#Розовым мелом бесплатное чтение

Ирина Муравская
#Розовым мелом

Пролог

Зои

— Давай по чесноку. На какую реакцию ты рассчитывал? Что я соплями радости изольюсь? Растрогаюсь? На шею тебе брошусь? Да ты же целенаправленно и с упорством маньяка гнобил меня все эти годы! Ковырял в комплексах и растаптывал гордость! И после этого смеешь признаваться в любви? Знаешь, что? Подавись ею, — вскакиваю с места и метеором вылетаю из ресторана. Не хочу находиться рядом с ним. Слишком велик соблазн плеснуть ему в лицо так и не тронутый кофе.

Вылететь — вылетаю, но торможу на пороге.

Внутри всё клокочет и взрывается. Шипит и извергается, как химическая субстанция.

Возвращаюсь.

Нависаю над Ильей мрачной тучей.

— Забери свои слова обратно, — в прямом смысле приказываю, будто это что‑то теперь изменит.

Князев, локтями опираясь на столешницу, спокойно поднимает на меня глаза.

— Не заберу.

— Забери немедленно!

— Нет. Смирись с этим, увы.

Сердито взвизгиваю, нелепо подпрыгивая и стискивая кулаки.

— Ну и пошёл ты! — в сердцах швыряю в него подвернувшийся под руку ломоть арбуза. Всё лучше, чем кофе. Конечно же не промазываю с такого расстояния. Но он и бровью не ведёт.

— Принцесса, — окликают меня, когда я собираюсь свалить повторно. На этот раз окончательно. И как можно дальше. Да хоть на другую планету рваными рейсами с пересадкой на Марсе!

Резко оборачиваюсь на пятках, рискуя сломать каблуки и… Обалдеть. Натыкаюсь на усмешку. Вы посмотрите только, весело ему!

— Чего тебе?

— Самое сложное я уже сделал. Произнёс вслух. Теперь назад дороги нет. Ни у меня, ни у тебя.

Дороги у меня нет. Ещё посмотрим.

— Если не сложно, иди‑ка ты к чёрту, — огрызаюсь я и ухожу от греха подальше, пока в воздухе не начали летать алюминиевые ножи. Сейчас я за себя не ручаюсь.

Дороги у меня нет. Зато у него есть. Прямой наводкой. На три весёлых. Ненавижу.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Шестнадцать лет назад


— Не хочу, не хочу, не хочу! — сердито топает ногами маленький мальчик. — Почему я должен делить с ней комнату?

— Потому что теперь она будет жить с нами.

— Пускай уходит туда, откуда пришла!

— Она не может. Ей больше некуда идти. Зои сейчас очень тяжело. Ты должен её поддержать. Помочь почувствовать себя как дома.

— Дома? Этой мой дом! Где она будет спать? В моей кровати?

— Нет. Мы уже заказали другую, двухъярусную.

— Она будет трогать мои игрушки!

— У неё есть свои.

— Нет. Не хочу! Не хочу, чтобы она жила с нами!

— Это не обсуждается. Илья, не будь эгоистом. Ты же знаешь какое горе случилось с её родителями! Девочка осталась совсем одна.

— А мне всё равно!

— Довольно! — сердится мама. — Это не тебе решать. Учись делиться, мы и так тебя слишком разбаловали. Немедленно убери свои вещи и собери железную дорогу у окна. Она скоро приедет. Не сделаешь сам, сделаю я. Но тогда всё полетит в мусорку.

Она уходит, оставляя восьмилетнего пацана в одиночестве злобно швырять в коробки машинки. Он не хочет делиться. Ему плевать, что за горе случилось у Зои. Пусть лучше не приезжает, иначе пожалеет! Иначе он превратит её жизнь в ад.

* * *

Пятнадцать лет назад


— Ты испортила его! Я собирал его целую неделю!

— Я случайно.

— Неправда. Ты сделала это нарочно!

— Ты меня толкнул.

— А ты не мешайся! Уйди, сгинь, исчезни!

* * *

Четырнадцать лет назад


— Я‑я у‑уродка, — заливается горькими слезами девочка, в ужасе хватаясь за свои обкромсанные пакли. Из‑за клея, прочно зацементировавшего волосы, пришлось отстричь любимые косички почти под ноль. Смотрится просто ужасно. Словно у неё лишай. — К‑как мне теперь идти в таком в школу‑у‑у? Меня в‑все засме‑ю‑ют! — хлюпает носом она.

— Всё совсем не так страшно. Скоро они отрастут, — успокаивают её, но это не помогает. Она выглядит просто кошмарно и во всём виноват он! Он это сделал! Он постоянно над ней издевается. В школе, дома, на улице. Ежедневно. Подставляет, обижает, обзывается, подзуживает делать это остальных. Из‑за него у неё нет друзей в школе. Из‑за него никто не хочет с ней общаться.

Ну ничего, он ещё пожалеет. Сам напросился!

* * *

Тринадцать лет назад


— Вы видели, что сделала эта дура???

Червяки. Мерзкие дождевые червяки. Она подложила их ему в кровать ночью, а он их всех передавил. Как же гадко они воняют! И ей опять за это ничего не будет. Ей никогда ничего не бывает за её выходки. Наказывают только его.

Ну ничего, он ей отомстит. Но так, чтобы родители не узнали…

* * *

Двенадцать лет назад


— Полоумная! Ты меня чуть не ослепила!

— А ты мне руку чуть не сломал!

— Чумичка страшная! Как же ты меня бесишь!

— Ненавижу!

* * *

Одиннадцать лет назад


— Почему я должен там учиться? Я не хочу!

— Ты поедешь и это не обсуждается, — слово отца — закон. Ему никогда не перечишь.

Мальчик знает, почему его отправляют в кадетское училище. Всё из‑за этой ябеды! Вечно она незаслуженно обиженная, а он во всём виноват. И ничего, что это придурошная первой начала, но директор спустил всех собак только на него. Ей каждый раз всё сходит с рук. Потому что эта дура научилась делать невинные глазки. Гадина! Как же он её ненавидит…

* * *

Четыре года назад


— Что значит ты не будешь поступать в военный вуз? А что ты собираешься делать?

— Ничего. Я улетаю в Америку.

— Да кому ты там нужен!

— Точно не вам. У вас есть Зои.

Семь лет прилежного обучения, а для чего? Никому нет дела ни до его успехов, ни до его желаний. Зато с этой мерзавкой носятся как угорелые. Зоечка то, Зоечка это. У Зоечки скоро выпускной, Зоечке надо выбрать платье. Тьфу.

Детская ревность в борьбе за родительское внимание может и осталась позади, а вот ненависть к человеку, который испортил его жизнь лишь с каждым разом всё сильнее крепнет. И уже никогда не угаснет..

Глава 1. «Снежный Барс»

Князь

Неоновые подсветки, едкий кумар от искусственного дыма и красивые девочки — ну типа да, типа вариант отпраздновать возвращение на родину. Правда было бы что на этой родине делать. Предки всё равно свалили жить в Испанию. Отцу нехило фортануло на работе и частые командировки привели к тому, что пару лет назад они решили перебраться в Европу на ПМЖ.

Мимо проходит официантка, тонкие лямочки вместо одежды у которой едва ли что‑то прикрывают, позволяя любоваться подтянутым телом. Стрипклуб «Снежный Барс». Не самое худшее место для релакса, хотя я не особый сторонник подобных заведений. Есть в них что‑то дешёвое. Но после долгого перелёта сгодится на разок. Я даже домой не заезжал. Пацаны меня прямо у аэропорта подобрали. И сюда притащили. Отметить.

— Эй, Князь, ну что? За то, что Штаты выперли беженца обратно? — это у Комара такой тост.

— Типа того.

— И какие планы дальше?

— Хз, — дёргаю плечом в неопределённости. — Попробую то же, что обломалось там. Подумываю открыть тату‑салон.

— Ну да, и будешь у себя главным клиентом, — намёк на мои татуировки? У меня их много, да. — А в штатах чё накрылось?

— Сложно объяснять. Много факторов.

Включая отказ о продлении гринкарты. Но им знать об этом необязательно. Сделаем вид, что сам захотел вернуться.

— Родакам говорил? — спрашивает Мартынов.

Помимо него и Комара тут ещё и Огурец с Веником. Со всеми мы знакомы с песочницы. Чего только не чудили по шальной голове, местные бабки во дворе нас ненавидели. Каждый день ходили жаловаться взрослым, угрожая комнатой милиции. Согласен, бросать петарды в открытые окна первых этажей было не очень хорошей затеей, но что взять с малолетних придурков? Вместо мозгов свистящий через уши ветер.

— Пока нет, — отвечаю я.

— А систер?

Напрягаюсь.

— Какой систер?

— В смысле какой? Зойке.

Вспомнили тоже! С каких пор я должен перед ней отчитываться?

— Миллион раз уже говорил, она мне не сестра. Никто, — холодно осаждаю я.

Сестра тоже нашлась. Это клеймо прицепилось ко мне как жвачка. Какая она к чёрту сестра? Приживалка. Крестница матери, которую после смерти её родителей мои приютили у себя. Холили, лелеяли, пылинки сдували, возведя невинную сиротку в ранг любимого ребёнка. Хотелось бы сказать, что в детстве мне только так казалось, но чем больше проходило времени, тем сильнее я в этом убеждался.

Всё всегда крутилось вокруг неё. Важны были лишь её успехи. На мой выпуск из училища никто даже не приехал, зато, когда Зои поступила на бюджет в МГУ, все долго изливались соплями восторга, хвастаясь на каждом углу. Мне позвонили в первую очередь. Будто эта информация была хоть сколько‑то интересна.

— То есть ты не расстроишься, если мы тебе кое‑что покажем? — хитро интересуется Мартынов.

— Что?

— Скоро сам увидишь, — с самодовольной улыбочкой заверяют меня.

Скоро сам увижу? Признаю, вот теперь я заинтригован. Настолько, что уже без должного интереса наслаждаюсь зрелищем на сцене, где так завораживающе развлекают гостей красотки. А зря. Как оказалось, именно туда и нужно смотреть.

— А вот и она, — в какой‑то момент салютуют мне в глубину зала.

Послушно оборачиваюсь и до кашля давлюсь энергетиком. Да чтоб я сдох!

— Ну как тебе? — Мартынов как начищенный пятак. Довольный и светится. — Мы знатно приофигели, когда пару месяцев назад наткнулись на неё здесь.

Ничего не отвечаю, залипнув на точёной женской фигуре. Высоченные каблуки, удивительно аппетитная попка в мало что прикрывающих шортиках, кокетливая портупея поверх лифчика, розовые волосы. А какая дерзкая подача, вы гляньте только…

Если бы не пацаны, в жизнь бы не узнал в этой девице ещё не успевшую оформиться нескладную девчонку с прилизанным пучком на макушке, что в последний раз видел в коридоре четыре года назад: когда с сумкой наперевес покидал квартиру после скандала с отцом.

Очуметь… Вот она какая, прилежная студентка. А родители знают? Готов поспорить, что нет. Иначе у матери случился бы инфаркт. Это ж её принцесса!

— Я ща, — подскакиваю с места, на ходу смахивая сладкие капли с подбородка.

Нет. Такой возможности я не могу упустить! Это дар богов, не иначе. Веер козырей. Карт‑бланш. Подарок судьбы. Зои Крамер, моя многолетняя нарывающая заноза в заднице, ты даже не представляешь, как попала.

— Ты куда? — окликает меня Огурец.

— Как куда? Надо ж поздороваться.

* * *

Комната тонет в розовом полумраке, цветочном аромате распыляющегося освежителя, зеркалах и мягком бархате. В ожидании танцовщицы занимаюсь очередным заказанным энергетиком, принесённым официанткой и выставленном на узкий столик. Последние пару лет я зависаю в качалке и полностью исключил алкоголь из рациона. Эта тауриновая отрава тоже не шибко, конечно, полезна, но нельзя же отказаться от всех удовольствий сразу. Такое делается постепенно.

Большую часть помещения занимает лежанка на мягкой перине под балдахином, заваленная подушками. Однако. Как понимаю, тут можно заказать не только развлекуху для глаз, но и кое‑что другое. Это не редкость, в Америке тоже многие стрипклубы оказывают дополнительные услуги. Неофициально, конечно. По бумагам всё чинно и законно, но кто в наше время не прочь срубить лёгких денег?

Слышу, как за спиной открывается дверь, и цокают каблуки. Напротив удачно пристроилась зеркальная панель, так что превосходно вижу вошедшую Зои. А вот меня она пока не узнает, видит только в полоборота.

— Привет. Говорят, ты просил именно меня, — томный голосок сама мелодичность и очарование.

Он всегда у неё такой был, сколько себя помню. Именно поэтому ей спускали любые шалости. Как не поверить такой‑то актрисе? Теперь же к нему прибавился и прокаченный скилл по внешности, превративший вполне себе неприметную девчушку в тайные фантазии каждого второго мужчины.

Зои изящной походкой от бедра проходит на середину комнаты. Да. Не теряла времени даром. Отточила сексуальность до максимума. Ничего. Сейчас мы спустим нашу принцессу на грешную землю.

— Именно тебя, — хмыкаю, поворачиваясь к ней. — Хотел спросить, это вас на МГУ учат древней профессии или ты самоучка?

О, да. Её реакция бесценна. Этот ступор и ужас в янтарных круглых глазах Бэмби стоил всех денег, что я заплатил. Зои цепенеет и даже не дышит. Прям вижу невидимую строку, бегущую у неё голове: «паника‑паника‑паника».

Кайфую от каждой секунды. Только ради этого не жалко вернуться из Штатов, где, вообще‑то, жилось мне весьма неплохо. До определённого момента.

— Ну и чего прохлаждаемся? — усаживаюсь на мягко спружинивший под весом матрас, для удобства растравив ноги. — Танцуй.

— Я не собираюсь для тебя танцевать, — ха, узнаю тон. Принцесса скалит зубки. Кусать она любит, это да.

— Что значит не собираешься? Я за тебя заплатил. У меня там пацаны ещё сидят. Будешь плохо себя вести — придётся и их порадовать. Я организую.

— Пошёл ты.

— Эй, разве так общаются с клиентом? А если книгу жалоб попрошу? Интересно, тебя просто оштрафуют или сразу уволят?

Ожила. Вот это уже больше похоже на правду. Бесится, принцесса. Ой, как бесится. Глазки прищурены в ненависти, кулаки стиснуты, грудная клетка ходуном заходила. Стоит и смотрит на меня. Смотрит, смотрит…

Честно говоря, жду, что мне с разворота прилетит чем‑нибудь по башке, с неё станется, но нет. Зои всего лишь хмуро скрещивает руки. И молчит. Не, ну так не пойдёт.

— Так что решаем, солнышко? Работать будем или мне идти искать начальство? — подгоняю её я.

— Зачем искать? Как выйдешь до конца коридора и направо.

Ля какая принципиальная.

— Вот так категорично? — молчит. И не двигается. Надо заметить, она и в выключенном режиме выглядит что надо. А танцевала в зале так и вовсе зачётно: плавно, манерно, игриво. Сатана в обличье коварной обольстительницы. — Как понимаю, тебя для этого столько лет водили на гимнастику? — насмешливо интересуюсь, рывком поднимаясь с места и замирая рядом с ней. Освещение блёклое, а я хочу наслаждаться каждой её эмоцией. — Родители, наверняка, в восторге от того, как ты развлекаешься на досуге… Стоп. Они же не знают, верно? — она вперивается в меня ледяным взглядом Снежной Королевы. В котором отчётливо сквозит страх. Ха, я так и думал. — Конечно, не знают. Представляю их лица, увидь они тебя здесь… — а вот и долгожданный триумф ради которого, собственно, всё затевалось. — Не переживай. Я им не скажу. Пока что. Сначала сам наиграюсь… — каменная статуя упорно молчит и не шевелится, только ноздри на аккуратном носике, что однажды я едва не сломал взбешённо раздуваются. — Принцесса, ну что за обет молчания?

Если бы мы находились не здесь, меня бы уже душили, до крови впиваясь аккуратными ноготками в шею, но, видимо, Зои слишком дорожит своей убогой работёнкой. Держится из последних сил. Ммм… кстати, не могу не заметить, что от неё вкусно пахнет клубникой. Это к делу не относится, но всё же. — Принцесса, ты язык откусила? Не пугай меня. Неужели за столько лет забыла, как огрызаться?

— Уходи.

И всё? И это всё? Я разочарован.

— Как уходи? Мы же только начали, — стягиваю с себя толстовку, оставаясь в борцовке и замечаю удивление в её взгляде при виде татуировок на моём теле. — Видишь, я уже начал выполнять за тебя твои же обязанности. Нет, точно жалобную книгу попрошу.

Крамер словно и не слышит. Разглядывает забитые чёрно‑белые рукава, уходящие на плечи и шею. Под борцовкой тоже всё разукрашено. Что называется, не смог остановиться. Втянулся.

— Ты изменился, — замечает принцесса.

И это говорит мне она? Да она стебётся.

— Зато ты такая же гадюка. Но довольно лирики. Не стоит терять на неё время, — первый трек заканчивается, сменяясь вторым. Отведённые мне минуты так‑то истекают, а у нас до сих пор не началось самое интересное. — Если стесняешься, я помогу, — подцепляю согнутым пальцем болтающуюся на топе завязку, но меня сердито бьют по рукам.

— Не раскатывай губу, Князев, — строго прицыкивает она. — По правилам я могу тебя трогать, а ты меня нет. За нами через камеру наблюдает менеджер. Будешь домогаться, тебя попросят.

Блеф? Вряд ли. Здешнюю инструкцию я прочитать, конечно, не удосужился, а оказаться грубо выдворенным на улицу, причём за собственное бабло, что‑то не улыбается.

— Окей, — мирно вскидываю ладони. — Без рук так без рук. Тогда давай, раздевайся сама.

Зои

Мы знакомы с ним с пелёнок. Ходили на один горшок и купались в одном надувном бассейне. Я не помню самое раннее детство, в подтверждение есть лишь фотки, но более поздние обрывки воспоминаний навсегда останутся со мной: как нас укладывали в одной кровати, когда его родители оставались у моих с ночёвкой; как он защитил меня в песочнице, насыпав песка в глаза диатезному обидчику за растоптанные куличики; как держал за ручку и как над нами все умилялись, шутя про «жениха и невесту»…

Мы были очень дружны… А потом случилась авария, навсегда изменившая мою жизнь. И навсегда изменившая его ко мне отношение, будто я нарочно подстроила всё. Будто виновата в том, что у меня не осталось никого из родственников. Будто специально подговорила тётю Марину оформить опекунство, чтобы не угодить в детский дом. Я, грёбанная шестилетка… Да, прям великий стратег.

Теперь же Илья стоит с этой своей ядовитой усмешкой и повелительным тоном приказывает мне раздеваться. Дебилизм. Неужели недостаточно поглумился за все эти годы? Неужели нелепая обида непонятно за что всё ещё не прошла? Ему реально хочется продолжить нашу никому не нужную войну?

Я не представляю, какая нелёгкая занесла его именно сюда и почему он вообще вернулся из своей любимой Америки, но малыш, ты просчитался. Ты сам взрастил акулу. Сунешь палец — оттяпаю по плечо.

Приближаюсь к нему так, что наши лица оказываются опасно близко, а между губами остаются жалкие миллиметры.

— Не в этой жизни, Князев, — сладко пропеваю я. — Не в этой жизни.

— Опять отказываешься?

— Наоборот, котик, — моя рука заигрывающе скользит по его груди, но обламывающе тормозит у бляшки ремня. Нет‑нет‑нет. Правило первое: ширинка клиента должна быть всегда застёгнута. — Именно этим я и занимаюсь. Но ты, видимо, так спешил меня унизить, что упустил важную деталь.

— Какую к чёрту деталь?

— Я раздеваюсь только по своему усмотрению, — шепчу ему томно на ушко. — А ты, к сожалению, меня на это совершенно не вдохновляешь.

Тут я лукавлю. На такое меня никто не вдохновляет. Я работаю здесь уже полгода и за это время ни разу ни перед кем не обнажилась. Звучит странно, но такое практикуется. Если собираетесь ввязаться в этот мир, Совет #1, девочки: сразу озвучивайте свои условия при приёме на работу и требуйте письменное подтверждение согласия, чтобы избежать в дальнейшем неприятных инцидентов.

Мои требования были предельно просты: никакой обнажёнки и никаких интим‑услуг, а в нашем стрипклубе последнее тоже имеет место быть. Разумеется не афишируется, чтобы у начальства не возникло проблем, но для меня это перебор. Я танцовщица, а не шлюха. И плевать, что это потеря потенциальных клиентов и реально неплохих денег.

— Это шутка? — Илюше такая новость не нравится.

— Прости, золотко, что разочаровала, — игриво надуваю губки. — Этот пункт прописан в моём трудовом договоре. И указан в прейскуранте. Тебе сто процентов дали с ним ознакомиться, так что заведение не несёт ответственности за невнимательность посетителя. Ну что, дальше будем продолжать или закончим этот цирк? А то ведь ещё возбудишься ненароком. Вот будет неловко.

Полный ненависти взгляд прожигает меня до косточек.

— Ну ты и дрянь, — цедят сквозь зубы.

— Училась у лучших, — нисколько не обидевшись прохожу мимо него и грациозно, а‑ки кошка, присаживаюсь на кровать, закинув ножку на ножку. Возмужал. Князев и после кадетского училища сильно изменился, из тощего пацана превратившись в крепкого жилистого парня, а сейчас его и вовсе распирает от мощи. Развитую мускулатуру не могли скрыть даже татуировки, которые были повсюду. Реально повсюду. Не знаю, есть ли что под джинсами, но не удивлюсь, если они и там обнаружатся. Не скажу, что это некрасиво. Красиво. Ему, во всяком случае, идёт. Ловлю себя на мысли, что с удовольствием бы рассмотрела хитро переплётные между собой татушки повнимательней, но сразу себя одёргиваю. Крамер, что за дичь и как она оказалась в твоей башке? Вытряхни её немедленно. — Уже уходишь? Мы можем просто… ну не знаю, поговорить, — игриво подмигиваю ему я, накручивая розовую прядку на палец. — По правилам я просто обязана предложить продлить наше чудесное общение. Как смотришь на вариантик? Я не против, никогда не откажусь от чаевых.

Моё ехидство, похоже, окончательно выводит его из себя.

— Думаешь, победила? Это только начало, принцесса. Только начало, — бросает он мне с угрозой и выходит из приват‑кабинки. Эта его «принцесса» вечно звучит как оскорбление. Бесится, что его родители меня всегда так называли.

Едва остаюсь одна, липовая улыбка стирается. С обречённым скулением падаю на мягкую постель, закрывая ладонями лицо. Мне кажется, или мой лоб пылает? И щеки. И руки немножко трясутся. Илья прав. Это только начало. Он в городе, и он теперь знает мой секрет… Так всё не закончится.

Что теперь меня ждёт? Как скоро Князев расскажет обо всём тёте Марине и дяде Володе, которые, естественно, ничего не знают. Для них я прилежная студентка. Стипендиатка. Тихая, скромная и порядочная девочка. Разве я могла признаться, что с бюджетноки меня попёрли на последнем году обучения и теперь приходится ночами обхаживать озабоченных мужиков, чтобы оплатить весенний семестр ради диплома по экономике, который мне никогда и не был нужен!?

Будто я пошла бы работать в стрипклуб, будь у меня выбор! Официанткой я бы и за десять лет не набрала нужную сумму, в вакансии девочки «гоу‑гоу» мне отказали, вот и ничего не осталось, кроме как задушить гордость и искать альтернативы. И я так надеялась, что всё это скоро останется в прошлом как кошмарный сон, но возвращение Ильи портит абсолютно… совершенно всё!

Настроение подгажено, покой отравлен. С горем пополам отрабатываю смену, лишь под утро возвращаясь в квартиру, что оставили в моё пользование. Мечтаю об одном — принять душ. Хочется поскорее смыть с себя похотливые взгляды и поспать хотя бы пару часов перед парами. Этот сумасшедший график когда‑нибудь меня добьёт.

Уже в коридоре стандартной малогабаритной сталинской квартиры очередное потрясение без предупреждения пришибает увесистым кирпичиком по затылку, когда я замечаю валяющиеся на полу мужские кроссовки.

— Явилась? — следом показывается из поворота и Князев, на пальце которого за лямку висит мой лифчик, сушившийся до недавнего времени в ванной. — А я вот тут хлам разбираю, а то устроила притон для моли. Всё думаю: что с твоими тряпками делать? В окно выкинуть или сразу в мусоропровод?

Смотрю на него отупело, не веря своим глазам. Господи, какая же я дура! Как я сразу об этом не подумала??? Эта квартира ведь не только моя. Она наша. И у него есть ключи…

Глава 2. Принцесса VS Князя

Зои

Стоит и лыбится, да ещё так раздражающе. Первое желание — треснуть его по роже зонтиком, висящем на крючке. Вторая — собрать манатки и свалить в неизвестном направлении. Если первое ещё можно было как‑то оформить, второе точно не предоставлялось возможным. Некуда мне идти. С подругами голяк, парня в наличии больше уже не имеется. Остаётся вокзал. Или в клубе ночевать, но вряд ли охрана разрешит.

— Как же ты меня бесишь! — разъярённо вырываю у Князева лифчик.

— Я тебя? — саркастично хмыкает тот. — А ты меня? Вы только посмотрите, как у себя дома расположилась.

— Я и так у себя дома, придурок!

— Вот здесь бы я с тобой не согласился. Ты нахлебница, которая решила, что у неё есть какие‑то права.

— Слушай, ты меня достал! Не мог дальше оставаться у себя там за океаном? Знал бы, как спокойно без тебя жилось!

— Догадываюсь, но ничего не поделаешь. Всё. Закончилась лафа, принцесса. Я здесь и в ближайшее время никуда не денусь. А ты совсем одна, без защиты, — вот это улыбочка. Гиены так улыбаются, когда обещают жертве, что не сделают ей больно. — Знаешь, что это значит? Что ты полностью в моей власти.

Боже, дай мне сил выдержать и не утопить его башку в унитазе. Вдох‑выдох, Крамер. Вдох‑выдох.

— И чего же ты от меня хочешь? — моя челюсть стиснута так, что зубы пойдут трещинами.

— Для начала можем закончить то, что не успели, — многозначительно подмигивает мне Илья, оттопыривая языком щеку — неприличный жест, намекающий ясно на что. — Теперь то менеджер за нами не подглядывает.

Фу, блин. Он серьёзно?

— Я сейчас блевану.

— О, у тебя настолько паршиво с практикой? Ну ничего, поднатаскаем, — эта сволочь в открытую измывается. Вдох‑выдох, Крамер. Вдох, мать его, выдох.

— Ты идиот.

— Ну а что такого? Не чужие ж люди.

А‑а‑а! Ненавижу!

— Ну давай. Снимай штаны, — киваю я на его джинсы, демонстративно скрещивая на груди руки. Если бы не лифчик, смотрелось бы вполне себе грозно.

Ха. Что, не ожидал? Не собираюсь я под твою дудку плясать, тупое ты существо. Неужели ещё не понял?

— Думаешь, не сниму? — опасно щурится Илья.

— Почему же. Твоей соображалки хватит. Ты ею никогда не отличался.

Вот, шутки кончились. Мальчик уязвлён. Ой‑ей‑ей, бедняжка. Щас ещё как заплачет, и что мне потом с ним делать?

— Не подскажешь, сколько дают за убийство?

Эм… это риторический вопрос?

— Предумышленное? Или в состоянии аффекта? Огорчу, тебе светит по полной. Моськой не вышел. Слишком на уголовника похож.

Тут, конечно, кривлю душой. Моськой‑то он как раз и вышел, это с характером жёстко пролетел. При раздаче явно бракованный подсунули. А так, несмотря на всю мою к нему неприязнь, глупо отрицать очевидное — сам по себе Князев весьма привлекателен. Особенно сейчас, поработав над физической формой. А работу это видно невооружённым глазом.

Да и без этого природа щедро его наградила, передав гены дядя Володи, а тот по молодости был офигенным красавчиком. Да и сейчас таким как бы остаётся, просто чуток засахарившимся. Так что сыну досталось всё самое лучшее: ярко выраженные черты, упрямый подбородок, светлые выразительные глаза… Ещё бы не были они такими тяжёлыми и колючими, когда в поле зрения попадала я.

Стыдно признаться, но мелкой, лет в тринадцать, он мне нравился. О‑о‑очень. Я даже думала, что влюбилась. И это несмотря на унижения с его стороны и постоянное подстрекательство одноклассников, которых он науськивал дружить против меня.

Наивная дурёха мечтала порой по ночам, что всё это его поведение только из‑за взаимной симпатии. Мол, в один прекрасный день он ка‑а‑ак признается мне в любви, да и заживем мы долго и счастливо… Отпустило, конечно, быстро. Тяжело быть влюблённой в того, кто ежедневно доводит тебя до слёз.

Но и со слезами я научилась быстро справляться, а теперь вот с какого‑то боку‑припёку вынуждена мириться с плоскими скабрезными шуточками. О времена, о нравы.

— Крамер, на твоём месте я бы сильно не нарывался, — холодно замечает Илья.

— А то что?

— Ты же не хочешь, чтобы твои увлечения всплыли наружу? Кроткая и тихая Зои, умница, медалистка… и вдруг такая ипостась. Позорище на всю семью… — следом театральная пауза. Видимо, чтобы я успела задрожать в подобострастном трепете. — Но если будешь послушной, обещаю, родители не узнают.

Приплыли, сушите вёсла. Дальше вплавь.

— Да ладно? — я аж приобалдеваю. — Реально шантажировать меня решил?

— А что, получится?

Разве что в твоих похабных мечтах, извращённое ты чудовище!

— Ну попробуй, узнаешь, — с вызовом вешаю ему лифчик на шею на манер шарфика. — Оставь себе. Тебе же так понравилось ковыряться в моём белье. Можешь даже примерить, — заканчиваю нафиг этот тупой разговор и ухожу в свою комнату, которую выделили в моё пользование после переезда много лет назад. Когда стало понятно, что в одном помещении мы с этой злобной квакающей уткой никогда не уживёмся — либо он меня, либо я его, но кто‑то кого‑то точно бы придушил во сне.

— Стерва, — прилетает мне на полпути.

— А ты просто жалок, — громко захлопываю дверь. Жаль замков нет, по ходу придётся врезать. Мелкими было как‑то невдомёк, а потом он уехал в училище и редко когда появлялся дома. Да и родители были всегда рядом, чтобы его угомонить. А теперь вот мы вдвоём… и это чё‑то стрёмно. Ещё ж зарежет ненароком, обставив всё как несчастный случай.

Не одна я об этом подумала.

— На твоём месте я бы в этой квартире не задерживался, — доносится мне приглушённо с той стороны. — Ты ведь понимаешь, что я превращу твою жизнь в ад?

Так и хочется отвесить ему средний палец. Не на ту напал. Выкуси, милый! Посмотрим ещё, кто кого быстрее выживет!

— А я на твоём месте теперь с утроенной внимательностью следила бы за тем, что будет наливаться из чайника. Или ты уже забыл вкус кипячёной кошачьей мочи? — парирую я, вместо ответа получая злобный пинок, от которого в ужасе содрогнулась, но выстояла дверь.

Удовлетворённо улыбаюсь. Помнит. Не забыл.

* * *

Конец марта. Слякотно. Зябко. Ещё неуютно темно, несмотря на приглушённые уличные фонари. Выхожу из такси, кутаясь в пальто, и торопливо заскакиваю в подъезд, прячась то ли от мокрого снега, то ли от просто дождя. Кататься на такси — удовольствие дорогое, пользуюсь им редко, если только метро ещё не работает.

Чувствую себя морально выпотрошенной и обессиленной, словно таскала мешки с кирпичами. А всего‑то улыбалась клиентам, гуляя между столиков. Не спорю, можно обойтись и без этого. Некоторые танцовщицы оттанцовывают свой заход и убегают в гримёрку, где ждут следующего. Но так много чаевых не соберёшь, а у меня чуть ли не каждая копейка на счету.

Правило второе для девочек, кто хочет выжать максимум из того, что имеет: будь раздражающе обаятельной и настойчивой. Где‑то сама о себе напомни, присев за столик. Предлагай раскурить кальяны, мужики почему‑то любят за этим наблюдать, видимо работает ассоциативное мышление. Если попросят выпить с ними — пей. Если клиент уже поддатый, можно незаметно выливать, но отказываться нельзя ни в коем случае. Обидятся.

Многие сами предлагают что‑нибудь заказать. Отсюда вытекает Совет #2: не стесняйся и заказывай, чем дороже — тем лучше. Им на этот момент на ценники обычно фиолетово, а выручка бара, между тем, потом так же высчитывает твои проценты.

