ему умение сохранять безучастное выражение лица, что бы он ни чувствовал на самом деле. Он занимался своими делами, оставаясь почти невидимым. Он был уверен, что выглядит совершенно нормально… хотя чувствовал себя как угодно, но не нормально. Все мышцы в теле забились. Двигаться было больно. Но сидеть на месте он тоже не мог. К концу недели Девон уже сгрыз себе почти все ногти.

В пятницу днём мистер Райт объявил о результатах следствия: полиция пришла к выводу, что Келси сбежал из дома. Судя по всему, никто не видел, как Келси уходил из школы вместе с Девоном и Миком; а куда Келси собирался, он никому не сказал. Ни то, ни другое Девона не удивило. Насколько ему было известно, из школы этим путём уходили только они с Миком; только они сокращали путь через товарную станцию. И, конечно, Келси ни за что бы никому не сказал, что идёт куда-то с Миком и Девоном. Достаточно было провести в школе всего пару дней, чтобы понять, что общение с Миком и Девоном – это общественное самоубийство. Келси был достаточно умён, чтобы догадаться. Девон до сих пор удивлялся, что Келси вообще хотя бы извинился перед ними в понедельник. Он думал, что заманить Келси туда, куда планировалось, будет намного сложнее…

Может произойти какой-нибудь несчастный случай.

Девон навестил Мика в пятницу после школы. Мик как раз ел суп.

– Он наконец-то ест нормально, – сказала мама Мика, приобняв Девона в дверях. – Он вряд ли заразный, или ещё что такое. Заходи.

– Спасибо, миссис Каллахан, – Девон улыбнулся полненькой рыжеволосой веснушчатой женщине.

Ему казалось, словно под кожей у него ползают жуки. Это всё из-за объятий. Девон чувствовал себя так же каждый раз, когда его обнимала мама. Он не заслуживал объятий.

– Хочешь супа, дорогой? – спросила миссис Каллахан. – У нас его много.

Девон покачал головой.

– Не. Ой, извините… нет, спасибо.

Миссис Каллахан потрепала его по подбородку.

– Мальчики, вы так быстро растёте!

С этими словами она быстро удалилась.

Девон плюхнулся на красное кресло-мешок, лежавшее прямо за дверью комнаты Мика и Дебби.

– Эй, – сказал он Мику и посмотрел на яркую синюю занавеску в жёлтый горошек, разделявшую комнату.

Мик, завернувшийся в красное покрывало с супергероем и опиравшийся на две подушки в одинаковых наволочках, вытер рот.

– Эй.

Он собирался было что-то сказать, но потом продолжил есть суп из огромной оранжевой тарелки.

Девон оглядел крохотную комнатку.

В отличие от комнаты Девона, почти пустой, не считая нескольких плакатов с видами природы и пары коллекций камней, в комнате Мика было полно игрушек. Она больше напоминала детскую, а не комнату пятнадцатилетнего подростка. В той половине комнаты, которую занимал Мик, мебели было не особенно много – только кровать, тумбочка и книжный шкаф со встроенным столом. В шкафу, кроме книг, заметное место занимали игровые куклы с героями боевиков и фантастики и настольные игры.

Девон снова посмотрел на занавеску. Мик, судя по всему, это заметил.

– Дебби сегодня в гостях у подруги.

Девон кивнул.

Мик бросил ложку, и она с лязгом упала в тарелку. Он вытер рот, а потом сказал прямо через салфетку, прижатую к лицу:

– Что, если он ещё жив?

Девон оглянулся, проверяя, закрыл ли за собой дверь.

– Мама на кухне, – сказал Мик. – А папы нет дома. – Он отставил поднос с тарелкой в сторону. – Я никому не сказал и не собираюсь. Но не могу перестать думать о нём. Что, если он жив?

– Прошло шесть дней.

– Да, но…

– Он не жив.

– Он мог выжить.

– Как? Он не мог двигаться. И воды у него нет.

– Сколько человек может протянуть без воды? – спросил Мик.

Прежде чем Девон успел ответить, Мик сказал:

– Подожди! Там же была вода. На кухне.

Девон напрягся. Мик прав.

– Что, если Келси сумел до неё добраться? – спросил Мик.

– Как? Костюм очень тяжёлый, а он потерял немало крови.

И это очень мягко сказано.

Мик сжал губы и задумался.

– Да, но что, если костюм помог ему, как те крутые модели, о которых он рассказывал? Что, если он помог ему дойти до кухни?

Девон подумал, что это звучит как-то совсем уж безумно. Но, с другой стороны, что из произошедшего не было безумно?

– Если так и произошло, он, возможно, ещё жив, и мы не можем его так оставить! – Мик наклонился вперёд. – Я ничего никому не скажу. Клянусь. Но сначала нам надо вернуться и убедиться, действительно ли он, ну, ты понимаешь… или нет. Если он жив, мы должны помочь ему. Просто обязаны. Вот и всё.

Мик, похоже, не отступится.

– Ладно, – сказал Девон. – Но мы никуда не пойдём. Я пойду.

– Но…

– Твоя мама ни за что не отпустит тебя в лес. Она думает, что у тебя был грипп. А если ты прав, ждать нам больше нельзя. Я пойду.

– Что, если он жив? Как ты дотащишь его до больницы?

– Я позвоню кому-нибудь после того, как осмотрю его.

Вспомнив, что в пиццерии не ловит мобильный телефон, он добавил:

– Ну, в смысле, я возьму с собой бинты и прочее всякое, чтобы… как там это называется? Стабилизировать, во. Я стабилизирую его состояние. Я могу остаться с ним и ухаживать за ним, пока ему не станет лучше. Возьму с собой еду, воду. А потом, когда ему станет лучше, я уйду туда, где ловит мобильник, и вызову помощь. За это время я ещё и смогу его убедить никому ничего не рассказывать.

Мик потёр нос и задумался. А потом сказал:

– Хорошая идея.

Девон посмотрел на своего невинного друга. Мик даже не подозревал, о чем он сейчас думает.

Девон с трудом поднялся с кресла-мешка, подошёл к кровати Мика и положил ему руку на плечо.

– Пообещай мне кое-что.

– Что?

– Я не знаю, сколько мне понадобится времени, чтобы вытащить Келси из костюма и помочь ему выздороветь. Ты должен прикрывать меня.

Мик кивнул.

– Как?

