Кауч бесплатное чтение
Благодарности
Спасибо читателям моего телеграм-канала Paranoid Android за интерес к моим текстам. Без вас я бы не решился писать книгу.
Спасибо коллегам по хобби-писательству за вдохновение и поддержку: Марине Солнцевой, Даше Суоми, Айне.
Спасибо Ане Пироговой за классную обложку для книги.
Спасибо айти-индустрии, что помогла мне накопить сбережения на три месяца без работы. Не будь этих трех месяцев, неизвестно, когда эта книга была бы написана. Может быть, вообще никогда.
Спасибо всем хостам и серферам за прожитый вместе опыт, за химию, что крепко держит воспоминания о прошлом. По соображениям приватности имена в рассказах заменены на вымышленные.
Спасибо тебе, мой дорогой читатель, за то, что ты вообще эту книгу открыл. Надеюсь, тебе понравится.
Глоссарий
Couchsurfing (также каучсерфинг, кауч) – одно из крупнейших сообществ самостоятельных путешественников. Объединяет более 6 миллионов человек в 246 странах. Члены сообщества бесплатно предоставляют друг другу помощь и ночлег во время путешествий и организуют совместные путешествия.
Каучсерфер – пользователь Couchsurfing, член сообщества.
Хост – тот, кто предоставляет ночлег («вписку»); хостить – предоставлять ночлег.
Серфер – тот, кто ищет ночлег («вписку»); серфить – оставаться на ночлег.
Знакомство
Я по Невскому брожу – скучно мне, ублюдку.
Я от скуки заберусь в телефона будку.
Стану двушками сорить, кулаком пиная,
А на полу нахаркано, будто здесь пивная.
«Бригадный подряд» – «Скотина»
Окончив первый курс универа в родной провинции, я провел летние каникулы в попытках переехать в Питер. Хотел отчислиться и стать барменом – помешал страх увидеть силуэт военкома, падкого на свободных мальчиков. Попробовал перевестись в СПбГУ на экономфак – помешала академическая разница в 13 предметов, которую не перебил даже успех на вступительном экзамене.
Идея переезда довольно быстро отошла на второй план. Питерский марш-бросок длиной в пять дней перевернул мое восприятие мира на 180 градусов. Не выезжая из России, я увидел мир. Мир, в котором ослепительная красота улочек и дворов является некой нормой жизни. Мир, по которому путешествуют люди: иногда с тоской Достоевского, иногда с задором Маяковского. Я заболел антропологией и запустил в свой внутренний мир дух вандерласта.
Приехав обратно в Пензу, я провел остаток лета между перепалками с отцом, работой курьером в налоговой и вписками к незнакомым мне людям. То лето было гораздо лучше предыдущих лет, где надо мной властвовали страсть к компьютерным играм, ядовитая пубертатная девственность, мысли о подростковом суициде и боязнь увидеть свое будущее. Однако это лето все еще было скучным, поэтому я уже начал строить планы на следующее.
Так появилась идея поехать в Штаты по Work&Travel – программе, о которой знали почти все студенты, но далеко не все решались попробовать. Я видел цель, не замечая преград. Первый взнос был накоплен с подработок на расклейке листовок по подъездам и по счастливому случаю был оплачен перед обвалом рубля. Второй взнос занял у мамы, вернув его до копейки по окончании программы. Английский был подтянут за полгода, поэтому на собеседовании в московском посольстве США уже выглядел молодцом. Даже выучил номер горячей линии на случай нелегальных действий работодателя, чем удивил своего интервьюера.
До поездки оставался месяц. Я закрыл летнюю сессию в досрочном режиме и предвкушал безумные времена. Планировал путешествие по Штатам на время между работой и вылетом домой, дабы Work&Travel не скатывался в Work&Work. Не понимая в путешествиях ничего, я провел в Google Maps кольцевой маршрут между самыми крупными точками на востоке страны, замкнув его в Нью-Йорке. Встал вопрос: где жить.
Так я познакомился с «каучем».
Честно говоря, я не помню, как узнал о кауче. Скорее всего, в одном из бесконечно просматриваемых выступлений в TED. Я влюбился в идею мультикультурных ночлежек с первого взгляда, почувствовав флер свободы, дух приключений и стремление исследовать что-то новое.
Штаты казались мне столь знакомой, сколь непонятной русскому человеку землей. С одной стороны, культурная вестернизация дошла в XXI веке до каждого постсоветского утюга. Мы слушали их музыку, смотрели их фильмы, иногда даже читали их книги. Люди попроще делились своими впечатлениями о «50 оттенках серого», люди посложнее обсуждали Хемингуэя и Воннегута. С другой стороны, мы слабо представляем тонкости заокеанской жизни. Чем живут эти люди, о чем беспокоятся, о чем мечтают. Мне было интересно увидеть жизнь в США от первого лица.
Кауч выглядел идеальным местом для того, чтобы получить исчерпывающие ответы на столь сложные вопросы.
Штаты
Зоопарк
Живя в Нью-Джерси, я периодически езжу в Нью-Йорк на электричке – утром туда, вечером обратно. Нью-Йорк помогает мне вспомнить мою миссию поездки в Штаты. Сейчас еду в Нью-Йорк с ночевкой: увидеть побольше, да почувствовать получше. Нужна вписка.
Еще перед поездкой в Штаты я поднапряг своих товарищей из клуба разговорного английского написать мне отзывы на кауче. Однако три отзыва в стиле «his English very good» не впечатляют: с поиском хоста как-то туго. И тут, словно по канонам захватывающих комиксов о Бэтмене, меня выручает парень по имени Робин. Робин эмигрировал в Нью-Йорк несколько лет назад из Филиппин, жил в аналоге коммуналки и работал физиотерапевтом.
Десять часов вечера, Бруклин, станция метро Utica Street. Чувствую себя стремно из-за темноты, слабого освещения и рассказов о том, как здесь ночью опасно. Оказывается, Бруклин гораздо приятнее любить на расстоянии – образами Wu-Tang Clan, тем самым романом Лимонова, похождениями Данилы Багрова – нежели на практике.
Робин встречает меня у своего подъезда с небывалой для незнакомцев теплотой. Он обращает внимание на мое исхудавшее от переработок тело. Заходим в магазин, набираем еды, дабы меня было чем откормить. Ночью сплю в одной кровати с Робином, но мне не привыкать, ибо все это лето сплю в одной king-size кровати с Богданом.
Робин ушел на работу раньше, чем я проснулся. За завтраком знакомлюсь с сожителями Робина: французом Макси, тунисцем Каримом и сирийцем Ахмедом. Макси приехал в Нью-Йорк на месяц учиться делать местную пиццу с толстой корочкой. Карим и Ахмед работали в каких-то ресторанах тематики Ближнего Востока.
– [Я]: Ахмед, у вас там в Сирии вроде бы война, что чувствуешь по этому поводу?
– [Ахмед, улыбаясь]: Я не смотрю телевизор.
Сам Робин так и не оставит мне отзыв на кауче.
Короче, Робин за что-то на меня обиделся.
Дверь
На автовокзале Филадельфии меня ждет мой хост по имени Джим.
Джиму 28 лет, родом он из Южной Каролины. Афроамериканец, лысый, среднего роста, работает медбратом в госпитале. Джим живет не в самой Филадельфии, а в его пригороде Абингтоне. От центра Филадельфии до Абингтона на электричке ехать полчаса. От ж/д станции до дома Джима идти пешком минут двадцать. Джим живет в типовом американском домике со своей девушкой.
Вечером мы с Джимом и его девушкой глушим крепкий алкоголь, хапаем через водник, поглощаем пиццу с доставки. Джим с упоением рассказывает о пользе марихуаны, листает со мной тематический журнал, что берет по подписке.
Джим ушел на работу рано утром. Завтракая в одиночестве, замечаю, что девушка Джима еще дома. Открываю дверь.
– [Я]: Хай! Не хочешь пройтись со мной за компанию до электрички? Тебе ведь в универ надо, так?
– [Девушка]: Спасибо за предложение, но у меня еще дома дела.
Три часа дня. Гуляю по городу, осматриваю достопримечательности, разочаровываюсь в местном деликатесе Cheese Steak. Звонит Джим.
– [Джим]: Моя девушка сказала мне, что ты вошел к ней в комнату без стука.
– [Я]: Хм, согласен, некрасиво было.
– [Джим]: Ты меня этим расстроил.
– [Я]: Да, понимаю. Извини.
– [Джим кладет трубку.]
На обратном пути домой покупаю ведро мороженого и заготавливаю в уме тысячи извинений.
Вечер. Прихожу домой.
– [Джим]: Собирай свое дерьмо и убирайся на все четыре стороны!
