Замуж за незнакомца бесплатное чтение

Глава 1

Кирилл.

Меня душит галстук. Проклятая удавка из дорогущего шёлка – настоящая петля на шее, впивается и натирает кожу.

– Не дёргайся, – просит брат, хлопнув меня по плечу. Наклоняется ниже и, чтобы никто не услышал, шепчет на ухо: – Кир, всего пару часов мучений. Потерпи.

Поправляю галстук, верчу головой, но помогает слабо. Мне неуютно и душно, воздуха не хватает, а увитая цветами арка выглядит смехотворно.

Устав от мучений, стягиваю галстук и, свернув в клубок, запихиваю его в карман пиджака Захара. Тот лишь хмыкает и качает головой.

– Кирилл, держи себя в руках. Ты не в форме.

– Так заметно?

– А то, – его улыбка становится шире, а в угольно-чёрных глазах появляется весёлый огонёк. – Мне кажется, ты в любой момент можешь вытащить пушку и изрешетить стену.

– Или тебя, – бросаю равнодушно.

Нанятая для регистрации брака женщина в розовом дурацком платье тихо кашляет, смотрит мне за спину и улыбается.

– Вон, идёт твоя будущая госпожа, – тихо говорит Захар, и я оборачиваюсь, чтобы в следующий момент увидеть Тину.

И снова, чёрт его разорви, внутри вспыхивает тёмный огонь – так бывает всякий раз, стоит посмотреть на Тину. Сердце, до этого размеренно стучавшее, пару раз бьётся о рёбра и пускается вскачь.

Тина красива настолько, что рядом с ней мне хочется только одного: срывать одежду и трахать её до потери пульса. Жёстко, неистово вторгаться в податливое тело, прикусывать своей самке холку, словно не люди мы, а звери. Что это? Одержимость? Похоть? Вероятно, потому что точно не любовь. Мы даже незнакомы толком, а весь этот брак – фикция чистой воды. Фарс. Ярмо на наши шеи, пусть и украшенное белыми цветочками.

– Повезло тебе, брат, – в глазах Захара мелькает восхищение, смешанное с завистью. – Мог бы, сам на ней женился. Жаль, у нас многожёнство запрещено.

Захар шутит, но я вижу, каким огнём горят его глаза, когда смотрит на Тину. Это мне не нравится. Чёрт возьми, я ревную? Бред какой-то.

Тина идёт ко мне преступно медленно, едва ногами переступает. Сжимает тонкими пальцами букет невесты, и костяшки становятся белее лепестков. Её платье искрится на свету, переливается, струясь шёлковыми складками до пола, растекается ажурным подолом, который держит на весу маленький мальчик в строгом тёмном костюме – кто-то со стороны Тининой родни. Я ищу на лице Тины хоть одну эмоцию – что-то, что расскажет мне, что она чувствует сейчас. Но моя невеста – мастер держать всё в себе. Только алые губы сжаты слишком сильно, а на виске пульсирует голубая жилка.

Я почти ничего не знаю о женщине, на которой собираюсь жениться. Но в одном уверен: она не любит меня, а то и похуже чувства испытывает. Но, несмотря на это, мы оказались здесь и буквально через несколько минут станем мужем и женой. Супругами перед законом и людьми.

В торжественном зале, специально арендованном для «свадьбы века», яблоку негде упасть. Помимо гостей с обеих сторон, просторная комната кишит охраной – моей и будущего тестя. Парней действительно много, но они так удачно мимикрируют под приглашённых, что сразу и не обнаружишь в толпе. Разве что по одинаково бритым затылкам и мощным плечам, затянутым в дорогую костюмную ткань.

Шутки ради, пересчитываю белоснежные цветы, украшающие арку и зал, а в памяти всплывают недавние события – те, что привели к свадьбе.

***

Несколько недель назад.

Весна в этом году выдалась затяжная, тоскливая, с бесконечной чередой дождей и хмурых дней. Небо, закрытое тучами, в любой момент готово рухнуть на землю очередным ледяным ливнем.

Водитель плавно останавливает машину у загородного клуба, утопающего в ранней зелени, ждёт, когда в разные стороны разъедутся ворота. Я приезжаю сюда каждые выходные – здесь уютно. Место, которое я купил однажды совершенно случайно, неожиданно превратилось для меня в подобие дома, куда приятно возвращаться.

Телефон тренькает, на экране появляется имя моего брата и изображение его довольной рожи.

– Ты вообще где? Тут уже все собрались, тебя только нет!

Захар оживлён, его голос тонет в чужих разговорах, брата едва слышно, но я без его напоминаний знаю, что опаздываю.

– Иду уже, без меня не начинайте.

– Эй, подожди, сказать кое-что нужно, – судя по звукам, Захар выходит из шумного помещения и с громким щелчком прикрывает дверь. – Кир, тут Архипов.

Давненько я не слышал этого имени и, признаться честно, не слышал бы до скончания веков. Спину сковывает неприятным предчувствием, и я растираю переносицу, концентрируясь на голосе брата.

– Он что-то конкретное хочет? – спрашиваю ровно и расслабленно, но в голосе Захара появляется не свойственная ему растерянность.

– Веришь? Не знаю. Вроде с миром пришёл, но… Кир, какие у тебя с ним тёрки?

– Никаких вообще. Мы даже не пересекаемся, – нагло вру, но это не заботы моего брата, его это не касается.

Это только наши с Архиповым проблемы, брата я сюда впутывать не буду.

– Кир, что ты молчишь? – отвлекает Захар, и я обещаю скоро быть.

Дождь за окном припускает с новой силой, грозясь превратиться в локальный Апокалипсис, водитель выходит из машины и над его головой раскрывается огромный зонт. Чёрная ткань натягивается от очередного подрыва ветра, спицы гнутся, а я распахиваю дверцу и едва по колено не проваливаюсь в лужу. Чёртов город, промозглый и сырой – в такие дни я действительно его ненавижу.

– Да-да, вот сюда, Кирилл Олегович, не испачкайтесь. Погода сегодня, конечно… все хляби небесные на нашу голову.

– Илья, отгони машину в гараж и можешь быть свободен. Обратно с Захаром поедем.

На мгновение на суровом лице Ильи, который, кажется, совсем не умеет улыбаться, мелькает облегчение.

– Ты так долго работаешь на меня, – говорю и стираю с плеча Ильи невидимые пылинки.

– Я вас ещё в школу возил, – едва заметно выпячивает грудь, а вокруг глаз появляются морщинки. – Озорной вы шкет были, Кирилл Олегович. Сейчас уже совсем взрослый мужчина.

– Скучаешь по моему старику? – спрашиваю, хотя и так знаю – мой отец много значил для Ильи.

С тех времён, когда папа подобрал его ещё мальчишкой, голодным оборванцем, срезающим кошельки у беспечных зевак на центральном рынке.

– Олег Борисович был прекрасным человеком, – с лёгкой грустью говорит Илья, и конец фразы тонет в раскате грома.

– Прекрасным да, – киваю и, обернувшись, смотрю на молнию, прошивающую небо. – Когда горло никому не резал.

О методах моего отца вести бизнес лучше вслух не вспоминать, чтобы не пугать особо трепетных.

– Давайте не будем говорить о плохом, – хмурится Илья. – Пусть все грехи останутся на совести покойника.

– Твоя правда.

Я вхожу в дверь клуба, отдаю гардеробщику пальто и спускаюсь по лестнице, где уже вовсю кипит игра за одним из столов.

Покер – отдушина и одна из немногих радостей, доступных мне.

– Сегодня не очень людно, – замечаю, завидев брата. Захар с кислой миной болтает на дне бокала виски и хмуро смотрит на меня исподлобья.

– Ты от меня что-то скрываешь, – заявляет, и взгляд его тяжелеет.

– Архипов где?

– В сигарной комнате, – взмахивая рукой в сторону тяжёлой деревянной двери, украшенной вензелями.

Иду туда, но Захар хватает меня за плечо и разворачивает к себе.

Только ему я могу такое спустить, и он это знает. И нагло пользуется.

– Слушай, старший, – шипит, озираясь по сторонам. – Я не знаю, что у тебя за тёрки с этим типом, но мне он не нравится. От него кровью пахнет.

– А то от нас не пахнет.

– Кир, это другое, – цокает языком и морщит нос. – Мы не начинали в девяностых и в жопу никому паяльник не вставляли. Архипов… он же бо́льшую часть жизни небо только по расписанию видел, и оно у него было в клеточку.

– Захар, – тяжело вздыхаю и отрываю руку брата от своего пиджака. – Ты как маленький. Забыл, что собой представлял наш отец?

Захар выглядит так, словно его башкой в бочку с ледяной водой окунули.

– Отец был другим, – бычится, а я обхватываю рукой его шею и упираюсь лбом в его. – Другим, Кир!

– Да-да, младший. Наш отец был другим.

Я снова вру, нагло и безбожно, но Захар слишком молод и не хочет знать правду. Отец умер, когда Захару только исполнилось двенадцать, он многого не видел и не знал. В его памяти отец остался ярким божеством. Идеалом, и разочаровываться в нём брат попросту не хочет.

Сигарная комната встречает меня ароматом табака, плывущей по воздуху серой дымкой и полумраком. Останавливаюсь в двери, незаметно поправляю пистолет, висящий за поясом – с ним спокойнее. Осматриваюсь вокруг, замечаю мерно мигающий огонёк камеры – наблюдение за помещениями клуба ведётся круглые сутки. Безопасность превыше всего – это я понял в десять, когда меня украли конкуренты отца.

На тёмно-зелёные стены падает отсвет от выполненных под старину светильников, а на портрете Черчилля – большого фаната сигар – пляшут тени.

В одном из кресел сидит Архипов, пускает струйки дыма, но довольным не выглядит. Ему около шестидесяти, но только недавно его волосы начали седеть, а морщины на лице стали глубже.

Мы нечасто видимся, но я отлично знаю, каким опасным может быть этот человек.

– Кирилл Олегович, приветствую, – с усталой улыбкой поднимается навстречу и тянет руку для рукопожатия.

Мы, как два боксёра перед боем, долго смотрим друг другу в глаза, не говоря ни слова.

– Отличный клуб, сигары высший класс, – улыбается, обводя помещение руками.

– Точно для этого пришли?

– Ты изменился, – замечает, усаживаясь обратно в кресло, я занимаю место напротив. Вытягиваю ноги, откидываюсь на спинку и смотрю прямо на Архипова.

Его опасно выпускать из поля зрения.

– Мне уже тридцать шесть, не восемнадцать.

– Да уж не восемнадцать, – короткий булькающий смешок вылетает из его горла, и пухлые губы смыкаются вокруг сигары. – К такому сосунку я бы и не пришёл.

– Мне вообще удивительно вас здесь видеть, – веду плечами, разминаю шею и подаюсь вперёд, упираясь локтями в разведённые колени. – Может быть, оставим обмен любезностями и перейдём к сути? Меня там покер ждёт.

Архипов берёт со столика бокал коньяка, смотрит на меня через тёмную жидкость и делает большой глоток.

– К сути так к сути, – растягивает губы в усмешке, а глаза остаются ледяными. – Я умираю.

Давлюсь воздухом и кашляю до слёз из глаз. Неожиданное признание.

– Я тут при чём?

– Что, даже вежливого сочувствия не выкажешь?

– Оно вам так необходимо?

К смерти я отношусь просто. Стараниями отца, готовившего меня в наследники. Я видел столько дерьма, столько крови, что меня мало чем можно удивить. Но сейчас я в замешательстве – не могу понять, за каким чёртом Архипов полез ко мне со своей предсмертной речью.

– Ты умный мужик, и мне от тебя не фальшивая херь нужна, и не слёзы.

– Тогда что?

– Женись на моей дочери.

***

«Женись на моей дочери», – проносится в голове, воспоминания стираются, картина мира меняется.

Я снова в помпезном зале, а от запаха цветов начинает ломить виски. Когда же это кончится?

Женщина в розовом терпеливо ждёт, пока Тина станет под аркой и можно будет начать церемонию. Ждут и гости. Напряжение разливается в комнате, и его аромат – острый, насыщенный, густой – заглушает всё. Колкий взгляд вонзается в затылок, я оборачиваюсь и вижу Рустама Алиева, глядящего на меня, словно я червяк под лопатой.

Но стоит посмотреть прямо на него, Рустам растягивает губы в улыбке, хищно раздувает ноздри и смотрит на идущую по проходу Тину. Его взгляд… не такой восторженный, как у Захара. Алиев смотрит на девушку с неприкрытой похотью, глаза щурит и стирает что-то с уголка губ, будто бы действительно слюни пускает.

С семьёй Алиевых мы давно ведём бизнес – ещё с тех времён, когда отец начинал, а уже после передал всё мне. Из всех Алиевых именно Рустам кажется мне самым скользким. Ему двадцать семь, у него звериная хватка, никаких тормозов и тяжёлый взгляд из-под слегка набрякших век. Невысокий, весь какой-то узкий и вечно напряжённый, рядом с ним хочется достать пистолет и готовиться к обороне.

Мы росли вместе – дети закадычных приятелей Тимура Алиева и Олега Раевского, но сами друзьями не стали. Слишком разные, да и по возрасту Рустам всегда был для меня шкетом, наглым и гнилым.

Даже сквозь музыку слышен стук каблуков по мраморному полу. Они нарушают ритм и отсчитывают секунды.

Наконец Тина оказывается рядом, маленькая и серьёзная, а красивые губы всё так же плотно сжаты. Моя невеста напряжена, хотя всеми силами пытается казаться невозмутимой, но от неё волнами исходит бешеная энергетика гнева и страха. Бурлит внутри огненной лавой, пытается прорваться наружу.

Прохожусь взглядом по тёмным локонам, высокому лбу, аккуратному носу. Лицо бледное, сосредоточенное, а на тонкой шее мурашки.

Касаюсь руки, переплетаю наши пальцы, и тонкая ладонь тонет в моей. Тина слабо шипит, становясь похожей на разбуженную кошку. Это смешно, и я сильнее фиксирую её кисть в своей хватке, не даю сбежать или передумать.

Всё уже тысячу раз решено, назад пути нет. Мне казалось, Тина это понимает.

