Бесконечночь бесплатное чтение
Любое приключение должно с чего-то начинаться
2003 год
– Мне страшно! – чуть слышно прошептала Ульяна.
Девушка разулась, забралась с ногами на нижнюю полку плацкартного вагона и жалостливо посмотрела на подругу.
– Ну что же ты такая трусиха? – вздохнула Настя. – Жить тебе не страшно? У тебя красный диплом и полная голова знаний. К тому же тебе только собеседование пройти надо, а мне сдавать вступительные экзамены. Надеюсь, что у меня все получится…
Настя с Ульяной с первого класса были лучшими подругами. Жили они в одном дворе, ходили в один класс, все свободное время проводили вместе, мечтали обязательно закончить школу и поехать в Москву поступать в институт. Больше всего из их маленького городка мечтала уехать Настя, а Ульяна уже с ней за компанию. Как же она оставит любимую и единственную подругу?
Подбором ВУЗа занималась Настя. И выбор пал на МГТУ имени Баумана, который все еще по привычке называли МВТУ. Время пролетело быстро: отзвенел последний звонок и девушки почти сразу вступили в самостоятельную жизнь, хотя до принятия этого решения долго спорили.
– Надо на переводчицу. Самая классная профессия! – твердила Ульяна, – И мир повидать можно, и всегда будет на хлеб с маслом.
– Глупая ты, Уль, поступать надо туда, где полная группа парней, а не один мужчина на поток.
– У-у-у, ты опять о своих мальчиках думаешь? – упрекала подругу Ульяна.
– Это ты у нас красавица и уверена, что сразу найдешь себе парня, а мне Бог не выдал ни мозгов, ни красоты, так что все придется добывать самой. Хотя, если честно, мне совершенно не важно, в какой институт мы с тобой поступим. Главное – это вырваться из этой провинции, понимаешь?
– Нет, ну это понятно. Просто я считаю, что специальность тоже надо выбрать правильную, чтобы заниматься в жизни тем, что тебе нравится. Какой из меня программист? Я ненавижу физику, и мне очень английский нравится.
– А ты представь, сколько красивых парней разгуливает по этому институту!
– Я не за парнями еду туда, а за профессией. Если бы в нашем городе был подходящий институт, я бы осталась здесь.
– В этом болоте? Да ты с ума сошла! – возмущалась Настя.
– Ладно, – махнула рукой Ульяна, – давай закончим этот разговор. Ты едешь туда с одной целью, я с другой.
– Ну и хорошо. Поглядим, кто из нас окажется умней, – Настя поправила свои рыжие кудряшки и хитро прищурилась.
Ульяне повезло с внешностью. Еще будучи младенцем, она умиляла прохожих своими большими голубыми глазами, ямочками на щечках и светлыми кудряшками. Да и в школе девушка пользовалась огромным успехом у противоположного пола, только ей совсем не интересно было внимание парней, а вот учеба и увлечение танцами очень даже привлекали хрупкую и невероятно красивую девушку.
Настя же не отличалась ни высоким ростом, ни статной фигурой, да и внешностью обладала настолько заурядной, что стоило только отвести взгляд, она тут же забывалась и сливалась в общем потоке лиц: низенькая, с кучерявыми рыжими волосами, круглым лицом, маленькими глазками и носом картошкой. Довершал картину второй подбородок, с которым Настя постоянно боролась, как и с лишним весом.
Такая внешность легко могла бы породить неуверенность в себе и массу глупых комплексов, но Настя, как она сама говорила, «знала врага в лицо» и умела подчеркнуть свои лучшие черты и некое своеобразие во внешности и скрыть мелкие недостатки, когда как Ульяна совершенно не владела этим искусством.
Москва встретила девушек невыносимой жарой. Усугубляли ситуацию два огромных чемодана и две черные сумки наперевес, которые приходилось таскать на себе по всему городу.
В жарком полупустом вагоне метро девушки уселись на скамейки и с жадностью рассматривали людей вокруг. Эмоции переполняли обеих! Когда вдруг вагон выехал из тоннеля на улицу, Ульяна замерла: это было так неожиданно и так значимо! Неожиданно, потому что Ульяна удивилась, что метро ходит не только под землей и порыв теплого ветра, ворвавшийся в форточку, растрепал ее светлые локоны. Она почему-то представила себе, как будто этот вагон только что выехал из детства в серьезную взрослую жизнь и назад уже дороги нет. Но страшно не было, наоборот, ее наполняло приятное предвкушение чего-то особенного и волнующего. Поймав на себе заинтересованный взгляд молодого человека, который сидел напротив и пожирал ее глазами, она на миг растерялась, расправила подол платья и плотно сжала колени.
В метро пахло людьми, машинным маслом, влажностью, резиной и еще чем-то непонятным, уникальным. Его не спутать ни с каким другим, это запах суеты, надежды и разочарования. Ульяне показалось, что так пахнет теперь ее новая жизнь. При выходе из метро девушек уже второй раз остановили сотрудники милиции и попросили показать паспорта.
– А что в сумке? – спросил представитель власти.
Настя раздраженно открыла свою черную сумку и достала банку с солеными огурцами:
– Огурчики и помидорчики, чтобы мы тут с голоду не померли.
– Абитуриенты, что ли? – нахмурился сотрудник милиции.
– Да. В Бауманку приехали поступать, – уже с улыбкой доложила Настя.
– Не рановато ли?
– Так мы же еще на подготовительные курсы ходить будем.
– А, ну тогда хорошо, – мужчина с улыбкой рассматривал Ульяну, но девушка опустила голову и не смотрела на него, – ладно, проходите.
– Нужны нам были эти банки? – ворчала Настя. – Говорила же твоей маме: «Не надо, теть Надь, не похудеем мы, не переживайте», но она вместо двух закаток положила четыре.
– Сядешь вечером ужинать, посмотрим, что ты скажешь, – улыбалась Ульяна.
Дорогой руководила Настя. Добравшись до места и простояв в очереди в окно оформления абитуриентов, они осознали, что приехали в общежитие студентов, а всех поступающих размещали в другом месте.
– Вам на пятую Парковую надо, возле Измайловского парка, – сообщила женщина и вернула паспорта девушкам.
Изнывая от жары, по маленькой бумажной карте, спустя несколько часов хождения они добрались до корпуса, в котором их еще спустя час разместили.
Комната напоминала больничную палату: облупленные стены и три железные кровати с грязными матрасами. Жуткий туалет в коридоре и душ, запирающийся на ключ. Все покрыто ржавчиной.
Разочарование скрыть не удалось.
– Жесть! – прокомментировала Настя.
– Да уж, с нашими отдельными комнатами в родительских домах не сравнить…
– Зато свобода и новая жизнь! – с наигранным энтузиазмом воскликнула Настя.
Это лето новых ощущений девушки не забудут никогда!
Из окон Бауманских общежитий постоянно разносилась разная музыка: играло радио Ultra, Юрий Шатунов пел про детство, кто-то в окне справа на повторе включал Челентано с его новым хитом «Confessa». По ночам будили крики: «Халява, приди!»
Обычаи при выпуске из Бауманки – катание на тазиках – осуществлялись в несколько заходов, поскольку защита дипломов длилась весь июнь. Изначально традиция была весьма безобидной: так как раньше дипломы защищали зимой, то выпускники после сдачи, катались с ледяной горки на тазиках, в которых во время проживания в общежитии стирали свою одежду. Сейчас же тазики закупали специально к этому событию, впрочем, катались даже в ванных и на холодильниках, да и вообще на чем угодно – главное, что выпускники это делали громко, весело, обливая себя и всех, кто оказывался рядом, пивом или другим алкоголем.
Из окон общежития летели конспекты лекций, которые сначала складывали в тазик, их прицепляли канатами к автомобилю и катались вокруг. Алкоголь лился рекой, мокрые красивые девушки и отчаянные парни веселились, уничтожая старые конспекты и лекции. Если не знать, что происходит, то можно было подумать, будто в столице начался государственный переворот! Уровень сумасшествия происходящего зашкаливал.
Лето выдалось невероятно жарким. Очереди к бочкам с квасом были длинными, а жар от раскаленного асфальта чувствовался через подошвы. Девушки ходили на подготовительные курсы и готовились к экзаменам.
Ульяне очень нравилось главное здание, оно оказывало на нее какое-то магическое действие, подходя к проходной, она оказывалась в волшебном месте, храме науки! Ей хотелось поскорей начать в нем учиться, ходить по ступеням, протертым ногами тысячи студентов, блуждать по коридорам и лестницам, ведущих в неизвестность. Вид из окон на пруды Лефортовского парка тоже завораживал.
В перерывах между занятиями на подготовительных курсах девушки частенько выбирались в центр, гуляли по Красной площади или ездили на смотровую площадку на Поклонной горе. По вечерам иногда на бесплатных автобусах добирались до Лужников и смотрели фильмы под открытым небом.
Недалеко от общежитий на пятой Парковой они частенько обедали в столовой. Тогда все казалось им недорогим: шаурма стоила тридцать рублей, еда в столовой – сорок пять за комплексный обед, гречку с кетчупом (совершенно незнакомое им до того момента сочетание) можно было поесть за двенадцать рублей. Больше всего уходило на телефонные карточки, чтобы позвонить родителям и успокоить, что у них все хорошо.
