Жаб Жабыч и другие истории бесплатное чтение

Глава первая

Откуда Жаб Жабыч взялся

Все беды и неожиданности в уездном городе N происходили от Института генетики им. Вл. Ильича Ленина.

То у них прорвёт клетки, и в город выбежит десяток четырёхухих кроликов. То они выведут новую породу комаров размером с ладонь, и весь город начинает бегать и сбивать их палками. То они ещё как-нибудь начудят.

Их главный учёный Валерий Ив. Крюков уже много лет бился над выведением новой породы – восьминогих уток. Чтобы одной такой уткой можно было легко накормить две малогабаритные семьи.

И это именно они вывели Жаб Жабыча. Жаб Жабыч – это жаба огромных (со стиральную машину) размеров.

Как же они его вывели? Очень просто. Предложили всем окрестным ребятишкам приносить в институт головастиков. Но не обычных, размером с копейку, а самых больших, размером с гривенник или с хорошую вишню.

Когда этих головастиков набралось на целых три пруда и из них вывелись большие жабы, они из новых крупных головастиков набрали самых больших. И так далее.

И наконец, уже из головастика величиной с футбольный мяч вывелся Жаб Жабыч – такая огромная, со стиральную машину, жабища.

Мало того что эти учёные вывели Жаб Жабыча, они ещё наделили его разумом. Правда, не очень большим, но всё же. Как же они ухитрились сделать это? Очень просто.

Старший научный сотрудник института Д. У. Круглый записывал биотоки мозга жабы. Одновременно он снимал сигналы своего мозга, чтобы сравнить две энцефалограммы – человека и человекообразной жабы.

Он всё перепутал. Сигналы, идущие с его головы, он подключил не к записывающему прибору, а к датчикам на голове Жаб Жабыча. И Жаб Жабыч считал всё, что было у Круглого Д. У. в мозгах.

После этого Жаб Жабыч сбежал.

Глава вторая

Куда Жаб Жабыч делся

Никуда он не девался. Он пришёл жить в один небольшой коттедж на окраине города. Там проживали некто Устиновы: папа, мама и мальчик Владик. Правда, он был такой маленький, что его можно было и не считать.

Он вошёл, вернее, впрыгал в широко открытую калитку участка. Подшлёпал не спеша к ничуть не удивившемуся (от растерянности) папе, который сидел на высоком крыльце с Владиком на руках, и сказал:

– Нет, вы меня и не уговаривайте. Я туда ни за что не вернусь.

Хотя никто его уговаривать и не собирался. Потом он протянул папе мокрую лапу и представился:

– Жаб Жабыч. Очень приятно.

Папа как во сне протянул в ответ свою руку и ответил:

– Очень приятно. Пал Палыч.

Сын Владик тоже протянул Жаб Жабычу руку и сказал:

– Лади.

Так они познакомились.

– Я у вас буду жить, – сказал Жаб Жабыч. – Не возражаете?

– Где? – поразился папа.

– Да хоть вот здесь. – Гость показал на пустую собачью будку. – Если вы расширите отверстие и поставите рядом пару кресел, это будет очень удобно. Я буду вам дом охранять.

– А если придут жулики, – спросил папа, – что вы будете делать?

– Я позвоню в милицию.

– Как в милицию? Значит, вам надо и телефон сюда в будку провести? – спросил папа.

– Разумеется. Как же без телефона?

Папа был просто потрясён.

– А чем вас кормить, Жаб Жабыч?

– Я непривередлив, – ответил гость. – Хитин и немного белка. Креветки, крабы, лангусты.

– Ну, хорошо, – сказал па-па. – А зимой? Ведь вы же замёрзнете.

– Зимой все земноводные спят, – ответил Жаб Жабыч.

Так получилось, что папа без ведома мамы, не успев оглянуться, кажется, уже брал на работу какого-то неведомого пришельца (то есть пришлёпальца). Папа в ужасе поднял руки вверх и взялся за голову.

В это время юный Владик нырнул с папиных коленей и полетел головой вниз с крыльца на асфальтированную дорожку.

(Хочется сразу отметить, что Владик с детских лет славился тем, что всё время залезал туда, куда не надо, и падал откуда не следует.)

Скорее всего, Владик бы очень сильно разбился, и поднял бы крик на весь посёлок, и надо было бы приглашать врача для ремонта Владика, но тут сверкнула зеленоватая молния, и Владик был пойман на полдороге.

Это Жаб Жабыч открыл свой большой лягушачий рот и выстрелил мокрым длинным языком с клейкой массой на конце (таким образом лягушки языками ловят комаров). Владик приклеился к этому языку голой попкой и поэтому был спасён.

Папа сразу понял, что Жаб Жабыча надо принимать на работу, несмотря на кажущуюся нелепость всего происходящего.

И в конце концов Жаб Жабыч был принят.

Самое удивительное, что он здорово пришёлся по сердцу маме. Как оказалось, мама Лена с детства боялась мышей, а лягушек ни капельки не боялась. А такое большое, толстое и добродушное существо было просто необходимо в современном нервном доме.

С тех пор прошло несколько лет.

Глава третья

Владик вырос, а Жаб Жабыч становится Суринамычем

Ну, не очень-то он вырос. Так, подрос немного, говорить научился, но до школы ему далеко ещё было. Братьев и сестёр у него за это время не появилось, поэтому он сильно сдружился с Жаб Жабычем.

Он запрягал Жаб Жабыча в детскую коляску, и Жаб Жабыч нехотя, шлёпая босыми лапами, катал его по двору.

А вечером папа и Жаб Жабыч сидели на двух креслах около будки Жаб Жабыча и беседовали.

От Жаб Жабыча было много пользы. Взять хотя бы случай с гигантскими тараканами.

Институт генетики им. Вл. Ильича однажды вывел новую породу гигантских тараканов. Каждый таракан был размером с лапоть. И в город их выбежало штук пятьсот, самые отборные генетические экземпляры. (Большая потеря для научного коллектива.)

Через полгода их развелось несчётное количество. Они встречались на всех помойках, бегали по всем стенам вплоть до шестого этажа, залезали в автомобили.

Дети ловили их и приклеивали к ботинкам или привязывали верёвками. Получались такие летние коньки.

Тараканы были необычной силы и легко катали детей. Самое главное, надо было держать ноги вместе, потому что тараканы всё время норовили бежать в разные стороны, и неопытный, слабоногий конькобежец немедленно растягивался во весь рост.

А Жаб Жабыч жутко обрадовался тараканам. Когда он поймал на кухонной плите первого и съел его, он заявил:

– Наконец-то научились хорошо готовить!

Он ловко хватал тараканов своим клейким языком и с наслаждением хрустел хитиновым покровом насекомых.

Но вот однажды произошло одно совершенно неординарное событие.

Жаб Жабыч, как всегда, сидел на одном из кресел возле своей (в прошлом собачьей) будки и читал газету. Вдруг он замер, буквально застыл с разинутым ртом и сидел так минуту ровно.

– Что это с ним? – спросила мама.

– Прочёл что-то нехорошее, – ответил папа. – Он всегда так: когда встречает какую-нибудь жуть, сразу отключает мозги на какой-то период. Не хочет этого знать.

Мама взяла из рук замершего Жаб Жабыча газету и прочла: «Институт генетики им. Вл. Ильича Ленина разыскивает пропавший экземпляр гигантской жабы, необходимый для исследовательских работ. Эту жабу видели в окрестностях города. Нашедшего просят звонить по указанному телефону. Его ожидает вознаграждение».

– Что это? – сказала мама. – Нашего Жаб Жабыча могут у нас забрать?

– Очень даже могут, – сказал папа.

– А почему?

– Да потому, что они его вывели. Это их собственность.

– Что значит собственность?! – поразилась мама. – В какое время они живут?

– В самое генетическое. Они кого хотят, того и выводят. И никто не может им это запретить.

– И что же, ты отдашь им нашего любимца, нашу жабоняню?

А Владик прижался к застывшему Жаб Жабычу и стал целовать его в мокрую морду.

– Ни за что! – ответил папа. – Мы его спрячем.

– Где?

– Ни «где», а «под чем»?

– Под чем?

– Под новым обликом.

– Под каким таким новым обликом? – спросила мама.

– Под обликом суринамской пипы.

– Что это ещё за цаца такая?

– Не цаца, а пипа. Это такая гигантская жаба, которая водится в Суринаме, в Африке. Мы скажем, что это подарок.

– От кого подарок? – удивилась мама.

– От мистера Зимбабве Ту-ту, твоего родственника из Суринама. Твоего двоюродного дедушки.

И хотя у мамы не было никакого двоюродного дедушки Зимбабве Ту-ту в Африке, а Суринам находится вовсе не в Африке, мама согласилась.

Когда Жаб Жабыч пришёл в себя после короткого замыкания в мозгах, ему объяснили, что он уже не Жаб Жабыч, а Суринамыч. И что в присутствии посторонних людей он не должен ничего говорить, а только квакать. И нельзя ему квакать ничего лишнего, а то его опять заберут в институт генетики и будут долго изучать.

– Как изучать? – спросил Жаб Жабыч (теперь Суринамыч).

– Мало ли как, – ответил папа. – Препарировать.

После этих слов Суринамыч снова замер на полчаса, а то и на час.

Но в конце концов всё разрешилось. Все успокоились. Только надо было узнать, какого цвета бывают суринамские пипы. И если они красные или жёлтые, Жаб Жабыча надо было бы срочно перекрасить.

Выяснилось, что суринамские пипы чёрного цвета. И целую неделю Жаб Жабычу добавляли в пищу венгерскую морилку для мебели. Потому что именно таким образом один папин знакомый водопроводчик поменял цвет кожи и превратился в негра.

Бедному Жаб Жабычу к каждой еде давали стаканчик морилки, а он глубоко возмущался:

– И я должен это пить!

Папа его урезонивал:

– Люди за эту гадость деньги платят, а тебе бесплатно дают. Пей, и всё тут.

Жаб Жабыч ругался и пил. Пил и ругался.

Но зато Жаб Жабыч почернел, и никакой институт генетики ему теперь страшен не был.

Глава четвёртая

Жаб Жабыч становится великим исполнителем суринамских песен

Имя Суринамыч как-то не прилипло к Жаб Жабычу. Он был слишком мудр и солиден для того, чтобы его звали только по отчеству: Михалыч, Степаныч или там Капитоныч. Он снова стал Жаб Жабычем.

