Будь моей жертвой бесплатное чтение
Глава 1
Виталий тоскливо глянул на женскую сумочку. Та валялась на заляпанном жиром столе, раскинув ручки, и укоряла всем своим несчастным видом. Молния разломана, не хватает заклепок на потертом ремешке. Старье! Сдалось оно Сашку…
Внутри ничего «вкусного», сплошное бабское барахло. Помада, влажные салфетки, прокладки. О, кошелечек. А в кошелечке три тысячи рублей. Виталий огляделся, словно в его берлоге находился кто-то чужой. Неуверенным движением выхватил пять бумажек по сотне, но, подумав, положил две обратно. Сашок не вспомнит о пропаже трехсот рублей. А значит – и не осудит.
Лет пять назад Виталий дал бы фору любому карманнику. Как он мастерски тягал кошельки у зазевавшихся девах – песня. Днище сумки прорезал в секунду, из карманов доставал мобильные. В общем, виртуоз. Но когда это было… Сейчас он никто, и руки его тряслись, и ум потерял былую ясность.
Оттого вдвойне приятнее, что это дело он провернул без сучка, без задоринки.
Вот бы стать как Сашок. Деньги грести лопатой, пользоваться успехом у девок. Нынче успех Виталий имел лишь у страхолюдины-Нинки, да и то потому что разрешал ей ночевать в своем доме. Бездомная Нинка появилась у него месяц назад и за теплый кров была готова на всё. С мордой ей не повезло, а вот тело досталось знатное. Моделям бы такую талию, бедра, осанку. Тело возбуждало Виталия, а на рожу он старался не глядеть.
Неделю назад Сашок нагрянул с неожиданной просьбой: стянуть у конкретной девчонки сумочку. Раньше бы Виталий стянул и не задумался, но теперь-то он не тот стал. Стар и дряхл. Он недавно попытался по старой памяти стянуть у бабы какой-то кошель, а та ор подняла, еле ноги унес.
Виталий про Сашка всё знал. Про его темные делишки. Сашок казался парнем положительным: спокойный, рассудительный, со связями. Ходил в отглаженном пиджаке и пах туалетной водой. Он уехал из родного Смоленска и открыл свое дело. Весь такой чистенький. Да только Виталий был в курсе правды. И фото у него имелись разоблачающие. Он так Сашку и сказал, когда тот попытался угрожать:
– Пристукнешь меня – мои собутыльники фото эти отдадут куда следуют. И всё, хана тебе.
Это он, конечно, по-дружески так припугнул. С тех пор Сашок подкидывал Виталию монетку-другую на прожитье. Не бросал друга, так сказать. А тут ещё и работку предложил. Вот так новость!
Сашок сидел посреди вонючей кухни в своем шикарном костюме, а Виталий смотрел на него по-хозяйски. Что, ко мне пришел? Некуда больше деться, да?
– Зачем тебе я, а?
– Ну а кто ещё? – сказал Сашок, отпихивая ногой пустую бутылку; та, звякнув, откатилась к переполненному мусорному ведру. – Ты в этом спец, профи, знаток. А дело пустяшное. Я с подружкой разругался. Мы сюда за шмотками приехали, я ей мир показать решил. А эта неблагодарная нашла в моем мобильнике какую-то переписку, оскорбилась и собралась уехать в свой Задрипинск. Свистни у нее документы, она как миленькая приползет обратно. Кто её пустит в поезд без паспорта? Останется тут, прибежит ко мне. Я побегу искать злодея. Ну, найду тебя, – он заулыбался, – отберу сумку и принесу своей принцессе. Вуаля, мир восстановлен, рыцарь прощен.
– У меня не получится, – засомневался Виталий. – Я сто лет уже не практиковался.
Надо бы заставить Нинку прибраться, а то аж гнилью несет из помойки. Перед другом стыдно.
– Я в тебя верю.
Итак, девица приезжала на вокзал около часа ночи. Одета должна быть в бежевую куртку и голубые джинсы в обтяжку. На шее шарф ярко-синий. Сама тощая, высокая брюнетка.
– Ну а вдруг не получится? – не унимался Виталий. – Что тогда?
– С меня сорок тысяч рублей, – парировал Сашок.
Виталий подавился возражением. Можно неделю-другую не считать копейки, а вовсю гулять! Забыть о бомж-пакетах и дешевых консервах, накупить деликатесов и качественной водки. Даже Нинку приодеть во всё новенькое. Бабы любят шмотки, за них они на такое готовы… Виталик мечтательно улыбнулся.
– По рукам, – улыбку Сашок принял за согласие. – Заеду вечером, заберу сумку и привезу гонорар.
– Тебе так важна эта бабенка? – Виталий окинул друга оценивающим взглядом.
Тот не думал и секунды.
– Очень.
– Так, может, авансом часть выплатишь? – подмигнул Виталий. – А, начальник?
Сашок расхохотался, но покачал головой.
– В кошельке пусто. Клянусь, отдам всё до копеечки. Я тебя когда-нибудь подводил? Ежемесячно высылаю денежку, ни разу не воспротивился.
На том и сговорились.
В день «икс» Виталий не брал ни капли в рот. Дрожащие пальцы тянулись к остаткам беленькой, но сознание должно было оставаться трезвым. Никакого алкогольного дурмана! Или наоборот, выпить чуточку для храбрости? Нет, нет и нет, нельзя даже грамма.
Виталий обливался потом от страха. Стер испарину со лба рукавом, трижды перекрестился. Ему казалось, что всё прохожие смотрят на него с осуждением. Кромешно черное небо укрывало тенями вокзальную платформу. Бродили сонные люди, кто-то посапывал на скамейках, другие отпивались кофе из автомата. Ему б всего пятьдесят грамм для отваги, и тогда…
Нет. Раньше как-то без водки справлялся, сейчас-то что изменилось? Неужели ж руки не вспомнят?
Вон и искомая девица. Встала у столба, переминаясь с ноги на ногу, глянула на наручные часы. Вынула из сумки мобильный.
Виталий осмотрелся и понял: затея обречена на провал. Повсюду сновали полицейские. Куда бежать? Поймают…
Но девица словно просила, чтоб её обчистили. Она, плюхнув сумку на чемодан, зазевалась, погруженная в телефон. Виталий быстрым шагом пересек платформу, подошел к Сашкиной подружайке и потянул сумку за ручку. На секунду ему показалось, что это заметили. Свезло, тишина. Ни свистка, ни окрика. Спрятав сумку под куртку, он пошел к выходу с вокзала. Поджилки тряслись.
Не помня себя от страха, он очутился посреди проспекта. Трофей обжигал кожу.
Виталий рассмеялся. Вот он каков! Настоящий профессионал! Руки-то помнят!
А потом была опрокинута рюмка водки, за ней вторая и третья. Победу подобает праздновать со всем размахом.
Виталий глянул фотографию в паспорте. Девица его разочаровала. Лицо незапоминающееся, простое, с острыми скулами и наивно-коровьими глазищами. И ради этой глазастой Олеси Лаптевой Сашок выложит сороковник?
Странно, по билетам выходило, что деваха не уезжать собралась, а только приехала в город. Что-то не складывалось. Виталий напрягся, почесал затылок. Голова противно ныла. Эх, ещё б рюмашку махнуть, да бутылка кончилась.
За спиной кто-то завозился. Это Нинка воротилась домой с утренней смены уборщицей. Хорошая она все-таки баба, хоть и страшила. Не повезло ей: хата сгорела, с работы выперли. Права не качает, иногда побирается да приносит мелочевку на банку шпрот. Изредка драит квартиру. А главное – не пьет.
– Нинка, я тебе сейчас такое расскажу! Ты упадешь. Новую куртку хочешь, а Нинка? Если будешь лапочкой – получишь куртку, – сказал Виталий, не оборачиваясь.
Нинка молчала. Он хотел выругаться, но тут горло сдавило точно удавкой. Виталий закряхтел, руками схватился за плотный шнур, обхвативший шею. Что она, рехнулась совсем?!
