Солдат из прошлого. Воскрешение бесплатное чтение

Эпиграф.

Если хочешь что-то скрыть, и чтобы к тебе не приставали, скажи людям правду. Они в нее не поверят и оставят тебя в покое» – универсальное правило для жизни на грани между светом и тьмой, когда большая часть мира уже прочно увязла во мраке, а ты все еще веришь в справедливость.

Пролог

Энергетическая матрица вселенной, в которую камрады невольно вторгались, занимаясь черным копом, была «перегрета» конфликтами интересов двух антагонистов – силами Зла и Добра. Мир, каким его создал Творец, дрейфовал к состоянию хаоса.

Нарушенное равновесие между конфликтующими вызвало турбулентность, которая пробудила солов – эмиссаров Творца. Солы дали свое заключение о возможных последствиях: когда критическая масса противоречий достигнет крайней степени, произойдет взрыв, который запустит механизм обратного счета времени – эволюция остановится или повернет назад.

Причину дисбаланса Творец обнаружил там, где меньше всего ожидал – среди людей, которых, несмотря на внешнее сходство, считал своим не очень удачным творением, незрелой энергетической субстанцией и по этой причине – малозначительным фактором, не способным ни на что повлиять. Наделенное свободой выбора, человечество, отдав предпочтение материальному, духовно обнищало. Остановившись в своём развитии, люди создали условия для глобального кризиса.

Судьи, которые отвечали за распределение энергии между Добром и Злом, с выводом солов о грозящей катастрофе согласились. И высказались за обнуление существующей версии вселенной, чтобы все начать с сначала. Творец поручил солам найти смягчающие обстоятельства и по возможности, решить проблему.

Свет и Тьма усиленно готовились к войне. Тьма плодила пириков. Свет – тех, кто оступился, останавливал у последней черты. Каждая душа становилась объектом беспощадной конкурентной борьбы.

Глава 1. В поисках стаи.

Максу исполнилось двадцать лет. Вечеринку по случаю дня рождения он перенес на другое время потому, что более важным для себя посчитал встречу с камрадами. Он познакомился с ними в сети – один раз напросился на совместный коп и с тех пор поддерживал отношения, поскольку главный среди них по прозвищу Мох, безошибочно определял места, где поиск всегда был удачным.

Предстояла очередная совместная вылазка в подмосковный лес. Макс наделся «поднять» что-то интересное для себя – монетосы, крестики, пуговицы и многое другое над чем можно было «размять мозг», пытаясь проникнуть в суть найденных предметов и событий, которые были с ними связаны.

Вопрос о продаже находок для Макса не стоял – ему просто нравилось искать и думать. В этом заключалась проблема, которая не позволяла ему основательно сблизиться с компанией Моха, но и отказываться от их наводок он не хотел. В качестве отступного приходилось отдавать в «общак» самое ценное, оставлять себе по сути «шмурдяк». Мох, да и все, кто занимался копательством, относил к этой категории то, чего нельзя было продать или обменять. Выбрасывать неликвидный мусор было не принято, чтобы не засорять не очень тщательно «пробитое» место – самим себе гадить – как-то совсем по тупому. Макс забирал все это и дома «медитировал» над ними, пытаясь представить какую жизнь вещь прожила и в чьих руках успела побывать.

Ему нравилось закрыть глаза и моделировать ситуацию, соединяя прошлое и настоящее мостом своего воображения. Иногда получалось настолько правдоподобно, что Макс задумался над тем, чтобы взяться за написание рассказов. Передумал по банальной причине – лень. Единственным осмысленным делом, на которое всегда находил время, были те самые поездки с камрадами Моха.

Макс и Мох учились в одном универе, но на разных курсах и, если бы не общий интерес, могли никогда не пересечься.

Против новенького Мох ничего не имел, хотя в тонкости поиска не посвящал и никогда не предупреждал заранее – куда едут. Это было неразумно с точки зрения безопасности, считал Макс: поиски велись в местах, где со времен войны оставалось много неразорвавшихся снарядов и гранат, что было потенциально опасно и непредсказуемо своими последствиями. Как-то раз он попытался высказать эту мысль вслух, но Мох, не дослушав, предложил ему удалиться из членов сообщества и не беспокоить никого подобными «ссыкливыми» идеями. И предупредил:

– Мы тебя к себе не тянули. Ты сам пришел, если что. Будь любезен, дружище, соблюдать наши правила, а не качать свои права, которых у тебя нет и не будет, если впредь будешь занудствовать на тему, что тебе страшно. Раньше надо было думать. Страшно? Сиди дома и дрочи перед компом. Всосал?

Жесткий выговор мог закончиться расставанием. Но Макс неожиданно для себя «включил заднюю» – представил, что снова останется один, а тут хоть какое-то подобие «семьи» – стая.

Присоединяясь к компании Моха, Макс решал для себя главную на тот момент задачу – избавиться от одиночества. Оно уже не радовало, как раньше, когда хотелось стать невидимкой для родителей. Он нашел тех, кто, по его мнению, был занят интересным делом и не хотел покидать этот островок, где чувствовал себя своим среди чужих.

Это был первый раз, когда Мох с ним вообще заговорил, хотя именно он позволил Максу присоединиться к сообществу, которое администрировал единолично и жестко. Это позволяло сообществу успешно развиваться, несмотря на регулярные облавы в соцсетях и в полях на тех, кто занимался черным копательством, как они.

После этой стычки Мох уже не скрывал, что будет лично присматривать за Максом. Но не с целью – избавиться, а наоборот – приблизить, поскольку Мох ощутил в новеньком характер и что-то еще, с чем в своей среде встретился впервые. Макс, по его ощущения, «раскорячился» между своим ипостасями, между светом и тьмой и не мог определиться – где ему лучше.

Мох старался поддерживать в группе дисциплину, которая опиралась на «кодекс справедливости» по отношению к ее членам. На пришлых и временных это не распространялось. Если Макса не вытурили после слов Моха, он уже считался почти своим. Над Максом, как дамоклов меч, висела еще одна, особая, проверка на лояльность. До нее могло не дойти, разве что сам Мох решит, что она нужна. Она объявлялась кодовыми словами:

– Камрады! Среди нас «крыса».

После чего включался режим «тревога» и все с подозрением смотрели друг на друга, пытаясь понять – кто. Далее – по сценарию, который Мох продумал до мелочей, не забывая о зрелищности.

Новенький, несмотря на видимое согласие с озвученными правилами, всем видом показывал, что остался при своем мнении. Формально придраться пока было не к чему. И все же Мох чувствовал в нем инородность, которая могла стать едва заметной трещиной в монолите его маленькой армии. Считая Макса своей личной «ошибкой», Мох старался не прозевать момент, когда можно будет провести «хирургическую чистку» рядов и укрепить свои позиции жестким решением проблемы, которую сам же и создал.

Внешне все оставалось таким же, как всегда. Пока шел сезон, они регулярно выезжали в поля. Каждый раз Мох интересовался:

– Новенькому сообщили? Нет? Сообщите. Не будем обижать человека, пока он нас ничем не обидел. Правда, камрады? Мы же за справедливость?

Стать «крысой» у Макса не было шансов – воспитание не то. Разве что Мох мог спровоцировать ситуацию и подставить. Но такого развития событий могло и не случиться – будущее представляло собой разрозненный пазл, который только начинал складываться и каждый новый эпизод занимал свою ячейку после того, как Макс делал выбор. Макс, а не Мох. Мох ощутил эту особенность новенького – влиять на события, понимая, что скоро, очень скоро им станет тесно. Мох мог бы не искушать судьбу и оставить Макса за скобками мира, где был почти богом. Но ему захотелось в очередной раз самоутвердиться. Сделать это за счет такого, как Макс, стало идефикс потому, что Мох чувствовал свою порочность, искренне считал себя ошибкой природы.

– Рано или поздно «она» захочет это исправить и сделает это с помощью такого, как Макс.

Откуда такая мысль к нему пришла, так и не скажешь. Интуиция и страх за свою жизнь никогда не оставляют тех, кто был зачат от мужчины с лишней Х-хромосомой, что считалось невозможным. Видимая женственность и мягкость натуры Моха с ранней юности компенсировались порочными наклонностями в сочетании с интересом ко всему, что выходило за рамки обычного. Мох, как и Макс, тоже завис между мирами, но в отличие от Макса, с тем, где ему лучше, определился сразу.

Они были два антипода, два полюса мироздания. Их встреча стала была одним из бесчисленных эпизодов борьбы за души людей, которые служили основным источником энергии, необходимой для удерживания равновесия, чтобы мир не сорвался в хаос, а новое Пришествие не стало способом достижения мира. После него Творцу все пришлось бы начинать заново.

Глава 2. Солдатский медальон.

Макса все устраивало вплоть до момента, когда на его глазах Мох вскрыл найденный солдатский медальон.

– Стой! Нельзя! Надо осторожно, все рассыпется! Какого хрена...., – Макс сначала заорал, когда увидел, что Мох начал отвинчивать крышечку, потом понял – бесполезно – Моху на его мнение плевать, он провоцировал Макса.

Мох театрально охнул, с усилием открутил крышку, капсула открылась, и он высыпал в ладонь Максу кусочки истлевшей бумаги. Мох театрально развел руками.

– Упс, надо было раньше сказать, что же ты сопли жевал?

Макс остолбенел, но интуитивно понял, что качать права не стоит – не то место: вокруг сплошной лес и болото. Они копали на единственном сухом пятачке, который Мох обнаружил, изучая старые карты и уже успели поднять немеряно оружия, советского и немецкого. Медальон попался Максу случайно, когда наткнулись на останки и шуровали вокруг в поисках чего-то, что могло пригодиться – ножа, портсигара, украшений, столовых приборов с немецкой маркировкой, иногда попадались даже серебряные. Солдатские трофеи могли быть любыми.

Отношение к останкам, своим или немцам, было одинаковое: поиск, перекапывание, перетряхивание, потом все засыпали и шли дальше. Макс такие копы не любил, предпочитал рыть там, где были блиндажи, где в основном жили, а умирали в окопах. Но в этот раз попался блиндаж, в который, судя по всему, попал снаряд и все, кто в нем был, остались в нем навечно. Блиндаж превратился в могилу, которую они откопали. Романтика поиска, в такие моменты по мнению Макса, сводилась к банальному осквернению.

В электричке Макс вспомнил тот случай с медальоном. Следом из подсознания всплыл эпизод из фильма о попаданцах в прошлое – один из героев, вернувшись «оттуда», с остервенением соскребал с руки татуировку со свастикой. Эпизод впечатлил.

– "Я бы не сделал такой. Свастику бьют не потому, что фашисты, а чтобы выделиться, «потролить» социум. Прошлое для большинства не имеет значения, или почти».

И все же случай с медальоном изменил его. Максу считал, что тот солдат «погиб» дважды – первый – во время боя и второй – вот так, когда «любознательные» потомки разрыли его могилу в поисках что бы продать, а что выкинуть, как ненужное – «шмурдяк» он и есть "шмурдяк".

***

Подъезжая к нужной станции, Макс искренне хотел, чтобы на этот раз обошлось без останков солдат. К «немцам» он относился спокойно. Моховские за это над ним подшучивали:

– Макс – патриЁт! Но не пацифист. А вот нам всех жалко.

Макс понимал, что его троллят, но никогда не спорил. Достойные аргументы были, но озвучивать их перед моховскими было сродни «метанию бисера» – не поймут, а отношения и так не самые хорошие.