– [Я]: Пожалуйста, дай мне возможность объяснить ситуацию…
– [Джим]: Здесь нечего объяснять, собирай свое дерьмо и проваливай!
Меня настиг культурный шок. Чувствовался огромный контраст между обществом, в котором вырос, и обществом, в котором нахожусь здесь и сейчас. Мои родители никогда не стучались перед тем, как войти в мою комнату. В Нью-Джерси я жил в одном доме с оравой студентов, личных границ там не было от слова совсем. Меня могли разбудить в час ночи и спросить нет ли у меня чего на хапку. Не то чтобы мне это нравилось, но я как бы… привык к этому. А тут открыл дверь без стука – и на тебе обвинение в домогательстве.
Так я за сутки прошел путь от желанного гостя до сраного дикаря.
Девять вечера, последняя электричка в Филадельфию. Три тяжелых чемодана, в которых хранится вся моя жизнь. Волочу эти чемоданы по асфальту даунтауна. Американский даунтаун поздним вечером – это всегда трэш. В деловых центрах люди не живут, поэтому по окончании рабочего дня небоскребы пустеют и наполняются разного рода маргиналами и люмпенами. Выглядит как неудачный сюжет игры в «Мафию»: город засыпает, просыпается чернь. С чувствами страха и ненависти забегаю в первый попавшийся хостел. Свободных коек там нет, но девочка на стойке звонит в другой хостел и выбивает мне там койко-место на пару ночей. Я в безопасности, мне есть где переночевать.
Короче, Джим, не так ты меня понял, братишка!
Кетчуп
Далее по курсу Балтимор.
Зайдя домой к хосту Диего, чувствую манящий запах еды – это он готовит ужин.
– [Диего]: Будешь майонез?
– [Я]: Я ненавижу майонез.
– [Диего]: Ну зачем так грубо.
– [Я]: Просто «Балтимор» для меня – это кетчуп.
Неплохая идея для главного ролика, знаете ли.
Диего родом из Колумбии, переехал в Балтимор полгода назад. У Диего никогда не было постоянной профессии или работы: он все подрабатывал да волонтерил, фокусируясь на путешествиях. В Балтиморе Диего устроился сисадмином в местной школе. Сам Диего – парень простой, добродушный, тусить с ним – одно удовольствие.
Выглядит Балтимор словно Тайлер Дерден – у него два лица. Одно лицо уродливое, с бомжами в даунтауне, преступностью и атмосферой какого-то тотального страха. Все местные, которых встречал на своем пути, просили меня быть осторожнее. Другое лицо красивое, с признаками хипстерства, кучей заведений, историй и ощущением, что в этом городе есть что-то особенное. Именно такой Балтимор мне показывает вечером Диего.
Мы разговариваем с Диего о путешествиях, приключениях, увлечениях. Оказалось, Диего тоже делал Work&Travel – только не в Штатах, а в Австралии. Беседа проходит мимолетно: возвращаемся домой, спим – а утром Диего уже на работе.
Короче, Диего похож на меня – только лет на семь старше и сантиметров на тридцать повыше.
Столица
В Вашингтоне с каучем все плохо. Нашел Airbnb где-то на задворках столичной субурбии.
– [Крис]: How’re you doing?
– [Я]: Да нормально все.
Родом Крис из Нэшвилла, штат Теннесси. В Вашингтоне Крис волонтерит в Peace Corps – гуманитарной организации, отправляющей добровольцев в бедствующие страны для оказания помощи. За день до моего приезда Криса отчислили из универа, где второе высшее. Из-за этого Крис выглядит слегка подавленным, стараясь особо виду не подавать.
Воскресенье, выходной, Крис присоединяется к моим прогулкам по Вашингтону. Он из тех местных, кто по достопримечательностям не ходит, если не позовут за компанию. С утра посещаем музей древней истории, где сохранилась куча артефактов. Затем, обойдя заставленный строительными лесами Капитолий, гуляем по городу, рассматриваем разноцветные дома, парки, фонтаны, ведем диалог об истории и политике. Крис вспоминает 11 сентября 2001 года, попутно что-то спрашивая про Россию.
– [Я]: Крис, а вот кем ты видишь себя в старости?
– [Крис]: Хочу жить на Коста-Рике, там солнечно и дешево.
– [Я]: Звучит здорово.
Пообедав бургерами в фуд-корте, пытаемся разъехаться по своим маршрутам на метро. Крис едет до кинотеатра на собеседование уборщиком, а я еду до военного кладбища Арлингтон по наводке Криса: говорит, там Кеннеди захоронен. Вашингтонское метро можно по праву считать одним из самых худших в мире: дорого, непонятная ценовая политика и ездящие по расписанию «через жопу» поезда. В какой-то момент наш поезд встает на десять минут. Опаздывая на интервью, Крис вылетает пулей из вагона на ближайшей станции в надежде найти более практичный способ передвижения.
Вечером встречаемся дома.
– [Я]: Ты там как, успел на интервью?
– [Крис]: Ага, минута в минуту. Все прошло хорошо, вроде меня берут на работу.
– [Я]: Ты такой умный, зачем тебе нужна работа уборщиком?
– [Крис]: Ну я так, ненадолго.
Короче, что-то в этой вашей американской мечте работает не так.
Двенадцать
Тереза сдает в Airbnb свободную комнату в своем двухэтажном доме на окраине Питтсбурга. На первом этаже работает магазин свадебных платьев ручной работы. У самой Терезы нет ни семьи, ни детей. Сдает две комнаты в доме студенту по обмену из Афганистана Насрату и охраннику Остину.
– [Тереза]: Сколько тебе лет?
– [Я]: Девятнадцать.
– [Тереза]: Я бы дала тебе не больше двенадцати.
У Терезы большие глаза навыкат, серьезное выражение лица и официозный, отдающий холодом, тон речи. Несмотря на первое впечатление, я быстро погружаюсь в атмосферу хозяйского тепла: Тереза пытается дать мне столько тепла, сколько физически может дать.
– [Тереза]: Чувствуй себя как дома.
– [Я, про себя]: Только не забывай стучать в дверь перед входом.
С Остином мне общаться попроще, чем с Терезой. Несмотря на всевозможные клише – большие габариты тела и работу охранником – Остин весьма меланхоличен. Его волнует наше будущее, волнуют вопросы, на которые нужно ответить, чтобы идти по жизни дальше. Тогда мне было всего лишь девятнадцать лет, и я много чего в мыслях Остина не понимал. А выглядел и вовсе на двенадцать.
Короче, душевный был этот Airbnb, разве что с Насратом пообщаться не успел – было бы интересно узнать, почему его так назвали.
Кампус
В Коламбусе вписываюсь у Мэри и Роберта. Мэри и Роберт – образцовая молодая семья, оба работают в школе: Мэри работает учительницей, а Роберт – соцпедагогом. Мэри в детстве ездила во Францию по обмену, жила там у местной семьи. Ей понравился дух гостеприимства незнакомцев, поэтому решила стать хостом. Роберт эту идею поддерживал.
В первый день Мэри задерживается на работе до позднего вечера, а я в это время знакомлюсь с Робертом. После часа разговоров за кофе Роберт предлагает поехать на студенческий квартирник. Будучи неискушенным в студенческой жизни провинциалом, я с удовольствием соглашаюсь.
Вечер среды, студенческий дом, тусовка с непередаваемой атмосферой молодости. В подвале музыкальная сцена, там микс из битбокса и какой-то электроники. Спустя полчаса мы с Робертом выходим из подвала, здороваемся с его старыми приятелями, знакомимся с новыми.
Я замечаю девочку в футболке Nirvana. Nirvana для меня, детеныша бетонных джунглей, богоподобна и идеализирована. Перед поездкой в Штаты я учил английский по их песням, записывая самые красивые идиомы в свой словарь. Воображал себе, как буду подкатывать к местным девочкам с фразами из песен Nirvana типа «I wish I could eat your cancer». С той девочкой я так и не познакомился.
Весь следующий день брожу по кампусу Ohio State University. В Коламбусе смотреть особо нечего, поэтому концентрируюсь на исследовании жизни американских студентов: сижу на парах по матанализу, завожу small talk с талисманом футбольной команды, интервьюирую протестующих за повышение качества еды в кампусе.
Короче, по кайфу этим людям общаться с пришельцем, заинтересованным в происходящем местного бытия.
Стриптиз
Выйдя из автовокзала Чикаго, прыгаю в машину к своему хосту Чарли. Выглядел Чарли действительно как барон из цыганского табора – такой здоровый мужик на позитиве. Большому мужику – большая тачка.
– [Чарли]: Смотрите, кто приехал, парень из России!
– [Я]: Из России с любовью.
