Счастливы не только дураки. Как разобраться в людях и в себе. Механизмы поведения бесплатное чтение
Виктор Пономаренко
Счастливы не только дураки
Как разобраться в людях и в себе
Механизмы поведения
Серия «Практический тренинг»
© ООО «Издательство АСТ»
* * *
Моей жене —
Медее Теймуразовне Цинцадзе – посвящаю!
Умный находит удовольствие в сложности,
мудрый – в простоте.
Когда у человека формируются убеждения,
его эрудиция теряет объективность.
Предисловие автора
Если бы вы знали, сколько раз я думал над тем, чтобы прекратить писать эту книгу! Неужели совесть позволит мне обрушить на читателя ворох банальностей, которые как будто впитаны всеми нами с молоком матери и должны лежать в основе социального поведения? Зачем ломиться в открытую дверь, примерять на себя мундир капитана Очевидность? Что за писательский зуд! Зачем говорить общеизвестные истины, да еще и менторским тоном, претендуя на позицию психогога[1]?
Хотел бросить, ругал себя, смеялся над собой – но все-таки продолжал писать и даже вот решился опубликовать написанное. Ну, чтобы заслон поставить какому-то встречному потоку, ветру, вентилятору – не знаю, что это – интеллектуальных новаций, коллективных прозрений, новых трендов, которые влияют на воспитание нашей молодежи.
Эти новации претендуют на последнее слово в социальных науках, а в реальности – полная чушь. Вредная, разрушительная, растлевающая общество чушь! Вот, из самого безобидного, из последнего, что я услышал: оказывается, какие-то ученые (при этом слово «ученые» произносится с придыханием, с поднятием указательного пальца вверх) открыли так называемую «диетическую депрессию» – то есть депрессию, которая якобы наступает от употребления однообразной пищи. Чтобы избежать диетической депрессии, советуют ученые (опять палец кверху), нужно баловать себя ранее неизведанными вкусами, пищевыми «сюрпризиками». Дескать, тогда депрессию можно будет победить. Преодолеть, отсрочить.
Слушайте, а десятки поколений наших предков, которые ели кашу и щи, почему-то не впадали ни в какую депрессию. Почему? – Да потому, что депрессия никак не связана с рационом питания (я исключаю крайние случаи). Попытки бороться с депрессией повышением разнообразия пищи – это очередной суррогат решения проблемы бессмысленности жизни. Заедать вкусняшками пустоту существования – отличный выход! Для дураков. Да, известно, что именно так многие и поступают – заедают депрессию. Но при этом вгоняют себя в круг еще больших проблем, связанных с нарушением обмена веществ в организме. А распространение мифа о диетической депрессии – это увод человечества в сторону от магистральной линии развития. В мифологический тупичок.
Борясь с подобными тупиками, я и решился написать эту книгу. И если читатели скажут дружно: «О чем он толкует, нам все это хорошо известно», я успокоюсь и займусь выращиванием овощей на своей даче. Но мой жизненный опыт, мои глаза и уши подсказывают мне, что до спокойствия еще далеко. Как психолог, я постоянно сталкиваюсь с драматическим, подчас катастрофическим непониманием многими людьми смысла человеческих отношений, предназначения человека.
Примитивные до дурковатости разглагольствования на эти темы, находки, ценность которых сопоставима с «открытиями» трехлетнего ребенка в песочнице, оглупление и инфантилизация населения до такой степени, что люди не в состоянии браки создавать, детей рожать и воспитывать, – вот каким трендам я пытаюсь противопоставить свой набор трюизмов. Ну, извините меня за это великодушно!
Я не оправдываюсь, я размышляю – зачем я написал эту книгу?
На каждой стройке бывают ЧП – чрезвычайные происшествия. Представьте: колоссальная, высокая и массивная конструкция дала трещину. Она вот-вот разрушится и рухнет вниз. Это видит пока только инженер-строитель. Он замирает от ужаса. Он с точностью до минуты знает, когда произойдет низвержение колосса. Погибнут люди, уничтожится техника, пойдут прахом плоды упорного труда, совершенного посредством этой техники. Но другие пока этого не видят. Они воодушевлены своими трудовыми подвигами и радостно смотрят в будущее.
Интеллигенция – по идее, тот самый коллективный инженер-строитель. Она призвана лучше всех понимать, какие угрозы нависли над человечеством. Увы, на деле многое оказывается не так.
Помню, харизматичный седовласый профессор в лицо мне смеялся и всячески демонстрировал свое пренебрежение, когда я говорил об опасности отчуждения человека от труда как о самой важной угрозе современности. А когда очередь дошла до него, пафосно представил очередную «братскую могилу» как отчет о проделанной им работе на средства съеденного гранта. «Братская могила» – это ироничное название сборника статей известных и малоизвестных авторов, изданного без определенной цели, точнее – с целью оправдать истраченные деньги. Это обычная форма «квази-академического» мошенничества, распространенного, увы, в российской вузовской среде в 90-е годы.
И еще: мой диалог с Александром Анатольевичем Ширвиндтом на съемочной площадке телепроекта «Культурная революция» (ТК «Культура», производство телекомпании «Игра-ТВ»). Я спросил: «Театр сегодня по-прежнему претендует «влиять на умы», как раньше? Или он «печет» спектакли, как пирожки, исключительно для продажи?» Ширвиндт ответил: «Влиять не на что». Отшутился. Но было видно, что его мой вопрос задел. В продолжение своего ответа он рассказал анекдот про цирюльника, который на реплику посетителя «Всюду бардак» сказал, недоумевая: «И вы хотите начать наводить в мире порядок с моей парикмахерской?!» Думаю, Александр Анатольевич слукавил. Он все прекрасно понял и огорчился, как и я. Ведь за его спиной не скромная парикмахерская, а прославленный Академический театр сатиры. И на груди у старика Ширвиндта – ни много, ни мало – полный набор орденов «За заслуги перед Отечеством».
Так есть ли у нашей интеллигенции эти заслуги, или она под общую сурдинку приторговывает, чем может, якшаясь с другими торговцами и криминалитетом?
Вот почему я взялся за написание этой книги, наполняя ее банальностями. Что если это не банальности, а вечные истины, без которых жить невозможно и о которых каждому новому поколению должен кто-то рассказывать? Перефразируем известный тезис: знание принципов позволит нам не зайти в тупик и не оробеть, решая частные вопросы.
Обычно от науки и от ученых ждут чего-то нового. Я, наоборот, стремлюсь обратить внимание на нечто хорошо и давно известное, чтобы вернуть к этому несправедливо и несвоевременно утраченный интерес. Возможно, я, по ироничному выражению Льва Николаевича Толстого, как глуховатый человек, отвечаю на вопросы, которых мне никто не задает? Я мечтал написать книгу о механизмах поведения людей, которая будет понятна всем и каждому – от двоечников коррекционных классов до отличников мехмата МГУ. Тираж этой книги превысит численность населения Китайской Народной Республики. Её переведут на все языки мира, включая языки тела… Это – в мечтах. А в реальности…
Вот она – книга – перед вами. Я написал ее. И если вы ее не прочтете, то мы оба останемся в дураках.
С уважением, Виктор Пономаренко
О счастье
Несчастным или счастливым человека
делают только его мысли,
а не внешние обстоятельства.
Управляя своими мыслями,
он управляет своим счастьем.
Ф. Ницше
Человек несчастлив потому,
что не знает, что он счастлив.
Ф. М. Достоевский
Мне счастье в девках выпало:
у нас была хорошая, непьющая семья.
Н. А. Некрасов
Будучи еще студентом-медиком, я слышал историю про Мераба Константиновича Мамардашвили. Для тех, кто не знает: Мамардашвили – один из глубочайших умов двадцатого века, антрополог, философ «сократовского типа». Так вот, Мераба Константиновича как-то спросили: «В чем, по вашему мнению, заключается основной вопрос психологии?» Тот, пыхнув курительной трубкой, ответил: «Как и у всех прочих наук и практик – выживание».
Выживание! Разумеется, речь шла о выживании человека. Если кому-то режет слух слово «выживание» (согласен, от него веет чем-то сугубо утилитарным), давайте скажем: «жизнеспособность». Против жизнеспособности, надеюсь, никто не возразит?
Вот, собственно, и весь сказ. Вот и весь приз, ради которого – все наши усилия, наши человеческие радости и страдания.
Была или не была в реальности эта история, мне неизвестно. Но вполне могла быть. Такой ответ – в духе Мамардашвили. В русле его научной и жизненной философии. В конце концов, не это важно. Так же, как батоно Мераб, понимали суть происходящего и тысячу, и три, и десять тысяч лет назад. Так, я уверен, мыслящие, ответственные люди должны понимать это и сегодня.
•
Жизнеспособность – то есть возможность существовать не разрушаясь, длиться во времени – это цель и смысл жизни.
•
Получается, мы живем ради того, чтобы… жить? Не слишком ли примитивно? – Нет, все правильно. Давайте только примем во внимание, что жизнеспособность Человека – разумного социального существа – зависит от множества отнюдь не примитивных причин и условий. Человеку мало дышать, есть и размножаться. Чтобы жить, он обязан думать, чувствовать, строить общественные связи, верить в лучшее и святое, понимать значение разнообразных сложных сигналов и многое, многое другое знать и уметь[2].
А еще человек должен создавать блага.
Что ж, теперь, похоже, мои вероятные оппоненты начинают злиться всерьез.
«Что значит «должен»? Какие такие «блага»? Никто никому ничего не должен!» – согласитесь, так думают и говорят многие. Это вполне устоявшаяся точка зрения. Она существует и в быту, и в науке. Есть ученые, отрицающие не только общественные обязанности людей, но и общество как таковое, как факт.
Отсюда как раз и начинается наш разговор.
Признаться в этом непросто, но придется. Иначе не стоило все это затевать.
Сорок лет я изучаю поведение человека. Сорок лет вожу сам себя, будто библейский Моисей, по пустыне собственной головы. Многое пережито, многое осознано. Написаны книги, прочитаны сотни лекций… И в итоге – понимание простейшей и очевиднейшей истины[3]. Но понимание заслуженное, выстраданное.
А истина заключается в том, что есть всего два варианта общественного бытия человека: счастье и несчастье.
Как только я это осознал, словно остатки пелены упали с глаз! Я сразу понял, как отличить счастливую жизнь от несчастной, счастливого человека от несчастливого. Как, по каким правилам и законам, строится счастье. Что нужно делать, чтобы его обрести. Что именно погружает нас в несчастье, и как это предотвратить или перебороть. Что значит «жить правильно», то есть счастливо, и «неправильно» – в несчастье. Все вдруг стало про человека ясно и понятно.
Действительно, все завязано на жизнеспособности. Мамардашвили прав. Жизнеспособность можно наращивать, развивать. А можно, в принципе, уменьшать, разрушать, разваливать. Конечно, люди заинтересованы в первом варианте. Но, увы, часто допускают и второй. И это ведет к их гибели в прямом драматическом значении этого слова.
•
Счастье, таким образом, – это когда жизнеспособность растет. Несчастье – когда снижается. И то, и другое является результатом активности человека.
•
Особая благодарность русскому языку и русскому народу – языкотворцу! Именно в русском языке слово «счастье» имеет корень «часть»[4]. А корень, как известно, отражает суть, нечто самое главное.
«Счастье» – это краткая форма от устаревшего «сочастие» и вполне современного «соучастие». Следовательно, счастливый человек с кем-то обязательно «соучастлив». Он соучастник.
В латинском языке «часть» – это «part». Отсюда «партнерство». То же, что и «соучастие». Слова-«кальки», совпадающие и по значению, и по буквальному переводу.
Выходит, счастье – не слепой случай, не удача, выпавшая неизвестно кому неизвестно за что. Счастье – это социальное партнерство. Соучастие в общей жизни, в общих замыслах и делах.
Впрочем, так счастье понимается не всеми. В толковых словарях, включая известнейший «Словарь Даля»[5], в этом контексте фигурирует «часть» как доля, кусок, пай. Стать счастливым, следует из этого, значит получить свою долю, кусок от «общего пирога». Кто, стало быть, больший кусок урвал, тот и самый счастливый.
А еще счастье, «доля», представляется людям как судьба. И сетует человек: «Трудная, скудная доля мне выпала. Не то что соседу!»
Владимир Иванович Даль ничего сам не выдумывал, он лишь фиксировал бытующие в народе значения слов.
К обсуждению такого эгоистического, потребительского или, с другой стороны, обреченно-фатального понимания счастья мы еще вернемся. И посмотрим, реальны ли шансы на обретение счастья у того, кто тщится урвать свой кусок или кто покорно принимает «несчастную долю», живя робкой надеждой на лучшее.
Здесь же отмечу, что оба эти значения обращены исключительно к результату, к достигнутой цели, к вожделенному призу. «Так мне достанется что-нибудь ценное или нет?» – вот о чем идет речь в обоих случаях. Дадут иль не дадут? – Вот в чем вопрос!
О деятельном соучастии в создании благ, в процессе «выпекания сладких пирогов» никто из этих толкователей даже не заикается. Этого у них, что называется, «и в мыслях нет».
На самом деле, счастье – это созидательное партнерство, в котором благ (то есть факторов жизнеспособности) производится больше, чем потребляется. И это важнейший принцип существования человека!
•
Назовем его принцип «расширенного воспроизводства благ». В соответствии с ним, жизнеспособны лишь те люди, группы людей, которые производят благ больше, чем потребляют.
•
«Расширенным воспроизводством» мы назовем его потому, что производимые блага не являются невостребованными «излишками». Они поступают в общее пользование, формируют «фонды», «кладовые», откуда черпаются ресурсы, опять же, для целей развития. И люди, производящие блага, все повышают и повышают уровень адаптированности – своей и окружающих. И, соответственно, их производительность тоже растет.
А что такое «блага»? – Это все то, что служит обеспечению жизнеспособности. Куда же мы денемся от нее!
Это и материальные, и нематериальные ценности. Пища, качественная и разнообразная, экологичная среда обитания, физическое здоровье человека. Разум и душа, вера и объективная истина, произведения искусства и строительные материалы. Разве можно перечислить всё! Критерий отнесения к благам конкретного продукта природы или человеческого труда один, уже определенный. Блага повышают жизнеспособность людей.
Все блага, в соответствии с провозглашенным принципом «расширенного воспроизводства», подлежат развитию, приращению их количества и качества. Экономисты про это говорят: «добавить стоимость», романтики – «одухотворить».
А если нет? Что будет, если полученные тем или иным путем блага не улучшатся их обладателями, а уничтожатся, потратятся впустую? – Блага перестанут к ним поступать. Их приходящий поток иссякнет, а эти люди умрут. Ни больше ни меньше. Вот что важно понимать. Во всей содержательной полноте.
У человека вариантов всего два. Либо он развивает блага, работая над их улучшением, и возвращает обществу с добавленной стоимостью. И тогда в его распоряжение поступят все новые и новые блага. Их качество, сложность и объем при этом будут расти. Ведь общество кровно заинтересовано в развитии, и оно поощряет тех, кто умеет развивать.
Либо человек вольно или невольно уничтожает переданные ему блага, но требует от общества еще и еще, чтобы сохранить свою жизнеспособность. И тогда он лишается всего. От него отворачиваются все. Никому не нужен тот, кто потребляет много, а производит «ноль» или совсем чуть-чуть.
Сомневаетесь в объективности и действенности этого принципа? – Рискните его нарушить. Впрочем, никому не желаю плохого.
Итак, есть группы людей (партнеров, соучастников), благодаря которым общественные блага развиваются, а есть те, где блага растрачиваются, уничтожаются, потребляются без остатка. Первый вариант взаимоотношений называется и является счастьем, второй – несчастьем.
Счастье – фабрика жизнеспособности. Причем не только для самих партнеров, но и для общества в целом. Такое партнерство рентабельно в широком, не только в экономическом, но и в гуманитарном, смысле. Именно рентабельно. То есть затраты – материальные и нематериальные – на его содержание существенно меньше, чем исходящие от него потоки благ.
Счастливые семьи, счастливые содружества и соседства, счастливые трудовые коллективы и тому подобные – рентабельны, они развивают людей и вознаграждают позитивными эмоциями. При этом их ресурсный потенциал постоянно растет. Жизнь в них кипит!
Несчастье, наоборот, снижает жизнеспособность. Несчастьем называют альянс, на содержание которого люди тратят разнообразных ресурсов больше, чем получают взамен. Нерентабельное партнерство – вот что такое несчастье.
Русский писатель Владимир Галактионович Короленко выразился предельно ясно: «Человек рожден для счастья, как птица для полета»[6]. Убежден, понимать это нужно не как прекраснодушное пожелание, а как научную истину. Действительно, в птице буквально все – от полых костей до великолепной природной аэродинамики – подчинено полету. И в человеке есть все естественные предпосылки для построения счастливых отношений. Счастливый (производительный, жизнеспособный) человек – это норма. Счастливая жизнь должна быть у всех людей!
Несчастье, напротив, – плод неправильного поведения, следствие допущенных принципиальных ошибок, которых можно было бы избежать, знай человек о том, на каких критериях базируется счастье, как ими можно и нужно управлять. Несчастье, по большому счету, противоестественно.
В общем, «если хочешь быть счастливым – будь им!» – Это уже Козьма Прутков. Персонаж забавный, но весьма неглупый.
Я сказал, что легко теперь отличу счастливого человека от несчастного. Уверен, вы догадываетесь, почему и как! Счастливый наполнен позитивными переживаниями. Под словом «переживание» я понимаю интеграцию рационального и эмоционального. И умом, и душой такой человек оценивает свое поведение и свое состояние как прекрасное, гармоничное. Он намерен бесконечно длить это высокое качество жизни.
Счастье – это переживание максимальной жизнеспособности. Разве это душевное состояние можно скрыть? – Нельзя и ни к чему. Более того, оно заразительно. Счастливый человек распространяет вокруг себя «ауру» победительности, приподнятого настроения, оптимистического восприятия мира. Счастливый верит в людей, в их лучшее и доброе начало. Он верит в жизнь, ведь именно он ее упрочивает. Сам он довольствуется малым, в материальном плане.
Кстати, это тема для особого разговора.
Без конца разными людьми пережёвывается «проблема растущих потребностей» человека, якобы, никогда полностью не удовлетворяемых. Даже приверженцы коммунизма как общественного строя на определенном историческом этапе убоялись собственной базовой формулы «От каждого по способностям, каждому – по потребностям».
Им, детям своего времени, вечно голодным и плохо одетым, с нереализованными мечтами о буржуазной сытости, вдруг привиделись толпы обывателей с вереницами пустых телег, рвущихся за бесплатной «коммунистической» едой и одеждой, готовых растащить все склады и магазины. Где уж таких удовлетворить!
И коммунисты засомневались в реалистичности коммунизма. А зря. Если у человечества вообще есть какое-нибудь будущее, то это – коммунизм. Такой, каким он описан в трудах Маркса и Энгельса.
Мало кто, увы, принимает во внимание первую половину формулы: «От каждого по способностям». А это – одно из условий подлинного счастья. Мы это еще обсудим, разумеется.
Коммунизм – это общество счастливых людей. А счастливый, как мы уже поняли, непритязателен в плане индивидуальных удобств. Зачем ему лишнее? Горсть риса и кувшин воды в день – его потребности в пище. А подчеркивать свой общественный статус посредством дорогих вещей ему совсем ни к чему. Жажда самореализации и общественной востребованности – вот чем живет счастливый человек! Так это же не про «получать», это про «отдавать».
•
Счастье – это обязанности, выполняемые с удовольствием, с восторгом.
•
Узнаваем и несчастливый. Он наполнен тревогой, переживанием надвигающейся опасности. Кто-то осознает причину тревоги и источник опасности. Кто-то, не анализируя, боится всего на свете.
Несчастный воспринимает жизнь негативно. Как каторгу, как череду промахов и неудач. Интересно, что на этом эмоциональном фоне и объективная удача не радует, и долгожданное приобретение не утоляет печаль. Обида на жизнь и брезгливо-настороженное отношение к ней все равно остаются. Да, счастье не купишь!
•
Говорят, «богатые тоже плачут». Плачут не «богатые» или «бедные». Плачут несчастные. Счастливые улыбаются.
•
Несчастливые бедняки в каком-то смысле имеют психологическое преимущество перед несчастливыми богачами – у них есть надежда, что вот когда они наконец разбогатеют, всё в их жизни наладится. У богатых и этой надежды нет[7].
Несчастный склонен обвинять других в своем несчастии. Поэтому он вечный придира, критикан, он всем и всеми недоволен, даже вопреки здравому смыслу. Несчастный скептически воспринимает нововведения, протестует против них, даже против реальных улучшений и льгот. Но, получив их, так или иначе не отказывается. Принимает как должное. Пользуется. И ворчит, что, дескать, люди для него могли бы все это сделать и раньше, и лучше, и больше. И ни к кому не испытывает чувства благодарности.
Он любит поговорить о своих правах и раздражается упоминанием об обязанностях. Ратует за индивидуализм и с неприязнью отзывается об окружающих. Еще бы! Ведь именно его личный опыт существования в партнерстве неудачен и болезнен.[8]
Этим-то нытьем, скепсисом и сарказмом по любому поводу несчастный выдает себя с головой. Как его не узнать!
•
Если человек, прежде оптимистичный, дружелюбный и щедрый, стал вдруг раздражительным скептиком – значит, его жизнь перестала быть счастливой.
•
Главное отличие счастливого человека от несчастливого в том, что первый, в основном, производит, а второй – потребляет произведенное кем-то другим.
И что же? Разве потреблять, сидя на шее у кого-то, кто тебя везет, не мечта любого человека? Разве не в этом счастье? – Конечно, нет. Думать так, значит, глубоко ошибаться, направляя себя, наоборот, в русло несчастья. Человек – самое трудолюбивое и производительное существо на свете. В этом легко убедиться, просто оглянувшись вокруг. Созданное людьми колоссально, богоподобно!
Природа наделила каждого человека огромными возможностями и способностью этот изначально данный потенциал развивать. Если не делать этого, не применять к жизни эти дары, то последует справедливое наказание. Природа – не наивный расточительный благотворитель, она жесткий кредитор. Все неиспользованное человеком постепенно будет разрушать его изнутри.
•
Все, что мы черпаем изнутри себя и извне, из общественных кладовых, и не возвращаем обществу в обогащенном виде, разъедает, развращает и в итоге убивает нас.
•
Нет более уязвимого социального статуса, чем статус рантье. То есть человека, живущего на некий незаработанный им лично, но узаконенный доход. Проедающего доставшуюся ему от кого-то собственность. Рантье – от денежного капитала, от недвижимости, от земли, от положения в семье, от должности и так далее – обременительны для всех, включая самих себя. Они лишние, необязательные люди. Они потребители. И «все революции в мире совершаются против рантье». Не помню, кто это сказал. Возможно, Карл Маркс.
Острая проблема так называемого «общества потребления», широко обсуждаемая сегодня, беспокоящая интеллектуалов – политологов, антропологов, футурологов и иже с ними, – заключается не в том, что люди стали лучше жить материально и якобы это их развратило, обуржуазило, а в том, что количество потребителей (несчастных, «лишних») в обществе продолжает расти, а количество производителей (счастливых, востребованных и реализованных) снижается. Согласен, это тема для отдельного разговора.
Ну, хорошо, скажете вы. Допустим, что это так и есть. Но кто задает и выдвигает именно такие условия и требования? Кто заставляет людей, порой через «не могу», становиться счастливыми? Кто любыми средствами стремится избавиться от несчастных?
Ответ однозначен. Разумеется, общество. Социум. И отрицать его существование как факта глупо.
Я стараюсь не опускаться до редукционизма. Рассуждая, не свожу высшие формы существования материи к низшим. Не сопоставляю их грубо, без обязательных оговорок, без коррекции. Но здесь я не могу удержаться, чтобы не напомнить, что в природе выживание вида всегда намного важнее жизни индивидуума. Любой вид живых существ легко пожертвует одной или несколькими особями ради сохранения себя как части биосферы.
Да, человечество, социум – не просто биологический вид. Но в том, что это нечто целое и целостное, не приходится сомневаться. И в том, что люди – часть природы, тоже.
Никто из вида Homo sapiens не становится «Человеком разумным», не будучи интегрированным в общество, не получив доступа к его ресурсным кладовым. Ни знаний, ни навыков, ни умений, необходимых для обеспечения жизнеспособности, приобретенных иначе чем через социальное взаимодействие, у человека нет и быть не может.