Однако, все случилось так, как опасался Макс. Они наткнулись на окоп, в котором обнаружили останки всего одного солдата. Основная группа принялась курочить бывший окоп или воронку, а Макс, увидев истлевший солдатский сапог, остался стоять в стороне и смотрел. Без разрешения Моха подходить к «непробитому» месту не позволялось.

– Эй, ты, – окликнул Мох, – че встал, давай работай, шурши в отвалах, может там что найдешь.

Макс не возражал и занялся привычным делом – пересыпал из ладони в ладонь то, что подняли во время копа и отбросили в сторону. Сделав несколько привычных движений, замер – в руке что-то было. Размяв комок земли, обнаружил у себя в ладони небольшой удлиненный предмет, который узнал сразу – солдатский медальон из карболита.

– «Хорошо, что он тут один, понятно, что медальон его», – подумал Макс и незаметным движением засунул находку в рукав за отворот свитера, машинально. Когда опомнился, было уже поздно – его поведение могли истолковать однозначно – один раз спрятал, мог и в другой.

В бывшем окопе, помимо костей и остатков обмундирования, откопали проржавевший магазин к ППШ, целую каску и другие мелочи солдатского быта, изъеденные временем и ржавчиной. Искали автомат, нож, пистолет, портсигар. Ничего такого не нашли. С этой «могилой» поступили, как и с другими – останки сгребли в кучу и забросали землей.

«Уборкой» занимались, как правило, одни и те же, Макс всегда был среди «похоронной команды», как эту группу в шутку называл Мох. В этот раз Макс тихо, чтобы никто не слышал, прошептал:

– "Не обижайся, солдат, но твой медальон заберу. Обещаю, что сохраню его, как память о том, что ты был", – Макс сам удивился своей сентиментальности. Но на душе стало полегче – не как всегда. Но появилась новая «запара»:

– "Получается, что я теперь "крыса"?

Эта мысль неприятно царапнула сознание. О том, что ждало "крысу", Макс знал – не просто отпинают и с позором выгонят из группы, а скорее всего прикончат и пристроят в ближайшее болото.

Крысятничество в группе случалось редко. Основной состав был стабильным и сплоченным. Этого требовала конспирация, поскольку «бизнес» находился в острой конфронтации с законом и относился к категории криминальных, как и все, что имело отношение к торговле оружием и взрывчатыми веществами. За хороший сохран того, что поднимали моховские, можно было окупить затраты на оборудование и пополнить общую кассу. "Крыса" разрушала уклад и благополучие и потому каралась беспощадно. Второго шанса отступнику не давали никогда.

– "Нахрена я взял медальон? Теперь объясняй, что на меня нашло. Наверняка скажут, что не в первый раз.. Хотя что мне с него, это же просто солдатский медальон!"

Макс уже сам был не рад, что спас медальон. Риск потерять друзей, пусть и таких, спустя некоторое время, казался ему неоправданным, а поступок глупым, эмоциональным.

– "Что на меня нашло?" – это и правда было спонтанное решение, изменившее реальность. Но даже сейчас Макс не представлял, насколько эти изменения будут существенными и необычными, выпадающими за рамки всего, что он знали и видел в своей жизни до сих пор.

Прошло больше месяца. Медальон лежал в жестяной коробке вместе с другими находками. Сначала Макс хранил ее дома. Потом перепрятал в другое место, на даче и со временем о медальоне забыл – на дачу заселились родители, а он, когда они были там, принципиально туда не ездил, дистанцировался. Завел себе новую коробочку. О старой вспомнил при обстоятельствах, которые поделили его жизнь на ДО и ПОСЛЕ, снова изменив реальность и его самого.

Глава 3. Вечеринка с сюрпризом.

Лето заканчивалось. Макс по договоренности с родителями, которые перебирались после дачного сезона в Москву, был у себя на даче. Неожиданно позвонил Мох.

– Ты, кстати, зажал свой день рождения. Он у тебя был летом, случайно посмотрел на твоей странице. Или это фуфел? Колись.

Макс с досадой вспомнил, что хотел убрать реальную дату, но забыл. Насчет того, что Мох сунул нос в его данные случайно, конечно не поверил.

– «Что ему от меня надо?»

Пришлось признаться.

– Да, нет, все правильно, я не отмечаю. Подарков все равно не получишь, а отмывать дачу от блевотины надоело, – Макс надеялся отшутиться. Но не тут- то было, Мох, судя по всему, нацелился в гости, возможности отвертеться без веских причин, чтобы не вызвать подозрения, не было.

– Не парься, позовем девчонок с филфака, всё отмоют. Эту проблему, если других не придумал, беру на себя. Бухло мое. Остальное с тебя. Так, когда ты нас пригласил?

Компания начала собираться с обеда. Сколько в общей сложности собралось народу, Макс понятия не имел, приглашением тоже занимался Мох. Как именинник, он встречал вновь прибывающих гостей, из которых большую часть видел впервые. Макса все это жутко раздражало, но сказать Моху «нет» не мог.

Некоторые приходили, здоровались, жали руку, поздравляли, забирали часть выпивки, еду и уходили в поле, где было больше романтики и не надо было убирать – народ попался опытный, девушки ситуацию просекли сразу. К вечеру поток гостей иссяк. С поля доносилось пение и радостные вопли. Макс даже завидовал и с удовольствием присоединился бы к ним. Но Мох оставался в доме и ему приходилось тусить рядом – Мох за ним следил. Наконец, в доме остались только «свои» – моховские камрады во главе с ним.

Макс не знал, что делать, поскольку понятия не имел, как моховские обычно развлекаются – его на свои тусовки с выпивкой ни разу не пригласили. Мох расположился в дедовском кресле с коктейлем, от которого валил дым («…карбид он что ли туда насовал», – думал Макс), без предисловий начал:

–Именинник! Развлекай дорогих гостей! Мы ждем. Не знаешь как? Ок, я подскажу – покажи своё барахлишко. Заценим.

В просьбе не было ничего необычного. У каждого в личную «барахолку» попадали предметы, с которыми владелец (тот, кто нашел) не хотел расставаться. Если предмет не продавался и был ценным, то брался на внутренний учет. Если хозяин менял свое решение и вещь выставлялась на продажу, в общую кассу делался взнос, например, 6/7 от вырученной суммы. На первый взгляд могло показаться, что это несправедливо. Но, с учетом того, что разработкой маршрутов и поиском покупателей в значительной степени занимался Мох, такое деление отвечало общим интересам: хозяин вещи получал свою долю от общего числа участников группы.

В личных коллекциях могли находится весьма ценные экземпляры и Мох временами практиковал спонтанные ревизии – не пропало ли что из того, что косвенно принадлежало всей группе. Ревизии никого не пугали, напротив, хотелось похвастаться перед другими – этого у камрадов не отнять. Словом, ничего особенного, кроме одного «но» – у Макса, кроме «шмурдяка», ничего никогда не было. Разве что Мох хотел, чтобы он показал что-то, что нашел до того, как стал ездить с ними.

Кое-что в заветной коробке у Макса и правда было – он пробивал самостоятельно старые фундаменты на месте бывших деревень. Дачный поселок, в котором они сейчас находились, вырос немного в стороне от такой деревни. Часть домов сохранилась. От других остались фундаменты. Макс искал их, ориентируясь на гигантские сорняки и старые фруктовые деревья.

– Нет проблем! – Макс вышел из комнаты и вернулся через пару секунд с жестянкой в руках – достал из тайника. Открывая, вспомнил, что в этой же коробке, помимо всего остального, лежал тот самый солдатский медальон.

– Что? – спросил Мох, видя заминку Макса. – Ладно, не бойся, показывай уже.

Макс открыл коробку. Среди монет, крестов, конин и пуговиц лежал солдатский медальон. Мох усмехнулся, взял капсулу, покрутил, рассматривая со всех сторон.

– Сам нашел? Возле фундамента? Интересное место для медальона, не совсем подходящее. Наверное, дезертир потерял. Или раненый – старушка прятала в погребе от немцев. Да, Макс? Почему не вскрыл? Мы поступаем так – выпускаем душу, пусть полетает, не век же сидеть взаперти, как джину. Что в этом плохого?

– Там могут быть данные на пропавшего без вести, – Макс стоял перед нависающим над ним Мохом и чувствовал себя как «мальчиш-кибальчиш» из мультфильма.

– Допустим. Что с того? Одной фамилией на обелиске будет больше. Тебе не кажется, что это лицемерие? Сколько таких обелисков, облупленных или вовсе без табличек? О них вспоминают на 9-ое и забывают до следующего мая. Хочешь присоединиться к таким лицемерам? Видимо, да. А по-моему лучше быть честным – пропал без вести, значит так и должно быть. Табличка с фамилией – слабое утешение для того, чьи кости мы потревожили. Подумай об этом как следует, Макс и ты поймешь, что я прав. Потом еще раз спрашиваю тебя – почему?

– Что, почему? – Мох заставлял его оправдываться за то, что Макс лицемерием не считал, наоборот – переступил свой страх и спас медальон от «ритуала восстановления справедливости» по-моховски:

– «Что пропало без вести, то кануло в Лету, кто мы такие, чтобы грабить вечность?»

Звучало пафосно и цинично, но для моховских было верхом остроумия и справедливости. Ценности в солдатском медальоне для моховских- никакой, разве что возможность поюродствовать и покуражиться над тем, что для других было свято.

Макс не чувствовал угрызений совести – лишь опасение, что Мох задумал провести «показательную порку» и вишенкой на этом паршивом торте в честь дня его рождения выбрали его.

– Мох, не заводись, скажи просто – что я должен объяснять? За медальон? Так это «шмурдяк», причем голимый!

– Камрады, – начал Мох, оценив заход Макса – выставить его, Моха, занудным склочником, который придирается по пустякам. У каждого, наверняка, была какая-нибудь своя обида на «начальство»: на несправедливость в распределении доходов, на чрезмерную подозрительность и строгость. Моховские были незатейливыми ребятами, но мозги временами ворочались и у них, не говоря про чувства, которые Мох держал под контролем, не давая развиться в осмысленный протест и попытку уйти из стаи. – Нас хотят ввести в заблуждение, поставить под сомнение справедливость наших законов, приравнять «крысятничество», да, да, вы не ослышались, к невинной недооценке добытого нами «хабара».

Обвинение серьезное: крысятничество предполагало, что бывшие компаньоны могли сделать с ним, что угодно – избить, покалечить, даже убить. Этот расклад оставляли на случай, если за предполагаемую "крысу" никто из присутствующих не захочет поручиться – тогда оставалось одно – смерть и вечный покой в безымянной могиле, в которую успели превратить Мохов и К одно укромное болотце поблизости от Москвы. Даже Макса угораздило стать свидетелем разборки, которая закончилась подобным образом и на его глазах человека сунули головой в болото и утопили. Его заставляли держать за ноги, но он наотрез отказался. Но и не мешал – стоял рядом и смотрел, как на чудовищный квест. После того, как все было кончено, к нему подошел Мох:

– Вот, теперь ты точно один из нас.

До того болота было далеко, но судя по настрою Моха, это обстоятельство его не смущало, видимо уже придумал другой вариант – как утилизировать тело или все же это была еще одна проверка на лояльность Макса, в которую Мох никогда не верил, удивлялся, что он делает в их компании и хотел найти объяснение этой загадке.

Происходящее взволновало и стаю: солдатский медальон – не золото, следовало разобраться.

– «Наверное у него есть что-то посерьезнее медальона. Спрятал, а Мох узнал. Или подозревает. И хочет, чтобы этот м-к сам сейчас предъявил свою настоящую кубышку» – так решило большинство.

Мох подал знак, вокруг Макса образовалось "кольцо смерти".

