Формула клада бесплатное чтение

Илона Волынская
Формула клада

© Волынская И., Кащеев К., 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2017

Пролог
Пчелиный клад

– Заберите меня отсюда! – ладонью прикрывая шею от палящих лучей, взмолился парень, ужасно похожий на «юного гения» из комиксов: неровно подстриженные волосы, застиранные до белизны джинсовые шорты, растянутая футболка и очки с перекошенной дужкой на мокром от пота носу.

Компания по-летнему легко и пестро одетых ребят устроилась на полуобвалившейся стене среди развалин то ли хутора, то ли рыбачьей деревушки – на горизонте виднелась ярко сияющая под летним солнцем полоска моря. Вокруг чернели ямы старых подполов, торчали ломаные остовы стен с пустыми оконными проемами. Хотя заброшенным это местечко не было – невдалеке возвышалась бетонная, ярко сияющая новехонькими стеклами громада пансионата, да и сами развалины больше напоминали полигон, поверх одних ветхих стен набросили длинные доски, через другие перекинули канаты с узлами и веревочные лестницы. Под новехоньким деревянным навесом на грубо сколоченном щите висел… целый арсенал: автоматы, пара снайперских винтовок, гранатомет. Рядом стоял ящик, в котором горкой, как яблоки в супермаркете, лежали гранаты.

– А тебе не кажется, что вот им хуже? – Симпатичная рыжая девчонка, тоже в шортах и завязанном под грудью топе камуфляжной расцветки, кивнула на неровный строй из двух десятков парней и пары девчонок в военном камуфляже.

– Я на их шоу не напрашивался! – отрезал «юный гений».

– Кру-угом! – срывая горло, заорал семнадцатилетний командир камуфляжников. – Равняйсь! Смирно!

Строй пошушукался, потолкался, уронил правофлангового на кучу битого кирпича и наконец замер. Бум-бум-бум! – из-под берцев марширующего командира взвилась сухая пыль. Кто-то закашлялся, девчонки принялись брезгливо стряхивать пыль с шортов и юбок.

– Не можете потерпеть? Они же стараются! – Рыжая в камуфляжном топе отчаянным усилием сдержала кашель.

– Они очень старательно делают то, о чем их никто не просил и что никому, кроме них, не нужно! – отчеканил другой парень. На встрепанного «юного гения» он походил лишь тем, что тоже носил очки – стильные, ловко сидящие на тонком носу. Он неприязненно глядел в спину марширующему командиру. Тот торжественно прошагал к сколоченной из старых досок зрительской трибуне и вскинул ладонь к виску:

– Пан головной атаман лагеря! Отряд «Славные атаманы» военно-патриотического лагеря при добровольческих батальонах для проведения показательной тренировки построен! Рапорт сдавал Евтюхов Евгений!

Рыжая девчонка в камуфляжном топе трепетно вздохнула.

– Рапорт принят! – Немолодой мужик в туго натянутой на пузе камуфляжной рубашке тоже попытался отдать честь, но тут же судорожно вцепился в хлипкие, покачивающиеся при каждом движении перильца трибуны. – Честь подать сигнал к началу предоставляется нашему замечательному хозяину… хозяину замечательного пансионата, который предоставил нам свой пансионат… замечательный… в общем, Валентину Афанасьевичу! – Мужик бурно захлопал, из кучки зрителей донеслась пара вялых хлопков. Только рыжая в камуфляже хлопала вовсю, не отрывая восторженных глаз от командира камуфляжников – словно аплодировала именно ему.

– Что я хочу сказать, ребятки… – Новый выступающий и впрямь выглядел эдаким хозяином: солидная приземистая фигура, браслет дорогих часов, стягивающих толстое запястье, пропыленный льняной пиджак, натянувшийся на еще сильных, но уже обмякших под слоем жирка плечах. – Пансионат у меня и правда замечательный. Да и вы ребята все неплохие: что из патриотического лагеря, что из летней физматшколы. Только поладили не очень, совсем, можно сказать, не поладили. – Он с укором поглядел на пеструю стайку зрителей. – Вот мы и посовещались, что с руководством лагеря… – он кивнул на толстенького «пана головного атамана», – что с преподавателями школы… – кивок на третьего человека на зрительской трибуне – молодого подтянутого мужчину. – И решили, что, если были промеж вас какие «терки», так ведь вы ребята молодые, горячие… приглядитесь друг к другу получше – и задружитесь!

– Кое-кто уже задружился! – протянул «юный гений», бросая быстрый взгляд сперва на застывшего перед трибуной командира, а потом на рыжую в камуфляжном топе.

– Охрименко, заткнись! – вдруг зло прошипел его стильный приятель.

– Чтоб совсем без претензий, решили возместить… то есть наградить… особо отличившихся! Тихонова Екатерина! – выкликнул хозяин пансионата. – За учебу и… хм… активную общественную позицию…

– Что-о?! – Высокая крепкая девчонка, почему-то одетая в тесную и явно слишком детскую футболку с Чебурашкой, аж взвилась. – Это у нее учеба?! Тихонов! Вадька, твоя сестра… – накинулась она на стильного очкарика.

– Завидуй молча, – решительно оборвали ее.

Если остальным ребятам было лет по четырнадцать-пятнадцать, то Екатерина Тихонова оказалась моложе. На брата она походила не слишком – круглолицая, более плотненькая, но так же дорого и стильно одетая. Быстрым, уверенным шагом она направилась к почетной трибуне. Последовало минутное замешательство: девчонка не собиралась лезть на шаткое сооружение, а хозяин – спускаться. Наконец, перегнувшись через перила – трибуна снова заскрипела, – он кинул коробку ей в руки.

– …награждается мобильным телефоном! – И захлопал. Аплодисменты подхватил «атаман» лагеря – остальные мрачно молчали.

Девчонка тем временем, не смущаясь, ободрала обертку…

– Не поняла! – раздался ее возмущенный голос. – Ваши бандюги отжали у меня iPhone, а вы мне, типа, дарите, обыкновенный Huaway?

Хозяин начал медленно наливаться краснотой. Парочка полицейских в новенькой черной форме, замершие в ритуально-караульной позе – ноги на ширине плеч, руки за спиной, – переглянулись.

– А если она заявление подать захочет? – быстрым испуганным шепотом спросила девушка-полицейский.

– Не наше дело. Пусть в отделение идет, – сквозь зубы процедил напарник.

– Начинаем тренировку! Р-разойдись! – заорал головной атаман.

– Ва-а-а! – Камуфляжный строй распался. Поднимая берцами пыль, злорадно ухмыляющиеся парни промчались мимо разглядывающей свой Huaway Катьки. Девчонка фыркнула, сдувая со лба прядь, и направилась к остальным.

– Кать… Что, и правда отжали? – хмуро спросила ее деваха в футболке с Чебурашкой.

– Вчера в городе, – кивнула та.

– Так тебе и надо! – пробурчала деваха, но в голосе ее слышалось смущение и все-таки сочувствие. – После того, что ты нам устроила… – Она с намеком оттянула край слишком маленькой для нее футболки.

– Можно подумать, вы мне устроили меньше, – примирительно пробурчала в ответ Катька.

– Долго нам тут торчать? – тоскливо спросил «юный гений» Охрименко, оглядываясь в поисках хоть клочка тени.

– Пошел! – Четверо камуфляжников сорвались с места. Теперь их лица закрывали плотные маски-балаклавы – только глаза блестели в прорезях, а в руках красовались автоматы. – Бегом-бегом!

Протяжно заскрипели доски – парни в камуфляже лихо пронеслись по переброшенным через провал мосткам. Прыжок! Один швырнул гранату в дверной проем и кувыркнулся следом. Бац-бац-бац! – пули звучно впечатались в выставленную напротив мишень.

– Три попадания из пяти! – Боец забросил автомат за спину и белкой взлетел по канату на гребень стены. – Пошел! – Еще трое кинулись на полосу препятствий, нырнули под низко натянутую сетку, по-пластунски прорываясь к центру. Засевший на гребне самой высокой стены боец прицельными выстрелами пытался отогнать подбирающихся снизу товарищей.

– Евтюхов! Женечка! – Рыжая восторженно скакала – так, что подпрыгивали хвостики завязанного в узел топа и взлетали крылом волосы.

Длинными скачками, будто бежал не по узкой качающейся доске, а по твердой земле, молодой командир пронесся над провалом между стенами. Навстречу ему летел боец с закрытым балаклавой лицом. Столкновение над пропастью казалось неизбежным… Взмах автоматом – дуло-приклад, удар-толчок… противник упал, лишь в последнее мгновение зацепившись за раскачивающуюся доску и повиснув. Евтюхов перепрыгнул через него и помчался дальше, с разбегу перемахнув стену…

– Ну разве не красиво?! – завопила рыжая.

– Спецэффектов не хватает, – откликнулся «юный гений» Охрименко.

– Ну если не хватает… – лениво ответил Вадька Тихонов…

Затрещало. Евтюхов по-жабьи растопырился в дверном проеме – и заорал! Серебристо-золотые искры запрыгали по развалинам, трескучими букетами расцвели на дулах автоматов, пробежали по канату, заставляя карабкающегося на него парня с воплем отпрыгнуть… и исчезли, словно их и не было.

– Тихонов, признаю… – в наступившей тишине шепот «юного гения» был слышен особо отчетливо. – Гений у нас ты.

Громко и отчетливо хихикнула Катька.

– Опять ты! – У перил почетной трибуны возник головной атаман – он в упор уставился на Катьку, потом взгляд метнулся на ее брата: – Ты моих ребят… заминировал?

– Он все время с нами был! Мы прогу писали! – немедленно заорал Охрименко, и тут же согласно закивал торчащий рядом круглолицый кряжистый пацан. – Алексей Владимирович, скажите им! – обернулся он к молодому мужчине на трибуне.

– Хватит врать! – Хозяин пансионата вскочил, трибуна угрожающе качнулась. – Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому…

– Вы снова угрожаете моим ученикам? – под громкий скрип досок шагнул к нему бледный от ярости преподаватель. – Я согласился на этот фарс, потому что вы обещали мир и спокойную учебу, а вы снова моих в чем-то обвиняете? То они вам туалет сломали, теперь…

– Что вы их слушаете! – отлепляясь от дверного проема, прохрипел Евтюхов. От балаклавы до берцев его покрывала бело-серая пыль. – Понятно же, чья работа… – Он гневно сорвал с себя балаклаву. Прижатые балаклавой волосы распрямились как отпущенные пружинки и встали дыбом вокруг физиономии, делая Евтюхова похожим на несколько сумасшедшее, камуфлированное и вооруженное солнышко.

Грянул хохот. Даже у хозяина вырвался короткий смешок, а оравший на него преподаватель смолк, и уголки губ у него смешливо задрожали. Евтюхов побелел. Схватился за торчащие дыбом волосы, перевел взгляд на улыбающегося со сдержанным торжеством стильного очкарика и…

– Евтюхов! – первым неладное заметил атаман. – Ты что делаешь?! А ну прекра…

Белый… нет, грязно-серый и от пыли, и от унижения Евтюхов вскинул автомат… и… пули полетели в толпу зрителей!

Первая ударила Вадьке Тихонову в грудь. Парня швырнуло назад, и… на его рубашке расцвело алое пятно.

– Вадька-а! – бросилась к нему сестра. Пуля попала ей в спину, алым плеснуло во все стороны, кровавыми брызгами орошая руки и лица остальных ребят. Девчонка покачнулась… замерла… ноги ее подогнулись, она зашаталась и… гневно заорала:

– Идиот! Это же не отстирывается! Ты знаешь, сколько такая футболка стоит!

– Бац-бац-бац! – Евтюхов стрелял.

– А-а-аиииии! – девчонки прикрывались от алой краски, кого-то неразорвавшийся шарик ударил по руке, раздался пронзительный крик боли…

– Мочи «физиков»! – заорали парни в балаклавах, и новые красящие снаряды полетели в толпу. – Бей их, побратимы! – Длинный нескладный парень рванул к сложенному под навесом оружию…

– Не трожь это, Лесник! – атаман кинулся к краю трибуны. – Оно же настоя…

Тот, кого назвали Лесником, вскинул к плечу трубу гранатомета. Атаман завизжал – тоненько и пронзительно, как попавший в волчью пасть заяц… Лесник нажал курок…

Но бабахнуло секундой раньше! Перила трибуны треснули – будто выстрел! – и…

– А-а-а-а! – растопырившись как жаба, атаман полетел вниз…

Лесник дернулся, труба гранатомета в его руках задралась…

Бабах! – Окутанная огнем и дымом граната вырвалась из дула… и со свистом пошла вверх, сшибая навес…

– Бабах-бах! – Разметанные гранатой доски брызнули во все стороны. Прогнивший деревянный настил подломился, и стрелок вместе с гранатометом ухнул под землю.

Трах-тарарах! Трибуна начала заваливаться набок, как подбитый корабль.

– А-а-а-а! – Зрители посыпались на кучу битой глины и досок… а сверху их накрыло грубо сколоченной платформой.

– Ложись! – заорал Тихонов и, прижимая к себе сестру, рухнул в пыль.

Вииииии… Сноп огня расцвел на фоне неба и тут же исчез за облаком пыли, а остовы ветхих стен начали оседать один за другим, словно их сбивал невидимый снайпер. Бах! Бах! Бах! Стенка, на которой еще недавно сидели зрители, осыпалась глиняной трухой, и все стихло. С моря потянуло ветерком, и облако над развалинами медленно и неохотно начало расползаться.

– Кха! Кха-кха-кха! – Надрывный кашель доносился со всех сторон.

Сквозь пыльную пелену проступили две смутные фигуры, грохнула отброшенная доска… и охранники натужно, как репку из грядки, выдернули хозяина из-под кучи глины.

– Настоящее оружие… с ума сошел?! – упираясь ладонями в колени и тяжело дыша, прохрипел тот.

– Так то ж для выставки, Валентин Афанасьевич! – донесся снизу плачущий голос.

По кивку хозяина охранники принялись разбрасывать доски и обломки глины… из-под завала показался круглый живот. Битая глина зашевелилась, и атаман сел.

– Статья двести шестьдесят третья… – Под ногами захрустели черепки – поддерживая друг друга, прибрела парочка полицейских. – Незаконное хранение оружия… Или незаконный оборот… – уже сомневаясь, пробормотал парень. – Короче, от двух до пяти лет!

– Кажется… – неуверенно пискнула его напарница.

– Какое «незаконное»?! – Атаман вскочил, обрушив лавину глины и пыли. – Побратимы привезли… в подарок!

– И вы решили пострелять из него по детям? – Преподаватель ухватил атамана за грудки… поднять не смог и принялся трясти.

– Кто ж знал, что он заряжен?! – отбрехивался атаман.

– А проверить?! Не судьба?!

– Так это… боязно… оружие все ж таки… – вдруг смутился атаман. – Не трогал никто, сюда только взяли – показать. Если бы Лесник, придурок, не схватился…

– Где этот ненормальный?! – рыкнул хозяин.

Пыль расползлась совсем. Руины у стен пансионата превратились в холмистый «пятачок», изрытый ямами и усыпанный щебнем, обломками, мелкой щепой, ломаной доской… Вадька Тихонов шарил в пыли, видимо в поисках очков. От его недавней стильности не осталось и следа.

– Повезло, что эту дрянь надели, – оттягивая край пыльной футболки с Чебурашкой, пробормотала крепкая деваха, ее наряженная в такие же полудетские вещи подружка согласно закивала. Зато Катька, разглядывая свои бриджи, всхлипнула.

Парни в балаклавах столпились на другой стороне развалин. Кажется, им очень хотелось убраться самим или, на худой конец, убрать пейнтбольные автоматы, но они не осмеливались. Только Евтюхов прижимал к себе автомат, словно любимого плюшевого мишку.

– Тут, нашли! – Охранники, как две землеройки, закапывались под свежий холмик.

– Пустите меня-а-а-а! – донесся истеричный вопль, и охранники выдернули из-под земли Лесника: грязного, расхристанного и ободранного. – Взяли, менты позорные?!

– Ментов позорных больше нет, – строго сказала полисменша. – Это позорная страница нашего прошлого законч… Ой, а что у него?

Лесник держал под мышкой саквояж. Явно старинный, с защелкивающимся замочком, в ветхом тканом чехле, из-под завязок которого проглядывала сейчас перепрелая, а когда-то наверняка великолепная кожа.

– Ты где это взял? А ну дай…

– Не дам! Это я нашел! – заорал Лесник, вцепляясь в саквояж обеими руками.

Охранники рванули с двух сторон – Лесник с рычанием вцепился в ручку… Саквояж кракнул… прогнившая боковинка отвалилась… и в пыль хлынул сверкающий поток. Осыпанные бриллиантами ордена, колье и броши; как орехи из прорвавшегося пакета, сыпались драгоценные перстни. На кучку глиняных черепков упала сапфировая диадема. Брызжа огнем бриллиантов, переливаясь сапфирово-изумрудной волной, рдея кровавым пламенем рубинов, в пыли лежала груда драгоценностей, самой скромной из которых был отделанный золотом бювар[1] с жемчужиной в защелке.

Казалось, тишину можно было пощупать руками… и даже отломить кусочек.

Захрустела пыль – хозяин вскарабкался на кучу щебня, заглянул под разбитый в щепу настил. У самых его ног открывался глубокий провал – вдоль стен тянулись остатки старых деревянных полок.

– Дом тут был, а это погреб, – заключил он.

– Дореволюционное. – Преподаватель покрутил брошенный саквояж. – С монограммой. – Он сощурился, разбирая хитрую вязь букв на замочке. – «М», «В»

– Ой! А нам сегодня рассказывали о Мишке Япончике! Ну который Винницкий[2]… – выпалила Катька. – И про атамана Григорьева[3]!

– Думаете, в Гражданскую спрятали, а вернуться не смогли? – Ребята столпились у преподавателя за спиной. Кто-то из девчонок робко потянулся к диадеме…

– Не трожь! – заорал Лесник, животом плюхаясь на драгоценности и подгребая их под себя. – Мое! Я нашел!

– Здесь моя земля! – рявкнул хозяин. – И что в ней – тоже мое!

– Извиняюсь! – влез атаман. – Мой боец нашел – значит, двадцать пять процентов его! А остальное – государству… на формирование добровольческих батальонов! У нас вон вооружение не закуплено, медикаменты…

– Правда государству? – пискнула девушка-полицейская. – Нам про клады не рассказывали.

– Не наше дело – клады! – перебил ее напарник.

– Вот именно! – рявкнул атаман. – Не боись, Лесник, мы твои права защитим!

Камуфляжники ответили слаженным гулом.

– Вот вам права! – под нос атаману ткнулась фига. – Забыл, на кого работаешь? Взять! – Лающая команда хозяина швырнула его охранников между кучей драгоценностей и претендентами. – Если что, стреляйте – отмажу! – Под прикрытием их спин он опустился на колени, сорвал с себя льняной пиджак и, по-волчьи кося глазом на конкурентов, принялся сгребать в него драгоценности вперемешку со щебнем и желто-черными трупиками то ли ос, то ли пчел… Наскоро обтер руку о штаны – трупики оказались неожиданно липкими…

Нарастающий гул походил на звук идущих в атаку бомбардировщиков. Хозяин отмахнулся от закружившей перед носом пчелы. Пронзительный девчоночий визг заставил его вскинуть голову. Сперва он не понял, что за темная тучка несется над руинам. Острая боль дернула резко и неожиданно. Хозяин с размаху шлепнул себя по шее… с опасливым удивлением глянул на размазанную по ладони пчелу… и вот тогда туча перестала гудеть и буквально взвыла! Боль полыхнула во лбу, в щеке, за ухом. Он принялся лупить себя по лицу, выплясывая в туче пчел.

– Бегом в здание! – закричал преподаватель. Вопящая толпа рванула к пансионату – камуфляжники смешались с учениками летней школы. Впереди мчалась девушка в полицейской форме, лишь изредка отставая от рыжей в камуфляжном топе, последним скакал Евтюхов. Зато Лесник кинулся назад. Будто в воду, нырнул в пчелиную тучу – заорал от боли и… рванул увязанные в пиджак драгоценности к себе.

– Стой! – Хозяин бросился за ним… пчелы полетели следом. – Держи его, парни!

Охранники неуверенно переглянулись… Пчела впилась одному из них в щеку. Вопя и отмахиваясь, оба сорвались с места. Лесник споткнулся, ноги его разъехались на битой глине… налетевший сзади хозяин прыгнул ему на спину, как обезьяна на дерево, и, не расцепляя «объятий», оба скатились в дыру старого подпола. Пчелиный рой нырнул следом…

Набежавшие охранники сиганули в подпол – вопли, ругань, звуки ударов… Охранники вынырнули из провала и помчались к пансионату. Между ними, ухваченный с двух сторон под мышки, кулем висел хозяин… прижимая к груди сверток с драгоценностями. Следом летел рой, а за ним, вопя и ругаясь, мчался окончательно ополоумевший Лесник.

– Сюда! Скорее!

Двери пансионата распахнулись, охранники ворвались внутрь, а прямо им в спины впечатался Лесник. Все четверо кубарем вкатились в холл пансионата… Лесник кинулся на хозяина, с рычанием выдирая у него из рук сверток.

– Две-е-ерь! – закричал преподаватель.

– Уберите его! – вопил хозяин, извиваясь всем телом в попытках стряхнуть Лесника.

Полицейская парочка навалилась на дверь… Охранники вцепились в Лесника…

Створка захлопнулась, рассекая рой пополам. Охранник дал Леснику в челюсть, и тот растянулся на полу. Оставшиеся снаружи пчелы облепили стеклянную дверь, а попавшие внутрь беспорядочно носились по холлу. Вынырнувшая из-под стойки регистраторша размахнулась журналом и шарахнула по пчеле.

– Бейте их! – Хозяин бросил бесценный узел на столик и принялся отмахиваться от жужжащей вокруг пчелы. Люди метались по холлу, вскрикивая от боли и молотя по пчелам чем попало – кроссовками, вьетнамками, валявшимися на столике газетами… Визжали девчонки…

– Прикладом не бей, идиот! – Хозяин схватил за плечо Евтюхова, пытающегося ударом автомата вколотить пчелу в стенку.

Царившее в холле безумие стихало. Измученные люди садились где попало – на пол, на диваны. На лбах и щеках взбухали следы укусов. Катька размахнулась и врезала по затылку продолжающей самозабвенно визжать рыжей. Рыжая икнула… открыла глаза, огляделась… где-то под потолком еще тихонько жужжали недобитые пчелы. Кусаться они уже не думали. Визг сменился тихими всхлипываниями.

– Нужно антигистаминное! – скомандовал преподаватель.

– У меня в кабинете… – начал хозяин… и вдруг метнулся к столику. Зашарил руками по столешнице, словно надеялся, что сверток с сокровищами не пропал, а просто стал невидимым и сейчас он его нащупает. – Где?! Где… мой… клад?!

– Так, может, это… – в наступившей тишине пробормотал кто-то. – Пчелы уволокли?

Глава 1
Дети – в школу!

Несколькими днями ранее


– Черти б вас уволокли!

– Прекрати истерику! Ты мужик или кто? Сейчас мы спокойно во всем разберемся…

– Сейчас я спокойно… кой-кого убью! Нет, сперва вскрою эту дверь, а уже потом…

– Тебе что, больше всех надо, чтоб я в эту школу тащилась? – донесся из-за двери злой девчоночий голос – и такое же злое гусиное шипение.

– Плевать мне с высокой горки, поедешь ты или нет, – я в туалет хочу! – Он дернул ручку. В квартире Тихоновых, где в маленькой комнатке жил сам Вадька, а в другой, побольше, – мама и сестрица Катька, запереться можно было только за одной-единственной дверью. – Выходи немедленно!

– Вадим! Еще раз стукнешь по двери… и сам никуда не поедешь! – Вадькина мама провела ладонью по мокрому лбу.

– Я, значит, полгода впахивал, мановскую[4] работу писал, второе место по области… А когда я – я! – получаю путевку в летнюю школу, ты говоришь, что я никуда не еду, потому что моя сестра заперлась в туалете?!

– Ты хочешь оставить сестру без отдыха?

– Какой отдых! Там учатся! Три лекции в день, профессура из университета!

– В пансионате с бассейном и пляжем? Не смеши! Ну поучитесь чуть-чуть с утра, а потом – море, фрукты… Дети должны оздоравливаться. Если уж с Бердянском так неудачно получилось…

«Неудачно» – это, конечно, мама подобрала… гм, удачное слово. В Бердянске им всего-навсего пришлось обезвреживать бомбы в аквапарке[5]… и случилось именно то, чего боялись и Вадька, и засевшая сейчас в туалете Катька, и их друзья-компаньоны из детективного агентства «Белый гусь». Мама их застукала! К общему счастью сыщиков, Надежда Петровна узнала лишь крохотную долю правды о своих детях… но и этого хватило, чтоб отбить охоту говорить родителям эту самую правду!

– Надо было взять деньги у хозяина аквапарка… – пробормотал Вадька. На самом деле деньги от владельца аквапарка давно уже лежали на счетах – Севка, главный финансист агентства, никогда бы не позволил подвигу остаться неоплаченным. Но легенду поддерживать надо. – Не пришлось бы в районо пороги обивать: Дайте моей дочечке путевочку в лагерь…» В который она не хочет ехать!

– Ты говоришь, будто я… попрошайка! – Губы у мамы задрожали.

– Мам… ну ты чего… – беспомощно начал Вадька. Работа в детективном агентстве научила его шефа и главного спеца по компьютерным преступлениям понимать людей… но маму он не понимал! Почему взять две тысячи евро за спасение аквапарка, который стоит миллионы, стыдно, а таскаться по кабинетам, выпрашивая путевку за двести баксов, – нет?

– Значит, у олигарха поганого… аквапарщика, взять подачку не стыдно? А достать для твоей сестры государственную путевку, которая, между прочим, из моих налогов оплачивается, стыдно?

Точно, не поймет. Никогда.

– Я же для вас… – захлебнулась слезами мама. – Уж простите – не миллионерша! Не могу ни юбочки-кофточки Катюшке покупать, как у ваших подружек, ни на Шри-Ланку вас свозить…

Все понятно. Рыжих близняшек и тоже сыщиц агентства Аллу и Эллу Косинских (друзьям известных как Мурка и Кисонька) их мама везла на Шри-Ланку. Вадька предвкушал, как круто будет выглядеть бронзовый загар при Муркиных рыжих волосах… только вот его собственную маму накрыл приступ самоедства: «Я детям недодаю!»

– Мы не хотим на Шри-Ланку, честно!

– Я просто в эту их школу не хочу! – Задвижка туалета щелкнула, и в приоткрывшуюся дверь высунулась зареванная Катька. – Что мне там делать?

– Вот именно! Что математической бездари делать в летней физико-математической школе? – отрезал Вадька. И тихо добавил: – И в моем лицее вообще.

– Опять я не то сделала? Думаете, я не понимаю? Тебе приходится заботится и обо мне, и о сестре, подрабатывать, с этими твоими сайтами, тестированием… я в твоем возрасте еще с подружками гуляла и ни про какие подработки не думала! Но что же делать – время другое, кризис опять, и зарплату у нас в поликлинике вчера не дали. Вот я и кручусь как могу! Не Шри-Ланка – так хоть Одесса, все-таки море… – Мама уткнулась лицом в ладони и тяжело, некрасиво разрыдалась. – Я ж не на себя трачу, чтоб в «Шанели» одеваться… Хожу в линялых тряпках… – Она дернула себя за рукав льняной блузы от Versace. – Только чтобы вам…

Из ванной высунулся ярко-красный клюв, а потом и вся голова крупного белого гуся со сложным именем Евлампий Харлампиевич. Гусь запрокинул голову, чтоб видеть Катькино лицо, и вопросительно гоготнул.

– Я уже не успею вещи собрать… – с тоской пробормотала Катька.

– Я все собрала! – Все еще всхлипывая, мама выволокла из комнаты туго набитую сумку на колесиках. – Тут для тебя сюрприз! От меня! – Мама лукаво склонила голову к плечу. – Ходишь вечно в каких-то невразумительных джинсах с футболками, а девочка должна красиво одеваться, там же и дискотеки наверняка будут.

– Автобус через пятнадцать минут отходит, – процедил Вадька.

– На такси поедете! – Надежда Петровна схватила сумочку от Gucci и вытряхнула из пустого кошелька последнюю купюру.

– Мам, у нас есть деньги! – дружно запротестовали брат с сестрой.

– Не выдумывай! – отмахнулась мама, наскоро всовывая ноги в мокасины Prado. – Позвоните как доедете! И не волнуйся, Катюнь, мы с Евлампием Харлампиевичем тут будем жить душа в душу – правда, Харли? Все, я побежала, а то уволят. – Дверь захлопнулась.

Катька с тяжким вздохом полезла в собственную сумку, заменила оставленную мамой купюру на две более мелкие и направилась к забитому вещами скрипучему гардеробу. Ну и куда сунуть – в любимые мамины брюки Marks&Spencer или в заляпанный кухонным жиром халат? В брюки правдоподобнее, но если мама не найдет деньги сегодня, завтра ей хлеба не на что будет купить, – значит, в халат.

– Сейчас приедут, – холодно сказал Вадька. – Руководителю я тоже позвонил, нас подождут.

– Помочь не хочешь? – Катька зло уставилась на сумку.

– Совершенно не хочу, – буркнул Вадька, закидывая рюкзак на плечо.

Катька появилась минут через пять, когда такси уже въезжало в арку старого двора.

– Я понимаю, почему ты с Муркой встречаешься! За ней не надо сумки носить! Наша Леди-Дракон и тебя в случае чего на ручках унесет.

Вадька ответил сестре непроницаемым взглядом из-за затененных стекол очков. Брат и сестра молча тряслись на заднем сиденье. Первой не выдержала Катька:

– Я не виновата, что мама все это затеяла, что у нее денег нет, а у нас есть, но мы не можем ей об этом сказать. Что даже дорогие вещи мы покупаем ей тайком и выдаем за подделку. Не виновата, что она засунула меня в твой лицей, – я не хотела!

Такси затормозило у ажурных ворот лицея. Пестрая толпа вокруг поджидающего автобуса весело вскипела.

– Народ, грузимся! Тихонов приехал! – проорал кто-то.

– И сестричку с собой привез, – услышала вылезающая из такси Катька злой девчоночий голос.

– Все наши хотели поехать в эту летнюю школу, – нагибаясь над багажником такси, наконец соизволил ответить Вадька. – А путевок хватило не всем. Догадываешься, из-за кого?

– Я не просила! – Катька схватила сумку и помчалась к автобусу. Не хочет она рядом с Вадькой сидеть! Одно место было в самом конце салона…

– Занято. – Рослая девчонка, кажется из Вадькиного класса, плюхнула на свободное место кулек с продуктами.

– А кто здесь сидит? – удивилась Катька: вроде все уже в автобусе.

– Моя сумка. Иди отсюда… сестра своего брата.

