Большая книга ужасов – 87 бесплатное чтение

…Человек, сидящий за письменным столом, насмешливо поглядел на свой указательный палец, испачканный в чернилах. Он не любил компьютеров и всегда пользовался только ручкой с пером – а ведь при этом невозможно не перепачкаться чернилами. Ну что ж, главное – клякс на страницы не насажать!

И он продолжил писать:

Как говорят в народе: если человек чихнет и никто не скажет ему «Да благословит тебя бог!» – власть над ним приобретет ведьма. Не иначе что-то подобное произошло с родителями Калиго Корней. Не пойму, что было у них в голове, когда они дали ей такое имя! Судя по некоторым сведениям, ее отцу – а он служил писарем у какого-то графа, ну и возомнил себя ученым – очень нравилась латынь. Почему из множества красивых латинских слов он выбрал то, которое означает «тьма», не знаю. Не пошла ему на пользу ученость, да и дочке беду принесла!

Калиго всегда была странная, дикая какая-то, хоть и красивая – по слухам, глаз не отвести. С людьми и животными она не очень-то ладила, зато любила птиц. Но не всех, а хищных. Однажды вылечила сову со сломанным крылом, и та в благодарность научила Калиго птичьему языку и рассказала ей все, что знала сама. Совы летают ночью, а потому им известно многое из того, что непостижимо людям. Говорят также, что ведьмовство было у девчонки в крови: якобы прабабка ее считалась сильной ведьмой, одной из тех старух, которые живут в лесу и наводят порчу на добрых людей. Но слушая сову, Калиго узнала также и как принять обличье птицы! Фамилия ее отца была Корбо, что значит Ворон. А Калиго стала называть себя мадемуазель Корней, то есть мадемуазель Ворона. Этих птиц Калиго особенно любила и часто украшала свои густые волосы их черными перьями.

О воронах много чего рассказывают! Мол, те, которые каркают по ночам на лесных болотах, – души убитых людей, не отпетых по христианскому обряду и не погребенных. Я читал истории про то, что нечистый дух, подвергнутый экзорцизму[1], вселяется в ворону. На том месте, где проводится обряд изгнания, вбивают в землю осиновый кол, и из-за этого в левом крыле птицы остается дыра. Поэтому считается, что женщине нельзя смотреть на стаю ворон, летящую над головой, потому что, если взглянуть случайно через эту дыру, непременно и сама станешь вороной. Это и проделала однажды Калиго. Только она умела и человеческое обличье принимать. Постепенно собрала целую свиту ворон и полностью подчинила их своей власти, днем и ночью летая с ними. Разве что в грозу в образе женщины сидела дома или в обличье птицы пряталась где-нибудь под стрехой[2] – страшно боялась молнии и грома: они на время лишали ее сил.

Много зла совершила она со своими воронами, но, как говорится, даже ведьма может упасть с метлы – то есть и ей беды не миновать, и она непременно поплатится за свои злодеяния. Так и случилось, когда перехлестнулись пути Калиго Корней и Дэвэна Марсо…

Человек перечел последние строки и кое-что в них поправил, стараясь делать это как можно аккуратней. Закончив свою работу, он отдавал ее в перепечатку, но почерк у него был не самый разборчивый, и женщина, набирающая на компьютере его труды, немало из-за этого ворчала.

Доминик Съекль – так звали этого человека – был историком и читал не только старинные книги, но и манускрипты: дневники, письма, воспоминания, написанные людьми, которые жили годы, десятилетия, века назад. Манускрипты – это рукописи, а рукописи, разумеется, пишутся от руки. Выводя буквы ручкой с пером, Съекль ощущал особую близость с теми временами и событиями, которые он описывал. Но больше всего его интересовал фольклор: сказки, легенды, таинственные истории, суеверия, приметы. Он объездил всю Францию, собирая материалы для своих книг. Та, над которой Съекль работал сейчас, называлась «Суеверия департамента Йонн»[3].

Наследство Колдуна Марсо

В старом доме было душно и пахло книжной пылью. Да, здесь хранилось множество старых книг: на стеллажах – в два ряда тома и томики, на письменном столе – стопки журналов и газет, множество книг упаковано в картонные коробки… Но то, что искал Адриан, находилось на чердаке.

Он сбросил рюкзак, отер пот со лба, но ни окно, ни ставни, которые тоже открывались изнутри, трогать не стал: если соседи узнают о его приезде – суеты не оберешься! Ему всегда нравились приветливые, гостеприимные жители Френа, этой уютной бургундской деревушки, но сейчас появление кого-нибудь из них и расспросы о том, как окончил коллеж, в каком лицее[4] будет теперь учиться, и тому подобные, были бы некстати. Адриану не терпелось приняться за дело: еле выдержал двухчасовую дорогу на поезде от Парижа до Тоннера, жалея, что на этом направлении нет экспрессов TGV[5], а потом почти бежал двенадцать километров до Френа. Автобусы от города к деревням уже сто лет не ходят: зачем, если у всех машины?

Родители, конечно, нашли его записку и удивляются: с чего это сын вдруг сорвался один во Френ, куда раньше не больно-то любил ездить? Наверняка они ему названивали, но Адриан предусмотрительно выключил телефон, едва выйдя из дому. И даже в поезде его не включал. Думал о будущем…

О будущем, которое должно стать прекрасным!

От усталости и волнения пересохло в горле. Попив из бутылки, которую взял с собой, Адриан начал подниматься на чердак. Воды осталось мало, его мучила жажда, но возиться с электронасосом не хотелось. Чтобы включить насос, нужно пройти в погреб, но вход туда находится с торца дома: есть опасность попасться на глаза вездесущей мадам Вуляр, которая вечно возится в своем садике, где ничего толком не растет, потому что она больше смотрит по сторонам, чем на грядки и клумбы.

С половины скрипучей лестницы пришлось вернуться и взять из рюкзака фонарик. Сигнализировать всем о своем прибытии, включив свет, Адриан не собирался.

На чердаке оказалось еще жарче, чем внизу: давно прохудившаяся крыша была затянута пленкой, которая защищала помещение от дождя, но накалялась на солнце и не давала доступа воздуху. Перекрыть крышу заново было слишком дорого. Открывать окно, выходящее на улицу, Адриан не рискнул – решил потерпеть.

Скинув рубашку и оставшись только в джинсах, он, тяжело дыша, пробрался к заветному сундуку.

Еще два дня назад Адриан ни за что не прошел бы мимо охотничьего ружья, лежащего в укромном уголке и прикрытого перевязанными бечевками пачками старых газет и журналов. Отец купил его по случаю на каком-то вид-гренье[6], а теперь не знал, что с ним делать. В стволе перекосился патрон, протолкнуть его не удалось, а стрелять было опасно: ствол могло разорвать. Адриану, конечно, запрещали даже дотрагиваться до ружья, однако он успешно пренебрегал запретом: приятно же хотя бы в руках подержать оружие! Но сегодня ему не до того. Дрожащими руками он поднял крышку сундука и начал по одной доставать толстые книги, то и дело чихая, когда пыль, эта особенно тонкая и едкая, ароматная книжная пыль, проникала в нос. И вдруг руки его задрожали: вот она, та самая коричневая тетрадь, о которой он узнал, случайно услышав разговор своего отца Жерара Марсо и их парижского соседа, букиниста мсье Леру!

…В тот вечер Леру зашел спросить, нет ли среди старинных книг, хранящихся во Френе и принадлежавших предкам Марсо, чего-нибудь для продажи, например манускриптов. Леру был знаток и любитель рукописей, писатель, историк и для покупки редкостей денег не жалел.

– Ну как же! – воскликнул отец Адриана. – В сундуке на чердаке лежит коричневая, самодельно переплетенная тетрадка с пожелтевшей бумагой: это воспоминания моего прапра… словом, моего далекого предка. Мы с ним тезки, хотя, судя по этим запискам, он предпочитал, чтобы его называли не Жерар, а Дэвэн Марсо – колдун[7] Марсо. Уж не знаю, какой он там был колдун – но почерк имел ужасный! Сделаем скидку также на шершавую бумагу, выцветшие чернила и плохо очиненное перо. Я когда-то, по молодости лет, пытался эти воспоминания прочесть, даже переписать начисто, разборчиво, однако в конце концов признал, что миссия невыполнима. – Он ухмыльнулся. – Осилил только две страницы, а может, три, уже не помню. В том, что прочел, рассказывалось о вызове некоей Калиго Корней (вот уж не знаю, кто такая!), которая могла найти плиту со следом какой-то ведьмы. Якобы под этой плитой скрыто баснословное сокровище. Ах да, помню, что плиту следовало искать у воды. Пояснений, почему у воды, я не нашел.

– Это напоминает мне обряд вызова мертвого слуги, – глубокомысленно проговорил букинист. – Очевидно, Калиго Корней – такой слуга. А о чем еще вы прочли?

– Еще там был текст какого-то заклинания, – припомнил отец Адриана. – Также Дэвэн Марсо писал что-то про оборотней, про тонкости общения с мертвецами, причем непременно в ночь со среды на четверг и обязательно на старом кладбище во Френе, про какую-то даму с черными перьями в волосах… Ну и все такое в этом роде. Я уж и забыл детали. Мы в следующий понедельник едем во Френ. Если хотите, я привезу рукопись, когда будем возвращаться.

Мсье Леру тут же позвонил своему клиенту, любителю манускриптов, и тот заявил, что сам одновременно с семьей Марсо приедет во Френ взглянуть на записки их предка, о котором этот историк, оказывается, очень много слышал и даже в одной из своих книг о нем писал.

Именно этого историка и хотел опередить Адриан.

Ну ладно, предположим, любитель манускриптов заплатит за рукопись колдуна Марсо сотню евро, или несколько сотен, или даже тысячу – но что это по сравнению с баснословным сокровищем, на которое намекал предок?!

Адриан не мог понять отца. Как это так?! Иметь шанс стать действительно богатым, может быть очень богатым – и отнестись к этому так пренебрежительно только потому, что он связан с какими-то чудесами?! А между тем родители не прочь разбогатеть – но только сугубо «реалистическим» путем: каждую пятницу покупали билеты всяких лотерей, к сожалению, пока без толку. Конечно, им надоело жить в тесной полутемной квартирке около шумного Северного вокзала на улице Мабёж. Отец с некоторых пор выходил на демонстрации протеста «желтых жилетов»; и он, и мама участвовали в забастовках, напрасно ожидая повышения заработной платы. Они бы охотно продали старый дом во Френе – да кому он нужен! Слишком много домов в округе стояли заброшенными, заколоченными, с объявлениями о продаже, а хозяева их переехали в города. Вот и дом Марсо не удавалось продать. И при этом упускать пусть призрачный, но хоть какой-то шанс разбогатеть?! Этого Адриан не понимал.

Конечно, скорее всего, все эти слова про плиту со следом ведьмы ерунда. А может быть, и нет! И каково будет семье Марсо узнать, что какой-то и без того богатый писатель разбогател еще больше – может быть, баснословно! – прочитав рукопись старого колдуна и последовав его советам? Да они просто умрут от зависти и злости на самих себя!

Адриан попытался поговорить с отцом, но тот лишь отмахнулся:

– У нас с мамой со следующего понедельника отпуск. Сегодня что, вторник? В субботу можно выехать. Лучше вечером, чтобы в пробках не стоять.

«Завтра среда! Эту… как ее там… Корней надо вызывать в ночь со среды на четверг!» – вспомнил Адриан – и на другое утро тайком сбежал во Френ.

И вот он здесь, а в руках у него заветная тетрадь! Адриан раскрыл ее и на миг ужаснулся: забрызганные чернилами страницы испещрены корявыми, неразборчивыми, убористыми строчками. Но тут же обнаружил листочки, исписанные аккуратным почерком отца. Пробежал их глазами – и ах, как заколотилось сердце! Да, отец хорошо постарался: переписал все самое главное: подробные указания, как найти Калиго Корней на кладбище.

И еще там было написано заклинание. Его следовало непременно прочесть от начала до конца, чтобы Калиго Корней, восстав из могилы, повиновалась своему господину беспрекословно.

Адриан прочел магические слова несколько раз, чтобы запомнить наверняка. Он забыл про духоту и жару, наоборот – стало холодно, даже в дрожь бросило, и пришлось снова рубашку надеть!

Подошел к чердачному окну. Смеркалось, но округа была видна хорошо. Вон шато де Френ – довольно обветшалый замок, когда-то принадлежавший владельцам деревни; вон школа верховой езды, куда ежедневно наезжает народ из Самбура, Муляна-ан-Тоннеруа, из Нуайера, Анси, Аржентоя, Пасси, других деревень, чтобы взять из конюшни понравившегося коня и вволю покататься по окрестностям… Прямо под окном лежал петит рю Порт Рю – переулок Уличных Ворот. Чуть правее – перекресток с рю дё Л’Эглиз, Церковной улицей, а также сама эглиз Сен-Маммеˊ, церковь Святого Мама́нта, и кладбище рядом с ней. Оно разделено на две части: старое, появившееся лет четыреста назад, когда церковь только построили, и новое, на котором с недавних пор прибавилось всего несколько могил: жителей во Френе осталось мало.

Разумеется, за мертвым слугой надо идти на старое кладбище! И оказаться там нужно сразу же после полуночи, причем непременно в непроглядной темноте.

Ну, это вообще не проблема. Фонарей на улицах раз-два и обчелся, к тому же они зажигались, только если к ним кто-то приближался. Однако жители Френа расходились по домам еще до захода солнца. Ужинали, сидели перед телевизором или вообще ложились спать: крестьянские заботы рано гонят на поля. Вот разве что промчится автомобиль или мотоцикл по дорогам в сторону ближних деревень. Но после полуночи царили тишина и безлюдье, а приступить к делу Адриану предстояло «когда часы на башне отмерят первую половину четверга».

Часы на всех церковных башнях в округе сначала одним ударом обозначали полчаса, а потом отбивали каждый час. Деревенские жители настолько к этому привыкли, что даже не замечали ночного звона. Особо чувствительные затыкали уши восковыми тампонами. Адриан тоже ими пользовался – но только не в эту ночь! Он спустился с чердака, но даже в кресло не садился – не говоря уж про лечь на кровать или диван: боялся, что проспит, и поэтому ерзал на неудобном кухонном табурете. Кое-как заставил себя съесть половину купленного на вокзале сэндвича (ах, если бы он знал, сколько раз вспомнит потом этот недоеденный багет с ветчиной и сыром, сколько раз будет мечтать о нем с вожделением!), запил остатками воды и принялся повторять заклинание, торопя время.

Наконец часы с особым хрипом пробили полночь. Адриану показалось, что они никогда не хрипели так громко: можно было подумать, что часы вдруг начали дрожать от страха!

Как и он.

«Может, не идти? Нет, зря я, что ли, сюда ехал! Ага, я струшу, а тот писатель потом приедет и найдет сокровище! Нет, хватит трястись! И вообще, еще неизвестно, может, все это вранье!» – подумал Адриан и вдруг понял, что не слишком огорчится, если советы Дэвэна Марсо вообще окажутся враньем.

Взял из чуланчика лопату, погасил фонарик и тихо-тихо вышел из дома.

Вовсю светила луна. А как же насчет кромешной тьмы?! Ну, может быть, луну затянут тучки, которые в изобилии плывут по небу?

Адриан осторожно спустился по ступенькам и вышел на рю Эглиз как раз напротив ворот старого кладбища. Приблизился к ним – да так и замер, увидев слабое бледно-зеленоватое мерцание около огораживающей кладбище стены.

Дэвэн Марсо писал, что Калиго Корней в урочный час подает о себе знак свечением, которое пробивается из-под земли. Но ведь Адриан еще не вошел на кладбище. Наверное, это обычный светлячок.

Не считается!

Адриан тяжело вздохнул, перехватил лопату одной рукой, другую просунул сквозь решетку калитки и поднял крючок, устроенный так, что калитку можно открыть и снаружи, и изнутри. Согнулся (со временем кладбищенская ограда вросла в землю, ну и калитка стала ниже, чем была лет триста назад!) и вошел в это обиталище усопших, досадуя на лунный свет и опасаясь, что из-за него не заметит сигнала. И тут словно по заказу луну прикрыло длинное облако. Но сколько Адриан ни бродил между замшелыми склепами, то и дело натыкаясь в темноте на старые могильные плиты, почти вросшие в землю, никакого свечения разглядеть не мог. Он разве что носом в землю не утыкался, чтобы лучше видеть – но все зря!

Ну конечно, ну что такое необыкновенное могло произойти на этом благочинном, благообразном кладбище Френа, где Адриан в детстве столько раз играл с соседскими мальчишками, пока их не прогонял сердитый Жан-Батист, старый сторож! Значит, Дэвэн Марсо, какой-то там прапрапредок, все-таки наврал…

Адриан уже не вспоминал, как ему только что было страшно и как он почти хотел, чтобы записи старого колдуна оказались выдумкой. Понурившись, волоча за собой лопату, он потащился к выходу, вышел с кладбища, запер за собой калитку и, заплетаясь ногой за ногу, побрел было к дороге – когда краем глаза заметил, что под самой стеной что-то мерцает.

