Регрессия бесплатное чтение

Пролог

Сквозь запотевшее стекло иллюминатора я немигающим взглядом уставилась на кипучую жизнь укутанного туманом аэропорта Шарль-де-Голль. Удивительно нелетная погода накрыла город этим весенним утром. Соседние самолеты на ощупь подбирались к рукавам и незаметно отползали обратно в глубь тумана. Кары с багажом, автобусы с пассажирами, пугливо вглядывающимися в окутавшее все вокруг молоко, суетливые сотрудники – жизнь бурлила, не останавливаясь ни на секунду. А мы все стояли.

Впервые я пожалела, что больше не могу закрыть глаза, сосредоточиться и узнать, что будет дальше – долетит ли железная птица до Москвы, или мне суждено остаться в Париже. А может, приборы откажут, пилот заснет, а второй пилот – совсем молодой, который учился только на симуляторах, – растеряется и впишется ровно в какую-нибудь вышку. Не такой уж и плохой вариант.

Эта неделя в Париже стала не просто глотком свежего воздуха, а разделила мою жизнь на две независимые ветви. Если раньше я была кем-то особенным, способным и, не врать же самой себе, видела гораздо больше обычных людей, то теперь превратилась в простую счастливую девушку. Вопрос только, надолго ли? Еще несколько часов в самолете, если, конечно, второй пилот – не совсем профан, и я окажусь в серой Москве.

Я люблю город своего детства и юности и хотела бы провести там жизнь, но только не ту жизнь, что у меня была. А новую, которую обрела за такое короткое время.

Удивительная ирония судьбы – она завела меня в город, о котором я с уверенностью говорила: «Это последнее, что я хочу посетить в Европе», но продолжала упорно, хоть и безуспешно учить французский. Я вновь мысленно прокрутила события последних дней и улыбнулась – череда картинок заняла не больше секунды, за последний час я показывала себе этот счастливый диафильм не меньше сотни раз и воспроизводила его уже на автомате.

В последний раз перед тем, как отключить телефон и остаться один на один с самой собой, бескрайним небом вокруг и напряженным внутренним диалогом, я взглянула на сообщение на ломаном русском от человека, который и в России-то никогда не был, но знал, что язык ему пригодится: «Мы вместе. Не бояться. Люблю».

Сейчас меня пугала сама мысль о возвращении в Москву. Мне предстояло решить, как жить дальше. Начать работать по специальности, продолжить учиться или придумать что-то кардинально новое. Увидеть Иоганна, а я не сомневалась, что он не оставит меня в покое. Кто знает, может быть, я и решусь ему помочь – все же он слишком глубоко пророс корнями в мою жизнь. Наткнуться в институте на бывшего мужа, которого предпочла бы забыть как страшный сон. Объясниться с Маринкой, которая, наверняка, обиделась на мой неожиданный побег. Набрать сразу после посадки родителям, которым не звонила всю неделю, что находилась в Париже. Каждый из этих людей имел ко мне столько претензий и вопросов, на которые я не могла ответить, что неподъемный груз вновь ощутился на моих плечах, стоило мне только зайти в здание аэропорта, глотая слезы и сжимая напоследок руку Пьера.

«Не хочу, не хочу, не хочу туда!» – без устали билась в голове назойливая мысль, но из дальнего закоулка подсознания, где осталась толика потерянной мощи, врывался в гул отчаянья тоненький голосок: «Все будет хорошо. Все уже хорошо. Вы справитесь».

Глава 1.

Не зря говорят, что ожидание гораздо страшнее самой казни. Глаза мне предусмотрительно завязали, видимо, боясь, что заставлю инквизитора отпустить меня. Ах, если бы все было так просто! Руки и ноги тоже стянули плотными жгутами, больно врезавшимися в кожу. Мокрые, безуспешно пытавшиеся разгореться поленья чадили так, что едкий дым проникал даже под плотно прилегающую к лицу ткань, заставляя зажмуренные глаза истекать слезами.

Не рыдай, наслаждайся последними минутами жизни, что же ты! Вряд ли дальше ожидает что-то приятное. Хорошо бы надышаться дымом и отключиться, не хочу гореть заживо. Кажется, это самая мучительная смерть. Ну и поделом тебе, ведьма!

Вот и тепло начинает подниматься – скоро языки пламени достанут до ног, а я все еще соображаю. К черту, к черту вас всех! А главное – я же ничего не сделала! Могла, но не сделала…

Что-то острое, как лезвие бритвы, коснулось ноги – я попыталась отдернуться, но ноги оказались плотно зафиксированы. Лезвие впивалось все глубже, а к нему присоединялись и другие, усиливая нажатие и разрывая кожу в клочья. Вместе с лезвиями по телу поднималось тепло, разливаясь по искромсанным ногам и подбираясь к рукам, лицу… Да о чем я вообще? Какие лезвия? Это же огонь! Я горю! Твою мать, я горю!

Собственный вопль, раскатившийся на километры вокруг, врезался в мозг, выворачивая наизнанку каждую нервную клетку, но казался чужим и далеким, словно это кричала не я, а кто-то другой, отделившийся от тела обреченной на смерть ведьмы. И как бы я ни пыталась собраться с силами и остановить его, рвущаяся наружу мощь оказалась неподвластна. Я орала и орала, не в силах унять раздирающую боль.

***

Я открыла глаза и только спустя секунду осознала, что все еще кричу. Волосы сбились в колтун, а челка приклеилась к липкому от пота лицу. Меня било крупной дрожью, а ноги ощущали языки пламени и не хотели слушаться. Какое чудесное спасение от костра инквизиции – я проснулась в своей спальне в двадцать первом веке в Москве. Первые рассветные лучи пытались просочиться сквозь плотно занавешенные шторы, но их идеально ровные складки не позволяли переменчивой природе нарушить четко выверенный геометрический распорядок квартиры.

Первым, что я увидела, когда пришла в себя от слишком реалистичного кошмара, уже который раз засасывающего меня в свои сонные сети, были налившиеся кровью глаза разъяренного мужа, грузной тушей нависшего надо мной.

– Еще раз разбудишь меня своими воплями, задушу подушкой! – прошипел он сквозь зубы.

Привычно не ответив ни слова на его выпад, я выбралась из кровати, ускользнув от ежедневного выяснения отношений, заменявшего нам «доброе утро», и отправилась в ванную. Струи холодной воды полились прямо на макушку, освежая мысли, смывая едкий пот и остужая поджарившиеся где-то в другой реальности щиколотки.

Этот ужасающе реалистичный сон преследовал меня уже несколько лет, и наверное поэтому я изо всех сил избегала каминов, свечей и прочих источников огня. Даже торты на день рождения предпочитала без воспламеняющихся элементов, чем, кстати, жутко раздражала мужа. Хотя раздражала я его одним лишь своим существованием. Но в последний и без того непростой год кошмар стал возникать чуть ли не каждую ночь, не давая высыпаться и истощая меня морально и физически.

Смыв с себя первый ужас огня, я выдохнула и переключила воду на теплую, наслаждаясь ее ласковыми прикосновениями. Каждое утро я мечтала остаться под водой навсегда – здесь тихо и спокойно, никакого крика, никаких претензий, только пар поднимается к потолку, утекая в вентиляцию. Я вылезла из разогретой душевой кабины и взглянула в зеркало. Мне немного лукаво улыбалась юная девушка с уже появившимися морщинками вокруг глаз от слишком активной мимики. Мокрые рыжие от природы волосы выгодно оттеняли яркие зеленые глаза и светлую кожу. «Точно ведьма!» – подмигнула я отражению. Я покрутилась, находя себя достаточно привлекательной, чтобы этот день продолжился лучше, чем начался.

На цыпочках выбравшись из ванной комнаты, чтобы создавать как можно меньше звуков, я через длинный коридор прокралась в кухню. Бесцветную бежевую кухню, всегда идеально чистую, которую я не выбирала. Высыпав ароматные зерна кофе в ручную кофемолку, я принялась остервенело накручивать ручку, растирая их керамическими жерновами в пыль. Конечно, аромат потрясающий, но, боже, как я ненавижу это делать! Разведусь и куплю себе нормальную кофемолку, электрическую! Чертов эстет…

Эта мысль грела мне душу вот уже несколько месяцев, с тех самых пор, как я наконец смогла четко сформулировать собственные желания: моральное облегчение эта идея мне принесла, но вот решимости не добавила. И я все оттягивала и оттягивала неминуемый разговор, с каждым днем утопая все глубже в трясине криков, претензий и ссор.

Высыпав получившийся порошок в рожок, я как следует утрамбовала его, как требовала того технология, нажала кнопку на кофемашине, упала в мягкое кресло в углу и закрыла глаза, наслаждаясь мерным жужжанием старушки, с усилием выдавливающей мне эспрессо.

Из-за двери высунулось круглое лицо с самым виноватым выражением, какое только может изобразить человек, не ощущающий вины, чтобы добиться своего:

– Любимая, сделаешь мне тоже кофе?

– Любимая? – у меня вырвался нервный смешок. – Ты меня вроде придушить собирался.

– Ну прости! – на пол возле меня на колени плюхнулось тело. – Я просто не выспался. Прости, прости, прости! Я так больше никогда не буду! Хочешь, сходим в ресторан? – Антон протянул ко мне руки в попытках обнять.

Я метнулась в сторону, забившись как можно глубже в кресло, лишь бы избежать отвратительного телесного контакта. Он сделал вид, что не заметил. Ха, если бы перед этим не орал, то сейчас бы уже зашелся в истерике.

– Ну и куда? – ради приличия и с целью подколоть поинтересовалась я. – В какую-нибудь пивнуху? Нет уж, иди сам!

– Что ты, любимая! Выбирай сама! Пойдем, куда захочешь!

– Допустим, – я перебирала в уме варианты, которые точно не придутся ему по вкусу, – в итальянскую кафешку на углу у метро, я уже давно хочу в нее сходить.

– Сколько раз повторять: не говори «давно хочу»! Как будто я тебя никуда не вожу! – лицо Антона снова вспыхнуло яростью.

– Все ясно, иди сам, куда хочешь.

– Нет-не-нет, извини! Я погорячился! Говорю же – не выспался… – Он наконец-то отодвинулся, и я начала нормально дышать, осознавая, что снова инстинктивно задержала дыхание при приближении врага. Он тяжело плюхнулся на свой жесткий табурет, которому никогда не изменял по утрам и заискивающе взглянул на меня. – Ты сделаешь завтрак?

Мне ужасно хотелось послать своего законного супруга ко всем чертям, а потом запустить тарелку ему в голову, но я только улыбнулась и принялась варить кашу. Выверенный рецепт: пять ложек крупы на два стакана молока и две столовых ложки сахара – по-другому он не ест. А я люблю послаще. Замерев с ложкой в руке, я украдкой взглянула на Антона, с головой зарывшегося в макбук и не воспринимавшего окружающую реальность, и всыпала четыре полных ложки сахара, тихонько улыбаясь себе под нос. Жалкое, должно быть, зрелище; но ведь должна я хоть как-то держаться на плаву в этом болоте.

Разваренная овсянка с кусочками яблока выглядела настолько эстетично, насколько вообще может выглядеть каша. Эспрессо в прозрачных чашках притягательно дымился, и со стороны можно было подумать, что на кухне царят любовь и идиллия. Что-что, а создавать иллюзию идеального мира Антон умел как никто другой.

Я исподтишка следила за его реакцией, когда он наконец-то оторвется от компьютера. Если верить часам, оставалась еще пара минут до момента, когда муж захлопнет крышку и примется завтракать. Промедления быть не могло – жизнь, выстроенная по минутам и скрупулезно записанная в ежедневник ухоженными, почти женскими пальцами, ежедневно сводилась к набору стандартных ритуалов.

И вот он – момент истины: Антон поднес ложку ко рту и принялся тщательно пережевывать кашу, будто бы разваренная овсянка в этом нуждалась. Доля секунды, и его лицо изменилось от блаженно довольного до припадочного: глаза налились кровью, рот перекосило, а между густых бровей пролегла глубокая складка. Он выплюнул кашу обратно в тарелку. Руки собрались в кулаки, и я невольно вздрогнула. Уж не перегнула ли я?

– Что это? – голос Антона больше походил на срывающийся женский визг.

– Ты о чем? – я напустила на себя небрежность, хотя сердце так и норовило выпрыгнуть из груди и скрыться как можно дальше от этого человека.

– Что с кашей? – он вкрадчиво, но с истерическими нотками повторил вопрос.

Я зачерпнула ложку овсянки и, показательно наслаждаясь, проглотила:

– По-моему, даже вкуснее, чем обычно.

– Сколько ложек сахара?

– Не знаю, не считала.

– Сколько ложек сахара, я спрашиваю? – он привстал и теперь снова нависал надо мной всей стокилограммовой массой.

– Четыре, – произнесла я шепотом, словно извиняясь, не переставая корить себя за эту реакцию. Как бы я ни хотела в такие моменты дать сдачи, закричать, кинуть чем-нибудь и сбежать, прихватив только паспорт, все мое нутро сжималось, ожидая принять удар.

– Зачем ты положила четыре? – Антон отошел, разглядывая меня со стороны и продолжая размеренно чеканить слова. Он должен был взорваться криком с минуты на минуту, и я терпеливо ждала сцену.

– Захотела послаще.

– Вот и жри свое послаще сама! – В последний момент я увернулась от летящей в меня тарелки с еще не успевшей остыть кашей, и она липким пятном размазалась по бесцветному кухонному гарнитуру.

Антон кинул на меня злобный взгляд и, буркнув себе под нос что-то вроде: «Совсем охерела, поем в кафе», удалился в спальню. Я так и замерла в кресле, с одной стороны довольная произведенным эффектом, а с другой, все внутри переворачивалось и молило меня прекратить самоистязание, именуемое в моем случае браком, и бежать как можно быстрее.

Глава 2.