– Я скажу маме, что несколько дней поживу у тебя, потому что тебе нужна компания на время, пока Дебби нет. Она мне поверит.

– Хорошо.

– А если я не вернусь в понедельник, скажи учителям, что я лежу дома и болею. Понял?

– Хорошо, это я смогу.

– И говори так столько, сколько надо. Каждый день говори, что я болею. Уверен, что справишься?

Мик кивнул.

– Что бы ни случилось, ты не должен говорить, где я на самом деле.

– Хорошо. Если хочешь, могу поклясться на пальцах. «Мы вместе».

Девон пожал плечами.

– Ладно.

Он протянул указательный палец, и Мик поклялся, что будет покрывать Девона столько, сколько понадобится.

– Ты хороший друг, – сказал Девон.

Мик широко улыбнулся.

Вернувшись домой после визита к Мику, Девон сказал маме, что пойдёт ночевать к Мику.

– Очень мило с твоей стороны, сынок, – сказала она, судя по всему, с большим облегчением.

Девон решил, что она, должно быть, решила лечь спать пораньше.

Девон прошёл в свою почти пустую комнату и огляделся. Он не знал, что же будет делать, когда вернётся в пиццерию, но если он действительно собирается туда идти, ему нужны инструменты.

Он присел на край двуспальной кровати. Она прогнулась под его весом, одна из пружин жалобно заскрипела.

Может быть, лучше он вообще никуда не пойдёт, а потом просто скажет Мику, что вернулся и нашёл Келси мёртвым?

Нет, так не пойдёт. В понедельник он спал, конечно, хорошо, но вот после этой ночи начались кошмары. Во всех этих кошмарах Келси становился зомби и преследовал Девона повсюду, куда бы он ни пошёл.

Нет. Надо вернуться и удостовериться.

Он взял рюкзак и вытряхнул оттуда книги и телефон. Посмотрев на телефон, Девон вздохнул. Ну отлично. Разрядился. Вот блин. Он подключил телефон к зарядке. Хотя, с другой стороны, телефон всё равно не будет работать рядом со зданием. Девон снова огляделся, и его взгляд задержался на молотке, лежавшем на нижней полке открытого шкафа. Он взял его у мамы пару недель назад, чтобы починить полку, и так и не вернул. Подойдёт, чтобы вскрыть костюм… если придётся.

Когда Девон добрался до удушенного ежевикой здания, солнце уже начало опускаться за горизонт. Он достал фонарик и молоток и полез в отверстие, оставшееся после того, как обвалилась голова зверя, которая служила входом.

Войдя в лес, он изо всех сил старался не обращать внимания на шорох, стрёкот и треск вокруг. «Просто маленькие лесные зверьки», – всё повторял он себе, нервно пережёвывая шоколадный батончик, который должен был послужить ему ужином.

Что его ждало внутри?

Глубоко вдохнув, Девон дополз до предбанника, а потом, поколебавшись лишь несколько секунд, влез в боковое окошко. Внутри, впрочем, он застыл и обвёл комнату лучом фонарика, который держал в подрагивавших руках.

Он практически ждал, что Келси в своём окровавленном медвежьем костюме сейчас поднимется прямо перед ним и набросится на него. Девон был готов тут же юркнуть обратно в окно.

Но никто на него не набросился. Он был один. Ну, не считая тела Келси в костюме медведя и аниматроников на сцене.

Девон осторожно шагнул вперёд, остановился и прислушался. В здании стояла полная тишина. Зловещая тишина. Девону очень хотелось бежать бегом, хотя вокруг ничего не двигалось и не гналось за ним.

Он подавил нараставший страх и шагнул вперёд.

Обойдя пропитанный кровью костюм медведя, лежавший посреди зала, Девон обошёл всю пиццерию. Он заглянул во все комнаты, посветил фонариком во все тёмные уголки. Девон смотрел достаточно много сериалов, чтобы знать: прежде чем расслабиться, надо «очистить здание».

Всё осталось таким же, как было, когда они ушли отсюда в понедельник… за исключением запаха. Землистый, металлический запах крови ударил в нос Девону, едва он вошёл внутрь. С запахом крови соперничал ещё один запах – болезненно-сладкий, тошнотворный. Девон был почти уверен, что так пахнет разлагающийся труп, но всё же не полностью уверен.

Ладно. Он и так уже откладывал это до последнего.

Медленно, шаркая ногами, Девон подошёл к костюму медведя. Он остановился, дойдя до края лужи крови. Его легко было заметить. Высохшая кровь почернела, став темнее, чем пол, и её очертания резко выделялись в свете фонарика Девона.

Стиснув зубы, Девон наклонился и прикоснулся к крови, а потом сразу же отдёрнул руку. Кровь всё ещё была немного липкой.

Нормально. Это нормально. К этому он был готов. Девон не знал, сколько нужно времени, чтобы кровь засохла полностью, но понимал, что сырость может замедлить этот процесс.

Девон снял рюкзак и вытащил из него пластиковое покрывало. Вместо того чтобы принести еду и бинты, как он обещал Мику, Девон принёс покрывало. Он знал, что Келси не мог выжить, и не хотел сидеть в крови, чтобы проверить…

Девон заставил себя перестать думать. Он поставил рюкзак у стены и расстелил покрывало возле головы костюма.

Пришлось дышать носом, потому что здесь запахи крови и разложения были сильнее. Келси точно мёртв.

Но Девон не сможет спать спокойно, пока не убедится в этом.

Он навёл фонарик на голову медведя и весь напрягся, ожидая, что сейчас из пустых глазниц медведя на него посмотрят глаза Келси. Но…

Ничего.

Глазницы были пустыми и тёмными.

Девон наклонился ближе и посветил в них фонариком. Почему он не видит лица Келси?

Он оглянулся, чтобы проверить, один ли он в зале. Аниматроники на сцене не двигались? Он резко втянул носом воздух и осветил их фонариком, потом нахмурился. Девон не помнил, как они стояли раньше. Подержав на них свет ещё несколько секунд, он снова вернулся к своей основной задаче. Он нагнулся ближе к морде медведя, но всё равно так ничего и не увидел.

Придётся снимать голову. А для этого надо дотронуться до окровавленного меха. К счастью, он и к этому приготовился.