По дороге до квартиры Чарли мне кажется, что этот мужик знает о Чикаго абсолютно все: каждое здание, чуть ли не каждого жителя.
– [Чарли]: Видишь вот эту высотку? Это Trump Tower, самое ненавидимое здание в Чикаго.
– [Я]: Думаешь, Трамп победит на следующих выборах? (2016-го)
– [Чарли]: Это невозможно, у него слишком мало сторонников.
Чарли работает тургидом в местной компании и знает Чикаго как свои пять пальцев. Живет в двушке на пятнадцатом этаже новостройки. Живет один, лет ему под пятьдесят. В Чикаго у него еще мать, сестра и разного рода двоюродные родственники.
Меня же в предстоящие выходные интересует не столько сам Чикаго, сколько проходящий в этом городе Riot Fest с SOAD и The Prodigy в роли хедлайнеров.
После первого дня фестиваля приезжаю к Чарли домой с кучей эмоций в душе и грязи на штанах. Знойный дождь превратил лужайку парка в месиво. Я в грязи по колено, отгадать цвет моих кроссовок весьма сложно.
– [Я]: Чарльз, смотри какая херня на моих штанах и кроссовках. Что делать будем?
– [Чарли]: Ха-ха, тебе нужно станцевать стриптиз перед тем, как зайти в квартиру!
– [Я]: Справедливо. [снимаю штаны и кроссовки, упаковав их в холщовый пакет Чарльза из Икеи]
За ужином после второго дня фестиваля Чарли впечатляет меня своим интересом к России. Ему интересна тема российской провинции, он понимает, что мы живем не так, как живет Москва. Я пытаюсь перевести среднюю месячную зарплату – 25к рублей – в доллары.
Короче, на этом моменте Чарльз выпал из-за стола.
Крылышки
Баффало, девять утра, мой хост Боб уже на работе. Не могу выехать с местного вокзала: автобусы тут ходят с десяти часов, альтернатива – такси за пятьдесят баксов. Занимаю позицию выжидания, потихоньку тоскуя в вестибюле с резиновым хот-догом в руках.
[Боб]: «Ключи под ковриком, заходи не стесняйся, собаку не бойся».
Человек оставляет ключи от дома незнакомцу, с которым его объединяет лишь переписка в чате приложения для культурных ночлежек. Как вообще это возможно? Как можно иметь такую солидную степень доверия к людям?
От незваного гостя пес Боба – Пинки – опешил, но кусать меня не стал. Я оставляю в гостиной свои баулы, иду исследовать город. Баффало – очередное место в моем турне, где делать особо нечего, но это уже меня не волнует. Залипаю на местную речную набережную, угораю с дохлого трамвая, что носит гордое название Metro, прокрадываюсь на трибуны стадиона бейсбольной команды.
Ближе к вечеру встречаюсь с Бобом и его компашкой, застав их за игрой в кикбол. Кикбол – это тот же бейсбол, только ногами. Вместо забивания маленького жесткого мяча битой игроки пинают большой надутый резиновый мяч. В перерывах между "иннингами" ребята пьют пиво из алюминиевых банок, а я ломаю голову над тем, как может одно сочетаться с другим.
Родился и вырос в Боб в богоподобном Сан-Франциско, в Баффало переехал пять лет назад. Боб устал от Кремниевой долины с ее крысиными забегами с целью схватить все, что блестит: от подковерных игр до бумажек с портретом Франклина, от тренда ноотропов до тренда криптовалют. Боб хочет двигаться по жизни в более размеренном такте американской субурбии. Здесь у него все на мази: работа белым воротничком с девяти до пяти, верный пёсель, компанейские кореша, мутки с девчатами, дом в лизинг и местечковые хиленькие команды, за которые можно болеть без напряга. Да и сам Боб довольно спокойный, приятный: и собой наслаждается, и другим помогает.
Боб отвел мне на ночлег целую комнату, уверил меня в том, что могу брать из холодильника все, что захочу, проинструктировал насчет ухода за Пинки.
[Боб]: «Если Пинки беснуется – открой дверь во двор, укажи ему пальцем дорогу и командуй Go pee. Как только Пинки поссыт, убедись в том, что он прибежит обратно в дом. Не хочу запирать Пинки во дворе – волноваться будет, бедняга».
Повозившись с Пинки, еду на автобусе до Ниагарского водопада. Там сильная струя под скалой льется, по вечерам ее даже подсвечивают. Справа от водопада пешеходный мост в Канаду, который можно было бы перейти, если бы моя виза не истекла. Выйдя из парка, общаюсь с местными жителями, слушаю их жалобы о невероятно высокой преступности, отсутствии нормальной работы и прочих недостатках жизни туристического городка. Вроде бы не Россия, но и тут тоска.
Приехав обратно в Баффало, за мной заезжает Боб с его корешем. Едем в бар. Усевшись за столик, Боб предлагает мне отведать шедевр местной кулинарии – куриные крылышки Buffalo Wings.
– [Боб]: Если ты съешь этим вечером порцию из двадцати крылышек, то я довезу тебя следующим утром до вокзала.
– [Я]: Вообще, я до жути голоден, а завтра надо будет брать такси за пятьдесят чертовых баксов – так что по рукам.
– [Кореш Боба]: [разбивает пари]
Голодая с утра до вечера, принимаюсь пожирать эти крылышки, словно участвую в соревновании на скорость поедания. С поставленной задачей справляюсь, но со стороны это зрелище выглядит весьма отвратительно. В перерывах между актами обжорства у нас проскакивают забавные разговоры.
– [Боб]: А как будет по-русски yes?
– [Я]: «Да».
– [Боб]: А как будет no?
– [Я]: «Нет».
– [Боб]: Ну все, теперь я могу выжить в России со своим словарным запасом: «да», «нет» и «ва́дка».
Наутро Боб подвозит меня до вокзала. Короче, нормальный он мужик – сдержал свое обещание.
Ричард
В переписке мой бостонский хост Ричард кажется довольно странным мужиком. Задает правила типа «спать голышом», ибо от одежды якобы портится надувной матрас. Пишет много длинных текстов за дни перед поездкой, объявляет всех своих гостей строго по странам происхождения – Россия, Греция, Китай – будто у нас не коливинг, а международный междусобойчик. Но мне все эти странности нипочем – главное, что впишет, остальное детали. Я что, отдам свои кровные за ночлег в отеле Дядюшки Сэма? Лучше уж посмотрю, как гомосеки живут.
Помимо баулов с барахлом, коим пользовался пять месяцев своей американской жизни, я везу в себе непереваренные куриные крылышки. Двадцать крылышек – это тот еще удар по организму, лучше бы у меня было с алкашки похмелье. Судя по всему, мой организм бросил все усилия на помощь желудку и забил на работу мозга – иначе как объяснить то, что я оставил свою кредитную карточку в билетном автомате. Кусочек пластика дает счастливчику доступ ко всем деньгам, заработанным за четыре месяца гастарбайтерства в Штатах. Так тяжело заработанные деньги и так легко теряются.
Приехав к Ричарду, начинаю изводить и себя, и его тревожными мыслями о судьбе моей карточки. Ричард сиюминутно включает "режим решалы", звонит на горячую линию банка. Вопрос решается за двадцать минут: карточку заблокировали, а новую – безымянную – пообещали выдать в понедельник в ближайшем отделении банка. До понедельника остается лишь пережить воскресенье с десятью баксами наличных.
Перед тем как лечь спать, бросаю остаток своих сил на выстраивание личных границ.
[Я]: «Спать я буду в одежде. Точка».
Иногда на кауче за такие ультиматумы можно вылететь, но Ричард нормальный мужик – все понимает и принимает.
Ричарду пятьдесят, родился и вырос в Бостоне. Ростом чуть выше моего, лысый, странный говор – но веселый черт, да еще и добряк в душе. Ричард сидит на пособии, залечивая перелом кисти. Всю свою жизнь Ричард работает руками, поэтому травмы такого рода перекрывают ему кислород.
Живет Ричард в ужасно маленькой комнате порядка шести квадратных метров. Здесь у Ричарда и кухня, и гардероб, и спальня из надувного матраса, и гнездышко для серферов. Также в доме напичканы общие санузлы на каждый этаж. На стенах налеплены старые постеры накаченных мужиков с большими пенисами в анфас. Все эти детали переносят меня в атмосферу «американских 90-х».
На завтрак у Ричарда блинчики, испеченные на дорожной газовой горелке. С нами завтракает сосед Ричарда Шон. Вернувшись с ночной смены в отеле, Шон докладывает нам о том, насколько он busy. После завтрака мы с Ричардом гуляем по солнечному Бостону.