Помимо очевидной прибавки активность положительно влияет на общение с начальством и дарит маленькие плюшки вроде статуса любимчика, для которых делаются поблажки. Текучка в таких клубах большая, поэтому самые работящие не останутся без внимания. Сегодня вот мне разрешили уйти пораньше, чтобы завтра не проспать тест. Ненамного, но для моего режима и пара лишних часов настоящий праздник.

Поднимаюсь на этаж и уже с порога слышу, что у Князева очередная туса. Сначала слышу, потом вижу завал курток и обуви в прихожей. В гостиной опять гогочет орава. Достал. Почему на него до сих пор не жалуются соседи понятия не имею: то музыка, то женские ахи из спальни — устроил, блин, притон. Надеюсь, никто не думает, что это я, а то потом слухов не оберёшься.

Один геморрой от этого индюка. До рассвета развлекается, спать можно только с берушами, а потом до вечера дрыхнет. Но и я в долгу не остаюсь: у меня теперь с утра на завтрак молочные коктейли, а у него скулящая от блендера башка. Пылесошу опять же теперь исключительно по утрам и с утроенной рьяностью. Чтоб неповадно было. Два в одном: и дома чисто, и его побесить получается.

За последнюю неделю тихая квартира, где гостей практически и не бывало, превратилась в филиал дурдома. И это несмотря на то, что мы с Ильей толком не пересекаемся в течение дня. Однако подгадить друг дружке возможности не упускаем.

Он снял все щеколды с ванной и туалета — я раскрошила ему слабительное в сахарницу. Матюкались потом долго и отборно.

Он жрёт мои обеды без спросу — я посыпала его зубную щётку перемолотым острым перцем. Этот верблюд всё вокруг обплевал.

Он повыкидывал все мои крема и гели, заявив, что свалка ему не нужна — я сделала тоже самое с его боксёрами. В смысле, перчика и туда подсыпала.

Детский сад, ясельная группа «Пакостники». Словно нам опять по одиннадцать лет. Только теперь уже мне не выдавливают майонез в рюкзак и не склеивают пэвэашным клеем страницы с домашним заданием, но от перемены мест слагаемых смысл не меняется. И зачем это? Для чего? Да чёрт его знает. Прикол в том, что, в принципе, как бы даже и весело.

Ну, не всё, конечно. В меру. Точно нифига невесело слушать постоянные стоны и скрип кровати через стенку. Опять же было совсем невесело, когда эта собака сутулая на второй день дверные замки поменяла, пришлось вызывать слесаря. Хорошо паспорт с пропиской был с собой в доказательство, что я здесь живу, а не пытаюсь вломиться. Невесело было тогда же свои шмотки на лестничной клетке обнаружить. Да и мыться, ожидая, что в любой момент вломятся, тоже не особо прикольно. В остальном ничего. Поддерживаем тонус и тренируем реакцию. А то я реально расслабилась без практики.

— О, а вот и фашистка притащилась. Об скольких мужиков сегодня потёрлась? — встречает меня ехидное Князевское, когда я прохожу мимо открытой двери в зал. Всё как всегда, толпа человек в восемь, куча бухла и покер.

Фашистка. Офигеть, конечно, оригинально. Это обзывательство прилепилось ко мне давно, из‑за фамилии. Крамер — немецкие корни же. А какие ещё должны были быть, если моя семья раньше жила в Калининграде, бывшем Кенигсберге. Что‑то да есть, не поспоришь.

Игнорирую и его, и девицу, сидящую на его коленях. По‑моему, очередная новая, но это не точно. Всё равно они на одно лицо. И где только он берёт этих кур? на птичьем рынке в отделе «Двое из ларца»?

Прохожу на кухню, в надежде хоть чем‑то перекусить быстренько и отвалиться до утра, но меня встречает адовый сральник. Все столешницы завалены пустыми бутылками и пустыми коробками от жрачки. Молчу про пол. Косорукие ж вы дебилы. И дымом в очередной раз воняет от тлеющих окурков в пепельнице. Козлы, неужели нельзя хотя бы на балкон выйти?

Задолбала эта помойка, сил нет. И ведь Князев из принципа её убирать не будет, уже проверено, а я в таком бомжатнике жить просто не могу, вот и приходится вечно за ним подтирать. Надоел.

Собираю всё в большой пакет и иду в его комнату, раздражённо высыпая мусор на разобранную кровать. Пускай его чикуля всё убирает, прежде чем ноги раздвигать. Хоть какая‑то польза будет от мимо пробегающих шлёндр на этой хате.

— О, ты здесь. Чё скучаем? Пошли к нам, — на пороге вырастает Мартынов.

Мерзкая пропитая лопоухая рожа. С младших классов его ненавижу. Всегда ходил верным пёсиком за Ильёй и выполнял его приказы. Запереть меня в кладовой? Пф‑ф, да без бэ. Подкараулить за школой, чтобы припугнуть — всегда за радость, бро! А уж тот случай с заброшкой…

— Лучше откушу себе голову, — или под мусоровозку лягу.

— Зачем? Она ещё пригодится для другого, — Мартынов вперевалочку подгребает ко мне. — Я заценил, как ты пляшешь с голым задом. Может для меня тоже станцуешь?

— Мартынов, сгинь с глаз долой, пока бутылкой по роже не получил.

С пьяным разговаривать всё равно что с деревом.

— Да а чё такого? Я заплачу, — меня в прямом смысле зажимают к стене. Вот вообще не кайф.

— Отвянь, сказала, — отпихиваю его, да только это мало помогает. — Реально ж огребёшь!

Угрозы тоже не помогают.

— Ой, да харе ломаться. Будто никто не знает, какие вы там ништяки у себя оказываете. Соглашайся, всё бабло тебе пойдёт, не надо комиссио… — одариваю его хлёсткой пощёчиной, не давая договорить. Мартынов мрачнеет. — Зря. Это ты зря. Я ж могу и по‑плохому.

Вероятно, может. И, признаться, вот такие возможные заходы меня пугали изначально больше всего. С бытовыми войнами я‑то справлюсь, а вот если тупой компашке Князева что‑то в башку стукнет, вот тогда реально полный ахтунг настанет…

— Мартынов, свали, если зубы дороги, — я не мастер по КМС, но тяжёлым зарядить реально могу.

— Да ща, ты мне теперь должна!

— Ломбард тебе должен. Мозги. Хоть какие‑то бэушные, а то у тебя там всё пылью покрыло… Ааа… — взвизгиваю, когда меня хватают за запястье и выкручивают руку. Больно выкручивают. Чтоб ничего не хрустнуло, приходится самой согнуться пополам.

— Много болтаешь, дрянь… — злобно цедят мне, явно намереваясь довести дело до травмпункта, но ответить что‑нибудь колкое и обидное не успеваю. За нашими спинами раздаётся спокойный голос Ильи.

— Развлекаетесь?

Глава 3. Тушёнка и прочие неприятности

Зои

Стоит и пялится. Князев, да что ж ты так выбешиваешь‑то?!

— Убери своего долбоящера, пока на вас в ментовку заяву не накатали! — злобно рычу я, пытаясь вырваться. Благородство сдохло в двадцать первом веке. Не осталось нынче принцев, готовых защитить честь дамы. Во всяком случае не в этой квартире.

— Тим, — окликает Мартынова Илья. — Оставь её.

Эм… Или осталось?

— Ван момент. Сначала проучу, — не унимается козлина.

— Мартын: отпустил и ушёл, — тон не меняется, но в голосе появляются новые нотки. Железные такие, безапелляционные. Перемена прям ощутима.

— Да и больно надо, — фыркает в ответ и я, наконец, получаю свою конечность обратно.

— Дибила кусок. Оба, — шикаю, нянча скулящее плечико. — Намордники на вас нацепить надо.

— Вот ты бы не нагнетала, — Князев ждёт, пока друг выйдет из комнаты, после чего повелительно тыкает на заваленную мусором кровать и со словами: — Убери, а то добавлю, — выходит следом, закрывая за собой дверь.

Зашибись. Убери? Ага, щас. Уже побежала. Только лыжи натру, чтоб скользили лучше. Вместо того, чтобы выполнять приказ, нахожу недопитую тару из‑под колы и хорошенько поливаю постельное бельё. Получай, хорёк‑переросток. Меньше вякать будешь.

Осторожно высовываю нос в коридор, прислушиваясь. В гостиной гоготня гусей на пастбище не смолкает, но и на кухне, кажись, что‑то творится. Вроде как мальчики беседы мужские беседуют, потому что сигаретным дымом тянет. Я бы подслушала, да неохота. Достали они меня, так что незаметно проскальзываю к себе и от греха подальше подпираю дверь стулом. Замком я пока так и не обзавелась. Но уже точно пора.

Вылезти из норы всё же приходится, минут через двадцать, ибо естественные нужды никто не отменял. К счастью, к тому моменту зона отчуждения освобождается, и я скоренько решаю все свои вопросы. Даже успеваю устроить после туалета мародёрскую вылазку до холодильника, чтобы прихватить съестного. Писец. Это просто дичь так жить. Скоро не выдержу и пойду проситься к гастерам на съёмную хату. Там и то будет спокойней.

Мой улов: палка копчёно‑вареной колбасы и полбатона чёрного хлеба. То, что нужно здоровому женскому организму, у которого главная фишка — откладывать цилюль на жопу. А у меня это вообще‑то рабочий инструмент, ну да и чёрт с ним. Жрать хочется сильнее. Поэтому прямо так, зубами, отгрызая кусьманы и почти не жуя, возвращаюсь в комнату, после чего уже без дальнейших инцидентов ложусь спать…

А когда с трудом раздираю веки по будильнику вижу раздетую до трусов тушу рядом с собой. На всякий случай недоверчиво потираю глаза, разглядывая огромную вытатуированную моську какого‑то индийского божка с вензелями на размеренно вздымающейся спине и убеждаюсь, что это не глюк…

ЧТОООО??? КАКОГО….???

Нет, реал. На МОЕЙ подушке. В МОЕЙ кровати. В МОЕЙ комнате. Он совсем оборзел?

Сонливое состояние как рукой снимает. Такой наглости я ещё не видела, честно. Вопрос: как на неё реагировать? Впрочем, что значит, как? Зачем изобретать велосипед? Пойдём по давно устоявшемуся годами сценарию. Так что спустя пару минут на Илью выливается полная кастрюля ледяной воды. Специально ледяной, я его жалеть не собираюсь.

— А‑а‑а‑! Умом тронулась, больная? — с ором подскакивает тот, очумело тряся башкой.

— Это я тронулась? Ты ничего не перепутал? Комнатой не ошибся?

— Не ошибся, — Князев хотел было завалиться обратно на подушку, но та оказывается мокрой. Недолго думая, он просто перекатывается на ту сторону, где спала я. Там‑то пока сухо. — Ты сральник который устроила подобрала? — бурчат мне едва разборчиво, устраиваясь поудобнее. — Нет. Ну вот сама виновата. Где я ещё должен спать? В гостиной Огурец храпит.

— Да плеваться я хотела, кто где храпит! Проваливай!

— Обойдешься, — утыкаются в мою подушку своей мордой.

— Последний раз предупреждаю!

— Отвали.

— Значит, сам напросился!

Вторая набранная кастрюля не заставляет себя ждать.

— Твою мать! Ты меня достала! — на этот раз психанувший Илья подрывается на ноги.

— АААА! ОТПУСТИ! — теперь уже истошно воплю я, когда меня перекидывают через плечо и тащат куда‑то. — Отпусти! Отпусти, сказала! — цепляюсь за косяки, пинаю и кусаю его, но хоть бы что. Щёлкает выключатель и меня скидывают в ванную, до упора врубая душ. — Ааа!!! Холодная же!

— Да ты что? — ехидно кривится эта свинота. — Правда что ли? Вот ведь неожиданность. Хорошо, что не кипяток, скажи?

Торопливо вырубаю кран, да только поздно. Я уже мокрая с головы до ног. И продрогшая. И бок болит после неприветливого столкновения с керамическим бортиком.

— Ты просто шедевральный идиот, — дрожащими губами выплёвываю я. Зуб на зуб, блин, не попадает.

— Сиськами не свети, — советуют мне с надменной рожей.

В смысл… Блин! Поспешно скрещиваю руки на груди. Супер. Футболка‑то у пижамы светлая. И тонкая. А под ней ничего нет.

— А у вас тут весело, — хмыкает появившийся на горизонте заспанный Огурцов. Ещё один знакомый с детских времен, но в отличие от Мартынова вменяемый. Мы никогда не общались с ним особо тесно, но и чего‑то неприятного от него я тоже не припомню. — Вы каждое утро так закаляетесь? Типа в здоровом теле здоровый дух?

Князев молча закрывает перед его носом дверь, снимает полотенце с вешалки и протягивает мне.

— Освежилась? Дурь поубивалась? — спрашивает он пугающе мирно.

— Ты первый начал! — поспешно прикрываюсь махровым бронежилетом.

— Когда?

— Когда припёрся ко мне!

— Вот развела панику. Чё вопить сразу? Ладно бы приставал. Истеричка.

За неимением ничего другого швыряю в него его же мочалку, попавшуюся под руку.

— Выйди! — требую я.

— Зачем?

— На спрос! А кто спросит, тому в нос!

— Хочешь, спинку потру?

— ПРОВАЛИВАЙ!

— Ой, да и больно надо, — Илья уходит, но через несколько секунд снова просовывает голову в щель. — Точно помощь не нужна? Раздеть — это я запросто.

— ДА УЙДИ УЖЕ!!! — снова торопливо прикрываюсь полотенцем. Ааа! Он меня достал.

— Ну нет так нет, — по‑детски хихикает тот и уходит уже насовсем. Поспешно задёргиваюсь шторкой. Какая — никакая защита. Но если опять рискнёт сунуться, убью нафиг.

* * *

Слава тебе господи, никто больше не ломится, так что спокойно согреваюсь под почти горячим душем. Утром добрым не бывает, блин. Я ж не морж, чтоб моржевать и закаливаться вот так без предупреждения.

Обмотавшись полотенцем, оставляю сушиться пижаму с нелепым единорогом на бельевой вешалке и возвращаюсь в опустевшую, ура‑ура‑ура, комнату. Переодеваюсь и собираю мокрую постелку. Будто мне больше нечем заняться. Теперь непонятно, когда высохнут подушки и одеяло, не говоря уже о матрасе. Сама себе двойную работу сделала, вообще умница.

Переодеваюсь и злая, да ещё и голодная, плетусь на кухню, где уже обитает местное лесное чудище. Сидит за обеденным столом, ноги забросил на столешницу, ковыряется в телефоне. Спасибо домашние штаны надел. А вот с футболками у него, видимо, напряг. Налезать перестали после того, как разнесло на стероидах?

— Что на завтрак? — спрашивает он слишком уж миролюбиво.

— Мышьяк.

— Тебе или мне?

— Тебе цианид.

— Годится, только посоли.

— Перебьёшься, — лезу в холодильник за позавчерашними макаронами и банкой тушёнки. — Я вот только жрать тебе готовить не нанималась.

— Ну должен же быть от тебя хоть какой‑то толк.

— Ну от тебя же его нет. Почему я должна на твоём фоне выделяться? — резонно замечаю, разжигая огонь на плите под сковородкой. У кого‑то кашка и яичница на завтрак, а у меня сразу по существу. Потом до ночи нормально не поем, так что лучше заправиться под завязку.

— Ты когда такая дерзкая стала?

— А ты последнее IQ когда растерял? Пока татуировки набивал?

На ногах они тоже, кстати, есть. Я успела заценить.

— Принцесса, не заговаривайся, — строго прицыкивают мне. — Лучше б сказала спасибо.

— За что?

— За то, что тебя вчера не изнасиловали.

— Твоя безмозглая макака? Вряд ли бы у него что‑то получилось. Силёнок не хватило бы.

— Ты о себе слишком высокого мнения. В любом случае можешь по этому поводу не переживать. Он больше к тебе не подойдет.

— Что так? Ему резко расхотелось мне присунуть?

— Нет, но он принял к сведению, что домогаться до тебя имею право только я.

С тяжёлым взглядом поворачиваюсь к нему.

— Сковородкой по морде давно получал?

— Один раз. От тебя же. Или тогда была не сковородка… — Илья прям задумался. — Совок?

— Садовая лопатка.

— А, точно.

— Можем освежить воспоминания.

— Знаешь, — он неохотно отрывается от телефона. — Вот годы идут, но ты не разочаровываешь. Всё такая же ядовитая. Хоть что‑то постоянно в этом мире.

— Я повторяю вопрос: втащить?

— Давай не сегодня. Мне хватило бодрого пробуждения.

— Не тебе одному, — отворачиваюсь, занимаясь зашкворчавшим маслом, на которое вываливаю слипшуюся гору макарон. Какое‑то время молчим, пока пытаюсь разодрать и обжарить это малопривлекательное месиво. — Где твой дружок?

— Ты про которого из? Один всегда со мной. Могу показать, убедишься.

Офигеть как смешно.

— Пошлостям учат в Штатах?

— Да не, это врождённое. Если ты про Огурца, он свалил. Сказал, мы слишком шумные для его гудящей кочерыжки.

— Свалил бы ты тоже куда‑нибудь, — вздыхаю я. — Достал твой бордель.

— Достал, так свали сама. Даже помогу запаковать все маечки и шортики.

Да было бы куда, с радостью. Только меня тут и видели. Но увы, я бесприданница. Дальние родственнички в своё время подсуетились и отжали у осиротевшей девчули всё, что было возможно. Только что сарафанчик в горошек и пакет с игрушками оставили. Ну и саму девчулю скинули как балласт. Кому она сдалась?

Спасибо тёте Марине, её это не напугало, и они с дядей Володей дали мне всё, что были способны. Прошло столько лет, а я так и не смогла называть их «мамой» и «папой», несмотря на то, что люблю обоих безмерно и благодарна по гроб жизни. А они и не навязывали. Даже решение по замене фамилии оставили за мной, понимая, что это то единственное, оставшееся у меня в память о прошлой жизни.

Чем я могла ответить на их доброту? Лишь быть благодарной. Именно поэтому, собственно, и поступила в МГУ на нисколько не любимый экономический. Потому что его заканчивал дядя Володя и всегда хотел, чтобы Илья пошёл по его стопам, но Князев не только послал эту идею, но и отказался в принципе связываться с институтами, чем в своё время всех просто убил.

Он вообще много чего делал поперёк их воли. Частично из вредности, частично из‑за меня. Его всегда раздражала моя «смиренность». Поэтому, собственно, он до сих пор и считает меня лицемерной подлизой. Я же просто старалась сделать так, чтобы его родители не пожалели о том, что когда‑то приняли меня в семью.

— Что, бездомная, нечего возразить? — не дождавшись ответа, хмыкает Илья. — Вот тогда стой у плиты и кухарь. А если ещё не перестанешь плеваться ядом, мы даже сможем поладить.

— Я тебя ненавижу.

— Твоё право. Ты мне лучше скажи, у тебя все юбочки такие короткие?

Что ещё за предъява? Нормальная у меня юбка, всё прикрывает.

— А тебя это как волнует?

— Меня никак. Но тогда уж надевай почаще вот эту. Прям зачётная, — в мою сторону светят экраном, на котором покоится моя же фотка с прошлого лета в лаковой мини‑юбке. Стоп, эту фотку я никуда не выкладыва… До меня только сейчас доходит, что всё это время Князев ковырялся в МОЁМ телефоне!

— ТЫ НОРМАЛЬНЫЙ?

— Вот чего опять орёшь? Я искал номера родителей. Свой московский, кстати, тоже нашёл. Не знал, что он у тебя есть. Спорим, нет‑нет, но ты мечтала порой по нему позвонить после угарных вечеринок с подружками? Ты, кстати, ночью сама ко мне жалась, но я ж не такой — так что почти не разрешал тебе этого делать. Наверное. А может и да…

Чувствую, как закипает бешенство. Щас нафиг сорвёт все винтики, и водонапорная башня подорвётся к чертям!

— Знаешь, о чём я мечтаю? Закопать тебя под окнами! — яростно вырываю гаджет из его рук. — Чтобы на твою могилу сверху сыпались окурки и облегчались коты!

— А ты всё о своём, — вот ведь непрошибаемое животное. С каменным лицом встаёт из‑за стола и лениво тянется, хрустя шеей. — Смотри, сгорит наш завтрак.

— Да подавись ты своим завтраком! — мозг работает в автономном режиме, когда швыряю в него так и не вскрытую консервную банку. Осознание приходит уже когда тушёнка с разгона прилетает Князеву чётко в лобешник.

Глава 4. Выезд

Зои

Зажимаю рот ладонями, чтобы не заржать. Мне очень стыдно, правда. Понимаю, что переборщила и что это капец как больно, но меня просто накрывает неконтролируемый истерический смех.

— Оборжаться, — шипит Князев, держась за голову. Аж покраснел бедный. Даже обычно зачёсанные назад волосы встали торчком — это так его хорошенько тряхнуло. Надо полагать, баночка‑то увесистая. Жестяная.

— Прости. Я думала, мимо пролетит.

— Думала она! Не занимайся тем, что не умеешь.

Всё, прошло мимолётное наваждение. Больше уже не жалко. Правильно получил.

— Эй, ну оскорблять‑то сразу зачем? Я же извинилась.

— И что, от твоего извинения сотряс сам пройдет?

— Не преувеличивай. Чтобы было сотрясение, нужен мозг.

Илья хмуро отнимает ладонь ото лба, и я снова ржу. Будет шишка. Сто пудов. Уже набухает.

— Беги, просто лучше беги, — спокойно, но с угрозой предупреждают меня.

Ага, спотыкаюсь и падаю.

— Сам беги. Я тебя не боюсь, — спокойно лезу в морозилку за замороженной курицей. — На, — шлепком прикладываю окорочок к его моське. — А то к вечеру будешь ходить красивый и фиолетовый.

— Не поможет.

— Поможет. И никогда больше не смей брать мои вещи. Иначе в следующий раз в полёт отправится утюг.

На меня долго и пронизывающе смотрят. Слишком долго и слишком пронизывающе. Как‑то прям не по себе становится.

— Ты чокнутая, знаешь? — интересуются как бы между прочим.

Вот не соглашусь!

— Ты вынуждаешь быть такой. Веди себя по‑человечески и мы если не поладим, то хотя бы закончим эту глупую вражду.

— А если она меня устраивает?

— В таком случае мне нечего тебе больше предложить, — отковыриваю от дна сковородки готовые уже сгореть макароны и поднимаю с пола укатившуюся банку. — Открой, если несложно, — протягиваю ему тушёнку и больше времени на него не трачу. И так опаздываю. Причём конкретно, потому что всё, что должно было быть подготовлено ещё вчера ночью, разумеется, было напрочь забыто после стычки с Мартыновым. Короче, к тому моменту, как завтрак готов только и остаётся, что проглотить тарелку целиком, не жуя, и надеяться, что оно там в желудке само как‑нибудь перемолется и утрамбуется.

— Лика, привет, — параллельно с дозвоном старосте на ходу натягиваю на себя ботильоны и пальто. Не очень удобное занятие, когда телефон зажат между плечом и ухом. — Я уже еду, слегка в пробку попала. Отметь, что я на месте, пожалуйста. Кызоева и так на меня зуб точит. Спасибо, — отключаю вызов, прыгая на одной ноге. Всё по закону подлости: пытаюсь не уронить гаджет — падает сумка. Которая, конечно же, расстёгнута и вываливает всё добро на пол. Пытаюсь поймать хоть что‑то на лету — в итоге ломаю ноготь. Пока нянчу ноготь — подворачиваюсь на каблуке и едва не заваливаюсь. — Да твою же… — хочется орать от раздражения. Ну почему всё вечно идёт наперекосяк именно тогда, когда это катастрофично невыгодно!

— Куда такая спешка? — из своей комнаты, в которой он обжимался с перемороженной холодильной курицей последние четверть часа, выходит Князев. Ну да. Особо сильно не помогли тисканья, лоб заметно сизовеет. Илья тоже, вероятно, это понял и забил на романтическое рандеву, переключившись на уборку мусора с кровати. Правда особо не заморачивался — тупо завернул всё в заляпанную колой простынь. Стоит как ёжик в тумане с котомкой, перекинутой через плечо и на меня зыркает.

— Если бы не ты, спешить не пришлось, — торопливо сгребаю обратно в жерло пятого измерения кошелёк, конспекты и косметику. — На плите ещё осталась жрачка. Так и быть, разрешаю доесть, — моему милосердию нет границ. То ли пытаюсь загладить вину за домашнее насилие, то ли благодарна за то, что мне без язвительных замечаний всё же была вскрыта консерва. Такая мелочь, но для него прям поступок. Я вообще удивлена, что меня не прибили.

— Да ладно? Что, и туда даже ничего не подсыпано? — искренне удивляются такой щедрости.

— Слабительное закончилось. Сгонцаешь в аптеку, всё будет, — огрызаюсь я, не оборачиваясь, и поспешно сваливаю, гремя ключами. Некогда мне пикироваться. Опоздаю на тест, точно турнут из универа. Обиднее всего, что осталось доучиться каких‑то несколько месяцев.

Далеко уцокать по кляклым лужам не успеваю. На половине пути к остановке рядом со мной равняется чёрный седан. Опускается стекло со стороны водителя, и я с приофигевшим видом опять наблюдаю моську Князева.

Это когда он успел машиной обзавестись? Да ещё и мерсом? (прим. авт. Мерседес) Я видела эту тачку уже несколько раз у подъезда, паркующуюся в стиле: «я главный козёл на районе, мне законы не писаны», но даже в голову не брала, что она его.

Знала бы, записочку под лобовое оставила. Мол: нельзя занимать одним собой сразу три места, не будь скотобазой, а то найдутся добрячки, любящие тайком прокалывать шины и привязывать воздушный шарик к выхлопной трубе.

— Садись, подвезу, — это предложение или требование? По голосу не особо понятно.

— Спасибо, я пешочком, — не надо мне от него ничего. Кто его знает, куда Илья меня собирается завести. Может уже договорился переправить в Мексику на товарняке.

— Харе ломаться, — злится он. — Сама говоришь, опаздываешь. Я второй раз предлагать не буду.

Не будет. Точно не будет. С его стороны и один раз оказать мне любезность уже событие века. Хоть красным кружочком отмечай в календаре. Кажется, сильно я его жахнула, где‑то что‑то походу повредила. Но отрицать глупо, на машине реально выйдет быстрее, чем на маршрутке с последующим метро. А у меня тик‑так часики.

Раздумываю секунд десять, после чего согласно киваю. Ладно. Подвезёт, так подвезёт. Надеюсь, что всё же в универ, а не сдавать в рабство.

* * *

Не поверите, реально подвозит. Прямиком ко главному входу МГУ имени Ломоносова, самого высокого среди семи знаменитых «сталинских высоток», построенных в середине прошлого века. Изначально по плану таких зданий должно было быть девять, но строительство тормознуло на семи. Туристы их ещё иногда называют «семь сестёр». Зрелище действительно впечатляющее, один шпиль чего стоит.

Молча выхожу из салона. За всю дорогу мы не проронили ни слова. Ни звука. Мне Илье больше нечего сказать. Всё, что я хотела, уже озвучила на кухне. Ему, видимо, тоже добавлять ничего не хотелось. Молчали и не срались, уже хорошо. И на том радость.

Мерс быстро скрывается из виду, а я грустно иду внутрь. Шикарное место, богатое на архитектуру и скульптурное оформление. Ещё недавно я жила в одном секторов, где располагались общежития блочного типа, а теперь вот меня попёрли. Дяде Володе с тётей Мариной я наплела про то, что устроилась на работу в вечернюю смену рядом с домом и отсюда ездить туда неудобно. Вроде поверили.

— А вот и наша цаца, — откуда‑то из‑за колон выныривает Артём Гордеев, тот самый муда… та самая мычащая утка, из‑за которой меня, собственно, и попросили.

Неужели я с ним реально встречалась? Дура. И где только глаза были? Залипла на смазливую можорскую мордашку и поплыла. Ещё бы, один из самых завидных парней на потоке, богатенький мальчик, сынок местного председателя и просто очаровательный разгильдяй обратил внимание именно на меня! Ещё и так красиво ухаживал. Кто уж тут уши не развесит.

Это потом вскрылось, что у таких, как он не бывает только «одной», однако даже при наличии гарема отпускать кого‑либо подобные персонажи не любят. Когда я послала его куда подальше настал черёд мести за задетое самолюбие. Уж не знаю, приплёл ли он папашу или сделал всё сам, но учёба начала скатываться семимильными шагами, а от красного диплома остались одни мечты.

В прямом смысле слова меня начали валить чуть ли не на каждом экзамене и прикапываться до малейшего пустяка. Как итог — лишение стипендии, места в общаге и нескончаемая головная боль. И всё лишь по тому, что я не дала какому‑то уроду. Кто рассказал бы, не поверила, а тут на собственной шкуре всё прочухала.

Порой складывается впечатление, что я проклята. В школе Князев не давал покоя, даже после его поступления в кадетское я долго не могла разгрести то, что он за собой оставил, тут этот доморощенный прЫнц приклеился. Вот и надо было ему именно ко мне прицепиться? Я‑то мимо него за километр ходила, понимая, что «элитные» орешки мне не по зубам. На том и прокололась. Надо было, видимо, висеть на шее, чтоб он сам мечтал поскорее избавиться от пиявки.

Прохожу мимо, ничего не отвечая, но Гордеев не отлипает.

— И чё это мы нос задрали? Даже не здороваемся.

Ааа! Взять бы за шкирман эту сволочь и вместе с Ильёй запихнуть куда‑нибудь в закрытое пространство без света и интернета, чтоб они от скуки поубивали друг дружку и оба, наконец, оставили меня в покое. Всё чаще задумываюсь над тем, чтобы после выпуска уехать в другой город. Сил никаких уже не осталось.

— Артём, мне некогда. Иди подоставай кого‑нибудь ещё.

— Не хочу других. Хочу тебя, — вырываюсь, когда меня пытаются приобнять.

— Клешни подобрал. Я тут недавно научилась метко бросаться тушёнкой, так что не буди лихо.

— Не посмеешь, — зашкаливающее самомнение может соперничать у него только с такой же зашкаливающей наглостью. — Ты же не хочешь усугубить своё положение ещё сильнее.

Опять угрозы? Его любимое средство.

— Не напугал. Мне терять нечего.

— Ну так давай исправим? Я ж сколько раз предлагал: развлечёмся разок‑другой и, считай, золотая медалька у тебя в кармане.

Считаю мысленно до пяти, чтобы не всадить ему каблук промеж глаз.

— Удобно, скажи, когда есть авторитетный папочка? — желчно интересуюсь я. — Жаль, без него сам ты ничего из себя не представляешь.

— Не груби.

— А то что? Побежишь жаловаться? — сворачиваю, не доходя до памятника Менделееву, величественно украшающему конец коридора. — Тогда поспеши. А то у меня как раз тест, успеешь устроить, чтоб он потерялся, — Артём наверняка бы продолжил свои ядовитые серенады, но я успеваю нырнуть в аудиторию. Почти не опоздала, две минуты не считается.

Настроение испорчено, но треклятый тест кое‑как нацарапан. В целом я даже уверена, что там почти всё правильно, но на хороший балл давно не рассчитываю. Порой появляется мысль вовсе не стараться. Какой смысл готовиться и зазубривать, если один фиг занизят? А по специальности я так и так не собираюсь идти, к этому душа не лежит абсолютно. Нет. Я хочу вернуться в художественную гимнастику. Хотя бы учителем, раз у самой мечта в своё время накрылась из‑за травмы.

К обеду лучше не становится. В рабочем чате приходит сообщение о просьбе подменить. Причём не от девчонок, а непосредственно от администратора. Её просьба, что приказ — начнёшь отмазываться, потом не единожды припомнят. Блин, законный выходной же. Был. Я так рассчитывала просто лечь спать. И проспать сутки.

— Чего такая кислая? — спрашивает сидящая рядом в столовке Диана, замечая моё выражение лица.

— А? Да ерунда. Очередные загоны, — лишь отмахиваюсь я. Мы более‑менее общаемся с ней, как и с другими сокурсницами, но за столько лет так и не сблизились настолько, чтобы я могла хоть кого‑то назвать «подругой». В таком месте друзей не заводят, тут все с понтами и себе на уме.

Да и вера в женскую дружбу закончилась, когда бывшая «подружка», которую я знала с песочницы и доверяла секреты, жёстко кинула меня, растрепав всему свету то, что было нельзя произносить даже шёпотом. Как после обнаружилось, желая выслужиться перед Ильей. Нравился он ей, видите ли. Он тогда, помнится, никак не среагировал, оставив её без внимания, а я впредь зареклась кому‑либо рассказывать что‑то личное.