Женщина в розовом улыбается и заводит унылую песню про корабль любви.

– Давайте быстрее, – прошу. Кто-то в толпе гостей охает, а Захар, тихонько хохотнув, отходит от нас, оставив на столе две коробочки с кольцами.

– Да-да, хорошо, – стушевавшись, женщина кашляет, закрыв ладонью рот, а папка в её руках дрожит и чуть не падает на стол.

Тина слабо дёргает рукой, пока на её лице каменеет тщательно отрепетированная улыбка. Моя без пяти минут жена хоть так пытается отвоевать свою независимость.

– Согласны ли вы, Кирилл Олегович Раевский, взять в жёны Тину Романовну Архипову?

– Согласен, – мрачно киваю, и вспышка раздражения комком в горле.

– Согласны ли вы, Тина…

– Да! Согласна! – чуть громче чем следовало отвечает Тина, только в согласии этом нет ни счастья, ни нетерпения войти в новую жизнь в статусе моей жены.

Только желание поскорее это всё закончить.

Ну что ж, хоть в чём-то мы сходимся – для начала и этого достаточно.

– Согласная я! Расписывайте уже! – тихо «добивает» Тина и без того растерянную регистраторшу, а я давлю усмешку. – Простите, я волнуюсь.

Пальцы Тины становятся ледяными, и я немного ослабляю контроль. Но вместо того, чтобы отпустить руку невесты, я будто бы случайно провожу большим пальцем по тонкому запястью. Кружу и глажу, и Тина снова тихонько шипит, но уже не так злобно. Скорее, по инерции.

А ты горячая штучка, Тина. Даже если сама ещё об этом не знаешь.

Не дожидаясь просьбы обменяться символами любви, левой рукой достаю из красной бархатной коробочки маленькое кольцо, инкрустированное десятком бриллиантов. У жены Кирилла Раевского будет всё самое лучшее. Так положено, к этому обязывает статус.

– Не трясись, не оторву я тебе палец, – обещаю шёпотом и смотрю на бледную Тину, а она упрямо щурится, не желая сдавать позиций.

Кажется, ещё чуть-чуть и Тина плюнет мне в лицо, но вместо этого переводит взгляд на кольцо. Любуется элегантной работой ювелира? Наслаждается игрой света на гранях камней? Прикидывает стоимость украшения? Не разобрать – Тина очень хорошо умеет владеть собой. Даже, когда шипит на меня и пытается руку вырвать, улыбается для публики. Вот только в глазах злость, отвращение и… растерянность.

– Я тебя не боюсь, – выдыхает, а на губах широкая улыбка. Дежурная, для всех гостей приготовленная. И в неё очень легко проверить, если не знать, что всё это – спектакль.

Помост новобрачных находится в отдалении, потому наш разговор никто не слышит – это даёт свободу.

– Ты злишься, – констатирую факт, а Тина медленно прикрывает глаза, соглашаясь.

– Нет, тебе показалось, – мило улыбается, и я почти верю. – Я в диком восторге, милый.

– Как раз по размеру, – говорю, когда кольцо идеально “садится” на палец. – Тебе идёт быть моей женой.

– Глаза б мои тебя не видели, – одними губами произносит, а мне хочется смеяться.

Впервые эта церемония кажется весёлой.

– Твоя очередь, любимая.

Тина дрожащими пальцами достаёт второе кольцо, и тонкий ободок белого золота плотно обхватывает мой палец.

– Объявляю вас мужем и женой! – радуется женщина, словно только что сама выскочила замуж за мужчину всей своей жизни.

Или это облегчение, что скоро она свалит с бабками в кармане и долго будет лечить стресс, запивая его дорогим шампанским?

Я отпускаю руку Тины и обхватываю ладонями нежное лицо. Кожа под пальцами ощущается дорогим бархатом, а пахнет от моей супруги одуряюще. Сладко, пьяняще, манко. Наклоняюсь ниже, а наши губы в миллиметрах друг от друга.

Всего лишь одно движение – крошечный шажок, отделяющий нас от ритуального поцелуя. На свадьбах ведь так положено?

– Не смей, – Тина щекочет дыханием мой подбородок, а в глазах сталь.

Тина вздрагивает, но я крепко удерживаю её на месте и целу́ю. Жёстко, властно, напористо. Так, как положено счастливому мужу, получившему в жёны самую красивую женщину. От неожиданности Тина раскрывает губы, и мой язык пользуется нечаянным приглашением – врывается в тёплый рот, таранит, берёт в плен. Отступает и снова нападает. Тина упирается ладошками в мою грудь, но не отталкивает – тогда даже самые слепые из гостей заподозрят, что со свадьбой этой не всё в порядке. Моя жена гладит лацканы пиджака, но я знаю – будь такая возможность, она бы разорвала ткань в клочья, до сердца добралась.

От контраста между показной покорностью и клокочущей яростью меня ведёт. Трудно остановиться, когда каждая клетка тела вибрирует желанием обладать, сделать своей, подчинить и сломать.

Да откуда это взялось во мне? Дурею и сам причину найти не могу.

На то, чтобы не смахнуть со стола регистраторши всё к чёртовой бабушке и не взгромоздить туда Тину, уходит весь мой самоконтроль. Кто-то хлопает, радуется, но на один короткий миг всё отходит на второй план. На первом оказывается одержимость. Я расслабляюсь, и острые зубы вонзаются в мой язык. Привкус железа во рту пьянит ещё сильнее, но и отрезвляет.

Пора заканчивать, пока всё не вышло за рамки.

Когда отстраняюсь, пьяно слизывая терпкий вкус поцелуя, Тина смотрит на меня так, словно готова уничтожить. Растоптать. Убить. Я снова хватаю её за руку и под оглушительные аплодисменты мы покидаем здание.

– Как я вляпалась-то? – бубнит Тина, когда оказываемся на улице. – Хватит. Отпусти!

Рвёт руку, и я даю ей эту свободу.

– Ты меня поцеловал! Обслюнявил всю, – морщится в отвращении, ногой топает. Пышная юбка шелестит, а высокая грудь яростно вздымается и опадает от тяжёлого дыхания Тины.

– Ты моя жена, я должен был тебя поцеловать.

– Этот брак – фарс! Фикция! Ты не имел права. Вообще никогда меня больше не трогай.

– Конечно, всё так и есть. Фикция, – киваю, потому что спорить с женщиной – это точно не моё любимое занятие. – Но ты красивая и тебя хочется целовать. И трахать.

То ли от смущения, то ли от злости лицо Тины становится пунцовым. Она фыркает и с остервенением расправляет юбку.

Тина невысокая, но в этот момент кажется настоящей фурией. Наверное, она бы ударила меня, впилась ногтями в кожу, разодрала моё лицо до крови, если бы не толпа гостей, хлынувших следом за нами.

– Улыбайся, жена, – обнимаю окаменевшую Тину за плечи, прижимаю спиной к своей груди и зарываюсь носом в тёмные волосы. – Изображаем любовь, иначе в наше счастье никто не поверит. И тогда, после смерти твоего отца, а она уже скоро, они с удовольствием оторвут твою красивую голову и выбросят на помойку.

Тина шумно дышит, но на волю не рвётся. Умница.

– Посмотри на них, любимая. Они же стервятники. Вся твоя родня. Звери.

– А ты? – чуть слышно.

– Я, может быть, ещё хуже. И это хорошо. У меня хватит сил сломать любому из них хребет. И твой отец знает об этом. Потому ты – моя жена.

– Будь оно всё проклято, – сквозь сжатые зубы говорит Тина и всё-таки улыбается.

Глава 2

Тина.

Это полная катастрофа.

Свадьба эта ужасная, ресторан дурацкий, мужчина, надевший мне кольцо на палец. Поцеловавший так, словно сожрать хотел. Он… слишком напористый для фиктивного мужа.

Закрываю глаза, дышу глубоко и размеренно, а лицо болит от фальшивых улыбок. Тело скованно, мышцы ноют, как после многочасовой тренировки, и всё, о чём мечтаю, – скинуть с себя дурацкое платье, распустить причёску, снять каблуки и лечь в кровать. Заснуть часов на сорок, и чтобы ни одна живая душа не посмела разбудить. Только сбудется ли? В последнее время я ни в чём не уверена.

Рука Кирилла закинута на спинку моего кресла. Мой муж сидит рядом, обманчиво расслабленный. Смотрит на танцующих в зале гостей, уже порядком поднабравшихся – свадьба получилась и правда, сыто-пьяной. Устроители могут собой гордиться. На часах почти полночь, многие уже разъехались, и отец в первую очередь – слишком тяжело ему в последнее время выносить шумные компании и не выдать своё состояние.

– Я сделал всё, чтобы ты не пострадала. Когда я умру, ты будешь в порядке, я об этом позаботился, – шепнул мне на ухо отец, ведя в танце, и от воспоминаний об этом горло сводит судорогой.

Где нашла в себе силы не разрыдаться на глазах у всех? Слёзы – не та роскошь, которую могу себе позволить. Я должна быть сильной – хотя бы ради себя самой.

О болезни почти никто не знает. Лишь я, папин врач и… Кирилл. Человек, призванный защитить меня от всех будущих неприятностей. А они обязательно случатся – я слишком хорошо знаю свою родню.

Кирилл прав: они настоящие стервятники. И подонки.

Смыкаю пальцы вокруг тонкой ножки бокала, делаю большой глоток шампанского, а улыбка, кажется, намертво приклеилась к лицу. Мы с Кириллом сидим на специальном возвышении за богато накрытым столом. Передо мной так много еды, на любой вкус. Изысканные ароматы щекочут обоняние, но вместо чувства голода испытываю отвращение. Будто бы на красивых блюдах не лобстеры и фуа-гра, а черви и тараканы.

Это нервы, которые приходится завязать в тугой узел, чтобы клокочущая внутри истерика не прорвалась наружу.

“Я должна быть сильной”, – мантра, которую повторяю про себя с того самого момента, как узнала о диагнозе отца. Единственного человека, которому на меня не наплевать.

Потому и согласилась на этот брак. Знала, что папа не станет кидать меня в горнило, платить мной по своим счетам. Всё, чего хотел отец, – чтобы я была в безопасности. С Кириллом Раевским мне ничего не страшно, он сумеет защитить. Другое дело, что играть роль счастливой молодой жены это не помогает.

Я думала, будет проще. Думала: обменяемся кольцами, поулыбаемся перед камерами специально отобранных и проверенных журналистов и разойдёмся по углам – играть роль только на людях. Но Кирилл своим поцелуем и поглаживанием руки, словами своими показал – ему мало всего лишь притворяться. Он хочет большего.

Только вот я ничего подобного не хочу.

– Расслабься, любимая, – в тоне Кирилла так много иронии, что невольно улыбаюсь. Ну, правда, смешно. "Любимая".

Рука Кирилла ныряет под скатерть и ложится на моё бедро. Светлое полотно свисает до самого пола, и это позволяет творить, что угодно и быть незамеченным. От неожиданности охаю, но Кирилл не пытается влезть под расшитую кристаллами юбку – его тяжёлая ладонь просто лежит поверх ткани.

– Смотри, как веселятся, – дёргает подбородком в сторону пляшущих гостей, а те, совсем им не по статусу красные и хмельные, выделывают вовсе немыслимые пируэты. – Счастливые такие.

– Они просто пьяные.

– Они забавные. Как обезьянки в цирке, – хмыкает и делает глоток виски. Бокал новобрачного, наполненный на треть, стоит напротив его пустой тарелки, но Кирилл даже не пытается притронуться к нему. Сегодня он выбирает напитки покрепче. – А ты? Счастливая?

– С чего бы? – я тоже усмехаюсь, потому что ни о каком счастье речи быть не может.

Не тогда, когда мой отец умирает, а на пальце кольцо от чужого и совсем незнакомого мужчины.

Мы с Кириллом до свадьбы виделись всего один раз. Просто посмотрели друг на друга, я кивнула, подтверждая согласие быть его женой, и ушла из отцовского дома жить своей незамысловатой и простой жизнью. Пусть я дочка важного криминального авторитета, это не значит, что норковые шубы валяются у меня под ногами, а бриллианты высыпаются из шкатулок.

– Ты красивая, – говорит Кирилл. – Слишком красивая.

– Не новость, – снова улыбаюсь кому-то из гостей, изображаю счастье, а на душе кошки скребут.

– Я словил сегодня с десяток озабоченных взглядов. Они все, включая моего брата, не против были бы тебя трахнуть, – снова его слова вгоняют в ступор, заставляют щёки наливаться краснотой.

– Ты говоришь ужасные вещи.

– Я говорю правду, – пожимает плечами и кивает незнакомому мужчине, покидающему зал. – От тебя, Тина, крышу сносит. И не только мне.

– Прибей её гвоздями, а то потоп будет, – советую и прячусь за бокалом шампанского. Жадно пью, рискуя захмелеть и потерять контроль над ситуацией.

Но я должна играть свою роль хорошо. Чего бы мне это ни стоило. Не только ради себя. А, впрочем, сейчас это никого не касается. Мои тайны – моя забота.

Но, Господи, как же это тяжело.

– Только трахать тебя смогу только я. Никто больше, – в голосе Кирилла появляется сталь, от которой меня прошивает страхом.

Безотчётным ужасом, и богатая фантазия рисует, что именно может сделать со мной этот крупный и сильный мужчина, если только захочет. Теперь я в его власти, и я совсем не знаю, на что Кирилл способен. Он ведь такой же урод, как и все в этом зале. Ненасытное чудовище, чьи руки по локоть в крови. Беспринципный и наглый, хоть и красивый, словно грех.

Ладонь Кирилла всё-таки проходится по шёлку юбки, а будто бы по голой коже.

– Не нарушай моё личное пространство, милый.

Отталкиваю его ладонь, намертво впечатанную в моё бедро, но тут одна из родственниц подходит к столу, горячо желает счастья и любви, а Кирилл с важным видом кивает, делая вид, что ему не плевать на все слова мира.

– Убери руку, – шиплю, когда снова остаёмся одни.

Кирилл вроде бы слушается, но напоследок проводит кончиками пальцев по моему предплечью. Невесомо, но настойчиво касается кожи, а меня передёргивает от возмущения.