В комнате с девушками жила Алена Сурикова, некрасивая и полностью конопатая соседка, которая уже второй раз пыталась поступить в этот институт.
– В этот раз у меня все получится! – уверенно заявила она своим новым подружкам. – Я уже все знаю, подготовлена на сто процентов.
Алена после той неудачной попытки не вернулась домой в родной Томск, а устроилась работать на Горбушку. По ее словам, она зарабатывала более пятисот долларов в месяц и вместе с другой девушкой, ее землячкой, они снимали комнату в коммуналке через дорогу.
На самом деле это было похоже на правду, потому что деньги у нее водились и одежда была модной и не такой дешевой, как у Ульяны с Настей, да и косметики – полный чемодан, а не пара гигиенических помад, как у девушек.
Алена разделяла однажды высказанное мнение Насти о том, что учиться надо в техническом вузе, чтобы поскорей выйти замуж.
– Мне мама так и сказала: с твоей внешностью – только туда, где полно парней. Она у меня тоже некрасивая, но папу подцепила почти сразу, хотя инженерное образование ей все равно не пригодилось – работает на рынке.
Делясь своими мыслями, Алена все время посматривала на Настю, видимо, искала в ней союзника, но та только равнодушно пожимала плечами: одно дело обсуждать свою неяркую внешность с лучшей подругой, а другое – с глупой соседкой по комнате. Настя недолюбливала Алену и считала ее недалекой, хотя у той и опыта побольше было, говорила она вполне разумные вещи, а еще пыталась поучать соседок:
– Давайте уже вылезайте из коробки провинциалок! Нужно становиться москвичками.
– И какая же первая ступень к этому шикарному званию? – закатила глаза Настя.
– Надо выпивать, – развела руки в стороны Алена.
Ульяна, услышав это, рассмеялась, а Настя удивленно уставилась на рыжую соседку.
– Да-да! Тем более в Бауманке. Тут только семь непьющих, и те стоят в виде статуй над входом в главный корпус.
– Там их шесть, – тихо возразила Ульяна.
– Верно, – согласилась Алена, – седьмой непьющий – это, разумеется, Бауман. Его статуя во дворе стоит, – она хихикнула. – А еще есть собака Баумана. Она обитает на станции метро «Площадь Революции». Она бронзовая. Их там в пограничной композиции четыре, но все они приносят удачу. Если хотите стопроцентного фарта на экзаменах, то нужно выскочить из вагона, коснуться рукой или зачеткой всей своры и успеть уехать на том же поезде. Говорят, работает стопроцентно! Главное, не дотронуться ненароком до петуха, что рядом с колхозницей, украшающей эту же станцию, – тогда точно жди скандала и прочих неприятностей.
– Ты так делала в прошлом году, когда поступала? – спросила Настя.
– Нет, я была молодая и зеленая, как вы. Поэтому я и пролетела. Так что учитесь на моих ошибках.
Девушки действительно воспользовались ее советом и перед экзаменом поехали на станцию и потерли собачий нос.
Ульяна поступила в институт как медалистка по собеседованию, а Настя сдала два экзамена и, получив по каждому максимальный балл, тоже прошла на первый курс.
Радости не было предела! Девушки, взявшись за руки, прыгали и каждая была уверена в том, что у них начинается новая жизнь.
Что, впрочем, было правдой.
Ей до седьмого оставалось всего одно небо
1980 год для Ангелины Ясногорской выдался ярким на события: окончание медицинского училища, Олимпиада, устройство на работу и первая любовь.
И хоть Олимпиаду она смотрела по телевизору, но этот праздник спорта и всеобщего объединения присутствовал и ощущался в любом сердце советского человека. У каждого на глаза наворачивались слезы, когда весь стадион запел: «На трибунах становится тише, тает быстрое время чудес» и в небо улетел олимпийский Мишка. Это было так трогательно!
Сразу после этого яркого события перед Ангелиной встала задача устройства на работу и ей нужно было выбрать между символической работой в поликлинике за небольшую зарплату или напряженной работой в больнице за деньги, на которые уже можно было прожить. В больнице ей предложили три дежурных варианта: реанимация, травматология и неврология и обещали выделить комнату в коммунальной квартире. Девушка выбрала отделение реанимации в городской больнице. Оказалось, что туда свозили больных в состоянии между жизнью и смертью со всех отделений больницы и всех сложных пациентов с вызовов скорой помощи.
Первый день на работе выдался сумасшедшим!
Ангелина умела ставить капельницы с уколами и, направляясь в палату, знала главное: ни в коем случае не показывать сомнение или страх. Ни в коем случае, иначе не подпустят.
– Милочка, а ты точно можешь? У меня сложные вены, – спросила пожилая пациентка, когда Ангелина подошла к ее кровати.
Старшая медсестра, которая была занята другой пациенткой, сразу подскочила и как наседка стала квохтать и допрашивать Ангелину:
– А ты умеешь? Может, лучше я сделаю?
Бабушка, сразу же поддержала:
– Да, не надо на мне тренироваться!
Ангелина пыталась сохранить самообладание, но, когда старшая медсестра отодвинула ее и подошла к бабушке, не выдержала, и, разрыдавшись, выбежала в коридор.
Утешать или успокаивать ее никто не стал, даже наоборот, через несколько минут старшая медсестра вышла из палаты и стала кричать:
– Чего ты стоишь и ждешь? В реанимации времени стоять и страдать нет, там дед с желудочным кровотечением, пошли!
Деду нужно было поставить подключичный катетер. С этим Ангелина справилась, хоть руки у нее и дрожали.
– Теперь желудочный зонд, – приказала старшая медсестра.
Ангелина никогда этого не делала, теоретически знала, как это делать, но когда столкнулась на практике, стало страшно: попасть надо в пищевод, а не в трахею, а эти два отверстия находятся рядом. Кроме этого, сама процедура для пациента очень болезненная, поэтому нужны ловкость и скорость, а эти умения появляются только с опытом.
Дрожащими руками Ангелина справилась с задачей, но зонд оказался забитым.
– Промывай! – грозно прошипела старшая медсестра.
Ангелина промыла, но это не помогло.
– Ставь новый.
Девушка ввела зонд в носовой проход, и у дедушки пошла кровь носом, ввела во второй проход – то же самое. Если еще несколько минут назад она беспокоилась, чтобы пациенту не было больно, то сейчас Ангелина молилась, чтобы он не умер.
Старшая медсестра схватила зонд, сбрызнула слизистую адреналином и легко вставила его. Кивнув на соседнюю кровать, где тихо хрипел другой дедушка, она спросила:
– Санацию делала когда-то?
Ангелина замерла. Когда она проходила практику, то видела, как врач выполнял санацию трахеобронхиального дерева и ротовой полости, и тогда она надеялась, что ей не придется это делать никогда. Ведь даже смотреть, как это делается впервые, очень тяжело. Даже если постоянно напоминать себе, что эти жестокие процедуры спасают жизнь человеку, все равно кажется, что тебе поручили провести пытку. Вид страданий, которые причиняли людям эти манипуляции, и то, как их залихватски легко и энергично проводили опытные медсестры, придавал Ангелине ощущение, что она участвует в издевательстве над людьми.
К счастью для нее, эту процедуру больному провела старшая медсестра, а Ангелина стояла рядом и старалась, как только могла, подавлять мимику своего страха и ужаса.
Дальше день был относительно спокойным: никого не реанимировали, никто не поступил и никто не умер. Всего было двадцать пять капельниц, восемнадцать уколов, еще одно зондовое питание, промывание мочевого пузыря и гигиенические процедуры. Ну и организационные моменты – уборка процедурной и укладка биксов в стерилизационную.
То есть работы было много, но она была плановой и, как потом оказалось, это был легкий день.
После первой смены Ангелина еле-еле дошла до квартиры, где ей выделили небольшую комнату, и, не включая свет, упала на кровать.
Голова раскалывалась, очень хотелось плакать, но слез не было. За весь день она ничего не ела и только один раз отлучилась в туалет. С телом творилось что-то непонятное: оно все было напряженное и, как Ангелина ни старалась, она не смогла расслабиться, она как будто продолжала находиться в режиме боевой готовности и в любой момент была готова встать и бежать менять капельницу.
Она лежала на кровати в темной комнате и винила себя, что выбрала эту специальность. Можно было предположить, что в медицину Ангелина пошла потому, что в школе очень любила анатомию и биологию, но нет. Эту специальность навязала ей мать, которая всю жизнь, да и сейчас тоже, продолжала работать акушеркой в маленькой больнице их крохотного поселка «Южное» в тридцати километрах от Свердловска. Она с самого детства твердила дочери, что нужно поступать в медицинское училище и становиться человеком, как она. На акушерку Ангелина не хотела учиться и тогда мать посоветовала ей учиться на медсестру. Еще на выбор этой профессии повлияла книга Булгакова «Записки юного врача». Когда Ангелина ее прочитала, она твердо решила, что выберет эту специальность.
Пока Ангелина была маленькой, то считала, что ее мать действительно любила свою профессию, потому что целыми днями пропадала на работе. Но когда девочка стала все понимать, то увидела, что ее матери не хочется возвращаться домой, в их однокомнатную квартиру, где вечно пьяный муж.
