Гренадская революция. США против карибского социализма бесплатное чтение
Николай Николаевич Платошкин
Гренадская революция
США против карибского социализма
Памяти премьер-министра Гренады Мориса Бишопа посвящается.
* * *
© Платошкин Н. Н., 2022
© ООО «Издательство Родина», 2022
Предисловие
В марте 1979 года на крошечном островке в Карибском море – Гренаде – произошла народная антиимпериалистическая революция, свергнувшая диктаторский проамериканский режим. Народ этой страны при помощи Кубы, СССР и других социалистических стран стал строить общество, свободное от эксплуатации человека человеком.
За четыре революционных года гренадцы под руководством очень популярного в стране премьер-министра Мориса Бишопа добились очень больших успехов, несмотря на активное противодействие Вашингтона. Сократилась безработица, выросло производство продуктов питания, была ликвидирована неграмотность. Образование стало практически бесплатным. Гренада быстро строила первый в своей истории международный аэропорт, который должен был многократно увеличить туристический поток на этот известный своими прекрасными пляжами и радушием жителей остров.
Однако в октябре 1983 года, воспользовавшись в качестве предлога фракционной борьбой в правящей на Гренаде партии, США вторглись на остров и, несмотря на мужественное сопротивление гренадской народно-революционной армии и народной милиции подавили революцию. Варварская агрессия вызвала практически единогласное осуждение в Генеральной Ассамблее ООН.
Наша страна активно помогала Гренаде, и тем печальнее тот факт, что до сих пор у нас не появилось комплексного исследования, посвященного мужественной борьбе маленького, но гордого гренадского народа за свою свободу и независимость. Автор надеется, что данная книга поможет хотя бы в какой-то мере восполнить этот досадный пробел.
Глава 1. Сахар, мускатный орех и инопланетяне:
Гренада до 1979 года
Примерно 2 миллиона лет тому назад на дне океана образовался вулкан, пробивший водную толщу – так возник небольшой остров площадью в 308 квадратных километра (т. е. в три раза меньше Москвы). Остров этот является частью архипелага Малые Антильские острова, точнее его восточной части, протянувшейся с юга на север и получившей название Наветренные острова. Площадь всех Наветренных островов (их 27) всего 12 тысяч квадратных километров.
Название «наветренные» острова получили из-за господствующих в этом районе северо-восточных пассатов. Эти ветра обеспечивают все острова обильными осадками (до 2000 мм в год).
Сам остров (позднее Гренада) является центром своего собственного мини-архипелага, в который входят еще островки Кариаку (29 кв. километров) и Пти-Мартиник (Малая Мартиника) – (2.4 кв. километра).
Название «Антильские» острова получили благодаря одной таинственной легенде. Человечество много веков искало и ищет легендарные погибшие континенты – Атлантиду, Лемурию и Му. К ним же относится и большой остров Антилия, который якобы когда-то существовал в Атлантике прямо на запад от Испании. Отсюда и латинское название Антилии – буквально «страна (или остров), находящийся напротив»[1]. Правда, известный немецкий ученый Александр фон Гумбольдт без всяких доказательств пытался выводить название Антилия от арабского «ат-тин», т. е. «дракон».
Еще Антилию называли «страной семи городов». Согласно испанской легенде, во время арабского завоевания Пиренейского полуострова в начале VIII века, семь вестгостких епископов вместе с паствой погрузились на корабли и отплыли на запад. Там они якобы нашли благодатный остров и основали на нем семь городов. Эта легенда была записана на знаменитом нюрнбергском глобусе Мартина Бехайма 1492 года. Там же упоминалось, что в 1414 году испанский корабль подошел очень близко к Антилии.
Говорили, что в 40-х годах пятнадцатого столетия, во время правления португальского короля Генриха Мореплавателя, к Антилии подходил и португальский корабль. Его команда якобы даже побеседовала с местными жителями, говорившими по-португальски (различия между испанским и португальским языками в XV веке были минимальными).
Впервые большой остров Антилия был изображен на карте венецианского картографа Пиццигано в 1424 году (то есть за 70 лет до открытия Америки Колумбом). На карте остров располагался примерно на месте нынешних Азорских островов, на тот момент еще не открытых (тогда все картографы считали Землю гораздо меньшей, чем она есть на самом деле). В 1425 году остров «Аттилия» появился на анонимной каталонской карте. Его стали изображать в виде большого четырехугольника. Карта 1508 года помещает «Остров семи городов» на месте восточного побережья Северной Америки.
Знал об Антилии и Колумб. В 1480 году, побывав в Лиссабоне, он написал королю Альфонсу V об «известном Вам острове Антилии»[2]. Знакомый Колумбу флорентийский лекарь и большой поклонник географии Паоло Тосканелли рекомендовал в 1474 году мореплавателю Антилию как удобное место для пополнения запасов продовольствия и пресной воды на пути в Индии (куда и намеревался морем добраться Колумб). Возможно, что именно вера в Антилию и помогла Колумбу принять непростое решение о путешествии на неведомый запад Атлантики. Ведь в крайнем случае он мог надеяться на доброжелательный прием испаноговорящих жителей «страны семи городов».
Примерно за 1100 лет до нашей эры на остров Гренада пришли индейцы-араваки, которых позднее вытеснили более воинственные карибы, давшие наименование одноименному морю.
Таким образом, карибы стали первыми завоевателями Гренады. Они ворвались на Малые Антильские острова приблизительно в 1000–1200 годах нашей эры с территории современной Гайаны и устья Ориноко. Карибы были прекрасными мореплавателями и с помощью своих каноэ поддерживали устойчивые связи между завоеванными ими островами. Сами себя эти воинственные племена называли калихна или галиби. Карибов антильских островов именовали калинаго, и это был скорее результат смешения карибов с араваками. Причем араваки передали пришельцам свой язык. Примерно с 1920 года этот язык считается вымершим.
Некоторые ученые полагают, что массовой войны между карибами и араваками на Малых Антильских островах не было вовсе. Небольшие группы карибов переселились на Антиллы и мирно смешались там с араваками, переняв их язык и обычаи.
С этими «воинами-каннибалами» и столкнулись первые европейцы. Христофор Колумб увидел чудный, покрытый лесами остров во время своего третьего путешествия (май-август 1498 года) и нарек его Консепсьон[3]. Однако, говорят, его команда воспротивилась этому названию: многим морякам остров напомнил родную Андалусию (южную Испанию) и они хотели как-то отразить тоску по родине в названии острова.
Колумб считал этот остров, равно как и соседний Тобаго, частью неведомого континента, который он тщетно пытался обнаружить во время своих первых двух плаваний на Запад (тогда попадались лишь острова). Затем он решил, что новые земли – часть Китая. Гениальному путешественнику тогда и в голову не могло придти, что Земля хотя и круглая, но во много раз больше того, что представляли себе тогдашние географы.
Колумб не отважился колонизовать Гренаду, опасаясь воинственных карибов. Он даже возвел на них напраслину перед Папой Римским, обвинив индейцев в каннибализме. С точки зрения Колумба это давало европейцам право на истребление таких варваров, или на худой конец можно было обратить этих нехристей в рабов. Испанцы в 1520 году отправили в Новый Свет специальную комиссию, чтобы отличить каннибалов от «мирных» индейцев. Комиссия Родриго де Фигероа подошла к делу «творчески» и огульно записала в людоеды всех, кто оказывал конкистадорам сопротивление, в том числе и карибов. Даже сам термин «каннибал» представляет собой искажение слова «кариб» – воистину подчас ложь гораздо более живуча, чем правда.
Скорее всего, воины-карибы (как полинезийцы или папуасы) ели органы убитых ими врагов во время специальных церемоний, но испанцы превратили их в людоедов, которые якобы питались человеческим мясом ежедневно. Европейцы извратили в этом смысле и древний обычай карибов держать дома кости своих усопших предков – считалось, что тем самым умершие охраняют живых от злых духов. Но белые пришельцы бездоказательно говорили о том, что это кости съеденных карибами людей.
Все эти вымыслы привели к ожидаемому результату. Испанская королева Изабелла в 1503 году разрешила обращать в рабство только тех индейцев, которым так было «лучше», чем на свободе. Подразумевались именно «каннибалы» – мол, в рабстве уже никто никого не может съесть. Получалось, что порабощая карибов, испанцы «милосердно» спасали их от участи послужить кулинарным украшением обеденного стола!
Эта ложь гуляет в цивилизованном мире до сих пор. В известном голливудским фильме «Пираты Карибского моря: Сундук мертвеца» карибов изобразили каннибалами, что вызвало критику общественных организаций, представляющих интересы этого почти полностью истребленного народа[4].
Карибы были политеистами и пытались задобрить жертвами злого духа «Майбойю». Как и во всех первобытно-общинных племенах, у них была сильна власть шаманов, которые лечили людей, или наоборот насылали на них порчу. Как и араваки, карибы курили табак (именно от них его позаимствовали европейцы), но только во время религиозных церемоний. Индейское общество было патриархальным. Мужчины охотились и оберегали женщин, а те растили детей и готовили пищу. В некоторых племенах женщины с детьми жили в отдельных от мужчин домах. К моменту прихода европейцев карибы еще не подошли к фазе социального расслоения: все члены племени были примерно равны и никто не выделялся своим богатством. Власть вождя была ограничена советом воинов племени.
Испанцы искали везде золото, но карибы его не выплавляли, а сами получали увиденные пришельцами на них золотые украшения путем торговли у материковых индейских племен. Правда, карибы умели производить изделия из серебра, но в небольшом объеме.
Кто дал Гренаде ее нынешнее название – неизвестно. Предполагают, что это наверняка были испанцы, назвавшие остров в честь мусульманского города-султаната Гранада, который они покорили в 1492 году, завершив, таким образом, освобождение Пиренейского полуострова от арабов. «ГрАнаду» превратили в «ГрЕнаду» французы, пришедшие на смену испанцам. По крайней мере, испанца нанесли на карты остров под его нынешним именем уже как минимум в 1523 году[5].
Воинственные карибы оказали белым пришельцам серьезное сопротивление и примерно 100 лет на Гренаду никто из европейских хищников не зарился. Тем более, что под боком чуть не каждый год открывались новые, куда более обширные и богатые земли.
В 1602 году испанцы заявили формальные притязания на Гренаду, но селиться там побоялись. В июне 1609 года на острове попытались было пустить корни 24 английских авантюриста, прибывшие на трех кораблях – «Диана», «Эндевор» и «Пенелопа». Карибы напали на поселение, убив (иногда после ритуальных пыток) большую часть поселенцев. Оставшихся эвакуировали вернувшиеся за ними 15 декабря 1609 года корабли.
17 марта 1649 года в гонку за обладание Гренадой вступили французы. К тому времени они уже прочно обосновались на расположенном неподалеку острове Мартиника и губернатор последней Жак Дюэль дю Парке собрал 203 человека, рискнувших попытать счастье на пока еще ничейном острове. Дю Парке высадился в удобной гавани, где впоследствии возникла столица Гренады Сент-Джорджес, и основал там форт с громким названием «Предвестие». Хитрому французу удалось заключить договор с вождем карибов Кайруаном о мирном разделе острова между индейцами и белыми.
Дю Парке вернулся на Мартинику, оставив губернатором Гренады своего кузена Жана ле Конте. Однако жадность французских поселенцев, стремившихся лишить индейцев их охотничьих угодий, привела к вооруженному конфликту уже в ноябре 1649 года. Война длилась более пяти лет и лишь в 1654 году огнестрельное оружие белых смогло сломить последние очаги сопротивления карибов. Часть аборигенов ушла на соседний остров Сент-Винсент, где их единоплеменники поддерживали борьбу соседей против французов. Даже после поражения карибов на самой Гренаде, они еще долго совершали на своих быстрых каноэ набеги на французов с Сент-Винсента.
Можно сказать, что французы зверски истребили практически все коренное население Гренады. Говорят, что последний кариб бросился со скалы в море, чтобы не попасть в руки захватчиков живым. В честь этого подвига аборигенов одно из местечек на севере Гренады стали называть Сотерс (т. е. «Прыгуны» по-французски).
Формально Гренада на первых порах принадлежала коммерческой французской фирме «Компания островов Америки». Это была характерная черта эры бандитского капитализма во всем мире: предприимчивые дельцы создавали «частную фирму» и заручались военной поддержкой своих государств против недовольных грабежом аборигенов. Так в Индии хозяйничала британская «Ост-Индская компания», а в Карибском бассейне – «Вест-Индская». Русские купцы грабили индейцев и алеутов на Аляске, которую царское правительство отдало Русско-Американской компании (РАК). И список можно продолжить.
В ту эпоху все развитые государства мира исповедовали меркантилизм. Смысл этой теории можно еще передать словами «ограбь соседа». Считалось, что главное – накопить денег (золота) путем удачной внешней торговли. То есть продавать дорого, покупать дешево. Поэтому «цивилизованные» европейцы устанавливали низкие закупочные цены для товаров из своих колоний, или полузависимых стран, а им продавали втридорога произведенные из импортного дешевого сырья готовые товары. Такой невыгодный для одной из сторон товарообмен поддерживали голым насилием: пушками эскадр и монопольным положением компаний-посредников (торговцы этих компаний опирались на военную мощь своих государств).
Французская «Компания островов Америки» начала активно осваивать карибские острова после 1635 года и немало в этом преуспела. Фирма основала поселения на Гваделупе, Мартинике, Сент-Мартене, Сент-Люсии, Сент-Барте и Гренаде. Конечно, французам благоприятствовало то, что их извечный соперник – Англия – мучилась в конвульсиях гражданской войны. Душой компании и ее акционером был кардинал Ришелье, формально прикрывавший чисто коммерческие цели всего предприятия благими помыслами о распространении католицизма среди индейцев.
В 1642 году устав компании был продлен французским правительством на 20 лет. Генерал-губернатора (главу) «Компании островов Америки» назначали королевские власти, а сама компания на свое усмотрение выдвигала губернаторов отдельных территорий. Но после смерти Ришелье его преемник кардинал Мазарини не смог удержать внутриполитическую стабильность во Франции и несколько десятилетий боролся против вооруженной внутренней оппозиции, что блестяще описал в своих романах Дюма. Кардиналу было явно не до заморских территорий, «Компания островов Америки» быстро захирела и в 1651 году была распущена.
Открылась гигантская распродажа далеких, райских островов.
27 сентября 1650 года предприимчивый дю Парке купил острова Мартиника, Гренада и Сент-Люсия у дышащей на ладан «Компании островов Америки» примерно за 1160 фунтов стерлингов (60 тысяч ливров). Четыре острова приобрели даже рыцари Мальтийского ордена. Правда, уже в 1664 году они продали все свои владения в Карибском море другой коммерческой фирме – «Компании Вест-Индий».
Дю Парке тоже оказался хватким бизнесменом и в 1657 году перепродал Гренаду уже за 1890 фунтов графу де Серильяку. В 1664 году «король-солнце» Людовик XIV выкупил Гренаду у ее владельцев, и остров стал собственностью уже упоминавшейся выше «Компании Вест-Индий».
Эту фирму основал министр финансов Франции Жан-Батист Кольбер, считавшийся одним из самых лучших и плутоватых денежных гениев своей эпохи. Компании передали все французские владения на атлантических берегах Америки и Африки, а также монопольное право на торговлю с Америкой на 40 лет. Уставной капитал фирмы составил 6 миллионов фунтов, а ее штаб-квартирой был главный французский порт на Атлантике Гавр. Предполагалось, что компания будет зарабатывать деньги на рабском труде негров на плантациях сахарного тростника на Гваделупе[6]. Вырученную прибыль частично предполагалось направить на заселение Канады – тогда под этим названием скрывалась большая часть нынешних США к западу от Миссисипи. Французы предвидели неотвратимое столкновение с Англией в Северной Америке и старались создать там этнический численный перевес.
Однако уже в 1674 году французский король передумал и выкупил у компании все ее территории. К тому времени фирма сильно поиздержались, так как англичане и голландцы успешно теснили французов в Атлантике – как на рынках, так и на поле боя. В основном французов, как и любого монополиста, погубила собственная жадность. Компания установила запредельные цены на сахар и табак, и потребители охотно покупали эти продукты у более оборотистых голландцев, или у англичан на Ямайке и Барбадосе. К тому же французские плантаторы на Гваделупе и Мартинике жаловались на дороговизну рабов, по сравнению с дешевым «черным товаром» на британской Ямайке.
Столицей французских поселений на Гренаде стал Форт-Рояль (т. е. «Королевский форт»), быстро превратившийся в главную базу французского флота в Карибском море.
В 1675 году голландские пираты, действовавшие по поручению своего правительства, захватили Гренаду с целью серьезно ослабить экономически своих французских конкурентов. Однако французы смогли быстро отбить остров[7].
Так крошечная Гренада, и, увы, не в последний раз, стала жертвой и разменной монетой большой европейской политики. Французы наступали в то время на Голландию, используя свою сильнейшую в мире на тот момент сухопутную армию. Голландцы били по врагу на просторах мирового океана, опираясь на свой, также лучший, в мире военный и торговый флот.
На 1700 год на Гренаде проживали всего 257 белых, 53 «цветных» (мулатов) и 525 рабов-негров. Экономика французской колонии состояла из трех сахарных плантация, 52 хозяйств по выращиванию индиго,[8] 64 лошадей и 569 голов крупного рогатого скота.
Французская колония никак не выдерживала конкуренции с дешевым сахаром из британской Вест-Индии, и в 1714 году была сделана попытка перейти на кофе и какао. Это повлекло за собой грандиозные социальные изменения. Дело в том, что крупное рабское плантационное хозяйство было абсолютно невыгодно для рачительного и скрупулезного ухода за нежными и капризными к климату кофейными деревьями. Рабы естественно не хотели надрываться на своих хозяев. В результате на Гренаде стали возникать небольшие фермерские хозяйства, где белые были вынуждены работать сами.
В 1738 году на Гренаде появилась первая больница – давала о себе знать модная в Европе в тот время Эпоха Просвещения.
В 1756 году началась Семилетняя война – первая по настоящему мировая война в истории человечества. Главными противниками были Англия и Франция, армии которых сражались друг с другом на всем земном шаре от Канады до Индии. В Европе союзники Франции Россия и Австрия с переменными успехом, но все же били «английскую шпагу на континенте» – Пруссию Фридриха Второго. Пока Фридрих был вынужден отбиваться практически от всей Европы, англичане снабжали его деньгами и, опираясь на свой мощный флот, методично захватывали французские заморские колонии.
4 марта 1762 года английская эскадра коммодора Свантона появилась на рейде Форт-Рояля и без единого выстрела захватила город. Губернатор острова отказался было капитулировать, но жители-фермеры сдались – свое хозяйство было им дороже отвлеченных понятий о национальной чести. Мощный Форт-Рояль с четырьмя бастионами и 37 пушками пал без боя. Свантон оставил на Гренаде небольшой гарнизон и вернулся на самый крупный французский остров в Вест-Индии, захваченный англичанами – Мартинику.
10 февраля 1763 года в Париже был подписан мирный договор, окончивший семилетнее противостояние. Победившая Англия получила не только Канаду и французские колонии в Индии, но и Гренаду. В «обмен» Англия «вернула» Франции оккупированную Мартинику.
Британцы, кичившиеся своим «демократизмом», уже в октябре 1763 года образовали во вновь приобретенной колонии самоуправление по образцу своих колоний в Северной Америке. Гренада стала главной частью новой федеративной колонии, в которую помимо нее вошли острова Доминика, Тобаго и Сент-Винсент[9]. Исполнительная (а также фактически и высшая судебная) власть принадлежала губернатору колонии и состоявшему при нем совету. Законодательную власть осуществляла избираемая по имущественному цензу ассамблея.
Сразу же после аннексии Великобритания объявила всю землю на острове собственностью короны. Ее продавали только британским подданным и не более 500 акров в одни руки, причем 20 % цены следовало уплатить немедленно, по 10 % в следующие два года после приобретения, а остальные 60 % – в следующие три года (по 20 %).
Французов на острове издевательски назвали «новыми подданными». Им отдавали в аренду их же собственные земли на срок не более 40 лет, при условии, что они принесут присягу на верность королю Великобритании. То есть французов фактически вынуждали продавать земли англичанам и эмигрировать на оставшиеся в руках Франции антильские острова Гваделупа и Мартиника.
Характерно, что британские плантаторы (новая элита Антил) всячески саботировали создание единой ассамблеи для входивших в состав колонии островов. Первый британский губернатор федеративной колонии генерал Роберт Мелвилл, устав бороться с саботажем, решил организовать выборы в ассамблею только для Гренады. Первые выборы прошли 13 апреля 1766 года. Однако ассамблея немедленно вступила в спор с советом по поводу своих компетенций и через 37 дней была распущена губернатором. В 1768 году состав ассамблеи был расширен с 20 до 24 человек, но парламент сразу стал ареной жестокой политической борьбы между франкоговорящими «коренными» гренадцами и англоязычными пришельцами.
Первоначально предполагалось, что в ассамблее будут заседать три француза, а в совете – два. Предпосылкой выборности, однако, была не только присяга на верность королю Англии, но и клятва не признавать пресуществление. Пресуществление, т. е. преобразование тела и крови Христа в вино и хлеб признавали католики и православные, но не признавала англиканская церковь (официальная церковь Великобритании). В 1673 году в Англии был принят закон (Test Act), согласно которому любое лицо, желающее занять государственную должность, должно было публично и под присягой отречься от пресуществления. Именно под этот закон и попали франкоговорящие гренадцы. Для католика отказ от пресуществления означал отказ от самой веры. А католическая вера в то время была для французов (относительно недавно разгромивших собственных протестантов в жестоких войнах) часть национальной идентичности. Естественно, что вокруг этого вопроса разгорелся серьезнейший конфликт.
В 1766 году богатые английские плантаторы Гренады (18 человек) во главе с главным франкофобом Ниньяном Хоумом обратились к губернатору с петицией, требуя вообще исключить французов их всех органов управления колонией. Французские поселенцы на Гренаде выступили с петицией прямо противоположного содержания. Характерно, что в Лондоне проявили больше политической гибкости и предписали губернатору допустить французов до выборов: главное, что они согласны признать себя подданными английского короля, католическое вероисповедание Лондон не волновало. Декретом королевских властей от 12 октября 1768 года католиков официально освободили от присяги против пресуществления и три француза заняли места в ассамблее Гренады…
Однако британские плантаторы на острове использовали религиозный вопрос в своих узкокорыстных целях. Преследуя католицизм, они стремились побудить французов эмигрировать с Гренады, надеясь приобрести за бесценок их земли. Поэтому англикане отказались пустить двух французов в совет колонии, а когда губернатор Фитцморис сам привел их туда, шесть членов совета-англичан покинули заседание и совет пришлось распустить.
Ассамблея Гренады влачила жалкое существование и была прямой насмешкой над хваленым британским парламентаризмом. В 1769 году в ее состав официально входили: один чужестранец (вообще-то не имевший права быть туда избранным), один человек, не достигший предписанного для депутата возраста, шесть других депутатов вообще постоянно жили за пределами Гренады. Дополняли эту «палату номер шесть» три британских армейских офицера и четыре француза, ничего не понимавшие по-английски (официальный язык заседаний). Не удивительно, что сессии ассамблеи постоянно срывались из-за отсутствия кворума.
К 1776 году, когда губернатором колонии стал лорд Маккартни, из ее состава уже были выделены Доминика и Сент-Винсент и теперь в ее составе оставались Гренада и Тобаго.
Первоначально острову не слишком везло под британским флагом. В 1766 году Гренаду постигло сильное землетрясение. Год спустя с трудом было подавлено восстание чернокожих рабов. Англичане построили вокруг французского форта деревянный городок Сент-Джорджес (город Святого Георгия), но в 1771 и 1775 годах он дважды сгорал дотла. Британцам пришлось потратиться и восстановить столицу своей колонии с использованием кирпичей и камня.
Англичане полностью переориентировали остров на сахарный тростник, а для этого было нужно много рабочих рук. Поначалу в Британскую Вест-Индию вербовали белых рабочих-контрактников. Им обещали за три года работы на плантациях собственный участок земли. Часто людей подбирали в трактирах, где опаивали и заставляли подписывать кабальные условиях контракта. Приговоренным к смерти (а по британскому законодательству того времени получить такой приговор можно было более чем за 300 преступлений) предлагали сохранить жизнь и отправиться работать в Вест-Индию. Бежали в этот неспокойный и вредный для здоровья белых регион и те, кого в Англии преследовали за религиозные и политически убеждения. В английском языке даже появился глагол to barbadoes («отбарбадосить», т. е. отправить в Вест-Индию, по имени главной английской колонии на Малых Антилах – Барбадоса).
Однако белых контрактников было недостаточно, к тому же им надо было платить землей. Поэтому англичане стали завозить из Африки негров-рабов в огромных количествах. Причем примерно 40 % африканцев умирали по пути, и за кораблями работорговцев охотно следовали стаи акул.
Считается, что с 1440 по 1880 год из Африки насильственно было вывезено до 25 миллионов человек. Но скорее всего и эта ужасная цифра занижена. Ведь только в английские колонии в Северной Америки (будущие США) англичане ввезли начиная с 1620 года 13 миллионов негров, причем на каждого живого приходилось 2–4 погибших при транспортировке.
В 1790 году в британской Вест-Индии насчитывалось 524 тысячи рабов (большинство – на Ямайке), во французской – 643 тысячи (большинство – на Гаити). Всего в 1600–1800 гг англичане ввезли в Вест-Индию примерно 1.7 миллиона рабов из Африки.
70 % рабов трудились на плантациях сахарного тростника, другие выращивали хлопок, кофе, какао, табак и зерновые. Сахар, табак, ром, пряности, кофе и другие «колониальные товары» вывозились в Европу, откуда поступала вся готовая промышленная продукция и новые партии рабов. Этот бизнес был крайне выгодным для европейцев, учитывая мизерные затраты на «черную рабочую силу». Не случайно Франция после проигранной Семилетней войны в 1763 уступила Британии огромную Канаду, чтобы только сохранить маленький остров Гваделупа в Вест-Индии.
Англичане производили сахар в Вест-Индии дешевле других (у них было больше рабов и больше кораблей для их транспортировки)[10] и вскоре индийский (или китайский) чай с карибским сахаром стал почти национальным символом Британии. Количество плантаций сахарного тростника на Гренаде увеличилось с 81 в 1763 году до 125 (общей площадью в 125 тысяч акров) в 1772 году[11].