Оставшись дома одна, я наслаждалась минутами тишины и спокойствия, развалившись в кресле с книгой, пригреваемая все еще теплыми осенними лучами. Сегодня лекции начинались со второй пары, и можно было не выходить из дома вместе с мужем, чтобы потом в трамвае слушать его бухтение, что я снова надела что-то не то, не в тон к его рубашке. Эти утренние скандалы давно стали обыденностью и почти уже меня не трогали, кроме тех пугающих моментов, когда он готов был броситься и разорвать меня в клочья; а пополнить статистику найденных в лесу трупов я в двадцать три года совершенно не планировала.

Провожать мужа я не вышла и только слушала, как поворачивается ключ в замочной скважине – открыл, закрыл, открыл, закрыл – и так три раза, пока необъяснимая тревожность в голове Антона не была удовлетворена ритуалом.

Сентябрь только-только начался, а меня уже тяготила учеба. Последний год перед дипломом сулил сложный выбор руководителя, темы работы, но главное – жизненного пути. Во всяком случае, мне так казалось: сейчас я тренируюсь жить, можно и потерпеть, и подождать, а вот как защищусь, как заживу по собственным правилам! Так я и оправдывала весь последний год свою загубленную личную жизнь, свободу и психику.

Я хорошо училась, временами даже с удовольствием. Как-то даже закрадывалась идея связать свою жизнь с наукой, пока я не разочаровалась в ней и в человеке, подсадившем ее мне в голову. И вот, я, студентка пятого курса, ничем особо не примечательная, кроме рыжих волос и россыпи веснушек на бледной коже, стояла перед выбором – куда же податься дальше. Работать по специальности или, того хуже, остаться в институте я передумала еще летом, когда окончательно приняла решение о разводе. Когда-то. В будущем. Фриланс? Или второе образование? Я даже не знала, чего хотела. Поэтому так часто в последнее время с головой уходила в фэнтези, взахлеб читая о волшебных мирах, всемогущих ведьмах, остроухих эльфах и перипетиях их выдуманных жизней, каждый раз примеряя на себя ту или иную роль.

Неспешно перебирая гардероб в попытках выбрать что-то соответствующее солнечному дню, но пасмурному настроению, я наткнулась на черное платье под горло, засунутое в самый дальний угол, потому что Антон его ненавидел и собирался выкинуть. Без раздумий я натянула на себя футляр тонкой вязки, дополнив его черными туфлями на толстом каблуке. Я вылетела из квартиры, закинув на плечо сумку с толстой тетрадью и заперев только на один замок, предвкушая, как взбесится Антон при виде меня и какими словами наградит вечером, безуспешно пытаясь открыть верхний замок.

Погода напоминала скорее нежаркое лето, чем первые дни осени. Низкое солнце приятно припекало, добавляя огня моим волосам. Как бы я ни хотела насолить мужу и отрезать их к чертовой матери, я слишком любила эти солнечные горящие переливы. Огонь, везде огонь.

День выдался настолько приятным, что утренний инцидент вместе с кошмарным сном совершенно стерлись из памяти. Может, прогулять? Прыгнуть в электричку и уехать на дачу, или, наоборот, отправиться бродить по центру. Но ноги, более ответственные, чем я сама, по какой-то неведомой причине упорно несли меня к трамвайной остановке, словно других вариантов не существовало вовсе.

Я удобно устроилась у окна в хвосте полупустого трамвая, закинув ногу на ногу, включила музыку в наушниках и уставилась на пролетающие мимо машины, уплывая куда-то в собственные мысли и отрывки ночного видения. Несмотря на весь ужас и боль ставшего привычным кошмара, я почему-то всегда мысленно возвращалась к нему, разбирая на детали: запахи, звуки, ощущения… Что я в нем ищу? А может, огонь – это метафора моей жизни, и подсознание показывает мне, что я обращусь в пепел, если не уйду прямо сейчас?

От внутреннего монолога, которому я могла предаваться часами, меня отвлек странного вида парень, незаметной тенью усевшийся напротив и не сводящий с меня глаз. В ответ я бегло скользнула взглядом по незнакомцу и хихикнула от абсурдности его образа. Волосы длинными темными сосульками обрамляли худое узкое лицо со впалыми щеками и массивным подбородком. Несмотря на теплую погоду, парень набросил на черные брюки и свитер еще более черный плащ, разметав его на два сидения трамвая. Он, как и я, закинул ноги, обутые в берцы с шипами на мысках, одна на другую. Его длинные тонкие пальцы с массивными перстнями переплелись на колене. Из всего его смехотворного образа выделялись только глаза – ярко-зеленые с вкраплениями шоколада, беспардонно уставившиеся на меня.

Шут гороховый. Мне казалось, готы уже не в моде. Или кем он там может быть: сатанистом, язычником? И вообще, почему он так пялится? Неужели принял меня за своего «сородича»? Как будто нормальные люди не одеваются в черное.

Как бы внутренне я ни издевалась над чудаковатым незнакомцем, перестать то и дело бросать на него взгляд я не могла. Городской сумасшедший, но было в нем что-то цепляющее, от чего холодок пробегал по спине. Ехать оставалось каких-то десять минут, и я то и дело поглядывала на тонкие часы на запястье, желая поскорее избавиться от странного попутчика.

– Вы – Анна? – Сначала я даже не поняла, откуда лился этот прозрачный мелодичный голос, похожий на кошачье урчание, и только спустя минуту тишины осознала, что незнакомец смотрит прямо на меня, слегка прищурившись, и ждет ответа.

– Вы это мне?

– А кому же еще?

– Откуда вы знаете мое имя? – я немного напряглась, но что может быть проще, чем назвать незнакомую девушку Аней – первое, что приходит в голову. Он просто угадал, не хватало мне еще в транспорте знакомиться с какими-то психами.

– Просто знаю, – незнакомец улыбнулся белоснежными ровными зубами, что сделало его даже очаровательным.

– Извините, я не знакомлюсь, – уверенно ответила я, почему-то покраснев.

– Могу узнать, почему?

– Я замужем! – Я гордо продемонстрировала безымянный палец, осознавая всю абсурдность этого жеста.

– И это ты называешь «замужем», – хмыкнул парень.

– Что, простите?

– Говорю, счастливый брак? – произнес он громче совершенно другие слова, улыбаясь еще шире.

– Какая разница! – взвилась я, не желая рассказывать кому попало о моем домашнем болотце, но и соврать, что я – самый счастливый человек на земле, почему-то не получалось; та часть меня, что отвечала за наглую ложь, сейчас оказалась нема и бессильна.

– Видимо, очень счастливый. Но вы не подумайте ничего такого, мне просто нужно с вами поговорить!

– Поговорить? О чем же можно говорить с совершенно незнакомой девушкой? И к тому же, у нас с вами точно нет ничего общего, – я гордо задрала нос, демонстрируя свой сомнительный статус.

– Ты – Анна, – размеренно и по-прежнему улыбаясь, начал незнакомец, по собственному желанию перейдя на ты, – студентка пятого курса, почти отличница, два года замужем за своим преподавателем, мечтаешь развестись, но не решаешься. Муж тебя ни во что не ставит, но в обществе хвалится твоими достижениями и вашей идеальной семьей. Любимый цвет – зеленый, считаешь, что он подходит к твоим рыжим волосам, любимые животные – кошки, но у мужа аллергия, и ты не можешь завести котенка. Вообще-то у него аллергия на все, что ты любишь. Живешь в двушке, доставшейся в наследство от тетки, за которой ты ухаживала до последнего. Подрабатываешь решением курсовых для… скажем, менее успешных студентов и обучением школьников. Мне продолжать?

Я круглыми глазами уставилась на незнакомца, так точно, но так надменно и жестоко описывавшего то, что гордо именовалось моей жизнью. Он знал такие вещи, о которых даже не все близкие догадывались. До самых мелочей. И я была уверена, что перечисленным досье на меня не ограничивалось.

– Ты следил за мной? – похолодевшим от ужаса голосом спросила я, прокручивая в голове, что еще мог знать этот жуткий самодовольный тип в странной одежде, и зачем я вообще ему понадобилась.

– О! Это совершенно необязательно! Просто я давно ищу тебя!

– Ищешь? Зачем? Что все это значит?

– Тебе пора выходить, – парень проигнорировал мой вопрос. – Опоздаешь на пары, а ты ненавидишь опаздывать на учебу. Да и муж тебе устроит, если узнает.

– Мне на следующей, – с вызовом ответила я – хоть что-то он не знает.

– Неужели?

Громкая связь в стареньком, последнем в своем роде на маршруте дом-учеба трамвае прокашлялась и гнусавым голосом водителя объявила: «Трамвай следует в депо. Внимание! В депо». Это значило, что сейчас он свернет в противоположную институту сторону, и мне нужно вылетать, пока двери не захлопнулись. Я метнула разъяренный взгляд на собеседника и сорвалась с места. «Еще увидимся!» – услышала я вслед насмешливый урчащий голос.

Глава 3.

До начала пар оставалось всего десять минут, а путь от остановки, где по воле случая мне пришлось срочно выскочить с выпученными от шока и непонимания глазами, занимал не меньше пятнадцати. Стоило бы ускориться, ведь, как и предрекал мой попутчик, Антон этого просто так не оставит, обязательно ввернув пару слов о моем халатном отношении ко всему на свете. Ну и ладно, уж кто-кто, а муж сейчас занимал последнее место в моих мыслях.

Все мое внимание было сконцентрировано на странном парне: я пыталась вспомнить, могла ли видеть его раньше, не мелькал ли он где-то поблизости, наблюдая и вынюхивая. Но безрезультатно – слишком он был приметным, чтобы незамеченным бродить вокруг меня. Я совершенно точно видела его впервые.

Теперь же он занимал все мои мысли: нет, он показался мне отталкивающим и неприятным, и совершенно точно не мог мне понравиться, но неизгладимое впечатление произвел, заставив меня весь день нервно озираться по сторонам в поисках черного плаща на худом теле и ответов на возникающие в голове вопросы.

Опоздав ровно на пять минут, я робко постучала в дверь кабинета. Первой лекцией стоял какой-то унылый гуманитарный предмет, и все одногруппники, как один, распластались по партам, сквозь сон слушая монотонный убаюкивающий голос преподавателя, имени которого пока никто не удосужился запомнить.

На мой стук никто даже не обернулся, и я незаметной тенью проскользнула на второй ряд. Маринка, неизменная спутница моей учебной жизни, разлеглась прямо на неразобранной сумке и, судя по ее блаженному выражению лица, видела во сне что-то очень приятное. Какой удивительный предмет – всего за пять минут превратил мою вечно бодрую и неугомонную подругу в амебу. Я толкнула ее локтем в бок, и она приоткрыла густо подведенные черным глаз, приветственно подняла руку и снова погрузилась в сон, оставив меня наедине с навязчивыми мыслями.

Мы с Маринкой были единственными девушками в этом мужском царстве футбола, Dot`ы и других увлечений наших совершенно не привлекательных мальчиков. Когда в одиннадцатом классе пришло время решать, кем я хочу быть, то моя ничем особо не интересующаяся натура ничего не ответила. А раз уж с успеваемостью было хорошо сразу по всем предметам, но тяги при этом я не испытывала ни к одному из них, то дальновидный отец решил отправить свою единственную дочь по собственным стопам – в строительный институт. И вот я, без пяти минут инженер, точнее, замужний без пяти минут инженер, сижу на какой-то социологии и витаю в облаках. Мысли уносят меня к пугающим, то и дело возникающим в голове запахам костра, лижущего мои ноги; к незнакомому странному парню, знающему меня чуть ли не лучше, чем я сама. К размытым картинкам из детства, когда я чего-то сильно хотела, а потом оно сбывалось, и мама каждый раз раздражалась на мое «я же говорила». К дурацкому решению принять ухаживания мужчины на десять лет старше, которому только-только сдала зачет, трясясь от страха, а потом незаметно для самой собой выйти замуж и полностью повиноваться, теряя себя.

– Эй, мать, ты жива? – Маринка теребила меня за руку. Пока я витала где-то в собственном подсознании, лекция успела закончиться, а аудитория опустеть.

– А, да… – мой взгляд наконец сфокусировался на подруге.

– Совсем крышечка поехала? Пялишься в одну точку, не реагируешь!

– А сама-то! – Я шутливо пригрозила ярко накрашенной черными тенями девушке с длинными волосами, сохранившими память обо всех цветах радуги, в которые она красилась за последние годы. – Встретила в трамвае парня…

– Уууу… – она заулыбалась, обнажая черную подкову пирсинга в уздечке под губой. – Наконец послушалась моего совета! Клин клином – лучшее средство!

– Да нет, он скорее в твоем вкусе.

– Это как?

– Ну, знаешь, что-то вроде гота, я в них не особо разбираюсь. Только худой очень. И… – я не знала, как объяснить подруге его пугающее поведение, – кажется, он за мной следил, потому что знает обо мне слишком много.

– Круто! Еще и маньяк! – Маринкины глаза загорелись искрой «дуринки», как я это называла, за что иногда любила подругу еще больше, а иногда готова была придушить на месте и спрятать голову в песок.

Огонек погас так же быстро, как и вспыхнул: по коридору кафедры к нам направлялся Антон. «Я сматываюсь», – шепнула мне на ухо Марина: с моим мужем они друг друга откровенно недолюбливали, а после моих признаний об истинной сути наших взаимоотношений подруга предпочитала к нему не приближаться, боясь, что может без преувеличения выцарапать ему глаза.

– Доброе утро, Антон Викторович! – сладко пропела она, скривив за его спиной рожу и показывая жестами все, что на самом деле думает.

– Здравствуй, Марина! – пренебрежительно бросил Антон и воинственно повернулся ко мне, не знавшей как придать себе расслабленный вид и унять сбивающееся от предстоящей взбучки сердце. – И что это мы опаздываем? – Он тяжело опустился на край парты, презрительно разглядывая мое платье.

– Трамвай в депо пошел. – Я задумчиво листала тетрадь сегодняшней лекции, в которой значилось только название предмета.

– А вовремя выходить не судьба?