– Камрады! – Мох уже вошел в роль "судьи". – Надеюсь, вы уже поняли, к чему весь этот перфомАнс. Я думаю, что среди нас "крыса". Кто-нибудь хочет что-то сказать? Может быть я не прав или мне показалось?

Ответом было молчание. Все понимали, что Мох что-то задумал, но что именно, для каждого, включая Макса, оставалось загадкой. Мох пока еще не назвал Макса "крысой". Формально оставалась возможность, что он скажет:

– «В стае справедливость превыше всего, а солдатский медальон правда шмурдяк».

Макс тоже надеялся на нечто подобное, не представляя, насколько успел настроить Моха против себя – его инородность не просто раздражала Моха – он был одержим тем, чтобы Макса «разоблачить», вопрос – в чем – этого Мох не знал.

– Повторяю, кто хочет что-то сказать? Никто? Я так и думал – единство стати превыше всего. Лишнее мы отсекаем.

Макс понял, что развязка близка. Он почувствовал, как его сердце заколотилось, на ускоренных оборотах, разгоняя кровь по телу, быть может на последних минутах жизни.

Стая смотрела на Макса с удивлением, но без сочувствия. Он всегда был немного чужим, а Моху виднее.

– Но, прежде чем имя "крысы" будет названо, и она будет казнена, сделаем то, что делали всегда. Мы не допустим лицемерия.

Мох, который все еще держал медальон в руке, начал демонстративно откручивать крышечку. Колпачок капсулы проржавел и не поддавался. Мох вытащил из кармана мультитул. Макс понял, что капсула будет вот-вот вскрыта и возможно имя еще одного погибшего будет утрачено навсегда. Зачем же он тогда рисковал, если сейчас не мог ничего сделать, чтобы… защитить того солдата, к которому обратился мысленно и пообещал, что сохранит медальон, как память о нем? Остатки самоуважения "утекали" из него, как жизнь с каплями крови.

Мох не ожидал и пропустил момент, когда Макс выхватил у него из рук медальон. Он стоял, открыв от удивления рот – случилось нечто ужасное – бесправная, ничтожная "крыса" покусилась на его власть и авторитет.

– Не дам открывать! Отнесу поисковикам.

– Тебя самого сейчас отнесут, дебил, что ты делаешь? Умри хотя бы достойно.

– Надо буде умру, но не тебе рассуждать о том, что достойно. Посмотри на себя, Мох!

– А что со мной не так? – Мох с деланным спокойствием спрашивал Макса, видя, что он вышел из себя и мог проговориться насчет своих истинных мотивов присутствия в стае.

– Потому, что ты, вы все подонки!

– Сильно. Обоснуй.

Макса и правда несло, но тон беседы, навязанной Мохом, вынуждал отвечать.

– То, что вы делаете, это подло, неправильно.

– Неправильно – что?

– В могилах роетесь, как падальщики!

– Мы. А ты? Ты, типа, другой?

– Нет. Был бы другим, с вами бы не связался. Я не лучше, но и не хуже вас – что я у кого украл? Пусть скажет. Мне сгружали один шмурдяк! Все это знают. Лишнего не болтаю. Прицепились к медальону будто это «рарик» какой!

Моха ситуация начала забавлять. Вместо суда над «крысой», она судит их! Он подыскивал наиболее эффектные фразы, чтобы произвести впечатление и не дать усомниться, что ситуация у него под контролем. Да, ценность медальона была ничтожна. Макса следовало наказать, но не за него. Но как объяснить, что Макс опасен не тем, что мог что-то украсть, а тем, что мог разрушить их мир?

– Макс, тебя послушать – ты прям герой, герой, а мы…, – Мох обвел присутствующих деланно возмущенным взглядом. – Ты нам объясни, ради чего ты тут «бросаешься под танк»? Это медальон твоего прадедушки? – в голосе Моха уже звучала откровенная издевка.

– Какое это имеет значение? Что ты прицепился к этому медальону? Это же «шмурдяк», – снова повторил Макс, понимая, что надежды – перевести разбирательство в более безопасное русло – почти нет – Моха расценил инцидент с медальоном, как личную обиду и угрозу всему, над чем он властвовал.

– Верно сказал, для нас это «шмурдяк». Но ты не имел права нарушать наши правила. Ничего не красть у своих – значит НИЧЕГО. А ты взял. Знаешь, почему? Потому, что ты "крыса" и всегда ею был, только я не знал, как это доказать. Как после этого тебе можно верить? Может быть на тебе жучок и ты не «крыса», а «крот», «подсадной»? Или все это вместе взятое. Ты для нас опасен, и я должен эту проблему решить. Я правильно говорю, камрады?

Надежда на то, Мох не решится устроить показательную казнь, все же речь о простом медальоне, испарилась – после сказанного, вариантов благополучного исхода история уже не имела. Макс удивился – ситуация близилась к развязке, а он был спокоен, как удав.

– А знаете что – пошли вы все на хрен (грубый аналог), уроды! Я такой же, только хуже. Мох, ты, конечно, тут главный. Но я тебе в рабы не нанимался. Медальон не отдам. Можете меня убить. Я вас не боюсь.

Последнее Макс произнес на автомате, не задумываясь. Сжав медальон в руке, почувствовал легкое жжение. Слова, которые вырвались на эмоциях, поскольку Макс себя знал – храбрецом он никогда не был – непонятным образом запустили цепную реакцию во времени и пространстве, меняя местами последовательность событий, перетасовав судьбы всех, кто в этот момент находился в доме.

Глава 4. Смена ролей.

Макс увидел, что комната, в которой они все находились, стала терять свои очертания, расползаться, «растаскивая» присутствующих в разные стороны. Время взбесилось. В разных точках ограниченного стенами пространства оно стало идти по-разному, быстрее или замедлилось, а где-то остановилось. Макс находился посередине этого пространственно-временного хаоса, наблюдая в оцепенении за происходящими переменами. Люди, что стояли напротив, включая Моха, изогнулись, как в кривом зеркале и мало напоминали людей. Вытянутые и перекрученные, эти существа утратили индивидуальность – он никого не узнавал.

Рядом с Максом образовалась трещина. Она разделила комнату на две половины. Щель раздвинулась, пахнуло чем-то незнакомым, чужеродным. Трещина причудливо изогнулась, став похожей на рот особенно после того, как края набухли и вывернулись наружу. Макс перестал дышать, когда трансформация завершилась и он увидел исполинский рот, который к тому же улыбался. Показался кончик алого языка. Макс успел даже рассмотреть его поверхность – шероховатую в бородками, по которым стекала желтоватая слюна. У Макса перед глазами поплыло и завертелось. Губы раздвинулись, открывая пасть с языком и черный бездонный провал. Ни головы, ни глаз, ни шеи, ни тела у этого существа не было, только рот, который приготовился пожрать. Макса стало затягивать в рот. Он встал на карачки и пополз в сторону. Позади него уже что-то чавкало, хрустело и визжало от страха и боли. Макс обернулся и посмотрел: моховские, как перекрученные спагетти, сбились в кучу у самого рта, кричали, рыдали, суетились и толкались, пытаясь увернуться от толстого красного языка, который ворочался между широченными губами, подхватывал очередную «макаронину», подкидывал и глотал.

Как все поменялось! Только что Мох и К судил Макса, а теперь кто-то судил их. Мох, его Макс узнал по часам на руке, не сдавался и с бешенной энергией пытался зацепиться за губу, лишь бы остаться в пространстве, которое вдруг взбунтовалось и не захотело больше терпеть его и человеческий сброд, который он собрал «стаю» и стал для них богом.

Обладая представлениям о том, как живет общество, Мох, студент психфака, дал новое толкование морали и праву, вывернув и то и другое наизнанку. Стая послушно исполняла его директивы в благодарность за иллюзию единства, цели в жизни и комфорта, который обеспечивался за счет торговли оружием, которое они добывали. Это был не единственный источник дохода – Мох с некоторых пор брал заказы на тела. Макс в полной мере соответствовал параметрам очередного срочного заказа – был молод и здоров. История с медальоном была лишь прикрытием, чтобы свои не взбунтовались, что однажды и они отправятся на «разборку» в клинику, с которой Мох в последнее время «сотрудничал». Чем именно клиника занималась, Мох не скрывал – молчание стаи оплачивалось щедро.

И вот прибыльный бизнес накрылся «ртом», а тот, кого они хотели "распять", сидел, сжавшись в комок, на безопасном расстоянии, перепуганный до смерти, растерянный, но живой и смотрел на них без малейшего сочувствия – так, как они недавно смотрели на него.

Тело Макса затвердело, как камень. Живыми оставались только глаза и мозг, который отказывался верить в реальность происходящего, лихорадочно искал зацепку, чтобы проснуться. Макс был уверен, что спит! Он приказывал своим рукам и ногам пошевелиться, материл свой мозг, но тело отказывалось слушаться, а мозг – просыпаться.

Скосив глаза сначала в одну, потом в другую сторону, понял, что в доме никого, кроме него нет, как, впрочем, и дома. Он видел деревья в саду, огоньки над полем, где запускали китайские "фонарики счастья", которые он отдал потому, что уже больше года они валялись без дела на даче. И вот теперь Макс отчаянно таращился на эти огни, пытаясь с их помощью вернуться в привычный мир. Он снова почувствовал, как его потянуло в сторону рта, который проглотил очередного «червя», облизнулся и начал приоткрываться снова. Макс запаниковал:

– «Ну все, мне конец (грубый аналог). Остался только я. Сожрет, блин!»

В голове все перепуталось, мысли отказывались выстраиваться в логическую цепочку. Наконец ему удалось сформулировать хоть что-то приличное, на что можно было опереться:

– "Хоть бы кто-нибудь пришел! Они увидят, что здесь что-то такое и придут! Господи, сделай так, чтобы они пришли!" – «вопль» души сопровождался болезненным ощущением в руке, вернее в ладони, которую он все еще сжимал в кулак.

– "Медальон!" – жжение стало невыносимым. Макс свободной рукой ухватился за край балки, которая рухнула с потолка и валялась рядом. Его ноги уже повисли в воздухе, он почувствовал, как стянуло один кроссовой. Макс не выдержал и закричал. Он попытался ухватиться второй рукой, но пальцы были заняты – Макс разжав кулак, в котором он прятал медальон, капсула со стуком упала на пол. Сила, которая его тянула в рот, ослабла и исчезла. Рот захлопнулся. Боль в руке тоже утихла. Макс посмотрел на медальон.

– «Ты мне чуть дыру в ладони не прожег! За что? Я же не сдался. Я же сказал, что никому тебя не отдам, отнесу знающим людям, они аккуратно вскроют капсулу, прочитают имя твоего хозяина, и твоя миссия будет исполнена. И моя – я так думаю. Пока мне, кроме твоего спасения, гордиться нечем».

Макс общался с медальоном, как с живым существом и только что сделал важное для себя признание о самом себе. Возможно, этому поспособствовала необычная ситуация. Назвав себя, по сути, бесполезным, никчемным пустоцветом, Макс почувствовал облегчение – инстинкт самосохранения ложные представления о самом себе сбрасывал, как ненужный балласт. Однако, физическое состояние, протестировав себя, Макс оценил, как «хреновое» – голова раскалывалась, в ушах звенело и шипело. Рот все еще шамкал своими губищами неподалеку, но Макс, которого он собирался сжевать тоже, уже не чувствовал в нем угрозы.

– «Нажрался, теперь переваривает»,  – подумал он, на секунду отвернувшись от медальона. А когда посмотрел снова, на прежнем месте медальона уже не было. Макс засуетился, шарил руками по полу:

– Куда же ты делся! Меня чуть не убили из-за него, а я его потерял! Козлина!