В целом Гренада на момент ее приобретения Англией в 1763 году была самым экономически развитым островом Вест-Индии. Например, в 1764 году она производила 179 тысяч фунтов какао, 1.29 миллиона фунтов кофе и 65.6 тысяч хандредвейтов сахара[12]. В 1769–1770 годах 51 корабль занимался исключительно обслуживанием торговых операций между Гренадой и Лондоном. В 1773 году Гренада экспортировала в Англию 198 тысяч хандредвейтов сахара и 64 тысячи галлонов рома. В 1763 году 82 % всего кофе, закупаемого Великобританией в Вест-Индии, завозилось с Гренады. Доля Гренады в экспорте какао из Вест-Индии превышала 50 %.
Причем Гренада была вынуждена платить еще и ввозные пошлины, обогащая королевскую казну. В 1763–1780 годах Гренада заплатила только ввозных пошлин на кофе на 414 тысяч фунтов. На гренадских сахаре и роме британское казначейство «заработало» в 1763–1779 гг более миллиона фунтов. Продавать продукцию всем другим странам в соответствии с доктриной меркантилизма Гренаде (как и остальным колониям) было строжайше запрещено.
В 1775 году английские колонии в Северной Америке восстали против Лондона – началась война за независимость США. Французы решили взять реванш за Семилетнюю войну и оказали (начиная с 1778 года) колонистам военную помощь. Именно французский экспедиционный корпус, а не армия Вашингтона сыграла главную роль в разгроме англичан на суше. В водах Нового Света развернулись и морские операции, в ходе которых французский флот сумел отбить Гренаду 2–4 июля 1779 года.
Французский адмирал граф д'Эстен[13] прибыл на карибский театр военных действий в начале декабря 1778 года во главе эскадры из 12 линейных кораблей и четырех фрегатов. Англичане также усилили свой флот в Карибском море и, несмотря на противодействие д'Эстена, захватили принадлежащий французам остров Сент-Люсия. В 1779 году британцы усилили свою группировку в Карибах еще на 10 линейных судов и положение французского флота (базировался на Мартинику) стало угрожающим. Однако подкрепления в 1779 году прибыли и к французам, и их флот стал превосходить англичан по пушечной мощи.
Жан-Батист Шарль-Анри Эктор, граф д'Эстен (1729 − 1794) – французский генерал и адмирал
Д'Эстен был человеком действия и начал наступление как только его визави в Карибах британский адмирал Джон Байрон ослабил группировку, отправив часть кораблей сопровождать военные перевозки через Атлантику. 18 июня 1779 года французы захватили остров Сент-Винсент и решили взять главную британскую базу в Вест-Индии – остров Барбадос. Однако флот д'Эстена никак не мог преодолеть сильные встречные ветра, и поэтому было решено идти на Гренаду.
В то время Гренада была одной из богатейших британских колоний – она руками, потом и кровью рабов-негров производила сахар и ром. Губернатор Гренады Маккартни засыпал Байрона просьбами о помощи, но английский адмирал почему-то считал, что после Сент-Винсента Гренада французов вряд ли заинтересует. Впрочем, он обещал помочь, «если что».
Силы Маккартни состояли из 101 солдата 48-го пешего полка и 24 артиллеристов. Губернатор мог рассчитывать и на примерно 400 добровольцев-ополченцев из числа английских поселенцев. Однако примерно треть этих людей были французского происхождения, и Маккартни не без оснований сомневался в их лояльности. Тем не менее, он не сидел сложа руки и распорядился возвести фортификационные сооружения на Госпитальном холме – высоте, господствовавшей над Сент-Джорджесом. И так крутые склоны холма были укреплены каменной кладкой, а на вершине появился редут-палисад с траншеями для ведения огня.
Д'Эстен появился с о своим флотом на рейде Сент-Джорджеса 2 июля 1779 года и высадил на берег более 2000 солдат. Маккартни отдал приказ отступить на Госпитальный холм и весь следующий день французы занимались разведкой оборонительных позиций противника. Французский адмирал спешил, так как ожидал появления флота Байрона в любую минуту. Он для проформы предложил Маккартни сдаться подобру-поздорову, но британцы также надеялись на Байрона и предложение отвергли.
Д'Эстен решил провести имитацию атаки малыми силами на наиболее угрожаемом участке британских фортификаций (там, где англичане и ожидали штурма), а в это время тремя колоннами атаковать тыловую часть Госпитального холма.
Вечером 3 июля штурмовые колонны французов (в каждой было примерно 300 бойцов) выступили на исходные позиции, в то время как 200 солдат начали имитировать атаку на главном направлении. В 4 часа утра 4 июля демонстрационный отряд открыл огонь, а три ударные колонны бросились в штыковую атаку. Англичан охватила паника, и они обратились в беспорядочное бегство, стараясь укрыться за стенами форта Сент-Джорджес. Отступление было столь поспешным, что британцы не успели даже заклепать брошенные ими пушки, приведя их тем самым в негодность. Французы не преминули этим воспользоваться и начали обстреливать форт Сент-Джорджеса из трофейных орудий. Маккартни счел положение безвыходным и выбросил белый флаг.
Французы захватили более 700 пленных и по собственным данным убили 36 и ранили 71 англичанина. Британцы позднее говорили, что вывели из строя более 300 французов (эти данные выглядят как явное преувеличение). В руки д'Эстена попали примерно 30 торговых судов, находившихся в порту Сент-Джорджеса.
Д'Эстен выдвинул Маккартни 28 условий капитуляции, которые англичане сочли беспрецедентными и унизительными. Главным образом англичан не устроил отказ от рабов, которых французы намеревались объявить собственностью государства.
В знак протеста они сдались без всяких условий, что дало французам моральное право (по законам той эпохи) легально разграбить Сент-Джорджес. Маккартни особенно сокрушался, что французы прихватили его серебряную столовую посуду, гардероб и уничтожили все его личные бумаги. Тем более, что копии этих бумаг, которые британский губернатор предусмотрительно отправил ранее с женой на Сент-Люсии, сгорели в пожаре.
По галантным законам эпохи д'Эстен пригласил Маккартни отужинать с ним, и англичанин не мог не съязвить. Он попросил извинения за свой не очень парадный сюртук – мол, больше одежды у него по милости французов не осталось.
Французы отказались отпустить англичан под честное слово и отправили их во Францию.
Победители опять объявили Гренаду своей колонией, и ее губернатор Жан-Франсуа граф де Дюра разрешил всем новым подданным не платить никаких долгов британским кредиторам. Тем самым губернатор намеревался отплатить англичанам за былые притеснения франкоговорящих гренадцев[14].
Между тем адмирал Байрон со своей эскадрой получил известия о занятии французами Сент-Винсента и направился к острову, чтобы отбить его. Но по пути пришли еще более мрачные вести о падении Гренады. Байрон отдал приказ срочно изменить курс и достиг Гренады утром 6 июля. Под его флагом был 21 линейный корабль и 1 фрегат.
Однако еще днем раньше д'Эстен получил информацию о приближавшейся британской эскадре, погрузил войска на корабли и поднял якоря 6 июля в 4 часа утра. У французов было 25 линейных кораблей и 5 фрегатов и несколько транспортных судов, перевозивших десант.
Байрон ошибался в своей оценке численности французского флота, так как не знал о недавно полученных французами подкреплениях. Д'Эстен выводил свои корабли из гавани Сент-Джорджеса один за другим, чтобы скрыть от англичан свою мощь. Обманутый Байрон еще раз уверился в своем превосходстве и отдал приказ эскадре выстроиться в боевую линию и атаковать. Однако тут французы открыли карты, и Байрону на ходу пришлось перестраивать боевой порядок, что внесло хаос и сумятицу в боевое расписание его эскадры.
Англичане были вынуждены броситься в атаку без всякого плана и флот французов смог отбить нападение. Четыре английских корабля отделились от основных сил и были серьезно повреждены. В целом британские корабли пострадали больше французских, но в основном по части рангоута и такелажа.
Бой у острова Гренада, картина XVIII в
Французы же не лишились ни одного корабля. Британцы потеряли убитыми 183 человека (346 ранеными), французы – 190 (793 раненых). Д'Эстен вернулся на Гренаду, чтобы произвести необходимый ремонт. Он, однако, не решился развить успех и дать генеральное сражение Байрону, отошедшему к острову Сент-Киттс. Английский флот оставался в гавани довольно долго, так как на острове не хватало корабельных материалов, и никакой навык моряков в ремонте не мог этого восполнить. Д'Эстен с эскадрой подходил к Сент-Киттсу, как бы вызывая англичан на бой. Британцы на провокацию не поддались и помимо очевидного унижения «флота Его Величества», привыкшего владеть морем, французы ничего не достигли.
После этого сражения, в котором англичане потерпели, пожалуй, самое сокрушительно поражение на море за предыдущие сто лет, флот д'Эстена отбыл на помощь армии Вашингтона к берегам Северной Америки.
«От потери Гренады я заболел». Пропагандистский эстамп, выпущенный во Франции
Добившись независимости США, Франция по мирному договору с Англией (Версальский мир 3 сентября 1783 года) практически не смогла вернуть ни одной территории, потерянной в годы Семилетней войны. Осталась за англичанами и Гренада. Жизнь в колонии продолжала идти своим чередом, а в 1784 году на острове даже стала выходить своя газета – «Гренада кроникл». Англичане запустили программу дорожного строительства на остове. Каждый рабовладелец должен был отряжать на дорожные работы 10 % своих рабов. В противном случае ему грозил штраф в 6 шиллингов в день за каждого неявившегося раба.
Но внешнее спокойствие на Гренаде было обманчивым. Среди французских поселенцев на острове зрело восстание. Здесь следует остановиться на одной особенности французского колониализма, которая существенно отличала его от колониализма британского. Французы (впрочем, как испанцы и португальцы) без расовых предубеждений смешивались в Америке как с местным населением, так и с завезенными рабами из Африки. Британцы были расистами и не считали негров чем-то большим, чем рабочей скотиной на плантациях. Презирали они и появившихся на Гренаде за время владычества Франции мулатов. Поэтому в определенной мере французский колониализм был более гуманным, и мулаты (да и часть чернокожего населения) считали соотечественников Вольтера меньшим злом, чем спесивых и надменных потомков Шекспира.
При британцах на Гренаде возникло жестко сегрегированное расистское общество, где человек имел права в зависимости от оттенка цвета своей кожи, языка и вероисповедания. «Сливками» общества была небольшая группа британских плантаторов (принадлежавших к англиканской церкви). Затем шли белые франкоговорящие фермеры (католики), лично свободные, но лишенные всех политических прав. Ниже них располагались свободные мулаты и негры (тоже католики), говорившие на местном диалекте французского (патуа). Замыкали социальную лестницу в конце XVIII века примерно 24.6 тысячи рабов-негров, чей язык и вероисповедание никого не интересовали. Всего же на Гренаде проживало около 26 тысяч человек.
В Британской Вест-Индии сложилась целая градация цвета кожи, затмившая собою индийские касты. Мулатами назвали детей белых мужчин и негритянок. Белые мужчины и мулатки производили на свет «квадрунов» (четверть белой крови), белые и «квадрунки» – «окторунов» (⅛ белой крови). Зато потомок белого и «окторунки» (если у него не было внешних негроидных признаков, например, пухлых губ или курчавых волос) уже мог считаться белым[15].
Отпрыск мулата и негритянки в Вест-Индии назывался самбо[16]., самбо и негритянки – мустефино, мустефино и негритянки – тоже мустефино или просто негром (если у человека был темный цвет кожи).
В конце XVIII века Гренада была для Великобритании самой прибыльной колонией в Вест-Индии после Ямайки. Например, в 1773 году Англия ввезла из Гренады в стоимостном выражении в два раза больше товаров, чем из всех своих колоний в Северной Америке (будущих США)[17].
После возврата Гренады Англии по Версальскому миру 1783 года британцы начали активно дискриминировать оставшееся на острове свободное франкоговорящее население, которое они не без оснований подозревали в стремлении опять вернуться под крыло Франции.
Протестанты стали насильственно захватывать католические церкви, рушить там всю утварь (которую они не признавали) и проводить собственные богослужения. В 1784 году власти фактически конфисковали у католических церковных учреждений все принадлежавшие им земли. Причем доход с этих земель (жалкие 400 фунтов) планировалось передать англиканской церкви (которая и так была гораздо богаче католической). Наконец, были объявлены вне закона все акты регистрации гражданского состояния, если они не производились в англиканских церквях. Католикам пришлось платить два сбора, например, за отпевание усопших: сначала они платили за услуги своему католическому кюре, затем еще раз за то же самое англиканскому священнику.
В 1792 году новый избирательный закон на Гренаде полностью лишил всех прав франкоговорящих католиков. Была опять введена клятва против пресуществления. Да и то право голоса при условии принятия такой присяги получали лишь те франкоговорящие гренадцы, чьи родители жили на острове по состоянию на 1763 год.
Исключили из списков избирателей и всех «цветных», которые по определению были франкоговорящими. Кандидатом в депутаты мог быть лишь белый мужчина старше 21 года, имевший не менее 50 акров земли, из которых как минимум 25 должны были обрабатываться. Избиратель тоже должен бы быть белым мужчиной, британским подданным и иметь 10 акров земли (5 из которых обрабатывались). В 1771 году на Гренаде проживал 451 свободный «цветной», в 1787 году – 1115. Понятно, что они были недовольны своим положением.
Все эти откровенно издевательские и репрессивные меры привели к эмиграции многих франкоговорящих гренадцев на соседний испанский (а значит, тоже католический) остров Тринидад[18] и на французские острова Малых Антил (Гваделупу и Мартинику). Пассивным избирательным правом стали владеть лишь белые и богатые англичане, фактически несколько десятков плантаторов, которые к тому же и скупали по дешевке земли уезжавших французов.
Не удивительно, что на Гренаде зрело восстание, во главе которого судьба поставила Жюльена Федона. Он родился на Мартинике в семье французского ювелира, прибывшего из Бордо, и освобожденной рабыни-негритянки. В 1750-е годы семья перебралась на Гренаду, которая тогда еще была французской колонией. На Гренаде Жюльен Федон стал владельцем фермы и за мирным сельским трудом его и застала Великая Французская революция.
Взятие Бастилии в 1789 году и установление республики во Франции в 1792 году вызвало воодушевление среди фермерского и рабского населения французской Вест-Индии (Гаити, Мартиника и Гваделупа). Тем более, что в Париже провозгласили в том же 1792 году равенство всех людей независимо от цвета кожи. В эпоху революций совершаются головокружительные карьеры, чему ярчайшим примером корсиканец Наполеон Бонапарт. Вот и Федона назначили командующим французскими республиканскими силами на Гваделупе.
В августе 1790 года Федон направил британским властям Гренады петицию, в которой просил прекратить дискриминация франкоговорящего населения и свободных мулатов[19]. Ее проигнорировали.
2 марта 1795 года Федон начал восстание на Гренаде. Он провозгласил всех чернокожих свободными людьми и объявил о присоединении Гренады к революционной Франции. Англичане в это время активно сколачивали против парижских санкюлотов реакционные европейские коалиции от Испании до России, кое-как державшиеся на плаву благодаря щедрым британским субсидиям. Против Федона на Гренаде англичане опирались на англоязычных белых плантаторов, для которых отмена рабства означала экономический крах.
А вот Французская республика торжественно отменила рабство в 1794 году.
Воодушевляющим примером для Федона была успешная революция рабов на Гаити во главе с Туссеном Лувертюром, получившим звание генерала французской революционной армии. Гаити стал не просто первым свободным государством негров в мире, но и первой страной Латинской Америки, завоевавшей независимость. Федон тоже хотел образовать на Гренаде свободную республику чернокожих. Армия восставших рабов шла в бой под великим лозунгом французской революции: «Свобода, равенство, братство».
В 1795 году волнения охватили и другие карибские острова. На британском Сент-Винсенте восстали «черные карибы» (потомки от браков индейцев и рабов) и их вождь Шатойе стал позднее героем негритянского населения США. Партизанская война рабов началась и на Сент-Люсии. В этом же году восстал британский остров Доминика. Полыхали восстанием негров Ямайка и Тринидад. Причем с Ямайки британцы переселили часть непокорных рабов в Канаду, но те и там продолжали борьбу. Англичанам в итоге пришлось вернуть непокорных рабов на их африканскую родину – в Сьерра-Леоне.
В «армии» Федона поначалу было примерно 100 бывших рабов и свободных мулатов. Восставшие под бой барабанов осуществили скоординированные нападения на городки Гренвиль и Гуайяве. Дома белых плантаторов сжигались, их самих таскали по улицам, а затем казнили. После набега отряд Федона вернулся в горы, где к нему присоединились сотни бежавших с плантаций рабов. Не теряя времени, лидер повстанцев начал возводить в горах укрепления, чтобы затруднить наступление британских карателей. Постепенно повстанцы распространили свой контроль на весь остров за исключением Сент-Джорджеса и его окрестностей. К восстанию присоединилось примерно 14 тысяч из 28 тысяч чернокожих рабов на Гренаде. Рабы сражались отчаянно – в ходе восстания их погибло до 7 тысяч.
В рядах восстания оказались и франкоговорящие белые и мулаты. После оккупации острова Англией они как католики были лишены всех политических прав и возможности использовать родной язык. К тому же многие французы в отличие от англичан сами работали на своих фермах и были противниками рабства. Из 5 тысяч белых на острове в 1795 году две трети были франкоговорящими, и половина из этих двух третей была мулатами[20]. Следует отметить, что большинство рабов-негров на Гренаде говорили на местном диалекте французского языка и исповедовали католицизм.
Англичане не могли не замечать признаков растущего социального гнева. Заместитель губернатора Вест-Индии Хоум (шотландец и протестант, ярый враг католической церкви), назначенный на Гренаду в 1793 году, уже в июле того же года писал брату, что идеи французской революции могут «отравить умы» франкоговорящих гренадцев.
Восстание в тайне готовилось на ферме Федона весь 1794 год. Два представителя заговорщиков отправились на Гваделупу и привезли обратно бумагу о назначении Федона генералом французской революционной армии и главнокомандующим на Гренаде. Его заместителем стал Станислав Бессон. Посланцы привезли с Гваделупы также оружие, трехцветные кокарды и боевое знамя с девизом «Свобода, равенство, братство».
Бойцы армии Федона носили трехцветные пояса в честь французского флага, а на шлемах некоторых из них красовалась надпись «Свобода или смерть!» на французском языке.
4 марта 1795 года парламентеры Федона в новенькой форме передали британским властям Сент-Джорджеса ультиматум с требованием капитулировать в течение двух часов. Бумага была подписана «Жюльен Федон, офицер Республики, назначенный на Гваделупе». Всем, кто не присягнет Французской республике, повстанцы грозили полной конфискацией земельной собственности, а за каждого убитого товарища обещали казнить двух пленных.
В это время гарнизон Сент-Джорджеса насчитывал всего 190 человек, еще несколько десятков англоговорящих жителей составили ополчение. Англичане немедленно послали морем просьбу о помощи. В ответ на ультиматум глава обороны Сент-Джорджеса Маккензи объявил амнистию тем рабам, кто вернется к хозяевам, и назначил за голову лидеров восстания огромный выкуп в 40 фунтов.
17 марта 1795 года, получив с Мартиники подкрепление в 150 солдат (еще 40 прислал напуганный восстанием рабов испанский губернатор соседнего Тринидада), англичане (всего с ополченцами примерно 500 человек) перешли в наступление и взяли ферму Федона Бельведер (центр восстания), которую предали огню. Повстанцы отступили в соседние горы и перешли к партизанской войне. Командующий карательной экспедицией бригадный генерал Линдсей, осознав безнадежность борьбы против партизан, москитов, тропических ливней и лихорадки 22 марта 1795 года застрелился. Деморализованные британцы отошли на исходные рубежи.
С Барбадоса прибыли еще несколько сотен солдат, но они потерпели поражение от армии Федона. Англичане потеряли 27 человек убитыми и 57 ранеными.
8 апреля 1795 года в бою был убит брат Федона и вождь восстания приказал в отместку казнить 48 захваченных пленных англичан (из 53 имевшихся). Среди убитых был и заместитель губернатора Ниньян Хоум[21]. Макензи решил перейти к круговой обороне Сент-Джорджеса в ожидании более мощных подкреплений. Форт гренадской столицы был усилен и стал почти неприступным по меркам того времени. Шлюпы англичан патрулировали берега Гренады, чтобы не дать повстанцам возможности получать оружие с других французских островов Вест-Индии.
В апреле 1795 года с Мартиники прибыла группировка бригадного генерала Оливера Никольса (100 человек), которой удалось отбить у повстанцев горок Гренвиль. В октябре того же года британский военный корабль «Мермайд» перехватил два французских судна, которые везли на Гренаду подкрепление в 250 человек. Однако летом 1795 года две трети солдат экспедиционных войск умерло от лихорадки, и в начале 1796 года в распоряжении англичан было всего 280 бойцов. Правда, им удалось заманить в ополчение 300 несознательных рабов, не будь которых Федону наверное удалось бы полностью освободить Гренаду.
В конце 1795 года, окрепнув в партизанских боях и получив оружие с Гваделупы, армия Федона перешла в наступление и опять выбила англичан из городка Гуайяве. Ополчение белых панически бежало в Сент-Джорджес, бросив много оружия и снаряжения. Федон установил пушки на холме у Гренвиля и потопил в гавани столь досадивший ему «Мермайд». Подплыв на каноэ, бойцы Федона захватили пару британских шлюпов. К началу 1796 года вся Гренада за исключением Сент-Джорджеса была очищена от англичан. В марте 1796 года повстанцы даже взяли господствующую высоту на северных окраинах столицы и попытались с помощью каноэ перерезать снабжение Сент-Джорджеса по морю.
Однако армия рабов и мулатов была слишком плохо вооружена и недостаточно дисциплинирована. Поэтому попытка взять столицу Сент-Джорджес окончилась неудачей. Англичане смогли перегруппировать силы и получить по морю подкрепления. Они захватили в 1794 году французский остров Мартиника и удерживали его до Амьенского мира с Францией в 1802 году.
В марте 1796 года на остров Барбадос прибыла огромная по тем временам британская экспедиционная армия в 17 тысяч человек под командованием генерала Ральфа Аберкромби, участника Семилетней войны и почитателя военного таланта прусского короля Фридриха Второго. Ему поставили задачу «умиротворить» всю британскую Вест-Индию (прежде всего, Ямайку, Сент-Люсию и Гренаду).
Сама Франция ввиду полного господства на море английского флота не могла оказать повстанцам никакой реальной помощи. В армии Федона было примерно 250 человек, вооруженных мушкетами, еще 350 – пиками и мачете. А семь тысяч рабов в лагере восставших были вообще без оружия. Между тем, к маю 1796 года на Гренаду было уже более 5 тысяч солдат и офицеров из армии Аберкромби[22] и они превосходили ослабленную в предыдущих боях армию Федона примерно в 10 раз.
19 июня 1796 года армия Федона была разгромлена у подножия горы Ква-Ква. Повстанцы отказались сдаваться в плен и бросились живыми с отвесной скалы. Черных рабов англичане вешали без суда, свободных мулатов и белых, правда, судили, но лишь для того, чтобы подвергнуть публичной казни с целью устрашения населения.
Сам Федон исчез, и его тело так и не было обнаружено. Говорят, что он смог отплыть с Гренады на каноэ. А дальше следы этого смелого человека затерялись в океане[23]. По крайней мере, какое-то время он скрывался с друзьями в лесах Гренады. Англичане шли по следу и даже как-то обнаружили хижину вождя восстания, где явно мастерили каноэ.
Но борцам за счастье других людей всегда суждено бессмертие в памяти человечества. Уже в годы независимости Гренады в честь Федона была названа гора, неподалеку от которой размещался лагерь восставших.
Если Федон и не смог разбить цепи рабства на Гренаде, то вскоре это сделал куда как более мощный и неумолимый враг – капитализм. Первый звонок для системы рабства и связанной с ней интегральной торговой монополией британской кроны прозвучал в ходе войны за независимость США. Как известно война эта началась с «бостонского чаепития», являвшегося особой формой протеста американских колонистов против монополии англичан на торговлю чаем. С сахаром было то же самое: разжиревшие на контрабандной торговле этим товаром капиталисты (среди которых был и первый президент США Вашингтон) требовали одного – свободы торговли «колониальными товарами».
После разгрома наполеоновской Франции рабство стало мешать и самой Англии. Английские капиталисты хотели наживаться на экспорте, но его объемы ограничивались импортом сырья, необходимого для производства экспортных товаров. Ведь монополия запрещала импорт сырья их всех стран, кроме английских колоний. Таким образом, приходилось закупать более дорогой сахар с относительно малых по площади плантаций Гренады и Ямайки вместе гораздо более дешевого сахара с испанской Кубы или Бразилии. В Бразилии с ее огромной площадью и благоприятным климатом, рабство было куда как прибыльнее, чем на маленькой гористой Гренаде.
К тому же по мере варварского истребления коренных народов Африки росла цена каждого нового раба. В 1446 году пионеры работорговли – португальцы – получали в дельте реки Сенегал за одну старую лошадь 25–30 рабов, в 1460 году одна лошадь стоила уже 12 рабов. Правда, за одну собаку в дельте Конго можно было приобрести 22 негра. Цена начала резко расти после 1670 года, когда англичане и французы начали массовую перевозку рабов в Америку. В это время англичане платили за одного раба на Невольничьем берегу в Африке примерно 17.8 фунта стерлингов. В 1736–1740 гг средняя цена раба составляла 34.4 фунта, в 1786–1790 гг – 67.5 фунтов. Война против революционной Франции взвинтила цены на «живой товар» до исторического максимума – 85.2 фунта в 1806–1810 гг.
Цена определялась за средний «товар» – здорового мужчину-африканца 30–35 лет, примерно 180 см роста, без внешних «дефектов». За подростков можно было получить скидку. Испанцы и португальцы вообще первоначально торговали рабами на вес.
Тем не менее, раб становился все дороже, а значит, дорожал и сахар. Приходилось даже «заботиться» о рабах во время их перевозки через Атлантику. Смертность «живого товара» на британских кораблях в 1770–1807 гг снизилась, но все равно составляла примерно 5 % в годовом исчислении[24].
Не удивительно, что капиталисты стали финансировать в Великобритании шумную либеральную компанию в пользу отмены рабства и за свободу торговли (фритредерство). Гуманизма в этом всем было мало, торговый расчет превалировал.
Результат не замедлил сказаться. Еще в марте 1807 года британский парламент запретил торговлю рабами. В 1823 году поставили вне закона перевозку рабов из одной колонии в другую. Работорговлю приравняли к пиратству, и военные корабли получили право преследовать и брать на абордаж суда нелегальных работорговцев. Наконец, в 1833 году все рабы в британских колониях были освобождены (в США это произошло лишь через 30 лет в ходе гражданской войны между Севером и Югом).
Все эти меры не замедлили сказаться и на Гренаде.