Тот урок я усвоила хорошо, так что дальше общедоступной информации больше ни с кем не делюсь по сей день. Ну и про мою «работу» никто, естественно, не знает. И слава богу. Я специально для этого устроилась в клуб практически в другом конце города. Чтоб даже случайно ни на кого не наткнуться. И схема вполне себе работала, пока не объявился Князев.

Князев… что с ним делать? Скорее бы уже всё закончить и уехать. Или хотя бы погасить остаток долга за оплату семестра и перебраться на съёмную квартиру. Куда угодно, лишь бы подальше от него. Надеюсь, его не будет дома, когда придётся заскочить домой за шмотками. Знала бы, сразу взяла.

Обломись, Крамер. Сегодня явно не твой день. Все звёзды этого мира сошлись на небосводе в единое созвездие одного большого жирного… среднего пальца. Тут уже не только чёрная кошка, тут чёрная кошка верхом на ведре проскакала мимо, устраивая фейерверк из рассыпанной соли.

Князев сидит возле своей тачки, на заборчике, что отделяет парковочную зону от детской площадки. Рядом топчутся Огурцов и Лопырёв. Рядом развернулся стандартный набор автомобилиста спальных районов: поставленное на крышу машины прохладительное в алюминии, окурки под ногами, поднятый капот мерса и распахнутые дверцы. На заднем сидении, высунув ноги наружу, лежал, судя по всему, Мартынов. Утомился, лапушок. Отдохнуть захотел.

— Эй, фашистка, — окликает меня по дороге к подъезду Илья. — Как тест? Отрицательный, положительный?

Опять пошлые шуточки?

— Боишься стать папочкой? — парирую я.

Тот аж чихает в свою банку с энергетиком под дружный хохот верных пёселей.

— Я ж с миром, а ты опять за старое.

— С миром?

— А то. Мартынов, — зовёт Князев друга. — Ты что‑то хотел сделать.

— Что, прям сейчас? — скулит тачка и подёргиваются неодобрительно ноги.

— Сейчас. Давай, давай.

Нелепая полукривая физиономия оказывается в поле зрения и смотрит на меня исподлобья, соскребая остатки гордости по углам.

— Прости за вчерашнее, — цедит он без особой охоты. Раскаянья ноль, зато послушание на высшем уровне. Какой натренированный щеночек. Слушается хозяина. Поразительно то, что даже несмотря на годы отсутствия Князев продолжает быть среди них авторитетом. Как ему это удаётся?

— Прощаю, — максимально миролюбиво киваю. — Но в следующий раз буду прощать, вооружившись ножницами.

— Почему ножницами? — заинтересовался Князев.

— Глаза удобно выкалывать, — под очередной гогот поскорее скрываюсь в подъезде. Хотя я, конечно, удивлена. С чего бы такая щедрость?

Окончательно убеждаюсь, что тушёнка нехило помяла его мозги, когда вижу на кухне вымытую сковородку. Ничё себе. Он и посуду мыть умеет! Подвёз, заставил Мартынова извиниться, всё убрал за собой. Такими темпами не за горами крепкие семейные узы! Знала бы, ещё лет так десять назад по башке огрела его чем‑то поувесистей садовой лопатки. Блин, будет обидно, если завтра с утра всё шарики встанут на место и опять включится эгоистичная чебурашка.

Голая, мокрая, но всё равно такая желанная кроватка буквально манит к себе, однако ночную смену никто не отменял. Лезу в коробку с эротическим барахлом и выуживаю зашкаливающе сексуальный прикид из помеси серебристых страз, блёсток и ремешков. Ну и стрипы, само собой (прим. авт.: туфли для танцовщиц на высокой платформе). Запасные. Основные лежат в шкафчике на работе. Мало ли что. Конфузы случаются, тем более что покупаю я всё это с рук.

Правило третье в сфере стриптиза — танцовщицы одевают себя сами, никто «униформу» выдавать вам не будет. Отсюда же вытекает и Совет #3: если нет кругленькой суммы на новые прикиды, выкупай шмотки в половину дешевле у девчонок. Неважно, что это когда‑то было на ком‑то, мужики такого не запоминают, главное, что танцовщица всегда должна выглядеть как картинка.

Никаких торчащих ниток и потёртых труселей. Мы — отражение тайных эротических фантазий, и этому статусу необходимо соответствовать. Я не наращиваю волосы с ногтями, но что причёска, что маникюр всегда должны быть безупречны. К другим органам чувств это тоже относится: от нас всегда должно вкусно пахнуть, даже если мы только что танцевали и вспотели как грешницы в церкви. Амбре или вонь вчерашнего борща изо рта — табу! Имей при себе десять жвачек и ополаскивать.

Грустно прощаюсь с сушащейся подушкой и снова выхожу из квартиры. Князев на том же месте. На этот раз больше не отвлекается, даже в мою сторону не смотрит. По всей видимости батарейки сели и лимит милостей исчерпан. Ну и слава богу, а то правда прям не по себе.

Пока толкаюсь в переполненном вагоне метрополитена ещё дважды приходят сообщения в чат. Убеждаются, не собираюсь ли я свинтить. Будто у меня есть выбор, но такая настойчивость напрягает, уж больно непривычно. Смутно чую подвох, но лишь приехав в клуб понимаю, с какой кстати администраторша развела бурную деятельность.

Блин. Только не это. А я так радовалась, что за все те месяцы, что работаю меня это ни разу не касалось, и на те. Я знала. Я знала, что сегодняшний день не мог закончиться хорошо.

* * *

Я пришла в стриптиз осознанно, без розовых очков, и прежде тщательно прозондировав почву. Перерыла весь интернет, даже списалась с бывшей стриптизёршей, ведущей в сети блог. Именно она дала мне ценные советы на старте, которые в последующем не раз меня выручали.

У других танцовщиц не всё так гладко складывалось. Многие приходили в надежде на быстрые деньги за «обычное виляние задом», но спотыкались об непредвиденные проблемы в первые же дни. Многие удивлялись тому, что клуб оказывает подпольные интим‑услуги, запрещённые на официальном уровне, но делающие суточную выручку не официальном и в первые же смены бежали вон сломя голову.

С этой точки зрения хорошо, что приём на работу происходит на честном слове, без трудовых и отработок по договору. Да и что можно было бы записать для пенсионного фонда в графе профессии: исполнительница экзотических танцев?

Кого не пугала подработка шлюхой, сыпались с непривычки на адовом графике. Тяжело всю ночь держаться на ногах, от усталости постоянно начинает вырубать, но спать как раз нельзя. Только в гримёрке, но когда там собирается много народу это маловероятно. Поэтому девчонки могли задремать прямо в зале, спрятавшись где‑нибудь в уголке. Если это замечалось мигом прилетал штраф.

Штрафы вообще у нас любят, могут влепить за что угодно, так что особо сильно не заработаешь. Опоздала? Перепила (а алкоголь порой единственное, что помогает не вырубиться, но граница меры очень хрупка)? Пожаловался клиент? Отказалась от выполнения стандартных обязанностей типа эротического массажа? Забыла предложить продолжение после привата? Штраф, штраф, штраф. В конечном итоге от обещанной зарплаты обычно остаётся дай бог половина, а надо ведь ещё за собой ухаживать. Эпиляция, кремушки, маник. Тряпки те же покупать. А это ой как недёшево обходится.

От того, чтобы не совсем скатиться в ноль спасают приваты, но лично у меня с ними туго. Я ведь не раздеваюсь. Правда даже несмотря на это за последние полгода умудрилась завести своих постоянных «мальчиков». Те, кому хочется просто выговориться: как их достали холода, работа, начальник, жена‑мегера, да и жизнь в целом. Для таких не надо танцевать. Просто сидеть рядом и сочувствовать.

Слушать такое нытье из раза в раз не особо прикольно, а стараться выглядеть заинтересованно, когда глаза слипаются от тоски, ещё сложнее, но после зато получаешь щедрые чаевые, так что девчонки охотно подрабатывают ещё и внештатными психологинями.

В общем подводных камней много и желательно знать о них заранее, чтобы не батрачить за коктейль. Но, как показывает практика, так работает не всегда. Отсюда и бешеная текучка. Мне в этом плане повезло, но даже я не смогла застраховать себя от выездов.

Это самая бесящая часть работы. Стриптизёрши не эскортницы, они танцовщицы и вот это тупая обязанность «девочки на час»… ну как бы понятно, деньги не пахнут. Причем нехилые, особенно когда выезды сопровождаются сопутствующими бонусами. Но я то эти бонусы не предоставляю! Поэтому меня прежде и не заказывали.

И сегодня никуда не хочу ехать, хоть администраторша, переделанная дамочка с накаченными губищами, раз десять заверила, что всё чин‑чинарём и ни о каком сексе речи не идёт. Мол, группа постоянных клиентов заказала несколько девушек для вечеринки на дому, день рождения как понимаю. Из торта выскакивать не надо, но сильно всё равно не легче. Не нравится мне, что я была выбрана. Зачем им танцовщица, что не оголяется? У них у кого там праздник, у священника?

Разумеется, ожидать ничего хорошего не приходится. Это я понимаю, едва мы приезжаем в частный сектор. Райончик не элитный, да ещё и в какой‑то глуши. На такси ничего, а вот пешком если идти — сплошные леса и заборы. Стрёмно. Реально стрёмно, несмотря на соблюдение стандартных мер безопасности. Правда какие там меры? Одно название. Руководству только адрес с номером плательщика и известен, а уж что там за человек и что у него на уме…

Успокаивает лишь то, что пока на памяти ни у кого из танцовщиц нет никаких трешовых историй. Никто не пропадал без вести, поножовщин не устраивалось, даже до рукоприкладства, слава богу, не доходило, чтоб потом с фингалами приходилось ходить. Оргий вроде тоже не случалось, но тут уже всё сугубо на желании девушек.

Если что‑то и было, они бы всё равно не рассказали, потому что это делалось бы не в копилку организации, а чистыми на ручку. О леваке же не распространяются, потому что бабы завистливы и обожают сплетничать. Особенно когда надо убрать конкурентку. Всплывёт крысятничество — вылетишь быстро, а штрафные санкции потом ещё с новой работы придётся выплачивать.

Короче, ничего хорошего я не жду. И оказываюсь права. Культурная вечеринка из мальчишника на пять человек, где нам галантно предлагают закуски и шампанское, быстро переходит в обычную попойку с отключающимися стопами. Вежливости становится всё меньше, а напор растёт. После третьего привата, когда приходится силком стаскивать с себя руки осмелевшего от градуса именинника, становится понятно, что лучше делать ноги.

Вот только этого мнения придерживаюсь одна я. Другие две девушки, «Ванесса» и «Лола», в простонародье Даша и Лена, уже укрылись с клиентами за закрытыми дверями, всё на благо организации. Тонкие стены, обитые вагонкой без как таковой шумоизоляции, практически не приглушают звуков и прекрасно слышно, как они стараются.

Ненужные стоны играют на воображении тех, что остались со мной. Намёки и многозначительные взгляды становятся всё настойчивей. Учтивая улыбка и напоминание, что в мои услуги ничего подобного не входит практически не помогают. Этого они уже не слышат, предлагая заплатить двойную стоимость, ещё и чистыми. Когда не работает схема подкупа, начинаются открытые приставания.

Нервы сдают. Будь это территория клуба я бы привычно пожаловалась охране, но здесь‑то охраны нет. Я одна, а их трое. Да, не крепыши, обычные офисные клерки, но преимущество по количеству и при таком раскладе не на моей стороне. Особенно когда меня буквально зажимают в угол.

Не придумываю ничего лучше, кроме как сослаться на срочные женские дела и запереться в ванной. Стою у зеркала, стискиваю холодную раковину, а руки и ноги ходуном ходят. Чистая паника. Которую вот вообще не успокаивают насмешливые оклики через дверь, пробивающиеся через неприятную пульсацию в ушах.

— Мы пошутили. Да не бойся ты, трусишка. Никто тебя не обидит.

Может и не обидят, но всё равно страшно. Один на один я больше оставаться с ними не хочу. Особенно в таком виде. Мини‑платье в пайетках на тонких бретельках хоть и прикрывает стратегически важные места, но, один фиг, выглядит слишком призывно. К чёрту! Пускай хоть всю зарплату срезают, пускай увольняют, но я отсюда сваливаю.

Достаю спрятанный в высоких серебристых сапожках телефон, который держу весь вечер в зоне досягаемости и пишу администраторше, прося вызвать мне машину.

«Жди остальных, поедете вместе», прилетает почти сразу отказ.

«Меня тут изнасилуют сейчас, я не могу ждать», аж пальцы мимо клавиатуры проскакивают, настолько конечности дрожат.

«Жди. Никто тебе ничего не сделает. Твой рабочий день заканчивается через 47 минут».

Всё. Тишина. Ни приветов, ни ответов. Ни хотя бы вежливое: а что случилось то, собственно? Мне кажется или я ей я не нравлюсь? Эта бабёха у нас работает месяца два и по совместительству является очередной пассией босса. Который не единожды пытался подкатить ко мне. Потому, наверное, и поблажки делает: то пораньше отпустит, то премию выпишет.

Мне‑то он до фонаря. Я мужиками, по возрасту годящимися мне в отцы не интересуюсь, но даме его, судя по всему, такое повышенное внимание своего хахаля к посторонним тёлкам не нравится. Вот она и решила оторваться. Может выжить меня хочет, чтоб перед носом не маячила?

Капец. Сиди и жди. Сколько сидеть? Пока девочки не закончат? А если мне в дверь будут ломиться? За ручку дёргают так часто, что у меня глаз уже дёргается. Всё жду, когда замок не выдержит и хрустнет. Сама бы вызвала такси, но как мимо них проскочить? Отмахиваясь дезодорантом?

Жесть. Это ж надо было так попасть… Не отдавая себе отчёта ищу в списке контактов номер на который думала, что никогда в здравом уме не позвоню. Я даже не знаю, рабочий ли он до сих пор. Может симка давно потеряна.

Нет. Гудки идут. Долгие, томительные. Время позднее, но он же обычно не ложится раньше рассвета. Уже отчаиваюсь, когда вызов принимают. На заднем фоне женский смех и мужские голоса. А ещё шум приглушённой музыки, какой бывает в барах.

— Что? — этот вечно недовольный голос можно узнать из миллиона. Сложись другая ситуация и не будь у нас сегодняшнего странного перемирия, клянусь, никогда бы не попросила его о помощи, но в данную секунду мне плевать, какие последствия это может за собой повлечь и как долго после придётся слушать желчное ехидство. Лишь бы не отказал. Лишь бы оказаться отсюда как можно дальше.

— Я знаю, ты мне ничего не должен, но можешь забрать меня? Пожалуйста.

Глава 5. Новый клиент

Зои

В машине звенящая тишина. Не смотрю на Илью, отвернувшись к окну и без особого восторга разглядываю подсвеченный Деловой центр «Москва‑Сити». В ночных сумерках стеклянные башни выглядят действительно эффектно, но восхищаться ими нет настроения. Меня всё ещё потряхивает, хоть и потихоньку уже отпускает.

Восемнадцать минут.

Князеву понадобилось ровно восемнадцать минут, чтобы после томительного молчания в трубке на мою просьбу и его короткого в ответ: «Адрес», приехать. Я не знаю, где он находился, но вряд ли в том же районе. И всего восемнадцать минут…

Всё это время я продолжала подпирать раковину. На тот момент долбиться перестали. Наверное, поняли, что перегнули палку. Я слышала как вернулись обратно девчонки, но всё равно не выходила, сославшись на то, что меня тошнит. А меня и правда подташнивало. От отвращения за ситуацию. Больше никогда. Ни единого выезда. Ни за что на свете. Хоть стреляйте.

Даша с Леной тоже что‑то пытались бормотать приглушённо через запертое препятствие в стиле: «да ты задрала, чё ты нас позоришь?», но я их не слушала. Даже воду в кране включила. Смотрела как она закручивается в сливе и ждала. Чего‑то. Кого‑то.

Телефон, который стискивался в побледневших пальцах, едва не плюхнулся в воду, когда в дверь долбанули с такой силой, что петли чудом не вырвались с корнем. Явно с ноги прилетело.

— Выходи, принцесса, — никогда в жизни бы не подумала, что буду до такой степени рада слышать его голос.

Ноги ватные, но лечу к Князеву, аж запинаюсь. Он ждёт меня за дверью. С моим пальто, взятым с вешалки в прихожей. Холодный, равнодушный, как и всегда, но сейчас невероятно желанный.

— Уходим из этого притона, — сухо бросают мне и направляются к выходу, не оборачиваясь. Семеню на дрожащих коленках за ним, стараясь не запутаться в высоких каблуках.

Успеваю мельком заметить через широкий арочный проём притихшую компашку. Именинник скулит на диване, зажимая окровавленное лицо. Девочки суетятся, протягивая ему салфетки и провожают меня взглядом: «ну ты конченая, конечно». Остальные несостоявшиеся донжуаны вообще головы в нашу сторону не поднимают. Их резко заинтересовали собственные носки.

— Ты его ударил? — спрашиваю я.

— Да не, — отмахиваются безразлично. — Это он с косяком поцеловался. Когда впускать не хотел.

Ага. Хороший косяк попался. Татуированный. Ещё повезло, что в сознании остался. Рядом с широкоплечим богатырём Ильей горе‑именинник смотрится тощей тростинкой, которую двумя пальцами можно сломать.

— Плохо, — вздыхаю не то, чтобы с огорчением, но всё же. — Если нажалуется, мне влетит конкретно.

Выходим через распахнутый настежь выход и идём к калитке, за которой дожидается заведённый мерс. Передо мной открывают дверцу пассажирского.

— Ты сама позвонила, — резонно замечает Князев, нетерпеливо дёргая подбородком. Типа, садишься или чё? — Я могу уехать один.

Молча залезаю в салон и с этого момента вплоть до дома мы больше не произносим ни слова. Лучше бы говорили, потому что появляется ненужная возможность поразмыслить и прийти к выводу, что это, ребята, полный кабзец. Наверное, я погорячилась, вызвав подкрепление.

Сейчас, когда страх чуть улёгся, понимаю, что так дела не делаются. Не то, чтобы речь шла о профессионализме, просто так нельзя. Но сложно думать здраво, когда сидишь на панике. В такие моменты всё происходит интуитивно. По наитию. Ведь если бы не сегодняшнее «подвешенное» перемирие у меня бы и мысли позвонить Князеву не возникло. А если бы он до сих пор оставался в Штатах? Чтобы тогда? Как бы я выкручивалась?

Знаю, как. Попросила бы девчонок поменяться, доплатила бы им в конце концов самолично, чтоб они и эту троицу удовлетворили. И разошлись бы все тихо и мирно. А теперь вот придётся расхлёбывать.

Заезжаем во двор и паркуемся частично на тротуаре, потому что все остальные места заняты. Илья задерживается, что‑то проверяя в бардачке, а я не жду его и понуро поднимаюсь в квартиру. Прямо в обуви прохожу в комнату, закрываюсь, стаскиваю пальто и с тихим скулением сползаю по стеночке. В ванной я не плакала, адреналин мешал, теперь же чувствую на коже первые слёзы. Слёзы жалости к себе.

Слышу, как копошатся в коридоре и звенят ключами. Вернулся. Сижу не двигаясь, прислушиваясь к тяжёлым шагам, но вздрагиваю, когда ко мне без стука заходят, застывая на пороге.

Стоит, смотрит. Согласна, жалкое зрелище.

— Ну и чего ревём? — пренебрежительно взлетает густая бровь.

Торопливо подтираю мокрые щеки.

— Не твоё дело.

— Выбрала работу шлюхой, пожинай плоды.

Злобно стаскиваю с себя и бросаю в него сапог, но промахиваюсь с неудобного положения. Впрочем, разве я рассчитывала на другое? Знала же, что яда не избежать.

— Отвали.

— Да. Отличный вариант вместо «спасибо». Всё в твоём духе, — Илья собирается уйти, но я тихо окликаю его, зарываясь пальцами в залаченные локоны.

— Ты прав. Спасибо.

Секундная тишина.

— Что‑что? — уточняют самодовольно.

Наслаждается, зараза. Смакует.

— Спасибо, — повторяю громче. Удивительно, но благодарность не застревает в горле. Она искренняя. Когда в последний раз я говорила ему что‑то подобное? Пытаюсь вспомнить, но не могу. Давно. Очень давно. Если вообще было.

Смешно, но Князев тоже удивляется такой смиренности.

— И как?

— Что: как?

— Как ощущения?

— Как ощущения: чего?

— Разговаривать по‑человечески. Не дерзить.

— Нормально.

— Так чего раньше не практиковала?

— А ты? Я платила тебе той же монетой.

— А я тебе. Иронично, — хмыкает Илья и снова собирается уйти, но я повторно торможу его.

— За что ты меня ненавидишь?

На этот раз передо мной присаживаются на корточки. Светло‑серые глаза оказываются совсем рядом. Впервые за долгие годы я могу вот так близко его рассмотреть. Тонкая футболка едва сдерживает мышечную мощь, совершенно не прикрывая забитые рукава и уходящие вверх по шее тату. На лбу назревает цветная шишка, но даже она его не портит. Эти резко очерченные скулы и мужественные черты ничего, наверное, не испортит.

Недоумённо цепенею, когда Князев подаётся вперед, подтирая большим пальцем оставшийся след от поплывшей туши на моём лице. Отстраняется, разворачивает ладонь к себе, несколько секунд смотрит на подушечки пальцев и буднично стирает то, что увидел ленивым движением. После чего снова переводит взгляд на меня.

— За то, что ты есть, — говорит так просто и спокойно, будто очевидней истины не бывает. И правда. Как я сама‑то не допендрила?

Его прямолинейность заводит в тупик. Что на это можно ответить?

— Хм… — прикусываю губу, чтобы сдержать истеричный смешок. — Благодарю за искренность. Мне прямо сейчас идти топиться в колодце, чтоб облегчить твоё существование?

— Зачем же? Пока повременим, — меня щелкают по носу, отчего я изумлённо ойкаю и преспокойно поднимаются на ноги. Клянусь, я только что видела промелькнувшую улыбку! Улыбку! Этот человек умеет улыбаться, когда я рядом?

Настолько опешиваю, переваривая новую для себя информацию, что пропускаю момент, когда остаюсь одна. Ненадолго. Илья снова появляется в поле зрения. Теперь уже озадаченный.

— Я так и не понял. Это мудачьё успело что‑то сделать? — отрицательно качаю головой. — Точно? — теперь киваю. — Ок. Если что‑то было, не молчи. Я вернусь и вырву им ноги.

Он уходит окончательно, а я всё сижу и таращусь в одну точку, пытаясь утрамбовать его слова, которые упорно не хотят утрамбовываться. Никак. Хоть прыгай на них зайчиком, хоть матерись.

Поразительно, но гневных сообщений с работы на следующий день в духе: «ТЫ УВОЛЕНА» не приходит. Может потому что смена только послезавтра и админша хочет лично выплюнуть их мне в лицо, давясь от удовольствия? Но нет. В субботу заступаю в привычном графике и вот уже несколько часов никто меня не трогает.

Странно. Очень‑очень странно. Даже если парни не рассказали о произошедшем, что само по себе вызывает недоумение, то Даша с Леной, руку готова дать на отсечение, уж точно не упустили бы возможность наябедничать. Однако факт остаётся фактом — разбора полётов явно не планируется.

Страннее становится лишь когда я вижу в зале Князева. Сидит один, за дальним столиком. Весь такой незаинтересованный, будто шёл в магазин за хлебом, но почему‑то оказался здесь. Однако нет‑нет, но поглядывает в мою сторону.

Что он тут забыл? Мы с ним с того раза больше не разговаривали. Даже «добрым утром» не обменивались. Да и в принципе почти не пересекались в квартире. А тут притащился. Ещё и без пёсиков. У свиты выходной? А он им оплачивается?

Его присутствие дико напрягает, что сказывается на работе. Как расслабишься, когда знаешь, что за тобой целенаправленно наблюдают? Да я этот взгляд чувствую кожей. Он словно налипает невидимым слоем и сковывает движения. Не грохнуться бы, вот позорище будет.

Когда становится совсем невмоготу и последний час я просто‑напросто старательно делаю вид, что ничего не замечаю, меня подзывают к себе, сообщая, что заказан приват и клиент уже ждёт. Клиент? Выискиваю среди столиков Илью и не нахожу. Блин. Только не это. Неужели решил повторить свой тупой прикол?

С плохим предчувствием иду к нужной кабинке, но зайти решаюсь не сразу. Так, Крамер. Вдох‑выдох. Походка от бедра, спина прямо, плечи расправила, на лице обворожительная улыбка. Обворожительная, я сказала! Не забываем включить непрошибаемую невозмутимость. Хочет дальше играть, значит, поиграем.

Решаюсь и захожу в приторно пахнущее от распыляющихся ароматических спреев небольшое помещение, утопающее в сиреневой подсветке и полупрозрачном коконе из тюлей. Именно он и мешает сразу рассмотреть того, кто сидит на софе. Уже готова отпустить шуточку про «пора тебе получить скидку постоянного посетителя», но из открывшегося рта так и не выскакивает ни звука.

Нет. Это не Илья.

На софе сидит весьма привлекательный субъект. Постарше меня, но ненамного. Светловолосый, в костюмчике. При деньгах, судя по часам на руке. Не Ролекс, конечно, но тоже фирма кошерная. Его лицо мне смутно знакомо, вот только вспомнить не могу. Точно не из постоянных.

— Привет. Надеюсь, ты ознакомился с прейскурантом. Я не раздеваюсь. В случае недопонимания мы подберём тебе другую танцовщицу.

Озвучиваю это каждому новому клиенту, чтобы потом не получилось: время потрачено, деньги уплачены, а желаемого не получено. Дайте‑ка книгу жалоб. Не надо мне таких заметок. За них тоже потом из зарплаты вычитают.

— Не надо другую. Я именно к тебе, — улыбается он.

— Что ж. Это приятно, — согласно киваю и уже направляюсь к шесту, играючи двигая бёдрами, но меня тормозят.

— Не нужно танцевать.

О, как. Изящно всплескиваю руками как бы говоря: а что тогда от меня требуется?

— Ты меня не помнишь, да?

Вопрос приводит в замешательство.

— Прости, — кокетливая улыбка обязана смягчить ответ. Чтобы клиент не обиделся. Он же сюда расслабляться приходит, а не получать моральные оплеухи. Лебезение — второе, что я ненавижу в своей работе. После выездов. — Если несложно, напомни. У нас в клубе много мужчин бывает, а девичья память так коротка.

— Зато я тебя запомнил сразу, — парень достаёт из кармана розовую кружевную подвязку. Мою подвязку.

Меня осеняет. Точно. Вот теперь я его вспомнила! Он не так давно купил её. За пятнадцать косарей. Пятнадцать! Косарей!

Продавать свои вещи — ещё одна ходовая тема в нашем заведении в попытке развести на деньги. И не только вещи. Что угодно. Чулок, поясок. Даже обычную салфетку с отпечатком помады. Обычно схема работает, когда посетители уже прилично набрались, но этот тип, помнится, по трезваку небрежно достал деньги, положил на столик и легкомысленно так уточнил: ещё?

Мне тогда совесть не позволила сказать: «а давай». С вычетом процента организации, нежданно обрушившиеся на меня чаевые потом ушли на новёхонькие стрипы, потому что туфли стаптываются очень быстро. Буквально за месяц. А я ещё и с рук беру.

Честно говоря, этот парень мне и тогда приглянулся. Было в нём что‑то… притягивающе. Улыбка. Расслабленность. Глаза. Мягкие такие, добрые. Обычно мужики смотрят на танцовщиц как на мясо: чистая похоть. Несложно догадаться, как и в каких позах они мысленно имеют каждую девушку. Этот же смотрел иначе. Вот только в клубе реально столько мужчин за ночь проходит, что невозможно запомнить каждого. Образы быстро стираются и смазываются.

— Вот теперь помню, — улыбаюсь я уже куда естественней. — Привет.

— Привет, Либен.

Смеюсь с собственного псевдонима. Совет #4, всегда выбирайте псевдоним. Незачем сторонним знать твоё настоящее имя. Моё звучало бы максимально нелепо, если бы не являлось некой игрой слов. Имя «Зои» означает «жизнь», у меня немецкие корни, а по‑немецки «жизнь» — «leben». Вот и вся нехитрая математика. Анжелами и Марианнами, как любят окрещивать себя другие девочки становиться не хотелось, слишком уж примитивно. Пришлось импровизировать.

— Присаживайся, — по свободному месту рядом с собой призывно похлопывают. — А то мне неловко.

Ему неловко?! Я стою перед ним в нижнем белье с обнажёнными задом, который прикрывают лишь колготки в крупную сетку. Топ, конечно, как бы есть, но он тоже в сетку, так что можно считать, что его нет.

Ладно. Просит, не вопрос. Присаживаюсь аки леди. Только леди не закидывают ногу на ногу. Для них это моветон.

— Да оставь ты всю эту наигранность, — качает головой парень. — Я к тебе не по работе пришёл.

Ок. Расслабляюсь, забивая на осанку и пристраиваюсь поудобнее, подвернув колено и обхватывая лакированную туфлю, чтоб не соскальзывала с обивки.

— А как пришёл?

— По‑человечески. Извиниться хотел.

— За что?

— За своих знакомых, — непонимающе хмурюсь, намекая, что мальца не врубаюсь. — Тех, что вас заказывали на днюху.

Моргаю раз. Потом второй. И снова до меня доходит с пугающей заторможенностью. Да. Точно. Он ведь когда покупал подвязку был не один. С компанией. Вот только других я уж точно ни за чтобы не вспомнила. Даже не смотрела на них особо.

— Ты про имбецилов с атрофированным мозгом? — удивлённо хмыкаю я. Эти ущербные создания его знакомые? Печалька.

— Про них.

— Гусь свинье не товарищ, — козыряю я знаниями народных пословиц.

— Да мы и не товарищи. Они так, коллеги по работе. Мы здесь вроде как на корпоративе тусили. Они тебя тоже приметили. Вчера всему офису хвастались как погуляли и каких девочек заказывали.

Мило. Шучу, конечно. Прозвучало мерзко.

— Как рожу расквасило виновнику торжества тоже рассказали?

— Нет. Об этом Тимоха решил не распространяться. Но его распухшую морду мы заценили, да. Так и поняли, что что‑то да было. Твоих рук дело?

— Отчасти, — уклончиво качаю головой, но подробностей от меня и не требуют.

— В общем, — продолжает собеседник. — Я вчера общался с твоим начальством. Извинялся за идиотов. А сегодня хочу лично перед тобой. Тоже вчера бы извинился, но тебя не было.

С начальством?! Так вот почему меня никто не трогает?!

— Спасибо, — вот от всего сердца, по‑братски. — Прям спасибище. Я была уверена, что меня уволят.

— Не уволят. Не из‑за них точно, — парень смущённо морщится, словно боится меня обидеть. — Хотя работка‑то не сказать, что такая уж ценная.

— Кому ты рассказываешь, — только и могу, что закатить глаза, давая понять, что я того же мнения.

— Тогда зачем?

Ну вот, началось. Это, наверное, самый любимый вопрос тех, кто приходит не только посмотреть, но и поболтать.

— Извини, но личным я с незнакомыми людьми не делюсь.

— Сейчас исправим, — мне протягивают руку. — Витя.

— Приятно познакомиться, — обмениваемся рукопожатием. — Витя.

Молчание.

— Даже своё имя не назовёшь?

— Увы.

— Из принципа?

— Из политики конфиденциальности.

— Но если бы встретились где-нибудь в кофейне, сказала бы? — продолжает допытываться Витя. Вижу, к чему он клонит.

— Возможно.

— Тогда завтра, в семь?

Ха. Шустрый малый. Что и следовало ожидать. Это столько раз уже было, что я сбилась со счёта.

— Вынуждена отказаться.

— Почему?

— Я не встречаюсь с клиентами.

Честно? На самом деле я с удовольствием бы укатила с ним. И, возможно, даже к нему. В конце концов, мы не в том возрасте, чтобы играть в недотрог, но нет. Не хочу смешивать работу и личную жизнь. И не верю в романтические сказки из разряда: пришёл, увидел, влюбился, забрал в свой дворец и плевать, что ты раздеваешься за деньги. Ты всё равно станешь отличной мамой для наших четырёх мальчиков.

Нет, ребят. В таких местах любовь не ищут. Тут ищут другое, а стандартное клише:

«стриптизёрша — значит по умолчанию тупая и сто пудово даст» только подстёгивает азарт, и укрепляет предрассудки о лёгкой добыче.