Лицо багровело, и на носу выступали лиловые прожилки, как у заправского алкоголика, раскрывая любимое вечернее времяпрепровождение Антона, о котором немногие догадывались. В общественном месте он держался и даже говорил шепотом, чтобы ни в коем случае не испортить образ самого идеального человека в мире. Претензии от этого становились мягче и завуалированнее, но их объем не сокращался, а скорее даже рос.

Вопрос я предпочла проигнорировать, чему не без помощи Маринки научилась совсем недавно – раньше я бы пустилась в оправдания и выгораживания самой себя – теперь же в этом не было необходимости: в общем-то, мне было уже все равно. Меня не задевали претензии, крики перестали доводить до слез, даже синяки на бледной коже запястий от слишком крепких хватаний за руки не казались мучительно синими. Этот брак стал в каком-то роде мазохистическим развлечением, которому я намеревалась положить конец, но никак не могла решиться.

– Ты тут вообще? – резкий голос Антона, сквозящий нетерпением, вырвал меня из рассуждений.

– Да-да, – я сфокусировала взгляд на искаженном яростью лице и изобразила наигранное удивление. – Ты спрашивал, во сколько ты ведешь меня в ресторан за то, что хотел придушить?

Новый порыв ярости чуть было не прорвался наружу сквозь образ благочестивого педанта, но Антон, вспомнив, что и так собирался заглаживать вину за испорченное утро, на этот раз сдержался и выдавил не менее наигранную улыбку, испугавшись слишком громких слов об удушении.

– Конечно, любимая. Во сколько ты бы хотела?

– У меня ученик после пар, подъеду туда часам к семи.

– Давай, я тебя встречу?

– Нет, спасибо. На автобусе я прекрасно довезу себя сама. – Я намеренно играла с огнем, провоцируя Антона, который даже слышать не хотел о покупке машины, аргументируя это дорогим обслуживанием и развитым общественным транспортом. И только я знала, что все дело в алкоголе – лишать себя ежедневных возлияний было бы для него слишком тяжелой платой за комфорт передвижения.

– Как хочешь, – с удивительной легкостью отозвался муж и наконец покинул аудиторию, унося с собой давящую атмосферу и давая мне вздохнуть полной грудью.

Минут пять я тупо смотрела в одну точку, пока Маринка за руку не выволокла меня на свежий воздух.

– Может, хватит уже над собой издеваться? – отчитывала меня подруга, таща через всю территорию института за кофе, который, по ее мнению, лечил от любого недуга. – Ты с ума так сойдешь. Он же тебя как ребенка за каждую мелочь отчитывает. И ладно бы только отчитывал, – она покосилась на почти сошедший с руки синяк, – я не хочу собирать тебя по частям в каком-нибудь лесу! Давай уже решайся, а то я сама за тебя заявление на развод подам.

– Я все знаю, – отмахнулась я, – жду подходящего момента.

– Это, какого же, интересно? Пока он оторвет тебе голову или из окна выбросит? Хотя вряд ли, эта туша ничего тяжелее пива поднять не сможет.

– Не знаю, как начать разговор. Жила бы я в его квартире, собрала бы по-тихому вещи и сбежала, а выгонять из своей квартиры сложно.

– Сложно, но можно! Хочешь, приду к тебе с винишком, и перекидаем его вещи прямо с балкона, а? Как тебе идея?

– Идея шикарная, но я должна все сделать правильно, чтобы потом совесть не загрызла.

– Отличница, блин! – Маринка, всегда поступавшая так, как велит сердце, только махнула рукой. – А знаешь, что? Не пойдем на остальные пары! Такой день шикарный, просидеть еще три часа этой тягомотины… Я не выдержу!

– Марин, ну вторая неделя только пошла, а ты уже собралась прогуливать!

– Выключай отличницу! Ты что, собралась строителем работать? Или бригадиром, может, как папа?

– Нет, конечно! – я в ужасе поморщилась от одной мысли о будущей профессии.

– Ну а что тогда? Получишь свой красный диплом, покажешь жирному, а дальше хоть подтирайся им!

– Какие там дальше пары? – я начинала уступать напору подруги.

– Метрология и еще какая-то ерунда. Ты ничего не потеряешь, в крайнем случае, возьмешь потом лекции у Беликова, он все равно писать будет. А ты мне пока про этого гота-маньяка расскажешь!

– Ладно, убедила! Гулять, так гулять!

Глава 4.

Удивительно, как в компании разных людей меняешься ты сама! Не думаю, что это имеет хоть какое-то отношение к неполноценности или несостоятельности личности – скорее к разным социальным ролям. Ты – студентка, сосредоточенная, собранная, внимательная. Ты – жена, в моем случае с этой ролью произошел полный провал, и для меня она обернулась забитостью, постоянным страхом и тщетными попытками контролировать свои слова и действия. Ты – пассажир трамвая, безучастно глядящий в окно среди таких же пассажиров, а потом твоими мыслями овладевает подозрительный незнакомец, и ты вступаешь в роль детектива, который проворонил слежку. И наконец, ты – подруга. Именно эта роль помогла мне позабыть и о навязчивой мысли о готе из трамвая, и об очередных препирательствах с Антоном, и о прогулянных парах. Маринка, как никто другой, своей легкостью и в тоже время налетом пренебрежения ко всему вокруг умела отвлечь меня от любых не дающих покоя идей. Мы несколько часов просидели на берегу пруда, греясь на солнце и заливаясь литрами кофе из палатки неподалеку, болтали обо всякой ерунде и смеялись до потери сознания. Так что даже проходящие мимо старушки с упреком качали головой, а Маринка строила им вслед рожи, как она это проделывала со всеми, кто ей не нравился. То есть вообще почти со всеми людьми в мире.

Получив подзарядку моральных сил, я на душевном подъеме вприпрыжку отправилась на работу. Общение с детьми, когда они были уже в том возрасте, чтобы все понимать, но по своей наивности еще не подвергать анализу, доставляло мне особое удовольствие. Мы частенько засиживались после занятий, разговаривая о том, чем же живет новое поколение, и я то понимающе качала головой, то хотела спрятаться от стыда, краснея, как будто это я несу полную, на мой взгляд, чушь. И да, к тому же я не хотела идти домой и пользовалась любой возможностью задержаться.

Я прошмыгнула на территорию элитного жилого комплекса за какой-то женщиной, с испугом взглянувшей на меня и поспешившей спрятаться в ближайший подъезд. Детская площадка, на которой даже я в свои двадцать три была бы не прочь порезвиться, летняя веранда домашнего ресторанчика и немыслимые клумбы – придомовая территория, обрамленная резными, как из дерева, многоэтажками являла собой настоящий оазис. Будь моя воля, и обладай я баснословными деньгами, точно бы поселилась здесь, в одной из двухэтажных квартир с панорамными окнами и видом на весь город.

Поднявшись на двадцать восьмой этаж, я нажала кнопку звонка угловой мансардной квартиры, одной из самых скромных по местным меркам, но не идущей ни в какое сравнение с моей двушкой в доме пятидесятилетней давности.

– Здрасьте, Анна! – послышался из-за двери тонкий, но уже начинающий ломаться мальчишечий голосок.

– Привет, Макс! Открывай!

– Щаааа… Ключ найду!

В коридоре раздалось торопливое шарканье и смешной бубнеж себе под нос. Наконец, ключ повернулся в замочной скважине, и тяжелая железная дверь с выдавленными на ней вензелями распахнулась, открывая вид на громадный коридор в стиле абсолютного минимализма.

– Ты один? – спросила я, оглядевшись и снимая успевшие натереть туфли. – Подай, пожалуйста, тапочки.

– Ага! – ответил Макс с набитым ртом, дожевывая булку, и протянул ее мне. – Хотите?

– Нет, спасибо. Мне бы тапочки, – улыбнулась я. – А куда брат с мамой подевались?

– Мавма Илюху к вубному повева, – зажимая в зубах остаток булки, двенадцатилетний еще не подросток, но уже не ребенок рылся в нижнем ящике шкафа в поисках тапок. – Во!

Макс был моим любимым учеником, если так корректно говорить педагогу. Уже три года мы занимались с ним сразу по всей школьной программе, и я с интересом следила, как маленький человечек проходит свой путь до настоящего мужчины. Его черные волосы, делавшие мальчишку похожим на цыганенка, в этом году отрасли длиннее, чем обычно, и гордо собирались в куцый хвостик на затылке, пушась во все стороны. Темно-карие глаза с интересом пробежали по моему платью, и Максим одобрительно поднял палец вверх – я еще не успела привыкнуть, что парень начал ценить женскую внешность.

– Анна, кофе хотите?

– Пожалуй, не откажусь.

Парнишка бегом ринулся в кухню, отделенную от гостиной резной аркой, буквально сбивая все на своем пути, пока не привыкнув к прибавившимся за лето сантиметрам в росте и в плечах, а я в тапках на пять размеров больше прошаркала следом.

Пока он мудрил что-то с кофемашиной, явно желая произвести впечатление, но понятия не имея, как с ней обращаться, и снова бубнил себе под нос что-то, как мне показалось, не совсем цензурное, я развалилась в кресле и разглядывала оригиналы полотен баснословной стоимости на бледно-розовой стене гостиной.

– Вот! – Макс с гордостью вручил мне прозрачную чашку с двойным дном, в которой плескалось что-то светло-коричневое, и замер рядом в ожидании, пока я отхлебну. – Ну как? – с явным нетерпением спросил он, стоило мне только пригубить напиток.

– Ты знаешь, Макс, неплохо, только он холодный, – честно призналась я.

– Вот блин, я – лошара! – в сердцах вскинул руки мальчишка. – Я забыл, какую кнопку нажимать! Давайте, новый сделаю!

– На самом деле, я выпила сегодня уже слишком много кофе. Поэтому поступим так – сейчас мы пойдем заниматься, а когда я уйду, ты потренируешься, и в следующий раз сваришь мне правильный кофе, хорошо?

– Лааадно, – протянул Макс, все еще злясь на себя. – А вы че сегодня такая красивая?

– То есть обычно я – не очень? – засмеялась я, зная, что моя преподавательская субординация с учениками давным-давно дала трещину.

– Да не, вы всегда огонь, но сегодня какая-то другая! Выгнали этого своего психа что ли?

– Максим, – я постаралась изобразить строгость, против воли улыбаясь, – если однажды я рассказала тебе про мои личные проблемы, это не значит, что ты теперь всегда должен мне об этом напоминать.

Несмотря на юный возраст, Макс был ужасно проницательным ребенком и всегда очень четко улавливал малейшие изменения настроения. В этот раз он, к сожалению, ошибся.

– Вы у меня тут рыдали вообще-то, – поспешил напомнить Максим, – а я вас утешал, так что я – часть этих отношений, можете мне плакаться, как в жилетку.

– В тот раз мне действительно было очень плохо. – Я вспомнила день, о котором говорил мой ученик с идеальной, когда не надо, памятью, и поежилась.

– Вот я и говорю, – совершенно серьезно и с невероятно умилительной наивностью произнес он, – можете плакаться после занятий. – А потом шепотом добавил: – Мне мама наняла репетитора по французскому, а она противная бабка, так что сидите у меня как можно дольше!

Я захохотала, и вместе с Максом мы отправились на урок в его комнату, которую за лето он успел превратить из музея очередного футбольного клуба в выставку творчества «Металлики», чему я про себя очень обрадовалась.

Откровенно говоря, педагог из меня получился так себе. Нет, не потому, что мне не хватало знаний, или я непонятно объясняла – мои подопечные получали хорошие оценки, побеждали в олимпиадах – словом, родители всегда оставались довольны результатом. Дело в другом – я совершенно не умела выстраивать границы: эти дети становились моими друзьями, я переживала за них как за родных, и обсуждала слишком уж большой спектр тем, обычно не предназначенных для диалога между учителем и учеником. Я хорошо помнила себя в детстве и без труда проникалась переживаниями подростков, а взамен делилась своими проблемами. Думаю, если бы родители Макса услышали, как мы обсуждаем мой несчастный брак, они бы перестали так восторгаться нашими совместными достижениями.

Глава 5.

– Ты опять опоздала! – Антон бросился на меня, стоило мне только выйти из автобуса возле ресторана.

– С Максом заболталась, и автобус по полчаса на каждой остановке стоял – час-пик, – принялась я по давней привычке оправдываться, испытывая при этом жгучее чувство вины, но, опомнившись, взяла себя в руки и более язвительно добавила: – Личного водителя у меня нет.

– Ты меня специально сегодня доводишь? Платье это проституточное надела! Знаешь же, что как шлюха в нем выглядишь! Я сто раз тебе говорил без меня в нем из дома не выходить! Опаздываешь еще везде!

– Возможно, это потому, что мое утро началось с кошмара и угрозы удушения, – парировала я, прищурившись.

– Ладно, ладно, прости! Я не хотел! – Антон на секунду задумался, словно вспоминая что-то. Аккуратным движением он снял с плеч портфель, где царил идеальный порядок, и каждая вещь занимала до миллиметра свое место. Щедро смазанными кремом руками со свежим маникюром он извлек из отдельного кармашка на молнии какую-то книгу и протянул мне со словами: «Увидел в книжном и сразу подумал о тебе – читай и думай обо мне!» В нос ударил удушливый цветочный запах крема для рук.

Я только мельком взглянула на абсолютно черный переплет и прочла ярко-алую надпись, переливающуюся в лучах закатного солнца: «Ведьмы. Как распознать и обезвредить».

– Что это? – я вытаращилась на Антона.

– Ну прикольно же, правда? Консультант очень рекомендовал, говорит, многие своим женам берут.

– Обхохочешься! – ответила я вслух, запихивая книгу в сумку, а про себя добавила: «Чтоб ты споткнулся!».

Антон, обрадованный моей реакцией, протянул мне руку, но я отшатнулась, хватаясь обеими руками за сумку – лишь бы эти ухоженные маслянистые руки не коснулись даже воздуха рядом со мной. То ли он слишком резко дернулся в мою сторону, то ли порыв ветра от проносящейся мимо спортивной машины изменил что-то в воздушных потоках, но в то же мгновение муж пошатнулся, запутавшись в собственных ногах и торчащем прямо посреди асфальта куске арматуры, и с грохотом и матом полетел на землю.