Шнур затягивался всё туже. Дыхание перехватило, в глазах потемнело. Кровь прилила к голове, запульсировала в висках. Виталий из последних сил дернулся, захрипел что-то невнятное, заскреб по горлу ногтями.
Где-то вдалеке, за оглушающим шумом в ушах и красными пятнами перед глазами, раздался женский крик.
«Нинка, убегай!», – внутренне содрогнулся Виталий перед тем, как воздух кончился.
Глава 2
Лодыжки гудели. Туфли на высокой шпильке – это безумно красиво, но также и безумно неудобно. А если в них танцевать? Олеся знала не понаслышке, как выглядят ноги после двух часов на сцене: опухшие, вздувшиеся, малосимпатичные с сардельками-пальцами.
С работы Олеся ехала больше часа. Она жила на юге маленького захолустного городка, где каждый знает друг друга по имени, а от центра до окраины можно дойти пешком. Жила на юге и работала на севере. Каждый день она, проезжая город насквозь, мечтала сменить работу. Так и говорила себе: «С понедельника уволюсь». И не увольнялась вот уже две сотни понедельников. Домой она возвращалась за полночь, когда приличные люди уже спят.
По правде, у Олеси было две работы. Первая, приличная, дневная в школе танцев. Вторая, денежная, в ночном клубе «Ирис».
– Подождите!
Голос был скрипуч как снег. Олеся сжала связку ключей в кулаке. В неблагополучном районе всегда надо быть настороже, даже если окликает тебя старик. Седовласый мужчина в кашемировом пальто нагнал её у поворота к родной пятиэтажке, под единственным на весь двор фонарем.
– Не спешите!
Он обхватил Олесю за запястье. Его ладонь была обжигающе теплой, а лицо – как у доброго волшебника. От глаз разбегались веселые морщинки-лучики. Вот только рассматривал он Олесю пристально, словно товар в магазине; склонил голову набок, чуть прищурился.
– Что-то не так?
– Я от самой остановки за вами спешу. Наглядеться не могу. Вот это фигура. Что ж вы её под джинсами да рубашками прячете? Позвоните мне как-нибудь на досуге, милая. – Мужчина протянул ей какую-то бумажку, которую напуганная Олеся запихнула в карман, даже не посмотрев. – Какая-то вы зажатая. Раскрепоститесь, лапонька.
Он попытался дотронуться до её щеки костлявым пальцем, но Олеся отстранилась. Былое магическое дружелюбие растаяло. Перед ней стоял неприятный старик, сжавший губы в нить.
– Да, конечно, – пробормотала Олеся и едва ли не побежала прочь.
Лопатками она чувствовала похотливый взгляд. Эти взгляды сопровождали её повсюду. Иногда оценивающие, но чаще – жаждущие. На этот случай в сумочке лежал перцовый баллончик, хотя всем давно известно: никакого толка от него нет. И не помогало, что одевалась Олеся скромно. Ни туфель, ни коротких платьев. Девушка, которая возвращается домой за полночь, привлечет внимание, даже будь она замотана в лохмотья.
В квартире пахло одиночеством. Этакий дурной, навязчивый запашок, почувствовать который может только глубоко несчастный человек. Так пахнут протекающий кран и пыльные полки. Олеся стянула кроссовки, забросила сумку на тумбочку.
Без Алекса квартира опустела. Да, Олеся рассталась с ним сама, но до сих пор чувствовала себя неуютно. Она уже много лет не была одна, а последние полгода умирала от одиночества. Её до одури пугала тишина.
Пока набиралась ванна, Олеся включила ноутбук. Выбрала любимую песню в плейлисте. Так, на почте одно непрочитанное письмо. Наверняка очередной спам – ей редко писали на электронный ящик. «Олеся Юрьевна, приглашаем вас на прослушивание». Сердце на миг остановилось. Какое прослушивание, о чем речь?!
Чем дальше Олеся читала, тем сильнее округлялись её глаза. Некая областная киностудия всерьез заинтересовалась её танцами! Сейчас они снимают фильм про танцовщицу кабаре и зовут её принять участие в кастинге на главную роль. Сценарий для разучивания прилагался отдельным файлом к письму.
Необходимо всего лишь приехать в Смоленск в следующий вторник. Её встретят. И всё! Правда, автор письма, Юрий, признал, что размещением Олеси заниматься никто не будет; но она другого и не ждала. Ей дали шанс стать актрисой – а такое выпадает раз в жизни!
Олеся ущипнула себя за локоть. Да разве ж так бывает?
Она с детства грезила подмостками, участвовала во всех школьных спектаклях и пыталась поступить в театральный, но провалилась на первом же экзамене. Огорченная Олеся не захотела стать ни юристом, ни менеджером, а пошла на кафедру хореографического искусства – чтобы быть чуточку ближе к недосягаемой мечте. И вот, спустя несколько лет, она – учитель в школе танцев и танцовщица в ночном клубе. Мечта стать известной актрисой лопнула как воздушный шарик, а будущее не сулило никаких перспектив. Олеся не любила учениц, «дубовых», кривоногих женщин со слоновьей грацией – другие не приходили обучаться в школу при Доме культуры. А мужчин, чьи похотливые ручонки пытались облапать её в «Ирисе» по вечерам, она ненавидела ещё больше.
Над ответным письмом Олеся думала целый час. Название киностудии она пробила, убедилась, что такая существует и действительно находится в Смоленске.
Она ответила, что готова приехать в любое время. Администратор «Ириса» даст ей отгул запросто. Со школой сложнее, но можно соврать, будто вывихнула ногу, а справочку взять у знакомой-врача за шоколадку. Главное – фильм; а школа – так, пустяк.
Олеся лежала в ванне и грезила о славе. Как у неё будут брать автографы. И её имя первое в списке актеров. За это можно что угодно отдать.
«Правда или неправда?» – гадала она. А если неправда, то кому понадобилось так жестоко издеваться над танцовщицей?
Ночь Олеся провела без сна. Юрий отписался на следующее утро. Попросил уточнить время, когда она прибудет, и пообещал автомобиль с личным водителем (потому что Олеся была одной из главных претенденток), чтобы доставить её в гостиницу. Не с поезда же ехать в киностудию.
– Личный водитель, – повторила Олеся вслух. – Главная претендентка.
Звучало божественно!
Все-таки она поинтересовалась: почему её скромной персоне уделено столь большое внимание?
Оказалось, не обошлось без доброго человека, который посоветовал кастинг-группе именно Олесю. Человек этот был не последним другом режиссера и показал ему видео с её танцами. Режиссер проникся. Имя доброго человека Юрий, разумеется, не разгласил. Но Олеся подозревала, кто мог порекомендовать её на главную роль. Вот жук! Она улыбнулась своим мыслям.
Юрий успокоил, что даже если она не получит главную роль, её с удовольствием возьмут в массовку.
Олеся очень хотела уточнить, много ли таких, как она, но побоялась. И так достаточно вопросов.
Смоленск! Фильм! Известность! Совсем-совсем скоро!
Она собиралась в деловую поездку как на отдых. Набрала платьев, юбок, блузок, выгребла из закромов вещицы, которые не носила несколько лет. В чем лучше предстать перед судьями? В коротеньком платьице или в классическом образе? Надевать шпильку или ограничиться лодочками на маленьком каблучке? Краситься ярко или повседневно?
В итоге на кровати высилась гора из одежды. На столе – гора из бытовых предметов: мыло, зубная щетка, паста, расческа, духи. Олеся боялась упустить хоть одну деталь. В последний раз она выезжала из своего убогого городишка с населением в тридцать тысяч человек два года назад. А в Смоленске и вовсе не была ни разу. Громадный город вселял первобытный страх. Как бы не потеряться там!
Затем Олеся позвонила приятельнице ещё со школьных времен, Жанне, и попросила денег. Они общались нечасто, но за крупной суммой больше было обратиться не к кому. Жанна уже несколько раз выручала Олесю, и та надеялась, что и сегодня не откажет в помощи.
– Сколько? – привычно спросила Жанна.