— Так я не клиент, — замечает Витя.

— Клиент.

— Что сделать, чтобы перестать им быть?

— Перестать ходить сюда.

— Не вопрос. Тогда согласишься на встречу?

— Нет.

Собеседник подпирает голову кулаком, локтём фиксируя положение руки на спинке софы.

— Принципиальная, да?

— Нет, — это «нет», в отличие от первого, сопровождается едва сдерживаемой улыбкой.

— Ладно. Я понял. Будем брать измором.

— Не стоит.

— Поздно. Я уже загорелся.

Сидим. Молчим. И смотрим друг на друга. Я едва сдерживаю смех. Он в открытую улыбается. Фоном играет музыка. Хм…

— Так тебе станцевать или нет? — спрашиваю я. — Время-то скоро закончится.

— С учётом того, что в ближайшие дни свидания мне явно обламываются, не стоит.

Это будет жестоко. Я ещё с прошлого раз не отошёл. У тебя обалденная пластика.

Занималась пол дэнсом?

— Художественной гимнастикой. Танцовщицы из пола не пойдут в такое место. Это ниже их достоинства.

— Художественная гимнастика. Отлично. Вот видишь, уже начинаем тихонько знакомиться. Скоро и до имени дойдём.

Из меня таки вырывается смешок. Он забавный. Но дальше разговор не идёт.

Снова молчим. И снова глаза в глаза. Не скажу, что это напрягает, совсем наоборот, но в каждой приват-комнате стоят камеры и за нами наблюдают. Как бы потом по шеям не надавали за бездельничество.

— Так и будем сидеть? — снова первой подаю голос я.

— Я бы посидел. Даже продлил бы ещё на полчасика. Или на час. Мне нравится тобой любоваться. Ты красивая.

Смущённо отвожу взгляд. Не буду отрицать, комплименты всегда приятно слышать. Хотя бы потому что раньше они перепадали мне не так уж и часто. В подростковом возрасте особой популярностью я не пользовалась. Уродкой не была, конечно, но и ничем не выделялась. Плюс, благодаря Илье, в школе даже редкие ухажёры рядом со мной надолго не задерживались.

Любого смельчака быстро засмеивали, и он сливался. Ладно бы просто сливался, так потом скоренько перекочёвывал на сторону врага и вместе с остальной сворой дразнил уродкой и ботаничкой. Я не обижалась, выслужиться ведь перед хозяином надо. А то изобьют после уроков.

В старших классах стало полегче, но аура Князева даже в его отсутствие настолько въелась в школьные стены, что до выпуска пила у меня кровь. С поступлением в универ появилась долгожданная свобода, но по коридорам ходило столько расфуфыренных богатеньких красоток, что я на их фоне тупо терялась.

Не скажу, что прям сильно страдала от комплексов, однако уверенности в себе не хватало. Ещё одна причина, помимо плавающего графика и возможности побыстрее заработать, почему я пришла в этот бизнес. Как вызов самой себе. И желание сделать полный апгрейд.

Первые смены было максимально неуютно и неловко. Рядом с другими девчонками, харизма которых просто сражала наповал, я смотрелась гадким утёнком.

К концу первой недели было даже нестерпимое желание послать всё к чёртовой матери, но я вовремя себя притормозила. Эй, да я тут единственная, кто что-то реально умеет! Столько лет в гимнастике не прошли даром. И если остальные танцовщицы просто сексуально тёрлись об шест, я-то могла показать уровень!

Простенькие, но эффектные трюки с поддержкой и сексуальной растяжкой получились не сразу, мышцам пришлось заново вспоминать тренировки, но когда появился первый результат стало понятно, что всё не зря. Моторчик завёлся и его уже было не остановить.

Начали подтягиваться клиенты — начала расти долгожданная уверенность. Чем больше внимания я заполучала, тем более дерзкой становилась подача. Тем более раскрепощённой становилась сама. Во внешности в том числе. Собственно, волосы стали розовыми тоже по этой причине, и полагаю, Гордеев словил свой радар на меня именно из-за них. Раньше-то мимо проходил и не замечал.

А теперь вот ко мне с регулярной периодичностью подкатывают, но мозгов, благо, хватает понять, что не стоит принимать плевел за зёрна. Грош цена таким знакам внимания. И хоть Витя выглядит вполне себе нормальным, но так быстро прыгать к нему в койку я не собираюсь.

Он, наверное, ждёт от меня ответа.

— Можешь любоваться… — оборачиваюсь на маленькие часики возле стереоустановки. — Ещё семь минут.

— Да ладно. А то ещё решишь, что я маньяк-фетишист, — усмехается он, вставая с места и галантно подавая мне руку. Словно только этого и дожидаясь в его кармане звонит телефон. — Прости. Надо ответить.

Надо так надо. Из кабинки выхожу одна. Далеко не убегаю, надо ведь попрощаться с клиентом всё из тех же соображений хорошего тона, так что лишь заворачиваю за угол в зигзагообразном коридорчике, зависая у зеркальной стены и поправляя слегка поползшие стрелки.

Пока стою, из соседней кабинки появляется одна из девочек, Памела. По паспорту вроде Алина. Проходит мимо, грациозно цокая каблуками, быстро скрываясь за портьерами. Всё бы ничего, но следом из той же комнаты появляется Князев.

Ах, вот оно как… Ну теперь понятно, где он потерялся. Илюша явно не очень доволен тем, что я его палю. Вероятно, потому что знаю, для каких целей обычно используется именно эта кабинка и какие бонусы предлагает Алина в индивидуальном порядке.

— Развлекался? — ехидно интересуюсь я.

— Пришлось, — не менее ехидно парируют в ответ. — Раз уж ты не оказываешь соответствующих услуг. Смотри, а то так всю клиентуру растеряешь.

Сарказм? Если да, то прям дерьмовый.

— Такую, как ты? — не остаюсь в долгу. — Сильно не опечалюсь.

Илья тормозит позади, ловя в отражении мой взгляд.

— Всё? Осмелела? Опять скалить зубки потянуло?

А я виновата, что он для меня как красные боксёры для быка? Меня от одного его присутствия так и подмывает выцеживать яд. Так натренировал, что теперь невозможно переучиться.

— Князев, что ты забыл здесь? — обречённо вздыхаю я. — В городе десятки подобных заведений, но тебя упорно тянет именно сюда.

— А ты? — демонстративно кривится Илья. — Звонишь вся в соплях, потому что тебя едва не изнасиловали, а потом опять голым задом виляешь как ни в чём не бывало? На ошибках совсем не учишься? Понравилось? Хочешь повторения? Или тебе это нравится? Новые ощущения, собственная значимость?

Прикол, но его слова не задевают. Я и сама прекрасно догадываюсь, как со стороны всё выглядит.

— Думаешь, всё обо мне знаешь?

— Поверь, ты не такая сложная, какой хочешь казаться. Девушки весьма однообразны по своей сути.

Ауч. Да он прям решил размазать меня по бутерброду. Правда опять мимо.

— Будто парни устроены иначе. Женатые, влюблённые, холостяки — вы всегда возвращаетесь. Раз за разом. В надежде получить то, что не можете получить от своих благоверных.

— И что же это?

— Свободу своим фантазиям.

— Правда так считаешь?

— Хочешь сказать, это не ты сейчас вышел из комнаты, оплачивающейся по двойному тарифу? Бесплатный секс уже не котируется?

— Ты удивишься, узнав как заблуждаешься.

Круто разворачиваюсь к нему.

— А давай, — с вызовом скрещиваю на груди руки.

— Что?

— Удиви меня.

Секунда. Две. Три.

— Да без бэ, — ойкаю, когда меня перехватывают за шею, вдавливают спиной в зеркало и… целуют.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Шестнадцать лет назад


Сестра? Ему называть её сестрой? Да перебьётся! Никогда этого не будет!

Она думает, что он её ненавидит. И она права. Ненавидит. Ненавидит за то, что она появилась в их доме. За то, что вмешалась в их жизнь. За то, что его заставляют говорить всем, что она член семьи.

Не может она быть членом их семьи! Ведь тогда он не сможет на ней жениться. На сёстрах не женятся, так мама когда-то говорила. А он-то уже всем пацанам во дворе последний год хвастается, что нашёл себе невесту! Может если он попытается её вытравить, она съедет и тогда всё снова станет как прежде?

Да, точно! Её отсюда просто необходимо выгнать. Пусть поживёт где-нибудь в другом месте, а когда вырастет, он возьмёт её замуж. Как и положено.

* * *

Пятнадцать лет назад


Жениться на этой гадине? Да ни за что! Она же просто чудовище. Она его бесит! С ног до головы, каждой секундой своего пребывания рядом. Бесит, что её всегда жалеют. Бесит, что все всегда на её стороне. Бесит, что ей всё вечно спускается с рук.

Это она разбила телевизор, когда пыталась его догнать и задела шнур.

А обвинили его! Наказали. Отобрали приставку на неделю. За то, что он якобы её обижал. А он не обижал. Он лишь тайком пытался подкинуть ей записку в портфель. Она это увидела и подумала, что он в нём рылся. Нажаловалась.

Ябеда!

Ух, глаза б его её не видели!

* * *

Четырнадцать лет назад


Бесит, бесит, бесит!

Бесит, что родители нянчатся с ней как умалишённые.

Бесят, что вечно ей потакают.

Бесят, что постоянно принимают её сторону.

Бесит, что она упорно ничего не замечает и не понимает его намёков. Ду-у-ура!

* * *

Тринадцать лет назад


Дура тупая! Ну вот почему она такая тупая, а? Зачем ей сдался этот идиот Верёвкин? Ходит с ним за ручку, улыбается, портфель свой даёт таскать. Тьфу, блин!

Он вне себя от гнева, даже не осознавая в столь раннем возрасте, что чувствует самую обычную ревность. Да и как ей не быть? Ведь она на него и не смотрит. Его для неё не существует. Ни в школе, ни дома. Чтобы привлечь её внимание, приходится идти на любые ухищрения. На любые подлянки, потому что только их она и не может игнорировать. Всё остальное мимо!

Да он три проклятых дня делал из оригами эту дурацкую розовую розу, которую во время физкультуры спрятал в её шмотках в раздевалке, а она подумала, что это от Верёвкина! ВЕРЁВКИНА! Да этот осел даже кораблик сделать не сможет нормальный. Вечно получается какая-то Чупакабра.

* * *

Двенадцать лет назад


— Ненавижу!

— Бесишь!

— Было бы лучше, если бы тебя не было!

Эту карусель уже не остановить и с неё не спрыгнуть. Он должен соответствовать своему статусу. Чтобы его не засмеяли одноклассники.

«Сопливых мямлей» в школе не любят, потом так загнобят, что из «лидера» быстро вылетишь в лузеры. А он лидер.

Игра в ненависть с каждым днём набирает обороты, превращаясь в масштабную войну на которой не щадят ни калек, ни раненных. Потому что это отчасти весело. Потому что это возможность находиться рядом с ней даже после того, как их разделили после экзаменов по разным классам.

А ещё ради того, чтобы поверили другие. Они уже верят, нужно лишь поддерживать легенду. Он и сам не замечает, как стремительно заигрывается…

* * *

Одиннадцать лет назад


Он караулит её у гимнастической школы вместе с ребятами, чтобы поиздеваться. Он достаёт её дома. Они вечно дерутся, ругаются, строят друг другу козни, подставляют подножки, отвешивают затрещины и кричат о том, как ненавидят друг друга.

Эта война настолько затянулась, что он уже и сам верит в то, что кроме ненависти ничего другого нет и не было. Разбитое окно в столовой, походы к директору как к себе домой, еженедельные срывы занятий, её вечные ссадины, расшибленные в кровь коленки и слёзы… Для отца последней каплей становится несчастный случай на лестнице во время перемены. Ну так он же не специально.

Кто знал, что она оступится в своих туфельках?

Теперь его ждёт кадетская школа. Он туда не хочет, но его мнение уже ничего не значит. Ну и ладно. Зато её рядом не будет.

* * *

Четыре года назад


Семь лет — немаленький срок. За это время много чего случилось. Он повзрослел. Появились новые интересы. Первые отношения. Первый секс. Жизнь вырулила совсем в другое русло и старые детские склоки теперь казались такими глупыми. Где-то неправильными. И, наверное, местами мальца всё же жёсткими.

Хотя обида за обделённое родительское внимание, конечно, ещё осталась. То, что они не приехали на выпуск сильно его задело, ну да это он переживёт. Сделает вид, что ничего особенного. Это раньше начал бы огрызаться и злиться, а сейчас уже почти всё равно.

Повзрослел не один он. Она тоже изменилась. Пока шло обучение на расстоянии они виделись редко: лишь в короткие осенние и весенние каникулы, а на лето она почти всегда уезжала в спортивный лагерь на море. На свои соревнования.

Поэтому только окончательно вернувшись домой он впервые мог в полной мере оценить, насколько она похорошела за это время. А ещё слишком скоро понять, что первая безответная любовь самая живучая дрянь на планете. И хоть фиктивный статус «брата и сестры» уже давно ничего не значил и никого не пугал, имелись другие препятствия. Для неё он навсегда был и останется монстром, что портил ей существование. Тот, кого она презирает и на кого никогда не взглянет иначе. Ему дали это понять предельно чётко.

Гормоны, горячая кровь, немного чувство вины… Он решился. Решился на признание. Написал на асфальте розовым мелом три заветных слова. Собирался сказать это лично тем же вечером, пока… Пока не увидел, как она целуется с каким-то пацаном. На этой самой надписи. Грязной подошвой по всем его чувствам.

Это такой знак, да? Символично. Что ж. Видимо не судьба. Ненависть, значит ненависть. На чём остановились, на том и продолжим. Так даже проще. У каждого своя дорожка. И его явно не рядом с ней. Именно тогда и принимается решение уехать за океан. В попытках свалить как можно дальше.

С глаз долой, из сердца вон.

Глава 6. Вите надо выйти

Князь

Поцелуй долго не длится. Ожидаемо прилетает пощечина. Добротная такая, со звонким шлепком.

— Ну как, удивил? — усмехаюсь, разминая занывшую челюсть. Хорошо. Очень хорошо. Будь иначе я бы разочаровался.

— Совсем ополоумел?!? — Зои брезгливо вытирает губы, пытаясь, по всей видимости, стереть их с лица насовсем. Практически отплёвывается. А вот это уже обидно. Будто с бомжом поцеловалась.

— Ну а чё такого? Сама говоришь, мы тут ради своих фантазий. Я вот, может, всегда мечтал зашпилить сестру.

— Ты больной!

— С чего это? Мы ж не родня. Вот была б родня, тогда реально не очень.

— Идиот!

— Заканчивай с оскорблениями, принцесса. И просто получай удовольствие, — кайфую с того как её бомбит. Вся запунцовела от злости. Синьорита Томатка.

Меня яростно отпихивают от себя. Ну-ну. Пусть с разбега попробует, тогда ещё есть шанс.

— Больше никогда не смей так делать!

— Как? Так? — хватаю её за плечи и снова притягиваю засасывая. Извивается, брыкается, бубнить чё-то пытается, но с посторонним языком во рту это не особо получится. Правда Зойка находит выход из положения.

Изумлённо отступаю на шаг. Ай! Укусила! Укусила!

— А если я цапну? — проверяю нижнюю губу на наличие крови. Вроде нет. А, не.

Есть. Вот же… — Так цапну, мало не покажется.

— Князев, ты башкой как, нигде не ударялся? — шипит Крамер. Ну сто пудово гадюка. — Тебя не доимели? Давай позову Памелу обратно.

Бррр… Чур её с такими предложениями. Я вот только шлюхам на себя залезать не разрешал. Куда ни шло заплатить за эстетическое удовольствие, это я понимаю, за эротический массаж опять же в целом можно, но за секс? Это ж как надо отчаяться?

Не, то, что она, конечно, думает именно в этом направлении в данный момент как нельзя кстати. Пусть думает. Незачем Зойке знать, что я… расспрашивал. Про неё.

Правда много не узнал, так что деньги оказались спущены на ветер. Да и время потраченное никто не вернёт. Девка-то туповатая досталась. Хоть и красивая. Это не поспоришь, да.

— Давай лучше ты. Как раз должок вернёшь.

Ха. Какое недоумение.

— Какой должок?

— Как какой? Плату за помощь, принцесса. За то, что из башни с перевозбудившимися дохляками вытащил. Неужели думала одним спасибо отделаться?

Сколько презрения в глазах.

— Шутишь, да?

— Возможно, но это не точно, — желчь при нашем общении лезет сама. Я ей давно уже не управляю. Наверное, потому что так проще. — Так что приват ты мне торчишь.

Я взял на заметку. Под настроение самое то.

Стебусь, конечно. Если бы я и взял с неё приват, то только с продолжением. Всё остальное — впустую дразнить себя, а оно мне надо? Достаточно одного её внешнего вида. Ну просто кровь с молоком. Хорошо по дому так не ходит, а то было бы не избежать жалоб за сексуальные домогательства. Хотя… воображению парочка тряпок не помеха.

— Ты аморальное животное.

Это мне официальный статус поставили? Ну ок. Не самый паршивый. Бывало и хуже.

— О моих достоинствах поговорим дома. Во сколько заканчивается твоя смена?

— Тебе какое дело? — руки в бока упёрла и только что не фырчит. Горделивый, колючий ёжик.

Ловлю её за подбородок, притягивая к себе.

— Харе грубить, — строго щурюсь, игнорируя сладкий клубничный аромат, витающий в воздухе. — Могу ведь и наказать.

Принцесса вырывается, но сопроводить всё очередным едким замечанием не успевает. На горизонте нарисовывается третий лишний. И что за поц? Какой-то щегол в костюмчике. Такие обычно в квартиры стучатся и противным голоском пылесосы втюхивают.

— Всё нормально? Он к тебе пристаёт?

Ну зашибись. Тоже мне рыцарь выискался. Других дел нет, надо нос свой обязательно сунуть?

— Всё хорошо, — хмуро отвечает Зои, пользуясь возможность и пятясь от меня.

— Точно? — не унимает костюмчик. Дотошный гад.

— Точно-точно, — огрызаюсь я. — Тебе ж сказали: топай, куда шёл.

— Я не с тобой разговариваю.

Да что ж ты такой раздражающий!

— Так ты поговори.

— Мне с тобой не о чем разговаривать.

— Тогда и не лезь в дела семейные.

— Семейные? — удивляется настырный тип.

— Витя, всё нормально. Просто иди, — просит Зои.

Ля, она его ещё и знает?

— Да, Витя, — поторапливаю его. — Просто иди. Как в песенке, помнишь? Вите надо выйти.

Шутейка ему не заходит.

— Сейчас ты выйдешь.

— Это угроза?

— Предложение.

Сам напросился.

— Ну пошли, — охотно соглашаюсь. Чё бы не выйти, когда так просят. — Выйдем.

— Я позову охрану! Оба, успокойтесь! — активизируется принцесса. — Князев, не мешай работать. Свали уже куда-нибудь, умоляю.

— Работой? — кривлюсь я. — Ты серьёзно называешь это работой? Хотя, конечно, да. Ублажать озабоченных приматов — такое важное дело, куда б деваться.

— Илья, пожалуйста! — прям просит она, глотая насмешку. Видно, что не хочет распалять ситуацию. — Мне не нужны штрафы.

Хм. Меня аж по имени назвали. Прям шампанское можно открывать.

— Ок, — неохотно, но уступаю. — Дома поговорим. Я жду в машине у входа, — предупреждаю, уже направляясь в основной зал.

— У меня ещё смена не закончилась.

— Значит жду когда она закончится. В машине у входа.

Скорее всего вслед опять летят лишние комментарии, без них она не умеет, но я уже ничего не слышу. Музыка и гул перекрывают. Здесь так приторно душно, что сдавливает переносицу. Быстрее выхожу на улицу, в мартовскую прохладную ночь, за секунды выдувающую из ноздрей малоприятный смердящий коктейль. А в тачке ещё кайфовей. Хоть и взята с пробегом, но перекупил я её в идеальном состоянии. Правда потратил в два раза больше той суммы, что планировал, но не жалею. Не смог удержаться.

Понятия не имею на кой чёрт, но для удобства откидываюсь на водительском кресле, прикрывая глаза. Будто мне больше нечем заняться, кроме как торчать здесь.

Видимо, нечем. Прям чувствую, как мозг начинает топить и увязать во всё этом дерьме. Снова. Хоть что-то в этом мире стабильно.

А ведь хотел всё по лайту. Возвращаясь в Москву был уверен, что пересекаться нам не придётся. Предки было то единственное, что заставляло нас держаться рядом.

А тут они далеко, у неё общага, квартира пустая… Думал я.

Не знаю, что там с общагой. Очевидно, ничего. Иначе бы она давно свалила, не стала терпеть. Умотала бы в тот же день, когда я её шмотки выкинул на лестничную клетку. Надеялся, прокатит. Хрен-то там.

Очевидно, что идти ей некуда. От чего, соответственно, появляется ряд закономерных вопросов. Ответа на которые мне вряд ли дадут. Я не тот человек, с которым Зои будет делиться. Правда судя по тому, что та девка тоже ничего не знает, принцесса в принципе ни с кем не откровенничает.

Радио тихо играет, действуя убаюкивающе. Разумеется, засыпаю. Даже не засыпаю. Больше кемарю: то падаю в сон, то резко из него выныриваю, реагируя на малейший шум. Привычка с кадетского. Так что когда город начинает оживать, увеличивая громкость прохожих и проезжающих мимо машин окончательно оживаю следом.

Уже думал, что упустил эту выдергу, но нет. Ещё минут через двадцать выходит.

Через боковое зеркало вижу, как она кутается в белое замшевое пальто и замечает меня, но демонстративно разворачивается, направляясь в сторону метро, которое только собиралась открываться.

Вот же… строптивая девица. Прям нарывается оказаться в багажнике. А он у меня просторный, номер не хуже люкса. Ей понравится. Если опять вздумает препираться.

* * *

До багажника дело не доходит, но на заднее сидение я её затаскиваю силком. Под озадаченные взгляды ранних свидетелей. Прям вижу, как назревает в их головах желание стать законопослушными гражданами. Прежде чем кто-то успевает набрать 112 уезжаю от греха подальше.

В салоне витает сердитая тишина и знакомый клубничный аромат, от которого крыша прям реально едет. Стараюсь не отвлекаться от дороги, хотя мысли улетают совсем не в ту степь. Перед глазами прочно засело стройное женское тело у шеста в розовой комнате. Последние дни это видение не даёт мне покоя.

Едва мерс тормозит у дома, Зои пулей вылетает из машины и скрывается в подъезде. Ох, как её бомбит. Наверное, я шизанутый дебил, но не могу перестать наслаждаться тем, как она злится, возмущённо топает ножкой и оскорблённо надувает щеки. Есть в этом что-то успокаивающее. Словно вернулся в школьные годы. Где всё было гораздо, гораздо проще. Несмотря на количество дров, что я наломал.

Когда поднимаюсь следом Зои уже запирается в комнате. Могла бы — амбарные замки в ряд повесила, отвечаю. Заперлась и не выходит. Походу избегает.

Да. Точно избегает.

Пока торчу голодный на кухне и ищу чё можно пожрать, но не готовить так как западло — гробовая тишина. Однако стоит только уйти к себе слышу, как тихой поступью крадётся в туалет цветноволосый ниндзя. Смешная она. Благосклонно решаю её не дёргать. Пускай пошухерится, раз так хочется. Расслабится, потеряет бдительность, а я потом такой из-за угла: вобана.

За окном светает. Сна ни в одном глазу, хоть толком и не спал. От нечего делать включаю сериал на ноутбуке, но через пару серий надоедает. С ними у меня особо не складывается. Не хватает терпения, редко когда дальше одного сезона продвигается.

С фильмами легче. Посмотрел один раз и забыл.

Ску-у-ка. Дико скучно. И вроде бы спать охота, да не спится. Ни в какую. А за стеной тишина. Не договорившись с любопытством осторожно заглядываю в соседнюю комнату. Настоящее царство Морфея. Лежит на спине, руки задраны над головой и сладко сопит в обе дырочки. Я бы пристроился рядом, но ледяной душ ещё не изгладился из памяти. Повторно же охоты испробовать его пока не имеется.

Универа сегодня нет, так что изволит почивать принцесса долго, почти до полудня.

Я за это время успеваю трижды кое-как задремать и трижды проснуться. Первый раз от придурошной мусоровозки, которая гремит так, будто ядерная война началась.

Второй от громыхания дворников, решивших, видимо, что в воскресенье никто не обязан спать позже восьми, раз они тоже не спят, а на третий от телефонного звонка.

Ясно, понятно. Доброе утро.

Слышу возню на кухне. Ага. Проснулась. Зои сидит за столом, по-домашнему поджав к груди колени, уплетает бутерброды с колбасой и читает учебник по своей экономике. Меня демонстративно не замечают, даже глаза не поднимают на звук шагов. Это у неё новая тактика? Правда думает, что прокатит?

— Доброе утро, принцесса, — тянусь за лежащим в тарелке бутером, но так, чтобы оказаться над её плечом и словно бы ненароком задеть. Вздрагивает. Напрягается. Ну вот, другое дело. А то нет меня, понимаешь ли.

— Это вообще-то моё, — замечает она. — Сделай себе сам.

— Да ты такая нерешительная, что и так приходится делать всё самому. А я так не люблю. Я люблю, когда девушка проявляет инициативу.

— Ну так в чём проблема? Найти никого не можешь? Или все сбежали, твоего хамства не выдержали?

Пикировочки с самого утра? Одобряю.

— Зачем искать? У меня есть ты. Не переживай, я тебя поднатаскаю. Для начала можем пройтись по азам оральных ласк…

Крамер резво вскакивает с места. Ага, покраснела. Какая стесняшка.

— Озабоченный кролик!

— Обижаешь. Почему сразу кролик? Я не такой быстрый.

— Тебе виднее, — мне кажется, или я слышу в её голосе брезгливость? Э, нет, родная. Так не пойдёт. Чуть больше чувства такта. На такую тему общаемся! Весьма ответственную.

— Можешь сама убедиться.

Делаю шаг к ней. Она отступает на два, натыкаясь спиной на мойку. Ещё шаг.

Пятится до тех пор, пока сама же себя не загоняет в угол. Попалась. Захлопываю ловушку, отрезая пути бегства.

Зои вжимается в столешницу, словно стремится с ней слиться. Пытается сохранить хоть какое-то расстояние между нами. Спрятанная под тонкой маечкой оформленная грудь тяжело вздымается, но не от страха. Тут другое. Волнение? Да, точно. Волнение. Волнуйся, волнуйся, родная. Правильно делаешь.

Цепляю вылетевшую из её хвоста розовую прядь и расправляю как пружинку.

Розовый. Знаю, почему розовый. Её любимый цвет. Во всяком случае был раньше.

— Тебе самому не противно? — нервозно сглатывает она, разглядывая свой педикюр. А в глаза что, кишка тонка? А, смелая ты наша?

— Что именно?

— Твои похабные шутки.

— Почему должно быть противно? — отпускаю прядь и та завивается обратно. — Потому что мы росли вместе? — касаюсь её плеча, медленно скользя вниз по худой ручке. — Потому что я знаю тебя, как облупленную? — обычно мраморная гладкая кожа сейчас шершавая и гусиная. Да у кого-то мурашки от моего присутствия забегали. — Или потому что видел голой? Давно, конечно, но было ведь, — в край столешницы впиваются мёртвой хваткой. Накрываю стиснутый кулачок ладонью. — Или тебя смущает то, что ты мне, типа, сестра? Ну так расслабься, ты ею никогда не была. Ни единого дня… — хочу переплести наши пальцы, но Зои, извернувшись, отталкивает меня и, схватив учебник, пулей летит в свою комнату.

Хлопок.

Усмехаюсь невидимому собеседнику. Какие мы нежные. Увы. Ничего не поделаешь. Привыкай, принцесса. Кое-кого в этой квартире кроет хуже прежнего. И явно не тебя.

Пока размышляю над тем, как бы продолжить её дразнить, снова звонит телефон.

Огурец. Говорит, у знакомых есть неплохое техническое помещение в центре, которое они сдают в аренду. Для будущей тату-студии подходит идеально. И по цене приемлемо. Предлагают к обеду подъехать, глянуть.

Ладно, живи маленькая недотрога. До вечера от тебя отстану. Дело-то небыстрое, тем более что после я ещё планировал доехать до Огурца, в качалку. Он типа и тренер, и частичный владелец. Удобно, когда можно сэкономить на абонементе и на халяву потягать гантели.

Домой возвращаюсь к семи, на всякий случай. Так как Зои обычно на смену ускакивает где-то в этом промежутке, правда работает ли она сегодня я точно не знаю.

С её кривым графиком и чёрт ногу сломит. Идиотская проститутская работа. После той борделевской халупы, из которой я её забрал, начинающая бесить меня всё больше и больше.

Сильнее бесит только то, что произошедшее, как видно, ничему её не научило. Я прекрасно знаю эту гордячку, как и знаю, что я последний человек в списке, которому бы она решилась позвонить. Из чего следует вывод, что больше претендентов на роль «спасителя» у неё не было. И вот что бы она делала, если бы я не приехал?

Поднимаюсь на этаж размышляя о том, как сделать так, чтобы её вежливо попёрли из этого дешёвого притона, раз сама она не торопится. Лифт скрипит и замирает, сообщая что приехал. Достаю ключи, пока с лязгом открываются металлические, исписанные маркером створки, и нос к носу сталкиваюсь с Зои.

Одетую по погоде и стискивающую ручку громоздкого чемодана на колёсиках.

— Далеко ли собралась, девица-красавица? — интересуюсь подозрительно.

— Я съезжаю.

Глава 7. Фантики и Контингенты

Зои

Надежда незаметно улизнуть тает, как клёклый снег под мартовским солнцем.

Вместо этого перед взором вырисовывается хмурое лицо Ильи, выходящего из лифта.

Замирает специально так, что не проскочить в кабинку. Не дождавшись пассажира автоматические двери закрываются, унося скрипуна куда-то вниз, на очередной вызов.

— Интересно. И куда же ты собралась съезжать? — холодно интересуется он.

На вокзал. На лавочку во дворе, главное, чтоб та в другом городе была. В хостел.

Комнату в коммуналке найду, в конце концов. Можно с армянской семьей на пятьдесят человек, где мне выделят крохотный уголок у батареи. Куда угодно. Лишь бы больше ни минуты не оставаться с ним наедине.

— От тебя подальше, — честно отвечаю я.

— Это вряд ли, — колёсики отрываются от пола, и чемодан возвращается в квартиру. Прежде чем успевает созреть шальная мыслишка, что в целом можно сбежать и так, фиг с ними со шмотками, следом хватают и меня. Хватают как карманную собачку, подмышку, утаскивая следом за вещами и с ноги захлопывая за нами входную дверь. Опять ловушка.

— Отпусти! — то ли прошу, то ли пищу я, когда мы оказываемся в гостиной.

— Да как скажешь.

— А-а! — вырывается жалобное при столкновении спины с жёстким диваном. — Сдурел? Нельзя так швырять людей! Они имеют свойство ломаться! — потираю шею.

Кажется она хрустнула, когда башка резко мотнулась. Чуть язык себе не прикусила.

— До свадьбы заживёт.

— Чьей?

— Чьей-нибудь. Нашей, — мою ногу бесцеремонно задирают, чтобы расстегнуть молнию на обуви. Смущённо одергиваю задравшуюся юбку платья, что не остаётся незамеченным. — Серьёзно? То есть всю ночь в трусах крутиться — это нормально, а сейчас стесняешься? — кривится он, принимаясь за второй сапог. Заканчивает. Нетерпеливо щёлкает пальцами, указывая на пальто. — Раздевайся, — это приказ? Ага, разбежался. Не шевелюсь. — Раздевайся, говорю, — тишина. Меня хватают за руки и переводят из лежачего в сидячее положение, насильно стягивая верхнюю одежду.

Молча всё сгребают в охапку и, тормознув на пороге, швыряют в глубину коридора.

Слышу грохот встретившихся со стенкой в прихожей каблуков. Нормально вообще?

— Какого чёрта, Илья? — сижу в глупейшей позе как игрушечная кукла: ноги в стороны, руки в растопырку. Сижу и смотрю на него широко распахнутыми обалдевшими глазами.

— Пояснительную бригаду, — в комнату преспокойно возвращаются, замирая напротив во весь свой богатырский рост. Если бы мы были незнакомы, я бы его боялась. Слишком уж грозно выглядят вздувшиеся мышцы и выглядывающие из закатанных рукавов рубашки татуировки. Такие типажи в фильмах обычно играют плохих парней, тусящих ночами в байкерском баре.