«Светлячок еще не улетел», – подумал Адриан, оборачиваясь, и замер, изумленный, испуганный. Когда он проходил здесь в первый раз, на этом месте было всего-навсего бледное пятнышко, а сейчас… сейчас, казалось, из-под земли пробивается узкий, словно лезвие кинжала, огненный луч, острие которого окаймлено черной полосой. И этот трепещущий луч увеличивается на глазах!

Мгновение Адриан смотрел на него, а потом, потеряв от радости голову, бросился вперед. Дэвэн Марсо не соврал! Луч есть! Значит, есть и все остальное. Теперь осталось только исполнить обряд – и…

Глаза уже привыкли к темноте.

Острием лопаты Адриан нарисовал круг, разделил его на четыре сектора (север, юг, запад, восток) и встал в центр. Теперь надо медленно переступать, обходя подземный светильник против часовой стрелки, и читать слова магического заклинания.

Адриан сделал первый шажок и начал шепотом:

Внезапно как раз там, где мерцал красноватый огонек, вспучилась и разверзлась земля.

Следующее слово застряло у Адриана в горле. Согласно наставлениям Дэвэна Марсо, нужно расширить яму лопатой, чтобы выпустить на свободу Калиго Корней, готовую повиноваться своему господину, однако из глубины самой по себе образовавшейся ямы резко пахнуло сырой гнилью, а потом оттуда взметнулись какие-то черные дурно пахнущие птичьи перья. Они закружились над ямой, и ветер, то ли поднятый их полетом, то ли налетевший невесть откуда, быстро развеял источаемое ими зловоние. В воздухе повеяло ароматом гиацинтов. На исходе зимы ими сладко благоухали все цветочные лавки Парижа, но сейчас аромат казался слишком густым, удушающим, гнилостным…

Тем временем перья вдруг свились, скрутились – и перед Адрианом оказалась черноглазая и смертельно бледная дама. Из ее черных волос тоже торчали черные птичьи перья.

Адриан был готов увидеть чуть ли не полуразложившийся труп или вообще скелет, покрытый ошметками сгнившей одежды, а потому всячески уговаривал себя не перетрусить до потери рассудка, не броситься бежать и вообще не хлопнуться в обморок, как хлопнулся некогда Гарри Поттер при встрече с дементором. Однако эта дама выглядела так, будто ее пять минут назад посадили в какой-то ящик, а теперь выпустили, поэтому она не только не разложилась – на нее даже комочка земли не налипло!

Калиго Корней (а это, конечно, была она!) смерила Адриана пристальным взглядом и, с трудом выговаривая слова, словно губы и язык отвыкли шевелиться, хрипло проговорила:

– Быть того не может… Неужто я слышу заклинание, которым запечатал мою волю Дэвэн Марсо после того как убил меня и зарыл под кладбищенской стеной?! И вот теперь его потомок явился, чтобы заставить меня – сделать что? Неужели найти мой след на плите у воды? Ну, говори! Почему же ты молчишь? Почему не произнесешь заклинание до конца? А может быть… может, ты забыл его? – В голосе ее вдруг зазвенела надежда, и Адриан вздрогнул, почувствовав опасность. Не зря Дэвэн Марсо требовал, чтобы заклинание было прочитано до конца!

Адриан уже открыл рот, чтобы выговорить последние слова, как вдруг дама громко хрипло крикнула – можно сказать, каркнула как ворона:

– Из круга выйди, силу свою потеряй, мою мне верни, слова защиты забудь!

Адриан где-то читал, что, колдуя, ни за что нельзя выходить из магического круга, чтобы силы зла не могли до тебя добраться. Однако сейчас ему так хотелось оказаться как можно дальше от этой страшной дамы, что он одним прыжком выскочил из круга. Теперь эту жуткую особу ограждает магическая черта, и выбраться наружу, переступив черту, она не сможет.

Однако напрасно Адриан надеялся! Черные волосы женщины встали дыбом, затрепетали… нет, это перья в ее волосах сделались черными воронами, которые захлопали крыльями, взвились, подняли ее над землей и… перенесли через магическую черту!

И вот она уже парит на крыльях своих птиц-волос совсем близко от Адриана и злобно хохочет, словно каркает:

– Ты забыл заклинание! Ты его забыл и никогда не вспомнишь! Теперь берегись!

Значит, Калиго Корней, Калиго Ворона, и есть та самая ведьма, о которой идет речь в заклинании и от которой надо спастись, но Адриан как дурак забыл слова!

А может, удастся сбежать от нее?..

Ведьма загораживала дорогу к дому, поэтому Адриан кинулся в кладбищенскую калитку. За спиной послышались разъяренное карканье и пронзительный свирепый визг: очевидно, вороны со своей повелительницей застряли в узкой и низкой калитке. Это дало возможность Адриану, перебежав кладбище, перевалиться через каменную ограду и, путаясь в стеблях каких-то посаженных здесь растений, промчаться по краю поля и скрыться в лесопосадках, отделяющих поле от проезжей дороги.

Опустив ведьму на землю, птицы принялись шнырять между деревьями, разыскивая беглеца. Адриан подобрал на кромке поля ком земли, запустил как можно дальше между деревьями, а еще один швырнул в другую сторону.

Как он и ожидал, птицы заметались туда-сюда, а Адриан тем временем вынырнул из лесопосадок и, в несколько прыжков одолев узкую полосу пахоты, перемахнул через каменный забор школы верховой езды. Подскочив к закрытым на ночь деревянным воротам конюшни, он плюхнулся на землю, прополз под ними и заметался между денниками[8].

Все они были заняты. Лошади спали: какие-то – свесив голову через загородку, другие – упершись в стенку лбом, некоторые – улегшись на охапку сена. Когда Адриан ворвался в конюшни, несколько животных вскинулись и принялись нервно перебирать ногами. Крепче всех спал серый конек, на загородке которого висела табличка с его именем: «Бруйяр».

Адриан, снова рухнув на пол, прополз под загородкой в этот денник и шмыгнул в задний угол. Вообще-то подходить к лошади сзади опасно: может испугаться и так садануть копытом, что если и не убьет, то сильно зашибет, но честное слово: Адриан предпочел бы сейчас получить удар копытом, лишь бы избавиться от жуткого преследования. Впрочем, на всякий случай он замер и даже старался дышать как можно тише, чтобы не спугнуть конька, названного Бруйяром, похоже, из-за его серой масти[9].

«Над воротами конюшни птицы не пролетят, ворота высокие, а снизу, по земле, они ведьму не потащат!» – отчаянно уверял себя Адриан… но когда раздался гулкий, частый, упорный стук в ворота, а потом они со скрипом разошлись, сердце его сжалось.

«Это клювы стучали! Вороны клювами вытолкнули задвижку!» – догадался Адриан, и его бросило в дрожь.

Теперь все кони топтались в денниках и громко, тревожно ржали; серый Бруйяр тоже проснулся и размахивал хвостом, иногда задевая Адриана по лицу, но тот ничего не чувствовал, а только молился, чтобы на шум прибежали сторожа, прогнали ворон и эту ужасную ведьму! Но никто не прибежал…

И вдруг на мир обрушилась полная тишина, словно не только кони, но и вообще все вокруг замерло, перестало дышать. В этой тишине раздался шум крыльев, а потом над загородкой денника, в котором прятался Адриан, появилось бледное лицо с огромными черными глазами и искривленным в жуткой улыбке ртом, и как Адриан ни вжимался в стенку, как ни пытался спрятаться за крупом неподвижно стоящего серого коня – этот взгляд и эта кривая улыбка неумолимо его настигали.

– Значит, хочешь найти мой след на плите? – прокаркала Калиго Корней. – Ну что ж, поищи. Но округа велика, не так просто ее обойти. Дай-ка я тебе помогу! – Она протянула левую руку, указывая длинным пальцем с острым черным – черным! – ногтем то на Адриана, то на замершего Бруйяра, потом простерла обе руки… пальцы скрючились как птичьи когти, изо рта вылетело черное облачко и словно прилипло к лицу Адриана… Он почувствовал, что задыхается, а потом его резко шатнуло к Бруйяру, и он ударился о коня так, что заныла каждая косточка. Ноги подкосились, Адриан начал падать и услышал резкое, короткое, испуганное ржание Бруйяра… потом страшно закружилась голова, боль скрутила тело, словно Адриана тащили за руки, за ноги и за голову в разные стороны, да еще при этом били молотком между лопатками. В глазах потемнело от боли и страха.

Кажется, он потерял сознание.

Происшествие на мосту

Внизу пролетели два встречных двухсоставных поезда. Оглушительный, можно сказать громовой, грохот, молниеносная пробежка разрядов по проводам высоковольтной линии, шедшей вдоль железной дороги через поля… Это был самый волнующий, самый потрясающий – в полном смысле слова! – момент, потому что вибрация моста передавалась в руки, вцепившиеся в перила, во все тело, в сердце, она дурманила голову! Но скоростные поезда проносились стремительно – вжи-иг! – почти мгновенно скрываясь за поворотами, и оставалось только ждать, вглядываясь в обе стороны и гадая, откуда появится новый экспресс. Конечно, один поезд тоже производил сильное впечатление, но два встречных, да еще двухсоставных – это было что-то невероятное! Лиза и Таня против воли начинали вопить, визжать, потом переводили дыхание и либо ждали на мосту следующего поезда, либо седлали свои велосипеды и возвращались в деревню Мулян-он-Тоннеруа, проще говоря Мулян, где семья проводила лето.

Надо сказать, что мама у девочек была русская, отец – француз, именно поэтому имена у них были русские, а фамилия французская – Верьер. Зимой они жили в Париже, где учились в коллеже «Поль Гоген». Точнее, Лиза его уже окончила и осенью собиралась пойти в лицей «Жиль Ферри», ну а Таня была младше сестры на два года, и ей предстояло еще посещать коллеж.

– Я есть хочу, – сказала Таня. – Может, поедем обратно? А то…

– …а то эклеры засохнут? – ухмыльнулась Лиза. – Поехали, поехали!

Шоколадные эклеры ежедневно покупались у буланже[10] Ивона. Около полудня Ивон проезжал через Мулян на своем синем фургончике, отчаянно сигналя, чтобы все, кому нужны багеты, или круглый хлеб, или круассаны, или эклеры, или тарталетки с клубникой, или фланы, или пан-о-шоколя, или пан-о-рэзан[11], или какая-то другая вкуснейшая выпечка, выходили из домов и спешили ее купить. Иногда бесподобные эклеры съедали в обед на десерт, иногда оставляли на послеобеденный перекус, который на русский манер называли полдником, а иногда, если родители не съедали свои пирожные, девчонок ожидало роскошное утро.

Вот как сегодня! Таня и Лиза выехали на утреннюю прогулку ни свет ни заря (в это время поезда идут один за другим: Париж – Лион, Лион – Париж, Дижон – Париж, Париж – Дижон, восторгов на мосту можно испытать не счесть сколько!), но уже пора домой, чтобы успеть к семейному завтраку.

Маме с папой – овсянка, омлеты или йогурты, девчонкам – омлеты и вчерашние эклеры. Замечательно!

Сестрички забрались на велосипеды, но только тронулись с моста, как вдруг услышали неистовое ржание и карканье. Приостановились, оглянулись – и испуганно отпрянули к перилам моста: по дорожке, проложенной вдоль железнодорожного полотна, мчались со стороны Френа (деревни в пяти километрах от Муляна) три коня. Впереди скакал загнанный, взмыленный серый конь, неуклюже выбрасывая ноги в белых чулках[12], а его преследовали, обходя друг друга, вороной и пегий. Опередить серого они не стремились: пытались только догнать его и куснуть за круп, да побольней. Иногда им это удавалось, и серый издавал громкое ржание, больше похожее на крик боли и отчаяния.

Над конями кружились несколько ворон, которые иногда спускались ниже и клевали серого в голову и шею, а также, чудилось, подгоняли и ободряли карканьем его преследователей.

– Это же Бруйяр! – изумленно вскрикнула Лиза. – Бруйяр из конюшни во Френе! Он что, сбежал?!

– Точно, он! – закивала Таня. – Я в прошлый раз на нем ездила. А тех, пегого и вороного, не узнаю.

Дважды в неделю отец отвозил девочек во Френ, в тамошнюю школу верховой езды, чтобы не скучали в деревне и не забывали уроков парижской школы, которую они посещали во время учебного года. Неудивительно, что сестры отлично знали всех обитателей френской конюшни. Кроме того, у Бруйяра были приметные белые чулки на передних ногах его ни с кем не спутаешь.

Тем временем кони оказались уже совсем рядом с мостом и, похоже, намеревались проскакать по нему…

– Скорей за мной! – крикнула Лиза, съезжая в сторону, к дороге и кустам. – Затопчут!

Таня едва успела метнуться за сестрой, как кони вскочили на узкий мост. И в это самое время внизу стремительно пронеслись два встречных поезда, приближения которых девочки даже не заметили. Бетонно-металлическая конструкция затряслась, завибрировала, загрохотала… но даже этот грохот не смог заглушить чей-то истошный визг.

Девочки в ужасе переглянулись и принялись опасливо озираться.

Бруйяр со страшной скоростью доскакал до поворота и скрылся в придорожных зарослях лип и кленов, обвитых сладко пахнущими лианами белого винограда[13]. Двух других коней видно не было: наверное, они так испугались грохота поездов, что обогнали серого и исчезли за поворотом раньше, чем он.

– Смотри, там кто-то лежит! – испуганно крикнула Таня, показывая на тропу, ведущую вдоль железнодорожного полотна. – Какая-то женщина!

Сверху, с поросшего редким лесом каменистого склона, к тропе склонялась дикая груша, на которой уже начали зеленеть маленькие круглые плоды. Почти под самым деревом лежала женщина в длинном черном платье.

– Откуда она взялась? – прошептала Лиза. – Там ведь только что никого не было, кроме этих лошадей…

– Может, она выпала из поезда? – предположила Таня, но тут же с досадой махнула рукой, поняв, что сказала глупость: во-первых, двери скоростных поездов во время движения заблокированы, а во-вторых, если бы женщина и в самом деле выпала из поезда, перелететь через высокую – выше человеческого роста! – ограду, тянущуюся с обеих сторон рельсов, ей бы никак не удалось.

– Пойдем посмотрим? – предложила Лиза. – Поможем…

– Надо звонить в полицию, – сказала Таня, мрачно глядя на неподвижную фигуру. – Помогать ей уже поздно. Она мертвая, это точно! Смотри, уже вороны к ней слетелись.

И правда: та стая, которая только что гналась за лошадьми, теперь кружила над лежащей женщиной. Несколько птиц, сев ей на голову, цеплялись коготками за волосы или хватали клювами и тянули, словно пытались приподнять.

Смотреть на это было до того страшно, что сестры не выдержали: повернули велосипеды на дорогу и принялись что было сил крутить педали, стремясь как можно скорей преодолеть подъем. Однако на повороте не выдержали, притормозили и оглянулись.

Отсюда был отлично виден мост, полотно железной дороги, склон, грушевое дерево и то место, где только что лежала женщина в черном. Но ее там почему-то уже не было.

И все вороны улетели.

Девочки переглянулись.

– Что такое? – растерянно хлопнула глазами Таня. – Ведь она там была! Мертвая! А теперь ее нет! И ворон нет! Но не могли же они ее унести с собой!

– Не выдумывай, – фыркнула Лиза. – Эта женщина, наверное, со склона сорвалась, ушиблась, а потом почувствовала себя лучше, снова на склон вскарабкалась и ушла через лес. А вороны просто-напросто улетели. Хотя нет, вон одна на груше сидит, видишь?

– Нет, – покачала головой Таня, и тут, словно желая непременно показаться ей, ворона сорвалась с ветки, промелькнула над мостом, потом, снизившись, пролетела над девочками и, покосившись на них блестящим круглым глазом, скрылась за высокими кленами, стоящими с одной стороны дороги и отделяющими ее от полей. С другой стороны дороги тоже простирались поля – до самого леса.

Одновременно пожав плечами, девочки снова тронулись в путь, однако странное происшествие никак не шло из головы. Они задумчиво одолели поворот и покатили дальше, не глядя обогнув две разноцветные кучки, лежащие посреди дороги. Одна была серо-рыжая – песчаная, вторая черная – земляная. Здесь часто проезжали машины, чем только не груженные, проходили тут и комбайны, на гусеницы которых налипала земля с полей, – неудивительно, что на дороге можно было увидеть и землю, и песок, и глину, и рассыпавшуюся солому…

Но как только девочки прокатили дальше, с дерева сорвалась не замеченная ими ворона и принялась кружить над этими кучками, внимательно их разглядывая. Потом, громко каркая, быстро полетела к лесу и скрылась в нем.

Девочки в это время разминулись со встречным трактором и за шумом мотора не услышали этого злобного карканья.

Хотя вряд ли воронье карканье бывает добрым!

Бегство

Когда Адриан очнулся, Калиго Корней по-прежнему была рядом и разглядывала его с кривой ухмылкой.

Адриан почувствовал, что стоит на четвереньках, однако при этом смотрел он на ведьму не снизу вверх, а сверху вниз. И вообще он как-то вырос и потолстел. И еще довольно трудно было управиться с руками и ногами, которые дрожали и расползались. Шея болела от тяжести головы, волосы почему-то стали очень длинными и щекотали шею.

