(Не)правильный выбор бесплатное чтение
ГЛАВА 1
Каждый вправе сделать однажды ошибку. Ошибку в выборе. И именно с этой ошибки и начинается моя история, которая закончится явно не так, как я ожидаю…
— Анют, ну, ты что замерла?
Я нервно сглотнула, посмотрев на Димку из-под полуопущенных ресниц.
Что он там сказал… Почему замерла? Да, наверное, потому что нервничала сильно, ведь не каждый же день ты собираешься лишиться девственности. Да ещё и перед этим танцуешь парню стриптиз, который до этого ни разу не танцевала.
Я дрожащими руками провожу от щиколотки по икре вверх, медленно поднимая край ситцевого платья.
Господи-Божечки! Надеюсь, мне не будет так больно, как об этом говорят девчонки из класса.
А тем временем руки плавно задирают подол, и я, как заправская соблазнительница, стягиваю через голову платье и остаюсь перед парнем в одном лифчике и трусах.
— Анют, — сипло выдыхает парень, а моё тело всё покрывается красными пятнами от смущения.
Конечно же, в свете, который падает от голубого экрана, Димка вряд ли это заметит, но уже достаточно того, что об этом знаю я.
— Анют, а теперь лифон снимай, но только как там, по телеку.
Облизываю пересохшие губы. Ага, как по телеку, легко сказать. Всё-таки зря я согласилась посмотреть с Димкой порно. Передёрнув плечами (хоть времянка, в которую меня привёл Димка, и была обжитой, но отчего-то в воздухе скопилась промозглая сырость), я прошлась пальцами по бретелькам хлопчатобумажной ткани и медленно потянула вниз, мотнув головой, откинула волну длинных волос на спину, стараясь подражать той девушке, что была на синем экране.
— Анютка, ты… у тебя офигенные сиськи, — Димка часто задышал, а у меня мурашки по спине побежали, и соски тут же твёрдыми стали, заострились и заныли, наполняясь лёгким возбуждением.
— Димка, — хрипловато проговорила я, кидая короткие взгляды в сторону парня, — я и так стесняюсь, а ещё ты тут со своими комплиментами.
— Да ты че, Анют?! — Димка соскочил со старенькой софы, та жалобно скрипнула под его движением. — Ты просто очуменная.
Я только успела отбросить на стул ненужный больше бюстгальтер, когда Димка притянул меня за затылок и впился в мои губы влажным поцелуем. Я тут же обвила его шею руками и прижалась к нему всем телом.
Бабочки в животе вспорхнули и закружили вихрем, щекоча кожу кончиками крыльев. В голове поплыло. Я обожала целоваться с Димкой. Мне казалось, он был настоящим мастером в этом деле. Посасывая, покусывая мои губы, он скользнул языком вглубь рта, и поцелуй перерос в нечто большее, откровенное.
Теперь руки Димки мяли, сжимали, пощипывали моё обнажённое тело, исследуя каждый его миллиметр, а я наполнялась, будто пустой стакан — водой, желанием.
Когда меня начало подтряхивать от накала возбуждения во всем теле, Димка вдруг неожиданно отстранился и, тяжело дыша, уставился прямо мне в глаза.
— Анют, — рвано выдохнул он, — а давай по-взрослому, а?
— Что?! — смотрю на него растерянно.
В груди сердце трепещет так, что кровь в ушах бухает оглушительно. И я совсем не понимаю того, о чем говорит Дима.
— Ну, как там… — он кивает в направлении голубого экрана, на котором уже нет изображения, — …сделаешь минет? — смешавшись, шепчет, а я замираю перед ним с открытым ртом.
— Дим, но я не умею… — наконец-то выдавливаю из себя, а зашкаливающее возбуждение клокочет в груди, не давая нормально думать.
— Да чего там уметь, Анют, — парень давит мне на плечи, и я поддаюсь его натиску, опускаюсь на колени.
Он быстро расстёгивает ширинку потёртых джинсов и, спуская их до колен, достаёт из трусов свой возбуждённый пенис.
— Господи, — выдыхаю на рубиновую головку горячий воздух, — Дим, он не поместится у меня во рту! — то ли возмущённо, то ли обескураженно говорю ему, не отводя глаз от пениса. До сих пор я только чувствовала его через ширинку штанов.
— Дурочка ты, Анют! — веселится парень, а я снова смущаюсь.
— А вдруг меня затошнит? — не унимаюсь я, но вместо ответа Димка пронизывает мои волосы на затылке пятерней и, фиксируя голову на месте, утыкается горячей плотью в мои сухие губы.
— Оближи губы, Анют, — его хрипловатый голос морозным покалыванием прокатывается по моей коже, и я в миг завожусь.
Облизываю губы, и в этот момент Димкин пенис ныряет мне в рот. От неожиданности ощущения в себе чего-то большого и чужеродного я закатываю глаза. Господи-Боже! Это так мерзко и одновременно возбуждающе, что страшно подумать, что я делаю это всё на самом деле.
Но и отказать Димке я не могу.
Надо думать, что это язык… немного ощущения схожи… горячий, влажный, огромный и солёный…
Бр-р, но ведь я люблю Димку, а значит и пенис его нужно полюбить… это же его неотъемлемая часть. И из всех девочек, что вьются вокруг этого парня, он выбрал именно меня, а это значит, что я тоже ему нравлюсь…
— Анют, давай же, соси его, — тихо стонет Димка, а я, вспоминая, как это — сосать конфетку, втягиваю щеки в себя.
Когда изо рта Димки вырывается уже громче стон, приходит понимание, что делаю всё правильно. Беру двумя пальцами за основание его орган, ища в этом движении опору, и начинаю, как та девушка из телевизора, водить головой вверх-вниз, вверх-вниз.
— Да, Ань, да, — стонет парень, подтягивая меня за затылок на свой пенис всё глубже и глубже.
Когда слюни ручьём потекли по моим пальцам, а в глазах от нехватки воздуха появились слезы, я всё же решила прекратить этот процесс и упёрлась в бедра Димки ладонями.
— Сейчас, Ань, ещё минутку, ещё минутку, — хрипит Димка, а его орган начинает пульсировать у меня во рту.
«Боже, как же это странно и грязно!» — проносится в голове мысль, но не задерживается ни на секунду, потому как следом прямо в горло ударяет что-то горячее и тягучее.
Я распахнула глаза в недоумении и резко дёрнула головой, но димкина рука даже не сдвинулась с места, а увидев его лицо, я ощутила, как в груди разлилось тепло. Димкины губы расплылись в благодарной улыбке, а в глазах застыло немое обожание.
— Анютка, ты охренительно сексуальная, я даже удержаться не смог, чтобы не кончить, извини, — шепчет Димка, вытаскивая из моего рта немного опавший пенис. — Если не можешь глотать, то сплюнь, — говорит просто, и я понимаю, что не смогу проглотить.
Вскакиваю с колен и подбегаю к мусорному ведру, что стояло возле двери, всё выплёвываю в него.
— Да, ты не стремайся, Анют, со временем тебе понравится. Вот увидишь, — обещает Димка, но я почти не слышу его, потому что ещё продолжаю сплёвывать вязкую сперму.
— Анют, водички попей и иди сюда, — голос Димки низкий и будоражащий.
Я набираю из питьевого ведра кружку воды, споласкиваю рот и разворачиваясь на пятках, застываю на месте.
— Димка, а может, не стоит?! — замечаю в его руках баночку с вазелином и презерватив.
— Ну, мы же договорились, что всё по-взрослому?! — в недоумении смотрит на меня парень. — Я тебе обещаю, Анют, больно не будет.
Я неуверенно делаю шаг к нему.
Аня, спокойно! Тебя же Димка уже ласкал! Ты же знаешь, что эти прикосновения приятны.
Я невольно взглянула на часы. Десять вечера, ещё два часа, и уже надо домой. Мой комендантский час до двенадцати, а Димка ждать не будет. Если я не сделаю, как он просит, то на моё место быстро найдётся замена. За ним и так вереница девчонок бегает.
Поэтому делаю глубокий вдох и направляюсь прямо в объятия любимого парня.
— Боже, Ди-и-има-а, ах! — вырывается стон, когда его смазанный вазелином палец скользит по контору упругого заднего колечка.
Как и обещал Димка, лишиться девственности оказалось совсем и не больно. Неприятное жжение, что длилось совсем недолго, переросло во что-то большее, жгучее. Меня то и дело бросало то в жар, то в холод, но всё это приятными волнами эйфории растекалось по телу, оставляя после себя неповторимое чувство наслаждения.
— Анют, ты сейчас расслабься по максимуму.
Я прогибаю спину так сильно, что раздаётся тихое похрустывание позвоночника, а Димка в этот момент продолжает скользить в мою глубину всё чаще и глубже, наращивая темп.
— Я… ах… постараюсь, Дим, — стону я срывающимся голосом, комкая в пальцах старенькое покрывало и в него же вдавливаясь лицом.
— Сейчас, — шипит парень и, наматывая мои волосы на кулак, тянет мою голову назад.
Его палец тонет в моей тугой глубине, а потом, подхватывая тот же ритм, что и Димкины бедра, начинает растягивать, погружаться глубже и глубже в том же бешеном темпе.
Я хриплю, мечусь под непрестанными шлепками кожи о кожу и, закусив до боли губу, тихо постанываю, с каждой секундой всё ярче и ярче ощущая приближающуюся волну наслаждения. Я не осознаю, что делаю, когда активно подмахиваю Димке бёдрами, насаживаясь на него сама всё глубже и глубже. До полной потери контроля над собой и своим телом остаётся совсем чуть-чуть. Я чувствую, как перед глазами всё сначала темнеет всего лишь на миг, но потом на горизонте вдалеке растекается световое представление… и вдруг… Пустота.
— Нет… нет… нет… — шепчу я, ощущая, как бедра обдаёт холод.
Димки сзади меня нет. Я, будто слепой котёнок, ещё не до конца открывший глаза, щурясь, оглядываюсь через плечо в поисках парня и вижу на фоне сумрачной комнаты его силуэт.
— Сейчас, Ань, подожди секунду, — горячо шепчет Димка, и я слышу, как рвётся фольга.
— Дим, ты же надевал презерватив?! — смутившись, спрашиваю его.
— Да, мне показалось, что он порвался, — отвечает парень, и через мгновение я снова чувствую его орган в себе. — Да ладно, Анют, забей, я уже кончил раз, — он ласково проводит по моему позвоночнику сверху вниз и останавливается прямо на жаждущей его пальца дырочке.
— Готова продолжить, Анют? — грудным голосом спрашивает парень, и я вместо ответа трусь своей влажной щёлочкой о его пах. — Ты такая чумовая, Анют, — хрипит он и заполняет одновременно сразу две моих глубины.
Воздух со свистом вылетает из моих лёгких, и я, вцепившись в покрывало, сильно выгибаюсь навстречу своему наслаждению, которое заиграло вновь золотистыми всполохами у меня перед глазами.
ГЛАВА 2
— Анька, я на первый раз матери не скажу, что ты весь день сегодня бездельничаешь! — орёт во всё горло тётя Дуся. В нашем небольшом городке она занимается фермерством. — Но если и завтра будешь работать спустя рукава, то и платить я буду тебе так же!
— Теть Дусь, я работаю, работаю! — кричу ей в ответ и, подобрав с грядки сорняки, иду к компостной яме, а у самой улыбка с губ не сходит, и на душе такая благодать и веселье от того, что снова с Димкой встретимся вечером.
Сегодня пятница, и он обещался приехать с родителями. Ожидание встречи с Димкой настолько щемит душу, что глаза слезятся. После того, как он лишил меня девственности, я поняла, что моя любовь к этому парню возросла в несколько раз.
Ну, и пусть, что сейчас нас расстояние разделяет. Это ненадолго. Через месяц выпускной в училище, и гуд-бай наш убогий городок и эти пресловутые грядки, которые за месяц уже надоели до чёртиков. И здравствует новая жизнь в большом городе. И институт, и Димка.
— Анька, етит твою мать. Ты чего сегодня шальная такая? — рявкнула тётка Дуся мне в спину, я аж подскочила на месте.
— Тёть Дусь, чуть сердце наружу не выпрыгнуло, — повернулась я к ней одним махом.
— Так и мух возле ямы компостной нечего ловить. Иди траву дёргай, а не о красавчике своём мечтай, — бубнит она, а у меня под ложечкой вдруг засосало.
«Откуда она-то про Димку узнала?»
Не твоего он поля ягодка, Анька — вот что тебе тётя Дуся скажет, — как будто прочитав мои мысли, ответила она.
— А вам-то какое дело, тёть Дусь? — вскинулась я. — Или что, завидуете, что не вашей Машке так повезло, как мне?!
Слова слетели с языка прежде, чем я подумала над их содержанием, и я тут же, конечно, пожалела. Но слово не воробей, сказанного назад не вернёшь.
«Дуреха, ты Аня», — обругала я сама себя и взгляд в грядки спрятала.
— За то, что этот парень на Машку внимания не обратил, я свечку пойду в церквушку поставлю, Богородице спасибо скажу, что беду отвела. А ты, Анька, не зазнавайся и гляди не повтори судьбы матери своей, — сказала тётка и ушла, а я, как молнией поражённая, всё стояла, будто парализованная, и слова тёткины пережёвывала.