Мать Ангелины звали Марией. Когда-то она была очень красивой, но годы взяли свое и сейчас она выглядела и одевалась как старуха, хотя ей было всего пятьдесят. Отец Ангелины умер, когда девочка пошла в шестой класс. Мария тогда воспряла духом и решила начать новую жизнь. Как раз ей предложили должность старшей медсестры в Центральной городской больнице Свердловска, и тогда у нее началась новая жизнь: она снова стала красить губы красной помадой и затягивать талию в широкий пояс, а Ангелину перевела в городскую школу. До Свердловска они добирались всего тридцать минут на электричке. Новая школа нравилась девочке, и она продолжила ездить в город, даже когда Мария вернулась работать в их маленькое отделение.
Ангелина догадывалась, что причиной всему был мужчина, который как внезапно появился у ее матери, так и исчез спустя два года. И Мария снова стала озлобленной и потеряла интерес к жизни.
Неужели и Ангелину ждет та же участь? И эта работа медсестрой, которая не принесет ей удовольствия, превратит вечно недовольную женщину в бабку?
Нет, девушка решительно села на кровати и помотала головой:
– Я не превращусь в старуху, как моя мать!
Она снова легла на кровать и закрыла глаза, представляя себе, что ни за что не будет мириться с такой участью.
Усталость взяла свое, и через несколько минут Ангелина медленно провалилась в сон.
А утром все опять так быстро закрутилось, что не было времени думать о неправильном выборе или несчастной судьбе. Утро в реанимации – это такая интенсивность физической работы, что Ангелина ощущала себя конвейером на заводе по ремонту людей, а участие в их страданиях в какой-то момент перестало давить на ее психику. К тому же она работала с полной отдачей и делала все возможное, чтобы облегчить их страдания, и, когда видела положительный результат, испытывала радость, а жалость и волнение за судьбу пациента сменялись облегчением.
После обеда старшая медсестра, к которой она была прикреплена, срочно убежала в другое отделение, Ангелина осталась одна и разрывалась: два пациента из четырех задыхаются и хрипят, у другого капельница закончилась. Надо было срочно высосать аппаратом слизь у тех, кто хрипит, но их было двое и задыхались они одновременно. Также быстро нужно было восстановить уровень в капельнице и поставить новую, сделать уколы по времени и каждое маленькое действие записать в дневник динамического наблюдения и в журнал, ведь если не записано – значит, не сделано. Результаты анализов тут же нужно было записать и вклеить, а кому-то выписать новые и отнести в лабораторию.
Кроме того, одна из пяти кроватей в палате была свободна, а это означало, что поступление нового пациента можно было ожидать с минуты на минуту, и к этому нужно было быть готовой: подключить его к диагностическому аппарату, к аппарату подачи увлажненного кислорода, вставить мочевой катетер, взять кровь для анализов и, возможно, тут же больного реанимировать, что само по себе уже отдельный комплекс мероприятий.
Поначалу Ангелина пыталась запоминать имена и фамилии пациентов, но быстро поняла, что нельзя привязываться к ним, потому что потом, когда их переводят в другое отделение, или, еще хуже, они умирают, она очень расстраивалась. А ведь это ее работа и времени сидеть и страдать нет.
С каждым рабочим днем ей становилось все легче, она подружилась с медсестрой Светланой, с которой очень быстро нашла и общий язык, и родственную душу, а через две недели из отпуска вышел хирург и в этот же момент, как только Ангелина увидела его, ее жизнь перевернулась.
Она влюбилась в него с первого взгляда.
Его звали Виктор, он был старше ее на пятнадцать лет и имел семью: жену и троих дочерей.
Ангелина влюбилась в него без памяти, она думала только о нем, и ей казалось, что она сходит с ума. Теперь она бежала на работу в надежде увидеть Виктора. Хотя бы только увидеть…
На пятиминутках с утра она садилась в уголок, чтобы оказаться у всех за спиной и чтобы никто не заметил, как она на него смотрит. А когда он иногда подходил к ней и спрашивал что-то про пациентов, Ангелина краснела, потом бледнела, а ее душа в это время проваливалась в пятки. Девушка еле стояла на ватных ногах, слушала его речь и ничего не могла ответить.
Конечно же, он сразу понял, в чем дело, и, как ни странно, ответил на ее чувства.
У них начался бурный и яркий служебный роман, они вырывали каждую свободную минуту, чтобы побыть вместе. Иногда после работы бежали в ее комнатушку, запирали дверь и любили друг друга до изнеможения.
Так продолжалось почти четыре года. Четыре года жизни на пределе, ее сердце каждый вечер разрывалось на части, когда он начинал собираться домой, когда она представляла, что он всю ночь проведет с другой, а не с ней.
Но Виктор ничего не предпринимал: он вроде не держал ее, но и не отпускал.
Ангелина проклинала судьбу. Любить чужого мужчину – это не грех. Это проклятие. Это постоянная борьба с собой и своей совестью.
Это ежедневные эмоциональные качели: «Я не могу без тебя дышать!» и «Уходи, я так больше не могу!»
Единственным человеком, кто знал и помогал ей пережить эту связь, была Светлана.
– Что мне делать? Я больше так не могу! – рыдала Ангелина на плече подруги.
– Не можешь – уходи, – советовала та.
– Без него тоже не могу…
Светлана была старше подруги на пять лет, но тоже не замужем, хотя с мужчиной встречалась и все там шло к счастливому завершению.
– Ты только тратишь свое время и свою жизнь. Приди в себя и подумай, что ты творишь! Быть с женатым мужиком – это прыгнуть в последний вагон поезда, на котором написано «В никуда». Очнись, Ангелина!
Но слова подруги не доходили до адресата.
Влюбленные постоянно ссорились, но все равно не могли расстаться. Сегодня Ангелина посылала Виктора к черту, но, когда вечерами приходила в пустую комнату и оставалась в одиночестве, сразу меняла свое решение и уже утром бежала к Виктору и признавалась, что жить без него не может.
В апреле 1985 года Ангелина поняла, что беременна.
– Если ты решишься рожать – то точно испоганишь всю свою жизнь! – пугала ее Светлана.
Но на самом деле у Ангелины не было жизни. Она жила только Виктором, а теперь у нее появился шанс жить его ребенком.
Как ни странно, но мужчина, когда узнал, что любовница беременна, не предложил избавиться от плода, а, наоборот, пообещал:
– Если ты родишь мне мальчика – я уйду от жены.
И женщина проходила беременной в надежде, что у нее будет мальчик. Вернее, что у них будет сын.
Виктор не выполнил свое обещание. Он испугался. Струсил. Он даже не взглянул на ребенка, а через неделю после его рождения переехал работать в Тюмень, забрав свою жену и троих дочерей с собой.
Он просто сбежал: от любовницы, от новорожденного сына, от проблем, а Ангелина осталась с малышом одна.
Как раз через месяц в коммунальной квартире, где она проживала, умерла соседка-старушка, и вторую комнату выделили ей.
Ангелина стала хозяйкой в квартире и молодой матерью-одиночкой. Сына назвала Тимофеем.
Что же касается любви к Виктору, то она почти сразу рухнула подобно огромной многоэтажке, оставив после себя обломки, которые последующие много лет Ангелина разгребала.
Тимофей стал ее смыслом жизни, а еще нелюбимая работа – до изнеможения, практически без отпусков и перерывов.
Поезд «В никуда» мчался на всех парах, и выпрыгнуть из вагона она смогла только через восемь лет…
Каждая любовь первая
2003 год
Первый день в университете выдался долгим. Ульяна с Настей держались вместе и только рассматривали одногруппников, иногда кивая им на приветствия. На второй паре познакомились со старостой.
– Интересно, кто ее уже поставил на эту должность? – скривилась Настя.
– А что, может, ты хотела пойти в старосты? – хихикнула Ульяна.
– Больно надо! Мне школы хватило…
В группе кроме Ульяны с Настей было всего четыре девушки: староста и еще одна симпатичная блондинка – она все три пары просидела с парнем и даже не взглянула в сторону девушек.
– Деловая колбаса! Наверняка она москвичка!
– Наша староста тоже не из приветливых, – заметила Ульяна.
– Но нам с ней придется дружить, – закатила глаза Настя, – нужно будет договариваться, если будем пропускать занятия.
– Мы не будем пропускать! – уверенно заявила Ульяна и сама сразу же поняла, что сказала глупость.
У Насти были большие проблемы со сном. Она не могла лечь спать вовремя, как все нормальные люди, называла себя «совой» и укладывалась в постель после двух часов ночи. Разбудить ее хотя бы в семь утра было проблематично. Львиная доля ссор, которые происходили между девушками, были на этой почве. Настя не хотела мириться с «человеческим расписанием», которые навязывала ей подруга, и всячески держала оборону «своей жизненной позиции».
В школе с этой позицией боролись родители Насти, особенно ее отец. Если дочь с утра начинала рассказывать отцу, что у нее нет первого урока в школе, он сразу же звонил Ульяне, а та честно говорила, что урок есть. Настю будили разными методами: и в постель выливали графин воды, и громко включали музыку, и грозились завтра уложить в девять вечера – ничего не помогало, кроме того, что отец брал ее за шкирку и отправлял в ванную умываться.