– Мы не закончили, – лениво усмехается и, поднявшись на ноги, протягивает руку: – Пора танцевать.

Против традиции первого танца молодожёнов не попрёшь, и приходится согласиться.

Руки Кирилла ложатся на мою талию. Снова щёлкают камеры, свет в обеденном зале становится мягче и интимнее.

Так надо, Тина. Помни об этом. Помни о своём обещании отцу. О перспективах этого брака. Тебе он нужен, Тина, очень нужен, как бы ни был противен мужчина, прижимающий тебя к широкой груди. Ты выдержишь, справишься.

– Давай, детка, докажи, что смелая.

– Так тебя послать хочется, – вздыхаю и кладу руки Кириллу на плечи. Улыбаюсь широко, а мягкая романтическая мелодия, специально выбранная организатором торжества, ласкает слух.

Надо же, красивая песня.

Танец длится целую вечность, но всему в этой жизни наступает конец. Фарсу под названием “Бракосочетание года” тоже, и вскоре мы оказываемся в машине.

– Домой, дорогая. Пора отправляться в семейное гнёздышко, наслаждаться медовым месяцем, – в глазах Кирилла пляшут опасные черти, летают искры, но он не пытается приступить к медовому месяцу прямо на этих кожаных сиденьях.

Уже хорошо, правда?

***

– Добро пожаловать, – Кирилл распахивает передо мной дверь своего дома.

За спиной простирается роскошный двор – огромный, будто футбольное поле. Тихо шелестят листвой высокие деревья, вьются по забору лозы, вдалеке лают собаки – всё это перестаёт существовать. Есть лишь распахнутая в чужой дом дверь и темнота впереди. Темнота и неизвестность.

– О, забыл. Прости, я недостаточно опытен в брачных игрищах.

Не успеваю обдумать его фразу: Кирилл поднимает меня в воздух и переносит через порог.

– Тупая традиция, – говорю, ногами дёргаю, пытаясь высвободиться, но Кирилл упорно несёт меня вперёд.

– Брак – это вообще тупо, – равнодушно замечает Кирилл и в темноте его голос звучит глуше.

Когда наконец чувствую опору под ногами, меня слегка ведёт в сторону – кажется, шампанское всё-таки решило ударить в голову.

Раздаётся хлопок, свет загорается, и я жмурюсь, привыкаю. Когда зрение возвращается, осматриваю просторный холл, в котором вся мебель подобрана со сдержанным и элегантным вкусом. Мягкие свет падает из разных точек, и блики на стёклах и полированных поверхностях похожи на маленькие звёздочки.

Я словно нахожусь не в реальной комнате, а смотрю на картинку из журнала о ремонте и дизайне.

– Неужели у кровавого чудовища не должны висеть на стенах кабаньи головы? – растираю внезапно озябшие предплечья, стягиваю перчатки, но так и не решаю, куда их деть. Кинуть на пол в такой красоте – настоящее кощунство. Так и держу в кулаке комком бесполезных тряпок.

– Зверушек жалко, я ж не монстр, – кривая усмешка снова появляется на губах Кирилла.

– А людей, значит, не жалко?

– Людей слишком много, – пожимает плечами. – Они зачастую сволочи и подонки. Чего мне их жалеть?

Кирилл растирает шею, снимает пиджак. Тёмная ткань расплывается на светлом диване чернильным пятном. Кирилл остаётся в одной рубашке, которая только чудом не рвётся от малейшего движения, и строгих чёрных брюках. Даже галстука нет – это я замечаю только сейчас, на свадьбе было не до того.

Кирилл большой. Не толстый, не перекачанный до умопомрачения, но мышцы отчётливо проглядывают сквозь светлую ткань рубашки.

У меня нет оружия против него. На его фоне я слишком слабая. Он хочет меня – Кирилл даже не трудится скрывать свои желания и намерения. Будет брать силой? Неужели он настолько подонок?

В моей голове борются страх и надежда. Я видела мужчин, которые могут изнасиловать, я знаю их лично. Кирилл не похож на них. Но вдруг ошибаюсь?

Отворачиваюсь, рассматриваю стену, книжные полки с ровными рядами одинаковых корешков.

– Посмотри на меня, – от ледяного тона рябь мурашек проходит вниз по позвоночнику. – Устала?

Кирилл подходит близко. Останавливается в полушаге, мощной грудью едва мою не задевает. Из-за шума крови в ушах не услышала его шагов, а теперь бежать глупо. Не хочу, чтобы он растерянность и усталость за страх принял.

Кладёт руку мне на плечо, я дёргаюсь: мне не нужны его прикосновения. Ничьи не нужны.

– Что ты за дикий зверёк такой? – размышляет вслух, легонько сжимая пальцами моё плечо. – Тебя обижали?

Закусываю губу, на которой давно уже нет помады, и упрямо качаю головой.

– Я просто устала.

Ладонь Кирилла становится тяжелее, давит камнем, к земле пригибает. Муж наклоняется ниже, требовательно заглядывает в глаза, но я выдерживаю эту атаку. Дискомфорт нарастает, а гляделки, кажется, не закончатся никогда.

– Когда мы наедине, нет смысла трогать меня. Никто не видит, не нужно притворяться влюблёнными.

– Мне нравится тебя трогать, – Кирилл проводит рукой по моему плечу, вверх по шее, останавливается на линии челюсти, поддевает и цепко хватает за подбородок. – Теперь ты моя жена. Нам нужно решить, что делать со всем этим дерьмом, в которое мы вляпались.

– Ничего не делать. На людях я буду послушной женой, обещаю тебе. Свою часть сделки я выполню.

– А без свидетелей?

– Без свидетелей будем жить каждый своей жизнью.

– Что, даже трахать могу, кого захочу? – в низком голосе появляется ирония, но выражение лица остаётся каменным.

Глядя на Кирилла, сложно разобрать, что у него на уме. Он так много маскирует безразличием, холодной отстранённостью, только в тёмных глазах горит опасный огонёк, то и дело превращаясь в пожар.

– Конечно, – киваю, а Кирилл склоняет голову к плечу и внимательно рассматривает мои губы. – Ни в чём себе не отказывай, дорогой и любимый муж. Кого ты там предпочитаешь? Блондинок? Брюнеток? Лысых? Можешь хоть всех сразу, мне всё равно.

– Как мне с женой повезло, – восхищается, едва сдерживая смех. Даже покраснел немного. – А если я хочу трахать тебя?

– Ты озабоченный?

– Я нормальный здоровый мужчина без нарушений половой функции, а ты красивая молодая женщина. Всё просто.

– Счастлива за твой крепкий организм, – фыркаю и, дёрнув головой, освобождаюсь от чужих настойчивых касаний. – Выпей брома.

– Херня, он не поможет.

– Уже пробовал?

Кирилл улыбается хищно. Наклоняется ниже, и дыхание наше смешивается, но на этот раз муж не планирует сожрать меня в поцелуе. Его лицо так близко, что могу в малейших деталях рассмотреть тёмную щетину, проступившую к вечеру, небольшой шрам в уголке нижней губы и крошечную родинку на щеке.

– А что насчёт тебя, любимая? – шёпотом, в котором слишком много скрытой опасности.

– А что со мной?

– Ты не собираешься с кем-то трахаться за моей спиной?

– Глупый вопрос. Конечно же собираюсь. С мулатом, азиатом и твоим садовником.

Глаза Кирилла расширяются, в них мелькает что-то тёмное и страшное, от чего впору съёжиться и залезть в самую глубокую яму. Со свистом выпускает воздух, бормочет что-то едкое и матерное, а я завожу руки за спину и сжимаю кулаки.

– Какой вопрос – такой ответ, любимый.

– Это будет весело, – говорит наконец и огонь в его взгляде на секунду становится ярче.

– Что?

– Брак наш, совместное проживание – это всё. Весело.

– Обхохочешься.

Кирилл снова подхватывает меня на руки и на этот раз несёт в спальню. Сопротивляться бесполезно, но я всё равно луплю его кулаками по спине, требую отпустить, называю невыносимым и откровенно паникую.

– Ещё один ритуал, – сообщает Кирилл, внося меня в просторную комнату.

Вокруг цветы. Белоснежные и невинные, их слишком много. Странно, но ожидаемого душного аромата нет, и я на мгновение задумываюсь, не искусственные ли букеты торчат из ваз.

– Что за ритуал? – спрашиваю, когда ноги снова чувствуют опору.

От усталости и сегодняшних "радостных" событий, колени превращаются в вату, а перед глазами пляшут разноцветные мушки. Сонно щурюсь, отекаю разом вся, готовая рухнуть на пушистый ковёр и, не раздеваясь, заснуть. Мои реакции заторможены, потому не сразу понимаю, каким образом Кирилл оказался за спиной. Горячее дыхание обжигает плечо, когда муж наклоняет голову и губами касается выступающего позвонка. Оставляет влажную метку и быстро отстраняется. На всё уходит несколько секунд, я даже возмутиться не успеваю.

– В первую брачную ночь жених должен сам раздеть невесту, я гуглил. Не дёргайся!

Ловкие пальцы поддевают “собачку” и тянут вниз, и лиф платья распадается, обнажая мою грудь.

Тонкое кружево белья мало что скрывает, и кожа покрывается мурашками только от мысли, что Кирилл видит меня такой.

Внутри зреет протест, взрывается фейерверком: хватаю падающий лиф, натягиваю его на грудь и зло оборачиваюсь. Сонливость как рукой снимает, я готова рвать и метать, топать ногами.

– Уйди! – вскрикиваю.

– Шикарно, – улыбается, а в глазах веселье плещется. – Ты восхитительна, когда злишься.

Кирилл закладывает руки в карманы и смотрит на меня сверху вниз. Я отступаю, пока не упираюсь ягодицами в подоконник. Мне не сбежать, когда Кирилл так близко. Только и могу, что судорожно цепляться в сползающий лиф. Это моя единственная защита. Моя броня.

– Ты не посмеешь.

– Не посмею что? – заламывает бровь.

– Сделать это со мной. Такого уговора не было!

– Я ничего с тобой делать не собираюсь. Пока.

– Пока?

– Мне хочется, чтобы ты кричала от удовольствия, а не от ужаса. Знаешь ли, есть разница.

Что-то обжигает уголки глаз, и я часто-часто моргаю. Нельзя плакать.

– Ложись спать, Тина, – Кирилл продолжает улыбаться и, развернувшись, идёт к двери. – Думай обо мне.

Дверь тихо открывается, выпускает моего мужа, и так же бесшумно закрывается. В бессильной злобе срываю с себя свадебное платье и изо всех сил пытаюсь порвать на лоскуты юбку, уничтожить красоту, цена которой настолько неприличная, что больно становится. Кольцо обжигает палец. Я снимаю его, бросаю на кровать, топаю рассерженно.

Комната большая, в ней всё такая же элегантная мебель, только светлая. Витые ножки трюмо, маленький уютный пуфик, широкая кровать, встроенный гигантский шкаф и дверь в ванную. На светлых стенах нет картин или прочих украшений, и в этом свете и чистоте я задыхаюсь.

Оказывается, адские котлы иногда выглядят, как самые обычные комнаты.

Мне нужно чем-то заняться. Потушить злость на саму себя – сейчас мне сложно винить Кирилла. Каким бы он ни был, я сама согласилась стать его женой. Он лишь взял то, что ему предложили: кусок власти и красивую женщину.

По дороге в душ срываю с себя остатки одежды: дорогое бельё, подвязки и чулки. Остаюсь голой, ступаю под прохладный душ и выкручиваю кран на полную, делаю воду ледяной. Меня трясёт от холода, зубы стучат, но я оседаю на пол кабинки, сжимаюсь калачиком и наконец даю волю слезам.

Глава 3

Тина.

Утро начинается не с кофе, а с настойчивого стука в дверь. У меня чуткий сон, потому просыпаюсь за секунду, подскакиваю на кровати и ошалело оглядываюсь по сторонам, пытаясь понять, кто я и где нахожусь.

Когда события вчерашнего дня проносятся перед глазами пёстрой лентой, стону тихонько и валюсь на спину. Натягиваю на лицо покрывало и жду, когда Кириллу надоест выносить дверь, но он настойчивее, чем я думала.

– Что случилось, что ты в шесть утра на ногах? – кричу, впрочем, не пытаясь подняться. – Пожар? Кто-то умирает?

– Тина, открой! – в требовательном голосе Кирилла звенит напряжение.

Я мысленно посылаю Раевского к чёрту, пользуясь особенно цветистыми выражениями. Вслух не рискую – мне ещё дорога моя жизнь и зубы. Я могу сколько угодно препираться с ним, но знаю: Кирилл не из тех, кого можно оскорбить и остаться безнаказанной.

– Милый, я не в форме. Давай позже поговорим?

– Тина, я сейчас вынесу к чёртовой матери эту дверь и войду, – кажется, кто-то потерял терпение.

Ложась спать я, не доверяя даже самой себе, заперла дверь на два оборота и стулом для надёжности подпёрла. Потому что иначе просто не смогла бы уснуть, зная, что в любой момент кто-то чужой может оказаться рядом.

От ночных рыданий веки припухли, от беспокойного сна зрение расфокусировано. А ещё у меня нет одежды, кроме мятого платья и белья. Приходится сорвать с кровати простыню, хорошенько укутаться. Ткань, скользкая и прохладная, то и дело норовит соскользнуть.

У двери останавливаюсь, вожусь со стулом, делаю глубокий вдох и распахиваю дверь перед неизбежностью в лице моего мужа. Кирилл совершенно спокойно проходит внутрь, слегка отодвинув меня в сторону, как докучливую муху.

За окном светлеет небо, Кирилл останавливается в центре комнаты, спиной ко мне, а я могу смотреть только на пистолет за его поясом.

Он носит оружие. Впрочем, меня этим не удивить, в моём окружении многие без пистолета даже в туалет не ходят.

– Смотрю, кто-то вчера праздновал, – указывает на бутылку вина, стоящую на тумбочке, а я неловко переступаю с ноги на ногу.