Девон сунул руку в карман штанов, извлёк из них пару маминых резиновых перчаток для уборки и надел их. Положив фонарик на грудь медведя так, чтобы он освещал шею, и подождав пару секунд, чтобы убедиться, что грудь не двигается, Девон нащупал замок, удерживавший голову на месте. На поиски понадобилось лишь несколько секунд, но вот открыть его не удалось. Девон нажимал на него, тянул на себя, зажимал между пальцами, в конце концов даже ударил молотком. Но голова от туловища не отделялась.

Ну ладно. Девон всунул молоток в пасть медведя гвоздодёром вперёд и, используя молоток как рычаг, открыл её.

Он резко вдохнул, услышав, с каким скрежетом открывается рот. Словно зубы скрипят. Но почему? Рот же открывается, а не закрывается.

Выдохнув, Девон посветил в пасть медведя фонариком, наклонил голову и заглянул внутрь.

Там ничего не было.

Серьёзно?

Девон ещё раз посветил фонариком внутрь головы. Пусто.

Костюм медведя что, отрезал Келси голову? Ага, и что с ней потом сделал? Съел?

По рукам Девона побежали мурашки – он вспомнил свой рассказ о домике-батуте. Если уж надувной домик может съесть ребёнка, то костюм медведя вполне может съесть подростка. Правильно?

– Соберись, – пробормотал он.

Где-то в здании что-то тихо всхлипнуло. Девон резко обернулся и обвёл комнату лучом фонарика. Звук напоминал шипение или хриплый выдох. Он донёсся сзади?

Или спереди?

Девон быстро развернулся обратно к костюму медведя, чтобы осмотреть его. Окровавленный мех блестел в свете фонаря, но костюм не двигался.

– Давай дальше, – скомандовал себе Девон.

Он нагнулся и снова направил свет фонарика в пасть медведя. На этот раз он попытался заглянуть вниз, внутрь туловища.

Поначалу он ничего не увидел, но потом ему показалось, что где-то там, дальше, всё-таки что-то есть. Келси как-то сумел соскользнуть вниз? Это его волосы видит Девон? Он поворачивал фонарик туда и сюда, но лучше разглядеть так и не удалось. Придётся действовать на ощупь.

Радуясь, что надел перчатки, Девон расправил плечи и глубоко вздохнул, потом просунул руку по самое плечо в пасть медведя, внутрь костюма. Пошарив внутри, он так ничего и не нашёл.

Но кое-что услышал. Кто-то – или что-то – позвало его по имени.

– Девон!

Девон дёрнулся и попытался вытащить руку из костюма. Но медвежья пасть с треском и лязгом сомкнулась на его руке. Треск издала кость в руке Девона.

Девон громко закричал, когда обжигающая боль разлилась от бицепса до самых кончиков пальцев. На глазах тут же выступили слёзы. Он взвыл от мучительной боли и страха. А ещё он попытался всё же вытащить руку из костюма. Плохая идея. Вскрикнув, он сел неподвижно. Вместе со слезами по лицу бежал пот. Малейшее движение рукой превращалось в пытку. Медведь словно пытался оторвать её.

Из глубин желудка подступила тошнота, сдавив горло. Девон повернул голову, и его стошнило прямо на колени. Кислый запах и отвратительные коричневые кусочки, исторгнувшиеся из него, вызвали новый приступ рвоты.

Рыдая, Девон начал звать на помощь, хотя понимал, что никто за ним не придёт.

– Помоги-и-и-ите!

Этот звук был ещё хуже, чем тот, что издал Келси, когда механизм костюма проткнул его. Хуже, чем крик умирающей кошки. То был звук страдания и отчаяния. Звук безнадёжности.

Изо рта Девона потекла слюна, крик превратился в жалобный всхлип. Игнорируя нестерпимую жгучую боль в правой руке, Девон безуспешно начал колотить левой рукой по пасти медведя. Несколько раз он попал молотком себе по руке и каждый раз громко вскрикивал. Тем не менее он не оставил попыток хоть как-то открыть пасть.

Когда у него наконец не осталось сил держать молоток и он, отскочив от туловища медведя, с глухим стуком упал на пол, Девон попытался сдвинуть костюм. Голова уже не работала, логическое мышление отключилось. Он знал, что не сможет сдвинуть его и на сантиметр.

Упав на колени в вонючую лужу, которую сам же и сделал, Девон опёрся боком о голову медведя, всхлипывая от каждой новой волны боли, раздиравшей руку. Он пытался не обращать внимания на то, что по руке стекает что-то мокрое и тёплое.

«Успокойся», – сказал он себе. Мик знает, где он. Мик придёт за ним.

Девон застонал.

Нет, не придёт. Мик сделает в точности так, как сказал ему Девон.

Сколько нужно времени, чтобы истечь кровью до смерти? Не очень много, если кровотечение сильное. Но кровь, похоже, шла не очень сильно. Тёплая струйка остановилась на локте и дальше никуда не двигалась. Нет, кровью он не истечёт.

Как быстро он умрёт от обезвоживания? Вот что случится на самом деле. Он не принёс воды, потому что не собирался помочь Келси. Так что теперь он не сможет помочь и себе.

Он согнул пальцы руки, застрявшей в костюме, и застонал, когда руку снова пронзила боль. Затем застыл, резко вдохнул и сжал кулак.

Он только что почувствовал, как внутри костюма что-то двигается?

– Нет, только не…

Что-то коснулось костяшки пальца. Что-то движущееся.

– Насекомые, – прошептал Девон. Он достаточно много смотрел сериалов, чтобы знать, что в мёртвых телах быстро поселяются насекомые.

Это же насекомые, правильно? Не… нет, это же не может быть… Келси?

Девон содрогнулся всем телом, извиваясь в безумной панике. Он врезался в костюм всем телом, крича от боли в руке. Рвота брызнула во все стороны, пластиковое покрывало трещало под ним, но он не останавливался. Он пытался освободиться изо всех оставшихся сил.

Но их оказалось недостаточно.

Более того, стало только хуже.

Дёрнувшись в очередной раз, Девон почувствовал, как рука на мгновение освободилась, только вот вместо того, чтобы вырваться, она погрузилась ещё глубже в пасть.

Девон с ужасом посмотрел на костюм и увидел, что рот открылся ещё шире и теперь держит его не за бицепс, а за плечо.

Теперь он точно знал, что умрёт здесь. Он не сможет ни высвободить руку, ни сдвинуть костюм. А Мик сделает всё, чтобы его не стали искать. Мик много раз спорил с Девоном за годы дружбы, но ни разу ему не перечил. Ни разу.