В 1808 году, когда был запрещен ввоз новых рабов в британские колонии, на острове жили 29 тысяч человек, в том числе 2 тысячи белых, 1.6 тысячи свободных «цветных» и 25 тысяч рабов-негров[25]. Большинство африканцев были ввезены в территории современной Нигерии и принадлежали к народностям йоруба и игбо (37 тысяч человек или 34 % всех ввезенных рабов). 19 % происходили с территории современной Ганы (18 тысяч), 5 % – из Сенегала и Гамбии. Завозили рабов и из Гвинеи и Сьерра-Леоне. 11 % рабов происходили из Центральной Африки.
Все эти люди говорили на самых разных языках, исповедовали различные культы, пели разные песни – все это затрудняло единство негритянского населения в борьбе за свободу.
Освобождение рабов на Гренаде в 1834 году было отнюдь не одномоментным. Бывшие невольники обязаны были бесплатно отработать на бывших хозяев еще четыре года (иногда и 6 лет), чтобы сделать для плантаторов переход к новым экономическим условиям как можно более безболезненным. Но в 1838 году британский парламент под давлением возмущенной таким произволом и лицемерием общественности отменил это правило и все рабы, наконец, получили долгожданную личную свободу.
В 1846 году Лондон нанес окончательный удар по плантациям сахарного тростника на Гренаде, отменив защитные пошлины на сахар из колоний. После этого начался быстрый процесс свертывания производства сахара в британской Вест-Индии из-за конкуренции более дешевого сахара из Бразилии, с Маврикия, Кубы и прочих мест.
Однако плантаторы на Гренаде стремились все же заставить бывших рабов остаться на плантациях уже в качестве наемных рабочих. Например, были приняты законы против бродяжничества и воровства, на основании которых можно было привлекать к принудительному труду «бездельников». Однако бывшие рабы в основном уходили во внутренние гористые районы острова, занимали там свободные земли и выращивали уже не тростник, а все, что им было нужно для пропитания. Для рынка бывшие рабы выращивали в основном какао.
Лишенные привычной дармовой рабочей силы плантаторы стали распродавать свои земли (приносившие теперь одни убытки). Этим воспользовались бывшие рабы, скупавшие или арендовавшие участки за бесценок.
В отчаянной попытке сохранить былые прибыли плантаторы стали вербовать дешевую рабочую силу вне Гренады. В 1839 году на остров завезли 162 мальтийца[26]. В 1846–1847 гг с острова Мадейра прибыли 438 португальцев, в 1857–1863 гг – более 2500 рабочих из Индии. Всего в 1835–1885 годах на Гренаду было завезено 6.2 тысячи «гастарбайтеров»[27]. Но это был не тот масштаб, чтобы заменить десятки тысяч рабов. Тем более, что большинство наемных рабочих, отработав срок по контракту, покидали плантации. К тому же в середине XIX века благодаря свободе торговли сильно упали мировые цены на сахар. Например, в 1870 году фунт сахара в США стоил 7 центов, рис – 5 центов. Ничего не изменилось в 1900 году: несмотря на инфляцию за фунт сахара платили всего 6 центов.
Гренадским плантаторам и фермерам пришлось отказываться от сахарного тростника и подыскивать ему более прибыльную замену. В середине XIX века с острова Явы (тогда принадлежал Голландии) на Гренаду завезли мускатный орех, а в 80-х годах того же столетия он наряду с какао стал основным экспортным товаром острова.
И какао и мускатный орех были нерентабельными на крупных плантациях. Так на Гренаде возник новый класс темнокожих фермеров и арендаторов. С 1860 по 1900 год количество самостоятельных земельных владений на Гренаде выросло с 3.6 до 8 тысяч. Однако в отличие от соседнего относительно равнинного Барбадоса, на гористой Гренаде свободных сельскохозяйственных земель было мало, и многие фермеры арендовали участки у бывших плантаторов. Некоторые плантаторы уехали с острова и новыми хозяевами земель становились или их бывшие управляющие, или разбогатевшие фермеры.
Тем не менее, к концу XIX века 2 % белых контролировали лучшие земли Гренады[28]. Они же и управляли островом, так как избирательное право по-прежнему имели лишь очень богатые люди. В 1837–1877 годах избирательным правом пользовался лишь один процент взрослого населения Гренады. Например, на выборах 1850 года 99 избирателей (из которых 26 сами были кандидатами) выдвинули 26 кандидатов в совет по управлению колонией и выбрали их. В целом исход выборов предрешали 28 семей (200 человек). Однако разбогатевшие торговцы и фермеры требовали своего места под солнцем, которое они и получили после 1850 года. Однако мелкие фермеры, сельскохозяйственные рабочие и арендаторы по-прежнему были исключены из политической жизни.
В 1833 году Гренада опять стала частью более обширной британской колонии, в которую помимо нее вошли Сент-Винсент, Тобаго и Барбадос. Генерал-губернатор объединенной колонии имел резиденцию на Барбадосе, на Гренаде его представлял заместитель. Исполнительную власть на Гренаде по поручению вице-губернатора осуществлял Исполнительный Совет[29]. (9 человек), 26 депутатов входили в Ассамблею (законодательный орган). Только ассамблея имела право вводить и отменять налоги, однако определенные таможенные пошлины и сборы были зарезервированы за британской короной.
Депутатом ассамблеи мог быть взрослый мужчина, владевший плантацией или поместьем (не менее 50 акров), а также те, кто имел доход от своей профессии не менее 200 фунтов в год. Избирательное право предоставлялось мужчинам старше 21 года, владевшим не менее 10 акров земли, а также кредиторам, получавшим со ссуд доход не менее 20 фунтов год.
Понятно, что все бывшие рабы, хотя и получившие свободу, были полностью лишены всех политических прав. В выборах в ассамблею 1837 года приняли участие менее 1 % взрослого населения: 136 избирателей избрали 26 депутатов[30].
В 1850 году на Гренаде было 7952 мужчины старше 21 года, однако в выборах в том же году имел право участвовать лишь 141 человек, 99 из которых реально пришли на избирательные участки.
Господство богатой земельной олигархии на Гренаде продолжалось до 1877 года. И кончилось оно довольно странно. Возмущенные своим бесправием жители требовали отказа от призрачного самоуправления и передачи колонии под прямое управление британской короны. Это и произошло 3 декабря 1877 года.
Теперь высшей властью на острове был губернатор, назначаемый правительством Его Величества. Таким же образом назначались и вице-губернатор, исполнительный и законодательный советы. В последнем органе отныне заседало всего шесть человек, которые должны были послушно ратифицировать указы губернатора. У этого «парламента» даже не было права законодательной инициативы.
Когда губернатор Харли образовал новый законодательный совет, он не включил в его состав бывших лидеров этого междусобойчика плантаторов, и те стали громко протестовать от имени «общественности» против новой системы как таковой. Во главе мизерного по составу движения городской интеллигенции встал бывший спикер совета Беквит, основавший в 1878 году оппозиционную газету «Новая эра». Формально группа Беквита по образцу американских отцов-основателей требовала возврата к выборности законодательного совета, так как он вводил новые налоги, и получалось, что без согласия налогоплательщиков.
Губернатор в долгу не оставался, закрывая оппозиционные газеты за клевету и запрещая митинги оппозиции, которые и так были немногочисленными. Большинство крестьянского «цветного» населения Гренады взирало на всю эту бурю в стакане воды с равнодушием: ни при новой, ни при старой системе никаких прав у него не было.
В начале 80-х годов XIX века противники «королевской колонии» уже попытались объединить свои усилия в борьбе за восстановление местной демократии с расовым вопросом, чтобы привлечь на свою сторону забитое сельское темнокожее население. В 1883 году с меморандумом в Лондон обратился Уильям Гэлви Донован и еще 18 подписантов, которые в частности вопрошали: «…Разве Бог дал интеллект и способность мыслить лишь белым? Мы не можем позволить, чтобы нами управляли как крепостными, так как считаем себя рожденными свободно британцами…»[31].
Донован по традиции того времени основал свою оппозиционную газету «Народ Гренады», которую в 1885 году решением суда закрыли за клевету.
До 1885 года британские губернаторы управляли Гренадой в свойственной английским колонизаторам снобистской манере, считая, что могут лучше разобраться, какие блага нужны этим бестолковым и к тому же «цветным» провинциалам.
В ноябре 1885 года терпение народа иссякло, хотя повод к возмущению на первый взгляд казался не очень-то и значимым. Что называется, накипело.
На острове, как и в самой Англии, была традиция 5 ноября отмечать годовщину так называемого Порохового заговора 1605 года. Тогда английский дворянин-католик Гай Фокс с сообщниками решил заложить бочку с порохом под палату лордов в Лондоне, где тогда находился король. Фокса вовремя арестовали и приговорили к «повешению, потрошению и четвертованию», но он сам спрыгнул с эшафота, чтобы избежать мучений и сломал себе шею. С тех пор «благодарный народ» праздновал 5 ноября «чудесное избавление» короля петардами и фейерверками.
Не понятно почему, может просто из желания «власть употребить», но в 1885 году губернатор запретил использовать 5 ноября петарды и фейерверки на рыночных площадях Гренады. Простой народ, у которого и так было мало праздников при тяжкой и беспросветной жизни, естественно возмутился.
В четверг, 5 ноября 1885 года в бедных кварталах Сент-Джорджеса на улицах появились бочки со смолой, которые вечером зажгли. Губернатор не нашел ничего лучшего как мобилизовать в полицию 400 богатых горожан, которые стали патрулировать бедные кварталы. В ответ в стражей порядка из окон и дверей домов полетели камни, палки и бутылки. Были разбиты все уличные фонари, и город погрузился в кромешный мрак. Были разгромлены витрины магазинов богатых горожан на центральной рыночной площади столицы.
Власти, переложив ответственность с больной головы на здоровую, сразу сочли, что беспорядки инспирированы оппозиционной интеллигенцией (подразумевалась группа Донована), недовольной статусом «королевской колонии» как таковым. Губернатор, правда, уже 6 ноября был вынужден признать, что беспорядки были спровоцированы излишней жестокостью полиции как регулярной, так и набранной из богатеев.
В Лондоне всполошились, приняли во внимание и так сложный национальный, конфессиональный и расовый состав населения Гренады и новым губернатором был назначен Уолтер Сендалл, правивший до 1889 года. «Новая метла» использовала в основном не кнут, но пряник. Все признавали, что в отличие от своих предшественников Сендалл, по крайней мере, вежливо говорил с посетителями и не боялся ходить по Сент-Джорджесу. Он обещал расширить сеть дорог с твердым покрытием и создать на Гренаде Ботанический сад, где фермеры могли бы получать навыки ухода за новыми сортами сельскохозяйственных культур.
Все эти обещания Сендалл и, правда, выполнил. При нем дороги Гренады стали впервые заслуживать это название. Но толковый чиновник все же понимал, что без предоставления местным жителям хотя бы урезанных политических прав новые беспорядки являются лишь вопросом времени.
В октябре 1886 года было решено передать местное самоуправление на уровне приходов (так назывались районы на Гренаде еще со времен французского господства) в руки частично выборных местных советов. Конечно, их компетенция была очень ограниченной: благоустройство городков и поселков, на что разрешалось взимать с жителей определенные сборы. Половина членов местных советов избиралась опять-таки на основе цензового избирательного права, другая половина напрямую назначалась губернатором.
Затем реформа местного самоуправления потихоньку развивалась дальше. В 1891 году приходские советы стали полностью выборными, в 1896 году было официально предложено сделать приходы местными административными единицами, что было осуществлено в 1900 году. Правда, в этом же году опять вернулись к системе наполовину выборных, наполовину назначаемых местных советов.
Конечно, ничего принципиально в системе власти колонии все эти «реформы», осуществляемые по принципу «шаг вперед, два шага назад», не меняли. 90 % гренадцев никто не спрашивал, чего они хотят. Лондону это было виднее.
Что же представляли собой гренадское общество и экономика в XIX веке после отмены рабства?
Как уже упоминалось, после отмены рабства в 1833 году в Британской империи[32] бывшие рабы должны были еще 4–6 лет работать на старом месте. Их издевательски, но вполне официально называли «учениками». То есть рабовладельцы должны были учить негров быть свободными(!). Чтобы наука усваивалась лучше, в каждом приходе был образован специальный полицейский участок, в составе судьи, сержанта и 12 рядовых. Всех, кто не был согласен «учиться» ждали камеры и тяжелые виды работ, причем эти работы должны были унижать человеческое достоинство, например, уборка улиц. Обычно «нерадивых учеников» как и раньше секли плетьми, только теперь это делала полиция, а не рабовладелец. Если «ученик» без уважительной причины прогуливал час работы, он должен был отработать два часа, но не более 15 лишних часов в неделю.
Правда, теперь каждому бывшему рабу полагалось в год шесть ярдов полотна на одежду и одна шляпа. Раз в три года он имел право на одеяло, а каждую неделю получал целых два фунта соленой или сушеной рыбы, а то и 8 пинт муки. «Ученики» получили и право на выходной – с 18.00 в субботу до 6 часов утра в понедельник.
За дезертирство с плантации (не более 9 часов в неделю) «ученик» подлежал тюремному заключению, если он отсутствовал 2 дня, его официально считали «бродягой» и давали две недели тюрьмы. «Беглецами» называли тех, кто отсутствовал более пяти дней. Им полагался месяц тюрьмы и удары палками (не более 30, чувствовался просвещенный британский гуманизм).
В социальном плане окончательная отмена рабства (т. е. «ученичества») в 1838 году привела к бурному росту рождаемости среди негритянского населения. Плантаторы фактически запрещали рабам вступать в брак, так как им приходилось содержать детей, а кормящие их женщины не могли работать на плантациях. Теперь положение вроде бы изменилось, и люди сами могли распоряжаться своими чувствами. Если в 30-е годы XIX века регистрировалось примерно 30 браков в год, то в 1860-е – 180, а спустя десятилетие – 250[33].
Все равно это была мизерная цифра и только 41 % взрослого населения в 1881 году официально числилась в браке. Причин такого положения было несколько.
Во-первых, чувствовалось наследие рабства, когда половые отношения живших в одной казарме людей были беспорядочными. Во-вторых, многие бывшие рабы-мужчины стремились уехать с Гренады, где все им напоминало об ужасном прошлом. Возникло довольно солидное численное преимущество женщин, которые просто не могли найти себя мужа. Именно поэтому в 1861–1881 гг 60 % всех детей на Гренаде родились вне брака. Считалось нормальным, если женщина имеет, например, пять детей от разных мужчин. А матери-одиночки, как это не покажется странным сегодня, старались иметь много детей. Ведь повзрослев, именно они материально заботились о незамужней женщине.
Была и еще одна важная причина такого «раскрепощенного» поведения чернокожих гренадцев в вопросах семьи и брака. Несмотря на яростную борьбу англичан против французского наследия, более 60 % гренадцев (особенно бывших рабов) принадлежали в XIX веке к католической церкви. В 1844 году из населения Гренады в 28 903 человека 18523 были католиками, 8808 – англиканами, 1264 – методистами и 328 принадлежали к шотландской церкви пресвитериан. В 1864 году в сельской местности рабочих и крестьян духовно опекали 24 храма, в том числе 10 англиканских, 8 католических. Причем среди верующих, регулярно посещавших богослужение, католиков в 1871 году было 66 %.
Конфессиональная принадлежность обычно отражала социальный статус человека. Богатые англоязычные плантаторы, чиновники и торговцы принадлежали к «правильной» англиканской церкви, франкоговорящие «цветные» и бывшие рабы – к католической.
Не удивительно, что у бедняков не было денег на регистрацию священником брака, а признавали тогда только брак церковный. Поэтому даже дети тех мужчин и женщин, что постоянно жили вместе, признавались незаконнорожденными. Идти же регистрироваться в англиканские церкви бедняки-католики отказывались по принципиальным соображениям.
Такая на первый взгляд странная любовь и привязанность выходцев из Африки к католицизму объяснялась не только тем, что в католических храмах Гренады священники вещали на знакомом бывшим рабам диалекте французского – патуа. В католичество Гренады вошло много разных африканских народных обычаев и культов, что протестанты и англикане решительно отвергали.
Например, во всей Вест-Индии прижился свойственный африканцам культ Большого Барабана – главного музыкального инструмента их далекой родины.
В 40-е годы XIX века, борясь с уже запрещенной работорговлей, британские военные корабли перехватывали контрабандные суда с «живым товаром» и селили освобожденных негров (главным образом, из народности йоруба из Нигерии) на Тринидаде и Гренаде. Среди йоруба был популярен культ их бога грома и молний – Шанго, который приобрел на Гренаде сильную популярность. Этот культ успешно соединил пышные католические богослужения с боем барабанов, африканскими ритмическими танцами и знахарями-шаманами.
Большинство празднований культа Шанго длится несколько ночей подряд, и, в основном, они открываются стандартными набором молитв. Основную часть церемонии составляют барабанный бой, танцы, песнопения и ритуальный транс. Транс этот является самой значимой частью как отдельного обряда, так и всего культа в целом. Служители культа объясняют его как одержимость одним из африканских духов. Интенсивность, продолжительность и частота состояний одержимости могут варьироваться в зависимости от торжества. Действие продолжается до рассвета, когда приносят в жертву животных, – жертвоприношение означает, что служба завершена[34].
Согласно новым исследованием, считается, что культ шанго после распада Ассирийской империи попал в Западную Африку вместе с выходцами с Ближнего Востока. Ведь ассирийские цари носили одновременно жреческий титул «шангу».
Англичане упорно пытались вытравить из бывших рабов французский язык, католицизм и их культурные традиции с помощью… образования.
До освобождения рабов на Гренаде было 11 начальных частных школ (для белых и богатых «цветных») и только одна из них – Центральная школа Сент-Джорджеса[35]. – принимала детей из бедных семей. Эта школа существовала в основном на пожертвования обычных граждан, лишь в 1829–1831 годах ассамблея Гренады выделила ей тремя траншами целых 89 фунтов (!). К 1853 году школу окончили 712 мальчика и 419 девочек (обучение было раздельным). Бедных (в том числе и детей рабов) принимала и единственная на острове публичная католическая школа. Но ей всегда не хватало денег, а британские власти ее никак не поддерживали.
После освобождения рабов было решено организовать для них начальные школы, но только под эгидой англиканской церкви. Государство не вмешивалось в учебную программу, но предоставляло финансовую помощь. Плантаторы резко воспротивились любому образованию негров, кроме начального, так как забитым и неграмотным населением было легче манипулировать. К тому же белые «сливки» гренадского общества в духе модных тогда расистских теорий считали африканцев варварами, вообще не способными и не желающими учиться.
И действительно, «цветные» родители отдавали в начальные школы не более 10 % детей школьного возраста. Но причины здесь были отнюдь не в «природной тупости» чернокожего населения. Вся программа этих школ первоначально состояла из тупой зубрежки Библии с упором на необходимость повиновения богу на небе и начальству на земле. Никаких практических знаний для жизни такое образование не давало. А ведь почти все дети бывших рабов трудились вместе с родителями с малых лет, и им было не до школы. Наконец, учителя сами подчас были людьми не образованными. Никаких навыков педагогики или специальных знаний у них не было, и никто этого не проверял. Большинство педагогов составляли священники англиканской церкви, стремившиеся вытравить из детей французский язык и католицизм. Понятно, что все это отнюдь не приводило родителей в восторг.
В 1835 году британское правительство выделило специальный грант на «образование негров» в размере 18200 фунтов на всю Вест-Индию. Из этой суммы на Гренаду пришлось целых… 800 фунтов. Причем отвечали за распределение этих и так мизерных средств протестантское Общество пропаганды Евангелия и Методистское общество.
По-прежнему большинство школ существовали на частные пожертвования. В 1846 году правительство выделило англиканским школам 230, а методистским – 117 фунтов. Католические школы никакой помощи не получали. Наоборот, британцы считали используемый большинством «цветного» населения диалект французского – патуа – варварским наречием, которое должно исчезнуть как можно скорее.
В 1855 году все начальные публичные школы на Гренаде посещали 992 мальчика и 663 девочки.
В 1857 году в ходе реформы был учрежден Совет по образованию (в составе 5 протестантов и двух католиков) под председательством губернатора, получивший право на инспекцию школ и на контроль за их программами. Совет мог распределять государственную помощь школам, которая достигла 2000 фунтов в год. В школах по-прежнему предписывалось изучать религию, хотя и оговаривалось, что не какой-то конкретной конфессии. На практике доминирование протестантов естественно сохранилось, так как их поддерживали власти. Католики практически не могли достичь высших слоев гренадского общества.
В 1866 году на Гренаде было 8 англиканских школ, семь католических и пять методистских. Все они получали помощь государства, которая достигла 1182 фунтов в 1866 году. В 1878 году начальных школ было уже 31, в том числе 16 англиканских и 10 католических. В 1882 году был принят Образовательный кодекс, призванный несколько либерализовать школы. Например, в них появилось деление на классы. Был назначен Инспектор школ, и первые результаты его инспекций были неутешительными. Ученики знали мало слов, а учителя фальсифицировали посещаемость, чтобы получить больше субсидий. Дети с трудом добирались в школы по бездорожью и пересекали речки вброд, так как мостов в глубинке не было в принципе.
В 80-е годы школы посещали (да и то нерегулярно) лишь 25 % детей школьного возраста. Согласно переписи 1891 года из 13183 детей школьного возраста, 6155 числились в школах, но присутствовали на занятиях более или менее регулярно лишь 3246[36].
Середина XIX века была ознаменована резкими переменами в гренадской экономке. Из «сахарного» остров стал «шоколадным». Отмена рабства, появление свекловичного сахара и падение мировых цен на сахар в результате отмены Лондоном протекционистских пошлин привели к тому, что какао заменило сахарный тростник на 12 плантациях в 1856–1866 гг. Если в 1846 году на острове было 89 плантаций сахарного тростника и 52 плантации какао-бобов, то в 1878 – 73 «сахарных» и 103 «шоколадных» хозяйства[37]. В 1878 году под посадками какао были заняты 6378 акров, под сахарным тростником – 4594 акра.
С 1853 по 1882 год доходы гренадских фермеров и плантаторов от экспорта какао выросли в 10 раз. В 1853–1857 гг они выручили за свою продукцию 56 тысяч фунтов, в 1878–1882 – 617 тысяч. На сахаре остров заработал в 1860 году 95 тысяч фунтов, в 1880 году – всего 25 тысяч.
В 20-е годы XIX века Вест-Индия давала до 90 % всего британского импорта сахара, в 1863 году – уже только 34 %.
Владельцы сахарных плантаций залезали в долги, и лондонские банки охотно предоставляли им ссуды под грабительские проценты. Еще в 30-е годы пошла волна неплатежей, и некоторые плантации сахарного тростника были просто заброшены и покинуты владельцами. В 1838–1856 гг пришли в запустение 47 хозяйств, в 1856–1866 гг – еще 10.
Время после отмены рабства и до первого мирового экономического кризиса 1875 года сопровождалось на Гренаде отсутствием инфляции, хотя не росла и заработная плата сельскохозяйственных рабочих.
В 1840–1876 гг рабочий обычно получал от 4 пенсов до шиллинга в день[38]. На зарплату в 10 пенсов в день рабочий мог купить три фунта риса или 4–5 фунтов муки или пять фунтов сахара или фунт говядины. Цена на рис – главную пищу простого населения – не росла на протяжении 36 лет. На некоторые продукты (молоко и ягнятину) цены иногда даже падали. Фунт местной соленой рыбы стоил 2 пенса. За сливочное масло надо было выложить уже целый шиллинг, а за галлон керосина (для ламп) – целых 2.
Вообще все промышленные товары были для местных бедняков дорогими, так как все они импортировались. За непременный атрибут местного гардероба – шейный платок – приходилось платить шиллинг.
Гренада. 1894 год
Таким образом, большинство людей питались скромно (рис и соленая рыба плюс выращиваемые на своих участках фрукты и овощи), но практически никто не голодал. Население острова росло (достигнув к началу XX века 60 тысяч) благодаря высокой рождаемости (41–43 ребенка на 1000 жителей) и снижению смертности – с 27 до 20 человек на тысячу жителей в последней четверти девятнадцатого столетия. И в тот период половина всех детей рождалось вне брака, причем этот процент со временем возрастал. В 1881 году лишь 34 % взрослых состояли в браке, в 1891 году – 36 %, в 1911 году – 42 %, в 1921 году – 38 %.
Одной из причин этого была продолжавшаяся эмиграция мужчин в поисках лучшего заработка. Например, в 1911 году с Гренады уехало 4122 человека (2388 из них – на соседний Тринидад). Приехало примерно столько же. Это было связано с сезонным характером работы на полях и плантациях. Заработав деньги на уборке сахарного тростника, например, на Гренаде, мужчина ехал собирать плоды какао на соседние острова. Конечно, постоянная миграция взрослого мужского населения никак не способствовала созданию крепких семей.
В начале двадцатого столетия на Гренаде (в основном, в столице Сент-Джорджес) уже сформировался образованный средний класс из «цветных» – торговцы, адвокаты, учителя и чиновники. Они мечтали окончательно оттеснить традиционную плантаторскую элиту от процесса принятия решений. Но для этого надо было сначала добиться возврата Гренады к самоуправлению, пусть и в рамках Британской империи.
Лидером этого движения стал родившийся в 1887 году негритянский журналист Теофил Альберт Мэрришоу. Его отец, мелкий фермер, возделывавший какао, исчез из семьи сразу же после крестин мальчика, что на Гренаде было обычным делом. Начальное образование Теофил получил в сначала в католической школе, затем – в методистской. Среднее образование большинству негров в то время еще «не полагалось». Лидер тогдашней гренадской оппозиции Донован (по кличке «Лев» за пышную рыжую шевелюру) взял способного мальчика к себе в газету, сделав из него талантливого и страстного журналиста. И Донован и его ученик выступали за объединение всех британских колоний в Вест-Индии в единую федерацию, рассчитывая получить тем самым больше прав в рамках империи. Даже газета, которую Мэрришоу возглавил в 1915 году, называлась «Вест-индиец».
Теофил Альберт Марришоу (1887–1958)
Помимо федерации газета Мэрришоу требовала возвращения выборного законодательного совета на Гренаде.
Плантаторам эта идея с федерацией была не нужна: они опасались при любом самоуправлении роста влияния «цветных разночинцев» и сельского пролетариата.
Чтобы «заслужить» у Англии желанную федерацию Мэрришоу и его сторонники пропагандировали активное участие гренадцев в Первой мировой войне на стороне Антанты. И действительно маленький остров дал Британии 4.5 тысячи бойцов[39]. Вернувшись на родину, эти люди принесли из Европы царивший там дух революций и реформ. В то время почти все колонии в мире, вдохновленные примером большевиков, требовали реформ, демократии, самоуправления и даже независимости.