Ричард охотно рассказывает про себя. Про польские корни матери, про семью из то ли трех, то ли пяти братьев и сестер. Про работу разносчиком хот-догов на играх "Patriots" в свои 14. Про мальчиков, что нравятся ему больше девочек. По пути мы заходим в библиотеку, где Ричард заходит в интернет. На дворе 2015 год, а у него ни смартфона, ни планшета, ни ноутбука. Эх, бедняга-работяга.
Вечером мы идем на игру Boston Red Sox – местной бейсбольной команды. Какой-то тип у входа на стадион продал мне с рук билет за 20 баксов. Занимаю двадцатку у Ричарда до завтра. Сам Ричард едет обратно домой. Ему не нравится профессиональный спорт, да и вообще дома дела ждут: ужин там приготовить, уборку сделать.
Вместо уютного уединения в ожидании непонятной мне игры я попадаю на продолжение банкета американской социализации. Рядом сидит тип, продавший мне билет. С ним жена и еще одна сладкая парочка. Все они в говнину пьяные и по-деревенски добрые. Сами из Род-Айленда – самого маленького штата размером с Пензенскую область.
– [Мужик]: А откуда ты, приятель?
– [Я]: Из России.
– [Мужик]: Вау, Россия! И тебе нравится бейсбол?
– [Я]: Вообще, нет, смотрю в первый раз.
– [Мужик]: Держи свои двадцать баксов обратно, билет за мой счет. Я хочу, чтобы ты кайфанул и вернулся в Россию с приятными впечатлениями.
– [Я]: Спасибо тебе, мужик, ты крутой.
Бейсбол – невероятно скучный вид спорта. Если внимательней присмотреться к американским фильмам, то можно заметить, что за бейсболом герои фильма зевают, выходят в туалет и общаются между собой так, будто ничего интересного на поле не происходит. Не вытерпев и половины игры, выбегаю со стадиона и прыгаю в последний автобус, надеясь успеть на ужин к Ричарду.
На следующий день к нам вписывается еще один серфер – студент по обмену из Греции, приехавший из Нью-Гэмпшира на конференцию для ученых. Еще через день к нам заезжает турист из Китая. Последнюю ночь в Бостоне я провожу с тремя мужиками на одном надувном матрасе. Перед сном мы даже посмотрели первую часть «Один дома» на VHS-кассете. И вправду девяностые.
Ричард меня не забывает: сменив с десяток страниц в Фейсбуке и не меняя шакальное по качеству фото в профиле, он так и будет писать мне всякую всячину. Вот его последнее сообщение:
«Zdravstuite Mika!! Nadeiusi Vi Pojivaete Horosho».
Короче, душевный мужик этот Ричард.
Наглость
Мой последний визит в Нью-Йорк совпадает с визитом Папы Римского, ради которого в город стянулись миллионы туристов из соседних штатов и государств. В такой ситуации поиск хоста кажется невыполнимой миссией. Из сотни хостов мне ответили двое: ЛГБТ-радикал с района Times Square и студент из Китая Жонгмиао. Первый, резко передумав, отклонил мой запрос через день. Второй пообещал вписать на пару дней, дал свой номер, а потом пропал. Так и не смог до него ни дописаться, ни дозвониться.
Жонгмиао оставил мне свой адрес, поэтому я решаю действовать на опережение и вломиться к нему домой. Приехав в середине рабочего дня, застаю дома его родителей. Они не знают английский, мы общаемся с помощью Google Translate. Мама Жонгмиао объясняет мне, что они “не такие большие", поэтому мне стоит поискать жилье где-то еще. Начинаю догонять, что чрезмерно перегибаю палку в попытке найти вписку, сердечно извиняюсь за свою непосредственность и прощаюсь.
Чем я тогда думал? На кой мне сдалось вваливаться к чужим людям в квартиру? В чем была моя цель? Почему жадничал сотку баксов за три ночи в комнате на Брайтон Бич? Что заполняло меня в тот момент: жадность, скупердяйство или помешанность на челленджах?
В итоге остаюсь в Гарлеме в гестхаусе YMCA – «Юношеской христианской ассоциации».
[Википедия]: «Отделения YMCA по всему миру занимаются укреплением нравственного и физического здоровья людей, объединением их для общественно полезной деятельности, а также воспитанием уважения к общечеловеческим ценностям».
Я гуляю по попсовым местам Нью-Йорка по второму кругу. Восхищаясь его величием, его историей, я ужасаюсь его размерам, громкости, канализационной вони и бесконечным строительным лесам на 5th Avenue. В пятницу – день визита Папы – в окрестностях Центрального Парка не протолкнуться. С огромным трудом пробираюсь сквозь толпу на улице, пролегающей под Central Park. У меня заложены нос с левым ухом. Видимо, подхватил простуду в Бостоне, выпив утренний «кофе с молоком» из кружки Ричарда.
В последние дни пребывания в Штатах мое нутро наполняется тоской. Мне так хочется вернуться в универ, догнать первый месяц семестра, вернуться в интернет-лабораторию за продолжением стажировки сисадмином. После пяти месяцев гастарбайтерства мне дико хочется учиться, заниматься чем-то интересным, думать головой.
Спустя примерно полчаса после прилета в Шереметьево мне звонит бабушка.
[Бабушка]: «С возвращением на Родину, милый мой!»
Индия
Специи
Произнеся сакральное «Гудбай, Америка!», я вернулся в родное болото, погрузившись в учебу с работой. Досрочно сдавал сессии с экзаменами и курсовыми, вытворял глупости в университетской лабе, впитывал в себя всевозможные учебники, курсы и доклады. Так перепрыгнул за год через две работы и оказался в аутсорс-конторе.
В аутсорсе тоже было хорошо. Меня наняли инфраструктурным инженером на проект, которому инфраструктура была по факту не нужна. У заказчика была мания величия и ощущение того, что проект вот-вот выстрелит. Этот проект дал мне карт-бланш вытворять все, что захочется, обосновывая это мифическими хотелками заказчика. Пробовал различные инструменты, что пригодятся мне в работе позднее, набивал шишек в песочнице, завоевывал уважение от коллег-инженеров за пестрящий идеями разум.
В один прекрасный день проект прикрыли. Я решил воспользоваться своими отпускными и отправиться на две недели в Индию с одним маленьким рюкзаком на плечах. Почему в Индию? Ну, там в ноябре тепло!
Про Индию я не знал абсолютно ничего вплоть до момента, когда самолет с моей тушкой приземлится в аэропорту Индиры Ганди в Нью-Дели. За две недели между покупкой билетов и вылетом из Москвы лишь успел прочитать с пяток пустых статей от SMM-щиков. Мол, в Индии душевно, там специями на рынке пахнет, люди на улице танцуют.
Если в Штатах и России пробираешься к хосту сквозь запросы десяток и сотен валенок, что хотят вписаться на халяву, то в Индии все наоборот – хосты пишут тебе в первую очередь. Создай Public Trip, напиши, что будешь в городе с такого-то по такое-то число, – и к тебе прилетит с десяток предложений вписаться.
Короче, поехал я в самое всратое путешествие за всю свою жизнь.
Чыгуу
По ночам с пятницы на субботу Ваня из Кузнецка ездит в Подольск на работу – собирать людям кухни «кузнецкого» производства. Ваня подвозит меня по блаблакару второй раз.
– [Ваня]: Помнишь Альбину, что с нами в тот раз ехала?
– [Я]: Ну.
– [Ваня]: Я ее потом вез еще раз до Рязани, теперь уже с концами. Переехала она к мужику своему, ребенка у матери оставила.
– [Я]: Ничего себе дела, Ваня.
– [Ваня]: Вот и я говорю, чудная девка-то.
Остаток дороги до Подольска мы молчим, на фоне играет музыка. Ваня разрешает мне поставить своих Korn и Slipknot, но потом все равно включает свое: Каспийский Груз, Баста, что-то там про «наркотики и секс». Справедливости ради музыкальный вкус Вани ложится под ночную трассу M5 лучше моего.
Не выспавшись толком, выхожу из тачки на станции «Щербинка», добираюсь до Домодедово часа два. Мой путь от Москвы до Нью-Дели займет двадцать часов, из которых двенадцать – время пересадки в Бишкеке. В самолете компании Manas Air знакомлюсь с коренными петербуржцами Лешей и Леной. В беседе о странах, городах и ожиданиях от Индии перелет до Бишкека пролетает незаметно.
У РФ с Кыргызстаном безвиз, поэтому можно выйти в город. По дороге на паспортный контроль в мои глаза врезается первое слово на киргизском – «Чыгуу». Оно напечатано на указателе рядом со словами «Выход» и Exit. Интересно, а вместо «Вход» у них такое же странное слово? В зоне прилета до нас докапывается какой-то поц, предлагая такси за конский прайс. Отморозившись, поц видит в моем взгляде растерянность от незнакомой среды и с ухмылкой произносит: «Не жди здесь помощи».