Глава 5. Сол.

Медальон пропал, зато Макс ощутил новую странность – в его голове кто-то был. Макс попытался «изгнать» пришельца, но почувствовал, как невидимая рука, мягкая и теплая, как мех коснулась его щеки и вытерла слезы. Он и не заметил, что плакал, причем это мягко сказано – Макс рыдал и сквозь потоки слез увидел, как со стороны леса выполз туман или дым, который стал принимать очертания кота, размером с автобус.

– Не переживай, это нормальная реакция, отходняк. Все уже позади. Если тебя не забрали, значит ты им не нужен. Свершилось. Я здесь не за этим. Воспринимать наказание и тем более казнь, как зрелище – до такого додумались только люди. Но раз уж я тут, хотелось бы знать – что произошло, в двух словах, можешь не рассказывать – просто думай.

Макс смотрел на зверя, а в голове крутилось – «чеширский кот, шечирский ток».

– Чеширский – банально, шечирский – бессмысленно. У тебя шок. Пройдет. Не хочешь рассказывать? Хорошо. Сам разберусь. Одно пойми – «высшая справедливость» – не нечто в сверкающих доспехах, а утилизация, уборка, поедание того самого, во что превращаются люди. Ладно бы на этом все и закончилось. Так нет – драконьи зубы ими посеяны, и они дают всходы. Ты – один из тех, кому предстоит их выпалывать. Твоя душа понимает во что ты ввязался и заранее оплакивает тебя, хотя на мой взгляд, ей надо было начинать рыдать раньше – когда ты согласился объединиться с шайкой Моха. Впрочем, возможно, ей известно о твоем будущем несколько больше, чем мне. Я про тебя узнал только что – заглянул на один сигнал. Он исходил откуда-то отсюда. И попал на финал. Впечатляющее зрелище даже для меня. Твои слезы – это еще ничего, в тебе есть запас прочности. Ты хотел что-то сказать? – сол смотрел на Макса с вежливым вниманием.

– Что? Нет.

– Если позволишь, спрошу кое о чем еще, поконкретнее.

Макс не просто молчал – он утратил способность логически мыслить, не то, что говорить.

– Вы позволите? – сол снова задал вопрос, выводя Макса из ступора, помогая включиться в диалог.

– Да, – Макс ответил машинально, мозг уже перестал кипеть раскаленной лавой, извержение откладывалось, но до – соображать – было еще далеко. Он мог только слушать и запоминать.

– Вы, дорогой мой, не верите не только в себе, но и в совпадения. Кстати, правильно делаете. В вас в голове и в душе каша из взаимоисключающих компонентов. Наведите порядок, определитесь, пора. Что касается моего появления, то я подозреваю, что где-то тут находится предмет, который имеет значение в контексте моего пребывания здесь.

Как ни странно, но Макс сразу понял, о чем речь, но желания заговорить по- прежнему не было.

– Я понял, вы не готовы делать признания.

– Какие признания? Я у вас ничего не брал, нечего тут – язык заплетался, будто Макс перебрал лишнего.

– Нечего или ничего? Вот у меня, например, нет ничего, что могло бы вас заинтересовать, – усмехнулся сол, оценив усилия Макса, который возмутился, что его сочтут вором. – Лапы, уши, хвост и то, что под ним, могу предъявить, ни на что не наступил, но не ору не потому, что лень подняться. Это человеческая ассоциация, лишенная смысла. Я соответствую форме, исходя из реальности, а не ваших представлений о котах, в данном случае. Потому и не ору. Вам не нужно оправдываться в том, чего вы не делали. Я ни в чем вас не обвиняю, не мой вопрос, если быть точным. Но у вас есть то, что вы можете мне дать – информация.

Макс открыл рот и снова закрыл, но еще плотнее. Кот поднял переднюю лапу и ткнул ею в Макса.

– Вот. Вы только что подтвердили, что мой вопрос по адресу. Могу предположить, что сейчас у вас этой вещи нет. Похвально, что ваше волнение по поводу предмета не основано на коммерческом интересе. Но может это от незнания? В ваших руках, уважаемый, артефакт, довольно мощный. Не понимаю, зачем он вам? Его потенциал непригоден для использования в целях самообороны или нападения. Это связующий элемент с одним из энергетических центров, который его породил, скажем так и тем, кто к данной подсистеме подключен. Хозяин обязательно явится за ним и не факт, что вы сможете с ним объясниться, как со мной. Поскольку он понятия не имеет, что эта вещь его. Пока она не попадет ему в руки, он будет следовать за вами и считать вас непонятным раздражителем, с которым встретился случайно. Как будут складываться ваши отношения, понятия не имею. Но могу дать совет – помогите ему, возможно у вас это получится. Второй совет – стойте поближе, когда запахнет жаренным, артефакт все сделает сам. Вы измените свою жизнь, и получите главное, о чем мечтали – смысл своего существования. Вижу, сомневаетесь. Вас скептицизм, когда все очевидно, – это уже глупость или трусость, – в голос сола, который до этого звучал приятным и мягким тенором, вклинились нотки нетерпения и досады, но существо все еще старалось быть вежливым и терпеливым. – Если вы его потеряли, может поищем вместе? Только не лгите, это бессмысленно и пошло. Человеческие эмоции я не чувствую, я их вижу. Ваша, например, окрашена в лиловый. Не хочу оценивать мотивы вашего поведения, скорее всего вы осторожничаете и боитесь потому, что близко соприкасались со злом. И меня считаете своим бредом. Нет времени убеждать вас в своей реальности и в том, что медальон важен. Он, как и все сущее – нужный фрагмент общей картины мироздания. Без него она несовершенна. Ничто никуда не исчезает, только меняет место и форму, но не содержание. Зло остается злом, как бы оно не выглядело. Но есть пограничное состояние энергетической субстанции, когда ее можно перекодировать, переплавить. Потому медальон не должен попасть не в те руки.

– «Из не тех рук я его спас! Меня из-за него чуть не убили.»

Сол «прислушался», прикрыл свои желто-зеленые глазищи и снова вытаращился на Макса, взгляд заметно подобрел.

– Похвально. Это меняет дело. Интересно было бы узнать подробности, кто-что, но вы как полено с глазами, хорошо, хоть думать начали. Знаю, будете долго еще мусолить детали нашей встречи. Подброшу вам еще кое-что в качестве благодарности за ваши заслуги перед будущим, – сол сделал многозначительную паузу, встал, прошелся перед Максом, давая себя рассмотреть, восхититься и запомнить на всю жизнь. – Вы, уважаемый, умираете от жалости к самому себе. Это лишнее. У вас нет для этого повода, но вы об этом еще не знаете. Те, кто живет на деревьях и однажды научил вас преодолевать гравитацию, ждут, когда вы преодолеете примитивный уровень своего развития. Артефакт вам бы в руки не дался. Нет, конечно, его можно удержать силой! Но вы этим не владеете, я в этом уверен. Если вы его потеряли, то вероятно, он сам от вас сбежал и на то была причина. Подробностями не владею, но скорее всего, он вас спас. Его присутствие делало вас заметным для судей. Они поняли, что артефакт не у хозяина и сочли вас сообщником тех, по чьи души приходили.

Обязательно найдите его. Хоть он и не ваш, но пригодится, пока ваши помыслы не будут осквернены желанием поиметь что-то с него, попользоваться. Без обид, но вы примитивная форма. Саморазвитие ваше с учетом недоверчивости натуры растянется надолго, может быть до конца жизни, прозреете незадолго до смерти, но воспользоваться знанием уже не останется времени. Разве что история с артефактом не подстегнет вашу личную эволюцию. Шанс есть. Впрочем, если вы и дальше будете пытаться впихнуть в рамки своего представления о мире то, с чем сейчас имеете дело, ничего интересного больше не будет. Возможно, в следующий раз, когда я навещу вас, вы окажетесь в клинике для душевно больных. Вы проводник. Через вас в этот мир должен прийти кто-то важный для будущего. Артефакт где-то здесь. Ищите. На этом наша первая встреча завершена. Думайте. Мне пора. Уже рассвет и сюда уже идут.

Макс не хотел, чтобы кот уходил. С самого детства он искал «своих». Они являлись ему во сне, в виде сущностей, которые жили в ветвях деревьев и научили летать вместе с ними – удивительным образом кот об этом знал, чем окончательно растопил лед недоверия в его сердце. Потом они исчезли потому, что деревья кто-то срубил и построил на этом месте торговый центр с кинотеатром. После этого сна Макс торговые центры не переваривал, предпочитая парки и улицу, если хотелось погулять, помечтать, попить пива. Даже зимой. Знакомые не понимали, почему он все время игнорирует тусовки. Он не рассказывал – зачем. Это его.

После стольких лет поисков он встретил и его души коснулись не человекоподобные существа и даже не птицы, а кот. Так часто бывает – то, что долгожданная встреча состоялась, доходит после того, как снова остаешься один. Ему хотелось, чтобы кот поговорил с ним еще, назвал недоумком, примитивом, недоразвитым, трусом, козлом – как угодно, лишь бы не уходил. После всех ощущений, которые Макс пережил за короткое время, сиротство едва не придушило его и стало даже более сильным, чем страх за жизнь, когда моховские собирались с ним разделаться «по законам стаи».

– Вернись, лохматый! А то ща сдохну, – выдохнул Макс, не придумав более приличного обращения, сказал то, что выдал мозг и душа, которые наконец встретились и узнали, что они существуют.

– Преждевременное знание рождает пустые иллюзии, глупые заблуждения, завышенные ожидания и панику, что «все пропало – клиент отъезжает», голос, который прозвучал уже издалека, хихикнул. – Научись терпению и смирению, полезные вещи, хоть и звучат архаично.

Глава 6. Новые ощущения.

Рот, который все это время выжидательно присутствовал, кажется, понял, что ловить больше нечего – причмокнул, сложил губы трубочкой, пространство по обе стороны надулось, как щеки, свистнул и пропал. На его месте пустота тут же начала заполняться жизнью. Мошки и ночные мотыльки сновала искрами туда-сюда, отражая своими крылышками лунный свет. На шелковистых травинках купались в утренней росе светлячки. Послышалось пение сверчка или цикад. Макс в них не разбирался, но любил одинаково за звуки, которые они издавали. Добавились ароматы можжевельника после дождя и изнывающей от жары полыни.

Окружающий мир обретал гармонию, которой в реальной жизни Макс не испытывал давно, разве что в далеком детстве, когда был счастлив от того, что проснулся и понял – в школу не идти – каникулы и у него есть карманные деньги и планы. Приятные, даже восторженные ощущения переполняли, захотелось сорваться и побежать, может быть снова полететь, как тогда, во сне. Оцепенение проходило. А наваждение – нет. Благостное состояние неожиданно сменилось состоянием сидящего в автомобиле с заглохшим двигателем на путях перед несущимся товарняком – временя отстегнуть ремни и выскочить упущено, а тормозной путь тяжелого состава слишком велик – сидишь и смотришь, как он приближается.

Макс зажмурился, а когда открыл глаза снова, все исчезло – ни ощущений, ни кота, ни рта, ни цикад, ни поезда.

Не было ничего и никого, кроме тех, кто по-прежнему, хотя уже и не так громко, все еще веселился в поле. И вообще, если бы не дом, который теперь больше напоминал разбросанную в беспорядке декорацию в заброшенном театре, и правда можно было подумать, что это лишь сон.