Вот почему индивид всецело зависит от общества и всем ему обязан. А чем конкретно обязан? – Жить счастливо. Производить больше, чем потреблять. Отдавать другим больше, чем брать себе. Тем самым укреплять жизнеспособность, одновременно свою и окружающих.
И никаких, заметьте, противоречивых интересов! Никаких «запрограммированных» столкновений с другими людьми! – К чему они, если важнейший общий интерес заключен в плодотворном сотрудничестве всех со всеми. Сотрудничество – условие жизни человечества. А несчастье – неумение сотрудничать. Вот и вся мудрость жизни.
Социум всеми силами и средствами поддерживает и поощряет счастливые альянсы, как малые (семьи, общины, трудовые коллективы), так и большие (народы, страны). Общество старается их сохранить и преумножить. Распространить их опыт, обеспечить ресурсами, морально и эмоционально вознаградить.
Но также энергично социум избавляется от несчастливых общественных групп. Их просто не должно быть. От слова «совсем». Конечно, в цивилизованном, гуманном мире «избавляться» не означает «физически уничтожать». Действует другой механизм – конфликт.
•
Принципиально важно понимать, что конфликт – это не только (и не столько!) столкновение позиций, интересов разных людей и сообществ. Это прежде всего способ разрушения нерентабельного партнерства.
•
Мы обязательно подробно поговорим о конфликте как социальном явлении в соответствующем разделе книги.
Резюмируем сказанное. Итак, ради сохранения жизни Человека на Земле, ради обеспечения жизнеспособности социума, каждый отдельный человек (индивид) и каждая группа людей (социальная группа) должны производить благ больше, чем потребляют.
Тех, кто живут и действуют по этому принципу «расширенного воспроизводства благ», общество всемерно поощряет, поддерживает. Называет производителями, созидателями. Сами себя они считают и называют счастливыми. С полным на то рациональным и эмоциональным основанием.
Тех же, кто объективно потребляют больше, чем производят, и тем самым наносят постоянный ущерб различным в широком смысле социальным «фондам», групповым потенциалам развития, общество наказывает, индивидов вгоняет в депрессию или апатию, отнимая у них само желание так жить. А общественные группы, которые не справляются со своей основной ролью – не развивают партнеров, заставляют их стагнировать, деградировать, – обрекает на распад (на конфликт).
Субъективно эти люди чувствуют себя несчастными, «лишними». По сути и по названию, они потребители.
Жизнеспособное общество – это симбиоз счастливых созидателей.[9] Таковыми могут стать все без исключения. Природа не производит некачественных людей.
Счастье и несчастье, социальное амплуа «созидателя» или «потребителя» – не наследственные дары или проклятья (хотя примеры поведения родителей, воспитателей весьма существенны для формирования личности). Это не приклеенные навечно ярлыки.
Несчастный вполне способен сам или, чаще, с помощью дружелюбных, социально компетентных окружающих обрести счастье. Да и счастливый, увы, не гарантирован от ошибок. Вот почему так важно поддерживать в обществе атмосферу взаимопомощи и доверия, налаживать производительное партнерство, обеспечивать каждому человеку востребованность и самореализацию. В чем, собственно, и заключается управление общественными отношениями. «Управлять» означает развивать симбиоз индивида и социума.
Речь в этой книге идет не о выдуманных кем-то и произвольно кем-то внедряемых законах человеческого общежития. Не о том, что можно было бы, при желании, столь же произвольно изменить. Мы говорим здесь о базовых принципах самоуправления общества, о его объективных законах и механизмах, благодаря чему общество выживает.
В этом контексте не может быть «нескольких правд», «разных точек зрения». Повторю: не о точках зрения разговор, а об условиях, соблюдение которых обеспечивает жизнь, а несоблюдение грозит гибелью всему человечеству.
И мир, судя по всему, устроен так, что люди и группы людей, живущие по этим законам, получают от социума и от самой природы всемерную поддержку. А те, кто их нарушают, лишаются доступа к ресурсам и удаляются из общественных отношений. Чтобы общество не разрушилось и не погибло.
Роль этой книги в том, чтобы следование законам общественного бытия из интуитивного, экспериментально-поискового, чреватого ошибками, превратилось в осознанное поведение. Таким образом, это книга про управление – рациональное воплощение законов и принципов самоуправления социума в конкретных обстоятельствах.
Счастье и несчастье – не брошенный Судьбой слепой жребий, а плоды компетентного (или некомпетентного) управления взаимодействием. Так к этому и нужно относиться. Со всеми вытекающими последствиями.
Что, кто-то не верит в жизненность этой схемы? Воспринимает ее как утопию? Не думает, что все вот так просто и очевидно? – Это потому, что он, этот «кто-то», не пробовал быть счастливым. Потому что боится отпустить привычный поручень потребления (подчас весьма скудного по объему и качеству, но как будто гарантированного, вытребованного у окружающих) и стать свободным и гордым Человеком-созидателем. Производителем материальных и духовных благ.
А надо бы попробовать!
Здесь неплохо было бы рассказать анекдот, чтобы снизить градус назидательности. Но, увы, ничего подходящего я не припоминаю. Поэтому предлагаю читать книгу дальше.
О конфликте
Тот, кто хочет уладить конфликт, борется за будущее.
В. Тарасов
История в итоге аплодирует не конфликтам обществ, а их примирению.
Г. Киссинджер
Здоровые компромиссы превращают конфликты в хронические болезни.
И. В. Гете
Что ж, продолжим. Уютно расположившись в кресле (торопиться и волноваться не следует), поговорим, поразмышляем о жизни. Попробуем объяснить все ее явления и стороны, с которыми мы сталкиваемся постоянно. В рамках которых существуем.
И начнем не с самого приятного. Обсудим конфликт.[10] Это русское слово происходит, как известно, от латинского conflictus – «столкнувшийся».
Глубоко укоренилось мнение о том, что конфликт – это борьба за обладание ресурсами. На поверхности конфликта – столкновение позиций, мнений, декларируемых интересов и прочее. А по сути, дескать, это грызня за лучший кусок пирога.
Обратите внимание, как очевидно эта точка зрения смыкается со взглядами на природу счастья. Если счастье понимается, как обладание «частью»-куском. Очень любопытно! Это особая философия присвоения и, в конечном счете, потребления. «Я буду счастлив, если получу свой пай».
Между тем, жизнь обходится с каждым человеком так, как он сам обходится со своей жизнью. Желающему строить она предоставляет стройплощадку. Стремящемуся воевать – поле боя. Судьба – весьма справедливая и комплиментарная «дама». Она готова, даже в кредит, дать любому желающему то, чего он действительно хочет. Во что верит, что ценит больше всего на свете.
И если кто-то намерен воевать с окружающими за право обладания некими ценностями, благами – он получит эту войну. Однако победа ему не будет гарантирована. Не только он, но и у него будут стараться эти блага отнять. Недаром говорится, «готовишься к войне – рой две могилы: одну для своего врага, вторую для себя».
Более того, постепенно выяснится, что в число врагов-конкурентов такого человека входят не только изначально чужие ему люди, но и его близкие. Друзья, родственники, дети, родители. Отнимать придется и у них. А как же! Такова логика процесса. Война за «лучший кусок» подступит к самому порогу дома, ворвется внутрь – все разрушит, сметет, отравит. И водрузит свой флаг посреди пепелища. Флаг не мира, а перманентной войны.
Ведь борьба «за место под солнцем» никогда не заканчивается. Как смертоносный вирус, она переносится с погибших на еще живых. Если этот modus vivendi называется счастьем, то что же тогда несчастье?
Откуда же берется такое видение жизни вообще и конфликта в частности? Меня поражает, насколько почитаемо в народе, даже среди его наиболее развитой части – интеллигенции, это мировоззрение: «Жизнь – борьба»!
Как упорствуют люди, доказывая себе и другим, что в мире всегда была, есть и будет ожесточенная конкуренция за право на жизнь, за «лакомые куски» общественных ресурсов!
Почему это так? Только ли исторический опыт бесконечной череды лишений и бед здесь играет ключевую роль?
На первый взгляд, да. Испокон веков многие люди жили и живут тяжело. Вряд ли найдется хотя бы один человек, который никогда не переживал неприятностей, никого и ничего не боялся. Не совершал бы ошибок, возвращавшихся к нему травмирующим бумерангом. Отсюда сакраментальное «Errare humanum est» – человеку свойственно ошибаться.
К тому же, никто не живет исключительно частной жизнью. Человек – существо общественное и вынужден нести бремя не только индивидуальных невзгод, платить не только за собственные ошибки. Каждый из нас, в той или иной степени, отвечает за грехи своей семьи, своей общины, своего народа. Платит по общим счетам.
Короче говоря, не ошибешься ты – ошибутся другие, а за последствия расплачиваться будете вместе. Как тут не впасть в уныние! Как не объявить этот мир полем ожесточенного сражения, с которого живым не уйти!
Кто-то из античных мудрецов (увы, не помню, кто именно) сформулировал такой посыл: «В этой жизни мы нежеланные гости. Всё здесь дается нам с огромным трудом. Нам неуютно и безрадостно. И нам тоже никто не рад. Так почему же мы боимся вернуться домой?»[11]
Вот как! А ведь это уже не просто признание неизбежности смерти. Это откровенный призыв полюбить смерть. «Вернуться домой». Вот, оказывается, где у человека дом – в загробном мире! А здесь, на земле, все ему заведомо чуждо и враждебно.
И такое отношение к жизни – не чья-то экстравагантная, редкая точка зрения. Мировые религии утверждают то же самое: «Лучшее ждет вас за гробом». Так формируется распространенное мнение о принципиальной невозможности счастья.
«На свете счастья нет, но есть покой и воля». Эту строчку А. С. Пушкина цитируют часто, покачивая при этом головой и печально улыбаясь. Вот, дескать, какие мудрые слова. Но, позвольте, это же слова не самого поэта, а его вымышленного персонажа! И этот персонаж называет себя «усталый раб». Это для усталого раба не существует счастья.
Кто же те люди, которые узнают себя в пушкинском герое, отождествляют себя с ним? Чьи они «усталые рабы»? – Божьи? А, может, собственных заблуждений?
Чтобы воспринимать жизнь враждебно и/или депрессивно, нужно быть уязвленным и разочарованным этой жизнью. То есть быть несчастным человеком. И убеждать себя, что альтернативы этому нет. Что все люди таковы. А кто не такой, тот либо лжец, либо – дурак.
•
Выстраивается такая концепция: Мир человеку враждебен, он арена ожесточенной борьбы за место под солнцем, за «кусок пирога». И выбор здесь невелик. Человек либо включается в эту схватку, теряя достоинство, убивая в себе все человеческое, и тогда получает шанс стать «счастливым», то есть обладателем вожделенного жирного куска, либо устраняется, оставаясь «несчастливым», гордым и грустным наблюдателем, лишенным «пая», но зато сохранившим порядочность.
Есть и промежуточный вариант: можно отламывать куски от пирога, но иногда, ограничивая свою алчность, кое-что уступать и «ближнему».
Да, есть еще надежда, что «кусок» свалится тебе на голову сам, без усилий с твоей стороны. Приверженцы этой концепции спорят лишь о том, кого в этой расстановке считать «умным», а кого – нет.
•
«Счастливы только дураки» – весьма расхожее мнение. Умные, по этой версии, постоянно грустны, подавлены, ибо страдают от осознания несовершенства мира.
Подобное мировоззрение трактует счастье как обладание жирным куском, «частью», «паем». И признает, что счастье – или результат успешной конкуренции, или чистая случайность, удачный жребий, выпавший одному, счастливцу, но не доставшийся всем остальным. В обоих случаях, получается, счастье – большая редкость, за которую еще и приходится платить. Подчас нечеловеческую цену. Поэтому, на всякий случай, это же мировоззрение объявляет счастье выдумкой, вредной иллюзией, утешением глупцов.
Обратите внимание: признание счастья как реальности, хотя и редчайшей, и непризнание счастья как такового в этой концепции не противоречат друг другу. Это взаимодополняющие трактовки.
А может, так называемым «умным» следует перестать ужасаться, а постараться объективно оценить обстановку? Увидеть альтернативу «пораженчеству», апологетике несчастья? Ведь эта альтернатива существует. Разве жизнь состоит из одних поражений, из одних потерь? Разве не за счет мирного сотрудничества, не за счет совместного производства благ мы продолжаем жить?
Ты, умный и оттого несчастный, к тебе обращаюсь я – счастливый и, видимо, с твоей точки зрения, глуповатый.
Вот утром ты проснулся и встал с постели (постель, кстати, изготовили люди на фабрике – и кровать, и матрас, и все иные причиндалы). Вышел на балкон (дом тоже кто-то построил), вдохнул утренний воздух. Вернулся в комнату, оделся (костюм ведь не ты сшил, не так ли?). Позавтракал (хлеб испек булочник, масло сбил молочник). Пошел на работу. Влез в автобус (его водитель поднялся затемно, чтобы довезти тебя до пункта назначения). И далее, как говорится, «по списку»…
Ты, объявляющий себя перманентно и закономерно несчастным, разве не понимаешь, что окружающие не покладая рук ежечасно создают условия для твоей жизни? Разве созданного, произведенного кем-то в жизни меньше, чем разрушенного?
Если бы люди больше разрушали, а не создавали – жизнь человечества давно бы оборвалась. Значит, люди, в основном, по своей сути и на практике, созидатели. Почему же они должны уставать от жизни, бежать от нее?
Дружище, выглядит так, что это ты не умеешь быть благодарным. Но почему? – Не потому ли, что тебе никто не благодарен? А такое возможно, лишь когда ты потребляешь общественных благ больше, чем производишь сам. И благодарить тебя не за что.
Разное это видение жизни – счастливое и несчастное! Несчастливые избирательно копят негатив и психологически готовят себя к тягостному и беспросветному существованию. В иное они не верят. У них нет другого опыта.
Время идет, современность становится историей, а несчастные люди продолжают упорно отрицать саму возможность построения счастья, управления своей судьбой. Отгораживаются от производительного, радостно-созидательного мира. Предпочитают его в упор не видеть, нежели признаться, что он существует. Ведь сами они к нему не принадлежат.
Счастливые воспринимают жизнь совсем иначе – как бескрайнее море возможностей.
Так что распространенность точки зрения «воинов-конкурентов» и/или «скептиков» говорит не о её истинности, а лишь о том, как много в социуме несчастных людей, тиражирующих свое миропонимание.
•
Есть люди, сделавшие несчастье если не своей религией, то традицией, передаваемой ими из поколения в поколение.
•
Вернемся, однако, к конфликту. Собственно, далеко от темы мы и не отходили. Мы лишь исследовали истоки отношения к этому явлению как к борьбе за жизненно важные ресурсы. И пришли, надеюсь, к выводу, что так воспринимают конфликт разочарованные, ожесточенные, изначально конкурентные… одним словом, несчастливые люди.
Счастливые во всем видят целесообразность и уместность. Кроме понятного воодушевления, такое видение создает широкое пространство для работы с конфликтом. Для управления им. Напротив, констатация столкновения заводит нас в тупик.
Допустим, семеро голодных людей имеют доступ к пяти свежеиспеченным пирожкам. Каждый из потенциальных едоков хотел бы съесть все пирожки сам. Но существуют и иные мнения.
Чего мы добились, констатируя это? – Ничего. Какие у нас при этом появились возможности уладить этот конфликт? – Никаких.
Уговорить проголодавшихся людей «поделиться по-братски»? – Надолго ли хватит этой временной сытости? Признать, что в случае возникновения драки за пирожки победит сильнейший? – И что с этим пониманием делать? Впасть в еще большее уныние? Порадоваться за того, кто наелся за счет других?
Ни то, ни другое, ни нечто третье (например, всем сделать вид, что никто не голоден) принципиально не изменят ситуации: едоков семеро, пирожков пять. Как этим можно управлять, если управление, по сути, развитие? – В данной парадигме – никак. Ничего здесь нельзя ни прирастить, ни улучшить.
Но если рассмотреть эту ситуацию по-другому, увидеть в ней этап чего-то более общего – сразу появляется поле для маневра!
Конфликт – не борьба за преимущества, а механизм устранения недостатков. Именно этим он и полезен обществу.
Стоит задаться вопросом: как случилось, что несколько человек одновременно столкнулись с острой нехваткой продовольствия? Что к этому привело? – И вот уже закономерная череда новых вопросов и решений выстраивается сама собой.
Кто, когда и какие допустил ошибки? Чем эти ошибки обусловлены, каковы их причины? Что необходимо предпринять, чтобы их исправить и не допускать впредь?
Очевидно, что это и есть управление. Отвечая на подобные вопросы, решая выявленные проблемы, мы встаем на путь рационального осмысления конфликтной ситуации и ее переделки. Мы оздоравливаем «приболевшие» отношения.
В нашем простеньком примере, с едоками и пирожками, происходит все, что и в других конфликтных ситуациях, – жизнь людей оказывается под угрозой. И необходимо выяснить, почему это произошло и что нужно предпринять, чтобы реанимировать взаимоотношения, а угрозу устранить.
Целесообразно ли вообще как-то реформировать группу, не обеспечившую жизнеспособность партнеров? Или следует управлять ее естественным распадом, а на руинах из оставшихся ресурсов создавать нечто новое, более рентабельное?
•
Существо конфликта именно в этом. Конфликт – своего рода «санитар леса». Он призван избавлять социум от несчастливых альянсов, будь то семьи, деловые сообщества или даже империи. А в счастливых социальных группах конфликтов не бывает.
•
Можно ли обеспечивать рентабельность (напоминаю, в самом широком, не только в материальном, смысле) группы без конфликта? – Можно. И нужно! Именно для этого существует управление как род деятельности, как симбиоз теории и практики.
Но обсудить это положение мы сможем только системно. В логике процесса социального взаимодействия. Так давайте сделаем это!
Любое взаимодействие, как мы понимаем, направлено на повышение жизнеспособности. Но вступление в партнерство с указанной целью требует ресурсных вложений. А как же! Ничего лишнего, необязательного природа не терпит. Зачем же ей создавать социальную группу, заведомо несчастливую, то есть непроизводительную?
Группирование людей, по сути, является объединением их индивидуальных ресурсных потенциалов в общий потенциал группы. Без этого не выжить. Человек нежизнеспособен в одиночку.
Вот почему «на входе» в партнерство человека спрашивают: «Чем ты располагаешь?»[12] И человек, в свою очередь, спрашивает себя и окружающих: «А мне зачем нужно в эту группу вступать?»
Представим (и это не будет противоречить объективной истине), что каждый индивид может существовать в двух принципиально различных сферах социального бытия. Назовем их а) «зона рискованной жизнеспособности» и б) «зона устойчивой жизнеспособности». Это существование может быть последовательным и параллельным.
Последовательное существование, в данном контексте, это когда прослеживается переход из одной зоны в другую. От рискованной жизнеспособности в конкретной социальной группе индивид перешел к устойчивой жизнеспособности в той же самой группе. Например, вначале был в трудовом коллективе новичком, существовал «на птичьих правах», но потом обрел заслуженное уважение и высокий прочный статус мастера своего дела.
Параллельное существование в указанных сферах происходит, когда один и тот же человек одновременно является счастливым и несчастливым партнером. К примеру, счастливый в дружеской компании несчастлив в семье. Это вполне может быть. Мы не касались этого вопроса раньше, что ж, коснемся теперь.
•
Человек редко бывает членом только одной социальной группы. Наши отношения с миром разнообразны. Поэтому можно быть одновременно и счастливым, и несчастливым.
•
Да, разумеется, это сказывается на общем восприятии своего «Я». Человек в подобных случаях старается определить, осознанно или интуитивно, что для него важнее – какое именно партнерство? Семья, друзья, коллеги по работе? Его миропонимание становится сложным, неоднозначным. «Жизнь – непростая штука», – так он говорит.
Но в итоге даже в столь многовалентной ситуации человек стремится к счастью, а от несчастья уходит. Ведь он хочет жить – ни больше ни меньше. Поэтому одни отношения рушатся, а другие – всемерно укрепляются.
И в новые альянсы мы вступаем по тому же побуждению, по тому же мотивационному вектору: от несчастья к счастью, от рискованной жизнеспособности – к устойчивой. Это крайне важно понимать! Все перемещения людей из одной зоны в другую – от великой миграции народов до ухода из несостоявшейся семьи – это поиски счастья. Вот почему главным управленческим вопросом в таких случаях становится: «От чего бегут люди и что они хотят обрести на новом месте?»
Как в стихотворении «Парус» М. Ю. Лермонтова: «Что ищет он в стране далекой? Что кинул он в краю родном?»
Беда, если осознания происходящего нет и поиск счастья ведется интуитивно, методом проб и ошибок. Тогда промахи неизбежны и каждая серьезная ошибка обязательно приведет в тупик. Важнейший в жизни поиск придется начинать заново, а уже созданное – разрушать, неся большие материальные и нравственные потери.
Неменьшая беда – полагать, что уходящий из отношений человек один во всем виноват, что именно он разрушитель. И ставить на него клеймо негодяя, не анализируя объективных причин его ухода. Такая оценка ситуации чревата многократным повторением ошибок в будущем. Это и есть «одни и те же грабли», на которые, по мудрому народному выражению, вновь и вновь наступает недотёпа.
И совсем уж большая глупость – бросаться «с головой в омут» новых отношений, не утруждая себя вопросом, кому и зачем все это нужно. На эмоциях. На истеричных «хотелках». Повинуясь слепому инстинкту охотника, преследующего дичь, азарту спортсмена, любой ценой добывающего приз.
Новые отношения всегда создаются взамен неудавшихся прежних. Это надо отчетливо понимать. И спрашивать себя: «А я смогу сыграть здесь позитивную роль? Смогу стать подспорьем в поисках счастья именно для этого человека (этих людей)? Хочу ли я этого?» И только ответив на них – действовать.
•
Кто-то скажет, это неромантично. Слишком расчетливо. Согласен. И в этом значении (только в этом, и ни в каком другом) самый счастливый брак – брак по расчету. По здравому управленческому расчету.
•
Еще одно принципиальное утверждение: никто (за исключением разве что профессиональных мошенников) не вступает в отношения с намерением их рано или поздно разрушить. Люди хотят быть вместе, нуждаются во взаимодействии. Это, как уже не раз мы повторяли, в нашей социальной природе. И все мы с надеждой следим за тем, в какую сторону меняется создаваемый нами новый альянс. Становится ли нам лучше, радостнее жить, крепнет ли в нас чувство удовлетворенности происходящим. Есть ли объективные успехи. В этом смысл нашей совместной деятельности.
Хорошо, если это партнерство нам нравится. Значит, мы встретили адекватных людей. Вместе мы движемся к счастью. Так держать! Плохо, если наоборот.
Бывает ли, что новые отношения с самого начала нас не устраивают – опустошают нравственно, материально, заставляют терпеть ощутимые неудобства? – Конечно, бывает. И это мощный сигнал к их пересмотру, реформированию и даже, возможно, к разрушению, так сказать, «в зародыше». Зачем плодить то, что заведомо нежизнеспособно?
Представьте, вы пришли на собеседование при приеме на работу. А вас подвергают так называемому «стресс-интервью»: задают бестактные вопросы, унижают, открыто над вами насмехаются, заставляют страдать физически и морально. Любой нормальный человек спросит себя и других в подобной ситуации: «И зачем это все?»
Приемное испытание всегда моделирует реальные условия труда. Поэтому, если применяется стресс-интервью, значит, эта работа сопряжена со стрессами, к которым соискатель вакансии должен быть устойчивым, ведь так? Какие же это стрессы, хотелось бы знать? Это, что, деятельность в заведомо экстремальных условиях? – Вроде бы, нет. Обычный офис со стандартным функционалом. Получается, в этой компании эмоциональный стресс – норма взаимоотношений! А ведь это явное указание на неумение управлять. Или на расчетливое злоумышление.
Я помню, некий директор страховой компании признавался мне по секрету: «Как отказать застрахованным клиентам в выплате премии, на которую они по договору не имеют права, для меня не проблема. Я требую от своих сотрудников отказывать тем, кто это право имеет». Вот как! Понятно, что такая работа разрушает психику. Не эти ли директора ищут себе работников с повышенной стрессоустойчивостью?
Кстати, об экстремальных видах деятельности. Я полжизни занимался отбором кандидатов на службу в особых условиях. И утверждаю: чтобы определить уровень устойчивости к стрессу, совершенно не нужно человека унижать. Для этого разработаны другие психодиагностические инструменты.