– Ну а теперь беги, глупец, ищи мой след у воды! – воскликнула ведьма и зашлась своим каркающим смехом. Она отступила в сторону. Несколько ворон, вырвавшись из ее спутанных волос, сели на створки ворот, замахали крыльями – и ворота открылись.

«Домой, домой! Она меня отпустила!» – радостно подумал Адриан, рванулся вперед из открытой загородки – и чуть не упал, не удержавшись на разъезжающихся в стороны руках и ногах.

Да что же он, дурак, бежит на четвереньках?!

Попытался выпрямиться – не удалось.

Посмотрел на руки… и упал-таки, потрясенный тем, что увидел.

Вместо рук оказались… лошадиные ноги – серые, до колен покрытые белой шерстью! Адриан с трудом повернул непомерно тяжелую голову на неуклюжей шее и обнаружил, что весь он стал серым. И это было не его тело, не его шея, не его ноги! Они принадлежали какому-то серому коню.

Какому-то?! Какому-то?!

– Нет, нет, нет! – отчаянно забормотал Адриан, но вместо слов изо рта вырвалось слабое ржание.

– Не нагляделся на себя еще? – захохотала ведьма. – Не налюбовался? Хорош, хорош, настоящий красавчик! Беги, кому сказано! Беги, ну!

Адриан с трудом поднялся, пытаясь осознать, что и серое тело, и ноги, задние сплошь серые, передние в белых чулках, и грива, которая моталась туда-сюда и лезла в глаза, и огромная тяжелая голова – все это теперь он. Вернее, он закован в неуклюжее, несдвигаемое конское тело!

Да он ни одной из четырех ног шевельнуть не может, не то что бежать куда-то!

– Ну, мне это надоело! – проворчала ведьма и, оглядевшись, шагнула к большим ящикам, стоящим у стены.

В одном был песок, в другом земля. Адриан видел эти ящики впервые, но откуда-то знал, что песком посыпали дорожки в большом манеже, где его и всех других коней тренировали по прыжкам через препятствия. А из земли разбили клумбы у ворот школы и насажали там каких-то красивых цветов: белых, с желтыми и оранжевыми тычинками. В первый же день, возвращаясь с проездки, несколько соседей Адриана по конюшне поели этих цветов и разболелись. После этого все красивые цветы выкопали, клумбы вообще срыли, а землю ссыпали в деревянный ящик.

«Откуда я все это знаю?! – ужаснулся Адриан. – Я никогда не видел этих клумб – но почему я ясно вижу эти цветы… это нарциссы, я их узнал».

«Нарцисс? – удивился кто-то в его голове. – У нас в конюшне есть конь с такой кличкой».

И Адриан вдруг понял, что это размышляет Бруйяр. Мысли и воспоминания коня слились с мыслями человека, и они стали одним существом!

Ну да, будущий лицеист Адриан Марсо стал серым конем Бруйяром…

Пока он дрожал мелкой дрожью, пытаясь осознать этот ужас, ведьма двумя руками зачерпнула песка и земли, потом разжала пальцы и дважды топнула в середину песчаной и земляной кучки. И едва успела отскочить в сторону, как перед ней появились два коня: пегий и вороной.

– Гоняйте этого дурака, пока не свалится замертво, – холодно приказала им ведьма. – Мои птицы вам помогут. Впрочем, я сама вас поведу!

Ударившись о землю, она обернулась вороной – такой же, как те, что только что вылетели их ее волос, – и, взвившись над Бруйяром, больно клюнула его в шею.

Он даже взвился от боли!

Адриан и думать забыл, что обратился в серого коня, что ему неловко, неудобно в его новом теле – он полностью доверился Бруйяру и только слабо удивился той стремительности, с какой тот пустился наутек.

Пустишься небось… да, небось пустишься, если над головой кружат черные вороны, а вслед за тобой скачут два жеребца, и хотя ты знаешь, что они призрачные, однако зубы их кусают тебя вполне реально, и вполне реально тебя бьют копыта, и толкают тебя они своими головами и сильными крупами, стараясь сбить с дороги в овраг, тоже вполне реально – и они неутомимы, они готовы гонять тебя до утра, загнать тебя до смерти!

Будь Адриан самим собой, не обладай теперь силой и инстинктами молодого животного, он бы давно уже упал замертво. Останься Бруйяр самим собой, не обладай сообразительностью человека, не гони его ужас, владеющий человеком, он бы давно уже упал замертво. В поисках спасения они метались среди деревьев, прятались в охотничьих балаганах[14], которых немало в окрестных лесах, скрывались за копнами свежего сена, врывались во дворы одиноких ферм и удирали от разбуженных и потому особенно злых собак, замирали у ручейков, делая пару торопливых глотков воды, и, завидев преследователей, снова пытались удрать. Но созданные колдовством кони, сквозь тела которых со свистом проходил ветер, и черные птицы, шумно хлопающие крыльями, снова и снова настигали их, подбадриваемые злорадным карканьем вороны-ведьмы, летящей над лесами и полями, неутомимо ведя свою стаю, непостижимым чутьем находя следы Бруйяра в самых укромных ущельях, в самых густых чащах.

Наконец небо посветлело, настало утро. Солнце поднималось все выше. Еле держась на ногах, серый конь, загнанный в глубину лесов, наконец вырвался на шоссе, и перед глазами Адриана мелькнула надпись на дорожном указателе: «Самбур, 4 км».

Самбур! От него до Френа рукой подать! Бруйяр, которому, очевидно, передалось знание Адриана, прибавил ходу, стремясь в родную конюшню, уверенный, что там найдет спасение. Однако кони и вороны заставили его свернуть с дороги в Самбур и погнали вдоль путей TGV.

С одной стороны тропы тянулась сетка, огораживающая рельсы. С другой – вздымался довольно крутой каменистый склон.

Никуда не свернуть! Не спастись!

Чего хочет ведьма? Может быть, заставить их подняться на показавшийся впереди мост и броситься на рельсы? Вот и состав приближается…

Бруйяр мчался вперед, прижав уши. Он вскочил на мост в то мгновение, когда два скоростных поезда, просвистев, прогрохотали внизу.

Серый конь будто с ума сошел от страха! С перепугу он помчался еще быстрей – вороной и пегий даже немного приотстали. Адриан краем глаз заметил двух девочек с велосипедами, которые испуганно наблюдали за бешеной скачкой. Каким-то чудом кони их не задели и, слетев с моста, взмыли на небольшой холм, свернули… и вдруг Адриан заметил, что преследователи исчезли.

Пегий и вороной, которые мучили его, стая черных птиц, нагонявшая на него страх, – все они пропали.

Бруйяр, каждая шерстинка которого на его взопревшем теле от страха стояла дыбом, бездумно рвался вперед, но Адриан кое-как заставил его замедлить бег и оглянуться.

На дороге лежали кучка песка и кучка земли. В небе – ни одной вороны.

Может, ведьму напугал грохот поезда? Адриан вспомнил: он где-то читал, что нечистая сила боится железа и грохота железного, поэтому исстари держалась подальше от кузнецов и кузниц… Если это правда, то сила злого колдовства Калиго Корней на какое-то время ослабела. Ослабела – но может снова окрепнуть: значит, нельзя терять время! Надо бежать со всех ног… в смысле скакать!

Адриан окинул взглядом окрестности. Да ведь он совсем рядом с Муляном! Отсюда до Френа рукой… вернее, ногой подать. Каких-то пять километров. Нет, чуток побольше: сама деревня на километра полтора тянется.

И вдруг Адриан почувствовал, что сейчас упадет, – то есть упадет усталый Бруйяр. Но если это случится – сможет ли он подняться?

«Еще немного потерпи! – приказал Адриан не то себе, не то коню. – Давай в обход доберемся до лавуара: там можно попить и отдохнуть».

Лавуар – это общественная прачечная. В каждой французской деревне в старину строили маленькие каменные домики, в которых местные жительницы могли постирать свои вещи. В центре пола располагался длинный прямоугольный бассейн. Вода из речек, или горных озер, или подземных источников постоянно втекала в бассейн через одну трубу, а вытекала через другую. Прачки становились на колени на выложенный каменными плитами пол и стирали белье в проточной воде. Над краями бассейна были укреплены вешалки для выстиранных вещей…

Лавуар во Френе стоял на виду, на самом въезде в деревню, а в Муляне, насколько помнил Адриан, – в низине, за огородами. Туда можно было попасть, проскакав напрямик через всю деревню, или окольными путями добраться до дороги, ведущей в городок Нуайер, а оттуда свернуть к густой роще, окружающей лавуар.

Бруйяр то ли уже бывал в Муляне во время прогулок со всадниками, то ли у него не осталось сил спорить с Адрианом, то ли он просто доверился человеку, вместе с которым только что спасся от мучений, – во всяком случае, конь покорно добрел до въезда в деревню и боковыми пустынными улицами добрался до дороги в Нуайер. И вот Адриан с облегчением увидел опушку рощи и устремился туда, чувствуя, что Бруйяр идет уже из последних сил: его копыта разъезжались на покрытом ветками плюща каменистом скользком склоне, который вел к низенькому домику.

В отличие от других лавуаров, выстроенных несколько веков назад и порядком замшелых, этот, видимо, появился не столь давно. Но оттуда все равно доносилось журчание воды, и у коня сразу прибавилось сил! Впрочем, он попятился от низкой двери лавуара, не пошел внутрь, где мог бы напиться из бассейна; из небольшого озерца, затянутого ряской и заросшего камышом, тоже не стал пить. Он побрел чуть дальше – туда, где бежал ручеек, выходящий из озера, вошел в него, скользя на прибрежных камнях, опустил голову… и у Адриана заломило лоб и зубы и заболело горло, когда Бруйяр принялся длинными глотками пить эту чудесную, чистую, вкусную, но такую студеную воду!

Удивительная книга

– И все-таки я не понимаю, откуда эта черная дама взялась и куда делась потом, – упрямо сказала Таня.

– Не надоело тебе об одном и том же говорить? – проворчала Лиза, доставая из картонной коробки очередную книгу и втискивая ее на плотно заставленную полку.

Недавно Верьеры наконец освободили мансарду от всякого хлама, укрепили на стенах книжные полки и перетащили сюда все книги: решено было устроить в мансарде библиотеку. Разумеется, на расстановку книг мобилизовали сестер!

– Можно подумать, ты сама об этом все время не думаешь! – фыркнула Таня, беря другую книгу из другой коробки и ставя ее на другую полку.

– С чего ты взяла? – удивилась Лиза.

– С того, что ты все время молчишь, – ухмыльнулась Таня. – Когда мы вчера делали уборку, ты трещала как сорока – то про Ксавье, с которым целовалась, то про Алекса, который опять на тебя не посмотрел, то про Поля, который приехал в гости к мсье Миго и звал тебя гулять, то про этого… как его… который строил тебе глазки, когда мы проезжали во время верховой прогулки через Пасси.

– Его зовут Николя, – высокомерно сообщила Лиза. – Ни-ко-ля! Такое простое имя – неужели трудно запомнить?!

– А зачем мне его запоминать? – засмеялась Таня. – Завтра будешь трещать уже про кого-нибудь другого! Ты же не можешь не хвастаться своими поклонниками!

– Потому что мне есть чем хвастать, а завидовать нехорошо, – наставительно изрекла Лиза.

– Очень надо! – обиделась Таня.

Она и правда не завидовала. Ну и что, что у Лизы много кавалеров! Они появляются и исчезают, а у Тани есть в Париже Юго – друг детства, который плавно перешел в друга юности. По нему вздыхают все девчонки в классе, а он всю жизнь, с самой эколь матернель[15], вздыхает по Тане, и это всем известно!

Некоторое время сестрички молча расставляли книги, потом Лиза, которая терпеть не могла даже самых незначительных ссор с сестрой, пробормотала примирительно:

– Может, пойдем прогуляемся?

– Я не хочу идти вниз, – живо ответила Таня, которая тоже терпеть не могла ссориться. – Мама обязательно что-нибудь придумает: в саду цветы прополоть, стену дома или ограду от плюща очистить, пыль вытереть в салоне. Ну, ты понимаешь. А книжки ставить – это хотя бы интересно. Только их что-то слишком много! Папа перевез сюда все, которые уже прочитали, но в Париже все равно еще ужас сколько осталось. Лучше бы он их к букинистам отнес.

– Да ну, жалко – может, мы их от нечего делать когда-нибудь почитаем, – возразила Лиза. – Тут есть очень интересные! Например, я вон на ту полку Жюльетту Бенцони[16] поставила. А это что такое, ты только посмотри! – И она вытащила из коробки небольшую книжку в мягкой обложке, на которой были нарисованы женщина в длинном черном платье, с распущенными черными волосами, украшенными птичьими перьями, и мрачный человек в сером монашеском балахоне, но не очень похожий на монаха. Он выглядел как настоящий богатырь, а в руках держал заостренный кол, направленный на женщину. Над головами у этих двоих реяла стая ворон.

На обложке было написано «Доминик Съекль. Суеверия департамента Йонн».

– Ух ты! – восхищенно воскликнула Таня, выхватывая у сестры книжку. – Смотри, эта ведьма похожа на ту даму, которую мы сегодня видели около моста!

– Да, что-то есть, особенно вороны похожи, – хихикнула Лиза. – Ну ладно, по-моему, мы на сегодня уже наработались. Предлагаю устроить небольшой антракт и для разнообразия немножко почитать. А то родители вечно ворчат, что мы в айфоны утыкаемся и про книжки забываем.

Таня радостно кивнула и запрыгнула на большую софу с выцветшим покрывалом, купленным недавно на вид-гренье. Честно говоря, на это покрывало ни девочки, ни их мама даже не взглянули, но мсье Верьер, который очень любил старинные и просто старые вещи, покрывало купил и торжественно застелил им софу – кстати, тоже старую или даже старинную, как и вся мебель в доме.

Лиза уселась рядом с сестрой, и девочки принялись перелистывать страницы. Вскоре они поняли, что в руки им попало настоящее сокровище! Похоже, автор очень любил лошадей, потому что им посвящалось много удивительных историй. Скажем, там был рассказ о белой лошади, при встрече с которой ночью следовало трижды топнуть пяткой и загадать желание, и оно должно было непременно исполниться. Были истории про водяных лошадей: например, про маленькую черную лошадку, которая приманивала к себе детей, но стоило кому-то на нее сесть, как она уносила ребенка в воду – и он уже никогда не возвращался обратно.

Среди всех таких рассказов один посвящался оборотню по прозвищу Николя-из-под-моста. Он среди ночи вдруг выныривал из-под какого-нибудь моста на реке Серен и просил случайного путника помочь ему выбраться из воды. Сведущий человек засмеется и пойдет своей дорогой, а несведущий руку подаст – и вытащит золотоволосого юнца с мало того что лошадиными, да еще и коленями назад вывернутыми ногами. Ох и страху натерпится прохожий, хотя зла Николя-из-под-моста никому не сделает. А по ночам он играет на скрипке. На невидимой скрипке! Сидит на мосту, водит рукой по воздуху – и раздаются чудесные тихие звуки. Говорят, если его попросить, он может обучить желающих играть – только неизвестно, где невидимую скрипку раздобыть.

Таня над этой историей здорово повеселилась, вспоминая того Николя, с которым Лиза перемигивалась во время верховой прогулки по берегу реки Серен. Она с таким ехидством спросила, не заметила ли Лиза у этого мальчишки вывернутых лошадиных ног, что та сердито выхватила у сестры книжку и уткнулась в нее с обиженным видом. Но если честно, Лиза как раз думала про этого самого Николя. Он рыбачил стоя в воде, которая доходила ему почти до края высоко подвернутых штанов. Кто знает, что там с его коленями?! Волосы у него цвета спелой пшеницы – их вполне можно назвать золотыми…

– Ну, давай дальше! – нетерпеливо воскликнула Таня и, в свою очередь, выхватив у Лизы книжку, перелистала несколько страниц и принялась читать список примет, собранных Домиником Съеклем. В основном они были довольно дурацкие, например: «Если женщина переступит через удочку, рыба перестанет клевать», или: «Если хорошо мыть руки по утрам, будешь защищен от ведьм и колдовства», или: «Если хотите встретиться с пауком, приурочьте эту встречу к вечеру, потому что утренний паук – к огорчениям, а вечерний – к надежде».

– Не могу даже представить человека, который по доброй воле захочет встретиться с пауком, да еще и время будет выбирать! – передернулась Лиза. – У нас вон они круглыми сутками по дому бродят.

И в самом деле – в этом старинном доме по углам обитали какие-то тощие, словно высохшие за давностью лет, длинноногие паучки, которых мадам Верьер называла средневековыми интеллигентами. Но паутину эти «интеллигенты» плели как ткачи-профессионалы, и почти каждое утро для хозяев начиналось с обметания паутины в углах, под потолком и в проемах окон.

– А эта примета еще лучше, – засмеялась Таня: – «Если во время дождя светит солнце – значит, ведьмы жарят блины»! А вот еще, слушай: «Если на дороге вдруг оказалась лента или небольшая веревочка, трогать ее нельзя, поскольку там притаилась ведьма».