Теперь же эта проблема с подъемом Насти легла на плечи Ульяны. Как ни странно, но в первый день занятий девушка встала сама и всего с третьего звонка будильника. Правда, все утро ворчала и по дороге тоже просила забежать в буфет и купить ей кофе с булочкой. Но поесть удалось только к обеду и то на ходу, опаздывать на четвертую пару не хотелось.
К вечеру, уставшие, они добрались до общежития.
– Если мы так будем учиться каждый день, то я загнусь через месяц! – заявила Настя.
Все же плюсы в этой усталости были, и девушка упала в постель, когда еще на улице было светло.
Второй день в университете стал значимым для обоих.
После первой пары к ним подошел невысокий парнишка и, глядя на Настю, сказал:
– Привет, рыжая! Обожаю огненных девочек! Давай знакомиться?
Девушка театрально скривилась, но имя свое сказала:
– Настя.
– А я Мирон. Вы в общаге живете? – поинтересовался парень.
– Да. А ты москвич, наверное? – Настя уже принялась заигрывать с ним.
– Угу, мне повезло родиться в этом крутом городе.
Парень явно гордился этим. Выглядел он спортивно. Настя даже подумала про себя, что он живет в спортзале, потому что мышц у него было много, хотя, возможно, это было заметно потому, что роста он был небольшого, всего на несколько сантиметров выше Насти.
– Слушайте, мы сегодня у меня на даче собираемся, едем с нами?
Ульяна посмотрела на часы и бросила удивленный взгляд на подругу. Настя поняла ее сразу и озвучила проблему:
– Уже два часа и сегодня вторник, завтра на занятия…
– Ой, как будто нам задали кучу домашки! Вернетесь в свою общагу к десяти. Мы дольше не просидим, темнеет, да и родаков завтра встречать в аэропорту, надо успеть убраться. Это как бы последний шанс оторваться, потом будет учеба с утра до вечера.
– А как мы туда доберемся? – спросила Настя.
– Туда на моей машине поедем, как раз два места есть, а обратно вы легко на электричке доберетесь. Моя дача в Люберцах, это практически у МКАДа, там до Сортировочной пару минут, а оттуда до Измайлово рукой подать.
На самом деле электричка от Сортировочной до Люберец шла полчаса, девушки вышли на станции и заблудились, добрая женщина предложила им снова сесть в электричку и добраться до Курского вокзала. Оттуда они уже знали дорогу, правда до общежития она заняла около часа. Вернулись они далеко за полночь, улеглись в постели, и каждая из них побоялась признаться, что эта поездка на дачу перевернула их мир. И Настя и Ульяна влюбились. Хорошо, что не в одного и того же парня, но проблемы у обеих были. И большие.
Настя влюбилась в Мирона, что было ожидаемо. Всю дорогу в общежитие она не останавливаясь делилась с подругой мыслями:
– Какой дом, да? Ну и сам Мирон тоже очень симпатичный, скажи? Вот бы за него замуж выйти! А ведь я ему очень понравилась, ты заметила? Как думаешь, у меня есть шанс?
– Есть, конечно. Ты очень красивая. Да ты и сама это знаешь.
– Я на любителя, – кокетливо отозвалась Настя, – но ему я понравилась, наверное, потому что подхожу по росту. Он очень низенький, а еще я заметила, что у него комплексы по этому поводу.
Проблема была не в том, что Настя сомневалась в себе, нет. Девушка хоть и не считала себя красавицей, но цену себе знала и поклонников в школе ей хватало. Большинство одноклассников, как ни странно, западали на ее фигуру – пышную грудь, тонкую талию и крутые бедра. Эти же параметры привлекли и Мирона. Настя заметила жадный взгляд на ее грудь и в следующий раз решила надеть блузку еще более вызывающую, чтобы подразнить его.
Проблема в парне была в том, что он никак не мог определиться и бросал жадные и голодные взгляды почти на всех девушек, кто был на его даче. А их там оказалось немало. И заигрывал он со всеми, а комплименты вообще рекой лились из его уст.
Настя себя успокаивала тем, что парень еще не определился с выбором, и надеялась на то, что Мирон, выбрав ее, больше не посмотрит ни на одну девушку.
– Интересно, кем же работают его родители? Мирон хвастался, что на дачу они приезжают только летом и в начале осени, а остальное время живут в квартире на Тверской, в трех минутах от Кремля. Представляешь себе, как было бы классно стать его женой?
Ульяна старалась поддерживать разговор и кивала, иногда даже не слушая подругу, потому что в мыслях она была очень далеко.
Ульяна влюбилась. Впервые и точно навсегда.
Лучшего друга Мирона звали Тимофей: высокий, спортивный, светлые волосы и голубые глаза. Он бы идеально подошел ей.
Где-то совсем недавно Ульяна прочитала, что если пара внешне очень похожа, то они предназначены друг другу судьбой.
Согласно каким-то исследованиям, о которых Ульяна уже не помнила, людей привлекают те, у кого такие черты лица, как у них. Это явление объясняли ассортативным скрещиванием и объясняли тем, что похожая внешность в паре увеличивает шансы на то, что ребенок будет похож на обоих партнеров.
Вспоминая образ Тимофея, Ульяна снова загрустила. Да, Тимофей идеально подошел бы ей если бы… не Лариса. Ульяна про себя гадала, сколько времени они вместе. Неделю? Месяц? Точно не больше. Хотя, говорят, что любовь живет три года, может, они уже давно встречаются. Но их отношения вряд ли можно было назвать любовью. Страсть! Вот что их объединяло. Ульяна сразу поняла, что тут ей ловить нечего. Тимофей без ума от Ларисы, а она, как позволительно знойной красавице, разрешает себя любить.
На даче у Мирона было весело: много алкоголя, мясо на мангале, громкая музыка и интересные новые знакомые.
Оказалось, что Мирон с Тимофеем бывшие одноклассники и хорошие друзья и с Ларисой они точно не учились вместе, потому что другие одноклассники, которые приехали на дачу, ее не знали. Ульяна снова посмотрела на подругу, которая не переставая делилась с ней своими планами на Мирона, и утвердительно кивнула, когда Настя задала вопрос. У самой же в голове был только Тимофей и готовый ответ на вопрос, который мучил ее уже несколько часов: влюбленная пара познакомилась совсем недавно.
На следующий день Тимофей опять не пришел в институт, хотя точно числился в их группе.
Мирон не давал прохода Насте и на всех парах сидел рядом. По разговорам Ульяна поняла, что Тимофей «сошел с ума по этой Ларисе-крысе» и что «они проводят время в горизонтальном положении уже вторую неделю».
– Я ему говорю: чувак, секс – это, конечно, прекрасно, но ты должен думать об учебе! Женщину одними поцелуями не прокормишь, – откровенничал Мирон с Настей.
– И что же он тебе ответил?
– Обещал завтра быть.
Парень пожал плечами:
– Ну а что тут поделаешь? В школе он особо ни с кем не встречался, времени не было, а Лора его старше, опытней, оседлала за несколько дней и все, крыша у него поехала…
Ульяне было невероятно противно слушать такие откровения от Мирона. Ей вообще казалось, что парни не любят секретничать и раскрывать проблемы друзей, но сейчас она стала свидетелем, что все парни разные. Правда легче от этого не стало, ей хотелось зажать уши руками и не слышать о парне, в которого она влюбилась, такие нелестные вещи.
Тимофей появился на третьей паре через день, в пятницу. Как ни в чем не бывало, он сел рядом с другом, едва кивнув девушкам. Лектор опаздывал, и Настя решила поговорить с подругой.
– Мне показалось, или ты покраснела? – хихикнув, спросила она.
Ульяна промолчала, но подруга не думала сдаваться:
– И как же ты собираешься его охмурить?
– Никак, – грубо ответила Уля.
– А зря. Надо подумать.
– Нечего тут думать, – прошептала Ульяна, – ты видела эту Ларису?
Настя удивленно посмотрела на подругу:
– И что? Обыкновенная телка, каких миллион.
– Хорошо, спрошу по-другому: ты видела, как он смотрел на нее?
– Да. Тут я с тобой соглашусь. Слишком жадно он на нее смотрел. Но это очень скоро пройдет. Нам нужно немного подождать.
– Чего? – не поняла Ульяна. – Что он ее разлюбит?
– Нет. Она его пошлет. И случится это очень скоро. Такие телочки не умеют быть верными, да и твой Тимофей не орел. Не птица его полета: беден, несмел, нерешителен. Кому нужен такой жених?
В аудиторию зашел лектор, и все затихли.
– Ладно, придумаем что-то! – пообещала подруге Настя.
Вот именно этого Ульяна и боялась. Она не хотела ничего предпринимать и надеялась, что ее любовь уйдет, убежит, испарится…
Но этого, конечно, не случилось.
Медицина – это любовь, иначе она ничего не стоит
1978 год
– Спасибо, спасибо, Тамара Ивановна, я вам так признательна! Никогда, никогда не забуду то, что сделали для меня. Это чудо…
– Не за что, моя хорошая, не за что. Не надо меня так благодарить. Я рада, что смогла вам помочь. Вам и вашей малышке.