Так что стресс-интервью – это самодеятельность убогих недоруководителей. Я своих студентов настраиваю: столкнулись с чем-то подобным – уносите оттуда ноги!
Однако давайте не станем сразу же, не успев ни в чем разобраться, нырять в несчастье. Предположим, наш выбор партнеров удался, и вместе с ними мы замечаем, субъективно и объективно, рост качества совместной жизни. Рассмотрим позитивный вариант.
Выход из зоны рискованной жизнеспособности, как правило, происходит постепенно. Счастье не падает людям как снег на голову. Оно имеет довольно четкие признаки, до которых, как говорится, еще нужно дожить.
Поэтому принимать охвативший нас душевный подъем от преодоления одиночества за подлинное счастье недальновидно и небезопасно. Высока вероятность острого разочарования и, как следствие, формирования устойчивого неверия в саму возможность счастливых отношений. Лучше подождать, не торопиться «сжигать лягушачью кожу»[13].
Счастье заявит о себе громко, ясно. Двумя как минимум понятными сигналами. Надеюсь, вы уже догадались, какими. Вот именно! Так и есть! Многократно об этом говорено.
По-настоящему счастливый человек непременно ощутит свою необходимость в сложившемся партнерстве. Наступит время, когда без него здесь просто не смогут жить. Это проявится буквально во всем: и в радостном блеске встречающих его глаз, и в обращенных к нему важных просьбах, и в привилегиях, охотно ему предоставляемых со всех сторон. Не почувствовать этого нельзя!
И второе: ему самому как никогда прежде не захочется из этих отношений выходить. Потому что в них он обретёт себя. Самореализуется. И станет больше всего на свете бояться потерять все это.
Если же человек получает удовольствие от неких взаимоотношений, но не дорожит ими всерьез, значит, счастья он еще не познал. И его социальное положение шаткое.
Отсюда, например, тревога жены по поводу частых поездок мужа «с друзьями на рыбалку». Когда ей подолгу приходится жить одной. Или неудовольствие мужа от привычки жены все невзгоды и проблемы «доверять маме». А он при этом остается как бы в стороне.
Даже если это на самом деле друзья, а не скрываемая до поры любовница. И это, действительно, мама, а не тайный любовник. Все равно, легкость, с какой супруги расстаются друг с другом надолго или разбрасываются тем, интимным, что касается только их, указывает на неразвитость этих семейных отношений. Следовательно, на их неустойчивость. Незрелость.
Социологи и социальные психологи используют термин «референтное партнерство». «Референтный» в данном случае означает «тот, с кем ты себя соотносишь». Так говорят о людях, с которыми хочется взаимодействовать, иметь общие цели и смыслы. По-русски это значит «свои».
Кто для каждого из нас «свои», «наши»? – Это принципиальный вопрос. Счастье – это и есть референтное партнерство. В нем – все свои. А если нет? Если «свои» где-то в другом месте – скучают, любят, ждут тебя? Значит, то, созданное наспех, что ты объявляешь обретенным счастьем, – неправда, иллюзия, обман и самообман. На данном этапе развития.
Качество отношений следует оценивать объективно. Без опережающих фантазий. Нужно понимать, что переживаемый партнерами рост взаимной привязанности, взаимной благодарности – это предпосылка к счастью. Но еще не само счастье. Пока люди способны обходиться друг без друга, пока они друг для друга приятны, удобны, но заменимы на кого-то еще, их отношения не являются полноценно счастливыми.
Было время, когда я до слез обижался на свою невесту – мою будущую жену – за то, что своими неприятностями она делилась не со мной, а с подругами. Радостные новости она спешила сообщить мне. Но горе от меня прятала. И это меня не на шутку расстраивало. И тревожило. Прошли годы, прежде чем самым важным человеком, самым близким другом для этой женщины стал я, как и она – для меня.
Ничего страшного. Поначалу у всех так. Это закономерный этап становления группы. И надо работать над развитием взаимоотношений, задаваясь вопросом, куда двигаться дальше, где пролегает путь в желанную перспективу. Но пока воздерживаться от принятия юридически и морально весомых взаимных обязательств.
Известная российская актриса, руководствуясь самыми благими намерениями, усыновила мальчика из детского дома. Поначалу оба этих человека – взрослый и ребенок – не чаяли друг в друге души. Потом, однако, их отношения испортились. Я полагаю, потому, прежде всего, что эта актриса не поняла и не приняла на себя функции педагога, ответственного за развитие мальчика, и главное, умелого и терпеливого. Эта роль, в отличие от многочисленных театральных ролей, ей не удалась. Ребенок стал капризничать, протестовать, воровать деньги и прочее, из-за чего он был возвращен обратно в приют. Травму получили оба. Да, так бывает, к сожалению, когда объявляешь себя счастливым раньше времени.
Ну, хорошо. Допустим, счастье наступило, сбылось. Будет ли оно вечным? – Разумеется, нет. Сегодняшняя востребованность завтра может быть исчерпана. И, как в песне, «отряд не заметит потери бойца». Самореализация перестанет быть таковой, как только изменятся выполняемые группой задачи. Жизнь, которая еще недавно была легкой и окрыленной, как Пегас, превратится в усталую клячу.
Счастье необходимо поддерживать, как огонь в очаге, ни в коем случае не допуская прекращения развития – застоя и деградации – соучастников.
•
Стагнация в отношениях, застой, – это предвестник кризиса. А кризис – база для конфликта.
•
Поговорим о кризисе. Самое время. По моему мнению, кризис – это столкновение людей с непреодолимыми трудностями. Появление такой актуальной задачи, не решить которую непозволительно – иначе сама жизнь будет поставлена под угрозу, а решить невозможно. В данных условиях. При современном состоянии ресурсов, доступных индивиду и социальной группе.
Кризис следует за периодом застоя. Он из него логически вытекает. Механизм его возникновения таков: люди построили референтную группу (обрели счастье) и успокоились на достигнутом, «почили на лаврах». Их потребности как будто удовлетворены. Стремления развиваться дальше почти не осталось. «Чего еще желать?» – спрашивают они, счастливо улыбаясь. И приговаривают: «От добра добра не ищут. Лучшее – враг хорошего».
Но жизнь-то – внешняя по отношению к индивиду, к его референтной группе – продолжается, не замирая ни на секунду. Условия жизни постоянно меняются. И если этого факта не учитывать, то можно неожиданно для себя оказаться «вне игры», выпасть из динамичного контекста. Внезапно оказаться не у дел, столкнувшись с серьезной преградой. Это и будет кризисом.
Представим человека, который собрался, к примеру, на прогулку по городскому лесопарку. В момент, когда он принимал такое решение – погулять в свое удовольствие, – он был сыт, находился в тепле, чувствовал прилив душевных и физических сил. Выйдя из дома, он какое-то время сохранял позитивный эмоциональный настрой. Но затем он устал, проголодался (а еды он с собой не захватил), продрог и вдобавок вымок под начавшимся ливнем. Точек общепита, остановок транспорта, даже проезжих дорог поблизости нет – лесопарк обширный, а человек этот предпочел удалиться от благ цивилизации и удалился. И вот мерзлый, мокрый и мучительно одинокий, потерявший ориентацию в пространстве, он стоит под деревьями и плачет. Каково? Вот так прогулялся! Хорошо если все это обойдется без негативных последствий, прежде всего – для его здоровья.
Это пример кризиса. Надеюсь, пример простой и понятный. Так в жизни и происходит, в какую сферу ни загляни.
Напомню, счастье – это переживание максимальной жизнеспособности. Счастье дает человеку уверенность в собственных силах, в своей неуязвимости и победительности. Важно, чтобы эта уверенность не превратилась в ложную и праздную самоуверенность, а была постоянно подкрепляема делами.
О том и речь, что счастье нужно поддерживать, как огонь в очаге. Жизнеспособность необходимо обеспечивать сегодня и при этом смотреть в будущее. Там она потребует еще больших усилий, еще больших ресурсных вложений. Адекватных реальным вызовам. И чтобы там, в перспективе, не оказаться беспомощным, человек заботится о своем развитии. Совершенствует навыки, умения, приобретает новые знания и опыт.
Недаром говорят: «Хочешь, чтобы подковы приносили счастье? – Прибей их к копытам и паши, паши, паши…»
В нашем примере, с бедолагой в лесопарке, разве нельзя было подготовиться к прогулке как следует? Проложить удобный и разумный маршрут, запастись едой, одеться по погоде, прогноз которой узнать в интернете или по радио? Но он ничего этого не сделал, положившись исключительно на свое текущее позитивное состояние, и поставил себя на грань выживания.
Кризис возникает там, где люди оказываются неготовыми к изменившимся обстоятельствам их жизни. И ладно бы эти изменения в принципе были мало предсказуемы и мало управляемы. Падение метеорита, скажем, или извержение вулкана, или иное стихийное бедствие. Так нет – кризисы возникают на самых ожидаемых, банальных, поворотах жизненной дороги. Поэтому здесь и появился пример с лесопарком. Разве этот горожанин не знал, куда идет? – Об этом и разговор.
Разве родители подростка не знают, что он заканчивает школьный курс обучения и ему необходима качественная профориентация на ближайшее будущее? Почему же они полагаются на непроверенные данные, по сути, на слухи, о востребованности профессий? Почему не изучают индивидуальность своего ребенка, чтобы помочь ему реализовать себя на жизненном поприще? А толкают туда, где, как им кажется, будет устроиться проще, без лишних амбиций, или наоборот, престижнее, доходнее?
Кризис в семейных отношениях при этом неизбежен. Подросток не поймет и не простит тех, кто указал ему ложный путь. Даже его любимых папу и маму. Если все вместе они не исправят допущенных принципиальных ошибок.
Разве человек, вступающий в пожилой возраст, не должен понимать, что его физическое здоровье нуждается в постоянной поддержке? И не в интуитивной, самодеятельной, а под руководством опытных врачей-геронтологов? Зачем же он рискует своей жизнью и судьбой тех, кто с ним тесно связан, не обращаясь за консультацией, не меняя образа поведения?
Ведь кризис может наступить мгновенно. Когда из цветущего бодрячка этот возрастной человек в одночасье превратится в моргающее неподвижное существо. И то, что раньше было ему несложно сделать, станет нерешаемой проблемой. Страшно звучит, но это, увы, распространенный случай.
Разве политик, руководитель государства, готовясь силовым военным способом уладить противоречия с соседями, не должен задумываться о возможных последствиях этого? Я уже не говорю о моральной стороне дела. Но в самый неподходящий момент у его страны могут закончиться ресурсы для продолжения боевых действий. Вместо желанной победы его армия придет к сокрушительному и позорному поражению.
Выше мы говорили о том, что кризис в любой сфере социальных отношений возникает и протекает по одному и тому же сценарию: застой в развитии группы и образующих ее партнеров – недооценка внешней динамики жизни – неподготовленность к переменам (не только к уникальным, но и к банальным, предсказуемым) – столкновение с проблемой (обязательной к решению, но нерешаемой задачей). Как-то так. И это происходит, повторюсь, всегда и везде.
Самое обидное для переживающих кризис то, что им представляется, что они все делали правильно. И горожанин из нашего примера не хотел ничего особенного – просто пошел погулять, как обычно, только по новому маршруту. И родители своему ребенку желали блага – раньше ведь получалось жить всем вместе в любви и согласии. И старик всего лишь мечтал подольше оставаться молодым, крепким и подвижным, как в песенке «нам года – не беда, если к цели стремимся большой». И воинственный глава государства, как ему казалось, радел за свой народ, которому до начала войны принес своим правлением немало пользы.
«Что же случилось? В чем наша вина?» – вопрошают люди, оказавшись в кризисе.
А случилось вот что: прежние способы и средства в изменившихся условиях обесценились, стали неприменимыми, бесполезными. Возникла потребность в новых знаниях, навыках, умениях, адекватных возникшим задачам. А у людей ничего подобного не нашлось. По крайней мере, пока.
•
Кризис в отношениях указывает на то, что партнерами были допущены ошибки, вследствие которых партнерство утратило свои приспособительные возможности, оказалось беспомощным перед лицом новых вызовов.
•
Что же дальше? – А дальше одно из двух. Либо мобилизовать себя на поиск новых ресурсов, новых продуктивных способов поведения, и выбраться из кризиса. Стать при этом опытнее, мудрее, подняться на более высокий уровень развития, научившись исправлять прежние ошибки и решать более сложные задачи.
Либо смириться с происходящим, признать свое поражение и объявить группу нерентабельной, бесперспективной. Иными словами, обречь этот некачественный, не оправдавший надежд альянс на распад, то есть на конфликт.
Важнейшее значение в кризисной ситуации приобретают нравственные мотивы. И похоже, что только в ней. Подумайте, разве переживают о нравственности или безнравственности происходящего уверенно счастливые люди? Полагаю, что нет.
Более того, если речь вообще заходит о долге и чести как факторах, скрепляющих группу, значит, дела обстоят плохо. Счастье не складывается. И людям, входящим в тот или иной союз, приходится указывать друг другу на это. Взывать к совести, стыдить, напоминать о принятых на себя обязательствах. Что это, если не обсуждение совместных действий по преодолению несчастья? Счастливые тянутся друг к другу без дополнительных увещеваний.
Так зачем нам нравственность? Почему мы заботимся о ней, боимся ее утратить? – Видимо, потому и затем, чтобы удержать людей от поспешного выхода из группы, которая вошла в кризис.
Люди не крысы, бегущие первыми с тонущего корабля. Не должны превращаться в крыс. Люди вполне могут преодолевать трудности, вместе исправлять ошибки. Иногда не лишнее – напомнить им об этом. Вот ради чего в обществе культивируется нравственность.
Мы создаем – средствами философии, религии, психологии, искусства и прочего – нравственный климат, не позволяющий мириться с подлостью, трусостью, предательством, лицемерием. Только он в состоянии удержать нас от превращения в скот, образно говоря, бездумно вытаптывающий ростки, из которых могли бы произрасти питательные злаки.
Нравственность, таким образом, это не сияющая вершина, на которую еще не каждый способен взобраться. Это атмосфера, без которой задохнутся все без исключения.
Мы уже говорили о том, что несчастным, слабым может оказаться любой человек. Никто не застрахован от ошибок и следующих за ними кризисов. Так вот, социум позволит людям исправить их ошибки, преодолеть кризис, придет на помощь, проявит снисходительность и участие, если в нем развита нравственная составляющая.
А если нет, то каждый рискует быть выброшенным на обочину жизни при первой же оплошности. Кто согласен на такие жесткие условия? – Пожалуй, никто.
Вспомните известный речитатив: «Господи, будь ко мне милосерден! Ведь если Ты будешь справедлив ко мне, то обязан будешь меня покарать!» Это очень по-человечески, согласитесь. Не знаю, существует ли Бог, но саморегуляция социума точно существует.
•
Кризис как проявление некачественного, нежизнеспособного состояния группы может быть преодолен в направлении развития, реанимации отношений, только при условии взаимного доверия партнеров и переживания ими нравственной необходимости помочь друг другу.
•
Кризис указывает на слабые места в управлении партнерством (где тонко, там и рвется). Эта слабость – следствие допущенных партнерами ошибок, результат некомпетентных поступков. Столкнувшись с проблемой, знаменующей кризис, люди решают – исправлять свои ошибки, оздоравливать партнерство, избавляться от слабости (некомпетентности) или разрушить то, что построить толком не удалось. Как решат, так и будет.
Если партнеры решат, что они никому ничего не должны и что этот их совместный проект (под названием бизнес, семья, гражданство etc.) провалился и не имеет дальнейшей перспективы, – они обречены на конфликт.
Итак, мы подошли, собственно, к конфликту.
Как показывает опыт, конфликт в своем течении проходит две заметные фазы: фазу «взаимных претензий» и терминальную фазу «молчаливого принятия».
Первая из них (когда партнеры высказывают друг другу свое неудовольствие, что ясно из названия) включает два весомых обстоятельства.
Конфликт уже начался. Обратите внимание на то, что это претензии друг к другу. Люди протестуют против ощутимого для них снижения качества совместной жизни. И уже начали поиск виноватых. Они уже переживают взаимное отчуждение и страх, что дальше будет только хуже. Это, как в известном анекдоте, «плохая новость». Однако есть и хорошая.
В этой фазе еще сохраняются остатки референтности. Счастье еще не ушло. Его влияние остается. Поэтому в своих протестах, претензиях люди и призывают близких (пока еще близких!) одуматься, изменить образ поведения, не добивать то, что создавалось совместными усилиями и еще не разрушилось окончательно.
Специально отметим, что эти претензии, увы, не столь конструктивны, как хотелось бы. На предшествующем этапе – в кризисе – поиск путей преодоления возникших проблем бывает более рациональным. Там вполне возможны, желательны и реалистичны рецепты выхода из кризиса в развитие. Там они могут быть поддержаны всеми заинтересованными участниками.
Конфликт же, по определению, ликвидация группы, не справившейся со своей главной задачей – с обеспечением жизнеспособности партнеров. И претензии в конфликте часто бывают направленными на ложные цели и слишком субъективными, чтобы помогать исправить ситуацию.
Впрочем, на этой – первой – стадии еще достижимо оздоровление взаимоотношений. Если в них вмешаются специалисты – управленцы, психологи. Некая не ангажированная и компетентная «внешняя сила».
И многое здесь зависит от избранного партнерами стиля поведения в конфликте.
Принято рассматривать пять главных стилей (или стратегий) конфликтного поведения[14].
1. Конкуренция (противоборство, соперничество).
2. Избегание (уклонение).
3. Уступка (приспособление).
4. Компромисс (взаимные уступки).
5. Сотрудничество.
Обычно эти стили рассматривают как равнозначные. В смысле имеющие равные права на существование. Дескать, все зависит от конкретных обстоятельств.
Хочешь спокойно жить – приспосабливайся или уклоняйся от конфликта. Желаешь получить все, расшвыряв остальных, – конкурируй. Любопытно, что многими специалистами-конфликтологами стратегия сотрудничества характеризуется как привлекательная, но слишком хлопотная. Компромисс, например, по их мнению, куда как легче и проще.
Во всем этом стоит разобраться.
Конкурентная стилистика выражается в борьбе за ресурсы, за обладание преимуществами, как говорится, «до победного конца». Победитель получает все, а побежденному, соответственно, горе (Vae victis).
Я вспоминаю широко обсуждавшийся в свое время развод известных в России людей – социально активной бизнес-леди и влиятельного богача-политика. Казалось, что их брак – пример счастливой семьи. Однако реальность оказалась иной. Под предлогом наказания жены за неверность богач инициировал бракоразводный процесс. Мало того, он пригрозил бывшей жене, что отнимет у нее не только бизнес, построенный якобы на его деньги, но и престижный статус, если та не уступит ему их детей.
Женщина категорически отказалась оставлять детей с отцом после развода, она затеяла судебную тяжбу с авторитарным бывшим супругом. От благополучного семейного гнездышка остались руины. Горько думать, как при этом страдали их несовершеннолетние дети!
На все призывы адвокатов, знакомых, родственников и иных доброхотов к этим людям договориться, смягчить противоборствующие позиции распавшаяся чета была непреклонна – война, и только война!
И это пример конкуренции. Если кому-то покажется, что пример слишком частный и приземленный, я готов в качестве иллюстраций к конкурентному взаимодействию приводить глобальную «холодную войну», участники которой не собирались мириться, ибо принципиально не сходились в идеологических вопросах, «Варфоломеевскую ночь», когда католики истребляли гугенотов до последнего человека, научное противостояние «селекционеров» и «генетиков» в советском сельском хозяйстве… Несть числа этим примерам и иллюстрациям. Их объединяет главное: во всех подобных случаях сильный торжествует, а слабый погибает, уступая победителю все, что было дорого и важно.
Существует мнение, что конкуренция заложена в саму природу человека и настолько распространена, что сама мысль отказаться от нее утопична.
Как будто справедливое и объективное мнение. Но вот вопрос: а что делать с теми, кто проиграл? Куда девать слабых? И об этот вопрос разбивается вся кажущаяся объективность апологетики конкурентной борьбы.
Нет, правда, куда? Что делать с теми, кто, не выдержав конкуренции, оказался на обочине истории, был вытеснен из экономических отношений, потерял статус субъекта в социуме? Уничтожать физически, массово сжигать в крематориях концлагерей, изгонять за пределы ойкумены? – Но в двадцать перовом веке это, слава Богу, невозможно. Или слишком трудоемко и рискованно, чтобы приобрести массовый характер.
Поэтому в мире конкуренции (а он широк и включает в себя страны, народы, корпорации и так далее) сегодня договорились проигравших «слабаков» кормить. За счет победителей, конечно же.
В результате, социальная напряженность растет. Те, кто считают себя успешными и конкурентоспособными, тяготятся обязанностью поддерживать жизнь неудачников. Протестуют против этой сомнительной для них привилегии, кто как может. В свою очередь, проигравшие переживают витальную, экзистенциальную катастрофу. Становятся безвозвратно несчастными.
И это что, непременная цена общественного развития? Его единственный путь?! – Страшно, если большинство людей разделяет эту точку зрения.
При любом раскладе конкуренция все разрушает. Победители и проигравшие никогда уже не смогут наладить продуктивное взаимодействие.
•
Более того, если кто-то изначально предлагает вам конкурентные отношения, значит, он и не собирается конструктивно сотрудничать с вами. Он намерен вас в конце концов сожрать.
•
С течением времени, если конкуренцию не остановить, она оставит на плаву лишь нескольких особо зубастых игроков в каждом социально-экономическом сегменте. Остальные миллиарды людей окажутся в ауте. Если это не антиутопия, не конец мира, то что? В разделе «О политике» мы еще обсудим – ни больше ни меньше – современное состояние социума, основные социальные тренды и возможности лучшего будущего для всех нас. А что? И замахнемся!
Но пока поговорим об избегании. Эта стилистика предполагает не только уклонение от взаимодействия с другими участниками конфликта (увидел кредитора – перешел на противоположный тротуар и спрятался в подворотне), но и отрицание самого наличия конфликта.
Помню, как некая возрастная женщина пожаловалась мне на то, что ее невестка, жена сына, устроила истерику «по пустяшному поводу». Всего-то ничего: бабушка купила себе и единственной внучке футболки одного цвета. Когда родители девочки вернулись домой с работы, они застали обеих женщин – юную и пожилую – одинаково одетыми. Те чем-то занимались по хозяйству, негромко переговариваясь.
Мать девочки сверкнула глазами, скрипнула зубами и на следующий день принесла в дом три других однотипных футболки – себе, мужу и дочери. И пожелала, чтобы все они немедленно их надели.
Бабушка, увидев это, не удержалась от спокойного, по ее словам, но актуального комментария. Она сказала во всеуслышанье, что у членов ее семьи уже есть футболки, и тратиться на новые было совсем не обязательно. После чего между ней и невесткой произошла эмоциональная ссора.
«Что такого я сказала?» – недоумевала взрослая и, по-моему, неглупая женщина. – «Неужели из-за такой мелочи нужно было взрываться?» Она заняла позицию отрицания конфликта. Выбрала стратегию избегания. Как будто и не было в этой семье серьезных проблем с взаимопониманием, прежде всего, судя по футболкам «командообразующих» цветов, в вопросах воспитания девочки.
Как будто бабушка и мама этого ребенка не сражались между собой за приоритет в этой важнейшей сфере. «Подумаешь, поссорились из-за футболок!» – Нет, уважаемая бабушка, не из-за футболок, а из-за попыток каждой взрослой женщины в семье притянуть девочку к себе. И глубинными причинами этого конфликта были, конечно же, не только разные педагогические подходы, но и сомнения в значимости каждой из женщин для семьи в целом. Смысл их принадлежности к семье, их совместного проживания: «А я имею здесь какой-то статус? Мое слово значит для остальных хоть что-нибудь?»
При этом обе – и мать, и невестка – смотрели во все глаза на мужчину, сына и мужа, соответственно. Что он-то скажет? – А мужчина молчал. Он тоже избрал стилистику избегания: «Девочки, не ссорьтесь!» Видимо, эта пожилая женщина, ее чада и домочадцы интуитивно решили не погружаться в подлинную проблематику их совместной жизни, их общего будущего. Просто потому, что не знали, смогут ли справиться с существенными препятствиями на этом пути. Они предпочли их пока не замечать.