Кажется, он не слишком пострадал: отряхнулся, поозирался по сторонам, чтобы никто не заметил его позора (интересно, почему же падать после нескольких кружек пива ему не стыдно, а трезвым – стыдно), и рассеянно взглянул на меня. Я только пожала плечами и жестом предложила ему первому войти в ресторан. А все же забавное получилось совпадение!

Приветливый официант с детским открытым лицом участливо проводил нас к столику, то и дело расхваливая ресторан и щедро осыпая советами по выбору блюд. Наконец, усевшись и погрузившись в изучение меню, мы отпустили бедолагу за напитками. Никогда не любила навязчивый сервис, особенно чрезмерно навязчивый, но тут парень нашел благодарного клиента в лице Антона, который задавал вопросов больше, чем официант знал ответов.

– Вот урод, – процедил сквозь зубы муж, когда официант поставил перед ним на выбор три вида пива – определиться в новом месте с лагером без дегустации Антон был не в состоянии.

– Кто? – удивилась я.

– Официант, кто же еще! – возмущенный моей несообразительностью, Антон уставился на меня.

– Почему же, интересно?

– Пялился на тебя, как будто меня здесь нет! Выйдешь в туалет, еще и номер твой возьмет! Напишу им в жалобную книгу.

– Отстань от парня, он просто хотел угодить гостям. – Я понизила голос и добавила почти шепотом: – Но тебе же не угодишь.

– Что ты там шепчешь? Что вообще с тобой сегодня? Сама не своя!

– Самая обычная. – Мне действительно казалось, что день, хоть и был насыщенным, прошел весьма заурядно, пока в моей голове не всплыл образ странного попутчика, и я поежилась.

Спустя почти полчаса ожидания официант наконец принес расхваленные фирменные салаты. К тому времени желудок успел сжаться до размеров молекулы и жалобно постанывал, стоило донестись хоть малейше приятному съестному аромату. Все это время мне приходилось выслушивать стандартные истории моего вечно недовольного мужа о тупых студентах, которые являлись таковыми априори, кознях на кафедре, футболе и гаджетах. И чем стремительнее увеличивалась концентрация пива в его организме, тем язвительнее и злее становились комментарии.

Мой салат, состоявший преимущественно из жухлой зелени, щедро политой соусом, представлял собой весьма жалкое зрелище, и уж точно не тянул ни на звание фирменного, ни на свой ценник. Я расстроенно выковыривала вилкой сухую твердую курицу, которой наверняка можно было забить гвоздь в шаткий стол, уставившись в одну точку и снова возвращаясь мыслями к утреннему трамваю.

Антон в лучших традициях наигранного педанта, разбирающегося во всем на свете, отчитывал официанта за неправильную температуру подачи пива и пережаренную котлету в бургере. Меня абсолютно устраивало, что он был полностью погружен в монолог об ужасном обслуживании и не обращал внимания на меня. Я же могла спокойно потягивать морковный фреш и с грустью, на которую способен только человек, не евший с самого утра, ковырять салат. Но когда официант, узнавший много нового о себе и заведении, где работает, был все же отпущен на волю, настал мой черед.

– Почему не ешь? Не вкусно?

– Так себе, – с неохотой ответила я.

– И сюда ты так хотела?

– Да, – я понизила голос, понимая, к чему идет разговор.

– То есть ты просто хотела, не почитав отзывы, не изучив меню?

– Ты же знаешь, что да.

– И теперь ты это жрать не можешь? – в повышенном голосе сорвались первые тревожные нотки.

– Салат, действительно, не очень. – К счастью, я оказалась слишком уставшей, чтобы пытаться вступать в дискуссию или начинать спорить, что неминуемо закончилось бы криками или, в худшем случае, летающей посудой, за которую Антону пришлось бы платить, а мне краснеть.

– Сколько раз я тебе говорил, надо сначала все изучить! Пошли бы в паб, как всегда, там уже знают, как мне готовить! Нет, потянуло ее на экзотику! Вечно придумаешь что-то, и все через жопу! Сейчас позову этого говнюка, пусть тебе салат переделывают.

– Не надо. – Мне до сих пор становилось стыдно, когда Антон рассказывал всем истины мироздания, особенно, будучи пьяным, хотя подобные ситуации повторялись с завидной регулярностью, и мне давно стоило привыкнуть. Или, наконец, решиться и сбежать ко всем чертям.

– Что, не надо? А жрать говно надо? Вот попробуй, как мне бургер переделали! – Он протянул мне вторую вариацию ужина. Как всегда, персонал ресторана готов был сделать что угодно, лишь бы Антон не разнес их заведение.

– Нет, спасибо, – я отстранилась, насколько позволяло плотно придвинутое к столу кресло.

– Ну и ладно, мне же больше достанется!

– Ну и подавись, – вырвалось у меня против моей же воли. Оставалось только понадеяться, что Антон не услышит, иначе лекция о поведении на весь вечер была бы обеспечена. Забавно, что меня даже родители столько не отчитывали за всю жизнь, сколько муж за два года брака. Хотя, скорее уж грустно.

На моих глазах Антон сначала покраснел, судорожно и шумно хватая ртом воздух, потом начал синеть и хрипеть, размахивая руками. Глаза вылезали из орбит, а белки наливались кровью, совсем как в моменты, когда он орал. Сначала я не поняла причины этого представления, и только через минуту догадалась, что муж задыхается. Противоречивые и не слишком приятные мысли боролись в моей голове – я ничем не могу помочь, не умею оказывать первую помощь, как нелепо я останусь вдовой. Но здравый смысл и человечность взяли верх – подлетел официант вместе с охранником; они перевернули сто килограмм почти бездыханного человека и ударом по спине выбили из дыхательных путей крупную неперекрученную кость. Антон начал приходить в себя, шумно вдыхая и вращая глазами по сторонам. Я сидела рядом, не прикасалась, но жалела. Жалела, что ему пришлось такое пережить. Жалела, что я при этом присутствовала. Хотела бы сказать, что жалела, что он жив. Но нет. Как бы ни было мне тяжело сосуществовать с ним рядом, пожелать смерти даже самому ужасному человеку я бы не решилась. Только очередное совпадение моих сказанных между делом слов и реальности наталкивало меня на странные мысли.

Наконец-то этот день подходил к концу. Насыщенный странными событиями и людьми. Совсем сбившийся с изначального плана. Снова рядом с человеком, которого я бы предпочла никогда не видеть, но никак не решалась сбежать. Что же еще должно произойти, чтобы я набралась смелости?

Я любила вечер, но ненавидела засыпать – ночью меня опять ждал кошмар, мой персональный ад; он повторялся из раза в раз, снова и снова заставляя переживать жгучую боль. И я никак не могла понять, что мне нужно сделать, чтобы сны наконец прекратились. Я лежала в темной комнате, идеально убранной, ни пылинки не осталось в этом бесцветном пространстве, с плотно занавешенными шторами, и перебирала в голове итоги дня. Дважды я чуть было не угробила собственного мужа; конечно, это просто совпадения, но уже не первый раз я замечала, как в порыве злости мои мысли тут же сбывались. Скорее всего, мне это просто казалось, а Вселенная так шутила, подкидывая ситуации из моего подсознания.

Может, до того, как мы поубиваем друг друга, стоит просто разойтись. Неужели один неприятный разговор страшнее, чем каждый день в страхе и скандалах? За что я себя настолько не люблю, что позволяю так к себе относиться?

Да, я заметила не сразу. Пожалуй, только я и не замечала. Антон был жестоким и деспотичным преподавателем, студенты за глаза над ним издевались, а на его лекциях предпочитали замирать, чтобы на них не обрушился гнев, сравнимый по разрушениям с тайфуном. На меня же Антон Викторович никогда не орал и вообще выделял из общей массы. Иногда рассказывал истории из собственного студенчества, после пары следуя в том же направлении, что и я, чем ужасно раздражал Маринку, которая не пользовалась его благосклонностью. Пару раз помогал мне с протестующими гаджетами, в которых он отлично разбирался, да и вообще производил впечатление обходительного и воспитанного человека. А студенты? Ну что студенты, он – умный, взрослый, а они – глуповатые и ленивые; они заслужили злость в свой адрес! У Антона была девушка, как-то раз он даже меня с ней познакомил на очередном общекафедральном слете. Я никогда не рассматривала своего будущего мужа как мужчину, более того, он казался мне отталкивающим, и все же – я почувствовала укол ревности, своими глазами увидев, что он обходительно ведет себя с кем-то еще. Одно для меня в тот момент оставалось загадкой – его девушка, окутанная заботой и вниманием, шарахнулась в сторону, когда Антон попытался приобнять ее за плечи. Ну как так можно?

Вскоре после нашего знакомства девушка от него ушла, тогда Антон Викторович незамедлительно сообщил мне об этом смской, чем поверг меня в ступор – ну причем тут я и его расставание? Очень скоро я поняла – он начал приглашать меня присоединиться на обеде, провожал на пары, и, когда я наконец сдала ему злополучный зачет, пригласил на свидание.

Его друзья часто смеялись, что отказаться от свидания с преподом – это самоубийство, и я согласилась из страха. Мне было смешно, пока я не поняла, насколько они были правы.

Антон звал меня в рестораны, чего никогда не делали сверстники, говорил комплименты и дарил цветы без повода. Очень быстро он предложил вместе снимать квартиру, но к тому времени я как раз обзавелась наследством, и Антон изъявил желание делать ремонт. Тогда мне показалось странным его скрупулезное конспектирование в ежедневнике каждого шага ремонта и чрезмерно тщательное наведение чистоты, но я списала это на желание побыстрее оборудовать для нас комфортное жилье.

Я действительно многого не замечала. Того, что видели остальные, пытаясь предостеречь меня от катастрофической ошибки. Так, я не заметила, что постоянно боялась не соответствовать умному кандидату наук, кичившемуся своей научной карьерой. Не заметила, как начала угождать и подбирать слова, чтобы он не тыкал меня носом в то, что, по его мнению, не соответствовало его статусу. Я сменила гардероб на бесцветный, перестала общаться с подругами, а вырвавшись на часок, испытывала жгучее чувство вины. Как бы ни старалась, я все равно оставалась плохой, неидеальной, неряшливой. Плохо готовила, поздно вставала, иногда опаздывала, не сообщала о своих планах за две недели, чтобы он внес в ежедневник, поддавалась сиюминутным желаниям… Одним словом – не соответствовала. А что самое ужасное, искренне в это верила.

Когда первый раз я получила пощечину за слишком короткую юбку, то впервые позволила себе обидеться. За это вечером Антон вручил мне букет цветов, и, конечно, я простила раскаявшегося на тот момент жениха. Дальше схема работала безотказно – претензия, скандал, обида, подарок. Я долгое время следовала выверенной системе Антона, закапывая себя все глубже в пучину бесправия и страха. В силу возраста, неопытности и неискушенности я просто не понимала, что это ненормально и извращенно. Антон получал истинное удовольствие от унижения других людей, в особенности – меня, а на публике продолжал быть обходительным и галантным кавалером. Тогда-то я и начала понимать, отчего так странно вела себя его бывшая девушка.

Не знаю, испытывала ли я к нему что-то, кроме уважения и подобострастного восхищения, но в какой-то момент, который я и сама не смогла отследить, эти чувства испарились. Я обнаружила себя, неглупую и достаточно привлекательную девушку, с тряпкой в руках, судорожно оттирающую каплю кофе от идеально бежевого пола, пока ее не заметил Антон. При этом испытывала животный страх, словно он сотрет меня в порошок, стоит мне оступиться. Почти так оно и было.

Я осознала свою беспомощность и угнетенность, отсутствие друзей и связи с родными, и огромный-огромный страх, который темным саваном охватывал километры вокруг меня, не давая вздохнуть. Я начала понемногу возрождаться из пепла – возобновила отношения с Маринкой, стала навещать родных, гулять с одногруппниками. Конечно, Антон раздражался в разы сильнее, но мне было все равно. Я не чувствовала вины – это стало моим самым огромным шагом вперед. И начала многое делать назло, огрызаться и отвечать на крики криками. Можно было бы сказать, что я достигла прогресса – Антон стал побаиваться, что я могу уйти, хоть и не верил в это всерьез, и иногда из последних сил сдерживал огненный шар гнева, не давая ему вырваться наружу. Но мне уже было не нужно. Я воскресала к новой жизни, только вот подать на развод и даже завести разговор об этом никак не решалась.

Раз за разом прокручивая в голове безрадостную картину последних лет жизни вместо подсчета овец, я все же поддалась сонливости. Последним промелькнувшим в голове образом перед тем, как я забылась сном, отодвинувшись от мужа на самый край кровать и чуть не падая, было узкое лицо в обрамлении длинных темных волос и горящие безумием глаза.

Глава 6.

Снова та же площадь. Я полагаю, что площадь – глаза-то завязаны. Вокруг кричат и улюлюкают люди, цокот копыт и дребезжание старой телеги с побрякивающими товарами, проползающей мимо по ухабистой булыжной мостовой. А еще запах. Запах немытых тел, смешивающийся с едким дымом и доносящейся откуда-то издалека вонью свежей рыбы и мутной речной воды. Слишком странное и контрастное сочетание. И, конечно, огонь. Огонь, лижущий сначала пятки, а потом щиколотки, заставляющий извиваться в веревках и кричать, изрыгая наружу исстрадавшуюся душу.

***

Антон спал мертвецким сном, даже не обратив внимания на мои крики. Все же есть свои плюсы даже в пьянстве – он спал беспробудно, а потом обязательно страдал от головной боли. Эти состояния сменяли друг друга примерно раз в два дня.