Когда мне ночью надоело рыдать под душем, а от ледяной воды свело пальцы на ногах, я нашла в одной из красивых тумбочек мини-бар. Внутри чего только не было: напитки на любой вкус от газированной воды до бутылки бурбона. Я остановила свой выбор на красном полусладком, и для крепкого сна приговорила пару бокалов. Я редко пью, но иногда нужно.

– Ну так. Не каждый день я замуж выхожу, – трусь щекой о голое плечо, смотрю на спину Кирилла и не знаю, куда себя деть. Вдруг ночной приступ меланхолии и алкоголизма кажется чем-то стыдным – в утреннем свете многое видится глупым.

Кирилл оборачивается и долго смотрит на меня пытливым взглядом. Вероятно, точно такими же глазами полицейские глядят на преступников.

– Да уж, не каждый, – в голосе Кирилла сквозит усмешка, хотя лицо снова напоминает каменную маску.

Спустя бесконечно долго мгновение отворачивается, и это даёт возможность рассмотреть Кирилла во всех деталях. На муже светлые идеально скроенные брюки и нежно-голубая рубашка с короткими рукавами. Вроде бы простые вещи, но стоят целое состояние и очень Кириллу идут. Подчёркивают проработанную в спортзале фигуру. Интересно, сколько часов в неделю он тратит на тренировки?

– У меня сейчас задница задымится от твоих взглядов, – говорит, коротко хохотнув, а я громко фыркаю.

– Как спал, любимый? – добавляю в голос весь яд, на который способна, и отхожу подальше от Кирилла.

– Плохо спал. Знаешь ли, давно я не видел голых женщин во сне.

Смотрит на меня искоса, усмехается. Сегодня тёмные волосы уложены иначе – с подчёркнутой небрежностью, и пряди падают на лоб, делая Кирилла моложе.

Ему тридцать шесть, между нами двенадцать лет разницы, и это лишний повод не видеть в Кирилле ничего, кроме навязанного мужа.

Кирилл подходит к следам моего ночного преступления, берёт початую бутылку и резким движением поднимает вино со дна. Болтает содержимое, оценивает, сколько я отпила и удовлетворённо хмыкает.

– Хорошо хоть не всю выжрала.

– А если бы даже и всю?

– Тогда пришлось бы тебя к специалисту вести, под капельницу класть, – плечами пожимает и убирает бутылку в бар. – Мне жена алкоголичка не нужна. Знаешь ли, для имиджа не очень полезно. Потом журналистам плати, репутацию твою отмывай. Слишком много возни, проще овдоветь.

На последней фразе громко икаю, потому что… потому что лицо Кирилла в этот момент не выражает ничего, кроме холодного равнодушия.

Лишнее доказательство: мне ни в коем случае нельзя расслабляться.

– Не бойся, – усмехается и, обернувшись ко мне, будто бы впервые замечает, что я практически голая.

Внимательно смотрит сначала в глаза, потом его взгляд медленно, миллиметр за миллиметром, опускается ниже, фокусируется на беззащитной шее, после очерчивает, словно касается, плечи и только потом осматривает грудь.

– Не делай так!

– Как? – заламывает бровь, а дьявольская усмешка на губах становится вовсе устрашающей. Леденящей душу. – Я тебя не трогаю – всё как ты меня просила. Опять что-то не так?

Несмотря на расслабленную позу, Кирилл напряжён – я чувствую это по сгустившемуся в комнате воздуху. А ещё взгляд мужа не сулит ничего хорошего.

– Зачем ты пришёл? – решаю перейти к сути, а Кирилл кивает.

– Да, точно. У тебя нет вещей. Мне, конечно, нравится мысль, что ты ходишь по моему дому, в чём мать родила, но для других это может стать проблемой.

– У меня есть вещи, – заявляю и повыше натягиваю простыню. – Просто они дома. Я вчера подготовила чемоданы. Пошли кого-то, их привезут.

Кирилл морщится так, словно я предложила ему съесть десяток дождевых червей.

– Глупости.

– Почему? Мои вещи – хорошие, я люблю их.

– Не годится, – взмахивает рукой, пресекая любые возражения.

– И что ты предлагаешь? Повезёшь меня в магазин? Будешь контролировать каждую шмотку? Чтобы не дай бог тебя не опозорила?

– Делать мне больше нечего, – хмурится и, достав из кармана телефон, что-то ищет. – У меня на эту ерунду нет времени. Да и посмотри на меня. Что я могу понимать в бабских шмотках? Сама справишься.

– Ты грубый.

– Что есть, то есть, – равнодушно пожимает плечами и набирает чей-то номер. – Готово? Хорошо, оставь в гостиной. Да, молодец, правильно.

Кирилл убирает в карман телефон, подходит к окну и распахивает створки.

– Привезли твой ноут, – сообщает. – И телефон. Железо проверили, ничего лишнего внутри.

– Ты копался в моём ноуте? – от возмущения в глазах рассыпаются искры.

– И телефоне, – кивает, не видя в своих действиях ничего противоестественного. – Безопасность превыше всего.

В его словах столько непоколебимой уверенности в своих решениях, что даже спорить невозможно.

– Но можно было хотя бы спросить…

– Можно было спросить, – кивает. – Но я не додумался. Знаешь ли, я ещё тот засранец.

Достаёт из кармана кошелёк, из него извлекает банковскую карточку с золотым тиснением и кладёт на подоконник.

– Выберешь шмотки. Что там девочкам надо для счастливой жизни? Вот это и выберешь. Бюджет, к слову, не ограничен, так что ни в чём себе не отказывай.

– Очень щедрое предложение, – говорю кисло.

– А то. Я вообще мужик хоть куда.

– Не надо, у меня есть деньги…

– Твои жалкие копейки, которые ты с такой гордостью зарабатывала, чтобы не быть никому обязанной? – спрашивает насмешливо и качает головой. – Похвальное рвение в эру победившего феминизма, но жена Кирилла Раевского не носит вещи с распродаж. Какими бы красивыми они ни были.

Кирилл подходит ко мне, пока пытаюсь переварить всё, что он сказал. Загораживает собой оконный проём и в комнате становится темнее.

– Тина, я последний раз у тебя спрошу. Тебя обижали? Мужчины?

– Нет, никогда, – отвечаю, наверное, слишком торопливо.

– А кого-то из твоих близких?

Откуда… нет, он не может знать. Это же секрет, тайна!

– Нет, – решительно и твёрдо, а Кирилл недоверчиво хмыкает.

– Какая ты сложная, Тина, – устало качает головой. – Но так даже интересней. Непокорность твоя, вспыльчивость. Эти смешные попытки со мной спорить. Сломать бы тебя, да жалко. Красивая.

Когда мне кажется, что Кирилл развернётся и уйдёт, он жёстко обхватывает мои щёки рукой и наклоняется так низко, что его лицо плывёт перед глазами.

– Но скоро мне могут осточертеть твои концерты, любимая. Поверь, если я устану от препирательств и разозлюсь, тебе это не понравится. Кончай с истериками, пока у тебя одним врагом не стало больше.

Его пальцы не причиняют боль, но очень хорошо показывают, на что способен Кирилл. Ему стоит сильнее надавить, и моя челюсть хрустнет, кости сломаются. Сердце рвётся из груди, заходится в безумной пляске, кровь шумит в ушах.

Смесь страха, адреналина, смирения и непокорности переполняет до краёв, вот-вот прольётся наружу.

Я крепко сжимаю зубы, упираюсь языком в нёбо, и тысячи невысказанных слов клокочут в горле.

Кирилл подталкивает меня назад, я не больно, но ощутимо, бьюсь лопатками о стену. От неожиданности вскрикиваю, взмахиваю руками, и несчастная простыня падает на пол, укрывает шёлковыми волнами голые ступни. Волнует ли меня, что стою голая напротив большого и сильного мужчины, в глазах которого злость вперемешку с усталостью? Нет. Бывали в моей биографии моменты и похуже.

– Я тебя услышала, – выдавливаю из себя кое-как, а Кирилл медленно кивает.

Сужает глаза до тонких щёлочек. Его ноздри трепещут, захват жёстких пальцев становится мягче. Теперь Кирилл слегка поглаживает кожу, медленно ведёт шероховатыми подушечками по щекам. Смотрит на меня задумчиво, молчит, и только одному дьяволу известно, что у этого мужчины в голове.

– Срочно купи себе одежду, – в голосе напряжение. Оно разливается между нами колючими искрами, оседает на коже колючими мурашками.

Тишина становится плотной и тягучей. Обволакивает и щекочет нервные окончания.

– Если ты думаешь, что я женился на тебе по большой любви, то самое время разочароваться, – как-то очень зло говорит Кирилл, и я впервые готова поверить в сказки об огнедышащих драконах.

Думала ли я когда-то о браке по любви? Не помню.

– Не переживай, мои розовые очки разбились ещё в роддоме.

– Тина, мы ведь можем… поладить. Хотя бы не пытаться выцарапать друг другу глаза.

– Я буду держать себя в руках, – говорю смиренно. Пытаюсь, во всяком случае, на что получаю недоверчивый взгляд.

– Ты не понимаешь, Тина, что своими протестами делаешь только хуже?

– Почему?

– Потому что, будь ты обычной покорной овцой, было бы проще. Всё было бы проще.

– Проще?

– На тупых овец мне плевать. Они скучные.

Кирилл большим пальцем сминает мою нижнюю губу, расплющивает, растирает помаду, которой давно уже нет. Кожу вокруг рта покалывает. Я будто бы разучилась моргать, а глаза расширяются до боли.

– Прекрати, – прошу едва слышно.

Кирилл встряхивает головой, отпускает меня так же резко и закладывает руки в карманы. Напряжение рассеивается, я могу снова дышать полной грудью. Даже страх отпускает.

Быстрым шагом Кирилл идёт в ванную. Я наклоняюсь, поднимаю простыню и прикрываю наготу.

– Держи, – Кирилл бросает на кровать банный халат. Он белоснежный, а сбоку висит-болтается бирка.

– Что, идея видеть меня голой в своём доме уже не такая привлекательная? – я гашу колкость улыбкой и хватаюсь за халат.

Не отворачиваюсь, не прячусь в ванной – глупость, учитывая, что Кирилл успел рассмотреть моё тело во всех деталях.

– Так-то лучше, – Кирилл заметно расслабляется.

Я перевожу взгляд на его шею, а под покрасневшей кожей вздуваются вены. Муж сдерживается из последних сил, да я и сама на пределе.

– Тина, карта на подоконнике. Пин-код простой – четыре единицы, потом изменишь на какой нужно.

– Хорошо, – сглатываю, больше не желая спорить.

Если бы Кирилл хотел взять меня силой, ночью ни один стул, никакая дверь не удержали его. Да что там! Он бы не оставил меня вечером одну, не дал загородиться. Ему, с его габаритами, ничего не стоит сломать меня щелчком пальцев. Но он этого не сделал, и это уже кое-что.

Пока я размышляю, поглаживая ворот пушистого халата, Кирилл успевает распорядиться, чтобы принесли мой ноут прямо сюда. Через минуту милая темноволосая женщина лет сорока деликатно стучится в дверь и передаёт технику Кириллу. Лишь на секунду наши взгляды встретились, и я заметила в её глазах любопытство.

– Тина, будь умницей. Нам обоим с этой подводной лодки не выбраться. Проще жить в мире. Ты не находишь?

– Я услышала тебя, – повторяю, пытаясь добавить в голос тепла, сделать его любезным. – Я дочь своего отца, я умею держать обещания.

Мне действительно не хочется ругаться – уже не хочется. Первый острый приступ паники сошёл на нет, я выплакала все слёзы и теперь мне нужен покой и душевное равновесие. Из меня будто бы весь воздух выкачали. Подхожу к кровати и оседаю на край, подгибаю ноги и накрываю колени халатом. Холодно почему-то.

– Голодная? – раздаётся откуда-то сверху.

Скашиваю глаза влево, смотрю на светлые брюки стоящего рядом Кирилла.

– Ты очень бесшумно двигаешься.

– Есть за мной такой грех. Ну так что, голодная?

Еда – меньшее, о чём я думала до этого момента, но стоило Кириллу спросить, в животе забурлило, и желудок ответил болезненным спазмом.

– Ты предлагаешь вместе позавтракать?

Поднимаю голову, смотрю на Кирилла, а он такой высокий, что через несколько секунд шею сводит. Но я не отвожу взгляда – хочу понять, что у мужа на уме.

– Я не ем утром. Никогда, – смотрит на часы, хмурится, полностью уходя в свои мысли. – Но для тебя в столовой к восьми накроют завтрак. Я распорядился.

Кирилл говорит отрывисто, словно отдаёт приказы своей подчинённой, а я глотаю никому не нужные протесты. Потому что воевать можно бесконечно, да только испытывать терпение такого мужчины, как Кирилл, нельзя. Плохо кончится.

Дурочкой быть полезно, когда она милая и смешная. Дурой быть опасно – сожрут и не подавятся.

– Хорошо. Я поем.

Кирилл идёт к двери, но останавливается в дверном проёме, кладёт руку на косяк и, не оборачиваясь, говорит:

– Купи себе платье. Вечером идём на благотворительный ужин, ты мне там нужна. И купальник тоже купи, а лучше несколько.

– Зачем? – усталость исчезает, мне становится любопытно.

– Затем, что на рассвете у нас самолёт. Медовый месяц, знаешь ли, сам себя не проведёт.

Я так ошарашена, что не успеваю ничего спросить, а Кирилл выходит из комнаты и плотно прикрывает за собой дверь.

Лишь напоследок бросает: "Будь готова к восьми", и голос его тонет в тишине коридора.

Глава 4

Тина.

Спустя час приносят вещи, в которых можно выйти из комнаты – хвала экспресс-доставке и магазинам, у которых “всё для людей с деньгами”. Под дверь хрусткие пакеты поставила та же темноволосая женщина, что приносила до этого мои гаджеты. Я хотела поговорить с ней, хотя бы поблагодарить, но она успела скрыться раньше, чем получилось завязать разговор.

Не знаю, то ли ей Кирилл отдал какие-то распоряжения, то ли женщина оказалась очень пугливой, только сверкала пятками она как самый настоящий марафонец.

