Смех единорога бесплатное чтение

Пролог

«Смех Единорога исцеляет душу человека.

Слёзы Единорога исцеляют тело человека…»

«… даруя молодость, здоровье и силу». Молодость, здоровье и силу на долгие, долгие годы! Об этом свидетельствовали древние манускрипты. Об этом втайне думал каждый участник благородной охоты. Правда, таковых было сравнительно немного: экспедиция предпринималась в строжайшем секрете и участия в ней удостоились лишь вернейшие вассалы короля.

Король торжествовал, рыцари ликовали: охота увенчалась небывалым успехом. Живьём поймать единорога – это вам не глупую косулю добыть! Сей зверь известен умом и свирепостью: легко обходит самые коварные ловушки, и даже если охотникам удаётся его загнать, столь яростно сражается, что взять его можно только смертельно раненым. Годами слуги короля рыскали по диким чащам в поисках редчайшего существа, уже почти ставшего мифом, хитростью и угрозами выпытывали сведенья о нём у жителей лесных поселений – и наконец-то зверь пойман! Ценность трофея увеличивал ещё и тот факт, что пойманный единорог, похоже, был последним в Европе…

Крепко связанная добыча неподвижно лежала в повозке, лишь белые бока едва заметно вздымались и опускались, да подрагивал витой серебристый рог. Рог тонкий и сравнительно короткий, всего с локоть, но этого с лихвой хватит, чтобы приготовить средство от любых известных и неизвестных ядов. Все участники охоты рассчитывали получить в награду хоть по напёрстку бесценного снадобья. Ну а вожделенный эликсир молодости, конечно же, достанется королю – уж он-то заставит бестию прослезиться! По утверждению алхимиков, древних и нынешних, достаточно одной слезы единорога, чтобы продлить молодость человека на десятилетия. А его величество, будьте уверены, способен довести до слёз кого угодно, даже зверя!

Лишь один человек в шумной ораве вельмож и слуг оставался мрачен. Теренс Эрхарт, недавно принятый на службу за заслуги покойного отца, дальнего родственника короля, лихорадочно сжимал уздечку, стараясь унять дрожь в пальцах. Казалось бы, после того, как на глазах шестнадцатилетнего парня скончались от чумы родители, оба брата и больше половины обитателей родного поместья, ничто уже не могло его пронять. Однако вид великолепного существа, лежавшего в повозке, заставлял сердце то сжиматься от боли, то бешено колотиться от возмущения. Опутанный грубыми верёвками, брошенный на грязную солому, единорог всё равно оставался чудом – неземным, немыслимым, неуловимым… Юный паж хоть и наблюдал за охотой со стороны, – а может, как раз поэтому – ясно видел, что зверь сдался охотникам не сопротивляясь, да и в западню угодил как-то нелепо: такой мудрый и сильный, он мог почуять, обойти, в конце концов, перепрыгнуть проклятую яму! Но нет, он словно сам предпочёл плен… Почему?!

Теренс так задумался, что пропустил мимо ушей звук рога – сигнал отправляться в обратный путь.

– Пошевеливайся, юнец! – рявкнул на него сэр Хьюго, один из советников короля.

– Прошу прощения, сэр! – бодро отозвался юноша: он уже принял решение. – Я, кажется, забыл кубок милорда на месте стоянки. С вашего позволения, я быстро туда-назад…

– Догоняй, растяпа! – отмахнулся от него рыцарь, спеша занять своё место во главе кавалькады.

Теренс не мешкая повернул коня обратно в лес, туда, где поймали единорога. Вот и стоянка: трава вытоптана, обломаны ветки кустов и деревьев. Юноша спешился и дальше двинулся пешком, по следам охотников направляясь к яме-ловушке. Что он искал? Он и сам не знал. Никакого кубка он, конечно же, не терял. Однако необъяснимое чувство влекло его назад, на место… преступления.

А вот и оно: глубокая яма, вырытая посреди звериной тропы… Боже мой! Так вот почему единорог сам сдался охотникам: он – вернее, она – спасала детёныша!

Малыш стоял у края коварной ямы, дрожа на тоненьких ножках – совсем ещё кроха, раза в два меньше новорожденного жеребёнка. И даже не отшатнулся, когда Теренс приблизился к нему.

– Бедолага… Тоже остался один на всём белом свете, – сдавленно прошептал юный       паж.

Единорожек поднял на него большие тёмные глаза, полные нечеловеческой скорби, и тут же повалился на траву, вконец обессилев. Юноша подхватил его, прижал к груди и осторожно погладил по головке, где на месте будущего рога блестела перламутровая шишечка… Будущего? А есть ли будущее у этого чудесного создания?

Слова, определившие всю дальнейшую судьбу Теренса Эрхарта, вырвались сами собой:

– Не бойся, малыш. Я тебя спасу – Бог мне свидетель!

Потрясённый собственной клятвой, Теренс прильнул лицом к маленькому беспомощному существу, и слёзы, невыплаканные слёзы ребёнка, слишком рано ставшего взрослым, потекли по его щекам, сливаясь с ещё одной – не его, но такой же жгучей, как слёзы всех сирот на земле…

А несколько минут спустя юноша уже мчался по лесной дороге на гнедом коне, надёжно закрепив перед собой драгоценную ношу, завёрнутую в плащ от чужих глаз. Вот только ехал он в противоположную от королевского замка сторону.

Но король и его рыцари, опьянённые удачей, так спешили домой, что не заметили отсутствия юного пажа. Как не заметили и того, что пленённый единорог больше не дышит.

Глава 1. Двойняшки

Бытует мнение, что близнецы, в особенности идентичные, схожи во всём – от физиологии до выбора профессии и спутника жизни. И будто бы понимают они друг друга с полуслова…

Ох, как озадачились бы исследователи феномена близнецов, познакомившись с парочкой совершенно, ну прямо-таки совсем не похожих друг на друга двойняшек! Отдалённое сходство уловить можно, но только если знать о нём заранее. Попробуй-ка угадай за ярко-зелёными контактными линзами Лии безмятежные серые глаза Эммы, за рыжими кудряшками и ярким макияжем первой – светло-русую косу и бледноватый лик второй. Лишь очень внимательный наблюдатель – художник, психолог или шпион – подметил бы схожие черты: скулы, какие принято называть славянскими, тонкий прямой, вроде как галльский нос, нежный овал лица – и, возможно, догадался бы, что перед ним родные сёстры Ристич. Хотя родство их выдавала не столько внешность, сколько некая общность манер, свойственная детям, выросшим в одной семье.

А что касается понимания с полуслова, это да! По крайней мере, Эмма всегда понимала попытки Лии втянуть её в очередное дерзкое предприятие, как бы тонко сестра ни манипулировала её чувствами, попеременно давя то на жалость, то на совесть.

В данный момент она давила на пресловутый сестринский долг.

– Ну пожалуйста, сестричка! Всего на пару часиков, ну что тебе стоит! – умоляла Лия, понизив голос до шёпота, дабы не привлекать внимания окружающих. Зря старалась: посетители кафе, официанты и просто прохожие, спешившие по тротуару мимо столиков на террасе, неизменно косились на её точёные ножки в красных туфлях и оголённые плечи в воланах шёлкового платья.

Впрочем, Лия в любом одеянии была хороша. Чувство стиля, балетная осанка и уверенность в своей красоте делали её неотразимой. Хотя подруги-одноклассницы, а затем и однокурсницы, подражая ей, не добивались и половины подобного эффекта. Потому что Лия была эффектна сама по себе, от природы.

– Эмма, только ты можешь меня спасти! – страстно шептала она, наклонившись через столик.

– Прямо-таки спасти?

– Да! Если хочешь, это вопрос жизни и смерти!

– Серьёзно? – Эмма пригубила стакан с соком, чтобы скрыть улыбку.

– Не веришь? Я жить без него не могу! Пусть это звучит пафосно, но именно о таком мужчине я мечтала всю свою жизнь…

– Не пафосно – банально. На моей памяти, это уже пятый или шестой мужчина, о котором ты мечтала всю свою жизнь!

– Да, я не раз ошибалась! И что из этого следует? Что я не достойна счастья? – с вызовом бросила Лия. А буквально через мгновенье её глаза наполнились слезами, губы задрожали, плечи скорбно поникли. – Ты пойми, я люблю его! Эта поездка – мой единственный шанс…

Внезапная метаморфоза не произвела на Эмму должного впечатления.

– Артистка! – она с сомненьем покачала головой. – Прибереги свой талант для более благодарных зрителей. Меня, сама знаешь, страстными монологами не проймёшь.

– Знаю, – усмехнулась Лия. – Ты благоразумна и целомудренна за нас двоих. О всяких там принцах не мечтаешь… Или мечтаешь? – вдруг спросила она, глядя на сестру с пристальным прищуром.

– Речь не обо мне! – попыталась отмахнуться Эмма.

Но Лия уже вышла из образа Джульетты и заговорила чётко, деловито, насмешливо:

– Почему же? Ты зришь меня насквозь, дай же и мне заглянуть внутрь тебя и рассказать, что я там вижу. А вижу я обыкновенную спящую царевну: лежит она в своём хрустальном гробу в ожидании смельчака, который однажды проберётся в заколдованный лес и отважится её, такую распрекрасную, разбудить!

Эмма со вздохом откинулась на спинку стула.

– Господь с тобой, Лия! К чему эти шаблонные аллегории?

– К чему? – взвилась та. – Да к тому, что сон – это не жизнь! Пока ты дремлешь, часики тикают! Прости за откровенность, но в вопросах любви ты старомодная дурочка. Будешь ждать своего суженого, пока не состаришься. В итоге выйдешь замуж за человека достойного, пусть немного побитого молью, и будете вы вместе до конца дней своих посещать выставки-театры да рецензировать статьи друг друга… – Лия вдруг наклонилась и схватила сестру за руку, этим детским порывом выдав своё настоящее состояние: растерянность, волнение, тревогу. – Но я так не хочу! Я хочу жить сейчас и любить сейчас! А Оскар – он такой… такой настоящий, понимаешь? И я с ним настоящая. Пусть люди думают, что хотят, но нас связывает куда больше, чем работа. Да, он предложил мне главную роль в своём новом проекте…

– Прямо-таки рыцарь киноиндустрии! – не удержалась от колкости Эмма. – Ради дамы сердца готов на финансовый риск и медийный подвиг…

– Не в этом дело! – возразила Лия. – Главное, что с Оскаром я могу быть сама собой, ни под кого не подстраиваясь. Но если я сейчас не поеду с ним, Оскар решит, что я не верю в него как в режиссёра и не доверяю ему как мужчине – и укатит в свою Европу один, искать другую музу…

Лия резко умолкла, отстранилась и уронила голову на руки, не отдавая себе отчёта в том, насколько театральна её поза. Актриса душой и телом, она не умела по-другому. Она всегда была настроена на зрителя, даже если видеть её мог только Господь Бог. Красота ради красоты! Как великий Гауди разукрасил купол собора, видимый только с неба, так и Лия Ристич играла, в основном, ради самой игры…

– Ладно, Ли, – вздохнула Эмма, поддаваясь напористому обаянию сестры. – Убедила. Когда-нибудь ты точно получишь своего Оскара. Не этого, так другого… позолоченного и с мечом!

– С этим Оскаром я обязательно добьюсь и того, позолоченного! – засмеялась Лия, почувствовав смену настроения сестры. – Помоги, а? Вспомни, сколько раз мы менялись одеждой в садике, в школе, в гостях, и никто не замечал замены, даже мама с папой! Ты ведь тоже актриса, Эм, даже почище меня – только играешь не для зрителей, а для себя…

– Тебе не кажется, Ли, что время детских проделок давно прошло? – перебила сестру Эмма, невольно улыбнувшись: надо же, они даже сравнения одни и те же используют.

– В последний раз, Эмма! Скажем, в знак прощания с детством. Это будет абсолютно безобидная шалость, никому от неё хуже не станет. Ну да, папа чуток пометает молнии, но тебе-то что? Завтра ты уже будешь далеко, а я – ещё дальше! Тебе даже ничего не нужно делать, только сходить в оперу с приятным молодым человеком… Ладно, не очень молодым, но довольно приятным – как-никак, сотрудник посольства, достойная партия и всё такое.

– Чудненько! – сочувственно заключила Эмма. – Опять папа подсуетился? И как ему не надоест…

– Он упёртый. Вбил себе в голову, что только узы брака могут меня обуздать. Я же не такая благоразумная, как ты, хоть и старше на двенадцать минут…

– Допустим, я схожу в оперу вместо тебя, – снова перебила сестру Эмма, порядком устав от намёков на её мнимое благоразумие. – А что будешь делать ты?

– Улечу с Оскаром! Рейс в 21.15 из Шереметьево. Но если я не приду на свидание с герром Кристофом, он непременно позвонит папе, а тот подключит связи – и меня снимут с трапа под белы рученьки! – Лия развела руки грациозным балетным жестом.

Девушки замолчали. Лия вертела бокал с остатками сока, потупив глазки, якобы смиренно ожидая судьбоносного решения сестры. А Эмма отвлечённо размышляла о том, что их пара опровергает ещё один излюбленный стереотип: дескать, сильная социальная связь между близнецами заставляет их критичнее относиться к своим поступкам и учит нести ответственность за других людей. Увы, в их с Лией случае сие утверждение было применимо только к одной стороне…

Однако в данный конкретный момент счастье сестры действительно зависело от неё. Не в смысле маскарада и побега, нет! Просто до сих пор они жили, постоянно чувствуя плечо друг друга, и не метафорически, а вполне физически. Может, наконец пришло время расстаться и каждой самостоятельно идти своим путём?

– И когда будем меняться? – внезапно прервав молчание, спросила Эмма.

Лия подскочила и обняла сестру, опрокинув бокал из-под сока, благо, уже пустой.

– Я верила, я знала, что ты меня поймёшь! Ты единственная всегда меня… – заметив укоризненный взгляд сестры, она без запинки перескочила: – Прямо сейчас. Видишь бутик рядом с кафе? Переоденемся в примерочной. Затем я пойду в гостиницу к Оскару, а ты поедешь домой на моей «фисташке». Проблем не будет, обещаю: родители сегодня ночуют на даче. Вечернее платье и туфли я положила тебе на кровать…

– А волосы?

Но Лия всё предусмотрела.

– Я стащила из студии классный рыженький паричок для тебя! А сама поглубже натяну шляпу. Вот увидишь, всё пройдёт…

– Замечательно! – заключила Эмма таким тоном, каким говорят: «Ужасно!».

Заговорщицы поднялись из-за столика и минуту спустя скрылись за зеркальными дверьми магазина с манящей вывеской на итальянском.

***

Впрочем, мужчине, который наблюдал за сёстрами из белого кроссовера марки «Форд», припаркованного на другой стороне улицы, долго ждать не пришлось. Минут через десять девушки вышли из бутика, правда, без покупок, чуть постояли рядышком, обнялись на прощанье и разошлись. Рыжеволосая в коротком зелёном платьице и красных туфлях на шпильках села в игрушечный фисташковый «ситроен», неуклюже вырулила на проспект и уехала.

Девушка в длинном светлом платье в цветочек, в широкополой шляпке и лёгких сандалиях, бодро зашагала по тротуару, вскоре свернула за угол и направилась к небольшому, но весьма фешенебельному отелю. У входа её поджидал молодой человек артистической наружности. Они страстно поцеловались, не обращая внимания на застывшего у дверей швейцара, и лишь затем в обнимку поспешили вовнутрь.

