Гласные. Стихи бесплатное чтение
© Ольга Старушко, 2022
ISBN 978-5-0056-6323-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
- В темноте и тесноте,
- скованы по-разному,
- на свободу из-за стен
- рвутся только гласные.
- Выйдет «О», белым-бело,
- словно поле в инее.
- Васильками расцвело
- «И» как небо синее.
- Ставь им твёрдых, ставь глухих —
- всё труды напрасныя:
- разметут согласных их,
- опрокинут гласные.
- Луговую мураву
- «У» колышет волнами.
- Греет «Э», пока живут
- эти звуки вольные.
- «А» пылает как пожар,
- ярче солнца красного.
- И когда горит душа,
- тянешь только гласные.
- Петь-дышать да голосить,
- горевать да праздновать:
- сколько воли на Руси,
- скажут только гласные.
Речь
- Почитайте стихи – не глазами, а вслух.
- Слову нужно дышать, и поэзия – дух,
- а не буквы и строки в столбец на бумаге,
- и поэт выдыхает не знаки, а звук.
- Повторяйте слова, это всем по плечу,
- наша речь, наше слово – шестое из чувств.
- Вдох и выдох – сигналы сердечного ритма:
- я читаю, и значит, живу и звучу.
- Безголосые буквы лишь тень на стене,
- а течение речи полнее вдвойне,
- если голос поэта услышит читатель
- и вдохнёт, чтобы звук не иссяк в тишине.
- Только выдох и вдох оживляют слова,
- только нашим дыханием речь и жива.
- Говорите стихами любимых поэтов,
- множа голосом голос, дыханье – на два.
Сладко
- То ли сладость последней малины,
- языков облепихи рыжьё,
- то ли солнце, пекущее спину
- так, что клонит сомлеть в забытьё,
- то ли мхами и вереском стелет
- опоздавшее лето, хотя
- две украдкой согретых недели —
- это август ещё, не сентябрь,
- то ли круг паутинной обновы
- налетел на небесную ось,
- то ли яблоком падает слово:
- подберёшь – и кусаешь взасос.
Пух
- Пушка ли бухнет полдневная гулко,
- вспухнет ли туч грозовых синева,
- видится, чудится: бонна, прогулка,
- мальчик, едва лепетавший слова.
- Пух тополей пролетит над Басманной,
- снег над Михайловским, болдинский лист,
- пара кленовых лепажей.
- Как рано —
- двадцать шагов до ствола басурмана,
- чорная Лета и стынущий гипс…
- Здесь – чудеса: околдованный видом,
- двадцатилетним влюбившись в Тавриду,
- он пронесёт эту страсть сквозь года.
- Станет ли счастлив, найдёт ли отраду,
- если однажды запишет в тетради:
- чести моей никому не отдам?
- …Лето.
- За речкой восток золотится.
- Ангел махнул тополиным крылом,
- видя склонённые к мальчику лица.
- Саша родился.
- И солнце взошло.
Слово
- Вздыхает юг, и влажное тепло
- пропитывает меркнущие рощи.
- С ветвей сползает лиственная плоть:
- сопреть, истлеть.
- Туман идёт на ощупь,
- похолодев, сгустится до крупы,
- насытит воздух, скрадывая звуки.
- И отпадёт нужда в словах.
- Любых.
- И онемеет лес, воздевший руки,
- и в белом шуме будет только свист,
- сухого снега шелест, шёпот, шорох
- на ледяном ветру.
- И ты таись,
- покуда в кронах безголосых, голых
- не забурлит от света жаркий сок
- и почки не нальются, чтобы снова
- свободно с языков зелёных тёк
- немолчный лепет лиственного слова.
Дровосек
- Народился только позавчера:
- буквы эр блестит наточенный серп,
- месяц – лезвие того топора,
- что несёт за горизонт дровосек.
- В чернолесье в самый раз топоры —
- гарь очистить от упавших берёз.
