Неизвестная книга наркома внутренних дел Н. И. Ежова бесплатное чтение

Неизвестная книга наркома внутренних дел Н. И. Ежова

© О. Б. Мозохин, составитель, 2021

© О. Б. Мозохин, общая редакция, 2021

© Издательство «Директмедиа Паблишинг», оформление, 2021

Историческое предисловие

Над публикуемой книгой «От фракционности к фашизму (о троцкистско-зиновьевской и бухаринско-рыковской антисоветских организациях)» Н. И. Ежов работал в течение 1934–1937 годов. В Российском архиве социально-политической истории сохранились ее черновики. Писать ее он начал в тот момент, когда был убит выстрелом из револьвера член Политбюро[1] и секретарь ЦК[2] ВКП(б)[3], член Президиума ЦИК[4] СССР[5], секретарь Ленинградского обкома партии С. М. Киров. Это случилось 1 декабря 1934 года в Ленинграде, в помещении Смольного, его убийство совершил задержанный на месте преступления Л. В. Николаев.

Именно в это время Ежов вначале был приближен к ведению следствия по этому делу, а затем контролировал основные следственные действия во всем Наркомате государственной безопасности. Немного позже он, оставаясь секретарем Центрального комитета, возглавил это ведомство. Под его руководством прошли массовые репрессии в СССР 1937–1938 годов. Постараемся проследить, как Ежов «врастал» в работу Народного комиссариата внутренних дел СССР.

На следующий день после убийства, 2 декабря 1934 года,

Н. И. Ежов прибыл в Ленинград вместе с И. В. Сталиным, В. М. Молотовым, К. Е. Ворошиловым, А. А. Ждановым, А. В. Косаревым и большой группой оперативных работников НКВД[6] во главе с наркомом Г. Г. Ягодой и его заместителем Я. С. Аграновым.

По прибытии в Ленинград приехавшие ознакомились с материалами следствия и допросили Николаева. Им были доложены оперативные материалы на лиц, ранее разрабатывавшихся органами НКВД по подозрению в террористической деятельности, дела оперативного учета на бывших троцкистов, зиновьевцев и других участников оппозиционных групп. Во всех этих материалах данных о причастности Николаева к оппозиционным группировкам не оказалось. Имелись лишь сведения о том, что ранее он был знаком, причем только по службе, с некоторыми активными в прошлом зиновьевцами. Николаев также не дал никаких показаний о связях с оппозиционерами.

Н. И. Ежов в Витебске с сослуживцем (1916 г.).

Н. И. Ежов с Серго Орджоникидзе (1935 г.)

Однако Сталин использовал это убийство как повод для организации расправы над своими идейными противниками – бывшими оппозиционерами. Несмотря на отсутствие материалов о связях Николаева с оппозицией, он предложил сотрудникам НКВД искать сообщников террориста Николаева среди зиновьевцев.

Впоследствии, выступая на февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) в 1937 году, Ежов сообщил о том, в каких условиях проводилось следствие по делу об убийстве Кирова и как по инициативе Сталина следствие было направлено по линии обвинения в этом преступлении бывших участников зиновьевской оппозиции. Из выступления Ежова следовало, что Сталин вызвал его с Косаревым и сказал, чтобы они искали убийц среди зиновьевцев.

По словам Ежова, работники следствия не верили тому, что убийство Кирова совершено зиновьевцами, и противодействовали этому направлению следствия. Пришлось вмешаться Сталину, который позвонил Ягоде и сказал: «…смотрите, морду набьем». После этого для подтверждения выдвинутой версии о причастности к убийству С. М. Кирова зиновьевцев следователи вынуждены были «идти напролом».

«Ленинградский террористический зиновьевский центр». Выполняя установку Сталина, органы следствия, представители Прокуратуры[7] и Верховного суда СССР[8] стремились доказать любым способом, что убийство Кирова совершил бывший участник зиновьевской оппозиции, которая якобы действовала под руководством центра, находившегося в Москве.

Работники НКВД Г. Г. Ягода, Я. С. Агранов, С. Н. Миронов, Г. С. Люшков, Д. М. Дмитриев как непосредственные руководители и организаторы предварительного следствия, используя методы провокации, шантажа и обмана, сделали все для того, чтобы искусственно связать убийство Кирова с деятельностью зиновьевской оппозиции в Ленинграде и Москве. В плане следствия по делу об убийстве Кирова в первом пункте следователям дается указание направить свои усилия на установление связей зиновьевцев с совершенным преступлением.

С этого времени Ежов стал курировать следствие по этому делу в нужном для Сталина направлении. В это время, по словам Ягоды, «начинается систематическое и настойчивое вползание» Ежова в дела НКВД. Он вмешивался во все детали расследования и придал делу то направление, которое хотел Сталин.

В архивно-следственном деле имеются сведения о том, что Николаев являлся человеком с неуравновешенной психикой и болезненной склонностью к возвеличиванию своей личности. Об этом свидетельствуют его дневники, показания его матери, данные медицинского осмотра при поступлении Николаева на завод «Красный арсенал», объяснения лиц, непосредственно соприкасавшихся с ним после его ареста. В марте 1934 года за отказ от партийной мобилизации на транспорт первичной парторганизацией Николаев был исключен из партии и уволен из Ленинградского института истории ВКП(б), где работал инструктором. Хотя решение первичной парторганизации об исключении Николаева из партии вышестоящими партийными органами утверждено не было и Николаеву лишь объявили выговор, он, как это видно из его писем и дневников, считал, что его несправедливо обрекли на безработицу, опорочили, оттолкнули от партии.

Путем обмана, шантажа, обещаний сохранить жизнь Николаеву и создания ему привилегированных условий содержания под стражей сотрудники НКВД в процессе следствия склонили Николаева к даче ложных показаний о причастности зиновьевской оппозиции к убийству Кирова. Николаев оговорил группу бывших зиновьевцев, арестованных по данному делу. От него добились показаний и о том, что он якобы сам являлся зиновьевцем, входил в подпольную террористическую группу и по ее заданию совершил террористический акт над Кировым. Он дал показания и о преступной связи их группы с латвийским консулом в Ленинграде Бисенексом.

Органы НКВД воспользовались тем, что большинство арестованных участвовали в прошлом в зиновьевской оппозиции. Так, Котолынов, Шатский, Румянцев, Левин, Мясников, Мандельштам, Сосицкий, Ханик, Звездов, Антонов и Толмазов в 1926–1928 годах. были активными зиновьевцами, занимались антипартийной фракционной деятельностью. Котолынов, Румянцев и Толмазов в это время возглавляли оппозицию в ленинградской комсомольской организации.

Используя подобные факты, следствие добилось от арестованных признания в моральной и политической ответственности за террористический акт, совершенный Николаевым как якобы зиновьевцем. От некоторых арестованных были получены противоречивые показания о наличии в Ленинграде и Москве подпольных центров зиновьевской оппозиции.