Что она имела в виду? Что за ересь она несёт? Отец мой умер незадолго до моего рождения. Мне мамка об этом сказала.
К концу дня, пока возилась на грядках, нещадное солнце напрочь выжгло все мысли из головы, и о разговоре с тёткой Дусей я напрочь забыла. Только культивируемые сознанием мысли о Димке по-прежнему крутились в голове, и между ног всё ярче нарастало сладкое томление от предвкушения предстоящей встречи.
— Аня! — голос мамки выдернул из фантазий.
— Иду, мам. Сейчас, только руки помою! — радостная от того, что этот день наконец-то закончился, я подбежала к крану руки мыть.
— До понедельника, Аня, — прокряхтела тётя Дуся, отсчитывая мне денежку, заработанную за неделю.
— Ага, спасибо, тёть Дусь, — я вытерла руки о подол и забрала деньги. — Вы про Машу не обижайтесь. Я не со зла.
— Иди уже, мать заждалась небось.
Развернувшись на пятках и бросив на прощание «до свиданья», я помчалась к калитке, возле которой ждала мать.
— Вот, мам, тётя Дуся зарплату отдала, — подойдя к женщине, сую ей деньги в руки.
— Да ты моя помощница, — треплет меня мамка по щеке.
— Мам, ну, пойдём, а то мне помыться ещё надо, — суечусь вокруг мамки.
— Димку ждёшь?
Я взглянула на неё, и мне показалось, или грусть проскользнула в её голосе?
— Ну, да, мам. Сегодня же пятница, — делано улыбаюсь, а в голове всплыли слова тётки Дуси, но заводить с мамкой разговор о её прошлой жизни сейчас мне совершенно не хочется.
— Да, я знаю, — кивнула женщина, толкая вперёд велосипед, — как у тебя дела в училище?
— Мам, ну, что за вопросы? Ты же знаешь, сейчас подготовка к экзаменам полным ходом идёт. На выходных придётся корпеть над докладами, — рассказываю ей, а сама улыбку сдержать не могу. — Мам, ну, а с твоим настроением что не так? Почему такая грустная?
— Да всё хорошо, Аня. Устала немного.
— Анют, — Димкин голос обжигает мне слух, и я, как зачарованная, опускаюсь на колени перед парнем и тяну молнию джинсов вниз, — ты сегодня такая красивая.
Димкины комплименты заставляют сердце пропустить удар и забиться оглушительным бубном шамана.
— Ты тоже, Дим, самый лучший, — шепчу я и, достав его член из трусов, погружаю в свой рот.
Всё за последние недели так изменилось во мне, всё моё внутреннее миропонимание вдруг неожиданно перекроили и заставили думать совершенно по-другому. Если раньше я считала, что минет — это точно не для меня, то теперь, облизывая и посасывая бордовую головку Димкиного члена, нестерпимо хотелось ощутить её вкус.
Когда Димка, дёрнув бёдрами, проталкивает своей член сразу глубоко в горло, я удовлетворённо выдыхаю. И откидываю голову чуть назад, ослабляя мышцы шеи для того, чтобы он погрузиться ещё глубже.
Я до сих пор не могла поверить в то, что творит со мной тяга к этому парню. И как моя готовность угодить ему стирает все запреты и грани в моем воспалённом от желания рассудке. Когда Димка протягивает руку и, хватая меня за сосок, начинает играть с ним, я медленно плавлюсь в тихом огне вожделения. Впиваюсь в ягодицы парня, и он дёргает бёдрами, входит в мой рот грубо, до самого горла. А я тянусь к нему, словно прошу ещё больше, насаживаюсь, несмотря на лёгкую боль в горле.
У меня кружится голова от осознания того, что я начала заглатывает его член почти полностью, и в уголках глазах появились капельки слёз от того, что перехватило дыхание.
— Анютка, ты лучшая минетчица, слышишь?! — хрипит Димка и хватает меня за волосы на затылке, вбиваясь ритмично в моё горло.
А я терплю, желая ощутить его тягучую горячую сперму во рту. И да, я научилась даже её глотать.
Когда горячая струя обожгла мне горло, я с удовольствием отметила, что Димка, тяжело дыша, нежно коснулся моей щеки, слабо улыбнулся.
— Обожаю твой ротик, Анют.
Пока я слизывала последние капли с его опавшего члена, он продолжал наблюдать за мной, не сводя глаз.
— Ты сегодня подготовилась к нашей встрече, Анют?
В голосе парня проскользнул неподдельный интерес. Значит, сомневался во мне. Значит, смогу удивить. Я медлю с ответом и вместо него начинаю стягивать с себя платье. Следом полетел лифчик, и дальше трусы. Пока освобождалась от одежды, не переставала кидать поочерёдные взгляды то на Димино лицо, то на его пенис, который с каждым моим последующим движением опять наливался возбуждением.
Я встаю на четвереньки и поворачиваюсь к нему попой. Прогибаюсь в пояснице, чтобы лучше видеть его лицо в тот момент, когда раздвигаю ягодицы, чтобы продемонстрировать то, что он привёз мне, когда приезжал в прошлые выходные.
— Анютка, — в глазах Димки вспыхивает знакомое мне нетерпение, и он, не медля ни секунды, скидывает с себя остатки одежды и упирается возбуждённой головкой в мою разгорячённую, мокрую от желания щёлочку.
— Готовилась, Дим, — мурчу я и трусь о его возбуждённый орган.
— Анютка, ты очумелая девчонка, — шипит он, пробегая по позвоночнику подушечками пальцев сверху вниз.
Я уже выучила эти движения наизусть и помню каждое из них наощупь. Вот большой палец касается штуковины, которую он назвал «анальной пробкой», и которая у меня стояла там весь день, как он и просил, и, мягко покручивая и покачивая ее, Дима начал растягивать тугое колечко.
Я задышала часто, с надрывом. Когда вставляла пробку туда, было совершенно не больно. Может, немного возбуждающе-непривычно чувствовать в себе что-то инородное всё время.
Но когда Дима начал трогать и теребить её, по телу прошлось жаркой волной возбуждение. Судорожный стон сорвался с моих губ, когда почувствовала, как Дима одним глубоким толчком проникает в меня до самого основания, до шлепка яичек о мою пульсирующую горошину. Жалобный стон вырывается изо рта, разносясь по маленькой клетушке.
— Анютка, — рычит парень, — ты такая невероятно узкая, — он наращивает темп толчков, начинает входить в меня жёстче… глубже.
— Дима, а-а-а-а-ах, — стону я срывающимся в хрип голосом, — Ди-и-има, — судорожные вдохи-выдохи и просьба: — Ещё… не останавливайся, Дим… Пожалуйста… Ещё…
В груди становится невыносимо жарко, и я, открывая рот, высовываю язык, чтобы облизать пересохшие губы. Но в этот момент в голове что-то взрывается, и я, без понятия, что произошло, начинаю падать в пропасть нереального оргазма, облизывающего моё тело огненными волнами эйфории.
— Тс-с-с, Анютка, не кричи, — Димка закрывает мне ладонью рот, а я понимаю, что до сих пор продолжаю выкрикивать в его влажную ладонь его же имя.
— Как ты это сделал, Дим? — спросила я парня спустя несколько долгих минут.
— Сейчас покажу, — возбуждённо проговаривает парень, и когда его пенис, затянутый в тонкую прозрачную резину, упирается в узкое анальное колечко, понимаю, что пробки больше нет.
— Господи, Дима, я не выдержу этого, — я дёрнулась вперёд, пытаясь вырваться из цепких пальцев парня, но куда там.
— Анют, ты чего. Сегодня всё будет по-взрослому и до конца, — в его голосе слышу недовольные нотки, и это меня отрезвляет лучше любой пощёчины.
Меньше всего хотелось, чтобы Димка мною был недоволен.
Аня, крепись, ты всё выдержишь, ты смелая. И раз Дима говорил, что это не больно — значит всё будет хорошо.
— Вот и отлично, Анют, ты, главное, помни, что сопротивляться не нужно. Лучше расслабься и получай удовольствие.
И я расслабилась, но только там, где почувствовала, как на мою дырочку Димка выкладывает холодный скользкий вазелин, а вот глаза сильно зажмурила. И впилась в старенький ковёр ногтями, когда Димка, раздвинув мои ягодицы, толкнулся в меня, проникая каменным органом в саднящую от анальной пробки глубину.
— Анютка, ты такая узкая, — шипит Димка, проникая все глубже и глубже, а у меня душа замирает от избытка накатывающих сокрушительной волной эмоций.
Дима начинает во мне двигаться всё быстрее и быстрее, и меня разрывает от ощущений, накрывая тяжёлой, удушливо-сладкой волной, и кажется, ещё чуть-чуть, и я достигну желанного пика.
— Анют, я кончаю, — слышу сквозь вату в голове голос Димы, и меня накрывает оргазм нереальной пламенной волной, от которой кровь закипает в венах.
Я в последний раз выгибаюсь дугой и обессиленно валюсь набок без чувств.
ГЛАВА 3
Две недели спустя.
— Ань, у нас курсовая на носу, а ты все за своим Димкой скучаешь, — шипит мне Машка (да-да, та самая, внучка тёти Дуни), — ну надо думать, чего он не приезжает, тоже либо к экзаменам готовится.
Я слушала Машу в пол-уха, так как и без её подсказок находила Димкиному отсутствию кучу оправданий. Вот только сердцу невозможно приказать, о чём ему нужно думать, а о чём — нет. И болит и ноет оно не от того, что ты ищешь оправдания парню, нет, болит от того, что ни одно оправдание не окупает той бури эмоций, которую испытывала я при встрече с ним. Как теперь запретить себе думать о том, что есть что-то намного большее, чем просто симпатия? И любовью это не назовешь… я уже поняла, что я одержима Димкой. Одержима настолько, что по ночам в подушку тихо вою, потому что с ума схожу от ревности и от страха того, что он бросит меня.
Старенькая Моторола, купленная мамой у каких-то барыг, всё больше начинала меня раздражать, потому как механический голос, постоянно твердящий неизменное «абонент вне зоны доступа», совсем не то, что я хотела услышать на другом конце.
— Ань?! — взволнованный голос мамы немного отвлекает от этих мыслей, и я, в последний раз набрав номер Димы и услышав в ответ «телефон абонента выключен или находится вне зоны доступа», выхожу из туалета.
— Что ты, мам? Я здесь, — поправляя платье, отзываюсь ей.
— Господи, Анька! А почему ты не у Дуси? Я захожу, а она говорит, что не было тебя сегодня… — она суетится вокруг меня, как курица вокруг цыплёнка.
— Да, не знаю, мам, что-то голова кружится. Давление, наверное, — я пожимаю плечами и обхожу мамку, иду на кухню.
— А по утрам не тошнит, Ань? — догоняет вопрос мамки в спину.
Я на миг споткнулась на ровном месте.
— Ага, сегодня что-то подташнивало, но мне кажется, это из-за оладий… они очень масленые были…
— Ох, Анька! — мамка вскидывается, и тут же на мои плечи ложатся её руки, она резко поворачивает меня к себе. — Ты с Димкой своим спала? — смотрит на меня выжидающе, а в глазах у самой влага застыла.
— Мам, ты о чем?
До меня в первые секунды совсем не доходит, о чем она говорит. Только после того, как я вижу, как меняется выражение её лица, понимаю, в чем вся суть её вопроса заключается.
— Ну, говори? — встряхивает она меня за плечи.
— Даже если и так, мам, мне уже давно есть восемнадцать и… — я запинаюсь, — …я не беременна, мам. Это просто обычное недомогание.
— Завтра пойдёшь к врачу, — мамка отпускает плечи, и я чувствую, что хватка у неё была будь здоров, синяки теперь останутся точно.
— Мам, если тебе от этого будет легче, то схожу, — беззаботно отвечаю ей.
— Мне точно будет легче, Ань, по крайней мере, буду точно знать, что не нужно через девять месяцев готовиться к рождению внука. И посмотри, когда у тебя были последние месячные.
— А ты тест делала? — спрашивает пожилая гинеколог, не глядя на меня.
— Нет, — отвечаю, а у самой по позвоночнику холодной змейкой страх скользит сверху вниз и обратно.
— Ну, а что ж ты?! Сказать на сто процентов точно я пока не могу, что ты беременна, но первые признаки на лицо: и матка увеличена, и задержка…
У меня в пятках душа замирает. Нет, не может этого быть. Димка же всегда презервативы надевал.
— Но как такое возможно? У нас всегда была защита, — бормочу себе под нос.
— В наше время, милочка, возможно всё, — насмешливо отвечает гинеколог. — Ты вот что, панику бить пока рано, может, обычная задержка или сбой гормональный. Давай завтра сделаешь тест, и на узи с утра приходи.
— Хорошо, — я встаю со стула и, не чувствуя ног под собой, выхожу из кабинета.