Она по меркам их городка была королевой. Супруга депутата и общественного деятеля, вся в бриллиантах и золоте. Да, муженек старше на пятнадцать лет, неопрятен и груб, зато богат и относительно щедр. Относительно – потому что сразу огласил ежемесячный лимит, преступать который запрещалось. Впрочем, Жанна не жаловалась и даже что-то откладывала.
– Тысяч двадцать.
Жанна театрально закашлялась.
– Так много?!
– Я верну, – поклялась Олеся. – Через месяц отдам до последней копеечки. Мне срочно нужно в Смоленск. Мне предложили поучаствовать в кастинге!
Ну вот, выдала себя, а ведь хотела сохранить интригу до последнего.
– Двадцать так двадцать, – помолчав, ответила приятельница. – Но вообще-то поразительно, зачем приглашать тебя на кастинг, если ты не актриса? Это точно не аферисты?
– Жан, не переживай. Меня им кто-то посоветовал, режиссер лично посмотрел видео с моим выступлением и одобрил.
– Надо мне о тебе переживать. Просто ты дурочка, тебя облапошить – раз плюнуть. Поманят красивым фантиком, а ты и побежишь. Посоветовали её, как же, как же.
Олеся обиженно фыркнула, но спорить не стала. С теми, кто готов просто так одолжить двадцать тысяч, лучше не ругаться.
Деньги она забрала тем же вечером. И все выходные провела как на иголках. В понедельник открыла больничный лист в обмен на покупной торт «Наполеон» и сообщила заведующей школы, что вывихнула лодыжку.
Билет был куплен на вечерний поезд. Олеся связалась с водителем, тот уточнил, как она будет одета, и пообещал подъехать к шести утра на вокзал. Он отвезет Олесю в гостиницу, где она отоспится, а днем привезет на прослушивание.
Затащив чемодан в вагон, Олеся прощально оглянулась. Надо запомнить свой город сегодняшним. Когда и какой она вернется сюда вновь? Начинающей актрисой или персонажем массовки? Знаменитостью или никем? Спустя неделю или месяцы?
Как же хотелось кричать во весь голос от счастья. Но Олеся молчала, лишь загадочно улыбалась.
Поезд медленно, словно нерешительно тронулся. Кому-то махали провожающие, кто-то расстилал постель. В окне замельтешили бетонные заборы, разрисованные граффити. Проводница предлагала напитки и сладости. Олеся взяла кофе без сахара. Стакан громыхал в фирменном подстаканнике, кофе пах шоколадом. А на душе поселилась непонятная боязнь.
Крупный город! Незнакомые люди! Известная телекомпания, где таких, как Олеся, сожрут с потрохами и не подавятся!
Но поздно идти на попятную. Поезд несся вперед, вагон монотонно покачивало. Проносились редкие дома, густые леса сменялись голыми полями. В соседнем купе переговаривались девочки-подростки, на боковушке сверху храпел мужик.
Не спалось. Олеся крутилась, сбила простыню, смахнула шерстяное одеяло на пол. В горле стоял ком, так тревожно ей было. Как пройдет встреча с представителями компании? Сценарий она вызубрила наизусть, но вдруг оплошает в деталях или эмоциях?
Жанна напоследок дала совет:
– Коль уж взялась покорять мир, не вздумай строить недотрогу. Если тебя возьмут, в чем я сомневаюсь, выслушай их предложение и поставь встречные условия. А то глазенки в пол уткешь и будешь соглашаться на всё. Работать за еду? Ага-ага, я готова, только не гоните меня. – Жанна состроила напуганную физиономию. – Надо торговаться, чтобы набить себе цену.
Олеся очень хотела набить цену, но боялась, что зазнайка не понравится киностудии. Что им стоит отказаться от неё и взять более сговорчивую девочку? Может, не выпендриваться, а согласиться на все условия? Или настоящие актрисы так не поступают?
Нервы сдавали, в такт поезду застучали зубы. Олеся на цыпочках прошла в туалет, глянула на свое отражение, заложила прядь за ухо. Красота неописуемая! Под глазами синяки, цвет лица синюшный, вид напуганный.
– Начинающая актриса Олеся Лаптева, – проговорила Олеся с гордостью. Интересно, после фильмов сразу становятся известными? Её имя будет на слуху? А о чем сюжет? Она же ничего не знает!
В туалет прорвался осенний ветер. Олеся поежилась и поспешила обратно под одеяло. До Смоленска – ровно час. Дотерпеть бы…
Из вагона она вылетела первой, боясь, что водитель не дождется и уедет без неё. Сколько же народу! Куртки пестрят, стучат каблуки, шелестят колесики чемоданов. Все куда-то спешат, несутся, обгоняя друг друга. Олеся застыла в нерешительности. Захотелось спрятаться подальше, скрыться от мельтешащих лиц и громких голосов. Она прижала покрепче сумочку к груди. Дотащила чемодан до первой платформы. Кто-то пихнул её локтем в бок, позади выругались, назвали «тормозом».
Олеся встала у столба с навесной рекламой кафетерия. Часы показали без пяти шесть. Где же водитель? Как его найти?
«Позвоню-ка сама», – решилась Олеся и, поставив сумочку на чемодан, поискала в телефонной книжке номер водителя. В динамике – длинные гудки. Олеся заволновалась, в душе зашевелился тревожный червячок. Может, водителю был дан приказ не забирать никаких Олесь? Может, киностудия уже нашла девочку на роль танцовщицы?
– Олеся Юрьевна! – внезапно окликнул её мужской голос.
Пузатый низенький мужик вприпрыжку несся к ней, размахивая руками. Потешный, подумала Олеся и помахала ему в ответ.
– Пойдемте, – сказал водитель, даже не уточнив, не ошибся ли он.
Он схватил чемодан, а Олеся побежала следом, едва поспевая за широким шагом. Водитель был некрасивый, с блестящей лысиной и нездорово-морковным цветом лица. Пиджак топорщился, рубашка застегнута на все пуговицы, брюки с высокой талией перетянуты ремнем. Его мучила одышка, но он торопился.
Водитель, пыхтя, забросил чемодан в багажник новенькой иномарки. Олеся изучала матово-черный «Мерседес» так, будто он был музейным экспонатом. Блестящий, элегантный, с кошачьими глазами-фарами. В их городке таких машин не бывает, а в Смоленске на них подвозят непримечательных танцовщиц. Водитель галантно распахнул перед Олесей заднюю дверь. Она упала на сидение и утонула в невероятно пахнущей коже. Водитель завел мотор, вырулил со стоянки. Машина не ехала – плыла по дорогам.
Было жарко, и Олеся стянула куртку. Расслабилась и почувствовала себя известной на весь мир актрисой. Тех тоже возят личные водители.
Как же красиво! Современные высотки сменялись низенькими хрущевками. Вывески магазинов манили всеми красками и цветами. Надо бы сфотографировать вид из окна. Фотоаппарат лежал в боковом кармане сумочки. Олеся поискала её, но ничего не нашла.
– Где моя сумка?! – выдохнула она.
Она оставила её на чемодане. Но водитель не убирал ту в багажник! Паспорт, обратный билет – всё осталось в ней. Хорошо, что деньги убрала в чемодан! Внутри похолодело. Олеся почувствовала, как мутнеет перед глазами.
– Не видел, – пожал плечами водитель. – Неужели потеряли?
Он обернулся к ней с тревогой во взгляде. Олеся слабо кивнула. Руки пошли мелкой дрожью. Это конец!
– Там были все документы…
– Не переживайте, – успокаивал её обходительный водитель. – Паспорт легко восстановить. Обратитесь в полицию – там помогут. Или где делают паспорта? – он задумался. – В общем, разберетесь на месте. Билет купите новый.
На глазах выступили слезы отчаяния. Без паспорта не пустят в гостиницу. Что же делать? Ночевать на улице?
Водитель замешкался.
– Не печальтесь, не бывает неразрешимых ситуаций. Вы отель бронировали? Нет? Тогда сделаем так. Купим номер на мое имя, не плачьте только. Терпеть не могу, когда симпатичные девушки плачут! Проспитесь, глянете на проблему трезво и разберетесь с ней. Попейте, – он протянул ей бутыль с минеральной водой. – Ну как, полегчало?