До центра мы едем на маршрутке, забыв заплатить за проезд. Магнитола играет диск с хитами десятилетней давности: Градусы, Елка, Алора Даст. Октябрь в Бишкеке удручает: ноль градусов по Цельсию, промозглый дождь, пустые площади, пустые торговые центры, тусклые лица местных, в продуктовом сейф для сумок не открывается. Спустя час прогулок мы решаем вернуться в аэропорт. Мы остановили первую попавшуюся машину с шашечками.
– [Я]: До аэропорта сколько стоит?
– [Таксист]: Пятьсот.
– [Я]: Давайте за четыреста.
– [Таксист]: Четыреста – мало.
– [Я]: Ладно, давайте за пятьсот.
По дороге до аэропорта пытаюсь разговорить таксиста.
[Таксист]: «Я в Москве жил год: в такси работал, в квартире с десятью людьми жил. Деньги были, но времени не было, родных не видел. Грустно мне стало, вот и вернулся я».
До стыковочного рейса мы пытаемся заснуть на холодных сидениях аэропорта – тщетно. Садясь в самолет, мы проклинаем Бишкек – а может быть, даже и весь Кыргызстан – за наш недосып.
Короче, держу свой путь дальше в Страну Специй и Танцев.
Корова
Договариваемся с моим хостом Рудрой о встрече на станции метро Pitam Pura, рядом с которой он живет. Добираюсь до станции с помощью местных: кто-то покупает мне билет на метро, кто-то дает позвонить. Один из таких – «белый воротничок», возвращавшийся из командировки в Мумбаи. Мужик искренне удивляется моей идее путешествия по Индии в одиночку.
– [Мужик]: Здесь 80 процентов населения – uneducated.
– [Я]: Ну хорошо хоть неприкасаемых тут больше нет.
У Рудры дом без номера и улица без названия. Райончик напоминает пейзажи игры Assasin's Creed: извилистые дома, куча людей в восточной одежде, какая-то движуха с ларьками и торговлей. На дороге лежит огромная корова – надеюсь, она жива и просто легла отдохнуть. Охуевая от этой «Страны Специй и Танцев», задаю себе вопрос: «Дружище, куда ты попал?»
Рудра – добрейший чел. По нему видно, что он искренне кайфует от того, что имеет возможность знакомиться с людьми из разных стран и делить с ними какие-то моменты в своей жизни. Рудра работает сетевым инженером в одном из индийских корпоратов. Родом из деревни в трех часах езды от Дели. В Дели снимает девятиметровую квартиру, где из удобств только кровать и санузел.
Рудра едет к семье домой, я еду на метро в центр за достопримечательностями и симкой. С одной стороны, весьма благодарен Рудре за его помощь. С другой – мне дико стремно без него. На базаре меня пытаются развести на каждом углу: сим-карта, обмен валюты, билеты на поезда. Активацию симки удается отвоевать за пару звонков начальнику, адекватный валютный курс – с помощью местных братков. С билетами подстава: через неделю выяснится, что мне продали билеты по двойной цене. Но все равно это дешево.
Вдобавок ко всем проблемам культурного шока я отравился в Бишкеке. С бешеным взглядом мчусь сквозь базар в попытках найти туалет – его здесь нет даже в Макдоналдсе! Балансируя на грани между дозволенным и недозволенным, забегаю в местный храм, где по счастливому стечению обстоятельств функционирует общественный туалет. Меня спасла религия.
[Переписка]
– [Рудра]: Привет, брат, как только ты доберешься, позвони мне на мой номер. Я жду.
– [Рудра]: Где ты?
– [Рудра]: Миша, у тебя есть сим-карта? Брат, пошли сообщение, если ты в порядке, где ты, я немного беспокоюсь о тебе.
– [Я]: Хорошо, только что пришел домой. Получил сим-карту Vodafone. Человек сказал, что она будет активирована через 4 часа, но интернет до сих пор не работает.
– [Рудра]: Оки, слава богу, наконец-то вернулся. Я просто думал, от тебя нет сообщения, нет ответа. Извини, это просто проблемы с сим-картой. Как прошел твой день сегодня?
– [Я]: Слишком много нужно сказать, давай поговорим, когда ты придешь.
– [Рудра]: Ты ужинал?
– [Я]: Попил сока, спасибо. Моему желудку нужен отдых.
– [Рудра]: Хорошо, конечно, конечно, береги себя, спи спокойно. А я сегодня не приду, потому что у меня тут очень важная работа, извини за это, позвони мне, когда твой номер будет активирован.
Нью-Дели – город скоплений и давок, мне сложно понять, как тут люди живут. Давка на входе в метро, давка на выходе из метро, давка в вагоне метро, давка у ларька с алкоголем, давка у молебельной комнаты в храме. То же метро ездит с интервалом в одну минуту – и даже этого недостаточно для комфортной поездки. Учитывая расстояния московских масштабов, часовая поездка под давкой превращается в пытку.
В какой-то момент падаю духом и начинаю продумывать все мыслимые и немыслимые планы побега из этого клоповника. Затем встречаю на своем пути двух белых ребят из Англии и Австралии. Мы пускаем по кругу блант – дышать стало легче.
Город преображается. Больше не вижу ни давок, ни разводилова, ни злых контроллеров в автобусе. Ослабив гайки в районе инстинкта самосохранения, я наслаждаюсь летней погодой и солнечными лучами. Общаюсь с местными по пути, все такие приветливые, дружелюбные, любопытные.
Короче, если страны – это душевные заболевания, то Индия – пограничник.
Тадж
По мнению туроператоров, Тадж-Махал считается то ли седьмым, то ли восьмым чудом света. Город Агра, где был построен Тадж-Махал, живет на массовом туризме. Любим мы по жизни чеклисты, что поделать.
Отбившись в переписке от двух странных мужиков с предложениями сделать массаж, нахожу в последний момент Ювана – паренька девятнадцати лет, то ли студента, то ли работника в турсфере, то ли все сразу. Поезд из Нью-Дели в Агру едет пять часов, хотя по плану должен уложиться в три. Застаю Агру в вечерней темноте. Эта темнота сигнализирует мне о том, что Тадж-Махал мне сегодня не светит – его закрывают за полчаса до заката. Юван подъезжает на своем мотоцикле к вокзалу.
Мы ужинаем в придорожной забегаловке с братьями Ювана. На правах локала Юван учит меня как правильно есть из общей тарелки и как держать рюкзак за столом, чтоб его никто мимоходом не уволок. Один из братьев Ювана зовет меня переночевать в свой отель, навязывается, словно бомбила-таксист. На третий день в Индии начинаю привыкать к тому, что европейская внешность действует на местных как красная тряпка на быка. Тебе обязательно попытаются что-нибудь продать, не видя перед собой ни барьеров, ни личных границ. Но тот брат уж слишком выпендривается, попутно нарушая первое правило русского этикета: «Когда я ем, я глух и нем». Второй брат не говорит по-английски и вообще довольно молчалив, чем нравится мне больше первого.
Юван предлагает доехать до какого-то холма на селе с видом на Тадж-Махал. Я соглашаюсь, уже представляя, как подам эту ночь своим друзьям: «Тадж-Махал в ночи, да издалека, да еще с местным!»
Но вместо холма мы едем в пятизвездочный отель, в котором празднуют свадьбу местные богачи. «Я хочу показать тебе такую Индию, какой ее вижу я», – говорит Юван. На свадьбе «дорого-богато»: шведский стол с поварами, приятно одетые гости, туалетная бумага в уборной и детские танцы.
Посмотрев на это зрелище, мы отправляемся на заправку, заправляем мотоцикл Ювана бензином, а самого Ювана – пойлом. Юван тот еще «флексер»: красноречивый, общительный, энергичный, нерефлексирующий – в потоке живет, короче. Рисково ехать на заднем сидении мотоцикла с убитым в говнину пацаном, но ворох спонтанных событий окончательно сбивает с толку мой инстинкт самосохранения. Даю судьбе вольность, ощущая себя где-то между Буковски и Лебовски. В эту ночь Индия – моя молодость, что все прощает и ничего не обещает.
В какой-то момент Юван встречает друга с двумя девицами, и нас становится пятеро. На десятый по счету вопрос «Куда мы едем?» Юван ответил: «Доедем до отеля, там Тадж-Махал с крыши видно».
