Пушкин бесплатное чтение

Иона Ризнич
Пушкин

© И. Ризнич, 2022

© ООО Издательство АСТ, 2022

Дизайн обложки Андрея Фереза

* * *

Самые известные стихи Александра Сергеевича Пушкина (отрывки)

Руслан и Людмила

Вещий Олег

«Я вас любил: любовь еще, быть может…»

Моцарт и Сальери

Пир во время чумы

«Брожу ли я вдоль улиц шумных…»

«Мчатся тучи, вьются тучи…»

«…Вновь я посетил…»

К жене

«Любви, надежды, тихой славы…»

Эпитафия самому себе

«Мороз и солнце; день чудесный!..»

Стихи, написанные во время бессонницы

Из романа «Евгений Онегин»

Рисунки А. С. Пушкина в рукописи «Евгений Онегин»

Телега жизни

К ***

Главные люди в жизни Александра Сергеевича Пушкина

1. Родители поэта Сергей Львович (1770–1848) и Надежда Осиповна Пушкины (1775–1836). В их доме будущий поэт получил начальное образование и познакомился с творчеством классиков всемирной литературы, преимущественно французской.

2. Арина Родионовна (1758–1828) – няня поэта, крепостная. В детстве рассказывала ему народные сказки, подсказав некоторые сюжеты будущих произведений. Делила с ним ссылку в Михайловском, всегда заботилась о поэте.

3. Козлов Никита Тимофеевич (1778 – не ранее 1851) – крепостной. Верный слуга Пушкина. Был с ним всю его жизнь с младенчества и до смерти. После дуэли внес раненого поэта в дом на руках, сопровождал гроб поэта к месту похорон.

4. Пушкин Василий Львович (1766–1830) – дядя поэта. Первым заметил необычайные способности племянника, организовал его зачисление в только что созданный Царскосельский Лицей.

5. Малиновский Василий Федорович (1765–1814) – первый директор Царскосельского Лицея. Хлопоты, связанные с войной 1812 года, подорвали его здоровье.

6. Энгельгардт Егор Антонович (1775–1862) – второй директор Лицея. Искренне пытался наладить контакт с юным Пушкиным – трудным подростком.

7. Дельвиг Антон Антонович (1798–1831) – поэт и издатель, лицейский друг Пушкина; «…никто на свете не был мне ближе Дельвига», – писал о нем Пушкин.

8. Пущин Иван Иванович (1798–1859) – декабрист, лицейский друг Пушкина. «Мой первый друг, мой друг бесценный…», – называл его Пушкин.

9. Кюхельбекер Вильгельм Карлович (1797–1846) – декабрист, лицейский друг Пушкина.

10. Вяземский Петр Андреевич (1792–1878) и Вяземская Вера Федоровна (1790–1886) – старшие друзья Пушкина. Заботились о нем, давали ему разумные советы.

11. Жуковский Василий Андреевич (1783–1852) – талантливый поэт и наставник Пушкина.

12. Милорадович Михаил Андреевич (1771–1825) – генерал-губернатор Петербурга, герой войны 1812 года. Заменил поэту строгое наказание за вольнодумные стихи на достаточно мягкое: перевод по службе в провинцию. Убит во время восстания 1825 года.

13. Раевский Николай Николаевич (1771–1829) – генерал от кавалерии, герой войны 1812 года. Взял молодого Пушкина с собой в путешествие на воды и в Крым, где поэт смог поправить здоровье, подорванное разгульной столичной жизнью.

14. Раевский Александр Николаевич (1795–1868) – участник Отечественной войны 1812 года, приятель и соперник Пушкина, прототип главного героя романа «Евгений Онегин», адресат его знаменитого стихотворения «Демон».

15. Инзов Иван Никитич (1768–1845) – генерал от инфантерии, герой войны 1812 года. Начальник Пушкина в Кишиневе. По-отечески заботился о ссыльном поэте, наставлял его, уберегал от ошибок.

16. Воронцов Михаил Семенович (1782–1856) – граф, князь, генерал-губернатор Новороссии, герой войны 1812 года. Заподозрил Пушкина в любовной связи со своей женой и способствовал отправке его в северную ссылку.

17. Осипова Прасковья Александровна (1781–1859) – помещица села Тригорское, соседка Пушкина. Заботилась о ссыльном поэте, регулярно приглашала его в гости, не давая умереть от скуки. Предоставила в его пользование обширную библиотеку своего покойного отца.

18. Николай I Павлович (1796–1855) – император Всероссийский. Вернул Пушкина из ссылки. Назвал себя личным цензором поэта. Не разрешал ему выехать за рубеж, не давал ему длительный отпуск для издания журнала, принуждая жить в столице, что в конечном итоге и спровоцировало дуэль.

19. Плетнев Петр Александрович (1792–1865) – многолетний издатель и преданный друг Пушкина. Помогал поэту решать многие финансовые вопросы.

20. Хитрово Елизавета Михайловна (1783–1839) – верный друг Пушкина, любила поэта всей душой, утешала, успокаивала. Опекала Пушкина и его молодую жену. Умерла от горя спустя два года после смерти Пушкина.

21. Гончарова Наталья Николаевна (1812–1863) – жена Пушкина, первая красавица Петербурга. Любила поэта, терпеливо снося его непростой характер. За шесть лет брака родила ему четверых детей.

21. Уваров Сергей Семенович (1786–1855) – министр народного просвещения, сенатор, действительный тайный советник. Враждовал с Пушкиным и травил его, используя для этого цензуру.

22. Бенкендорф Александр Христофорович (1783–1844) – генерал от кавалерии; шеф жандармов и одновременно Главный начальник III отделения Собственной Е. И. В. канцелярии. Осуществлял надзор за вольнодумцем Пушкиным.

23. Дантес Жорж Шарль (1812–1895) – француз по происхождению, красавец-кавалергард, приемный сын голландского посланника Геккерна. Навязчиво ухаживал за Н. Н. Гончаровой. Смертельно ранил Пушкина на дуэли 27 января 1837 года.

Интересные факты из жизни Александра Сергеевича Пушкина

1. Пушкин приходился правнуком знаменитому арапу Петра Великого – Ибрагиму Ганнибалу, на которого был похож внешне. При смуглой коже и африканской внешности у поэта были светло-голубые глаза.

2. Из восьми детей родителей Пушкина выжили только трое.

3. До семи лет Пушкин был толстым неуклюжим мальчиком, мать насильно водила его гулять и заставляла бегать. Он прятался от нее в большой корзине в комнате бабушки.

4. Пушкин, как и его младший брат, обладал феноменальной памятью: раз услышав или прочитав текст, он мог без запинки повторить его.

5. Как и большинство детей дворян, Пушкин сначала заговорил на французском языке, а потом уже выучил русский. Свои первые стихи Пушкин тоже написал не на русском, а на французском языке, который, по общему в то время обычаю, был принят в качестве разговорного в доме его родителей.

6. В Лицее Пушкин близко общался с серийным убийцей Константином Сазоновым, который был слугой при лицейском лазарете и даже ухаживал за приболевшим Пушкиным.

7. В Лицее Пушкин занимал предпоследнее место по успеваемости, последним же был его друг Дельвиг. Пушкин совершенно не понимал математики и логики. Он с трудом освоил даже четыре основных математических действия, над делением – плакал горькими слезами.

8. Пушкин еще с молодости отрастил длинные ногти, напоминавшие когти. Старательно ухаживал за ними. Ноготь на мизинце был особенно длинный, и Пушкин заказал для него специальный футляр.

9. Петербургская гадалка мадам Кирхгоф предсказала молодому Пушкину многие события его жизни: длительную ссылку и гибель на дуэли от руки белокурого человека. Пушкин был крайне суеверен и верил в приметы и предсказания. В его жизни они действительно сбывались.

10. В молодости Пушкина дразнили «обезьяной» или «мартышкой» за экзотическую внешность и за то, что он был невысокого роста, очень подвижен и с трудом мог долго усидеть на месте.

11. Тяжело переболев, молодой Пушкин вынужден был обрить голову наголо и некоторое время носил парик. Впоследствии он не раз стригся «под ежик», особенно летом, в жару.

12. Пушкин был известен даже за рубежом. Однажды он встретил персидского поэта, который хорошо знал, кто такой Пушкин, и был рад встрече. Пушкинская «Пиковая дама» была переведена на французский язык и имела успех в Европе.

13. Пушкин страдал игроманией: он считал карты самой захватывающей из страстей и проигрывал огромные суммы. Однажды он, спустив все, поставил на кон пятую главу «Евгения Онегина» и тоже проиграл. Потом, к счастью, отыгрался.

14. За свою жизнь Пушкин тем или иным образом участвовал примерно в 90 дуэлях. Многие дуэли кончались примирением сторон. Пушкин крайне редко стрелял в противника, предпочитая разряжать пистолет в воздух.

15. Дуэлянт-Пушкин всегда ходил с тяжелой тростью весом примерно в пуд – 16 кг – специально тренируя руку, чтоб была сильной и не дрогнула.

16. Свою супругу Пушкин назвал «сто тринадцатой любовью».

17. Сосланный в унылое Михайловское, лишенный развлечений, Пушкин впал в депрессию и ленился бриться. Так он отрастил свои знаменитые бакенбарды.

18. Шесть лет своей жизни Пушкин провел в ссылке. Тогда поэт всерьез разрабатывал планы бегства за рубеж. Из Одессы – при помощи мореходов-контрабандистов, а из Михайловского – под видом слуги отъезжающего за границу соседа. Приметная внешность Пушкина помешала это сделать.

19. Писал Пушкин, как было принято в то время, гусиными перьями – вернее крохотными их огрызками, которые с трудом можно было удержать в пальцах. И перья эти он с остервенением грыз, когда нужная рифма не приходила. В качестве чернильницы он использовал любую подходящую емкость, например, банку из-под помады, то есть крема.

20. Процесс творчества полностью увлекал Пушкина. Если кто-то входил к нему в это время, он злился и даже мог швырнуть чем-то в вошедшего… Потом извинялся.

21. Однажды продавец ваксы купил у Пушкина одну его строчку «Светлее дня, темнее ночи…», с целью употребить ее для рекламы своего товара.

22. Стихотворение Пушкина «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…» является вольным переводом оды древнеримского поэта Горация, которая, в свою очередь, восходит к древнеегипетскому тексту.

23. После публикации «Пиковой дамы» у молодежи стало модным делать в карточных играх ставки на тройку, семерку и туза.

24. Идею пьесы «Ревизор» Гоголю подсказал Пушкин, а главный герой этой комедии имеет много схожих с Пушкиным черт.

25. Знаменитую строчку «гений чистой красоты» Пушкин позаимствовал у Жуковского, употребившего этот образ в стихотворении «Лалла Рук».

26. Композитор Михаил Иванович Глинка в 1840-м году положил на музыку стихи Пушкина «Я помню чудное мгновенье…», адресованные Анне Керн, и посвятил свое музыкальное произведение ее дочери – Екатерине Керн, в которую был влюблен.

27. Пушкин крайне редко употреблял букву Ф. В «Сказке о царе Салтане» она встречается только в одном слове – флот. В «Полтаве» – только в словах «цифры» и «анафема».

28. Роман в стихах «Евгений Онегин» Пушкин создавал в течение семи лет, а стихотворение «Граф Нулин» написал за два утра и сразу отнес издателю: поэту срочно нужны были деньги, чтобы расплатиться с кредиторами.

29. В 1833 году Пушкин был принят в члены Российской Императорской Академии Наук. Он участвовал в девяти академических собраниях.

30. В честь Александра Сергеевича Пушкина был назван астероид (2208), открытый в 1977 году, а также кратер на Меркурии.

31. К началу 2022-го года на Земле жило около пятидесяти потомков поэта.

32. Только в России существует 18 музеев и памятных пушкинских мест. Еще 7 есть за пределами нашей страны. Во всем мире Александру Сергеевичу установлено около сотни памятников. Памятник Пушкину есть даже в Эфиопии, на нем написано «Нашему поэту».

33. Снимать фильмы по произведениям Пушкина в России начали практически сразу с появлением кинематографа. Только до революции было снято 52 фильма, из которых сохранилось 15.

34. Трагедия «Борис Годунов» была экранизирована 14 раз, повесть «Дубровский» – 11 раз, роман «Евгений Онегин» – 16 раз, «Капитанская дочка» – 13 раз, лидирует «Пиковая дама», перенесенная на экран 26 раз.

35. По произведениям Пушкина написано 8 балетов и 16 опер. Особенно смелым можно назвать композитора Цезаря Кюи: он создавал оперы даже по таким сложным для этого произведениям, как «Капитанская дочка», «Дубровский», «Кавказский пленник».

36. Парфюмерная фабрика «Новая заря» к столетию со дня смерти Пушкина выпустила духи «Бахчисарайский фонтан», «Сказка о рыбаке и рыбке», парный набор духов «Руслан и Людмила» и даже мужскую пудру «Евгений Онегин», в состав которой входили квасцы, останавливающие кровотечения при мелких порезах от бритья. У дам очень популярны были духи «Пиковая дама». Оригинален был дизайн флакона: на четырех его гранях были изображены игральные карты – тройка, семерка, туз и пиковая дама.

37. В Дагестане есть гора, которая официально называется Избербаш, а неофициально – Пушкин-Тау. Гора эта состоит из нагромождения скал, но с определенного места их хаос упорядочивается, складываясь в отлично узнаваемый профиль Пушкина.

Чем велик Александр Сергеевич Пушкин?

Этот человек, живший и писавший двести лет назад, по сути, создал современный русский язык. Литературный стиль «осьмнадцатого столетия», тяжеловесный, приземленный, даже несколько корявый и крайне искусственный, он заменил безукоризненно ритмизованной и музыкальной живой речью.

Сравните сами! Вот два примера, два стихотворения на одну и ту же тему, одно – Гавриила Романовича Державина, считавшегося первейшим российским поэтом до Пушкина, и другое – самого Пушкина.

Державин:

Пушкин:

Разница примерно такая же, как между перкуссией и звуками скрипки. У Державина – статика, а стихи Пушкина в движении; у Державина – рифмы и ритм, у Пушкина – музыка… У Державина мысль уловлена и зафиксирована, у Пушкина – мысль живая, свободная, находящаяся в полете…

Как это часто бывает с людьми талантливыми, человеком Пушкин был непростым. Он то воспарял к вершинам поэтического вдохновения, то убивал время, проигрываясь в карты и мертвецки напиваясь. Был он способен как на чистую одухотворенную любовь, так и на примитивную страсть.

Часто, особенно по молодости, он позволял себе шокирующие выходки, с большим трудом выстраивал отношения с окружающими, особенно с теми, кто был выше его по чинам. Были у него верные друзья, дружба с которыми длилась годами и кто искренне оплакал его безвременную кончину, но были и те, кто его люто ненавидел даже после смерти.

К счастью, знавшие Пушкина оставили очень много воспоминаний о нем, которые дают возможность воссоздать образ живого Пушкина, представить, каким он был…

Глава первая
Семья великого поэта

Вид На Немецкую слободу

Абрам Петрович Ганнибал

Лев Александрович Пушкин

Предки по отцовской линии

Пушкин гордился своей родословной и неоднократно писал на эту тему. Он считал своих предков истинными аристократами, честно служившими Отечеству.

Пушкины – очень древний род. По генеалогической легенде, он восходит к «мужу честну» Ратше, жившему в XII веке. Ратша (скорее всего, это славянская форма имени Ростислав) был тиуном, то есть управляющим великого князя киевского Всеволода Ольговича.

В 1146 году, после смерти Всеволода, жители Киева изгнали Ратшу, считая, что он обременил их слишком большими налогами. Ратша бежал в Новгород Великий. У него был единственный сын по имени Якун (славянская форма имени Иаков, очень распространенная в Киевской и Новгородской Руси). Этот Якун имел несколько сыновей. От них пошли многие боярские и дворянские фамилии России, в том числе Пушкины.

Первым историческим потомком легендарного Ратши можно считать Гаврилу Алексича, смелого витязя великого князя Александра Ярославича Невского, отличившегося в битве 1240-го года. Пушкин, написавший в стихотворении «Моя родословная»: «Мой предок Рача мышцей бранной/ Святому Невскому служил», – ошибся с хронологией, смешав Гаврилу Алексича с легендарным Ратшей, жившим на сто лет раньше.

При Иване Калите еще один предок Пушкина, Акинф Великий, участвовал в междоусобных княжеских распрях на стороне Твери. В 1338 году тверичи потерпели тяжелое поражение, и Ратшичи перебрались в Москву всем родом, как это было тогда в обычае. Они сразу заняли в среде московского боярства высокое положение, принеся с собой большое богатство в виде хорошего оружия, платья, лошадей, домашнего скота и рабов. Именно тогда племянник Акинфа Григорий Александрович Морхинин получил прозвище Пушка, по всей видимости, за пылкий, горячий нрав.

С тех пор генеалогия великого поэта прослеживается достаточно четко. Все его предки верой и правдой служили Отечеству, а по карьерной лестнице поднимались до должности стольника.

Родной прапрадед поэта, Петр Петрович, в XVII веке с отличием участвовал в войнах с турками и крымцами, за что пожалован был вотчиною. Однако не у всех Пушкиных отношения с властью складывались хорошо: «С Петром мой пращур не поладил /И был за то повешен им»^[1] – Федор Пушкин был казнен в 1697 г. за участие в заговоре.

Прадед, живший в эпоху Петра I, Александр Петрович Пушкин, был сержантом гвардии и отличался смелостью, но, к сожалению, страдал душевным заболеванием и был невероятно ревнив. В припадке безумия он убил свою горячо любимую жену, а вскоре умер сам – от раскаяния и сокрушений о содеянном.

Дед поэта, Лев Александрович, был полковником артиллерии, капитаном гвардии. При вступлении на престол императрицы Екатерины II он остался верен Петру III и был посажен в крепость:

В крепости Лев Александрович содержался два года, потом был оттуда выпущен по личному распоряжению Екатерины и всегда пользовался ее уважением.

Он так же, как его отец, отличался болезненной ревнивостью: приревновав жену к гувернеру, венецианскому подданному Меркади, Лев Александрович подверг обоих заточению в домашней тюрьме. Поговаривали, что его несчастная супруга умерла на соломе.

Сергей Львович, отец поэта, родился весной 1770 года. Получив, как и старший брат, светское воспитание, он был записан сперва в армию, затем в гвардию, а в 1817 году был уволен от службы в чине майора. С этих пор Сергей Львович уже никогда не служил, а вел праздную жизнь, переезжая из Москвы в Петербург, в Михайловское и обратно, не занимаясь ни семьей, ни имениями, которые своей беспечностью довел почти до разорения. Будучи скупым от природы, он воображал себя деловым человеком, однако не обладал нужными способностями, и его вечно все обкрадывали. Человек веселый и светский, он имел склонность к стихотворству, но не развивал ее, хотя и мог где-то в салоне блеснуть неожиданным экспромтом.

В ноябре 1796 года Сергей Львович женился на Надежде Осиповне Ганнибал – своей троюродной племяннице, внучке знаменитого арапа Петра Великого – Абрама Ганнибала, военного инженера и генерала.

Предки по материнской линии

Прадед поэта Абрам (Петр) Петрович Ганнибал родился в северной Абиссинии, примерно в 1697/1698 годах. Отец его был местным князьком и находился в вассальной зависимости от турок, которым восьмилетний Ибрагим был отдан как заложник вместе с другими знатными юношами. Мальчика из Абиссинии перевезли в Константинополь. В Россию он попал, когда Петр Великий приказал русскому посланнику достать для него нескольких способных мальчиков-арапов. Посланник хоть и не без труда, но все же исполнил поручение царя. По некоторым источникам, Ганнибал был выкраден из сераля благодаря подкупленному визирю.

Ибрагим был крещен в православие, причем сам царь был его восприемником (от него он и получил свое отчество), а крестною матерью стала жена польского короля. При крещении Ибрагиму дано было имя Петра, но он не хотел расстаться с прежним, и государь разрешил ему именоваться, по созвучию, Абрамом. Когда и почему принял он фамилию Ганнибал, точных указаний не имеется. В течение многих лет он именовал себя просто Абрам Петров, прозвище же Ганнибал закрепилось за ним лишь во второй половине жизни.

Ганнибал был женат дважды. Первым браком он женился на гречанке Евдокии Андреевне Диопер, дочери капитана галерного флота, но этот брак, продлившийся более десяти лет, оказался несчастливым и бездетным. Второй раз Ганнибал женился на дочери капитана местного полка Матвея фон-Шеберха, причем обвенчался с ней еще до официального развода с первой супругой. Вторая жена родила ему 11 детей, из которых сведения сохранились о пяти сыновьях и четырех дочерях.

Родной дед поэта, третий сын Ганнибала Осип (Яннуарий) Абрамович родился в 1744 году. Он служил в морской артиллерии и вышел в отставку в чине капитана второго ранга. Осип женился на Марии Алексеевне Пушкиной, которая родила ему сына, умершего во младенчестве, и в 1775 году дочь Надежду – мать поэта.

Супруги Ганнибалы были весьма несчастливы: прожив совместно с женой около четырех лет, Осип Абрамович сбежал от нее и, служа во Пскове, сошелся с помещицею Устиньей Ермолаевной Толстой, причем обвенчался с нею, дав священнику фальшивое свидетельство в том, что он вдов.

Поступив так легкомысленно, Осип Абрамович, с не меньшей опрометчивостью, дал Устинье Ермолаевне «рядную запись», в которой расписался в том, что получил от нее приданого на 27 000 с лишним рублей.

Эти необдуманные поступки превратили его жизнь в кошмар: Марья Алексеевна возбудила дело о двоеженстве мужа, а следом за ней Устинья Ермолаевна подала просьбу в суд о взыскании с него 27 000 рублей. Тщетно Осип Абрамович доказывал, что женился вторично, будучи уверен в смерти первой супруги, и что не только не получал от Толстой никакого приданого, дав ей фальшивую рядную запись, но что сам издержал на ее прихоти до 30 000 рублей. Судебная волокита тянулась вплоть до его смерти, изрядно портя жизнь всем участникам конфликта.

Осип Абрамович скончался осенью 1806 г. «от следствий невоздержной жизни». Марья Алексеевна пережила его на одиннадцать лет. Похоронили супругов рядом в Святогорском монастыре.

Мать Пушкина, Надежда Осиповна, жила большей частью с матерью. Выросла она красивой смуглянкой, хорошо воспитанной и умеющей держать себя в обществе, но очень нервной и подверженной депрессиям. В периоды душевного подъема Надежда Осиповна блистала в свете, казалась веселой и жизнерадостной, а когда на нее находила хандра, могла неделями не выходить из спальни, пренебрегая элементарными гигиеническими процедурами. Друзья прозвали ее «прекрасной креолкой» или «прекрасной африканкой», а враги грубее – арапкой.

Жили Пушкины в Немецкой слободе в доме, принадлежавшем коллежскому регистратору Ивану Васильевичу Скворцову. Немецкая слобода, хоть и была изрядно удалена от центра, по чистоте и опрятности считалась одним из лучших районов города.

Из сохранившегося плана видно, что в 1799 году владение Скворцова было застроено каменными и деревянными зданиями, из которых последние выходили на Немецкую улицу, а два каменных здания находились во дворе; одно из них – очень большое – служило для хозяйственных нужд, а другое, в котором, вероятно, и жили Пушкины, имело в длину около двадцати метров. К нему была приделана деревянная постройка, вероятно, сени, а перед домом был разбит садик. За домом этим находился еще один небольшой сад.

Все эти строения сгорели в 1812 году.