В пакете оказалось новое удобное бельё, спортивное платье и модные кеды – наряд, как раз пригодный для многочасовых прогулок по торговому центру. Но сначала завтрак.

Когда я разбираюсь с новым гардеробом, а краснота и припухлость окончательно сходят с лица, забираю телефон и осторожно выхожу в коридор. Вчера у меня не было времени рассматривать своё новое жилище, всё происходило слишком быстро, но, уверена, впереди у меня ещё много «замечательных» дней под этой крышей. Успею насладиться красотами.

Иду вдоль широкого коридора, спускаюсь по винтовой лестнице, огороженной слева стеклом. Ощущения необычные: кажется, сделаешь лишний шаг и провалишься, расшибёшься насмерть. Пахнет чистотой, комфорт и роскошь слепят глаза.

Оказываюсь в просторном холле, снова любуюсь изысканным интерьером. Не знаю, чей это проект, но дом построен со вкусом. Под лестницей, если свернуть влево, нахожу горящий камин, а возле него пара тёмных кожаных кресел с элегантно изогнутыми спинками. Стеклянный журнальный столик, на котором в идеальном беспорядке лежат несколько бизнес-журналов. Надо же, на английском. Тут же, на расстоянии нескольких шагов, огромные окна – настоящая прозрачная стена, за которой… сад, беседка и бассейн.

Подхожу к креслу, провожу рукой по бирюзовой подушечке, брошенной на сиденье, смотрю на изумрудную воду. Она безмятежная, гладкая. Хочется подойти к краю бассейна, зачерпнуть пригоршню и долго-долго смотреть, как утекает сквозь пальцы.

За спиной кто-то тихонько кашляет, и я только чудом не пробиваю головой потолок и не ору во всё горло испуганно.

– Тина Романовна, завтрак готов, – всё та же женщина стоит на почтительном расстоянии, вонзив взгляд в пол, словно именно там я и нахожусь.

Она хочет сбежать, но я ведь не знаю, где тут находится комната для приёма пищи. Мне нужен проводник, иначе потеряюсь и заблужусь, потом с собаками не найдут.

– Проведёте меня в столовую? – стараюсь, чтобы голос звучал как можно мягче.

Не знаю, кто запугал эту женщину – вероятно мой супруг, – да это и неважно.

Женщина вскидывает взгляд, смотрит на меня недоверчиво, будто совсем не привыкла к такому обращению и, быстро кивнув, выдавливает кислую улыбку. Вокруг удивительно чистых прозрачных глаз появляются морщинки.

– Пожалуйста, Тина Романовна, вот сюда проходите, – женщина указывает рукой влево и быстро-быстро семенит, словно за ней кто-то гонится.

Столовая оказывается просторной светлой комнатой, обставленной довольно аскетично. Стол в окружении шести стульев, пожалуй, единственная приметная деталь интерьера.

В центре стола стоит прозрачная ваза, а в ней букет полевых цветов. Синие и жёлтые головки, мягкие лепестки, тоненькие веточки, папоротник для украшения, лаванда. От её аромата кружится голова, и беспричинное счастье рождается в сердце.

– Кирилл Олегович не объяснил, какие блюда вы предпочитаете на завтрак, – словно извиняется передо мной женщина и неловко расправляет тёмную юбку.

Мне не нравится её зажатость, она меня смущает и сбивает с толку.

– Вы меня боитесь?

– Нет, что вы?! – хотя по всему видно, что ей как минимум неловко. Неуютно.

– Меня зовут Тина, а вас?

– Меня?.. – она очень удивлена, глазами хлопает, округляет рот буквой «о», а я киваю, отодвигая для себя стул. – Меня Юлия зовут.

– Очень приятно, – улыбаюсь и раскладываю на коленях накрахмаленную до скрипа салфетку. – Я буду яичницу с тостами.

– Но там… там креветки и омар…

– Дурной тон есть на завтрак омаров, – смеюсь, удивляясь про себя масштабу распоряжений Кирилла. – Просто яичницу.

– С трюфелями? – уточняет, а я качаю головой.

– Нет, обычную глазунью и кофе.

Юлия смотрит на меня как-то странно и, извинившись, уходит. Она чего-то боится и торопится, двигается резко и порывисто, и шаги её отбивают по каменному полу жёсткий ритм. Хм, странности какие.

Через несколько минут передо мной появляется безупречно сервированная тарелка. Я благодарю Юлию, она заливается краской, и мне становится неловко.

Голод оказывается сильнее любых переживаний, потому я с удовольствием поглощаю вкуснейшую яичницу, запиваю крепким чёрным кофе и уже, было, хочу отнести тарелку на кухню, но вездесущая Юлия забирает у меня посуду и, не принимая возражений, убегает на кухню.

Пора выбираться «в люди», но стоит сделать шаг за дверь, как на пути вырастает огромный мужик. Его квадратная челюсть напряжена, а в глазах суровая решимость.

– Вы охранник, да? – спрашиваю, уже зная, что угадала.

Собственно, его появление передо мной полностью предсказуемо. Кирилл помешан на безопасности, как и мой отец, потому сопровождение парней в тёмных костюмах для меня привычное дело.

– Будете везде за мной ходить? – уточняю, и мужчина кивает.

– Это распоряжение Кирилла Олеговича, – заявляет без намёка на эмоции, а я пожимаю плечами.

– Раз распоряжение, тогда конечно.

Меня уже ждёт машина с личным водителем, и я ныряю на заднее сиденье, а мрачный мужик с парочкой таких же хмурых товарищей занимают места в тёмном внедорожнике.

– Эта машина бронирована, – делится со мной водитель и заводит мотор.

По идеально ровной дороге автомобиль едет плавно. Я копаюсь в телефоне, водитель молчит, а за спиной медленно движется внедорожник.

“Ир, встретимся в центре?” – пишу сообщение лучшей подруге, а она отвечает через несколько секунд.

“Боже мой! Конечно! Солнышко, ты должна будешь мне всё-всё рассказать! Я сгораю от нетерпения”.

“В кафе “Синтонима” через два часа. Годится?”

“Буду там даже раньше. Тинка, я так за тебя счастлива…”

Блокирую экран, смотрю в окно. Ира за меня счастлива… чёрт, я даже лучшей подруге не могу пожаловаться на судьбу. Придётся перед ней играть роль счастливой влюблённой женщины. Гадство!

Когда оказываемся в черте города, я оживляюсь. Смотрю по сторонам, выискиваю нужный объект, а найдя, радуюсь.

– Остановите, пожалуйста, вот там, – прошу, а молчаливый водитель коротко кивает и высаживает меня у одноэтажного здания, на вывеске которого написано «Банк Националь».

Не успеваю сделать и шага, из внедорожника выходит охранник, но я прошу оставить меня в покое.

– Я быстро, – говорю, но…

– Это может быть небезопасно, – гудит амбал, и приходится терпеть его присутствие.

Останавливаюсь возле банкомата, кошусь на охранника, а тот делает вид, что вовсе за мной не следит.

Надо что-то придумать – мне не нужны лишние глаза.

– Отвернитесь, я хочу пин-код на карточке поменять, – говорю, строя из себя капризную принцессу, и охранник, тяжело вздохнув, оставляет меня одну. Отходит всего на несколько шагов, но мне достаточно, чтобы снять с карты приличную сумму.

Это на благое дело, это не просто так.

Прячу пачку денег в сумку, воровато озираюсь по сторонам и молюсь всем богам, чтобы охранник ничего не видел.

Кирилл сказал, что эта карта – моя? Отлично. На ней неограниченный бюджет? Замечательно.

Я не хочу, чтобы Кирилл знал, какие суммы я снимаю.

Это моя тайна, это мои проблемы.

Муж не должен об этом знать.

***

– Какой он здоровый, – Ира с опаской косится на «главного» охранника. Он сидит за соседним столиком, отсекая нас от выхода. Делает вид, что пьёт кофе, а сам следит за дверью, в которую уже минут десять никто не входит.

Его коллеги остались в машине, иначе в полупустом зале кафе к трём бугаям с бритыми затылками было бы слишком много внимания.

– Они теперь всегда за тобой таскаться будут?

– Ты же сама понимаешь, это элементарная безопасность.

Ира понимает и тему не развивает, молчит деликатно.

Охранник – его зовут Игорь – изо всех сил притворяется обычным посетителем. Цедит маленькими глотками кофе, а белая чашка теряется в мощной лапище. Он огромный и суровый, и даже официанты предпочитают обходить его по широкой дуге.

Парни следят за мной так тщательно, будто я реликвия. Музейный экспонат. Это распоряжение моего мужа, и охранники выполняют его на все двести процентов. Не могут ослушаться, иначе в их мощных тренированных телах появится чуть больше отверстий, чем задумано природой.

Дошло до смешного. Честное слово, я бы посмеялась, если бы не глупость ситуации: Игорь на полном серьёзе, с совершенно непроницаемым лицом, зашёл со мной в магазин нижнего белья и пристроился рядом, глядя куда-то поверх моей головы. Наверное, это единственный момент, когда я не выдержала и чуточку сорвалась. Но, в общем и целом, парней мне жалко. До такой степени, что старалась не злоупотреблять. Смирилась с их присутствием, приняла как данность. В ТЦ одежду выбрала быстро, нигде надолго не задерживалась. Даже сейчас, сидя с подругой в любимом кафе, делаю вид, что их мрачные лица мне приятны.

– Они смирные, – беззаботно улыбаюсь, окончательно решив быть очень счастливой. Хотя бы для видимости.

В конце концов, когда рядом нет Кирилла, я могу на минуточку представить, что ничего в моей жизни не изменилось и не изменится. Притвориться, что отца не жрёт рак, а в паспорте не стоит печать.

Сейчас я наслаждаюсь возможностью болтать обо всём на свете, не думая о плохом.

– Просто не обращай на них внимания, – советую подруге и та, качнув головой, соглашается.

– Пора браться за еду, – смеётся и подзывает официанта.

Мы делаем заказ. Официант внимательно слушает Иру, его пальцы порхают по экрану планшета, а я малодушно радуюсь передышке. Пока подруга занята деталями меню и обсуждением заправки салата, она не пытает меня на предмет «как прошла брачная ночь?» и «правда ли твой муж так же хорош в постели, как выглядит в костюме?». Ещё Иру очень волнует, какой он без костюма, да и вообще – она тот ещё любопытный нос.

Мы дружим с двенадцати лет – в то время Ира единственная из одноклассников не побоялась сблизиться со мной.

Когда твой отец – влиятельный криминальный авторитет, а в школу тебя привозят на бронированном джипе, не каждый рискнёт с тобой дружить. К тому же, несмотря на деньги отца, меня он никогда не баловал – считал, что это плохо скажется на моём характере, – потому сверстникам даже использовать меня было неинтересно. Но Ира оказалась смелой. Другой. И я бесконечно люблю её за это.

Я всё-таки очень ей завидую. Она далека от моего мрачного мира, в котором много крови, денег и нелюбви.

Когда приносят наш салат, Ира теряет терпение.

– Всё, давай подробности, а не то лопну сейчас на месте! – она смеётся, играет тёмными бровями, становясь похожей на героиню какого-то мультика.

Ира очень хорошенькая: большеглазая, курносая, живая и смешливая. Завязывает тёмные волосы в забавные хвостики, носит рваные джинсы и плевать хотела на условности.

– Да что там рассказывать… ну… эм…

– Так, Архипова! – хмурится Ира. – Из тебя порой клещами правду не вытащишь. Кто твоя лучшая подруга?

– Ты моя лучшая подруга, – смеюсь и таю изнутри.

– Тогда колись!

– Так, я голодная, – утыкаюсь взглядом в свой салат и набиваю полный рот. Жую энергично, будто не ела до этого ни разу в жизни, водой запиваю и снова ем.

Ира вздыхает и накалывает на вилку щедрую порцию салатных листьев, нет-нет, да и поглядывая на Игоря.

– Нет, всё-таки он зловещий, – ёжится и плечами поводит, будто в комнате холоднее стало. – Я б не выдержала, если бы за мной такой верзила по пятам ходил.

– Ты это и раньше говорила. Но это безопасность, так надо.

– Угу, понимаю, – вздыхает и смотрит на меня с сочувствием.

Знала бы ты, подруга, что охрана – меньшее из моих проблем сейчас.

Когда пауза затягивается, а Ира нетерпеливо постукивает ногой под столом, я выдаю заранее заученную версию моих «счастливых» будней.

– У нас с Кириллом… – закатываю глаза, вроде как от счастья, и расплываюсь в улыбке. – Всё замечательно. Настолько, что спугнуть боюсь. Он… он такой… ты даже представить не можешь. Да я и сама не представляла, насколько он потрясающий!

Ну и чушь.

Ира подпирает щёки ладошками, смотрит на меня плывущим взглядом. Наверное, я неплохая актриса, раз даже лучшая подруга, знающая меня десять лет, купилась с потрохами.

Входя во вкус, развожу руками, глаза закатываю, а внутри горько и противно от собственной лжи. Но я не могу рассказать правду Ире – она не поймёт меня, а подставлять её под удар тоже нет желания. Она всё-таки подруга моя, а не разменная монета в чужих играх.

– Хорош, да? В постели? – хихикает Ира, а я грожу ей пальцем и чуть-чуть краснею.

В аду мне гореть за это.

Беру в руки салфетку, прячу её под столом и яростно рву на мелкие кусочки. Сжимаю ошмётки бумаги в кулаках, до боли ногтями в ладони впиваюсь и это помогает сфокусироваться на той лжи, что выдаю пачками. Мне очень стыдно, но иначе не могу.

– О… в постели он… невероятен, – отвечаю с придыханием, снова закатываю глаза.

– Я так и думала! – восклицает Ира и ёрзает на стуле. – Не может такой красивый взрослый мужик быть неучем.

– Он только с виду такой суровый, а знаешь, сколько лепестков роз было на нашей кровати ночью? О-о-о, сотни! И музыка… ты бы слышала, какая играла музыка.

Мне становится весело, когда я представляю эту картину, потому что вот такая нежная романтика и сопливая любовь – точно не о Кирилле. Пусть у нас с ним ничего не было и никогда не будет, в людях я умею разбираться.

– Он внёс меня в комнату на руках, сам снял платье… это восторг, Ира!