Но я его не боюсь. Я его не понимаю. И неясно, что хуже.

— Дай уехать.

— Нет.

— Да ты же сам гнал меня всеми способами!

— Вот и надо было уходить когда гнал. Теперь поздно.

— Что значит: поздно? Поздно для кого? — раздражённо вскакиваю с места. — Слушай, меня заколебало всё это. Я могу мириться с оскорблениями, к ним не привыкать, опыт колоссальный, но не с домогательствами! Уж уволь, извини.

Хочу проскочить мимо него, но меня без труда ловят и насильно усаживают обратно.

— Домогательствами? Ничего не попутала? Тебе показать, как выглядят домогательства?

— Да не надо ничего показывать. Просто оставь меня в покое!

Несколько томительных секунд на меня взирают сверх вниз. Словно взвешивают «за» и «против».

— Ты бы только знала, как я и сам этого хочу, — невесело вздыхает Князев, опускаясь передо мной на корточки. — Но не могу.

Сердцебиение учащается против воли. Жадно захватывают воздух носом, ощущая подступивший к горлу к ком.

Зачем он это делает?

Что за новая такая фишка нарисовалась?

Наскучило сраться, решил зайти с другого ракурса?

Как это теперь называется: соблазни и посмейся?

Типа будет что потом обсудить с долбанутыми друзьями за пивчанским? «Слышь, ты бы видел как она поплыла! Можно было просто поманить пальчиком, всё равно бы побежала». Это жестоко. Хотя бы по отношению к той детской влюблённости, что когда-то во мне жила.

Смотрим друг на друга в повисшей тишине. Томительная пауза действует на нервы не хуже, чем его выбивший меня из колеи флирт утром. Стараюсь изо всех сил игнорировать губы, которые только вчера… Тпру. Стоп. Нет, Крамер. Чтоб никаких подобных мыслей! Вытряхни их немедленно из пустой черепушки. Не получается так, побейся об стену, но чтоб даже не думала!

«Гордость. У тебя есть гордость, дура», кричит здравый смысл. «Неужели позволишь этому расфуфыренному павлину, что гнобил тебя большую часть жизни манипулировать собой? Вон, весь аж как красиво чуть ли не на коленях распластался. Прям сексуальный пушистый саблезубый котик, куда б деваться, но не ведись на провокацию. Он тебя ненавидит. Вспомни. Он сам тебе это не устаёт повторять. Не-на-ви-дит».

Помню. Сложно забыть.

— Чего ты хочешь? — спрашиваю я негромко.

— Честно? — задумчиво хмыкает Илья, сцепляя руки в замок и кладя на них подбородок. — Тебя.

Меня, кажется, парализует.

— Зачем?

— Потому что это не лечится.

— Что не лечится?

— Моё к тебе влечение.

Нет. Вот сейчас. Сейчас точно парализует.

— Признавайся, ты пил? — и голосовые связки в том числе. Откуда хрип?

Отрицательное мотание головой в ответ.

— К сожалению, нет. Это бы сильно облегчило дело.

«Уходи. Уходи вот прямо сейчас. Здесь становится слишком сложно и опасно», продолжает подгонять меня здравый смысл. Собственно, да, всё по делу. Кто я такая, чтобы ему перечить?

Пытаюсь встать, но третий раз плюхаюсь обратно на диван. Меня удерживают, фиксируя за колени.

— Дай пройти, — прошу спокойно, но на деле от этих прикосновений хочется впасть в истерику. — Пожалуйста.

— Не дам.

Не ведись, Крамер. Не ведись. Он просто играет. Он всегда играет.

— Слушай, — стараюсь звучать максимально равнодушно. Так же как и он все эти годы. — Ты хотел, чтоб я станцевала? Давай станцую. Авось отпустит, — прям слышу как моё внутреннее «я» начинает орать благим матом: «Че-е-его? Ты хоть слушала, дубина ты стоеросовая, что я только что тут втирала? Перед кем распиналась? Какой к чертям собачьим танцевать?» — А потом как в сказке: в полночь Золушка театрально сбежит. Но в этой версии принц не станет её искать. Ну а дальше по шаблону: и жили они долго и счастливо.

Князев молчит. Долго, томительно. После чего чуть приподнимается, замирая так, что наши губы оказываются на одном уровне. Моё сердце уже заходится не на шутку.

Надеюсь, ему не слышно, как оно долбится об рёбра.

— Вот принцы пускай и не ищут, — он улыбается. Глазами. Невероятно. А он так умеет? — Ты, может, и принцесса, но я точно не из этой оперы.

— Не спорю. Ты скорее та самая мерзкая сводная сестричка, — тяжело говорить гадости, когда тебя сбивает с ног мужской запах. Мягкий, без примесей посторонней химии. По-хорошему животный. Неосознанно будящий инстинкты, которые будить как раз-таки и нельзя.

— Буду тем, кем захочешь, — практически шепчут, приближаясь, и я, откровенно говоря, подсознательно жду нового поцелуя, но вместо этого меня… несильно кусают нос. Илья преспокойно поднимается на ноги и продолжает уже привычным тоном. — Сбегать даже не думай. Не советую. Я всё равно знаю, где ты работаешь и учишься, — подмигивают мне многозначительно и уходят, оставляя одну в гостиной.

Ну зашибись.

* * *

Утром на кухне меня ждёт чуть остывшая яичница с помидорами и приветствие: «сорян, другого ничё не умею».

Меня отвозят в универ.

Забирают из универа.

Привозят домой.

На следующий день тоже самое. Только вместо яичницы пожаренный хлеб с сыром, а после универа личное такси до работы. И обратно.

Но что самое главное: В ВАННУЮ И В ТУАЛЕТ ВЕРНУЛИСЬ ЩЕКОЛДЫ. Казалось бы, мелочь, но именно она окончательно повергает меня в ступор.

Так продолжается несколько следующих дней и я… и я в-а-аще нифига не понимаю, что происходит. Но не задаю вопросов. Просто плыву по течению. В конце концов от меня пока ничего не требуют взамен. Ключевое слово: «пока».

Мда. Дурдом на гастролях, психи в отпуске. Хотя стоит отдать должное, пошлые шуточки поубавились. Им в принципе неоткуда было взяться, так как мы с Ильёй практически не разговариваем. Но зато я часто замечаю на себе его взгляд. А это нервирует ничуть не меньше.

Что творится в его беспокойной головушке? Какие цели он преследует и чем мотивирует такой контраст в поведении? Вот правда, мне было куда спокойнее когда мы лаялись. Это хоть что-то привычное, неизменное. Родное можно сказать. А теперь… Блин, вот было ж всё нормально! Зачем портить-то?

— Ты идёшь? Твой выход через пять минут, — окликает меня Марго, горячая брюнетка в алом корсете.

— Да, иду, — закрываю диалоговое окно в ватцап.

«К шести буду у тебя», висит прочитанным последнее сообщение от контакта, записанного как «Илья». Просто Илья. Всегда так было и никогда я его не переименовывала.

Ничего не отвечаю на его послание. Как и всегда, впрочем. В ленте только входящие. Привычно поправляю макияж, глядя в большое горизонтальное зеркало над продолговатым туалетным столиком, заваленным косметикой и всякой женской ерундой типа использованных спонжиков и остывающей плойки. Девочки не очень любят делиться вещами, так что у каждой выделен свой участок с индивидуальной системой захламления.

Критично осматриваю многочисленные тонкие лямочки сценического прикида, по десять раз уже успевших перепутаться, сбиваю лёгкий запах пота клубничным спреем для тела и выхожу из гримёрки в зал, где, как всегда, людно и шумно. Будний день, выходной — неважно. У нас вечное столпотворение.

Танцовщицы эротично выкручивают па у шестов, соблазнительно извиваясь.

Бармен едва успевает разливать выпивку. Те стриптизёрши, что не работают на сцене, ходят по залу, разводя на баблишко самых перспективных. «Цели» намечаются обычно в процессе первых выступлений: кто как себя ведёт, кто что заказывает, обращает ли на тебя внимание. И тут важно сразу отделить «фантики» от «контингента».

«Фантиками» называют малоплатёжных персон типа студентов, с которых мало что можно взять. У таких обычно не больше тысчонки в кармане, а из заказов самое дешёвое пиво, так что как бы ты не улыбалась, как бы не ластилась, больше они тебе дать просто не смогут.

Другое дело «контингент». Это уже дядечки посолиднее. Лощеные, в дорогих костюмах. Лакомый кусочек, за ночь с него можно заработать нехилые чаевые.

Главное подобрать правильный подход. Здесь в ход снова пускается психология: сделай так, чтобы человеку было с тобой хорошо. Настолько, что он с охотой будет расставаться с денежками. Ещё и «спасибо» за это скажет.

Стою в тени, дожидаясь своей очереди. Правило четвёртое, не лезь впереди паровоза. Каждой танцовщице выделяется где-то четверть часа на индивидуальный выход, после чего её сменяет другая и далее по списку. Снова выходить можно только когда круг замыкается. Нескончаемый конвейер «свежего мяса» на радость публике.

За ночь таким образом на каждую девочку приходится несколько заходов. Зависит от количества работающих в смену. Порой мы пашем вшестером, а иногда сразу человек по двенадцать. Но это чаще на выходных и в праздники, когда возрастает спрос. Особенно на всякого рода «крейзи-меню» среди которого больше всего популярны приваты и «текила боди». «Текила боди» — это когда клиенту разрешают выпить с обнажённой груди стриптизёрши. За отдельную плату, разумеется.

Само собой, конкуренция бешеная между друг другом. Особенно сильно прессуют старожилы новеньких. Последним всегда достаются «объедки с царского стола», если можно так выразиться. Потому что по правилам новички выступают в хвосте, когда дамочки с опытом успевают уже разобрать весь «контингент». Помним, плавали.

Первые недели я работала почти за бесплатно. Пока не разобралась в системе и не начала наглеть. Увы, без наглости в таком месте не пробиться. «Серые мышки» окажутся слишком быстро съедены матёрыми питонами.

Заканчивается танец и заступаю я. Шоу-программу девочки выбирают сами: движения, музыка, степень раздевания. Импровизацию по этой части полностью остаётся на нашем усмотрении. Хоть какой-то просто для фантазии.

Привычно оттанцовываю номер, миксуя эротику с акробатикой. За нашей профессией давно закреплена дурная слава. Мол, это и пошло, и грязно, и аморально, и позорно, и ещё миллионы эпитетов. Особенно печалит «ярлык», что работать в такой сфере могут только необразованные дуры. Мои мальчики сильно удивляются, когда я говорю им, что в этом году получаю диплом по экономике.

Знаю, что для многих проститутка и танцовщица в ночных клубах слова-синонимы, однако я не стыжусь этой работы. Не стыжусь самой себя. Я танцую. Не раздеваюсь. Не оказываю непотребных услуг. Я просто танцовщица. И мне это пусть немного, но даже нравится. Тёте Марине и дяде Володе вряд ли понравилось бы такое заявление, да и родителям тоже… Будь они живы.

Заканчиваю, но обратно в гримёрку не ухожу. За это не доплатят, поэтому следующий час гуляю по залу. Общаюсь, невинно флиртую, стреляю очаровательной улыбкой на поражение. Выпиваю, если предложат. Раскуриваю кальяны. Правило пятое, кальяны — обязательная часть наших обязанностей. Курить сигареты с клиентами запрещено, кальян — не то что нужно, необходимо. Красиво, возбуждающе. Ну и, конечно, желательно уговаривать взять те, что подороже. Это спрос, это выручка, это проценты. За полгода я опробовала все возможные виды и вкусы. При необходимости могу открывать мастер-классы.

С втюхиванием, конечно, тоже важно быть аккуратной и ненавязчивой. Совет #5 для начинающих: избегайте таких убогих фраз, как: «Может закажешь кальян?

Сегодня он как раз по акции». Ты не продавщица в колбасной лавке. Ты не впариваешь. Ты делаешь так, чтобы клиент решил, что это его инициатива. «Обожаю, когда мужчины курят кальяны. Это так сексуально» — разница ощутима, верно?

Чем ближе конец рабочей ночи, тем сильнее усталость. К пяти утра голова наливается свинцом. И от недосыпа, и от смешавшихся в помещении благовоний.

Последние минуты вовсе превращаются в какой-то треш, когда то и дело ищешь взглядом часы, но быстро вспоминаешь, что в подобных заведениях их нет. Как в казино. Чтоб рассеять бдительность посетителей.

Всё! Домой, спать! Ура-а-а! Пугаюсь мысли, но даже рада, что Князев меня заберёт. На машине без пробок до дома всего ничего, а это лишние сорок минут сна, так как завтра с утра опять универ. Физически ощущаю, как дымится мой мозг. Я на пределе своих сил, реально. Скоро сломаюсь.

Переодеваюсь в повседневную одежду, смываю боевой раскрас, сухо прощаюсь с девочками, киваю секьюрити в холле и спешу на улицу. Сразу замечаю чёрный мерс, но дойти до него не успеваю.

— Эй, гимнастка, — окликает меня чей-то голос.

Недоумённо ищу его владельца и нахожу. В другой машине. Белом БМВ из которого выходит… Витя. Блин. Вот его только и не хватало для полного комплекта.

— Привет, — делать нечего, торможу. С заднего сидения салона достают огромный букет красных роз… и протягивают мне. — Ммм… это что?

— Знак внимания.

— Спасибо, — почему мне так неловко? — Не ожидала тебя снова увидеть.

Не после прошлого раза. Была уверена, что фразы «дела семейные» и «дома поговорим», сказанные Ильей, отобьют у Вити дальнейшее желание ко мне подкатывать. Но нет, упёртый оказался.

— Из-за твоего странного татуированного товарища? — понимающе кивает он. — Ты ведь сказала, что вы не вместе.

— Не вместе.

— Так это главное. А с деталями разберёмся позднее.

Кривлюсь в плохом предчувствии, замечая движение за его спиной.

— Зачем позднее? Давай сразу, — предлагает его затылку мрачный Князев.

Нарисовался — не сотрёшь.

— О, и ты здесь, — Витя неприятно раздосадован. — Иронично.

— Я теперь всегда здесь. А вот тебе пора.

— Позволь я сам решу.

— Не позволю.

Мой поклонничек явно теряет терпение и охоту быть вежливым.

— Ты с базаром повнимательнее. Такое ощущение, что прям невтерпёж кулаками помахаться.

— Да я всегда только «за» набить морду пингвину в костюмчике.

Ну да. Витя правда в костюме. Неофициальность разве что в отсутствии галстука и расстёгнутом вороте рубашки.

Жара. Несостоявшийся в прошлый раз дружеский мордобой обещается продолжиться сейчас. Надо срочно что-то предпринять.

— Илья, пожалуйста, — прошу я. — Я ужасно устала и валюсь с ног. У меня и так от возможного сна осталась одна надежда просто прилечь. А вы со своими разборками и её лишаете.

Князев такой сосредоточенный. Брови нахмурены, губы сжаты, глаза прищурены.

Видно, что мысленно он уже выстраивает математические формулы, выискивая наилучший угол для удара с разворота. И всё же согласно кивает.

— Иди в машину.

Безропотно подчиняюсь. Согласна побежать, если надо. Лишь бы все разошлись мирно, а я поскорее оказалась в своей кроватке.

— Спасибо за цветы, — виновато, но благодарно бросаю через плечо Вите.

— В следующий раз ещё подарю, — тот, кажется, и не обиделся, что очередная встреча накрылась тазиком. Расписным таким тазиком, растатуированным похлеще хохломы.

— Увижу рядом с ней в следующий раз, отвечаю, начищу рожу, — Илья открывает передо мной дверцу пассажирского, но всё его внимание сосредоточено на сопернике.

Тпру… Сопернике? Соперником тот был бы имейся у него на меня аналогичные планы, но ведь это не так? Или…

— Ловлю на слове, — дружелюбно машет ему Витя. Специально подзуживает, вы гляньте только!

Перехватываю Князева за запястье. А то он уже готов стартануть, чтобы завершить-таки начатое.

— Не надо. Поехали домой, — если надо умолять, буду умолять.

Не знаю почему он меня слушает, но слушает. Помогает сесть мне, утрамбовывается следом и мерс срывается с места. Мчит лихо, на нервяке, но лишь до ближайшего светофора. Вздрагиваю, когда Илья резко наклоняется, практически наваливаясь на меня. На мгновение снова распахивается дверца со стороны пассажира.

— Жалко же, — только и говорю я, грустно наблюдая, как летит на пешеходный тротуар спокойно лежащий до того на моих коленях букет. На остальное нет ни сил, ни настроения. Толку орать? Да и идти за ним я не собираюсь. Лень.

— Ничего. Долго валяться не будет.

Как в воду глядит. Уже проехав дальше и заворачивая на повороте замечаю, как проходящая мимо девушка удивлённо поднимает цветы и уже вместе с ними спешит дальше по своим делам.

Ну и ладно. Хоть кому-то пригодился. Удобно откидываюсь на сидении и прикрываю глаза, ловя мировой дзен. Пофиг. На всё пофиг. Я слишком устала, чтобы разговаривать или просто думать о том, что надо разговаривать. Настолько устала, что засыпаю, убаюканная расслабляющим рычанием мотора.

А когда просыпаюсь, понимаю, что давно рассвело, и я безбожно опоздала на первые пары. Но это всё мелочи, потому что размытый фокус зрения настраивается и до меня доходит, что я почему-то одна в машине. На парковке у аэропорта.

Глава 8. Аэропорт

Зои

Интересно девки пляшут. Стесняюсь спросить: а что, собственно, происходит? Вот только маленькая такая проблемка имеется — спросить как раз не у кого. Звоню Илье, но он сбрасывает. Прекрасно. Хочу позвонить повторно, но теперь уже сбрасываю сама, замечая его через лобовое.

— Доброе утро, принцесса, — впуская прохладный ветер в ещё прогретый салон подмигивают мне, усаживаясь на водительское. Довольный такой. Чего он такой довольный?

— Что мы тут делаем?

— Хм… сидим, не очевидно? Разговариваем.

— Что мы делаем возле аэропорта?

— Покупаем билеты.

— Какие билеты?

— На прямой рейс до Барселоны.

О, как.

— Полетишь к родителям?

Слава тебе, боженька! Ты услышал мои молитвы! Я хоть отдохну от этих непоняток.

— Почему я? Мы полетим, — рушат все мои надежды одни предложением. Перед носом призывно машут двумя загранпаспортами. — Славно, что твоя виза ещё действительна. У нам рейс через… — Князев бегло смотрит на дисплей своего телефона. — Два с половиной часа.

Ошарашенно хлопаю глазами, пытаясь разом объять необъятное и, по меньшей мере, вдуплить в происходящее. Выхватываю документы с плохим предчувствием. Ну да. Один на него другой, другой мой. И два билета «Москва — Барселона».

Так, ладно, будем разбираться по мере поступления. Сначала первостепенный вопрос.

— Откуда у тебя мой паспорт?

— Сама догадаешься? Домой заезжал, там и взял. Ты так крепко спала, я не стал тебя будить.

Прекрасно. Просто прекрасно. Эта сорока-клептоманка уже успела по моим вещам полазить. Причём ничего аморального в этом явно не видит. Ещё и решает за других.

— Я не поеду, — категорично мотаю головой.

— Что так? — так искренне удивляются, будто ожидали, что я на радостях начну канкан отплясывать. — Есть проблемы?

Да он походу глумится.

— Представляешь, есть! Не все такие бездельники. У людей вообще-то и работа есть, и учёба.

— Прекрати называть свой бордель работой. Шутка давно несмешная.

А-а-а-а!

— Князев, блин! Ты достал!

— Достал — не достал, а из этой параши тебе пора валить. Что ты там вообще забыла? Самоутверждаешься за счёт пьяных и неразборчивых?

А-а-а! Долбануть бы его рожей по рулю.

— Не твоё дело, — руки так и чешутся, но я лишь огрызаюсь. Моё единственное оружие.

— А чьё? Родителей? Уверен, они будут в восторге.

А вот теперь напрягаюсь. Что за туманные намёки?

— Ты им расскажешь?

— Нет. Если полетишь.

— Это шантаж.

— Это деловой подход.

Деловой подход? Манипуляции у него называются деловым подходом? А потом что будет? Метнись за пивчанским или расскажу родителям? Разденься или расскажу родителям? Раздвинь ноги или… А вот шиш тебе, Илюша. Не выйдет.

— Ну и рассказывай, — хмуро скрещиваю руки на груди. Не очень решительно, но сойдёт.

— Ага. Так и передам: уж не обессудьте, ваша обожаемая принцесса променяла вас на похотливое мужское стадо.

— Вот зачем всё извращать?

— Да это я ещё старался сформулировать понежнее. Неужели нельзя взять отгул?

Приврать, что заболела? Без тебя там что, все шесты в пепел рассыпятся?

— Да не только же в клубе дело. Универ никто не отменял. Там это не прокатит. Ты хоть представляешь, как мне влетит за прогулы?

Стоп, а чего это я перед ним вообще распинаюсь? С какой кстати оправдываюсь?

— Просто забей, — равнодушно дёргает плечом Князев. — Тебе давно пора расслабиться. Со стороны себя видела? Трупы и то румяней.

— Диплом получу, тогда и расслаблюсь.

— В своём стремлении самоуничтожиться до диплома ты не дотянешь.

— Ещё скажи, что переживаешь за меня.

— Хочу сказать, что собираюсь хоть на время вывезти тебя отдохнуть. По доброй воле или силой — решай сама. Мне не принципиально.

— Так не делается.

— Уже сделал. Твой российский паспорт и ключи от квартиры надёжно спрятаны. В моих штанах. Надумаешь забрать, придётся идти до конца. Готова попробовать?

Вроде надо злиться, а у меня вместо этого непрошенная улыбка на лицо лезет.

Кажется, мой системный блок реально уже хрипит в предсмертных конвульсиях.

Дымит и едет кукушкой. Если не дать извилинам перезагрузку, окончательно накроется. Потом разорюсь на ремонте. Ну в смысле на психиатрах и успокоительных.

Идея смотаться в тёплую Европу, погреться на солнышке и повидать тётю Марину с дядей Володей в самом деле звучит не так уж плохо. С клубом Илья прав. Можно аккуратно слиться. Сказать, что аллергия высыпала на всю рожу, например. С таким фейсом на порог-то никто не пустит, чтобы не спугнуть народ, не то что к клиентам выпустят.

С универом посложнее. Хотя на этой неделе вроде нет ничего важного. Лекции потом можно взять у старосты. На экзаменах отсутствие, конечно, преподы потом обязательно припомнят, ну да благодаря стараниям Артёма меня на них и без того хорошенько поимеют. Без вазелина. А если так, то почему бы, собственно, и нет?

Единственное, что смущает во всей этой хитрой схеме — присутствие Князева и его «особый» интерес к данной затее. Зачем? Вот просто: зачем? Зная его можно с уверенностью ждать подлянки, но тогда к чему вся эта «красивая» неделя и вчерашняя сцена ревности с цветами? Именно ревности. По другому я это назвать не могу.

С ним постоянно надо быть начеку. И лучше находиться рядом, если что-то пойдёт не так. Если меня не будет он может такого родителям наговорить, что я потом точно не отмоюсь от позора.

— Ладно, — сдаюсь я. — Но так всё равно не делается. Можно было побольше времени хотя бы оставить? Мне же нужны сменные вещи.

— Уж купальник я тебе куплю, не переживай.

— Какой нафиг купальник в апреле?

— Ну так есть же крытый бассейн. И джакузи, — хитро улыбается Илья, от чего идея всё больше и больше перестаёт мне нравиться. — Разберёмся. Пошли, перекусим. У меня ща желудок слипнется.

Не сопротивляюсь. Я тоже проголодалась. Последнее, что принимало мой организм — вчерашние коктейли и пара оливок, а ими сыт не будешь.

— Ну ты жук! — гневно надуваю губы, когда он достаёт из багажника спортивную сумку со своим барахлом. Класс! Он-то подготовился, а у меня из вещей с собой только маленький рюкзачок, в котором валяются наушники, жвачка, косметика и кошелёк. — Себя не обделил!

— Слушай, я, конечно, думал и из твоего чего прихватить, но вряд ли ты бы обрадовалась, сунь я нос в твои носочки, правда? — резонно замечают в ответ.

— Это да, но…

— Вот и я так подумал. Говорю же, расслабься. Прибарахлишься на месте, — тачка ставится на сигнализацию, пузатая сумка лёгким движением перекидывается за плечо и меня, настойчиво подгоняя ребяческими тычками в лопатки, увлекают в просторный холл под стеклянный купол аэропорта.

Барселона, жди.

* * *

Металлоискатели с суровыми охранниками на входе, оживлённые толпы с чемоданами наперевес, высматривающие нужную информацию на электронном табло, раскиданные по огромной территории киоски с прессой и живущие обособленной жизнью эскалаторы, уносящие народ на второй этаж, где приветливо горят вывески кафешек и фаст-фудовских забегаловок.

Аэропорты по-особенному пахнут и настроение тут меняется, едва успеваешь перешагнуть порог. Зашёл вроде спокойный и сонный, а не успеваешь опомниться как ужаленный в одно место начинаешь искать глазами нужный терминал и таблички с указателем общественного туалета. На всякий случай.

Дети радостно прыгают и галдят, пока взрослые старательно заматывают в плёнку багаж у специального оборудования, где зевает уже с утра уставший от тяжкого бытия тощий паренёк нерусской национальности. С такой работой грех не чокнуться: поставил чемодан — кнопочку нажал — снял чемодан; поставил — нажал — снял. И так целый день. А затем ещё один. И ещё. Наверное, у него уже не раз возникала мыслишка прикинуться саквояжем и под шумок тоже смотаться куда-нибудь в тёплые края.

Самые прошаренные путешественники приезжают уже подготовленными и укомплектованными в силу своей фантазии и возможностей. Кто в обычный целлофан, кто в разноцветный полиэтилен, а кто-то не парился и просто задействовал мусорные пакеты. Эти яркие пятна жёлтого, синего и зелёного контрастируют на фоне холодных стальных оттенков аэропорта особенно сильно. И на выдаче сразу своё детище узнаешь.

Мне нравится наблюдать за суетой, которая царит в таких местах. Некоторые тормознув на середине прохода, но десять раз всматриваются в билет, чтобы ничего не перепутать. Явно нечасто летают. Другие, более опытные, ведут себя расслабленнее, но всё равно нет-нет, да сверяются с часами. Находятся и те, кто по десятому кругу от скуки бегает в курилку и уже поставил себе мысленную галочку не забыть перед вылетом заскочить в табачку.

Несколько человек, таинственно шухерясь, словно делают что-то постыдное, тайком покупают в киоске сборник кроссвордов. И то верно, такие забавы при наличии интернета давно остались в прошлом веке, но именно на дальних поездках почему-то всегда хочется немного нырнуть в классику.

Возле панорамных окон с видом на парковку с деловым видом топчутся офисные «планктоны», пьют кофе и ругаются в телефон. Командировщики. Частые покатушки для них давно не удовольствие, а тихий ужас. Крутили они на вертеле неудобные кресла, откидывающегося соседа спереди и пинающего сзади крикливого детёныша.

Им бы первый класс, только вот босс — тролль и скупердяй.

Спрятавшись возле колонны за искусственным фикусом в горшке жмутся друг к другу влюблённые, обмазанные соплями и слезами. Прощаются. А, может, наоборот. В любом случае смотрится трогательно.

За последние годы я в аэропортах нередкий гость, стараюсь приезжать к тёте Марине и дядя Володе на все праздники, но уверенности мне всё равно не достаёт в ориентировании. Каждый раз боюсь забрести куда-нибудь не туда, а то и вовсе не пройти таможню.

Зато Илья будто каждый день только здесь и тусуется. Даже по сторонам не смотрит, прямиком ведя меня в одну из самых дальних кафешек. На какое-то время задерживаемся там, после чего, пройдя тщательный досмотр с пристрастием на наличие запрещённого багажа, злых помыслов и добропорядочного внешнего вида, переходим в зал ожидания.

Здесь народу ещё больше. Добрая половина сетчатых металлических скамеек занята, при том что часть пассажиров затерялась в магазинах Дьюти-фри. Толпятся, создают очередь и закупаются с таким рвением, словно свой собственный алкобар открыть хотят.

Нахожу уютное местечко на широком подоконнике и оставшееся до вылета время наблюдаю через окно как на площадке готовятся к рейсам огромные самолёты. Они и в небе-то кажутся грозными стальными птицами, а вблизи и вовсе дрожь по телу пробегает при виде их монументальности.

Рядом со мной стоит девушка с дитём. Ребёнку чуть больше года, вряд ли он что-то понимает и ещё меньше вероятности, что что-то запомнит, но молодая мамочка так серьёзно с ним разговаривает, всё подробно объясняя и рассказывая, что невольно заслушиваешься. Как с взрослой прям.

Киндеру с маленькими хвостиками на пока коротких волосиках и в розовой курточке с бантиками явно до лампочки, что там вещает тётка, которая почему-то отзывается на короткое «ма». Ей просто нравятся визуальные картинки. Девчушка в какой-то момент звонко смеётся и тыкает пальчиком на работников в ярких жилетах.

Вот что ей нравится, а не все эти заумные: «вот, сейчас мы полетим с тобой на самолётике, прям как птички».

Столько неподдельного восторга в этих маленьких светящихся глазах, что тот же восторг невольно передаётся и мне. С улыбкой продолжаю прерванное занятие — пишу администраторше душещипательное сочинение на не очень свободную тему:

«как красиво откосить от работы, да так, чтобы потом ещё и пожалели». Лишь бы фотку не потребовали для подтверждения, а то придётся рисовать тенями на лице филиал чумной болезни.

Илья дремлет неподалёку, заняв крайнее место в ряду. Ноги в стороны, между ними на полу валяется сумка, голова запрокинута назад и удерживается металлической спинкой. Замечаю, как парочка миловидных студенток то и дело поглядывает в его сторону, тихонько хихикая и прихорашиваясь.

Могу их понять, посмотреть действительно есть на что. Футболка с открытыми плечами нисколько не скрывает выпирающих мышц и броских татух. В натуре русский богатырь в современных реалиях. Окажись на их месте я, тоже слюни бы пускала.

Ещё бы и рядышком как бы ненароком подсела.

В какой-то момент женский неразборчивый голос в динамиках сообщает о посадке на рейс: «Москва-Барселона». Уже собираюсь будить спящего красавца, но тот сам резко открывает глаза. Ого, какой чуткий слух. Мужики обычно спят так, что хоть в барабаны долби — даже не шелохнутся.

— Принцесса, не теряйся, — подзывая и собственнически обхватив за шею, меня уводят к нужному выходу, где уже собираются самые шустрые с гремящими пакетами наперевес. Затарились, туристы.

Студентки пристыженно переглядываются. Они ведь видели, что я их палю, но не знали, что я с ним. В другое время я бы непременно смахнула постороннюю клешню с себя, ещё бы и побухтела, что дескать, нечего лапать меня нестерильными потными ладошками, но не сейчас. Делаю это только когда студентки остаются далеко позади.

Хм… без комментариев.

Проходим по «рукаву» и сразу поднимаемся на борт, где стюардесса дружелюбно всех приветствует и помогает разобраться с посадочными местами. Моё кресло у прохода, но Князев галантно разрешает рокирнуться с ним и примоститься у окошка.

Каков джентльмен, а! Вроде всё так мило, и вон даже в кафе за меня заплатили, а смутное ожидание подвоха не только никуда не уходит, но и лишь крепнет. Ничего не могу с этим поделать.

А ещё, если честно, я побаиваюсь самолётов. По статистике аварии на дорогах с летальным исходом происходят, конечно, в разы чаще, но там существует хотя бы эфемерная уверенность, что ты контролируешь ситуацию. Когда же находишься в воздухе, полностью отданная во власть других… ну это реально жутковато.

Илья склоняется ко мне с таинственным видом.

— Чисто в целях расширить кругозор, — начинает он так серьёзно, что я уж думаю, что сейчас будет что-то толковое. Но какой там, это ведь Князев. — У тебя секс в самолёте когда-нибудь был? — заканчивает он с ехидной улыбочкой. Демонстративно достаю из рюкзака наушники и подключаю к телефону. Надеюсь, зарядки хватит хотя бы на половину полёта. — Вот и у меня не было, — слышу приглушённо сквозь «затычки». — Надо попробовать, а?

Мдааа… Это будет долгий полёт.

Глава 9. Сиджес

Зои

Четыре с хвостиком часа полёта, после чего от международного аэропорта «Эль-Прат» загружаемся в первое попавшееся такси и едем прямой наводкой до провинции Барселоны — Сиджеса. Илья сидит впереди, рядом с таксистом, меня укомплектовывают позади.

