Убийства в Полянске бесплатное чтение

Художественное оформление: Редакция Eksmo Digital (RED)

В оформлении обложки использована фотография:

* * *

Глава 1
Утро в Полянске

Анна Петровна Дочкина проснулась, по обыкновению, рано. Залеживаться ей было некогда, ведь на её плечах лежало всё хозяйство. С утра нужно было подоить корову, выгнать коз, сходить за водой, приготовить завтрак. Несмотря на все тяготы деревенской жизни, Анна Петровна любила ее. Ей нравились багрово-оранжевые закаты, мягкий шелест листвы, щекочущий ноздри запах душистого сена и ни с чем не сравнимый вкус парного молока. Вот уже три года, как Дочкина осталась одна. Ее муж, Федор Степанович, заядлый охотник, однажды не вернулся из леса. Что с ним случилось, не знал никто. Месяца два велись поиски, но так ничего и не было выяснено. Жив ли он, мертв, Анна Петровна не знала и по сей день.

В первые месяцы она тяжело переживала утрату, но всегда присущая ей особая внутренняя сила и на этот раз помогла справиться с горем, далеко не первым в ее жизни. Анна Петровна уже приближалась к пятидесяти.

Рано появившаяся в волосах седина и сеть мелких морщинок на лице неотвратимо указывали на приближение старости. Все же она оставалась еще довольно красивой женщиной, и несколько местных холостяков не прочь были бы получить такую жену, да хозяйство в придачу. Однако Дочкина редко приглашала гостей после исчезновения мужа и, казалось, совсем ушла в себя.

В то холодное июньское утро Анне Петровне почему-то не хотелось вставать. Она не могла объяснить, почему вот уже несколько дней ее не отпускает какая-то непонятная тревога, смешанная с усталостью, а бремя повседневных забот давит сильнее, чем обычно, и появляется беспричинная апатия. Усилием воли Анна Петровна стряхнула слабость и приступила к обычному трудовому дню. Зоя Васильевна Редькина была весёлой, жизнерадостной хохотушкой лет тридцати шести – тридцати семи. По утрам она просыпалась рано, но не потому, что её ждала работа, а из-за бессонницы. Зоя Васильевна встала, оделась и подошла к окну. Несмотря на ранний час, было уже довольно светло. Редькина решила взять книгу и почитать с полчасика. «Однако прежде не худо проведать Амфитриона», – подумала она. Каково же было её удивление, когда, войдя в комнату мужа, она не обнаружила и следов последнего. В секунду удивление сменилось гневом. «Амфитрион! – закричала она не своим голосом. – Амфитрион!» Зов жены застал почтеннейшего Амфитриона Ферапонтовича Редькина врасплох. Это был маленький человечек лет пятидесяти трех – пятидесяти пяти, с вечно всклокоченной шевелюрой и клинообразной бородкой. Одна из многочисленных слабостей Амфитриона Редькина заключалась в том, что он любил выпить по утрам. Вот и сейчас он, думая, что жена еще спит, тихонько прокрался в кухню, залез в стенной шкаф и осторожно, стараясь не шуметь, извлек початую бутылку «Столичной».

Воровато озираясь в сторону двери, он достал из холодильника соленый огурчик, налил водочки в стакан и уже было приготовился выпить и закусить, как вдруг услышал свое имя. Редькина прервали на самом интересном месте. Амфитрион Ферапонтович слишком хорошо знал, что последует за обнаружением его проделки в кухне. Руки его задрожали, и часть водки пролилась на пол. Когда через минуту Редькина вошла в кухню, ее изумленным глазам предстала следующая картина: Амфитрион сидел на табуретке и чуть ли не плакал. Рядом на столе стоял полупустой стакан, а поодаль сиротливо лежал огурец. Первоначальное желание отругать мужа сменилось улыбкой при виде его жалкого состояния, а через несколько секунд Редькина громко расхохоталась. Уняв смех, она спросила:

– Ну что на этот раз, Амфитрион?

– Пролил! – в отчаянии воскликнул он, – целых пятьдесят граммов пролил. – Редькина поспешила утешить мужа.

– Ну не расстраивайся, Амфитриоша, – произнесла она. – Может, ты и не пятьдесят, а меньше пролил.

– Мне ли не знать, сколько я пролил! – вскричал безутешный Амфитрион и недолго думая допил остальное.

Редькина хотела еще что-то сказать, но в этот момент в дверях появилась ее мать Пелагея Егоровна Цепкина. Это была тучная высокая женщина.

– Тебе ли не знать, – передразнила она зятя, да уж у тебя по этой части глаз наметанный. Только и знаешь, что добро переводить.

Редькина вступилась за мужа:

– Ну что ты, мама, его ругаешь, не видишь, как бедный Амфитриошенька расстроился.

– Амфитриошенька, – передразнила мать дочь. – Когда ты ругаешь, то ничего, а как я возьмусь, то ты уж его сразу и защищать.

– Ах, мама, право же, – недовольно сказала Зоя, – ну что ты такая ворчливая.

Пелагея Егоровна подбоченилась и уже хотела что-то резко возразить, как вдруг раздался громкий хруст. Сомнений не оставалось: Амфитрион ел огурец. Он откусил сразу половину, а вторую зажал в руке, видимо, боясь, что ее отнимут. Вид Амфитриона, судорожно пытающегося заглотить половину огурца, поверг обеих женщин в дикий хохот. Отсмеявшись вдоволь, Зоя сказала:

– Ну Амфитрион, с тобой театра не надо. Ты каждый день мне устраиваешь такие представления, что я удивляюсь, как еще не умерла от смеха.

В ответ Амфитрион заглотнул вторую половину огурца. На лице Пелагеи Егоровны, уже успевшей прийти в себя, отразилось явное недовольство:

– Не понимаю, и как только ты его терпишь, зря ты за него замуж вышла.

Последняя фраза могла показаться несколько странной, так как именно Пелагея Егоровна пять лет назад заставила дочь выйти замуж за Редькина.

Сделала она это из чисто материальных соображений. В отличие от своей хохотушки дочери, Цепкина была очень практичной женщиной. Она никогда не упускала свою выгоду там, где только было можно. Пять лет назад, познакомившись с зажиточным вдовцом Редькиным, она живо смекнула, что неплохо было бы прибрать его хозяйство к рукам. Брак состоялся. Нельзя сказать, что Зоя Васильевна не любила своего мужа, но разница в возрасте давала себя знать. Амфитрион Ферапонтович, вначале души не чаявший в своей молодой жене, последнее время как-то остыл к ней, возможно, из-за не очень лестных слухов, ходивших по деревне о ней и музыканте Дудкине. Пелагея Егоровна же в первую очередь была довольна тем, что может вести крепкое хозяйство и заколачивать деньги. В целом все были довольны. Конечно, случалось множество веселых и грустных происшествий: например, год назад Амфитрион Ферапонтович упал с дерева и чуть не сломал себе ногу. Эта история была предметом гордости Редькина, который рассказывал ее постоянно, каждый раз добавляя все новые и новые подробности. Утренние ссоры, наподобие этой, были не редкостью; и иногда они заканчивались руганью и криками, иногда мирно рассасывались. Случившееся этим утром недоразумение, к счастью, разрешилось благополучно, и Амфитрион Ферапонтович изъявил желание позавтракать. Теща, недовольно сверкнув глазами, встала у плиты.

Юрий Петрович Дудкин был музыкантом. Во всяком случае, он так себя называл. Дудкин играл на нескольких музыкальных инструментах. Его любимым был барабан. По вечерам Дудкин обожал выходить из дома и, прогуливаясь по деревне, выбивать какой-нибудь военный марш. При приближении Дудкина все окна и двери тут же закрывались. Но это было еще полбеды. Примерно раз-два в месяц Дудкин напивался вдрызг, и тогда на свет божий появлялся контрабас. Говоря по совести, на контрабасе Дудкин играть не умел. Дудкина били, но ничто не помогало – он продолжал играть. Однажды несколько человек не выдержали и сломали его контрабас, но радость была недолгой. Вскоре Дудкин заиграл на невесть откуда взявшейся трубе. Сладить с ним не было никакой возможности, и, наконец, все постепенно свыклись с его музыкальными выступлениями. Год назад от Дудкина ушла жена.

Дудкин вставал позже всех в деревне, так как и ложился последним.

Вот и в это июньское утро в начале одиннадцати музыкант вышел из своего небольшого домика и направился к колодцу за водой. С утра люди глядели на него даже приветливо. Утром он еще был человеком. Вот и сейчас, поздоровавшись с Бочкиным и Симагиным, он наполнил два ведра и не спеша понес их домой. Погода прояснилась, ласковое солнце выглянуло из-за туч и приветливо осветило поля, дома. Жители наслаждались хорошим июньским утром, и никто не мог предположить, что этот день станет не таким, как все, словом, ничто не предвещало грозы.

Глава 2
Главные местные сплетницы

Елену Поликарповну Образцову все звали запросто Ленкой.

– Вон Ленка пошла трепать языком, – говорили соседи, наблюдая, как она выходит из дома и идет по усыпанной гравием дорожке к своей подруге Тишкиной. В зависимости от походки можно было определить, идет ли Ленка донести свежие деревенские новости, или ей хочется узнать их у подруги. В первом случае Ленка шла быстро, почти бежала, так не терпелось ей поделиться тем, что, как она надеялась, подруге не было известно. Но если Ленка сама хотела что-то узнать, то она шла медленно, смотря себе под ноги.

– Ишь вышагивает, – усмехался Михаил Антонович Симагин, местный старожил, – ну, кажется, на этот раз за новостями. – И добавил, обращаясь к жене: – По-моему, когда у нее нет в запасе новенькой сплетни, она и ноги-то едва-едва переставляет, сил нет. Зато вот посмотри: назад пойдет – любо-дорого глядеть, как солдат на плацу, будет маршировать.

– И вовсе она не еле тащится, – не согласилась жена, тоже с интересом глядя в окно. – Я отсюда прямо чувствую, как она предвкушает постирать наше грязное белье за чашечкой чая с этой своей Тишкиной. Да она прямо смакует каждый шаг, потому и идет медленно, – авторитетно завершила объяснение Симагина, с умным видом взглянув на мужа.

Но Михаил Антонович был настроен серьезно.

– Что это ты имела в виду под словами «наше грязное белье»? – зловеще вопросил он, прищурившись глядя на жену. – Смотри, Машка, если ты опять что-нибудь…

– Да нет же, Миня, – откликнулась жена. – Я говорила вообще, имея в виду всю деревню.

– А, ну тогда ладно, – сразу оттаял Симагин. – А знаешь, Машка, налей-ка мне стопку, – как-то мечтательно проговорил он и добавил: – Погода уж нынче больно хорошая.

Мария Николаевна, которая тоже не прочь была выпить, быстро достала все необходимое. Михаил Антонович, сидевший спиной к двери, постукивал длинным неостриженным ногтем по полированной крышке стола, поэтому он не услышал, как сзади тихо приоткрылась дверь и кто-то вошел. Увидев Марию Николаевну, вернувшуюся в комнату со стаканами и бутылкой в руке, Амфитрион Ферапонтович Редькин довольно поцокал языком и, постаравшись придать своему голосу как можно более сладкое звучание, слегка склонив голову набок, ласково спросил:

– Что, голубчики, не ждали?

Если Елена Поликарповна Образцова была признанным лидером по части собирания и разноса разных слухов и сплетен, то Алена Александровна Тишкина по праву могла считаться ее первым заместителем. Алене Александровне Тишкиной шел шестьдесят второй год, но, несмотря на это, она по-прежнему считала себя молодой. Очень часто ее можно было видеть раскатывающей по деревне на своем старом «Орленке». За это ее даже прозвали Орленком. Тишкина уверяла, что велосипеду не более пятнадцати лет, но Ленка уже успела сообщить всем по секрету, что «Орленку» стукнули все восемнадцать. Правда, несколько месяцев назад племянник привез Тишкиной новый велосипед новой марки, так как наклейка по дороге потерялась.

Несмотря на свой возраст, Алена Александровна великолепно ездила на велосипеде. Эта необыкновенно худая, но очень выносливая женщина не переставала удивлять всех своей бодростью и жизнерадостностью. Дня не проходило в деревне, чтобы не слышался ее веселый смех, а из окон большого добротного дома не доносились громкие голоса ее многочисленных гостей.

Летом, по обыкновению, к Тишкиной съезжалась целая орава родственников. Сейчас у нее гостил сын с женой и племянник с двоюродной сестрой.

Ее соседка Тарасова всегда говорила, поджав губы:

– И зачем только в ее возрасте эти лишние хлопоты? Вот мне скоро будет шестьдесят восемь, так я никого уже к себе не зову. Хватит, отмаялась.

Однако Тишкина, казалось, не замечала никаких неудобств. Конечно, работы по дому прибавилось чуть ли не втрое: нужно было сварить обед, вымыть посуду, убрать дом.

– И ведь никто не поможет, – говорила Тарасова, – не будет же, в самом деле, – и в голосе ее начинала звучать издевка, – Верка мести пол. А уж эта ее двоюродная племянница и вовсе самая настоящая барыня. – Однако никакие заботы не могли сломить боевой дух Тишкиной.

– Чем больше народу, тем лучше, – вот мой девиз, – не раз говаривала она. По вечерам в доме устраивались танцы под музыку, причем сама Тишкина могла плясать часами, днем ездили купаться на речку Крутую, чьи отвесные берега и послужили причиной подобного названия. Но больше всего Тишкина любила сплетничать и перемывать чьи-нибудь косточки. Чьи, ей было все равно.

– Хлебом не корми, дай только языком потрепать, – говаривали люди.

Вот и сейчас, избавившись от своей родни и приготовив крепкого сладкого чая, Тишкина ждала Образцову. Однако в этот раз она выглядела непривычно серьёзной и озабоченной. Что-то беспокоило её. И это было нечто нешуточное. Несмотря на свою весёлость и беззаботное отношение к жизни, она была умна. Тишкина обладала той деревенской смекалкой, которая отличает таких, как она, от пустышек вроде Ленки – ничего не замечающих вокруг себя. Вот и сейчас Алёна Александровна раздумывала, стоит ли рассказывать Ленке о своих беспокойствах и опасениях.

– Поймёт ли она? – с сомнением думала Тишкина, машинально гладя рукой великолепного персидского кота, удобно устроившегося в глубине кресла и с удовольствием принимавшего хозяйские ласки.

– Всё же расскажу, – была не была, решилась Тишкина. – Даже если не поймёт, мне всё равно нужно с кем-то этим поделиться. Если бы у меня было что-нибудь конкретное, – вздохнула она, – а только неясные подозрения.

И, любовно почесав за ухом довольно мурлыкающего кота, она принялась ждать подругу.

Глава 3
Козы

Утренние газеты в Полянске получали не раньше десяти часов. Именно в это время в деревню приходил местный автобус. Всего же автобус приезжал в Полянск два раза в день: в десять утра и в три часа дня. Обычно желающих съездить в Лугу или в ближайший магазин в посёлок городского типа Утесово набиралось немного – человек пять-десять. Но неподалёку от Полянска были ещё деревни Копейкино, Брянцево и Лесное, жители которых тоже стремились попасть в «центры цивилизации».

Почтальон всегда приезжал утром из Луги. Первое время он имел недовольный вид и часто ворчал, что приходится ездить из-за трёх человек, которые, видите ли, хотят знать ещё что-то кроме того, что у них под носом. Из-за этого у него даже случилась крупная ссора с Симагиным, который не терпел пренебрежительного отношения к родной деревне. К моменту описываемых событий почтальон Иванов стал более философски относиться к своей работе.

Таисия Игнатьевна Сапфирова была постоянной подписчицей лужских газет. Когда выпадала возможность, Таисия Игнатьевна покупала и ленинградские. Однажды Иванов спросил её со свойственной ему ехидцей:

– Таисия Игнатьевна, а что вы там находите интересного? Ну зачем вам эти газеты? Занимались бы своими цветами, гуляли по лесу, птичек слушали.

Таисия Игнатьевна с минуту внимательно смотрела на Иванова, а затем перевела взгляд на раскрытую сумку с газетами. На румяном лице старушки заиграла лукавая улыбка:

– Вы спрашиваете меня, что я нахожу в этих газетах интересного? Да то же, что и вы.

Иванов густо покраснел и, опустив глаза, заглянул в свою сумку. Он не мог понять, как эта старушка догадалась, что он просматривает газеты, перед тем как отнести подписчикам.

– К тому же, – продолжала наступление Таисия Игнатьевна, – если бы я не выписывала газет, то вам пришлось бы ездить сюда из-за двух человек.

И, не давая опомниться смущённому почтальону, Таисия Игнатьевна, указав на несколько жирных пятен в углу трёх или четырёх газет, добила его словами:

– В следующий раз, молодой человек, потрудитесь листать газеты чистыми руками.

С тех пор Иванов уже больше ни о чем не спрашивал Таисию Игнатьевну.

Таисию Игнатьевну в деревне уважали, но относились настороженно. Односельчане не без оснований считали ее умной и хитрой женщиной. Природный ум плюс жизненный опыт не раз выручали Сапфирову из трудных ситуаций.

Она могла быть мягкой, внимательной, умела посочувствовать чужому горю, но, если того требовали обстоятельства, она становилась жесткой и непреклонной.

Помимо этого, она обладала замечательным умением ставить людей на место, и даже бесшабашный музыкант Дудкин предпочитал с ней не связываться.

У Таисии Игнатьевны был очень цепкий, пронизывающий взгляд. Когда она смотрела на человека, у того часто возникало ощущение, что эта маленькая старушка видит его насквозь. Детали были слабостью Таисии Игнатьевны. Она обожала подмечать малейшие подробности и оттенки в разговоре, ничто в одежде собеседника или просто прохожего не могло укрыться от ее взгляда. Ей было достаточно побывать в каком-нибудь месте всего один раз, чтобы с удивительной точностью передать все, что она видела. Не раз, заходя к кому-нибудь в гости, Таисия Игнатьевна с обворожительной улыбкой замечала:

– Я вижу, вы переставили эти цветочки. Очень мило.

– Вы решили убрать этот старый коврик? Вы поступили совершенно правильно.

Сначала такие замечания всех изумляли, но потом к наблюдательности Таисии Игнатьевны привыкли, и это стало восприниматься как само собой разумеющееся.

Таисия Игнатьевна разошлась с мужем семь лет назад. С тех пор она жила уединенно, и к ней редко приезжали гости. Раза четыре приезжал племянник, да однажды сестра, живущая где-то в Псковской области. Таисия Игнатьевна строго придерживалась заведенного распорядка дня. В девять подъем, в полдесятого – завтрак. С десяти до одиннадцати – чтение газет.

Потом любимый садик и прогулка по лесу. Отдохнув часок после обеда, она работала в огороде. Вечерком заглядывала к кому-нибудь в гости, чаще всего к Симагиным и Арсеньевой. Спать она ложилась рано, не позже десяти. Что касается телевизора, то он был главным врагом этой замечательной старушки. Каждый день она включала его и всегда убеждалась, что ничего интересного там не показывают.

Цветы были любимым детищем Таисии Игнатьевны. Предмет ее особой гордости составляли великолепные тюльпаны. В ее аккуратном, ухоженном садике можно было увидеть желтые, красные, белые головки, тянущиеся к ласковым лучам солнца. На клумбах росли маки, ноготки, астры, в этом году Таисия Игнатьевна посадила петунью и самозабвенно ухаживала за цветами. Вскоре они должны были расцвести. Таисия Игнатьевна как раз любовалась своими цветами, когда с дороги ее окликнула Ленка.

– Доброе утро, Таисия Игнатьевна. С утра пораньше к цветочкам?

– Да, – улыбнулась старушка, – я к ним тянусь, как к солнцу. Они скрашивают мою одинокую старость.

– А вы знаете, что сегодня в автолавке будет новый продавец? – не преминула выплеснуть новость Ленка.

– Знаю, – безмятежно откликнулась Сапфирова.

Ленка чуть не разинула рот. Несмотря на то что Таисия Игнатьевна мало интересовалась местными новостями, она всегда была в курсе дела.

Все уже привыкли к этому, только Ленка не переставала удивляться. Вот и сейчас, немного придя в себя от изумления, она спросила:

– Откуда вы знаете?

Таисия Игнатьевна одарила ее ласковой снисходительной улыбкой. Так смотрят взрослые на любопытных детей.

– В прошлый раз продавец сказал мне, что уходит в отпуск, – не переставая улыбаться, пояснила она.

И больше не обращая внимания на Ленку, которую такое простое решение загадки привело в восхищение, Таисия Игнатьевна наклонилась, чтобы вырвать маленький, едва выбившийся из земли сорнячок.

Солнце неуклонно приближалось к зениту, когда Ленка постучала в дверь к Тишкиной и, получив приглашение, вошла. Она оказалась в хорошо ей знакомой маленькой, уютной, со вкусом обставленной комнате, которую хозяйка дома называла гостиной и использовала для приема одного или двух гостей. Войдя, Ленка сразу заметила, что Тишкина чем-то всерьез обеспокоена, настолько это бросалось в глаза. Прямо с порога Ленка спросила:

– Что случилось, Алена, ты чем-то расстроена?

– Садись, выпей чаю, тогда поговорим, – рассеянно бросила Тишкина.

Ленка согласилась, и минут десять они занимались пустой болтовней, обмениваясь слухами. Захлебываясь от удовольствия, Ленка пересказала свой разговор с Сапфировой. Алена Александровна лишь пожала плечами. «Если она восторгается собственной глупостью, то это ее дело», – подумала она. Вслух же сказала:

– Еще чаю, Лена?

Она принадлежала к числу тех немногих жителей деревни, которые не называли Образцову Ленкой; ни веселая болтовня подруги, ни крепкий индийский чай не могли отвлечь Тишкину от мрачных мыслей. Она продолжала оценивающе смотреть на беззаботно болтавшую Ленку, и вдруг ее как током пронзила мысль, удивляя ее тем, что она не приходила раньше. «Что я нашла в ней такого? – подумала Тишкина. – Почему я общаюсь каждый день с этой пустышкой?»

Не найдя ответа на свой вопрос, она задумчиво взглянула на подругу. Видимо, лицо Алены Александровны отразило гамму охвативших ее чувств, потому что Ленка, в упоении рассказывавшая какую-то сплетню о Бочкине, захлебнулась на полуслове. «Явно с Аленой сегодня что-то не то», – подумала она. И вдруг, охваченная моментальным подозрением, наклонившись к Тишкиной, свистящим шепотом спросила:

– Алена, а что ты ела на завтрак?

Справедливости ради следует отметить, что серьезные мысли посещали Алену Александровну нечасто, но если уж приходили, то завладевали всем ее существом. Однако последний вопрос Ленки тут же вывел ее из равновесия, настолько он был глуп и неуместен.

– То же, что и всегда, – резко ответила она, с каким-то презрением взглянув на Ленку.

Но в следующее мгновение взгляд ее смягчился. Она сказала самой себе: «Все-таки Ленка не виновата, что она дура. Такой уж уродилась». Решительно отставив чашку в сторону, она взглянула на Ленку и серьезно произнесла:

– Я хочу поговорить с тобой о козах.

Ленка понимающе кивнула. Упоминание о козах не удивило ее. Как и все жители Полянска, Ленка прекрасно знала, что за этим стоит. А дело было в следующем: в конце мая, за месяц до этого, начался внезапный падеж коз. Всего умерло одиннадцать коз. У самой Тишкиной пало две. Восемь коз пало у разных людей в хлевах, одна пропала, две утонули. Конечно, это вызвало множество толков среди жителей Полянска, но никто ничего не знал наверняка.

Поэтому Ленка, услышав упоминание о козах, решила, что начнется обычный пустячный разговор.

– Ну, я думаю, – начала было Ленка, но Тишкина неожиданно перебила ее.

– Неважно, что ты думаешь, слушай, что я тебе скажу. – И, не дожидаясь ответа, она резко проговорила: – У нас появился вредитель.

Ленка захлопала от удивления глазами, а персидский кот Филофей, не привыкший к такому тону хозяйки, недовольно мяукнул. Тишкина проигнорировала и кота, и Ленку.

– Вчера вечером, – начала рассказывать она, – я вышла закрыть парник и внезапно увидела человеческую фигуру у хлева, где я держу коз. Как ты знаешь, Лена, у меня прекрасное зрение, и я разглядела человека. Однако это была лишь неясная тень. Я бросилась вперед, но тень исчезла. Безрезультатно походив минут пять вокруг хлева, я заглянула внутрь и с облегчением убедилась, что туда никто не входил. Мои, конечно, уже спали. Ночи сейчас светлые, но разглядеть фигуру мне помешали яблоневые деревья. Единственное, что я заметила: тень хромала. Ну и что ты об этом думаешь? – спросила Тишкина Ленку, которая все это время слушала как зачарованная.

– Ты еще никому об этом не рассказывала? – наконец выговорила Образцова.

– Пока нет, – ответила Тишкина. – Тебе первой.

– Ну что ж, – сказала Ленка, – я думаю, что бабе Матрене давно пора на покой.

Баба Матрена, старуха восьмидесяти лет, пасла коз именно в тот день, когда две из них утонули. По словам старухи, она заснула.

Алена Александровна взглянула на Ленку с удивлением… Она удивлялась ее глупости.

– При чем тут баба Матрена? – отмахнулась она. – Что ты думаешь о вредителе?

– А ты уверена, что был вредитель? – засомневалась Ленка. – Может, кто-то просто хотел украсть что-нибудь с огорода.

– Что украсть? Картофельную ботву? – язвительно спросила Тишкина. – За месяц в деревне недосчитались одиннадцати коз, и ты думаешь это случайно?

Подумав, Ленка согласилась, что это и впрямь подозрительно. И, соврав без зазрения совести, как это она уже делала не раз, Ленка сказала:

– Признаться, я подумывала об этом.

Тишкина уже начала жалеть, что выложила этой безмозглой Ленке всю историю, но внезапно почувствовала облегчение оттого, что с кем-то этим поделилась.

– А ты узнала этого человека? – с интересом спросила Ленка.

– Нет, – с сожалением ответила Тишкина.

– Но подозрения-то у тебя есть? – наклонилась Ленка вперед, почти касаясь головы собеседницы. В голосе ее звучало явное любопытство.

– Да, есть, – отозвалась Тишкина и тут же добавила: – Но тебе я не скажу.

– Почему? – воскликнула Ленка.

– Потому что я ни в чём не уверена, а ты тут же разнесешь это по всей деревне.

– Могила! Слово даю, могила! – вскричала Ленка, на секунду даже поверив в свои слова. Но Тишкина с сожалением помотала головой. Она слишком хорошо знала свою подругу.

– Алёнка, ну скажи, – приставала Ленка, – вот тебе крест, что буду молчать.

Сейчас она напоминала ребёнка, выпрашивающего конфету у строгой матери. Но строгая мать была непреклонна.

– Нет, – решительно ответила Тишкина, – сейчас я тебе ничего не скажу. Да к тому же, – взглянула она на часы, – тебе пора на автолавку.

– Да бог с ней, не велика беда, если и опоздаю, – отмахнулась Ленка, умоляюще сложив руки на груди, вопросила: – Ну хоть что-нибудь ты мне расскажешь? Хоть намекни.

Фигура и тон подруги выражали такое вопиющее страдание, что Тишкина сжалилась, опасаясь, что Ленка умрет от неудовлетворенного любопытства.

– Ну что ж, пожалуй, одно я могу сказать, но сомневаюсь, что ты поймёшь.

– Говори же, говори! – крикнула Ленка, лихорадочно дрожа от возбуждения. – И не сомневайся, я пойму.

– Думаю, что это был не тот человек, на которого я вначале подумала, – выдохнула Тишкина. Ленка уставилась на нее в остолбенении.

– Ничего не понимаю! – воскликнула она.

– Я же говорила, что ты не поймешь. Ну все, на сегодня хватит, – и давая понять, что беседа закончена, Алена встала с кресла и вдруг, глядя куда-то мимо Ленки, произнесла бесцветным тоном: – Ненависть. Я знаю, это ненависть.

Глава 4
Ссора

Выйдя от Тишкиной, Ленка столкнулась с Редькиным. Вид у него был довольный. И без того красный нос приобрел прямо-таки огненный оттенок. Они поняли друг друга без слов.

– Сколько? – спросила Ленка.

– Литр на троих, – живо откликнулся Редькин.

– Хватило? – поинтересовалась Ленка.

– Ну как сказать, – неопределенно протянул Амфитрион Ферапонтович. – Недурно было бы и еще.

– Сходи к Дудкину, у него всегда найдется.

– Что ты, Ленка, – в ужасе уставился на нее Амфитрион. – Он же налижется и средь бела дня играть начнет, а сегодня лавка.

– А тебе-то не все равно?

– Так ведь он же, пропойца, и меня с собой потащит, а там Зойка да теща, сама понимаешь, конфуз выйдет.

– Да, положеньице, – сочувственно вздохнула Ленка. – Слушай-ка, Амфитрион, а сегодня тебе дома выпить в самый раз. Бабы твои уйдут…

– А то и без тебя я бы не сообразил, – с горечью ответил Редькин. – Старая грымза сегодня все на ключ заперла.

– А ты и открыть не можешь? – усомнилась Ленка.

– Да она, стерва, пропади пропадом, позавчера замок поменяла. Все хозяйство к рукам прибрала, спасу от нее нет, – посетовал Редькин.

Проболтав так с минут пять, они разошлись по своим делам.

Артамон Матвеевич Бочкин жил в старом доме Тарасовой. Лет пятнадцать назад, перебравшись в новый дом, Тарасова продала старый Бочкину.

Бочкину было шестьдесят пять лет. Он работал ветеринарным врачом в колхозе, как и положено, до шестидесяти лет. Сейчас Артамон Матвеевич находился на заслуженном отдыхе. Он всегда любил отдыхать. «Работа не волк, в лес не убежит», – было любимой поговоркой Бочкина. Он отлынивал от работы при малейшей возможности. Умудрялся брать бюллетень будучи здоровым. Однако что самое удивительное, так это то, что он всегда имел в колхозе репутацию работяги. Его многочисленные прогулы всегда объяснялись очень уважительными причинами. Однажды после его недельного отсутствия на работе председатель колхоза спросил:

– Аргамон Матвеевич, где же вы пропадали целую неделю?

– Известно где – дома. Лекцию готовил. Ведь начальство приезжает, – важно ответствовал Бочкин. Председатель колхоза Сивков до смерти боялся начальства, и такие объяснения выглядели в его глазах более чем уважительными.

Артамон Матвеевич не пил, разве что в лечебных целях. Превыше всего он ставил собственный покой и репутацию, поэтому он старался не ввязываться ни в какие ссоры и скандалы. Единственным человеком, с который он позволял себе ссориться, был Дудкин, но с Дудкиным ссорились все, и потому почтенный ветеринар не считал, что это может хоть как-то подмочить его репутацию.

– Я его даже за человека-то не считаю, – как-то признался он Тарасовой.

В ответ на это Тарасова покачала головой и с укоризною сказала, что чего-чего, а этого она от Артамона Матвеевича никак не ожидала. Говорила она это серьезным тоном, не внушающим никаких подозрений в искренности ее слов, но в глазах играли скрытые, чуть заметные искорки. Бочкин тогда понял ее прекрасно, так как они хорошо знали друг друга.

Анна Дмитриевна Тарасова была очень скрытной женщиной. Никогда нельзя было сказать, что у нее на уме. Даже проницательная Таисия Игнатьевна Сапфирова не могла до конца разгадать эту замкнутую, холодную женщину.

– В ней есть какой-то внутренний огонь, – однажды сказала Сапфирова своей подруге Арсеньевой, – и этот огонь может сжечь. Одно скажу: эта женщина мне не нравится. Временами она меня даже пугает.

Поливая свою клумбу в жаркий июньский день, Тарасова внезапно услышала громкие голоса. Отложив в сторону лейку, Анна Дмитриевна прислушалась. Она узнала голоса Бочкина и Тишкиной.

«Да они никак ссорятся», – с удивлением подумала Тарасова, подойдя поближе. Через минуту она заняла такую позицию, чтобы можно было слышать, о чем они говорят. До нее донесся голос Тишкиной:

– Я знаю, что вы на пенсии, но вы все же могли бы из уважения ко всем нам посмотреть больных коз.

– Я уже сто раз повторял и повторяю в сто первый, – терпеливо нудил Бочкин, – что весь этот месяц я себя плохо чувствовал.

– Вы прекрасно себя чувствовали, чтобы загорать на своем шезлонге, а помочь людям у вас нет времени.

– Я был простужен, а солнечные ванны при простуде полезны, – невозмутимо ответил Бочкин и с отчаянием подумал: «Ну с чего это она ко мне прицепилась?» Вслух же сказал: – Послушайте, что вы от меня хотите? И вообще, кто вам разрешил шпионить за мной?

– Я еще буду у вас спрашивать разрешения, – фыркнула Тишкина. – Если бы у вас было воспаление легких, как вы утверждаете, вы бы еще носа из больницы не показывали. Помните, как в позапрошлом году. Да что там говорить, у вас просто воспаление лени, и вы пальцем не хотите шевельнуть…

Бочкин наконец вышел из себя:

– Послушайте, вы не смеете разговаривать со мной в таком тоне. В гробу я видал ваших проклятых коз! Я на пенсии и не обязан никого лечить. Я вообще здесь никому ничего не обязан. Ясно? И убирайтесь подобру-поздорову с моего участка. – Бочкин не на шутку распалился. – Отправляйтесь на свою автолавку, или куда вы там собирались.

Лицо Алены Александровны побелело от гнева.

– Хорошо, я уйду, – Тишкина цедила слова сквозь крепко стиснутые зубы, и было видно, что она едва сдерживается, – но знайте: у меня есть что рассказать о вас. Скоро вся деревня узнает, и тогда ваша репутация станет такой же грязной, как занавески в вашем доме. Сказав это, Тишкина повернулась и, гордо подняв голову, прошествовала к себе домой.

Бочкин задыхался от бешенства. Но его сейчас больше волновал другой вопрос. «Что эта старая ведьма узнала? – подумал он. – Неужели догадывается? Нет, не может быть, пугает. Да и откуда ей знать?» И, забыв об осторожности, поддавшись внезапно нахлынувшей злобе, довольно громко пробормотал:

– С каким удовольствием я бы свернул её мерзкую цыплячью шею.

Тарасова, слышавшая эти слова, неодобрительно покачала головой. «Что-то он слишком нервничает, – подумала она. – Ведь могут услышать люди. Все всё слышат. Надо будет серьезно поговорить с ним». Анна Дмитриевна повернулась и чуть не подпрыгнула на месте. В двух шагах от нее стояла Мария Николаевна Симагина, надев лучшую улыбку из своего многочисленного арсенала.

– А я к вам за семенами, – преувеличенно бодро сказала она. – Помните, вы мне обещали?

Тарасова взяла себя в руки.

– Да-да, пойдемте, конечно, я помню, – любезно процедила она. А про себя со злостью подумала: «Наверняка всё слышала. И еще эта её отвратительная улыбка. Теперь разнесёт по всей деревне. И все он, не умеет держать себя в руках, тряпка». Вслух же любезно спросила: – Кажется, скоро придет автолавка?

Глава 5
Сборный пункт Полянска

Перед Марией Николаевной Симагиной стояла очень сложная дилемма: рассказать мужу о подслушанной ссоре сразу же или повременить. Оба варианта имели свои преимущества. В первом случае она возложит всю ответственность на мужа, предоставив ему решать, как распорядиться этой пикантной информацией. Сама Мария Николаевна вовсе не желала уподобляться Ленке и прослыть за сплетницу. К тому же Михаилу Антоновичу не нравилось, когда его жена подслушивает. «Если же не сообщить мужу тотчас же, то можно упомянуть как-нибудь потом. Она скажет, что от кого-то услыхала, а от кого – уж и не помнит. Однако можно не рассказывать ему и вовсе, а пустить слушок». При мысли об этом Симагина довольно улыбнулась. Эту технику она знала великолепно. Задумавшись, она не заметила, куда идёт, и чуть не толкнула только что вышедшую из калитки Таисию Игнатьевну Сапфирову. Последняя любезно пожелала ей доброго дня и предположила, что если такая жара продлится всю неделю, то потребуется очень много воды, чтобы поливать огород и любимые цветы.

– Знаете, годы уже не те, – как бы извиняясь, сказала Таисия Игнатьевна. – Воду таскать тяжело.

Мария Николаевна пробормотала что-то подходящее случаю. Сапфирова взглянула на неё повнимательнее и улыбнулась.

– Ну, не буду больше вас задерживать. Вы, кажется, чем-то обеспокоены? – закинула она удочку.

– Да, то есть… нет. Простите меня, Таисия Игнатьевна, я очень тороплюсь.

– Ну, конечно, конечно. Я, знаете, сразу заметила, что у вас очень деловой вид.

Мария Николаевна Симагина и Таисия Игнатьевна Сапфирова недолюбливали друг друга. Сапфирова видела в Симагиной то, что другие не замечали: Симагина любила издеваться. Она делала это тонко, с безукоризненной вежливостью, всегда очень корректно. Вот и сейчас Сапфирова заметила на лице Марии Николаевны знакомую ей кривую полуулыбку.

«Наверняка подумывает о том, чтобы пустить очередную мерзкую сплетню», – с отвращением подумала Таисия Игнатьевна. Симагина иногда ловила на себе презрительный взгляд Сапфировой, и то, что последняя прекрасно раскусила ее характер, заставляло Марию Николаевну испытывать к Таисии Игнатьевне чувство, близкое к ненависти. Однако до открытых конфликтов у них никогда не доходило; во-первых, потому что Таисия Игнатьевна предпочитала ни с кем не ссориться, считая это занятие глупым и недостойным, а во-вторых, потому что она и Симагин были старыми и хорошими друзьями. Усилием воли Таисия Игнатьевна подавляла свою неприязнь к Марии Николаевне ради общения со своим старым другом, которое она находила очень приятным. Обе дамы прекрасно умели себя сдерживать, а потому Михаил Антонович никогда не замечал их взаимной неприязни.

Сапфирова еще некоторое время глядела вслед уходящей Симагиной, а потом, взглянув на часы, заторопилась.

– Так и на автолавку опоздать недолго, а у меня и хлеба-то на завтра нет, – с этими словами она решительно повернулась и открыла калитку.

Пелагея Егоровна Цепкина очень тщательно готовилась к походу. Закупка продуктов была очень важным звеном в цепочке домашнего хозяйства Пелагеи Егоровны. Каждое утро в среду она отправляла дочь занимать очередь спозаранку. Она любила брать много и помногу. Два погреба, три холодильника были забиты до отказа мясом, овощами, консервами. Возникало ощущение, что Цепкина готовилась к блокаде. За свою страсть к скопидомству она получила прозвище Коробочка. Цепкину это раздражало, и вначале она пыталась дознаться, от кого же пошло это обидное прозвание, но безрезультатно. Скорее всего, это имя присвоила ей Тарасова, одна из немногих, кто читал Гоголя.

Собрав многочисленные пакетики и мешочки, Цепкина еще раз пробежала глазами список предстоящих покупок. Дочитав внушительный список до конца, Коробочка покачала головой.

– Даже если половину, как обычно, не привезут, не представляю, как донести все это домой.

Проблема доставки была для Цепкиной вечной. Каждую среду она пыталась отловить Амфитриона и заставить его таскать продукты, что, однако, удавалось очень редко. Вот и сейчас, взглянув на часы и обнаружив, что уже без пятнадцати час, то есть пятнадцать минут до прихода машины, Цепкина отправилась на поиски зятя. Наскоро проверив, все ли заперто, при этом уделив особое внимание шкафу, где стояло спиртное, Пелагея Егоровна широким шагом вышла из дома, на прощание любовно погладив новый замок.

Найти Амфитриона в такой короткий срок было делом почти безнадежным, но в эту среду ей повезло. Еще издалека она заметила необычное движение у дома музыканта Дудкина и тут же поспешила туда. «Надеюсь, застану там Амфитриона», – подумала она. Интуиция её не обманула, Амфитрион был там. Услышав его громкий полос, Цепкина прибавила шагу. «Вдрызг или ещё держится на ногах?» – вихрем пронеслось у неё в голове. Ей повезло: Амфитрион был не только на ногах, но даже и не качался. Около дома она увидела Симагину, Тарасову, Лаврентьева и ещё несколько человек, что-то оживлённо обсуждавших. Но Пелагее Егоровне некогда было выяснять, в чем дело. Амфитрион держался на ногах – значит, мог тащить рюкзак. Остальное ее не интересовало. Она решительно раздвинула народ и взяла за руку Амфитриона, что-то доказывавшего Дудкину. Редькин кричал, жестикулировал, обращался к зрителям, но ничто не помогало – Дудкин стоял на своем.

– Нет, мне нужна именно тростниковая дудка, Амфитрион, – упорствовал музыкант. – Ты у меня в долгу. На прошлой неделе я тебе поставил пол-литра. А на позапрошлой…

От продолжения Амфитрион был спасен тещей. Она выдернула его из круга любопытных прохожих и решительно потащила за собой. На этот раз Редькин не упирался, он был рад своему спасению. Дудкин же был так увлечен, что не сразу заметил отсутствие Амфитриона.

А где же… в недоумении развёл руками Дудкин и начал озираться по сторонам. При этом выглядел он так комично, что все рассмеялись.

Был ровно час, когда Цепкина пришла на остановку, ведя за собой Амфитриона. «Слава богу, не опоздала», – радостно подумала она. Со скамейки тут же вскочила Зоя, спеша уступить матери место. Но та сесть отказалась.

– Пусть лучше Амфитрион отдохнет, ему еще рюкзак тащить здоровенный. А я уж, так и быть, тележку свезу, – милостиво согласилась она.

Тележку Пелагеи Егоровны скорее следовало назвать телегой, ибо в нее могла уместиться целая коза. И каждый раз Цепкина накупала полную телегу продуктов. Зоя хотела отдать тележку матери, но та подтолкнула ее сидящему Амфитриону.

– Держи! – сказала она.

Голос ее звучал так торжественно, как будто она вручала Амфитриону красное знамя. Когда в десять минут второго автолавка не появилась, остановка уже гудела, как потревоженный улей. Наконец, в четверть второго кто-то из местных ребят крикнул:

– Едет, едет!

Трудно описать оживление, которое тут началось. Цепкина бросилась вперед, но обо что-то споткнулась, выронив свои мешочки. Дудкин забил в барабан. Остальные хотя и реагировали менее бурно, но все же вели себя очень активно. В последнюю минуту Цепкина обнаружила, что она не первая.

– Миня занимал, – нежным голоском объяснила Мария Николаевна Симагина, возглавляя очередь. Таисия Игнатьевна, возникшая из толпы, молниеносно спросила:

– А как здоровье Михаила Антоновича? – вопрос был задан так быстро, что Симагина не успела поменять улыбки.

– Спасибо, хорошо, – ответила она, – сегодня вот на рыбалку пошел.

– Что же это он, – спросила Цепкина, – вам помочь не остался? Сумки поднести.

– Ах, вы же знаете, что Мише вредно носить тяжести. Да к тому же у меня всего две сумочки.

Цепкина бросила взгляд на эти сумочки и презрительно усмехнулась.

– Да уж, нести тут нечего, – бросила она и тут же с удовлетворением подумала: «Хорошо, значит, недолго брать будет, я быстрее отоварюсь».

В этот момент подъехала машина, и все с нетерпением стали ожидать, когда откроются дверцы и можно будет увидеть, что внутри.

Глава 6
Труп в гостиной

К двум часам на остановке народу оставалось уже немного, примерно человек десять. Цепкина, как обычно, накупила целую гору продуктов. «Куда она будет складывать эту прорву, – с недоумением подумала Тарасова, – ни дать ни взять – Коробочка». Примерно без четверти два мимо остановки прошествовал Бочкин. Он ходил в лес за колосовиками.

– Ну, какой улов? – весело спросила Ленка.

– Три подберезовика, на суп хватит.

Бочкин отозвал в сторону Таисию Игнатьевну, и несколько минут они о чем-то негромко разговаривали. Наконец Таисия Игнатьевна кивнула, соглашаясь, и Бочкин ушел.

Подошла очередь брать Тарасовой. Анна Дмитриевна купила килограмм чайной колбасы и только хотела попросить сушек, как вдруг на тропинке, ведущей из леса, показалась старая женщина с всклокоченными седыми волосами и в сильно поношенной одежде.

– Шельма, ей богу, Шельма! – воскликнул Дудкин.

Шельма жила на хуторе в трех километрах от Полянска. Раньше с ней жила сестра, но вот уже два года, как она умерла, и старуха осталась одна. Шельма была чем-то вроде местной кликуши. Иногда она приходила в деревню и начинала кричать, что скоро быть беде. Именно после прихода Шельмы, на следующий же день, пала первая коза. Шельму почитали за колдунью. Дудкин уверял, что она ведьма и летает на метле на шабаш. Местные старожилы, однако, говорили, что Шельма хорошо умеет заговаривать губы и знает всякие лечебные травы. Правда, старожилы почти все повымерли. Осталось всего человек пять-шесть. Однако большинство полянцев на дух не переносили Шельму из-за ее зловещих пророчеств. Тарасова, увидев Шельму, прямо-таки окаменела. Но, справившись с собой, она дрожащим голосом попросила отсыпать ей полкило сахару. Цепкина заметила Шельму, когда та была уже совсем рядом. Пелагея Егоровна, пожалуй, больше всех ненавидела Шельму. После одного из ее очередных посещений у Цепкипой сгорел сарай. Едва завидев Шельму, Цепкина выпустила рюкзак, который тщетно пыталась завязать, и уставилась на старуху.

– Пошла вон отсюда, чертова колдунья! – со злобой крикнула она.

Шельма, казалось, не обратила на нее никакого внимания, потому что продолжала идти в сторону машины. Цепкина хотела уже схватить Шельму за волосы и задать ей взбучку, как однажды уже сделала, но Шельма внезапно остановилась и обвела всех горящими, как угли, глазами. Голосом, в котором звучало злорадное торжество, она четко произнесла:

– Сегодня я видела Женщину в белом, скоро она придет за одним из вас, а может, и не за одним, – и Шельма расхохоталась поистине адским смехом.

Ужас охватил всех присутствующих. Упоминание о Женщине в белом несло за собой чью-либо смерть. Обычно перед чьей-нибудь кончиною появлялась Шельма и говорила, что Женщина в белом за кем-нибудь придет. Эти предсказания часто сбывались. Сначала многие отказывались верить в пророчество Шельмы, но следующие за ними печальные события говорили сами за себя. Оцепенение, охватившее всех присутствующих, продолжалось уже минуту и могло длиться еще дольше, если бы не раздался дикий, истошный крик:

– Убирайся, мерзавка, слышишь?! Проваливай вместе со своими чертовыми бреднями!

Это кричала Тарасова. Лицо ее в тот момент было не менее выразительным, чем у Шельмы. Казалось, она готова убить старуху. Шельма посмотрела на нее и снова захохотала своим дьявольским леденящим смехом, потом повернулась и пошла обратно в лес.

Продавец позднее часто рассказывал эту историю:

– Собираюсь отвесить сахару крашеной, и вдруг из лесу появляется какая-то старая ведьма и начинает вопить о какой-то бабе не то в белом, не то в черном. Та, что целый рюкзак с телегою накупила, взялась было ее прогонять, да после слов старухи едва на ногах удержалась. А крашеная вдруг как заорет, голос у нее визгливый, почище старухиного. Я уж в тот раз зарок себе дал больше в эту деревню не ездить. А то еще свяжусь с какой-нибудь нечистью, так и житья не будет.

Лишь минут через десять после ухода Шельмы все немного поуспокоились. Цепкина наконец упаковала свой рюкзак и велела Амфитриону нести его домой. Сама же села отдышаться. Даже Ленка и Дудкин были испуганы.

– А где Алена? – внезапно спросила Ленка. – Она всегда ходит на лавку.

Тут только остальные заметили отсутствие Тишкиной. Это действительно показалось всем странным.

– Может, она пошла Саврасиху проведать? – предположила Зоя.

Саврасихой называли Антониду Александровну Саврасову, чей дом был последним, если считать от шоссе. В этот день была ее очередь пасти коз. Однако Ленка продолжала хмуриться, такое объяснение ее не удовлетворило.

Тарасова, уже взявшая себя в руки, обратилась к Зое:

– Кажется, вы у меня забыли кофту, когда приходили смотреть кино.

– Ах, она у вас, – радостно заулыбалась Зоя. – А я-то гадала, где ее оставила.

– Вот растяпа, – проворчала мать. – Пойди забери немедленно. Спасибо вам, Анна Дмитриевна, а то век бы искала.

С этими словами Цепкина поднялась и покатила свою тележку.

Последний покупатель уже ушел, и продавец собрался уезжать, когда Тарасова вдруг вспомнила, что забыла купить баночку сардин.

– Обождите минутку, Зоя Васильевна, я мигом, – сказала Тарасова, быстро доставая деньги.

Через двадцать минут Зоя и Анна Дмитриевна подошли к дому Тарасовой. Обе были еще под впечатлением от внезапного появления Шельмы. Тарасова достала из-под крыльца связку ключей и отперла дверь.

– Проходите, – сказала она Зое, задержавшись, чтобы спрятать ключи.

Зоя вошла в комнату, и вдруг с её побелевших губ сорвался отрывистый крик. Прямо посреди комнаты на полу, у стола, лежала Алена Александровна Тишкина.

Вокруг её шеи был завязан провод. Тарасова, стоявшая за спиной Зои, покачнулась и схватилась за дверь. Столбняк у Зои прошёл, и она бросилась к Тишкиной.

Тарасова за ней. Зоя схватила Тишкину за руку: рука была тёплая.

– Может, она ещё жива? – отрывисто крикнула Зоя, обернувшись к Тарасовой. – Надо приложить зеркало и…

– Некогда, – оборвала её Анна Дмитриевна. – Бегите скорее к Бочкину, а я размотаю этот провод. Хотя нет, бегите за зеркалом.

Тарасова размотала провод, пока Зоя бегала за зеркалом. Сзади на шее Тишкиной они увидели красный след. Тарасова схватила зеркало и приложила ко рту Тишкиной.

– Ну что? – крикнула Зоя, когда через полминуты Тарасова выпрямилась.

– Не дышит, – как-то глухо сказала Тарасова. – Зеркало не затуманилось. – Что же вы стоите? Бегите скорее к Бочкину! – приходя в себя, закричала хозяйка дома.

Через пять минут прибежали Бочкин и Зоя. Бочкин задыхался. Тарасова полулежала на диване.

– Что так долго? – слабым голосом спросила она.

Бочкин не отвечая опустился на колени рядом с Тишкиной и стал нащупывать сердце. Зоя не отрываясь смотрела на него.

– Зоенька, голубушка, налейте мне сердечных капель, а то мне что-то нехорошо, – сказала Тарасова.

– Они там, в шкафчике на кухне. Зоя бросилась за лекарством, а когда вернулась, то увидела, что в комнате появился ещё один человек: рядом с Бочкиным стояла Таисия Игнатьевна Сапфирова.

– Я увидела, как вы бежите, и зашла посмотреть, что случилось, – пояснила она своё появление. Кивнув в сторону лежащей Тишкиной, Сапфирова спросила дрожащим голосом:

– Она мертва?

Бочкин выпрямился.

– Сердце не бьётся, – произнёс он.

Таисия Игнатьевна окинула комнату быстрым взглядом, стараясь запомнить обстановку. На столе в гостиной стояли две чистые чайные чашки, сахарница и вазочка с конфетами. Всё остальное, не считая трупа, выглядело таким же, как и всегда. Таисия Игнатьевна была в этом уверена, так как заходила в гостиную Тарасовой не далее чем два дня назад. Внезапно Таисия Игнатьевна заметила что-то серое в углу. Приглядевшись, она поняла, что это мышь. «Наверное, дохлая», – с отвращением подумала она. Как и большинство людей, Таисия Игнатьевна терпеть не могла мышей. Резкий голос Бочкина вывел её из оцепенения.

– Что будем делать? – отрывисто спросил ветеринар.

– Прежде всего, – живо откликнулась Сапфирова, – проверим, не скрывается ли кто в двух других комнатах, и будет лучше, – добавила она, – если мы не будем здесь ничего трогать до приезда милиции.

– М-милиции? – испуганно переспросила Зоя.

– А как же? – невозмутимо ответила Сапфирова. – Ведь ясно, что её убили.

Это грубое слово, видимо, стало последней каплей, и Зоя, бросившись на стул, зарыдала. Бочкин налил ей воды, прося успокоиться. Тарасова тем временем, немного пришедшая в себя, вместе с Бочкиным и Таисией Игнатьевной осмотрела весь дом. Они заглянули в шкафы, под кровати, но никого не обнаружили.

– Нужно позвонить в Утесово, – сказала наконец Тарасова, – там есть милиция.

– Я думаю, нужно звонить прямо в Лугу, – не согласилась с ней Сапфирова.

– Ну я не знаю, – начал было Бочкин, но Таисия Игнатьевна прервала его.

– Разве вы не знаете нашей утёсовской милиции? – поморщившись, спросила она.

– Они только и умеют, что пьяных вынимать из канавы. Вспомните, когда ограбили Синицких, приезжали из Луги, а тут убийство.

Тарасова сдалась.

– Хорошо, – сказала она. – Кто пойдет звонить?

– Ну, если вам не трудно, – начала Сапфирова, – будет лучше, если вы как хозяйка дома…

– Пойдёмте, – оборвала её Тарасова.

– Да, да, пойдёмте скорее! – вдруг закричала Зоя, вскакивая со стула. – Как вы можете находиться здесь, рядом с ней, – и она указала дрожащей рукой в сторону неподвижно лежащей Тишкиной.

– Есть у вас валерьянка? – повернулся Бочкин к Тарасовой.

– Там, в шкафчике, – ответила хозяйка.

Бочкин заставил Зою принять валерианы и вновь попросил успокоиться. Они уже собирались выходить, как вдруг Таисия Игнатьевна, замерев на пороге, резко спросила:

– Это вы открыли окна?

Тарасова, к которой был обращен вопрос, не сразу поняла его смысл. Потом, секунду подумав, ответила:

– Да, я открыла, а что, это имеет значение?