Но, несмотря на свою солидность и важность, он часто поступал совсем несолидно и нелепо. И вот новая неожиданность – Жаб Жабыч запел. То ли весна в нём какие-то таланты разбудила, то ли сам по себе у него талант проснулся, только Жаб Жабыч начал удивительно громко квакать, кукарекать и блеять по вечерам.

Как только чуть-чуть падала сырость и звуки становились пронзительней и звонче, Жаб Жабыч садился около маленького прудика, выкопанного для него папой, и заводил свою невыносимую дальнобойную песню. Главные слова в этой песне были «ква-ква» и «тыр-тыр»!

В ответ на эту призывную песню во всех окружающих домах закрывались окна, включались магнитофоны и в форточки вылетали ругательства.

Сколько Жаб Жабыча ни уговаривали петь вполголоса или петь в подушку, он никак не желал расставаться с возможностью петь для народа и для окружающей среды.

Однажды пришёл строгий участковый милиционер по фамилии Иван Пистолетов. Он вызвал папу и сказал:

– На вас пришло заявление.

– Какое такое заявление? – удивился папа.

– Что вы содержите неизвестное науке животное и его мучаете.

– Мы его мучаем? – спросил папа. – Там нет ошибки?

– Ну да, вы, а кто же? Чего же оно кричит у вас по вечерам, как будто его режут?

Папа пригласил Жаб Жабыча для разговора. Жаб Жабыч неохотно вылез из будки и протянул участковому лапу.

– Здравствуйте. Жаб Жабыч.

Милиционер лапу не взял. Он приложил руку к козырьку, с удивлением взирая на мокрое чудовище.

– Приветствую вас.

– Разве похоже, что мы его мучаем? – спросил папа.

– А чего же он так у вас кричит?

– Он не кричит, он поёт и заливается, – ответил папа.

– Да, я заливаюсь, – подтвердил Жаб Жабыч.

– И потом, почему вы решили, что это неизвестное животное. Очень даже известное. Это гигантская жаба, суринамская пипа из Суринама, из Африки.

«Вот бы и кукарекала себе в Суринаме, – подумал про себя участковый. – Привозят чёрт-те кого чёрт-те откуда, а ты здесь разбирайся!»

Но папа его успокоил:

– Ничего, мы примем меры: или противогаз ему приобретём, или научим на балалайке играть.

– Это правильно, – согласился участковый. – Мы тогда сможем принять его в наш ансамбль милицейской песни. Кстати, а есть у вас документы на эту пипу? Прививки вы ему делали?

– Пипам прививки не делают, – убеждённо сказал Жаб Жабыч. – Пипы – это не собаки. Они не кусаются.

– А документы всё-таки нужны, – сказал Пистолетов. – Прошу вас о них побеспокоиться.

Папа уверил его, что всё будет в порядке. Что документы будут.

Он твёрдо решил сделать ксерокопию страницы про суринамских пип из книги знаменитого изучателя животных Альфреда Брема.

Когда участковый Иван Пистолетов ушёл, мама спросила у папы:

– А почему это мы будем учить Жаб Жабыча на балалайке, когда у нас пианино есть?

– Да потому, что у всех жаб только четыре пальца на передних лапах, – ответил папа. – А на балалайке вообще можно вилкой играть.

Таким образом Жаб Жабыч был спасён от долгих занятий музыкой.

Глава пятая

Занятия музыкой и плаванием

С тех пор как Жаб Жабычу купили балалайку, жизнь снова на какое-то время наладилась. Жаб Жабыч с утра до вечера бренчал на ней что-то несусветное. Непонятно было, что это: набор бренчаний и тырканий или какая-то великолепная лягушачья симфония Опус Номер Пять – Прелюд для балалайки с кваканьем.

Участковый милиционер Пистолетов пришёл, послушал и сказал, что до уровня милицейского ансамбля он не дотягивает. Но больше документов и справок о прививке не спрашивал.

Владик начал дрессировать Жаб Жабыча на сторожевую собаку.

Всё время кричал:

– Голос!

– Дай лапу!

– Чужой!

– Барьер!

Эту команду Жаб Жабыч меньше всего любил. Он был несколько ленив. Зато он любил команду «Подай!». Особенно если предмет, который Владик бросал, был недалеко. Жаб Жабыч тогда выстреливал языком в мячик или там в пластмассовую игрушку и мигом подавал её своему дрессировщику.

Потом Владик стал готовить с Жаб Жабычем цирковые номера. Он засовывал Жаб Жабычу голову в пасть, ездил на нём верхом. Пытался заставить его прыгать через горящее кольцо.

Голову его Жаб Жабыч в пасть принимал, а при виде горящего кольца замирал минут на сорок. Его можно было перекатывать с места на место, поливать водой – он ничего не ощущал, так он боялся огня.

Тем временем пришло лето. Сначала так, слегка весна. Потом всякие цветочки-одуванчики. Потом грянула жара. Такая жаркая жара, что всех немедленно потянуло на воду.

Жаб Жабыч всё время сидел в своём маленьком прудике, тараща одни глаза из воды. А восьмилетний Владик всё время бегал с соседним Витькой на речку.

Однажды они уговорили пойти с ними купаться Жаб Жабыча. Они погрузили его в садовую тележку и с грохотом потащили к реке.

Там, конечно, все обрадовались Жаб Жабычу.

– Ой, какое чучело! Можно с ним сфотографироваться?

– Ой, он не кусается? Можно его потрогать?

– А пусть он покатает нашего мальчика.

То есть было не до купания. А один фотограф, местный мастер пляжных композиций, вообще положил на Жаб Жабыча глаз.

– Дайте мне его напрокат. Я вам буду процент отчислять.

Ему отказали, но он всё время приставал к Владику:

– Поймите, молодой человек, у вас эта лягушка бесполезная, а у меня она будет доход приносить.

Владик и Витя ни за что не соглашались сдавать Жаб Жабыча. Но фотограф по фамилии Стенькин всё приставал:

– Давайте я его у вас куплю.

– Поймите, – сказал Владик. – Он для нас как родственник, как дядя или тётя. Смогли бы вы продать своего дядю?

Фотограф подумал секунду и сказал:

– Смог бы.

– А вот мы не можем.

Пришлось сбежать. А противный соседский подросток Толик Кукареков весь этот разговор слышал.

С этих пор дети с Жаб Жабычем ходили купаться только ночью и вместе с папой.

Они приходили на речку с фонариками, разводили маленький костёр, пекли картошку и радовались, потому что никого вокруг не было.

Ребята поднимали в воде жуткий шум. Это огорчало Жаб Жабыча. Однажды он сказал:

– Послушайте, как вы прыгаете в воду! Бухаетесь, как брёвна, или шлёпаетесь, как табуретки. Вот вы все закройте глаза и послушайте: услышите, как я нырну, или нет?

Все закрыли глаза. Жаб Жабыч подошёл к крутому берегу и, не торопясь, повалился вниз. Вышло отлично: он вошёл в воду, как огромная капля масла, без малейшего шума.

– Ну и что? – закричал соседский Витька Верхотурцев. – Я тоже так могу!

– Ну, давай!

Витька подошёл к берегу, прицелился и сиганул. Ничего не вышло, он такой плеск-треск поднял, что за три километра было слышно.

Сколько ни прыгали все остальные, бесшумность ни у кого не получалась.

– Если вы так будете шуметь, вы ни одного водяного таракана не поймаете, ни одной личинки.

Ребята и папа после таких слов огорчились. Но Жаб Жабыч их успокоил:

– Ладно, я вас научу! И нырять научу, и под водой научу быстро плавать.

Он стал проводить с ребятами уроки плавания и ныряния. В дальнейшем это им пригодилось.

Глава шестая

Жаб Жабыч исчез

А противный подросток Толик Кукареков задумал плохое дело. Он задумал продать Жаб Жабыча фотографу Стенькину. И он выбирал удобное время.

У него был старый электромотороллер, переделанный из пылесоса, и он на нём всё время ездил вокруг дома Устиновых. Он всё высматривал и всё запоминал.

Когда Павел Павлович уходит на работу. Когда мама Лена провожает сына Владика в школу. Когда она уходит на работу сама. И наконец, в какое время Жаб Жабыч вылезает из своей телефонизированной будки и начинает ухаживать за цветами.

Когда он всё это запомнил, он приехал к фотографу Стенькину и сказал:

– Если я вам привезу эту говорящую жабу, сколько вы мне заплатите?

– А сколько ты хочешь?

– Я хочу процент.

– Сколько процентов? – спросил фотограф.

– Десять процентов с каждого снимка.

– Не много ли?

– В самый раз.

– А ну как эта лягушка заявит в милицию, что мы её украли? – спросил Стенькин. – Ведь она умеет говорить.

– А мы на неё намордник наденем из капроновой лески, – предложил Толик. – Не разговорится.

– А чем её кормить? – спросил фотограф.

– Она – как поросёнок, всё ест, – соврал Кукареков.

– А где её держать?

– У вас же есть пляжный сарайчик для треног и стенда с фотографиями. Где вы Ельцина с Черномырдиным держите.

– Какого Ельцина с Черномырдиным?

– Ну таких, с которыми все фотографируются.

– Ах, да! – вспомнил фотограф. – Только с ними никто фотографироваться не хочет. Я президента Клинтона завёл.

– Вот там и держите, где Клинтона де´ржите.

– По рукам, – согласился фотограф Стенькин.

И судьба Жаб Жабыча была решена.

Фотограф Стенькин отгородил в своём пляжном домике место, как для поросёнка, и показал Толику.

После этого подросток Кукареков поехал за Жаб Жабычем. Он подъехал к калитке Устиновых и сказал Жаб Жабычу:

– Хотите, я вас покатаю?

Жаб Жабыч вовсе не хотел кататься, но и обижать подростка не хотел. Он ответил:

– Совсем не хочу. Но если надо…

– Очень надо, – сказал подросток.

Тогда Жаб Жабыч вышлепал из калитки и забрался к нему на заднее сиденье. Толик рванул с места, и они умчались на другой конец города – на летний городской пляж.

Жаб Жабыч пытался запомнить дорогу: вот это зелёненький домик. А это двухэтажненький. А это опять зелёненький.

Но скоро он запутался и плюнул. Прямо на голову Толика.

«Плюйся, плюйся! – думал Кукареков. – Теперь ты мне будешь пользу приносить». Скоро они приехали.

– Слезай! – приказал Толик.

– Здравствуйте, – сказал фотограф Стенькин. – Мы давно вас ждём. Проходите, гостем будете.

Жаб Жабыч втиснулся в сарайчик.

– Всё, – сказал Стенькин, закрывая сарай на замок. – Подождите, скоро мы придём.