Катьке показалось, будто ей врезали под дых. Ее взяли за плечо:

– Пойдем, я места занял. – Вадька обернулся на сестру и одними губами шепнул: – Больше не проси тебе программу проверить. – И потащил Катьку обратно по проходу. – Если бы ты нормально училась, – устало пробормотал он, умащиваясь в кресле, – чтоб ребята не спрашивали, как ты вообще к нам попала!

– Ладно, ты у нас гений, а я математическая бездарность! А ничего, что на свете кроме математики и программирования еще предметы есть? Я в наш химико-биологический хочу!

– Мы об этом уже говорили. У нас ты за полцены учишься, потому что ты «второй ребенок в лицее», а там надо полную сумму платить. Мама не сможет…

– Я сама заплачу!

– И как ты объяснишь это маме? – совсем уж душераздирающе зевнул Вадька. – Нам нельзя светить, что мы сами зарабатываем, пока мне не исполнится восемнадцать! Или ты всерьез думаешь, что, если мама узнает, нам дадут сохранить агентство?

– Мы можем сделать вид, что я выиграла конкурс и за меня платит какой-нибудь фонд…

– Фонд, типа, уже платит за меня. Мама не поверит в такое количество фондов – и все жаждут облагодетельствовать именно ее детей! Слушай, мелкая, это ты перед большим скандалом выспалась, а я работал всю ночь. Дай хоть сейчас поспать… – И, не дожидаясь ответа, засопел.

Почему Вадька делает что считает нужным, а она – что считают нужным мама и Вадька? Невидящими глазами Катька глядела в стекло на проплывающие мимо улицы, вскоре сменившиеся прямоугольниками полей, и слезы одна за другой скатывались по ее щекам.

Глава 2
Катькино место

– Технически бассейн есть. И собственный пляж тоже, – сказал Олег Федорчук из параллельного класса.

– Технически… – согласился Вадька. Техники и впрямь было предостаточно. Рядом с ямой бассейна стояла бетономешалка. Вдалеке сверкала полоска моря – и на его фоне скелетами механических динозавров рисовались два экскаватора. По стопкам бетонных плит у воды было не понять, есть под ними вообще песок или нет. Зато во дворе пансионата песка оказалось предостаточно – крупного, зернистого строительного песка, моментально набившегося в сандалии. Возвышающийся впереди корпус пансионата выглядел неплохо: темно-красная крыша металлочерепицы, новехонькие стеклопакеты…

– Может, и внутри все в порядке? – пробурчал Ярик Охрименко, такой же худой и очкастый, как и Вадька, только встрепанный и небрежно одетый, – приятель и вечный соперник в борьбе за звание компьютерного гения.

– Так сильно нам не повезет. – Настя Яровая два года была старостой Вадькиного класса, а оптимизм и вера в лучшее сдохли в ней после полугода на этой должности. – Парни, тащите вещи в холл, а я узнаю, куда нам.

– А как же европейские ценности и равные права для парней и девушек? – пробурчал Ярик. – Например, равное право чемоданы таскать.

– А как же мужское превосходство? – парировала Настина подружка Оля.

– Оно у нас умственное, – встрял Олег, но спорить уже было не с кем: хрустя кроссовками по песку, Оля рванула за Настей. – Нечего возразить, так сразу сматываться? – торжествующе проорал ей вслед Олег и… пошел разгружать багажник.

Навьюченный сумками, Вадька продрался сквозь турникет на входе. Из полумрака холла донесся тихий смех… и живым огнем блеснули рыжие волосы.

– Мурка? – покачиваясь под тяжестью чемоданов, изумленно шепнул Вадька. Рыжая девчонка в шортиках и таком же, как у Мурки, зеленом камуфляжном топе оглянулась, и Вадька увидел совсем незнакомое тонкое личико с большими ярко-голубыми глазами и смешливыми ямочками на щеках. Да и волосы были светлее, чем у Мурки, и мелко вились, так что девчонка походила на растрепанный цветок.

– Привет! Лицей информационных технологий – это вы?

– Я, – сознался Вадька, мельком поглядывая на ее тронутые загаром ноги, и тут же торопливо отвел глаза. – Но не весь.

Девчонка посмотрела на него изумленно и принялась обходить по кругу – Вадька только и мог, что поворачивать голову, следя за ней взглядом.

– Не могу понять, чего не хватает. По-моему, ты все-таки весь! По-моему, тебя даже больше, чем положено, – девчонка кивнула на чемоданы.

– Не весь лицей, – пояснил Вадька. – Я. Я – не весь лицей.

– А-а-а! – восторженно протянула она. – Когда будешь тут весь – лицей, а не ты, – заселяйтесь на пятый этаж. Остальное уже занято. Хочешь, оставь пару сумок, я присмотрю, потом за ними вернешься. Или пусть хозяева сами заберут.

– Это девчонок наших сумки. Ничего, я донесу.

– Какие у вас в лицее рыцари! – улыбнулась девчонка, и ямочки стали еще заметнее. – Это у вас все такие или только весь ты?

– Я пойду, – смущенный Вадька шагнул к дверям лифта. И вдруг осмелев, выпалил: – Если понадоблюсь, ты знаешь, где меня искать – на пятом этаже!

– Если понадобишься… чемоданы затащить, то обязательно, – серьезно ответила девчонка.

Катька проводила шагнувшего в кабинку брата долгим подозрительным взглядом. Чего это он с какой-то посторонней девчонкой… хотя да, рыжая и в камуфляжном топе. Небось сослепу за Мурку принял.

На пятом этаже тянулся обычный для пансионатов коридор со множеством дверей – все нараспашку, а между ними шло, как сказал бы Вадька, «броуновское движение».

– Кто видел мою сумку? Народ, сумка где?

– Я с Лизкой, мое место не занимать!

– Я тоже хочу с девчонками!

– Жаров, ты не можешь с девчонками – ты парень!

– Но хотеть-то я могу?

– Можешь… огрести сумкой по башке. И огребешь, как только я ее найду. Люди, ну кто видел?

Пытаясь разобрать груду багажа, метался приехавший вместе с ними молодой препод по программированию. Кажется, его не очень волновало, где чья сумка, – лишь бы каждому досталось по одной.

– Это, кажется, ваше! – Словно почуяв пробирающуюся у него за спиной Катьку, программист сунул ей рюкзак.

– Моя вот, это Вадькин, – попыталась оттолкнуть рюкзак Катька.

– Ничего, главное – чтоб в коридоре не валялась. Мальчики – слева по коридору, девочки – справа! – Программист уже пытался сунуть кому-то из парней гламурный чемоданчик со стразами на уголках. Парни отшатывались, будто боялись, что чемоданчик взорвется.

– Зараза, чего ж ты сюда понапихал! – Внутри Вадькиного рюкзака что-то металлически лязгнуло, Катьку под тяжестью выгнуло дугой. С двумя сумками ввалилась в ближайшую дверь. Друзей тут у нее все равно нет, сгодится любая свободная кровать. Устраивающаяся на соседней койке Настя Яровая вылетела в коридор.

– Вальцева! Дашка! – разнесся над коридором ее звонкий голос. – Давай к нам! У нас свободное место есть! – Через мгновение она вернулась в компании миниатюрной блондинки. – Видишь, Тихонова. У нас все занято.

– Я первая пришла, – угрюмо пробурчала Катька.

– А я еще раньше приходила… аж два раза, – отрезала вновь прибывшая и, не вдаваясь в долгие споры, метнула свою сумку на свободную кровать.

Катька возмущенно хмыкнула и вышла. Гордо поднятой голове здорово мешала согнутая под тяжестью сумок спина. В следующей комнате ее встретили невинные взгляды и безапелляционное «У нас все занято!». Еще в одной конкурентка чуть не сшибла Катьку в дверях и плюхнулась на незанятую кровать. Причем это была та же самая блондинка Дашка, что и в первой комнате!

– Ты же с Яровой! – возмутилась Катька.

– Передумала, – хмыкнула Дашка.

– Ладно, значит, я пойду туда.

– Тогда я снова передумаю! – донеслось вслед, а торчащая на другом конце коридора Настя презрительно ухмыльнулась: типа, ну и что ты сделаешь?

Катька подавила панику. Чего она делать точно не собиралась, так это бегать из комнаты в комнату, давая этим великовозрастным козам возможность поразвлечься! Она им не малолетка – она сыщица детективного агентства! Что бы на ее месте сделала Мурка? Набила бы ближайшую накрашенную морду и все дальнейшие морды тоже, но у Катьки так не получится. За Кисоньку давно бы вступились все местные парни… которые Катьку и за девчонку не считают… Ха! А парни – это мысль!

Три пары глаз изумленно воззрились на нее, когда Катька свалила сумки рядом со свободной, кроватью и с блаженным вздохом вытянулась поверх покрывала.

– Это чего такое? – обалдело спросили у нее над головой.

– Тихонова сестра, – раздалось в ответ.

– Это которая тупая? А чего она сюда приперлась? Эй, ты! – Над Катькой нависла голова. – Тебе сюда нельзя: понимаешь, нет?

– Не-а. Я тупая.

– Оно и видно! Здесь парни!

– Я тупая, а не глухая, – любезно сообщила Катька. – А больше негде, у девчонок все занято.

– Ты ненормальная! Ты понимаешь, что здесь ты жить не можешь?

– Это в коридоре я жить не могу – там спать не на чем. А здесь запросто. Будете выходить, когда я переодеваюсь.

– Что ты с ней наговариваешься, сейчас мы ее просто выкинем… – Крепкая рука ухватила Катьку за плечо.

– Я буду орать и сопротивляться, – педантично заявила Катька… и, обеими руками вцепившись в спинку кровати, пронзительно заорала: – Ой, мальчики, не нада-а-а!

Парней унесло.

– Чего такое? – Размахивающий толстой тетрадью препод ворвался в комнату. – Даже если опять сумки перепутали, чего орать? Найдем и поменяем!

– Она комнату перепутала! – один из парней гневно ткнул пальцем в Катьку.

– Я же сказал: комнаты девочек – напротив, – раздраженно бросил программист Катьке.

– Там все занято, – сообщила Катька ему в спину. – Мне так старшие девочки сказали.

– Скажи девочкам… А, ладно, пошли… – Он махнул рукой, Катька вскочила и, волоча Вадькин рюкзак по полу, заковыляла за ним. Вслед ей донесся дружный облегченный вздох.

Вспугнутые Катькиным воплем, обитатели пятого этажа толпились в коридоре. Девчонки хихикали, на лицах парней рисовалось нездоровое оживление. Катька завертела головой, ожидая, что сейчас сквозь толпу к ней протиснется злющий Вадька… Брата не было. Странно.

– Девочки, где свободное место? – требовательно спросил программист.

– Для этой – нигде, – насупилась Настя.

– Яровая! – программист звучно захлопнул тетрадку. – Что за дедовщина?

– Бабовщина… – тихонько фыркнули у него за спиной.

– Нашли одну-единственную младшую и взялись ее изводить? Ты с кем поселилась, Яровая?

– С Олей и Дашей.

– Значит, она будет вместо Даши.

– Алексей Владимирович, почему?! – завопила вся троица девчонок.

– Потому что для своей подружки ты место точно найдешь, – отрезал учитель. – Проходи! – И кинув на девчонок предостерегающий взгляд, направился дальше по коридору.

Скребя сумками по полу, Катька потащилась внутрь. Все получилось совсем не так весело, как она рассчитывала.

– Ну знаешь, Настя! – Злющая Даша сгребла сумку в охапку. – Лучше я с кем-то другим…

– Даш, погоди!

Но дверь захлопнулась. Оля и Настя поглядели друг на друга, а потом уставились на Катьку так, что та невольно попятилась, прикидывая, получится ли у нее коронный Кисонькин удар ногой в голову – девчонки-то выше ее! Может, лучше им сумку под ноги кинуть?

– Везде она! И в лицее, и в школе… и даже в комнате теперь она! – процедила Настя.

– Коррупционерка мелкая! – с другой стороны возникла Оля. – То братец для нее расстарается, теперь вот препода припахала…

– Никто для меня… – начала Катька и… осеклась.

– Никто? А почему мою младшую сестру с такими же оценками, как у тебя, отчислили, а тебя – нет? – Взгляд у Насти был совсем нехороший.

– Не потому ли, что у тебя братец гений? – в другое ухо прошипела Оля.

– А у моей мелкой староста всего лишь сестра? – подхватила Настя. – Мамаша твоя тоже приходила, за Катеньку очень просила.

Катька растерялась. Была в параллельном классе какая-то Яровая… Ее что, отчислили?

– А ведь моя сестра хотела у нас учиться! Если бы не ты, ее бы не отчислили, а за год она бы выправилась! – почти выкрикнула Настя Катьке в лицо.

Катька плюхнулась задом на кровать. Она говорила и маме, и Вадьке – но они не послушались, а расплачиваться теперь ей! И даже разозлиться на Настю уже не получается, потому что староста в чем-то права.

– Все, сестра своего брата, ты сама сюда пришла, теперь ты труп! И твой Вадька тебе не поможет!

– Не очень-то он рвется ей помогать – наверняка самому эта дурочка надоела! – хмыкнула Оля.

Катька отползла по кровати – две старшеклассницы… и программист больше на крик не прибежит! И Вадьки нет…

– Вадька! – заорали в коридоре. – Алексей Владимирович, там Тихонов… его в заложники взяли… или арестовали…

– Как… арестовали?! Где?!

– Так в туалете!

Катька выпустила из рук Вадькин рюкзак… и тот всей тяжестью шлепнулся Насте на ногу. Не обращая внимания на взвывшую от боли девчонку, Катька вихрем вылетела за дверь и припустила в конец коридора, где столпились мальчишки.

– Тихонова… Стой! – за спиной топал программист, но Катька и не думала оборачиваться. Штопором ввинтившись в толпу, она рванула дверь туалета.

Подняв руки, Вадька стоял у стены, а из ближайшей кабинки на него глядело темное оружейное дуло.

Глава 3
Гоп-стоп, англичанин!

– Стоять! Руки! – Винтовочное дуло глядело ему точно в лоб.

– Ты гля, хлопцы, какой фраер на нас набежал – прям как с картинки! – Тьма дрогнула, выпуская из своих глубин тощего хлыща. Поверх расшитой петухами косоворотки на плечи хлыща была накинута роскошная бобровая шуба. – И где ж ты такой шикарный прятался? – Хлыщ обошел жертву по кругу – подол шубы волочился по грязной брусчатке.

– Нас дожидался! – хмыкнули из темноты, и на эту немудрящую шутку мрак ответил многоголосым гоготом.

Замерший в плотном кольце налетчиков, юноша лет шестнадцати и впрямь казался пришельцем из давно забытой жизни – шевиотовая визитка[6] поверх темного жилета, зато схваченный тугим галстуком воротничок выделялся во мраке полоской яркой белизны. Юноша жалко и беспомощно прищурился – увидеть кого-либо, кроме обладателя роскошной шубы, ему не удавалось: густой и плотный, как сапожная вакса, мрак покрывал улицы. Последние, самые стойкие фонари погибли еще в декабре 18-го, когда корабли Антанты били по городу, а когда закончились запасы угля, электричество исчезло вовсе. Налетчики виделись темными бесформенными силуэтами. Впрочем, что оружие есть у каждого, юноша не сомневался – после пяти вечера на улицах не вооружены только уже обобранные трупы тех, кто не успел вытащить оружие вовремя. И кажется, сейчас он пополнит их число. А ведь он уже почти добрался!

– Чего ж тебя на улицу понесло, фраерок? Сидел бы и дальше где сидел – глядишь, живой бы остался, – с некоторым даже сочувствием сообщил обладатель роскошной шубы. – Ну чё уж, раз вылез, такой красивый… – Он еще раз окинул юношу взглядом – от уложенных волос до лаковых штиблет. – Так может, у тебя и закурить найдется? – ехидно поинтересовался он, на что темнота ответила новым гоготом.

Юноша кивнул и… потянулся к отвороту визитки.

– А ну стой! – Держащая юношу на прицеле винтовка недвусмысленно дернулась. Юноша замер с рукой за бортом визитки. – За шпалером[7] полез? – зло процедил «шуба». – Слышь, Петро… прибери чего у него там…

Из мрака вынырнул еще один налетчик – в котелке и пальто из дорогой английской шерсти. Один с винтовкой, еще один за спиной – лязг передернутого затвора юноша слышал отчетливо, «шуба», этот, в котелке… Четверо? Или все-таки пятеро?

Пальцы с черной каймой под ногтями залезли юноше за пазуху…

– Портсигар! – Небритая физиономия налетчика расплылась в улыбке, открывая редкие, как сломанный забор, зубы. – И впрямь сигареткой угощает! Надеется небось, что живым отпустим.

– Коли угощают, грех отказываться. Налетай, братва!

Из темноты потянулись руки… и даже направленная на юношу винтовка чуть дрогнула… «Шуба» подцепил ногтем крышку портсигара…

– Чего тугая такая…

Пружинка едва слышно клацнула…

Юноша метнулся в сторону. Яркий, до рези в глазах огненный цветок раскрылся между ладонями «шубы», на миг выхватив из мрака его изумленное лицо с обвисшими усиками, желтые зубы «котелка», рябую физиономию того, что с винтовкой… Налетчиков было не пятеро, а шестеро, но это уже не имело значения – громыхнуло! Пламя вздулось огненным пузырем, наполняя улочку криками боли и отборным матом. Наматывая грязь и кровь на густой мех, «шуба» катался по мостовой, прижимая к груди искалеченную руку. Смотреть, что случилось с остальными, юноша не стал – он уже несся к выходу из переулка…

– Стой, гаденыш! Убью! – заорали сзади. Это заманчивое обещание почему-то не заставило юношу остановиться – он только припустил быстрее. Навстречу из темноты топотали чьи-то шаги и бряцало оружие. Юноша заметался…

– Попался! На куски порву! – подбежавший налетчик успел вскинуть пистолет… грохнул выстрел.

Глаза налетчика безумно выпучились… и он ткнулся носом в брусчатку.

– Bravo, Hubert![8] – крикнул солдат во французском мундире другому, с лицом настолько черным, что если бы не яркие белки глаз, он бы и вовсе затерялся во мраке. Чернокожий улыбнулся, сверкнув зубами, и побежал дальше, а следом за ним еще четверо солдат. И только командующий патрулем капрал остановился рядом с устало привалившимся к афишной тумбе юношей. – Comment vous sentez-vous, monsieur? – Француз окинул быстрым взглядом хоть и испачканную, но все еще элегантную визитку юноши. – Pouvez-vous marcher bien?[9]

– Tout va bien, merci[10]… – Юноша отвел глаза от африканца, хладнокровно вонзающего штык в пытающегося уползти «шубу».

– Ha, Anglais![11] – вмиг разобрав акцент, ухмыльнулся капрал.

– You are just in time, caporal![12] – и увидев, как напряженно сморщился его нежданный спаситель, вернулся к французскому: – Не ожидал наткнуться на бандитов во французской зоне.

– Твари наглеют, мсье, – скривился француз. – Только наш патруль уже приканчивает третью банду. Хотя их можно понять: вряд ли за Дерибасовской осталось чем поживиться. Куда направляетесь?

– В гостиницу «Лондонская».

– Юбер! Николя! Проводите мсье до Николаевского бульвара[13]! Не хотелось бы, чтоб с представителем союзников что-нибудь еще случилось во французской зоне. – Капрал коротко отсалютовал юноше.

Держась на расстоянии вытянутой руки – свирепствующие в городе холера и сыпной тиф не слишком располагали к сближению, – трое шли по погруженным во мрак улицам, и эхо их шагов отражалось от стен особняков. Город можно было принять за вымерший, если бы не едва различимое мерцание окон и слабое дуновение музыки – здесь, за зашторенными стеклами, остерегаясь выплескиваться на принадлежащие налетчикам улицы, по-прежнему кипела жизнь: шуршали карты по ломберным столам, выплясывали девицы на сценах кафешантанов, терзали расстроенные пианино таперы в синема, а на сцене великой Оперы похудевшая от постоянного недоедания дива трогательно пела о вечной любви.

Вдалеке хлопнул выстрел.

– Помогите! Убива-ают! – пронзительно закричала женщина.

Француз дернулся, но чернокожий Юбер отрицательно помотал головой:

– Вчера Поль вот так побежать – и не вернуться! Налетчик велеть женщина кричать – заманивать.

– Беда в том, что мы не знаем: заманивала она или мы бросили несчастную погибать, – ответил юноша, направляясь к слабо мерцающей окнами громаде гостиницы.

– Помогите, помогите! – не унималась женщина и наконец смолкла: то ли устала… то ли умерла.

– Франки, николаевские рубли, керенки, украинские карбованцы… – От входа отделилась фигура. – Фунты стерлингов и деникинские беру по отличному курсу, по всей Одессе лучше не найдете!

– Va-t-en![14] – рявкнул Николя. – Не гуляйте больше ночью, мсье англичанин, в следующий раз мы можем и не подоспеть!

– Месье слишком молодой умирать. – Африканец белозубо ухмыльнулся, оба солдата коротко салютнули и направились прочь, держа винтовки на изготовку.

– Merci bien![15] – вслед им крикнул юноша и потянул на себя тяжелую дверь.

Свет керосиновых ламп, еще два года назад показавшийся бы тусклым и убогим, слепил после сплошной темноты улиц. Смесь запахов кофе, дорогого табака, дамских духов и еды, обильной, без ограничений и пайков, ударил в нос, изгоняя привычную вонь нечищеной канавы. Навстречу шагнул швейцар – солидный, с уцелевшими от прежних времен золотыми галунами на форме и армейской выправкой. Встречать и провожать гостей за двери «Лондонской» он более не решался. Могут подстрелить.

– Good evening, master Jeremy! – на тяжеловесном, но понятном английском поздоровался тот. – Glad to see you again[16].

– Здравствуй, Потап Ифанович, – на столь же тяжеловесном, но тоже понятном русском ответствовал юноша. – Что Михаил Васильевич?

– Прибыли, ждут-с!

Юноша благодарно кивнул и, на ходу пытаясь отряхнуть платком грязь с визитки, взбежал по застеленной алым сукном лестнице. Зал «Лондонской» сверкал, юноша замер на пороге, чувствуя, как во рту становиться сухо. Его, Джереми, тринадцатилетие… как раз перед их с отцом отъездом в Россию. Когда это не мешало ни его собственной выгоде, ни бабушкиной светской жизни, дед вспоминал о традициях своего народа – на тринадцатилетие внука он устроил роскошный праздник в доме на Парк Лейн. Так же негромко наигрывал оркестр, сияли драгоценности дам, так же респектабельны и сановны были мужчины…

Не так же. На степенно проплывшей мимо даме сверкало алмазное колье, но кружевной палантин носил следы неумелой, хотя и старательной штопки. Мундир сопровождающего ее пехотного капитана был аккуратно залатан на груди, и, судя по размеру и форме, заплата прикрывала дыру от пули. То ли капитан оправился после тяжкого ранения, то ли… снял мундир с убитого. И капитан ли он вообще, а может, один из людей Мишки Япончика и дама в штопаном палантине вот-вот лишится и колье, и серег? И никакого детства нет. Ни дома на Парк Лейн, ни деда… иначе начнешь вспоминать, как дед не хотел, чтоб они ехали, но у отца был приказ и долг, дед просил его оставить хотя бы внука, а отец смеялся и говорил, что Джереми полезно побывать на родине предков. Есть только этот темный город, этот отель и эти люди. Джереми двинулся сквозь толпу.

– …Шестьдесят рублев, мил-сдарь, пошлейшая тощая курица, синяя, как лютик по весне! Это при жалованье в двести-триста рублев, каковое и неплачено уже с месяц. Заводы, изволите ли видеть, не работают… Непайковый хлеб – четыре рубля за фунт, а очереди за пайковым хлебом стоят третий день – и безрезультатно! – Господин в ветхом мундире железнодорожного ведомства опрокинул в рот стопку водки и зажевал балыком. – И балык несвежий… Когда это в «Лондонской» был несвежий балык? А вы удивляетесь, почему бастуют!

– Порроть! – пьяно пробормотал его собеседник. – Всех! И никаких… бастовок… за-ба-сто-вок!

Джереми ловко обогнул очередную группку, пробираясь к компании из трех мужчин – одного статского и двух генералов, в российской и во французской форме.

– Михаил Васильевич!

Штатский обернулся – и расплылся в улыбке:

– О, мистер Лернер! Душевно рад! Знакомьтесь, господа! – Он перешел на французский. – Сын Джорджа Лернера, того самого английского инженера, что в шестнадцатом году прибыл на «Анатру»[17]… когда были планы на английские самолеты, помните? Впрочем, откуда бы – вас тогда тут не было, господа. Увы, революция превратила все планы в несбыточные прожекты, а потом и сам мистер Лернер-старший погиб.

– Сочувствую вашей потере, – чуть склонил голову француз.

– Благодарю, – кивнул Джереми. Он искренне ненавидел сочувствующих. Они мешали делать вид, что отца… просто нет здесь. Джереми один, но… если сумеет добраться до Англии, то там его встретит не только дед, но и отец.

– Юный Джереми и сам разбирается в авиационной инженерии – он весьма способствовал нам в использовании аэропланов Анатры для почтовых сообщений, – выразительно играя лохматыми бровями, продолжал Михаил Васильевич.

– Ценный талант, особенно теперь, когда сам Артур Анатольевич Анатра улететь изволил, – пробурчал русский генерал. – Собственный аэроплан – машинка зело полезная.

– Сей скептик – генерал-лейтенант Шварц[18], тоже из инженерной братии. А это… думаю, и сами догадываетесь… властитель наших жизней и судеб, командующий французских войск Антанты в Одессе, его превосходительство генерал д’Ансельм!

– Право же, господин Брайкевич[19], вы преувеличиваете! – француз кивнул Джереми. – Чем я могу быть вам полезен?

– Я хотел бы вернуться в Британию. Английские корабли покинули рейд прежде, чем я успел к ним присоединиться… – волнуясь, начал Джереми.

– Все покидают город, – снова процедил Шварц. – Поветрие…

– Нет ни малейших оснований для беспокойства, Одесса под защитой французских войск, – обронил француз. – Мы выступаем в тесном союзе с Добровольческой армией генерала Деникина, а также ведем переговоры с Петлюрой…

– Один из атаманов которого, Григорьев, переходит на сторону красных и сейчас контролирует все железнодорожные пути к городу, – желчно бросил Шварц. – Кажется, он обещал натянуть вашу кожу на барабан, если французы не покинут город, да, ваше превосходительство?

– Можно ли обращать внимание на бахвальство шута? – хмыкнул д’Ансельм. – По донесениям вашей же разведки, атаман Григорьев пьет и слушает полковой оркестр.

– Это вам Гришин-Алмазов[20] сказал? – проворчал Брайкевич.

– Французское командование не одобряет методов «диктатора Одессы», но следует заметить, что он искренне желает защитить город. Особенно от налетчиков, – чопорно заметил д’Ансельм.

– А посему его тайные палачи убивают женщин без суда и следствия? – резко бросил Брайкевич.

Джереми стиснул зубы. Мистер Брайкевич замечательный человек, но… у него еще никого не убили. «Суд и следствие», «женщина»… – эти глупости хранишь в душе, пока твои близкие живы. Пусть эта большевичка Жанна Лябурб[21] тысячу раз была европейкой, леди… но без нее не будет восстания на французских судах, а значит, не хлынут в город красные орды. И чьи-то еще отец или мать… вот хотя бы той рыжей юной леди в платье цвета бледной розы, останутся жить.

– Господин диктатор убивает… а налетчики продолжают грабить. Не так ли, юноша? – желчно подхватил Шварц. – Повстречались с кем-то по дороге? – Он кивнул на грязные пятна на визитке Джереми. – Не смущайтесь, самому давеча пришлось с колена отстреливаться.

– Да, за Дерибасовской… – смутился Джереми: надо было все же отмыться, а не являться в собрание в таком виде. Он бросил беглый взгляд на свою единственную визитку и расстроился еще больше. Такое уже и не отмоешь.

– Во французской зоне? – Генерал д’Ансельм раздраженно сморщился. – Позвольте в таком случае предложить вам воспользоваться ванной – раз уж я не выполнил долг хозяина оградить вас от нападений.

Теперь уже сморщились Брайкевич и Шварц – несмотря на союзничество, видеть во французах хозяев Одессы им было неприятно.

– Тем более что ничем иным не могу вам помочь. – Д’Ансельм подозвал лакея. – Французские корабли не собираются покидать рейд Одессы, так что я вряд ли поспособствую вашему возвращению домой.

Глава 4
Голый шпионаж

Лифтовая кабинка с лязгом открылась. Скучающая в коридоре парочка ярко одетых зуавов[22]-караульных подобралась, настороженно глядя в двери кабины.

– С разрешения его превосходительства генерала д’Ансельма, – сообщил сопровождающий Джереми лакей. Затренькал выведенный на стойку портье штабной телефон, зуав внимательно выслушал голос в трубке и недовольно кивнул. Следуя по коридору, Джереми затылком чуял провожающие его взгляды.

– Прошу вас, сэр! – снова перейдя на английский, лакей распахнул дверь. – В этом номере никто из господ штабных офицеров не проживает, так что ванная в полном вашем распоряжении.

Джереми шагнул на порог ванной и увидел… ЕЕ. И даже так жестоко убитая надежда убраться из города вместе с французской эскадрой померкла перед ЕЕ прелестью.

– Позвольте, я заберу ваши вещи, сэр! – В ванную за Джереми лакей деликатно не последовал, но реакцию его на открывшееся зрелище увидел и остался доволен – в голосе его сквозила гордость. – Надеюсь, у нас получится их отчистить.

Джереми снова длинно вздохнул… и принялся лихорадочно срывать с себя визитку, жилет, галстук, путаясь в подтяжках и прыгая на одной ноге, стащил брюки.

– Благодарю вас, любезный. – Из денег только керенки и махновские – даже неприлично за такое-то счастье! И, вытащив три сигареты, протянул их сквозь приоткрытую дверь.

– Благодарю вас, сэр! – принимая чаевые, ответствовал лакей, и Джереми остался один – и шагнул к НЕЙ.

К душевой кабинке. Из орехового дерева! Джереми забыл отказ д’Ансельма, невозможность вернуться домой, пайковый хлеб, съеденный еще утром… Он благоговел! Изнутри стены кабины слабо мерцали – покрывающий их цинк отражал свет керосиновой лампы. А сверху располагался «фонтан» – похожий на тарелку круг с множеством дырочек! Джереми повернул бронзовый вентиль… мгновенное, пару минут всего, бурчание в трубах, будто приближающаяся вода брала разгон… и сверху хлынули струйки! Теплые! Тугие! Их удары массировали плечи, спину, прогревая тело и изгоняя усталость. Постанывая от удовольствия, Джереми подставлял им лицо, шею, вертелся, поднимая руки и восторгаясь человеческой изобретательностью. Вот бы вода еще и из стен била, чтоб лопатки массировать… Да вы сибарит, мистер Лернер! Не довольно ли вам? Пора приниматься за дело, ежели хотите, чтоб ваш преисполненный опасности поход не был напрасным! Джереми решительно закрутил вентиль, постоял в заполонившем кабинку пару и взялся за дверцу с витражным стеклом.