В сентябре 1917 года на Гренаде собрались представители выборных местных советов и создали Гренадскую ассоциацию за репрезентативность[40]. Ассоциация в целом требовала возврата к выборному органу местной власти, но сразу же раскололась на умеренных и «радикалов». Умеренные (в основном крупные земельные собственники) были согласны на то, чтобы избиралась лишь часть совета, а другую часть назначал губернатор. «Радикалы» (Донован и его сторонники) стояли на почве полностью выборного совета. Группа Мэрришоу пыталась посредничать между этими двумя фракциями.
Президентом ассоциации не без помощи властей избрали представителя умеренных плантатора ДеФрейтаса. В 1919 году (сразу же после окончания Первой мировой войны) ассоциация стала проводить по всей Гренаде митинги, чтобы разъяснить свои требования. Главным спикером был Мэрришоу. Сама ассоциация, наконец, договорилась в своих рядах о конкретных требованиях к британской короне:
– количество избираемых и назначаемых членов законодательного совета должно быть равным
– губернатор не должен быть членом совета
– законодательный совет должен иметь право выдвигать любые законопроекты, в том числе в финансовой сфере
– избираемые члены совета должны иметь право участвовать в заседаниях Исполнительного совета (правительства)
– право избирать и быть избранным в законодательный совет должны иметь те же самые группы населения, что и в местные советы.
В 1920 году Гренаду посетил наследник престола Принц Уэльский (будущий король Эдуард VIII) и губернатор представил ему Мэрришоу следующим образом: «Это Теофил Альберт Мэрришоу, наш ведущий журналист. Он проделал прекрасную работу в Красном Кресте и оказал большую помощь в наборе в Вест-Индский полк»[41].
Британский Вест-Индский полк двухбатальонного состава существовал еще с 1795 года, бучи сформированным для войны против революционной Франции. В точном соответствии со своим главным правилом «разделяй и властвуй» англичане использовали его на протяжении почти всего XIX века в своих колониях в Западной Африке. Потомки негров-рабов из Вест-Индии участвовали, например, в подавлении восстания негров-ашанти в 1873–1874 гг.
С началом Первой мировой войны британцы бросили 1-й батальон полка против немецкой колонии Камерун, в 1916 году батальон вернулся на Ямайку. Его сменил прибывший оттуда же второй батальон, участвовавший во взятии столицы Камеруна Яунде в 1916 году. Затем части батальона наступали из Кении на германскую Восточную Африку (нынешняя Танзания) и принимали участие в битве за ее столицу Дар-эс-Салам. Будучи отмечен наградами, батальон был переброшен в сентябре 1918 года в Суэц, а затем в Палестину, где англичане довольно вяло противостояли туркам.
Туда же прибыли и два набранных из добровольцев свежих батальона из Вест-Индии, в формировании которых и принимал деятельное участие Мэрришоу. Эти два батальона образовали новый вест-индский полк, который во избежание путаницы со старым назвали «Британским вест-индским» (в старом полку слово «британский» не употреблялось).
Интересно, что сначала британцы не хотели формировать по сути дела еще один вест-индский полк (видимо, не очень рассчитывая на его благонадежность) и старались распределить добровольцев по разным частям. Но в 1915 году новый полк все же создали, и его четыре роты были сформированы по территориальному принципу. Рота D была набрана на Гренаде и Барбадосе.
Несмотря на то, что Первая мировая война осенью 1918 года явно клонилась к концу, Британский Вест-Индский полк успел проявить храбрость в боях против турок. Генерал Эдмунд Алленби (командующий так называемым Египетским экспедиционным корпусом в Палестине) послал губернатору Ямайки (считавшейся неформальным центром Британской Вест-Индии) следующую телеграмму: «Мне доставляет большое удовольствие проинформировать Вас о доблести пулеметного отделения 1-го Британского Вест-Индского полка во время двух успешных рейдов на турецкие траншеи. Военнослужащие всех званий вели себя храбро под тяжелым ружейным и артиллерийским огнем и в немалой степени способствовали успеху всей операции»[42].
Помимо Палестины полк сражался на самых напряженных участках европейского западного фронта во Фландрии в 1916–1917 гг, и в Румынии в 1918 году. В 1921 году британцы распустили полк, насчитывавший в разное время до 12 батальонов.
Всего за время войны через Британский Вест-Индский полк прошли 15 600 добровольцев, две трети из них были уроженцами Ямайки. 81 военнослужащий из Вест-Индии получил британские медали за храбрость, 49 человек были отмечены в донесениях (довольно престижная вещь по меркам британской армии). Из общего населения британских колоний в Вест-Индии (в то время в 1.7 миллиона человек), на фронтах Первой мировой войны погибло и умерло от разных причин более 1200 человек, более 2500 было ранено.
В 1920 году, опираясь на подвиги гренадцев в составе британской армии, Ассоциация за репрезентативность обратилась с официальной петицией к государственному секретарю Британской империи лорду Мильнеру. Обращение подписали 25 плантаторов, 19 торговцев, юристы, два редактора газеты, члены Совета по образованию и все депутаты местных советов, т. е. все «сливки» тогдашнего гренадского общества. В общих, довольно умеренных, выражениях гренадцы требовали выборности органов власти на острове и прекращения статуса «королевской колонии».
Губернатор Гренады поддержал позицию умеренных членов ассоциации в том плане, что законодательный совет должен быть частично выборным, а частично назначаемым им самим. Мильнер согласился и милостиво предложил гренадцам, чтобы в законодательный совет вошли губернатор, 6 назначаемых им чиновников, три назначаемых члена не из состава органов госвласти (т. н. «неофициальные члены») и лишь четыре выборных депутата. Радикальное крыло ассоциации (к нему теперь присоединился и Мэрришоу) с негодованием отвергло подобный «компромисс», который фактически ничего не менял.
Как всегда в таких случаях, Лондон решил передать дело некой независимой комиссии или экспертам, чтобы создать видимость беспристрастного разбирательства в сложном деле. В Вест-Индию (где повсюду звучали такие же требования, как и на Гренаде) в качестве эксперта отправили полковника Вуда, который работал в регионе с декабря 1921 по февраль 1922 года. 22 января 1922 года гренадская Ассоциация за репрезентативность встретилась с Вудом и выдвинула ему свои (довольно компромиссные) требования:
– неофициальная часть законодательного совета должна быть полностью выборной
– если все же члены неофициальной части совета будут назначаться губернатором, то выдвигать их должны выборные депутаты местных советов
– ни один из неофициальных членов законодательного совета не должен быть одновременно членом исполнительного совета
– Лондон должен согласиться на создание Вест-Индской федерации.
Вуд решил по-своему и предложил, чтобы в составе законодательного совета были губернатор, семь официальных назначаемых членов (т. е. представителей чиновничества), три назначаемых «неофициальных» члена и лишь пять избираемых лиц. В 1924 году неторопливый Лондон согласился с рекомендациями Вуда и они были введены в действие начиная с 1925 года.
Таким образом, пролитая гренадцами за Англию кровь оказалась напрасной. Англичане лишь согласились в 1925 году немного, что называется косметически, подправить конституцию Гренады, разрешив избрание меньшинства членов Законодательного совета. Большинство по-прежнему назначалось губернатором. В выборах имело право принять участие лишь 3.25 % гренадского населения[43]. Избиратель должен был быть мужчиной старше 21 года (или женщиной старше 30 лет), англичанином (или британским подданным), иметь доход не менее 30 фунтов в год или владеть имуществом на сумму более 150 фунтов. Кандидат в члены совета должен был быть исключительно мужчиной с доходом не менее 200 фунтов в год или владеть собственностью на сумму более 500 фунтов.
Таким образом, все рабочие и крестьяне опять оказывались за бортом избирательного процесса. Светлым пятном в этой «конституции 1925 года» было предоставление избирательного права женщинам, но имущественный ценз фактически сводил это на нет.
К тому же губернатор получил право вето на все решения Законодательного совета, так что власть представителя Великобритании на острове даже возросла.
Ассоциация за репрезентативность сочла свою «историческую» миссию выполненной. Хотя правильнее было бы говорить о той самой горе, которая родила мышь.
В 20-е годы лидером негритянского протеста в Вест-Индии стал уроженец Ямайки Маркус Гарви. Он родился в многодетной семье[44] в 1887 году и с ранней юности трудился: то в типографии, то на банановых плантациях Коста-Рики. У отца была неплохая библиотека, и Маркус увлекся чтением самых разных книг. В 1912–1914 годах Гарви жил в Лондоне, где посещал колледж по специальностям философии и юриспруденции, а также сотрудничал в местной печати и выступал на разные темы в Гайд-парке.
Маркус Гарви (1887–1940)
Целью Гарви была борьба за права негров не только в Вест-Индии, но и во всем мире. Вернувшись в 1914 году на Ямайку, он организовал там политическую общественную организацию – Универсальную ассоциацию за улучшение положения негров (английская аббревиатура UNIA)[45]. В 1921 году организация провела международную конференцию в самом престижном месте Нью-Йорка – Мэдисон Сквер Гарден. В мероприятии участвовали более 50 тысяч человек, а в самой UNIA насчитывалось 65 тысяч членов, регулярно плативших взносы.
Обосновавшись в Нью-Йорке, Гарви публиковал начиная с 1919 года газету «Негритянский мир». В октябре того же года он едва пережил покушение, но в августе 1920 года в UNIA было уже 4 миллиона членов. Причем самыми активными членами были эмигрировавшие в США выходцы из Вест-Индии, особенно ветераны Первой мировой войны. Девизом организации был слоган «Одна цель, один бог, одна судьба».
Гарви пытался создать в США и Вест-Индии негритянские предприятия, которые могли бы производить все товары повседневного спроса для темнокожего населения по приемлемым ценам.
Правда, путь по улучшению положения негров, избранный Гарви, был утопичным. Он был убежден, что все негры должны вернуться из Америки на историческую родину в Африку. Для этой цели он избрал Либерию, куда американское правительство пыталось выпихнуть негров еще до отмены рабства в США в 1863 году. Начиная с 1920 года организация Гарви пыталась строить в Либерии дороги, порты и фабрики, чтобы создать экономическую базу для будущих переселенцев. Однако уже в середине 20-х годов ему пришлось отказаться от своих прожектов, так как европейские державы сами имели виды на Либерию и не желали видеть там никакого реально независимого государства негров.
У Гарви было довольно странное по тем временам отношение к коммунистической идеологии. Лидер мирового движения негров полагал, что коммунизм полезен только для белых, а вот возможности для роста социального статуса негров он будет только сужать. Компартия США (единственная партия белых, допускавшая тогда в свои ряды негров), по его мнению, лишь хочет использовать законное недовольство негритянского населения для захвата власти, но власть это все равно останется «белой». Гарви описывал свои взгляды на коммунизм следующим образом: «Это опасная теория экономических и политических преобразований, так как она стремится передать власть в руки отсталых белых масс, которые не смогли преодолеть своих укоренившихся предрассудков против негров и других небелых народов. Возможно это и хорошая вещь для них (т. е. для белых – примечание автора), но это плохо для негров, которые попадут под власть наиболее отсталого и зараженного предрассудками класса белой расы»[46].
Как представляется, в своем негативном отношении к коммунизму Гарви на самом деле руководствовался опасением, что это движение переманит негров из рядов его собственной организации. Сам же он в рядах UNIA белых видеть не хотел и, по сути, получалось, что на белый расизм и сегрегацию он отвечал расизмом черным.
Если Мэрришоу «разбудил» чернокожих гренадцев, то Гарви дал им ощущение принадлежности к большому негритянскую миру, который должен совместно отстаивать свои права во всех уголках Земли. Хотя попытка построить рай для негров, отгородившись от белых, была чистой утопией и к тому же крайне вредной, так как давала возможность правящим в Вест-Индии англичанам стравливать белых и черных бедняков.
Что касается экономики, то превратившись в шоколадный остров еще в конце XIX века, Гренада на рубеже двадцатого века освоила еще один экспортный продукт – мускатный орех. Впервые это растение ввезли из голландской Ост-Индии (будущей Индонезии) в 1843 году. Потом уже в 50-е годы орех привезли на родину гренадские плантаторы, уехавшие в Индонезию для помощи в культивировании сахарного тростника. Но до 1860 года речь о товарном производстве этой пряности на Гренаде не шла. В 1878 году на острове продали 470 хандредвейтов мускатного ореха, что принесло 2116 фунтов[47]. Экспорт рос медленно, достигнув в 1910 году 8489 хандредвейтов, что составляло уже 14 % мирового экспорта мускатного ореха.
После Первой мировой войны цены на сахар и какао упали, а вот на пряности выросли. Не удивительно, что Гренада продала на мировой рынок в 1929 году уже 22 666 хандредвейтов мускатного ореха, что составляло 22 % мирового экспорта.
Но пока главным столпом гренадской экономики оставалось какао – его произвели в 1929 году 90 987 хандредвейтов. В основном этот продукт выращивали на крупных плантациях, мелкие фермеры давали лишь очень небольшую часть, да и не очень высокого качества. У них просто не было средств на агротехнику. В конце 20-х годов крупные производители стали экспериментировать с сортами, чтобы увеличить выход плодов с одного дерева.
В 1934 году попытка увеличить урожайность деревьев какао привела к появлению еще одного экспортного продукта Гренады – бананов. Было решено сажать вперемежку кусты бананов и деревья какао. Бананы выращивали на Гренаде уже более ста лет, но экспорт начался лишь в 1934 году, когда был подписан первый контракт на продажу этих фруктов в Канаду. Через три года производство и экспорт бананов увеличились с 16600 до 150 700 связок.
В 1921 году на Гренаде проживали 66 тысяч жителей и, таким образом, это была очень плотно населенная страна (578 человек на квадратную милю). 80 % населения согласно переписи 1921 года считали себя неграми, примерно 17 % цветными. 3 % – белыми. Благодаря снижению смертности на Гренаде был сильный прирост населения (16 человек на 100 жителей), что вело к массовой эмиграции, та как свободных земель на острове не осталось, а 65 % населения было трудоспособного возраста. Следует отметить, что гренадские дети работали лет с семи, что было на руку крупным землевладельцам – они могли платить детям гроши за сбор какао.
Взрослые гренадцы были вынуждены по-прежнему искать счастья за границей. С 1911 по 1921 год эмигрировало более 12 тысяч человек, причем уезжали и женщины. В основном гренадцы ехали за лучшими заработками на соседний Тринидад (там добывали нефть), однако с 1921 года американские компании стали вербовать гренадских рабочих на свои плантации на Кубе. С этой же целью гренадцы уезжали и в Бразилию. Много уроженцев острова работало на строительстве Панамского канала, причем на тамошних работах (которые вели американцы) была очень высокая смертность.
Трудовые мигранты с Гренады стали солидным источником доходов острова. Только через британскую почту эмигранты отправили на родину в 1911–1920 гг 64 861 фунт[48].
Из тех, кто оставался на острове по состоянию на 1921 год, 15 445 человек были крестьянами или сельскохозяйственными рабочими. Причем подчас люди совмещали это в одном лице: сезонно работая на плантациях, они держали и свой маленький участок земли. 3566 гренадцев (точнее гренадок) работали швеями, а 3962 – домашними слугами. Ремесленников насчитывалось 1403 человека и их количество по сравнению с 1891 годом упало почти в 2 раза: они не могли конкурировать с дешевыми импортными фабричными товарами. 1140 женщин работали прачками, 393 человека числились рыбаками.
Интеллигентов (чиновников, юристов, инженеров, учителей, полицейских, фотографов и т. д.) на острове было 413 человек (по состоянию на 1891 год). Элиты – плантаторов и управляющих поместьями – насчитывалось около 700 человек.
Большинство населения было совсем или частично неграмотно. В 1921 году 42 % населения Гренады (примерно 27 тысяч человек) считалось детьми, но 13 тысяч из них не посещали школу.
Это было неудивительно, если принять во внимание ужасные условия существования сельскохозяйственных рабочих и подавляющего большинства крестьян.
В 20-е годы 75 % гренадцев жили в одно – или двухкомнатных домиках из дерева или из акации без всяких удобств (их называли «розо»). Из общего количества жилищ на острове (14 210) на «розо» приходилось 12 865 (90 %). Никаких удобств в таких домах не было. Даже в столице Сент-Джорджесе электричество появилось лишь в 1928 году.
Подавляющее большинство гренадских крестьян было малоземельными и едва могло прокормиться со своих участков. В 1930 году из 15 319 крестьян 12 924 (84.4 %) имели менее 2.5 акра земли[49]. 1802 сельских жителя были немного счастливее – у них было от 2.5 до 5 акров. Зато 138 крупных собственников (более 100 акров земли) – белых и мулатов – владели почти всей хорошей землей – примерно 72 % сельскохозяйственных площадей.
При таком положении большинство крестьян, чтобы как-то протянуть от урожая до урожая занимали у богатых соседей в долг. Причем если в XIX веке большинство ссуд были беспроцентными, то в 20–30-е годы с должников брали уже 8–10 % и, как правило, выплачивать проценты надо было ежеквартально. Многие крестьяне попадали в долговую кабалу к крупным землевладельцам и были вынуждены отрабатывать долг, включая начисленные за просрочку уплаты штрафы.
Положение сельскохозяйственных рабочих было еще хуже. В 1921 году они получали точно такую же дневную оплату труда, как и при отмене рабства – от 10 пенсов до 1 шиллинга в день. Зато владельцы крупных поместий бесстыдно обогащались на их дешевом труде.
Обратимся к беспристрастной статистике. В 1935 году Гренада экспортировала свои четыре основных товара (сахар, какао, мускатный орех и бананы) на 200 тысяч фунтов. Эту продукцию создавали примерно 6 тысяч рабочих, трудившихся по 100 дней в году (сезонный характер работ) в среднем за 1 шиллинг в день. Таким образом, на оплату труда сельского пролетариата было истрачено всего 30 тысяч фунтов или 15 % экспортной выручки.
Волнения и забастовки почти по все Британской Вест-Индии в 30-е годы заставили английское правительство заняться вопросами оплаты труда на селе. В противном случае дело могло дойти и до настоящего восстания. В 1939 году королевская Вест-Индская комиссия признала, что на Гренаде рабочие получают меньше прожиточного минимума. Плантаторам осторожно «рекомендовали» повысить оплату труда хотя бы до 1.3 шиллинга в день для мужчин и до одного шиллинга – для женщин. Правда, сама же комиссия честно призналась, что и такое повышение не изменит ситуации и платить надо бы до 1.6 шиллинга в день[50].
Выводы комиссии были приняты во внимание, и на следующий год минимальная зарплата выросла на 25 %. Однако в отличие от XIX века, в веке двадцатом, особенно после Первой мировой войны, на Гренаде отмечалась существенная инфляция, которая съела больше половины всего повышения оплаты труда.
Плантаторы пошли на этот невыгодный для себя шаг отнюдь не из-за рекомендаций комиссии, а под впечатлением массовых волнений рабочих на соседнем Тринидаде (1934 год), на острове Сент-Киттс (январь 1935 года), забастовок портовых рабочих на Ямайке (январь-май 1935 года), стачек рабочих нефтепромыслов на том же Тринидаде в 1937 году. В этих условиях, они действовали по старинной английской поговорке: «Если дом вашего соседа горит, полейте водой собственный».
Но и «собственный, гренадский, дом» тоже был на грани возгорания, и колониальные власти усиленно раздували огонь своей антинародной политикой. В 1931 году губернатор решил повысить налоги, что сплотило против него практически все население острова, невзирая на материальный достаток, цвет кожи и вероисповедание. На демонстрацию вышли 10 тысяч фермеров, торговцев, рабочих, чиновников. Массовость протеста возымела действие, и от повышения налогов пришлось отказаться[51].
Первопричиной массовых волнений в Вест-Индии в 30-е годы была «великая депрессия» 1929 года, которая привела к резкому падению цен на экспортируемые из региона товары, и как следствие, – к массовой безработице. На Гренаде в то время не имел работы каждый пятый житель и эта цифра была бы в разы выше, если бы не эмиграция с острова.
Во многом протест на Гренаде был организован Мэрришоу и его единомышленниками, которые в 20-е года стали уделять гораздо больше внимания социальным вопросам. Он основал «Гренадскую ассоциацию трудящихся мужчин и женщин» (своего рода профсоюз) и установил контакты с британской лейбористской партией.
Однако гренадская интеллигенция была все же нацелена на компромисс с властями, и хотела лишь расширения своего участия в органах по управлению колонией. Социальные вопросы, волновавшие рабочих, Мэрришоу и его сторонники из среднего класса использовали в основном для оказания давления на губернатора в выгодном для себя направлении. Поэтому упомянутая выше ассоциация, несмотря на ее легализацию властями в 1933 году, так и не стал массовой организацией, а попытка создания собственной лейбористской партии на Гренаде провалилась. Многие гренадские интеллигенты в 30-е годы считали, что рабочие и крестьяне на острове еще не «созрели» даже для предоставления им избирательных прав. Бытовало мнение, что политикой рабочие не интересуются – им бы лишь питаться получше.
Так как гренадские рабочие и крестьяне в 30-е годы так и не создали свои по настоящему массовые организации, на острове не проходили такие же массовые забастовки, как, например, на Ямайке или на Тринидаде.
Зато на том же Тринидаде выдающуюся роль в формировании боевых профсоюзов сыграл выходец с Гренады Тубал Уриа Батлер (родился в 1897 году). Его отец потерял работу на плантации сахарного тростника, и семья перебралась в Сент-Джорджес, где Батлер-старший попробовал себя в роли кузнеца. Тубал Уриа смог получить бесплатное школьное образование, потому что его отец еще и помогал англиканской церкви[52]. В 17 лет (приписав себе 3 года) Батлер записался добровольцем в Британский Вест-Индский полк и служил в Египте до 1918 года.
Вернувшись на родину, он организовал движение за введение на Гренаде всеобщего избирательного права, а также Гренадский союз ветеранов войны (боровшийся за предоставление ветеранам льгот и возможностей трудоустройства).
Батлер был связан с Гарви, и английские колониальные власти считали его самым главным и опасным пропагандистом негритянского движения на Гренаде. Его обвинили в том, что он подбил недовольных ветеранов на поджоги в Сент-Джорджесе в 1920 году, когда столица Гренады выгорела чуть ли не дотла[53].
Памятник Тубал Урия Батлеру в Физабаде – городе в регионе Сипария на юго-западе острова Тринидад в Тринидаде и Тобаго в 13 км к югу от Сан-Фернандо
На Тринидад Батлер переехал в 1921 году и стал рабочим-ремонтником на нефтепромыслах – обычная судьба гренадца того времени. Одновременно он проповедовал в баптистской моравской церкви. Как и многие негритянские активисты того и последующих времен (вспомним хотя бы Мартина Лютера Кинга). Батлер был талантливым (многие говорили: фанатичным) оратором и активно использовал Библию для защиты прав негров и рабочих. Например, он часто использовал в своих положенных на музыку проповедях слова: «Мой меч в моей руке, помогите мне употребить его верно».
Широкую известность Батлер приобрел, когда организовал в 1935 году «голодный марш» на столицу Тринидада Порт-оф-Спейн. За такие «экстремистские» тенденции соглашательская Лейбористская партия Тринидада в 1936 году исключила его из своих рядов. Тогда Батлер образовал собственную партию – Партию трудящихся и граждан Британской империи за самоуправление.
19 июня 1937 года начали стачку против плохих условий труда рабочие нефтепромыслов Тринидада. Полиция попыталась арестовать Батлера прямо на митинге, когда он выражал поддержку бастующим. Толпа взяла его под защиту и в схватке погиб один полицейский. Когда стачка перекинулась на плантации сахарного тростника, был выдан ордер на арест Батлера, но тот перешел на нелегальное положение и все попытки обнаружить местопребывания популярного лидера оказались тщетными. Тогда через посредников Батлеру обещали свободу от преследований, если он выступит со свидетельскими показаниями перед комиссией, назначенной разбирать причины массовых забастовок. Батлер явился в комиссию и был немедленно арестован.
На судебном процессе «Король против Батлера» цитировали его проповеди, например, такие: «Да, я могу умереть. Я могу испытывать боль. Я могу страдать в этой борьбе за справедливость для угнетенного народа… Не заблуждайтесь на сей счет. Это дело, требующее в качестве лидеров настоящих мужчин. Да, в то же время это требует настоящих мужчин и в качестве последователей. Наше время требует мужчин, настоящих мужчин, мужчин с убеждениями, мужчин с волей, мужчин, которых не может погубить приманка выгодной должности…»[54].
Рабочего лидера держали в тюрьме с сентября 1937 до мая 1939 года, а как только началась Вторая мировая война его снова арестовали на весь период военных действий.
Да, тогда время таких как Батлер на Гренаде еще не пришло.
В 1940 году под влиянием протестов в Вест-Индии в Лондоне все же был создан специальный отдел по социальным вопросам в колониях, который должен был заниматься улучшением здравоохранения, образования и повышением оплаты труда.
На Гренаде в 30-е годы местная «интеллигенция» досаждала британской короне в основном лишь требованием создания Вест-Индской федерации. «Прогрессивный класс» видел в этом еще одну ступеньку к самоуправлению. В Лондоне против самой идеи административного объединения своих колоний в бассейне Карибского моря не возражали, но целью видели лишь оптимизацию административных органов, а значит и расходов на их содержание. Вместо подозрительного термина «федерация» (его ведь использовали советские большевики) правительство Его Величества предложило «Тесный Союз»[55].
В марте 1931 года неутомимый Мэрришоу обратился в просьбой к законодательному совету создать комиссию по вопросу самоуправления на Гренаде. Но тут сами британцы предложили для обсуждения в этом ключе тему вест-индской федерации (т. е. «тесного союза»), чтобы отвлечь внимание гренадцев от их местных проблем. Устав от диктата и проволочек о стороны Лондона, в 1932 году в отставку подали все пять выборных членов гренадского законодательного совета и их сразу же триумфально переизбрали.
Эта пятерка отправила в Лондон делегацию (в нее вошел и Мэрришоу), призванную добиться самоуправления, но все требования гренадцев были в очередной раз проигнорированы. Зато в 1932–1933 годах ни шатко ни валко работала очередная британская комиссия, теперь уже по вопросу «Тесного Союза». Опросив людей в Вест-Индии, она пришла к выводу, что «тесного союза» никто особо не желает. Было рекомендовано лишь объединить административное управление британских Малых Антильских островов и дать местному населению больше прав в решении местных вопросов[56]. В отношении Гренады эти рекомендации означали, что губернатор и официальные члены законодательного совета должны были потерять в этом органе свое большинство в пользу «неофициальных» и выборных депутатов. Но при этом губернатор должен был сохранить право вето на все законопроекты совета.