Он отвёл Толика в сторону и сказал:

– Ведь его начнут искать.

– Пусть ищут. Он месяц здесь посидит. Все про него и забудут.

– Целый месяц его бесплатно кормить?

– Зато потом он даст доход.

– Потом зима начнётся.

– А вы берите его на юг, в Крым. Там всегда лето. Вернётесь миллионером.

Фотограф Стенькин уже не рад был, что ввязался в сомнительный бизнес с этой большой лягушкой. Но Толик уверенно навязывал ему Жаб Жабыча.

Глава седьмая

Жаб Жабыч нашёлся

Когда Владик вернулся домой из школы и увидел, что Жаб Жабыча нет дома, он поднял жуткий крик.

Он позвонил маме на работу, он позвонил папе на работу, он позвонил всем друзьям из класса. И скоро заработал целый спасательный штаб.

Папа первым делом пошёл в милицию к инспектору лейтенанту Пистолетову и, запыхавшись, сказал:

– Что делать, гражданин начальник? Жаб Жабыч пропал. Наверное, его украли.

– Как что делать? – ответил инспектор. – Надо дать объявление в газету: «Так, мол, и так, пропал Суринамский Пип. Особые приметы: похож на огромный рюкзак с глазами. Нашедшего ожидает премия».

– Объявление нельзя, – сказал папа. – Его могут опять в институт забрать.

– В какой такой институт? – насторожился Иван Пистолетов.

– А в котором он учился, – поправился папа. – Он же у нас студент. А сейчас он бросил. Текучка заела.

«Ну и времена пошли, – подумал инспектор, – жабы учиться начали. А я никак в юридический техникум не поступлю. Меня тоже текучка заела».

И он строго сказал папе:

– Когда ваш Пип Пипыч найдётся, обязательно оформите на него документы. Если он возобновит учёбу, пусть ему выпишут студенческий билет.

Так что папа вышел из милиции ни с чем. Зато одноклассники Владика Люба Кукарекова, Женя Попов, его брат Федя Попов и особенно раскованный Лёня Коблиц работали как профессиональные сыщики.

Первым делом они опросили всех соседей: не видел ли кто-нибудь чего-нибудь подозрительного. Многие видели подозрительного Толика Кукарекова. Его всегда все подозревали, больно он был жуликоватый. Видели, как он кого-то катал.

Ребята вышли на Толика и спросили:

– Ты не брал Жаб Жабыча?

– И не думал. Не знаю я никакого Жаб Жабыча.

– А почему у тебя спина в клее? Почему у тебя волосы склеены?

– Потому что я расклейщика афиш чуть не сбил. А он меня догнал.

Тут возник соседский мальчик – друг Витя Верхотурцев – и закричал:

– Врёт он всё! Я сам видел, как он вёз Жаб Жабыча на мотороллере. Признавайся, куда ты его отвёз?

– Откуда ты знаешь? – завозмущался Толик. – Ты же в это время должен быть в школе.

– А я диктант прогуливал! – ответил Витя.

– Молодец, – сказали ребята.

Они схватили Толика за руки-ноги, связали и занесли на участок к Владику, и Люба Кукарекова, его собственная сестра, сказала:

– Сейчас мы тебя пытать будем.

– А как? – поинтересовался Толик.

– Очень просто, – ответила Люба. – Мы будем твой мотороллер молотком на кусочки разбирать.

Она очень хорошо знала своего полупреступного брата. Мотороллер прикатили, и Толик сразу сломался:

– Я всё скажу, я всё скажу! Это всё фотограф Стенькин, это он меня подучил.

– Где он сейчас?

– Кто?

– Жаб Жабыч, вот кто!

– На городском пляже у фотографа в сарайчике.

– Ребята, – сказала Люба Кукарекова, – вы пока его не отпускайте, а я на пляж съезжу. Я вам Жаб Жабыча привезу.

Вот как странно в жизни получается: у полупреступного брата была совсем не преступная, а даже очень отличная сестра.

Она села на пылесосный мотороллер и мигом приехала на городской пляж. Там она нашла сарайчик фотографа Стенькина, достала из-под сиденья инструмент и открыла дверцу сарая. На её радость, на свет божий из темноты выковылял Жаб Жабыч. Люба так обрадовалась ему, что даже поцеловала его в противную мокрую морду.

– Садись, Жаб Жабыч, поехали.

– Куда? – спросил Жаб Жабыч.

– Домой, к Владику.

– Едем! – сказал Жаб Жабыч.

Он уселся на сиденье, и они огородами и закоулками через окраины города вернулись к коттеджу Устиновых.

Когда они приехали к ребятам, Владик спросил Жаб Жабыча:

– Слушай, ты ведь такой крепкий жаб, ты что, не мог разломать этот дурацкий сарайчик?

– Мог, – ответил Жаб Жабыч.

– Так что же ты не разломал?

– Они мне сказали: «Сиди тихо, не высовывайся. Война началась с Америкой. Все в сараях сидят». Я и поверил.

Глава восьмая

Документы Жаб Жабыча

После похитительной истории с Жаб Жабычем папа решил Жаб Жабыча легализовать – получить для него гражданство: паспорт там, или свидетельство о рождении, или ещё что.

Он взял Жаб Жабыча, Владика и маму и поехал на машине вместе с ними в милицию, в паспортный стол. Там он разыскал инспектора Ивана Пистолетова и сказал:

– Я вам Жаб Жабыча привёз. Будем ему делать документы. Паспорт, например.

– Вы что, совсем? – удивился инспектор. – Это же животное. У них паспортов не бывает.

– В наше время даже у собак паспорта бывают, – ответил папа. – А наш Жаб Жабыч ничем не хуже собаки. Помогите.

– Ничего не знаю, – сказал Пистолетов. – И помогать не буду. Лягушка с паспортом – таких случаев история не знает.

Тут мама рассердилась:

– Вы кто – человек или милиционер?

– По вторникам и пятницам с четырёх до семи я – милиционер.

Папа и мама посмотрели на часы. Был вторник, пять часов, самое милиционерское время.

– Вы люди хорошие, – мирно продолжил инспектор, – не пьяницы какие-нибудь. Я не против вас, но у нас, к сожалению, всё решает закон. Идите к начальнику, пусть он думает.

Папа посмотрел вокруг на таблички и увидел такую:

«НАЧАЛЬНИК

ОТДЕЛЕНИЯ МИЛИЦИИ

Т. Т. БРОНЕЖИЛЕТОВ».

– Что значит ТТ? – спросил папа у инспектора.

– Пистолет такой, – ответил инспектор. – Есть «ТТ», есть браунинг.

– Я не про оружие, – сказал папа. – Я про то, как его зовут. – Папа показал на табличку.

– Трофим Трофимович.

– Спасибо.

Папа зашёл к начальнику один и что-то долго там говорил. Потом он высунулся в коридор и сказал Жаб Жабычу:

– Заходите.

Жаб Жабыч с трудом пролез в узкую милицейскую дверь и долго потом расправлялся по горизонтали. Начальник сказал:

– Здравствуйте. Вы и в самом деле умеете разговаривать?

– Далеко не на все темы, – ответил Жаб Жабыч.

– Какие же темы вы предпочитаете? – спросил милицейский командир.

– Я люблю поговорить о съедобности насекомых. Особенно чешуйчатокрылых.

– Захватывающая тема, – сказал начальник. – Но какая-то не сразу милицейская.

И он быстро перешёл к главному делу:

– У вас есть какие-нибудь документы?

Жаб Жабыч посмотрел на папу:

– Пал Палыч советовал мне сказать, что все они потеряны.

– Вот так и говорите.

– Все они потеряны. Наверное, поэтому я их никогда не видел.

– Да, трудный случай, – сказал командир Бронежилетов. – Будем думать, чем помочь.

Он прошёлся по своему небольшому кабинету твёрдой милицейской походкой и сказал:

– Вот что, найдите хоть какую-нибудь бумагу. Ну хотя бы таможенную декларацию, что за вами следует груз. Или чьё-нибудь старое свидетельство о рождении. И приходите. Да, принесите две фотографии, заявление о выдаче паспорта и продумайте вопрос о национальности.

Домой папа ехал ликующим.

– Всё, уладим дело! Давно не видел таких прогрессивных представителей милиции. Он нам поможет. И фамилия у него такая интеллигентная – Бронежилетов. А говорят, что в милиции работают непробиваемые люди.

Глава девятая

Сложности с документами

Дома возникли неожиданности. В заявлении надо было указать возраст. Долго думали, сколько же Жаб Жабычу лет. По умственному развитию он мог сойти за пенсионера, а по пухлости облика тянул на тридцать. Остановились на тридцати пяти.

Возникли осложнения с фамилией.

Папа предложил:

– Есть хорошая фамилия – Жабс. Жаб Жабыч Жабс.

– Нет, нельзя, – не согласился Жаб Жабыч. – Могут подумать, что я еврей.

– Чего же ты хочешь?

– Мне бы чего-нибудь круглое.

– Мячиков? – предложил Владик.

– Нет.

– Почему?

– В середине пустое.

– Баллонов? – сказал папа.

– Слишком легковесное.

– Бубликов? – решила мама.

– Тоже нет. Очень дырчатое.

– Скороваркин!

– Сковородкин! – посыпались предложения.

– Это то, что надо. И круглое, и тяжёлое.

– Так что же, Скороваркин или Сковородкин? – спросил папа.

Остановились на Сковородкине.

Местом рождения выбрали Суринам. Национальность – пип. Нашли и таможенную декларацию «За мной следует груз». Это стало чем-то вроде метрики.

Быстро сделали фотографию три на четыре (Жаб Жабыч еле-еле в неё уместился) и снова поехали в милицию. Поехали папа и Жаб Жабыч.

Начальник Бронежилетов слово своё сдержал. Но он сказал:

– Вы понимаете, что каждый чистый паспорт на учёте. Все они под номерами. И чистых паспортов у меня нет. Я могу вам предложить только испорченный.

– Как так испорченный? – заволновался Жаб Жабыч. – Что, с дырками?

– Без дырок. Но уже с фамилией. Вот смотрите: например в этом паспорте надо было написать фамилию Стенькин, а паспортистка ошиблась. Она написала Стелькин. Хотите паспорт с такой фамилией?

– Нет, – сказал Жаб Жабыч.

– А других фамилий у вас нет? – спросил папа.

– Есть. Есть паспорт с фамилией Ювсупов.

– Чем плохая фамилия? – удивился папа.

– Не знаю, но хозяин обиделся, зачем лишнее «в» вписали.

– Эта фамилия для черепах хороша, – сказал просвещённый Жаб Жабыч. – Чем-то с супом связана.

