Схватка на дне бесплатное чтение

Валерий Самойлов
Схватка на дне

Глава первая
Секретная миссия

Западное побережье США, середина 60-х годов XX века. Борт американской атомной субмарины «Гоуст»^[1].

— Она не тонет, сэр! — воскликнул старшина Тони Канетти и его громовой голос эхом отозвался в ночной тиши.

Луч прожектора высветил на поверхности моря какую-то коробку, привязанную длинным шнуром к корпусу подводной лодки. По всем расчетам она должна была затонуть, но, по непонятной пока причине, продолжала оставаться на плаву. Внутри коробки находился имитатор головной части русской крылатой ракеты, который после отделения и погружения предстояло найти на морском дне с помощью глубоководного аппарата.

— Кто не тонет? Лодка? — прозвучало откуда-то сверху и все, кто стоял на корпусе подводного атомохода, посмотрели на верхнюю часть рубки.

— Какого черта вы тут делаете, лейтенант? — ледяным голосом произнес капитан субмарины Эдвард Бест и проорал в переговорное устройство:

— Старпом! Я же сказал: никого не пускать наверх! Что не ясно?

— Виноват, сэр! Сейчас разберусь! — раздалось в динамике и тут же откуда-то из чрева лодки донесся душераздирающий рёв старпома, завершившийся какими-то недобрыми пожеланиями в адрес матери лейтенанта:

— …твою мать!

— Разбирайся быстрее, — вслух произнес капитан, — пока я не включил счетчик.

В экипаже четко знали, что капитан пунктуально фиксирует в своем дневнике все нарушения. Когда дело доходило до выплаты премиальных, он подробно и дотошно объяснял каждому проштрафившемуся причину вычета энной суммы зеленых купюр. Но на этот раз, он и при особом желании не включил бы свой счетчик, потому что возникли форс-мажорные обстоятельства, озвученные криком старшины Канетти:

— Волна! С кормы заходит волна!

Увлеченные испытаниями новой секретной техники, подводники не заметили усиления ветра и появления океанской волны. Она предательски, бесшумно зашла с кормы и приподняла их над корпусом атомохода.

Капитан, руководивший затоплением имитатора, находился в районе реакторного отсека и был единственным, кто не надел спасательный жилет и не пристегнулся специальным карабином со страховочным тросом к корпусу субмарины. В этом состояла некая бравада, презрение реальной опасности и это могли себе позволить только он, старпом и главный инженер ядерной силовой установки — все остальные храбрецы беспощадно наказывались.

Несмотря на отчаянное сопротивление и попытки ухватиться за корпус, капитана смыло за борт и первым это заметил чернокожий Канетти. С криком: «Капитан за бортом!», он бросился следом за ним, но повис на своем же страховочном тросе с правого борта в районе первого отсека. Трос запутался и зацепился за у-образный стальной кнехт, выступающий над палубой и служащий для крепления буксирных канатов.

— Тони, назад! Не сметь отстегиваться! Я приказы…

Это были последние слова капитана, услышанные подводниками в ходовой рубке, в том момент, когда он увидел как старшина, чтобы прийти ему на помощь, отстегивает карабин. Механизм заклинило, и теперь сам Канетти оказался в смертельной опасности. Очередная волна подбросила его вверх и понесла дальше в носовую часть субмарины. Не раздумывая ни секунды, Тони ухватился обеими руками за попавшийся на его пути обтекатель гидроакустической станции и получил шанс быть спасенным. Он обернулся и что-то прокричал. Подводники, скопившиеся в ходовой рубке, мигом сообразили, что ему нужен нож и новый трос, но смогли их подать только с третьей попытки. Канетти, держась за новый трос, тут же перерезал ножом прежний, и его понесло вправо по течению волны. Подводники быстро подтянули старшину к рубке, опоясанной по периметру стальным леером. Тони взялся за леер и добрался до рубочной двери, которая была наполовину в воде. Кто-то мгновенно открыл и закрыл за ним дверь, затащив в рубку. Старшина был спасен.

Тем временем волны уносили капитана все дальше и дальше в океан. Что думал он в эти роковые минуты, на что надеялся? Как ни странно, Бест в этот момент корил самого себя. Как же так? Он, строгий, педантичный капитан, допустил такую оплошность, позволив лишить самого себя средств спасения. Какая глупость! Он лихорадочно вспоминал своих коллег: кто из капитанов-подводников Соединенных Штатов уже оказывался в подобной ситуации? Никто не приходил на ум, потому что таковых не было. Он первый и это злило его еще больше. Теперь о нем будут вспоминать на каждом военно-морском совещании. «О живом или… мертвом?» — мигом пронеслось в голове, и до него, наконец, дошло, что жизнь его висит на волоске. На каждой верхней амплитуде волны Бест всматривался в ночной горизонт, но не находил там никаких корабельных огней. «Где же субмарина? — разговаривал он сам с собой. — Ведь она не могла далеко уйти. Мистика какая-то…» Он вращал головой на триста шестьдесят градусов, но все было тщетно.

— Старпом?! — отчаянно прокричал Бест куда-то вдаль, находясь на гребне очередной волны, и вдруг почувствовал, что силы начинают покидать его. Он перевернулся на спину, чтобы немного отдохнуть и стал почему-то вспоминать свой экипаж. Он учил их быть профессионалами высшей разряда. Учил быть, прежде всего, моряками и порядочными людьми. Бест часто говорил: «Экипаж — одна семья!», был требовательным ко всем и к себе в первую очередь. В его воображении мелькали лица подводников, и он уже начал мысленно прощаться с ними, упуская все допущенные ими ранее ошибки. Но, что это? Они вдруг стали отворачиваться от него. Почему?… Страх! Вот, что оттолкнуло их от своего кумира. Ему не должно быть ведомо это чувство, но оно все же появилось откуда-то изнутри. Это был тот самый животный страх, возникающий в стрессовой ситуации, когда человек осознает свою неминуемую гибель. Страх проникает в каждую клеточку организма и может парализовать волю и тогда, даже решительный и смелый человек, привыкший рисковать и не раз смотревший смерти в глаза, каковым, несомненно, был капитан Эдвард Бест, от этой реальной грозящей опасности, может стать робким, слабеющим и беспомощным. Капитан спецлодки «Гоуст» обладал огромной силой воли и старался подавить страх, продолжая бороться за свою жизнь.

«Может это судьба? — подумал он, когда настал момент истины. — Ведь каждому предначертаны его первые и последние моменты жизни. Боже! Ну, чем я провинился перед тобой? Ведь я старался для всех… Да, я бываю строг, но по-другому нельзя. Ведь это подводная лодка, а ни какая-нибудь рыбацкая шаланда. И кто я теперь? Тело, которое тянет на дно… Нет, ни за что! Я буду бороться до конца! Я капитан субмарины и этим сказано все!»

Бест сжал всю свою волю в кулак, разделся до трусов — так было легче находиться в воде, приподнялся на гребне волны, чтобы его заметили и, что было сил, снова прокричал:

— Старпом?!

В ответ — тишина. Он рассвирепел, и хотел было послать ко всем чертям своего старпома, а заодно и эту подводную службу, которой посвятил всего себя без остатка и, может быть именно поэтому был до сих пор не женат, как вдруг увидел очертания рубки своей субмарины, надвигающейся из ночного мрака прямо на него. Сигнальщик освещал прожектором горизонт на кормовых курсовых углах, полагая, что они уже промахнулись и капитан должен быть где-то сзади. Но на всякий случай провел лучом и по курсу движения. В этот момент капитан приподнял обе руки и крикнул из последних сил:

— По-мо-ги-те!

Прожектор ослепил ему глаза, и тут же подводная лодка стала резко поворачивать влево. Бест понял, что его заметили и чтобы не наехать, переложили руль лево на борт. Все верно, именно так он учил старпома уклоняться от плавающей мины. Сейчас, на начальной стадии циркуляции, он переложит руль право на борт и это поможет избежать столкновения… не с миной, а с ним, с капитаном суперсекретной атомарины «Гоуст». Одновременно, кто-то здоровый и сильный в спасательном жилете бросился с правого борта в воду и мощными рывками быстро подплыл к нему, развернул к себе спиной, захватил мертвой хваткой…

Конечно, спасателем оказался старшина Канетти. С того момента, когда он не смог помочь самому капитану, Тони не находил себе места. Он напросился в спасатели, не принимая никаких доводов против его участия в этой миссии. Особенно противился корабельный доктор, полагая, что ему нужно прийти в себя, после того как тот побывал в экстремальной ситуации. Чернокожий Тони сверлил его своими огромными глазами и док, поняв бессмысленность аргументов, махнул на все своей хирургической рукой и отправился в каюту собирать походный чемоданчик, не забыв дать благородному спасателю совет:

— Вы…, походите по отсекам, надо немного размяться.

Желающих спасти капитана было предостаточно, но все согласились допустить старшину, предоставив ему в помощники двух хорошо подготовленных пловцов. Тони в такт качке бродил по отсекам, как ему посоветовал док, демонстрируя свои огромные бицепсы и приговаривая:

— Я это сделаю! Я спасу капитана Беста!..

Несмотря на волны, которые по-прежнему заливали палубу, а порой и рубку, моряки быстро выбрали трос, подтянув к корпусу субмарины капитана и его спасателя. Из рубки, рискуя самим оказаться за бортом, выскочили два матроса. Они, находясь на палубе по пояс в воде, подхватили капитана и Тони и каким-то немыслимым способом вчетвером умудрились втиснуться в проем рубочной двери. Кто-то снял стопор и дверь с грохотом закрылась, перекрыв доступ воде, проникающей во все свободные пространства. Спасатели сами чуть не захлебнулись, будучи уже в рубке, пока поднимали капитана по ступенькам к горловине верхнего рубочного люка, стараясь приподнять его над водой.

Обессиленного капитана бережно опускали в вертикальный рубочный люк. Это был тот самый люк, который всегда считался капитанским. Верхнюю крышку люка он должен был лично открывать при каждом всплытии субмарины на поверхность и закрывать при ее погружении в бездну. Это было его заведование, и он не хотел, чтобы кто-то иной здесь распоряжался. Он даже пытался вырваться и самостоятельно спуститься на нижнюю палубу внутрь атомохода, но кисти рук кто-то осторожно отрывал от вертикального трапа и поручней, прижимал к груди и его словно кокон, перевязанный нагромождением каких-то узлов и связок, строго вертикально опускали вниз, передавая из рук в руки. Кто были эти люди, вжавшиеся в стенки вертикального рубочного люка? Не те ли, которых он мог еще недавно отчитать по полной программе? Да, это были они. Это были те самые подводники, с которыми он чуть было не попрощался, находясь один на один в океане. Здесь не было старших по званию и младших, белолицых, смуглых или чернокожих. Здесь были моряки-подводники, спасшие своего неординарного капитана. Может, это и была та самая семья, о которой он так много говорил. И название этой семьи было экипаж!

Растроганный таким вниманием, он откровенно плакал и никто его за это не осуждал. Но все знали, что будет он как прежде строгим и дотошным, не допускающим послаблений и упрощений, порой не любимым, но справедливым. Он капитан субмарины и этим сказано всё.

Старпом, в нарушение всех правил, остался с капитаном в его каюте. Он пытался объяснить, что предпринял все меры, пытаясь его спасти. Но Бест лишь благодарно кивал головой и, выслушав до конца, тихо сказал:

— Ты сделал все верно… Спасибо тебе!

— Слава Богу, сэр! И… я все же приглашу доктора. Он стоит за дверью.

— Не надо, Джон. Я оклемаюсь. Достань из шкафчика виски. Для меня это лучшее лекарство в данный момент. Повезло с температурой воды — иначе бы я с тобой сейчас не разговаривал.

— Да, сэр! — сказал старпом, наливая капитану и, дождавшись его кивка в свою сторону, себе. — Здесь теплое течение и…

— Что с имитатором? — перебил старпома Бест, для которого служебные дела оставались главнее всех других, хоть речь сейчас шла о его собственном здоровье.

— Я приказал вытащить его из коробки — она создавала излишнюю плавучесть.

— А секретность? — строго произнес Бест. — Никто не должен знать о содержании коробки кроме нас двоих, старшины Канетти и «спецов» — спецподразделения по обслуживанию глубоководного аппарата. Кто был еще на палубе?

— Дежурный офицер. Если бы мы его выставили раньше, вас бы не смыло за борт. Для внешнего наблюдения и организована верхняя вахта. Или я не прав?

— И что было дальше? — спросил Бест, уходя от не нужных, как ему казалось, объяснений.

Старпом был абсолютно прав. Более того, он возражал, когда Бест в целях обеспечения секретности испытаний приказал личному составу верхней вахты покинуть рубку, не оставив даже дежурного офицера.

— Офицеры спецподразделения, несмотря на штормовые условия, привязали к имитатору металлическую болванку и он тут же затонул. Место постановки объекта зафиксировано. Ждем вашей команды о начале глубоководных испытаний. Сэр?!

— Хорошо, Джон! Опускайте глубоководный аппарат и… будьте осторожны — он стоит несколько миллионов долларов.

— Да, сэр! Я в курсе, что «рыбка» дороговата.

— Ты сказал «рыбка»?

— Так аппарат окрестили «спецы».

— «Рыбка» так «рыбка»! И не забудь взять с дежурного офицера подписку о не разглашении военной тайны.

— Да, капитан! Но нужно брать расписку со всего экипажа — наше странное маневрирование не останется без внимания.

— В этом ты конечно прав. После испытаний, нас нашпигуют взрывчаткой на случай захвата в плен русскими. И тут уж точно всем станет понятно кто мы и что мы. А пока наша «Гоуст» самая обыкновенная атомная подводная лодка. И только так все должны её воспринимать. Объясни это всем любознательным.

— Понятно, сэр.

Старпом ушел и вскоре атомоход на штатной глубине начал никому непонятное маневрирование: подлодка то зависала на одном и том же месте, то медленно двигалась вперед; затем она поворачивала на обратный курс и опять зависала. Не нужно быть большим знатоком, чтобы сообразить — здесь что-то ищут. В экипаже стали догадываться об истинных целях похода и как только Эдвард Бест занял свое капитанское кресло на мостике, штурман не выдержал и сказал:

— Не кажется ли вам, сэр, что маневрирование на противоположных галсах несколько устарело. Можно найти объект и по другим методикам поисковых операций.

— Каким еще методикам? — раздраженно спросил капитан.

Он оглянулся по сторонам и заметил, что боевой расчет командного поста, как ни в чем не бывало, продолжал нести вахту — каждый занимался своим делом. Но Бест достаточно хорошо знал их повадки, и то, что присутствующие слушали их диалог в оба уха, не подавая при этом никаких признаков любознательности, он также знал. Поэтому громко, чтобы все слышали, Бест произнес:

— Пока действует инструкция о режиме секретности и допуске к испытаниям глубоководного аппарата ограниченного числа лиц. Но я и сам вижу, что потребуется изменить эти условия. А иначе, мы… не сработаем. Не обижайтесь господа и ждите моих дальнейших указаний. Так, что ты говоришь, устарело? — обратился он к штурману:

— Сэр, если позволите, я бы классифицировал объект как вражескую подлодку, с которой потерян контакт.

— И что из этого следует? — заинтересовался Бест.

— Из этого следует, сэр, что надо произвести расчеты генеральных курсов. Взять точку потери контакта с…

— Объектом, — ответил за штурмана капитан и добавил:

— К сожалению, мы действительно потеряли контакт. Одно радует, что мы имеем изначальную достоверную точку начала испытаний.

— Здесь сильное течение, сэр, — уточнил обстановку штурман. — И если бы…

— Если бы я привлек вас раньше, то имел бы сейчас расчет на снос по течению и дрейфу.

— Так точно, сэр!

— Ладно, штурман. Я уловил твою мысль. Ты предлагаешь произвести расчет длин радиусов-векторов от начальной точки поиска.

— Верно, сэр. По спирали с поворотом генеральных курсов на девяносто градусов. Мы замкнем район поиска, и объект никуда не денется. Так как мы ищем сейчас — все равно, что искать иголку в стоге сена.

— Штурман прав, — согласился Бест, показывая тем самым всем присутствующим, что сам он на их стороне и все они единомышленники в этом непростом деле. — Надо действительно замкнуть район в определенные границы.

— Боцман! Лево руля! — скомандовал Бест. — Механик! Турбина малый хо…

Капитан не договорил, потому что на мостик влетел один из «спецов», по раскрасневшемуся лицу которого было видно: что-то там у них стряслось. Он стал тихо «сливать» информацию на ухо капитану, которое стало багроветь на глазах изумленной публики. Бест сурово взглянул в глаза «спецу», от чего тот чуть было не съёжился в клубок, и резко скомандовал:

— Стоп турбина!

Некоторое время Бест молча сидел в кресле, сжавшись как пружина, затем выпрямился, закинул нога за ногу и, оглянувшись по сторонам, изрек:

— Поздравляю вас, господа! Только что, мы утопили аппаратуру стоимостью три миллиона долларов.

«Спец» опустил голову и, забыв про инструкцию о допуске, как это порой бывает у научных работников, начал мямлить про какие-то спайки подводного кабеля, которые должны быть цельные, а они не цельные и состоят из множества отрезков длиной в сотни метров. И вообще, в стране никто не хочет заниматься производством цельных семимильных кабелей, но у него есть еще одна «рыбка», которую он обязуется запустить на оставшемся обрывке кабеля.

Монолог «спеца» закончился на оптимистической ноте и все облегченно вздохнули. Иначе бы субмарину с позором вернули на судоремонтное предприятие в Бангор и поставили в сухой док. А это надолго. Тут была и финансовая сторона вопроса. За каждый выход в море им неплохо платили — ведь это были испытания новой техники. Правда эта новая техника находилась не на новой подводной лодке, которая ломалась в самый неподходящий момент. Так случилось и в этот раз. Не прошло и часа, после отчета «спеца» о проделанной им работе по утоплению дорогостоящей техники, как механик заорал на всю свою реакторную глотку:

— Сработала аварийная защита реактора! Корабль лишился хода!

Старпом, сменивший капитана десять минут назад, тут же связался с ним по телефону и доложил обстановку. Было принято решение продолжить испытания глубоководного аппарата, двигаясь под дизелями. Другого ничего не оставалось — не докладывать же в главный штаб военно-морских сил США об остановке реактора. В этом случае их уж точно вернули бы в базу. А тут оставался хоть какой-то шанс выгрести на испытаниях, если они закончатся удачно.

Капитан нервничал. Про себя, он уже проклинал тот самый день когда согласился перейти из боевого состава атомных торпедных подлодок на экспериментальную с чарующим названием «Гоуст», что в переводе на русский язык означает призрак. Ему расписали дальнейшую карьеру как безмятежную прогулку под водой в стиле знаменитого капитана Кусто, которому когда-то в пятидесятых годах командование военно-морскими силами Франции предоставило «отпуск для научных целей». Беста, по всем прогнозам, уже должны были засыпать лавровыми венками и благодарностями от самого президента Штатов. Пока же, он получал только пинки от тех самых начальников, которые и сосватали его на эту суперлодку. Впрочем, они и сами не ожидали такого изобилия поломок и миллионных потерь. Не радовала и перспектива размещения зарядов взрывчатки на случай захвата субмарины противником. И он, Эдвард Бест, должен был нажать эту пресловутую кнопку самоликвидации, которую планировали смонтировать в его капитанской каюте. Правда, все это было в перспективе, как и сам поход неизвестно куда.

— Дэвис, — обратился Бест к Дюреру, своему главному инженеру-механику, — что с реактором?

— Плохо дело, сэр. Я как-то вам рассказывал о специфике теплоносителя первого контура реактора. Он у нас жидкометаллический.

— Да, припоминаю тот разговор.

— Судя по докладу оператора главной энергетической установки Марка Лемана — он был на вахте, когда сработала автоматика реактора — у нас образовался своего рода тромб, который подобно тромбу кровеносной системы человека, закупорил одно из проходных отверстий уранового канала.

— И что из этого следует?

— Из этого следует, сэр, что нам не нужно больше запускать реактор. Мы все выходцы с дизельных подводных лодок — придется вспомнить молодость.

— Что произойдет, если мы все же попытаемся запустить реактор? — на всякий случай уточнил Бест.

— Сэр! — уверенно произнес Дюрер. — Я не советую этого делать, потому что мы получим критическое ухудшение радиационной обстановки. Прекратится теплосъем и, как следствие, загорится урановый канал. Температура горения достигнет тысячи градусов — нам не поможет никакая биологическая защита. Мы все будем облучены.

— У меня, Дэвис, складывается такое впечатление, как будто мы не подводники атомного флота, а подопытные кролики. Физики проводят на нас эксперименты и ждут результаты. Неужели не понятно, что нужно менять жидкометаллический теплоноситель, содержащий натрий и калий^[2], на что-то другое. Сплав неизбежно дает окисление и шламы. Закупорки урановых каналов неизбежны. Я это говорю как бывший механик. В отличие от русского флота, где механикам путь на командирский мостик заказан, в американском флоте, наоборот, предоставляли такую возможность. Там понимали, что лучшего специалиста, досконально знающего субмарину, просто не существует. Бест достиг своего капитанского мостика, пройдя все ступени отборочной комиссии. Кем он только не был: интендантом, связистом, дежурным инженером-механиком. Далее по возрастающей служебной лестнице: он был главным инженером-ядерщиком, старшим помощником капитана.

Наконец, он стал ключевой фигурой на военном флоте — капитаном субмарины. К этому времени за его плечами было более десяти автономных дальних походов по боевому патрулированию. На «Гоуст», которая все больше напоминала научную лабораторию, требовался опытный капитан с безупречным механическим прошлым и Эдвард Бест для этой должности подходил идеально.

— Да, сэр, в этом вы несомненно правы, — продолжил Дэвис. — Физики обещают вновь вернуть нас к водяным теплоносителям первого контура, но когда это произойдет неизвестно. Кстати, у русских на атомоходах в основном по два реактора. У нас один — нет никакого резерва.

— Ладно Дюрер, С этим все понятно. Объявляй тревогу — пора менять регенеративные пластины. С тех пор как остановился реактор, ощущается нехватка кислорода. Хотя прямой связи с этим нет. Надо осмотреться в отсеках — откуда-то исходит явный запашок тухлятины.

— Я проверю систему межотсечной вентиляции и… прошу разрешения объявить тревогу, сэр?

— Я же сказал: тревога!

— Тревога! — тут же проорал Дюрер по общекорабельной трансляции. — Все посты по боевому расписанию! Цель тревоги: смена регенеративных пластин. Доклады на мостик!

На атомных субмаринах первого поколения не было централизованных систем перезарядки регенеративных пластин, предназначенных для выработки кислорода, и каждый раз процедура перезарядки, проводимая во всех отсеках одновременно, требовала повышенного внимания. Попадание состава регенерации на палубу, и особенно на масляное пятно, могло привести к мгновенному возгоранию. Все это понимали, поэтому перезарядка проводилась в режиме тревоги и готовности немедленно начать борьбу с пожаром.

Получив доклады из отсеков о готовности к работе, Дюрер, запросив разрешение капитана, отправился в соседний отсек для контроля перезарядки регенеративных пластин и выяснения причины появления непонятного запаха. После, он докладывал Бесту результаты своего рейда:

— Сэр, по работе экипажа замечаний нет. Все как положено: резиновые коврики, перчатки, выгрузка использованных пластин в специальные емкости… Меня другое заинтересовало. Откуда все-таки идет запах? Его наибольшая концентрация, как ни странно, шла из офицерских кают. Открываю каюту связиста… Б-р-р-р! Шибануло, как от нестиранных годами носков. Посмотрел по всем закуткам — ничего! Ну, думаю, надо вскрывать люки кабельных трасс. Где же еще искать? А сам, на всякий случай, запускаю руку в трубопровод вентиляции. И что я там нахожу?

Вопрос адресовался уже не капитану, а всем присутствующим.

— Не тяни резину, Дэвис! — нетерпеливо спросил связист, несший дежурство на капитанском мостике, которого этот запах беспокоил больше всех.

— Я нашел там дохлую крысу! — с гоготом произнес механик и достал из-за спины свою находку, завернутую в целлофановый кулек. — Кто-то вас не любит, Генри? — обратился он к связисту и бросил крысу прямо в него.

Связист увернулся и завопил:

— Ты с ума сошел, фашист проклятый!

Давние предки Дэвиса действительно происходили из Германии и связист, подтрунивая над ним, называл его фамилию не Дюрер, а Фюрер.

— А за фашиста — ответишь по полной программе! — рослый механик не на шутку рассердился и, подобно медведю гризли раздвинул лапы и двинулся на внешне неказистого связиста.

Связист, лихорадочно соображая, что бы ему этакое предпринять, сгреб до кучи всю свою документацию и приготовился дать ею решительный отпор зарвавшемуся механику. Он было замахнулся на него увесистой папкой с описанием устройства его боевой информационной машины, но не успел, потому что поединок был прерван командой вышестоящего начальства.

— Все, господа! Сеанс страшилок закончен! — вмешался старпом, понимая, что именно он и должен поставить точку в этом сюжете для небольшого рассказа.

— Было весело! — спокойно сказал капитан, наблюдавший, как и все на мостике, за очередной словесной баталией механика и связиста, и далее скомандовал:

— Всплытие под перископ! Цель всплытия: сеанс радиосвязи и определение места подводной лодки. Дюрер, объявите тревогу.

Капитан должен был поручить организацию всплытия старпому, но для него было другое задание. К тому же механика надо было потихоньку натаскивать для дальнейшего продвижения по командной линии, как когда-то готовили и самого Беста. «Меху» или официально «главному инженеру-ядерщику» с немецкой фамилией Дюрер не оставалось ничего другого как проорать по трансляции:

— Тревога! Тревога! Всплытие под перископ на глубину семнадцать метров! Цель всплытия: сеанс радиосвязи и определение места корабля! Выдвижные устройства приготовить! Приготовиться сбросить балласт! Осмотреться в отсеках! Доклады на мостик!

— Хорошо, Дюрер! — заметил Бест, фиксируя правильность подачи команд, и обратился к старпому:

— Проконтролируйте до всплытия подводной лодки подъем изделия на борт и организацию документирования! Передайте старшему спецгруппы — к исходу дня представить мне подробный отчет! Действуйте!

— Есть, сэр! — отчеканил старпом и удалился.

Все начали готовиться к всплытию субмарины под перископ. Ждали старпома с докладом о подъеме глубоководного аппарата. Прошло пять минут, еще пять, капитан занервничал — это было видно потому, как он заерзал в своем кожаном кресле.

— Что он там приклеился что ли? — недовольно буркнул Бест и резко нажал на тумблер связи со «спецами».

Никто не ответил на запрос.

— Это ещё что за вольности! — возмутился Бест и прокричал по общекорабельной трансляции:

— Второй отсек — на связь! Срывается всплытие! Где там старпом?

— Да, сэр! — в динамике прозвучал умиротворенный голосок одного из «спецов», соизволившего все же ответить на запрос мостика.

— Старпом у вас?