21 декабря 1934 года по вопросам окончания следствия, организации и проведения судебного процесса Сталин принял наркома НКВД Ягоду, его заместителя Агранова, председателя Военной коллегии Верховного суда СССР В. В. Ульриха, Прокурора СССР И. А. Акулова и его заместителя А. Я. Вышинского. Тогда же Ягода и Агранов представили Сталину проект сообщения в печати о результатах следствия и передаче дела в Прокуратуру СССР для составления обвинительного заключения и направления в суд.

Сталин дважды правил текст проекта сообщения в печати. Вопреки материалам дела, Сталин возложил на центр главную роль в организации террористического акта, написав в сообщении, что убийство Кирова было совершено Николаевым по поручению подпольного террористического Ленинградского центра.

25 декабря 1934 года составленный в соответствии установками Сталина проект обвинительного заключения был представлен в ЦК и в тот же день утвержден Политбюро. Из 23 арестованных, перечисленных в проекте, Сталин отобрал для судебного процесса 14 человек: Л. В. Николаева, И. И. Котолынова, В. В. Румянцева, Н. Н. Шатского, Л. О. Ханика, С. О. Мандельштама, B. C. Левина, Н. П. Мясникова, Л. И. Соситского, А. И. Толмазова, И. Г. Юскина, Г. В. Соколова, В. И. Звездова, Н. С. Антонова.

Суд состоялся 29 декабря 1934 года. Дело рассматривалось с грубейшими нарушениями законности и в упрощенном порядке. Обвинительное заключение не оглашалось, ходатайства обвиняемых в части ознакомления их с материалами следствия и другие законные требования не рассматривались. Николаев допрашивался при отсутствии других подсудимых, ему задавались наводящие вопросы. Подсудимые специально готовились сотрудниками НКВД к тому, какие показания они должны давать в суде. Около Николаева постоянно находились сотрудники НКВД, имевшие отношение к следствию, которые поддерживали у него надежду, что ему будет определена мягкая мера наказания.

В тот же день суд объявил приговор по делу, согласно которому все обвиняемые были приговорены к расстрелу. Почти все они выслушали приговор подавленно, но спокойно. Николаев, по сообщению ряда очевидцев, вскрикнул, что его жестоко обманули, ругал следователя Дмитриева и ударился головой о барьер. Мандельштам негромко сказал: «Да здравствует Советская власть, да здравствует коммунистическая партия», – и пошел вместе с остальными обвиняемыми к выходу.

После смерти Сталина бывшие члены Военной коллегии Верховного суда СССР Матулевич, Горячев и секретарь судебного заседания Батнер, непосредственно участвовавшие в рассмотрении дела Ленинградского центра, показали, что приговор по этому делу был написан заранее в Москве.

В настоящее время совершенно ясно, что обоснованным является только обвинение Николаева в совершении террористического акта. Другие обвинения, выдвинутые против арестованных по делу Ленинградского центра, объективного подтверждения не нашли.

Необходимо отметить, что Сталин, постоянно осуществлял наблюдение за ходом следствия по делам Ленинградского и Московского центров. Он ежедневно получал копии протоколов допроса арестованных и отчеты о показаниях подсудимых в судебном заседании, заслушивал доклады Ежова, Агранова, Вышинского и других работников, проводивших следствие по делу. Согласовывал с ними тексты наиболее важных документов. Настойчиво требовал от органов НКВД выполнения его указаний.

Для непосредственного руководства следствием в Ленинграде Сталиным был оставлен Ежов, являвшийся в то время секретарем ЦК ВКП(б).

В это время Ежов становится экспертом по деятельности органов НКВД. 23 января 1935 года он сообщает Сталину свое мнение о недостатках в работе Ленинградской ЧК, полагая, что ими страдают другие территориальные органы НКВД и центральный аппарат. Представил Сталину ряд своих соображений по их устранению, просил согласовать вопрос о его выступлении на совещании уполномоченных НКВД с критикой недостатков работы ЧК на примере Ленинграда. По другим вопросам Ежов просил Сталина принять его лично.

В приложении к письму, в первой части, он говорил «о размерах агентуры и организации ее работы». Сообщал Сталину сложившийся порядок вербовки агентуры и недостатки в этой работе.

Во второй части утверждал, что никакого специального следственного аппарата в НКВД не имеется. Между розыском и следствием нет разграничения, что приводит к тому, что следователь создает много «дутых» дел. Предлагал разделить розыскную и следственную работу.

Наконец, в третьей части Ежов сообщает, что в процессе «чистки» вычистил 280 человек из оперативных отделов: из них 180 направил в лагеря (имеется в виду работать), а 100 человек счел возможным использовать не на чекистской работе, а на работе в милиции, ЗАГС, в пожарных частях и хозяйстве ЧК.

По мнению Ежова, оставшийся состав чекистов – это в большинстве случаев малокультурные люди, они не читают политической и экономической литературы. Никакого политического воспитания людей в духе преданности партии нет.

Сталин оценил рвение Ежова по делу Кирова, на февральском (1935 года) Пленуме ЦК ВКП(б) он избирается секретарем ЦК ВКП(б), а затем председателем Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б). До этого назначения Ежов был членом ЦК, Оргбюро ЦК и заместителем председателя Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б). С марта 1935 года в связи с распределением обязанностей секретарей ЦК ему было поручено заведование Отделом руководящих партийных органов.

Параллельно в это же время шла «травля» А. С. Енукидзе, бывшего друга Сталина, с которым он в подпольной типографии спал на одной кровати, в течение полугода делил с ним жалкую пищу. Существует мнение, что Енукидзе был против продолжения репрессий в отношении Каменева и Зиновьева. Это одна из причин, по которой он попал в сталинскую опалу.

В июне 1935 года Ежов направил Сталину на согласование проект своего доклада на Пленуме ЦК ВКП(б) «Об аппарате ЦИК СССР и тов. Енукидзе». В нем он коснулся факта убийства Кирова. По словам Ежова, при расследовании обстоятельств этого преступления до конца не была вскрыта роль Зиновьева, Каменева и Троцкого. По его мнению, они являлись не только вдохновителями, но и прямыми организаторами как убийства товарища Кирова, так и готовящегося в Кремле покушения на Сталина.

Было установлено, что ряд служащих Секретариата ЦИК СССР и Комендатуры Кремля распространяли контрреволюционную клевету, направленную прежде всего против вождя партии Сталина.

Проведенным НКВД расследованием в Кремле вскрыто пять связанных между собой, но действовавших каждая самостоятельно террористических групп. Установлена причастность к организации террора и высланного из страны Троцкого, который разоблачен показаниями своих сторонников и собственны ми программными выступлениями.