– Всё-таки хорошо, что ты вышла за него, – констатирует подруга и отодвигает от себя пустую тарелку. Официант уже спешит, чтобы забрать грязную посуду и узнать, не хотим ли добавить что-то к заказу, и мы выбираем мороженое. – Хотя… нет хорошо. Он всё-таки не бандит. Бизнесмен в сто раз лучше.

В горле встаёт комок, и я запиваю его водой. Наивная Ира, как и очень многие в этом городе, совершенно не знают, что из себя представляет Кирилл Раевский. Мой муж умеет обставлять дела так, что комар носа не подточит. У него огромные связи и красивая внешность. Таким верят.

Но об этом я конечно же молчу.

– Ир, мы улетаем с ним завтра утром, – говорю я и смотрю на часы. – Свадебное путешествие, сама понимаешь.

Глаза б мои не видели тех райских островов, но это уже закрытая информация.

Ира улыбается, готовая чуть ли не в ладоши хлопать:

– А куда? А надолго? Фотки будешь слать? Ой, как я рада за тебя!

Она не врёт, это я лгунья.

– Не знаю, – улыбаюсь, а удивление во взгляде Иры можно черпать вёдрами. Потому торопливо добавляю: – Кирилл очень романтичный. Потому все детали держит в секрете до последнего. Сюрприз! Представляешь, у меня с ним каждый день – праздник. Засыпаю и не могу уже утра дождаться, чтобы узнать, чем меня любимый порадует.

Так, Тина, стоп. Тебя заносит. Но романтичная Ира ловит наживку и не заостряет ни на чём внимания.

А у меня дело к ней важное, и я тороплюсь приступить к основной части, ради которой подругу и позвала.

Рядом со мной лежит сумка – дорогая, положенная по статусу жене Кирилла Раевского. Достаю кошелёк и, посмотрев по сторонам, вынимаю снятые накануне купюры.

– Ира, помнишь, ты говорила, что поможешь мне, если нужно будет?

Ира кивает, готовая выслушать любую мою просьбу и выполнить всё, что потребуется, что в её силах.

– Мы с Кириллом улетаем, а в четверг приёмный день… в больнице. Если у меня не получится вернуться, пожалуйста, навести её.

– Катю? Хорошо, сделаю.

Кладу деньги на столик, и Ира быстро накрывает их рукой.

Глава 5

Тина.

– Сколько Катя ещё пробудет в больнице? – Ира задаёт риторический вопрос, на который никто не знает ответа.

– Врачи говорят, надежда есть, – поддеваю ложечкой мороженое, но есть его совсем не хочется. – Но на это нужно много денег и желание пациента, а Катя не хочет. Ей жить не хочется, не то что бороться. Терапия помогает плохо.

Сердце сжимает тугой обруч, и дыхания не хватает. Катя пострадала от жестокости моей семьи. Сейчас, запертая в психушке, она пытается выкарабкаться, только ничего не получается. Но это не мешает мне бороться за Катю.

– Паршиво, конечно, – Ира сдувает с лица кудрявую прядь и смотрит в окно. – Помнишь, какой Катя красавицей была? Умная такая… её же в Москву учиться приглашали, сулили золотое будущее. Так плохо вышло… несправедливо.

Мне хочется плакать, но вместо этого я крепче сжимаю кулаки и смотрю в одну точку.

Ира снова вздыхает, уныло ковыряясь в мороженом, а я ловлю в окне знакомый силуэт.

Да ну, блин. Что он здесь делает? Вообще не вовремя.

Над входной дверью звенят колокольчики, и со свежим порывом летнего ветра в обеденный зал входит Кирилл Раевский собственной персоной.

Кирилл двигается плавно и практически бесшумно, а я использую последние секунды, в которых его нет. Пытаюсь надышаться, настроиться на позитив.

Тень накрывает меня, а Ира покрывается пунцовым румянцем. Она только на словах резвая, а стоит моему мужу посмотреть на неё, сразу теряется. Вероятно, ощущает, какую власть и тёмную силу Кирилл в себе несёт, только выводы сделать не может. Но я-то знаю…

– Добрый вечер, дамы, – Кирилл без приглашения отодвигает для себя стул, садится рядом со мной, а я считаю про себя до десяти и обратно. Я должна улыбаться и делать вид, что всё, сказанное о муже до этого, правда, в которую верю.

Только правда в том, что я не верю никому из мужчин.

– Ты раньше освободился? – смотрю на Кирилла, улыбку выдавливаю, а он вдруг ловит мою ладонь, подносит к губам и накрывает запястье тёплым поцелуем. Едва губами касается, а меня накрывает волной странных эмоций.

Так, Тина! Это же твой фиктивный муж! Помни об этом.

Тем временем Кирилл переплетает наши пальцы, щекочет мою ладонь, своей хваткой очерчивая границы влияния.

Он слишком властный. Напористый, нетерпеливый. Это не пугает, но с толку сбивает знатно.

Тина, ты справишься. Обязательно!

– Встречу отменили, потому не видел смысла сидеть в офисе, – Кирилл очаровательно улыбается, а в глазах напряжение. Его взгляд сосредоточен на моём лице, будто муж ждёт, что фокус выкину. Но я не буду.

– Ты уже закончил все свои дела перед путешествием? – спрашиваю то, о чём спросила бы любая влюблённая женщина, а взгляд Кирилла чуть-чуть теплеет, хотя до конца напряжение из него не уходит.

– Да, любимая, – кивает и снова целует мою ладонь, хотя это уже лишнее, но, если начну вырывать руку из мёртвой хватки, будет подозрительно.

– Какая вы всё-таки красивая пара, – щебечет Ира, а я кладу голову Кириллу на плечо. Пусть мне неприятно врать, но так будет достовернее.

Я же эта, как её, счастливая молодая жена.

Мощным толчком Кирилл выпускает из лёгких воздух и обнимает меня за плечи. Гладит медленно, а я щипаю его за бедро, обтянутое дорогой светлой тканью. Почему на этом мужике так красиво сидит одежда?

Его рука спускается ниже, останавливается в районе поясницы, очерчивает там широкий круг и замирает.

– Допросишься, – шепчет на ухо, пока Ира засовывает нос в телефон и что-то там быстро-быстро печатает.

– Ира, мы поедем уже, Кирилл устал, да и мне пора. Вечером на ужин идём, утром самолёт. Дел ещё тысяча! – оставляю деньги на столике под хмурым взглядом мужа и поднимаюсь на ноги. Стул за спиной противно скрипит, скрипят и зубы Кирилла.

Потому что не позволяю ему быть джентльменом. Ничего, милый. Женился? Так терпи.

Накинув ремень сумки на плечо, поправляю юбку летнего платья, и только сейчас понимаю, до какой степени оно обтягивает и подчёркивает грудь. Когда одевалась сегодня, когда с охранником в машине ехала, а двое других ехали за нами, ни о чём таком не задумывалась, а рядом с Кириллом, ощущая на себе его голодный взгляд, становится неуютно.

Кирилл отвлекается на телефонный звонок, его личная охрана мимикрирует под посетителей, а я, уцепив Иру за локоть, выхожу из кафе под личным конвоем.

– Ты сделаешь? – шепчу ей на ухо, а она озирается по сторонам и кивает.

– Конечно, – поспешно кивает и похлопывает по боку своей сумки, где прячутся мои деньги.

– Ты чудо, – коротко обнимаю подругу, единственного человека, которому я могу сейчас доверять.

– Он знает? – дёргает подбородком в сторону двери, за которой муж решает важные вопросы с видом хозяина жизни.

– Не спрашивай, пожалуйста.

Ира прыгает в подъехавшее такси, а я так и стою, машу ей вслед, пока машина с шашечками на крыше не скрывается за поворотом.

Проклятое свадебное путешествие.

Ни разу за последние несколько лет я не пропустила визита в больницу. Ходила туда каждую неделю, а сейчас приходится просить Иру. Гадство.

Катя ведь никому кроме меня не доверяет. Что если, не увидев меня, она расстроится и случится откат?

– Готова? – Кирилл бесшумно появляется за спиной, пугает

– Зачем ты пришёл? К чему этот цирк? – обнимаю себя за плечи, растираю предплечья. Над головой снова сгущаются тучи. Скоро хлынет дождь, снова будет грязь и сырость.

– Чем больше людей будет верить в нашу любовь, тем лучше всем.

– Но врать самым близким, оказывается, так мерзко.

Я не жалуюсь, не жду сочувствия. Просто вырвалось что-то…

– Тина, поехали домой.

– Да-да, пора.

Я направляюсь к своей машине, но Кирилл ловит меня за руку и не даёт уйти далеко.

– Думаю, если мы в разных машинах поедем, охрана может что-то заподозрить, – шепчет на ухо, и в голосе усмешка.

– Ты опять прав, – вздыхаю. – Это бесит.

Кирилл смеётся, а его личный водитель – кажется, его зовут Илья, распахивает дверцу.

Я благодарно улыбаюсь, ныряю на заднее сиденье, а Кирилл занимает место рядом.

Всю дорогу сохранить дистанцию между нами не получается. Как не пытаюсь отодвинуться, Кирилл слишком близко. Он не трогает меня и пальцем, взглядом не касается – просто сидит около, а мне дышать нечем.

Я упорно смотрю в окно, а кожу показывает от близости мужчины – близости, которая должна быть мне противна, но возмущаться то ли нет сил, то ли не хочется. Наверное, я слишком устала и смирилась.

Когда оказываемся возле дома, я пулей вылетаю из машины. Иду за Игорем, который тащит пакеты с обновками в мою комнату. Пакетов с яркими логотипами восемь, они шуршат, а внутри красивое бельё, платье для сегодняшнего вечера, новые туфли.

В магазине во мне проснулась девочка, и я выбрала самый красивый наряд. Кириллу не о чем волноваться – его фиктивная жена будет почти как настоящая.

В восемь я, полностью готовая, красивая и сияющая, спускаюсь, покачивая бёдрами, в холл. Каблуки оставляют следы на ковре. Блестящие локоны укрывают плечи. Платье с эффектным разрезом до середины бедра делает из меня роковую красотку, а темно-вишнёвая помада делает губы полнее.

Я красивая, мне есть чем гордиться. Только толку от этой красоты, если от неё проблем больше, чем радости?

Кирилл стоит внизу, разговаривает с кем-то по телефону, и взгляд его мажет мимо меня, но вдруг на дне тёмных глаз вспыхивает пламя. Пламя, в котором так легко сгореть.

Глава 6

Кирилл.

– Что-то ты слишком злой для молодожёна, – отражает очередную попытку наорать на себя Захар. – Старший, всё хорошо?

Стук каблуков по лестнице от всего отвлекает. Кручу головой и замираю столбом. Потому что Тина…

Чёрт, даже вздохнуть полной грудью не выходит – лёгкие похоже полностью отказали.

Нет, я знал, что моя жена – редкая красавица, но такой… такой она даже на свадьбе не была.

– Охренеть, – выдыхаю и кладу трубку.

Плевать, что подумает Захар. На сегодня все рабочие вопросы закончены. Я не хочу отвлекаться на проблемы, когда самая потрясающая женщина спускается по лестнице.

– Ну что, не опозорю своего статусного мужа? – Тина держит руку на перилах, её пальцы напряжены, а костяшки побелели, но она смотрит прямо мне в глаза с дерзким вызовом вперемешку с робким сомнением.

Будто действительно не понимает, какой эффект производит на меня. Словно не чувствует.

И я бы поверил, что не знает, если бы Тина не выставила ногу вперёд, а её умопомрачительное стройное бедро не показалось в вырезе.

Твою мать, это невозможно вытерпеть.

Насколько ещё хватит моего терпения?

– Я надеюсь, на тебе не чулки, – мой голос слишком хриплый, а ещё слова глотку царапают.

– А что? Есть принципиальная разница?

– О-о-о, ещё какая, – я убираю телефон во внутренний карман, протягиваю руку.

Тина вкладывает свою узкую ладошку и, чуть покачнувшись на высоких каблуках, едва не падает в мои объятия.

Делает это не специально, просто так вышло, но я не спешу её отпускать. Кладу руки на поясницу, большими пальцами кожу в вырезе платья поглаживаю, и будь я проклят, если это не мурашки разбегаются во все стороны.

– Ты нервничаешь, – я не пытаюсь прижать Тину к себе, это случайно.

Хотя какой там? Я ведь едва держусь, чтобы не сорвать со своей прелестной жёнушки эти брендовые шмотки.

Знаю: дальше, тем отпустить её будет сложнее. Сорвусь и тогда выйдет полная херня.

За время нашего брака, а это чуть больше суток, я уже десять раз пожалел о своём решении быть с ней терпеливым. Стоит только посмотреть на Тину, мне хочется только одного – обладать и подчинять. Но я ведь никого никогда не насиловал.

– Ты очень красивая, – говорю, и губы мои касаются нежной кожи рядом с ухом.

Во мне мало терпения – я привык брать от жизни всё, что она может предложить простому смертному. Тину я тоже хочу. Только ей на это плевать.

– Мы опоздаем, – говорит, старательно глаза отводит.

Всё делает, чтобы лишний раз на меня не смотреть, словно я не мужик в самом расцвете сил, на которого бабы гроздьями вешаются, а мерзкий лепрекон. Чудная она, неправильная.

– Да и похрен, если даже вообще туда не пойдём. Что я, благотворительных ужинов не видел? Скучные люди, тупые ведущие, отвратительная еда.

– И деньги, с которыми надо расстаться, чтобы помочь каким-то детям или старикам.

Вот тут она смотрит на меня, пытливо и пристально.

– Это единственный плюс подобных мероприятий.

Колоссальным усилием воли заставляю себя отойти от Тины. Кончики пальцев покалывает незнакомым теплом, и ощущение, что всё ещё касаюсь Тины, преследует весь путь до машины. В салоне я даже влажной салфеткой ладони протираю, но не помогает.

Что ж меня плющит так? Это же просто баба. Таких тысячи, только руку протяни.

Зло берёт. От брака этого неправильного, союза договорного, ситуации. Я женился на той, которую захотел безумно, а она смотрит на меня, как на урода, и ничего не меняется.