— Мы нашли её, сэр! — вместо ответа на конкретный вопрос раздалось в динамике. — Не надо всплывать, иначе мы её потеряем!

— Я бегу к вам! — сходу отреагировал Бест, понимая, что произошло то, ради чего и был задуман этот поход. — Отставить всплытие! Отбой тревоги! Держать глубину!

Удерживать субмарину на заданных курсе и глубине должен был Тони Канетти. Он в ответ прокричал:

— Есть, сэр!

На что Бест ему заметил на ходу:

— Я так и не отблагодарил тебя, дружище!

— Что вы, сэр, — огромный чернокожий старшина смутился. — Не стоит благодарности, сэр!

— Выпивка за мной! — прокричал капитан, проскальзывая через переходной люк в соседний отсек.

Все мигом сообразили, что сообщение, произнесенное детским голоском научного работника, оправдывало все их усилия, трудности и неприятности этого похода, включая потерю одного из дорогостоящих глубоководных аппаратов. Наука сработала и этим действием открывала что-то новое, неизведанное и необычное. Для экипажа снимут часть завесы секретности и он будет спокойно говорить среди своих об этой самой «рыбке», которая, ползая по дну, будет обнаруживать и фотографировать останки советских боеголовок, добывать ценнейшую информацию о противнике, обладающим высокоточным оружием, а заодно, находить все то, что можно обнаружить на дне морей и океанов.

Как только Бест доложил руководству об успехе поисковой операции по обнаружению глубоководным аппаратом имитатора головной части русской крылатой ракеты, их тут же вернули домой — в военно-морскую базу Бангор. На пирсе субмарину встречал сам директор разведки военно-морских сил США, из чего экипаж сделал логический вывод о переподчинении и переходе из боевого состава ударных сил в разведчики. При таком раскладе «Гоуст» становилась единственным специализированным на глубоководные работы подводным атомоходом в составе всей разведки страны, что накладывало на экипаж большую ответственность. Воодушевленные напутствиями главного военно-морского разведчика, подводники с превеликим удовольствием рванули в предостав-ленный им отпуск. Субмарину поставили в док, чтобы нашпиговать новыми глубоководными аппаратами и всякими причиндалами, забывая обратить внимание, как это обычно бывает в таких случаях, на профилактический ремонт обычных устройств и механизмов, включая реактор.

В послужном списке субмарины «Гоуст» и её доблестного капитана Эдварда Беста началась новая глава — глава невероятных удач и провалов, славы и забвения. Все это будет, но позже. А пока был первый успех, открывающий дорогу специальным шпионским глубоководным операциям военно-морских сил США против военно-морского флота СССР.

Глава вторая
Венские мотивы

Австрия, Вена, лето 1966 года

Основанный в одна тысяча восемьсот семидесятом году отель «Ана Гранд», что на Карнтнер Ринг 9, и сегодня, при новом названии «Гранд Отель», притягивает к себе клиентов не столько великолепием фасада и внутреннего убранства, сколько непринужденностью и доброжелательностью общения персонала с каждым, кто появляется здесь в створках большой вращающейся двери. Вышколенные и дородные швейцары приветливо встречают всякого гостя, невзирая на его представительские данные — порой, самые невзрачные клиенты оказывались наиболее щедрыми на чаевые.

Так было и в далеком 1966 году, когда один из клиентов подъехал к отелю на обыкновенном армейском джипе «Виллис». Немногословный, в длиннополой шляпе и недорогом костюме, он ничем не выдавал в себе помощника военно-морского атташе США в Германии, прибывшего в Вену для конфиденциального разговора с директором разведки военно-морских сил Соединенных Штатов. Подойдя к стойке регистратуры, он предъявил свой американский паспорт и негромко сказал:

— Джеймс Бредли! Мне забронирован одноместный номер.

Надеюсь, вы говорите по-английски?

— Разумеется! — с типичным немецким акцентом произнесла девушка. — Пожалуйста, заполните этот бланк.

Миловидная блондинка протянула фирменный бланк и улыбнувшись, достала ключ от номера, положив его сверху на паспорт. После завершения всех полагающихся процедур она сказала:

— Ваш номер на третьем этаже. Желаю приятно провести время в нашем отеле.

Бредли мельком взглянул на девушку, оценив по достоинству ее красоту, и не спеша проследовал к лифту. Он профессионально, бегло кинул взор на публику, заполнившую небольшое уютное кафе, расположенное в правой части холла регистратуры, причислив ее к явно не пролетарским слоям общества. Музыкант ненавязчиво играл на рояле, создавая благоприятный фон для светской беседы.

«Неплохое местечко, — подумал Бредли. — Здесь все располагает к общению двух интеллектуальных особ».

Разумеется, что он имел в виду себя и шефа военно-морской разведки. Мелких денег не оказалось, и он дал швейцару десять немецких марок, чему тот был безусловно рад. Оставшись наедине, Бредли быстро осмотрел номер, заглянул в мини-бар, лишив его одной из бутылочек со спиртным, принял душ и усевшись в удобное кресло, пролистал подборку американских газет.

— Ага, вот он, гороскоп, — произнес он вслух, найдя то, что искал. — Так-так, предстоит дальняя дорога, новые знакомства… К чему это? Поездка из Германии в Австрию состоялась, но она недальняя. Может, возвращение домой? Тогда, да — это дальняя дорога. Знакомства… Но у меня их и так предостаточно.

Зазвонил телефон. Бредли неторопливо поднял трубку и услышал приятный баритон:

— Как добрались, Джеймс?

— Спасибо, сэр. Неплохо. Австрия мне всегда нравилась.

— Мне и моему другу тоже. Если вы не возражаете, встретимся внизу, в кафе.

— Да, сэр. Я буду готов через пять минут.

Бредли положил трубку, закурил сигарету и подумал: «Речь шла о встрече тет-а-тет. А тут какой-то его друг, о котором почему-то не говорилось раньше? Может, меня втягивают в игру агентурной разведки? Нет, на это я не пойду. В конце концов — я морской офицер-подводник, а не агент.»

Бредли не стал пользоваться лифтом. Имея навыки разведчика, он спустился вниз по лестнице, чтобы сверху заприметить то, что ему необходимо было в данный момент. Спустившись на второй этаж, он прошелся по коридору, нависающему над холлом регистратуры и, мигом оценив ситуацию, быстро сбежал вниз по ступенькам широкой мраморной лестницы.

По-прежнему играла музыка. Народу поубавилось. Бредли знал директора разведки только по фотографиям из военной прессы и не рассчитывал, что узнает сразу. Однако, подойдя ближе, он без труда его нашел, сидящего, в отличие от всех присутствующих, в гордом одиночестве. Подойдя вплотную к его столику, Бредли заметил, что тот давно уже не молод и больше похож на местного седовласого старичка, забежавшего на минутку опрокинуть кружку пива, чем на военного чиновника высшего разряда. Старичок на удивление энергично встал, крепко поздоровался за руку и тихо произнес:

— Похоже, вы и есть Бредли?

— С вашего разрешения, сэр, — ответил тот и в свою очередь спросил:

— А где наш третий друг?

— Начнем вдвоем, а затем, исходя из того решения, которое вы примете, продолжим разговор втроем. Не возражаете, Джеймс?

— Как прикажете, сэр.

— Вы не будете против, если мы начнем наш разговор на улице? — заговорщически спросил директор разведки, чем ещё больше усилил опасения последнего.

— Да, сэр, — ответил Бредли как можно спокойнее и они вышли на улицу Карнтнер Ринг.

Был теплый летний вечер. Прохожие, не спеша прогуливались по тротуару, подтягиваясь к зданию знаменитой Венской Государственной Оперы — там шло представление и было многолюдно. Обогнув здание, они вышли к музею «Альберти-на». Здесь можно было спокойно обсудить насущные дела. Как только они остались одни, разведчик приступил к изложению своей идеи.

— Итак, кэптен Бредли, — шеф военно-морской разведки впервые с момента их встречи назвал его по званию, — цель моей поездки в Европу связана не столько с текущими делами нашего ведомства в НАТО, сколько с открывающимися перспективами одного из направлений разведки — именно подводной разведки. Вы, как бывший командир подводной лодки и помощник военно-морского атташе, вполне устроили бы нас, возглавив один из засекреченных отделов. Как вы на это смотрите?

— Предложение несколько неожиданное, сэр, — насторожился Бредли. — Нельзя ли конкретнее?

— Речь идет о создании отдела подводных операций. Это не «морские котики», нет, — седовласый разведчик уловил взгляд Бредли и своим ответом опередил его вопрос. — Ваша работа будет связана с использованием в разведывательных целях атомной подводной лодки начиненной глубоководными аппаратами и другой техникой, добывающей полезную информацию о противнике.

— Вы сказали «атомная», сэр. Но я ведь дизельный капитан, — засомневался Бредли.

— Вы опытный капитан, — уверенно произнес разведчик, — и этого для меня вполне достаточно. К тому же, я подробно изучил ваше досье и полагаюсь на свою интуицию. Кое-какие результаты уже достигнуты. Вы начнете не с нуля. Остальное зависит от вас. Вы сами будете планировать и выполнять операции. Подводный атомоход в вашем полном распоряжении. Лучшей перспективы не придумаешь. Сработаете — будете завалены поощрениями и наградами. Не сработаете… Что об этом говорить. Так вы согласны?

К подобного рода предложениям Бредли был готов. Он уже приобрел кое-какой разведывательный опыт, участвуя в сборе информации под эгидой дипломатического ведомства, поэтому и вел себя соответствующим образом — спокойно и рассудите-льно. Его мозговой компьютер уже просчитал весь подводный пасьянс на два-три хода вперед, и решение было принято. Оставалось лишь красиво его озвучить. Тут главное не переборщить в патриотизме и не сказать чего лишнего. Бредли слегка кивнул головой и уверенно произнес:

— Я готов, сэр! Когда приступать?

— Так, сразу? — явно удивился седой разведчик. — Вы даже не просите тайм-аут?

«Явно мало патриотизма», — подумал Бредли и добавил:

— Сэр! Ваше предложение — большая честь для меня! Полагаю, ваш выбор не случаен и оправдаю оказанное доверие. Не сомневайтесь, я сделаю для флота, страны все возможное и невозможное.

— Невозможное не надо, кэптен, — с легкой иронией ответил разведчик и подумал: «Этот парень, пожалуй, будет рыть копытом, чтобы выслужиться. Ну что ж, пусть оправдывает мою интуицию».

— Только возможное, Бредли. Только возможное, — продолжил разведчик и затем, ненадолго задумавшись, добавил:

— Хотя… бывает и невозможное.

Что подразумевал директор разведки ВМС США, было понятно только ему. Не мог же он сразу сказать: «Джеймс, вся твоя работа и твоих подчиненных будет на грани фола!»

Сразу, в лоб, нельзя — в разведке это не принято!

— Спасибо, Джеймс, — фамильярно и несколько артистично произнес разведчик, пожимая Бредли обе руки, — я не ожидал от вас другого ответа. Теперь, я вправе познакомить вас с капитаном самой секретной субмарины Соединенных Штатов. Это и есть наш третий партнер. Вернемся в отель.

«Гороскоп сбывается», — подумал Бредли и двинулся следом за своим новым шефом.

Главный военно-морской разведчик был профи высшего класса, но в пенсионном возрасте. Он еще не знал, что на его место уже отобран Фредерик Халфингер — разведчик до мозга костей, ещё недавно занимавшийся исключительно похищениями секретной техники русских. Его командос воровали всё подряд: от снарядов из Вьетнама до самолетов из Египта. В верхних эшелонах власти оценили успехи Халфингера и решили доверить ему еще более ответственные задачи. Время шло очень быстро, и нужно было отчитаться за выделяемые на разведдеятельность солидные финансовые ресурсы. К тому же, разведчики впервые получили подводный атомоход и с этого момента ситуация менялась кардинально — уже не надо было выпрашивать атомарины у адмирала Риковера, который в своей обычной манере до последнего «тянул резину», подсовывая старенькие «дизелюхи»^[3]. Теперь военно-морская разведка была «на коне» и начальники лично подбирали себе кадры. Как правило, не из числа «атомщиков» Риковера. Этим и объяснялось желание нынешнего шефа разведки привлечь к осуществлению своей глубоководной разведывательной программы кого-нибудь из опытных поводников-дизелистов. Выбор пал на Бредли.

У входа в отель их поджидал высокий худощавый мужчина приятной наружности, на вид тридцати пяти — сорока лет, с ярко выраженной военной выправкой, проявляющейся в каждом его движении — хотя он просто прогуливался туда-сюда. Директор разведки незаметно кивнул головой, что означало: он согласен. Мужчина тут же подошел и представился Бредли:

— Эдвард Бэст, сэр! Капитан субмарины «Гоуст»!

— Джеймс Бредли, — коротко отрекомендовался «дизелист».

— И ваш, Эдвард, непосредственный начальник, — прокомментировал шеф разведки.

— Да, сэр, — согласился Бэст и обратился к Бредли:

— Сэр! Когда прикажите доложиться?

— Сделаете отчет, — ответил вместо Бредли старший среди них седовласый разведчик, — когда отгуляете отпуск. Мистер Бредли сдаст свои дела новому помощнику военно-морского атташе в Германии и также уйдет в отпуск. Набирайтесь сил господа — предстоит большая и ответственная работа. Детали обсудим в Бангоре до выхода подводной лодки из ремонта к месту постоянного базирования. Надо, чтобы вы, Бредли, увидели всю начинку снизу — пока атомоход стоит в доке. Это позволит вам лучше представлять динамику поисковых операций. Главная задача нынешнего этапа испытаний — поиск головных частей советских баллистических ракет севернее атолла Мидуэй в Тихом океане. Первый этап, ориентированный на поиск имитатора головной части русской крылатой ракеты, угрожающей нашим авианосцам, успешно завершен. Имитатор своевременно найден с помощью глубоководного аппарата. А теперь, господа, я хочу выпить за наши будущие успехи! Нет возражений?

— Нет, сэр, — одновременно гаркнули «атомщик» и «дизелист». При этом «дизелист», задержав взгляд на «атомщике», задал вопрос, который интересовал его с самого начала рандеву:

— Фамилия… Бест — это совпадение с…

— Тот самый, — не дав договорить до конца, ответил шеф разведки ВМС, — смытый за борт.^[4]

— Я прочитал об этом случае в сводке происшествий по фло…

— Да, Джеймс, — фамильярно заметил седовласый шеф, ещё раз не дав Бредли договорить. — Бест у нас… человек — легенда! Он до последнего вздоха надеялся на свой экипаж и вместе они победили натиск стихии. За это я также с удовольствием выпью!

Троица проследовала внутрь отеля, пройдя через вращающуюся дверь в строгом соответствии с табелем о рангах — сначала старшие, затем младшие по должности и пришвартовалась за одним из столиков у рояля. Все они были моряками, а это значит, что «вискарь», несмотря на принципы конспирации, был употреблен неоднократно и ровно до тех пор, пока у очередной бутылки не засветилось донышко. Они даже что-то спели на морскую тему, известную только им, чем изумили постояльцев отеля и музыканта, явно рассчитывавшего на какие-то чаевые.

Старинный рояль продолжал озвучивать распрекрасные мелодии, но они мало интересовали разведчиков, для которых, как это обычно бывает у моряков после третьей рюмки, настало время выговориться. Забыв о старшинстве, разведчики перебивали друг друга, рассказывая тривиальные анекдоты и морские истории. Всем, кто оказался с ними по соседству, стало ясно: за столиком у рояля собрались прожженные мариманы. Очередной тост, как и положено, был выпит за то, чтобы количество погружений у субмарин совпадало с количеством всплытий!

Все же, какая никакая, а конспирация была соблюдена — невзирая на количество употребленного спиртного, они ни разу не обмолвились о своей непосредственной работе. Разведка — есть разведка!

Наутро от троицы откололся Эдвард Бест. Причина этому была самая заурядная. Ему понравилась та самая хорошенькая блондинка, накануне проводившая оформление гостиничных номеров.

— Дело молодое, — с некоторой завистью прокомментировал седоголовый разведчик, когда они уже вдвоем прогуливались все по той же Карнтнер Ринг. — Но я проверю, Джеймс, все ли здесь чисто. Горничные, портье, проститутки — самые лучшие источники для вербовки. Они удачно играют на мужских слабостях, находя уязвимые места. На этом построена целая теория вербовки, но вам это вряд ли пригодится. У вас с Бестом узкая специализация — поиск подводных объектов. Все просто: опустил аппарат, нашел объект поиска, заснял его и можно преспокойно двигаться домой. Хотя, в дальнейшем, будем и поднимать небольшие фрагменты этих самых, русских объектов. Наука не спит, и вы в этом скоро убедитесь, когда окажетесь в доке под брюхом «Гоуст».

— Ясно, сэр, — согласился Бредли и добавил:

— Мне, в принципе, понятна сфера разведывательной деятельности. Ведь я и раньше соприкасался с ней, высаживая и эвакуируя агентов ЦРУ на прибрежных направлениях.

— У побережья СССР, если мне не изменяет память? — театрально произнес шеф военно-морской разведки, как будто он об этом где-то слышал, а не знал досконально.

— Точно так, сэр!

— Теперь вы будете не соприкасаться, а руководить разведдеятельностью… А скажите мне, Джеймс, — сменил он тему разговора.

— Как долго вы задержитесь в Вене?

— Собственно говоря, нисколько, сэр, — Бредли посмотрел на своего нового шефа, как бы испрашивая его предложения на этот счет и тут же услышал просьбу:

— В таком случае, если вы не возражаете, я бы отправился с вами в Германию прямо сейчас — надо доделать кое-какие дела по линии ВМС ФРГ. По дороге я подробно введу вас в курс дела.

— Какие могут быть возражения, сэр, — преданно ответил Бредли. — Я в вашем полном распоряжении.

— Замечательно, Джеймс! Тогда — в путь!

Они тут же одновременно развернулись в противоположную сторону и отправились в отель собирать чемоданы. Не прошло и двадцати минут, как от отеля отчалил военный «Вил-лис». Швейцар ещё долго кланялся в сторону отъехавшей машины, сжимая в руках очередные десять немецких марок — у Бредли по-прежнему не было мелких денег.

Что касается Беста, то он влюбился. Причем впервые в жизни. Но этому судьбоносному явлению предшествовали другие события, сформировавшие его как закоренелого холостяка. Конечно, сказалась служба — она забирала все его время без остатка. И чем выше была должность, тем меньше оставалось времени на личную жизнь. Но было и другое, о чем догадывались единицы — Бест старался ни с кем не делиться. Суть этого события состояла не в том, что ему не нравились женщины. Нет. Просто к сорока годам его образ жизни сложился таким образом, что ему уже не хотелось что-то и как-то менять, под кого-то подстраиваться. И единственным ему верным другом была мать, которая, рано овдовев, разделила свою любовь между ним и умершим мужем.

Несмотря на множество предложений от усыхающих по ней холостяков, она предпочла остаться одна с сыном. Бест понимал и ценил эту верность. Как ему не хотелось видеть кого-то, пусть даже очень хорошего на месте отца, так и ей не хотелось видеть «её», пусть даже очень добрую и красивую, рядом с сыном. Одно время, когда Эдварду исполнилось тридцать, он стал стопроцентно похож на её мужа. Она порой забывалась и засматривалась на него, вводя себя и сына в краску. Теперь же, в нынешнем возрасте, она смотрела на него с ещё большим восхищением и интересом, представляя, что таким был бы и её муж, доживи он до сорока лет. Прежде очень красивая, мать Беста сохранила все черты лица и фигуру. Они вместе прогуливались по набережной Бангора и люди оборачивались, провожая их добрым взглядом. Она ощущала эти взгляды и была им безумно рада, как, впрочем, и словам, непроизвольно вырвавшимся у одного из стариков, конкретно про неё: «Красивая старость!» Неужели, после всего этого, кто-то мог претендовать на её единственного сына? Да никогда!

Так ей хотелось. Но судьба распорядились по-своему. В далекой Европе, в маленькой Австрии, которую мать Беста по причине близорукости и на карте не смогла бы найти, её ненаглядный сыночек, как только увидел эту хрупкую белокурую красавицу, лишится дара речи. Он будто удав, впился в её необыкновенные темно-синего цвета глаза, смотрел на них, стоя рядом, и не мог сдвинуться с места словно загипнотизированный. Девушка, не понимая в чем тут дело, обращалась к нему то на немецком, то на английском, даже на итальянском языках. Однако, Бест оглох и не слышал её даже на родном языке. Он стоял напротив стойки регистратуры и откровенно любовался ею, как некой австрийской диковинкой. Но так не могло продолжаться бесконечно и он, наконец, опомнился. Бест осмотрелся по сторонам, как бы извиняясь за этакую беспардонность, и предъявил свой паспорт. Он забыл сообщить ей свой номер брони. Вместо этого, заметно волнуясь, что было для него, уверенного в себе командира субмарины, несусветно, он изрек:

— Если вы откажитесь встретиться со мной завтра же, после работы, я просто этого не вынесу.

Она стандартно, как это принято в дорогих отелях, улыбнулась, мельком взглянула на паспорт, отыскала его фамилию в списках забронированных номеров, и ответила прямо скажем не на лучшем английском:

— Давайте, для начала, я поселю вас в гостиницу. Пожалуйста, заполните бланк.

Бест одним махом заполнил бланк и нетерпеливо спросил:

— Так как? Могу я надеяться?

Девушка слегка покраснела. Вероятно, ей следовало сказать, что у них не принято разговаривать с клиентами на неслужебные темы. Но что-то начало происходить и с ней. Она опустила глаза. Потом слегка их приподняла, взглянула в серые, полные надежды, глаза Беста и неожиданно, может даже и для самой себя, сказала:

— Да. Можете.

Она ещё больше покраснела и позабыла достать ключ от номера. Бест быстро сообразил, что к чему и, помогая ей взять ситуацию под контроль, произнес:

— Спасибо! Ключ от номера… сдавать при выходе из отеля?

Она благодарно улыбнулась и, достав ключ, ещё раз, но пристально, взглянула в его глаза, сказав при этом:

— На ваше усмотрение, — и далее по трафарету:

— Желаю приятно провести время в нашем отеле.

Это было вчера. А сегодня, только распрощавшись с коллегами по разведке, Бест уже мчался по незнакомому городу, то и дело доставая из кармана записку, на которой были написаны сокровенные для него слова: «Центральный вход собора Святого Стефана. 12 часов. Эльза».

«Ее зовут Эльза! — мечтательно произносил про себя Бест. — Это схоже с именем моей любимой матери — Элизабет! Совпадение не случайно! Это явный знак судьбы! Они подружатся. Они должны подружиться, ну хотя бы ради меня».

Что на него нашло? И как это связать с устоявшимся образом жизни? Как отреагирует мать? Сейчас он не желал отвечать на все эти сложные вопросы. Бест летел на крыльях любви и для него настал тот самый момент истины, который в разное время ждет каждого мужчину и женщину. «Вот она желанная! — говорит он.» «Вот он — желанный! — говорит она.» И они соединяются в единое целое. Так на свете зарождаются семьи. А по сути, это и есть один из ответов на наивный детский вопрос: «Пап, а пап? А как я на свет появился?» Ответ, в данном случае, представляется так: «Однажды, когда тебя ещё не было на свете, я мчался по улице Карнтнер Ринг…»

Кто бы мог подумать? Эдвард Бест, американский капитан суперсекретного подводного атомохода «Гоуст», ненароком оказавшийся в прекрасной Австрии, будет мчаться сломя голову навстречу своей судьбе по этой самой Карнтнер Ринг, спутав эту улицу с перпендикулярной ей Карнтнерштрассе, которая как раз и выводила к месту встречи. Поплутав по незнакомым улицам, он всё же выйдет на правильное направление и окажется в указанном Эльзой месте у собора Святого Стефана.

Собор виден издалека. Его восьмигранный шпиль оригинальной конструкции с колокольней в ренессансном стиле, возвышается над другими историческими сооружениями и зданиями города. Западный фасад с роскошным порталом и две «башни язычников» гармонично сводятся в общую композицию, подчеркивая мощь строения и подтверждая высочайшее мастерство средневековых камнерезов. Один из них Антон Пильграмм увековечил себя в виде человека, выглядывающего из окошка. Всё это вместе взятое притягивает к себе туристов. Они потоками стекаются сюда с разных направлений.

Бест, обежав полквартала, сообразил, наконец, что Эльза указала ему самый простой ориентир, и ему следовало только слиться с потоком туристов, который естественным путем вывел бы к собору. На Стефанплатц было, как всегда, много-людно и Бест, чуть ли не расталкивая прохожих, устремился к центральному входу в собор. Он её уже увидал, одиноко стоящую и рассматривающую какое-то объявление, наклеенное на рекламную тумбу. Как юнец, мальчишка, идущий на первое свидание и делающий первые шаги в стране любви, он волновался, и первые слова его были путанные и неуклюжие.

— Вот… Я пришел.

— Да, благодарю…, — она также волновалась и украдкой поглядывала не него сквозь великолепные длинные ресницы, пытаясь спрятать под ними глаза.

— Замечательно, что вы пришли, — он старался выверить каждое слово, произвести на неё положительное впечатление, до конца не веря, что она уже рядом с ним.

Бывает же такое. Он, бесстрашный и уверенный в себе капитан, пасует перед какой-то девчонкой, которой отроду нет и двадцати двух — двадцати пяти лет. Хотя, что тут скажешь? Овладеть сердцем красавицы — не каждому дано! Ведь она не знает кто он и что он? Мало ли бывает не бедных клиентов в отеле «Ана гранд»? Но и сам Бест не уродина! Он высокий, симпатичный мужчина и знает точно, что нравится женщинам. Правда, возраст…

— По-правде сказать, я не ожидал вашего согласия на эту встречу, — ещё волнуясь, но уже более уверенно и спокойно, произнес Бест. — Ведь я уже не мальчик. Но… Но как только увидел вас, во мне что-то произошло. Я и сейчас смотрю на вас словно завороженный и не могу… Не могу налюбоваться вами. Вероятно, только в Австрии бывают такие необыкновенные красивые девушки.

— Не знаю, — немного смутилась Эльза. — Но мне кажется, в ваших американских фильмах все женщины очень красивые.

Волнуясь, у неё усиливался немецкий акцент. Кроме того, она путалась в словах и грамматике — всё это слушалось забавно и не раздражало.

— Поверьте мне на слово, — настаивал Бест, — как я сказал, так и есть.

Для большей убедительности, он взял её за обе руки и неожиданно для себя почувствовал в них лёгкую дрожь. «Она дрожит, — подумал он и стал быстро задавать себе вопросы, тут же отвечая на них: — Почему дрожит? Ведь тепло! Значит…Значит, она волнуется! А раз волнуется? Значит, неравнодушна ко мне!» Заполучив её руки, он не желал их отпускать. Наоборот, он стал притягивать руки к себе и, тем самым, притянул и её саму. Он уже ощущал её лёгкое прикосновение, прерывистое дыхание и теплоту тела, но она, вдруг, как-то ловко выскользнула, отпрянула от него на шаг и с акцентом сказала:

— Первоначально, неплохо бы познакомиться. Меня зовут Эльза Браун. А вас? — и сама же ответила:

— Эдвард Бест, американец.