Я напрасно переживала, за всё время мы почти не разговаривали. Хотя бы потому что компаньон всю дорогу продрых. Я тоже пыталась, но, как назло, не получилось.

Теперь чувствую себя побитой и замученной, а ведь ещё полдня как-то надо продержаться.

Удобно пристроившись в салоне разглядываю европейские красоты. Аккуратные домики с открытыми балконами, украшенными яркими цветами, полупустые дороги, пролегающие в стороне зелёные равнины и, конечно же, пальмы. Мы едем на отдалении от моря, но с открытым окном я уже чувствую солёный привкус. Ка-а-айф.

Сиджес располагается на побережье Коста-дель-Гарраф и омывается Средиземным морем. Когда-то скромный рыбацкий город стал одним из популярнейших курортных мест у туристов. Здесь всё продумано для отдыха: идеально чистый песочный пляж, куча развлечений, постоянные движухи в виде карнавалов, фестивалей и пенных вечеринок, сотни магазинчиков, столько же кафешек и отели. Куда без них. На любой вкус, цвет и кошелёк. В один из таких мы, собственно, и направляемся.

Таксист тормозит возле белоснежного трехэтажного здания, раскинувшегося в шаговой доступности от береговой линии. Погода радует. Свежо, солнечно и тепло.

Для того чтобы купаться апрель месяц, конечно, не самый удачный, именно поэтому побережье практически пустое, но для того, чтобы чисто погулять по городу и любоваться архитектурой самое то.

Илья рассчитывается с водителем и, небрежно перекинув спортивную сумку через плечо, забирает у меня пальто. С момента как мы сели в самолёт оно как ненужный балласт. Тут для него жарковато.

Прямой наводкой направляемся к ресепшену. Симпатичная девушка в строгой блузке и бейджиком на груди уже начинает здороваться с нами на английском, но обалдевши замолкает, когда Князев без разрешения заходит за её стойку и что-то выискивает в рабочих шпаргалках, которые развешивают в �

ПРОЛОГ

– Давай по чесноку. На какую реакцию ты рассчитывал? Что я соплями радости изольюсь? Растрогаюсь? На шею тебе брошусь? Да ты же целенаправленно и с упорством маньяка гнобил меня все эти годы! Ковырял в комплексах и растаптывал гордость! И после этого смеешь признаваться в любви? Знаешь, что? Подавись ею, – вскакиваю с места и метеором вылетаю из ресторана. Не хочу находиться рядом с ним. Слишком велик соблазн плеснуть ему в лицо так и не тронутый кофе.

Вылететь – вылетаю, но торможу на пороге.

Внутри всё клокочет и взрывается. Шипит и извергается, как химическая субстанция.

Возвращаюсь.

Нависаю над Ильей мрачной тучей.

– Забери свои слова обратно, – в прямом смысле приказываю, будто это что-то теперь изменит.

Князев, локтями опираясь на столешницу, спокойно поднимает на меня глаза.

– Не заберу.

– Забери немедленно!

– Нет. Смирись с этим, увы.

Сердито взвизгиваю, нелепо подпрыгивая и стискивая кулаки.

– Ну и пошёл ты! – в сердцах швыряю в него подвернувшийся под руку ломоть арбуза. Всё лучше, чем кофе. Конечно же не промазываю с такого расстояния. Но он и бровью не ведёт.

– Принцесса, – окликают меня, когда я собираюсь свалить повторно. На этот раз окончательно. И как можно дальше. Да хоть на другую планету рваными рейсами с пересадкой на Марсе!

Резко оборачиваюсь на пятках, рискуя сломать каблуки и… Обалдеть. Натыкаюсь на усмешку. Вы посмотрите только, весело ему!

– Чего тебе?

– Самое сложное я уже сделал. Произнёс вслух. Теперь назад дороги нет. Ни у меня, ни у тебя.

Дороги у меня нет. Ещё посмотрим.

– Если не сложно, иди-ка ты к чёрту, – огрызаюсь я и ухожу от греха подальше, пока в воздухе не начали летать алюминиевые ножи. Сейчас я за себя не ручаюсь.

Дороги у меня нет. Зато у него есть. Прямой наводкой. На три весёлых. Ненавижу.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Шестнадцать лет назад

– Не хочу, не хочу, не хочу! – сердито топает ногами маленький мальчик. – Почему я должен делить с ней комнату?

– Потому что теперь она будет жить с нами.

– Пускай уходит туда, откуда пришла!

– Она не может. Ей больше некуда идти. Зои сейчас очень тяжело. Ты должен её поддержать. Помочь почувствовать себя как дома.

– Дома? Этой мой дом! Где она будет спать? В моей кровати?

– Нет. Мы уже заказали другую, двухъярусную. 

– Она будет трогать мои игрушки!

– У неё есть свои. 

– Нет. Не хочу! Не хочу, чтобы она жила с нами!

– Это не обсуждается. Илья, не будь эгоистом. Ты же знаешь какое горе случилось с её родителями! Девочка осталась совсем одна. 

– А мне всё равно! 

– Довольно! – сердится мама. – Это не тебе решать. Учись делиться, мы и так тебя слишком разбаловали. Немедленно убери свои вещи и собери железную дорогу у окна. Она скоро приедет. Не сделаешь сам, сделаю я. Но тогда всё полетит в мусорку.

Она уходит, оставляя восьмилетнего пацана в одиночестве злобно швырять в коробки машинки. Он не хочет делиться. Ему плевать, что за горе случилось у Зои. Пусть лучше не приезжает, иначе пожалеет! Иначе он превратит её жизнь в ад.

Пятнадцать лет назад

– Ты испортила его! Я собирал его целую неделю!

– Я случайно.

– Неправда. Ты сделала это нарочно!

– Ты меня толкнул.

– А ты не мешайся! Уйди, сгинь, исчезни!

Четырнадцать лет назад

– Я-я у-уродка, – заливается горькими слезами девочка, в ужасе хватаясь за свои обкромсанные пакли. Из-за клея, прочно зацементировавшего волосы, пришлось отстричь любимые косички почти под ноль. Смотрится просто ужасно. Словно у неё лишай. – К-как мне теперь идти в таком в школу-у-у? Меня в-все засме-ю-ют! – хлюпает носом она.

– Всё совсем не так страшно. Скоро они отрастут, – успокаивают её, но это не помогает. Она выглядит просто кошмарно и во всём виноват он! Он это сделал! Он постоянно над ней издевается. В школе, дома, на улице. Ежедневно. Подставляет, обижает, обзывается, подзуживает делать это остальных. Из-за него у неё нет друзей в школе. Из-за него никто не хочет с ней общаться.

Ну ничего, он ещё пожалеет. Сам напросился! 

Тринадцать лет назад

– Вы видели, что сделала эта дура???

Червяки. Мерзкие дождевые червяки. Она подложила их ему в кровать ночью, а он их всех передавил. Как же гадко они воняют! И ей опять за это ничего не будет. Ей никогда ничего не бывает за её выходки. Наказывают только его. 

Ну ничего, он ей отомстит. Но так, чтобы родители не узнали…

Двенадцать лет назад

– Полоумная! Ты меня чуть не ослепила!

– А ты мне руку чуть не сломал!

– Чумичка страшная! Как же ты меня бесишь!

– Ненавижу!

Одиннадцать лет назад 

– Почему я должен там учиться? Я не хочу!

– Ты поедешь и это не обсуждается, – слово отца – закон. Ему никогда не перечишь.

Мальчик знает, почему его отправляют в кадетское училище. Всё из-за этой ябеды! Вечно она незаслуженно обиженная, а он во всём виноват. И ничего, что это придурошная первой начала, но директор спустил всех собак только на него. Ей каждый раз всё сходит с рук. Потому что эта дура научилась делать невинные глазки. Гадина! Как же он её ненавидит…

Четыре года назад

– Что значит ты не будешь поступать в военный вуз? А что ты собираешься делать?

– Ничего. Я улетаю в Америку.

– Да кому ты там нужен!

– Точно не вам. У вас есть Зои.

Семь лет прилежного обучения, а для чего? Никому нет дела ни до его успехов, ни до его желаний. Зато с этой мерзавкой носятся как угорелые. Зоечка то, Зоечка это. У Зоечки скоро выпускной, Зоечке надо выбрать платье. Тьфу.

Детская ревность в борьбе за родительское внимание может и осталась позади, а вот ненависть к человеку, который испортил его жизнь лишь с каждым разом всё сильнее крепнет. И уже никогда не угаснет..

Глава первая. “Снежный Барс”

Князь

Неоновые подсветки, едкий кумар от искусственного дыма и красивые девочки – ну типа да, типа вариант отпраздновать возвращение на родину. Правда было бы что на этой родине делать. Предки всё равно свалили жить в Испанию. Отцу нехило фортануло на работе и частые командировки привели к тому, что пару лет назад они решили перебраться в Европу на ПМЖ.

Мимо проходит официантка, тонкие лямочки вместо одежды у которой едва ли что-то прикрывают, позволяя любоваться подтянутым телом. Стрипклуб "Снежный Барс". Не самое худшее место для релакса, хотя я не особый сторонник подобных заведений. Есть в них что-то дешёвое. Но после долгого перелёта сгодится на разок. Я даже домой не заезжал. Пацаны меня прямо у аэропорта подобрали. И сюда притащили. Отметить.

– Эй, Князь, ну что? За то, что Штаты выперли беженца обратно? – это у Комара такой тост.

– Типа того.

– И какие планы дальше?

– Хз, – дёргаю плечом в неопределённости. – Попробую то же, что обломалось там. Подумываю открыть тату-салон.

– Ну да, и будешь у себя главным клиентом, – намёк на мои татуировки? У меня их много, да. – А в штатах чё накрылось?

– Сложно объяснять. Много факторов.

Включая отказ о продлении гринкарты. Но им знать об этом необязательно. Сделаем вид, что сам захотел вернуться.

– Родакам говорил? – спрашивает Мартынов.

Помимо него и Комара тут ещё и Огурец с Веником. Со всеми мы знакомы с песочницы. Чего только не чудили по шальной голове, местные бабки во дворе нас ненавидели. Каждый день ходили жаловаться взрослым, угрожая комнатой милиции. Согласен, бросать петарды в открытые окна первых этажей было не очень хорошей затеей, но что взять с малолетних придурков? Вместо мозгов свистящий через уши ветер.

– Пока нет, – отвечаю я.

– А систер?

Напрягаюсь.

– Какой систер?

– В смысле какой? Зойке.

Вспомнили тоже! С каких пор я должен перед ней отчитываться?

– Миллион раз уже говорил, она мне не сестра. Никто, – холодно осаждаю я.

Сестра тоже нашлась. Это клеймо прицепилось ко мне как жвачка. Какая она к чёрту сестра? Приживалка. Крестница матери, которую после смерти её родителей мои приютили у себя. Холили, лелеяли, пылинки сдували, возведя невинную сиротку в ранг любимого ребёнка. Хотелось бы сказать, что в детстве мне только так казалось, но чем больше проходило времени, тем сильнее я в этом убеждался.

Всё всегда крутилось вокруг неё. Важны были лишь её успехи. На мой выпуск из училища никто даже не приехал, зато, когда Зои поступила на бюджет в МГУ, все долго изливались соплями восторга, хвастаясь на каждом углу. Мне позвонили в первую очередь. Будто эта информация была хоть сколько-то интересна.

– То есть ты не расстроишься, если мы тебе кое-что покажем? – хитро интересуется Мартынов.

– Что?

– Скоро сам увидишь, – с самодовольной улыбочкой заверяют меня.

Скоро сам увижу? Признаю, вот теперь я заинтригован. Настолько, что уже без должного интереса наслаждаюсь зрелищем на сцене, где так завораживающе развлекают гостей красотки. А зря. Как оказалось, именно туда и нужно смотреть.

– А вот и она, – в какой-то момент салютуют мне в глубину зала.

Послушно оборачиваюсь и до кашля давлюсь энергетиком. Да чтоб я сдох!

– Ну как тебе? – Мартынов как начищенный пятак. Довольный и светится. – Мы знатно приофигели, когда пару месяцев назад наткнулись на неё здесь.

Ничего не отвечаю, залипнув на точёной женской фигуре. Высоченные каблуки, удивительно аппетитная попка в мало что прикрывающих шортиках, кокетливая портупея поверх лифчика, розовые волосы. А какая дерзкая подача, вы гляньте только…

Если бы не пацаны, в жизнь бы не узнал в этой девице ещё не успевшую оформиться нескладную девчонку с прилизанным пучком на макушке, что в последний раз видел в коридоре четыре года назад: когда с сумкой наперевес покидал квартиру после скандала с отцом.

Очуметь… Вот она какая, прилежная студентка. А родители знают? Готов поспорить, что нет. Иначе у матери случился бы инфаркт. Это ж её принцесса!

– Я ща, – подскакиваю с места, на ходу смахивая сладкие капли с подбородка.

Нет. Такой возможности я не могу упустить! Это дар богов, не иначе. Веер козырей. Карт-бланш. Подарок судьбы. Зои Крамер, моя многолетняя нарывающая заноза в заднице, ты даже не представляешь, как попала.

– Ты куда? – окликает меня Огурец.

– Как куда? Надо ж поздороваться.

Князь

Комната тонет в розовом полумраке, цветочном аромате распыляющегося освежителя, зеркалах и мягком бархате. В ожидании танцовщицы занимаюсь очередным заказанным энергетиком, принесённым официанткой и выставленном на узкий столик. Последние пару лет я зависаю в качалке и полностью исключил алкоголь из рациона. Эта тауриновая отрава тоже не шибко, конечно, полезна, но нельзя же отказаться от всех удовольствий сразу. Такое делается постепенно.

Большую часть помещения занимает лежанка на мягкой перине под балдахином, заваленная подушками. Однако. Как понимаю, тут можно заказать не только развлекуху для глаз, но и кое-что другое. Это не редкость, в Америке тоже многие стрипклубы оказывают дополнительные услуги. Неофициально, конечно. По бумагам всё чинно и законно, но кто в наше время не прочь срубить лёгких денег?

Слышу, как за спиной открывается дверь, и цокают каблуки. Напротив удачно пристроилась зеркальная панель, так что превосходно вижу вошедшую Зои. А вот меня она пока не узнает, видит только в полоборота.

– Привет. Говорят, ты просил именно меня, – томный голосок сама мелодичность и очарование.

Он всегда у неё такой был, сколько себя помню. Именно поэтому ей спускали любые шалости. Как не поверить такой-то актрисе? Теперь же к нему прибавился и прокаченный скилл по внешности, превративший вполне себе неприметную девчушку в тайные фантазии каждого второго мужчины.

Зои изящной походкой от бедра проходит на середину комнаты. Да. Не теряла времени даром. Отточила сексуальность до максимума. Ничего. Сейчас мы спустим нашу принцессу на грешную землю.

– Именно тебя, – хмыкаю, поворачиваясь к ней. – Хотел спросить, это вас на МГУ учат древней профессии или ты самоучка?

О, да. Её реакция бесценна. Этот ступор и ужас в янтарных круглых глазах Бэмби стоил всех денег, что я заплатил. Зои цепенеет и даже не дышит. Прям вижу невидимую строку, бегущую у неё голове: "паника-паника-паника".

Кайфую от каждой секунды. Только ради этого не жалко вернуться из Штатов, где, вообще-то, жилось мне весьма неплохо. До определённого момента.

– Ну и чего прохлаждаемся? – усаживаюсь на мягко спружинивший под весом матрас, для удобства растравив ноги. – Танцуй.

– Я не собираюсь для тебя танцевать, – ха, узнаю тон. Принцесса скалит зубки. Кусать она любит, это да.

– Что значит не собираешься? Я за тебя заплатил. У меня там пацаны ещё сидят. Будешь плохо себя вести – придётся и их порадовать. Я организую.

– Пошёл ты.

– Эй, разве так общаются с клиентом? А если книгу жалоб попрошу? Интересно, тебя просто оштрафуют или сразу уволят?

Ожила. Вот это уже больше похоже на правду. Бесится, принцесса. Ой, как бесится. Глазки прищурены в ненависти, кулаки стиснуты, грудная клетка ходуном заходила. Стоит и смотрит на меня. Смотрит, смотрит…

Честно говоря, жду, что мне с разворота прилетит чем-нибудь по башке, с неё станется, но нет. Зои всего лишь хмуро скрещивает руки. И молчит. Не, ну так не пойдёт.

– Так что решаем, солнышко? Работать будем или мне идти искать начальство? – подгоняю её я.

– Зачем искать? Как выйдешь до конца коридора и направо.

Ля какая принципиальная.

– Вот так категорично? – молчит. И не двигается. Надо заметить, она и в выключенном режиме выглядит что надо. А танцевала в зале так и вовсе зачётно: плавно, манерно, игриво. Сатана в обличье коварной обольстительницы. – Как понимаю, тебя для этого столько лет водили на гимнастику? – насмешливо интересуюсь, рывком поднимаясь с места и замирая рядом с ней. Освещение блёклое, а я хочу наслаждаться каждой её эмоцией. – Родители, наверняка, в восторге от того, как ты развлекаешься на досуге… Стоп. Они же не знают, верно? – она вперивается в меня ледяным взглядом Снежной Королевы. В котором отчётливо сквозит страх. Ха, я так и думал. – Конечно, не знают. Представляю их лица, увидь они тебя здесь… – а вот и долгожданный триумф ради которого, собственно, всё затевалось. – Не переживай. Я им не скажу. Пока что. Сначала сам наиграюсь… – каменная статуя упорно молчит и не шевелится, только ноздри на аккуратном носике, что однажды я едва не сломал взбешённо раздуваются. – Принцесса, ну что за обет молчания?

Если бы мы находились не здесь, меня бы уже душили, до крови впиваясь аккуратными ноготками в шею, но, видимо, Зои слишком дорожит своей убогой работёнкой. Держится из последних сил. Ммм… кстати, не могу не заметить, что от неё вкусно пахнет клубникой. Это к делу не относится, но всё же. – Принцесса, ты язык откусила? Не пугай меня. Неужели за столько лет забыла, как огрызаться?

– Уходи.

И всё? И это всё? Я разочарован.

– Как уходи? Мы же только начали, – стягиваю с себя толстовку, оставаясь в борцовке и замечаю удивление в её взгляде при виде татуировок на моём теле. – Видишь, я уже начал выполнять за тебя твои же обязанности. Нет, точно жалобную книгу попрошу.

Крамер словно и не слышит. Разглядывает забитые чёрно-белые рукава, уходящие на плечи и шею. Под борцовкой тоже всё разукрашено. Что называется, не смог остановиться. Втянулся.

– Ты изменился, – замечает принцесса.

И это говорит мне она? Да она стебётся.

– Зато ты такая же гадюка. Но довольно лирики. Не стоит терять на неё время, – первый трек заканчивается, сменяясь вторым. Отведённые мне минуты так-то истекают, а у нас до сих пор не началось самое интересное. – Если стесняешься, я помогу, – подцепляю согнутым пальцем болтающуюся на топе завязку, но меня сердито бьют по рукам.

– Не раскатывай губу, Князев, – строго прицыкивает она. – По правилам я могу тебя трогать, а ты меня нет. За нами через камеру наблюдает менеджер. Будешь домогаться, тебя попросят.

Блеф? Вряд ли. Здешнюю инструкцию я прочитать, конечно, не удосужился, а оказаться грубо выдворенным на улицу, причём за собственное бабло, что-то не улыбается.

– Окей, – мирно вскидываю ладони. – Без рук так без рук. Тогда давай, раздевайся сама.

Зои

Мы знакомы с ним с пелёнок. Ходили на один горшок и купались в одном надувном бассейне. Я не помню самое раннее детство, в подтверждение есть лишь фотки, но более поздние обрывки воспоминаний навсегда останутся со мной: как нас укладывали в одной кровати, когда его родители оставались у моих с ночёвкой; как он защитил меня в песочнице, насыпав песка в глаза диатезному обидчику за растоптанные куличики; как держал за ручку и как над нами все умилялись, шутя про "жениха и невесту"…

Мы были очень дружны… А потом случилась авария, навсегда изменившая мою жизнь. И навсегда изменившая его ко мне отношение, будто я нарочно подстроила всё. Будто виновата в том, что у меня не осталось никого из родственников. Будто специально подговорила тётю Марину оформить опекунство, чтобы не угодить в детский дом. Я, грёбанная шестилетка… Да, прям великий стратег.

Теперь же Илья стоит с этой своей ядовитой усмешкой и повелительным тоном приказывает мне раздеваться. Дебилизм. Неужели недостаточно поглумился за все эти годы? Неужели нелепая обида непонятно за что всё ещё не прошла? Ему реально хочется продолжить нашу никому не нужную войну?

Я не представляю, какая нелёгкая занесла его именно сюда и почему он вообще вернулся из своей любимой Америки, но малыш, ты просчитался. Ты сам взрастил акулу. Сунешь палец – оттяпаю по плечо.

Приближаюсь к нему так, что наши лица оказываются опасно близко, а между губами остаются жалкие миллиметры.

– Не в этой жизни, Князев, – сладко пропеваю я. – Не в этой жизни.

– Опять отказываешься?

– Наоборот, котик, – моя рука заигрывающе скользит по его груди, но обламывающе тормозит у бляшки ремня. Нет-нет-нет. Правило первое: ширинка клиента должна быть всегда застёгнута. – Именно этим я и занимаюсь. Но ты, видимо, так спешил меня унизить, что упустил важную деталь.

– Какую к чёрту деталь?

– Я раздеваюсь только по своему усмотрению, – шепчу ему томно на ушко. – А ты, к сожалению, меня на это совершенно не вдохновляешь.

Тут я лукавлю. На такое меня никто не вдохновляет. Я работаю здесь уже полгода и за это время ни разу ни перед кем не обнажилась. Звучит странно, но такое практикуется. Если собираетесь ввязаться в этот мир, Совет #1, девочки: сразу озвучивайте свои условия при приёме на работу и требуйте письменное подтверждение согласия, чтобы избежать в дальнейшем неприятных инцидентов.

Мои требования были предельно просты: никакой обнажёнки и никаких интим-услуг, а в нашем стрипклубе последнее тоже имеет место быть. Разумеется не афишируется, чтобы у начальства не возникло проблем, но для меня это перебор. Я танцовщица, а не шлюха. И плевать, что это потеря потенциальных клиентов и реально неплохих денег.

– Это шутка? – Илюше такая новость не нравится.

– Прости, золотко, что разочаровала, – игриво надуваю губки. – Этот пункт прописан в моём трудовом договоре. И указан в прейскуранте. Тебе сто процентов дали с ним ознакомиться, так что заведение не несёт ответственности за невнимательность посетителя. Ну что, дальше будем продолжать или закончим этот цирк? А то ведь ещё возбудишься ненароком. Вот будет неловко.

Полный ненависти взгляд прожигает меня до косточек.

– Ну ты и дрянь, – цедят сквозь зубы.

– Училась у лучших, – нисколько не обидевшись прохожу мимо него и грациозно, а-ки кошка, присаживаюсь на кровать, закинув ножку на ножку. Возмужал. Князев и после кадетского училища сильно изменился, из тощего пацана превратившись в крепкого жилистого парня, а сейчас его и вовсе распирает от мощи. Развитую мускулатуру не могли скрыть даже татуировки, которые были повсюду. Реально повсюду. Не знаю, есть ли что под джинсами, но не удивлюсь, если они и там обнаружатся. Не скажу, что это некрасиво. Красиво. Ему, во всяком случае, идёт. Ловлю себя на мысли, что с удовольствием бы рассмотрела хитро переплётные между собой татушки повнимательней, но сразу себя одёргиваю. Крамер, что за дичь и как она оказалась в твоей башке? Вытряхни её немедленно. – Уже уходишь? Мы можем просто… ну не знаю, поговорить, – игриво подмигиваю ему я, накручивая розовую прядку на палец. – По правилам я просто обязана предложить продлить наше чудесное общение. Как смотришь на вариантик? Я не против, никогда не откажусь от чаевых.

Моё ехидство, похоже, окончательно выводит его из себя.

– Думаешь, победила? Это только начало, принцесса. Только начало, – бросает он мне с угрозой и выходит из приват-кабинки. Эта его "принцесса" вечно звучит как оскорбление. Бесится, что его родители меня всегда так называли.

Едва остаюсь одна, липовая улыбка стирается. С обречённым скулением падаю на мягкую постель, закрывая ладонями лицо. Мне кажется, или мой лоб пылает? И щеки. И руки немножко трясутся. Илья прав. Это только начало. Он в городе, и он теперь знает мой секрет… Так всё не закончится.

Что теперь меня ждёт? Как скоро Князев расскажет обо всём тёте Марине и дяде Володе, которые, естественно, ничего не знают. Для них я прилежная студентка. Стипендиатка. Тихая, скромная и порядочная девочка. Разве я могла признаться, что с бюджетноки меня попёрли на последнем году обучения и теперь приходится ночами обхаживать озабоченных мужиков, чтобы оплатить весенний семестр ради диплома по экономике, который мне никогда и не был нужен!?

Будто я пошла бы работать в стрипклуб, будь у меня выбор! Официанткой я бы и за десять лет не набрала нужную сумму, в вакансии девочки "гоу-гоу" мне отказали, вот и ничего не осталось, кроме как задушить гордость и искать альтернативы. И я так надеялась, что всё это скоро останется в прошлом как кошмарный сон, но возвращение Ильи портит абсолютно… совершенно всё!

Настроение подгажено, покой отравлен. С горем пополам отрабатываю смену, лишь под утро возвращаясь в квартиру, что оставили в моё пользование. Мечтаю об одном – принять душ. Хочется поскорее смыть с себя похотливые взгляды и поспать хотя бы пару часов перед парами. Этот сумасшедший график когда-нибудь меня добьёт.

Уже в коридоре стандартной малогабаритной сталинской квартиры очередное потрясение без предупреждения пришибает увесистым кирпичиком по затылку, когда я замечаю валяющиеся на полу мужские кроссовки.

– Явилась? – следом показывается из поворота и Князев, на пальце которого за лямку висит мой лифчик, сушившийся до недавнего времени в ванной. – А я вот тут хлам разбираю, а то устроила притон для моли. Всё думаю: что с твоими тряпками делать? В окно выкинуть или сразу в мусоропровод?

Смотрю на него отупело, не веря своим глазам. Господи, какая же я дура! Как я сразу об этом не подумала??? Эта квартира ведь не только моя. Она наша. И у него есть ключи…

Глава вторая. Принцесса

VS

Князя

Зои

Стоит и лыбится, да ещё так раздражающе. Первое желание – треснуть его по роже зонтиком, висящем на крючке. Вторая – собрать манатки и свалить в неизвестном направлении. Если первое ещё можно было как-то оформить, второе точно не предоставлялось возможным. Некуда мне идти. С подругами голяк, парня в наличии больше уже не имеется. Остаётся вокзал. Или в клубе ночевать, но вряд ли охрана разрешит.

– Как же ты меня бесишь! – разъярённо вырываю у Князева лифчик.

– Я тебя? – саркастично хмыкает тот. – А ты меня? Вы только посмотрите, как у себя дома расположилась.

– Я и так у себя дома, придурок!

– Вот здесь бы я с тобой не согласился. Ты нахлебница, которая решила, что у неё есть какие-то права.

– Слушай, ты меня достал! Не мог дальше оставаться у себя там за океаном? Знал бы, как спокойно без тебя жилось!

– Догадываюсь, но ничего не поделаешь. Всё. Закончилась лафа, принцесса. Я здесь и в ближайшее время никуда не денусь. А ты совсем одна, без защиты, – вот это улыбочка. Гиены так улыбаются, когда обещают жертве, что не сделают ей больно. – Знаешь, что это значит? Что ты полностью в моей власти.

Боже, дай мне сил выдержать и не утопить его башку в унитазе. Вдох-выдох, Крамер. Вдох-выдох.

– И чего же ты от меня хочешь? – моя челюсть стиснута так, что зубы пойдут трещинами.

– Для начала можем закончить то, что не успели, – многозначительно подмигивает мне Илья, оттопыривая языком щеку – неприличный жест, намекающий ясно на что. – Теперь то менеджер за нами не подглядывает.

Фу, блин. Он серьёзно?

– Я сейчас блевану.

– О, у тебя настолько паршиво с практикой? Ну ничего, поднатаскаем, – эта сволочь в открытую измывается. Вдох-выдох, Крамер. Вдох, мать его, выдох.

– Ты идиот.

– Ну а что такого? Не чужие ж люди.

А-а-а! Ненавижу!

– Ну давай. Снимай штаны, – киваю я на его джинсы, демонстративно скрещивая на груди руки. Если бы не лифчик, смотрелось бы вполне себе грозно.

Ха. Что, не ожидал? Не собираюсь я под твою дудку плясать, тупое ты существо. Неужели ещё не понял?

– Думаешь, не сниму? – опасно щурится Илья.

– Почему же. Твоей соображалки хватит. Ты ею никогда не отличался.

Вот, шутки кончились. Мальчик уязвлён. Ой-ей-ей, бедняжка. Щас ещё как заплачет, и что мне потом с ним делать?

– Не подскажешь, сколько дают за убийство?

Эм… это риторический вопрос?

– Предумышленное? Или в состоянии аффекта? Огорчу, тебе светит по полной. Моськой не вышел. Слишком на уголовника похож.

Тут, конечно, кривлю душой. Моськой-то он как раз и вышел, это с характером жёстко пролетел. При раздаче явно бракованный подсунули. А так, несмотря на всю мою к нему неприязнь, глупо отрицать очевидное – сам по себе Князев весьма привлекателен. Особенно сейчас, поработав над физической формой. А работу это видно невооружённым глазом.

Да и без этого природа щедро его наградила, передав гены дядя Володи, а тот по молодости был офигенным красавчиком. Да и сейчас таким как бы остаётся, просто чуток засахарившимся. Так что сыну досталось всё самое лучшее: ярко выраженные черты, упрямый подбородок, светлые выразительные глаза… Ещё бы не были они такими тяжёлыми и колючими, когда в поле зрения попадала я.

Стыдно признаться, но мелкой, лет в тринадцать, он мне нравился. О-о-очень. Я даже думала, что влюбилась. И это несмотря на унижения с его стороны и постоянное подстрекательство одноклассников, которых он науськивал дружить против меня.

Наивная дурёха мечтала порой по ночам, что всё это его поведение только из-за взаимной симпатии. Мол, в один прекрасный день он ка-а-ак признается мне в любви, да и заживем мы долго и счастливо… Отпустило, конечно, быстро. Тяжело быть влюблённой в того, кто ежедневно доводит тебя до слёз.

Но и со слезами я научилась быстро справляться, а теперь вот с какого-то боку-припёку вынуждена мириться с плоскими скабрезными шуточками. О времена, о нравы.

– Крамер, на твоём месте я бы сильно не нарывался, – холодно замечает Илья.

– А то что?

– Ты же не хочешь, чтобы твои увлечения всплыли наружу? Кроткая и тихая Зои, умница, медалистка… и вдруг такая ипостась. Позорище на всю семью… – следом театральная пауза. Видимо, чтобы я успела задрожать в подобострастном трепете. – Но если будешь послушной, обещаю, родители не узнают.

Приплыли, сушите вёсла. Дальше вплавь.

– Да ладно? – я аж приобалдеваю. – Реально шантажировать меня решил?

– А что, получится?

Разве что в твоих похабных мечтах, извращённое ты чудовище!

– Ну попробуй, узнаешь, – с вызовом вешаю ему лифчик на шею на манер шарфика. – Оставь себе. Тебе же так понравилось ковыряться в моём белье. Можешь даже примерить, – заканчиваю нафиг этот тупой разговор и ухожу в свою комнату, которую выделили в моё пользование после переезда много лет назад. Когда стало понятно, что в одном помещении мы с этой злобной квакающей уткой никогда не уживёмся – либо он меня, либо я его, но кто-то кого-то точно бы придушил во сне.

– Стерва, – прилетает мне на полпути.

– А ты просто жалок, – громко захлопываю дверь. Жаль замков нет, по ходу придётся врезать.  Мелкими было как-то невдомёк, а потом он уехал в училище и редко когда появлялся дома. Да и родители были всегда рядом, чтобы его угомонить. А теперь вот мы вдвоём… и это чё-то стрёмно. Ещё ж зарежет ненароком, обставив всё как несчастный случай.

Не одна я об этом подумала.

– На твоём месте я бы в этой квартире не задерживался, – доносится мне приглушённо с той стороны. – Ты ведь понимаешь, что я превращу твою жизнь в ад?