Показания арестованных свидетельствовали, что Зиновьев, Каменев и Троцкий по мере роста успехов в СССР все больше и больше скатывались в болото белогвардейщины. Не имея никакой приемлемой для рабочего класса программы, они стремились захватить руководство партией и страной. Непосредственная причастность к организации террора Зиновьевым, Каменевым и Троцким вытекала и из их политических позиций и установок, которые они проповедовали в последние годы.

Ежов считал: организатором террора в Ленинграде был Зиновьев, все время поддерживавший личные связи с ленинградскими троцкистами. В Москве организатором террора признавался Каменев. А главным вдохновителем и организатором террора против руководителей партии был не кто иной, как Троцкий, скитавшийся по загранице.

Естественно, партия не могла оставить безнаказанными тех, кто поставил вождя партии под удар. Примером политической слепоты, полной потери классовой бдительности, по мнению Ежова, являлся член ЦК Енукидзе. Ему было оказано большое доверие, в течение полутора десятков лет он состоял секретарем ЦИК, ему была доверена охрана Кремля. Однако благодаря его преступному благодушию, полной потере классового чутья и политической бдительности, контрреволюционным зиновьевско-каменевским и троцкистским элементам удалось пробраться в Кремль и организовать там террористические группы.

Ежов считал, что изложенные им в докладе факты способствовали созданию в Кремле обстановки, при которой террористы могли безнаказанно готовить покушение на Сталина, и предложил наказать Енукидзе – вывести его из состава членов ЦК ВКП(б).

Сталину доклад понравился. Ежову удалось угодить «хозяину». Своими предложениями он помог найти Сталину предлог для «чистки» Кремля от ненадежных людей и изолировать тех, кто рассказывал о причастности Сталина к смерти его жены, Надежды Аллилуевой – прямой или косвенной.

Сплетни в отношении смерти Аллилуевой продолжали распространяться. Из протокола допроса Бурковой Людмилы Емельяновны уроженки Уральской области[9], библиотекаря правительственной библиотеки, от 20 марта 1935 года следовало, что она слышала от Синелобовой Клавдии, что Сталин сам застрелил Аллилуеву. Синелобова говорила это со слов жены своего брата Алексея Синелобова, работавшего в комендатуре Кремля. Об этом же в начале декабря 1934 года ей говорила и библиотекарь правительственной библиотеки Копова.

Одновременно с рассказом Синелобовой в доме отдыха в Тетьково в июне или июле 1933 года она слышала рассказ уборщицы квартиры Сталина Александры Корчагиной. По смыслу ее рассказа получалось, что Аллилуева была убита Сталиным, хотя прямо она этого не говорила.

Енукидзе, не разделявший официальную версию смерти Аллилуевой, также попал в немилость к Сталину. Но в немилость он попал еще и за разврат, который он культивировал в Кремле.

Ежов также нашел факты растраты денежных сумм Енукидзе. Из записки Сталину от Ежова, Шкирятова, Беленького следовало, что члены комиссии по расходованию секретных сумм ЦИК СССР установили их расходование не по назначению и перерасход. Непосредственным распорядителем фонда был Енукидзе.

Ежов провел три закрытых партийных собрания кремлевских учреждений с информацией о вскрытых в Кремле террористических группах, засоренности аппарата ЦИК и о Енукидзе, на которых присутствовало около тысячи человек. Был поставлен вопрос о снятии коменданта Кремля Р. А. Петерсона, которого предлагалось привлечь к партийной ответственности.

При подготовке проекта закрытого письма ЦК «О причинах снятия члена ЦК ВКП(б) т. Енукидзе А. С. с поста секретаря ЦИК СССР» Ежов сделал упор на ошибки Енукидзе при подборе людей в аппарат, уточнив, что из 107 человек в аппарате ЦИК после «чистки» осталось только девять. Основное внимание было уделено террористическим группам, якобы выявленным в правительственной библиотеке и комендатуре Кремля.

В связи с этим в начале 1935 года было возбуждено уголовное дело. Поводом для его возникновения послужило разоблачение существовавшего в Кремле заговора ряда служащих, работников комендатуры, военных и других, которые, по данным НКВД, готовили покушение на Сталина.

В течение первых полутора месяцев арестованным предъяв лялись обвинения в распространении злостных провокационных слухов. Допросы велись в основном по фактам разговоров об обстоятельствах убийства Кирова и смерти Надежды Аллилуевой. Позже основное внимание следствия было сосредоточено уже на выяснении террористических намерений обвиняемых.

Пленум от 7 июня 1935 года одобрил мероприятия контрольных органов по проверке и улучшению служебного аппарата Секретариата ЦИК Союза ССР. За политическое и бытовое разложение бывшего секретаря ЦИК Енукидзе его вывели из состава ЦК и исключили из рядов ВКП(б)[10].

В июле 1935 г. сотрудниками НКВД при активном участии следователя по важнейшим делам Прокуратуры СССР Л. Р. Шейнина была закончена фальсификация дела о контрреволюционных террористических группах в правительственной библиотеке и комендатуре Кремля.

27 июля 1935 года Военной коллегией Верховного суда СССР под председательством Ульриха на закрытом судебном заседании без участия государственного обвинителя и защиты по обвинению в подстрекательстве к совершению террористического акта в отношении Сталина были осуждены: Л. Б. Каменев, отбывавший наказание в связи с осуждением к пяти годам тюремного заключения по делу «Московского центра», – к 10 годам тюремного заключения с поглощением пятилетнего срока заключения по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР от 16 января 1935 года; А. И. Синелобов, М. К. Чернявский – к высшей мере наказания – расстрелу; Н. Б. Розенфельд, Н. А. Розенфельд, Е. К. Муханова, В. Г. Дорошин, В. И. Козырев, Ф. Г. Иванов, М. И. Новожилов, Г. Б. Синани-Скалов – к 10 годам тюремного заключения; А. А. Гардин-Гейер – к 8 годам заключения; З. И. Давыдова, В. А. Барут, М. В. Корольков, Н. Б. Скалова, И. Е. Павлов – к 7 годам тюремного заключения; П. Ф. Поляков, И. П. Лукьянов, Н. И. Бураго, Е. Ю. Раевская, Л. А. Воронов – к 6 годам тюремного заключения; А. И. Сидоров – к 5 годам тюремного заключения; К. И. Синелобова – к 4 годам тюремного заключения; М. Д. Кочетова, С. А. Руднев, Л. Н. Минервина – к 3 годам тюремного заключения; А. Е. Авдеева, П. И. Гордеева, А. И. Коновая – к 2 годам тюремного заключения.

Кроме того, по «кремлевскому делу» 14 июля 1935 года Осо бым совещанием при НКВД СССР еще 80 человек приговорены за контрреволюционную деятельность к различным срокам ссылки или ИТЛ. Многие из них на следствии показали об отдельных разговорах обывательского характера, которые они вели в кругу знакомых или членов своих семей. Так, арестованную сотрудницу одной из московских проектных организаций Денисову сослали в Соловки лишь за то, что, познакомившись в доме отдыха с Е. К. Мухановой, она слышала от нее различные домыслы о смерти Аллилуевой.