К ногам женщины жалась девочка лет пяти: пушистая каштановая челка падала на большие зеленые глаза, и это придавало малышке вид несколько диковатый.
Тамара Ивановна проводила маму с дочкой глазами и отвернулась к окну.
Родилась Тамара много-много лет назад в уральской деревушке. Маму она не помнила, девочку с трех лет воспитывала баба Вера – знахарка, довольно известная. Люди приезжали к ней не только из соседних сел и городов, говорят, у неё было несколько известных клиентов-политиков из самой столицы, которым она помогала, и те до конца жизни были ей очень благодарны. Люди пытались выражать ей благодарность врученными в конверте деньгами, но бабушка обижалась. Потом она поняла, что они все равно будут хотеть выразить ей свою признательность за бесценную помощь, но так как она все равно считала, что не имеет право брать с них деньги, то указывала им на детские дома и просила передать эти суммы туда.
Лечила баба Вера руками. Просто дотрагивалась до больного места, и болячки проходили. Сейчас это называют целительством, а раньше считали "рукой Божьей".
Когда Тамаре исполнилось семь, баба Вера слегла. Девочка подошла к ее кровати и спросила:
– Бабуля, ты умираешь?
– Да, – тихо ответила старушка.
– Почему?
– Потому что так надо. Пришло мое время. Ничто не вечно. И я тоже.
– А как же я? Что будет со мной?
– С тобой все будет хорошо… Главное, не забывай – всегда делай людям добро…
Через несколько дней её не стало. Поначалу Тамаре было очень тяжело. Все время хотелось найти бабушку, обнять ее и поговорить. Несколько дней она прожила в доме одна. Точнее, не совсем одна – постоянно приходили какие-то люди, что-то приносили, звали ее с собой, говорили теплые слова. Бабушку все очень любили.
В те же дни Тамара услышала новое для себя слово – «интернат», туда ее собирались отправить. Но этого не случилось.
Через несколько дней появилась пара – муж и жена. Девочка их уже не один раз видела, они приезжали к бабушке на красном автомобиле из соседнего города и всегда уезжали довольные. Они были очень красивыми. И добрыми. Оба говорили тихо и почти всегда с улыбкой на губах.
Женщина представилась Тамаре Ольгой и сообщила, что с сегодняшнего дня девочка поедет с ними в город и останется там.
Тамара обрадовалась. В городе она никогда не была. Он представлялся ей чем-то особенным, загадочным. На минуту девочка задумалась – а как же просьба бабушки? Но потом решила, что делать добро людям она сможет и в городе.
В городской школе учиться оказалось трудней, чем в деревенской, но Тамара справлялась. Приемные родители относились к ней с любовью, и она платила им тем же.
В классе седьмом, возвращаясь из школы, Тамара увидела во дворе двух котят. Один был абсолютно здоров, смотрел на нее своими зелеными глазищами и жалобно мяукал в надежде, что кто-то заметит и поможет его другу, маленькому и жалкому, тот лежал в углу детской песочницы и тихо, но жутко не то стонал, не то скулил. Тамара присела на край песочницы, погладила его, а потом, заметив, как он поджимает лапку, дотронулась до нее и даже чуть-чуть сжала. В эту же секунду здоровый котенок прыгнул ей на колени, и в какой-то момент она перестала замечать, что происходит вокруг, перед ней была только пара кошачьих глаз, которые смотрели на нее с надеждой. Вдруг она почувствовала жар в ладони, но, вопреки страху, который зарождался у нее в груди, продолжила держать лапку котика и заметила, как ее подопечный стих, а здоровый котенок склонил голову к ее коленям. Услышав совсем рядом детские голоса, Тамара вышла из оцепенения. Сколько времени прошло, она не помнила, но больной котенок неуверенно встал на лапы и засеменил прочь, а здоровый посмотрел на нее как-то по-человечьи, лизнул ладонь и побежал за другом, почему-то немного прихрамывая.
Еще через пару месяцев после этого случая у Тамары заболела мама. Да, она называла её мамой, потому что Ольга стала ей самым родным человеком.
Она заболела как-то резко. А может, просто девочка была невнимательной, и заметила только тогда, когда Ольга слегла.
Приходило много людей. Некоторые были в белых халатах, некоторых приводил отец. Все они заходили в комнату приемной матери, садились на стул, что-то ей говорили, а потом уходили.
Так длилось почти две недели, пока Ольга не слегла окончательно.
Отец не разрешал заходить к ней в комнату, а сам все чаще стал задерживаться на работе и приходил подвыпивший и долго плакал на кухне.
В один день, когда он рано утром ушел на работу, Тамара не пошла в школу, а зашла к маме.
Ольга лежала бледная-бледная и попыталась ей улыбнуться.
За ней ухаживала ее мама, приемная бабушка Тамары. Она очень хорошо относилась к девочке, но в тот день даже не заметила внучку. Бабушка выглядела совершенно разбитой, она не останавливаясь плакала и гладила дочку по руке.
Наконец-то взглянув на Тамару, она тихо сказала:
– Плохо твоей мамке.
– Да, – согласилась девочка, – у неё большая рана вот тут, – и указала пальцем на низ живота.
– Откуда ты знаешь? – удивилась бабушка.
– Я вижу.
Бабушка посмотрела на нее с надеждой и, погладив по плечу, спросила:
– А ты помочь ей можешь?
– Я могу попробовать. Но мне нужна ваша помощь.
Тамара села на кровать, одну руку она положила на низ живота мамы, другую руку протянула бабушке. Она не была уверена, что получится, и даже не понимала, что именно делает, но интуитивно чувствовала, что нужно повторить то же, что с котятами, – передать или распределить этот черный сгусток энергии, который жег ей пальцы.
Она снова потеряла счет времени, а когда открыла глаза и потерла горячие ладошки, в комнате был отец. Он стоял в проеме двери и внимательно смотрел на них. Мама, увидев его, улыбнулась и приподнялась.
– Мне лучше, – улыбнувшись, сказала она, – я чувствую, как будто ко мне пришли силы!
Отец подошел к дочке, взял ее за руку и, присев на корточки, спросил:
– Кто тебя этому научил? Вера Васильевна?
Тамара пожала плечами:
– Я видела, как бабуля лечила, но я не знаю, как это у меня получается. На прошлой неделе в школе по физике мы проходили всякие атомы. Думаю, что я просто перетягиваю здоровые клетки к больным.
– Что ты при этом чувствуешь? – спросила бабушка.
– Мне горячо. Сначала было горячо левой руке, потом правой.
– Неужели ты меня излечила? – ахнула мама.
– Да, я вижу, что ты здорова.
– Как? Что ты видишь? – поинтересовался отец.
– В том месте, где у человека болезнь, я вижу черный сгусток, как небольшое темное облако. Когда человек здоров, у него никаких темных сгустков нет, – объяснила девочка.
– И ты вот так просто можешь посмотреть на человека и сразу увидеть, что с ним, болен он или здоров? – спросила бабушка.
– Нет, не сразу. Я должна внимательно его рассмотреть. Мне трудно объяснить, но я как будто в другое измерение перехожу…
– Тебе после этого не плохо? Как ты себя чувствуешь сейчас? – Ольга испугано взяла дочку за руку.
– Со мной все нормально. Я отлично себя чувствую, не беспокойся обо мне. Хочешь, я испеку для тебя пирог с яблоками? – предложила Тамара.
– Ну что ты! – бабушка встала и направилась на кухню. – Посиди с мамой, а я сейчас приготовлю нам поесть.
Мама обняла дочку и заплакала. Тамара гладила её по руке и просила: «Мамочка, ну что ты, ну не плачь». Но она только сильней прижимала девочку к себе и целовала в макушку.
Через несколько дней Ольга окончательно поправилась, а еще через неделю вышла на работу. Жизнь вернулась в свое русло.
Спустя несколько месяцев Ольга рассказала дочке, что бабушка заболела ангиной, и попросила поехать проведать ее.
На следующий день сразу после школы Тамара поехала к бабушке.
Как только девочка зашла и увидела ее, она сразу все поняла.
– У тебя то же самое, что было у мамы, – она присела к бабушке на кровать и заплакала.
– Ну что ты, не надо, – бабушка пыталась ее успокоить, – ты же еще совсем маленькая и не умеешь делать все как надо. Но ты обязательно научишься и станешь самым великим в мире врачом. Я верю в тебя, детка.
– Но ты же умрешь! – воскликнула Тамара.
– Я сделала самое главное. Я сделала то, что должна была сделать, и ни о чем не жалею. И ты не смей! У тебя есть родители, они тебя любят…
– Погоди, но ведь мы можем найти кого-то, чтобы я забрала у него здоровые клетки и передала тебе?
– И где же ты найдешь такого человека?
– Не знаю, но можно же поискать. Можно же деньги предложить?
– Это будет обман. Потому что если ты расскажешь все честно, то никто никогда не отдаст свою жизнь.
– Бабушка! – Тамара заплакала и прижалась к ней. – Я не хочу, чтобы ты умирала.
– Я уже старая и свой век прожила. Ты не переживай. А вот мама твоя еще совсем молодая. И мы с тобой должны договориться…
Девочка подняла на нее свои заплаканные глаза и спросила:
– О чем договориться?
