Казаки на Амуре бесплатное чтение

© С.В. Бахрушин, 1925

© А.В. Блинский, составление, 2002

© Издательство «Сатисъ», оригинал-макет, оформление, 2002

I. Новая Даурская земля

Город Устюг у слияния Сухоны с Югом представлял собою в VII столетии один из самых богатых торговых пунктов старого Московского государства. Здесь скрещивались пути, шедшие в столицу страны, Москву, с путями, направлявшимися в Архангельск на Белом море и за Урал в Сибирь. Через Архангельск шли все торговые сношения с западной Европой, а из-за Урала привозился самый ценный товар, имевший наибольший спрос заграницей, – пушнина. Стоя на перепутьи между рынками Запада и Востока, Устюг сделался, таким образом, центром, в котором сосредоточивался оживленный торговый обмен. Сюда целыми «сороками» привозились по Печере и Вычегде драгоценные соболиные меха; здесь они перегружались на дощаники и направлялись дальше вниз по Двине в Архангельск ко времени приезда туда английских и голландских кораблей; на архангельской ярмарке меха продавались и обменивались на иностранные материи, на металлы, на бакалею, на предметы роскоши, и все это везлось обратно на Устюг, а с Устюга вместе с местными произведениями и с привозными из поволжских городов товарами отправлялось обозами в десятки возов за Урал для приобретения новых транспортов пушнины. В этот торговый круговорот были вовлечены жившие по Двине крестьяне; многие из них то и дело покидали свое хозяйство на попечение младших родственников, а сами шли на промысел за Урал; иные там и оставались навсегда на новых угожих местах; другие после нескольких лет отсутствия возвращались к своим очагам с тем, с чем ушли; третьи, наконец, которым промыслы удались, везли свою добычу в Архангельск, где меняли ее на иностранные товары. Эта постоянная погоня за наживой, поездки в Сибирь, жизнь в тундрах, сопряженная с опасностями и риском, разнообразие впечатлений – вырабатывали в жителях Устюжского края смелость, энергию, упорство, которые помогали им преодолевать лежащие на их пути препятствия. Торговля с Западом способствовала появлению среди них сравнительно высоких культурных запросов и потребностей; в устюжских избах попадались предметы иностранной роскоши: зеркала, дорогие материи, оловянная посуда. Многие из устюжских крестьян разбогатели, благодаря сибирским промыслам и архангельским торгам, и выбились из крестьянства в высший разряд торговых людей, в «гости». Из простых крестьян вышли устюжские капиталисты, самые богатые люди во всем Московском государстве: Босые, Ревякины, Грудцыны, Федотовы, украшавшие с царской роскошью свой родной Устюг великолепными памятниками художественного зодчества, до сих пор вызывающими восхищение.

Великий Устюг XVII в.

Крестьянином одной из волостей Устюжского уезда был по своему происхождению и знаменитый Ярофей Павлов Хабаров-Святитский, с именем которого связана попытка русских стать твердой ногой на Амуре. Как многие из его соотечественников, Хабаров нередко уходил на промыслы за Урал и пропадал там подолгу, вдали от дома, пробираясь далеко на восток, за Енисей. В 1828 году он, например, был вместе с братом Никифором в Мангазее, как называлась тогда область, лежавшая к востоку от Обской губы, а оттуда проник на Пясину, на Таймырский полуостров. Это было время величайшего промышленного оживления в Сибири, время грандиозных замыслов, смелых предприятий и открытий. Спрос иностранцев на сибирские меха побуждал ежегодно толпы северо-русских промышленников переходить через Урал в поисках наживы, издали казавшейся легкой. Главным средоточием промышленного люда была Мангазея, через которую шло почти все движение на Енисей и его притоки. В 20-х годах, однако, соболь был уже в значительной степени истреблен на этих реках, и предприимчивые промышленники стали перебираться с Енисея еще дальше на восток, на реки, впадающие в Лену. Хабаров привез из своей поездки в Мангазею первые слухи о вновь открытой «великой реке». Через несколько лет он опять отправляется в Сибирь, на этот раз навсегда. У себя дома, в устюжской деревне он оставил на произвол судьбы жену Василису, внучку и племянницу; с ним вместе в Сибирь перебрались его брат Никифор и племянник Артюшка Филиппов-Петриловский.