– Надоело про приметы, – зевнула Лиза, перелистывая еще десяток страниц. – О, вот, смотри! Это интереснее! Рассказ называется «Ведьма Калиго Корней и колдун Дэвэн Марсо». Наверное, это они нарисованы на обложке!

– Странно, что колдуна зовут Колдуном, – ухмыльнулась Таня. – Ну ладно, давай почитаем.

Девочки наклонились над книгой – и с первых же слов забыли обо всем на свете!

«Как говорят в народе: если человек чихнет и никто не скажет ему «Да благословит тебя бог!» – власть над ним приобретет ведьма. Не иначе что-то подобное произошло с родителями Калиго Корней! Не пойму, что было у них в голове, когда они дали ей такое имя! Судя по некоторым сведениям, ее отцу – а он служил писарем у какого-то графа, ну и возомнил себя ученым – очень нравилась латынь. Почему из множества красивых латинских слов он выбрал то, которое означает «тьма», не знаю. Не пошла ему на пользу ученость, да и дочке беду принесла!

Калиго всегда была странная, дикая какая-то, хоть и красивая – по слухам, глаз не отвести. С людьми и животными она не очень-то ладила, зато любила птиц. Однажды вылечила сову со сломанным крылом, и та в благодарность научила Калиго птичьему языку и рассказала ей все, что знала сама. Совы летают ночью, а потому им ведомо многое из того, что непостижимо людям. Калиго тоже научилась летать… Говорят, что ведьмовство было у девчонки в крови: якобы ее прабабка считалась сильной ведьмой, одной из тех старух, которые живут в лесу и наводят порчу на добрых людей. Но слушая сову, Калиго узнала также и как принять обличье птицы! Фамилия ее отца была Корбо, что значит Ворон. А Калиго стала называть себя мадемуазель Корней, то есть мадемуазель Ворона. Этих птиц Калиго особенно любила и часто украшала свои густые волосы их черными перьями.

О воронах много чего рассказывают! Мол, те, которые каркают по ночам на лесных болотах, – души убитых людей, не отпетых по христианскому обряду и не погребенных. Я читал истории о том, что нечистый дух, подвергнутый экзорцизму, вселяется в ворону. На том месте, где проводится обряд изгнания, вбивают в землю осиновый кол, и из-за этого в левом крыле птицы остается дыра. Поэтому считается, что женщине нельзя смотреть на стаю ворон, которая летит над головой, потому что, если взглянуть случайно через эту дыру, непременно и сама станешь вороной. Это и проделала однажды Калиго. Только она умела и человеческое обличье принимать. Постепенно собрала целую свиту ворон и полностью подчинила их своей власти, днем и ночью летая с ними. Разве что в грозу в образе женщины сидела дома или в обличье птицы пряталась где-нибудь под стрехой – страшно боялась молнии и грома: они на время лишали ее сил».

– Точно, это она! – восторженно воскликнула Таня. – Та самая, которая лежала около железной дороги! Около нее вороны летали, помнишь?

Лиза посмотрела на сестру как на сумасшедшую:

– Да она же сколько лет назад жила? Двести? Триста, четыреста? Так она теперь воскресла, что ли?!

Таня пожала плечами и продолжила читать:

– «Много зла совершила она со своими воронами, но, как говорится, даже ведьма может упасть с метлы – то есть не миновать и ей беды, и она поплатится за свои злодеяния. Так и случилось, когда перехлестнулись пути Калиго Корней и Дэвэна Марсо…

Я раньше упоминал о черной лошади, которая уносила детей в воду. Калиго о всякой такой нечисти хорошо знала! Она легко оборачивалась вороной, а еще умела превращать людей в лошадей, которые потом попадали в ее полную власть. Как она это делала – неведомо. Впрочем, она умела обращать людей и животных в камень и даже в деревья. А с этой черной лошадью связана история смертельной вражды, вспыхнувшей между Калиго и Дэвэном Марсо.

Калиго очень ревниво относилась к способностям Марсо, который, в отличие от нее, был добрым колдуном. Наверное, добро и помогало ему вылечивать людей даже от самых тяжелых болезней. Иногда он совершал истинные чудеса и в самой малости. Однажды, возвращаясь из долгой поездки, он остановился перед каким-то домом и попросил воды для коня. Но хозяйка никак не могла найти ведро. Тогда колдун Марсо сказал: «Бери сито, черпай им из бочки и давай мне!» Хозяйка зачерпнула – и чуть не померла от изумления, увидев, что сито удерживало воду до тех пор, пока конь и всадник не напились вволю».

– Это какое-то вранье! – возмутилась Лиза.

– Зато интересно, – хихикнула Таня и стала читать дальше: «Калиго была черной ведьмой, душу дьяволу продавшей, поэтому уступала колдуну Марсо в силе. Наведет она на кого-нибудь в округе порчу – а колдун Марсо ее снимет. Влюбится девушка в женатого, захочет увести его из семьи, Калиго даст ей приворотного зелья, у мужчины голова кругом пойдет – ну, колдун Марсо его в разум вернет, а тот потом и понять не может, с чего это его от доброй жены вдруг повлекло на сторону… Пошлет Калиго своих ворон на поля к неугодному ей человеку, чтобы колосья вышелушили, урожай загубили, или в сад кому-то, чтобы яблоки поклевали, или на виноградник, чтобы завязь оборвали, – а колдун Марсо наведет чары, будто стая орлов приближается, вороны и улетят прочь как ополоумевшие… И вот заела Калиго зависть, и решила ведьма отомстить сопернику, а заодно и его жене Анн-Мари, которая лучше всех в деревне пекла хлеб, и к ней все носили муку, а забирали готовый хлеб. Очень удавался ей хлеб с тмином, ну а ведьмам, следует знать, тмин ненавистен, особенно его семена, потому что с их помощью можно защититься от темных сил и сглаза, то есть ведьме навредить. По ошибке мадам Марсо однажды отдала Калиго чужой хлеб, а та не заметила да и откусила кусок прямо с краю. Ее потом корчило и наизнанку выворачивало, вот и решила ведьма свести с мадам Марсо счеты. Однажды, когда колдун вышел куда-то со двора, вдруг налетела стая ворон, и каждая держала в когтях зажженный трут. Огонь упал на соломенную крышу, и дом Марсо вспыхнул. А одна ворона подлетела прямо к колдуну и сбросила ему на голову охапку горящей соломы. Сама сгорела, но и его подожгла. Однако в доме оставались его жена и семилетний сын Шарло, и колдун Марсо, не чувствуя боли, кинулся в огонь и вытащил их.

И тут Калиго, пролетев над ним в образе вороны, взмахом крыла помутила ему рассудок. На несколько минут, не больше, но этого хватило.

Рухнул колдун Марсо без памяти. Анн-Мари бросилась к нему. Она и не заметила, как откуда-то взялась маленькая черная лошадка, низенькая, как пони, и подошла к Шарло. А тот, как все деревенские дети, верхом ездил с малолетства. Лошадка к нему приласкалась – он схватился за узду да и взобрался в седло. И вдруг лошадка стремглав ринулась к лежащему посреди деревни озеру и скрылась в нем вместе с ребенком. Озеро было не слишком большое, но очень глубокое.

Спохватилась Анн-Мари, бросилась к воде – а по ней только пузыри пошли. Она вбежала в озеро, надеясь спасти сына, нырнула, но тут какая-то сила схватила ее и потащила на дно. Так она и утонула…

Очнулся колдун Марсо, да поздно!

Люди видели, как мальчик на лошадке ускакал, как бедная мать за ним в воду кинулась, но с места сдвинуться не смогли: Калиго на них чары навела. Потом, когда чары иссякли, когда начали искать утонувших, то вытащили из озера вместе с матерью и сыном еще и нищенку, которая невесть откуда накануне забрела в деревню. На шее у нее висела лошадиная узда, на спину было навьючено седло. Знать, именно ее Калиго обратила лошадью!

И дал тогда клятву колдун Марсо отомстить проклятой ведьме. Надо сказать, клятву свою он со временем сдержал, да только как ему это удалось, узнать я не смог. По некоторым сведениям, Марсо оставил после себя записки, но, вероятно, они пропали, ибо отыскать их оказалось невозможно. И хоть колдун Марсо потом, через несколько лет, снова женился и у него снова родился сын, забыть первую свою семью и ее страшную гибель он не смог никогда…»

– Господи ты боже мой! – пробормотала Лиза, которая унаследовала от матери русскую привычку то и дело божиться. – Какой ужас! Какая мерзкая тварь эта Калиго Корней!

– Мерд![17] – выпалила Таня, которая унаследовала от отца французскую привычку чертыхаться именно с помощью этого универсального слова.

– Что я слышу?! – послышался возмущенный голос, и в комнату вошел мсье Верьер, их отец. – Мы же договаривались не сквернословить! Или, может быть, желаете вымыть рты с мылом?

Застигнутые на месте преступления, сестры испуганно вскочили. Лиза хотела сказать, что она не чертыхалась, а божилась, а значит, ей мыть рот с мылом необязательно, но решила, что это будет не по-товарищески, и промолчала.

– Нет, я так и знал! – воскликнул отец еще более возмущенно. – Они не работают, а читают книжки! Мама поручила вам ставить книги на полки, а не сидеть и читать!

Таня хотела сказать, что сегодня мама отрядила их на расстановку книг именно из-за того, что вчера папочка сам взялся это делать, но не дошел и до половины, потому что сидел и читал, но промолчала.

Как известно, взрослые не выносят, когда им на их ошибки указывают дети. Реакция может быть самой непредсказуемой. Поэтому Таня не стала отрицать их с Лизой общую вину, а только уточнила:

– Вообще-то мы читаем только одну книжку.

– Да, папа, – подхватила Лиза, – и это такая книжка, что оторваться совершенно невозможно! Одна обложка чего стоит! Ты только посмотри!

– Ба! – изумленно воскликнул отец. – Так вот где она! А я ее искал, искал… Купил с огромным трудом, очень хотел попросить мсье Съекля оставить автограф – и не мог вспомнить, куда положил книжку. А ведь даже дочитать не успел!

– Ты что, знаешь этого Доминика Съекля? – спросила Таня, чуя, что гроза проходит стороной и даже, очень похоже, уже прошла.

– Да, мы встречались у одного букиниста в Париже, – кивнул мсье Верьер. – Потом иногда перезванивались. Он говорил, что разыскивает рукопись некоего колдуна былых времен, но ни в одной библиотеке не смог ее найти. В музеях ее тоже нет.

– Так он, наверное, разыскивает рукопись колдуна Марсо! – воскликнула Лиза. – Здесь как раз про это написано! Посмотри! – И она сунула в руки отцу «Суеверия в департаменте Йонн».

Как и следовало ожидать, мсье Верьер тут же плюхнулся на софу, где только что сидели его провинившиеся дочери, уткнулся в книжку и рассеянно пробормотал:

– Девочки, сходите в пубель[18], пожалуйста. Пакеты на крыльце.

– А как же книги расставлять? – очень-очень, ну очень озабоченно спросила хитрая Таня.

– Я сам, а вы идите, вы… – пробормотал отец и умолк.

Сестры переглянулись.

«Ну, это надолго!» – подумали они одновременно и, с облегчением вздохнув, ринулись вниз. Поход в пубель – отличный повод для прогулки. Конечно, ужасно жарко, но потом оттуда можно к лавуару спуститься, в тени деревьев над ручьем посидеть…

Мама возилась на кухне. Девчонки осторожно сошли по лестнице, бесшумно прокрались на крыльцо (мама всегда найдет им занятие, и это будет отнюдь не прогулка!), схватили пакеты с мусором и, переглядываясь и радостно хихикая, понеслись по длинной рю дю Каррон, на которой стоит дом Верьеров, потом, оставив позади поворот на Самбур, побежали по рю д’Анне и на развилке, откуда шла дорога на деревни Анне и Френ, вышли на рю Шато, плавно переходящую в дорогу к городку Нуайер. На самой окраине Муляна, в глубине небольшого поля, стояла та самая пубель: несколько высоких пластиковых мусорных ящиков для бумаги, металла, стекла и пищевых отходов. Во Франции к разделению мусора относятся, можно сказать, трепетно, поэтому девчонки привыкли бегать в пубель с разномастными пакетами.

Пакеты были отправлены каждый в свой ящик, а сестры, не желая возвращаться той же дорогой и уже утомившись от жары, спустились по заросшему тщательно скошенной травкой склону на дорогу, ведущую мимо огородов мсье Миго к лавуару, и приветственно помахали статуе русского солдата, стоящей неподалеку[19]. И вот наконец прохлада, тенистые деревья, коротко постриженная травка, журчит ручеек, выбегающий из лавуара и теряющийся где-то на просторах огромного поля, окруженного пышной рощей. С одной стороны – дорога в Нуайер, с другой – дорога во Френ, а здесь, между склонами, – укутанная зеленью уютная низинка.

– Ну и жара на дороге, – простонала Таня. – Я хочу умыться.

– Я тоже, – кивнула Лиза, и девочки пошли на узкий мостик, пересекающий ручей. Умываться, стоя на краю ручья, было неудобно – того и гляди съедешь по каменистому бережку в воду, а тут присядешь на корточки, опустишь руки в воду – и плещи ее на себя сколько хочешь.

Сверху, из рощи, послышалось ржание. Девочки не удивились: сюда довольно часто приводят на выгул коней из Френа. Школа арендует пастбище у кого-то из жителей Муляна, но у кого именно, девочки не знали.

Вдруг послышался топот – и на полянку из рощи, легко перепрыгнув проволочную ограду, выскочил серый конь в белых чулках на передних ногах.

– Бруйяр? – шепнула удивленно Таня.

Лиза только кивнула, тараща глаза.

Ну точно, Бруйяр! Значит, он так и не вернулся во Френ? И до чего же странно себя ведет! Не взбесился ли он? Мечется, бьется о деревья, взбрыкивает и страшно ржет – аж пена летит… И правда взбесился. Надо держаться от него подальше!

Девочки перебежали по мостику на другой берег и хотели было взобраться по склону на дорогу, однако в воздухе вдруг словно просвистела злая стрела, и сестры, не сговариваясь, метнулись за кусты мелкой недозрелой ежевики.

Со страхом смотрели они сквозь ветки на черную ворону, которая махала крыльями прямо перед мордой коня, и карканье ее было похоже на злобный хохот. А еще через миг на земле оказалась черноволосая женщина в длинном черном платье.

Сестры схватились за руки. Ворона превратилась в женщину?!

Этого не может быть… Но ведь произошло!

Серый попятился было, оседая на задние ноги, однако тотчас же яростно кинулся вперед, вздыбился, и… и девочки не поверили своим глазам, когда на конской морде внезапно проступили человеческие черты: черные прищуренные глаза, сведенные к переносице брови, с ненавистью стиснутые губы. Еще миг – и тяжелые подкованные копыта Бруйяра обрушатся на замершую от неожиданности женщину, однако она все же успела отскочить в сторону, крикнув:

– Только коснись меня – окаменеешь!

Вздыбленный конь замер, а из разлохмаченных волос женщины вырвалась стая ворон и налетела на коня. Птицы нещадно клевали его в голову, в морду, в шею, в бока и ноги. Человеческое лицо исчезло, из больших карих глаз коня потекли слезы. Девочки не чувствовали уколов ежевичных веток: сидели, вцепившись друг в друга, с трудом сдерживаясь, чтобы не броситься на защиту несчастного животного.

Наконец женщина взмахом руки обратила воронов в пучок черных перьев и, аккуратно втыкая эти перья словно шпильки себе в волосы, проговорила, вернее прокаркала:

– Ну вот, потомок Дэвэна Марсо, теперь будешь знать, как соваться в тайны, которые тебе не по зубам!

Таня и Лиза с ужасом переглянулись.

Так ведь это та самая хозяйка черных птиц, ведьма Калиго Корней, о которой они только что прочли!

Сладкая месть Калиго Корней

Бруйяр щипал мягкую травку, которая в изобилии росла около лавуара.

Адриан то и дело вспоминал оставленный во Френе недоеденный багет, тосковал о нем как о потерянном друге, но делать было нечего – приходилось есть то, что предлагали. «Ничего, побуду немного вегетарианцем!» – утешал он себя. Хотя эта зелень была ему совершенно не по вкусу (клевер еще ничего, остальное – бр-р!), все же голод постепенно утихал.

Бруйяр снова попил («Как можно выдуть столько ледяной воды?! Так и простудиться недолго!» – сердито подумал Адриан и неторопливо двинулся вверх по косогору. За деревьями показалась дорога, ведущая во Френ, и Бруйяр с упоением стал мечтать о своем деннике, об овсе в кормушке (зелень, конечно, хорошо, но овес куда лучше!), с умилением вспоминая седоков, которых очень любил катать: они любили его, а он – их…

Наевшийся Адриан тоже обрадовался было возвращению во Френ, домой, однако сразу спохватился. Домой?! Он вернется не в свой дом, а в конюшню, которую считал своим домом Бруйяр! Адриана ужаснуло, что его чувства и ощущения, пусть ненадолго, начинают совпадать с чувствами и ощущениями Бруйяра. Они вместе испытывали страх, усталость, голод и жажду – и вот теперь он… теперь он, человек, радуется возвращению в денник! Неужели на него так подействовала съеденная трава?!