Надежда Осиповна не любила подолгу жить на одном и том же месте, поэтому Пушкины часто переезжали. С именем Пушкиных связано несколько адресов в Москве: в одном только Харитоньевском переулке семья Пушкиных сменила три адреса.

Россия в год рождения Пушкина

Рождение Александра Пушкина пришлось на время правления Павла I (1754–1801). Павел Петрович взошел на престол в 1796 году после скоропостижной кончины Екатерины Великой и немедленно принялся все менять: освободил политических заключенных, но отправил в ссылку большинство фаворитов своей матери. Восстановил систему Петровских коллегий, но в то же время сузил права дворянства и ввел телесные наказания для представителей свободных сословий, восстановил применение пыток во время следствия. Опасаясь распространения идей Французской революции, Павел I запретил выезд молодых людей за границу, импорт книг и даже нот, да к тому же закрыл все частные типографии. Регламентация жизни доходила до того, что устанавливалось время, когда в домах полагалось тушить огни. Специальными указами некоторые слова русского языка изымались из официального употребления и заменялись на другие. Так, среди изъятых были слова «гражданин» и «отечество», замененные на «обыватель» и «государство» соответственно. Император объявил войну круглым шляпам, оставив их только при крестьянском и купеческом костюме. Даже дети вынуждены были носить неудобные треуголки, косы, букли, башмаки с пряжками. Едущим в карете было предписано при встрече особ императорской фамилии, останавливаться и выходить из кареты, ступая прямо в грязь. В случае неисполнения, карету и лошадей отбирали в казну, а лакеев, кучеров, форейторов, наказав телесно, отдавали в солдаты.

Мелочные, бессмысленные вмешательства в сложившийся быт терзали и раздражали людей, поэтому Павел был крайне непопулярен.

У императора появились свои фавориты – полные противоположности просвещенным вельможам екатерининских времен. Самыми известными являются Иван Павлович Кутайсов, который начинал как личный камердинер и брадобрей наследника, а после его восшествия на престол был награжден титулом и землями; и Алексей Андреевич Аракчеев – сын бедного помещика, генерал от артиллерии, который был человеком малокультурным и грубым, но зато кристально честным и исполнительным. Из-за его склонности к казарменной дисциплине и злоупотреблениями телесными наказаниями возник даже термин «Аракчеевщина».

Позором России было крепостное право, фактически – рабство, принимавшее самые уродливые и жестокие формы. Так одна тульская помещица, женщина крайне набожная, была охотница до щей с бараниной, и когда кушала их, то велела сечь перед собой варившую их кухарку не потому, что она дурно варила, а так, для возбуждения аппетита. Княгиня Голицына, кавалерственная дама^[3], частенько приказывала пороть своих крепостных не за провинности, а ради развлечения.

У некоторых помещиков подвалы были заполнены орудиями пыток, наподобие тех, что использовали инквизиторы. Они нужны были для того, чтобы помещики могли самостоятельно проводить дознания и судить своих мужиков.

Крепостные девушки часто использовались помещиками для сексуальных утех. Если они рожали детей от барина, то эти дети становились крепостными собственных же отцов.

Глава вторая
Детство Пушкина

Усадьба в Захарово

Лев Сергеевич Пушкин

Ольга Сергеевна Павлищева (Пушкина)

Александр Сергеевич Пушкин родился в Москве в 1799 году, в четверг 26-го мая по старому стилю, то есть 6 июня по новому стилю. Это был день Вознесения.

Крестили младенца в Елоховском соборе двух недель от роду. Восприемниками стали сенатор, действительный тайный советник, граф Артемий Иванович Воронцов, и бабушка поэта по отцу вдова Ольга Васильевна Пушкина. Родившийся 26 мая Пушкин, по общему обычаю, был назван именем того святого, которого почитают в ближайший к рождению младенца день: 2 июня чтят память Александра, архиепископа Константинопольского.

Конечно, приглашая в кумы сенаторы Воронцова Пушкины надеялись на его покровительство, но уже осенью 1800-го года Павел Первый уволил от службы большую группу сенаторов (всего 25 человек), и в их числе графа Воронцова.

Братья и сестры поэта

Рождаемость в России в конце XVIII – начале XIX века была высокой, но крайне высока была и детская смертность. Из восьми детей Сергея Львовича и Надежды Осиповны, кроме Александра, выжили дочь Ольга (в замужестве Павлищева), и сын Лев. Остальные дети – Павел, Николай, Михаил, Платон и София – умерли в младенческом возрасте. Сейчас об этом страшно читать, но в начале XIX века такой процент умерших и выживших детей был вполне обычен. Может быть поэтому Пушкины, как и большинство родителей, старались слишком сильно к детям не привязываться, держались отстраненно, перепоручая их мамкам да нянькам.

От самого рождения до вступления в Царскосельский лицей Александр был неразлучен с сестрой Ольгой Сергеевной, которая только годом была его старше. Детство они провели вместе. Ей Пушкин посвятил юношеское стихотворение «К сестре», которое написал в 1814 году в Лицее, причем сравнил это учебное заведение с монастырем, а себя – с молодым монахом. Уже после окончания Лицея поэт вспоминал, обращаясь к Ольге: «Ты помнишь, милая, – зарею наших лет, / Младенцы, мы любить умели…»

Ольга, по мужу Павлищева, оставила бесценные воспоминания, описав ранние годы жизни поэта.

Младший брат Пушкина – Лев – был баловнем в семье.

Общение Пушкина с братом продолжалось всю жизнь. Льву Сергеевичу посвящены стихотворения Пушкина, выражающие искреннюю любовь и привязанность: «Брат милый, отроком расстался ты со мной» (1823), «Послание к Льву Пушкину» (1824) и другие произведения.

В период ссылки Александра в Кишинев и Одессу в 1820–1824 годах брат Лев часто выполнял его многочисленные поручения, связанные с издательскими, литературными и личными делами. Но беспечный, безалаберный и легкомысленный, Лев Сергеевич лишь окончательно запутал денежно-издательские дела брата. Как и Александр, Лев обладал феноменальной памятью. Когда молодой Пушкин написал очень смешную, но нескромную «сказку для взрослых» «Царь Никита и сорок его дочерей», то прочел ее брату, а потом рукопись уничтожил. Текст был восстановлен благодаря памяти Льва.

Был еще и брат Николай, но он очень рано умер. Пушкину тогда было всего восемь лет, но братика он запомнил. Уже взрослым он рассказывал своему другу Нащокину, как они с братом ссорились, играли, а когда малютка заболел, Пушкину стало его жаль, он подошел к кроватке с участием; больной, братец, чтобы подразнить его, показал ему язык и вскоре затем умер.

Да и сам Саша Пушкин крепким здоровьем не отличался. Он часто болел, порой опасно. Так совсем маленьким он перенес пневмонию, которая в те времена часто оказывалась роковой.

Обычаи в доме Пушкиных

Современники характеризовали Пушкиных как взбалмошное семейство. Сергея Львовича считали приятным собеседником, на манер старинной французской школы, с анекдотами и каламбурами, но в существе человеком самым пустым, бестолковым и бесполезным и особенно безмолвным рабом своей жены^[4]. Последняя была женщина не глупая, но эксцентрическая, вспыльчивая, до крайности рассеянная.

Хорошей хозяйкой Надежда Осиповна не была. Дом их представлял всегда какой-то хаос: в одной комнате богатые старинные мебели, в другой пустые стены, даже без стульев; многочисленная, но оборванная и пьяная дворня, ветхие рыдваны с тощими клячами, пышные дамские наряды и вечный недостаток во всем, начиная от денег и до последнего стакана^[5].» Когда у Пушкиных были гости, то всегда приходилось посылать к соседям за приборами: своих недоставало. Все в хозяйстве шло кое-как, не было взыскательного внимания хозяйки, провизия была несвежая, готовка дурная.

Дельвиг, собираясь на обед к Пушкиным, писал Александру Сергеевичу:

Домашнее воспитание

Отец Пушкина, Сергей Львович, был человек от природы добрый, но вспыльчивый. При малейшей жалобе гувернеров или гувернанток он сердился и выходил из себя, но гнев его скоро остывал. Он забывал о произошедшем, выкидывал проблему из головы. Вообще Сергей Львович не любил заниматься домашними делами и воспитанием детей; все была предоставлено Надежде Осиповне. А вот у нее характер был не из легких!

Никогда не выходя из себя, не возвышая голоса, Надежда Осиповна умела дуться по дням, месяцам и даже годам. Поэтому дети, предпочитая взбалмошные выходки и острастки Сергея Львовича игре в молчанку Надежды Осиповны, боялись ее несравненно более, чем отца.

Александру в детстве доставалось от нее гораздо больше, чем другим детям. Надежда Осиповна его не любила. Порой мать придумывала для сына странные и необычные наказания. Так, чтоб отучить его в детстве от привычки тереть руки, она завязала ему руки назад на целый день, проморив голодом. Мальчик терял носовые платки, так она объявила: «Жалую тебя моим бессменным адъютантом», и подала ему курточку, к которой носовой платок был пришит наподобие аксельбанта. Эти «аксельбанты» менялись в неделю два раза; при аксельбантах она заставляла его и к гостям выходить. Конечно, это было очень унизительно, но результата она достигла: Александр перестал и ладони тереть и платки терять.

За детьми следили дядька-воспитатель Никита Козлов, кормилица Ульяна и няня Арина Родионовна. О первой ничего не известно, а вот вторая обладала незаурядным умом и душевной чуткостью. Неграмотная, она наизусть знала огромное количество народных сказок и песен, которые очень любили слушать дети.

Дядька Никита Козлов тоже был хорошим сказителем и состряпал однажды из народных сказок нечто вроде баллады о Соловье-разбойнике, богатыре Еруслане Лазаревиче и царевне Миликтрисе Кирбитьевне. Поэту он был предан всю жизни, до самой смерти Пушкина.

Детство поэта

До шестилетнего возраста Александр, рос толстым, неуклюжим и замкнутым мальчиком. Он был небольшого роста, кудрявый, с африканскими чертами лица. Мальчик выглядел рохлей и замарашкой, одежда на нем сидела нескладно и быстро пачкалась.

Его нелюдимость и нежелание общаться со сверстниками приводили в отчаяние его мать. Она почти насильно водила его гулять и заставляла бегать, но он охотнее оставался с бабушкой Марьей Алексеевной, которая его очень любила. Мальчик часами мог наблюдать, как та занималась рукоделием.

Но даже любящая бабушка отмечала странный характер мальчика и порой жаловалась знакомым: «Не знаю, что выйдет из моего старшего внука: мальчик умен и охотник до книжек, а учится плохо, редко когда урок свой сдаст порядком; то его не расшевелишь, не прогонишь играть с детьми, то вдруг так развернется и расходится, что его ничем и не уймешь; из одной крайности в другую бросается, нет у него средины. Бог знает, чем все это кончится, ежели он не переменится»^[6].

И Александр переменился! Достигнув семилетнего возраста, он стал резв и шаловлив. И снова бабушка была неспокойна, выговаривая ему: «ведь экой шалун ты какой, помяни ты мое слово, не сносить тебе своей головы».^[7]

После семи лет воспитание будущего поэта было вверено иностранцам – гувернерам и гувернанткам. Первым воспитателем был французский эмигрант граф Монфор, человек умный, образованный, способный музыкант и недурной живописец; потом некий Русло, которого вспоминали как капризного самодура, мнившего себя поэтом. Преемник Русло, Шедель, свободные от занятий с детьми досуги проводил в передней, играя с дворней в дурачки, за что, в конце концов, и получил отставку. Помните из «Евгения Онегина»: «Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь…». Это явно воспоминания о собственном детстве.

Учился Александр Сергеевич лениво, но рано обнаружил охоту к чтению. Не довольствуясь тем, что ему давали, он часто забирался в кабинет отца и читал другие книги – взрослые. Библиотека же Сергея Львовича состояла из французских классиков и философов XVIII века. Ребенок проводил в отцовском кабинете бессонные ночи. Читал он очень быстро и буквально «проглатывал» книги одну за другой. А это все было вовсе не детское чтение: уже девяти лет он любил читать Плутарха, Гомера, Вольтера и Руссо…

К тому же Пушкин был одарен удивительной памятью: стоило ему один раз что-либо прочесть, как он запоминал прочитанное накрепко. На одиннадцатом году он уже знал наизусть все книги из домашней библиотеки.

Эта же феноменальная память помогала ему не зубрить уроки: если учитель спрашивал первой сестру, то Саша, отвечая вторым, мог повторить все слово в слово. А вот если учитель спрашивал его первым – то он молчал, не в силах произнести ни слова.

Пушкины любили проводить вечера за чтением вслух. Сергей Львович выразительно читал детям комедии Мольера. Иногда их разыгрывали по ролям. Со временем Александр сам стал упражняться в писании подобных же комедий, пока еще на французском языке.

Восьмилетний Пушкин написал стихотворную шуточную поэму «Толиада», где описал битву между карлами и карлицами. Пушкин прочел гувернеру начальное четырехстишие, но вместо одобрения француз довел ребенка до слез, осмеяв безжалостно всякое слово этого четырехстишия. Кроме того, он нажаловался матери поэта, обвиняя ребенка в лености и праздности. Разумеется, в глазах Надежды Осиповны дитя оказалось виноватым, а самодур-учитель – правым, и она наказала сына, а учителю прибавила жалования. Оскорбленный мальчик разорвал и бросил в печку свои первые стихи.

Наученный горьким опытом, он более не показывал стихи гувернерам, а развлекал своими пьесами любимую сестру Оленьку. Именно Ольга стала его первым слушателем, причем весьма придирчивым. Однажды сестренка освистала комедию, написанную по-французски своим братиком, сочтя ее чересчур уж похожей на комедии Мольера.

Русской грамоте выучила Александра бабушка Марья Алексеевна; потом учителем русского был некто Шиллер; и, наконец, до самого поступления Александра в Лицей – священник Мариинского института Александр Иванович Беликов, довольно известный тогда своими проповедями. Он, обучая детей Пушкиных закону Божию, попутно учил их русскому языку. Но даже при поступлении в лицей Пушкин все еще довольно плохо писал по-русски.

Еще Беликов учил детей арифметике. Арифметика давалась Саше крайне тяжело, и часто над первыми четырьмя правилами, особенно над делением, заливался он горькими слезами.

Известно, что в детстве Пушкин обучился и основам английского языка, но эти знания были далеки от совершенства. Особенно плохо обстояли дела с произношением. Пушкин, уже взрослым, легко мог читать английский текст и понимал его, но говорить не мог.

Кроме того, родители возили детей на уроки танцев, или «танцевания», как тогда говорили, и на детские балы к знаменитому Петру Андреевичу Иогелю, научившему танцевать несколько поколений москвичей.

Пушкины постоянно жили в Москве, но на лето уезжали в деревню Захарьино (Захарово), принадлежавшую бабушке Марии Алексеевне, верстах в сорока от Москвы. Здесь частенько звучали русские песни, прибаутки, устраивались праздники, хороводы.

Сохранился анекдот, описывающий один из эпизодов той деревенской жизни.

В Захарове жила у них в доме одна дальняя родственница, молодая помешанная девушка, жившая в особой комнате. Кто-то придумал, что ее можно вылечить испугом. Раз маленький Пушкин ушел в рощу, где любил гулять: расхаживал, воображал себя богатырем и палкою сбивал верхушки и головки цветов, а вернувшись домой, увидел свою несчастную родственницу в слезах, растрепанную и встревоженную.

– Братец, меня принимают за пожар! – прокричала она ему. Оказывается, в ее комнату провели кишку пожарной трубы, чтобы в лечебных целях напугать девушку.

Удивительно, что маленький мальчик оказался куда умнее взрослых и сообразил, как успокоить бедняжку. Тотчас сообразив в чем дело, Пушкин начал уверять ее, что она напрасно так думает, что ее сочли не за пожар, а за цветок, что цветы также из трубы поливают.^[8]

Окружение Пушкиных

В доме Пушкиных нередко бывали Карамзин, Жуковский, Дмитриев и другие известные писатели того времени. Писал стихи и дядя Александра – Василий Львович Пушкин, человек умный и интеллигентный. Он рано обратил внимание на дарование племянника.

Мальчик выказал неподдельный интерес к этим даровитым людям. Будучи всего лишь пяти лет от роду, он уже понимал, что Николай Михайлович Карамзин – не то что другие. Обычно неусидчивый Сашенька мог подолгу молча сидеть, вслушиваясь в разговоры поэтов. Однако мог и надерзить! Рано проявилась в нем черта, которая и впоследствии не раз вредила Пушкину: он не умел промолчать в ответ на обидное замечание, кем бы таковое ни было сделано, отвечая каждый раз резко и остроумно. Так, однажды прославленный поэт Дмитриев, характеризуя африканскую внешность пятилетнего Сашеньки, сказал: «посмотрите, какой арабчик!». Дитя рассмеялось и, оборотясь ко взрослым, проговорило скоро и смело: «Зато не рябчик!». Дмитриев же, переболевший оспой, был рябым. ^[9] К счастью, оценив экспромт, пожилой поэт в тот раз лишь добродушно рассмеялся.

Но подобные шалости далеко не всегда сходили с рук мальчику! Частенько его наказывали за дерзость. Это была одна из причин, по которым Надежда Осиповна не слишком привечала своего строптивого старшего сына, предпочитая ему покладистого и милого Левушку. Поэтому когда в 1811 году пришло время молодому Пушкину ехать в Петербург для поступления в лицей, он покинул отеческий кров без малейшего сожаления, за исключением печали от разлуки с сестрой, которую он всегда любил.

«Видел я трех царей…»

Чтобы понять творчество Александра Сергеевича Пушкина, необходимо учитывать, в какое время он жил. «Видел я трех царей» – полушутливо написал Пушкин. В течение всей его жизни в России действительно сменилось три правителя. Павел Первый был задушен и забит насмерть тяжелой табакеркой в собственной спальне в Михайловском замке в марте 1801 года. Лицо императора было так изуродовано, что труп пришлось несколько часов гримировать, чтобы можно было выставить его для прощания. Покойник в гробу выглядел раскрашенным, как кукла. Народу объявили, что император скончался скоропостижно от апоплексии. Наследником престола стал старший сын Павла Александр Первый, получивший прозвание Благословенный. В первую половину своего царствования Александр стремился реформировать Россию, сделать страну более современной. Но на кардинальные перемены он не решался и не собирался никак ограничивать самодержавие. В это время проявил себя талантливый государственный чиновник, законотворец Михаил Михайлович Сперанский, составивший капитальный план преобразования государственной машины и свод законов Российской империи. Но когда, по завершении своего труда, Сперанский принялся настаивать на реформах, Александр засомневался в их необходимости и отправил его в ссылку.

Вторая половина царствования Александра Первого отличалась крайней реакционностью. Советником императора стал любимец его отца граф Аракчеев – фанатик армейской дисциплины.

Глава третья
Лицейские годы

Императорский Царскосельский лицей

Егор Антонович Энгельгардт

Екатерина Николаевна Мещерская

Правление Александра Первого стало временем культурного расцвета России. На рубеже XVIII и XIX веков господствовал стиль классицизм – простой и благородный. Возводили величественные здания архитекторы Воронихин, Монферран, Росси… Именно во времена Пушкина в Петербурге были построены такие знаменитые здания, как Казанский собор, Исаакиевский собор, Александринский театр… Художники Лосенко, Рокотов, Боровиковский, Левицкий создавали полотна на героические античные и библейские сюжеты. Большой театр в Санкт-Петербурге стал площадкой для роскошных оперных и балетных постановок.

Развивались литература и история. Николай Михайлович Карамзин написал «Историю Государства Российского» с древнейших времен и до Смутного времени… Огромен вклад в становление русской литературы Гавриила Романовича Державина – поэта, государственного деятеля, сенатора, академика. В то время писал свои басни Иван Крылов. Поэты Батюшков, Жуковский, Дмитриев слагали стихи, но язык этих стихов все же был еще языком восемнадцатого века и сильно отличался от современного.

В первый период своего царствования Александр Первый много внимания уделял развитию культуры и образования. К существующему Московскому университету добавилось еще несколько новых высших и средних учебных заведений, включая знаменитый Царскосельский Лицей.

Царскосельский Лицей

Императорский Царскосельский Лицей был основан по указу Александра I, подписанному в августе 1810 года. Он предназначался для обучения дворянских детей. Программа Лицея была разработана сторонником реформ графом Сперанским и была ориентирована на подготовку прогрессивных государственных чиновников. В Лицей принимали детей 10–14 лет; прием осуществлялся каждые три года. Во время учебы Пушкина Лицей находился в ведении Министерства народного просвещения.

Продолжительность обучения составляла 6 лет. Изучали следующие дисциплины:

• нравственные (Закон Божий, этика, логика, правоведение, политическая экономия);

• словесные (российская, латинская, французская, немецкая словесность и языки, риторика);

• исторические (российская и всеобщая история, география);

• физические и математические (математика, начала физики и космографии, математическая география, статистика);

• изящные искусства и гимнастические упражнения (чистописание, рисование, танцы, фехтование, верховая езда, плавание).

Лицейское образование приравнивалось к университетскому, выпускники получали гражданские чины 14-го – 9-го классов. Для желавших поступить на военную службу проводилось дополнительное военное обучение.

Отличительной чертой Царскосельского Лицея был запрет телесных наказаний воспитанников, закрепленный в лицейском уставе. Вместо этого провинившихся на некоторое время запирали в карцер. Впрочем, и это наказание применялось редко.

На тридцать мест в Лицее оказалось куда больше желающих. В итоге кому-то помогло поступить знатное происхождение: Александр Горчаков – Рюрикович! Кому-то – высокие чины родителей: отец Модеста Корфа был генералом; отец Аркадия Мартынова – директором департамента народного просвещения, да и сам 10-летний Аркадий был крестником министра Сперанского. Родственники Вильгельма Кюхельбекера и Федора Матюшкина пользовались покровительством вдовствующей императрицы. В семье Ивана Пущина было десять детей. Престарелый дед-адмирал привел двух внуков: кто выдержит экзамен – тому и учиться. Выдержали оба, и тогда жребий пал на старшего, Ивана. Только Владимир Вольховский, сын бедного гусара из Полтавской губернии, шел без протекции, но как лучший ученик Московского университетского пансиона. Пушкин поступил в Лицей благодаря ходатайству заботливого дяди Василия Львовича, умевшего завязывать нужные связи и близко знакомого с самим Сперанским.

Открытие Лицея

Лицей был открыт 19 октября 1811 года. Этот день впоследствии отмечался выпускниками как «День Лицея».

В день открытия лицея имело место пышное торжество. В придворной церкви служили обедню и молебен с водосвятием. Будущие лицеисты на хорах присутствовали при служении. После молебна духовенство со святой водою пошло в лицей, где окропило все заведение.

В зале между колоннами поставлен был большой стол, покрытый красным сукном, с золотой бахромой. По правую сторону стола стояли в три ряда лицеисты, директор, инспектор и гувернеры; по левую – профессора и другие чиновники лицейского управления. Император Александр явился в сопровождении членов семьи: с ним была его красавица-супруга, мать – вдовствующая императрица, младший брат и сестра. Поприветствовав все собрание, царская фамилия заняла кресла в первом ряду. Министр сел возле царя.

Среди общего молчания началось чтение. Тогдашний директор департамента министерства народного просвещения Мартынов тонким голосом прочел манифест об учреждении Лицея.

Затем выдвинулся на сцену директор Василий Федорович Малиновский. Он был очень бледен и тихим голосом, запинаясь, прочел по бумажке речь, которую смогли расслышать далеко не все. Смущался он вот из-за чего: Василий Федорович речь читал не свою. Сочиненное им сочли неподходящим и в последний момент вручили директору другой листок.