За дверцей слышался шорох – будто… оконная рама стукнула. Не шевелясь и стараясь даже не дышать, Джереми затаился. В витражной двери мелькнул женский силуэт. Придерживая пышную бальную юбку, незнакомка на цыпочках подобралась к двери ванной и настороженно выглянула. Убедившись, что в номере никого, она стремительным кошачьим движением скользнула за дверь. Звук шагов – и все стихло. Джереми настороженно высунул голову из душевой. За кабинкой обнаружилось окно – открытое. Леди влезла… в окно?!

– На французском штабном этаже я… в одном полотенце. – Джереми обмотался полотенцем. – И некая леди в бальном платье. By George[23], что здесь происходит?!

Джереми заглянул в номер – никого. Подкрался к входной двери, выглянул в коридор… и невольно отпрянул обратно. Справа, у столика со штабным телефоном, тускло мерцала керосиновая лампа и скучали зуавы охраны. А слева, у них за спинами, сквозь темный коридор бесшумно, как призрак, скользила девушка в бальном платье.

Вот она остановилась у одной из дверей, настороженно покосилась на охраняющих коридор зуавов. Джереми думал, что покосилась, – стоило загадочной незнакомке повернуть голову, как он торопливо укрылся за дверным косяком. А когда выглянул, девушки уже не было. Позвать охрану? И возможно, нарушить tet-a-tet прелестной леди и кого-нибудь из французских офицеров? После такого конфуза отношения с французами вряд ли зададутся. Но и уйти невозможно – не только из-за смущающего отсутствия штанов. О его присутствии на французском штабном этаже знают многие, и если загадочная девица вовсе не чья-то возлюбленная, а шпионка… как бы не оказаться guilty though guiltless[24]. За прошедшие два года он понял одно: лучше быть участником событий, чем их случайной жертвой. Больше шансов уцелеть. Босые ноги бесшумно ступили на мягкий ковер. Стараясь даже не дышать, Джереми двинулся по коридору. Вот теперь если кто-то из зуавов оглянется, то увидит юношу в полотенце, деловито шествующего сквозь полумрак.

Кончиками пальцев Джереми толкнул дверь номера, заставляя ее мягко отъехать в сторону. В проеме двери, словно портрет в раме, появилась преследуемая им незнакомка в бальном платье… by Lord[25], та самая барышня лет пятнадцати, которую он видел внизу! Только барышни обычно собачек поглаживают, музицируют… а не обыскивают кабинетное бюро, методично просматривая бумаги. Джереми шагнул в номер и прикрыл за собой дверь.

– What are you looking for in general d’Anselm’s cabinet, lady? – негромко спросил он и понял, что задал вопрос на родном английском. Растерялся все же…

– It’s not general’s, it’s colonel Freidenberg’s, – не отрывая глаз от привлекшего ее внимание документа, тоже на английском ответила девушка. И только после этого ее спина напряглась от осознания, что она в кабинете не одна. Она медленно обернулась… Недаром она привлекла его внимание еще там, в зале. Забранные в высокую прическу рыжие волосы, дерзкие зеленые глаза и фарфоровая кожа. Для России мила, и весьма, а в салонах Лондона через год-другой лучшие холостяки столицы спорили бы за право пригласить ее на танец. А выдержка!

– The same I could ask. What are you doing here? – не дрогнув, спросила она.

– Bathing[26], – честно ответил Джереми. По крайней мере, его запах не оскорбит носик леди – последние дни… последние недели с ванными процедурами были изрядные сложности. Но вот то, что перед юной леди он несколько не одет… Нисколько не одет… Джереми почувствовал, что краснеет… и не только щеками. А в дерзких зеленых глазах мелькнула насмешка. Смущение мгновенно уступило место злости. Что эта девчонка себе позволяет?!

– Уж не знаю, зачем я объясняюсь с пойманной на месте преступления воровкой, – все еще по-английски продолжил он.

– Я не воровка! – Теперь румянец вспыхнул на щеках девчонки, а зеленые глаза полыхнули яростью. – А вот вы, сэр, голый!

– Я не голый, я в полотенце! – невозмутимо парировал Джереми. Невозмутимость – единственная броня джентльмена, даже когда тот стоит… гхм, голый… под гневным взором очаровательной рыжей леди. Невозмутимость и полотенце.

Пышная юбка рыжей чуть колыхнулась – значит, девица делает мелкие осторожные шажки… она метнулась к дверям… Джереми навалился животом на бюро, в последнее мгновение успев сцапать ее за запястье и выдернуть документ из ее пальцев. Она рванулась, но он держал крепко. Они яростно уставились друг на друга поверх бюро.

– Куда вы так спешите, мисс большевистская шпионка? – Джереми стиснул пальцы: если у красной твари останутся синяки – тем лучше!

– Уступаю место вам… господин агент Сиднея Рейли[27]! – Девушка безуспешно пыталась выкрутить запястье из хватки Джереми.

– Намекаете, что я английский шпион? Тогда зачем бы мне лезть в штаб французов? Мы союзники: что известно здесь, знают и англичане. В отличие от большевиков, которые… – продолжая говорить, Джереми бросил взгляд на изъятый документ – на телеграфном бланке были наклеены строчки сообщения. Джереми замер, вчитываясь в скупые строки…

Острая боль пронзила руку, Джереми вскрикнул, невольно разжимая пальцы – на вспоротом дамской булавкой запястье протянулась кровавая полоса. Рыжая уже бежала к дверям…

Под окнами раздался пронзительный скрип шин.

– Аttention, messieurs zouave[28]! – послышались возгласы в коридоре.

За дверью прогрохотали торопливые шаги. Рыжая отскочила, будто створка была из раскаленного железа, и кинулась к окну, но там ее уже поджидал Джереми. Он сгреб рыжую в охапку, перехватывая руку с булавкой.

– Пустите меня, сэр! – Прижатая к его груди, девушка отчаянно отбивалась, рассыпавшиеся рыжие волосы хлестнули его по груди. – Это неприлично, наконец!

– Большевистская мисс вспомнила о приличиях? Знаешь, чья там машина? Смотри! – И, намотав рыжие пряди на кулак, он прижал ее лицо к стеклу.

Внизу тормозил автомобиль. Конное сопровождение, без больших усилий держащееся впереди и вровень с авто, сбилось, конские крупы заслонили блестящий никель и хром капота, кони кружили в клубах пара, гортанные голоса низкорослых кривоногих всадников эхом отдавались в тишине улиц. Дверца машины резко отворилась, блеснул генеральский эполет… татары охраны сомкнулись вокруг диктатора Одессы.

– Гришин-Алмазов! – Глаза девчонки стали бешеными, как у загнанной собаками лисы. Она рванулась и даже не вскрикнула, когда натянулись намотанные на кулак Джереми волосы. Повернула голову… и впилась зубами ему в руку!

– God damn![29] – взвыл Джереми, отшвыривая девчонку от себя. Она ударилась спиной о стену, на миг распласталась по ней, точно пришпиленная бабочка – широкая розовая юбка и рыжие волосы разлетелись как крылья! – и рванулась мимо Джереми к дверям.

– Ну уж нет! – налетевший Джереми сгреб ее за талию и снова приложил о стену. Его лицо оказалось совсем рядом с ее, искаженным от боли и пылающим яростью. – Знаешь, что он делает с такими, как ты? – прямо ей в ухо выдохнул Джереми.

– Убивает, как товарища Жанну! – прошипела она в ответ и снова попыталась рвануться. Джереми навалился на нее, всей тяжестью прижимая к стене. – Всех не убьете, тварь интервентская, плесень уходящего мира! Ты живой мертвец!

– Я хотя бы живой! А ты… просто умрешь!

В нос ему словно ударил трупный запах. Три года назад по Большой Фонтанской дороге хлопотливый трамвайчик вез Джереми с отцом на дачи, а мимо, мягко шелестя шинами, катили экипажи, и девочка лет пяти помахала ему широкополой шляпой… В начале нынешнего марта вдоль этой же дороги, разбитой снарядами, изувеченной, с начисто вырубленными деревьями, лежали тела. Лицо Жанны Лябурб было спокойно, будто она от рождения знала, что это произойдет, и успела приготовиться. А туда, где сморщенная старуха глядела неподвижными глазами в небо, прижимая к себе двух молоденьких девушек, Джереми в то утро старался просто не смотреть. Потому что человек, поднимающийся сейчас по лестнице, тот же самый человек, что в марте приказал расстрелять большевистских агитаторов, этот страшный, жестокий человек – прав! Только так! Убивать прежде, чем эти твари убьют других! Выволочь ее отсюда, швырнуть генералу под ноги… Джереми отчетливо увидел скрюченную на ковровой дорожке коридора девчоночью фигурку… и улыбки на широких лицах татар, охранников и… тайных палачей одесского диктатора… Ночь, темнота, сполохи револьверных выстрелов… и кровавые розы, раскрывающиеся на изодранном пулями лифе бледно-розового бального платья. И ветер с моря, шевелящий мертвые рыжие волосы.

– Bloody hell![30] – почти простонал Джереми. – Ни звука! – для убедительности встряхнув пленницу как мешок с сухарями, скомандовал он и… заломив ей руку за спину, поволок к двери.

– Alignement! Garde à vous![31] – прокричал звонкий голос, и зуавы в конце коридора четко вытянулись во фрунт навстречу поднимающемуся лифту.

Глядящий в щелку двери Джереми ухватил девчонку за запястье и ринулся через коридор. Девчонка летела за ним как розовый флаг. Надо отдать должное маленькой большевичке – она не издала ни звука и не потратила ни секунды на расспросы, Джереми только поймал полный изумления взгляд, когда они бесшумно пронеслись за спинами охраны… и он аккуратно прикрыл за собой дверь номера – мягкий хлопок потерялся в лязге прибывшего лифта и топоте сапог.

– Monsieur général! – прокричал звонкий голос, и усталый властный баритон ответил:

– Repos! Je suis heureux![32] – и пол заскрипел под множеством шагов.

Джереми снова рванул девчонку за руку, и в ворохе ее шелков и растрепанных волос парочка ворвалась в ванную. Девчонка кинулась к закрытому Джереми окну.

– Мисс, вы глупы! – бросил, будто сплюнул, Джереми. Он прекрасно знал, что сейчас видит рыжая: разъезд татарской охраны, неспешно перекуривающий под окнами. – Раз генерал здесь, «Лондонская» окружена!

Девчонка вжалась спиной в подоконник и исподлобья уставилась на Джереми… будто уже стояла перед расстрельной командой!

– Am I stuck with this kid forever![33] – зло фыркнул Джереми, снова хватая девчонку за руку.

– Я ни о чем вас не просила! И прекратите дергать меня как… как… как чемодан!

– Вы даже не представляете, мисс, что я сделаю с вами прямо сейчас! – оскалился в ответ Джереми – и затолкал ее в душевую кабинку. И рванул вентиль.

Из груди девушки вырвался придушенный писк, когда сверху хлынул поток ледяной воды. Пышные юбки обвисли, плотно облепив просвечивающие сквозь шелк ноги.

– I beg your pardon![34] – усмехнулся Джереми. – Ошибся! – И повернул вентиль, заполняя кабинку крутым кипятком.

– Ненавижу, интервент проклятый! – прохрипела девчонка, прежде чем густые клубы пара полностью закрыли ее лицо.

– Глупо ожидать благодарности от большевички! – Джереми захлопнул дверцу кабинки.

Теперь завернуться в полотенце и… Джереми схватился за бедра… и замер. Полотенца не было. Он медленно опустил глаза – и почувствовал, как волна жара катится со лба вниз, заставляя, кажется, даже пятки вспыхнуть от стыда. Значит, он таскал рыжую большевичку… юную мисс, отлично говорящую по-английски… вот в таком виде?! Ради святого Джорджа и дракона его – где и когда он потерял дьяволово полотенце?!

– Это ищете, юноша? – сквозь расползающийся по ванной пар сверкнул золотой аксельбант, и на пороге встал тот, из-за кого Джереми метался по отелю, таская за собой девчонку в бальном платье. Генерал Гришин-Алмазов. Между пальцев диктатора Одессы свисало мокрое полотенце.

– Что у вас там, Алексей Николаевич? – раздался из коридора знакомый голос.

– Сдается, я большевистского шпиона поймал! – хмыкнул генерал, и распаренный Джереми почувствовал себя как в русской бане – улыбка на этих тонких губах вполне заменяла ледяную прорубь.

– В ванной? – Рядом с сухопарым генералом встал Брайкевич. Окинул Джереми изумленным взглядом. – Ваш большевик… в душевой кабине, Алексей Николаевич?

– Никакого большевика тут нет, – испуганно, как и положено голому мокрому человеку, застигнутому внезапными обвинениями, пробормотал Джереми. Святую правду, между прочим. Никаких большевиков – всего одна маленькая большевичка.

– Господин Гришин! – вмешался незнакомый Джереми французский военный, тоже в генеральском мундире. – Вы знакомы с достижениями современной психиатрии? Есть занятная болезнь – паранойя. – Голос француза стал аж маслянистым от ехидства. – Заставляет видеть большевика даже в шестнадцатилетнем мальчишке!

– Мне скоро семнадцать! – Голос Джереми дал петуха, заставив мужчин снисходительно улыбнуться. Только диктатор Одессы остался невозмутим.

– Если уж интересуетесь психологией, господин генерал д’Эспере[35], то должны знать, что параноики чувствительны к собственному величию. Так что, господин генерал Гришин-Алмазов, или ваше превосходительство, если вам так удобнее! А пообтершись в наших пенатах, поймете, что большевиком может оказаться и мальчишка, и барышня…

Недавний жар кипятка полностью покинул тело, Джереми встряхивало от острого холода.

– Это Джереми! – наконец вмешался Брайкевич. – Сын инженера Лернера и внук лорда Картрайта. На Джереми напали по дороге сюда, и господин генерал д’Ансельм любезно позволил воспользоваться своей ванной.

– Работаете на Сиднея Рейли, юный лорд? – Холодные глаза Гришина-Алмазова прошлись по Джереми еще разок. – Что, впрочем, не мешает вам быть большевиком, не так ли?

– Я не лорд, не большевик… и не агент Сиднея Рейли, ваше превосходительство, – отрезал Джереми, забирая полотенце и набрасывая его на плечо, как римскую тогу.

– Может, выключите душ? Тогда я лучше услышу ваши возражения. – Генерал помахал пальцами возле уха.

Теперь главное – двигаться естественно. Джереми спокойно открыл дверь душевой – пар вырвался наружу. Они не видят, что внутри, его спина заслоняет все, пар мешает… Девчонка, мокрая, как выстиранная мышь, прижалась к задней стенке кабинки, глаза у нее были безумные… а в лоб Джереми смотрело дуло маленького дамского браунинга. Вот же… half-witted she-Bolshevik[36]! Не отрывая глаз от этой сумасшедшей, Джереми повернул вентиль и небрежно – так, что даже осталась довольно широкая щель, прихлопнул за собой дверцу. – Стоило бы заняться безопасностью улиц… а не ловить большевистских… и английских шпионов по ванным. – Французский генерал брезгливо шевельнул усами-щетками.

– Его превосходительство делает для борьбы с уголовными все что возможно! – возмутился Джереми.

– Не надо меня защищать, мальчик, я все равно не перестану тебя подозревать, – хмыкнул Гришин-Алмазов. – Впрочем, теперь это уже не мое дело. – Тяжелые веки опустились, прикрывая пронзительные глаза. – Вам стоит спуститься вниз, юноша. Сведения, не известные еще нашим английским союзникам, будут оглашены там. И пробираться в кабинет начальника французского штаба нужды нет. Только оденься, парень! Чай, не в бане. – И, грустно усмехнувшись немудрящей шутке, вышел.

За ним точно свита потянулись остальные. Коридорный молчаливой тенью возник на пороге, раскладывая на широкой мраморной скамье вычищенный костюм и выглаженное белье. Джереми принялся торопливо одеваться. В кабинке капала вода – и больше не доносилось ни звука, словно там и нет никого.

– А теперь убирайтесь отсюда, большевистская мисс! – продевая в манжеты единственные уцелевшие, еще отцовские, запонки, шепнул Джереми и, не оглядываясь, вышел из номера. Стоило поспешить – не потому, что ему нужна обещанная генералом информация (и почему его принимают за агента Рейли?), а пока столы не опустели – возможность поесть представится еще не скоро.

На ходу натягивая визитку, Джереми торопливо сбежал по лестнице. Толпа сбилась в плотный кокон пестрых женских шелков и темных мужских фраков вокруг пустого пространства, где стояли д’Ансельм со своим начштабом, растерянный и смущенный Брайкевич, невозмутимый Гришин-Алмазов и приезжий француз, как его, д’Эспере, явно преисполненный самодовольства… И, придерживая подол бледно-розового бального платья, в первый ряд толпы пробиралась рыжая большевичка, которую он оставил в душевой! Не обращая внимания на шепоток скандализированной его поведением публики, Джереми протолкался к рыжей и уже привычно схватил ее за запястье.

– Я же велел вам убираться! – опять же привычно зашипел он ей в ухо.

– Сэр, кто вы такой? Вы делаете мне больно! – Зеленые глаза глядели на него с искренним изумлением: не знай он, что виделся с наглой девицей всего пару минут назад, – поверил бы!

– Мсье, мадемуазель не желает с вами разговаривать, извольте немедленно ее отпустить!

Джереми с раздражением покосился на подступившего к нему безусого французского лейтенантика. Куда этот лягушатник лезет?!

– Не вмешивайтесь, мсье, мы с этой леди… не закончили один разговор…

– Я вас не знаю! И ни о чем с вами не говорила! – совершенно натурально возмутилась рыжая. Какова актриса!

– Короткая же у вас память – мы говорили не далее как пару минут назад!

– Мсье, вы ошибаетесь. Мадемуазель Косинская больше часа не покидала зал: уж я-то знаю – не оставлял ее ни на минуту! – Французик попытался подкрутить не существующий пока ус.

– Я наслаждаюсь вашим обществом, Жюль! – проворковала рыжая, и только пристально глядевший ей в лицо Джереми заметил насмешливую искру в ее глазах. – А теперь, сэр, вы меня отпустите?

– Не волнуйтесь, Эли, вы под защитой французской армии! Уберите руки, мсье, или я спущу вас с лестницы!

– Больше часа… но это невозможно… – жалко пробормотал Джереми, только теперь соображая, что платье на девчонке – сухое! И локоны тщательно уложенной прически – тоже! И хоть каким чудом успей она спуститься в зал раньше его, но так быстро высушить платье и волосы можно лишь с помощью Сатаны, в его адском пламени!

– Что у вас тут происходит, молодые люди? – Оказавшийся рядом Брайкевич недовольно глядел на них из-под кустистых бровей.

– Простите, Михаил Васильевич! – рыжая скромнейше опустила глазки.

– Элечка, на вас невозможно сердиться! Джереми, вы знакомы с Эльвирой Юзефовной, дочкой полковника Косинского? Замечательный был человек – увы, лучшие уходят рано…

– Думал, что знаком, – процедил Джереми.

– Обознались? – Брайкевич перешел на шепот: – Но тише, мы мешаем…

Только сейчас Джереми понял, что говорит Гришин-Алмазов…

– …у меня было всего три месяца, и много осталось несделанным. Но по решению главнокомандующего вооруженными силами юга России Антона Ивановича Деникина, а также по настоянию Верховного комиссара Франции господина генерала д’Эспере… – Гришин-Алмазов бросил насмешливый взгляд на усатого француза, – покинуть Одессу в двадцать четыре часа…

– То есть как – покинуть? – изумился Джереми.

– Не прикидывайтесь неосведомленным, раз уж в кабинет к Фрейденбергу залезли, – шепотом фыркнул на него Брайкевич.

Рыжая покосилась на Джереми и тут же отвела глаза, с преувеличенным вниманием уставившись на диктатора Одессы. Теперь уже бывшего диктатора. Телеграмма, выхваченная из рук этой (или другой?) рыжей в кабинете французского начштаба, заявление генерала… все складывалось в картинку будущего настолько жуткого, что Джереми замер, чувствуя себя сусликом перед пастью змеи, готовой поглотить его… Одессу… эту страну… весь мир…

– А вы, мсье генерал, рассчитывали, что я деликатно объявлю о семейных обстоятельствах, побуждающих меня оставить пост? – презрительно бросил раздувающемуся от гнева французу Гришин-Алмазов. – Я делал что мог и как умел, кто может – пусть сделает больше. Храни вас всех Господь. – Бывший диктатор повернулся на каблуках и направился к выходу. Татары охраны сомкнулись в кольцо вокруг генерала.

– Надо ли теперь объяснять, почему мое командование не желает иметь с вами дело?! – зло и как-то беспомощно кричал ему вслед д’Эспере. – Господа, нет повода для волнений! Просто политика во французской зоне Юга несколько меняется. Ради мира в этой многострадальной стране французское командование собирается послать парламентеров к Петлюре…

– Может, еще с красными договоритесь, предатели?!

Рыжая, подхватив юбку, стала протискиваться сквозь толпу к выходу. Джереми мгновение помедлил… и тоже заторопился прочь.

– Господа, могу заверить: Одесса сдана не будет! Французские войска готовы стоять насмерть, защищая Южную Пальмиру от варварских большевистских орд…

– Liar[37], – шепнул Джереми.

Девчонка выскочила в почтительно распахнутую швейцаром дверь.

– На караул! – донеслось с улицы, послышался рокот автомобиля и топот коней татарского конвоя. Гришин-Алмазов уехал. Все было кончено.

Глава 5
Операция WC

– Равняйся! Смирно! Просыпаемся все! И одеваться! Быстро, пока спичка горит!

– Слушай, Евтюхов, засунь свою спичку… – донеслось встречное предложение.

– Ма-алчать! – рявкнули в ответ. – Дисциплинка! Ведете себя как дебильные математики с нижнего этажа! А вы бойцы, вы соображать должны! Мы тут не в шахматы играем!

«Дебильные математики» с дружным стоном оторвали головы от подушек и уставились в открытое окно: оттуда веяло утренним ветерком и… доносились вот эти самые вопли!

– С шестого этажа орут. – Вадька неприязненно скривился, вспоминая вчерашнюю встречу в туалете с соседями сверху.

– Отряд «Славные атаманы»! – снова донеслось из окна. – На утренние гигиенические процедуры – становись!

– Вы таки дебильные! – сорвался с кровати Охрименко. – Эти военизированные полудурки сейчас снова, как вчера, наш туалет займут, а у нас торжественное открытие через полчаса!

Парни рванули к штанам, Вадька дернул клапан рюкзака… рюкзак показался странно легким, но разбираться было некогда – на ходу натягивая футболки, парни кинулись в двери…

Бух! Бух-бух! – потолок содрогнулся, и пара десятков глоток дружно рявкнула:

– Атаманы, атаманы, становимся к бою, добудем победу любою ценою!

Вадька врезался в застрявших в дверях парней, выбивая Охрименко в коридор. По лестнице колонной по двое спускались эти самые… «Атаманы». Пара десятков парней… и девчонок, кажется, тоже, затянутых в зеленый камуфляж и с висящими на плечах… автоматами!

– Ни шагу назад, ни шагу на месте, только вперед, только все вместе! – дружно проорали они и ломанулись к туалетам.

– Они что, и на горшок со своими ружбайками ходят? – ошалело спросил Федорчук.

– А ты по мне вчера не понял? – огрызнулся Вадька.

– Они в наш туалет с ружбайками прутся! – завопил Охрименко. Вадька представил себя – нечесаного, неумытого и неодетого – на торжественном заседании… и вчерашняя рыженькая смотрит на него… и с хриплым воплем рванул за камуфляжниками.

Девчонки отделились от отряда, такой же колонной по двое, только коротенькой, как надкушенная сарделька, прогалопировали к женскому туалету. И каждая – каждая! – одарила заспанных всклокоченных парней насмешливым взглядом! Вадька аж споткнулся на бегу… И почему ему нравился камуфляж на Мурке?! Жуть ведь! Вон у задней крутой коммандос пятнистые штаны плотно обтянули ножки-окорочка: свинка Нюша на войне.

– Тебе теперь жиртресты нравятся? Твоя спортсменка надоела? – пнул его Федорчук.

– Ничего не надоела! – огрызнулся Вадька. – В смысле… ты вообще о чем?

– О вечном – о занятом туалете! – тоже огрызнулся Федорчук, нагоняя опередившего их Охрименко.

Воинственные соседи втянулись внутрь… и свежевыкрашенная белая дверь захлопнулась у Охрименко перед носом. Ярик фыркнул как рассерженный кот и всей тяжестью навалился на ручку… дверь распахнулась неожиданно легко… и в нос Охрименко уставилось автоматное дуло!

– Гражданские гуляют! – Парень лет семнадцати выразительно качнул автоматом и захлопнул дверь.

– Тот же самый, между прочим, – процедил Вадька, узнавая вчерашнего знакомого.

– Автомат пейнтбольный – считай, игрушечный! – успокоил Охрименко.

Вадька скривился: наивные люди! Уж ему в детективном агентстве приходилось видеть, каких бед могут натворить что пневматика, что пейнтбольные игрушки.

– А ну валите из нашего туалета! – Охрименко снова рванул дверь. – Он нам самим нужен.

Ждущие своей очереди камуфляжники на миг смолкли, один, постарше, даже торопливо швырнул недокуренную сигарету в раковину… И тут же расслабились, возвращаясь к разговорам. Только семнадцатилетний парень с автоматом тяжко вздохнул, как человек, которого отрывают от важного дела ради ерунды, и шагнул к Охрименко – его автомат чуть не ткнулся Ярику в грудь:

– Вот странный ты… В нашем туалете сейчас «Лихие казаки» всем отрядом! Так что нам, опаздывать из-за вас? Вы тут дурью маетесь, а у нас маневры перед завтраком! – Он махнул дулом, намекая, что уж теперь-то, когда все разъяснено, посторонним точно пора на выход.

Охрименко аж задохнулся от злости:

– У нас летняя школа по математике и физике, через полчаса – торжественное заседание, через час – лекция профессора…

– С помощью профессора не остановишь агрессора! – отчеканил его собеседник.

Вадька окончательно убедился, что его вчерашний знакомый – тот самый энтузиаст Евтюхов, перебудивший весь их этаж предложениями сперва равняться, а потом просыпаться.

– Пока вы на своей математике штаны протираете… как… как бабы, – под смешки приятелей Евтюхов укоризненно покачал головой, упрекая за такое недостойное мужчины занятие, как математика, – мы сражаемся с агрессорами и внутренними врагами…

– С глистами, что ль? – заглядывая в двери, испуганно охнула Катька. – Да, в этой борьбе без туалета никак.

Кто-то из камуфляжников сдавленно хихикнул и тут же затих, натянув на лицо выражение воинской суровости.

– Девочка, тебе математика мозги выела, что ты в мужской туалет лезешь? – холодно поинтересовался Евтюхов.

– Сюда уже столько посторонних поналезло, что без разницы, – пожала плечами Катька. – В нашем тоже ваши девчонки красятся, не дают нашим накраситься. А вы если уже накрасились, так, может, выйдете? – предложила Катька торчащим из кабинок любопытным головам. Головы немедленно спрятались обратно. – Не накрасились, – понятливо покивала Катька. – А может, укладочку еще хотят сделать… или педикюр.

Теперь хихиканье неслось уже из коридора. Там с полотенцами и зубными щетками собрались девчонки их лицея, а среди них Вадька с замиранием сердца увидел вчерашнюю рыженькую. Умытая, подкрашенная, в блузке без рукавов и широкой юбке – как раз для профессорской лекции в летней школе. Вадька одернул жеваную футболку и нервно поправил очки. Камуфляжники тоже как-то занервничали при девочках…

– В общем, валите отсюда! – срываясь на фальцет, выкрикнул Евтюхов и попер на Вадьку, дулом автомата выгоняя его из туалета.

И это на глазах у рыженькой!

– Офигел… Пентюхов?! – заорал Вадька.

Евтюхов на мгновение замер… и приклад его автомата врезался Вадьке в солнечное сплетение. Вадьку согнуло пополам… в ушах зазвенело и он уже почти не слышал раздавшегося за спиной голоса лицейского программиста:

– Что здесь происходит?

– Ваш мальчишка сам нарвался! – донесся из кабинета гневный вопль.

Дверь закрыли, но сквозь тонкую фанеру все было отлично слышно. Вадька и Евтюхов сидели по обе стороны двери и прислушивались к кипящей внутри баталии, бросая друг на друга мрачные взгляды. Остальных – Охрименко с Федорчуком и пышущую негодованием Яровую – разогнал лицейский программист, группу поддержки Евтюхова шуганул явившийся на шум дядька, тоже в камуфляже, натянувшемся на животе так туго, будто под комбез была засунута подушка. Вадьку с Евтюховым оставили за дверью, а дядька с программистом засели в кабинете директора пансионата.

– Сперва ваши дети… – начал Алексей Владимирович.

– Та не мои, откуда у меня столько детей? – возражал толстяк в камуфляже. За дверью Евтюхов одобрительно усмехнулся.

– Дети из вашего военного лагеря… – терпеливо исправился Алексей Владимирович.

– Та какие они дети? Бойцы! Львы! Волки, можно сказать!

– Сперва львы с волками из вашего военного лагеря, – снова согласился Алексей Владимирович, – вломились на этаж к ребятам из нашей летней школы. Оккупировали туалет…

– А что ж им, во дворе? Как собакам?

– Они не собаки, они львы с волками, – напомнил программист. – Когда наши ребята тоже попытались пойти в туалет, моего ученика сперва толкали автоматом, а потом избили.

– Автоматы у нас не настоящие, и не избили, а врезали!

– Когда будем снимать побои для милицейского протокола, так и напишем: школьнику врезали ненастоящим автоматом. Тренер… или кто вы там… подтверждает.

– Атаман я! Пан головной атаман лагеря, так и зовите. Ничего я не подтверждаю. Милиции у нас нет, у нас полиция – что-то вы в советских временах задержались, уважаемый. Может, вы вообще «совок»? А школьнику вашему надо было за языком следить! Зачем он Евтюхова Пентюховым обозвал? Мы, значит, их защищаем, а они обзываются?

За дверью Евтюхов приосанился и поглядел на Вадьку с печальной укоризной. Вадька понял, что сейчас лопнет от бешенства.

– Когда Тихонову вмазали прикладом – это его защитили? От кого?

– От таких, как ваш Тихонов, защищаться и приходится! – заорал атаман. – Я смотрю, вам на патриотизм плевать! Надо еще разобраться, чему вы детей учите!

Пол коридора заскрипел… приникшие к двери Вадька и Евтюхов шарахнулись в стороны, в конце коридора показалась быстро шагающая группа. Впереди шел коротко, почти «под ноль» стриженный мужчина в дорогом летнем костюме – именно под его ногами и скрипел пол. Мужчина был не толстый, но слегка обрюзгший – такими становятся спортсмены-силовики, когда бросают тренировки. Следом за ним торопливо шагали два таких же больших и тяжеловесных охранника. Троица остановилась у двери… мужчина в дорогом костюме прислушался к доносящимся голосам…

– Мое терпение лопнуло! Вызываем ментов! – орал программист. – Пусть на вашу малолетнюю шпану дело заводят и отправляют туда, где им и место, – в колонию!