Водитель белого «форда», уверенно следовавший именно за этой девушкой, аж чертыхнулся от досады. Минуту-две он сидел в раздумье, затем достал ноутбук и погрузился в дебри интернета. Через четверть часа, явно удовлетворённый результатами поиска, завёл машину. Кроссовер рванул с места и помчался, ловко прорываясь сквозь пробки – его почему-то все пропускали.

***

Эмма скептически оглядела себя в зеркале. Синее бархатное платье, которое Лия выбрала для сегодняшнего выхода в свет, действительно казалось самым скромным в гардеробе начинающей актрисы: длинное, не слишком обтягивающее фигуру, грудь и плечи закрыты. И в чём тогда изюминка, вернее, подвох? А в том, что скромным платье было только спереди – спина открывалась до поясницы и даже ниже… И в это наряд для свидания с сотрудником немецкого посольства! С какой целью: чтобы дать ему надежду или всё-таки отказать? Однозначно, второе: дипломата предполагалось оставить с носом. Тогда зачем, спрашивается, его соблазнять? Для остроты ощущений?

«Ну уж нет! При всей моей любви к тебе, сестричка, любви к подобным розыгрышам я не испытываю…»

Эмма стянула с головы кудрявый рыжий парик и выскользнула из синего бархата. До назначенного часа, когда герр Кристоф должен был за ней заехать, оставалось двадцать минут. Слишком мало, чтобы придумать другой выход из положения, однако вполне достаточно, чтобы остаться самой собой…

Она метнулась в свою комнату, достала из шкафа любимое «оперное» платье – тоже синее, но с прикрывающей плечи кружевной накидкой – и быстро надела. Волосы собрала в узел на затылке, выпустила и завила несколько прядей у висков. Туфли, сумочка, духи… вроде всё. Когда раздался звонок домофона, Эмма спрятала волосы под накидку и ответила с полной готовностью:

– Добрый вечер, герр Кристоф. Выхожу!

Если бы предполагаемый будущий жених хоть немного знал Лию, он бы тотчас заподозрил неладное: та никогда не выходила из дома вовремя.

Только в ожидании лифта Эмма задумалась о том, как же она будет оправдываться перед господином дипломатом. Ясно одно: этот человек совершенно не виноват в разногласиях Лии с папой по поводу её замужества и уж точно не заслуживает быть оставленным в дураках…

Поэтому, едва сев в автомобиль с посольскими номерами и услышав в свой адрес: «Вы как всегда очаровательны, дорогая Лия!», она набрала в лёгкие побольше воздуха и честно выпалила:

– Боюсь, вы будете разочарованы, герр Кристоф, но я не Лия!

Дипломат, статный мужчина лет сорока, надо отдать ему должное, не зря назывался дипломатом.

– А кто же вы, прелестная фройляйн? – спросил он с вежливой улыбкой, лишь стальные глаза за стёклами очков без оправы слегка сощурились.

– Я Эмма, сестра Лии, – сказала она, лихорадочно соображая, как же ей выпутаться из неловкой ситуации. Может, сказать, что Лия заболела или подвернула ногу? Или срочно уехала на съёмки к чёрту на кулички, где нет сотовой связи?

– А где же сама Лия, позвольте полюбопытствовать? – всё так же вежливо продолжал допытываться герр Кристоф.

Эмма не придумала ничего лучшего, чем сказать чистую правду:

– В аэропорту, ждёт вылета… – И тут же добавила: – Только пожалуйста, не сообщайте об этом нашему отцу!

Наверное, её мольба прозвучало настолько нелепо, что импозантный мужчина, весь такой гладкий и дорого пахнущий, прыснул в кулак, не сдержавшись.

– А с какой стати я должен жаловаться вашему отцу? – весело спросил он. – За кого вы меня принимаете, милая фройляйн? Вы и ваша сестрица? За директора школы, который будет ругать вас за прогул и обязательно позвонит грозному фатеру?

Эмма мучительно покраснела от стыда: за мнительность и предубеждение сестры, за то, что в очередной раз поверила ей и выставила себя совершенной дурой в глазах разумного и порядочного человека…

– Вижу, вы в вечернем наряде, Эмма. Вы готовы поехать со мной в театр вместо сестры? – неожиданно осведомился герр Кристоф.

– Да, – только и смогла сказать вконец обескураженная девушка.

– Тогда поехали! – он завёл машину. – А по дороге вы мне всё расскажете – ну, или хотя бы то, что сочтёте нужным.

Всё-таки он был настоящим дипломатом!

И Эмма рассказала ему всё: про Лию, про Оскара и про Париж, а также про желание отца поскорее выдать замуж легкомысленную дочь и боязнь той открыто перечить отцу. Они уже подъезжали к Большому, когда герр Кристоф с улыбкой заявил:

– Я обязательно запомню эту историю! Знаете, зачем? Когда ваша сестра станет звездой и весь мир будет добиваться её благосклонности, у меня будет, как говорится, туз в рукаве!

Он умел расположить к себе, этот уже немолодой, но ещё привлекательный мужчина. В ожидании начала спектакля, почти преодолев робость, Эмма дала себя втянуть в непринуждённую беседу о новых постановках в московских и мировых театрах, об искусстве и моде, о моде в искусстве. Правда, саму оперу она почти не слушала. Пока Тристан и Изольда неслись навстречу року, она сидела в ложе, погрузившись в свои мысли: завтра ей предстоит поездка в другую страну, где придётся жить и работать совершенно одной – а она, оказывается, так плохо знает людей, так привязана к дому, к родителям и сестре! Особенно к сестре – вот ведь в какую глупую ситуацию из-за неё попала…

Едва дождавшись окончания первого действия, она включила телефон и увидела сообщение от Лии: «Всё ОК, летим!». Вероятно, облегчение, проступившее на её лице, было столь очевидным, что многоопытный спутник сразу всё понял.

– Сдаётся мне, вы не испытываете особого восторга от музыки Вагнера. Вы и не обязаны, Эмма, поверьте! А вот нам, немцам, приходится её любить. Поэтому давайте сделаем так, – тактично предложил он, – я останусь слушать причитания обманутых судьбой влюблённых, а для вас вызову такси. С моей стороны было бы неприлично заставлять девушку мучиться…

Эмма не стала отказываться: у неё действительно больше не было сил на соблюдение светских приличий.

Посадив её в такси, герр Кристоф сказал напоследок:

– Пожалуйста, передайте своей сестре мои наилучшие пожелания! – и с достоинством удалился.

А Эмма поехала домой собирать чемодан.

Глава 2. «Кто да откуда?»

Ирвин свернул со скоростной магистрали, ещё раз сверился с указателями и направился в центр города. Он провёл за рулём всю ночь, однако не чувствовал усталости. Наоборот, был собран и бодр. Он любил долгие переезды, особенно ночные. Ровный гул надёжного, удобного, но не привлекающего лишнего внимания автомобиля, тёмная лента ускользающей вдаль дороги, мельканье фар, фонарей, домов – всё это помогало думать. Машину вело тренированное тело с молниеносной реакцией и отличным глазомером. Мысль же работала сама по себе, выстраивая сложные конструкции причинно-следственных связей, просчитывая возможные и невозможные варианты развития событий. Особенно невозможные. Именно в невозможном он был, как сейчас говорят, профи.

Специалист по реализации нереального! Ирвин усмехнулся про себя. В былые времена, когда люди были темны и суеверны, таких спецов называли магами. Или чародеями, ведунами, колдунами, заклинателями… Имён много, суть одна – и, слава богу, пока недоступна девяноста девяти процентам населения Земли. Рано пока человечеству управлять тонкими энергиями!

Как ни прискорбно, но факт остаётся фактом: люди на данном этапе эволюции не в состоянии совладать даже со зримой и осязаемой реальностью. Вроде стремились расширить свои возможности – а направили весь потенциал разума на изобретение приспособлений для комфорта тела. Но стал ли человек счастливее? Вряд ли. От счастливой жизни не прячутся в виртуальной реальности…

Счастливы лишь те, кто созидают. Всегда, во все времена, независимо от степени научного прогресса. Лишь те, кто созидают, могут объединить в себе физическую, психическую и духовную силу…

Ирвин опять усмехнулся, в этот раз уже над самим собой. Эка расфилософствовался, гоня комфортабельную машину по гладкому и такому неэкологичному асфальту! А как же сила мысли? Телепортировался бы куда надо или отправил бы вместо себя энергетического двойника – так нет же, вовсю пользуешься пресловутыми благами цивилизации!

А почему? А потому, что всему своя цена. Желаешь совершенствовать собственное сознание – замуруйся в тихой пещерке и балдей в нирване, отправив своё бренное тело в столетнюю кому! Если ты приверженец более активного образа жизни, пожалуйста, можешь тянуть весь день энергию из окружающих, а по ночам бузить в компании свихнувшихся магов. Но если хочешь остаться человеком, ты должен жить среди людей – и жить, как люди.

К тому же многие из обычных людей всё же чувствуют манипуляции тонкими энергиями. У сильных это вызывает любопытство, у слабых – страх. Ни то, ни другое Ирвину было ни к чему. Максимум, что он мог делать совершенно незаметно, это просчитывать линии вероятности в движении материальных средств, чтобы оставаться финансово независимым от любых общественных катаклизмов. Правда, иногда в интересах дела позволял себе прибегать к невинному гипнозу: внушал водителям в пробках, что белый «форд» необходимо пропустить, или отводил глаза служащим на таможне, как сегодня, например.

Он ухмыльнулся, вспомнив лёгкий утренний конфуз на границе.

«Доброе утро, мистер Ирвин! – заглянув в его паспорт, вяло поздоровался уставший к концу ночного дежурства офицер. – Какова цель вашего визита?»

Вместо ответа Ирвин посмотрел ему в глаза. Офицер моргнул, вернул документы и отошёл, чтобы дать команду напарнику поднять шлагбаум. Однако шлагбаум даже не дрогнул. Видимо, установка «забыть о мистере Ирвине» на сонного таможенника подействовала слишком быстро. Пришлось переиграть всю сцену заново…

К счастью, больше этим утром месмеризм не потребовался. По сравнению с другими европейскими столицами, эта была совсем небольшой, и ухоженные, утопающие в зелени улицы не слишком страдали от пробок. Так что свой первый кофе Ирвин пил уже в гостинице – в старинном здании в историческом центре города.

Вторую чашку эспрессо пригубил в уютном кафе напротив ратуши – не спеша, маленькими глоточками, прикрыв глаза, но при этом прислушиваясь к разговорам посетителей и персонала. Нет, здешнего языка Ирвин не знал; он просто получал удовольствие от звучания незнакомой речи, в которой явно угадывался санскрит. Он владел многими языками, считай, весь мир изъездил вдоль и поперёк, однако здесь, в самом центре Европы, оказался впервые – как-то раньше судьба не заносила.

И теперь Ирвин благодарил её, свою норовистую судьбу, за неожиданный подарок: город был очарователен! Даже самая древняя часть неплохо сохранилась, реставрационные работы проводились с должным почтением к старине. Впечатляющая архитектура, в основном барокко, налицо влияние итальянских мастеров – но при этом никакой помпезности, лишь глубинное чувство собственного достоинства и лёгкий провинциальный шарм. Между двумя тихими реками – кварталы узких каменных улиц, на каждом шагу по храму, окутанному одинаковым многовековым почтением, неважно, костёл это или церковь, кирха, собор или мечеть. И разумеется, замок на горе – обязательное навершие приличного городского пейзажа! Правда, уцелела одна-единственная башня, но ничего так, симпатичная. И вид сверху, должно быть, изумительный.

Поставив перед ним горячий яблочный штрудель, украшенный кружочком мороженого, молоденькая официантка с двумя светлыми косичками мило улыбнулась и отошла к барной стойке. Посетителей пока было немного, и вторая официантка, яркая шатенка, переговаривалась с барменом, парнем лет тридцати, с профессиональной улыбкой и цепким взглядом. Бармен о чём-то спросил, блондинка ответила, и все трое шёпотом заспорили, косясь в сторону Ирвина.

«Обо мне говорят», – понял он и невозмутимо принялся за десерт.

А троица у барной стойки затеяла любимую игру «Кто да откуда?». По правилам, угадавший до того, как посетитель заговорит, получал два очка, а если по речи или акценту – одно очко. За последние годы поток туристов вырос в несколько раз: любители сказочной старины вдруг обнаружили, что в плане романтики сей малоизвестный город не уступает сверхпопулярной Праге. Проблем с обслуживанием иностранцев тоже не возникало: многие жители исторически многонациональной страны с детства были полиглотами.

Поэтому, когда с утра пораньше в кафе вошёл видный мужчина лет сорока, троица у бара принялась гадать, каким ветром его занесло. Южный и северный отпали сами собой: кожа вошедшего была не смуглой, но и не слишком светлой. Судя по чертам лица, возможно, француз: высокий лоб, тонкий нос с горбинкой, резко очерченный рот; глаза светло-карие, живые, короткая аккуратная борода, волосы тёмные с лёгкой проседью, волнистые, довольно длинные, зачёсанные назад. Однако смущала фигура, достойная викинга: рост чуть выше среднего, но мощные плечи и грудь говорят о немалой силе, а мягкая походка – о тренированной ловкости. Одежда вроде бы обычная: классические броги, не менее классические синие джинсы, рубашка в полоску и замшевый пиджак – только всё это смотрелось на нём элегантнее, чем смокинги на многих гостях венского бала. Вот и догадайся, кто таков…

– Ну? – накинулись товарищи на официантку с косичками, когда та вернулась, обслужив загадочного посетителя.

– Говорил на русском… – сообщила она.

– Да ну! – такой вариант ими даже не рассматривался.

– Но меню читал на английском!

– А-а…

– И заказал Apfelstrudel mit Eis на чистейшем немецком! Я пасс…

Пока они думали-гадали, объект головоломки с аппетитом уминал штрудель. А мысли Ирвина были заняты исключительно работой. Он прокручивал в памяти долгий путь, в итоге приведший его сюда, в этот славный городок. Хотя был момент, когда он чуть не впал в отчаянье, решив было, что придётся снова начинать поиск с нуля…

Ну и затейницы же эти двойняшки – так его провели! Правда, маскарад, как в последствии выяснилось, был предназначен не для него, а для лощёного немца, от которого одна красотка удрала посреди вагнеровского шедевра, пока вторая сбегала с любимым в Париж… Обе хороши, артистки!

Вначале Ирвин собирался перехватить девушку, уехавшую из оперы на такси, у её же подъезда, но заметил за собой слежку и передумал. Никуда она теперь от него не денется. Пусть спокойно отправляется туда, куда собиралась. Вдали от дома будет даже удобнее завязать с ней знакомство: двое иностранцев в незнакомом городе… Можно придумать что-нибудь романтичное, этакую случайную встречу, которая станет судьбоносной!

Что его новая подопечная склонна к романтике, Ирвин не сомневался: твёрдые этические установки, помноженные на эмоциональную возвышенность, другого результата дать и не могут. С другой стороны, просчитать наперёд шаги наивной с виду барышни, увы, не получится: пассионарные личности склонны действовать по наитию. Так что нужно быть готовым к любым неожиданностям.