– Ты никогда не расскажешь ей, что я умерла потому, что ты излечила ее.
– Почему?
– Потому что она будет чувствовать себя виноватой. Будет переживать. Пусть она живет счастливо, тем более что у нее сейчас есть ты. Пожалуйста, Тамарочка.
Девочка кивнула и прижалась к бабушке.
Через пару дней бабушка уехала в город к своей родной сестре. Тамара видела, что Ольга даже не подозревает, что ее мама уехала больная и именно там собирается умереть. Через два месяца ее не стало.
Тамара долго переживала по этому поводу и даже поклялась, что больше не будет делать того, о чем не знает. Она решила сначала полностью изучить все, что умеет делать, и только потом применять свои навыки на деле.
В школе ей больше всего нравились предметы по биологии, химии и физике.
Окончив восьмой класс, Тамара поступила в медицинское училище, а через три года в институт.
Страсть плохо рассуждает
2003 год
Сумасшедшая любовь ворвалась в жизнь Тимофея и перевернула все с ног на голову. Парень влюблялся и в школе, но там все это выглядело так по-детски! Одноклассниц нужно было завоевывать, оказывать знаки внимания, ухаживать. С Ларисой же получилось все так быстро, так стремительно!
Они познакомились в середине лета, когда Тимофей уже сдал выпускные экзамены в школе и готовился к поступлению в Бауманку. Он вышел вечером на набережную прогуляться, освежить голову, а Лариса подошла и спросила:
– Гуляешь? Может, угостишь даму кофе?
Тимофей похлопал по карманам в поисках кошелька и разочарованно ответил:
– Прости, выбежал из дома и деньги не взял.
– Давай тогда я тебя угощу? А ты будешь должен.
Парень улыбнулся:
– Давай. Хоть и не люблю быть в долгу, но сутки потерплю.
Она повела его в ближайшее кафе, заказала по кофе с мороженым и стала рассказывать о себе: учится на третьем курсе в МГУ, живет в отдельной квартире на Таганке, любит путешествия и экстрим.
– А ты тоже где-то неподалеку живешь? – спросила Лариса.
– Да, на Кожевнической набережной.
– Сам?
– Нет, с родителями. С мамой и отчимом.
– То есть ты еще не самостоятельный мальчик, да? – хихикая, то ли спросила, то ли подвела итог девушка.
Тимофей растерялся и пожал плечами.
– Ну это дело наживное, да? – успокоила его Лариса, допила свой кофе и предложила: – Пошли ко мне?
У Тимофея даже не было времени решить, что делать. Она взяла его за руку и повела к себе.
Квартира оказалась огромной «сталинкой» с высокими потолками и отличным евроремонтом. Уж в этом парень хорошо разбирался. Последние пять лет он помогал отчиму делать ремонты в таких вот квартирах и прекрасно знал, сколько денег стоят и эта жилплощадь, и этот ремонт.
Лариса усадила гостя на диван в гостиной, принесла ему стакан воды и присела рядом, взяв его за руку.
– Грубые руки у тебя.
Да, руки у Тимофея были мозолистые, шершавые, работящие.
Она задрала футболку, оголив прекрасную девичью грудь, и спросила:
– Поласкаешь?
Он растерялся, замер, испуганно хлопая глазами.
– Ты девственник, что ли? – Лариса театрально запрокинула голову и рассмеялась.
Тимофей потянулся рукой к ее груди и дотронулся указательным пальцем до темного большого соска.
– Обхвати двумя пальцами, – уже чуть тише попросила она, – а еще лучше – захвати его губами.
Ее грудь была идеальной. Совершенной. Как произведение искусства. Тимофей даже на картинках не видел такой безупречной груди.
Она не спешила. Наслаждаясь тем, как он ее жадно рассматривает, Лариса сняла футболку, провела рукой по шее, спустилась чуть ниже и стянула с себя черную трикотажную юбку. Оказалось, что на ней не было нижнего белья, что еще на некоторое время ввело Тимофея в оцепенение. Красота, которая предстала перед его глазами, была настолько ослепительной, что у парня закружилась голова: роскошные бедра, длинные стройные ноги и начисто выбритый лобок, как у девочек в детском садике. Почему-то вспомнилась именно эта ассоциация, когда он еще малышом сидел на горшке и рассматривал гендерные отличия.
– Долго будешь пялиться? – ее голос был мягким, но в нем уже чувствовалось раздражение. – Я сказала тебе обхватить мой сосок губами!
Тимофей плохо соображал, что делает, но интуитивно приблизил голову к ее груди, а она тут же прижала ее к себе обеими руками:
– Терзай его, сделай мне больно.
Он услышал частый стук ее сердца, как она направила свой сосок ему в рот, а он и сам не понял, как обхватил его горячими губами и чуть прикусил.
– Да, еще сильней, – прошептала она, – хороший мальчик.
Одну руку она запустила ему в волосы, крепко вцепившись в них, приподняла его голову так, чтобы их взгляды встретились, а другой прошлась пальцами по лицу, чертя неведомые контуры, и резко засунула средний ему в рот.
Тимофей почувствовал запах ментоловых сигарет и заметил, как цвет ее глаз изменился на оттенок темней. Она была возбуждена и этим завела его еще сильней. Парень осмелел, схватил двумя пальцами ее сосок и чуть потянул на себя. Лариса выгнулась и резко направила его голову вниз:
– Знаю, что ты наверняка не спец в этом, но попробуй, сделай мне приятно, малыш.
Она широко раздвинула ноги практически перед его носом и облокотилась на локти.
Он аккуратно раздвинул влажную припухшую складочку пальцем и проник внутрь.
– Ртом, малыш, язычком. Ну же, давай. Говорят, что тот мужчина, который владеет кунилингусом, владеет женщиной.
Она немного приподняла бедра ему навстречу, и его язык осторожно прикоснулся к набухшему затвердевшему клитору.
Лариса ахнула и откинула голову назад.
– Лижи. Делай хоть что-то! – прорычала она.
И он стал водить языком по возбужденному бугорку, наслаждаясь ее несдержанными стонами.
Она обхватила руками его голову и притянула к себе:
– Сильней, грубей, еще, еще!
Обволакивая языком пульсирующий клитор, он как слепой щенок потянулся рукой к ее груди и сжал сосок большим и указательным пальцем. Она подалась бедрами еще вперед, и он интуитивно почувствовал, что сейчас останавливаться нельзя, и ускорил темп.
С ее губ сорвались неконтролируемые стоны и еще через мгновение ее тело обмякло.
– Подай мне сигареты. Они в сумочке, в коридоре.
Лариса уселась удобней на диван, успев потрепать по волосам Тимофея.
Это была не просьба, а приказ, и от ее строгого голоса парень расстроился.
– Давай сначала доведем начатое до конца, – предложил он.
– Ты еще не готов, – махнула она рукой и положила ногу на ногу.
– В каком смысле?
Тимофей сел рядом с ней на диван, схватил ее руку и положил на свой возбужденный пах.
– Тоже мне достижение! В восемнадцать лет, мой мальчик, у всех стоит. Если хочешь получить разрядку там – научись делать разрядку здесь, – Лариса указала пальчиком на место между ее ног.
– Мне казалось, что я сделал тебе прекрасную разрядку там, – еле слышно прошептал парень.
– То, что я кончила, ничего не значит. Мне не понравилось. Но я готова тебя поучить. Приходи завтра к семи.
Тимофей не понимал, что происходит? Она его выгоняет?
– Не сиди как болван! Принеси мне сигареты и закрой входную дверь с той стороны.
Парень был разъярен! Кто она такая, чтобы так вести себя? И почему он, действительно, как болван, все это терпит?
Он встал с дивана и направился в коридор. Через секунду хлопнула входная дверь.
Тимофей шел домой, на ходу сыпля проклятия. В основном на новую знакомую, да и на себя тоже.
Очень хотелось с кем-то посоветоваться, рассказать, пожаловаться на эту наглую девицу, но звонить лучшему другу он не решился. Такими неудавшимися историями ни с кем не хотелось делиться.
В штанах было тесно, стояк мешал идти, возбуждение никак не проходило, несмотря на злость, которую он испытывал к новой знакомой.
Добравшись до дома, он принял холодный душ, но легче не становилось даже после того, как он выпустил все свое возбуждение на кафель.
Перед глазами были ее идеальная грудь, безупречные длинные ноги и гладковыбритый лобок.
– Да что ж такое! – разозлился Тимофей и снова обхватил рукой свой член.
На следующий день легче не стало, даже работа не спасала. Отчим, заметив, что парень грустный, спросил:
– Что случилось? Ты сам не свой.
Отчима звали Анатолий – высокий, сразу располагающий к себе мужчина с темными вьющимися волосами, с добрыми глазами и приветливой улыбкой. Он уже более десяти лет жил с мамой Тимофея и давно заменил ему отца.
Появился он в их поселке, когда Тимофей только пошел в школу. Сначала мальчик не хотел его принимать, тем более что мать начала разговоры о том, что они, возможно, скоро переедут в Москву. Втроем. У Тимофей не было друзей в школе, но все же ехать в неизвестность он немного боялся.