На лице Евтюхова отразилась искренняя, почти детская обида:

– Это при старой, коррумпированной власти они были шпаной, а теперь они – герои! Сейчас тоже позвоню, нехай хлопцы-волонтеры подъедут да разберутся, как это в нашей стране, в нашем городе нашим же молодым патриотам колонией угрожают – и за что? За ерунду!

Теперь уже подорвался Вадька: значит, в нашей стране, в нашем городе врезать ему прикладом – ерунда?

– Давайте не будем горячиться. – Мужик в костюме толкнул створку – его телохранители заняли позиции по обе стороны двери, решительно оттеснив и Вадьку, и Евтюхова.

– О, Валентин Афанасьевич! – обрадовался головной атаман. – Недаром вы в своем пансионате наш лагерь сорганизовали – мы уже натуральное вражеское гнездо накрыли! Вредят, понимаешь, гады: маневры хлопцам сорвали, колонией грозятся – наверняка с коррумпированными чиновниками в сговоре!

– Валентин Афанасьевич, я требую немедленно вызвать милицию, полицию, черта лысого, но прекратить это безобразие! – начал программист. – Министерство образования платит за путевки, чтоб дети учились, а из-за этих… гангстеров местного разлива…

– Нечего тут министерством тыкать! У вас даже флаг не висит!

– Слышали? Вместо семинара профессора Александрова, возможно, придется везти парня в больницу…

– Не хочу я в больницу, я на семинар хочу! – дернулся за дверью Вадька.

– Спокойнее! Этому вашему Александрову, между прочим, плачу я, а вовсе не министерство, – прогудел хозяин пансионата.

– За шо? Они ж не патриоты! – возмутился атаман.

– Эти дети – будущее страны! – начал программист.

– Неправда, это наши хлопцы – ваше будущее!

– Упаси Бог…

– Цыц оба! – рявкнул хозяин пансионата. – У этой страны может быть очень разное будущее. Предусмотрительный бизнесмен должен учесть все возможные варианты. И конфликт между физиками… и патриотами мне тут на фиг не нужен! Оправляйте детей на тренировки, на семинары… а то они под дверью уже уши нагрели… и поговорим спокойно!

Раздался топот, и что лицейский программист, что головной атаман лагеря в редком единодушии высунулись за дверь:

– Тихонов! Быстро на занятия! Евтюхов! Стрельбы для кого? Расселся тут, а сам с десяти шагов слону в зад не попадешь! Марш! – Дверь с грохотом захлопнулась.

Вадька с Евтюховым обменялись недобрыми взглядами и зашагали в разные стороны.

Глава 6
Непатриотичная физика

– Ну как? – Навстречу Вадьке бросились Охрименко с Федорчуком.

– Разговаривают, – отмахнулся Вадька.

– Потом обсудите! – Из-за двери с рукописной табличкой «Лекции и семинары» высунулась Настя Яровая. – Только вас ждем!

В комнате, предназначенной то ли под ресторан, то ли под тренажеры, полукругом стояли собранные со всего пансионата столы. Небольшими группками сидели Вадькины одноклассники из лицея и незнакомые ребята из других городов. Худощавый пожилой мужчина весело улыбнулся:

– Все собрались? Я профессор Александров. Мой семинар должен был начаться после торжественного заседания, но у ваших руководителей какие-то проблемы… да и кому нужны заседания? Лучше займемся делом. Наше тема сегодня – «Компьютерное моделирование физических процессов»! Милая, вы мне поможете? Прошу, по одному на группу из четырех человек. – Александров приподнял стопку планшетов.

По аудитории прокатился возбужденный гул, но Вадька смотрел не на планшеты (у самого не хуже!), а на принявшую стопку из рук профессора рыженькую. Девчонка пошла по рядам, раздавая планшеты. Вадька вскочил навстречу:

– Привет, мы утром не успели поздороваться!

– Ты явно был… занят, – усмехнулась девчонка. И тут же обеспокоенно заглянула Вадьке в лицо: – Ты вообще… как?

– Лучше всех. – Вадька глядел на нее сверху вниз – в отличие от Мурки, эта рыженькая была на голову ниже его. – А… ты… – Он решительно выдохнул (он сыщик или размазня?!) и выпалил: – Будешь с нами лабораторную делать? Нам как раз четвертого не хватает.

– Я вообще-то с девчонками… – Она лукаво опустила ресницы. – Но если твои друзья не против…

– Сестрицу свою пригласи, без тебя она не справится, – прошипела за спиной Яровая.

Вадька поднял голову – а правда, где Катька? – но тут же выкинул мелкую из головы, потому что рыжая деловито уселась за стол:

– Включай! Меня, кстати, Лесей зовут.

– Вадька Тихонов. – Он зачем-то переставил на лабораторном столе чашки с водой.

– Олег Федорчук. Как прекрасно, что вы согласились украсить собой наш стол.

– Стол украшают розочками из редиски… и мной. Ага-ага. – На щеках у Леси снова заиграли ямочки.

Какая она… милая. Мурка, если б ее назвали «украшением стола», из самого Федорчука сделала бы пугало в огороде, да и Кисонька бы не спустила, а Леся лишь посмеялась, так по-доброму…

– Ты точно нормально себя чувствуешь? – Леся наклонилась к нему, он почувствовал свежий запах ее волос. – Тебя… очень жестоко ударили. – И поглядела на него… жалостливо.

Теперь его будут жалеть! Как слабака какого! Мурка бы Евтюхову голову открутила… Вадька почувствовал, как полыхают его щеки. Он думает о том, как его девушка не дала бы его обидеть! Позорище!

– Вы меня слушаете?

Вадька встретился взглядом с профессором.

– Вместо термометра используете крепящийся к планшету датчик, полученные данные о температуре сразу же поступают в программу…

– Самая обычная лабораторная на теплообмен, – разочарованно протянул Охрименко. – Разве что термометр программный. Да и программка… не айс. – Он уже копался в системных настройках.

– Ничто не мешает вам ее развить. – Александров остановился рядом с их столом. – Покажите, что можно сделать с полученными данными. Удивите меня! Авторам самого интересного проекта обязуюсь достать приглашение на международный симпозиум. За счет принимающей стороны. Начали!

– Вот так сразу выдать проект?! – занервничала Леся. – Может, визуализацию? Показать, как при нагревании ускоряется движение молекул…

– Фигня. За такое на симпозиум не позовут, – хмыкнул Федорчук, обиженный, что его тонкий комплимент не оценили.

Леся посмотрела на Вадьку взглядом раненой лани. Вадька почувствовал, что у него еще есть шанс показать себя не жалким лузером, а настоящим первобытным мужчиной, швыряющим мамонта – ну или приглашение на взрослый симпозиум! – к ее ногам.

– Вода… – Он опустил датчик сперва в одну чашку, потом в другую. – Теплая, холодная…

– Твердая, жидкая, газообразная… – подхватил Ярик.

– На Земле, на Юпитере, на альфе Центавра… – продолжил Вадька, и казалось, глаза у него под очками запылали, как у киношных андроидов. – Охрименко! Разная вода!

Глаза второго (хотя он думает, что первого!) компьютерного гения класса полыхнули ответным светом:

– Программа изменений под влиянием… Всего!

– Всего не успеем, можем только показать потенциал проекта, сейчас берем… силу тяготения!

– И перепады температур! – подхватил Охрименко, выхватывая свой iPhone. – Погоди, у меня тут старая программка была, иначе не успеем! Надо же, еще соображаешь, Тихонов, не отшибло мозги… прикладом в туалете!

Вадька мрачно покосился на ухмыляющегося Охрименко, а Леся только беспомощно хлопнула ресницами:

– Не понимаю, что вы хотите сделать?

Но планшеты уже пели под их пальцами, яростно мельтеша строчками кодов на экранах. Федорчук нырнул в Сеть, стремительно бросая нужные данные, и только Леся растерянно переводила взгляд с одного на другого и наконец нежно выдохнула:

– А мне что делать?

– Воды согрей, – на миг переставая сыпать цифрами, бросил ей Федорчук.

– Я тебе что, секретарша?! Я такая же студентка этой школы, как и ты! – Вот теперь Леся уже разозлилась.

Вадька почувствовал короткий укол раздражения: работа идет, а она гонор показывает… и тут же оборвал себя. Она же не из их класса, не может с полуслова понимать.

– Он попросил воду в чашках нагреть. Одну до кипятка, одну так, не очень, – кивая на спиртовку на столе, улыбнулся он. – Для выборки.

– Ой! Прости. – Леся виновато поглядела… не на Федорчука. На Вадьку. – Я сейчас.

– Все, показываем! Я понимаю, что многие не закончили, но до конца занятия пять минут, а ваши пояснения помогут мне оценить перспективу задумки. – Профессор двинулся вдоль рядов. Федорчук с Лесей ревниво вслушивались в комментарии, но Вадька не поднимал головы, выпуская из-под пальцев очередную цепочку символов. Только когда за спиной у него звучно откашлялись, рассеянно оглянулся.

– Что у вас? – благодушно спросил профессор.

На экране планшета вертелись капли воды: собирались в шарики, осыпались дождиком, распластывались в пленку толщиной в молекулу.

– Изменения состояния при изменении силы тяжести? Занятно…

– Так, фигня пока, – глядя на профессора сквозь залапанные пальцами очки, отсутствующим голосом бросил Вадька. Леся пнула его под столом, но Вадька только покосился на нее удивленно и провел по экрану, открывая параметры новой программы: – Вода, конечно, хорошо… Но имеет смысл возиться, если создать универсальный интерфейс, позволяющий отслеживать изменение любого известного… и пока неизвестного вещества при различных параметрах силы тяжести, температуры, а в дальнейшем и… ну вот хотя бы постоянной Планка[38]

– Он не то хотел сказать: постоянная Планка не может меняться, она… – вмешалась Леся.

Профессор поглядел на девчонку таким же расфокусированным взглядом, как Вадька… выдернул из-под кого-то стул и уселся, бормоча:

– В реальном мире – конечно нет, а в виртуальной симуляции… Ребята, вы хоть понимаете, какие это открывает перспективы? – И, не дожидаясь ответа, уткнулся в экран.

– Кажется, мы уже знаем, кто поедет на симпозиум, – устало сказал незнакомый парень.

– Нечестно: Охрименко и Тихонов в одной группе! – оттолкнула планшет Яровая.

– Это потому, что они ту рыжую взяли. Взяли б тебя, все было б тебе и честно, и здорово, – хмыкнула Дашка. – Пошли в столовую, я есть хочу, а этих теперь и за уши не оттащишь.

Леся с сомнением поглядела им вслед – есть тоже хотелось, – но поймала на себе ревнивый взгляд Яровой, опустила ресницы… и придвинулась ближе к Вадьке.

– Задача, на которую стоит потратить жизнь, – наконец сказал профессор.

Вадька устало вытер лоб рукой… и поймал Лесин восторженный взгляд.

– Не, до конца школы сделаем, – небрежно бросил он.

– Если все же не успеете, готов быть научным руководителем вашей будущей кандидатской, – усмехнулся профессор. – Впрочем, на симпозиуме обсудим. Не забудьте все трое оставить мне свои координаты. И вы, девушка, тоже. Должна же быть у гениев своя муза. – И вышел.

– Ой, блин, мы обед пропустили! Я жрать хочу! – взвыл Федорчук, бросаясь к выходу.

Вадька не двигался, растерянно глядя на Лесю. Его… муза? Перед глазами мелькнуло лицо Мурки… Но тут Леся снова опустила ресницы и кокетливо спросила:

– А ты, выходит, гений?

– А ты… – промямлил Вадька, – тоже вот… без обеда осталась.

– Нам, девушкам, полезно. – Она сжала ладони на тонкой талии. – На дискотеке легче танцевать будет.

– Сегодня дискотека? – встрепенулся Вадька.

– Не просто сегодня, а… уже через пару часов. Сегодня же официальное открытие школы, вечер знакомств.

Вадька посмотрел на Лесю с интересом. Федорчук с Охрименко на дискотеке стенку подпирать будут… а он придет с девушкой! Сразу про происшествие с Евтюховым забудут! Вадька протер очки пальцами, нацепил, понял, что стало хуже, снял снова.

– Со мной на дискотеку пойдешь? – наконец выпалил он.

– Какая же девушка откажется пойти на дискотеку с гением? – На щеках у Леси снова заиграли ямочки.

И у девушки правильное понимание ситуации!

– Пойду переодеваться, – кивнула она.

– Я тебя в зале жду! – крикнул ей вслед Вадька. И съесть хоть что-то надо, чтоб не бурчать животом громче, чем играет музыка.

Глава 7
Кто же девушку танцует?

Вадька вихрем ворвался в комнату, открыл наружный карман рюкзака… тот опять показался ему слишком легким, но время, время… «В первый раз мамин пирог пригодился», – наскоро запихивая сладкие куски в рот, подумал Вадька и бросил сверток Охрименко.

– Жрачка! – бурно возрадовался Федорчук. – Святая женщина – мама Тихонова!

– Чай сделайте, – прочавкал Вадька, одновременно стараясь дожевать кусок и не захватать липкими пальцами свежую футболку.

– Куда так спешишь? – равнодушно поинтересовался Охрименко.

– Спорим, он с той рыженькой на дискарь идет! – догадался Федорчук.

– Так у тебя ж вроде это… девчонка была…

Наполовину влезший в футболку Вадька остановился. Постоял: голова торчит из выреза, локоть – из рукава. Наконец надел и, стараясь не смотреть на Охрименко, пробурчал:

– Почему «была»? Есть…

– Но она далеко, – очень серьезно подхватил Охрименко.

– Программер круче, чем моряк, – похлопал Вадьку по плечу Федорчук. – У тех девушка в каждом порту, а у Тихонова – в каждой летней школе. И еще пять штук в Сети.

– Нет у меня никаких девушек в Сети! И вообще – не ваше дело!

– Я думал, мы новую прогу обсудим! – донесся вслед крик Охрименко, но Вадька уже выскочил в коридор.

А вот нефиг было прикалываться насчет выбитых мозгов! Может, он и не справился с придурком Пентюховым, но хотя бы на дискотеку пойдет с девушкой, а не как некоторые ботаны: всю ночь прогу писать! Вадька остановился у туалета… а если там опять этот ненормальный? Вздохнул с облегчением – внутри никого не было – и принялся причесываться, разглядывая себя в зеркале над умывальником. Вот он точно не ботан! Ему и рисковать приходилось, и зарабатывает прилично… и он нравится девушкам! Или парни думают, что с ним только Мурка встречаться согласна, – типа, случайно с девчонкой повезло? Ничего не случайно!

– И вообще – я обаятельный! – ухмыльнулся он, надеясь, что какая-то доля истины в этом есть. Поспешил вниз, откуда уже доносился рокот настраиваемых микрофонов. Что такого, если он потанцует с Лесей? К отношениям с Муркой это не имеет… никакого отношения!

По коридорам снова шла движуха: девчонки хлопотливо перебегали из комнаты в комнату, при этом с ними происходили странные изменения. Всклокоченная Настя Яровая забежала в соседнюю комнату… при ее следующем появлении волосы были собраны в косу, сама она показалась на голову ниже, стук каблучков сменился шелестом балеток, а летящая широкая юбка – узкой темной мини. В летящую юбку была одета уже Дашка. Девчонки пронеслись через коридор, исчезли за очередной дверью… появились оттуда в расширенном составе: теперь в косу были уложены Дашкины волосы, летящая юбка – на Ольке, мини – на незнакомой девчонке, зато Настя снова выступала на каблуках и была затянута в тугой топ и узкие брючки.

– Яровая! – заорал Вадька, боясь, что в следующий раз староста сменит цвет кожи, форму носа, разрез глаз… и он ее вообще не опознает! – Мою мелкую не видела?

Девчонки остановились как осаженные на скаку норовистые лошадки. Переглянулись – и ручейком всосались в ближайшую дверь. Только Настя на миг задержалась, презрительно процедив:

– Я была на семинаре, а твоя сестрица даже не соизволила там появиться. Присматривать за ней я не обязана. – Дверь перед Вадькиным носом захлопнулась. Чтобы тут же приоткрыться снова. – В комнате ее тоже нет, не мешай нам переодеваться!

– В сто двадцать пятый раз? – буркнул Вадька. Катька снова в своем репертуаре! Приехать в суперклассную школу, куда все хотели попасть… и демонстративно ничего не делать! «Оздоравливалась» небось, точно по маминому желанию. – Не-на-ви-жу женщин! – спускаясь по лестнице, с чувством выдохнул Вадька.

– Всех? – спросила Леся.

Она ждала у дверей зала – слышался рокот микрофонов, музыкальные аккорды и шум голосов.

– Ты… классно выглядишь, – пробормотал он. Честно говоря, он не мог сказать, как именно она выглядит: ну… брючки, ну… футболочка, ну подкрасилась… вроде. – А наши девчонки еще собираются… – И, набравшись нахальства, поинтересовался: – Ты ради меня спешила?

– Вот еще. Я всегда быстро собираюсь! – фыркнула Леся, но голос ее звучал фальшиво, и Вадька понял: для него. И стало так здорово! Никто никогда не спешил к нему на свидание. Мурка, конечно… Но ей спешить не приходилось: они встречались в офисе и оттуда отправлялись в погоню в три раза чаще, чем в кино. А иногда Вадька, шеф агентства, сам отправлял рыжую рукопашницу на опасное дело и не то чтоб не волновался… волновался, конечно! Но был уверен, что боевая рыжая справится. Не могло быть и речи, чтобы отправить навстречу опасности вот эту маленькую, изящную девочку, так доверчиво вложившую в его руку тонкие пальчики. Чувствуя себя героем и повелителем мира, Вадька пристроил Лесину ладонь себе на сгиб локтя и повел девчонку в зал.

– Раз-раз… – Алексей Владимирович постучал по микрофону. На невысокой сцене вместе с ним дожидались хозяин пансионата Валентин Афанасьевич, профессор Александров, еще несколько мужчин характерного научного вида, и… туда же вскарабкался атаман нежеланных соседей. Гордо утвердился на сцене, заложив большие пальцы за ремень, опоясывающий камуфлированный живот, как меридиан – глобус.

– Уважаемые ученики! День должен был начаться с общего собрания, которое по техническим причинам… – лицейский программист бросил косой взгляд на атамана, – не состоялось. Поэтому сейчас, на дискотеке знакомств, поздравляем вас с открытием нашей физико-математической летней школы!

В зале шумно захлопали.

– Занятия для вас любезно согласились провести доктор физико-математических наук, профессор… – Алексей Владимирович представлял преподавателей, те раскланивались. – Расписание занятий вам разослали на почту. Прошу не опаздывать. А сейчас развлекайтесь… и завтра с новыми силами – за работу!

Народ снова захлопал и начал перемещаться поближе к музыкальной аппаратуре и диджею… и тут зал накрыл звучный кашель в микрофон.

– Кхе-кхе! Ваш руководитель, хоть и человек науки, был прям… по-военному краток… – убедившись, что все смотрят на него, начал хозяин пансионата. Лицейский программист комплименту не обрадовался, атаман тоже недовольно скривился. – Мой… наш чудесный пансионат стал нынче базой не только для физико-математической школы, но и для военно-патриотического лагеря под руководством ветеранов добровольческих батальонов. Неплохо бы вам и подружиться.

– Мы тут собрались, чтоб воспитать поколение патриотов! – Гордо неся живот, атаман двинулся к микрофону. – Мои ребята нас защищать станут, а вы, физики-математики, вы… – Он мучительно задумался, пытаясь сообразить, какой с них может быть толк… и с облегчением выдохнул: – Беспилотники разведывательные построите, оружие почините, вот!

– Я учусь, чтоб каким-то козлам криворуким «калаши» чинить?! – Физия Охрименко стала… интересной. Зато Леся поглядела на Ярика очень странно.

– Ну а что вы поутру побуцкались маленько: чего с мальчишек взять…

– Я в «буцканье», оказывается, тоже участвовал… добровольцем? – громко спросил Вадька.

Вокруг захихикали, атаман покосился на Вадьку неприязненно:

– Мы с вашим начальством и уважаемым Валентином Афанасьевичем дюже хотим, чтоб вы не только меж собой задружились, но и с нашими хлопцами. Парни! Заваливайте! – рявкнул он в микрофон. – Нехай девчонки хоть посмотрят, какие они – настоящие хлопцы!

– Мы отважные ребята, орлы, хлопцы-соколята… – Двери зала с треском распахнулись… и маршевой пробежкой в зал хлынули камуфляжники.

– Так они все-таки волки со львами или орлы с соколами? – пробормотал Алексей Владимирович.

– Раз! Раз-два-три! – Немножко не в склад, не совсем в такт, но с большим энтузиазмом марширующие камуфляжники брали свои автоматы на караул, целились…

– Трубы играют, хлопцев скликают, будет бой кровавый, за честь и за славу… – Строй лихо развернулся через левое плечо. Из плотных рядов выскочил длинный дерганый парень…

– В огонь и в воду пойдем за свободу! – Парень закрутил вокруг себя нунчаки.

Леся восхищенно вздохнула…

– Фигня! Совсем не умеет, – немедленно шепнул Вадька.

– Ты тоже таким занимаешься?

– Я – нет, но у меня подру… друг чемпионка… в общем, золотая медаль по ката с оружием. Так что я насмотрелся, как надо, – авторитетно сообщил Вадька.

Парень с нунчаками высоко подпрыгнул, раскланялся и исчез в плотных рядах.

– Отряд, стой, раз-два! – скомандовал Евтюхов. – Составить оружие! – Снова загрохотало, камуфляжники быстро составили автоматы в аккуратную горку. – Побратимы! Для приглашения девушек на танец… Вольно! – рявкнул Евтюхов, и зеленая камуфляжная волна хлынула в зал.

– Самим девчонок мало! – успел возмутиться Федорчук… и перед ними возник старый знакомый. Евтюхов.

И Вадька сделал шаг… крошечный, почти незаметный… но все же шаг назад. И потянул за собой Лесю. Евтюхов хмыкнул, засунул руки в карманы своей камуфляжки – дескать, не боись, очкарик, бить не буду! – и… повернулся к Лесе:

– Евгений Евтюхов, позывной Пулемет. Разрешите пригласить?

– Она не танцу… – начал Вадька.

– С удовольствием, – выпуская Вадькину руку, улыбнулась Леся. Евтюхов притянул ее за талию… и они ушли. На танцпол.

Расталкивая толпу, Вадька ринулся вон из зала. Выскочил на идущий вдоль всего этажа балкон-террасу. Остановился, запрокинув голову и глядя на крупные южные звезды.

– Вадька! – раздался сзади взволнованный девичий голос.

Леся стояла в балконных дверях, падающий из коридора свет золотил рыжие пряди.

– Ты передумала танцевать? – Он пытался сохранить невозмутимость, а сердце булькало где-то в желудке, будто Вадька его проглотил.

– Я… Нет… Ты должен понять! Ты умный, ты талантливый… – Леся прижала руки к груди. – Но в математике я и сама соображаю, а Женя… он…

Какой Женя? А, Евтюхов…

– …настоящий воин! Пока мы тут программки пишем, он нас защищает! Ну или будет защищать! Он стрелять умеет, и драться, и…

– Умеет. Я в курсе.

– Я ему обязательно объясню, что он был не прав! Но ты тоже должен его понять! Он просто ошибся: столько врагов, и они таятся…

– Под диваном?

– Под видом! Друзей или оппозиции… Ну Ва-адька… – протянула Леся. – Я просто должна была с ним потанцевать! Он заслужил, он… герой! А ты… замечательный и так нравишься девушкам! Марыся! Иди сюда!

У нее из-за спины выглянула девчонка, чей зад в камуфляже произвел на Вадьку такое… неоднозначное впечатление. Сейчас камуфляж заменила кофточка с открытыми плечами и короткая широкая юбка.

– Это Марыся! Ты ей сразу понравился! – Леся с некоторым трудом обняла новую подружку за обширную талию.

– Наши меня Рысей зовут. – Девчонка опустила густо накрашенные глаза. – Рысью! Мне так нравятся умные парни!

– Извини… Рысь… Мне не нравятся военизированные… девушки-кошки. – И он пошел прочь по длинному балкону. Если другого выхода с этой террасы нет, вылезет через окно какой-нибудь комнаты.

– С каких пор тебе разонравились военизированные девушки-кошки? – голосом, каким говорят с тяжело больными, начала стоящая у перил Катька. – С тех пор, как с Пентюховым в туалете встретился? Зовут Муркой, обожает камуфляжные штаны, чемпионка Европы по рукопашному бою…

Это она намекает, что без Мурки его любой Евтюхов пришибет, так, что ли?

– Ты где ш-ш-шлялась? – злобно сверкая очками, прошипел Вадька. – Почему не была на занятиях?

– Я тебя предупреждала, что никуда не пойду, – пожала плечами Катька. – А твои стервы-одноклассницы…

Почему он должен это слушать? Заниматься Катькиными капризами, когда… Его ударили, унизили, и… он не смог защитить себя. Раньше его защищала… его военизированная девушка-чемпионка, а он… просто прятался за ее спиной. Стоило ему остаться одному – другая девушка, слабая и беспомощная, убежала к другому парню, потому что почувствовала… он, Вадька, не мужик. Евтюхов со своим автоматом продемонстрировал это наглядно! И Леся еще собирается объяснить Евтюхову, как он неправильно обидел Вадьку! Его снова будет защищать девчонка!

Вадька отодвинул сестру, будто тумбочку переставил… и рванулся по балкону к выходу. Он им покажет, всем! Евтюхову, и Лесе, и… главное – Мурке, хоть ее тут и нет… что ему не нужно прятаться за спиной у девчонок! И да, он умный! А это гораздо опаснее, чем патриотичные Евтюховы! Вадька влетел в комнату и ринулся к своему рюкзаку. А через минуту снова вихрем вылетел на террасу – рюкзак тощей тряпочкой болтался у него в кулаке, – схватил Катьку и поволок за собой.

– Что ты делаешь… Куда?! – пытаясь вывернуться, завопила Катька.

Вадька плечом распахнул дверь в комнату, где поселилась Катька со старшими девчонками, и втолкнул сестру внутрь.

– Где он?! – потрясая рюкзаком, он навис над сестрой. – Где твой паршивый гусь?!

– Евлампий Харлампиевич? При чем тут… Совсем рехнулся?!

– Думаешь, я не помню, как ты его в сумке на Муркин чемпионат провезла?[39] – размахивая рюкзаком, Вадька наступал на Катьку. – У меня в рюкзаке были датчики, электроды! А теперь ничего нет! А ты… когда я к такси спускался, ты оставалась в доме! С багажом! Вытряхнула мой рюкзак и засунула своего гуся?! Жить без него не можешь?!

– Я со своим чемоданом наверху осталась, а ты рюкзак нацепил и свалил! Он с тобой был, твой рюкзак! А Харли дома! С мамой!

– А потом рюкзак был у тебя! Когда я чемоданы девчонок таскал! Не знаю, зачем оно понадобилось тебе, но мне нужно мое оборудование! Сейчас!

– Ничего я не брала! – завопила Катька, но глаза у нее испуганно забегали. Она шарахнулась от нависшего над ней брата и… с размаху шлепнулась на кровать.

Кровать взорвалась.

Глава 8
Золото рухнувшей империи

Грохот взрыва колыхнул стены. Огромное декоративное стекло медленно отделилось от фигурного проема над входом и стоймя пошло вниз с высоты пятого этажа. И рухнуло на мостовую. Джереми метнулся под козырек подъезда. Брызги стекла рассыпались у самых носков его ботинок. Джереми судорожно перевел дух: он как наяву видел свое тело, разрезанное, будто спелая груша, вдоль. И его половинки, с двух сторон прилипшие к стеклу, а потом распадающиеся…

– Бр-р-р! – встряхнулся Джереми – и тут же вжался лопатками в запертую дверь парадного, мечтая прикинуться поддерживающей козырек колонной.

Из проулка, откуда только что вылетела бомба, вынеслась бешеная кавалькада. Впереди, истошно гудя мотором, автомобиль – над завалом чемоданов Джереми успел увидеть поля женской шляпки и крохотное детское личико с огромными, полными ужаса глазищами. Следом, с грохотом и звоном, две пролетки – на них гроздью бессарабского винограда висели молодчики во франтоватых пиджаках и шляпах-канотье. Одна пролетка галопом унеслась в погоню за автомобилем.

– Тпррр! – Извозчик второй повис на вожжах, лошади вскинулись, с грохотом и скрежетом колес пролетка остановилась у дома напротив. Налетчики взорвали гранатой запертую и, кажется, забаррикадированную дверь и, размахивая браунингами, хлынули внутрь. Загремели выстрелы – в доме отстреливались. Джереми вышел из своего укрытия и, нахохлившись как под дождем, заторопился вдоль улицы.

– А-а-а! – сзади раздался пронзительный крик, и вылетевшее с верхнего этажа тело грянулось о мостовую. Джереми торопливо свернул в пока еще спокойный переулок и со всех ног ринулся к «Лондонской».

– А ну стой, шантрапа! – Нацеленное в него дуло винтовки заставило шарахнуться назад… – Oh, it’s you, mister Lerner! – перешел на английский обряженный в грязную рубаху и офицерские галифе небритый мужик, в котором Джереми с трудом узнал почтенного швейцара Потапа Ивановича.

– Э-э-э… Is mister Braukevitch here?[40] – Ружейное дуло продолжало глядеть Джереми точно в переносицу. – Он посылал за мной «красную шапку»[41]

Стрельба на улице превратилась в настоящую канонаду: частые хлопки винтовочных выстрелов перебивали отрывистый лай револьверов.

– Господин Брайкевич вас не дождался. – По лишившимся ковра мраморным ступенькам сбежал немолодой господин. – Он уже на «Кавказе». – На недоуменный взгляд Джереми неприятно улыбнулся: – Пароход. Вчера ночью господа французы, несмотря на свои многочисленные обещания, изволили сдать власть местному Совету рабочих депутатов – и все тут же побежали к причалам. Монархисты и демократы, генерал-губернатор Шварц и городской голова Брайкевич. Один Рутенберг[42] остался руководить эвакуацией. – Господин приложил руку к груди, давая понять, что Рутенберг – это он. – Видно, считают, что как эсера меня не расстреляют красные, а как еврея не пристрелят налетчики Мишки Япончика.

Канонада на улице достигла пика и начала стихать. В двери «Лондонской» звучно постучали. Швейцар вскинул ружье, но тут же снова опустил. За дверью по-французски прокричали:

– Monsieur Rutenberg! Il ne manque pas un bouton![43]

– Позззеры! Галльские петухи! Были бы готовы, не драпали бы сейчас. – Рутенберг принял у швейцара свой котелок.

– Мистер Рутенберг! – отчаянно закричал Джереми. – Вы же в порт? Позвольте мне с вами! Я застрял здесь два года назад и не могу вернуться домой!

– «Кавказ» перегружен. На французские корабли нужна виза. Мы сажаем женщин и детей в любые лоханки, чтоб вывезти до подхода красных…

– Мой дед – лорд Картрайт! – выбросил последний козырь Джереми. – Он может быть весьма полезен любому, кто решит начать новую жизнь на британских территориях.