– А есть красивые фамилии? – спросил папа. – Например Милославский или Шереметьев?

– Есть ещё фамилия Голицын.

– Чем она плоха?

– Она с двумя «ц» написана.

– Это серьёзная ошибка, – согласился папа. – И что, больше ничего нет?

– Есть. Ещё одна фамилия, совсем последняя – Цыплёнок.

– А чем Цыплёнок-то не годится? – удивился папа.

– Тем, что паспортистка приписала к нему «жареный». Берите, если хотите.

Остановились на Голиццыне с двумя «ц». Правда, Жаб Жабыч настоял, чтобы фамилия была сдвоенная: Голиццын-Сковородкин.

После этого начальник торжественно вклеил фотографию Жаб Жабыча, написал место рождения – «Суринам», национальность «пип», расписался и вручил документ счастливому Жаб Жабычу.

Жаб Жабыч не знал, куда деть паспорт. Карманов у него не было, а держать во рту – паспорт расклеится.

Когда они вернулись, мама быстро нашла выход. Она сшила Жаб Жабычу жилетку из парусины и купила летнюю кепочку с карманчиками по бокам.

Теперь он мог носить там не только паспорт, но ещё и ключ от квартиры.

Глава десятая

Жаб Жабыч собирается в спячку

Постепенно наступала холодная осень. Жаб Жабыч становился всё вялее и вялее. Его всё труднее было вытащить из будки. Практически его приходилось вытряхивать и выкатывать.

Как-то раз в один из последних солнечных дней Жаб Жабыч сказал Владику:

– Я всё-таки земноводный. А земноводные зимой спят. Меня пора упаковывать.

– Как? – спросил Владик.

– Очень просто. Твои папа и мама меня уже укладывали. Меня надо положить в коробку из-под телевизора и пересыпать опилками, а весной разбудить, чтоб я не видел этого кошмара.

– Какого кошмара? – удивился мальчик.

– Ну, снега там. Всякой метели.

– Жаб Жабыч, а откуда ты знаешь, что снег и метели – это кошмар? Ты же их никогда не видел.

– А откуда ты знаешь, что тараканы несъедобные? – спросил Жаб Жабыч. – Ты же их никогда не пробовал.

– Это врождённое, – ответил Владик.

– Вот и у меня врождённое!

Раз так, стали готовить Жаб Жабыча к упаковке. Нашли ящик из-под телевизора. Засыпали в него опилки и стружки всякие. И стали ждать первых морозов.

Но тут вдруг всё резко изменилось. Однажды Жаб Жабыч заявил:

– Скоро мы будем прощаться. Я улетаю на юг.

– Как на юг?! – поразился Владик. – Разве жабы на зиму улетают?

– А я не в стае, – ответил Жаб Жабыч. – Я в самолёте. Мы летим с фотографом Стенькиным зарабатывать первоначальный капитал.

– С каким Стенькиным? – спросил потрясённый папа.

– С фотографом. С моим другом. У которого я жил в сарае.

Оказывается, пока папа с мамой были на работе, а Владик стремился к знаниям в школе, к их дому постоянно приходил блудливоватый фотограф Стенькин и уговаривал Жаб Жабыча лететь с ним на юг, работать фотомоделью на пляжах.

– Мы поработаем годик. Зато домой вернёмся на двух «мерседесах». На юге тепло, девушки в купальниках.

Девушки в купальниках Жаб Жабыча не интересовали, а вот «мерседес» его заинтересовал. Он давно хотел сделать Владику какой-нибудь подарок.

Теперь у Жаб Жабыча был паспорт, и ему смело можно было покупать билет на самолёт.

– А как же мы? – спросила расстроенная мама.

– Я скоро вернусь, – успокоил Жаб Жабыч Голиццын-Сковородкин. – Я приеду гордым и богатым.

Теперь это уже был не тот скромный Жаб Жабыч, который сбежал из института генетики и всего боялся, теперь это была важная птица, практически князь. Фамилия Голиццын обязывала.

Как его ни уговаривали, в субботу утром он собрал свои вещи – жилетку и кепочку, взял свои документы – паспорт и таможенную декларацию «За мной следует груз» – и взгромоздился на заднее сиденье подъехавшего такси.

Бедный Владик от такой картины жутко расстроился и чуть-чуть не заплакал. А мама поцеловала Жаб Жабыча в мокрую морду и сказала:

– Возвращайся. Мы всегда тебя ждём.

Без Жаб Жабыча Владику было скучно. Когда он приходил из школы, никто его не встречал. Никто его не обнимал мокрыми руками. Никого он не дрессировал, ни на ком верхом не катался. Жизнь просто опустела.

Владик приставал к родителям:

– Родите мне братика.

– Родите мне братика. Или купите духовой пистолет.

И братика ему не родили, и пистолета не купили – жизнь не удалась. Вся надежда была на весну, на возвращение князя Голиццына-Сковородкина, в просторечии Жаб Жабыча.

Владик ждал весны, как соловей лета.

И вот дни начали длиннеть, ночи уменьшаться. Учителя стали улыбчивыми и нарядными. И в это самое зимне-весеннее время из Крыма из города Ялты пришло письмо.

Глава одиннадцатая

Письмо из города Ялты

Письмо было написано на дохленькой бумажке синей ученической ручкой. Писал не сам Жаб Жабыч, а мальчик, у родителей которого снимал комнату фотограф Стенькин.

Здравствуйте, мои друзья и знакомые!

Живу я хорошо в солнечном городе Ялте. Правда, он совсем не солнечный, потому что всё время идёт снег.

В солнечные дни мы с моим другом работаем на пляже, а когда идёт дождь, начинается война, и все тогда живут в сараях. Мы живём в разных сараях. Мой сарай лучше, потому что он деревянный.

У нас очень хорошая хозяйка. Очень остроумная. Когда идёт мимо меня, она всегда так смешно говорит: «Видеть не могу это чучело!» Хотя меня видно за километр.

Кормят меня хорошо, но невкусно. Мой друг приносит мне из ресторана крабовые очистки. Я немного похудел. Но мой друг меня успокаивает. Он говорит, что похудеть – это поправиться наоборот.

Я дружу с мальчиком Вовой, который сейчас пишет это письмо. Мы с ним ходим купаться по ночам, если тепло. Вова ловит для меня креветок. Это такие вкусные морские тараканы. Они меня очень поддерживают.

На пляже все меня любят, особенно дети. Все со мной фотографируются. Мой друг говорит, что лет за десять я насобираю денег на автомобиль и вернусь к вам на своей машине.

Ещё он хочет, чтобы я был не только фотомоделью, но и ослико-моделью. Он хочет меня запрягать в тележку, чтобы я катал детей.

Я посылаю тебе свою фотографию вместе с Вовой и с нетерпением жду, когда пройдёт десять лет. Вы тоже меня ждите и не забывайте. Я без вас очень скучаю. Иногда даже плакаю.

На фотографии был заснят грустный Жаб Жабыч в обнимку с толстым, добродушным мальчиком. Мальчик был в шортах, коротких сапожках и синей куртке. На Жаб Жабыче почему-то была надета большая женская шляпа.

На обратной стороне фотографии имелась надпись:

«Ваш Жаб Жабыч очень хороший. Приезжайте к нему в родительский день. Вова Новиков».

На конверте был очень простой адрес: «Ялта, ул. Школьная, дом 1».

Владик прочитал письмо и немедленно позвал для совещания ближайших друзей – Витю Верхотурцева и Любу Кукарекову. Они тоже прочитали послание.

– Что будем делать? – спросил Владик. Пока Витя Верхотурцев напряжённо думал, пытаясь найти ошибку в слове «плакаю», Люба Кукарекова с ходу произнесла:

– Надо ехать в Ялту

– Как? – поразился Владик. – Кто ж нам разрешит?

– Никто не разрешит, – ответила Люба. – Мы и не будем спрашивать разрешения.

– А на чём ехать? – спросил Владик.

– На чём угодно, – ответила Люба. – На поезде, на самолёте, на пылесосном мотороллере.

– Но мы ещё маленькие, – сказал Владик. – Пропадём.

– Это тебе так кажется, что мы маленькие, – заметила Люба. – Если втроём поедем, не пропадём.

Люба Кукарекова никогда не теряла ни минуты ни в гостях, ни дома. Не успели ребята оглянуться, как они уже считали свои капиталы и прикидывали свои продуктовые и рюкзаковые возможности.

С рюкзаками всё было в порядке, у каждого имелся свой. С деньгами было хуже. С трудом набрали на один детский билет до Симферополя.

Тогда Любой было принято героическо-историческое решение двигаться автостопом.

– Это как? – спросил заинтеллигентенный Владик.

– А так. Останавливаем грузовик и залезаем в кабину. Шофёр только счастлив: ему одному скучно. Мой папа всегда людей подбрасывает.

– Когда поедем? – спросил насторожённый Витя Верхотурцев.

– Завтра, – ответила ему решительная Люба.

Глава двенадцатая

Бедные родители

На другой день трое родителей, вернувшись домой с работы, нашли на кухонном столе одинаковые записки:

Папа и мама, не беспокойтесь. Мы уехали в Ялту выручать Жаб Жабыча. Владик, Витя, Люба.

Реакции родителей были разными. Владикины папа с мамой долго ошарашенно молчали. Потом мама горестно сказала:

– Я всегда считала, что земноводные до добра не доведут.

– При чём тут земноводные? – сказал папа. – Это не земноводные, это человекообразные!

Он дал маме прочитать письмо мальчика из Ялты. Из этого письма во весь рост вставала неприятная фигура жуликоватого человекообразного фотографа Стенькина.

Мама Вити Верхотурцева заплакала:

– Ой, если он найдётся, я ему и пистолет куплю духовой, и мотоцикл заводной, и жевательной резинки целый килограмм.

Папа Верхотурцев твёрдо принял противоположное решение:

– Если он найдётся, я его выдеру!

В семье у Вити был очень широкий воспитательный диапазон. На любой вкус.

Мама Любы Кукарековой вызвала сына Толика Кукарекова и спросила:

– Кто этот Жаб Жабыч?

По своей привычке на всякий случай врать Толик ответил:

– Не знаю.

Опытная мама Нина Сергеевна дала ему подзатыльник, и он сразу сказал правду:

– Это такая большая говорящая лягушка, которая жила у Устиновых. Её фотограф Стенькин украл.

Даже говоря чистую правду, Толик Кукареков не умел говорить чистую правду. Он не сказал о том, что они крали Жаб Жабыча вместе. Потому что идея ехать в Ялту зарабатывать миллионы принадлежала именно ему, Толику.