Хотя с близнецами всегда жди сюрпризов! Во-первых, девочки-двойняшки слишком схожи в детстве и вплоть до совершеннолетия невозможно понять, которая из них может стать Носительницей. Во-вторых, вокруг близнецов вечно всякая путаница происходит. Много лет назад в Сан-Паулу одну из близняшек выкрали из роддома, и родители растили вторую, уверенные, что первая умерла от асфиксии – прямо как в мыльной опере. Только Ирвин, наблюдавший за матерью-Носительницей, засомневался… и нашёл-таки пропажу, вернул настоящим родителям. Правда, на тех бразильских двойняшках родовая женская линия оборвалась – сами они родили по сыну.

Ирвин тогда кинулся проверять всех родственниц. Вторая Мировая перемешала население планеты, вырвав миллионы людей из родных мест и разбросав по всему свету. Пришлось немало потрудиться, связывая оборванные нити. В результате кропотливых поисков он вышел на Людмилу, скромную учительницу из провинции, и, как мог, позаботился о судьбе Анны, ещё одной возможной наследницы. Людмила и её муж, увы, довольно рано ушли из жизни, но судьба и дальше благоволила их дочери: Анна прекрасно устроилась в Москве с мужем, полковником юстиции, и двумя дочурками-двойняшками. Ирвин понял, что в России ему нет смысла светиться ещё лет пятнадцать – раньше Ключ не проявится. Конечно, он на расстоянии следил за тем, как растут девочки, несколько раз наведывался по делам в Москву. Но у них всё шло хорошо. Ристичи казались просто идеальной семьёй: дружной, крепкой, обеспеченной…

А вот жизнь Джейн протекала отнюдь не так гладко и оборвалась внезапно. Девушка, появившаяся на свет в штате Массачусетс, оказалась Носительницей, да ещё какой! Без приключений ей не жилось. Обворожительная, талантливая, она то бросала сцену, то с триумфом возвращалась, в промежутках умудрившись родить четырёх дочерей. Младшей был всего год, когда Джейн с мужем погибли в автокатастрофе. В итоге двух старших девочек увёз в Австралию их отец, первый муж Джейн, средняя осталась в Канаде с бабушкой, а младшую пришлось отдать приёмным родителям. Ох, и нелегко было следить за всеми сёстрами, перелетая с континента на континент, а в результате – пусто! Ни одна из четверых не унаследовала особенность матери. Конечно, Ирвин одновременно наблюдал за другими родственницами Джейн в Европе и даже на Ближнем Востоке, но всё же самые большие надежды возлагал на её дочерей… А надежды не оправдались.

Год назад он приехал в Москву проведать двойню – и наконец-то обнаружил пропавший след! Правда, всё ещё оставалось непонятным, которая из двойняшек – Носительница Ключа: поля сестёр Ристич были слишком тесно переплетены. Девушкам было уже по двадцать, но они всё ещё жили вместе, хотя по характеру и складу ума были совершенно разными. Родители никогда не одевали их одинаково, как обычно одевают близнецов, и вообще старались прививать дочерям разные навыки – чтобы девочки потом всю жизнь не были болезненно зависимы друг от друга, как пугали специалисты. Таким образом, малышка Эмма, спокойная и созерцательная, попала в художественную школу, а яркая, темпераментная Лия – в балет. И пошло-поехало…

В итоге обе девушки выросли, на первый взгляд, вполне успешными. Обе с неуёмной энергией двигались к своим целям. Вот только цели у них были отнюдь не однородными.

Лия стала актрисой и к двадцати двум годам успела сняться в популярном мистическом сериале: красота девушки производила на зрителей неизгладимое впечатление. Однако дело было не только во внешних данных. Лия обладала талантом перевоплощения, и сама создала себе новый облик, неузнаваемо изменив первоначальный.

А вот её сестру Эмму вполне устраивала природой данная внешность. Она неплохо владела карандашом и кистью, но дальше по художественной стезе не пошла: не жаловала богемный образ жизни. Она вообще была довольно замкнутой и, судя по скорости продвижения, больше всего на свете любила учиться. Экстерном окончив гуманитарный лицей, в шестнадцать лет резво нырнула в дебри истории, отучилась на истфаке и теперь, в свои двадцать два года, уже была младшим научным сотрудником.

Казалось бы, такие разные девушки, избравшие совершенно непохожие пути – но вот одна блестяще воплощается в роль ведьмы, а вторая с головой уходит в изучение средневековых бестиариев! Для кого как, а для Ирвина связь была очевидной…

Тогда, год назад, ему очень хотелось остаться в Москве, но это было слишком рискованно. Ирвин знал, что за ним неотступно следят, а значит, могут вычислить тех, за кем следит он. Поэтому он вернулся в своё убежище в горах и оттуда наблюдал за девушками, в основном, по социальным сетям. Но вот подвернулся удобный случай: в Москве на аукцион выставили медицинский трактат начала шестнадцатого века. Работа как раз по его профилю, можно отправиться в столицу России, не вызывая подозрений «коллег».

Обе девушки всё ещё жили в квартире родителей. Едва заглянув в зал, где проводился аукцион, – ему хватило одного взгляда, чтобы распознать в трактате подделку, – Ирвин поспешил к дому, где обитали Ристичи. И успел вовремя: Лия как раз садилась в свой игрушечный «ситроен». Он, естественно, поехал следом. И снова удача: сёстры встретились на открытой террасе кафе.

Увидев таких непохожих двойняшек вместе, Ирвин весь подобрался и сосредоточился. Его охватило привычное волнение, что-то вроде охотничьего азарта. Он ждал этого момента с тех пор, как Джейн, предыдущая Носительница, родила первого ребёнка и утратила Ключ. Он носился по всему миру, рылся в пыльных архивах и взламывал электронные базы данных, беседовал с сотнями людей, сменив при этом десятки личин. И сегодня, сейчас он получит результат. Осталось всего ничего – определить, которая из двух: Лия или Эмма?

Самые очевидные признаки Носительницы – женственность и красота. Обе девушки обладают и тем, и другим. Только красота Лии, торжествующая и будоражащая, заставляет всякого проходящего мимо мужчину расправить плечи и чеканить шаг. Очарование Эммы не каждому дано увидеть: оно словно скрыто прозрачной вуалью; но сколь ни прячь розу, манящий аромат всё равно будет витать вокруг – и каждый мужчина, оказавшийся рядом с такой женщиной, чувствует первобытный порыв защитить…

Припарковав «форд» чуть в стороне, Ирвин пересёк улицу и остановился на углу кафе, будто поджидал кого-то. Увлечённые разговором сёстры не обратили на него внимания, хотя он стоял всего в двух шагах, за плетёной оградой и пышно цветущими петуниями.

Есть! Горячая волна мгновенно поднялась внутри него, откуда-то из солнечного сплетения, затем так же резко схлынула. Без всяких сомнений, Носительницей была Эмма!

Совладав с волнением, Ирвин быстрым шагом вернулся к машине. Когда сёстры вышли из итальянского бутика и расстались, обнявшись на прощанье, он последовал за Эммой, стараясь не потерять в толпе юркую фигурку в шляпке и длинном платье в цветочек. Он ехал за ней до гостиницы и уже хотел выскочить из машины, чтобы догнать её у входа, но вдруг понял: пусто! Ни следа того особенного ощущения, которое безошибочно помогало ему определить Носительницу.

Тут к девушке подбежал молодой человек артистической наружности, они страстно поцеловались – и Ирвин потерял к ней всякий интерес. Не она…

Но как это возможно? Ошибки быть не могло: этот жар, поднимающийся изнутри – сигнал, который ни с чем не спутаешь. Тогда что произошло? Ответ мог быть только один: Ирвин последовал не за Эммой, а за Лией, поскольку сёстры поменялись одеждой. Только вот зачем? И куда делась Эмма?

В век глобальной компьютеризации информацию добыть не проблема. И действительно, он вскоре нашёл, что искал: Эмма на завтра купила билет на поезд до столицы соседнего государства, а Лия уже сегодня намеревалась улететь во Францию с неким Оскаром Девоном, режиссёром.

Что ж, это была лишь короткая отсрочка – одна ночь пути. Однако из-за «коллег», которые терпеливо ждали результатов его поиска, пришлось задержаться в Москве на несколько дней, проведать знакомых коллекционеров, антикваров, учёных.

И вот Ирвин на месте. Сегодня можно навести справки, разведать обстановку, а завтра отправиться на встречу с беглянкой. Интересно, какая она, эта новая Носительница Ключа? Девушка, от которой так много зависит, хотя она даже не подозревает о своих возможностях…

Ирвин знаком попросил счёт. Он уже встал из-за столика, когда официантка, круглолицая блондиночка, робко спросила по-русски, с забавным мягким акцентом:

– Извините, вы не могли бы сказать, откуда вы?

– В смысле? – напрягся Ирвин.

– В смысле, из какой страны родом… – пояснила девушка, заливаясь краской, и сбивчиво выпалила: – Понимаете, у нас такая игра…

Ирвин бросил взгляд на вторую официантку и бармена, которые с невинным видом замерли у барной стойки. Да, действительно просто любопытство, просто игра… Он помолчал, сомневаясь, стоит ли этому потакать, затем улыбнулся краешком губ – игра есть игра! – и сказал тихо, будто сам себе:

– Я из Шотландии.

***

День пролетел быстро. Ирвину не составило особого труда выяснить, где работает и где проживает Эмма Ристич. Оставшуюся часть дня он собирался посвятить знакомству с городом, но погода, с утра ещё по-летнему солнечная, после обеда стала стремительно портиться. Налетел ветер с моря, нагнал дождевых облаков – и сразу же наступила осень.

Он вернулся в гостиницу и заказал ужин в номер. Хотелось побыть одному и подумать. Не давало покоя ощущение, будто он что-то сделал не так. Мысленно прокрутив события дня, в итоге вычислил скользкий момент: когда сказал официантке, откуда он родом.

Что именно смутило его? Может, сам вопрос? Персонал кафе явно заигрался: приставать с такими расспросами к посетителям было бестактно. С другой стороны, ребятам, видимо, ещё не попадались столь нераспознаваемые клиенты, как он, и любопытство победило требования профессиональной этики. Не нужно уметь читать мысли, чтобы понять, на какие внешние и языковые признаки опирались они, определяя национальность того или иного гостя. И вдруг такой редкий, возможно, уникальный экземпляр – человек, который и сам не сразу вспомнил, откуда же он родом…

Наверное, зря он поддался любопытству ребят, возомнивших себя знатоками антропогенеза. Быть может, немного помучившись, они бы сами пришли к выводу, что не стоит загонять людей в рамки стереотипов. В большинстве случаев это глупо, а в некоторых – даже опасно.

Возможно, стоило объяснить ребятам, что их невинная с виду игра основана на тех предубеждениях, из-за которых в течение всей истории люди безостановочно воюют друг с другом. Однако он давно принял для себя правило – никого не поучать. Рано или поздно каждый человек сам придёт к пониманию: душа национальности не имеет!

Глава 3. Знакомство

Дождь, зарядивший с вечера, шёл всю ночь, то ослабевая, то усиливаясь. А всё из-за ветра, дурашливого сырого ветра, который бестолково гонял по небу смурные тучи. Мокрый город, ещё тоскующий по безвременно ушедшему лету, нехотя просыпался.

Глядя из окна третьего этажа на залитый лужами тротуар, Эмма мысленно поздравила себя: как хорошо, что квартира в пяти минутах ходьбы от Республиканской библиотеки – может, удастся дойти до места работы, не промокнув. Она оказалась совершенно не готова к здешней переменчивой погоде.

Стараясь избежать лишней возни с багажом на вокзалах и таможнях, Эмма обычно брала с собой минимум вещей – только самые любимые. Недостающее всегда можно купить на месте. Так она собиралась поступить и в этот раз, да только за всю неделю, увы, не удосужилась. В фондах Республиканской библиотеки и в архивах университета оказалось столько материалов на тему её исследования, что Эмма, как обычно, забыла о насущном.

А хляби небесные возьми да разверзнись – явно нарочно, чтобы проучить её, стрекозу легкомысленную! А ей простужаться нельзя, потому что сядет голос, и как тогда читать лекцию? Профессор Данейка, с которым она познакомилась год назад на форуме, заманил её сюда, соблазнив раритетными изданиями историков 19 века, а ещё больше – малоизвестной мифологией. А вчера он позвонил и попросил Эмму выступить в школе искусств, которую он курировал.

– Но я не умею общаться с подростками! – перепугалась она. – К тому же я совсем не готова к лекции, профессор.

– Помилуйте, зачем вам готовиться, дорогая моя! – профессор, человек классически образованный, изъяснялся оборотами столетней давности. – Мифические животные – это же ваш конёк! Достаточно будет небольшой вводной части, чтобы обрисовать суть проблемы, а потом – просто вопросы-ответы.

– А разве современных детей интересуют подобные проблемы? – засомневалась Эмма.

– Во-первых, они уже не дети: вашими слушателями будут ученики старших классов, – пояснил профессор. – Во-вторых, не стоит недооценивать интересы и образованность современной молодёжи… Просто вспомните себя в их возрасте, Эмма! Я уверен, вы легко наладите с ними контакт. В вас столько юношеского энтузиазма и даже, смею сказать, артистизма…

И Эмма поспешно согласилась, лишь бы не слушать дальше про свой артистизм. В семье вполне достаточно одной актрисы. А она – серьёзный учёный, исследователь. Хотя разве её желание избежать дополнительной ответственности не есть признак незрелости? Рано или поздно всё равно придётся читать лекции студентам. К тому же отказать профессору было бы верхом неблагодарности: этот милейший человек раздобыл для неё разрешение работать в архивах, подыскал квартиру и вообще по-отечески опекал…

Отойдя от залитого дождём окна, Эмма открыла шкаф и с тоской глянула на пустые вешалки-плечики. Из верхней одежды – лишь воздушный белый плащ! Не самый подходящий наряд в непогоду, но ей больше нечего надеть.

С проблемой «нечего надеть» они с сестрой сталкивались одинаково часто, но по разным причинам. Гардероб Лии ломился от нарядов и коробок с обувью, однако ей постоянно хотелось чего-то нового. У Эммы, наоборот, было очень мало одежды. Она сама на себя шила и вязала, либо заказывала в швейном ателье по собственным же эскизам. Её вкус настолько не соответствовал веяниям моды, что приходилось одалживать что-нибудь из нарядов сестры, если ситуация вынуждала выглядеть современно. Но такие ситуации случались редко. Эмма предпочитала не отклоняться от привычного маршрута «дом-институт-дом». Исключения составляли лишь вылазки со старыми, проверенными друзьями на выставки, в театр или филармонию, где в любимых платьях в пол она особо не выделялась.

Правда, за годы учёбы она кое-где успела побывать, но путешествия всегда были связаны с изучением культуры и ездила она всё с теми же друзьями-коллегами. Одна – никогда. Эмма не умела и боялась путешествовать одна. Потому что была непрактичной и оторванной от реальной жизни.

– Похоже, нас с тобой принесли разные аисты: тот, что нёс тебя, припоздал этак лет на триста! –в сердцах заявила Лия в прошлом году, когда Эмма отказалась праздновать их общий день рождения в популярном молодёжном клубе.

– Скорее, мой непутёвый аист перепутал миры, – абсолютно серьёзно возразила сестре Эмма.

Лет десять назад ей попался фантастический роман, где главный герой испытывал очень некомфортные ощущения от жизни, а потом выяснилось, что он случайно попал на Землю из другой вселенной. Легковерная шестиклассница Эмма тогда почти убедила себя, что она тоже из другого мира: Лия – из этого, а она – из параллельного, сказочного, магического. Она втайне представляла себе, как, должно быть, уютен её родной мир, и мечтала о том, как однажды вернётся домой… Но мечты мечтами, а жить приходилось здесь и сейчас, запрятав поглубже необъяснимую тоску. До сих пор ей это вполне удавалось, благодаря постоянной опеке близких.