– Я слышал о вас. Но вы же работаете на английскую разведку? Сидней Рейли не озаботился эвакуацией своих людей?

Джереми только хватанул ртом воздух… и, понимая, что Рутенберг сейчас уйдет, заорал:

– Я не имею отношения к Сиднею Рейли! Святой Джордж, мне только шестнадцать – какая разведка?!

– Право же, не знаю. Поговаривали… – В глазах Рутенберга мелькнуло сомнение. – Не все ли равно… Идемте, юноша! Не знаю, удастся ли вам найти транспорт до Британских островов, но по крайней мере безопасно провести вас в порт я могу! Только сперва нам придется заглянуть на Почтовую. – И стремительным шагом двинулся прочь – швейцар едва успел распахнуть перед ним дверь. Больше всего боясь отстать, Джереми кинулся за ним. На Почтовую так на Почтовую, лишь бы потом в порт.

Дом напротив лишился фасадных стекол – всех. Волоча за собой пролетку, лошади брели по улице, с облучка свисало тело убитого кучера – мертвая рука покачивалась как маятник, то и дело задевая мостовую. У входа в «Лондонскую» поджидал французский отряд в два десятка человек со смутно знакомым лейтенантом во главе: форма их была потрепана, будто отряд пробивался с боями. На другой стороне улицы стояло три французских армейских грузовика – на бортах виднелись следы пуль.

– О, молодой англичанин! – Черное лицо одного из солдат расплылось в белозубой улыбке.

– Юбер! – обрадованно кивнул Джереми. – Николя!

– Знакомы? Тем лучше! En avant![44] – скомандовал Рутенберг, и, держа ружья на изготовку, отряд двинулся по разоренной и отчаянно паникующей Одессе. Грузовики покатили тоже, стараясь прикрывать людей бортами.

На улицах гремели выстрелы. Нагруженные добром мародеры горохом сыпанули сквозь выбитую витрину дамского магазина – французы встретили их слаженным залпом, бегущий впереди ражий детина в кокетливой шляпке поверх нечесаной шевелюры ткнулся носом в мостовую. Через пару кварталов – еще залп в спины окружившим особнячок налетчикам. Из особняка выбрался вооруженный маузером офицер, ведя за собой заплаканную женщину и немую от ужаса девочку. Их сунули в середину строя и двинулись дальше.

– À l’aide, monsieurs, au secours![45] – Юная девушка бросилась наперерез патрулю. – Моя сестра! Наша няня! Эти твари убьют их! – Ее голос дрожал от ужаса, рыжие волосы выбились из-под когда-то кокетливой, а теперь изрядно поистершейся шляпки… Рыжие? Рыжие!

– Мадемуазель Косински! – подтверждая догадку Джереми, радостно воскликнул лейтенант.

– О, Жюль, какое счастье, это вы! Сюда, скорее! – вскричала рыжая.

– Нет! Не ходите с ней! Она… – Джереми на миг заколебался… а стоило ли тогда спасать, чтоб сейчас выдать? Но… на кону их жизни и… шанс попасть на корабль! – Она большевистский агент!

Губы рыжей обиженно задрожали, глаза наполнились слезами…

– Еще на вечере в «Лондонской» этот несчастный юноша путал реальность и свои фантазии: что я встречалась с ним, хотя была с вами, милый Жюль. – Она вздохнула. – Но я не сержусь, многих из нас рассудок не выдержал ужасов революции. Только умоляю, скорее! Если с моими родными что-то случится, я не переживу!

– Клянусь, она большевичка! – Джереми чувствовал, как его надежды идут прахом. – Она хочет заманить в ловушку или… Или, наоборот, отвлечь! Чтоб мы не попали в порт.

– Мсье, вы обвиняете…

– Довольно! Мы не можем тратить время на препирательства! Мистер Лернер, возьмите пару солдат и проверьте дорогу по пути нашего следования. А вы, лейтенант, тоже возьмите двоих – и поглядите, что напугало мадемуазель. И не спорьте! – видя, что лейтенант хочет возразить, оборвал его Рутенберг. – Ваше командование отдало вас под мое начало. Еn avant!

– Не доверяйте ей, лейтенант! – предупредил Джереми вопреки желанию оставить французского фанфарона на произвол его собственной страсти к рыжим большевичкам. Махнул рукой своему эскорту и решительно двинулся вверх по улице.

– А что нам нужно на Почтовой? – спросил он, когда все трое уже приближались к углу.

Юбер открыл было рот… но Джереми и сам сообразил, что – одно-единственное – нужно на Почтовой бегущим… ах, pardonne-moi[46], эвакуирующимся французам. Сообразил ровно за мгновение до того, как увидел патрульных во французской форме у дверей Одесской конторы Государственного банка. Как рядом с любыми военными, в этот страшный день возле патрульных отирались гражданские: франт, одетый с шиком Молдаванки, барышня в некогда дорогом, но теперь поношенном платьице…

– Hola, salut![47] – приветственно приподняв винтовку, Николя устремился навстречу товарищам…

Девушка обернулась на возглас… из-под полей шляпки спускались рыжие локоны. Рыжие? Рыжие!

– Fire![48] – заорал Джереми, выхватывая спрятанный под полой револьвер.

Юбер начал медленно оборачиваться к Джереми – брови его поднялись недоумевающим домиком, пухлые черные губы выпятились как для вопроса… «Патруль» у банка вскинул винтовки дружно и слаженно – будто Джереми командовал им! Грянул залп… в сером облаке порохового дыма Джереми увидел только яркий всплеск юбок и услышал крик «Нет!» – один из стрелявших запнулся, дуло его винтовки дернулось вверх…

Револьвер в руке Джереми стал отчаянно тяжелым – таким тяжелым, что потянул его к земле и сил поднять и выстрелить не было. Потом в плече вспыхнула боль, револьвер выпал из рук, и Джереми рухнул на мостовую. Серый пороховой туман поплыл перед глазами… и развеялся от растекающейся из плеча боли, яркой, как огонь в ночи. Его подняли – два солдата во французской форме держали обвисшего между ними Джереми. И два солдата во французской форме – Юбер и Николя – лежали на мостовой. На черном лице Юбера застыло недоумение.

Из клубов порохового дыма вынырнула рыжая большевичка… и взмахнула браунингом:

– К стене его!

– Расстреляем интервента в лучшем виде! По законам революционной Одессы! – «Француз», курносый и белобрысый, на вид даже моложе самого Джереми, развязно подмигнул. Да так и замер с перекошенной физиономией.

– Я т-тебе расстреляю! – Рыжая ткнула дуло дамского браунинга белобрысому прямо в ноздрю. Еще и ввинтила поглубже, видно пытаясь напрямую надавить на разум.

На соседних улицах сухо и отрывисто затявкали выстрелы.

– Та годи тебе, товарищ-барышня! – протянул вислоусый дед, изображавший второго «француза». – Ничего с твоим панычем не станется. Негритенка-от жалко… – вислоусый покачал головой, глядя на мертвого Юбера. – Свой брат, угнетенная нация.

Джереми расхохотался. Святой Джордж, как все повторяется! Им очень жаль убитых… потом. Стрельба стала гуще и словно приблизилась.

– Чего ржешь, фраер? Рехнулся со страху? А ну пошел! – Белобрысый прикладом толкнул Джереми к стене дома. Простреленное плечо вспыхнуло болью, Джереми согнулся пополам, едва не врезавшись головой в бедро украшающей фасад кариатиды.

– Чего эта фря рыжая об себе понимает? – Шмыгая кровоточащим носом, белобрысый исподлобья глядел вслед девчонке. – Сама небось из бывших…

– Из Моревинта[49] она. Говорят, сам Мишка Япончик к ним со всем уважением.

Грохот выстрелов, мешающийся с шумом моторов, раздавался уже совсем близко. Рыжая появилась снова – почему-то из проулка, хотя только что убежала к дверям банка. Юбки ее, только что целые, оказались изорваны в клочья, шляпка сбилась на спину, шпильки выпали, и рыжие волосы разметались по плечам… и в лицо Джереми уткнулось дуло тяжелого маузера, а не браунинга.

– You! – прошипела она. – Because of you I couldn’t withdraw the French! Guys of comrade Japanchik have to fight them now![50] Расстрелять тебя за это! – уже по-русски прокричала она и побежала по улице, точно расползающееся пороховое облако поволокло ее за собой. Из переулка, дымя моторами, уже выезжали грузовики – те самые, что остались с Рутенбергом и фанфароном лейтенантишкой. Пулевых отверстий в их бортах прибавилось.

– Так это мигом! – Белобрысый Сенька снова толкнул Джереми, вбивая его лопатками в стену. – Конец тебе, интервент!

– Я же сказала – не сметь! – Рыжая, снова в целой одежде, хотя все же растрепанная и в свалившейся шляпке, вынырнула из порохового и моторного дыма и огрела Сеньку по голове… перламутровой рукояткой браунинга. Парень икнул, пошатнулся, едва не выпустив винтовку.

– Вас не поймешь, барышня: то расстреливай, то не расстреливай, – проворчал вислоусый.

– Кто сказал – расстреливать? – покраснела от гнева девчонка.

– Я сказала! – Рядом возникла ее точная копия. Словно в детском иллюстрированном журнале, где надо искать отличия меж почти одинаковыми картинками. Что ж, вот и самое главное: одна хочет его расстрелять.

– Он сорвал мне операцию! – выкрикнула та, что с маузером и в рваной юбке. – Хотя грузовики мы все равно угнали.

– Он спас мне жизнь! – ответила та, что с браунингом и в целой. – На операции с Гришиным-Алмазовым!

– Ты мне не сказала! – подозрительно прищурилась рыжая.

– Не хотела тебя волновать, – мило улыбнулась ей… тоже рыжая.

На соседней улице жахнуло – затрещали лопнувшие стекла, стена застонала, и по фасаду побежала трещина. У кариатиды, к подножию которой прислонился Джереми, отвалился нос.

– Товарищ Косинская… Косинские! Я, конечно, сильно извиняюсь, барышни, но какого ляда вы там телитесь? – от входа в контору Госбанка заорал франт с Молдаванки.

– Потом поговорим, – пообещала рыжая рыжей, и, подхватив юбки, обе кинулись к банку.

Борт грузовика откинули, оттуда соскочила еще парочка франтов в канотье и закопченных порохом белых жилетах… принялись сгружать к дверям банка… динамитные брикеты!

– Достаточно? – с сомнением спросила одна рыжая у другой.

– Д-да, кажется… – Вторая вытащила из-под корсажа кипу отпечатанных на ремингтоне листов и начала ими сосредоточенно шелестеть. Поглядела в печатные листы, на штабель динамита у дверей, снова в листы… – Может, еще парочку? – и, старательно сохраняя твердость в голосе, скомандовала: – Довольно! Теперь отмерить фитиль… – Две рыжие головки склонились над разложенными поверх динамитной кучи печатными листами. Одна рыжая отмотала запал с катушки, вторая щелкнула ножницами… и, все так же поглядывая в печатное руководство, принялись крепить запал.

У Джереми даже плечо перестало болеть. Он в панике поглядел на динамитную кучу у банковской двери. На трещину в стене. На фитиль – коротенький, как колбасный хвостик. Франт с Молдаванки чиркнул спичкой о подошву лакового ботинка… и трепещущий огонек потянулся к фитилю. Джереми еще разок глянул на нависающий над головой балкон…

Сломанное, будто побывавшая под авто кукла, девчоночье тело кровавой тряпочкой отлетело к стене… балкон рухнул, погребая под собой и неудачливую минершу, и Джереми, и его конвой… а следом мягко и почти беззвучно сложился внутрь себя и сам дом. И только когда туча строительной пыли взметнулась к небесам, накатил протяжный стонущий гул…

Джереми тряхнул головой, отгоняя видение, и заорал:

– No! Stop, you, buster! – и уже по-русски: – Стойтье! Вы нас всех угробитье! – Белобрысый Сенька попытался пальнуть ему вслед, но Джереми был уже рядом с франтом и, выхватив спичку у него из рук, затоптал огонек каблуком. – How do you say… ополоумьели?! Здесь взрывчатки на полгорода! Если вы это подожжетье… It’ll knock higher than a kite![51]

– Что ты можешь понимать?! – завопила какая-то из рыжих. – Нас целых две недели в анархистском кружке учили!

– Я был инженером на «Анатре»! – рявкнул Джереми в ответ. – Мой отец был…

Рыжие переглянулись… и теперь уже два дула уперлись ему в лицо.

– Нашего взрывника подстрелили французы – по твоей милости! – скомандовала одна. – Будет справедливо, если ты его заменишь.

– Я?! Участвовать в ограблении банка?! – возмутился Джереми.

– Это твои французы собирались нас ограбить! – звонко отчеканила рыжая. – А золото принадлежит пролетариату!

– Барышни дело говорят, – прогундосил франт. – Или ты, англичанин, думаешь, они не выстрелят?

Барышни издали дружный протестующий писк и принялись тыкать дулами в Джереми еще энергичнее, давая понять, что уж они-то… всенепременно… выстрелят, да еще как!

– Они, может, и нет: барышни нежные, образованные! – не поверил им франт. – А я верняк шмальну! – Наган уперся Джереми в висок.

– God damn you![52]

Там, где остался отряд Рутенберга, не утихала пальба. Если Рутенберг с лейтенантом отобьются от налетчиков и доберутся до Почтовой… первое, что они увидят, будет Джереми Лернер, будущий лорд Картрайт, готовящийся подорвать двери Госбанка! А погибнуть, защищая облюбованное французами золото уже несуществующей русской империи от одесских налетчиков? Вот уж точно – Джереми бросил взгляд на близняшек – «the difference between tweedledum and tweedledee»[53]. Проклятые рыжие!

– Давай, парень, не телись! – проводя дулом нагана по щеке Джереми, посоветовал налетчик. – Нам эти деньги позарез нужны!

– «С деньгами всякий дурак и скот, всякий негодяй имеет всевозможные права»[54], – пробормотал Джереми. Глаза налетчика сузились, Джереми понял, что сейчас его ударят.

– Товарищ Япончик не виноват, что царский режим вытолкнул его и его товарищей на обочину общества! Не смей их оскорблять! – Рыжая подумала и неуверенно добавила: – Морда английская!

– Это ваш Бакунин[55] сказал, не я. – Джереми пытался и оценить на вес упаковку динамита, и уберечь раненную руку.

Рыжая хмыкнула… и вдруг с треском отодрала кусок полотна от нижней юбки и довольно умело перетянула Джереми плечо над раной.

– Наш папá приятельствовал с господином Кропоткиным[56]. Когда нас принимали в Моревинт, мы подумали, что если такой благородный и умный человек, как граф, – анархист, то мы не ошибемся, сказав, что сочувствуем анархистам, – затягивая повязку щегольским бантом, пробормотала она – и на щеках ее вспыхнул румянец.

Бакунина цитировали гости отца. Те самые, что так сочувствовали, потом… Сент-Джордж, откроет он дверь – и пусть будут прокляты все: и рыжие большевички, и налетчики, и французы, да и некоторые англичане тоже!

– Убрать во-от столько! – скомандовал он – наверное, впервые во взрывной практике динамит отмеряли по высоте кучи от земли! – Нет, еще пару брикетов… Убрать, а не оттащить в сторону – детонации захотели?!

– Чегой-то он за неприличности при барышнях? – шепнул Сенька.

– А такие неприличности, что кишки твои на крышу забросят – взрыв это, дерёвня! В армию бы тебе – глядишь, научился бы чему… – Вислоусый на пару с франтом забрасывал лишний динамит в грузовики.

– Спасибочки, насчет трудового народа и иксплататров я и без вашей муштры все понимаю, – тряхнул белобрысым чубом Сенька.

– Что ты можешь понимать!

– Все ихнее стало нашенское, вот что!

– Глубокий философский вывод. – Джереми отмерил запал заново.

– Это только наша вина, – ответила какая-то из рыжих. – Что вот такие Сеньки никогда не учились…

– Ваша так ваша. – Джереми закрепил запал. – А теперь бежим! – И, не обращая внимания на револьверы, поволок обеих рыжих прочь.

Левая рыжая тоненько вскрикнула и рухнула на мостовую, всей тяжестью рванув простреленную руку. Джереми взвыл… и упал на нее, прижимая ее голову к груди, а здоровой рукой подгребая вторую рыжую к себе.

Грохнуло. Горячий, как из-за печной заслонки, воздух прошелся по спине, кирпичная пыль заволокла улицу душным покрывалом… и все стихло. Только в расползающемся дыму кариатида у входа кивнула… ее алебастровая голова отвалилась и рухнула.

– Пусти! Дурак! – Рыжая оттолкнула его руку и кинулась к раскуроченным дверям банка. Рядом брыкнулась вторая – метко попав прямо по раненому плечу – и умчалась, не оглядываясь. Хрипло дыша, Джереми скорчился на мостовой. Сквозь намотанную рыжей повязку проступало алое пятно.

Внутри банка щелкнул выстрел.

– Не сметь! – закричала какая-то из рыжих. – Он такой же человек, как и вы!

Из дыры в стене, где недавно еще красовалась укрепленная сталью дверь Госбанка Российской империи, кубарем выкатился человек в черной форме и штанах с оранжевыми лампасами. Прижимая локоть к окровавленному боку, торопливо заковылял прочь, то и дело оглядываясь, точно ожидая выстрела в спину.

– Больно добренькая вы, барышня, – сожалеюще цокнул языком Сенька. – Фараонов жалеть нечего, фараоны не люди. – Но стрелять не стал.

Деловито, словно дрова, в кузова принялись закидывать… золотые слитки. Грузовик, тяжело проседая, отвалил от банка. Джереми сидел на мостовой, содрогаясь от кашля в забитых пылью легких. Каждый приступ встряхивал простреленную руку, в голове мутилось от боли. Из банка выскочили обе рыжие, вислоусый подсадил их на борт последнего грузовика, следом залез Сенька. На Джереми упала тень, полуспущенное колесо прошлепало почти у самой его руки, и кузов грузовика навис над головой. Через борт перевесился франт:

– Слышь, англичанин, а то давай с нами?

Джереми только и мог, что покачать головой.

– Как знаешь! Нам бы пригодился медвежатник, что стальные двери щелкает как моя соседка Двойра – семечки. На вот, держи! Никто не скажет, что человек сходил с Мишкой на дело и ушел пустой. – Рядом с Джереми о мостовую звонко ударился масляно-желтый брусок. Грузовик загудел мотором, и тут через борт перегнулась рыжая – какая из двух, кто ж их разберет. Ее встрепанные волосы свесились чуть не на лицо Джереми, пахнув порохом, раскаленным металлом и тонким, едва заметным ароматом цветочного мыла.

– Насчет золота вы не думайте даже! – шепнула она. – Пойдет на закупку продовольствия для голодающих рабочих Петрограда!

Грузовик взревел, рыжую швырнуло назад, и она исчезла в кузове, только сквозь шум колес и рокот мотора донеслось:

– А вы уезжайте-е-е! Возвращайтесь домой, слышите-е-е!

– Слышу. – Пальцами здоровой руки Джереми подтянул к себе брусок с печатью двуглавого орла. Возможно, это его последняя надежда убраться из Одессы. В карман слиток не лез, Джереми засунул его за пояс. Алое пятно на повязке расползалось все шире и шире. Держась за стену, Джереми двинулся прочь – шаг, другой… Почти ничего не видя из-за заливающего глаза пота, он ввалился в соседний переулок. Зацепиться взглядом за угол дома и доковылять до него, точно подтягиваясь на невидимой веревке. Передохнуть, тяжело дыша и хватаясь за водопроводную трубу. И снова шаг… и еще один…

Шаг Джереми сделал. И даже еще три – один за другим. А потом боль в плече потекла раскаленной лавой, улица крутанулась, небо оказалось под ногами, а мостовая – над головой… и Джереми рухнул у подъезда скромного особнячка.

И уже не видел, как на втором этаже дрогнула занавеска, окованная с обратной стороны сталью дверь распахнулась и изумленный голос вскричал:

– Барух Ата Адонай, да это же сыночек Лернера! Что мальчик из хорошей семьи здесь делает?!

Глава 9
Электрическая койка

– Очнись! Ох, да очнись же!

Бесчувственное тело подхватили под мышки и попытались прислонить к стене.

– Все со мной в порядке! – Катька оттолкнула руки брата. – Испугалась, и все! – попыталась подняться, ухватившись за свою кровать. Вадька не успел ее остановить.

Кровать подпрыгнула, как норовистая лошадь. Все четыре ножки гулко стукнули об пол, а по раме заскакали яркие трескучие искры. И без того торчащие дыбом Катькины волосы развернулись над головой как веер. Катька с воплем шарахнулась от кровати, врезалась в Вадьку, тот плюхнулся на пол, а Катька свалилась сверху. Из груди Вадьки тоже вырвался вопль… и все перекрыл дружный хохот.

Не вставая, Вадька запрокинул голову… и увидел в дверях Настю с Олькой и Дашкой. Еще пара девчонок выглядывала у них из-за спин и бурно веселилась, разглядывая куча-мала из брата и сестры. И среди этих девчонок была Леся!

Вадька отпихнул Катьку, вскочил. Посмотрел на девчонок, на кровать, снова на девчонок…

– Яровая, я тебя приморю на фиг, и подружек твоих! – заорал он, глядя на провод, тянущийся вдоль рамы кровати… к розетке. Рывком он выдернул штепсель… и заорал еще громче: – Вы мое оборудование потырили из рюкзака, чтобы поджарить мою сестру?! Вы же убить ее могли, козы безрогие!

– Сам сознался, – ничуть не смутилась Настя. – Никто за язык не тянул.

– И главное – все записано, – взмахнула смартфоном Дашка.

– Что у вас записано, ушибленные?! Все, идем к Алексею Владимировичу! – У Вадьки аж в глазах потемнело от бешенства. Пока эти ненормальные говорили о его сестре гадости, он вступался, но своя правда за девчонками была… Но устроить Катьке такое! – Вылетите ласточками… коровы тупые!

– Ну хотя бы мы теперь знаем, что ты о нас думаешь… гений недоделанный, – оттопырила губу Яровая. – А пошли к Алексею Владимировичу! Ты выскажешься, а потом…

– …козы безрогие и коровы тупые покажут вот это! – Дашка сунула Вадьке под нос свой смартфон.

Он взял телефон, не обращая внимания на вдруг засуетившуюся Катьку. Потому что смотрел… тоже на Катьку. На экране. Съемка велась без всяких изысков, вроде тех, что сам Вадька конструировал для агентства: ни скрытых мини-камер, ни роботов-шпионов на радиоуправлении… Снимали с просунутой между дверью и косяком обычной селфи-палки… которую Катька просто не заметила. Вадька с ужасом наблюдал, как азартно-сосредоточенная сестричка вытаскивает из-под своей кровати пакет – с уворованными из его рюкзака деталями! Хмурясь и бормоча под нос – наверняка вспоминая, что он сам, Вадька, когда-то показывал! – протягивает провода вдоль плинтусов и замыкает на кроватях Насти и Ольги!

– Мы всего лишь перекинули провода на ее собственную кровать! – ехидно сообщила Дашка.

– Не «всего лишь»! – Настя зло ощерилась. – Я еще поставила адаптер – тоже из твоих запасов, поэтому ее шарахнули не все двести двадцать вольт, а так… смягченный вариант. Иначе она бы тут не бегала!

Вадька обернулся. Уже почти допятившаяся до дверей Катька замерла, как мышонок под взглядом кота.

– С нами твоя сестричка так не церемонилась! – вставила Оля. – Или просто не знает про адаптер? Кто она у тебя: злобная дрянь или злобная дура?

– Посмотрим, как быстро твоя сестричка вылетит и отсюда, и из лицея вообще! И ты вместе с ней – оборудование твое, сам сказал! Никто не поверит, что ты не участвовал!

Вадька выхватил из кармана телефон и пару раз щелкнул Катькину кровать на камеру.

– Тебе, Яровая, тоже весело будет! – недобро прищурился он. – Вам бы сразу настучать, так нет – поиздеваться захотелось. Алексей Владимирович поинтересуется, чем вы трое лучше Катьки – тем, что сообразили про адаптер? Если вылетим, так все вместе. Для пятерых даже машину организуют. Старостой тебе потом точно не быть, – добил Яровую Вадька.

– Не очень-то и хочется! – фыркнула Настя, но Вадька уже понял, что к программисту она не пойдет. – Пошли, девочки, потанцуем… а вот хоть с этими, типа патриотами. Они, конечно, придурки… но хотя бы не такие, как некоторые компьютерные гении! – И стуча каблучками, направилась к выходу. Девчонки потянулись за ней.

Стоящая в дверях Леся покачала головой:

– Все-таки ты очень странный… – прозвучало как «убогий». И тоже ушла.

Вадька обернулся к сестре. Уже открывшая было рот Катька пискнула… и метнулась в угол.

– Ты-ы-ы! – Сжимая кулаки, Вадька кинулся за ней.

«Девчонок бить нельзя. Ни при каких… Хотя почему, собственно?» – Вадькин кулак со всей силы врезался в стену рядом с Катькиной головой.

Взвыли оба – Катька с перепугу, Вадька от острой боли, прострелившей из кулака к локтю. И как Мурка лупит – и ничего?!

– Рехнулся, да?! – заверещала Катька. – Я маме расскажу!

– Это ты рехнулась! А если бы ты… – Голос Вадьки аж пресекся от ужаса при мысли, что могло случиться. – Ты же не умеешь… Если бы ты их убила, идиотка криворукая?!

– Они надо мной издеваются, а я им молчи? Я не дура, у меня свои способности есть, я же в агентстве работаю не хуже других…

– Хватит! – Вадька аж глаза прикрыл – просто чтоб не смотреть на нее. Потому что иначе он ей врежет. И никакие мантры насчет битья девчонок (да-да-да, бить-бить-бить!) его не остановят! – Не оценили крутую гуселюбку и сыщицу, прикалываются, что не соображает ни черта! А она и рада стараться – всем доказала, что и правда не соображает! В биологический хочешь? Ну и устраивала бы страшную месть со своей биологией – какого… ты мое оборудование тырила?! Так тебя, великую сыщицу, еще и обычные девчонки на телефон засняли, гусева подружка! Гусыня! Нет, курица! Та, что из супермаркета!

– Почему… из супермаркета?

– Потому что без головы! Значит, так… Занятия ты прогуляла… Понятно, чем ты все это время занималась. – Вадька пнул провод. – Спрашивается, что тут целый день было возиться – на час работы… Все, лафа закончилась. Я теперь тебя за руку водить буду! На занятия… даже на дискотеку!

Какая теперь разница? Если и был у него шанс доказать ребятам, Лесе… себе, что мозги бьют тупые мускулы, то Катька этот шанс успешно похоронила.

– На дискотеку не пойду! – заорала Катька.

– Что? – Вадька даже растерялся – ладно бы она на занятия не хотела. – Почему?

– Потому что сюрприз!

– Ты издеваешшшшься?! Какой еще сюрприз?

– Мамин! – Захлебываясь слезами, Катька выдернула из-под кровати свой чемодан. На пол вывалился ворох шмоток. Совсем новехоньких, на некоторых еще болтались ценники. Вадька почувствовал, что зависает, как ломаная программа.

– Где она это взяла?

– На рынке. Мне в подарок. Надо полагать, чтоб я была счастлива, – убито откликнулась Катька.

Мурке на шмотки было плевать, она если и вылезала из своих камуфляжных штанов, то исключительно чтоб переодеться в джинсы. Но Муркина сестра-близняшка Кисонька… невозможно проработать больше двух лет бок о бок с Кисонькой Косинской и не научиться разбираться в девчоночьем счастье, которое на самом деле можно купить за деньги. Короче, в тряпках! Хотя бы чтоб вести расследования… и самому не подсесть на брендовые джинсы, футболки со скромным принтом, но знаменитым логотипом и очки – стильные броулайнеры или, наоборот, авиаторы. И еще понять, что у Катьки действительно… горе. Вадька потянул лежащую сверху тряпочку. Тряпочка оказалась платьицем. Видимо, нарядным – со стразиками. Кисонькино ругательство, которым она припечатывала самый низкопробный фейк – «Поддельный Тайвань с одесской Малой Арнаутской», – был для этого платьица большим и незаслуженным комплиментом.

Катька сунула Вадьке под нос футболку – в чебурашках. Пока Катька с Вадькой тайком покупали маме брендовые шмотки, мама тоже готовила сюрприз для своей… маленькой девочки.

– Я все понимаю. Я ценю, но… Я не пойду в этом на дискотеку! Твои девчонки меня вообще…

– Ничего они не мои! – отрезал Вадька, невольно поддаваясь сочувствию. Парням проще: был он крутым программером в старых джинсах, и в новых модных остался крутым пограммером, и даже без штанов тоже будет программером. А девчонка в отстойных шмотках сразу теряет крутизну. Но это не повод прощать Катьку! – Я все сказал! – голосом, похожим на сухой лед, отчеканил Вадька. – Раньше думать надо было! – И вышел.

В их комнате Федорчук с Охрименко даже голов не подняли от раскрытых на коленях ноутов. Вадька еще помаялся – и включил свой. И немедленно полез сперва в почту, потом «ВКонтакте», сам, впрочем, не зная, чего ждет: письма от Мурки… или от Леси: «Раскаиваюсь-спускайся-танцую-только-с-тобой». Музыка продолжала гулко звучать сквозь пол. Сообщений не было. Рыжая на Шри-Ланке, а… другая рыжая танцует с Евтюховым. Героем, которого гений так и не обломал. Вадька зло хмыкнул – ну и пошли все на фиг! – и тук-тук, тихонько постучался в локальную сеть к ребятам.

Глава 10
Провокация с портвейном

– Тихонов, ты на занятия идешь или тебе и так хорошо?!

Вадька выбрался из-под брошенной в него подушки, подхватил штаны и помчался в туалет. «Надеюсь, хоть сегодня соседей там нет», – успел подумать он, распахивая дверь. Пол в туалете покрывала вода. Грязная. Очень грязная вода с сильным-сильным запахом. И вода продолжала прибывать, расползаясь из-под кабинок. Громкие голоса приближались из коридора.

– …дети не могут жить в таких условиях! – кричал Алексей Владимирович.

– Сами наделали и сами же… – психовал хозяин пансионата.

– Вы хотите сказать, это наши ребята сломали унитазы?

– Кто живет, тот и отвечает! – отрезал владелец. – Я еще компенсацию потребую. А ну марш отсюда! – скомандовал он парням. – Нагадили… так хоть чинить не мешайте! – В туалет шагнул мужик в спецовке и с ящиком инструментов. Дверь перед носом у ребят захлопнулась, напоследок хозяин пансионата одарил парней недобрым взглядом.

– А умыться где? – растерянно спросил Федорчук, переминаясь с ноги на ногу.

– А вы можете хоть что-то решить сами… а не только создавать проблемы? – Программист устало махнул рукой и, ссутулившись, побрел прочь.

