Неотправленные письма бесплатное чтение

– Ну как она?

– Да так же, – Валентина Егоровна устало вздохнула и присела на диван рядом с мужем. – Не знаю я, Серёж, что с ней делать. Вот нутром чую, что вслед за матерью уйдёт, если не растормошить, но не получается ничего.

– М-да…

Сергей Иванович тоже тяжело вздохнул и обнял супругу за плечи. Если б мог что посоветовать – уже посоветовал бы, да только бесполезно всё. Чахнет внучка. На глазах чахнет. Уж три месяца почти прошло с того дня, как Настенькину мать похоронили. Горе великое, конечно, всем тяжко, но уже должна бы у ребёнка боль душевная немного поутихнуть, а оно только хуже с каждым днём делается. У детей ведь психика гибкая, говорят, да, видать, не у всех.

Наталья молодая совсем была, только за тридцатник перевалило. Гордая, сильная, самостоятельная. Дочь сама растила и родителям не рассказывала даже, от кого забеременела. А Настя знала только, что её отец хороший человек, просто не может с ними вместе жить, потому что у него другая семья. Если б знать, кто он, так хоть сообщить можно было бы, что его дочка из-за пьяного водителя матери лишилась, а так… Кому сообщать-то? Вот и получилось, что Настенька при живом отце сиротой осталась.

Опеку над внучкой Петуховы оформили без проблем – сведений о папаше нет, доход позволяет, все более-менее здоровы, жилплощади тоже хватает – хоромы трёхкомнатные, да у Настеньки и своё жильё есть – двухкомнатная квартира от мамы по наследству досталась. Мала только она ещё, чтоб одной жить – двенадцать годков всего девчонке. Квартиру сдали квартирантам, чтоб не пустовала зря, а Настеньку к себе забрали.

Настя – девочка добрая, умная, воспитанная. В школе – круглая отличница. Призовые места во всех конкурсах и олимпиадах, в каких участвовала. Друзей и подружек море. С ней никогда проблем не было, никаких нареканий или жалоб, но после похорон матери её как подменили. Двенадцать лет – и так непростой возраст, а тут ещё такое… Учёбу забросила, с пятёрок на тройки съехала, кружки посещать перестала, болеть начала часто, от друзей отвернулась. Школьный психолог достучаться не смог, куда уж там деду с бабкой соваться. Из органов опеки люди приходили два раза уже, консультацию психиатра требовали, грозили Настеньку в реабилитационный центр забрать. Жалко девчонку в психдиспансер-то вести – это ж пятно на всю жизнь, не отмоется потом. А с другой стороны, что делать, если все другие варианты уже перепробовали?

– Пойду ещё раз поговорить с ней попробую, – снова вздохнула Валентина Егоровна.

– Пойди, – вздохнул ей в ответ Сергей Иванович. – Попробуй. А я на работу собираться буду, пора уже.

Валентина Егоровна перекрестилась три раза перед иконами в красном углу, бросила короткий взгляд на фотографию покойной дочери, сокрушённо покачала головой и отправилась в очередной раз тормошить внучку, чтоб та хоть с постели встала. Четвёртый день ведь лежит – как каникулы начались, так и не вставала с тех пор. До туалета только и водички попить. Ну так же нельзя.

– Настюш, одевайся, в церковь сходим. Сегодня день поминовения, свечку Господу за упокой маминой души поставим, помолимся, – предложила Настеньке Валентина Егоровна, но та, как обычно, только головой покачала:

– Не хочу, ба. Там пахнет плохо, у меня опять голова потом болеть будет.

И вот так постоянно – то не хочу, это не буду…

– Настюш, ну хоть меня до церковных ворот проводи, а то давление что-то скачет. Боюсь, как бы не упасть где ненароком, – попробовала Валентина Егоровна надавить на жалость.

– Ну и не ходи, если плохо себя чувствуешь, – вяло отозвалась Настенька и отвернулась к стене.

– А я пойду! – разозлилась её бабушка. – Пусть тебе стыдно будет, если чужие люди мне помогут в случае беды, пока ты тут бока себе отлёживаешь.

Настя ничего на это не ответила, но с постели встала и с отсутствующим выражением лица начала одеваться. И правда ведь стыдно – бабушка для неё столько делает, а она в такой малости отказывает. Не хочется идти, да, но ведь это же недалеко совсем. Да и в церковь, где находиться неприятно, никто за руку не тащит, можно рядом погулять.

Сергей Иванович только до угла дома жену с внучкой проводил, а потом на остановку автобусную отправился – ему далеко ехать, а церковь в двух кварталах от дома. Дошли Настя с бабушкой вместе до ворот кованых, там Валентина Егоровна перекрестилась и дальше пошла, а Настенька за забором её поджидать осталась. Ходит вдоль ограды, с тоскливым видом камешки пинает, взгляд от земли не отрывает.

Валентина долго в церкви была. Свечку за упокой души дочери поставила, помолилась, с батюшкой побеседовала… И периодически на улицу выглядывала – проверяла, на месте ли внучка, а то в таком состоянии от неё чего угодно ждать можно.

– Извините, это ваша девочка? – окликнула Валентину незнакомая женщина, когда та уже из церкви выходила.

Неприятная особа – вся в чёрное одетая, с охапкой свечей в руках. Вроде и похожа на монашку или церковную служительницу, да только недобрым чем-то от неё будто повеяло.

– Внучка моя, – кивнула Валентина Егоровна, решив, что простой и честный ответ ничем дурным обернуться не может. – А что?