Короче, ровно через полчаса все родители встретились в кабинете у инспектора Пистолетова.

– У нас пропали дети. Вот, посмотрите это письмо.

Они показали письмо от Жаб Жабыча, пришедшее из холодного солнечного Крыма.

– А где конверт с адресом? – спросил инспектор.

Конверта не было. Очевидно, конверт ребята взяли с собой.

– Что вы можете предложить? – наседали родители.

– А что я могу предложить? – сказал отважный Пистолетов. – Командируйте меня в Ялту!

Родители переглянулись.

– Какой вы хитрый! – сказал папа Вити Верхотурцева. – В Ялту я и сам могу поехать.

– Вот и поезжайте, – согласился инспектор.

– А если там мафия? – передумал Верхотурцев-папа.

– Тогда командируйте меня.

Пришлось на это согласиться. Конечно, в Ялте больше пользы будет от тренированного милицейского инспектора с пистолетом, чем от неспортивного родителя Верхотурцева с его ремнём.

В этот же вечер командированный Иван Пистолетов вылетел в Крым, имея в кармане фотографии троих детей в разных видах и одну фотографию Жаб Жабыча в фас, которую ему выдали в паспортном столе милиции.

Глава тринадцатая

Автостопом по Европам

Три наших мушкетёра, а вернее, два мушкетёра и одна госпожа Бонасье повышенной активности, при помощи разных автобусов и маршрутных такси сумели-таки выбраться на Симферопольское шоссе.

Они начали голосовать. Первой к ним подъехала роскошная иномарка: то ли «вольво», то ли «мерс», то ли «Зил-112».

– Садимся! – радостно закричал Владик Устинов.

– Ни за что! – осадила его Кукарекова Люба. – Ошибка номер один. Ты что, не знаешь, кто ездит в «мерседесах»?

– И кто же в них ездит? – спросил из окна мордастый, коротко стриженный водитель. Он был такой мордастый, что еле пролезал в окно.

– Всякие типы, – ответила ему смелая Люба. – С которыми лучше не связываться!

– А мне кажется, лучше с такой, как ты, не связываться! – сказал обиженный мордастик и через секунду скрылся за горизонтом.

Следующим к ним подъехал мощный грузовик – то ли «Зил», то ли «КамАЗ».

– Нет, на этот мы никогда не сядем, – сказал Владик.

– Именно на этом мы и поедем, – возразила ему Люба.

– Вам куда, молодые люди? – спросил пожилой брезентовый шофёр.

– Нам в Ялту! – закричал неопытный Витя Верхотурцев.

– Так далеко я не езжу, – сказал шофёр и с рычанием пополз за горизонт.

– Ошибка номер два, – сказала Люба. – Никогда не надо называть всё расстояние. Мы едем до ближайшего населённого пункта.

И вот наконец ещё один «КамАЗ».

– Вам далеко? – спросил пожилой помятый шофёр в меховой кепке.

– Нам до Тулы, – сказала Люба Кукарекова.

– Садитесь, – предложил шофёр, – подвезу. Вы куда едете?

– Не куда, а откуда, – поправила его Люба. – Мы из Москвы едем. Мы в музей ходили.

– В какой такой музей? – спросил водитель.

– В Третьяковскую галерею, картины смотрели, – ответила за всех Люба-путешественница.

Подавленные путешественническим интеллектом Любы, Владик и Витя помалкивали.

– А есть там такая картина «Иван Грозный убивает своего сына»? – спросил шофёр.

– Есть, – ответила Люба. – Конечно, есть.

– Я её никогда не видел. И как же он его убивает?

– Молотком, – ответила Люба. – Он хотел картину повесить на стену, молотком замахнулся. А сын сзади стоял. Он как треснет. Вот сыну и досталось.

– А мне кто-то говорил, что он его посохом убивает.

– Верно, верно, – спохватилась Люба. – Он хотел посохом муху убить на стене, как размахнулся! А сын сзади стоял.

Водитель некоторое время молчал, переживая услышанное. Потом снова спросил:

– А вот такую картину «Грачи прилетели» вы видели?

– А как же, – ответила Люба, – конечно, видели. Там весна нарисована.

– Это художник Саврасов нарисовал, – вмешался грамотный Владик. – Он хорошо природу понимал.

– А правда, что это его последняя картина, что он больше ничего в жизни не нарисовал? – спросил шофёр.

– Как не нарисовал, – обиделась за художника Люба. – Ещё как нарисовал! У него ещё есть картина «Грачи улетели». Там всё то же самое, только грачей уже нет.

Так за разговорами они проехали Тулу.

– Ой, – спохватился водитель, – мы же Тулу пропустили.

– А какая следующая остановка? – спросила Люба.

– Курск.

– Вот и хорошо. Мы там сойдём и пересадку сделаем.

– Но это же трасса, а не метро, – сказал водитель. – Может, вам лучше здесь сойти?

– Ни за что, – ответила Люба. – У меня в Курске бабушка живёт, профессор космонавтики.

Водитель не стал спорить. Он довёз их до Курска, поражаясь образованности и смелости ребят. Накормил их огромным бутербродом, сделанным из целого батона. Дал по кружке кофе из трёхлитрового термоса и попросил передать привет незнакомой Любиной бабушке-профессору.

Ребята помахали ему рукой и принялись ловить следующую машину.

Вдали показался огромный грузовой «Зил».

– А сейчас мы откуда едем? – поинтересовался Владик.

– Не откуда, а куда, – сказала Люба.

– Так куда?

– В Харьков, навестить больного украинского учителя.

Больше они ни о чём договориться не успели. Забрались в предложенную молодым шофёром кабину и рванули.

Владик и Витя всё время судорожно пытались понять: что этот учитель, – сам был украинец или он преподавал у них украинский язык? А если он не преподавал язык, то что он преподавал? И чем он там в Харькове заболел?

А Любу эти вопросы не волновали. Она думала далеко вперёд – о ночлеге. Начинало темнеть, и её тревожил вопрос: есть сейчас снег под Харьковом, или там наступила весна? Не дай бог, чтобы снег начал таять сильно, тогда невозможно будет поставить палатку.

Глава четырнадцатая

В солнечном Крыму и вправду солнечно

Участковый инспектор Иван Пистолетов комфортабельно летел в Ялту на самолёте. Вернее, он летел в Симферополь – сердце Крыма, чтобы оттуда ехать троллейбусом в Ялту.

В аэропорту украинские таможенники с уважением посмотрели на его вооружённую фамилию и даже забыли спросить его про наркотики.

Его печалило только одно обстоятельство – что он был не вооружён, потому что в самолёт оружие брать запрещалось.

«Как же я буду искать детей, – думал он, – когда у меня даже пистолета нет? Да к тому же я и без формы. Слава богу, что в самолёте можно возить милицейские удостоверения».

После долгих размышлений в двухчасовом полёте он приземлился в аэропорту Симферополя и направился троллейбусом в сторону Ялты.

В это время трое наших юных путешественников выходили из леса. Они были помятые, голодные и без палатки. Она за ночь примёрзла, и они не сумели её оторвать.

Владик и Витя Верхотурцев с охотой поехали бы в сторону, обратную Крыму, но под железным взглядом Любы Кукарековой они выпрямились, стали смелее и решительнее и даже криво заулыбались.

Люба уверенно остановила первый же самосвал с двойным прицепом.

– Вам куда, хлопчики? – спросил кучерявый, весь взлохмаченный рыжеватый шофёр. Вместе с ним в окно высунулась такая же взлохмаченная заспанная рыжеватая собака.

– Никуда, – ответила Люба. – Нам нужен нож. Мы два дня консервы открыть не можем.

Она показала ему плоскую банку шпрот и всю в масле толстую банку «Завтрак туриста».

– Так у меня есть открытые! – радостно сказал шофёр. – Хорошо, что Бобику не успел отдать. Давайте мы вместе позавтракаем, а то я всю ночь только ехал.

Он позвал детей в тёплую кабину и вынул столько недоеденных продуктов – ста человекам есть не переесть.

Наши как навалились, помогли водителю! Съели и «Печень трески в масле», и «Кильку в томатном соусе», и «Минтай обыкновенный в салате», а свои «Шпроты в собственном соку» и замасленный «Завтрак туриста» уберегли.

Скоро они дальше поехали. И чем дальше ехали, тем весенней и весенней становились окрестности. Так странно было видеть зелёные поля и расцветающие деревья после однообразных снежных скучных просторов.

Рыжеватый водитель и его рыжеватый Бобик окончательно проснулись, а наши молодые люди, наоборот, крепко-накрепко заснули.

И спали они долго-долго – до самого Симферополя. Проснулись они от жары. И от того, что Бобик их заместо умывальника облизывал. Грузовик стоял на обочине. Рыжеватый водитель спал.

…Ребята выбрались из машины и оказались в центре Крыма. Ни одного родителя, ни одного учителя, ни одного директора школы не было в ближайших ста километрах. Имеются в виду собственные родители, учителя и директора, посторонние не считаются. Это было так удивительно!

Вокруг куда-то спешили занятые своими делами крымчане, и никто не потрясался, увидев на окраине Симферополя совершенно незнакомых троих молодых, слегка помятых людей совершенно из другого города.

Глава пятнадцатая

Всё, что хочешь, есть на пляже: банки и бутылки даже. С удивленьем смотрят турки, как в песке лежат окурки

В Ялте на городской набережной кого только нет. И чего только нет. И люди, и целые экскурсии, и огромное количество ларьков.

Не заходя в гостиницу, Иван Пистолетов начал вживаться в город. Он заходил в каждое кафе, в каждый бар, всовывался в каждый ларёк почти по пояс и, показывая фотографии ребят, спрашивал:

– Вам не знакомы эти ребята? Они должны появиться в Ялте.

– Нет, не знакомы. Наверное, ещё не появились, – одинаково отвечали и ларёчники, и бармены, и официантки.

Тогда он сообразил, что надо показывать фотографию Жаб Жабыча. Дело пошло веселее.

– Да у нас в налоговой инспекции один точь-в-точь такой сидит! – сказала первая же официантка.

Швейцар из гостиницы «Ялта» долго рассматривал фотографию, а потом произнёс:

– Это же кандидат в городскую думу Пилипенко! Им у нас все стенки заклеены.

Только третий опрашиваемый – водитель экскурсионного автобуса – наконец дал правильный ответ:

– Да это чучело у нас на массандровском пляже тележку катает.

– Где этот массандровский пляж? – спросил Пистолетов.