Как был обустроен Лицей?

Для Лицея был отведен огромный четырехэтажный флигель Царскосельского дворца. На нижнем этаже располагались хозяйственные помещения, квартиры инспектора, гувернеров и некоторых других чиновников; на втором этаже – столовая, больница с аптекой и конференц-зал с канцелярией; на третьем – рекреационная зала, классы, кабинеты, комната для газет и журналов, библиотека; на верхнем – дортуары, то есть спальни учащихся. Для них на протяжении вдоль всего строения во внутренних поперечных стенах прорублены были арки. Таким образом образовался коридор с лестницами на двух концах, в котором с обеих сторон перегородками отделены были комнаты; всего пятьдесят номеров. Спальни были обставлены одинаково: железная кровать, комод, конторка, зеркало, стул, стол для умывания. На конторке чернильница и подсвечник. Общие помещения были отделаны богаче: ламповое освещение, паркетные полы. В зале на стенах висели большие зеркала, стояла мебель с дорогой обивкой^[10].

Пушкин жил в комнате номер 14, и окна ее выходили в лицейский сад. Однако с тех времен здание было настолько перестроено, что найти эту комнату не представляется возможным.

Лицей соединял в себе черты высших и средних учебных заведений, хотя многим поступившим нужны были начальные учителя. Поступил поэт в Лицей двенадцати лет. Одним его товарищам было по десять лет, а другим уже исполнилось четырнадцать. Но их никак не разделили по летам и познаниям, а посадили всех вместе и читали, например, немецкую литературу тому, кто едва знал немецкую азбуку. Поэтому ученикам часто приходилось наверстывать упущенное, и далеко не все складывалось гладко.

Однако жилось лицеистам хорошо! За чистотой строго следили. По лицейским правилам, нижнее белье у мальчиков меняли два раза в неделю, а столовое и на постели – раз в неделю. Каждую субботу лицеисты шли в баню. Приставленные к ним дядьки убирали их комнаты, чистили сапоги, штопали и стирали. Отношения учеников с дядьками были добрыми.

Особо лицеисты полюбили дядьку Леонтия Кемерского, польского шляхтича, у которого можно было найти конфеты, выпить чашку кофе или шоколаду (даже рюмку ликеру – разумеется, тайком). Он иногда, по заказу именинника, за общим столом вместо казенного чая ставил сюрпризом кофе или шоколад с сухарями.

Воспитанникам нельзя было ездить домой, а если и можно было видеться с родителями, то очень редко. Такие правила были продиктованы заботой об их здоровье: чем меньше контактов с внешним миром, тем ниже риск эпидемий.

Распорядок дня был следующим: вставали мальчики по звонку в шесть утра. Одевались, шли на молитву. Утреннюю и вечернюю молитву читали вслух по очереди. В семь часов начинались занятия, продолжавшиеся всего два часа, затем – чай и прогулка. С десяти до двенадцати – снова занятия, а потом снова прогулка. Затем обед, после него – разнообразные занятия до пяти вечера, когда лицеистов ждали вечерний чай, прогулка и повторение уроков.

Физическому здоровью воспитанников уделялось много внимания: прогулка три раза в день во всякую погоду была обязательной. Вечером в зале – игра в мяч и беготня. По средам и субботам – танцевание или фехтование.

В половине девятого раздавался звонок к ужину. После ужина до 10 часов – рекреация, то есть отдых. В 10 – вечерняя молитва, сон. В коридоре на ночь ставились ночники во всех арках. Дежурный дядька мерными шагами ходил по коридору.

Обед состоял из трех блюд (по праздникам из четырех). За ужином подавалось два.

Кормили лицеистов очень хорошо. При утреннем чае всегда подавалась крупитчатая белая булка, за вечерним – полбулки. В столовой по понедельникам выставлялось меню на всю неделю. Тут совершалась мена порциями по вкусу. Сначала даже давали по полстакана портера за обедом, но потом сочли это излишним и заменили английское темное пиво отечественным квасом и чистой водой.

Носили лицеисты форменную одежду.

Первоначально форма состояла из двубортного синего сюртука или легкой куртки с красным воротником и оторочкой, синего суконного жилета и прямых длинных брюк.

Для парадных случаев служил мундир с красными обшлагами и воротником, украшенный золотыми (для старшего возраста) или серебряными (для младшего) петлицами. Под него надевали белый пикейный жилет и щеголеватые белые панталоны с ботфортами.

Зимой лицеисты носили шинели серого сукна с красной отделкой и синюю фуражку с лакированным козырьком.

Кроме того, по обычаю того времени, предусмотрены были ночные чепчики, бумажные колпаки, варежки, полусапожки, башмаки, калоши.

Но с началом войны 1812 года на одежде пришлось экономить, и вместо красивых синих сюртуков лицеистам стали выдавать скучные серые, почти такие же, как у малолетних придворных певчих. Жаловались юноши и на то, что казенное платье часто плохо сидело. К тому же шилось оно долгие сроки и успевало износиться. Те из лицеистов, кому позволяли средства, заказывали свое платье. Ну а те, кто был победнее, вынуждены были латать прохудившуюся одежду.

Пушкин как ученик

Пушкин поразил всех товарищей ранним развитием, обширным умом и в то же время раздражительностью и необузданностью. Даже его ближайшие друзья признавали, что общаться с ним временами было тяжело. Он был неловок и очень неровен в обращении: то шумливо весел, то грустен, то робок, то дерзок, то добродушен, то вспыльчив и легкомыслен. Замечали, что он то расшалится без удержу, то вдруг задумается и сидит неподвижно. Периоды словоохотливости и остроумия сменялись меланхолией и долгим молчанием. Из-за своего неровного вспыльчивого характера и злого языка Пушкин легко наживал себе врагов.

Красавцем он не был: небольшого роста, но довольно крепкий по сложению, широкоплечий, худощавый, темноволосый и очень курчавый, у него были светло-голубые глаза, высокий лоб и толстые губы.

Учился Пушкин очень небрежно и только благодаря хорошей памяти смог сдать хорошо большинство экзаменов за исключением математики и немецкого языка.

Учителя математики вздыхали, понимая, что дарования Пушкина лежат в другой области.

Как-то раз вызвал его профессор к доске и задал алгебраическую задачу. Пушкин долго переминался с ноги на ногу и все писал молча какие-то формулы.

Учитель спросил его наконец:

– Что ж вышло? Чему равняется икс?

Пушкин, смущенно улыбаясь, ответил:

– Нулю!

Хорошо! У вас, Пушкин, в моем классе все кончается нулем. Садитесь на свое место и пишите стихи. ^[11]

К длительной прилежной работе Александр был неспособен: в нем было мало постоянства и твердости. При остром уме он совершенно не понимал логику, в чем сам признавался. А вот французским Александр владел отменно, за что даже получил у одноклассников прозвище «француз»!

До нас дошли официальные характеристики, данные юному Александру Сергеевичу его учителями и наставниками:

«Пушкин (Александр), 13 лет. Имеет более блистательные, нежели основательные дарования, более пылкий и тонкий, нежели глубокий ум. Прилежание его к чтению посредственно, ибо трудолюбие не сделалось еще его добродетелью… Знания его вообще поверхностны, хотя начинает несколько привыкать к основательному размышлению. Самолюбие вместе с честолюбием, делающее его иногда застенчивым, чувствительность с сердцем, жаркие порывы вспыльчивости, легкомысленность и особенная словоохотливость с остроумием ему свойственны. Между тем приметно в нем и добродушие, познавая свои слабости, он охотно принимает советы с некоторым успехом. Его словоохотливость и остроумие восприняли новый и лучший вид с счастливой переменой образа его мыслей, но в характере его вообще мало постоянства и твердости»^[12]. «А. Пушкин. Легкомыслен, ветрен, неопрятен, нерадив, впрочем, добродушен, усерден, учтив, имеет особенную страсть к поэзии»^[13].

Развлечения лицеистов

Скучать лицеистам не приходилось!

На квартире гувернера Чирикова проходили литературные собрания. Участники по очереди рассказывали повесть: начинает один, другие продолжают. Лучшим рассказчиком считался, однако, не Пушкин, а Антон Дельвиг, впоследствии тоже ставший неплохим поэтом^[14].

Бывали и балы! Несмотря на природную музыкальность, Пушкин не был хорошим танцором: мешал африканский темперамент. Современники подсмеивались над его «женолюбием», наблюдая, как от одного прикосновения к руке танцующей он краснел, пыхтел и сопел, как ретивый конь среди молодого табуна.

Именно в лицее Пушкин начал писать первые стихи на русском языке. Это были посвящения друзьям-лицеистам, а также случайно встреченным им хорошеньким женщинам: крепостной актрисе Наталье или же сестрам своих товарищей. Конечно, как любой подросток, Пушкин писал и фривольные эротические стихотворения: «Монах», «Тень Баркова«… Некоторые он потом уничтожил сам, другие же успели разойтись в списках.

Шалости и наказания

Пушкин желал во всем быть первым, но никому не завидовал. Он вообще начисто был лишен этого крайне неприятного качества и всегда радовался успехам друзей. Он постоянно и деятельно участвовал во всех лицейских журналах, импровизировал, на ходу сочиняя песни, наподобие народных, строчил на всех эпиграммы. Привезя с собой из Москвы огромный запас французской литературы, начал свой творческий путь с того, что писал стихотворения на привычном ему французском, а затем переводил их на русский.

Стихотворчество в начале XIX века считалось непременным умением каждого образованного человека. Многие лицеисты писали стихи: Яковлев – басни, Илличевский – эпиграммы, Дельвиг – подражания древним грекам. Над стихами Вильгельма Кюхельбекера Пушкин часто подсмеивался, иногда переходя грань. Порой Пушкин неуместными шутками, неловкими колкостями сам ставил себя в затруднительное положение, не умея потом из него выйти. Так, однажды осенью 1814 года он читал друзьям стихотворение «Пирующие студенты». В то время Пушкин хворал и находился в лазарете. Друзья собрались у него в палате, началось чтение: «Друзья! Досужный час настал, / Все тихо, все в покое…»

Все слушали с восхищением, особенно был увлечен Кюхельбекер. И вот дело дошло до последней строфы: «Писатель! За свои грехи / Ты с виду всех трезвее: / Вильгельм, прочти свои стихи, / Чтоб мне заснуть скорее!»

И все расхохотались. Но в тот раз добряк Кюхля простил друга. ^[15].

А вот потом, уже после окончания Лицея, дело между друзьями все же дошло до дуэли. Это случилось из-за эпиграммы «За ужином объелся я. Да Яков запер дверь оплошно, так было мне, мои друзья, и кюхельбекерно, и тошно».

Про эту дуэль рассказывают много разного: кто говорит, что друзья зарядили пистолеты не настоящими пулями, а клюквой, поэтому обошлось без жертв. Другие же утверждают, что пока Кюхельбекер целился, Пушкин вдруг крикнул своему секунданту, а им был Антон Дельвиг: «Стань на мое место. Тут безопаснее». Пистолет дрогнул, и пуля пробила фуражку на голове Дельвига. Ну а Пушкин кинул свой пистолет прочь и, желая обнять товарища, кинулся к Кюхле со словами: «Я в тебя стрелять не буду». Друзья помирились.

Высмеивал Пушкин и других лицеистов.

Как-то раз воспитанникам Лицея было задано написать в классе сочинение на тему «восход солнца». Один из учеников по фамилии Мясоедов написал первую, довольно нелепую строчку, и задумался. А строчка была такая: «Блеснул на западе румяный царь природы».

– Что ж ты не кончаешь? – спросил Пушкин, прочитав написанное.

– Да ничего на ум нейдет, помоги, пожалуйста, – ответил Мясоедов.

– Изволь! – И Пушкин так окончил начатое стихотворение:

Товарищ Пушкина не потрудился даже прочесть написанного, и тотчас отдал сочинение учителю. ^[16] То-то смеху было!

Даже профессора побаивались злого остроумного языка подростка Пушкина. Александр часто забывал свое место и приличествующую его положению скромность. Надо сказать, что этим качеством был он совершенно обделен. Увы, эта черта отличала его всю жизнь и изрядно портила ему существование.

Когда один из профессоров отнял у лицеиста Дельвига некое бранное сочинение, Пушкин во всеуслышание заявил:

– Как вы смеете брать наши бумаги! Стало быть, и письма наши из ящика будете брать.

О, он тогда не знал, сколько еще раз ему придется столкнуться с грубым вмешательством в его частную жизнь и с перлюстрацией писем!

Юношей Пушкин не испытывал никакого трепета перед власть имущими. Однажды сам император Александр Павлович оказал лицею честь своим посещением. Прохаживаясь по классам, он поинтересовался:

– Кто здесь первый?

– Здесь нет, ваше императорское величество, первых: все вторые, – тут же ответил Пушкин.

Все были ошеломлены этой дерзостью, но император весело рассмеялся, и в тот раз шутник отделался лишь строгим внушением. ^[17]

Это был не последний раз, когда он позволил себе подшучивать над самодержцем.

Так однажды, гуляя по саду, Пушкин увидел, что царь в одиночестве прохаживается по аллее. Подросток принялся его передразнивать: несколько сгорбясь, согнув локти, сжав кулаки, размахивая руками, он пошел за ним вослед, корча его походку. Царь, однако, заметил шалуна и тут же узнал:

– Пушкин!

Дрожа, подошел юный Пушкин к царю.

– Стань впереди меня. Ну, иди передо мною так, как ты шел!

– Ваше величество!.. – пролепетал Пушкин, придумывая оправдание.

– Молчать! – прервал его император. – Иди, как ты шел! Помни, что я в третий раз не привык приказывать.

Пришлось подчиниться. Так прошли они всю аллею. В конце ее император, видя страх провинившегося лицеиста, разрешил:

– Теперь ступай своею дорогою, а я пойду своею, мне некогда тобою заниматься.

История дошла до директора Лицея, который хотел наказать Пушкина, так юноша ножом чиркнул себе по руке и нанес такую глубокую рану, что вынуждены были заняться не наказанием, а лечением.^[18]

Были и другие случаи, которые могли дорого обойтись подростку. Пушкину было лет пятнадцать, когда он побился об заклад с товарищами, что рано утром в Царском Селе станет перед дворцом, спустит штаны и поднимет рубашку, продемонстрировав свой обнаженный зад. Он выиграл заклад! Смелая мальчишеская шутка была проделана самым ранним утром, когда все обитатели дворца должны были еще спать. Но увы: вдовствующая императрица страдала бессонницей и уже не спала, она как раз глядела из окна и видела всю проделку. Пожилая дама немедленно вызвала шалуна к себе и потребовала объяснений. Пушкин был смущен не на шутку и ждал сурового наказания, но к счастью, Мария Федоровна, вырастившая четверых сыновей, хорошо понимала, как нелепо могут вести себя подростки. Она обладала достаточным чувством юмора и, посмеявшись про себя над происшествием, скандал поднимать не стала. Для порядка отчитала юношу изрядно, но никому о том не сказала.^[19]

За свои проказы Пушкин не раз попадал в карцер. Наказание его не пугало: в карцере он проводил время, сочиняя стихи. Именно в карцере были сложены первые главы «Руслана и Людмилы». За неимением бумаги Александр процарапывал строчки прямо на стенах. Рассказывали, что довольно долгое время они сохранялись и можно было разобрать стихи… Но потом стены покрасили.

Приносили юные лицеисты и «жертвы Бахусу», за что им изрядно доставалось.

Как-то один из надзирателей поспособствовал шалунам достать бутылку рома. Они добыли яиц, натолкли сахару, вскипятили самовар и приготовили напиток наподобие грога. После распития этого напитка дежурный гувернер заметил их необыкновенное оживление, шумливость, беготню… Симптомы опьянения были налицо. Все выяснилось быстро. Надо сказать, что шалуны не дрогнули перед суровостью начальства: Пушкин, Пущин и другие явились и объявили, что это их вина. Последовал строгий выговор и наказание: две недели стоять на коленях во время утренней и вечерней молитвы, да к тому же пересесть на самые последние места за обеденным столом (а места эти распределялись сообразно отметкам о поведении, так чтобы виноватым доставалась уже остывшая пища). Фамилии же провинившихся следовало занести, с прописанием виновности и приговора, в черную книгу, которая должна иметь влияние при выпуске.

Первый пункт приговора был выполнен буквально. Второй смягчался по усмотрению начальства: по истечении некоторого времени их постепенно подвигали опять вверх (об этом Пушкин заметил: «Блажен муж, иже / Сидит к каше ближе»). Ну а про третий пункт к моменту выпуска предпочли и вовсе забыть.

Чтение Пушкина

Но не стоит думать, что юношеское времяпровождение Пушкина было заполнено только шалостями и проказами. Подросток находил место для очень серьезного чтения. В шутливом стихотворении «Городок» поэт перечислил книги, стоявшие на его полках: «На полке за Вольтером / Виргилий, Тасс с Гомером / Все вместе предстоят». Далее в списке значились русский поэт Державин и древнеримский «чувствительный Гораций», французские авторы «мудрец простосердечный, Ванюша Лафонтен», Вержье, Парини, Грекур и знакомый ему с детства «Дмитрев нежный». Пушкин читал классические трагедии Расина, философские произведения Жан-Жака Руссо, называл комедиографа Мольера «исполином» и восхищался талантом российских авторов: Озерова, Княжнина, Фонвизина и Карамзина. Восторгался юный поэт и творчеством своего современника Ивана Андреевича Крылова, предпочитая его басни – басням Лафонтена.

«В час утренний досуга / Я часто друг от друга / Люблю их отрывать», – писал о книгах юный поэт, признаваясь в том, что это именно любимые его авторы и произведения, интересные ему самому, а не навязанные учителями. Мало кто из современных молодых людей может похвастаться таким основательным чтением!

Война 1812 года

В это время в Европе шла война. Наполеон Бонапарт захватывал все новые и новые страны. В июне 1807 года Александр I заключил с Францией Тильзитский мир^[20], но уже в июне 1812 года «Великая армия» Наполеона начала вторжение в Россию. Она насчитывала более четырехсот тысяч человек, примерно в полтора раза превосходя русскую армию. Первое сражение состоялось в августе под Смоленском. Затем русская армия была вынуждена отступить.

Командующие русской армией уклонялись от генерального сражения, понимая, что французская армия сильнее. Они навязывали Наполеону длительные переходы по бездорожью и мелкие стычки, которые должны были вымотать врага.

Но все же главнокомандующий Михаил Илларионович Кутузов вынужден был сдать Наполеону «сердце России» – Москву. Когда французский император вступил в оставленную большинством жителей Москву, город запылал. Оставаться в сожженном городе войску Наполеона было невозможно, и французы вынуждены были отступить по уже разоренным войной местностям. Положение французской армии усугубили морозы, к тому же ее нещадно атаковали партизанские отряды. Самым известным партизанским командиром был гусар, человек невероятной смелости, Денис Васильевич Давыдов, прекрасный поэт и автор «Военных записок», ставший впоследствии другом Пушкина. Дань уважения Давыдову Пушкин выразил в нескольких посвященных ему стихотворениях:

Печальным финалом некогда великой армии Наполеона стала переправа через реку Березину в конце ноября 1812 года. Русские наступали, и император вынужден был бежать, оставив свое гибнущее войско на произвол судьбы.

Война продолжилась до 1814 года уже на европейской территории. В марте 1814 года был взят Париж, а Наполеон отрекся от престола и был отправлен в ссылку на остров Эльбу. Кутузов до конца войны не дожил, он умер от болезней и старости в апреле 1813 года в Польше.

Эта война оказала огромное влияние на все русское общество. Герои войны пользовались в России огромным уважением. Поэты воспевали их подвиги.

Конечно, юные лицеисты не остались равнодушными к столь бурным и драматичным историческим событиям. Многие их родные и знакомые ушли на фронт. Царское Село опустело.

Узнав, что генерал Раевский взял с собой в армию двух сыновей, шестнадцати и одиннадцати лет, пятнадцатилетний Вильгельм Кюхельбекер тоже собрался на фронт, его еле удержали. Директор Малиновский получил инструкцию об эвакуации Лицея, уже начались сборы… но, к счастью, враг отступил из Москвы.

Пушкин был свидетелем патриотического восторга при возвращении победителей, выразившегося в торжественных встречах, стихах и праздниках. На одном из таких торжеств, происходивших в Павловске 27 июля 1814 года, в числе зрителей были и лицеисты. Внимание Пушкина привлекли устроенные на подходе к царскому дворцу триумфальные ворота, на которых, как будто в насмешку над их малым размером, были написаны два стиха:

Пушкин по этому поводу набросал пером рисунок, изображавший замешательство, происходившее будто бы у «победных врат»: придворные и военные, участники праздничного шествия, видят, что триумфальные ворота действительно «не вместят» огромную фигуру государя, который в последние годы располнел, и некоторые из свиты бросаются эти ворота рубить. Автора невинной шутки долго искали, но, разумеется, не нашли^[21].

Директор Энгельгардт

К несчастью, связанные с войной тяготы и хлопоты расстроили здоровье первого директора Лицея Василия Федоровича Малиновского, и в марте 1814 года он скоропостижно скончался, не дожив и до пятидесяти лет. Второй директор, Энгельгардт Егор Антонович, был человеком весьма образованным. Поступил он на действительную службу сержантом в Преображенский полк, находился ординарцем при князе Потемкине, затем при князе Куракине… При Павле Первом был он воспитателем наследника престола, а ныне императора Александра I. Тогда же Энгельгардт был назначен секретарем Мальтийского ордена. Он старательно выучил все орденские формальности, за исполнением которых Павел строго следил, а потом скрупулезно преподал их наследнику престола. В итоге Павел Петрович был так поражен познаниями юного Александра в деле, которым он в ту пору страстно увлекался, что, обняв его, сказал: «Вижу в тебе настоящего своего сына». Александр Павлович не забыл услуги, которую оказал ему Энгельгардт, он уважал его и был ему благодарен.

Став директором, Егор Антонович, как это было ему свойственно, отнесся к новому поручению со всей ответственностью: он приглашал лицеистов к себе домой, полагая, что домашнее обращение принесет огромную пользу его питомцам, оторванным от внешнего мира.

Энгельгардт ввел у себя еженедельные вечерние собрания. По его инициативе устроилось общество под названием «Лицейские друзья полезного», участники которого занимались чтением своих сочинений в присутствии товарищей, профессоров и посторонних посетителей, а не только между собой. Дельвиг и Кюхельбекер были частыми посетителями этих вечеров, а вот Пушкин – очень редким. Года за два до выпуска он и вовсе прекратил бывать у директора, предпочитая в одиночестве гулять по саду. Это огорчало Егора Антоновича как воспитателя.

– Ах, если бы бездельник этот захотел учиться, он был бы выдающимся в нашей литературе,^[22] – вздыхал он, говоря о Пушкине.

Как-то Энгельгардт подошел к юноше и ласково спросил, за что Пушкин на него сердится? Пушкин смутился и отвечал, что сердиться на директора не смеет, да и не имеет к этому причин.

– Так вы не любите меня, – продолжал Энгельгардт, усаживаясь рядом с Пушкиным.

Как можно мягче он постарался объяснить юному поэту всю странность его отчуждения от общества, в котором он, по своим достоинствам, мог бы занимать одно из первых мест. Пушкин слушал со вниманием, хмуря брови, меняясь в лице; наконец, заплакал и кинулся на шею Энгельгардту.

– Я виноват в том, – сказал он, – что до сих пор не понимал и не умел ценить вас!..