Всего по этому делу было осуждено 110 человек.

Необходимо отметить, что для Ежова расследование «кремлевского дела» способствовало стремительному восхождению во власть.

«Объединенный троцкистско-зиновьевский центр». В закрытом письме ЦК ВКП(б) «Уроки событий, связанных с злодейским убийством тов. Кирова», выдвинутый Сталиным тезис о преступной связи зиновьевцев с троцкистами был подхвачен Ежовым. Он стал распространять версию о существовании подпольного троцкистского центра. Причем он не только распространял версию о существовании троцкистского центра, но и прямо ориентировал органы НКВД на его розыск.

Выполняя его указания, органы НКВД начали подготовку к проведению операции. Прежде всего установили, что к 30 декабря 1934 года на оперативном учете органов НКВД состояло 10 835 бывших троцкистов, из них 1765 человек отбывали наказания или находились под следствием.

В ноябре 1935 года секретно-политический отдел НКВД получил донесение от агента. Он утверждал, что отбывавшие в Суздальском политизоляторе наказание троцкисты, зиновьевцы и правые ведут переговоры об активизации нелегальной работы и создании единой организации под руководством одного из бывших лидеров троцкистской оппозиции И. Н. Смирнова. Эти и другие полученные агентурным и следственным путем материалы использовались затем для проведения массовой операции против троцкистов.

9 февраля 1936 г. заместитель наркома внутренних дел СССР

Г. Е. Прокофьев направил во все периферийные органы шифр-телеграмму, в которой указывал, что одной из основных задач органов НКВД является ликвидация всего троцкистско-зиновьевского подполья.

В это время Сталин возложил на Ежова непосредственный контроль за деятельностью органов НКВД и надзор за ведением следствия. Так, получив сообщение НКВД об аресте в Москве группы бывших троцкистов и об изъятии у арестованного Трусова архива Троцкого периода 1927 года, Сталин передал его Ежову для разбора и доклада в ПБ, а допрос арестованных предлагал вести НКВД совместно с Ежовым. 27 февраля 1936 года это предложение было оформлено решением Политбюро.

25 марта 1936 года Генеральный комиссар госбезопасности Ягода (звание ему было присвоено 26 ноября 1935 года) сообщил Сталину о том, что директивы находящимся в СССР троцкистам о проведении террористической деятельности дает Троцкий через агентов гестапо[11]. По его сведениям, троцкисты даже в тюрьмах пытаются создавать боевые террористические группы, а руководителем троцкистов в СССР является вышеупомянутый И. Н. Смирнов. В связи с этим Ягода предлагал троцкистов, находящихся в ссылке и ведущих активную работу, арестовать и отправить в дальние лагеря, троцкистов, исключенных из ВКП(б), изъять и решением Особого совещания[12] направить в дальние лагеря сроком на 5 лет, а троцкистов, уличенных в причастности к террору, судить в Военной коллегии и всех расстрелять.

На этом сообщении Сталин написал: «Запросить мнение т. Вышинского». Вышинский согласился с Ягодой и внес свое предложение: дела на террористов направлять в Военную коллегию только с санкции ЦК ВКП(б). После этих согласований Сталин поручил Ягоде и Вышинскому представить конкретный проект постановления ЦК по вопросу о репрессировании троцкистов.

Спустя несколько дней Ягода направил начальникам УНКВД очередную директиву. В ней вновь подчеркивалось, что основной задачей органов НКВД является немедленное выявление и полнейший разгром до конца всех троцкистских сил.

20 мая 1936 года Политбюро приняло постановление, полностью одобрив предложения Ягоды и Вышинского. В постановлении говорилось, что «ввиду непрекращающейся контрреволюционной активности троцкистов, находящихся в ссылке и исключенных из ВКП(б)», НКВД предложено направить в отдаленные концлагеря на срок от 3 до 5 лет троцкистов, находившихся в ссылке и режимных пунктах, и троцкистов, исключенных из ВКП(б), проявляющих враждебную активность и проживающих в Москве, Ленинграде, Киеве и других городах Советского Союза. Всех арестованных троцкистов, обвиняемых в терроре, предлагалось предать суду Военной коллегии Верховного суда с применением к ним в соответствии с законом от 1 декабря 1934 года высшей меры наказания. Этим же решением НКВД и Прокуратуре СССР предлагалось «представить список лиц, подлежащих суду по закону от 1 декабря 1934 года».

Исполняя решение Политбюро, Ягода и Вышинский представили на имя Сталина список на 82 участников контрреволюционной троцкистской организации, причастных к террору. В письме предлагалось вновь предать суду Зиновьева и Каменева, так как они изобличены не только как вдохновители, но и как организаторы террора.

К моменту составления этого списка в распоряжении органов НКВД имелись донесения агента и показания арестованного в Ленинграде зиновьевца Карева о связи троцкистов с зиновьевцами и о существовании объединенного троцкистско-зиновьевского центра.

Ягода и Вышинский, по-видимому, не веря в достоверность этих данных, в письме к Сталину не поставили вопроса о подпольном центре и предложили судить троцкистов-террористов согласно представленному списку. Вопросы о проведении единого судебного процесса над троцкистами-террористами и общего процесса над троцкистами и зиновьевцами в письме не ставились.

С этим предложением Сталин не согласился и дал указание разыскать «подлинный троцкистский центр».

Выполняя эти указания, Агранов уже 23 июня 1936 года, то есть на четвертый день после представления Сталину упомянутого списка на троцкистов-террористов, получил показания о существовании объединенного троцкистско-зиновьевского центра от арестованных бывших активных троцкистов – Дрейцера, секретного сотрудника НКВД, и Пикеля. Позднее путем применения незаконных методов следствия – изнурительных допросов, уговоров, угроз – аналогичные показания получили и от других арестованных.

29 июля 1936 года, еще до окончания следствия и начала судебного процесса, в местные партийные органы от имени ЦК ВКП(б) поступило закрытое письмо «О террористической деятельности троцкистско-зиновьевского блока». В нем утверждалось, что Зиновьев и Каменев были не только вдохновителями террористической деятельности против вождей Коммунистической партии и правительства, но и авторами прямых указаний как об убийстве Кирова, так и готовившихся покушений на других руководителей партии и в первую очередь на Сталина. Утверждалось, что зиновьевцы проводили свою террористическую практику в блоке с Троцким и троцкистами.

В письме приводились конкретные утверждения, что Киров был убит по решению объединенного центра троцкистско-зиновьевского блока. Этот центр своей основной и главной задачей ставил убийства Сталина, Ворошилова, Кагановича, Кирова, Орджоникидзе, Жданова, Косиора, Постышева.