– Пока не знаю, – пожала плечами Сапфирова, и они все вместе вышли из злополучной гостиной. Тарасова заперла дом и положила ключ в карман.

– Я пойду звонить, – объявила она. – Кто-нибудь со мной?

Бочкин немного поколебался, но потом тоже пошел к Симагиным, у которых стоял единственный в деревне телефон.

– Идите домой, Зоя Васильевна, и постарайтесь хорошенько успокоиться, а я здесь посижу, договорились? – как можно мягче обратилась к Редькиной Сапфирова.

Зоя благодарно кивнула и заспешила по дороге домой. Таисия Игнатьевна опустилась на стоящую рядом скамейку и стала ожидать возвращения Тарасовой и Бочкина. Только сейчас она ощутила, что у неё дрожат руки и ноги.

Глава 7
Милиция берётся за дело

Новость об убийстве распространилась по Полянску с быстротой молнии. Когда через три часа к дому Тарасовой подъехала милицейская машина, почти все полянцы были уже в сборе.

Пока ждали милицию, несколько любопытных пытались уговорить Тарасову дать им возможность хоть одним глазком взглянуть на место убийства. Анна Дмитриевна наотрез отказалась.

– Во-первых, – сказала она, – я больше не желаю смотреть на этот ужас. Я даже не представляю себе, как я смогу теперь жить в собственном доме.

– Ну, я думаю, что сможете, – с очаровательной улыбкой произнесла Мария Николаевна Симагина. – Скоро все забудется, убийцу найдут и посадят под замок.

Усилием воли Тарасова сдержалась и продолжала:

– А также мне сказали, что на месте убийства ничего нельзя трогать.

– Кто это вам сказал? – с подозрением спросила Пелагея Егоровна Цепкина.

– Да вот, Таисия Игнатьевна.

Цепкина окинула источник информации задумчивым взглядом. «Много знает, – подумала Коробочка, – грамотная. Не удивлюсь, если она и пристукнула. Непременно надо будет сообщить в органы». Неожиданно Дудкин, видимо, решив, что ему уделяют недостаточно внимания, закричал пронзительным фальцетом.

– Наша милиция нас бережет!

– То-то она тебя уберегла, – усмехнулась Цепкина. – Забыл, как в прошлом году загремел в вытрезвитель?

– Ничего я не забыл, – обиделся Дудкин, – а если и загремел, то за дело. – Может быть, если бы не милиция, так я бы до сих пор в той канаве валялся.

Пелагея Егоровна выразительно покрутила пальцем у виска и отошла в сторону. «И его попрошу взять на заметку», – решила она.

Милицейская машина проехала уже большую часть пути, когда следователь Попов спросил у сидевшего рядом лейтенанта Скворцова:

– Владимир Андреевич, вы, кажется, там бывали, так расскажите мне вкратце, что представляет собой этот Полянск.

– Деревушка в тридцать-сорок домов, – откликнулся Скворцов. – Да ничего особенного, обычная русская деревня. Да вы сами увидите, Кирилл Александрович, минут через сорок приедем.

– Кажется, у вас там знакомые или родственники живут? – поинтересовался следователь.

– Да, верно, есть там у меня дальний родственник. Терентьев – его фамилия. Хороший человек. Закон вроде бы не нарушал, – улыбнулся Скворцов.

– Ну-ну, – задумчиво произнес Попов.

Скворцов с любопытством взглянул на следователя.

– О чем вы думаете? – спросил он.

– О том, где мы будем вести следствие, ведь не в поле же.

– Другими словами, Кирилл Александрович, вы спрашиваете, нельзя ли остановиться у моего родственника и использовать его дом в качестве штаба расследования?

– Точно, – сказал Попов и посмотрел прямо в глаза лейтенанту Скворцову.

Скворцов выдержал его взгляд.

– Я не знаю, – просто ответил он, – но попросить могу. Впрочем, – добавил лейтенант, – если нам повезет, мы сможем уехать уже сегодня.

Попов покачал головой.

– У меня, Владимир Андреевич, интуиция сильно развита. Кожей чувствую, что мы тут надолго задержимся. Так всегда бывает, когда у меня отпуск не за горами.

Скворцов ничего не ответил, повернулся к окну. Мимо проплывали высокие, колышущиеся от ветра березы, суровые, непреклонные сосны. «Как здесь красиво, – подумал лейтенант. – В такой день бы наслаждаться природой, а я еду раскрывать убийство». Он вздохнул и бросил быстрый взгляд на следователя, но тот, казалось, не замечал ничего вокруг себя и, судя по его виду, о чем-то напряженно думал. Было начало шестого вечера, когда милицейский газик остановился у дома Тарасовой. Нужный дом шофёр сразу определил по большому скоплению народа.

– Ишь высыпали, – добродушно усмехнулся бывалый водитель, сдвинув на затылок свою старую потёртую шоферскую кепку.

Машина остановилась, и приехавшие вышли из нее. Плотный мужчина среднего роста с объемистым портфелем в руках выступил вперед и бодро сказал громким, хорошо поставленным голосом:

– Здравствуйте, товарищи полянцы. Давайте знакомиться: я следователь лужской прокуратуры Кирилл Александрович Попов. А это, – указал он на худощавого шатена лет тридцати двух – тридцати трёх со смеющимися карими умными глазами, – лейтенант Владимир Андреевич Скворцов.

Затем Попов поочерёдно представил экспертов и лишь потом, не меняя тона, спросил:

– Ну что тут у вас произошло?

Несколько человек принялись говорить разом, но Попов поднял руку и дружелюбно попросил:

– Давайте кто-нибудь один мне расскажет.

В ту же минуту вперёд выступила бабуля лет восьмидесяти в ситцевой косынке.

– Убили, батюшка, убили, – запричитала она. – Живую душу сгубили, антихристы, креста на них нет, душегубах.

Попов, поморщившись, прервал излияния старушки.

– Ну вот что, бабуля, об антихристах и душегубах вы мне расскажете в другой раз, а сейчас… Как вас зовут-то, бабуля? – ласково спросил он.

– Матрена, голубчик, а батюшку моего Тимофеем звали.

– Стало быть, Матрена Тимофеевна. Я к вам, бабуля, на неделе обязательно зайду, и вы мне всё-всё расскажете, договорились? – как можно более мягко спросил Попов, мысленно добавив: «Отпустила бы ты душу на покаяние, не мешала работать, Матрёна Тимофеевна».

Старушка, однако, не сразу оправдала его надежды. Сначала она принялась заверять следователя, какой он хороший человек, потом стала слёзно просить зайти отобедать чем бог послал.

– Не побрезгуй, батюшка, – умильно проговорила старушка, глядя прямо в глаза Попову.

В душе следователь проклинал назойливую старушонку, но внешне оставался вежлив, и вскоре ему наконец удалось от неё избавиться. С облегчением вытерев залысины, он быстро произнёс:

– Прошу обнаруживших труп выйти вперёд.

Тарасова выдвинулась из толпы. Зою вытолкнула мать.

– Позвольте узнать ваше имя, отчество, – обратился к ним Попов.

Обе представились. Зоя всё ещё дрожала от волнения.

– Очень хорошо, – ровным голосом произнёс Попов. – Как я понимаю, убитую нашли в этом доме? Кому он принадлежит?

– Мне, – сказала Тарасова. – Я сейчас вам всё объясню, – начала Анна Дмитриевна, но следователь прервал её.

– Если вы не возражаете, я поговорю с вами позже, а пока я бы хотел взглянуть на место преступления. Будьте любезны, Анна Дмитриевна, отоприте дом.

Скворцов, стоявший несколько поодаль, улыбался, наблюдая за происходящим. Он отлично знал эту доброжелательную манеру следователя. Попов всегда старался произвести приятное впечатление, не будучи грубым без необходимости и представляясь этаким добрым дядей.

Между тем Тарасова отперла дом, и следователь прошёл внутрь. Следом за ним вошли лейтенант и эксперты, шофёр остался ждать на улице.

Попов попросил Редькину задержаться, а Тарасовой сказал:

– Простите, но я вынужден просить вас подождать ещё некоторое время, пока мы все не осмотрим.

Тарасова кивнула.

– Да, вы обедали? – заботливо спросил следователь у Зои и Анны Дмитриевны. Обе ответили утвердительно. – Ну вот и хорошо, – обрадованно сказал он и, обращаясь к жителям, добавил: – А вас, товарищи, я пока не задерживаю.

Все постепенно начали расходиться, после того как Попов пообещал держать их в курсе дела. Когда все разошлись, Попов тихо сказал Скворцову:

– Вот, Владимир Андреевич, такт и доброе слово дают хорошие результаты.

Цепкина, конечно, осталась, а вот Амфитрион уже успел куда-то улизнуть. «Вот мерзавец, – подумала Пелагея Егоровна, – жену будет милиция расспрашивать, а его и след простыл».

Вдруг Ленка, стоявшая в задумчивости все это время, оживилась и чуть ли не подскочила к следователю, перехватив его на самом пороге.

– Вы ведь следователь? Да? – понизив голос, спросила Ленка.

– Да, я следователь, а что вы хотите?

– У меня есть все основания полагать, – прошептала Ленка с каким-то торжеством, – что я последняя видела Алену живой.

Глава 8
Очевидцы

Напряженная тишина, последовавшая за этим заявлением, могла бы заставить насторожиться любого, но только не Ленку. Минуту, пока продолжалось молчание, она с интересом разглядывала следователя, а он, в свою очередь, с не меньшим интересом разглядывал ее. Наконец Попов улыбнулся и обратился к лейтенанту Скворцову:

– Владимир Андреевич, пока я все здесь буду осматривать, выслушайте свидетельницу. Судя по всему, ей есть что сказать. Как вас зовут? – обратился он к Ленке.

– Елена Поликарповна Образцова.

– Прекрасно, – констатировал Попов и обернулся к Тарасовой: – У вас не найдется местечка, где можно было бы поговорить? Вот, кажется, это строение лучше всего бы подошло…

– Да, конечно, – быстро ответила Тарасова. – Моя летняя кухня в вашем распоряжении. Пожалуйста, лейтенант.

– Ну, а вас, – неожиданно обратился Бочкин к Тарасовой, Цепкиной и Сапфировой, – прошу ко мне на чашку чая. – Думаю, – добавил он, – Кирилл Александрович нам сообщит, когда хозяйке будет позволено вернуться в свой дом.

– Ну конечно, – заверил его Попов.

Следователь и эксперты управились за час. В доме было найдено много разных отпечатков пальцев, что и неудивительно, так как к Тарасовой частенько заходили люди. На проводе были обнаружены отпечатки пальцев Тарасовой и Редькиной. Это выяснилось позднее. Следователь бережно упаковал провод в особый пакет, специально предназначенный для вещественных доказательств. Потом он спросил медэксперта, когда, по его мнению, произошло убийство. Медэксперт затруднился ответить точно, сказав:

– Могу лишь с уверенностью утверждать, что смерть наступила в течение последних двенадцати часов.

– А точнее сказать вы не можете?

– Вероятнее всего, она умерла не позднее шести-восьми часов назад, но с точностью утверждать это я не берусь.

Попов задумчиво кивнул.

– Ну что ж, – ободряюще сказал он, – я думаю, мы это установим.

С этими словами Попов приступил к осмотру трупа. В кармане убитой следователь обнаружил записку. Она гласила: «Встречаемся на том же месте сегодня в десять». Записка представляла собой неровный клочок бумаги, очевидно, выдранный из какого-нибудь блокнота или оторванный от тетрадного листа.

– Проверьте отпечатки пальцев, сказал Попов дактилоскописту.

Анализ не выявил ни одного отпечатка. Попов нахмурился. «Странно», – подумал он, но раздумывать над этим сейчас не стал, не было времени. Когда эксперты сделали все необходимое, Попов отошел к дверям, чтобы еще раз оглядеть место преступления.

– Когда приедет машина, увозите труп и делайте вскрытие, ну, словом, все необходимое, – сказал следователь медэксперту и, нахмурившись, посмотрел на часы, недовольно заметив: – Что-то они долго не едут.

Направляясь к дому Бочкина, Попов, проходя мимо летней кухни, услышал голоса: громкий выразительный – Ленкин и спокойный, ровный – Скворцова. Следователь улыбнулся. «Темпераментная особа», – подумал он.

Попов постучал в дверь.

– Войдите, – раздался голос Бочкина.

Попов вошел и принял приглашение сесть. Артамон Матвеевич угостил его чаем с печеньем.

– Тело скоро должны забрать, – сообщил следователь, покончив с чаем, – а пока я задам вам всем несколько вопросов еще не для протокола, но это не значит, – улыбнулся он, – что вы можете что-то скрыть. Вы должны говорить правду. После этого общего разговора я, вероятнее всего, буду беседовать с каждым по отдельности, так что я надеюсь, что у вас будет время подумать и, если вы что-ни будь забудете, рассказать мне при личной встрече. А теперь, пожалуйста, внимательно слушайте мои вопросы и постарайтесь отвечать как можно более точно, при этом хорошенько подумав. И уж, конечно, – добавил он с легкой улыбкой, глядя на слегка испуганную Зою, – я вас не съем. Кстати, кажется, я еще здесь не со всеми знаком.

Тарасова представила Попову Бочкина, Сапфирову и Цепкину. Следователь поочередно пожал им руки и, устроившись поудобнее, задал первый вопрос:

– Кто конкретно, как и когда обнаружил труп?

Рассказывать взялась Тарасова. Она рассказала, как они с Зоей вошли в дом, и подробно описала их действия.

– Вы сделали все правильно, – одобрительно кивнул головой Попов. – А скажите, никто из вас не проверял сердце?

– Я, – сразу ответил Бочкин.

– Вы? – удивленно обернулся к нему следователь. – Но вы же при обнаружении тела не присутствовали, так я понимаю?

Тарасова поспешно объяснила ситуацию.

– Все это очень хорошо, – заметил Попов, – но я спрашивал только о действиях Анны Дмитриевны и Зои Васильевны. Я повторяю вопрос, – обратился он непосредственно к ним. – Кто-нибудь из вас двоих пытался нащупать сердце?

– Я пыталась, ответила Тарасова. Когда Зоя Васильевна ушла за Артамоном Матвеевичем, я хотела проверить, бьется ли сердце, но мне стало нехорошо.

– Понятно, – ответил Попов. – Скажите, а вы точно убедились, что, – заглянул он в блокнот, – Алена Александровна Тишкина была мертва?

– Во всяком случае, дыхания не было и зеркало это подтвердило, – сказала Тарасова.

– Вы согласны? – спросил Попов Зою.

– Да, полностью. Зеркало не затуманилось.

– Очень хорошо, – заключил следователь ровным тоном. – Теперь, – обратился он к Бочкину, – расскажите, что делали вы.

– Зоя Васильевна прибежала ко мне и крикнула, чтобы я скорее шел к Анне Дмитриевне. Минут через пять я уже был там.

– Через пять минут? – удивился следователь. – Мне понадобилось меньше двух, чтобы дойти оттуда до вашего дома. Я не спешил.

– Дело в том, что я был около бани, к тому же я не очень быстро хожу. Возраст, знаете ли.

– Да-да, я понимаю, – сочувственно закивал Попов. – Войдя, что вы увидели?

Бочкин подробно обо всем рассказал.

– Значит, она лежала па полу, а Анна Дмитриевна сидела на диване, верно?

– Совершенно правильно, – кивнул Артамон Матвеевич и предложил следователю еще чашку чая.

– Как-нибудь в другой раз, – вежливо поблагодарил Попов. Он повернулся к Таисии Игнатьевне и Цепкиной:

– А из вас, дамы, никто не подошел туда позже?

– Я подошла, – ответила Сапфирова.

– А что вы там делали?

– Я шла к Артамону Матвеевичу поиграть в покер.

– Вы же обычно играете вечером, часов в семь-восемь, – удивилась Тарасова.

– Я попросил Таисию Игнатьевну прийти пораньше, – объяснил Бочкин.

Попов спросил:

– А почему вы пошли к Анне Дмитриевне?

– Я увидела спешащих Зою Васильевну и Артамона Матвеевича, – объяснила Сапфирова.

– Так-так, – произнес следователь и вдруг спросил: – А почему позвали вас, Артамон Матвеевич? Ведь есть и другие соседи. Кстати, убитая жила одна?

– Нет, – впервые подала голос Пелагея Егоровна. – У нее гостили родственники, но сейчас их нет дома.

– А где они?

– Полагаю, вам лучше узнать у них, когда они вернутся.

– Резонно, – согласился следователь. – Таисия Игнатьевна, теперь вы расскажите мне, что вы увидели и как действовали.

Сапфирова подробно обо всем рассказала.

– Замечательно, – похвалил следователь и спросил: – А откуда вы знаете, как надо вести себя при обнаружении трупа?

– В кино видела, да и в книгах читала, – засмеялась Таисия Игнатьевна.

– Вот что значит телевидение и книги, – удовлетворенно заключил Попов и, внезапно обернувшись к Бочкину, спросил:

– Так почему обратились именно к вам, Артамон Матвеевич?

– Наверное, потому, что я врач, хоть и ветеринарный.

– Ах, вы врач, – обрадовался Попов. – Это очень кстати. Как, по-вашему, сколько времени Тишкина уже была мертва до того, как вы пришли?

– Думаю, что недолго, – сказал Бочкин, – тело еще не остыло.

– Да-да, – вклинилась Зоя. – Я помню, рука была еще теплая, когда я ее щупала.

– Вы уже упоминали об этом, – сказал следователь и спросил: – А через какое время вы нам позвонили после обнаружения трупа? Вот вы ответьте, Таисия Игнатьевна, – обратился он к Сапфировой.

– Боюсь, я не смогу вам помочь, как вы уже знаете, я не присутствовала при обнаружении тела.

– Полчаса, плюс-минус десять минут. – Это сказала Тарасова.

– А почему вы позвонили в Лугу?

– Это я настояла, – живо откликнулась Сапфирова. – Мне казалось, так лучше. – Попов с уважением взглянул на нее.

– Вы поступили совершенно правильно, сэкономив нам время. Нас бы все равно вызвали. Ну что ж, – заключил он, поднимаясь, – пока это все. Помните о том, что я сказал вам в начале нашей беседы. Пелагея Егоровна, вас, как я понимаю, поблизости не было?

– Вы все понимаете совершенно правильно, – твёрдо ответила Цепкина.

В это время раздался стук в дверь. Это оказался Скворцов. Из-за его плеча выглядывала Ленка.

– Приехала машина забрать тело, Кирилл Александрович, – сообщил Скворцов.

– Наконец-то, – с облегчением сказал следователь и обратился к Тарасовой: – Я все закончил в доме, Анна Дмитриевна, вы можете начать прибираться. Да, кстати, – вспомнил он, – когда вы заперли дом, туда уже никто не мог войти?

– Нет, – уверенно ответила Тарасова. – Да тут народ набежал.

– И в окно не могли влезть?

– Абсолютно невозможно. Все бы заметили.

– Ну что ж, я, пожалуй, попрошу вас четверых еще на минутку зайти и взглянуть, пока не увезли тело, все ли так и было. А вам, Пелагея Егоровна, желаю доброго вечера.

– Спасибо, вам так же.

Четверо очевидцев вошли в комнату и остановились на пороге.

– Ну что? – спросил следователь.

– Все так и есть, – ответила четверка.

Таисия Игнатьевна одобрительно осмотрела комнату. «Кажется, даже ничего не сдвинули, – подумала она. – Хорошо работают эксперты. И мышь выкинули, молодцы».

Уже собираясь уходить, Попов вдруг спросил:

– А как это покойная попала в дом, случайно, никто не знает?

Все присутствующие покачали головами.

– Тайна, покрытая мраком, – наконец изрек Бочкин.

– Ничего, мы ее откроем, – бодро сказал следователь тем же тоном и добавил: – До скорой встречи.

Скворцов с Ленкой ждали снаружи. Ленка сказала:

– Я всё-всё рассказала лейтенанту. Если будет нужна моя помощь, приходите в любое время.

– Непременно воспользуюсь вашим приглашением, – отозвался Попов. – А лейтенант мне в точности перескажет вашу историю.

– А я ведь была ее лучшей подругой, – всхлипнула Ленка. – Мне будет без нее так одиноко.

– Поверьте, я вам очень сочувствую, – искренне произнес Попов. – Я не сомневаюсь, что Алена Александровна была замечательным человеком.

Распрощавшись с Образцовой, Попов повернулся к Скворцову:

– Интересная история?

– Да, – ответил тот, – вам стоит послушать.

– Не сейчас, – сказал следователь. – Я думаю, вы не откажетесь заглянуть к вашему родственнику?

– Конечно, пойдемте.

– Минутку, я только распоряжусь, чтобы увозили тело.

Сделав все необходимое, Попов вернулся и вместе с лейтенантом зашагал по проселочной дороге к дому Терентьева.

Глава 9
Родственники

– Ну, как вам следователь? – с любопытством поинтересовалась у Таисии Игнатьевны Пелагея Егоровна Цепкина.

– Вежливый человек, культурный, – осторожно ответила та.

– А мне так он напоминает лису, те же повадки.

– Вовсе ни на какую лису он не похож, – не согласилась Зоя. – Встретишь и не подумаешь, что следователь.

Так, разговаривая, они дошли до дома Таисии Игнатьевны, где последняя с ними и распрощалась. Зоя предложила старушке зайти к ним в гости, но та отказалась, сославшись на усталость. В этот день она действительно устала, но ей также хотелось спокойно осмыслить происшедшее ужасное событие.

Петр Афанасьевич Терентьев был худ, как жердь. Ему еще не было пятидесяти, но выглядел он на все шестьдесят. Худое, болезненное лицо прояснилось при виде Скворцова.

– Значит, прислали тебя, – обрадованно заметил Петр Афанасьевич. – И ты сразу решил заглянуть ко мне. Молодец, не забываешь родственников.

– Петр Афанасьевич, познакомьтесь со следователем Кириллом Александровичем Поповым. Он будет вести это дело.

– Очень приятно.

– Мне тоже, – откликнулся следователь. Они пожали друг другу руки.

– Да вы садитесь, – засуетился Терентьев, – я вас сейчас ужином накормлю, небось, устали?

Скворцов благодарно кивнул. После чая, выкурив сигарету, лейтенант начал:

– А мы тут подумывали, нельзя ли остановиться у вас? А? Надо же где-то вести следствие, – и он заискивающе посмотрел на Терентьева.

Тот рассмеялся.

– Вам повезло! – воскликнул он. – Я как раз собрался уезжать в Ленинград к жене. Надеюсь, Кирилл Александрович меня отпустит?

– Если кто-нибудь подтвердит, что видел вас постоянно между двумя и тремя часами дня, то с удовольствием.

– А как же. Федоровы подтвердят, – радостно воскликнул Петр Афанасьевич. – Я у них ровнёхонько с двух и, почитай, до самой половины четвертого сидел.

– Скажите, у вас нет, случайно, никаких соображений по тому делу?

– К сожалению, нет.

– Вы хорошо знали покойную?

– Да кто ж её не знал?

– Как думаете, Петр Афанасьевич, кто мог её убить?

– Понятия не имею, Кирилл Александрович.

– Вы сегодня собирались ехать, Петр Афанасьевич? – перевёл разговор в другое русло Попов.

– Да, часика через два. А чего делов-то? Сел на «Москвич» и поехал. Сейчас ведь светло.

– Владимир Андреевич, – обратился Попов к лейтенанту Скворцову, – сходите с Петром Афанасьевичем к этим Фёдоровым, пусть подтвердят. Для галочки, знаете ли, – добавил следователь, обращаясь к Терентьеву.

– Что вы, что вы, я все понимаю, – замахал руками Петр Афанасьевич.

Заявление Терентьева полностью подтвердилось. Фёдоровы показали, что Терентьев неотлучно был у них с двух до полчетвертого.

– Когда собираетесь обратно? – спросил Попов у Терентьева.

– Раньше чем через три дня не приеду. А скорее всего, буду через неделю. – И тут он хитро подмигнул лейтенанту: – Надеюсь, что вы уже схватите к тому времени злодея. Ты ведь всегда смышленый был, Владимир.

– Непременно схватим, – пообещал Скворцов.

Петр Афанасьевич подробно растолковал, что где лежит и как вести хозяйство в его отсутствие. Потом он сел в «Москвич» и со спокойной душой укатил в Ленинград.

– Ну вот, кажется, мы устроились, – довольно потирая руки, произнес следователь. – Вот что, Владимир Андреевич, расскажите-ка мне, что вам поведала, как ее, Образцова.

Скворцов подробно пересказал всю историю. Следователь выглядел несколько удивленным.

– Странные вещи здесь творятся, – наконец сказал он. – Я чувствую, что мы еще не скоро отсюда выберемся. Значит, Тишкина говорит, что не видела этого человека, но из рассказа Образцовой я прихожу к выводу, что кого-то она подозревала. Все-таки очень странная фраза: «Я думаю, это был не тот человек, на кого я вначале подумала». Так она вам сказала?

– Да, именно так.

– Ну что ж, я сам с ней переговорю. А вообще, Владимир Андреевич, какое у вас сложилось первое впечатление об этом деле?

– Сложное дело, – вздохнул Скворцов, – много непонятного.

– Да уж, – согласился следователь. – Посредине дня находят труп женщины в чужом доме. У вас есть какие-нибудь соображения по этому поводу? – с любопытством спросил он.

– Пока, признаться, никаких. А у вас?

– Еще рано делать выводы. Нужно побольше разузнать об этой Тишкиной и ее взаимоотношениях с полянцами. Кстати, смотрите, что я нашел в цветнике у Тарасовой, – сказал Попов и разжал руку. Там оказались дешевые дамские часики. – Вот и улика, – медленно проговорил Попов. – Только настоящая ли? В любом случае выяснить, чьи они, необходимо. А сейчас, Владимир Андреевич, сходите и узнайте, не появился ли кто из её семьи, и если да, то пригласите ко мне.

Скворцов пошел к двери, но мигом остановился и взглянул на следователя.

– Может быть, стоит подождать до завтра, Кирилл Александрович? Не хочется травмировать людей.

– Вы, конечно, правы, и я им сочувствую, но время дорого, и потому, если они приехали, приведите их ко мне. Со всем возможным тактом, конечно, – добавил он.

– Кстати, – спросил Скворцов, – а где остановился наш дактилоскопист? Ведь завтра придется снимать у всех отпечатки.

– А у него родня в Утесове. Приедет сюда завтра утром. Идите, Владимир Андреевич, время дорого.

В доме Тишкиной горел свет. Дверь была открыта. В маленькой комнате на диване сидел высокой мужчина лет тридцати двух – тридцати трех.

Выглядел он очень подавленным и расстроенным. Скворцов кашлянул, и лишь тогда мужчина заметил его.

– Кто вы? – резко спросил он сухим надтреснутым голосом.

– Я лейтенант Скворцов из милиции. А вы, наверное, Тишкин?

– Да, это я. Что вы хотите?

– Мне очень неловко беспокоить вас в такую минуту, но следователь хочет вас видеть.

– А до завтра он подождать не может?

– Боюсь, что нет. Так или иначе вам нужно переговорить со следователем. Я лишь выполняю его поручение.

В этот момент в комнату вошла высокая молодая блондинка.

– Это моя жена, Вера Никитична, – представил её Тишкин. – Вера, познакомься с лейтенантом Скворцовым. Боюсь, что нам придется пойти к следователю.

Жена согласно кивнула, её холёное красивое лицо было застывшим и невыразительным.

При виде родственников погибшей Попов рассыпался в соболезнованиях. Он извинился, что вынужден их потревожить, уверяя, что только крайняя необходимость заставила его пойти на этот неприятный шаг.

– Всего несколько вопросов, – мягко сказал он. – Расскажите мне о вашей матери, Алексей Александрович. Уверен, она была замечательным человеком.

Тишкин заметно оттаял. Лицо его на мгновение прояснилось.

– Вы правы, моя мать была редкой души человеком. Она была доброй, отзывчивой, я так её любил.

Тишкин замолчал. Он закрыл лицо руками, пытаясь сдержать слёзы.

– Я, я не понимаю, кто мог её убить, ещё сегодня утром она была такой весёлой, живой… – Вдруг он вскочил со стула и навис над следователем. – Вы ведь найдёте того, кто это сделал, найдёте?

– Конечно, найдём, – успокаивающе произнёс Попов. – Это наша работа.

Вера Никитична мягко взяла мужа за плечи и усадила обратно на диван.

Скворцов, человек ещё молодой, никак не мог привыкнуть к горю других людей, хотя не раз сталкивался с подобными ситуациями.

– Когда вы видели свою мать живой в последний раз? – спросил следователь после небольшой паузы.

– Сегодня утром, часов в десять.

– Вы не заметили в её поведении ничего необычного?

– Нет, она была такой, как и всегда.

– Мне она показалась необычно задумчивой, – вмешалась его жена.

– Что вы имеете в виду? – с интересом спросил Попов.

– Ну, она была несколько рассеянной, мне кажется, её что-то тревожило.

– А что именно, вы не знаете?

– Понятия не имею, товарищ следователь.

– Кирилл Александрович, – улыбнулся Попов. – А где вы сегодня были?

– Ездили в Лугу, – ответил Тишкин.

– А зачем, если не секрет?

– У матери перегорел чайник, ездили покупать новый.

– Когда вы уехали?

– Сразу после десяти.

– А вернулись?

– С полчаса назад. Анна Дмитриевна сообщила нам.

Попов кивнул, задумчиво разглядывая супругов.

– У вас есть машина?

– Нет.

– Как же вы доехали?

– На мотоцикле.

– Скажите, Алексей Александрович, у вас есть какие-нибудь предположения относительно того, кто мог бы убить вашу мать?

– Никаких, я до сих пор не могу в это поверить. Это невероятно, боюсь… – Он замолчал.

Жена вновь заботливо погладила его по руке.

– Вы хотите ещё что-нибудь знать, Кирилл Александрович? – спросила она.

– Да. Скажите, кто ещё живёт сейчас в доме?

– Антон Анисимович и Дина Петровна.

– Кто они?

– Он – племянник Алены Александровны, она – его двоюродная сестра.

– А где они сейчас?

– Не знаю. В лесу или на речке.

– Когда их можно будет увидеть?

– Они скоро должны прийти.

– Ну что ж, – произнёс Попов, вставая, – сейчас я не буду вас больше задерживать, но завтра я приглашу вас для официального допроса. Не уезжайте пока никуда. Да, у вас есть здесь паспорта?

– Есть.

– Захватите, пожалуйста, когда я вас вызову. Надеюсь, – добавил он, – мы скоро поймаем убийцу.

Когда Тишкины ушли, Попов спросил:

– Ну и как они вам?

– Хорошие люди, мне жаль их.

– Мне тоже.

– Ясно, что это явилось для них ударом. Бедный сын.

– Значит, – спросил следователь, – по-вашему, они вне подозрений?

– А разве нет? – удивился Скворцов. – Они же были в Луге и…

– Мы это знаем только с их слов, – сухо перебил его Попов.

– Уж не хотите ли вы сказать, что он мог убить свою мать или его жена…

– Я ничего такого не говорил, – прервал лейтенанта Попов. – На самом деле я так не думаю, но в нашей профессии, Владимир Андреевич, – назидательно поднял палец следователь, – нельзя ничего принимать на веру и скоропалительно исключать подозреваемых. У меня был случай, когда сын убил престарелых родителей из-за квартиры. К сожалению, такое случается, хотя, к счастью, нечасто. Ну, – закончил он, – на сегодня все, а завтра начнем следствие как положено, с протоколом, официально. И заприте дверь, чтобы никто к нам не лез, а то тут в деревне, сами знаете…

Неожиданно рассмеявшись, он хлопнул Скворцова по плечу:

– Ну не расстраивайтесь, наверняка это не они.

– Хотите чаю? – предложил Скворцов.

– Чай – это хорошо, но не выпить ли нам чего-нибудь покрепче, а, лейтенант? – с лукавым задором спросил следователь.

Глава 10
Родственники (продолжение)

Нечего и говорить, что на другой день в деревне только и судачили об убийстве. Высказывались самые нелепые предположения, вплоть до того, что Тишкина сошла с ума и сама себя придушила. Эту мысль толкнул Дудкин. На вопрос Цепкиной, отчего Тишкина могла сойти с ума за несколько часов, музыкант лишь развел руками.

– А я почем знаю, – сказал он. – Но зато это объясняет, как «Орленок» попал к крашеной. Если бы была в своем уме, то сидела бы дома. – И с этими словами в упоении от своего объяснения он с важным видом взглянул на Цепкину.

– Дураком ты был, дураком и останешься, – отрезала Пелагея Егоровна и прошла мимо.

Михаил Антонович Симагин был абсолютно убежден, что смерть Тишкиной – дело рук Женщины в белом.

– Помяните мое слово, – говорил он всем, кого встречал, – Шельма зря болтать не станет. Уже не раз по ее словам выходило и как быстро на этот раз сбылось.

– Да, – покачал головой Фёдоров, – Люба вот мне не верит, а я-то знаю, что Шельма не соврет. Надо и следователю об этом сказать, хотя он вряд ли поверит.

– А следователь вроде ничего, человек хороший, – сказал Симагин.

– Все они хорошие до поры до времени, – проворчал Фёдоров. – Тут, когда кража была, приезжал один, в очках и портрет интеллигентный, а что толку-то, потоптался день-два и уехал ни с чем. Вот она, наша милиция!

Симагин согласно кивнул и предложил Фёдорову папиросу. Глубоко затянувшись, Фёдоров сказал:

– Если он меня вызовет, я ему вот что скажу: «Езжай домой, мил человек. Дело это дьявольское, не твоего ума».

– Так он и поедет, как же, – протянул Симагин.

– Если умный, то поедет.

– Почему это?

– Умные стариков слушают, а мы, старики, кое-что понимаем.

– Да, это верно, – подтвердил Симагин и сказал: – А что, Николай, заглянем к тебе, пока не вызвали.

– Дельная мысль, – согласился Фёдоров, – а то ты давно к нам уже носа не кажешь.

И друзья отправились к Фёдорову.

К Анне Петровне Дочкиной, жившей через дом от Тишкиной, весь вечер и все следующее утро приставали с расспросами, не видела ли она чего или не слышала. Дочкину, которая всегда чуралась всяких сплетен и кривотолков, безумно это раздражало.

– Ну не знаю я, ничего не слышала и не видела, – уже в пятый раз устало говорила она Ленке, самой упорной из всех. – Сколько раз можно повторять?

– Вот были бы вы чуточку любопытнее, глядишь, и заметили бы что. Ведь Алену-то рядом с вами убили.

– Что делать, такая уж я уродилась, – нетерпеливо ответила Дочкина, не зная, как отвязаться от надоедливой сплетницы.

«Странно, – подумала Ленка, – похоже, её совсем не интересует убийство. Подозрительно это, хотя, впрочем, она всегда такая была. Живет как в воду опущенная». Тут Ленка заметила Бочкина и, к невыразимому облегчению Анны Петровны, поспешила ему навстречу.

Несмотря на то что в деревне высказывались разные мнения об убийстве и даже строились версии, порой фантастические, большинство считало, что убийство – дело рук родственников, вместе взятых или кого-то одного.

– Вы только посмотрите на его жену, – захлёбывалась Тарасова. – Да у неё на лице торжество написано. Рада небось, что от свекрови освободилась. А племянник? – продолжала она бушевать. – Это же настоящий разбойник с большой дороги. Ему дай в руки нож, так он тебя убьёт за грош.

Её собеседница Таисия Игнатьевна Сапфирова с интересом слушала эту пламенную тираду. «Чего она так волнуется? – удивлялась старушка, – это на неё не похоже. Второй раз за два дня уже срывается. Видать, нервы, хотя будут тут нервы, когда у тебя в доме труп».

Тарасова тем временем продолжала свою обвинительную речь:

– Он мне давно подозрительным казался, морда бандитская. Знаю, меня он терпеть не может, вот он и приволок Алену ко мне домой, чтобы меня заподозрили. Слава богу, люди знают, что это не я. Послал же Господь со мной Зою. Вся их семейка такая. Готовы друг друга со света сжить. Родственнички.

Таисия Игнатьевна молчала и, лишь когда Тарасова наконец выговорилась, сказала:

– Я бы пока не стала никого обвинять.

– А я так непременно добьюсь, чтобы следователь из них, подлецов, всю душу вытряс.

– Сын-то, кажется, расстроился, по всему видно, любил мать, – осторожно вставила Сапфирова.

– Насчет него не знаю, может, и так, но остальным в тюрьме самое место.

Анна Дмитриевна хотела продолжить, но Сапфирова решительно извинилась и оставила Тарасову наедине со своим возмущением, впрочем, ненадолго – аудитория в лице Ленки и Бочкина уже приближалась к ней.

Следователь и лейтенант вызвали не меньший интерес со стороны полянцев, чем убийство. Их обсуждали шумно, порой перебивая друг друга, разбирали по косточкам, досконально. Дудкин с пеной у рта расхваливал милицию, а Саврасиха с той же самой пеной кляла её на чем свет. Были тут и Синицкие, жертвы прошлогодней кражи. Они ругали милицию вообще и следователя с лейтенантом в частности. Арсеньева резонно заметила, что если один следователь никчемный, то это не значит, что и все такие. Но Синицкая лишь от нее отмахнулась.

Скоро новое известие облетело Полянск: следователь вызывал всех для снятия отпечатков пальцев. Впереди шествовал Дудкин, как солдат-призывник. Он протянул следователю руку с таким достоинством и грацией, словно она предназначалась для поцелуя. Больше всех по этому поводу ворчала Цепкина. Она недоумевала, зачем это нужно делать.

– А что, если я откажусь? – прямо спросила Пелагея Егоровна, в упор глядя на следователя.

– Навлечете на себя лишние подозрения, – сразу ответил Попов. Цепкина набычилась.

– Почему это лишние? – хмуро спросила она. – Меня что, в чем-то подозревают?

– Это тайна следствия. Давайте пальчики и не тяните время. Готово? Следующий.

– Как я ему слово поперек сказала, – рассказывала дома Пелагея Егоровна Зое, – с него тут же весь лоск слетел. Как ветром сдуло, словно стружку рубанком срезало.

– Ах, мама, – недовольно воскликнула Зоя, – ты, наверное, опять грубость брякнула!

– А что ему мои пальцы, будто я преступница какая. Я честная, порядочная женщина. Если будет мне дело шить, то он меня надолго запомнит, и пусть не думает, что я все стерплю.

Попов в этот момент меньше всего думал о разъяренной Коробочке.

Когда с отпечатками было покончено, он облегченно вздохнул и утер пот со лба.

– Владимир Иванович, иди работать да результаты представь поскорей, а лейтенант пока мне племянника с сестрой приведет.

Антон Анисимович Люгеров и Дина Петровна Адская вошли в импровизированный кабинет следователя с некоторою опаской. На этот раз Попов не стал расточать любезности, сразу избрав твердый тон.

– Проходите, садитесь. Ваши паспорта.

Оба поспешно положили документы на стол. Попов небрежно просмотрел их и возвратил владельцам.

– Так-так, – зловеще сказал он. – И когда же вы вернулись?

– Откуда? – дрожащим голосом спросила вконец испуганная Адская. Это была невысокая, невзрачная женщина лет сорока, с мелкими чертами лица, пустыми невыразительными серыми глазами и косичкой, которую называют «мышиный хвост».

– А вот это вы мне расскажите. Когда вы появились дома? Вчера вечером?

– Мы гуляли, – ответил за неё Люгеров, лысеющий толстяк лет тридцати восьми.

– И где же?

– В лесу и на реке.

– Кто-нибудь вас видел с двух до трех дня?

– Не знаю.

– Не знаете?

– У меня нет часов, у Дины тоже. Не хотим думать о времени.

– Это плохо, – произнес Попов.

– Почему это? – спросил Люгеров.

– У вас нет алиби.

– Но мы же были вместе все время, мы постоянно видели друг друга.

– То есть вы хотите сказать, что не расставались ни на минуту?

– Если и расставались, то не более чем на пятнадцать минут.

– А откуда вы знаете? Ведь у вас не было часов.

– Уж пятнадцать-то минут можно определить, – уверенно сказал Люгеров.

– Сомневаюсь, – отрезал Попов и спросил: – А сколько от дома вашей тети до реки?

– Минут двадцать, – торжествующе сказал Люгеров и с победной улыбкой спросил: – Ну что, есть у нас алиби?

– Скажите, в каких отношениях вы были со своей тетей? – изменил тему следователь.

– В хороших, – не задумываясь ответил племянник, – в самых что ни на есть дружеских.

– Так-так. А вы? – обратился Попов к Адской. Мышиный хвост замялась.

– Ну, я… – неуверенно начала она.

– Смелее, – подбодрил её Попов. – Что «вы»?

– Ну, мы иногда ссорились, – наконец выдавила она.

– Что значит «иногда»? Каждый день или раз в месяц?

– Ну что вы, пару раз в приезд.

– Это который ваш приезд?

– Пятый.

– Ссоры были сильные?

– Нет, что вы.

– Из-за чего ссорились?

– Из-за политики.

– Политики? – удивился следователь.

– Да, я за перестройку, а она была ярой коммунисткой.

Попов покачал головой. Политика его не интересовала.

– Это ваши часы? – спросил он, показывая ей найденные в цветнике Тарасовой часы.

Адская несколько секунд молча разглядывала их, потом покачала головой:

– Нет, не мои.

– А чьи, вы не знаете?

И вновь отрицательный ответ.

– А где вы их нашли? – вдруг спросила Адская.

– Там, где они лежали, – ответил следователь. Он вновь изменил тему.

– Почему убили вашу тетю? Как вы думаете?

– За длинный язык и еще более длинный нос, – тут же ответила Адская.

– Любила посплетничать, разузнать все о соседях?

– Не то слово, – поддержал сестру племянник.

– Значит, вы не любили свою тетю? – подытожил Попов.

– Конечно, я любил тетю Алену! – патетически воздев руки, вскричал Люгеров. – Такой человек, сама доброта! А отдохнуть у неё было лучше, чем в санатории. Золотая тетушка!

Адская повторила почти то же самое, только в более сдержанных выражениях.

– Скажите, вы не заметили чего-нибудь необычного в ее поведении накануне и в день убийства? – спросил Попов.

Свидетели переглянулись. Ответил Люгеров.

– Ничего, – голос его звучал твердо.

– А вы?

– Тоже.

– Дина Петровна, когда вы в последний раз ссорились с вашей тетей?

– Ну, я даже не помню.

– А вы постарайтесь.

– Ну, дня три назад.

– Из-за чего?

– Как всегда, из-за политики.

– Какое ваше финансовое положение, Дина Петровна?

– Я бухгалтер-экономист.

– Семья есть?

– Не замужем.

– А вы, Антон Анисимович?

– Холостяк.

– Кем работаете?

– Читаю физику в политехническом институте.

– Сколько получаете?

– Триста семьдесят в месяц.

– Так-так, – задумчиво произнес следователь, – пока вы свободны. Подпишите показания и никуда не уезжайте. Вы мне, вероятно, – он сделал упор на этом слове, – еще понадобитесь. Если что вспомните – сразу ко мне. Все ясно?

Те кивнули и стрелой вылетели из дома, где Попов разместил штаб расследования.

– Ну что вы думаете об этой парочке, Владимир Андреевич? – широко улыбаясь, спросил следователь.

– Да, нагнали вы на них страху, Кирилл Александрович.

– С такими людьми это лучший способ. Подозрительны они вам?

– Если честно, то не очень.

– Мне тоже, – вздохнул следователь. – Скорее всего, они чего-то недоговаривают, но я не думаю, что кто-нибудь из них или они вместе убили Тишкину. Не тот тип людей, если только они не гениальные актеры. А вот в алиби их я не очень верю, тут придется разобраться. Что скажете?

– Совершенно с вами согласен, Кирилл Александрович.

– Ну вот и отлично. Меня еще интересует, кому достанется имущество покойной. Надо спросить у сына. Такие вот дела. Что, утомились, небось? Давайте обедать, а потом вызовем эту э-э… Тарасову, допросим её поподробнее.

Скворцов кивнул. Было видно, что его что-то беспокоило.

– Почему она спросила про часы? – задал вопрос Скворцов.

– Не знаю, – ответил Попов, – но буду знать, когда найду их владельца и выясню, как они туда попали.

– Кирилл Александрович, – спросил лейтенант Скворцов, – а почему вы не допросили их по отдельности?

– Я сначала решил посмотреть их вместе, ведь у них все равно было время обдумать свои показания. Если бы я заметил, что у них есть что сказать друг о друге, я вызвал бы их по отдельности.

– И вы заметили?

– Нет, очевидно, что они спелись, но, возможно, я еще поговорю с кем-нибудь из них наедине. Пока не знаю.

– У вас интересные методы, Кирилл Александрович, – сказал Скворцов.

– Я знаю, – просто ответил следователь. – Ну а теперь будем обедать. – Что вы приготовили?

– Борщ и макароны по-флотски.

– Ну и отлично, – довольно произнес следователь, – а то у меня от этих свидетелей разыгрался волчий аппетит.

Глава 11
Визит к Симагиным

Мария Николаевна Симагина после долгих размышлений все же решила рассказать мужу о ссоре между покойной Тишкиной и ветеринаром Бочкиным. Этим она слагала с себя всякую ответственность. «Если муж скажет, что надо сообщить следователю, так и сделаю, ну а если нет, то в случае чего отвечать будет он».

Приняв такое решение, она рассказала мужу все, как только он вернулся от Фёдоровых. Вопреки её ожиданиям, Михаил Антонович не стал возмущаться по поводу того, что жена подслушивает чужие разговоры.

– Я так и думал, – авторитетно заявил он, дослушав её рассказ. – Но ничего, следователь теперь выведет этого мерзавца на чистую воду.

– Значит, ты считаешь, что нужно ему все рассказать? – спросила Симагина.

– А как же, – удивился муж, – ведь ты пойми, Маша, убийство все-таки. Шутка ли.

– Так что, прямо сейчас идти?

– Нет, ты посиди пока, а я пойду и приглашу следователя на чашку чая.

Пока Симагины решали, что и как рассказать следователю, Попов допрашивал Анну Дмитриевну Тарасову.

Тарасова выглядела очень усталой, и большие круги под глазами отливали свинцовой синевой. Вряд ли она смогла заснуть в эту ночь.

– Я вас очень хорошо понимаю, Анна Дмитриевна, – мягко сказал Попов. – К такому привыкнуть очень трудно, а то и вовсе невозможно.

Тарасова молча кивнула. Минуту она смотрела куда-то в сторону, потом перевела взгляд на следователя и, стараясь, чтобы её голос звучал как обычно, произнесла:

– Если у вас есть вопросы, задавайте, а то у меня сегодня много дел.

– Когда вы в последний раз видели Тишкину живой? – спросил следователь.

– Примерно в половине двенадцатого.

– А что она делала?

– Ссорилась.

– С кем? – быстро спросил Попов, и глаза его лихорадочно заблестели. С Артамоном Матвеевичем Бочкиным.

– Вы слышали, о чем они говорили?

– Я подошла к ним, когда они уже ругались, и все слышала.

– Постарайтесь воспроизвести дословно.

Тарасова подробно пересказала разговор. Это заняло у неё не меньше пятнадцати минут.

– Как вы думаете, что она имела в виду?

– Я не знаю.

– А раньше вы замечали подобные ссоры Бочкина с убитой?

– Нет, не приходилось.

– Расскажите мне о козах.

Тарасова рассказала все.

– У кого первого пала коза?

– У Анны Петровны Дочкиной.

– Это высокая женщина с проседью, лет пятидесяти? – спросил Попов.

– Да, это она.

– Так-так. Анна Дмитриевна, а как, по-вашему, отчего случился такой падеж?

Тарасова пожала плечами:

– Некачественные продукты, инфекция, откуда мне знать?

– Все это не очень убедительно, – с сомнением покачал головой Попов.

– Я, однако, больше ничего вам сказать не могу. Разве все дело в Шельме.

– В ком, в ком? – так и подскочил Попов.

– В Шельме. Это наша местная ведьма, кликуша, называйте, как хотите, – и Тарасова быстро нарисовала следователю образ Шельмы.

– Да, неприятная старуха, – посочувствовал он. – А что, всегда выходит по ее?

– Не поручусь, что всегда, но очень часто.

– Когда вы пришли на автолавку? – продолжил допрос Попов.

– Примерно в половине второго.

– Припозднились, – заметил он, – Мне сказали, что фургон приходит в час.

– Совершенно верно, но у меня были дела, вот я и задержалась.

– И часто вы так задерживаетесь?

– Да обычно нет. Стараюсь приходить заранее.

Попов кивнул и задал новый вопрос:

– Постарайтесь вспомнить, кто и в каком порядке уходил с остановки. Подумайте хорошенько, не спешите.

Но Анна Дмитриевна ответила сразу, казалось, она ждала этого вопроса.

– Когда я подходила к остановке, я встретила уже возвращавшуюся Симагину, она, скорее всего, была первой.

– Так, а дальше?

– Потом брала Цепкина, после неё Дочкина, Арсеньева, Фёдоров, – и она назвала еще несколько фамилий, – а потом, – сказала она, – появилась Шельма.

– Как? – опешил следователь.

– Взяла и пришла, – сухо ответила Тарасова, не преминув в красках рассказать о появлении Шельмы. – Я просто взбесилась, готова была ее убить, – взволнованно вспоминала Тарасова. – Не знаю, что на меня тогда нашло.

Попов некоторое время молчал, потом сказал:

– Да, неприятная история. Где, вы говорите, она живет?

– На хуторе, в лесу.

– Так-так. Ну хорошо, заканчивайте рассказ.

– После этой жуткой сцены, – продолжила Тарасова, – ушел Дудкин, потом Терентьев, после Синицкие, Евсеевы, Люберин, Сапфирова, Смоленков, Дроздовы, Цепкина.

– Постойте, – перебил её следователь, – вы, кажется, говорили, что Цепкина брала второй.

– Ну да, так и было, только она рюкзак свой необъятный никак не могла застегнуть.

– А-а, понятно, – улыбнулся следователь.

– Подождите-ка, – припомнила Анна Дмитриевна, – сначала она отправила домой Амфитриона, а сама еще посидела на скамейке.

– Кто ушел последним?

– Я и Зоя Васильевна Редькина, а перед нами Демкин.

Попов записал фамилии и дал взглянуть свидетельнице.

– В таком порядке? – спросил он.

– Насколько я помню, да, но вы еще уточните.

– Обязательно уточню, – заверил ее следователь. – За сколько минут вы дошли до дому?

– Минут за двадцать.

– Долго. Здесь ходьбы на десять минут.

– Вы забываете, – поджала губы Тарасова, – что я уже не девочка. К тому же я шла с тяжелой сумкой, да и спешить мне было некуда.

Попов пропустил упрек мимо ушей.

– Вы не запомнили точно, кода ушли с остановки?

– Запомнила. В двадцать пять минут третьего.

– А почему вы запомнили время?

– Да случайно взглянула на часы.

«А ведь часы-то так никто и не опознал, – подумал следователь, – ну ничего, на них есть отпечатки».

– Какие у вас были отношения с покойной? – спросил Попов.

– Добрососедские. Нельзя сказать, что мы дружили, но, если было нужно, я выручала Алену, а она меня.

– Понятно. Что она была за человек?

– Очень общительный. У неё всегда бывали гости из деревни, или друзья да родственники наезжали. В свои шестьдесят вела себя как в двадцать.

– В чем это выражалось?

– Ездила на велосипеде, плясала, шутила с молодежью.

– Какое у неё было хозяйство?

– Отличное. Крепкий дом, пять коз, овцы, куры, гуси, большой огород.

– Расскажите о её родственниках, тех, что сейчас здесь в гостях.

Тут-то Тарасову и прорвало. На ошарашенного следователя вылился поток бранных характеристик.

– Если уж кто и убил, то ищите среди них, не ошибетесь, – уверенно заключила Тарасова. – Таких мерзавцев днем с огнем не сыскать! Они же ничего не делали, только ели, спали да гуляли. Санаторий нашли, бездельники!

Сидевший в стороне Скворцов налил ей воды и попросил успокоиться.

– Еще вопрос, – сказал Попов, – куда пошла Тишкина после этой ссоры?

– Вот этого не скажу, извините, – огорчилась Тарасова. – Ко мне подошла Симагина и попросила семян. Больше я ничего не видела.

– Что ж, большое спасибо, поблагодарил Попов. – Вы замечательный свидетель. А теперь перейдем к главному: Анна Дмитриевна, скажите мне, как Тишкина оказалась в вашем доме?

– Я думала об этом постоянно, Кирилл Александрович, но поверьте, я не знаю.

– Кто знал, где вы держите ключи от дома?

– Да практически все.

– Это ведь не вы выставили чашки и сахарницу на стол?

– Ничего подобного не делала, да и с чего бы?

– А окна открыли вы?

– А вот окна – я. Решила – пусть проветрится.

– Воров не боитесь?

– Да кто ж средь бела дня полезет в окно? – изумилась Тарасова.

– Скажите, у вас никогда ничего не крали?

– Не случалось.

– Как думаете, Анна Дмитриевна, кто, кроме родственников, мог желать смерти Тишкиной?

– Я никого не знаю, – решительно ответила Тарасова.

– А с кем ссорилась покойная?

– Да с этой своей племянницей, которая ей седьмая вода на киселе.

– А из деревенских?

– Ну переругивались иногда, но кто ж из-за этого убивать станет?

– Сильнее переругивалась, чем с Бочкиным?

– Что вы, такое очень редко случалось.

– А с кем она так ссорилась?

– Пару раз с Дудкиным, Синицкими, кажется, с Цепкиной.

– Давно это было?

– С Дудкиным пару недель назад.

– Из-за чего поссорились?

– С Дудкиным все ссорятся. Когда с ним пообщаетесь, то поймёте.

– А всё-таки? – настаивал следователь.

– Да, кажется, играл на барабане перед её домом.

– На барабане? Он что…

– Конечно, у него с головой не всё в порядке, – закончила за Попова Тарасова. – Разве сразу не заметно?

Следователь промолчал, углубившись в её показания. Через несколько минут, подняв голову от протокола, он спросил:

– А Бочкин был на автолавке? Вы о нём и не обмолвились.

– Да, его не было. Он проходил мимо, шёл из лесу.

– Когда это было?

– Сразу после двух. Только он ушёл, и эта проклятущая Шельма заявилась.