Но здесь она совершенно одна. Поборола свои страхи и приехала искать подтверждения своим «дерзким домыслам», по выражению её научного руководителя. И ничего, пока что справляется. Служащие Республиканской библиотеки оказались дружелюбными и внимательными. Сотрудницы архива, к которым Эмме чаще всего приходилось обращаться, живо напоминали её собственную бабушку и бабушкиных подруг: заметив, что московская гостья так увлечена работой, что жалеет времени на походы в буфет, библиотекарши стали приглашать её к себе на чай и подкармливать домашними пирожками.

Но больше всех о ней заботился Витас, музеевед, с которым она познакомилась в архиве. Он копался в старых документах в поисках материалов для новой экспозиции, а когда узнал, что именно интересует Эмму, подсказал ей парочку любопытных изданий. И вообще всячески старался помочь: носил тяжёлые фолианты, делал копии нужных страниц, бегал за кофе. Толковый парень, приятный в общении, интеллигентный и образованный. Он был лишь немногим старше Эммы, но казался гораздо опытнее – в научных делах, конечно. А так держался скромно, без напора, а если в разговоре вдруг отчего-то начинал волноваться, нервно поправлял очки и забавно коверкал русские слова.

Буквально вчера Витас вызвался проводить её после работы и так по-детски огорчился, когда они дошли до её дома за пять минут, что Эмма сжалилась и предложила вместе выпить чаю в бистро за углом: готовить самой себе ужин было откровенно лень. Молодой человек засуетился, стал приглашать её в более приличное кафе, извиняться за то, что раньше этого не сделал и так далее.

Горячие уговоры привели лишь к одному: Эмма начала жалеть о своём поспешном предложении. Ведь на самом деле у неё не было никакого желания коротать вечер с этим парнем. Но слово не воробей, пришлось идти с ним в бистро и пить чай с пончиками, кстати, такими вкусными, что она съела все, что заказал кавалер, от конфуза потерявший аппетит.

Приободрённый видом девушки, уминающей пончики, Витас завёл разговор на самую безопасную тему – профессиональную. Он спросил Эмму, почему она заинтересовалась именно историей искусства, а не общей историей или же культурологией.

– По поводу последнего могу сразу сказать: на выстраивание теоретических моделей мне попросту не хватает ума! – откровенно призналась Эмма. Витас с готовностью рассмеялся шутке, однако она его остановила, помахав зажатым в салфетке пончиком: – Я не шучу! На втором курсе я чуть не завалила экзамен по логике, спасибо преподавателю, натянул тройку за старания! Прошу заметить: это была моя единственная тройка за все годы учёбы, начиная с первого класса!

– Не может быть! – покачал головой парень.

– Может, может! Просто я училась в гуманитарном классе, и нас там не слишком строжили в точных науках. Если честно, до сих пор не имею представления, в чём польза от псангенсов и котангенсов…

Нерусскоязычный слух собеседника не уловил игры слов. Он продолжал с прежней серьёзностью, которая всё больше забавляла несерьёзно настроенную девушку:

– Тогда вернёмся к истории, как к науке в целом…

– А разве история – наука? – вскинула брови Эмма. – По-моему, это особый жанр беллетристики. С той лишь разницей, что на историю не действует закон защиты авторского права: её пишут и переписывают все, кому не лень!

– Да, да, я понимаю, что вы имеете в виду, – глубокомысленно покивал молодой человек. – Я и сам предпочитаю иметь дело с реальными артефактами, а не с домыслами. Музееведение – скромная дисциплина, не слишком зависящая от моды на трактовку тех или иных исторических событий. Но вы посвятили себя именно истории искусства…

– Ну что вы! Я пока что никому и ничему себя не посвящала …

Эмма дружески улыбнулась музееведу, не сводящему с неё глаз. Пора было заканчивать незапланированную умную беседу, пока молодой человек не принял её за свидание. Эту женскую мудрость она усвоила в тройном изложении: от бабушки, от мамы и от сестры. Суть сводилась к одному: если не хочешь иметь с мужчиной отношений более чем дружеских, не давай ему повода думать иначе!

– Спасибо, Витас, что проводили, и за чай спасибо, и особенно за пончики, но мне уже пора, увидимся завтра в библиотеке! – прощебетала она, ещё раз улыбнулась – чисто по-дружески! – и, не дав парню опомниться, решительно соскочила с высокого барного стула.

Это было вчера. А сегодня она пойдёт в архив и будет общаться с Витасом как с добрым приятелем и коллегой. Парень неглупый, всё поймёт. Очень хотелось верить, что она ничем его не обидела… Как и того немецкого дипломата, герра Кристофа, которого оставила одного досматривать нудную оперу…

Вспомнив о побеге Лии и собственном постыдном соучастии, Эмма вспомнила и о родителях, которым обещала звонить почаще. Сразу же и позвонила.

Трубку снял папа. Ну, сейчас начнётся!

– Эмма, скажи мне только одно: ты знала, что твоя сестра собирается удрать с этим чёртовым киношником в его чёртов Париж? – выпалил папа, не тратя время на прелиминарные слушанья, выражаясь его же профессиональным жаргоном.

– Узнала за несколько часов до вылета, – честно ответила она.

– Так какого чёрта ты мне не сказала?! Я бы успел перехватить эту чертовку! – сквозь папин рёв каким-то чудом проступали деликатные мамины намёки на слишком большое количество чертей. Но это было, пожалуй, единственное ругательство, которое позволял себе отец. По крайней мере, при дамах.

– Как раз поэтому – чтобы ты её не перехватил! – ответила Эмма, поражаясь собственной дерзости. Кажись, начинают сказываться навыки самостоятельного существования…

Из трубки донеслось сопение, пыхтение и, естественно, чертыханье, затем раздался мамин голос, хорошо поставленный и невозмутимый:

– Что такого ты сказала отцу, дорогая, что он потерял дар речи?

– Что мы с Лией очень вас любим, тебя и папу, но мы уже взрослые.

– Да, второй пункт он иногда забывает… Ладно, доченька, как у тебя дела?

Эмма вкратце поведала родителям, как устроилась и чем занимается: она не сомневалась, что мама включила громкую связь и отец тоже слушает. Затем выслушала отчёт о делах, которые родители за неделю переделали на даче. Казалось, им было всё равно чем заниматься, лишь бы вместе. На этой позитивной ноте они и попрощались, договорившись снова созвониться через пару дней.

Эмма глянула на часы: выходить через полчаса.

Неспешно одеваясь и причёсываясь, она продолжала размышлять о том, возможно ли в принципе всегда поступать по-своему, при этом никого не раня.

Существует же универсальная максима: поступай с людьми так, как хочешь, чтобы поступали с тобой. «Золотое правило нравственности», которое Эмма где-то услышала или прочла ещё в детстве. Но ещё раньше она усвоила мудрость попроще: доброму везде добро. Так говорила бабушка Вера, самый добрый и самый жизнерадостный человек из всех, кого знала Эмма. Родившись в Воркуте, в лагере для политзаключённых, семнадцатилетняя Вера каким-то чудом – с Божьей помощью, как любила повторять она сама – поступила в столичный мединститут, где и познакомилась с будущим мужем, Павлом Ристичем. Дедушку Эмма, увы, не знала совсем, как и родителей мамы – они все рано умерли. Но ничто так не помогало ей в минуты слабости, как воспоминания о бабушке.

По сути, она и вырастила их с Лией. Папа женился поздно, уже под сорок, всё присматривался. Зато встретив Анну, Виктор сделал ей предложение на третий день знакомства. Анюта была моложе его на двадцать лет, училась в музыкальном училище и подрабатывала уборщицей. Родители её были педагогами, жили в Ярославле, оба скончались в один год, едва Анюта окончила школу. Бабушка Вера приняла невестку как родную дочь…

Мама с папой до сих пор были влюблены друг в друга. Они часто отлучались куда-нибудь вдвоём, а дочки-близняшки оставались на попечении бабушки и выросли почти незаметно для родителей. Может, поэтому папа до сих пор считал их детьми и так старался устроить жизнь легкомысленной Лии. За тихую домоседку Эмму ему незачем было беспокоиться…

Её размышления прервал звонок мобильного. Лия, легка на помине!

– Доброе утро, сестричка! – воскликнула беглянка.

– У меня-то утро, – согласилась Эмма. – А ты зачем поднялась в такую рань?

– О да-а-а… – зевнула Лия. – Я уже на съёмках. Оскару нужен особый свет, lumière spécial, понимаешь?

– Bien sûr! Конечно! Вижу, у тебя всё в порядке?

– Tout va bien! – подтвердила сестра, продолжая упражняться во французском. – А ты как, справляешься одна?

– Профессор опекает – я тебе о нём рассказывала.

– Только профессор? – с невинной интонацией поинтересовалась Лия.

– Больше ни с кем не успела познакомиться! – Эмме не хотелось рассказывать о Витасе, Лия сразу начала бы её дразнить. – Кроме библиотеки, никуда и не хожу.

– Ты хоть по городу прошвырнись, а то зачахнешь от архивной пыли!

– Да там ни пылинки! Но так и быть – прогуляюсь… Кстати, я только что говорила с родителями.

– Папа всё ещё дуется?

– Есть немного.

– Ладно, – вздохнула Лия, – после съёмок позвоню и покаюсь – может, простит.

– Как всегда.

– Всё, меня зовут! Целую, au revoir! – и Лия отключилась.

Эмма была совсем не прочь прошвырнуться по приятному на вид городу. Просто одной бродить по улицам как-то некомфортно… Однако сестра права: пора вылезать из кокона грёз и начать жить реальной жизнью.

Она снова отворила шкаф в прихожей. Придётся надевать белый плащ. Идти недалеко, авось не промокнет…

***

Ветер то и дело налегал на лобовое стекло, а не преуспев, вымещал досаду на деревьях вдоль тротуаров: беспощадно обрывал только-только начавшие желтеть листья и охапками швырял их в образовавшиеся за ночь лужи. Ирвин внимательно вёл тяжёлый кроссовер по узким улицам, стараясь не забрызгать прохожих. На подъезде к Республиканской библиотеке людей было немного: пока лишь служащие спешили на работу, читателей начнут впускать через полчаса.

Вот и хорошо, подкараулит девушку у входа: в архив ведь запросто не попадёшь, придётся потом ждать до вечера.

Сворачивая на парковку, Ирвин заметил тонкую женскую фигурку в длинном белом плаще с капюшоном. Напротив служебного входа растеклась широкая лужа, и женщина осторожно пробиралась по узкой полоске тротуара, одной рукой придерживая полы плаща, в другой сжимая маленький дамский портфель. Ирвин сбавил ход, пересекая лужу, дабы не забрызгать даму в столь неподходящем для осени одеянии, как вдруг из-за живой изгороди у дороги выскочила собака и метнулась ему наперерез.

Ирвин резко вывернул руль, глупая дворняга с перепугу завертелась на месте, а сноп грязных брызг из-под колёс «форда» обдал женщину в белом – она успела лишь прикрыть портфелем лицо. Остановившись и выскочив из машины, Ирвин бросил быстрый взгляд на пса, – тот улепётывал обратно в кусты, целый и невредимый! – и повернулся к единственной пострадавшей. Женщина растерянно оглядела безнадёжно испачканный плащ, затем достала из кармана кружевной платочек и стала вытирать обрызганный портфель. Капюшон сполз, открывая её лицо, но уже за секунду до этого Ирвин понял: она! В трёх шагах от него стояла та, что он искал двадцать лет.

Эмма подняла на него испуганный взгляд. Казалось, она сейчас заплачет и убежит. Ирвин мгновенно выбрал наиболее подходящий вариант поведения.

– Ради бога, простите! – быстро сказал он по-русски, но расстроенная девушка не уловила в этом ничего странного. – Я так виноват!

– Вы не виноваты, – неожиданно возразила Эмма мягким, чуть охрипшим голосом. – Я видела, это всё из-за собаки. Вы… вы спасли ей жизнь!

«Поразительно! – отметил про себя Ирвин. – Я облил её грязной водой с головы до ног, а она выставляет меня чуть ли не героем!»

– Но ваш плащ…

– Может, удастся отмыть. Попрошу в библиотеке мыло и губку…

– Позвольте, я отвезу ваш плащ в химчистку, – вызвался Ирвин.

– Что вы, не стоит беспокоиться!

– Но это самое разумное решение.

От такого аргумента Эмма окончательно растерялась и совсем уж беспомощно призналась:

– Мне неловко вас затруднять…

– Я настаиваю, – очень вежливо сказал Ирвин.

И она сдалась.

– Ну, хорошо… А там быстро почистят?

– Как долго вы пробудете в библиотеке?

– До пяти…

– В 17.00 буду ждать вас в фойе, – пообещал Ирвин. – С плащом или на плаще.

Эмма улыбнулась, оценив каламбур, и уже повернулась к двери, но опомнилась, стала расстёгивать пуговицы одной рукой, так как в другой держала портфель. Ирвин помог девушке снять мокрый плащ и, проводив до служебного входа, открыл перед ней дверь.

– Au revoir, mademoiselle! – он учтиво наклонил голову.

– Au revoir, monsieur, – улыбнувшись, она скрылась за дверью.

«Милое, доверчивое, беззащитное создание!» – подытожил результаты разведки Ирвин, шагая обратно к машине.

Интермедия 1. Джейн

(фрагмент из романа «В поисках Прекрасной Дамы»)

… Она уходила.

… И не уходила.

Она парила между небом и землёй.

Медсёстры, уверенные, что умирающая не может их слышать, жалостливо переговаривались.

– Бедняжка – ни туда, ни сюда! Кому захочется умирать в такие годы – ведь ей ещё и тридцати нет… Ни одного целого органа, считай, не осталось, а всё за жизнь цепляется, – удивлялся молодой, высокий и бодрый голос.

– Это потому, что дети у неё маленькие – никак не может оставить! – вздыхая, пояснял второй женский голос, низкий, сочувственный.

– Так детей вроде родственники разобрали сразу после похорон мужа! – возражал первый, высокий.

– Старших девочек разобрали, – отвечал сочувственный. – А младшая совсем одна осталась…

– Как одна? – ахнул бодрый.

– То ли никаких родственников у неё нет, то ли есть, но никто не готов взять ответственность. Их можно понять: это же ребёнок, не хомячок какой-нибудь – не отдашь соседям, когда наиграешься… Так что скоро её заберут из больницы в приют, а там, глядишь, удочерят добрые люди. Девчушка и знать не будет, что она в семье не родная: она же ещё совсем маленькая!

– А сколько ей?

– Годик всего… Представляешь, мать всё ещё грудью её кормила! Мне сестра из детского отделения жаловалась, что малышка первые несколько дней не ела ничего, только плакала, заснуть никак не могла… Вот мать и мучается, никак уйти не может – ребёночек не пускает…

– А девочка-то целёхонькая осталась, ну не чудо ли! Отец на месте погиб, мать – тоже никаких шансов, а на малышке – ни царапинки!

– Она спала на заднем сидении, – пояснил сочувственный голос. – Поздно уже было, родители поехали за старшими дочками – они вроде как были в гостях… Ангел-хранитель уберёг детей, это точно!