Вспомнилась какая-то сказка, в которой главный герой попал в царство моргенов[20]. Те угостили его какой-то своей едой, водорослями, что ли, и он стал таким же, как они: обрел не только с хвост вместо ног, но и умение дышать под водой и радостно резвиться на штормовых волнах. А когда действие колдовства кончилось и моргены предложили парню вернуться к людям, оказалось, что он почти забыл прежнюю жизнь, вполне сжился с новым обличьем, и все это – и подводный мир, и волны, и хвост вместо ног – стало ему куда дороже его человеческого прошлого. Так он и остался в царстве моргенов навеки.

А вдруг Адриан тоже постепенно смирится со своей участью, останется верховым наемным коняшкой – да так и проживет свой век?! И никогда больше не увидит маму с папой, и не пойдет в лицей, и не прочитает ни одной книги, и не наденет новые джинсы, и не… не… не…

Этих «не» вдруг оказалось столько, что Адриана пробрала дрожь. Нет, он не хочет чужой жизни! Он хочет вернуть себе свою! Как это сделать? Ну, для начала, наверное, добраться до дома во Френе и дочитать – уже внимательно! – рукопись колдуна Марсо.

Легко сказать! Но как войти в дом? Как открыть дверь, а потом дочитать рукопись? Чем листать страницы?! Зубами? Копытами?

Надо все хорошенько обдумать, а для этого нужна свобода. Он ни в коем случае не должен попасть к конюшню! Надо найти союзников. Людей? Ну а кого еще! Он вспомнил двух девчонок, мимо которых они с Бруйяром промчались по мосту. Девчонки наверняка видели, как серого скакуна клевали вороны, как его гнали другие кони, и наверняка поняли, что творится что-то неладное. Вот бы найти этих девчонок и все им рассказать…

Но ведь Адриан не может говорить!

Надо им как-то объяснить, что он не просто серый конь, а разумное существо. Ага, надо взять в зубы палочку и написать на песке… Но где взять песок?! Тут кругом трава или асфальт! Нет, надо узнать, где девчонки живут, и напротив их дома написать мелом на асфальте… А где раздобыть мел? И как писать – мел в зубах держать, что ли?!

Может, найти много мелких палочек и выложить из них слова… что-то вроде «Я человек! Помогите!»?

Ну да, и его, даже если он разыщет столько палочек, в лучшем случае примут за дрессированного коня, потому что он все равно не сумеет объяснить, как ему помочь.

А может быть, дождаться приезда родителей? Они собирались в субботу вечером выехать из Парижа. Сегодня четверг. Ну, три дня как-то можно перетерпеть… И что? Появиться перед ними в виде коня и выкладывать палочками «Это я, Адриан!»? Да, наверняка родители поверят ему скорее, чем какие-то незнакомые девчонки. Но что они смогут сделать? Ладно, предположим, прочтут книгу… Предположим, найдут способ вернуть ему человеческое обличье…

Однако неизвестно, что с ним произойдет до субботы. А вдруг он до такой степени сроднится с Бруйяром, что вообще забудет, что когда-то был человеком? И перестанет думать как человек, и расхочет есть как человек?!

Нет, нет, нет!

Он должен сам что-то сделать для своего спасения. Непонятно что, зато понятно одно: возвращаться в денник и всегда, до скончания веков, жить жизнью этого серого коня он не собирается! Ни за что!

Внезапно Бруйяр сердито, громко, яростно заржал и стал лягаться с такой силой, как будто сзади стоял самый страшный его враг. Адриан даже решил, что там появилась проклятая ведьма, однако, когда Бруйяр принялся крутиться на одном месте, продолжая лягаться, оказалось, что сзади никого нет. Потом конь, изгибаясь, вдруг начал хватать себя зубами за круп, и больно, и от этого разозлился еще больше. Но на кого?!

– Тебя что, овод укусил?! – крикнул Адриан – вернее, ему показалось, что крикнул: ведь ничего, кроме ржания, Бруйяр не издал.

Более того, конь не только не утихомирился, а неожиданно кинулся к ближайшему дереву с низко нависающими ветвями и промчался под ними взад-вперед, будто хотел сбросить со спины надоедливого всадника.

Острые ветки вспарывали кожу на спине, но Бруйяр словно не чувствовал боли. Однако Адриан чувствовал! Да еще как!

Наконец Бруйяр остановился и насторожил уши, как если бы прислушивался к чему-то.

– Спина у тебя чешется, что ли? – проворчал Адриан. – Как-то странно ты ее чешешь! До дыр расчесал!

Эти слова подействовали на Бруйяра так, словно ему соли на раны насыпали. Он ринулся к огромному вязу и, ударившись головой о ствол, рухнул на землю как подстреленный.

У Адриана все поплыло перед глазами.

– Ты что, совсем с петель сорвался?! – простонал он, а в ответ Бруйяр издал едва слышное ржание – одновременно жалобное и сердитое.

И тут Адриан понял…

Он понял, что вовсе не от надоедливого всадника пытался избавиться конь, а от человека, который поселился внутри и пытается подчинить себе его, Бруйяра, мысли и желания. Бруйяр хочет во Френ, в конюшню – а человек не пускает! И Бруйяр спину себе в кровь изодрал, голову чуть не проломил – только бы избавиться от него!

– Ну ты и кретин! – разъярился Адриан. – Думаешь, я не хочу от тебя избавиться? Да знал бы как – уже давно был бы на воле, а не сидел в шкуре такого осла… надеюсь, не пожизненно!

Без сомнения, Бруйяр это понял и распалился с новой силой. Конь буквально превратился в клубок из шерсти, копыт, мышц – и ярости! Он крутился на месте, метался туда-сюда, выбрасывая задние ноги далеко назад и вытягиваясь в почти прямую линию; он несся вперед, взбрыкивал, резко останавливался – и то становился на дыбы, то сильно наклонялся вперед. Если бы у него на спине сидел всадник, шансов удержаться у наездника не было бы никаких!

Внезапно Бруйяр попятился, оседая на задние ноги, и Адриан увидел большую черную ворону, которая, зависнув в воздухе, махала крыльями прямо перед мордой коня, и карканье ее было похоже на злобный хохот. И в следующий миг это была уже черноволосая женщина в черном платье.

Ворона! Ведьма! Она, проклятая!

Адриан рванулся вперед так стремительно, что ему показалось: вот сейчас он и вырвется из тела коня. Бруйяр, побуждаемый этим же порывом, этой ненавистью, рванулся вперед и вздыбился, забил передними ногами. Еще миг – и тяжелые подкованные копыта обрушатся на замершую от неожиданности женщину, однако она все же успела метнуться в сторону. Упала, но тотчас вскочила на ноги, воздела руки – из ее вздыбленных волос вырвалась стая ворон и налетела на коня, который словно окаменел и не мог шевельнуться, никак не мог убежать от клювов, нещадно клюющих его в голову, в морду, в шею, в бока и ноги.

Бруйяр тихо жалобно ржал, нет – стонал человеческим голосом… Голосом Адриана он стонал! Наконец ведьма взмахом руки обратила воронов в пучок черных перьев и, аккуратно втыкая эти перья словно шпильки в свои разлохмаченные волосы, проговорила, словно прокаркала:

– Ну вот, потомок Дэвэна Марсо, теперь будешь знать, как соваться в тайны, которые тебе не по зубам! Почти триста лет… почти триста лет я подавала знаки из-под земли и ждала, когда же найдется среди потомков этого мерзкого колдуна хоть кто-нибудь, с кем я смогу расквитаться за то, что сделал со мною их предок! Да, я поступила жестоко, утопив его первую жену и сына, – но зачем он постоянно мне мешал, разрушал все мои замыслы?! Только соберешься напакостить кому-нибудь – а он тут как тут! Как ни стараюсь – все напрасно! И даже если удается навести на кого-нибудь порчу – он непременно ее снимет! Я долго терпела, но после того как Анн-Мари Марсо обманом подсунула мне хлеб с тмином, я не выдержала!

– Это произошло случайно! – возмущенно шепнула за кустом ежевики Таня, вспомнив, что было написано в книге Доминика Съекля, но тут же спохватилась и испуганно зажала себе рот.

Однако ведьма все-таки что-то услышала и насторожилась… Огляделась, потом выдернула из волос черное перо и взмахом руки обратила его в ворону.

– Похоже, в лавуаре кто-то прячется, – прошипела Калиго, – лети туда и притащи мне этого мерзавца.

Раздался свист крыльев. Девочки вжались в землю, и через несколько ужасных мгновений, когда сестры уже прощались с жизнью, раздался недовольный голос Калиго Корней:

– Видимо, почудилось. Ладно, мне-то бояться нечего – пусть боится тот, кто осмелится сюда сунуться.

Девочки осторожно подняли головы и, переглянувшись, слабо улыбнулись. «Хорошо, что эта ворона такая тупая и послушная: одним словом, ворона, – одновременно подумали они. – Полетела прямо в лавуар, а поверни она чуть в сторону – нам бы не поздоровилось!»

– Догадаться, что именно я прикончила его семейку, колдуну Марсо помогли пауки, дружки его, – зло бросила Калиго Корней. – Однажды, когда я ночью бродила по кладбищу, чтобы сорвать черную траву, что растет на могилах, они налетели на своих паутинах, наползли: всю меня паутиной оплели с ног до головы и всех птиц моих тоже. Ох, как же мне стало страшно! Человек, оплетенный паутиной, словно слышит мысли того, кто эту паутину сплел. Я узнала, что колдун Марсо записал все секреты своего колдовства, чтобы ничего не забыть и чтобы кто-нибудь из его потомков мог их прочесть. Он даже узнал о сокровищах, которые я некогда спрятала! Я не могла шевельнуться и обреченно ждала, когда Марсо подойдет и молча, даже не удостоив меня проклятия, вонзит мне в сердце осиновый кол!

Калиго Корней перевела дыхание и так свирепо взглянула на Бруйяра, что Адриан, поймав этот взгляд, побледнел бы от страха, да вряд ли это мог сделать Бруйяр. Однако каждый мускул его тела дрожал, и Адриан сообразил, что Бруйяр понимает слова ведьмы, оттого его так и трясет! Адриан не сомневался, что глаза Бруйяра полны ужаса. Того ужаса, который охватил и человека!

– Это произошло в День всех святых, – продолжала ведьма. – Колдун Марсо зарыл мое тело у кладбищенской ограды во Френе и спокойно ушел домой. Наверное, ему доставляло удовольствие поглядывать иногда в окно и видеть эту самую ограду, под которой я лежала! А потом, на старости лет, он ушел в монастырь в Муляне и сделался благочестивым монахом. И его похоронили там же, на кладбище. Жаль, что не во Френе, по соседству со мной!

Вдруг ведьма расхохоталась-раскаркалась, и вороны, высунувшиеся из ее волос, тоже подняли оглушительный гай, то и дело прерывая ее дальнейший рассказ хохотом-карканьем:

– Мудр и хитер был колдун Марсо, ничего не скажешь, однако он то ли не знал, то ли забыл, что человек, умерщвленный в День всех святых, не будет иметь покоя в могиле, пока не отомстит убийце. И вот прошли годы, десятилетия, столетия… За это время сгнил осиновый кол, пронзивший мне грудь. Но я ждала, ждала своего часа. Ждала, когда кто-нибудь прочитает все, что написал проклятый колдун, ждала, что алчность к золоту кого-то приведет ко мне. Без посторонней помощи я не могла выбраться из-под земли. И вот появился ты, жадный мальчишка! – Калиго Корней не то расхохоталась, не то прокаркала: – Ох, как сладка, как прекрасна месть потомку колдуна Марсо! Ты, глупец, мечтал разбогатеть? Все еще мечтаешь? Ничего не выйдет! Надо было внимательней записки своего прапрапрадеда читать! Тогда бы ты узнал, что он строго-настрого запретил своим потомкам проделывать этот обряд! Это мог сделать кто угодно, только не они. На худой конец заклинание надо было хорошенько выучить! А теперь тебе конец. Будешь всю жизнь жрать траву да овес, пока однажды не падешь под седлом недоброго всадника, а потом сволокут тебя на живодерню – и сгниешь, как сгнил тот осиновый кол, которым колдун Марсо меня убил. А что? Как говорится, с воронами летать – по-вороньи каркать, а с конями скакать по полям – ржать да копытами бить.

Выхватив из волос несколько перьев, она взмыла в воздух вместе со стаей своих ворон и скрылась.

Переговоры

Лиза и Таня, не обращая внимания на исцарапанные руки и ноги, опасливо озираясь, выползли из-за куста, с трудом отцепившись от колючих ежевичных ветвей. В эту минуту сестрам показалось, что все это им приснилось, что не было никакой ведьмы и ее ехидных речей, а если они что-то и слышали, то это, скорее всего, бред какой-то сумасшедшей дамочки.

Ну да, с этим можно было бы согласиться, если не видеть, как на морде коня выступило разгневанное мальчишеское лицо, а «сумасшедшую дамочку» унесли вороны! К тому же незадолго до этого в Муляне произошли необыкновенные события[21], после которых любой Тома́ нон-кройан[22] поверил бы в чудеса. Вот и сестры не могли сейчас не поверить…

Внезапно Бруйяр не заржал, а издал совершенно человеческий крик боли, страха и отчаяния, и девочки, не выдержав, бросились к нему и обняли с двух сторон, прижавшись щеками к его морде. Они любили лошадей, относились к ним как к друзьям, носили им лакомства, но сейчас они жалели не только этого испуганного коня, но и человека, заключенного в его тело страшным колдовством.

Бруйяр сначала отшатнулся, потом притих, и в глазах его появилось по-человечески удивленное выражение.

– Мы все слышали, – наконец сказала Лиза. – Неужели это правда? Неужели ты действительно… наполовину человек?! Пожалуйста, Бруйяр, кивни, если это так!

После некоторой заминки конь резко опустил голову и сразу поднял. При этом он тихонько, но с явным недовольством, заржал.

– Бруйяр, пожалуйста, помоги тому человеку, с которым тебя соединила Калиго! – воскликнула Таня, ласково похлопывая коня по шее. – Мы хотим помочь вам избавиться от этого колдовства! Ты же этого хочешь?

Бруйяр покосился на нее, потом несколько раз кивнул.

– Ты киваешь сам или тебя заставляет человек? – спросила Лиза, и конь принялся сердито рыть землю копытом.

– Надо задавать конкретные вопросы, – сказала Таня сестре. – Чтобы он мог или согласно кивнуть, или отрицательно помотать головой.

– Не уверена, что кони умеют отрицательно мотать головой, – пробормотала Лиза озабоченно. – Давайте так, Бруйяр и человек… извини, мы не знаем твоего имени… Давайте так: если ответ «да» – Бруйяр кивает, если «нет» – топает один раз правой передней ногой.

– Не уверена, что кони умеют различать право и лево, – пробормотала Таня так же озабоченно, и Бруйяр вдруг вскинул голову и заржал, обнажив зубы.

Девочки переглянулись.

– Ты смеешься, да?! – ошарашенно спросила Лиза, и Бруйяр очень выразительно кивнул.

Девочки снова переглянулись и тоже расхохотались. Они были просто счастливы сейчас, когда сделали первый шаг к взаимопониманию в этой странной, в этой невероятной беседе!

– Бруйяр, извини, все-таки надо выяснить: это ты подаешь нам знаки или тебе подсказывает человек? – серьезно сказала наконец Лиза. – Если сам – кивни, если нет – топни правой ногой.

Пауза… а потом Бруйяр с явной неохотой топнул – причем именно правой ногой!

– Бруйяр, Бруйяр, – торопливо заговорила обрадованная Таня, – давай мы сейчас поговорим с этим человеком, ладно? Людям же проще что-то друг другу объяснить, ты же понимаешь? Ты не обидишься?

Бруйяр угрюмо топнул правой ногой.

– Ты умница, – ласково сказала Лиза, чмокнув коня в морду.

Тот опять закинул голову и заржал. Видимо, неизвестному мальчишке это показалось очень смешным.

– Так, давайте перейдем к делу, – решительно сказала Таня. – Как тебя зовут? В смысле человека как зовут? Кстати, будем знакомы: я Таня Верьер, а это моя старшая сестра Лиза. У нас русские имена, потому что мы наполовину русские. Нашу маму зовут Марина, папу – Морис Верьер. Мама русская, папа француз. А теперь давай узнаем твое имя. Мы будем называть буквы, а ты кивнешь, как только скажем его первую букву. А если мы не угадаем, ты просто стой и ничего не делай. Согласен?

Конь кивнул.

– А… – начала Лиза.

Конь кивнул.

– Твое имя начинается на А? – удивилась она.

Конь кивнул.

– Алекс? – спросила Лиза.

Таня ехидно фыркнула.

Бруйяр не шелохнулся.

– Ален? Андре? Антон? Арно? – наперебой перечисляли сестры.

Конь стоял неподвижно.

– Арман? Артюр? Адольф?

Конь не шевелился.