Обыденность укутала этот день в свои бесцветные объятия – погода испортилась, учеба на пару с работой удовольствия не приносили, а мужа я за день так ни разу и не встретила, только получив от него смску, что будильник он не услышал, а я не удосужилась его разбудить. Раньше бы я очень корила себя за это. Хотя нет. Я бы приготовила завтрак и пыталась добудиться сонное тело с похмельной головой, оправдывая перед самой собой и кафедрой его опоздание. Но только не теперь. Теперь мне было все равно.

Единственная мысль, не дававшая покоя, появится ли сегодня мой попутчик, который никак не хотел покидать мою голову. Я несколько раз пересаживалась из трамвая в трамвай, проходила по салону из конца в конец, вглядываясь в лица людей, но тщетно – никого даже отдаленно похожего.

Окончательно разочаровавшись в этом дне, к вечеру я отправилась на автодром: решив развестись, я подумала, что неплохо было бы научиться водить машину, и, не раздумывая, записалась в автошколу. Антон мой поступок, конечно же, не одобрил.

Занятие прошло из рук вон плохо: газ с тормозом я не путала, но вот мимо сцепления промахивалась регулярно, а заодно глохла, не вписывалась в повороты и никак не могла нормально припарковаться. Мой инструктор, мужчина в возрасте и с ангельским терпением, махнул рукой и отпустил меня пораньше, резонно заметив, что сегодня не мой день.

Купаясь в угрызениях совести и опустив голову, я нехотя брела в направлении дома. Путь занимал всего минут пятнадцать, но я стремилась растянуть его на целую вечность.

За спиной раздались достаточно громкие и какие-то судорожные шаги. На улице уже темнело, и я в страхе обернулась, готовая бежать, хоть и ненавидела это делать. Меня преследовал не грабитель и не случайный прохожий, удивленный моим резким выпадом. За мной по пятам шел он. Мой незнакомец из трамвая.

– Ждала меня? – с обезоруживающей улыбкой спросил он.

– С чего бы? – я напустила равнодушный вид и быстрее зашагала к дому. Парень пристроился рядом, укорачивая длину шага под мой темп.

– Значит, тебе просто не понравились те трамваи, которые ты поменяла аж четыре раза, – хмыкнул он, а я залилась краской от стыда и ужаса, что этот незнакомец в курсе каждого моего действия.

– Ты следил за мной? Почему же тогда не подошел?

– Мне необязательно следить, я просто знаю.

– Может, ты камеру на меня установил? – съязвила я, пытаясь представить, возможно ли вообще такое.

– Мне это не нужно, – добродушно отозвался парень.

– А что тебе от меня нужно? И я даже не знаю твоего имени!

– Прекрасно! Начало положено – ты сама решила познакомиться. Я – Иоганн, – парень, по-прежнему облаченный в черное с ног до головы, на ходу протянул мне руку.

– Как Бах? А настоящее имя у тебя есть?

– Это мое настоящее имя, – ответил Иоганн безучастно, видимо, привыкший к этому вопросу.

– Прям по паспорту?

– Анна, давай оставим обсуждение моего имени.

– Раз уж мы на ты, то называй меня просто Аня.

– Позволь, я все же буду называть тебя Анной. Мне так привычнее.

– Привычнее? – по спине пробежал холодок. – Мы разговариваем с тобой второй раз в жизни, о какой привычке может идти речь?

– Второй раз… – Он смотрел куда-то глубоко внутрь себя, словно подсчитывая, и казался древним старцем, испещренным миллионами морщин. – Два или тысяча два – какая разница. Анна – звучит благородно, не стоит сокращать такое прекрасное имя.

– Допустим. И все же, что ты от меня хочешь? Ты же явно преследуешь меня не для того, чтобы на свободные темы поболтать.

– Позволишь проводить тебя до дома? Я попробую кое-что объяснить.

– Эээ… Лучше не стоит.

– Не переживай, Антон уже дома, мы подойдем с обратной стороны – в окно он нас не увидит.

– Какая предусмотрительность, – я метнула в сторону Иоганна подозрительный взгляд.

– Я не хочу добавлять тебе проблем. К тому же, мне нужно, чтобы ты была в более-менее хорошем настроении.

– Тебе нужно? – вскрикнула я, раздражаясь, что это незнакомец ведет себя как мой старый приятель. – Что тебе вообще может быть от меня нужно?

– Вот мы и подошли к сути нашего разговора, – парень ласково улыбнулся, придав своему худому лицу удивительно красивое выражение. – Я бы хотел, чтобы ты выслушала меня от начала до конца, не перебивая. А потом можешь задавать любые вопросы или даже взбеситься или уйти. Справишься?

– Взбеситься и уйти – легко! С «не перебивать» сложнее!

– И все же?

– Я постараюсь.

Иоганн приблизился ко мне вплотную, так что ухом я чувствовала его прерывистое дыхание. От него исходил странный притягательный жар, при этом отстраниться, как того требовал как минимум этикет, а потом уже здравый смысл с интуицией, мне совершенно не хотелось. И все же я четко осознавала, что в нем мне интересна только тайна, но не сам человек, и уж точно не мужчина. Шаги Иоганна стали еще короче, синхронизировавшись с моими; он тонкими пальцами в перстнях подхватил меня под локоть и мурлыкающим, вводящим в транс, голосом начал свой рассказ.

– Ты замечала за собой странности? Например, ты чего-то сильно хотела, и оно происходило, или человеку, на которого ты злилась, вдруг становилось плохо. Он, например, спотыкался, – Иоганн многозначительно взглянул на меня, – или у него вдруг начинала болеть голова. Если ты куда-то не хотела идти, то ключи сами собой терялись, и погода портилась, или договоренности отменялись.

– Слушай, в одиннадцать лет мне так и не пришло письмо из Хогвартса, все, поздно, – попыталась я съязвить и выбить из головы окутавший ее туман.

– Что? – Иоганн сбился с ритма, и мне вдруг стало легче и свободнее.

– Гарри Поттера не читал?

– Н-нет, – с запинкой ответил он.

– И даже не смотрел.

– Анна, ты думаешь, я тебе сказки рассказываю? – Его бледное лицо покрылось чуть заметными розовеющими пятнами злобы, а глаза сверкнули оранжевым.

– Пока похоже на то. Ты же хотел продолжить в духе: «Это все потому что ты – избранная, и должна спасти мир!» – хохотнула я, хотя внутри мне было вовсе не смешно.

– Вот поэтому я и просил не перебивать, но ты пока не умеешь, это простительно. – Мурлыкающий голос вернулся, став еще мягче и мелодичнее, словно стремясь погрузить меня в сон или транс.

Картинка перед глазами поплыла – я двигалась на ощупь, следуя за сладкими переливами, обволакивающими мое тело. Так тепло и уютно, совершенно не хотелось его отпускать. И только краешек сознания еще понимал, что мы, мелкими шажками, плотно прижавшись друг к другу, следуем к моему дому, где меня ждет муж, наверняка не в лучшем расположении духа.

– Анна, это не сказки. Это истинная правда, пусть в нее и трудно поверить. Ты владеешь определенными силами. Они спят в тебе, лишь изредка проявляясь в минуты отчаяния, страха или гнева. Но ты не можешь их контролировать. Пока не можешь. Я научу тебя, проведу к твоей настоящей врожденной сути. В этом моя миссия – помочь тебе обрести себя.

– Ну и кто же я, по-твоему? – слабо спросила я сквозь окутывавшую меня пелену. – Ведьма что ли?

– Непростая ведьма! – Его глаза полыхнули, но голос он сохранил в равновесии. – Ты – очень-очень сильная ведьма! Я других таких не встречал. Думаешь, зачем тебе завязали глаза, когда бросили в костер? Чтобы ты взглядом не смогла убедить развязать и отпустить тебя. Стоит тебе посмотреть на человека и приказать что угодно, и никто не осмелится тебе отказать…

– Что? – я оцепенела, с силой вырвав руку у Иоганна. Туман снова рассеялся. – Что ты сказал?

– Ты о чем? – Похоже, он в самом деле не понимал, отчего я так вспыхнула.

– Откуда ты знаешь про мой сон? Как? Как ты можешь знать? Ты мог меня выслеживать, собирать досье, мониторить социальные сети, но про сны никто не знает! Особенно в таких подробностях.

– Все потому, что это не просто сны. Это твоя прошлая жизнь. Неужели ты еще не догадалась?

– Все, с меня довольно! – вскричала я, отпрыгнув от тощего психа в плаще с его ненормальными рассказами. – Я в это вообще не верю! Нет никаких ведьм и никаких прошлых жизней! Оставь меня в покое! Я нормально жила без этого бреда! Иди и пудри мозги кому-нибудь другому, а меня не трогай! И ходить за мной больше не смей!

– Анна, – ни один мускул на спокойном лице Иоганна не дрогнул, он будто бы даже улыбался, ожидая именно такой реакции, – нельзя отказаться от своей сути. Она переходит с тобой из воплощения в воплощение, я – лишь проводник, который может помочь тебе раскрыть ее. Но, так или иначе, она будет проявляться. – Он снова протянул ко мне руку, но я отпрянула.

– Не трогай меня! Убирайся со своими сказками, психопат!

– Что ж, – мягко отозвался Иоганн, – я уйду, оставлю тебе время подумать. Когда я понадоблюсь, подумай обо мне, и я сам тебя найду.

Он махнул черным плащом, и я уже готова была поверить, что сейчас он обернется летучей мышью или растворится в воздухе, но он всего лишь быстро и сбивчиво зашагал в обратном направлении, оставив меня одну посреди улицы в осенних сумерках.

Солнце уже почти спряталось, и, как это бывает осенью, температура резко устремилась вниз, заставляя забыть о нежных лучах, еще пять минут назад ласкавших лицо. На соседних домах плясали розоватые отсветы, прощаясь до завтра, изредка последними штрихами подсвечивая локоны рыжих, разбросанных по плечам волос. Я как вкопанная замерла на тротуаре, не в силах сдвинуться с места. Пойти домой я не могла и не хотела – мое перевозбужденное состояние сразу вызовет уйму вопросов; догнать Иоганна значило бы согласиться с его нелепыми идеями. И я отправилась бесцельно бродить.

Когда мне было совсем невмоготу, я часто уходила к реке: она манила и успокаивала, словно унося печали вместе с течением, и домой я возвращалась обновленной и с запасом сил, чтобы пережить еще один день. Вот и сегодня я отправилась на песчаный берег.

Волны от проносящихся мимо катеров разбивались о прибрежные деревья, обхватывая их мощными бурлящими потоками, завихряясь и играя пеной. К этому моменту солнце уже окончательно отправилось на покой за горизонт, и пляж полностью опустел: парочки со своими сумками для пикника и молодые семьи с детьми, роющими песок, поспешно собирались, чтобы спрятаться в бетонные коробки, к теплу и свету. Я осталась один на один со своими мыслями и свежим вечерним бризом.

Что за глупости? Ну какая ведьма? Какая магия? Да, мне снятся кошмары, и он как-то умудрился об этом узнать. Да, Антон вчера пару раз исполнил мои внутренние пожелания. Все дело в наблюдательности: я заметила арматуру, торчащую из асфальта, не успела это выразить словами, а вот осознать, что он сейчас споткнется – успела. Все предельно просто и логично. Я же инженер, в конце концов, я все могу объяснить с точки зрения логики. Какая еще магия!

Я так глубоко зарылась в свои мысли, что совершенно не заметила, как за моей спиной возникла компания из троих парней. На вид им было не больше восемнадцати, а если бы не отпитые бутылки пива в руках, я бы дала им еще меньше. Они толпились метрах в двух, кидая на меня заинтересованные взгляды и хихикая, словно решая, кто же ко мне подойдет. Совместным решением, сопровождаемым неприкрытым гоготом, вперед вытолкнули, пожалуй, единственного застенчивого и нерешительного из всей троицы паренька.

В пол-оборота я следила за происходящим, не решаясь двинуться с места: по песку, да еще в гору я далеко не убегу, оставалось только ждать и уповать на судьбу и собственное умение забалтывать людей. Пока, правда, этот навык пригождался мне только на экзаменах. Кажется, настало время потренироваться в более экстремальной ситуации.

Парнишка казался меньше меня ростом, растерянный и взлохмаченный, он походил на воробья, отбившегося от стаи. Только его новая стая из двух самоуверенных хулиганов улюлюкала вслед, заставляя действовать. «Воробей» на ходу допил пиво и, кинув бутылку на песок, неуверенной поступью двинулся ко мне.

– Привет, – совсем по-детски произнес он еще ломающимся голосом. Ему точно не было восемнадцати.

– Привет, – через плечо кинула я, сделав вид, что созерцаю воду и совершенно не замечаю происходящее позади.

Парень поравнялся со мной и тоже уставился на стихшую реку. Его банда затаилась и вся обратилась в слух, ожидая действий их подопечного и моей реакции.

– Это твои друзья? – Я первая вступила в разговор и кивнула назад, жалея мальчишку и в то же время стремясь поскорее выкрутиться из передряги. Угораздило же меня последней остаться на этом чертовом пляже! А могла бы уже дома сидеть. Пусть и под пристальным придирчивым взглядом, зато в тепле и безопасности! И все из-за этого психа Иоганна – наговорил всякого бреда, а я теперь обдумывай, копайся в себе…

– Да, – паренек шумно сглотнул, – не хочешь с нами провести вечер?

– Прости, но я замужем, – простодушно отозвалась я. – Твои друзья выглядят достаточно милыми. Только, боюсь, муж не одобрит такую компанию.

– Ну да… Понимаю. Извини! – Облегченно вздохнув, он уже развернулся к своей команде сообщить, что ничего не вышло, но наткнулся на острые непонимающие взгляды. Если сейчас он сдастся, они уже никогда не примут воробышка в свою стаю: не быть ему крутым, не видать сомнительного уважения и авторитета среди таких же потерявшихся в жизни ребят.

– Так не пойдет! – К нам направлялся изрядно подвыпивший бугай, явно намеревавшийся отдохнуть этим вечером по полной, и упустить добычу только из-за того, что она замужем, не входило в его планы.