— Вы очень наблюдательны, Эльза, — удовлетворенно отметил американец, тут же обратив её внимание на некоторые совпадения. — Мне приятно наше знакомство и то, что вы согласились на встречу. Как, впрочем, приятны и некоторые совпадения. Наши инициалы начинаются одинаково: «Э» и «Б». Кроме того, мою матушку зовут Элизабет.

— Правда? — удивилась девушка.

— Именно так. И поверьте, это не случайные совпадения. Я верю в судьбу.

Он галантно взял её под руку и она, не сопротивляясь, пошла рядом с ним. Они неплохо смотрелись вместе и идеально подходили друг другу по росту. Эдвард был выше Эльзы всего на десять сантиметров. Кроме того, они были по-спортивному сложены и стройны. Влюбленные шли нога в ногу, и казалось, будто с первых совместных шагов, они уже выработали, если можно так выразиться, «семейную походку» — настолько слаженно они двигались по брусчатке. Показательны и другие внешние данные: она блондинка, он брюнет — это сразу создавало некий контраст и они становились заметны в толпе. Про таких обычно и говорят: «Красивая пара!» Оставалось всего ничего — доказать все эти преимущества матери Беста в Соединенных Штатах. Но об этом нюансе Эльза ещё не знала. Она уже не испытывала смущение и дрожь в теле. Прижавшись к Эдварду, она что-то щебетала про свой любимый город Вену, где родилась и прожила безвыездно все свои двадцать пять лет.

Время пролетело незаметно. Стемнело. Они ещё долго блуждали по вечерним улицам и в конце концов оказались на знаменитой лестнице «Штрудльхофштиге», где произошло то, что и должно было произойти с влюбленными. При спуске с лестницы Эльза немного замешкалась и оказалась позади Эдварда. Тот протянул руки, как бы принимая её снизу. Руки заскользили навстречу друг другу и Эльза оказалась в объятьях Эдварда. Изобразив лёгкое, чуть заметное сопротивление, она уже не вырывалась. Ещё мгновение и их губы сначала только соприкоснулись. Но это лишь миг. Он скоротечен и его даже сложно уловить или сосчитать в какие-то микросекунды, ибо дальше происходит объединение любящих друг друга сердец.

Они слились в единое целое, и им в этот момент было все равно, что скажут те немногочисленные, но присутствовавшие при этой сцене, прохожие. Молодежь это действо приветствовала, а старики лишь укоризненно покачали головами. Если все эти мнения и сомнения усреднить, то всё равно баланс будет в пользу влюбленных — ведь и старики когда-то были молодыми. Разве что, время их молодости было иное, более консервативное и не допускающее подобный грех на улицах, но разрешающее другие прегрешения, приведшие к гораздо худшим последствиям и страданиям, разрушениям целых городов и большим человеческим жертвам…

— А я ещё и расстроился, когда мне приказали, несмотря на то, что был в отпуске, приехать в Вену, — сказал Бест Эльзе, описывая свою историю появления в этом славном городе, когда они, обнявши друг друга за талии, продолжили движение в сторону от теперь уже знаменательной для них лестницы с труднопроизносимым на любом, кроме немецкого, языке названием «Штрудльхофштиге».

— Ты сказал, — они уже были на «ты», — приказали?

— Да, Эльза. Я ведь военный. Причем военный моряк, — сразу уточнил Бест, акцентируя этим специфику своей службы и зная, что не каждая девушка способна вынести длительную разлуку с любимым человеком.

Эльза удивленно посмотрела на Эдварда и сказала:

— Это, наверное, романтично — быть военным моряком. Но, ведь и опасно? Я читала о моряках.

— Опасно? — выразил некое удивление Бест. — Не больше, чем прогулка на пароходе по вашему прекрасному Дунайскому Каналу, разделяющему Вену на два района.

Она поняла, что он блефует, и была несколько озадачена этим известием.

«Но ведь так и должно быть, — подумала Эльза. — Судьба открывает мне мой новый путь. Хотя выйти замуж за моряка — редкий случай для австрийки, Родина которой не омывается ни одним морем или океаном.»

— Эльза! — обратился Бест, выказывая голосом свои серьёзные намерения и прерывая её размышления о собственной судьбе. — Я полюбил тебя с первого взгляда и предлагаю руку и сердце. Если это удобно, я готов прямо сейчас попросить благословения твоих родителей.

— Эдвард! — ответное слово было за Эльзой Браун. — Как только ты появился в фойе нашей гостиницы, меня словно подменили. Я не могу сказать, что мужчины не уделяли мне внимания до знакомства с тобой. Это было бы неправдой. Но я впервые испытала неведомую ранее, необъяснимую силу притяжения с тех пор как ты оказался рядом со мной. Мы не знаем друг друга достаточно, но и я верю в любовь с первого взгляда. И теперь, я могу сказать за себя, не взирая на то решение, какое могут принять мои родители.

Эльза ещё раз взглянула Эдварду в глаза и уверенно произнесла:

— Я согласна!

— Любимая! — капитан Бест впервые в своей сознательной жизни произнес это слово и крепко прижал девушку к себе. — Я постараюсь сделать всё, — душевно и проникновенно прошептал он ей на ушко, — чтобы ты никогда не пожалела о принятом сейчас решении. Мы будем любить друг друга и мои походы в океан будут лишь сплачивать нашу семью. Ибо за расставанием, следует долгожданная встреча. Ты будешь провожать и встречать меня на берегу, стоя на скале. В твоей руке будет платок, который я тебе подарю.

— Да, милый…

Они договорились встретиться утром на том же месте, где было назначено первое свидание — у собора Святого Стефана. Вечером Эдвард созвонился со своей матерью, а Эльза оповестила родителей о принятом решении выйти замуж. Реакция была соответствующей устоявшимся традициям и историческим фактам.

— Ты с ума сошел! — раздался истерический крик с противоположной стороны Атлантического океана. — Немцы потопили корабль твоего дедушки.

— Но мама, — как можно спокойнее отвечал Эдвард, оспаривая её доводы. — Они также пострадали — их самих оккупировала Германия. Они австрийцы, а не немцы.

— Какая разница? Прошло всего два десятка лет с окончания второй мировой войны, — неслось из телефонной трубки, как будто Бестом не было сказано никаких аргументов «против». — И ты предаешь! Ты предаешь не только своего деда, не вернувшегося с войны, но и меня!

— Ах, вот оно что? — уныло сказал Эдвард и до него только сейчас дошло, что дед тут ни при чём. Он предал мать и с этим аргументом он не мог не согласиться. — Хорошо мама, мы поговорим на эту тему позже. Успокойся, пожалуйста…

В Вене происходило примерно то же самое, только тон здесь задавал глава семьи.

— Потаскушка! — остервенело ругался папаша Эльзы Браун. — Спуталась с американским солдатом! С потомком тех солдат, что бомбили Вену!

— Он моряк папа, не горячись, — Эльза знала своего отца — покричит и успокоится. — Он вам всем понравится! Вот увидите, Эдвард хороший парень!

— Ну, неужели нельзя найти кого-нибудь из местных, — подключилась мать Эльзы. — Твой Эдвард увезет тебя за океан, и что мы будем делать?

Мать заплакала, и Эльзе стало всё понятно. Нет, они не против свадьбы. Им не хотелось, чтобы она уезжала так далеко — в Америку! Ей было жаль своих родителей, но она полюбила этого американца и уже никто не мог её остановить — так она решила.

Наутро, Эдвард и Эльза встретились в условном месте. После недолгой дискуссии, они отправились венчаться в одну из церквей, ставя точку над всеми рассуждениями родственников, услышанными накануне. В тот же день влюбленная парочка бесследно исчезла — Эльза даже не уволилась с работы.

Говорят, будто их видели в Париже. А может быть на Гавайях? Но, это уже и не столь важно. Главное — они счастливы! А что ещё нужно в этой скоротечной жизни? Всё уладится — решили молодые, отчетливо понимая, что через каких-то две-три недели, им всё-таки придется держать ответ перед своими грозными родителями. Но это будет потом, не сейчас. Так не будем же им мешать, допытываться, где они и что они — пусть отрываются по полной программе!

Глава третья
Новое задание

Военно-морская база тихоокеанского флота США Бангор, 1966 год

— Старпом! Постройте этот сброд! — проорал Бест ещё издали, как только увидел своих праздно шатающихся бравых подводников. Отпуск разболтал экипаж и приходилось начинать все сначала. Бест бегло осмотрел построившихся в две шеренги подводников и начал свою речь.

— Первое! Я вас приветствую, господа! — Бест поднял и тут же опустил обе руки.

Толпа отреагировала на приветствие своего капитана гулом одобрения.

— Второе! В экипаже — подчёркиваю, только в экипаже — отныне разрешено обсуждать все вопросы так называемой специальной деятельности. В связи с чем, ставлю в известность, что все вы в полном составе выбываете из боевого ядра ракетно-торпедных подводных лодок и переходите в распоряжение разведки военно-морских сил США.

Толпа шумно отреагировала — кто одобрительно, кто наоборот с явным неудовольствием. Капитан продолжил:

— Держать насильно никого не буду — каждый выбирает сам. Это третье.

Бест, в свойственной ему манере, двигался вдоль строя, вглядываясь в лица подводников.

— Четвертое — в продолжение второго и третьего. Те, кто останется в живых…

Бест оговорился, но все восприняли это как должное.

— Пардон! Я хотел сказать, те, кто останется в экипаже, не должны болтать о нашей деятельности не только среди своих родных и близких, но даже среди сослуживцев из других соединений кораблей и подводных лодок.

Бест продолжал двигаться вдоль строя, отмечая про себя массовые нарушения формы одежды и, становясь всё более агрессивным — это чувствовалось в интонации его голоса.

— Пятое. После завершения формирования экипажа мы выходим в дальний поход. Детали и район выполнения боевых задач оглашу перед новым экипажем, — последнее слово Беста имело прямую направленность. — Повторяю! Перед экипажем, а не…, — он посмотрел на старпома и не найдя у него мгновенной поддержки и реакции заорал сам:

— А не перед сборищем разноцветных бацилл! Марш вниз! И чтоб через пять минут все стояли здесь в парадной форме одежды!

— Вниз! — наконец-то ожил старпом и заорал своим привычным для всех голосом старпома. — Построение через пять минут! Форма одежды парадная… Вашу мать!

Толпа бросилась врассыпную во все три люка — носовой, кормовой и верхний рубочный. Теперь за дело взялись командиры подразделений и отсеков — они подгоняли своих подчиненных, каждый как умел.

— Убери свои щюпальцы со стопора! — крикнул командир первого отсека, когда увидел, что кто-то из матросов в спешке ухватился за стопор-фиксатор носового люка. — Без пальцев останешься, осьминог лупастый! Вниз! Всем вниз!

— Ядерщики! За мной! — свирепо прокричал лучший друг связиста Дюрер-Фюрер и первым бросился к кормовому люку.

Большая часть строя тут же устремилась за своим механическим боссом и выстроилась в длинную очередь.

— Электрикам — через верхний! — поправил Дюрера старпом и часть толпы перенацелилась в сторону рубки.

— Осторожно на комингс-площадке! — в свою очередь проорал заботливый механик, предварительно поскользнувшись и отбив свой массивный зад именно об комингс-площадку. Прежде чем его голова исчезла в кормовом люке, он выдал ещё одну ценную рекомендацию:

— И чтоб ни одной поганой крысы не пробралось на борт!

— Кого он имел ввиду, Джон? — поинтересовался Бест у старпома.

— Связиста, наверное, сэр! Вы же знаете, как они «любят» друг друга.

Бест кивком согласился с этим мнением. Вскоре причал и корпус подлодки опустели — остались только капитан и старпом. Бест не прощал допущенные ошибки даже своему старшему помощнику, который являлся первой скрипкой в сложном подводном оркестре. Именно ему Бест и обязан был своим спасением, поэтому накачка старпома проходила вполне дружелюбно.

— Проснись, Джон! — капитан действительно выбирал выражения, не давая волю эмоциям. — Надо с первых дней настроить эту… экипаж на серьёзную, боевую работу. Никакой расхлябанности, словоблудия — только четкое выполнение приказов и распоряжений. Ты, понял?

— Да, сэр! — старпом даже немного покраснел.

— Можешь тэт-а-тэт называть меня на ты или просто Эдвард. Хорошо, Джо?

— Как скажете, сэр! Спасибо!

— Это тебе спасибо! Ты и Тони — вы проявили упорство и спасли мне жизнь! Я этого никогда не забуду!

— Что вы, сэр! То есть… что ты, Эдвард! — старпом был явно не готов к такому панибратству.

— Джо, скажу по секрету, я в отпуске женился и счастлив бесконечно. Я по-новому взглянул на свою прежнюю жизнь и теперь совсем иначе оцениваю ту громадную услугу, которую ты и Тони мне оказали.

— Поздравляю вас…, тебя Эдвард с женитьбой, — старпом опять немного замялся. — Право, мне не ловко. Так каждый бы поступил.

— Но не каждый смог бы так филигранно сманеврировать в океане. Я это говорю, как капитан. Не каждый может синхронизировать рубку и мостик, добиваться мгновенного реагирования и исполнения команд. Я оценил это сразу, ещё в воде, как только заметил надвигающуюся на меня громаду атомохода. Ты профи, Джо! И я рад с тобой служить дальше. Если ты, конечно, не возражаешь?

— Как можно, Эдвард, — старпом впервые ответил не по уставу. Он что-то ещё собирался сказать, но Бест опередил его, торопливо сказав:

— Короче, я и моя жена Эльза приглашаем тебя и Тони отметить наше бракосочетание. Приходите с женами к восьми часам вечера. Договорились?

— С удовольствием, сэр! — старпом перешел на официальный язык, так как через рубочную дверь стали протискиваться подводники в парадной форме.

Что делает с людьми воинская дисциплина? Как будто это были не те же охламоны, недавно стоявшие на причале и раздражавшие начальство своим видом. Теперь они очухались, подтянулись, принарядились и смотрелись на пять баллов. Они опять стали теми, кем и были до отпуска — экипажем капитана Беста.

— Построение на корпусе, согласно расписания! — громко скомандовал старпом и Бест удовлетворенно заметил про себя: «Для таких как он, достаточно простого напоминания — не нужно повторять дважды!»

— Быть готовыми доложить функциональные обязанности и действия по сигналам тревог! — продолжал командовать старпом. — Командирам подразделений осмотреть форму одежды, проверить знания!

Офицеры быстро выполняли команды старпома. Не прошло и десяти минут, как все было закончено. Однообразный строй уже не вызывал у Беста излишних эмоций и он, удовлетворенный проделанной работой, спокойно про-хаживался по пирсу, украдкой посматривая на подводников.

— Неплохо бы определиться и с будущим экипажем, — подсказал Бест старпому и тот тут же отреагировал:

— Кто не желает служить в нашем доблестном экипаже — выйти из строя!

Подводники переглянулись друг с другом, но никто не вышел из строя.

Механик тут же интерпретировал команду старпома на свой лад:

— Подводники моего подразделения! Кто не хочет защищать Родину — вон из строя!

— Дюрер! — поправил механика Бест. — Вопрос действительно сложный и требует серьёзного, персонального осмысления и принятия решения.

Капитан понял, что для экипажа наступил мучительный момент выбора. Толком, не зная особенностей предстоящей работы, но нутром чувствуя неведомую пока опасность, подводники выжидали. Бест продолжил:

— Никаких последствий и никто не будет называть вас трусами! Я не буду в обиде, если кто-то решится перейти в другие экипажи. Но те, кто останется должны знать — степень риска удвоится, если не утроится. Для тех же, кто останется, командование разведки разрабатывает дополнительные финансовые и моральные поощрения. Это так! Даю на размышление одну ночь! На утреннем построении должен стоять новый экипаж! Вольно!

— Разойдись! — проорал старпом.

Аудиенция первых руководителей подводного атомохода с экипажем завершилась. Подводники не спешили спускаться в люки подлодки, собирались в группки и активно обсуждали новую для них ситуацию. Они были сплочены между собой всей своей предыдущей службой и последним походом, знали друг о друге буквально всё. Многие дружили семьями. Менять устоявшиеся годами традиции и рвать эти незримые нити мужского братства, для подавляющего большинства из них, было немыслимо. Кроме того, они понимали, что находясь на подводном флоте, будут и так ежедневно рисковать своей жизнью. Поэтому, немного посудачив, подводники сошлись на том, что от судьбы никуда не уйдешь и надо смириться с новыми обстоятельствами службы на благо Отечества. Вскоре пирс опустел. Моряки разошлись по домам. Практически у всех были семьи, и с ними также следовало посоветоваться, не вдаваясь в подробности. Собственно и подробностей пока не было. Ведь нюансы так называемой специальной деятельности узнает только новый экипаж, который должен быть сформирован на утреннем построении.

Перед Бестом подобных вопросов не стояло — решение было принято давно. Проблема заключалась в другом: как совместить несовместимое. Вечером ему предстояло познакомить свою мать с Эльзой и, в узком кругу приглашенных, отметить создание новой семьи. Он придумал некий план, который должен был обязательно сработать.

— О, Эдвард! — воскликнула мать Беста и бросилась ему на шею, едва открылась входная дверь гостевого дома, временно предоставленного молодоженам командованием разведки ВМС. — Мой мальчик, ты совсем исхудал.

Мисс Бест поглаживала своё чадо по лицу, совсем не обращая внимание на скромно стоявшую у зеркала прихожей белокурую красавицу Эльзу.

— Каким ветром тебя занесло в эту Вену? — не останавливаясь и на секунду продолжала Элизабет. — Я вся испереживалась. Куда ты про…

Раздался звонок, прервавший безостановочную речь мамаши Беста. Эдвард открыл дверь и в темном проеме показались четыре крупных белка глаз двух чернокожих гигантов. Это пришли супруги Канетти. Мамаша Беста чуть не лишилась дара речи. Для неё, как, впрочем, и для других граждан Соединенных Штатов шестидесятых годов, увидеть чернокожих в гостях у её сына, представителя элиты нации, капитана подводной лодки, было против всяких правил. Тони Канетти сразу же ощутил неловкость своего положения и замер в проеме двери, не решаясь войти внутрь.

— Проходите смелее, — поспешил сказать Бест, протягивая руку Тони для приветствия. — Какая у тебя замечательная супруга.

— Это Луиза, сэр…, — представил супругу Тони, все ещё испытывая стеснение и прижимаясь к стене прихожей.

— Эдвард, — представился Бест и в свою очередь познакомил вошедших с присутствующими белокожими дамами, которые, уставившись друг на друга, внимательно изучали внешние данные, не решаясь заговорить. — Мои родственники: мама Элизабет и супруга Эльза Бест.

Когда Эдвард произнес фамилию Эльзы, его мать вздрогнула и захотела что-то сказать, но Эдвард, на всякий пожарный случай, не делая паузы, пригласил всех в зал. Все вошли и увидели празднично накрытый стол, рядом с которым стояла официантка из офицерской столовой, специально нанятая для обслуживания гостей. Раздался очередной звонок, и вскоре компания увеличилась ещё на одну пару гостей. После полагающихся при встрече приветствий и знакомства, Бест усадил всех за стол и немного волнуясь сказал:

— Я собрал здесь моих самых близких родственников и друзей. Я не рассказывал тебе мама, — он обратился непосредственно к Элизабет, — об одном эпизоде из моего последнего похода, в котором присутствующие здесь сослуживцы проявили мужество и высокий профессионализм. Старшина Канетти, — Бест указал на Тони, — представлен к награде за спасение утопающего…

— Какого утопающего? — ещё не поняв, о ком идет речь удивленно спросила мать Беста у старпома, с которым была ранее знакома.

— Вашего сына, мэм, — спокойно ответил старпом, — капитана подводной лодки «Гоуст» Эдварда Беста.

— Капитана? — теперь пришло время удивляться Эльзе. — Ты капитан? — волнуясь, спросила она с сильным немецким акцентом.

Мать Беста заплакала навзрыд, причитая:

— Боже мой! За что всё это нам… Не хватало мне потерять ещё и сына.

Все бросились её успокаивать. Женщины, как это бывает в подобных случаях, солидарно пустили слезу.

— Ну что ты, мама, — сказал Бест, быстро подбежав к стулу, на котором она сидела.

Он прижал её голову к себе и, поглаживая рукой, тихо произнес:

— Всё уже в прошлом. Не надо так расстраиваться.

— Я тебе не говорила этого раньше, — чуть успокоившись сказала Элизабет. — Но твой отец именно утонул, а не…

Она опять зарыдала, но теперь и Бест был озадачен этой новостью. Все предшествующие годы считалось, что его отец погиб при исполнении каких-то секретных обязанностей. Он, как и Бест, был морским офицером. Теперь выяс-нялось, что отец, купаясь в океане, банально утонул, не рассчитав свои силы. Понятно, почему она так эмоционально восприняла известие о спасении сына чуть было не утонувшего где-то в океане. Не хватало ей ещё и второго утопленника.

Первоначально, этим сообщением Бест планировал смягчить взаимоотношения матери и супруги. В этом и состоял его план. По расчетам Эдварда, дамы должны были броситься в объятья друг друга, жалея любимого сына и мужа. Но сценарий не пошел изначально, как только Элизабет появилась в прихожей. Мамаша Эдварда проигнорировала приветствие невестки, и для него стало ясно и понятно, что желанное им налаживание добрых взаимоотношений будет не скорым. Разбираться в семейных делах было некогда, потому что в прихожей стали появляться приглашенные. Эдвард отложил семейные разборки на более позднее время. Но у него возник к себе вопрос: а возможно ли примирение его любимых женщин как таковое?

Вечер с молодоженами пролетел в одно мгновение, но с одной особенностью — тосты с пожеланиями попеременно произносились только сослуживцами и их жёнами. Элизабет и Эльза скромно молчали. Гости, недолго думая, сообразили, что Бестам лучше остаться одним и разобраться наконец в своих взаимоотношениях. Старпом, как старший из присутствующих гостей, поблагодарил за приглашение, и они с Канетти и их женами тихонько удалились.

Некоторое время все трое молчали. Затем Элизабет нахмурившись сказала:

— Я полагала, Эдвард, что ты должен был всё же не спешить с этой женитьбой. Нельзя же так опрометчиво кидаться вниз головой в каждую встречную юбку…

— Мама…, — интонацией, показывающей на недопустимость таких резких оценок, Эдвард попытался успокоить мать, но это было пока бесполезно.

— Что произошло? — ещё с большим накалом в голосе продолжала Элизабет. — Тебя словно подменили, околдовали.

— Так оно и есть, мама, — спокойно ответил Эдвард. — Я околдован прекрасной Эльзой и совершенно об этом не жалею. Более того, именно я был инициатором и настоял на скорейшей женитьбе. Я желал её всеми фибрами души. Мне не хотелось её упустить или потерять. Я не желал, чтобы она досталась кому-то ещё. Возвращаться в Штаты одному, без неё — для меня было немыслимо. Ты даже не представляешь, как я люблю её и не стесняюсь говорить об этом, понимая…, — Бест на секунду прервал свою проникновенную речь.

— Что, ты понимаешь? — Элизабет тут же использовала возникшую паузу.

— Я понимаю, мама…, что предал тебя и наш негласный уговор быть только вдвоем. Но, я прошу тебя простить меня и сменить гнев на милость.

Для пущей убедительности, он стал на колени и театрально протянул к матери обе руки.

— Право, Эльза здесь совсем не виновата. Полюби её, и мы будем втроем, как прежде с тобой, прогуливаться по набережной Бангора, любоваться красотами залива Пьюджет-Саунд. Я тебе это обещаю.

Мать жестом приказала ему встать с колен и своим обыкновенным голосом сказала:

— Мне сейчас сложно разобраться во всем и тем более кого-то прощать. Потребуется некоторое время, — она взглянула на Эльзу и та тут же молча встала со стула. — Пожалуй, я пойду. Проводи меня, — обратилась Элизабет к сыну.

— Да-да, мама, — робко сказал ей Эдвард, и они вдвоем пошли в прихожую.

Выходя из зала, Элизабет обернулась, взглянула на Эльзу и впервые заговорила с ней. Собственно и не заговорила, а просто попрощалась.

— До свидания, Эльза.

— До свидания…, — Эльза не нашлась как назвать её: мэм, Элизабет или как-то ещё.

Бест подмигнул супруге и обняв мать за талию, вывел её в прихожую, говоря на ходу:

— Ну, вот и ладно, мама. Вот и хорошо.

— Только не думай, что я уже простила тебя… предатель!

Она развернулась к нему и легонько стукнула кулачком в грудь, первый раз за весь вечер улыбнувшись, но тут же опять стала серьёзной и сказала:

— Будь осторожен, сынок. Какое-то проклятье все ещё витает над нами. Помни отца!

— Да, мама. Я буду осторожен. Не беспокойся.

— Когда уходите?

— На днях, мама. И я прошу, не оставляй Эльзу одну. Для неё это первое испытание ожиданием. Да что тебе говорить, ты ведь всё прекрасно понимаешь.

— Да, сынок. Твоя мама ещё не забыла, как ждала отца, а потом и тебя. Береги себя, Эдвард!

— Ты мама тоже, береги себя и… Эльзу!

Элизабет ничего не ответила. Она лишь взглянула ему в глаза, и он понял, что она хорошая мама, гордая мама и любит его по-прежнему сильно, но так просто не сдастся на милость молодой красивой сопернице. Тем не менее, она мама моряка и поступит праведно — возьмет Эльзу под опеку. Он понял это по её взгляду. Элизабет поцеловала его в лоб и они расстались. Молодожены же, как это и положено в первые месяцы совместной жизни, слились в единое целое и провели очередную бурную ночь.

Утром Бест, прикрывая рукой самостоятельно зевавший из-за недосыпания рот, примчался на своем «Форде» к бетонному плавпирсу, где был ошвартован атомоход. На причале в парадной форме стояли его подводники в прежнем полном составе. Никто не покинул экипаж, о чем и доложил ему старпом. Бест подошел к строю и вместо общего приветствия, поздоровался с каждым членом экипажа за руку. Этим жестом он показал, что, как и прежде, они вместе и любые задачи им по плечу. Начальство так же оценило этот жест и безусловно было довольно им — капитаном Эдвардом Бестом. Провожать экипаж в поход, помимо их непосредственного начальника кэптена Джеймса Бредли, прибыл и новый директор разведки ВМС США адмирал Фредерик Халфингер. Как только его немецкую фамилию озвучили на причале, связист в свойственной ему манере заметил Дюреру:

— В вашем полку прибыло, господин Фюрер.

— В море сочтемся, крысолов, — парировал Дюрер.

Механик, он же главный ядерщик, не на шутку задумался — чтоб ему такое учудить этому ненавистному связисту, раз уж тот остался в экипаже. Меху, по-прежнему, не нравились намеки связиста. К тому же было непонятно немецкая фамилия у адмирала или норвежская. Может быть датская? Хотя какая разница — все они были защитниками Соединенных Штатов. Но связиста надо проучить — механик знал это точно. Так же точно, как он знал — случись что, и он первым бросится спасать это явление природы и неудачных родов, этого, черт бы его побрал, связиста-крысолова.