– Ну вот, когда надо, ничего на А в голову не идет! – чуть ли не всхлипнула Таня, но Лиза, нахмурившись от старания, робко спросила:

– Может быть, Адриан?

Конь кивнул!

– Адриан?! – недоверчиво переспросила Таня.

Конь кивнул.

– А фамилия… фамилия, наверное, Марсо? – торопилась закрепить удачу Лиза.

Конь кивнул.

– Аншантэ[23]! – в один голос крикнули сестры Верьер.

«Аншантэ!» – подумал человек.

Конь кивнул.

– Ну а теперь давай думать, чем мы можем тебе помочь, Адриан Марсо, – предложила Таня.

Конь вздохнул, понурил голову – да так и стоял, печальный и беспомощный.

Девочки растерянно переглянулись. Адриан или не знает, как ему помочь, или не знает, как им это объяснить.

– Погоди, погоди! – вдруг оживилась Таня. – Что там говорила эта ведьма? Про какие-то записки колдуна Марсо, да? Ты понимаешь, о чем речь?

Конь усиленно закивал.

– Где они находятся?.. – начала было Таня, но спохватилась и задала наводящий вопрос:

– Они в Париже?

Конь не шелохнулся.

– Они во Френе? – спросила Лиза, вспомнив, что Бруйяр прибежал из конюшни, которая находится именно в этой деревне, и, когда конь кивнул, вопросы посыпались один за другим.

Это длилось довольно долго, однако в конце концов удалось выяснить немало: записи колдуна Марсо не разрознены, а переплетены в тетрадь с коричневой обложкой, бумага в этой тетради пожелтела от времени, сама тетрадь находится в большом сундуке, причем лежит на самом верху, а открытый сундук стоит на чердаке дома на петит рю Порт Рю, почти на перекрестке с рю дё Л’Эглиз. Дверь не заперта, садовая калитка тоже.

– Слушайте, надо что-то делать! – наконец взволнованно воскликнула Лиза. – И я знаю что! Нам надо пробраться в дом и найти эту рукопись.

– А если нас поймают? – опасливо спросила Таня. – Надо хотя бы ночи дождаться…

– Думаешь, нам удастся сбежать ночью, да еще забрать велосипеды? Не пешком же во Френ идти по темнотище! – мрачно фыркнула Лиза. – К тому же если мы заявимся в дом Адриана ночью и нас заметят соседи, нас могут принять за воров. А днем можно что-нибудь соврать: мол, показалось, что хозяева уже приехали, хотели просто навестить Адриана, с которым мы хорошо знакомы.

Бруйяр опять закинул голову и в очередной раз насмешливо заржал.

– Утихни! – сердито сказала Лиза. – До ночи ждать нельзя – ведьма может запросто добраться до рукописи!

– А она умеет читать? – хихикнула Таня.

Бруйяр заржал в очередной раз.

– Ну это уже свинство! – оскорбилась Лиза. – Хочешь человеку помочь, а он ржет как конь!

– Так этот человек и есть конь! – никак не могла перестать смеяться Таня.

Лиза резко отвернулась и быстро пошла к дороге.

Бруйяр догнал ее в два скока и, опередив, положил голову ей на плечо, ласково дыша в щеку.

Лиза мгновенно перестала обижаться, погладила коня по голове и подмигнула Тане, которая, глядя на эту сцену, буквально вытаращила глаза:

– Читать ведьма, вероятно, не умеет, но уничтожить рукопись – запросто! Помнишь, она говорила, что знает о записках колдуна Марсо? А вдруг там и правда описывается какое-то средство спасения от ее колдовства? Нет-нет, надо спешить!

Бруйяр вскинул голову и нетерпеливо загарцевал, поворачиваясь то к Лизе, то к Тане и ясно показывая, что приглашает девочек забраться на него и как можно скорее ехать во Френ!

И тут же стал взбрыкивать задними ногами. Дрожь пробегала по его телу, он рвался с места, но двинуться не мог – и только жалобно ржал, прижимая уши и мотая головой, словно не желал слышать доводов, которые его раздражали. Он боролся… с кем?! Да с кем же еще, как не с Адрианом, который ни за что не желал пускать его во Френ!

Сестры понимали это так же четко, как если бы им кто-то об этом сказал. Вернее, они чувствовали, как именно Адриан пытается в эту минуту убедить Бруйяра остаться в этой роще и не вздумать мчаться во Френ, а подождать возвращения своих неожиданных помощниц:

– Если ты попадешься на глаза кому-то из школы, тебя немедленно заарканят и поставят в денник. Я понимаю, что ты только об этом и мечтаешь, но я-то этого не хочу! Я и сам измучаюсь, и тебя измучаю. Ты из-за меня покоя знать не будешь. Ну подумай же головой, ведь ты умный конь! Нам надо поскорей разъединиться, а для этого нужно найти тетрадь и ухитриться не попасть в ловушку! Соображаешь?! Ну помоги же мне! И себе помоги!

Бруйяр притих. Он еще фыркал, раздувал ноздри, прижимал уши, но уже не бил копытами по земле, не ржал возмущенно. Наконец уныло опустил голову и побрел к ручью. Напился, тяжело вздохнул и стал чесаться о ствол молодого дубка. Едва выглянувшие из своих шляпок желуди так и заплясали на ветках! Потом Бруйяр опустил голову и принялся щипать траву.

– Адриан! – крикнула Лиза.

Бруйяр нехотя оторвался от еды и насторожил уши.

– Мы сбегаем за велосипедами и сразу поедем во Френ. Только на минуточку заедем сюда снова: привезем багет и яблоки. Тебе, наверное, трава уже надоела?

Бруйяр покосился на нее, закинул голову и насмешливо заржал.

Пустой дом

Сестрам повезло: родители были в саду: договаривались с соседом Жильбером, чтобы тот прислал одного из своих работников вырубить сорную поросль в саду. Мсье Жильбер владел несколькими полями в округе, и с весны до осени у него трудились несколько молодых крестьян из окрестных деревень. Парни не упускали случая подработать у горожан, живущих в Муляне только летом и частенько нуждающихся в помощи в их изрядно запущенных садах.

Девочки незаметно проскользнули на кухню, положили в полотняную сумку вчерашний недоеденный багет, достали из холодильника несколько яблок и морковок, да еще прихватили два изрядных ломтя ветчины.

Конечно, ветчину не назовешь любимым блюдом лошадей, но, как ни странно, многие обитатели конюшни во Френе были не прочь ею угоститься. Не то что бы их кто-то специально приучал, но во время долгих верховых прогулок ребятишки, останавливаясь перекусить, скармливали остатки бутербродов и фруктов лошадям. Вот те и привыкли. И даже если Бруйяр не из их числа, то Адриану ветчина явно придется по вкусу!

Разложив еду на траве около лавуара, сестры бросили сумку в металлическую корзинку, укрепленную на багажнике Лизиного велосипеда, на прощание потрепали коня по шее и покатили во Френ.

Сначала ехали по извилистой ровной дороге, потом вниз с холма, среди двух полос густых лесопосадок, отделяющих поля от дороги, потом между этими просторно раскинувшимися полями, потом через мостик, который довольно забавно смотрится на дороге, лежащей среди полей. Но говорят, что тут еще лет пять назад текла речонка, а теперь вся она заросла травой. С горки на горку, с горки на горку… ехать оставалось около километра, когда в небе появилось темное облако, которое довольно быстро приближалось со стороны Френа.

– Дождь, что ли, будет? – удивилась Таня и повернула было на обочину, к очередной лесополосе. Лиза машинально последовала за ней.

Тут, вынырнув из-за пригорка, мимо девочек промчался темно-серый «Рено», а в небе промелькнула воронья стая, а вовсе не облако.

Сестры, переглянувшись, пожали плечами. Обе немножко испугались. Все-таки дама с черными перьями в волосах произвела на них очень сильное впечатление! Ну и что – теперь всех ворон подозревать в том, что они прислуживают Калиго Корней, и шарахаться от каждой черной птицы?

Они поднажали на педали и совсем скоро въехали во Френ. Вот хорошо знакомая им школа верховой езды, вот церковь, вот Церковная улица, а вот и дом на углу петит рю Порт Рю. Дом Марсо!

Опасливо оглянувшись и убедившись, что во Френе точно так же, как в Муляне, улицы днем пусты, а люди предпочитают проводить время в своих домах или садах, сестры толкнули незапертую калитку, втащили во двор велосипеды и, прислонив их к ограде, побежали к крыльцу.

Дверь стояла чуть приотворенной, по комнатам гулял сквозняк. Девочки сначала замерли, прислушиваясь, потом нашли лестницу на чердак и быстро поднялись по ней. Да так и ахнули! Выходящее на улицу окно было распахнуто, и из него сильно дуло, крышка сундука оказалась откинута, а на полу под окном валялось черное птичье перо.

Сквозняк шевелил его, поворачивал – перо шуршало и казалось живым, зловещим.

Девочки отпрянули и испуганно переглянулись. Обеим сразу вспомнилось черное облако, стремительно летевшее со стороны Френа и оказавшееся вовсе не облаком, а вороньей стаей.

– Это были ее вороны?! Она была здесь?! – прошептала Таня.

Очень захотелось бежать отсюда, бежать как можно быстрей, однако нужно же найти тетрадь! Чтобы не было так страшно, Таня схватила одну из лежащих в углу пачек журналов, перевязанных бечевкой, и бросила на перышко.

Сразу стало немножко легче.

– Что это? – удивилась Лиза, вглядываясь в тот угол. – Ружье?!

Ну да, из-под оставшихся пачек виднелся ружейный ствол с серебряными накладками.

– Слушай, сейчас не до твоих игрушек! – нервно воскликнула Таня, которая отлично знала об увлечении сестры: одно время Лиза регулярно ходила в тир, но занятия и стрельбой, и верховой ездой отнимали слишком много времени от учебы, и поэтому от стрельбы пришлось отказаться.

Лиза разочарованно вздохнула и поспешно принялась перебирать бумаги в сундуке. Тетрадь должна была лежать сверху, как сестры узнали от Адриана, но ее не было. Газеты и журналы; какие-то книги в мягких обложках, в основном детективы, больше всего Сименона, Жапризо и Агаты Кристи[24]; старые школьные тетрадки, сохраненные на память, наверное, еще родителями Адриана, с аккуратно подписанными обложками: «Математика. Тетрадь Жерома Марсо», «Французский язык. Тетрадь Клоди Фаншон»… Но ни намека на коричневую кожаную обложку, в которую были переплетены пожелтевшие листы, исписанные Дэвэном Марсо!

Тем временем Таня на всякий случай осмотрела весь чердак.

Напрасно!

– Она была здесь, это точно! – пробормотала Лиза, и голос ее задрожал. – И унесла тетрадь. Бежим!

Сестры бросились вниз по крутой лестнице, хватаясь за перила, чтобы не упасть, и думая только о том, как бы оказаться подальше от этого дома, где только что побывала ведьма. Выскочили на крыльцо, прикрыли дверь; по очереди неуклюже придерживая друг перед другом калитку, протиснулись наружу; вскочили на велосипеды и понеслись прочь из этой деревни, над которой словно нависла зловещая черная тень Калиго Корней.

Они не заметили, как домчались до мостика над высохшей речкой, взлетели по крутому подъему, пронеслись мимо рощ и полей, свернули к лавуару и, наконец, соскочив с велосипедов, позвали:

– Бруйяр! Адриан!

Когда из-за деревьев показался серый конь, девочки вздохнули было с облегчением, что за время их отсутствия с ним ничего не случилось, но тут же понурились, не зная, как сообщить ему печальное известие. Конь весело поскакал к ним, но после первых же слов о том, что рукопись исчезла и, скорее всего, ее похитила Калиго Корней, приуныл.

Нет, приуныл – не то слово. Адриан был в ужасе. Он даже не спросил, почему девочки решили, что рукопись похитила Калиго Корней. Какая разница, кто украл заветную тетрадь?! Адриан так надеялся, что она найдется, а в ней есть средство спасения!

Тяжелая тоска овладела им, и он почувствовал, что затосковал и Бруйяр.

«Он так же хочет от меня отделаться, как и я от него», – еще раз подумал Адриан. Эта мысль почему-то не слишком его ободрила, хотя, казалось бы, именно об этом он и мечтал. Вдруг захотелось погладить Бруйяра по голове, утешить его, сказать, что они вместе что-нибудь обязательно придумают, но у него не было ни рук, чтобы погладить Бруйяра – или самого себя? – по голове, ни хоть каких-то, пусть даже самых глупых мыслей о том, как же освободиться от злого колдовства.

Он надеялся на девчонок, и они старались, очень старались его спасти! И они не меньше, чем он сам, расстроились, что их затея провалилась, что проклятая ведьма их опередила.

Адриан шагнул вперед и нежно подул сначала на голову Лизе, а потом Тане. В смысле этот шаг сделал Бруйяр, и Бруйяр же касался их растрепанных волос своим теплым дыханием – но все-таки Адриан знал, что это сделал он. Он мужчина, он должен быть сильным и утешить девчонок, которые чуть не плачут оттого, что не смогли ему помочь. Он сам должен помочь себе! Им с Бруйяром надо хорошенько подумать…

– Так вот вы где! – внезапно раздался сердитый голос, и на полянке появился темноволосый человек с таким же дерзким носом, как у Тани, и такими же зелеными глазами, как у Лизы. – А я вас всюду ищу!

«Их отец, – смекнул Адриан. – Мсье Верьер!»

– Что происходит, барышни? – сурово вопросил тот. – Вы пропустили обед, исчезли невесть куда, телефоны оставили дома, связаться с вами невозможно, сейчас уже время ужина, а вас нет, мы с маман беспокоимся… Я понимаю, что вы любите лошадей и не можете пройти мимо ни одной из них, но давайте я завтра отвезу вас во Френ: там сможете покататься, а сейчас – домой. Вас ждет замечательный, просто невероятный сюрприз. У нас неожиданный гость, думаю, вы очень обрадуетесь встрече с ним. Он попал… ну, скажем так, в небольшую аварию и был вынужден заехать к нам.

– Гость? – рассеянно пробормотала Лиза, не сводя глаз с Бруйяра.

– Сюрприз? – рассеянно пробормотала Таня, не сводя глаз с Бруйяра.

– А кстати, что это за конь? – спросил мсье Верьер. – Откуда он здесь взялся? Из Френа на пастбище привезли?

Сестры одновременно кивнули.

Строго говоря, они почти не соврали. Бруйяр действительно был из Френа, он действительно здесь пасся. Ну а о том, что его не привезли, а он сам прискакал сюда, можно и умолчать.

– А почему он не за оградой? – нахмурился мсье Верьер. – Как бы не убежал!

– Он не убежит, не убежит, – затараторили сестры наперебой. – Он сейчас запрыгнет обратно за ограду – правда, Бруйяр?

Конь покосился на людей и… взяв небольшой разбег, легко перескочил через проволоку.

Девочки захлопали в ладоши, а мсье Верьер хмыкнул:

– Да его хоть на стипль-чез![25] – И повернулся к дочерям: – Ну, прощайтесь с этим серым красавчиком – и немедленно домой. – В его голосе появились металлические нотки, и девочки с опаской закивали:

– Да, папа, мы идем, идем. Момент, одну минуточку, хорошо?

Сестры подбежали к проволоке, через которую склонился Бруйяр, приникли к его голове с двух сторон и зашептали ему в уши:

– Мы обязательно вернемся, ты не горюй, мы сделаем все, чтобы тебя выручить! Не унывай, Адриан, и ты, Бруйяр, не унывай, все будет хорошо!

– Барышни, я вас жду! – с явным раздражением окликнул мсье Верьер, и девочки, в последний раз обняв серого коня, ушли, ведя сбоку велосипеды.

Адриан чувствовал себя таким несчастным, как никогда в жизни. Несчастным, потерянным, заброшенным, забытым, никому не нужным! И как же тяжело было сознавать, что он, только он сам во всем виноват… Почему прочел только те страницы, которые переписал отец? Почему поленился прочесть всю рукопись? Жадный идиот, дурак, дебил! Был недоволен тем, что у него есть? Захотел богатства? И вот теперь и сам все потерял, и этого несчастного коня обрек на мучения! Легко ли ему вечно таскать внутри себя такого дурака, такого ноющего, хнычущего дурака, как Адриан Марсо!

Бруйяр положил голову на низко нависшую дубовую ветку и сквозь листья смотрел на солнце, чистое золотое свечение которого уже меркло, наливалось краснотой словно кровью, и в этом цвете Адриану чудилось что-то настолько зловещее, что он бы, наверное, заплакал, если бы придумал, как вытереть слезы.

– Не горюй, человек, – вдруг донесся до его слуха чей-то тихий голос. – Может быть, я смогу тебе помочь. И себе тоже.

Адриан вздрогнул – и ощутил, как содрогнулось могучее тело Бруйяра.

Это конь говорил с ним… нет, не говорил, но каким-то неведомым образом передавал ему свои мысли. И воспринимал мысли человека – конечно, не словами, и вообще Адриан не знал, какой механизм переводит Бруйяру его мысли, но чувства-то они испытывали схожие или даже одинаковые: страх, растерянность, печаль, отчаяние, поэтому Адриан не сомневался: неведомый «переводчик» не ошибается. И это поражало.