– Так что же он малышку никак не пристроит, этот ангел-хранитель!

…Действительно, кто же ещё поможет, если не ангел?

Поэтому она и ждала, паря между небом и землёй…

– Ты слышишь меня, Джейн? – вдруг позвал её совсем другой голос, мужской, очень низкий, но мягкий и приятный – ему хотелось доверять. – Вижу, что слышишь… Я приехал забрать Анну. Я нашёл для неё новых родителей. Ты можешь быть спокойна: это очень хорошие люди. У них нет своих детей, и они будут счастливы вырастить Анну. Оба работают в школе и смогут дать малышке хорошее образование. Но главное…

Внезапно мужской голос стих, и она испугалась – почему он замолчал, неужели ушёл? Затем послышались другие голоса, приглушённо спорящие, но низкий властно сказал: «Мне нужна всего минута, доктор!», и в наступившей тишине прежний низкий голос неспешно продолжил:

– Джейн, ты должна знать главное: женщина, которая станет матерью для твоей младшей дочери, ни тебе, ни ей не чужая – она твоя троюродная сестра. Она почувствует родную кровь и будет любить Анну, как своё собственное дитя… И всё в жизни твоей малышки будет прекрасно. А я всегда буду ей помогать – это я тебе обещаю! – голос немного помолчал, затем едва слышно добавил: – Уходи с миром, моя девочка.

И она ушла…

Глава 4. Двое и душа города

Эмма то и дело поглядывала на часики, встроенные в изящный серебряный браслет – подарок родителей на совершеннолетие. Ей казалось предельно важным оказаться в фойе библиотеки ровно в 17.00, чтобы учтивый господин не посчитал её безалаберной. Она ценила в людях пунктуальность, и сама никогда не опаздывала, чтобы не дай бог не заставлять кого-либо себя ждать.

Лия, наоборот, опаздывала всегда и всюду, чтобы эффектно явиться, когда все уже в сборе. И наставляла свою слишком правильную сестру, что приходить вовремя на свидания – моветон, так как мужчина должен потомиться в ожидании.

– Потомиться? – рассмеялась тогда Эмма. – Аки каша в русской печи?

– Именно! – подхватила Лия. – Только если мужчина доведён до нужной кондиции, свидание можно считать романтическим. Во всех остальных случаях это будут просто деловые переговоры.

И почему это Эмма вдруг вспомнила тот старый разговор с сестрой? Потому что условилась встретиться с человеком после работы в фойе? Но ведь это никакое не свидание! Просто великолепный господин был так любезен, что взялся сдать в чистку её плащ – видимо, всерьёз считал себя виновником досадного происшествия. Хотя она своими глазами видела: всё произошло из-за непутёвого пса! Большинство водителей в подобной ситуации преспокойно поехали бы дальше своей дорогой. А этот – такой благородный…

Эмма удивилась, когда библиотекарши позвали её пить чай. Как, уже? Сколько же времени она просидела над одной страницей? И вообще, дался ей этот незнакомый месье! Заберёт у него свой плащ, вежливо поблагодарит и уйдёт – и больше никогда его не увидит…

– Что-то вы сегодня молчаливая! – заметила Регина, полная блондинка, наливая Эмме чашку зелёного чая и пододвигая ближе трёхлитровую банку липового мёда.

– И бледная! – подхватила Гражина, поджарая седовласая дама. – Уж не заболели ли вы, деточка? Погода у нас переменчивая, климат влажный… – и она накинула московской гостье на плечи шаль, которую вчера только, буквально на глазах у Эммы, закончила вязать.

– Благодарю! – Эмма улыбнулась обеим. – Со мной всё в порядке, правда…

– Вам необходимо побольше гулять! – наставительно сказала Регина. – Пройдитесь по Старому городу, посмотрите, какие красивые у нас храмы. Это памятники архитектуры мирового значения!

– Да, я читала…

– Читала! – Регина укоризненно покачала головой. – Вы должны увидеть всё своими глазами, иначе не поймёте ничего, даже если весь архив изучите наизусть!

– Я обязательно посмотрю город, – пообещала Эмма, поспешно допивая чай. – Сразу после работы.

– Только оденьтесь потеплее, деточка, при таком ветре простудиться недолго, – посоветовала заботливая Гражина.

«Я бы с радостью и погуляла, и оделась потеплее, – сказала себе девушка, возвращаясь за письменный стол. – Но пока это проблематично…»

Поскольку данная проблема не могла быть решена сиюминутно, Эмма заставила себя сосредоточиться на работе. Её ждали ещё пять из девяти томов «Истории» Теодора Нарбута, изданной в первой половине 19 века. В трудах польского историка она неожиданно нашла то, что искала. Это было её личное историческое открытие, за которое, впрочем, следовало благодарить скорее Нарбута-поэта, чем Нарбута-историка.

Кстати, Витас тоже был молчаливее обычного. Появился лишь после обеда, сухо поздоровался со всеми разом и уселся за свой стол, отгородившись кипами подшивок довоенных газет. Но в конце концов не выдержал и, проходя мимо Эммы с очередной подшивкой, заглянул ей через плечо.

– Поддались чарам старого доброго Теодора? У него было немало последователей. Если интересно, я подберу вам несколько оригинальных монографий.

– Спасибо, Витас, может быть, завтра, – ответила она. – Сегодня мне надо пораньше уйти…

Противоречивые сведения из мифологии балтийских славян увлекли Эмму на оставшиеся часы, но ровно в 17.00 она вышла в фойе библиотеки. Великолепный господин уже ждал её: сидел на угловом диванчике, сложив руки на груди, по-видимому, погрузившись в раздумья. И Эмме это очень понравилось – то, что он просто сидит и думает, а не смотрит в экран смартфона, например…

Незнакомец встал, лишь только девушка сделала шаг в его сторону.

– Добрый вечер! – сказал он своим необычным голосом – очень низким, одновременно спокойным и властным.

– Добрый вечер… – Эмма чуть приподняла брови, заметив, что плаща у него нет.

– Сказали, деликатная чистка, приходить к закрытию, – пояснил незнакомец, предвидя её вопрос. – В связи с чем у меня предложение…

– Да? – растерянно отозвалась она: придуманная схема действия рушилась на ходу.

– Для начала позвольте представиться: Ирвин! – он поклонился.

– Эмма, – она едва удержалась, чтобы не присесть в реверансе.

Предложив девушке руку, Ирвин повёл её к выходу через просторное фойе. Она шла, не помня себя от волнения, а великолепный господин – как оказалось, всё-таки не месье, а мистер – продолжал говорить, обращаясь к ней вежливо, но при этом тепло, будто они были давними приятелями:

– Вы весь день провели на работе, Эмма, наверняка устали и проголодались. Предлагаю зайти в кафе и там обсудить наши дальнейшие действия.

Эмма никогда и никуда не ходила с малознакомыми и тем более с незнакомыми мужчинами. Но почему-то согласилась. Так дорожила нелепым плащом или не смогла противостоять уверенному тону, которым было сделано предложение?

Дождь всё ещё накрапывал, неугомонный ветер продолжал хозяйничать на улицах города. Но Ирвин подогнал «форд» к самому выходу, девушке даже зонтик не понадобился. Она устроилась на сидении рядом с водителем. В салоне было тепло, приятно пахло натуральной кожей и чем-то вроде вишни.

– Куда едем? – спросил Ирвин. – У вас есть предпочтения?

Его учтивые манеры скрадывали настораживающее впечатление от властного голоса. Эмма почувствовала, что потихоньку начинает расслабляется. Этот человек как-то странно действовал на неё: дразняще и вместе с тем успокаивающе.

– Признаюсь, я тут ничего не знаю, – сказала она. – Не было времени гулять по городу.

– Я тоже не знаю – только вчера приехал. Значит, будем выбирать наугад.

Не прошло и десяти минут, как они уже сидели в ресторанчике национальной кухни. Эмма заказала картофельные оладьи, Ирвин, недолго думая, тоже.

Ели не спеша. Ирвин рассказывал забавные истории из своих странствий, так или иначе связанные с национальными блюдами разных стран, Эмма слушала и смеялась. Впервые в жизни ей было так комфортно рядом с незнакомым, по сути, человеком. Ирвин поведал ей лишь то, что он антиквар, много путешествует в поисках интересных предметов старины, а значит, они с Эммой в какой-то мере коллеги.

Когда подали ароматный чай с чабрецом, Ирвин сказал:

– Ваш плащ… Мы его, конечно, заберём из химчистки, однако – только не сочтите за дерзость! – он не слишком хорош в непогоду.

Эмма почувствовала, что краснеет. Они что, сговорились все?

– Я не ожидала такого резкого похолодания, – нехотя призналась она, – и не успела приобрести ничего более подходящего.

– Тогда, быть может, прямо сейчас поедем и купим?

– Спасибо, но мне неловко. Вы и так потратили на меня полдня.

– Я полностью в вашем распоряжении – у меня нет никаких других дел! – сказал он. И выглядел при этом совершенно искренне.

В итоге Эмма опять согласилась. Но от волнения к чаю почти не притронулась, что не ускользнуло от внимательного взгляда нового знакомого.

– Вас что-то беспокоит? – прямо спросил Ирвин, когда они вышли из ресторанчика и направились к машине.

– Нет… То есть, да… Я не люблю ходить по магазинам.

– Вот как? – он смотрел на неё, ожидая продолжения.

– Просто редко нахожу там одежду на свой вкус. – Объяснять, почему она не в ладах с модой, Эмма не стала: распространяться на тему собственного стиля было как минимум нескромно. Но поощрённая внимательным взглядом собеседника, добавила: – А ещё продавцы… Начинают предлагать, расхваливать: «Примерьте вот это, вам очень подойдёт!». А я не хочу примерять, я знаю, что мне не подойдёт… В общем, это такая мука!

– Понятно, – сказал Ирвин, усаживая девушку в машину.

– Что вам понятно? – насторожилась Эмма.

Реплика прозвучала резковато, но собеседник словно не заметил этого. Сев за руль, он пристегнулся, повернул ключ зажигания и лишь тогда пояснил:

– Понятно, что вы предпочитаете индивидуальный пошив. Мне кажется, в этом славном городе обязательно найдётся то, что вам нужно.

И «форд» плавно двинулся в сторону центрального проспекта.

То, что, по мнению Ирвина, было ей нужно, нашлось очень скоро. Эмма оторопела, прочитав вывеску на здании, перед которым он припарковал машину. Даже Лия нечасто позволяла себе заглядывать в дома моды: мол, чего без толку слюной капать? Но когда Ирвин открыл перед ней высоченную дверь, она послушно вошла.

Из глубины салона, пропахшего дорогими духами, выплыла женщина в элегантной форме консультанта и предельно корректно поинтересовалась, чем может быть полезна.

– Лёгкое пальто для дамы, будьте любезны, – сказал Ирвин, кивнув на оробевшую спутницу.

– Пройдёмте сюда, пожалуйста! – женщина позвала за собой Эмму и, пока они шли в нужный отдел, успела уточнить, какой цвет и фасон она предпочитает. Ирвин остался угощаться предложенным кофе.

«Здесь не то что пальто – носовые платки стоят бешеных денег!» – думала Эмма. Сначала она следовала за консультантом с гордо поднятой головой, устремив взгляд строго вперёд: просто не смела смотреть по сторонам. Но потом вспомнила невозмутимого Ирвина и его ироничное, как ей показалось, «понятно», и внутри у неё вдруг что-то вскипело и прорвалось, сминая многолетние нагромождение комплексов. – «А почему я не могу себе позволить? Что мне мешает? Денег на карте должно хватить, я же почти не тратила…».

Через четверть часа они вернулись к Ирвину, который задумчиво сидел в кресле у столика, украшенного изысканной цветочной композицией.

– Прекрасно! – одобрил он выбор Эммы и снова кивнул консультанту: – Всё остальное, пожалуйста.

– Разумеется, – и женщина увела безропотную клиентку в другую сторону.

Единственная заминка произошла, когда Ирвин достал из кармана пиджака банковскую карту.

– Что вы, я сама! – запротестовала было Эмма.

Но он прервал её:

– Сегодня я делаю подарки. Представьте, что я ваша фея-крёстная…

Как будто это могло быть достаточным аргументом! Но Эмма снова сдалась и приняла дорогущий подарок от практически чужого человека. В третий раз за полвечера она согласилась на то, чего никогда в жизни себе не позволяла, считая неприличным. Это должно было её насторожить, даже напугать… но не насторожило, не напугало.

Они вышли на улицу. Было всё так же сыро, но Эмма чувствовала себя необычайно хорошо в длинном, до пят, сизо-синем пальто из кашемира, вишнёвых ботильонах на удобном каблучке и в шелковистом палантине, тоже вишнёвом, но на полтона светлее. Как ни банально было это сравнение, она ощущала себя Золушкой на балу. Но не с принцем. С королём, которому вздумалось поиграть в фею-крёстную.

Когда они, наконец, забрали плащ из химчистки (и тут же кинули на заднее сидение кроссовера), уже темнело. Дождь стих, ветер угомонился. Влажные тротуары заманчиво поблёскивали, отражая свет витрин и уличных фонарей.

– Прогуляемся? – предложил Ирвин.

– С удовольствием, – обрадовалась Эмма: разве найдётся в мире женщина, не желающая выгулять обновку?

Они не спеша направились по мощёному брусчаткой проспекту мимо высоких нарядных зданий. Но стоило только свернуть за угол, и они оказались в самой старой части города.

Они гуляли и разговаривали. Вернее, теперь говорила она, а Ирвин внимательно слушал, лишь время от времени задавал очень правильные вопросы. Он будто чувствовал, что для неё важно.

Сначала Эмма откровенно призналась новому знакомому, что предпочитает гулять именно по ночным городам. Особенно ей близки города древние, сохранившие свой многовековой облик.

– В темноте не видно настоящего, – как умела, пояснила она. – Вот идёшь по такой средневековой улочке – и никаких реклам, автомобилей, витрин со всякими современными штуками. Фонари горят, конечно, но высвечивают исключительно архитектурные прелести. Темнота стирает грани реальности, и ты словно попадаешь в другой мир…

– В прошлое? – уточнил Ирвин.

– Не совсем. Скорее, в безвременье. Какое-то особое пространство, где обитает душа города.

– Душа города?

– Я это так называю. Что-то вроде самой сути города: образ, проекция в тонком мире…

– Божественная идея, парящая над грубым миром вещей? – задорно осведомился Ирвин, махнув рукой на фонарь на высоком столбе, тень от которого падала им под ноги.

– Именно! – Эмма удивилась – и воодушевилась: она впервые встретила человека, который смог понять её туманные образы и даже облечь их в подходящие слова. – Вы очень верно подметили!

– Ну, допустим, это подметил не я, а Платон…

– И он был прав, я считаю!

– Кто? Идеалист Платон? – в глазах Ирвина мелькнули весёлые огоньки.

– Если бы материалист Аристотель не увёл западную цивилизацию топкими окольными тропами, возможно, человечество давно бы уже вышло на путь истинного познания…– воодушевлённо подхватила Эмма, но осеклась, заметив, что собеседник улыбается. – Вы не согласны?

– Абсолютно согласен! – поспешно заверил её Ирвин. – Признаюсь, буквально вчера я тоже раздумывал о ложном пути цивилизации. А смеюсь лишь потому, что ещё никогда не слышал критики материализма от такой красивой девушки. Простите меня великодушно! И пожалуйста, рассказывайте дальше.