В конце июля 1936 года Ежов направил Сталину проект закрытого письма ЦК ВКП(б) ко всем организациям партии о террористической деятельности троцкистско-зиновьевско-каменевской контрреволюционной группы. В сохранившемся машинописном экземпляре проекта этого письма и в сигнальном типографском экземпляре имеются написанные Сталиным многочисленные рукописные исправления. Так, в проекте письмо носило название «О террористической деятельности троцкистско-зиновьевско-каменевской контрреволюционной группы». Сталин внес изменение «О террористической деятельности троцкистско-зиновьевского контрреволюционного блока». Таким образом, он особо подчеркнул наличие блока.

Кроме этого, в проекте письма Сталин сделал большое количество редакционных поправок. В письме имена бывших лидеров правого уклона Бухарина, Рыкова и Томского были преднамеренно увязаны с осужденными и арестованными бывшими лидерами троцкистско-зиновьевской оппозиции.

Естественно, последние сразу же отреагировали на это, обратившись к Сталину с категорическим отрицанием всех возведенных против них обвинений, просили его тщательно разобраться по существу, но их просьбы удовлетворены не были. В дальнейшем это письмо предопределило ход предварительного следствия, судебного процесса, а также выполнения планов по дискредитации правой оппозиции на перспективу.

Проект обвинительного заключения Вышинский составил сразу же после выхода закрытого письма – 7 августа 1936 года, задолго до окончания расследования по делу, и представил этот проект Сталину.

В проект обвинительного заключения Сталин внес ряд поправок и изменений. В соответствии с его указанием проект обвинительного заключения Вышинский переделал.

10 августа 1936 года исправленный проект обвинительного заключения вновь был представлен Сталину. После его просмотра и этот проект был переделан. Вносимые Сталиным произвольные изменения в обвинительное заключение и приговор свидетельствуют о том, что исход дела и судьба лиц, привлеченных к уголовной ответственности по нему, были предопределены заблаговременно, независимо от имевшихся материалов. Работники НКВД, Прокуратуры и суда находились под непосредственным воздействием Сталина и Ежова.

С 19 по 24 августа 1936 года дело рассматривалось в открытом судебном заседании Военной коллегии Верховного суда с участием государственного обвинителя – Прокурора СССР Вышинского.

По приговору Военной коллегии Верховного суда СССР

Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, Т. Е. Евдокимов, И. П. Бакаев, С. В. Мрачковский, В. А. Тер-Ваганян, И. Н. Смирнов были признаны виновными в том, что они в соответствии с директивой Троцкого организовали объединенный троцкистско-зиновьевский террористический центр для совершения убийств руководителей ВКП(б) и советского правительства; подготовили и осуществили убийство С. М. Кирова; подготавливали убийства Сталина, Ворошилова, Жданова, Кагановича, Орджоникидзе, Косиора и Постышева, то есть в преступлениях, предусмотренных статьями 58-8 и 58–11 УК РСФСР. Е. А. Дрейцер, И. И. Рейнгольд, Р. В. Пикель, Э. С. Гольцман, Фриц-Давид (он же

Круглянский И. И.), В. П. Ольберг, К. Б. Берман-Юрин, М. И. Лурье и Н. Л. Лурье признаны виновными в том, что, будучи чле нами подпольной троцкистско-зиновьевской террористической организации, являлись активными участниками подготовки убийства руководителей партии и правительства, то есть в преступлениях, предусмотренных статьями 19-58-8, 58–11 УК РСФСР.

Необходимо отметить, что уже на судебном процессе по делу «Объединенного троцкистско-зиновьевского центра» Вышинский на основании непроверенных материалов сделал заявление, опубликованное в газетах, о начале расследования в отношении Н. И. Бухарина, А. И. Рыкова, М. П. Томского и других, связав их с подсудимыми троцкистами и зиновьевцами.

К этому времени Томского уже не было в живых. В результате травли, разразившейся против правой оппозиции, 22 августа 1936 года он покончил жизнь самоубийством.

Сталину о смерти Томского в тот же день сообщили Л. М. Каганович, Н. И. Ежов и С. Орджоникидзе. Они доложили и о письме Томского, в котором тот пытался доказать свою невиновность. Томский писал, что наделал за время его борьбы против ЦК и Сталина много всяких ошибок, но уверял, что признал их тогда, когда убедился, что попытка суммировать разногласия и состряпать платформу правой оппозиции кончилась крахом

23 августа 1936 года в газете «Правда» было помещено сообщение о том, что «кандидат в члены ЦК ВКП(б) М. П. Томский, запутавшись в своих связях с контрреволюционными троцкистско-зиновьевскими террористами, покончил жизнь самоубийством».

9 сентября 1936 года, описывая Сталину подробности о самоубийстве Томского, Ежов окончательно дискредитировал Г. Г. Ягоду. Согласно показаниям жены Томского, Ежов якобы выяснил, что нарком НКВД Ягода играл активную роль в руководящей тройке правых. Выяснилось, что Ягода руководящей тройке правых регулярно поставлял материалы о положении в ЦК.

После письма Ежова, подозрения Сталина в отношении Ягоды усилились.

25 сентября 1936 года Сталин и Жданов направили Кагановичу, Молотову и другим членам Политбюро ЦК телеграмму, в которой писали, что они считают необходимым и срочным делом назначение Ежова на пост наркома внутренних дел. Ягода, по их мнению, выполняя задачу, оказался не на высоте в деле ра зоблачения троцкистско-зиновьевского блока.

На следующий день опросом членов Политбюро Ягода был освобожден от обязанностей народного комиссара внутренних дел Союза ССР. Ему по телефону из Сочи была передана записка Сталина, в которой он предложил ему возглавить наркомат связи.

На должность наркома НКВД был назначен Н. И. Ежов с сохранением за ним по совместительству должностей секретаря ЦК ВКП(б) и председателя Комиссии партконтроля, с тем чтобы он девять десятых своего времени отдавал НКВД. Наделение Ежова столь широкими полномочиями как по государственной, так и по партийной линии создавало благоприятные условия для злоупотребления властью и произвола с его стороны.

Ежов в этот период был просто необходим Сталину. Именно его руками Сталин сотрет с лица земли с клеймом «троцкисты» всех своих политических конкурентов.

После назначения Ежова на пост наркома НКВД борьба с троцкистско-зиновьевскими элементами приняла неслыханный размах – буквально вышла из берегов, стала походить на дикий разгул.

«Параллельный антисоветский троцкистский центр». К лету 1936 года появляются первые показания некоторых обвиняемых по делу «объединенного троцкистско-зиновьевского центра» о существовании «параллельного центра». Вскоре последовали аресты Пятакова, Радека, Серебрякова и других.