– В Массандре, там, где детский санаторий. А иногда с ним на морском вокзале отдыхающие мужики фотографируются.

– Зачем?

– Чтобы жён успокаивать.

– Как успокаивать?

– А так. Фотограф надевает на эту лягушку женскую шляпу и всех желающих снимает. Мужики фотографируются и фотографию домой шлют. Вот, мол, смотри, дорогая жена, больше и погулять в этой Ялте не с кем, кроме как с этой чучелой в панаме. И все остальные тётки на набережной не лучше.

– И что?

– Жёны сразу успокаиваются. Ясно, с такими подружками муж долго дружить не будет. Скоро домой вернётся.

«Хорошая мысль, – подумал Пистолетов. – Надо будет мне мою Марусю тоже так успокоить. Я обязательно с этим Суринамским Пипом сфотографируюсь».

Где-то в глубине души ему даже стало жалко Жаб Жабыча. Ещё бы, только что ему выдали паспорт, сделали гражданином, а теперь он тележку катает.

«Ну и что? – думал про себя Иван. – Если ему так хочется, пусть катает».

Вот он бы, Иван Пистолетов, ни за что бы тележку катать не стал. Даже если бы его попросил об этом в форме приказа его любимый начальник Т. Т. Бронежилетов.

И он направился к массандровскому пляжу.

Наша великолепная троица в это время нашла Школьную улицу и разыскивала Вову Новикова – нового друга Жаб Жабыча. Дом номер один был очень большой, целых три этажа, а номер своей квартиры в письме Вова не указал.

Люба Кукарекова действовала не хуже Ивана Пистолетова. Она достала фотографию мальчика в объятиях Жаб Жабыча и стала опрашивать местную молодёжь на предмет, не знают ли они этого юношу в синей куртке и сапожках.

Первая же девочка с лопаткой, которая трудилась в песочнице, дала показания, что этого мальчика знает. Что он живёт в квартире номер четыре на втором этаже с балконом. К нему ещё вот эту толстую лягушку приводят на поводке.

Всё сходилось. Люба, Владик и Витя Верхотурцев направились в квартиру номер четыре.

Несмотря на ранний час, мальчик Вова оказался дома, а не в школе. На радость Владика, Любы и Вити, он прогуливал.

– Это твоя фотография? – спросила его Люба.

– Моя, – ответил толстый мальчик. – Да вы входите.

– Ты Вова?

– Вова.

– Почему ты не в школе? – спросил Владик.

– Мне мама утром сказала: «Пока всё вот это не будет съедено, из дома не выходить!» – Мальчик показал на две котлеты в тарелке, холодную яичницу на сковороде и большую кружку молока на столе.

– Давай мы тебе поможем, – предложил Витя Верхотурцев.

И в три минуты проблема с выходом из дома была решена: всё было съедено подчистую.

Вова рассказал им, что фотограф Стенькин безжалостно эксплуатирует Жаб Жабыча и что его надо спасать.

– А как? – спросил Владик.

– Надо его похитить из сарая. На ночь фотограф запирает его на большой замок.

– А где мы возьмём ключ? – спросила Люба.

– У него в пиджаке. Он же снимает комнату у нас в квартире. А пиджак на вешалке висит.

Несмотря на свою толстоту, этот мальчик был достаточно разумен.

Глава шестнадцатая

Жаб Жабыч работает фотомоделью, а милиционер пистолетов попадает в милицию

Мощный милицейский интеллект инспектора Пистолетова подсказывал ему, что ребят найти в большом городе вовсе не просто. Проще отыскать Жаб Жабыча и сделать около него засаду. Ребята рано или поздно доберутся до Ялты и тоже выйдут на своего земноводного приятеля. Тут-то он их и схватит.

Жаб Жабыча он отыскал очень легко. В Ялте его знал каждый. Первую половину дня Жаб Жабыч катал на массандровском пляже вдоль моря детей в тележке. Он полуплыл, полупрыгал.

Жарило солнце. Море плевалось светом. Волны набегали на тележку. От Жаб Жабыча летели брызги. Дети радостно кричали. Фотограф Стенькин собирал деньги.

– Граждане, прошу вас катать детей! Лучший в мире аттракцион – езда на суринамской пипе. Многие катались на лошадях, многие – на слонах и верблюдах, а на пипах не катался никто!

К вечеру Стенькин с Жаб Жабычем перемещался на площадь около морского вокзала.

Там в это время всегда толпилась толпа. Всем хотелось сфотографироваться в обнимку с говорящей лягушкой в панаме. А некоторые, особенно ретивые, просили, чтобы Жаб Жабыч их на фотографии целовал.

– Граждане! – кричал фотограф Стенькин. – Прошу вас фотографироваться с говорящей суринамской пипой. Многие фотографировались с президентами, с товарищами Клинтоном и Черномырдиным, но с говорящей пипой не фотографировался никто!

И люди валом валили к фотографу Стенькину. Инспектор Пистолетов за всем этим внимательно наблюдал. Он заметил, что Жаб Жабычу всё это не нравилось. Он заметил, что, едва фотограф Стенькин набирал некоторую сумму дохода, к нему подходил какой-то полубритый обалдуй в кожаной куртке и забирал часть денег.

В общем, инспектор Иван Пистолетов прилип к фотографу и решил ни на шаг не отходить от него, пока не выловит детей.

Он только отошёл от фотографа на пять минут, чтобы отправить в Москву телеграмму.

В Ялтинском главпочтамте он взял телеграммный бланк и написал такой текст:

Кое-кого нашёл, кое-кого ищу. Прошу срочно выслать деньги на приобретение четырёх билетов на самолёт. И. Пистолетов.

Он написал адрес Владика Устинова и подал телеграмму в окошко. Из окошка ему радостно заулыбались.

Когда инспектор Пистолетов выходил из здания главпочтамта, к нему сзади подошёл очень плотный человек в плаще, с руками в карманах, и тихо сказал:

– Руки вверх! Вы арестованы.

Бедного Пистолетова куда-то увели.

Тем временем дети крутились возле сарая, в котором обычно жил Жаб Жабыч.

Упитанный мальчик Вова раздобыл второй ключ, и ребята вошли внутрь.

Люба Кукарекова открыла задвижки у окна, и теперь в любое время они свободно могли забраться в сарай.

Вдобавок мальчик Вова вытащил из парадного пиджака жильца – фотографа Стенькина – паспорт Жаб Жабыча, и теперь в любое время они могли безболезненно покинуть Ялту.

Приближался вечер.

– Где мы будем ночевать? – спросил изнеженный Владик.

– Только здесь, в сарае, – ответил Новиков Вова. – Больше негде. Я вам сюда одеяла принесу.

Он действительно притащил одеяла и запас еды.

– У нас в этом сарае в сезон десять студентов умещается. А зимой мы здесь козу держим.

– А где коза сейчас?

– На балконе, здесь холодно. Пуховая. Её Белка зовут.

После небольшого совещания, проведённого под председательством Любы, выработан был такой образ действий. Ребята гуляют по Ялте дотемна. Когда фотограф Стенькин приведёт Жаб Жабыча в сарай, ребята забираются туда и договариваются с Жаб Жабычем о побеге.

С первыми лучами солнца они грузят Жаб Жабыча на тележку, в которой он катает детей, и выезжают на трассу. Там они ловят самосвалы и автостопом добираются домой.

– А сейчас вперёд, – сказал Во-ва Новиков. – Я покажу вам домик Чехова.

Глава семнадцатая

Большой побег из сарая и стычка в симферопольском аэропорту

Поздно вечером фотограф Стенькин прикатил Жаб Жабыча на тележке к сараю. Он поставил перед ним миску с объедками из ресторана «Ливадия», потрепал его по голове и сказал:

– Отдыхай, усталый друг мой. А я пойду ещё поработаю.

Он запер сарай на большой висячий замок и ушёл ужинать и спать. Когда в его комнате погас свет, Владик тихонько открыл окошко в сарай и забрался туда. Уставший Жаб Жабыч дремал на сене с клешнёй краба во рту.

В неярком свете луны блеснула яркая слеза у него на длинных ресницах.

– Жаб Жабыч, – тихо позвал Владик. – Жабчик!

Жаб Жабыч повернул к нему лицо и даже засветился весь целиком от радости.

– Владик, – сказал он, – ты тоже здесь на «мерседес» зарабатываешь?

– Нет, – ответил Владик. – Я приехал тебя спасать.

Тут в окошко залезли другие ребята, в том числе Вова, и они провели с Жаб Жабычем агитационную беседу.

Они рассказали ему, как фотограф Стенькин его эксплуатирует.

Как он его обманывает и как плохо кормит. И впервые в жизни Жаб Жабыч почувствовал, что он сердится. В нём стал вскипать гнев. А так как Жаб Жабыч был практически хладнокровный, гнев в нём вскипал очень медленно. Примерно на два градуса в час.

Потом ребята залезли под одеяла, а Вова ушёл спать домой. Он положил под подушку будильник, с тем чтобы разбудить ребят ровно в пять часов утра.

Когда человек с руками в карманах плаща сказал Ивану Пистолетову, что он арестован, Иван был просто потрясён.

– Как арестован? Как так арестован? – закричал он. – Я же сам из милиции.

– А вот мы сейчас разберёмся, откуда ты, – сказал плащевой человек. – А ну, вперёд!

Ивана Пистолетова отвели в специальную комнату на почте, и главный почтовый (а может, не почтовый) начальник спросил:

– Объясните, для чего вы собираетесь приобрести четыре пистолета и у кого?

– Какие четыре пистолета?! – закричал инспектор.

– А вот какие! – зловеще сказал начальник. – Это ваша телеграмма? – Он показал телеграмму, которую Иван только что отправил своему руководству.

– Моя.

– Здесь чёрным по белому написано: «Прошу срочно выслать деньги для приобретения четырёх билетов и пистолетов».

– Не «и пистолетов», – сказал Иван, – а «И, точка. Пистолетов».

– Вот я и говорю, – сказал начальник, – пистолетов и точка.

– И. Пистолетов – это я! – закричал инспектор. – Это моя фамилия такая: Иван Пистолетов.

Начальник почты никак не мог поверить, что у человека может быть такая необычная фамилия. Вот, например, у него, у начальника почты, простая фамилия: Сосновский. У его заместителя фамилия ещё проще: Подсосенский. А чтобы фамилия была Пистолетов, такого быть не может. Поэтому Ивана Пистолетова продержали под пистолетом в милиции до самого утра.

И только утром, когда из Москвы пришёл ответ на запрос, участкового инспектора Ивана Пистолетова отпустили.