- Снизу ветер пробирает до слёз.
- Сверху звёзды точно гвозди востры.
- И подлесок, и метёлки травы
- схватит иней: за его серебро
- им наутро не сносить головы,
- нажитое рассыпая добро.
- Эх бы снег, да рановато ещё
- засвистать ему – и знать, потому
- дровосек пока уходит во тьму,
- заложив топор за право плечо.
Кратко
- Кра-кра. И через паузу – кра-кра.
- С ветвей берёзы грай летит вороний.
- Где на тропинке грязь была вчера,
- сегодня иней выделяет корни.
- Кра-кра, не унимается, кра-кра,
- смотри же под ноги, потом смотри на небо:
- что здесь оставить, что с собою брать,
- с кем быть, что выть, кому воды и хлеба,
- медяк луны на веки, серебра
- осклизлого на потные ладони —
- кра-кра, определись, орёт, кра-кра.
- Но клич его в тумане вязнет, тонет:
- так дребезжит забытый телефон —
- коробка эбонитовее птицы —
- и, заземлённый, сетует, что он
- ни вниз, ни вверх не может дозвониться.
Холод
- Скальда клятвой не сковать ни с кем.
- Рунный звук из рук его – ручей.
- Сколько слёз напрасных на песке
- ни роняешь, скальд своих речей
- не прервёт. Не пьёт вино вождя,
- нити новых песен находя.
- Дождь ласкает скалы долгий век.
- Смолкнет скальд – сгустится стылый снег.
- Потому и плачет, и поёт,
- пусть обет тебе и не принёс.
- Вот и сердце не вмерзает в лёд,
- вот и свет струится от волос.
Дмитрию Мельникову
I
- Травой взойти в сени высоких, светлых,
- травой и быть – нехоженой, лесной.
- И слушать скрип стволов, их споры с ветром,
- расти под солнцем, пахнущим сосной.
- Под утро обомлеть, как грянут птицы
- немалым хором славных певчих сил.
- И видеть снизу блики: свет дробится
- и колется сквозь мириады игл.
- А если дождь случится, то по капле
- ловить, и бить поклоны, навзничь лечь —
- и снова встать, и жадно пить.
- Не так ли
- мы открываем рты, ловя родную речь?
II
- Как ходит дубрава?
- По метру за век.
- Из кроны латунной, тяжелой
- падёт на траву под листву или снег
- калёный лоснящийся жёлудь.
- Сорока-воровка его подберёт
- зимой пропитания ради,
- но ворон пугнёт у плакучих берёз,
- тряхнёт черно-белое платье,
- и жёлудь, без шляпки уже, кувырком
- достигнет земли под брусникой.
- Укрытый корнями, укутанный мхом,
- весной из-под снега возникнет
- упрямый дубок, раздвигая цветы,
- и прель, и сосновую хвою.
- Он жив, хоть и падал с такой высоты.
- И к осени листья удвоит.
- Кудрява всё выше его голова —
- окрепнет и встанет над чащей.
- Однажды и мы проронили слова.
- И пусть их кто хочет растащит.
III
«Я мёрз, рука моя болела…»
Дмитрий Мельников
- До темноты обшивку для пристройки —
- сырой доски тяжёлые хлысты —
- сложил стопой: так складывают строки
- на чистые тетрадные листы.
- Пил чёрный чай.
- Натруженную руку
- берёг как мог, растапливая печь,
- массировал и на весу баюкал,
- грел об стакан.
- Лилась родная речь.
- Бумага, грифель – всё верней, чем гаджет.
- Он скажет, как никто сказать не смог.
- И отпечатки пальцев в хлопьях сажи
- остались на линейках между строк,
- да след кошачьих лап, едва заметный,
- по рукописи – пеплом (не горят),
- да тени лип в неверном лунном свете
- холодного, как вечность, декабря.
Миндаль
- Чернела грубая кора,
- но розовая пена
- цветов, увиденных вчера,
- закрыть её успела.