Увы, нерешенные проблемы неминуемо приводят к кризису, а затем – к конфликту. И сколько семей, уклонившихся от ответственности, распались по той или другой линии разлома не знает даже Роскомстат.
•
Избегание – это попытка уговорить себя и окружающих не конфликтовать, поскольку якобы не из-за чего.
•
Однако невозможно просто «примирить» конфликтующих. Пришлось бы убеждать их принять как данность некачественные отношения, в которых они оказались. Против которых протестуют в конфликте. Это, по большому счету, никого не может устроить. Там, где требуются кардинальные перемены, где они назрели, бессмысленно соглашаться их снова отложить на неопределенное время.
Вспоминается довольно экзотическая история: участвуя в качестве приглашенного психолога-консультанта в популярной телепередаче «Модный приговор»[15], я познакомился с ее героиней – молодой женщиной-домоседкой.
Образованная, умная, с юности настроенная на профессиональную карьеру, она вышла замуж, родила одного ребенка, затем второго и, как это нередко случается, заперлась в «четырех стенах». Ее квалификация постепенно сходила на нет. Страхи же перед будущим трудоустройством, напротив, нарастали.
Любящий муж успокаивал: «Разве тебе не хватает денег? Я ведь хорошо зарабатываю. Сиди дома и ни о чем не переживай. Балуй себя покупками!» Он-то и привел жену на «Модный приговор» в надежде, что стилисты программы создадут ей современный респектабельный имидж. И это решит все проблемы.
Помню, участники передачи не могли взять в толк, почему эта миловидная дама так себя запустила внешне. Действительно, чего ей не хватало? – Деньги есть, щедрый муж есть, магазины с товарным изобилием – к ее услугам… А она упрямо являет миру свою ставшую привычной серость и затрапезность.
Увы, программа поначалу тоже не сильно героине помогла. Муж (выполняя правила «Модного приговора») подобрал жене неплохие комплекты одежды. В одном она выглядела стильной, богатой и праздной барышней, в другом – состоявшейся бизнес-леди. Даже обычно взыскательные ведущие передачи одобрили такой выбор. Оценили вкус заботливого супруга.
Но героиня оставалась недовольной. Наверное, она просто капризничает, решили тогда многие. Хочет обратить на себя внимание, вот и «воротит нос» от симпатичных обновок. Однако эта женщина не капризничала. Будучи умной и честной, она не хотела наряжаться, как на карнавал. Не желала надевать маску и делать вид, что в ее жизни все благоустроено, что она счастлива. Ведь это было далеко не так.
Муж мечтал увидеть в ней нарядную куколку-бездельницу, но она не была и категорически не хотела становиться пустоголовой «куколкой». Слишком для этого умна и содержательна. Муж предлагал ей альтернативу – отлично, будь деловой женщиной. Но героиня не хотела врать: она не деловая женщина, ровно наоборот, она женщина, теряющая остатки социальной перспективы. Такова ее реальность. И нечего плодить иллюзии, да еще и настаивать на их якобы ценности и достоверности.
Внешняя серость этой женщины была выражением серости образа жизни, который она вела. Вот в чем причина конфликта. Она погибала как личность, и никто не приходил ей на помощь.
Многие скажут с возмущением: «Но ведь она стала матерью, любимой женой хорошего человека – разве этого мало для женщины?!»
Возможно, огорчу кого-то, но этого, действительно, мало. Помните, у Гоголя в «Тарасе Бульбе»: «Мать любит свое дитя, но любит и зверь свое дитя». Человеку недостаточно только плодиться и опекать своих чад. Надо ведь их и воспитывать. А на каком примере? На примере матери-затворницы, глупеющей «наседки» (при всем уважении к тем матерям, для которых этот образ органичен и комфортен)?
Молодая женщина, мечтавшая об активной жизненной позиции, о поприще, готовившая себя к этому и этого достойная, оказалась отодвинута в тихую заводь, где ее разнообразные способности никому не нужны, а амбиции – непонятны.
Вот в чем было существо конфликта. Вот какую проблему героиня обязана была преодолеть. Экзистенциальную, определяющую смысл ее жизни. А вовсе не проблему нового гардероба. Это я тогда и постарался объяснить присутствующим и телезрителям. Надеюсь, до них дошло.
Теперь об уступке. Это тоже стиль, позволяющий в конфликте решить некоторые задачи. Но какие же? – В первую очередь, как я понимаю, задачи самосохранения.
Однажды, много лет назад, я и двое моих товарищей подверглись нападению грабителей. Мы были школьниками и вместе занимались в музыкальном кружке районного Дворца культуры. Недобрым зимним вечером нас по дороге домой остановили трое более взрослых, чем мы, парней и, угрожая побоями, отняли деньги и дорогую гитару. И мы не сопротивлялись. Да, мы обратились в милицию с заявлением о происшествии, грабителей сразу же нашли, деньги и инструмент нам вернули.
Но я до сих пор помню какое-то брезгливое, что ли, выражение лица милиционера, занимавшегося нашим делом. Он ничего такого не сказал, но всем своим видом показывал, что мы и сами могли бы за себя постоять. Подраться, в конце концов. Защитить свое имущество и свою честь.
Не знаю, в какой степени этот человек был прав или не прав. Склоняюсь, конечно, к самооправданию. И думаю вот что: у каждого мелкого хулигана-провокатора и у каждого, полагаю, малолетнего преступника есть в личном гардеробе какие-то дорогостоящие вещи. Особенно это актуально для подростков и юношей, живущих на деньги родителей. И они дорожат этими вещами, жалеют их, берегут. Боятся испортить.
Вряд ли хулиган выйдет во двор задирать сверстников, нарываться на драчку или на более серьезное правонарушение в своих лучших кроссовках, в своем «фирменном» спортивном костюме – мать с отцом таких затрещин надают, если что. Да и самому будет жаль, если порвется хорошая вещь. При этом свои головы они берегут меньше, ведь больших перспектив эти их части тела не имеют.
У меня же – наоборот. Мне мою голову жалко. Героическая схватка с хулиганьем вполне могла бы закончиться тогда для меня сотрясением мозга или того хуже. И все – конец моей биографии. Все мои достижения, какие ни на есть, связаны с умственной работой. Я всегда понимал, что это будет так, и готовился именно к этому.
Как боевитым и агрессивным мальчишкам было жаль их покупного барахла, так мне – моей собственной природной головы. И я не намерен был ею рисковать по пустякам. Поэтому и стоял тогда, зимним вечером, смирно. Не сопротивлялся ограблению. Ну, и в чем же я не логичен?
Так я рассуждал тогда, да и теперь тоже. Вы скажете – это типичная психозащита, оправдание собственного малодушия. Вероятно, так оно и есть. Без труда с этим соглашусь.
По молодости бывает обидно и как-то неловко праздновать труса. С высоты своих сегодняшних лет, имея опыт ветерана боевых действий, коим я являюсь, побывав в смертельно опасных переделках, я понимаю, что этот праздник – труса – тоже заслуживает уважения.
Погасить острое противостояние, избежать катастрофы и отсрочить на какое-то время драматическую развязку можно, порой, только уступив сопернику. После подобной уступки человек неизбежно теряет часть своих прежних ресурсов – материальных, моральных. И вынужден приспосабливаться к более скудной ресурсной базе. Поэтому второе название стилистики уступки – приспособление.
Понимаю, что приведенный пример с давним ограблением не всех устроил. Соглашусь, что описанный в нем конфликт – экстремальный. И что трудно иллюстрировать существо конфликта как механизма разрушения нерентабельной группы там, где и группы-то никакой нет.
Разве с людьми, отнявшими у меня и моих друзей в тот вечер деньги и гитару, у нас прежде было партнерство, «соучастие»? Так, может, криминальные инциденты, войны и иные варианты заведомых разрушений не подходят под определение конфликта в его развитии и описанной выше этапности?
Постараюсь ответить на этот вопрос. Нет, все конфликты – и экстремальные тоже – аналогичны по существу.
Во-первых, нельзя сказать, что между нами, пострадавшими школьниками, и нашими обидчиками ранее не было вообще никаких отношений. Как это не было! Мы жили в одном подмосковном городе, принадлежали к сопоставимой возрастной группе (они оказались вчерашними выпускниками школ, маявшимися в ожидании призыва в армию). И то, что они в качестве хобби понемногу промышляли грабежом, а мы обучались игре на гитаре, было лишь следствием разных подходов к воспитанию молодежи.
Согласен, референтными наши отношения с ними не были. Но мы существовали в одном времени, на одном социальном поле. И наше уличное столкновение – лишь закономерное указание на то, что одна группа городского молодняка воспринимала другую (не похожую на них) группу как враждебную, как помеху на пути развития. Объективно так оно и было. Они и мы самим фактом своего существования опровергали социальную значимость и перспективу друг друга.
А разве не так было между Советским Союзом и гитлеровской Германией накануне войны? А сегодня – между Украиной, пытающейся образовать свою нацию и обрести государственность на базе русофобии, и самопровозглашенными республиками Донбасса, тяготеющими к «русскому миру», не так?
Во-вторых, грабители сразу предложили нам конкурентную стратегию. «Отдайте нам ваши ценности и валите отсюда, пока целы!» – примерно так это прозвучало из их уст. А я уже говорил о том, что если кто-то вам предлагает конкуренцию как стиль взаимоотношений, значит, он не собирается вас сохранять как субъекта. Он намерен вас уничтожить. Помните?
Посмотрите на активно конкурирующие фирмы – в производстве автомобилей… не знаю, вакцин, конфет, нефтепродуктов… Разве сценарий их поведения не тот же самый, что и у того давнего криминального происшествия? Разве «фирмачи», владельцы и менеджеры, не хотят того же, что и ограбившие нас парни, пусть и в своем воображении?
И здесь важно заключить: уступка (приспособление) – это стратегия, сопряженная именно с конкуренцией. Кто-то стремится отобрать ресурсы, укрепляя свою жизнеспособность, а кто-то в ответ уступает, приспосабливаясь обходиться тем, что у него осталось, что удалось сберечь.
Существует и менее категоричная стилистика поведения в конфликте, чем конкуренция или уступка. Она же более ответственная, чем избегание. Я имею в виду компромисс. Многие хвалят компромисс, призывают конфликтующих партнеров к компромиссу. Между тем, эта стилистика заключается в череде взаимных уступок. Взаимных – здесь ключевое слово.
Выше я упоминал конфликт между разводящимися супругами. Да, я говорю о бизнес-леди и ее бывшем муже, не пожелавшими уступать друг другу детей. Кто только ни призывал их к компромиссу! А что могло бы стать в их ситуации компромиссом? – Например, они могли бы согласиться на то, что их дети останутся жить с отцом. При этом мать сможет беспрепятственно навещать детей, правда, в заранее оговоренное время. Так нередко решают суды, занимающиеся расторжением браков. На это идут многие родители, не пожелавшие быть вместе.
Еще пример: во многих компаниях проводятся так называемые внутренние конкурсы на замещение вакантных должностей. Обычно речь идет о руководящих позициях, о желании занять которые могут заявить сотрудники, уже работающие в компании. Казалось бы, прекрасный опыт. Почему бы амбициозным коллегам не проявить себя в конкурентной борьбе за престижную и высокооплачиваемую должность?
Правда, по итогам таких ристалищ большинство участников оказывается в проигрыше. Чтобы сохранить полезных сотрудников, компания старается «подсластить пилюлю», тем или иным способом компенсируя горечь поражения. Кто-то из проигравших получает премию, кому-то расширяют зону ответственности, с кем-то проводят успокоительную беседу насчет его грядущих карьерных перспектив. Это и есть компромисс в данном конфликте. Довольно распространенная история.
Кстати, об истории! Точнее, о конфликте исторического масштаба. В военном столкновении осенью 2020 года Армении и Азербайджана за Нагорный Карабах, потрясшем весь мир, в итоге был достигнут компромисс. Стороны разделили между собой сферы влияния, конкретные территории и так далее. Да, при этом оба главных участника конфликта не получили всего, на что рассчитывали изначально. Они пошли на взаимные уступки. Но воевать перестали. Люди перестали гибнуть!
Что же не так в этой стратегии? Или все как надо? Давайте обсудим этот вопрос по существу.
Напомню, конфликт – это не про отстаивание интересов и позиций, не про торжество сильнейшего над слабейшим. Конфликт – про разрушение некачественной, не имеющей перспективы группы.
•
Социальная группа «протухает» конфликтом, как непригодная, испортившаяся еда.
•
И есть только два пути выхода из конфликтной ситуации: уничтожение группы или ее глубокое, коренное изменение. Конфликт – своего рода социальная болезнь. С этой точки зрения, первый из вариантов означает смерть «больного». Второй – реанимацию и последующее излечение.
Разве компромисс предполагает реанимацию отношений? Чтобы ее осуществить, необходимы дополнительные ресурсы, не так ли? А компромисс – стратегия уступок без расширения ресурсной базы. Это всего лишь перераспределение того, что есть. Разделение благ, но, в отличие от конкуренции и уступки, с намерением создать у конфликтующих сторон иллюзию учета взаимных интересов.
В арифметических действиях заключена философия. Недаром арифметика – основа математики, а математика – основа всех наук. Можно делить и вычитать. А можно прибавлять и умножать. И не только в ученической тетради.
Конкуренция, уступка, компромисс – все это стратегии деления и вычитания. Они не направлены на создание новых благ. Конкуренция нацеливает партнеров на завладение всеми благами без остатка. Уступка заключается в отказе от части ресурсного потенциала для умиротворения алчного конкурента. Избегание вообще не желает признавать конфликт и спасать умирающие отношения, пускает все на самотек.
Исход всех этих стратегий – в распаде и безвозвратном крушении социальной группы. Лишь с большей или меньшей интенсивностью. Группа, избравшая конкуренцию, развалится быстро. Прибегшая к компромиссу – еще помучается перед смертью.
И только стилистика сотрудничества в конфликте направлена на расширение возможностей – приобретение новых и оптимизацию прежних. Сотрудничество складывает и умножает. Это и есть развитие. Единственная по-настоящему адекватная реакция на конфликт. Главное в сотрудничестве – поиск истинной причины происходящего, стремление найти ответ на вопрос, из-за чего объективно группа теряет жизнеспособность.
•
Базовая формула взаимоотношений обезоруживающе проста: мы тянемся к тем, кто нам помогает жить, и дистанцируемся от тех, кто нам жить мешает.
Поэтому анализ любой конфликтной ситуации следует начинать с решения вопроса: кто, кому и чем именно здесь мешает жить.
•
Сотрудничество в конфликте осуществляется по определенному алгоритму. Назовем его «золотым правилом» или «универсальной формулой» разрешения конфликтных ситуаций.
Первое действие универсальной формулы – это определение среди конфликтующих партнеров того, кто наиболее слаб или, что то же самое, наименее компетентен.
Да, слабость я предлагаю понимать именно как некомпетентность. Как неспособность правильно видеть цель, решать сопряженные с достижением цели задачи, пользоваться адекватными технологиями и инструментами. Как отсутствие или явный недостаток знаний, навыков, умений, обеспечивающих реализацию компетенции – взятой на себя области ответственности.
Некомпетентность, таким образом, лежит в основе всех конфликтов. Обязан был справиться с управлением взаимодействием, но не смог. Не получилось. Компетентности не хватило: профессиональной, семейно-ролевой, гражданской и так далее.
Выявление этого «слабого звена» дает ключ к пониманию, кто именно мешает жить и развиваться остальным. Опыт подсказывает, что в той или иной мере некомпетентными (или малокомпетентными) оказываются многие участники конфликтной группы. Что ж, приходится разбираться и в этом. Иначе природы данного конфликта нам не понять.
Второе действие заключается в исследовании причины некомпетентности. Что же привело к ослаблению каждого из партнеров, в особенности «самого слабого звена»? – Всегда есть конкретные факторы. Руководствуясь здравым смыслом и пониманием существа происходящего (скажем, содержания профессиональной деятельности и/или логики развития личности), мы должны их определить.
Так, причина конфликта между претендентами на вакантную должность (см. пример выше) не в том, что люди склонны, «по природе своей», к конкуренции. А в отсутствии в компании рациональной системы отбора, подготовки и расстановки кадров. Глупо и безответственно сталкивать лбами перспективных сотрудников в борьбе за начальственное кресло. Начальников нужно выращивать у себя или приглашать со стороны. И то, и другое – после тщательной, целенаправленной, компетентной работы с персоналом.
Конфликт в Нагорном Карабахе, долгий и кровопролитный, обострился не из-за «многовековых» территориальных споров соседей – армян и азербайджанцев. А из-за безнадежно затянувшейся стагнации этого региона. Из-за полного отсутствия перспективы развития общественно-экономических отношений в их нынешней форме. Форма устарела, и она должна быть радикально изменена. Не сегодня, так завтра.
Путем войны? – Сомневаюсь. Наоборот, война только усугубляет древнюю тяжбу, сбивает с толку, заставляя сосредотачиваться на ложных целях. Отсюда унылые прогнозы: этот конфликт, дескать, на века. Он никогда не будет прекращен. Чепуха! Найдут соседи возможности для экономического и социального роста в обеих странах, выработают формулу счастливого партнерства, и конфликт будет никому не нужен. Это вопрос доброй воли, доверия и ума.
Взгляните вглубь истории: народы мирно и взаимовыгодно сосуществовали веками, но потом ожесточались друг на друга, начинали воевать. Историкам следовало бы разобраться в причинах того и другого, исходя из обсуждаемых нами концепций счастья и несчастья. Уверен, и тогда, и сейчас к несчастьям приводили допущенные ошибки в управлении. Когда люди переставали умножать и складывать свои возможности и начинали делить и вычитать. Отчего? – Вероятно, от страха перед собственной некомпетентностью. От неспособности управлять изменениями. [16]
В соответствующих разделах этой книги мы подробно обсудим наиболее распространенные причины конфликтов в семьях, на производстве, в обществе в целом.
Третье, завершающее, действие – поиск возможностей устранения выявленных причин. Как исправить ситуацию, чтобы избавиться от мешающих развитию препятствий? Согласитесь, это вполне понятное продолжение работы с конфликтом.
•
Сотрудничество как раз и заключается в избавлении группы от всего, что мешает ей и ее отдельным членам быть компетентными и жизнеспособными.
•
Я снова упомянул счастье и несчастье в контексте обсуждения конфликта. И это, конечно же, неслучайно. Книга, собственно, об этом. Жить правильно, сотрудничая и развиваясь, это счастье. Мешать друг другу, вольно или невольно, обольщаясь ложными целями и принципами, не умея наладить взаимовыгодное производительное партнерство, – это несчастье. Что ж тут непонятного!
Однако несчастье и счастье не только объективное состояние взаимоотношений, не только переживание, но и позиция, занимаемая априори. Если угодно, психологическая установка. Ведь это именно несчастный рассматривает любой конфликт как борьбу за возможности, за ресурсы. И призом, желанным результатом считает оставить общий потенциал только за собой, присвоить ресурсы. Пусть и ценой развала отношений. Партнеры ушли – ресурсы остались. Ура, победа!
Счастливый (глядя на конфликт со стороны) уверен в обратном: взаимоотношения – это главное. Их необходимо сохранить во что бы то ни стало. Разумеется, не в прежнем – некачественном, нерентабельном – виде. Поэтому основные усилия счастливый предлагает направить не на разделение ресурсов группы, а на рациональное реформирование самой группы, что даст ей силы создавать новые возможности, новые ресурсы, переведет в режим расширенного воспроизводства благ.
Несчастный делит и вычитает. Счастливый – умножает и складывает.
И чей же результат в итоге оказывается весомее, морально и материально значительнее? Конечно, счастливого человека. Это очевидно и ребенку.
Приятно осознавать, что сотрудничаем мы гораздо чаще, чем конкурируем. В последние годы установка на поиск взаимовыгодных решений – не компромиссных, а развивающих, открывающих новые перспективы – стала модной. И это хорошо.
Когда в январе 2021 года лидеры Армении и Азербайджана, преодолев неприязнь, встретились в Москве, что они обсуждали? – Правильно! Стратегию социально-экономического развития Нагорного Карабаха и других областей этих соседних государств. А это значит, что природа данного конфликта была определена верно.
Еще пример из новейшей практики. Не так давно в нашем государстве была коренным образом изменена политика в сфере налогов и сборов. Вот что сказал об этом Герман Греф, Председатель правления Сбербанка России: «Налоговая служба сегодня стала относиться к предпринимателям как к клиентам, прежде всего она оказывает им услуги».
Представить трудно: «мытари», «фискалы» теперь помогают развивать бизнес! И предприниматели не прячутся от налоговиков, а прагматично с ними сотрудничают. Когда такое было возможно?
Оказывается, дело в том, что руководство налоговой службы пришло к выводу, что сбор налогов – это не столько пополнение казны, сколько получение наиболее объективной информации об экономическом положении России. В подробностях, в режиме реального времени. Эта информация – о рисках, о слабых местах экономики – оперативно передается в Правительство, в Минфин. И там принимаются максимально взвешенные, верифицированные решения. В пользу кого? – Граждан, бизнеса.
Да, при этом и налоги платятся, но их сбор прозрачен, и их использование очевидно укрепляет общество – развиваются здравоохранение, образование и так далее. И это пример сотрудничества между теми, кто, казалось бы, своим социальным положением, своим функционалом, «обречены» на столкновение интересов. Оказывается, нет.
Сведения от налоговиков не просто поступают бизнесмену в индивидуальное пользование, как, скажем, информация от автомобильного навигатора, предупреждающая водителя о пробках на дороге, – и делай с этим, что хочешь. Нет, эта информация предназначена, в первую очередь, органам управления.
Не «водитель» должен будет приспосабливаться к экономической «пробке» или объезжать ее окольным путем. А муниципалитет или государственный орган сделает все необходимое, чтобы «пробок» в этом месте больше не было.
Это образ, отражающий новую реальность. В результате – более качественный социальный сервис, в целом по стране и в ее отдельных регионах. Вот что теперь стало происходить.
И не нужно современному мытарю, как библейскому Левию Матвею, бросать деньги в дорожную пыль. Он теперь несет людям не горе, а благо. Чудны дела Твои, Господи!
О востребованности
Ощущение ненужности убивает людей быстрей снайпера и алкоголя.
Д. Гринберг
Без многого может обходиться человек, но только не без человека.
Л. Бёрне
Никогда ведь не можешь сказать с уверенностью, какое место занимаешь в чужой жизни.
Ф. С. Фицджеральд
Когда я слышу или читаю о якобы невозможности дать строгое определение счастью, то испытываю… недоумение и сожаление. Да, увы, счастье продолжают путать с удачей, с успехом, с выигрышем, с радостью. А ведь это все разные понятия.
Удача – неожиданное благоприятное стечение обстоятельств, которое к тому же оценивается субъективно. Допустим, сейчас это воспринимается как удача. Не факт, что такое восприятие сохранится и со временем не поменяется на прямо противоположное. Как это у Владимира Войновича? «В жизни всему уделяется место, рядом с добром уживается зло»? Именно! «Если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло».
Успех – достижение ранее поставленной амбициозной и трудоемкой цели. Здесь, наоборот, рациональное преобладает над субъективным. Успех, как правило, осязаем, доказан. Он очевиден для окружающих. Вот только приводит ли успех к счастью? – Далеко не всегда. Для этого нужны дополнительные условия. Например, успех в конкурентной борьбе счастья как раз не предполагает: «Боливар не выдержит двоих». [17]
В фойе академии, где я преподаю, на видном месте висит плакат с красочным изображением юноши, облаченного в деловой костюм, стоящего на заснеженной вершине горы. Предполагается, что этот молодой человек находится на очередном пике своей карьеры. На плакате рекламная надпись: «Хочешь достичь успеха – поступай на наш факультет».
Я иногда во время занятия приглашаю своих студентов выйти из аудитории и специально подвожу их к этому плакату, чтобы они внимательно взглянули на картинку. Что же они видят? Признаки счастья? – Нет, на плакате изображено одиночество. Замерзший, одинокий как перст мальчик печально глядит на них с разрекламированной картинки. Очень верное изображение, близкое к реальности.
Обычно слово «успех» выводят из понятия «успеть», то есть поторопиться, постараться и достичь желаемого. Мой друг, режиссер-документалист и политолог Роман Газенко, думает иначе. Он считает, что корень этого слова «пех» или «пеш». И родственным ему является не «успеть», а «спешиться», слезть с коня.