Девон вспомнил фильм, который как-то посмотрел: там человек отпилил себе руку, на которую упала огромная каменная глыба, чтобы освободиться. Его снова чуть не стошнило. Мысль в самом деле не очень хорошая. Да и не поможет ничем. Даже если бы у него были нож или пила, он бы всё равно на такое не решился.

Девон повернулся, ещё раз попытавшись вырваться. Рот открылся ещё шире, и Девон вдруг сумел заглянуть внутрь костюма.

Он ахнул. На мгновение шок заглушил боль.

Внизу, за своей рукой, Девон увидел тело – мёртвое тело, как раз такое, какое ожидал найти, придя сюда. Но не в точности такое. У этого тела были не светлые волосы, а чёрные и кудрявые.

Тело в костюме не принадлежало Келси.

У Девона была лишь секунда, чтобы попытаться понять, что же это значит; затем его плечо втащило внутрь костюма. Девон закричал, но его никто не услышал.

Утром в понедельник Мик очень огорчился, когда Девон не встретился с ним перед школой. Мик надеялся, что встретит Девона возле шкафчиков, и тот скажет, что с Келси будет всё в порядке – или же скажет, что Келси умер. Это, конечно, будет нехорошо, но, по крайней мере, лучше, чем то, что они сделали неделю назад. Из-за того, что Мик не знал, жив Келси или нет, его словно что-то съедало изнутри – что-то вроде того жуткого надувного домика-батута, рассказ о котором Девон читал на уроке английского пару недель назад.

Серьёзно, прошло всего две недели?

Кстати, если уж говорить об английском – Мик сегодня должен был прочитать вслух стихотворение. Вспомнив об этом, он почувствовал, как у него скрутило живот. Настолько сильно, что он даже особенно не беспокоился из-за того, что Девон не пришёл в школу. Девон сказал, что ему, возможно, понадобится много времени, чтобы вылечить Келси настолько, чтобы его можно было забрать из пиццерии. Что-то в этом казалось странным…

Кто-то врезался в Мика, и он уронил рюкзак. Нагнувшись, он поднял его и пошёл на урок.

На английском Мик снова и снова перечитывал стихотворение, пока миссис Паттерсон проводила перекличку. Он так увлёкся, что даже подпрыгнул, когда миссис Паттерсон произнесла:

– Мик!

– Здесь!

– Да, я знаю, что ты здесь. Я спросила, не знаешь ли ты, где наш будущий автор ужастиков.

– Э-э?

– Девон. Где Девон?

– Ой, извините. Он дома, заболел.

– Хорошо.

Мик улыбнулся. Он выполнил просьбу.

Мы вместе. И я буду прикрывать его, сколько понадобится.

Келси прислонился к колонне в холле своей новой школы. Он наблюдал за другими ребятами, улыбаясь и кивая всем, кто проходил мимо. Если кто-то здоровался с ним, он отвечал: «Эй».

Его взгляд всё возвращался к паре ребят, стоявших у главного входа. Один из них был одет во всё чёрное, другой – в потёртые джинсы и выцветшую футболку. Другие школьники, заходившие внутрь, либо просто игнорировали их, либо язвительно смотрели в их сторону. Те двое временами хихикали в ответ.

Когда ребята наконец тоже вошли в школу, Келси оттолкнулся от колонны и прошёл к ним. Остановившись прямо перед ними, он сказал:

– Эй, я Келси. Я тут новенький.

Оба мальчика удивлённо посмотрели на него. Он дружелюбно улыбнулся им.

– Это… – сказал Келси. – Есть тут в округе какие-нибудь клёвые места, чтобы потусить?

Об авторах

Скотт Коутон – автор серии видеоигр-бестселлеров Five Nights at Freddy’s, и, хотя по профессии он дизайнер игр, в душе он в первую очередь писатель и рассказчик. Он выпускник Хьюстонского института искусств и живёт в Техасе с женой и четырьмя сыновьями.

Элли Купер пишет художественную литературу для молодёжи и взрослых. Она всегда любила ужасы и благодарна Скотту Коутону за возможность провести время в его мрачной, искривлённой вселенной. Элли живёт в Теннесси с семьёй и множеством избалованных питомцев. Она часто пишет книги для Kevin Anderson amp; Associates.

Андреа Рейнс Ваггенер – писатель-романист, тайный автор, эссеист, автор рассказов, сценарист, копирайтер, редактор, поэт и с гордостью носит звание члена писательской команды Kevin Anderson amp; Associates. В прошлом, которое ей не очень нравится вспоминать, она была страховым агентом, приёмщиком заказов каталога JCPenney (ещё до компьютеров!), клерком апелляционного суда, инструктором по составлению юридических писем и адвокатом. Андреа пишет в самых разнообразных жанрах – от юмористической женской прозы (роман «Альтернативная красота») до руководства по обращению с собаками («Собачьим родителям») и книг о самопомощи («Здоровый, богатый, мудрый»), а в качестве тайного автора работала над мемуарами, молодёжной литературой, хоррором, детективами и мейнстримовой литературой. Тем не менее у неё остаётся достаточно времени, чтобы смотреть, как идёт дождь, обожать свою собаку и свои проекты по вязанию, рисованию и музыке. Она живёт с мужем и вышеупомянутой собакой на побережье штата Вашингтон, и если она не сидит дома, что-то создавая, то её можно увидеть прогуливающейся на пляже.

Ларсон сидел за изящным дубовым письменным столом, занимавшим весьма заметное место в одном из углов его совсем не изящной гостиной. Садясь за стол, на котором стояла старинная лампа с зелёным абажуром (а на стене над ним висела репродукция картины с изображением орла, летящего над лужайкой), он поворачивался к комнате спиной. Так он мог притворяться, что остальной части комнаты просто не существует. Всё остальное в комнате – покрытый пятнами карточный столик, два складных стула, замызганное мягкое кресло и кресло-мешок из синего винила – лишь усиливало впечатление запустения и печали.