Но они переехали, и Анатолий медленно, но упорно пытался стать мальчику отцом: давал советы, оберегал, да и о матери он заботился с теплотой и нежностью. Они с Ангелиной расписались, он усыновил мальчика и дал ему свою фамилию – Бакурин.
Знакомы Анатолий с Ангелиной, мамой Тимофея, были с детства. В тот год, когда у них начались отношения, Толик приехал в их поселок к приемному отцу, умирающему и нуждающемуся в помощи. Родители маленького Толика развелись, когда ему было восемь, и мать вместе с ним уехала к своей родне в Молдавию. Там Толик и вырос, но раз в год приезжал навестить отца.
Анатолий любил Ангелину с детского садика, а она его не замечала. Каждое лето он приезжал к отцу в надежде, что она ответит на его чувства, но этого не происходило.
– Возможно, твоя мать и сейчас меня не любит. Но мне важно, чтобы она была со мной и не страдала. А я все сделаю для того, чтобы она была счастлива, – пообещал отчим Тимофею, когда они переехали в Москву.
Сначала они жили в маленьком вагончике в Балашихе. Анатолий вместе с родным братом и еще кучей молдавских родственников строили дачу какому-то чиновнику. Через два года они переехали в центр города, прямо на Тверскую, и жили там в полуподвальном помещении еще пять лет. Наконец-то Анатолий получил российские документы, и они с Ангелиной приватизировали это помещение, а еще через год переехали на Кожевническую набережную в двухкомнатную квартиру, где Тимофею выделили отдельную комнату.
Анатолий работал прорабом, Ангелина – старшей медсестрой в районной больнице. Тимофей уже давно принял отчима, но назвать папой почему-то не мог.
– Тим, – отчим положил руку ему на плечо, – что случилось?
Парень махнул рукой, мол, ничего страшного.
– Девушка? – не отставал Анатолий.
Тимофей неуверенно кивнул.
– Запомни, Тим, – вода камень точит. Если нравится она тебе – никогда не опускай руки и маленькими, но уверенными шагами добивайся ее.
– Да не то чтобы нравится… – Тимофей сам не понял, как начал откровенничать с отчимом, – просто… ведет она себя немного нагло.
– А, – кивнул Анатолий, – я понял, ты теряешь контроль. Это нормально, сынок.
Он потрепал его по волосам и продолжил:
– Не переживай по этому поводу. Ты сначала должен добиться ее, а потом сразу же приручить, сделать зависимой от себя. По-другому никак. Так что вперед, не бойся быть даже униженным. Ты потом все вернешь. А вот упускать ее сейчас точно не надо.
Тимофей кивнул. Интуитивно он так и думал и рассчитывал на то, что сегодня, возможно, Лариса будет вести себя немного лучше. Тем более что вчера до поздней ночи парень провел в интернет-кафе, просматривая порно-сайты. Он выбрал самый дальний угол и прочитал немало литературы, чтобы удивить ее сегодня.
Отказаться от Ларисы он никак не мог. Девушка снилась ему всю ночь, да и весь день стояла перед глазами. Нет, он обязательно пойдет сегодня к ней и покажет, на что способен!
– У меня новый объект с августа, пойдешь со мной? – спросил Анатолий, налил себе и пасынку по чашке чая и указал рукой на стул.
Тимофей присел и пододвинул к себе кружку ароматного чая.
Он начал помогать отчиму пять лет назад, когда еще они жили на Тверской. Мать выдавала карманные деньги, но их было катастрофически мало, и Тимофей искал способы заработать, чтобы не просить у родителей. Племянник Анатолия, который жил с ними по соседству и был старше Тимофея на три года, рассказал, что подрабатывает курьером, и предложил ему присоединиться к нему. Каждый день после работы они ехали на склад лекарственных препаратов и оттуда доставляли их по аптекам. Платили им за вес товара, а не за рейс, и поэтому все курьеры старались набрать как можно больше тяжелых медикаментов. Самым ходовым товаром – маленьким и тяжелым – был пузырек с боярышником. В объемный рюкзак помещалось около пятидесяти килограммов этого благородного напитка, и таким образом за один рейс курьер мог заработать пусть небольшие, но наличные деньги.
После полугода такой подработки об этом узнал Анатолий и решил поговорить с пасынком:
– Тим, я совсем не против, чтобы ты подрабатывал, но любую работу лучше делать с перспективой. Что тебе даст твой курьерский опыт? Ничего. Максимум – выучишь карту метро. Я предлагаю тебе подработать с перспективой. Научу тебя всему, что умею, и это тебе точно пригодится в жизни.
Анатолий тогда уже месяц как работал не чернорабочим, а прорабом, и он медленно и терпеливо научил приемного сына всем тонкостям в строительстве.
– Смотри, Тим, в укладке плитки есть несколько возможных стартовых точек. Если совсем по-простому, то можно первый ряд выкладывать сразу от угла, ориентируясь по линии пола. Но первый ряд встанет ровно и без проблем, только если пол идеально ровный. В противном случае надо будет подрезать плитку, чтобы получить вертикальные швы, но в результате этих подрезок плитка может гулять. А работать с гулящей плиткой тяжело и неприятно. Поэтому лучше потратить время, заранее разметить стену и найти лучшую точку для старта.
Анатолий научил Тимофея укладывать плитку, ламинат и паркет, штукатурить стены, клеить обои, монтировать окна и даже устанавливать двери. Сам же Толя умел абсолютно все: выполнял и работу и по электрике, и по сантехнике и даже монтировал подвесные потолки.
Тимофей не раз задумывался над тем, как ему повезло с отчимом. И когда Анатолий как-то заикнулся о том, что парню надо найти его родного отца и познакомиться с ним, Тимофей резко возразил:
– Ты мой отец!
Больше они к этому вопросу не возвращались.
Безумец видит то, во что верит
Вторая встреча Тимофея с Ларисой прошла намного лучше, чем первая, но все же парень был не на сто процентов доволен своим поведением.
Лариса встретила гостя голой, что на несколько секунд вывело его из равновесия. Раньше ему никогда не приходилось видеть женские прелести так близко и так откровенно. Вчерашний день не в счет, так как Тимофей еще не до конца осознал происходящее.
– Я, надеюсь, ты выполнил домашнее задание? – спросила она и направилась в гостиную.
Тимофей не понимал, о чем она говорит. Он снова как будто застрял в прострации, рассматривая ее идеальные ноги, голую задницу и грудь.
– С чего начнешь?
Она стояла перед ним, ухмыляясь, и парень сразу вспомнил слова отчима «приручить и сделать зависимой от него!»
Он подошел ближе, грубо притянул ее к себе и попытался поцеловать. Лариса резко оттолкнула его:
– Совсем дурак? Мой рот – это последнее место, куда я тебя допущу!
«Ладно, ты еще пожалеешь!» – промелькнуло в голове у Тимофея, он потянулся к ее груди и зажал каждый из сосков указательным и большим пальцами. Лариса что-то хотела сказать, но он выкрутил их сильней, и она только ахнула.
Грубо бросив ее на диван, он присел перед ней на колени и развел ее ноги в сторону. Еще раз проделав с ее грудью то же самое, его вторая рука коснулась ее плоского рельефного живота, медленно скользя вниз. Проводя пальцами между ног, он сразу почувствовал желанную влагу. Она подтолкнула бедра ближе и два его пальца проникли внутрь. Лариса нетерпеливо застонала от резкого вторжения, и он ускорил темп. Он с наслаждением рассматривал ее, как она лежит, стонет, закатывает глаза. На ее лице витала расслабленная мягкая улыбка, пальчики с красным маникюром сжимались и впивались ногтями в плед под ней. Эта девушка казалась ему самой красивой на свете. Его возбуждение нарастало до судорог, смесь ярких эмоций переполняла и сводила с ума. Он резко расстегнул ширинку, спустил джинсы, обхватив свободной рукой возбужденный член и наклонился к напряженному бугорку. Лариса запрокинула голову, облокотившись на локти и застонала.
Далее уже все пошло по его плану – он удовлетворил Ларису. Девушка явно была удивлена и удовлетворена, хотя делала вид, что все равно все не идеально.
– Сегодня уже лучше, малыш, – с улыбкой сказала она и направилась в душ, даже не заметив, как он застегнул ширинку.
Тимофей пошел на кухню, открыл холодильник в надежде выпить что-то холодное, но тот был абсолютно пуст.
«Как же эта женщина живет? Чем питается?» – спросил он сам у себя и полез искать в шкафчиках еду. Но так и не нашел ничего. Даже растворимый кофе.
Когда Лариса вышла из душа, на ходу вытирая влажную кожу, парень на секунду замер и снова вошел в ступор от ее красоты. Ее кожа была необыкновенно нежной и очень смуглой. Жадно рассматривая ее грудь и задницу, он заметил, что не было ни единого намека на то, что она загорала в купальнике.
– Голышом лежишь на пляже? – хмуро спросил Тимофей.
– Малыш, ты, наверное, не знаешь, что человечество придумало солярий. Очень удобная штука!
Точно! Как он забыл об этом?
– Не смей называть меня малышом! – приказным голосом сказал он.