Чем были для него лошади? Просто животными, которых любили, которых запугивали, которыми помыкали, которых использовали. Никогда раньше не приходила в голову мысль, что кони могут чувствовать что-то, кроме голода и жажды, боли, страха или удовольствия, и даже могут что-то обдумывать. Хотя однажды Адриан читал, будто воины Чингисхана завоевали какой-то город, верхом на конях поднявшись на скалу, на которую, как думали осажденные, и пешему невозможно взобраться!

Значит, кони обладают какими-то особенными способностями – почти невероятными? И если некоторые из них умудрились взобраться на неприступную гору, то действительно: не поможет ли один из них выручить из беды глупого и жадного мальчишку, а заодно и себя?..

– Но что́ ты можешь сделать? – спросил Адриан растерянно. – И ка́к ты можешь что-нибудь сделать?

– Ты просил помощи у таких, как ты, – медленно ответил Бруйяр. – А я попрошу помощи у таких, как я. Нет, они не как я… они чудесные существа. Но надо ждать вечера. Нас не должны заметить. Никто не должен сообщить во Френ. Вдруг приедут из конюшни и заарканят меня… Тогда мы пропали!

Честное слово, если бы Адриан мог, он расцеловал бы Бруйяра за эти слова!

Николя-из-под-моста

Они насилу дождались, когда сумерки начали переходить в вечер. Медленно взошел месяц, появились первые звезды, и Бруйяр и Адриан наконец тронулись в путь. Добираться предстояло до Пасси. По прямой дороге не слишком далеко, однако надо было обходить поля, на которых при включенных фарах еще работали комбайны, убирающие урожай и оставляющие за собой аккуратные круглые тюки соломы. По прогнозам скоро должны были начаться дожди, и местные фермеры спешили очистить поля.

Сразу за мостом, миновать который было невозможно, потому что он проходил над линией железной дороги, пришлось подниматься по узкой обочине. Цокот копыт Бруйяра по асфальту казался оглушительным. Дорога шла между горами. Они в Бургундии невысоки, но смыкаются тесно, поэтому пути между ними прокладывали с трудом: кое-где дороги так сужаются и извиваются, что автомобилистам, мотоциклистам и пешеходам нужно было смотреть в оба, не говоря уж о коне, который не хотел попадаться на глаза встречным-поперечным.

Иногда в чаще нервно вскрикивали полусонные птицы, но вообще-то стояла тишина. И в этой тишине особенно остро и волнующе благоухал полуспящий лес. Аромат цветущего белого винограда, опутавшего стволы подступающих к дороге дубов и кленов, словно оплетал не только их, но и всю округу.

Адриан удивлялся, насколько хорошо Бруйяр видит в темноте. Вдобавок он смотрел не только вперед, но как бы и вокруг. Адриан вспомнил, что когда-то читал, что оттого что глаза у лошадей расположены по бокам головы, площадь обзора у них – 350 градусов. Теперь он понимал, что это значит! Было даже немножко страшновато…

Но вот поросшие лесом горы расступились, и по обе стороны дороги потянулись поля, над которыми курился седой туман. В нем было что-то зловещее, и Адриану стало жутко. Ничего не видно, и неизвестно, что или кто скрывается в этом тумане…

Дорога мягко пошла вниз, к ней снова подступили горы. Слева и справа на склонах виднелись очертания садов; потянуло сладким запахом ночных цветов.

Впереди тихо, влажно позванивала река, омывая берега. Казалось, кто-то осторожно перемывает мелкие камешки. Звуки были удивительно мелодичны и напоминали тихую песню без слов, как будто, погруженный в свои мысли человек безотчетно что-то напевал.

А вот и он – сидит на мосту, свесив ноги в воду выше колен и задумчиво смотрит на мягко сверкающие в лунном свете волны. Водит рукой по воздуху, и льется мелодия – красивая, трогательная… Чудеса!

Вдруг человек услышал цоканье копыт и, бросившись с моста в воду, скрылся с головой.

Волны так и вспенились!

«Это Николя-из-под-моста, – подумал Бруйяр осторожно, словно прошептал. – Если кто и поможет нам, так только он…» – И выкрикнул:

– Это Бруйяр из Френа. Покажись, Николя! Сделай милость.

Да ничего он не выкрикнул, разумеется, однако у Адриана создалось полное впечатление, что он слышит громкий голос.

Из воды тотчас высунулась золотоволосая голова. Ярко-синие глаза настороженно всмотрелись в полумрак.

Адриан громко ахнул: волосы у этого человека были совершенно сухими, и на бледном лице ни капли воды!

Ну разумеется, Адриан не ахнул. Звук потонул где-то в глубине мощной головы Бруйяра. Однако незнакомец, похоже, все расслышал и расхохотался:

– Кто ко мне пожаловал! Неужели тот самый Бруйяр из Френа, который попался человеку? Теперь попробуй от него избавиться! Люди – они такие: что заберут – уже не выпустят!

– Да не хочу я ничего забирать, я хочу освободить Бруйяра и сам освободиться! И вообще, откуда ты об этом знаешь? – обиженно воскликнул Адриан.

Ну разумеется, он не воскликнул – только подумал. Но мысли эти прозвучали достаточно громко и вызывающе. Вообще создавалось впечатление, что конь, человек и это странное существо переговариваются как нормальные люди! Адриан не знал, на каком языке идет разговор, однако все трое отлично понимали друг друга.

– Как говорится, слухами земля полнится, – лукаво сообщил незнакомец и тут же представился: – Меня зовут Николя-из-под-моста, и попрошу без фамильярности. Никаких дурацких сокращений от моего имени я не принимаю: Ник, Николя – это не для меня! Теперь поговорим о вас. Итак, коня зовут Бруйяр. А как зовут глупца, засунутого в его тело?

– Адриан Марсо, – буркнул тот.

– А не родственник ли ты некоему Жерару из Френа, более известному как Дэвэн Марсо? – насторожился Николя-из-под-моста.

– Это мой предок, – шепнул Адриан довольно робко, потому что не знал, как может отреагировать странный человек на признание родства Адриана с его прапра… ну, короче, с колдуном Марсо.

– Вот оно что! – восторженно воскликнул Николя-из-под-моста и, подпрыгнув так, что снова оказался сидящим на этом самом мосту, радостно забил ногами по воде.

Адриан снова ахнул, увидев, что его ноги вывернуты коленями назад… а от колен – это ноги рыжего с золотистым отливом коня!

– Ну, расскажи мне что-нибудь про колдуна Марсо! – жадно попросил Николя-из-под-моста. – Я ему очень обязан!

– Пожалуй, ты знаешь о моем предке больше, чем я, – вздохнул Адриан, а Бруйяр добавил:

– Ни я, ни Адриан его никогда не видели. Мы ничего о нем не ведаем. Если нам удастся разъединиться и Адриан обретет человеческое обличье, он найдет записки своего предка, прочитает их и расскажет мне. А я все сообщу тебе, клянусь. Но сейчас позволь мне задать вопрос! О тебе ходит легенд даже больше, чем про колдуна Марсо…

– Неужели? – приосанился Николя-из-под-моста. – Ну, расскажи хоть одну!

– Говорят… – начал Бруйяр, и Адриан приободрился, потому что в первую минуту он подумал, что Бруйяр наврал: просто хочет подольститься к Николя-из-под-моста, а на самом деле никаких легенд о нем и слыхом не слыхивал. Ну что ж, каждому французу и, видимо, каждому французскому коню известна пословица «Искусство нравиться начинается с искусства льстить!». – Говорят, что ты по своей воле мог принимать обличье лошади. И вот однажды ранним утром ты отправился в таком виде пощипать свежую росистую травку, но какой-то хитроумный крестьянин подглядел это превращение, подкрался к тебе и набросил на шею веревку с петлей…

– Ты нарочно выбрал именно эту легенду, чтобы выставить меня дураком?! – оскорбился Николя-из-под-моста и опять плюхнулся в воду.

– Нет-нет! – завопил Бруйяр. – Я ведь знаю, чем кончилась эта история! Я восхищаюсь тобой!

Золотоволосая голова Николя-из-под-моста поднялась над поверхностью.

– Восхищаешься? – спросил он с подозрением.

Бруйяр закивал так усердно, что у Адриана заболела шея.

– А ты рассказал эту историю своему человеку? – спросил Николя-из-под-моста.

– Ну что ты! – воскликнул Бруйяр. – Я бы попросил тебя самого рассказать ее нам.

– Да, – важно кивнул Николя-из-под-моста. – Эта история из тех, которую никому не вредно послушать! – Он словно выпорхнул из воды, уселся на свое излюбленное место и начал рассказывать: – Все было именно так, как ты говоришь. Я устал сидеть на мосту и мечтал повидать свет. Я ведь некоторым образом человек, а люди, как известно, всегда хотят того, чего у них нет. Правда, мальчишка?

Адриан только вздохнул, но Николя-из-под-моста принял это за согласие и продолжил:

– Я обернулся конем, начал бродить по лугам и щипать свежую траву. И попался этому проклятущему крестьянину, который набросил мне на шею зачарованную петлю! Он взвалил на меня столько работы, что и ломовая лошадь бы сдохла. И вдобавок морил голодом да бил, не жалея хлыста. Я просил, умолял его меня отпустить, ведь у него были еще лошади, но он только смеялся надо мной. Петля сдавливала мне горло – и что я только не делал, чтобы ее сорвать! Но чары-то никак не сдернешь! И вот я решил перерезать веревку о лезвие косы. Она стояла в амбаре. Кое-как я повернул ее копытом, улегся наземь поудобней – и давай тереться шеей о лезвие. Я не чувствовал боли и не замечал, что течет кровь. А веревка по-прежнему стягивала мне горло. И вот я почувствовал, как лезвие коснулось яремной вены[26], и вместе с кровью из меня хлынула жизнь. А в те времена я еще не был бессмертным. И сказал себе: чем жить лошадью на привязи и однажды сдохнуть от непосильного труда, лучше умереть по своей воле. И еще крепче прижался к смертоносному лезвию косы.

Адриан и Бруйяр замерли от ужаса.

– Наверное, я уже умер, а может быть, только умирал – но вдруг передо мной появилось некое создание… это была белая лошадь без головы. Ну да, без головы – однако я услышал ее голос! То есть, понимаете, я услышал, как она спросила меня: «Неужели ты готов умереть, лишь бы не влачить такое существование, какое влачишь сейчас?» Я прохрипел из последних сил: «Да! Я хочу умереть!» Послышался вздох. Моей шеи коснулось ледяное дыхание – и кровь перестала течь. Я почувствовал, что силы вернулись ко мне, поднялся на ноги и уставился на удивительное создание, стоящее передо мной. Я уже говорил, что у белой лошади не было головы – но все же я видел ее глаза! Страшные глаза… Нет, я не могу их описать – их надо видеть. Нет-нет, лучше не надо! – Николя-из-под-моста содрогнулся, обхватил себя за плечи, съежился, но все-таки продолжил свой рассказ: – И белая лошадь сказала: «Меня зовут Матерью мертвых лошадей. Я утешаю умирающих скакунов – и беру под свое покровительство только тех животных, которые не зовут смерть. Они или погибают в битве, или умирают от старости в свое время. Ты первый конь, который не только призвал смерть, но и попытался подчинить ее себе. Так иногда поступают люди. Значит, ты больше человек, чем представитель нашего племени. Если я позволю тебе умереть, это нарушит равновесие между миром живых и миром мертвых лошадей. Поэтому я оставлю тебя жить. И помогу вернуть твое прежнее обличье. Вставай и пойдем со мной!»

Николя-из-под-моста с трудом перевел дыхание и заговорил опять:

– Мы шли довольно долго, прошли через лес и оказались около ограды. За ней лежало поле. В этой ограде был пролом. Рядом валялись груды кольев, досок, веревок, прутьев… словом, всякого материала, который используется для починки оград. Некоторые из этих вещей поросли мхом, такие они были старые! Мать мертвых лошадей сказала: «Эту ограду нельзя починить. Ее построил колдун Марсо, который однажды решил побывать оборотнем. Он сбросил свою одежду, надел на себя волчью шкуру и долго бегал по лесам. Это ему так понравилось, что он едва не забыл свою человеческую суть. Но однажды вспомнил ее и захотел вернуться к людям. Однако колдун Марсо забыл, где оставил человечью одежду, а без этого оборотню, который сам, по своей воле, избрал эту долю, невозможно вернуть прежнее обличье! Чуть ли не год он скитался по полям и лесам, измучился, изверился, но, по счастью, все-таки нашел свою одежду на границе поля и леса, около этой самой ограды. На радостях он так стремительно бросился вперед, что проломил ограду! Торопливо оделся, забросил шкуру в лес, пошел было по полю к деревне, но, вспомнив о горькой доле оборотня, который не может стать человеком, вернулся и зачаровал эту ограду так, чтобы всякий, кто хочет вернуться в свое истинное обличье, будь он человеком, обращенным в зверя, или зверем, обращенным в человека (и такое случается, можешь мне поверить!), нашел спасение, пройдя через этот пролом, который отныне нельзя будет починить. А теперь, бедный зачарованный конь, проползи со стороны поля – только так, чтобы твои задние ноги остались в лесу!» – Николя-из-под-моста схватился за голову и застонал: – Я даже не помню, как это происходило, как мне удалось проползти по земле. Но вдруг ощутил, что снова стал самим собой! Снова принял обличье человека с конскими ногами! – Он радостно засмеялся. – Мать мертвых лошадей показала мне обратную дорогу к моему родному мосту. Знали бы вы, до чего же трудно мне было вернуться домой… Ведь я отвык передвигаться на двух ногах! Но как только окунулся в воды родной Серен – забыл и усталость, и вообще все плохое, что со мной произошло. На прощанье Мать мертвых лошадей даровала мне вечную жизнь, запретив шутить со смертью, и научила играть на невидимой воздушной скрипке – чтобы мне не было скучно на мосту и я бы не отправился снова искать приключений на свою шею. И вот теперь я сижу здесь, по ночам играю или пугаю разных дураков, а днем или рыбачу, но сразу отпускаю рыбу обратно, или строю глазки хорошеньким девчонкам, которые проезжают тут во время верховых прогулок.

– Эх! – не то вздохнул, не то зарыдал Бруйяр. – Как часто я возил здесь этих девчонок! Какие были времена! Как же хочется, чтобы они вернулись! Умоляю тебя, Николя-из-под-моста, научи, как найти ограду, которую нельзя починить! Укажи нам туда дорогу, чтобы мы могли спастись и разъединиться!

– Помоги нам! – отчаянно воскликнул Адриан.

Николя-из-под-моста насупился, покачал головой и отвернулся, буркнув:

– Это невозможно.

Сюрприз

– Очень странно, – проговорил мсье Верьер, подходя к дому и озадаченно поглядывая на дочерей, которые уныло молчали всю дорогу и тащили свои велосипеды, даже не сделав попытки сесть на них. – Вам в самом деле неинтересно, кто у нас в гостях и о каком сюрпризе я говорил?

– Интересно, – буркнула Лиза.

– Ужасно интересно! – буркнула Таня.

На самом деле это их ну совершенно не интересовало! Из головы не шли несчастные Адриан и Бруйяр, до слез доводило собственное бессилие, невозможность им помочь, как-то одолеть эту злодейку Калиго Корней с ее воронами!

Резкое карканье заставило их вздрогнуть. На садовых воротах сидела большая ворона и крутила головой, косясь на людей.

– Пошла! А ну прочь! – крикнул мсье Верьер, сильно хлопнув в ладоши.

Ворона шарахнулась, неуклюже переступив на своих когтистых лапах, а потом снялась с места и с наглой ленцой улетела куда-то в сторону соседского сада.

– Что-то случилось? – насторожилась Лиза.

– Ты чего так рассердился? – насторожилась Таня.

– Вот увидите, что они сделали с машиной мсье Съекля – еще не так рассердитесь! – хмуро бросил их отец.

– С чьей машиной?! – вскричали девочки, не веря ушам.

– С моей, – ответил высокий и очень худой седоватый человек, выглянув из гаража Верьеров. В руках, обтянутых резиновыми перчатками, он держал метелку и совок.

– Вы торопитесь, Съекль, – покачал головой мсье Верьер.

Сестры с удивлением вытаращились на гостя!

– Вы же говорили, ваша машина обработана особым защитным средством от коррозии. Значит, не стоит спешить: эта гадость должна хорошо высохнуть, – продолжал Верьер. – Потом мы ее сметем, а остатки осторожно смоем каким-нибудь хорошим моющим средством. Сейчас вы просто все размажете, и отчистить потом будет труднее. Конечно, если вы настаиваете, можем снова отогнать машину на улицу и полить ее из шланга – но представляете, какая грязь будет вокруг? Соседи нас не похвалят! Поэтому давайте действовать как договорились. Вы переночуете у нас, а утром возьмемся за дело. Кстати, позвольте представить вам моих дочерей. Это Лиза, это Таня. А это, барышни, тот самый Доминик Съекль, книжку которого вы с таким увлечением читали сегодня утром.

– «Суеверия департамента Йонн»?.. – восхищенно прошептала Лиза.