***

Кот, с которым познакомился Макс, не являлся котом в обычном смысле слова – только выглядел так. Это был один из солов, существ, настолько древних, что они уже не помнили, как выглядели изначально. Сол, который явился Максу, своим органическим симбионом избрал земного кота, его обличие, снабдив всеми способностью видоизменяться и видоизменять мир, управляя гравитацией, временем, пространством. Выбор обуславливался просто – самое совершенное создание, сумевшее покорить человеческое сердце.

Будучи эмиссарами Творца, солы проявляли себя крайне редко. В обычное время старались ни во что не вмешиваться, но в качестве наблюдателей присутствовали везде и всюду. Их могущество было столь велико, что одно ментальное присутствие меняло расстановку сил на много ходов вперед.

«Слабым местом» солов была невозможность находиться одновременно в нескольких местах. Этот «недостаток» солы компенсировали, технично манипулируя пространством и временем.

Покидая Макса, сол устремился на встречу с другим «рабом своего несовершенства», условно называя так тех, кто нуждался в поддержке или наставлениях, чтобы земное пребывание не закончилось фиаско для энергетической субстанции, называемой душой. Тьма наращивала свой потенциал подозрительно быстро. Добро отставало. Хотя ловцы душ с обоих сторон были повсюду.

Далеко не каждая удостаивалась внимания сола. Максу в этом смысле повезло. Общаясь с ним, сол просканировал его окружение, вычислил наиболее перспективных и умчался налаживать контакты. Сол едва прикоснулся к его душе и этого было достаточно для начала. Несколько шагов Максу предстояло сделать теперь самому.

Глава 7. Неизвестный.

Макс оглянулся – ему послышались осторожные шаги. В темном проеме, там, где раньше находилась входная дверь, кто-то был. Неизвестный застыл на перекошенных ступенях, стараясь не шевелиться, видимо, как и Макс, прислушивался.

Страха не было. Будь ситуация реальной, что бы Макс сделал? Понятно, что – забился бы под плинтус и пережидал, когда "отпустит" и он «воскреснет» и потом поклянется, что оставшуюся жизнь проведет без сомнительных экспериментов над своей психикой и воображением.

– "Что мы пили?" – разум все еще искал объяснение, а память уже давала исчерпывающий ответ: в голове, как в ускоренной съемке промелькнуло все, что происходило накануне.

– "Так, ясно, тут ничего, только у Моха что-то странное дымит в бокале, может я этим надышался? А до этого момента что было? Никто ничего не предлагал, пили, как обычно," – Макс не замечал, что уже управлял новой способностью – воспроизводить прошлое и детально рассматривать его на предмет возможных "косяков", которые могли бы дать ответ на вопросы – как и почему. Четкую картинку можно было рассматривать, поворачивая в трехмерном пространстве, как угодно.

– «Супер! А если заглянуть в «еще раньше»?»

Он "увидел" себя в электричке. Тоже ничего такого – сидел у окна, рассматривал в отражении девушку, сидевшую через проход между рядами. Видно плохо, свет в вагоне еще не включили, и Макс дополнял картинку своими фантазиями.

– "Вроде классная. Мог бы познакомиться".

Человек на ступеньках, устав стоять, переступил с ноги на ногу, доски отозвались негромким скрипом.

– "Забыл о нем! Странный чел, стоит и молчит. Хотя его можно понять, – Макс был уверен, что это кто-то из гостей. – …вернулся, а тут немножко нет дома. Я бы тоже не торопился с выводами. Ну, стой, стой. Я тоже ни х не понимаю и не хочу – заколебало все, устал переживать. Вечеринка удалась, пора закругляться».

– Чё встал, заходи! – Макс завозился на месте, пытаясь подняться. Голова закружилась, начало подташнивать. Пришлось сесть. – «Походу отходняк, значит все-таки какое-то говно жрал», – Макс рассердился на себя, раньше подобным не баловался, считал, что это удел людей с ограниченным воображением. Себя он таким не считал и вот, пожалуйста, оказалось, что ничем не лучше. Впрочем, одно то, что связался с моховскими, и так было не в его пользу – сообразить вписаться в банду, большого воображения не потребовалось, одного желания хватило. Теперь расплата за все – и за то, и за это. Хотя в душе неожиданно потеплело.

– «С чего бы, повода, вроде нет», – подумал Макс и понял – есть и еще какой! Рот сожрал моховских, включая самого Моха и он теперь свободен! Осталось найти медальон, отнести к поисковикам и закончить дело. План и цель были хорошими, но путь к ним терялся в хаосе будущего, откуда на Макса повеяло теплом и холодом одновременно.

– Ты кто?

Макс вздрогнул, услышав голос, который прозвучал неожиданно потому, что он уже не ждал ответа, думал, человек ушел и вернется с рассветом, если сразу не рискнул сунуться в эту кучу дров.

– "Кто я – не так интересно, – подумал Макс, – а вот кто ты и что ты видел из того, что тут творилось, хотел бы я знать. Надеюсь, рот сожрал всех, и ты не один из моховских".

– А ты кто?

– Дед Пихто, слышал о таком? Ты мне зубы не заговаривай, – ответил неопознанный гость. – Вылезай! И руки держи перед собой, чтоб я видел.

– Только руки? А "этот" тебе мой не нужен? – взбесился Макс. – «Мало того, что дачу разнесли, еще приказывает мне! Муфлон».

Претензия по поводу дачи была несправедливая, но Максу необходимо было на кого-то разозлиться, чтобы сбросить напряжение, способность переваривать псевдореальность была на пределе.

– Слышь ты, не груби старшим. У меня граната. Метну и все дела. Еще раз спрашиваю – ты кто и что это за место? Далеко от Москвы?

Макс хмыкнул:

– «Дебил, так нажрался, что уже не помнит, куда приехал. Может белочку словил? Надо поаккуратнее, мало ли до чего еще это чудило додумается. Насчет гранаты – врет?»

Макс прислушался. Голос человека, с которым он общался, показался молодым, хотя и с хрипотцой, но это могла быть простуда или отек с перепоя на свежем воздухе. Утренняя прохлада давала себя знать. Макс поежился.

– Эй, товарищ, можно спросить? – Макс решил тянуть время в надежде, что кто-нибудь все же притащится, хотя бы за бухлом.

– Спрашивай.

– Граната у тебя откуда?

Вопрос был по существу. Ее наличие могло означать, что кто-то из моховских остался. Если так, радость по поводу свободы преждевременна. Если граната – блеф, другое дело. Но как узнать? В любом случае придется договариваться. Ответ на заданный вопрос был ожидаемый и ничего не прояснил:

– «Оттуда», – незнакомец усмехнулся.

– Я почему-то так и думал. Послушай, граната проблем не решит.

– Уверен? А я думаю, что решит. Проверим? Или все же ответишь, кто ты такой и какого черта тут делаешь?

– «Однако… Про гранату – правда, что ли?» – Макс забеспокоился. Человек вел себя необычно и нехарактерно. Словечки такие… Макс не мог даже вспомнить, где он подобную речь слышал. Моховские точно так не разговаривали. Они вообще больше молчали, за них говорил Мох. Но здесь голос был явно не его. Что-то выдумывать уже не было сил, Макс постарался быть краток.

– Ок, я – Макс и это моя дача.

– Это..?

– Это! Нужен ремонт, согласен, тебе то что? Ты кто? Если тебе нужен Мох, то его тут нет, – Макс закинул удочку и ждал реакции, но тема «моховских» подвисла. На Моха человек не отреагировал и прилетел вопрос:

– Почему ты здесь? Все давно эвакуировались!

– «Уже?! Даже не зашли попрощаться. Ну и хорошо, все равно убирать тут нечего, разве что строить».

– Остался потому, что вчера приехал. Откуда? Из Москвы. Куда? Сюда, на дачу – Тульская область, деревня Васильевское. То, что народ свалил, в смысле, эвакуировался, не удивлен, даже рад, туда им и дорога. То есть, насколько я понял, ты не к Моху? А граната откуда или ты пошутил? Потому, что, если она у тебя, пойти и выбрось или закопай, будет самое правильное.

– Понятно, ну ты и гад, остался, значит, своих ждешь? Военное имущество закопать предлагаешь? А свое когда собирался откопать? Я сразу догадался, кто ты. Отсидеться хотел, ну ты и крыса.. Небось не ожидал, что я приду?

– Нет, не ожидал, – Макс глубоко вздохнул, за одну ночь он уже был «крысой» дважды. – «Странное у людей обо мне представление? Хорошо, хоть кот за крысу не принял, а то бы схарчил".

Больше идей насчет незнакомца у него не было.

– Оно и видно. Хватит лясы точить, выходи с поднятыми руками, кому сказал!

– «Странные словечки у него», – промелькнула мысль, но не успела ни во что оформиться, Макс окончательно вышел из себя: – «Этот чмырило опять мной командует!»

– Да пошел ты…, – Макс не договорил, хотя и собирался – раздался звук, от которого сердце замерло, а душа метнулась к пяткам в надежде, закопаться сразу – вырвали чеку! Макс зажмурился и начал отсчитывать секунды.

Глава 8. Гостья.

– Опа-на, ребята, что с домом? Ничего себе, погуляли. Ну вы даете. Что взорвалось? Где все? – женский голос, который прозвучал неожиданно, доносился со стороны тропы, которая вела к полю. Макс выждал пару секунд, взрыва не последовало. «Может все же на понт брал? Сказочное мудило, чтоб тебя…, чуть не обоссался».

– Эй, я тут! – отозвался он, радуясь неожиданной развязке, как маленький.

– Тут – это где?

Макс увидел в проеме бывших дверей силуэт. Лица не видно, только фигура – тоненькая, растрепанная и в руках бутылка.

– Обернись…, – проговорил он бесцветным голосом потому, что увидел – сбоку от девушки появилась тень, приблизилась и начала поднимать руку. Девчонка обернулась, успела открыть рот: «Ёш» и рука тут же зажала ей рот.

Макс схватился за голову – теперь они оба в плену у какого-то козла, который либо так изощренно шутит, либо маньяк и они скоро узнают, как это – когда двое молодых и здоровых становятся жертвами одного, но больного на всю голову.

Макс лихорадочно соображал, что делать. Возле проема слышалась возня, сопение, приглушенная ругань.

– «Не сдается подруга!» – Макс воодушевился и хотел было присоединиться, чтобы помочь, но не успел – схватка получилась короткой – девушка обмякла, нападавший ее подхватил на руки и спросил:

– Эй, ты где? К тебе гости, связная поди. Принимай или брошу ее тут.

– Здесь я, – Макс подал голос, а сам во все глаза таращился на незнакомца. Рассвет уже окрашивал окрестности в серо-фиолетовые тона, можно было рассмотреть, наконец, что за человек, который задумал этот идиотский и реалистичный троллинг. Макс открыл рот и было от чего.

– «Не моховский! Точно».

Такое лицо Макс бы запомнил – оно было хорошим. Короткое определение исключало не только принадлежность к стае. Макс не представлял, чтобы маньяки были такими, но тут же вспомнил, что читал – маньяков трудно вычислить как раз потому, что их лица вызывают доверие. Похоже, тот самый случай.

Незнакомец был одет странно. Даже в густом полумраке Макс обратил внимание, насколько одежда оборвана и перепачкана в глине. А еще, несмотря на то, что развалины продувало насквозь, от него явно сыростью, ржавым железом и гарью, но не как от головешек. Макс этот запах хорошо знал – так пах порох.

– «Все же моховский. Новенький? Мох не предупредил, хотел устроить сюрприз или подстраховался на случай, если буду сопротивляться. Куда он дел гранату? Чеку-то он вырвал».

– Заметил? Молодец. Скажи этой матрёшке, когда очнется, чтоб не дергалась. Пришлось маленько придушить, иначе никак. Я отойду. Если не вернусь – счастье ваше. Но знай, гад, мы все равно победим.