– Добрый вечер, – процедила я сквозь зубы, стараясь сохранить спокойствие, несмотря на рвущееся из груди сердце и трясущиеся ноги.

– Добрый вечер! – заржал он во весь голос, пытаясь изобразить мои интонации.

– Не похоже, – отрезала я с ухмылкой, сама не понимая, как решилась на дерзость.

– Слышь, ты! Будет она мне еще тут! – Бугай, пропуская половину слов, которые придали бы его речи смысл, подошел ко мне вплотную, и воробышек отпрянул, боясь попасть под удар товарища.

– Думаю, вам стоит понятнее выражаться. – Слова сами вылетали наружу, минуя голову и инстинкты, словно не я ими управляла, а они мной.

– Ты че несешь? Сама нарвалась! – Воздух со свистом разрезал нож, извлеченный из кармана бугая. И предназначался он, по-видимому, мне.

Мне всегда казалось, что в моменты крайней опасности перед глазами должна проноситься жизнь со всеми ее взлетами и падениями, именами родных и любимых, давая волю подсознанию, а тело вынуждено, наоборот, цепенеть. В моей же голове в мельчайших деталях прорисовался план, как увернуться от смерти на лезвии ножа и куда бежать, чтобы меня не догнали, хоть это и казалось мне безрассудством. Но прежде я совершила то, чего даже моя голова не могла вообразить, это произошло само, спонтанно, повинуясь чему-то первобытному, зарытому в самую глубину моей сути.

– Стой! – властно выкрикнула я, глядя прямо в глаза бугаю, и тот замер, ошалело хлопая глазами – рука с занесенным ножом зависла в воздухе. – Отдай мне нож! – Рука против воли ее хозяина протянула мне поблескивающий в свете включившихся фонарей продолговатый предмет. – А теперь уходите. Оба, – беглый взгляд на сообщника. – А парнишку, – я взглянула на сжавшегося и дрожавшего за моей спиной воробышка, – оставьте в покое. Живо!

И вот на моих глазах два хорошо напившихся хулигана, явно рассчитывавших на легкую добычу в лице одинокой девушки, вытянулись в струнку и, увязая в зыбком грунте, бросились наутек, взрывая ботинками фонтаны песка.

И только когда они скрылись из вида, меня накрыл животный страх. Каждая клеточка тела дрожала, резонируя с рвущейся на части душой. Я только что каким-то немыслимым образом обратила в бегство тех, чьей жертвой я должна была стать. Но как? Как я это сделала?

Моему немому вопросу вторил тонкий ломающийся голосок за моей спиной:

– Как это у тебя получилось?

– Не знаю, – дрожащим голосом призналась я.

– Можно, я пойду? – Паренек теперь явно боялся меня.

– Можно. Только не догоняй их.

– Ни за что! – Он пятился, не спуская с меня глаз, и только когда расстояние между нами стало достаточным, чтобы я не смогла догнать, припустил, что было мочи.

Глава 7.

– Мать, что с тобой? Весь день молчишь и в одну точку пялишься! Опять этот козел тебе устроил? Что на этот раз? – Маринка не выдержала моей задумчивой отрешенности и решила выведать правду.

– Нет, Антон здесь ни при чем, – холодно отозвалась я.

– А кто же при чем? – она с интересом уставилась на меня, устроившись напротив в столовой с тарелкой котлет. Несмотря на приличный аппетит и поглощение мяса в количествах, казавшихся мне немыслимыми, подруга всегда оставалась удивительно стройной. Вот уж где настоящая ведьма.

– Тот гот.

– Да ладно! – Ее глаза загорелись неподдельным интересом в ожидании невероятной любовной истории, и я на миг пожалела, что вообще рассказала ей об Иоганне. – Вы снова встретились?

– Да, и наш разговор снова не имел никакого отношения к романтике.

– А к чему же имел? – Маринка откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди и выжидая.

Большой перерыв между парами всегда наполнял столовую толпами первокурсников, которые теснились в очереди, пока мы, завтрашние выпускники, могли позволить себе болтать все сорок пять минут, занимая такие ценные места. И все же столовая с ее убогим антуражем – шаткими круглыми столами, растрескавшимися пластиковыми стульями и неизменным столовским запахом, который не выветривался от одежды еще, по меньшей мере, час после обеда, была не лучшим местом для обсуждения слов Иоганна, хоть я и старалась не воспринимать их всерьез, и последующего происшествия на пляже.

Да и рассказывать в подробностях приключившиеся странности я не планировала. И немного боялась. А потому начала с наводящих вопросов, не желая врать подруге.

– Марин, а ты веришь в мистику?

– Это ты к чему? – удивилась подруга. – Ну, вообще да. Я одно время общалась с компанией сатанистов – занятные ребята. Чертили все какие-то символы, кого-то там видели, черепа животных даже притаскивали. Кстати, я череп козы на спине как раз после знакомства с ними набила!

– То есть ты не отрицаешь, что существуют ведьмы и все такое? – я упорно не смотрела на подругу.

– Что тебе наговорил этот тип? – Маринка всегда была излишне проницательной.

– Ничего особенного, но, кажется, он считает меня ведьмой.

– Это потому что ты рыжая? – она подняла проколотую бровь.

– Не думаю, хотя, кто его знает.

– Он прям так тебе и сказал? Ты – ведьма?

– Тссс! – шикнула я на громкоголосую подругу, которая уже успела привлечь излишнее внимание. – Ну, примерно.

– Прикольно, я бы с ним пообщалась. Интересный подкат.

– Думаешь, он так пытается произвести на меня впечатление?

– А что же еще! Оригинально, оригинально, мое почтение.

– Надеюсь… – Глаз я так и не подняла.

– Так, а что еще? Выкладывай.

– Был еще один инцидент… После…

– Ой, Антон Викторович! Добрый день? Как настроенице? – изо всех сил прокричала Маринка, заглушая мои слова, только завидев в отдалении моего мужа с подносом, до отказа набитым жареной картошкой и двумя неизменными чашками эспрессо, своим жженым запахом перебивающим даже вонь столовой.

– Здравствуй, Марина. Ты не против, если я к вам присоединюсь?

– Ой, а мне как раз надо… – Я успела дернуть подругу за рукав, не дав ей уйти – меньше всего на свете я хотела оставаться наедине с Антоном, пребывая в настолько растрепанных чувствах. – Садитесь, конечно. Я вам всегда рада! – Она состроила профессионально слащавую гримасу, пнув при этом меня под столом по лодыжке.

– Представляешь, что твоя подруга вчера учудила, – Антон, намеренно игнорируя меня, обратился к Маринке. – Пришла в ночи какая-то вся потрепанная, ни «привет», ничего! Я ей миллион сообщений написал, обзвонился весь, переживал, а она даже не объяснила! Завалилась спать, а теперь вообще молчит и ничего не рассказывает.

На лице подруги одновременно проступали испуг и восхищение, и когда она догадалась, к чему же клонит муж, одарила меня многозначительным взглядом, неприкрыто сообщающим: «Все путем, я прикрою, только расскажи все!».

– Антон Викторович, да вы что, она ж со мной была! Меня очередной парень бросил, вот я и попросила Аню встретиться. А на телефоне она звук выключила, чтобы меня не бесить. Я так виновата! Вы же знаете, какая она впечатлительная – мне уже все равно, а она до сих пор за меня переживает!

Антон нахмурился, сильнее углубив складку между бровями, но, похоже, поверил мастерски сыгранной роли. Расслабившись, он откинулся на спинку стула, одарив нас обезоруживающей улыбкой, которая всех так подкупала, и принялся болтать о новинках в ай-ти сфере, которые, разумеется, никого, кроме него, не интересовали. Мы с Маринкой смотрели друг на друга: она – с любопытством, я – с благодарностью.

Кое-что в словах подруги все же было правдой – я действительно была впечатлительной, и вечерний инцидент вместе с Иоганном и его странными историями никак не хотели выветриваться из головы, как бы я ни пыталась. Начало семестра не предполагало большого объема учебы, и погрузиться с головой в курсовые или расчетные работы не получилось; да и ученики еще не успели втянуться в задания и скорее стремились рассказать в подробностях, что нового приключилось в их юных жизнях за лето, чем подтягивать школьную программу, от которой они еще не успели отстать. А потому я то и дело мысленно возвращалась к странным событиям, которые упорно отказывалась называть мистическими, чего не скажешь о Маринке. Стоило мне вкратце поведать ей о вечере на пляже, как она тут же согласилась с Иоганном и ужасно захотела с ним встретиться, уверяя, что всегда видела во мне «чертовщинку».

Он велел просто подумать, а дальше этот то ли экстрасенс, то ли маньяк найдет меня сам. И вот я думала: думала на парах, думала за работой, думала вечером под скучный сериал в компании Антона, думала ночью, ворочаясь с боку на бок; утром, заваривая кофе, чтобы хоть как-то прийти в себя после классического кошмарного сна и нескольких бессонных часов после, тоже не переставала думать. Но он не появлялся. Ни в транспорте, ни около дома, ни возле института. Неужели заинтриговал и исчез? А я даже не знаю, где его искать. Остается только крутить головой по сторонам и вздрагивать, стоит краем глаза выцепить из толпы длинный плащ, высокую худую фигуру или длинные темные волосы. Но все эти черты вместе, в одном человеке, так и не являлись мне.

Очередной бесцветный вечер в бесцветном интерьере грозился стать одним из тысячи таких же. Антон откупорил третью бутылку пива, отвалившись в кресле и закинув ноги на пуфик. Второй час он упоенно смотрел подборку лучших голов его любимой команды, каждый раз взвизгивая при точном ударе, словно видел его впервые.

Я устроилась в кресле чуть поодаль, уткнувшись в телефон и рассеянно листая социальные сети, изводясь мыслями, куда же запропастился этот чертов гот.

– Тебе не интересно? – спросил Антон, поставив голы на паузу, чтобы совершить путешествие к холодильнику за четвертой бутылкой.

– Нет, – глухо отозвалась я, не поднимая глаз.

– А раньше ты смотрела со мной! – сокрушенно подметил он.

– Раньше я притворялась.

Ничего не ответив, он продефилировал мимо меня в растянутых шортах и грязной майке с пятнами от соуса. Всегда удивлялась, что при идеально «вылизанной» квартире, где даже шторы висели по госту, а карандаши на столе соблюдали выверенную до миллиметра симметрию, он умудрялся так выглядеть.

Стоило мужу покинуть комнату, экран телефона призывно загорелся. Неопределившийся номер, не нуждавшийся в определении, выдал следующее: «Соскучилась? Жду у подъезда!».

По телу пробежала возбужденная судорога, а губы сами растянулись в нескрываемой улыбке. Руки дрожали мелкой дрожью, с силой сжимая телефон; надо бы сменить пароль – не хватало, чтобы Антон обнаружил такое сообщение. Я сидела в кресле и тряслась – мне нужно, срочно нужно выйти к Иоганну, жизненно необходимо, но это обернется скандалом. Да разве это до сих пор меня волнует? Видимо, да. Как бы сильно ни было мое отвращение к человеку, делящему со мной жилплощадь, я почему-то не хотела делать ему больно. Несмотря на всю ту боль, моральную и физическую, что он ушатами каждый день выливал на мою голову, я боялась его обидеть.

Но и ответить «нет» на это сообщение я не могла. Черканув «подожди десять минут», я кинулась в соседнюю комнату к шкафу, нелепо перебирая дрожащими пальцами одежду, совершенно не соображая, куда и как надеть штаны.

– Куда-то собираешься? – в дверях застыл удивленный Антон с новой откупоренной бутылкой.

– Д-да, – с запинкой ответила я, судорожно придумывая правдоподобную ложь – мне бы Маринкин талант! Точно – Маринка!

Я набрала побольше воздуха в легкие, и, пытаясь не трястись от пугающе сладостного предвкушения, совершенно необъяснимого для меня самой, скороговоркой выпалила:

– Маринка опять в своих любовных терзаниях. Ждет меня внизу, пойду узнаю, что случилось.

– Задолбала твоя шалава со своими мужиками! – Антон шумно отхлебнул пиво. – Хрен с ней, зови сюда. Угощу ее вином.

– Нет, она не хочет подниматься, это слишком личное, чтобы обсуждать при тебе. Так что я спущусь. Думаю, мы быстро – ее просто нужно успокоить.

Муж только махнул рукой и на ходу кинул:

– Не уходите далеко, мало ли, кто на улице шляется. Напиши, если надо встретить.

– Хорошо, но мы никуда не пойдем, так что можешь спокойно смотреть и не отрываться.

Мой тон, убеждающий Антона ни в коем случае не покидать пределов квартиры, даже мне самой показался подозрительным, что уж говорить о муже, который в каждом проходящем мимо мужчине чувствовал потенциальную угрозу своей «собственности». Но вида на этот раз он не подал, оставалось надеяться, что он послушается меня, или четвертое пиво не позволит ревности и желанию все контролировать взять верх над хмельным расслаблением.

В лифте я сообщила Маринке о ее новых проблемах на любовном фронте, получив в ответ: «Вот бы у меня действительно была такая насыщенная личная жизнь!».

Улыбаясь сообщению понимающей подруги, я с решимостью, которую дал мне наш короткий диалог, покинула лифт, не глядя перед собой, и с размаху врезалась в Иоганна. Вернее в его грудь – только теперь я поняла, насколько он был выше меня. От него снова исходило странное притягательное тепло, хотелось прижаться к этой груди, не отпускать и молчать. Я тряхнула головой, отгоняя захлестывающие мысли, и бросила взгляд на его лицо – худое, но красивое, оно совершенно меня не привлекало. Что же за удивительно влияние он умудряется на меня оказывать?

– Так торопишься ко мне, что даже дорогу не видишь? – он сощурился в ослепительной улыбке.

– Ты обещал ждать у подъезда, – я пыталась изобразить рассерженный голос, но получилась скорее детская обида.

– Прошел за кем-то внутрь, решил встретить.

– А вдруг за мной бы увязался Антон!

– Тогда я бы зашел в лифт и нажал какую-нибудь кнопку, как самый обычный человек, навещающий друзей.