Согласитесь, совсем другое смысловое измерение! Получается, тот, кто намерен достичь успеха, вынужден перестать быть всадником, горделиво возвышающимся над толпой, спуститься на землю и смешаться с суетящимися людьми, жаждущими чего-то там «успеть» – неизвестно чего и, главное, зачем? – Да, что-то в этом есть, как говорится.
Для выигрыша нужна игра. Но выражение «Вся наша жизнь – игра» удовлетворяет лишь безнадежно заплутавших людей. Игра, конечно, очень похожа на настоящую жизнь, но она не производит благ.
Игра – всего лишь имитация жизни. Так же как выигрыш – имитация успеха. По-моему, история не знает случая, когда выигрыш в лотерею, в карты или в рулетку радикально изменил бы социальное положение человека.
Легенд на эту тему много, но все они заканчиваются на моменте выигрыша, как сказка про Золушку – на констатации ее свадьбы с принцем. Что происходит потом, покрыто мраком неизвестности. Точнее, всё, к сожалению, отлично всем известно – незаработанный случайный доход впрок не идет. Он не делает человека компетентным, востребованным, счастливым.
Радость – эмоциональное переживание. Да, радость часто сопровождает счастье, но счастье не сводится к радости. Надеюсь, это не нужно доказывать?
Свое мнение по поводу счастья я уже обстоятельно изложил выше, в соответствующем разделе книги. Здесь же кратко повторю, что счастье – это состояние общественных отношений. Вот что важно понимать! Прежде всего, это означает, что счастье можно и нужно целенаправленно создавать, что оно поддается управлению.
Образно говоря, счастье – это фарватер, по которому лоцман ведет корабль, чтобы обеспечить ему жизнеспособность. Условия фарватера определены – это необходимые для движения корабля глубины и отсутствие препятствий на пути. Условия достижения счастья тоже известны – они называются «потребности человека».
Обсуждая потребности, мы часто сетуем на их свойство быстро расти вслед за достижениями научно-технического или иного прогресса. Я не разделяю подобную точку зрения. По моему мнению, потребностей – то есть обязательных условий жизнеспособности человека – сколько было с сотворения мира, столько и осталось. Разумеется, форм, способов и инструментов их удовлетворения с каждым годом становится все больше и больше, но сами условия – не меняются.
Судите сами. У человека есть организм и есть психика, рождающая сознание. Чтобы сохранить организм в целости, необходимо соблюсти ряд условий, иными словами, удовлетворить биологические (физиологические) потребности. Чтобы защитить психику от разрушения, необходимо постоянно удовлетворять информационно-эмоциональные потребности. Как гласит античное выражение, «хлеба и зрелищ» подавай человеку.
Но вся штука в том, что ни один человек не обладает потенциалом, как бы точнее сказать, полноценного самообеспечения. Никто не выживает в одиночку. Следовательно, индивидуальные потенциалы необходимо объединить в общий ресурсный потенциал группы. И это мы назовём потребностью в социальном окружении. Кстати, именно из этого базового представления рождается моя уверенность в том, что в природе человека не разрушение, а созидание, не вычитание, а сложение, симбиоз с другими людьми.
Однако быть частью социальной группы для жизнеспособности мало. Нужно обрести в ней положение, социальный статус. И это тоже потребность. Собственно, социальный статус – это та область групповой ответственности, та компетенция, которую каждый член группы принимает на себя.
Чем выше статус – тем значительнее ответственность. Статус определяет, в каком объеме и какого качества общественные ресурсы будут переданы индивиду. И не для того, понятно, чтобы он их попусту растратил. А для того, чтобы он их преумножил, развил. В русле реализации принципа… да, верно… расширенного воспроизводства благ.
Отклонения от данной схемы приводят к драматической деструкции ресурсной базы социальной группы. И тогда на сцену выходит конфликт. Многие конфликты, кстати, имеют целью лишить партнеров по группе их прежнего статуса, который они не смогли оправдать из-за недостаточной компетентности. Так случается и в семьях, и в деловых компаниях, и в межгосударственных отношениях.
При этом не всякая группа примет в свой состав индивида (или меньшую по численности и значимости группу). Тем более, не наделит его (ее) статусом. Просто потому, например, что новые члены ей – этой группе – объективно не нужны. В их участии нет потребности. Они не востребованы этой частью социума.
Получатся, востребованность, нужность кому-то – это тоже необходимое условие выживания. Так и есть. Будучи невостребованным, ты лишаешься доступа к спасительному групповому ресурсному потенциалу. Маленький ребенок страдает, если его не берут в игру. Но еще больше он будет страдать, если его не приобщат к взрослым занятиям – к уборке дома или к приготовлению пищи. У малыша появится страх, что от него родители готовы отказаться. И это очень опасный психологический феномен… Старик хлопочет на кухне, пытаясь сварить или испечь еду, которую никто из молодых домочадцев в итоге в рот не возьмет. Но попробуйте только сказать старику, что в его услугах здесь не нуждаются и чтобы он шел отдыхать с глаз долой. Этим вы убьете его.
•
Самое лучшее, что может услышать человек в свой адрес: «Наконец-то ты пришел, мы без тебя не справляемся». И самое худшее произойдет, когда ему скажут: «Уходи. Зачем ты здесь? Мы прекрасно обходимся без тебя».
•
Конечно, востребованность – далеко не все. Формула счастья, напоминаю, включает еще одну необходимость – самореализацию. Чтобы пребывать на максимуме жизнеспособности и испытывать адекватную этому радость, нужно в общем деле оставаться самим собой. Но самореализацию мы еще успеем обсудить. А пока приглядимся к востребованности[18].
Несчастные люди охотно и подолгу говорят о своей ненужности. Без них создаются разнообразные продукты производства. Без них принимаются политические и хозяйственные решения. Их мнения не спрашивают, реформируя условия жизни, труда и быта. И даже близкие родственники обходятся без их помощи, стараясь держаться от них подальше.
Так воспринимают несчастливые свое общественное положение. И в этом, увы, они недалеки от истины. Беда усугубляется тем, что это не только их личное дело. Мир сегодня, отдавая или не отдавая себе в этом отчета, плодит поколения несчастных.
Главная проблема наступившей эпохи – отчуждение значительной части общества от труда, полезного и осмысленного, и, как следствие, катастрофическое разрастание слоя «лишних» людей.
Это они – «лишние» в современной социально-экономической модели люди – выходят протестовать на улицы, переступают через человеческое в себе, морально и физически разлагаются от невостребованности и нереализованности своего потенциала. Отсюда же и кризис нравственности (несчастный оправдывает свою бессовестность) и экологии (несчастные готовы загадить место, где живут), и многие другие антропогенные невзгоды.
•
Больше всего требуют прав те, кто не имеют обязанностей. Это их протестная реакция на непричастность к созданию общественных благ.
•
То, что мир принимает за расовые, классовые, религиозные и иные социальные конфликты, является в буквальном смысле борьбой за жизнь тех, кого этот мир приговорил к необязательности существования. Политические, управленческие и научные элиты заботятся в первую очередь о производительности и эффективности экономики. Производительность и эффективность любой ценой, вплоть до отказа от так называемого «человеческого ресурса», к которому в этой парадигме сводится роль человека, – вот их объявленная цель. Ради этого элиты[19] готовы вообще отказаться от человеческого участия в производстве. Что уже и происходит. Человек объявляется вторичным, служебным по отношению к экономическим процессам и результатам.
В производственном аспекте он рассматривается лишь как функционер, как исполнитель возложенных на него трудовых обязанностей. При этом все большую популярность приобретает мнение, что человек в работе ненадежен, склонен совершать ошибки, протестовать против существующих порядков, саботировать распоряжения руководства и так далее. Человек воспринимается как слишком «рискованное и дорогое удовольствие» для современного производства. Поэтому активно изучаются и внедряются в практику всевозможные робототехники, производственные участки без людей. Элиты всеми способами внедряют в сознание масс ложное представление о том, что человек якобы ленив. Что человеку выгодно и комфортно бездельничать за чужой счет. Что он с удовольствием будет получать незаработанные им блага в виде социальных пособий. Главное – угадать с их размерами.
•
Самая большое заблуждение и самая отъявленная ложь – это представлять человека ненасытным паразитом.
•
В результате такой политики человечество все больше сдвигается в сторону потребления. В первом разделе книги мы уже начинали этот разговор. Что ж, продолжим?
Повторю, трагедия «общества потребления» не в том, что у людей расширяется ассортимент потребляемых продуктов, а в том, что в структуре социума производителей становится все меньше, а потребителей – все больше. И мы сильно рискуем, не имея сил эту деградацию остановить. А может, имея силы, но не осознавая угрозы?
Провозглашая конкуренцию как единственно верное поведение в общественно-экономическом пространстве, элиты подталкивают людей к конфликту «всех со всеми». Да, в конкурентной борьбе побеждает сильнейший. Но что делать с проигравшими, со слабыми? С теми, кто выдавлен конкуренцией на обочину жизни?
Вот главный вопрос современности. И его нельзя оставлять без ответа. Ведь речь идет о людях. И число таких людей год от года растет. Производители, подчиняясь этой тенденции, обращаются к потребителям с предложением, убивающим все живое: «Нам легче вас содержать, чем трудоустроить».
Недалек тот день, когда человечество окончательно и фатально разделится на занятых в труде и отверженных, на развивающихся и деградирующих, на производящих и исключительно потребляющих общественные продукты и блага. И хребет общества надломится под тяжестью масс, обреченных на социальный паразитизм.
Мир рухнет под бременем тех, кто по своей человеческой природе имел и имеет все возможности быть среди сильных, но из-за принципиальных ошибок в управлении обществом оказался слабым.
Я никогда не бывал (и, видимо, никогда уже не побываю) в Соединенных Штатах Америки. Но один из моих институтских приятелей живет в этой стране несколько десятилетий. Работает, обзавелся семьей. И вот что он мне рассказал.
В некоторых афроамериканских общинах США люди привыкли поколениями жить на пособия, выделяемые государством при рождении детей. А женщины в этих общинах приучены рожать чуть ли не с 15 лет. Рожают много и с удовольствием. Получается, они-то и создают там главный доход, что только укрепляет традиции матриархата.
Женщины-афроамериканки диктуют правила поведения, создают и охраняют общинную мораль. Мужчины по статусу второстепенны. Им не возбраняется заниматься чем угодно, вплоть до криминала. Лишь бы не путались под ногами у своих матерей, жен и сестер.
Таким образом, сформировалась общественная страта, объединенная цветом кожи, родственными связями и происхождением «от бывших рабов», насильно привезенных в Америку. И все эти люди втянуты в некую воронку потребления, по сути, обречены на паразитирование на работающих американцах, так это выглядит. Им никто не предлагает иного образа жизни, да они и привыкли лишь получать, не отдавая. И даже придумали целую систему самооправдания.
Возможно, мой приятель излишне субъективен и не учитывает всех обстоятельств. К тому же он живет в одном из южных штатов, что, по известным историческим причинам, накладывает отпечаток на его мнение об афроамериканцах. Вполне вероятно, что он неоправданно обобщает.
И тем не менее, отмахнуться от протестного движения под лозунгом «Black Lives Matter» невозможно. Оно явно нарастает. Так, может быть, это протест не столько против полицейского произвола в отношении людей с черным цветом кожи, сколько против хронической и безвыходной их невостребованности?
Существовать на ренту от социального положения, не имея перспективы вырваться из круга потребителей, – это глубокое несчастье. Рано или поздно рантье будут изгнаны из общества под влиянием механизмов его саморегуляции. Социум склонен избавляться от непроизводительного «балласта». И это страшно.
Вот против чего необходимо бороться. Против статуса рантье. Действительно, «черные жизни имеют значение».
Да, разве только «черные»? Реакция общества на снижение социально-экономической востребованности людей не имеет расовых, национальных и тому подобных различий. Просто все ненужное, необязательное удаляется, выносится «за скобки». И в перспективе производство лишнего, избыточного закономерно сокращается.
Этим обусловлено, на мой взгляд, и такое явление, как рождаемость. Казалось бы, при чем здесь будущие дети? – Очень даже при чем. Проблема низкой рождаемости в экономически благополучных странах, я уверен, напрямую связана с саморегуляцией общества. Молодежь сегодня указывает в качестве мотивов пополнения семьи доступ к рабочим местам в будущем, когда их дети подрастут. Значит, люди бояться плодить «лишних»? – А как по-другому это трактовать?
И можно ли решить демографическую проблему выплатой так называемого «материнского капитала»? Получается, нельзя. Деньги-то люди возьмут и спасибо скажут, но только когда они уже и без того приняли решение обзавестись потомством. А рожать детей ради выплат, пусть даже приличных по объему, вряд ли станут. Так что «материнский капитал» – это помощь семьям с детьми, но не фактор мотивации рождаемости.
И еще нечто важное. Политологи сетуют, что сегодня миром правят не столько национальные государства, сколько крупные – транснациональные – производственные корпорации. Предприятия. Но стоит ли этому удивляться?
А как же иначе, ведь предприятия де-факто дают людям работу, а государства – пособия по безработице? Предприятия удовлетворяют потребности людей в прочном социальном статусе, востребованности и самореализации. А государства эти блага предоставляют лишь политикам, чиновникам и тем, кто их обслуживает. В отношении остальных государство берет на себя только обеспечение минимального уровня жизнеспособности. Прожиточного минимума.
Так что именно предприятие сегодня учит человека отдавать и поощряет его к этому. Государство же предлагает, в основном, брать и, следовательно, деградировать. Очевидно, что эту государственную политику необходимо в корне менять, иначе конфликты граждан со своими государствами будут и впредь отвлекать на себя слишком много сил и времени. Порождать атмосферу взаимного недоверия.
Порой я задаюсь вопросом: «А существуют ли в наши дни социальные институты, кроме производственных организаций, реально помогающие людям развиваться? Сопоставимые с производством по силе воспитательного воздействия? Обеспечивающие человеку востребованность с одновременной самореализацией?» И с ответом затрудняюсь.
Семья? – Хорошо, если бы так. Но в современном обществе немало усилий прилагается для дискредитации института традиционной семьи. Это же очевидно.
Ребенок, формирующийся в семье, сегодня сталкивается со множеством экзистенциальных проблем – осмысленности жизни, выбора своего будущего, даже выбора пола. И нередко родители (особенно если они обозначены порядковыми номерами – «родитель номер один», «родитель номер два») не в состоянии предложить детям рецепт счастливой жизни. Они сами перманентно несчастливы. Они возвели несчастье в привычку, сделали из него семейную традицию, передаваемую из поколения в поколение.
«Взрослые лгут», – вот что думает об этом юный человек. – «Они сами ничего не знают и ни во что не верят». Какое уж тут развитие и созревание личности! Подробнее мы поговорим об этом в разделе «О семье».
Школа? – Она, увы, мало похожа на территорию счастья. Скорее, на место для игр. Слишком много в ней искусственного, условного. Одно пока еще реально – знания, которые дают детям педагоги. За это им, конечно же, спасибо. Но только за это. Никакого другого результата от школы не ждут. Целью этого социального института является выпуск во взрослую жизнь эрудированных молодых людей, что подтверждается оценками за сданные ими экзамены.
Коллективизму школа не учит, ибо большинство классов, по сути, не коллективы (группы, осознающие свое внутреннее единство и нацеленные на широкое общественное сотрудничество), а как максимум кооперации (люди, временно собравшиеся вместе для решения конкретных задач). И сформировавшееся на этой почве представление о том, что в жизни «никто никому ничего не должен», что социальное взаимодействие основано лишь на голом прагматизме, школьники усваивают как истину. Эгоизм, эгоцентризм, конкурентный настрой школа не изживает в человеке, а подчас и культивирует. И мы понимаем, что это совсем не то, что нужно для счастья.
Вуз? – Там в еще большей степени каждый за себя. И тоже, как в школе, молодежи не дают никаких внятных указаний, как жить счастливо, как стать необходимым другим людям. «Учись, студент!» – эта ироничная фраза из советской кинокомедии («Операция «Ы» и другие приключения Шурика», режиссер Леонид Гайдай) актуальна и сегодня.
За свою жизнь ты отвечаешь сам – и делай, что хочешь. А что делать-то? – Вот главный вопрос для неопытного человека.
Когда я слышу заявления, что мир якобы принадлежит молодым и что «они здесь власть», я горько и скептично качаю головой. Чепуха! Молодежь всюду бесправна и дезориентирована, хотя бы потому, что мало компетентна во всех основных вопросах бытия. И почти не востребована производством.
Вот что важнее всего – обрести профессию! Да не первую попавшуюся – постылую каторгу ради скромной зарплаты. А свое жизненное поприще, интересную работу, которая позволит прожить долгую и счастливую жизнь. Режиссер, актриса Рената Литвинова как-то сказала: «Многие предадут, не предаст только любимая профессия». И как хорошо сказала!
Производство – и только оно – создает сегодня базис для развития, для устойчивой жизнеспособности. Это последний бастион на границе хаоса и гибели человечества. И это не преувеличение. Остальные, похоже, лежат в руинах. Необходимо найти себя в производственных отношениях. Полюбить свой труд. Что невозможно без самореализации в труде. Такое уж это непременное условие.
О самореализации
Быть самими собой и становиться такими, какими мы можем стать, – вот единственная цель жизни.
Б. Спиноза
В каждом человеке скрыта мудрая сила строителя, и нужно дать ей волю развиться и расцвести.
М. Горький
Всегда будьте первоклассной версией самих себя, а не второсортной версией кого-то другого.
Д. Гарленд
Как мы убедились, одна из важнейших форм несчастья – непричастность. Другая форма несчастья – причастность, но к тому, что индивида не интересует, что у него плохо получается и что в итоге заставляет его напрасно тратить время и силы.
В одной из телевизионных программ[20], социально-политических, где обсуждались вопросы мироустройства, ведущий – известный журналист, человек весьма неглупый – раздраженно сказал: «От каждого по способностям, каждому по труду? От каждого по способностям, каждому по потребностям? – Чепуха! Это мы уже проходили».
Он говорил о формулах, соответственно, социализма и коммунизма.
Помнится, я аж в кресле подпрыгнул. Проходили?! Где, позвольте узнать, и когда? Почему это прошло мимо меня? Будучи с этим телеведущим одних лет, я нигде, кроме учебных заведений – школы, института, – этого не проходил. Да и то все на словах.
Если бы люди смогли воплотить эти прекрасные формулы – на Земле наступил бы вожделенный «золотой век»! В том-то и беда, что народы Советского Союза под руководством вождей-коммунистов попытались устроить жизнь по этим формулам, да не получилось. Несмотря на принесенные колоссальные жертвы.
Революция 1917 года поставила вопрос о раскрепощении глубинных сил народа, о всеобщем счастье. Но началась Гражданская война – за власть, за землю, – и его решение пришлось отложить. Потом, чтобы поднять страну из руин и элементарно накормить людей, понадобился НЭП («новая экономическая политика»), возродивший социальное неравенство, психологию бедных и богатых. Участники Гражданской войны, отстоявшие в боях Советскую власть, ходили мимо красивых неокапиталистических витрин воскресших частных магазинов и громко возмущались: «За что боролись?!»
К сожалению, они были правы. Увы, буржуазность и в новой России победила. А власти, чтобы прикрыть поражение, стали лакировать поверхность несостоявшегося социализма возвышенными речами и красивыми символами. Получалось – и тогда, и потом – плохо. Мерзко, пошло.
Помните, у певца революции, пролетарского поэта Владимира Маяковского есть убийственно правдивые строки: «А Надя: «И мне с эмблемами платье! Без серпа и молота не покажешься в свете. В чем сегодня буду фигурять я на балу в Реввоенсовете?»
Это стихотворение называется «О дряни». Маяковский остро почувствовал фальшь наступивших времен. Он попытался протестовать. Но, как мы знаем, безуспешно.
Мелкобуржуазная «дрянь» полезла изо всех щелей. Остановить ее не было никакой возможности. Поняв, что идеи социализма окончательно побеждены и все его творчество потеряло смысл и превратилось в инструмент «лакировки», Владимир Маяковский застрелился. На дворе стоял 1930 год.
Потом в партии большевиков обострились внутренние «разборки», так называемая межфракционная борьба. И тоже всем было не до раскрепощения сил народа. Потом начались репрессии, потом – Великая Отечественная война.
После Победы пришлось восстанавливать половину страны, изуродованной оккупантами. Заново отстраивать дома, заводы, фермы. Возрождать промышленность и сельское хозяйство, образование и здравоохранение, науку и культуру. Главное – управленческими усилиями восполнять убыль почти тридцати миллионов граждан!
Разве кто-нибудь в то время думал про формулы социализма и коммунизма? – Нет, конечно. От каждого человека требовалось трудиться не «по способностям», а на разрыв пупка. Никто не спрашивал, нравится ему его работа или нет. Так продолжалось несколько десятилетий.
В 70-е годы прошлого века, а это, по общему мнению, период расцвета СССР, я был подростком, школьником. В 1979 году поступил в медицинский вуз.
Не помню, чтобы кто-то занимался с нами – старшеклассниками – профориентацией, опираясь на наши индивидуальные возможности. «От каждого по способностям»? – Ну-ну. Индивидуальный потенциал юного человека оценивался «на глазок». Какие там школьные психологи! – Не было их и в помине. Наоборот, формула «по способностям» как разделяющая людей была принципиально отвергнута в социалистическом государстве. Каждого человека считали способным буквально на все – нужно только учить и воспитывать правильно, в коммунистическом духе. Как следствие, профессиональная ориентация молодежи велась в интересах, прежде всего, экономики, государства, а не личности.
Впрочем, было бы некорректно в этом контексте не упомянуть так называемую «педологию». Говоря о революции и НЭПе, я не сказал о том, что некоторые передовые умы сто лет назад ратовали за внедрение в воспитательную практику достижений экспериментальной психологии. Разрабатывались и применялись психологические тесты, измеряющие индивидуальные способности человека.
Но ничего из этой «педологии» не вышло. Видимо, тесты использовались слишком формально, их результаты вызывали обоснованное сомнение. Сами «педологи» вели себя вызывающе, претендовали на всезнайство. К тому же покушались на «святая святых» – на расстановку кадров. А кадры «решали всё», по глубокомысленному выражению И. В. Сталина. В итоге педологов устранили большевики – «загнали за Можай». И попытки выяснить «способности каждого» были прекращены. Надолго.
Да, к нам в школу приходили представители заводов и фабрик. Для нас устраивали увлекательные и познавательные экскурсии. Говорю об этом без тени иронии. До сих пор, спустя почти полвека, я добром поминаю тех неравнодушных взрослых. Они действительно открывали нам – детям – дверцу в будущее.
Ах, если бы кто-то смог по-настоящему «приоткрыть дверцу» и в нас самих! Представить нас взрослому миру объективно и подробно! – Но этого не случалось. Каждый искал свою дорогу в жизни методом, что называется, проб и ошибок. А это и затратно, и болезненно, и рискованно. Ко всему прочему, это укрепляет ложное представление о том, что счастье – это редкая удача, а не плод целенаправленных усилий. Увы, пойдя «туда – не знаю куда», архитрудно принести «то – не знаю что». А уважаемый тележурналист говорит, что мы все это «проходили». К сожалению, нет.
Но и сегодня положение мало изменилось к лучшему. Формируя «человеческий ресурс» экономики, мы, как и раньше, думаем об экономике первым делом, а не о человеке. И это выхолащивает наши усилия по созданию счастливого, благо– и трудоустроенного общества.
Относительно недавно мне довелось принять участие в мероприятии, посвященном профориентации школьников. Проходило оно на площадке ИТАР-ТАСС.
Вместе собрались юные леди и джентльмены, желающие обрести достойное поприще, «дело всей жизни», их педагоги, представители промышленности – потенциальные работодатели, а также приглашенные журналисты.
Все говорили правильные слова, благодарили друг друга, награждали активистов почетными грамотами «За участие в профессиональной ориентации молодежи». Выражали уверенность в том, что теперь-то точно производительность труда и удовлетворенность трудом в нашей стране значительно возрастут. В президиуме сидели руководители кадровых служб российских заводов и фабрик.
Когда мне предоставили слово, я спросил: «А кто из присутствующих здесь школьников реально пойдет работать на эти предприятия? Кто-нибудь из вас, ребята, готов принять их предложения о трудоустройстве?» – Ни одна рука не поднялась. Возникла неловкая пауза. Чтобы ее прервать, какая-то девочка спросила, чем нейрофизиология отличается от нейролингвистического программирования. Поскольку представители тракторных и вагоностроительных заводов, фабрик технических тканей и продуктов нефтепереработки в этом разбирались плохо, отвечать пришлось мне.