Добрый Энгельгардт расчувствовался и порадовался раскаянию Пушкина и его отречению от напускной мизантропии. Они расстались, довольные друг другом. Однако, когда минут через десять Егор Антонович вернулся к Пушкину, то увидел в его руках какую-то бумагу, которую юноша поспешно спрятал. Энгельгардт потребовал показать – и увидел свой карикатурный портрет и несколько строк очень злой эпиграммы, почти пасквиля. Спокойно отдавая Пушкину эту злую шалость его музы, Егор Антонович сказал: «Теперь понимаю, почему вы не желаете бывать у меня в доме. Не знаю только, чем мог я заслужить ваше нерасположение».^[23]

Чем же?

Возможно, причиной была Мария Николаевна Смит – родственница жены Энгельгардта, жившая в его семье, молодая, очень привлекательная француженка. Она недавно овдовела и теперь ждала ребенка от покойного мужа. Это не остановило Пушкина, который посвятил Марии Смит несколько стихотворений, которые стали известны и другим лицеистам. Они с удовольствием распевали их на популярные мотивчики. Посвящено Марии было и довольно нескромное стихотворение «К молодой вдове», в котором автор намекал на имевшую место близость с красавицей: «Почему, когда вкушаю/ Быстрый обморок любви, / Иногда я замечаю / Слезы тайные твои?»

Стихотворение попало в руки Энгельгардта. Чтобы прервать связь родственницы с учащимся лицея, он поспешил отправить ее из Царского Села.

Первые влюбленности

Пушкин взрослел. В нем рано проснулись взрослые желания: Александр начал влюбляться с одиннадцатилетнего возраста. Прелестные фрейлины императорского двора, юные сестры друзей по Лицею вызывали в нем и чувственные желания, и поэтическое вдохновение.

Лицеист Комовский вспоминал: «Первую платоническую любовь, истинно поэтическую любовь, возбудила в Пушкине Екатерина Павловна Бакунина, фрейлина, сестра одного из лицеистов. Она часто навещала своего брата и всегда приезжала на лицейские балы… Прелестное лицо ее, дивный стан и очаровательное обращение производили восторг во всей лицейской молодежи».

Пушкин писал о ней в своем дневнике: «Я счастлив был… нет, я вчера не был счастлив… как она мила была! как черное платье пристало к милой Бакуниной! но я не видел ее 18 часов – ах!.. Но я был счастлив 5 минут».^[24]

Пушкин восхищался красотой, грацией и обаянием девушки:

Он посвятил прелестной Катеньке Бакуниной множество стихов: «К живописцу», «Итак, я счастлив был», «Осеннее утро», «К ней», «Наездники», «Элегия», «Слеза», «Месяц», «Желание», «Наслажденье», «Окно», «Разлука», «Уныние».

Их отношения носили чисто платонический характер. Само собой, воспитанная в строгости девушка не могла позволить пылкому юноше ничего неприличного, но в Царском Селе были и другие привлекательные женщины – более доступные. Ну, а юный Пушкин сознавался в «бесстыдном бешенстве» своих желаний и мечтал об «отраде тайных наслаждений».

Он писал стихи очаровательным крепостным актрисам театра графа Толстого, ухаживал за хорошенькими горничными… И некоторые из этих прелестных адресатов были добры к юноше.

Его увлечением стали сразу две Наташи: одна – актриса крепостного театра, вторая – горничная. Он посвящал им стихи: «К Наталье», «Молодой актрисе». «Видел прелести Натальи/, и уж в сердце – Купидон!» – восхищался темпераментный Пушкин.

А однажды вышел казус.

Как-то вечером юноша шел по темному коридору и услышал шорох платья. Он почему-то вообразил, что это непременно любимая им горничная Наташа, бросился и обнял девушку.

Но вышла ошибка: перед ним была сама княжна Волконская, чопорная старая дева. Она была страшно шокирована и возмущена и на следующий день принялась всем рассказывать о произошедшем. Дошло до императора. Государь на другой день пришел к директору Энгельгардту.

– Что ж это будет? Твои воспитанники не только снимают через забор мои наливные яблоки, но теперь уже не дают проходу фрейлинам жены моей, – с напускной строгостью спросил он.

Энгельгардт уже знал о неловкой выходке Пушкина и был готов к разговору. Директор сразу нашелся и отвечал императору Александру:

– Вы меня предупредили, государь, я искал случая принести вашему величеству повинную за Пушкина; он, бедный, в отчаянии: приходил за моим позволением письменно просить княжну, чтоб она великодушно простила ему это неумышленное оскорбление.

Тут Энгельгардт рассказал подробности дела, стараясь всячески смягчить вину Пушкина, и заверил императора, что сделал уже шалуну строгий выговор и просит разрешения насчет письма. Смягчившись, государь ответил:

– Пусть пишет, уж так и быть, я беру на себя адвокатство за Пушкина; но скажи ему, чтоб это было в последний раз!

Потом император улыбнулся и, понизив голос, заговорщически произнес:

– Старая дева, быть может, в восторге от ошибки молодого человека, между нами говоря, – и он пожал своему старому учителю руку. ^[26]

В старших классах Лицея Пушкин пережил и первую душевную травму, первый отказ. Он имел неосторожность влюбиться в тридцатишестилетнюю Екатерину Андреевну Карамзину, вторую жену выдающегося историка Николая Михайловича Карамзина, которая была очень хороша собой. Пушкин написал ей любовное послание со стихами, но зрелая женщина лишь посмеялась над неопытным юношей, а вдобавок показала письмо мужу. Стихи обоим Карамзиным очень понравились, но юношу необходимо было поставить на место. Вдвоем Карамзины постарались вразумить молодого поэта. Пушкин очень расстроился и ответил печальной «Элегией», завершавшейся словами: «…я, любовью позабыт, / Моей любви забуду ль слезы!

Добрые и умные Карамзины постарались, как могли, утешить незадачливого влюбленного и остались ему верными друзьями на всю жизнь. С тех пор они часто приглашали его к себе на вечера, а Пушкин был достаточно умен, чтобы больше не возобновлять неуместные ухаживания.

На одном из вечеров у Карамзина лицеист Пушкин познакомился с Петром Яковлевичем Чаадаевым, умнейшим человеком, красавцем-гусаром, участником войны 1812-го года. Он произвел огромное впечатление на Пушкина. Поразительно, но юный лицеист и прошедший войну гусар очень быстро подружились, и дружба их продлилась долго. Юноша Пушкин восхищался Чаадаевым:

Здоровье Пушкина

Болел Пушкин довольно часто: жар, лихорадка… Но все эти болезни не были серьезными и проходили сами через пару дней. Весьма возможно, что происходили они от чрезмерной возбудимости. Во врачебных рапортах обычно указано: «нездоров», «головная боль» и, чаще всего, «простуда». Один раз только: «опухоль от ушиба щеки» – последствие мальчишеской драки.

Лицейский врач Франц Осипович Пешель, запомнившийся лицеистам как добродушный весельчак и остряк, прописывал больным чаще всего солодковый корень, полагая это лекарство по крайней мере безвредным. К счастью, серьезных эпидемий в лицее не было.

Несмотря на доброе отношение доктора, Пушкин лечиться не любил и медицину не уважал. Как-то он написал:

С доктором Пешелем все ясно, но кто такой Сазонов? Почему его упомянул Пушкин?

Константин Сазонов – серийный убийца

К лицеистам были приставлены «дядьки», а попросту говоря, слуги, в обязанности которых входило убирать им комнаты, чистить одежду и обувь. Одному из них, Константину Сазонову, было всего лишь двадцать лет, когда его прямо на глазах у лицеистов арестовали, а затем осудили за шесть или семь убийств и девять разбойных нападений. Последним от его рук погиб извозчик, на нем Сазонов и «погорел»: пожадничал из-за оброненного полтинника и вовремя не убежал с места преступления. Именно Сазонов прислуживал Пушкину в лазарете. Страшно даже подумать, по какому пути могла пойти русская литература, если бы на Сазонова в тот момент нашло помрачение!

На его арест лицеисты откликнулись коллективно сочиненной шуточной поэмой «Сазоновиада», не отличавшейся какими-либо литературными достоинствами.

Воспоминания о Царском Селе и другие стихотворения

Еще лицеистом Пушкин стал автором примерно десяти стихотворений, обретших популярность. Это стихи «К Наташе», «Городок», «Лицинию», «Наполеон на Эльбе», «Гроб Анакреона», «К живописцу», «Усы», «Желание», «Друзьям» … Первым опубликованным стихотворением Пушкина стало «Другу-стихотворцу», написанное в 1814 году. В этом стихотворении Пушкин рассуждал о разнице между хорошими и плохими стихами:

Стихи Пушкина «Воспоминания о Царском Селе» были впервые публично прочитаны на экзамене 8 января 1815 года, однако это стихотворение предварительно рассматривалось начальством и было представлено графу Разумовскому, министру народного просвещения. За несколько дней до выпуска прошла репетиция, где Пушкин тоже читал это стихотворение.

«Это было в 1815 году, на публичном экзамене в Лицее. Как узнали мы, что Державин будет к нам, все мы взволновались… Державин был очень стар. Он был в мундире и в плисовых сапогах. Экзамен наш очень его утомил; лицо его было бессмысленно, глаза мутны, губы отвисли. Он дремал до тех пор, пока не начался экзамен русской словесности. Тут он оживился: глаза заблистали, он преобразился весь. Разумеется, читаны были его стихи, разбирались его стихи, поминутно хвалили его стихи. Он слушал с живостию необыкновенной. Наконец, вызвали меня. Я прочел мои «Воспоминания о Царском Селе», стоя в двух шагах от Державина. Я не в силах описать состояние души моей: когда дошел я до стиха, где упоминаю имя Державина, голос мой отроческий зазвенел, а сердце забилось с упоительным восторгом… Не помню, как я кончил свое чтение; не помню, куда убежал. Державин был в восхищении: он меня требовал, хотел меня обнять… Меня искали, но не нашли».^[27]

По легенде восхищенный Державин произнес: «Вот кто займет мое место!»

«Старик-Державин нас заметил и в гроб сходя, благословил»,^[28] – написал впоследствии об этом событии Пушкин, имея в виду себя и свою Музу.

Завершение учебы

21 июня 1817 года из стен Императорского Царскосельского Лицея вышли и вступили во взрослую жизнь первые 29 выпускников (поступило 30 человек, но один был исключен).

После выпускных экзаменов колокол, который шесть лет созывал учеников на занятия, был разбит. Энгельгардт распорядился изготовить из осколков этого колокола памятные кольца в виде переплетенных в дружеском рукопожатии рук и раздать их выпускникам в качестве памятных подарков.

Для награждения отличившихся лицеистов по эскизам Энгельгардта были отлиты золотые и серебряные медали. Изображение на них стало впоследствии гербом Лицея: в центре медали была выгравирована лира – атрибут Аполлона, она указывала на любовь к поэзии. На лире висели два венка, дубовый и лавровый, олицетворявшие силу и славу, и сидела сова, символизировавшая мудрость. Над всем этим был начертан девиз: «Для Общей Пользы». Но Пушкину медали не досталось: по успеваемости он был в числе последних.

По случаю первого выпуска из этого престижного учебного заведения был устроен небольшой праздник. Директор Энгельгардт прочитал отчет за весь шестилетний курс, профессор Куницын провозгласил утверждение о выпуске. После этого каждого воспитанника представили императору с объяснением чинов и наград. Александр I поблагодарил директора и весь штат педагогов, тепло напутствовал воспитанников. В ответ лицеисты пропели хором прощальную песнь, слова для которой написал прилежный Дельвиг.

Сразу после обеда лицеисты начали разъезжаться: прощаньям не было конца^[29].

СВИДЕТЕЛЬСТВО

Воспитанник Императорского Царскосельского Лицея Александр Пушкин в течение шестилетнего курса обучался в сем заведении и оказал успехи:

в Законе Божием, в Логике и Нравственной Философии, в Праве Естественном, Частном и Публичном, в Российском или Гражданском и Уголовном праве хорошие;

в Латинской Словесности, в Государственной Экономии и Финансов весьма хорошие;

в Российской и Французской Словесности, также в Фехтовании превосходные;

сверх того, занимался Историею, Географиею, Статистикою, Математикою и Немецким языком.

Во уверение чего и дано ему от Конференции Императорского Царскосельского Лицея сие свидетельство с приложением печати.

Царское Село. Июня 9 дня 1817 года.

Директор Лицея Егор Энгельгардт.

Конференц-секретарь профессор Александр Куницын.

Глава четвертая
Молодой Пушкин в Петербурге

Государственная Коллегия иностранных дел

Первое издание поэмы «Руслан и Людмила»

Авдотья (Евдокия) Ивановна Голицына

Арзамас

В российском обществе в то время начали формироваться два направления философской и литературной мысли. Позднее их представителей назовут славянофилами и западниками. Славянофилы выступали за самобытность России и против использования в русском языке слов иностранного происхождения, а западники ориентировались в основном на Запад и предлагали во всем брать пример с Европы.

Одним из основателей зарождавшегося славянофильства был Александр Семенович Шишков – писатель, литературовед, филолог, основавший общество «Беседа любителей русского слова». Его оппонентом был Николай Михайлович Карамзин, историк и литератор.

Еще будучи лицеистом, Пушкин был принят в литературное общество «карамзинистов» «Арзамас», иначе – «Арзамасское общество безвестных людей». Оно возникло в 1815 году и просуществовало три года.

Литературное общество «Арзамас» было шуточным, пародийным. Об этом говорило даже то, что секретарь общества, поэт Жуковский, вел его протоколы гекзаметром.

Всего в обществе состояло 20 человек. У каждого из членов общества было прозвище, взятое из баллад Жуковского. У самого Василия Андреевича было прозвище Светлана, в честь его самой знаменитой поэмы о гадающей девушке. У занимавшегося переводами Александра Ивановича Тургенева – Эолова Арфа. У поэта и историка Петра Андреевича Вяземского – Асмодей. У поэта, переводчика и литературного критика Александра Федоровича Воейкова – Две огромные руки, или Дымная печурка. У замечательного поэта Константина Николаевича Батюшкова было прозвище Ахилл (по одноименной балладе). У Дениса Васильевича Давыдова – Армянин (по балладе «Алина и Альсим»). Прозвище у Василия Львовича Пушкина изменялось несколько раз.

Пушкина приняли в «Арзамас», когда он еще был лицеистом, и дали ему прозвище Сверчок. Члены «Арзамаса» быстро оценили по достоинству необыкновенный дар молодого Пушкина.

Через «Арзамас» Пушкин близко подружился со знаменитым и необычайно талантливым поэтом Василием Андреевичем Жуковским, и дружбу эту они оба пронесли через десятилетия. Жуковский писал: «Он мучит меня своим даром, как привидение». Столь же сильно любивший Пушкина Вяземский отзывался: «Стихи чертенка-племянника чудесно хороши».

Особенно восхищали его следующие строки:

«В дыму столетий! Это выражение – город, – говорил Вяземский, сам писавший очень недурные стихи. – Я все отдал бы за него, движимое и недвижимое. Какая бестия! Надобно нам посадить его в желтый дом: не то этот бешеный сорванец нас всех заест, нас и отцов наших. Знаешь ли, что Державин испугался бы дыма столетий? О прочих и говорить нечего!»^[31]

А Пушкин относился в то время к своему дару крайне легкомысленно и даже выкинул столь поразившее всех выражение «дым столетий» из окончательной редакции стихотворения.

Это его легкомыслие сильно огорчало арзамасцев, которые часто ругали Пушкина за леность и его глупые, почти детские выходки. «Праздная леность, как грозный истребитель всего прекрасного и всякого таланта, парит над Пушкиным…», – сокрушался Андрей Иванович Тургенев. «Не худо бы Сверчка запереть в Геттинген и кормить года три молочным супом и логикою. Из него ничего не будет путного, если он сам не захочет; потомство не отличит его от двух его однофамильцев, если он забудет, что для поэта и человека должно быть потомство». «… Как ни велик талант Сверчка, он его промотает, если… Но да спасут его музы и молитвы наши!», – вторил ему Константин Николаевич Батюшков. Ну, а юный Пушкин только отшучивался: «Поэма никогда не стоит улыбки сладострастных уст», – отвечал он и очертя голову бросался ухаживать за очередной светской кокеткой.

Зеленая лампа

Другим литературным обществом, в котором состоял Пушкин, была «Зеленая лампа». Основателем «Зеленой лампы» был водевилист, переводчик, певец-любитель, страстный театрал Никита Всеволодович Всеволожский, служивший в Коллегии иностранных дел. В его доме в Санкт-Петербурге, на Екатерингофской набережной, постоянно бывали талантливые молодые люди, пробовавшие свои силы в литературе и увлекавшиеся театром.

Кружок получил свое название в марте 1819 года. «Зеленой лампой» его назвали потому, что участники собирались за круглым столом, освещаемым лампой с абажуром зеленого цвета. Члены кружка носили колпаки – символы свободы и веселья, и кольца и изображением лампы – символом просвещения. Девизом общества были слова: «Свет и надежда!»

Нравы «Зеленой лампы» отличались большой степенью вольности, но нецензурная лексика была под запретом. Известная строка Пушкина «Желай мне здравия, калмык!» касается обычая: если кто-либо из гостей салона произносил нецензурное слово, слуга-калмык Никиты Всеволожского преподносил ему «штрафной» бокал вина со словами: «Здравия желаю!» Сам Пушкин сквернословил частенько, потому не раз и не два приходилось ему выпивать штрафную чашу.

Просуществовало это общество всего лишь год с небольшим. За это время было проведено как минимум 22 собрания общества. На этих собраниях царили весьма свободные нравы, в обычае было озорство и вольнодумство. Кто-то донес о слишком вольных речах, и за обществом был установлен полицейский надзор, после чего решено было прекратить встречи.

Светская жизнь

После выпуска из Лицея восемнадцатилетний Пушкин был определен в Государственную Коллегию Иностранных Дел с чином коллежского секретаря. Сам он мечтал о военной службе в гусарском полку, однако его отец, Сергей Львович, как обычно, отговорился недостатком средств: он был очень скуп.

Служба в Министерстве иностранных дел, а также родственные и общественные связи отца открыли молодому Пушкину вход в лучшие круги большого света. Он свел знакомство с графами Бутурлиными и Воронцовыми, с князьями Трубецкими, графами Лаваль, Сушковыми…

Талантливый, остроумный, элегантный Пушкин быстро стал популярен. Его известность и литературная, и личная с каждым днем возрастала. Однако никаким серьезным трудом начинающий поэт не занимался: три года, проведенные Пушкиным в Петербурге по выходе из Лицея, почти целиком отданы были светским развлечениям. От великолепного салона вельмож до вольной офицерской пирушки, везде принимали Пушкина с восхищением. Молодежь заучивала наизусть его стихи, повторяла его остроты и рассказывала о нем забавнейшие анекдоты. Многие из этих анекдотов дошли до наших дней, но теперь уже трудно сказать, какая часть там правды, а какая – выдумки.

Молодому Пушкину нравилось быть притчей во языцех. Он нарочно оригинальничал, старался выделиться… Тогда же начал он носить длинные ногти – привычка, которую он не поменял до конца жизни, любя щеголять своими изящными пальцами. Особенно длинным был ноготь на мизинце. Чтобы его не сломать, Пушкин заказал особый наперсток – золотой футляр для ногтя.

Внешность и манера поведения Пушкина

писал о себе Пушкин и даже сравнивал себя с фавном. Но современники вовсе не считали его безобразным, и хотя он не казался им красавцем, многие находили черты его приятными и признавали, что лицо его выразительно и одушевленно. Все обращали внимание на то, что цветом лица он отличался от большинства русских – сказывались африканские предки.

Многие описывали быструю речь поэта и его подвижность. Актриса Колосова вспоминала, что Пушкин смешил ее «своею резвостью и ребяческою шаловливостью. Бывало, ни минуты не посидит спокойно на месте; вертится, прыгает… перероет рабочий ящик матушки; спутает клубки гаруса в моем вышиванье».

Жена друга Пушкина Вера Нащокина отмечала необыкновенные голубые глаза поэта: «Это были особые, поэтические задушевные глаза, в которых отражалась вся бездна дум и ощущений, переживаемых душою великого поэта. Других таких глаз я во всю мою долгую жизнь ни у кого не видала».

Еще одной примечательной чертой поэта были прекрасные зубы – чем в то время далеко не каждый мог похвастать; белизной с ними могли равняться только перлы.

Выделяли его из общей массы и волосы – по-африкански курчавые, но не черные, а каштановые. Он позволял им отрастать до плеч, держа голову в беспорядке, порой отпускал бакенбарды, длинные и всклокоченные, одевался небрежно, ходил быстро, поигрывая тростью, напевая и насвистывая. В это время многие пытались копировать его стиль, таких подражателей называли a la Pusсhkin».^[32]

Небрежность в облике молодого Пушкина была тщательно продуманной, ведь он был большим модником, франтом. В его произведениях часто встречаются подробные описания мужского костюма, и заметно, что перечисление его элементов доставляло поэту удовольствие. В то время в моде господствовал английский стиль, в манере одеваться молодые люди подражали поэту-романтику Джорджу Гордону Байрону, известному также своими амурными похождениями и участием в войне за независимость Греции. Светские люди носили панталоны, жилет, фрак или сюртук, сверху – плащ-альмавиву, драпировавшийся в романтические складки. Дополнялся костюм цилиндром или широкой шляпой-боливаром, а также тростью. В моде были разнообразные шейные платки и галстуки, завязывавшиеся слегка небрежно, «а-ля Байрон». Модный силуэт предполагал довольно широкие плечи, выпуклую грудь и тонкую талию. Если человек не обладал этими достоинствами, использовали корсет и подкладки под плечи и грудь. Однако у Пушкина, несмотря на невысокий рост, фигура была очень хорошей, он был сложен крепко и соразмерно. Ну а в талии он всегда был очень тонок: как-то уже двадцатипятилетний Пушкин померился талией с пятнадцатилетней стройной девчушкой – и оказалось равно. А ведь талии девушек в том веке сызмальства формировались корсетами!

Поэт был страстен по натуре и постоянно влюблялся, причем не без взаимности: женщинам Пушкин нравился. Когда он кокетничал с женщиной или когда был кем-то искренне заинтересован, разговор его становился необыкновенно заманчивым и увлекательным.

Должность в Министерстве иностранных дел предоставляла ему отличную возможность сделать карьеру. Но Пушкин был неусидчив и ленив до службы!

Он был принят в лучшем обществе, но вместо того, чтобы благоразумно завязывать нужные связи, напротив, дерзостью своей наживал себе врагов. Пускал обидные эпиграммы, начал писать свои первые вольнолюбивые стихи, за которые можно было и в крепость угодить. Казалось, он ничего не боится.

Многие светские дамы были добры к пылкому юноше с африканским темпераментом. А их мужья занимали высокие должности! Другой мог бы воспользоваться этим, чтобы найти себе протекцию – но не Пушкин. Он был на редкость бескорыстен в проявлении своих чувств и, казалось, вообще не думал о завтрашнем дне. Он всегда оставался самим собой и никогда ни под кого не подстраивался.

Яркий, оригинальный, необычайно живой, поэтичный, но порой и злой на язык Пушкин вызывал восторг, любовь, зависть, ревность… а иногда и ненависть. Кто-то пустил обидное прозвище «мартышка», «обезьяна». Оно приклеилось, и так дразнили Пушкина очень долго.