– «Ведьма Калиго Корней и колдун Дэвэн Марсо»?! – восхищенно прошептала Таня.

– Это вы написали?! – воскликнули они хором.

– Признаюсь, – с улыбкой кивнул Съекль. – Эту книгу написал я. Кстати, из всей серии она самая популярная. Почему-то сборники суеверий департаментов Верхняя Гаронна, Манш, Па-де-Кале, Сона и Луара, Вандея, Валь-де-Марн или, например, Кальвадос имели куда меньший успех. А тираж «Суеверий в департаменте Йонн» был распродан мгновенно! Более того, у меня создалось впечатление, что ее прочли не только люди, но и вороны.

– Вороны Калиго Корней?! – Лиза от изумления едва не уронила велосипед, а Таня уронила, но мсье Съекль оказался достаточно галантен и поднял его.

– Польщен… сразу видно, что вы действительно прочли мою книгу! – усмехнулся писатель, передавая велосипед Тане. – Очень может быть, что это были потомки ее ворон. Я шучу, конечно: ведь Калиго лежит в земле!

– В земле?! – возмущенно воскликнула было Таня, но Лиза толкнула ее в бок, и сестра умолкла.

Конечно же, Съекль понятия не имеет, что Калиго Корней ожила и вороны ее тоже ожили! Но сказать об этом нельзя. Как объяснить, откуда они это знают? Кто же поверит, что девочки своими глазами видели эту ведьму и ее свиту?!

– Ну да, ведь колдун Марсо прикончил ее, только не знаю как, ну и ворон ее, очевидно, тоже, – пояснил Съекль. – Но когда я сегодня уезжал из Френа, на мой «Рено» ни с того ни с сего набросились вороны – целая стая. И они, можно сказать, гнали меня всю дорогу до Муляна, заляпав и крышу, и капот, и ветровое стекло так, что я почти ничего не видел и несколько раз чудом избежал аварии. На въезде в Мулян мне встретился комбайн, грохот которого, видимо, напугал птиц, и они оставили меня в покое. Я свернул на обочину, попытался вытереть ветровое стекло – и увидел вашего отца, а он любезно предложил мне приют и помощь.

– Да-да, – поддержал его мсье Верьер, – я как раз отправился искать невесть куда запропастившихся дочерей, как вдруг появился мой знаменитый знакомый, попавший в такую жуткую историю. Осторожней, барышни, ставьте велосипеды в гараж – не испачкайтесь.

У жителей Муляна (деревни, которая возникла несколько веков назад!) гаражами служили огромные старинные амбары, конюшни или каретные сараи. У Верьеров это был именно такой сарай. Раньше там почти наверняка стояла не карета, а телега для сена или зерна и какая-нибудь скромная повозка для людей, а в позднейшие времена вполне могли поместиться два автомобиля и велосипеды взрослых и детей. Еще у стены были сложены или составлены бледно-серые плиты из тесаного камня, некоторые с отколотыми углами, покрытые сетью мелких трещинок, образовавших причудливый узор. Плиты достались мсье Верьеру по наследству от прежних владельцев дома, но применения им пока не нашлось.

Девочки не глядя прислонили велосипеды к этим плитам, в ужасе уставившись на заляпанный птичьим пометом «Рено» Доминика Съекля. Ужасно хотелось зажать нос, но это было невежливо.

– Пошли отсюда, – брезгливо морщась, сказал наконец Верьер. – У нас все-таки ужин впереди, а этот запашок отобьет всякий аппетит.

– Да, момент, я только возьму из машины сумку, – кивнул Съекль, открывая заднюю дверцу и доставая оттуда большой потертый портфель и очень стараясь не испачкаться при этом о грязную дверцу, из-за чего не удержал портфель – и тот упал наземь.

От удара его замок раскрылся, и на гаражный пол выскользнула большая коричневая тетрадь в потертом кожаном переплете. Очевидно, переплетал ее невеликий умелец, потому что из нее вылетело несколько листков, исписанных фиолетовыми чернилами, да и, судя по виду пожелтевшей бумаги, с тех пор прошло немало времени, вот тетрадь и развалилась.

Съекль чертыхнулся, наклонился, подхватил тетрадь и поспешно начал собирать листки, отряхивая их от мелкого гравия, которым был посыпан пол гаража. Ему помогал Верьер. Они не заметили, как быстро переглянулись девочки, убедившись, что обеим пришла в голову одна и та же догадка.

Так вот куда пропала тетрадь колдуна Марсо! Вот кто ее украл из незапертого дома! Вот почему за Съеклем гналась стая ворон! Да, это были вороны Калиго Корней, которые сами охотились за рукописью колдуна Марсо… Конечно, ведьма собиралась ее уничтожить – а если так, значит, в тетради наверняка есть совет, как расколдовать Адриана и Бруйяра.

Не сговариваясь, сестры поняли, что надо делать: Лиза шагнула вперед, словно хотела помочь, и загородила Таню. А та проворно подхватила страничку, лежащую у самых ее ног, и сунула в ту полотняную сумку, в которой девочки приносили еду для Адриана и Бруйяра и которая до сих пор лежала в корзинке на багажнике Лизиного велосипеда. Сумку Таня повесила через плечо, а потом, демонстративно зажав нос и охая, выбежала из гаража. Лиза же осталась помогать собирать разлетевшиеся страницы, но, если честно, не из человеколюбия или желания помочь, а в надежде стащить еще одну.

Увы, ей не повезло. Мужчины оказались удивительно проворными: всё мигом собрали и выскочили из гаража. Лизе пришлось последовать за ними.

Судорожно вдыхая свежий воздух, Верьер передал смятые страницы Съеклю, мельком взглянул на одну из них и прочел вслух:

– «Один человек уверял меня, что сжечь на огне рыбью кожу, птичьи перья или звериную шкуру – верный способ извести всю породу». Мон дьё! – засмеялся он. – Что это у вас? Руководство для браконьеров древнейших времен, судя по виду бумаги? Откуда у вас этот манускрипт?

Лиза приостановилась, насторожившись.

– Я его купил, – охотно ответил Съекль, убирая разрозненные листки и тетрадь в портфель. – Заплатил немалые деньги. Это настоящее сокровище для историка.

Лиза оглянулась на него и вбежала в дом.

Таня топталась на пороге, поджидая ее, и сестра прошептала:

– Он сказал, что купил рукопись. Вот врет, а?!

– Девочки! – послышался сердитый голос мадам Верьер. – Вы что, решили сегодня нас с отцом окончательно вывести из себя? Немедленно мойте руки и накрывайте на стол! Таня, повесь сумку на место! – Она указала на крючок за дверью, куда Верьеры обычно вешали все хозяйственные сумки и сумочки, и Таня, которая уже направилась к двери, чтобы получше спрятать похищенный листок, вынуждена была повесить сумку со своим драгоценным трофеем.

Девочки разочарованно вздохнули и побежали по лестнице наверх, в ванную, которая находилась этажом выше. Стоя перед краном, услышали, как по лестнице поднялись в мезонин отец и мсье Съекль: значит, гостя решено устроить на ночь там.

– Интересно, он портфель взял с собой или внизу оставил? – прошептала Лиза. – Может быть, когда он спустится, мы заглянем в мезонин? Как будто что-то забыли…

Таня решительно кивнула, но буквально через минуту раздался стук в дверь, и отец поторопил их освободить ванную. Выйдя, они увидели, что Съекль держит портфель в руках, с ним и в ванную зашел: понятно – решил ни на минуту не расставаться с драгоценным манускриптом.

Сестрам ничего не оставалось, как спуститься на кухню и начать накрывать на стол.

– Ничего, мы его спросим, где он взял рукопись, пусть ответит! – сурово шепнула Лиза, и Таня сурово кивнула.

Наконец мадам Верьер произнесла традиционное «А табль!»[27], все уселись за стол и взялись сначала за дыню[28], а потом за помидоры с моцареллой, оливковым маслом, перцем и морской солью.

Портфель лежал на диване, и Съекль то и дело поглядывал в ту сторону.

Подали кровяные колбаски, поджаренные с яблоками. Только сейчас девочки почувствовали, как проголодались за день! Впрочем, похоже, проголодались все, потому что разговоры начались, только когда дошли до десерта – сыра и фруктов.

– Доминик, вы из-за этой рукописи так беспокоитесь, что глаз со своего портфеля не сводите? – спросил наконец Верьер, и девочки уставились на отца с обожанием: несмотря на свои воинственные намерения, сами задать такой вопрос они бы ни за что не решились: такой моветон![29] Родители бы им этого не простили! – Боитесь, она сбежит?

Съекль усмехнулся:

– Просто не верю своему счастью. Не представляете, сколько лет я за этим манускриптом гонялся! Это ведь знаете что?!

Таня сунулась было вперед и даже открыла рот, но Лиза успела наступить ей на ногу, чтобы не проболталась. Таня любила похвалиться, из-за чего мама со смехом называла ее Гастоном. Ну помните, в «Красавице и чудовище» есть охотник Гастон, который вечно хвастается? Вот и с Таней такое иногда бывало. На счастье, она вовремя прикусила язык, вспомнив, что они с сестрой никак, ну никак не могли знать, что собой представляет заветная тетрадь!

– Это записки того самого Дэвэна Марсо, о котором вы читали в моей книге! – с торжеством заявил Съекль. – Оказывается, они хранились у его потомков во Френе. Я узнал об этом совершенно случайно и просто места себе не находил. Хозяева живут в Париже и появиться в деревне должны только в понедельник. На счастье, туда вчера приехал их сын Адриан…

Девочки быстро переглянулись и навострили уши еще сильней, если это вообще было возможно.

– Я заехал к Марсо, отдал им деньги и попросил разрешения забрать рукопись. Они попытались дозвониться сыну, чтобы предупредить о моем приезде, однако его номер был недоступен. По словам родителей, Адриан часто забывает зарядить телефон. Чтобы мне не пришлось слоняться около дома, если парень куда-то ушел, Марсо дали мне запасной ключ и записку для Адриана, чтобы тот не принял меня за вора. И я поехал. Каково же было мое изумление, когда во Френе я обнаружил открытый дом – и никаких следов мальчика. На полу валялся его рюкзак, на столе подсыхал вчерашний багет с ветчиной… Я подождал, потом поднялся на чердак, забрал заветную тетрадь из старого сундука, где, по описанию мсье Марсо, она находилась, оставил Адриану записку родителей, добавив несколько слов от себя: мол, тетрадь я забрал, но за нее уплачено, свяжись с родителями, сел в машину – и… и вдруг откуда ни возьмись налетела стая ворон! Ну, результаты этого налета вы сами видели. Однако меня беспокоит, что мальчик оставил дом открытым и так и не появился, пока я там был!

– А мы знаем… – гордо заявила Таня, и Лиза, вспомнив про Гастона, снова со всей силы наступила ей на ногу.

Таня так и подпрыгнула, подавившись следующим словом.

– Что вы знаете? – удивился мсье Верьер.

– Мы знаем… мы знаем… – промямлила Таня, пытаясь сообразить, как выкрутиться, но на помощь пришла Лиза:

– Мы знаем, что Калиго Корней превращала людей в лошадей. В вашей книжке прочитали, мсье Съекль! А вы не знаете, как можно коня превратить обратно в человека?

– Ну, есть много способов! – охотно заговорил Съекль. – Например, перекувырнуться через воткнутый в землю нож. Существуют также особые заговоры…

– А если человек как бы соединился с конем? Ну, он одновременно и человек, и конь, понимаете? – нетерпеливо перебила Лиза, и родители поглядели на нее с укоризненным недоумением.

– То есть стал кентавром? – серьезно спросил Съекль.

– Нет, просто он… – начала было Лиза, но вдруг ее внимание привлекло какое-то движение за окном. Сначала показалось, будто ветром принесло ветку и она царапнула стекло. Но внезапно она увидела, что это не ветка, а по стеклу скребет птичья когтистая лапка, над которой появилось бледное лицо с черными глазами, словно прожигающими стекло!

Лиза вскрикнула, и все тоже обернулись к окну, но увидели только, как ветер играет в воздухе сухим сучком.

– Ветер откуда-то взялся, – удивилась мама. – А был такой тихий вечер!

– Откуда ты это взяла – про человека, который соединился с конем? – спросил мсье Верьер.

– Прочитала где-то, уже не помню где, – отважно соврала Лиза.

– Вообще самым верным способом вернуть оборотню его истинное обличье считается уничтожение того, кто его превратил в животное или зверя, – задумчиво проговорил Съекль. – Как говорится, убей злого колдуна – и колдовство рассеется. Но вопрос: как это сделать?

– Вот именно! – воскликнула Таня и наткнулась на недовольный взгляд отца.

Больше не было сказано ни слова. После десерта мсье Верьер включил телевизор: как раз начался старый знаменитый детективный сериал «Луи-антиквар», не раз виденный, но никогда ему не надоедающий, поскольку, как известно, мсье Верьер и сам был неравнодушен к антиквариату.

Тем временем девочки, не дожидаясь, пока мама отдаст команду, убрали со стола и загрузили посуду в машинку. Это был хороший повод сновать из столовой на кухню и, пользуясь этим, незаметно вытащить из висящей почти на самом виду сумки пожелтевший листок, выпавший из заветной коричневой тетради. Потом сестры поднялись в свою спальню. Да, они тоже любили «Луи-антиквара» и смотреть его им тоже не надоедало – но сейчас нашлось дело гораздо важней.

Мать мертвых лошадей

– Невозможно нам помочь?! – простонал Адриан. – Но почему?!

Бруйяр упал на колени:

– Помоги нам! Мы так измучились!

– Да не могу я! – с криком повернулся к нему Николя-из-под-моста. – Не могу! Мать мертвых лошадей с меня слово взяла, что я этого не сделаю! И знаете, что сказала на прощанье? Если я хоть кому-то покажу дорогу к тому месту, она меня накажет: я снова попадусь какому-нибудь крестьянину, и на меня набросят зачарованную петлю. Понятно? А я небось побольше вашего намучился и настрадался! И снова страдать-мучиться не желаю!

– Хотя бы намекни, где эта ограда находится! – жалобно попросил Бруйяр, но Николя-из-под-моста покачал головой:

– И не просите!

– Поднимись, Бруйяр, – велел Адриан. – Чулки запачкаешь! Пошли отсюда. Обойдемся без него. Вернемся в Мулян – вдруг Лиза и Таня что-нибудь придумают?

– Лиза и Таня? – вдруг насторожился Николя-из-под-моста. – Это сестрички из Муляна? Я их видел во время верховой прогулки! Лиза очень хорошенькая. Такие глаза… Вы с ними знакомы?

– Знакомы, знакомы, – сердито кивнули Бруйяр и Адриан. – Передать от тебя привет?

– Нет, не надо, – растерянно промямлил Николя-из-под-моста. – Я просто так спросил.

– Нет, я все-таки передам привет! – мстительно бросил Адриан. – И обязательно расскажу, что ты за… – Он хотел сказать «что ты за человек такой», но Николя-из-под-моста не был человеком, поэтому Адриан договорил со всем доступным презрением: – Что ты за существо такое! Как, мол, тебе было плохо, как ты, значит, намучился, а что другие мучаются, тебе наплевать! Конечно, жаль, что придется ждать помощи от девчонок, но это лучше, чем унижаться перед… перед таким… не конем, не человеком, а неизвестно кем!

– А ты известно кто? Ты тоже не конь и не человек! – обиженно взвизгнул Николя-из-под-моста.

Крыть, как говорится, было нечем, но промолчать Адриан не мог:

– Ну и сиди тут на своем мостике, пиликай по воздуху да пугай людей. Впереди у тебя всего-навсего вечность. А мы… ну что ж, мы рано или поздно умрем. Но до самой смерти будем тебя проклинать! И ты весь свой век будешь мучиться оттого, что мог спасти тех, кто просил тебя о помощи, а не захотел. Тебя совесть загрызет. Хотя… хотя совести-то у тебя и нет!

Бруйяр повернулся и побрел по дороге, уводящей из Пасси.

– Погодите, – раздался вдруг тихий голос. – Погодите! Я… я помогу вам. Я не хочу, чтобы меня совесть загрызла. Только подойдите поближе. Я тихонечко шепну, чтобы никто не слышал.

Не веря своим ушам, Бруйяр и Адриан обернулись – и кинулись к Николя-из-под-моста. Тот на всякий случай соскользнул в воду, погрузившись чуть ли не с головой, и, опасливо поглядывая по сторонам, пробулькал:

– Это недалеко от Френа. Вон туда через поля идите, потом обогнете индюшачью ферму, потом с одной стороны будут сады, а с другой виноградники, и увидите огромный дуб. За ним лес, потом поле. Вот там, где лес граничит с полем, и ищите эту ограду. А теперь уходите поскорей, не то… Ой! – вдруг взвизгнул Николя-из-под-моста и канул в воду, булькнув напоследок: – Ну, я пропал… конец мне!

Бруйяр оглянулся – и замер, будто окаменел. Да… можно окаменеть, увидев два огромных глаза, которые вдруг засветились в ночи словно звезды. Только звезды светлые, а эти глаза хоть и черные, а все равно их было видно в темноте. Чуть позади угадывалось тело белой лошади – без головы!