До ресторана, где проходит ужин, мы доезжаем за час, и всё это время Тина сидит, напряжённая и прямая. Мои нервы тоже натянуты до предела – меня бьёт током каждый раз, стоит слегка задеть Тину коленом или плечом. Я даже на работу отвлекаюсь – читаю письма, на какие-то отвечаю, даже осмысленно, но тонкий аромат духов Тины, как чистый наркотик, – все мысли в тягучий сироп превращает.

Вместо крови в моих венах кислота. Она течет и бурлит, сжигает меня изнутри.

Я хочу Тину – до болезненных спазмов, до ломоты в мышцах. Когда она рядом, у меня повышается температура и только чудом не дымится одежда. Сколько я ещё так выдержу? И стоит ли терпеть? Может быть, трахнуть уже её хорошенько, сломать окончательно, присвоить помимо воли? Несмотря на любые протесты, показать, кто в этой жизни хозяин?

Отворачиваюсь к окну, сжимаю руку в кулак. Суставы хрустят – вот-вот на части рассыплются. Во мне столько огня и дурных мыслей, что, боюсь, действительно случится беда.

– Вот и ресторан, – говорю, когда впереди вырастает высокое здание, вывеска которого горит и переливается красным.

Я выхожу из машины и, обогнув корпус, распахиваю дверцу перед женой. Наш автомобиль пристроился в ряду подобных, а внутри ресторана уже кипит жизнь.

– Семья Раевских! – объявляет распорядитель вечера, и все голоса вмиг стихают.

Десятки пар глаз смотрят на нас с Тиной, следят за каждым движением. Замечаю знакомые лица, киваю всем разом и никому в отдельности, а пальцы Тины леденеют. На её губах широкая улыбка, ресницы опущены – жена играет свою роль на совесть. Красивая настолько, что смотреть больно.

Вечер течёт по заданному сценарию. Устав от назойливых взглядов и вынужденных разговоров, Тина уходит к туалетным кабинкам. И мне бы расслабиться, мне бы переключить внимание на деловых партнёров, но я иду к мужским туалетам. Мне нужно плеснуть в лицо воды, надо освежиться.

Внутри никого. Я опираюсь ладонями на раковину, пальцами холодные борта стискиваю, закрываю глаза. Дышу тяжело, прерывисто, а в штанах апокалипсис, вот-вот ширинка треснет.

Дверь за спиной раскрывается, замок щёлкает, и я вижу в зеркале большие светлые глаза. Их обладательница рывком подаётся в мою сторону, тонкие руки обнимают, ощупывают тело. Шепчет что-то жаркое и пошлое.

– Кир, не прогоняй меня… я так соскучилась.

– Безумно соскучилась, Кир… – долдонит Настя, а я смотрю на наше отражение в зеркале, но вижу совсем не то. Не ту. – Увидела тебя, глазам не поверила… Кирилл…

Жаркий шёпот куда-то в район лопаток, а тонкие руки упорно пробираются под пиджак. На пальце Насти кольцо, и крупный бриллиант пускает “зайчиков” на стену.

– Настя… – в моём голосе нет ни нежности, ни мягкого тепла. Ничего из того, в чём так сильно нуждается Настя. Моя случайная любовница однажды слишком увлеклась мечтами о нашем совместном будущем. И мне казалось, что всё между нами давно решено, но она, похоже, решила взять меня на абордаж. Нахрапом.

Совсем рядом гудят голоса. Буквально в десяти метрах банкетный зал, аукцион вот-вот начнётся, и гости оживлённо болтают, распивая дорогое шампанское. В мужском туалете никого, кроме меня и Насти – девушки, с которой я имел неосторожность когда-то переспать. Она красивая, умелая, а ещё так отчаянно пытается взобраться повыше, что за несколько лет успела перебрать нескольких статусных мужиков, надеясь, что хоть кто-то поведёт её под венец.

Сегодня в ресторане “Пизанская башня” нет ни одного постороннего или случайного человека. Многие с жёнами, но некоторые с вот такими вот Настями – девушками, которые за колечко или шубу сделают всё, что угодно. Даже отсосут старому моржу, если это даст шанс получить от жизни всё.

Когда горячая ладошка добирается до ширинки, жгучая волна простреливает пах. Член дёргается, просится наружу, и Настя чувствует это, настойчивее поглаживая ткань. На всё уходит не больше минуты, а я, заведённый мыслями о Тине и бессонной первой брачной ночью, готов на любую глупость.

Затащить на всё готовую Настю в кабинку, развернуть к себе спиной, намотать волосы на кулак, задрать короткую юбку и трахать, пока дурная кровь не прольётся спермой на стройные бёдра. Просто взять то, что так настойчиво предлагают, не задумываясь о последствиях.

Оборачиваюсь, ныряю в похотливый взгляд. В нём нет ничего, кроме животной жажды и стремления раздвинуть шире бёдра, принять меня в себя. Всего без остатка. Я толкаю Настю спиной к стене, ладонь кладу на тонкую шею, фиксирую надёжно. Настя не больно и стонет она скорее от предвкушения – она любит жёсткий секс. Бормочет какую-то ересь, выгибается ненасытной кошкой, а в глазах пожар и жажда. Только я не чувствую ничего в ответ.

– Кир, я же понимаю, что она тебе скоро надоест. Я буду рядом, только позвони. В любой момент приеду, – бормочет Настя, словно не ждёт её за дверью очередной кавалер.

Настя тянется ко мне губами, поцеловать пытается. Она всё ещё надеется, что я трахну её, позабыв ради её задницы обо всём на свете. Только правда в том, что между её ног нет ничего, чем меня можно было бы удивить.

– Ты не Тина, – вырывается из меня прежде, чем успеваю хоть что-то понять.

Настя ошарашенно втягивает носом воздух. Ноздри трепещут, а я ненавижу и себя, и жену свою в этот момент. Потому что ещё недавно – всего несколько дней назад – я легко распластал бы доступную девицу прямо здесь, наплевав на все меры предосторожности. Выставил бы охрану возле двери и трахался, пока пар из ушей не повалит. Жёстко, яростно, ни о чём не думая. Оставляя синяки на нежной коже, выбивая громкий крик из нежного горла. Пусть это была бы не Настя – она мне давно неинтересна. Но кого-то бы трахнул обязательно.

Твою мать!

– Кир…

– Ты не Тина, – повторяю, своего голоса не узнавая. Точно безумный. Кажется, именно таким сейчас и выгляжу, потому что Настя сглатывает, и вибрация проходит по моей ладони, вверх до локтя, отдаёт прямо в сердце.

Я отталкиваюсь от стены, размыкаю пальцы, прячу ладонь в кармане. Во мне так много самых разных, не самых приятных, эмоций, что могу ненароком сделать кому-то больно.

– Уходи, а?

– Но Кирилл… она же… она же рыба снулая, холодная ледышка. Что она дать тебе может? Ты же… неужели она выдерживает твои аппетиты? Эта коротышка бледная?

– Иди на хрен, – рявкаю и сжимаю до хруста кулак, и ткань брюк сильнее натягивается.

 Настя поправляет короткую юбку, губы облизывает.

– Иди к своему папику, – говорю, снова отворачиваясь к зеркалу.

Резким движением откручиваю кран, набираю полные пригоршни воды и, не боясь облиться, брызжу на горячую кожу щёк. Тонкие ручейки стекают по лицу, мочат белоснежный воротник, оставляют уродливые пятна на лацканах пиджака. Похер.

Блядь, это проклятие какое-то, но я не могу трахнуть никого, пока эта высокомерная заноза сидит в моей воспалённой башке.

Настя открывает рот, сказать что-то хочет. Вероятно, объявить, какой я козёл, но не решается. То ли взгляд мой в зеркале не даёт, то ли осознание – тут давно уже всё кончено.

– Если начнёшь закусываться, Настенька, будет только хуже.

Настя умная, потому без лишних скандалов вылетает из туалета, напоследок громко хлопнув дверью. Я жду несколько минут и, хорошенько продышавшись, выхожу из сверкающей десятком потолочных светильников комнаты – хватит с меня рефлексии.

В обеденном зале оживлённо, царит атмосфера больших бабок, надменности и власти. Воздух спёртый, несмотря на самую современную вентиляцию, а ароматы еды и парфюма смешиваются и раздражают нос.

Мой взгляд блуждает по фигурам гостей, глаза слепит блеск бриллиантов. Мне открывается отличный вид на аккуратные столики, расставленные вокруг помоста – они ломятся от самой разной еды. На ажурных белоснежных скатертях тиснёные золотом тарелки, бокалы на тонких ножках. Но ничего из этого меня не волнует. Мне нужна Тина.

Я нахожу её почти сразу. Тина стоит в компании женщин, улыбается, ведёт светскую беседу. На её лице отражается живой интерес, хотя в глазах пустыня. Смотрю как, смеясь, запрокидывает голову, и тёмные волосы распадаются волнами по спине. Делает глоток шампанского, выслушивает какие-то сплетни от высокой сухопарой блондинки – жены губернатора. Кивает чужим словам, кокетливо ладошкой рот закрывает, смехом прыскает. Но спина слишком прямая, а движения замедленные, чётко выверенные – ей неуютно в толпе разряженных, словно павлиньи жопы, жён городских шишек.

Я смотрю на неё, и Тина вздрагивает, медленно оборачивается, безошибочно находит меня. Слегка щурится, а кончики длинных ресниц трепещут. Пусть Тина никогда не признается – хотя бы сейчас – я ей нужен. Тине просто необходим человек, за руку которого она сможет ухватиться, когда вокруг бушует море.

Когда кажется, что Тина отвернётся, сделает вид, что не заметила меня, она едва заметно сглатывает. Я иду к ней, она не дёргается, не пытается убежать в безопасный угол, спрятаться там от меня. Она будто бы ждёт чего-то, и, оказавшись рядом, я переплетаю наши пальцы. Тина не спорит даже тогда, когда большим пальцем провожу по внутренней стороне её запястья. Усмехаюсь, понимая: она хоть немного, но привыкла ко мне.

– Кирилл Олегович, – жена губернатора поводит тощими плечами и ослепительно улыбается. – Мы тут с вашей очаровательной супругой обсуждали творчество современных художников.

– Да-да, Кирилл Олегович, – мелко трясёт головой жена Акулова, директора сети строительных гипермаркетов, и тяжёлые золотые серьги качаются сбесившимися маятниками. – Как вам картины Васильева? Купите несколько для личной коллекции?

Васильев – модный перец, пробившийся в творческую элиту как раз благодаря портретам этих самых бабёнок, которые не знают, чем себя занять и куда потратить деньги налогоплательщиков. Почему бы не на себя любимых, да?

– Я к современной живописи равнодушен. Другое дело, малые голландцы, – улыбаюсь механически и ловлю на себе пристальные взгляды властных и влиятельных женщин.

Для них я – сын своего отца. Жестокое чудовище, зверь, которого опасно злить. Ясно, что вопросы о живописи – та территория, на которой мне места нет. Только утритесь, суки. Кирилл Раковский знает толк в светских беседах.

– О, Кирилл Олегович, примите поздравления, – мадам Акулова изо всех сил пытается искренне улыбнуться, но всё равно выходит оскал. – На церемонии, к сожалению, не вышло поздравить лично. Пусть ваша молодая семья растёт год от года!

– Спасибо. А теперь простите нас.

– Слава богу, ты меня от них увёл, – шепчет Тина, когда отходим на безопасное расстояние. – Ужасные мерзкие тётки.

– Ещё и любопытные, – говорю, всё ещё ощущая на себе внимательные взгляды. – Они на нас пялятся, прощупывают.

– В смысле? – удивляется Тина, и пальцы её нервно дрожат.

– Им всем интересно, действительно ли мы любим друг друга.

– Какие они… – не договаривает, слов не находит. – И что? Будем доказывать? Но как?

– Уж попробуем доказать, – хмыкаю, и план в голове складывается сам по себе. Но, скорее всего, меня ведут вперёд инстинкты, и я не хочу с ними спорить.

Я оборачиваю Тину к себе лицом. Она запрокидывает голову, и чужие пристальные взгляды иглами впиваются в кожу. Мне плевать, что Тина подумает сейчас – знаю, что не станет спорить. Я всего лишь хочу, чтобы все убедились – мы на самом деле пара. А на деле, я больше всего хочу её. Хотя бы поцеловать.

Обхватив нежные щёки пальцами, не дав Тине задуматься и возразить, вспыхнуть возмущением, напрячься, я накрываю её губы своими, и снова весь мир, как тогда на свадьбе, перестаёт существовать. То ли от усталости, то ли от нервного напряжения, но Тина дрожит и как-то вдруг подаётся навстречу. Не знаю, что у неё на уме, но она распахивает губы, обвивает мои плечи руками, цепляется за влажные от пролитой воды лацканы, и весь окружающий мир с оглушительным треском летит в пропасть.

Кто-то совсем рядом охает, а кто-то сдавленно хихикает. Я обхватываю затылок Тины рукой, надёжно его фиксирую, а мой язык нагло орудует в податливой влажности, задаёт ритм и темп, и, будь я проклят, если это не секс. Чистый, порочный и ничем не прикрытый. Когда целоваться становится больно, и всё внутри дрожит натянутой струной, я отпускаю Тину.

– Чёрт, – говорит сдавленно, но глаза не прячет. Смотрит на меня, хмурится, а вокруг припухших губ розоватая кромка.

Раздаётся звук гонга, оповещающий о начале официальной части. Свет меркнет, гости торопятся занять свои места, а я утягиваю Тину за собой. В полумраке так просто творить всё, что душе угодно, и не быть узнанным.

– Вот там наш столик, – говорю Тине, намеренно задевая её ухо губами.

– Кирилл, прекрати, – произносит почти возмущённо, но что-то подсказывает: как бы она не сопротивлялась, ей нравится целоваться со мной. Даже если сама этого не понимает. Вероятно, всему виной сбитое дыхание и хриплые нотки в голосе.

– Хочешь уйти?

Тина вскидывает взгляд, смотрит на меня недоверчиво, как на психа, а я плюю на все условности и вечер этот чёртов.

– Давай, любимая. Сбежим, а? Тебе же не нравится тут.