– А Образцова?

– Ленка-то?

– Почему Ленка?

– Да так все её зовут. Она уже после Шельмы ушла.

– А сколько Шельма была на остановке?

– Минут пять, не больше.

Попов внимательно изучал показания.

– Скажите, – наконец проговорил он, – у меня тут проблема со временем. – Предположим, Шельма ушла минут десять третьего. Что, за пятнадцать минут оставшиеся десять человек успели сделать все покупки?

– Ну кто-то брал очень мало, а кто-то отоварился, но ещё не успел уйти.

– Сколько сейчас на ваших часах?

– Двадцать пять минут четвёртого.

Попов взглянул на свои. Время совпадало.

– Анна Дмитриевна, – обратился он к свидетельнице, – а теперь расскажите, пожалуйста, ещё раз, как вы обнаружили труп. Я понимаю, что это неприятно, но это необходимо для протокола.

Тарасова сухо и сжато повторила вчерашние показания. Когда она закончила, Попов помолчал минуту, потом сказал:

– Подпишите здесь.

Тарасова подписала и спросила:

– Я могу идти, Кирилл Александрович?

– Да, конечно. И большое вам спасибо, вы замечательный свидетель.

Они пожали друг другу руки, и в этот момент раздался стук в дверь.

– Да-да, войдите, – сказал Попов. На пороге появился Симагин.

– Михаил Антонович Симагин, – представился он и поздоровался с Тарасовой.

Та сразу же ушла. Попов и Скворцов пожали ему руку, и следователь любезно предложил:

– Садитесь, пожалуйста. Что вы хотите?

– Спасибо, я на минутку. Дело в том, что у моей жены есть для вас важная информация.

– Но я не вижу вашей жены.

– Она дома. И я подумал, может быть, вы зайдёте на наш дружелюбный огонёк?

Попов хотел вежливо отказаться, но вдруг передумал.

– Отчего же, зайду. Владимир Андреевич, – сказал он, поднимаясь, – пойдёмте, разомнем ноги.

Симагина встретила гостей радушно, предложила обед.

– Спасибо, но мы уже пообедали, – вежливо отказался следователь.

– Ну хоть чашечку кофе, – уговаривала она.

Попов согласился, чем очень обрадовал хозяйку. Когда с кофе было покончено, он спросил:

– Вы хотели нам что-то сообщить, Мария Николаевна?

– Да, – ответила она, сразу делаясь серьёзной, – я посчитала, что мой долг как законопослушной гражданки во всём содействовать следствию.

– Очень похвально, – одобрил Попов, несколько удивлённый подбором таких слов. – Я вас внимательно слушаю.

Симагина рассказала Попову о ссоре Бочкина с Тишкиной. Примерно то же самое ему рассказала и Тарасова.

– Вы не знаете, что она имела в виду? – спросил следователь.

– Увы, нет, но спросите Бочкина, уж он-то знает.

– Непременно спрошу, а вы вот ответьте, как получилось, что вы всё слышали?

Симагин бросил быстрый взгляд на жену и слегка покраснел, что не укрылось от наблюдательного Скворцова. Но Мария Николаевна ничуть не смутилась.

– Я пошла к Анне Дмитриевне за семенами, – принялась объяснять она, – и вдруг слышу, кто-то ругается. Мне не хотелось отрывать Анну Дмитриевну.

– От чего?

– Ну она тоже слушала, и вид у неё был какой-то недовольный.

– Как это?

– Ну, что-то ей не понравилось, наверное, ссора.

– А куда пошла Тишкина, когда ссора закончилась?

– Домой.

– А когда это было?

– Где-то около двенадцати.

– А когда вы пришли на лавку?

– Около часа. Я брала первой, так как занимала с утра.

– Вы сразу пошли домой?

– Да.

– Кто-нибудь видел вас или вы кого-нибудь между двумя и тремя часами дня?

– Кажется, нет.

– Подумайте хорошенько, это очень важно для вас.

– Нет, точно нет.

– А где вы были в это время?

– Дома. Прилегла отдохнуть на часок.

– Ничего подозрительного не видели или не слышали?

– Нет, ничего.

– Жаль. А где были вы? – обратился он к Симагину.

– На рыбалке, – ответил тот.

– В какое время?

– Ушёл в двенадцать, вернулся в шестом часу.

– Вы кого-нибудь там видели или вас кто-нибудь?

– Часа в три я видел Алёниного племянника.

– Одного, без сестры?

– Ну да.

– А где вы его видели?

– Он выходил из леса к реке.

– Долго вы его видели?

– Минут десять.

– Что он делал?

– Обходил бурелом по берегу.

– А он вас видел?

– Не знаю, спросите его.

Попов задал им вопросы о семье Тишкиной, о том, кто бы мог её убить, об их отношениях с покойной. Симагины ответили, что семью её не знают и сказать о ней ничего не могут, с самой Тишкиной общались мало и, кто бы мог ее убить, не представляют.

– Вы недолюбливали покойную? – спросил следователь.

– Нет, – быстро ответила Симагина, – мы просто с ней почти не общались.

– А почему?

– Не хотели, вот и не общались.

Попов внимательно посмотрел на Симагину. «Да, ты та ещё штучка, – подумал он. – Не хотела её отвлекать, актриса». Вслух же сказал:

– Спасибо, вы нам очень помогли.

– Заходите ещё, – пригласил Симагин. – Если нужно, пользуйтесь телефоном.

– Спасибо, – в свою очередь поблагодарил Скворцов. Симагина вышла их проводить и, понизив голос, спросила:

– А Анна Дмитриевна рассказала вам об этой ссоре?

– Рассказала, – тоже понизив голос, ответил Попов.

На лице Симагиной промелькнуло разочарование, но она тут же вернула ему прежнее любезное выражение и проводила гостей до калитки.

Глава 12
Допрос Бочкина

– Да-а, – протянул Скворцов, – этой Симагиной палец в рот не клади, откусит всю руку.

– А муж мне ее понравился, – заметил Попов.

– Я, Кирилл Александрович, обратил внимание, что он покраснел, когда вы спросили, как ей удалось услышать этот разговор.

– Зато у неё вид был самый безмятежный.

– Кирилл Александрович, а почему вы передумали и не вызвали её к себе?

– О, я ещё допрошу обоих. Дело в том, что я собирался к Бочкину, и, надеюсь, вы не обидитесь, Владимир Андреевич, но я буду допрашивать его без свидетелей.

– О чём речь, – тут же согласился Скворцов.

В этот момент они заметили не спеша идущую им навстречу Таисию Игнатьевну.

– Здравствуйте, Таисия Игнатьевна, – поздоровался с ней Попов.

– Ну как продвигается следствие? – с лукавой улыбкой поинтересовалась Сапфирова.

– Помаленьку, помаленьку, – в тон ей ответил следователь.

– А знаете, я вас вспомнила, – неожиданно обратилась старушка к Скворцову, – вы несколько лет назад гостили у Терентьева.

– У вас великолепная память, – сделал ей комплимент Скворцов. – Кажется, мы с вами играли в покер.

– Да, и я выиграла.

В разговор вмешался Попов.

– Владимир Андреевич, если Таисия Игнатьевна не откажется, вы бы могли поговорить. Уверен, у Таисии Игнатьевны есть ценные мысли.

– Вы слишком уж меня расхвалили, – игриво упрекнула его Сапфирова.

– Ну что вы, что вы, – запротестовал Попов.

Сапфирова согласилась, и Попов отправился к Бочкину.

Артамон Матвеевич был дома: поливал огород. Увидев следователя, ветеринар поставил лейку на землю и вытер руки.

– Добрый вечер, Артамон Матвеевич, а я по вашу душу, – проговорил следователь. Голос его был спокоен, лицо ничего не выражало.

– Проходите, проходите, очень рад, – засуетился Бочкин.

– Я тоже, но вам придется пройти со мной. Неофициальные беседы закончились.

– Одну минуту, только вымою руки.

– Да, и захватите с собой паспорт.

Через десять минут Попов уже приступил к допросу. Он списал паспортные данные и спросил:

– Давно на пенсии?

– Пять лет. Ушёл, как и положено, в шестьдесят.

– Нравится вам здесь жить?

– Если б не нравилось, так и не жил.

– Какие у вас были отношения с Тишкиной?

– Хорошие.

– Вы когда-нибудь ссорились?

– Так, по мелочам.

– Интересно, – проговорил следователь, сверля глазами свидетеля.

– Что вы на меня так смотрите? – не выдержал Бочкин.

– Хочу понять, кто вы есть. Скажите, вы видели Тишкину в день её смерти?

– Мельком.

– А разговаривали с ней?

– Так, перебросились парой слов.

– А о чем шел разговор?

– Да ни о чем, о погоде, кажется.

– Артамон Матвеевич, – елейным тоном спросил следователь, – а вы знаете, что за дачу ложных показаний можно попасть в тюрьму?

– Нет, – ответил Бочкин. – Откуда мне знать?

– Так я вас предупреждаю, – голос следователя неожиданно стал жестким. Он продолжил: – Мне все известно о вашей ссоре с убитой, причем в подробностях. Я очень вам советую немедленно все рассказать.

– Кто же это донес на меня? – прищурился ветеринар.

– А вот это вас не касается. В любом случае отпираться бесполезно. Рассказывайте.

Бочкин сжал зубы и выложил всю историю. Она совпала с показаниями двух свидетельниц. Попов откинулся на спинку стула и в течение двух минут разглядывал Бочкина. Тот сидел прямо, с выражением злости на красном мясистом лице.

– Значит, вы не осматривали больных коз? – продолжил допрос следователь.

– Нет.

– Почему?

– Я был болен.

– Ладно, оставим это. Отвечайте: на что намекала Тишкина, говоря: «Скоро об этом все узнают?»

– А я почем знаю?! – внезапно заорал Бочкин, и его красное лицо сделалось багровым. – Она была старой, сумасшедшей дурой. Ей самое место…

– Молчать! – рявкнул следователь. – Ваше дело – отвечать на мои вопросы. Ясно?

Бочкин молчал.

– Я спрашиваю, ясно? – повысил голос Попов.

– Я и отвечаю, – проворчал Бочкин.

– Значит, вы отказываетесь отвечать, что имела в виду Тишкина?

– Я не знаю, что она и где имела, но я человек с чистой репутацией, и ей нечего было про меня рассказывать, разве что сочинила бы какой-нибудь вздор.

– Ничего, я во всем разберусь, – многозначительно пообещал ему следователь.

– Я вообще не понимаю, какое я имею отношение к убийству, и ваши вопросы меня оскорбляют. Я возмущен!

– Оставьте ваше возмущение при себе, – оборвал его Попов. – Если вы еще не поняли, то я объясню: ваше положение не из лучших. Вы подозреваетесь в убийстве.

– Что? – вскочил Бочкин.

– Сядьте! – скомандовал Попов. – Где вы были между двумя и тремя часами вчера?

– В четверть третьего я вернулся домой из леса.

– Кто-нибудь вас видел после этого?

– Я видел Ленку Образцову, но не разговаривал с ней.

– А она вас видела?

– Спросите у нее.

– Отвечайте только на мои вопросы, – сурово произнес Попов.

– А я что делаю? – огрызнулся ветеринар.

– Когда вы ее видели?

– Не смотрел на часы.

– Примерно?

– Минут через двадцать, как вернулся.

– Где вы в это время находились?

– У своей бани.

– Так-так, – зловеще протянул Попов. – Что же мне с вами делать, Артамон Матвеевич?

– То есть? – не понял Бочкин.

– Пока вы подозреваемый номер один, – сообщил ему следователь.

– Это еще почему?

– Не понятно? Вы ссоритесь с Тишкиной, а через несколько минут её находят убитой. Что вы об этом думаете?

– А вам не приходило в голову, что тот, кто слышал этот разговор, и убил её, чтобы свалить все на меня?

– Вы, кажется, собрались учить меня, как вести следствие?

– Нет, но я…

– Отлично, тогда лучше ответьте: как, по-вашему, отчего пали козы? И не говорите мне, что болели. Вы ветеринар и должны знать такие вещи.

Бочкин нахмурился, потом сказал:

– Я думаю, что кто-то их отравил.

– Почему вы так думаете? – резко спросил следователь.

– Одиннадцать коз пали у разных людей за три недели.

– Может, это эпидемия?

– Тогда пали бы все или хотя бы заболели.

– Что же получается, коз травили выборочно?

– Откуда мне знать, я уже высказал свое мнение.

– Значит, вы уверены в своих словах?

– Почти. В нашей деревне такое возможно. Но поймите и меня. С чего бы я стал в это лезть? Мне дорого мое спокойствие.

– Вы кого-нибудь подозреваете? – спросил Попов, пристально глядя на ветеринара.

– Никого, – пробурчал тот.

«Да уж, если б подозревал, то непременно сказал бы, – подумал следователь. – Ну и подлец же он».

В завершение допроса Попов заставил Бочкина повторить показания о его действиях при обнаружении трупа. Тот повторил.

– Больше ничего не вспомнили? – спросил Попов.

– Нет, – сухо ответил Бочкин.

Попов дал ему подписать протокол.

– Ваше положение очень серьезно, – суровым тоном обратился к нему следователь, – задумайтесь над этим. Пока вы свободны, пока, – повторил он с нажимом. – И еще: прошу вас некоторое время никуда не уезжать. Подписку я с вас не беру, однако рекомендую прислушаться к моему совету и не создавать хлопот ни себе, ни следствию.

Бочкин встал, бросив злобный взгляд на следователя. У самой двери он обернулся сказал сквозь зубы:

– Это наверняка вам Тарасова донесла. Этой старой дряни мало голову оторвать.

– Я бы не советовал вам кому-либо угрожать, – предупредил его следователь. – Вы, похоже, до конца не осознаете своего положения. Идите и задумайтесь. Второй раз я предупреждать не стану. – Видя, что глаза Бочкина налились кровью и он вот-вот заорет, Попов громко повторил: – Идите и задумайтесь.

Бочкин справился с собой и, уходя, хлопнул дверью так, что стены задрожали. Попов задумчиво смотрел ему вслед.

Глава 13
Таисия Игнатьевна и Скворцов обсуждают убийство

В то время как следователь Попов допрашивал Бочкина, лейтенант Скворцов комфортно расположился в мягком удобном кресле. Напротив него сидела хозяйка дома Таисия Игнатьевна Сапфирова. Они пили чай с клубничным вареньем.

– Замечательное у вас варенье, – наконец отставив чашку, похвалил Скворцов, – уж не помню, когда такое и пробовал.

– У меня оно особого приготовления, – пояснила Таисия Игнатьевна, – еще от бабушки рецепт остался.

Скворцов вздохнул. Было приятно посидеть в тепле и посмаковать чай с вареньем, но и забыть о цели своего визита он никак не мог.

– Таисия Игнатьевна, а вы давно здесь живете? – осторожно приступил он к разговору.

– Да уже около тридцати лет.

– Наверное, всех здесь отлично знаете?

– А то как же, – довольно согласилась старушка.

– Расскажите мне, пожалуйста, о Тишкиной.

Она была энергичной женщиной, из тех, кого называют душой общества. Порой она вела себя совсем не по возрасту, но… – тут Сапфирова лукаво улыбнулась, – я считаю, что человеку столько лет, сколько он хочет, чтобы ему было. Её муж умер лет шесть назад. Она, конечно, любила поболтать языком, но беззлобно, никогда ничего не сочиняла про других, в отличие от некоторых, – многозначительно добавила Сапфирова.

– И эти некоторые… – начал Скворцов.

– Ах, я совсем не хочу показаться сплетницей, – воскликнула Таисия Игнатьевна, – но право же, когда живешь рядом с людьми столько лет…

– Именно так, – ободряюще вставил Скворцов.

– Так, о чем это я?

– О сочинителях, – улыбнулся лейтенант.

– Нет-нет, не подлавливайте меня, – погрозила ему пальцем Сапфирова. – Я говорила о Тишкиной. Многие считали её пустой, глупой балаболкой, но только не я. Она была хитрой и проницательной женщиной. Мне жаль, что её больше нет. Не могу сказать, что мне будет недоставать ее, но мне кажется, что с ней уйдет этот беззаботный веселый настрой, который я так люблю. Да, определенно, без нее в деревне станет скучно.

– Она была добрым человеком? – спросил Скворцов.

– Ну, я бы скорее сказала, что Алена Александровна была гостеприимной и радушной. На неё можно было положиться в трудную минуту.

– Она, наверное, много работала?

– Да, это была очень работящая женщина. До прошлого года она работала в Доме культуры в Утесово. Огород и дом постоянно висели на ней.

– Я слышал, её родственники не очень трудолюбивые люди? – осторожно закинул удочку Скворцов.

Сапфирова ответила сдержанно:

– Я мало их знаю и не могу с уверенностью судить, но в деревне сложилось именно такое мнение.

– Значит, вы никого из них как следует не знаете?

– Боюсь, что нет.

– Жаль, – вздохнул Скворцов. – А вот что вы скажете об Анне Дмитриевне Тарасовой? Мне она показалась очень волевым человеком.

– Да, – согласно кивнула Таисия Игнатьевна, – очень сильная женщина. Её нелегко понять, она с характером. Скажу вам по секрету: иногда я её боюсь.

– Да что вы, – изумился Скворцов, – мне она показалась совсем не страшной.

– Вы знакомы с ней всего один день, а я – уже почти тридцать лет.

– Она тоже давно здесь живет?

– Приехала еще раньше меня. Сначала она жила с матерью, потом мать умерла. К ней иногда ездила сестра, ну а сейчас никто не ездит.

– А у нес есть семья? – с любопытством спросил Скворцов.

– Не знаю, – пожала плечами Таисия Игнатьевна, – она никогда не говорит на эту тему.

– Но замужем-то она была?

– Я её мужа не видела. Несколько лет она не жила здесь, и, возможно, там у неё был муж.

– А где она жила, вы не знаете?

– Без понятия.

– А сейчас она живет здесь безвыездно?

– Нет, почему же, бывает, что и уезжает.

– Куда?

– В Ленинград, кажется. Алена как-то обмолвилась.

– Значит, она вам кажется человеком, перенесшим тяжелую душевную драму? – неожиданно спросил Скворцов.

– Почему вы так думаете? – в глазах Сапфировой мелькнул интерес.

– По вашему описанию.

– Вы угадали, Владимир Андреевич. Но только я не уверена, что она пережила эту драму до конца.

– Что вы имеете в виду?

– Она очень уравновешенный человек, но иногда у неё случаются приступы необъяснимого раздражения, а подчас – меланхолии.

– Очень интересная характеристика, – задумчиво произнес Скворцов. – Как вы думаете, она способна на убийство? – задал прямой вопрос лейтенант.

– При определенных обстоятельствах, думаю, да.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, только сумасшедший будет убивать просто так. Люди убивают, когда оказываются в безвыходной ситуации. Только одни способны на убийство, другие нет.

– Да, я тоже так думаю, – согласился Скворцов. – Ну, а что вы скажете о ветеринаре Бочкине?

– Неприятный человек, – тут же откликнулась Сапфирова, – мелкий эгоист, трус и лентяй.

– Здорово вы его припечатали, – рассмеялся Скворцов.

– Как он того и заслуживает.

– Однако в покер вы с ним играете, – улыбаясь заметил он.

– Великолепный трок, что есть, то есть, – признала Таисия Игнатьевна.

– Скажите, а почему в день убийства вы договорились играть раньше?

– У Артамона Матвеевича были какие-то дела вечером, ну я и согласилась.

Скворцов помолчал.

– Не хотите ли еще чаю? – предложила хозяйка дома.

– Кто же от него откажется, особенно от варенья? – подмигнул Скворцов.

Сапфирова наполнила его чашку. Скворцов пил да похваливал. Наконец, напившись вдосталь, он спросил:

– Как думаете, кто её убил?

– Все ждала, когда вы меня спросите, – сказала Сапфирова, отставляя чашку. – Но, по-моему, вам следовало бы спросить, кто мог её убить.

– Хорошо, я спрошу именно так.

– Но ведь мне, по сути, ничего не известно, – развела руками Сапфирова. – Вот если бы я знала, кто где был в это время… – и она многозначительно взглянула на лейтенанта.

– Мы знаем еще очень мало, – смутился тот, – да и к тому же…

– Да и к тому же, – продолжила за него Сапфирова, – разве можно посвящать во все детали одну из подозреваемых?

– Уверяю вас, Таисия Игнатьевна… – начал было Скворцов, но Сапфирова с улыбкой прервала его.

– Но ведь это же правда. Я ни с кем не разговаривала с тех пор, как пришла домой. А пришла я в половине третьего. Около трех я пошла к Бочкину и обнаружила весь этот ужас. Так что, как вы, сыщики, выражаетесь, у меня нет алиби. Хотя, возможно, меня видели идущей по дороге.

– Лично я не представляю вас убийцей, – убежденно сказал Скворцов.

– Вы, может быть, и нет, – улыбнулась старушка, а следователь вполне может. Скворцов не знал, что и ответить. Видя его смущение, Сапфирова сказала: – Если вы меня прямо спросите, я отвечу, что не убивала Тишкину. Конечно, вы не обязаны мне верить.

– Но я вам верю! – воскликнул Скворцов. Мне подсказывает интуиция.

– Вы не очень похожи на милиционера, – вдруг сказала Таисия Игнатьевна.

– Вы и это заметили? – рассмеялся Скворцов. – Да, кое-кто из коллег мне это говорил. Но я думаю, что человек есть то, чем он хочет быть. – И, обратившись к Сапфировой, он спросил: – Ну а как тело попало в чужой дом? Может быть, у вас есть какие-нибудь идеи?

– Когда я вошла и увидела это, – ответила Сапфирова, – мне показалось, что это страшный сон, все было как-то нереально. Я думаю, Владимир Андреевич, что вам уже приходила в голову мысль, что тело могли туда принести.

– Приходила, – кивнул Скворцов, – но весь вопрос: зачем?

– О да. Думаю, когда вы на него ответите, вы узнаете все.

– Если отвечу, – с сомнением в голосе проговорил Скворцов.

– Ну, ну, откуда такое неверие в собственные силы, молодой человек? Я уверена, что вы и следователь справитесь.

– Хотелось бы надеяться, Таисия Игнатьевна. Скажите, а Бочкин мог бы убить, по-вашему?

– Если бы его загнали в угол, думаю, да. Но, насколько я знаю, у него не было мотива. Или был? – спросила Сапфирова, внимательно глядя на Скворцова.

– От вас ничего не утаишь, – рассмеялся тот. – Сейчас я, к сожалению, не могу рассказать все, что знаю, но мне хочется, чтобы вы нам помогли. Вы хорошо знаете этих людей. Вы очень проницательный человек, Таисия Игнатьевна. Попробуйте решить эту загадку, хотя бы из любопытства.

– Но я же ничего не знаю, – резонно заметила Сапфирова. – К тому же прежде я никогда не сталкивалась ни с чем подобным.

– Если дело в фактах, – горячо возразил Скворцов, – то я скоро вам их предоставлю.

– Вы думаете, Кирилл Александрович согласится?

– В этом не будет необходимости, я просто ему ничего не скажу.

– Однако! – в изумлении воскликнула Таисия Игнатьевна.

– У Кирилла Александровича свои методы, у меня свои, – улыбнулся Скворцов. – Итак, я вас покидаю. Надеюсь, теперь мы союзники, Таисия Игнатьевна. Спасибо за чай.

С этими словами Скворцов вышел, предварительно подмигнув хозяйке дома.

– Ну и ну! – воскликнула Таисия Игнатьевна, когда дверь за лейтенантом закрылась. – А ведь я совсем по-другому представляла себе работников милиции.

Глава 14
Мать и дочь

Когда Скворцов вернулся, следователь был уже один.

– Ну, как прошёл допрос Бочкина? – бодро спросил Скворцов.

– Я вам потом расскажу, – хмуро ответил следователь. – А пока пригласите ко мне, пожалуйста, Зою Васильевну Редькину.

Лейтенант ушёл выполнять поручение и через пятнадцать минут вернулся со свидетельницей. Но Зоя Васильевна пришла не одна, её конвоировала мать, Пелагея Егоровна Цепкина. При виде Цепкиной Попов нахмурился и раздражённо сказал:

– А вас не вызывали.

– Ну что я тебе говорила, мама? – победно воскликнула Зоя. – Можешь спокойно идти домой и не волноваться, тебя тоже вызовут.

– Никуда я не пойду, – решительно покачала головой Цепкина и вызывающе посмотрела на следователя.

– Однако и здесь вы не останетесь, – с не меньшей решимостью возразил Попов. И добавил, видя, что Цепкина не движется: – Выйдите, пожалуйста, гражданка, не мешайте работать.

Но Пелагея Егоровна и не думала подчиняться.

– Я не позволю вам допрашивать мою дочь без меня, – заявила она, уперев пухлые руки в пончикоподобные бока. – Вашими допросами вы доведёте мою девочку до истерики.

– Бросьте, Пелагея Егоровна, – поморщился следователь, – здесь вам не театр, а я не восхищённая публика. Повторяю: освободите помещение и не мешайте вести допрос.

– Я лишь хочу помочь своей дочери, хочу оградить ее от вашего пыла. Ваши вопросы…

– Ваша дочь – взрослая женщина, – прервал ее Попов, – и прекрасно сможет ответить на вопросы без вашей помощи. Последний раз спрашиваю: вы уйдете или нет?

– Мама, я прошу тебя уйти, я в состоянии отвечать на вопросы следователя, – поддержала Попова Зоя.

– Я с места не сдвинусь, – глухим басом пророкотала Цепкина.

– Ну что ж, – вздохнул следователь, – придется применить силу. Владимир Андреевич, проводите гражданку.

Скворцов, все это время стоявший в дверях, подошел к Пелагее Егоровне и спокойно сказал:

– Пойдемте, Пелагея Егоровна.

Цепкина не шелохнулась. Тогда Скворцов положил ей руку на плечо и сказал уже более жестко:

– Пойдемте, вы мешаете следствию.

Цепкина сбросила руку лейтенанта со своего плеча и пододвинула ближайший стул, намереваясь сесть. Однако этому намерению не суждено было осуществиться. Скворцов внезапно схватил Цепкину за руку и завернул ее за спину. В следующее мгновение застигнутая врасплох Коробочка уже была в дверях.

– Произвол! – завопила она, приходя в себя. – Я буду жаловаться прокурору!

– Да хоть Горбачеву! – крикнул вдогонку закрывающейся двери Попов.

Зоя, с улыбкой наблюдавшая за этой необычной сценой, внезапно звонко расхохоталась.

– Моя мать – очень импульсивная женщина, – пояснила она, немного успокоившись. – Иначе как силой её с места не сдвинешь.

– Да, широкая натура, – согласился Попов.

– Спрашивайте, Кирилл Александрович, – предложила Зоя.

– Отлично. Скажите, вы здесь круглый год живете?

– Да что вы, – искренне удивилась она. – Что бы я стала делать в эдакой глухомани?

– Значит, вы живете здесь постоянно, исключая зиму?

– Приезжаю в начале апреля, уезжаю в конце октября.

– Так-так. А ваша мать?

– Она уезжает в ноябре. Никак не может расстаться со своими запасами.

– Вы замужем, Зоя Васильевна?

– Да, три года.

– Понятно. Скажите, когда вы последний раз видели Тишкину живой?

– Вечером накануне убийства.

– А в самый день не видели?

– Нет.

– Какие у вас были отношения с покойной?

– У меня со всеми хорошие отношения.

– Так уж и со всеми? – недоверчиво воскликнул Попов.

– Такой уж характер. Если с кем и ссорюсь, то только с мамой. С ней трудно не ссориться. Да вы же сами видели.

– Да, иногда с родителями бывает тяжело, – сочувственно вздохнул следователь. – Скажите, а почему вы пошли с Анной Дмитриевной Тарасовой?

– А я забыла у неё кофту.

– Давно это было?

– Дня за два до убийства.

– А часто вы вообще забываете вещи?

– О да, я ужасная растеряха.

– Скажите, вы хорошо знаете родственников Тишкиной?

– Нет, я мало с ними разговаривала.

– А кто-нибудь дружит с ними в деревне?

– Не думаю. Они варятся в собственном соку.

«Хорошо сказано», – подумал Попов. Следователю всегда нравился мягкий, сочный деревенский язык.

– Зоя Васильевна, как думаете, кто бы мог совершить это убийство?

– Не знаю, – тут же ответила Редькина. – Я стараюсь об этом не думать.

– Прекрасно вас понимаю, – мягко произнёс Попов. – Я надеюсь, что вы уже пришли в себя после вчерашнего и сейчас обстоятельно повторите ваш рассказ начиная с того момента, как обнаружили тело. Не спешите, время у нас есть.

Зоя повторила свои вчерашние показания и подписала протокол.

– А теперь пригласите Пелагею Егоровну, она так рвалась ко мне, – пряча улыбку, попросил следователь.

Пелагея Егоровна появилась в сопровождении лейтенанта Скворцова.

«Я временно подчиняюсь силе, но я не сломлена», – казалось, говорил её вид.

– Присаживайтесь, Пелагея Егоровна, – любезно предложил Попов. – Что-нибудь выпьете?

– Нет, – буркнула Цепкина, не поняв иронии.

– Ну, рассказывайте, Пелагея Егоровна, – обратился к свидетельнице Попов. Скворцов, сидевший на стуле немного поодаль, едва сдерживал смех.

– Чего рассказывать-то? – удивилась Цепкина.

– А разве вам нечего рассказать? – притворно изумился следователь. – Вы ведь никак не хотели уходить, и я вот подумал… – он не договорил, потому что Пелагея Егоровна вдруг вскочила и резко отбросила стул.

– Записывайте! – рявкнула она. – Диктую фамилии, кого надо взять на заметку. Тут она скороговоркой отбарабанила около десятка фамилий, которые в большинстве своем ничего не говорили следователю.

– Ну и кто они такие? – ленивым, незаинтересованным тоном спросил он.

– Начну с Дудкина, – оживилась Пелагея Егоровна. – Он, знаете ли, себя музыкантом зовет. А из него музыкант, как из меня Топтыгин.

«А что, – подумал Скворцов, разглядывая Пелагею Егоровну в профиль, – если доставить её в зоопарк и немного привести в порядок, то вполне сошла бы за Топтыгина». Цепкина уже ни на что не обращала внимания. Фонтан прорвало. Она в красках расписала Дудкина, Сапфирову. Бочкина и других. Попов слушал в полном восхищении.

«Ну и язык, – мысленно восторгался он. – Стоило приехать, только чтобы её послушать». Через полчаса источник красноречия начал понемногу выдыхаться.

– И самый подозрительный из них Дудкин. Он уже не раз милицией за пьянство и галдеж привлекался, – доверительно сообщила Цепкина. – Я бы ему этот барабан на голову надела, чтоб ходил не снимая, – снова вернулась она к прежнему тону.

– Не стоит, – тут же отсоветовал Попов. И, воспользовавшись паузой, быстро произнес: – Расскажите лучше о Тишкиной и её родственниках.

Цепкина тут же разнесла их в пух и прах. По её словам, покойница была явно того, а её родственники если бы еще немного с ней пообщались, то наверняка бы спятили. Адскую она назвала ощипанной курицей, которую не едят по причине её чахоточности, а Люгерова обозвала слюнявым поросенком.

– Во всей деревне есть только один по-настоящему приличных человек, – безапелляционно заявила она. И обратилась к следователю с торжеством в голосе: – Как вы думаете, кто?

– Просветите же меня скорей, – изобразил на лице заинтересованность Попов.

– Я! – гордо вскинув голову и просияв, вынесла решение Цепкина. Это звучало как аксиома. Скворцов с удовольствием наблюдал этот бесплатный спектакль. «Превосходные актеры, – подумал он. – Кирилл Александрович-то играет, а вот она, не знаю».

Попов между тем изобразил восхищенного зрителя, оставалось только похлопать и попросить Цепкину выйти на бис. Но следователь был не в балагане, потому не стал ни хлопать, ни просить исполнения на бис. Спокойным тоном он сказал:

– А теперь шутки в сторону, Пелагея Егоровна, поговорим серьезно. Когда вы вернулись домой с автолавки, вас кто-нибудь видел?

– Нет, – не задумываясь ответила Цепкина, – Амфитрион уже успел улизнуть.

– Амфитрион – это кто? – задал вопрос Попов.

Но Пелагея Егоровна не успела ответить, за дверью послышалась какая-то возня, и в ту же секунду она распахнулась. В проеме появилось дикое, озирающееся лицо с всклокоченными волосами и круглыми, как сливы, сумасшедшими глазами.

– Вы спрашивали меня, кто такой Амфитрион? – победно воскликнула Пелагея Егоровна. – Так он перед вами, – и она торжественно указала в сторону лохматой головы.

Глава 15
Амфитрион Ферапонтович дает показания

«Экая образина, – подумал Скворцов, – интересно, где он только что был, в бане?»

Редькин между тем окончательно вошел в дверь. Его бегающие округленные глаза остановились на Попове.

– Это вы, к-кажется, следователь? – заикаясь пролепетал он.

– Да, я, – дружелюбно ответил Попов.

– Слава богу, – выдохнул Редькин, словно сбросил стокилограммовую ношу. Цепкина исподлобья мрачно взглянула на зятя.

– Откуда ты взялся? – наконец спросила она.

– О, это жуткая история. Если бы вы только знали, что со мной приключилось. Так вот, это просто…

– Амфитрион! – решительно оборвала его Цепкина. – Я спрашиваю, откуда ты взялся?

– Так я же хочу об этом рассказать! – воскликнул Редькин в волнении. При этом, однако, он не преминул выбрать самый удобный стул в комнате и устроиться на нем покомфортнее.

В разговор вмешался Попов.

– Будет лучше, Пелагея Егоровна, если Амфитрион… простите, как ваше отчество?

– Ферапонтович, – подсказал Редькин.

– Очень хорошо. Амфитрион Ферапонтович, расскажите, пожалуйста, все по порядку.

– Да он же полчаса будет городить чушь, а потом скажет что-нибудь невразумительное, и как хочешь, так и понимай, – усмехнулась в ответ Цепкина, впрочем, пожала она плечами, – это ваше дело. Вы, следователи, наверно, и не такую галиматью выслушивали.

Попов, ничего не ответив, предложил Редькину горячего чая.

– А нет ли у вас чего-нибудь покрепче? – осмелев, спросил Редькин. Брови Пелагеи Егоровны угрожающе сдвинулись к переносице.

– Могу предложить вам кофе, – поспешно сказал Попов.

Редькин удовольствовался чаем. Вытерев губы, он приступил к рассказу.

– Значит, дело было так, товарищ следователь…

– Называйте меня Кирилл Александрович, – улыбнулся Попов.

– Вот это я понимаю, свой человек! – в восхищении воскликнул Редькин.

– Амфитрион, – сурово осадила его теща, – ты, между прочим, разговариваешь со следователем.

Скворцов взглянул на Попова и молча указал глазами на дверь. Попов покачал головой. Вынос тела временно откладывался.

– Не перебивайте, пожалуйста, Пелагея Егоровна, – сказал он. – А вы продолжайте, Амфитрион Ферапонтович.

– Так вот, пошел я сегодня на рыбалку форель половить. А форель у нас вот такая, – показал руками Редькин. – И плещется так здорово, играет.

– Ближе к делу, Амфитрион Ферапонтович, – прервал его следователь.

– Ну, значит, взял я удочку, наживку, собрался и пошел. Ищу местечко поудобнее, а подход-то к нашей Холодной не везде легкий, где бурьян, а где берег высокий. Пробираюсь сквозь кусты и вдруг слышу сзади какой-то треск. Обернулся я, смотрю, чья-то тень мелькнула. Перепугался шибко. Ну, думаю, вчера Алену убили, а сегодня кто-то по мою душу пришел. Бегу, ног под собой не чую. Удочку бросил…

– Что?! – заорала вдруг Пелагея Егоровна Цепкина. – Ты еще и удочку бросил, мерзавец? – Испепеляющий взгляд тещи, казалось, вот-вот сразит наповал незадачливого зятя.

– Пелагея Егоровна, прошу вас, – резко бросил Попов.

– Он будет добро терять, а я молчать? – не угоманивалась Коробочка. – Да я ему, олуху…

– Пелагея Егоровна, вы снова хотите за дверь? – поинтересовался Попов.

Памятуя о недавнем выносе тела и бросив мстительный взгляд на Скворцова, Цепкина нашла в себе силы замолчать.

– Так я бежал, не разбирая дороги, – продолжил свой рассказ Редькин. – Выскочил на берег Крутой, смотрю, Евсеев рыбу ловит. Скорей к нему, а сам дрожу от страха. Зубы, товарищ следователь, так и стучат. А Витька-то меня и спрашивает: «Что с тобой, Амфитрион? Лица на тебе нет». Ну я ему как на духу все и выложил. Митька-то, он дурак, потому лишь надо мной посмеялся и спросил: «Чегой ты, Амфитрион, так испугался?» Дурак, говорю ему, убьют, не ровен час. Сам знаешь, какие дела в деревне творятся. А он в ответ смеется и говорит: «Кому ты нужен, старая калоша». А я, между прочим, и не старый, – обиженно заметил Амфитрион, обращаясь к аудитории, – мне всего год как пятьдесят стукнуло.

– Ну и что было дальше? – спросил заинтересованный следователь.

– Дальше я махнул на него рукой и опрометью сюда побежал. Прямиком к вам.

– А почему ко мне-то?

– А куда же? – удивился Редькин. – Может, за мной преступник гнался.

– Да тебе, наверное, с пьяных глаз померещилось, – процедила сквозь зубы Пелагея Егоровна Цепкина.

– Может, это был кабан или какое другое животное? – спросил следователь.

– Ну что вы, это была человеческая тень. Неужто я человека от зверя не отличу? Обижаете.

– Опишите тень.

– Огромная, – тут же выпалил Редькин. – Хотя, может, мне это со страху показалось, а больше я ее не рассматривал. Мне бы только ноги унести подальше.

– Значит, вот что с вами приключилось, – медленно проговорил следователь, пристально разглядывая Редькина.

– Истинный крест, – побожился тот.

– Ну что ж, разберемся, – сказал Попов. – Это вы правильно сделали, что пришли ко мне.

– А то куда же, – довольно зарделся Редькин.

– Ну а теперь несколько вопросов для протокола. Скажите, во сколько вы вернулись домой с автолавки?

– Та-ак, – наморщил лоб свидетель, – да где-нибудь около половины третьего.

– А точнее не помните?

– Часов у меня нет.

– Потерял, пропойца, последние часы, – вмешалась Цепкина, погрозив ему кулаком.

– А вас я не спрашиваю, – обрезал её Попов. – Кстати, с вами я еще не закончил и у вас еще все впереди. Значит, точнее не помните? – спросил следователь.

– Увы, – развел руками Редькин.

– А что вы сделали, вернувшись домой?

– Сгрузил на пол рюкзак да пошел в сарай.

– Зачем?

– Да думал косу поточить.

– Что ты врешь-то, – вновь вмещалась Цепкина. – Не верьте ему, Кирилл Александрович, он наверняка пить с Дудкиным пошел. Постыдился бы перед следователем.

– Долго вы пробыли в сарае? – не обращая внимания на Цепкину, продолжил допрос Попов.

– Минут десять.

– А потом?

– Потом пошел покосить и около сарая наткнулся… на кого бы вы думали? – тут он невинным взглядом обвел аудиторию и, милостиво решив её больше не томить, сообщил: – На музыканта Дудкина.

– А, что я говорила? – воскликнула Цепкина, бросив победный взгляд на следователя. Но тот по-прежнему не обращал на нее никакого внимания.

– Когда вы встретились?

– Не знаю, – ответил Редькин.

– До трех часов?

– Да, думаю, минут за десять, за пятнадцать.

– А где вы встретились?

– Да около моей бани.

– А что там делал Дудкин?

– А я не спросил, – просто ответил свидетель.

– Да пить он пришел, – снова не выдержала Цепкина. Следователь проигнорировал ее в третий раз.

– И долго вы там были? – спросил он.

– Да с полчасика.

– Что же вы делали?

– Да поговорили о том о сем, посидели. Ну, сами знаете, – как-то смущенно проговорил свидетель.

– Пили? – прямо спросил Попов.

– Не без этого, – со вздохом признался Редькин. Следователь окинул его задумчивым взглядом.

– Кем работаете? – поинтересовался он.

– Лесник я.

– Справляетесь?

– А то как же, – слегка обиделся Редькин.

– На жизнь хватает?

– Живем, не бедствуем, – ответил Редькин, покосившись на Коробочку.

Та с вызовом взглянула на обоих. Однако все нашли в себе силы промолчать. Попов немного подумал, но больше спрашивать не стал.

– Подпишите протокол, – сказал он. Редькин подписал и встал.

– Я могу идти? – спросил он, опасливо покосившись на тещу.

– Можете, – разрешил Попов.

– Пошли, Амфитрион, – сказала теща тоном, не предвещавшим ничего хорошего.

– Минутку, – остановил её следователь, – я еще не закончил ваш допрос.

Цепкина хотела было возразить, но в этот момент дверь бесшумно отворилась и в комнате появилось новое действующее лицо.

– Я стучала, – мягким, бархатным голосом проворковала Вера Никитична Тишкина, – но мне никто не ответил.

– Вы ко мне? – любезно спросил Попов.

– Да, – сказала Тишкина и объяснила цель своего визита: – Я думаю, что у вас находятся мои часы.

Глава 16
Часы

Мало сказать, что Попов был удивлен этим заявлением. Нет. Он был просто ошарашен. Глаза следователя полезли на лоб и остановились там, когда он заговорил.

– Очень интересно. Значит, вы пришли за часами?

Тишкина кивнула. Попов наконец пришел в себя и вынул из ящика стола уже знакомые часы. Серебристой змейкой сверкнул браслет в лучах жаркого июньского солнца.

– Эти часы? – спросил Попов.

– Да, – коротко ответила Тишкина.

– Но, когда я показывал их вам утром, вы их не опознали. Почему? – Голос следователя звучал сурово. Пелагея Егоровна и Редькин, бывшие у двери, заговорили разом, и Попов тут же вспомнил про них. – Пока вы оба свободны, – резко бросил он. И добавил, обращаясь непосредственно к Цепкиной: – Идите, Пелагея Егоровна, я вас потом вызову.

Когда они ушли, Попов повернулся к Вере Никитичне Тишкиной и повторил вопрос.

– О, я сразу увидела, что эти часы такие же, как у меня, – невыразительным тоном начала объяснять она. – Но у меня и в мыслях не было, что это мои часы. Видите ли, два дня назад я дала их Дине, её сломались. Я была уверена, что они у нее. Всё же на всякий случай спросила. Дина стала искать часы и не смогла их найти. Тогда я решила, что часы, которые у вас, и есть мои.

– Есть ли какая-нибудь отличительная деталь на ваших часах, Вера Никитична? – спросил Попов.

– Да, на задней части есть царапина.

– Где именно?

Тишкина показала.

– Скажите, а что Адская не носила их на руке?

– Об этом, товарищ следователь, спросите у неё.

– А знаете, где нашли ваши часы? – спросил Попов.

– Понятия не имею.

– Их нашли в цветнике Анны Дмитриевны Тарасовой. Вы можете объяснить, как они туда попали?

– Нет, ровным тоном ответила Тишкина. – Спросите Дину.

– Хорошо. Пожалуйста, позовите ее, не говоря зачем. И ещё, Вера Никитична, не сообщайте никому, где нашли часы, даже вашему мужу. Скажите, что они нашлись дома. Договорились?

– Да, – последовал спокойный ответ.

Вызванная Адская дрожала от страха. Попов даже почувствовал к ней некоторую жалость, а потому решил вести допрос помягче.

– Присядьте, Дина Петровна, – предложил он. Адская села на краешек стула, боязливо озираясь.

– Я не кусаюсь, – улыбнулся Попов.

– Да-да, – неуверенно пробормотала Адская.

– Дина Петровна, вы брали часы у Веры Никитичны Тишкиной три дня назад?

– Брала, а что?

– Да вы не волнуйтесь. Зачем вы их брали?

– Мои сломались.

– А где теперь эти часы?

– Я не знаю.

– Вы их потеряли?

– Я не знаю, – испуганно повторяла Адская.

– Как же, брали часы и не знаете, где они?

– Ну, я думала, что они куда-то завалились. Я искала, но не нашла, – растерянно развела руками Адская.

– Скажите, а когда вы их хватились?

– Сегодня, Вера попросила меня их поискать, но я не нашла.

– А что же раньше, Дина Петровна, как вы обходились без часов? Сколько вы их уже не видели?

– Не-не помню, – облизала пересохшие губы свидетельница.

– Дина Петровна, – неожиданно сурово заговорил Попов, – рекомендую вам рассказать всю правду. Вы ведь узнали утром часы, но боялись признаться, не так ли?

– Я, я… – забормотала Адская.

– Если бы вы не обнаружили, что часы исчезли, вы бы не спросили меня: «Где вы их нашли?»

Адская испуганно смотрела на следователя.

– Не бойтесь, Дина Петровна, расскажите всё, как было, – как можно мягче произнёс Попов. Скворцов, сидевший у стены, тоже был преисполнен сочувствия к этой маленькой, невзрачной женщине.

– Я обнаружила это позавчера, – запинаясь, начала Адская. – Мы были на реке, тогда я их последний раз и видела. Дома я искала, но не нашла – подумала, что потеряла. Хотела купить в Луге Вере такие же, марка распространённая. Но, к своему ужасу, утром увидела их у вас. Я сразу поняла, что это значит. Их нашли где-то рядом с ней, да? – В тоне и лице Адской сочеталась странная смесь простодушия и испуга.

– Их нашли в цветнике Тарасовой, – коротко ответил Попов, пристально разглядывая свидетельницу.

– Значит, не в комнате, – чему-то обрадовалась Адская.

– Кому вы сказали о пропаже часов? – спросил следователь.

– Никому.

– Значит, вы не можете объяснить, как часы Тишкиной оказались в цветнике Тарасовой?

– Нет, клянусь вам, – испуганно воскликнула Адская.

– Успокойтесь, Дина Петровна, успокойтесь, вам нечего бояться. У меня больше нет к вам вопросов. – При этих словах следователя Адская облегчённо вздохнула. – Прошу вас, никому не рассказывайте о нашем разговоре, – попросил Попов.

– Хорошо, – с готовностью согласилась она.

– Кстати, вы скоро собираетесь уезжать?

– Да где-нибудь через пару дней.

– Мне бы не хотелось, чтобы вы не уезжали до окончания следствия, – нахмурился Попов. – Передайте, пожалуйста, это вашим родственниками и добавьте, что этим вы очень поможете расследованию.

– Да, – покорно ответила Адская.

Когда она ушла, Попов взглянул на Скворцова.

– Ну, что скажете, Владимир Андреевич? – спросил он.

– Думаю, что часы подбросили, – твердо сказал Скворцов.

– Почему вы так решили? – с интересом спросил следователь.

– Если бы часы в цветнике потеряла Адская, то она тут же рассказала кому-нибудь эту или другую байку о пропаже часов.

– Вы правы, – одобрил его мысль Попов. – Ну а теперь, – неестественно бодрым тоном сказал он, – давайте сюда Цепкину.

– Намучились вы с ней? – усмехнулся Скворцов.

– Сил моих больше нету, – откровенно признался Попов. Через десять минут лейтенант привел Цепкину.

– Ну что ж, продолжим, – деловито начал следователь, заглянув в протокол. – Посмотрим, на чем мы с вами остановились. Значит, вы утверждаете, что, когда вернулись домой, вас никто не видел?

– Никто, – ответила Цепкина, хмуро глядя на следователя.

– Так-так. Когда вы вернулись домой?

– Где-то в половине третьего.

– Точнее не скажете?

– Нет.

– Что, тоже не носите часов? – с усмешкой спросил Попов.

– Не взглянула на время, – буркнула Цепкина.

– А что вы делали с 14.30 до 15.00? – скучающим тоном спросил Попов.

– Разгружала продукты.

– Кто-нибудь может это подтвердить?

– Люся.

– Кто это?

– Моя кошка.

– При чем здесь ваша кошка? – рассердился Попов. – Вы что, издеваетесь надо мной? – Цепкина молчала.

– Значит, у вас нет алиби, – подытожил следователь.

– Чего-чего? – не поняла Цепкина.

– Алиби. Это значит, вы не можете доказать, что не совершали того-то и того-то в определенное время, – пояснил Попов.

– Эка важность, – пожала плечами Цепкина.

Попов пролистал протокол, а потом попросил Пелагею Егоровну припомнить, в каком порядке люди уходили с автолавки. Цепкина порылась в памяти и выдала примерно ту же очередность, что и Тарасова.

– Спасибо, вы свободны, подпишите протокол, – сказал Попов. Цепкина внимательно прочла показания.

– А где же запись о тех, кого я просила взять на заметку? – удивилась она.

– А вы подумайте и потом мне ответите, – с улыбкой предложил ей Попов.

Скворцов прямо-таки давился от смеха. Цепкина пожала плечами, подписала протокол и вышла, пробормотав что-то вроде: «Не хотите слушать, не надо».

Как только за ней закрылась дверь, лейтенант расхохотался. Вслед за ним и следователь.

– Да, уморительная женщина, – наконец проговорил Попов и взглянул на часы. Было без пяти девять.

– Ну что, пожалуй, допросим сегодня ещё Дочкину, а остальных оставим на потом.

– Как хотите, – равнодушно откликнулся Скворцов.

В это время дверь задней комнаты отворилась и появился дактилоскопист.

– А, Владимир Иванович, – поприветствовал его Попов. – Ну что, какие результаты?

– На часах обнаружены отпечатки Адской и Тишкиной, – сообщил эксперт.

– И все?

– Да.

– Так, а в доме Тарасовой?

– Там полно отпечатков. Пальчики оставили почти все жители. – И он перечислил фамилии.

– Да-а, – вздохнул Попов, – народу у нее бывало много. Знать бы, кто в какое время оставил пальчики.

– Увы, науке это неподвластно, – ответил Владимир Иванович.

– А жаль, – вздохнул Попов. – это упростило бы дело.

Анна Петровна Дочкина, спокойная, уравновешенная женщина лет пятидесяти, давала показания ровным отсутствующим голосом. После фейерверкоподобной Цепкиной следователю показалось, что он в раю. Дочкина показала, что вернулась домой в половине третьего и никуда не выходила. Однако подтвердить ее слова никто не мог. С покойной общалась мало, родственников ее не знала.

– Вы слышали что-нибудь необычное или, может быть, видели с двух тридцати до трех? – спросил следователь.

– Нет, ничего, – был ответ.

– Вы кого-нибудь подозреваете?

– Нет, никого.

– Как вы думаете, отчего произошёл такой массовый падеж коз?

– Я не знаю.

Попов вздохнул. «Что же всё-таки значит понятие „хороший свидетель“? – подумал он. – Тот, кто много рассказывает, как Цепкина, при этом, однако, прибавляя столько ерунды, что слушать тошно, или кто спокойно и ясно, без лишних подробностей отвечает: „Я не знаю“?»

Но размышлять было некогда, и Попов продолжил допрос:

– А где была ваша соседка? Она, кажется, пасла?

– Совершенно верно.

– В ее доме живёт ещё кто-нибудь?

– Нет.

– А теперь очень важный вопрос. Хорошенько подумайте, прежде чем отвечать. Кто-нибудь мог пройти по дороге мимо вашего дома незамеченным?

– Конечно, – ответила Дочкина. – Я редко смотрю в окна.

– Так-так. А со стороны поля, где пасла э-э…

– Саврасова, – подсказала Анна Петровна.

– Да-да, Саврасова.

– Тоже. Я мало обращаю внимание на людей вокруг себя, – пояснила Дочкина.

– Спасибо, больше вас не задерживаю, – сказал Попов. – Подпишите, пожалуйста, здесь. Дочкина подписала и ушла так же тихо и незаметно, как и вошла.

Глава 17
Круг подозреваемых

Борис Юрьевич Арсеньев жал на газ изо всех сил. Прошло всего два часа с тех пор, как жена позвонила ему из Полянска и сообщила об убийстве. Машина мчалась со скоростью 100–120 километров в час, обгоняя всех впередиидущих. Борис Юрьевич очень нервничал. «Нужно немедленно увезти жену и внука», – думал он, несясь по автостраде.

Приехав в Полянск, он тут же разыскал следователя Попова. Тот заверил Арсеньева, что нет никаких причин для беспокойства и что его семье ничто не угрожает, но на просьбу забрать жену и внука ответил категорическим отказом.

– Пока я не допросил её, об этом не может быть и речи, – твёрдо заявил Попов.

– Ну так допросите её скорее, она ни в чём не виновата! – нетерпеливо воскликнул Арсеньев.

Следователь взглянул на часы и покачал годовой. Была четверть одиннадцатого вечера.

– Время позднее, – сказал он. – На сегодня я уже закончил все допросы.

Арсеньев пытался возражать, но безуспешно.

Прошло три дня. Следователь наконец закончил допросы всех жителей. Факты были собраны, но найти убийцу следователю и лейтенанту пока не удалось. Скворцов съездил в Лугу за результатами вскрытия. Медэксперт, проводивший обследование трупа, подтвердил, что Тишкина была задушена. Он также установил, что покойная принимала пищу за пять-шесть часов до смерти. Домочадцы покойной сообщили, что завтракали в доме в десять часов утра.

– Надеюсь, вскрытие делал Федор Павлович? – осведомился Попов.

– Нет, – ответил Скворцов, – он недавно ушёл в отпуск.

– Значит, Ягодкин? – упавшим голосом спросил Попов.

– Он самый, Кирилл Александрович, – подтвердил Скворцов. – И ещё один момент: вскрытие проводилось только на следующий день после убийства.

– Это ещё почему?

– Причина задержки, как он мне объяснил, неотложные семейные проблемы.

– Жалко всё же, что Фёдор Павлович ушёл в отпуск, – нахмурился следователь. – У Ягодкина мало опыта, первый год работает.

– Я лично ему вполне доверяю, – не согласился с коллегой Скворцов.

– Ну да бог с ним, – махнул рукой следователь, – лично мне картина убийства ясна. Её убили между двумя и двумя сорока пятью, вероятнее всего, в последние пятнадцать минут.