В пустом отеле где-то на окраине Агры нас встречает мужик с ресепшен. Юван с ним о чем-то долго переговаривается, после чего мужик дает ему связку ключей, и мы поднимаемся наверх. Он открывает нараспашку два гостиничных номера. В один заходит Юван с «девочкой номер один». В другой меня тащит за руку «девочка номер два».
Во всем этом сюрреализме чувствую некий подвох, постанову. Еще в детстве отец говорил мне: «Просто так даже кошки не ебутся». Застыв на одном месте, я даю понять девочке, что ничего от нее не хочу. Юван долго уговаривает меня «не быть целкой», после чего уединяется со своей спутницей. Я же поднимаюсь на крышу отеля, с которой все еще не видно Тадж-Махала.
Сделав свои дела, Юван зовет всех в свой номер. Сижу рядом с «девицей номер два». Девица не говорит по-английски, поэтому любые попытки узнать «что? где? зачем?» бесполезны. На фоновой заставке телефона вижу фотографию какого-то пацана.
– [Я]: Это твой бойфренд?
– [девица]: [кивает]
Мы выходим из отеля. На выходе нас поджидает молчаливый брат Ювана с суровым взглядом. Он начинает Ювану что-то предъявлять, Юван отвечает в том же духе – завязывается перепалка. Через пару минут Юван переключается на меня и начинает «по-братски» просить у меня денег.
[Юван]: «Нам вроде бы дали отель на деньги брата, но брат не хочет платить, и теперь нам надо где-то найти пять тысяч рупий, чтобы расплатиться. Будь братом, а, брат? Я же твой брат, брат, дай денег, брат, я тебе потом все до копейки переведу, брат».
Я отнекиваюсь, понимая, что Юван ничего мне потом не отдаст, – да и денег у меня не то, чтобы много. С одной стороны, кажется, что девочка в отеле должна была стать частью туристической программы «Шантаж». С другой стороны, ловлю себя на том, что в этой истории не понимаю вообще ничего – логики не прослеживается никакой.
Мы ехали на тачке братков Ювана, останавливаясь по дороге у банкоматов. Юван делает вид, что снимает деньги с карточки, заливая браткам в уши историю о технических неполадках. Колесим по Агре час, после чего я прошу Ювана довезти меня до вокзала. До вокзала в итоге доехали, но даже там он ходит за мной по пятам, умоляет дать ему денег.
Три часа ночи, вокзал, многолюдно. На нас обращает внимание группа из десяти пацанов. Один из них заступается за меня, агрессивно наваливая Ювану панч за панчем на хинди. После этого Юван растворяется в направлении братской тачки. Меня настигает приятное облегчение: история закончилась, я в безопасности и через пару часов уеду из этого блядского шапито.
По пути в Джайпур читаю отзывы к профилю Ювана на кауче. Вижу похожие истории: про свадьбу в отеле, про вымогательства. Короче, у него какая-то многоходовочка по разводу туристов.
Розовый
[Веданш]: «Привет, мой друг, буду рад принять тебя и показать тебе путь к хорошей жизни с духовностью, йогой и медитацией».
От города по имени Джайпур веет добром, благородностью и искренней любовью. Вкупе с историческим контекстом мой внутренний русский проводит параллели с Питером. Да, здесь все еще докапываются до тебя с просьбами купить их побрякушки, но уже как-то по-доброму, что ли, с улыбкой на лице, без стресса. Рад, что доехал до «Индии здорового человека».
В эти дни страна живет Дивали. Дивали – «Фестиваль огней» – символизирует победу добра над злом, и в знак этой победы индийцы повсеместно зажигают свечи и фонарики. Иногда мимоходом мелькает свастика как символ солнца. Ярким светом сияют гирлянды, тротуар покрыт красной ковровой дорожкой. По дорожке проезжают шумные скутеры, куда-то спешат местные жители.
[Веданш]: «Мой адрес – h.no 305, lal ji sand ka rasta, choura rasta lal ji sand ka rasta, рядом с Nawal book Depot. Садись на тук-тук до chora rasta и на chora rasta тебе нужно дойти до lal ji sand ka rasta, и в lal ji sand ka rasta ты увидишь Nawal book depot».
Дошел до Nawal book Depot, не могу дозвониться до Веданша. Начинаю приставать к местным пацанам, показывая его фотку, – по-любому кто-нибудь знает. Один из таких пацанов сначала помогает мне дозвониться до Веданша, а затем провожает до его дома. Веданш встречает меня с распростертыми объятьями. В этом персонаже раскрывается суть Индии – добродушность, удача и раздолбайство.
Веданш сидит на полу своей хаты в компании с австралийкой Оливией. Присоединяюсь к посиделкам, принимая из рук косячок за знакомство.
– [Оливия]: Чувак, ты такой странный – наверняка под чем-то.
– [Я]: Ребят, прошлой ночью я спал два часа, да и те в сидячем вагоне поезда.
Веданш творит добро кистью художника, зарабатывая на продаже своих поделок туристам. Парень производит впечатление эдакого стереотипно духовного индийца: спокойствие, йога, медитация. В общении Веданш раз за разом вбрасывает народно-житейские мудрости, напоминающие пацанские цитаты из пабликов в ВК.
[Веданш]: «Правило номер один в жизни – никаких ожиданий. Ожидания бесполезны».
Наутро выходим в город за завтраком. За завтраком Веданш рассказывает о том, что в Джайпуре жить классно, потому что никому здесь не важно – сколько зарабатываешь и сколько у тебя в кармане прямо сейчас. Спустя четыре года на нашу грешную планету нагрянет пандемия, Веданш останется без дохода и начнет попрошайничать у своих белых друзей в Фейсбуке.
А пока я, короче, искренно умиляюсь рассказам о жизни без бюджета.
Гоп-стоп
Мумбаи можно искренне любить, всячески ненавидеть, и невозможно обойти вниманием.
В Мумбаи замечаю некоторые особенности от тех мест, что увидел в Индии: мусульманская культура, обилие мяса в забегаловках и высокий уровень влажности. Если в 30-градусных Дели и Джайпуре комфортно за счет сухого климата, то 30-градусный Мумбаи выводит из тебя семь потов, создавая чувство невероятной жажды.
Мой хост живет в Колабе – главном туристическом районе города, напичканном разного рода памятниками времен британского колониализма. Еще в прошлом веке Колаба выполняла функцию «ворот в Индию», а Мумбаи мало того что был Бомбеем, так еще и имел за собой столичный статус. Сейчас в Колабе лишь толпы туристов, роскошные такси и упоротые индусы, что напрашиваются сфотографировать тебя за сто рупий.
[Знакомство на кухне, прямая речь Мохаммеда]
«Первая ночь бесплатно, дальше две тысячи рупий за ночь».
«Хочешь ужин, завтрак? Двести рупий».
«Хочешь в пещеру съездить? Давай мы тебе экскурсию устроим, семь тысяч рупий. Нет столько денег? А сколько есть?»
«Тебе нужно обязательно съездить в наши трущобы, обязательно экскурсией с местным, они покажут тебе, как наши люди живут».
В квартире тусит порядка десяти мужиков, и все от меня чего-то хотят.
– [Старик]: Купи мне сигарет, а?
– [Я]: Не хочу.
– [Старик, ухмыляясь]: Ты не расслышал – я сказал: купи сигарет!
Я даю денег на пачку самому молодому из стаи шакалов. Спустя полчаса шакалик возвращается с сигаретами, но без сдачи. В итоге сдачу из шакалика выбивает старик, разглядев на пачке ее реальную стоимость. Какой-то беспросветный гоп-стоп на каждом углу.
Ночью ужимаюсь на маленькой скамейке у входной двери в то время, как остальные обитатели морального борделя спят на полу. Интересно – спросят ли с меня денег за то, что я занял скамейку?
Наутро вылетаю пулей из квартиры и начинаю искать нового хоста. Пишу в кауче рандомному чуваку сигнал SOS и тут же получаю от него звонок.
– [Натан, новый хост]: С тобой там все в порядке?
– [Я]: Вроде да, они от меня отстали – но завтра мне точно нужна новая вписка.
– [Натан]: Окей, залетай тогда к нам.
– [Я]: Спасибо, Натан – ты настоящий друг.
Короче, хоста зовут Мохаммедом, но я бы назвал его Мудилой.
Болливуд
[Я]: «Натан, я потерял свой телефон в Боривали и нахожусь сейчас в отделении полиции».
Дело было на конечной станции Borivali, ведущей к природному парку с древними пещерами. На выходе из вагона один из местных «волшебников» забирает телефон из заднего кармана моего рюкзака. Менты на станции предлагают мне поехать обратно в Россию и не капать им на мозги. Оставшись без связи, я все-таки доезжаю до Натана за счет оставшегося в рюкзаке планшета и местных Wi-Fi точек.