Болезни

Конечно, подобный образ жизни не мог не сказываться на здоровье молодого Пушкина. От природы он был крепким и сильным, к тому же еще в Лицее привык к физическим упражнениям, долгим пешим прогулкам, купанию и верховой езде. Но теперь не было ни прогулок, ни спортивных игр, зато добавилось безудержное пьянство. Так, на одном кутеже Пушкин побился об заклад, что выпьет бутылку рома и не потеряет сознания. Исполнив первую часть пари, он упал без чувств и только все сгибал и разгибал мизинец левой руки. Придя в себя, Пушкин стал доказывать, что все время помнил о закладе и что специально двигал мизинцем в доказательство того, что сознания не потерял. По общему приговору, пари было им выиграно.^[33]

Тогда же Пушкин пристрастился к азартным играм, которые сделались его бедой на долгие годы: проигрыши не раз ставили поэта на грань разорения.

К тому же молодой человек частенько посещал публичные дома. В этом не было ничего необычного: практически все молодые люди пользовались услугами женщин легкого поведения. Поэт зачастил к некой Софье Астафьевне, содержательнице фешенебельного публичного дома, который посещала вся гвардейская молодежь Петербурга. Пушкин любил побесить бедную старуху притворной разборчивостью. Но больше всего злило старуху-сводню то, что Пушкин мог вдруг приняться расспрашивать девушек об их прежней жизни, а потом взять, да и уговорить жрицу Венеры расстаться с развратной жизнью и заняться честными трудом. Да еще и дать ей денег на выход! По этому поводу Софья Астафьевна даже жаловалась на поэта полиции как на безнравственного человека, развращающего ее овечек.

Средств контрацепции в те годы не существовало, и Пушкин во время амурных похождений подцепил какую-то инфекцию, которые в начале XIX века еще не отличали одну от другой и лечили одинаково – ртутью, иначе «меркурием». Ртуть сама по себе очень вредна, и она имеет свойство накапливаться в организме. Последствия ртутного отравления Пушкин испытывал всю жизнь.

– сокрушался он.

За всем этим последовали и другие более ярко выраженные болезни. Медицина начала XIX века еще не знала выражения «грипп с осложнениями», этот недуг тогда именовали «гнилой горячкой». Доктора опасались за жизнь Пушкина, вся его семья была в отчаянии. Недуг продлился шесть недель, но крепкое сложение и молодость возвратили Пушкина к жизни. Однако после этой жестокой горячки он лишился своей знаменитой шевелюры: голову пришлось обрить.

Пушкин и театр

Театр в России стал развиваться в XVIII веке. Во времена Пушкина театральные постановки стали уже любимым развлечением как светских людей, так и более бедной публики. Молодые люди могли посещать спектакли ежедневно. Тогда спектакли начинались рано, в шесть часов, а к девяти вечера уже заканчивались, так что «почетный гражданин кулис» после спектакля успевал как раз к разгару бала.

Как и теперь, в театральном зале были партер, ложи и балкон, иначе называвшийся галеркой или райком. Партер выглядел иначе, нежели современный. В нем было два отделения: кресла, или паркет, и собственно партер, пустое пространство за креслами, где зрители стояли. Кресла обычно покупали на спектакль или даже абонировали на весь сезон. Это были дорогие места, а стоячие стоили намного дешевле.

Многоярусный театральный зал мягко озарялся оплывающими свечами, установленными в многочисленных люстрах и канделябрах. Эти свечи во время спектакля не гасили, и стоящие в партере молодые щеголи частенько отвлекались от сценического действия и наводили лорнеты на ложи, рассматривая дам. Все дамы прекрасно знали, что их будут разглядывать и оценивать, и поэтому тщательно продумывали свои туалеты и прически, принимали изящные позы и не допускали ни резких движений, ни бурных эмоций. Только зрители райка могли позволить себе открыто проявлять восторг или, наоборот, недовольство игрой актеров.

Пушкин был страстным любителем театральных представлений. В силу природной живости характера он очень часто нарушал этикет, привлекая к себе всеобщее внимание.

После тяжелой болезни Пушкину пришлось обрить голову, и он вынужден был носить парик, который вовсе его не красил. Как-то, в Большом театре, он зашел в ложу к друзьям. Те усадили его, в полной уверенности, что в театре-то знаменитый проказник будет сидеть смирно… Ничуть не бывало! В самой патетической сцене Пушкин, жалуясь на жару, снял с себя парик и начал им обмахиваться, как веером… Это отвлекло зрителей от спектакля и вызвало всеобщий смех. Друзья стали унимать шалуна, он же, дурачась, со стула соскользнул на пол и сел в ногах, прячась за барьер, что опять вызвало хихиканье. Так Пушкин и просидел на полу во все продолжение спектакля, отпуская шутки насчет пьесы и игры актеров.^[34]

Театральная школа находилась на Екатерининском канале. Конечно, у молоденьких актрис была масса поклонников. Поклонники эти каждый день прохаживались бессчетное число раз по набережной канала мимо окон школы, а воспитанницы училища смотрели в окна и вели счет, сколько раз пройдет обожатель: мерой влюбленности считалось число прогулок мимо окон. Пушкин тоже был влюблен в одну из воспитанниц и также прохаживался мимо окон школы. Воспитанницы уже издали примечали его эффектный плащ-альмавиву, Пушкин носил его, закинув одну полу на плечо^[35].

«Почетный гражданин кулис» Пушкин не пропускал театральных новинок! Заходил в партер, гулял по всем десяти рядам кресел, ходил по ногам, разговаривал со всеми знакомыми и незнакомыми. Так же вели себя и все его приятели.

– Откуда ты? – спрашивал один, имея в виду то, в гримуборную которой из красавиц-актрис посчастливилось заглянуть.

– От Семеновой…, от Сосницкой…, от Колосовой…, от Истоминой…, – хвастались друг перед другом молодые люди, которым выпала удача понаблюдать, как обласканные публикой прелестницы готовятся к выступлению.

– Как ты счастлив! – завидовали им те, кого служительницы Мельпомены не удостоили близкого знакомства.

– Сегодня она поет – она играет – она танцует – похлопаем ей – вызовем ее! она так мила! у ней такие глаза! такая ножка! такой талант!.. – продолжалась болтовня.

Занавес подымался. Молодые люди восхищались и хлопали…^[36] Такова была околотеатральная обстановка конца 1810-х годов.

А кем же были перечисленные актрисы? Пушкин полагал их наиболее даровитыми, восхищался ими, влюблялся…

Екатерина Семеновна Семенова – дочь крепостной крестьянки и учителя Кадетского корпуса, который не пожелал дать ей свою фамилию. Пушкин восторгался ею и ухаживал за ней, называя актрису единодержавной царицей русской трагической сцены. Но Семенова не могла ответить на его чувство, она была несвободна: вот уже несколько лет она жила как супруга с князем Гагариным, которого искренне любила и от которого родила сына и трех дочерей. В 1828 году, наплевав на сословные различия, князь, наконец, обвенчался с любимой женщиной, и после этого Семенова ушла со сцены.

Елена Яковлевна Сосницкая была драматической актрисой. Пушкин писал о ней: «…Я сам в молодости, когда она была именно прекрасной Еленой, попался было в ее сети, но взялся за ум и отделался стихами». Он записал в ее альбом изящное посвящение:

Александра Михайловна Колосова была еще одной известной петербургской актрисой. «Молодая, милая, робкая» – так характеризовал ее Пушкин, отмечая ее прекрасные глаза, прекрасные зубы и нежный недостаток в выговоре. Пушкин одно время был в числе поклонников Колосовой, но потом они поссорились: поэту передали, будто бы Колосова смеялась над его внешностью и назвала его мартышкой. Он очень обиделся и ответил злой эпиграммой:

Ну а хорошо известно, что Пушкин больше всего ценил в женской внешности изящные ножки небольшого размера.

Колосова вышла замуж за знаменитого актера Василия Андреевича Каратыгина и впоследствии Пушкин не раз бывал у них в гостях. Но это было уже позднее, после возвращения поэта из ссылки.

«Балеты долго я терпел, но и Дидло мне надоел», – восклицает герой Пушкина Евгений Онегин. Шарль-Луи Дидло считался одним из ведущих балетмейстеров того времени. Новаторством Дидло стала реформа костюмов: вместо расшитых золотом тяжелых кафтанов и башмаков с пряжками он ввел трико телесного цвета и туники наподобие античных. Это существенное изменение позволило усложнить и сам танец, который именно тогда приобрел черты, свойственные современному классическому балету. Однако пуанты еще не были изобретены, и балерины становились лишь на высокие полупальцы. От танцовщицы требовалось подражание красивой картине или статуе, самое пристальное внимание обращали на ее руки. Зато мужской танец изобиловал высокими и сильными прыжками. Использовал Дидло и технические новшества, при помощи натянутой проволоки заставляя исполнителей буквально летать над сценой.

«Балеты г. Дидло исполнены живости воображения и прелести необыкновенной… в них гораздо более поэзии, нежели во всей французской литературе», – вспоминал Пушкин. Конечно же, пылкий молодой человек не мог обойти вниманием лучшую ученицу Дидло, прима-балерину Авдотью Ильиничну Истомину, дебютировавшую в 1816-м году. Поэт видел на сцене балеты Дидло «Ацис и Галатея», «Тезей и Арианна, или Поражение Минотавра» и другие. В каждом балете центральную партию исполняла Истомина.

Это была капризная, избалованная красавица, всегда окруженная толпой поклонников и имевшая довольно скандальную репутацию: ходили слухи, что иногда в интимной обстановке Истомина соглашается танцевать для своих страстных поклонников совершенно обнаженной. Среди молодежи того времени из-за нее не раз происходили дуэли, в том числе и заканчивавшиеся трагически. В 1817 году, терзаемый ревностью, на дуэли погиб возлюбленный балерины штабс-ротмистр Шереметев.

Впоследствии, когда Пушкин был уже в ссылке, Дидло заинтересовался его поэмой «Кавказский пленник», и так как не владел русским языком, попросил ее для себя перевести. Текст ему очень понравился, и Дидло поставил балет по этой поэме, причем ввел еще одного персонажа – невесту главного героя, которая в самой поэме присутствует лишь намеками. Иначе он не мог объяснить, почему Ростислав отказался от любви прелестной черкешенки. Роль черкешенки исполнила Авдотья Истомина, и она выглядела настолько «восточной», что даже пошли слухи, будто она сама – черкешенка по происхождению.

Еще при жизни Пушкина его творчество манило балетмейстеров. Кроме «Кавказского пленника» на его сюжеты было создано еще три балета: «Руслан и Людмила», «Керим-Гирей, крымский хан», «Черная шаль, или наказанная неверность» – и они постоянно шли на русской сцене в 1820—1830-е годы.

Любовь

Актрисы актрисами, но молодой Пушкин не отказывался и от любви светских дам. Тогда он не на шутку увлекся одной весьма эксцентричной и загадочной дамой – княгиней Голицыной, которая была его старше на двадцать лет.

Евдокия (Авдотья) Ивановна Голицына, урожденная Измайлова, в девятнадцать лет была насильно выдана замуж за очень богатого, но непривлекательного ни внешне, ни внутренне князя Голицына. Супружеская жизнь не складывалось, брак длился уже почти десять лет, но оставался несчастливым и бездетным. И вот княгиня полюбила: у нее завязался роман с князем Долгоруким, но злой муж отказал в разводе. Расстроенный Долгорукий ушел на войну и нашел смерть на поле боя. Оплакав его, Евдокия Ивановна круто изменила свою жизнь: она ушла от мужа и стала жить самостоятельно. Даже имя изменила на просторечное и эпатажное Авдотья.

Цыганка нагадала ей, что она умрет ночью в своей постели. Желая жить вечно, прекрасная Авдотья не проводила свои ночи в постели: спала она днем, а ночью принимала гостей. Поэтому ее называли la Princesse Nocturne «ночная княгиня». Дом ее, на Большой Миллионной, был артистически украшен. Вся его обстановка отличалась изысканным вкусом: тут не было ничего из прихотей изменчивой моды, во всем отражалось что-то изящное и строгое. Но лучшим украшением дома считали саму хозяйку.

По вечерам немногочисленное, но избранное общество собиралось в ее салоне. Беседы длились обыкновенно до трех и четырех часов утра. Своим умом, внешностью и разнообразием интересов Голицына сумела привлечь в свой салон весь цвет Петербурга. Романтическая, загадочная атмосфера дома Авдотьи Голицыной захватила юного Пушкина. Он был очарован умной, образованной, уверенной в себе женщиной, разбиравшейся в вопросах, которые считались вовсе не женскими. Авдотья Ивановна увлекалась философией, математикой, даже вела переписку с французскими академиками-математиками и написала книгу «Анализ силы» (1835), которая была издана во Франции. У Пушкина был экземпляр этой книги.

Поэт выразил свое восхищение и посвятил Евдокии Голицыной стихотворение, в котором говорил о своем разочаровании петербуржским светским обществом. Поэт сетовал на скуку, отсутствие мысли… Стихотворение заканчивалось словами: «Отечество почти я ненавидел – / Но я вчера Голицыну увидел/ И примирен с отечеством моим»

Переживал Пушкин и другие серьезные увлечения. Он даже подумывал о женитьбе, когда познакомился с юной и пылкой Марией Аркадьевной Суворовой-Рымникской – внучкой великого полководца. Суворова была очаровательной и очень талантливой девушкой. Пушкин восторгался тем, как она исполняла романсы, написанные на его стихи. Он был влюблен не на шутку, и Мария отвечала взаимностью… Она отказывала другим женихам, ждала предложения…, но Пушкин его не сделал, то ли чего-то испугавшись, то ли посчитав, что не создан для брака.

Вскоре после отъезда поэта на юг Мария согласилась на замужество с князем Голицыным – камергером, действительным статским советником. Спустя некоторое время в Одессе поэт встретился с Марией Аркадьевной, и былое чувство вспыхнуло снова.

Страшное предсказание

В то время в Петербурге практиковала одна гадалка, старая немка, по фамилии Кирхгоф. Однажды Пушкин зашел к ней с несколькими товарищами. Госпожа Кирхгоф сразу выделила его из всей компании и объявила, что человек он замечательный. Она рассказала вкратце всю его прошедшую и настоящую жизнь, потом начала предсказания сперва ежедневных обстоятельств, а потом важных событий его будущего. Она сказала Пушкину между прочим: «Вы сегодня будете иметь разговор о службе и получите письмо с деньгами». О службе Пушкин никогда не говорил и не думал, да и письмо с деньгами получить ему было неоткуда, поэтому он не обратил большого внимания на это предсказание. Однако вечером того дня в театре он встретился со своим хорошим знакомым генералом Орловым. Они разговорились, причем Орлов коснулся в разговоре службы и советовал Пушкину оставить свое министерство и надеть эполеты. Возвратившись домой, Пушкин нашел у себя письмо с деньгами: оно было от одного лицейского товарища, который на другой день отправлялся за границу. Оказывается, он заезжал проститься с Пушкиным и заплатить ему какой-то давно позабытый карточный долг. Госпожа Кирхгоф предсказала Пушкину его изгнание на юг и на север, предсказала его женитьбу и сказала, что будет он жить долго, если на 37-м году жизни не случится с ним беды от белой лошади или белой головы, или белого человека – «weisser Ross, weisser Kopf, weisser Mensch», – которых и должен он опасаться.

Говорят, что позднее, уже в Кишиневе, Пушкин на рынке встретил какого-то предсказателя, и тот повторил пророчество госпожи Кирхгоф.

Творчество и начало славы

Пушкина считали легкомысленным повесой, но незаметно для всех молодой поэт находил время и для серьезной работы!

В 1819 году была, наконец, закончена «богатырская» поэма «Руслан и Людмила» – поэтическая сказка, насыщенная фантастическими образами: крошечный злобный карлик с длиннющей бородой, гигантская говорящая голова без тела, коварная колдунья Наина….

Пушкин иногда указывал, что начал писать поэму еще в Лицее, а по его окончании забросил ее, ведя в Петербурге жизнь «самую рассеянную». Но во время болезней поэт возобновлял работу. Он вдохновлялся сказками, слышанными от Арины Родионовны и Никиты Козлова, балладами Жуковского, а также вышедшими в феврале 1818 года первыми томами «Истории государства российского». Именно из книги Карамзина он заимствовал имена героев и некоторые детали.

Поэма начала печататься в журнале «Сын отечества» с начала 1820 года в отрывках, а первое отдельное издание вышло в мае того же года. Текст несколько отличался от привычного нам: эпилог и пролог были написаны Пушкиным позже, да и некоторые эпизоды впоследствии были отредактированы.

Публика приняла поэму восторженно, а вот многим критикам она не понравилась: одни почему-то усмотрели в ней неприличие, другие – жаловались на недостаточную народность. Зато Карамзин нашел в «Руслане и Людмиле» «живость, легкость, остроумие, вкус», посетовав только на немного неискусное расположение частей, на то, что «все сметано на живую нитку»^[37].

Стареющий поэт Жуковский пришел от сказочной поэмы в восхищение и даже подарил Пушкину свой портрет с надписью «Победителю-ученику от побежденного учителя».

Но Пушкин писал и другие стихи!

Ода «Вольность», описывающая убийство императора Павла Первого, была написана предположительно в ноябре-декабре 1817 года. По свидетельству известного мемуариста Филиппа Вигеля, близкого друга Пушкина, эту оду поэт написал, будучи в гостях у братьев Тургеневых. Окно их квартиры выходило на заброшенный Михайловский замок, в котором был убит император Павел Первый. Кто-то из братьев, глядя в открытое окно на стоящий в запустении дворец, шутя предложил Пушкину написать о замке стихи. Так родились строки:

Эти стихи быстро разошлись в списках, то есть в рукописных копиях. И это было опасно: даже упоминать о заговоре и убийстве царя было запрещено, официально Павел скончался от апоплексического удара.

В следующем году было создано знаменитое стихотворение «К Чаадаеву», где звучала та же неприязнь к беззаконному самодержавию:

Конечно, эти стихи не предназначались для публикации, но и они стали весьма популярны в списках. И привлекли внимание полиции!

Бедами грозило и стихотворение «Деревня», которое начиналось как идиллическое описание села, а заканчивалось обличением крепостного права. Подобное смутьянство не могло сойти с рук никому! Над Пушкиным сгущались тучи, и это сразу заметили его старшие друзья. Они пытались предостеречь неосторожного юношу, но тщетно. Николай Михайлович Карамзин написал: «Над здешним поэтом Пушкиным если не туча, то по крайней мере облако, и громоносное: служа под знаменами либералов, он написал и распустил стихи на вольность, эпиграммы на властителей и пр. Это узнала полиция».^[38]

Сплетня

Романы с замужними дамами, эпиграммы на их мужей, провокационные публичные выходки, антиправительственные стихи с критикой самодержавия… Все это привело к тому, что в свете завелась довольно гнусная сплетня: мол, Пушкина высекли в Тайной Канцелярии. Так назывался орган политического сыска в Российской Империи.

Сплетня кажется дикой современному человеку, но для людей начала века XIX-го подобное было вполне возможным. Свежи еще были воспоминания о кнутобойце Екатерины Второй Степане Ивановиче Шешковском, по слухам лично пытавшем писателей-вольнолюбцев Новикова и Княжнина.

Рассказывали, что в кабинете Шешковского находилось механическое кресло особого устройства. Придворные вертопрахи боялись того кресла до дрожи в коленях! Если кто-то из придворных чем-то не угождал императрице, она вполне могла повелеть Шешковскому пригласить провинившегося в свой кабинет.

Поначалу хозяин и гость мирно беседовали, а затем екатерининский палач просил приглашенного сесть в злосчастное кресло, и как только тот просьбу выполнял, ручки кресла сдвигались, соединяясь друг с другом и стискивали гостя так, что он не мог освободиться. Далее по знаку Шешковского в полу раздвигался люк, и кресло опускалось под пол. Только голова и плечи виновного оставались наверху. Внизу исполнители наказания отнимали кресло, стаскивали с наказываемого платье, обнажая тело, и нещадно секли. При этом исполнители не видели, кого наказывали. Садист-Шешковский в это время читал молитвы и крестил свою жертву. Потом несчастного снова одевали, и кресло поднималось из-под пола. Все оканчивалось без шума и огласки: мало кто из прошедших подобную экзекуцию решался рассказать о своем позоре.

О слухах, порочивших его честь, Пушкин узнал примерно в феврале 1820 года. Тогда он мог только гадать, откуда течет поток грязи. Он пытался найти сплетника, грозился убить его…

Этим слухам поверил даже друг Пушкина, будущий декабрист, поэт Кондратий Рылеев – и в начале мая, в пылу антиправительственных настроений, упомянул выдуманное происшествие как реальное событие: «Власти секут наших лучших поэтов!». Взбешенный Пушкин вызвал Рылеева на дуэль. Поединок состоялся, но к счастью, обошелся без жертв.

Гнусная клевета не испугала поэта (он вообще не умел пугаться), напротив, он решил высказывать столько негодования и наглости в своих речах и своих сочинениях, чтобы власть вынуждена была обращаться с ним как с серьезным преступником, а не как с нашкодившим мальчишкой. Реальное страшное наказание должно было его превратить из объекта насмешек в героя. По собственному его признанию, поэт жаждал Сибири или крепости для восстановления своей чести. Он нарочно писал едкие, колкие эпиграммы на царя и вельмож. А однажды в театре демонстрировал всем портрет Лувеля, убийцы герцога Беррийского, с надписью: «урок царям».

Расплата

В середине апреля 1820 года генерал-губернатор Петербурга Михаил Андреевич Милорадович вызвал двадцатилетнего Пушкина для разъяснений по поводу вольных стихов, ходящих по столице под его, Пушкина, именем. Это были эпиграммы на Аракчеева, на корыстолюбивых представителей духовенства и даже на самого Александра I, а также ода «Вольность».

Герой войны 1812-го года, Милорадович пользовался всеобщим уважением, и Пушкин решил вести себя с ним открыто. Молодой человек без утайки признался, что даже обыск в его квартире не даст властям ничего: все черновики сожжены. В разговоре выяснилось, что Пушкину приписывается масса чужих стихотворений. Пушкин попросил у губернатора перо и бумагу – и тут же записал те стихотворения, которые ему действительно принадлежали. Набралась целая тетрадь.

Этого было достаточно, чтобы отправить поэта в Сибирь или заточить в Соловецкий монастырь, но поведение Пушкина вызвало расположение Милорадовича. Да еще и многочисленные друзья поэта за него ходатайствовали, поэтому губернатор проявил милосердие и испросил у императора прощение для Пушкина.

Наказание последовало сравнительно мягкое: Пушкина перевели из столицы на юг, в кишиневскую канцелярию. Это была ссылка, но формально отъезду Пушкина был придан характер служебного перевода. Так Пушкин покинул столицу. Тогда он и подумать не мог, что расстается с Петербургом на целых шесть лет.

Глава пятая
Южная ссылка(1820–1824)

Особняк Ришелье

Екатерина Николаевна Раевская

Аглая Антоновна Давыдова

Романтический период в творчестве Пушкина

Первым городом, в котором должен был остановиться ссыльный Пушкин, был Екатеринослав – современный Днепр – основанный Екатериной Великой как третья столица Российской Империи. Увы, грандиозные замыслы не осуществились: после смерти императрицы развитие города приостановилось. К концу XVIII века в нем насчитывалось всего одиннадцать каменных домов и одно крупное предприятие – суконная мануфактура. Население Екатеринослава составляло около шести тысяч человек. Несмотря на то, что там в это время находилась резиденция начальника иностранных колонистов на Юге России генерала Инзова, по духу своему Екатеринослав остался городом провинциальным.

В городе Пушкин пробыл очень недолго, но пребывание его там успело обрасти легендами. Наиболее популярной байкой, даже напечатанной в царское время в нескольких журналах, стала история о том, как Пушкин появился на балу у губернатора без нижнего белья и в просвечивающих панталонах.