Уходили в океан тихо, без пышных проводов. Но, несмотря на секретность этого похода, на одной из возвышенностей береговой черты пролива Худ, можно было заметить скопление народа — человек пятьдесят, не менее. В бинокли, переходящие из рук в руки в ходовой рубке, подводники с «Гоуст» высматривали своих жен и детей, махавших им руками и платками. Один из платков был ярко синего цвета и принадлежал жене капитана. Бест не выпускал из рук свой бинокль — он нужен был ему для работы. Но эпизодически и он поглядывал на возвышенность, отыскивая среди провожающих свою любимую жену. Она стояла обособленно, рядом с рослой женщиной, в коей Бест без труда узнал свою мать, и махала ему своим платком.

— Ну, вот и ладно, — сказал он вслух сам себе. — Вот и хорошо.

— Вы что-то сказали, сэр? — поинтересовался дежурный офицер, который должен был мгновенно дублировать команды капитана к исполнению.

— Да, Билл, — нашелся Бест. — Держись в створе фарватера. И… разверни пеленгатор репитора гирокомпаса на маяк.

Дежурный офицер периодически посматривал в окуляр, якобы уточняя место подводной лодки, а на самом деле разыскивая в толпе своих.

— Контролируй пеленга на принятые для прокладки курса ориентиры, — присовокупил к сказанному ранее, Бест.

— Есть, сэр! — обиженно произнес дежурный и развернул пеленгатор на трубу теплостанции, которая использовалась как один из ориентиров. Пеленг на маяк он уже имел.

В рубке разместились только те, кому положено по штатному расписанию и кому капитан эксклюзивно разрешил присутствовать на выходе из пролива Худ: главному реакторщику, как только отошли от причала; его «другу» Генри, имевшему в подчинении мичманов-связистов, справляющихся с его обязанностями не хуже, чем он сам; интенданту, загрузившему подлодку всем необходимым на этот поход и ещё нескольким напросившимся подводникам из подвахты.

Вскоре подводный атомоход, если смотреть на него с берега, превратился в маленькую точку, которая словно поплавок то появлялась, то исчезала среди длиннющих гребней океанских волн. Прошло ещё некоторое время, и поплавок исчез — лодка погрузилась. Родственники подводников стали расходиться по домам, украдкой поглядывая на Эльзу, даже, не пытаясь с ней заговорить, что было для нее весьма странным. Элизабет прокомментировала

— Привыкай, Эльза. Ты для них теперь главная. Случись что, они прибегут именно к тебе. И ты будешь обязана принять их и решить все проблемы с вышестоящим начальством Эдварда. Таковы правила.

— Да, Элизабет, — скромно ответила Эльза и они вместе убыли в жилой городок, где жили семьи подводников.

Отношения, складывающиеся между ними, ещё нельзя было назвать идеальными. Элизабет, старалась показать своё старшинство буквально во всём, что, естественно, не нравилось Эльзе. Но она не конфликтовала, полагая, что всё отрегулируется естественным путем. Теперь, узнав, что она является женой самого капитана атомной подводной лодки, Эльза стала пересматривать многие позиции и поднимать свой статус как во взаимоотношениях среди жен военнослужащих, так и в её непростых отношениях с матерью Эдварда.

«Собственно, а почему я должна уступать, — размышляла она. — Мне двадцать шестой год и я уже не та, что была раньше. Тем более, что на мою шею повесили какие-то непонятные, но ответственные обязанности».

Иногда, Эльза забывалась и вместо приветствия по-английски, говорила по-немецки:

— Гутен так! — чем приводила своих собеседников в замешательство, но тут же поправлялась, повторив приветствие на родном для всех английском языке.

Она скучала по родителям, перед которыми чувствовала свою вину; по своим младшим брату и сестре — с ними даже не объяснилась; по великолепной Австрии — маленькой стране в центре Европы. Но больше всего она скучала по Эдварду, ставшему для неё всем — и любимым мужем, и главой семьи, и, может быть, даже смыслом её существования на этом свете. Она ещё не научилась ждать и часто, по ночам, плакала, причитая в полголоса:

— Ну, где же ты, милый? Где? В этом огромном и глубоком океане… Как ты там?

Бест также страдал. У него впервые возникло новое чувство — чувство тревоги и ожидания. Он беспокоился за судьбу своего любимого и близкого человека, часами глядя на фотографию Эльзы. Он поместил фотографию в красивую рамку и установил её на своем капитанском столе на самом почетном месте под портретом президента Соединенных Штатов. Вам покажется странным, но он тайно целовал фотографию через стекло рамки и считал это нормальным явлением. Он не мог ею налюбоваться и с нетерпением ожидал встречу с оригиналом. Никогда Бест не думал, что так можно скучать по любимому человеку.

Незаметно прошли две недели похода. Подлодка прибыла в район выполнения специальных задач. Бест взял в руки микрофон радиотрансляции и уверенным голосом сказал:

— Господа, у микрофона капитан. Мы находимся в районе, расположенном в четырехстах милях к северу от атолла Мидуэй. Именно здесь приводняются советские баллистические ракеты. Пока вы были в отпуске, на подводной лодке проведена модернизация. Нас оснастили новой ЭВМ — это необходимо для обработки информации, поступающей от так называемой «рыбки» — глубоководного аппарата. В саму «рыбку» вмонтировали новую фотоаппаратуру. Мы пока не можем поднимать предметы со дна, но я думаю, что эта работа впереди. А пока от нас требуется обозначить наши находки гидроакустическими маяками-ответчиками. Все это должен был сказать вам на пирсе адмирал Халфингер, но он посчитал, что в целях сохранения военной тайны, не стоит вести какие-либо разговоры о нашей деятельности даже в окружении своих же кораблей. Помните об этом! Адмирал поручил мне поставить задачу экипажу и поведать то, о чем я только что сказал. Итак, внимание! Ставлю боевую задачу: экипажу обеспечить спецгруппе необходимые условия по поиску головных частей советских баллистических ракет; спецгруппе — выполнить поисковую операцию в полном объеме! Спасибо за внимание и да поможет нам Господь!

Старпом взял, протянутый капитаном микрофон, и для пущей строгости проорал по радиотрансляции:

— По местам стоять! Застопорить ход! Держать дифферент ноль градусов! Глубоководный аппарат — к погружению!

— Пойду к «спецам», — сказал Бест старпому и отправился в специально оборудованный отсек поисково-глубоководных работ.

Отсек представлял из себя часть обычной подводной лодки с двумя переходными люками. Ещё недавно здесь стояли часовые, следившие за тем, чтобы подводники проскакивали в соседние отсеки, не останавливаясь и не заходя в помещения со спецаппаратурой. Теперь режим был упрощен, но, по-прежнему, в помещения допускались только сам Бест и его старпом. Остальные подводники могли лишь перемещаться из отсека в отсек. Они знали о поисково-глубоководных делах по сообщениям, озвученным начальством. Совсекретные детали не раскрывались.

— Капитан на посту! — проорал кто-то из «спецов» и все присутствующие вытянулись по стойке «смирно».

— Расслабьтесь, — не по-уставному отреагировал Бест на оказанные ему знаки внимания. — Как у нас дела?

— Опускаем «рыбку», сэр, — прокомментировал действия расчета по постановке глубоководного аппарата тот самый «спец», что плакался в прошлый раз, когда они потеряли «рыбку». Предугадывая вопрос капитана, он сказал:

— У нас теперь новый цельный семимильный кабель компании «Ю.С. Стил», так что обрывов не будет, сэр.

— Хотелось бы в это верить, — с сомнением в голосе ответил Бест. — Если мне не изменяет память, в начале прошлых испытаний, тоже самое говорилось и о предыдущем кабеле. Не так ли, Гилберт?

Гилберт — это как раз и был тот самый специалист по утоплению невинных «рыбок». Он, как провинившийся школяр, покраснел и промолчал, не ответив на реплику капитана. Сам капитан в это время сосредоточенно листал журнал документации. В нем все действия расчета должны были подробно фиксироваться. Как всякий уважающий себя начальник, он должен был обнаружить недостатки и указать на них.

— Ну, вы как дети, — Бест обнаружил первое нарушение. — Почему журнал не пронумерован и не прошнурован? Где отметка начальника секретной части и штамп о постановке на учет? Гилберт, разве на офицерских курсах в Мэр-Айленде не было занятий по учету секретных документов?

— Сейчас исправим, сэр, — ответил один из операторов, носящий легендарное имя Ричард.

— Я надеюсь на тебя «Львиное сердце», — Бест тут же припечатал ему кликуху и Ричард с журналом пулей вылетел в соседний отсек, где располагалась секретная часть подлодки.

— Кстати, — поинтересовался Бест. — На какой глубине наша «рыбка»?

— Девятьсот десять футов^[5], сэр… девятьсот двадцать…, — Гилберт считывал показания глубиномера прямо с компьютера «Юнивак 1124» и докладывал их Бесту. — Прошли предельную глубину погружения «Гоуст» девятьсот девяносто футов, сэр!

— Мы можем просмотреть картинку? — ненавязчиво спросил капитан, для которого, как, впрочем, и для всех остальных подводников вселенной, было немыслимо увидеть что-то изнутри — на подводных лодках не предусмотрены иллюминаторы. — Я, кроме набегающей на перископ волны, ничего не видел из подводного царства.

— Тут и смотреть особо нечего, сэр, — сказал рыжебородый оператор, до этого тихо сопевший над какой-то научной энциклопедией. — Всё в черно-белом цвете… Ричард знает, что там за бортом — он опускался на батискафе «Триест». Помните, когда «Трешер» утонула^[6]?

— Еще бы не помнить, — с досадой ответил Бест. — «Морская лисица» воткнулась в дно на глубине восемь тысяч двести футов со скоростью не менее ста узлов. Её поэтому и нашли не сразу. Я думаю, она вошла носом в грунт футов на пятьсот, не меньше. Хотя, первоначально, имела положительный дифферент на корму. Нас всех тогда долго мурыжили — доходило до перепроверки сварных швов прочного корпуса, сокращения предельной глубины погружения. Что там говорить, субмарина «Трешер» наделала шороху.

— А вот и Ричард, — рыжебородый прервал начавшийся было спор с капитаном, а это всегда чревато непредсказуемыми последствиями как для спорщика, так и для окружающих. — Капитан интересуется «Трешером», — обратился он к вошедшему оператору.

— Сэр! Ваше замечание устранено! — не обращая внимания на просьбу Жака и следуя уставу, отрапортовал Ричард и далее, узнав о чем шла речь, сказал:

— Наша лодка, сэр, — припомнил оператор с французским именем Жак, — при прежнем капитане, — эту фразу он выделил особо, — в пятьдесят девятом году, также чуть не затонула. Я тогда был матросом и только меч-тал служить в Управлении военно-морских исследований, заниматься подводными изысканиями. Так вот, из-за поступления воды в первый отсек, дифферент на нос достиг шестидесяти градусов…

— Ну, ты загнул, Жак, — не согласился Бест. — При этаком дифференте мы б с тобой здесь не разговаривали.

— Не сойти мне с этого места, сэр, — упорствовал Жак. — Так и было! Только экстренное продувание носовой группы цистерн главного балласта и срочное всплытие, спасло субмарину. Иначе…

— Да, я был на глубоководном аппарате. Мы обследовали большой участок дна, но нашли лишь некоторые фрагменты конструкции «Трешер»: трубопроводы, переборочную дверь, баллон воздуха высокого давления, крышку одного из люков. Нам попались бутылки, даже чей-то сапог из спецодежды личного состава реакторного отсека. Но главное — мы не нашли ни прочный корпус, ни членов экипажа. Собственно, и говорить особо не о чем…

— Ты лучше расскажи капитану о водной среде, — опять встрял рыжебородый. — Что там у нас за бортом?

— Ничего необычного, сэр, — Ричард тормознул «рыбку» на глубине одна тысяча восемьсот футов. — Сплошная темнота. Ну-ка, Джон, — он обратился к рыжебородому, — включи телекамеру и подсветку. Так…, хорошо! Наведи-ка резкость… Вот, сэр, видите? — он показал пальцем на какую-то пустоту, и тут же набросился на Гилберта:

— «Планктон» выруби свет — капитан не видит!

Раздался характерный звук, и помещение погрузилось в кромешную темноту. Лишь телеэкран, к которому приникли все присутствующие, да мигающие лампочки компьютера, выдавали признаки обитаемости главного поста спецопераций разведки ВМС США. «Планктон», он же Гилберт, бесшумно в темноте пристроился рядом с самим капитаном, выказывая свою осведомленность:

— Здесь царство мрака, сэр. Мир безмолвия. И чем глубже, тем темнее…

— Как у афро-американца в…

— Кто это сказал? — раздался возмущенный голос Беста. — Хоть вы и люди науки, но я не потерплю!

— Вам послышалось, сэр…

— Логово вечной тьмы…

— Послушай, «Планктон», — рассвирепел Ричард, — оставь свои псевдонаучные термины при себе. — Дай, наконец, объяснить капитану…

— Тут ты, «Львиное сердце», не прав…

— Всё! Свет! — это были последние слова, скорее даже вопль капитана аил «Гоуст», возвестивший научному миру планеты, что больше в потемках с этими странными людьми не от мира сего он, Эдвард Бест, оставаться не намерен. Даже не надейтесь!

— Вы разглядели, сэр? — спросил, ещё на что-то надеявшийся, Ричард. — Там, на экране…

— Я пришлю сюда старпома, — перебил его Бест, недобро поглядывая на научных работников поверх их голов. — Собственно, чего я к вам зашел? Мне было интересно узнать, что там за этим, — он постучал кулаком о переборку, — бортом? А теперь, планктоны или как вас величать… рыбы пелагические, чтоб к вечеру… Максимум, к утру! Чтоб были боеголовки! Понятно? И запомните, пока я здесь капитан, всякие расистские и прочие возгласы из темноты буду подавлять беспощадно! Это подводная лодка, а не Гарлем. И я не позволю всплывать на поверхность всяким там расистам! Я им перекрою кислород! Я эту ненаучную дурь мигом повышибаю! Я им устрою дифферент на нос шестьдесят градусов! Будете отбывать всю оставшуюся жизнь на Аляске! Понятно? Мать вашу научную так!

Бест редко выходил из себя на публике, доверяя всякого рода не приличные словеса, как и положено, старпому. Но тут, надо было высказаться сразу, по горячим следам. Тем более, что вина «спецов» была очевидной. И вообще, надо же хоть иногда интересоваться — чем живет экипаж? Кто недавно спас капитана? А его спас именно чернокожий подводник. Причем, об этом знал весь флот США — от Аляски до Флориды. Был даже специальный приказ с поощрением Канетти. Что ж теперь науке обижаться?!

Раздался грохот падающей посуды и чайника — это Гилберт, воодушевленный проникновенными словами капитана, ринулся открывать перед ним дверь, но умудрился зацепить скатерть, а вместе с ней потянуть на палубу всё находившееся на ней и необходимое для чаепития работников умственного труда. Бест жестом остановил дальнейшее продвижение Гилберта к двери и уже спокойным голосом сказал:

— Не надо меня провожать, Гилберт. Я как-нибудь сам выберусь из спецотсека.

— Капитан покидает пост! — заорал рыжебородый, и все вытянулись по стойке «смирно». Бест взглянул на него и этого было достаточно опытному командиру-психологу чтобы понять кто здесь задает тон и от кого можно ожидать расистских и прочих поползновений. Рыжебородый, не выдержав взгляда, понурил глаза, как бы подтверждая верность этой гипотезы. Немного расстроенный, Бест покинул отсек «спецов».

Ни к утру, как того требовал капитан, ни к вечеру, ни к следующим утру и вечеру, «спецы» так и не смогли обнаружить русские боеголовки. Поиски продолжались ещё два месяца и всё безрезультатно. Зато происшествий хватило на два похода. Уже месяц как «сдох» разрекламированный компьютер «Юнивак» и все расчеты проводились вручную. Была утеряна очередная «рыбка», хотя кабель уже не обрывался — ненадежным оказался стык кабеля с глубоководным аппаратом. Не радовал и реактор. Он по-прежнему имел жидкометаллический теплоноситель, но проблемы теперь создавали ложные сигналы о срабатывании аварийной защиты. Всё это отражалось на психике экипажа, который устал и с нетерпением ожидал известий из Главного штаба ВМС США о завершении бесполезного похода. Вскоре радиограмма пришла. Бест как раз озвучивал её экипажу по трансляции, когда поступил аварийный доклад из кормового отсека:

— Мостик? Кормовой! Выброс масла из системы гидравлики!

— Аварийная тревога! — мгновенно заорал Бест всё ещё держа в руках микрофон трансляции. — Всплывать на перископную глубину!

— Так, спокойно, парни! — кричал по аварийному телефону Дюрер. — Не дергайтесь! Медленно! Повторяю, ме-длен-но продвигайтесь в корму — там вручную отключите напорную и сливную магистрали! Никаких резких движений!

— Отсек заволокло туманом, сэр! — прокомментировал обстановку в аварийном отсеке механик. — Малейшая искра и взрыв! Ситуация на грани!

— Сам знаю! — нервно ответил Бест. — Тони аккуратней с рулями! — это уже старшине Канетти. — Держи дифферент не более четырех градусов на корму! Иначе парни из кормового скатятся прямо на рукоятки управления. Сколько там человек?

— Пять, сэр, — ответил старпом, ведущий учет личного состава по отсекам.

— Пять?! Откуда они там взялись? Надо бы лишних людей вывести в соседний отсек. Двух штатных будет достаточно. Так, старпом?

— Сэр, мы ещё не знаем всей динамики событий и как поведут себя люди, осознающие возможность своей гибели, когда увидят отдраенную переборочную…

— Ты, Дюрер? — прервал Бест старпома, обращаясь к мнению механика.

— Таков наш подводный суровый закон, сэр! Погибнут пятеро — спасем весь экипаж!

— Концентрация углекислого газа в аварийном отсеке? — командир запросил пост химиков.

— Опасная, сэр! — прозвучало в динамике.

— Джон!!! Вывести из аварийного отсека не штатный личный состав! — уверенно скомандовал капитан, поочередно взглянув в глаза старпома и механика. Он уже не искал у них поддержку или одобрение, потому что принял своё, командирское решение — против всех правил! Но таков уж был Бест — он сделал свой выбор в начавшейся схватке жизни и смерти. Он решил рискнуть и уменьшить число обреченных погибнуть.

Получив прямое указание, старпом не колебался. Он четко и быстро скомандовал по общей трансляции, чтоб слышал весь экипаж:

— Кормовые отсеки! Решение капитана — открыть переборочную дверь! В аварийном отсеке остаются Гаррисон и Малер! Смежный отсек — одеть индивидуальные средства защиты! Выровнять давление между отсеками!

— Готовы? — после небольшой паузы, связанной с выравниванием давления между отсеками, спросил старпом.

— Да, сэр! — глухо и расплывчато прозвучало в динамике.

— Сэр! Личный состав надел индивидуальные средства защиты, — доложил капитану главный механик.

— Командуйте, старпом! — распорядился Бест.

— Кормовые отсеки! Снять стопора! Поднять кремальеры! Открыть переборочную дверь! — громко проорал по трансляции старпом.

— Дюрер? — капитан обратился к главному специалисту по борьбе за живучесть подводной лодки.

— Мои люди не драпанут, сэр! Я уверен!

Как только отдраили переборочную дверь трое подводников из аварийного отсека кубарем влетели в смежный отсек. В аварийном отсеке остались два матроса из команды Дюрера — они должны были выполнить свой долг до конца.

— Теперь вся надежда на матросов, — сказал вспотевший механик. — Но парни не подведут, они знают механизмы как свои пять пальцев!

— Под давлением масло моментально превращается в туман, — старпом пояснял ситуацию дежурному расчету мостика. — Это идеальная среда для возгорания и развития пожара. Огонь ничем не остановишь. Отсек в таких ситуациях выгорает дотла!

— Сэр, глубина перископная! — доложил старшина Канетти, на что Бест решительно произнес:

— Поднять перископ! — и далее спокойно старпому:

— Хватит лирики, Джон — сгорим, не сгорим… Боеголовки не нашли! Вот на чём мы сгорим! Не поход, а сплошные убытки!

Бест быстро осмотрел горизонт и спросил у Дюре-ра:

— Всплывать или пока походим под перископом?

— Сэр! Я бы пока не спешил. На качке бойцы не дай бог чего-нибудь заденут.

На мостике наступила тишина. Все напряженно ждали доклада из аварийного отсека и, наконец, он прозвучал:

— Мостик? Кормовой! Отключена напорная и сливная магистрали системы гидравлики! После всплытия, начнем вентилировать аварийный отсек!

— Молодцы, парни! Герои! Вы спасли «Гоуст»! — проорал по всей системе радиотрансляции радостный Дюрер.

Бест тут же скомандовал:

— Всплываем! Продуть балласт!

Послышался шум и свист баллонов высокого давления, и вскоре подлодка стала раскачиваться на океанской волне. Прежде чем капитану открыли нижний рубочный люк, он спросил у Дюрера:

— Сколько потребуется времени на полное устранение неисправности?

— Пока не могу сказать, сэр, — ответил Дюрер. — Я сам пойду в кормовой, посмотрю, что там. Сейчас отсек ставится на вентилирование в атмосферу. После нормализации воздушной среды, начнем ремонт.

— Хорошо, мех! Действуй!

Бест разрешил любителям курнуть по очереди подняться в рубку. На этот раз кто-то особенно настойчиво просился наверх. Всё стало понятно, как только в верхнем люке появилась голова интенданта. Он, а вместе с ним ещё два мичмана из бывших обреченных аварийного отсека, решили лично отблагодарить своего спасителя-капитана.

— Не нужно лишних слов, — скромно ответил Бест и жестом прекратил все дальнейшие проявления благодарности. Про себя же рассудил так: «Ради этого момента, может быть и стоило ему стремиться стать капитаном. Там, в аварийном отсеке, они были определены в список боевых потерь и такие же, как они — были, есть и будут, пока существует подводный флот. Но он, капитан Бест, пошел против правил, потому что почувствовал нутром — есть ещё последний шанс спасти этих людей, пожертвовав двумя из пяти подводников.» В то же время, он понимал — если бы выбежали все пять… Но лучше теперь об этом не думать.

— Ты как там оказался? — спросил Бест интенданта, который не был расписан по штату в кормовом отсеке.

— Сами знаете, сэр, — пояснил интендант, — у меня по всей лодке рассованы продукты и вещевое снабжение. На ланч у нас фасолевый суп, а фасоль у меня в кормовой кладовой — там я и попался.

— Господа! Заголовок флотской газеты: «Фасолевая смерть интенданта!» Оригинально! — сострил связист.

— «Смерть крысолова!» — тоже неплохо звучит, да, Генри? — не растерялся сделать ответный ход интендант.

— Жаль, здесь нет Дюрера, — заметил Бест. — Он бы тоже что-нибудь добавил, в продолжение ваших заголовков. Но всё это не очень-то смешно, господа.

Бест не в лучшем настроении стал спускаться вниз, а наверху пошли разборки со связистом. Отдельные фразы доносились и до мостика:

— Крысолов, ты совсем офонарел!

— Какие ко мне претензии — связь-то работает, — оправдывался Генри, смекнув, что ляпнул невпопад.

— Человеком надо быть, а не компьютером!

— Привязать его к антенне и… погрузился, всплыл, погрузился, всплыл — пока дурь не выйдет!

— И пошутить нельзя!

— Надо ему ещё одну крысу подсунуть.

— Интендант, так это твоих рук дело?

— Всё тебе скажи…

Что было дальше, Бест уже не слышал — он спустился вниз и пошел прикимарить, оставив на вахте старпома. Тем временем Дюрер и его команда прилагали титанические усилия, чтобы максимально быстро устранить неполадки. Не прошло и десяти часов, как работы завершились. Подлодка погрузилась и полным ходом поспешила домой в Бангор. Моряки засуетились — надо было успеть привести себя в порядок: помыться, побриться, постричься и так далее, чтобы потом бодро выбежать на причал в белой форме на общее построение экипажа субмарины «Гоуст».

Экипаж субмарины в этот долгожданный момент возвращения в родную базу, не мог знать, что ровно через год, в данном же районе подводного плавания будет нести боевую службу русская подводная лодка К-129. В отличие от «Гоуст», экипаж этой субмарины успешно справится со всеми задачами, поставленными высшим военно-морским руководством. Их торжественно встретят на Камчатке, где по старой доброй традиции, преподнесут жаренного поросенка. Но перст судьбы-злодейки уже указан именно на эту подлодку — К-129. Она снова отправится в океанский поход — последний для неё…

Судьбы экипажей этих подлодок пересекутся. При каких обстоятельствах? Об этом вы узнаете далее по тексту, а пока — Бест возвращался домой не в лучшем расположении духа.

«Гоуст» ещё несколько раз выйдет на поиски боеголовок, но всё безрезультатно.

Глава четвертая. К-129 — «Гольф»

Бухта Тарья, Камчатка, СССР, февраль 1968 года

Явление на свет Божий любого человека, при внимательном изучении всех обстоятельств, предшествующих этому событию, есть не что иное как счастливый случай, своего рода удачно выигранная лотерея. И это именно так, потому что ваши предки могли выстроить свои отношения иначе и неизвестно, родились бы вы на свет Божий или нет. Будучи на этом свете, каждый человек расценивает свое существование как должное, и лишь иногда, из праздного любопытства, интересуется обстоятельствами своего рождения. Задумайтесь, сколько было войн только в двадцатом веке, в которых поучаствовали ваши предки? Сколько было бедствий и болезней, унесших миллионы жизней? Вы, уважаемый читатель, слава Богу, существуете. Значит, все эти катаклизмы истории затронули ваших родителей и других ваших предков отчасти и это замечательно.

Жизнь одного человека — это череда событий, к которым причастны многие люди, окружающие его. Поэтому смерть одного единственного человека влечет за собой скорбь и печаль множества людей, как родственников, так и просто друзей, знакомых, соседей. Смерть же в океане молодых, полных сил, энергии и жизненных замыслов, парней, в мирное время — это глубочайшая, великая трагедия. Это трагедия всей страны. Именно, страны, создавшей стальное морское подводное чудо, способное длительное время находиться под водой. Так было, к примеру, в США, когда страна узнала о гибели подводного атомохода «Трешер».

При этом, сначала оповестили родственников погибшего экипажа, а затем уже сообщили прессе. Кстати, надо бы руководству ВМФ современной России, этому нюансу, поучиться у американцев. Сначала родственники — потом пресса! Я сам это испытал, когда был в море на борту подводного атомохода КС-86 и вся страна, прочитав в газетах и увидев в программе «Время» сообщение ТАСС о гибели части экипажа субмарины К-278 «Комсомолец», мысленно похоронила половину экипажей советского атомного подводного флота. Впрочем, об этой эпопее подробно написано в моей книге «Подводные пленники», изданной в 2001 году.