Господи, что же теперь со мной будет?! И как же сказать об этом Димке, если он трубку не берет? Да и что я ему скажу? Что у нас будет ребёнок? Но мы про детей вообще не разговаривали, да и рано нам… а как же мои планы?! Я же собиралась в институт… и в город… и с Димкой рядом…
— Анют, ты мне не звони больше, — слышу до одури обожаемый голос в трубке, который рвёт сейчас мое нутро на куски.
— Но Дим… почему?
— Анют, ты же девочка умная и большая. Ну, неужели не поняла ещё, что больше мне не интересна?! Да и в любви я тебе не признавался. Так что прости, но твои разработанные дырочки, — шепчет он мне в трубку, а у меня от его шёпота все волоски на теле дыбом встают и между ног сладко ноет, — уже наскучили мне, так что детка, гуд бай! И не надоедай мне. Я этого не люблю.
А дальше короткие гудки, и сердце через раз о рёбра бьётся, пропуская удары. И мне так плохо, что я не знаю, что делать, как дальше жить…
Или не жить?!
ГЛАВА 4
— Аня, послушай меня, — мамка держит мои ладони в своих мозолистых руках, — не нужно делать аборт.
— Мама, я уже всё решила, — говорю надломленным голосом.
— Аня, послушай меня, — мамка пытается заглянуть в глаза. — Ну, и пусть твой Димка в баню идёт, ты пойми, не в мужиках счастье, а в тех, кого мы под сердцем носим, — она громко всхлипнула. — Ань, ну, ты же у меня вон какой умничкой, красавицей выросла. И свою дочечку родишь и воспитаешь. Мы воспитаем, Ань. А делать аборт — это не выход.
Я смотрю мамке в глаза, а у самой внутри такая тоска разливается, и ребёнка я этого не хочу, потому что он от предателя. От врага.
— Мам, я не смогу, понимаешь?! — вырываю ладони из крепких рук женщины и сломя голову выбегаю из здания больницы.
Оглушительный визг тормозов, и я даже не успеваю понять, что происходит. Только чувствую, как меня сгребли в охапку и откинули в сторону. Я, больно ударившись спиной о землю, громко вскрикнула и тут же затихла, уплывая в темноту.
— Эй, ты слышишь меня? — чувствую, что меня кто-то лупит по щекам.
— Ай, ай! Больно, — шиплю сквозь стиснутые зубы, распахиваю глаза и упираюсь взглядом в яркий янтарь, с беспокойством оглядывающий мое лицо.
— Фух, ну, ты и растяпа… я думал, что всё… кирдык тебе… — говорит парень, а я продолжаю лежать не в силах сделать хоть какое-то движение.
— Аа-а-а-аня! — раздается громогласный голос мамки, и я резко сажусь, от чего в голове ожидаемо зашумело и в глазах снова потемнело. — Что произошло, Аня?
Я сквозь тусклую пелену вижу, как мама отталкивает парня, лицо которого я даже не успела рассмотреть, только глаза… и он, попятившись, вдруг исчезает.
— Мам, всё хорошо, — с трудом шевелю губами, потому как они совершенно не хотят слушаться меня.
— Врача, позовите кто-нибудь врача. Дочка беременна! — кричит мама во всё горло, а я в эту секунду понимаю, что она мне этими словами подписала приговор.
Месяц спустя.
— Саш, отстань от меня, пожалуйста. Не ходи за мной, а?
Выхожу из женской консультации, а на пороге меня ждёт тот, который месяц назад спас меня, вытащив из-под колёс скорой помощи.
— Анют, я не могу. Уже не могу, Анют.
Мне хочется заткнуть ему рот кляпом. Ненавижу, когда меня называют так. Анютой я была только для одного единственного человека, который растоптал меня. Предал и оставил прозябать в этом городке, лишив светлого будущего, взамен наградив меня ребёнком.
— Саш, ещё раз меня назовёшь Анютой, — поворачиваюсь к нему резко, — я клянусь, что сделаю тебе очень больно.
— Хорошо, Анна, как тебе будет угодно, — ёрничает он, но мне уже всё равно.
Я хочу домой. Хочу спрятаться от посторонних глаз под одеялом и закрыться в себе. Уйти в свой идеальный мирок, где мы с Димкой крепкая семья, где ему не безразлична ни я, ни наш ребёнок, где мы счастливы вместе.
— Ань, как у тебя дела?
Я выныриваю из своих фантазий, не ожидая, что Саша идёт за мной.
— А тебе зачем?
— Мне интересно, — парень пожимает плечами.
— Хм, интересно тебе, значит, — не могу скрыть в голосе злой сарказм, хочется отчего-то сделать Сашке больно. Наверное, потому что сейчас больно мне. — Ну, что ж… как понимаешь, первые месяцы беременности очень тяжелы для женщины. Нарушение гормонального фона — раз, нервное расстройство — два, токсикоз — три. Да и вообще, в целом, знаешь ли, не радует меня что-то предстоящая беременность и в будущем роль матери-одиночки… — меня прямо-таки распирает от иронии.
— Ань, — Саша кладет мне руку на плечо, и я замираю на месте, что-то в его голосе меня напрягло.
— Выходи за меня замуж.
Удар… еще удар, сердце спустя несколько секунд вновь приходит в обычный свой ритм.
Ничего не говоря, сбрасываю руку парня с плеча и ускоряю шаг, не оглядываясь, иду в сторону дома.
— Ань, я не требую ответа прямо сейчас…
— Да что ж ты такой надоедливый, а!? — смаргивая влагу в глазах, отвечаю парню. — Как муха, ей-богу! Ну, что ты до меня докопался? Ну, что, вокруг себе девки никакой другой не найдёшь, что ли? Обязательно меня… с чужим ребёнком тебе надо?
Щеки вспыхнули жаром. Да и в горле всё запекло, как будто мне туда раскалённый уголёк сунули.
— А мне не нужен никто, Ань! Я тебя люблю, — Сашка делает шаг вперёд и становится ко мне близко-близко, так что нос забивает его запах. Терпкий, древесный… но не отталкивающий, а наоборот, в нём чувствуется какая-то надёжность и мужская сила.
Сашка на три года старше меня. Как оказалось, он только недавно вернулся в родной городок. Служил по контракту три года в армии. Высокий брюнет. Всё при нем. Вот только мне никто кроме Димки не нужен.
— Так, а я тебя нет. И не полюблю никогда, потому что кроме Димы… — голос срывается, и приходится сделать глубокий вдох, чтобы продолжить, — мне больше никто не нужен.
— Ань, — Сашка обхватывает моё лицо, и его дыхание обжигает мои губы, — твой Дима нам не помеха, Ань. Моей любви нам хватит на двоих, слышишь?! — его сухие губы опаляют мой рот, и я, ошарашенная его признанием, просто остолбенев, стою на месте.
— Ого, — слышу до боли знакомый голос у себя за спиной, и кажется, что небо разверзлось у меня над головой, и меня с ног до головы окатывает ледяным потоком осознание того, что Димка видел, как Сашка меня целует.
Я, как в кошмарном сне, просовываю руки между собой и Сашкой и отталкиваю парня, который, почувствовав, видимо, что-то неладное, тут же отпускает меня. Медленно поворачиваюсь на голос. И твою мать, меня второй раз окатывает ледяной поток с головы до ног. Я, задыхаясь от волнения, просто стою и смотрю прямо на того, кого люблю беззаветно, и на ту, которая теперь стоит рядом с ним и смотрит на моего Димку влюблёнными глазами.
— Анютка, да тебя не узнать, — Димка ощупывает меня знакомым взглядом, и по мне пробегается будоражащей волной желание, — похудела, что ли?
Я только открыла рот, чтобы ответить ему, когда почувствовала, что на мою талию легла Сашкина рука.
— Александр, — протягивает он вторую руку Димке.
И тут я понимаю, что всё, это конец, Димка точно что-нибудь не то подумает… я дёрнулась, чтобы хоть как-то разорвать этот курьёзную ситуацию между нами, но снова застыла на месте.
— Дмитрий, а это Лена, моя девушка, — тут же представляет он блондиночку, что крутится возле него как собачонка, прямо точно так же, как я когда-то.
— Очень приятно, — холодно произносит Саша.
— И мне, — щебечет блондинка.
— Анют, ты как, курсовую сдала? — Димка смотрит на меня так, как будто мы с ним одни, как будто рядом с нами никого нет, а я сказать слова не могу. И это не потому, что от сумасшедшей любви к нему у меня перехватило дыхание, нет…
Ревность, злость, непонимание — всё смешалось в один горький, отравляющий нутро коктейль. Меня Димка никогда не представлял друзьям, как свою девушку. Я всегда была Анютка, та, что живёт возле озера… та, что, как сумасшедшая, сгорала от любви к нему.
— Да, сдала, — отвечаю ему.
И… передумываю сбрасывать Сашкину руку со своей талии, наоборот, прижимаюсь плотнее.
— Молодечик, я никогда в тебе не сомневался. А дальше куда, в город? — от его голоса меня бросает то в пот, то в холод. Его голос будто афродизиак для меня, но я впрыскиваю в мозг, словно противоядие, злость.
— А дальше я замуж выхожу, Дим, — смотрю ему в глаза, не отрываясь, и тот эффект, который производят на него мои слова, оказывается крышесносным.
Я увидела, как в его глазах полыхнул огонь. Он быстро сморгнул его, но было уже поздно, я это увидела.
— Ань, ну, что, мы идем? — Сашка подталкивает меня вперёд, заставляя делать шаг, потом ещё и ещё…
Но я-то понимаю, что эффект достигнут, а уходить не хочу. Хочу схватить Димку за руку, дёрнуть как следует, впиться в его губы влажным поцелуем и заорать, что пошутила я! Пошутила, Димка!
— Круто, Анют, поздравляю, — глухо, я почти не услышала, ответил Димка, — пока.
А мне ему ответить ничего Сашка не дал. Он тащил меня, как танк, вперёд, не давая ни секунды передышки.
— Что ты делаешь, а? — зло шепчу ему в спину и впиваюсь ногтями в ладонь, чтобы он отпустил меня.
— Спасаю тебя от унижения, — кидает он мне через плечо и продолжает тащить.
— Отпусти, слышишь… отпусти сейчас же… — шиплю на него.
— Этот мудак и есть несостоявшийся папаша, да?!
Я понимаю, что это риторический вопрос, который не требует ответа, потому и молчу, продолжая из-за всех сил вырваться из крепкой хватки.
— Отпусти, я тебе говорю.
— Дурочка ты, Ань, — Сашка останавливается и, притянув к себе, заключает в кольцо сильных рук, не давая возможности вырваться.
— А это уже не твоё дело, кто я, — сердясь на парня с каждой минутой всё больше, не сразу замечаю, что его глаза искрятся весельем.
— Теперь не отпущу тебя, Ань. Сама сказала, что женой моей будешь, — он склоняет голову и снова целует меня.
— Прекрати, — брыкаюсь я, а где-то в голове отдалённо понимаю, что выгляжу сейчас со стороны комично, — ты же должен понимать, что всё это я сказала, чтобы позлить Диму?!
— Так и выходи за меня, ему назло, Ань.
От последних его слов затихаю в его объятиях. Мыслей в голове в этот миг роится очень много, но только одна большими красными буквами мерцает, привлекая к себе всё моё внимание.
«Счастье можно найти не с тем, кого любишь, а с тем, кто любит тебя!» — мамкины слова сейчас всплыли ой как некстати.
ГЛАВА 5
Месяц спустя.
— Аня…
Белое платье соскальзывает с моих плеч, а я стою, как манекен, не в силах пошевелиться. Я только себя уверяю в том, что этого всего лишь сон. Страшный уродливый сон, в котором я сошла с ума и вышла замуж за Сашку.
Парень зачарованно смотрит то мне в глаза, то на открывшееся полуголое тело.
— Ты такая красивая, — с придыханием говорит он и становится передо мной на колени, раздевая меня дальше, — Ань, ты, если не хочешь, чтобы я тебя трогал, ты скажи, — он поднимает на меня глаза, а я вижу, как его зрачки расширились от желания настолько, что закрыли собой весь янтарь его радужки.
— Всё нормально, Саш, — осипшим от отвращения к самой себе голосом отвечаю ему, и внутри меня сейчас бурлит настоящий апокалипсис.
Мне казалось, что хуже, чем когда меня бросил Димка, уже не будет. Теперь я знала, что ошибалась. Пока Сашкины пальцы блуждали по моему обнаженному телу, тягучий яд предательства выжигал меня изнутри.
Когда с нежностями было покончено, сильные руки подхватили меня под спину и колени, Сашка отнёс меня на кровать.
— Ты не бойся меня, Ань, я не сделаю тебе больно, — хриплым от страсти голосом говорит Сашка, а мне хочется засмеяться ему в лицо и сказать, что больнее, чем сейчас у меня внутри, уже не будет.
— Свет выключи, — сказала я сухо.
Сашка только дернул головой, как будто от пощёчины, но вслух не сказал ничего.
А когда он вернулся, я просто закрыла глаза и постаралась погрузиться в свой личный мирок. Туда, где меня ждёт мой Димка и наша счастливая семейная жизнь. Туда, где от секса с любимым мужчиной я получаю неземное удовольствие и лишающие разума эмоции, туда…
Распахиваю глаза и вгрызаюсь ногтями в простыни, когда Сашка проводит по моим сухим складочкам языком.