Образованная часть Гренады во главе с Мэрришоу и выборными членами легислатуры решительно выступила против очередных псевдореформ Лондона. Тогда государственный секретарь Британской империи продиктовал свой «компромисс», который и вошел в историю Гренады как «конституция 1936 года». Отныне законодательный совет состоял из губернатора, трех официальных членов, четырех назначенных и семи избранных.
Британское правительство все же было напугано беспорядками в Вест-Индии и в августе 1938 года создало специальную королевскую комиссию по главе с лордом Мойном (Уолтером Эдвардом Гиннесом) для изучения положения в британских карибских колониях. Комиссия заслушала множество рабочих, которые жаловались на невыносимые условия труда. Отчет комиссии был в принципе благоприятным для трудящихся классов Вест-Индии (он собственно лишь отражал бедственное положение трудящихся масс). Однако этот документ, появившийся в 1940 году, был немедленно засекречен британским правительством. В 1939 году началась Вторая мировая война и англичане боялись, что обнародование отчета комиссии в военное время даст желанный повод германской пропаганде подстрекать население колоний к борьбе за независимость.
Таким образом, со ссылкой на военное время любые разговоры о реформах в Весть-Индии были положены под сукно.
Война обогатила плантаторов и крупных земельных собственников на Гренаде, так как цены на экспортировавшуюся островом продукцию существенно выросли. Например, фунт какао стоил в 1938 году 6.37 цента, в 1944 – 12.8[57].
Однако все эти сверхприбыли оседали в карманах крупных землевладельцев. Во время войны при содействии колониальных властей были организованы «кооперативы» экспортеров сахара, какао и мускатного ореха, фактически монополизировавшие вывоз. В этих органах были представлены только крупные производители, так как мелкие фермеры не имели денег на уплату вступительных взносов. Они были вынуждены сдавать свой урожай по низким ценам оптовым дилерам, которые перепродавали его экспортным дилерам, а те – уже экспортным объединениям. Таким образом, крестьяне были вынуждены кормить двух посредников.
А ведь, например, в той же самой «мускатной» отрасли по состоянию на 1940 год было 6264 землевладельца, из которых 6070 (97 %) с участками менее 10 акров (4 га). 95 (1.5 %) фермеров владели от 10 до 20 акров, 0.7 % – от 50 до 200 акров. В 1945 году 19 592 гренадских крестьянина имели менее 10 акров земли[58].
Крестьяне и сельскохозяйственные рабочие по-прежнему ютились большими семьями в двухкомнатных жилищах без воды и канализации с земляным полом и с крышами из тростника, никак не защищавшими обитателей от сильных тропических дождей. Обычно комнаты в таких «домах» были крошечными, без всякой вентиляции, что вело к распространению туберкулеза, особенно среди детей.
Победа Советского Союза и держав Антигитлеровской коалиции во Второй мировой войне поставила британскую колониальную империю в крайне тяжелое положение. Ведь Антигитлеровская коалиция официально вела войну под лозунгом права всей наций на самоопределение. Причем этот лозунг поддерживал не только Советский Союз (выступавший против колониальной системы и до войны), но и США. В последнем случае соображения Вашингтона были скорее не принципиального, а тактического толка. Американцы, накопившие за время войны огромный золотой запас и обладавшие непострадавшим от боевых действий промышленным потенциалом, рассчитывали занять место Англии в освободившихся от Лондона бывших британских колониях.
Англичанам волей неволей пришлось после войны более тщательно прислушиваться к нуждам населения колоний, при этом, правда, как всегда Лондоне не был расположен менять что-либо по существу, там, где это еще было возможно.
На Гренаде в 40-е годы существовали две более или мене признаваемые властями профсоюзные организации – Лейбористская партия святого Иоанна[59]. (примерно три тысячи членов) и Союз трудящихся Гренады[60]. Эти две организации в целях лучшей координации своей деятельности образовали Совет профсоюзов (Trades Union Council). Эти профсоюзы были типично «желтыми», то есть стояли на почве соглашательства и стремились не обострять отношений между рабочими и предпринимателями. Колониальные власти такая позиция более чем устраивала. Поэтому эти два профсоюза и были официально зарегистрированы. А вот, например, основанный еще в 1913 году профсоюз учителей такой чести от губернатора не удостоился и действовал фактически нелегально.
По данным самих же колониальных властей к началу 50-х годов рабочие ненавидели руководство легальных профсоюзов (считая его пешками предпринимателей) и профбоссы даже боялись появляться на митингах.
Губернатор Гренады и сам начиная с конца 30-х годов пытался как-то регулировать трудовые отношения, чтобы воспрепятствовать восстанию доведенного до крайности нуждой трудящегося населения. Например, в 1938 году было запрещено нанимать на работу детей моложе 14 лет, а также поставлен вне закона труд детей и женщин в ночное время.
В 1934 году было принято Распоряжение о компенсации трудящимся, по которому в случае несчастного случая на производстве, повлекшего смерть, родственникам выплачивалось 30 месячных окладов, но не менее 250 фунтов. Если в результате несчастного случая наступала постоянная нетрудоспособность, то выплачивалось 42 месячных оклада, но не менее 350 фунтов.
На Гренаде был создан Департамент труда, наблюдавший за трудовыми отношениями. Со скрипом, но колониальные власти начали регистрировать профсоюзы, хотя они долго относились с подозрениями даже к соглашательским тред-юнионам. Например, «желтую» лейбористскую партию Святого Иоанна, основанную в 1929 году, зарегистрировали лишь в 1941.
В 40-е годы оба соглашательских профсоюза принимали активное участие в переговорах между сельскохозяйственными рабочими и предпринимателями по поводу повышения оплаты труда. Дело в том, что рост цен на вывозимую с Гренады продукцию привел и к подорожанию импортных товаров, а все вместе – к существенному удорожанию всех товаров на острове. Поэтому предпринимателям все же пришлось повышать зарплату своим рабочим 9 раз с 1938 по 1950 год[61]. Правда, только в четырех случаях это можно отнести в счет заслуг профсоюзов. Пять раз своим решением минимальную оплату труда повышал губернатор, заинтересованный в стабильности на Гренаде в годы войны.
В общей сложности начиная с 1938 года, дневная заработная плата выросла с 30 центов для мужчин и 28 центов для женщин до 82 и 68 центов соответственно к 1950 году. Однако, несмотря на эти повышения (на 110 %) с учетом инфляции за тот же период в 106 %, реальная зарплата практически не выросла.
Рабочие были недовольны, и профсоюзам пришлось занять более активную позицию, чтобы не растерять своих членов. Лейбористская партия Святого Иоанна требовала зарплаты размером 1 доллар в день для мужчин и 84 цента для женщин, а возникший в столице профсоюз городских трудящихся (Союз трудящихся Сент-Джорджеса) не был согласен менее чем на 2 доллара в день, 80 центов из которых на фоне инфляции должны были выплачиваться не деньгами, а товарами. Созданный законодательным советом Комитет по заработной плате для трудящихся был в своих предложениях несколько скромнее: 82 цента для мужчин и 68 для женщин.
Объединение крупных предпринимателей (Аграрная ассоциация) сетовала на падение экспортных цен и была готова платить лишь 78 центов мужчинам и 66 – женщинам. Однако плантаторам не поверил даже законодательный совет Гренады, постановив в январе 1950 года выплачивать за 8-часовой рабочий день 82 и 68 центов соответственно. Причем данный закон одобрил и обычно расположенный в пользу крупных земельных собственников губернатор острова.
Однако рабочие были недовольны таким минимальным повышением и «желтые» профсоюзы с трудом удерживали их от забастовки, пытаясь любой ценой сохранить иллюзию классового мира на острове.
Но тут на исторической сцене Гренады появился человек, которого многие угнетенные (сильно тяготевшие к церкви) сочли чуть ли новым пророком и реинкарнацией Федона. Пророк был и, правда, новым, но оказался фальшивым, хотя в начале 50-х годов этого никто не предвидел.
Эрик Мэтью Гейри родился 18 февраля 1922 года в восточном районе Гренады недалеко от городка Гренвиль. Он смог окончить среднюю католическую школу благодаря тому, что принимал участие в работе местного католического прихода. Сначала он крестьянствовал (недолго), а затем получил лицензию учителя (работал в школе с 1939 по 1941 годы). Затем Гейри как и многие гренадцы в поисках лучшей доли уехал на Тринидад, где во время войны работал на американской военно-морской базе. Затем он отправился на голландский остров Аруба, где трудился на нефтепромыслах. Там он в частности принимал участие в профсоюзном движении, и рабочие выбирали его своим представителем при контактах с администрацией.
Сэр Эрик Мэтью Гейри (1922–1997)
В декабре 1949 года он вернулся на родину и сразу же организовал профсоюз под названием «Гренадский союз трудящихся физического и умственного труда»[62]. Будучи прекрасным оратором, Гейри быстро приобрел популярность. Его радикально звучащие зажигательные речи выгодно контрастировали в глазах угнетенных с осторожной соглашательской риторикой других профбоссов. Благодаря активной борьбе Гейри против обезземеливания крестьянства многие селяне стали уважительно называть его «дядя Гейри», видя в этом молодом политике чуть ли не отца родного. Популярности «властителя толп» способствовала привлекательная внешность Гейри, высокий рост и его безупречный стиль одежды (на Гренаде вера к хорошо одетому человеку среди бедняков была почти неограниченной).
Гейри предусмотрительно открыл свой профсоюз для всех гренадцев, (другие профсоюзы ограничивались обычно представительством интересов ряда конкретных профессий), независимо от профессии и уже через три месяца после регистрации в рядах его организации было 2070 членов. С таким внушительными по гренадским меркам силами можно было начинать и борьбу за власть. К чему Гейри с самого начала и стремился. Интересы рабочих были для него лишь средством навязать свою волю правящему на Гренаду классу белых и «цветных» крупных собственников, чтобы самому войти в его ряды.
Но, естественно, что на публике Гейри таких планов не афишировал, выступая в роли бескорыстного адвоката интересов униженных и оскорбленных.
В течение месяца после регистрации своего профсоюза Гейри бросил вызов «Гренадской сахарной фабрике» – монополисту по производству сахара в стране. Он потребовал для всех рабочих компании повышения заработной платы сразу на 50 %., причем задним числом – с 27 июля 1950 года[63]. Кроме того Гейри требовал повышенной оплаты за сверхурочные работы (за пределами 8-часового рабочего дня), оплачиваемого 14-дневного отпуска для каждого рабочего, отработавшего не менее 200 дней в году, полной оплаты государственных праздников (и двойной оплаты за работу в такие дни). Помимо этого на каждом предприятии компании должен был быть установлен кран с питьевой водой для рабочих.
17 августа 1950 года компания ответила, что все требования вынесены на повестку дня заседания совета директоров, но никакого ответа рабочие так и не дождались. И тут произошло нечто, доселе невиданное в гренадской истории: 24 августа профсоюз Гейри объявил первую в истории острова забастовку. Помимо 496 рабочих компании стачки солидарности стали охватывать близлежащие поместья и к 1 сентября к бастующим присоединилось уже 12 поместий (430 человек). Забастовка сопровождалась уличными протестами, насилием и поджогами. Губернатору пришлось вызвать полицию с соседнего острова Сент-Люсия.
Власти пытались как-то посредничать в трудовом споре, но сахарная компания вообще поначалу не признавала профсоюз Гейри, предпочитая иметь дело с привычными соглашателями.
Однако под давлением губернатора компания все же объявила о готовности к переговорам, если забастовка прекратится. Гейри согласился, и с 7 по 12 сентября 1950 года при посредничестве департамента труда прошли две встречи конфликтующих сторон. Компания плакалась на сложное финансовое положение и была готова повысить зарплату лишь при условии предоставления ей государственной субсидии. Как альтернатива предлагалось увеличение продажных цен на сахар на 1 цент за фунт. Получалось, что сами трудящиеся должны были финансировать повышение своей собственной зарплаты. Профсоюз естественно отверг такое требование, заявив, что трудящиеся и так платят основную массу подоходного налога на Гренаде, в то время как плантаторы от налогов всячески уходят. Со своей стороны рабочие предложили, чтобы компания использовала на повышение зарплаты ту часть своей прибыли, которая шла на погашение кредитов. Работодатели возразили, что условия кредитных договоров этого не допускают.
В результате переговоров было решено передать спор на государственный арбитраж. Назначенные губернатором арбитры вынесли 4 ноября 1950 года следующее решение по принципу «и волки сыты и овцы целы»:
– повышение заработной платы на 25 % с 27 июля 1950 года, при этом цена на сахар повышалась с 7 долларов за 100 фунтов до 8 долларов; повышались цены и на сахарный тростник
– рабочие, отработавшие не менее 200 дней в году, получали право на оплачиваемый отпуск в размере 7 дней начиная с 1 января 1950 года
– за работу в государственные праздники полагалась двойная оплата труда.
Таким образом, было выполнено только одно, да и то не самое главное требование бастующих.
Но на первых порах решение арбитража внесло некоторое успокоение и предприниматели немедленно решили воспользоваться паузой, чтобы полностью подорвать авторитет профсоюза Гейри. Они решили вести переговоры по трудовым спорам только с двумя соглашательскими профсоюзами, которые в отличие от людей Гейри требовали ранее повышения зарплаты всего на 20 %.
В этом случае договоренность была достигнута быстро и предусматривала сохранение утвержденного ранее властями минимального уровня оплаты труда (82 и 68 центов в день). При этом повышение цен на продукцию на 10 центов и выше давало рабочим право на доплату в 3¾ %. Эти доплаты подлежали пересмотру каждый квартал. Таким образом, соглашательские профсоюзы «добились» на последний квартал 1950 года заработной платы в 94 и 78 центов соответственно для мужчин и женщин.
Хитрость предпринимателей состояла в том, что при снижении цен на сахар, падала и заработная плата. Например, на первый квартал 1951 года она должна была составить уже 91 и 76 центов.
Однако попытка плантаторов представить себе, что профсоюза Гейри вообще не существует, свидетельствовала лишь о том, что правящая элита утратила представление о том, что реально происходит на Гренаде.
Союз Гейри напомнил о себе и обратился 16 октября 1950 уже к объединению предпринимателей с письмом, требуя повышения зарплаты на 46.5 % и установления минимальной дневной оплаты труда в 1.20 и 1 доллар. В качестве компромисса Гейри соглашался на 7-дневный отпуск, но требовал дополнительно оплаты двух недель временной нетрудоспособности в год. Важным было требование об улучшении транспортировки продукции. Дело в том, что предприниматели использовали для переноски тяжелых грузов женщин, которые обходились им дешевле ослов и мулов.
Основная тяжесть требований на сей раз была направлена против производителей какао. Гейри ответили, что обо всех вопросах уже договорились с «желтыми» профсоюзами и соглашение действует начиная с 1 октября 1950 года. Там была предусмотрена такая же бонусная система, зависящая от цен на какао, как и в случае с сахарной компанией.
Правда эта система была настолько непопулярной среди рабочих (они зависели от мирового рынка, на который не могли оказать ни малейшего влияния), что начали роптать даже соглашатели. Они предложили сохранять без изменения оплату труда, если цена на какао упадет ниже 59.5 центов за фунт. 17 июля 1951 года предприниматели нагло ответили, что не видят причин менять уже заключенное соглашение.
Для Гейри настал его звездный час, который никогда бы не наступил, если бы плантаторы и бизнесмены хотя бы чуточку уважительно относились к тем, кто заработал им их богатство.
29 января 1951 года Гейри собрал митинг в поместье «Ла Сажесс» и выступил там с зажигательной радикальной речью. 8 февраля под аплодисменты собравшихся он на другом митинге потребовал от хозяина поместья повышения зарплаты на 45 %. Тот ответил, что, к сожалению, уже связан соглашением с «желтыми» профсоюзами.
Власти, понимая, что Гренаде грозит общенациональная забастовка, а то и революция, пытались воздействовать на ситуацию и кнутом и пряником, хотя явно упирали все же на кнут. 16 и 17 февраля 1951 года уполномоченный по вопросам труда при губернаторе выступил с тремя речами по радио, пытаясь успокоить население. 18 февраля все основные церковные конфессии обратились к прихожанам, призывая не принимать участия в забастовке.
16 февраля губернатор запросил немедленного прибытия к Гренаде британского крейсера «Девоншир», который встав на якорь у Сент-Джорджеса 22 февраля, должен был оказывать на всех непокорных устрашающее воздействие.
Однако ярость рабочих и крестьян в результате многовекового угнетения, была настолько сильной, что общенациональной забастовке уже не мог помешать никто, и она началась 19 февраля 1951 года. Уже через несколько дней выяснилось, что призыву профсоюза «дяди Гейри» последовали не только все сельскохозяйственные рабочие, но и те, кто на деньги правительства строил на Гренаде дороги.
Губернатор поначалу действовал против смутьянов привычным способом. Гейри и его заместитель Гасконь Блэйз были арестованы и отправлены на борт «Девоншира». Затем Гейри перевели на соседний островок Карриаку.
На улицах появились полицейские с Сент-Люсии. 22 февраля на Гренаде было объявлено чрезвычайное положение. Но все эти акты устрашения только укрепили популярность Гейри и решимость рабочих добиться выполнения своих требований. Ничего не изменила и высадка британской морской пехоты с крейсера «Девоншир».
Забастовка длилась четыре недели и обошлась предпринимателям в 124 226 потерянных человеко-дней[64]. Убытки правящего класса составили 195 тысяч фунтов. Бастующие активно поджигали государственные здания, что обошлось еще в 18 тысяч фунтов. Полиция убила четырех человек, якобы чтобы предотвратить погромы и грабежи поместий.
Плантаторы немедленно объявили забастовку «коммунистическим восстанием» и законодательный совет острова принял четыре чрезвычайных закона, один из которых носил характерное название «О подрывной деятельности». Гейри на одном из митингов не без оснований заявил, что эти законы вернут трудящееся население Гренады обратно в рабство. При этом, будучи прагматиком, и не желая ссориться с губернатором, он оговорился, что борьба идет не против полиции, а «против предпринимателей, на которых мы объявим охоту, если что-нибудь случится»[65].
Плантаторы впали в истерию и явились 11 марта на встречу с губернатором вооруженными, чтобы показать, как они боятся за свою жизнь. Они пригрозили, что возьмут власть в свои руки, если администрация не приструнит «коммунистических хулиганов». Один из плантаторов прямо заявил: «Гейризм – это не только профсоюз, у него налицо явные признаки коммунизма»[66].
Между тем забастовка из-за неуступчивости властей грозила перерасти в социальную революцию. Множились поджоги правительственных зданий, и события 1951 года даже получили название «Красные небеса». Рабочие на плантациях стали самовольно собирать для себя «господское» какао.
В этих условиях губернатор решил договориться с Гейри и тот охотно пошел на компромисс. 5 марта 1951 года его освободили и признали профсоюз, президентом которого он являлся. В ответ на это «дядя Гейри» выступил на массовом митинге, организованном при помощи губернатора. Его «мессидж» был предельно четким: «Я обещал Его Превосходительству Губернатору, что актов насилия на Гренаде больше не будет… Вы мне доверяете? Тогда повторяйте за мной: „Я клянусь перед Богом и людьми, что я не буду совершать никаких актов насилия. А если я узнаю…“ Да подождите вы минутку! А если кто-то рядом с вами делает это, сообщите его имя полиции… „Я не совершу ни одного актам насилия и если я узнаю, что кто-то совершил акт насилия или акты насилия, я обязуюсь сообщить это лидеру профсоюза. Перед Богом и людьми – Да поможет мне Бог!“»[67].
В распоряжение «дяди Гейри» предоставили весь пропагандистский аппарат острова и в эфире зазвучали его радиообращений, пестрившие одним слоганом «Никакого насилия!». Многие рабочие и крестьяне уже тогда понимали, что Гейри продал их интересы, но среди малообразованных, находившихся под влиянием церкви масс его авторитет был по-прежнему высок.
15 марта 1951 года Гейри в частности заявил: «Люди, с вами говорит ваш вождь, Дядя Гейри… Я чувствую себя обязанным морально и духовно выступить против поджогов зданий и полей, призвать вас прекратить столкновения с людьми, стремящимися остановить вашу забастовку – а если я говорю прекратить, это значит прекратить!.. А теперь обратимся к другому вопросу – возобновлению работы. Когда я поднял свой палец 19 февраля и сказал „Забастовка!“, тысячи людей начали бастовать, потому что верили мне и хорошо знали, что дядя Гейри понимает, как надо действовать»[68].
Гейри мог торжествовать – бастующие одержали победу, а сам освобожденный из-под ареста лидер профсоюза стал самым популярным человеком на Гренаде. Отныне ничто на острове не могло произойти вне его воли вплоть до 1979 года. Победу стачечников тщеславный Гейри воспринял как личный триумф. Еще недавно белые плантаторы не пустили бы его, негра, за один стол, а теперь мечтали встретиться с лидером трудящихся.
Теперь Эрик Гейри решил взять на Гренаде и политическую власть и здесь ему на руку сыграли очередные реформы в системе британского колониального управления.
После войны в Лондоне вытащили из-под сукна рекомендации комиссии Мойна. Британская колониальная империя разваливалась, Индия требовала независимости. Чтобы не допустить движения за независимость в Вест-Индии англичане наконец-то согласились, чтобы в местных законодательных органах колоний выборные депутаты были в большинстве (что и рекомендовала еще в 1940 году комиссия Мойна), а сами выборы проходили на основе всеобщего избирательного права без имущественных цензов. В январе 1945 года эти требования были согласованы на проходившей на Гренаде встрече депутатов всех законодательных органов Вест-Индии.
Англичане, в свою очередь, пытались реанимировать идею «Тесного Союза», однако сами представители Вест-Индии на конференции в Монтегю-Бей (Ямайка) в 1947 году потребовали Вест-Индской федерации в качестве первого шага к независимости[69]. Конференция явно проходила под знаком обретения Индией, Пакистаном и Шри-Ланкой независимости в том же 1947 году.
В апреле 1949 года губернатор Гренады сэр Роберт Арунделл объявил, что имперское правительство в Лондоне согласилось на изменение формы правления на Гренаде, которые вступят в силу с сентября 1951 года. Предусматривалось введение всеобщего избирательного права для всех лиц, достигших 21 года. Кандидат в законодательный орган должен был вносить депозит в 15 фунтов, который не возвращался, если он не набирал одной восьмой голосов в своем избирательном округе. Законодательный орган состоял из 8 выбираемых членов, четырех представителей администрации и трех назначаемых неофициальных членов.
При этом губернатор все равно сохранял свои и так всемогущие прерогативы в целях «хорошей администрации и сохранения общественного порядка». Например, он мог единолично ввести в силу любой отвергнутый законодательным советом законопроект, а также наложить вето на любое решение законодателей.
Таким образом, единственным по-настоящему значимым изменением 1951 года было ведение всеобщего избирательного права. И именно этого и добивался «дядя Гейри».
Опираясь на достигнутый во время забастовки успех, этот прагматик быстро зарегистрировал свою партию – Народную партию Гренады, ставшую первой политической партией в истории острова. Позднее партия была переименована в Объединенную лейбористскую партию Гренады (ОЛПГ). Программа этой партии была очень простой – следовать за великим «дядей Гейри».
Первые по-настоящему всеобщие выборы на острове состоялись 10 октября 1951 года и завершились оглушительной победой ОЛПГ. Из 23 566 поданных голосов за Гейри проголосовали 13 328 (64 %). Остальные голоса были отданы за независимых кандидатов. В своей предвыборной кампании Гейри широко использовал колдовские ритуалы культа Обиа (похожего на культ вуду на Гати) и даже сам выступал в роли колдуна – «обиамена»[70]. Для многих сельчан просто было немыслимо ослушаться колдуна, тем более, такого уважаемого как «дядя Гейри». Из 8 избираемых мест, партия Гейри получила 6.
Губернатора победа Гейри ничуть не испугала – забастовка показала, что ради стремления к власти этот человек готов на все – и Арунделл даже пригласил Гейри «помочь» образовать Исполнительный совет (правительство).
Плантаторы и крупные бизнесмены ненавидели Гейри, однако отнюдь не потому, что тот был коммунистом, или социалистом. Дорвавшись до власти (пусть пока и очень ограниченной), «дядя» стал заниматься банальным рэкетом. Он требовал с предпринимателей денег (формально, например, в виде «кредитов»), угрожая в случае отказа забастовкой на этом предприятии, а то и поджогами и убийствами.
На выборах 1954 года многие из сторонников Гейри на селе стали прозревать и «дядя» получил уже 10 347 голосов (46 %). Хотя независимые кандидаты и обошли Гейри в целом по острову (12 129 голосов, или 54 %), на руку демагогу сыграла британская избирательная система, построенная по принципу «победитель получает все». То есть в любом округе считался избранным кандидат, набравший всего лишь относительное большинство голосов (второй тур не предусматривался). А так как противникам Гейри не удалось объединиться, он снова смог одержать победу.
Между тем Англия под давлением растущего движения в пользу независимости была вынуждена продолжать идти на уступки, хотя и стремилась сделать их минимальными и косметическими. В 1954 году была введена так называемая «система комитетов».
Для того, чтобы подготовить выборных членов законодательного собрания Гренады к работе в исполнительной власти губернатор 20 декабря 1954 года разрешил им создать три комитета: по торговле и производству, по связи и общественным работам, а также по образованию и социальным вопросам. Никакой реальной власти комитеты не имели, они лишь могли докладывать губернатору о входящих в их компетенцию вопросах, т. е. имели чисто консультативный статус. Заметим также, что к финансово-бюджетным вопросам депутатов не подпускали.
В 1957 году получила независимость первая британская колония в черной Африке – Гана. Ее лидер Кваме Нкрума, провозгласивший курс на строительство социализма и дружбу с СССР, стал самым популярным негритянским лидером не только в Африке, но и среди всего чернокожего населения мира, в том числе и в Вест-Индии.
Англии пришлось в который раз маневрировать, чтобы не допустить независимости для Вест-Индии. В 1958 году Лондон сам неожиданно возглавил борьбу за создание Вест-Индской федерации, которую ранее отвергал. Британское правительство намеревалось передать в ведение будущей федерации все вопросы за исключением обороны и внешней политики. Таким образом, предполагалось учредить своего рода квази-независимое государство, но с британскими военными базами и без риска того, что Вест-Индия по примеру Ганы захочет дружить с социалистическими странами. Действовать надо было срочно, ведь в 1953 году Британская Гвиана (нынешняя Гайана) едва не встала на путь социализма. Там пришлось прибегнуть к открытому вооруженному вмешательству, чтобы отстранить от власти законно избранное правительство Народной прогрессивной партии.