Встретившись с Натаном и его соседом по квартире Пракашем, я окончательно забываю о том, что у меня украли телефон, растворившись в праздничной атмосфере Дивали. От количества развешанных огонечков мерцает в глазах. От количества уличной еды давит в животе. Двигаемся от лавки к лавке, ребята угощают меня всякими пряностями и сладостями.
Натан с Пракашем работают в Болливуде организаторами массовок. Выглядят ребята как хипстеры на Западе: борода из барбершопов, одежда из Бершки, любят крикет и своих друзей. В общем, живут жизнью здорового миллениала – я бы даже сказал: «яппи».
Столько тысяч километров между нами, столько культурных и языковых барьеров, столько разностей на нашем жизненном пути – и все равно мы друг другу как бро. Общаемся так, словно мы не туземцы друг к другу, а друзья с традиционными посиделками по пятницам.
Следующим утром я записываю для друзей Натана и Пракаша видеопоздравление с Дивали на хинди, повторяя по звукам то, что ребята мне говорят.
Короче, типичная славянская история получилась: где менты – козлы, там помогут братаны.
Чирак
«Привет, как дела? У меня есть хорошая квартира, и в настоящее время я живу один, с нетерпением жду приятного времяпрепровождения с тобой :) Будь здоров!»
Моего хоста в Пуне зовут Чирак, но в интернетах шифруется как «Евнух» – боится шуток про Ирак. Работает в строительном бизнесе бати, живет в новостройке в двушке. До Чирака добрался в три часа ночи на убере – индийский поезд опять подвел с расписанием. Парень любезно уступает мне кровать, а сам ложится спать на полу. Из моих уст вылетело очередное «вау».
Утром вижу, что мой следующий поезд в Бангалор отменили. Маршрут путешествия разлетается как карточный домик. В растерянности смотрю на карту Индии в Google Maps и понимаю, что до райских пляжей Гоа меня отделяет лишь один ночной автобус. Доехав до вокзала под разговоры с индийскими школьниками в автобусе, покупаю билет до Гоа на этот вечер. Хватит с меня урбанистической Индии, хаоса, стресса, внимания местных на каждом шагу – пора уже расслабиться.
Чирак достаточно быстро адаптируется к моим планам. Заехав домой за вещами, едем на скутере в центр. Поужинав, поднимаемся на холм городского парка и видим часовню. В часовне проходит какой-то религиозный обряд с неистовым звоном колоколов.
– [Чирак]: Слушай, Гоа – это классно. Давай я через день к тебе подскочу, и мы будем вместе у твоего хоста жить? Девок там подцепим, травки покурим.
– [Я]: Звучит здорово, но вряд ли моему хосту понравится, что за него решают как пользоваться его жилплощадью.
– [Чирак]: Эх, жаль. Мне было приятно с тобой познакомиться, брат.
– [Я]: Мне тоже.
Короче, в самой Пуне делать нечего, если у вас там нет таких товарищей как Чирак.
Обувь
Моего хоста в Гоа зовут Кросс, что в переводе с английского означает «крест». Договорились встретиться в семь утра у Сиолимской церкви. Кажется, он верующий.
Кросс из Нигерии, в Гоа переехал два года назад. Внешне похож на 50 Cent: лицо, улыбка, смех, мускулатура, крест на шее, образ гангстера. Живет вместе со своей девушкой родом из южной Индии, а также сожительствует с парочкой соотечественников из Нигерии. Мне выделяют грязноватый потертый матрас в гостиной, зато за окном тишь да гладь: без шумных городов, постоянного внимания.
– [Я]: Чем ты занимаешься?
– [Кросс, улыбаясь]: Обувь продаю.
– [Я]: [сделал вид, что поверил]
Мой день в Гоа выглядит следующим образом. С утра Кросс подвозит меня до первого пляжа на береговой линии – не разрешает мне арендовать скутер, опасаясь за мою безопасность. Его девушка уже месяц как с гипсом на ноге после аварии – а тут какой-то недоросль без навыков вождения. Добравшись до береговой линии, гуляю в течение дня по этой линии с перерывами на купание в море. К закату добираюсь до Арамболя – наиболее живой точки побережья, встречаюсь там с Кроссом.
Кросс проводит вечер в местном кафе за столиком с друзьями, продавая туристам христианские вещества. Все обитатели Арамболя знают где и зачем его искать. По пляжу, распределившись на равное друг от друга расстояние, стоят африканцы с руками в карманах.
В Гоа наслаждаюсь Индией без Индии, коротаю солнечные дни в одиночестве. По вечерам знакомлюсь с интересными персонажами, приехавшими в Гоа за дауншифтингом и курсами йоги. В основном здесь выходцы из Северной и Западной Европы, уставшие от предсказуемой скучной жизни с инструкцией по применению. В толпе стремящихся к духовности граждан первого мира можно также заметить теплолюбивых москвичей.
В Гоа встретил Лешу и Лену из рассказа «Чыгуу». Индия шокировала ребят так, будто они о ней знали еще меньше меня. Опешив от всего безобразия Нью-Дели, Леша и Лена покатили на север в Ришикеш, где продают турпакеты йоги и осознанности. Разочаровавшись в местной духовности, ребята двинули в Гоа за зимовкой вдали от промозглого Питера. Сравнивая свой опыт с Юго-Восточной Азией, ребята проклинают всю Индию с головы до пят, ужасаясь от антисанитарии, хаотичности и приставучести к белому человеку.
Последняя ночь в Гоа, Арамболь, кафе. Тороплю Кросса, ведь мне надо вещи собрать и до аэропорта доехать. По дороге домой останавливаемся у какого-то гестхауса, где у Кросса был то ли товарищ, то ли клиент, то ли все сразу. В нервозности Кросс допрашивает местных обывателей.
Слово за слово, и наш байк окружают десять злых индусов. Кажется, здесь нам дадут пизды. Справа от меня размахивает палкой морщинистый дед. Через десять минут словесной перепалки прорываем оцепление тараном и оказываемся на свободе.
Двадцать минут спустя залетаем в какие-то джунгли к какому-то Джимми. В потемках и безлюдии Кросс делит таблетку на две части, чтобы продать Джимми нужную дозировку. Не понимаю что мне делать: следить ли за шухером или просто помалкивать. Скорее всего, второе. Перестаю думать о том, что нас накроют копы и меня посадят в индийскую тюрьму. Мне лишь хочется не опоздать на чертов самолет.
Доехав до дома Кросса, пакую на скорости свой рюкзак, по-братски прощаюсь и сажусь в такси до аэропорта. В аэропорт успел, но рейс задерживают – а это значит, что не успеваю на второй, а за ним и на третий, и на четвертый. Меняю время второго рейса так, чтобы цепочка рейсов восстановилась. Доплачиваю за замену всю наличку, оставшуюся с путешествия. Прилетаю в Бишкек, жду всю ночь рейса в Москву, чувствую себя заебанным по всем фронтам: физически, эмоционально, ментально.
Короче, это тот случай, когда после отпуска нужен еще один отпуск.
Родина
Ангелочки
В Питер и Москву – разгонять тоску.
В Питере меня впишет друг детства – в Москве же у меня ни единой знакомой души. Москва – довольно легкий город для серферов за счет количества хостов, но на майские найти кауч тяжело. Народ разъезжается по дачам, по родителям, по путешествиям. Так я нашел экспата по имени Хосе, у которого дачи нет, родители далеко, а путешествия – это и есть его жизнь.
Хосе родом из Эквадора, тридцать лет, худощавый, интеллектуал, космополит, разговаривает то ли на шести, то ли на восьми языках – в том числе на потрясающем русском. В Россию переехал по работе в биомедицинской компании. Живет в Люблино, делит трешку в человейнике с пацанами из Саратова. Кауч помогает ему абстрагироваться от «russkiy bydlo», позволяя собрать интересных людей в свою «коллекцию Покемонов».
Еще перед очной встречей у нас с Хосе возникает недопонимание:
– [Я]: Доброе утро, Хосе. С нетерпением жду встречи с вами завтра утром на train station. У меня есть твой номер, так что все в порядке. Дашь мне свой адрес на всякий случай?
– [Хосе]: Я не буду встречать тебя на train station, черт возьми!!! Я могу встретить тебя прямо на выходе из tube station! Ты можешь доехать на метро до Люблино. Я бы посоветовал тебе позвонить мне, как только ты приедешь в город, чтобы я мог подготовиться. Я думаю, что нет необходимости встречать тебя в аэропорту или на вокзале, потому что маловероятно, что ты впервые в Москве… Кроме того, ты можешь говорить по-русски, так что ты сможешь передвигаться по городу и, следовательно, спрашивать, слушать или читать без особых трудностей.
