Полёт в Эдем бесплатное чтение

Серия им. преподобного Сергия Радонежского

Художник Яна Антоновская

По благословению схиархимандрита Илия

Подсолнухи глядят в моё окно.
На тумбочке исписанный блокнот.
В нём годы, что слегли в душевной боли,
И строки глубины неспетых нот.

27.03.2019

Пегая птица

Птица пегая устала, села на окно,
Тучи комьями сгустились, небеса блеснули.
Спрячет темнота упругих глаз её стекло:
«Отдохни… забудь полёты», – и она уснула.

Утро тихое, и месяц серп в нём обреза́л,
Солнце алое вставало, как зимой в морозы.
Птица пела на балконе, что ушла гроза,
И в глазах из снов хрустальных появились слёзы.

На щеках и соль, и влага… Тянут в вышину
Верфи радости большой, что хорошо так вышло,
Лезут страхи дикие за птичью тишину.
Я один, хватает места, трель не будет лишней.

По́сле смерти наши души Бог поселит в птиц,
Прилетим порой вечерней, как она, к вам в гости
С облаков намоленных, что в небе без границ.
Ласки хочется домашней тем, кто на погосте…

Тридцатое, май, 2003 год

Хорей

Воробей

Я сегодня услышал пронзительный стук,
Понял: важный визит, станет солнце красней,
Боль оставил в кровати, поплёлся на звук —
С перебитым крылом воробей на окне.

Отворил дверь балкона в цветущий июнь,
Занавески содвинув с замшелых гардин,
И, когда тот запрыгнул в квартиру мою,
Осознал, что в глухой пустоте не один.

Малость гость испугался, прижался к стене,
Поправляя, опёршись, больное крыло.
Показалось, что он улыбается мне,
В сердце лёд растопился, и стало тепло.

Постепенно освоился в новом гнезде,
В гулкой трели своей оставался красив.
Оба стали добрее и точно родней,
В нас поменьше терялось натуженных сил.

Восседали приятели, щурясь в окно,
И кульгали, смеясь, по нужде в туалет,
Спать ложились с луной, завернувшись в сукно,
А наутро вставали, кричали: «Привет!»

Растворились, как дымка, одиннадцать дней.
Друг мой стал к потолку понемногу летать,
Но домой не спешил, оказался добрей,
Не хотел одного скукоте оставлять.

Он так ждал, что подкрылки я тоже сожму,
Поклюём белых крошек, водицы попьём,
Сбросив с тела прилипших болезней чуму,
К голубым облакам вознесёмся вдвоём.

В серых днях очертанье, как призрак, твоё.
Календарь пожелтевший увяз в цифрах дат.
Не поможет за час побежать мумиё,
Если ты вчера снят с амбразуры, солдат.

Как его ни крути – счастья сомкнутый круг,
Всё имеет конец и обычный предел.
Посмотрел на меня мой нахохленный друг
И к любимой своей в небеса полетел.

Но затем вдруг вернулся, чирикнул: «Прости…
Буду горько скучать, новой встречей радеть!»
А в глазах цвета роз: «Ты, браток, не грусти.
Не бросают друзей в растерзанье беде».

Ранним утром седым окунулся в окно,
От болезни заклятой не смехом устал
И, увидев на кромке большое зерно,
Понял, кто навестить сироту прилетал.

С того времени мы не вида́лись давно.
Я с кровати тихонечко ноги спущу,
Всё пытаюсь ходить, чтоб не стать как бревно,
О ценителе слёз постоянно грущу.

Верю, вскоре что раны мои заживут
И по улице звонкой пойду не спеша.
Воробьи прилетят. А какой из них тут?
«Не пугай их», – с любовью ответит душа.

Двадцать четвёртое, июнь, 2003 год

Анапест

Моему самому настоящему другу

Кричит кукушка грозно в вышине.
Я, прислонясь к осине, затаил дыханье.
Как потайной разведчик на войне,
Боюсь, что не успею выполнить заданье.

Несметных целей срок, увы, прошёл.
Стара шкатулка-память, в краске седовласой.
И я с кошёлкой в чащу, вглубь ушёл,
Охотник без ружья за мнимым львом и барсом.

Зелёный лес – старинный милый друг,
Не раз спасавший от болезней непригодных,
Птиц властелин, звенящий поутру,
Моих детей, как царь, встречаешь ты сегодня.

Прости меня за валку и хлысты,
За то, что резал я с усердьем тело, руки,
Пытаясь убежать от нищеты,
И этим самым обрекал тебя на муки.