– Да, – согласился Скворцов, – но это не помогает нам установить убийцу. – Он был прав, и Попов превосходно сознавал это.

Допрошенная в первых рядах Ольга Павловна Арсеньева показала, что была дома около двух часов дня и с этого времени никуда не выходила.

Подтвердить это мог ее шестилетний внук Сережа.

– Ты был с бабушкой от двух до трех дня, Сереженька? – как можно мягче спросил Попов.

– А когда это – от двух до трех? – спросил мальчик, испуганно схватившись за бабушкину руку.

– Ты помнишь, как бабушка пришла с продуктами домой? – спросил Попов.

– Да, – неуверенно ответил мальчик.

– А что потом делала бабушка?

– Кушать делала, – ответил мальчик, глядя большими глазами на следователя.

– А ты где был?

– С бабушкой.

– Ты никуда не уходил?

– Не помню, – неуверенно ответил Сережа.

Попов вздохнул. Когда внука увел дед, он сказал Арсеньевой:

– Я не могу не учитывать слова вашего внука, но и целиком полагаться на них тоже не могу. Скажите, вы видели кого-нибудь, идущего по дороге между двумя и тремя?

– Да, – кивнула Арсеньева, – я видела Анну Дмитриевну и Зою Васильевну.

– А еще кого-нибудь?

– Да, Таисию Игнатьевну.

– Когда это было? – с интересом спросил следователь.

– Около трех.

– Без четверти?

– Думаю, даже позже.

– Она шла в сторону шоссе или в сторону леса?

– В сторону леса.

– Спасибо. А мог ли кто-нибудь за этот час пройти мимо вашего дома так, чтобы вы не заметили?

– Думаю, да. Я ведь не смотрела в окно постоянно.

– Хорошо. А сзади, за огородом?

– Там бы я точно никого не увидела.

На вопрос о своих взаимоотношениях с Тишкиной Арсеньева ответила, что они были хорошие. На прощание Попов попросил ее спросить внука, не видел ли он кого, и после этого отпустил.

Антонида Александровна Саврасова напустилась на следователя прямо с порога. Она ругала милицию на чем свет стоит. Попов терпеливо слушал минут десять, и когда она выдохлась, спросил:

– Вам жаль покойницу?

Расчет оказался верным. По словам Саврасовой, они были близкими подругами. Антонида Александровна минут десять попричитала, жалея бедную Алену, и, наконец, немного успокоилась.

– Вы ведь хотите, чтобы преступника нашли? – спросил Попов.

– Конечно, хочу, – пылко ответила Саврасова. – Вы его, само собой, расстреляете? – с надеждой спросила она.

– Это решит суд, – ответил Попов. – Но вот вы бы могли мне помочь. Поможете?

– Непременно. Что надо сделать? – сразу же согласилась Саврасова.

– Ответить на несколько вопросов.

– Я слушаю, – с готовностью ответила она.

От былой ненависти к милиции не осталось и следа.

– Вы, кажется, пасли в тот день? – спросил Попов.

– Да.

– В какое время вы пасете?

– С восьми утра до шести вечера.

– Вы пасете в определенный день?

– В деревне четырнадцать человек держат коз, мы пасем по очереди.

– Так-так. Значит, все знали, что будете пасти в эту среду?

– Конечно, ответила Саврасова.

– А где вы пасете? – спросил следователь.

Она объяснила:

– На втором поле, что за лесочком.

– Значит, с дороги вас не видно?

– Вестимо, нет, – удивилась вопросу Антонида Александровна.

– Вы видели кого-нибудь, пока пасли?

– Нет, никого.

– А вы отлучались куда-нибудь с поля?

– Да, пару раз уходила за грибами.

– В какое время?

– Утром часов в десять и около трех дня.

– Нашли что-нибудь?

– Так, несколько подберезовиков.

– Значит, к автолавке вы не ходили и остались без продуктов? – спросил следователь.

– Почему осталась? – удивилась Саврасова. – Анна мне все купила.

– Вы имеете в виду Анну Петровну Дочкину?

– А то кого же.

– Ясно. Как думаете, кто мог бы убить вашу подругу?

– Кто-нибудь из её семейки, – убежденно ответила Саврасова. – Кроме сына, там приличных людей нет.

Попов задал ей еще несколько незначительных вопросов и отпустил.

Следователь также допросил обоих Симагиных по отдельности. Марии Николаевне он задал те же вопросы, что и Арсеньевой.

Симагина ответила, что, придя домой, прилегла отдохнуть и пролежала примерно до половины четвертого.

– Увы, я ничего не видела и не слышала, – с сожалением сказала она. У нее тоже не оказалось алиби.

– А чей это дом между вами и Тишкиной? – спросил Скворцов. – Там, кажется, никто не живет?

– Там живут Бецкие, но они с неделю как уехали в Ленинград.

Михаил Антонович Симагин во время допроса никаких новых деталей не вспомнил. Попов заставил его еще раз рассказать о том, при каких обстоятельствах он видел Люгерова.

– Точное время не припомните? – спросил следователь.

– Около трех, точнее не скажу, Кирилл Александрович, – виновато развел руками Симагин. Следователь повторно вызвал Люгерова и расспросил его об этом эпизоде. Люгеров заявил, что Симагина не видел, вспомнив, что действительно обходил бурьян, но когда не знает, так как у него не было часов. Однако от наблюдательного Попова не укрылось замешательство Люгерова.

Попов расспросил об этом и Адскую, которая сразу же ответила, что ничего не знает и не помнит.

– Дина Петровна, – заметил следователь, – вот вы говорите, что не любите носить часы, однако, когда ваши сломались, вы попросили у Тишкиной, как это понимать?

– Я не говорила, что не люблю носить часы, – запротестовала Адская. – Я сказала, что люблю забывать о времени, когда отдыхаю на природе, а это не одно и то же.

– Выкрутились, – едко заметил следователь, но больше допрашивать не стал.

Тишкин сообщил Попову, что из дома ничего не пропало. На вопрос о том, кто наследует имущество покойной, Алексей Александрович ответил, что, наверное, он.

– Но поскольку я не юрист, – добавил Тишкин, – то все тонкости мне неизвестны.

Особенно подробно Попов допрашивал Ленку.

– Елена Поликарповна, – как можно любезнее начал он, – мне говорили, что вы очень информированный человек. Расскажите мне, пожалуйста, все, что знаете о Тишкиной: с кем она общалась, с кем дружила, с кем ссорилась, а также о её родственниках.

Ленка выложила всё, что знала. Она припомнила малейшие перепалки покойной с кем бы то ни было.

– Но ничего серьёзного, – подвела она неутешительный итог, – ничего, из-за чего Алену могли бы убить.

По её виду было понятно, что она полна желания помочь, но, увы, не может этого сделать. О родственниках Тишкиной Ленка была хорошего мнения, что удивило Попова.

– Похоже, вы единственная, кто так думает, – заметил он.

– Правда? – изумилась Ленка. – Ну, я не знаю. Мне все они показались приятными людьми. Разве что эта Адская немного странная, но, по-моему, ничего серьёзного.

Попов заставил её подробно повторить рассказ о последнем разговоре с Тишкиной. Когда Ленка упомянула, что, по словам Тишкиной, тень хромала, Попов тут же остановил её:

– Вы говорите: хромала? – воскликнул он. – А я и не знал.

Он бросил укоризненный взгляд на Скворцова. Лейтенант тут же спросил Ленку:

– Елена Поликарповна, а ведь вы тогда об этом не упоминали, правда?

– Да, верно, я забыла, – созналась она. – Простите меня.

– Ничего, главное, что сейчас вспомнили, – успокоил ее Попов.

– Кто в деревне хромает? – спросил он.

– Только Ленка Евсеева.

– Хорошо. Как думаете, кто мог убить вашу подругу Алену?

– Наверное, тот, кого она видела, – ответила Ленка, – а может, тут все дело в колдовстве этой Шельмы. Вы про нее знаете? – спросила она следователя.

Попов кивнул.

– Скажите, когда вы вернулись домой в среду после автолавки?

– Минут двадцать третьего, я очень спешила.

– А почему вы спешили?

– После прихода этой Шельмы я заметила, что Алены нет, и мне вдруг стало как-то жутко.

– И что же вы сделали, придя домой?

– Тут же пошла искать Алену.

– И куда вы пошли?

– Я постучала в дом, но никто не откликнулся.

– Дом был на замке?

– Нет, дверь была приперта кирпичом. У Алены это означало, что никого нет дома, но хозяйка ушла недалеко.

– Но вы все же стучали?

– Да, на всякий случай.

– Что вы сделали потом?

– Потом я поискала Алену в огороде. Пару раз покричала её. Тогда я подумала, что она пошла к Саврасихе, и тоже отправилась туда.

– Вы говорите о Саврасовой, пасшей в тот день коз?

– Да, о ней.

– В какое время вы туда пошли? Очень важно вспомнить точно.

– Думаю, было не больше половины третьего.

– Что вы увидели там, где она пасла?

– Там я никого не нашла. Ни Тишкиной, ни Саврасовой.

– И что вы сделали?

– Немного подождала, поозиралась по сторонам, да и пошла.

– Когда вы ушли оттуда?

– Часа в три.

– Что же вы там делали полчаса?

– Да не знаю, растерялась, стала гадать, где Алена, вот время и пролетело.

– Вы кого-нибудь видели с тех пор, как ушли в двадцать минут третьего из дома, и до трех дня?

– Нет, никого.

– Плохо, – вздохнул Попов, – с вас, к сожалению, нельзя снять подозрений.

– Вы что же, подозреваете меня? – возмутилась Ленка.

– Я подозреваю всех, у кого нет алиби, – ответил Попов, – но вас – меньше других.

– И на том спасибо, – выдохнула Ленка.

Как только она ушла, Попов сразу же начал рыться в протоколах. Он искал показания Евсеевой. Найдя, задумчиво читал их некоторое время, потом сказал Скворцову:

– На время убийства у нее твердое алиби, а вот задать ей несколько вопросов про предыдущий вечер нужно.

Вызванная Евсеева показала, что в вечер, предшествовавший убийству, была дома с мужем и у них в гостях до одиннадцати сидели Смолянковы.

– Да, вот и еще одна ниточка оборвалась, – вздохнул Попов.

– По-моему, это не та ниточка, Кирилл Александрович, – заметил Скворцов. – Помните слова Тишкиной: «Это был не тот человек, на которого я вначале подумала?»

– Значит, вы думаете… – начал следователь.

– Да, – продолжил Скворцов. – Я обратил внимание, что эта Евсеева и хромает-то не сильно, а Тишкина заметила, что тень хромала. Мне думается, Кирилл Александрович, что кто-то подделывался под Евсееву.

– Возможно, – согласился Попов, – но при условии, что вся эта история – правда.

– А почему нет? – удивился лейтенант.

– Мы знаем это лишь со слов Образцовой, – пояснил следователь. – Даже если она это не придумала, то нет гарантии, что Тишкина ей не наврала или что Образцова чего-нибудь не перепутала.

Скворцов на минуту задумался, потом кивнул:

– Да, так тоже могло быть.

Следующей была вызвана Таисия Игнатьевна Сапфирова. Она показала, что пошла к Бочкину играть в покер около трех часов дня, но вместо этого оказалась свидетельницей убийства. Её показания подтверждались Арсеньевой, видевшей, как она шла по дороге.

На вопрос о том, есть ли у нее какие-нибудь подозрения, Таисия Игнатьевна ответила уклончиво. Больше из неё выудить ничего не удалось, и следователь отпустил старушку. Уходя, Сапфирова незаметно подмигнула Скворцову. Тот не преминул сделать в ответ то же самое. Попов, просматривавший протокол, не заметил этих заговорщических перемигиваний.

Последним из свидетелей был вызван музыкант Дудкин. Его не было: он уезжал в Утесово. Сразу же, еще с порога, Дудкин начал славословить милицию.

– Почему вы без разрешения уехали в Утесово? – сурово прервал его излияния следователь. Дудкин растерянно захлопал глазами.

– А разве нельзя было? – с удивлением спросил он.

– Нет, нельзя, – сухо ответил следователь.

– Но я же вернулся! – возразил Дудкин.

– Еще бы вы не вернулись, – с угрозой сказал Попов. – Ладно, оставим это. Юрий Петрович, после автолавки в среду вы сразу пошли домой?

– Да.

– Что вы делали потом?

– Пошел пройтись.

– Когда это было?

– Примерно в половине третьего.

– А точнее?

– Не помню.

– Куда же вы пошли?

– Да так, никуда.

– Вы кого-нибудь встретили до трех часов?

– Да, Амфитриона.

– Когда это было?

– Думаю, без четверти три.

– Но часов у вас не было?

– Нет.

– Могло это быть позже или раньше?

– Ну разве что ненамного.

– Так-так. Значит, вы случайно встретили Редькина?

– Да, случайно.

– Вы часто гуляете у его бани?

– Случается.

– И долго вы там пробыли?

– С полчаса.

– Вы часто ссорились с покойной?

– Бывало, – выдохнул музыкант. – Она мне играть мешала.

– Юрий Петрович, вы заметили еще что-нибудь подозрительное или, может быть, знаете что-нибудь, что могло бы нам помочь?

– Ничего, – с сожалением ответил Дудкин. – Но, если узнаю, – вдохновенно проговорил он, – непременно вам сообщу.

– Ну вот и отлично, – сказал следователь. – Подпишите и можете идти. Кстати, – добавил он, – если на вашу игру будут жаловаться, то у вас буду неприятности. Умерьте ваш пыл, Юрий Петрович, – отеческим тоном насоветовал ему на прощание Попов. – Ну вот и все, – заключил следователь, когда музыкант ушел. – Теперь мы должны все это обмозговать. Взгляните, Владимир Андреевич, у меня тут список тех, кто мог совершить убийство.

Скворцов взглянул на листок с фамилиями. Там значилось:

Бочкин
Симагина
Дочкина
Саврасова
Редькин
Дудкин
Тишкин?
Тишкина?
Люгеров?
Адская?
Арсеньева?
Цепкина?
Симагин?
Сапфирова?

Скворцов быстро прочел фамилии.

– А почему Цепкина и Симагин под вопросом? – спросил он.

– Ну, что касается Симагина, то это мой личный знак вопроса. Мне он кажется человеком совсем неподходящим для убийства, хотя, по сути, алиби нет. Если хотите, можете зачеркнуть вопрос.

– Да нет, – ответил Скворцов. – А что насчет Цепкиной, вы и ее считаете не способной на убийство?

– Я считаю, что эта женщина непредсказуема. По-моему, она способна на все. А вы как думаете?

– Ну я бы мог поверить, что она способна ударить кочергой в порыве ссоры. Но запихнуть тело в чужой дом – вряд ли, – с сомнением покачал головою лейтенант Скворцов. – Да и как бы, Кирилл Александрович, она это успела?

– В этом-то и вопрос, – кивнул Попов. – У нее было всего пятнадцать минут, и ей бы пришлось все делать бегом. Чтобы прояснить этот вопрос, Владимир Андреевич, я проведу следственный эксперимент.

– Какой эксперимент?

– Всему свое время, – улыбнулся Попов.

– Хорошо, Кирилл Александрович, но ведь у Сапфировой алиби. Почему вы включили и её?

– А вы подумайте, – ответил следователь. – Когда видела ее Арсеньева? Около трех. А что, если она убила Тишкину, вернулась задами домой и спокойно пошла к Бочкину?

– И Бочкин её не видел?

– Мог и не увидеть. К тому же Арсеньева могла и сочинить, что видела Сапфирову, чтобы обеспечить алиби себе.

– Но ведь Таисия Игнатьева назвала то же самое время, – возразил Скворцов.

– Ну, не знаю, – пожал плечами следователь. – Например, ей мог сказать об этом внук.

– Звучит несерьезно, Кирилл Александрович, – заметил Скворцов.

– Послушайте, Владимир Андреевич, почему вы защищаете Сапфирову?

– Я её не защищаю, – возразил Скворцов. – Просто я подвергаю сомнению вашу версию.

– А у вас есть какая-нибудь версия? – со скользкой улыбкой поинтересовался следователь.

– Пока еще нет, – признался Скворцов, – но и ваши соображения – это не версия.

– Согласен, – ответил следователь. – Пока мы не найдем мотива, мы вряд ли узнаем, кто убил Тишкину.

– Сомневаюсь, что мы установим мотив, – уверенно сказал Скворцов.

– Почему вы так уверены? – удивился Попов.

– Мы слишком мало знаем об этих людях, Кирилл Александрович. Корни этого преступления могут уходить в далекое прошлое.

– Однако убийство произошло именно сейчас, – возразил следователь. – Почему не раньше?

– Ну, я не собираюсь гадать на кофейной гуще, – раздраженно пожал плечами Скворцов.

– А нам, похоже, только это и остается, – с фальшивой бодростью сказал Попов. В ту же секунду в дверь постучали.

– Войдите, – пригласил следователь. На пороге появился Симагин.

– Простите, Кирилл Александрович, что отвлекаю вас, но только что звонили из лужской милиции. Звонивший сказал, что он полковник Дудынин. Он перезвонит через пятнадцать минут и хочет поговорить с вами.

Следователь Попов бросил быстрый взгляд на лейтенанта Скворцова, и оба поднялись. По дороге к Симагину им повстречалась Арсеньева.

– А я к вам, Кирилл Александрович, – оказала она. – Помните, вы просили опросить внука, не видел ли он кого?

– И?

– Он никого не видел.

– Большое спасибо, – поблагодарил Попов. – Кстати, ваш муж может забрать внука, но вас я прощу остаться. Вы, конечно, можете не подчиниться и уехать, но вам придется вернуться, если мне понадобится снова вас допросить. А это может причинить вам лишние неудобства.

– Если нужно, я останусь, – покорно кивнула Арсеньева.

– И еще одно, Ольга Павловна. Не сочтите за труд предупредить всех жителей, чтобы они минут через сорок собрались на остановке. Я скажу, кто может уехать из Полянска, а кого я попрошу задержаться.

– Прямо сейчас и пойду, – с готовностью согласилась Арсеньева.

Не прошло и пяти минут с прихода следователя к Симагину, как зазвонил телефон. Попов снял трубку.

– Попов слушает, – сказал он. – Да, Владислав Анатольевич, я все понимаю. Прямо сейчас? Олег Константинович тоже хочет быть в курсе дела? Да, я все понимаю. Вы уже вызвали машину? Да, мы сейчас приедем. Хорошо, до свидания.

– Ну что? – спросил Скворцов.

– Владислав Анатольевич немедленно вызывает нас в Лугу для доклада. Олег Константинович тоже хочет быть в курсе дела.

– О нет! – воскликнул Попов.

Во взглядах, которыми обменялись следователь и лейтенант, сквозило отчаяние.

Глава 18
Совещание в Луге

Начальник Лужской милиции полковник Дудынин мерил шагами свой кабинет. Это был высокий импозантный мужчина с серебряными висками.

Кроме него в кабинете находилось еще три человека: прокурор Олег Константинович Ермолкин, следователь Кирилл Александрович Попов и лейтенант Владимир Андреевич Скворцов.

– Я изучил протоколы, – громким приятным баритоном произнес Дудынин, и его глаза цвета голубого фарфора блеснули. – Действительно, очень сложное дело.

– Работать надо, – подал голос прокурор Ермолкин.

Это был высоченный худой человек с немного желтым цветом лица, которого не очень любили подчиненные. Прокурор часто бывал с ними груб, устраивая разносы из-за малейшей неточности при проведении следствия, направо и налево щедрой рукой сыпал выговоры. Ермолкин считал себя интеллигентом и пуристом. Однако пуризм этот проявлялся весьма своеобразно, а уж об интеллигентности нечего было и говорить. Она существовала лишь в его воображении. Ермолкин признавал только сухой канцелярский язык. Использование в разговоре просторечий и, упаси боже, ругательных слов наподобие «черт возьми», «дурак», «дрянь» неизменно вызывало у него раздражение. Когда прокурор говорил, слушавшим его казалось, что им зачитывают протокол. Ермолкин обожал выступать на всевозможных активах, партсобраниях и тому подобных мероприятиях, обрушивая на завороженных, не смеющих пошевельнуться слушателей всю силу таланта своего бюрократического красноречия. Неудивительно, что, когда следователь и лейтенант узнали, что прокурор лично заинтересовался этим делом, их настроение мгновенно испортилось. Последнее время прокурор был постоянно раздражен. Из-за перестройки уменьшилось количество партсобраний, на которых он так любил выступать. Однако, несмотря на всю нелюбовь подчиненных, он пользовался уважением за недюжинный ум и блестящие способности к раскрытию преступлений. Часто, когда кто-нибудь из следователей заходил в тупик, за дело брался прокурор и быстро доводил его до конца. Было всего несколько случаев, когда и он был вынужден расписаться в собственном бессилии.

В тот день Ермолкин был в одном из худших своих настроений и в очередной раз готовился сорвать свою злость на подчиненных.

– Убийство произошло двадцать седьмого июня, а сегодня четвертое июля. Прошла неделя, и никаких результатов. Как прикажете это понимать, Кирилл Александрович? – прокаркал он.

– Результаты есть, Олег Константинович, вы же читали материалы дела, – осторожно возразил Попов.

– Читал, – согласился прокурор, поблескивая очками, – но не нашел там никаких фактов, используя которые, можно было бы установить личность убийцы.

– Это действительно так, – сказал Попов, осторожно подбирая слова. – Но я провел следствие как положено, допросил всех свидетелей, и если они не дали необходимой для раскрытия дела информации, то это не моя вина, Олег Константинович.

– Нужно было задавать другие вопросы, – огрызнулся прокурор.

– Например? – вежливо поинтересовался следователь.

– Достаточно, перейдем к делу, – властно вмешался Дудынин, который уже больше не мог слушать эту словесную перепалку.

– Одну минуту, – остановил его Ермолкин. – Сначала я бы хотел сказать несколько слов по поводу судебно-медицинского освидетельствования трупа Тишкиной и особенно по поводу эксперта.

Все трое прекрасно знали, что последует дальше, а потому молчали.

– Так вот, я возмущен, что вскрытие было произведено только в четверг, двадцать восьмого июня, то есть на следующий день после убийства. Это возмутительный факт, и я лично проследил, чтобы Ягодкин получил строгий выговор. У него еще молоко на губах не обсохло, а уже халтурит, уклоняется от работы. При такой экспертизе у нас все преступники будут гулять на свободе. Между прочим, Владислав Анатольевич, вы поощряете подобные выходки.

– У него действительно были в тот день очень серьезные семейные проблемы, – спокойно сказал Дудынин, – и я думаю, что можно было позволить ему уйти домой из чисто человеческих соображений.

– Я знаю, что вы человек добрый, – кивнул Ермолкин. – За государственный счет, – резко добавил он, неприязненно взглянув на Дудынина.

Тот выдержал взгляд. Он уже привык к подобному поведению прокурора.

– Сейчас не время и не место это обсуждать, – проговорил он, – а потому я перехожу непосредственно к убийству. – Итак, – начал он, – суть дела сводится к следующему: Алена Александровна Тишкина, пенсионерка, шестидесяти одного года, была найдена задушенной в доме своей соседки Анны Дмитриевны Тарасовой в 14.45 двадцать седьмого июня. Я прочитал ваше заключение, Кирилл Александрович, – обратился он к следователю. – Хочу сказать, что согласен со списком подозреваемых, который вы представили, но сколько-нибудь серьезных улик в деле нет. Сейчас меня больше всего занимает вопрос: как тело могло оказаться в запертом доме, принадлежащем другому человеку. Я хотел бы вас выслушать по этому вопросу, Кирилл Александрович.

– Изучив материалы дела и исходя из фактов, единственно возможным объявлением я считаю перенос трупа в дом преступником.

– Да, это напрашивается, – кивнул Дудынин, – но тогда я спрошу: зачем это сделано?

– Трудно сказать, – пожал плечами Попов. – Я как ни старался, не смог найти в этом смысла. Возможно, Владислав Анатольевич, это было сделано с целью запутать следствие.

– Да, возможно, – кивнул полковник, – но опять же спрашивается зачем? Перетаскивая тело, убийца шел на большой и, с моей точки зрения, неоправданный риск, ведь его могли увидеть.

– Поступки убийц не всегда отличаются смыслом, – заметил прокурор.

– Ну наш убийца, по-моему, не глуп, – возразил Дудынин, – иначе его давно бы поймали. Я думаю, что ни у кого нет сомнений, что преступник – кто-нибудь из местных.

– Естественно, нет, – ответил Ермолкин.

– Хорошо, пойдем дальше. Я думаю, что это убийство могло произойти таким образом только в день автолавки, когда никого не было дома. Я понял так: убийца воспользовался этим для своей гнусной цели. Следовательно, это кто-то из тех, кого указал в списке Кирилл Александрович, ведь у остальных на время убийства твердое алиби. Давайте начнем с ветеринара Бочкина. Какое у вас сложилось о нем впечатление, Кирилл Александрович?

– Очень неприятный человек, – сказал следователь. – Дорожит репутацией и боится быть замешанным в каком-нибудь скандале.

– Он произвел на вас впечатление человека, способного убить? – задал вопрос прокурор.

– При крайних обстоятельствах, думаю, что да.

– Значит, вам так и не удалось узнать, что имела в виду Тишкина, говоря: «Скоро об этом узнают все»? – спросил прокурор.

– Нет, Олег Константинович, мне даже не удалось узнать, имела ли её угроза под собой почву. О Бочкине никогда не ходило никаких слухов.

– Вы согласны, Владимир Андреевич? – спросил лейтенанта Дудынин.

– Вполне, – ответил тот. – Я бы только добавил, что мне Бочкин показался человеком, больше способным на воровство.

– Почему вы так думаете? – с интересом спросил полковник.

– Он трус, – ответил Скворцов, – и глаза у него бегают.

– При чем тут глаза? – раздраженно спросил Ермолкин.

– Да ни при чем, – ответил Скворцов.

– Хорошо, – поспешно сказал Дудынин, предотвращая новую перебранку. – Давайте перейдем к Симагиной.

– Мне она не понравилась, – сразу сказал Попов. – Сплетница и любительница подслушивать. Причем всегда все делает исподтишка.

– Но это не основание для подозрения в убийстве, – резонно заметил полковник.

– Мне как-то не верится, – сухо сказал Попов, – что она легла отдохнуть, пролежала больше часа и ничего не видела и не слышала.

– Я не согласен, – подал голос Скворцов. – Когда Симагина говорила об этом, в её голосе звучало явное сожаление.

– Она великолепная актриса и может изобразить все что угодно, вы уж мне поверьте, – заверил присутствующих Попов.

– Значит, вы подозреваете Симагину? – спросил Дудынин.

– Улик никаких, но она вполне могла это сделать.

– Ну а что вы скажете о Дочкиной?

– У меня ощущение, что её мысли где-то далеко, она не интересуется происходящим, – сказал Попов.

– Однако нельзя отрицать, что у нее была прекрасная возможность убить Тишкину.

– Давайте начнем сначала, – вмешался прокурор. – Прежде всего необходимо установить, где была убита Тишкина.

– Этого мы не знаем, – вздохнул следователь.

– Я считаю, что Тишкина была не дома, – твердо сказал прокурор. – Помните показания Образцовой, что дверь была приперта кирпичом не позднее половины третьего? Что скажете? – обратился он к присутствующим.

– Ну, возможно, у нее была назначена встреча с убийцей в неизвестном нам месте, – предположил Дудынин. – Вспомните записку. Что, если время было перенесено на 14.30 или около этого?

– Я так не думаю, – ответил Ермолкин. – В это время все были на автолавке. С кем бы она могла встречаться?

– А что, если с кем-нибудь из родственников?

– И кто-то из них написал ей такую записку? – с иронией спросил прокурор. – На мой взгляд, это глупости.

– Что же тогда, по-вашему, произошло? – этот вопрос исходил от Дудынина.

– У меня есть одна мысль, – сказал прокурор. – Я думаю, произошло вот что: кто-то из наших подозреваемых решил залезть в дом Тарасовой. Он отпирает дверь и заходит внутрь. Это нетрудно, так как, по словам самой хозяйки, все знали, где лежит ключ. Предположим, что Тишкина это видит и идет за ним. Она обнаруживает свое присутствие, и неизвестный душит её. А могло быть и наоборот. В дом залезла Тишкина, и кто-то вошел следом и убил её. И это-то, – поднял палец прокурор, – мне представляется наиболее вероятным. Ведь очень важен вопрос: «Почему Тишкина не пошла на автолавку?» Что, если она ждала, пока все уйдут, чтобы забраться в дом Тарасовой. Кто-то мог за ней следить и убрать её.

– Но какой мотив? – спросил Дудынин.

– Сейчас речь не об этом, – отмахнулся прокурор. – Сначала нужно правдоподобно объяснить факты. Я считаю, что если бы Тишкина следила за человеком, вошедшим в дом, то её бы не убили без борьбы, а никаких следов, как явствует из заключения эксперта, не обнаружено. Напротив, если убийца шел за Тишкиной, он мог набросить ей провод на шею и затянуть. В любом случае человек, зашедший в дом, что-то искал. Если бы первым зашел убийца, то мы бы наверняка увидели следы его поисков, но, по словам хозяйки, в доме ничего не пропало и даже не передвинулось со своих мест.

– Очень правдоподобная версия, Олег Константинович, – заметил Попов.

Его обычная неприязнь к прокурору сменилась чем-то похожим на восхищение.

– Но как вы объясните чашку и сахарницу на столе? – спросил Дудынин.

– Не знаю, может быть, их выставили для запутывания следствия.

– Значит, вы думаете, что все так и произошло? – спросил прокурора следователь.

– Откуда я знаю, – раздраженно бросил Ермолкин, – меня там не было. Я пытаюсь правдоподобно объяснить факты, и эта версия, по-моему, их объясняет.

– Но что искали в доме? – спросил Дудынин.

– Вы, кажется, думаете, что я телепат, – огрызнулся прокурор. – Искать могли все что угодно, и в связи с этим я хочу спросить вас, Кирилл Александрович, тщательно ли вы обыскали дом Тарасовой?

– Не очень, – виновато ответил следователь. – Я только искал следы пребывания убийцы в доме. У меня и в мыслях не было…

– А есть ли у вас вообще мысли? – грубо бросил ему прокурор. – Я недоволен тем, как вы провели следствие. Имейте в виду: выговор вам обеспечен. Хотя прошла уже неделя, я поручаю вам немедленно произвести обыск. Вы меня поняли?

– Да, Олег Константинович, – покорно кивнул Попов. – Ну и что я должен искать?

– Не знаю, – ответил прокурор. – Что-нибудь необычное, из ряда вон выходящее, то, чего, по идее, не должно быть в доме.

Дудынину этот разнос не понравился.

– По-моему, вы слишком строги, Олег Константинович, – заметил он. – Лично я считаю, что следствие проведено хорошо.

– Оценивать действия моих подчиненных – исключительно моя прерогатива, Владислав Анатольевич, – сухо возразил прокурор. – И не будем отвлекаться, а то так мы здесь до ночи просидим. Итак, я продолжаю. Если принять мою версию, то убийца, скорее всего, кто-то из родственников или тех, кто вернулся с автолавки рано, а именно: Дочкина, Бочкин, ну и, конечно, Саврасова.

– Скажите, Олег Константинович, вы совсем не верите в алиби Тишкиных, Люгерова, Адской? – спросил Попов.

– А вы что, верите? – с иронией поинтересовался прокурор. – Адская и Люгеров запросто могли действовать заодно. Адская смотрела, чтобы вокруг никого не было, а Люгеров тем временем душил тетю. То же самое можно сказать и о Тишкиных.

– Но ведь они были в Луге, – возразил Дудынин.

– Это не факт, – парировал Ермолкин. – Я уже распорядился это проверить. Надеюсь скоро получить результаты. И еще: если Тишкина задумала забраться к Тарасовой, то об этом скорее могли бы узнать родственники, живущие в доме.

– Почему? – спросил Попов.

– Они могли заметить что-нибудь необычное в её поведении, что навело бы их на мысль о том, что Тишкина хочет залезть в дом Тарасовой, и проследить за ней. А тут представился удобный случай, не навлекая на себя подозрений, избавиться от нее. Скрытых мотивов могло быть предостаточно. Есть другая возможность. Был человек, посвященный в план Тишкиной. Он знал, что она залезет в дом, пошел за ней и убил. Здесь возникает фигура Саврасовой, её доверенной подруги. Она пасла, и никто её не видел. У Саврасовой были все шансы пойти и убить Тишкину.

– Но Бочкин уже в четверть третьего был дома. Он бы увидел ее.

– Необязательно, – возразил Ермолкин. – Разве вы не понимаете, что она могла спрятаться около дома Тарасовой гораздо раньше двух и ждать.

– Ясно, – кивнул Попов, – но у меня есть вопрос. – Если Тишкина хотела забраться в дом Тарасовой, то почему она ждала так долго? Ведь Тарасова пришла на автолавку в половине второго. Логичнее было бы сразу зайти и поискать то, что она хотела.

– Вот этого я пока не могу объяснить, – признался прокурор, – но я буду думать.

– У меня вопрос, – сказал Дудынин. – Что искала Тишкина и почему она стала это делать именно в тот день?

– Я считаю, – откликнулся Ермолкин, – что это связано с козами.

– С козами? – удивился Дудынин.

– Да, – подтвердил прокурор. – По-моему, Тишкина хотела знать, кто травит коз.

– Но тогда, – задохнулся от изумления полковник, – значит, вы думаете, что Тарасова…

– Не знаю, – отрезал Ермолкин, – но разобраться в этом вопросе необходимо. Вот и еще один ваш просчет, Кирилл Александрович, – неумолимо наступал он на следователя. – Теперь, – продолжил он, – я хочу рассмотреть передвижения Образцовой, они мне кажутся очень подозрительными.

– А почему? – удивился Дудынин.

– Во-первых, обращаю ваше внимание на то, что никто не слышал, как она звала Тишкину. Я думаю, что Бочкин и Симагины должны были это слышать.

– Необязательно, – возразил Попов. – От бани, где был Бочкин, и от Симагиной достаточно большое расстояние до дома Тишкиной.

– Я думаю, – решил прокурор, – нужно провести следственный эксперимент, вставить одного человека у бани Бочкина, другого – в доме Симагиной, а кто-нибудь будет кричать около дома Тишкиной. Вы поняли, Кирилл Александрович?

– Да, – кивнул Попов.

– Хорошо. Во-вторых, подозрительно то, как долго она искала Саврасову, почти полчаса, по её словам. Ведь ясно, что на поле никого нет, так что же там делать столько времени? – вопросил прокурор.

– Вы просто не знаете Образцову, – сказал следователь. – Она могла быть там десять минут и при этом думать, что прошло полчаса, и наоборот. К тому же Бочкин показал, что видел её минут тридцать пять третьего.

– Это ничего не значит. Бочкин мог ошибиться или соврать. Это хороший способ обеспечить себе алиби. Его я тоже подозреваю.

– Но как бы он смог точно назвать время, если бы действительно не видел Образцову? Она же подтверждает, что проходила через поле примерно в это время.

– Да, верно, я не подумал, – нехотя согласился Ермолкин. – Однако, Кирилл Александрович, никто не видел у бани самого Бочкина. То, что он там находился, известно нам только с его слов.

– Значит, вы думаете, что её убил Бочкин, а нам соврал, что был у бани? – задал вопрос Дудынин.

– Я уже сказал вам, – раздраженно ответил прокурор, – что понятия не имею, что произошло на самом деле. Я только показал, что алиби Бочкина лопается, как мыльный пузырь, при ближайшем рассмотрении. Да, у него было больше времени для совершения убийства, чем у других, но это вовсе не означает, что он убийца.

– А что вы скажете о странном вечернем приключении Тишкиной? – изменил направление беседы Дудынин, видя, что Ермолкин начинает закипать.

– Вся эта история мне кажется довольно сомнительной, – ответил прокурор. – Заметить, что человек хромал, и не распознать даже его пол? Вам не кажется это странным?

– Вы думаете, Образцова это придумала? – вступил в разговор Попов.

– Вряд ли. Скорее всего, Тишкина или все придумала, или рассказала не всю правду.

– А почему вы думаете, что не Образцова сочинила эту историю? – с любопытством спросил Попов.

– Потому что ей не для чего было это делать.

– Но если она убийца, то почему бы не бросить подозрение на кого-нибудь, сочинив эту байку?

– Да ведь она ни на кого не бросила подозрение, – объяснил прокурор. – Если бы она этого добивалась, то она подставила бы конкретного человека.

– Она рассказала о том, что тень хромала, а в деревне хромает только Евсеева.

– Нет, все это полная бессмыслица, – отверг предположения Попова прокурор.

– Но зачем Тишкиной было вводить в заблуждение Образцову? – с сомнением спросил Дудынин. – По-моему, в этом нет никакого смысла.

– Вы забываете, коллега, о статусе этой Образцовой в деревне, – игриво усмехнулся Ермолкин. – Она же жуткая сплетница.

– Ну и что? – недоумевал Дудынин.

– А то, что если бы Тишкиной нужно было, чтобы об этой истории узнала вся деревня, то кому же рассказать, как не Образцовой. Она бы сразу всем пересказала.

– Действительно, похоже на правду, – согласился Дудынин.

– Ну хорошо, Олег Константинович, а что вы скажете о записке и часах?

– А почему вы меня спрашиваете? – недовольно отозвался прокурор. – Кирилл Александрович ведет это дело, вот пусть он и объясняет.

– Записка сейчас на экспертизе, – вступил в беседу Попов. – Я также передал эксперту образцы почерков всех подозреваемых.

– Хорошо, – одобрил Дудынин.

– Ничего хорошего, – встрял прокурор. – Экспертиза до сих пор не проведена, а вы говорите «хорошо».

– Я только вчера передал эксперту образцы почерков жителей, – пояснил Попов.

– Нашли повод хвастаться. Это надо было сделать давным-давно.

– Извините, Олег Константинович, – буркнул следователь.

– Ладно, оставим это. Что вы думаете о записке?

– Ну, учитывая возраст Тишкиной, не думаю, чтобы ей назначил свидание поклонник, хотя у неё был не совсем обычный образ жизни для шестидесяти лет.

– Ближе к делу, – перебил его прокурор.

– У меня появилась мысль, – продолжил следователь, недовольно покосившись на Ермолкина, – что с этим может быть связан Бочкин.

– Как? – с интересом спросил Ермолкин.

– В этот день Бочкин почему-то попросил Сапфирову сыграть в покер раньше обычного. Он сказал, что вечером занят. Вполне возможно, что он собирался встретиться с Тишкиной в это время, – и Попов вопросительно взглянул на аудиторию.

– Любопытная мысль, – заметил прокурор. – Вы спрашивали об этом Бочкина?

– Нет, Олег Константинович.

– Почему?

– Я решил дождаться результатов экспертизы.

– А почему вы думаете, что цифра 10 в записке обозначает вечернее время, а не утреннее? – поинтересовался прокурор.

– Я подумал, что встреча не состоялась. В противном случае она бы выбросила записку.

– Довольно, – прервал прокурор следователя. – Вы исчерпали себя. Теперь выскажусь я. Я думаю, что Тишкина в любом случае выбросила эту записку, но даже если нет, то мне непонятно, зачем ее надо было вообще писать. Проще назначить встречу устно.

– А если это было невозможно? – спросил прокурор.

– Мне трудно представить подобную ситуацию, – покачал головой Ермолкин.

– Значит, вы думаете, что записку подбросили? – проницательно спросил Скворцов.

– Когда у меня на руках будет заключение эксперта, я отвечу на ваш вопрос, Владимир Андреевич, – отозвался прокурор. – Но уже сейчас это представляется мне наиболее вероятным. Кстати, – обратился он к следователю, – вы спросили у Сапфировой, в котором часу они обычно играют в покер?

– Нет, не подумал об этом, – ответил Попов.

– Ну так спросите и впредь думайте, – голос Ермолкина был сухим и резким, как пистолетный выстрел.

В воздухе запахло порохом.

– Давайте перейдем к найденным часам, – предложил полковник, вновь беря на себя роль миротворца. – Как я понимаю, Кирилл Александрович, хозяйкой часов оказалась Вера Никитична Тишкина, но последние три дня они находились у Дины Петровны Адской?

– Именно так, – подтвердил Попов. – Вы, конечно, читали протокол и, думаю, тоже нашли их объяснения странными?

– По-моему, кто-то из них лжет или, по крайней мере, чего-то недоговаривает, – высказался полковник.

– Как, по-вашему, Владислав Анатольевич, часы попали туда случайно или их подбросили? – поинтересовался прокурор, пристально глядя на Дудынина и при этом криво усмехаясь.

– Сложный вопрос, – ответил Дудынин. – Мне кажется, нужно сначала решить, перетаскивали ли тело в дом, или убитая зашла туда живой.

– Вы что, серьезно думаете, что человек в здравом уме стал бы тащить труп по деревне средь бела дня? – искренне изумился Ермолкин.

– Ну я не знаю, – смутился полковник. – Но если она была убита на своем участке около дома, то это возможно.

– Да вы хоть понимаете, что говорите? – раздраженно спросил Ермолкин. – Так вы скоро заявите нам, что труп втащили через окно.

– Не стоит утрировать мои слова, Олег Константинович, – нахмурился Дудынин. – Когда вы объясняли свою версию, мы вас внимательно слушали. Теперь дайте возможность высказаться другим.

– Это не версия, а фантазия, не соответствующая фактам, – отрезал прокурор. – Если хотите фантазировать подобным образом, то делайте это без меня.

– Олег Константинович, – вмешался Попов, – значит, вы уверены, что часы подбросили?

– Не до конца, – ответил прокурор. – Есть небольшая вероятность того, что Адская потеряла часы в цветнике, не догадываясь об этом. Увидев их у вас, она испугалась и сочинила эту историю. Но, скорее всего, часы подбросили.

– Вы верите в историю Адской? – с интересом спросил Попов.

– Она может оказаться правдой, – сказал прокурор. – Возможно, часы похитили, чтобы бросить подозрение на владельца. Скорее всего, так оно и было. И еще, – тут он строго посмотрел на Дудынина, – давайте договоримся, что труп никто никуда не тащил. По расположению домов на это мог решиться только Бочкин, да и то вряд ли. Кстати, в его пользу говорит тот факт, что он пригласил Сапфирову прийти пораньше. Зачем он это сделал, если планировал убийство? Она же могла застать его на месте преступления.

– А вдруг он с ее помощью хотел обеспечить себе алиби? – спросил Скворцов.

– Каким образом, Владимир Андреевич?

– Ну я не знаю.

– Давайте будем не гадать, а исходить из фактов, – постановил прокурор. – Наверняка и часы, и записка были подброшены. Убийца планировал это заранее.

– Значит, по-вашему, план убийства был подготовлен загодя? – спросил Дудынин.

– Естественно, – ответил прокурор, поморщившись при слове «загодя».

– Но тогда это не вяжется с вашей версией, что кто-то вошёл в дом вслед за Тишкиной и убил её.

– Прекрасно вяжется, – возразил Ермолкин. – Кто-то задумал убийство, украл у Адской часы и заранее написал записку. Возможно, он не знал, как совершить убийство, а может, заготовил другой план. В среду ему подвернулась прекрасная возможность убить Тишкину, и он ею воспользовался.

– Хорошо, а как вы объясните чашки и сахарницу на столе? – не сдавался Дудынин. – Зачем убийца их выставил?

– Не знаю, – ответил прокурор и раздраженно добавил: – По-моему, вы об этом уже спрашивали.

– А окно, по-вашему, играет какую-нибудь роль? – принял участие в разговоре Скворцов.

– Если и играет, то я не могу понять какую, – ответил Ермолкин. И добавил, обращаясь к Дудынину: – Вы не возражаете, если я закурю?

– Курите, – равнодушно ответил тот.

Прокурор достал свою любимую вересковую трубку и с удовольствием сделал пару глубоких затяжек, не преминув при этом выпустить дым прямо в лицо сидевшему напротив Попову.

– Ну а теперь, коллеги, – хриплым голосом произнес он, – давайте поговорим о Шельме.

Глава 19
Прокурор подводит итоги

– Шельма? – удивлённо переспросил Дудынин. – А при чём здесь Шельма? Вы что, Олег Константинович, серьезно верите в её бредни?

– Я бы попросил вас, Владислав Анатольевич, – сухо ответил Ермолкин, – не использовать подобную лексику. Естественно, я не верю в существование какой-то там Женщины в белом. Но тот факт, что странные пророчества Шельмы часто сбываются, нельзя игнорировать.

– Я тоже так думаю, – поддержал прокурора Попов. Полковник пожал плечами.

– Ну так объясните мне, при чём здесь эта Шельма.

Слово взял прокурор.

– Во-первых, необходимо разыскать эту Шельму и допросить её. В вашем заключении и перспективе следствия, Кирилл Александрович, я, к своему удовлетворению, обнаружил это намерение. Я думаю, – уверенно продолжал Ермолкин, – что кто-то использует Шельму для своих целей. Посмотрите, что происходит. Шельма предсказывает кражу, и кража случается, пророчит падёж коз – они гибнут, да вы и сами знаете факты. Очень просто совершать правонарушения или хулиганить, ссылаясь на эту Шельму. В наших деревнях полно тех, кто поверит в её предсказания и будет думать, что это дьявольское дело.

– Я согласен с вами, Олег Константинович, – сказал Попов. – Вероятно, ей платят за это деньги.

– Скорее всего, – согласился прокурор.

– У вас есть какие-нибудь подозрения? – обратился с вопросом к следователю или прокурору лейтенант Скворцов.

– У меня пока нет, – вздохнул Попов. – Но я обратил внимание, что ветеринар Бочкин вышел из леса сразу же перед появлением Шельмы.

– Отлично, – впервые похвалил его Ермолкин, – дельная мысль. Не думал, что вы заметите эту деталь. Может быть, я даже не стану объявлять вам выговор.

– Спасибо, – ответил Попов.

Прокурор посмотрел на остальных и вдруг как-то стушевался.

– Я надеюсь, вы не станете смеяться, – необычным для него смущенным тоном начал он, – но в процессе изучения дела у меня возникла идея, на первый взгляд невероятная. Но я всё же рискну её огласить.

– Конечно, конечно, Олег Константинович, – подбодрил его Дудынин. – Что за идея?

– Я подумал, что роль Шельмы могла сыграть сама Тишкина.

– Что?! – в один голос воскликнули изумленные коллеги.

– А помечу бы и нет? – вопросил прокурор. – Тишкина вполне способна изображать эту Шельму. Вот вам ещё одно объяснение, почему Тишкина не пришла за покупками.

– Это невероятно, – выдохнул обескураженный Дудынин, во все глаза глядя на Ермолкина.

– Очень сомнительное предположение, – осторожно высказался Скворцов. – Ее бы обязательно узнали.

– Ну, может быть, она хорошо загримировалась, – неуверенно произнёс Ермолкин, в глубине души сознавая, что говорит глупость.

– Думаю, нужно найти эту Шельму и допросить, – решил Попов. – Но вот если мы не найдём её, тогда эта фантастическая идея может стать реальностью.

– Ну так ищите, – подытожил Дудынин, – а я вот хочу спросить Олега Константиновича.

– Пожалуйста, – ответил тот, вновь глубоко затягиваясь.

– Олег Константинович, вы всё время противоречите себе. То говорите, что подозреваете Бочкина, то доказываете его невиновность. То уверяете, что Тишкина забралась в чужой дом, то она выступает уже под видом Шельмы. Как прикажете это понимать?

Лицо Ермолкина стало пепельно-серым. Однако голос его звучал спокойно.

– Я вообще ничего не утверждаю, Владислав Анатольевич, – сухо оказал он. – Я лишь обращаю ваше внимание на разные факты, говорящие как в пользу подозреваемых, так и против них. Я выдвигаю разные версии, стараясь объяснить факты, не более того. Что касается Бочкина, то я его подозреваю, но в одном уверен твердо: подслушанная Симагиной и Тарасовой ссора не могла стать мотивом для убийства, потому что оно было запланировано заранее. Еще вопросы будут? – раздраженно спросил он Дудынина.

– Давайте обсудим подозреваемых по отдельности, – предложил полковник.

– По-моему, это бесполезное дело, – выдыхая дым, высказался прокурор. – Впрочем, если вам угодно, – и он пренебрежительно тряхнул головой.

– Что вы скажете о Дудкине? – игнорируя прокурора, спросил у следователя Дудынин.

– Бесшабашный пьянчуга, – ответил тот. – Доводит всех жителей до умопомрачения. Это он так развлекается, Владислав Анатольевич.

– Он стоит на учете в милиции? – заинтересовался Дудыиин.

– Не знаю, но сам он говорил, что бывал в вытрезвителе.

– Как думаете, он способен на убийство?

– Нет, если только он не гениальный актер.

– Что вы имеете в виду?

– Видите ли, Владислав Анатольевич, мы воспринимаем этих людей по их поведению, но возможно, что на самом деле они совсем другие.

– Но ведь в деревне бы это быстро открылось, – возразил полковник.

– Необязательно, – не согласился следователь. – Если человек очень хочет и обладает при этом способностями, он может играть роль в течение долгого времени. Я провел интересный тест. Спрашивал разных людей, что они думают о Симагиной, и представьте, почти все ответили, что она очень приятный человек. Каково? А ведь на самом деле это не так. Она жуткая сплетница и делает все исподтишка. Я и лейтенант её прекрасно раскусили.

– Да, – подтвердил Скворцов, очень уставший за день и мечтавший, чтобы совещание поскорее закончилось.

Прокурор, похоже, думал о том же.

– Да дело не в этом, – терпеливо сказал он. – Даже такие выпивохи и хулиганы типа Дудкина и этого, ну… Амфитриона, могли убить, если причина серьезная.

– Олег Константинович, я бы хотел задать вам вопрос по поводу Сапфировой, – обратился к прокурору Попов. – Я думаю, что у нее нет алиби.

– Конечно, нет, – ответил прокурор. – То, что её видели около трех, – это не алиби. Знаете, Кирилл Александрович, из вашего списка я бы вычеркнул только одного человека.

– Кого же? – с любопытством спросил Попов.

– Цепкину.

– А почему?

– Она вернулась в половине третьего, пришла с тяжелим рюкзаком, и как вы представляете, чтобы она за пятнадцать минут все это провернула?

– На крыльях? – и в голосе Ермолкина явственно прозвучала едкая ирония.

– Да, маловероятно, – нехотя согласился Попов.

– А что из себя представляет эта Цепкина? – поинтересовался Дудынин. – Из ваших рассказов я понял, что она очень колоритная особа.

– Это точно, – с воодушевлением подтвердил Попов. – Настоящая русская баба.

– Попрошу не выражаться! – тонким фальцетом взвизгнул прокурор.

Слегка задремавший Скворцов тут же пришел в себя и даже подпрыгнул на стуле.

– Извините, Олег Константинович, – стушевался следователь.

– Что вы раздражаетесь из-за такого пустяка? – недовольно спросил Дудынин. – Чем вам не нравится слово «баба»?

– Всем! – отрезал прокурор. – Но сейчас не время дискутировать на эту тему. Давайте обсудим возможность того, что Тишкина была убита раньше половины третьего.

– Четверть третьего – крайняя черта, – уверенно заявил Попов. – Три свидетеля: Тарасова, Редькина и Бочкин – утверждают, что рука была теплая.

– А им не могло показаться? – хмуро спросил прокурор.

– Я понимаю, что в такой ситуации все могло быть, но три человека говорят одно и то же. Двое еще могли бы ошибиться или солгать, будучи сообщниками, но трое?

– А если бы прошло много времени, то рука была бы холодной, – размышлял вслух прокурор, выдыхая дым куда-то в сторону.

– Да и к тому же Бочкин какой-никакой, но все же врач. Он в состоянии определить время смерти, – добавил Попов.

– А что, если Бочкин солгал? – высказал предположение Дудынин. – Убийство могло произойти раньше, а Бочкин наврал, чтобы обеспечить себе алиби.

– Но ведь Тарасова и Редькина подтверждают, что рука была теплая, – напомнил ему Скворцов.

– Наврав таким образом, Бочкин не обеспечивал себе никакого алиби, так как он вернулся не раньше четверти третьего, – сердито проговорил прокурор. – И довольно об этом. С отпечатками, полагаю, тоже глухо? – резко спросил он Попова.

– На проводе обнаружены пальчики Тарасовой и Редькиной, они его разматывали, а в доме полно отпечатков.

– Кому они принадлежат?

– Разным людям. Вот список, Олег Константинович, – и Попов протянул ему лист бумаги. Ермолкин прочел фамилии. Они ровным счетом ничего ему не сказали.

– Вы все же, Кирилл Александрович, попросите Тарасову подумать, все ли из тех, кто оставил отпечатки в доме, приходили к ней в гости. Я хочу сказать, – пояснил Ермолкин, видя недоумение на лице Попова, – что кто-нибудь из этого списка – убийца, оставивший отпечатки в момент совершения преступления. Покажите список Тарасовой и попросите её подумать, нет ли в нем человека, которого она никогда не приглашала к себе в гости. Понимаю, что шанс мизерный, так как здесь перечислены фамилии почти всех жителей, включая подозреваемых, и крайне маловероятно, что преступник – человек, отсутствующий в этом списке. Однако, сколь это ни проблематично, будем хвататься за любую соломинку. Теперь о другом. Я понял так, что на пустой чашке, на столе, на ручке входной двери и еще в некоторых местах были обнаружены отпечатки покойной, все правильно?

– Совершенно верно, Олег Константинович, – подтвердил Попов.

– Странно, что отпечатки были на чашке и столе, вряд ли живая Тишкина брала в руки чашку и садилась за стол. Это бессмысленно.

– А как вы думаете, Олег Константинович, вдруг Тишкина с сообщником вошли в дом и сели пить чай? – спросил Скворцов, но как-то не очень уверенно.

– Что же, по-вашему, в дом забрались с целью попить чаю? – в голосе прокурора звучала неприкрытая ирония. – Я бы посоветовал вам, Владимир Андреевич, сначала думать, а потом спрашивать.

Скворцов покраснел, но промолчал.

– Значит, – продолжал прокурор, – убийца вложил в мертвую руку чашку и приложил пальцы к столу.

– Но до стола она могла дотронуться сама, или её отпечатки могли остаться с прошлого посещения, – не согласился полковник Дудынин.