Что я в этот момент чувствую?! Я не знаю сама. Димка мне никогда не делал такого, поэтому это странное и в то же время новое для меня ощущение.
А Сашка тем временем продолжает настойчиво завоевывать мою влажность, посасывая, покусывая розовые складки.
Голова кружилась, и я часто дышала. Хватала его за волосы и тут же отпускала — наверное, боялась, что он может остановиться. И я не знала, что мне делать дальше, этот момент по-взрослому Димка всегда опускал, а то пламя, что рвало низ моего живота прямо сейчас, приходило только тогда, когда он вдалбливал в меня свой член.
— Давай, Анют, не сдерживайся… — шепнул Сашка и надавил с силой на чувственную горошину.
Мне пришлось прикусить до боли губу, чтобы подавить громкий стон.
Я не знала, чего во мне сейчас больше — желания, злости или ненависти к самой себе. Всё, что делал Сашка, было таким… непривычным, что все чувства смешивались в приторно-густой коктейль. Мне казалось, что это происходит не со мной. Ведь я даже в мыслях не могла представить, что могу получить такое удовольствие с кем-то ещё… кроме Димки…
Это неправильно, так не должно быть, я не должна чувствовать то, что чувствую…
«Это предательство с моей стороны», — мелькнула мысль, а потом всё пропало.
Остался только влажный горячий язык Сашки, когда он вновь прикоснулся к моей щёлочке. И я сама раздвинула ноги шире, чтобы ему было удобней. Сама извивалась под ним, подмахивая бёдрами и подстраиваясь под жадный язык.
— Нютка, ты такая, такая… особенная, — отвлёкшись, хрипло пробормотал Сашка.
И тут же подул на мою чувствительную влажную плоть, продолжая поглаживать пальцем, чтобы не дать мне остыть.
А потом он снова опустил голову вниз. Только на этот раз его ласки не были нежными. Он уже не лизал меня, а вылизывал, иногда засовывая кончик горячего языка внутрь. Он пронизывал жаром дыхания всю меня, к его языку присоединился палец. Он то кружил подушечкой по входу во влагалище, то скользил ниже, прижимаясь к узкому колечку ануса.
У меня сносило голову. И я не могла противиться, слишком невероятно было то, что творил его неустанный язык — все это словно вливало в меня чистый секс.
Сквозь узкие щёлки прищуренных глаз я видела лишь макушку у себя между ног, я слышала лишь его дыхание, я плавилась на его языке и сама же насаживалась на него.
А в какой-то момент я перестала что-либо видеть и слышать. Зажмурила сильно глаза не в силах сдержаться, противиться тому урагану чувств, который начинал меня скручивать, ломать, звать за собой, и…
— Нютка… — услышала я голос Сашки, а потом почувствовала, как он одним движением вошёл в меня по самое основание, ударившись яйцами о мою задницу.
Я не смогла сдержать крика. Но его тут же подавил поцелуй. Сашка пил мой крик, а я кусала его губы, вгоняла наманекюренные ногти в его спину до тех пор, пока моё тело не сотряс бурный оргазм.
ГЛАВА 6
Шесть месяцев спустя.
— Саш, ты достал меня своей заботой! Просто достал! — кипячусь я с каждой секундой всё больше и больше, со злостью швыряя вещи в чемодан.
— Ань, ну, я не могу смотреть на то, как ты таскаешься на девятом месяце к этой Дуське.
— Дуня, ее зовут Дуня, — шиплю на него.
— Ну, Ань, хватит злиться. Ну… давай я тебе помогу вещи собрать. Зачем ты их так все комкаешь!?
— Пошел вон! — перехожу на крик. — Это мои вещи! Что хочу, то и делаю! Бесишь! Уйди! Уйди, пока плохого не наговорила.
— Ладно, Ань. Ухожу. Ты хоть куда собираешься?
— Уйди! — краска злости заливает лицо, и чувствую, что вот-вот из ушей пар пойдет.
Я сама себя в последние дни узнавала.
Злилась на Сашку так неоправданно жёстко, что было стыдно перед ним и самой собой. Но, к сожалению, поделать с собой ничего не могла. Эта его забота и внимание были настолько приторными, что порой хотелось пойти блевануть!
— Я тебя за дверью подожду, — сказал он и вышел прежде, чем я запулила в его сторону фарфоровой кружкой с водой, стоящей на прикроватной тумбочке.
— Бесишь… — в бессилии опустилась я на край кровати и зарылась лицом в футболку, что была в руках.
Горюче-горькие слезы обжигали веки и тут же впитывались в ткань. Как же тяжело мне было на душе. Как будто выворачивалось всё наизнанку. Весь мой придуманный мирок, что я хранила внутри себя, вдруг начал рушиться… выгорать… превращаясь в пепел. И всему виной были приближающиеся роды и Сашкина любовь, которая пыталась занять место моей любви… к Димке.
Мне нужно было уехать. Хотя бы на некоторое время. Хотя бы на пару дней. Я вновь начала собирать вещи. Поеду к матери. И всё… на этом точка. У неё будет спокойнее. А Сашка… я сжала зубы, да так сильно, что челюсть свело.
— Аня, давай помогу, — перехватывает тяжёлую сумку из рук Сашка, когда я выхожу из комнаты.
— Нет, Саш. Лучше вызови такси и… — выдернула я из его пальцев ручки, — …не провожай меня, Саш.
Муж так и остался стоять, замерев на месте. Обидела… я чувствовала, что обижаю Сашку зря… но… внутри взыграло эгоистичное чувство… он сам захотел меня в жёны… он знал, что я люблю другого, я его не заставляла жениться на себе.
Я с силой закрыла за собой дверь и, выйдя из подъезда, уселась на лавочку в ожидании такси. В кармане пискнул телефон, и я полезла за трубкой.
«Прости меня, Ань. И как будешь готова вернуться, позвони. Я приеду за тобой…»
Я глянула на окна нашей квартиры. В одном из них заметила Сашку. Хотела помахать ему рукой, но подъехавшее такси отвлекло, а когда посмотрела снова, то мужа уже не было видно.
Таксисту назвала адрес, а сама быстро написала в ответ на Сашкино смс:
«Я позвоню, Саш, не обижайся. Я сама не знаю, что происходит со мной. Прости».
Нажала отправить и, откинувшись на спинку сиденья, закрыла глаза.
Все образуется, Аня. Все образуется.
ГЛАВА 7
— Привет, Анют.
Я чуть не поперхнулась мороженым, которое так не кстати откусила больше, чем положено. Медленно поворачиваю голову и вижу прямо перед собой ожившую фантазию.
— Дима?! — прокашлявшись, вытираю слёзы, проступившие на глазах.
— Как видишь, я.
— Что ты тут делаешь? — у меня начинается внутреннее потряхивание.
Это такое необъяснимое чувство, когда всё внутри тебя немеет, и одновременно с этим под кожей разливается щекочущий каждую клеточку жар. И чувствуешь сразу же, как в районе лопаток что-то зудит, и срочно хочется почесать это место, чтобы к чертям собачьим разодрать мешающуюся кожу и выпустить крылья счастья от того, что увидела любимого человека. От того, что его голос одним лишь словом оживил тебя всю, и ты, как полоумная дура, готова кинуться к его ногам и простить ему всю растоптанную им же твою любовь к нему и заодно твою гордость.
— Всё как обычно, Анют, приехал навестить стариков. Может, пройдемся? — он кивает на дорожку, которая уводит вглубь парка, и я не в силах отказать иду за ним.
— А я смотрю, ты времени зря не теряла? — он многозначительно кивает на живот.
— Это твой ребенок, Дим, — тут же отвечаю ему, а он спотыкается на моих словах о ровную дорогу.
— Так ты же замуж вышла, Анют?! Разве нет? — он удивлённо выгибает бровь.
— Да, вышла, Дим, но лишь потому, что ты не захотел на себя брать ответственность за это, — кладу руки на живот, и в голосе звучит обида.
Я знаю, что не должна говорить ему этого, что он сейчас может развернуться и уйти, а мне так хочется другого… хочется, чтобы остановил меня, встал на колени и сказал, что был дураком, что всё понял и хочет всё исправить…
— Анют, — Димка дёрнулся в сторону, и сделал шаг назад, — я не могу, ты пойми, родители не дадут на это согласие, и я тебе сказал, что в ближайшем будущем я не вижу в своей жизни детей. Я же тебе сразу сказал. Почему не сделала аборт? Сейчас бы уже в институт поступила. Ты же с красным дипломом закончила учебу, мне ребята сказали…
— Ты спрашивал обо мне? — мой голос дрогнул. Господи, он спрашивал обо мне… а я думала, что совсем не нужна была Димке.
— Это не важно, Анют… важно то, что я не могу до сих пор забыть тебя, — скороговоркой произносит парень, а у меня в груди всё замирает.
Нет… нет… нет… Этого не может быть… Я не могу в это поверить…
— Но у тебя же есть девушка, Дим!
— Ты о чём? — Дима кладёт мне руки на плечи и поворачивает лицом к себе, смотрит прямо в глаза.
— Ну, та, белобрысая… Не помню её имя… — я пыталась откопать в памяти имя девчонки, с которой видела последний раз Димку, но оно как будто стёрлось…
— А, ты про Лену, что ли? Так это просто… так, — Димка оглаживает моё лицо взглядом, полным тепла и… любопытства.
А моё тело тут же отзывается на этот взгляд, и малыш… как будто почувствовав папу рядом, начал активничать.
— Димка, — я, не в состоянии справиться с эмоциями, подаюсь вперёд и целую Диму… в губы.
Страсть. Жар. Желание. Сумасшедший коктейль чувств, будоража мою кровь и сознание, заставляет забыть о реальности. В этот миг я чувствую себя такой наполненной и целостной, что напрочь забываю обо всём, что есть у меня в жизни. Сашка… Свадьба… Все это как будто сон…
А Димка… вот он… отпускает мои плечи и притягивает за шею. Настырный язык врывается в мой рот и завоевывает всю меня мгновенно. Мои руки цепляются за его плечи… шею… лицо… хочу почувствовать его всего и сразу… везде и прямо сейчас…
Напряжение внутри нарастает до такой степени, что чувствую, как в теле натянут каждый нерв, кажется, что вот-вот порвётся…
— Ой! — резкая боль пронзает поясницу.
— Что, Анют? — Димкин хриплый голос прокатывается по мне, как сладкая патока, заглушая первый приступ.
— Это… наверное, от волнения, — выдавливаю смущённую улыбку и тут же хватаюсь за низ живота. — Ой!
— Анют, Анют?! — Димка подхватывает меня за талию, чувствуя, что я теряю равновесие…
— Ой! — снова… схватка?! — Чёрт… чёрт… Дима, — я начинаю паниковать, потому как понимаю, что это не просто боль, это больше похоже на схватки. — Я рожаю…
— Твою мать, Аня, что делать-то?
Мы доходим до ближайшей лавочки.
— Звони в скорую… быстрее…
Сутки спустя.
— Саш, ты пока не приезжай, — каждое слово даётся так сложно, что, если бы не предстоящая встреча с Димкой, вообще не смогла бы этот момент пережить. — Нет, Саш, к нам пока нельзя… Врачи вниз не пускают… Фотку Артёма пришлю сразу, как только его принесут… Нет, Саш, мне ничего не надо, у меня всё есть… Да не волнуйся, если что, мамка мне всё принесёт.
В динамике слышится посторонний звук, и я понимаю, что это пытается дозвонится Димка.
— …всё, Саш, перезвоню. Сейчас обход, — и отключаюсь.
Сердце в груди бьётся так громко, что в ушах слышу его стук. Что же я делаю?! Нет… нет… не так…
Что же мне делать?! Что мне делать с Сашей? Как ему сказать, что я ухожу к Димке?
При воспоминании о парне улыбка растягивает потрескавшиеся губы, и я тут же их облизываю.
Димка должен в ближайшие дни связаться с родителями и рассказать им всё о нас с Тёмкой.
Чёрт! Но мне ещё как-то об этом нужно сказать мамке… И я боюсь, что она не поймет…
В руках пиликнул телефон.
— Алло, — тут же хватаю трубку.
— Анют, я внизу… Ты спустишься?
— Конечно, Дим… уже.
Но стоило только услышать голос любимого, все сомнения, все препятствия… всё сошло на нет… Самым главным в данный момент было то, что моя фантазия… моя мечта воплотилась в явь.
Димка, наш малыш и я — мы вместе, и теперь ничего в этом мире мне не страшно.
Я летела вниз на крыльях счастья и любви. Мне казалось, что я даже сияю вся от переизбытка счастья… и именно поэтому на меня оглядываются люди.
— Анют, привет! — Димка протягивает мне маленький букетик и небольшой пакет с фруктами.
— Димка, — я делаю шаг к нему и становлюсь вплотную, подставляя губы для поцелуя.
Хочу его почувствовать, хочу наслаждаться им прямо сейчас.
— Анют, — Димка заводит руки за мою спину и прижимает к себе так сильно, что у меня затянулось в тугой комок желание внизу живота от такой тесной близости, — я так рад, что у тебя больше нет живота, — он криво ухмыляется, и я, как попугай, вторю ему.