Сижу на оболваненном пеньке,
Поглаживаю вольно пегую макушку.
Я в лес пришёл так просто, налегке,
Послушать, посчитать проказницу-кукушку.

Пятое, декабрь, 2003 год

Ямб

Пороги

Посмотри-ка в окно, что, уставший, увидишь?
Капли туч, точно слёзы, лежат на стекле.
Может, в жизни спеша, ты другого обидишь,
До кончины запрячешь душонку в чехле.

Вынуть к свету её покаяньем возможно.
Реки совести ко́ли в тебе и плывут,
От любви берегов отходя осторожно,
Нарушают привычный отважный маршрут.

Вседержитель глядит на грехи и обманы,
За прошедшие годы что на́жил тайком.
Уничтожив порок, ты от счастья как пьяный,
Ублажает кондак благовейным пайком.

Нити про́житых лет, как на грифе гитары,
В напряженье звенят, разорвутся, и вот
Глянешь утром в окно – окончательно старый:
Плешь, как прошлого язва, одышка и пот.

Осознанье ума, что главнее дороги
Той, с рожденья что выдал неистовый Бог,
Остаётся одна, где обиды – пороги,
Что пройти без печали ты всё-таки смог.

Двенадцатое, июль, 2005 год

Анапест

Осколки хрустального счастья

В бауле тоски месса воспоминаний.
Спит город во власти ночных фонарей.
Печальные звёзды и льды между нами.
Замученный ангел навстречу заре.

Дни капают в бездну. Внезапною страстью
Сейчас не поманишь зазнобу к себе.
Осколкам собраться хрустального счастья
Никто не поможет в разбитой судьбе.

Запутались вместе: слова откровений,
Порядочность мыслей, предательства плен.
Любовь превратив в головешки сомнений,
Не ждём от событий больших перемен.

Друг друга ценить не смогли научиться,
Тепло жарких губ остудила беда.
Лишь память не даст нам во снах разлучиться
Да капнутых слёз на ладонях вода.

Двадцать пятое, июль, 2005 год

Амфибрахий

Увертюра забот

Я с поклоном и дружбой к честно́му народу,
С теплотой излученья для чёрствых сердец.
Женщин лавры, как листья, что пали в природе,
Память с лаской сгребает в хрустальный дворец.

Нет ребячливых мыслей и серости к людям.
Я иду улыбаюсь по ярким лугам,
Тех ищу, кто от го́ря пустынно заблудит
И прибьётся совета искать к берегам.

К берегам той реки без конца и начала,
Что как гейзер заботы сквозь душу мою,
Где отшельника ждут, кто не дрогнул, венчают.
Коль не помнишь, я песню сейчас напою…

Увертюру забот каждый встречный полюбит.
Её звуков с рожденья во мне серебро,
Разлетаясь, звенит по магическим трубам,
Дарит чести дорогу, улыбку на гу́бы,
Греет пламенем веры, вкраплённым в добро.

Тринадцатое, апрель, 2006 год

Анапест

Золотые века́ с малахита слюдой

Вечереет… Упёрся в окошко зимы
И пытаюсь проникнуть, как медиум, вдаль.
Ясна видимость та, но дома и холмы
Холод скрыл льдом густым, и мне чуточку жаль.

Остеклённая призма – экран широты,
Сеть иллюзий, стремлений и гордой весны.
Засмотревшись, хмельным стану живо, а ты
Сколько будешь торчать на скамье запасных?

С красной пришлой луной шрифт шагов на листве,
Приоткрытая штора гундосых ветров.
Встреч благому застолью не страшен рассвет,
Ход курантов настенных и скрежет метро.

Как мертвец, оживлённый святою водой,
Мир воспрянет к утру́, сбросит тёмный треух.
Золотые века́ с малахита слюдой…
Что осталось? И сколько ещё проживу?

Двадцать шестое, февраль, 2007 год

Анапест

На коленях

Макушку склонив и колени,
Я в храме, где свет в образах.
Воспрявшее сердце в моленьях,
С улыбкой на пришлых слезах.

Возможно, кого-то обидел?
Простит Бог любви, если смог
Сегодня явленье увидеть,
Как раб преступает порог.

Ненужная боль вытекает
С простреленной грустью души.
Рубцуются раны, лёд тает,
И ангел спустился с вершин.

Как камень, стою на коленях,
Спешить явно некуда мне.
С дорог, что Царь Славы отмерил,
Остался пробор в седине.

Первое, март, 2007 год

Амфибрахий

Беда

«Гру́сти глубину измерю, —
Говорила мне беда, —
В сотый раз тебя проверю
Либо брошу навсегда,

В пыль сотру путей отвагу,
Честь, порядочность, любовь,
Заостряя болью шпагу,
Буду бить я вновь и вновь.