- И свет сиял, и был покой
- над морем и над сушей,
- и от миндальных облаков
- мне становилось лучше,
- но снова дождь и снова шторм,
- и помрачнели дали.
- Ты не рассказывай мне, что
- с тем деревом миндальным.
- Пускай оно во сне горит
- как розовое пламя
- и греет, греет изнутри,
- как мы не сможем сами.
Одуванчики
- Будет ветер, будет град.
- Перепутана трава.
- Не удержишь – улетят
- слишком лёгкие слова.
- Станут сами по себе:
- не твои уже – ничьи.
- По ночам их станут петь,
- повторяя, соловьи.
- И когда находит стих,
- как июньская гроза,
- отпусти их, отпусти.
- На ветру стоять нельзя:
- побелеет голова.
- Полетят среди дождей
- одуванчики-слова,
- отрываясь от людей.
Коло
- Гроза была ещё вчера,
- сминая и смущая.
- За солнцем вслед идёт жара,
- тяжёлая, большая.
- Уже вот-вот солнцеворот:
- ромашковой глазуньей
- к июлю поле полыхнёт
- из росного июня.
- Гроза тучнеет изнутри —
- Не выдоено вымя.
- И электричеством искрит,
- как поезд на Владимир.
Роса
- Выйдешь, скрипя зубами, впиваясь в ночь —
- ночь, да такую, что все соловьи пьяны.
- Не шелохнувшись, берёзы глядят в окно:
- чёрные пряди под синим огнём луны.
- Вот тебе май, одуванчиков млечный дым,
- волны сирени – до третьего этажа.
- Ландыш за сердце берёт, и такое с ним
- делает, что ни вздохнуть, ни зубов разжать.
- Вынут всю душу пением.
- Лепестки
- звёздные пряны – пала уже роса.
- Вот тебе май, и запомни его таким:
- сердце на части, не выплаканы глаза,
- три соловьиных октавы, огонь тоски,
- жгучая боль от счастья.
- И седина в волосах.
Вороново
- Я помню: было страшно, горячо —
- и беспросветно, сумрачно, бескрыло.
- По ворону на каждое плечо
- тогда-то мне судьба и посадила.
- А я так вожделела соловьёв,
- чтоб изойти на звук медовым горлом.
- Но мне сказали – это не твоё.
- И я послушно всё, что пело, стёрла.
- На каждое движенье сгоряча,
- на всякое, пусть малое, усилье
- лёг наговор: молчать-молчать-молчать.
- Носила эти аспидные крылья
- так долго, что теперь вросли в плечо
- и вытекают в грифель карандашный.
- Пускай вокруг темно и горячо,
- но мне не страшно петь.
- Уже не страшно.
Луч
- Когда он настанет, последний из дней,
- и я замолчу, уходя,
- пусть вечер июня почудится мне
- и запахи после дождя.
- Без этого мы и при жизни мертвы.
- И как же пронзителен вдруг
- от пасынков дух помидорной листвы
- на коже темнеющих рук!
- Не думать о том, для чего я живу,
- не помнить, что сказано мной.
- Есть луч золотой, пронизавший траву,
- и влага, смирившая зной.
- Тяжёлые головы роз.
- Виноград,
- цветущий на юной лозе,
- тутовник, и дрок, и морские ветра:
- все краски и запахи все,
- пока ещё можно смотреть и дышать —
- отпущенный срок невелик —
- впитаю.
- Так пьют, никуда не спеша,
- мелисса, тимьян, базилик.
- И будет неважно, о чём прошепчу
- потом, растворяясь вдали,
- поняв, что подобно воде и лучу
- касалась нагретой земли.
Одна вторая
- В танго
- как в жизни: здесь всё спонтанно,
- несмотря на обилие правил.
- Если начать с азов,
- он и она приглашают друг друга глазами,
- от ближнего столика или через пол-зала.
- Без слов.