Вода была ледяная, шипучая, с приятной горчинкой. Пузырьки ударили в нос.
Может, всё не так и плохо? Главное, чтобы на кастинг пустили, а то потребуют документы…
В теплой иномарке разморило, и Олеся длинно зевнула. Водитель насвистывал под нос незатейливый мотив. Слева, справа – повсюду сновали машины. Машины лавировали и резко тормозили, влезали и выруливали. В её сонном городишке они еле тащились, а здесь спешили.
Водитель приглушил магнитолу.
– Хотите поспать? – учтиво спросил он. – Нам через весь город ехать, располагайтесь. Плед за подголовниками.
Олеся выдавила слабое «нет», но после, подумав, прикрыла свинцовые веки. Она подремлет всего пару минуток – никто и не заметит. А над пропажей сумочки подумает чуть-чуть попозже…
Глава 3
Во рту пересохло. Олеся, не разлепляя век, прокашлялась, сглотнула комок слюны. В голове отдалось долгой, сдавливающей болью. Как же плохо! Будто пила ночь напролет. Она перевернулась на бок и собиралась укрыться одеялом, но поняла: нет ни одеяла, ни постели! Только доски под спиной и холод, заползающий под одежду. Глаза распахнулись. Олеся вскочила.
Воспоминания возвращались медленно. Где она, что происходит? По спине пробежала стайка мурашек. Олеся медленно, будто боясь кого-то разбудить, сделала шажок.
Это было нежилое помещение без окон, скорее всего сарай. Деревянные стены со щелями толщиной в палец, грубо сколоченный пол. Крыша обвалилась, и солнце освещало сарай неяркими лучами. По углам – нагромождение хлама: доски, картонные коробки, ржавые грабли, лопата с отломанным куском лотка. Сердце молотило в груди. Последнее, что Олеся помнила, – салон, пахнущий дорогим одеколоном. Улыбчивый водитель. И… всё. В висках гудело.
Олеся заметалась по сараю. Да что с ней такое? Где она? Что произошло?!
Или это и есть кастинг? Нелепый и пугающий способ понять, подходит ли Олеся на главную роль. Стрессовые условия, которые выявят её настоящую?
– Что за бред… – пробормотала она себе.
Олеся осторожно пошла к двери, чтобы ничего не задеть и не навести лишнего шума. У самого порога было разлито что-то буро-красное. Кровь! Да так много, словно здесь кого-то зарезали. Кровь повсюду; и в сарае, и на руках, и на одежде. Пахло почему-то не железом, а резиной. Олесю замутило. Она выскочила на улицу, согнулась пополам. Сердце вырывалось наружу, билось неистово.
Ледяной ветер ударил в спину. Олеся покачнулась. Нещадно морозило поясницу под тоненьким свитером.
Тошнило желчью. Она кашляла, сглатывала и не могла остановиться. Желудок вывернулся наизнанку. Олеся с трудом переборола рвотные позывы и осмотрелась. Слева и справа – по ветхому домишку. Чуть поодаль – накренившийся дом. И где-то на горизонте ещё несколько хибар, таких же нежилых. Никаких признаков жизни. От поваленных заборов остались покосившиеся дощечки. Ни занавесок на окнах, ни дыма из сломанных труб. Вымершая деревня?
За её спиной сарай из черного прогнившего дерева. Дверь стучала по косяку. Хлоп-хлоп. Вместо дома позади сарая – лишь сгоревший остов. Участок зарос травой, которая пожухла и скорчилась в предсмертной судороге перед зимой.
В детективных романах всегда писали: «Героиня сосредоточилась и трезво глянула на ситуацию». Но как глянуть трезво, когда в двух шагах от тебя – кровавая лужа?! И под ногтями запекшееся красное. Что делать дальше? Бежать? Но куда?
Олеся похлопала по карманам в поисках телефона. Нет, его тоже забрали.
В сарай она не вернется. Даже если там разгадка, даже если это нелепая шутка. Она не станет проверять.
Рассудок прояснялся медленно, виски сдавливала головная боль. Олеся обошла все до единого дома. Вымершие, заросшие паутиной и пылью. Там можно было найти что угодно, кроме одежды. Удача поджидала её в предпоследней лачуге. На ржавом крючке в прихожей висел ватник. Замызганный и дурно пахнущий старостью, с прорванным рукавом, зато толстенный, по-настоящему теплый. Лучше быть бомжихой, чем замерзнуть насмерть в окровавленном свитере.
А затем Олеся побрела незнамо куда. Если здесь когда-то была деревня, то где-то есть дорога. Возможно, в десятках километров, но она должна быть! Жиденькую проселочную тропку она отыскала быстро. На земле осталась свежая колея от колес.
– Меня привезли на машине, – размышляла Олеся вслух. – И уехали тоже на ней. И раз здесь следы обрываются, то машина уехала туда.
Она говорила громко, чтобы успокоить саму себя. Когда замолкала – перед глазами вставала тошнотворная лужа. Приходилось общаться самой с собой и идти, идти, идти. Кругом чернели поля. Редкие деревья склонили голые ветки. Осень в этом году наступила рано, раздела тощие стволы догола. Солнце заволокло тучами; несмотря на то, что наручные часы показывали полдень, потемнело.
Память ничем не помогала. Олеся уже сомневалась, а был ли водитель и кастинг? Может, ей всё привиделось? Письмо с приглашением, поезд, водитель. Что из этого истина, а что – ложь?
А если не существовало никакого фильма? Что мешало кому угодно написать ей, наобещать золотых гор и выманить из города. Тем более киностудия не смогла оплатить даже плацкартного билета для многообещающей претендентки – звучит подозрительно. Жаль, Олеся осознала это только теперь. Итак, она, как наивная овечка, приехала в Смоленск, связалась с мифическим водителем. Впрочем, водитель-то был настоящим, только куда он её вез?
Из всего складывалось одно: водитель опоил чем-то Олесю. Но ради чего? Чтобы притащить в сарай и расчленить?..
А если это один из клиентов клуба? Любая танцовщица купается во внимании, порою даже опасном. Клиенты попадаются разные: от галантных студентов-технарей до ненормальных пьяных мужланов. Некоторые клянутся в вечной любви, вторые просят переспать с ними, а третьи готовы придушить за отказ. Неужели нашелся кто-то, кто решил отомстить неподкупной танцовщице?
Прямая дорога не знала конца. Там, за горизонтом, виднелись смутные очертания, но чего и как далеко – не различить. Олеся утомилась, упала посреди пути на колени.
Она собиралась умереть. Не сразу, конечно, но если остаться здесь, то можно замерзнуть, подхватить воспаление легких… Конец очевиден. Незачем никуда идти. Пустые усилия.
Рев двигателя рассек тишину. Олеся огляделась. Показалось?!
Нет! Светлый внедорожник вывернул откуда-то с полей и стремительно подъезжал к ней. Олеся даже не задумалась, кто за рулем: враг или друг. Она выскочила на середину дороги, широко расставив руки. Внедорожник несся, стрекотал мотор.
«А если не остановится?» – но Олеся не дернулась. Умирать лучше под колесами, чем от голода.
Тормоза засвистели в метре от неё. Белая громадина застыла как вкопанная. Не машина – зверь: огромная, большеглазая, рычащая как хищник.
Олеся пригляделась. Нет, не может быть! За рулем сидела Жанна. Школьная приятельница поманила к себе пальцем.
– Откуда ты… – успела сказать Олеся, когда распахнула дверь.
Жанна направила ей в лоб черный ствол пистолета.
– Заткнись и сядь.
Глава 4
У кого нет слабостей? Жанна признавалась честно, что всегда любила деньги. Будучи ребенком простых советских инженеров, оставшихся в годы перестройки без копейки в кармане, обделённая игрушками и одеждой, она мечтала о богатстве. О тех временах, когда не придется завистливо рассматривать обновки одноклассниц или клянчить у родителей на карманные расходы, а в ответ получать отказ.