Сердце в мрамор превратится,
И когда иссякнешь ты,
Упорхну, как ястреб-птица,
Что приходит с высоты».

Захватив за чуб опасность
(Глупость слушать я не мог),
Забывая скуку властно,
Поволо́к зло за порог.

У апостольской ограды,
Там, где ангел сторожит,
С неиспользованным ядом
Это чудище лежит.

Добр Господь, но трусов судит,
У свечи огня ответ.
Храбрый тот, кто не забудет
Силу духа, веры свет.

Десятое, август, 2007 год

Хорей

Вера

«Что за слово это – Вера?» —
Я спросил у инженера.
Тот поморщился немного,
Говорит: «Видать, дорога,
По которой нам скитаться,
Чтобы честными остаться».

«Что за слово – Вера?» – снова
Я спросил у постового.
Тот, махая важно палкой,
С непокладистой смекалкой
Мне сказал: «Беду низложит,
Выжить мёртвому поможет,
Не водя тебя по кругу,
Станет настоящим дру́гом!»

«Что за Вера? Нет секрета! —
Вдруг ответили мне дети. —
Это как в степи цветочек,
Реки чутких синих строчек,
Счастье тех, кого сближает,
День спокойно провожает,
Разжигает чести пламя,
Никого собой не ранит.
В ней свобод души премьеры,
Постовые, инженеры,
Две подруги кроткой Веры —
Надя, Люба, чувство меры».

Десятое, август, 2007 год

Хорей

Пахарь

Зёрна в землю лягут, вылезут побеги.
От забот уставший, спрыгну я с телеги,
Охвачу колосья, прижимая жадно.
Ввысь душа стремится глубоко и складно.

В облаках на небе распластались перья.
Просит свежей рифмы сочных букв конвейер.
Скорби и печали потерялись в прошлом.
Что святым осталось, то не будет пошлым.

Млечный Путь раскинул тропы во Вселенной.
На Земле столетье – бездны клик мгновенный.
Я смотрю, планеты катятся по своду.
Пахнет чем-то чистым – верой и свободой.

Плуг мой знают степи, песни помнит вечер.
Как домой – улыбки, хлеб и соль да свечи.
Кто горит, как лампа, век не станет хилым.
Счастье – это верность, поцелуи милой.

Октябрь, 2007 год

Хорей

Конь

Конь не ест сегодня сено.
Я, уставший и больной,
Обхвати́в в руках поленья,
По́ двору иду домой.

Самолёт гудит под небом,
Оставляя полосу́.
Накормлю коня я хлебом,
Гребнем причешу косу́,

Запрягу тихонько в сани,
Чтоб не видела жена,
Побегут леса с лугами —
Пасторали сторона.

Тридцать первое, январь, 2008 год

Хорей

Луна

Я запрыгну с медной крыши к месяцу на нож,
Ни любви, ни славы в мире даром не возьмёшь.
Закачаемся безгрешно, горние рабы.
Серп, как утро, раствори́тся посреди орбит.

В новый вечер боязли́во станем освещать
Все леса, луга и нивы – Божью благодать.
Будем вместе мы мантырить[1] смачной тишиной.
Вскоре друг небесной сферы вырастет луной.

Я печалиться не стану и захохочу…
На Селены сеньорию гостем заскачу.
В сердце рай, триумф и трепет, жёлты тополя.
Месяц, что казался малым, лезет по щелям.

Побежишь в косынке алой к речке за водой,
Спрыгну с высоты усталый в степь с росы слюдой.
Без любимой час – столетье, звёзды как песок.
Счастье – дом, жена и дети да земли кусок!

Второе, февраль, 2008 год

Хорей

Покой

Затихло лето синеокое,
Птиц днём тянувшее к манку.
Ручьи дождя гурьбою мокрою
Устали литься по суку́

Торчащего на поле дерева
Прошедшей юности ветров.
Меня, от жизни оголтелого,
Втянула ночь в планет метро.

Во тьме шоссе, как швы обочины,
Луна, что с кратера дырой,
А звёзды Марсом так заточены,
Как полчища больших воров.

Корявый ствол, корнями впитанный,
Обременённый простотой,
Похож на властелина с битою,
Радушных во́ронов постой.

Прижаться б мокрою залысиной,
Послушать, как течёт в нём сок,
Затем, сорвавшись в бег немыслимый,
Стремительный свершить бросок,

Бежать в лугах, как зверь подраненный,
Искать рассвета красоту,
Берёзок на полях в окраинах
Терзать глазами наготу,

Упасть в траву, косой не сби́тую,
Щипать слабе́ющей рукой,
Уснуть и тишиной забытою
Уйти навечно на покой.