– Я знаю, где мы умоемся! – сквозь зубы процедил Охрименко… и рванул к лестнице.

– Стой, Яр! – Вадька кинулся за ним, понимая, что Охрименко сейчас создаст те самые проблемы, но обычно неспортивный Ярик скакал по ступеням как горный олень.

– Стой, стрелять буду! – Два автомата скрестились, перегораживая лестничный пролет, как алебарды стражников в историческом фильме. Одеты «стражники» тоже были эффектно – в свои обычные камуфляжные куртки и штаны, скрывающие лица балаклавы и… пляжные шлепки. – Куда разлетелись, ботаны? На шестом этаже наш лагерь!

– Пропусти, ты… – Охрименко сжал кулаки. Вадька аж застонал сквозь зубы: он что, не понимает, как жалко они сейчас выглядят?! – Вы в наш туалет ходили.

– Так вам в туалет нада-а-а? – издевательски протянул из-под балаклавы второй «страж». Из приоткрытой двери в коридор донесся многоголосый хохот – там собралась целая толпа зрителей. – Придется обойтись. На шестом этаже – только настоящие парни, а не всякие… обделавшиеся ботаны, – с торжеством выпалил он – и было понятно, что эту фразу он всю ночь сочинял и вот наконец выдал!

– Это все вы! Вы поломали!.. – заорал Охрименко.

– А даже если – ну и что ты сделаешь? – процедил «страж»… и Охрименко кинулся на него.

«Страж» замахнулся прикладом…

– Яр, не лезь, он же этого и добивается! – Вадька и Олег повисли на Охрименко с двух сторон, поволокли брыкающегося Ярика вниз по ступенькам.

– Надо же – Яр он… «Слизь» тебе больше подходит, ботан! – проорал им вслед «страж».

Охрименко снова рванулся. Почти заламывая ему руку за спину, Вадька с Олегом втащили его в коридор.

– Ты видел его морду? Это же они сделали… специально!

– Они. Специально, – согласился Вадька, вдруг понимая, что чувствуют взрослые, когда смотрят на беснующегося подростка. – Только его морда доказательством не является – тем более она у него под балаклавой. Скажут, что мы других обвиняем, а сами все испортили, и еще… – Вадька вдруг замер. – Еще, может, и по пьяни…

– По какой… пьяни? – растерялся Охрименко.

– По комнатам, быстро! – прошипел Вадька. – Искать бутылки!

– Какие еще…

– Которые нам подкинули! – Вадька влетел в комнату и плюхнулся на живот, заглядывая под кровать. Дверь распахнулась снова, и ворвался владелец пансионата.

– Вы пили! – грозно провозгласил он. – Напились, потащились в туалет и там своротили унитаз! И трубу!

– Ничего мы не пили! – возмутился Охрименко.

– В последний раз я был в туалете в три ночи, и там все было в порядке, – твердо заявил Федорчук.

– Во-от! – обрадовался владелец. – Полночи портвейн хлестали, поплохело, вот и поперлись – и туалет тю-тю.

– Мы в Сети сидели!

– А откуда вы знаете, что мы пили именно портвейн? – поинтересовался Вадька.

– Эти, с шестого этажа! Их работа! – задохнулся от ярости Охрименко.

– У них с туалетом все в порядке, а у вас полная комната бутылок! – Владелец пансионата со всей силы дернул Вадькину кровать в сторону. Под кроватью был слой пыли. Бутылок не было. Он метнулся к кровати Федорчука, потом Охрименко, закружил по комнате, заглядывая в тумбочки и шкаф, распахнул окно, внимательно оглядел подоконник и землю внизу.

– Спрятать успели? А ну открывайте чемоданы!

Вот теперь стоять намертво, не давая открыть сумки, потому что бутылки там… точно есть! Бутылки в чемодане – надежнее всего, тогда точно не отвертеться, хотя непонятно, когда Евтюхов с компанией успели их подсунуть: во время дискотеки рано – могут обнаружить, а потом их бы заметили… Все это промелькнуло у Вадьки в голове мгновенно, он уже открыл рот, чтоб сказать: «Вы не имеете права нас обыскивать…» – но прежде чем успел вымолвить хоть слово…

– Нате, смотрите! – Охрименко вывернул содержимое своего чемодана на пол.

Вадька зажмурился, в полной уверенности, что сейчас из чемодана со звоном вывалится пустая бутылка портвейна. Вот сейчас… В комнате стояла тишина, а потом от двери донесся испуганно-любопытный Катькин голос:

– Дяденька, а вы у мальчиков бутылочки ищете, потому что туалет сломан? Так мы вас можем в женский пустить!

Вадька широко открыл глаза – на лице сестры было фирменное идиотско-дурашливое выражение (очень естественное, как всегда утверждал сам Вадька), означающее, что мелкая уже успела что-то сотворить. И, облегченно выдохнув, взялся за собственный рюкзак:

– А вы в курсе, что вам по закону нельзя нас обыскивать, особенно вот так, без наших родителей или учителей?

– Мелкие еще на законы кивать – ремень ваш закон! – рявкнул владелец.

– А почему все здесь? Вы на занятия не собираетесь? – Программист остановился, изумленно оглядывая собравшуюся у двери толпу. – Что здесь происходит?

– Так туалет прорвало, – невозмутимо пояснила ему Катька. – Вот… аж сюда добило…

В толпе захихикали. Владелец яростно покосился на Катьку, натолкнулся на невинно-придурковатый ответный взгляд и, пнув открытый рюкзак Федорчука, вылетел вон.

– Он что, вам претензии предъявлял? – закипая, нач�

Пролог. Пчелиный клад

– Заберите меня отсюда! – ладонью прикрывая шею от палящих лучей, взмолился парень, ужасно похожий на «юного гения» из комиксов: неровно подстриженные волосы, застиранные до белизны джинсовые шорты, растянутая футболка, и очки с перекошенной дужкой на мокром от пота носу.

Компания по летнему легко и пестро одетых ребят устроилась на полуобвалившейся стене среди развалин то ли хутора, то ли рыбачьей деревушки – на горизонте виднелась ярко сияющая под летним солнцем полоска моря. Вокруг чернели ямы старых подполов, торчали ломанные остовы стен с пустыми оконными проемами. Хотя заброшенным это местечко не было – невдалеке возвышалась бетонная, ярко сияющая новехонькими стеклами громада пансионата, да и сами развалины больше напоминали полигон – поверх ветхих стен набросили длинные доски, через другие перекинули канаты с узлами и веревочные лестницы. Под новехоньким деревянным навесом на грубо сколоченном щите висел… целый арсенал: автоматы, пара снайперских винтовок, гранатомет. Рядом стоял ящик, в котором горкой, как яблоки в супермаркете, лежали гранаты.

– А тебе не кажется, что вот им – хуже? – симпатичная рыжая девчонка, тоже в шортах и завязанном под грудью топе камуфляжной расцветки, кивнула на неровный строй из двух десятков парней и пары девчонок в военном камуфляже.

– Я на их шоу не напрашивался! – отрезал «юный гений».

– Кру-угом! – срывая горло, заорал семнадцатилетний командир «камуфляжников». – Равняйсь! Смирно!

Строй пошушукался, потолкался, уронил правофлангового на кучу битого кирпича, и наконец замер. Бум-бум-бум! – из-под берцев марширующего командира взвилась сухая пыль. Кто-то закашлялся, девчонки принялись брезгливо стряхивать пыль с шортов и юбок.

– Не можете потерпеть? Они же стараются! – рыжая в камуфляжном топе отчаянным усилием сдержала кашель.

– Они очень старательно делают то, о чем их никто не просил, и никому, кроме них, не нужно! – отчеканил другой парень. На встрепанного «юного гения» он походил лишь тем, что тоже носил очки – стильные, ловко сидящие на тонком носу. Он неприязненно глядел в спину марширующему командиру. Тот торжественно прошагал к сколоченной из старых досок зрительской трибуне и вскинул ладонь к виску:

– Пан головный атаман лагеря! Отряд «Славные атаманы» военно-патриотического лагеря при добровольческих батальонах для проведения показательной тренировки построен! Рапорт сдавал Евтюхов Евгений!

Рыжая девчонка в камуфляжном топе трепетно вздохнула.

– Рапорт принят! – немолодой мужик в туго натянутой на пузе камуфляжной рубашке тоже попытался отдать честь, но тут же судорожно вцепился в хлипкие, покачивающиеся при каждом движении перильца трибуны. – Честь подать сигнал к началу предоставляется нашему замечательному хозяину… хозяину замечательного пансионата, который предоставил нам свой пансионат… замечательный… в общем, Валентину Афанасьевичу! – мужик бурно захлопал, из кучки зрителей донеслась пара вялых хлопков. Только рыжая в камуфляже хлопала во всю, не отрывая восторженных глаз от командира «камуфляжников» – словно аплодировала именно ему.

– Что я хочу сказать, ребятки… – новый выступающий и впрямь выглядел эдаким «хозяином»: солидная приземистая фигура, браслет дорогих часов, стягивающих толстое запястье, пропыленный льняной пиджак, натянувшийся на еще сильных, но уже обмякших под слоем жирка плечах. – Пансионат у меня и правда замечательный. Да и вы ребята все неплохие: что из патриотического лагеря, что из летней физ-мат школы. Только поладили не очень, совсем, можно сказать, не поладили.– он с укором поглядел на пеструю стайку зрителей. – Вот мы и посовещались, что с руководством лагеря… – он кивнул на толстенького «пана головного атамана», – …что с преподавателями школы… – кивок на третьего человека на зрительской трибуне – молодого подтянутого мужчину. – И решили, что если были промеж вас какие «терки», так ведь вы ребята молодые, горячие… приглядитесь друг к другу получше, и задружитесь!

– Кое кто уже задружился! – протянул «юный гений», бросая быстрый взгляд сперва на застывшего перед трибуной командира, а потом на рыжую в камуфляжном топе.

– Охрименко, заткнись! – вдруг зло прошипел его стильный приятель.

– Чтоб совсем без претензий, решили возместить… то есть, наградить… особо отличившихся! Тихонова Екатерина! – выкликнул хозяин пансионата. – За учебу и… хм… активную общественную позицию…

– Что-о? – высокая крепкая девчонка, почему-то одетая в тесную и явно слишком детскую футболку с Чебурашкой, аж взвилась. – Это у нее учеба? Тихонов! Вадька, твоя сестра… – накинулась она на стильного «очкарика».

– Завидуй молча. – решительно оборвали ее. Если остальным ребятам было лет по четырнадцать-пятнадцать, то Екатерина Тихонова оказалась младше. На брата она походила не слишком – круглолицая, более плотненькая, но также дорого и стильно одетая. Быстрым, уверенным шагом она направилась к почетной трибуне. Последовало минутное замешательство: девчонка не собиралась лезть на шаткое сооружение, а хозяин – спускаться. Наконец, перегнувшись через перила – трибуна снова заскрипела – он кинул коробку ей в руки.

– …награждается мобильным телефоном! – и захлопал. Аплодисменты подхватил «атаман» лагеря – остальные мрачно молчали.

Девчонка тем временем, не смущаясь, ободрала обертку…

– Не поняла? – раздался ее возмущенный голос. – Ваши бандюги отжали у меня iPhone, а вы мне, типа, дарите, обыкновенный Huaway?

Хозяин начал медленно наливаться краснотой. Парочка полицейских в новенькой черной форме, замершие в ритуально-караульной позе – ноги на ширине плеч, руки за спиной – переглянулась.

– А если она заявление подать захочет? – быстрым испуганным шепотом спросила девушка-полицейский.

– Не наше дело. Пусть в отделение идет. – сквозь зубы процедил напарник.

– Начинаем тренировку! Р-разойдись! – заорал головный атаман.

– Ва-а-а! – камуфляжный строй распался. Поднимая берцами пыль, злорадно ухмыляющиеся парни промчались мимо разглядывающей свой Huaway Катьки. Девчонка фыркнула, сдувая со лба прядь, и направилась к остальным.

– Кать… Что, и правда, отжали? – хмуро спросила ее деваха в футболке с Чебурашкой.

– Вчера в городе. – кивнула та.

– Так тебе и надо! – пробурчала деваха, но в голосе ее слышалось смущение и все-таки сочувствие. – После того, что ты нам устроила… – она с намеком оттянула край слишком маленькой для нее футболки.

– Можно подумать, вы мне устроили меньше. – примирительно пробурчала в ответ Катька.

– Долго нам тут торчать? – тоскливо спросил «юный гений» Охрименко, оглядываясь в поисках хоть клочка тени.

– Пошел! – четверо камуфляжников сорвались с места. Теперь их лица закрывали плотные маски-балаклавы – только глаза блестели в прорезях, а в руках красовались автоматы. – Бегом-бегом!

Протяжно заскрипели доски – парни в камуфляже лихо пронеслись по переброшенным через провал мосткам. Прыжок! Один швырнул гранату в дверной проем и кувыркнулся следом. Бац-бац-бац! – пули звучно впечатались в выставленную напротив мишень.

– Три попадания из пяти! – боец забросил автомат за спину и белкой взлетел по канату на гребень стены.– Пошел! – еще трое кинулись на полосу препятствий, нырнули под низко натянутую сетку, по-пластунски прорываясь к центру. Засевший на гребне самой высокой стены боец прицельными выстрелами пытался отогнать подбирающихся снизу товарищей.

– Евтюхов! Женечка! – рыжая восторженно скакала, так что подпрыгивали «хвостики» завязанного в узел топа и взлетали крылом волосы.

Длинными скачками, будто бежал не по узкой качающейся доске, а по твердой земле, молодой командир пронесся над провалом между стенами. Навстречу ему летел боец с закрытым балаклавой лицом. Столкновение над пропастью казалось неизбежным… Взмах автоматом – дуло-приклад, удар-толчок… противник упал, лишь в последнее мгновение зацепившись за раскачивающуюся доску и повисая. Евтюхов перепрыгнул через него и помчался дальше, с разбегу перемахнув стену…

– Ну разве не красиво? – завопила рыжая.

– Спецэффектов не хватает… – откликнулся «юный гений» Охрименко.

– Ну если не хватает… – лениво ответил Вадька Тихонов…

Затрещало. Евтюхов по-жабьи растопырился в дверном проеме – и заорал! Серебристо-золотые искры запрыгали по развалинам, трескучими букетами расцвели на дулах автоматов, пробежали по канату, заставляя карабкающегося на него парня с воплем отпрыгнуть… и исчезли, словно их и не было.

– Тихонов, признаю… – в наступившей тишине шепот «юного гения» был слышен особо отчетливо. – Гений у нас – ты.

Громко и отчетливо хихикнула Катька.

– Опять ты! – у перил почетной трибуны возник головный атаман – он в упор уставился на Катьку, потом взгляд метнулся на ее брата… – Ты моих ребят… заминировал?

– Он все время с нами был! Мы прогу писали! – немедленно заорал Охрименко, и тут же согласно закивал торчащий рядом круглолицый кряжистый пацан. – Алексей Владимирович, скажите им! – обернулся он к молодому мужчине на трибуне.

– Хватит врать! – хозяин пансионата вскочил, трибуна угрожающе качнулась. – Не хочешь по хорошему, будет по плохому…

– Вы снова угрожаете моим ученикам? – под громкий скрип досок бледный от ярости преподаватель шагнул к нему. – Я согласился на этот фарс, потому что вы обещали мир и спокойную учебу, а вы снова моих в чем-то обвиняете? То они вам туалет сломали, теперь…

– Что вы их слушаете! – отлепляясь от дверного проема, прохрипел Евтюхов. От балаклавы до берцев его покрывала бело-серая пыль. – Понятно же, чья работа… – он гневно сорвал с себя балаклаву… Прижатые балаклавой волосы распрямились как отпущенные пружинки и встали дыбом вокруг физиономии, делая Евтюхова похожим на несколько сумасшедшее, камуфлированное и вооруженное солнышко.

Грянул хохот. Даже у хозяина вырвался короткий смешок, а оравший на него преподаватель смолк и уголки губ у него смешливо задрожали. Евтюхов побелел. Схватился за торчащие дыбом волосы… перевел взгляд на улыбающегося со сдержанным торжеством стильного очкарика и…

– Евтюхов! – первым неладное заметил атаман. – Ты что делаешь? А ну прекра…

Белый… нет, грязно-серый и от пыли и унижения Евтюхов вскинул автомат… и… пули полетели в толпу зрителей!

Первая ударила Вадьке Тихонову в грудь. Парня швырнуло назад, и… на его рубашке расцвело алое пятно.

– Вадька-а! – сестра бросилась к нему. Пуля попала ей в спину, алым плеснуло во все стороны, кровавыми брызгами орошая руки и лица остальных ребят! Девчонка покачнулась… замерла… ноги ее подогнулись, она зашаталась… и гневно заорала:

– Идиот! Это же не отстирывается! Ты знаешь, сколько такая футболка стоит!

– Бац-бац-бац! – Евтюхов стрелял.

– А-а-а-иииии! – девчонки прикрывались от алой краски, кого-то неразорвавшийся шарик ударил по руке, раздался пронзительный крик боли…

– Мочи «физиков»! – заорали парни в балаклавах и новые красящие снаряды полетели в толпу. – Бей их, побратимы! – длинный нескладный парень рванул к сложенному под навесом оружию…

– Не трожь это, «Лесник»! – атаман кинулся к краю трибуны. – Оно же настоя…

Тот, кого назвали «Лесником», вскинул к плечу трубу гранатомета. Атаман завизжал – тоненько и пронзительно, как попавший в волчью пасть заяц… «Лесник» нажал курок…

Но бабахнуло секундой раньше! Перила трибуны треснули – будто выстрел! – и…

– А-а-а-а! – растопырившись, как жаба, атаман полетел вниз…

«Лесник» дернулся, труба гранатомета в его руках задралась…

– Бабах! – окутанная огнем и дымом граната вырвалась из дула… и со свистом пошла вверх, сшибая навес…

– Ба-бах-бах! – разметанные гранатой доски брызнули во все стороны. Прогнивший деревянный настил подломился и стрелок вместе с гранатометом ухнул под землю.

– Трах-тарарах! – трибуна начала заваливаться на бок как подбитый корабль. – А-а-а-а! – зрители посыпались на кучу битой глины и досок… а сверху их накрыло грубо сколоченной платформой.

– Ложись! – заорал Тихонов, и прижимая к себе сестру, рухнул в пыль.

– Вииииии… – Сноп огня расцвел на фоне неба и тут же исчез за облаком пыли, а остовы ветхих стен начали оседать один за другим, словно их сбивал невидимый снайпер. Бах! Бах! Бах! Стенка, на которой еще недавно сидели зрители, осыпалась глиняной трухой и все стихло. С моря потянуло ветерком и облако над развалинами медленно и неохотно начало расползаться.

– Кха! Кха-кха-кха! – надрывный кашель доносился со всех сторон.

Сквозь пыльную пелену проступили две смутные фигуры, грохнула отброшенная доска… и охранники натужно, как репку из грядки, выдернули хозяина из-под кучи глины.

– Настоящее оружие… с ума сошел? – упираясь ладонями в колени и тяжело дыша прохрипел тот.

– Так то ж для выставки, Валентин Афанасьевич! – плачущий голос донесся снизу. По кивку хозяина охранники принялись разбрасывать доски и обломки глины… из-под завала показался круглый живот. Битая глина зашевелилась и атаман сел.

– Статья 263… – черепки захрустели под ногами – поддерживая друг друга, прибрела парочка полицейских. – Незаконное хранение оружия… Или незаконный оборот… – уже сомневаясь, пробормотал парень. – Короче, от двух до пяти лет!

– Кажется… – неуверенно пискнула его напарница.

– Какое незаконно? – атаман вскочил, обрушив лавину глины и пыли. – Побратимы привезли… в подарок!

– И вы решили пострелять из него по детям? – преподаватель ухватил атамана за грудки… поднять не смог и принялся трясти.

– Кто ж знал, что он заряжен? – отбрехивался атаман.

– А проверить? Не судьба?

– Так это… боязно… оружие все ж таки… – вдруг смутился атаман. – Не трогал никто, сюда только взяли – показать. Если бы «Лесник», придурок, не схватился…

– Где этот ненормальный? – рыкнул хозяин.

Пыль расползлась совсем. Руины у стен пансионата превратились в холмистый «пятачок», изрытый ямами, и усыпанный щебнем, обломками, мелкой щепой, ломанной доской… Вадька Тихонов шарил в пыли, видимо, в поисках очков. От его недавней стильности не осталось и следа.

– Повезло, что эту дрянь надели. – оттягивая край вымазанной пылью футболки с Чебурашкой, пробормотала крепкая деваха, ее наряженная в такие же полудетские вещи подружка согласно закивала. Зато Катька всхлипнула, разглядывая свои бриджи.

Парни в балаклавах столпились на другой стороне развалин. Кажется, им очень хотелось убраться самим или на худой конец, убрать пейнтбольные автоматы, но они не осмеливались. Только Евтюхов прижимал к себе автомат словно любимого плюшевого мишку.

– Тут, нашли! – охранники, как две землеройки, закапывались под свежий холмик.

– Пустите меняяяя! – донесся истеричный вопль и охранники выдернули из-под земли «Лесника»: грязного, расхрыстаннного и ободранного. – Взяли, менты позорные?

– Ментов позорных больше нет. – строго сказала полисменша. – Это позорная страница нашего прошлого законч… Ой, а что у него?

«Лесник» держал подмышкой саквояж. Явно старинный, с защелкивающимся замочком, в ветхом тканном чехле, из-под завязок которого проглядывала сейчас перепрелая, а когда-то наверняка великолепная кожа.

– Ты где это взял? А ну дай…

– Не дам! Это я нашел! – заорал «Лесник», вцепляясь в саквояж обеими руками.

Охранники рванули с двух сторон – «Лесник» с рычанием вцепился в ручку… Саквояж кракнул… прогнившая боковинка отвалилась… и в пыль хлынул сверкающий поток. Осыпанные бриллиантами ордена, колье и броши, как орехи из прорвавшегося пакета сыпались драгоценные перстни. На кучку глиняных черепков упала сапфировая диадема. Брызжа огнем бриллиантов, переливаясь сапфирово-изумрудной волной, рдея кровавым пламенем рубинов в пыли лежала груда драгоценностей, самой скромной из которых был отделанный золотом бювар с жемчужиной в защелке.

Казалось, тишину можно было пощупать руками… и даже отломить кусочек.

Захрустела пыль – хозяин вскарабкался на кучу щебня, заглянул под разбитый в щепу настил. У самых его ног открывался глубокий провал – вдоль стен тянулись остатки старых деревянных полок.

– Дом тут был, а это – погреб. – заключил он.

– Дореволюционное. – преподаватель покрутил брошенный саквояж. – С монограммой. – он сощурился, разбирая хитрую вязь букв на замочке. – «М…», «В…»

– Ой! А нам сегодня рассказывали о Мишке Япончике! Ну который Винницкий… – выпалила Катька. – И про атамана Григорьева!

– Думаете, в Гражданскую спрятали? А вернуться не смогли? – Ребята столпились у преподавателя за спиной. Кто-то из девчонок робко потянулся к диадеме…

– Не трожь! – заорал «Лесник», животом плюхаясь на драгоценности и подгребая их под себя. – Мое! Я нашел!

– Здесь моя земля! – рявкнул хозяин. – И что в ней, тоже мое!

– Извиняюсь! – влез атаман. – Мой боец нашел, значит, двадцать пять процентов его! А остальное – государству… на формирование добровольческих батальонов! У нас, вон, вооружение не закуплено, медикаменты…

– Правда, государству? – пискнула девушка-полицейская. – Нам про клады не рассказывали.

– Не наше дело – клады! – перебил ее напарник.

– Вот именно! – рявкнул атаман. – Не боись, «Лесник», мы твои права защитим!

Камуфляжники ответили слаженным гулом.

– Вот вам права! – фига ткнулась атаману под нос. – Забыл, на кого работаешь? Взять! – лающая команда хозяина швырнула его охранников между кучей драгоценностей и претендентами. – Если что – стреляйте, отмажу! – под прикрытиями их спин он опустился на колени, сорвал с себя льняной пиджак и по волчьи кося глазом на конкурентов, принялся сгребать в него драгоценности вперемешку со щебнем и желто-черными трупиками то ли ос, то ли пчел… Наскоро обтер руку об штаны – трупики оказались неожиданно липкими…

Нарастающий гул походил на звук идущих в атаку бомбардировщиков. Хозяин отмахнулся от закружившей перед носом пчелы. Пронзительный девчоночий визг заставил его вскинуть голову. Сперва он не понял, что за темная тучка несется над руинам. Острая боль дернула резко и неожиданно. Хозяин с размаху шлепнул себя по шее… с опасливым удивлением глянул на размазанную по ладони пчелу… и вот тогда туча перестала гудеть и буквально – взвыла! Боль полыхнула во лбу, в щеке, за ухом. Он принялся лупить себя по лицу, выплясывая в туче пчел!

– Бегом в здание! – закричал преподаватель. Вопящая толпа рванула к пансионату – камуфляжники смешались с учениками летней школы. Впереди мчалась девушка в полицейской форме, лишь изредка отставая от рыжей в камуфляжном топе, последним скакал Евтюхов. Зато «Лесник» кинулся назад. Будто в воду, нырнул в пчелиную тучу – заорал от боли и… рванул увязанные в пиджак драгоценностями к себе.

– Стой! – хозяин бросился за ним… пчелы полетели следом. – Держи его, парни!

Охранники неуверенно переглянулись… Пчела впилась одному из них в щеку. Вопя и отмахиваясь, оба сорвались с места. «Лесник» споткнулся, ноги его разъехались на битой глине… налетевший сзади хозяин прыгнул ему на спину, как обезьяна на дерево, и не расцепляя «объятий», оба скатились в дыру старого подпола. Пчелиный рой нырнул следом…

Набежавшие охранник сиганули в подпол – вопли, ругань, звуки ударов… Охранники вынырнули из провала и помчались к пансионату. Между ними, ухваченный с двух сторон подмышки, кулем висел хозяин… прижимая к груди сверток с драгоценностями. Следом летел рой, а за ним, вопя и ругаясь, мчался окончательно ополоумевший «Лесник».

– Сюда! Скорее! – двери пансионата распахнулись, охранники ворвались внутрь, а прямо им в спины впечатался «Лесник». Все четверо кубарем вкатились в холл пансионата… «Лесник» кинулся на хозяина, с рычанием выдирая у него из рук сверток.

– Двееерь! – закричал преподаватель.

– Уберите его! – вопил хозяин, извиваясь всем телом в попытках стряхнуть «Лесника».

Полицейская парочка навалилась на дверь… Охранники вцепились в «Лесника»…

Створка захлопнулась, рассекая рой пополам. Охранник дал «Леснику» в челюсть и тот растянулся на полу. Оставшиеся снаружи пчелы облепили стеклянную дверь, а попавшие внутрь беспорядочно носились по холлу. Вынырнувшая из-под стойки регистраторша размахнулась журналом… и шарахнула по пчеле.

– Бейте их! – хозяин бросил бесценный узел на столик и принялся отмахиваться от жужжащей вокруг пчелы. Люди метались по холлу, вскрикивая от боли и молотя по пчелам чем попало – кроссовками, вьетнамками, валявшимися на столике газетами… Визжали девчонки…

– Прикладом не бей, идиот! – хозяин схватил за плечо Евтюхова, пытающегося ударом автомата вколотить пчелу в стенку.

Царившее в холле безумие стихало. Измученные люди садились где попало – на пол, на диваны. На лбах и щеках взбухали следы укусов. Катька размахнулась… и врезала по затылку продолжающей самозабвенно визжать рыжей. Рыжая икнула… открыла глаза, огляделась… где-то под потолком еще тихонько жужжали недобитые пчелы. Кусаться они уже не думали. Визг сменился тихими всхлипываниями.

– Нужно антигистаминное! – скомандовал преподаватель.

– У меня в кабинете… – начал хозяин… и вдруг метнулся к столику. Зашарил руками по столешнице, словно надеялся, что сверток с сокровищами не пропал, а просто стал невидимым и сейчас он его нащупает. – Где? Где… мой… клад?

– Так может это… – в наступившей тишине пробормотал кто-то. – Пчелы уволокли?

Глава 1. Дети – в школу!

Несколькими днями ранее

– Черти б вас уволокли!

– Прекрати истерику! Ты мужик или кто? Сейчас мы спокойно во всем разберемся…

– Сейчас я спокойно… кой кого убью! Нет, сперва вскрою эту дверь, а уже потом…

– Тебе что, больше всех надо, чтоб я в эту школу тащилась? – донесся из-за двери злой девчоночий голос – и такое же злое гусиное шипение.

– Плевать мне с высокой горки, поедешь ты или нет – я в туалет хочу! – он дернул ручку. В квартире Тихоновых, где в маленькой комнатке жил сам Вадька, а в другой, побольше – мама и сестрица Катька, запереться можно было только за одной-единственной дверью. – Выходи немедленно!

– Вадим! Еще раз стукнешь по двери… и сам никуда не поедешь! – Вадькина мама провела ладонью по мокрому лбу.

– Я, значит, полгода впахивал, МАНовскую работу писал, второе место по области… А когда я – я! – получаю путевку в летнюю школу, ты говоришь, что я никуда не еду, потому что моя сестра заперлась в туалете?

– А ты решил оставить сестру без отдыха?

– Там учатся! Три лекции в день, профессура из университета!

– В пансионате с бассейном и пляжем? Не смеши! Ну поучитесь чуть-чуть с утра – а потом море, фрукты… Дети должны оздоравливаться. Если уж с Бердянском так неудачно получилось…

«Неудачно», это, конечно, мама подобрала… гм, удачное слово. В Бердянске им всего-навсего пришлось обезвреживать бомбы в аквапарке1… и случилось именно то, чего боялись и Вадька, и засевшая сейчас в туалете Катька, и их друзья-компаньоны из детективного агентства «Белый гусь». Мама их застукала! К общему счастью сыщиков Надежда Петровна узнала лишь крохотную долю правды о своих детях… но и этого хватило, чтоб отбить охоту говорить родителям эту самую правду!

– Надо было взять деньги у хозяина аквапарка… – пробормотал Вадька. На самом деле деньги от владельца аквапарка давно уже лежали на счетах – Севка, главный финансист агентства, никогда бы не позволил подвигу остаться неоплаченным. Но легенду поддерживать надо. – Не пришлось бы в районо пороги оббивать: дайте моей дочечке путевочку в лагерь… В который она не хочет ехать!

– Ты говоришь будто я… попрошайка! – губы у мамы задрожали.

– Мам… ну ты чего… – беспомощно начал Вадька. Работа в детективном агентстве научила его шефа и главного спеца по компьютерным преступлениям понимать людей… но маму он не понимал! Почему взять две тысячи евро за спасение аквапарка, который стоит миллионы – стыдно, а таскаться по кабинетам, выпрашивая путевку за двести баксов – нет?

– Значит, у олигарха поганого… аквапарщика, взять подачку – не стыдно? А достать для твоей сестры государственную путевку, которая, между прочим, из моих налогов оплачивается – стыдно?

Точно, не поймет. Никогда.