— А уж как я рада, — обнимаю его за шею и, подтягивая к себе, заглядываю в глаза, — я не верю, что всё происходит по-настоящему.
— Я и сам не верю, Анют, — Димка сминает мои губы своими, и я плыву.
В голове зашумело, и гормоны взбурлили в крови. Дикая, неуемная страсть разорвала к чертовой матери тугой комок внизу живота, заполняя меня тягучей, подчиняющей всю меня себе похотью.
— Димка, поклянись мне, что не исчезнешь?! — оторвавшись от парня, срывающимся голосом прошу его.
— Анют, я не смогу. Даже если всё будет против нас, я не смогу…
Пять дней спустя.
— Аня, девочка моя, что ты творишь? — мамка взад-вперёд, ходит по комнате и то и дело поглядывает на меня.
— Мам, я уже всё решила. Завтра приезжают родители Димы. И как только состоится разговор, я позвоню Саше и всё ему расскажу.
— Да ему и рассказывать ничего не нужно, Анька. Весь город уже шушукается о тебе и о твоем Димке, — мамка садится напротив меня. — Послушай, дочка… послушай, что тебе скажет мать, а мать плохого не посоветует. Я прошу, не делай глупостей, ну ведь переболела уже ты этим городским мажором. Ну, отпусти ты его. Не будет тебе с ним счастья. Да и родители его вам не дадут житья. Поверь своей матери, Ань.
— Мам, ты не права. Ты зря проводишь параллели между своей судьбой и моей. У нас с Димой все будет по-другому. Слышишь?! И я не допущу, чтобы вы с Сашкой испортили мою жизнь. Не лезь ко мне. И Сашке скажи, когда будет звонить, что пока я с ним разговаривать не хочу… Поняла?!
Я вскочила со стула и, не дожидаясь ответа матери, убежала в комнату. Как раз вовремя, телефон, оставленный там, громко звонил, от чего проснулся и Тёмка.
— Алло, Дима, — мой голос тут же меняется, и в нём уже нет и намёка на то, что только минуту назад я поругалась с мамкой.
— Может… сегодня увидимся?
Божечки, и почему его голос настолько сексуален, что хочется попросить говорить его, не останавливаясь, а самой при этом залезть в трусики и трогать себя до тех пор, пока не наступит оргазм…
— Если только ненадолго, — слышу свой голос, как будто со стороны, словно и не я это говорю вовсе. Столько жеманности, что хочется плакать от того, насколько я не подчиняюсь в моменты соприкосновения (пусть даже и по телефону) с Димкой.
— Хорошо, Анют, я всё понимаю… — тут же уступает Димка.
У меня где-то внутри щёлкает осознание того, что он про Артёмку даже не спросил. Но стоило только Димке открыть рот и бросить парочку обычных своих фраз типа «но все равно я буду ждать тебя, крошка», как я тут же выкинула все сомнения и домыслы подальше из головы и, словно малолетка несмышлёная, забыв обо всём на свете, начала собираться на свидание.
Тем же вечером…
— Димка, постой, я не уверена, что мне можно полноценно заниматься сексом…
Откинув волосы за спину, я всосала в себя рубиновую головку Димкиного члена и провела кончиком языка по чувствительной прорези посередине. Услышав стон Димки, сделала это ещё раз.
— Бля, Анют, я так скучал, — Димка двинул бёдрами вперёд, врезаясь членом в самое горло.
Я от непривычки закашлялась, ведь минет я делала только Димке. Сашка не позволял… вспышка глубокого стыда мгновенно затопила меня. Толчок Димкиных бёдер, и весь стыд мигом замещает жаркой лавой желание, которое разливается по моему телу и заполняет каждый миллиметр меня.
— Анют, я буду очень осторожен… — осипшим низким голосом просит Димка, и я тут же сдаюсь.
— Ну, если только попробовать… — неуверенно говорю я, и Димка, словно не сомневался в том, что я соглашусь, достаёт из кармана презерватив. Разрывая целлофановую оболочку, отдаёт мне пахнущий клубникой тонкий кусок латекса.
— Раскатаешь?
— Да-а-а-а, Анют, ещё… прогнись… — Димка давит на поясницу, и я выпячиваю попку по максимуму кверху, — хочу твою задницу, крошка.
Я давлюсь собственным стоном, когда Димка шлёпает меня по ягодице, а следом кусает с силой её же.
— Ай, — дергаюсь в его руках, но бессмысленно, его пальцы, будто клещи, вцепились в меня.
Боль, смешанная с чувством непонимания, растекается в грудной клетке холодом, норовя потопить собой жар желания. Димка отчего-то кажется таким неоправданно жестоким и чужим, что это мне совершенно не нравится. Мы договаривались, что всё будет предельно аккуратно, а что получаю в ответ?!
Когда поняла, что парня уже не остановить, и он возбуждён до предела, я попыталась расслабиться. Ведь знала же сразу, на что шла. И если хочу удержать Димку, то сейчас не время капризничать и строить из себя недотрогу.
Горячая головка коснулась влажной щёлочки, и я вся съёжилась, предчувствуя боль…
Но… упругий член скользнул в меня, задевая клитор точно… остро… без боли.
Мой протяжный стон утонул в простынях, и я, расслабившись полностью, впустила в себя член парня, зажмуривая глаза от пронзившего меня удовольствия.
Это было именно так, как я помнила. И все страхи и недовольства Димкой ушли в небытие.
Жёсткий член внутри меня, глубоко, вот что было нужно мне всё это время. Вот почему я скучала и о чём мечтала всё то время, что была без Димки. Секс с этим парнем сделал меня зависимой от него.
Это было невообразимо странно — почувствовать снова внутри себя Димкин член. Упругий. Горячий. Большой. Заполняющий всю меня, без остатка.
Сейчас я чувствовала все те ощущения, кои на протяжении года были для меня остро желанны, по-настоящему. И они абсолютно не шли ни в какое сравнение с тем, что я рисовала в своей голове. Как же я счастлива была в этот момент. В голове всплыли наши с Димкой разговоры о том, что он заберёт нас с Артёмкой к себе… в город. Что больше не оставит меня, и мы не просто теперь люди, которым нравится трахаться друг с другом, нет… мы уже — нечто большее друг для друга, и я надеялась, что Димка наконец-то понял, что мы для него… семья.
— Давай же, Анюта, ещё… ещё… — Димка, шлёпнув меня по заднице, потянул за волосы, заставив выгнуться ещё сильней, и я, одуревая от собственных мыслей и от желания слиться с Димкой воедино, сорвалась с катушек.
Я активно шлепалась кожей ягодиц о Димкин пах, резко насаживаясь на член, сходила с ума от наслаждения, слыша, как тяжело дышит парень, которого я люблю.
Это была долгая гонка без каких-либо границ и условностей, и пожалуй, после такого долгого воздержания по любимому человеку она могла закончиться смертью, но не той, когда тебя закапывают в землю… нет, это была бы смерть всего настоящего, что есть у меня. И если бы не включился рассудок, заставляя совесть выползти из потаённых уголков души, я бы погрязла в больной любви к Димке окончательно и бесповоротно, отдавая ему всё, что у меня есть.
— Господи, Дима, я так больше не могу, нужно остановиться… — простонала я и беспомощно прикусила губу, ловя затуманенным взглядом лицо парня.
— Сможешь, Анют, всё же осталось по-прежнему… ты моя… — услышала я его жаркий шёпот.
А потом его пальцы коснулись меня между ног, нежно погладили, словно вливая силы, едва надавили на клитор, и…
И наслаждение стало острым, почти невозможным.
Взорвавшись красочным фейерверком, я обессиленно упала на подогнувшихся руках не в силах пошевелиться. Димка завалился рядом и спустя несколько секунд притянул меня к себе. Я обняла его и жадно вдохнула в себя его удивительный запах, смешанный с моим.
Димка зарылся лицом в мои волосы, а когда я прижалась к нему сильнее, овивая руками мокрою от пота шею, он неожиданно тихо прошептал мне на ухо:
— Я люблю тебя, Анют. Я чертовски тебя люблю.
Я даже не поверила сначала в услышанное. Замерла в его руках, прислушиваясь к тому, как внутри меня нарастающей волной надвигается радость.
Господи. Да меня, видимо, переклинило от этого чувства, потому как понимаю, что теперь… вот теперь я точно не в силах пошевелиться, скованная внутренними цепями эйфории.
И не в силах признать, что мне не послышалось. Любовь… он правда сказал про любовь?
Да нет, невозможно. Этого просто не может быть… Я вглядываюсь в лицо парня и не могу сдержать улыбку, которая растягивает мои губы.
Нет… Так не бывает. А если бывает, то точно не со мной.
Во рту пересохло от переизбытка эмоций, и вместо слов я просто поцеловала его. Да тут и не нужны были слова, так как я была уверена в том, что Димка осведомлён о моих к нему чувствах.
— Анют… — голос Димки стал более глубоким, грудным, — …я надеюсь, ты меня когда-нибудь простишь за то, что струсил, сбежал от тебя.
— Дима, — на моих глазах выступили слезы умиления, я даже не могла представить себе, что он может думать иначе, — я уже давно тебя простила, Дим.
ГЛАВА 8
— Господи! Не могу поверить в то, что мой сын лох, — голос будущей свекрови резанул слух, будто испорченное радио.
Я стояла, прижавшись спиной к одной закрытой половинке двустворчатой двери. И, не дыша, слушала, как женщина отчитывает сына, думая, что я ещё в туалете.
— Мам, прекрати. Я люблю Аню, и у нас с ней ребёнок…
— Замолчи… — шипит женщина, а у меня от её голоса волосы дыбом встают на затылке, — …с чего ты взял, что этот ребёнок вообще твой? Эта деревенская девка могла шалавиться с кем угодно здесь. Залетела, а папаши не оказалось, вот и решила повесить на тебя ребёнка. А ты, как простофиля, повёлся на все это… Ой, ой…
— Рая, Раечка, — взволнованный голос свёкра долетел до меня уже тише.
— Мам, хватит, а…
Голос Димки больше не был таким уверенным, нежели в тот момент, когда мы только с ним пришли. И я поняла, что если ещё хоть на минуту задержусь, то мать его точно сломает. Я шумно вдохнула воздуха и уже двинулась в сторону двери, когда…
— Если ты не оставишь эту девку, — проскрежетала будущая свекровь грудным голосом, — то я в тот же миг забуду, что у меня есть сын. И пойдёшь ты со своей шалавой и её выблядком жить к деду во времянку. И запомни, от меня ты не получишь ни копейки на содержание. Я всё сказала…. Ой…ой… воды, воды…
Я так и осталась стоять на месте, не найдя в себе ни единой крупицы сил сдвинуться хоть на миллиметр.
— Рая… я сейчас скорую вызову…
— Дай мне таблетки, олух! — рявкнула женщина на мужа так громко, что я вздрогнула и попятилась, и в этот самый момент из комнаты выскочил Димка.
— О! Анютка, ты посиди на кухне, — потащил меня за руку парень, — у мамы немного голова разболелась. Сейчас я ей воды отнесу, а потом домой тебя провожу…
— Димка, подожди, — дёрнула я в его пальцах запястье, — мне показалось, что я твоей матери совсем не понравилась.
Димка не дал мне высвободить руку, а затащил на кухню и, закрыв дверь, прижал меня к ней спиной. С жаром зашептал в лицо:
— А ты что думала, Анют?! Что она с распростёртыми объятиями встретит девушку, которая родила ребёнка неизвестно от кого?
Парень вперил в меня злой взгляд, и я, сначала растерявшись от его высказывания, спустя несколько секунд всё поняла… Поняла, что мои надежды на обретение семейного счастья вместе с любимым таят на глазах, как грязный мартовский снег.
— Димка, зачем ты так со мной?! С нами… — дрожащим голосом проговорила я и сильно прикусила нижнюю губу, стараясь не расплакаться.
— Ань, это не я так, это сука-жизнь с нами так. Я просто не думал, что мать настолько будет против. Ты это… давай… посиди здесь. Я сейчас ей воды отнесу, а потом тебя провожу, и мы по дороге поговорим.
Я коротко кивнула и, не чувствуя ног, села на ближайший табурет.
Господи! Какая же я была дура! Какая дура! Как я могла поверить, что Димка может измениться. Сможет плюнуть на всё и уйти жить со мной и с Тёмкой к деду во времянку. Да я всё поняла по его взгляду, что он свою сытую жизнь никогда не променяет на нас.
— Анют, я скоро, — кинул мне Димка через плечо, выходя их кухни.
Надо уходить! Не нужно позволять этой семейке втаптывать себя в грязь! Я этого не заслужила…
Хотя… я выскользнула за дверь и, тихо притворив её за своей спиной, подумала о Сашке… я это, наверное, заслужила. Это мне всё в наказание за то, что Сашку предала, а ведь он этого точно совсем не заслужил. Он любит меня. Он бережёт меня, а я…
Уже оказавшись на улице, я бросилась бежать так быстро, насколько позволяло здоровье. Ничего… я больше не позволю Димке издеваться над собой. Я выкину этого придурка из головы так быстро, что даже не замечу этого сама…
Запыхавшаяся и раскрасневшаяся, я ураганом влетаю в дом.