За протекшие несколько лет Лена уже сделалась известна русским, и здесь-то на устье реки Киренги, в конце концов, обосновывается предприимчивый устюжанин, заводит пашню, строит мельницу, устраивает соляную варницу, торгует хлебом и чем попало. Он быстро богатеет и делается одним из крупнейших хлеботорговцев края. Достаточно сказать, что Петр Петрович Головин, посланный в 1638 году из Москвы для основания на Лене города, взял у него для нужд экспедиции, во главе которой он стоял, 3000 пудов хлеба.

Острог Мангазея

Вновь основанный на Лене город Якутск стал теперь играть ту роль, которую раньше играла Мангазея, как пункт, через который шла главная волна промышленников в восточную Сибирь. Отсюда они расходились вверх и вниз по Лене и, не довольствуясь «ленскими соболями», искали новых путей дальше на восток и на юг. По восточным притокам Лены – Витиму и Олекме – они достигли водораздела, отделяющего бассейн Лены от бассейна Амура и стали с верховьев этих рек перебираться на Шилку, впадающую в Амур. Эти промышленники первые принесли весть о «Даурской земле», т. е. Приамурской области. До нас дошел рассказ одного такого промышленного человека Сеньки Аверкиева о его похождениях на Амуре. Он охотился на устье реки Аргуни, когда был захвачен в плен туземцами – «даурами» и отведен на Амур к даурским князькам Лавкаю и Шилгинею, которые его расспрашивали «по-своему». Лавкай сказал ему, между прочим: «Слышал я от тунгусов, что русские люди – собаки; где они иноземцев найдут, тут и побьют до смерти; и к нам они идут для того же». Шилгиней, впрочем, заступился за Сеньку и не дал Лавкаю его убить; его отпустили, отобрав предварительно имевшиеся у него товары – бисер и стрелы железные – и дав ему взамен соболиные меха.

Маршрут Пояркова на карте Лучинского

Владения князя Лавкая сделались теперь заветной целью, куда стремились помыслы всех, ищущих легкого обогащения. Повторяли со слов тунгусов слухи о богатстве его земли, об изобилии в ней соболей, о плодородье ее почвы; упорно говорили, что под его улусом, близко в горе имеется серебряная руда, из которой туземцы плавят серебро, и даже видели у тунгусов полученные от дауров серебряные украшения: пуговицы и круги; воображение манили рассказы о сношениях Лавкая с богатым и могущественным Китайским государством. И вот, по следам промышленников, двинулись на Амур и служилые люди в поисках добычи для себя и ясака, т. е. дани для государя. В 1643 году первый якутский воевода Петр Петрович Головин послал на Шилку военную экспедицию под начальством письменного головы (как назывались тогда чиновники особых поручений при воеводах) Василия Пояркова и пятидесятников Юрия Петрова и Патрекея Минина, состоявшую из 112 служилых людей, преимущественно вновь набранных из промышленников и 15 «охочих» людей, добровольцев из тех же промышленников, и снабженных железною пушкою и запасом пороха и свинца «для угрозы немирных землиц». Экспедиция пошла вниз по Лене, до устья реки Алдана до Учура, затем из Учура вошла в реку Гоному. Путь был трудный, особенно по порожистой реке Гономе, где казакам пришлось преодолеть сорок два больших порога и двадцать два малых, причем приходилось выходить из судов и переволакивать их через камни; один казенный дощаник потерпел тяжелую аварию, во время которой весь запас свинца сорвало с кормы в воду. Не дойдя до водораздела, казаки были застигнуты холодным временем года и должны были остановиться на зимовку. Чтоб не терять времени даром, Поярков оставил часть своего отряда с запасами и судами в выстроенном им зимовьи, поручив весною перебраться через волок, т. е. водораздел, на реку Зею, впадающую в Амур, а сам, не дожидаясь весны, с 90 человек пошел вперед зимним путем, волоча с собою на нартах продовольствие и прочий багаж. Преодолев волок, он попал на верховье Зеи. Таким образом, Поярков благополучно добрался до Даурской земли.