Восьмое, май, 2008 год

Ямб

Осенние цветы

Познав три тысячи молитв,
С душой истерзанного тела,
Я становился как гранит,
Исписанный надежды мелом.

Не ангел, скудно окрылён,
Опутан или даже связан,
Я и не раб, и не барон,
Так, голь под сотнею наказов.

Звезда в груди и на плече.
Я шёл, подстёгнутый удачей,
Молил, чтоб счастье уберечь
Там, где всесильна юдоль плача.

Как порох, исповедь моя,
По ве́тру грех, как сизый пепел,
И чаша брызжет за края,
Любви нали́тая в Вертепе.

Зовёт Печорский монастырь
Храм посетить, согнуть колени.
Давид писал в завет Псалтирь,
Меня учил Ульянов-Ленин.

Но с Богородицей на «ты»,
За что так люб, и сам не знаю.
Я, как осенние цветы,
И болен, и не умираю…

Двадцать второе, август, 2008 год

Ямб

Рыбалка

В тонкой дымке голубой
Во́ду хмарь укрыла.
С удочкою день любой —
Мощь, природы сила.

Я таскаю донных рыб,
Не страшны́ мозоли.
Неба у ночи́ прогиб
Выткан бирюзою.

Колокольчик зазвонил,
В белой мгле раскаты.
Леску нежно отпустил
В хлябь сомов усатых.

Утро… Время плыть домой.
Потушил я лампу.
Бьёт в садке, там, за кормой,
Чешуёй кто замкнут.

Солнце разжигает свет.
Ельник встал в заречье.
Завтра я опять с рекою
Кану в бесконечность.

Тринадцатое, февраль, 2009 год

Хорей

Правда

Течёт в окно постылый слизкий дождь,
Ворона щиплет чёрное перо.
Взаймы у правды попросила ложь
Бесценный путь и нужный поворот.

Не будет клевете поблажки вкус.
Заполнены родимые места.
Законы жизни вечно начеку,
Куют из пластилина чести сталь.

Нести непросто в мир таланта груз.
Глаз воспалённых тоненькая нить,
Как шов ножа, что поимел арбу́з,
Трясётся, свет желая сохранить.

Тут, главное, понять, что на углах
Стоит судьбы раскосая изба.
Она просторной, тёплою могла
Любого, кто правдив, мечтой лобзать.

Из тубы сердца радость и печаль.
Откроются хрустальные врата,
Затухнет колыбельная свеча,
Потёмки лет что выдана латать.

Знай, пра́вому те суждены пути,
Что приведут в святую благодать.
Обманщик – в ад, обратно не уйти
За час и день, несметные года.

Случайно я подслушал злую ложь.
Бежал сквозь ветер, правду уносил,
Тот компас жизни – золотую брошь,
Которую с рождения любил!

Пятнадцатое, май, 2009 год

Ямб

Посвящение Оптиной Пу́стыни

Ну вот и Пу́стынь таинства души,
Встречает дом чистилища меня.
Духмя́ный кедр так зелен и пушист,
А старец Илий как светило дня.

Паломники несметною ордой
Прошенья тычут, сжатые в руке.
Умытые священною водой
Монахи воскресенья вдалеке.

Стук колокола. Ангел золотой
В горн дунул на короне у кремля.
Стремятся богомольцы на плато,
Всех примет их священная земля.

Я покрестился, на колени встал.
Как сажа рясы, строги колпаки.
Горит свечами поминальный зал,
Царит огонь в событиях мирских.

Собор Введенский – крепость на крестах,
Любя, как сиротину обласкал,
Читал ушедшим литию поста,
Чтоб отвалилась прежняя тоска.

Мне завтра в путь, благослови же, Царь,
Твоё золоточтимое перо,
За Веру Православную борца,
Сторонника союза двух миров.

Тринадцатое, июнь, 2009 год

Оптина Пустынь

Ямб

Влажные ягоды

Небосвод просит беглого выстрела.
Грозный рокот раскатов давления
В колыбель снов заведомо чистую
Входит без суеты удивления.

Туч гранитных глубокая впадина
Обласкала субстанцией кратера,
Содрогнулась в ней жёлтая ссадина,
Птичью тень спрятав в про́пасть фарватера.

Как картечь, с неба влажные ягоды.
Мне б уйти, чтоб не били горошины.
Из души с песней жуткие тяготы,

1 Управлять.

Продолжение книги