Лучше жить без катастроф, но железо — есть железо! Оно ломалось, ломается, и будет ломаться — это неизбежно!

Гибель субмарины — это трагедия народа. В те самые «совдеповские» времена, о которых кто-то еще печалится и сегодня, никто ничего не хотел говорить о гибели экипажей подводных лодок даже родственникам. Да и зачем говорить-то? В стране под названием СССР всё должно было быть прекрасно и замечательно! Какие катастрофы? Это исключено! Спите спокойно, дорогие товарищи «совдеповцы»! Вы должны думать только о добром и значимом. Зачем вас беспокоить известием, что где-то там, в далеком от Москвы Тихом океане, по непонятным причинам не вышла на связь подводная лодка К-129, имевшая на борту три ядерные баллистические ракеты?

Эпопея с К-129 постоянно находится в центре внимания СМИ (справа почему-то фото К-278 «Комсомолец»)

На улице был 1968 год. Народ безмятежно почивал в бреду идей о скором построении светлого коммунистического будущего. Все занимались арифметическим подсчетом возраста — ведь через каких-то двадцать лет не надо будет иметь деньги. Заходишь в магазин — там есть все и бесплатно. Лепота! Кто-то даже стихи сочинил на этот счет:

Заходишь в ресторанчик —

Там все на электричестве.

Нажал на кнопку «чик-чирик» —

Вино в любом количестве!

Нажал на кнопку «чик-чирик» —

Сосиски с колбасой!

И не пройдет пяти минут,

Как ты уже косой…

Тревожилось ли государство по поводу пропавших в бездне подводников? Вероятно да, но рассуждало по-своему! Ибо в те самые шестидесятые все пропавшие без вести за пределами «Совдепии» считались предателями, сбежавшими за границу! К тому же не было фактуры, а иначе говоря, трупов. Значит и пенсия им не положена!

В таком ракурсе и ответило родственникам государство СССР от лица дорвавшихся до власти идеологически оболваненных чиновников. Оно, государство, не спешило воздать по заслугам тем, кто сложил за него свою голову. Нетрудно было понять государевым мужам из Политбюро ЦК КПСС, что люди-то эти, нашедшие свой вечный покой на глубине 5000 метров, были… герои.

Мы можем лишь воссоздать фрагмент из жизни этих замечательных людей. Как они уходили в свой последний поход из военно-морской базы подводников, расположенной в камчатском поселке Рыбачий? Думается, это было так…^[7] руководитель этого специфического подразделения, обслуживающего «щиты Родины» — так именовались подлодки с баллистическими ракетами — персонально проверил каждого.

Памятник экипажу подлодки К-129 в п. Рыбачий на Камчатке.

Боже упаси, чтоб какой-то даже мелкий предмет упал бы в ракетную шахту при погрузке «изделий». Когда с формой одежды закончили, он обратился к командиру ракетной боевой части подлодки капитану третьего ранга Панарину Г.С.:

— Геннадий Семеныч! Инструктируй своих ракетчиков, а я своих!

Панарин, которому данную процедуру приходилось проводить не в первый раз, быстро опросил своих подчиненных, обращая пристальное внимание на меры безопасности. Особую надежду он возлагал на опытных ракетчиков: старшину команды подготовки и пуска старшину первой статьи Алексея Князева и командира отделения бортприборов старшину второй статьи Владимир Мисицина. Да и другие его подчинённые были, как всегда на высоте.

Не прошло и получаса, как все заняли свои места. Работа закипела. Ракеты захватывались специальными приспособлениями, ставились в вертикальное положение и с помощью крана поочередно вывешивались — каждая над своей шахтой. С ювелирной точностью они опускались в шахты, фиксировались и закреплялись «по-походному», готовые по команде верховного главнокомандующего, то есть генсека ЦК КПСС, устремиться из-под воды на «вражескую» территорию. Наконец, все «изделия» заняли свои штатные места. Крышки ракетных шахт закрылись и подводники, находившиеся всё это время «по тревоге» в готовности мгновенно начать борьбу за живучесть подводной лодки, облегченно вздохнули. Теперь, после «отбоя тревоги», можно было и «манатки» собрать в казарме, да и доукомплектоваться не мешало — народу то в поход явно не хватало.

На обложке книги командир субмарины К-129 капитан первого ранга Кобзарь

Начальство в очередной раз «морщило репу», то есть размышляло, где им набрать недостающий личный состав. С этими же тревожными мыслями в казарму экипажа наведался их главный местный начальник. Первым делом, он посетил комнату командира, где ему с порога пришлось ответить на его вполне законный вопрос.

— Как с орденом, Виктор Ананьевич? — спросил командир К-129-й капитан первого ранга В.И.Кобзарь у своего непосредственного начальника командира дивизии подводных лодок контр-адмирала В.А.Дыгало.

Командир дивизии, или сокращенно комдив, как и другие вышестоящие начальники, знал — представление к ордену «Красная звезда» подписано на всех уровнях и Указ Президиума Верховного Совета СССР состоялся. Оставалось лишь ждать, когда орден доставят на Камчатку. Но он понимал командира, награда за предыдущий дальний поход — это хорошая моральная поддержка, признание его заслуг и неплохое подспорье для продвижения по служебной лестнице. Что ж тут плохого? Командир заслужил награду и совершенно прав, интересуясь где она и что она, потому как дырочка под орден на парадной тужурке уже наверняка просверлена.

Комдив взглянул на одного из своих лучших командиров и уверенно ответил:

— Не переживай, Владимир Иванович. До нашей заснеженной Камчатки добраться, сам знаешь… Указ подписан и это главное.

Они переглянулись, понимая, что на самом деле обоих беспокоит совсем другое, неприятное для обсуждения. Комдив негромко спросил:

— Как экипаж?

— Тебе честно сказать или как у нас принято на партактивах?

— Говори, как есть, командир.

— Экипаж комплектуется! Прежний состав ещё не отошел от предыдущего похода, не все вернулись из отпуска. Идти в море, в зимних условиях, по сути с новым экипажем — не очень-то хорошая затея.

— Пойми Иваныч, мне и самому этот поход — как кость в горле! Но мы, не забывай, ядерный щит Родины! Что-то там опять наверху, — комдив многозначительно поднял указательный палец, — завертелось. Надо империалистам показать «ху из ху».

— Думаешь, как с Кубой?

— Что-то наподобие. Слишком уж прессуют. Помимо командира эскадры, кто меня только не достает — командующий подводными силами, комфлота. Тех соответственно главком и т. д. и т. п.

— А что наш атомный?

— Сам знаешь, атомный флот только шлифуется. Да и аварий у них предостаточно. Опять же радиация…

— Наслышаны! Одной К-19^[8] хватит, чтобы забыть дорогу на командирский мостик атомохода.

— Тут ты не прав, командир. Атомный флот — наше с тобой будущее. Тебе и самому не надоело каждые сутки всплывать на подзарядку аккумуляторных батарей, ходить под РДП^[9]?

— Надоело, конечно. Но таков наш «дизельный» хлеб. Если сказать одной фразой: «Кто на что учился!»

— Или так ещё, Иваныч: «Кто за что боролся, на то и…»

— «…напоролся». Это мы в курсе, товарищ комдив.

— Старпом-то как? — поинтересовался Дыгало. — Проводил свою Ирину во Владик?

— Он только вернулся с аэропорта. Говорит, до трапа проводил — прорвался на взлетную полосу.

— Молодец! Гарная у него дивчина, пробивная такая. Опять же, в крайисполкоме партии работает.

— Всё бы ничего, т… щ комдив. Но самолеты, это ж такая ненадежная вещь. Теперь вот старпом телеграмму ждет, долетела ли?

— Долетела! — утвердительно произнес комдив. — Как же иначе? Остальные-то как?

— Притираются, т… щ комдив.

Комдив двинулся по коридору казармы, где располагались подводники. На этаже жили по два-три экипажа, поэтому шум-гам стоял несусветный. Матросы сновали с вещмешками из одного помещения в другое. Сразу было видно любо-му вошедшему, что кто-то лихорадочно собирается в поход. Как всегда не хватало специалистов. Поэтому набирали со всей эскадры.

— Ну-ка тихо! — громко скомандовал сам комдив, не дожидаясь, когда это сделает дежурный по команде. — Притираются, говоришь? Оно и видно. Ну-ка, сынок! — комдив «прихватил» одного из матросов, пробиравшегося вдоль стены. — Ты, чьих будешь?

— С К-116-й, я… — молодой матросик, завидев адмиральские погоны, явно оробел.

— А представляться не научили на 116-й? — строго спросил Дыгало, чем ещё больше смутил матроса.

— Радиотелеграфист… матрос…

— По-батюшке как?

— Владимир Михалыч, — уже более уверенно ответил будущий подводник.

— Так вот Владимир Михайлович, я тебе доверяю выйти в море в составе лучшего экипажа нашей славной дивизии. Ты сам как? В море-то был?

— Нет ещё. Не доводилось, т…щ…

— Вот и сходишь, ума и храбрости наберешься, — убедительно сказал Дыгало.

— Схожу уж, — поникшим голосом пробормотал молодой матрос и удалился восвояси.

— И много у тебя, таких? — спросил комдив у командира К-129-й.

— Хватает, т…щ комдив.

Дыгало рассчитывал, что матросик в конце их непродолжительного диалога как-то осмелеет, взбодрится. Но этого не произошло. Да и как могло быть иначе, если молодой человек только закончил учебный отряд и делал первые шаги в подплаве. Всё для него было в диковинку и… страшно. ^[10]

— Ба! Знакомые все лица! — комдив «прихватил» матроса по фамилии Черница, пытавшегося незаметно проскочить мимо начальства. Был он явно не первого года службы, потому как держался уверенно, даже с некоторой бравадой, несмотря на присутствие самого комдива. В руке у матроса вместо вещевого мешка был симпатичный чемоданчик, который тот пря-тал за спиной.

— Гена, я не понял? — по-свойски продолжил Дыгало. — А кто К-99-ю будет кормить?

— Командир? — комдив обратился к Кобзарю. — У тебя разве нет кока?

— Этот сам напросился, т…щ комдив. Рвется в море! Надо уважить, парень засиделся у причала.

— Да я, собственно, не против. Вот только чемоданчик — он же в люк не пролезет. Там что у тебя, Гена, рецепты на все случаи кулинарной жизни?

— Есть и рецепты, т…щ конт-адмирал. А чемоданчик в люк проходит, замеряли уже.

— Ну, раз замеряли, и он проходит, тогда другое дело. Смотри, не перекорми мой лучший экипаж. Меру знай!

— Есть, т… щ комдив! Разрешите идти?

— Давай Гена, дерзай!

Кок Гена растворился в толпе снующих туда-сюда подводников. Комдив тем временем зашел в «Ленинскую комнату» и застал там двух моряков, писавших письма. Сразу было видно, что оба они не первого года службы — четко встали и представились:

— Товарищ контр-адмирал! Командир отделения бортовых приборов старшина второй статьи Лисицын.

— Товарищ контр-адмирал! Старший электрик-механик матрос Дубов.

— Здравствуйте, товарищи, — комдив, как и положено по старшинству званий, за руку поздоровался сначала с Лисициным, затем с Дубовым.

— Здравия желаем! — четко выстрелили подводники.

— Как служба, ракетчик? — комдив удачно «подобрал ключик» к старшине, назвав его ракетчик — было видно, что тому понравилось такое обращение.

— Заканчивается, т…щ комдив. Схожу в последний раз и домой.

— В военно-морское училище не думал? — серьезно спросил комдив. — Я бы дал рекомендацию.

— Если б надумал, уже бы учился, — уверенно произнес старшина. — Ещё на первом году службы вербовали. Вот Дубов — он ещё на гражданке мечтал стать офицером.

— Что, действительно? — комдив обратился к Юрию Дубову.

— Было, т. щ контр-адмирал, — ответил матрос.

— Ну и…

— Отправил документы письмом по почте в летное училище, а они не дошли.

— Как это не дошли? — встрял Кобзарь, для которого откровение матроса было услышано впервые. Хотя чему удивляться — Юрий Дубов, как и многие другие, был прикомандирован с 453-го экипажа.

— Не дошли, потому что шел ремонт магазина, на котором висел почтовый ящик, — улыбнулся матрос. — Ящик за время ремонта ни разу не вскрыли. Значит…, не судьба стать летчиком.

— Ну, так…, — произнес комдив с выражением уверенности на лице, — станешь офицером-подводником. Подлодка — это тот же самолет, только под водой.

— Точно! — поддержал комдива Кобзарь.

— Не, — уверенно отказался матрос. — Я теперь на спортфак решил поступать.

— Какой ещё спортфак? — чуть ли не возмутился комдив.

— В Прокопьевске… У нас на Алтае.

Начальники переглянулись и поняли, что в данном случае, несмотря на всякие там штабные разнарядки по отбору в училища, ничего не получится. Парень, видно, вкусил жизни дизельного подплава и его теперь ни за какие коврижки не загонишь учиться на офицера-подводника.

— Жаль, что отказался. С тебя бы точно вышел толк, — комдив завершил беседу с матросом Дубовым и переключился на старшину:

— Что ты там царапаешь? Девушке, небось?

— С этим успеется, т…щ контр-адмирал. Бате письмо пишу. Думаю, гражданку надо связать с вычислительной техникой. Об этом и пишу. А заодно, чтоб узнал — какие такие документы собирать?

— Здравия желаю, т…щ комдив! — в «Ленкомнату» заглянул её хозяин замполит по фамилии Лобас.

— Здравствуй, Федор Ермолаич, — приветливо ответил ком-див, крепко пожав руку вошедшему. — Хорошего старшину вырастили. Любо погутарить. Вы уж ему характеристики и тому подобное для поступления в институт получше свар-ганьте. Ну, и…, — комдив кивнул на матроса, — ракетному электромеху Дубову — на спортфак!

— Этим оболтусам? — улыбнулся замполит. — Перебьются…

— Не понял? — произнес комдив, которому согласно субординации было не принято перечить.

— У нас свои дела, т…щ комдив, спокойно сказал замполит. — Они знают.

— Не юли «зам», что за дела? — поинтересовался Дыгало.

— За-ме-на, — по слогам произнес замполит капитан третьего ранга Ф.Е.Лобас, выводя начальников из «Ленкомнаты» в коридор казармы.

— Т…щ комдив, — пояснил Кобзарь. — У «зама» цельная технологическая цепь, программная система…

— Чего-чего? — удивился странным словосочетаниям терминов Комдив, но тут же что-то в уме сообразил и заметил:

— Сразу видно, что у ракетчиков наука в почете. И правильно! Время нынче такое. Да и старшина ваш собрался, насколько я понял, в научное учреждение. Так, что там, на счет системы?

— У нас, Т…Щ Комдив, — продолжил Кобзарь, — отработана система подготовки специалистов ведущих специальностей, и, как говорит «зам», «выращивания» отличников боевой и политической подготовки.

— Не, братцы, это перегиб, — на этот раз, не согласился комдив. — Это что, огород такой, где отличников выращивают? Этот термин замените! Скажем… на «взращивание»! Вроде то же самое, но по толковому словарю Даля означает воспитание, развитие. Чувствуете разницу?

— Т… щ Комдив, мы ж академиев не кончали.

— Ладно, не прибедняйтесь! Но в целом, все разумно.

— «Зам» и говорит, — продолжил Кобзарь, — что каждый демобилизующийся должен подготовить себе замену, из молодежи. Тут уже и церемониал передачи боевого поста отработан до мелочей. Все чин чином, т…щ комдив!

— Вот оно в чем дело. Что я могу сказать? Молодцы! Так и надо. Надо, чтобы каждый увольняющийся прочувствовал — он служил Родине не зря, его ценят и помнят.

— У нас, т…щ комдив, и удостоверения заготовлены по этому поводу с фотографией увольняющегося, — добавил инициативный «зам». — Вручаются при передаче поста.

— Добро, хлопцы! — удовлетворенно отметил Комдив. — Я всегда знал, что экипаж Кобзаря не подведет. Вы подготовили костяк экипажа, несмотря на все трудности с комплектованием. Сколько прикомандированных?

— Старпом подсчитывает, т…щ комдив, — ответил замполит. — Предварительно два офицера, один мичман, один главный старшина сверхсрочной службы и… двадцать два срочнослужащих.

— И-ё…! Аж, двадцать два! — воскликнул Комдив. — Почти четверть экипажа по замене? Это скверно… Я был против вашего повторного похода, но начальство не переубедить. Так что, братцы, держитесь.

— Да мы то что, — посуровев, ответил Кобзарь. — Люди выдержат! Главное, чтоб техника не подвела. Корабль устал. По хорошему, его бы в межпоходовый ремонт. Мы и ракеты для этого сдавали…

— Кстати, — вспомнил комдив. — Организация загрузки ракет — что надо! Поэтому, я ни разу и не вмешался. За «железом» следите в оба! И экипаж настраивайте — чай, не на прогулку идете! Так командир?

— Надо? Значит пойдем! Так, Ермолаич? — командир обратился к своему замполиту.

— Не в первой, выдюжим! — уверенно ответил Лобас. — Кстати, т…щ комдив, последний анекдот про замполита слыхали? — Лобас решил разрядить обстановку, слишком уж она была гнетущей. Это ощущалось, даже судя по лицам проходящих мимо подводников — не наблюдалось былого озорства, лихости, присущих экипажу Кобзаря. Поэтому анекдот был в самый раз. «Зам» повел начальников в конец коридора и, на всякий случай, проинструктировал:

— Только по секрету! Я как никак представитель партии и должен, сами знаете, наставлять всех на путь истинный…

— Не тяни резину, комиссар. Давай, сказывай — попросил Дыгало.

Лобас заговорщически подмигнул и, отведя обоих в сторону от «ушей» конкурирующей организации под всемирно известным названием КГБ, рассказал свежий и запрещенный в те времена анекдот:

— Приезжает на корабль высокая комиссия с проверкой, а замполита нет. В госпитале замполит. Те интересуются, мол, что случилось? Как его здоровье? Сами понимаете, без «зама» никак нельзя. Командир и отвечает: «Надорвался зам, не выдержал нагрузку. У него, чуть ли не грыжа — пришлось госпитализировать». «А что он у вас спортсмен, спрашивают, — штангу тягает или гири»? «Да нет, — отвечает командир. — «Зам» в очередной раз попытался поднять воинскую дисциплину. Вот и…»

— Надорвался, — с хохотом закончил фразу комдив. — Поэтому и в госпитале… Надо будет взять анекдот на вооружение для всяких там комиссий, — резюмировал комдив и уходя, под команду дежурного офицера: «Смирно!», обернулся на пороге и произнес:

— Ладно, «кобзаревцы»! Я жду вас внизу, на пирсе!

Командир 29 Дипл контр-адмирал В. Дыгало, отправивший экипаж в последний поход

На том и расстались. «Газик» комдива юркнул вниз с горки и пропал где-то между высокими с метр-два сугробами — зима на Камчатке всегда была снежная. Народ засобирался, время выхода уже поджимало.

— Что со списками? — спросил Кобзарь старпома, буквально влетевшего в казарму с сумкой документов, полученных в штабе на выход в море.

— «Секретник» доделывает, — молниеносно ответил старпом и прокричал всем остальным:

— Построение на улице через пять минут. Закрыть и опечатать помещения. Доклад о наличии личного состава на пирсе!

— Александр Михайлович, — уточнил Кобзарь, — так, сколько у нас человек выходит в море?

— Девяносто семь, — уверенно ответил старпом.

— Выводите экипаж на улицу!

Уже в море выяснится, что старший гидроакустик матрос Александр Пичурин не поставлен на штат и числится в 453-м экипаже. Он станет девяносто восьмым членом экипажа несчастливой К-129.

Самыми старшими по возрасту были командир и замполит — оба 1930 года рождения. Средний возраст экипажа — 22 года. До пирса спуск в полкилометра. Поэтому никто не стал удерживать строй, состоявший преимущественно из молодежи, от соблазна с ветерком скатиться по ледовой дорожке, ведущей от казармы аж до КПП — контрольно-пропускного пункта. Подводники шумно со свистом преодолели цепь замысловатых спусков и оказались внизу на причалах базы подводных лодок. Экипаж, без дополнительной команды отставших на спуске начальников, сам собой построился и отправился на родной причал, где их дожидалась субмарина. Издали она напоминала длинную сигару с необычайно продолговатой рубкой — в ней и находилось то самое грозное оружие, которым предстояло попугать американцев.

В дружном экипаже была своя песня. Из строя, удалявшегося от КПП всё дальше и дальше, доносились отрывки её слов:

И чайки сразу не поверят,

Когда сквозь утренний туман,

всплывет…

В этом месте экипаж пел особенно громко:

Ка — сто двадцать девять,

Подмяв под корпус океан…

Морозец всё-таки был. Это особенно чувствовалось ближе к водной поверхности, на пирсе. Как полагается, начальство организовало митинг по случаю убытия на боевую службу. Но всё сделали быстро, по сокращенной программе. Перед строем выступили командир, парторг^[11], комсорг^[12] и, последним, комдив.

Все они призывали экипаж качественно выполнить боевые задачи в свете требований… съезда КПСС. Вскоре причал опустел. Комдив проследил за действиями буксиров, оттащивших подлодку от металлического плав-причала и, напоследок, прокричал командиру сквозь собранные рупором руки:

— РДО^[13], как обычно — перед погружением, на поворотной точке и по прибытии в район! Счастливого плавания и семь футов под килем!

Вероятно, так и было. 24 февраля 1968 года подводная лодка К-129 — по классификации НАТО «Гольф» — вышла из камчатской бухты Тарья^[14]. Накануне, подводники отпраздновали день Советской Армии и Военно-Морского Флота. В женский праздник — день 8 марта — К-129 погибнет.

Причина гибели не известна до сих пор.

Последнее фото подлодки К-129 перед выходом на боевую службу. Март 1968 года.

1968 год принес горе и американцам. Примерно в это же время, а именно 15 февраля, подводный атомоход «Скорпион» под командованием кэптена Френсиса Слэттерна вышел из Норфолка и больше в свою базу не вернулся. Погиб весь экипаж — 99 человек.

Причина гибели субмарины также не известна.

Подводный атомоход «Скорпион» (США) уходит в свой последний поход. Погибло 99 членов экипажа. 1968 год.

Но в этот злосчастный год не везло не только подводникам. 27 марта во время тренировочного полета на истребителе разбился первый в истории человечества космонавт Юрий Алексеевич Гагарин.

Точная причина гибели не известна.

Глава пятая
Значительный успех

Тихий океан, июль 1968 года. Район поиска в 1700 милях^[15] к северо-западу от Гавайских островов

На долю «Гоуст»^[16] выпала печальная и вместе с тем уникальная по технике исполнения миссия: обнаружить затонувшую подлодку русских в Тихом океане на глубине около трех миль. Этому предшествовали интенсивные переговоры заинтересованных лиц.

— Вы, Джеймс, безусловно спятили, — была первая реакция министра ВМС США Пола Нитце. — Послать «Гоуст» в район, находящийся под особым вниманием русских?! Неужели вы думаете, что они ослабят свою разведдеятельность после того, что произошло? И как это смотрится с точки зрения международного морского права? Нет, с такими планами и не мечтайте, что я пойду на поклон в Белый дом.

— Позвольте, сэр, я все же уточню нашу позицию, — вкрадчиво сказал Джеймс Бредли, стараясь расположить к себе министра. — Дело в том, что русские ограничены в своих возможностях по обеспечению контроля над районом гибели лодки. Я специально с помощью космической разведки проанализировал интенсивность судоходства — ничего необычного. Никаких боевых, разведывательных, гидрографических кораблей не обнаружено. Донные гидроакустические антенны системы «СОСУС» не выявили в предполагаемом районе гибели субмарины ни одного подводного объекта. У меня складывается впечатление, что «Советы» умышленно замалчивают гибель подводной лодки — не хотят информировать мир о своей явной неудаче. Была лодка, и нет её! Поэтому и их действия носят эпизодический характер. Анализ агентурной и аналитической разведки показывает, что, скорее всего, они потеряли дизельную подводную лодку типа «Гольф» с тремя баллистическими ракетами на борту. Мы отслеживали эту лодку по радиодонесениям. Радиоразведка зафиксировала отсутствие второго радиодонесения. Как правило, они производят три. Второе сообщение дается русскими о пересечении меридиана 180 градусов восточной долготы. Третье — с прибытием в район несения боевой службы.

— Вы и это знаете? — удивился министр.

— На то мы и разведка, сэр, — веско произнес Бредли. — Мы отслеживаем все маршруты переходов русских подводных лодок. Достаточно трехчетырех радиопеленгов и мы знаем ориентировочное место подлодки, корректируемое системой «СОСУС». И без навигационной прокладки на карте ясно — это район поиска в 1700 милях к северо-западу от Гавайских островов. Именно там русские искали свою субмарину. Я думаю, нас всех заинтересует аппаратура шифрсвязи, кодовые таблицы, документы по эксплуатации ядерных боевых средств и многое другое разбросанное на дне Тихого океана. Всё это мы найдем с помощью наших глубоководных аппаратов. Игра стоит свеч, сэр! А что касается международного права, пусть свои пояснения даст присутствующий на совещании представитель Госдепартамента господин Форд. Если вы не возражаете, сэр, я предоставлю ему слово.

— Хорошо Бредли, я его выслушаю, — уже более заинтересованно произнес Нитце. — Но предупреждаю заранее, что решение будет непростым. Поэтому на меня особо не рассчитывайте. Я вижу здесь больше политики, чем военных преимуществ. С другой стороны, — министр хитро улыбнулся в сторону молчавшего всё это время директора разведки ВМС США, — у вашего ведомства появляется возможность реабилитироваться после серии проколов. Это ведь не боеголовки на дне искать, а целую подводную лодку.

Не так ли Бест? — спросил он капитана атомохода «Гоуст», тихо дремавшего и спрятавшегося за грузной фигурой Форда.

— Так точно, сэр! — гаркнул Бест, вскакивая с дивана и на ходу соображая, о чём идет речь.

— Я вижу, перелет из Бангора вас немного утомил, — не преминул заметить Нитце. — Тем не менее, речь идет о вашей «Гоуст». Не так ли кэптен?

— Прошу прощения, сэр, — Бест извинился и, мгновенно сориентировавшись в обстановке, твердо выпалил то, что заранее репетировал еще в самолете:

— Это редкий шанс, сэр! Наш атомоход будет всё время находиться под водой. Никто и не узнает, что мы там побывали. Скрытность — наше главное преимущество. Мне кажется, сэр, это тот самый случай, когда может быть достигнут значительный успех.

— Вы в этом, как капитан, абсолютно уверены? — с сомнением в голосе произнес министр, впившись своим колким взглядом в глаза Беста. — А понимаете ли вы всю меру ответственности, которая на вас ложится?

— Сэр! Быть капитаном «Гоуст» — это и ответственность, и высокое доверие моего начальства, назначившего меня на эту должность. Я хочу оправдать это доверие и чувствую нутром капитана, вверенной мне субмарины, что на этот раз…, мы сработаем! — последнюю фразу Бест произнес особенно выразительно.