Так и хочется отвесить ему средний палец. Не на ту напал. Выкуси, милый! Посмотрим ещё, кто кого быстрее выживет!

– А я на твоём месте теперь с утроенной внимательностью следила бы за тем, что будет наливаться из чайника. Или ты уже забыл вкус кипячёной кошачьей мочи? – парирую я, вместо ответа получая злобный пинок, от которого в ужасе содрогнулась, но выстояла дверь.

Удовлетворённо улыбаюсь. Помнит. Не забыл.

Зои

Конец марта. Слякотно. Зябко. Ещё неуютно темно, несмотря на приглушённые уличные фонари. Выхожу из такси, кутаясь в пальто, и торопливо заскакиваю в подъезд, прячась то ли от мокрого снега, то ли от просто дождя. Кататься на такси – удовольствие дорогое, пользуюсь им редко, если только метро ещё не работает.

Чувствую себя морально выпотрошенной и обессиленной, словно таскала мешки с кирпичами. А всего-то улыбалась клиентам, гуляя между столиков. Не спорю, можно обойтись и без этого. Некоторые танцовщицы оттанцовывают свой заход и убегают в гримёрку, где ждут следующего. Но так много чаевых не соберёшь, а у меня чуть ли не каждая копейка на счету.

Правило второе для девочек, кто хочет выжать максимум из того, что имеет: будь раздражающе обаятельной и настойчивой. Где-то сама о себе напомни, присев за столик. Предлагай раскурить кальяны, мужики почему-то любят за этим наблюдать, видимо работает ассоциативное мышление. Если попросят выпить с ними – пей. Если клиент уже поддатый, можно незаметно выливать, но отказываться нельзя ни в коем случае. Обидятся.

Многие сами предлагают что-нибудь заказать. Отсюда вытекает Совет #2: не стесняйся и заказывай, чем дороже – тем лучше. Им на этот момент на ценники обычно фиолетово, а выручка бара, между тем, потом так же высчитывает твои проценты.

Помимо очевидной прибавки активность положительно влияет на общение с начальством и дарит маленькие плюшки вроде статуса любимчика, для которых делаются поблажки. Текучка в таких клубах большая, поэтому самые работящие не останутся без внимания. Сегодня вот мне разрешили уйти пораньше, чтобы завтра не проспать тест. Ненамного, но для моего режима и пара лишних часов настоящий праздник.

Поднимаюсь на этаж и уже с порога слышу, что у Князева очередная туса. Сначала слышу, потом вижу завал курток и обуви в прихожей. В гостиной опять гогочет орава. Достал. Почему на него до сих пор не жалуются соседи понятия не имею: то музыка, то женские ахи из спальни – устроил, блин, притон. Надеюсь, никто не думает, что это я, а то потом слухов не оберёшься.

Один геморрой от этого индюка. До рассвета развлекается, спать можно только с берушами, а потом до вечера дрыхнет. Но и я в долгу не остаюсь: у меня теперь с утра на завтрак молочные коктейли, а у него скулящая от блендера башка. Пылесошу опять же теперь исключительно по утрам и с утроенной рьяностью. Чтоб неповадно было. Два в одном: и дома чисто, и его побесить получается.

За последнюю неделю тихая квартира, где гостей практически и не бывало, превратилась в филиал дурдома. И это несмотря на то, что мы с Ильей толком не пересекаемся в течение дня. Однако подгадить друг дружке возможности не упускаем.

Он снял все щеколды с ванной и туалета – я раскрошила ему слабительное в сахарницу. Матюкались потом долго и отборно.

Он жрёт мои обеды без спросу – я посыпала его зубную щётку перемолотым острым перцем. Этот верблюд всё вокруг обплевал.

Он повыкидывал все мои крема и гели, заявив, что свалка ему не нужна – я сделала тоже самое с его боксёрами. В смысле, перчика и туда подсыпала.

Детский сад, ясельная группа "Пакостники". Словно нам опять по одиннадцать лет. Только теперь уже мне не выдавливают майонез в рюкзак и не склеивают пэвэашным клеем страницы с домашним заданием, но от перемены мест слагаемых смысл не меняется. И зачем это? Для чего? Да чёрт его знает. Прикол в том, что, в принципе, как бы даже и весело.

Ну, не всё, конечно. В меру. Точно нифига невесело слушать постоянные стоны и скрип кровати через стенку. Опять же было совсем невесело, когда эта собака сутулая на второй день дверные замки поменяла, пришлось вызывать слесаря. Хорошо паспорт с пропиской был с собой в доказательство, что я здесь живу, а не пытаюсь вломиться. Невесело было тогда же свои шмотки на лестничной клетке обнаружить. Да и мыться, ожидая, что в любой момент вломятся, тоже не особо прикольно. В остальном ничего. Поддерживаем тонус и тренируем реакцию. А то я реально расслабилась без практики.

– О, а вот и фашистка притащилась. Об скольких мужиков сегодня потёрлась? – встречает меня ехидное Князевское, когда я прохожу мимо открытой двери в зал. Всё как всегда, толпа человек в восемь, куча бухла и покер.

Фашистка. Офигеть, конечно, оригинально. Это обзывательство прилепилось ко мне давно, из-за фамилии. Крамер – немецкие корни же. А какие ещё должны были быть, если моя семья раньше жила в Калининграде, бывшем Кенигсберге. Что-то да есть, не поспоришь.

Игнорирую и его, и девицу, сидящую на его коленях. По-моему, очередная новая, но это не точно. Всё равно они на одно лицо. И где только он берёт этих кур? на птичьем рынке в отделе "Двое из ларца"?

Прохожу на кухню, в надежде хоть чем-то перекусить быстренько и отвалиться до утра, но меня встречает адовый сральник. Все столешницы завалены пустыми бутылками и пустыми коробками от жрачки. Молчу про пол. Косорукие ж вы дебилы. И дымом в очередной раз воняет от тлеющих окурков в пепельнице. Козлы, неужели нельзя хотя бы на балкон выйти?

Задолбала эта помойка, сил нет. И ведь Князев из принципа её убирать не будет, уже проверено, а я в таком бомжатнике жить просто не могу, вот и приходится вечно за ним подтирать. Надоел.

Собираю всё в большой пакет и иду в его комнату, раздражённо высыпая мусор на разобранную кровать. Пускай его чикуля всё убирает, прежде чем ноги раздвигать. Хоть какая-то польза будет от мимо пробегающих шлёндр на этой хате.

– О, ты здесь. Чё скучаем? Пошли к нам, – на пороге вырастает Мартынов.

Мерзкая пропитая лопоухая рожа. С младших классов его ненавижу. Всегда ходил верным пёсиком за Ильёй и выполнял его приказы. Запереть меня в кладовой? Пф-ф, да без бэ. Подкараулить за школой, чтобы припугнуть – всегда за радость, бро! А уж тот случай с заброшкой…

– Лучше откушу себе голову, – или под мусоровозку лягу.

– Зачем? Она ещё пригодится для другого, – Мартынов вперевалочку подгребает ко мне. – Я заценил, как ты пляшешь с голым задом. Может для меня тоже станцуешь?

– Мартынов, сгинь с глаз долой, пока бутылкой по роже не получил.

С пьяным разговаривать всё равно что с деревом.

– Да а чё такого? Я заплачу, – меня в прямом смысле зажимают к стене. Вот вообще не кайф.

– Отвянь, сказала, – отпихиваю его, да только это мало помогает. – Реально ж огребёшь!

Угрозы тоже не помогают.

– Ой, да харе ломаться. Будто никто не знает, какие вы там ништяки у себя оказываете. Соглашайся, всё бабло тебе пойдёт, не надо комиссио… – одариваю его хлёсткой пощёчиной, не давая договорить. Мартынов мрачнеет. – Зря. Это ты зря. Я ж могу и по-плохому.

Вероятно, может. И, признаться, вот такие возможные заходы меня пугали изначально больше всего. С бытовыми войнами я-то справлюсь, а вот если тупой компашке Князева что-то в башку стукнет, вот тогда реально полный ахтунг настанет…

– Мартынов, свали, если зубы дороги, – я не мастер по КМС, но тяжёлым зарядить реально могу.

– Да ща, ты мне теперь должна!

– Ломбард тебе должен. Мозги. Хоть какие-то бэушные, а то у тебя там всё пылью покрыло… Ааа… – взвизгиваю, когда меня хватают за запястье и выкручивают руку. Больно выкручивают. Чтоб ничего не хрустнуло, приходится самой согнуться пополам.

– Много болтаешь, дрянь… – злобно цедят мне, явно намереваясь довести дело до травмпункта, но ответить что-нибудь колкое и обидное не успеваю. За нашими спинами раздаётся спокойный голос Ильи.

– Развлекаетесь?

Глава третья. Тушёнка и прочие неприятности

Зои

Стоит и пялится. Князев, да что ж ты так выбешиваешь-то?!

– Убери своего долбоящера, пока на вас в ментовку заяву не накатали! – злобно рычу я, пытаясь вырваться. Благородство сдохло в двадцать первом веке. Не осталось нынче принцев, готовых защитить честь дамы. Во всяком случае не в этой квартире.

– Тим, – окликает Мартынова Илья. – Оставь её.

Эм… Или осталось?

– Ван момент. Сначала проучу, – не унимается козлина.

– Мартын: отпустил и ушёл, – тон не меняется, но в голосе появляются новые нотки. Железные такие, безапелляционные. Перемена прям ощутима.

– Да и больно надо, – фыркает в ответ и я, наконец, получаю свою конечность обратно.

– Дибила кусок. Оба, – шикаю, нянча скулящее плечико. – Намордники на вас нацепить надо.

– Вот ты бы не нагнетала, – Князев ждёт, пока друг выйдет из комнаты, после чего повелительно тыкает на заваленную мусором кровать и со словами: – Убери, а то добавлю, – выходит следом, закрывая за собой дверь.

Зашибись. Убери? Ага, щас. Уже побежала. Только лыжи натру, чтоб скользили лучше. Вместо того, чтобы выполнять приказ, нахожу недопитую тару из-под колы и хорошенько поливаю постельное бельё. Получай, хорёк-переросток. Меньше вякать будешь.

Осторожно высовываю нос в коридор, прислушиваясь. В гостиной гоготня гусей на пастбище не смолкает, но и на кухне, кажись, что-то творится. Вроде как мальчики беседы мужские беседуют, потому что сигаретным дымом тянет. Я бы подслушала, да неохота. Достали они меня, так что незаметно проскальзываю к себе и от греха подальше подпираю дверь стулом. Замком я пока так и не обзавелась. Но уже точно пора.

Вылезти из норы всё же приходится, минут через двадцать, ибо естественные нужды никто не отменял. К счастью, к тому моменту зона отчуждения освобождается, и я скоренько решаю все свои вопросы. Даже успеваю устроить после туалета мародёрскую вылазку до холодильника, чтобы прихватить съестного. Писец. Это просто дичь так жить. Скоро не выдержу и пойду проситься к гастерам на съёмную хату. Там и то будет спокойней.

Мой улов: палка копчёно-вареной колбасы и полбатона чёрного хлеба. То, что нужно здоровому женскому организму, у которого главная фишка – откладывать цилюль на жопу. А у меня это вообще-то рабочий инструмент, ну да и чёрт с ним. Жрать хочется сильнее. Поэтому прямо так, зубами, отгрызая кусьманы и почти не жуя, возвращаюсь в комнату, после чего уже без дальнейших инцидентов ложусь спать…

А когда с трудом раздираю веки по будильнику вижу раздетую до трусов тушу рядом с собой. На всякий случай недоверчиво потираю глаза, разглядывая огромную вытатуированную моську какого-то индийского божка с вензелями на размеренно вздымающейся спине и убеждаюсь, что это не глюк…

ЧТОООО??? КАКОГО.... ???

Нет, реал. На МОЕЙ подушке. В МОЕЙ кровати. В МОЕЙ комнате. Он совсем оборзел?

Сонливое состояние как рукой снимает. Такой наглости я ещё не видела, честно. Вопрос: как на неё реагировать? Впрочем, что значит, как? Зачем изобретать велосипед? Пойдём по давно устоявшемуся годами сценарию. Так что спустя пару минут на Илью выливается полная кастрюля ледяной воды. Специально ледяной, я его жалеть не собираюсь.

– А-а-а-! Умом тронулась, больная? – с ором подскакивает тот, очумело тряся башкой.

– Это я тронулась? Ты ничего не перепутал? Комнатой не ошибся?

– Не ошибся, – Князев хотел было завалиться обратно на подушку, но та оказывается мокрой. Недолго думая, он просто перекатывается на ту сторону, где спала я. Там-то пока сухо. – Ты сральник который устроила подобрала? – бурчат мне едва разборчиво, устраиваясь поудобнее. – Нет. Ну вот сама виновата. Где я ещё должен спать? В гостиной Огурец храпит.

– Да плеваться я хотела, кто где храпит! Проваливай!

– Обойдешься, – утыкаются в мою подушку своей мордой.

– Последний раз предупреждаю!

– Отвали.

– Значит, сам напросился!

Вторая набранная кастрюля не заставляет себя ждать.

– Твою мать! Ты меня достала! – на этот раз психанувший Илья подрывается на ноги.

– АААА! ОТПУСТИ! – теперь уже истошно воплю я, когда меня перекидывают через плечо и тащат куда-то. – Отпусти! Отпусти, сказала! – цепляюсь за косяки, пинаю и кусаю его, но хоть бы что. Щёлкает выключатель и меня скидывают в ванную, до упора врубая душ. – Ааа!!! Холодная же!

– Да ты что? – ехидно кривится эта свинота. – Правда что ли? Вот ведь неожиданность. Хорошо, что не кипяток, скажи?

Торопливо вырубаю кран, да только поздно. Я уже мокрая с головы до ног. И продрогшая. И бок болит после неприветливого столкновения с керамическим бортиком.

– Ты просто шедевральный идиот, – дрожащими губами выплёвываю я. Зуб на зуб, блин, не попадает.

– Сиськами не свети, – советуют мне с надменной рожей.

В смысл… Блин! Поспешно скрещиваю руки на груди. Супер. Футболка-то у пижамы светлая. И тонкая. А под ней ничего нет.

– А у вас тут весело, – хмыкает появившийся на горизонте заспанный Огурцов. Ещё один знакомый с детских времен, но в отличие от Мартынова вменяемый. Мы никогда не общались с ним особо тесно, но и чего-то неприятного от него я тоже не припомню. – Вы каждое утро так закаляетесь? Типа в здоровом теле здоровый дух?

Князев молча закрывает перед его носом дверь, снимает полотенце с вешалки и протягивает мне.

– Освежилась? Дурь поубивалась? – спрашивает он пугающе мирно.

– Ты первый начал! – поспешно прикрываюсь махровым бронежилетом.

– Когда?

– Когда припёрся ко мне!

– Вот развела панику. Чё вопить сразу? Ладно бы приставал. Истеричка.

За неимением ничего другого швыряю в него его же мочалку, попавшуюся под руку.

– Выйди! – требую я.

– Зачем?

– На спрос! А кто спросит, тому в нос!

– Хочешь, спинку потру?

– ПРОВАЛИВАЙ!

– Ой, да и больно надо, – Илья уходит, но через несколько секунд снова просовывает голову в щель. – Точно помощь не нужна? Раздеть – это я запросто.

– ДА УЙДИ УЖЕ!!! – снова торопливо прикрываюсь полотенцем. Ааа! Он меня достал.

– Ну нет так нет, – по-детски хихикает тот и уходит уже насовсем. Поспешно задёргиваюсь шторкой. Какая – никакая защита. Но если опять рискнёт сунуться, убью нафиг.

Зои

Слава тебе господи, никто больше не ломится, так что спокойно согреваюсь под почти горячим душем. Утром добрым не бывает, блин. Я ж не морж, чтоб моржевать и закаливаться вот так без предупреждения.

Обмотавшись полотенцем, оставляю сушиться пижаму с нелепым единорогом на бельевой вешалке и возвращаюсь в опустевшую, ура-ура-ура, комнату. Переодеваюсь и собираю мокрую постелку. Будто мне больше нечем заняться. Теперь непонятно, когда высохнут подушки и одеяло, не говоря уже о матрасе. Сама себе двойную работу сделала, вообще умница.

Переодеваюсь и злая, да ещё и голодная, плетусь на кухню, где уже обитает местное лесное чудище. Сидит за обеденным столом, ноги забросил на столешницу, ковыряется в телефоне. Спасибо домашние штаны надел. А вот с футболками у него, видимо, напряг. Налезать перестали после того, как разнесло на стероидах?

– Что на завтрак? – спрашивает он слишком уж миролюбиво.

– Мышьяк.

– Тебе или мне?

– Тебе цианид.

– Годится, только посоли.

– Перебьёшься, – лезу в холодильник за позавчерашними макаронами и банкой тушёнки. – Я вот только жрать тебе готовить не нанималась.

– Ну должен же быть от тебя хоть какой-то толк.

– Ну от тебя же его нет. Почему я должна на твоём фоне выделяться? – резонно замечаю, разжигая огонь на плите под сковородкой. У кого-то кашка и яичница на завтрак, а у меня сразу по существу. Потом до ночи нормально не поем, так что лучше заправиться под завязку.

– Ты когда такая дерзкая стала?

– А ты последнее IQ когда растерял? Пока татуировки набивал?

На ногах они тоже, кстати, есть. Я успела заценить.

– Принцесса, не заговаривайся, – строго прицыкивают мне. – Лучше б сказала спасибо.

– За что?

– За то, что тебя вчера не изнасиловали.

– Твоя безмозглая макака? Вряд ли бы у него что-то получилось. Силёнок не хватило бы.

– Ты о себе слишком высокого мнения. В любом случае можешь по этому поводу не переживать. Он больше к тебе не подойдет.

– Что так? Ему резко расхотелось мне присунуть?

– Нет, но он принял к сведению, что домогаться до тебя имею право только я.

С тяжёлым взглядом поворачиваюсь к нему.

– Сковородкой по морде давно получал?

– Один раз. От тебя же. Или тогда была не сковородка… – Илья прям задумался. – Совок?

– Садовая лопатка.

– А, точно.

– Можем освежить воспоминания.

– Знаешь, – он неохотно отрывается от телефона. – Вот годы идут, но ты не разочаровываешь. Всё такая же ядовитая. Хоть что-то постоянно в этом мире.

– Я повторяю вопрос: втащить?

– Давай не сегодня. Мне хватило бодрого пробуждения.

– Не тебе одному, – отворачиваюсь, занимаясь зашкворчавшим маслом, на которое вываливаю слипшуюся гору макарон. Какое-то время молчим, пока пытаюсь разодрать и обжарить это малопривлекательное месиво. – Где твой дружок?

– Ты про которого из? Один всегда со мной. Могу показать, убедишься.

Офигеть как смешно.

– Пошлостям учат в Штатах?

– Да не, это врождённое. Если ты про Огурца, он свалил. Сказал, мы слишком шумные для его гудящей кочерыжки.

– Свалил бы ты тоже куда-нибудь, – вздыхаю я. – Достал твой бордель.

– Достал, так свали сама. Даже помогу запаковать все маечки и шортики.

Да было бы куда, с радостью. Только меня тут и видели. Но увы, я бесприданница. Дальние родственнички в своё время подсуетились и отжали у осиротевшей девчули всё, что было возможно. Только что сарафанчик в горошек и пакет с игрушками оставили. Ну и саму девчулю скинули как балласт. Кому она сдалась?

Спасибо тёте Марине, её это не напугало, и они с дядей Володей дали мне всё, что были способны. Прошло столько лет, а я так и не смогла называть их "мамой" и "папой", несмотря на то, что люблю обоих безмерно и благодарна по гроб жизни. А они и не навязывали. Даже решение по замене фамилии оставили за мной, понимая, что это то единственное, оставшееся у меня в память о прошлой жизни.

Чем я могла ответить на их доброту? Лишь быть благодарной. Именно поэтому, собственно, и поступила в МГУ на нисколько не любимый экономический. Потому что его заканчивал дядя Володя и всегда хотел, чтобы Илья пошёл по его стопам, но Князев не только послал эту идею, но и отказался в принципе связываться с институтами, чем в своё время всех просто убил.

Он вообще много чего делал поперёк их воли. Частично из вредности, частично из-за меня. Его всегда раздражала моя "смиренность". Поэтому, собственно, он до сих пор и считает меня лицемерной подлизой. Я же просто старалась сделать так, чтобы его родители не пожалели о том, что когда-то приняли меня в семью.

– Что, бездомная, нечего возразить? – не дождавшись ответа, хмыкает Илья. – Вот тогда стой у плиты и кухарь. А если ещё не перестанешь плеваться ядом, мы даже сможем поладить.

– Я тебя ненавижу.

– Твоё право. Ты мне лучше скажи, у тебя все юбочки такие короткие?

Что ещё за предъява? Нормальная у меня юбка, всё прикрывает.

– А тебя это как волнует?

– Меня никак. Но тогда уж надевай почаще вот эту. Прям зачётная, – в мою сторону светят экраном, на котором покоится моя же фотка с прошлого лета в лаковой мини-юбке. Стоп, эту фотку я никуда не выкладыва… До меня только сейчас доходит, что всё это время Князев ковырялся в МОЁМ телефоне!

– ТЫ НОРМАЛЬНЫЙ?

– Вот чего опять орёшь? Я искал номера родителей. Свой московский, кстати, тоже нашёл. Не знал, что он у тебя есть. Спорим, нет-нет, но ты мечтала порой по нему позвонить после угарных вечеринок с подружками? Ты, кстати, ночью сама ко мне жалась, но я ж не такой – так что почти не разрешал тебе этого делать. Наверное. А может и да…

Чувствую, как закипает бешенство. Щас нафиг сорвёт все винтики, и водонапорная башня подорвётся к чертям!

– Знаешь, о чём я мечтаю? Закопать тебя под окнами! – яростно вырываю гаджет из его рук. – Чтобы на твою могилу сверху сыпались окурки и облегчались коты!

– А ты всё о своём, – вот ведь непрошибаемое животное. С каменным лицом встаёт из-за стола и лениво тянется, хрустя шеей. – Смотри, сгорит наш завтрак.

– Да подавись ты своим завтраком! – мозг работает в автономном режиме, когда швыряю в него так и не вскрытую консервную банку. Осознание приходит уже когда тушёнка с разгона прилетает Князеву чётко в лобешник.

Глава четвёртая. Выезд

Зои

Зажимаю рот ладонями, чтобы не заржать. Мне очень стыдно, правда. Понимаю, что переборщила и что это капец как больно, но меня просто накрывает неконтролируемый истерический смех.

– Оборжаться, – шипит Князев, держась за голову. Аж покраснел бедный. Даже обычно зачёсанные назад волосы встали торчком – это так его хорошенько тряхнуло. Надо полагать, баночка-то увесистая. Жестяная.

– Прости. Я думала, мимо пролетит.

– Думала она! Не занимайся тем, что не умеешь.

Всё, прошло мимолётное наваждение. Больше уже не жалко. Правильно получил.

– Эй, ну оскорблять-то сразу зачем? Я же извинилась.

– И что, от твоего извинения сотряс сам пройдет?

– Не преувеличивай. Чтобы было сотрясение, нужен мозг.

Илья хмуро отнимает ладонь ото лба, и я снова ржу. Будет шишка. Сто пудов. Уже набухает.

– Беги, просто лучше беги, – спокойно, но с угрозой предупреждают меня.

Ага, спотыкаюсь и падаю.

– Сам беги. Я тебя не боюсь, – спокойно лезу в морозилку за замороженной курицей. – На, – шлепком прикладываю окорочок к его моське. – А то к вечеру будешь ходить красивый и фиолетовый.

– Не поможет.

– Поможет. И никогда больше не смей брать мои вещи. Иначе в следующий раз в полёт отправится утюг.

На меня долго и пронизывающе смотрят. Слишком долго и слишком пронизывающе. Как-то прям не по себе становится.

– Ты чокнутая, знаешь? – интересуются как бы между прочим.

Вот не соглашусь!

– Ты вынуждаешь быть такой. Веди себя по-человечески и мы если не поладим, то хотя бы закончим эту глупую вражду.

– А если она меня устраивает?

– В таком случае мне нечего тебе больше предложить, – отковыриваю от дна сковородки готовые уже сгореть макароны и поднимаю с пола укатившуюся банку. – Открой, если несложно, – протягиваю ему тушёнку и больше времени на него не трачу. И так опаздываю. Причём конкретно, потому что всё, что должно было быть подготовлено ещё вчера ночью, разумеется, было напрочь забыто после стычки с Мартыновым. Короче, к тому моменту, как завтрак готов только и остаётся, что проглотить тарелку целиком, не жуя, и надеяться, что оно там в желудке само как-нибудь перемолется и утрамбуется.

– Лика, привет, – параллельно с дозвоном старосте на ходу натягиваю на себя ботильоны и пальто. Не очень удобное занятие, когда телефон зажат между плечом и ухом. – Я уже еду, слегка в пробку попала. Отметь, что я на месте, пожалуйста. Кызоева и так на меня зуб точит. Спасибо, – отключаю вызов, прыгая на одной ноге. Всё по закону подлости: пытаюсь не уронить гаджет – падает сумка. Которая, конечно же, расстёгнута и вываливает всё добро на пол. Пытаюсь поймать хоть что-то на лету – в итоге ломаю ноготь. Пока нянчу ноготь – подворачиваюсь на каблуке и едва не заваливаюсь. – Да твою же… – хочется орать от раздражения. Ну почему всё вечно идёт наперекосяк именно тогда, когда это катастрофично невыгодно!

– Куда такая спешка? – из своей комнаты, в которой он обжимался с перемороженной холодильной курицей последние четверть часа, выходит Князев. Ну да. Особо сильно не помогли тисканья, лоб заметно сизовеет. Илья тоже, вероятно, это понял и забил на романтическое рандеву, переключившись на уборку мусора с кровати. Правда особо не заморачивался – тупо завернул всё в заляпанную колой простынь. Стоит как ёжик в тумане с котомкой, перекинутой через плечо и на меня зыркает.

– Если бы не ты, спешить не пришлось, – торопливо сгребаю обратно в жерло пятого измерения кошелёк, конспекты и косметику. – На плите ещё осталась жрачка. Так и быть, разрешаю доесть, – моему милосердию нет границ. То ли пытаюсь загладить вину за домашнее насилие, то ли благодарна за то, что мне без язвительных замечаний всё же была вскрыта консерва. Такая мелочь, но для него прям поступок. Я вообще удивлена, что меня не прибили.

– Да ладно? Что, и туда даже ничего не подсыпано? – искренне удивляются такой щедрости.

– Слабительное закончилось. Сгонцаешь в аптеку, всё будет, – огрызаюсь я, не оборачиваясь, и поспешно сваливаю, гремя ключами. Некогда мне пикироваться. Опоздаю на тест, точно турнут из универа. Обиднее всего, что осталось доучиться каких-то несколько месяцев.

Далеко уцокать по кляклым лужам не успеваю. На половине пути к остановке рядом со мной равняется чёрный седан. Опускается стекло со стороны водителя, и я с приофигевшим видом опять наблюдаю моську Князева.

Это когда он успел машиной обзавестись? Да ещё и мерсом? (прим. авт. Мерседес) Я видела эту тачку уже несколько раз у подъезда, паркующуюся в стиле: "я главный козёл на районе, мне законы не писаны", но даже в голову не брала, что она его.

Знала бы, записочку под лобовое оставила. Мол: нельзя занимать одним собой сразу три места, не будь скотобазой, а то найдутся добрячки, любящие тайком прокалывать шины и привязывать воздушный шарик к выхлопной трубе.

– Садись, подвезу, – это предложение или требование? По голосу не особо понятно.

– Спасибо, я пешочком, – не надо мне от него ничего. Кто его знает, куда Илья меня собирается завести. Может уже договорился переправить в Мексику на товарняке.

– Харе ломаться, – злится он. – Сама говоришь, опаздываешь. Я второй раз предлагать не буду.

Не будет. Точно не будет. С его стороны и один раз оказать мне любезность уже событие века. Хоть красным кружочком отмечай в календаре. Кажется, сильно я его жахнула, где-то что-то походу повредила. Но отрицать глупо, на машине реально выйдет быстрее, чем на маршрутке с последующим метро. А у меня тик-так часики.

Раздумываю секунд десять, после чего согласно киваю. Ладно. Подвезёт, так подвезёт. Надеюсь, что всё же в универ, а не сдавать в рабство.

Зои

Не поверите, реально подвозит. Прямиком ко главному входу МГУ имени Ломоносова, самого высокого среди семи знаменитых "сталинских высоток", построенных в середине прошлого века. Изначально по плану таких зданий должно было быть девять, но строительство тормознуло на семи. Туристы их ещё иногда называют "семь сестёр". Зрелище действительно впечатляющее, один шпиль чего стоит.

Молча выхожу из салона. За всю дорогу мы не проронили ни слова. Ни звука. Мне Илье больше нечего сказать. Всё, что я хотела, уже озвучила на кухне. Ему, видимо, тоже добавлять ничего не хотелось. Молчали и не срались, уже хорошо. И на том радость.

Мерс быстро скрывается из виду, а я грустно иду внутрь. Шикарное место, богатое на архитектуру и скульптурное оформление. Ещё недавно я жила в одном секторов, где располагались общежития блочного типа, а теперь вот меня попёрли. Дяде Володе с тётей Мариной я наплела про то, что устроилась на работу в вечернюю смену рядом с домом и отсюда ездить туда неудобно. Вроде поверили.

– А вот и наша цаца, – откуда-то из-за колон выныривает Артём Гордеев, тот самый муда… та самая мычащая утка, из-за которой меня, собственно, и попросили.

Неужели я с ним реально встречалась? Дура. И где только глаза были? Залипла на смазливую можорскую мордашку и поплыла. Ещё бы, один из самых завидных парней на потоке, богатенький мальчик, сынок местного председателя и просто очаровательный разгильдяй обратил внимание именно на меня! Ещё и так красиво ухаживал. Кто уж тут уши не развесит.

Это потом вскрылось, что у таких, как он не бывает только "одной", однако даже при наличии гарема отпускать кого-либо подобные персонажи не любят. Когда я послала его куда подальше настал черёд мести за задетое самолюбие. Уж не знаю, приплёл ли он папашу или сделал всё сам, но учёба начала скатываться семимильными шагами, а от красного диплома остались одни мечты.

В прямом смысле слова меня начали валить чуть ли не на каждом экзамене и прикапываться до малейшего пустяка. Как итог – лишение стипендии, места в общаге и нескончаемая головная боль. И всё лишь по тому, что я не дала какому-то уроду. Кто рассказал бы, не поверила, а тут на собственной шкуре всё прочухала.

Порой складывается впечатление, что я проклята. В школе Князев не давал покоя, даже после его поступления в кадетское я долго не могла разгрести то, что он за собой оставил, тут этот доморощенный прЫнц приклеился. Вот и надо было ему именно ко мне прицепиться? Я-то мимо него за километр ходила, понимая, что "элитные" орешки мне не по зубам. На том и прокололась. Надо было, видимо, висеть на шее, чтоб он сам мечтал поскорее избавиться от пиявки.

Прохожу мимо, ничего не отвечая, но Гордеев не отлипает.

– И чё это мы нос задрали? Даже не здороваемся.

Ааа! Взять бы за шкирман эту сволочь и вместе с Ильёй запихнуть куда-нибудь в закрытое пространство без света и интернета, чтоб они от скуки поубивали друг дружку и оба, наконец, оставили меня в покое. Всё чаще задумываюсь над тем, чтобы после выпуска уехать в другой город. Сил никаких уже не осталось.

– Артём, мне некогда. Иди подоставай кого-нибудь ещё.

– Не хочу других. Хочу тебя, – вырываюсь, когда меня пытаются приобнять.

– Клешни подобрал. Я тут недавно научилась метко бросаться тушёнкой, так что не буди лихо.

– Не посмеешь, – зашкаливающее самомнение может соперничать у него только с такой же зашкаливающей наглостью. – Ты же не хочешь усугубить своё положение ещё сильнее.

Опять угрозы? Его любимое средство.

– Не напугал. Мне терять нечего.

– Ну так давай исправим? Я ж сколько раз предлагал: развлечёмся разок-другой и, считай, золотая медалька у тебя в кармане.

Считаю мысленно до пяти, чтобы не всадить ему каблук промеж глаз.

– Удобно, скажи, когда есть авторитетный папочка? – желчно интересуюсь я. – Жаль, без него сам ты ничего из себя не представляешь.

– Не груби.

– А то что? Побежишь жаловаться? – сворачиваю, не доходя до памятника Менделееву, величественно украшающему конец коридора. – Тогда поспеши. А то у меня как раз тест, успеешь устроить, чтоб он потерялся, – Артём наверняка бы продолжил свои ядовитые серенады, но я успеваю нырнуть в аудиторию. Почти не опоздала, две минуты не считается.