- Представьте, что между ними натянут
- бикфордов шнур, с обеих сторон сгорая.
- Танго
- взрывается в ритме одна вторая.
- В танго
- два сердца грохочут, удваивая удары.
- Он и она образуют целое: пару,
- двуглавое существо с четырьмя ногами.
- Между телами не вставить и лист бумаги.
- Быть вместе – главное в танго,
- и это не тайна.
- Подошв, припудренных тальком,
- не отрывают от пола, скользят по-кошачьи,
- ласкают его и гладят:
- очо, болео, ганчо,
- хиро, очо кортадо…
- Прижавшись щекой к щеке, она ему так доверяет,
- что закрывает глаза
- и делает шаг назад
- в ритме одна вторая.
- Он делает шаг вперёд:
- мужчина всегда ведёт.
- Это танго.
- Просто обнимешь другого и делаешь шаг, но
- здесь принято уходить после лучшего танца.
- Этим он говорит без слов: я мог бы остаться,
- но так хорошо мне не будет ни с кем, дорогая,
- кроме тебя.
- Она отвечает: знаю.
- И не неволю.
- Хлопает дверь – акцентом на сильную долю
- ритма одна вторая.
Липовый мёд
- Хоть режь его, хоть ешь его ломтями —
- густейший зной стоит и росы тянет
- из почвы.
- И почти кипит июль.
- Подпёрли липы небеса, белея
- вдоль старой позаброшенной аллеи
- и от жары сомлели во хмелю,
- и липнет к пальцам цвет – воздушный, сладкий.
- Оставь меж листьев жёсткие крылатки,
- а венчики, их с пчёлами деля,
- срывай, шальным не оставляя грозам.
- Смешаешь с лепестками дикой розы
- и настоишь на мятных фитилях
- ратафию.
- Иванов день всё ближе.
- Не взят никем, в траве расплылся жижей,
- заплесневел по шляпку белый гриб.
- Отнимет спирт у розы, липы, мяты
- их сок, и цвет, и мёд.
- И в день девятый
- глотни его, почуяв жар внутри.
- И нипочём теперь любое лихо.
- Иди: не клят, не мят и шит не лыком,
- бери что можешь.
- Отдавай что зря.
- Есть две недели для цветенья липы.
- Ты только их и помни, поелику
- всё явственней дыханье ноября,
- когда старик свезёт на тачке ульи
- в гараж – а пчёлы грезят об июле —
- зима ему оскалилась в лицо.
- И волосы её полощет в небе
- и обирает липы ветер, гневен,
- и им орёт на сотни голосов.
- Но я тяну одну и ту же ноту:
- вернётся день, где полны мёдом соты,
- и ты пчеле лепечешь: не ужаль,
- чтоб ангельских цветов, крылатых, белых
- душа, коснувшись, пела и горела —
- хоть режь меня, хоть ешь меня с ножа.
Глина
- Камнетёс завидует гончару:
- мой резец по мрамору твёрже рук,
- слабых рук, которыми месят глину.
- Что же нем и холоден мрамор тот,
- что граню я истово, а поёт
- тёплым голосом свисток его соловьиный?
- Жажду я гармонии на века.
- Мрамор отшлифовывает рука:
- чтобы ни погрешности, ни щербинки.
- А у него в руках – прах. Комки.
- У него – безделицы, черепки,
- что едва домой донесёшь от рынка.
- Камень устоит. Всех переживёт.
- И граню его я за годом год
- яростнее, чтобы стал совершенней.
- И твержу себе: не напрасен труд.
- Пусть не вдруг, не сразу – когда умру,
- кто -нибудь уменье моё оценит.
- Вспомнит, как я правил свои резцы,
- мерил плиты, чтоб вознеслись дворцы,
- чтобы храмы высились горделиво.
- Только дразнит звук на чужих устах,
- этот свист насмешливый: к праху прах,
- всё одно когда-нибудь станем глиной.