– Вы же мне всю операцию сорвали! – кричал он на ялтинскую милицию. – Где я теперь буду искать фотографа Стенькина с его дрессированной жабой?

– Та ладно, та не переживайте вы так, – успокаивал его начальник, смягчившись. – Та не убивайтеся. Мы вас мигом довезём до того Стенькина. Ялтинская милиция всё про всех знает. Через пять минут будете у того сарайчика, где той москаль свою скотинку держит.

И точно, Ивана Пистолетова посадили на мотоцикл и повезли вверх по дороге в сторону улицы Школьной, дом 1.

Вова Новиков разбудил ребят и Жаб Жабыча вовремя, как договаривались, в пять часов утра. Они быстро вскочили, погрузили Жаб Жабыча в его рабочую тележку и поехали со двора.

Было тихо. Только где-то вдалеке на подъёме надрывался мотоцикл и вовсю блеяла глупая пуховая коза на балконе.

– И чего она орёт как ненормальная? – спросила Люба Кукарекова. – Всех людей перебудит.

– Она Жаб Жабыча не любит. Она боится, что он к ней на балкон запрыгнет и всё сено съест. Ну всё, до свиданья.

Как только ребята вышли с Жаб Жабычем на асфальт, к ним подлетел милицейский мотоцикл.

– Ага, попались! – сказал им инспектор Иван Пистолетов.

– Ой, дядя Ваня участковый! – радостно закричал Владик. – Вы тоже здесь?!

Мальчик и решительный милиционер стали обниматься.

– Он что, тоже на «мерседес» зарабатывать приехал? – тихо спросил Жаб Жабыч Любу Кукарекову.

– Не знаю. Но мы от него на орехи заработаем! – так же тихо ответила Люба.

– Я орехов не ем, – сказал ей Жаб Жабыч. – Лучше, чтоб на креветки заработали.

В аэропорту города Симферополя шла посадка на самолёт, следующий рейсом 10–11 в 11–10 на Москву. Жаб Жабыч и трое детей ждали инспектора с билетами и ели пирожки на лавочке в скверике.

Вдруг возник фотограф Стенькин.

– Ага, попались, – злорадно сказал он. – Хотели моего напарника украсть, моего друга! Отдавайте!

– Он у вас не напарник. Он у вас раб! – смело сказал Владик Устинов.

– Мы его вам не отдадим! – добавил Витя Верхотурцев. – И не мечтайте. Это наш друг.

– Я сейчас позову милицию, – заявил фотограф Стенькин. – Она вам покажет!

– Не надо звать милицию. Я и есть милиция! – сказал подоспевший инспектор Пистолетов. – Они вам его не отдадут.

Он показал Стенькину удостоверение.

– Тогда я мафию позову, – сказал Стенькин.

Из кустов вышел здоровый бугай с чугунным затылком и в кожаной куртке.

– Не надо звать мафию. Я и есть мафия. Кто тебя обижает? – спросил он фотографа.

– Вот эти, – показал фотограф на детей и милиционера.

– А ну пошли отсюда вон! – приказал громила. – А то как дам по башке! – Он достал из штанов гантелю.

– Руки вверх! – приказал Пистолетов и направил на бандита красное удостоверение.

Бандит размахнулся гантелей. Ещё секунда – и инспектор упал бы на землю без сознания (но с огромной шишкой). Тут сверкнула зелёная молния, и гантеля была вырвана из рук хулигана. Это Жаб Жабыч стрельнул в него своим клейким языком.

Бандиту не повезло. На его несчастье сегодня ночью Жаб Жабыч впервые в жизни начал сердиться. В нём стал вскипать гнев. К моменту прибытия в аэропорт гнев кипел уже на полную катушку.

– Ах ты, пучеглазое чучело! – крикнул бритоголовый. – Да я тебя!..

Он схватил двумя руками лавочку и поднял её над головой. (Люба едва успела с лавочки спрыгнуть.) Тут же ему прямо в лоб влетел тяжёлый резиновый кулак языка Жаб Жабыча.

Жулик рухнул на землю. Мозгов у него было не очень много, но, видно, кое-что ещё оставалось. Потому что первое, что он сказал, было:

– Понял… Больше не буду.

– В следующий раз я с тобой ещё не так разделаюсь, – пригрозил ему решительный милиционер Пистолетов.

И они все вместе: инспектор Иван Пистолетов, Жаб Жабыч Голиццын-Сковородкин и трое детей – направились на посадку.

В самолёте стюардесса смотрела кто как сидит: кто пристёгнут, кто нет, – и разносила на подносе сосучие конфеты.

– Граждане пассажиры, пристегните свои ремни. Граждане пассажиры, «Аэрофлот» угощает вас минеральной водой и конфетами. Конфеты очень полезны при взлёте.

Все пассажиры охотно угощались.

Жаб Жабыч сидел последним. Не дойдя до него, стюардесса остановилась:

– Ой! Я его боюсь. Он очень страшный. В Симферополь эту репу с глазами везли в наморднике.

Она попятилась назад со своим подносом. И тут сверкнула зелёная молния, и липкий язык Жаб Жабыча аккуратно скользнул по подносу. Все конфеты до одной прилипли к нему.

– Спасибо, милочка, – вдруг сказал он. – Воды не надо!

Жаб Жабыч явно начал расти. Он делал первые самостоятельные шаги.

КОНЕЦ

Глава первая

Твёрдое решение Жаб Жабыча

Надо же такому случиться: Жаб Жабыч решил обзавестись семьёй. Он так прямо и заявил родителям Владика:

– Хватит мне жить одному, хочу тоже иметь семью… Сына там или дочку.

Папа Владика, Павел Павлович Устинов, был потрясён. Он пять минут открывал и закрывал рот. Потом спросил:

– И как это ты себе представляешь?

– Очень просто, – ответил Жаб Жабыч. – Я себе щенка заведу.

Папа облегчённо вздохнул.

– И какого?

– Чёрного терьера.

– Да он же в два раза больше тебя! – поразился папа.

– Именно это мне и нравится, – ответил Жаб Жабыч. – Владик уже согласен.

Владик – это десятилетний сын Павла Павловича.

– Да ты знаешь, сколько он стоит! – заволновался папа. – Да ты знаешь, сколько он ест! Да ты знаешь, как его воспитывать!

– Знаю, знаю, знаю, – спокойно отвечал Жаб Жабыч. – А чего не знаю, прочитаю в книжке.

– Как прочитаю? Ты же читать не умеешь!

– Во-первых, умею, – возразил Жаб Жабыч. – А во-вторых, Владик поможет. И насчёт денег не беспокойтесь, – успокоил Жаб Жабыч папу. – Мы возьмём какого похуже. Самого дешёвенького.

«Ну уж нет, – решил про себя папа. – Если брать, то самого лучшего».

На этом он и попался, потому что уже начал немного думать в сторону «если брать».

С этим он явился к маме Лене:

– Мама, я тебя поздравляю. У тебя скоро будет прибавление в семье.

– Как?! – вскинулась мама. – В каком смысле?

– А так, – ответил папа. – В таком смысле: Владик с Жаб Жабычем решили собаку завести.

– Ну, ладно, – сказала мама, – Владик ещё ребёнок. А Жаб Жабыч – он-то солидный чело… То есть он-то солидный госпо… то есть гражда… То есть он-то – солидный экземпляр. Он-то о чём думает?

– Он только о том и думает, как бы собаку завести, – объяснил папа.

– Ну, хорошо, – сказала мама. – А где она будет жить?

– Ты у меня спрашиваешь? – удивился папа. – Ты у него спрашивай.

К допросу позвали Жаб Жабыча. Он немедленно пришлёпал. У него всё было продумано. Жить щенок будет с ним в будке. Есть будет специальную кашу и всё, что остаётся со стола. Он будет охранять дом, пока Жаб Жабыч будет ходить в школу или в институт. Звать его будут Ква-Ква.

– Как, как? – удивилась мама.

– Ква-Ква. Очень хорошее имя для собаки.

– Может быть, Гав-Гав? – с некоторой надеждой спросила мама.

– Нет. Ква-Ква. Это уже решено, – упёрся Жаб Жабыч.

Папу удивило другое.

– А в какой институт ты собираешься ходить? – спросил он Жаб Жабыча.

– В юридический.

– А школу ты закончил?

– Это уже детали. Если не закончил, значит, закончу. Я буду защищать права животных.

Глава вторая

Поиски собаки по газетам

Против Владика мама с папой ещё могли бороться, но против Владика вместе с Жаб Жабычем это было бесперспективно. Поэтому мама принесла из своей библиотеки газету «Из рук в руки» и стала читать объявления о собаках:

– «Продаются щенки русской борзой. Мать – чемпионка породы борзых – Стрела. Отец – чемпион породы такс – Коренас».

– Вот это собака! – сказал папа. – И за зайцем может, и в нору пойдёт.

– Боюсь, что ты ошибаешься, – сказала мама. – Такая собака и за зайцем не может, и в нору не пойдёт. Смешанные породы самые неудачные.

Папа стал смотреть дальше:

– «Ожидаются щенки тибетского терьера. Малогабаритная домашняя собака, способная находить дорогу в горах».

– Меня привлекает её малогабаритность, – сказала мама.

– А меня – способность находить дорогу в горах, – заметил папа.

– Почему? – удивилась мама.

– Я себя в горах неуверенно чувствую, – объяснил отец.

Но Жаб Жабыч и Владик заявили:

– Нет, вы про других собак лучше и не читайте. Читайте только про чёрного терьера.

И папа перешёл к разделу «Большие собаки».

– «Бесплатно предлагается щенок чёрного терьера всякому, кто вернёт деньги за съеденные сапоги (пять пар), погрызенную гитару (от Соколова) и десять метров сжёванных шёлковых гардин (персидских)».

– Это ж даром! – сказал Жаб Жабыч.

– Почему? – удивились все.

– Потому что съеденные сапоги и погрызенная гитара ничего не стоят. А жёваные гардины вообще не в счёт. Кому они нужны, хоть они и персидские.

– Может быть, – согласилась мама. – Может быть, для кого-то они не в счёт. Но если у меня съедят пять пар сапог, одну гитару и десять метров шёлковых гардин, я буду просто разорена.

– Кто же у тебя их съест? – спросил папа.

– Тот бесплатный щенок, которого хочет взять Жаб Жабыч.

– Ладно, ладно, – успокоил маму папа. – Не будем брать бесплатного, возьмём за деньги.

Видно, собачье-щенячья коалиция в семье крепла прямо на глазах. Вот уже и папа включился.