Тина качает головой, и в полумраке её лицо кажется призрачным.

– Кирилл, нет, я останусь. И ты оставайся. Это часть игры.

– К чёрту эту сраную игру, – говорю зло, и челюсти сводит от подступающей ярости.

– Но ты сам принял её условия.

Красивая какая… невозможная, упёртая, упрямая. Полный набор качеств, которые я не выношу в женщинах, которые всегда избегал сознательно, но Тина…

– Как принял, так и изменю её правила. Поехали.

Сейчас во мне больше ста килограмм чистой решимости и напора, и с этим сложно бороться хмурой Тине.

– Поехали, нам ещё в путешествие собираться, – говорю, толкая входную дверь.

– Но Кирилл! – ещё пытается спорить Тина, но она так быстро переступает ногами, её каблуки так оглушительно цокают по паркету, что не остаётся сомнений: она оставаться в ресторане хочет ещё меньше моего.

– Поехали, – повторяю и буквально заталкиваю Тину на заднее сиденье.

Глава 7

Кирилл.

Оказавшись в машине, я нажимаю кнопку на дверце, и специально спроектированная перегородка медленно опускается, отсекая нас от водителя. Это очень удобно, когда нужно обсудить что-то, не предназначенное для чужих ушей.

Тина подаётся вперёд, касается стекла пальцами, стучит костяшками и удивлённо головой качает.

– Вот это да… даже мой отец не такой параноик.

– Безопасность превыше всего, – повторяю излюбленную фразу, ставшую девизом по жизни. – Конфиденциальность моих разговоров ещё важнее.

– Ты никому не доверяешь?

– Практически, – пожимаю плечами. – Разве что брату. Но тоже не так чтобы очень. Он ещё слишком молодой, потому пока что на подхвате.

– Значит, и ему не доверяешь, – выносит вердикт, и я в чём-то склонен с ней согласиться.

– Скорее опасаюсь, что дерьма наворотит, а я потом его не вытащу.

– Надо же, – удивляется. – Кирилл Раевский, не только зверь и преступник, но ещё и заботливый брат.

– Я просто сын своего отца, – постукиваю пальцами по подлокотнику. Скажем, мой отец – не самая любимая тема для разговора. Не самая приятная.

– Это что-то объясняет?

– В моём случае почти всё. Мне пришлось научиться показывать зубы, иначе папочка сломал мне позвоночник и даже не чихнул. У него был свой кодекс чести и свои понятия о том, какими качествами должен обладать его наследник.

– Ты же мог, я не знаю, уйти в сторону. Уехать. Не быть таким.

– Наверное, мог. Но отец очень рано начал вбивать мне в голову определённые… постулаты, скажем так. До того, как я начал хоть что-то соображать.

– Ты не шутишь, – говорит удивлённо, а я развожу руками.

– И не оправдываюсь. Поверь, мне нет смысла строить из себя радужного принца, в биографии которого ни одного тёмного пятна. А ещё во всём этом мало поводов для шуток. Олег Раевский все вопросы решал радикально. Хорошо, что ты не была с ним знакома.

Тина молчит. Нервно сглатывает, упавшие на лицо волосы поправляет, ощупывает меня внимательным взглядом. В нём слишком много вопросов, на которые опасно искать ответы.

Да, мой отец был ещё тем чудовищем, и временами я ненавидел его дико. Но я не могу переписать свою биографию и стать в один момент кем-то другим – добрым и пушистым. И отца нового у меня не будет. Я тот, кто есть и прятаться за выдуманными образами не буду.

– Они подумают, что мы убежали исполнять супружеский долг, – переводит опасную тему Тина.

– Тебя беспокоит, что подумают чужие тётки? – откидываюсь на спинку, развязываю галстук и сразу дышать легче становится. – Забей на них. Тем более, что такое поведение очень вписывается в образ влюблённых молодожёнов.

– Эти тётки – настоящие гиены, – горько усмехается и уплывает мыслями куда-то очень далеко.

Автомобиль плавно входит в повороты, за окнами сияет ночными огнями город, а я читаю отчёт своего помощника о пожертвованных этим вечером деньгах. Не обязательно присутствовать на подобных мероприятиях, чтобы сделать вклад в хорошее дело. И пусть картины модного маляра мне ни на одно место не упали, но цель сбора хорошая.

– Знаешь, мой отец не женился после смерти мамы, потому что не хотел приводить в дом подобную стерву, – Тина говорит тихо, задумчиво глядя в окно. – Он не хотел, чтобы я страдала от нелюбви чужой женщины.

Тина снова печально улыбается и сжимает пальцами переносицу. Я откладываю телефон и, уперевшись локтём в подголовник, сажусь вполоборота.

– Это кажется странным, учитывая, что замуж за человека, с которым у меня нет любви, он выпихнул меня с удовольствием.

– Это другое.

– Я знаю. С его стороны это тоже проявление любви. Найти мне мужчину, который сможет защитить. Передать в надёжные руки, просто… просто иногда мне кажется, что он избавился от меня. Выпихнул из дома, чтобы не видела… – Тина запрокидывает голову, шумно воздух втягивает, глаза закрывает. Ей нужно время, чтобы продолжить фразу. – Чтобы не видела, как будет умирать. Не знаю… это всё так трудно. Я стараюсь не думать, что его дни сочтены. Я ещё верю в чудо. Оно же случается? Хоть иногда, но случается?

Позабыв о макияже, Тина трёт ладошками щёки так настырно, что через несколько секунд кожа краснеет.

– А ещё я думаю: почему именно ты? Я понимаю, ты влиятельный, за тобой как за каменной стеной, всё такое. Но я знаю своего отца, он не пришёл бы к первому встречному. Значит, что-то есть. Какая-то тайна между вами?

– Между нами с твоим отцом никаких тайн, – я не вру, хотя в это и трудно поверить. – Но вот у наших отцов целый шкаф, забитый скелетами.

– Всё так мутно и загадочно, – хмыкает и отворачивается к окну.

За ним на тёмный в ночи асфальт падают первые капли дождя, и Тина утыкается в стекло носом и медленно ведёт пальцем, рисуя неразборчивые узоры.

– Кстати, на меня какая-то девица пялилась. Злобно так.

Кто бы сомневался.

– В коротком платье?

Тина оборачивается, смотрит на меня пристально и кивает.

– Ага, красивая такая, высокая, – теребит мочку уха, с любопытством на меня поглядывая. Пытаюсь найти признаки ревности или хотя бы уязвлённого самолюбия, но в тёмных глазах только прохладный интерес.

– Это Настя.

– Небось бывшая твоя?

– Ага, трахнулись нечаянно.

Тина удивлённо икает. Запрокидывает голову, взрывается смехом, слёзы утирает.

– Чёрт, Раевский. Это… это какой-то сюр. Нет, правда! А с другой стороны, я вот тут подумала сегодня. Может быть, то, что мы ни капельки друг друга не любим, хорошо? Так будет проще… ведь рано или поздно всё равно разведёмся.

Она верит в то, что говорит. Только целовалась в зале «Пизанской башни» на глазах у всех с упоением, а это уже кое-что.

– Совсем ни капельки? – уточняю и ловким движением пересаживаю Тину к себе на колени.

Она упирается ладонями в мою грудь, то ли отталкивает, то ли упасть боится. Мои руки на её бёдрах, гладят кожу сквозь тонкую ткань.

– Ни капельки, – кивает, серьёзная, а я смеюсь.

– Да и к чёрту эту любовь.

– К чёрту.

– От неё одни неприятности.

– Именно.

– То ли дело простой и понятный честный секс.

– Этого не будет.

– Почему?

– Потому что я без любви ни перед кем трусы не снимаю. Прости, Кирилл, но придётся тебе довольствоваться кем-то другим.

– Я сегодня не смог трахнуть на всё готовую бабу.

– Не может быть.

– Точно тебе говорю. Она лезла ко мне в штаны, а я её послал.

– Ничего. Найдёшь ту, которую не захочется посылать.

– Тебя не хочется.

– Ты ничего обо мне не знаешь, – говорит как-то по-детски упрямо и нос кверху задирает. – Ни-че-го, Кирилл Олегович.

И пальцем тычет меня в грудь, и в районе солнечного сплетения, куда несколько раз кряду упирается острый ноготь, разливается жгучее тепло. Оно стекает вниз, и, если Тина не слезет с моих колен, почувствует мой член даже через слои одежды.

И неважно, что это я усадил её сюда.

– Я знаю о тебе достаточно, – говорю, а Тина вдруг замирает. Мрачнеет, тонкие красивые брови сходятся к переносице, между ними образуется глубокая некрасивая складка.

Тина пытается слезть, ёрзает, шипит, когда держу её бёдра крепче. Тяну на себя, жду громкого крика, пощёчины, возмущения, и Тина оправдывает мои ожидания – бьёт наотмашь, со всей силы, да так, что моя голова дёргается назад.

– Отпусти меня, – резко, на выдохе, но в глазах мелькает нечто сумрачное, очень похожее на печаль. И вдруг бьёт кулачком в грудь и кричит: – Отпусти. Тебе секс нужен? Тупой механический трах? Этого хочешь?

Я обхватываю её лицо ладонями, надёжно фиксирую, чтобы не дёргалась, не вырывалась. Тина на грани истерики, её несёт куда-то, утаскивает в глубокие воды чего-то, о чём я действительно ничего не знаю.

– Вы все одинаковые, все! Ненавижу, – выплёвывает, и крупные слёзы текут по лицу. Ещё несколько мгновений назад идеальный макияж плывёт уродливыми пятнами, и тёмные дорожки, как воск со свечи, расплываются на щеках.

Тина что-то бормочет о похотливых мужиках, вспоминает какую-то Катю, но вопреки ожиданиям, не бьёт меня больше, не отстраняется, а наоборот, укладывается на грудь, в шею сопит. Ворот рубашки становится влажным от её слёз, и я неловко глажу Тину по спине.

Телефонный звонок врывается в исковерканную тихую идиллию. Велик соблазн не брать трубку, послать всё к чёрту и спокойно решить, что делать с рыдающей на моей груди женщиной, которая только что ударила меня и громко заявила, что ненавидит. От Тины моя голова точно когда-то лопнет.

На экране имя начальника охраны – Игорь не станет звонить по пустякам.

– Шеф, за нами хвост. Быстро влево! Через Очаковскую на третий спуск, там ребята подхватят.

И следом раздаётся приглушённых грохот и рёв чужих тормозов.

Глава 8

Кирилл.

– Что?! Что случилось? – вскрикивает Тина, когда резко сдёргиваю её со своих колен, второй рукой нажимая на кнопку.

– Кто-то охуел.

Проклятая перегородка поднимается медленно. Кажется, что теряю драгоценные минуты, которых и так мало.

– Кир! – орёт Тина. Она стоит на коленях, грудью прислонившись к спинке сиденья, рукой в стекло тычет. И без того большие глаза сейчас просто огромные.

Одного беглого взгляда достаточно, чтобы понять: легко не отделаемся. Сейчас мы на пустынном участке трассы, и отсюда очень легко выехать прямиком на тот свет.

– Тина, ложись! – рявкаю, а Тина ойкает и без лишних споров сползает на сиденье, укладывается лицом вниз, голову руками накрывает. – Молодец, девочка.

Я не жду, когда перегородка поднимется полностью: лезу в образовавшийся просвет, Илья сдавленно ругается и уводит машину ближе к обочине. Я снимаю пиджак, он едва не трещит по швам, и бросаю кусок плотной ткани назад.

– Прикройся, – приказываю, и Тина без споров поднимает пиджак и накидывает на голову. Замирает, прикинувшись ветошью.

– Илья, через Очаковскую. Поворачивай!

Илья резко выкручивает руль, ни о чём не спрашивая, с совершенно бесстрастным выражением лица делает, как велено, и вскоре мы проносимся мимо одного из гипермаркетов Акулова – последнего «живого» здания на этом участке дороги. Тут торгуют стройматериалами, и поздним вечером огромный магазин выглядит зловеще.

В зеркале дальнего вида машина охраны, оставляя чёрные метки на асфальте, пытается выщемить с дороги машину преследователя – тонированный внедорожник, наверняка ещё и бронированный. Номера заляпаны грязью, а стёкла до смешного непроглядные.

Я не знаю, кто этот смельчак, но он всё ближе.

– Тина, на пол. Живо!

Сердце грохочет, в ушах ощущение, что вплотную подошёл к водопаду – кровь ревёт, пульс бьётся в каждой клетке. Я попадал в разное дерьмо, но ни разу не попадал в него вместе с хрупкой женщиной. Угораздило вляпаться в сказку под названием “семейная жизнь”.

– Ой, – раздаётся звук мягкого падения. Хорошо, что машина просторная, и на полу Тине хватит места.

Илья бьёт по газам, машина ускоряется, визжа шинами на каждом повороте. Даже, когда выезжаем на третий спуск, скорость не снижается, и мы буквально слетаем вниз с пригорка.

– К перевалу дуй, быстро! – я не ору, но едва сдерживаюсь, чтобы не вырвать у Ильи руль, не спихнуть его куда-то в сторону и не повести самому. Руки сводит от желания ухватиться за руль, но сейчас Илья лучше справится с этой задачей. Я слишком злой. Да, бляха, я в ярости!

Я смотрю назад. Темноту прорезает свет фар, а это значит, что гонка ещё не закончена. Кто, мать его, это такой? Кто послал этих уродов?

На железнодорожном переезде нас «принимает» ещё одна машина, забитая моими людьми, а ребята на втором внедорожнике едут на помощь команде Игоря. Они разберутся – мои парни знают своё дело.

Мы оказываемся в промзоне. Здесь темно и пустынно. Свет фар выхватывает то бродячую рыжую кошку, жующую что-то, то гору мусора, оставшуюся после приёмки товара. Коробки, ящики, пустые мешки. Илья заезжает в узкий пролёт между двумя ангарами – так быстрее – и боковая часть с его стороны противно скрежещет, и я буквально ощущаю аромат разогретого силой трения металла.

– Ещё чуть-чуть, шеф, ещё чуть-чуть, – бормочет Илья, сосредоточенно вглядываясь в обрывки окружающего мира, подсвеченные фарами.