– Я же для вас… – захлебнулась слезами мама. – Уж простите – не миллионерша! Не могу ни юбочки-кофточки Катюшке покупать, как у ваших подружек, ни на Шри-Ланку вас свозить…

Все понятно. Рыжих близняшек и тоже сыщиц агентства Аллу и Эллу Косинских (друзьям известных как Мурка и Кисонька), их мама везла на Шри-Ланку. Вадька предвкушал, как круто будет выглядеть бронзовый загар при Муркиных рыжих волосах… только вот его собственную маму накрыл приступ самоедства: «Я детям недодаю!»

– Мы не хотим на Шри-Ланку, честно!

– Я просто в эту их школу не хочу. – задвижка туалета щелкнула и в приоткрывшуюся дверь высунулась зареванная Катька. – Что мне там делать?

– Вот именно! Что математической бездари делать в летней физико-математической школе? – отрезал Вадька. И тихо добавил. – И в моем лицее вообще.

– Опять я не то сделала? Думаете, я не понимаю? Тебе приходится заботится и обо мне и о сестре, подрабатывать, с этими твоими сайтами, тестированием… я в твоем возрасте еще с подружками гуляла и ни про какие подработки не думала! Но что же делать, время другое, кризис опять и зарплату у нас в поликлинике вчера не дали. Вот я и кручусь, как могу! Не Шри-Ланка, так хоть Одесса, все-таки море… – мама уткнулась лицом в ладони и тяжело, некрасиво разрыдалась. – Я ж не на себя трачу, чтоб в «шанели» одеваться… Хожу в линялых тряпках… – она дернула себя за рукав льняной блузы от Versace. – Только чтобы вам…

Из ванной высунулся ярко-красный клюв, а потом и вся голова крупного белого гуся со сложным именем Евлампий Харлампиевич. Гусь запрокинул голову, чтоб видеть Катькино лицо, и вопросительно гоготнул.

– Я уже не успею вещи собрать…– с тоской пробормотала Катька.

– Я все собрала! – все еще всхлипывая, мама выволокла из комнаты туго набитую сумку на колесиках. – Тут для тебя сюрприз! От меня! – мама лукаво склонила голову к плечу. – Ходишь вечно в каких-то невразумительных джинсах с футболками, а девочка должна красиво одеваться, там же и дискотеки наверняка будут.

– Автобус через пятнадцать минут отходит. – процедил Вадька.

– На такси поедете! – Надежда Петровна схватила сумочку от Gucci и вытряхнула из пустого кошелька последнюю купюру.

– Мам, у нас есть деньги! – дружно запротестовали брат с сестрой.

– Не выдумывай! – отмахнулась мама, наскоро всовывая ноги в мокасины Prado. – Позвоните, как доедете! И не волнуйся, Катюнь, мы с Евлампием Харлампиевичем тут будем жить душа в душу, правда, Харли? Все, я побежала, а то уволят. – дверь захлопнулась.

Катька с тяжким вздохом полезла в собственную сумку, заменила оставленную мамой купюру на две более мелкие и направилась к забитому вещами скрипучему гардеробу. Ну и куда сунуть, в любимые мамины брюки Marks&Spencer или в заляпанный кухонным жиром халат? В брюки правдоподобнее, но если мама не найдет деньги сегодня, завтра ей хлеба не на что будет купить – значит, в халат.

– Сейчас приедут. – холодно сказал Вадька. – Руководителю я тоже позвонил, нас подождут.

– Помочь не хочешь? – Катька зло уставилась на сумку.

– Совершенно не хочу. – буркнул Вадька, закидывая рюкзак на плечо

Катька появилась минут через пять, когда такси уже въезжало в арку старого двора.

– Я понимаю, почему ты с Муркой встречаешься! За ней не надо сумки носить! Наша Леди-Дракон и тебя в случае чего на ручках унесет.

Вадька ответил сестре непроницаемым взглядом из-под затененных стекол очков. Брат и сестра молча тряслись на заднем сидении. Первой не выдержала Катька:

– Я не виновата. Что мама все это затеяла, что у нее денег нет, а у нас – есть, но мы не можем ей об этом сказать. Что даже дорогие вещи мы покупаем ей тайком и выдаем за подделку. Не виновата, что она засунула меня в твой лицей – я не хотела!

Такси затормозило у ажурных ворот лицея. Пестрая толпа вокруг поджидающего автобуса весело вскипела.

– Народ, грузимся! Тихонов приехал! – проорал кто-то.

– И сестричку с собой привез. – услышала вылезающая из такси Катька злой девчоночий голос.

– Все наши хотели поехать в эту летнюю школу. – нагибаясь над багажником такси, наконец соизволил ответить Вадька. – А путевок хватило не всем. Догадываешься, из-за кого?

– Я не просила! – она схватила сумку и помчалась к автобусу. Не хочет она рядом с Вадькой сидеть! Одно место было в самом конце салона…

– Занято. – рослая девчонка, кажется, из Вадькиного класса, плюхнула на свободное место кулек с продуктами.

– А кто здесь сидит? – удивилась Катька – вроде, все уже в автобусе.

– Моя сумка. Иди отсюда… сестра своего брата.

Катьке показалось, будто ей врезали поддых. Ее взяли за плечо.

– Пойдем, я места занял. – Вадька обернулся на девчонку и одними губами шепнул. – Больше не проси тебе программу проверить. – и потащил Катьку обратно по проходу. – Если бы ты нормально училась. – устало пробормотал он, умащиваясь в кресле. – Чтоб ребята не спрашивали, как ты вообще к нам попала!

– Ладно, ты у нас гений, а я – математическая бездарность! А ничего, что на свете кроме математики и программирования еще предметы есть? Я в наш химико-биологический хочу!

– Мы об этом уже говорили. У нас ты за полцены учишься, потому что ты – «второй ребенок в лицее», а там надо полную сумму платить. Мама не сможет…

– Я сама заплачу!

– И как ты объяснишь это маме? – совсем уже душераздирающе зевнул Вадька. – Нам нельзя светить, что мы сами зарабатываем, пока мне не исполнится восемнадцать! Или ты всерьез думаешь, если мама узнает, нам дадут сохранить агентство?

– Мы можем сделать вид, что я выиграла конкурс, за меня платит какой-нибудь фонд…

– Фонд, типа, уже платит за меня. Мама не поверит в такое количество фондов – и все жаждут облагодетельствовать именно ее детей! Слушай, мелкая, это ты перед большим скандалом выспалась, а я работал всю ночь. Дай хоть сейчас поспать… – и не дожидаясь ответа, засопел.

Почему Вадька делает, что считает нужным, а она – что считают нужным мама и Вадька? Невидящими глазами Катька глядела в стекло, на проплывающие мимо улицы, вскоре сменившиеся прямоугольниками полей. и слезы одна за другой скатывались по ее щекам.

Глава 2. Катькино место

– Технически, бассейн есть. И собственный пляж – тоже. – сказал Олег Федорчук из параллельного класса.

– Технически… – согласился Вадька. Техники и впрямь было предостаточно. Рядом с ямой бассейна стояла бетономешалка. Вдалеке сверкала полоска моря – и на его фоне скелетами механических динозавров рисовались два экскаватора. По «стопкам» бетонных плит у воды было не понять: есть под ними вообще песок, или нет. Зато во дворе пансионата песка оказалось предостаточно – крупного, зернистого строительного песка, моментально набившегося в сандалии. Зато возвышающийся впереди корпус пансионата выглядел неплохо: темно-красная крыша металлочерепицы, новехонькие стеклопакеты…

– Может, и внутри все в порядке? – пробурчал Ярик Охрименко, такой же худой и очкатый как и Вадька, только встрепанный и небрежно одетый – приятель и вечный соперник в борьбе за звание «компьютерного гения».

– Так сильно нам не повезет. – Настя Яровая два года была старостой Вадькиного класса, а оптимизм и вера в лучшее сдохли в ней после полугода на этой должности. – Парни, тащите вещи в холл, а я узнаю, куда нам.

– А как же европейские ценности и равные права для парней и девушек? – пробурчал Ярик. – Например, равное право чемоданы таскать.

– А как же мужское превосходство? – парировала Настина подружка Оля.

– Оно у нас умственное. – встрял Олег, но спорить уже было не с кем: хрустя кроссовками по песку, Оля рванула за Настей. – Нечего возразить, так сразу сматываться? – торжествующе проорал ей вслед Олег и… пошел разгружать багажник.

Навьюченный сумками Вадька продрался сквозь турникет на входе. Из полумрака холла донесся тихий смех… и живым огнем блеснули рыжие волосы.

– Мурка? – покачиваясь под тяжестью чемоданов, изумленно шепнул Вадька. Рыжая девчонка в шортиках и таком же как у Мурки зеленом «камуфляжном» топе оглянулась и Вадька увидел совсем незнакомое тонкое личико с большими ярко-голубыми глазами и смешливыми ямочками на щеках. Да и волосы были светлее, чем у Мурки, и мелко вились, так что девчонка походила на растрепанный цветок.

– Привет! Лицей информационных технологий – это вы?

– Я. – сознался Вадька, мельком поглядывая на ее тронутые загаром ноги, и тут же торопливо отвел глаза. – Но не весь.

Девчонка посмотрела на него изумленно… и принялась обходить по кругу – Вадька только и мог, что поворачивать голову, следя за ней взглядом.

– Не могу понять, чего не хватает? По-моему, ты все-таки весь! По-моему, тебя даже больше, чем положено. – девчонка кивнула на чемоданы.

– Не весь лицей. – пояснил Вадька. – Я. Я – не весь лицей.

– А-а-а! – восторженно протянула она. – Когда будешь тут весь – лицей, а не ты – заселяйтесь на пятый этаж. Остальное уже занято. Хочешь, оставь пару сумок, я присмотрю, потом за ними вернешься. Или пусть хозяева сами заберут.

– Это девчонок наших сумки. Ничего, я донесу.

– Какие у вас в лицее рыцари! – улыбнулась девчонка и ямочки стали еще заметнее. – Это у вас такие все или только весь ты?

– Я пойду. – смущенный Вадька шагнул к дверям лифта. И вдруг осмелев, выпалил. – Если понадоблюсь, ты знаешь, где меня искать – на пятом этаже!

– Если понадобишься… чемоданы затащить, то обязательно. – серьезно ответила девчонка.

Катька проводила шагнувшего в кабинку брата долгим подозрительным взглядом. Чего это он с какой-то посторонней девчонкой… хотя, да, рыжая и в камуфляжном топе. Небось сослепу за Мурку принял. На пятом этаже тянулся обычный для пансионатов коридор со множеством дверей – все нараспашку, а между ними шло, как сказал бы Вадька, «броуновское движение».

– Кто видел мою сумку? Народ, сумка где?

– Я – с Лизкой, мое место не занимать!

– Я тоже хочу с девчонками!

– Жаров, ты не можешь с девчонками, ты – парень!

– Но хотеть-то я могу?

– Можешь… огрести сумкой по башке. И огребешь, как только я ее найду. Люди, ну кто видел?

Пытаясь разобрать груду багажа, метался приехавший вместе с ними молодой препод по программированию. Кажется, его не очень волновала где чья сумка, лишь бы каждому досталось по одной.

– Это, кажется, ваше! – словно почуяв пробирающуюся у него за спиной Катьку, «программист» сунул ей рюкзак.

– Моя вот, это Вадькин. – попыталась оттолкнуть сумку Катька.

– Ничего, главное, чтоб в коридоре не валялась. Мальчики – слева по коридору, девочки – справа. – «программист» уже пытался сунуть кому-то из парней гламурный чемоданчик со стразами на уголках. Парни отшатывались, будто боялись, что чемоданчик взорвется.

– Зараза, что ж ты сюда понапихал! – внутри Вадькиного рюкзака что-то металлически лязгнуло, Катьку под тяжестью выгнуло дугой. С двумя сумками ввалилась в ближайшую дверь. Друзей тут у нее все равно нет, сгодится любая свободная кровать. Устраивающаяся на соседней койке Настя Яровая вылетела в коридор.

– Вальцева! Дашка! – разнесся над коридором ее звонкий голос. – Давай к нам! У нас свободное место есть! – через мгновение она вернулась в компании миниатюрной блондинки. – Видишь, Тихонова. У нас все занято.

– Я первая пришла. – угрюмо пробурчала Катька.

– А я еще раньше приходила… аж два раза. – отрезала вновь прибывшая и не вдаваясь в долгие споры, метнула свою сумку на свободную кровать.

Катька возмущенно хмыкнула и вышла. Гордо поднятой голове здорово мешала согнутая под тяжестью сумок спина. В следующей комнате ее встретили невинные взгляды и безапелляционное: «У нас все занято!». Еще в одной конкурентка чуть не сшибла Катьку в дверях и плюхнулась на незанятую кровать. Причем это была та же самая блондинка-Дашка, что и в первой комнате!

– Ты же с Яровой! – возмутилась Катька.

– Передумала. – хмыкнул Дашка.

– Ладно, значит, я пойду туда.

– Тогда я снова передумаю! – донеслось вслед, а торчащая на другом конце коридора Настя презрительно ухмыльнулась: типа, ну и что ты сделаешь?

Катька подавила панику. Чего она делать точно не собиралась, так это бегать из комнаты в комнату, давая этим великовозрастным козам возможность поразвлечься! Она им не малолетка, она сыщица детективного агентства! Что бы на ее месте сделала Мурка? Набила бы ближайшую накрашенную морду, и все дальнейшие морды тоже, но у Катьки так не получится. За Кисоньку давно бы вступились все местные парни… которые Катьку и за девчонку не считают… Ха! А парни – это мысль!

Три пары глаз изумленно воззрились на нее, когда Катька свалила сумки рядом со свободной, кроватью, и с блаженным вздохом вытянулась поверх покрывала.

– Это чего такое? – обалдело спросили у нее над головой.

– Тихонова сестра. – раздалось в ответ.

– Это которая тупая? А чего она сюда приперлась? Эй, ты! – над Катькой нависла голова. – Тебе сюда нельзя: понимаешь – нет?

– Не-а. Я тупая.

– Оно и видно! Здесь парни!

– Я тупая, а не глухая. – любезно сообщила Катька. – А больше негде, у девчонок все занято.

– Ты ненормальная! Ты понимаешь, что здесь ты жить не можешь?

– Это в коридоре я жить не могу – там спать не на чем. А здесь запросто. Будете выходить когда я переодеваюсь.

– Что ты с ней наговариваешься, сейчас мы ее просто выкинем… – крепкая рука ухватила Катьку за плечо.

– Я буду орать и сопротивляться. – педантично заявила Катька… и обеими руками вцепившись в спинку кровати пронзительно заорала. – Ой, мальчики, не нада-а-а!

Парней унесло.

– Что такое? – размахивающий толстой тетрадью препод ворвался в комнату. – Даже если опять сумки перепутали, чего орать? Найдем и поменяем!

– Она комнату перепутала! – один из парней гневно ткнул пальцем в Катьку.

– Я же сказал, комнаты девочек – напротив. – раздраженно бросил «программист» Катьке.

– Там все занято. – сообщила Катька ему в спину. – Мне так старшие девочки сказали.

– Скажи девочкам… А, ладно, пошли… – он махнул рукой, Катька вскочила, и волоча Вадькину сумку по полу, заковыляла за ним. Вслед ей донесся дружный облегченный вздох.

Вспугнутые Катькиным воплем обитатели пятого этажа толпились в коридоре. Девчонки хихикали, на лицах парней рисовалось нездоровое оживление. Катька завертела головой, ожидая, что сейчас сквозь толпу к ней протиснется злющий Вадька… Брата не было. Странно.

– Девочки, где свободное место? – требовательно спросил «программист».

– Для этой – нигде. – насупилась Настя.

– Яровая! – «программист» звучно захлопнул тетрадку. – Что за «дедовщина»?

– «Бабовщина»… – тихонько фыркнули у него за спиной.

– Нашли одну-единственную младшую и взялись ее изводить? Ты с кем поселилась, Яровая?

– С Олей и Дашей.

– Значит, она будет вместо Даши.

– Алексей Владимирович, почему? – завопила вся троица девчонок.

– Потому что для своей подружки ты место точно найдешь. – отрезал учитель. – Проходи! – и кинув на девчонок предостерегающий взгляд, направился дальше по коридору.

Скребя сумками об пол Катька потащилась внутрь. Все получилось совсем не так весело как она рассчитывала.

– Ну знаешь, Настя! – злющая Даша сгребла сумку в охапку. – Лучше я с кем-то другим…

– Даш, погоди!

Но дверь захлопнулась. Оля и Настя поглядели друг на друга, а потом уставились на Катьку, так, что та невольно попятилась, прикидывая, получиться ли у нее коронный Кисонькин удар ногой в голову – девчонки-то выше ее! Может, лучше им сумку под ноги кинуть?

– Везде она! И в лицее, и в школе… и даже в комнате теперь она! – процедила Настя.

– Коррупционерка мелкая! – с другой стороны возникла Оля. – То братец для нее расстарается, теперь вот препада припахала…

– Никто для меня… – начала Катька… и осеклась.

– Никто? А почему мою младшую сестру с такими же оценками как у тебя отчислили, а тебя – нет? – взгляд у Насти был совсем нехороший.

– Не потому ли что у тебя братец – гений? – в другое ухо прошипела Оля.

– А у моей мелкой всего лишь сестра – староста? – подхватила Настя. – Мамаша твоя тоже приходила, за Катеньку очень просила.

Катька растерялась. Была в параллельном классе какая-то Яровая… Ее что, отчислили?

– А ведь моя сестра хотела у нас учиться! Если бы не ты, ее бы не отчислили, а за год она бы выправилась! – почти выкрикнула Настя Катьке в лицо.

Катька плюхнулась задом на кровать. Она говорила и маме, и Вадьке – но они не послушались, а расплачиваться теперь ей! И даже разозлиться на Настю уже не получается, потому что староста в чем-то права.

– Все, сестра своего брата, ты сама сюда пришла, теперь ты – труп! И твой Вадька тебе не поможет!

– Не очень-то он рвется ей помогать – наверняка самому эта дурочка надоела! – хмыкнула Оля.

Катька отползла по кровати – две старшеклассницы… и «программист» больше на крик не прибежит! И Вадьки нет…

– Вадька! – заорали в коридоре. – Алексей Владимирович, там Тихонов… его в заложники взяли… или арестовали…

– Как… арестовали? Где?

– Так в туалете!

Катька выпустила из рук Вадькину сумку… и та всей тяжестью ляпнулась Насте на ногу. Не обращая внимания на взвывшую от боли девчонку Катька вихрем вылетела за дверь, и припустила в конец коридора, где столпились мальчишки.

– Тихонова… Стой! – за спиной топал «программист», но Катька и не думала оборачиваться. Штопором ввинтившись в толпу, она рванула дверь туалета.

Подняв руки, Вадька стоял у стены, а из ближайшей кабинки на него глядело темное оружейное дуло.

Глава 3. Гоп-стоп, англичанин!

– Стоять! Руки! – винтовочное дуло глядело ему точно в лоб.

– Ты гля, хлопцы, какой фраер на нас набежал – прям как с картинки! – тьма дрогнула, выпуская из своих глубин тощего хлыща. Поверх расшитой петухами косоворотки на плечи хлыща была накинута роскошная бобровая шуба. – И где ж ты такой шикарный прятался? – хлыщ обошел жертву по кругу – подол шубы волочился по грязной брусчатке.

– Нас дожидался! – хмыкнули из темноты и на эту немудрящую шутку мрак ответил многоголосым гоготом.

Замерший в плотном кольце налетчиков юноша лет шестнадцати и впрямь казался пришельцем из давно забытой жизни – шевиотовая визитка2 поверх темного жилета, зато схваченный тугим галстуком воротничок выделялся во мраке полоской яркой белизны. Юноша жалко и беспомощно прищурился – увидеть кого-либо, кроме обладателя роскошной шубы, ему не удавалось, густой и плотный, как сапожная вакса, мрак покрывал улицы. Последние, самые стойкие фонари погибли еще в декабре 18-го, когда корабли Антанты били по городу, а когда закончились запасы угля, электричество исчезло вовсе. Налетчики виделись темными бесформенными силуэтами. Впрочем, что оружие есть у каждого, юноша не сомневался – после пяти вечера на улицах не вооружены только уже обобранные трупы. Тех, кто не успел вытащить оружие вовремя. И кажется, сейчас он пополнит их число. А ведь он уже почти добрался!

– Что ж тебя на улицу понесло, фраерок? Сидел бы и дальше где сидел, глядишь, живой остался. – с некоторым даже сочувствием сообщил обладатель роскошной шубы. – Ну чё уж, раз вылез, такой красивый… – он еще раз окинул юношу взглядом от уложенных волос до лаковых штиблет. – Так может, у тебя и закурить найдется? – ехидно поинтересовался он, на что темнота ответила новым гоготом.

Юноша кивнул и… потянулся к отвороту визитки.

– А ну стой! – держащая юношу на прицеле винтовка недвусмысленно дернулась. Юноша замер с рукой за бортом визитки. – За шпалером полез? – зло процедил «шуба». – Слышь, Петро… прибери, чего у него там…

Из мрака вынырнул еще один налетчик – в котелке и пальто из дорогой английской шерсти. Один с винтовкой, еще один за спиной – лязг передернутого затвора юноша слышал отчетливо, «шуба», этот, в котелке… Четверо? Или все-таки пятеро?

Пальцы с черной каймой под ногтями залезли юноше за пазуху…

– Портсигар! – небритая физиономия налетчика расплылась в улыбке, открывая редкие как сломанный забор зубы. – И впрямь сигареткой угощает! Надеется, небось, что живым отпустим.

– Коли угощают, грех отказываться. Налетай, братва!

Из темноты потянулись руки… и даже направленная на юношу винтовка чуть дрогнула… «Шуба» подцепил ногтем крышку портсигара…

– Чего тугая такая…

Пружинка едва слышно клацнула…

Юноша метнулся в сторону. Яркий, до рези в глазах огненный цветок раскрылся между ладонями «шубы», на миг выхватив из мрака его изумленное лицо с обвисшими усиками, желтые зубы «котелка», рябую физиономию того, что с винтовкой… Налетчиков было не пятеро, а шестеро, но это уже не имело значения – громыхнуло! Пламя вздулось огненным пузырем, наполняя улочку криками боли и отборным матом. Наматывая грязь и кровь на густой мех, «шуба» катался по мостовой, прижимая к груди искалеченную руку. Смотреть, что сталось с остальными юноша не стал – он уже несся к выходу из переулка…

– Стой, гаденыш! Убью! – заорали сзади. Это заманчивое обещание почему-то не заставило юношу остановиться – он только припустил быстрее. Навстречу из темноты топотали чьи-то шаги и бряцало оружие. Юноша заметался…

– Попался! На куски порву! – подбежавший налетчик успел вскинуть пистолет… грохнул выстрел.

Глаза налетчика безумно выпучились… и он ткнулся носом в брусчатку.

– Bravo, Hubert! – крикнул солдат во французском мундире, другому, с лицом настолько черным, что если бы не яркие белки глаз, он бы и вовсе затерялся во мраке. Чернокожий улыбнулся, сверкнув зубами, и побежал дальше, а следом за ним еще четверо солдат. И только командующий патрулем капрал остановился рядом с устало привалившимся к афишной тумбе юношей. – Comment vous sentez-vous, monsieur? – француз окинул быстрым взглядом хоть и испачканную, но все еще элегантную визитку юноши. – Pouvez-vous marcher bien?

– Tout va bien, merci… – юноша отвел глаза от африканца, хладнокровно вонзающего штык в пытающегося уползти «шубу».

– Ha, Anglais!3 – в миг разобрав акцент, ухмыльнулся капрал.

– You are just in time, caporal!4 – и увидев как напряженно сморщился его нежданный спаситель, вернулся к французскому. – Не ожидал наткнуться на бандитов во французской зоне.

– Твари наглеют, мсье. – француз скривился. – Только наш патруль уже приканчивает третью банду. Хотя их можно понять, вряд ли за Дерибасовской осталось чем поживиться. Куда направляетесь?

– В гостиницу «Лондонская».

– Юбер! Николя! Проводите мсье до Николаевского бульвара5! Не хотелось бы, чтоб с представителем союзников что-нибудь еще случилось во французской зоне. – капрал коротко отсалютовал юноше.

Держась на расстоянии вытянутой руки – свирепствующие в городе холера и сыпной тиф не слишком располагали к сближению – трое людей шли по погруженным во мрак улицам и эхо их шагов отражалось от стен особняков. Город можно было принять за вымерший, если бы не едва различимое мерцание окон и слабое дуновение музыки – здесь, за зашторенными стеклами, остерегаясь выплескиваться на принадлежащие налетчикам улицы, по прежнему кипела жизнь: шуршали карты по ломберным столам, выплясывали девицы на сценах кафешантанов, терзали расстроенные пианино таперы в синемах, а на сцене великой Оперы похудевшая от постоянного недоедания дива трогательно пела о вечной любви.

Вдалеке хлопнул выстрел.

– Помогите! Убива-ают! – пронзительно закричала женщина.

Француз дернулся, но чернокожий Юбер отрицательно помотал головой:

– Вчера Поль вот так побежать – и не вернуться! Налетчик велеть женщина кричать – заманивать.

– Беда в том, что мы не знаем: заманивала она или мы бросили несчастную погибать. – ответил юноша, направляясь к слабо мерцающей окнами громаде гостиницы.

– Помогите, помогите! – не унималась женщина и наконец смолкла: то ли устала… то ли умерла.

– Франки, николаевские рубли, керенки, украинские карбованцы… – от входа отделилась фигура. – Фунты стерлингов и деникинские беру по отличному курсу, по всей Одессе лучше не найдете!

– Va-t-en!6 – рявкнул Николя. – Не гуляйте больше ночью, мсье англичанин, в следующий раз мы можем и не подоспеть!

– Месье слишком молодой умирать. – африканец белозубо ухмыльнулся, оба солдата коротко салютнули и направились прочь, держа винтовки наизготовку.

– Merci bien! – вслед им крикнул юноша и потянул на себя тяжелую дверь.

Свет керосиновых ламп, еще два года назад показавшийся бы тусклым и убогим, слепил после сплошной темноты улиц. Смесь запахов кофе, дорогого табаку, дамских духов и еды, обильной, без ограничений и пайков, ударил в нос, изгоняя привычную вонь нечищеной канавы. Навстречу шагнул швейцар – солидный, с уцелевшими от прежних времен золотыми галунами на форме и армейской выправкой. Встречать и провожать гостей за двери «Лондонской» он более не решался. Могут подстрелить.

– Good evening, master Jeremy! – на тяжеловесном, но понятном английском поздоровался тот. – Glad to see you again.

– Здра-вствуй, Потап Ифанович. – на столь же тяжеловесном – но тоже понятном русском ответствовал юноша. – Что Михаил Васильевич?

– Прибыли, ждут-с!

Юноша благодарно кивнул и на ходу пытаясь отряхнуть платком грязь с визитки, взбежал по застеленной алым сукном лестнице. Зал «Лондонской» сверкал, юноша замер на пороге, чувствуя как во рту становиться сухо. Его, Джереми, тринадцатилетие… как раз перед их с отцом отъездом в Россию. Когда это не мешало ни его собственной выгоде, ни бабушкиной светской жизни, дед вспоминал о традициях своего народа – на тринадцатилетие внука он устроил роскошный праздник в доме на Парк Лейн. Также негромко наигрывал оркестр, сияли драгоценности дам, также респектабельны и сановны были мужчины…

Не также. На степенно проплывшей мимо даме сверкало алмазное колье, но кружевной палантин носил следы старательной, хотя и неумелой штопки. Мундир сопровождающего ее пехотного капитана был аккуратно залатан на груди, и судя по размеру и форме, заплата прикрывала дыру от пули. То ли капитан оправился после тяжкого ранения, то ли… снял мундир с убитого. И капитан ли он вовсе, а может, один из людей Мишки Япончика7 и дама в штопанном палантине вот-вот лишится и колье, и серег? И никакого детства нет. Ни дома на Парк Лейн, ни деда… иначе начнешь вспоминать, как дед не хотел, чтоб они ехали, но у отца был приказ и долг, дед просил его оставить хотя бы внука, а отец смеялся и говорил, что Джереми полезно побывать на родине предков. Есть только этот темный город, этот отель, и эти люди. Джереми двинулся сквозь толпу.

– …Шестьдесят рублев, мил-сдарь, пошлейшая тощая курица, синяя, как лютик по весне! Это при жаловании в 200-300 рублев, каковое и неплачено уже с месяц. Заводы, изволите ли видеть, не работают… Непайковый хлеб – 4 рубля за фунт, а очереди за пайковым хлебом стоят третий день и безрезультатно! – господин в ветхом мундире железнодорожного ведомства опрокинул в рот стопку водки и зажевал балыком. – И балык несвежий… Когда это в «Лондонской» был несвежий балык? А вы удивляетесь, почему бастуют?

– Порроть! – пьяно пробормотал его собеседник. – Всех! И никаких… бастовок… за-ба-сто-вок!

Джереми ловко обогнул очередную группку, пробираясь к компании из трех мужчин – одного статского и двух генералов, в российской и во французской форме.

– Михаил Васильевич!

Штатский обернулся – и расплылся в улыбке:

– О, мистер Лернер! Душевно рад! Знакомьтесь, господа! – он перешел на французский. – Сын Джорджа Лернера, того самого английского инженера, что в 16-м году прибыл на «Анатру»8… когда были планы на английские самолеты, помните? Впрочем, откуда бы, вас тогда тут не было, господа. Увы, революция превратила все планы в несбыточные прожекты, а потом и сам мистер Лернер-старший погиб.

– Сочувствую вашей потере. – чуть склонил голову француз.

– Благодарю. – кивнул Джереми. Он искренне ненавидел сочувствующих. Они мешали делать вид, что отца… просто нет здесь. Джереми один, но… если сумеет добраться до Англии, то там его встретит не только дед, но и отец.

– Юный Джереми и сам разбирается в авиационной инженерии – он весьма способствовал нам в использовании аэропланов Анатры для почтовых сообщений. – выразительно играя лохматыми бровями продолжал Михаил Васильевич.

– Ценный талант, особенно теперь, когда сам Артур Анатольевич Анатра улететь изволил. – пробурчал русский генерал. – Собственный аэроплан – машинка зело полезная.

– Сей скептик – генерал-лейтенант Шварц, тоже из инженерной братии. А это… думаю, и сами догадываетесь… властитель наших жизней и судеб, командующий французских войск Антанты в Одессе его превосходительство генерал д’Ансельм!

– Право же, господин Брайкевич9, вы преувеличиваете! – француз кивнул Джереми. – Чем я могу быть вам полезен?

– Я хотел бы вернуться в Британию. Английские корабли покинули рейд прежде, чем я успел к ним присоединиться… – волнуясь, начал Джереми.

– Все покидают город. – снова процедил Шварц. – Поветрие…

– Нет ни малейших оснований для беспокойства, Одесса под защитой французских войск. – обронил француз. – Мы выступаем в тесном союзе с Добровольческой армией генерала Деникина, а также ведем переговоры с Петлюрой…

– Один из атаманов которого, Григорьев10, переходит на сторону красных, и сейчас контролирует все железнодорожные пути к городу. – желчно бросил Шварц. – Кажется, он обещал натянуть вашу кожу на барабан, если французы не покинуть город, да, ваше превосходительство?