– Что же, по-вашему, стол не вытирают? – с иронией спросил Ермолкин.

– Надо спросить Тарасову, когда у нее последний раз была Тишкина и вытирался ли стол.

– Если вам хочется тратить время на пустяки, это ваше дело, а вам, Кирилл Александрович, я не рекомендую задавать глупые вопросы.

При этих словах краска бросилась в лицо Дудынину, но усилием воли он сдержался.

– А еще, – как ни в чем не бывало продолжал прокурор, – меня беспокоит провод.

– А что с ним? – удивился Попов.

– На первый взгляд ничего, но он слишком длинный. По-моему, им очень неудобно душить.

– А действительно! – воскликнул Попов. – И как это я не подумал!

– На мой взгляд, ничего странного, – усмехнулся Ермолкин.

Нагрубив следователю и с удовольствием затянувшись пару раз, он принялся развивать свою мысль дальше.

– Предположим, её задушили чем-то другим, а провод намотали потом.

Что еще меня удивляет, так это то, что убийца, имея в своем распоряжении так мало времени, стал выставлять эти чашки, предположительно, наматывать провод. Такое ощущение, что у него было много времени, но вот откуда оно взялось, этого я понять не могу.

– Олег Константинович, а как, по-вашему, мог ли убить Симагин? Вы верите, что он ловил на Крутой? – спросил Скворцов.

– Это все равно, что спрашивать, верю ли я в бога или в то, что человек произошел от обезьяны, – раздраженно ответил Ермолкин. – Какая, скажите разница, верю я в это или нет? – вопросил прокурор, перекатывая трубку из одного угла рта в другой. – Во что я действительно верю, – и тут он пристально посмотрел на лейтенанта, который как-то уменьшился под его взглядом, – так это в то, что если вы не будете думать, прежде чем задавать вопросы, то из вас никогда не выйдет ничего путного. Дам вам бесплатный совет: если нечего сказать, лучше промолчать.

Закончив свой монолог, прокурор протер очки и убрал их в очечник. На этот раз Дудынин не выдержал:

– Вы разговариваете с моими подчиненными в оскорбительном тоне, – заявил он. – Имейте в виду, я этого не потерплю.

– Не терпите, мне-то что, – пожал плечами Ермолкин.

Дудынину снова пришлось проявить немало силы воли, чтобы заставить себя успокоиться.

– Я отвечу вам, – нарочито мягко обратился он к Скворцову. – Мне кажется, что Симагин действительно был на реке, по крайней мере тогда, когда видел Люгерова.

– Верно, Люгеров ведь признался, что обходил бурелом около трех, как и указал Симагин, – заметил Скворцов.

– Еще бы он не признался, ведь этим он обеспечил себе алиби, – усмехнулся полковник.

– Единственная дельная мысль, которую я услышал от вас на протяжении всего заседания, – прокомментировал прокурор, выпуская табачный дым.

Полковник пропустил очередную колкость мимо ушей и на сей раз.

Хотя все уже давно привыкли к грубостям прокурора, слушать их все равно было неприятно. Дудынину прокурор хамил редко, обычно довольствуясь подчиненными. На этот раз Ермолкин, видимо, позволил себе роскошь. При этом он выглядел как человек, полакомившийся деликатесом после месяца однообразной диеты. Лицо Ермолкина прояснилось и даже уже не выглядело раздражённым. Хамство, по-видимому, доставляло ему немалое удовольствие. Немного помолчав, Дудынин взглянул на часы. Было без четверти восемь вечера.

– Ну что ж, коллеги, пора расходиться, – сказал он. – Все-таки очень сложное дело.

– Да, – охотно согласился Попов. – На редкость хитроумное убийство, мастерски выполненное и с каким риском.

– Да, жаль вас, – посочувствовал Дудынин, – ведь у вас, кажется, через несколько дней начинается отпуск, и…

– Нечего жалеть моих подчиненных, и ни в какой отпуск он не пойдет, пока не закончит дело, – оборвал полковника прокурор.

– Но ведь следствие может затянуться на несколько месяцев! – воскликнул Дудынин.

– Зато у Кирилла Александровича будет стимул в виде отпуска, чтобы быстрее раскрыть убийство, – нехорошо улыбнулся Ермолкин. – А что скажете вы, лейтенант, по поводу этого дела? Какое у вас впечатление? – неожиданно обратился прокурор к Скворцову.

Памятуя прошлые свои выступления, тот опасливо молчал.

– Говорите, не бойтесь, – подбодрил его Дудынин.

– Попробуйте реабилитироваться, лейтенант, – серьезным тоном произнес Ермолкин.

– Ну, я думаю, – несмело начал Скворцов. – Мне кажется, что у нас создалась неверная картина всего происшедшего, точнее, кто-то создал ее для нас. – Внезапно голос его окреп. – У меня ощущение, что я нахожусь в театре и мне видна лишь небольшая часть сцены, а все остальное за кулисами. И еще я думаю, что эту пьесу поставил отличный режиссер.

– А что, по-вашему, в картине неверно? – с внезапно проснувшимся интересом спросил прокурор, чьи безжизненные серые глаза вдруг загорелись неподдельным любопытством и вниманием.

– Не знаю, – ответил лейтенант. – Но мне кажется, что раз это убийство кажется таким сложным, на самом деле оно гораздо проще.

– Ваше мнение не совпадает с поповским, – задумчиво констатировал прокурор, не преминув лишний раз задеть следователя.

– Да, – вдруг вспомнил он, – у меня было к вам какое-то замечание, Кирилл Александрович. Сейчас, сейчас, что-то про Симагина. Ага, вот, вспомнил. Вы сказали Люгерову, что Симагин видел, как он обходил бурьян, и спросили, так ли это. Я правильно понимаю? – голос прокурора внезапно стал вкрадчивым.

Теперь он напоминал змею, изготовившуюся к прыжку.

– Да, верно, – ответил Попов, смутно предчувствуя подвох.

Прокурор достал очки, тщательно протер их и водрузил на нос. Воцарилась тишина.

– Так вы ж все испортили! – внезапно рявкнул Ермолкин.

– Почему? – спросил испуганный Попов.

– И он еще спрашивает почему?! – воскликнул прокурор, и в голосе его звучали издевательские нотки.

– Вы должны были сперва спросить Люгерова, обходил ли он бурьян. Он мог бы ответить, что нет. А тогда вы пригвоздили бы его показаниями Симагина. Я вам влеплю строгий выговор, так и знайте.

Расстроенный и пристыженный Попов опустил глаза в пол. Умом он сознавал правоту прокурора, но душа протестовала против подобной грубости.

– И еще, – безжалостно продолжал Ермолкин, – почему вы отпустили Терентьева?

– Но ведь его алиби подтвердили, Олег Константинович, – защищался Попов.

– Ну и что, все равно надо было его допросить. Это не следствие, а халтура, – сурово заключил прокурор. – Я думаю…

– Время позднее, пора расходиться, – решительно остановил экзекуцию Дудынин. – Сегодня мы проделали большую работу, выработали версии, продвинулись вперед.

– Куда-куда продвинулись? – переспросил прокурор.

Внезапно он так грохнул кулаком по столу, что трубка чуть не вылетела у него изо рта.

– Никуда мы не продвинулись! – заорал он. – Мы топчемся на месте, как слепые щенята, марионетки, которых дергают за ниточки. Правильно сказал лейтенант: мы глупые зрители-любители, которые видят лишь то, что им позволено. Вы, Скворцов, если будете думать, то из вас выйдет толк. Итак, – властно произнес прокурор, обводя взглядом всех присутствующих, – я подвожу итоги. Сегодня был бег на месте, но надеюсь, что правильный курс нами взят. Слушайте внимательно, Кирилл Александрович, я буду давать указания, как вести следствие дальше, а то сами вы, похоже, не в состоянии этого придумать. Первое: подробный опрос Тарасовой. Надеюсь, вы поняли, что нужно спрашивать. Да выделите из списка фамилии тех, чьи отпечатки были обнаружены в задних комнатах, и спросите хозяйку, действительно ли она их пускала.

– Я не очень понимаю… – начал было Попов.

– А вам и не нужно понимать, – обрезал его Ермолкин. – Делайте, что вам говорят, обо всем будете докладывать лично мне. Отныне я курирую это дело. Далее, – загнул палец прокурор, – визит к Шельме, подробное выяснение биографий, материального положения покойной, ее родственников. Выясните все о том, кому переходит имущество убитой, проведите тщательный обыск в доме Тарасовой, следственный эксперимент по поводу показаний Образцовой о том, что она звала Тишкину. Если это не прояснит дело, копайте биографии всех подозреваемых, ищите мотив. Главное – мотив! Без мотива вы никогда не раскроете убийство. И еще: попробуйте найти неглупого человека из местных, естественно, не из числа подозреваемых. Постарайтесь склонить его на сторону правосудия. Пусть послушает, что говорят люди, поспрашивает кое о чем. Чего не скажут вам, скажут ему.

Голос прокурора звучал как набат. Сейчас его речь совсем не походила на протокол. Слушатели поневоле прониклись уважением к его железной логике и здравому смыслу.

– Единственное, что отмечено в ваших предложениях по дальнейшему ведению дела и заслуживает внимания, – это допрос водителя автолавки. Но это очень маленький плюс в сравнении с вашими просчетами.

Неожиданно голос Ермолкина потеплел.

– Вы можете обижаться за мою несдержанность, – сказал он, – но я говорил это не с целью задеть вас. Я лишь указал на ваши огрехи и сделал это исключительно для пользы следствия. Вы вольны относиться к моим словам как угодно, но мои распоряжения извольте выполнять в точности. Думаю, это все.

– У меня тоже есть предложение, – подал голос Дудынин, слушавший эту тираду с мрачным лицом.

– Я рекомендую вам покопаться в краже у Синицких.

– А зачем? – резко спросил прокурор.

– В связи с вашими предположениями о Шельме. Также нужно выяснить о других ее сбывшихся предсказаниях, в частности о козах.

– Правильно, хорошая мысль, – одобрил прокурор и взглянул на полковника даже с некоторой долей уважения. – Да, Кирилл Александрович, составьте план следственных действий. Покажете его завтра в девять в моем кабинете. Потом выедете в Полянск. Подумайте, может быть, у вас возникнут новые предложения. Тогда изложите их мне. Я, в свою очередь, тоже подумаю. Да вот мне кое-что пришло в голову прямо сейчас. Вы забыли включить в список подозреваемых Образцову. Итак, больше никто ничего не хочет добавить? – оглядел аудиторию прокурор. – Нет? В таком случае честь имею, – резко сказал он и не прощаясь вышел из кабинета.

– Хам, конечно, – заметил полковник, когда за прокурором закрылась дверь, – но дьявольски умен. Если б он был еще чуть-чуть повежливее, цены б ему не было, – заключил Дудынин, вздохнув. – Но нельзя требовать от людей слишком многого. Надеюсь, вы не очень расстроились, Кирилл Александрович, и вы, Владимир Андреевич? Я как инициатор совещания приношу вам свои извинения. Всего доброго, желаю удачи, – сказал он, пожимая руки следователю и лейтенанту.

Дудынин запер кабинет, и они вместе спустились вниз. Было тридцать три минуты десятого. На улице они распрощались и разошлись по домам. В Полянске Попов размышлял, что такое «хороший свидетель», теперь же он думал о том, каким должен быть хороший следователь.

Глава 20
Разговоры, сплетни, пересуды

Вряд ли возможно описать словами сцену, последовавшую за оглашением Поповым фамилий тех, кого он попросил задержаться в Полянске. Что тут поднялось! Пелагея Егоровна Цепкина выкрикивала проклятия вслед милицейской машине, грозясь утопить следователя в ведре с помоями.

– Да как он смеет позорить меня, честную женщину! – орала она благим матом. – Он меня, меня заподозрил в убийстве. Это не следователь, а самая настоящая дрянь!

– Именно, скотина, – поддакнул Амфитрион.

– А ты молчи, – накинулась она на зятя. – У-у, пьяная морда, так бы и дала промеж глаз!

– Да за что же, помилуй боже?! – воскликнул Амфитрион.

– Сидел бы дома, и меня б никто не заподозрил, а то потащился пить с этим проклятущим Дудкиным.

– А вы бы помолчали, видать, рыльце-то в пушку, иначе б не заподозрили, – сердито сказал Дудкин.

– Ах ты, пьяная скотина, и ты еще тут будешь возникать? – пророкотала Пелагея Егоровна Цепкина, грозно надвигаясь на музыканта.

– Оскорбление личности! – дрожащим от натуги голосом выкрикнул Дудкин, благоразумно отступив на пару шагов.

Разгневанная Пелагея Егоровна хотела было огреть музыканта чем под руку попадется, но в этот момент разгорелась другая ссора. Цепкина оглянулась и с удивлением заметила, что Евсеев и Синицкий играют в волосянку. Еще немного, и началась бы всеобщая свалка. Подвыпивший Рулеткин бросил клич:

– Бей подозреваемых! – и устремился прямо на Амфитриона Ферапонтовича Редькина.

По дороге, однако, он на всем скаку был остановлен Фёдоровым, который схватил его за шиворот и как следует тряханул. Рулеткин высвободился и попытался ударить Фёдорова в грудь, но случайно попал в Таисию Игнатьевну Сапфирову. Старушка не упала только чудом. Она торопливо отбежала в сторону и, оглядываясь, с опаской потрусила домой.

К счастью, в этот момент пошел дождь, что несколько охладило разгоряченных полянцев. Мало-помалу все стали расходиться. Когда через полчаса начался ливень, на остановке уже никого не осталось. Дудкин, правда, минут пять побегал под проливным дождем, надрывно колотя в барабан. Он тщетно старался привлечь чье-либо внимание – дураков не было. Наконец и он успокоился. Позднее, когда кто-то захотел узнать, что послужило причиной игры Синицкого и Евсеева в волосянку, любопытному ответили, что Синицкий назвал Бориса Борисовича Евсеева Борисом Барбосовичем, а тот, в свою очередь, Артамона Георгиевича Синицкого – Охламоном Георгиевичем.

А между тем активное обсуждение убийства не затихало. Тут и там собирались большие и маленькие группы, вполголоса, негромко обсуждающие происшествие. Больше всех старалась Ленка. Она была вездесуща. Её тощая угловатая фигура мелькала то тут, то там, перебегая из конца в конец.

– Это все Шельма виновата, – доверительно жужжала она каждому встречному. – Надо пойти и всем вместе судить её.

– Вот ты и иди, – сказала ей Анна Дмитриевна Тарасова, – а нас оставь в покое.

Анне Петровне Дочкиной надоели так, что она закрылась в доме изнутри и на стук не отвечала. Она не подавала признаков жизни даже тогда, когда Дудкин стал играть под её окнами на трубе. Правда, потом ему долго пришлось спасаться от разъяренной Саврасихи, которая гонялась за ним по деревне с дубиной. Почтенную сельскую матрону, чей дом находился рядом с домом Дочкиной, эти звуки доводили до состояния белой горячки, причем три ее любимые кошки устроили такой концерт, что хозяйка чуть не оторвала одной из них хвост. Только возраст и вес Саврасовой (а весила она 96 килограмм) позволили горе-музыканту спастись. Артамон Матвеевич Бочкин все больше отмалчивался, стараясь не участвовать ни в каких пересудах. Но по деревне уже пошел слушок о его жуткой ссоре с покойной, очевидно, пущенный милейшей Марией Николаевной Симагиной. Сама же Мария Николаевна напоминала сдобную булочку, обильно политую маслом. Её маленькие круглые щечки прямо-таки лоснились от удовольствия. На вопрос, кого она подозревает, Мария Николаевна неизменно делала грустное лицо и говорила: «Кому как не…» – здесь она обрывала себя на полуслове и бросала многозначительный взгляд на дом Тишкиной, где жили родственники покойной.

Все четверо старались не выходить из дому без крайней необходимости, так как чувствовали явную недоброжелательность поляцев.

– Точно говорю: кто-нибудь из них и придушил, – слышалось изо всех углов и щелей. – Посмотрите только на эту Адскую, фамилия-то какая, да и вид чертовский.

Старуха Матрена Тимофеевна, к той, которой обещался зайти следователь Попов, да так и не нашел времени и, по правде сказать, желания, требовала устроить крестный ход.

– А я возглавлю похоронную процессию, – шепелявила старушка. – Сейчас стало можно. И впереди самый большой крест понесу.

– Где тебе, старая, – окинув с головы до ног едва держащуюся на ногах старушонку, добродушно заметила Пелагея Егоровна Цепкина. – Ты ж под этим крестом и похоронишься.

– А мне явилась Пресвятая Богородица, – голосила Матрена Тимофеевна, двигаясь по деревне со скоростью, какую позволяли ей развивать годы, – и сказала, что Алена уже в раю и её объявили великомученицей.

Тарасова, которой надоели причитания старухи, грубо посоветовала ей отправиться к Богородице и тоже стать великомученицей. Но больше всех удивляло поведение Редькина. Он вообще ничего ни с кем не обсуждал, а спокойно полавливал форель с утра до вечера.

– Здорово Амфитрион на всех наплевал, – восхитился Дудкин. – Пойду и я рыбку половлю, – объявил он, собирая удочки.

– Чтоб ты утонул, – от всей души пожелала ему Пелагея Егоровна Цепкина.

– И тебе того же желаю, – безмятежно отозвался музыкант. И он ушел на речку в своей старой рыбацкой куртке, карманы которой подозрительно оттопыривались. И в то время как работники милиции решали, кто же преступник, общественное мнение Полянска большинством голосов вынесло обвинительный приговор всем четверым родственникам Тишкиной вместе взятым.

Глава 21
Обед в доме Тишкиных

Похороны Алёны Александровны Тишкиной состоялись во вторник, третьего июля. Она была похоронена на местном кладбище рядом со своим отцом. На похоронах присутствовал почти весь Полянск. Были и представители утесовской милиции. Сознавая всю трагичность момента, жители вели себя соответствующим образом. Даже Дудкин не бил в барабан и не проявлял каких-либо других признаков своей обычной разнузданности. Больше всех плакала Ленка, слёзы ручьем лились из её глаз. Она даже пыталась держать речь и начала перечислять все достоинства покойной, пока рыдания не помешали ей говорить. Матрёна Тимофеевна громко звала священника и вновь кричала про Богородицу.

Таисия Игнатьевна стояла немного в стороне, задумчиво оглядывая пришедших. «А ведь кто-то из этих людей с подобающе грустными лицами хладнокровно убил её», – думала Таисия Игнатьевна, и при этой мысли в её душе закипали горечь и негодование.

Анна Дмитриевна Тарасова стояла неподвижно, с белым отсутствующим лицом. В этот момент она напоминала мраморную статую. Пелагея Егоровна Цепкина хотела только одного: чтобы похороны поскорее закончились. Зоя тоже чувствовала себя не в своей тарелке в этой мрачной атмосфере. Краем уха она услышала, как Амфитрион сказал Дудкину, что похороны – подходящий повод выпить. Музыкант согласно кивнул, при этом лицо его озарила счастливая улыбка. Одними губами он спросил:

– Когда?

– В пять, – беззвучно шевеля губами ответил Редькин.

Улучив минуту, Зоя отвела мужа в сторону и высказала ему все, что думает о его безобразном поведении.

– Но, Зоенька, – возразил Амфитрион, – ведь так принято. На похоронах всегда пьют за упокой души.

– Ты услаждаешь только свою душу, – гневно сказала Зоя, – на чужую тебе наплевать. Смерть для тебя – лишь удобный повод выпить. Мне стыдно за тебя, Амфитрион.

Редькин принялся было возражать, но Зоя его уже не слушала. Она отошла в сторону и встала рядом с матерью.

Ближе всех к могиле стояли родственники. Алексей Александрович Тишкин тер платком воспаленные глаза. Жена была рядом, её бесстрастное лицо, как всегда, ничего не выражало. Жизнерадостный Люгеров напустил на себя скорбный вид, стараясь выглядеть как можно печальнее в этой трагической обстановке. Но при всем старании у него это не очень получалось.

– Тоже мне, скорбь мировая, – процедила сквозь зубы Тарасова, обращаясь неизвестно к кому.

Дина Петровна Адская в течение всей церемонии не проронила ни слова. Она выглядела измученной и еще более похудевшей. Весь её вид вызвал сильную жалость у Анны Петровны Дочкиной, которая выразила ей свои соболезнования.

Дудкин принялся было рассказывать Амфитриону анекдот, но был незамедлительно остановлен бдительной Цепкиной, которая от всей души влепила ему подзатыльник.

Наконец, тело опустили в могилу, и все разошлись.

Обед в доме Тишкиных в этот день проходил в очень напряженной обстановке. За последнюю неделю его обитатели старались и носа не высовывать из дома, чтобы не наткнуться на колючие, а порой и обвиняющие взгляды полянцев.

Антон Анисимович Люгеров назвал дом местом вынужденной резервации. Обратившись к Вере Никитичне Тишкиной, он спросил, когда, по ее мнению, им разрешат уехать.

– О, думаю, что не скоро, – безмятежно ответила та и попросила Люгерова передать ей соль. – Впрочем, – добавила она, намазывая маслом хлеб, – вас никто здесь насильно не удерживает.

– Да уж, – буркнул Люгеров. – А попробуй уехать, так все сочтут, что ты сбежавший преступник.

Дина Петровна Адская сидела, уставившись в тарелку, и нервно крошила хлеб. Когда она наконец заговорила, в её голосе звучали истеричные нотки.

– Если так пойдет и дальше, – восклицала она, ломая руки, – то меня уволят с работы. Да я и не вынесу здесь долго. Через неделю от меня останется лишь скелет, обтянутый кожей. Неужели ничего нельзя сделать? – умоляюще глядя на остальных, спросила она.

– Перестаньте причитать, – раздраженно произнес Тишкин. – Мне тяжелее, чем вам, однако я не жалуюсь. Они осквернили тело моей матери своим вскрытием, но я молчу, не протестую.

– Думаю, ты понимаешь, что протестовать бесполезно, – заметила жена, кроша укроп.

– Я думаю, все закончится хорошо, если никого из нас не арестуют, – сказал Люгеров, с удовольствием глотая рыбный суп.

– Ну нас с мужем-то точно не арестуют, – заметила Вера Никитична, – ведь мы были в Луге.

– А мы были на реке, – ощетинилась Адская.

– А вы можете это доказать? – холодно спросила Тишкина.

– На что вы намекаете? – сердито оторвался от супа Люгеюв.

– Ни на что, – пожала плечами Тишкина, – просто вас никто не видел.

– Но мы видели друг друга, и этого достаточно, – сказал Люгеров.

– Милиции? – с иронией спросила Тишкина.

– Да, милиции, – вызывающе ответил Люгеров.

– Ну и как же мои часы оказались в цветнике? – поинтересовалась Вера Никитична, раскладывая по тарелкам макароны с сыром.

– Я уже сто раз повторяла, что не знаю! – нервно воскликнула Адская. – Я же сказала, что их украли, и не смотрите на меня так! – казалось, она вот-вот заплачет.

– Довольно, прекратите, наконец, – вмешался Тишкин, отодвигая макароны. – Вера, разве ты не понимаешь, что сейчас не время и не место затевать подобные разговоры.

– Да она каменная, бесчувственная! – срывающимся, плачущим голосом выкрикнула Адская.

– Следите за собой, – посоветовала ей Тишкина, бросив на Дину Петровну недобрый взгляд. – Ты не будешь макароны, Алексей? – спросила она, обратясь к мужу.

– Нет, – раздраженно ответил тот, – у меня пропал аппетит.

– Ну что-то есть надо, – практично заметила жена.

– А вы можете доказать, что были в Луге? – неожиданно спросил Люгеров у Тишкиной, оторвавшись от тарелки.

– Никто не может доказать обратного, – парировала Вера Никитична, – а остальное неважно.

– Вы не ответили на мой вопрос, – упрямо произнес Люгеров.

– Вам я не собираюсь ничего доказывать, – холодно сказала Тишкина.

– Да, тетя Алена ведь не оставила завещания, – начал размышлять Люгеров вслух. – Интересно, сколько вы получите? Этот дом, – стал он загибать пальцы, – ленинградскую квартиру и хорошие деньги в придачу, – заключил он, качая головой. – Да, немало, немало.

Алексей Александрович Тишкин вскочил с места, с грохотом отодвинул стул и сжал кулаки.

– На что вы намекаете? – требовательно спросил он. – Уж не хотите ли вы сказать, что я убил свою мать или её убила моя жена? Это кощунство, вы грязный тип, Люгеров. Если вы не прекратите свои подлые инсинуации, то я…

– Что вы? – перебил его Антон Анисимович. – Вызовете меня на дуэль?

– На дуэль? – презрительно переспросил Тишкин. – Еще чего, я просто набью вам морду.

– Сядь, Алексей, – решительным тоном сказала жена. – Нечего расстраивать себе нервы из-за всяких мерзавцев. Они тебе еще пригодятся, я имею в виду нервы.

Масленое выражение исчезло с лица Люгерова, уступив место злобе. Но в этот момент вмешалась Дина Петровна Адская.

– Вы оба ведете себя глупо и непристойно, – заявила она. – Не хватало еще, чтобы мы передрались.

– Правильно, – поддержала её Тишкина. – Думаю, вам надо извиниться, Антон Анисимович.

– Не раньше, чем это сделаете вы, – твердо сказал Люгеров.

– Я? – удивилась Тишкина. – И не подумаю.

– Тогда и от меня извинений не ждите.

– Ладно, давайте исчерпаем инцидент, – устало сказал Тишкин, – и забудем об этом разговоре. А то мы так скоро превратимся в зверей и перегрызем друг другу глотки.

– Антон, извинись, – дернула за рукав Адская двоюродного брата.

Тот нехотя извинился. Тишкин и Люгеров пожали друг другу руки в знак того, что топор войны зарыт. Дина Петровна Адская хмуро взглянула на Тишкину и начала было в чем-то упрекать её, но та элегантно заткнула ей рот, вежливо спросив:

– А не хотите ли еще чашечку чая, Дина Петровна?

Глава 22
Мои поля – мое богатство

Анна Петровна Дочкина пасла. Она всегда с удовольствием шла на это свидание с природой. Находиться под едва колышущимися кронами зеленых деревьев, вдыхать аромат бесчисленных трав и цветов, слушать звонкое журчание ручейка, внимать многоголосью птиц было для нее настоящим праздником.

Утро выдалось на редкость пригожее. Пока еще неяркие лучи утреннего солнца ласково гладили и лес, и коз, и луг, и саму Дочкину. Ветра почти совсем не было, и Анна Петровна наслаждалась тишиной. Но вот где-то невдалеке застучал дятел, залился соловей, зазвенели стрекозы, и в мгновение ока все вокруг нее обрело жизнь и движение. Дочкина обвела восторженным взглядом это великолепие красок и полной грудью вдохнула свежий бодрящий воздух здорового июньского утра. «Как все-таки прекрасна жизнь», – подумала Анна Петровна, подставляя лицо мягким заботливым лучам. Здесь, в тишине полей, среди природы, Анна Петровна чувствовала себя счастливой.

«Как все-таки приятно хотя бы на день убежать от пустой суеты деревни, от вздорных сплетников и сплетниц и очутиться здесь, в этом волшебном царстве покоя». Мысли Анны Петровны текли неторопливо и легко. Вот уже много лет она приходила на это место, но каждый раз воспринимала его по-новому, с детским любопытством рассматривая знакомые пейзажи. В эти минуты она сливалась с природой, растворялась в ней, становилась её частью. На лице Анны Петровны появлялась счастливая, озаренная светом солнца и голубизной неба улыбка. Ей, в отличие от многих других, никогда не было скучно наедине с природой. Природа давала ей силы, питала её душу и сердце. Анна Петровна хорошо помнила боль и отчаяние, охватившие ее после исчезновения мужа. Люди, выражавшие соболезнования и постоянно вертевшиеся вокруг, лишь углубляли пропасть, в которую она проваливалась. И только здесь, наедине с природой, она смогла тогда забыться, залечить свои раны. Внезапно мысли Дочкиной обратились к покойной Алене Александровне Тишкиной. «А ведь это несправедливо, – вдруг подумала она, – что человек в одну секунду лишается всего этого великолепия и падает в небытие. Кем же надо быть, чтобы посягнуть на самое дорогое, что есть у человека, – жизнь». При этих мыслях Дочкина ощутила уже забытый привкус горечи и совершенно новое чувство озлобленности против убийцы. Анна Петровна взглянула на солнце, и в тот момент оно показалось ей кровавым, а все вокруг – потемневшим. Сделав резкое движение головой и вдохнув полной грудью, Дочкина пришла в себя. Видение исчезло, и картина, представшая её глазам, была такой же, как и всегда.

В этот момент где-то рядом раздался шорох. Анна Петровна быстро обернулась: в двух шагах от нее стояла Антонида Александровна Саврасова.

– Чудесное утро, Анна Петровна, не правда ли? – широко улыбнулась Саврасова.

– Да, чудесное, – как-то машинально повторила Дочкина, глядя мимо собеседницы.

– А я вот с утра пораньше за грибами собралась, – объяснила свое появление Саврасиха.

– Грибы – это славно, – сказала Дочкина и улыбнулась, взглянув на ее объемистую корзину, под стать самой хозяйке.

– Скучаете здесь? – сочувственно просила Саврасиха и, взглянув на часы, добавила: – Вам еще восемь часов сидеть.

– Что вы, нисколько, – искренне ответила Дочкина и, сделав взмах рукой, мягко произнесла: – Вы посмотрите, красота-то вокруг какая.

– Да, красота, – согласилась Саврасиха и, потоптавшись немного, сказала: – Ну я пойду, приятного вам дня, Анна Петровна.

Дочкина кивнула, вновь погружаясь в свои думы. Она закрыла глаза, и в ту же секунду перед её мысленным взором предстал Федор. Она ясно увидела: вот он косит траву, делая широкие взмахи руками, и вся его стройная фигура обдаётся порывами лёгкого ветерка. Вот она увидела мужа за столом, улыбающегося, прихлебывающего горячий чай и весело шутящего. Через мгновение он уже стоял на пороге в охотничьей куртке, с ружьем, свистом подзывая любимого спаниеля Парнаса. Через несколько секунд она увидела его идущим по залитому солнцем лугу, и травы расступались перед его лёгкими, упругими шагами. Но вот Дочкина открыла глаза, и светлые воспоминания исчезли, как по мановению волшебной палочки. «Наверное, я заснула, – подумала она. – Как жаль, что это был всего лишь сон». Она огляделась вокруг. Солнце уже приближалось к зениту, и начинало припекать. Лёгкий, едва уловимый ветерок исчез совсем, и мягкий шелест листвы уже не нарушал блаженную, манящую тишину. Лишь стрекотание кузнечиков и жужжание пролетавших мимо пчёл и шмелей разрывали утреннее безмолвие. Ах, до чего же она любила эти минуты! Ей хотелось кричать, кататься по земле, хотелось почувствовать себя её частью, хотелось превратиться в бабочку и порхать с цветка на цветок, стать белкой, перелетающей с дерева на дерево, соловьем, разливающим в воздух ни с чем не сравнимой красоты мелодию. Анне Петровне хотелось заключить это всё в свои объятия и держать, пока хватит сил. Вдруг она ещё острее почувствовала весь ужас того, что когда-нибудь ей придется лишиться всего этого, кануть в бесконечность. Сейчас эта женщина являла собой уже ставший редким образ русской крестьянки среди полей и лугов.

Анна Петровна вдохнула аромат, шедший и сбоку, со стороны ручья, и сзади, со стороны леса, и спереди, со стороны луга, и нега пропитала её тело. «Мои поля – моё богатство», – со всеобъемлющей радостью подумала она, глядя на сочную, цветущую зелень.

В ту же секунду приятный, хорошо поставленный голос вывел её из блаженного забытья. Мария Николаевна Симагина в лёгком летнем платье с улыбкой смотрела на Анну Петровну Дочкину. Анну Петровну внезапно охватило какое-то неприятное чувство. В улыбке и облике Симагиной ей чудилось что-то фальшивое.

С удивившей её саму неприязнью Анна Петровна резко спросила:

– И вы тоже за грибами?

– Что вы, – рассмеялась Симагина, – я просто вышла прогуляться, порвать цветов.

– Зачем? – тихо спросила Дочкина.

– Чтобы поставить их в вазу и любоваться, – ответила Симагина.

– А почему бы вам не полюбоваться ими здесь? – всё так же тихо спросила Дочкина, лаская густую шерсть подошедшей козы.

Симагина пожала плечами. Она не привыкла к подобным разговорам. Собравшись с мыслями, Мария Николаевна начала медоточивым голосом:

– Бедная Алена, как всем её жаль, только что вышла на пенсию; был человек, и нет человека, – с театральной грустью вздохнула она.

Симагина ещё несколько минут говорила что-то тем же тоном, но Дочкина не слушала её. Она старалась сдержать растущее раздражение и не могла. «Ну зачем принесло сюда эту женщину? – думала она, морщась. – Неужели нет другого места и других людей, которых бы она могла обволакивать своей словесной патокой?» Анна Петровна почувствовала себя мухой, запутавшейся в симагинской паутине. А Мария Николаевна между тем продолжала:

– И как удивительно, что вы, Анна Петровна, ничего не заметили. Вот если бы вы хоть немного обращали внимание на то, что творится вокруг, глядишь бы, всё обернулось и по-иному. Но увы, – вздохнула она, разведя руками, – вы наслаждаетесь идиллией, с радостью наблюдаете за козочками, жующими зелёную травку, а преступник гуляет на свободе. Вот если бы…

– Вы, кажется, хотели нарвать цветов, Мария Николаевна? – перебила её Дочкина. – Я, знаете ли, немного устала, и у меня побаливает голова. С вашего разрешения я бы хотела послушать тишину.

Симагина несколько смутилась, но тут же оправилась. Она бросила быстрый взгляд на часы и заторопилась.

– Ну, не буду вам мешать, – поспешно произнесла она и добавила скороговоркой ещё что-то невразумительное.

Дочкина не поняла, что она сказала, да и не стремилась это понять. Зато она ясно увидела, что Симагина уже не стоит рядом над душой, и облегчённо вздохнула. «Слава богу, – подумала она, – эта неприятная женщина наконец ушла, а то у меня от её болтовни даже в ушах зазвенело, что и неудивительно». Дочкина вновь погрузилась в созерцание природы и через несколько минут уже потонула в блаженной истоме, которая целительным бальзамом наполняла её тело.

Глава 23
Комментарий следователя Попова

В начале одиннадцатого утра лейтенант Скворцов сидел за столом в небольшой уютной лужской столовой. Он пил кофе с пирожным и ждал Попова. Они договорились встретиться в десять, но следователь запаздывал. «Наверняка опять прокурор поддаст», – с сочувствием подумал лейтенант. Попов появился в половине одиннадцатого. Однако вид у него был совсем не пришибленный.

– Присаживайтесь, будете что-нибудь? – предложил Скворцов. Попов поблагодарил и отказался.

– Ну что? – спросил Скворцов с любопытством.

– Плодотворная встреча, – без тени иронии ответил Попов.

– Ну и что же вы обсуждали?

– Сначала предстоящие следственные мероприятия. Потом Олег Константинович обратил моё внимание ещё на кое-какие аспекты дела.

– И на какие же? – задал вопрос Скворцов.

– Олега Константиновича удивляет, что убийца сначала не оглушил свою жертву ударом сзади. Он считает, что так было бы надёжнее, и это исключило бы сопротивление. Но никаких следов борьбы или удара на теле не обнаружено. И это его озадачивает.

– А вас, Кирилл Александрович?

– Меня, – вздохнул Попов, – всё озадачивает. Признаюсь вам, Владимир Андреевич, что я основательно завяз в этом деле. Сейчас я блуждаю как в тумане и не вижу никакого просвета.

– То же самое происходит и со мной, – поддержал коллегу лейтенант. – Вчера я очень устал и, признаться, плохо вникал в суть обсуждения. Я бы хотел, чтобы вы прояснили мне кое-какие моменты, так сказать, прокомментировали некоторые версии.

– Охотно, – с готовностью откликнулся следователь, – спрашивайте.

– Ну, во-первых, я не очень понял суть версии Олега Константиновича о том, как труп попал в дом Тарасовой.

Попов подробно пересказал ему умозаключения прокурора. Выслушав, Скворцов нахмурился.

– Мне как-то трудно в это поверить, – наконец оказал он.

– А что вас не устраивает? – спросил Попов.

– Ну, – начал лейтенант, – я бы сразу отбросил версию, что кто-то следил за Тишкиной. Остаётся предположить, что был человек, посвященный в её планы, но кто этот человек? Саврасова? Образцова? Обе, мне кажется, совершенно не подходят, а других доверенных лиц я затруднился бы назвать. А как вы относитесь к этой версии, Кирилл Александрович?

– Она выглядит правдоподобной, но я в неё не верю. Во-первых, мне кажется, что Тишкина не была человеком, способным вломиться в чужой дом. Гораздо вероятнее, что она увидела кого-то входящего в дом и пошла следом. Но как убийца смог задушить её без борьбы, напав на неё сзади? Нет, это тоже не подходит.

– А как насчёт возражения, что, если бы Тишкина хотела залезть в дом, она бы сделала это сразу, как только Тарасова ушла?

– Да, это загвоздка для Олега Константиновича, – сказал Попов. – Вот этот-то факт ему и не объяснить. Сегодня он высказал предположение, что, возможно, кто-то задержал её или был около дома Тарасовой, и поэтому она не смогла войти. Но кто бы это мог быть, он не знает, да и сам едва ли, мне кажется, верит в такую возможность.

– Всё ясно, – задумчиво кивнул Скворцов. – Ну а возможность того, что тело притащили, окончательно исключена?

– Окончательно исключать ничего нельзя, – наставительно произнёс Попов. – Лично я, несмотря на все возражения Олега Константиновича, держу в уме подобную возможность.

– Но что же искали? Нет никаких соображений?

– Определённых нет, но Олег Константинович считает, что это связано с козами.

– Возможно, – уклончиво сказал Скворцов. – А почему он так думает?

– Сейчас постараюсь объяснить. Олег Константинович все время нажимает на мотив. «Без мотива – никуда», – неустанно повторяет он. В этом я с ним согласен. Его также очень волнует вопрос, почему убийство произошло именно сейчас, не раньше и не позже. Он считает, что причиной этого послужило что-то имевшее место в деревне не так давно. Ну а единственное, что приходит на ум, – это падеж коз.

– Понимаю, – медленно произнес Скворцов. – А родственников он не подозревает?

– Про них он ничего не говорит.

– А что он думает об истории Редькина? – с любопытством поинтересовался лейтенант.

– Я было заикнулся, но Олег Константинович сказал, что не собирается это обсуждать. «Наверное, наврал или привиделось спьяну», – вот его слова.

– Как он вообще разговаривал-то, вежливо? – задал вопрос Скворцов.

– Сегодня – да, я даже удивился. Вот если бы он всегда так себя вел. На самом деле он очень умный, и я бы даже не побоялся сказать – талантливый следователь, вот только жутко груб и привередлив, часто ругает, конечно, за дело, но отчитает так, что руки опускаются.

– Свинья в ермолке, – хмуро подытожил Скворцов.

– Да, – рассмеялся Попов, – так у нас некоторые сотрудники его за глаза называют.

– А кражу прошлогодней давности у Синицких вы не обсуждали? – вдруг спросил Скворцов.

– Нет, – ответил Попов. – Олег Константинович только сказал, что считает это событие слишком давнишним, но изучить материалы дела он все-таки мне поручил.

– Это, кажется, Владислав Анатольевич первый посоветовал?

– Да, он, – кивнул Попов.

– Ну, а к чему вы пришли насчет истории Тишкиной о человеке в огороде?

– Олег Константинович по-прежнему склоняется к тому, что это полная или частичная выдумка Тишкиной, но для чего это ей понадобилось, он не имеет представления.

– Значит, он не считает, что её могли убить из-за того, что она узнала человека в саду?

– Нет, Олег Константинович уверен, что убийство было запланировано раньше. А лично я думаю, что человек, травивший коз, даже будучи под угрозой разоблачения, не пошел бы на убийство. Мне не кажется это столь уж веской причиной.

– Ну, не знаю, – с сомнением покачал половой Скворцов. – Тут я с вами не согласен. Для сельского жителя такая огласка смерти подобна. Но мне вообще непонятно, зачем кому-то понадобилось травить этих самых коз. Смахивает на хулиганство, вроде игры Дудкина, но, конечно, посерьезнее. А может, их никто и не травил?

– Не знаю, – ответил Попов. – Все это дело – полная бессмыслица. Да, – добавил он грустно, – похоже, пропал мой отпуск.

– Ну, не отчаивайтесь, – попытался утешить его Скворцов, – может, все еще и образуется. Да, а экспертиза записки уже готова?

– Эксперт обещал завтра, а Олег Константинович сказал, чтобы я спросил Бочкина о том, почему он перенес игру. Еще он также велел спросить его, был ли закрыт дом Тарасовой на замок, когда он проходил мимо в четверть третьего.

– Ну, а что еще сказал Олег Константинович?

Попов вдруг рассмеялся.

– Знаете, Владимир Андреевич, он даже спрашивал у судмедэксперта, не мог ли убийца совершить преступление раньше и при этом сделать так, чтобы тело не остыло. Представляете?

– Ну и что ответил эксперт? – заинтересованно спросил лейтенант.

– Сказал, что в данном случае это абсолютно исключено. Кстати, Олег Константинович спрашивал, не нашел ли я подходящей кандидатуры из местных, кто бы мог нам помочь.

– Оставьте это мне, – живо откликнулся Скворцов.

– А кто у вас на примете?

– А вот это моя маленькая тайна, Кирилл Александрович, – улыбнулся он. – Вы доверите мне это?

– Рискну, – улыбнулся в ответ Попов. – О, – он взглянул на часы, – уже одиннадцать. Нам пора ехать. Допивайте свой кофе.

Через минуту Скворцов отставил пустую чашку и поднялся.

– Олег Константинович наверняка настаивал, чтобы его держали в курсе дела?

– Да, – ответил Скворцов, – на этот счет он дал недвусмысленное указание.

Через полчаса милицейский газик уже вез их по направлению к Полянску. Следователь и лейтенант возвращались туда, откуда начали.

Глава 24
У Редькиных

Карты были еще одной страстью Амфитриона Ферапонтовича. Играл он азартно, запоем, с кем угодно, когда угодно и во что угодно. Жена даже прозвала его «азартным Парамошей». Его любимой игрой был «дурак». То ли игра была попроще, то ли Редькин умел в ней мухлевать, однако дураком он оставался редко.

В тот вечер в гостях у Редькиных были Фёдоровы и Симагины. Пелагея Егоровна угостила гостей на славу, не скупясь. За ужином вовсю обсуждали убийство и новый приезд следователя.

– А я вам скажу, зря они туды-сюды мотаются, – доверительно наклоняясь к Зое, произнесла порядком захмелевшая Фёдорова. – И ни вот столечко, – тут она отметила пальцем полногтя, – они не выездят. А почему? А потому, что здесь орудует нечистая. Верно я говорю, Миколай?

Фёдоров хмуро взглянул на жену.

– Ну что ты привязалась со своими глупостями, – недовольно сказал он. – На то и милиция, чтобы убийц и воров ловить.

– Да как же они нечисть-то поймают? – удивленно спросила Фёдорова, хлопая расширенными глазами.

– Руками, милая, руками, – ласково ответила Мария Николаевна Симагина, одновременно отодвигая графинчик с водкой подальше от Фёдоровой.

Заметив этот маневр, Зоя Григорьевна потянулась через стол и чуть не опрокинула маринованные огурцы. Положение спас Редькин.

– Ну что, еще по одной? – бодро спросил он, торжественно поднимая графинчик. Лицо тещи пошло багровыми пятнами, но она смолчала. Пока.

Наконец, ужин закончился, и гости, вволю потрепав языками, стали расходиться.

– А что, в картишки не желаете перекинуться? – вынырнул тут как тут хозяин дома. Симагины отказались, а Фёдоров согласился.

– Вот только жену домой отведу и сразу вернусь, – пообещал он.

Сказано – сделано. Через пятнадцать минут Фёдоров снова был у Редькиных. Играть решили в дурака. Пара на пару. После короткого спора составились следующие пары: Пелагея Егоровна села играть с зятем, а Зоя с Фёдоровым. И вот игра началась.

Через полчаса глаза у игроков лихорадочно блестели. Редькин то и дело подливал всем пива, себе же он за каждый выигрыш присуждал пятьдесят грамм. Три партии выиграли Фёдоров с Зоей, а две – Редькин с Цепкиной.

– С винюшек ходи, олух безмозглый, – шипела Пелагея Егоровна, гипнотизируя зятя взглядом.

Но тот, как назло, пошел с крестей. Вскоре Цепкина и Редькин проиграли еще два кона. На протяжении всей игры Амфитрион Ферапонтович то и дело норовил заглянуть жене в карты, не замечая, что в его собственных постоянно пасётся Фёдоров.

После восьмого поражения Пелагея Егоровна бросила карты на стол и заявила:

– Я с тобой играть больше не буду. Надоело дурой оставаться, и всё из-за тебя.

– Позвольте, – вытянул дрожащий палец Амфитрион, к тому времени уже выигравший сто грамм, – позвольте, это ещё вопрос, кто здесь играть не умеет. Между прочим…

– Ступай спать, и чтобы духу твоего здесь не было! – прикрикнула на него теща. – Совсем страх потерял, мне уже перечишь.

Фёдоров счел за лучшее быстренько распрощаться, оставив Амфитриона на съедение Пелагее Егоровне.

Теща собралась отчитать зятя как следует, но тот проворно поднялся и сказал:

– Все, я иду спать. Но в качестве утешительного приза мне полагается еще пятьдесят.

Никто и глазом не успел моргнуть, как Амфитрион уже опорожнил рюмку. Довольный, он быстренько засеменил в свою комнату, пожелав заплетающимся языком оставшимся спокойной ночи. Цепкина пристально взглянула на дочь.

– А ведь ты ему попустительствуешь, – недовольно заметила она. – Пьет как губка и еще грубить смеет.

– Ах, мама, его не исправишь. Всю жизнь пил, так что же, теперь бросит?

– И то верно, – хмуро согласилась Цепкина, – горбатого могила исправит. Он пьет, Дудкин дудит на своей чертовой трубе, Тишкина на «Орленке» все каталась, дура, молодой хотела казаться, вот и докаталась.

– Ах, мама, о мертвых плохо не говорят, ты же знаешь, – возмутилась Зоя.

– Теперь ты еще учить меня будешь! – цыкнула мать на дочь.

Внезапно её лицо сделалось совершенно серьезным. Она взяла дочь за руку и усадила на диван подле себя.

– Меня кое-что очень беспокоит, Зоенька, – сосредоточенно произнесла она. – Мне очень не нравится, что Амфитрион солгал следователю.

– В чем солгал? – удивленно спросила Зоя, глядя на мать широко раскрытыми глазами.

– Амфитрион сказал, что в день убийства, вернувшись с продуктами, пошел в сарай точить косу, а потом косить, но это неправда.

– Откуда ты знаешь, мама? – теперь в голосе Зои уже звучали беспокойные нотки.

– Да я сама наточила эту косу накануне и утром своими глазами видела, как Амфитрион там косил траву. Это было на следующий день после убийства. А вечером в день убийства ничего не было скошено, даже коса была там, где я её оставила.

– Но ведь он же почти ничего не успел скосить, – возразила Зоя. – Он сказал, что встретил Дудкина и бросил работу.

– Да он и не начинал! – пылко воскликнула Пелагея Егоровна. – К тому же утром он никогда не косит. А тут вдруг потащился. Да и место для покоса мало подходящее.

– Что ты хочешь сказать, мама? Говори прямо, – твердо сказала Зоя, пристально глядя на мать.

– Я боюсь, доченька, как бы он не втянул нас во что худое. Может, просто сдуру соврал, не знаю.

– Слава богу, если так, – хмуро проговорила Зоя.

– Но и это еще не все, – продолжала мать. – Помнишь его историю о том, что за ним якобы кто-то гнался? Он еще удочку потерял тогда.

– Ну да, помню, – недоуменно сказала Зоя. – А при чем тут это?

– Погоди. Амфитрион потом сказал, что искал удочку, но так и не нашел. На следующий день я пошла в сарай, где они хранятся, пересчитала удочки и… – Цепкина сделала многозначительную паузу, – все они оказались на месте.

– Значит, он и здесь соврал? – воскликнула Зоя. – Но почему, почему?

– Если б я знала, – проворчала Пелагея Егоровна. – Но заметь, что легче ему было сделать вид, что он нашел удочку, и тогда бы я его и ругать не стала. Более того, я подозреваю, что он и на рыбалку в тот день не ходил.

– А где же он был? – испуганно спросила Зоя.

– А вот об этом, – твердо сказала мать, – ты и спросишь его завтра.

– А следователь, – начала было Зоя, – ему об этом не рассказывать?

– Ни в коем случае! – сверкнула глазами Цепкина. – В уме ли ты? Чтобы он тряс Амфитриона, да и нас заодно?

Они озабоченно переглянулись.

– Ну да ладно, – сказала мать, вставая, – утро вечера мудренее. – Завтра не забудь поговорить с ним и будь потверже, поняла?

Дочь согласно кивнула и, хмурясь, вышла из комнаты.

Глава 25
Кража

На следующее утро Зоя потребовала у мужа ответа, почему он солгал на допросе. Амфитрион Ферапонтович развел руками и виновато улыбнулся.

– Да, не учел я зоркость моей дражайшей, горячо любимой тещи, – покачал он головой. – Вот ведь как дело обернулось.

– Ты мне зубы не заговаривай, – решительно оборвала его Зоя. – Отвечай прямо: что ты делал после того, как вернулся в тот день?

– Я уже говорил. Был в сарае и…

– Не ври! – топнула ногой жена. – Коса уже была наточена.

– Я и не вру, – угрюмо сказал Редькин. – Да, я косу не точил.

– А что же ты делал?

– Ждал Дудкина, мы договорились встретиться у сарая. Он все не шел. Тогда я отправился к бане и встретил его там.

– Это-то хоть правда, Амфитрион? – спросила Зоя все еще довольно сурово.

– Ну да, правда.

– А почему же ты косил утром? Готовил сказку для следователя?

– Ничего я не готовил, захотелось вот вдруг покосить, и покосил.

– Ну ладно, а твоя история про человека, гнавшегося за тобой, это ведь тоже выдумка? Отвечай!

– Нет, это правда! – воскликнул Редькин. – За мной гнались, я даже потерял…

– Удочку! – громово закончила жена. – Все удочки на месте в сарае. Зачем ты врешь, Амфитрион?

– Пелагея обсчиталась, одной не хватает.

– Да ты что? – язвительно произнесла Зоя. – После завтрака мы вместе сходим и посчитаем.

– Пожалуйста, – равнодушно ответил Амфитрион. На том разговор и завершился.

А в это время следователь Попов и лейтенант Скворцов вовсю претворяли в жизнь следственные мероприятия. Начали с обыска у Тарасовой. Понятыми были супруги Арсеньевы. Анна Дмитриевна была возмущена обыском, но потом сдалась, поняв, что сопротивление бесполезно.

– Ищите, – бросила она, садясь на стул в уголке.

Обыск продолжался полтора часа, но ничего сколько-нибудь подозрительного обнаружено не было.

– Ну что, убедились? – язвительно бросила хозяйка дома, выпроваживая следователя и понятых. Попов ничего не ответил.

На следующий день он, выполняя указания прокурора, попросил Тарасову припомнить, кто у нее бывал в доме за пределами гостиной и существовал ли человек, оставивший отпечатки, но не бывавший в доме по её приглашению. Чтобы задобрить Тарасову, раздраженную вчерашним обыском, Попов доверительно сообщил Анне Дмитриевне версию о том, что кто-то хотел залезть в её дом и что-то украсть, а Тишкина его подкараулила и была убита.

– Но зачем же было делать обыск? – резонно спросила Тарасова.

– А как же, – возразил следователь. – Нужно же знать, что преступник искал.

– Но я уже говорила, что ничего не пропало.

– Это была вынужденная формальность, – мягко произнес Попов. – Такая уж у нас работа. К тому же, – понизил он голос, – вам могли что-нибудь подложить.

– Бомбу? – улыбнулась Тарасова.

– Нет, что-нибудь компрометирующее.

– Какие глупости вы говорите, – недовольно сказала Анна Дмитриевна, но подумать над вопросами следователя обещала.

Выйдя от Тарасовой, Попов столкнулся с Бочкиным. Ветеринар неприязненно с ним поздоровался и постучал к Анне Дмитриевне. «И этот ещё тут шляется», – недовольно подумал Попов, провожая Бочкина недружелюбным взглядом.

Эксперимент с криками у дома тоже не дал особых результатов. У Симагиной в доме крик был слышен, но слабо, а около бани Бочкина его вообще было не слыхать. Кричали не очень громко и сошлись на том, что задремавшая Симагина могла ничего и не услышать.

Допрос водителя автолавки тоже ничего не прояснил. Тот красочно живописал появление Шельмы и какое она на него произвела впечатление. Это было всё, чего удалось от него добиться.

Эксперимент по проверке алиби Цепкиной Попов вообще отменил.

Очень кстати пришлись результаты экспертизы записки, Попов уже собирался допрашивать Бочкина. Результаты экспертизы были ошеломляющими. Она показала, что записке не менее тридцати, а то и все сорок лет. Попов был просто сражен. Он схватился за голову и так глянул на Скворцова, что тот был не в силах сдержать смех. Позднее, когда дело было уже раскрыто, вспоминая тот эпизод, они пришли к невеселому выводу, он был одним из немногих смешных моментов этого драматического дела. Но тогда Попову было не до смеха.

– Что это такое? – в волнении вопросил он, тряся перед носом Скворцова результатами экспертизы.

– Заключение эксперта, – прямо ответил на его вопрос лейтенант.

– Ну и как прикажете это понимать, Владимир Андреевич? – продолжал он бушевать. – Этой записке тридцать лег, а то и все сорок. Когда, наконец, все это кончится?

Скворцов и хозяин дома Петр Афанасьевич Терентьев, любезно разрешивший им остаться, принялись на пару утешать не на шутку разволновавшегося следователя.