По берегам Зеи жили «пашенные люди» – дауры. Эти дауры, племя манчжурского происхождения, родственное тунгусам, не были похожи на других, знакомых русским сибирских дикарей. Постоянные сношения с китайцами, которые приезжали к ним для сбора дани и для торговли и привозили им всякие товары – шелковые материи, серебро и т. п., – способствовали сравнительно высокой культурности среди них. Казаки нашли у них хорошо построенные деревянные дома с окнами, затянутыми вместо стекла, бумагой собственного производства. По внешности дауры походили на китайцев: мужчины носили по китайскому обычаю косы, одевались в кафтаны из шелковой материи. И по образу жизни они отличались от кочевников Севера: жили оседло в своих улусах (деревнях), занимались земледелием и скотоводством. Вокруг их селений были раскинуты поля, засеянные ячменем, овсом, просом, гречей, горохом. Из огородных овощей у них встречались: бобы, чеснок, мак, дыни, арбузы, огурцы; из фруктов: яблоки, груши, грецкие орехи; из конопли они умели выделывать масло. Скот попадался в значительном количестве: у них было много лошадей, коров, овец, свиней; на волах пахали, как у русских на лошадях; из Китая завезены были к ним и домашние птицы – куры. Культурное влияние Китая чувствовалось во всем: от китайцев приобретали дауры камки (шелковые материи), кумачи и металлы. С своей стороны китайцы брали у них в обмен на свои товары и отчасти в виде дани – соболиные и другие меха. Охота на пушного зверя и составляла, наряду с хлебопашеством, основное занятие жителей, чему способствовало изобилие пушных зверей (соболей, рысей, лисиц красных и черно-бурых) в окрестных лесах; стоило туземцу день поохотиться, как он приносил десять и больше соболей. Все в стране, открытой Поярковым, дышало изобилием и довольством. Недаром Приамурье показалось русским каким-то земным Эдемом, в котором налицо было все, чего только можно было пожелать, начиная с винограда, который рос в диком состоянии, и кончая корабельным лесом.

Дауры. Фото начала XX века

Для того, чтобы заставить дауров платить ясак (дань) казаки захватили в заложники или, как тогда говорили в аманаты одного даурского князца Доптыула. Таких аманатов русские обычно держали под стражей и в цепях; если аманат был знатен и влиятелен, его сородичи, опасаясь, чтоб русские с ним чего не сделали, соглашались обычно платить требуемую с них дань. Доптыул рассказал Пояркову много любопытных подробностей не только про свою Даурскую землю, но и про соседний Китай; с восторгом говорил про роскошь и богатство китайского губернатора, управлявшего пограничной с даурами провинцией, про его город, окруженный деревянными стенами и земляным валом, про его войска, вооруженные не только луками, но и огне стрельным оружием и снабженные даже пушками. Он сообщил, что названный губернатор ежегодно посылает на Зею и Амур военные отряды тысячи в две или три человек для сбора с туземцев ясака; но что китайцы также приезжают к ним и с мирными целями и привозят им для мены серебро, олово, медь и материи. Туземцы, между прочим, опровергали легенду о том, что в самой Даурской земле родится серебро и утверждали, что виденные у них серебряные изделия все китайского происхождения. От туземцев же Поярков узнал, что у дауров имеются укрепленные города и что ближайшим является Молдыкидич, владелец которого могущественный князь Досий, стоит во главе нескольких племен, насчитывающих в своем составе 500 человек воинов.

Якутский острог в XVII в.