– Можно ли обращать внимание на бахвальство шута? – хмыкнул д’Ансельм. – По донесениям вашей же разведки, атаман Григорьев пьет и слушает полковой оркестр.

– Это вам Гришин-Алмазов11 сказал? – проворчал Брайкевич.

– Французское командование не одобряет методов «диктатора Одессы», но следует заметить, что он искренне желает защитить город. Особенно от налетчиков. – чопорно заметил д’Ансельм.

– А посему его тайные палачи убивают женщин без суда и следствия? – резко бросил Брайкевич.

Джереми стиснул зубы. Мистер Брайкевич замечательный человек, но… у него еще никого не убили. «Суд и следствие», «женщина»… – эти глупости хранишь в душе пока твои близкие живы. Пусть эта большевичка Жанна Лябурб12 тысячу раз была европейкой, леди… но без нее не будет восстания на французских судах, а значит, не хлынут в город красные орды. И чей-то еще отец или мать… вот хотя бы той очаровательной рыжей барышни в платье цвета бледной розы, останется жить.

– Господин диктатор убивает… а налетчики продолжают грабить. Не так ли, юноша? –желчно подхватил Шварц. – Повстречались с кем-то по дороге? – он кивнул на грязные пятна на визитке Джереми. – Не смущайтесь, самому давеча пришлось с колена отстреливаться.

– Да, за Дерибасовской… – смутился Джереми – надо было все же отмыться, а не являться в собрание в таком виде. Он бросил беглый взгляд на свою единственную визитку и расстроился еще больше. Такое уже и не отмоешь.

– Во французской зоне? – генерал д’Ансельм раздраженно сморщился. – Позвольте в таком случае предложить вам воспользоваться ванной – раз уж я не выполнил долг хозяина оградить вас от нападений.

Теперь уже сморщились Брайкевич и Шварц – несмотря на союзничество, видеть во французах хозяев Одессы им было неприятно.

– Тем более, что ничем иным не могу вам помочь. – д’Ансельм подозвал лакея. – Французские корабли не собираются покидать рейд Одессы, так что я вряд ли поспособствую вашему возвращению домой.

Глава 4. Голый шпионаж

Лифтовая кабинка с лязгом открылась. Скучающая в коридоре парочка ярко одетых зуавов13-караульных подобралась, настороженно глядя в двери кабины.

– С разрешения его превосходительства генерала д’Ансельм. – сообщил сопровождающий Джереми лакей. Затренькал выведенный на стойку портье штабной телефон, зуав внимательно выслушал голос в трубке и недовольно кивнул. Следуя по коридору, Джереми затылком чуял провожающее его взгляды.

– Прошу вас, сэр! – снова переходя на английский, лакей распахнул дверь. – В этом номере никто из господ штабных офицеров не проживает, так что ванная в полном вашем распоряжении.

Джереми шагнул на порог ванной и увидел… ЕЕ. И даже так жестоко убитая надежда убраться из города вместе с французской эскадрой померкла перед ЕЕ прелестью.

– Позвольте, я заберу ваши вещи, сэр! – в ванну за Джереми лакей деликатно не последовал, но реакцию его на открывшееся зрелище увидел и остался доволен – в голосе его сквозила гордость. – Надеюсь, у нас получится их отчистить.

Джереми снова длинно вздохнул… и принялся лихорадочно срывать с себя визитку, жилет, галстук, путаясь в подтяжках и прыгая на одной ноге, стащил брюки.

– Благодарю вас, любезный. – из денег только керенки и махновские – даже неприлично за такое-то счастье! – и вытащив три сигареты, протянул их сквозь приоткрытую дверь.

– Благодарю вас, сэр! – принимая чаевые, ответствовал лакей и Джереми остался один – и шагнул к НЕЙ.

Душевой кабинке. Из орехового дерева! Джереми забыл отказ д'Ансельма, невозможность вернуться домой, пайковый хлеб, съеденный еще утром … Он благоговел! Изнутри стены кабины слабо мерцали – покрывающий их цинк отражал свет керосиновой лампы. А сверху располагался «фонтан» – похожий на тарелку круг со множеством дырочек! Джереми повернул бронзовый вентиль… мгновенное, пару минут всего, бурчание в трубах, будто приближающаяся вода брала разгон… и сверху хлынули струйки! Теплые! Тугие! Их удары массировали плечи, спину, прогревая тело и изгоняя усталость. Постанывая от удовольствия Джереми подставлял им лицо, шею, вертелся, поднимая руки и восторгаясь человеческой изобретательностью. Вот бы вода еще и из стен била, чтоб лопатки массировать… Да вы сибарит, мистер Лернер! Не довольно ли вам? Пора приниматься за дело, ежели хотите чтоб ваш преисполненный опасности поход не был напрасным! Джереми решительно закрутил вентиль, постоял в заполонившем кабинку пару, и взялся за дверцу с витражным стеклом.

За дверцей слышался шорох – будто… оконная рама стукнула. Не шевелясь и стараясь даже не дышать, Джереми затаился. В витражной двери мелькнул женский силуэт. Придерживая пышную бальную юбку, незнакомка на цыпочках подобралась к двери ванной, и настороженно выглянула. Убедившись, что в номере никого, она стремительным кошачьим движением скользнула за дверь. Звук шагов – и все стихло. Джереми настороженно высунул голову из душевой. За кабинкой обнаружилось окно – открытое. Леди влезла… в окно?

– На французском штабном этаже я… в одном полотенце. – Джереми обмотался полотенцем. – И некая леди в бальном платье. By George, что здесь происходит?

Джереми заглянул в номер – никого. Джереми подкрался к входной двери, выглянул в коридор… и невольно отпрянул обратно. Справа тускло мерцала керосиновая лампа у столика со штабным телефоном и скучали зуавы охраны. А слева, у них за спинами, сквозь темный коридор бесшумно, как призрак, скользила девушка в бальном платье.

Вот она остановилась у одной из дверей, настороженно покосилась на охраняющих коридор зуавов. Джереми думал, что покосилась – стоило загадочной незнакомке повернуть голову как он торопливо укрылся за дверным косяком. А когда выглянул, девушки уже не было. Позвать охрану? И возможно, нарушить tet-a-tet прелестной леди и кого-нибудь из французских офицеров. После такого конфуза отношения с французами навряд зададутся. Но и уйти невозможно, не только из-за смущающего отсутствия штанов. О его присутствии на французском штабном этаже знают многие, и если загадочная девица вовсе не чья-то возлюбленная, а шпионка… как бы не оказаться guilty though guiltless14. За прошедшие два года он понял одно – лучше быть участником событий, чем их случайной жертвой. Больше шансов уцелеть. Босые ноги бесшумно ступили на мягкий ковер. Стараясь даже не дышать, Джереми двинулся по коридору. Вот теперь если кто-то из зуавов оглянется, то увидит юношу в полотенце, деловито шествующего сквозь полумрак.

Кончиками пальцев Джереми толкнул дверь номера, заставляя ее мягко отъехать в сторону. В проеме двери, словно портрет в раме, появилась преследуемая им незнакомка в бальном платье… by Lord, та самая барышня лет пятнадцати, которую он видел внизу! Только барышни обычно собачек поглаживают, музицируют… а не обыскивают кабинетное бюро, методично просматривая бумаги. Джереми шагнул в номер и прикрыл за собой дверь.

– What are you looking for in general d’Anselm’s cabinet, lady? – негромко спросил он и понял, что задал вопрос на родном английском. Растерялся все же…

– It's not general’s, it’s colonel Freidenberg’s. – не отрывая глаз от привлекшего ее внимание документа, тоже на английском ответила девушка. И только после этого ее спина напряглась от осознания, что она в кабинете не одна. Она медленно обернулась… Недаром она привлекла его внимание еще там, в зале. Забранные в высокую прическу рыжие волосы, дерзкие зеленые глаза и фарфоровая кожа. Для России – мила и весьма, а в салонах Лондона через год-другой лучшие холостяки столицы оспаривали бы ее танец. А выдержка!

– The same I could ask. What are you doing here? – не дрогнув, спросила она.

– Bathing15. – честно ответил Джереми. По крайней мере, его запах не оскорбит носик леди – последние дни… последние недели с ванными процедурами были изрядные сложности. Но вот то, что перед юной леди он несколько не одет… Нисколько не одет… Джереми почувствовал, что краснеет… и не только щеками. А в дерзких зеленых глазах мелькнула насмешка. Смущение мгновенно уступило место злости. Что эта девчонка себе позволяет?

– Уж не знаю, зачем я объясняюсь с пойманной на месте преступления воровкой. – все еще по-английски продолжил он.

– Я не воровка! – теперь румянец вспыхнул на щеках девчонки, а зеленые глаза полыхнули яростью. – А вот вы, сэр – голый!

– Я не голый, я в полотенце! – невозмутимо парировал Джереми. Невозмутимость – единственная броня джентльмена, даже когда тот стоит… гхм, голый… под гневным взором очаровательной рыжей леди. Невозмутимость и полотенце.

Пышная юбка рыжей чуть колыхнулась, значит, девица делает мелкие осторожные шажки… она метнулась к дверям… Джереми навалился животом на бюро, в последнее мгновение успев сцапать ее за запястье и выдернуть документ из ее пальцев. Она рванулась, но он держал крепко. Они яростно уставились друг на друга поверх бюро.

– Куда вы так спешите, мисс большевистская шпионка? – Джереми стиснул пальцы – если у красной твари останутся синяки, тем лучше!

– Уступаю место вам… господин агент Сиднея Рейли16! – девушка безуспешно пыталась выкрутить запястье из хватки Джереми.

– Намекаете, что я – английский шпион? Тогда зачем бы мне лезть в штаб французов? Мы союзники, что известно здесь, знают и англичане. В отличие от большевиков, которые… – продолжая говорить, Джереми бросил взгляд на изъятый документ – на телеграфном бланке были наклеены строчки сообщения. Джереми замер, вчитываясь в скупые строки…

Острая боль пронзила руку, Джереми вскрикнул, невольно разжимая пальцы – на вспоротом шпилькой запястье протянулась кровавая полоса. Рыжая уже бежала к дверям…

Под окнами раздался пронзительный скрип шин.

– Аttention, messieurs zouave! – в коридоре послышались возгласы.

За дверью прогрохотали торопливые шаги. Рыжая отскочила назад, будто створка была из раскаленного железа, и кинулась к окну, но там ее уже поджидал Джереми. Он сгреб рыжую в охапку, перехватывая руку с булавкой.

– Пустите меня, сэр! – прижатая к его груди девушка отчаянно отбивалась, рассыпавшиеся рыжие волосы хлестнули его по груди. – Это неприлично, наконец!

– Большевистская мисс вспомнила о приличиях? Знаешь, чья там машина? Смотри! – и намотав рыжие пряди на кулак, он прижал ее лицо к стеклу.

Внизу тормозил автомобиль. Конное сопровождение, без больших усилий держащееся впереди и вровень с авто, сбилось, конские крупы заслонили блестящий никель и хром капота, кони кружили в клубах пара, гортанные голоса низкорослых кривоногих всадников эхом отдавались в тишине улиц. Дверца машины резко отворилась, блеснул генеральский эполет… татары охраны сомкнулись вокруг диктатора Одессы.

– Гришин-Алмазов! – глаза девчонки стали бешенными, как у загнанной собаками лисы. Она рванулась, и даже не вскрикнула, когда натянулись намотанные на кулак Джереми волосы. Повернула голову… и впилась зубами ему в руку.

– God damn! – взвыл Джереми, отшвыривая девчонку от себя. Она ударилась спиной об стену, на миг распласталась по ней, точно пришпиленная бабочка – широкая розовая юбка и рыжие волосы разлетелись, как крылья! – и рванулась мимо Джереми к дверям.

– Ну уж нет! – налетевший Джереми сгреб ее за талию и снова приложил об стену. Его лицо оказалось совсем рядом с ее, искаженным от боли и пылающем яростью. – Знаешь, что он делает с такими, как ты? – прямо ей в ухо выдохнул Джереми.

– Убивает, как товарища Жанну! – прошипела она в ответ и снова попыталась рвануться. Джереми навалился на нее, всей тяжестью прижимая к стене. – Всех не убьете, тварь интервентская, плесень уходящего мира! Ты – живой мертвец!

– Я – хотя бы живой! А ты… просто умрешь!

В нос ему словно ударил трупный запах. Три года назад по Большой Фонтанской дороге хлопотливый трамвайчик вез Джереми с отцом на дачи, а мимо, мягко шелестя шинами, катили экипажи, и девочка лет пяти помахала ему широкополой шляпой… В начале нынешнего марта вдоль этой же дороги, разбитой снарядами, изувеченной, с начисто вырубленными деревьями, лежали тела. Лицо Жанны Лябурб было спокойно, будто она от рождения знала, что это произойдет, и успела приготовиться. А туда, где сморщенная старуха глядела неподвижными глазами в небо, прижимая к себе двух молоденьких девушек, Джереми старался не смотреть. Потому что человек, поднимающийся сейчас по лестнице, страшный, жестокий человек – прав! Только так! Убивать прежде, чем эти твари убьют других! Выволочь ее отсюда, швырнуть генералу под ноги… Джереми отчетливо увидел скрюченную на ковровой дорожке коридора девчоночью фигурку… и улыбки на широких лицах татар, охранников и… тайных палачей одесского диктатора… Ночь, темнота, сполохи револьверных выстрелов… и кровавые розы, раскрывающиеся на изодранном пулями лифе бледно-розового бального платья. И ветер с моря, шевелящий мертвые рыжие волосы.

– Bloody hell! – почти простонал Джереми. – Ни звука! – для убедительности встряхнув пленницу, как мешок с сухарями, скомандовал он и… заломив руку ей за спину, поволок к двери.

– Alignement! Garde à vous!17 – прокричал звонкий голос и в зуавы в конце коридора четко вытянулись во фрунт навстречу поднимающемуся лифту.

Глядящий в щелку двери Джереми ухватил девчонку за запястье и ринулся через коридор. Девчонка летела за ним, как розовый флаг. Надо отдать должное маленькой большевичке – она не издала ни звука и не потратила ни секунды на расспросы, Джереми только поймал полный изумления взгляд, когда они бесшумно пронеслись за спинами охраны… и он аккуратно прикрыл за собой дверь номера – мягкий хлопок потерялся в лязге прибывшего лифта и топоте сапог.

– Monsieur général! – прокричал звонкий голос и усталый властный баритон ответил:

– Repos! Je suis heureux!18 – и пол заскрипел под множеством шагов.

Джереми снова рванул девчонку за руку и в ворохе ее шелков и растрепанных волос парочка ворвалась в ванную. Девчонка кинулась к закрытому Джереми окну.

– Мисс, вы глупы! – бросил, будто сплюнул, Джереми. Он прекрасно знал, что сейчас видит рыжая – разъезд татарской охраны, неспешно перекуривающий под окнами. – Раз генерал здесь, «Лондонская» окружена!

Девчонка вжалась спиной в подоконник и исподлобья уставилась на Джереми… будто уже стояла перед расстрельной командой!

– Am I stuck with this kid forever?19 – зло фыркнул Джереми, снова хватая девчонку за руку.

– Я ни о чем вас не просила! И прекратите дергать меня как… как… как чемодан!

– Вы даже не представляете, мисс, что я сделаю с вами прямо сейчас! – оскалился в ответ Джереми – и затолкал ее в душевую кабинку. И рванул вентиль.

Из груди девушки вырвался придушенный писк, когда сверху хлынул поток ледяной воды. Пышные юбки обвисли, плотно облепив просвечивающийся сквозь шелк ноги.

– I beg your pardon! – усмехнулся Джереми. – Ошибся! – и повернул вентиль, заполняя кабинку крутым кипятком.

– Ненавижу, интервент проклятый! – прохрипела девчонка, прежде, чем густые клубы пара полностью закрыли ее лицо.

– Глупо ожидать благодарности от большевички! – Джереми захлопнул дверцу кабинки.

Теперь завернуться в полотенце и… Джереми схватился за бедра… и замер. Полотенца не было. Он медленно опустил глаза – и почувствовал как волна жара катиться ото лба и вниз, заставляя, кажется, даже пятки вспыхнуть от стыда. Значит, он таскал рыжую большевичку… юную мисс, отлично говорящую по-английски… вот в таком виде? Ради святого Джорджа и дракона его – где и когда он потерял дьяволово полотенце?

– Это ищите, юноша? – сквозь расползающийся по ванной пар сверкнул золотой аксельбант и на пороге встал тот, из-за кого Джереми метался по отелю, таская за собой девчонку в бальном платье. Генерал Гришин-Алмазов. Между пальцев диктатора Одессы свисало мокрое полотенце.

– Что у вас там, Алексей Николаевич? – раздался из коридора знакомый голос.

– Сдается, я большевистского шпиона поймал! – хмыкнул генерал и распаренный Джереми почувствовал себя как в русской бане – улыбка на этих тонких губах вполне заменяла ледяную прорубь.

– В ванной? – рядом с сухопарым генералом встал Брайкевич. Окинул Джереми изумленным взглядом. – Ваш большевик… в душевой кабине, Алексей Николаевич?

– Никакого большевика тут нет! – испуганно, как и положено голому мокрому человеку, застигнутому внезапными обвинениями, пробормотал Джереми. Святую правду, между прочим. Никаких большевиков, всего одна маленькая большевичка.

– Господин Гришин! – вмешался незнакомый Джереми французский военный, тоже в генеральском мундире. – Вы знакомы с достижениями современной психиатрии? Есть занятная болезнь – паранойя. – голос француза стал аж маслянистым от ехидства. – Заставляет видеть большевика даже в шестнадцатилетнем мальчишке.

– Мне скоро семнадцать! – голос Джереми дал петуха, заставив мужчин снисходительно улыбнуться. Только диктатор Одессы остался невозмутим.

– Если уж интересуетесь психологией, господин генерал д’Эспере20, то должны знать, что параноики чувствительны к собственному величию. Так что, господин генерал Гришин-Алмазов или ваше превосходительство, если вам так удобнее. А пообтершись в наших пенатах, поймете, что большевиком может оказаться и мальчишка, и барышня…

Недавний жар кипятка полностью покинул тело, Джереми встряхивало от острого холода.

– Это Джереми! – наконец вмешался Брайкевич. – Сын инженера Лернера и внук лорда Картрайта. На Джереми напали по дороге сюда, и господин генерал д'Ансельм любезно позволил воспользоваться своей ванной.

– Работаете на Сиднея Рейли, юный лорд? – холодные глаза Гришина-Алмазова прошлись по Джереми еще разок. – Что, впрочем, не мешает вам быть большевиком, не так ли?

– Я не лорд, не большевик… и не агент Сиднея Рейли, ваше превосходительство. – отрезал Джереми, забирая полотенце и набрасывая его на плечо, как римскую тогу.

– Может, выключите душ? Тогда я лучше услышу ваши возражения. – генерал помахал пальцами возле уха.

Теперь главное – двигаться естественно. Джереми спокойно открыл дверь душевой – пар вырвался наружу. Они не видят, что внутри, его спина заслоняет все, пар мешает… Девчонка, мокрая, как выстиранная мышь, прижалась к задней стенке кабинки, глаза у нее были безумные… а в лоб Джереми смотрело дуло маленького дамского браунинга. Вот же… half-witted she-Bolshevik21! Не отрывая глаз от этой сумасшедшей, Джереми повернул вентиль и небрежно, так что даже осталась довольно широкая щель, прихлопнул дверцу за собой.

– Стоило бы заняться безопасностью улиц… а не ловить большевистских… и английских шпионов по ванным. – французский генерал брезгливо шевельнул усами-щетками.

– Его превосходительство делает для борьбы с уголовными все, что возможно! – возмутился Джереми.

– Не надо меня защищать, мальчик, я все равно не перестану тебя подозревать. – хмыкнул Гришин-Алмазов. – Впрочем, теперь это уже не мое дело. – тяжелые веки опустились, прикрывая пронзительные глаза. – Вам стоит спуститься вниз, юноша. Сведения, неизвестные еще нашим английским союзникам, будут оглашены там. И пробираться в кабинет начальника французского штаба нужды нет. Только оденься, парень! Чай, не в бане. – и грустно усмехнувшись немудрящей шутке, вышел.

За ним, точно свита, потянулись остальные. Коридорный молчаливой тенью возник на пороге, раскладывая на широкой мраморной скамье вычищенный костюм и выглаженное белье. Джереми принялся торопливо одеваться. В кабинке капала вода – и больше не доносилось ни звука, словно там и нет никого.

– А теперь убирайтесь отсюда, большевистская мисс! – продевает в манжеты единственные уцелевшие, еще отцовские запонки, шепнул Джереми и не оглядываясь, вышел вон из номера. Стоило поспешить, не потому, что ему нужна обещанная генералом информация (и почему его принимают за агента Рейли?), а пока столы не опустели – возможность поесть представится еще не скоро.

На ходу натягивая визитку, Джереми торопливо сбежал по лестнице. Толпа сбилась в плотный кокон пестрых женских шелков и темных мужских фраков вокруг пустого пространства, где стояли д'Ансельм со своим начштабом, растерянный и смущенный Брайкевич, невозмутимый Гришин-Алмазов и приезжий француз, как его, д’Эспере, явно преисполненный самодовольства… И придерживая подол бледно-розового бального платья, в первый ряд толпы пробиралась рыжая большевичка, которую он оставил в душевой! Не обращая внимания на шепоток скандализированной его поведением публики, Джереми протолкался к рыжей и уже привычно схватил ее за запястье.

– Я же велел вам убираться! – опять же привычно зашипел он ей в ухо.

– Сэр, кто вы такой? Вы делаете мне больно! – зеленые глаза глядели на него с искренним изумлением, не знай он, что виделся с наглой девицей всего пару минут назад – поверил бы!

– Мсье, мадемуазель не желает с вами разговаривать, извольте немедленно ее отпустить!

Джереми с раздражением покосился на подступившего к нему безусого французского лейтенантика. Куда этот лягушатник лезет?

– Не вмешивайтесь, мсье, мы с этой леди… не закончили один разговор…

– Я вас не знаю! И ни о чем с вами не говорила! – совершенно натурально возмутилась рыжая. Какова актриса!

– Короткая же у вас память – мы говорили не далее как пару минут назад!

– Мсье, вы ошибаетесь. Мадемуазель Косинская больше часа не покидала зал – уж я-то знаю, не оставлял ее ни на минуту! – французик попытался подкрутить не существующий пока ус.

– Я наслаждаюсь вашим обществом, Жюль! – проворковала рыжая и только пристально глядящий ей в лицо Джереми заметил насмешливую искру в ее глазах. – А теперь, сэр, вы меня отпустите?

– Не волнуйтесь, Элú, вы под защитой французской армии! Уберите руки, мсье, или я спущу вас с лестницы!

– Больше часа… но это невозможно… – жалко пробормотал Джереми, только теперь соображая, что платье на девчонке – сухое! И локоны тщательно уложенной прически – тоже! И хоть каким чудом успей она спуститься в зал раньше него, но высушить платье и волосы так быстро можно лишь с помощью сатаны, в его адском пламени!

– Что у вас тут происходит, молодые люди? – оказавшийся рядом Брайкевич недовольно глядел на них из-под кустистых бровей.

– Простите, Михаил Васильевич! – рыжая скромнейше опустила глазки.

– Элечка, на вас невозможно сердиться! Джереми, вы знакомы с Эльвирой Юзефовной, дочкой полковника Косинского? Замечательный был человек, увы, лучшие уходят рано…

– Думал, что знаком. – процедил Джереми.

– Обознались? – Брайкевич перешел на шепот. – Но тише, мы мешаем…

Только сейчас Джереми понял, что Гришин-Алмазов говорит…

– …у меня было всего три месяца и много осталось несделанным. Но по решению главнокомандующего вооруженными силами Юга России Антона Ивановича Деникина, а также по настоянию Верховного комиссара Франции господина генерала д'Эспере… – Гришин-Алмазов бросил насмешливый взгляд на усатого француза. – покинуть Одессу в 24 часа…

– То есть как – покинуть? – изумился Джереми.

– Не прикидывайтесь неосведомленным, раз уж в кабинет к Фрейденбергу залезли. – шепотом фыркнул на него Брайкевич.

Рыжая покосилась на Джереми и тут же отвела глаза, с преувеличенным вниманием уставившись на диктатора Одессы. Теперь уже бывшего диктатора. Телеграмма, выхваченная из рук этой (или другой?) рыжей в кабинете французского начштаба, заявление генерала… все складывалось в картинку будущего настолько жуткого, что Джереми замер, чувствуя себя сусликом перед пастью змеи, готовой поглотить его… Одессу… эту страну… весь мир…

– А вы, мсье генерал, рассчитывали, что я деликатно объявлю о семейных обстоятельствах, побуждающих меня оставить пост? – презрительно бросил раздувающемуся от гнева французу Гришин-Алмазов. – Я делал что мог и как умел, кто может – пусть сделает больше. Храни вас всех Господь. – бывший диктатор повернулся на каблуках и направился к выходу. Татары охраны сомкнулись в кольцо вокруг генерала.

– Надо ли теперь объяснять, почему мое командование не желает иметь с вами дело? – зло и как-то беспомощно кричал ему вслед д'Эспере. – Господа, нет повода для волнений! Просто политика во французской зоне Юга несколько меняется. Ради мира в этой многострадальной стране французское командование собирается послать парламентеров к Петлюре…

– Может, еще с красными договоритесь, предатели?

Рыжая подхватив юбку и принялась протискиваться сквозь толпу к выходу. Джереми мгновение помедлил… и тоже заторопился прочь.

– Господа, могу заверить – Одесса сдана не будет! Французские войска готовы стоять насмерть, защищая Южную Пальмиру от варварских большевистских орд…

– Liar.22 – шепнул Джереми.

Девчонка выскочила в почтительно распахнутую швейцаром дверь.

– На караул! – донеслось с улицы, послышался рокот автомобиля и топот коней татарского конвоя. Гришин-Алмазов уехал. Все было кончено.

Глава 5. Операция WC

– Равняйся! Смирно! Просыпаемся все! И одеваться! Быстро, пока спичка горит!

– Слушай, Евтюхов, засунь свою спичку… – донеслось встречное предложение.

– Ма-алчать! – рявкнули в ответ. – Дисциплинка! Ведете себя как дебильные математики с нижнего этажа! А вы бойцы, вы соображать должны! Мы тут не в шахматы играем!

«Дебильные математики» с дружным стоном оторвали головы от подушек и уставились в открытое окно: оттуда веяло утренним ветерком и… доносились вот эти самые вопли!

– С шестого этажа орут. – Вадька неприязненно скривился, вспоминая вчерашнюю встречу в туалете с соседями сверху.

– Отряд «Славные атаманы»! – снова донеслось из окна. – На утренние гигиенические процедуры – становись!

– Вы таки дебильные! – сорвался с кровати Охрименко. – Эти военизированные полудурки сейчас снова, как вчера, наш туалет займут, а у нас торжественное открытие через полчаса!

1 И. Волынская, К. Кащеев Конец света отменяется.
2 Род сюртука на одной пуговице, обычно темно-серого цвета, после I Мировой войны стала парадной одеждой.
3 Браво, Юбер! Как вы себя чувствуете? Идти можете? – Все в порядке, спасибо… – Ха, англичанин! (фр.)
4 Вы очень вовремя, капрал! (англ.)
5 Ныне Приморский бульвар
6 Пошел вон! (фр.)
7 Винницкий Михаил Вольфович (1890 – 1919)– легенда криминальной Одессы, анархист-боевик, «король» уголовного мира. Летом 1919 г. организовывает из уголовников полк Красной Армии. Расстрелян за дезертирство.
8 Третий по мощности авиазавод Российской империи, основан А.А. Анатрой (1875 – 1943) в 1913 г.
9 Брайкевич Михаил Васильевич (1874–1940) – один из лидеров партии кадетов, инженер, председатель Военно-промышленного комитета, консультант Биржевого комитета, председатель одесского отдела Русского технического общества и вице-президент Одесского общества изящных искусств. Городской голова Одессы в 1917 –1919 гг. С 1920 г. – в эмиграции в Англии. Шварц Алексей Владимирович, фон (1874–1953) участник русско-японской войны 1904–1905 гг. и Первой Мировой войны, начальник Главного технического управления Русской армии. В Красной армии – командующий Северным и Петроградским участками обороны до заключения Брестского мира. Бежал в Украину в марте 1918 г. В 1919 г. – генерал-губернатор и комендант Одессы, назначенный французскими оккупационными властями. В апреле 19-го эмигрировал в Италию, вскоре переехал в Аргентину.
10 Григорьев Никифор Александрович (1885–1919)  Штабс-капитан армии Российской империи. 1917, армия УНР – подполковник, в 1918 переходит к гетману П.Скоропадскому – полковник, затем к С. Петлюре – «атаман повстанческих войск Херсонщины, Запорожья и Таврии». Февраль 1919 – на стороне Советской власти, комбриг, комдив. Май 1919 – восстание против большевиков, июль – убит Н.Махно за попытку перейти к белогвардейцам.
11 Гришин-Алмазов Алексей Николаевич (1880–1919) – участник русско-японской и Первой Мировой войн, военный министр Сибирского «белого» правительства, временный диктатор Одессы. Убит «красными» (или покончил жизнь самоубийством) на Каспийском море при попытке вернуться в Сибирь.
12 Лябурб Жанна (1877 – 1919) – агитатор, член подпольной «Иностранной коллегии» в Одессе, расстреляна.
13 Элитные части лёгкой пехоты французских колониальных войск, отличавшиеся строевой подготовкой, а также разноцветным обмундированием.
14 Без вины виноватым (англ.)
15 – Что вы ищите в кабинете генерала д'Ансельма, леди? – Это не генерала, это полковника Фрейденберга (начштаба фр. войск) – Тоже самое я могу спросить у вас. Что вы здесь делаете? – Ванну принимаю. (англ.)
16 Сидней Рейли (1873 – 1925) – британский разведчик, действовавший в России и на Дальнем Востоке в 1910 – 1920 гг. По одно версии родился в Одессе (наст. фамилия Роземблюм), по другой – в Ирландии. Работал в Бразилии, затем при английском посольстве в Санкт-Петербурге. Во время Первой мировой был летчиком канадских ВВС. Говорил на семи языках. В период Гражданской войны работал в Мурманске, Архангельске, Одессе. Расстрелян в Москве. Прототип Джеймса Бонда Я. Флеминга.
17 Равняйсь! Смирно!
18 – Господин генерал! – Вольно! Весьма рад! (фр.)
19 Навязалась на мою голову! (англ).
20 Луи-Феликс-Мари-Франсуа Франше д´Эспере (18561942)– Маршал Франции (1921). Член Французской академии наук (1934). В 1919 – Верховный комиссар Франции в Одессе.
21 Полоумная большевичка (англ.)
22 Лжец! (англ.)
Продолжение книги