Она сомневалась, что сумеет заработать миллионы сама, наследства и ждать не стоило. И тринадцатилетняя Жанна твердо решила удачно выйти замуж.
Как назло, природа обделила её внешностью. Толстые ляжки, отвисший живот, маленькая грудь – вот чем могла «похвастаться» Жанна в подростковые годы. У неё были поросячьи глазки и растянутые по-жабьи губы. Богатенькие сынки её не замечали. Да что там богатенькие! В школьные годы у Жанны не появилось ни одного, даже самого скромного кавалера. Одноклассники над ней измывались. Не проходило и дня, чтоб кто-то не назвал прыщавой или жирной. Её нищенский рюкзак вытряхивали и унизительно изучали содержимое. С ней общалась одна Олеся. Лживая подружка! Святоша!
Жанна сидела на жестких диетах, усердно училась, читала научную литературу. Становилась личностью. Её приняли в приличный областной институт, сделали профоргом группы. Жанна крутилась изо всех сил, участвовала во всех мероприятиях, предлагала идею за идеей. Её видели и запоминали. Она стала частым гостем у ректора, которому активность профкома нравилась: в газетах пишут про институт, по местному телевидению показывают. Возможно, с красотой ей не повезло, а вот ума – хоть отбавляй.
Конечно, не всё было так радужно. Повышения на одной инициативе не добьешься. На хорошую работу крупные начальники берут своих детей или детей знакомых. Поэтому с ректором, Сокольниковым Алексеем Евгеньевичем, пришлось лечь в постель, а точнее – толкнуть этого очкастого разжиревшего борова на письменный стол и отдаться ему при свете настольной лампы. Потребовать:
– Грубее!
Блузка с треском разошлась. Он схватил её за грудь, вошел внутрь сильным толчком.
… Это длилось недолго и принесло минимум боли. Он вздохнул, простонал и обмяк на ней как червяк. Жанна вынырнула из-под обрюзгшего тела, поправила блузку. На бедрах останутся синяки – она чувствовала это.
– Ты – девственница? – поразился Сокольников, завидев красное на своих трусах.
– Уже нет, – сказала Жанна, туго затягивая ему галстук. – Вы… изнасиловали меня.
С умело подкрашенных глаз скатилось несколько слезинок.
Ректор сморгнул. До него доходило медленно. Лицо налилось краской.
«Как бы инфаркт не хватанул», – заволновалась Жанна.
– Ты… – прохрипел он. – Дрянь…
– Ошибаетесь, – теперь Жанна застегнула ректору ширинку. – Я девочка страшненькая и одинокая, которую вы пригласили для обсуждения бюджета профкома и… – губы затряслись, – воспользовались моей беззащитностью. А я хранила себя для любимого мужчины. Что ж, пойду-ка сниму побои, зафиксирую насилие.
Закончила она абсолютно нормальным тоном.
Он, не скупившись в выражениях, пригрозил расправой. Пообещал, что Жанна не доживет до вечера, что её отловят в подворотне и изобьют в кровавую кашу. И та парировала, что уже сообщила приятельницам, куда отправилась, да ещё намекнула: ректор на неё в последнее время как-то похотливо заглядывается. Если она исчезнет – он станет первым подозреваемым. Ах да, прямиком из кабинета она отправится в милицию. А там экспертиза, взятие спермы. Даже если от ментов Сокольников откупится – местным газетенкам будет приятно напечатать статейку-другую про старого развратника.
У ректора не было связей в криминальном мире. Он вообще слыл тем ещё тюфяком, по случайности занявшим прибыльное местечко, с которого мог слететь в любую минуту. Ничего не оставалось, как сдаться.
…Жанна аккуратно прикрыла за собой дверь, махнула волосами. Кошелек пополнился несколькими хрустящими купюрами, но победа заключалась в другом. Трус-Сокольников обещал пристроить её куда-нибудь, где не жалели денег. Жанна в свою очередь снялась с должности профорга и перестала мозолить глаза ректору – якобы устала от общественной деятельности. Её взяли заместителем начальника в компанию по добыче и переработке газа, – золотая жила. Институт она окончила с красным дипломом, ни разу больше не появившись в его стенах. На работе тоже показывалась редко и держалась там сугубо благодаря Сокольникову. Тот плотно подсел на её крючок. Жанна имела доказательство того, что благовоспитанный ректор, семьянин, когда-то вел разгульную жизнь. Дочку она назвала Марией Алексеевной.
А потом ей повстречался будущий муж. Старый хряк сродни Сокольникову, неимоверно тупой и неухоженный. Но Жанна чем-то заинтересовала его, и он предложил пожениться. Её прельстило стать женой депутата, а в будущем, возможно, и мэра города. Свадьбу сыграли пышную, в самом дорогом ресторане. Платье стоило сто тысяч рублей. Спиртное лилось рекой, яства разносили такие, о каких Жанна и не слыхивала. Мать с отцом рыдали от счастья. После свадьбы «молодые» поселились в громадном особняке супруга. Неугодную Машку быстро сплавили нянечкам. Жанна вздохнула свободно.
Но неспроста пугают золотой клеткой. Муженек оказался той ещё скотиной: жадный, грубый, хамоватый. Вдобавок ко всему он изменял со всем, что движется. То с одной помощницей, то со второй. О своих похождениях он хвастался перед Жанной, с которой у него были сугубо «деловые отношения». Ни любви, ни интима, ни задушевных разговоров. При этом жене он заявил прямо:
– Заведешь кобеля – пристрелю.
Впрочем, Жанна не переживала. Секс был ей противен. Она жила в свое удовольствие, тратила деньги на драгоценности и развлечения, объездила полсвета. И все-таки заскучала…
Ей захотелось адреналина. Чего-нибудь, от чего закипает кровь. Жанна облазила интернет в поисках чего-то необычного. Но все забавы оказались до безобразия скучны. Парашют, охота, скалолазание. Разве это серьезно?
Жанна зарегистрировалась на всех тематических сайтах, как голодная, выискивала что-нибудь экстремальное. Стала своей во всех тусовках. Пока супруг выстраивал предвыборную кампанию, Жанна пускалась во все тяжкие. Она и воровала из бутиков шмотки, и оставалась без денег посреди чужого города. Страховка всегда была минимальная – Жанна хотела прочувствовать на все сто. Порою ожидания оправдывались, чаще – нет.
Как оказалось, человек, способный дать Жанне эмоции, находился совсем рядом. Одна из помощниц её супруга, Лена. Женщина-пламя; экстравагантная, страстная, горячая. Роковая красотка! Как-то случайно они с Жанной разговорились, и оказалось, что у них много общего. Лена почувствовала в Жанне «своего» и предлагала ей ту одну забаву, то другую. Она не знала стыда и смущения. Затевала такое, от чего многие отказались бы, не раздумывая. Жанна влюбилась в неё без памяти. Впервые за всю жизнь у неё появился кумир.
А совсем недавно Лена намекнула на одну игру. Но засомневалась, справится ли с ней Жанна. «Тебе придется надеть особую маску», – объяснила она. И Жанна, смеясь, рассказала о липовом изнасиловании. Её не пугали трудности. Как кто-то жаждет секса, она жаждала адреналина. Тогда, после истории с Сокольниковым, в ней долго горел огонь. Но затем, после родов и знакомства с муженьком, он потух.
Выслушав, Лена хищно улыбнулась и сказала:
– Ты точно в деле, милочка. Твоя исповедь записана, – она эффектно достала из кармана включенный диктофон. – Муж тебя заживо похоронит за проституцию.
У Жанны не оставалось выхода.
Глава 5
Жанна молчала. По салону растекалась классическая музыка, тревожная и глубокая. Её переливы разбивались о стекла, скреблись по крыше. Олеся сидела, сжав ладони между коленей, и глядела вперед. Она окончательно потеряла нить реальности. Когда попыталась спросить Жанну хоть о чем-то – та красноречиво поиграла пистолетом, который не выпускала из правой руки.