После мероприятия некая журналистка подошла к автору этих строк с вопросом: «Зачем же вы унизили собравшихся?» Говорила она это с ироничной улыбкой. По ее лицу читалось, что она одобряет мою позицию. Я сказал, что с юности не люблю фальши, а в моем нынешнем возрасте и положении готов открыто с нею бороться. На том и разошлись.
Однако, будь у нас с журналисткой тогда побольше времени, мы бы не ограничились иронией и сожалением, а поговорили о том, что конкретно нужно делать. Ведь положение – социальное и экономическое – в России и в мире весьма серьезное. Критическое во многих аспектах. Чтобы преодолеть кризис, необходимо, по мнению знатоков, в ближайшее время повысить производительность труда в стране в два, в три, в четыре раза. А по некоторым отраслям промышленности – в десять раз! Как этого добиться?
Существует единственный путь: нужно обеспечить самореализацию в труде как можно большему количеству людей. А что такое «самореализация»? Как сказал недавно один высокопоставленный чиновник: «Это такое модное слово, значение которого размыто».
Вай-вай-вай, генацвале! Зачем так говоришь, мой дорогой? Если не знаешь, что такое самореализация, спроси у того, кто в этом разбирается. Например, у меня.
•
Самореализация – это превращение человека, во всех его индивидуальных подробностях (куда входят свойства темперамента, характера, склад ума и так далее), в процесс и результат труда.
•
Это очень важно понимать правильно. Человек как будто вынимает из себя все, чем наделен, весь свой потенциал – и строит из этого нечто внешнее. Как дом из кирпичей. А может, из бревен. А может, и не дом вовсе, а монумент – прижизненный памятник самому себе. Из мрамора с позолотой.
Мысли, планы, рождающиеся «внутри головы», воплощаются в жизнь. «Воплощаются», значит, обретают плоть. Было замыслом – стало осязаемым предметом.
При этом не только результат, но и движение к нему – темп, ритм, производимые конкретные операции, действия, используемый инструментарий для достижения желанной цели – воплощает «самость», индивидуальность человека. Если это так – человеку нравится и то, что он делает в процессе, и то, что из этого получается в итоге.
Не дай бог в процесс и/или в результат «вкрадутся» элементы, которые этому человеку не свойственны, противоречат его представлению о жизни, о себе самом, о красоте, о добродетели и прочее. Все пойдет насмарку!
Удовлетворения от таких – искаженных – достижений не будет. И повторять все это, особенно если таких чужеродных включений наберется большое количество, человек не захочет.
•
Человеку неприятно заниматься тем, в чем он не находит себя. Труд, в котором нет (или мало) воплощенной индивидуальности, не может стать любимым делом.
•
Восьмилетней американской актрисе Дакоте Фэннинг, только что великолепно, на высоком профессиональном уровне сыгравшей в фильме «Я – Сэм» (режиссер Джесси Нельсон, США, 2001 год), был задан вопрос: «Вы не устали от работы, ведь вы еще маленькая девочка?»
Дакота искренне удивилась: «От работы? Какой работы? Разве съемки в кино – это работа?» И добавила с очаровательной непосредственностью: «Мне мама говорила, что работа – это что-то тяжелое, неприятное, что нужно выполнять по обязанности. А на съемках мне было так интересно! Я не хотела, чтобы они заканчивались».
Конструктор стрелкового оружия, которому уже перевалило за восемьдесят, общался в телевизионном эфире с журналистом – молодым человеком. Журналист посетовал, что в России талантливый изобретатель не может разбогатеть.
– Если бы вы жили в Америке, – сказал он старику-конструктору, – вы давно были бы миллионером, разве не так?
– Молодой человек, если бы мне сказали, что я должен сам платить за право приходить на завод, в конструкторское бюро, и здесь работать, я бы делал это и считал, что моя жизнь удалась, – ответил старик. И было видно, что он в этот момент говорит чистую правду.
«Какие поучительные истории», – скажет кто-то. – «Их нужно рассказывать школьникам пятого или шестого класса, чтобы воспитывать в них трудолюбие. Пятого или шестого. Потому что в седьмом классе в эти сказки уже никто не поверит».
Что значит «сказки»? Я ничего не выдумал. Так было, я сам видел по телевизору эти интервью. Хотя, согласен, более привычно и правдоподобно другое.
«Работа не волк – в лес не убежит» – гласит пословица. Но миллионы людей во всем мире засыпают и просыпаются с мечтой, чтобы их работа все-таки убежала в лес. Пусть не навсегда. Ненадолго. Но убежала.
Миллионы врачей, педагогов, ювелиров, менеджеров, кондитеров, полицейских, летчиков, портье, шоферов такси, слесарей, инженеров, ученых, актеров, журналистов, библиотекарей (и так далее, и так далее, и так далее) хронически устают от своей работы. И это отравляет им жизнь.
И характер работы здесь не имеет абсолютного значения. Устают и от творчества, и от рутины. От людей и от механизмов. От умственных нагрузок и от физических. От общения и от одиночества. От необходимости подчинять других и подчиняться самому. От всего. Многие. Почти все.
Поэтому трудятся нехотя, спустя рукава, используя любую возможность для отдыха. Мечтают об уикендах и отпусках. Завидуют тем, кто живет на ренту.
Может быть, дело в размере заработной платы? И тот, кто получает много, кто имеет высокий служебный и материальный статус, доволен и бодр, всегда энергичен и полон желания горы свернуть?
Как-то раз после корпоративного тренинга, который я провел в крупной страховой компании, ко мне подошел ее руководитель – наемный топ-менеджер.
Этот представительный, внешне весьма благополучный мужчина взял меня под локоть, отвел в сторону и тихо сказал: «Знаете, а я ведь вам позавидовал. Слушая вас, я подумал: «Почему бы и мне не стать бизнес-тренером?» Я так устал от своей должности! К тому же, уверен, я бы смог неплохо взаимодействовать с учебной аудиторией»
Я посочувствовал ему. «Желаю вам как можно скорее определиться с выбором», – это я сказал вслух. А про себя додумал: «…чтобы не мучиться самому и не мучить других».
Но возможен ли выбор? Что если любая работа человеку в тягость и хорошо там, где нас нет? Это принципиальный вопрос.
Трудолюбию всех нас учат с детства.
– А ну-ка, дети, скажите, хороший человек – ленивый или трудолюбивый? – спрашивают воспитатели, контролируя процесс формирования ценностно-смысловой сферы личности.
– Трудолюбивый! – хором отвечает детвора.
– А плохой?
– Ленивый!
Дети рады. Им все ясно.
Воспитатели прячут глаза. Им-то как раз ничего не ясно. Они принадлежат к тем миллионам уставших, изо дня в день, без просвета, тянущих трудовую лямку. Изнемогающих от бремени забот и обязанностей, мечтающих о даровом куске хлеба, желательно с маслом и икрой.
И они ни в чем не уверены. У них нет доверия к общепринятой шкале ценностей, которую они призваны пропагандировать, но которую сами считают лицемерной, фальшивой. В них поколеблена вера в созидательное начало в человеке и в труд как в панацею.
«С трудов праведных не построишь палат каменных», – кто-то мрачно бубнит в их головах. «Человек – существо ленивое по своей природе», – где-то вычитали они и запомнили на всю жизнь. И это, увы, постоянно подтверждается их личным опытом.
Так откуда же взяться трудолюбию? И зачем обманывать детей?!
Даже самые ярые проповедники этой добродетели не возражают против того, что любовь к труду – это своего рода священный долг каждого работоспособного человека.
Какая же это любовь в таком случае? «Люблю тебя по долгу службы». Так, что ли?
Нет, не так. Один из величайших умов человечества философ Фридрих Ницше сказал: «Всей душой, бескорыстно можно любить только своё дитя и свое дело».
Может, секрет трудолюбия в слове «своё»? «Свое» дело человек любит, а «чужое» – нет. «Своим» наслаждается, «чужого» избегает. «Свое» воспринимает как награду, за «чужое» требует вознаграждения. Но при каких же условиях дело становится «своим»?
Собственно, об этом мы и ведем речь. Самореализация – превращение индивидуальности в процесс и результат труда – заставляет нас осваивать и усваивать цели, технологии и инструменты дела, органично встраивая их в нашу личность. Кто освоил и усвоил профессию – полюбит ее и будет верен ей всегда. А профессия будет верна «своему» человеку. «Се ля ви», как говорят франкофоны. От каждого – по способностям!
Получается, что трудолюбием и, следовательно, производительностью труда можно осознанно управлять? И еще вопросы: что это за «индивидуальные подробности», которые должны быть воплощены в труде, как их определить, и существуют ли нужные для этого диагностические методы?
На все это у меня есть обстоятельные ответы.
В разделе «О работе» мы поговорим о том, что такое «профессиография» как род деятельности и «профессиограмма» как ее результат. Все это не новость. Не terra incognita. Научным разработкам в этой области уже десятки лет. Их достижения пригодны для реализации. Жаль, практика применения методов профессиографии пока еще не получила удовлетворительных масштабов.
Мы познакомимся с такой значимой частью профессиограммы, как «психограмма». Ведь именно в ней содержатся психологические требования к человеку-профессионалу: какими качествами ума и характера должен обладать человек, чтобы не только справиться с профессиональными нагрузками, но и полюбить этот труд. Сделать его жизненным поприщем.
Пока в качестве анонса скажу кратко: «психологический профиль» индивида и «психограмма профессии» должны полностью совпадать. Без изъятий. Иначе все, что не совпадет, станет причиной будущих ошибок и конфликтов.
Ну, а индивидуальные подробности, психологические отличия одного человека от другого мне бы хотелось обсудить прямо сейчас.
Однажды я и два моих приятеля попали на показательную дегустацию вин. В какой-то момент мне стало гораздо интереснее наблюдать за этими людьми, чем разбираться в винах.
Один из них – это было очевидно – всем существом воспринимал происходящее таинство. Следуя указаниям сомелье, он бережно брал в руку очередной бокал, слегка взбалтывал содержимое, зарывался в него носом, потом набирал в рот немного вина и, не глотая, пропускал через него тонкую струйку воздуха.
Он блаженствовал. Он жаждал продолжения удовольствия. Не от выпитого вина, разумеется, большую часть которого он, как и полагается, выливал в серебряное ведерко. Он получал удовольствие от восприятия открывавшихся ему нюансов цвета, вкуса и аромата благородных вин.
Другой приятель вел себя иначе. Он постоянно ерзал, отвлекался, пытался острить. Тихонько похохатывая, требовал «ускорить процесс».
– Чего тянуть кота за хвост! Налил – выпил. Снова налил. Снова выпил. Какие еще вкусовые оттенки? Кислятина! Где здесь «зеленоватый отлив»? Ничего не вижу! И это называется «запах моря»? Да это же сплошной уксус!
И все в том же духе. К концу сеанса приятели разозлились друг на друга не на шутку. Выйдя на улицу, они дали волю своему раздражению.
– Если у человека грубый вкус, то этим нечего хвастать, – желчным тоном сказал один.
– А по-моему, все вы там играли роль. Изображали знатоков, ценителей, гурманов… Ничего более! – ответил другой и, сухо откланявшись, зашагал в противоположном направлении.
«Да», – подумал я, глядя на эту размолвку, – «они действительно разные люди».
Я знаю их давно. Один – тонкий, поэтичный, ценит все красивое. Это он привел нас на дегустацию вин. Хотел подарить нам удовольствие. Другой – весельчак, непоседа. Не слишком разборчивый в еде, в одежде, в людях. Все делает наспех. Кропотливому труду предпочитает легкую болтовню.
Некоторые думают, что подобные различия – плоды воспитания. Но это не так. Люди рождаются разными. Во многом.
Прежде всего, от рождения разным бывает темперамент.
К темпераменту принято относить все, что связано с динамикой психической деятельности – её силу (способность не уставая переносить информационные нагрузки), скорость переключения внимания с одного потока информации на другой, чувствительность к сигналам, поступающим из внешнего мира, и еще ряд динамических качеств, присущих нервной системе человека.
Представим себе оратора, выступающего перед аудиторией. Он говорит быстро, на эмоциональном подъеме, четко и громко произносит слова, энергично жестикулирует, не теряет темпа речи на протяжении нескольких десятков минут. После короткого перерыва возобновляет выступление на том же, а то и более высоком уровне активности. Информация, доносимая им до слушателей, интересна и глубока по содержанию.
Какие же качества данного выступления характеризуют темперамент оратора? – Все перечисленные, за исключением содержания речи. Это уже сфера ответственности интеллекта, и об этом мы поговорим позже. Сейчас нас более всего интересует темперамент.
Итак, темперамент – это врожденная, мало меняющаяся с течением времени динамика психических процессов.
Темперамент, во-первых, бывает сильным и слабым.
Сильный – тот, что обеспечивает длительную, неистощимую работоспособность. Прежде всего, психическую, то есть связанную с обработкой информации. Физическая работоспособность в этом смысле вторична, поскольку зависит от работоспособности психики – любая усталость вначале возникает на уровне регулирующих нервных центров, а потом уже превращается в усталость мышц. Но это к слову. Чтобы не возникало вопросов.
Обладатели сильного темперамента всегда пребывают в тонусе без каких-либо дополнительных ухищрений. Они деятельны, энергичны, уверены в себе, оптимистичны, независимы от мнения окружающих. Они мало спят, едва прикорнув, – где, на чем и с кем попало, чтобы в любой момент открыть глаза, вскочить на ноги и вернуться к активному образу жизни.
Слабый темперамент – это относительно быстрое истощение энергетических ресурсов нервной системы при информационных нагрузках. Проснулся человек в понедельник утром, подумал о том, что предстоит сделать за день, за неделю (!) и… устал. Ему снова непреодолимо хочется спать.
Люди, природой наделенные слабым темпераментом, в противоположность «силачам», мало активны, склонны экономить энергию, тревожиться по любому поводу, избегать ответственности и новизны. Их преследуют постоянные сомнения, колебания при выработке решений, они боятся пойти наперекор судьбе и своему окружению.
Во-вторых, темперамент бывает подвижным и вязким.
Подвижный темперамент способен быстро переключать внимание и распределять его между различными информационными потоками, одновременно приходящими в мозг. Он поддерживает режим выполнения человеком сразу нескольких задач.
Известно, что никто не может обрабатывать параллельно в одно и то же время два (и более) потока информации. Только один поток. Это доказано строгими научными экспериментами.
А как же Гай Юлий Цезарь? Ведь, по свидетельству современников, этот римский император мог одновременно писать одно письмо и диктовать другое, читать принесенные ему документы и поддерживать диалог с соратниками. Или он являл собой исключение из этого правила?
Нет, он не был исключением. Да что нам древнеримский Цезарь! Многие из нас каждый день демонстрируют чудеса информационной эквилибристики: не прерывая разговора по мобильному телефону, считывают информацию с экрана компьютера, кивают коллеге, заглянувшему в кабинет, справляются о его здоровье и ближайших планах, отпивают глоток кофе, оценивая его вкус и запах… Казалось бы, все это делается одновременно.
Но это именно эквилибристика. Точнее, жонглирование информацией. Жонглер, подбрасывая в воздух и ловя предметы, всякий раз концентрируется лишь на том, который сейчас находится в его руке. Остальные предметы, летящие по заданной траектории, выпадают из поля его внимания. Все происходит так быстро, что циркач не задумывается над алгоритмом обработки информации, присущим этому трюку.
•
Обладатель подвижного темперамента, как и все люди, обрабатывает в единицу времени лишь один информационный поток.
•
Слушая телефон, человек слышит только его. И, вообще, воспринимает только информацию из телефона. Ко всему прочему он в тот момент глух и слеп.
Меняются данные на дисплее – внимание концентрируется на них. И снова – только на них. Все остальное исчезает из сознания.
Появляется в дверном проеме сослуживец – и он на время становится единственной воспринимаемой фигурой, абсолютным приоритетом внимания.
Отработав фрагмент информации, мозг переключается на новый фрагмент из другого информационного потока. Затем возвращается к прежнему потоку. И опять к новому. И снова к прежнему. И к третьему, и к четвертому… И все это – в мгновение ока, в сотые и тысячные доли секунды. Поэтому создается впечатление одновременности обработки различной информации, выполнения сразу нескольких видов деятельности.
Так проявляет себя подвижный темперамент.
Вязкий темперамент ничего подобного не позволяет. Тот, для кого вязкость психики – существенное свойство, склонен надолго застревать в одном информационном потоке («вязнуть» в информации).
Вот он зачитался газетной статьей, или засмотрелся в экран телевизора, или о чем-то задумался… Словом, на чем-то сосредоточился.
Его окликают, зовут, трясут за плечо:
– Ванюша, пора обедать!
– А? Что случилось?! – вздрагивает он и обводит пространство непонимающим взглядом. Он медленно приходит в себя, с трудом отвлекаясь от информации, утвердившейся в его голове.
Этот человек действительно не слышал зовущий его голос, поскольку вязкий темперамент не обеспечивает широкий охват информационного поля, и внимание его обладателя относительно сужено.
Вязкость, как и подвижность, это тоже природное, генетически предопределенное качество. Вязкость нельзя воспитать в человеке, если она отсутствует в нем от рождения, и от нее невозможно избавиться, если она заложена в генах.
В-третьих, важным качеством темперамента является чувствительность к так называемым «слабым сигналам».
Мир, в котором мы живем, проникает в наше сознание, информирует нас о себе посредством разнообразных сигналов: звуков, игры света и тени, изменений атмосферного давления, химизма окружающей среды и так далее.
Среди этих бесчисленных сигналов есть сильные и слабые – в прямом физическом смысле. Громкий звук, например крик человека, – это сильный сигнал. Легкое дуновение ветра, едва заметный привкус горечи в сладком напитке, запах йода в сентябрьском воздухе, увлажнившиеся глаза собеседника – это примеры слабых сигналов. Их не обязательно замечать. Вполне можно прожить и на уровне восприятия только сильных сигналов.
Вот стоит человек в комнате, у окна. Смотрит во двор. На дворе – золотая осень. Он видит десятки оттенков желтого, красного, зеленого. Слышит через открытую форточку, как по-разному, разными звуками, заявляет о себе мелкий дождик – шипя, впивается в асфальт, шлепает по опавшей листве, барабанит по жестяному карнизу… А сверху устало улыбается серо-синее небо, тихо звенит хрустальный с привкусом тления воздух… Человек все это видит, слышит, обоняет – невольно, ведь такова природа его восприятия!
Иного склада индивид – нечувствительный к слабым сигналам – не воспринимает эти нюансы. Даже если ему на них укажут, он останется равнодушным. Ему важно другое – когда идет дождь, следует взять зонт, выходя на улицу. Холодно – значит надо одеться теплее. Вот и все. Больше ему ничего не нужно. На слабые сигналы он не реагирует. Его приспособление к окружающей среде происходит на уровне сильных сигналов.
В-четвертых… Впрочем, довольно и трех граней темперамента, чтобы объяснить, как возникают и проявляются различия в поведении. Как получаются «разные люди».
•
Итак, темперамент человека может быть слабым, сильным, подвижным, вязким, чувствительным и нечувствительным к слабым сигналам. Важно понимать, что все эти качества – врожденные. Они проявляются рано, еще в дошкольном детстве, и почти не меняются у �
Серия «Практический тренинг»
© ООО «Издательство АСТ»
* * *Моей жене —
Медее Теймуразовне Цинцадзе – посвящаю!
Умный находит удовольствие в сложности,
мудрый – в простоте.
Когда у человека формируются убеждения,
его эрудиция теряет объективность.
Предисловие автора
Если бы вы знали, сколько раз я думал над тем, чтобы прекратить писать эту книгу! Неужели совесть позволит мне обрушить на читателя ворох банальностей, которые как будто впитаны всеми нами с молоком матери и должны лежать в основе социального поведения? Зачем ломиться в открытую дверь, примерять на себя мундир капитана Очевидность? Что за писательский зуд! Зачем говорить общеизвестные истины, да еще и менторским тоном, претендуя на позицию психогога[1]?
Хотел бросить, ругал себя, смеялся над собой – но все-таки продолжал писать и даже вот решился опубликовать написанное. Ну, чтобы заслон поставить какому-то встречному потоку, ветру, вентилятору – не знаю, что это – интеллектуальных новаций, коллективных прозрений, новых трендов, которые влияют на воспитание нашей молодежи.
Эти новации претендуют на последнее слово в социальных науках, а в реальности – полная чушь. Вредная, разрушительная, растлевающая общество чушь! Вот, из самого безобидного, из последнего, что я услышал: оказывается, какие-то ученые (при этом слово «ученые» произносится с придыханием, с поднятием указательного пальца вверх) открыли так называемую «диетическую депрессию» – то есть депрессию, которая якобы наступает от употребления однообразной пищи. Чтобы избежать диетической депрессии, советуют ученые (опять палец кверху), нужно баловать себя ранее неизведанными вкусами, пищевыми «сюрпризиками». Дескать, тогда депрессию можно будет победить. Преодолеть, отсрочить.
Слушайте, а десятки поколений наших предков, которые ели кашу и щи, почему-то не впадали ни в какую депрессию. Почему? – Да потому, что депрессия никак не связана с рационом питания (я исключаю крайние случаи). Попытки бороться с депрессией повышением разнообразия пищи – это очередной суррогат решения проблемы бессмысленности жизни. Заедать вкусняшками пустоту существования – отличный выход! Для дураков. Да, известно, что именно так многие и поступают – заедают депрессию. Но при этом вгоняют себя в круг еще больших проблем, связанных с нарушением обмена веществ в организме. А распространение мифа о диетической депрессии – это увод человечества в сторону от магистральной линии развития. В мифологический тупичок.
Борясь с подобными тупиками, я и решился написать эту книгу. И если читатели скажут дружно: «О чем он толкует, нам все это хорошо известно», я успокоюсь и займусь выращиванием овощей на своей даче. Но мой жизненный опыт, мои глаза и уши подсказывают мне, что до спокойствия еще далеко. Как психолог, я постоянно сталкиваюсь с драматическим, подчас катастрофическим непониманием многими людьми смысла человеческих отношений, предназначения человека.
Примитивные до дурковатости разглагольствования на эти темы, находки, ценность которых сопоставима с «открытиями» трехлетнего ребенка в песочнице, оглупление и инфантилизация населения до такой степени, что люди не в состоянии браки создавать, детей рожать и воспитывать, – вот каким трендам я пытаюсь противопоставить свой набор трюизмов. Ну, извините меня за это великодушно!
Я не оправдываюсь, я размышляю – зачем я написал эту книгу?
На каждой стройке бывают ЧП – чрезвычайные происшествия. Представьте: колоссальная, высокая и массивная конструкция дала трещину. Она вот-вот разрушится и рухнет вниз. Это видит пока только инженер-строитель. Он замирает от ужаса. Он с точностью до минуты знает, когда произойдет низвержение колосса. Погибнут люди, уничтожится техника, пойдут прахом плоды упорного труда, совершенного посредством этой техники. Но другие пока этого не видят. Они воодушевлены своими трудовыми подвигами и радостно смотрят в будущее.
Интеллигенция – по идее, тот самый коллективный инженер-строитель. Она призвана лучше всех понимать, какие угрозы нависли над человечеством. Увы, на деле многое оказывается не так.
Помню, харизматичный седовласый профессор в лицо мне смеялся и всячески демонстрировал свое пренебрежение, когда я говорил об опасности отчуждения человека от труда как о самой важной угрозе современности. А когда очередь дошла до него, пафосно представил очередную «братскую могилу» как отчет о проделанной им работе на средства съеденного гранта. «Братская могила» – это ироничное название сборника статей известных и малоизвестных авторов, изданного без определенной цели, точнее – с целью оправдать истраченные деньги. Это обычная форма «квази-академического» мошенничества, распространенного, увы, в российской вузовской среде в 90-е годы.