20 мая 1936 года опросом членов Политбюро ЦК принял постановление, подписанное Сталиным. В нем указывалось, что ввиду непрекращающейся контрреволюционной активности троцкистов, находящихся в ссылке и исключенных из ВКП(б), следует предложить НКВД направить их в отдаленные концлагеря на срок от 3 до 5 лет, а всех арестованных троцкистов, уличенных в причастности к террору, предлагалось судить Военной коллегией Верховного суда СССР с применением к ним расстрела.

29 сентября опросом членов Политбюро принято и подписано Сталиным постановление, утвердившее директиву «Об отношении к контрреволюционным троцкистско-зиновьевским элементам». В этой директиве предлагалось рассматривать троцкистов и зиновьевцев как разведчиков, шпионов, диверсантов и вредителей фашистской буржуазии в Европе.

Установка Сталина на вскрытие «подлинного троцкистского центра» и постановление Политбюро ЦК о расправе с троцкистами свидетельствуют о том, что перед органами НКВД была поставлена новая задача – организовать «громкий» процесс над наиболее видными в прошлом участниками троцкистской оппозиции.

Сталин, как всегда, сам контролировал подготовку процесса. Ему направлялись многие протоколы допросов обвиняемых. Как всегда, следствие по делу велось с грубейшими нарушениями законности. Большинство обвиняемых длительное время не признавали своей вины, но в результате применения к ним различных мер воздействия оговорили себя. Многие обвиняемые давали требуемые от них показания под влиянием уговоров: мол, это необходимо в интересах окончательного разоблачения и разгрома троцкизма.

23–30 января 1937 года в Москве Военной коллегией Верховного суда СССР в открытом заседании рассмотрено дело «антисоветского троцкистского центра». По делу осуждены 17 человек: Ю. Л. Пятаков, Г. Я. Сокольников, К. Б. Радек, Л. П. Серебряков, Я. А. Лившиц, Н. И. Муралов, Я. Н. Дробнис, М. С. Богуславский, И. А. Князев, С. А. Ратайчак, Б. О. Норкин, А. А. Шестов, М. С. Стройлов, И. Д. Турок, И. И. Граше, Г. Е. Пшин, В. В. Арнольд (Васильев).

Наряду со стандартными обвинениями в их адрес прозвучали обвинения и в подрыве обороноспособности страны. Этот процесс стал важным событием, стимулирующим репрессии в военной промышленности.

За два дня до окончания процесса председательствующий в судебном заседании Ульрих представил в ЦК на имя Ежова проект приговора: для всех подсудимых предлагалась одна мера наказания – расстрел. По неустановленным причинам предложение Ульриха поддержки не получило. К расстрелу осудили 13 человек; Радека, Сокольникова и Арнольда приговорили к 10 годам, а Строилова – к 3 годам тюремного заключения.

В мае 1939 г. Радек и Сокольников по заданию Берии и его заместителя Кобулова были тайно убиты в тюрьмах специально подосланными лицами из числа бывших сотрудников НКВД, отбывавших наказания за политические и должностные преступления. Как видно из объяснений бывших ответственных работников НКВД, при разработке операций по этим убийствам Кобулов, требуя безукоризненного их исполнения, подчеркивал, что они осуществляются с ведома Сталина. Операции провели безукоризненно. 19 мая во время драки «заключенный», являвшийся якобы троцкистом, убил Радека. При аналогичных обстоятельствах в Тобольской тюрьме 21 мая другой «заключенный» убил Сокольникова.

Строилов и Арнольд, отбывая наказание, рассказывали сокамерникам, что они никаких преступлений не совершали и оговорили себя. 6 сентября 1941 года Берия направил Сталину список на 170 заключенных, отбывавших наказание в Орловской тюрьме. В связи с наступлением немецко-фашистских войск предлагалось всех их расстрелять, чтобы не тратить время на эвакуацию. В этот список были включены Строилов и Арнольд. В тот же день состоялось решение Государственного комитета обороны о применении высшей меры наказания ко всем этим заключенным. 11 сентября 1941 года все они были расстреляны.

После того как Н. И. Ежов возглавил Наркомат внутренних дел, резко ужесточилась репрессивная политика. На первом этапе ее планировалось проводить с применением судебных репрессий. И 4 февраля 1937 года Генеральному секретарю ЦК И. В. Сталину и Председателю Совнаркома СССР В. М. Молотову Н. И. Ежов направил согласованный с прокурором СССР А. Я. Вышинским и председателем Военной коллегии Верховного суда В. В. Ульрихом проект постановления о порядке судебного рассмотрения дел на троцкистские антисоветские группы.

Поскольку таких групп во многих областях выявили немало, встал вопрос об организации выездных сессий Военной коллегии. По остальным регионам, где количество арестованных не превышало 10–15 человек (в отношении их предварительно было принято решение о вынесении высшей меры наказания), данные группы лиц предлагалось судить в Москве. Списки о мерах наказания для троцкистов рассматривались заочно.

Предварительно определялись три меры наказания: первая – высшая мера наказания – расстрел, вторая – 10 лет строгой тюремной изоляции и 10 лет последующей ссылки, третья – восемь лет строгого тюремного заключения и пять лет последующей ссылки.

Н. И. Ежову, А. Я. Вышинскому и В. В. Ульриху предлагалось рассмотреть списки троцкистов, предаваемых суду выездной сессией ВК ВС СССР, и наметить предварительные меры наказания. Свое заключение о мерах наказания они обязывались представить на утверждение в ЦК.

В 1936 году обновляются оперативные учеты на так называемых «бывших» и лиц, замешанных в связях с оппозиционными партиями. Именно по ним в первую очередь пройдет маховик репрессий.

Обстановка в стране менялась. Происходили изменения и в органах безопасности. На смену чекистам, работавшим с Г. Г. Ягодой, стали приходить партийные кадры Н. И. Ежова.

В это время идет подготовка к февральско-мартовскому Пленуму ЦК ВКП(б) 1937 года. На нем прозвучали обвинения Бухарину и Рыкову в создании контрреволюционной организации. Пленум постановил исключить их из партии и предать суду военного трибунала.

Дальнейшая работа пленума проходила под знаком необходимости всемерного разоблачения скрытых двурушников, выявления шпионов, диверсантов, вредителей и террористов, которыми якобы сильно засорен партийный, советский и хозяйственный аппарат.

С докладом «О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников» на пленуме выступил Сталин. Чтобы обосновать и оправдать массовые репрессии, он развил в своем докладе выдвинутый им тезис о том, что в период завершения строительства социализма классовая борьба должна все более и более обостряться.