– Ну да, действительно.

– Знаешь, при желании, я мог прийти к тебе в квартиру, и мы бы попили чай на кухне, а твой муж об этом даже не вспомнил.

– Как это?

– Очень просто, – пожал плечами Иоганн. – Хотя он такой толстокожий, что, возможно, понадобится чуть больше усилий.

– Я, конечно, понятия не имею, как ты собираешься это провернуть, но лучше не стоит. Я не хочу мордобоя.

– Фи, как грубо, – он звонко засмеялся. – До этого никогда бы не дошло. Он слишком любит свою физиономию. Представляешь, он считает себя привлекательным! – Иоганн так скривился при этих словах, что пришел мой черед заливаться смехом.

– А теперь давай к делу. После нашего разговора произошло нечто… странное, – постаралась я подобрать подходящее слово, но не смогла.

– Ох! – Мой собеседник картинно закатил глаза, попутно за руку отводя меня в сторону от посторонних глаз и скрываясь на черной лестнице. – Значит, ты все же не по мне соскучилась?

– Я… э…

– Анна! – Он снова залился смехом, и мне показалось, что глаза его блеснули всполохами огня. – Я же говорил, что ты не интересуешь меня как девушка. Но шутить на эту тему очень весело, ты так смешно краснеешь!

– Ладно, – я выдохнула, в надежде, что этот странный человек все же говорит правду. – Произошел один инцидент…

– Я знаю. Думаю, ты спасла невинную молодую душу и порядочно напугала две, которые уже не спасти.

– Но откуда ты…

– Прекрати задавать этот вопрос, – Иоганн дернулся, рассеяв атмосферу безмятежности. – Знаю и все. Ты со временем увидишь, этого не объяснить словами.

– Ты не хочешь отвечать на мои вопросы, тогда зачем ты здесь?

– Ты задаешь вопросы обо мне, а должна – о себе. На них я, по мере собственных знаний, и должен тебе отвечать.

– Должен?

– Я – твой проводник.

– Проводник куда?

– К тебе самой. – Иоганн повел плечами, словно, все, что он говорил, было абсолютно очевидным.

– И кто же я такая, по твоему мнению?

– Ты, похоже, совсем меня не слушаешь. И по моему мнению, и по мнению кого бы то ни было, ты – ведьма. Очень сильная ведьма! Таких, как ты, больше нет. Все, кого я знал, перестали перерождаться, вымерли за века истребления. Твоей силы хватило выстоять! А ты прячешь свой талант, свой дар! Твои силы блокированы настолько, что я еле-еле сумел тебя разыскать! Только вот никак не пойму, почему…

Глава 8.

Порой логичные, пусть и мистические ответы, объясняющие все и сразу, никак не хотят укладываться в голове. Ты ищешь, ищешь что-то другое, обычное, приземленное, лишь бы не столкнуться лицом к лицу с невозможным. Иоганн с такой легкостью рассуждал о том, что для меня всегда было сказкой и выдумкой, что я невольно начинала верить ему, видя перед собой это худое лицо, без усилий заставляющее внимать каждому своему слову. Стоило влиянию Иоганна выветриться, как я смеялась над собственной глупостью и доверчивостью. Ну, какая еще мистика, мне и так проблем хватает: разобраться бы с Антоном да подумать, о чем писать диплом. А тут какие-то детские сказки.

Но неизвестное всегда оказывается слишком притягательным. Несмотря на громкие и достаточно веские доводы разума, во мне зажглось что-то необъяснимо новое, заставляющее совсем иначе смотреть на мир вокруг и под другим углом видеть привычные вещи.

Вернувшись домой после короткого разговора в подъезде, я вновь устроилась в кресле, где еще недавно коротала вечер, и погрузилась в мысли. Антон, опустошивший за это время еще пару бутылок, для которых на кухне был отведен специальный бар, кемарил под футбол и лишь для приличия поинтересовался, что стряслось с Маринкой. Соврав про ее очередную любовную трагедию, я вернулась к попыткам осмыслить саму личность Иоганна, так неожиданно всполохом огня ворвавшегося в мою замшелую жизнь.

Его воздействие на меня было удивительным. Я снова не узнала ни его настоящего имени, ни где он живет, ни что делает по жизни. Да что там – я даже его номер не спросила, а тот, с которого он отправил сообщение, упорно не хотел определяться. Не назначила я и следующую встречу. В общем-то, я не совсем понимала, зачем нам встречаться, но ни секунды не сомневалась, что этот странный человек твердо вошел в мою жизнь и совершенно не собирается из нее исчезать. Пока сам того не захочет.

Утром я обнаружила причину, по которой на удивление хорошо выспалась впервые за долгое время. Это вовсе не относилось к магии или другим сказкам, просто Антон, заснув в кресле, так и не удосужился перебраться на ночь в кровать, и у меня не было необходимости скатываться на самый край, образуя невидимый барьер между нами.

Раскинув пухлые руки в разные стороны, муж глубоко дышал открытым ртом, периодически всхрапывая, и все его стокилограммовое тело колыхалось в унисон. Из уголка рта стекала слюна, образуя мокрое пятно на и без того грязной футболке. Телевизор давно завершил трансляцию голов и теперь рябил белым шумом, навевая сон. Квартира могла бы выглядеть необитаемой – настолько все идеально и выверено было в этом мире чистоты и мнимого благополучия: сделанная на заказ стеклянная стойка идеально обрамляла контуры телевизора правильной диагонали, на не менее правильном расстоянии от него расположилось широкое кожаное кресло нужной высоты, чтобы под идеальным углом смотреть матчи. Даже компьютерный стол с прилагающимися к нему аксессуарами отвечал всем требования эргономики. Свое кресло я изо дня в день оттаскивала в нужный мне угол, как бы зверски это ни нарушало симметрию комнаты. И все в этом царстве порядка и бесцветия было бы выверено до миллиметра, как в педантичнейшей из педантичных гостиниц, если бы не шесть пустых бутылок на полу и не храпящее тело в центре комнаты.

Антон сегодня не собирался на работу – его ежедневное расписание во всех подробностях, с учетом перерывов на обед и кофе, с домашними делами, расписанными по минутам, с необходимыми звонками, телевизионными трансляциями и временем выхода новых серий сериалов еженедельно обновлялась на доске в коридоре. Это всегда повергало в шок любого, попадавшего в нашу квартиру. Я, когда разум вернулся ко мне, ужасно раздражалась от этой доски и с удовольствием заменила бы на какую-нибудь картину, но знание мельчайших подробностей Антонова дня позволяло мне как можно меньше с ним пересекаться.

Я собиралась быстренько умыться и улизнуть из дома, пока муж еще спит, но в мои наполеоновские планы вторгся оглушающий звук дверного звонка. Кому могло прийти в голову заявиться в семь утра без приглашения? Ответ всплыл в моей голове без особых усилий, и я в ужасе открыла дверь, даже не глядя в глазок.

– Ты что здесь делаешь? Быстро уходи! Антон же дома! – зашептала я улыбающемуся на пороге Иоганну, волосы которого сегодня были элегантно зачесаны в хвост, открывая острые скулы, а расстегнутый ворот черной шелковой рубашки оголял длинную шею.

– Я знаю. Он меня даже не заметит, – с иронией в голосе отозвался гость.

– Тебя не заметишь, пожалуй! Прошу тебя, подожди меня на улице, я скоро выйду! Не хочу скандалов с утра пораньше. Тем более он с похмелья – самое мерзкое его настроение.

– Не переживай! – Иоганн мимо меня просочился в квартиру. – М-да, ремонт явно не ты делала… – протянул он, разглядывая блеклые обои и доску планирования, исписанную аккуратными печатными буковками, напоминающими полчища жучков.

Я в ужасе слышала, как скрипнули пружины кресла, и Антон, переваливаясь и кряхтя, поднялся, разбуженный бодрым мужским голосом. Я замерла, видя, как Иоганн по-хозяйски осматривает квартиру, словно собирается ее снять, и ищет, за что бы зацепиться взглядом, чтобы сбить цену. Антон, опухший и едва продравший глаза, выполз в коридор, придерживаясь за косяк. На минуту он замер в нерешительности, заметив высокую черную тень, перевел непонимающий, но начинающий наполняться гневом взгляд на меня и задал свой вопрос в никуда:

– Что это?

– Выйди! – Иоганн резко развернулся и взглянул на мужа. – Оденься и уйди на улицу.

– Но мне никуда не надо! – Антон больше не выглядел удивленным появлением неизвестного мужчины в нашем коридоре, но и подчиниться его воли так сразу он не пожелал.

– Надо. Ты перепутал дни и пришел на лекцию сегодня.

– Блин, Ань! – вскричал Антон, хватаясь за голову и пролетая мимо меня. – Ты почему меня не разбудила? Как я мог забыть поставить будильник? Мне же надо на пары, срочно!

Я с интересом и благоговением перед талантом Иоганна наблюдала, как мой муж тщательно собирает рюкзак, бережно укладывая каждую вещь наманикюренными пальцами, – даже под воздействием не то гипноза, не то магии его странности оставались при нем. Не прошло и десяти минут, как Антон, одетый и даже успевший зализать длинную челку вбок, стоял у выхода, готовый к рабочему дню. «Я побежал!» – он потянулся, чтобы чмокнуть меня в щеку, но я вовремя уклонилась. Антон уже было открыл рот, чтобы выразить недовольство, но строгий взгляд Иоганна, присутствия которого он упорно не замечал, заставил мужа передумать. Дверь открылась-закрылась-открылась-закрылась. И так три раза. В коридоре послышались косолапые удаляющиеся шаги.

– Это было гораздо проще, чем я думал, – Иоганн не мог скрыть самодовольную улыбку на худом лице.

– Как это вообще возможно? – я с восхищением уставилась на гостя.

– Элементарно! Поверь, при должной тренировке ты еще и не такое сможешь! Вспомни хотя бы парней на пляже!

– Но как? Как мне тренироваться? Ты знаешь, это впечатляет!

– Для этого я тебе и нужен. – Иоганн взял меня за руку. – Пойдем на кухню. Я бы не отказался от кофе – ничего не ел со вчерашнего дня.

– Так ты – человек, и тебе нужно есть? – хихикнула я, но внутри всколыхнулась какая-то неприятно леденящая волна.

– Человек, – серьезно согласился он, – по крайней мере, сам я. И есть мне точно нужно.

Я не стала уточнять, что же он имел в виду, не сомневаясь, что его странности будут только накапливаться, и эта фраза – меньшее, чего я не пойму.

Иоганн внимательно оглядел кухню – место, где я предпочитала расслабляться в одиночестве, когда бессонница одолевала, и только книги и любимое кресло делали мою жизнь чуть теплее. Длинными, как у музыканта, пальцами с массивными перстями он провел по бесцветной столешнице, словно осязание играло для него более важную роль, чем зрение. Прошелся рукой по спинке кресла, коснулся листьев финиковой пальмы, а затем устроился на Антоновом табурете в углу, закинув ногу на ногу, и с наслаждением вдохнул аромат кофе, который я поставила на светло-бежевый стол перед ним.

– Есть будешь? Я тоже еще не завтракала.

– Да, пожалуй, – улыбнулся Иоганн.

– Есть предпочтения?

– Все что угодно из твоих рук.

– Тогда будешь овсянку с яблоком. Пойдет?

– Пойдет.

Мне было странно и неловко готовить под пристальным взглядом почти незнакомого парня, который бесцеремонно вторгся в мое утро и в мой дом, выгнав мужа и спутав мысли. Но в то же время, он, как и всегда, распространял ауру спокойствия и безмятежности, словно солнце выглянуло на бежевой кухне специально для меня.

Спиной я чувствовала, как он с интересом изучает мои движения, жесты и обстановку вокруг.

– Анна, тебе же не нравится футбол, – произнес он куда-то в пустоту.

– Не нравится, – согласилась я.

– Тогда к чему эти фотографии футболистов на стенах?

– Это не мое, – со вздохом ответила я.

– А что же здесь твое? – в голосе явственно прозвучала издевка.

– Квартира, – язвительно ответила я.

– Ну да, ну да, – улыбнулся он, принимая тарелку с дымящейся кашей, и хитро взглянул мне в глаза. – Такая горячая тарелка, а ты обходишься без прихваток.

– Мне не горячо, – пожала я плечами, не догадываясь пока, к чему он клонит.

– После костра уже ничто не кажется горячим, правда? – Он зачерпнул полную ложку, по температуре сравнимую с кипятком, и отправил в рот, подмигнув.

– Тебя… – я не знала, как выразить свою мысль, настолько абсурдной она казалась мне, если произнести вслух, – тоже сожгли?

– Да, – спокойно ответил он, словно в моих словах не было ничего необычного. – Вместе с тобой.

– Раз уж речь зашла об этом… – Я, краснея, ковыряла ложкой свой завтрак. – Ты поможешь мне избавиться от этих снов?

– Лучше! – воскликнул Иоганн. – Я помогу тебе вернуться туда, к костру инквизиции, спастись самой и спасти меня! А бонусом ты наконец разблокируешь свои силы в этой жизни!

– Но как?

– Очень просто. Видишь ли, мои… способности позволяют мне не заниматься всякими глупостями вроде бизнесов, работы в офисе и прочей шелухи. Я – регрессолог.

– Кто?

– Ты никогда не слышала о регрессии?

– Нет, – пожала я плечами.

– Что ж, может, оно и к лучшему – ты свободна от предрассудков. В таком случае, проще показать, чем рассказать. Ты, я вижу, не особо голодна, – он кивнул на мою полную тарелку и остывающий кофе. – Отлично, первый раз может укачать.

– Что?

– Отставь тарелку и откинься в кресле.

– Что ты хочешь сделать?

– Ничего предосудительного. Доверься, ладно?

Откровенно говоря, доверяться Иоганну мне совершенно не хотелось, только вот его теплый голос, завораживающие интонации и размеренный слог погружали в легкую дремоту, заставляя расслабиться и ввериться ему всецело.