Отпив из бокала, который держал, прижимая к груди, Ларсон посмотрел на фотографию Райана в рамке, которую освещала лампа. На снимке Райану было шесть лет. У него только что выпали передние молочные зубы, и дырка придавала его веснушчатому, голубоглазому лицу хулиганское выражение, которое так нравилось Ларсону. Люди говорили, что Райан пошёл весь в отца, и Ларсон тоже это замечал. У них в самом деле было много общего: светло-русые волосы, веснушки, голубые глаза, широкий рот. Нос Райану достался от мамы – с этим ему повезло. Но иногда, смотря на сына, Ларсон видел только различия. Собственное лицо казалось Ларсону жёстким и закрытым, а вот Райан по-прежнему сохранял детское любопытство.

Как долго ещё это продлится?

Несколько дней назад Ларсон увидел, каким может стать Райан, когда возможности детства исчезнут под лавиной обязанностей взрослой жизни. Ларсон обещал – даже не просто обещал, а поклялся на стопке комиксов, – что сводит Райана на премьеру нового фильма. Вмешалась работа, и поход в кино пришлось отменить. Райану это совсем не понравилось.

– Ты вообще не делаешь ничего, что обещаешь! – закричал Райан. Его лицо побагровело и перекосилось от ужасного разочарования.

– Прости, Райан.

Райан всхлипнул.

– Учительница говорит, что папы похожи на супергероев. Но ты не похож. Супергерои не нарушают обещаний.

Зазвонил телефон Ларсона, и он тут же схватил его. Ларсон радовался любой возможности спастись от воспоминаний обо всём, что он жалел.

– Снова замечен Призрак-оборванец, – прохрипел в трубку шеф Монахан. – Езжай туда немедленно.

– Где?

– Старое пожарище… помнишь тот странный пожар?

– Конечно.

Ларсон отставил бокал, радуясь, что сделал лишь пару маленьких глотков.

– Буду через десять минут. – Он встал. – Стоп. Получается, он туда пришёл уже во второй раз?

Дон открыл тяжёлую металлическую дверь старой фабрики и вместе с Фрэнком прошёл к продовольственному ларьку на колёсах, припаркованному прямо посреди бывшего сборочного центра. Ларёк уже давно просто стоял здесь, окружённый деревянными столиками для пикника. Выглядело всё странно, но, с другой стороны, владелец всего этого великолепия, доктор Финеас Таггарт, и сам был не менее странным.

Дон увидел Финеаса, сидевшего за одним из столиков, и подтолкнул локтем Фрэнка. Финеас аккуратно вытащил полы безупречно белого лабораторного халата из-под себя и разгладил их, потом так же аккуратно расстелил белую льняную салфетку на грубом дощатом столе перед собой. Скинув пылинку с угла салфетки, он развернул сэндвич, положив его точно по её центру.

– Спасибо, – сказал Финеас сэндвичу. – Клетки мои, пожалуйста, переработайте эту еду с любовью.

– По-прежнему болтаешь с едой, Финеас? – спросил Дон, закатил глаза и подмигнул Фрэнку.

Фрэнк лишь покачал головой.

Финеас тем временем закрыл глаза. Выглядело всё так, словно он молится, но он однажды объяснил им, что таким образом создаёт «ментальный щит, сделанный из света». Что бы это ни значило.

– Здравствуй, Дон, – сказал Финеас. – Как я уже ранее объяснял, я не говорю со своей едой как таковой. Я говорю с клетками – и еды, и моего собственного организма.

– Ладно-ладно. – Дон снова подтолкнул Фрэнка.

– У него явно не все бутерброды на столе, а? – тихо пробормотал он Фрэнку на ухо.

Фрэнк, у которого были такие же загорелые дочерна лицо и руки и широкие плечи, как у Дона, положил свою каску на столик рядом с тем, за которым сидел Финеас, и прошёл к ларьку, чтобы заказать еды.

– И как дела с этим «щитом»? – спросил Дон, бросая свою каску рядом с каской Фрэнка. Финеас посмотрел, как Рубен записывает заказ Фрэнка, потом повернулся к Дону.

– Я получил толику опыта по созданию щита, – сказал Финеас.

Сделав заказ, Фрэнк вернулся к своему столику и плюхнулся на скамейку. Когда он сел, с его штанов взмыли клубы пыли. Дон увидел, как Финеас морщит нос. Скорее всего, ему не нравилось, как сильно от него и Фрэнка пахнет по́том. Финеас был довольно чопорным.

– Послушай обязательно, Фрэнк, – сказал Дон и кивнул Финеасу. – Расскажи ему.

Финеас посмотрел на свой сэндвич, но потом выпрямил узкий красный галстук и поправил накрахмаленный воротник серой рубашки. Он прочистил горло.

– Создание личного поля основано на работах психолога, который провёл серию экспериментов, изучая воздействие пристального взгляда.

– Зачем кому-то это вообще изучать? – спросил Фрэнк.

Дон, который подошёл к Рубену, чтобы заказать еду, ответил:

– Я ненавижу, когда на меня пялятся. У меня мурашки бегут.

Ему нравилось подначивать Финеаса, а потом слушать его лекции о странных вещах, которыми он увлекался.

– Именно, – сказал Финеас. – Вот зачем психолог изучал этот феномен. Почему мы беспокоимся, когда другие пристально на нас смотрят? Чтобы измерить результаты, психолог использовал показания ЭДА – электродермальной активности. Эти показания измеряют реакцию симпатической нервной системы.

– Ага, теперь всё понятно, – соврал Дон и подмигнул Фрэнку. Тот ухмыльнулся.

Финеас даже не замечал, как забавляет их разговор. Он просто продолжил делиться с ними информацией.

– Результаты экспериментов были следующими: у людей, на которых пристально смотрели, наблюдались значительно более высокие значения электродермальной активности, чем можно было бы объяснить чистой случайностью.

Фрэнк пожал плечами.

– Ну и что?

Он повернулся к Дону и закатил глаза. Тот хихикнул.

– Потом, – продолжил Финеас, – этот учёный провёл и другие эксперименты. Он хотел узнать, можно ли влиять на людей с помощью негативных намерений. И, если можно, то можно ли защититься от этих негативных намерений?

Он устроил следующий эксперимент: одной группе испытуемых не дали никаких инструкций, а другой сказали представлять себе щит или защитный барьер, который помешает влиянию на них чужого разума. После этого экспериментаторы попытались повысить уровень ЭДА всех подопытных, пристально смотря на них и заставляя уровни подняться. У группы, которая защищала себя мысленным щитом, проявилось намного меньше физических последствий, чем у группы, которая не защищала.

– А твой щит защитит от летящей пули? – засмеялся Дон, забирая у Рубена порцию ветчины с сыром на гриле.