В докладе Сталин значительно расширил круг лиц, которых следует рассматривать вредителями. Предлагалось по каждой аварии, вызывающей остановку или выход из строя агрегатов, проводить расследование специальной технической комиссией из политически надежных людей, назначаемой народным комиссаром, для установления действительных причин и обстоятельств аварии, а также виновных, для разработки мероприятий, исключающих возможность повторения аварий, и распространения этих мероприятий на другие заводы. Руководителю Народного комиссариата оборонной промышленности[13] М. Л. Рухимовичу рекомендовалось разработать комплекс мер борьбы со шпионами, вредителями и прочими подрывными элементами в военной промышленности.

Сталин дал прямые указания карательным органам направить репрессии против партийных кадров.

Ежов на пленуме заявил, что до его назначения НКВД проводил неправильную карательную политику. Анализ арестов за 1935–36 годы показал, что из общего количества репрессированных около 80 % падало на мелкие преступления, которые являлись, по существу, объектами работы милиции. В 1937–1938 гг. Ежов исправил эту ситуацию: подавляющее количество преступлений, расследуемых органами НКВД, стали политическими.

С учетом содержавшихся в докладе и заключительном слове Сталина указаний в резолюции пленума выражалось политическое недоверие секретарям обкомов, горкомов, райкомов и другим ответственным работникам партийных органов.

Таким образом, февральско-мартовский Пленум ЦК партии ориентировал партию и органы безопасности на развертывание репрессий.

Позже, на собрании руководящих работников Главного управления государственной безопасности НКВД 19 марта 1937 года, Ежов выступил с докладом «Об итогах Пленума ЦК ВКП(б)» и, ссылаясь на телеграмму Сталина и решения пленума, потребовал от всех сотрудников органов государственной безопасности сделать необходимые выводы и в относительно короткий срок наверстать все упущенное в разгроме врага. В таких установках, по сути дела, слышится призыв к массовым арестам граждан даже без достаточных доказательств их виновности.

Одной из беспрецедентных форм проявления беззакония и произвола является репрессирование людей по так называемым «спискам». Их в 1937–1938 годах стали составлять в НКВД СССР на лиц, арестованных по политическим обвинениям, дела которых подлежали рассмотрению на Военной коллегии. Всем включенным в эти списки заранее определялась мера наказания. Это предрешалось руководящими работниками НКВД, председа телем Военной коллегии Верховного суда В. В. Ульрихом и заместителем Прокурора СССР Г. К. Рогинским.

Списки составлялись не по материалам следственных дел, а на основании кратких справок, представлявшихся в центральный аппарат НКВД с периферии. Подразделялись списки как по территориальному признаку, так и по «категориям», обозначавшим, какому наказанию должны быть подвергнуты включенные в списки лица. «Первая категория» означала расстрел, «вторая» – 10 лет и «третья» – 8 лет лишения свободы. В списках указывались только фамилии, имена и отчества, других данных не приводилось.

Подготовленные списки направлялись Ежовым на имя Сталина. Наличие подписи Сталина, Молотова, Кагановича, Ворошилова и Жданова означало утверждение. Так просто решались судьбы людей.

Первые списки были утверждены 27 февраля 1937 года, то есть уже в первые дни работы февральско-мартовского Пленума ЦК. К решению вопроса о судьбах многих тысяч людей подходили формально. Так, 22 ноября 1937 г. Сталин, Молотов и Жданов утвердили 12 списков на 1352 человека, а 7 декабря того же года 13 списков на 2397 человек, из которых 2124 подлежали расстрелу; 3 января 1938 года Жданов, Молотов, Каганович и Ворошилов утвердили 22 списка на 2770 человек; 19 апреля 1938 года Сталин, Молотов, Каганович и Жданов подписали 29 списков на 2799 человек; 10 июня 1938 года Сталин и Молотов «подмахнули» еще 29 списков на 2750 человек, из них к расстрелу – 2371 человек, а 12 сентября 1938 года Сталин, Молотов и Жданов утвердили аж 38 списков на 6013 человек, из них 4825 подлежали расстрелу.

Подведем некоторые итоги за семь месяцев, прошедших после злополучного февральско-мартовского пленума. С 27 февраля 1937 года по 29 сентября 1938 года рассмотрено и утверждено 383 списка на 44 161 человека, из них подлежало расстрелу 38 627 человек, заключению в ИТЛ на 10 лет – 5430 и на 8 лет – 104 человека.

После утверждения списки направлялись в Военную коллегию Верховного суда или на рассмотрение внесудебных органов – «особых троек», которые своими приговорами и постановлениями оформляли указанную в списках меру наказания. Есть факты, когда Военная коллегия выносила приговоры в отношении лиц, значившихся в списках, заочно, без рассмотрения дел в судебном заседании и даже без истребования следственных дел из местных органов госбезопасности. Решения о расстреле значившихся в списках бывших сотрудников НКВД, некоторых военных работников и государственных деятелей оформлялись не в суде, а в «особом порядке» – комиссией в составе Вышинского или его заместителя Рогинского, Ульриха и Ежова или его заместителя М. П. Фриновского.

Порой из списков вычеркивались некоторые фамилии, вносились новые, изменялась предлагавшаяся мера наказания, против отдельных фамилий имелись надписи «подождать», «отложить». На одном из списков, утвержденном Сталиным и Молотовым, против фамилии М. И. Баранова, бывшего начальника Санитарного управления РККА[14], помечено: «бить-бить».

В списки включались, как правило, виднейшие деятели Коммунистической партии и Советского государства, руководящие работники партийных, советских, профсоюзных и комсомольских органов, крупные хозяйственные руководители, видные военные работники, деятели науки и культуры, старейшие члены партии, арестованные по сфальсифицированным обвинениям.

Для того чтобы вынудить арестованных подписать ложные протоколы, их обманывали, обещали свободу или легкое наказание, внушали, что такие показания якобы нужны в интересах партии и государства, для разоблачения истинных врагов. Арестованным, давшим на себя показания, предоставлялись различные льготы и привилегии, ослабление тюремного режима и другие «поощрения». Однако с 1937 года основным методом получения ложных показаний, самооговоров и оговоров стали меры физического воздействия. В этот период в органах НКВД творился жестокий произвол.

20 июля 1937 года Политбюро инициировало начало массовых репрессий. Почти обо всех операциях Н. И. Ежов докладывал И. В. Сталину. Ежов своим приказом предусмотрел упрощенный порядок ведения следствия и решения вопроса об аресте.

Можно констатировать: после пленума репрессии в стране приняли особенно широкий размах. Количество арестован ных по политическим обвинениям в 1937 году по сравнению с 1936 годом увеличилось почти в десять раз. Как никогда широкое распространение получила внесудебная расправа. Органы НКВД стали широко применять к арестованным меры физического воздействия, получать от них ложные показания, ссылаясь на то, что такие показания якобы нужны в интересах партии. В НКВД искусственно создавали повсеместно разветвленные правотроцкистские шпионско-террористические, диверсионно-вредительские «организации» и «центры» во главе с, как правило, первыми секретарями ЦК компартий союзных республик, крайкомов и обкомов партии.