– А как тебя называть? – она подошла ближе, отбросила мокрое полотенце в сторону и потянулась руками к влажным волосам. Растрепав их и немного взъерошив, Лариса следила за реакцией гостя. Ей явно нравилось его дразнить своим голым телом и раскрепощенностью. Тимофей пытался держать себя в руках, но у него слабо получалось. В штанах снова стало тесно, ему безумно хотелось прикоснуться к ее бархатной коже и повторить все то же самое, что было полчаса назад.
– Меня Тимофей зовут, и я хочу, чтобы ты обращалась ко мне по имени. У тебя совсем ничего поесть нет?
– Это моя принципиальная позиция – я не питаюсь дома.
Девушка направилась в спальню и через несколько секунд вернулась в легком шелковом халатике шоколадного цвета. Точно под цвет ее глаз.
– Пойдем тогда перекусим в кафе? – предложил Тимофей.
– Уже поздно, я по ночам не ем, – зевая, ответила Лариса, но все же спросила, – завтра придешь?
– Да.
Парень кивнул, нервно сглотнул и пошел в коридор. На пороге он обернулся, чтобы сказать ей «пока», но увидел, что девушка уже плюхнулась на диван и включила телевизор.
Он закрыл за собой дверь и, еле передвигая ногами, побрел домой.
Ну что ж, совсем не плохо, сегодня он явно дал ей понять, кто в доме хозяин, и сейчас самое главное не спускать обороты, но на душе все равно было гадко, он не был доволен своим поведением на сто процентов. Или, лучше сказать, своей несдержанностью. Он прокручивал и прокручивал в голове, как было бы лучше и что он обязательно сделает в следующий раз, недоумевал, как можно жить в квартире и даже не иметь кофе или чай, рассуждал, что такая женщина, как Лариса, точно не для брака. А потом сам же усмехался над собой: «Конечно, нет! Какой брак? Мне учиться надо и на ноги встать, а потом уже думать о женитьбе!»
Но опять вспоминая ее стройные ноги и идеальную грудь, терялся в мыслях. Он хотел ее, он безумно хотел ее прямо сейчас, много-много раз и до утра.
Поскорей бы дойти до дома, закрыться в туалете и спустить пар!
В каждой разлуке скрыта новая встреча
Первый курс подходил к концу, оставался последний экзамен по физике, а на душе у Тимофея было тяжело, если не сказать ужасно.
Почти год он встречался с Ларисой, с девушкой, с которой было крайне сложно. Каждый день, каждая встреча с ней была как бой, только не понятно, с кем была эта битва.
Лариса постоянно устраивала истерики и скандалы, очень часто это происходило в людном месте или на глазах у друзей. Тимофею было невероятно стыдно и неловко за ее поведение, но еще и за себя, что позволял ей все это. Он всегда пытался поскорее прекратить неприятные сцены или увести подругу в безлюдное место, но
проблемы, которые она раздувала, могли образоваться на ровном месте и предугадать их было невозможно.
Неизменным итогом этих скандалов, как примирение, оставался секс. Бурный, дикий секс, который Лариса обожала.
Можно было бы предположить, что и Тимофею он был по вкусу, но парень в других отношениях никогда не был и довольствовался только тем опытом, который имел.
Собравшись в любимом кафе на Парковой улице, друзья-одногруппники пили чай и обсуждали предстоящий экзамен.
– На физике почти никого не заваливают, не парьтесь, мы все завтра сдадим этот чертов экзамен и отпразднуем его на природе, – предложил Мирон, – жаль, что на дачу пока пригласить не могу, родаки улетают только через неделю. Но зато в следующую субботу будем гулять и не просыхать. Да, Мурзик?
Он протянул ладонь Насте, и она положила свою сверху. Мурзиком Настю называли почти все, кроме Ульяны, из-за ее фамилии – Мурзликина. Девушке это не очень нравилось и она ворчала:
– Ничего, ничего, скоро выйду замуж за Мирона и стану Бойцова.
Они начали встречаться почти сразу, с сентября, и так же стремительно их отношения и развивались. Уже через несколько недель Настя не ночевала в общежитии, а проводила жаркие ночи с Мироном.
– Он мой! – гордо говорила она.
Мирон не нравился Ульяне. Слишком заносчивый, воображающий из себя всезнайку, хвастливый и ветреный.
Сколько раз Ульяна замечала, как он не просто заглядывается на других девушек, но даже заигрывает с ними в присутствии Насти. Но та на это не обращала внимания и объясняла так:
– Все мужчины полигамны. Что же, мне теперь запереть его в шкафу? Пусть смотрит и аппетит нагоняет. Спит же он только со мной!
Про «только» был большой вопрос, но Ульяна старалась не разочаровывать подругу. Сама же она продолжала тихо любить Тимофея, стараясь не показывать своих чувств. Хотя поначалу думала это сделать.
– Может, мне стоит показать ему свою заинтересованность? – посоветовалась она с Настей.
– Зачем? – не поняла подруга. – Ты потом будешь себя в компании чувствовать неуверенно и даже глупо. Да и не ответит он сейчас на твои чувства. Он эту Ларису глазами пожирает. Мирон говорит, что у него совсем крыша на ней поехала и что он его таким никогда не видел и не знает. Твое признание может навредить тебе.
– Как?
– Кто знает, что у него в голове? Вдруг он насмеется над тобой и всем нашим расскажет? Как мы потом будем встречаться в одной компании? Как ты себя чувствовать будешь?
– Что же мне делать?
– Ждать! – твердо ответила Настя. – Ждать! Тима не дурак. Просто сейчас у него чуть крыша поехала. Но она встанет на место, и тогда у него откроются глаза. Эта же Лора… она идиотка. И все это видят и знают.
– Она очень красивая.
Настя развела руки в сторону:
– Да, но и ты не пугало!
Красота Ларисы была утонченной. Изысканной. Такая красота заставляет замереть в восхищении. Как-то Настя сравнила ее с дорогой породистой лошадью, и это было подходящее определение: высокая, статная, стройная, с благородной осанкой и умеющая себя подать.
Короткая стильная стрижка очень шла ее высоким скулам и большим глазам цвета молочного шоколада, а холодный как лед взгляд создавал недоступный образ.
Отец Ларисы, в прошлом новый русский, а сейчас депутат, обожал дочь и баловал: купил квартиру, машину, обеспечивал фирменными вещами и спонсировал путешествия куда только его дочь захочет.
Лора побывала уже в тридцати странах и, будучи в одной стране, она уже думала о новой. Путешествия захватили ее с головой, да так сильно, что, закончив два курса в МГУ, она взяла сначала академический отпуск на год, потом еще один, а следующий курс планировала «посидеть на больничном» и чуть позже оформить третий «академ» уже по болезни.
Большинство скандалов с Тимофеем были как раз по этому поводу. Она предлагала ему узнавать новые страны вместе, а он из-за учебы не мог себе этого позволить. Даже на каникулах или в праздничные дни он отказывался ехать с ней. Конечно, причиной этому была не только учеба, но и нехватка денег. И хотя Лора предлагала оплатить все расходы, Тимофей не мог себе позволить путешествовать за ее счет. А у самого денег было в обрез. Учиться было сложно, подрабатывать у отчима времени не было, да и желания пока тоже – все свободные часы он проводил с Ларисой.
– Ну, и куда же ты летишь на этот раз, птичка? – спросил Мирон у Ларисы и потянулся к чашке.
– Наконец-то в Штаты! Как долго я ждала этой визы, и вот она в моем паспорте.
– С Юлей летишь? – поинтересовалась Настя.
Юля была закадычной подружкой Ларисы. Такая же богатенькая и обеспеченная красавица. Она побывала в их компании всего два раза, но, видимо, ей было скучно и больше она не приходила.
– Ну а с кем еще? Тим опять меня динамит. Придумал себе работу летом. Кто летом работает? Летом отдыхать надо!
О том, что она отдыхает и зимой, и летом, и круглый год, Лариса умолчала.
Визу ей открыли на три месяца, и она собиралась провести все это время в Штатах:
– На Нью-Йорк надо минимум две недели, а потом у меня план – арендовать машину и проехать всю Америку до Калифорнии, останавливаясь на пару ночей в каждом большом городе. Чикаго, Майами хочу увидеть. В общем, есть чем заниматься, я прям вся горю, как хочу все это увидеть своими глазами.
Как ни странно, но в тот вечер девушка не устроила скандал Тимофею, хотя одну попытку сделала. Она взяла его за руку и жарко в ухо прошептала:
– Проведи меня до туалета…
Парню очень хотелось отбросить ее ладонь в сторону, потому что ее шепот услышали все за столиком, но он только выдохнул и тихо сказал:
– Нам пора домой.
Лариса планировала, что по дороге домой они заглянут в туалет ресторана, как они это один раз сделали. Это кафе на Парковой открылось полгода назад, и в их первое посещение, которое тоже было с одногруппниками, Тимофей с Ларисой уединились в туалете. Их друзья, конечно, об этом догадались, и Мирон ни один раз после подшучивал над другом, называя «туалетным утенком». Тимофей злился, а потом спросил:
– А ты хоть раз занимался сексом в экстремальной ситуации?
– Да я как-то не очень люблю трахаться, когда вокруг пахнет мочой и калом.
– Не выдумывай, там новый туалет и ничем ужасным не пахнет. А вот адреналин зашкаливает и накрывает непередаваемым кайфом.