Это было летом, в самую жаркую пору. Собрались гости, явился и Пушкин и с первых же минут своего появления привел все общество в большое замешательство необыкновенной эксцентричностью своего костюма: он был в кисейных панталонах, прозрачных, без всякого исподнего белья. Жена губернатора страдала сильной близорукостью и не сразу поняла, в чем дело. Когда другие дамы объяснили ей причину замешательства, она не поверила в возможность такого неприличия, уверяя, что у Пушкина просто летние панталоны телесного цвета. Наконец, вооружившись лорнетом, хозяйка дома удостоверилась в горькой истине и немедленно выпроводила из комнаты всех юных незамужних девушек. Хотя остальные гости были очень возмущены и сконфужены, они старались сделать вид, будто ничего не замечают; хозяева промолчали, и Пушкину его проделка сошла благополучно.

Выходка довольно странная, нелепая и даже глупая, однако она имеет простое объяснение: в ту пору в столице вошли в моду обтягивающие белые лосины, скроенные по косой, которые надевали на намыленное влажное тело. Только тогда они сидели, как полагается. И эти лосины действительно слегка просвечивали. Пушкин был франтом и, конечно, имел такие лосины в своем гардеробе. Но одно дело – столичная мода и привычки, а совсем другое – провинциальные обычаи. То, что казалось нормальным в Москве и Петербурге – шокировало воспитанных по старинке жителей скромного южного города.

В Екатеринославе Пушкин снова заболел, искупавшись в Днепре. По всем признакам это была малярия. По счастью поблизости остановилось семейство генерала Раевского, с которыми путешествовал их личный врач – Евстафий Петрович Рудыковский. Он-то и оказал поэту квалифицированную и крайне необходимую помощь.

Поэта, небритого, бледного и худого, он обнаружил в «гадкой избенке», терзаемого лихорадкой. Чтобы сбить жар, молодой человек пил ледяной лимонад.

– Немножко пошалил, купался: кажется, простудился, – извиняющимся голосом объяснил Пушкин свое положение.

На столе перед ним лежала бумага.

– Чем вы тут занимаетесь! – поинтересовался врач.

– Пишу стихи.

Это изумило Рудыковского, тогда понятия не имевшего о том, кто такой Пушкин. Доктор прописал ему микстуру из хины и требовал соблюдать режим и не переохлаждаться. Поэт оказался трудным пациентом: он не слушался, вставал с постели при малейшем улучшении, мог, еще не выздоровев, наестся холодного бланманже – нечто вроде мороженого – и снова разболеться.

– Не ходите, не ездите без шинели, – уговаривал его Рудыковский.

– Жарко, мочи нет, – возражал Пушкин.

– Лучше жарко, чем лихорадка.

– Нет, лучше уж лихорадка, – капризничал Пушкин.

И за этим неподчинением следовал еще один приступ жестокой лихорадки.

– Доктор, я болен, – снова жаловался врачу Пушкин.

– Потому что упрямы, слушайтесь! – ругал его Рудыковский.

– Буду, буду! – соглашался больной.

– Евстафий Петрович был настойчив, и благодаря его заботе Пушкин выздоровел, микстуры подействовали.^[39]

В ходе общения выяснилось, что Рудыковский сам пишет на русском и украинском языках стихотворения, оды, басни, сказки, песни, пародии, хотя и не публикуется. Александр Сергеевич тут же выдал ему эпиграмму: «Аптеку позабудь ты для венков лавровых, И не мори больных, но усыпляй здоровых». К сожалению, практически все произведения Рудыковского погибли при пожаре, и мы сейчас не можем их оценить.

Путешествие на Кавказ

Умница Рудыковский смог объективно оценить состояние здоровья молодого поэта: оно было серьезно расшатано всевозможными излишествами. Доктор поговорил об этом с Раевскими, и те всерьез обеспокоились. Генерал Раевский обратился с просьбой к прямому начальнику Пушкина генералу Инзову – и для поправления здоровья поэту было разрешено выехать на Кавказ и в Крым вместе с друзьями. Эти несколько месяцев, наверное, стали самыми счастливыми в его жизни.

В царствование Александра Первого продолжался длительный военный конфликт России с народами Кавказа. Россия была вынуждена держать на Кавказе многочисленный воинский контингент. Места эти были знакомы генералу Раевскому, который служил на Кавказе еще в чине полковника в царствование Екатерины Великой. В 1816 году на должность главнокомандующего на Кавказе вступил генерал Ермолов. По словам Пушкина, «Ермолов наполнил его своим именем и благотворным гением. Дикие черкесы напуганы; древняя дерзость их исчезает. Дороги становятся час от часу безопаснее, многочисленные конвои – излишними»^[40]

Армии был нужен курорт для поправки здоровья раненых офицеров. И таким образом Кавказские Минеральные Воды стали одновременно и местом для лечения, и военным клубом для офицерства, воевавшего на многолетней войне.

Когда военные действия против горцев стихали, офицерство устремлялось на курорт. И тогда жизнь на Минеральных Водах закипала: здесь обсуждались новости; сюда попадали книги; здесь же возникали азартные игры, попойки, дуэли. В периоды больших съездов помещений в домах не хватало, поэтому приходилось использовать кибитки и раскидывать палатки. Некоторые приезжие оставались жить в своих дорожных каретах, в которых помещались и постели, и туалеты, и небольшие кухоньки…

В 1803-м году Пятигорск, расположенный в предгорьях Большого Кавказа на берегах реки Подкумок у подножия гор Машук и Бештау, был объявлен курортом специальным указом Александра I. Но самого города как такового тогда еще не существовало, скорее это было селение, состоявшее из полутора десятков домишек и лачужек, к которым в летнее время добавлялись кибитки и палатки. Проект застройки Пятигорска появился лишь спустя восемь лет после путешествия Раевских, а в 1812 был построен только первый каменный дом в Горячеводской долине. Остальные дома были деревянными. Один из этих домов – длинный, одноэтажный, однако довольно удобный – и арендовали Раевские.

Жизнь на Кавказских Минеральных Водах, столь отличающаяся от петербургской светской обыденности, очень понравилась поэту. В удовольствие были ему и риск, и опасность. «И там, где бедный офицер безопасно скачет на перекладных, там высокопревосходительный легко может попасться на аркан какого-нибудь чеченца. Ты понимаешь, как эта тень опасности нравится мечтательному воображению»^[41], – писал он.

Пушкин был восхищен красотами природы Кавказа. Он писал брату: «Жалею, мой друг, что ты со мною вместе не видел великолепную цепь этих гор, ледяные их вершины, которые издали на ясной заре кажутся странными облаками, разноцветными и неподвижными; жалею, что не всходил со мною на острый верх пятихолмного Бешту, Машука, Железной горы, Каменной и Змеиной»^[42]

Ванны в те времена употреблялись для лечения множества болезней. Ими лечили «ипохондрию, истерики, завалы брюшных внутренностей, нервную слабость, накожные сыпи, паралич, ломоту», а главное – «ртутную болезнь», то есть последствия употребления лекарств на основе ртути. Ванны были очень горячие, температуры почти такой, какую имеет источник при выходе – до 46 градусов Цельсия. Принимали их два раза в день.

К месту купания нужно было подниматься или по дороге от Горячеводского поселения, или по крутой и узкой каменной лестнице в 68 ступеней. А еще приходилось нанимать носильщиков, чтобы отнести к ваннам все необходимые вещи: разнообразные пуховики и одеяла. Эти вещи укладывали в выстроенных рядом с ваннами шалашах, где после приема ванны больной некоторое время отдыхал. Такие же наскоро построенные шалашики окружали и сами ванны.

Источники стекали с гор по разным направлениям, оставляя на скалах белые и красноватые следы. Пушкин рано вставал, пил минеральную воду, зачерпывая ее «ковшиком из коры или дном разбитой бутылки», принимал горячую ванну, вновь пил воду и опять купался «в теплых кисло-серных, в железных и в кислых холодных» ваннах.

Так поэт провел два месяца. Воды Пушкину очень помогли и надолго восстановили его здоровье.

В одном из трактиров Пушкин услышал рассказ старого казака о том, как одна черкешенка помогла бежать ему из горского плена, и это породило в нем замысел поэмы «Кавказский пленник». Сыграли свою роль и личные впечатления:

Поправив здоровье, путешественник отправился к берегам реки Кубани, оттуда – на Таманский полуостров. «Видел я берега Кубани и сторожевые станицы – любовался нашими казаками. Вечно верхом; вечно готовы драться; в вечной предосторожности! Ехал в виду неприязненных полей свободных, горских народов», – писал Пушкин^[43], – «С полуострова Таманя, древнего Тмутараканского княжества, открылись мне берега Крыма». Известие о том, что легендарное русское княжество находилось на Таманском полуострове, стало сенсацией конца XVIII столетия. В 1792 году на Таманском городище найдена была мраморная плита с русской надписью 1068–1069 годов, в которой упоминалась Тмутаракань. Пушкину наверняка показывали этот камень, на котором было написано: «Въ лето 6576 (1065), индикта 6, Глебъ князь мерилъ море по леду, от Тмутаракани до Керчи 30054 сажени».

Пушкин в Крыму

В Тамани путешественникам пришлось задержаться на три дня из-за сильной бури на море, а потом они переправились в Керчь. Поэт оставил нам яркие и выразительные описания мест, где он побывал, и людей, с которыми встретился. Развалины древнего Пантикапея не произвели на него большого впечатления: «Морем приехали мы в Керчь. Здесь увижу я развалины Митридатова гроба, здесь увижу я следы Пантикапеи, думал я – на ближней горе посереди кладбища увидел я груду камней, утесов, грубо высеченных – заметил несколько ступеней, дело рук человеческих. Гроб ли это, древнее ли основание башни – не знаю. За несколько верст остановились мы на Золотом холме. Ряды камней, ров, почти сравнившийся с землею, – вот все, что осталось от города Пантикапеи. Нет сомнения, что много драгоценного скрывается под землею, насыпанной веками»^[44]. И действительно, всего лишь несколькими годами позднее начались раскопки, открывшие миру невероятные сокровища древних скифов.

В Феодосии, а точнее – в пригороде, Раевские остановились в доме Семена Михайловича Броневского, человека замечательного, в прошлом – губернатора Феодосии. Броневский собрал большую коллекцию феодосийских древностей, на основе которой позднее был создан Краеведческий музей. Увы, современники не отблагодарили Броневского, а напротив, обвинили его в растрате и завели на него дело – совершенно необоснованно. Удалившись от дел, старик жил небогато, ухаживая за садом, который он разбил на берегу моря.

В черновиках Пушкина сохранился сделанный им рисунок Золотых ворот – скалы в море у горы Карадаг причудливой формы, напоминающей арку. Современное название связано с цветом этой скалы: она почти целиком покрыта золотистыми лишайниками. Во времена Пушкина считалось, что проход в скале ведет в преисподнюю. И называли скалу не золотой, а Шайтан Капу – Чертовы ворота.

Из Феодосии Раевские морем отправились «мимо полуденных берегов Тавриды» в Гурзуф. «Корабль плыл перед горами, покрытыми тополями, виноградом, лаврами и кипарисами; везде мелькали татарские селения»^[45].

Раевские поселились в доме дюка Ришелье – единственном европейском строении на всем Южном берегу. Об этом удивительном доме вспоминают почти все путешественники позапрошлого века, побывавшие в Крыму.

Герцог Эммануил Осипович де Ришелье, знаменитый дюк Ришелье, памятник которому стоит на площади в Одессе, был вторым губернатором Новороссийской губернии. В Крыму, в Гурзуфе, в устье реки Авинды он заложил парк, выстроил особняк в греческом стиле. Праздник по случаю новоселья длился дней пять, а потом хозяин дома покинул усадьбу навсегда, однако неизменно держал дом готовым для встречи гостей.

Там Пушкин и Раевские пробыли несколько недель, наслаждаясь морем. «В Гурзуфе, – писал Пушкин, – жил я сиднем, купался в море и объедался виноградом; я тотчас привык к полуденной природе и наслаждался ею со всем равнодушием и беспечностию … Я любил, проснувшись ночью, слушать шум моря, – и заслушивался целые часы. В двух шагах от дома рос молодой кипарис; каждое утро я навещал его и к нему привязался чувством, похожим на дружество»^[46]. Этот кипарис сохранился до сих пор, дереву более 170 лет. По легенде, когда Крым захватили фашисты, они намеревались срубить пушкинское дерево, но садовник перевесил табличку с пушкинского кипариса на соседний – и фашисты срубили его.

Есть в Гурзуфе и другое дерево, «видевшее» Пушкина, это старый платан в парке. Живя в Гурзуфе, поэт часто совершал прогулки вдоль побережья и в горы, ездил верхом к вершине Аю-Дага.

Попрощавшись с гостеприимным Гурзуфом, женщины напрямик отправились в Симферополь, где поселились в усадьбе губернатора Бороздина. А мужчины совершили путешествие верхом через знаменитую Шайтан-Мердвен – Чертову Лестницу – древнюю ступенчатую тропу, частично природного происхождения, частично – рукотворную: кое-где сохранились остатки подпорных стен. Путь этот был нелегок. Тропа образована ступенями, высеченными в камне, которые довольно широки, но находятся далеко друг от друга. На протяжении шестисот метров лестница делает более сорока крутых поворотов. Но молодому Пушкину тяготы пути были в радость: «по горной лестнице взобрались мы пешком, держа за хвост татарских лошадей наших. Это забавляло меня чрезвычайно, и казалось каким-то таинственным восточным обрядом»^[47], – писал он.

Заночевали путники в Георгиевском монастыре, основанном еще в 891 году моряками, уцелевшими после бури. Монастырь этот расположен на мысе Фиолент на крутой скале. Пушкин посетил развалины храма древней богини крымских тавров – Девы, которую греки отождествляли с Артемидой. Эти развалины традиция прочно связала с именем героини трагедии Еврипида Ифигении – дочери царя Агамемнона. Агамемнон, отправляясь в поход на Трою, вынужден был принести в жертву богам самое дорогое – собственную дочь. Богиня Артемида в последний момент пожалела царевну и подменила ее ланью, а Ифигению перенесла в Тавриду, где та стала жрицей в храме Девы. Во времена Пушкина в этих местах уже начались первые археологические раскопки, имевшие целью подтвердить или опровергнуть легенду. Но у Пушкина сомнений не было!

– писал поэт.

Тавры, в древности населявшие Крым, действительно приносили в жертву захваченных в бою пленников или даже случайно попавших им в руки путешественников. Кровожадные тавры отрубали несчастным головы, тела сбрасывали в море, а головы водружали на шесты и устанавливали над дымоходами. Пушкин наверняка читал и трагедию Еврипида, и книгу античного путешественника Геродота, описавшего все эти страшные обычаи.

Перевалив через горы, Пушкин с друзьями доехали, наконец, до Бахчисарая – древней столицы Крымского ханства. Во времена Пушкина Бахчисарай еще сохранял вид самого настоящего восточного города. Все дома были в два этажа, окнами во двор, с балконами, деревянными решетками, зелеными внутренними двориками. Вся его жизнь сосредоточивалась на главной (и единственной) улице, обставленной по обеим сторонам лавками, лавчонками и мастерскими ремесленников. Когда Пушкин и Раевские въехали в город, как раз начинался байрам – осенний мусульманский праздник с народными играми и состязаниями.

Бахчисарайский фонтан

В Бахчисарае Пушкина впечатлило древнее ханское кладбище и мавзолей – дюрбе – ханской наложницы Диляры-Бикеч, умершей в 1764 году. Память о ней должен был вечно оплакивать созданный мастером Омером «Фонтан слез». Впрочем, тогда ее имя еще не было точно установлено.

«В Бахчисарай приехал я больной, – вспоминал Пушкин. – Я прежде слыхал о странном памятнике влюбленного хана. К** поэтически описывала мне его, называя la fontaine des larmes. Вошед во дворец, увидел я испорченный фонтан; из заржавленной железной трубки по каплям падала вода. Я обошел дворец с большой досадой на небрежение, в котором он истлевает, и на полуевропейские переделки некоторых комнат. N почти насильно повел меня по ветхой лестнице в развалины гарема и на ханское кладбище»^[48].

Еще в Петербурге светская красавица Софья Станиславовна Киселева, урожденная Потоцкая, упомянутая как К**, рассказала поэту легенду о любви хана Керим-Гирея к похищенной им княжне Марии Потоцкой, которая предпочла смерть любви человека иной веры. Этот рассказ и впечатления от заброшенного ханского дворца легли в основу сюжета поэмы «Бахчисарайский фонтан», повествующей о гаремных интригах.

Рисунки А. С. Пушкина в рукописи «Бахчисарайский фонтан»

Стоящий на берегах реки Салгир Симферополь был последним городом, в котором побывал Пушкин, перед тем как покинуть Крым. Симферополь – название которого переводится как Пользоград – это относительно новый город, основанный Екатериной Великой. Отстроился город быстро: к 1820-му году здесь уже насчитывалось более четырех тысяч жителей, функционировало четыре мечети, синагога и церкви разных конфессий. На правом берегу реки Салгир расположились усадьбы с пышными садами, которыми любовался Пушкин. К сожалению, поэт снова был болен – малярия. Лечил его местный врач Мюльгаузен.

Остановились Раевские в доме гражданского губернатора Тавриды Александра Николаевича Баранова. Это был самый молодой губернатор Крыма, ему исполнилось всего лишь 27 лет. Пушкин и раньше, в Петербурге, был знаком с ним и очень его уважал. Баранов был полон планов переустройства жизни губернии, но осуществить их не успел: он умер весной следующего года. Пушкин узнал об этом, находясь в Кишиневе, и записал в дневнике в 1821 году: «9 мая… Баранов умер. Жаль честного гражданина, умного человека».

Визит генерала Раевского для Баранова, безусловно, был значительным событием. По этому случаю губернатор устроил бал.

Пушкин с удовольствием танцевал на том балу, но и тут проявился его неуемный нрав: вместе со своим приятелем Николаем Раевским они эпатировали местное общество, нарочно болтали ерунду. Один из гостей записал потом: «За обедом у Баранова были два шалуна С.-петербургских, говорили такой вздор, что все рады были, когда они уехали»^[49].

Семейство Раевских, подарившее великому поэту эти счастливые беззаботные месяцы, заслуживает внимания. «Мой друг, счастливейшие минуты жизни моей провел я посереди семейства почтенного Раевского, – признавался Пушкин. – Я не видел в нем героя, славу русского войска, я в нем любил человека с ясным умом, с простой, прекрасной душою; снисходительного, попечительного друга, всегда милого, ласкового хозяина. Свидетель Екатерининского века, памятник 12 года; человек без предрассудков, с сильным характером и чувствительный, он невольно привяжет к себе всякого, кто только достоин понимать и ценить его высокие качества. Старший сын его будет более нежели известен. Все его дочери – прелесть, старшая – женщина необыкновенная».^[50]

Генерал Николай Николаевич Раевский, участник русско-турецкой войны, польской кампании и войны 1812 года, был человеком очень известным. Происходил он из старинного дворянского рода, состоявшего в родстве с императором. Николай Николаевич был человеком отчаянной смелости: борьба за батарею Раевского, которую французы прозвали «могилой французской кавалерии», явилась одним из ключевых эпизодов Бородинского сражения.

Характер у Раевского был крайне жесткий, и в семье он был чуть ли не тираном. Решения его не оспаривались и даже не обсуждались. Супруга Николая Николаевича, Софья Алексеевна, хоть и была любима своим мужем, но права голоса в семье не имела. Раевский решал все единолично. Это он в 1812 году решительно взял с собой в действующую армию сыновей: 16-летнего Александра и 11-летнего Николая, несмотря на слезы их матери.

Рассказывали, что когда его дочери пришло время рожать и обсуждали, как лучше: в кровати или в кресле, – и тут решение принял боевой генерал – и никто не посмел ослушаться.

Раевскую Софью Алексеевну, приходившуюся внучкой великому ученому Михайло Васильевичу Ломоносову, хоть и не причисляли к красавицам, но считали дамой приятной, вежливой и самого превосходного воспитания. Разговор ее был кроток и так занимателен, что и час общения с ней считался приобретением. К тому же строгим мужем приучена она была внимательно слушать собеседника, не стараясь одна болтать без умолку. Родила она мужу девять детей, из которых выжило шестеро.

Николай Николаевич и Софья Алексеевна любили друг друга и, несмотря на случавшиеся размолвки, оставались верными супругами до конца жизни.

Старший сын генерала Раевского Александр был на четыре года старше Пушкина, а Николай – на два года его моложе. Когда Пушкин учился в Лицее, Раевские жили в Царском Селе, и мальчики подружились.

Пушкинисты считают, что именно во время путешествия Пушкина по Крыму возник замысел романа в стихах «Евгений Онегин». Прототипом циничного и духовно опустошенного главного героя стал старший сын генерала Александр Раевский.

Александр Николаевич Раевский был человеком широко образованным, обладал острым умом, но отличался циничным, высокомерным, скептическим взглядом на жизнь: «Не верил он любви, свободе, на жизнь насмешливо глядел». Поначалу юноша-Пушкин восхищался молодым Раевским, тянулся к нему. Высокий, худой, в очках, с умным насмешливым взглядом небольших темных глаз, Александр Раевский производил впечатление: он держался загадочно, говорил парадоксами. Пушкин прочил ему необыкновенную будущность. Но потом пришло разочарование: «злобным гением» назвал поэт Александра Раевского, блестящий ум которого, все отрицая и осмеивая, ничего не мог созидать: «Его улыбка, чудный взгляд, / Его язвительные речи / Вливали в душу хладный яд. / Неистощимой клеветою / Он провиденье искушал; / Он звал прекрасное мечтою; / Он вдохновенье презирал».^[51]

В путешествии принимали участие и очаровательные дочери генерала: двадцатитрехлетняя Екатерина, семнадцатилетняя Елена, милая, но не отличавшаяся крепким здоровьем, прелестная пятнадцатилетняя Мария и Софья, которой только исполнилось четырнадцать. Кроме того, Раевских сопровождали доктор, англичанка, компаньонка и целый штат разнообразной прислуги. Из дочерей только обе младшие девочки – Софья и Мария – отправились с отцом на Кавказ. Две старшие – Екатерина и Елена – вместе с матерью приехали прямо в Крым.

«Как поэт, Пушкин считал своим долгом быть влюбленным во всех хорошеньких женщин и девушек, с которыми он встречался… – писала много позднее уже повзрослевшая Мария Николаевна Раевская, в замужестве Волконская. Пушкин действительно не мог жить без любви, и ему было свойственно увлекаться сразу несколькими женщинами. «Я был влюблен во всех хорошеньких женщин, которых встречал», – признавался он, поэтому в том путешествии он адресовал стихи сразу трем сестрам Раевским и их компаньонке, крестнице генерала Раевского – Анне Ивановне Гирей.

Фонтан и пленник

Именно во время путешествия по Кавказу и Крыму Пушкиным были задуманы и частично написаны две поэмы: «Бахчисарайский фонтан» и «Кавказский пленник». В обеих поэмах присутствует один и тот же мотив: противопоставление страстной, пылкой, любящей, но не любимой женщины, и другой – скромной, даже холодной, но любимой.

В «Фонтане» это набожная Мария и влюбленная в хана Зарема. В «Пленнике» – черкешенка и далекая невеста Ростислава.

Очевидно, что такое противопоставление не случайно. По всей видимости, поэт пережил сходный опыт. Да и сам Пушкин признавал, что многие места поэмы относятся к одной женщине, в которую он был «очень долго и очень глупо влюблен». Эту женщину принято называть «утаенной любовью поэта». Стесняясь раскрывать перед публикой свои потаенные чувства, Пушкин даже некоторое время колебался, публиковать поэму или нет. Потом, уже в Одессе, решился – из-за денег.