– [Я]: Мы, кажется, неправильно друг друга поняли. Конечно, я имел в виду станцию метро. Тогда до завтра!
Кажется, спустя год после возвращения из Штатов мой английский скатился до уровня «London is the capital of Great Britain». Да и в Лондоне метро – это не train station, а tube station.
Мы разговариваем на кухне о чем-то отвлеченном от наших судеб: припаркованных на газоне авто, окружающей среде, технологиях, странах и культурах. Пообщавшись с Хосе, отправляюсь шагать по Москве, предвкушая поход на матч любимого Локомотива с нелюбимым Спартаком. Локомотив безнадежно проиграет, а на трибуне нас продержат еще полтора часа после окончания матча. Хосе, спасибо тебе за то, что открыл мне дверь в одиннадцать вечера.
После вписки переписываемся какое-то время в фейсбуке.
– [Хосе]: Слишком много праздников, это не подходит стране, экономика которой находится в упадке.
– [Я]: Дело не в новогодних каникулах. Разруха не в клозетах, а в головах.
– [Хосе, транслитом]: Problema V to 4isle i v golovax NARODA, ne tolko v golovax pravitelei. I etot moment, tot kotory 4itateli tvoego roda, naprimer, o4en «vugodno» propuskaiut, kogda tsitiruiut Bulgakova. Vsegda dumaiut 4to vina vsiu nado nalozhit na pravitelei, u kotoryx BEZ SONMENIA est bolshaya dolya otvestvennosti. NO na samogo sebya… Trudno smotret'. Budto Russky narod takie «angelo4ki». Samy takie lentiai i lenivye…
Короче, Хосе этот тот еще токсик.
Скай
С Надей встречаюсь в вестибюле «Театральной». По дороге до дома пытаемся узнать друг друга поближе, но нам мешает невыносимый шум метро. Надя рассказывает о встрече с подружками, на которой она только что была. Я захожу с козырей, рассказывая о своей жизни в Штатах.
Надя живет с мужем Димой и песелем Скай. Скай – это отсылка к Люку Скайуокеру из «Звездных войн». Ребята работают вокруг да около киноиндустрии, в основном операторами. Еще Надя зарабатывает на фотосессиях и на свадебной фотографии. Живут ребята в новенькой ипотечной трешке в жилом микрорайоне под Подольском, но за счет метастаз урбанизации прописка в микрорайоне стала московской. Сплю у Нади с Димой три ночи, ребята выделяют мне свободную комнату, заваленную вещами. Через два года Надя родит мальчика, и эта комната превратится в детскую.
Следующий день провожу в прогулках между музеями, прикидываюсь несовершеннолетним ради бесплатных билетов. Домой прихожу вечером счастливый и уставший. Надя готовит на ужин фунчозу – видимо, это какой-то московский деликатес, о котором я никогда не слышал. С нами ужинает подруга Нади, приехавшая пару часов назад поболтать. В комнату прибегает Скай. Надя его нежно обнимает, я успеваю снять эту картину на свою зеркалку Nikon D3200.
– [Надя]: Миш, а где ты сегодня обедал?
– [Я]: В Burger King.
– [Надя]: Сочувствую.
В последний вечер мы с Надей и Димой гуляем по Коломенскому. Ребята рассказывают о том, как играли здесь свадьбу, показывают с телефона фотографии. Немного балуемся с моей зеркалкой, получаются классные фотки. Речь Нади и Димы пестрит историческими фактами о Москве и о ее чарах в принципе. Ребят можно отнести к тем «коренным москвичам», что любят столицу безумно. Разговор переходит в исторически-политическое русло: там мы находимся по разные стороны баррикад, но взаимное уважение и здравый смысл помогают нам сохранить градус беседы в разумном диапазоне.
Короче, хороша Москва с москвичами.
Громыка
На выходные еду в Москву на концерт Rammstein. Хосе занят переездом на новую квартиру, Надя с Димой уже не хостят. По третьему кругу ищу себе добрую душу для вписки в столице.
«Да, приезжай. Введенского, 11к2. 89061328907. Позвони за пару дней до приезда».
Доехав к вечеру до станции Беляево, жду Яна с Юлей в подземном переходе. Ребята вот-вот должны забрать меня по пути с посиделок у мамы. Ян не отвечает на сотовый, я дрожу от тревоги и холода в переходе метро. Сегодня в Москве дикий ливень, от которого не спасает ни один зонт. Спустя час ожидания находим друг друга. По дороге домой делим единственный зонт на троих.
Ян и Юля – молодая семья родом из Махачкалы. Ян креативит в рекламном агентстве, Юля работает в сфере кейтеринга для авиарейсов. У ребят есть дочка – три года, ее отдали на выходные бабушке. Сейчас Юля беременна вторым ребенком. Кауч в очередной раз взрывает мне мозг пониманием того, насколько люди готовы поддерживать людей, насколько нестандартно готовы люди мыслить, действовать, помогать. Ребята, у вас девочка маленькая, да вы еще и вторым беременны – зачем вам хостить какого-то пацана из Пензы? Наверное, ребята тоже хотят жить интересно, рутину разбавлять.
После прошлой бессонной ночи в пойманной на трассе M5 маршрутке и насыщенного столичного дня сплю как убитый. Наутро чай с печеньками и вайб позитивный. Промокшая одежда уже просохла. На фоне играет группа «ГРОМЫКА». Пару недель назад Ян с Юлей случайно попали на их концерт, их не отпускает до сих пор.
«ГРОМЫКА» замечательно ложится на декорации: жилой комплекс из высоченных панелек, утро, лето, солнце, зелень во дворе, метро в пятнадцати минутах ходьбы. Оказывается, застойное искусство можно достать из архивов, слегка отполировать на современный лад, и оно будет звучать здорово.
Концерт Rammstein заканчивается в полночь, блаблакар в Пензу отправляется в шесть утра. Передо мной выбор между ночными прогулками по спящей Москве и попытками выспаться перед новой рабочей неделей в офисе. Выбираю второе: вернувшись к ребятам в час ночи, засыпаю на пару часов. Случайно разбудил Яна, выходя из квартиры.
– [Я, шепотом]: Ребята, спасибо вам большое за все, вы такие классные.
– [Ян, спросонья]: Peace))
Короче, душевно получилось – как у друзей.
Марафон
Трасса суздальского марафона Golden Ring Ultra Trail представляет собой замкнутый круг в чистом поле со стартом и финишем у деревянного отеля. В воскресенье побегу по этому кругу длиной в пятьдесят километров. По-хорошему мне стоило бы забронировать койку в черте города, выспаться хорошенько перед стартом в семь утра. На практике же я ищу кауч во Владимире, что находится в часе езды до Суздаля. Гоша немножко угорает надо мной в переписке VK, полдня не берет трубку. С одной стороны, он ничего мне не должен. С другой стороны, волнуюсь от того, что все идет немножко не так, как было задумано.
В итоге Гоша с Катей подбирают меня на тачке в центре Владимира около антикафе в десять вечера. До забега осталось девять часов. Гоша с Катей соглашаются мне помочь: проснуться в пять утра воскресенья, подкинуть меня до Суздаля. Дескать, ребята могут с утра по городу погулять, почему бы и нет. Я рад, что у меня появилось больше времени на сон.
По дороге до Суздаля знакомимся поближе. Гоша и Катя – молодая семья. Гоша работает креативным директором в местной организации с уклоном в урбанистике. Катя работает графическим дизайнером в веб-студии. Ребята тащатся от своей малой Родины, живя жизнью миллениалов в русской провинции:
– куча малых дел, сделанных для родного города;
– посиделки в антикафе;
– собранная из друзей рок-группа;
– каждодневная забота о бабушках-дедушках;
– просторная хата в новом жилом комплексе;
– периодические поездки в Европу;
– эксперименты с внешностью: у Кати дреды, у Гоши ушные тоннели.
Выходя из машины, даю ребятам символическую сотку рублей, которых хватит лишь на чашку кофе в CoFix. Успеваю прибежать на старт за две минуты до начала забега. Пробежав марафон, растворяюсь в эйфории.
Короче, это тот самый случай, когда слова «спасибо» для выражения благодарности хостам недостаточно.
Alvvays
Впереди майские, хочется куда-то поехать. Так, что у нас там на карте рядом с Пензой? Нижний, Казань, Самара – отлично! На новом рабочем месте я еще и месяца не отработал, а вот уже отпрашиваюсь, исчезаю куда-то в 12 дня, запрыгиваю в попутку до Нижнего. Бросаю все задачи до следующей недели. Коллеги не понимают, я тоже. Куда еду, зачем? К чему такая спешка?