Незнакомец сжимал в руке боевую гранату. Что-то поискал у себя под ногами, наклонился, поднял чеку, показал ее Максу.

– Попытка не пытка! – и ушел, чтобы вставить чеку на место. Теоретически шанс, что все получился, был – сунул чеку обратно, «усики» загнул и порядок. Но граната могла и взорваться.

Выходит, что ушел подальше, чтобы их не зацепило.

– «Кто же ты такой!? Моховский не стал бы так рисковать – кинул бы в подвал на худой конец, а этот поперся в лес».

Макс прислушался. Было тихо. Незнакомец отошел достаточно далеко. Можно было попытаться сбежать. Он начал тормошить девушку, которая все еще была без сознания.

– Хватит! Урод! Перестань!

Макс ее узнал. Это была Кристина, которая ему раньше нравилась, одно время он даже хотел с ней «замутить». Она училась с Максом и Мохом в одном универе, но на филфаке. Приехала, скорее всего, по личному приглашению Моха. Девушка была симпатичная, но не яркая, чтобы претендовать на внимание Моха – тот предпочитал «фотомоделей». Кристина была неформат – умные глаза и губы без филеров.

– Дура, хочу нас спасти! Шевели копытами, уходим! Пока этот псих не вернулся.

– Уже вернулся, – голос прозвучал насмешливо, но беззлобно, видимо, был доволен, что фокус с чекой удался. У него в руках была веревка. – Мадам, вижу, вы пришли в себя, лови веревку, свяжи этого ухаря! Да покрепче. Надеюсь, получится, а то с такими когтями только пленных фрицев пытать.

Накладные ноги – единственное, в чем Кристина не смогла себе отказать. Ей нравилось менять их вид, цвет, форму, но без фанатизма. Судя по реакции, с точки зрения незнакомца, который на нее напал, и это было чрезмерным.

– «Может выбирает жертвы по ногтям?» – Кристина была уверена, что это маньяк, больше некому. Однако, она не собиралась смиряться, не тот характер. Кристина посмотрела в упор на Макса, прошипела ему в лицо.

– Макс! Объясни. Что тут происходит?

– Вы оба, хватит балагурить, на это нет времени, вяжите друг друга, потом поиграем в школу – вопрос-ответ. За молчание вместо двойки – пинок сапогом в рыло.

– Э, нет, нет, Макс, скажи ему, я на ваши ролевые игры не подписывалась. Скажи ему! Я не по этой части. Мох меня позвал мыть посуду. Посуда есть? Давай, помою и я поехала. Мне надо домой!

– Крис, я не знаю, кто это и что ему надо. Думаю, надо сделать, как он говорит.

– Не буду я тебя связывать!

– Еще как будешь, – усмехнулся незнакомец и добавил беззлобно, но с укоризной. – Молодая, а уже такая шалава.

– А ты мудак.

Грубое слово в ответ Крис произнесла машинально, типа "сам дурак". Макс вздохнул.

– Крис, пожалуйста…

– Я сказала – нет.

– А так? – Кристина почувствовала, что ей в затылок чем-то ткнули, не сильно, но чувствительно. Она попыталась дернуться, стало только хуже – твердый предмет, похожий на железный прут, снова ткнул ее в затылок. Кристина схватилась рукой за голову – пальцы коснулись чего-то липкого. – Кровь? – в ее голосе звучало безмерное удивление, сквозь которое пробивался страх.

– Дошло? – сочувственно спросил Макс, – Можно я посмотрю, что там у нее?

– Не можно. Делайте, что сказал, пока башку не отстрелил.

На этот раз Кристина подчинилась. Связав Макса, послушно протянула руки, чтобы человек связал и ее. Лицо незнакомца оказалось очень близко. Девушка поморщилась, ощутив ту же гамму запахов, которая до этого удивила Макса. Она посмотрела на Макса через плечо незнакомца и взглядом спросила:

– «Какая вонища, чувствуешь?»

Макс прикрыл глаза в знак того, что согласен и снова стал рассматривать незваного пришельца. Поражали детали – такое ощущение, что все было настоящее, не такое же, а подлинное, в отличном сохране, хотя и грязное.

"На бомжа похож, военка интересная, старого образца, не подделка. Нашел у кого-то на даче. Видимо там хотел переждать зиму. Потом услышал нас, пришел посмотреть. Все логично.»

– Москва же рядом, почему так тихо?

"Насчет тихо, я бы не сказал", – подумал Макс, вспомнив, какой тут творился беспредел и рушились стены.

– Где немцы?

Макс переспросил:

– Немцы? А они тут должны быть?

Появилась новая версия – что это не бомж, а жертва социума, которая не выдержала давления, обзавелась гранатой и хочет «всем отомстить». Вопрос про «немцев», как в анекдоте про шляпу, в ней или без, все равно будешь виноват. Такой точно опасен – его проблемы не решит даже Господь Бог, разве что приберет к рукам пораньше и отправит на переплавку потому, что не сможет определить куда его – в рай, как мученика или в ад, как злодея. В таком случае предложение сыграть «в рулетку» – не приглашение, а приказ. Если так, что не надо показывать, что «коварный план», как спровоцировать конфликт, рассекречен, чтобы не бесить этого «м-ка с гранатой». Макс вспомнил, что таким нравится, чтобы их считали креативными и опасными и решил:

– «Немцы так немцы. Будем сотрудничать». – Все, я понял, что вас интересует. Ответ – немцев тут нет. – попробовал подыграть Макс. – Ни одного, что б я сдох.

– Успеешь… Сейчас нет, но были? Или сам из разведгруппы и ждешь подкрепление? Здесь тихо. Значит линия фронта откатилась далеко. Куда? На восток или запад? Понимаешь, что мне от тебя нужно? Или ногу прострелить?

– Зачем! Не надо ногу, – подпрыгнул Макс, увидев, что незнакомец направил в его сторону ППШ.

– Тогда отвечай!

– Да что я должен отвечать? Вы спросили про немцев, я ответил! Про линию фронта – не знаю. – И добавил уже от себя, вошел в роль. – Может мы на нейтральной полосе?

– Не исключено, – задумчиво согласился солдат. – А там кто? – спросил он, показав в сторону поля, откуда временами доносился беззаботный смех и повизгивания.

– Мои друзья. Не немцы. Среди них есть даже евреи ("Что я несу…").

– Чего же не эвакуировались? Или это легенда для таких, как я? Что они там делают? Почему так себя ведут, демаскируются? Отвлекающий маневр?

– Да какой маневр! Люди вино пьют, курят, веселятся!

– Веселятся, значит фронт откатился далеко и мы в глубоком тылу. Это все объясняет – и тишину и то, что ты не ожидал меня тут встретить и те на поле охранения не выставили.

Солдат замолчал и задумчиво посмотрел на Макса, будто раздумывал, что же теперь с ним делать. «Если меня пристрелит, что будет с Кристиной и с остальными? Всех перестреляет», – на смену отчаянной решительности и злости пришла тоска, парализовала волю, отключив мышление – Макса охватила апатия:

«Все, аут, больше в это не играю. Пусть делает, что хочет – стреляет, взрывает – я отключаюсь». Макс посмотрел солдату в глаза, устало спросил:

– Чего тебе от меня надо? Ты достал.

– Странные вы, – незнакомец смотрел на Макса, прищурив глаза.

– "А уж ты какой странный.." – Чем же мы странные? Люди, как люди.

Солдат неожиданно выругался, тихо, но Макс расслышал – он назвал их "…" грубый аналог -"женщина с низкой социальной ответственностью")! Сказано было с досадой.

– «Интересно, за что? Ну и фантазия у него или это жизненная позиция такая – во всех видеть "…"(грубый аналог – женщина пониженной социальной ответственности). Тоже нормально, даже по-современному. И все же должны быть хоть какие-то основания»

– Когда вы пришли, я был один. В чем мое "… – тво" (производное от грубый аналог женщины пониженной социальной ответственности)?

– В том, что ты и она тут! А не там, где все нормальные люди.

– Простите, но я вас не понимаю.

– Все ты понял, и она поняла потому и злится. Оба вы – "… -и", – он снова повторил ругательство, добавив нотки презрения, даже брезгливости, чем еще больше озадачил Макса.

– …вот вы кто. А люди? Люди – в окопах. Ладно, разберемся. Если не врешь и это был твой дом, должен знать, где тут керосинка или свечи. Найди, чем засветить – надо глянуть, что у нее там.

Кристина не шелохнулась, сидела и злобно молчала, всем видом показывая, что ее лучше не трогать. Макс осмотрелся.

– Нет проблем. Керосинка. Свечи. Все есть. Электричество тоже было, но сейчас нет потому, что э… нет выключателей.

– Керосинку давай, умник, выключателей у него нет.

– Не дам. У меня руки связаны.

– Скажи – где, сам возьму.

Глава 9. Догадки и предположения.

Пока «солдат» разжигал лампу, Макс за ним следил, пытаясь сообразить, чего от такого перца можно ждать.

"Если псих – один расклад. Есть еще вариант – что это все же солдат – ведет себя, как армейский», – Этот термин Макс слышал однажды и понял, что так говорят о тех, в ком навыки службы в армии проявлялись и на гражданке. Такие, как правило, более уверенны и, чуть что, берут управление на себя или ждут четких распоряжений. Этот явно чувствовал себя, как «Рэмбо в тылу врага». Макса смущала форма.

– «Довели армию, не удивительно, что смотрится, как массовка… А вдруг – это актер? Почему я сразу не подумал? Тогда и с ППШ понятно – реквизит, как и форма. Грязный – потому, что съемка. Вот я лох, повелся, дал себя связать. Или это стример и нас снимают, чтобы весь универ ржал?».

Найдя, как ему казалось, разумное объяснение, Макс немного приободрился.

«Солдат» осмотрел рану на голове Кристины. Она далась не сразу, для этого пришлось ткнуть автоматом ей в бок.

– А! Больно! Совсем уже!

– Сама ведешь себя, как дура, потому и получаешь. Сиди, не дергайся.

Кристина надула губы, но вырываться перестала. Солдат поставил повыше керосинку, склонился над ее головой и осторожно раздвинул волосы. Что-то увидел, покачал головой, полез к себе в сумку, достал пузырек, открыл, запахло йодом.

– Ничего, ссадина. Заживет. Но надо обработать. Будет щипать, потерпи.

– Что там? Убить меня хотел? Будешь платить мне за членовредительство! Я на тебя в суд подам.

Солдат налил в рану йод. Кристина заверещала.

– Малахольная. Кого набрали? Детский сад. Одна такая всю группу демаскирует в два счета.

– Ты мне на голову полбутылки йода вылил! С ума сошел? Кто так делает! Перекисью надо или хлоргексидином!

– Хлоркой? Это у ваших фашистов так лечат. А я тебе советским йодом, как положено. Спасибо скажи, и не ори на всю ивановскую.

Кристина бросила на Макса умоляющий взгляд:

– Где ты его нашел? Пусть он уйдет туда снова, Макс, умоляю, скажи ему, пусть отстанет, – Кристина захныкала.

– Надо будет, уйду. Это не он меня нашел, а я его. Вы у меня оба пойдете туда, куда надо.

– Хорошо! – Кристина продемонстрировала мгновенную смену настроения, чем поразила незнакомца больше, чем то, как только что орала, когда он плеснул ей йодом на ссадину.

– «Странные они, вроде такие же, а другие», – «солдат» отошел в сторону, присел, облокотившись на дверной косяк, который держался на честном слове, устало откинул голову и закрыл глаза.