– Да, сдали у меня нервы, – вздохнул, немного успокоившись, Попов, – но это еще полбеды. Если так пойдет и дальше, то я угожу в психушку. То-то прокурор обрадуется. Ну ладно, зовите Бочкина.

На вопросы ветеринар отвечал хмуро и неохотно. Да, он попросил Таисию Игнатьевну прийти пораньше. Зачем? Он собрался вечером на рыбалку. Кто это может подтвердить? Анна Дмитриевна Тарасова и Михаил Антонович Симагин. Вечером накануне они обсуждали планы на предстоящий день, и Симагин посоветовал ему порыбачить в среду вечером. «Вечером клев хороший», – процитировал Бочкин Симагина.

– Однако ж сам пошел днем, – язвительно заметил следователь. – А скажите, вы не обратили внимание, висел ли замок на доме Тарасовой, когда вы вернулись из леса в день убийства?

– Не обратил внимания, – с откровенным недружелюбием ответил Бочкин.

– Очень жаль, – произнес следователь, отпуская ветеринара. Бочкин вышел молча, правда, на этот раз не хлопнув дверью.

– Вот и разберись, правду он говорит или лжет, – посетовал Попов. – Сказать он мог что угодно, а поди узнай, сделал ли он то, о чем говорил.

– Но зачем ему было врать? – спросил Скворцов. – Я думаю, вряд ли он отправился на рыбалку в вечер убийства, да это и неважно.

– Ну не знаю, – раздраженно ответил следователь. – Просто я этого Бочкина терпеть не могу и не верю ему.

Скворцов ничего не ответил, он думал о записке.

Антонида Александровна Саврасова закончила пасти как обычно – в шесть часов вечера. Она отперла дверь дома, прошла в комнату и не смогла сдержать крика. Все в комнате было переворочено: ящики вывернуты, часть их содержимого валялась на полу, исчезли серебряные ложки, полторы тысячи рублей и, главное, две великолепные иконы. Антонида Александровна села и схватилась за сердце. Немного придя в себя, она после беглого осмотра других пропаж не обнаружила. Пошатываясь, она вышла из дома и, не запирая, прямиком заковыляла к следователю, по дороге все набирая темп. Встречные удивленно глядели на неё и спрашивали, что случилось. Но Саврасова, видимо, будучи не в силах отвечать, лишь махала рукой. Она вбежала в калитку дома Терентьевых и без стука ввалилась в комнату.

– Что с вами? – в один голос воскликнули все трое обитателей дома.

– О… о… обокрали, – помычав, выдавила из себя Саврасова, и в следующую секунду, к великому ужасу присутствующих, её грузное тело мешком осело на пол.

Глава 26
Разговор с Синицкими

Когда Попов и Терентьев подняли и усадили Саврасову на диван, Скворцов был уже наготове со стаканом воды. Через несколько минут её удалось привести в чувство.

– Что со мной было? – слабым голосом спросила Саврасиха, озираясь вокруг.

– Ничего особенного, Антонида Александровна. Вот, выпейте водички, и все пройдет, – заботливо произнес Терентьев, подавая ей стакан.

Антонида Александровна выпила его содержимое залпом. После этого она окончательно пришла в себя.

– Меня обокрали, – громко заявила Саврасиха, обводя всех на этот раз уже осмысленным взглядом.

– Ай-яй-яй, вот не повезло, – сочувственно покачал головой Терентьев.

– Не то слово! – взорвалась Антонида Александровна. – Вас бы так ограбили, Петр Афанасьевич, вы бы по-другому запели.

– Что вы, что вы, не приведи господь! – испуганно воскликнул Терентьев и даже перекрестился. Попов твердо взял ситуацию в свои руки.

– Антонида Александровна, – спокойно сказал он, – соберитесь, пожалуйста, и расскажите все по порядку.

Саврасова собралась с духом и рассказала, как обнаружила кражу.

– Ну что ж, – сказал Попов, поднимаясь, – пойдемте, Владимир Андреевич, осмотрим место происшествия.

Через час Саврасова, внимательно осмотрев дом, заявила, что пропало еще её зимнее барашковое пальто. Попов составил опись украденного имущества и заверил потерпевшую, что приложит все силы для обнаружения её собственности.

– Мне все равно, все или не все силы вы приложите, – хмуро сказала Саврасиха. – Главное – найдите мои вещи. Я имею право этого требовать, не зря же вам зарплату платят.

– Конечно, конечно, – поспешно проговорил следователь. – А теперь ответьте, пожалуйста, на несколько вопросов.

– Слушаю вас.

– Когда вы ушли утром? – спросил Попов.

– В восемь, как обычно.

– Ключи под крыльцом держите?

– Еще чего, – удивилась Саврасиха и посмотрела на следователя, словно он спятил. – Конечно, беру с собой.

Скворцов осмотрел замок и грустно покачал головой.

– Да, – сказал он наконец, открыть такой замок – пара пустяков.

– Батюшки, что же теперь будет? – причитала Саврасиха, провожая следователя.

– Не волнуйтесь, отыщем ваши вещи, – ободряюще произнес Попов.

Однако легче было пообещать, чем сделать. После допроса всех жителей выяснилось, что каждый, за редким исключением, мог в течение восьми часов залезть в дом и совершить ограбление. Самые большие надежды Попов возлагал на единственную соседку потерпевшей, Анну Петровну Дочкину. Та вошла, как обычно, с отсутствующим пустым взглядом. Села и, сложив руки на коленях, стала внимательно смотреть на следователя.

– Вы, конечно, знаете, Анна Петровна, – мягко начал Попов, – что ваша соседка Антонида Александровна Саврасова подверглась ограблению?

– Да, – коротко ответила Дочкина, по-прежнему глядя в пустоту.

– Скажите, вы знаете что-нибудь об этом, может, заметили кого-нибудь или услышали шум?

– Мне ничего не известно, – последовал лаконичный ответ.

– А где вы были днем?

– Большую часть дня – дома. Потом отнесла Антониде котлеты и погуляла часок в лесочке.

Через десять минут следователь отпустил ее, так ничего и не добившись.

– А похоже, эта Дочкина находится в эпицентре событий, – задумчиво заметил Скворцов. – В соседних с ней домах происходят убийство и кража, а она совсем ничего не замечает. Вам не кажется это странным, Кирилл Александрович?

– Здесь все странно, я уже вам говорил, – хмуро откликнулся Попов. – Я вам вкратце объясню ситуацию, хотя вы, видимо, и сами поняли. В день ограбления многие были в лесу и на реке и, возвращаясь, могли пройти со стороны дома Саврасовой и залезть в него.

– Да, я понял, спасибо, – кивнул Скворцов.

– Какой ужас, – встрял в разговор Терентьев, – а ведь и я под подозрением. Я возвращался со стороны леса. – Тут он испуганно посмотрел на представителей закона и дрожа спросил: – Вы, надеюсь, не думаете, что это я?

– Надейтесь, – с деланной строгостью ответил Попов, решив немного попугать хозяина дома. Тот что-то пробормотал и с опаской удалился в заднюю комнату.

Скворцов рассмеялся.

– Ну, состроили строгую мину и напутали бедного Петра Афанасьевича, – в шутку пожурил он коллегу. – Смотрите, выгонят вас, и будете на улице вести следствие.

Попов, однако, не поддержал игру. Лицо и тон его оставались серьезными.

– Где же мне их искать? – размышлял он вслух.

– Проведите у всех обыск, – предложил Скворцов.

– У всей деревни? – удивился Попов. – На это я сам не решусь, разве что с санкции прокурора.

– Ну так запросите её. Олег Константинович вам наверняка не откажет.

– Ладно, – вдруг поднялся Попов, – всему свое время, Владимир Андреевич. А теперь мы с вам навестим Синицких.

– Вы уже ознакомились с материалами этого дела? – задал вопрос Скворцов.

– Да.

– Когда же вы успели? – подозрительно поинтересовался он.

– Не терял зря времени, вот и успел.

– Введите меня, пожалуйста, в курс дела, Кирилл Александрович, – попросил коллегу лейтенант.

– Охотно. Слушайте, Владимир Андреевич. Год назад в конце августа дом Синицких был ограблен также средь бела дня. Соседи, семья Демкиных, были в отъезде, а других домов рядом нет. Опять никто ничего не видел и не слышал.

– А что пропало?

– Три ценные иконы, три тысячи рублей, кольца, старинные книги и еще кое-какое добро.

– Обыски-то хоть проводили?

– А как же. Олег Константинович велел перевернуть деревню вверх дном. Но так ничего и не нашли. Олег Константинович был вне себя и едва не добился увольнения Макушкина, который вел дело.

– Да за что же, помилуй бог?

– Вы же знаете Олега Константиновича. В случае чего он срывает зло на подчиненных. Он был уверен, что добро припрятано в деревне, но, увы, его не нашли. Сегодня я поеду к нему докладывать и попрошу санкцию.

– А пока вы запретили всем покидать Полянск и вызвали милицию из Утесова, чтобы предотвратить сбыт краденого, – задумчиво сказал Скворцов. – Надеетесь, это что-нибудь даст?

– Поживем – увидим, – усмехнулся Попов. – Но время не ждет, пойдемте.

Артамон Георгиевич и Елена Андреевна Синицкие встретили лейтенанта довольно любезно, но все же несколько настороженно.

– Я решил не вызывать вас, – сказал Попов. – Вас уже допрашивали, но прошел год, и, естественно, эти печальные события частично стерлись. Однако, с другой стороны, именно сейчас, по прошествии некоторого времени, вы могли бы вспомнить кое-какие детали.

– Так вы по поводу той кражи? – на выдохе спросил Синицкий.

– Именно, – подтвердил Попов. – Очень уж она, знаете, походит на нынешнюю.

– Как верно вы подметили, товарищ следователь, – вмешалась его жена.

– Кирилл Александрович, – с улыбкой поправил её Попов.

– Так вот, Кирилл Александрович, лично я убеждена, что это дело рук одного человека. Очень уж схожи обстоятельства. Надеюсь, на этот-то раз вы его не упустите? – спросила она, устремив большие голубые плаза на следователя.

Попову стало как-то неловко, но все же он бодро сказал:

– А как же, это наша работа. – Потом добавил: – А вы не вспомнили ничего, что касалось бы кражи у вас, что-нибудь, что вы забыли тогда?

Супруги неуверенно переглянулись.

– Я помогу вам, – сказал Попов. – Ну вот хотя бы, например. Кажется, вы в тот день уезжали в Лугу, так у меня записано. Может быть, припомните, кому вы говорили, что собираетесь уехать?

Синицкие снова обменялись быстрым взглядом, и, наконец, Артамон Георгиевич медленно проговорил:

– Ну, я не знаю, мы действительно вспомнили, что говорили, правда, вскользь об этом нашему старому другу, но это пожилой человек, и вы, конечно, не можете подозревать…

– Кто он? – перебил его следователь.

– Не он, она. Анна Дмитриевна Тарасова.

Следователь и лейтенант медленно шли к дому Терентьева.

– А ведь вы совсем не эту фамилию ожидали услышать, Кирилл Александрович, – вдруг сказал Скворцов, проницательно глядя на следователя. – Вы даже опешили.

– Кого же, по-вашему, я думал, назовут?

– Артамона Матвеевича Бочкина. Угадал?

– Угадали, – со вздохом произнес Попов.

– Вы разочарованы? – спросил его Скворцов.

– Признаться, да. Кажется, все запутывается еще больше.

– Что вы намерены делать теперь? – поинтересовался Скворцов.

– Поеду в Лугу к прокурору. А вы, Владимир Андреевич, оставайтесь и координируйте действия утесовской милиции.

– Хорошо, – сразу согласился Скворцов, как будто только того и ждал. – У меня к вам тоже будет встречная просьба.

– Какая?

– Оставьте мне все протоколы.

– Зачем они вам, боитесь, что я рухну под такой тяжестью?

– Доверьтесь мне, Кирилл Александрович, – мягко попросил Скворцов, – оставьте протоколы.

Попов бросил быстрый проницательный взгляд на коллегу, потом кивнул.

– Хорошо. Будь по-вашему.

– Спасибо, – сердечно поблагодарил его Скворцов.

Через полчаса Попов уже сидел в машине, прощаясь с лейтенантом. Водитель завел мотор, но в этот момент следователь вдруг высунулся из окошка и весело проговорил:

– Передавайте от меня привет Таисии Игнатьевне.

Машина уже скрылась за поворотом, а изумленный Скворцов все еще смотрел ей вслед. Попов оказался прав. В тот же вечер Скворцов встретился с Сапфировой.

– Я выполняю свое обещание, – серьезно произнес он. – Вот все протоколы, я очень рассчитываю на вашу помощь. И я даже действую официально, по заданию прокурора, – улыбнулся он.

– И прокурор разрешил вам знакомить подозреваемых с протоколами? – улыбнулась в ответ она.

– А я вас не подозреваю, – уклонился от прямого ответа Скворцов. Он оглядел её маленькую хрупкую фигурку и добавил: – Не хочу вас обидеть, Таисия Игнатьевна, но вам вряд ли бы удалось задушить Тишкину без борьбы, а уж перетащить труп тем более.

– А вы думаете, труп тащили? – хитро блеснула глазами старушка. Скворцов шутливо погрозил ей пальцем.

– Сначала прочтите – тогда поговорим. А сейчас извините, у меня много дел. Кирилл Александрович уехал и оставил командование мне.

– А вы обеспечили мне бессонную ночь, – пожурила его Таисия Игнатьевна, но в глазах у нее затаились веселые искорки.

Уже в дверях лейтенант обернулся и, взглянув на Таисию Игнатьевну, вдруг выпалил:

– А знаете, вы очень похожи на мою бабушку. – Через секунду он был уже за дверью.

«Молодежь», – улыбаясь подумала Сапфирова, глядя ему вслед, и вдруг неожиданно для самой себя звонко рассмеялась.

Глава 27
Новая жертва

Анна Петровна стирала. Её тренированные, огрубевшие от работы руки привычно терли, полоскали, отжимали белье, которое она сразу же развешивала на веревке на солнышке. События последнего месяца несколько выбили из колеи Анну Петровну, что было весьма нелегким делом, ибо она была на редкость спокойным и флегматичным человеком. Но убийство и вот теперь кража сильно раздражали её, если не сказать больше – злили. Постоянные допросы у следователя, желавшего непременно узнать у нее то, о чем она не имела ни малейшего представления, стояли у Анны Петровны как кость в горле. Дочкиной было неприятно, что эти страшные события разыгрались в её родной деревне.

«Куда же катится мир? – с грустью подумала она и тут же мысленно ответила себе: – Не иначе как в преисподнюю». Анна Петровна никогда не искала утешения в религии. Она всегда считала, что Бог – это природа, и этому Богу она поклонялась страстно и от чистого сердца. Но Анне Петровне было непонятно, как рядом с таким великолепием, спокойствием природы могли происходить столь ужасные вещи, как убийство и кража. И где? В Полянске, в том самом Полянске, где она родилась, где прожила всю жизнь. Дочкина тряхнула головой, откидывая сбившуюся на лоб седеющую прядь. «Скоро закончу с бельем и пойду посидеть на реку, день-то какой прелестный», – решила она.

Анна Петровна увлеклась созерцанием солнечных бликов, игравших на зеленой листве, и не услышала тихих, крадущихся шагов. Она наклонилась над тазом, собираясь достать очередной предмет белья, и в этот момент ощутила тупую боль в затылке. Дочкиной показалось, что золотой шар солнца и все небо стремительно летят на неё. Анна Петровна хотела было сделать какое-то движение, но в этот миг солнце и облака обрушились сверху и тьма поглотила её целиком.

Глава 28
Паника

Весть об убийстве Анны Петровны Дочкиной стрелой разнеслась по Полянску. Тело обнаружила соседка, Антонида Александровна Саврасова, зашедшая попросить безмен. Через несколько минут после того, как Саврасиха зашла во двор Дочкиной, она уже бежала со всех ног, оглашая деревню дикими криками. По счастью, поблизости оказался один из милиционеров, вызванных Поповым, который тут же бросился к месту убийства. Лейтенант Скворцов, едва выслушав сбивчивые крики полуобезумевшей Саврасихи, со всех ног кинулся звонить в Лугу. Из домов выбегали люди, распахивались окна, открывались двери. Прямо под ноги Скворцову неизвестно откуда метнулся совершенно оголтелый Дудкин. На лице его творилась полная неразбериха. Непонимание перемешалось с любопытством, испуг – с изумлением. Пелагея Егоровна Цепкина что-то орала, подбоченившись, у своего крыльца. Прямо навстречу лейтенанту летела, качаясь, словно пьяная, Дина Петровна Адская.

– Что случилось? – закричала она, завидев Скворцова.

Но тот лишь махнул рукой и проскочил мимо, испугавшись, как видно, безумного блеска в налитых кровью глазах Адской. Наконец он добрался до телефона, где с облегчением повстречал относительно нормальных людей в лице супругов Симагиных.

И снова приехал следователь, и вновь началась эпоха допросов. Попов совсем выбился из сил. К концу третьего дня, считая от убийства Дочкиной, он стал совершенно неузнаваем. Лицо осунулось, глаза болезненно блестели, он был постоянно раздражен.

– Все это сведет меня с ума, – жаловался он Скворцову. – Еще одно убийство и опять средь бела дня. Анну Петровну Дочкину ударили сзади по голове и задушили. Ну когда же это, наконец, кончится?

– Что говорит медэксперт? – деловито спросил Скворцов.

– Смерть наступила от удушения, примерно между одиннадцатью и часом дня, плюс-минус полчаса.

– Орудие убийства не найдено?

– Нет. Эксперт предполагает, что удар нанесли молотком, а задушили, возможно, поясом от халата или чем-нибудь подобным.

– С алиби, как я понимаю, опять глухо, Кирилл Александрович?

– Хуже некуда, – огорченно вздохнул Попов. – Люди шли в лес и из леса, по дороге могли запросто завернуть к Дочкиной и убить её, это ведь минутное дело.

– А милиционер, дежуривший с той стороны дороги, он ничем не может помочь?

– Мимо него прошло много людей туда и обратно. Он не замечал, естественно, время, следил только, чтобы не вынесли краденое.

– Ну тут разве уследишь, – скептически заметил Скворцов. – Положил ложки в сапог и пошел.

– Ну, это бессмысленно. Что же, Владимир Андреевич, по-вашему, их в лесу прячут?

– Конечно, бессмысленно, – пожал плечами Скворцов. – Я имею в виду ставить там милиционера.

– Давайте прекратим этот диспут, – сухо сказал Попов. – Кстати, завтра займусь обысками. Олег Константинович благословил.

– Ну а как он воспринял известие об убийстве?

– Был вне себя. И знаете, Владимир Андреевич, где он велел в первую очередь искать краденое?

– Где? – спросил заинтригованный Попов.

– На хуторе у Шельмы.

– Но почему?

– Он считает, что для преступника это самое безопасное место. Там никто не будет искать.

– А что, может быть, он и прав, – ухватился за идею прокурора Скворцов. – А что он думает о записке?

– Олег Константинович считает, что это обрывок какого-то письма, и при обысках он велел искать письма и смотреть их. Еще сказал, что если мне будет не справиться одному, то он вышлет кого-нибудь в помощь.

– Ну и вы согласились?

– Тогда отказывался, а сейчас уже готов сдаться.

– Ну-ну, выше голову, Кирилл Александрович, – подбодрил коллегу Скворцов. – Наше время еще настанет. Ну а Саврасова, как думаете, рассказала всю правду?

– А почему нет? – удивился Попов. – Вы в чем-нибудь её подозреваете?

– По вашему примеру я подозреваю всех, – улыбнулся Скворцов. – Вот взять, например, Тарасову, что мы имеем в её случае? Была дома, на огороде, дважды между одиннадцатью и часом с ней разговаривал Бочкин, но это же не алиби. Чего проще пойти и придушить соседку.

– Как вы легко об этом говорите, – заметил Попов.

– Да, легко. Преступник – нахал, убивает под самым нашим носом, и мы ничего не можем поделать.

– Кстати, – вспомнил Попов, – пригодились вам протоколы?

– А как же, – откликнулся Скворцов. – Вы получили их в целости и сохранности, так что у вас не может быть никаких причин для недовольства.

– А что она сказала?

– Ничего, вернула утром.

– Зря вы, по-моему, все-таки доверяете этой Сапфировой, – вздохнул следователь. – Я я вот доверяю вам, Владимир Андреевич, и, как знать, может быть, тоже зря.

– Кстати, – улыбнулся Скворцов, – а ведь у Сапфировой алиби. Она была с десяти до часу у Арсеньевых. Это заодно и Арсеньевых исключает. Согласны, Кирилл Александрович?

– Если считать, что оба убийства совершены одним и тем же человеком, Владимир Андреевич.

– А вы сомневаетесь?

– Есть немного. Связь между этими убийствами вообще нащупывается с трудом.

– Я очень ценю ваше доверие, Кирилл Александрович, но поверьте, я уверен, что мои действия дадут плоды, и скоро.

– Что-то их не видно, – съязвил Попов.

– Цыплят по осени считают, Кирилл Александрович. И, – добавил он, – давайте лучше продолжим обсуждение убийства. Что вы думаете о мотиве?

– Каверзный вопрос, – вздохнул Попов. – Дочкина – одинокая женщина. Если наш убийца не маньяк, то на ум приходит только одно…

Однако договорить он не успел, в дверь постучали.

– Войдите, – пригласил Попов.

На пороге стояли Симагины. Заговорил Михаил Антонович.

– Жена мне тут кое-что рассказала, возможно, это важно, а может, и нет. Так или иначе…

– Я вас слушаю, – перебил его Попов.

Симагина села и начала:

– За несколько дней до убийства я разговаривала с Анной Петровной Дочкиной, и мне показалось, что ей что-то известно.

– О чем? – резко спросил Попов, подавшись вперед.

– Об убийстве Тишкиной.

– Из чего вы это заключили?

– Из её поведения. Видите ли, она очень спокойный человек, но стоило мне вскользь заметить, что рядом с ней произошло убийство, а она ничего не видела, как она занервничала и оборвала разговор.

– Это очень нехарактерно для нее, – вставил Симагин.

– Тогда я не придала этому значения, – продолжала Мария Николаевна, – но потом её убили. Я подумала, а не было ли здесь шантажа?

– Вы правильно сделали, что пришли ко мне и все рассказали, – похвалил её Попов. – Думаю, будет лучше, если вы не станете распространяться на эту тему.

– Конечно, само собой, – ответил за жену Симагин и строго взглянул на нее.

– Ну, что скажете? – спросил Скворцов, когда Симагины ушли.

– Пока еще рано делать выводы, – осторожно заметил Попов, – но это самый вероятный вариант.

Лейтенант пристально посмотрел на следователя и молча кивнул, соглашаясь.

Глава 29
Встреча с Шельмой

Весь Полянск был обыскан с ног до головы, но никаких признаков украденного не было найдено и в помине. Реакция на эти повальные обыски была, естественно, негативной. Особенно возмущалась Тарасова.

– Да что же это такое? – восклицала она с негодованием. – За последний месяц мой дом обыскивают три раза и, конечно, ничего не находят. Это беспредел. Милиция совсем распустилась.

Разумеется, после подобной тирады в адрес следователя и его подчиненных помощи от Анны Дмитриевны ждать не проходилось.

– Я ничего не помню, – сухо заявила она, с откровенной неприязнью глядя в глаза следователю. И добавила с язвительной, искривившей губы усмешкой: – Если не верите, могу показать медкарту. Там написано, что у меня склероз. Если, конечно, вы умеете читать.

Попов ничего не ответил и молча ретировался. Он понимал, что призывы к чувству гражданского долга ни к чему не приведут и лишь поставят его в глупое положение.

Пелагея Егоровна Цепкина долго не могла прийти в себя после обыска. Она грозила, требовала, умоляла прекратить это надругательство над её имуществом, но все напрасно. Акция состоялась.

– Между прочим, – заметил Попов, – дом принадлежит не вам, а Амфитриону Ферапонтовичу Редькину. Так что я не понимаю, чего вы, собственно, тут орете благим матом, будто вас режут.

– Не ваше дело! – заорала в ответ Цепкина, сжав кулаки. – У вас вообще ни о чем нет никакого понятия. Вы придурок и олух царя небесного. Кому на вас жаловаться? – грозно спросила она.

– Прокурору строчите, – улыбнулся Попов.

– И настрочу, – воинственно пообещала Коробочка. Попов пожал плечами и продолжил свое дело.

Алексей Александрович Тишкин тоже был не в восторге от обыска.

– Вы бы лучше искали, кто убил мою мать, – недовольно заметил он, – а то валандаетесь тут целый месяц и впустую. Допрыгались до нового убийства. У меня уже возникает сомнение в вашей компетентности.

– Позвольте оценивать это другим, – спокойно предложил ему Попов и как ни в чем не бывало приступил к обыску.

Радушнее всех встретила следователя старуха Матрена Тимофеевна.

– Что ж так долго не заходил, голубчик? – спросила она, ласково глядя на следователя.

– Некогда все, дела, Матрена Тимофеевна, – выдохнул Попов. – Вот к вам с обыском, чай, про кражу-то слышали?

– Как не слыхать, милок, не глухая ж. А что, думаешь у меня вещички найти?

– Да нет, – смутился Попов, – я вовсе и не…

– Да ты не стесняйся, милый, ищи, – прервала его старушка. – А я покамест тебе чайку сварганю.

Скворцов между тем отловил Таисию Игнатьевну.

– Ну как, у вас есть подозрения? – спросил он, отведя её в сторонку.

– Нужно поговорить с людьми, – уклончиво ответила Сапфирова. – Терпение, молодой человек, терпение.

– Но у меня его уже не хватает! – воскликнул Скворцов.

Таисия Игнатьевна строго посмотрела на него.

– Не требуйте от меня невозможного, – сухо ответила она. – Если что-нибудь выясню, я вам расскажу.

Через час Скворцов и Попов уже обдумывали дальнейший план действий. Было без десяти пять вечера.

– Идемте к Шельме, Владимир Андреевич, – принял волевое решение Попов. – А вас, – он обратился к Терентьеву и его жене, которая приехала из Ленинграда, – попрошу быть понятыми при обыске.

– Как интересно, – всплеснула руками Терентьева, восторженно глянула на представителей закона. До Шельмы добирались около часа. По дороге оживленно обсуждал убийства.

– Я просто не верю, чтобы кто-нибудь мог таить зло на Анну Петровну, – говорила Терентьева. – Я до сих пор не могу в это поверить.

Петр Афанасьевич счел нужным ввести жену в курс дела:

– Наши сыщики думают, что Анна Петровна, узнав что-то об убийстве Тишкиной или о краже у Саврасовой, стала шантажировать преступника и тот от неё избавился.

– Че-пуха, – выделяя каждый слог, с чувством произнесла Терентьева. – Не такой она была человек, я хорошо её знала. Голову даю на отсечение, Анна Петровна никогда никого не стала бы шантажировать.

– Порой даже хорошо знакомый человек может удивить вас, – заметил Попов. – Поверьте моему богатому опыту, Ксения Денисовна.

– Возможно, так и бывает, – не сдавалась Терентьева, – но Анна Петровна Дочкина никого не шантажировала, и если вы так думаете, то зря теряете время.

Так, разговаривая, они дошли до хутора, где жила Шельма. Шельма оказалась именно такой, какой её описали следователю. Это была высокая костлявая старуха с седыми патлами, разметавшимися по сморщенному лицу.

– Господи, вылитая баба-яга, – восхищенно шепнула Терентьева мужу.

– Кого это бог принес? – прокаркала Шельма, выходя за калитку и близоруко щурясь.

– Свои, – громко произнес Терентьев.

– А, Петр Афанасьевич, – казалось, обрадовалась старуха, – наше – вам.

– Давненько я вас не видала. Соскучились, чай? – тут Шельма издала гортанный звук, напоминавший кудахтанье.

– Ты что, с ней знаком? – тихо спросила Ксения Денисовна мужа.

– Ну да, – несколько смущенно ответил тот.

– Ну, а это кто там? – спросила Шельма, всматриваясь в спутников Терентьева. Вперед вышел Попов.

– Я следователь прокуратуры, Кирилл Александрович Попов, из Луги, – авторитетно представился он.

– Да хоть из Таганрога, – пожала плечами Шельма. – Мне-то какое дело?

– Как вас зовут? – задал вопрос Попов.

– Шельма.

– Ну а имя, отчество, фамилия?

– Понятия не имею.

– Паспорт-то у вас хоть есть? – устало-безнадежно спросил следователь.

– Чего? – удивилась та. – Ах, паспорт. Это такая книжечка с фотографией впереди?

– Да, книжечка, – сжал зубы Попов, чувствуя, что закипает.

– Отродясь не было, – радостно сообщила Шельма. – Я у сестры моей видала, вот у неё был.

– Так-так, – зловеще произнес Попов, слегка прищурившись.

– Да что мы на ветру-то стоим, – вдруг воскликнула Шельма. – Пойдемте в дом.

Гости цепочкой потянулись за хозяйкой. В доме им предстала неожиданная картина. Повсюду в комнате висели какие-то травы. Тут и там стояли горшки, горшочки, баночки, скляночки с мутным, непривлекательным зельем. Содержимое некоторых из них напоминало тину, других – просто грязь.

«Колдунья она, что ли», – подумал Скворцов, невольно задрожав. Он явственно ощутил, что его колени трясутся, и ему захотелось обратно на свежих воздух.

Следователь Попов же, напротив, сохранял невозмутимый вид.

– Так как же все-таки мне вас называть? – упорствовал он.

– Как хотите, – ответила Шельма.

– Ну пусть будет Ольга Юрьевна, – решил Попов.

– Пусть будет, – охотно согласилась Шельма.

При обмене этими репликами Скворцов не смог сдержать улыбки.

– Ольга Юрьевна, – начал Попов, – вы знаете, что произошло в деревне?

– А как же, – ответила Шельма. – Два убийства и кража.

– Откуда вам это известно? – резко спросил Попов.

– Не кричите на меня, – осадила его Шельма. – Вам трудно будет понять, откуда я это узнала.

– Ничего, я попытаюсь, – сухо сказал Попов.

– Ну что ж, вы, наверное, знаете о Женщине в белом?

– Да.

– Отлично. Так вот, за день до убийства я видела её, о чем и сообщила деревенским. А потом в своем котелке я увидела лица этих двух женщин. А еще через некоторое время ту, что обокрали.

– Какие глупости, – наконец взорвался Попов.

– А сейчас вы не можете продемонстрировать нам свой котелок с лицами, уважаемая Шельма? – с усмешкой спросил Терентьев.

– Я не показываю его посторонним, – отрезала Шельма.

– Напрасно, – сказал следователь. – А ведь я к вам пришел не просто так, а с обыском.

– Что искать-то будете? – равнодушно спросила Шельма.

– Краденое, Ольга Юрьевна, – произнес Попов, гипнотизируя старуху. Но та оставалась совершенно спокойной.

– Только не разлейте мне ничего, – бросила она.

За час Попов и Скворцов перерыли не только дом, но и два сарая. Кроме котелков, странного вида инструментов да еще кое-какой утвари там почти ничего не было.

– Это словно орудия пытки, – пошутил Скворцов, разглядывая странные инструменты. – Вы тут жертвоприношениями, случайно, не занимаетесь? – весело спросил он.

– Конечно, – криво усмехнулась Шельма. – Сейчас тебя зажарю и съем.

Скворцов слегка опешил и поспешил отойти в сторону.

Порывшись так еще с полчаса, Попов вынужден был признать, что и тут нет пропавших вещей.

– Вы одна живете? – спросил он.

– Восемь лет назад сестру похоронила.

– Так-так. А вы где-нибудь работаете или работали?

– Не-а.

– На что ж живете?

– На подножном корму.

– Читать, писать умеете?

– Сестра выучила. От неё книг несколько осталось, да я их сожгла.

– Зачем? – удивился Попов.

– А на кой они? – удивилась в свою очередь Шельма. – Все спалила, кроме колдовской, – добавила она, указывая костлявым пальцем на толстый обтрепанный том, лежащий посредине грязного, испачканного какой-то жижей стола.

– А кто была ваша сестра?

– Профессиональная колдунья.

– Вы что, издеваетесь надо мной?! – вновь не выдержал Попов.

– Что, в колдуний не веришь? – усмехнулась Шельма. – А зря, зря.

Тут она расхохоталась, и от этого ужасного смеха Попова передернуло, у Скворцова кровь застыла в жилах, а понятые Терентьевы потеснее прижались друг к другу.

– Вы знаете, кто убил двух женщин? – повысил голос Попов.

– Женщина в белом, – ответила старуха и снова расхохоталась.

– Учтите, – сурово сказал Попов, – я в ваши басни ни на миг не поверю.

– Нечего мне грозить, – отвечала Шельма, – я пуганая. Мне дела нет. Хотите верьте, не хотите – не надо.

Попов едва сдерживался.

– Я еще вернусь, – процедил он. – По таким, как ты, тюрьма плачет.

– Надо же, – презрительно скривилась Шельма, – и куда только девались манеры?

– Привлеку за отсутствие паспорта! – окончательно разбушевался Попов.

– Пойдемте, пойдемте, Кирилл Александрович, – потянул его за рукав Скворцов.

Следователь нехотя вышел, на прощание сверкнув глазами. Замыкали шествие понятые Терентьевы. Отойдя от дома Шельмы на добрых сто метров, они услышали все тот же леденящий, адский хохот.

Глава 30
Таисия Игнатьевна наносит визиты

Таисия Игнатьевна вышла из дома и неторопливо пошла по дороге. Она направлялась к Анне Дмитриевне Тарасовой. Хозяйка была дома, прибиралась после обыска.

– Здравствуйте, Таисия Игнатьевна, – любезно встретила она нежданную гостью.

– Вечер добрый, Анна Дмитриевна. А я к вам опять за медицинской энциклопедией.

Тарасова улыбнулась. Таисия Игнатьевна регулярно хаживала к ней за энциклопедией.

– Что на этот раз? – спросила хозяйка дома, изобразив на лице сочувствие.

– Ревматизм вот прихватил, – пожаловалась Сапфирова.

– Берите пример с меня, Таисия Игнатьевна, я вот уже к семидесяти годам приближаюсь, а болячек почти никаких. А ведь я постарше вас буду.

«Да уж, – подумала Сапфирова, – она хоть и старше, но посильней меня будет».

– Присаживайтесь, Таисия Игнатьевна, – пригласила гостью хозяйка дома. – Выпьете чашку чая?

– Охотно, – благодарно согласилась Сапфирова. Тарасова накрыла на стол.

– Порядок наводите? – спросила Таисия Игнатьевна, окинув взглядом комнату.

– Навожу, да не знаю, вдруг опять придут искать.

– Ну сколько можно, теперь уж, наверное, закончили, – попыталась успокоить её Сапфирова.

– А кто их знает, меня ведь, окаянные, три раза обыскивали.

– Да, не повезло вам. Наверное, теперь чувствуете себя одинокою, ведь двух ваших соседок убили, – перевела разговор Сапфирова на интересующую её тему.

Тарасова медленно кивнула.

– Да, – сказала она, – с этим трудно свыкнуться. Был человек, и нет его.

– А знаете, Анна Дмитриевна, я восхищаюсь вашей стойкостью. Если бы у меня в доме убили человека, я бы, наверное, не выдержала и уехала куда-нибудь.

– Куда мне ехать на старости лет? – вздохнула Тарасова. – Хозяйство у меня крепкое, силы пока есть.

– А вы не боитесь, Анна Дмитриевна? Такие ведь дела творятся.

– От судьбы не уйдешь, – сказала Тарасова, слегка нахмурившись. – Все там окажемся рано или поздно.

– И все же несправедливо, что людей вырывают из жизни, когда им бы еще жить да жить.

– Все верно, Таисия Игнатьевна, – согласилась Тарасова. – Но жизнь вообще страшная штука, в ней есть подлость, предательство, ненависть.

– Да, – согласилась Сапфирова, – люди далеко не всегда могут противостоять соблазнам и порокам. Уж мы-то с вами это хорошо знаем. Люди часто становятся рабами страстей и чувств. Как вы думаете, Анна Дмитриевна, чему человеку труднее всего противостоять, что, по-вашему, движет им сильнее всего?

– Ненависть, – не колеблясь ответила Тарасова.

– А я думаю – любовь, – возразила Таисия Игнатьевна. – Но, впрочем, и то и другое очень сильно влияет на людей.

– Еще чаю? – предложила Тарасова, решив уйти от этих философских размышлений.

– Не откажусь, Анна Дмитриевна.

Тарасова разлила чай по чашкам. Тщательно размешав три кусочка сахара, Таисия Игнатьевна продолжила интересующую её тему.

– Ну а как думаете вы, Анна Дмитриевна, кто убил их обеих? – спросила Сапфирова, и глаза её заблестели.

«Дошли до главного, – мысленно констатировала Тарасова. – Сейчас она из меня душу тянуть будет».

– Я стараюсь об этом не думать, Таисия Игнатьевна, – ответила она, глядя в чашку. – Я, знаете ли, не люблю перемывать другим кости.

Это был укол в адрес Сапфировой, и та его почувствовала.

– Ох, вы, наверное, правы, но, с другой стороны, жизнь в деревне такая однообразная, и когда случается хоть что-нибудь волнующее и интересное…

– Вы находите это интересным? – резко перебила её Тарасова.

– Ну, я не совсем так выразилась, – смутилась Таисия Игнатьевна. – Но я думаю, вы поняли, что я имею в виду.

– Отлично поняла, – заверила сё Тарасова и спросила: – Ну а вы что об этом думаете, Таисия Игнатьевна?

– Прямо не знаю, что и думать. Я не вижу причин для убийства, впрочем, это и не мое дело.

– Именно, – сухо подтвердила Тарасова.

– Однако, – как ни в чем не бывало продолжала её собеседница, – если бы меня спросили, то в случае с Аленой я бы указала на родственников. Ведь Алена была довольно состоятельным человеком, крепкая хозяйка. Анна Петровна тоже имела отличный дом, огород, но у нее нет здесь никаких родственников, и, следовательно, материальной выгоды от её смерти никто не получил. Вы согласны, Анна Дмитриевна?

– Не знаю, – пожала плечами Тарасова. – Наверное, вы правы. Я терпеть не могла этих родственников. Приезжали, жили за ёё счет, и очень вероятно, что пристукнули Алену.

Голос Тарасовой постепенно набирал силу. Она смотрела куда-то мимо Сапфировой и, казалось, разговаривала сама с собой.

– У них обеих всегда было крепкое хозяйство. Когда мои родители поселились здесь, их быт был уже давно налажен, не то что у нас, ни кола ни двора. Горбатились лет десять, пока сравнялись с ними. Да вы взгляните, Таисия Игнатьевна, и сейчас видно, какой дом у Алены, у Анны Петровны, а какой у меня. Сравнение не в мою пользу.

– У вас замечательный дом, право же, Анна Дмитриевна.

– Не уверяйте меня, Таисия Игнатьевна, не надо. Но, впрочем, – резко прервала она себя, – это пустяки. Думаю, вы правы, вряд ли их достаток мог послужить мотивом для убийства. И все же факт остается фактом – кто-то их убил.

– Верно, – эхом откликнулась Таисия Игнатьевна, – кто-то их убил. Значит, вы подозреваете кого-нибудь из родственников? – не отпускала свою жертву Сапфирова. – Да, им теперь пришлось здесь задержаться. Наверное, это не входило в их планы. Хотя до середины июля небось были бы рады погостить на всем готовом.

– Да нет, – ответила Тарасова, – Адская и Люгеров собирались уехать в первых числах июля.

– Откуда вы знаете? – с интересом спросила Сапфирова.

– О, случайно услышала. Они об этом громко говорили. Кажется, это было накануне или в самый день убийства.

– Значит, теперь их планы вылетели в трубу, – усмехнулась Таисия Игнатьевна. – Да, хорошо еще, если они не вылетят с работы. Ну, а что вы думаете о краже? – сменила она тему.

«Опять начинается», – с отчаянием подумала Тарасова, приготовившись стойко выдержать натиск.

– Какие-нибудь хулиганы забрались, – сказала она. – Дом-то крайний.

– И как же они сюда попали, пешком?

– Зачем? На машине приехали.

Таисия Игнатьевна медленно, с сожалением, покачала головой.

– Следователь бы заметил следы шин, а их не было.

– Откуда вы знаете?

– А мне Петр Афанасьевич рассказал, он обо всём осведомлен.

– Ну не знаю, Таисия Игнатьевна. Что же, по-вашему, кто-нибудь из деревенских сподобился?

– Ага, – склонив голову набок, невозмутимо откликнулась Сапфирова.

– Кто же? – резко спросила Тарасова.

– Знаете, Анна Дмитриевна, мне Петр Афанасьевич по секрету сообщил, что в штабе подозревают Бочкина.

– Бочкина? – удивилась Анна Дмитриевна – Но почему?

– Не знаю, – развела руками Сапфирова.

– Артамон Матвеевич – честный человек, – нахмурилась Тарасова. – Я его давно знаю. Доверять ему, конечно, нельзя: болтает много и несдержан. Я бы с таким в разведку не пошла. Но кража, Таисия Игнатьевна, нет уж, увольте.

– Знаете, я не замечала, чтобы он много болтал, – кротко заметила Сапфирова. – Что в нем хорошего, так это его талант к покеру. Блестящий игрок.

– Вы с ним играли?

– Да, пару раз приходилось. Но всегда проигрывала.

При этих словах хозяйка дома как бы невзначай глянула на часы. Сапфирова поняла намёк и заторопилась.

– Ну ладно, не буду вам мешать, – сказала она, поднимаясь, – спасибо за гостеприимство.

– Не за что, – ответила Тарасова, – заходите ещё. Сейчас я принесу вам энциклопедию.

Она вышла и через минуту вернулась с объёмистым томом. Сапфирова взяла книгу в руки и удивлённо взглянула на Тарасову.

– Это же химическая, – сказала она. – Верно, извините, какая я сегодня рассеянная, сейчас принесу медицинскую.

Таисия Игнатьевна быстро занесла домой энциклопедию, которая на этот раз послужила лишь предлогом для визита. Никакого ревматизма у старушки не было и в помине.

Следующим пунктом назначения был дом Саврасовой. Антониду Александровну она застала в подавленном состоянии. Хозяйка встретила гостью очень радушно, хотя и немного рассеянно.

– Спасибо, что заглянули, Таисия Игнатьевна, – сказала она. – Не представляете, как тяжело здесь сидеть одной. Как только найдут мои вещи, уеду к дочери в Утёсово.

– Как я вас понимаю, – очень мягко сказала Таисия Игнатьевна. – Вы ведь дружили с Анной Петровной?

– Да, – с грустью ответила Саврасова. – Анна Петровна была удивительным человеком, большой души. Мне очень не хватает её.

– Мне тоже, – кивнула Сапфирова.

– А ещё как недавно мы с ней разговаривали, – предалась Саврасова невесёлым воспоминаниям. – Помню, в тот самый день, когда меня обокрали, – при этих словах лицо её помрачнело, – мы стояли на дороге около её дома. Она была такая жизнерадостная, обещала угостить меня котлетками, пока я пасла. Даже Анна Дмитриевна, она как раз была в огороде неподалёку, оторвалась от работы и во все глаза смотрела на нас. Но Анна Петровна, как обычно, никого не замечала. Да что и говорить, – вздохнула Саврасиха, – тогда она не только меня удивила своим приподнятым настроением. Помнится, Ленка и Симагины мне говорили, как, мол, Анна Петровна возбуждена последнее время, разговаривает громко, смеется, даже шутит.

Таисия Игнатьевна слушала Саврасиху еще с полчаса, понимая, что той надо выговориться. Наконец она попрощалась и ушла, сославшись на дела. По дороге домой она заглянула к Симагиным. Таисия Игнатьевна уже давно не видела Михаила Антоновича и слегка соскучилась.

– Здравствуйте, – бодро сказала она, входя. – Вот шла мимо и решила заглянуть на огонек.

– Милости прошу к нашему шалашу, – улыбнулся Симагин.

Мария Николаевна сдержанно поздоровалась с гостьей. Тут только Сапфирова заметила, что хозяева не одни: в кресле у стены сидела Ленка.

– Добрый вечер, Елена Поликарповна, – поздоровалась с ней Таисия Игнатьевна.

Ленка тут же взяла в оборот вновь прибывшую. Главная местная сплетница засыпала Таисию Игнатьевну вопросами, кого и почему та подозревает. Сапфирова отвечала уклончиво, шутя и улыбаясь. Так пролетело полчаса. «Да, не удалось пообщаться с Михаилом Антоновичем, – с горечью подумала она. – И на кой только принесло эту сплетницу?»

Уже у самого дома Сапфирова встретила Антона Анисимовича Люгерова. Таисия Игнатьевна устала и была не расположена разговаривать, однако Люгеров не собирался так просто её отпускать.

– Это же безобразие, – возмущался он, – держать людей в этой дыре целый месяц. Нас же могут выгнать с работы. Я уже говорил этому болвану следователю, он обещал помочь – сообщить на работу.

– Сочувствую вам, – сказала Таисия Игнатьевна нетерпеливо, – но я думаю, следователь – человек слова и сообщит.

– Уж не знаю, что лучше, – мрачно сказал Люгеров. – Сидеть здесь не хочется, но, с другой стороны, если на работе узнают… – тут его аж передернуло. – И за что мне такое наказание? Дина, бедняжка, тоже страдает, у нее слабые нервы, зато Вера спокойна, как камень. Ведет себя как ни в чем не бывало. Черт знает что такое, а не отдых, – заключил он наконец. – Я тут Симагиной жаловался, так она мне посоветовала радоваться. Сказала, что убийство дает законный повод отдохнуть здесь лишний месяц. Хорошо ей издеваться. Ладно, я как-нибудь стерплю, а от Дины скоро вообще ничего не останется.

– Но вы всегда можете уехать, – напомнила ему старушка.

– Уедешь, а потом вызовут снова. С этими органами, скажу я вам, лучше не связываться.

– А вы думаете, что можете понадобиться следствию? – полюбопытствовала Сапфрова. Люгеров сначала не понял, куда она клонит, но когда понял, то не на шутку рассердился.

– Значит, и вы, как все, тоже подозреваете нас в убийстве? Вы такая же, как…

– Я ни в чем вас не подозреваю, – перебила его Таисия Игнатьевна, – и вообще, мне пора идти. Воспользовавшись короткой паузой, она ускользнула от так и пышущего праведным гневом племянника убитой.

Не заходя домой, Сапфирова пошла в цветник. Ей надо было сосредоточиться и спокойно еще раз все обдумать.

Глава 31
Ночное приключение Попова

Попов и Скворцов вернулись от Шельмы в подавленном настроении. Следователь с размаху плюхнулся на стул, который угрожающе заскрипел под ним.

– Ну что, Владимир Андреевич, как вам понравилась эта ведьма? – тяжело дыша, спросил он.

– Ведьма как ведьма, – пожал плечами Скворцов. – Только вот ступы я не заметил.

Петр Афанасьевич Терентьев счел нужным вмешаться в их разговор.

– Никакая она не ведьма, – авторитетно заявил он. – Просто старуха-отшельница. Болтает всякий вздор и этим развлекается. Не обращайте вы на неё внимания.

– Вы называете два убийства и кражу вздором? – сухо спросил его Попов.

– Конечно нет, – возмутился Терентьев. – Вздором я называю болтовню Шельмы о какой-то там женщине бог знает в чем. Да и никакая она не колдунья, Кирилл Александрович. Просто неплохо разбирается во всяких травах.

Спустя некоторое время Попов имел долгий и неприятный разговор с Ермолкиным. Прокурор был крайне недоволен результатами расследования, точнее, по его мнению, их отсутствием.

– Вы работаете над эти делом уже целый месяц, а оно так и не сдвинулось с мертвой точки. Как думаете, о чем это говорит, Кирилл Александрович? – язвительно поинтересовался он.

– Очень сложное дело, Олег Константинович, – оправдывался следователь. – Все так запуталось.

– А вы распутывайте, – перебил его прокурор. – Это ваша работа. Думайте, где искать краденое.

– Олег Константинович, а как насчет Люгерова и Адской? Помните, я вам докладывал, что они…

– О, об этих я уже позаботился, – усмехнулся Ермолкин. – Сообщил на работу, договорился об… словом, я все устроил. Кстати, подробности биографий родственников собраны, я с ними ознакомился и вышлю вам. На мой взгляд, ничего особо интересного в них нет.

– Я внимательно с ними ознакомлюсь, Олег Константинович, – пообещал Попов.

– Хорошо. И работайте, Кирилл Александрович, я хочу видеть результаты, и в максимально короткие сроки. Надеюсь, вы понимаете, что нельзя держать людей в деревне вечно. Кстати, как там у вас с мотивом, по-прежнему ничего?

– Увы, – вздохнул Попов. – В случае с Дочкиной вообще трудно его найти. Можно предположить шантаж, но никаких фактов нет. Да и все говорят, что не такой она была человек. Вот послушайте, Олег Константинович, я вам расскажу о сегодняшнем походе к Шельме.

И он в подробностях живописал встречу.

Внезапно на том конце провода раздался хохот. Отсмеявшись, прокурор сказал:

– Да, представляю, как это все происходило. Значит, паспорта у нее нет, говорите? Ладно, возьмем на заметку. А вы там хорошо все обыскали? – спросил он уже серьезно.

– Все постройки прочесал, как с миноискателем, – заверил его Попов. – Огород, конечно, не перекапывал.

– Ну ладно, работайте, – сказал прокурор, – и держите меня в курсе дела. Счастливо.

Трубка запищала. Ермолкин закончил разговор, но Попов еще некоторое время смотрел на неё пустым взглядом, прежде чем опустить на рычаг.

Два человека шли по лесной тропинке. Оба шли быстро и были явно возбуждены.

– Зачем ты прихватил эту шубу? – сердито спросил один.

– Бес попутал, – уныло отвечал другой. – Жадность одолела, попалась на глаза, вот и стянул.

– Дурак ты! – в сердцах воскликнул его собеседник. – Что будешь с ней делать-то?

– Продам, когда все уляжется. Черт бы побрал этого убийцу, спутал нам все карты.

– Да уж, – проворчал другой.

Оба помолчали. Потом один из них спросил:

– А что, если Попов все же найдет?

– Не найдет, – уверенно ответил другой. Ничего ему не найти.

– Зря ты так уверен.

– Да он тупой, как и его лейтенант. Помяни мое слово, ничего ему не раскрыть.

Оба опять замолчали и так дошли до развилки. Здесь они расстались, и каждый пошел в деревню своей дорогой.

В эту последнюю июльскую среду автолавка пришла ровно в час. Как обычно, на остановке было много народу. На этот раз первой была Пелагея Егоровна Цепкина. Она, как всегда, нагрузилась под завязку, используя в качестве вьючного животного Амфитриона. Тот ворчал, но не делал никаких попыток оказать сопротивление, которое, впрочем, заранее было обречено на неудачу.

Появился на остановке и следователь Попов. Он был один: Скворцов уехал в Лугу для доклада полковнику Дудынину. Завидев следователя, Цепкипа изобразила крайнее неудовольствие и отвернулась. Кирилл Александрович был этому только рад.

Рядом с ним возник Антон Анисимович Люгеров, который требовал, чтобы следователь или выпустил его и Адскую, или уладил все сложности, возникшие с их отсутствуем на работе.

– Я доложил прокурору, – сухо прервал его бессвязный лепет Попов. – Он уже договорился с вашим начальством. За свое место можете не беспокоиться.

Люгеров раскрыл рот, но Попов не стал дожидаться, пока он его закроет, и отошел в сторону. Цепкина между тем обсуждала следствие с Бочкиным и Симагиным.

– Бестолковый человек, – сказала она о следователе довольно громко, с расчетом, чтобы он услышал. – Ищет что-то, ходит туда-сюда, а результаты – кукиш.

Тут она выразительно изобразила этот самый кукиш, чем вызвала смех у собеседников.

«Хоть бы тебя кто-нибудь прибил, – с досадой подумал Попов, косясь на Цепкину. – Да простит меня Господь, но ты у меня уже в печенках сидишь». Он купил пачку сигарет и быстро ушел.

Музыкант Дудкин пребывал в приподнятом настроении. Он шутил с Зоей и даже пару раз похлопал её по плечу.

– Вот огрею я тебя, Юрка, – напустился на него Редькин, – будешь знать, как к чужим женам лезть!

– Амфитрион! – осадила мужа Зоя.

– Да куда тебе, – махнул рукой Дудкин, – силенок не хватит.

– У него, может, и нет, – раздался густой бас Пелагеи Егоровны за его спиной, отчего Дудкин испуганно обернулся, – зато я выдеру тебя как Сидорову козу, да так, что мать родная не узнает.

– Во-во, именно как Сидорову, – поддакнул Амфитрион.

– Мама, Амфитрион! – воскликнула Зоя. – Ну что вы за люди?

– А ты молчи! – крикнула Цепкина. – Живо шпарь домой, чтоб духу твоего здесь не было. Тоже мне нашлась защитница.

К четверти третьего на остановке уже было пусто. Последними шли Сапфирова, Бочкин, Симагина, Тарасова и Саврасова. Таисия Игнатьевна распрощалась с ними у своего дома и быстро взглянула на часы.

– Вышли в одиннадцать минут, а сейчас девятнадцать, – тихо сказала она. – А вещей накуплено много. Да, все, как я и думала. Но как это удалось провернуть? – Тут она тряхнула головой и зашла в калитку. Следователя Попова не покидало угнетенное состояние духа. Вечером, когда уже стемнело, он вышел подышать свежим воздухом перед сном. Задумчиво покуривая, он брел по дороге. Вот он уже миновал дом Саврасовой и зашел в поле. «Нарву цветов, пока еще что-то видно», – подумал он. Собрав небольшой букетик, следователь уже решил было возвращаться, но тут заметил, что потерял пачку сигарет. Чертыхнувшись, Попов стал ее искать, что было довольно сложным делом, так как уже сильно стемнело. Наконец он отыскал в траве сигареты и выпрямился. Он собрался было выйти на дорогу, как вдруг увидел идущую в сторону леса фигуру. Попов быстро, слегка пригнувшись, выскочил на дорогу и пристроился сзади.