Не попадалось ни домов, ни машин – что уж говорить о людях. Двери заблокированы. Выхода нет.
Олеся тщетно вспоминала, чем она провинилась перед приятельницей. Они никогда не были особо близки, но и не прекращали отношений. В школьные годы Олеся, как могла, помогала Жанне влиться в компанию – видела, как тяжело той одной. Ну а потом пошло-поехало; и спустя годы они всё так же общались.
Да что нужно сделать, чтобы сотворить такое?! А где тогда лысоватый водитель? Или он действительно вез её в офис киностудии, а Жанна как-то перехватила их по пути? Ерунда, не бывает такого!
А остальное будто бывает…
– Ты меня всегда раздражала, – внезапно выплюнула Жанна. – С первого класса. Тебе всегда доставалось лучшее. Тебя обожали воспитатели, с тобою дружили, а ты смотрела на всех своими огромными глазищами и строила святую простоту. Никогда ни за что не хваталась, ни к чему не стремилась. Ты по сей день существуешь за чужой счет как последняя паразитка. Танцуешь как та стрекоза вместо того, чтобы цепляться ногтями за землю и ползти вперед. Теперь из-за тебя я по уши влипла…
Она скосила взгляд полный ненависти на замершую Олесю.
– Если я тебе противна, зачем ты мне помогала? – пролепетала та.
– Мне в кайф наблюдать за тем, как ты приползаешь ко мне на коленях ради каких-то копеек. Как ты жалуешься на свою судьбишку в то время, когда я процветаю.
Жанна хохотнула.
– Ты сама организовала… это? – Олеся не знала, как назвать то, что происходило. Бред, помешательство, кошмарный сон?
– Нет.
Жанна замолчала. Выговорившись, она нахмурилась, свела тонкие брови и руль крутила со всей злостью, будто он был в чем-то виновен.
– Ты едешь меня убивать?
– Замолкни.
Олеся опустила взгляд.
Внедорожник долго сворачивал и петлял по неприметным тропам, а то и вовсе разрезая поля. Когда справа показалась высокая бетонная стена зеленого цвета, Олеся не сомневалась – им туда. Они остановились. Жанна ткнула пальцем в их сторону приоткрытых ворот.
– Пошла.
Дрожащие пальцы не сразу справились с дверью. Из салона Олеся вывалилась кулем, еле устояла на негнущихся ногах. А может, попасть под пулю? Да пускай её застрелят! И кошмар кончится.
Но Олеся была слишком труслива, чтобы умереть.
– Куда дальше? – спросила без надежды на ответ.
– Поймешь.
Жанна, перегнувшись через пассажирское сидение, закрыла дверь. Внедорожник унесся вдаль, взмыв за собою столб пыли. Олесю окатило до головы, впрочем, хуже выглядеть она уже не могла.
Появился соблазн не подчиниться приказу. Но куда бы она делась? Находится черт знает где, а чокнутая приятельница явно дала понять – живой Олеся не уйдет. Придется принять её правила игры.
В щелку, настолько узкую, что и ребенку не протиснуться, влезть в ватнике оказалось непосильным трудом. Но открыть ворота тоже не получалось – застряли. Олеся стянула ватник. Стуча зубами от холода и оцарапав живот краем ворот, она влезла. Ватник втянула за собою.
Складские ангары или что-то такое. Пять длиннющих двухэтажных строений с воротами-входом, с крошечными форточками вместо окон. Территория была давно заброшена. На решетках рыжела ржавчина. Высились груды мусора, ангары смотрели выбитыми окнами.
Показалось, будто скрипит металл.
– Не паникуй, – скорее попросила, чем убедила себя Олеся, обхватив плечи руками.
На неё то ли охотятся, то ли уже загнали в сети. Скорее второе. У Жанны пистолет; она умчалась, но способна вернуться в любую минуту. Водитель заодно с ней? Наверное, да. Неспроста он дал воду, после которой Олеся впала в беспамятство. И когда услыхал про пропажу сумки – начал так сладко петь о том, как забронирует номер на свое имя. Зачем рядовому трудяге стараться ради какой-то девчонки? Его дело маленькое – отвезти.
Кошмар! Какая же она дура! А ведь поверила в каждое слово, причем безоговорочно. Другая бы и не поехала ни на какой сомнительный кастинг, а она рванула, ничем не защитив себя.
Ладно, некогда распускать сопли. Покопавшись в куче строительного мусора, Олеся отрыла кусок железной трубы. Невесть какое, но оружие. Вытаскивая его, она разодрала кожу и окончательно перемазалась. А труба всё не поддавалась; выглядывала словно в насмешку. Ну что ж ты медлишь, бери!
Ладони онемели, ссадины жгло, а труба не сдвинулась и на сантиметр. Олеся оставила бесполезные попытки и, огибая склады, двинулась к дальней стороне забора. Ничего более-менее ценного она так и не нашла. Или погребенное под грудой хлама, или бесполезное. Не покидало ощущение присутствия. Кажется, расслабишься, прекратишь оборачиваться – и за спиной появится некто. Чей-то взгляд прожигал лопатки.
И тут Олеся увидела его! Он стоял лицом к ней, смотрел кошачьими глазами и блестел матовым боком. «Мерседес». Тот самый, который забирал её с вокзала. Чертовски красивый и невероятно дорогой. Олеся бежала к нему в слепой вере незнамо на что, спотыкаясь на камнях. Надавила на ручку, и дверь распахнулась.
Где же ключи?
Олеся не умела водить, но чему там учиться. Один руль, пара педалей, ручка переключения скоростей и несколько кнопочек на приборной панели. Разобралась бы на месте, справилась бы, ехала бы медленно. Слишком много «бы». А по факту – пустой бардачок, вычищенный салон и початая бутылка минеральной воды, закатившаяся под сидение. Пить из неё Олеся не рискнула, пусть в горле и пересохло.
Без ключей машину не завести – это она понимала абсолютно точно.
В «Мерседесе» поселился холод. Аромат одеколона выветрился, оставив лишь горьковатый отголосок. Олеся щелкнула кнопкой блокировки, закрылась от внешнего мира за тонким слоем металла. И только потом она заметила, что снаружи «дворниками» к стеклу приложен лист бумаги. Написано было криво, будто в спешке.
«Назад дороги нет. Кровь с твоих рук ничем не отмыть.
P.S. Загляни под дно».
Олеся неторопливо, точно в замедленной съемке, опустилась на колени. Под «Мерседесом» лежал ключ. Но крупный, как от входного замка, а не маленький автомобильный. Олеся дотянулась до него. К ключу крепилась бирка без надписи. К какой двери он подойдет?
«Уходи!», – колотило сердце.
«Беги!», – стучало в висках.
«Скорее!», – отдавалось в макушке.
Олеся внезапно ощутила себя героиней компьютерной игры. Есть определенная цепочка действий, которой следует герой: пойди сюда, сделай то, нажми это. Но в играх была концовка, обычно – хорошая! В жизни же идти туда, куда столь навязчиво толкает обезумевшая Жанна – безрассудство.
«А если это шутка?» – запоздало подумала Олеся. Мало ли, приятельница решила устроить сумасбродный сюрприз: напугать, завести в тупик и выскочить с шариками… Это в её стиле, не зря Жанне нравится всякий экстрим. Почему она не бросила Олесю у ангаров с самого начала? Зачем так настойчиво ведет куда-то? Розыгрыш – отличное объяснение всему.
Мысль оказалась настолько спасительной, что прогнала страх.
Ключ холодил израненную ладонь. Её бы продезинфицировать. Ладно, разберется с Жанной и выпросит йод.
На всякий случай Олеся вернулась к воротам. Заперты. Как, кем?! Подергала, толкнула плечом. Впустую, железо скрежетало под ударами, но не поддавалось. Теперь, когда Олеся уверилась в своих догадках, замок не пугал. И даже бурая лужа показалась ненастоящей. Банки с бутафорской кровью продаются в магазине приколов – в «Ирисе» на Хэллоуин ею обливали стены и пол. Кажется, она даже пахла резиной! Точно-точно, неестественный запашок. Как Олеся сразу не догадалась обнюхать лужу?