Но кем же были те две женщины, вдохновившие поэта? Наверное, их следует поискать в семействе Раевских.

Существует обоснованное предположение, что Пушкин был сильно увлечен компаньонкой Марии, крестницей генерала Раевского и правнучкой татарского хана Анной Гирей. Это увлечение завершилось близостью. Анна стала прототипом всех прелестных черкешенок, выведенных в стихах Пушкина. Пушкинисты склонны усматривать в образах Заремы и влюбленной черкешенки намеки на Анну Гирей, а вот кто вдохновил поэта на создание образа набожной Марии – загадка.

Екатерина Раевская заронила в сердце поэта чувство, большее, нежели простое восхищение. Но это была не любовь: Екатерина была слишком холодна, разумна, горда. Друзья даже прозвали ее «Марфой-Посадницей» за излишне твердый и властный характер. Пушкин писал, что она помогла ему в создании образа Марины Мнишек из «Бориса Годунова».

Ш�

© И. Ризнич, 2022

© ООО Издательство АСТ, 2022

Дизайн обложки Андрея Фереза

* * *

Самые известные стихи Александра Сергеевича Пушкина (отрывки)

Руслан и Людмила

• …У лукоморья дуб зеленый;
• Златая цепь на дубе том:
• И днем и ночью кот ученый
• Все ходит по цепи кругом;
• Идет направо – песнь заводит,
• Налево – сказку говорит.
• Там чудеса: там леший бродит,
• Русалка на ветвях сидит;
• Там на неведомых дорожках
• Следы невиданных зверей;
• Избушка там на курьих ножках
• Стоит без окон, без дверей…

Вещий Олег

• Как ныне сбирается вещий Олег
• Отмстить неразумным хазарам,
• Их села и нивы за буйный набег
• Обрек он мечам и пожарам;
• С дружиной своей, в цареградской броне,
• Князь по полю едет на верном коне…

«Я вас любил: любовь еще, быть может…»

• Я вас любил: любовь еще, быть может,
• В душе моей угасла не совсем;
• Но пусть она вас больше не тревожит;
• Я не хочу печалить вас ничем.
• Я вас любил безмолвно, безнадежно,
• То робостью, то ревностью томим;
• Я вас любил так искренно, так нежно,
• Как дай вам Бог любимой быть другим.

Моцарт и Сальери

• Все говорят: нет правды на земле.
• Но правды нет – и выше. Для меня
• Так это ясно, как простая гамма…

• «…гений и злодейство —
• Две вещи несовместные…»

Пир во время чумы

• …Есть упоение в бою,
• И бездны мрачной на краю,
• И в разъяренном океане,
• Средь грозных волн и бурной тьмы,
• И в аравийском урагане,
• И в дуновении Чумы.
• Все, все, что гибелью грозит,
• Для сердца смертного таит
• Неизъяснимы наслажденья —
• Бессмертья, может быть, залог!
• И счастлив тот, кто средь волненья
• Их обретать и ведать мог…

«Брожу ли я вдоль улиц шумных…»

• Брожу ли я вдоль улиц шумных,
• Вхожу ль во многолюдный храм,
• Сижу ль меж юношей безумных,
• Я предаюсь моим мечтам.
• Я говорю: промчатся годы,
• И сколько здесь ни видно нас,
• Мы все сойдем под вечны своды —
• И чей-нибудь уж близок час…

«Мчатся тучи, вьются тучи…»

• Мчатся тучи, вьются тучи;
• Невидимкою луна
• Освещает снег летучий;
• Мутно небо, ночь мутна.
• Еду, еду в чистом поле;
• Колокольчик дин-дин-дин…
• Страшно, страшно поневоле
• Средь неведомых равнин!..

«…Вновь я посетил…»

• …Вновь я посетил
• Тот уголок земли, где я провел
• Изгнанником два года незаметных.
• Уж десять лет ушло с тех пор – и много
• Переменилось в жизни для меня,
• И сам, покорный общему закону,
• Переменился я…

К жене

• …Исполнились мои желания. Творец
• Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,
• Чистейшей прелести чистейший образец.

«Любви, надежды, тихой славы…»

• Любви, надежды, тихой славы
• Недолго нежил нас обман,
• Исчезли юные забавы,
• Как сон, как утренний туман;
• Но в нас горит еще желанье,
• Под гнетом власти роковой
• Нетерпеливою душой
• Отчизны внемлем призыванье.
• Мы ждем с томленьем упованья
• Минуты вольности святой,
• Как ждет любовник молодой
• Минуты верного свиданья.
• Пока свободою горим,
• Пока сердца для чести живы,
• Мой друг, отчизне посвятим
• Души прекрасные порывы!
• Товарищ, верь: взойдет она,
• Звезда пленительного счастья,
• Россия вспрянет ото сна,
• И на обломках самовластья
• Напишут наши имена!

Эпитафия самому себе

• Здесь Пушкин погребен; он с музой молодою,
• С любовью, леностью провел веселый век,
• Не делал доброго, однако ж был душою,
• Ей-богу, добрый человек

«Мороз и солнце; день чудесный!..»

• Мороз и солнце; день чудесный!
• Еще ты дремлешь, друг прелестный —
• Пора, красавица, проснись:
• Открой сомкнуты негой взоры
• Навстречу северной Авроры,
• Звездою севера явись!..

Стихи, написанные во время бессонницы

• Мне не спится, нет огня;
• Всюду мрак и сон докучный.
• Ход часов лишь однозвучный
• Раздается близ меня,
• Парки бабье лепетанье,
• Спящей ночи трепетанье,
• Жизни мышья беготня…
• Что тревожишь ты меня?
• Что ты значишь, скучный шепот?
• Укоризна, или ропот
• Мной утраченного дня?
• От меня чего ты хочешь?
• Ты зовешь или пророчишь?
• Я понять тебя хочу,
• Смысла я в тебе ищу…

Из романа «Евгений Онегин»

• Мой дядя самых честных правил,
• Когда не в шутку занемог,
• Он уважать себя заставил
• И лучше выдумать не мог.
• Его пример другим наука;
• Но, боже мой, какая скука
• С больным сидеть и день и ночь,
• Не отходя ни шагу прочь!
• Какое низкое коварство
• Полуживого забавлять,
• Ему подушки поправлять,
• Печально подносить лекарство,
• Вздыхать и думать про себя:
• Когда же черт возьмет тебя!»
• «Приятно дерзкой эпиграммой
• Взбесить оплошного врага;
• Приятно зреть, как он, упрямо
• Склонив бодливые рога,
• Невольно в зеркало глядится
• И узнавать себя стыдится;
• Приятней, если он, друзья,
• Завоет сдуру: это я!»

• «Чем меньше женщину мы любим,
• Тем легче нравимся мы ей
• И тем ее вернее губим
• Средь обольстительных сетей.
• Разврат, бывало, хладнокровный
• Наукой славился любовной,
• Сам о себе везде трубя
• И наслаждаясь не любя.
• Но эта важная забава
• Достойна старых обезьян
• Хваленых дедовских времян:
• Ловласов обветшала слава
• Со славой красных каблуков
• И величавых париков.

Рисунки А. С. Пушкина в рукописи «Евгений Онегин»

Телега жизни

• Хоть тяжело подчас в ней бремя,
• Телега на ходу легка;
• Ямщик лихой, седое время,
• Везет, не слезет с облучка.
• С утра садимся мы в телегу;
• Мы рады голову сломать
• И, презирая лень и негу,
• Кричим: пошел! Е***на мать!
• Но в полдень нет уж той отваги;
• Порастрясло нас; нам страшней
• И косогоры и овраги;
• Кричим: полегче, дуралей!
• Катит по-прежнему телега;
• Под вечер мы привыкли к ней
• И, дремля, едем до ночлега —
• А время гонит лошадей.

К ***

• «Я помню чудное мгновенье:
• Передо мной явилась ты,
• Как мимолетное виденье,
• Как гений чистой красоты.
• В томленьях грусти безнадежной,
• В тревогах шумной суеты,
• Звучал мне долго голос нежный
• И снились милые черты.
• Шли годы. Бурь порыв мятежный
• Рассеял прежние мечты,
• И я забыл твой голос нежный,
• Твои небесные черты.
• В глуши, во мраке заточенья
• Тянулись тихо дни мои
• Без божества, без вдохновенья,
• Без слез, без жизни, без любви.
• Душе настало пробужденье:
• И вот опять явилась ты,
• Как мимолетное виденье,
• Как гений чистой красоты.
• И сердце бьется в упоенье,
• И для него воскресли вновь
• И божество, и вдохновенье,
• И жизнь, и слезы, и любовь».

Главные люди в жизни Александра Сергеевича Пушкина

1. Родители поэта Сергей Львович (1770–1848) и Надежда Осиповна Пушкины (1775–1836). В их доме будущий поэт получил начальное образование и познакомился с творчеством классиков всемирной литературы, преимущественно французской.

2. Арина Родионовна (1758–1828) – няня поэта, крепостная. В детстве рассказывала ему народные сказки, подсказав некоторые сюжеты будущих произведений. Делила с ним ссылку в Михайловском, всегда заботилась о поэте.

3. Козлов Никита Тимофеевич (1778 – не ранее 1851) – крепостной. Верный слуга Пушкина. Был с ним всю его жизнь с младенчества и до смерти. После дуэли внес раненого поэта в дом на руках, сопровождал гроб поэта к месту похорон.

4. Пушкин Василий Львович (1766–1830) – дядя поэта. Первым заметил необычайные способности племянника, организовал его зачисление в только что созданный Царскосельский Лицей.

5. Малиновский Василий Федорович (1765–1814) – первый директор Царскосельского Лицея. Хлопоты, связанные с войной 1812 года, подорвали его здоровье.

6. Энгельгардт Егор Антонович (1775–1862) – второй директор Лицея. Искренне пытался наладить контакт с юным Пушкиным – трудным подростком.

7. Дельвиг Антон Антонович (1798–1831) – поэт и издатель, лицейский друг Пушкина; «…никто на свете не был мне ближе Дельвига», – писал о нем Пушкин.

8. Пущин Иван Иванович (1798–1859) – декабрист, лицейский друг Пушкина. «Мой первый друг, мой друг бесценный…», – называл его Пушкин.

9. Кюхельбекер Вильгельм Карлович (1797–1846) – декабрист, лицейский друг Пушкина.

10. Вяземский Петр Андреевич (1792–1878) и Вяземская Вера Федоровна (1790–1886) – старшие друзья Пушкина. Заботились о нем, давали ему разумные советы.

11. Жуковский Василий Андреевич (1783–1852) – талантливый поэт и наставник Пушкина.

12. Милорадович Михаил Андреевич (1771–1825) – генерал-губернатор Петербурга, герой войны 1812 года. Заменил поэту строгое наказание за вольнодумные стихи на достаточно мягкое: перевод по службе в провинцию. Убит во время восстания 1825 года.

13. Раевский Николай Николаевич (1771–1829) – генерал от кавалерии, герой войны 1812 года. Взял молодого Пушкина с собой в путешествие на воды и в Крым, где поэт смог поправить здоровье, подорванное разгульной столичной жизнью.

14. Раевский Александр Николаевич (1795–1868) – участник Отечественной войны 1812 года, приятель и соперник Пушкина, прототип главного героя романа «Евгений Онегин», адресат его знаменитого стихотворения «Демон».

15. Инзов Иван Никитич (1768–1845) – генерал от инфантерии, герой войны 1812 года. Начальник Пушкина в Кишиневе. По-отечески заботился о ссыльном поэте, наставлял его, уберегал от ошибок.

16. Воронцов Михаил Семенович (1782–1856) – граф, князь, генерал-губернатор Новороссии, герой войны 1812 года. Заподозрил Пушкина в любовной связи со своей женой и способствовал отправке его в северную ссылку.

17. Осипова Прасковья Александровна (1781–1859) – помещица села Тригорское, соседка Пушкина. Заботилась о ссыльном поэте, регулярно приглашала его в гости, не давая умереть от скуки. Предоставила в его пользование обширную библиотеку своего покойного отца.

18. Николай I Павлович (1796–1855) – император Всероссийский. Вернул Пушкина из ссылки. Назвал себя личным цензором поэта. Не разрешал ему выехать за рубеж, не давал ему длительный отпуск для издания журнала, принуждая жить в столице, что в конечном итоге и спровоцировало дуэль.

19. Плетнев Петр Александрович (1792–1865) – многолетний издатель и преданный друг Пушкина. Помогал поэту решать многие финансовые вопросы.

20. Хитрово Елизавета Михайловна (1783–1839) – верный друг Пушкина, любила поэта всей душой, утешала, успокаивала. Опекала Пушкина и его молодую жену. Умерла от горя спустя два года после смерти Пушкина.

21. Гончарова Наталья Николаевна (1812–1863) – жена Пушкина, первая красавица Петербурга. Любила поэта, терпеливо снося его непростой характер. За шесть лет брака родила ему четверых детей.

21. Уваров Сергей Семенович (1786–1855) – министр народного просвещения, сенатор, действительный тайный советник. Враждовал с Пушкиным и травил его, используя для этого цензуру.

22. Бенкендорф Александр Христофорович (1783–1844) – генерал от кавалерии; шеф жандармов и одновременно Главный начальник III отделения Собственной Е. И. В. канцелярии. Осуществлял надзор за вольнодумцем Пушкиным.

23. Дантес Жорж Шарль (1812–1895) – француз по происхождению, красавец-кавалергард, приемный сын голландского посланника Геккерна. Навязчиво ухаживал за Н. Н. Гончаровой. Смертельно ранил Пушкина на дуэли 27 января 1837 года.

Интересные факты из жизни Александра Сергеевича Пушкина

1. Пушкин приходился правнуком знаменитому арапу Петра Великого – Ибрагиму Ганнибалу, на которого был похож внешне. При смуглой коже и африканской внешности у поэта были светло-голубые глаза.

2. Из восьми детей родителей Пушкина выжили только трое.

3. До семи лет Пушкин был толстым неуклюжим мальчиком, мать насильно водила его гулять и заставляла бегать. Он прятался от нее в большой корзине в комнате бабушки.

4. Пушкин, как и его младший брат, обладал феноменальной памятью: раз услышав или прочитав текст, он мог без запинки повторить его.

5. Как и большинство детей дворян, Пушкин сначала заговорил на французском языке, а потом уже выучил русский. Свои первые стихи Пушкин тоже написал не на русском, а на французском языке, который, по общему в то время обычаю, был принят в качестве разговорного в доме его родителей.

6. В Лицее Пушкин близко общался с серийным убийцей Константином Сазоновым, который был слугой при лицейском лазарете и даже ухаживал за приболевшим Пушкиным.

7. В Лицее Пушкин занимал предпоследнее место по успеваемости, последним же был его друг Дельвиг. Пушкин совершенно не понимал математики и логики. Он с трудом освоил даже четыре основных математических действия, над делением – плакал горькими слезами.

8. Пушкин еще с молодости отрастил длинные ногти, напоминавшие когти. Старательно ухаживал за ними. Ноготь на мизинце был особенно длинный, и Пушкин заказал для него специальный футляр.

9. Петербургская гадалка мадам Кирхгоф предсказала молодому Пушкину многие события его жизни: длительную ссылку и гибель на дуэли от руки белокурого человека. Пушкин был крайне суеверен и верил в приметы и предсказания. В его жизни они действительно сбывались.

10. В молодости Пушкина дразнили «обезьяной» или «мартышкой» за экзотическую внешность и за то, что он был невысокого роста, очень подвижен и с трудом мог долго усидеть на месте.

11. Тяжело переболев, молодой Пушкин вынужден был обрить голову наголо и некоторое время носил парик. Впоследствии он не раз стригся «под ежик», особенно летом, в жару.

12. Пушкин был известен даже за рубежом. Однажды он встретил персидского поэта, который хорошо знал, кто такой Пушкин, и был рад встрече. Пушкинская «Пиковая дама» была переведена на французский язык и имела успех в Европе.

13. Пушкин страдал игроманией: он считал карты самой захватывающей из страстей и проигрывал огромные суммы. Однажды он, спустив все, поставил на кон пятую главу «Евгения Онегина» и тоже проиграл. Потом, к счастью, отыгрался.

14. За свою жизнь Пушкин тем или иным образом участвовал примерно в 90 дуэлях. Многие дуэли кончались примирением сторон. Пушкин крайне редко стрелял в противника, предпочитая разряжать пистолет в воздух.

15. Дуэлянт-Пушкин всегда ходил с тяжелой тростью весом примерно в пуд – 16 кг – специально тренируя руку, чтоб была сильной и не дрогнула.

16. Свою супругу Пушкин назвал «сто тринадцатой любовью».

17. Сосланный в унылое Михайловское, лишенный развлечений, Пушкин впал в депрессию и ленился бриться. Так он отрастил свои знаменитые бакенбарды.

18. Шесть лет своей жизни Пушкин провел в ссылке. Тогда поэт всерьез разрабатывал планы бегства за рубеж. Из Одессы – при помощи мореходов-контрабандистов, а из Михайловского – под видом слуги отъезжающего за границу соседа. Приметная внешность Пушкина помешала это сделать.

19. Писал Пушкин, как было принято в то время, гусиными перьями – вернее крохотными их огрызками, которые с трудом можно было удержать в пальцах. И перья эти он с остервенением грыз, когда нужная рифма не приходила. В качестве чернильницы он использовал любую подходящую емкость, например, банку из-под помады, то есть крема.

20. Процесс творчества полностью увлекал Пушкина. Если кто-то входил к нему в это время, он злился и даже мог швырнуть чем-то в вошедшего… Потом извинялся.

21. Однажды продавец ваксы купил у Пушкина одну его строчку «Светлее дня, темнее ночи…», с целью употребить ее для рекламы своего товара.

22. Стихотворение Пушкина «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…» является вольным переводом оды древнеримского поэта Горация, которая, в свою очередь, восходит к древнеегипетскому тексту.

23. После публикации «Пиковой дамы» у молодежи стало модным делать в карточных играх ставки на тройку, семерку и туза.

24. Идею пьесы «Ревизор» Гоголю подсказал Пушкин, а главный герой этой комедии имеет много схожих с Пушкиным черт.

25. Знаменитую строчку «гений чистой красоты» Пушкин позаимствовал у Жуковского, употребившего этот образ в стихотворении «Лалла Рук».

26. Композитор Михаил Иванович Глинка в 1840-м году положил на музыку стихи Пушкина «Я помню чудное мгновенье…», адресованные Анне Керн, и посвятил свое музыкальное произведение ее дочери – Екатерине Керн, в которую был влюблен.

27. Пушкин крайне редко употреблял букву Ф. В «Сказке о царе Салтане» она встречается только в одном слове – флот. В «Полтаве» – только в словах «цифры» и «анафема».

28. Роман в стихах «Евгений Онегин» Пушкин создавал в течение семи лет, а стихотворение «Граф Нулин» написал за два утра и сразу отнес издателю: поэту срочно нужны были деньги, чтобы расплатиться с кредиторами.

29. В 1833 году Пушкин был принят в члены Российской Императорской Академии Наук. Он участвовал в девяти академических собраниях.

30. В честь Александра Сергеевича Пушкина был назван астероид (2208), открытый в 1977 году, а также кратер на Меркурии.

31. К началу 2022-го года на Земле жило около пятидесяти потомков поэта.

32. Только в России существует 18 музеев и памятных пушкинских мест. Еще 7 есть за пределами нашей страны. Во всем мире Александру Сергеевичу установлено около сотни памятников. Памятник Пушкину есть даже в Эфиопии, на нем написано «Нашему поэту».

33. Снимать фильмы по произведениям Пушкина в России начали практически сразу с появлением кинематографа. Только до революции было снято 52 фильма, из которых сохранилось 15.

34. Трагедия «Борис Годунов» была экранизирована 14 раз, повесть «Дубровский» – 11 раз, роман «Евгений Онегин» – 16 раз, «Капитанская дочка» – 13 раз, лидирует «Пиковая дама», перенесенная на экран 26 раз.

35. По произведениям Пушкина написано 8 балетов и 16 опер. Особенно смелым можно назвать композитора Цезаря Кюи: он создавал оперы даже по таким сложным для этого произведениям, как «Капитанская дочка», «Дубровский», «Кавказский пленник».

36. Парфюмерная фабрика «Новая заря» к столетию со дня смерти Пушкина выпустила духи «Бахчисарайский фонтан», «Сказка о рыбаке и рыбке», парный набор духов «Руслан и Людмила» и даже мужскую пудру «Евгений Онегин», в состав которой входили квасцы, останавливающие кровотечения при мелких порезах от бритья. У дам очень популярны были духи «Пиковая дама». Оригинален был дизайн флакона: на четырех его гранях были изображены игральные карты – тройка, семерка, туз и пиковая дама.

37. В Дагестане есть гора, которая официально называется Избербаш, а неофициально – Пушкин-Тау. Гора эта состоит из нагромождения скал, но с определенного места их хаос упорядочивается, складываясь в отлично узнаваемый профиль Пушкина.

Чем велик Александр Сергеевич Пушкин?

Этот человек, живший и писавший двести лет назад, по сути, создал современный русский язык. Литературный стиль «осьмнадцатого столетия», тяжеловесный, приземленный, даже несколько корявый и крайне искусственный, он заменил безукоризненно ритмизованной и музыкальной живой речью.

Сравните сами! Вот два примера, два стихотворения на одну и ту же тему, одно – Гавриила Романовича Державина, считавшегося первейшим российским поэтом до Пушкина, и другое – самого Пушкина.

Державин:

• «Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный,
• Металлов тверже он и выше пирамид;
• Ни вихрь его, ни гром не сломит быстротечный,
• И времени полет его не сокрушит.
• Так! – весь я не умру, но часть меня большая,
• От тлена убежав, по смерти станет жить,
• И слава возрастет моя, не увядая,
• Доколь славянов род вселенна будет чтить».

Пушкин:

• «Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
• К нему не зарастет народная тропа,
• Вознесся выше он главою непокорной
• Александрийского столпа.
• Нет, весь я не умру – душа в заветной лире
• Мой прах переживет и тленья убежит —
• И славен буду я, доколь в подлунном мире
• Жив будет хоть один пиит».

Разница примерно такая же, как между перкуссией и звуками скрипки. У Державина – статика, а стихи Пушкина в движении; у Державина – рифмы и ритм, у Пушкина – музыка… У Державина мысль уловлена и зафиксирована, у Пушкина – мысль живая, свободная, находящаяся в полете…

Как это часто бывает с людьми талантливыми, человеком Пушкин был непростым. Он то воспарял к вершинам поэтического вдохновения, то убивал время, проигрываясь в карты и мертвецки напиваясь. Был он способен как на чистую одухотворенную любовь, так и на примитивную страсть.

Часто, особенно по молодости, он позволял себе шокирующие выходки, с большим трудом выстраивал отношения с окружающими, особенно с теми, кто был выше его по чинам. Были у него верные друзья, дружба с которыми длилась годами и кто искренне оплакал его безвременную кончину, но были и те, кто его люто ненавидел даже после смерти.

К счастью, знавшие Пушкина оставили очень много воспоминаний о нем, которые дают возможность воссоздать образ живого Пушкина, представить, каким он был…

Глава первая

Семья великого поэта

Вид На Немецкую слободу

Абрам Петрович Ганнибал

Лев Александрович Пушкин

Предки по отцовской линии

Пушкин гордился своей родословной и неоднократно писал на эту тему. Он считал своих предков истинными аристократами, честно служившими Отечеству.