Человек шел не оглядываясь. Так они дошли до леса. Человек свернул налево, Попов, держась немного в отдалении, последовал за ним. Сердце следователя бешено колотилось. «Может быть, сейчас я что-нибудь выясню», – подумал он, окрыленный надеждой. Человек между тем остановился у небольшого оврага и включил карманный фонарик. Попов крадучись подобрался поближе. «Кто бы это мог быть? – мелькнуло у него в голове. – Но ничего, сейчас узнаем». Он резко сделал шаг в сторону неизвестного и молниеносным движением развернул его лицом к себе. Луч фонаря осветил высокую фигуру. На Попова смотрело совершенно бледное лицо Артамона Матвеевича Бочкина.

Глава 32
Объяснения Бочкина

От неожиданности и испуга ветеринар выронил фонарик.

– Кто, кто это? – дрожащим от страха голосом спросил он.

– Следователь, Артамон Матвеевич, еще не забыли меня? – насмешливо спросил Попов.

– Слава богу, – облегченно вздохнул Бочкин. – Я уж думал, убийца или грабитель.

– Неужели? Артамон Матвеевич, что вы здесь делаете в такой поздний час?

– А вы?

– Вопросы здесь задаю я, – резко произнес Попов.

– Да, да, конечно, – забормотал Бочкин. – Я, я гулял.

– С фонариком по ночам?

– Ну а что тут такого?

– Отвечайте, Артамон Матвеевич, что вы искали в овраге?

– Ничего, уверяю вас. Мне просто показалось, что там что-то лежит, вот я и осветил это место фонариком.

– Давайте поищем вместе, Артамон Матвеевич, и узнаем, что там такое лежит, – ласково предложил ему Попов.

Бочкин занервничал.

– Да не стоит тратить время, Кирилл Александрович, так, какая-нибудь ерунда. Сейчас уже темно, пойдемте-ка домой.

– Не раньше, чем я осмотрю овраг, – резко проговорил Попов. – А вы стойте здесь, и без глупостей. Попов подобрал фонарик и, не упуская из виду Бочкина, стал шарить лучом света по песку. Внезапно он перевел луч фонаря прямо на ветеринара. Лицо последнего было белее мела и выражало крайнюю степень испуга.

– Смотрите, не вздумайте исчезнуть, – еще раз предупредил его следователь и продолжил осмотр. Вот тусклый свет фонарика осветил пустую бочку, и Попов тут же заглянул туда. К его разочарованию, в ней совсем ничего не было. Вскоре он обнаружил небольшую пещерку на склоне оврага, прикрытую травой. Пещерка была зачем-то закрыта фанерой. Попов тщательно исследовал грот, но и там было пусто. Наконец он выпрямился и подошел к Бочкину. Тот во все глаза смотрел на следователя.

– Ну что? – хрипло спросил Бочкин. Попов задумчиво оглядел его.

– Ничего, – наконец сказал он.

Выражение необыкновенного облегчения появилось на бледном, как полотно, лице Артамона Матвеевича. Он даже попытался изобразить улыбку. Но от Попова не укрылось, что Бочкин сильно удивлен. Попов еще раз скользнул лучом фонаря по высокой фигуре ветеринара. Из плаща Артамона Матвеевича торчал заплечный мешок.

– А зачем вам рюкзак, Артамон Матвеевич? – недобро прищурился следователь. – Что это вы тут по ночам носить собирались?

– Да ничего, Кирилл Александрович. Наверное, я его просто не вынул. Плащ надеваю редко. Видите ли, сейчас вечера холодные, вот я и решил…

Несмотря на то что Бочкин говорил всё это довольно уверенным тоном, Попов заметил, что руки ветеринара дрожат.

– Довольно! – прервал он его. – Пойдемте назад в деревню, а завтра, – чеканя слова, проговорил следователь, – я лично перерою этот овраг.

Сказано – сделано! На следующее утро Попов встал спозаранку и без труда разыскал вчерашний овраг. Он внимательно осмотрел его при свете дня. Особенно заинтересовал следователя грот.

– Несомненно, здесь что-то лежало, – пробормотал он, разглядывая песок, – какой-то небольшой свёрток. Только теперь он исчез.

Лейтенанту Скворцову, приехавшему на первом автобусе, он вкратце рассказал о ночном происшествии. Лейтенант аж присвистнул.

– Ого! – воскликнул он. – Вот, оказывается, чем занимается образец порядочности по ночам. Надо установить за ним наблюдение.

– Уже установлено, – откликнулся Попов.

– Значит, Кирилл Александрович, вы думаете, что там были украденные вещи?

– Скорее всего, – ответил Попов. – Но так или иначе их там нет.

– Следовательно, – медленно произнес Скворцов, – Бочкин участвовал в краже, но, судя по всему, не один.

– Да, – кивнул Попов, – я подозреваю, что Бочкин пришёл за вещами, но их там не оказалось.

– Что, кстати, его и спасло от немедленного ареста, – заметил Скворцов.

– А ведь верно, – ответил следователь, – об этом я и не подумал!

– Значит, теперь мы снова ни с чем. Вещи уплыли у нас из-под носа.

– Не совсем, – сказал следователь, и голос его зазвучал бодрее обычного. – Я очень надеюсь, что Бочкин выведет нас на сообщника и на вещи.

– Как думаете, Кирилл Александрович, он рассчитывает на то, что вы поверите его рассказу, или нет? – спросил Скворцов.

– Не знаю, – ответил следователь. – Но я думаю, он всё же понимает, что его объяснения звучат в высшей степени неубедительно. Стоило взглянуть на его лицо и сразу стало ясно, что он смертельно напуган.

– А есть хоть малейшая вероятность, что Бочкин не замешан в краже и там не было украденных вещей?

– Есть, – вяло сказал следователь, – но она ничтожно мала.

В это время появились Терентьевы, ходившие пройтись, и следователь с лейтенантом заговорили с ними о всяких пустяках, не желая никого посвящать в ночное происшествие.

Однако для одного человека было сделано исключение. Скворцов в тот же день пересказал ночной эпизод Сапфировой.

– Ну, что вы об этом думаете? – спросил он, с надеждой глядя на старушку.

– Пока ничего, – разочаровала его Таисия Игнатьевна.

– Таисия Игнатьевна, – взмолился он, – ну когда же будут результаты? У вас есть подозрения? Может быть, вам нужны дополнительные факты? Только скажите, и они будут в вашем распоряжении.

– Если будет нужно, я обращусь к вам, – поблагодарила старушка и с мягкой улыбкой взглянула на лейтенанта. – Потерпите, – сказала она, – я действительно кое-кого подозреваю.

– Кого? – быстро спросил Скворцов. Таисия Игнатьевна колебалась.

– Боюсь, еще не время называть имена, – извиняющимся тоном произнесла она. – Видите ли, я толком еще ничего не сообразила. Подождите еще немного, уж слишком вы, молодые, нетерпеливы.

Скворцов, однако, упрека не принял.

– Мы уже и так тут целый месяц маемся, – сухо заметил он.

– Значит, голова не варит, – отпарировала Сапфирова. – Сами бы расследовали, а то жителей привлекаете. Все, Владимир Андреевич, до встречи, – и она быстро зашагала прочь.

После обеда Попов сказал лейтенанту, что вечером им нужно пройтись к реке и еще раз обсудить все факты.

– Мы и так уже топчемся бог знает сколько времени, – недовольно констатировал следователь. – Работать надо, Владимир Андреевич, как прокурор мне сказал.

Таисия Игнатьевна тоже не теряла времени даром. Наскоро пообедав, она отправилась к Бочкину. «Надо ковать железо, пока горячо», – решила она.

Артамон Матвеевич был дома, перелистывал старые газеты.

– А, Таисия Игнатьевна, – сказал он, завидя старушку, – приятная неожиданность.

– Извините, – сказала Сапфирова, – кажется, я у вас вчера оставила косынку, партия уж больно была жаркой, – добавила она с улыбкой.

– Сейчас посмотрим, – сказал Бочкин, вставая.

Они прошли в комнату, и Таисия Игнатьевна, незаметно вытащив косынку из кармана, положила её на край стула, слегка прикрыв свитером ветеринара.

– Ага, вот она, – удовлетворенно проговорил Бочкин, обнаружив косынку.

– А что, – вдруг сказал он, и глаза его загорелись, – не хотите ли сыграть еще партию в покер?

– С вами невозможно играть, – улыбнулась Сапфирова, – но на «дурачка» я, пожалуй, соглашусь.

Бочкин поморщился. Он не очень любил эту игру, считая её недостаточно интеллектуальной. Однако согласился и вскоре уже размешивал карты.

– Что-то я стала забывчивой, – жаловалась между тем Таисия Игнатьевна, – вещи вот уже оставляю.

– Ничего, – успокоил её Бочкин, – у вас для ваших лет отменная память. Это я никуда не гожусь. Целый день ваш платок висел на стуле, а я и не заметил.

– Да, – сказала Таисия Игнатьевна, морща лоб, – помнится, я оставила у Анны Дмитриевны зонт, так она сразу же заметила его и тут же мне вернула.

– Да, – несколько принужденно рассмеялся Бочкин, – у нашей Анны Дмитриевны глаз острый. Она все примечает, чужие вещи никогда не пропустит. Я тоже забывал у неё то одно, то другое, так она сразу же мне возвращала. Вообще, наша Анна Дмитриевна – непредсказуемый человек. Казалось бы, кому как не мне, её соседу, знать её лучше всех, но временами она и меня удивляет.

– Что вы имеете в виду? – поинтересовалась Сапфирова.

– Ну, взять хотя бы такой случай. Помните, в прошлом году закрывался медпункт: медсестра уезжала в Утёсово? Так Анна Дмитриевна решила стать медсестрой вместо Бричкиной. Я даже учил её делать уколы.

– Анна Дмитриевна – медсестрой?! – в изумлении воскликнула Сапфирова. – Вот уж никогда бы не поверила!

– И всё же это факт, – развеял её сомнения ветеринар. – Однако ж козыри у нас крести, – сказал он, возвращаясь к игре.

Они поиграли с полчасика, и Таисия Игнатьевна стала собираться домой.

– Интересно, найдут когда-нибудь вещи бедной Антониды Александровны? – спросила Таисия Игнатьевна, ласково глядя на Бочкина.

– Вряд ли, – ответил тот. – Следователь слишком глуп, чтобы что-нибудь обнаружить.

– Вы находите?

– А разве нет? Топчется тут уже месяц, и все без толку.

– Жаль все-таки Антониду Александровну, – вздохнула Сапфирова. – Саму её обокрали, подруг убили – просто ужас. Жду не дождусь, когда убийцу поймают.

– Я тоже, – пылко поддержал её Бочкин. – Хоть бы у следователя ума на это хватило. Таисия Игнатьевна, а вы верите в Женщину в белом? – вдруг спросил он.

– Может, она и есть, – ответила Сапфирова, – но убийство, по-моему, совершил реальный человек, а не призрак.

– Тут мы с вами сходимся, – кивнул Бочкин.

Таисия Игнатьевна встала и поежилась, хотя было не меньше двадцати градусов тепла.

– Холодновато для конца июля, – заметила она вскользь, – вечера становятся холодными. Я раньше любила вечерком прогуляться, а теперь вот дома сижу. Ужасная я мерзлячка, – рассмеялась она.

– Да, холодает, – неопределенно протянул Бочкин, провожая ее к дверям.

– Вы-то по вечерам не гуляете? – спросила старушка уже на пороге. Бочкин бросил на неё подозрительный взгляд.

– Почему вы так решили? – суховато спросил он.

– О, да я просто так спросила.

– Нет, не гуляю, – ответил Бочкин, выпроваживая ее. – До свидания, Таисия Игнатьевна, заходите играть в покер.

– Непременно, Артамон Матвеевич, – пообещала старушка.

«Ну вот, кажется, и еще кое-что прояснилось, – подумала она, приободрившись. – Теперь мне только остается понять, как удалось совершить это убийство. Мотив, кажется, я уже знаю».

Глава 33
Третье убийство

– Что, опять макароны? – недовольно спросил Алексей Александрович Тишкин, глядя в тарелку.

– Опять, – безжизненным голосом подтвердила Вера Никитична.

– Ну хоть бы испекла чего-нибудь для разнообразия, – хмуро сказал муж.

– Вон Дина Петровна пусть печет, – все так же невыразительно ответила Тишкина. Услышав свое имя, Адская вскинула полову.

– А при чем здесь я? – воскликнула она. – Я здесь не хозяйка, а пленница.

– Если это тюрьма, то в ней слишком хорошие условия, – язвительно заметила Тишкина.

– Вам хорошо говорить, – вмешался в разговор Люгеров. – А мне с Диной сидеть здесь совсем не улыбается.

– А кому улыбается? – раздражённо спросил Тишкин.

– Вы-то хоть у себя в доме, – сказал Люгеров, – и вам досталось всё наследство. Мне же и Дине ничего, кроме головной боли.

– Что вы всё время жалуетесь? – не выдержал Тишкин. – Можно подумать, что вам тяжелее всех. Давайте говорить откровенно, Люгеров, вы вовсе не любили мою мать. Вы всегда сидели у неё на шее. Приезжали пожить на всём готовом, а сейчас, когда её нет, думаете и твердите только об одном: как бы поскорее унести отсюда ноги.

– А за что мне её любить?! – закричал в ответ Люгеров, выскакивая из-за стола. – За ее снисходительную заботу, за то, что она всем своим видом и поведением подчёркивала, что держит нас здесь из милости? За что?!

– Могли и не приезжать, кто вас заставлял? – презрительно взглянула на него Тишкина. Однако муж был настроен воинственно.

– Что за бред вы несёте? – воскликнул он, в свою очередь, отбрасывая стул. – Моя мать всегда обращалась с вами как и со мной, она никогда вас не унижала. Постыдились бы её памяти.

– Ну ладно, хватит, – примирительно сказала Адская, – разошлись, как два петуха.

Однако Тишкин не успокаивался.

– И чего это вы так рветесь отсюда? – злобно спросил он. – Может, совесть нечиста, а?

– На что вы намекаете? – взвился Люгеров.

– Смотрите, не пробейте головой потолок, – посоветовала ему Вера Никитична, с довольным видом уплетая макароны.

– На что вы намекаете? – повторил побагровевший Люгеров, вращая осоловевшими глазами.

– Сядьте вы, психопат, – скомандовал Тишкин. – Нервы лечить надо. Я ни на что не намекаю, а вот вы уж больно торопитесь уехать, подозрительно это выглядит.

– А что же мне, по-вашему, сидеть здесь и слушать оскорбления? Примите к сведению, что тут и убить могут запросто.

– Не позарятся, – успокоила его Тишкина.

– А вы бы помолчали, – накинулась на неё Адская. – Между прочим, я видела вас беседовавшей с Дочкиной за день до её смерти.

– Где же? – поинтересовалась Тишкина с некоторым напряжением.

– Около Крутой. Я была неподалеку.

– Шпионили?

– Очень нужно, – фыркнула Адская. – Случайно увидела. Я даже не подслушивала.

– Небось, жалеете? – грубо спросила её Тишкина.

– Вера, прекрати! – одернул жену муж.

– И как это я забыла рассказать об этом следователю? – продолжила Адская, качая головой.

– Непременно исправьте это упущение, – посоветовала ей Вера Никитична, доедая макароны. Люгеров внезапно встал и молча вышел из-за стола. Дверь с громким стуком за ним захлопнулась.

– Хам, – прокомментировал Тишкин и занялся макаронами.

В продолжение всего обеда больше никто так и не сказал ни слова.

Лейтенант Скворцов наслаждался чудным летним вечером.

Ему совсем не хотелось думать, а тем более говорить о столь мрачных вещах, как убийство. Однако следователь Попов, шедший рядом с ним, не грешил любовью к природе в рабочее время.

– Итак, – начал Попов, – давайте посмотрим, что у нас есть на сегодняшний день. Новое убийство сузило круг подозреваемых, и это уже хорошо. Сейчас, Владимир Андреевич, я буду исходить из того, что оба преступления совершил один и тот же человек. Значит, теперь в списке подозреваемых мы оставим всех родственников Тишкиной, Образцову, Саврасову, Симагиных, Дудкина и Редькина. Что касается Цепкиной, то она в день убийства Дочкиной была дома, хотя постоянно её никто не видел. Я считаю более чем проблематичным, чтобы она могла незамеченной добраться до дома Дочкиной и убить хозяйку. Вы согласны со мной, Владимир Андреевич?

– Вполне, – заметил тот, рассеянно поигрывая веточкой. Потом он как бы невзначай обронил: – Нам, по-моему, только и остается, что ждать, пока убийца всех перебьет. Тогда он останется один, и мы его арестуем.

– Не говорите глупостей, – рассердился Попов, но тут же бросил внимательный взгляд на коллегу. – Вы думаете, что наш убийца – маньяк?

– Не исключаю подобной возможности, – просто ответил Скворцов.

– Однако, – возразил следователь, – я не заметил среди наших подопечных кого-либо хоть мало-мальски похожего на маньяка. Хотя мне, конечно, известно, как трудно бывает порой отличить их от нормальных людей.

– Вы забываете, Кирилл Александрович, еще об одном человеке. Я говорю о Шельме.

– А что Шельма? – вытаращил глаза Попов.

– А что вас, собственно, так поразило? – удивился Скворцов.

– Да нет, ничего, – оправился следователь. – Какая замечательная мысль пришла вам в голову, – сказал он, восхищенно глядя на коллегу. – Как это я о ней забыл, не понимаю.

– А вот у Шельмы вообще нет никакого алиби, – продолжал Скворцов. – Очень подозрительная старуха.

– Что бы ни говорил Терентьев, а она все-таки ведьма! – пылко воскликнул Попов. – Один её смех чего стоит.

– По-моему, так смеются сумасшедшие, – высказался Скворцов.

– Это-то и так ясно, – махнул рукой следователь. – Однако у нас на нее ничего нет.

– А что насчет биографий родственников, вы их прочли? – поинтересовался лейтенант.

– Днем, – ответил следователь. – Никто из всей четверки к уголовной ответственности раньше не привлекался. Адская, правда, лечилась в клинике для нервнобольных.

– Буйство? – с сочувствием спросил Скворцов.

– Да нет, – успокоил его Попов, – совсем наоборот. Полная апатия ко всему окружающему.

– Жаль, – вздохнул Скворцов, – лучше уж буйство, оно понятнее.

– Так или иначе, её три недели в себя приводили, ни на что не реагировала.

– И давно это с ней приключилось?

– Ей лет двадцать тогда было.

– А что насчет Люгерова?

– Ничего. Был секретарем парторганизации на заводе.

– Да ну? – удивился Скворцов.

– Что, не похож на партработника?

– Еще как похож, – заверил следователя лейтенант. – Вот только что он на заводе забыл?

– Пять лет токарем проработал.

– Очень странно, – покачал головой Скворцов. – Да, может, это другой какой Люгеров?

– Этот, не сомневайтесь. Уж мы его биографию вдоль и поперек прочесали.

– Ну а что с Тишкиными?

– Алексей Александрович имеет медаль за спасение утопающего, – уважительно сказал Попов.

– А его жена?

– Тусклая биография. Работала швеей на «Большевичке», теперь в ателье.

– Да, – вздохнул Скворцов, – негусто. Но я вас, Кирилл Александрович, обнадежу. У нашей союзницы Таисии Игнатьевны есть подозрения.

– Ох уж эта мне ваша Таисия Игнатьевна, – недовольно проворчал Попов. – Носитесь с ней как с писаной торбой, а копни – обыкновенная деревенская старуха.

– Таисия Игнатьевна – очень проницательный человек и великолепный психолог, – возразил Скворцов. – К тому же она из местных и гораздо лучше ориентируется во всех подводных течениях Полянска.

– Ну и кого же подозревает ваша протеже?

– Она пока молчит, – вздохнул Скворцов.

– Скажите-ка! Да она ничего не знает и водит вас за нос.

– Поживем – увидим, – спокойно ответил Скворцов.

Следователь вновь завел разговор о подозреваемых, но через десять минут, убедившись, что лейтенант его не слушает, махнул на все рукой и тоже решил расслабиться. Погода стояла чудесная, и в тот вечер они провели не меньше часа у Крутой. Скворцов даже пожалел, что не взял удочку. К счастью, они еще не знали, что ждет их завтра.

Мира Вениаминовна Демкина отравилась чем-то несвежим, и Антониду Александровну Саврасову попросили попасти за нее. Саврасиха поворчала, но согласилась. Погода стояла не очень теплая, и Антонида Александровна села на самом солнышке. Часов с девяти утра люди начали ходить в лес. Некоторые просто здоровались, некоторые останавливались на пару минут. Вот и еще кто-то подошел с корзиной. Человек приблизился, и Антонида Александровна узнала его.

– Здравствуйте, – любезно поздоровалась она. – За грибами?

– Да прогуляться, – был ответ. – Супчику захотелось грибного.

– Добро, – сказала Саврасиха и слегка отвернулась, взглянув на коз.

В следующую секунду она неожиданно почувствовала странный сладковатый запах и ощутила, что к её лицу прижали плотную ткань. Антонида Александровна сделала резкое движение, пытаясь вырваться, но внезапно все поплыло у нее перед глазами, и она потеряла сознание. Навсегда.

Глава 34
В кабинете Дудынина

В просторном прохладном помещении находились двое: один, заложив руки за спину, вышагивал взад и вперед, другой, сидя за столом, хмуро смотрел на него. Но вот, наконец, Дудынин остановился и навис над сидящим Ермолкиным.

– Сядьте, – посоветовал ему прокурор, – так будет удобнее разговаривать. Дудынин лишь покачал головой и продолжил свое обычное хождение. – Да перестаньте вы ходить туда-сюда, – не выдержал, наконец, прокурор. – Вы что, за этим меня пригласили?

– Я позвал вас обсудить полянское дело, Олег Константинович, и вы это прекрасно знаете.

– Знаю, – кивнул Ермолкин. – Я изучил материалы по третьему убийству. Это, Владислав Анатольевич, самое сложное дело из моей лужской практики.

– Этот убийца – дьявол или гений, – задохнулся от возмущения Дудынин. – Совершает новое убийство средь бела дня, и снова никаких свидетелей.

– Тело обнаружили супруги Арсеньевы, как я понимаю? – спросил прокурор.

– Да, – подтвердил Дудынин. – Хорошо еще, что с ними не было внука. Её нашли в половине первого дня. Уже почти остыла. И опять задушена.

– Я в полной растерянности, Владислав Анатольевич, – сказал Ермолкин, протирая очки, и голос его прозвучал как-то беспомощно. – Я понятия не имею, как вести следствие дальше.

– Скорее куда, – поправил его Дудынин.

– И то верно, – невесело согласился прокурор. – Хуже всего, что совершенно неясен мотив. Шантаж? Но что она могла видеть? Может, знала убийцу Дочкиной? Но, как я понял, она вела себя как сумасшедшая, обнаружив тело. Короче, полная ерунда.

– Может, наш убийца – маньяк? – осторожно спросил Дудынин.

– Кто его знает, – проворчал прокурор. – Скоро уже в эту Женщину в белом поверишь.

– Кстати, а Шельму вы подозреваете? – спросил Дудынин.

– Я всех подозреваю, у кого нет алиби. А алиби во всех трех убийствах отсутствует у Симагиных, снова у всех родственников Тишкиной, у Бочкина, у Образцовой, у Редькина, конечно, у Шельмы, и, кажется, все.

– Цепкину вы не включаете?

– Нет, – отрезал прокурор. – Шансы слишком ничтожны.

– Однако она была в лесу и, по её словам, разговаривала с покойной в четверг, двенадцатого. Её видела Адская, которая прошла почти сразу же за ней. Остальные были уже в лесу. И знаете, Олег Константинович, похоже, Адская последняя видела Саврасову живой.

– Последним, Владислав Анатольевич, живой её видел убийца, если это, конечно, не Адская. Знаете, что любопытно? – спросил он, внимательно глядя на Дудынина. – То, что наш убийца опять точно выбрал время. К половине двенадцатого в лес ушли уже все желающие, а обратно еще не начали возвращаться. Я думаю, – уверенно продолжал прокурор, – что убийца следил за Адской и, увидев, что больше никто не идет, быстренько совершил свое черное дело. Есть, конечно, вероятность, что это была Адская, но наш преступник, по-моему, поумнее.

– Думаю, так оно и было, – кивнул головой полковник. – Знаете, Олег Константинович, я заметил одну любопытную деталь: после начала этих убийств прекратился падеж коз.

– Да, я обратил на это внимание, – сказал Ермолкин. – Ну и что вы думаете по этому поводу? – спросил он, блеснув очками.

– Не знаю, – развел руками Дудынин. – Может быть, коз травил один из убитых.

Ермолкин взглянул на него разочарованно. «Пустышка, – с раздражением подумал он, – не способен мыслить».

– А вы согласны со мной, Олег Константинович? – спросил Дудынин.

– Пожалуй, нет, – ответил прокурор. – Я думаю иначе.

– И что же вы думаете?

– Меня, Владислав Анатольевич, не покидает ощущение, что все события в Полянске – это блестящий, талантливо поставленный спектакль, как точно заметил наш бравый лейтенант Скворцов.

– Спектакль? – удивился Дудынин. – Что вы имеете в виду?

Ермолкин взглянул на полковника, как учитель на тупоголового ученика, и начал терпеливо объяснять.

– Мне думается, Владислав Анатольевич, что часть наших происшествий и, возможно, некоторые убийства – это бутафория.

– Ничего не понимаю, – раздраженно произнес Дудынин. – Что вы сыплете театральными терминами? Изъясняйтесь проще.

– Ну что ж, – безнадежно вздохнул прокурор, – объясняю доходчиво. Представьте себе, что кто-нибудь хочет убить определенного человека, но, естественно, не желает, чтобы его заподозрили и уличили. Что ему делать? Есть разные способы. И я подозреваю, что наш убийца избрал один из самых страшных. Предположим, что кто-нибудь задумал избавиться от Тишкиной, Дочкиной или Саврасовой. Он рассуждает так: а почему бы мне не убить еще кого-нибудь и тем самым бросить подозрение на других? Предположим, истинной жертвой намечалась Саврасова. Но немедленное её устранение было бы для убийцы по каким-либо причинам опасным. Как же он поступает тогда? Убивает двух женщин, тем самым отвлекая внимание от истинной жертвы. Вы следите за моей мыслью, Владислав Анатольевич?

– Продолжайте, – с напряжением произнес Дудынин. Его обычно румяное лицо сейчас было белее мела.

– А согласитесь, – продолжал прокурор, – это гениальная идея: замаскировать нужное тебе убийство среди трупов других людей. Однажды я читал об этом рассказ писателя Честертона. Советую почитать, очень умный писатель. Так вот, один из его героев задает вопрос: «Где умный человек прячет лист?» Ответ: «В лесу». Вопрос: «А если леса нет?» Ответ: «То он сажает лес». В том рассказе убийца спрятал труп среди других мертвых тел. Здесь их у нас гораздо меньше – три, но вполне достаточно.

– Значит, вы полагаете, – дрожащим от волнения и испуга голосом спросил Дудынин, – что кто-то просто так убил двух человек, чтобы его не заподозрили в убийстве третьего? Но это же чудовищно!

– По-моему, бывает и не такое, – спокойно сказал прокурор. – И не нам, работникам милиции, этому удивляться. Да, это возможный вариант, Владислав Анатольевич.

– Значит, вы думаете, что убийце нужно было устранить Саврасову?

– Откуда мне знать? – удивился прокурор. – Могло быть все что угодно. Вплоть до того, что всех троих убили разные люди, хоть это и кажется невероятным. Однако я думаю, что если принять мою теорию, то, скорее всего, настоящей жертвой намечалась Дочкина или Саврасова, потому что они живут одни. Для чего в таком случае убийца мог выбрать Тишкину в качестве ложной жертвы? Да потому что у нее гостило много родственников, на которых неминуемо бы пало подозрение. Есть и другая возможность. Кто-то из родственников убил Тишкину, а потом убил двух других женщин, чтобы запутать следствие.

– Кстати, – вспомнил Дудынин, – я проверил алиби супругов Тишкиных. – Нет никаких свидетельств, что они были в Луге с часу до четырех, даже до начала пятого. В час их видели в хозтоварах, а в начале пятого они появились в столовой.

В промежутке их никто не видел. Следовательно, у них нет алиби. Они вполне успели бы вместе или по отдельности добраться до Полянска и убить Тишкину.

– Отлично, – похвалил прокурор. – Вы хорошо поработали, Владислав Анатольевич. Но сейчас меня больше интересует выявление так называемых бутафорских происшествий, а в том, что они есть, я не сомневаюсь. И падеж коз – одно из них.

– Но почему?

– Да потому, что травить коз бессмысленно. Это хулиганство иди сдвиг по фазе. Возможно, при других обстоятельствах я и остановился бы на одном из этих вариантов, но после всего случившегося – нет. Может быть, убийца хотел, чтобы мы посчитали мотивом боязнь разоблачения в травле, а может, просто решил запутать нас.

– А вы не оставляете возможность, что коз никто не травил? – перебил его Дудынин.

– Это могло быть, – кивнул прокурор, но я не верю в такие случайности.

– А кража? – спросил Дудынин. – По-вашему, какую она играет роль?

– Сложно сказать, – вздохнул Ермолкин. – Может быть, здесь действуют разные люди. Мне трудно представить убийцу и вора в одном лице. Но я не исключаю, что кража – тоже бутафория, сбивающая нас с толку.

– А может, все дело в краже и убийства совершались, лишь чтобы замаскировать её?

– Не думаю, – покачал головой прокурор. – Чтобы вор совершил просто так три убийства? Нет уж, увольте, Владислав Анатольевич.

– Так что же делать, Олег Константинович?

– Работать и еще раз работать. В начале беседы я говорил, что не знаю, что делать дальше, но это не совсем так. Я дам поручение Попову рассмотреть убийство Дочкиной и Саврасовой отдельно. Пусть выяснит, кто выигрывал от смерти любой из них.

– Значит, версия с шантажом вас не устраивает? – спросил Дудынин.

– Нет, – покачал головой прокурор. – Вряд ли бы они смогли шантажировать убийцу так, чтобы никто ничего не пронюхал, да и, судя по отзывам, не такие они были люди. Знаете, я бы не удивился, если бы при убитых нашли что-нибудь, свидетельствующее о шантаже, какие-нибудь записки или деньги, иные улики.

– А может, жертв выбирали из-за того, что они побывали на месте преступления? – ухватился за эту идею Дудынин. – Предположим, что намечалось убийство Тишкиной. Дочкина живет рядом с домом, где нашли труп, значит, она могла что-нибудь видеть и шантажировать убийцу. Саврасова находит тело Дочкиной и тоже могла что-нибудь подобрать, даже орудие убийства. Как вы находите мою идею, Олег Константинович?

– Могло быть и так, – уклончиво ответил прокурор.

– Ну а что с Бочкиным? Я слышал, Кирилл Александрович застал его при подозрительных обстоятельствах?

– За ним теперь следят, – сказал прокурор. – Очень возможно, что он замешан в краже. Однако я не исключаю, что над Кириллом Александровичем просто посмеялись. Вдруг наш ветеринар решил так пошутить, ведь у него зуб на следователя.

– Ну и как себя ведет Бочкин? – поинтересовался Дудынин.

– Да никак. Пока никаких подозрительных контактов. Наши люди постоянно дежурят в поле, собирают цветы для отвода глаз. Кто-то отдыхает на скамейке у дороги. За ним следят и в лесу, но пока ничего.

– Обыски тоже, как мне известно, ничего не дали?

– Нет, – подтвердил прокурор. – Орудия убийств не найдены. Проверили молотки и похожие инструменты на наличие крови – ничего. Просмотрены старые письма. Кстати, они найдены у многих, но почерк отличается от нашего. Словом, никаких зацепок.

– Короче говоря, тупик, – мрачно подытожил Дудынин.

– Надеюсь, что нет, – сказал прокурор, очевидно, настроенный более оптимистично. – Я вот хотел бы вас попросить собрать сведения о музыканте Дудкине.

– Почему о нем? – заинтересовался Дудынин.

– Уж больно он веселый и разбитной. Где он, например, работает?

– Не знаю, – пожал плечами Дудынин.

– Вот, а вы узнайте. Такой человек вполне мог совершить кражу. Я, конечно, не общался с ним лично, но, исходя из рассказов о нем, я подумал, а не играет ли он роль этакого веселого хулигана, и если так, то он переигрывает. Да, займитесь этой ведьмой. Я хочу знать о ней все. Пока достаточно. Может быть, потом покопаем Образцову с её козьими историями. Уж больно она хочет сотрудничать.

– Кстати, – спросил Дудынин, – а вы завербовали агента из местных?

– Не знаю, – ответил прокурор, – мне об этом ничего не докладывали.

– А как насчет сообщников, Олег Константинович? Лично мне кажется, все это трудно провернуть в одиночку.

– Не хочу гадать, – пожал плечами Ермолкин.

– А что, если Дочкина или Саврасова были сообщниками убийцы, а потом он избавился от них? А может, Дочкина участвовала в краже и ее убили, что-нибудь не поделив?

– Все могло быть, – сухо повторил Ермолкин. Потом он сказал: – Не знаю, что делать с Поповым. По-моему, он не справляется. Дело, конечно, архисложное. И самое плохое то, что я не вижу ни одного следователя, который мог бы справиться с этой загадкой. Я, конечно, мог бы поехать сам, хоть это и не дело прокурора. Не думайте, я не хочу преувеличивать свои способности, но я знаю себе цену и часто добивался успеха там, где мои следователи пасовали.

– Я знаю, Олег Константинович, – кивнул Дудынин, – ваши заслуги несомненны. Но я хочу вам кое-что объяснить.

– Да, – вдруг вспомнил прокурор, – я забыл рассказать еще об одной любопытной детали. В прошлом году, когда ограбили Синицких, все родственники Тишкиной были в деревне. – По-вашему, они замешаны в краже?

– Не знаю, но этот факт говорит не в их пользу, хотя, возможно, это и простое совпадение. – Думаю, совпадение, – сказал Дудынин. – Ведь они приезжают обычно летом, и кража произошла тогда же. Но вы прервали меня, Олег Константинович, а я должен сказать вам важную вещь.

– Какую, Владислав Анатольевич?

– Если через неделю не будет ощутимых результатов, я буду вынужден обратиться за помощью в Ленинград.

– Мы справимся сами! – резко выкрикнул Ермолкин, и глаза его загорелись.

– Боюсь, мы слишком долго справляемся, – покачал головой Дудынин. – Нельзя держать людей в деревне вечно и возиться с этим делом так долго. Мы не справляемся, Олег Константинович, это очевидно.

– А нельзя обойтись без Ленинграда? Не хочется показывать свою беспомощность.

– Сожалею, – твёрдо ответил Дудынин, – но я уже все решил. К тому же, Олег Константинович, мы делаем одно дело, а вы, похоже, склонны превращать следствие в соревнование, – добавил он строго. Прокурор помолчал, потом поднялся.

– Я думаю, мы всё обсудили, – произнес он довольно спокойно. – Спасибо за своевременное предупреждение.

– Не за что, Олег Константинович. Я очень ценю вас и ваши соображения как поэтому, так и по другим делам, но, как говорят, одна голова хорошо, а две лучше, и обижаться тут не на что.

Они пожали друг другу руки, и плодотворная беседа завершилась мирным исходом.

Глава 35
Тайна Амфитриона Редькина

В это холодное августовское утро Амфитрион Ферапонтович Редькин явно встал не с той ноги. Он был непривычно раздражён и ворчал на всех домашних. Даже осмелился возражать своей грозной тёще. Между ними состоялся следующий разговор.

– Поколи сегодня дров, Амфитрион, – хмуро бросила Цепкина.

– Некогда, другие дела есть.

– Какие же? – с подозрением спросила Коробочка.

– Мало ли какие, – ответил Редькин сквозь зубы.

– Что ты скрипишь, как несмазанная калитка? – рассердилась Пелагея Егоровна. – Делай, что тебе говорят, и без возражений!

– Что это ты, Пелагея, раскомандовалась? Забыла, кто здесь хозяин?

Пелагея Егоровна взглянула на зятя презрительно-насмешливо и бросила:

– Смешно.

После этого она с гордым видом удалилась.

Пришедшая ей на смену Зоя поинтересовалась о причинах столь дурного настроения мужа.

– А не знаю, – буркнул в ответ Амфитрион, – может, перепил вчера.

– Да ты не только вчера перепил, Амфитрион, ты уже неделю пьян ходишь. Ты горький пропойца!

– Ну, так уж и горький, – запротестовал Амфитрион, впрочем, довольно вяло.

После завтрака Пелагея Егоровна решительно постановила:

– Амфитрион будет колоть дрова!

Но, к её удивлению, зятя и след простыл.

– Сбежал! – воскликнула она. – Ну только вернись домой, так я тебя не хуже чертей в аду припеку. К счастью, Амфитрион Ферапонтович был вне досягаемости её угроз, иначе у него наверняка бы затряслись поджилки.

Он быстро шёл по лесной тропинке, которая начиналась неподалеку от остановки. Случилось так, что его заметил лейтенант Скворцов, очень заинтересовавшийся, куда же спешит Редькин. Недолю думая лейтенант последовал за ним. Так они и шли по тропинке: впереди Редькин, поодаль Скворцов. Они прошли так уже минут пятнадцать, когда их заметил еще один человек. Им была Таисия Игнатьевна Сапфирова, собиравшая неподалёку малину. Любопытная старушка сразу же оторвалась от своего занятия и отправилась вслед за Редькиным и Скворцовым.

Через несколько минут лейтенант догадался, куда шёл Редькин: к Шельме.

«И корзину прихватил, – подумал Скворцов. – Если спросят, то за грибами. Экая бестия».

Так троица добралась до хутора, где жила старая ведьма. Остановившись, Редькин трижды свистнул, и хозяйка тут же выскочила на крыльцо.

– А, Амфитрион, – обрадовалась она. – Ну заходи скорей.

Редькин не замедлил воспользоваться приглашением. Едва за парочкой затворилась дверь, как Скворцов уже пробрался к окну. Ему не терпелось узнать, что же будет происходить в доме. Окно было слегка приоткрыто, и Скворцов мог слышать, о чем они говорят. Внезапно он ощутил, что рядом кто-то есть.

Милиционер резко обернулся и с облегчением, перемешанным с изрядной долей удивления, обнаружил Таисию Игнатьевну.

– Тише, – прошептала старушка, – это всего лишь я.

– Таисия Игнатьевна, что вы здесь делаете?

– То же, что и вы, – ответила она, честно и открыто глядя ему в глаза. – Но тсс! Давайте послушаем.

– Чего ж не пришел позавчера? – спросила Шельма, с беспокойством глядя на Редькина.

– Да Дудкин, скотина, вертелся рядом, было не вырваться.

– А сегодня он не следил за тобой? – с беспокойством спросила Шельма.

– Нет. Вчера я его напоил до драбадана, – довольно осклабился Редькин.

Затем он поставил свою объёмистую корзину на стол и начал вынимать из неё продукты. Вскоре на свет божий появились три банки консервов, хороший кусок сыра, колбаса, масло, хлеб и конфеты.

– Балуешь ты меня, Амфитрион, – улыбнулась старая ведьма.

– Ничего, Пелагее не убудет, – махнул тот рукой, – а тебе не повредит.

– А Коробочка-то не пронюхает? У неё, небось, всё на счету.

– Ну, каждую банку она не станет пересчитывать, – успокоил ее Редькин. – У неё добра столько, что ей и не разобраться.

– Ну, а какие новости в деревне? – спросила Шельма, заваривая чай.

– Да вот Саврасову убили, – вздохнул Редькин.

– Жаль, правильная была женщина.

– Конечно, жаль. Ну а ты тут как, здорова?

– Да с божьей помощью не хвораю. Следователь был с обыском, знаешь?

– Терентьевы уж все разболтали, – кивнул Амфитрион.

– А что, убийцу-то скоро схватят? – поинтересовалась Шельма.

– Да кто его знает, вряд ли. Вот ты бы им помогла.

– А что я, мне ничего не известно. Я и её-то не видела с тех пор.

– Женщину?

– А то кого же?

В этот момент Таисия Игнатьевна коснулась руки Скворцова и прошептала:

– Кажется, пора входить.

– Нет, подождите, – возразил он, – давайте посмотрим, что будет дальше.

– А ничего не будет, Владимир Андреевич. Да я уже и увидела все, что хотела, – с этими словами она решительно направилась к двери.

Скворцову ничего не оставалось, как только последовать за ней. Сапфирова громко постучала и, не дожидаясь ответа, вошла. Скворцов за ней.

Редькин и Шельма пили чай и мирно беседовали. При виде неожиданных посетителей Шельма вскочила и с перекосившимся лицом уставилась на непрошенных гостей.

– Добрый день, – спокойно произнесла Сапфирова. – Можно нам войти?

– Заходите, раз уж пришли, – буркнула старуха.

Таисия Игнатьевна вошла и тут же села на сосновый табурет. Скворцов встал за ней, точь-в-точь верный паж при королевской особе.

– Все-таки выследили, – нарушил молчание Редькин.

– Да, – подтвердила Таисия Игнатьевна, устраиваясь поудобнее.

– Лейтенант-то понятно, – сказал Редькин, – но вы, Таисия Игнатьевна, как здесь оказались?

– Шла мимо, дай, думаю, загляну, – бесхитростно объяснила старушка. Хмурое лицо Шельмы внезапно прояснилось.

– Ну чего теперь говорить, садитесь с нами пить чай.

– С удовольствием, – быстро ответила Таисия Игнатьевна, опережая нахмурившегося Скворцова, и, заметив его нерешительность, недовольно спросила:

– А вам, Владимир Андреевич, особое приглашение требуется?

Однако Скворцов не торопился садиться.

– Может быть, мне объяснят, что здесь происходит? – резко спросил он.

– А разве не понятно? – удивилась Таисия Игнатьевна. – К хозяйке зашел старый друг, и они сели пить чай.

– Ничего не понимаю! – воскликнул Скворцов.

– Объясните лейтенанту, – обратилась к Шельме Таисия Игнатьевна. Шельма улыбнулась.

– Не бойтесь, лейтенант, мы не шпионы и не убийцы. Амфитрион зашел ко мне, как обычно, поболтать и принести еды.

– Так и есть, – вмешался Редькин, – я тут бываю почти каждую неделю. А то Марфе здесь скучно, да и на одном подножном корму тоже не очень весело.

– Марфа, значит, вас зовут Марфа? – спросил Скворцов, по-прежнему выглядевший немного обескураженным.

– Ну да, – ответил за нее Редькин, – Марфа. И вдруг Скворцова осенило.

– Значит, ваша история про тень в кустах – это…

– Да, – не дал ему договорить Редькин, – выдумка. Каюсь, грешен. Я думал, что Юрка следит за мной, вот и выскочил к реке. Естественно, удочки у меня не было, а корзину я припрятал.

– Но почему вы боитесь Дудкина? – удивился Скворцов.

– Ну, тут такое дело, – смутился Редькин. – Я даже не знаю…

– Нечего скрывать очевидное, – посоветовала ему Сапфирова, – расскажите, как есть.

– Юрка ухлестывает за моей женой, – сказал Амфитрион, – и постоянно следит за мной. Если он узнает, что я хожу сюда, это будет конец света.

– Он многим рискует, – добавила Шельма, глядя на Редькина с признательностью.

– Юрка думает, что я путаюсь с кем-нибудь из местных, – пояснил Редькин, – и глаз с меня не спускает. Он вообще подлец, каких мало.

– Совершенно верно, – поддержала Редькина Таисия Игнатьевна, – он хулиган и мерзавец. Владимир Андреевич, – обратилась она к лейтенанту, – вы бы припугнули его разок, чтобы он вел себя потише. Сумеете?

– С удовольствием, – заверил её Скворцов. – Однако, Амфитрион Ферапонтович, и давно вы ходите к… Марфе?

– Да лет тридцать уж дружим, – просто ответил Амфитрион. – Люди её невзлюбили за пророчества, считают ведьмой, а она обыкновенный человек, придумывает только разные сказки, не знаю почему.

– Амфитрион, – сурово произнесла Марфа, – я тебе сто раз говорила, что Женщина в белом существует.

– В твоем воображении, – парировал Амфитрион.

Минут пять длилась добродушная перепалка, после чего все сели пить чай.

– Очень вкусно, – одобрила Сапфирова. – Что вы сюда кладете?

– Дам вам как-нибудь рецептик, – усмехнулась Шельма. – Вот заходите почаще.

– А можно увидеть Женщину в белом? – полюбопытствовала старушка.

– Можно, – серьезно ответила Марфа. – Но это особый случай. Сейчас объясню. Если кто-нибудь увидит Женщину в белом, то на долю этого человека выпадет много бурных и опасных событий, но в том месте Женщину уже никто никогда не увидит. До сих пор видела ее только я. Она приносит несчастья, но, если она покажется еще кому-нибудь, ее злая сила перестанет тяготеть над Полянском.

– А откуда вы это знаете? – спросила Сапфирова. – Вы колдунья?

– Немножко, – серьезно ответила Шельма. – Но больше я ничего не могу вам сказать.

– А что вы знаете об убийстве? – задал интересовавший его вопрос Скворцов.

– Ничегошеньки, – ответила Шельма. – Все, что я знаю, исходит от Амфитриона. И еще, – добавила она, обращаясь к Скворцову, – вы Амфитриона сразу исключите, он и мухи не обидит.

– А как насчет Дудкина? – поинтересовался Скворцов.

– Юрку я давно знаю, – хмуро ответил Редькин. – Он, конечно, хулиган, но убить трех человек ему не по силам. Вот кража – за милую душу.

Прощаясь с хозяйкой, Скворцов спросил:

– Извините за вопрос, но почему вас прозвали Шельмой?

– Не знаю, – покачала головой та. – Кто-то выпустил, да так и прижилось. Да, и паспорт у меня тоже есть, – улыбнулась она. – Вы уж простите старую дуру, решила подшутить над вами, – и она рассмеялась. Но на этот раз Скворцову было совсем не страшно.

Глава 36
Доносчику первый кнут

Следователь Попов долго не мог поверить в то, что ему рассказал Скворцов о новой встрече с Шельмой.

– Вот это да, – наконец выдавил он, – а я думал, она ведьма. Но почему же она так ведет себя со всеми?

– Я полагаю, – вступила в разговор Таисия Игнатьевна, – это оттого, что люди отвернулись от неё и отвергли. Вот она и мстит таким образом.

– И от Редькина я этого не ожидал, – признался Попов. – Вот яркий пример, как можно ошибиться в человеке. Считал его никчемным пьянчужкой, а на поверку он вышел преданным другом.

– Он многим рискует, тайно посещая Марфу, – задумчиво произнесла Сапфирова, – и мы, несомненно, должны сохранить его секрет в тайне.

– А вы, Таисия Игнатьевна, – лукаво улыбнулся Попов, – признайтесь, случайно там оказались?

– Конечно, – с вызовом ответила старушка. – Я собирала малину.

– Надо и нам как-нибудь сходить в лес, – заметил Скворцов. – Соберем ягод и грибов.

– Какой вы шустрый, – рассмеялся Попов. – А искать убийцу когда?

– Ну, думаю, ваши поиски не пострадают, – поддержала лейтенанта Сапфирова. – Денек можно выкроить.

– А куда бы вы посоветовали сходить?

– Да куда понравится, Владимир Андреевич. У нас везде грибов и ягод полно. Единственное: не попадите в Борковскую трясину, сгинете без вести.

– Что это за трясина и где она находится? – спросил Попов.

– До революции здесь жил барин Борков, – объяснила Таисия Игнатьевна, – а трясина эта находится… – и она подробно рассказала, где было это болото. – Там еще рядом есть скамейка, а раньше стоял знак с предупреждением: «Осторожно – болото!» Но кто-то его сбил, подозреваю, что Юрка. Кстати, – попросила она, – вы его как-нибудь утихомирьте.

– Обязательно, – успокоил её Скворцов.

– Значит, оно засасывает с головой? – спросил Попов.

– Еще как, не сомневайтесь. Там, правда, есть некое подобие тропинки, но ходить по ней отваживаются единицы.

– Все-таки отваживаются? – улыбнулся Скворцов. – Кто же эти смельчаки?

– Фёдоров, кажется, потом Анна Дмитриевна Тарасова. Она лучше всех знает это место. Там есть еще скамейка неподалеку, Анна Дмитриевна любит на ней отдыхать. Потом еще Дудкин, ну, пожалуй, и все. А большинство даже близко подходить боится. Вот так-то.

– Учтем, учтем, – с деланным испугом произнес Попов. – Ну, если мы вдруг исчезнем, вы знаете, где нас искать.

– И не подумаю, – ответила Таисия Игнатьевна. Попов проницательно взглянул на старушку.

– Таисия Игнатьевна, может, теперь поделитесь своими подозрениями?

– Не могу, – покачала головой Сапфирова.

– Почему же?

– Проголодалась, – пояснила старушка. Попов несколько опешил.

– А после обеда? – нашелся Скворцов.

– Видно будет. Я пока еще не все понимаю, но могу посоветовать вам исключить из списка подозреваемых Марфу и Амфитриона. Дудкина можно подозревать в краже, но не в убийстве.

Едва договорив, Сапфирова сразу же поднялась и, бросив на прощание: «Счастливо!», спешно покинула штаб.

– Ну и кто же у нас остается? – уныло спросил Скворцов.

– Да почти никого, – уныло откликнулся следователь. – Однако я все же оставлю всю троицу в списке. Кстати, Бочкин по-прежнему бездействует. За ним везде следят, но он ни с кем долго не разговаривает, и к нему никто не ходит.

– В чем вы подозреваете Бочкина – в краже или в убийстве? – поинтересовался Скворцов.

– В краже, – ответил Попов. – В убийстве мало подозреваю. Бочкин – трус, да и мотива нет.

– Его и у остальных не видно, – заметил Скворцов.

Тут пришли хозяева дома Терентьевы, и следователь сразу же сообщил Петру Афанасьевичу, что он согласен: Шельма не ведьма.

– А что я говорил? – обрадовался Тереньтев. – Умно сделали, что меня послушали, Кирилл Александрович. Ну, теперь давайте обедать, – весело предложил он.

После обеда к Попову заглянула Дина Петровна Адская.

– А, Дина Петровна, – обрадовался следователь улыбаясь. – Вот не ждал, какими судьбами?

Адская сначала сбивчиво, потом все более быстро рассказала, что видела Дочкину и Веру Никитичну Тишкину беседовавшими незадолго до смерти Анны Петровны.

– И долго они беседовали? – поинтересовался Попов.

– Полчаса, никак не меньше.

– А где это было?

– Около реки.

– Спасибо, Дина Петровна, – поблагодарил её следователь. – Передайте Вере Никитичне, чтобы она заглянула вечерком.

– Обязательно, – обрадовалась Адская. Тишкина не заставила себя ждать.

– Уже настучала? – бесцветным голосом спросила Тишкина, усаживаясь поудобнее.

– Вы разговаривали с Дочкиной у реки за несколько дней до её смерти?

– Было дело, – кивнула Тишкина.

– О чем вы говорили?

– Не помню. О погоде и других пустяках.

– А точнее? – настаивал следователь.

– Мы говорили о жизни и смерти, – нехотя ответила Вера Никитична. – Анна Петровна выразила соболезнование и рассказала о своем горе: у нее пропал муж.

– Знаю, – кивнул Попов.

– А вот теперь, – тихо сказала Тишкина, – не стало и её. Вы хотите еще что-нибудь знать?

– Нет, спасибо, это все.

Тишкина встала и молча вышла.

– Ну как успехи, Шерлок Холмс? – весело спросила вошедшая Терентьева. – Я тут с Верой Никитичной столкнулась.

– Ловим, – улыбнулся Попов.

– Старайтесь, пора уже, – с напускной суровостью произнесла Ксения Денисовна. Вечерком Попов вышел пройтись и тут же наткнулся на Адскую.

– Ну, что она сказала? – вцепилась в него любопытная Дина Петровна.

– Спросите у неё, – сухо посоветовал Попов.

– А когда вы нас выпустите? – не унималась Адская. Теперь голос её звучал сердито.

– Нескоро, – неожиданно резко произнес Попов. – У меня есть все основания полагать, что вы последней видели Антониду Александровну Саврасову живой. Так что не рвитесь никуда. А вместо того, чтобы, захлебываясь от радости, подставлять других, подумайте лучше о своем положении, а оно далеко не из блестящих, – сказав это, следователь прошел мимо Адской в сторону остановки.

Вера Никитична Тишкина, стоявшая неподалеку и наблюдавшая их встречу, язвительно поинтересовалась:

– Ну что сказал следователь?

– Не ваше дело, – грубо бросила Адская.

– Хотели меня подставить, а вышло, видать, наоборот, Дина Петровна?

– Следователь глуп, как пробка, – рассерженно сказала Адская. – В этом ваше везение. Другой бы из вас душу вытряс, а он еще и меня не поблагодарил за помощь.

– «Доносчику первый кнут» – знаете такую поговорку? – усмехнулась Тишкина и тоже прошла мимо на голову разбитого врага.

Попову опять не повезло. Прямо навстречу ему двигалась старушка Матрена Тимофеевна. Разминуться с ней было невозможно, и Попов приготовился нести свой крест до конца.

– Что-то ты про меня запамятовал, милок, – прошамкала старушка, наступая на Попова. – Зайти обещался, и нет тебя.

– Я готов, – промямлил следователь, – вот только…

– Пошли! – скомандовала старушка, и через пару минут они уже очутились в уютном домике Матрены Тимофеевны.

Хозяйка угостила гостя чаем и спросила:

– Когда душегуба-то словишь, а?

– Скоро, Матрена Тимофеевна, скоро.

– Смотри, – погрозила она, – а то нас тут всех перебьют. – И добавила невпопад: – Сплю я нынче плохо.

– Бессонница? – посочувствовал следователь.

– До моего доживешь, тогда поймешь, если в гробу не уснешь, – рифмованной скороговоркой припечатала она следователя. – Раньше вот, бывало, и днем спала, – стала припоминать старушка. – Как-то заснула, и две козы у меня пропали.

Тут только Попов вспомнил про этот эпизод.