- От неё тепло домовой печи,
- из неё и кровля, и кирпичи,
- и свистулька, сделанная с любовью.
- Глина оттого льнёт к простым рукам,
- что сулит бессмертие простакам.
- Мрамор окончателен.
- Он – надгробье.
- Даже если тёсанную плиту
- водрузят на должную высоту,
- то пропорций, строгости и симметрии
- не оценит ветер, набравший в рот
- праха: посвистит, да и занесёт
- глиной труд того, кто боялся смерти.
- …А гончар выходит на солнцепёк.
- Гладят руки глину, берут в комок:
- и готова, точно живая, птаха.
- И в неё достаточно подышать,
- и она поёт, как поёт душа,
- что сильнее зависти или страха.
Казнить нельзя помиловать
- Известнейшая из амфиболий
- античности.
- Окаменевший слепок
- слов пифии, которым верят слепо.
- Горячий воздух рвётся из щели
- в земле.
- Треножник над разломом.
- Дева,
- вдохнув дурмана восходящей пневмы,
- бормочет непонятные слова.
- Оракул в храме Аполлона в Дельфах.
- Здесь предсказанья тёмные ловя,
- тотчас несут их толковать поэтам.
- И запросто прочесть и так, и этак:
- двусмысленность придётся извинять.
- Шипит битуминозный известняк
- и выделяет в воду этилен
- на глубине, где плещет ключ Кастальский.
- Три тысячи таких тягучих лет
- оракула сладкоречивый тлен
- вдыхали вдоволь.
- Крез утратит царство.
- И до него бесчисленные все:
- цари и Фив, и Спарты, Одиссей,
- изгнавший по навету Телемаха,
- наследника, осиротив Итаку —
- толпятся у треножника, дрожат
- и вожделеют золота и славы,
- не замечая, что стекает яд
- с губ пифии, жующей листья лавра,
- и газ летучий – грёз её виновник.
- Плесни из амфоры, прошу, ещё вино мне.
- Того нельзя ли, этого нельзя,
- а скот у храма в жертву принеся
- двенадцатого гекатомбеона
- и заучив приятные на слух
- загадки, греки верили, что злу
- звук преградит дорогу, как Пифону.
- Ах нет, я вру: в Додоне сын Лаэрта
- не понял шелест дуба в древней роще —
- там смерть от рук сыновних напророчил
- оракул: место, а не голос чей-то.
- Ещё оракул – собственно слова,
- формулировка.
- Правда такова,
- какой хотим мы, обмануться рады.
- И буквы на дощечках нацарапав,
- пройдоха-жрец всучит нам перевод.
- А что же до кастальских пенных вод
- и вечной болтовни про вдохновенье —
- всё дело, виночерпий, в этилене.
- Ты только погляди: кто там в летах?
- На склоне лет и моралист Плутарх
- был удостоен жреческого сана
- в дельфийском прорицалище, в том самом,
- где изначально пифия раз в год
- вдыхала газ и бредила.
- Но вот
- не только в день рожденья Аполлона,
- а ежедневно стали ждать словес,
- и газ весь улетучился.
- Исчез.
- Мукой ячменной жертвенник в колоннах
- чадил.
- Жрецы курили лавр вотще.
- Торчал пупом земли священный камень,
- но всё темней казался смысл речей —
- и ничего из них не почерпнуть.
- Плутарха занимало: почему
- не прорицает более стихами
- служительница Аполлона в Дельфах?
- Поэзия, мой Ганимед, как дева
- небрежна стала в метре и в словах.
- А перифразы, написал Плутарх,
- отёрши пот с чела, уже не в моде.
- Двусмысленности цели не находят,
- стихи никто не учит наизусть.
- И сладость пневмы выдохлась.
- Боюсь,
- ты сам решаешь, в чём твоя стезя:
- сказать нельзя.
- И не сказать нельзя.
Феолент
- Девочка в платье-матроске читает Пушкина.
- Не наизусть – на ощупь.
- За слогом слог.