— Анька! Что случилось?! — выходит мне навстречу мать с Тёмкой на руках.
— Всё нормально, мам… всё нормально! — я забегаю в спальню и начинаю закидывать все свои и Тёмкины вещи в сумку, не разбирая и не складывая их.
— Аня, да объясни ты, что случилось? — мамка останавливается в дверях комнаты, а я замираю с охапкой детских вещей в руках и поднимаю заплаканное лицо к ней.
— Ничего, мам. Если не считать того, что я деревенская шалава у тебя… — громко всхлипываю и, отмерев, начинаю снова со злостью пихать вещи в сумку.
— Я так понимаю, что знакомство прошло на «ура», — мамка подходит к кроватке и кладёт Тёмку на матрасик, разглаживая складочки простынки.
— Мам, ты куда? — подбежала я к мамке, когда та решительным шагом направилась к выходу.
— Куда? Ты еще спрашиваешь? Да я сейчас пойду этой городской курице все перья-то быстро повыдергаю из её хвоста! — она передёрнула плечами, высвобождаясь из моих рук. — Ишь чего надумала?! Совсем совесть потеряли эти городские! Мало того, что сынка своего не научила уму-разуму, так ещё и поклеп наводит ничем не обоснованный, курица!
— Мам, мам! Не нужно всего этого! — я снова вцепилась в её руку. — Они этого не достойны, мам, пусть на их совести всё это останется, а я… я Сашке позвоню. Всё ему расскажу и прощения просить стану. Обманывать его не хочу и не буду…
— Анька… Анька, что ты, — мамка толкнула меня в спальню обратно и на кровать усадила, — не вздумай ничего говорить мужу. Для чего ты так его мучить будешь?! Сама ежели всё поняла, осознала, в церковь ходи… у Бога прощения проси и заступничества. А если Сашке расскажешь… отвернёт его… ей-богу, отвернёт… куда ты потом с дитём малым? А муж тебя любит. Со временем всё простит, всё забудет о том, что люди болтали… Главное, что ты поняла, — нашёптывала мамка, гладя по голове.
А по моим щекам дорожки горячих слёз стекали от безысходности, в которую я сама себя загнала.
— Анька… доченька моя, какая же ты глупая ещё, — женщина обнимает меня за голову и притягивает к себе, — несмышлёная птичка моя.
— Ма-а-а-ма-а-а, — рыдания вырываются из груди, и я обнимаю её руками за талию, — что же со мной не так? За что мне всё это?! За что?
Молчание в машине затягивается, и я нахожу в себе силы, начинаю первая разговор.
— Тёмка всё время капризничает, — дрожащим голосом сообщаю мужу, — хорошо хоть мамка была рядом, помогала.
— Ну, ничего, Аня, теперь буду рядом я, ты, главное, не переживай… Мы справимся…
В глазах защипало от солёной влаги. За что мне такой никчёмной Сашка достался. Ведь я же его явно не заслужила?!
— Аня, ты что, плакать собралась? Неужто действительно сын такой требовательный?
Нет… ну, это было уже выше моих сил… Сашка Тёмку сыном назвал? Да его даже Димка только ребёнком называл, но никак не сыном. Горючие градины слёз брызнули из моих глаз.
— Аня, девочка моя, — Сашка протягивает руку к моему лицу и вытирает слёзы, — ну, что ты так расстраиваешься-то? Или я опять чересчур заботливый?
— Сашка, прости меня! Прости! — кусаю дрожащие от рыдания губы. — Я перед тобой так виновата… так виновата!
Несколько месяцев спустя.
— Ну, что же, спешу поздравить, — стягивает с пальцев латексные перчатки гинеколог, а я в это время сползаю со смотрового кресла.
— С чем? — непонимающе смотрю на врача, натягивая трусы.
— С беременностью, а с чем же еще? Конечно, поторопились вы, мамочка. Только же родила, как я понимаю…
— Да, — каркаю я в ответ, так как во рту всё к чертям пересохло.
— Вот и я о том, как угораздило-то?
— Не знаю, — пожимаю плечами, а у самой нутро все заледенело от щемящего чувства безнадёги.
— М-да, — гинеколог проходит за стол и, открыв карту, начинает что-то там писать, — сдашь вот эти анализы, для уточнения… И сделаешь узи. Если честно… не часто такое встретишь, обычно через месяца четыре беременеют после родов… а тут… прям феномен какой-то, — прицокнул он языком и протянул мне талончик на узи. — Ну, все, жду через неделю.
— Ага, — я чувствовала лишь одно… как на моей голове волосы шевелятся, стоило только представить, что будет, когда об этом узнает Сашка.
— А может, аборт? — вклинился вкрадчивый голос гинеколога в мои мысли, когда я уже стояла на выходе.
Я метнула обескураженный взгляд на врача. Он что… прочёл мои мысли?
— А можно?
— А тут уж вопрос не ко мне. С мужем посоветуйся или сама поразмысли, нужны ли тебе дети-погодки?!
Вернувшись, домой я чувствовала себя полностью раздавленной. Раздавленной жизнью. В тот день я впервые напилась так, что на утро не помнила ничего. Только спустя время мне Сашка расскажет, что именно в тот день я ему всё выложила как на духу и про Димку, и про несостоявшуюся свекровь, и про то, что беременна, и что хочу сделать аборт, который так и не случится.
И спустя семь месяцев в нашей жизни появился Антошка, как две капли воды похожий на своего подросшего братика.
А лично в моей жизни появилось новое, нездоровое увлечение алкоголем…
ГЛАВА 9
— Ну, что сидим? Кого ждем? Старый Год уже провожать пора. Наливайте, а то уйду, — после моей шутки в комнате на несколько секунд повисла тишина.
Мамка опустила взгляд в стол, а Сашка взял бутылку вина и разлил его по бокалам. Я жадно сглотнула. И как только в бокал упала последняя капля, тут же его осушила.
— Ну, пусть старый год… все беды унесёт, — проговорила скороговоркой и, не глядя на своих родных, положила в рот кусочек колбасы.
Уже через некоторое время в голову ударил алкоголь, и я наконец-то смогла расслабиться. Откинувшись на спинку стула, обвела мужа, притихших детей и мамку затуманенным взглядом. М-да, чувствую, что новогодние каникулы будут напряжёнными и долгими.
— Саш, а ты у нас когда выходишь на работу? — кинула я косой взгляд на мужа и, придвинувшись к столу обратно, положила на него локти.
Я, конечно же, помнила, когда заканчиваются выходные у него, но разговор как-то не клеился, и нужно было хоть с чего-то начать. Подкалываю вилкой еще кусочек колбасы и подношу к губам.
— А тебе не терпится уже меня выпроводить? — Сашка посмотрел на меня исподлобья, таким взглядом, что мне тут же расхотелось есть. — Мы только вчера приехали… или тебе наскучило и домой уже захотелось?
— Ой, прекрати. Что ты заводишься? Я только спросила. Из головы вылетело…
— Нет, конечно, если я тебе мешаю напиваться, — как будто не слыша меня, продолжил муж, — то ты можешь не переживать, мы завтра с пацанами соберёмся и укатим домой.
— Саша, — охнула мамка, но муж уже разошёлся.
— Ты чего кипятишься? — повысила я голос.
— Может быть, из-за того, что кто-то перестал соблюдать элементарные правила такта, а? Может быть, потому что я затрахался постоянно выслушивать в свой адрес напоминалку о том, что я лишний?
— Господи, Саша, ну ты как баба, чес-слово! Ты чего праздник людям портишь? Посмотри, детей напугал… и матери зачем твои капризы выслушивать?
— Аня… — охнула мамка.
— Ну, ты и дрянь, Аня. Не ожидал. Спасибо.
Он оттолкнулся от стола, отчего столовые предметы протестующе звякнули, а стакан с соком, что стоял на краю, и вовсе свалился на пол.
— Вот, мама, ты видела это? — я даже не дёрнулась с места, когда Сашка метнул в мою строну злобный взгляд. — А ты говоришь… Вот и до оскорблений добрались.
Мой тон развязный и дерзкий, могу себе позволить, потому что у Сашки кишка тонка, чтобы хоть пальцем тронуть, алкоголь стёр все рамки приличия.
— Аня, замолчи… — сквозь зубы кидает мне мамка почему-то обидные на данный момент слова, прежде чем выходит вслед за моим мужем.
— Да пошли вы, — выплёвываю им в спину и тянусь к бутылке с вином.
— Мам, а Деда Мороз придёт к нам? — бормочет забравшийся с ногами на стул Тёмка.
Вот дети… им вообще плевать на разборки взрослых. Эгоистичные маленькие спиногрызы, все в отца. Лишь бы только им.
Прежде чем ответить, залпом выпиваю вино. Нервы вытянулись в струнку, хоть песни играй.
— Конечно, придёт, Тёмка. Ты, главное, верь, — подмигиваю ему, — а ты чего не ешь?
— Не хочу. Я не люблю, когда папа сердится, — насупившись, Тёмка слез со стула и поплёлся к своему младшему брату.
— Вот, значит, как… все против матери! Даже собственные дети. Я с ним ночи не спала, а он… папа сердится. Да ты вообще знаешь, что это не твой…
— Аня, замолчи… — дернула мамка меня за плечи с такой силой, что невольно подавилась своими словами, — …совсем дурой становишься, когда выпиваешь. И давно ты вот так пьешь?
Мамка встала передо мной, уперев руки в бока. А я, откинувшись на спинку стула, посмотрела на неё снизу вверх… шумно сглотнула.
Интересный вопрос. А давно ли я вот так пью? В уме подсчитала, сколько прошло времени с тех пор, как родился Антошка, и… чёртово время пролетело совсем незаметно. Оказывается, мои мальчишки стали уже на два года старше. А где всё это время была я?
В район грудной клетки врезалась тупая боль, и тут же в носу защипало от солёной влаги.
— Что ты от меня хочешь, мам? Что? — надрывный шёпот срывается с губ.
— Аня, я хочу, чтобы ты… сейчас услышала меня… — она взяла моё лицо в ладони и сжала с силой, — …знаешь, я тебе никогда не рассказывала об отце, а видимо, надо было. Надо было сказать, каким трусом и негодяем оказался твой папаша. Ты знаешь, я когда узнала, что на тебя положил глаза Димка твой, молиться начала, чтобы отстал он от тебя.
— Почему? — сухо выдавила я.
— Потому что, когда я была молода, тоже по глупости своей подпустила к себе такого же бесхребетного мажора, как и этот твой Димка. Ну, как ты не поймёшь, Анька, что тебе несказанно повезло встретить на своем пути такого парня, как Сашка.
— А если я не считаю это «везением», мам? Если сама себе противна от той мысли, что ложусь с ним в постель. Что делать, мам? — хватаюсь за грудь и комкаю в кулак ткань блузки.
— А ты, Анька, уже не о себе думай. Не эгоисткой я тебя растила, о детях думай, дочка. Как им будет жить без отца? А Сашка их любит, как своих, любит. Да и сама ты, смотри, в кого превратилась?! Вместо того, чтобы за таким мужиком голубкой белокрылой порхать, тонешь в этой яме злачного дерьма, — она схватила бутылку со стола. — Как ты думаешь, почему же я не стала пить, когда твой отец бросил нас? Почему не опустилась на дно? Знаешь?!?!
Я сглатываю сухость во рту и отрицательно качаю головой.
— Да потому, что у меня была ты. Ты, мой лучик света, который вытаскивал меня каждый день из темноты. Ты не давала мне угасать ни дня. Я жила ради тебя, ела, пила ради тебя, старалась, чтобы у тебя было всё самое лучшее. Чтобы твоя жизнь была лучше, Анька, чем у меня. А ты что делаешь? Что ты делаешь?
Она отпускает меня и, тяжело ступая, уходит из комнаты.
— Мам?! — Артём подходит ко мне и, обнимая за колени, кладет белобрысую головку на мою ладонь.
Я жадно втягиваю спертый воздух комнаты в лёгкие, шумно сглатывая горечь.
— Что, малыш?
— Пойдем спать?
Утро принесло не самые шикарные ощущения. Настойчивое хныканье откуда-то снизу беспощадно трепало мой слух, заставляя-таки разлепить ресницы.
— Господи… ведь только утро… я так хочу спать… — тяжело переворачиваюсь на кровати и упираюсь взглядом в заплаканное лицо Антошки.
— Мама… — тянет ко мне руки сын.
— Господи… ну, что ты тут так рано делаешь, Тоха?! — подтягиваю сына к себе и чувствую едкий запах детских какашек. — Фу-у-у, Тоха…
С неохотой встаю с кровати и, взяв малыша за руку, тяну его за собой в ванную.
— А где все? — непонимающе заглядываю попутно в комнаты, когда понимаю, что в доме гробовая тишина, за исключением, конечно, Антошкиного нытья.
Когда зашла в ванную, стало понятно, что у мамки наметилась стирка. Ну, с ней всё ясно, а вот где Сашка с Артёмом? Это мне предстояло ещё выяснить.