– Значит, это вы уснули тогда? – мягко спросил он. – А то я точно не знал…

– Ну и что, – перебила его Матрена Тимофеевна, – поспать мне, что ли, нельзя? А куды они, окаянные, делись, знать не знаю, и взятки с меня гладки.

Тут она уставилась на Попова, как бы говоря: «Что хотите со мной делайте, но спросу с меня никакого».

– Ну что вы, что вы, какие тут претензии. Разве можно в чем-либо упрекать такого пожилого и заслуженного человека, как вы, – польстил он старушке. – А скажите, часто вы так засыпали?

– Нет, милый, только в тот раз.

– Вы что-нибудь пили, ели, пока пасли?

– А как же, – удивилась Матрена Тимофеевна, – голодной, что ли, весь день сидеть?

– Наверное, ей подмешали снотворное, – предположил Попов, пересказывая свой разговор Скворцову. – Только теперь ничего не выяснишь.

– И опять козы всплывают, Кирилл Александрович. Полная неразбериха в этом деле.

– А черт с ним, – выругался Попов. – Вы сейчас куда-то идти собирались?

– Да, Дудкина повидать, – улыбнулся Скворцов.

– Сходите, – одобрил следователь. – Надеюсь, это подействует.

– Он у меня живо играть отучится, – пообещал Скворцов.

Выйдя, он встретил Таисию Игнатьевну.

– Ну что, надумали? – спросил он.

– Нет, – досадливо отмахнулась старушка. – Не приставайте. Вон Анна Дмитриевна, мне ей пару слов сказать надо.

Увидев приближающуюся Тарасову, Скворцов ушел.

– Добрый вечер, Анна Дмитриевна, – виновато поздоровалась Сапфирова. – Я вам завтра обязательно энциклопедию занесу.

– Да мне не к спеху, – ответила Тарасова. – Пользуйтесь, сколько нужно. Я болею мало, – с улыбкой прибавила она.

– Счастливая вы, – с завистью проговорила Сапфирова.

– Ну а как ваш ревматизм? – вспомнила Анна Дмитриевна.

– Покусал и убежал, – рассмеялась Сапфирова и, еще раз пообещав занести на другой день энциклопедию, пошла дальше.

Дудкин был все еще навеселе и приветствовал Скворцова радушно, как возможного собутыльника.

– А, лейтенант, приветствую в вашем лице органы. Чем обязан?

– Жалуются на вас, Юрий Петрович. Людям покоя не даете.

– Кто жалуется?

– Кому покоя не даете.

– Ну и пусть, – махнул рукой Дудкин, осоловело глядя на Скворцова. – А вы со мной выпьете, как хороший человек с другим хорошим человеком?

– Вот что, Дудкин, – облокотился на стол Скворцов, – если еще раз на тебя пожалуются, загремишь на месяц за хулиганство, усек?

– Так ведь по-русски ж понимаю, – согласно кивнул музыкант.

– Вот и хорошо. А где работаешь-то?

– Да так, леснику иногда помогаю, лес пилю где придется.

– Находи постоянную, – посоветовал Скворцов, – а то у нас с этим делом строго. И пей поменьше, – с этими словами Скворцов не прощаясь вышел весьма довольный произведенным эффектом.

Глава 37
Сон

На следующий день Попов и Скворцов снова были вызваны в Лугу.

– Гоняют их без конца туда-сюда, – проворчал Михаил Антонович Симагин. – И что только начальство себе думает?

– Ну это, Миня, не нашего с тобой ума дело, – рассудительно заметила его жена. – Начальству-то виднее, на то оно и начальство.

– Да уж, дело ему есть до нашей деревушки, – саркастически усмехнулся Симагин. – По ним, хоть нас всех перебьют, скажут, что так и было.

– Ты что, сегодня плохо спал? – подозрительно спросила Симагина. – Ворчишь с утра и, как всегда, без толку.

– А ты уж, Маша, больно бесстрашная. Вон трех человек убили и ни за что.

– Значит, было за что, – возразила Симагина. – И вообще, сегодня у нас дел много. Кто собирался хворосту собрать, а?

– Ну я, я, – признал Симагин. – Уже иду.

Мария Николаевна посмотрела вслед мужу и про себя подумала: «Как же, ни за что. Наверняка денег захотелось, вот и поплатились».

Таисия Игнатьевна решила зайти к своей подруге Ольге Павловне Арсеньевой.

– Ну что, Ольга, – весело спросила Сапфирова, усаживаясь, – как настроение?

– На нуле, – махнула рукой Арсеньева. – До сих пор в себя прийти не могу. Антонида по ночам стала сниться.

– Да, трупы на дороге не валяются, – согласилась с ней Таисия Игнатьевна. – А что, тело было уже холодным?

– Неужто ты думаешь, что я её трогала?! – испуганно вскрикнула Арсеньева. – Хотя припоминаю, муж говорил, что уж остыла.

– И рядом ничего не валялось, никаких посторонних предметов? – продолжала расспрашивать подругу Сапфирова.

– Я была в таком шоке, что и перед собой ничего не видела. А почему это тебя интересует, Таисия?

– Да так, любопытно, – ответила Таисия Игнатьевна и, видя, что от Арсеньевой больше ничего не добьешься, сменила тему: – Ну а где же Борис с внуком?

– Слава богу, в город Ленина укатили, – с облегчением произнесла Арсеньева. – Следователь, царство ему небесное, то есть… Тьфу, что это я заговариваюсь, дай ему Господь долгие лета, отпустил обоих.

– Хорошо, что с вами тогда не было Алешки, – заметила Таисия Игнатьевна.

– Бог спас, Таисия, не иначе. Не знаю, что было бы, если бы он увидел.

Таисия Игнатьевна вышла от Арсеньевой неудовлетворенная. Её расспросы не увенчались успехом.

«Ну, куда теперь? – подумала она. – Да, пожалуй, надо переговорить с Ленкой». На ловца и зверь бежит. Главная местная сплетница была тут как тут.

– Легка на помине, – обрадовалась Таисия Игнатьевна и поспешила к ней навстречу.

– Добрый день, Таисия Игнатьевна, – сердечно приветствовала старушку Ленка. – Куда идете?

– К вам, Елена Поликарповна.

– Ко мне? – удивилась Образцова.

– Хочу кое-что у вас спросить, – серьезно проговорила Сапфирова.

– Ну, давайте посидим у меня на скамеечке, – предложила Ленка.

– Охотно, – откликнулась Сапфирова. – Елена Поликарповна, – начала она, когда обе уселись, – возможно, вам будет неприятно говорить на эту тему, но я бы хотела просить вас вспомнить беседу между вами и покойной Аленой Александровной.

– Какую беседу, Таисия Игнатьевна?

– Утром в день убийства Алена Александровна рассказала вам, что видела некоего человека в своем огороде накануне вечером. Вспомнили?

– Я-то вспомнила, а вот вы откуда об этом знаете? – нахмурилась Ленка.

– Это секрет, – улыбнулась старушка. – Но главное – что я знаю.

– Вообще-то, следователь просил меня держать разговор в тайне, – с сомнением произнесла Ленка.

– А вы её и не выдадите, – успокоила её Таисия Игнатьевна, – ведь мне и так все известно. Я просто хотела бы кое-что уточнить.

Образцова с минуту подумала и кивнула. То ли доводы Сапфировой подействовали, то ли натура сплетницы взяла верх, но, так или иначе, она сказала:

– Спрашивайте.

– Меня интересует последняя фраза, – живо откликнулась старушка. – Кажется, что-то о ненависти. Постарайтесь вспомнить дословно.

– Я и так помню, – ответила Ленка. – Алена тогда сказала: «Я знаю, это ненависть. Я видела. Это была ненависть».

– Именно эти слова, вы уверены? – продолжала допытываться Сапфирова.

– Совершенно, – твердо заявила Ленка.

– А как она при этом выглядела?

– Какой-то отрешенной, смотрела мимо меня. Я и сама тогда удивилась и даже немного испугалась.

– А больше она ничего не говорила на этот счет? Может, обронила какое-нибудь замечание, из которого можно было бы понять, о чем шла речь?

– Ничего такого, – покачала головой Ленка. – Я абсолютно не знаю, кого или что она имела в виду.

– Большое вам спасибо, Елена Поликарповна, – поднялась Сапфирова со скамейки. – Вы мне очень помогли.

– А зачем вам это нужно знать, Таисия Игнатьевна? – спросила Ленка, провожая старушку до калитки.

– Как-нибудь потом я вам расскажу, Елена Поликарповна, – пообещала Сапфирова. – А сейчас не могу, извините. Еще раз большое спасибо.

Ночью Таисия Игнатьевна никак не могла заснуть, все ворочалась с боку на бок. Она была абсолютно не удовлетворена. «Вот, и энциклопедию забыла отнести, – вспомнила она. – Ну ничего, завтра снесу, если смогу. Я абсолютно уверена, что знаю, кто это сделал, – размышляла старушка, – но не могу понять как. Господи, почему же я такая дура? Наделил бы ты меня и вразумил». Тут Таисия Игнатьевна перекрестилась и сосредоточенно прочитала молитву.

Спала она беспокойно. Снились какие-то страсти. Напоследок ей привиделось, что она окружена большими серыми мышами. Проснулась Таисия Игнатьевна в холодном поту. «Бог мой, – подумала она, – что же мне такое снилось, будто меня мыши закусали». Тут Таисия Игнатьевна представила себе армию острозубых маленьких хищников, и её передернуло. Но уже в следующее мгновение она нахмурилась, ухватившись за какую-то мысль.

– Мышь, – пробормотала она, – та мышь в комнате.

События месячной давности живо замелькали перед ней, как в калейдоскопе. Она ясно представила себе комнату в доме Тишкиной, труп на полу и окружающую мрачную обстановку.

– Ну конечно же! – воскликнула она, хлопая себя по лбу. Вот в чем дело. Наконец-то я поняла смысл открытого окна и всего остального. Если он подтвердит… Нет, иначе и быть не могло. Вот что значит разбираться в медицине.

Тут она отбросила свои бессвязные мысли и стала лихорадочно искать в памяти скудные медицинские познания. Наконец она вскочила и, не запирая дверь, буквально бегом бросилась к Симагиным.

Михаил Антонович и Мария Николаевна только что позавтракали и были очень удивлены, увидев запыхавшуюся Сапфирову.

– Таисия Игнатьевна, – начал было Симагин, – очень рад…

– Мне нужно срочно позвонить, Михаил, – перебила его Сапфирова.

– Да-да, конечно.

– Прошу прощения, но это личный разговор, – твердо произнесла Сапфирова.

– О чем речь, Таисия! – воскликнул Симагин. – Пойдем, Мария.

Мария Николаевна бросила сердитый взгляд на нарушительницу спокойствия, но покорно последовала за мужем.

Сапфирова тотчас же схватила трубку и набрала номер в Луге.

– Соедините меня с лейтенантом Скворцовым, – попросила она. – Это срочно. Передайте, что звонит Таисия Игнатьевна из Полянска. Минут через пять трубку взял лейтенант.

– Да, Таисия Игнатьевна, слушаю вас. В чем дело? Опять что-нибудь стряслось? – испуганно спросил он.

– Нет-нет, ничего, – быстро успокоила его старушка. – Слушайте меня внимательно и не перебивайте, даже если мои слова покажутся вам странными. Я хочу, чтобы вы узнали следующее: в комнате, где нашли труп Тишкиной, в углу лежала обыкновенная серая мышь. Кстати, вы ее видели?

– Нет, но я не понимаю…

– Неважно, – перебила его Сапфирова. – Вы должны узнать, не выкинул ли её кто-нибудь из ваших коллег. Это очень важно. Вы все поняли, Владимир Андреевич?

– Знаете, – помолчав, произнес Скворцов, – меня, наверное, примут за сумасшедшего, но будь я проклят, если я не сделаю то, о чем вы просите.

– Ну вот и отлично, надеюсь на вас. Если ответ будет «нет», в чем я совершенно уверена, немедленно приезжайте.

– А если «да»? – спросил Скворцов.

– Тогда позвоните или приезжайте, это неважно. Но я уверена, что ответ будет «нет». Звоню лишь для очистки совести. Все, удачи вам.

К трем часам дня Скворцов был уже в Полянске. Таисия Игнатьевна ждала его и тут же провела к себе. Глаза Скворцова лихорадочно блестели.

– Ну что? – взволнованно спросила Сапфирова. – Ответ «нет»?

– Как вы и ожидали. Но ради бога, – взмолился лейтенант, – что все это означает? При чем здесь мышь и куда она делась?

На губах Таисии Игнатьевны заиграла загадочная улыбка.

– Вы хотите это знать? Ну что ж, ответ таков: она проснулась и убежала.

Глава 38
Глубины души человеческой

Анна Дмитриевна Тарасова медленно брела по гостеприимному августовскому лесу. На её локте висела почти полная корзина грибов, поверх которой весело поблескивало длинное острое лезвие ножа. Анна Дмитриева немного устала и сейчас направлялась к скамейке, стоявшей неподалеку от Борковской трясины.

Лишь добравшись до долгожданной гавани, где она могла спокойно отдохнуть, Анна Дмитриевна поняла, что смертельно устала за последнее время. Ужасные события, сделавшие ушедший июль жарким, несмотря на прохладную погоду, оставили в её душе глубокий след. Она знала наверняка, что тело Тишкиной в её гостиной никогда не изгладится из предательской памяти. Внезапно Анна Дмитриевна услышала легкий хруст веток под ногами шедшего к ней человека. Человек остановился, и она узнала Таисию Игнатьевну Сапфирову.

– Таисия Игнатьевна? – удивилась она. – Не знала, что и вы сюда ходите.

– Да вот вошла в лес и что-то слабость в ногах почувствовала. Думала уж присесть на пенек, но вспомнила про эту скамеечку.

– Садитесь, отдохните, – подвинулась Анна Дмитриевна и участливо спросила: – Что, опять ревматизм разыгрался?

– Уж не знаю, на что и грешить, – вздохнула Сапфирова. – В моем возрасте столько болячек, да тут еще эти потрясения. Нет, Анна Дмитриевна, такое не для меня.

– Тяжело переживать смерть людей, которых знаешь долгие годы, – печально согласилась Тарасова. – Однако, Таисия Игнатьевна, нужно это пережить, время лечит. Не думайте, что я не скорблю о них, – продолжила все тем же печальным тоном Тарасова, – пусть мое спокойствие вас не обманет. Просто я выдержанный человек и умею держать себя в руках, какие бы чувства меня ни обуревали.

– Да, – ровным голосом произнесла Сапфирова, задумчиво глядя на Тарасову, – вы очень хладнокровный человек. Поистине вы проявили чудеса выдержки, – продолжала она, не меняя тона, – в тот день, когда убили Алену Александровну Тишкину.

Тарасова не издала гневного восклицания, не вскочила со скамьи, не начала бурно протестовать, нет, она продолжала спокойно смотреть на застывшую панораму леса. Могло даже показаться, что она ждала этих слов.

Но вот Анна Дмитриевна подняла голову и взглянула на Сапфирову. От этого взгляда у Таисии Игнатьевны по коже пробежали мурашки, хотя выражение лица Тарасовой почти не изменилось. Когда Анна Дмитриевна заговорила, голос её звучал спокойно и буднично:

– Вы, Таисия Игнатьевна, говорите странные вещи. Вам, как и всем, прекрасно известно, что я не могла убить Алену.

– Могли, – убежденно заверила её старушка, – и убили.

– Ну и как же мне это удалось проделать? – с долей сарказма спросила Тарасова. – Может быть, у Зои Васильевны случился провал в памяти или я её загипнотизировала? Вы же отлично знаете, что с момента моего прихода на остановку в половине второго и до без четверти три, когда мы с Зоей Васильевной обнаружили труп, я ни на минуту не оставалась одна. Да вы и сами меня видели.

– О, тут вы правы, – сказала Сапфирова, но дело в том, Анна Дмитриевна, что, когда вы пришли домой с Зоей Васильевной, никакого трупа у вас на полу не лежало.

– Вы, видимо, повредились в уме, – наконец-то рассердилась Тарасова. – Зоя Васильевна может подтвердить, что как только мы вошли, то сразу увидели на полу тело бедной Алены.

– Не смейте называть ее «бедной Аленой»! – внезапно крикнула Сапфирова, и голос ее прозвучал как удар хлыста. – Вы хладнокровно убили ее и никогда не жалели об этом.

– Ну что же, продолжайте ваши нелепые фантазии, – сделала приглашающий жест рукой Тарасова, – выскажитесь до конца, прежде чем вас запихнут в психушку.

– Вы правы, – продолжала Сапфирова, не реагируя на ее последнюю реплику. – Алена Александровна действительно лежала на полу в вашей гостиной, только она была жива.

– Что за бред, – поморщилась Тарасова.

– Это не бред, – уверенно произнесла Сапфирова. – Я знаю, что Алена Александровна Тишкина была жива, когда вы вошли в дом.

– Жива с замотанным шнуром на шее? – усмехнулась Тарасова. – Артамон Матвеевич при вас подтвердил, что она мертва.

– Да, Анна Дмитриевна, когда я и Бочкин вошли, она действительно была уже мертва. Вы убили её, пока Зоя Васильевна Редькина ходила за Бочкиным.

Тарасова ничего не ответила, но отвела взгляд в сторону. Таисия Игнатьевна между тем безжалостно продолжала:

– Как только Зоя Васильевна вышла, вы задушили Алену Александровну каким-нибудь поясом, шнур был лишь частью мизансцены для зрителей. Но я расскажу вам, что произошло на самом деле. Примерно в начале второго, дождавшись, пока все ушли на автолавку, вы приглашаете к себе Алену Александровну «на минутку». Думаю, вы сказали, что хотите обсудить нечто важное, скорее всего, историю с козами. Она усаживается за ваш стол, ничего не подозревая, а вы начинаете накрывать, делая вид, что собираетесь угостить её чаем. Вот откуда появились чашки и сахарница на столе. Потом вы берете какое-нибудь кухонное полотенце, уходите в комнату и, – тут она сделала паузу, – смачиваете его хлороформом, эфиром или еще чем-нибудь подобным. Я, признаться, плохо в этом разбираюсь.

При слове «хлороформ» Тарасова сделала непроизвольное движение, чуть не уронив корзину с грибами. В глазах, устремленных на Сапфирову, впервые мелькнул страх.

– Вы заходите Алене Александровне за спину и усыпляете её. Может, вам хватило того средства, которым вы смочили полотенце, а может, и сделали ей какой-нибудь укол. Бочкин рассказывал мне, что учил вас делать уколы. Потом вы наматываете на шею провод, кладете ее еще живую на пол, убираете полотенце и все остальное, открываете окна, чтобы запах выветрился (я где-то читала, что хлороформу и, по-моему, эфиру присущ сладковатый запах), и уходите, заперев дверь. Нет, сначала вы подкладываете записку тридцатилетней давности. На улице вы подбрасываете в цветник часы жены Тишкина, украденные у Адской, и спокойно идете на люди обеспечивать себе алиби.

Через час вы возвращаетесь с Зоей Васильевной и обнаруживаете «труп». Вам, конечно, не составило труда послать её за Бочкиным, наверное, поэтому вы и выбрали её как свидетельницу. Она слабый человек, а в таких обстоятельствах вообще беспомощна. Потом вы душите усыпленную вами Тишкину и убираете пояс, думаю, спокойно вешаете его в шкаф. Вот откуда у «трупа» была теплая рука. Тело было теплым не потому, что не успело остыть, а потому, что еще не было мертвым. Сердце-то щупали вы сами и зеркало подносили ко рту тоже вы. На самом деле Зоя Васильевна видела лишь женщину на полу с замотанным на шее шнуром. Через пять-десять минут Артамон Матвеевич подтвердил факт смерти, но это не значит, что она была мертва, когда вы пришли. – Тут Таисия Игнатьевна перевела дух.

– Интересная сказочка, – бросила Тарасова, поджав губы. – Теперь я точно убеждена, что вы сумасшедшая старуха. Да, слов нет, вы придумали все очень убедительно, но с чего бы я стала убивать Алену? Может быть, по-вашему, я травила коз, испугалась разоблачения?

– Коз вы действительно травили, но разоблачения не боялись. Нет, Анна Дмитриевна, вы совершили три убийства совсем по другой причине, и я знаю её.

Тут Таисия Игнатьевна повысила голос, который стал резать слух, как бритва.

– Всю свою жизнь вы завидовали своим соседям, завидовали их достатку, преуспеванию. С годами зависть переросла в жгучую ненависть, которая день и ночь разъедала вашу дьявольскую душу. Со временем вы достигли того же достатка, но вам было этого мало, вы хотели быть единственной зажиточной хозяйкой на своем конце деревни. Хотели, чтобы ваш огород, ваша скотина были там первыми и единственными. Еще вы страдали от одиночества, сгорали от зависти, видя полный дом родственников вашей соседки, ненавидели её за это, за её счастье и жизненную энергию. И вы убили её. Вы сделали это хладнокровно и жестоко, без малейших угрызений совести. А потом вы убили Анну Петровну Дочкину. Убили её по той же самой причине, хотя она и не была счастливым человеком. А неделю назад вы совершили третье убийство: вы убили Антониду Александровну Саврасову, чьему хозяйству и огороду завидовали всю свою жизнь. И вот ваша мечта осуществилась. Ненавистные дома опустели, и вы, я уверена, надеялись, что родственники предадут все забвению. Вы посвятили себя злу, отдали душу дьяволу и испытали извращенное наслаждение от трех мерзких убийств. Слов нет, Анна Дмитриевна, вы совершили их технически безупречно, средь бела дня, с риском быть уличенной, но вы игрок, и игрок азартный. Риск лишь доставлял вам большее удовольствие. Вы совершили всего лишь одну незначительную и простительную оплошность, оставив лежать в углу спящую мышь. Я думаю, что идея убить Тишкину именно в эту среду возникла у вас после подслушанной ссоры Алены и Бочкина и разговора между Адской и Люгеровым об их скором отъезде, что лишало следствие двух превосходных подозреваемых. Я думаю, произошло следующее: вы не знали точно, сколько и как будут действовать препараты, которые вы подготовили для усыпления своей жертвы. Вы занервничали и решили проверить их на ком-нибудь. Вам попалась мышь, пойманная в мышеловку. Но дождаться, пока усыпленная мышь проснется, вам было некогда, и вы оставили ее лежать. Вы были уверены, что никто не обратит на нее внимания, сочтя за дохлую, да, наверное, вы о ней и позабыли. Признаюсь, я тоже лишь зафиксировала её в памяти, тогда не осознав, что это значит.

Лишь вчера ночью я прозрела и, сопоставив этот факт с открытым окном, поняла все. Вы оставили окно открытым для того, чтобы запах выветрился. Да, вы действительно совершили безупречное убийство.

Но я, хотя, как и все, была введена в заблуждение вашим лжеалиби, в глубине души была уверена, что вы совершили эти убийства. Я всегда считала вас на это способной. Временами я ловила в вашем взгляде скрытую ненависть, и это пугало меня. Вы очень сильная и страшная женщина, Анна Дмитриевна, но, посвятив себя злу, вы загубили свою душу и тело безвозвратно.

Сапфирова остановилась и спокойно, изучающе посмотрела на Тарасову.

В продолжение обвинительной речи Анна Дмитриевна сидела не шелохнувшись. Лишь лицо её отражало всю гамму переживаний и наплыва чувств. Оно было искажено от ненависти, бессильной злобы и страдания.

Когда Тарасова заговорила, то слова полились из неё, словно черная кровь из отверстой раны. Да, это был настоящий крик души.

– Я всегда ненавидела их! – вскричала она, обратив к Сапфировой горящие безумные глаза, и Таисии Игнатьевне показалось, что она видит красные язычки адского пламени. – Вы правы, всю жизнь я завидовала им, не могла смириться сначала со своим убогим домом, а потом с тем счастьем, которого была лишена, прозябая в одиночестве. Да, я кривила губы в лицемерной ухмылке, бросая презрительные насмешки в адрес Алены и её родственников, втайне мечтая, чтобы кто-нибудь приезжал ко мне.

Небо заволокло тучами, и крупные тяжелые капли дождя упали на ледяные ладони Тарасовой. Она не почувствовала их и продолжала изливать то, что накопилось в ее душе за долгие годы. Теперь этот страшный нарыв был вскрыт, и из него вытекал гной.

– Да, я давно задумала убить их, но, естественно, не хотела отвечать. А ловко, признайтесь, это у меня получилось. Я вынашивала свои планы не один месяц. Все они должны были умереть и тем самым ответить за то пренебрежение, с которым относились ко мне раньше, как к чужачке, ответить за свое счастье. Дочкина, – проговорила она, и лицо ее исказила гримаса, – я никогда не могла разгадать её. Как она умудрялась находить радость в общении с природой? Она была одинока, но не страдала, в отличие от меня, я сильно ненавидела её за это. Саврасова, – продолжала она с той же отвратительной ухмылкой, – грубая, пузатая дрянь. Она всегда относилась ко мне свысока, ни во что не ставила, издевалась на людях. Но вот теперь я свернула её толстую никчемную шею, о чем ни секунду не жалею. Особое удовольствие я получила от убийства Алены. Мой хитроумный план прошел без сучка, без задоринки. Я пригласила Алену зайти поговорить о козах. Сказала, что подозреваю, кто их травит. Дальше все произошло, как вы рассказали. Я использовала хлороформ, но он не действует слишком долго, поэтому пришлось делать укол. Я ввела один препарат, который… Впрочем, я думаю, это вас не очень интересует.

– Да, – подтвердила Сапфирова, – гораздо больше меня интересует то, что вами двигало, и то, что вы теперь чувствуете. Но продолжайте дальше.

– Услышав ссору между Тишкиной и Бочкиным, а также узнав о предстоящем отъезде Адской и Люгерова, я решила ускорить события, но я не знала точно, сколько она проспит, и мне не хотелось рисковать. Поэтому я решила испробовать все на мыши, попавшейся мне под руку. Но ждать было некогда, приближалось время автолавки, а нужно было все успеть до её прихода. Я заранее подготовилась ко всему. Хлороформ, например, позаимствовала у Бочкина. Он никогда не знает, где, что и сколько у него лежит. Пояс от халата, которым я задушила её, я просто повесила в шкаф. Остальное вы знаете. Ну что, Таисия Игнатьевна, – обернулась она к собеседнице, – вы довольны моим признанием?

– Куда вы перепрятали краденые вещи? – тихо спросила Сапфирова, чувствуя полный упадок сил.

– Ах, так вы и об этом догадались? – расхохоталась Тарасова, обнажив желтые кривые зубы. – Да, вы умны, ничего не скажешь. Кроме вас никто бы не обратил внимания на эту паршивую мышь. Да, я совершила кражу и тоже получила от этого удовольствие.

– Вы совершили кражу, чтобы запутать следствие и ради острых ощущений. Зачем только вы спрятали ценности от вашего сообщника Бочкина?

– Потому что он идиот, – прошипела Тарасова. – Он бы попался и выдал меня, надо было и его убить тоже. Надо же, я слышала, его заподозрили в убийстве, это такое-то ничтожество. Хорошо, что я успела все перепрятать. Если бы следователь нашел вещи в овраге, нам обоим была бы крышка. Этот жадюга вздумал меня обмануть. В тот вечер, когда он пошел за вещами, он подложил мне в чай снотворное, боялся мерзавец, чтобы я его не выследила. К счастью, я уже все перепрятала к тому времени. И представьте, он еще имел наглость явиться и требовать у меня вещи. Он знал, что за ним следят, но, как идиот, верил, что сможет избавиться от шпиков и завладеть иконами. Надеюсь, его посадят. Да, – вдруг рассмеялась она, – то-то шпики небось дивятся, чего это он никуда не ходит. А он ходил, – с торжеством воскликнула она, – ходил ко мне, а они и не заметили, потому что меня не подозревали!

– Вы ошибаетесь, – спокойно возразила Сапфирова, – Артамон Георгиевич Синицкий вспомнил, что в прошлом году только вы заранее знали, что они уезжают в Лугу.

– Значит, не только у вас хорошая память, – язвительно усмехнулась Тарасова, и лицо ее, по которому струились капли дождя, стало еще отвратительнее обычного.

– Зачем вы обокрали Синицких?

– Это была репетиция. Я хотела проверить себя. До сих пор удивляюсь, что связалась с Артамоном и нас не поймали.

– А он зачем пошел на это? Чего ему не хватало?

– Он хотел уехать отсюда, – скривилась Тарасова. – Он жаден до ужаса. Тогда, в среду, я испугалась, что Алене что-то известно о краже, и решила ускорить ход дела. А как приятно было смотреть на мечущегося Попова. Хорошо же у него потели залысины от глупости и дурацкого усердия.

– А откуда вы взяли записку?

– Записка осталась в старых письмах сестры. Её я тоже ненавижу за то, что она бросила меня, вычеркнула навсегда из своей жизни.

– А часы?

– Часы я украла у Адской на реке, в той же реке утопила и молоток.

– А где вы спрятали хлороформ во время обыска?

– В сарай заныкала, – ухмыльнулась Тарасова, упиваясь собственной сообразительностью. – Все сделала чистенько, не подкопаешься. Да, теперь я понимаю, почему вы заговорили тогда со мной о человеческих страстях. Хотели вызвать на откровение, уже тогда подозревали меня. Кстати, когда вы впервые меня заподозрили?

– Не знаю, – пожала плечами Сапфирова. – Я просто знала, что вы можете убить. Ну а еще эта ваша вспышка на остановке. То, как вы набросились на Шельму, кстати, её настоящее имя – Марфа. Меня это удивило, ведь вы обычно держите себя в руках. Но тогда нервы сдали, что и неудивительно. Потом упоминание Бочкина о том, что вы учились делать уколы. Естественно, я ни на миг не поверила, что вы хотите стать медсестрой. А когда вы принесли химическую энциклопедию вместо медицинской, то я уже почти была уверена, что это ваших рук дело. В тот момент вы сильно нервничали, что не укрылось от меня.

– Да, и я не каменная, – вздохнула Тарасова. В голосе её слышалось явное сожаление.

– Что вы теперь чувствуете? – с интересом спросила Таисия Игнатьевна. – Как вы собираетесь жить дальше?

– Если вы о раскаянии, – глухо произнесла Анна Дмитриевна, – то его нет, но в душе я чувствую пустоту. Почему-то я не получила полного удовлетворения, на которое рассчитывала.

– Жажду убийства утолить невозможно, – сказала Сапфирова, глядя ей в глаза. – Убийца – это зверь, маньяк, особенно такой убийца, как вы. В вас не осталось уже ничего человеческого.

– Неправда! – злобно выкрикнула Тарасова, и лицо её посерело. – Я не маньяк и не сумасшедшая, я в здравом уме совершила то, о чем никогда не буду жалеть.

– А куда вы спрятали краденое? – спросила Таисия Игнатьевна, меняя тему. – Расскажите и это, раз уж признались во всем.

– Зарыла в своем огороде в большом ящике, по мне, пусть пропадает. Уж лучше сгниет, чем Бочкину достанется. Ну а теперь, – перевела она взгляд на Таисию Игнатьевну, и той показалось, что она в захлопнувшемся капкане, – вы поняли, почему я вам все это рассказываю?

– Нет, объясните.

– Не поняли еще? – злобно расхохоталась Тарасова. – Куда же подевалась ваша хваленая проницательность? – Её горящий нечеловеческий взгляд впился в Сапфирову. – Неужели ты думаешь, что я отпущу тебя живой? – вопросила она, снова показывая кривые желтые зубы. – Нет, ты глупа, если так думаешь. Борковская трясина рядом, и тебя никто не найдет, такую умную и догадливую старую тварь.

Сказав это, Анна Дмитриевна Тарасова встала со скамейки, и в руке её тускло блеснул нож.

Глава 39
Трясина

Как только в руке Тарасовой появилось оружие, Таисия Игнатьевна вскочила со скамейки и выхватила свисток. Она дважды коротко свистнула, но еще за несколько секунд до этого лейтенант Скворцов вылетел из кустов, словно выпущенная из арбалета стрела. Заметив Скворцова, Тарасова растерялась, но лишь на мгновение. Придя в себя, она бросила в Сапфирову корзину с грибами. Таисия Игнатьевна попятилась и, споткнувшись, упала прямо под ноги Скворцову, который едва не наступил на неё. Анна Дмитриевна не стала дожидаться развития событий. С быстротою, удивительной для её возраста, Тарасова бросилась бежать по направлению к Борковской трясине. Скворцов быстро поднял испуганную Сапфирову и собрался догонять преступницу, но Таисия Игнатьевна схватила его за руку.

– Стойте! – вскричала она. – Сумасшедший, там же трясина!

– Я догоню её раньше, – крикнул лейтенант, вырывая руку. Но было поздно, Тарасова была уже у края болота.

– Она же утонет! – воскликнул Скворцов.

– Она знает тропу, – заметила Сапфирова, – но в таком состоянии боюсь, что может оступиться. Между тем Анна Дмитриевна была уже на территории болота. Она ловко переступала по знакомым кочкам.

– Надо скорее объявить её розыск, – отрывисто произнес Скворцов.

– Успеете, – осадила его Таисия Игнатьевна. – Давайте лучше посмотрим, чем закончится это состязание со смертью.

Тарасова была уже почти в центре трясины, когда внезапно её фигура дернулась вбок. Раздался жуткий, леденящий душу крик, и Анна Дмитриевна, взмахнув руками, пытаясь уцепиться за воздух, начала быстро погружаться в топь. Через несколько секунд все было кончено. Там, где только что была высокая, плотная фигура, расходились и лопались с отвратительным звуком пузыри.

Таисия Игнатьевна молча, не шелохнувшись, наблюдала эту страшную картину, а лейтенант Скворцов закрыл лицо руками.

Несколько часов спустя следователь Попов и лейтенант Скворцов сидели у Таисии Игнатьевны Сапфировой.

Попов был потрясен до глубины души. Молодой впечатлительный Скворцов, ярко, с волнением жестикулируя, пересказал ему страшную дуэль Сапфировой и Тарасовой.

– Я никогда не видел и не слышал ничего подобного, – закончил он, все еще дрожа.

– Да, – медленно произнес Попов, – вы стали свидетелем душераздирающей драмы, которая закончилась страшной трагедией.

– Хорошо еще, что Таисия Игнатьевна осталась жива, – заметил Скворцов. – Если бы Тарасова бросилась на вас с ножом во время своей исповеди, я, боюсь, не смог бы сдвинуться с места. Меня сковал непередаваемый ужас, вызванный её признанием.

– Возможно, лучше, что так все и закончилось, – задумчиво проговорила Таисия Игнатьевна. – Если бы такая страшная история прозвучала в суде, то это могло бы отразиться на чьей-нибудь психике.

– Но вы, – воскликнул Скворцов, – вы были неподражаемы, Таисия Игнатьевна! И так спокойно смотрели на то, как она бежит по болоту!

– Я просто была до смерти напугана и не могла сдвинуться с места, – объяснила старушка. – Но вы-то, Владимир Андреевич, тоже хороши. Готовы были броситься в трясину.

– Он у нас храбрец, – гортанно усмехнулся Попов. – Но, Таисия Игнатьевна, – продолжал он, глядя на старушку, – я, конечно, восхищаюсь вашей храбростью, но неужели нельзя было её арестовать?

– Нет, – покачала головой Сапфирова, – ведь, по сути, против нее не было таких улик. Единственный шанс был вырвать признание.

– И это вам блестяще удалось, – закончил за неё Попов. – Но скажите, ради бога, когда и почему вы её заподозрили? Владимир Андреевич уже рассказал мне про эпизод с мышью, это поистине чудесная наблюдательность. Но ведь вы подозревали её и раньше. Почему?

– Сейчас объясню, – деловито сказала Сапфирова. – Ну, во-первых, как я уже говорила, я всегда считала Анну Дмитриевну способной на убийство. Я постаралась непредвзято рассмотреть факты, а они говорили, что Анна Дмитриевна никак не могла совершить первое убийство. Но были обстоятельства, которые я не могла отбросить, несмотря на казавшееся тогда непробиваемым алиби. Начнем с её поведения в день убийства. Она была несколько возбуждена на остановке, что не в её характере, и с кулаками набросилась на Шельму, то есть на Марфу, что вообще выходило за всякие рамки. Потом я обратила внимание на время. Почему Анне Дмитриевне Тарасовой понадобилось целых двадцать минут, чтобы дойти до дому, хотя ходу от него до остановки максимум минут десять. Я проверила в одну из сред. Мы дошли до моего дома от остановки за восемь минут, и она тоже была нагружена сумками. Тогда я не понимала, что это значит, но чувствовала, что за этим что-то стоит. Теперь-то ясно – она хотела, чтобы жители успели разойтись по домам и попасть под подозрение в убийстве, оставшись одни. Потом история с забытой кофтой Зои Васильевны Редькиной. Все было бы ничего, если бы я не вспомнила случай со своим зонтиком. Анна Дмитриевна сразу же вернула его мне, когда я уходила, оставив его в её прихожей. Да и кто-то из местных рассказал мне пару аналогичных случаев. Тогда я пошла к Бочкину и завела с ним разговор на эту тему. Он подтвердил мои предположения. Я поняла, что Анне Дмитриевне понадобился свидетель, но до вчерашней ночи не могла сообразить, как было исполнено преступление. Зато на два других убийства она была самым подходящим кандидатом. Ей было очень легко выскользнуть и убить свою соседку Дочкину. Убить Саврасову тоже не представляло труда. Из своего огорода она легко могла следить за тропой, ведущей в лес. Она пошла вслед за Адской и, быстро убив Саврасову, как ни в чем не бывало отправилась за грибами. Но решающим обстоятельством стали для меня слова Тишкиной о ненависти. Я тоже видела ненависть в глазах Анны Дмитриевны, и, когда я заговорила с ней о человеческих страстях, она не колеблясь отдала предпочтение ненависти. Также она проболталась, что знала, что Михаил Антонович Симагин будет рыбачить на Крутой и тоже, вероятно, останется без алиби, а его жена уж точно. Тарасова знала и то, что Адская с Люгеровым собирались уезжать. Это, а также подслушанные ею угрозы Тишкиной в адрес Бочкина заставили её действовать незамедлительно. Она боялась разоблачения в краже и одновременно не хотела упускать двух вероятных подозреваемых.

– А почему вы заподозрили её в краже, Таисия Игнатьевна? – спросил Попов.

– Ну, во-первых, показания Синицких о том, что она заранее знала, когда хозяева уедут в Лугу, сыграли свою роль. Была еще одна маленькая деталь. Антонида Александровна Саврасова и Анна Петровна Дочкина в день ограбления договаривались у дома последней о том, что Анна Петровна в определенное время понесет котлеты Саврасовой. Антонида Александровна упомянула, что Тарасова была в огороде и прислушивалась к их разговору. Значит, она знала, что Дочкина уйдет из дома и путь будет открыт. Потом история с Бочкиным. Вы, Кирилл Александрович, установили за ним слежку, но ничего подозрительного не обнаружили. Я, однако, прекрасно зная ветеринара, была уверена, что он тут же кинется к сообщнику требовать краденое. Но ваши люди утверждали, что он никуда не ходил, и я догадалась, что он общался с сообщницей, живущей рядом, то есть с Тарасовой. Поэтому никто ничего не заметил.

– Но зачем ей вообще нужна была эта кража? – спросил Попов.

– Для острых ощущений и чтобы запутать вас. Думаю, теперь вы поняли, какую великолепную постановку убийства осуществило это исчадие ада. Да, надо отдать ей должное, все было исполнено мастерски.

– А при чем здесь козы? – задал вопрос Скворцов.

– О, тоже для запутывания следствия. Здесь, правда, она преследовала и более конкретную цель. Хотела подставить Евсееву, для чего поздно вечером появилась в огороде Тишкиной и старательно изображала хромоту. Но я думаю, Алена Александровна догадалась, кого она на самом деле видела тем вечером. Покойная была очень проницательным человеком.

– Да, Таисия Игнатьевна, – с восхищением произнес Попов, – вы просто неподражаемы. Без вас мы бы не справились.

– Но на моей стороне были серьезные преимущества. Я знала этих людей и их характеры. По сути, я сразу заподозрила Тарасову и потому обратила внимание на разные мелочи, которые вы не заметили.

– А я, Таисия Игнатьевна, каюсь, что не верил в вас, – соответствующим высказыванию тоном проговорил Попов. – Но обратите внимание, что мы не знали о существовании мыши на полу.

– Но я надеюсь, Кирилл Александрович, что вы не обвиняете меня в сокрытии этого факта. Ведь никому бы и в голову не пришло говорить об исчезновении какой-то дохлой мыши.

– Помилуй бог, – пылко воскликнул Попов. – Я, конечно, вас не упрекаю! Кстати, – добавил он, – вы спасли мой отпуск, вернее, то, что от него осталось.

– Очень рада, – вежливо сказала Таисия Игнатьевна.

– Таисия Игнатьевна, – обратился Попов к старушке, – а что было бы, ели бы вашу беседу с Тарасовой прервали? Я имею в виду, пришел бы посторонний…

– О, Кирилл Александрович, мы это учли, – ответил за неё Скворцов. – Я поставил неподалеку милиционера, чтобы он отправлял всех в другую сторону. Но это и не потребовалось: пошел дождь и все грибники попрятались.

– Ай-яй-яй, – мягко пожурил коллегу Попов, – устроили такой эксперимент, и без меня.

– Я боялся, Кирилл Александрович, что вы не разрешите пойти на подобный риск.

– И правильно боялись, – сказал Попов, – я бы запретил.

– Значит, мы всё сделали правильно, – подвела итог Сапфирова. – Мы, знаете ли, Кирилл Александрович, долго проговаривал все детали этой встречи.

– Всё-таки риск был велик, – оставил за собой последнее слово Попов.

– Волков бояться – в лес не ходить, – отпарировала Таисия Игнатьевна. Кстати, у меня тут её энциклопедия завалялась, не знаю, кому теперь отдавать.

– Оставьте себе на память, – весело посоветовал Скворцов.

– Не знала, что работники милиции поощряют присвоение чужой собственности, – улыбнулась Сапфирова.

Оба взглянули на следователя Попова. Тот молчал и даже слегка прикрыл глаза, как бы выражая этим жестом благожелательное попустительство.

Неожиданно и не сговариваясь все трое весело рассмеялись.

– Ну, – сказал наконец Попов, – посидели – и хватит. Пора и честь знать. Теперь самое время проститься с нашим гостеприимным хозяином Петром Афанасьевичем и с чистой совестью отбыть восвояси. Еще раз огромное вам спасибо, Таисия Игнатьевна, за неоценимую помощь.

– Надеюсь, – быстро добавил Скворцов, – мы и впредь сможем рассчитывать на вас.

– Ну уж нет, – отрезала старушка. – Четыре смерти для Полянска – более чем достаточно. И смотрите, особо про мое участие не распространяйтесь, – погрозила пальцем следователю Сапфирова.

– Будет исполнено, – сказал он, шутливо отдавая честь.

– Ну посидите еще, выпейте чайку на дорожку, – стала уговаривать их хозяйка. Гости охотно согласились.

– Все-таки, – вздохнул Скворцов, – до сих пор не могу прийти в себя. Неужели люди могут так ненавидеть?

– Да, – просто ответила Таисия Игнатьевна. – Одиночество и зависть могут привести к страшным последствиям. Душа Анны Дмитриевны похожа на трясину, в которой потонули все человеческие чувства, кроме одного – ненависти. Она засасывает человека с головой. Это словно омут с затхлой, непрозрачной водой и гнилыми водорослями.

– И все-таки мне её жаль, – с расстроенным видом покачал головой Скворцов. – Несмотря ни на что, она не заслужила такой страшной смерти.

– Мне тоже жаль ее, – сказала Таисия Игнатьевна, – но я сомневаюсь, что она перестала бы убивать. Справедливость и безопасность жителей требовали её разоблачения.

– Все-таки, Владимир Андреевич, вы слишком чувствительны и впечатлительны для милиционера, – вставил свое слово Попов.

– Таким и должен быть милиционер! – пылко вступилась Таисия Игнатьевна. – Он должен, как и любой человек, сопереживать не только жертве, но и преступнику. Ведь преступники тоже люди и очень сильно страдают.

– А вы гуманистка, Таисия Игнатьевна, – проговорил Попов, задумчиво разглядывая хрупкую фигуру старушки.

Через пять минут Попов и Скворцов сердечно попрощались с Таисией Игнатьевной. Попов ушел, а лейтенант задержался в комнате.

– Скажите, – тихо произнес он, – вы специально устроили эту встречу рядом с Борковской трясиной? Вы предвидели подобный исход?

И вновь на губах Сапфировой заиграла загадочная улыбка.

– Я думаю, Владимир Андреевич, – наконец проговорила она, – вы должны сами ответить себе на этот вопрос.

Скворцов постоял несколько секунд, глядя на неё, потом махнул рукой и проговорил улыбаясь:

– Вы человек-загадка, Таисия Игнатьевна. Но, несмотря ни на что, я всегда буду вспоминать о вас с большой теплотой.

– Спасибо, – искренне ответила Сапфирова.

Уже у самого порога Скворцов остановился и рассмеялся:

– Знаете, Таисия Игнатьевна, я сейчас вспомнил лицо нашего дактилоскописта Вовкина, когда я его спрашивал про мышь в комнате. Он открыл рот и с минуту так простоял, выпучив при этом глаза, – тут Скворцов выразительно изобразил эту сцену. Таисия Игнатьевна смотрела на него с нежностью, и её мягкие подвижные губы все шире и шире расплывались в доброй улыбке.

Глава 40
Женщина в белом

Вечером Таисия Игнатьевна решила подышать свежим воздухом – пройтись к реке. Перед этим она долго сидела в своём небольшом садике и любовалась цветами. «Если бы все люди были бы так чисты и красивы душой, как эти цветы, – думала она с мягкой улыбкой. – Но, увы, – улыбка сбежала с её лица, – это часто оказывается не так, и мы все порой в ответе за это. Анна Дмитриевна страдала от одиночества, носила свою боль в себе. Если бы нашелся человек, подружившийся с ней, помогший преодолеть злобу и украсивший её монотонную жизнь, то, я уверена, ничего бы не случилось. Но таких людей, к сожалению, мало. Все заняты лишь своими проблемами, да и я сама, чего греха таить, ничем не лучше остальных». Так думала Таисия Игнатьевна, сидя на скамеечке и любуясь клумбой. Вечером на прогулке она попыталась отрешиться и хоть на время забыть о событиях сегодняшнего дня, столь непохожего на другие. Легкий туман начал быстро сгущаться, и уже шагах в десяти трудно было что-либо разглядеть. Таисия Игнатьевна остановилась и устремила взгляд на небольшой ложок, лежавший в низине. Рядом журчал быстрый прозрачный ручеек. Внезапно белая завеса тумана начала приобретать какие-то причудливые очертания. Таисия Игнатьевна с изумлением увидела, как из глубины белой пелены проступает фигура и растет прямо на глазах.

«Что это, мираж?» – подумала Сапфирова, закрывая глаза. Она снова взглянула вниз, где протекал ручеек, но фигура не исчезла. Вдруг Таисии Игнатьевне показалось, что фигура смотрит прямо на неё. Сапфирова пристально вгляделась в белую фигуру, и на какое-то мгновение ей почудилось, что черты лица женщины напоминают ее собственные. Сапфирова стояла, не в силах отвести взгляда от чудесного видения. Но вот фигура начала таять, и в цельной белой массе появились какие-то серые клочья. Таисия Игнатьевна не знала, откуда взялись эти клочья, но они напоминали ей грозовые тучи, внезапно появившиеся среди белых облаков. Но вот черты лица стали растекаться, серые клочья исчезли, и белый туман вновь превратился в густую бесформенную массу.

Внезапно мозг Таисии Игнатьевны пронзила догадка.

– Да ведь это же была она, Женщина в белом! – воскликнула Сапфирова. – Возможно ли это, или я спала на яву?

На ум ей сразу же пришли слова Марфы о Женщине в белом, сказанные при последней встрече.

«Значит, все-таки она существует, – рассеянно думала Таисия Игнатьевна, напрасно всматриваясь в молочный густой туман. – Как мало мы все-таки знаем о разных потусторонних явлениях, – покачала она головой, – человеческий разум далеко не так всемогущ и совершенен, как многие полагают». Внезапно Таисия Игнатьевна подумала: «А имела ли я право так поступать? Ведь, может, я взяла на себя роль, не отведенную для меня? Имела ли я право распоряжаться чужой жизнью?»

Но вот туман рассеялся, и Таисия Игнатьевна ясно увидела ровную песчаную дорогу, ведущую вниз к реке, и в тот же миг все сомнения, как по мановению волшебной палочки, покинули ее.

– Прочь, туман и все сомнения! – громко воскликнула Таисия Игнатьевна и, взглянув на показавшийся внизу берег Крутой, все быстрее и быстрее побежала вниз, под гору, навстречу зеленому лесу и прозрачной глади реки.

Эпилог

Прошло несколько месяцев, и ужасные летние события стали постепенно изглаживаться из памяти полянцев. Жизнь потекла своим чередом. Амфитрион Ферапонтович Редькин все так же пил и играл в карты; о его тайных посещениях Шельмы-Марфы никто не узнал. Пелагея Егоровна Цепкина сидела в Полянске до последнего и лишь в конце ноября милостиво согласилась уехать в Ленинград. Музыкант Дудкин, увы, не внял предупреждениям Скворцова. Он продолжал играть и действовать всем на нервы, пока в один прекрасный день не загремел в больницу с сотрясением мозга. Это добрейшая Пелагея Егоровна Цепкина заехала ему сковородкой по темечку, когда он с особым усердием исполнял очередной марш на барабане около ее дома.

Люгеров и Адская вылетели из Полянска быстрее марафонцев, только пятки сверкали. Алексей Александрович и Вера Никитична Тишкины задержались на некоторое время. Из Утесова приехала дочь Саврасовой, чтобы привести в порядок хозяйство и решить, как быть с домом.

Следователь Попов сразу же по завершении дела отправился в долгожданный отпуск, который к тому времени выглядел более чем призрачно. Прокурору исход дела понравился.

– Меньше возни, – заявил он. – У суда и так работы хватает. А все-таки какая замечательная была идея привлечь к расследованию кого-нибудь из местных.

Артамона Матвеевича Бочкина, к сожалению, оправдали за недостатком улик. Краденые вещи были вырыты из огорода Тарасовой и переданы семье покойной Саврасовой. Пострадавшим в прошлом году Синицким украденные вещи вернуть не удалось из-за их отсутствия. Несмотря на то что ветеринар Бочкин был оправдан, он счел за лучшее уехать из поселка. Ведь его белой, как снег, репутации был нанесен непоправимый урон. Впрочем, никто особенно и не сожалел о его отъезде.

– Ну и скатертью дорога, – сказала Мария Николаевна Симагина, не забыв, однако, нацепить доброжелательную улыбку, взятую из её многочисленного арсенала.

Из всех жителей Полянска только Таисия Игнатьевна слегка сожалела об отъезде.

– Мерзавец он, конечно, – частенько говаривала она, – но уж больно хорошо в покер играть умеет. Со временем опустевшие дома Дочкиной, Саврасовой и Тишкиной стали обживаться наследниками, а в самом Полянске началось строительство новых домов, вовсю покупались земельные участки.

Но это уже совсем другая история.

Продолжение книги

Убийства в Полянске бесплатное чтение

Глава 1Утро в Полянске

Глава 2Главные местные сплетницы

Глава 3Козы

Глава 4Ссора

Глава 5Сборный пункт Полянска

Глава 6Труп в гостиной

Глава 7Милиция берётся за дело

Глава 8Очевидцы

Глава 9Родственники

Глава 10Родственники (продолжение)

Глава 11Визит к Симагиным

Глава 12Допрос Бочкина

Глава 13Таисия Игнатьевна и Скворцов обсуждают убийство

Глава 14Мать и дочь

Глава 15Амфитрион Ферапонтович дает показания

Глава 16Часы

Глава 17Круг подозреваемых

Глава 18Совещание в Луге

Глава 19Прокурор подводит итоги

Глава 20Разговоры, сплетни, пересуды

Глава 21Обед в доме Тишкиных

Глава 22Мои поля – мое богатство

Глава 23Комментарий следователя Попова

Глава 24У Редькиных

Глава 25Кража

Глава 26Разговор с Синицкими

Глава 27Новая жертва

Глава 28Паника

Глава 29Встреча с Шельмой

Глава 30Таисия Игнатьевна наносит визиты

Глава 31Ночное приключение Попова

Глава 32Объяснения Бочкина

Глава 33Третье убийство

Глава 34В кабинете Дудынина

Глава 35Тайна Амфитриона Редькина

Глава 36Доносчику первый кнут

Глава 37Сон

Глава 38Глубины души человеческой

Глава 39Трясина

Глава 40Женщина в белом

Эпилог

Глава 1
Утро в Полянске

Глава 2
Главные местные сплетницы

Глава 3
Козы

Глава 4
Ссора

Глава 5
Сборный пункт Полянска

Глава 6
Труп в гостиной

Глава 7
Милиция берётся за дело

Глава 8
Очевидцы

Глава 9
Родственники

Глава 10
Родственники (продолжение)

Глава 11
Визит к Симагиным

Глава 12
Допрос Бочкина

Глава 13
Таисия Игнатьевна и Скворцов обсуждают убийство

Глава 14
Мать и дочь

Глава 15
Амфитрион Ферапонтович дает показания

Глава 16
Часы

Глава 17
Круг подозреваемых

Глава 18
Совещание в Луге

Глава 19
Прокурор подводит итоги

Глава 20
Разговоры, сплетни, пересуды

Глава 21
Обед в доме Тишкиных

Глава 22
Мои поля – мое богатство

Глава 23
Комментарий следователя Попова

Глава 24
У Редькиных

Глава 25
Кража

Глава 26
Разговор с Синицкими

Глава 27
Новая жертва

Глава 28
Паника

Глава 29
Встреча с Шельмой

Глава 30
Таисия Игнатьевна наносит визиты

Глава 31
Ночное приключение Попова

Глава 32
Объяснения Бочкина

Глава 33
Третье убийство

Глава 34
В кабинете Дудынина

Глава 35
Тайна Амфитриона Редькина

Глава 36
Доносчику первый кнут

Глава 37
Сон

Глава 38
Глубины души человеческой

Глава 39
Трясина

Глава 40
Женщина в белом