И еще: мой диалог с Александром Анатольевичем Ширвиндтом на съемочной площадке телепроекта «Культурная революция» (ТК «Культура», производство телекомпании «Игра-ТВ»). Я спросил: «Театр сегодня по-прежнему претендует «влиять на умы», как раньше? Или он «печет» спектакли, как пирожки, исключительно для продажи?» Ширвиндт ответил: «Влиять не на что». Отшутился. Но было видно, что его мой вопрос задел. В продолжение своего ответа он рассказал анекдот про цирюльника, который на реплику посетителя «Всюду бардак» сказал, недоумевая: «И вы хотите начать наводить в мире порядок с моей парикмахерской?!» Думаю, Александр Анатольевич слукавил. Он все прекрасно понял и огорчился, как и я. Ведь за его спиной не скромная парикмахерская, а прославленный Академический театр сатиры. И на груди у старика Ширвиндта – ни много, ни мало – полный набор орденов «За заслуги перед Отечеством».
Так есть ли у нашей интеллигенции эти заслуги, или она под общую сурдинку приторговывает, чем может, якшаясь с другими торговцами и криминалитетом?
Вот почему я взялся за написание этой книги, наполняя ее банальностями. Что если это не банальности, а вечные истины, без которых жить невозможно и о которых каждому новому поколению должен кто-то рассказывать? Перефразируем известный тезис: знание принципов позволит нам не зайти в тупик и не оробеть, решая частные вопросы.
Обычно от науки и от ученых ждут чего-то нового. Я, наоборот, стремлюсь обратить внимание на нечто хорошо и давно известное, чтобы вернуть к этому несправедливо и несвоевременно утраченный интерес. Возможно, я, по ироничному выражению Льва Николаевича Толстого, как глуховатый человек, отвечаю на вопросы, которых мне никто не задает? Я мечтал написать книгу о механизмах поведения людей, которая будет понятна всем и каждому – от двоечников коррекционных классов до отличников мехмата МГУ. Тираж этой книги превысит численность населения Китайской Народной Республики. Её переведут на все языки мира, включая языки тела… Это – в мечтах. А в реальности…
Вот она – книга – перед вами. Я написал ее. И если вы ее не прочтете, то мы оба останемся в дураках.
С уважением, Виктор ПономаренкоО счастье
Несчастным или счастливым человека
делают только его мысли,
а не внешние обстоятельства.
Управляя своими мыслями,
он управляет своим счастьем.
Ф. НицшеЧеловек несчастлив потому,
что не знает, что он счастлив.
Ф. М. ДостоевскийМне счастье в девках выпало:
у нас была хорошая, непьющая семья.
Н. А. НекрасовБудучи еще студентом-медиком, я слышал историю про Мераба Константиновича Мамардашвили. Для тех, кто не знает: Мамардашвили – один из глубочайших умов двадцатого века, антрополог, философ «сократовского типа». Так вот, Мераба Константиновича как-то спросили: «В чем, по вашему мнению, заключается основной вопрос психологии?» Тот, пыхнув курительной трубкой, ответил: «Как и у всех прочих наук и практик – выживание».
Выживание! Разумеется, речь шла о выживании человека. Если кому-то режет слух слово «выживание» (согласен, от него веет чем-то сугубо утилитарным), давайте скажем: «жизнеспособность». Против жизнеспособности, надеюсь, никто не возразит?
Вот, собственно, и весь сказ. Вот и весь приз, ради которого – все наши усилия, наши человеческие радости и страдания.
Была или не была в реальности эта история, мне неизвестно. Но вполне могла быть. Такой ответ – в духе Мамардашвили. В русле его научной и жизненной философии. В конце концов, не это важно. Так же, как батоно Мераб, понимали суть происходящего и тысячу, и три, и десять тысяч лет назад. Так, я уверен, мыслящие, ответственные люди должны понимать это и сегодня.
•Жизнеспособность – то есть возможность существовать не разрушаясь, длиться во времени – это цель и смысл жизни.
•Получается, мы живем ради того, чтобы… жить? Не слишком ли примитивно? – Нет, все правильно. Давайте только примем во внимание, что жизнеспособность Человека – разумного социального существа – зависит от множества отнюдь не примитивных причин и условий. Человеку мало дышать, есть и размножаться. Чтобы жить, он обязан думать, чувствовать, строить общественные связи, верить в лучшее и святое, понимать значение разнообразных сложных сигналов и многое, многое другое знать и уметь[2].
А еще человек должен создавать блага.
Что ж, теперь, похоже, мои вероятные оппоненты начинают злиться всерьез.
«Что значит «должен»? Какие такие «блага»? Никто никому ничего не должен!» – согласитесь, так думают и говорят многие. Это вполне устоявшаяся точка зрения. Она существует и в быту, и в науке. Есть ученые, отрицающие не только общественные обязанности людей, но и общество как таковое, как факт.
Отсюда как раз и начинается наш разговор.
Признаться в этом непросто, но придется. Иначе не стоило все это затевать.
Сорок лет я изучаю поведение человека. Сорок лет вожу сам себя, будто библейский Моисей, по пустыне собственной головы. Многое пережито, многое осознано. Написаны книги, прочитаны сотни лекций… И в итоге – понимание простейшей и очевиднейшей истины[3]. Но понимание заслуженное, выстраданное.
А истина заключается в том, что есть всего два варианта общественного бытия человека: счастье и несчастье.
Как только я это осознал, словно остатки пелены упали с глаз! Я сразу понял, как отличить счастливую жизнь от несчастной, счастливого человека от несчастливого. Как, по каким правилам и законам, строится счастье. Что нужно делать, чтобы его обрести. Что именно погружает нас в несчастье, и как это предотвратить или перебороть. Что значит «жить правильно», то есть счастливо, и «неправильно» – в несчастье. Все вдруг стало про человека ясно и понятно.
Действительно, все завязано на жизнеспособности. Мамардашвили прав. Жизнеспособность можно наращивать, развивать. А можно, в принципе, уменьшать, разрушать, разваливать. Конечно, люди заинтересованы в первом варианте. Но, увы, часто допускают и второй. И это ведет к их гибели в прямом драматическом значении этого слова.
•Счастье, таким образом, – это когда жизнеспособность растет. Несчастье – когда снижается. И то, и другое является результатом активности человека.
•Особая благодарность русскому языку и русскому народу – языкотворцу! Именно в русском языке слово «счастье» имеет корень «часть»[4]. А корень, как известно, отражает суть, нечто самое главное.
«Счастье» – это краткая форма от устаревшего «сочастие» и вполне современного «соучастие». Следовательно, счастливый человек с кем-то обязательно «соучастлив». Он соучастник.
В латинском языке «часть» – это «part». Отсюда «партнерство». То же, что и «соучастие». Слова-«кальки», совпадающие и по значению, и по буквальному переводу.
Выходит, счастье – не слепой случай, не удача, выпавшая неизвестно кому неизвестно за что. Счастье – это социальное партнерство. Соучастие в общей жизни, в общих замыслах и делах.
Впрочем, так счастье понимается не всеми. В толковых словарях, включая известнейший «Словарь Даля»[5], в этом контексте фигурирует «часть» как доля, кусок, пай. Стать счастливым, следует из этого, значит получить свою долю, кусок от «общего пирога». Кто, стало быть, больший кусок урвал, тот и самый счастливый.
А еще счастье, «доля», представляется людям как судьба. И сетует человек: «Трудная, скудная доля мне выпала. Не то что соседу!»
Владимир Иванович Даль ничего сам не выдумывал, он лишь фиксировал бытующие в народе значения слов.
К обсуждению такого эгоистического, потребительского или, с другой стороны, обреченно-фатального понимания счастья мы еще вернемся. И посмотрим, реальны ли шансы на обретение счастья у того, кто тщится урвать свой кусок или кто покорно принимает «несчастную долю», живя робкой надеждой на лучшее.
Здесь же отмечу, что оба эти значения обращены исключительно к результату, к достигнутой цели, к вожделенному призу. «Так мне достанется что-нибудь ценное или нет?» – вот о чем идет речь в обоих случаях. Дадут иль не дадут? – Вот в чем вопрос!
О деятельном соучастии в создании благ, в процессе «выпекания сладких пирогов» никто из этих толкователей даже не заикается. Этого у них, что называется, «и в мыслях нет».
На самом деле, счастье – это созидательное партнерство, в котором благ (то есть факторов жизнеспособности) производится больше, чем потребляется. И это важнейший принцип существования человека!
•Назовем его принцип «расширенного воспроизводства благ». В соответствии с ним, жизнеспособны лишь те люди, группы людей, которые производят благ больше, чем потребляют.
•«Расширенным воспроизводством» мы назовем его потому, что производимые блага не являются невостребованными «излишками». Они поступают в общее пользование, формируют «фонды», «кладовые», откуда черпаются ресурсы, опять же, для целей развития. И люди, производящие блага, все повышают и повышают уровень адаптированности – своей и окружающих. И, соответственно, их производительность тоже растет.
А что такое «блага»? – Это все то, что служит обеспечению жизнеспособности. Куда же мы денемся от нее!
Это и материальные, и нематериальные ценности. Пища, качественная и разнообразная, экологичная среда обитания, физическое здоровье человека. Разум и душа, вера и объективная истина, произведения искусства и строительные материалы. Разве можно перечислить всё! Критерий отнесения к благам конкретного продукта природы или человеческого труда один, уже определенный. Блага повышают жизнеспособность людей.
Все блага, в соответствии с провозглашенным принципом «расширенного воспроизводства», подлежат развитию, приращению их количества и качества. Экономисты про это говорят: «добавить стоимость», романтики – «одухотворить».
А если нет? Что будет, если полученные тем или иным путем блага не улучшатся их обладателями, а уничтожатся, потратятся впустую? – Блага перестанут к ним поступать. Их приходящий поток иссякнет, а эти люди умрут. Ни больше ни меньше. Вот что важно понимать. Во всей содержательной полноте.
У человека вариантов всего два. Либо он развивает блага, работая над их улучшением, и возвращает обществу с добавленной стоимостью. И тогда в его распоряжение поступят все новые и новые блага. Их качество, сложность и объем при этом будут расти. Ведь общество кровно заинтересовано в развитии, и оно поощряет тех, кто умеет развивать.
Либо человек вольно или невольно уничтожает переданные ему блага, но требует от общества еще и еще, чтобы сохранить свою жизнеспособность. И тогда он лишается всего. От него отворачиваются все. Никому не нужен тот, кто потребляет много, а производит «ноль» или совсем чуть-чуть.
Сомневаетесь в объективности и действенности этого принципа? – Рискните его нарушить. Впрочем, никому не желаю плохого.
Итак, есть группы людей (партнеров, соучастников), благодаря которым общественные блага развиваются, а есть те, где блага растрачиваются, уничтожаются, потребляются без остатка. Первый вариант взаимоотношений называется и является счастьем, второй – несчастьем.
Счастье – фабрика жизнеспособности. Причем не только для самих партнеров, но и для общества в целом. Такое партнерство рентабельно в широком, не только в экономическом, но и в гуманитарном, смысле. Именно рентабельно. То есть затраты – материальные и нематериальные – на его содержание существенно меньше, чем исходящие от него потоки благ.
Счастливые семьи, счастливые содружества и соседства, счастливые трудовые коллективы и тому подобные – рентабельны, они развивают людей и вознаграждают позитивными эмоциями. При этом их ресурсный потенциал постоянно растет. Жизнь в них кипит!
Несчастье, наоборот, снижает жизнеспособность. Несчастьем называют альянс, на содержание которого люди тратят разнообразных ресурсов больше, чем получают взамен. Нерентабельное партнерство – вот что такое несчастье.
Русский писатель Владимир Галактионович Короленко выразился предельно ясно: «Человек рожден для счастья, как птица для полета»[6]. Убежден, понимать это нужно не как прекраснодушное пожелание, а как научную истину. Действительно, в птице буквально все – от полых костей до великолепной природной аэродинамики – подчинено полету. И в человеке есть все естественные предпосылки для построения счастливых отношений. Счастливый (производительный, жизнеспособный) человек – это норма. Счастливая жизнь должна быть у всех людей!
Несчастье, напротив, – плод неправильного поведения, следствие допущенных принципиальных ошибок, которых можно было бы избежать, знай человек о том, на каких критериях базируется счастье, как ими можно и нужно управлять. Несчастье, по большому счету, противоестественно.
В общем, «если хочешь быть счастливым – будь им!» – Это уже Козьма Прутков. Персонаж забавный, но весьма неглупый.
Я сказал, что легко теперь отличу счастливого человека от несчастного. Уверен, вы догадываетесь, почему и как! Счастливый наполнен позитивными переживаниями. Под словом «переживание» я понимаю интеграцию рационального и эмоционального. И умом, и душой такой человек оценивает свое поведение и свое состояние как прекрасное, гармоничное. Он намерен бесконечно длить это высокое качество жизни.
Счастье – это переживание максимальной жизнеспособности. Разве это душевное состояние можно скрыть? – Нельзя и ни к чему. Более того, оно заразительно. Счастливый человек распространяет вокруг себя «ауру» победительности, приподнятого настроения, оптимистического восприятия мира. Счастливый верит в людей, в их лучшее и доброе начало. Он верит в жизнь, ведь именно он ее упрочивает. Сам он довольствуется малым, в материальном плане.
Кстати, это тема для особого разговора.
Без конца разными людьми пережёвывается «проблема растущих потребностей» человека, якобы, никогда полностью не удовлетворяемых. Даже приверженцы коммунизма как общественного строя на определенном историческом этапе убоялись собственной базовой формулы «От каждого по способностям, каждому – по потребностям».
Им, детям своего времени, вечно голодным и плохо одетым, с нереализованными мечтами о буржуазной сытости, вдруг привиделись толпы обывателей с вереницами пустых телег, рвущихся за бесплатной «коммунистической» едой и одеждой, готовых растащить все склады и магазины. Где уж таких удовлетворить!
И коммунисты засомневались в реалистичности коммунизма. А зря. Если у человечества вообще есть какое-нибудь будущее, то это – коммунизм. Такой, каким он описан в трудах Маркса и Энгельса.
Мало кто, увы, принимает во внимание первую половину формулы: «От каждого по способностям». А это – одно из условий подлинного счастья. Мы это еще обсудим, разумеется.
Коммунизм – это общество счастливых людей. А счастливый, как мы уже поняли, непритязателен в плане индивидуальных удобств. Зачем ему лишнее? Горсть риса и кувшин воды в день – его потребности в пище. А подчеркивать свой общественный статус посредством дорогих вещей ему совсем ни к чему. Жажда самореализации и общественной востребованности – вот чем живет счастливый человек! Так это же не про «получать», это про «отдавать».
•Счастье – это обязанности, выполняемые с удовольствием, с восторгом.
•Узнаваем и несчастливый. Он наполнен тревогой, переживанием надвигающейся опасности. Кто-то осознает причину тревоги и источник опасности. Кто-то, не анализируя, боится всего на свете.
Несчастный воспринимает жизнь негативно. Как каторгу, как череду промахов и неудач. Интересно, что на этом эмоциональном фоне и объективная удача не радует, и долгожданное приобретение не утоляет печаль. Обида на жизнь и брезгливо-настороженное отношение к ней все равно остаются. Да, счастье не купишь!
•Говорят, «богатые тоже плачут». Плачут не «богатые» или «бедные». Плачут несчастные. Счастливые улыбаются.
•Несчастливые бедняки в каком-то смысле имеют психологическое преимущество перед несчастливыми богачами – у них есть надежда, что вот когда они наконец разбогатеют, всё в их жизни наладится. У богатых и этой надежды нет[7].
Несчастный склонен обвинять других в своем несчастии. Поэтому он вечный придира, критикан, он всем и всеми недоволен, даже вопреки здравому смыслу. Несчастный скептически воспринимает нововведения, протестует против них, даже против реальных улучшений и льгот. Но, получив их, так или иначе не отказывается. Принимает как должное. Пользуется. И ворчит, что, дескать, люди для него могли бы все это сделать и раньше, и лучше, и больше. И ни к кому не испытывает чувства благодарности.
Он любит поговорить о своих правах и раздражается упоминанием об обязанностях. Ратует за индивидуализм и с неприязнью отзывается об окружающих. Еще бы! Ведь именно его личный опыт существования в партнерстве неудачен и болезнен.[8]
Этим-то нытьем, скепсисом и сарказмом по любому поводу несчастный выдает себя с головой. Как его не узнать!
•Если человек, прежде оптимистичный, дружелюбный и щедрый, стал вдруг раздражительным скептиком – значит, его жизнь перестала быть счастливой.
•Главное отличие счастливого человека от несчастливого в том, что первый, в основном, производит, а второй – потребляет произведенное кем-то другим.
И что же? Разве потреблять, сидя на шее у кого-то, кто тебя везет, не мечта любого человека? Разве не в этом счастье? – Конечно, нет. Думать так, значит, глубоко ошибаться, направляя себя, наоборот, в русло несчастья. Человек – самое трудолюбивое и производительное существо на свете. В этом легко убедиться, просто оглянувшись вокруг. Созданное людьми колоссально, богоподобно!
Природа наделила каждого человека огромными возможностями и способностью этот изначально данный потенциал развивать. Если не делать этого, не применять к жизни эти дары, то последует справедливое наказание. Природа – не наивный расточительный благотворитель, она жесткий кредитор. Все неиспользованное человеком постепенно будет разрушать его изнутри.
•Все, что мы черпаем изнутри себя и извне, из общественных кладовых, и не возвращаем обществу в обогащенном виде, разъедает, развращает и в итоге убивает нас.
•Нет более уязвимого социального статуса, чем статус рантье. То есть человека, живущего на некий незаработанный им лично, но узаконенный доход. Проедающего доставшуюся ему от кого-то собственность. Рантье – от денежного капитала, от недвижимости, от земли, от положения в семье, от должности и так далее – обременительны для всех, включая самих себя. Они лишние, необязательные люди. Они потребители. И «все революции в мире совершаются против рантье». Не помню, кто это сказал. Возможно, Карл Маркс.
Острая проблема так называемого «общества потребления», широко обсуждаемая сегодня, беспокоящая интеллектуалов – политологов, антропологов, футурологов и иже с ними, – заключается не в том, что люди стали лучше жить материально и якобы это их развратило, обуржуазило, а в том, что количество потребителей (несчастных, «лишних») в обществе продолжает расти, а количество производителей (счастливых, востребованных и реализованных) снижается. Согласен, это тема для отдельного разговора.
Ну, хорошо, скажете вы. Допустим, что это так и есть. Но кто задает и выдвигает именно такие условия и требования? Кто заставляет людей, порой через «не могу», становиться счастливыми? Кто любыми средствами стремится избавиться от несчастных?
Ответ однозначен. Разумеется, общество. Социум. И отрицать его существование как факта глупо.
Я стараюсь не опускаться до редукционизма. Рассуждая, не свожу высшие формы существования материи к низшим. Не сопоставляю их грубо, без обязательных оговорок, без коррекции. Но здесь я не могу удержаться, чтобы не напомнить, что в природе выживание вида всегда намного важнее жизни индивидуума. Любой вид живых существ легко пожертвует одной или несколькими особями ради сохранения себя как части биосферы.
Да, человечество, социум – не просто биологический вид. Но в том, что это нечто целое и целостное, не приходится сомневаться. И в том, что люди – часть природы, тоже.
Никто из вида Homo sapiens не становится «Человеком разумным», не будучи интегрированным в общество, не получив доступа к его ресурсным кладовым. Ни знаний, ни навыков, ни умений, необходимых для обеспечения жизнеспособности, приобретенных иначе чем через социальное взаимодействие, у человека нет и быть не может.
Вот почему индивид всецело зависит от общества и всем ему обязан. А чем конкретно обязан? – Жить счастливо. Производить больше, чем потреблять. Отдавать другим больше, чем брать себе. Тем самым укреплять жизнеспособность, одновременно свою и окружающих.
И никаких, заметьте, противоречивых интересов! Никаких «запрограммированных» столкновений с другими людьми! – К чему они, если важнейший общий интерес заключен в плодотворном сотрудничестве всех со всеми. Сотрудничество – условие жизни человечества. А несчастье – неумение сотрудничать. Вот и вся мудрость жизни.
Социум всеми силами и средствами поддерживает и поощряет счастливые альянсы, как малые (семьи, общины, трудовые коллективы), так и большие (народы, страны). Общество старается их сохранить и преумножить. Распространить их опыт, обеспечить ресурсами, морально и эмоционально вознаградить.
Но также энергично социум избавляется от несчастливых общественных групп. Их просто не должно быть. От слова «совсем». Конечно, в цивилизованном, гуманном мире «избавляться» не означает «физически уничтожать». Действует другой механизм – конфликт.
•Принципиально важно понимать, что конфликт – это не только (и не столько!) столкновение позиций, интересов разных людей и сообществ. Это прежде всего способ разрушения нерентабельного партнерства.
•Мы обязательно подробно поговорим о конфликте как социальном явлении в соответствующем разделе книги.
Резюмируем сказанное. Итак, ради сохранения жизни Человека на Земле, ради обеспечения жизнеспособности социума, каждый отдельный человек (индивид) и каждая группа людей (социальная группа) должны производить благ больше, чем потребляют.
Тех, кто живут и действуют по этому принципу «расширенного воспроизводства благ», общество всемерно поощряет, поддерживает. Называет производителями, созидателями. Сами себя они считают и называют счастливыми. С полным на то рациональным и эмоциональным основанием.
Тех же, кто объективно потребляют больше, чем производят, и тем самым наносят постоянный ущерб различным в широком смысле социальным «фондам», групповым потенциалам развития, общество наказывает, индивидов вгоняет в депрессию или апатию, отнимая у них само желание так жить. А общественные группы, которые не справляются со своей основной ролью – не развивают партнеров, заставляют их стагнировать, деградировать, – обрекает на распад (на конфликт).
Субъективно эти люди чувствуют себя несчастными, «лишними». По сути и по названию, они потребители.
Жизнеспособное общество – это симбиоз счастливых созидателей.[9] Таковыми могут стать все без исключения. Природа не производит некачественных людей.
Счастье и несчастье, социальное амплуа «созидателя» или «потребителя» – не наследственные дары или проклятья (хотя примеры поведения родителей, воспитателей весьма существенны для формирования личности). Это не приклеенные навечно ярлыки.
Несчастный вполне способен сам или, чаще, с помощью дружелюбных, социально компетентных окружающих обрести счастье. Да и счастливый, увы, не гарантирован от ошибок. Вот почему так важно поддерживать в обществе атмосферу взаимопомощи и доверия, налаживать производительное партнерство, обеспечивать каждому человеку востребованность и самореализацию. В чем, собственно, и заключается управление общественными отношениями. «Управлять» означает развивать симбиоз индивида и социума.
Речь в этой книге идет не о выдуманных кем-то и произвольно кем-то внедряемых законах человеческого общежития. Не о том, что можно было бы, при желании, столь же произвольно изменить. Мы говорим здесь о базовых принципах самоуправления общества, о его объективных законах и механизмах, благодаря чему общество выживает.
В этом контексте не может быть «нескольких правд», «разных точек зрения». Повторю: не о точках зрения разговор, а об условиях, соблюдение которых обеспечивает жизнь, а несоблюдение грозит гибелью всему человечеству.
И мир, судя по всему, устроен так, что люди и группы людей, живущие по этим законам, получают от социума и от самой природы всемерную поддержку. А те, кто их нарушают, лишаются доступа к ресурсам и удаляются из общественных отношений. Чтобы общество не разрушилось и не погибло.
Роль этой книги в том, чтобы следование законам общественного бытия из интуитивного, экспериментально-поискового, чреватого ошибками, превратилось в осознанное поведение. Таким образом, это книга про управление – рациональное воплощение законов и принципов самоуправления социума в конкретных обстоятельствах.
Счастье и несчастье – не брошенный Судьбой слепой жребий, а плоды компетентного (или некомпетентного) управления взаимодействием. Так к этому и нужно относиться. Со всеми вытекающими последствиями.
Что, кто-то не верит в жизненность этой схемы? Воспринимает ее как утопию? Не думает, что все вот так просто и очевидно? – Это потому, что он, этот «кто-то», не пробовал быть счастливым. Потому что боится отпустить привычный поручень потребления (подчас весьма скудного по объему и качеству, но как будто гарантированного, вытребованного у окружающих) и стать свободным и гордым Человеком-созидателем. Производителем материальных и духовных благ.
А надо бы попробовать!
Здесь неплохо было бы рассказать анекдот, чтобы снизить градус назидательности. Но, увы, ничего подходящего я не припоминаю. Поэтому предлагаю читать книгу дальше.
О конфликте
Тот, кто хочет уладить конфликт, борется за будущее.
В. ТарасовИстория в итоге аплодирует не конфликтам обществ, а их примирению.