Под ложечкой засосало неприятное ощущение тревоги, напоминая мне о том, что с Сашкой я так вчера и не поговорила после стычки. А так как я ощущала себя немного виноватой, то мне ещё предстояло извиниться перед мужем, а просить прощения я не привыкла, от того и испытывала сейчас стойкое чувства дисбаланса внутри.
— Анька, ты чего так рано встала? — послышался за спиной голос мамки, и я от неожиданности вздрогнула с Антошкой на руках.
— Ну, я не вижу, что рано, мам. Ты вон уже вся в делах. Чего это ты стирку затеяла?
— Да, это я так… со стола скатерть выстирать решила, да и попутно вещи кое-какие простирнуть, чтобы порошок не переводить без толку.
— Хм, экономная ты у меня, — хмыкнула я в макушку сына. — А где Тёмка с Сашей?
— На рыбалку спозаранку ушли. На лыжах.
— Забавно, — буркнула я в ответ, заворачивая в полотенце Антошку.
— Я думаю, Сашка просто ещё не отошёл от вашей ссоры. Дочка, зачем ты так его обижаешь? Он же весь извёлся. Полночи не спал. Хороший парень, а ты так к нему…
— Мам, да прекрати ты уже, — я вручила ей Антошку в руки и, подхватив тазик с сырым бельём, выскочила из ванной. — Знаешь, мам, хороший человек — это не профессия… вот так же и у нас с Сашкой, хороший — не значит любимый.
— Ох, Анька, Анька! — услышала в спину голос, но уже не ответила.
Наскоро накинула на плечи тулупчик, вышла на улицу.
Яркое солнце полоснуло по глазам, и я немного прищурилась. Прекрасное зимнее утро. Прямо как по заказу, и не скажешь, что вчера был ноль. Участки открытой кожи тут же защипал мороз. Температура на улице минус десять, не меньше.
Когда глаза привыкли к яркому свету, поставила тазик на порог и, подойдя к калитке, выглянула на улицу. Пусто. Даже живность никакую не слышно.
Дурында Сашка, куда попёрся? Неизвестно. Ведёт себя как маленький, ей-богу.
Вернувшись обратно, подхватила тазик и пошла вешать бельё.
Красные пальцы онемели от холода, а про себя я уже жалела, что не оделась теплей. Всё-таки надо стараться контролировать свои всплески эмоций, а то так и недолго заболеть, чего мне совершенно не хотелось. Когда уже довешивала последнюю простынь, до моего слуха донёся откуда-то издалека пронзительный детский голос.
В первые секунды я даже не поняла, что произошло. Очнулась только тогда, когда оказалась на улице. Сердце билось о рёбра, как сумасшедшее, когда вдалеке, со стороны озера, увидела бегущего Артёма.
Страх затопил всю грудную клетку, и колени вот-вот готовы были подкоситься от предчувствия чего-то ужасного.
— Мама! Мама! — кричал во всё горло сын, активно жестикулируя руками.
— Тёмка, — просипела я и двинулась к нему навстречу, с каждым шагом наращивая скорость.
Откуда-то в ногах взялась сила, и спустя несколько секунд я уже бежала к Артёму.
— Тёмка! — сглатывая ком тревоги, кричу сыну.
— Мама! Там папа… — сын врезается в меня на всей скорости, и я, не удержав мощь удара, валюсь с ним в снег.
— Что, Тёма? — смотрю на него, выдыхая клубы пара.
— Он, провалился под лёд… — срывающимся голосом проговаривает сын, а в моей голове что-то щёлкает в этот момент, и свет как будто в сознании потухает, оставляя лишь одну лампочку Ильича посередине тёмной комнаты.
Провалился под лёд… сердце пропускает удар.
Утонул?!.. в груди абсолютная пустота и… равнодушие.
Молодая вдова с двумя детьми… с пособием по потере кормильца… жизнь будет «малиной», никаких обязательств ни перед кем.
Вдруг в голове мелькает картинка из прошлого:
Оглушительный визг тормозов, и я чувствую, как меня сгребли в охапку и откинули в сторону.
— Эй, ты слышишь меня? — чувствую, что меня кто-то лупит по щекам.
— Ай, ай! Больно, — шиплю сквозь стиснутые зубы, распахиваю глаза и упираюсь взглядом в яркий янтарь, с беспокойством оглядывающий мое лицо.
— Фух, ну, ты и растяпа… я думал, что всё… кирдык тебе… — говорит парень.
____________________________
— Я люблю тебя, Аня, моей любви хватит для нас двоих…
_______________________________
— Ты не бойся меня, Ань, я не сделаю тебе больно…
______________________________
— Ну, ничего, Аня, теперь буду рядом я, ты, главное, не переживай… Мы справимся…
__________________________________
«Мы справимся!» — пульсируют в пустой голове Сашкины слова.
— Мама! Мама! — как будто сквозь вату слышу голос сына и пытаюсь сфокусировать на нём рассеянный взгляд.
— Тёмка? Что ты, Тёма? Где папа? — я хватаю сына за плечи и поднимаюсь вместе с ним на ноги.
— Мам, он под лёд провалился… — всхлипывает сын, и вижу, как по щекам скатываются крупные слезинки.
— Как «под лёд», Тёма? Где? — смысл сказанных сыном слов наконец-то дошёл до меня, отрезвляя моё затуманенное сознание.
И теперь тревожное предчувствие обострило все мои эмоции до предела.
— Там, мам…там… — он указывает дрожащим пальчиком в сторону озера.
Отпуская сына, запахиваю тулуп, подталкиваю Тёму по направлению к дому.
— Беги, Тёмка, к бабушке и всё ей расскажи…
— А ты?
— А я пойду папу спасать, — я коснулась холодной щеки губами и опрометью бросилась в сторону озера.
Морозный воздух забивал лёгкие, и я давилась каждым вдохом, который обжигающим комом попадал в пищевод. Скользя и спотыкаясь о намерзшую за ночь наледь, я то и дело падала, сбивая онемевшие от холода руки в кровь.
«Господи, лишь бы остался жив! Только бы не замёрз!» — неистово просила Господа, направляя всю веру на Сашкино спасение.
Когда наконец-то добралась до озера, паника полностью охватила мой разум, и я, не контролируя больше свои действия, кинулась прямиком к Сашке.
— Аня, не надо… — да, да я слышала голос мужа, но я, увы, не в том состоянии была, чтобы трезво проанализировать ситуацию.
И вместо того, чтобы прислушаться, я действовала по наитию.
— Сашка, ты держись… слышишь, я тебя вытащу!
Когда я начала ближе подбираться к мужу, то вместо инстинкта самосохранения у меня возникли совершенно противоположные… В голове картинками начали мелькать кадры из фильмов, где герои спасают утопающих…
Я плашмя упала на живот и, будто боец, ползущий под колючей проволокой, начала быстро работать локтями, с каждой секундой всё ближе и ближе подбираясь к мужу.
— Анька, ты что творишь?! — синюшными губами еле шевелил Сашка, но я не слышала его голоса, я скорее читала это по губам.
— Ничего-ничего… я тебя сейчас вытащу… — продолжала я бормотать скорее самой себе, чем ему.
— Остановись… Прошу… — хрипел парень, но я была как будто обезумевшая, ничего не понимала и не слышала.
В тот миг я четко видела перед собой только лишь одну цель. Ею был мой утопающий муж.
Задумывалась ли я о последствиях своего поступка?! Нет! На тот момент мне было некогда думать о посторонних вещах… таких, как собственная жизнь.
Рывок… и я подползаю ближе…
Осматриваюсь вокруг себя… и замечаю, что подо мной лёд становится более прозрачным…
Рывок…
— Аня, прекрати… — хрипло сипит Сашка, цепляясь за обломанные края льда.
— Саша, я сейчас подползу ближе, ты только не дёргайся… я попробую тебя вытащить… — я говорила это Сашке вслух, а в мыслях я уже не была уверена в своей задумке, но и остановиться не могла, меня как будто черти вперед толкали, на безумный поступок.
Рывок… и лёд подо мною становится совсем прозрачным и тонким…
— Чёрт, чёрт… Сашка, как ты сюда забрёл? Тут же совсем лёд тонкий… Ты что, не видел, куда шёл? Совсем без глаз, что ли? А если бы Тёмка провалился под лёд?
Я всё причитала и причитала… а у самой от своих же предположений волосы дыбом на затылке встали и кровь в жилах окончательно застыла от перенапряжения.
— Анют, ну, ты глупости творишь. Анют, стой! — это было последнее, что сказал Сашка, прежде чем ледяное нутро озера утащило его на дно.
В мыслях совсем стало пусто, а в груди черно, когда сердце, пропуская удары, начало замедлять ход, и до воспалённого сознания стал доходить смысл произошедшего.
— Са-а-а-ша, Са-а-а-ша… — надрывный хрип вырывается из пересохшего горла, и я, захлебываясь от собственной беспомощности, срываюсь на рыдание.
Боже мой! В голове происходит настоящий коллапс… всё смешалось: страх, паника, горе от потери, и вся эта смесь доводила меня до безумства. Я не знала, как теперь буду жить с мыслью о том, что именно я виновата в смерти мужа.
— Са-а-а-аша! — безмолвно кричу имя мужа и окоченевшими пальцами царапаю тонкий лёд. — Са-а-а-аша.
Подтягиваюсь в попытке добраться до края пролома… не верю… не верю в то, что вот так всё может закончиться прямо на моих глазах.
— Сто-оять! — я замираю на месте, придавленная громким криком за спиной, и в этот же самый миг из-под моего тела в считанные секунды разбегаются витиеватыми паутинками трещинки.
— Чёрт! — срывается с губ, и я с головой ухаюсь в воду полностью, погружаясь в её ледяные объятья.
— Что с ним? — кутаясь в тёплый плед, заглядываю через плечо пожарника.
— Пока жив, — отвечает дядя Лёша и отодвигает меня в сторону. — Аня, иди, сядь в машину, а то в сосульку совсем превратишься. Вон ты посмотри, и так вся прозрачная.
Я, трясясь всем телом, молча кивнула и побрела до пожарной машины.
Дядя Лёша хороший мамкин друг, и если бы он сегодня не находился на дежурстве, то нас бы с Сашей вряд ли успели спасти.
Только эта мысль промелькнула в голове, как на горизонте показалась машина скорой помощи. В сердце затеплилась надежда на то, что всё будет хорошо. У меня Сашка сильный, он выдержит всё!
Клацая от холода зубами, я старалась не откусить себе кончик языка, когда разговаривала с врачом скорой помощи.
Хотя… я только икала громко и что-то лепетала невнятное, пытаясь сдержать рвущееся наружу рыдание. В основном говорил дядя Лёша.
Уже когда нас привезли в больницу и Сашку, переложив на каталку, повезли в отделение интенсивной терапии, я, судорожно сжимая в руках края пледа, успела-таки перехватить врача и задать ему один единственный вопрос, на который мне так и не дали ответа, пока ехали в машине.
— Что теперь будет с мужем? — заглядываю в глаза врача с надеждой.
— Говорить об этом ещё очень рано. Извините.
Мужчина стряхнул мою руку и быстро удалился вслед за каталкой.
— Пойдёмте, вам нужно показаться врачу, — подхватила меня под руку медсестра и потащила в приёмное отделение.
— Со мной всё в порядке, — хриплым голосом ответила я ей, но при этом сопротивляться не стала, на заплетающихся ногах пошла следом.
ГЛАВА 10
Два года спустя.
— Анька, ну, когда ты успела столько наготовить-то? — Нина достает тарелки с салатом из холодильника.
— Так я не одна, Нин, мне Саша помогал и Тёмка, — губы растягиваются в мягкой улыбке при воспоминании о моих мужчинах. — Ты даже не представляешь, как Тёмка интересуется процессами приготовления блюд. Говорит, поваром будет, — укладываю последние бутерброды на тарелке и придирчиво рассматриваю то, что получилось по итогу.
— Ну, ты знаешь… есть в кого, — она подмигивает мне, и я криво усмехаюсь в ответ.
На самом деле, Нина права. С тех пор, как Сашка чудесным образом оклемался после трагедии на озере, которая чуть не унесла его жизнь… в моей жизни кардинально всё поменялось.
Я тогда даже не подозревала, что этот случай послужит мне как толчок для переоценки моих жизненных ценностей. Именно в те дни, когда я ухаживала за мужем, я полностью осознала, насколько сильно мне дорог Сашка, насколько глубоко и искренне я люблю его и насколько боюсь остаться без него.
— Аня, ну, что же ты тут в облаках витаешь… давай за стол, наши мужчины проголодались, — мамка впорхнула на кухню и, подхватив блюдо с бутербродами, скрылась в тени коридора.
Хм… мамка у меня расцвела за это время.
Вспомнилось, как сильно она переживала из-за Сашки, как в первые месяцы реабилитации помогала мне с детьми… Вот как раз в этот момент дядя Лёша и нарисовался на её горизонте. Настоящий мужчина. Пожарный. Да и просто отличный человек, признался ей в любви. Я искренне была рада за мамку, когда она мне, смущаясь и стесняясь, рассказала, что дядя Лёша теперь жить будет с ней. К нему она категорически не хотела переезжать, дяде Лёше пришлось уступить.
Взяв две корзиночки с нарезанным хлебом, я неуклюже потопала в зал.