Но англичане на самом деле боялись в Вест-Индии не столько русских, сколько американцев. Используя труднейшее положение Британии в 1940 году, американцы навязали ей кабальное соглашение: в обмен на 50 устаревших эсминцев Британия обязалась предоставить США на 99 лет право учреждать военные базы в Вест-Индии. И американцы не преминули создать их в военные годы на Сент-Люсии, Антигуа, Тринидаде и в Британской Гвиане. Вслед за базами, как водится, пришли американские компании, ставшие усиленно оттеснять британских конкурентов. Например, добыча бокситов в Британской Гвиане оказалась в руках «Демерара боксайт компани», дочерней структуры американского алюминиевого гиганта АЛКОА[71]. Американцы стали захватывать и богатейшие месторождения бокситов на Ямайке. На Тринидаде они сумели подчинить себе весь процесс нефтедобычи. В 1958 году Ямайка направляла в Англию 38.1 % своего экспорта, в США – 30.1 %, но еще в 1952 году соотношение было совсем другим: 68.5 и 11.8 % соответственно[72].
Англичане не без оснований опасались, что в случае предоставления сравнительно небольшим колониям Вест-Индии независимости, все они подпадут под экономический и военный диктат США. Вот поэтому в Лондоне и стали активно продвигать Вест-Индскую федерацию.
Сами принципы этого объединения были сформулированы еще на конференции в Монтегю-Бей (Ямайка) в 1947 году. Но тогда англичане явно не торопились, и проект конституции федерации был одобрен лишь в 1953 году. Торжественное провозглашение федерации состоялось только 3 января 1958 года. Предусматривалось образование двухпалатного федерального парламента, хотя вся оборонная и внешняя политика по-прежнему оставались в руках назначаемого Лондоном губернатора. При этом верхняя палат парламента – сенат – назначалась губернатором, правда, по представлению губернаторов отдельных территорий федерации. Если в сенате каждый член федерации был представлен двумя членами (за исключением крошечного Монсеррата – 1 депутат), то в избираемой нижней плате представителей (45 членов) у Ямайки было 15 делегатов, у Тринидада – 10, а у Гренады, например, – всего 2[73].
Губернатор имело право приостановить принятие любого закона и передать окончательное решение на усмотрение Лондона. Он мог распускать парламент и контролировал помимо обороны и внешний сношений еще и финансы.
Правительство федерации называлось Государственным советом и его председателя (фактически премьер-министра) избирала нижняя палата. 10 министров назначались губернатором после консультаций с премьер-министром.
Финансовой базой федерации были взносы ее членов в общий бюджет. Ямайка должна была вносить 43 % общей суммы, Тринидад – 39 %, Барбадос – 9 %.
В федерацию вошли Барбадос, Тринидад и Тобаго, Ямайка, Гренада, Монсеррат, Сент-Люсия, Сент-Киттс и Невис, Доминика, Сент-Винсент, Антигуа. Самые большие по территории британские колонии в Америке – Британская Гвиана и Британский Гондурас (будущий Белиз) – вообще отказались от членства, хотя их и пригласили.
Но британский лев опоздал. Федерация в конце 50-х годов уже не могла быть прочной, так ее не хотели два самых экономически развитых и населенных ее субъекта – Ямайка и Тринидад. Ямайка прекрасно жила на добыче бокситов и не хотела содержать другие, более бедные страны федерации. Точно также вел себя и разбогатевший на добыче нефти Тринидад. К тому же Ямайка и Тринидад видели себя в роли лидеров федерации и не хотели уступать друг другу пальму первенства.
Уже в январе 1959 года два самых мощных члена федерации поссорились относительно размеров своих взносов в общий бюджет: Ямайка считала, что платит слишком много, а вот Тринидад явно не доплачивает. Ямайцы требовали также полного большинства для себя в нижней палате. Тринидад, считавший, что со своей нефтью вообще прекрасно проживет и самостоятельно, начиная с 1960 года взял курс на полную независимость.
Ямайка, считавшая, что она ни чуть не хуже, постановила провести референдум относительно дальнейшего членства в федерации. Плебисцит состоялся 19 сентября 1961 года и большинство (54 %) прогнозируемо проголосовало против федерации. Лондону не оставалось ничего другого как издать 3 марта 1962 года закон о роспуске федерации, после чего Ямайка провозгласила свою независимость в августе 1962 года.
На Тринидаде в результате выборов 4 декабря 1961 года к власти пришла партия Народно-национальное движение, заявившая, что ни в каких федерациях Тринидад участвовать не будет. 31 августа 1962 года Тринидад стал суверенным государством. Федерация на Тринидаде была крайне непопулярна еще и потому, что федеральные власти не поддерживали настоятельного требования большинства тринидадцев о немедленной ликвидации на острове американской военной базы в Чагуарамасе.
Так как Вест-Индская федерация в основном осталась на бумаге, на политическую жизнь Гренады все эти перипетии ямайско-тринидадского конфликта поначалу влияли слабо. Основным конфликтом на острове была борьба между «дядей Гейри», стремившимся стать пожизненным лидером Гренады, и местным «образованным классом», поддержанным измученными рэкетом плантаторами.
Так как к очередным выборам 1957 года авторитет Гейри среди крестьян явно ослабел (сельское население не получило ровным счетом ничего от «дяди» за прошедшие 6 лет) на сторону противников Гейри осторожно встали и колониальные власти.
Во время предвыборной кампании 1957 года люди Гейри срывали митинги своих политических противников с помощью так называемых «стилбэндов»[74]. Это были исполнители зародившейся на нефтедобывающем Тринидаде музыки, основой которой были сделанные из стальных бочек из-под нефти (отсюда и название «стальной ансамбль») барабаны. Придравшись к такой тактике Гейри, власти сняли его с выборов.
Другой отличительной чертой кампании 1957 года было то, что противникам «дяди» удалось, наконец, объединиться в рядах Гренадской национальной партии (ГНП), которую щедро финансировал местный крупный бизнес. Партию возглавил бывший заместитель Гейри и один из самых активных участников забастовки 1951 года Блэйз.
Голосование состоялось 21 сентября 1957 года, и ГНП получила 6012 голосов (24.3 %). Лейбористы Гейри формально и теперь праздновали победу: на их долю пришлось 10952 голоса (44.3 %). Но теперь британская система «победитель получает все» сработала уже против Гейри: лейбористы и ГНП получили по 2 места в Законодательном совете. Третье место заняло Народно-демократическое движение (НДД):[75] 5327 голосов (2 места), еще два места получили независимые кандидаты.
Так как Гейри был к тому времени личностью уже более чем одиозной, то против него в парламенте объединились все. Новым главой исполнительной власти стал лидер ГНП Блэйз. Однако «дядя» умел и выжидать, если это было необходимо. Тем более, что политика ГНП, которая ориентировалась на интересы большого бизнеса, полностью игнорировала интересы трудящихся и довела безработицу на Гренаде до 40 % трудоспособного населения к 1960 году[76].
Гейри же мог вернуть себе популярность именно благодаря тому, что его сняли с выборов: выходило, что власть имущие боялись этого «народного трибуна».
21 декабря 1959 года Гренада дождалась новых политических изменений из Лондона. Учреждался пост главы правительства – главного министра (термина «премьер-министр» тщательно избегали). Хотя главного министра и назначал губернатор, но это должен был быть человек, опирающийся на большинство членов Законодательного совета. Сам совет отныне состоял из 10 выборных и всего двух назначаемых членов. Пост «губернатора» переименовали в «администратора».
Видимо англичане сочли, что ГНП сможет прочно утвердиться у руля в Гренаде уже без их прямой помощи, а Гейри уже не столь опасен. Первым главным министром в 1960 году был назначен Блэйз.
Тем более, что наложенный на Гейри в 1957 году запрет действовал четыре года и не позволял «дяде» баллотироваться на выборах 1961 года. «Администратор» Гренады Джеймс Ллойд (прибывший с Ямайки) мог снять запрет в отношении Гейри досрочно, но не сделал этого, сохранив за «дядей» ореол гонимого мученика за народные интересы.
Неудивительно, что на выборах 27 марта 1961 года лейбористы Гейри одержали убедительную победу, набрав 11 606 голосов (53.3 %). За ГНП проголосовали 7325 избирателей (33.7 %). Лейбористы получили 8 мест в Законодательном совете, а ГНП – всего 2.
Сразу же после выборов один из депутатов-лейбористов отказался от мандата и на его место был триумфально избран Гейри (запрет в его отношении уже не действовал). «Дядя» сразу же был выдвинут своей партией на пост Главного министра, который он и занял. Взял «дядя» на себя и обязанности министра финансов, так как деньги интересовали его больше всего в жизни.
Гейри был человеком не только жадным, но и мстительным и немедленно возобновил практику рэкета всех, кто был с ним не согласен. Он мечтал превратить Гренаду в свое бизнес-предприятие, где все были бы обязаны платить ему за покровительство. Понятно, что бизнесмены, как мелкие, так и крупные, были с этим никак не согласны и стали активно жаловаться британским властям.
Бюджет Гренады того времени формировался практически полностью за счет финансовой помощи Англии, поэтому «администратор» воспользовался своим правом контроля расходования средств и 22 января 1962 года назначил специальную комиссию по расследованию трат министерства финансов в 1961 году.
Комиссия работала с 5 февраля по 2 мая 1962 года, допросив в качестве свидетелей 37 человек[77]. Вскрылись вопиющие факты коррупции, за которыми высилась мощная фигура «дяди». Например, до 22 ноября 1961 года любые государственные закупки на Гренаде на сумму свыше 1500 восточнокарибских долларов осуществлял специальный Тендерный комитет. Гейри эту практику поменял и теперь госзакупки от 25 до 5000 долларов были отданы под личное решение председателя этого комитета. Председатель, в свою очередь, подчинялся Гейри, поэтому заказы уходили выгодным для главного министра людям и производились по весьма странным ценам.
Например, в 1961 году владелец продал принадлежавшее ему поместье Бардия (165 акров) за 400 тысяч долларов (т. е. новому владельцу поместье обошлось в 240 долларов за акр). Государство в лице Гейри купило 30 акров из этого поместья за 20 тысяч, т. е. по 666 восточнокарибских долларов за акр. И это несмотря на то, что все независимые оценки определяли стоимость акра от 320 до 340 долларов.
Таких случаев выявило много, причем Гейри запугивал всех чиновников, пытавшихся протестовать против разгула коррупции. Зато себя «родного» «дядя» явно не забывал. Он потратил из бюджета 17 250 долларов на люксовый ремонт резиденции министра финансов, причем без всякого там Тендерного комитета. В резиденцию, в частности, купили пианино за 3500 долларов и радиопроигрыватель за 1450.
Комиссия выяснила также, что начиная с 1952 года (то есть с момента своего вступления в большую гренадскую политику) Гейри приобрел привычку не платить за купленные им товары и не возвращать долги. Против него в 1952–1962 гг было возбуждено 17 гражданских исков. «Дядя» не брезговал никакими суммами: величина исков варьировалась от 250 до более 2 тысяч восточнокарибских долларов.
На основании решений комиссии «администратор» приостановил действие конституции 1959 (на что имел право) года и объявил досрочные выборы, которые состоялись 13 сентября 1962 года. На этот раз победа ГНП была безоговорочной – 11341 голос (53.7 %) и 6 мест в законодательном совете. Лейбористы Гейри довольствовались 9705 голосами (46 %) и четырьмя мандатами.
Таким образом, «дядю», занимавшего пост Главного министра всего 10 месяцев, опять отодвинули от лакомой кормушки.
Но победа ГНП, впервые обошедшей лейбористов, объяснялась не только коррупцией Гейри. ГНП в ходе предвыборной кампании предложила весьма простой способ решения всех экономических проблем Гренады – вхождение в состав независимого Тринидада и Тобаго. Доходы населения на Тринидаде благодаря нефтедобыче были гораздо более высокими, чем на Гренаде и гренадцы (издавна работавшие на Тринидаде) это прекрасно знали. Поэтому требование о присоединении к Тринидаду было очень популярным. Лейбористы, наоборот, были резко против: Гейри понимал, что никаких лидирующих ролей он и его подельники в объединенном государстве играть уже не смогут.
Из-за планировавшегося слияния с Тринидадом Гренада наотрез отказалась от вхождения в Восточнокарибскую федерацию – своего рода «остаточную» Вест-Индскую федерацию малых Антильских островов без Ямайки и Тринидада.
Однако разбогатеть «на халяву» не получилось. Несмотря на оживленный обмен визитами на официальном уровне, население Тринидада наотрез отказалось брать на содержание соседний остров.
ГНП попыталась снизить безработицу, проводя на Гренаде осторожные реформы, не затрагивавшие самого главного – вопиющего неравенства в землевладении. Был учрежден Аграрный банк, который должен был давать льготные кредиты сельхозпроизводителям (все они попадали в основном в руки плантаторов, крупных фермеров и торговцев-посредников). Стали выплачиваться субсидии на использование удобрений. Правительство ГНП расширяло сеть школ и центров по подготовке учителей. Улучшалось водоснабжение населения.
Правительство Англии старалось закрепить доминирование ГНП путем увеличения финансовой помощи Гренаде. В 1963–1966 году острову было выделено 720 тысяч восточнокарибских долларов, на 1965–1968 гг было обещано уже 2.3 миллиона[78].
С 3 марта 1967 года на Гренаде опять поменялась система правления. Теперь остров был объявлен «ассоциированным с Великобританией государством».
Губернатор отныне был на острове «всего лишь» представителем королевы. Парламент становился двухпалатным. Верхняя палат – сенат – состоял из 9 членов, пять из которых назначались губернатором по представлению премьер-министра, два – по представлению лидера парламентской оппозиции, еще двое – по представлению премьера из числа представителей основных «групп интересов» (т. е. плантаторов и рабочих). Нижняя палата – Палата представителей – избиралась населением.
Правительство возглавил уже не «главный министр», а премьер-министр, опиравшийся на парламентское большинство в нижней палате. Эта же палата решала, сколько и каких в стране должно быть министерств.
Таким образом, Лондон передал гренадцам решение всех внутренних вопросов, оставив за собой оборону и внешнюю политику.
Первым премьер-министром Гренады стал действующий «главный министр» Блэйз.
Все эти серьезные уступки явным образом были рассчитаны на то, чтобы укрепить авторитет ГНП и помочь этой партии выиграть очередные выборы. Однако ставка не сыграла.
24 августа 1967 года лейбористы Гейри уверенно победили на выборах, набрав 15 827 голосов (54.6 %) и получив 7 мест в парламенте. ГНП смогла заручиться поддержкой
Памяти премьер-министра Гренады Мориса Бишопа посвящается. © Платошкин Н. Н., 2022 © ООО «Издательство Родина», 2022 Предисловие В марте 1979 года на крошечном островке в Карибском море – Гренаде – произошла народная антиимпериалистическая революция, свергнувшая диктаторский проамериканский режим. Народ этой страны при помощи Кубы, СССР и других социалистических стран стал строить общество, свободное от эксплуатации человека человеком. За четыре революционных года гренадцы под руководством очень популярного в стране премьер-министра Мориса Бишопа добились очень больших успехов, несмотря на активное противодействие Вашингтона. Сократилась безработица, выросло производство продуктов питания, была ликвидирована неграмотность. Образование стало практически бесплатным. Гренада быстро строила первый в своей истории международный аэропорт, который должен был многократно увеличить туристический поток на этот известный своими прекрасными пляжами и радушием жителей остров. Однако в октябре 1983 года, воспользовавшись в качестве предлога фракционной борьбой в правящей на Гренаде партии, США вторглись на остров и, несмотря на мужественное сопротивление гренадской народно-революционной армии и народной милиции подавили революцию. Варварская агрессия вызвала практически единогласное осуждение в Генеральной Ассамблее ООН. Наша страна активно помогала Гренаде, и тем печальнее тот факт, что до сих пор у нас не появилось комплексного исследования, посвященного мужественной борьбе маленького, но гордого гренадского народа за свою свободу и независимость. Автор надеется, что данная книга поможет хотя бы в какой-то мере восполнить этот досадный пробел. Глава 1. Сахар, мускатный орех и инопланетяне: Гренада до 1979 года Примерно 2 миллиона лет тому назад на дне океана образовался вулкан, пробивший водную толщу – так возник небольшой остров площадью в 308 квадратных километра (т. е. в три раза меньше Москвы). Остров этот является частью архипелага Малые Антильские острова, точнее его восточной части, протянувшейся с юга на север и получившей название Наветренные острова. Площадь всех Наветренных островов (их 27) всего 12 тысяч квадратных километров. Название «наветренные» острова получили из-за господствующих в этом районе северо-восточных пассатов. Эти ветра обеспечивают все острова обильными осадками (до 2000 мм в год). Сам остров (позднее Гренада) является центром своего собственного мини-архипелага, в который входят еще островки Кариаку (29 кв. километров) и Пти-Мартиник (Малая Мартиника) – (2.4 кв. километра). Название «Антильские» острова получили благодаря одной таинственной легенде. Человечество много веков искало и ищет легендарные погибшие континенты – Атлантиду, Лемурию и Му. К ним же относится и большой остров Антилия, который якобы когда-то существовал в Атлантике прямо на запад от Испании. Отсюда и латинское название Антилии – буквально «страна (или остров), находящийся напротив»[1]. Правда, известный немецкий ученый Александр фон Гумбольдт без всяких доказательств пытался выводить название Антилия от арабского «ат-тин», т. е. «дракон». Еще Антилию называли «страной семи городов». Согласно испанской легенде, во время арабского завоевания Пиренейского полуострова в начале VIII века, семь вестгостких епископов вместе с паствой погрузились на корабли и отплыли на запад. Там они якобы нашли благодатный остров и основали на нем семь городов. Эта легенда была записана на знаменитом нюрнбергском глобусе Мартина Бехайма 1492 года. Там же упоминалось, что в 1414 году испанский корабль подошел очень близко к Антилии. Говорили, что в 40-х годах пятнадцатого столетия, во время правления португальского короля Генриха Мореплавателя, к Антилии подходил и португальский корабль. Его команда якобы даже побеседовала с местными жителями, говорившими по-португальски (различия между испанским и португальским языками в XV веке были минимальными). Впервые большой остров Антилия был изображен на карте венецианского картографа Пиццигано в 1424 году (то есть за 70 лет до открытия Америки Колумбом). На карте остров располагался примерно на месте нынешних Азорских островов, на тот момент еще не открытых (тогда все картографы считали Землю гораздо меньшей, чем она есть на самом деле). В 1425 году остров «Аттилия» появился на анонимной каталонской карте. Его стали изображать в виде большого четырехугольника. Карта 1508 года помещает «Остров семи городов» на месте восточного побережья Северной Америки. Знал об Антилии и Колумб. В 1480 году, побывав в Лиссабоне, он написал королю Альфонсу V об «известном Вам острове Антилии»[2]. Знакомый Колумбу флорентийский лекарь и большой поклонник географии Паоло Тосканелли рекомендовал в 1474 году мореплавателю Антилию как удобное место для пополнения запасов продовольствия и пресной воды на пути в Индии (куда и намеревался морем добраться Колумб). Возможно, что именно вера в Антилию и помогла Колумбу принять непростое решение о путешествии на неведомый запад Атлантики. Ведь в крайнем случае он мог надеяться на доброжелательный прием испаноговорящих жителей «страны семи городов». Примерно за 1100 лет до нашей эры на остров Гренада пришли индейцы-араваки, которых позднее вытеснили более воинственные карибы, давшие наименование одноименному морю. Таким образом, карибы стали первыми завоевателями Гренады. Они ворвались на Малые Антильские острова приблизительно в 1000–1200 годах нашей эры с территории современной Гайаны и устья Ориноко. Карибы были прекрасными мореплавателями и с помощью своих каноэ поддерживали устойчивые связи между завоеванными ими островами. Сами себя эти воинственные племена называли калихна или галиби. Карибов антильских островов именовали калинаго, и это был скорее результат смешения карибов с араваками. Причем араваки передали пришельцам свой язык. Примерно с 1920 года этот язык считается вымершим. Некоторые ученые полагают, что массовой войны между карибами и араваками на Малых Антильских островах не было вовсе. Небольшие группы карибов переселились на Антиллы и мирно смешались там с араваками, переняв их язык и обычаи. С этими «воинами-каннибалами» и столкнулись первые европейцы. Христофор Колумб увидел чудный, покрытый лесами остров во время своего третьего путешествия (май-август 1498 года) и нарек его Консепсьон[3]. Однако, говорят, его команда воспротивилась этому названию: многим морякам остров напомнил родную Андалусию (южную Испанию) и они хотели как-то отразить тоску по родине в названии острова. Колумб считал этот остров, равно как и соседний Тобаго, частью неведомого континента, который он тщетно пытался обнаружить во время своих первых двух плаваний на Запад (тогда попадались лишь острова). Затем он решил, что новые земли – часть Китая. Гениальному путешественнику тогда и в голову не могло придти, что Земля хотя и круглая, но во много раз больше того, что представляли себе тогдашние географы. Колумб не отважился колонизовать Гренаду, опасаясь воинственных карибов. Он даже возвел на них напраслину перед Папой Римским, обвинив индейцев в каннибализме. С точки зрения Колумба это давало европейцам право на истребление таких варваров, или на худой конец можно было обратить этих нехристей в рабов. Испанцы в 1520 году отправили в Новый Свет специальную комиссию, чтобы отличить каннибалов от «мирных» индейцев. Комиссия Родриго де Фигероа подошла к делу «творчески» и огульно записала в людоеды всех, кто оказывал конкистадорам сопротивление, в том числе и карибов. Даже сам термин «каннибал» представляет собой искажение слова «кариб» – воистину подчас ложь гораздо более живуча, чем правда. Скорее всего, воины-карибы (как полинезийцы или папуасы) ели органы убитых ими врагов во время специальных церемоний, но испанцы превратили их в людоедов, которые якобы питались человеческим мясом ежедневно. Европейцы извратили в этом смысле и древний обычай карибов держать дома кости своих усопших предков – считалось, что тем самым умершие охраняют живых от злых духов. Но белые пришельцы бездоказательно говорили о том, что это кости съеденных карибами людей. Все эти вымыслы привели к ожидаемому результату. Испанская королева Изабелла в 1503 году разрешила обращать в рабство только тех индейцев, которым так было «лучше», чем на свободе. Подразумевались именно «каннибалы» – мол, в рабстве уже никто никого не может съесть. Получалось, что порабощая карибов, испанцы «милосердно» спасали их от участи послужить кулинарным украшением обеденного стола! Эта ложь гуляет в цивилизованном мире до сих пор. В известном голливудским фильме «Пираты Карибского моря: Сундук мертвеца» карибов изобразили каннибалами, что вызвало критику общественных организаций, представляющих интересы этого почти полностью истребленного народа[4]. Карибы были политеистами и пытались задобрить жертвами злого духа «Майбойю». Как и во всех первобытно-общинных племенах, у них была сильна власть шаманов, которые лечили людей, или наоборот насылали на них порчу. Как и араваки, карибы курили табак (именно от них его позаимствовали европейцы), но только во время религиозных церемоний. Индейское общество было патриархальным. Мужчины охотились и оберегали женщин, а те растили детей и готовили пищу. В некоторых племенах женщины с детьми жили в отдельных от мужчин домах. К моменту прихода европейцев карибы еще не подошли к фазе социального расслоения: все члены племени были примерно равны и никто не выделялся своим богатством. Власть вождя была ограничена советом воинов племени. Испанцы искали везде золото, но карибы его не выплавляли, а сами получали увиденные пришельцами на них золотые украшения путем торговли у материковых индейских племен. Правда, карибы умели производить изделия из серебра, но в небольшом объеме. Кто дал Гренаде ее нынешнее название – неизвестно. Предполагают, что это наверняка были испанцы, назвавшие остров в честь мусульманского города-султаната Гранада, который они покорили в 1492 году, завершив, таким образом, освобождение Пиренейского полуострова от арабов. «ГрАнаду» превратили в «ГрЕнаду» французы, пришедшие на смену испанцам. По крайней мере, испанца нанесли на карты остров под его нынешним именем уже как минимум в 1523 году[5]. Воинственные карибы оказали белым пришельцам серьезное сопротивление и примерно 100 лет на Гренаду никто из европейских хищников не зарился. Тем более, что под боком чуть не каждый год открывались новые, куда более обширные и богатые земли. В 1602 году испанцы заявили формальные притязания на Гренаду, но селиться там побоялись. В июне 1609 года на острове попытались было пустить корни 24 английских авантюриста, прибывшие на трех кораблях – «Диана», «Эндевор» и «Пенелопа». Карибы напали на поселение, убив (иногда после ритуальных пыток) большую часть поселенцев. Оставшихся эвакуировали вернувшиеся за ними 15 декабря 1609 года корабли. 17 марта 1649 года в гонку за обладание Гренадой вступили французы. К тому времени они уже прочно обосновались на расположенном неподалеку острове Мартиника и губернатор последней Жак Дюэль дю Парке собрал 203 человека, рискнувших попытать счастье на пока еще ничейном острове. Дю Парке высадился в удобной гавани, где впоследствии возникла столица Гренады Сент-Джорджес, и основал там форт с громким названием «Предвестие». Хитрому французу удалось заключить договор с вождем карибов Кайруаном о мирном разделе острова между индейцами и белыми. Дю Парке вернулся на Мартинику, оставив губернатором Гренады своего кузена Жана ле Конте. Однако жадность французских поселенцев, стремившихся лишить индейцев их охотничьих угодий, привела к вооруженному конфликту уже в ноябре 1649 года. Война длилась более пяти лет и лишь в 1654 году огнестрельное оружие белых смогло сломить последние очаги сопротивления карибов. Часть аборигенов ушла на соседний остров Сент-Винсент, где их единоплеменники поддерживали борьбу соседей против французов. Даже после поражения карибов на самой Гренаде, они еще долго совершали на своих быстрых каноэ набеги на французов с Сент-Винсента. Можно сказать, что французы зверски истребили практически все коренное население Гренады. Говорят, что последний кариб бросился со скалы в море, чтобы не попасть в руки захватчиков живым. В честь этого подвига аборигенов одно из местечек на севере Гренады стали называть Сотерс (т. е. «Прыгуны» по-французски). Формально Гренада на первых порах принадлежала коммерческой французской фирме «Компания островов Америки». Это была характерная черта эры бандитского капитализма во всем мире: предприимчивые дельцы создавали «частную фирму» и заручались военной поддержкой своих государств против недовольных грабежом аборигенов. Так в Индии хозяйничала британская «Ост-Индская компания», а в Карибском бассейне – «Вест-Индская». Русские купцы грабили индейцев и алеутов на Аляске, которую царское правительство отдало Русско-Американской компании (РАК). И список можно продолжить. В ту эпоху все развитые государства мира исповедовали меркантилизм. Смысл этой теории можно еще передать словами «ограбь соседа». Считалось, что главное – накопить денег (золота) путем удачной внешней торговли. То есть продавать дорого, покупать дешево. Поэтому «цивилизованные» европейцы устанавливали низкие закупочные цены для товаров из своих колоний, или полузависимых стран, а им продавали втридорога произведенные из импортного дешевого сырья готовые товары. Такой невыгодный для одной из сторон товарообмен поддерживали голым насилием: пушками эскадр и монопольным положением компаний-посредников (торговцы этих компаний опирались на военную мощь своих государств). Французская «Компания островов Америки» начала активно осваивать карибские острова после 1635 года и немало в этом преуспела. Фирма основала поселения на Гваделупе, Мартинике, Сент-Мартене, Сент-Люсии, Сент-Барте и Гренаде. Конечно, французам благоприятствовало то, что их извечный соперник – Англия – мучилась в конвульсиях гражданской войны. Душой компании и ее акционером был кардинал Ришелье, формально прикрывавший чисто коммерческие цели всего предприятия благими помыслами о распространении католицизма среди индейцев. В 1642 году устав компании был продлен французским правительством на 20 лет. Генерал-губернатора (главу) «Компании островов Америки» назначали королевские власти, а сама компания на свое усмотрение выдвигала губернаторов отдельных территорий. Но после смерти Ришелье его преемник кардинал Мазарини не смог удержать внутриполитическую стабильность во Франции и несколько десятилетий боролся против вооруженной внутренней оппозиции, что блестяще описал в своих романах Дюма. Кардиналу было явно не до заморских территорий, «Компания островов Америки» быстро захирела и в 1651 году была распущена. Открылась гигантская распродажа далеких, райских островов. 