Даур. Рисунок начала XVIII века

Между тем, среди русских стал ощущаться недостаток продовольствия, и Поярков решил снарядить экспедицию к князю Досию, чтоб достать хлеба. Сам он устроил укрепленное зимовье – острожек на устье реки Умлекана, впадающей в Зею, а Юрия Петрова с отрядом в 70 человек послал к городу Милдыкидич, поручив выманить лаской тамошних князьков, захватить их в плен в качестве аманатов и, отступя с ним в лес, укрепиться засекою. Едва Юрий Петров подошел к городку, как навстречу к нему с вышли с поклоном князья Досий, Колпа и Доваря; двух первых казаки взяли в плен, а третьего, приходившегося сыном Доптыулу, который уже сидел в аманатах, отпустили обратно. Русским были отведены для жилья три юрты вне города; туземцы доставили им продовольствие: 40 кузовов крупы овсяной и 10 штук скота. Не довольствуясь покорностью жителей, Юрий Петров на следующий день в военном порядке с распущенными знаменами подошел к стенам городка, чтобы высмотреть насколько он крепок и нельзя ли его взять штурмом, и потребовал, чтоб его впустили внутрь. Аманаты, которым он говорил про это, отвечали: «в острожке живут у них люди многие; русских людей они до сих пор не знали и, пожалуй учинят с ними бой, и от того произойдет большое зло». Петров, однако, заупрямился и, взяв с собой насильно Досия и Колпу пошел на приступ города. Тогда дауры, сидевшие внутри, внезапно произвели вылазку, бросившись сразу из ворот и из подземных ходов; одновременно из окрестностей прискакало много вооруженных всадников. Произошел кровопролитный бой, во время которого случайно был убит Досий, а Колпа, убив сторожившего его служилого человека, бежал к своим. В результате боя – 50 русских было переранено «больно», так что не в состоянии были даже уйти далеко от острожка. Они заперлись в юртах и должны были выдержать трехдневную осаду. На третью ночь им удалось незаметно бежать из юрт. В течение десяти дней они шли в полном вооружении, в куяках (защитных доспехах), пока не добрались до острожка на Умлекане, добрались израненные, без аманатов, без продовольствия, на которое рассчитывали их товарищи. Понятно, что Поярков встретил их далеко не приветливо. «С добычею ли пришли?» – был первый вопрос к ним. «Не только что с добычей, и свое потеряли», – отвечали те. Дело было в январе: предстоял голод до поздней весны, когда вскроется река и будут доставлены припасы, оставленные на Гономе. Имевшийся хлеб разделили между служилыми людьми; пришлось по 30 фунтов на человека. Стали есть сосновую кору и коренья. Положение ухудшалось тем, что последний аманат Доптыул, хотя его и держали в оковах, все-таки ухитрился бежать, и туземцы стали нападать на русский лагерь. Нападения их, впрочем, были отбиты, и трупы убитых дауров валялись на лугу перед острожком. В острожке, между тем, голод принял ужасающие размеры; запасы вышли совершенно, люди стали помирать. Тогда Поярков начал говорить своим сотоварищам: «кому не охота в острожке с голода помереть, и они б шли на луг к убитым иноземцам и кормились, как хотят». Человек десять послушались его совета, выбрели из острожка и питались трупами врагов. Голод доводил до жестокости. Те служилые люди, которые оставались с Поярковым в острожке, потребовали, чтобы их товарищи, питавшиеся на лугу человеческими трупами, были обысканы, и у них были отняты и поделены остатки продовольствия; беспощадно отобрали у этих несчастных у кого фунт, у кого два, у кого три муки. Когда снег стаял и появилась трава, изголодавшиеся казаки набросились на «корень травный», но и тут случилось несчастье. Двое служилых людей вышли на луг; одному из них занеможилось, и его товарищ развел костер, чтоб его обогреть; от костра загорелась трава, луг выгорел, и русские лишились последнего средства пропитания. Озлобление голодавших казаков достигло высочайшей степени. Пояркова стали упрекать в том, что он повел людей на верную смерть. «Не дороги мне служилые люди, – отвечал цинично Поярков, – десятнику цена десять денег (пятачок), а рядовому два гроша». Стали говорить, что он нарочно велел поджечь луг, чтоб поднять цену на сбереженный им хлебный запас; верили и подобному вздору. Когда, наконец, приплыли суда с запасами, то с голоду успело умереть 40 человек.

Река Зея Совр. фото

Собравши свой поредевший отряд, Поярков пустился в дальнейший путь вниз по Зее. Он плыл по местности довольно густо населенной племенами дауров. По берегам тянулись хорошо обработанные пашни, виднелись табуны коней и стада коров; но жители не позволяли теперь русским высаживаться на берег, обзывали их «погаными людоедами». Достигнув устья Зеи, Поярков послал вперед для разведок отряд из 26 человек. Здесь обитал народ, родственный даурам, – джючеры[1], ничем не отличавшиеся по образу жизни от дауров, как и они, занимавшиеся земледелием, скотоводством и охотой, и, как они, платившие дань китайскому императору. Джючеры внезапно напали на стоянку разведчиков и перебили их всех; уцелело только два человека. Они и принесли известие о катастрофе Пояркову, который стоял всего в полпути от места погрома, но не подозревал о происшедшем.