– Что он делает? – прошептала Кристина. Макс посмотрел на незнакомца.

– Ничего. Сидит.

– Просто сидит?

– Да. Просто сидит.

– На нас смотрит?

– Нет. Глаза закрыты.

– Что вы там шепчетесь?

– А что, разве нельзя? – Кристина молчать не собиралась, считая, что любого можно разговорить и договориться – надо только знать как – нахваталась у Мохом, для которого манипуляция – было призвание.

– Нет.

– Почему?

– Потому, что вы диверсанты. Вам дай волю – быстро сговоритесь, как освободиться.

– Хотя бы и так.

– Ну вот потому и нельзя разговаривать!

– По-твоему нам должно нравиться вот так сидеть? Зачем ты нас связал?

– Говорю же – вы диверсанты!

– С чего ты взял? Может ты ошибаешься?

Макс улыбнулся:

– «Давай, давай, посмотрим, что у тебя получится, завтра над нами весь инет угорать будет», – сам он уже не хотел ничего, его клонило в сон, посторонние звуки казались чересчур громкими, рассеянный свет восходящего солнца больно слепил глаза, снова начало подташнивать.

– Крис, – он позвал Кристину едва слышно и покосился на солдата.

– Чего тебе? Не мешай! Я знаю, как надо с ним разговаривать!

– Я вырубаюсь.

– Чего? Нашел время спать! Не смей!

– Ты, если что, ткни меня в бок. Ладно? А сейчас я сплю. Отвянь.

Макс провалился в сон.

– Надо же, спит!

– У меня отличный слух. Что ты ему сказала? Ты это, имей ввиду, таскаться с вами по лесам не собираюсь. До линии фронта…

– Какого фронта! Ты хотел знать, что я ему сказала? Я спросила – ты маньяк, который хочет нас убить? А ты со своим фронтом.

Кристина ожидала, что «солдат» разозлится на нее, но тот удивился.

– Причем тут маньяк? Рожа тебе моя не понравилась? Ну извини, в нашей деревне все такие. Маньяков у нас не было, с утра до вечера намашешься вилами, только поесть и спать. Это ваше, городское. Вот ты – точно городская.

Кристина заметила, что, обращаясь к ней, «солдат» избегал смотреть ей в глаза.

– «Чего это он, странная манера, может я ему понравилась?» – чтобы поддержать начатый разговор, спросила:

– Ты на маньяка похож, ведешь себя подозрительно, говоришь странное, связал нас. А насчет того, что я городская, не знаю, не знаю. У меня на лбу не написано.

– Слова такие знаешь, в окопах не каждый день услышишь.

– Задолбал своими окопами! – не сдержалась Крис, осознав, что ее отчитывают за дурные манеры.

– Вот! – «солдат» усмехнулся, бросив короткий взгляд на Кристину, из которой "валил дым", отвернулся и посмотрел на нее снова, но уже иначе – не так настороженно и уже без неприязни. Было видно, что он над чем-то размышлял.

Кристина и правда материлась по-черному. Но это можно понятно – от волнения, с девчонками такое бывает. В тоже время незнакомец видел, что она не играла, а действительно злилась и лезла на рожон, хотя и получила по голове и видела в руках автомат. Парень, который с ней – тот сразу испугался, услышав, как он выдернул чеку. И с автомата не сводит глаз. А она… провоцирует. «Смелая!» Нет, никакой хитрости в ее поведении не было. Шпионки так себя не ведут. Впрочем, как должны себя вести настоящие шпионки, солдат знал теоретически – рассказывали. Но в реальности с ними дел не имел, не успел…

Его отношение к «пленникам» менялось. Он теперь смотрел на них с интересом, а на девушку, даже с симпатией – было к ней что-то такое, отчаянное и дерзкое, но настоящее, хотя и выглядела в его представлении, как «фифа». Шпионская версия не получала подтверждения. Однако, пока не разобрался, кто они такие, на всякий случай держал их связанными.

Солдат посмотрел на девушку и признал, что злость ей удивительным образом шла.

– «Шпионка с такими глазами? Да она бы себя выдала сразу! Если только это не очень подготовленная, которая умеет управлять своими эмоциями так, как она. Этого нельзя исключать, время такое».

Ему хотелось рассмотреть девушку поближе. Не придумав ничего лучше, сказал:

– Слышь ты, сердитая, руки давай.

– Это еще зачем?

– На руке погадаю! Руки давай! Проверю, может развязалась уже.

Кристина тряхнула волосами и сунула ему под нос обе руки с растопыренными пальцами. Солдат посмотрел на ее ногти, усмехнулся и стал перевязывать, хотя все было в порядке и руки и так были связанными. Кристина демонстративно отвернулась и еще отклонилась. А он, наоборот, старался сесть поближе и возился с веревкой осторожно и главное, медленно, избегая резких движений, можно сказать, связывал нежно.

– Ишь какая, надушилась. Наши девчонки так не пахнут. Плохо вас подготовили, если на таком прокололась, мадам, – проверить лишний раз версию, что парочка могла быть засланной, не мешало. А может быть он просто хотел с ней поговорить, а других тем между ними не было…

– На чем прокололась? На духах? – Кристина хотела возмутиться, хмыкнуть, но переборщила с эмоциями и хрюкнула. Услышав, какой звук получился, засмеялась, посмотрела на «солдата» – тот опустил голову и тоже прятал улыбку. – Мда, бывает. Нормальные у меня духи, не нравятся ему видите ли! Понимал бы в селективном парфюме, колхоз! Не для тебя старалась, если что, вдыхай и балдей.

– Я и говорю, дура, не боись, не обалдею. Как такую дуру в тыл можно было послать? Да от вас за версту чужеродным пахнет!

–По-твоему от меня навозом должно пахнуть? Дурак! Псих! Кретин! Тебя полиция ищет. Уверена. З (задолбал) уже угрожать! Козел! Дятел! – Кристина ругалась, а незнакомец с удивлением вслушивался в интонации и вдруг покраснел – понял, что не только ему, но и он девчонке, кажется нравился. Вот это номер…

– Точно дура, полицию ждет – у нас ми-ли-ция! Вас что не готовили совсем, сырыми так и забросили? Кукла! Замаскировалась, называется. Под кого, подумала бы. Кто у нас так выглядит, знаешь?

– Кто!

– Шалашовки одни, вот кто.

Солдат ожидал ответной атаки, но вместо этого услышал чуть ли не со слезами в голосе:

– Не знаю, что это значит на твоем языке, но прозвучало обидно, – Кристина сама не ожидала, что ругательство, смысл которого она угадала, ее заденет. Хотя еще не так давно она на «…» (грубый аналог женщина пониженной социальной ответственности) ухом не вела!

Пока они переругивались уже с больше с ознакомительной целью, нежели желая действительно обидеть, проснулся Макс.

***

Его короткое путешествие в сон не было напрасным – он вернулся отдохнувшим, в голове прояснилось и он улыбался. Во сне он снова встретил того самого кота.

– Как ты меня нашел? – удивился сол.

– Не искал! Заснул, а тут ты, – Максу не понравилось, как началась встреча, которую он не ждал, но был рад – его приняли за собачонку, которая побежала за тем, кто его пожалел, вытер слезы. Макс ошибался. Появление Макса для сола было полной неожиданностью.

– Хорошо, не искал. Но ты обо мне, наверное, думал? Иначе, как ты мог меня здесь найти!

– Знаешь, о Мохе я тоже не скоро забуду, но его тут нет и слава богу.

– Богу нет дела до твоего Моха. Кстати, кто это? Один из тех, кого изъяли из оборота? Если так, то Моху сейчас не до тебя. Здесь, где мы с тобой, можно встретить только того, с кем у тебя органическая связь. Не понимаешь? Это как в цеху времени, где формируется будущее. Если мы с тобой встретились, значит и в будущем наши пути пересекутся. Неожиданно. Надо будет иметь тебя ввиду, последить, мало ли что ты еще натворишь, а мне придется с этим разбираться.

Макс даже посветлел от таких слов. Кот запал ему в душу и более того, волновался о нем. В том, что Макс что-то натворит, он и сам был уверен, такой уж он – если брал лист бумаги, мог запросто порезаться.

– Поброди тут, может еще кого встретишь. Присмотрись, постарайся запомнить, пригодится. Здесь все чисто, как было задумано создателем. Но не пытайся ни с кем заговорить. Они тебя не услышат и не увидят – они только в твоем сне, но не обязательно, что и ты снишься им. Понимаешь?

– А ты?

– Я особенный, – гордо сказал сол, – могу себе позволить нарушить правила и заговорить с тем, кто еще живой, хотя и спит. Ты же хочешь встретиться с теми, кто живет на деревьях? Они тут. Ищи!

– А медальон?

– Что медальон? Ты его нашел?

– Нет еще. Но, мне кажется, за ним уже пришли.

– Неужели? Быстро… Подозрительно быстро для стабильности. Надо присмотреться к вашему времени повнимательнее. Сам по себе артефакт еще ничего не значит. А вот то, что его хозяин так быстро пришел за ним, пройдя все стадии восстановления. Да еще приплюсовать сюда активированный портал, который, если бы не медальон, затянул бы и тебя, картина складывается тревожная. Ты, главное, не паникуй, если что, я рядом.

Макс снова почти ничего не сказал, хотя ему хотелось болтать о чем угодно, лишь бы кот подольше оставался с ним рядом, не прогонял. Но сон кончился и Макс проснулся. На этот раз реальность не показалась ему абсурдной. Ему хотелось как можно быстрее разобраться, кто такой солдат и, главное, откуда. Если кот говорил о медальоне, то его хозяином мог быть и он, почему нет – форма старого образца, ППШ, манера речи соответствует тому времени, откуда он мог быть. Макс одернул себя – он всерьез обдумывает версию, что незнакомец явился из прошлого? Ну, нет, к такому Макс был еще явно не готов и сознание снова пропищало с претензией на гордость – «Не верю!», а душа сжалась от предчувствия беды. Испытания, которые ожидали Макса впереди, могли уничтожить его – душа угадала это вероятное будущее, взбунтовалась и заставила Макса сделать осторожный шаг по тропе, которая вела в неизвестность. Пока не пришел страх, следовало провести его, как можно дальше, чтобы обратной дороги у него уже не было.

Глава 10. Настоящий.

Макс еще находился в пограничном состоянии между сном и явью, но сразу обратил внимание на то, как солдат отреагировал на слово полиция.

– "В Советском Союзе была милиция. А может он из психушки? «Сталинский отдел» там наверняка есть, они рассказывают такое, во что сейчас никто не верит."

Макс тоже имел представление об СССР, но смутное. Многое казалось ему преувеличением, как положительных сторон жизни того времени, так и наоборот. Быть с «солдатом» на равных, если придется оценивать прошлое, Макс однозначно не смог бы – не хватало знаний, а эмоции и подозрительность доверие убивали с одного выстрела.

Увидев, что Макс проснулся, незнакомец поднялся со своего места.

– Псих, ты куда? – в голосе Кристины послышалась обида и усталость – любая игра, даже самая увлекательная, со временем надоедала, а тут нескончаемый трэш.

– Куда надо, – ответил он, подтверждая, что недавний шанс растопить лед недоверия они оба благополучно профукали.

– А куда надо? Давай уже, определись, у меня уже руки затекают, болят. Я есть хочу. Пить! И в туалет.

Солдат остановился.

– Не врешь? Правда, хочешь? Или снова твои фокусы?

– Да! Хочу! – Кристина выкрикнула и почувствовала, что уже еле терпит, хотя раньше об этой потребности организм почему-то молчал, стресанул.

– Не ори, сейчас свожу… до ветру.