– Вам правда интересно? – преодолев робость, Эмма посмотрела ему прямо в глаза, светло-карие, необычного медового оттенка.

– Ещё как! Вы начали говорить о душе города, – напомнил он. – Я тоже ощущаю нечто подобное в древних городах. Продолжайте, пожалуйста!

Он не отвёл взгляда. В свете уличного фонаря его глаза мерцали, словно капельки солнца в янтаре. И Эмма почувствовала, как внутри у неё начало что-то плавиться и растекаться, принимая новые контуры, словно жидкий металл, заливаемый в форму. С трудом собравшись с мыслями, она продолжила излагать свою сказочную теорию:

– Мне кажется, душа города зарождается задолго до самого города. Как будто мирозданию наперёд известно, где и когда людям взбредёт в голову поселиться. Люди приходят и видят: ого, да это же лучшее место! Я не слишком путанно излагаю?

– Нет-нет, мне всё понятно, – кивнул Ирвин. – Покинув гибнущую Трою, Эней, если верить древним поэтам, долго скитался по морям, потому как чувствовал, что где-то есть место, где ему судьбой предназначено основать новое царство.

– И он его основал – опять же, если верить мифам… Но если бы не Ромул и Рем, потомки легендарного Энея, наверняка нашлись бы другие, кто основал бы город на семи холмах, потому что именно там Провидение уготовило для него место… Кстати, Ирвин, вы знаете, как зародился город, по которому мы с вами гуляем?

– Да, я читал легенду о Железном Волке в рекламном буклете. Вроде как местному князю на охоте приснился железный волк, воющий на вершине горы. А потом главный волхв сон расшифровал: мол, князь должен построить на этой горе замок, а вокруг замка – город, слава о котором разнесётся на весь мир. Так?

Неспешно беседуя, они вышли на кафедральную площадь и присели на лавочку напротив колокольни. Башенные часы пробили четверть одиннадцатого.

– Так, – сказала Эмма. – Эту легенду здесь знает каждый. Изображение воющего железного волка растиражировано больше некуда, как в Риме волчица, вскормившая Ромула и Рема. Но если смотреть глубже, за «налётом древности» для туристов можно увидеть древность истинную. Ведь он никуда не делся, древний мир – он вокруг нас, над нами и под нами. – Эмма неожиданно разволновалась, глаза её горели, обычно тихий голос звенел: – Что вы сейчас видите перед собой?

– Площадь. Колокольню и кафедральный собор.

– А что за площадью, знаете?

– Гора, а под ней вроде речка, которая неподалёку сливается с другой.

– Верно. Мы с вами находимся в самом центре священной погребальной долины, где по языческим обрядам сжигали и погребали усопших князей. Обитали здесь лишь духи да жрецы, которые возносили молитвы богам. Вечный огонь горел в святилище денно и нощно, поддерживаемый девами-весталками… Но много лет спустя один из князей возжелал стать королём, женившись на двенадцатилетней королеве Польши. Взамен он должен был принять крещение и окрестить свою страну. Он лично приказал вырубить священную рощу, погасить вечный огонь и уничтожить изображения богов…

Ирвин внимательно слушал. Его поразило не то, что говорила рассказчица: он слышал множество подобных историй и преданий. По правде говоря, несколько небезызвестных легенд и сам когда-то сочинил для пользы дела… Удивительнее всего было то, как преобразилась Эмма, пока говорила. Перед ним была уже не просто милая девушка, пусть образованная, с хорошим вкусом и манерами, но внешне вроде ничем не примечательная. Теперь же Эмма внезапно превратилась в юную жрицу: её большие глаза сияли, отражая свет звёзд, тонкие руки изящно двигались, словно проделывая магические жесты, а голос обволакивал, затягивал, погружал в другую реальность или другое время…

Ирвин видел перед собой уже не подсвеченные прожекторами колонны собора и выложенную плиткой площадь, а вековые дубы и мягкую зелёную траву. Он будто сам очутился под деревом с растрескавшейся чёрной корой и узловатыми ветвями; явственно пахло прелой листвой и пряным дымом: посреди дубравы на каменном алтаре горел огонь. Девушки в белых одеждах, с длинными, ниже пояса, косами, перевитыми янтарём, неподвижно стоявшие вокруг алтаря, расступились, и вперёд вышел старец с посохом в руках. Вдруг раздался лязг и грохот, на поляну ворвались всадники, закованные в доспехи, вооружённые мечами. Священный огонь последний раз взвился высоко в небо и погас…

Эмма неожиданно умолкла, и видение тотчас исчезло. Ирвин вздрогнул. Что это было?! Неужели девушка обладает такой силой внушения? Или он и впрямь видел… Нет, сейчас не время думать об этом. Эмма явно не зря рылась в архивах: до чего-то она всё-таки докопалась. Но насколько глубоко? Целясь почти наугад, Ирвин деловито спросил:

– Получается, город начал строиться вокруг ещё действующего святилища?

– Именно так! Вы уловили самую суть, – Эмма посмотрела на него с уважением. – По преданию, прямо здесь, – она указала на кафедральный собор, – находился алтарь Перуна, а знаменитый костёл святых Петра и Павла, изнутри украшенный двумя тысячами мраморных фигур, построен на месте капища богини любви. Да и другие церкви, как католические, так и православные, строились на месте языческих святилищ.

– И где вы это всё вычитали? – осведомился Ирвин.

– В общедоступных исторических трудах, – пожав плечами, ответила девушка – вновь просто милая девушка, а не колдунья, повелевающая пространством и временем, какой казалась минуту назад. – О том, что начало этому городу было положено не в начале четырнадцатого века, а намного раньше, писал даже наш Карамзин. Сохранилось немало свидетельств: хроники, отчёты, письма. Многие учёные, например, Нарбут…

– Ну, Теодор Нарбут был скорее поэтом, чем учёным! – сказал Ирвин, подначивая девушку. – Кстати, как и ваш неисправимый романтик Карамзин.

– Пусть! – живо парировала Эмма. – Даже если тогдашние историки были склонны поэтизировать события древности, мне это не мешает. Мои собственный изыскания, если можно их так назвать, связаны именно с романтикой. Душа города – это нечто, что зародилось в священном огне посреди дубовой рощи, переселилось в церкви, когда языческие святилища были разрушены, а затем в музеи, в которые превратились церкви. Она живёт здесь испокон веков и будет жить, пока маленькая речка впадает в большую и небо отражается в их водах…

Её голос снова стал приобретать манящую, обволакивающую глубину, и Ирвину стоило некоторых усилий не поддаться чарам юной колдуньи.

– Ваши изыскания? А что вы, Эмма, собственно, ищете, если не секрет? – стараясь не выдать крайнего напряжения, поинтересовался он.

– Какой же это секрет! – рассмеялась она. – Это тема моей дипломной работы: «Мифические животные в искусстве и геральдике средних веков». Сфинксы, грифоны, фениксы…

– Вы решили продолжить исследования в этом направлении?

– Верно. Стоило однажды соприкоснуться с этим фантастическим миром, и меня затянуло, словно в омут, – доверчиво призналась Эмма. – Сколько тайных знаний сокрыто в преданиях и легендах! Большинство из них – действительно продукт народного творчества. Но некоторые мифы – и я всё больше убеждаюсь в этом! – сотворены отнюдь не безымянными сказителями, которые из поколения в поколение передавали предания старины. Немалая часть легенд были создана вполне конкретными людьми для вполне определённых целей.

– Для каких же?

– Этого я пока не могу сказать, извините! – развела руками Эмма. – У меня есть некоторые подозрения, но их ещё надо проверить.

– Подозрения насчёт конкретных мифических существ?

– О, да!

– Вы можете хотя бы сказать, какие именно существа вас сейчас интересуют? – с напором спросил Ирвин, хотя уже и сам догадался.

– Единороги.

Ирвин на миг закрыл глаза. Вот оно! Именно то, чего он боялся. Ну почему он раньше не поинтересовался темой исследований Эммы? Он должен был оказаться рядом с ней раньше – год, даже два года назад! А теперь… теперь уже поздно что-либо предпринимать…

– Что вас так удивляет? – насторожилась Эмма, заметив, как переменилось лицо собеседника.

– Да как сказать… – Ирвин собрался и продолжил прежним небрежным тоном: – Просто о единорогах уже столько всего понаписано! От откровенной средневековой чуши до слащавых киносказок.

– У меня есть теория, – чуть помолчав, призналась Эмма. – Я уверена, что единороги – отнюдь не мифические существа. Они действительно обитали на Земле, причём не так уж давно. И я собираюсь это доказать!

– Зачем?! – вырвалось у Ирвина. – Я в том смысле, что доказать подобное будет крайне сложно. Стоит ли начинать?

– Стоит, – твёрдо сказала она. – Единороги были такие… такие удивительные! Они никому не желали зла, они просто делали нашу планету ещё красивее… А люди их истребили! – она запнулась, помолчала и сдавлено добавила: – Это невозможно объяснить в двух словах, вы не поймёте.

«Я-то пойму, – про себя ответил ей Ирвин. – Это ты не понимаешь, во что ввязываешься…»

Разговор оборвался сам собой. Девушка погрузилась в свои мысли, мужчина в свои. Задумчивость была таким естественным состоянием для обоих, что ни одному, ни второму тишина не показалась неуютной, никто не делал попыток нарушить тягостную паузу, как это нередко бывает. Очертив круг по Старому городу, они вернулись к оставленной на парковке машине, и Ирвин повёз Эмму домой.

Пока ехали, тоже не разговаривали – она лишь назвала адрес дома. О чём думал Ирвин, было не понять: его лицо было бесстрастным, как лик античной статуи. Сама же Эмма гадала, с чего это она вдруг разоткровенничалась о своих исследованиях. Быть может, просто устала держать всё в себе, вот и захотелось поделиться с кем-то, кто проявил к её работе неподдельный интерес? И не только к её работе – в первую очередь, к ней самой. Любая женщина чувствует, когда она нравится мужчине… С другой стороны, Витасу она тоже была явно небезразлична, и работой её он искренне интересовался – тем не менее, она не пошла с ним в кафе и не гуляла под руку по ночному городу. Какой напрашивается вывод?

О, нет! Эмма смущённо улыбнулась собственным мыслям. Как любил повторять её научный руководитель, выводы делать пока решительно не из чего.

Доехали быстро: город был небольшой. Ирвин помог девушке выйти из машины.

– Был счастлив познакомиться с вами, Эмма, – сказал он на прощание. – Смею ли я надеяться, что мы продолжим общение?

– Хорошо, – бесхитростно согласилась она. С этим человеком ей было так легко и комфортно – зачем же придумывать отговорки?

Они обменялись номерами телефонов, дружески попрощались и разошлись. Только снимая пальто в прихожей съёмной квартиры, Эмма вспомнила, что несуразный белый плащ, который, собственно, и был виновником их знакомства, остался в машине Ирвина.

«Интересно, он действительно забыл мне его отдать или оставил себе как залог будущей встречи?». Конечно, нельзя думать о людях плохо, но ничего плохого у Эммы и в мыслях не было: второй вариант ей даже больше нравился.

Глава 5. Тяга к приключениям

Тучи, всю неделю висевшие над Европой, помаленьку уползли на восток, и Магистр наконец-то мог подняться в обсерваторию, которая в последнее время стала его излюбленным пристанищем.

За долгие годы он пришёл к выводу, что звёздное небо – это самый ценный подарок Творца человеку, не считая дара жизни. В череде бесконечных дел и забот достаточно просто поднять голову – и ты оказываешься лицом к лицу со Вселенной. Вот она, Вечность! Бескрайний космос, где каждое мгновение рождаются и умирают не то что люди – звёзды… Ничто так не отрезвляет, как мысль о величии Мироздания, ничто так не указывает на бессмысленность людской суеты, как напоминание о Вечности!

Созерцание бесконечно великой спирали, лежащей в основе Вселенной, наполняло Магистра животворной энергией – которую он затем отдавал исследованию другой спирали, бесконечно малой, лежащей в основе всего живого в этой же Вселенной. Что может нагляднее показать взаимосвязь микро- и макрокосма, чем строение ДНК?

Отстранившись от окуляра телескопа, Магистр машинально нащупал брошь под атласным лацканом домашнего пиджака: две спирали, переходящие друг в друга, символ бесконечности бытия… Этим значком, доставшимся ему от далёкого предка, он дорожил даже больше, чем ключом от архива Магистериума, хранителем которого являлся. А ведь ключ доверил ему сам Наставник!

Как же давно это было! Если бы в то время у него уже были дети, теперь они тоже были бы седыми…

Магистр провёл рукой по своей серебристо-белой шевелюре, протёр усталые глаза. Пожалуй, на сегодня хватит, притомился, да и поздно уже: на часах десять минут первого.

Медленно и осторожно Магистр стал спускаться по винтовой лестнице. Пару раз пришлось остановиться, переждать приступы головокружения. Кларк не раз намекал, что хорошо бы установить в башне лифт, хотя прекрасно знал о нелюбви хозяина к лишней электротехнике в доме. Магистр не ругал дворецкого за настырность: тот служил Кауницам так же верно, как когда-то его отец, а до этого – дед, состоявший на службе ещё у отца Магистра, и если где-то переходил границы дозволенного, то только в искренней заботе о своём старом хозяине.

Восемьдесят лет – это не шутки! Правда, был он ещё крепок, вполне здоров и выглядел намного моложе своих лет, но всё чаще, всё настойчивее накатывал на него страх не успеть… Он всю жизнь посвятил поиску средства, которое могло бы продлить короткий людской век. Понимал, конечно, что сам уже не увидит результатов своего труда, но надеялся уйти в мир иной хотя бы с ощущением выполненного долга…

Верный Кларк, как обычно, ждал в библиотеке, которую с башней соединял тайный проход; вторая ветка прохода вела в хозяйский кабинет. Едва Магистр появился из бездонного книжного шкафа в жарко натопленной комнате, дворецкий налил ему чая с молоком, на английский манер. Двигался Кларк, в отличие от своего господина, быстро и плавно, что неудивительно, так как был килограммов на тридцать легче и на столько же лет моложе. Грузно опустившись в кресло, стоящее ближе остальных к пылающему камину, старик отпил несколько глотков горячего чая и лишь тогда спросил резким, скрежещущим голосом:

– Новости есть?

– Да, ваше сиятельство, – кивнул дворецкий, застыв в трёх шагах от кресла господина. – Полчаса назад звонил некто Терциус, просил вас связаться с ним. Также просил передать, что дело не терпит отлагательств.

– Понятно, что не терпит, раз позвонил в полночь! – проворчал Магистр. – Ладно, неси!

Пока старик допивал чай, Кларк установил перед ним компьютер, – макбук новейшей модели забавно смотрелся на чипендейловском столике из красного дерева – и включил связь. Осталось набрать нужное имя. Агентов, которые имели прямую связь с Магистром, было всего десять, и удобства ради каждый носил имя, соответствующие номеру региона, в котором работал: Примус, Секундус, Терциус, Квартус и так далее. Агент Терциус служил в прибалтийском округе, и это больше всего насторожило Магистра: вестей оттуда он никак не ожидал. Последние новости поступили дня четыре назад от агента Септимуса, главы московской агентурной сети.

Прежде чем нажать на кнопку вызова, старик обернулся к дворецкому:

– Можешь идти, Кларк.

И тот мгновенно исчез за дверью библиотеки, унося с собой чайные приборы.