Восьмой месяц беременности, плюс огромный живот давали о себе знать. Порхать, как мамка, и бегать, как Нинка, мне явно не грозит ещё как минимум несколько месяцев.
— Аня, Аня… — слышу сквозь сон голос мамки и с неохотой разлепляю глаза.
После вчерашнего застолья очень хотелось поспать подольше (кстати, именно это я и рассчитывала сделать сегодняшним утром), но моим мечтам не суждено было сбыться. Видимо, без моего участия ну никак не смогли обойтись. Сосредотачиваю взгляд на часах. Ого! Уже половина десятого утра. Мы с Сашкой и вправду заспались. Чуть прикасаясь к коже мужа, провела ладошкой по его спине и только когда почувствовала тепло и мощь, исходящие от моего мужчины, глянула на мамку.
— Чего? — одними губами спрашиваю её и тут же понимаю, что случилось что-то чрезвычайно важное.
— Иди сюда, — нервно поглядывая на Сашку, манит меня к себя пальцами женщина, — быстрее-быстрее…
Да что могло случиться в такую рань? Мамка вся бледная, как моль… Может, с дядей Лёшей что-то приключилась?! Так, а чего шепчет, как будто тайное что-то хочет рассказать?
Кое-как, стараясь не разбудить Сашу (а именно этого требовала своим поведение мамка), я встала с кровати и, как можно тише шаркая тапками по полу, подошла к ней.
— Мам, что случилось-то?
Но она вместо ответа схватила меня за руку и, вытягивая из проёма двери, потащила по коридору к прихожей.
— Аня, что делать? — панические нотки в голосе женщины заставляют меня нервничать с каждой секундой всё больше и больше.
— Мам, либо ты говоришь, что происходит, либо…
Она не дает мне договорить, просто подталкивает к боковому окну и заставляет выглянуть на улицу.
— Не может этого быть… — от увиденного мне становится дурно. — Что он тут делает?
Я поворачиваюсь к мамке лицом.
— Что с ним делают мои дети?
— Ой, Аня, что делать? Что делать?
Я срываю с вешалки тулупчик и, накидывая на плечи, выхожу на улицу.
— Артём, Антон… а ну-ка, быстро домой… — рявкнула я так громко, что в ответ ворона от испуга крякнула.
Сыновья, будто по команде, повернулись ко мне личиками, на которых я увидела застывшую улыбку радости, а потом повернулся он.
— Привет, Анют.
Тук-тук-тук… тук-тук-тук…
Я медленно вдыхаю морозный воздух через нос и так же медленно выдыхаю… В животе образовывается пустота, которая разливается по всему телу.
Отчего-то голос Димы больше не вызывает во мне ни мурашек, ни трепета, ни-че-го… Пустоту и только.
— Привет, Дим, — кидаю строгий взгляд на мальчишек, и они, понурив головы, идут ко мне.
— Мам, ну, ведь папа приехал… — начинает говорить Тёмка, а у меня аж дух от злости перехватило.
— В дом… бегом… — цежу я сквозь зубы, при этом выразительно смотрю на Димку и желаю сейчас только одного — чтобы он испепелился от моего взгляда.
— Какого черта ты творишь, Дима? — после того, как мальчишки оказались за наглухо закрытой дверью, выплевываю каждое слово, как будто это яд.
— Не такого приема я ожидал! — Дима игнорирует мой вопрос, но при этом не перестаёт трогать меня своим дерзким взглядом, который я ощущаю так явственно, что приходится полы тулупчика сжать в кулак сильнее.
— Не ожидал? — ирония сквозит в моём голосе.
— Нет. А почему тебя так это удивляет, Анют? — он делает шаг ко мне, я от него.
В следующий миг он опускается передо мной на колено и откуда-то сбоку веранды достаёт огромный букет белых роз.
— Анюка, прости меня, а?! Выходи за меня замуж! Я люблю тебя, Аня! — его глаза светятся такой неподдельной искренностью и наивностью, что я в первые секунды даже потеряла способность рационально думать.
Я стояла и тупо лупилась на Диму, так сильно выпучив глаза, что через некоторое время веки неприятно заломило.
— Дим, ты больной? — спросила я его, когда дар речи ко мне вернулся.
— Да, Аня, я больной! Я болен тобой уже много лет…
— Замолчи, Дима, я не хочу слушать твой бред. Уже поздно. И я хочу сказать тебе только одно… Я, к счастью, тобой уже переболела.
Димкино лицо перекосилось гримасой боли, но мне отчего-то было совсем всё равно. Я сначала даже не поверила в свои чувства, мне показалось, что я просто отговариваю себя от того, чтобы пожалеть его, ставлю блок… но… прислушавшись к внутренним ощущениям, поняла, что мне действительно его страдания безразличны.
— Дим, тебе лучше уйти… уйти и забыть меня. И знаешь, это действительно какая-то мания, Дим, это не любовь.
— Аня, — Димка хватает меня за руку и дёргает на себя.
Тулупчик, который я сжимала пальцами, распахивается, и взгляду парня предстаёт во всей красе мой восьмимесячный живот.
Димка смотрит ошалелым взглядом то на меня, то на живот. А я удивлённо смотрю на него. Неужто он не понял, что я беременна? Ведь округлость такого живота только слепой мог не заметить.
— Анют, ты беременна? — наконец-то выдает все свои мысли в вопросе парень.
— Ну, как видишь, Дим. Беременна и счастлива, — сообщаю ему, высвобождая руку из его захвата.
— А как же наши дети, Анют? Ведь Антошка мой сын? Я знаю, что мой, можешь не придумывать, что его отец — хмырь, с которым ты живешь, я не поверю. Он очень похож на Тёмку и на меня, — с благоговением произнёс он последнюю фразу. — И как ты могла скрыть от меня второго ребёнка? Ты бессердечная, Анют.
— Во-первых, Дима, я ничего от тебя не скрывала и не скрываю. Если бы ты хоть раз за эти годы вспомнил про Тёмку и приехал навестить его, то обязательно увидел бы и Антона. А что получилось, скажи?
Дима молча стоит и пережёвывает все мои слова.
— Да что я тебе говорю, ты и сам всё понимаешь. И прошу тебя, не порти мне жизнь, Дим.
Тяжёлый выдох слетает с моих губ, и я разворачиваюсь, чтобы уйти, когда Дима вновь останавливает меня.
— Анют, постой… Анют, я всё понимаю: и твою обиду, и твоё разочарование во мне, но поверь… я слишком был зависим от родителей… от матери… Но теперь я большой человек, Анют… теперь у меня есть власть и деньги, теперь я крепко стою на ногах, и мать нам теперь не будет помехой, — он переводит дыхание, и я не успеваю сказать ни слова в ответ, он продолжает: — Этот малый, конечно, молодец, подмял под себя чужую женщину с чужими детьми и ничего себя чувствуют, нормально? Но ничего, Анют, ему нужно отдать должное… пусть эти годы он воспитывал моих сыновей, а теперь я его ребёнка буду воспитывать. Анют, соглашайся. Ну, ты сама-то подумай, что тебе делать в этой глуши? Ты же так никуда и не поступила… похерила свой красный диплом, а со мной у тебя будут огромные перспективы, со мной ты станешь настоящей женщиной, а не кошкой, которая только и знает, что рожать детей…
Он не договорил…
Звонкая пощёчина обожгла мою руку и морду этого урода. Урода в самом прямом смысле слова.
— Пошёл вон, — цежу сквозь зубы, сжатые до боли в челюсти, и разворачиваюсь, чтобы уйти.
— Анюта… — расширив в удивлении глаза, Дима вскидывает руки и пытается задержать меня за плечи…
И в этот момент открывается дверь. В проеме появляется силуэт мужа.
Я скорее интуитивно почувствовала, как судорожно сглотнул Димка, и ладони тут же соскользнули с моих плеч. Да, его можно было понять. Мой муж внушал трепет не только женскому полу, но и мужскому.
Я взглянула на Сашку, и невольная улыбка стерла с лица негодование, которое вызвали слова парня.
— Кхе, кхе, — кашлянул муж в кулак, и я заметила в его взгляде озорной блеск.
Мельком глянув мне в глаза, он следом перевел его на Димку.
— Ну, здравствуй, Дмитрий. Не ожидал я тебя увидеть у нашего порога в новогодние праздники, — при этих словах Саша руку не протянул парню, вместо этого он притянул меня к себе. — Ань, а ты чего отца пацанов на пороге держишь? Он же вон, посмотри, сколько им подарков привез, настоящий дед Мороз, мать его, — сарказма в его словах было хоть отбавляй, но это было оправдано, для меня так точно, — не надорвался случаем?
Я понимала, что сейчас совсем не смешно, но с моих губ всё-таки сорвался смешок. Я восприняла его как нервный. Скользнула взглядом по Димкиному лицу, которое перекосилось от гнева.
— Ты рот свой закрой, муди… — шипя, выцедил он изо рта.
— Слушай сюда, урод… — Сашка отодвинул меня за спину, а сам нос к носу приблизился к Димке, — …ещё хоть раз я увижу тебя рядом со своей семьей… клянусь… ты об этом пожалеешь. Всосал информацию?
Я чувствовала, как морозный воздух звенит от напряжения между этими двумя, и понимала, что стоит только сейчас одному из них взбрыкнуть… драки не избежать.
— Ты мне не указ, — угрожающе низким тоном произнёс Димка и, что не характерно для него, не сдулся, а пошёл дальше, хотя я больше чем уверена, понимал, что с Сашей ему не справиться.
— Ого, как ты заговорил… — Сашка аж в струну вытянулся. — А кто же тебе указ, Дима?!
— У меня от Анюты есть дети, и я не намерен от них отказываться.
Упрямство в голосе Димки меня насмешило. Он что, реально не догоняет всей ситуации?
— А ты докажи, что это твои дети! В свидетельствах о рождении пацанов в графе «отец» стоит моё имя и моя фамилия, и знаешь, что удивительно? — голос Саши полон иронии.
Женское любопытство заставляет приподняться на цыпочки, чтобы в тот момент, когда Димка будет отвечать, посмотреть на его лицо.
— И что же? — Дима складывает руки на груди, и я без дальнейших слов угадываю по его надменному, высокомерному взгляду, о чём он думает в этот момент.
— Что в дальнейшем, если захочешь общаться с мальчишками, тебе придётся через суд доказывать своё отцовство. Надеюсь, эти трудности тебя не напугают… — Саша делает выразительную паузу, и взгляд Димки меняется, до него наконец-то начинает доходить вся картина.
— Аня знает, что это мои дети, и мне не нужны никакие доказательства, чтобы навещать детей или забирать их на выходные. Да и не нужна никакая экспертиза… стоит только посмотреть на них, и все сразу поймут, что это мои дети…
— Нет, Дим. Это не твои дети, — я решила, что этот бесплатный концерт затянулся. Ещё не хватало тут делить мальчишек, это совсем уже беспредел. — Антон и Тёмка Сашины дети, и ты не имеешь к ним никакого отношения. Ты зря приехал, я тебе уже об этом сказала. Прощай, Дим, и забудь про нас. Мы для тебя больше не существуем. Саша, я замерзла. Пошли в дом, — я повернулась лицом к мужу и, нежно обняв его за шею, подтолкнула к двери.
— Анюта, а как же мы? Анюта… — надломленный голос Димки врезался мне в спину, и я не успела ему ответить, так как дверь распахнулась, и на пороге появились Тёмка и Антон.
— Мама, папа, — потянули они нас с Сашей за собой, — бабушка в дом вас зовет. Говорит, котлетки с картошкой остывают… и блинчики, — тараторит Тёмка.
А у Антошки загадочная улыбка на губах застывает при последних словах брата.
— М-м-м, блинчики, мам, давай быстрее, а то остынут, — тянет он меня за полу тулупчика.
Я оборачиваюсь на Димку, и в сердце, какая-то радость разливается. Вижу, как он пятится спиной к выходу, не спуская с нас глаз. Во взгляде читается полная безнадега и пустота, а губы перекошены в больной улыбке. На лице застыло чёткое выражение страдания… и я поняла, что он осознал… в этот самый момент осознал, что потерял… Но для него было уже поздно, что-либо возвращать. В моём сердце прошлому места больше нет.
В моём сердце… в моей душе живёт и властвует уже другой мужчина. Мужчина, который смог подарить мне свет. Мужчина, который смог простить… смог принять и полюбить меня такую, какая я есть.
И я рада, что мне выпал единственный шанс в моей жизни испытать это светлое, непоколебимое ничем и никем чувство безграничной любви. Любви к мужу и детям.
Обнимаю мужа за пояс и прижимаюсь к нему настолько тесно, насколько хватает сил. Всхлипываю.
— Аня, ну, ты чего? — Сашка обнимает меня в ответ и целует в макушку. — Расстроилась из-за него? — в голосе скользят подозрительные нотки обиды.
— Дурачок ты, Сашка. Я не расстроена. Я счастлива… что ты у меня есть, — поднимаю лицо, чтобы поймать его поцелуй, уже в губы, — что вы у меня есть…
— Люблю тебя, Аня, больше жизни люблю, слышишь?! И я счастлив, что вы у меня есть…