- Великолепие водное и воздушное
- служит ей фоном: закат, но ещё светло.
- Белой ротонды подкова, паря над скалами,
- держит в объятиях тёмный гранитный знак.
- Водит ребенок пальцем вдоль строк, лаская их.
- Сквозь балюстраду хлещет голубизна.
- Как передать, чтобы вы это тоже видели?
- Ожил случайный снимок, заговорил:
- лестница мимо Георгиевской обители,
- блик по металлу хромированных перил.
- Словно вне времени платье-матроска детское,
- даль неоглядна, выгнут небесный свод.
- …И на уступе Пушкин стоит с Раевскими —
- ровно за два столетия до того.
- Вечность густая настолько, что можно пить её.
- Чайки мелькают, и ветер несёт их стон.
- Конь от обрыва попятился, бьёт копытами,
- ржёт и храпит.
- Приседает, крутя хвостом.
- Юн и порывист, ещё не записан в гении,
- Пушкин от груды камней не отводит взгляд,
- слыша рассказ: Артемида и Ифигения,
- тавры и смерть чужеземцев, Орест, Пилад.
- Позже возьмётся перечитать Овидия
- и с Муравьёвым-Апостолом вступит в спор…
- Камни стены монастырской плющом увиты,
- дымкой укрыта линия дальних гор.
- Точка на карте, в которой сошлось столь многое:
- греческий парус и тысячелетний крест,
- флаг на корме – Андрея или Георгия,
- флотских архангелов – символы этих мест.
- Всё, что ниспослано нам и сполна отпущено,
- ждёт лишь касания.
- Вот же они, азы:
- пальцем водить по граниту, читая Пушкина
- и от усердия высунув
- русский
- родной
- язык.
Тёмная комната
- Не лайкай инстаграмные1 посты:
- всё пиксели.
- Но нет, как ни искал бы,
- аналоговой полной черноты,
- в которой можно только с красной лампой.
- Ах, как мы превращали негатив
- в купаемые в ванночках спечатки…
- И можно было, сколько захотим,
- хранить былую память на сетчатке.
- А если слово падает, как свет
- на бром и серебро фотобумаги,
- сквозь негатив туда, где света нет,
- чтобы явить себя в солёной влаге?
- Потом промывка, а за ней фиксаж —
- и вот он, образ, резок, не расплывчат.
- Так, слово обронив, знакомый наш
- жжёт красный свет.
- Печатает.
- Химичит.
Наоборот
- Чтобы прочесть это, к зеркалу поднеси.
- Что нам порядок, которым буквы ложатся в строки?
- Гладь по изнанке, переплетения трогай.
- Слово – из кокона. Из скорлупы. Но сил
- стоит отчаянных вызвать его наружу.
- И понимать происшедшее изнутри,
- глядя в лицо ему – странно: покой нарушит,
- перекроит тебя, и на живую нить
- смечет по новой, иглою сомненья клюнув.
- Ходят по свету, вывернув душу, люди.
- А разорвётся – некому починить.
- Еле ухватишь ткань. И за лоскуты
- будешь держаться что мочи – нема, разъята.
- Смотрит в тебя из текста другая ты.
- Вденет в иголку нить, и кладёт заплаты.
- А залатает, нить проведя в иглу,
- глянет другая ты на тебя из текста:
- что онемела? Слово приходит вслух,
- нити и лоскуты собирая вместе.
- Некому починить? На разрыв пиши.
- Вывернув душу, люди по свету бродят.
- Колют сомненья? Метанья твоей души
- и называются жизнью: скроили вроде
- странно, и не до покоя, когда в лицо
- смотрит иная сущность, обескуражив.
- Черпая силы, кокон (или яйцо)
- молча представь. И слова в глубине. Отдашь им
- всё до последнего вздоха – отдашь что есть.
- Буквы в обратном порядке ложатся в гранки.
- Переплетения трогай. Гладь по изнанке.