Настроение испорчено, но треклятый тест кое-как нацарапан. В целом я даже уверена, что там почти всё правильно, но на хороший балл давно не рассчитываю. Порой появляется мысль вовсе не стараться. Какой смысл готовиться и зазубривать, если один фиг занизят? А по специальности я так и так не собираюсь идти, к этому душа не лежит абсолютно. Нет. Я хочу вернуться в художественную гимнастику. Хотя бы учителем, раз у самой мечта в своё время накрылась из-за травмы.

К обеду лучше не становится. В рабочем чате приходит сообщение о просьбе подменить. Причём не от девчонок, а непосредственно от администратора. Её просьба, что приказ – начнёшь отмазываться, потом не единожды припомнят. Блин, законный выходной же. Был. Я так рассчитывала просто лечь спать. И проспать сутки.

– Чего такая кислая? – спрашивает сидящая рядом в столовке Диана, замечая моё выражение лица.

– А? Да ерунда. Очередные загоны, – лишь отмахиваюсь я. Мы более-менее общаемся с ней, как и с другими сокурсницами, но за столько лет так и не сблизились настолько, чтобы я могла хоть кого-то назвать "подругой". В таком месте друзей не заводят, тут все с понтами и себе на уме.

Да и вера в женскую дружбу закончилась, когда бывшая "подружка", которую я знала с песочницы и доверяла секреты, жёстко кинула меня, растрепав всему свету то, что было нельзя произносить даже шёпотом. Как после обнаружилось, желая выслужиться перед Ильей. Нравился он ей, видите ли. Он тогда, помнится, никак не среагировал, оставив её без внимания, а я впредь зареклась кому-либо рассказывать что-то личное.

Тот урок я усвоила хорошо, так что дальше общедоступной информации больше ни с кем не делюсь по сей день. Ну и про мою "работу" никто, естественно, не знает. И слава богу. Я специально для этого устроилась в клуб практически в другом конце города. Чтоб даже случайно ни на кого не наткнуться. И схема вполне себе работала, пока не объявился Князев.

Князев… что с ним делать? Скорее бы уже всё закончить и уехать. Или хотя бы погасить остаток долга за оплату семестра и перебраться на съёмную квартиру. Куда угодно, лишь бы подальше от него. Надеюсь, его не будет дома, когда придётся заскочить домой за шмотками. Знала бы, сразу взяла.

Обломись, Крамер. Сегодня явно не твой день. Все звёзды этого мира сошлись на небосводе в единое созвездие одного большого жирного… среднего пальца. Тут уже не только чёрная кошка, тут чёрная кошка верхом на ведре проскакала мимо, устраивая фейерверк из рассыпанной соли.

Князев сидит возле своей тачки, на заборчике, что отделяет парковочную зону от детской площадки. Рядом топчутся Огурцов и Лопырёв. Рядом развернулся стандартный набор автомобилиста спальных районов: поставленное на крышу машины прохладительное в алюминии, окурки под ногами, поднятый капот мерса и распахнутые дверцы. На заднем сидении, высунув ноги наружу, лежал, судя по всему, Мартынов. Утомился, лапушок. Отдохнуть захотел.

– Эй, фашистка, – окликает меня по дороге к подъезду Илья. – Как тест? Отрицательный, положительный?

Опять пошлые шуточки?

– Боишься стать папочкой? – парирую я.

Тот аж чихает в свою банку с энергетиком под дружный хохот верных пёселей.

– Я ж с миром, а ты опять за старое.

– С миром?

– А то. Мартынов, – зовёт Князев друга. – Ты что-то хотел сделать.

– Что, прям сейчас? – скулит тачка и подёргиваются неодобрительно ноги.

– Сейчас. Давай, давай.

Нелепая полукривая физиономия оказывается в поле зрения и смотрит на меня исподлобья, соскребая остатки гордости по углам.

– Прости за вчерашнее, – цедит он без особой охоты. Раскаянья ноль, зато послушание на высшем уровне. Какой натренированный щеночек. Слушается хозяина. Поразительно то, что даже несмотря на годы отсутствия Князев продолжает быть среди них авторитетом. Как ему это удаётся?

– Прощаю, – максимально миролюбиво киваю. – Но в следующий раз буду прощать, вооружившись ножницами.

– Почему ножницами? – заинтересовался Князев.

– Глаза удобно выкалывать, – под очередной гогот поскорее скрываюсь в подъезде. Хотя я, конечно, удивлена. С чего бы такая щедрость?

Окончательно убеждаюсь, что тушёнка нехило помяла его мозги, когда вижу на кухне вымытую сковородку. Ничё себе. Он и посуду мыть умеет! Подвёз, заставил Мартынова извиниться, всё убрал за собой. Такими темпами не за горами крепкие семейные узы! Знала бы, ещё лет так десять назад по башке огрела его чем-то поувесистей садовой лопатки. Блин, будет обидно, если завтра с утра всё шарики встанут на место и опять включится эгоистичная чебурашка.

Голая, мокрая, но всё равно такая желанная кроватка буквально манит к себе, однако ночную смену никто не отменял. Лезу в коробку с эротическим барахлом и выуживаю зашкаливающе сексуальный прикид из помеси серебристых страз, блёсток и ремешков. Ну и стрипы, само собой (прим. авт.: туфли для танцовщиц на высокой платформе). Запасные. Основные лежат в шкафчике на работе. Мало ли что. Конфузы случаются, тем более что покупаю я всё это с рук.

Правило третье в сфере стриптиза – танцовщицы одевают себя сами, никто "униформу" выдавать вам не будет. Отсюда же вытекает и Совет #3: если нет кругленькой суммы на новые прикиды, выкупай шмотки в половину дешевле у девчонок. Неважно, что это когда-то было на ком-то, мужики такого не запоминают, главное, что танцовщица всегда должна выглядеть как картинка.

Никаких торчащих ниток и потёртых труселей. Мы – отражение тайных эротических фантазий, и этому статусу необходимо соответствовать. Я не наращиваю волосы с ногтями, но что причёска, что маникюр всегда должны быть безупречны. К другим органам чувств это тоже относится: от нас всегда должно вкусно пахнуть, даже если мы только что танцевали и вспотели как грешницы в церкви. Амбре или вонь вчерашнего борща изо рта – табу! Имей при себе десять жвачек и ополаскивать.

Грустно прощаюсь с сушащейся подушкой и снова выхожу из квартиры. Князев на том же месте. На этот раз больше не отвлекается, даже в мою сторону не смотрит. По всей видимости батарейки сели и лимит милостей исчерпан. Ну и слава богу, а то правда прям не по себе.

Пока толкаюсь в переполненном вагоне метрополитена ещё дважды приходят сообщения в чат. Убеждаются, не собираюсь ли я свинтить. Будто у меня есть выбор, но такая настойчивость напрягает, уж больно непривычно. Смутно чую подвох, но лишь приехав в клуб понимаю, с какой кстати администраторша развела бурную деятельность.

Блин. Только не это. А я так радовалась, что за все те месяцы, что работаю меня это ни разу не касалось, и на те. Я знала. Я знала, что сегодняшний день не мог закончиться хорошо.

Зои

Я пришла в стриптиз осознанно, без розовых очков, и прежде тщательно прозондировав почву. Перерыла весь интернет, даже списалась с бывшей стриптизёршей, ведущей в сети блог. Именно она дала мне ценные советы на старте, которые в последующем не раз меня выручали.

У других танцовщиц не всё так гладко складывалось. Многие приходили в надежде на быстрые деньги за "обычное виляние задом", но спотыкались об непредвиденные проблемы в первые же дни. Многие удивлялись тому, что клуб оказывает подпольные интим-услуги, запрещённые на официальном уровне, но делающие суточную выручку не официальном и в первые же смены бежали вон сломя голову.

С этой точки зрения хорошо, что приём на работу происходит на честном слове, без трудовых и отработок по договору. Да и что можно было бы записать для пенсионного фонда в графе профессии: исполнительница экзотических танцев?

Кого не пугала подработка шлюхой, сыпались с непривычки на адовом графике. Тяжело всю ночь держаться на ногах, от усталости постоянно начинает вырубать, но спать как раз нельзя. Только в гримёрке, но когда там собирается много народу это маловероятно. Поэтому девчонки могли задремать прямо в зале, спрятавшись где-нибудь в уголке. Если это замечалось мигом прилетал штраф.

Штрафы вообще у нас любят, могут влепить за что угодно, так что особо сильно не заработаешь. Опоздала? Перепила (а алкоголь порой единственное, что помогает не вырубиться, но граница меры очень хрупка)? Пожаловался клиент? Отказалась от выполнения стандартных обязанностей типа эротического массажа? Забыла предложить продолжение после привата? Штраф, штраф, штраф. В конечном итоге от обещанной зарплаты обычно остаётся дай бог половина, а надо ведь ещё за собой ухаживать. Эпиляция, кремушки, маник. Тряпки те же покупать. А это ой как недёшево обходится.

От того, чтобы не совсем скатиться в ноль спасают приваты, но лично у меня с ними туго. Я ведь не раздеваюсь. Правда даже несмотря на это за последние полгода умудрилась завести своих постоянных "мальчиков". Те, кому хочется просто выговориться: как их достали холода, работа, начальник, жена-мегера, да и жизнь в целом. Для таких не надо танцевать. Просто сидеть рядом и сочувствовать.

Слушать такое нытье из раза в раз не особо прикольно, а стараться выглядеть заинтересованно, когда глаза слипаются от тоски, ещё сложнее, но после зато получаешь щедрые чаевые, так что девчонки охотно подрабатывают ещё и внештатными психологинями.

В общем подводных камней много и желательно знать о них заранее, чтобы не батрачить за коктейль. Но, как показывает практика, так работает не всегда. Отсюда и бешеная текучка. Мне в этом плане повезло, но даже я не смогла застраховать себя от выездов.

Это самая бесящая часть работы. Стриптизёрши не эскортницы, они танцовщицы и вот это тупая обязанность "девочки на час"… ну как бы понятно, деньги не пахнут. Причем нехилые, особенно когда выезды сопровождаются сопутствующими бонусами. Но я то эти бонусы не предоставляю! Поэтому меня прежде и не заказывали.

И сегодня никуда не хочу ехать, хоть администраторша, переделанная дамочка с накаченными губищами, раз десять заверила, что всё чин-чинарём и ни о каком сексе речи не идёт. Мол, группа постоянных клиентов заказала несколько девушек для вечеринки на дому, день рождения как понимаю. Из торта выскакивать не надо, но сильно всё равно не легче. Не нравится мне, что я была выбрана. Зачем им танцовщица, что не оголяется? У них у кого там праздник, у священника?

Разумеется, ожидать ничего хорошего не приходится. Это я понимаю, едва мы приезжаем в частный сектор. Райончик не элитный, да ещё и в какой-то глуши. На такси ничего, а вот пешком если идти – сплошные леса и заборы. Стрёмно. Реально стрёмно, несмотря на соблюдение стандартных мер безопасности. Правда какие там меры? Одно название. Руководству только адрес с номером плательщика и известен, а уж что там за человек и что у него на уме…

Успокаивает лишь то, что пока на памяти ни у кого из танцовщиц нет никаких трешовых историй. Никто не пропадал без вести, поножовщин не устраивалось, даже до рукоприкладства, слава богу, не доходило, чтоб потом с фингалами приходилось ходить. Оргий вроде тоже не случалось, но тут уже всё сугубо на желании девушек.

Если что-то и было, они бы всё равно не рассказали, потому что это делалось бы не в копилку организации, а чистыми на ручку. О леваке же не распространяются, потому что бабы завистливы и обожают сплетничать. Особенно когда надо убрать конкурентку. Всплывёт крысятничество – вылетишь быстро, а штрафные санкции потом ещё с новой работы придётся выплачивать.

Короче, ничего хорошего я не жду. И оказываюсь права. Культурная вечеринка из мальчишника на пять человек, где нам галантно предлагают закуски и шампанское, быстро переходит в обычную попойку с отключающимися стопами. Вежливости становится всё меньше, а напор растёт. После третьего привата, когда приходится силком стаскивать с себя руки осмелевшего от градуса именинника, становится понятно, что лучше делать ноги.

Вот только этого мнения придерживаюсь одна я. Другие две девушки, "Ванесса" и "Лола", в простонародье Даша и Лена, уже укрылись с клиентами за закрытыми дверями, всё на благо организации. Тонкие стены, обитые вагонкой без как таковой шумоизоляции, практически не приглушают звуков и прекрасно слышно, как они стараются.

Ненужные стоны играют на воображении тех, что остались со мной. Намёки и многозначительные взгляды становятся всё настойчивей. Учтивая улыбка и напоминание, что в мои услуги ничего подобного не входит практически не помогают. Этого они уже не слышат, предлагая заплатить двойную стоимость, ещё и чистыми. Когда не работает схема подкупа, начинаются открытые приставания.

Нервы сдают. Будь это территория клуба я бы привычно пожаловалась охране, но здесь-то охраны нет. Я одна, а их трое. Да, не крепыши, обычные офисные клерки, но преимущество по количеству и при таком раскладе не на моей стороне. Особенно когда меня буквально зажимают в угол.

Не придумываю ничего лучше, кроме как сослаться на срочные женские дела и запереться в ванной. Стою у зеркала, стискиваю холодную раковину, а руки и ноги ходуном ходят. Чистая паника. Которую вот вообще не успокаивают насмешливые оклики через дверь, пробивающиеся через неприятную пульсацию в ушах.

– Мы пошутили. Да не бойся ты, трусишка. Никто тебя не обидит.

Может и не обидят, но всё равно страшно. Один на один я больше оставаться с ними не хочу. Особенно в таком виде. Мини-платье в пайетках на тонких бретельках хоть и прикрывает стратегически важные места, но, один фиг, выглядит слишком призывно. К чёрту! Пускай хоть всю зарплату срезают, пускай увольняют, но я отсюда сваливаю.

Достаю спрятанный в высоких серебристых сапожках телефон, который держу весь вечер в зоне досягаемости и пишу администраторше, прося вызвать мне машину.

"Жди остальных, поедете вместе", прилетает почти сразу отказ.

"Меня тут изнасилуют сейчас, я не могу ждать", аж пальцы мимо клавиатуры проскакивают, настолько конечности дрожат.

"Жди. Никто тебе ничего не сделает. Твой рабочий день заканчивается через 47 минут"

Всё. Тишина. Ни приветов, ни ответов. Ни хотя бы вежливое: а что случилось то, собственно? Мне кажется или я ей я не нравлюсь? Эта бабёха у нас работает месяца два и по совместительству является очередной пассией босса. Который не единожды пытался подкатить ко мне. Потому, наверное, и поблажки делает: то пораньше отпустит, то премию выпишет.

Мне-то он до фонаря. Я мужиками, по возрасту годящимися мне в отцы не интересуюсь, но даме его, судя по всему, такое повышенное внимание своего хахаля к посторонним тёлкам не нравится. Вот она и решила оторваться. Может выжить меня хочет, чтоб перед носом не маячила?

Капец. Сиди и жди. Сколько сидеть? Пока девочки не закончат? А если мне в дверь будут ломиться? За ручку дёргают так часто, что у меня глаз уже дёргается. Всё жду, когда замок не выдержит и хрустнет. Сама бы вызвала такси, но как мимо них проскочить? Отмахиваясь дезодорантом?

Жесть. Это ж надо было так попасть… Не отдавая себе отчёта ищу в списке контактов номер на который думала, что никогда в здравом уме не позвоню. Я даже не знаю, рабочий ли он до сих пор. Может симка давно потеряна.

Нет. Гудки идут. Долгие, томительные. Время позднее, но он же обычно не ложится раньше рассвета. Уже отчаиваюсь, когда вызов принимают. На заднем фоне женский смех и мужские голоса. А ещё шум приглушённой музыки, какой бывает в барах.

– Что? – этот вечно недовольный голос можно узнать из миллиона. Сложись другая ситуация и не будь у нас сегодняшнего странного перемирия, клянусь, никогда бы не попросила его о помощи, но в данную секунду мне плевать, какие последствия это может за собой повлечь и как долго после придётся слушать желчное ехидство. Лишь бы не отказал. Лишь бы оказаться отсюда как можно дальше.

– Я знаю, ты мне ничего не должен, но можешь забрать меня? Пожалуйста.

Глава пятая. Новый клиент

Зои

В машине звенящая тишина. Не смотрю на Илью, отвернувшись к окну и без особого восторга разглядываю подсвеченный Деловой центр "Москва-Сити". В ночных сумерках стеклянные башни выглядят действительно эффектно, но восхищаться ими нет настроения. Меня всё ещё потряхивает, хоть и потихоньку уже отпускает.

Восемнадцать минут.

Князеву понадобилось ровно восемнадцать минут, чтобы после томительного молчания в трубке на мою просьбу и его короткого в ответ: "Адрес", приехать. Я не знаю, где он находился, но вряд ли в том же районе. И всего восемнадцать минут…

Всё это время я продолжала подпирать раковину. На тот момент долбиться перестали. Наверное, поняли, что перегнули палку. Я слышала как вернулись обратно девчонки, но всё равно не выходила, сославшись на то, что меня тошнит. А меня и правда подташнивало. От отвращения за ситуацию. Больше никогда. Ни единого выезда. Ни за что на свете. Хоть стреляйте.

Даша с Леной тоже что-то пытались бормотать приглушённо через запертое препятствие в стиле: "да ты задрала, чё ты нас позоришь?", но я их не слушала. Даже воду в кране включила. Смотрела как она закручивается в сливе и ждала. Чего-то. Кого-то.

Телефон, который стискивался в побледневших пальцах, едва не плюхнулся в воду, когда в дверь долбанули с такой силой, что петли чудом не вырвались с корнем. Явно с ноги прилетело.

– Выходи, принцесса, – никогда в жизни бы не подумала, что буду до такой степени рада слышать его голос.

Ноги ватные, но лечу к Князеву, аж запинаюсь. Он ждёт меня за дверью. С моим пальто, взятым с вешалки в прихожей. Холодный, равнодушный, как и всегда, но сейчас невероятно желанный.

– Уходим из этого притона, – сухо бросают мне и направляются к выходу, не оборачиваясь. Семеню на дрожащих коленках за ним, стараясь не запутаться в высоких каблуках.

Успеваю мельком заметить через широкий арочный проём притихшую компашку. Именинник скулит на диване, зажимая окровавленное лицо. Девочки суетятся, протягивая ему салфетки и провожают меня взглядом: "ну ты конченая, конечно". Остальные несостоявшиеся донжуаны вообще головы в нашу сторону не поднимают. Их резко заинтересовали собственные носки.

– Ты его ударил? – спрашиваю я.

– Да не, – отмахиваются безразлично. – Это он с косяком поцеловался. Когда впускать не хотел.

Ага. Хороший косяк попался. Татуированный. Ещё повезло, что в сознании остался. Рядом с широкоплечим богатырём Ильей горе-именинник смотрится тощей тростинкой, которую двумя пальцами можно сломать.

– Плохо, – вздыхаю не то, чтобы с огорчением, но всё же. – Если нажалуется, мне влетит конкретно.

Выходим через распахнутый настежь выход и идём к калитке, за которой дожидается заведённый мерс. Передо мной открывают дверцу пассажирского.

– Ты сама позвонила, – резонно замечает Князев, нетерпеливо дёргая подбородком. Типа, садишься или чё? – Я могу уехать один.

Молча залезаю в салон и с этого момента вплоть до дома мы больше не произносим ни слова. Лучше бы говорили, потому что появляется ненужная возможность поразмыслить и прийти к выводу, что это, ребята, полный кабзец. Наверное, я погорячилась, вызвав подкрепление.

Сейчас, когда страх чуть улёгся, понимаю, что так дела не делаются. Не то, чтобы речь шла о профессионализме, просто так нельзя. Но сложно думать здраво, когда сидишь на панике. В такие моменты всё происходит интуитивно. По наитию. Ведь если бы не сегодняшнее "подвешенное" перемирие у меня бы и мысли позвонить Князеву не возникло. А если бы он до сих пор оставался в Штатах? Чтобы тогда? Как бы я выкручивалась?

Знаю, как. Попросила бы девчонок поменяться, доплатила бы им в конце концов самолично, чтоб они и эту троицу удовлетворили. И разошлись бы все тихо и мирно. А теперь вот придётся расхлёбывать.

Заезжаем во двор и паркуемся частично на тротуаре, потому что все остальные места заняты. Илья задерживается, что-то проверяя в бардачке, а я не жду его и понуро поднимаюсь в квартиру. Прямо в обуви прохожу в комнату, закрываюсь, стаскиваю пальто и с тихим скулением сползаю по стеночке. В ванной я не плакала, адреналин мешал, теперь же чувствую на коже первые слёзы. Слёзы жалости к себе.

Слышу, как копошатся в коридоре и звенят ключами. Вернулся. Сижу не двигаясь, прислушиваясь к тяжёлым шагам, но вздрагиваю, когда ко мне без стука заходят, застывая на пороге.

Стоит, смотрит. Согласна, жалкое зрелище.

– Ну и чего ревём? – пренебрежительно взлетает густая бровь.

Торопливо подтираю мокрые щеки.

– Не твоё дело.

– Выбрала работу шлюхой, пожинай плоды.

Злобно стаскиваю с себя и бросаю в него сапог, но промахиваюсь с неудобного положения. Впрочем, разве я рассчитывала на другое? Знала же, что яда не избежать.

– Отвали.

– Да. Отличный вариант вместо "спасибо". Всё в твоём духе, – Илья собирается уйти, но я тихо окликаю его, зарываясь пальцами в залаченные локоны.

– Ты прав. Спасибо.

Секундная тишина.

– Что-что? – уточняют самодовольно.

Наслаждается, зараза. Смакует.

– Спасибо, – повторяю громче. Удивительно, но благодарность не застревает в горле. Она искренняя. Когда в последний раз я говорила ему что-то подобное? Пытаюсь вспомнить, но не могу. Давно. Очень давно. Если вообще было.

Смешно, но Князев тоже удивляется такой смиренности.

– И как?

– Что: как?

– Как ощущения?

– Как ощущения: чего?

– Разговаривать по-человечески. Не дерзить.

– Нормально.

– Так чего раньше не практиковала?

– А ты? Я платила тебе той же монетой.

– А я тебе. Иронично, – хмыкает Илья и снова собирается уйти, но я повторно торможу его.

– За что ты меня ненавидишь?

На этот раз передо мной присаживаются на корточки. Светло-серые глаза оказываются совсем рядом. Впервые за долгие годы я могу вот так близко его рассмотреть. Тонкая футболка едва сдерживает мышечную мощь, совершенно не прикрывая забитые рукава и уходящие вверх по шее тату. На лбу назревает цветная шишка, но даже она его не портит. Эти резко очерченные скулы и мужественные черты ничего, наверное, не испортит.

Недоумённо цепенею, когда Князев подаётся вперед, подтирая большим пальцем оставшийся след от поплывшей туши на моём лице. Отстраняется, разворачивает ладонь к себе, несколько секунд смотрит на подушечки пальцев и буднично стирает то, что увидел ленивым движением. После чего снова переводит взгляд на меня.

– За то, что ты есть, – говорит так просто и спокойно, будто очевидней истины не бывает. И правда. Как я сама-то не допендрила?

Его прямолинейность заводит в тупик. Что на это можно ответить?

– Хм… – прикусываю губу, чтобы сдержать истеричный смешок. – Благодарю за искренность. Мне прямо сейчас идти топиться в колодце, чтоб облегчить твоё существование?

– Зачем же? Пока повременим, – меня щелкают по носу, отчего я изумлённо ойкаю и преспокойно поднимаются на ноги. Клянусь, я только что видела промелькнувшую улыбку! Улыбку! Этот человек умеет улыбаться, когда я рядом?

Настолько опешиваю, переваривая новую для себя информацию, что пропускаю момент, когда остаюсь одна. Ненадолго. Илья снова появляется в поле зрения. Теперь уже озадаченный.

– Я так и не понял. Это мудачьё успело что-то сделать? – отрицательно качаю головой. – Точно? – теперь киваю. – Ок. Если что-то было, не молчи. Я вернусь и вырву им ноги.

Он уходит окончательно, а я всё сижу и таращусь в одну точку, пытаясь утрамбовать его слова, которые упорно не хотят утрамбовываться. Никак. Хоть прыгай на них зайчиком, хоть матерись.

Поразительно, но гневных сообщений с работы на следующий день в духе: "ТЫ УВОЛЕНА" не приходит. Может потому что смена только послезавтра и админша хочет лично выплюнуть их мне в лицо, давясь от удовольствия? Но нет. В субботу заступаю в привычном графике и вот уже несколько часов никто меня не трогает.

Странно. Очень-очень странно. Даже если парни не рассказали о произошедшем, что само по себе вызывает недоумение, то Даша с Леной, руку готова дать на отсечение, уж точно не упустили бы возможность наябедничать. Однако факт остаётся фактом – разбора полётов явно не планируется.

Страннее становится лишь когда я вижу в зале Князева. Сидит один, за дальним столиком. Весь такой незаинтересованный, будто шёл в магазин за хлебом, но почему-то оказался здесь. Однако нет-нет, но поглядывает в мою сторону.

Что он тут забыл? Мы с ним с того раза больше не разговаривали. Даже "добрым утром" не обменивались. Да и в принципе почти не пересекались в квартире. А тут притащился. Ещё и без пёсиков. У свиты выходной? А он им оплачивается?

Его присутствие дико напрягает, что сказывается на работе. Как расслабишься, когда знаешь, что за тобой целенаправленно наблюдают? Да я этот взгляд чувствую кожей. Он словно налипает невидимым слоем и сковывает движения. Не грохнуться бы, вот позорище будет.

Когда становится совсем невмоготу и последний час я просто-напросто старательно делаю вид, что ничего не замечаю, меня подзывают к себе, сообщая, что заказан приват и клиент уже ждёт. Клиент? Выискиваю среди столиков Илью и не нахожу. Блин. Только не это. Неужели решил повторить свой тупой прикол?

С плохим предчувствием иду к нужной кабинке, но зайти решаюсь не сразу. Так, Крамер. Вдох-выдох. Походка от бедра, спина прямо, плечи расправила, на лице обворожительная улыбка. Обворожительная, я сказала! Не забываем включить непрошибаемую невозмутимость. Хочет дальше играть, значит, поиграем.

Решаюсь и захожу в приторно пахнущее от распыляющихся ароматических спреев небольшое помещение, утопающее в сиреневой подсветке и полупрозрачном коконе из тюлей. Именно он и мешает сразу рассмотреть того, кто сидит на софе. Уже готова отпустить шуточку про "пора тебе получить скидку постоянного посетителя", но из открывшегося рта так и не выскакивает ни звука.

Нет. Это не Илья.

Зои

На софе сидит весьма привлекательный субъект. Постарше меня, но ненамного. Светловолосый, в костюмчике. При деньгах, судя по часам на руке. Не Ролекс, конечно, но тоже фирма кошерная. Его лицо мне смутно знакомо, вот только вспомнить не могу. Точно не из постоянных.

– Привет. Надеюсь, ты ознакомился с прейскурантом. Я не раздеваюсь. В случае недопонимания мы подберём тебе другую танцовщицу.

Озвучиваю это каждому новому клиенту, чтобы потом не получилось: время потрачено, деньги уплачены, а желаемого не получено. Дайте-ка книгу жалоб. Не надо мне таких заметок. За них тоже потом из зарплаты вычитают.

– Не надо другую. Я именно к тебе, – улыбается он.

– Что ж. Это приятно, – согласно киваю и уже направляюсь к шесту, играючи двигая бёдрами, но меня тормозят.

– Не нужно танцевать.

О, как. Изящно всплескиваю руками как бы говоря: а что тогда от меня требуется?

– Ты меня не помнишь, да?

Вопрос приводит в замешательство.

– Прости, – кокетливая улыбка обязана смягчить ответ. Чтобы клиент не обиделся. Он же сюда расслабляться приходит, а не получать моральные оплеухи. Лебезение – второе, что я ненавижу в своей работе. После выездов. – Если несложно, напомни. У нас в клубе много мужчин бывает, а девичья память так коротка.

– Зато я тебя запомнил сразу, – парень достаёт из кармана розовую кружевную подвязку. Мою подвязку.

Меня осеняет. Точно. Вот теперь я его вспомнила! Он не так давно купил её. За пятнадцать косарей. Пятнадцать! Косарей!

Продавать свои вещи – ещё одна ходовая тема в нашем заведении в попытке развести на деньги. И не только вещи. Что угодно. Чулок, поясок. Даже обычную салфетку с отпечатком помады. Обычно схема работает, когда посетители уже прилично набрались, но этот тип, помнится, по трезваку небрежно достал деньги, положил на столик и легкомысленно так уточнил: ещё?

Мне тогда совесть не позволила сказать: "а давай". С вычетом процента организации, нежданно обрушившиеся на меня чаевые потом ушли на новёхонькие стрипы, потому что туфли стаптываются очень быстро. Буквально за месяц. А я ещё и с рук беру.

Честно говоря, этот парень мне и тогда приглянулся. Было в нём что-то… притягивающе. Улыбка. Расслабленность. Глаза. Мягкие такие, добрые. Обычно мужики смотрят на танцовщиц как на мясо: чистая похоть. Несложно догадаться, как и в каких позах они мысленно имеют каждую девушку. Этот же смотрел иначе. Вот только в клубе реально столько мужчин за ночь проходит, что невозможно запомнить каждого. Образы быстро стираются и смазываются.

– Вот теперь помню, – улыбаюсь я уже куда естественней. – Привет.

– Привет, Либен.

Смеюсь с собственного псевдонима. Совет #4, всегда выбирайте псевдоним. Незачем сторонним знать твоё настоящее имя. Моё звучало бы максимально нелепо, если бы не являлось некой игрой слов. Имя "Зои" означает "жизнь", у меня немецкие корни, а по-немецки "жизнь" – "leben". Вот и вся нехитрая математика. Анжелами и Марианнами, как любят окрещивать себя другие девочки становиться не хотелось, слишком уж примитивно. Пришлось импровизировать.

– Присаживайся, – по свободному месту рядом с собой призывно похлопывают. – А то мне неловко.

Ему неловко?! Я стою перед ним в нижнем белье с обнажёнными задом, который прикрывают лишь колготки в крупную сетку. Топ, конечно, как бы есть, но он тоже в сетку, так что можно считать, что его нет.

Ладно. Просит, не вопрос. Присаживаюсь аки леди. Только леди не закидывают ногу на ногу. Для них это моветон.

– Да оставь ты всю эту наигранность, – качает головой парень. – Я к тебе не по работе пришёл.

Ок. Расслабляюсь, забивая на осанку и пристраиваюсь поудобнее, подвернув колено и обхватывая лакированную туфлю, чтоб не соскальзывала с обивки.

– А как пришёл?

– По-человечески. Извиниться хотел.

– За что?

– За своих знакомых, – непонимающе хмурюсь, намекая, что мальца не врубаюсь. – Тех, что вас заказывали на днюху.

Моргаю раз. Потом второй. И снова до меня доходит с пугающей заторможенностью. Да. Точно. Он ведь когда покупал подвязку был не один. С компанией. Вот только других я уж точно ни за чтобы не вспомнила. Даже не смотрела на них особо.

– Ты про имбецилов с атрофированным мозгом? – удивлённо хмыкаю я. Эти ущербные создания его знакомые? Печалька.

– Про них.

– Гусь свинье не товарищ, – козыряю я знаниями народных пословиц.

– Да мы и не товарищи. Они так, коллеги по работе. Мы здесь вроде как на корпоративе тусили. Они тебя тоже приметили. Вчера всему офису хвастались как погуляли и каких девочек заказывали.

Мило. Шучу, конечно. Прозвучало мерзко.

– Как рожу расквасило виновнику торжества тоже рассказали?

– Нет. Об этом Тимоха решил не распространяться. Но его распухшую морду мы заценили, да. Так и поняли, что что-то да было. Твоих рук дело?

– Отчасти, – уклончиво качаю головой, но подробностей от меня и не требуют.

– В общем, – продолжает собеседник. – Я вчера общался с твоим начальством. Извинялся за идиотов. А сегодня хочу лично перед тобой. Тоже вчера бы извинился, но тебя не было.

С начальством?! Так вот почему меня никто не трогает?!

– Спасибо, – вот от всего сердца, по-братски. – Прям спасибище. Я была уверена, что меня уволят.

– Не уволят. Не из-за них точно, – парень смущённо морщится, словно боится меня обидеть. – Хотя работка-то не сказать, что такая уж ценная.

Продолжение книги