Г. КиссинджерЗдоровые компромиссы превращают конфликты в хронические болезни.
И. В. ГетеЧто ж, продолжим. Уютно расположившись в кресле (торопиться и волноваться не следует), поговорим, поразмышляем о жизни. Попробуем объяснить все ее явления и стороны, с которыми мы сталкиваемся постоянно. В рамках которых существуем.
И начнем не с самого приятного. Обсудим конфликт.[10] Это русское слово происходит, как известно, от латинского conflictus – «столкнувшийся».
Глубоко укоренилось мнение о том, что конфликт – это борьба за обладание ресурсами. На поверхности конфликта – столкновение позиций, мнений, декларируемых интересов и прочее. А по сути, дескать, это грызня за лучший кусок пирога.
Обратите внимание, как очевидно эта точка зрения смыкается со взглядами на природу счастья. Если счастье понимается, как обладание «частью»-куском. Очень любопытно! Это особая философия присвоения и, в конечном счете, потребления. «Я буду счастлив, если получу свой пай».
Между тем, жизнь обходится с каждым человеком так, как он сам обходится со своей жизнью. Желающему строить она предоставляет стройплощадку. Стремящемуся воевать – поле боя. Судьба – весьма справедливая и комплиментарная «дама». Она готова, даже в кредит, дать любому желающему то, чего он действительно хочет. Во что верит, что ценит больше всего на свете.
И если кто-то намерен воевать с окружающими за право обладания некими ценностями, благами – он получит эту войну. Однако победа ему не будет гарантирована. Не только он, но и у него будут стараться эти блага отнять. Недаром говорится, «готовишься к войне – рой две могилы: одну для своего врага, вторую для себя».
Более того, постепенно выяснится, что в число врагов-конкурентов такого человека входят не только изначально чужие ему люди, но и его близкие. Друзья, родственники, дети, родители. Отнимать придется и у них. А как же! Такова логика процесса. Война за «лучший кусок» подступит к самому порогу дома, ворвется внутрь – все разрушит, сметет, отравит. И водрузит свой флаг посреди пепелища. Флаг не мира, а перманентной войны.
Ведь борьба «за место под солнцем» никогда не заканчивается. Как смертоносный вирус, она переносится с погибших на еще живых. Если этот modus vivendi называется счастьем, то что же тогда несчастье?
Откуда же берется такое видение жизни вообще и конфликта в частности? Меня поражает, насколько почитаемо в народе, даже среди его наиболее развитой части – интеллигенции, это мировоззрение: «Жизнь – борьба»!
Как упорствуют люди, доказывая себе и другим, что в мире всегда была, есть и будет ожесточенная конкуренция за право на жизнь, за «лакомые куски» общественных ресурсов!
Почему это так? Только ли исторический опыт бесконечной череды лишений и бед здесь играет ключевую роль?
На первый взгляд, да. Испокон веков многие люди жили и живут тяжело. Вряд ли найдется хотя бы один человек, который никогда не переживал неприятностей, никого и ничего не боялся. Не совершал бы ошибок, возвращавшихся к нему травмирующим бумерангом. Отсюда сакраментальное «Errare humanum est» – человеку свойственно ошибаться.
К тому же, никто не живет исключительно частной жизнью. Человек – существо общественное и вынужден нести бремя не только индивидуальных невзгод, платить не только за собственные ошибки. Каждый из нас, в той или иной степени, отвечает за грехи своей семьи, своей общины, своего народа. Платит по общим счетам.
Короче говоря, не ошибешься ты – ошибутся другие, а за последствия расплачиваться будете вместе. Как тут не впасть в уныние! Как не объявить этот мир полем ожесточенного сражения, с которого живым не уйти!
Кто-то из античных мудрецов (увы, не помню, кто именно) сформулировал такой посыл: «В этой жизни мы нежеланные гости. Всё здесь дается нам с огромным трудом. Нам неуютно и безрадостно. И нам тоже никто не рад. Так почему же мы боимся вернуться домой?»[11]
Вот как! А ведь это уже не просто признание неизбежности смерти. Это откровенный призыв полюбить смерть. «Вернуться домой». Вот, оказывается, где у человека дом – в загробном мире! А здесь, на земле, все ему заведомо чуждо и враждебно.
И такое отношение к жизни – не чья-то экстравагантная, редкая точка зрения. Мировые религии утверждают то же самое: «Лучшее ждет вас за гробом». Так формируется распространенное мнение о принципиальной невозможности счастья.
«На свете счастья нет, но есть покой и воля». Эту строчку А. С. Пушкина цитируют часто, покачивая при этом головой и печально улыбаясь. Вот, дескать, какие мудрые слова. Но, позвольте, это же слова не самого поэта, а его вымышленного персонажа! И этот персонаж называет себя «усталый раб». Это для усталого раба не существует счастья.
Кто же те люди, которые узнают себя в пушкинском герое, отождествляют себя с ним? Чьи они «усталые рабы»? – Божьи? А, может, собственных заблуждений?
Чтобы воспринимать жизнь враждебно и/или депрессивно, нужно быть уязвленным и разочарованным этой жизнью. То есть быть несчастным человеком. И убеждать себя, что альтернативы этому нет. Что все люди таковы. А кто не такой, тот либо лжец, либо – дурак.
•Выстраивается такая концепция: Мир человеку враждебен, он арена ожесточенной борьбы за место под солнцем, за «кусок пирога». И выбор здесь невелик. Человек либо включается в эту схватку, теряя достоинство, убивая в себе все человеческое, и тогда получает шанс стать «счастливым», то есть обладателем вожделенного жирного куска, либо устраняется, оставаясь «несчастливым», гордым и грустным наблюдателем, лишенным «пая», но зато сохранившим порядочность.
Есть и промежуточный вариант: можно отламывать куски от пирога, но иногда, ограничивая свою алчность, кое-что уступать и «ближнему».
Да, есть еще надежда, что «кусок» свалится тебе на голову сам, без усилий с твоей стороны. Приверженцы этой концепции спорят лишь о том, кого в этой расстановке считать «умным», а кого – нет.
•«Счастливы только дураки» – весьма расхожее мнение. Умные, по этой версии, постоянно грустны, подавлены, ибо страдают от осознания несовершенства мира.
Подобное мировоззрение трактует счастье как обладание жирным куском, «частью», «паем». И признает, что счастье – или результат успешной конкуренции, или чистая случайность, удачный жребий, выпавший одному, счастливцу, но не доставшийся всем остальным. В обоих случаях, получается, счастье – большая редкость, за которую еще и приходится платить. Подчас нечеловеческую цену. Поэтому, на всякий случай, это же мировоззрение объявляет счастье выдумкой, вредной иллюзией, утешением глупцов.
Обратите внимание: признание счастья как реальности, хотя и редчайшей, и непризнание счастья как такового в этой концепции не противоречат друг другу. Это взаимодополняющие трактовки.
А может, так называемым «умным» следует перестать ужасаться, а постараться объективно оценить обстановку? Увидеть альтернативу «пораженчеству», апологетике несчастья? Ведь эта альтернатива существует. Разве жизнь состоит из одних поражений, из одних потерь? Разве не за счет мирного сотрудничества, не за счет совместного производства благ мы продолжаем жить?
Ты, умный и оттого несчастный, к тебе обращаюсь я – счастливый и, видимо, с твоей точки зрения, глуповатый.
Вот утром ты проснулся и встал с постели (постель, кстати, изготовили люди на фабрике – и кровать, и матрас, и все иные причиндалы). Вышел на балкон (дом тоже кто-то построил), вдохнул утренний воздух. Вернулся в комнату, оделся (костюм ведь не ты сшил, не так ли?). Позавтракал (хлеб испек булочник, масло сбил молочник). Пошел на работу. Влез в автобус (его водитель поднялся затемно, чтобы довезти тебя до пункта назначения). И далее, как говорится, «по списку»…
Ты, объявляющий себя перманентно и закономерно несчастным, разве не понимаешь, что окружающие не покладая рук ежечасно создают условия для твоей жизни? Разве созданного, произведенного кем-то в жизни меньше, чем разрушенного?
Если бы люди больше разрушали, а не создавали – жизнь человечества давно бы оборвалась. Значит, люди, в основном, по своей сути и на практике, созидатели. Почему же они должны уставать от жизни, бежать от нее?
Дружище, выглядит так, что это ты не умеешь быть благодарным. Но почему? – Не потому ли, что тебе никто не благодарен? А такое возможно, лишь когда ты потребляешь общественных благ больше, чем производишь сам. И благодарить тебя не за что.
Разное это видение жизни – счастливое и несчастное! Несчастливые избирательно копят негатив и психологически готовят себя к тягостному и беспросветному существованию. В иное они не верят. У них нет другого опыта.
Время идет, современность становится историей, а несчастные люди продолжают упорно отрицать саму возможность построения счастья, управления своей судьбой. Отгораживаются от производительного, радостно-созидательного мира. Предпочитают его в упор не видеть, нежели признаться, что он существует. Ведь сами они к нему не принадлежат.
Счастливые воспринимают жизнь совсем иначе – как бескрайнее море возможностей.
Так что распространенность точки зрения «воинов-конкурентов» и/или «скептиков» говорит не о её истинности, а лишь о том, как много в социуме несчастных людей, тиражирующих свое миропонимание.
•Есть люди, сделавшие несчастье если не своей религией, то традицией, передаваемой ими из поколения в поколение.
•Вернемся, однако, к конфликту. Собственно, далеко от темы мы и не отходили. Мы лишь исследовали истоки отношения к этому явлению как к борьбе за жизненно важные ресурсы. И пришли, надеюсь, к выводу, что так воспринимают конфликт разочарованные, ожесточенные, изначально конкурентные… одним словом, несчастливые люди.
Счастливые во всем видят целесообразность и уместность. Кроме понятного воодушевления, такое видение создает широкое пространство для работы с конфликтом. Для управления им. Напротив, констатация столкновения заводит нас в тупик.
Допустим, семеро голодных людей имеют доступ к пяти свежеиспеченным пирожкам. Каждый из потенциальных едоков хотел бы съесть все пирожки сам. Но существуют и иные мнения.
Чего мы добились, констатируя это? – Ничего. Какие у нас при этом появились возможности уладить этот конфликт? – Никаких.
Уговорить проголодавшихся людей «поделиться по-братски»? – Надолго ли хватит этой временной сытости? Признать, что в случае возникновения драки за пирожки победит сильнейший? – И что с этим пониманием делать? Впасть в еще большее уныние? Порадоваться за того, кто наелся за счет других?
Ни то, ни другое, ни нечто третье (например, всем сделать вид, что никто не голоден) принципиально не изменят ситуации: едоков семеро, пирожков пять. Как этим можно управлять, если управление, по сути, развитие? – В данной парадигме – никак. Ничего здесь нельзя ни прирастить, ни улучшить.
Но если рассмотреть эту ситуацию по-другому, увидеть в ней этап чего-то более общего – сразу появляется поле для маневра!
Конфликт – не борьба за преимущества, а механизм устранения недостатков. Именно этим он и полезен обществу.
Стоит задаться вопросом: как случилось, что несколько человек одновременно столкнулись с острой нехваткой продовольствия? Что к этому привело? – И вот уже закономерная череда новых вопросов и решений выстраивается сама собой.
Кто, когда и какие допустил ошибки? Чем эти ошибки обусловлены, каковы их причины? Что необходимо предпринять, чтобы их исправить и не допускать впредь?
Очевидно, что это и есть управление. Отвечая на подобные вопросы, решая выявленные проблемы, мы встаем на путь рационального осмысления конфликтной ситуации и ее переделки. Мы оздоравливаем «приболевшие» отношения.
В нашем простеньком примере, с едоками и пирожками, происходит все, что и в других конфликтных ситуациях, – жизнь людей оказывается под угрозой. И необходимо выяснить, почему это произошло и что нужно предпринять, чтобы реанимировать взаимоотношения, а угрозу устранить.
Целесообразно ли вообще как-то реформировать группу, не обеспечившую жизнеспособность партнеров? Или следует управлять ее естественным распадом, а на руинах из оставшихся ресурсов создавать нечто новое, более рентабельное?
•Существо конфликта именно в этом. Конфликт – своего рода «санитар леса». Он призван избавлять социум от несчастливых альянсов, будь то семьи, деловые сообщества или даже империи. А в счастливых социальных группах конфликтов не бывает.
•Можно ли обеспечивать рентабельность (напоминаю, в самом широком, не только в материальном, смысле) группы без конфликта? – Можно. И нужно! Именно для этого существует управление как род деятельности, как симбиоз теории и практики.
Но обсудить это положение мы сможем только системно. В логике процесса социального взаимодействия. Так давайте сделаем это!
Любое взаимодействие, как мы понимаем, направлено на повышение жизнеспособности. Но вступление в партнерство с указанной целью требует ресурсных вложений. А как же! Ничего лишнего, необязательного природа не терпит. Зачем же ей создавать социальную группу, заведомо несчастливую, то есть непроизводительную?
Группирование людей, по сути, является объединением их индивидуальных ресурсных потенциалов в общий потенциал группы. Без этого не выжить. Человек нежизнеспособен в одиночку.
Вот почему «на входе» в партнерство человека спрашивают: «Чем ты располагаешь?»[12] И человек, в свою очередь, спрашивает себя и окружающих: «А мне зачем нужно в эту группу вступать?»
Представим (и это не будет противоречить объективной истине), что каждый индивид может существовать в двух принципиально различных сферах социального бытия. Назовем их а) «зона рискованной жизнеспособности» и б) «зона устойчивой жизнеспособности». Это существование может быть последовательным и параллельным.
Последовательное существование, в данном контексте, это когда прослеживается переход из одной зоны в другую. От рискованной жизнеспособности в конкретной социальной группе индивид перешел к устойчивой жизнеспособности в той же самой группе. Например, вначале был в трудовом коллективе новичком, существовал «на птичьих правах», но потом обрел заслуженное уважение и высокий прочный статус мастера своего дела.
Параллельное существование в указанных сферах происходит, когда один и тот же человек одновременно является счастливым и несчастливым партнером. К примеру, счастливый в дружеской компании несчастлив в семье. Это вполне может быть. Мы не касались этого вопроса раньше, что ж, коснемся теперь.
•Человек редко бывает членом только одной социальной группы. Наши отношения с миром разнообразны. Поэтому можно быть одновременно и счастливым, и несчастливым.
•Да, разумеется, это сказывается на общем восприятии своего «Я». Человек в подобных случаях старается определить, осознанно или интуитивно, что для него важнее – какое именно партнерство? Семья, друзья, коллеги по работе? Его миропонимание становится сложным, неоднозначным. «Жизнь – непростая штука», – так он говорит.
Но в итоге даже в столь многовалентной ситуации человек стремится к счастью, а от несчастья уходит. Ведь он хочет жить – ни больше ни меньше. Поэтому одни отношения рушатся, а другие – всемерно укрепляются.
И в новые альянсы мы вступаем по тому же побуждению, по тому же мотивационному вектору: от несчастья к счастью, от рискованной жизнеспособности – к устойчивой. Это крайне важно понимать! Все перемещения людей из одной зоны в другую – от великой миграции народов до ухода из несостоявшейся семьи – это поиски счастья. Вот почему главным управленческим вопросом в таких случаях становится: «От чего бегут люди и что они хотят обрести на новом месте?»
Как в стихотворении «Парус» М. Ю. Лермонтова: «Что ищет он в стране далекой? Что кинул он в краю родном?»
Беда, если осознания происходящего нет и поиск счастья ведется интуитивно, методом проб и ошибок. Тогда промахи неизбежны и каждая серьезная ошибка обязательно приведет в тупик. Важнейший в жизни поиск придется начинать заново, а уже созданное – разрушать, неся большие материальные и нравственные потери.
Неменьшая беда – полагать, что уходящий из отношений человек один во всем виноват, что именно он разрушитель. И ставить на него клеймо негодяя, не анализируя объективных причин его ухода. Такая оценка ситуации чревата многократным повторением ошибок в будущем. Это и есть «одни и те же грабли», на которые, по мудрому народному выражению, вновь и вновь наступает недотёпа.
И совсем уж большая глупость – бросаться «с головой в омут» новых отношений, не утруждая себя вопросом, кому и зачем все это нужно. На эмоциях. На истеричных «хотелках». Повинуясь слепому инстинкту охотника, преследующего дичь, азарту спортсмена, любой ценой добывающего приз.
Новые отношения всегда создаются взамен неудавшихся прежних. Это надо отчетливо понимать. И спрашивать себя: «А я смогу сыграть здесь позитивную роль? Смогу стать подспорьем в поисках счастья именно для этого человека (этих людей)? Хочу ли я этого?» И только ответив на них – действовать.
•Кто-то скажет, это неромантично. Слишком расчетливо. Согласен. И в этом значении (только в этом, и ни в каком другом) самый счастливый брак – брак по расчету. По здравому управленческому расчету.
•Еще одно принципиальное утверждение: никто (за исключением разве что профессиональных мошенников) не вступает в отношения с намерением их рано или поздно разрушить. Люди хотят быть вместе, нуждаются во взаимодействии. Это, как уже не раз мы повторяли, в нашей социальной природе. И все мы с надеждой следим за тем, в какую сторону меняется создаваемый нами новый альянс. Становится ли нам лучше, радостнее жить, крепнет ли в нас чувство удовлетворенности происходящим. Есть ли объективные успехи. В этом смысл нашей совместной деятельности.
Хорошо, если это партнерство нам нравится. Значит, мы встретили адекватных людей. Вместе мы движемся к счастью. Так держать! Плохо, если наоборот.
Бывает ли, что новые отношения с самого начала нас не устраивают – опустошают нравственно, материально, заставляют терпеть ощутимые неудобства? – Конечно, бывает. И это мощный сигнал к их пересмотру, реформированию и даже, возможно, к разрушению, так сказать, «в зародыше». Зачем плодить то, что заведомо нежизнеспособно?
Представьте, вы пришли на собеседование при приеме на работу. А вас подвергают так называемому «стресс-интервью»: задают бестактные вопросы, унижают, открыто над вами насмехаются, заставляют страдать физически и морально. Любой нормальный человек спросит себя и других в подобной ситуации: «И зачем это все?»
Приемное испытание всегда моделирует реальные условия труда. Поэтому, если применяется стресс-интервью, значит, эта работа сопряжена со стрессами, к которым соискатель вакансии должен быть устойчивым, ведь так? Какие же это стрессы, хотелось бы знать? Это, что, деятельность в заведомо экстремальных условиях? – Вроде бы, нет. Обычный офис со стандартным функционалом. Получается, в этой компании эмоциональный стресс – норма взаимоотношений! А ведь это явное указание на неумение управлять. Или на расчетливое злоумышление.
Я помню, некий директор страховой компании признавался мне по секрету: «Как отказать застрахованным клиентам в выплате премии, на которую они по договору не имеют права, для меня не проблема. Я требую от своих сотрудников отказывать тем, кто это право имеет». Вот как! Понятно, что такая работа разрушает психику. Не эти ли директора ищут себе работников с повышенной стрессоустойчивостью?
Кстати, об экстремальных видах деятельности. Я полжизни занимался отбором кандидатов на службу в особых условиях. И утверждаю: чтобы определить уровень устойчивости к стрессу, совершенно не нужно человека унижать. Для этого разработаны другие психодиагностические инструменты.
Так что стресс-интервью – это самодеятельность убогих недоруководителей. Я своих студентов настраиваю: столкнулись с чем-то подобным – уносите оттуда ноги!
Однако давайте не станем сразу же, не успев ни в чем разобраться, нырять в несчастье. Предположим, наш выбор партнеров удался, и вместе с ними мы замечаем, субъективно и объективно, рост качества совместной жизни. Рассмотрим позитивный вариант.
Выход из зоны рискованной жизнеспособности, как правило, происходит постепенно. Счастье не падает людям как снег на голову. Оно имеет довольно четкие признаки, до которых, как говорится, еще нужно дожить.
Поэтому принимать охвативший нас душевный подъем от преодоления одиночества за подлинное счастье недальновидно и небезопасно. Высока вероятность острого разочарования и, как следствие, формирования устойчивого неверия в саму возможность счастливых отношений. Лучше подождать, не торопиться «сжигать лягушачью кожу»[13].
Счастье заявит о себе громко, ясно. Двумя как минимум понятными сигналами. Надеюсь, вы уже догадались, какими. Вот именно! Так и есть! Многократно об этом говорено.
По-настоящему счастливый человек непременно ощутит свою необходимость в сложившемся партнерстве.
1 Психогог – то же что педагог, только для взрослых.2 Немало тех, кто категорически возразят против приоритета жизнеспособности по отношению ко всем прочим целям человека и человечества. «Это для червей главное – выжить, для вирусов, для планктона etc., а у разумного существа должна быть более сложная и пафосная – «высшая» – цель». Такова их точка зрения. На это у меня есть как минимум два контрдовода. Во-первых, для реализации некой «сверхцели» нужен и «сверхчеловек». Тот, кто никогда не совершает ошибок, гениально умен, не зависит от своих настроений, легко преодолевает естественные барьеры, кто не болеет и не умирает. Цель, лежащая где-то за горизонтом человечества, неизбежно потребует коренной переделки самого человека. По сути, уничтожит то, чем мы являемся сегодня. Не от этого ли предостерегают людей священные книги: «Человек, не возомни себя равным Господу»? Во-вторых, выживание человека немыслимо без сохранения и развития его духовности. Одухотворенность и разумность, как и производные от них переживания высшего порядка, таким образом, не цели, а условия нашей жизнеспособности. В человеке жизнь физическая и жизнь нравственная неразрывны.3 Как это у Льва Николаевича Толстого в романе «Анна Каренина»? «Лёвин был философ, то есть человек, который путем долгих, мучительных и путанных рассуждений приходит к выводу, изначально очевидному для всех остальных»? – Цитирую по памяти.4 Странно, но на мой вопрос о происхождении слова «счастье», заданный неожиданно, без подготовки, люди вполне образованные нередко отвечали: «Видимо, это производное от слова «сейчас»? Это, судя по всему, что-то сиюминутное, разовое?» – Какая связь между «счастьем» и «сейчастьем», ей-Богу, не понимаю! Вот оно – высшее образование без полноценного среднего.5 Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка, в 2-х томах.6 В. Г. Короленко. Парадокс, очерк.7 Общепринятое мнение: дети в богатых семьях пребывают в постоянной депрессии и/или истерике, потому что у них «все есть» и им «больше нечего желать». Святая простота! Мнение хронических бедняков! Таким богатым детям не «нечего желать», а нечего делать. Им не позволяют работать, а значит – лишают счастья общего дела. Им внушают, как никому другому среди их сверстников, что подлинная жизнь для них начнется «потом». Когда они получат полноценное образование и созреют для высокой руководящей должности в семейном бизнесе. А это «потом», отодвинутое на неопределенный срок, для любого – личная катастрофа.8 Я обратил внимание на то, что счастливые люди гораздо чаще и легче жертвуют собой, чем несчастные. Казалось бы, счастливым есть чем дорожить. Но они идут на самопожертвование без условий. А несчастные, наоборот, все боятся остаться в проигрыше. Как бы не получить ущерб здоровью (например, от вакцины)! Как бы не перетрудиться, не совершить дополнительных усилий (например, из-за работ по благоустройству города, которые создают неизбежные, хотя и временные, помехи горожанам). Несчастные трепетно и как будто бережно относятся к себе. На самом же деле, заботясь о мелочах, в главном они ущемляют себя – не стараются радикально изменить образ жизни и развернуться к счастью лицом.9 «Производитель», на мой вкус, тоже хорошее слово. Но у многих, я знаю, оно вызывает зоотехнические ассоциации. Поэтому в особо пафосных высказываниях я буду употреблять другое, синонимичное, слово – «созидатель».10 Подробно и обстоятельно конфликт исследован в моей работе «Практическая конфликтология. От конфронтации к сотрудничеству». М. АСТ. 2020. А на страницах этой книги мы приведем лишь положения, принципиально важные для понимания сути явления.11 Ссылку на автора, увы, не нашел. Цитирую не буквально, но, поверьте, точно передаю суть сказанного.12 В этом суть выражения «Встречают по одежке».13 Как это сделал Иван-царевич в сказке «Царевна-лягушка». Вопреки просьбе невесты, он решил избавиться от ее прошлого. И за это поплатился, отправившись в долгое и опасное путешествие в тридесятое государство. А всего-то придал событиям неоправданное ускорение. Поспешил.Продолжение книги