Пушкины – очень древний род. По генеалогической легенде, он восходит к «мужу честну» Ратше, жившему в XII веке. Ратша (скорее всего, это славянская форма имени Ростислав) был тиуном, то есть управляющим великого князя киевского Всеволода Ольговича.

В 1146 году, после смерти Всеволода, жители Киева изгнали Ратшу, считая, что он обременил их слишком большими налогами. Ратша бежал в Новгород Великий. У него был единственный сын по имени Якун (славянская форма имени Иаков, очень распространенная в Киевской и Новгородской Руси). Этот Якун имел несколько сыновей. От них пошли многие боярские и дворянские фамилии России, в том числе Пушкины.

Первым историческим потомком легендарного Ратши можно считать Гаврилу Алексича, смелого витязя великого князя Александра Ярославича Невского, отличившегося в битве 1240-го года. Пушкин, написавший в стихотворении «Моя родословная»: «Мой предок Рача мышцей бранной/ Святому Невскому служил», – ошибся с хронологией, смешав Гаврилу Алексича с легендарным Ратшей, жившим на сто лет раньше.

При Иване Калите еще один предок Пушкина, Акинф Великий, участвовал в междоусобных княжеских распрях на стороне Твери. В 1338 году тверичи потерпели тяжелое поражение, и Ратшичи перебрались в Москву всем родом, как это было тогда в обычае. Они сразу заняли в среде московского боярства высокое положение, принеся с собой большое богатство в виде хорошего оружия, платья, лошадей, домашнего скота и рабов. Именно тогда племянник Акинфа Григорий Александрович Морхинин получил прозвище Пушка, по всей видимости, за пылкий, горячий нрав.

С тех пор генеалогия великого поэта прослеживается достаточно четко. Все его предки верой и правдой служили Отечеству, а по карьерной лестнице поднимались до должности стольника.

Родной прапрадед поэта, Петр Петрович, в XVII веке с отличием участвовал в войнах с турками и крымцами, за что пожалован был вотчиною. Однако не у всех Пушкиных отношения с властью складывались хорошо: «С Петром мой пращур не поладил /И был за то повешен им»[1] – Федор Пушкин был казнен в 1697 г. за участие в заговоре.

Прадед, живший в эпоху Петра I, Александр Петрович Пушкин, был сержантом гвардии и отличался смелостью, но, к сожалению, страдал душевным заболеванием и был невероятно ревнив. В припадке безумия он убил свою горячо любимую жену, а вскоре умер сам – от раскаяния и сокрушений о содеянном.

Дед поэта, Лев Александрович, был полковником артиллерии, капитаном гвардии. При вступлении на престол императрицы Екатерины II он остался верен Петру III и был посажен в крепость:

• Мой дед, когда мятеж поднялся
• Средь Петергофского двора,
• Как Миних, верен оставался
• Паденью Третьего Петра.
• Попали в честь тогда Орловы,
• А дед мой – в крепость, в карантин.[2]

В крепости Лев Александрович содержался два года, потом был оттуда выпущен по личному распоряжению Екатерины и всегда пользовался ее уважением.

Он так же, как его отец, отличался болезненной ревнивостью: приревновав жену к гувернеру, венецианскому подданному Меркади, Лев Александрович подверг обоих заточению в домашней тюрьме. Поговаривали, что его несчастная супруга умерла на соломе.

Сергей Львович, отец поэта, родился весной 1770 года. Получив, как и старший брат, светское воспитание, он был записан сперва в армию, затем в гвардию, а в 1817 году был уволен от службы в чине майора. С этих пор Сергей Львович уже никогда не служил, а вел праздную жизнь, переезжая из Москвы в Петербург, в Михайловское и обратно, не занимаясь ни семьей, ни имениями, которые своей беспечностью довел почти до разорения. Будучи скупым от природы, он воображал себя деловым человеком, однако не обладал нужными способностями, и его вечно все обкрадывали. Человек веселый и светский, он имел склонность к стихотворству, но не развивал ее, хотя и мог где-то в салоне блеснуть неожиданным экспромтом.

В ноябре 1796 года Сергей Львович женился на Надежде Осиповне Ганнибал – своей троюродной племяннице, внучке знаменитого арапа Петра Великого – Абрама Ганнибала, военного инженера и генерала.

Предки по материнской линии

Прадед поэта Абрам (Петр) Петрович Ганнибал родился в северной Абиссинии, примерно в 1697/1698 годах. Отец его был местным князьком и находился в вассальной зависимости от турок, которым восьмилетний Ибрагим был отдан как заложник вместе с другими знатными юношами. Мальчика из Абиссинии перевезли в Константинополь. В Россию он попал, когда Петр Великий приказал русскому посланнику достать для него нескольких способных мальчиков-арапов. Посланник хоть и не без труда, но все же исполнил поручение царя. По некоторым источникам, Ганнибал был выкраден из сераля благодаря подкупленному визирю.

Ибрагим был крещен в православие, причем сам царь был его восприемником (от него он и получил свое отчество), а крестною матерью стала жена польского короля. При крещении Ибрагиму дано было имя Петра, но он не хотел расстаться с прежним, и государь разрешил ему именоваться, по созвучию, Абрамом. Когда и почему принял он фамилию Ганнибал, точных указаний не имеется. В течение многих лет он именовал себя просто Абрам Петров, прозвище же Ганнибал закрепилось за ним лишь во второй половине жизни.

Ганнибал был женат дважды. Первым браком он женился на гречанке Евдокии Андреевне Диопер, дочери капитана галерного флота, но этот брак, продлившийся более десяти лет, оказался несчастливым и бездетным. Второй раз Ганнибал женился на дочери капитана местного полка Матвея фон-Шеберха, причем обвенчался с ней еще до официального развода с первой супругой. Вторая жена родила ему 11 детей, из которых сведения сохранились о пяти сыновьях и четырех дочерях.

Родной дед поэта, третий сын Ганнибала Осип (Яннуарий) Абрамович родился в 1744 году. Он служил в морской артиллерии и вышел в отставку в чине капитана второго ранга. Осип женился на Марии Алексеевне Пушкиной, которая родила ему сына, умершего во младенчестве, и в 1775 году дочь Надежду – мать поэта.

Супруги Ганнибалы были весьма несчастливы: прожив совместно с женой около четырех лет, Осип Абрамович сбежал от нее и, служа во Пскове, сошелся с помещицею Устиньей Ермолаевной Толстой, причем обвенчался с нею, дав священнику фальшивое свидетельство в том, что он вдов.

Поступив так легкомысленно, Осип Абрамович, с не меньшей опрометчивостью, дал Устинье Ермолаевне «рядную запись», в которой расписался в том, что получил от нее приданого на 27 000 с лишним рублей.

Эти необдуманные поступки превратили его жизнь в кошмар: Марья Алексеевна возбудила дело о двоеженстве мужа, а следом за ней Устинья Ермолаевна подала просьбу в суд о взыскании с него 27 000 рублей. Тщетно Осип Абрамович доказывал, что женился вторично, будучи уверен в смерти первой супруги, и что не только не получал от Толстой никакого приданого, дав ей фальшивую рядную запись, но что сам издержал на ее прихоти до 30 000 рублей. Судебная волокита тянулась вплоть до его смерти, изрядно портя жизнь всем участникам конфликта.

Осип Абрамович скончался осенью 1806 г. «от следствий невоздержной жизни». Марья Алексеевна пережила его на одиннадцать лет. Похоронили супругов рядом в Святогорском монастыре.

Мать Пушкина, Надежда Осиповна, жила большей частью с матерью. Выросла она красивой смуглянкой, хорошо воспитанной и умеющей держать себя в обществе, но очень нервной и подверженной депрессиям. В периоды душевного подъема Надежда Осиповна блистала в свете, казалась веселой и жизнерадостной, а когда на нее находила хандра, могла неделями не выходить из спальни, пренебрегая элементарными гигиеническими процедурами. Друзья прозвали ее «прекрасной креолкой» или «прекрасной африканкой», а враги грубее – арапкой.

Жили Пушкины в Немецкой слободе в доме, принадлежавшем коллежскому регистратору Ивану Васильевичу Скворцову. Немецкая слобода, хоть и была изрядно удалена от центра, по чистоте и опрятности считалась одним из лучших районов города.

Из сохранившегося плана видно, что в 1799 году владение Скворцова было застроено каменными и деревянными зданиями, из которых последние выходили на Немецкую улицу, а два каменных здания находились во дворе; одно из них – очень большое – служило для хозяйственных нужд, а другое, в котором, вероятно, и жили Пушкины, имело в длину около двадцати метров. К нему была приделана деревянная постройка, вероятно, сени, а перед домом был разбит садик. За домом этим находился еще один небольшой сад.

Все эти строения сгорели в 1812 году.

Надежда Осиповна не любила подолгу жить на одном и том же месте, поэтому Пушкины часто переезжали. С именем Пушкиных связано несколько адресов в Москве: в одном только Харитоньевском переулке семья Пушкиных сменила три адреса.

Россия в год рождения Пушкина

Рождение Александра Пушкина пришлось на время правления Павла I (1754–1801). Павел Петрович взошел на престол в 1796 году после скоропостижной кончины Екатерины Великой и немедленно принялся все менять: освободил политических заключенных, но отправил в ссылку большинство фаворитов своей матери. Восстановил систему Петровских коллегий, но в то же время сузил права дворянства и ввел телесные наказания для представителей свободных сословий, восстановил применение пыток во время следствия. Опасаясь распространения идей Французской революции, Павел I запретил выезд молодых людей за границу, импорт книг и даже нот, да к тому же закрыл все частные типографии. Регламентация жизни доходила до того, что устанавливалось время, когда в домах полагалось тушить огни. Специальными указами некоторые слова русского языка изымались из официального употребления и заменялись на другие. Так, среди изъятых были слова «гражданин» и «отечество», замененные на «обыватель» и «государство» соответственно. Император объявил войну круглым шляпам, оставив их только при крестьянском и купеческом костюме. Даже дети вынуждены были носить неудобные треуголки, косы, букли, башмаки с пряжками. Едущим в карете было предписано при встрече особ императорской фамилии, останавливаться и выходить из кареты, ступая прямо в грязь. В случае неисполнения, карету и лошадей отбирали в казну, а лакеев, кучеров, форейторов, наказав телесно, отдавали в солдаты.

Мелочные, бессмысленные вмешательства в сложившийся быт терзали и раздражали людей, поэтому Павел был крайне непопулярен.

У императора появились свои фавориты – полные противоположности просвещенным вельможам екатерининских времен. Самыми известными являются Иван Павлович Кутайсов, который начинал как личный камердинер и брадобрей наследника, а после его восшествия на престол был награжден титулом и землями; и Алексей Андреевич Аракчеев – сын бедного помещика, генерал от артиллерии, который был человеком малокультурным и грубым, но зато кристально честным и исполнительным. Из-за его склонности к казарменной дисциплине и злоупотреблениями телесными наказаниями возник даже термин «Аракчеевщина».

Позором России было крепостное право, фактически – рабство, принимавшее самые уродливые и жестокие формы. Так одна тульская помещица, женщина крайне набожная, была охотница до щей с бараниной, и когда кушала их, то велела сечь перед собой варившую их кухарку не потому, что она дурно варила, а так, для возбуждения аппетита. Княгиня Голицына, кавалерственная дама[3], частенько приказывала пороть своих крепостных не за провинности, а ради развлечения.

У некоторых помещиков подвалы были заполнены орудиями пыток, наподобие тех, что использовали инквизиторы. Они нужны были для того, чтобы помещики могли самостоятельно проводить дознания и судить своих мужиков.

Крепостные девушки часто использовались помещиками для сексуальных утех. Если они рожали детей от барина, то эти дети становились крепостными собственных же отцов.

Глава вторая

Детство Пушкина

Усадьба в Захарово

Лев Сергеевич Пушкин

Ольга Сергеевна Павлищева (Пушкина)

Александр Сергеевич Пушкин родился в Москве в 1799 году, в четверг 26-го мая по старому стилю, то есть 6 июня по новому стилю. Это был день Вознесения.

Крестили младенца в Елоховском соборе двух недель от роду. Восприемниками стали сенатор, действительный тайный советник, граф Артемий Иванович Воронцов, и бабушка поэта по отцу вдова Ольга Васильевна Пушкина. Родившийся 26 мая Пушкин, по общему обычаю, был назван именем того святого, которого почитают в ближайший к рождению младенца день: 2 июня чтят память Александра, архиепископа Константинопольского.

Конечно, приглашая в кумы сенаторы Воронцова Пушкины надеялись на его покровительство, но уже осенью 1800-го года Павел Первый уволил от службы большую группу сенаторов (всего 25 человек), и в их числе графа Воронцова.

Братья и сестры поэта

Рождаемость в России в конце XVIII – начале XIX века была высокой, но крайне высока была и детская смертность. Из восьми детей Сергея Львовича и Надежды Осиповны, кроме Александра, выжили дочь Ольга (в замужестве Павлищева), и сын Лев. Остальные дети – Павел, Николай, Михаил, Платон и София – умерли в младенческом возрасте. Сейчас об этом страшно читать, но в начале XIX века такой процент умерших и выживших детей был вполне обычен. Может быть поэтому Пушкины, как и большинство родителей, старались слишком сильно к детям не привязываться, держались отстраненно, перепоручая их мамкам да нянькам.

От самого рождения до вступления в Царскосельский лицей Александр был неразлучен с сестрой Ольгой Сергеевной, которая только годом была его старше. Детство они провели вместе. Ей Пушкин посвятил юношеское стихотворение «К сестре», которое написал в 1814 году в Лицее, причем сравнил это учебное заведение с монастырем, а себя – с молодым монахом. Уже после окончания Лицея поэт вспоминал, обращаясь к Ольге: «Ты помнишь, милая, – зарею наших лет, / Младенцы, мы любить умели…»

Ольга, по мужу Павлищева, оставила бесценные воспоминания, описав ранние годы жизни поэта.

Младший брат Пушкина – Лев – был баловнем в семье.

Общение Пушкина с братом продолжалось всю жизнь. Льву Сергеевичу посвящены стихотворения Пушкина, выражающие искреннюю любовь и привязанность: «Брат милый, отроком расстался ты со мной» (1823), «Послание к Льву Пушкину» (1824) и другие произведения.

В период ссылки Александра в Кишинев и Одессу в 1820–1824 годах брат Лев часто выполнял его многочисленные поручения, связанные с издательскими, литературными и личными делами. Но беспечный, безалаберный и легкомысленный, Лев Сергеевич лишь окончательно запутал денежно-издательские дела брата. Как и Александр, Лев обладал феноменальной памятью. Когда молодой Пушкин написал очень смешную, но нескромную «сказку для взрослых» «Царь Никита и сорок его дочерей», то прочел ее брату, а потом рукопись уничтожил. Текст был восстановлен благодаря памяти Льва.

Был еще и брат Николай, но он очень рано умер. Пушкину тогда было всего восемь лет, но братика он запомнил. Уже взрослым он рассказывал своему другу Нащокину, как они с братом ссорились, играли, а когда малютка заболел, Пушкину стало его жаль, он подошел к кроватке с участием; больной, братец, чтобы подразнить его, показал ему язык и вскоре затем умер.

Да и сам Саша Пушкин крепким здоровьем не отличался. Он часто болел, порой опасно. Так совсем маленьким он перенес пневмонию, которая в те времена часто оказывалась роковой.

Обычаи в доме Пушкиных

Современники характеризовали Пушкиных как взбалмошное семейство. Сергея Львовича считали приятным собеседником, на манер старинной французской школы, с анекдотами и каламбурами, но в существе человеком самым пустым, бестолковым и бесполезным и особенно безмолвным рабом своей жены[4]. Последняя была женщина не глупая, но эксцентрическая, вспыльчивая, до крайности рассеянная.

Хорошей хозяйкой Надежда Осиповна не была. Дом их представлял всегда какой-то хаос: в одной комнате богатые старинные мебели, в другой пустые стены, даже без стульев; многочисленная, но оборванная и пьяная дворня, ветхие рыдваны с тощими клячами, пышные дамские наряды и вечный недостаток во всем, начиная от денег и до последнего стакана[5].» Когда у Пушкиных были гости, то всегда приходилось посылать к соседям за приборами: своих недоставало. Все в хозяйстве шло кое-как, не было взыскательного внимания хозяйки, провизия была несвежая, готовка дурная.

Дельвиг, собираясь на обед к Пушкиным, писал Александру Сергеевичу:

• «Друг Пушкин, хочешь ли отведать
• Дурного масла, яиц гнилых, —
• Так приходи со мной обедать
• Сегодня у своих родных».

Домашнее воспитание

Отец Пушкина, Сергей Львович, был человек от природы добрый, но вспыльчивый. При малейшей жалобе гувернеров или гувернанток он сердился и выходил из себя, но гнев его скоро остывал. Он забывал о произошедшем, выкидывал проблему из головы. Вообще Сергей Львович не любил заниматься домашними делами и воспитанием детей; все была предоставлено Надежде Осиповне. А вот у нее характер был не из легких!

Никогда не выходя из себя, не возвышая голоса, Надежда Осиповна умела дуться по дням, месяцам и даже годам. Поэтому дети, предпочитая взбалмошные выходки и острастки Сергея Львовича игре в молчанку Надежды Осиповны, боялись ее несравненно более, чем отца.

Александру в детстве доставалось от нее гораздо больше, чем другим детям. Надежда Осиповна его не любила. Порой мать придумывала для сына странные и необычные наказания. Так, чтоб отучить его в детстве от привычки тереть руки, она завязала ему руки назад на целый день, проморив голодом. Мальчик терял носовые платки, так она объявила: «Жалую тебя моим бессменным адъютантом», и подала ему курточку, к которой носовой платок был пришит наподобие аксельбанта. Эти «аксельбанты» менялись в неделю два раза; при аксельбантах она заставляла его и к гостям выходить. Конечно, это было очень унизительно, но результата она достигла: Александр перестал и ладони тереть и платки терять.

За детьми следили дядька-воспитатель Никита Козлов, кормилица Ульяна и няня Арина Родионовна. О первой ничего не известно, а вот вторая обладала незаурядным умом и душевной чуткостью. Неграмотная, она наизусть знала огромное количество народных сказок и песен, которые очень любили слушать дети.

Дядька Никита Козлов тоже был хорошим сказителем и состряпал однажды из народных сказок нечто вроде баллады о Соловье-разбойнике, богатыре Еруслане Лазаревиче и царевне Миликтрисе Кирбитьевне. Поэту он был предан всю жизни, до самой смерти Пушкина.

Детство поэта

До шестилетнего возраста Александр, рос толстым, неуклюжим и замкнутым мальчиком. Он был небольшого роста, кудрявый, с африканскими чертами лица. Мальчик выглядел рохлей и замарашкой, одежда на нем сидела нескладно и быстро пачкалась.

Его нелюдимость и нежелание общаться со сверстниками приводили в отчаяние его мать. Она почти насильно водила его гулять и заставляла бегать, но он охотнее оставался с бабушкой Марьей Алексеевной, которая его очень любила. Мальчик часами мог наблюдать, как та занималась рукоделием.

Но даже любящая бабушка отмечала странный характер мальчика и порой жаловалась знакомым: «Не знаю, что выйдет из моего старшего внука: мальчик умен и охотник до книжек, а учится плохо, редко когда урок свой сдаст порядком; то его не расшевелишь, не прогонишь играть с детьми, то вдруг так развернется и расходится, что его ничем и не уймешь; из одной крайности в другую бросается, нет у него средины. Бог знает, чем все это кончится, ежели он не переменится»[6].

И Александр переменился! Достигнув семилетнего возраста, он стал резв и шаловлив. И снова бабушка была неспокойна, выговаривая ему: «ведь экой шалун ты какой, помяни ты мое слово, не сносить тебе своей головы».[7]

После семи лет воспитание будущего поэта было вверено иностранцам – гувернерам и гувернанткам. Первым воспитателем был французский эмигрант граф Монфор, человек умный, образованный, способный музыкант и недурной живописец; потом некий Русло, которого вспоминали как капризного самодура, мнившего себя поэтом. Преемник Русло, Шедель, свободные от занятий с детьми досуги проводил в передней, играя с дворней в дурачки, за что, в конце концов, и получил отставку. Помните из «Евгения Онегина»: «Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь…». Это явно воспоминания о собственном детстве.

Учился Александр Сергеевич лениво, но рано обнаружил охоту к чтению. Не довольствуясь тем, что ему давали, он часто забирался в кабинет отца и читал другие книги – взрослые. Библиотека же Сергея Львовича состояла из французских классиков и философов XVIII века. Ребенок проводил в отцовском кабинете бессонные ночи. Читал он очень быстро и буквально «проглатывал» книги одну за другой. А это все было вовсе не детское чтение: уже девяти лет он любил читать Плутарха, Гомера, Вольтера и Руссо…

К тому же Пушкин был одарен удивительной памятью: стоило ему один раз что-либо прочесть, как он запоминал прочитанное накрепко. На одиннадцатом году он уже знал наизусть все книги из домашней библиотеки.

Эта же феноменальная память помогала ему не зубрить уроки: если учитель спрашивал первой сестру, то Саша, отвечая вторым, мог повторить все слово в слово. А вот если учитель спрашивал его первым – то он молчал, не в силах произнести ни слова.

Пушкины любили проводить вечера за чтением вслух. Сергей Львович выразительно читал детям комедии Мольера. Иногда их разыгрывали по ролям. Со временем Александр сам стал упражняться в писании подобных же комедий, пока еще на французском языке.

Восьмилетний Пушкин написал стихотворную шуточную поэму «Толиада», где описал битву между карлами и карлицами. Пушкин прочел гувернеру начальное четырехстишие, но вместо одобрения француз довел ребенка до слез, осмеяв безжалостно всякое слово этого четырехстишия. Кроме того, он нажаловался матери поэта, обвиняя ребенка в лености и праздности. Разумеется, в глазах Надежды Осиповны дитя оказалось виноватым, а самодур-учитель – правым, и она наказала сына, а учителю прибавила жалования. Оскорбленный мальчик разорвал и бросил в печку свои первые стихи.

Наученный горьким опытом, он более не показывал стихи гувернерам, а развлекал своими пьесами любимую сестру Оленьку. Именно Ольга стала его первым слушателем, причем весьма придирчивым. Однажды сестренка освистала комедию, написанную по-французски своим братиком, сочтя ее чересчур уж похожей на комедии Мольера.

Русской грамоте выучила Александра бабушка Марья Алексеевна; потом учителем русского был некто Шиллер; и, наконец, до самого поступления Александра в Лицей – священник Мариинского института Александр Иванович Беликов, довольно известный тогда своими проповедями. Он, обучая детей Пушкиных закону Божию, попутно учил их русскому языку. Но даже при поступлении в лицей Пушкин все еще довольно плохо писал по-русски.

Еще Беликов учил детей арифметике. Арифметика давалась Саше крайне тяжело, и часто над первыми четырьмя правилами, особенно над делением, заливался он горькими слезами.

Известно, что в детстве Пушкин обучился и основам английского языка, но эти знания были далеки от совершенства. Особенно плохо обстояли дела с произношением. Пушкин, уже взрослым, легко мог читать английский текст и понимал его, но говорить не мог.

Кроме того, родители возили детей на уроки танцев, или «танцевания», как тогда говорили, и на детские балы к знаменитому Петру Андреевичу Иогелю, научившему танцевать несколько поколений москвичей.

Пушкины постоянно жили в Москве, но на лето уезжали в деревню Захарьино (Захарово), принадлежавшую бабушке Марии Алексеевне, верстах в сорока от Москвы. Здесь частенько звучали русские песни, прибаутки, устраивались праздники, хороводы.

Сохранился анекдот, описывающий один из эпизодов той деревенской жизни.