— Вы…, Бест, в некоторой степени, вселяете в меня уверенность, — Нитце еще раз взглянул Бесту в глаза. — Но не думайте, что я не понимаю разницы между вашей предыдущей работой и той, что предстоит сделать. То были дорого-стоящие игры на дне. А здесь другой расклад. Помните! На карту поставлен престиж не только разведки, но и флота в целом. Не хотелось бы ошибиться кэптен Бест.

— Сэр! — восклицание Беста как бы зависло в воздухе, но на его лице отразилась такая степень готовности выполнить приказ вышестоящего начальства, что министр не мог этого не заметить. Он подошел вплотную к Бесту и произнес:

— Я обращаюсь именно к вам, потому что в океане только вы один будете создавать успех или очередную неудачу разведывательной операции. Мне и самому чертовски хочется, чтобы у вас всё получилось.

Министр жестом усадил Беста на диван и сходу переключился на Госдеповца:

— Так, что там, в области юриспруденции?

— Сэр! Господа! — закартавил уверенный в своей правоте представитель Госдепа. — Я не вижу международных препятствий в осуществлении вашей миссии. СССР официально не объявил о гибели своей подводной лодки. По всем действующим международно-правовым нормам, это имущество не принадлежит никому. Оно ничейное. Но…

— Вот тут-то и начнется, — вслух, на правах председательствующего, заметил Бредли.

— Да, сэр, есть определенные нюансы. СССР — это СССР! И с этим надо считаться, даже несмотря на правовые преимущества. Если ваша деятельность вскроется… От имени Госдепартамента, я уполномочен официально предупредить вас о возможной и исключительно негативной реакции Советов. Полетят головы! Да вы и сами знаете — наш Президент не любит шума! У него и так непростые отношения с Брежневым. Поэтому, ещё раз прошу вас взвесить все «за» и «против». Собственно, у меня всё, господа. Вам решать! Сэр!

— Спасибо, Майкл, — поблагодарил Госдеповца Нитце. — Вы, как всегда, красноречивы.

Госдеповец откланялся и с чувством выполненного долга величаво покинул помещение.

— Поставили вы мне задачку, — уже менее уверенно произнес министр ВМС. — Так что будем делать, господа?

— Погружаться на дно, — спокойно резюмировал директор разведки флота, давая понять своему министру, что ни он, ни его разведчики, не отступят от своего замысла. Но это уже будет другая разведкрыша по имени ЦРУ и все лавры достанутся им, а не военно-морским силам.

Наступила пауза — министр задумался. Затем, он поочередно взглянул в глаза всем присутствующим, как бы взвешивая те самые Госдеповские «за» и «против», и, наконец, бесповоротно изрек:

— Черт с вами, я согласен! Ждите здесь моего сообщения из Белого дома. Если понадобитесь, я вызову!

Министр прихватил специально подготовленную Бредли папку с описанием возможностей «Гоуст» и убыл в Белый дом на доклад самому Президенту.

— Бест! — разродился Бредли, как только они остались одни. — Какого беса! Мы с шефом тут напрягаемся, а вы… Спите на ходу!

— Виноват, сэр! — Бест встал и тут же, потеряв равновесие, рухнул на диван.

— Да бросьте вы, Джеймс! — вступился директор разведки флота. — Сами замордовали капитана. На нем же лица нет!

Действительно, за последнее время экипаж и его капитан Эдвард Бест были настолько измотаны своими выходами в океан, что уже буквально валились с ног. Всё бы ничего, но не было самого главного — результата их беспрерывной и опасной морской работы. Они чувствовали себя не в своей тарелке. Над ними стали подшучивать даже судоремонтники, привыкшие после очередного безрезультатного похода за боеголовками, ставить «Гоуст» на починку в сухой док. В экипаже стали выпивать. Каждый приход в родной Бангор сопровождался буйной пьянкой, отрыжка которой ещё долго летела вслед капитану от зачастивших на подлодку проверяющих. Стали поговаривать о возможной замене Беста, что для него означало крушение всех нынешних надежд и достижений предыдущей службы. Морально, он сам и его непростой экипаж были угнетены. Все ждали развязки, которую стали связывать именно с новым походом. Поэтому на традиционно последовавший от директора разведки вопрос об экипаже, командир ответил просто:

— Экипаж рвется в бой, сэр!

Нитце появился через несколько часов. Он сказал, что мог бы отзвониться и раньше, но, выполняя указания Президента о соблюдении строжайшей тайны, прибыл, чтобы лично передать «добро» из рук в руки. Инструкция была такова: в экипаже, никто, кроме непосредственных исполнителей, не должен знать об истинной цели похода. Вроде как вышли искать проклятые всеми боеголовки-невидимки советских баллистических ракет…

Затурканный последними наставлениями сверху, Бест в тот же день вылетел в Бангор. Что на него нашло, он и сам не знал, но к моменту выхода из самолета его можно было упаковывать и выносить как обыкновенный багаж.

— Швайнэ! — не удержавшись, вскричала по-немецки Эльза, увидевшая мужа-свинку в непристойном виде.

Она, как и договаривались накануне по телефону, прибыла встречать его в аэропорт Бангора.

— Ты… как тут оч-ч-чутилась? — это были последние слова капитана Беста, прежде чем он отключился.

Эльза заметила среди встречающих кого-то из экипажа. Делать нечего, пришлось попросить его о помощи и совместными усилиями запихнуть в такси бесчувственное тело.

— Не расстраивайтесь, мисс, — успокоил моряк, представившийся по имени Билли. — Всё в порядке.

— Я вас попрошу…

— Что вы мисс! Капитан Бест — самый лучший капитан Штатов. За него мы стоим горою! Никто ничего не узнает. Даже не думайте об этом.

У дома Эльза, теперь уже с помощью таксиста, дотащила пьянчужку до кровати и полночи проплакала, причитая о своей загубленной молодости, о далёкой и любимой Австрии, о бедных родителях.

Первоначально, под впечатлением от увиденного, она хотела вызвать мать Беста и упрекнуть её, мол, смотрите — это и есть ваш ненаглядный сыночек! Но вскоре успокоилась, тихонько прилегла на краю кровати и заснула. Наверное, ей снились заснеженные горы Тироля, где она любила кататься на горных лыжах или долина Фиргенталь, сохранившая уклад старинной деревенской жизни. Возможно, ей снились Умбальские водопады, да мало ли что ещё могло присниться белокурой красавице Эльзе. В этом сказочном сне не хватало одного — достопочтенного принца, который должен был взять её и повести под венец. Бест на эту роль, в своем нынешнем состоянии, явно не подходил. Ему больше подошла бы другая роль. Ибо он, свесившись наполовину, но, ещё окончательно не упав с кровати, попеременно издавал какие-то хрюкающие и булькающие звуки — не то обыкновенного хряка, не то морского чудовища.

Наступило утро. Когда Эльза открыла глаза, то первым делом увидела Беста, стоящего на коленях у её изголовья. Он долго целовал её и извинялся, извинялся, извинялся… Он клялся ей в верности и любви, пообещав, что подобное свинство больше не повторится.

Бест умчался готовить экипаж к походу, попутно разрешив Эльзе в пылу покаяния и примирения слетать в Европу к своим родителям. Эльза соответственно дала обещание проводить его в поход и вернуться домой ровно через две недели. Вскоре в проливе Худ снова появились знакомые очертания атомохода «Гоуст». На примелькавшемся в акватории бугорке опять кому-то махали платками. Жители Бангора, несмотря на всякие там секреты, окружившие плотной пеленой эту субмарину, четко знали — это родственники экипажа Эдварда Беста, в очередной раз провожавшие своих кормильцев. Народ традиционно не расходился до тех пор, пока не становилось ясно и понятно — подлодка погрузилась.

— Мисс Бест! Мисс Бест! — Эльзу дергал за платье маленький чернокожий Канетти. — Она погрузилась!

— Да, малыш, — согласилась с ним Эльза.

Супруга самого капитана погладила его кучерявую головешку и, ставя точку над проводами экипажа, произнесла:

— Да поможет им Бог!

Удифферентовав субмарину под водой, что было необходимо делать при каждом погружении после выхода из порта, Бест прошелся по всем отсекам. Он проникся огромной ответственность за исход поисковой операции и решил с первых ходовых суток взять всё под личный, жесткий контроль. Пошли разборки. Особенно доставалось механику. У него было больше всего подчиненного личного состава — соответственно и больше всего замечаний.

— Что это с капитаном, сэр? — поинтересовался Дюрер у старпома. — Он просто озверел!

— Будешь капитаном, — ответил старпом, — тоже озвереешь! Особенно, когда тебя за твой же экипаж долбанут фейсом об тейбл! Ты, кстати, разберись со своими электриками, пока они окончательно не спились.

— Есть, сэр! — без возражений согласился механик, хотя у него были некие аргументы, чтобы возразить старпому.

Панибратство на мостике закончилось. Народ притих в ожидании чего-то необычного. Чего именно — никто не знал, кроме спецотсека, где новый начальник некто Вуд, наводил уставной порядок. Это было видно и слышно. Видно — когда в мусорку посыпались нагреватели и чайники. Слышно — когда из спецотсека прозвучали казарменные фразы:

— Как стоишь, образина?

— Да, сэр!

— Куда смотришь?

— Да, сэр!

— Марш на камбуз!

— Есть, сэр!

— Говорят, его направили к нам прямо из морской пехоты, — заметил связист.

— Тебе бы такого начальника, Генри, — тут же отозвался Дюрер.

— А тебе тем более, — отреагировал «друг» механика. — Кстати, Фюрер, ты устранил замечания самого капитана.

— Без сопливых обойдемся, — последовал дипломатичный ответ и тут же прозвучал встречный вопрос:

— А что, твои «весюльки» еще не смыло за борт?

— Твою турбину ещё не заклинило? — за Генри не ржавело.

— Ну-ка молчать, придурки! — вмешался старпом. — Накаркаете на свою голову.

И накаркали. Подлодка ещё не успела дойти до района поиска, как прозвучала первая аварийная тревога.

— Мостик! Говорит пост главной энергетической установки! У нас на пульте высветился сигнал обводнения системы гидравлики в исполнительных механизмах рулей и арматуры дистанционного управления. Как у вас рули погружения?

— Мы как раз меняем глубину, — спокойным голосом ответил дежурный офицер. — У нас дифферент шесть градусов на нос.

— Дайте команду боцману изменить дифферент с носа на корму, — посоветовал вахтенный поста.

К этому времени действий на командирской вахте на мостике был капитан. Он внимательно отслеживал ситуацию и как только увидел, что при изменении рулей с погружения на всплытие фактически ничего не происходит, заорал:

— Аварийная тревога! Заклинка рулей на погружение!

— Сэр! — следом проорал Дюрер. — Резко растет дифферент на нос, мы быстро погружаемся! Предлагаю «Реверс!»^[17]

— Глубина погружения близкая к предельной! — громко, чтоб его голос услышали среди других сообщений, сыпавшихся из всех динамиков, прокричал старшина Канетти!

— Реверс! — проорал что было сил капитан и самолично рванул рукоятки машинного телеграфа с переднего на задний ход, сразу же дав и другую команду:

— Продуть главный балласт!

— Команде трюмных! Продуть главный балласт! — сходу репитовал Дюрер, не успев даже осознать последствия этого действа и целиком полагаясь на опыт Беста как бывшего механика.

Все притихли в ожидании последствий подаваемых команд. Сначала подлодка что называется «стала на дыбы», потом, рывками, пошла пятиться назад. Одновременно она начала «взлетать» — продули главный балласт.

— Может, не стоило так сразу продуваться, сэр, — осторожно заметил механик. — Мы и на «реверсе» выгребем.

— Я не могу рисковать! — коротко ответил Бест.

Механик удивленно посмотрел на капитана. Он не понял что к чему. Всплывать в слепую — это риск! Никто не знает, что там наверху — они в мертвой гидроакустической зоне. Погрузиться сразу они тоже не смогут — надо набить воздухом баллоны высокого давления. Это тоже риск! Так в чем же тогда дело? Но только отдельные лица поняли, что имел в виду капитан. Он не имел права не дойти до района. Он не имел права не найти подводную лодку русских. Он не имел права не выполнить государственную задачу, поставленную самим Президентом. Он не имел права чрезмерно рисковать именно в этом походе!

Субмарина всплыла. Бест дал команду черкануть пару раз радиолокационной станцией — не хватало ещё с кем-нибудь столкнуться в кромешной тьме. Им повезло — целей не наблюдалось.

— Замечательно! — удовлетворенно сказал Бест, поднявшись в рубку. — Кроме нас на сто миль никого нет.

— Да, сэр, — согласился дежурный офицер, он же связист. — Но я бы не советовал вам пользоваться локацией.

— А я бы не советовал вам связываться с Дюрером, Генри.

— Слушаюсь, сэр. Хотя…

— Что хотя?

— Без этого было бы скучно, сэр. А так, он подбрасывает мне крыс. А я, соответственно, реагирую. Весело!

— Так, что ты говоришь с локацией? — переключился Бест.

— Здесь в океане маловероятно, а вообще даже кратковременный чирк и радиоэлектронная разведка противника может нас обнаружить. А по частоте вращения антенны классифицировать радиолокационную станцию как станцию подводной лодки.

— Что ж ты не воспрепятствовал? — возмутился Бест. — Я в сутолоке, мог скомандовать и на автомате. Мне ведь главное было безопасно всплыть.

— А вы и не спрашивали, сэр.

— Ты, Генри, точно, того… Не от мира сего.

К ним присоединился вспотевший механик. Он сообщил, что они заменили блок в компьютере дистанционного управления и после набивки компрессорами воздуха высокого давления, можно будет погружаться.

— Опять эти чертовы компьютеры! — нервно проговорил Бест. — Раньше на «дизелюхах» крутанул одну-другую железяку и всё о кей. Утонул — значит, не то крутанул. Всё было ясно и понятно. Теперь же, я, капитан атомохода, завишу от какого-то ящика с мигающими лампочками. Бред какой-то!

— Да, сэр, — согласился механик, а затем, после небольшой паузы, спросил у капитана:

— Сэр, вы сами будете смотреть устранение замечаний по вашему осмотру или…

— Ладно, смотри сам… И поблагодари своих основных нарушителей уставного порядка, трюмных — продулись одним махом. Молодцы!

— Стараемся, сэр, — сказал механик, опускаясь в горловину верхнего люка и взглянув на своего «друга» связиста, напоследок добавил:

— А ты, Генри, дыши глубже. Там опять какая-то мохнатенькая пробегала. Не ровен час — застрянет где-нибудь. Га-га-га…

Хохот механика, следуя за ним в вертикальную переходную трубу, усилился и эхом прозвучал в рубке и ближайших отсеках. Все кто это слышал одновременно загоготали и только связист, нахохлившись как воробей, тихо сказал себе под нос:

— Ничего, реванш за мной.

К этому походу оппонент главного реакторщика подготовился основательно. Уже неделю в потайном месте в выгородке кабельтрасс дожидалась своего выхода в свет дохлая крыса «Антенна» — так нарек её лучший «друг» Дюрера-Фюрера Генри. Но связист просчитался. Да и не мог он знать, что капитан устроит взбучку всему экипажу. Кабельтрассы и выгородки находились в заведовании Дюрера, а следовательно были досконально осмотрены и освобождены от мусора. Связиста «раскололи». Над ним тайно посмеивались, поджидая время «ч», когда он выйдет на «тропу войны». Механик приготовил, как он говорил посвященным, «подлянку». Время «ч» неумолимо приближалось…

«Гоуст» погрузилась через три часа — именно столько времени понадобилось для набивки баллонов воздуха высокого давления. Субмарина продолжила свой путь к предполагаемому месту гибели русской подводной лодки. Бест всё чаще стал заглядывать в отсек спецподразделения. Но теперь он был спокоен, с появлением Вуда здесь всё более менее наладилось.

— Капитан на посту! — скомандовал Вуд, как только ботинок Беста коснулся палубы спецпоста. — Сэр, спецподразделение находится в полной боевой готовности. На вахте оператор Жак Кайтел. Отрабатывается организация несения вахты и документирования. Руководитель спецподразделения сержант Мэтью Вуд. Сэр!

— Вольно! — Бест пристально взглянул в глаза Вуда и, неожиданно для самого себя, засомневался: «Черт подери! Всем он хорош: преданный взгляд, синхронный поворот головы в такт движениям начальника, уставной порядок. Это хорошо! А как быть с интеллектом? Ведь здесь именно интеллект решает всё! Где мозги? Их нет. Так не пойдет! Я не вижу интеллектуального блеска в его глазах. С другой стороны, есть шизанутый Гилберт, который знает все, но не может мобилизоваться. Как быть? Мне нужен конечный результат, а его пока нет. Но я, Эдвард Бест, наделенный правами самого Президента, заставлю всех работать как надо! Следовательно, из этого коллажа надо сделать конгломерат, который и решит поставленную задачу!»

— Итак, господа, — вкрадчиво начал Бест свою речь, — меня радует новая конфигурация вашей службы и быта. Насколько я понял, чаи и покер принимаются в обусловленных уставом местах. Не так ли Ричард?

— Да, сэр, — обреченно ответил «Львиное сердце», для которого вместе с покером и чаем закончился период романтизма и отвлеченных скитаний по отсекам «Гоуст» в поисках лучшей доли.

— А что наш рыжебородый друг Джон — не записался ещё в Ку-Клукс-Клан?

— Что вы, сэр, — на этот раз рыжебородый оказался без бороды. — Мне было достаточно вашего намека, чтобы покончить с дурными предрассудками раз и навсегда.

— Замечательно! — констатировал Бест раскаяние бывшего, а может только затаившегося расиста.

Бест не стал специально останавливаться на Гилберте — «Планктоне», потому что и так стало ясно, что все научные работники изменились в лучшую сторону. Но ключик к ним всё равно нужно было подбирать, и Бест обратился к ним по-простому:

— Парни! Я вам честно скажу. Настал момент, когда от каждого зависит всё! Понимаю, искать крохотные боеголовки, рассыпавшиеся от удара об водную поверхность, радости мало. Но найти затонувшую подлодку русских, имея предварительные координаты — это мой и ваш профессиональный долг! Я не знаю, что каждый из вас думает отдельно, но полагаю, вы рассудите верно — это наша работа и надо её сделать! Или я не прав?

Спецы переглянулись. Они не ожидали такого товарищеского обращения к ним са�

Глава первая. Секретная миссия

Западное побережье США, середина 60-х годов ХХ века. Борт американской атомной субмарины «Гоуст»*.

– Она не тонет, сэр! – воскликнул старшина Тони Канетти и его громовой голос эхом отозвался в ночной тиши.

Луч прожектора высветил на поверхности моря какую-то коробку, привязанную длинным шнуром к корпусу подводной лодки. По всем расчетам она должна была затонуть, но, по непонятной пока причине, продолжала оставаться на плаву. Внутри коробки находился имитатор головной части русской крылатой ракеты, который после отделения и погружения предстояло найти на морском дне с помощью глубоководного аппарата.

– Кто не тонет? Лодка? – прозвучало откуда-то сверху и все, кто стоял на корпусе подводного атомохода, посмотрели на верхнюю часть рубки.

– Какого черта вы тут делаете, лейтенант? – ледяным голосом произнес капитан субмарины Эдвард Бест и проорал в переговорное устройство:

– Старпом! Я же сказал: никого не пускать наверх! Что не ясно?

– Виноват, сэр! Сейчас разберусь! – раздалось в динамике и тут же откуда-то из чрева лодки донесся душераздирающий рёв старпома, завершившийся какими-то недобрыми пожеланиями в адрес матери лейтенанта:

– …твою мать!

– Разбирайся быстрее, – вслух произнес капитан, – пока я не включил счетчик.

В экипаже четко знали, что капитан пунктуально фиксирует в своем дневнике все нарушения. Когда дело доходило до выплаты премиальных, он подробно и дотошно объяснял каждому проштрафившемуся причину вычета энной суммы зеленых купюр. Но на этот раз, он и при особом желании не включил бы свой счетчик, потому что возникли форс-мажорные обстоятельства, озвученные криком старшины Канетти:

– Волна! С кормы заходит волна!

Увлеченные испытаниями новой секретной техники, подводники не заметили усиления ветра и появления океанской волны. Она предательски, бесшумно зашла с кормы и приподняла их над корпусом атомохода.

Капитан, руководивший затоплением имитатора, находился в районе реакторного отсека и был единственным, кто не надел спасательный жилет и не пристегнулся специальным карабином со страховочным тросом к корпусу субмарины. В этом состояла некая бравада, презрение реальной опасности и это могли себе позволить только он, старпом и главный инженер ядерной силовой установки – все остальные храбрецы беспощадно наказывались.

Несмотря на отчаянное сопротивление и попытки ухватиться за корпус, капитана смыло за борт и первым это заметил чернокожий Канетти. С криком: «Капитан за бортом!», он бросился следом за ним, но повис на своем же страховочном тросе с правого борта в районе первого отсека. Трос запутался и зацепился за у-образный стальной кнехт, выступающий над палубой и служащий для крепления буксирных канатов.

– Тони, назад! Не сметь отстегиваться! Я приказы…

Это были последние слова капитана, услышанные подводниками в ходовой рубке, в том момент, когда он увидел как старшина, чтобы прийти ему на помощь, отстегивает

__________________________________________

* Гоуст – по-английски ghost – призрак

карабин. Механизм заклинило, и теперь сам Канетти оказался в смертельной опасности. Очередная волна подбросила его вверх и понесла дальше в носовую часть субмарины. Не раздумывая ни секунды, Тони ухватился обеими руками за попавшийся на его пути обтекатель гидроакустической станции и получил шанс быть спасенным. Он обернулся и что-то прокричал. Подводники, скопившиеся в ходовой рубке, мигом сообразили, что ему нужен нож и новый трос, но смогли их подать только с третьей попытки. Канетти, держась за новый трос, тут же перерезал ножом прежний, и его понесло вправо по течению волны. Подводники быстро подтянули старшину к рубке, опоясанной по периметру стальным леером. Тони взялся за леер и добрался до рубочной двери, которая была наполовину в воде. Кто-то мгновенно открыл и закрыл за ним дверь, затащив в рубку. Старшина был спасен.

Тем временем волны уносили капитана все дальше и дальше в океан. Что думал он в эти роковые минуты, на что надеялся? Как ни странно, Бест в этот момент корил самого себя. Как же так? Он, строгий, педантичный капитан, допустил такую оплошность, позволив лишить самого себя средств спасения. Какая глупость! Он лихорадочно вспоминал своих коллег: кто из капитанов-подводников Соединенных Штатов уже оказывался в подобной ситуации? Никто не приходил на ум, потому что таковых не было. Он первый и это злило его еще больше. Теперь о нем будут вспоминать на каждом военно-морском совещании. «О живом или… мертвом?» – мигом пронеслось в голове, и до него, наконец, дошло, что жизнь его висит на волоске. На каждой верхней амплитуде волны Бест всматривался в ночной горизонт, но не находил там никаких корабельных огней. «Где же субмарина? – разговаривал он сам с собой. – Ведь она не могла далеко уйти. Мистика какая-то…» Он вращал головой на триста шестьдесят градусов, но все было тщетно.

– Старпом?! – отчаянно прокричал Бест куда-то вдаль, находясь на гребне очередной волны, и вдруг почувствовал, что силы начинают покидать его. Он перевернулся на спину, чтобы немного отдохнуть и стал почему-то вспоминать свой экипаж. Он учил их быть профессионалами высшей разряда. Учил быть, прежде всего, моряками и порядочными людьми. Бест часто говорил: «Экипаж – одна семья!», был требовательным ко всем и к себе в первую очередь. В его воображении мелькали лица подводников, и он уже начал мысленно прощаться с ними, упуская все допущенные ими ранее ошибки. Но, что это? Они вдруг стали отворачиваться от него. Почему?… Страх! Вот, что оттолкнуло их от своего кумира. Ему не должно быть ведомо это чувство, но оно все же появилось откуда-то изнутри. Это был тот самый животный страх, возникающий в стрессовой ситуации, когда человек осознает свою неминуемую гибель. Страх проникает в каждую клеточку организма и может парализовать волю и тогда, даже решительный и смелый человек, привыкший рисковать и не раз смотревший смерти в глаза, каковым, несомненно, был капитан Эдвард Бест, от этой реальной грозящей опасности, может стать робким, слабеющим и беспомощным. Капитан спецлодки «Гоуст» обладал огромной силой воли и старался подавить страх, продолжая бороться за свою жизнь.

«Может это судьба? – подумал он, когда настал момент истины. – Ведь каждому предначертаны его первые и последние моменты жизни. Боже! Ну, чем я провинился перед тобой? Ведь я старался для всех… Да, я бываю строг, но по-другому нельзя. Ведь это подводная лодка, а ни какая-нибудь рыбацкая шаланда. И кто я теперь? Тело, которое тянет на дно… Нет, ни за что! Я буду бороться до конца! Я капитан субмарины и этим сказано все!»

Бест сжал всю свою волю в кулак, разделся до трусов – так было легче находиться в воде, приподнялся на гребне волны, чтобы его заметили и, что было сил, снова прокричал:

– Старпом?!

В ответ – тишина. Он рассвирепел, и хотел было послать ко всем чертям своего старпома, а заодно и эту подводную службу, которой посвятил всего себя без остатка и, может быть именно поэтому был до сих пор не женат, как вдруг увидел очертания рубки своей субмарины, надвигающейся из ночного мрака прямо на него. Сигнальщик освещал прожектором горизонт на кормовых курсовых углах, полагая, что они уже промахнулись и капитан должен быть где-то сзади. Но на всякий случай провел лучом и по курсу движения. В этот момент капитан приподнял обе руки и крикнул из последних сил:

– По-мо-ги-те!

Прожектор ослепил ему глаза, и тут же подводная лодка стала резко поворачивать влево. Бест понял, что его заметили и чтобы не наехать, переложили руль лево на борт. Все верно, именно так он учил старпома уклоняться от плавающей мины. Сейчас, на начальной стадии циркуляции, он переложит руль право на борт и это поможет избежать столкновения… не с миной, а с ним, с капитаном суперсекретной атомарины «Гоуст». Одновременно, кто-то здоровый и сильный в спасательном жилете бросился с правого борта в воду и мощными рывками быстро подплыл к нему, развернул к себе спиной, захватил мертвой хваткой…

Конечно, спасателем оказался старшина Канетти. С того момента, когда он не смог помочь самому капитану, Тони не находил себе места. Он напросился в спасатели, не принимая никаких доводов против его участия в этой миссии. Особенно противился корабельный доктор, полагая, что ему нужно прийти в себя, после того как тот побывал в экстремальной ситуации. Чернокожий Тони сверлил его своими огромными глазами и док, поняв бессмысленность аргументов, махнул на все своей хирургической рукой и отправился в каюту собирать походный чемоданчик, не забыв дать благородному спасателю совет:

– Вы…, походите по отсекам, надо немного размяться.