– Отлично, – улыбнулся он, видя, как мое тело размазалось по креслу, – теперь следуй за моим голосом. Я буду направлять тебя. Если сможешь – отвечай, нет – ничего страшного. Ты же впервые погружаешься в регрессию.

Он начал что-то медленно и протяжно говорить, раскачиваясь на табурете, язык казался мне отдаленно знакомым, но смысл слов я никак не могла уловить. Накатившаяся снежным комом сонливость не давала голове работать и пытаться анализировать. Все вокруг сплеталось в причудливые узоры, смешиваясь, подменяя окружающие предметы и исчезая, пока, в конце концов, не стянулось в мыльный пузырь, лопнувший на моих глазах. В нос ударили знакомые запахи костра из сырых бревен и грязных тел людей, не беспочвенно считавших меня ведьмой. Только все в этот раз оказалось ярче и реалистичнее, словно я не сон смотрела, а находилась там, в центре какой-то площади, название которой крутилось на языке, но никак не могло сложиться в слово. Впервые я услышала разговоры: люди шушукались, спорили, смеялись. На французском. Языке, который я так и не удосужилась как следует выучить. Но, несмотря на это, все понимала. Впервые в моем сне было что-то еще, кроме моих собственных ощущений.

Повязка по-прежнему закрывала глаза, а руки и ноги были плотно притянуты к столбу. Ох, как я пожалела, что мои ощущения были так остры в этот раз! Огонь, обычно жестокий и мучительный, теперь усилил свой натиск настолько, что мои прошлые кошмары показались детской сказкой на ночь.

Неужели мне предстоит сгореть? По-настоящему сгореть? И все из-за этого… Иоганн! Он засунул меня сюда, он же и может вытащить!

Я билась в агонии всем телом и кричала его имя, что было мочи, а в ответ на это вокруг только раздавался людской смех.

Глава 9.

Сквозь сон я чувствовала, как чья-то странно теплая и нежная рука гладит меня по щеке. С усилием приоткрыв глаза, я обнаружила перед собой сидящего на корточках Иоганна. Вид у него был растерянный и виноватый.

– Попей водички, – он протянул мне стакан. – Ты вся горишь.

– Может быть, это потому что я действительно горела? – хотела прокричать я изо всех сил, но наружу вырвался только жалкий хрип.

– Никогда не видел такой реакции у обычных людей. – Иоганн потряс головой, словно пытаясь сбросить неприятные воспоминания. – Что там произошло?

– Этот долбаный костер! Только в миллион раз реалистичнее! Ты заставил меня гореть! До тех пор, пока я не потеряла сознание! Так работает твоя регрессия – засовывает в самый ужасный сон, который и не сон вовсе, и ты барахтаешься там, пока не умрешь?

– Обычно люди, – он понизил голос до виноватого шепота, – ничего не ощущают, а только видят картинку прошлого, и это помогает им разобраться в проблемах нынешней жизни. А ты… ты кричала так, что я думал, барабанные перепонки лопнут.

– Ах перепонки у него лопнут! – Смоченное водой горло вернулось к норме, и я смогла разойтись в крике на полную. – Бедняга! А я-то всего навсего горела заживо!

– Я помню, каково это, – он поморщился. – Прости. Этого не должно было произойти. Я думал, что ты перенесешься к гораздо более раннему моменту, и совершенно не понимаю, почему твое сознание не пускает душу дальше. Мы попробуем еще раз позже!

– Не буду я больше ничего пробовать! – Я вскочила на подгибающихся ногах. – Мало мне ночью кошмаров, мужа-психопата, так еще и ты со своими фокусами!

– Точно! – Иоганн ударил себя по коленям. – Муж! Все дело в нем.

– А он-то тут причем? Был моим инквизитором пятьсот лет назад или что?

– Хм… Об этом я не думал, все может быть. Но дело в другом. Твоя внутренняя боль сейчас настолько велика, что выстроила броню в попытках сохранить тебе психику. Наверняка есть что-то такое, какой-то момент, который напрочь стерся из твоей памяти и засел глубоко внутри, блокируя все потоки. Именно он и не пускает тебя дальше, зато каждую ночь возвращает тебя ко дню твоей смерти.

– Отлично. Тогда мне нужен психолог, а не псих в плаще, – съязвила я.

– Это обидно, – серьезно отозвался Иоганн, – но я пропущу мимо ушей. Видишь ли, регрессионная терапия – это часть психологии, просто мне этот талант дан от природы. Я введу тебя в легкий транс – гораздо более поверхностный, чем тот, что ты пережила. Он вернет тебя к травматическим событиям этой жизни, и, поверь, тебе станет намного легче, а заодно высвободишь свою силу, заткнутую этой пробкой.

– Нет уж, спасибо, хватит с меня экспериментов!

– Анна, это не эксперименты, это твоя суть. Мой долг – помочь тебе, хочешь ты этого или нет.

Его глаза вновь полыхнули странным огоньком, который я неоднократно замечала в моменты, когда Иоганн злился. Что-то нечеловеческое было в этом взгляде, внушающее ужас и трепет одновременно. Он накрыл мою ослабевшую ладонь теплой изящной рукой и внимательно вгляделся куда-то в глубь меня – в те слои моей натуры, куда я и сама не могла проникнуть.

– Ты ведь хочешь избавиться от кошмаров во сне и наяву? – намного мягче спросил он. – Позволь мне помочь. Любая психотерапия сталкивает нас с неприятным и скрытым, зато потом тебе станет легче.

– Я смогу все это отпустить? – с подозрением произнесла я, поддаваясь нежному голосу.

– Отпустить, отомстить… Как сама решишь.

– Ладно, раз уж день и так безнадежно загублен, давай, колдуй! Я вся ваша!

Уголки губ Иоганна поползли вверх, делая его красивое лицо совершенно неотразимым. Он подсел ближе и погладил меня по щеке тыльной стороной ладони – сомневаюсь, что так принято на его сеансах с пациентами, но я не отдернулась. Пусть делает что угодно, лишь бы не гореть каждую ночь и не жить в пепле собственной глупости и бессилия каждый день.

В этот раз видение накрывало не сразу, а наслаивалось событиями прошлого, пока не открыло передо мной точку невозврата, которая начисто стерлась из памяти. Я отчетливо видела себя в залитой летним светом прихожей.

Нестерпимо знойный день был в самом разгаре – домашний кондиционер жужжал на полную мощность, льняные шорты стали мокрыми от пота и липли к ногам, пока я в нерешительности брела домой.

Это произошло чуть меньше трех месяцев назад. Разобравшись с сессией предпоследнего учебного года, я впервые за время моего студенчества чувствовала себя совершенно опустошенной. Неинтересные предметы, которые я во что бы то ни стало стремилась сдать на отлично, высосали из меня все жизненные силы, и мне физически необходимо было сделать что-то новое, несвойственное мне.

С Антоном тогда все было прекрасно. Да кого я обманываю? Мне казалось, что все было прекрасно. Я покупалась на его обходительность на людях и делала все возможное, чтобы не разозлить зверя дома. Но желание изменений все же нарастало, и я приняла самое безобидное, как мне казалось, решение – отрезать челку. Придать моим шикарным рыжим волосам немного разнообразия. Я аккуратно и издалека сообщила об этом Антону, он ответил, что я буду страшной, и не надо ничего трогать. Мой зомбированный мозг не имел права обижаться, а потому я продолжила убеждать, умолять, просить…

С трудом я выбила разрешение и вприпрыжку отправилась в парикмахерскую. Челка сделала меня немного моложе, но придала некую изюминку, по-новому очертив овал лица и выделив зеленые глаза спадающими на них рыжими волосками.

В приподнятом настроении, которое затмевалось разве что затаенным страхом перед скорым будущим, я переминалась с ноги на ногу, не рискуя пройти в гостиную, где из-за стола Антона доносились звуки игры в танки. Разглядывая себя в зеркало и так, и эдак, я все же пришла к выводу, что выгляжу хорошо, и ему должно понравиться. Нетвердым шагом я направилась по коридору, чувствуя, как дрожу всем телом, и заглянула в комнату.

– Привет, – неловко выпалила я. – Я пришла.

А в ответ получила пустой взгляд, пробежавшийся по мне без особого интереса, на лице он задержался на секунду-другую и вернулся к компьютеру.

– Я подстриглась, ты заметил?

– Заметил, – сухо отозвался Антон. – Иди на кухню, закончу – приду.

Я засеменила на кухню, выдохнув, что все прошло гладко, и мне нечего бояться, хотя сердце продолжало трепетать, чувствуя, что разговор еще даже не начался. Пока муж тратил драгоценное время и весомую часть семейного бюджета на прокачивание танков, я принялась за блинчики. И вскоре аромат ванили и поджаренной корочки на краях тончайших блинов наполнил кухню, расползаясь по всей квартире.

Мне оставалось дожарить всего пару штук, когда на пороге кухни показался Антон. На его лице не было и тени улыбки, кулаки судорожно сжимались; он молчал.

– Скоро блины будут готовы, садись, – я порхала возле плиты, облаченная в фартук, не замечая надвигающейся угрозы.

– Ты считаешь, что это красиво? – за моей спиной послышался глухой голос.

– Что? О чем ты? – искренне удивилась я, обернувшись, и увидела Антона в нескольких сантиметрах от моего лица с раскрасневшимися белками глаз и выступившей у рта пеной.

– Вот это! – Он с силой схватил меня за челку и дернул на себя. – Убери эту дрянь с лица! Это уродство! Убери, я сказал!

Его голос, разносясь по полупустой квартире, перешел в истерический визг. Антон тряс меня за волосы как тряпичную куклу, не отпустив, пока в его руке не остался клок рыжих волос.

Я осталась стоять, опустив руки, потупив взгляд и роняя слезы на чистый пол. С дырой в сердце. Болью, физической и моральной, такой силы, что не смогла проронить ни слова, когда через минуту Антон кинулся мне в ноги и принялся вымаливать прощение, осознав, что натворил,

Это больше не работало. Механизм, поддерживавший меня на плаву, сломался. Мой кокон, защищавший от тирана, треснул, и я с рвущейся наружу силой ухнула в пучину пугающего сумасшествия человека, которого называла мужем.

Окружающая картинка начинала таять – подсознание выплевывало меня обратно в реальность, и только в душе вновь зияла огромная рана, которую я так упорно затыкала последние три месяца.

Когда я окончательно пришла в себя, то почувствовала на своих щеках слезы, а внутри удивительную легкость, которую дало мне это открытие. Иоганн сидел рядом, бледный и худой, и огромными глазами смотрел на меня. Он оказался прав – моя психика, спасаясь от коллапса, действительно засунула этот эпизод туда, где я не могла его найти. Тем самым дав мне возможность выживать рядом с монстром, но закрыв понимание, что же окончательно послужило причиной моего решения о разводе.

– Я так понимаю, ты попала в нужную точку? – Иоганн с расстановкой произнес свой вопрос.

– Ты видел?

– Нет, я раскрываю твое сознание только для тебя самой, я никак не могу в него попасть. Ты можешь не рассказывать, что видела.

– Лучше расскажу, мне нужно этим поделиться.

– Вот тварь! – Мой новоиспеченный друг и проводник с импульсивностью, какой я ни разу еще за ним не наблюдала, вскочил на ноги, выслушав мой подробный рассказ. – И ты умудряешься продолжать с ним жить? Да он уже давно должен быть закопан в лесу! Я… я его собственными руками прибью!

– Тихо-тихо, – я поймала Иоганна за руку и вернула обратно на табуретку. – Это больно, обидно, но это в прошлом. Я рада, что смогла вернуться к этому моменту, теперь я лучше себя понимаю. Спасибо…

Глава 10.

Иоганн стал частым гостем в моем доме и постоянным спутником моей рутины. Он приходил почти каждый день, всегда сам, не дожидаясь приглашения. Я все же выпросила у него номер телефона, как бы он ни отнекивался, что всегда найдет меня, и мне необязательно ему звонить. Уж не знаю, что он так упорно скрывал, но за почти месяц ежедневного общения незнакомец в плаще, появившийся из неоткуда, стал для меня почти родным.

Своим несколько несуразным и строгим видом, который удивительно гармонично дополняли ласковая улыбка и хитрый прищур, высоким ростом и худобой он забавно оттенял приземистую и расплывшуюся фигуру Антона. Его Иоганн регулярно выставлял из дома, не утруждаясь даже кинуть на бедолагу взгляд. Заходя в квартиру, он кричал Антону, что тому пора, и мой всегда важный и самоуверенный муж, как послушная собачка, виляя хвостом, убегал по несуществующим делам. И что меня каждый раз поражало – ничего не помнил. Зато все чаще сетовал на собственную рассеянность, которой прежде никогда не страдал. Я только пожимала плечами и удивлялась вместе с ним.

Иоганн со всеми его странностями и своеобразными талантами так стремительно ворвался в мою жизнь, что совершенно вытеснил из нее все остальное. Я с горем пополам училась, пропуская большую часть пар и заставляя волноваться Маринку, с трудом выкраивала время на учеников, и только материальная независимость от Антона не давала мне совсем забросить работу. Муж, почти каждый день подвергаясь странным манипуляциям Иоганна, странно притих и вечно крутил головой, словно не понимая, как он оказался именно в этом месте. Часто так оно и было.

А я позволила себе расслабиться. Иоганн утверждал, что как раз в этом и состоит мое обучение – он больше не погружал меня в транс, не вызывал отвратительные впечатления из этой и прошлой жизней. Он только показывал – отправлял людей на улицах туда, куда они не собирались, без труда проходил через кпп на территорию института, чтобы постучать в окно аудитории, где у меня была лекция, и тут же испариться. Однажды он пригласил меня в кафе, дорогое и чрезмерно вычурное. Меня смутило и само предложение, и хитрый тон, которым Иоганн сообщил о дальнейших планах. Со стороны мы казались, возможно, не совсем лаконичной, но вполне обычной парой – худой высокий парень в плаще и хрупкая девушка с огненными волосами, едва достающая ему до плеча.