К замку в воротах ключ не подходил. Остаются здания. Над входом в ближайший висела чугунная табличка «Склад ?3». Ключ в замок не влез, как не влез и в другие два. Но на входе в четвертый ангар скрипнул, туго повернулся в замочной скважине, будто нехотя. Щелчок.
Олеся зашла внутрь с глупой широченной улыбкой. Ну же, Жанна, покажись! Интересно, кого ещё ты подговорила помочь тебе? Может, Алекса? Тот любитель устраивать шоу.
Справа метнулась какая-то тень. Секунда, и она уже на расстоянии вытянутой руки. Олеся не успела ни опомниться, ни сгруппироваться. Удар в бок выбил дыхание. Олеся скрючилась, зашипела. На неё с визгом налетело какое-то чудище. Его пальцы вцепились в волосы. Олеся вскрикнула, оттолкнула чудище коленом, и то упало, рыдая и дрожа.
– Не трогайте меня, – лепетало оно. – За что вы? Почему? Я ни в че не виновата. Отпустите меня, пожалуйста!
Никакое это не чудище. Женщина неопределенного возраста. Дурно пахнущая помоями, в старом шерстяном платье и колготках со стрелками. На ногах драные сапоги. Волосы свисали сальными прядями. На лице то ли грязь, то ли сажа. Женщина смутно на кого-то походила. То ли на какую-то одноклассницу, то ли на соседку, но Олеся так и не поняла, на кого конкретно.
–Успокойтесь, я не причиню вам вреда. Кто вы? – спросила Олеся, поднимая руки вверх.
– Нина… – она всхлипнула и потерла грязными кулачками глаза. – Не убивайте меня. Я сделаю всё, что скажете.
Теория о розыгрыше лопнула как воздушный шар. Пуф. Олесе даже показалось, что она слышала отчетливый хлопок.
– Я не стану тебя бить. – Она присела на корточки около Нины. Та глянула колючими карими глазами. – По-моему, мы в схожем положении. Я – Олеся. Как ты здесь очутилась?
– Н-не помню…
Нина объяснялась сбивчиво, обхватив колени руками и раскачиваясь. Слова лились из неё бесконечным потоком. Начала девушка издалека. Последние полгода она скиталась по помойкам. Её двухэтажный деревянный дом, доставшийся от бабушки, стоял в поселке недалеко от Смоленска. Поселок этот собрались снести ушлые бизнесмены, чтобы отстроить на его месте элитный жилой квартал. Немногочисленным жильцам предложили небольшую сумму денег в качестве компенсации – разве что на комнатушку в общежитии хватит. Те, кто поднакопил денег, согласился. Другие отказались. Тогда по поселку разошелся слушок, дескать, кто не подпишет добровольно – заставят насильно. Бабушки – а они составляли основной костяк населения – поддались. Но Нина да ещё одна девочка, соседка, заартачились. Им обеим идти было бы некуда. У Нины не осталось близких родственников, а соседка смертельно разругалась с родителями давным-давно. В общем, когда пришли юристы с бумагами – девушки встали в позу.
Дома запылали спустя неделю. Огонь, как по спичке, пробежался по стенам, слизал до черноты доски. Когда приехали пожарные – тушить было нечего. В официальном заключении написали: возгорание произошло из-за проводки. А так как дома стояли рядышком – пламя перекинулось с одного на другой. Бытовуха. Строения древние, провода плохие.
Соседка сгорела заживо. А Нина тогда только пришла на смену в больницу. Она работала медсестрой. Ей позвонили бабушки, сказали: всё до последней нитки погибло в огне.
Нина плакала, не прекращая, с неделю. Во-первых, из-за дома. Вся память исчезла в считанные минуты. Семейные фотоальбомы, старинные иконы, милые безделушки, напоминающие о любимой бабушке и умерших давным-давно родителях. А где жить? Одна из старушек поселила её у себя, но ненадолго – самой съезжать через месяц. Во-вторых, по девочке-соседке. Не стало лучшей подружки, с которой в детстве тащили яблоки из чужих огородов, делили мальчишек, мечтали о переезде в город.
А наглые юристы, больше не спрашивая, принесли договор на подпись. Деваться всё равно некуда – пришлось подписать.
Нина проплакалась, попользовалась гостеприимством сердобольной старушки, да и поехала устраивать жизнь. Рванула к деде в Смоленск, а тот подержал племянницу пару деньков у себя и попросил съехать. Причин не озвучил, отчего лишь горше – не нужна она никому, даже родне.
Так Нина очутилась на улице. Ночевала на вокзалах, в подъездах, когда потеплее – на лавочках в парке. Бралась за любую возможность прокормиться. Обещанные юристами деньги на карточку так и не поступили.
А потом судьба свела её с Виталием.
– Хороший, – Нина облизала потрескавшиеся губы, – был. Добрый, отзывчивый. Пил, правда, безбожно, но я старалась его вразумить. Мы жили как муж с женой. Я его полюбила… – Она прикрыла тоненькими ладошками лицо. – А потом он связался с Сашей, и тот… убил его…
Она заскулила раненым волчонком.
– Что за Саша? – Олеся окончательно запуталась.
– Давний приятель Виталика. Я его не видела, только слышала о нем. Если по-честному, – Нина склонилась к Олесе и заговорила полушепотом, – Виталик шантажировал его. Он сфотографировал что-то важное. Ну и сказал Саше, что в интересах того платить. А типа, если удумает убить – товарищи расскажет. По мне так Виталик блефовал, потому что друзей у него не было.
– И Саша его убил?
Олеся помассировала ноющие виски.
– Да! – Нина закивала. – Я прихожу из магазина, а какой-то мужик… душит Виталика… ремнем… Я закричала, попыталась убежать! Он поймал меня и тоже начал душить. Я сознание потеряла от боли… А дальше – темнота. И очнулась здесь… А ты? Ты тоже?
Обреченный кивок.
Нина, вскочив, крепко обняла Олесю, бормоча что-то про побег и убийцу. Кажется, ей попалась не напарница по несчастью, а запуганная девчонка, которую саму надо защищать. Сколько ей лет? На вид одинаково хоть двадцать, хоть сорок. Но по манере разговора и мелким подробностям – скорее двадцать с небольшим.
Олеся бегло осмотрелась. Несмотря на общую запущенность, склад сохранил приличный вид. По всей длине тянулись ряды металлических стеллажей. На некоторых стояли громадные картонные коробки или пустые пивные и лимонадные бутылки, но большинство пустовало. Полки покрылись слоем пыли. Ничего интересного Олеся не нашла. Мусор, мусор, мусор. На грязном полу валялся яркие фантики от шоколада и чипсов, чуть поодаль – коробки из-под супов быстрого приготовления. Какие-то плакаты скатаны и сгружены в угол. По правую руку находилась шаткая лестница, ведущая на балкон второго этажа.
– Ты ходила туда? – Олеся указала на лестницу.
Нина стерла слезы, шмыгнула носом.
– Не-а. Олесь, а ты не врешь? Ты точно не заодно с Сашей?
– Клянусь. Слушай, – Олесю осенило, – а как выглядел душитель? Невысокий и лысый? Толстый, да?
Нина, сомневаясь, свела тонюсенькие брови на переносице.
– Я так напугалась, что не запомнила. А у тебя есть подозреваемый?
Настал черед Олеси объясняться. Она начала с письма от киностудии и закончила угрозами бывшей приятельницы. Про кровь тоже рассказала.
– Конечно, от удушения крови не бывает, – попыталась успокоить Олеся. – Вряд ли она Виталикина.
– Но исключать ничего нельзя.
Нина не поникла, не разрыдалась. В глазах не отразилось ни единой эмоции. Да и любила ли она своего сожителя? Была благодарна ему за кров над головой и платила за жилье телом. Но вряд ли сходила по нему с ума. Виталий спас девушку от гибели, а она отплатила заботой.