Желающих спасти капитана было предостаточно, но все согласились допустить старшину, предоставив ему в помощники двух хорошо подготовленных пловцов. Тони в такт качке бродил по отсекам, как ему посоветовал док, демонстрируя свои огромные бицепсы и приговаривая:

– Я это сделаю! Я спасу капитана Беста!…

Несмотря на волны, которые по-прежнему заливали палубу, а порой и рубку, моряки быстро выбрали трос, подтянув к корпусу субмарины капитана и его спасателя. Из рубки, рискуя самим оказаться за бортом, выскочили два матроса. Они, находясь на палубе по пояс в воде, подхватили капитана и Тони и каким-то немыслимым способом вчетвером умудрились втиснуться в проем рубочной двери. Кто-то снял стопор и дверь с грохотом закрылась, перекрыв доступ воде, проникающей во все свободные пространства. Спасатели сами чуть не захлебнулись, будучи уже в рубке, пока поднимали капитана по ступенькам к горловине верхнего рубочного люка, стараясь приподнять его над водой.

Обессиленного капитана бережно опускали в вертикальный рубочный люк. Это был тот самый люк, который всегда считался капитанским. Верхнюю крышку люка он должен был лично открывать при каждом всплытии субмарины на поверхность и закрывать при ее погружении в бездну. Это было его заведование, и он не хотел, чтобы кто-то иной здесь распоряжался. Он даже пытался вырваться и самостоятельно спуститься на нижнюю палубу внутрь атомохода, но кисти рук кто-то осторожно отрывал от вертикального трапа и поручней, прижимал к груди и его словно кокон, перевязанный нагромождением каких-то узлов и связок, строго вертикально опускали вниз, передавая из рук в руки. Кто были эти люди, вжавшиеся в стенки вертикального рубочного люка? Не те ли, которых он мог еще недавно отчитать по полной программе? Да, это были они. Это были те самые подводники, с которыми он чуть было не попрощался, находясь один на один в океане. Здесь не было старших по званию и младших, белолицых, смуглых или чернокожих. Здесь были моряки-подводники, спасшие своего неординарного капитана. Может, это и была та самая семья, о которой он так много говорил. И название этой семьи было экипаж!

Растроганный таким вниманием, он откровенно плакал и никто его за это не осуждал. Но все знали, что будет он как прежде строгим и дотошным, не допускающим послаблений и упрощений, порой не любимым, но справедливым. Он капитан субмарины и этим сказано всё.

Старпом, в нарушение всех правил, остался с капитаном в его каюте. Он пытался объяснить, что предпринял все меры, пытаясь его спасти. Но Бест лишь благодарно кивал головой и, выслушав до конца, тихо сказал:

– Ты сделал все верно… Спасибо тебе!

– Слава Богу, сэр! И… я все же приглашу доктора. Он стоит за дверью.

– Не надо, Джон. Я оклемаюсь. Достань из шкафчика виски. Для меня это лучшее лекарство в данный момент. Повезло с температурой воды – иначе бы я с тобой сейчас не разговаривал.

– Да, сэр! – сказал старпом, наливая капитану и, дождавшись его кивка в свою сторону, себе. – Здесь теплое течение и…

– Что с имитатором? – перебил старпома Бест, для которого служебные дела оставались главнее всех других, хоть речь сейчас шла о его собственном здоровье.

– Я приказал вытащить его из коробки – она создавала излишнюю плавучесть.

– А секретность? – строго произнес Бест. – Никто не должен знать о содержании коробки кроме нас двоих, старшины Канетти и «спецов» – спецподразделения по обслуживанию глубоководного аппарата. Кто был еще на палубе?

– Дежурный офицер. Если бы мы его выставили раньше, вас бы не смыло за борт. Для внешнего наблюдения и организована верхняя вахта. Или я не прав?

– И что было дальше? – спросил Бест, уходя от не нужных, как ему казалось, объяснений.

Старпом был абсолютно прав. Более того, он возражал, когда Бест в целях обеспечения секретности испытаний приказал личному составу верхней вахты покинуть рубку, не оставив даже дежурного офицера.

– Офицеры спецподразделения, несмотря на штормовые условия, привязали к имитатору металлическую болванку и он тут же затонул. Место постановки объекта зафиксировано. Ждем вашей команды о начале глубоководных испытаний. Сэр?!

– Хорошо, Джон! Опускайте глубоководный аппарат и… будьте осторожны – он стоит несколько миллионов долларов.

– Да, сэр! Я в курсе, что «рыбка» дороговата.

– Ты сказал «рыбка»?

– Так аппарат окрестили «спецы».

– «Рыбка» так «рыбка»! И не забудь взять с дежурного офицера подписку о не разглашении военной тайны.

– Да, капитан! Но нужно брать расписку со всего экипажа – наше странное маневрирование не останется без внимания.

– В этом ты конечно прав. После испытаний, нас нашпигуют взрывчаткой на случай захвата в плен русскими. И тут уж точно всем станет понятно кто мы и что мы. А пока наша «Гоуст» самая обыкновенная атомная подводная лодка. И только так все должны её воспринимать. Объясни это всем любознательным.

– Понятно, сэр.

Старпом ушел и вскоре атомоход на штатной глубине начал никому непонятное маневрирование: подлодка то

зависала на одном и том же месте, то медленно двигалась вперед; затем она поворачивала на обратный курс и опять зависала. Не нужно быть большим знатоком, чтобы сообразить – здесь что-то ищут. В экипаже стали догадываться об истинных целях похода и как только Эдвард Бест занял свое капитанское кресло на мостике, штурман не выдержал и сказал:

– Не кажется ли вам, сэр, что маневрирование на противоположных галсах несколько устарело. Можно найти объект и по другим методикам поисковых операций.

– Каким еще методикам? – раздраженно спросил капитан.

Он оглянулся по сторонам и заметил, что боевой расчет командного поста, как ни в чем не бывало, продолжал нести вахту – каждый занимался своим делом. Но Бест достаточно хорошо знал их повадки, и то, что присутствующие слушали их диалог в оба уха, не подавая при этом никаких признаков любознательности, он также знал. Поэтому громко, чтобы все слышали, Бест произнес:

– Пока действует инструкция о режиме секретности и допуске к испытаниям глубоководного аппарата ограниченного числа лиц. Но я и сам вижу, что потребуется изменить эти условия. А иначе, мы… не сработаем. Не обижайтесь господа и ждите моих дальнейших указаний. Так, что ты говоришь, устарело? – обратился он к штурману:

– Сэр, если позволите, я бы классифицировал объект как вражескую подлодку, с которой потерян контакт.

– И что из этого следует? – заинтересовался Бест.

– Из этого следует, сэр, что надо произвести расчеты генеральных курсов. Взять точку потери контакта с…

– Объектом, – ответил за штурмана капитан и добавил:

– К сожалению, мы действительно потеряли контакт. Одно радует, что мы имеем изначальную достоверную точку начала испытаний.

– Здесь сильное течение, сэр, – уточнил обстановку штурман. – И если бы…

– Если бы я привлек вас раньше, то имел бы сейчас расчет на снос по течению и дрейфу.

– Так точно, сэр!

– Ладно, штурман. Я уловил твою мысль. Ты предлагаешь произвести расчет длин радиусов-векторов от начальной точки поиска.

– Верно, сэр. По спирали с поворотом генеральных курсов на девяносто градусов. Мы замкнем район поиска, и объект никуда не денется. Так как мы ищем сейчас – все равно, что искать иголку в стоге сена.

– Штурман прав, – согласился Бест, показывая тем самым всем присутствующим, что сам он на их стороне и все они единомышленники в этом непростом деле. – Надо действительно замкнуть район в определенные границы.

– Боцман! Лево руля! – скомандовал Бест. – Механик! Турбина малый хо…

Капитан не договорил, потому что на мостик влетел один из «спецов», по раскрасневшемуся лицу которого было видно: что-то там у них стряслось. Он стал тихо «сливать» информацию на ухо капитану, которое стало багроветь на глазах изумленной публики. Бест сурово взглянул в глаза «спецу», от чего тот чуть было не съёжился в клубок, и резко скомандовал:

– Стоп турбина!

Некоторое время Бест молча сидел в кресле, сжавшись как пружина, затем выпрямился, закинул нога за ногу и, оглянувшись по сторонам, изрек:

– Поздравляю вас, господа! Только что, мы утопили аппаратуру стоимостью три миллиона долларов.

«Спец» опустил голову и, забыв про инструкцию о допуске, как это порой бывает у научных работников, начал

мямлить про какие-то спайки подводного кабеля, которые

должны быть цельные, а они не цельные и состоят из множества отрезков длиной в сотни метров. И вообще, в стране никто не хочет заниматься производством цельных семимильных кабелей, но у него есть еще одна «рыбка», которую он обязуется запустить на оставшемся обрывке кабеля.

Монолог «спеца» закончился на оптимистической ноте и все облегченно вздохнули. Иначе бы субмарину с позором вернули на судоремонтное предприятие в Бангор и поставили в сухой док. А это надолго. Тут была и финансовая сторона вопроса. За каждый выход в море им неплохо платили – ведь это были испытания новой техники. Правда эта новая техника находилась не на новой подводной лодке, которая ломалась в самый неподходящий момент. Так случилось и в этот раз. Не прошло и часа, после отчета «спеца» о проделанной им работе по утоплению дорогостоящей техники, как механик заорал на всю свою реакторную глотку:

– Сработала аварийная защита реактора! Корабль лишился хода!

Старпом, сменивший капитана десять минут назад, тут же связался с ним по телефону и доложил обстановку. Было принято решение продолжить испытания глубоководного аппарата, двигаясь под дизелями. Другого ничего не оставалось – не докладывать же в главный штаб военно-морских сил США об остановке реактора. В этом случае их уж точно вернули бы в базу. А тут оставался хоть какой-то шанс выгрести на испытаниях, если они закончатся удачно.

Капитан нервничал. Про себя, он уже проклинал тот самый день когда согласился перейти из боевого состава атомных торпедных подлодок на экспериментальную с чарующим названием «Гоуст», что в переводе на русский язык означает призрак. Ему расписали дальнейшую карьеру как безмятежную прогулку под водой в стиле знаменитого капитана Кусто, которому когда-то в пятидесятых годах командование военно-морскими силами Франции предоставило «отпуск для научных целей». Беста, по всем прогнозам, уже должны были засыпать лавровыми венками и благодарностями от самого президента Штатов. Пока же, он получал только пинки от тех самых начальников, которые и сосватали его на эту суперлодку. Впрочем, они и сами не ожидали такого изобилия поломок и миллионных потерь. Не радовала и перспектива размещения зарядов взрывчатки на случай захвата субмарины противником. И он, Эдвард Бест, должен был нажать эту пресловутую кнопку самоликвидации, которую планировали смонтировать в его капитанской каюте. Правда, все это было в перспективе, как и сам поход неизвестно куда.

– Дэвис, – обратился Бест к Дюреру, своему главному инженеру-механику, – что с реактором?

– Плохо дело, сэр. Я как-то вам рассказывал о специфике теплоносителя первого контура реактора. Он у нас жидкометаллический.

– Да, припоминаю тот разговор.

– Судя по докладу оператора главной энергетической установки Марка Лемана – он был на вахте, когда сработала автоматика реактора – у нас образовался своего рода тромб, который подобно тромбу кровеносной системы человека, закупорил одно из проходных отверстий уранового канала.

– И что из этого следует?

– Из этого следует, сэр, что нам не нужно больше запускать реактор. Мы все выходцы с дизельных подводных лодок – придется вспомнить молодость.

– Что произойдет, если мы все же попытаемся запустить реактор? – на всякий случай уточнил Бест.

– Сэр! – уверенно произнес Дюрер. – Я не советую этого делать, потому что мы получим критическое ухудшение радиационной обстановки. Прекратится теплосъем и, как следствие, загорится урановый канал. Температура горения достигнет тысячи градусов – нам не поможет никакая биологическая защита. Мы все будем облучены.

– У меня, Дэвис, складывается такое впечатление, как будто мы не подводники атомного флота, а подопытные кролики. Физики проводят на нас эксперименты и ждут результаты. Неужели не понятно, что нужно менять жидкометаллический теплоноситель, содержащий натрий и калий*, на что-то другое. Сплав неизбежно дает окисление и шламы. Закупорки урановых каналов неизбежны. Я это говорю как бывший механик.

* На советских атомаринах в качестве жидкометаллического теплоносителя использовали эвтектический сплав свинца и висмута. 24 мая 1968 года на атомной подводной лодке К-27 произошло разрушение тепловыделяющих элементов, приведшее к переоблучению всего экипажа.

В отличие от русского флота, где механикам путь на командирский мостик заказан, в американском флоте, наоборот, предоставляли такую возможность. Там понимали, что лучшего специалиста, досконально знающего субмарину, просто не существует. Бест достиг своего капитанского мостика, пройдя все ступени отборочной комиссии. Кем он только не был: интендантом, связистом, дежурным инженером-механиком. Далее по возрастающей служебной лестнице: он был главным инженером-ядерщиком, старшим помощником капитана. Наконец, он стал ключевой фигурой на военном флоте – капитаном субмарины. К этому времени за его плечами было более десяти автономных дальних походов по боевому патрулированию. На «Гоуст», которая все больше

напоминала научную лабораторию, требовался опытный капитан с безупречным механическим прошлым и Эдвард Бест для этой должности подходил идеально.

– Да, сэр, в этом вы несомненно правы, – продолжил Дэвис. – Физики обещают вновь вернуть нас к водяным теплоносителям первого контура, но когда это произойдет неизвестно. Кстати, у русских на атомоходах в основном по два реактора. У нас один – нет никакого резерва.

– Ладно Дюрер, С этим все понятно. Объявляй тревогу – пора менять регенеративные пластины. С тех пор как остановился реактор, ощущается нехватка кислорода. Хотя прямой связи с этим нет. Надо осмотреться в отсеках – откуда-то исходит явный запашок тухлятины.

– Я проверю систему межотсечной вентиляции и… прошу разрешения объявить тревогу, сэр?

– Я же сказал: тревога!

– Тревога! – тут же проорал Дюрер по общекорабельной трансляции. – Все посты по боевому расписанию! Цель тревоги: смена регенеративных пластин. Доклады на мостик!

На атомных субмаринах первого поколения не было централизованных систем перезарядки регенеративных пластин, предназначенных для выработки кислорода, и каждый раз процедура перезарядки, проводимая во всех отсеках одновременно, требовала повышенного внимания. Попадание состава регенерации на палубу, и особенно на масляное пятно, могло привести к мгновенному возгоранию. Все это понимали, поэтому перезарядка проводилась в режиме тревоги и готовности немедленно начать борьбу с пожаром.

Получив доклады из отсеков о готовности к работе, Дюрер, запросив разрешение капитана, отправился в соседний отсек для контроля перезарядки регенеративных пластин и выяснения причины появления непонятного запаха. После, он докладывал Бесту результаты своего рейда:

– Сэр, по работе экипажа замечаний нет. Все как положено: резиновые коврики, перчатки, выгрузка использованных пластин в специальные емкости… Меня другое заинтересовало. Откуда все-таки идет запах? Его наибольшая концентрация, как ни странно, шла из офицерских кают. Открываю каюту связиста… Б-р-р-р! Шибануло, как от нестиранных годами носков. Посмотрел по всем закуткам – ничего! Ну, думаю, надо вскрывать люки кабельных трасс. Где же еще искать? А сам, на всякий случай, запускаю руку в трубопровод вентиляции. И что я там нахожу?

Вопрос адресовался уже не капитану, а всем присутствующим.

– Не тяни резину, Дэвис! – нетерпеливо спросил связист, несший дежурство на капитанском мостике, которого этот запах беспокоил больше всех.

– Я нашел там дохлую крысу! – с гоготом произнес механик и достал из-за спины свою находку, завернутую в целлофановый кулек. – Кто-то вас не любит, Генри? – обратился он к связисту и бросил крысу прямо в него.

Связист увернулся и завопил:

– Ты с ума сошел, фашист проклятый!

Давние предки Дэвиса действительно происходили из Германии и связист, подтрунивая над ним, называл его фамилию не Дюрер, а Фюрер.

– А за фашиста – ответишь по полной программе! – рослый механик не на шутку рассердился и, подобно медведю гризли раздвинул лапы и двинулся на внешне неказистого связиста.

Связист, лихорадочно соображая, что бы ему этакое предпринять, сгреб до кучи всю свою документацию и приготовился дать ею решительный отпор зарвавшемуся механику. Он было замахнулся на него увесистой папкой с описанием устройства его боевой информационной машины, но не успел, потому что поединок был прерван командой вышестоящего начальства.

– Все, господа! Сеанс страшилок закончен! – вмешался старпом, понимая, что именно он и должен поставить точку в этом сюжете для небольшого рассказа.

– Было весело! – спокойно сказал капитан, наблюдавший, как и все на мостике, за очередной словесной баталией механика и связиста, и далее скомандовал:

– Всплытие под перископ! Цель всплытия: сеанс радиосвязи и определение места подводной лодки. Дюрер, объявите тревогу.

Капитан должен был поручить организацию всплытия старпому, но для него было другое задание. К тому же механика надо было потихоньку натаскивать для дальнейшего продвижения по командной линии, как когда-то готовили и самого Беста. «Меху» или официально «главному инженеру-ядерщику» с немецкой фамилией Дюрер не оставалось ничего другого как проорать по трансляции:

– Тревога! Тревога! Всплытие под перископ на глубину семнадцать метров! Цель всплытия: сеанс радиосвязи и определение места корабля! Выдвижные устройства приготовить! Приготовиться сбросить балласт! Осмотреться в отсеках! Доклады на мостик!

– Хорошо, Дюрер! – заметил Бест, фиксируя правильность подачи команд, и обратился к старпому:

– Проконтролируйте до всплытия подводной лодки подъем изделия на борт и организацию документирования! Передайте старшему спецгруппы – к исходу дня представить мне подробный отчет! Действуйте!

– Есть, сэр! – отчеканил старпом и удалился.

Все начали готовиться к всплытию субмарины под перископ. Ждали старпома с докладом о подъеме глубоководного аппарата. Прошло пять минут, еще пять, капитан занервничал – это было видно потому, как он заерзал в своем кожаном кресле.

– Что он там приклеился что ли? – недовольно буркнул Бест и резко нажал на тумблер связи со «спецами».

Никто не ответил на запрос.

– Это ещё что за вольности! – возмутился Бест и прокричал по общекорабельной трансляции:

– Второй отсек – на связь! Срывается всплытие! Где там старпом?

– Да, сэр! – в динамике прозвучал умиротворенный голосок одного из «спецов», соизволившего все же ответить на запрос мостика.

– Старпом у вас?

– Мы нашли её, сэр! – вместо ответа на конкретный вопрос раздалось в динамике. – Не надо всплывать, иначе мы её потеряем!

– Я бегу к вам! – сходу отреагировал Бест, понимая, что произошло то, ради чего и был задуман этот поход. – Отставить всплытие! Отбой тревоги! Держать глубину!

Удерживать субмарину на заданных курсе и глубине должен был Тони Канетти. Он в ответ прокричал:

– Есть, сэр!

На что Бест ему заметил на ходу:

– Я так и не отблагодарил тебя, дружище!

– Что вы, сэр, – огромный чернокожий старшина смутился. – Не стоит благодарности, сэр!

– Выпивка за мной! – прокричал капитан, проскальзывая через переходной люк в соседний отсек.

Все мигом сообразили, что сообщение, произнесенное детским голоском научного работника, оправдывало все их усилия, трудности и неприятности этого похода, включая потерю одного из дорогостоящих глубоководных аппаратов. Наука сработала и этим действием открывала что-то новое, неизведанное и необычное. Для экипажа снимут часть завесы секретности и он будет спокойно говорить среди своих об этой самой «рыбке», которая, ползая по дну, будет обнаруживать и фотографировать останки советских боеголовок, добывать ценнейшую информацию о противнике, обладающим высокоточным оружием, а заодно, находить все то, что можно обнаружить на дне морей и океанов.

Как только Бест доложил руководству об успехе поисковой операции по обнаружению глубоководным аппаратом имитатора головной части русской крылатой ракеты, их тут же вернули домой – в военно-морскую базу Бангор. На пирсе субмарину встречал сам директор разведки военно-морских сил США, из чего экипаж сделал логический вывод о переподчинении и переходе из боевого состава ударных сил в разведчики. При таком раскладе «Гоуст» становилась единственным специализированным на глубоководные работы подводным атомоходом в составе всей разведки страны, что накладывало на экипаж большую ответственность. Воодушевленные напутствиями главного военно-морского разведчика, подводники с превеликим удовольствием рванули в предостав-ленный им отпуск. Субмарину поставили в док, чтобы нашпиговать новыми глубоководными аппаратами и всякими причиндалами, забывая обратить внимание, как это обычно бывает в таких случаях, на профилактический ремонт обычных устройств и механизмов, включая реактор.

В послужном списке субмарины «Гоуст» и её доблестного капитана Эдварда Беста началась новая глава – глава невероятных удач и провалов, славы и забвения. Все это будет, но позже. А пока был первый успех, открывающий дорогу специальным шпионским глубоководным операциям военно-морских сил США против военно-морского флота СССР.

Глава вторая. Венские мотивы

Австрия, Вена, лето 1966 года

Основанный в одна тысяча восемьсот семидесятом году отель «Ана Гранд», что на Карнтнер Ринг 9, и сегодня, при новом названии «Гранд Отель», притягивает к себе клиентов не столько великолепием фасада и внутреннего убранства, сколько непринужденностью и доброжелательностью общения персонала с каждым, кто появляется здесь в створках большой вращающейся двери. Вышколенные и дородные швейцары приветливо встречают всякого гостя, невзирая на его представительские данные – порой, самые невзрачные клиенты оказывались наиболее щедрыми на чаевые.

Так было и в далеком 1966 году, когда один из клиентов подъехал к отелю на обыкновенном армейском джипе «Виллис». Немногословный, в длиннополой шляпе и недорогом костюме, он ничем не выдавал в себе помощника военно-морского атташе США в Германии, прибывшего в Вену для конфиденциального разговора с директором разведки военно-морских сил Соединенных Штатов. Подойдя к стойке регистратуры, он предъявил свой американский паспорт и негромко сказал:

– Джеймс Бредли! Мне забронирован одноместный номер.

Надеюсь, вы говорите по-английски?

– Разумеется! – с типичным немецким акцентом произнесла девушка. – Пожалуйста, заполните этот бланк.

Миловидная блондинка протянула фирменный бланк и улыбнувшись, достала ключ от номера, положив его сверху на паспорт. После завершения всех полагающихся процедур она сказала:

– Ваш номер на третьем этаже. Желаю приятно провести время в нашем отеле.

Бредли мельком взглянул на девушку, оценив по достоинству ее красоту, и не спеша проследовал к лифту. Он профессионально, бегло кинул взор на публику, заполнившую небольшое уютное кафе, расположенное в правой части холла регистратуры, причислив ее к явно не пролетарским слоям общества. Музыкант ненавязчиво играл на рояле, создавая благоприятный фон для светской беседы.

«Неплохое местечко, – подумал Бредли. – Здесь все располагает к общению двух интеллектуальных особ».

Разумеется, что он имел в виду себя и шефа военно-морской разведки. Мелких денег не оказалось, и он дал швейцару десять немецких марок, чему тот был безусловно рад. Оставшись наедине, Бредли быстро осмотрел номер, заглянул в мини-бар, лишив его одной из бутылочек со спиртным, принял душ и усевшись в удобное кресло, пролистал подборку

американских газет.

– Ага, вот он, гороскоп, – произнес он вслух, найдя то, что искал. – Так-так, предстоит дальняя дорога, новые знакомства… К чему это? Поездка из Германии в Австрию состоялась, но она недальняя. Может, возвращение домой? Тогда, да – это дальняя дорога. Знакомства… Но у меня их итак предостаточно.

Зазвонил телефон. Бредли неторопливо поднял трубку

и услышал приятный баритон:

– Как добрались, Джеймс?

– Спасибо, сэр. Неплохо. Австрия мне всегда нравилась.

– Мне и моему другу тоже. Если вы не возражаете, встретимся внизу, в кафе.

– Да, сэр. Я буду готов через пять минут.

Бредли положил трубку, закурил сигарету и подумал: «Речь шла о встрече тет-а-тет. А тут какой-то его друг, о котором почему-то не говорилось раньше? Может, меня втягивают в игру агентурной разведки? Нет, на это я не пойду. В конце концов – я морской офицер-подводник, а не агент.»

Бредли не стал пользоваться лифтом. Имея навыки разведчика, он спустился вниз по лестнице, чтобы сверху заприметить то, что ему необходимо было в данный момент. Спустившись на второй этаж, он прошелся по коридору, нависающему над холлом регистратуры и, мигом оценив ситуацию, быстро сбежал вниз по ступенькам широкой мраморной лестницы.

По-прежнему играла музыка. Народу поубавилось. Бредли знал директора разведки только по фотографиям из военной прессы и не рассчитывал, что узнает сразу. Однако, подойдя ближе, он без труда его нашел, сидящего, в отличие от всех присутствующих, в гордом одиночестве. Подойдя вплотную к его столику, Бредли заметил, что тот давно уже не молод и больше похож на местного седовласого старичка, забежавшего на минутку опрокинуть кружку пива, чем на военного чиновника высшего разряда. Старичок на удивление энергично встал, крепко поздоровался за руку и тихо произнес:

– Похоже, вы и есть Бредли?

– С вашего разрешения, сэр, – ответил тот и в свою очередь спросил:

– А где наш третий друг?

– Начнем вдвоем, а затем, исходя из того решения, которое вы примете, продолжим разговор втроем. Не возражаете, Джеймс?

– Как прикажете, сэр.

– Вы не будете против, если мы начнем наш разговор на улице? – заговорщически спросил директор разведки, чем ещё больше усилил опасения последнего.

– Да, сэр, – ответил Бредли как можно спокойнее и они вышли на улицу Карнтнер Ринг.

Был теплый летний вечер. Прохожие, не спеша прогуливались по тротуару, подтягиваясь к зданию знаменитой Венской Государственной Оперы – там шло представление и было многолюдно. Обогнув здание, они вышли к музею «Альберти-на». Здесь можно было спокойно обсудить насущные дела. Как только они остались одни, разведчик приступил к изложению своей идеи.

– Итак, кэптен Бредли, – шеф военно-морской разведки впервые с момента их встречи назвал его по званию, – цель моей поездки в Европу связана не столько с текущими делами нашего ведомства в НАТО, сколько с открывающимися перспективами одного из направлений разведки – именно подводной разведки. Вы, как бывший командир подводной лодки и помощник военно-морского атташе, вполне устроили бы нас, возглавив один из засекреченных отделов. Как вы на это смотрите?

– Предложение несколько неожиданное, сэр, – насторожился Бредли. – Нельзя ли конкретнее?

– Речь идет о создании отдела подводных операций. Это не «морские котики», нет, – седовласый разведчик уловил взгляд Бредли и своим ответом опередил его вопрос. – Ваша работа будет связана с использованием в разведывательных целях атомной подводной лодки начиненной глубоководными аппаратами и другой техникой, добывающей полезную информацию о противнике.