Наконец папа нашёл то, что нужно:

– «Клуб военного служебного собаководства раздаёт в надёжные руки щенят породистых служебных собак: немецких овчарок, чёрных терьеров и московских сторожевых. За собаками будет наблюдать хорошо обученный инструктор. В случае начала военных действий собаки немедленно переходят в собственность Министерства обороны». Ну как? – спросил папа.

– В этом что-то есть, – ответила мама.

– Таких щенков надо раздавать не только нам, но и противникам, – сказал Жаб Жабыч.

– Почему? – удивились все.

– Тогда войны не будет. Все будут бояться отдавать собак.

– Пока противникам их ещё не раздают, надо скорее брать щенка, – решила мама.

И в первую же субботу с утра папа, мама, Владик и Жаб Жабыч отправились в военный собачий питомник «Красная Звезда».

Глава третья

Поездка в собачий питомник

Они приехали к питомнику на папином «Москвиче» и сразу догадались, что это тот самый питомник и есть. Потому что на воротах были прикреплены две красные звeзды, из-за ворот нёсся жутко громкий собачий лай, а на калитке висела табличка:

Осторожно, злые собаки. 100 шт.

Жаб Жабыча решено было оставить в машине на всякий случай. Хотя про Жаб Жабыча несколько раз писали в газетах, не все люди ещё к нему привыкли. И неизвестно было, как на него среагируют военные собаки, 100 шт. (Обычные, невоенные собаки при виде Жаб Жабыча зверели и бросались его кусать. Может, именно поэтому он и решил обзавестись своим собственным собачьим телохранителем.)

Очень серьёзный военный человек с автоматом, наверное, солдат, спросил, что им нужно.

Папа просто, по-военному ответил:

– Щенки.

Солдат позвонил куда-то по телефону и сказал папе, маме и Владику:

– Проходите.

Навстречу к ним вышел военный человек в офицерской шинели и в белом халате под ней. Это был доктор по собакам Ричард Жулицкий. Он сказал:

– Пройдёмте в щенячье отделение.

Они вошли в ворота и увидели вдоль забора много-много собачьих вольер. В каждой сидела, вернее, металась из стороны в сторону огромная собака, вернее, собачища.

Все собачищи были одна страшнее другой, и все за что-то очень злились на папу, и маму, и Владика.

– Вы уверены, что они нас не съедят?

– Совсем не уверен, – успокоил её военный доктор. – Это собаки повышенной злобности – наша гордость. Но если на вас надеть военную форму, они сразу успокоятся.

Дальше папа, мама и Владик шли, слегка прячась за военного.

…В щенячьем отделении было весело. Пахло собачьими письками и дезинфекцией. Толстые лохматые щенки прибежали к низенькому заборчику и сразу стали лизать руки гостей.

Все они были один толще другого и один лучше другого. Мама сразу поняла, что без щенка они отсюда не уйдут.

Папа спросил у собачьего офицера:

– Скажите, и все эти щенки военнообязанные?

– Ну да, – ответил военный.

– А если у собаки близорукость, или плоскостопие, или там повышенная криволапость, например? Их всё равно берут в армию?

– С такими дефектами в армию даже людей берут, – сказал военный, – не то что собак! Выбирайте щенка – вам сучка или кобелёк?

– А если у нас щенки родятся, – допытывался папа у доктора, – они тоже будут военнообязанные?

– Нет, они будут непризывными, – ответил Ричард Жулицкий. – Они будут вашими собственными.

– А когда собаки в армии служат, – спросила мама, – им звания дают?

– Какие звания? – удивился доктор.

– Например, терьер-лейтенант, или овчар-полковник, или доберманмайор.

– Нет, – начал сердиться военный. – Не дают им звания. Им кашу с мясом дают и кости. Они их лучше любого звания любят. Выбирайте щенка!

В это время Владик углядел толстопятого красивого чёрного щенка с широкой грудью, наклонился через заборчик, чтобы поднять его, поднял и от тяжести щенка свалился за забор.

Щенки бросились врассыпную.

– Я хорошо знаю, как собак выбирают, – сказал папа. – Сейчас кто первый подойдёт к нам, тот и будет наш.

Толстопятик подошёл первым.

Военный доктор осмотрел его, взвесил на специальных медицинско-собачьих весах и стал выписывать документ.

– Какое имя будет у щенка? – спросил он.

– Ква-Ква, – ответил папа.

– Чего?

– Ква-Ква.

– Вы что, лягушку берёте или собаку?

Папа, мама и Владик молчали.

– Чёрный терьер – это очень серьёзная порода, – сказал военный, – и имя у собаки должно быть серьёзным. Джульбарс, например, или Цезарь, или уж в крайнем случае Барон.

– Пусть будет Барон, – согласился папа.

– Папа, – тихо сказал ему Владик, – а как же Жаб Жабыч?

– Ничего, – тихо ответил па-па. – По-настоящему он будет Ква-Ква, а Барон будет его псевдоним.

Так щенка и записали в щенячий паспорт – Барон.

Со щенком на руках папа, мама и Владик вышли через ворота к машине и Жаб Жабычу.

– Кто это? – спросил Жаб Жабыч.

– Это Ква-Ква, – ответил папа.

– Да он больше Владика! – удивился пип.

– Сейчас все Ква-Ква такие, – сказал папа. – Других не бывает.

Жаб Жабыч погладил щенка по голове, а щенок радостно облизал влажную Жаб Жабычеву лапу. Потом он извернулся и облизал физиономию Жаб Жабыча.

– Принято, – сказал Жаб Жабыч. – Поехали.

Папа дал газу.

Глава четвёртая

Ква-Ква, голос! Ква-Ква, след!

Хорошо, что будка у Жаб Жабыча была большая, просто огромная. Они со щенком свободно там поместились. Хорошо, что весна была на дворе и им там не было холодно. Хорошо, что папа не вмешивался в воспитание щенка. Потому что Жаб Жабыч всё делал неправильно. Вернее, не по правилам.

Первым делом он решил научить щенка плавать.

Он налил большое количество воды в корыто и пустил туда Ква-Ква. Ква-Ква встал на задние лапы и плавать не собирался.

Тогда Жаб Жабыч его хорошенько вымыл и сказал:

– Я буду учить его ходить по следу.

– Не рано ли? – поинтересовался папа. – Собак надо обучать после года.

– Это смотря каких, – ответил Жаб Жабыч. – Некоторых можно учить значительно раньше. Дайте мне немного пахучей колбасы.

Мама нашла ему колбасу, оставшуюся после вчерашнего завтрака, и Жаб Жабыч приступил к дрессировке.

Он запер Ква-Ква в доме, вынес на улицу пакет с колбасой, тщательно натёр колбасой все свои четыре лапы и ушёл за угол дома.

Оттуда он закричал Владику:

– Выпускай!

Пакет с остатками колбасы остался на собачьем домике Жаб Жабыча.

Владик открыл входную дверь и выпустил Ква-Ква.

Ква-Ква оказался замечательным следопытом. Он с ходу отыскал пакет с колбасой и тут же съел всю колбасу вместе с пакетом.

Потом он побежал по следам Жаб Жабыча. Отыскал своего хозяина, перевернул его носом на спину и начал облизывать его лапы. Жаб Жабыч хохотал от этого как ненормальный.

– Ну и Ква-Ква! Вот так Ква-Ква! Вот так умница! Нашёл меня всё-таки.

На этом первая тренировка хождения по следу была окончена. Приступили к тренировке по запряганию и тасканию тележки.

В дрессировке Жаб Жабыч был упорен и туп. В Америке говорят: «Чем глупее фермер, тем крупнее картошка». Если бы Жаб Жабыч был фермером, у него бы был самый крупный картофель в Америке. Настолько он был упрямым.

Утром он брал тележку (ту самую, трофейную, которую привезли из Ялты), запрягал в неё лохматого Ква-Ква и, помахивая прутиком, выезжал на улицу.

Через полчаса, как правило, Жаб Жабыч возвращался обратно. Он уже сам катил тележку, а в ней лежал уставший щенок с высунутым языком. И оба были несказанно счастливы.

– Какой ты у меня молодец! – говорил Жаб Жабыч щенку и целовал его в нос.

– Да и ты у нас неплох! – вилял в ответ хвостом Ква-Ква.

Так как Жаб Жабыч не был особенно занят ничем, он всё дрессировал и дрессировал Ква-Ква. Дрессировал утром, дрессировал днём, дрессировал вечером.

Он дрессировал щенка по книжке и по собственным понятиям. И скоро Ква-Ква научился подавать голос, рычать на посторонних, охранять оставленные вещи и ходить по следу.

Жаб Жабыч научил его лежать, ползти, приносить разные предметы, узнавать своих и чужих. И многому-многому другому. Оставалось только научить щенка задерживать нарушителя.

С этим возникли трудности, потому что никто не хотел быть нарушителем. Никто не хотел быть преступнико-моделью.

Потому что начнут на тебя натаскивать собаку для тренировки, наденут на тебя телогрейку, ватные брюки, варежки и выпустят Ква-Ква. Ты должен будешь пугать его, рычать на него, топать ногами, чтобы развивать в нём сердитость на посторонних, чтобы он на тебя бросался и задерживал.

Всё вроде бы правильно – ты помогаешь товарищу. Только Ква-Ква запомнит твой запах, и уже после этого ты спокойно мимо дома Устиновых не пройдёшь. Тебя сразу начнут кусать, на тебя будут бросаться, рвать на тебе брюки или пальто. И ни за что ты не докажешь Ква-Ква, что ты ему друг, а не портянка.

Ты ему говоришь:

– Ква-Ква, это я! Я – Петя!

А он хвать – и оторвал у тебя штанину.

Ты ему говоришь:

– Ква-Ква, я хороший.

А он хвать – и оторвал вторую. Так ты и пойдёшь домой в полушортах-полуплавках. А если дело зимой? Сначала Жаб Жабыч уговаривал одноклассника Владика Витю Верхотурцева поработать с Ква-Ква. Потом одноклассницу Владика Любу Кукарекову. Оба наотрез отказались.

С трудом Жаб Жабыч с Владиком уговорили противного брата Любы Кукарековой Толика Кукарекова за небольшие деньги попугать Ква-Ква.

Толик пошёл вдоль забора дома Устиновых и стал стучать толстой палкой по штакетнику. Ква-Ква подбежал, схватил палку зубами и перекусил, как сухую макаронину.

Толик всё понял и когда подошёл к концу участка, то не стал заворачивать за угол и снова стучать по забору. Он так и пошёл по прямой всё дальше и дальше, к своему собственному дому.