Финеас улыбнулся.

– Летящие пули далеко не так опасны, как человеческие эмоции.

Он взял сэндвич и откусил кусочек.

Фрэнк фыркнул и сказал с полным ртом:

– Глупости какие. Если на меня злится сосед, он не оставит во мне дырку от пули. А вот старушка, которая выйдет на меня с ружьём, – оставит.

– Ты думаешь лишь о краткосрочных последствиях, – возразил Финеас. – Ты своими глазами видишь результат действия энергии ружья, так что он кажется тебе более значительным. Человеческие эмоции работают медленнее, коварнее. Мы излучаем их – или, если угодно, выделяем, как пот и слёзы, и они расходятся от нас, словно ядовитые облака, пропитывая окружающую среду. Я уже некоторое время изучаю воздействие этих эмоций, и, как мне кажется, я близок к прорыву.

Финеас оставил своих псевдодрузей у ларька с едой и вернулся к главной части бывшей фабрики – своей приватной территории. Он очень хотел, чтобы ларёк с едой тоже стоял на его приватной территории, но, увы, Рубен на это не согласится.

Когда Финеас работал в лаборатории «Эвергрин», Рубен парковал свой ларёк возле уродливого бетонного здания, в котором размещалось учреждение. Когда Финеас ушёл на пенсию, он попросил Рубена разместить свой ларёк на фабрике, переоборудованной в лабораторию, потому что очень любил еду, которую готовил Рубен. Рубен согласился, но только при условии, что ларёк будет открыт для всех посетителей. Именно поэтому сюда приходили люди вроде Дона и Фрэнка. Финеас знал, что и они, и другие покупатели думают, что у него не все дома, но тем не менее ему всё равно иногда нравилась их компания.

После обеда Финеас почистил зубы и посмотрел в зеркало, чтобы убедиться, что по-прежнему выглядит безупречно. Пенсия – это не повод себя забрасывать. Так что Финеас одевался точно так же, как на работу, по-прежнему коротко подстригал седеющие волосы и тщательно брил своё простоватое круглое лицо. Когда он рос, мама говорила ему: «Если ты урод, это ещё не повод быть неряхой». А ещё она часто говорила: «Внешность не важна, когда у тебя такой мозг!»

Финеас был согласен с мамой, и именно поэтому работой всей его жизни, его истинным призванием стали не бессмысленные фармацевтические исследования, которыми он занимался на официальной работе, а изучение паранормального, изучение энергии и её воздействия на материю – как живую, так и, предположительно, неживую.

Убедившись, что выглядит презентабельно, Финеас вышел из ванной и прошёл по узкому коридору в Защищённую комнату. Он ввёл секретный код, деактивировав пневматическую печать, которая защищала его сокровища от незваной энергии – например, от спор плесени, – и вошёл в совершенно белую комнату со стеллажами и стеклянными шкафами. Он ежедневно радовал себя, расхаживая между рядами и разглядывая собранную добычу.

Финеас знал, что неподготовленному взору вещи в этой комнате покажутся либо грудой мусора, либо коллекцией какого-нибудь фаната фильмов ужасов. Всё зависит от точки зрения. Лишь Финеас знал, что все вещи в этой комнате были «одержимыми».

Сам он избегал применения этого термина. Обычно «одержимыми» называют вещи, в которых вселился дух или призрак, но ещё это слово означает явление, которое характерно для чего угодно. «Одержимый» – это ещё и одержимый страданиями, душевными муками. И эта дефиниция для него была куда важнее. Вещи, лежавшие на полках в особой комнате Финеаса, не были одержимы призраками: они получали энергию от мучений.

Дыба, пресс для черепа, колесо для колесования, стул ведьмы – эти пыточные устройства были едва ли не самыми чистыми примерами одержимости, собранными Финеасом, но было у него в коллекции и много других вещиц: изображение Девы Марии на приготовленном в тостере куске хлеба, куклы без всяких механизмов, которые открывали глаза, кресло-качалка, которое раскачивалось само по себе. Он купил все эти особые вещи на онлайн-аукционах. Он обожал их все.

Но он не мог сидеть здесь целый день. Его ждала работа.

Покинув Защищённую комнату, Финеас вернулся в свой небольшой кабинет, где на простеньком дубовом столе стоял ноутбук, и начал записывать свои последние открытия.

«Как я и ожидал, – напечатал он, – самые экстремальные человеческие эмоции, похоже, тем сильнее воздействуют на окружающую среду, чем они отрицательнее. Я совершенно уверен, что мучения распространяются от людей дальше, чем любая другая эмоция. Любовь, конечно, тоже играет свою роль, но эксперименты, которые проводят с кристаллами воды, были неверно интерпретированы. То, что любовь формирует красивые ледяные кристаллы, вовсе не значит, что это самая сильная эмоция. Вчера я повторил методологию с ледяными кристаллами, и, выпустив на свободу все свои обычно сдерживаемые боль и гнев, я увидел, как в воде буквально за несколько секунд образовался отвратительный кристалл».

Финеас встал и прошёл к оранжерейному фонарю, который освещал его коллекцию экзотических цветов. Он провёл кончиками пальцев по похожей на клешню омара жёлто-оранжевой геликонии, приятному в своей симметрии фиолетовому лотосу, красным цветочкам имбиря и более яркому и ароматному страстоцвету, который напоминал окровавленную морскую звезду.

Другие исследователи занимались водой, а вот Финеас – цветами. Он верил, что именно цветы, а не вода, являются самым чистым природным хранилищем эмоций. Особенно его привлекали страстоцветы, потому что вибрации страстоцветов считались такими чистыми и невинными, что их энергия могла копировать сознание. Финеас наклонился и вдохнул сильный сладкий аромат цветка. Этот цветок, как он узнал у эксперта по энергетическим сущностям растений, умел восстанавливать эго. Он в буквальном смысле лечил «сверх-Я» и способствовал просвещению. Финеас верил, что уже близок тот день, когда он настолько точно настроится на поток своей энергии, что сможет войти в резонанс с этим потрясающим цветком.

Но не сейчас. Финеас проверил часы. Время пришло.

Каждую неделю Финеас получал всё новые посылки с эмоционально заряженными вещами. На этой неделе к нему должны были прийти совсем уж особенные предметы.