– Вы сказали «атомная», сэр. Но я ведь дизельный капитан, – засомневался Бредли.

– Вы опытный капитан, – уверенно произнес разведчик, – и этого для меня вполне достаточно. К тому же, я подробно изучил ваше досье и полагаюсь на свою интуицию. Кое-какие результаты уже достигнуты. Вы начнете не с нуля. Остальное зависит от вас. Вы сами будете планировать и выполнять операции. Подводный атомоход в вашем полном распоряжении. Лучшей перспективы не придумаешь. Сработаете – будете завалены поощрениями и наградами. Не сработаете… Что об этом говорить. Так вы согласны?

К подобного рода предложениям Бредли был готов. Он уже приобрел кое-какой разведывательный опыт, участвуя в сборе информации под эгидой дипломатического ведомства, поэтому и вел себя соответствующим образом – спокойно и рассудите-льно. Его мозговой компьютер уже просчитал весь подводный пасьянс на два-три хода вперед, и решение было принято. Оставалось лишь красиво его озвучить. Тут главное не переборщить в патриотизме и не сказать чего лишнего. Бредли слегка кивнул головой и уверенно произнес:

– Я готов, сэр! Когда приступать?

– Так, сразу? – явно удивился седой разведчик. – Вы даже не просите тайм-аут?

«Явно мало патриотизма», – подумал Бредли и добавил:

– Сэр! Ваше предложение – большая честь для меня! Полагаю, ваш выбор не случаен и оправдаю оказанное доверие. Не сомневайтесь, я сделаю для флота, страны все возможное и невозможное.

– Невозможное не надо, кэптен, – с легкой иронией ответил разведчик и подумал: «Этот парень, пожалуй, будет рыть копытом, чтобы выслужиться. Ну что ж, пусть оправдывает мою интуицию».

– Только возможное, Бредли. Только возможное, – продолжил разведчик и затем, ненадолго задумавшись, добавил:

– Хотя… бывает и невозможное.

Что подразумевал директор разведки ВМС США, было понятно только ему. Не мог же он сразу сказать: «Джеймс, вся твоя работа и твоих подчиненных будет на грани фола!»

Сразу, в лоб, нельзя – в разведке это не принято!

– Спасибо, Джеймс, – фамильярно и несколько артистично произнес разведчик, пожимая Бредли обе руки, – я не ожидал от вас другого ответа. Теперь, я вправе познакомить вас с капитаном самой секретной субмарины Соединенных Штатов. Это и есть наш третий партнер. Вернемся в отель.

«Гороскоп сбывается», – подумал Бредли и двинулся следом за своим новым шефом.

Главный военно-морской разведчик был профи высшего класса, но в пенсионном возрасте. Он еще не знал, что на его место уже отобран Фредерик Халфингер – разведчик до мозга костей, ещё недавно занимавшийся исключительно похищениями секретной техники русских. Его командос воровали всё подряд: от снарядов из Вьетнама до самолетов из Египта. В верхних эшелонах власти оценили успехи Халфингера и решили доверить ему еще более ответственные задачи. Время шло очень быстро, и нужно было отчитаться за выделяемые на разведдеятельность солидные финансовые ресурсы. К тому же, разведчики впервые получили подводный атомоход и с этого момента ситуация менялась кардинально – уже не надо было выпрашивать атомарины у адмирала Риковера, который в своей обычной манере до последнего «тянул резину», подсовывая старенькие «дизелюхи»*. Теперь военно-морская разведка была «на коне» и начальники лично подбирали себе кадры. Как правило, не из числа «атомщиков» Риковера. Этим и объяснялось желание нынешнего шефа разведки привлечь к осуществлению своей глубоководной разведывательной программы кого-нибудь из опытных поводников-дизелистов. Выбор пал на Бредли.

У входа в отель их поджидал высокий худощавый мужчина приятной наружности, на вид тридцати пяти – сорока лет, с ярко выраженной военной выправкой, проявляющейся в каждом его движении – хотя он просто прогуливался туда-сюда. Директор разведки незаметно кивнул головой, что означало: он согласен. Мужчина тут же подошел и представился Бредли:

– Эдвард Бэст, сэр! Капитан субмарины «Гоуст»!

– Джеймс Бредли, – коротко отрекомендовался «дизелист».

– И ваш, Эдвард, непосредственный начальник, – прокомментировал шеф разведки.

– Да, сэр, – согласился Бэст и обратился к Бредли:

– Сэр! Когда прикажите доложиться?

– Сделаете отчет, – ответил вместо Бредли старший среди них седовласый разведчик, – когда отгуляете отпуск. Мистер Бредли сдаст свои дела новому помощнику военно-морского атташе в Германии и также уйдет в отпуск. Набирайтесь сил господа – предстоит большая и ответственная работа. Детали обсудим в Бангоре до выхода подводной лодки из ремонта к месту постоянного базирования. Надо, чтобы вы, Бредли, увидели всю начинку снизу – пока атомоход стоит в доке. Это позволит вам лучше представлять динамику поисковых операций. Главная задача нынешнего этапа испытаний – поиск головных частей советских баллистических ракет севернее атолла Мидуэй в Тихом океане. Первый этап, ориентированный на поиск имитатора головной части русской крылатой ракеты, угрожающей нашим авианосцам, успешно завершен. Имитатор своевременно найден с помощью глубоководного аппарата. А теперь, господа, я хочу выпить за наши будущие успехи! Нет возражений?

– Нет, сэр, – одновременно гаркнули «атомщик» и «дизелист». При этом «дизелист», задержав взгляд на «атомщике», задал вопрос, который интересовал его с самого начала рандеву:

– Фамилия… Бест – это совпадение с…

– Тот самый, – не дав договорить до конца, ответил шеф разведки ВМС, – смытый за борт.**

– Я прочитал об этом случае в сводке происшествий по фло…

– Да, Джеймс, – фамильярно заметил седовласый шеф, ещё раз не дав Бредли договорить. – Бест у нас… человек – легенда! Он до последнего вздоха надеялся на свой экипаж и вместе они победили натиск стихии. За это я также с удовольствием выпью!

__________________________________________________

* дизелюхи – дизельные подводные лодки

** Подобный случай действительно имел место, но не на американской, а на российской подводной лодке Б-81 «утюг» с командиром капитаном первого ранга Анатолием Некрасовым. К сожалению, он погиб.

Троица проследовала внутрь отеля, пройдя через вращающуюся дверь в строгом соответствии с табелем о рангах – сна- чала старшие, затем младшие по должности и пришвартовалась за одним из столиков у рояля. Все они были моряками, а это значит, что «вискарь», несмотря на принципы конспирации, был употреблен неоднократно и ровно до тех пор, пока у очередной бутылки не засветилось донышко. Они даже что-то спели на морскую тему, известную только им, чем изумили постояльцев отеля и музыканта, явно рассчитывавшего на какие-то чаевые.

Старинный рояль продолжал озвучивать распрекрасные мелодии, но они мало интересовали разведчиков, для которых, как это обычно бывает у моряков после третьей рюмки, настало время выговориться. Забыв о старшинстве, разведчики перебивали друг друга, рассказывая тривиальные анекдоты и морские истории. Всем, кто оказался с ними по соседству, стало ясно: за столиком у рояля собрались прожженные мариманы. Очередной тост, как и положено, был выпит за то, чтобы количество погружений у субмарин совпадало с количеством всплытий!

Все же, какая никакая, а конспирация была соблюдена – невзирая на количество употребленного спиртного, они ни разу не обмолвились о своей непосредственной работе. Разведка – есть разведка!

Наутро от троицы откололся Эдвард Бест. Причина этому была самая заурядная. Ему понравилась та самая хорошенькая блондинка, накануне проводившая оформление гостиничных номеров.

– Дело молодое, – с некоторой завистью прокомментировал седоголовый разведчик, когда они уже вдвоем прогуливались все по той же Карнтнер Ринг. – Но я проверю, Джеймс, все ли здесь чисто. Горничные, портье, проститутки – самые лучшие источники для вербовки. Они удачно играют на мужских слабостях, находя уязвимые места. На этом построена целая теория вербовки, но вам это вряд ли пригодится. У вас с Бестом узкая специализация – поиск подводных объектов. Все просто: опустил аппарат, нашел объект поиска, заснял его и можно преспокойно двигаться домой. Хотя, в дальнейшем, будем и поднимать небольшие фрагменты этих самых, русских объектов. Наука не спит, и вы в этом скоро убедитесь, когда окажетесь в доке под брюхом «Гоуст».

– Ясно, сэр, – согласился Бредли и добавил:

– Мне, в принципе, понятна сфера разведывательной деятельности. Ведь я и раньше соприкасался с ней, высаживая и эвакуируя агентов ЦРУ на прибрежных направлениях.

– У побережья СССР, если мне не изменяет память? – театрально произнес шеф военно-морской разведки, как будто он об этом где-то слышал, а не знал досконально.

– Точно так, сэр!

– Теперь вы будете не соприкасаться, а руководить разведдеятельностью… А скажите мне, Джеймс, – сменил он тему разговора. – Как долго вы задержитесь в Вене?

– Собственно говоря, нисколько, сэр, – Бредли посмотрел на своего нового шефа, как бы испрашивая его предложения на этот счет и тут же услышал просьбу:

– В таком случае, если вы не возражаете, я бы отправился с вами в Германию прямо сейчас – надо доделать кое-какие дела по линии ВМС ФРГ. По дороге я подробно введу вас в курс дела.

– Какие могут быть возражения, сэр, – преданно ответил Бредли. – Я в вашем полном распоряжении.

– Замечательно, Джеймс! Тогда – в путь!

Они тут же одновременно развернулись в противоположную сторону и отправились в отель собирать чемоданы. Не прошло и двадцати минут, как от отеля отчалил военный «Вил-лис». Швейцар ещё долго кланялся в сторону отъехавшей машины, сжимая в руках очередные десять немецких марок – у Бредли по-прежнему не было мелких денег.

Что касается Беста, то он влюбился. Причем впервые в жизни. Но этому судьбоносному явлению предшествовали другие события, сформировавшие его как закоренелого холостяка. Конечно, сказалась служба – она забирала все его время без остатка. И чем выше была должность, тем меньше оставалось времени на личную жизнь. Но было и другое, о чем догадывались единицы – Бест старался ни с кем не делиться. Суть этого события состояла не в том, что ему не нравились женщины. Нет. Просто к сорока годам его образ жизни сложился таким образом, что ему уже не хотелось что-то и как-то менять, под кого-то подстраиваться. И единственным ему верным другом была мать, которая, рано овдовев, разделила свою любовь между ним и умершим мужем.

Несмотря на множество предложений от усыхающих по ней холостяков, она предпочла остаться одна с сыном. Бест понимал и ценил эту верность. Как ему не хотелось видеть кого-то, пусть даже очень хорошего на месте отца, так и ей не хотелось видеть «её», пусть даже очень добрую и красивую, рядом с сыном. Одно время, когда Эдварду исполнилось тридцать, он стал стопроцентно похож на её мужа. Она порой забывалась и засматривалась на него, вводя себя и сына в краску. Теперь же, в нынешнем возрасте, она смотрела на него с ещё большим восхищением и интересом, представляя, что таким был бы и её муж, доживи он до сорока лет. Прежде очень красивая, мать Беста сохранила все черты лица и фигуру. Они вместе прогуливались по набережной Бангора и люди оборачивались, провожая их добрым взглядом. Она ощущала эти взгляды и была им безумно рада, как, впрочем, и словам, непроизвольно вырвавшимся у одного из стариков, конкретно про неё: «Красивая старость!» Неужели, после всего этого, кто-то мог претендовать на её единственного сына? Да никогда!

Так ей хотелось. Но судьба распорядились по-своему. В далекой Европе, в маленькой Австрии, которую мать Беста по причине близорукости и на карте не смогла бы найти, её ненаглядный сыночек, как только увидел эту хрупкую бело-

курую красавицу, лишится дара речи. Он будто удав, впился в её необыкновенные темно-синего цвета глаза, смотрел на них, стоя рядом, и не мог сдвинуться с места словно загипнотизированный. Девушка, не понимая в чем тут дело, обращалась к нему то на немецком, то на английском, даже на итальянском языках. Однако, Бест оглох и не слышал её даже на родном языке. Он стоял напротив стойки регистратуры и откровенно любовался ею, как некой австрийской диковинкой. Но так не могло продолжаться бесконечно и он, наконец, опомнился. Бест осмотрелся по сторонам, как бы извиняясь за этакую беспардонность, и предъявил свой паспорт. Он забыл сообщить ей свой номер брони. Вместо этого, заметно волнуясь, что было для него, уверенного в себе командира субмарины, несусветно, он изрек:

– Если вы откажитесь встретиться со мной завтра же, после работы, я просто этого не вынесу.

Она стандартно, как это принято в дорогих отелях, улыбнулась, мельком взглянула на паспорт, отыскала его фамилию в списках забронированных номеров, и ответила прямо скажем не на лучшем английском:

– Давайте, для начала, я поселю вас в гостиницу. Пожалуйста, заполните бланк.

Бест одним махом заполнил бланк и нетерпеливо спросил:

– Так как? Могу я надеяться?

Девушка слегка покраснела. Вероятно, ей следовало сказать, что у них не принято разговаривать с клиентами на неслужебные темы. Но что-то начало происходить и с ней. Она опустила глаза. Потом слегка их приподняла, взглянула в серые, полные надежды, глаза Беста и неожиданно, может даже и для самой себя, сказала:

– Да. Можете.

Она ещё больше покраснела и позабыла достать ключ

от номера. Бест быстро сообразил, что к чему и, помогая ей взять ситуацию под контроль, произнес:

– Спасибо! Ключ от номера… сдавать при выходе из отеля?

Она благодарно улыбнулась и, достав ключ, ещё раз, но пристально, взглянула в его глаза, сказав при этом:

– На ваше усмотрение, – и далее по трафарету:

– Желаю приятно провести время в нашем отеле.

Это было вчера. А сегодня, только распрощавшись с коллегами по разведке, Бест уже мчался по незнакомому городу, то и дело доставая из кармана записку, на которой были написаны сокровенные для него слова: «Центральный вход собора Святого Стефана. 12 часов. Эльза».

«Ёе зовут Эльза! – мечтательно произносил про себя Бест. – Это схоже с именем моей любимой матери – Элизабет! Совпадение не случайно! Это явный знак судьбы! Они подружатся. Они должны подружиться, ну хотя бы ради меня».

Что на него нашло? И как это связать с устоявшимся образом жизни? Как отреагирует мать? Сейчас он не желал отвечать на все эти сложные вопросы. Бест летел на крыльях любви и для него настал тот самый момент истины, который в разное время ждет каждого мужчину и женщину. «Вот она желанная! – говорит он.» «Вот он – желанный! – говорит она.» И они соединяются в единое целое. Так на свете зарождаются семьи. А по сути, это и есть один из ответов на наивный детский вопрос: «Пап, а пап? А как я на свет появился?» Ответ, в данном случае, представляется так: «Однажды, когда тебя ещё не было на свете, я мчался по улице Карнтнер Ринг…»

Кто бы мог подумать? Эдвард Бест, американский капитан суперсекретного подводного атомохода «Гоуст», ненароком оказавшийся в прекрасной Австрии, будет мчаться сломя голову навстречу своей судьбе по этой самой Карнтнер Ринг, спутав эту улицу с перпендикулярной ей Карнтнерштрассе, которая как раз и выводила к месту встречи. Поплутав по незнакомым улицам, он всё же выйдет на правильное направление и окажется в указанном Эльзой месте у собора Святого Стефана.

Собор виден издалека. Его восьмигранный шпиль оригинальной конструкции с колокольней в ренессансном стиле, возвышается над другими историческими сооружениями и зданиями города. Западный фасад с роскошным порталом и две «башни язычников» гармонично сводятся в общую композицию, подчеркивая мощь строения и подтверждая высочайшее мастерство средневековых камнерезов. Один из них Антон Пильграмм увековечил себя в виде человека, выглядывающего из окошка. Всё это вместе взятое притягивает к себе туристов. Они потоками стекаются сюда с разных направлений.

Бест, обежав полквартала, сообразил, наконец, что Эльза указала ему самый простой ориентир, и ему следовало только слиться с потоком туристов, который естественным путем вывел бы к собору. На Стефанплатц было, как всегда, много-людно и Бест, чуть ли не расталкивая прохожих, устремился к центральному входу в собор. Он её уже увидал, одиноко стоящую и рассматривающую какое-то объявление, наклеенное на рекламную тумбу. Как юнец, мальчишка, идущий на первое свидание и делающий первые шаги в стране любви, он волновался, и первые слова его были путанные и неуклюжие.

– Вот… Я пришел.

– Да, благодарю…, – она также волновалась и украдкой поглядывала не него сквозь великолепные длинные ресницы, пытаясь спрятать под ними глаза.

– Замечательно, что вы пришли, – он старался выверить каждое слово, произвести на неё положительное впечатление, до конца не веря, что она уже рядом с ним.

Бывает же такое. Он, бесстрашный и уверенный в себе капитан, пасует перед какой-то девчонкой, которой отроду нет и двадцати двух – двадцати пяти лет. Хотя, что тут скажешь? Овладеть сердцем красавицы – не каждому дано! Ведь она не знает кто он и что он? Мало ли бывает не бедных клиентов в отеле «Ана гранд»? Но и сам Бест не уродина! Он высокий, симпатичный мужчина и знает точно, что нравится женщинам. Правда, возраст…

– По-правде сказать, я не ожидал вашего согласия на эту встречу, – ещё волнуясь, но уже более уверенно и спокойно, произнес Бест. – Ведь я уже не мальчик. Но… Но как только увидел вас, во мне что-то произошло. Я и сейчас смотрю на вас словно завороженный и не могу… Не могу налюбоваться вами. Вероятно, только в Австрии бывают такие необыкновенные красивые девушки.

– Не знаю, – немного смутилась Эльза. – Но мне кажется, в ваших американских фильмах все женщины очень красивые.

Волнуясь, у неё усиливался немецкий акцент. Кроме того, она путалась в словах и грамматике – всё это слушалось забавно и не раздражало.

– Поверьте мне на слово, – настаивал Бест, – как я сказал, так и есть.

Для большей убедительности, он взял её за обе руки и неожиданно для себя почувствовал в них лёгкую дрожь. «Она дрожит, – подумал он и стал быстро задавать себе вопросы, тут же отвечая на них: – Почему дрожит? Ведь тепло! Значит…Значит, она волнуется! А раз волнуется? Значит, неравнодушна ко мне!» Заполучив её руки, он не желал их отпускать. Наоборот, он стал притягивать руки к себе и, тем самым, притянул и её саму. Он уже ощущал её лёгкое прикосновение, прерывистое

дыхание и теплоту тела, но она, вдруг, как-то ловко выскользнула, отпрянула от него на шаг и с акцентом сказала:

– Первоначально, неплохо бы познакомиться. Меня зовут Эльза Браун. А вас? – и сама же ответила:

– Эдвард Бест, американец.

– Вы очень наблюдательны, Эльза, – удовлетворенно отметил американец, тут же обратив её внимание на некоторые совпадения. – Мне приятно наше знакомство и то, что вы согласились на встречу. Как, впрочем, приятны и некоторые совпадения. Наши инициалы начинаются одинаково: «Э» и «Б». Кроме того, мою матушку зовут Элизабет.

– Правда? – удивилась девушка.

– Именно так. И поверьте, это не случайные совпадения. Я верю в судьбу.

Он галантно взял её под руку и она, не сопротивляясь, пошла рядом с ним. Они неплохо смотрелись вместе и идеально подходили друг другу по росту. Эдвард был выше Эльзы всего на десять сантиметров. Кроме того, они были по-спортивному сложены и стройны. Влюбленные шли нога в ногу, и казалось, будто с первых совместных шагов, они уже выработали, если можно так выразиться, «семейную походку» – настолько слаженно они двигались по брусчатке. Показательны и другие внешние данные: она блондинка, он брюнет – это сразу создавало некий контраст и они становились заметны в толпе. Про таких обычно и говорят: «Красивая пара!» Оставалось всего ничего – доказать все эти преимущества матери Беста в

Соединенных Штатах. Но об этом нюансе Эльза ещё не знала. Она уже не испытывала смущение и дрожь в теле. Прижавшись к Эдварду, она что-то щебетала про свой любимый город Вену, где родилась и прожила безвыездно все свои двадцать пять лет.

Время пролетело незаметно. Стемнело. Они ещё долго блуждали по вечерним улицам и в конце концов оказались на знаменитой лестнице «Штрудльхофштиге», где произошло то, что и должно было произойти с влюбленными. При спуске

с лестницы Эльза немного замешкалась и оказалась позади Эдварда. Тот протянул руки, как бы принимая её снизу. Руки заскользили навстречу друг другу и Эльза оказалась в объятьях Эдварда. Изобразив лёгкое, чуть заметное сопротивление, она уже не вырывалась. Ещё мгновение и их губы сначала только соприкоснулись. Но это лишь миг. Он скоротечен и его даже сложно уловить или сосчитать в какие-то микросекунды, ибо дальше происходит объединение любящих друг друга сердец.

Они слились в единое целое, и им в этот момент было все равно, что скажут те немногочисленные, но присутствовавшие при этой сцене, прохожие. Молодежь это действо приветствовала, а старики лишь укоризненно покачали головами. Если все эти мнения и сомнения усреднить, то всё равно баланс будет в пользу влюбленных – ведь и старики когда-то были молодыми. Разве что, время их молодости было иное, более консервативное и не допускающее подобный грех на улицах, но разрешаю-

щее другие прегрешения, приведшие к гораздо худшим последствиям и страданиям, разрушениям целых городов и большим человеческим жертвам…

– А я ещё и расстроился, когда мне приказали, несмотря на то, что был в отпуске, приехать в Вену, – сказал Бест Эльзе, описывая свою историю появления в этом славном городе, когда они, обнявши друг друга за талии, продолжили движение в сторону от теперь уже знаменательной для них лестницы с труднопроизносимым на любом, кроме немецкого, языке названием «Штрудльхофштиге».

– Ты сказал, – они уже были на «ты», – приказали?

– Да, Эльза. Я ведь военный. Причем военный моряк, – сразу уточнил Бест, акцентируя этим специфику своей службы и зная, что не каждая девушка способна вынести длительную разлуку с любимым человеком.

Эльза удивленно посмотрела на Эдварда и сказала:

– Это, наверное, романтично – быть военным моряком. Но, ведь и опасно? Я читала о моряках.

– Опасно? – выразил некое удивление Бест. – Не больше, чем прогулка на пароходе по вашему прекрасному Дунайскому Каналу, разделяющему Вену на два района.

Она поняла, что он блефует, и была несколько озадачена этим известием.

«Но ведь так и должно быть, – подумала Эльза. – Судьба открывает мне мой новый путь. Хотя выйти замуж за моряка – редкий случай для австрийки, Родина которой не омывается ни одним морем или океаном.»

– Эльза! – обратился Бест, выказывая голосом свои серьёзные намерения и прерывая её размышления о собственной судьбе. – Я полюбил тебя с первого взгляда и предлагаю руку и сердце. Если это удобно, я готов прямо сейчас попросить благословения твоих родителей.

– Эдвард! – ответное слово было за Эльзой Браун. – Как только ты появился в фойе нашей гостиницы, меня словно подменили. Я не могу сказать, что мужчины не уделяли мне внимания до знакомства с тобой. Это было бы неправдой. Но я впервые испытала неведомую ранее, необъяснимую силу притяжения с тех пор как ты оказался рядом со мной. Мы не знаем друг друга достаточно, но и я верю в любовь с первого взгляда. И теперь, я могу сказать за себя, не взирая на то решение, какое могут принять мои родители.

Эльза ещё раз взглянула Эдварду в глаза и уверенно произнесла:

– Я согласна!

– Любимая! – капитан Бест впервые в своей сознательной жизни произнес это слово и крепко прижал девушку к себе. – Я постараюсь сделать всё, – душевно и проникновенно прошептал он ей на ушко, – чтобы ты никогда не пожалела о принятом сейчас решении. Мы будем любить друг друга и мои походы в океан будут лишь сплачивать нашу семью. Ибо за расставанием, следует долгожданная встреча. Ты будешь провожать и встречать меня на берегу, стоя на скале. В твоей руке будет платок, который я тебе подарю.

– Да, милый…

Они договорились встретиться утром на том же месте, где было назначено первое свидание – у собора Святого Стефана. Вечером Эдвард созвонился со своей матерью, а Эльза оповестила родителей о принятом решении выйти замуж. Реакция была соответствующей устоявшимся традициям и историческим фактам.

– Ты с ума сошел! – раздался истерический крик с противоположной стороны Атлантического океана. – Немцы потопили корабль твоего дедушки.

– Но мама, – как можно спокойнее отвечал Эдвард, оспаривая её доводы. – Они также пострадали – их самих оккупировала Германия. Они австрийцы, а не немцы.

– Какая разница? Прошло всего два десятка лет с окончания второй мировой войны, – неслось из телефонной трубки, как будто Бестом не было сказано никаких аргументов «против». – И ты предаешь! Ты предаешь не только своего деда, не вернувшегося с войны, но и меня!

– Ах, вот оно что? – уныло сказал Эдвард и до него только сейчас дошло, что дед тут ни при чём. Он предал мать и с этим аргументом он не мог не согласиться. – Хорошо мама, мы поговорим на эту тему позже. Успокойся, пожалуйста…

В Вене происходило примерно то же самое, только тон здесь задавал глава семьи.

– Потаскушка! – остервенело ругался папаша Эльзы Браун. – Спуталась с американским солдатом! С потомком тех солдат, что бомбили Вену!

– Он моряк папа, не горячись, – Эльза знала своего отца – покричит и успокоится. – Он вам всем понравится! Вот увидите, Эдвард хороший парень!

– Ну, неужели нельзя найти кого-нибудь из местных, – подключилась мать Эльзы. – Твой Эдвард увезет тебя за океан, и что мы будем делать?

Мать заплакала, и Эльзе стало всё понятно. Нет, они не против свадьбы. Им не хотелось, чтобы она уезжала так далеко – в Америку! Ей было жаль своих родителей, но она полюбила этого американца и уже никто не мог её остановить – так она решила.

Наутро, Эдвард и Эльза встретились в условном месте. После недолгой дискуссии, они отправились венчаться в одну из церквей, ставя точку над всеми рассуждениями родственников, услышанными накануне. В тот же день влюбленная парочка бесследно исчезла – Эльза даже не уволилась с работы. Говорят, будто их видели в Париже. А может быть на Гавайях? Но, это уже и не столь важно. Главное – они счастливы! А что ещё нужно в этой скоротечной жизни? Всё уладится – решили молодые, отчетливо понимая, что через каких-то две-три недели, им всё-таки придется держать ответ перед своими грозными родителями. Но это будет потом, не сейчас. Так не будем же им мешать, допытываться, где они и что они – пусть