– Может, осмотрим верх? – Олеся вновь глянула на лестницу. – Ключ мне подсунули неспроста.
Нина покачала головой.
– Страшно…
А уж как страшно было Олесе! Но она рискнула действовать, поэтому ступила на первую ступень шаткой лестницы. Та сварливо скрипнула, но выдержала. Олеся преодолела уже половину пути, когда за спиной послышалось сопение, сопровождаемое скрипом. Нина тоже полезла.
– Не оставляй меня одну! – пискнула девушка и ухватилась за ватник Олеси.
Вдвоем они оказались на втором этаже. Балкон был круговой, опоясывающий весь склад изнутри. Так, тут есть двери. Шесть… семь… десять штук. На некоторых сохранились номера комнат. Нину била крупная дрожь. И в Олесе почему-то появилась уверенность. Она в ответе не только за себя, но и за Нину – а значит, паниковать нельзя.
Первые три двери не поддались ни на нажатие ручки, ни на пинки. А в фильмах красавцы-герои так здорово выбивают двери ногой. Жаль, Олесе до их мастерства как до луны. Вместо четвертой – проем. Переступив через упавшую дверь (Олеся нервно хихикнула, представив, что её все-таки кто-то выломал), они оказались в комнате. Сейчас о том, что ею когда-то пользовались, напоминал лишь стол да стул с отломанной ножкой. А остальное – нагромождение бумаги, деревяшек и кусков ткани. На столе старая-престарая клавиатура некогда белого цвета со стертыми клавишами. Около неё валялась перевернутая «мышка», но иной техники в комнате не оказалось. Из окна открывался вид на забор и голые поля. Опускалось солнце. Осенью смеркается рано. Скоро Олеся с Ниной останутся в кромешной темноте. Назад дороги нет, они обязаны поддаться правилам чьей-то безумной игры. Нина, осматривающая стол, вдруг ойкнула.
– Что?! – развернулась к ней Олеся.
– Занозу посадила. – Нина выставила указательный палец.
Олеся выдохнула. В спутницы ей достался сущий ребенок, ещё более беззащитный, чем она сама.
Они обошли уже половину комнат. Ни единой полезной вещицы, никакой информации или дальнейших указаний. От обилия пыли Олеся зачесалась – дала знать давняя аллергия. Нина хлюпала носом, охала, ахала и скорее мешалась, нежели помогала.
О себе они почти не разговаривали. Олеся отмалчивалась, а Нина вспоминала те прекрасные времена, когда у неё был дом, прекрасная работа и планы на будущее. Даже любимый человек, будущий муж, водитель скорой помощи!
– А почему он не позвал тебя жить к себе? – удивилась Олеся.
Нина как-то стушевалась, ответила коротко:
– Не хочу об этом говорить.
Олеся не расспрашивала. У каждой есть свои скелеты в шкафу. Она карьерой танцовщицы тоже не похвастается.
Торопливая Нина тронула очередную дверь с криво висящей на одном гвозде табличкой «Начальник». Та поддалась. Девушка заглянула внутрь и сразу отскочила.
– Т-там… – стуча зубами, прохрипела она.
– Что там?
– Человек! – Голос сорвался на крик.
Олеся еле заткнула глуповатой спутнице рот. Вдруг тот человек их услышал? Или он знал о чужаках заранее и просто поджидал, когда те явятся к нему в гости?
– Кто он? Как он выглядел? Что делал? – оттащив Нину в открытую комнату, прошептала Олеся.
– Сидел, – та, глубоко вздохнув, успокоилась. – Просто сидел, и всё. За письменным столом, ко мне спиной. Пойдем к нему, спросим, что происходит?
Неожиданный энтузиазм Олесю посмешил.
– Ниночка, как ты представляешь наш разговор? Подойдем и поинтересуемся, не собирается ли он нас убивать? По-твоему он чисто случайно засел в заброшенном ангаре посреди полей?
Нина скуксилась.
– Совсем не подумала. Извини, пожалуйста. А если вооружиться чем-нибудь и напасть на него исподтишка? Пускай объясняется перед нами!
Что ж, идея сумасбродная, но не лишенная смысла. Почему бы из жертв не превратиться в охотников? Олеся схватила осколок выбитого оконного стекла.
– Пойдет?
– Да! – Нина робко улыбнулась. – Иди!
Конечно, Олеся не ожидала, что запуганная девушка вызовется в бой. Но и она не собиралась атаковать осколком какого-то мужика, который мог быть вооружен пистолетом. Один выстрел – и всё будет окончено. Глупая затея.
Но если не она, то кто? На цыпочках прокралась к двери, досчитала до десяти, пытаясь успокоиться. Приоткрыла её самую малость, умоляя петли не скрипеть. За широким столом лицом к окну кто-то сидел на чудом уцелевшем офисном кресле. Виднелась одна макушка и руки на подлокотниках. Человек не двигался, не издавал звуков. Олеся переступила порог. До стола четыре шага. Можно пройти или добежать. Первое тише, зато второе быстрее. Секунда на раздумье, и Олеся сделала бросок.
Глава 6
Сокольников Алексей Евгеньевич очень, очень любил свою семью. Красавицу-жену и дочурку-умницу. Женился он рано, сразу после армии, но всегда оставался верен дому и родным. Его не тянуло к другим женщинам, он всегда боготворил единственную и неповторимую – супругу.
Алексей Евгеньевич всего добился сам. Окончив институт, подался младшим научным сотрудником в НИИ. Не переставая, учился, одержимый знаниями, писал научные статьи, публиковался в альманахах. За год настрочил кандидатскую, в перестроечные годы не испугался трудностей и не сбежал с малооплачиваемой работы. Управлять НИИ было некому, и его перевели начальником отдела. Чуть погода он дослужился до директора исследовательского центра. Жена во всем поддерживала Алексея Евгеньевича. Когда голодали – продала драгоценности и уехала в Китай за шмотками, чтобы торговать ими на рынке. Дочка росла отцовской гордостью, спортсменкой и отличницей.
К должности ректора Алексей Евгеньевич шел всю свою жизнь и ни разу не оступился. Он не брал и не давал взяток, строго относился к лентяям, но награждал подчиненных по заслугам. Охотно тратился на семью. Дочь подросла, выскочила замуж за прилежного паренька. Жена увлеклась разведением декоративных собачек и всё лето проводила на даче, выращивая помидоры размером с кулак.
Не жизнь, а рай!
Он не мог объяснить, почему поддался искушению с той студенткой, Жанной Ермолкиной. Никогда до того дня не думал о любовнице. А она налетела, прижала, рыкнула от страсти, и у него снесло крышу. Алексей Евгеньевич не помнил, как оказался на студентке, как порвал на ней блузку. И что случилось потом – как в тумане. С нежной утонченной супругой он никогда не испытывал этой животной похоти. Его не рвало на части от желания, а после никогда не было так гадко. Будто измазался в грязи.
Ермолкина его подставила. Гадина! Тварь! Впервые за всю сознательную жизнь Алексей Евгеньевич слетел с катушек. Он угрожал ей, а она лишь насмехалась. Напомнила про СМИ, которые растрезвонят о позоре на всю страну. Алексей Евгеньевич покрылся холодным потом. Прощай, женушка! Прощай, доченька! Прощай, должность ректора и долгие годы честного труда! Всё полетит к чертям из-за какой-то интриганки.
– Чего ты хочешь? – Алексей Евгеньевич оперся о стол ладонями.
– Денег, – промурлыкала Ермолкина. – Много денег.
Он выудил из кошелька две пятитысячные купюры. Жанна загоготала:
– Этой мелочью ты не откупишься, глупенький мой.
Алексей Евгеньевич пообещал ей любую сумму, хоть миллион рублей! Но Ермолкину обещание не устроило. Она потребовала диплом с отличием и непыльную работенку с большим окладом. Алексей Евгеньевич устроил её к своему давнишнему товарищу и, пойдя на уговор с совестью, пообещал выдать желанный диплом. По наивности он вздохнул с облегчением, когда студентка поблагодарила его и, чмокнув в щечку, ушла.