Терциус отозвался после первого же гудка:

– Доброй ночи, Магистр.

– Я слушаю, Терциус, – нетерпеливо проскрежетал тот.

– Объект был замечен в Вильно с одной из тех девушек, данные о которых мы получили от Септимуса, – доложил бесстрастный голос, который мог принадлежать как мужчине, так и женщине.

– Одна из сестёр Ристич? – старик вскинул седые кустистые брови. – Которая?

– Эмма.

– Вот как? – старик как будто ожидал услышать другое имя. – Они общались?

– Они встретились в библиотеке, вместе поужинали, затем поехали в дом моды…

– Куда?! – старик аж приподнялся, вцепившись руками в обитые зелёным шёлком подлокотники кресла.

– В дом моды, откуда девушка вышла в новом пальто. Затем они пошли гулять.

– Что значит «пошли гулять»? – Магистр снова опустился в кресло.

– В продолжение трёх часов двадцати минут ходили по улицам и разговаривали, – пояснил бесцветный голос.

– О чём разговаривали?

– Не удалось выяснить. Улицы были почти безлюдны, наш человек не мог подойти достаточно близко – объект обнаружил бы его.

– Скорее всего, он и так его обнаружил… – проворчал Магистр. – Что было дальше?

– Они вернулись к автомобилю, – это тот самый белый кроссовер «форд», о котором сообщали агенты Септимус и Квартус, – и объект доставил девушку домой.

– Что значит «домой»?

– На съёмную квартиру. А сам вернулся в отель, в котором остановился два дня назад.

– Под каким именем? – Магистр впился колючими чёрными глазами в экран, на котором не было лица собеседника.

– Мистер Ирвин.

Старик откинулся на спинку кресла и несколько минут сидел молча, с закрытыми глазами. Затем заговорил снова, теперь уже быстро и чётко, без старческого ворчания:

– Продолжайте следить за обоими. Завтра к полудню предоставите мне полную информацию о том, чем занимается и с кем общается Эмма Ристич.

– Слушаюсь, Магистр.

– Далее: подготовьте для меня дом, желательно на окраине. Я завтра же… – он взглянул на бронзовые часы над камином, – сегодня же вылетаю к вам.

– Прислуга, охрана? – осведомился голос.

– Не нужно. Будут мои люди. Пока всё.

– Будет исполнено, Магистр, – сказал безличный голос и отсоединился.

Старик с четверть часа сидел, напряжённо размышляя. Затем вновь повернулся к ноутбуку и набрал в поиске другое имя, точнее, две буквы: LМ. На этот раз ему пришлось ждать несколько минут, прежде чем на экране показалась лысая голова старого, очень худого мужчины: внушительный крючковатый нос выпирал меж впалых щёк, словно клюв хищной птицы.

– Что-то стряслось, Фил? – неожиданно зычно пробасил LМ.

– Стряслось, Луис, – кивнул Магистр. – Нашлась пропажа!

– С чего такой оптимистичный вывод?

– Мне только что доложили: он встретился с девушкой, за которой следил в последнее время, и прицепился к ней, как репей – не оторвёшь!

– Оторвём, Фил, не беспокойся! – пророкотал носатый. – Одна из сестёр Ристич, полагаю?

– Эмма, – подтвердил Магистр.

– Неожиданно… Что нужно от меня?

– Биография девушки со всеми подробностями. И её родителей. В первую очередь, матери.

– Когда? – осведомился собеседник.

– Прямо сейчас! Я утром вылетаю на место.

– Подожди минутку.

Лицо с носом-клювом исчезло с экрана, зато на мгновенье показалось худое туловище, облачённое в роскошный бархатный халат. Когда некоторое время спустя лицо вернулось, на горбатом носу сидели очки в золотой оправе.

– Тебе переслать или прочитать? – пробасил носатый Луис.

– Перешли. Но сначала прочти.

– Итак, начнём с матери. Анна Ристич, в девичестве Яковлева, приехала в Москву из Ярославля в шестнадцать лет, через два года вышла замуж за Виктора Ристича, родила двойню… Тут всё гладко. Интересно другое…

– Что? Не тяни!

– Судя по имеющимся записям, в Ярославле семья объявилась, когда Анна была уже годовалым ребёнком, – всё так же медленно проговорил Луис. – До этого Яковлевы проживали в Москве, но никакой информации о них у нас нет – не было повода интересоваться. Получается, Людмила, мать Анны, не попадала в наше поле зрения…

– Стоп! – Магистр резко взмахнул рукой и задумался, словно поражённый внезапной догадкой. Собеседник терпеливо ждал. – Сделаем так, Луис, – сказал Магистр после паузы, – ты сейчас перешлёшь мне эти данные, я сам прочту. А ты подними-ка старые дела: донесения наших агентов, следивших за объектом.

– Насколько старые? – уточнил носатый.

– А сколько лет Анне Ристич? Чуть за сорок? Ну вот.

– Что конкретно нас интересует?

– Нас интересует, не появлялся ли объект в России сорок лет назад, конкретно в Москве и в Ярославле.

– Понял, – сказал носатый и отключился.

Магистр ещё посидел, задумчиво барабаня пальцами по краю ноутбука, затем взял с чайного столика колокольчик и позвонил. Дворецкий явился через пару секунд.

– Кларк, боюсь, сегодня я не дам тебе выспаться, – проскрежетал старик. – Завтра же утром вылетаю. Мне понадобится горничная, повар, шофёр и группа охраны, как обычно.

– А я?

– Куда ж я без тебя, дружище… – старик бросил нетерпеливый взгляд на ноутбук. – Наверное, уже прислал!

– Вы не будете ложиться, ваше сиятельство? – обеспокоился Кларк.

– Нет, надо ещё многое сделать. Вздремну в дороге… Ты только принеси мне чего-нибудь.

– Чаю?

– И бутербродов побольше! Печень, конечно, не обрадуется, но что-то аппетит разыгрался… К чему бы это, а, Кларк?

– К приключениям, ваше сиятельство! – Кларк ловко поправил кочергой дрова в камине и подкинул ещё несколько поленьев; отблески пламени заплясали на его гладких, словно напомаженных, волосах.

Магистр одобрительно покивал массивной головой и даже улыбнулся, радуясь то ли теплу, хлынувшему из камина, то ли словам дворецкого: что ни говори, тяга к приключениям – самый надёжный двигатель прогресса! Таким уж создан человек: вечно ему надо куда-то лезть, что-то искать – и обязательно преобразовывать, уподобляясь своему же Создателю…

– Приключения – это хорошо! А то засиделся я дома, как медведь в берлоге. Вот вылезем сейчас на свет божий и тряхнём мир ещё разок, напоследок! Да, Кларк?

– Тряхнём, ваше сиятельство! – с готовностью подтвердил дворецкий.

– Тогда сделай-ка мне вместо чая стаканчик грога, – старик окончательно взбодрился и даже подмигнул верному слуге. – Гулять так гулять! А с печенью как-нибудь договоримся…

– Будет исполнено, ваше сиятельство: бутерброды, грог… и капли для печени, – пробормотал Кларк, выскальзывая из библиотеки.

Но Магистр его уже не слушал. Открыв электронную почту, он впился глазами в документы, минуту назад пришедшие от LM. Он даже не повернул головы, когда через четверть часа дворецкий поставил перед ним поднос. Кларк, знавший привычки господина не хуже собственных, бокал с грогом переставил на выступ камина, чтобы не остывал, и бесшумно удалился.

Вскоре Магистр оторвал взгляд от экрана ноутбука, помассировал веки подушечками пальцев и потянулся за грогом.

– До чего ж люблю приятные сюрпризы! – насмешливо проговорил он. – Вот угодил, так угодил Луис-старый лис! Не зря столько лет хранит свою картотеку, как дракон сокровища – ни единой бумажки не потерял. Неужели действительно она, тихоня Эмма Ристич?!

Глава 6. Лебедь чёрно-белая

Сидя перед зеркалом, Лия осторожно сняла с лица питательную маску и нанесла крем для век. После двух утренних съёмок под глазами залегли круги: вставать приходилось с первыми петухами – хотя какие тут, в Париже, петухи! – а лечь раньше полуночи никак не получалось. По вечерам она усиленно занималась французским, а потом ещё несколько часов учила роль.

Преподаватель французского, взявшийся за несколько месяцев сделать из неё парижанку, кажись, возомнил себя Пигмалионом. Вот только не пылким греческим царём-скульптором, что было бы ещё полбеды, а бездушным профессором Хиггинсом, и третировал свою ученицу пуще, чем его английский коллега бедную цветочницу Элизу. Ося так и называл его – мистер Хиггинс, что ещё больше бесило вредину-лингвиста.

Тем не менее, Лия вполне успешно справлялась с французской фонетикой и надеялась уже в ближайшем будущем получать соответствующие роли. Как же всё-таки здорово, что внутренний голос посоветовал Оскару Девону, восходящей звезде французского кино, в поисках адреналина заглянуть в Россию! И надо же было так совпасть, что главная героиня его новой картины должна была говорить со славянским акцентом, так как по сюжету была родом из маленького чешского городка – а значит, погрешности произношения актрисе пока что были только на руку…

Лия прислушалась: шум воды в душе стих. Надо поторопиться – с минуты на минуту Ося предстанет перед ней во всей красе. Пока она накладывала сложный макияж, который людьми несведущими воспринимался как «минимум косметики», гудение фена в ванной сменило жужжание электробритвы. Что ни говори, слышимость тут замечательная! Квартирка у Оси маленькая, две комнаты плюс намёк на кухню, зато своя. Собственное жильё на Монмартре – весьма обещающее начало…

– Я готов! – благоухающий цитрусами и мускусом Оскар эффектно появился в дверях спальни – в банном халате нараспашку. Зато короткая тёмная борода и баки были подбриты идеально аккуратно, а длинная каштановая чёлка свисала набок идеально небрежно. – Ты скоро?

– Сейчас, только оденусь… – Лия чуть поправила легкомысленные кудряшки.

– Значит, нескоро! – он скинул халат и стал облачаться в светлый костюм, который уже висел на дверце гардероба. – Что надеть собираешься?

– Ещё не определилась. А ты что посоветуешь? – Лия подняла свой лучший беспомощный взгляд на возлюбленного: тот обожал давать ей советы по поводу нарядов.

– Надень что-нибудь классическое, даже строгое. Романтики в ближайшее время у нас будет предостаточно – успеет надоесть…

– Это ещё почему? – спросила Лия, не отрывая взгляда от зеркала и попеременно прикладывая к себе то длинное жемчужно-розовое, то короткое белое платье.

– Об этом я расскажу тебе за ужином … – критически поморщившись, Оскар отобрал у неё и вернул в шкаф оба платья, быстро пробежал глазами по ряду плечиков и достал «маленькое чёрное».

– О, нет! – взмолилась Лия. – Чёрный – это же скука смертная…

– Оно прекрасно своей простотой! – бросил Оскар, вручая ей платье. – Как там говорил ваш классик? «В человеке должно быть всё прекрасно, особенно одежда!»

– Ну, не совсем так, в перечне фигурировали ещё лицо, душа и мысли… – вздохнув, Лия скинула пеньюар и смиренно полезла в узкий чёрный бархат.

– Разве? – удивился молодой перспективный режиссёр, да так искренне, что было непонятно, в шутку или всерьёз, и одним плавным движением застегнул длиннющую «молнию» у неё на спине.

– Уж поверь мне! – энергично кивнула девушка. – Нас этой чеховской мудростью с детства доставали. Только в моём случае обычно подчёркивали важность мыслей…

– Странно! Я совсем недавно смотрел в Брюсселе шикарную постановку «Дяди Вани», и там герой говорил именно о гардеробе, – сказал Оскар, сосредоточившись на выборе запонок для шёлковой чёрной сорочки.

Лия быстро поцеловала молодого человека, что должно было означать точку в споре, и покорно позволила прикрепить к вырезу её платья роскошную белую розу: ничего не поделаешь, любовь к бутоньеркам здесь у каждого в крови. Ещё раз глянув на себя в зеркало, девушка вновь распахнула дверцы огромного платяного шкафа.

– Как там погодка на улице, потеплело? – с надеждой спросила она.

Оскар глянул в окно.

– Не думаю, чтобы очень, но дождь прекратился.

– Вот и хорошо! Я тогда белый плащ надену. А туфли… туфли только эти!

Лия накинула воздушный белый плащ, доходивший ей до щиколоток, и ловко обулась. Оскар с сомнением оглядел чёрные лодочки на высоченной шпильке.

– Мы же хотели пешком! Идти пару кварталов. Разве ты на таких каблуках дойдёшь?

– Даже добегу, если надо будет. Милый, ты просто ещё не знаешь, на что я способна! – и бывшая балерина крутанулась так, что полы плаща взметнулись словно крылья.

Оскар поймал её и заключил в объятия:

– Ты моя лебедь! – промурлыкал он, зарываясь лицом в рыжие кудри.

– Чёрная или белая? – хихикнула Лия, подставляя стройную шею для поцелуев.

– Чёрно-белая! Единственная в своём роде! – выдохнул «орнитолог», губами опускаясь всё ниже.

– Если ты сейчас же не прекратишь, мы останемся без ужина…

– Ладно, пойдём…

Но в прихожей, уже взяв с полочки ключи, Оскар замешкался:

– Ты мою сумку не видела?

– В спальне… А зачем тебе в ресторане сумка? – удивилась Лия.

– По пути заглянем в книжный. Ты выходи, я догоню.

Едва девушка вышла за дверь, он быстренько схватил с полки для обуви пару чёрных балеток и сунул в свою сумку.

Лия ждала у дверей подъезда, мило щебеча о чём-то с консьержем. Всего несколько дней прошло с появления мадмуазель Ристич в этом доме, а уже все жильцы были от неё в восторге; мсье Люка, консьерж, даже успел намекнуть Оскару, чтобы не зевал, а то упустит русскую красотку!

Но красотка пока не собиралась сбегать. Вцепившись ему в локоть, она бодро цокала каблучками, украдкой ловя своё отражение в витринах. Судя по взглядам идущих навстречу прохожих, и вправду было на что посмотреть.

– Тебе идёт этот плащ! – заметил Оскар. – Где ты его нашла?

– Мы с сестрой сшили себе по одинаковому плащу в ателье, – ответила довольная Лия. – Но модель придумала сама Эмма.

– Вот как? Ты не говорила, что твоя сестра – модельер!

– Так она и не модельер – обычный искусствовед…

Пока шли до книжной лавки, Лия рассказывала ему о своей сестре-близняшке: в основном о том, какие они разные.

– Знаешь, я сегодня целый день думала об Эмме, – призналась она. – Не знаю, почему, но мне вдруг стало тревожно за неё…

– Просто ты соскучилась по ней, – Оскар успокаивающе погладил руку, лежащую у него на локте. – Вот устроимся на новом месте, и ты сможешь пригласить сестру к нам в гости!

– Правда? Было бы здорово… Погоди, на каком таком новом месте? Мы что, съезжаем с твоей милой квартирки?

– Я собирался рассказать тебе за ужином… Завтра уезжаем в Тоскану!

– Ты же говорил – через месяц!

– Планы изменились, – пояснил Оскар. – Будем снимать там, пока погода позволяет. А парижские сцены доснимем после.

– А как же мои уроки французского?

– Я позвоню Хиггинсу, скажу, что на время прекращаем. Впрочем, я и сам могу с тобой позаниматься…

– Кто бы сомневался! – рассмеялась Лия и юркнула в открытую дверь книжной лавки: помощник владельца заносил коробки с только что доставленными книгами.