– Вы только сразу меня в ненормальные не записывайте, я вам просто совет добрый дать хочу, – незнакомка подошла ближе и заговорила вполголоса: – За этой девочкой дух неупокоенный ходит. Сильный дух. За собой утянет, если другую силу не найти, которая её среди живых удержит.

Валентина Егоровна похолодела вся, отодвинулась от незнакомки и перекрестилась.

– Да как у вас язык поворачивается на святой земле такое говорить?

– А где ещё говорить, если не здесь? – возразила женщина. – С благодарностью в Храм мало кто ходит, всё больше беды свои несут и помощи просят. Вы же за советом пришли, потому что беда в семье большая, правильно? Я вам от чистой души помочь хочу, только и всего. Жалко девочку-то.

Валентина Егоровна не попрощалась даже – посмотрела на собеседницу косо и прочь заспешила. Виданное ли это дело, чтоб на ступенях церковных с ведьмой встретиться? А кто ещё эта ворона чёрная, если не ведьма? Такие-то слова людям говорить только ведьмы и могут. Подхватила Настеньку под руку и бегом домой – святой водой себя и внучку умыть, чтоб в довесок ко всем неприятностям ещё и сглаз не пристал.

* * *

Три дня прошло после того, как Валентина с внучкой в церковь ходили. Батюшка посоветовал молиться денно и нощно за спасение души Настенькиной, да проку от тех молитв не было никакого. Настя и так на бледную тень похожа была, а теперь ещё и есть перестала. Поклюёт чуть-чуть, как цыплёнок, поковыряется вилкой или ложкой у себя в тарелке – всё, поела. Совсем тощая сделалась, кожа да кости. А как каникулы закончились, комиссия из органов опеки снова в гости пожаловала – директор школы жалобу написал, что опекуны внучку голодом морят и вообще ребёнком не занимаются. Сказали, что если есть необходимость показать ребёнка психиатру, то обязательно нужно это сделать. «От одной консультации никому хуже не станет. Зато если с этой точки зрения помощь нужна, девочка её вовремя получит», – убедила Валентину Егоровну важная тётка из департамента и дала опекунам месяц на исправление ситуации, а в противном случае пригрозила Настеньку забрать.

Записались на приём к психиатру, раз уж деваться некуда. Всё доктору рассказали, как есть: про то, что Настенька маму потеряла; про то, что спит девочка плохо и не ест совсем; про утрату интереса к учёбе и, кажется, к жизни в целом.

– Наблюдать девочку надо, – вынес вердикт доктор после продолжительной беседы с Настей и её бабушкой. – Я вам на две недели дам направление в стационар. И не надо так на меня смотреть, будто я ей жизнь сломать хочу. Это в ваших же интересах. Пока ещё можно что-то исправить, не затягивайте с госпитализацией. Посмотрим на вашу внучку, обследуем, выявим причины, подберём оптимальный вариант лечения…

Домой Валентина Егоровна возвращалась с тяжёлым сердцем – не уберегла Настеньку. Не смогла оградить её от несчастья такого, хотя ведь была уверена, что всё делает правильно. Заботилась, любила, отвлечь от горьких мыслей пыталась, как умела. Всё для Настеньки, да всё без толку. Аж слёзы на глаза навернулись. А Настя как сидела всю дорогу в поликлинику, будто изваяние каменное, так и на обратном пути где-то в мыслях своих витала, отрешившись от всего сущего.

Отвезла Валентина Егоровна Настю домой, с дедом оставила, а сама в церковь пошла – чувствовала необходимость перед Богом душу излить, прежде чем отправит родную кровиночку в психиатрическую лечебницу. И у ворот снова с незнакомкой-«вороной» повстречалась. Та мимо прошла, посмотрела только сочувственно, а Валентина постояла на месте немного, подумала, развернулась и побежала ведьму догонять.

– Почему вы сказали, что за Настенькой дух неупокоенный ходит? – запыхавшись, остановила незнакомку.

– Я медиум, если вам это о чём-нибудь говорит, – спокойно отозвалась женщина. – Призраков с детства вижу и понимаю, чего они хотят. Тот, который за вашей девочкой ходит, не упокоится, пока с собой её не заберёт. Я из-за такого духа всей своей семьи лишилась, поэтому знаю, о чём говорю.

– Вы знаете, как от него избавиться? – Валентина Егоровна решила, что её религиозные убеждения по такому случаю могут и потесниться. А если ведьма права, то лечение в дурдоме Настеньке точно никакой пользы не принесёт.

– А как вы думаете? – горько усмехнулась незнакомка. – Я знаю только то, что мёртвой силе нужно противопоставить живую, которая будет сильнее. Я такой силы не нашла, увы. Послушайте, вы верующий человек, это заметно, поэтому вряд ли сочтёте возможным…

– Моей внучке сегодня дали направление в психбольницу, поэтому я готова счесть возможным всё, что угодно, – решительно заявила Валентина Егоровна.

– Тогда записывайте адрес, – понимающе кивнула незнакомка и предупредила, что Вячеслав, к которому она советует обратиться, человек своеобразный.

* * *

Своеобразный – не то слово. Сам худой и высокий, как жердь. Глаза чёрные, а взгляд… До костей пробирает. И молодой – лет тридцать, а то и меньше. Валентине, когда она увидела этого человека, сразу же нестерпимо захотелось извиниться за беспокойство и уйти – мол, адресом ошиблась. Сдержалась – Настенькина-то судьба важнее собственных страхов.