С ведома Сталина и по его личному указанию проводились аресты многих руководящих работников, их осуждение и расстрелы. Так, были арестованы 1108 из 1966 делегатов ХVII съезда ВКП(б), большинство из них расстреляны. Такая же участь постигла 98 из 139 членов и кандидатов в члены Центрального комитета ВКП(б), избранного на этом съезде. В 1937 году без предварительного согласования с Президиумом ЦИК арестовано 149 ее членов. Только на октябрьском Пленуме ЦК ВКП(б) 1937 года Сталин провел решение о заочном исключении из партии и объявлении врагами народа 24 членов и кандидатов в члены ЦК партии.

Систематически получая от Ежова «сводки важнейших показаний арестованных», Сталин на основании только этих материалов давал указания об арестах новых лиц. К примеру, в сводке за 27 ноября 1937 года приводились показания арестованных: бывшего наркома связи СССР Халепского, полпреда СССР в Польше Давтяна, известного авиаконструктора Туполева, начальника отдела Госплана СССР Месяцева, члена военного совета Белорусского военного округа Мезиса, члена военного совета армии особого назначения Гринберга, начальника Автобронетанкового управления РККА Бокиса, военного атташе в Японии Ринка и других. Эти лица на допросах показали о «преступной деятельности» многих своих знакомых и сослуживцев. Читая эту сводку, Сталин дал указание НКВД арестовать из числа лиц, названных обвиняемыми, 51 человека и 6 человек взять на учет.

В феврале 1938 года Сталин получил от Ежова информацию «О ходе ликвидации контрреволюционного эсеровского[15] подполья и результатах следствия по эсерам». В ней указывалось, что УНКВД по Московской области, где начальником был назначен Заковский, сменивший С. Ф. Реденса, арестовано 156 человек, из них 11 членов партии. Ознакомившись с данным сообщением, Сталин написал, что Реденс как чекист не стоит левой ноги Заковского.

Подобных документов достаточно много.

В июне 1938 года С. Ф. Реденс, работая уже в НКВД Казахстана, в разговоре с М. П. Шрейдером сказал, что арестовали почти всех секретарей ЦК союзных республик, крайкомов и обкомов, многие из них были хорошими коммунистами, а такую сволочь, как Берия, не трогают, не трогают и холуев – Кагановича и Хрущева. В разговоре Реденс произнес фамилию Ежова с нескрываемой неприязнью. Высказал предположение о том, что и его скоро посадят и расстреляют.

Шрейдер спросил, почему он не переговорит со своим родственником Сталиным, не расскажет об обстановке в МГБ, на что Реденс ответил, что Ежов без санкции Сталина не может арестовывать членов Политбюро и руководящих работников партии.

Он высказал предположение о том, что Ежов, видимо, так докладывает Сталину, что сам вселяет ему подозрения во всевозможных покушениях и диверсиях, а Сталин верит этому, и разубедить его никто не сможет. Иосиф Виссарионович – человек, не терпящий никаких возражений. А если ему попадает умелый подпевала, каким являлся Ежов, то уже никакая сила не может остановить этот возрастающий вал шпиономании.

Ежов действительно сумел найти подход к Сталину. Он «стряпал» именно те дела, которые подтверждали выводы, сделанные ранее самим Сталиным. Расследуемые дела по шпионажу в этот период вызывают много вопросов.

Так, Ежов направил Сталину четыре протокола допроса арестованного работника оперативного отдела ГУГБ инженера И. В. Винецкого, который работал в НКВД с 1928 года и ведал секретной телефонной техникой, в том числе и станцией высокой частоты (ВЧ). В 1928–1933 годах он неоднократно выезжал за границу для закупки телефонного оборудования. Находясь в Берлине в 1929 году, Винецкий якобы был завербован германской военной разведкой, после чего систематически подслуши вал по ВЧ разговоры руководителей партии и правительства, передавая их содержание германской военной разведке через ее агентов – представителей фирмы «Сименс» Шварца, Бергмана и Ерузалима-Вельтера.

Ежов «подвязывает» в эту компанию и Ягоду. По показаниям Винецкого, он якобы по специальному заданию Ягоды купил за границей особый аппарат для подслушивания линий ВЧ, который был установлен в кабинете Ягоды.

Военно-фашистский заговор. В апреле 1937 года Политбюро приняло решение об отмене поездки Тухачевского в Лондон на коронацию английского короля Георга VI. Это решение было принято из-за сообщения Ежова от 21 апреля 1937 года, направленного Сталину, Молотову и Ворошилову, в котором он сообщал, что во время поездки Тухачевского в Лондон в отношении него по заданию германских разведывательных органов предполагается совершить террористический акт. Ежов предложил отменить эту поездку. Понятно, никаких материалов о подготовке террористического акта над Тухачевским не было, сообщение явно сфальсифицировано.

Проявив «заботу» о безопасности Тухачевского, органы НКВД при прямом участии Ежова начали активно собирать против него показания. В конце апреля и в начале мая 1937 года от арестованных сотрудников НКВД – заместителя наркома Прокофьева, начальника особого отдела Гая, заместителя начальника оперативного отдела Воловича, а также от бывшего начальника ПВО[16] страны Медведева – были получены показания о том, что Тухачевский, Якир, Уборевич, Корк, Эйдеман, Фельдман и некоторые другие военнослужащие якобы участвуют в военном заговоре и состоят в преступной связи с Ягодой, к тому времени уже арестованным.

Решение об аресте Ягоды приняли 31 марта 1937 года. Политбюро поставило на голосование членов и кандидатов в члены ЦК ВКП(б) предложение об исключение его из партии и ЦК и немедленного его ареста.

В этот же день Пленум ЦК утвердил это предложение.

3 апреля 1937 года ввиду обнаруженных должностных преступлений уголовного характера народного комиссара связи Г. Г. Ягоды Президиум ЦИК СССР постановил отстранить и от должности наркома связи и передать дело о нем следственным органам.

Далее все пошло по накатанному. Из показаний осужденного заместителя начальника 2-го отдела НКВД СССР Залпетера видно, что установку о направлении следствия по делам Гая, Прокофьева и других дал Ежов на оперативном совещании следователей. Он сказал, чтобы они относились к следствию по этому делу как к сталинскому «заказу». Он также показал, что Гай начал давать показания по шпионской работе после того, как Ежов обещал сохранить ему жизнь.

По подобной схеме развивался процесс ареста и суда над Тухачевским. О том, как показания в отношении Тухачевского и других были получены от Медведева, рассказал бывший заместитель начальника УНКВД по Московской области Радзивиловский. Он рассказал, что Ежов приказал немедля приступить к допросу Медведева и добиться от него показаний с самым широким кругом участников о существовании военного заговора РККА. При этом он дал указание применить к Медведеву методы физического воздействия.