- И поднеси это к зеркалу, чтобы прочесть.
Рыба
- Челюсти рыбы, дуги,
- смежны с рядами жабр.
- Рыбе не надо думать,
- как ей и чем дышать.
- Рыба живёт где глубже.
- В этот её эон
- весь кислород, что нужен,
- в Тетисе растворён.
- Рыбу достало слушать
- шум глубины в ушах.
- Рыба ползёт на сушу.
- Делает первый шаг.
- Рыбий рефлекс – зевота.
- Так нам сигналит мозг:
- предок земных животных
- взять и вдохнуть не мог.
- Навыку вдоха – сотни,
- сотни мильонов лет.
- Рыбе он был как зонтик
- или велосипед:
- жаждали жабры влаги.
- Ты, разевая рот,
- не понимаешь блага
- вычленить кислород
- из атмосферной смеси,
- произнося слова.
- Действуешь на рефлексе.
- Знай, что в тебе жива
- рыба.
- Гордись удачей,
- толщей воздушной сжат,
- где говорить и значит —
- существовать, дыша.
Иглы и шипы
- На тёмный тис, на куст понтийской иглицы
- и можжевельник на семи ветрах
- из туч, рождённых морем, снег посыплется.
- И те, кто причинял нам боль вчера,
- эндемики или пришельцы с Юга
- укутаны: и юкка, и ююба,
- которую зовут Христовы тернии.
- Твои, Таврида, колкие растения —
- акации и их сестра гледичия,
- щетинистые сосны, барбарис,
- уже обезоружены.
- Борись
- за неприкосновенность!
- Но в отличие
- от ежевики, буйволовой ягоды,
- опунции и артишока, падуба
- не рань в ответ,
- а стань неуязвим,
- лишь холодностью отвечая им.
Уроки каллиграфии
- А я могу понять и ветер, и поток,
- и чарки по реке на пальмовые листья.
- А после встать к станку и поработать кистью,
- допив ещё глоток
- и повторив глоток.
- Хмельных дрожжей вкуси, пускай лоза не слива —
- иные времена, иные берега.
- Лишь об одном прошу: не говори красиво.
- Жизнь тем и дорога,
- как прежде, дорога,
- что ускользает от старательных и трезвых,
- но мастер тушь и кисть готовит наперёд,
- и держит под рукой, под настроенье врезать —
- а там уж как пойдёт.
- А там уж как пойдёт.
Цвет
- Наши ветви полыхнут белым или розовым,
- и от сладости такой – кругом голова.
- Пусть испытывает март поздними морозами,
- но сначала – завязи, а потом – листва.
- Просыпалась сон-трава, светом изумлённая,
- и весну на севера звали журавли.
- Даром что внезапный снег и туман просоленный:
- мы ветрам наперекор раньше всех цвели.
- С нами горлица и дрозд, с нами хлопоты у гнёзд:
- смел миндаль и абрикос, алыча смела.
- Столько жизни, столько сил – вон акацию спроси —
- что бутоны, что шипы прямо из ствола.
- А вдогонку всё дружней яблони с черешнями,
- мы роняем лепестки: собирай в горсти!
- Что бы ни было потом, помни пору вешнюю:
- прежде чем зазеленеть, надо отцвести.
Обрезка
- Лоза должна страдать под лезвием.
- Иначе
- безжизненная плеть обломится, суха.
- И режут виноград, пока он не заплачет,
- и тонок аромат весеннего дымка.
- Стреляет сок, шипит, пузырится на срезе,
- когда летит в огонь былых побегов плоть.
- А солнце всё смелей, и всё быстрей железо:
- успей, пока слеза по лозам не течёт.
- Иное не мертво – прихватишь по живому,
- и струйкой из ветвей восходит сквозь туман
- кипящий белый пар.
- Так воспаряет слово,
- когда горишь в огне и от восторга пьян.
- Всё лишнее – отсечь.
- Проснутся почки рядом,
- и будут лист и гроздь, как подоспеет срок.