– Добрый вечер, мадмуазель, добрый вечер, мсье Девон! – увидев красивую парочку, обрадовался пожилой усач, владелец лавки. – Я уже отложил для вас Харта!

– Что это? – Лия взяла в руки книгу в красивом переплёте. – На английском?

– Ты ведь читала «Бестиарий королевы»? – спросил Оскар, расплачиваясь у кассы.

– А как же, Эмма мне все уши прожужжала…

– Но тебе ведь роман понравился? А это его продолжение, «Бестиарий короля».

– Перевода ещё нет, книга только-только вышла в оригинале, – пояснил владелец лавки. – Я сразу же отложил экземпляр для мсье Девона: Харт идёт нарасхват!

– Спасибо большое, мсье Жак! – Оскар повернулся к Лие. – Вот, будешь читать мне вслух долгими тосканскими вечерами…

Он раскрыл сумку, висевшую у него на плече, чтобы положить в неё книгу, и Лия заметила свои балетки.

– Ты их прихватил? – её глаза расширились в недоумении. – Зачем, скажи на милость?

– Дорогая, я абсолютно не сомневаюсь, что ты способна прошагать полгорода на высоченных каблуках, – сказал он, ласково глядя на неё. – Но ведь придётся ещё и обратно добираться!

– Не перестаю изумляться твоей способности подмечать каждую мелочь, – покачала кудрявой головкой красавица. – Как там у вас говорится: «Дьявол кроется в мелочах»?

– Мне больше нравится вариант Гёте: «Бог кроется в мелочах, а дьявол – в крайностях». Ходить на шпильках ночью по булыжникам – по-моему, это уже крайность…

– Любимый, ты самый заботливый мужчина на свете! – растрогавшись, Лия нежно поцеловала его в щёку.

– Вот ещё! – хмыкнул режиссёр. – Просто мне не нужна актриса с опухшими щиколотками…

Девушка рассмеялась и ещё раз поцеловала молодого человека, теперь уже в губы.

Они взялись за руки и пошли по шумной, наводнённой туристами парижской улице, не замечая ни шума, ни туристов, ни, собственно, самого Парижа.

Глава 7. День до начала

Он позвонил в половине девятого – настолько рано, насколько позволяли правила приличия.

– Доброе утро! – прозвучал в трубке низкий голос, от которого у Эммы замерло сердце.

– Доброе! – выдохнула она, стоя у окна с мобильным в руке.

Утро и впрямь было восхитительное: солнце бодро поднималось над городом, заливая холодным золотом улицы, пестреющие яркой листвой. О дожде, что шёл два дня, свидетельствовали лишь редкие лужицы, да и те уже подсушивал тёплый ветерок. Да уж, здешний климат всецело зависел от настроения ветра. А от чего зависело настроение ветра? Может, от человеческих мыслей?

Мысли Эммы в это утро тоже порхали и вихрились в прозрачной вышине.

– По случаю хорошей погоды у меня соответствующее предложение, – сказал Ирвин. – Я назову вам два варианта прогулки, а вы выбирайте. Идёт?

– Идёт, – легко согласилась девушка.

– Вариант первый – ботанический сад. Он расположен в старом поместье, где можно покататься по парку верхом или в карете…

– Да!

– Подождите, есть ещё вариант второй – полёт над городом на воздушном шаре…

– Да, да, да!

– Да – сад, или да – шар?

– Второе! С детства мечтала полетать на воздушном шаре!

– Ладно, тогда шар. Только давайте пораньше – погода может измениться в любой момент.

– Мне надо заскочить в библиотеку хотя бы на пару часов, – сказала Эмма, – а потом я свободна.

– Тогда я заеду за вами ровно в полдень. Буду ждать на парковке.

– Хорошо! Надеюсь, та огромная лужа уже просохла… Хотя я на неё не в обиде! – рассмеялась девушка.

– А я тем более, – заверил мужчина. – До встречи, Эмма!

– До встречи…

Мечтательно улыбаясь, Эмма направилась к платяному шкафу. Она понятия не имела, как одеваются воздухоплаватели. Возможно, в специальные костюмы, наподобие лыжных. Хотя их с Ирвином сегодня вряд ли запустят в стратосферу – так, покружат часок над городом… Недолго думая, Эмма надела широкие брюки-палаццо, короткий свитер с высоким воротом, а сверху жакет. Подумав немного, намотала на шею вишнёвый палантин, вчера подаренный Ирвином-крёстной феей: день обещал быть тёплым, но в небесах наверняка прохладно.

Завидев её, Гражина и Регина, работницы архива, одобрительно закивали.

– Ну вот, совсем другое дело! – воскликнула пухленькая Регина.

– Что именно? – не поняла Эмма.

– Щёчки розовые, глазки блестят, походка от бедра! – пояснила седовласая Гражина и кокетливо качнула подолом вязаной юбки.

Эмма не стала заказывать новые книги. Тех сведений, что она успела найти, было вполне достаточно для построения гипотезы. Поэтому она только пересмотрела свои записи, уточнила ссылки и вернула в архив всё, что оттуда брала. А без пяти двенадцать засобиралась на выход.

– Как, уже уходите? – удивилась Регина.

– Да, на сегодня закончила. До свидания!

В распахнутом жакете, с развевающимся палантином на плечах и с замирающим сердцем Эмма выскочила на парковку перед служебным входом. Белый «форд» уже был там.

Ирвин вышел из машины ей навстречу.

– Ещё раз здравствуйте, Эмма! – он протянул ей миниатюрный букетик – бутоньерку из мелких белых розочек.

– Какая прелесть, спасибо! – восхитилась Эмма, поднося цветы к лицу и вдыхая аромат. – Ой, тут и булавочка есть! – и она ловко пристегнула букетик к лацкану жакета.

– Я решил, раз уж мы не идём сегодня в ботанический сад, пусть будет хоть немного цветов… – он пристально глянул на неё: – А может, вы уже передумали летать?

– Не дождётесь!

– По правде говоря, – сказал Ирвин, усаживая девушку в машину, – я предполагал, что вы выберете прогулку в карете.

– Вы думали, я испугаюсь? – спросила Эмма, когда он сел за руль. – Скажите честно, я не обижусь: я привыкла, что близкие считают меня трусихой. Трусихой и неженкой.

– О нет, я не считаю вас ни трусихой, ни неженкой, – сказал Ирвин, глядя ей прямо в глаза, от чего у девушки перехватило дыхание. – Я считаю вас романтичной, но в меру.

– Что значит «в меру»?

– В меру – это когда человек, чем бы ни был увлечён, всё ж не теряет головы, то есть способен контролировать себя. Мне кажется, вы как раз из таких.

– Не знаю… – смущенно пожала плечами девушка. – На самом деле, я действительно немного боюсь высоты – и вместе с тем мне очень хочется полетать!

– Мне тоже, – сказал Ирвин, и мощный автомобиль плавно тронулся с места.

Ни он, ни она не обратили внимания на молодого человека в очках, который доставал коробки бумаги для принтера из багажника чуть дальше стоявшей машины. Как не заметили и того, каким взглядом он проводил отъезжающий кроссовер.

Зато взгляд этот не остался без внимания грузного седовласого старика в чёрном костюме и белом пальто. Сдвинув на затылок шляпу, он наблюдал за парковкой в бинокль, так как сам находился на втором этаже офисного здания напротив.

– Кто этот, в очках? – спросил Магистр стоящего рядом человека в неприметной куртке, с неприметным лицом и тоже с биноклем в руках.

– Сотрудник одного из местных музеев, – бесцветным голосом доложил человек. – С девушкой познакомился в первый же день её появления в библиотеке.

– Понятно… – протянул старик. – Поехали за «фордом»!

Когда он вновь увидел припаркованный белый кроссовер, теперь уже из окна чёрного «лексуса», автомобиль был пуст: парочка в этот момент поднималась над набережной в корзине красно-белого воздушного шара.

– Ну, это надолго! – махнул рукой Магистр. – Мало им острых ощущений, что ли? А может, объект надумал умыкнуть девицу таким романтичным способом? Сообщайте мне об их дальнейших передвижениях, – сказал он помощнику. – А я пока наведаюсь к неудачливому сопернику!

Магистр прожил долгую жизнь и с первого взгляда догадался, что означало мучительное выражение в глазах молодого человека: ревность и любовь – крайне опасное сочетание… Зато легко поддаётся управлению. Извне, конечно же, не изнутри. Если бы влюблённые перестали ревновать или хотя бы постарались не давать воли чувству собственности, сколько драм осталось бы не написано!

***

Они уже сидели за столиком кафе, а Эмме всё казалось, будто они продолжают лететь. Вид старого города на месте слияния двух рек был великолепен, но девушку околдовала не столько красота пейзажа, сколько прелесть полёта. Это просто чудо: твоё тело поднимается в высь, доселе доступную только взгляду и воображению, поднимается, преодолевая извечное земное притяжение – и летит, повинуясь лишь ветру! А ветра много, безумно много – потоки, порывы! – от него слезятся глаза, перехватывает дыхание, немеют губы… Но боже мой, как это хорошо!

Эмма даже отказалась заходить внутрь кафе: хотелось подольше сохранить ощущение бескрайнего пространства вокруг себя. Они сели за один из столиков, стоящих прямо на тротуаре, на углу улочки, где невысокие дома уютно лепились друг к другу. В подвесных горшках и ящиках под окнами до сих пор цвели цветы, словно ещё и не начиналась осень. Уже вечерело, становилось прохладнее, но все уличные столики были заняты: жители и гости города наслаждались отголосками ушедшего лета.

Есть Эмме не хотелось, Ирвину, видимо, тоже, поэтому они заказали только кофе по-венски и неспешно его смаковали, продолжая начатый разговор.

– Когда мы сегодня пролетали над башней и теми улицами, где мы с вами гуляли вчера, я вспомнил ваши слова, что всё это когда-то было погребальной долиной, – сказал Ирвин. – Сверху как-то проще всё это представить: священная дубрава, алтари, вокруг которых ходят жрецы и жрицы, поддерживая огонь. Признаюсь, когда вы, Эмма, рассказывали об этом, в какой-то миг словно воочию узрел страшную картину: как всадники в латах врываются в рощу, гасят священный огонь и разгоняют жрецов.

– Хорошо ещё, если их действительно просто разогнали, – грустно отозвалась девушка, глядя куда-то вдаль.

– Чего только не вытворяли люди, прикрываясь верой и любовью к Богу! – заметил Ирвин, не сводя с неё глаз. – Любовь – вообще штука странная. Если будете в Кракове, советую посетить Вавельский замок. Там до сих пор хранится деревянный скипетр и деревянная держава – символы королевской власти, с которыми была похоронена Ядвига, та самая юная королева, благодаря которой князь, о котором вы упоминали, стал королём.

– Почему деревянные? – удивилась Эмма.

– Потому что королева продала все свои драгоценности, чтобы хватило средств для расширения Краковского Университета! Ядвига вообще была страстной натурой. Она так любила своего первого жениха Вильгельма Габсбурга, с которым её обручили шести лет отроду, что пыталась сбежать к нему, разрубив топором ворота замка. Но краковский епископ убедил двенадцатилетнюю королеву в величии её миссии – обратить в христианство целый языческий народ. О силе её веры ходили легенды! Между прочим, Ядвига официально признана святой.

– Ах, Ирвин, вам бы книги писать – вы так живо рассказываете! – сказала Эмма.

– Я подумаю над вашим пред…

Его прервал звон и визг, раздавшийся прямо над головами людей, сидящих за столиками. Глянув вверх, они успели заметить лишь распахнутое окно на третьем этаже и нечто, летящее вниз. Едва не задев столик Эммы и Ирвина, на тротуар грохнулся цветочный горшок. Все дружно ахнули. А потом ахнули второй раз, даже громче: элегантный мужчина в замшевом пиджаке держал в вытянутой руке крошечного белого шпица.

Когда из подъезда выскочила перепуганная девочка, забрала у него одуревшую от полёта собачку и стала благодарить, заливаясь слезами, Ирвину аплодировали стоя – как посетители кафе, так и прохожие, ставшие свидетелями чудесного спасения.

– Пора уходить! – шепнул слегка смущённый герой Эмме, и они ушли, помахав всем на прощанье.

Доставив Эмму на съёмную квартиру, Ирвин спросил:

– Может, завтра всё-таки сходим в ботанический сад?

– Если только ближе к вечеру. В два я читаю лекцию в школе искусств.

– Тогда я встречу вас после лекции, и мы продолжим наши экскурсы в историю.

– Лучше в ботанику. История порой утомляет.

«Ещё как!» – мысленно заметил Ирвин, но вслух сказал:

– Пусть будет ботаника. До встречи, Эмма!

– До встречи!

Ни один из них не сомневался, что встреча будет скорой.

***

В это же время Магистр сидел за столом в кабинете, немного похожем на его собственный, только лет на триста новее. Особняк принадлежал какому-то фабриканту и был арендован секретарём Магистра, так как соответствовал основным требованиям: был достаточно комфортабелен и неприступен. А безвкусную претензию на аристократизм можно было и потерпеть.

Раньше, когда Магистр был моложе, подделки под старину сильно его раздражали. И дураку понятно, что прославленные краснодеревщики, такие как Шератон или Чиппендэйл, физически не могли изготовить столько мебели, чтобы до сих пор, спустя почти три столетия, хватило на всех любителей антиквариата.

Любая вещь, неважно, старинная или современная, хороша, когда она сделана умело. Старик усмехнулся, вспомнив письменный стол в своём настоящем кабинете: стол-бюро из орехового дерева раньше принадлежал отцу Магистра, а до этого – деду и прадеду. Он всю жизнь был уверен, что в столе два тайника – те, которые показал ему отец. И лишь сравнительно недавно, неохотно решившись на реставрацию – дверца левой тумбы дала трещину, что грозило выпадением витража – он узнал о третьем тайнике. Реставратор обнаружил в тумбе стенку, которая сдвигалась нажатием миниатюрного рычажка, спрятанного в резной лилии. Механизм был в полной исправности, хотя им не пользовались как минимум полторы сотни лет. А за фиктивной перегородкой лежал тонкий конверт. Реставратор, в силу своей профессии имеющий должное уважение к старине, к конверту даже не притронулся. Вызванный им хозяин сам достал письмо из тайника.

На плотном листе бумаги были всего две строчки, выведенные явно женской рукой. Дата свидетельствовала, что получателем мог быть только прадед князя, однако инициалы были точно не прабабушкины.

Тайное любовное послание! Кто-то воскликнул бы: «Боже, как романтично!». Магистр же, прочтя его, просто положил обратно. А когда сын приехал на каникулах, показал ему тайник и письмо.

– «Я уезжаю навсегда ради благополучия твоих детей. Не ищи меня. С любовью, О.С.», – вслух прочёл отпрыск.

– Вот такая бывает любовь! – глубокомысленно изрёк тогда Магистр, пряча письмо обратно в потайной отсек.

– Разве это любовь? Это жертва, самоотречение, тоска – в общем, мука!

– А про муки любви тебе слышать не приходилось? – спросил Магистр и сам же себя одёрнул: мальчишке всего восемнадцать, он красив как Аполлон – откуда ему знать, что такое муки любви? Поэтому он лишь покачал головой и сказал: – Пусть эти муки и впредь останутся неведомы тебе… Хотя говорят, безответная любовь делает человека сильнее!