Финеас так торопился к погрузочной площадке своей старой кирпичной фабрики, что практически прыгал по каменному полу коридора. Ему не терпелось увидеть новые покупки.

– Эй, Фин, – сказал дюжий лысый детина, когда Финеас вышел на бетонную платформу.

– Привет, Флинн. – Финеас покачнулся на каблуках и потёр руки, потом наклонился вперёд, чтобы заглянуть в фургон Флинна. – Что у тебя?

Флинн достал из кузова коробку и ухмыльнулся.

– Ты прикалываешься? Ты же знаешь, что заказал. Сегодня день особых товаров, верно?

Финеас засмеялся.

Флинн выпрямился и широко раскрыл свои тёплые карие глаза.

– Ого, док. Хохочешь, как заправский безумный учёный.

– Тебе нравится? Я тренировался.

– Идеально.

Флинн, блестя лысиной и играя мышцами под чёрной футболкой, начал выкладывать ящики на погрузочную площадку.

Финеас даже не пытался объяснять Флинну, что у него вообще нет никакого обыкновенного смеха. Его так интересовала широта человеческих эмоций в том числе и потому, что он сам не мог чувствовать их во всей полноте. У него не было обыкновенного смеха, потому что он никогда не чувствовал настоящей радости.

Но ощущение, которое он испытывал сейчас, на самом деле напоминало радость. Флинн выгрузил четвёртый ящик, адресованный Финеасу, проверил накладную и сказал:

– Вот и всё, док. Сейчас, достану тележку и отвезу всё в лабораторию.

– Спасибо, Флинн.

Финеас с трудом сдержался, чтобы не сказать «и поторопись», хотя очень хотел. Флинн не бездельничал. Просто сам Финеас лопался от нетерпения.

Флинн вытолкнул тележку на погрузочную площадку, потом выставил на неё ящики. Башня получилась выше его головы, но он сказал: «Нет проблем» – и пошёл по коридору, придерживая два верхних ящика левой рукой и толкая правой. Финеас семенил за ним.

Им не понадобилось много времени, чтобы добраться до главной лаборатории – сердца фабрики, когда-то бывшего главным цехом. Когда-то здесь стояла автоматизированная сборочная аппаратура, но сейчас Финеас разместил в зале различные приборы для измерения энергии. Как и у Брауда, у него был аппарат ЭДА. Ещё здесь стояли ЭЭГ, ГСС, МРТ (электроэнцефалограф, генератор случайных событий, магнитно-резонансный томограф и рентгенограф). Он использовал их для различных экспериментов, измеряющих эмоциональную энергию, которая осталась в предметах, побывавших недалеко от места трагедии.

– Вот сюда, Флинн. – Финеас показал на два больших пустых стола, и Флинн поставил стопку ящиков на пол между ними, потом отсалютовал ему.

– Удачно поработать.

– Обязательно.

Флинн не успел ещё сделать и шага, а Финеас уже начал распаковывать первый ящик. Заглянув в него, он увидел одноразовые тарелки для вечеринок.

– Чудесно, – сказал он.

Затем он открыл второй ящик, плоский и продолговатый, и, сняв крышку, увидел собственное лицо. То было декоративное зеркало, которое видело, как человек убил всю свою семью. О, какие же муки оно впитало? Финеас провёл руками по блестящей поверхности.

Затем он, глубоко вдохнув, открыл большой квадратный ящик. Как он и подозревал, в этом ящике прятался ещё один ящик – коробка от игрушки «Джек-попрыгунчик». Чудесно. Здесь будет много сочных мучений.

И последнее, но не в последнюю очередь… да, вот он! Проложенный маленькими кусочками пенопласта металлический эндоскелет размером с человека, который ждёт, когда его активируют и дадут задание.

Финеас извлёк эндоскелет из ящика и нахмурился, когда тот беспомощно обвис в его руках. Он не ожидал, что скелет окажется настолько сильно сломан. Но неважно. Сейчас он не был похож ни на что – просто сетка из металлических деталей, отдалённо напоминающих человеческие кости. Но ничего, скоро он уже не будет представлять из себя ничто.

– Не беспокойся, – сказал Финеас. – Я за тобой поухаживаю.

Финеас тут же принялся за дело. Соединив вместе провода и электроды различных измерительных устройств, он подготовил энергетический каскад. Машина наполнит энергией, захваченной у предыдущих вещей, первую новую вещь – в данном случае тарелки, – а потом проведёт энергию через все остальные новые вещи, зарядив ею эндоскелет.

Финеас отошёл на несколько шагов и стал наблюдать за процессом. Хотя именно смотреть здесь было не на что. К сожалению, передача эмоциональной энергии происходит на частоте, недоступной человеческому глазу. Если бы Финеас отключил освещение и включил только синюю лампочку, то заметил бы небольшую часть энергетического потока. Но ранее он обнаружил, что синий свет искажает поле. Не стоит рисковать и включать его сейчас.

Вместо этого, прислушавшись к урчанию в животе, Финеас решил вернуться к ларьку и устроить себе ранний ужин.

– Как дела у дочки? – спросил Финеас у Рубена, пока тот жарил шампиньоны для вегетарианского бургера.

Рубен пожал плечами, и его чёрные, заплетённые в хвостик волосы покачнулись.

– До сих пор ужасно робкая.

– Я могу дать тебе для неё лекарство, цветочную эссенцию губастика.

Рубен облокотился о прилавок, склонил голову набок и ухмыльнулся.

– Что такое цветочная эссенция? – спросил он, не скрывая, что идея его насмешила.

Финеас не обратил внимания на тон Рубена.

– В начале прошлого века один гомеопат обнаружил, что разбавленная энергия различных растений и цветов воздействует на эмоции и физическое здоровье. Цветочная эссенция губастика превращает страх в силу.

– Значит, цветок сделает её менее робкой. – Рубен покачал головой и посмотрел в потолок; даже Финеас понял, что этот жест означает «Ну вот теперь я слышал всё».

Но Финеас предпочёл не заметить этого презрительного ответа.

– Не совсем. Энергия цветка сделает её более уверенной. В цветочных эссенциях содержится лишь одна или две молекулы цветка, растворённые в смеси воды и спирта.

– О чёрт.

Рубен понял, что грибы подгорели.

– Прости.

Он положил на сковородку новую порцию.

– Значит, вот ты над чем работаешь, да? Энергия… цветов?