– До какого еще ветру! Я в туалет хочу! ПИсать!

– Слушай, хватит уже, ты можешь без этого вот, писать-какать, не говорю про остальное. Я тоже эти слова знаю, но пользуюсь в крайнем случае. А ты, как.. мужичка, через слово грубость. Ты же девушка!

– Пошел ты знаешь куда? Я. Хочу. Писать, – отчеканила Кристина. Солдат махнул рукой, подошел, подхватил на плечо и понес.

– Э, куда! На живот не дави!

– А как мне тебя нести?

– Развяжи, сама пойду.

– Нашла дурака.

Макс смотрел им вслед задумчиво:

– «Стоило заснуть на полчасика, уже снюхались, быстро это у них. Кристина, по мнению Макса, девчонка была с характером, но разборчивая. С Мохом отношения поддерживала сугубо деловые – он ее консультировал по психологии, а она ему писала рефераты и клепала презентации. Про его хобби, скорее всего, ничего не знала, иначе не рискнула бы попереться на дачу с такой компанией. Личная жизнь Кристины для Макса также была темным лесом, в который он и не стремился заходить – однажды подкатил в столовой, предложил сходить куда-нибудь и отвалил – Кристина ответила коротко и предельно ясно:

– «Ноу!»

О том, что Мох позвал и ее, узнал, когда она пришла с поля с бутылкой. – «Кстати, где она?» – Макс осмотрелся и увидел в стороне то, что искал – недопитое шампанское, бутылка валялась рядом с крыльцом, видимо, Кристина ее бросила, когда незнакомец на нее напал. Опрокинулась, но в ней еще оставалось прилично.

– "Эх, дотянуться бы, этот вкус, пузырики…., на рассвете самое то. Блин, хоть бы все это было сном, бесконечным, мерзким, но все же сном», – подумал Макс и сразу вспомнил про Моха. – Эти гоблины тоже воскреснут. Не хотелось бы». Макс постарался отогнать воспоминания, которые снова потянули за собой грусть, тоску и одиночество:

– «С прошлым надо расставаться, иначе я застряну в нем. А так, если повезет, если не буду тупить, может быть снова встречу этого кота. Классный. Зверюга. Здоровый и в людях разбирается».

***

– Давай тут, я уже не могу терпеть! – послышались голоса и Макс стал прислушиваться к тому, о чем между собой говорили Кристина и «солдат».

Затрещали под ногами сучья.

– Вот зачем это? Ты специально меня в эти колючки засунул?

– Ты же сказала, что уже не можешь, капризная, давай уже, делай свои дела.

– Как? Развяжи!

– Тьфу.

…

– О-е-е…, – возглас Кристины выражал полное удовлетворение, непонятно чем – что ей развязали, наконец, руки или тем, что она смогла, наконец, сходить в кустики по маленькому или что там ей приспичило от волнения. Вспомнив полупустую бутылку шампанского, Макс удивился, как долго она терпела.

– Долго еще?

– Не торопи. Шампусик он такой – торопиться не надо, а то через пять минут снова захочу.

– Ясно, сиди до вечера, мне спешить некуда.

– Мне тоже, – ответила Кристина.

– Врешь небось, а сама только и ждешь, когда те с поля придут к вам на помощь? Вы же условились?

– В смысле, договорились? Никак. Бухло закончится – придут. Мы тут с вечера зависаем, народ подошел к вопросу ответственно – нажрались все!

– Нажрались? Почему решили есть в поле?

– Нажрались, в смысле напились, – вздохнула Кристина и это было слышно даже на расстоянии. Она умела, как никто другой, такими вот вздохами показать свое отношение и еще конкретизировать, если хотелось «засадить побольнее». Сейчас, например, ее безмерно раздражала тупость этого странного «незнайки», который к тому же разговаривал, как старый дед.

***

Макс вспомнил, что такие же слова слышал от пожилых родственников, с которыми общался не так часто – родители считали, что общение со стариками его испортит и вместо деревни летом отправляли в тематические лагеря:

– Там его сверстники! Пусть учится взаимодействовать, конкурировать. А деды что, будут про свой СССР рассказывать, как там было зашибись, не дай бог в школе на уроке истории повторит, дети будут смеяться, а учитель будет усиленно отмораживаться.

Опасения были не напрасными. Макс уже спросил однажды учителя:

– «Почему дети в СССР говорили: «Спасибо за наше счастливое детство». Они придумывали?»

Учитель с ответом запутался и был рад, когда прозвенел звонок и урок закончился.

О том, что вопрос резонанс все же имел, Макс понял по тому, что его перестали звать на дни рождения, хотя мама всегда снаряжала его конвертом, в котором было не меньше тысячи. Социум защищался, выдавливая «маргиналов», с их точки зрения, на обочину. Со временем Макс научился лицемерить, но кое-что в сознании осталось, создавая дискомфорт в общении с теми, кто реалии постсоветского мира воспринял, как должное. Свое общество и точку зрения не навязывал, предпочитая избегать конфликтов. Если не получалось, посылал на … и уходил. Несколько раз приходилось драться – людям не нравилось, когда их посылали, а другого способа отвязаться от назойливых призывов поспорить, Макс не знал. Предмета для спора не видел – чувствовал, что прав потому, что бесконечно верил своему деду. Когда родители поняли, что дед их «сделал», было поздно. Хотя мать все время пилила отца за то, что он ее не послушал и допустил к «нашему мальчику». Когда деда не стало, Макс понял, что осиротел, а у матери к деду появилась новая претензия – что он «украл у них сына» – в общем, обычный бред взрослых, воспитанных на постсоветском вранье.

***

Кристина, которой полегчало, почувствовала себя более уверенно и вовсю ехидничала:

– Представляешь, какие мы – взяли вина, шампузы, пива и нажрались, да еще на свежем воздухе! У вас так не делают?

– Почему, у нас тоже выпивают, – солдат ссориться не собирался и на тон Кристины, которая все еще сидела в кустах, не повелся. – Но после боя. А что б во время задания, да еще в глубоком тыл оу – таком не слышал. Для группы это верная смерть. Одно не пойму, вот вы вроде обычные, но какие-то другие и на шпионов не похожи. Пьете, веселитесь, будто все вам нипочем.

– Разумеется, не похожи! Потому, что мы не шпионы. Не знаю, чему ты удивляешься. У тебя вопросы такие, знаешь ли, мозги вывернутся, чтобы понять. То мои духи засрал. То тебя возмущает, что люди на свежем воздухе набухались. Придумал какой-то фронт, тыл. Это где, вообще, объясни! У нас что, война?

От благостного состояния, в которое Макс погрузился, слушая перебранку, не осталось следа. В голове все пришло в движение – начал складываться пазл, который состоял из совершенно разрозненных элементов – они сами сближались, состыковывались и картина все больше обретала черты реального времени – того, откуда солдат мог явиться. Макс слушал, что ответит солдат, но он почему-то молчал.

– Я уже все. Забирай меня, – скомандовала Кристина.

– Сама пойдешь, не барыня.

Несмотря на утро, стали сгущаться сумерки, будто рассвет вдруг передумал наступать и началось солнечное затмение. Свет, который успел заполнить собой все вокруг, померк. Стало прохладно. Подул ветер.

Макс все еще ждал продолжения начатой беседы, но незнакомец упорно молчал. На пороге развалин дачи нарисовалась фигура Кристины. Солдат ее не связал. Она подошла к Максу, уселась рядом. Заметила на себе его взгляд:

– Что!

– Ничего, – Макс не знал, как сказать о своих предположениях, чтобы не нарваться на раздражение Кристины, от которого уже устал. Но кроме нее посоветоваться сейчас было не с кем, а поговорить, поделиться было необходимо, чтобы не взорваться. Пришлось рискнуть. – Крис, мне сейчас кое-что показалось.

– Что! Что тебе показалось? Хватит мотать мне нервы. Один пургу несет, другой – "…" фигню (грубый аналог). Вы не можете просто изъясняться? По-человечески, без вот этих вот ваших заморочек?

– Крис, заткнись. И послушай.

Кристину даже передернуло от таких слов, но тон, каким все было сказано, подействовал, она замолчала.

– Тебе не кажется, что этот «солдат» какой-то странный?

– Кажется. Мы ему тоже кажемся "…-и" и еще "…" хрен (грубый аналог женщин пониженной социальной ответственности) знает чем.

– С его точки зрения мы «это самое» и есть. Повторяю, с его точки зрения. Вспомни, что он говорил про войну. Назвал нас потому, что мы тут, а люди – в окопах. Так?

– По-твоему, если бы мы тут вырыли себе по окопу, он бы нас резко зауважал? Ты совсем уже?

– Я не об этом. А что, если так и есть? Представь себе – идет война. Ты бы где хотела оказаться? Попробуй на секунду представить, что мы с тобой в другом времени.

– Ой, ладно смотреть на меня так! Ясное дело – не в окопах!

– Вот! И я думаю так же. А теперь представь, что он как раз оттуда, из этих окопов. Видит нас. Представила?

Кристина не ответила, но задумалась. Макс, судя по всему, на этот раз не выстебывался, его предположение показалось ей диким, но логика в таком рассуждении определенно была.

– Ну да, получается мы – "…" (грубый аналог женщины пониженной социальной ответственности), не поспоришь, – наконец проговорила она и посмотрела на Макса. Кристина еще ничего для себя не решила, но во взгляде уже была тревога. Оба, не сговариваясь, повернулись к незнакомцу. Он сидел на своем месте и задумчиво наблюдал, как они о чем-то секретничают.

– Шепчитесь? Бесполезно. У меня не сбежите.

– Расставил уши, – проворчала Кристина, недовольная и смущенная тем, что их могли подслушать.

– Расставил. А я почти поверил, что вы нормальные ребята. На самом деле вы – самые настоящие диверсанты. Вас забросили в тыл, а те на поле, не веселятся, а подают сигналы. Готовится плацдарм. У вас задание, да подготовка хреновая. Самодеятельность. Вы же смертники! На поле такой же детсад или есть старший? Почему он не идет сюда? Чего выжидает? Или ты не в кусты ходила, а знак подавала?

– Чем?! – Кристина чуть не задохнулась от такого предположения. Макс, наоборот, говорил спокойно, чувствовал, что шагнул в правильном направлении. Теперь, главное, не дать себя сбить с толку и не отпугнуть незнакомца, если он так же реален, как и артефакт и они с ним связаны.

– Все-таки вы уверены, что мы диверсанты? – Макс начал осторожно, подбирал слова.

– Скорее да, чем нет, – уклончиво ответил «солдат», глянув на Кристину, которая снова сидела, надув губы, отвернулась. – Я же для вас маньяк и ничего, не обижаюсь.

Макс снова отметил логику незнакомца – в ней не было никакой агрессии, двойного смысла, его слова были не только простыми, но и искренними. По ощущениям Макса в этом человеке присутствовала та самая нормальность, которая позволяла вести с ним диалог. Надо было найти общие слова и определиться в терминах. С этим как раз и выходила заминка. Они вроде говорили на одном языке, но смысл в слова вкладывали диаметрально противоположный.

– "Будто с разных планет", – определил Макс и сразу увидел солдатский медальон – он валялся в пыли у самой двери, недалеко от солдата. Мысли снова пришпорились и понеслись:

– «Что произойдет, если он возьмет в руки артефакт? А вдруг он не хозяин? А что, если это розыгрыш Моха?».

У Макса от напряжения снова заболела голова, тоненькая красная струйка побежала из носа.

– Эй, что это у тебя? Ты, случайно не эпилептик? – спросил «солдат».

– Причем тут это? Просто сосуд лопнул.