27 сентября 1650 года предприимчивый дю Парке купил острова Мартиника, Гренада и Сент-Люсия у дышащей на ладан «Компании островов Америки» примерно за 1160 фунтов стерлингов (60 тысяч ливров). Четыре острова приобрели даже рыцари Мальтийского ордена. Правда, уже в 1664 году они продали все свои владения в Карибском море другой коммерческой фирме – «Компании Вест-Индий». Дю Парке тоже оказался хватким бизнесменом и в 1657 году перепродал Гренаду уже за 1890 фунтов графу де Серильяку. В 1664 году «король-солнце» Людовик XIV выкупил Гренаду у ее владельцев, и остров стал собственностью уже упоминавшейся выше «Компании Вест-Индий». Эту фирму основал министр финансов Франции Жан-Батист Кольбер, считавшийся одним из самых лучших и плутоватых денежных гениев своей эпохи. Компании передали все французские владения на атлантических берегах Америки и Африки, а также монопольное право на торговлю с Америкой на 40 лет. Уставной капитал фирмы составил 6 миллионов фунтов, а ее штаб-квартирой был главный французский порт на Атлантике Гавр. Предполагалось, что компания будет зарабатывать деньги на рабском труде негров на плантациях сахарного тростника на Гваделупе[6]. Вырученную прибыль частично предполагалось направить на заселение Канады – тогда под этим названием скрывалась большая часть нынешних США к западу от Миссисипи. Французы предвидели неотвратимое столкновение с Англией в Северной Америке и старались создать там этнический численный перевес. Однако уже в 1674 году французский король передумал и выкупил у компании все ее территории. К тому времени фирма сильно поиздержались, так как англичане и голландцы успешно теснили французов в Атлантике – как на рынках, так и на поле боя. В основном французов, как и любого монополиста, погубила собственная жадность. Компания установила запредельные цены на сахар и табак, и потребители охотно покупали эти продукты у более оборотистых голландцев, или у англичан на Ямайке и Барбадосе. К тому же французские плантаторы на Гваделупе и Мартинике жаловались на дороговизну рабов, по сравнению с дешевым «черным товаром» на британской Ямайке. Столицей французских поселений на Гренаде стал Форт-Рояль (т. е. «Королевский форт»), быстро превратившийся в главную базу французского флота в Карибском море. В 1675 году голландские пираты, действовавшие по поручению своего правительства, захватили Гренаду с целью серьезно ослабить экономически своих французских конкурентов. Однако французы смогли быстро отбить остров[7]. Так крошечная Гренада, и, увы, не в последний раз, стала жертвой и разменной монетой большой европейской политики. Французы наступали в то время на Голландию, используя свою сильнейшую в мире на тот момент сухопутную армию. Голландцы били по врагу на просторах мирового океана, опираясь на свой, также лучший, в мире военный и торговый флот. На 1700 год на Гренаде проживали всего 257 белых, 53 «цветных» (мулатов) и 525 рабов-негров. Экономика французской колонии состояла из трех сахарных плантация, 52 хозяйств по выращиванию индиго,[8] 64 лошадей и 569 голов крупного рогатого скота. Французская колония никак не выдерживала конкуренции с дешевым сахаром из британской Вест-Индии, и в 1714 году была сделана попытка перейти на кофе и какао. Это повлекло за собой грандиозные социальные изменения. Дело в том, что крупное рабское плантационное хозяйство было абсолютно невыгодно для рачительного и скрупулезного ухода за нежными и капризными к климату кофейными деревьями. Рабы естественно не хотели надрываться на своих хозяев. В результате на Гренаде стали возникать небольшие фермерские хозяйства, где белые были вынуждены работать сами. В 1738 году на Гренаде появилась первая больница – давала о себе знать модная в Европе в тот время Эпоха Просвещения. В 1756 году началась Семилетняя война – первая по настоящему мировая война в истории человечества. Главными противниками были Англия и Франция, армии которых сражались друг с другом на всем земном шаре от Канады до Индии. В Европе союзники Франции Россия и Австрия с переменными успехом, но все же били «английскую шпагу на континенте» – Пруссию Фридриха Второго. Пока Фридрих был вынужден отбиваться практически от всей Европы, англичане снабжали его деньгами и, опираясь на свой мощный флот, методично захватывали французские заморские колонии. 4 марта 1762 года английская эскадра коммодора Свантона появилась на рейде Форт-Рояля и без единого выстрела захватила город. Губернатор острова отказался было капитулировать, но жители-фермеры сдались – свое хозяйство было им дороже отвлеченных понятий о национальной чести. Мощный Форт-Рояль с четырьмя бастионами и 37 пушками пал без боя. Свантон оставил на Гренаде небольшой гарнизон и вернулся на самый крупный французский остров в Вест-Индии, захваченный англичанами – Мартинику. 10 февраля 1763 года в Париже был подписан мирный договор, окончивший семилетнее противостояние. Победившая Англия получила не только Канаду и французские колонии в Индии, но и Гренаду. В «обмен» Англия «вернула» Франции оккупированную Мартинику. Британцы, кичившиеся своим «демократизмом», уже в октябре 1763 года образовали во вновь приобретенной колонии самоуправление по образцу своих колоний в Северной Америке. Гренада стала главной частью новой федеративной колонии, в которую помимо нее вошли острова Доминика, Тобаго и Сент-Винсент[9]. Исполнительная (а также фактически и высшая судебная) власть принадлежала губернатору колонии и состоявшему при нем совету. Законодательную власть осуществляла избираемая по имущественному цензу ассамблея. Сразу же после аннексии Великобритания объявила всю землю на острове собственностью короны. Ее продавали только британским подданным и не более 500 акров в одни руки, причем 20 % цены следовало уплатить немедленно, по 10 % в следующие два года после приобретения, а остальные 60 % – в следующие три года (по 20 %). Французов на острове издевательски назвали «новыми подданными». Им отдавали в аренду их же собственные земли на срок не более 40 лет, при условии, что они принесут присягу на верность королю Великобритании. То есть французов фактически вынуждали продавать земли англичанам и эмигрировать на оставшиеся в руках Франции антильские острова Гваделупа и Мартиника. Характерно, что британские плантаторы (новая элита Антил) всячески саботировали создание единой ассамблеи для входивших в состав колонии островов. Первый британский губернатор федеративной колонии генерал Роберт Мелвилл, устав бороться с саботажем, решил организовать выборы в ассамблею только для Гренады. Первые выборы прошли 13 апреля 1766 года. Однако ассамблея немедленно вступила в спор с советом по поводу своих компетенций и через 37 дней была распущена губернатором. В 1768 году состав ассамблеи был расширен с 20 до 24 человек, но парламент сразу стал ареной жестокой политической борьбы между франкоговорящими «коренными» гренадцами и англоязычными пришельцами. Первоначально предполагалось, что в ассамблее будут заседать три француза, а в совете – два. Предпосылкой выборности, однако, была не только присяга на верность королю Англии, но и клятва не признавать пресуществление. Пресуществление, т. е. преобразование тела и крови Христа в вино и хлеб признавали католики и православные, но не признавала англиканская церковь (официальная церковь Великобритании). В 1673 году в Англии был принят закон (Test Act), согласно которому любое лицо, желающее занять государственную должность, должно было публично и под присягой отречься от пресуществления. Именно под этот закон и попали франкоговорящие гренадцы. Для католика отказ от пресуществления означал отказ от самой веры. А католическая вера в то время была для французов (относительно недавно разгромивших собственных протестантов в жестоких войнах) часть национальной идентичности. Естественно, что вокруг этого вопроса разгорелся серьезнейший конфликт. В 1766 году богатые английские плантаторы Гренады (18 человек) во главе с главным франкофобом Ниньяном Хоумом обратились к губернатору с петицией, требуя вообще исключить французов их всех органов управления колонией. Французские поселенцы на Гренаде выступили с петицией прямо противоположного содержания. Характерно, что в Лондоне проявили больше политической гибкости и предписали губернатору допустить французов до выборов: главное, что они согласны признать себя подданными английского короля, католическое вероисповедание Лондон не волновало. Декретом королевских властей от 12 октября 1768 года католиков официально освободили от присяги против пресуществления и три француза заняли места в ассамблее Гренады… Однако британские плантаторы на острове использовали религиозный вопрос в своих узкокорыстных целях. Преследуя католицизм, они стремились побудить французов эмигрировать с Гренады, надеясь приобрести за бесценок их земли. Поэтому англикане отказались пустить двух французов в совет колонии, а когда губернатор Фитцморис сам привел их туда, шесть членов совета-англичан покинули заседание и совет пришлось распустить. Ассамблея Гренады влачила жалкое существование и была прямой насмешкой над хваленым британским парламентаризмом. В 1769 году в ее состав официально входили: один чужестранец (вообще-то не имевший права быть туда избранным), один человек, не достигший предписанного для депутата возраста, шесть других депутатов вообще постоянно жили за пределами Гренады. Дополняли эту «палату номер шесть» три британских армейских офицера и четыре француза, ничего не понимавшие по-английски (официальный язык заседаний). Не удивительно, что сессии ассамблеи постоянно срывались из-за отсутствия кворума. К 1776 году, когда губернатором колонии стал лорд Маккартни, из ее состава уже были выделены Доминика и Сент-Винсент и теперь в ее составе оставались Гренада и Тобаго. Первоначально острову не слишком везло под британским флагом. В 1766 году Гренаду постигло сильное землетрясение. Год спустя с трудом было подавлено восстание чернокожих рабов. Англичане построили вокруг французского форта деревянный городок Сент-Джорджес (город Святого Георгия), но в 1771 и 1775 годах он дважды сгорал дотла. Британцам пришлось потратиться и восстановить столицу своей колонии с использованием кирпичей и камня. Англичане полностью переориентировали остров на сахарный тростник, а для этого было нужно много рабочих рук. Поначалу в Британскую Вест-Индию вербовали белых рабочих-контрактников. Им обещали за три года работы на плантациях собственный участок земли. Часто людей подбирали в трактирах, где опаивали и заставляли подписывать кабальные условиях контракта. Приговоренным к смерти (а по британскому законодательству того времени получить такой приговор можно было более чем за 300 преступлений) предлагали сохранить жизнь и отправиться работать в Вест-Индию. Бежали в этот неспокойный и вредный для здоровья белых регион и те, кого в Англии преследовали за религиозные и политически убеждения. В английском языке даже появился глагол to barbadoes («отбарбадосить», т. е. отправить в Вест-Индию, по имени главной английской колонии на Малых Антилах – Барбадоса). Однако белых контрактников было недостаточно, к тому же им надо было платить землей. Поэтому англичане стали завозить из Африки негров-рабов в огромных количествах. Причем примерно 40 % африканцев умирали по пути, и за кораблями работорговцев охотно следовали стаи акул. Считается, что с 1440 по 1880 год из Африки насильственно было вывезено до 25 миллионов человек. Но скорее всего и эта ужасная цифра занижена. Ведь только в английские колонии в Северной Америки (будущие США) англичане ввезли начиная с 1620 года 13 миллионов негров, причем на каждого живого приходилось 2–4 погибших при транспортировке. В 1790 году в британской Вест-Индии насчитывалось 524 тысячи рабов (большинство – на Ямайке), во французской – 643 тысячи (большинство – на Гаити). Всего в 1600–1800 гг англичане ввезли в Вест-Индию примерно 1.7 миллиона рабов из Африки. 70 % рабов трудились на плантациях сахарного тростника, другие выращивали хлопок, кофе, какао, табак и зерновые. Сахар, табак, ром, пряности, кофе и другие «колониальные товары» вывозились в Европу, откуда поступала вся готовая промышленная продукция и новые партии рабов. Этот бизнес был крайне выгодным для европейцев, учитывая мизерные затраты на «черную рабочую силу». Не случайно Франция после проигранной Семилетней войны в 1763 уступила Британии огромную Канаду, чтобы только сохранить маленький остров Гваделупа в Вест-Индии. Англичане производили сахар в Вест-Индии дешевле других (у них было больше рабов и больше кораблей для их транспортировки)[10] и вскоре индийский (или китайский) чай с карибским сахаром стал почти национальным символом Британии. Количество плантаций сахарного тростника на Гренаде увеличилось с 81 в 1763 году до 125 (общей площадью в 125 тысяч акров) в 1772 году[11]. В целом Гренада на момент ее приобретения Англией в 1763 году была самым экономически развитым островом Вест-Индии. Например, в 1764 году она производила 179 тысяч фунтов какао, 1.29 миллиона фунтов кофе и 65.6 тысяч хандредвейтов сахара[12]. В 1769–1770 годах 51 корабль занимался исключительно обслуживанием торговых операций между Гренадой и Лондоном. В 1773 году Гренада экспортировала в Англию 198 тысяч хандредвейтов сахара и 64 тысячи галлонов рома. В 1763 году 82 % всего кофе, закупаемого Великобританией в Вест-Индии, завозилось с Гренады. Доля Гренады в экспорте какао из Вест-Индии превышала 50 %. Причем Гренада была вынуждена платить еще и ввозные пошлины, обогащая королевскую казну. В 1763–1780 годах Гренада заплатила только ввозных пошлин на кофе на 414 тысяч фунтов. На гренадских сахаре и роме британское казначейство «заработало» в 1763–1779 гг более миллиона фунтов. Продавать продукцию всем другим странам в соответствии с доктриной меркантилизма Гренаде (как и остальным колониям) было строжайше запрещено. В 1775 году английские колонии в Северной Америке восстали против Лондона – началась война за независимость США. Французы решили взять реванш за Семилетнюю войну и оказали (начиная с 1778 года) колонистам военную помощь. Именно французский экспедиционный корпус, а не армия Вашингтона сыграла главную роль в разгроме англичан на суше. В водах Нового Света развернулись и морские операции, в ходе которых французский флот сумел отбить Гренаду 2–4 июля 1779 года. Французский адмирал граф д'Эстен[13] прибыл на карибский театр военных действий в начале декабря 1778 года во главе эскадры из 12 линейных кораблей и четырех фрегатов. Англичане также усилили свой флот в Карибском море и, несмотря на противодействие д'Эстена, захватили принадлежащий французам остров Сент-Люсия. В 1779 году британцы усилили свою группировку в Карибах еще на 10 линейных судов и положение французского флота (базировался на Мартинику) стало угрожающим. Однако подкрепления в 1779 году прибыли и к французам, и их флот стал превосходить англичан по пушечной мощи. Жан-Батист Шарль-Анри Эктор, граф д'Эстен (1729 − 1794) – французский генерал и адмирал Д'Эстен был человеком действия и начал наступление как только его визави в Карибах британский адмирал Джон Байрон ослабил группировку, отправив часть кораблей сопровождать военные перевозки через Атлантику. 18 июня 1779 года французы захватили остров Сент-Винсент и решили взять главную британскую базу в Вест-Индии – остров Барбадос. Однако флот д'Эстена никак не мог преодолеть сильные встречные ветра, и поэтому было решено идти на Гренаду. В то время Гренада была одной из богатейших британских колоний – она руками, потом и кровью рабов-негров производила сахар и ром. Губернатор Гренады Маккартни засыпал Байрона просьбами о помощи, но английский адмирал почему-то считал, что после Сент-Винсента Гренада французов вряд ли заинтересует. Впрочем, он обещал помочь, «если что». Силы Маккартни состояли из 101 солдата 48-го пешего полка и 24 артиллеристов. Губернатор мог рассчитывать и на примерно 400 добровольцев-ополченцев из числа английских поселенцев. Однако примерно треть этих людей были французского происхождения, и Маккартни не без оснований сомневался в их лояльности. Тем не менее, он не сидел сложа руки и распорядился возвести фортификационные сооружения на Госпитальном холме – высоте, господствовавшей над Сент-Джорджесом. И так крутые склоны холма были укреплены каменной кладкой, а на вершине появился редут-палисад с траншеями для ведения огня. Д'Эстен появился с о своим флотом на рейде Сент-Джорджеса 2 июля 1779 года и высадил на берег более 2000 солдат. Маккартни отдал приказ отступить на Госпитальный холм и весь следующий день французы занимались разведкой оборонительных позиций противника. Французский адмирал спешил, так как ожидал появления флота Байрона в любую минуту. Он для проформы предложил Маккартни сдаться подобру-поздорову, но британцы также надеялись на Байрона и предложение отвергли. Д'Эстен решил провести имитацию атаки малыми силами на наиболее угрожаемом участке британских фортификаций (там, где англичане и ожидали штурма), а в это время тремя колоннами атаковать тыловую часть Госпитального холма. Вечером 3 июля штурмовые колонны французов (в каждой было примерно 300 бойцов) выступили на исходные позиции, в то время как 200 солдат начали имитировать атаку на главном направлении. В 4 часа утра 4 июля демонстрационный отряд открыл огонь, а три ударные колонны бросились в штыковую атаку. Англичан охватила паника, и они обратились в беспорядочное бегство, стараясь укрыться за стенами форта Сент-Джорджес. Отступление было столь поспешным, что британцы не успели даже заклепать брошенные ими пушки, приведя их тем самым в негодность. Французы не преминули этим воспользоваться и начали обстреливать форт Сент-Джорджеса из трофейных орудий. Маккартни счел положение безвыходным и выбросил белый флаг. Французы захватили более 700 пленных и по собственным данным убили 36 и ранили 71 англичанина. Британцы позднее говорили, что вывели из строя более 300 французов (эти данные выглядят как явное преувеличение). В руки д'Эстена попали примерно 30 торговых судов, находившихся в порту Сент-Джорджеса. Д'Эстен выдвинул Маккартни 28 условий капитуляции, которые англичане сочли беспрецедентными и унизительными. Главным образом англичан не устроил отказ от рабов, которых французы намеревались объявить собственностью государства. В знак протеста они сдались без всяких условий, что дало французам моральное право (по законам той эпохи) легально разграбить Сент-Джорджес. Маккартни особенно сокрушался, что французы прихватили его серебряную столовую посуду, гардероб и уничтожили все его личные бумаги. Тем более, что копии этих бумаг, которые британский губернатор предусмотрительно отправил ранее с женой на Сент-Люсии, сгорели в пожаре. По галантным законам эпохи д'Эстен пригласил Маккартни отужинать с ним, и англичанин не мог не съязвить. Он попросил извинения за свой не очень парадный сюртук – мол, больше одежды у него по милости французов не осталось. Французы отказались отпустить англичан под честное слово и отправили их во Францию. Победители опять объявили Гренаду своей колонией, и ее губернатор Жан-Франсуа граф де Дюра разрешил всем новым подданным не платить никаких долгов британским кредиторам. Тем самым губернатор намеревался отплатить англичанам за былые притеснения франкоговорящих гренадцев[14]. Между тем адмирал Байрон со своей эскадрой получил известия о занятии французами Сент-Винсента и направился к острову, чтобы отбить его. Но по пути пришли еще более мрачные вести о падении Гренады. Байрон отдал приказ срочно изменить курс и достиг Гренады утром 6 июля. Под его флагом был 21 линейный корабль и 1 фрегат. Однако еще днем раньше д'Эстен получил информацию о приближавшейся британской эскадре, погрузил войска на корабли и поднял якоря 6 июля в 4 часа утра. У французов было 25 линейных кораблей и 5 фрегатов и несколько транспортных судов, перевозивших десант. Байрон ошибался в своей оценке численности французского флота, так как не знал о недавно полученных французами подкреплениях. Д'Эстен выводил свои корабли из гавани Сент-Джорджеса один за другим, чтобы скрыть от англичан свою мощь. Обманутый Байрон еще раз уверился в своем превосходстве и отдал приказ эскадре выстроиться в боевую линию и атаковать. Однако тут французы открыли карты, и Байрону на ходу пришлось перестраивать боевой порядок, что внесло хаос и сумятицу в боевое расписание его эскадры. Англичане были вынуждены броситься в атаку без всякого плана и флот французов смог отбить нападение. Четыре английских корабля отделились от основных сил и были серьезно повреждены. В целом британские корабли пострадали больше французских, но в основном по части рангоута и такелажа. Бой у острова Гренада, картина XVIII в Французы же не лишились ни одного корабля. Британцы потеряли убитыми 183 человека (346 ранеными), французы – 190 (793 раненых). Д'Эстен вернулся на Гренаду, чтобы произвести необходимый ремонт. Он, однако, не решился развить успех и дать генеральное сражение Байрону, отошедшему к острову Сент-Киттс. Английский флот оставался в гавани довольно долго, так как на острове не хватало корабельных материалов, и никакой навык моряков в ремонте не мог этого восполнить. Д'Эстен с эскадрой подходил к Сент-Киттсу, как бы вызывая англичан на бой. Британцы на провокацию не поддались и помимо очевидного унижения «флота Его Величества», привыкшего владеть морем, французы ничего не достигли. После этого сражения, в котором англичане потерпели, пожалуй, самое сокрушительно поражение на море за предыдущие сто лет, флот д'Эстена отбыл на помощь армии Вашингтона к берегам Северной Америки. «От потери Гренады я заболел». Пропагандистский эстамп, выпущенный во Франции Добившись независимости США, Франция по мирному договору с Англией (Версальский мир 3 сентября 1783 года) практически не смогла вернуть ни одной территории, потерянной в годы Семилетней войны. Осталась за англичанами и Гренада. Жизнь в колонии продолжала идти своим чередом, а в 1784 году на острове даже стала выходить своя газета – «Гренада кроникл». Англичане запустили программу дорожного строительства на остове. Каждый рабовладелец должен был отряжать на дорожные работы 10 % своих рабов. В противном случае ему грозил штраф в 6 шиллингов в день за каждого неявившегося раба. Но внешнее спокойствие на Гренаде было обманчивым. Среди французских поселенцев на острове зрело восстание. Здесь следует остановиться на одной особенности французского колониализма, которая существенно отличала его от колониализма британского. Французы (впрочем, как испанцы и португальцы) без расовых предубеждений смешивались в Америке как с местным населением, так и с завезенными рабами из Африки. Британцы были расистами и не считали негров чем-то большим, чем рабочей скотиной на плантациях. Презирали они и появившихся на Гренаде за время владычества Франции мулатов. Поэтому в определенной мере французский колониализм был более гуманным, и мулаты (да и часть чернокожего населения) считали соотечественников Вольтера меньшим злом, чем спесивых и надменных потомков Шекспира. При британцах на Гренаде возникло жестко сегрегированное расистское общество, где человек имел права в зависимости от оттенка цвета своей кожи, языка и вероисповедания. «Сливками» общества была небольшая группа британских плантаторов (принадлежавших к англиканской церкви). Затем шли белые франкоговорящие фермеры (католики), лично свободные, но лишенные всех политических прав. Ниже них располагались свободные мулаты и негры (тоже католики), говорившие на местном диалекте французского (патуа). Замыкали социальную лестницу в конце XVIII века примерно 24.6 тысячи рабов-негров, чей язык и вероисповедание никого не интересовали. Всего же на Гренаде проживало около 26 тысяч человек. В Британской Вест-Индии сложилась целая градация цвета кожи, затмившая собою индийские касты. Мулатами назвали детей белых мужчин и негритянок. Белые мужчины и мулатки производили на свет «квадрунов» (четверть белой крови), белые и «квадрунки» – «окторунов» (⅛ белой крови). Зато потомок белого и «окторунки» (если у него не было внешних негроидных признаков, например, пухлых губ или курчавых волос) уже мог считаться белым[15]. Отпрыск мулата и негритянки в Вест-Индии назывался самбо[16]., самбо и негритянки – мустефино, мустефино и негритянки – тоже мустефино или просто негром (если у человека был темный цвет кожи). В конце XVIII века Гренада была для Великобритании самой прибыльной колонией в Вест-Индии после Ямайки. Например, в 1773 году Англия ввезла из Гренады в стоимостном выражении в два раза больше товаров, чем из всех своих колоний в Северной Америке (будущих США)[17]. После возврата Гренады Англии по Версальскому миру 1783 года британцы начали активно дискриминировать оставшееся на острове свободное франкоговорящее население, которое они не без оснований подозревали в стремлении опять вернуться под крыло Франции. Протестанты стали насильственно захватывать католические церкви, рушить там всю утварь (которую они не признавали) и проводить собственные богослужения. В 1784 году власти фактически конфисковали у католических церковных учреждений все принадлежавшие им земли. Причем доход с этих земель (жалкие 400 фунтов) планировалось передать англиканской церкви (которая и так была гораздо богаче католической). Наконец, были объявлены вне закона все акты регистрации гражданского состояния, если они не производились в англиканских церквях. Католикам пришлось платить два сбора, например, за отпевание усопших: сначала они платили за услуги своему католическому кюре, затем еще раз за то же самое англиканскому священнику. В 1792 году новый избирательный закон на Гренаде полностью лишил всех прав франкоговорящих католиков. Была опять введена клятва против пресуществления. Да и то право голоса при условии принятия такой присяги получали лишь те франкоговорящие гренадцы, чьи родители жили на острове по состоянию на 1763 год. Исключили из списков избирателей и всех «цветных», которые по определению были франкоговорящими. Кандидатом в депутаты мог быть лишь белый мужчина старше 21 года, имевший не менее 50 акров земли, из которых как минимум 25 должны были обрабатываться. Избиратель тоже должен бы быть белым мужчиной, британским подданным и иметь 10 акров земли (5 из которых обрабатывались). В 1771 году на Гренаде проживал 451 свободный «цветной», в 1787 году – 1115. Понятно, что они были недовольны своим положением. Все эти откровенно издевательские и репрессивные меры привели к эмиграции многих франкоговорящих гренадцев на соседний испанский (а значит, тоже католический) остров Тринидад[18] и на французские острова Малых Антил (Гваделупу и Мартинику). Пассивным избирательным правом стали владеть лишь белые и богатые англичане, фактически несколько десятков плантаторов, которые к тому же и скупали по дешевке земли уезжавших французов. Не удивительно, что на Гренаде зрело восстание, во главе которого судьба поставила Жюльена Федона. Он родился на Мартинике в семье французского ювелира, прибывшего из Бордо, и освобожденной рабыни-негритянки. В 1750-е годы семья перебралась на Гренаду, которая тогда еще была французской колонией. На Гренаде Жюльен Федон стал владельцем фермы и за мирным сельским трудом его и застала Великая Французская революция. Взятие Бастилии в 1789 году и установление республики во Франции в 1792 году вызвало воодушевление среди фермерского и рабского населения французской Вест-Индии (Гаити, Мартиника и Гваделупа). Тем более, что в Париже провозгласили в том же 1792 году равенство всех людей независимо от цвета кожи. В эпоху революций совершаются головокружительные карьеры, чему ярчайшим примером корсиканец Наполеон Бонапарт. Вот и Федона назначили командующим французскими республиканскими силами на Гваделупе. В августе 1790 года Федон направил британским властям Гренады петицию, в которой просил прекратить дискриминация франкоговорящего населения и свободных мулатов[19]. Ее проигнорировали. 