– Не совсем. – Финеас выпрямился и сложил руки. – Видишь ли, я уверен, что мучения обладают бо́льшим энергетическим радиусом и мощью, чем любая другая эмоция. Я провёл многочисленные эксперименты по измерению, захвату, хранению и изучению эмоций, оставшихся в предметах, которые находились недалеко от места трагедии. Я в своей работе пытаюсь доказать гипотезу, что можно взять насыщенные мучения, добавить к этому интеллект – даже искусственный, – и они соединятся вместе, превращая энергию эмоций в энергию физического действия. Именно этим, как я считаю, объясняется феномен «одержимых» предметов.

Рубен засмеялся и покачал головой, но всё же на этот раз сумел обжарить грибы правильно.

– Не хочу, чтобы это прозвучало неуважительно, док, но я лично рад, что не верю в магию. Твои цветочные эссенции похожи на какие-то фокусы-покусы. Но вот всё остальное, что ты сказал, и того хуже: это плохое моджо[1].

– Может быть, – признался Финеас. – А может быть, это ключ к пониманию энергии всех вещей.

Когда Финеас вернулся в лабораторию и проверил уровень энергии эндоскелета, тот мерцал, словно новогодняя ёлка. Он был готов. Теперь нужно всего лишь сделать его несколько более презентабельным, чтобы он лучше выражал мучения, полученные от других предметов.

Финеас поспешно прошёл в Защищённую комнату. Он точно знал, что ему нужно, так что понадобилось всего несколько минут, чтобы сложить все вещи в отдельные коробки и вернуться в лабораторию. Там он поставил коробки на стол рядом с голым эндоскелетом.

Проведя рукой по металлическому скелету, он с большим удовольствием почувствовал, как на кончиках пальцев пляшет электрическая энергия.

– Сначала – голова, – прошептал он.

Из первого ящика Финеас достал трёхфутовую белую куклу, раскрашенную цветными маркерами. Кукла была настоящей жертвой избыточных украшательств: радужные кончики пальцев, зелёные колени, коричневые полоски на туловище и ногах и всякие мелкие предметы, наклеенные повсюду – включая ластик с нарисованным на нём смайликом. Тело куклы, впрочем, Финеаса не слишком интересовало; он схватил её за лицо, нарисованное чёрным маркером, и снял голову с шеи, а потом прикрепил её сверху к эндоскелету.

– Так-то лучше, – сказал он. – Придаст тебе характера. – Он полез во вторую коробку. – Теперь сердце.

Во второй коробке лежала собака-аниматроник, которая явно уже не работала. Финеас расправил плечи и с опаской приготовился дотронуться до неё. Собака была уродливой, такой же, как сам Финеас, – спутанная серовато-коричневая шерсть, треугольная голова и широкая пасть, полная острых зубов. Но она была не просто уродливой – она выглядела как-то неправильно. Из всех предметов коллекции Финеаса этот пёс казался ему самым угрожающим. Он чувствовал, что пёс вызвал у кого-то очень сильные мучения. Было не очень комфортно даже находиться рядом с ним. Но сейчас Финеас собирался разобрать собаку, так что она больше не будет ни для кого угрозой.

Острыми ножницами Финеас разрезал собачий мех, потом пассатижами вытащил провода и микросхемы. Через несколько минут он добрался до батарейного блока собаки, который находился в груди, там, где у живых собак обычно располагается сердце. Достав большой пластиковый прибор, от которого отходили провода, Финеас посмотрел на эндоскелет. Куда его установить? Отмахнувшись от вариантов с подключением к голове и шее, он нашёл «сердцу» подходящее место в груди эндоскелета.

Он улыбнулся и хихикнул.

– Ха. Вот так. Теперь у моего Железного Дровосека есть сердце.

Получив сердце, эндоскелет стал уже не просто эндоскелетом. Он превратился в аниматронное существо, обладающее огромной энергией. И сдвинулся с места.

Финеас засмеялся – искренне засмеялся от чистейшей радости.

Существо, обладающее огромной энергией, отреагировало на смех Финеаса. Оно повернулось к нему и посмотрело на Финеаса нарисованными маркером глазами. Финеас всё смеялся. Существо протянуло руку, чтобы коснуться своего создателя.

Финеас затаил дыхание, когда металлические пальцы коснулись его кожи.

А потом, в одну насыщенную секунду, случились сразу три вещи.

Финеас увидел, как батарейный блок существа загорелся ярко-красным цветом.

Он вдруг почувствовал опасность и попытался поставить ментальный щит.

А потом забился в конвульсиях и схватился за голову, пытаясь справиться с убийственной болью, уничтожившей его сознание.

Хотя Финеас был владельцем здания, в котором работал Рубен, Рубен считал огромный зал, где стоял его ларёк и столы для пикника, своей собственностью. Остальная часть здания была собственностью Финеаса, и Рубен никогда туда не заходил. Не то что ему это запрещалось – просто он считал невежливым посягать на владения Финеаса.

Но сегодня днём Рубен решил всё-таки зайти глубже в старое кирпичное здание. Он беспокоился за Финеаса.

За два года, прошедшие с тех пор, как Финеас и Рубен заключили сделку, Финеас всегда приходил к Рубену по три раза в день, чтобы поесть. Сегодня же он не явился ни на завтрак, ни на обед. Что-то явно было не так.

Рубен пошёл туда, куда никогда раньше не ходил, и через несколько минут узнал, почему же Финеас не пришёл.

Финеас был мёртв.

Не просто мёртв: он высох, почти как мумия. Рот был широко открыт, а глаз вообще не было.

Найдя Финеаса, Рубен тут же, шатаясь, бросился обратно к своему ларьку. Он позвонил в полицию, полиция приехала, и следователи пришли к выводу, что Финеас умер от какого-то электрического разряда.

Рубен не был в этом так уверен. Остаток дня он провёл, пытаясь не думать о теле Финеаса. Он не хотел видеть ни его, ни странную лабораторию с вянущими экзотическими цветами. И особенно ему не хотелось видеть чёрные дорожки от слёз, оставшиеся на лице мёртвого учёного.

Посреди груды вещей Финеаса в грузовике Флинна, под большим, тяжёлым куском брезента, который пах скипидаром, лежало энергетическое создание. Его металлические конечности вибрировали в такт рокоту мотора. Существо село прямо и огляделось; его внимание привлекла куча одежды.

Существо взяло из кучи плащ с капюшоном и надело его.