- Терпения и сил проси у винограда,
- а снявши урожай, благодари за сок.
Магарач
- Ранит оса дозревающий виноград,
- винная мушка роится в кистях тяжёлых.
- Скоро окрепнут просоленные ветра,
- осень с цепи спуская.
- Грядёт пора
- бронеголовых мстителей-богомолов,
- время купания в свете, косых теней
- и захмелевших бабочек-адмиралов,
- позднего сбора итогов, мускатных дней,
- винного камня в осадке на самом дне,
- ножек тягучих на гнутом стекле бокала.
- Вот богомол на правом моём плече,
- он ещё юн и зелен, полупрозрачен.
- В солнечных пятнах, где воздух погорячей,
- бойся, оса, его зубчатых лап-мечей,
- бейся, оса, застывай в янтаре лучей.
- И «Магарач» истекает соком,
- совсем горячим.
Склон
- На склоне лет пусть будет виноградник,
- за рядом ряд стекая вниз с холма
- в долину, и уходит там в туман
- страницей разлинованной тетради.
- Пусть молкнет гул досужих голосов,
- а море громко дышит, остывая,
- и в скалы бьёт вода его живая,
- и солнце в облака просыплет соль.
- Пусть будет свет, рассеянный, но яркий,
- и осторожным трогает теплом
- за бок айву, упавшую на грядки,
- и бражник воздух завихрит крылом.
- И в небе пусть круги нарежет сокол.
- И грозди сняты точно на Покров
- янтарные, и время каплет соком:
- густое и горячее, как кровь.
Стойкость
- Когда уже, кажется, лето сдано и потеряно,
- кровавит шиповник, и медью трясёт держи-дерево,
- и взмылены волны – их ветер ведёт под уздцы —
- в степи, среди сизой полыни, с дождём оживающей,
- в засаде нет-нет да ещё поджидают товарищи:
- колючие жёлтые бешеные огурцы.
- Взведённый на товсь —
- только тронь —
- он взрывается, брызжется,
- стреляет в упор семенами и солнечной жижицей:
- пригорок не взят, значит, рано сдаваться ещё.
- И тут же цветёт, даром что непогоды осенние,
- и плетью – бросок.
- Так упорно идёт в наступление,
- что вдруг и на резком ветру по щеке —
- горячо-горячо.
Внутри
- Живущий в матерьяле
- лишь раскрывает рот —
- и сразу ливень жалит,
- и солнце тучи рвёт,
- распахивает руки —
- и тянутся уже,
- белея, жезлы юкки
- из вороха ножей.
- Лишь ступит в пыль степную —
- улитки, унизав
- как бусины, вплотную,
- висят на стеблях трав.
- Всё к месту, неслучайно:
- когда горит закат,
- обугленные чайки
- в зрачках его летят.
- Не знают мер и сроков
- ночных дерев листы.
- Дворов пустынных строки
- в ежиных запятых,
- ритмичный стук сандалий —
- вещей привычный ход.
- Останься в матерьяле,
- и он – произойдёт.
Бумага
- Не суй мене, господи, куды мене не просят,
- а когда на что сгожусь – ведомо тебе.
- Пятернёй за волосы – так и лезет проседь,
- но никак не научусь верить да терпеть.
- Умирать четырежды – было, знамо дело.
- Откачают, стало быть, здесь трудись, душа.
- Одесную от тебя я бы встать хотела,
- ну а выйдет по грехам – то тебе решать.
- В Херсонесе колокол безъязыкий, немый,
- а вдоль моря черепки, глина меж камней.
- Сверху чайки косяком плавают по небу,
- вот и мне бы в небеса, да куда же мне?
- Для чего-то ты меня вылепил из праха:
- мял и гладил, стискивал, форму придавал.
- Сколько дней ни отпусти – лучше петь, чем плакать,
1 Инстаграм – организация, запрещённая на территории России
Продолжение книги