2 марта 1795 года Федон начал восстание на Гренаде. Он провозгласил всех чернокожих свободными людьми и объявил о присоединении Гренады к революционной Франции. Англичане в это время активно сколачивали против парижских санкюлотов реакционные европейские коалиции от Испании до России, кое-как державшиеся на плаву благодаря щедрым британским субсидиям. Против Федона на Гренаде англичане опирались на англоязычных белых плантаторов, для которых отмена рабства означала экономический крах. А вот Французская республика торжественно отменила рабство в 1794 году. Воодушевляющим примером для Федона была успешная революция рабов на Гаити во главе с Туссеном Лувертюром, получившим звание генерала французской революционной армии. Гаити стал не просто первым свободным государством негров в мире, но и первой страной Латинской Америки, завоевавшей независимость. Федон тоже хотел образовать на Гренаде свободную республику чернокожих. Армия восставших рабов шла в бой под великим лозунгом французской революции: «Свобода, равенство, братство». В 1795 году волнения охватили и другие карибские острова. На британском Сент-Винсенте восстали «черные карибы» (потомки от браков индейцев и рабов) и их вождь Шатойе стал позднее героем негритянского населения США. Партизанская война рабов началась и на Сент-Люсии. В этом же году восстал британский остров Доминика. Полыхали восстанием негров Ямайка и Тринидад. Причем с Ямайки британцы переселили часть непокорных рабов в Канаду, но те и там продолжали борьбу. Англичанам в итоге пришлось вернуть непокорных рабов на их африканскую родину – в Сьерра-Леоне. В «армии» Федона поначалу было примерно 100 бывших рабов и свободных мулатов. Восставшие под бой барабанов осуществили скоординированные нападения на городки Гренвиль и Гуайяве. Дома белых плантаторов сжигались, их самих таскали по улицам, а затем казнили. После набега отряд Федона вернулся в горы, где к нему присоединились сотни бежавших с плантаций рабов. Не теряя времени, лидер повстанцев начал возводить в горах укрепления, чтобы затруднить наступление британских карателей. Постепенно повстанцы распространили свой контроль на весь остров за исключением Сент-Джорджеса и его окрестностей. К восстанию присоединилось примерно 14 тысяч из 28 тысяч чернокожих рабов на Гренаде. Рабы сражались отчаянно – в ходе восстания их погибло до 7 тысяч. В рядах восстания оказались и франкоговорящие белые и мулаты. После оккупации острова Англией они как католики были лишены всех политических прав и возможности использовать родной язык. К тому же многие французы в отличие от англичан сами работали на своих фермах и были противниками рабства. Из 5 тысяч белых на острове в 1795 году две трети были франкоговорящими, и половина из этих двух третей была мулатами[20]. Следует отметить, что большинство рабов-негров на Гренаде говорили на местном диалекте французского языка и исповедовали католицизм. Англичане не могли не замечать признаков растущего социального гнева. Заместитель губернатора Вест-Индии Хоум (шотландец и протестант, ярый враг католической церкви), назначенный на Гренаду в 1793 году, уже в июле того же года писал брату, что идеи французской революции могут «отравить умы» франкоговорящих гренадцев. Восстание в тайне готовилось на ферме Федона весь 1794 год. Два представителя заговорщиков отправились на Гваделупу и привезли обратно бумагу о назначении Федона генералом французской революционной армии и главнокомандующим на Гренаде. Его заместителем стал Станислав Бессон. Посланцы привезли с Гваделупы также оружие, трехцветные кокарды и боевое знамя с девизом «Свобода, равенство, братство». Бойцы армии Федона носили трехцветные пояса в честь французского флага, а на шлемах некоторых из них красовалась надпись «Свобода или смерть!» на французском языке. 4 марта 1795 года парламентеры Федона в новенькой форме передали британским властям Сент-Джорджеса ультиматум с требованием капитулировать в течение двух часов. Бумага была подписана «Жюльен Федон, офицер Республики, назначенный на Гваделупе». Всем, кто не присягнет Французской республике, повстанцы грозили полной конфискацией земельной собственности, а за каждого убитого товарища обещали казнить двух пленных. В это время гарнизон Сент-Джорджеса насчитывал всего 190 человек, еще несколько десятков англоговорящих жителей составили ополчение. Англичане немедленно послали морем просьбу о помощи. В ответ на ультиматум глава обороны Сент-Джорджеса Маккензи объявил амнистию тем рабам, кто вернется к хозяевам, и назначил за голову лидеров восстания огромный выкуп в 40 фунтов. 17 марта 1795 года, получив с Мартиники подкрепление в 150 солдат (еще 40 прислал напуганный восстанием рабов испанский губернатор соседнего Тринидада), англичане (всего с ополченцами примерно 500 человек) перешли в наступление и взяли ферму Федона Бельведер (центр восстания), которую предали огню. Повстанцы отступили в соседние горы и перешли к партизанской войне. Командующий карательной экспедицией бригадный генерал Линдсей, осознав безнадежность борьбы против партизан, москитов, тропических ливней и лихорадки 22 марта 1795 года застрелился. Деморализованные британцы отошли на исходные рубежи. С Барбадоса прибыли еще несколько сотен солдат, но они потерпели поражение от армии Федона. Англичане потеряли 27 человек убитыми и 57 ранеными. 8 апреля 1795 года в бою был убит брат Федона и вождь восстания приказал в отместку казнить 48 захваченных пленных англичан (из 53 имевшихся). Среди убитых был и заместитель губернатора Ниньян Хоум[21]. Макензи решил перейти к круговой обороне Сент-Джорджеса в ожидании более мощных подкреплений. Форт гренадской столицы был усилен и стал почти неприступным по меркам того времени. Шлюпы англичан патрулировали берега Гренады, чтобы не дать повстанцам возможности получать оружие с других французских островов Вест-Индии. В апреле 1795 года с Мартиники прибыла группировка бригадного генерала Оливера Никольса (100 человек), которой удалось отбить у повстанцев горок Гренвиль. В октябре того же года британский военный корабль «Мермайд» перехватил два французских судна, которые везли на Гренаду подкрепление в 250 человек. Однако летом 1795 года две трети солдат экспедиционных войск умерло от лихорадки, и в начале 1796 года в распоряжении англичан было всего 280 бойцов. Правда, им удалось заманить в ополчение 300 несознательных рабов, не будь которых Федону наверное удалось бы полностью освободить Гренаду. В конце 1795 года, окрепнув в партизанских боях и получив оружие с Гваделупы, армия Федона перешла в наступление и опять выбила англичан из городка Гуайяве. Ополчение белых панически бежало в Сент-Джорджес, бросив много оружия и снаряжения. Федон установил пушки на холме у Гренвиля и потопил в гавани столь досадивший ему «Мермайд». Подплыв на каноэ, бойцы Федона захватили пару британских шлюпов. К началу 1796 года вся Гренада за исключением Сент-Джорджеса была очищена от англичан. В марте 1796 года повстанцы даже взяли господствующую высоту на северных окраинах столицы и попытались с помощью каноэ перерезать снабжение Сент-Джорджеса по морю. Однако армия рабов и мулатов была слишком плохо вооружена и недостаточно дисциплинирована. Поэтому попытка взять столицу Сент-Джорджес окончилась неудачей. Англичане смогли перегруппировать силы и получить по морю подкрепления. Они захватили в 1794 году французский остров Мартиника и удерживали его до Амьенского мира с Францией в 1802 году. В марте 1796 года на остров Барбадос прибыла огромная по тем временам британская экспедиционная армия в 17 тысяч человек под командованием генерала Ральфа Аберкромби, участника Семилетней войны и почитателя военного таланта прусского короля Фридриха Второго. Ему поставили задачу «умиротворить» всю британскую Вест-Индию (прежде всего, Ямайку, Сент-Люсию и Гренаду). Сама Франция ввиду полного господства на море английского флота не могла оказать повстанцам никакой реальной помощи. В армии Федона было примерно 250 человек, вооруженных мушкетами, еще 350 – пиками и мачете. А семь тысяч рабов в лагере восставших были вообще без оружия. Между тем, к маю 1796 года на Гренаду было уже более 5 тысяч солдат и офицеров из армии Аберкромби[22] и они превосходили ослабленную в предыдущих боях армию Федона примерно в 10 раз. 19 июня 1796 года армия Федона была разгромлена у подножия горы Ква-Ква. Повстанцы отказались сдаваться в плен и бросились живыми с отвесной скалы. Черных рабов англичане вешали без суда, свободных мулатов и белых, правда, судили, но лишь для того, чтобы подвергнуть публичной казни с целью устрашения населения. Сам Федон исчез, и его тело так и не было обнаружено. Говорят, что он смог отплыть с Гренады на каноэ. А дальше следы этого смелого человека затерялись в океане[23]. По крайней мере, какое-то время он скрывался с друзьями в лесах Гренады. Англичане шли по следу и даже как-то обнаружили хижину вождя восстания, где явно мастерили каноэ. Но борцам за счастье других людей всегда суждено бессмертие в памяти человечества. Уже в годы независимости Гренады в честь Федона была названа гора, неподалеку от которой размещался лагерь восставших. Если Федон и не смог разбить цепи рабства на Гренаде, то вскоре это сделал куда как более мощный и неумолимый враг – капитализм. Первый звонок для системы рабства и связанной с ней интегральной торговой монополией британской кроны прозвучал в ходе войны за независимость США. Как известно война эта началась с «бостонского чаепития», являвшегося особой формой протеста американских колонистов против монополии англичан на торговлю чаем. С сахаром было то же самое: разжиревшие на контрабандной торговле этим товаром капиталисты (среди которых был и первый президент США Вашингтон) требовали одного – свободы торговли «колониальными товарами». После разгрома наполеоновской Франции рабство стало мешать и самой Англии. Английские капиталисты хотели наживаться на экспорте, но его объемы ограничивались импортом сырья, необходимого для производства экспортных товаров. Ведь монополия запрещала импорт сырья их всех стран, кроме английских колоний. Таким образом, приходилось закупать более дорогой сахар с относительно малых по площади плантаций Гренады и Ямайки вместе гораздо более дешевого сахара с испанской Кубы или Бразилии. В Бразилии с ее огромной площадью и благоприятным климатом, рабство было куда как прибыльнее, чем на маленькой гористой Гренаде. К тому же по мере варварского истребления коренных народов Африки росла цена каждого нового раба. В 1446 году пионеры работорговли – португальцы – получали в дельте реки Сенегал за одну старую лошадь 25–30 рабов, в 1460 году одна лошадь стоила уже 12 рабов. Правда, за одну собаку в дельте Конго можно было приобрести 22 негра. Цена начала резко расти после 1670 года, когда англичане и французы начали массовую перевозку рабов в Америку. В это время англичане платили за одного раба на Невольничьем берегу в Африке примерно 17.8 фунта стерлингов. В 1736–1740 гг средняя цена раба составляла 34.4 фунта, в 1786–1790 гг – 67.5 фунтов. Война против революционной Франции взвинтила цены на «живой товар» до исторического максимума – 85.2 фунта в 1806–1810 гг. Цена определялась за средний «товар» – здорового мужчину-африканца 30–35 лет, примерно 180 см роста, без внешних «дефектов». За подростков можно было получить скидку. Испанцы и португальцы вообще первоначально торговали рабами на вес. Тем не менее, раб становился все дороже, а значит, дорожал и сахар. Приходилось даже «заботиться» о рабах во время их перевозки через Атлантику. Смертность «живого товара» на британских кораблях в 1770–1807 гг снизилась, но все равно составляла примерно 5 % в годовом исчислении[24]. Не удивительно, что капиталисты стали финансировать в Великобритании шумную либеральную компанию в пользу отмены рабства и за свободу торговли (фритредерство). Гуманизма в этом всем было мало, торговый расчет превалировал. Результат не замедлил сказаться. Еще в марте 1807 года британский парламент запретил торговлю рабами. В 1823 году поставили вне закона перевозку рабов из одной колонии в другую. Работорговлю приравняли к пиратству, и военные корабли получили право преследовать и брать на абордаж суда нелегальных работорговцев. Наконец, в 1833 году все рабы в британских колониях были освобождены (в США это произошло лишь через 30 лет в ходе гражданской войны между Севером и Югом). Все эти меры не замедлили сказаться и на Гренаде. В 1808 году, когда был запрещен ввоз новых рабов в британские колонии, на острове жили 29 тысяч человек, в том числе 2 тысячи белых, 1.6 тысячи свободных «цветных» и 25 тысяч рабов-негров[25]. Большинство африканцев были ввезены в территории современной Нигерии и принадлежали к народностям йоруба и игбо (37 тысяч человек или 34 % всех ввезенных рабов). 19 % происходили с территории современной Ганы (18 тысяч), 5 % – из Сенегала и Гамбии. Завозили рабов и из Гвинеи и Сьерра-Леоне. 11 % рабов происходили из Центральной Африки. Все эти люди говорили на самых разных языках, исповедовали различные культы, пели разные песни – все это затрудняло единство негритянского населения в борьбе за свободу. Освобождение рабов на Гренаде в 1834 году было отнюдь не одномоментным. Бывшие невольники обязаны были бесплатно отработать на бывших хозяев еще четыре года (иногда и 6 лет), чтобы сделать для плантаторов переход к новым экономическим условиям как можно более безболезненным. Но в 1838 году британский парламент под давлением возмущенной таким произволом и лицемерием общественности отменил это правило и все рабы, наконец, получили долгожданную личную свободу. В 1846 году Лондон нанес окончательный удар по плантациям сахарного тростника на Гренаде, отменив защитные пошлины на сахар из колоний. После этого начался быстрый процесс свертывания производства сахара в британской Вест-Индии из-за конкуренции более дешевого сахара из Бразилии, с Маврикия, Кубы и прочих мест. Однако плантаторы на Гренаде стремились все же заставить бывших рабов остаться на плантациях уже в качестве наемных рабочих. Например, были приняты законы против бродяжничества и воровства, на основании которых можно было привлекать к принудительному труду «бездельников». Однако бывшие рабы в основном уходили во внутренние гористые районы острова, занимали там свободные земли и выращивали уже не тростник, а все, что им было нужно для пропитания. Для рынка бывшие рабы выращивали в основном какао. Лишенные привычной дармовой рабочей силы плантаторы стали распродавать свои земли (приносившие теперь одни убытки). Этим воспользовались бывшие рабы, скупавшие или арендовавшие участки за бесценок. В отчаянной попытке сохранить былые прибыли плантаторы стали вербовать дешевую рабочую силу вне Гренады. В 1839 году на остров завезли 162 мальтийца[26]. В 1846–1847 гг с острова Мадейра прибыли 438 португальцев, в 1857–1863 гг – более 2500 рабочих из Индии. Всего в 1835–1885 годах на Гренаду было завезено 6.2 тысячи «гастарбайтеров»[27]. Но это был не тот масштаб, чтобы заменить десятки тысяч рабов. Тем более, что большинство наемных рабочих, отработав срок по контракту, покидали плантации. К тому же в середине XIX века благодаря свободе торговли сильно упали мировые цены на сахар. Например, в 1870 году фунт сахара в США стоил 7 центов, рис – 5 центов. Ничего не изменилось в 1900 году: несмотря на инфляцию за фунт сахара платили всего 6 центов. Гренадским плантаторам и фермерам пришлось отказываться от сахарного тростника и подыскивать ему более прибыльную замену. В середине XIX века с острова Явы (тогда принадлежал Голландии) на Гренаду завезли мускатный орех, а в 80-х годах того же столетия он наряду с какао стал основным экспортным товаром острова. И какао и мускатный орех были нерентабельными на крупных плантациях. Так на Гренаде возник новый класс темнокожих фермеров и арендаторов. С 1860 по 1900 год количество самостоятельных земельных владений на Гренаде выросло с 3.6 до 8 тысяч. Однако в отличие от соседнего относительно равнинного Барбадоса, на гористой Гренаде свободных сельскохозяйственных земель было мало, и многие фермеры арендовали участки у бывших плантаторов. Некоторые плантаторы уехали с острова и новыми хозяевами земель становились или их бывшие управляющие, или разбогатевшие фермеры. Тем не менее, к концу XIX века 2 % белых контролировали лучшие земли Гренады[28]. Они же и управляли островом, так как избирательное право по-прежнему имели лишь очень богатые люди. В 1837–1877 годах избирательным правом пользовался лишь один процент взрослого населения Гренады. Например, на выборах 1850 года 99 избирателей (из которых 26 сами были кандидатами) выдвинули 26 кандидатов в совет по управлению колонией и выбрали их. В целом исход выборов предрешали 28 семей (200 человек). Однако разбогатевшие торговцы и фермеры требовали своего места под солнцем, которое они и получили после 1850 года. Однако мелкие фермеры, сельскохозяйственные рабочие и арендаторы по-прежнему были исключены из политической жизни. В 1833 году Гренада опять стала частью более обширной британской колонии, в которую помимо нее вошли Сент-Винсент, Тобаго и Барбадос. Генерал-губернатор объединенной колонии имел резиденцию на Барбадосе, на Гренаде его представлял заместитель. Исполнительную власть на Гренаде по поручению вице-губернатора осуществлял Исполнительный Совет[29]. (9 человек), 26 депутатов входили в Ассамблею (законодательный орган). Только ассамблея имела право вводить и отменять налоги, однако определенные таможенные пошлины и сборы были зарезервированы за британской короной. Депутатом ассамблеи мог быть взрослый мужчина, владевший плантацией или поместьем (не менее 50 акров), а также те, кто имел доход от своей профессии не менее 200 фунтов в год. Избирательное право предоставлялось мужчинам старше 21 года, владевшим не менее 10 акров земли, а также кредиторам, получавшим со ссуд доход не менее 20 фунтов год. Понятно, что все бывшие рабы, хотя и получившие свободу, были полностью лишены всех политических прав. В выборах в ассамблею 1837 года приняли участие менее 1 % взрослого населения: 136 избирателей избрали 26 депутатов[30]. В 1850 году на Гренаде было 7952 мужчины старше 21 года, однако в выборах в том же году имел право участвовать лишь 141 человек, 99 из которых реально пришли на избирательные участки. Господство богатой земельной олигархии на Гренаде продолжалось до 1877 года. И кончилось оно довольно странно. Возмущенные своим бесправием жители требовали отказа от призрачного самоуправления и передачи колонии под прямое управление британской короны. Это и произошло 3 декабря 1877 года. Теперь высшей властью на острове был губернатор, назначаемый правительством Его Величества. Таким же образом назначались и вице-губернатор, исполнительный и законодательный советы. В последнем органе отныне заседало всего шесть человек, которые должны были послушно ратифицировать указы губернатора. У этого «парламента» даже не было права законодательной инициативы. Когда губернатор Харли образовал новый законодательный совет, он не включил в его состав бывших лидеров этого междусобойчика плантаторов, и те стали громко протестовать от имени «общественности» против новой системы как таковой. Во главе мизерного по составу движения городской интеллигенции встал бывший спикер совета Беквит, основавший в 1878 году оппозиционную газету «Новая эра». Формально группа Беквита по образцу американских отцов-основателей требовала возврата к выборности законодательного совета, так как он вводил новые налоги, и получалось, что без согласия налогоплательщиков. Губернатор в долгу не оставался, закрывая оппозиционные газеты за клевету и запрещая митинги оппозиции, которые и так были немногочисленными. Большинство крестьянского «цветного» населения Гренады взирало на всю эту бурю в стакане воды с равнодушием: ни при новой, ни при старой системе никаких прав у него не было. В начале 80-х годов XIX века противники «королевской колонии» уже попытались объединить свои усилия в борьбе за восстановление местной демократии с расовым вопросом, чтобы привлечь на свою сторону забитое сельское темнокожее население. В 1883 году с меморандумом в Лондон обратился Уильям Гэлви Донован и еще 18 подписантов, которые в частности вопрошали: «…Разве Бог дал интеллект и способность мыслить лишь белым? Мы не можем позволить, чтобы нами управляли как крепостными, так как считаем себя рожденными свободно британцами…»[31]. Донован по традиции того времени основал свою оппозиционную газету «Народ Гренады», которую в 1885 году решением суда закрыли за клевету. До 1885 года британские губернаторы управляли Гренадой в свойственной английским колонизаторам снобистской манере, считая, что могут лучше разобраться, какие блага нужны этим бестолковым и к тому же «цветным» провинциалам. В ноябре 1885 года терпение народа иссякло, хотя повод к возмущению на первый взгляд казался не очень-то и значимым. Что называется, накипело. На острове, как и в самой Англии, была традиция 5 ноября отмечать годовщину так называемого Порохового заговора 1605 года. Тогда английский дворянин-католик Гай Фокс с сообщниками решил заложить бочку с порохом под палату лордов в Лондоне, где тогда находился король. Фокса вовремя арестовали и приговорили к «повешению, потрошению и четвертованию», но он сам спрыгнул с эшафота, чтобы избежать мучений и сломал себе шею. С тех пор «благодарный народ» праздновал 5 ноября «чудесное избавление» короля петардами и фейерверками. Не понятно почему, может просто из желания «власть употребить», но в 1885 году губернатор запретил использовать 5 ноября петарды и фейерверки на рыночных площадях Гренады. Простой народ, у которого и так было мало праздников при тяжкой и беспросветной жизни, естественно возмутился. В четверг, 5 ноября 1885 года в бедных кварталах Сент-Джорджеса на улицах появились бочки со смолой, которые вечером зажгли. Губернатор не нашел ничего лучшего как мобилизовать в полицию 400 богатых горожан, которые стали патрулировать бедные кварталы. В ответ в стражей порядка из окон и дверей домов полетели камни, палки и бутылки. Были разбиты все уличные фонари, и город погрузился в кромешный мрак. Были разгромлены витрины магазинов богатых горожан на центральной рыночной площади столицы. Власти, переложив ответственность с больной головы на здоровую, сразу сочли, что беспорядки инспирированы оппозиционной интеллигенцией (подразумевалась группа Донована), недовольной статусом «королевской колонии» как таковым. Губернатор, правда, уже 6 ноября был вынужден признать, что беспорядки были спровоцированы излишней жестокостью полиции как регулярной, так и набранной из богатеев. В Лондоне всполошились, приняли во внимание и так сложный национальный, конфессиональный и расовый состав населения Гренады и новым губернатором был назначен Уолтер Сендалл, правивший до 1889 года. «Новая метла» использовала в основном не кнут, но пряник. Все признавали, что в отличие от своих предшественников Сендалл, по крайней мере, вежливо говорил с посетителями и не боялся ходить по Сент-Джорджесу. Он обещал расширить сеть дорог с твердым покрытием и создать на Гренаде Ботанический сад, где фермеры могли бы получать навыки ухода за новыми сортами сельскохозяйственных культур. Все эти обещания Сендалл и, правда, выполнил. При нем дороги Гренады стали впервые заслуживать это название. Но толковый чиновник все же понимал, что без предоставления местным жителям хотя бы урезанных политических прав новые беспорядки являются лишь вопросом времени. В октябре 1886 года было решено передать местное самоуправление на уровне приходов (так назывались районы на Гренаде еще со времен французского господства) в руки частично выборных местных советов. Конечно, их компетенция была очень ограниченной: благоустройство городков и поселков, на что разрешалось взимать с жителей определенные сборы. Половина членов местных советов избиралась опять-таки на основе цензового избирательного права, другая половина напрямую назначалась губернатором. Затем реформа местного самоуправления потихоньку развивалась дальше. В 1891 году приходские советы стали полностью выборными, в 1896 году было официально предложено сделать приходы местными административными единицами, что было осуществлено в 1900 году. Правда, в этом же году опять вернулись к системе наполовину выборных, наполовину назначаемых местных советов. Конечно, ничего принципиально в системе власти колонии все эти «реформы», осуществляемые по принципу «шаг вперед, два шага назад», не меняли. 90 % гренадцев никто не спрашивал, чего они хотят. Лондону это было виднее. Что же представляли собой гренадское общество и экономика в XIX веке после отмены рабства? Как уже упоминалось, после отмены рабства в 1833 году в Британской империи[32] бывшие рабы должны были еще 4–6 лет работать на старом месте. Их издевательски, но вполне официально называли «учениками». То есть рабовладельцы должны были учить негров быть свободными(!). Чтобы наука усваивалась лучше, в каждом приходе был образован специальный полицейский участок, в составе судьи, сержанта и 12 рядовых. Всех, кто не был согласен «учиться» ждали камеры и тяжелые виды работ, причем эти работы должны были унижать человеческое достоинство, например, уборка улиц. Обычно «нерадивых учеников» как и раньше секли плетьми, только теперь это делала полиция, а не рабовладелец. Если «ученик» без уважительной причины прогуливал час работы, он должен был отработать два часа, но не более 15 лишних часов в неделю. Правда, теперь каждому бывшему рабу полагалось в год шесть ярдов полотна на одежду и одна шляпа. Раз в три года он имел право на одеяло, а каждую неделю получал целых два фунта соленой или сушеной рыбы, а то и 8 пинт муки. «Ученики» получили и право на выходной – с 18.00 в субботу до 6 часов утра в понедельник. За дезертирство с плантации (не более 9 часов в неделю) «ученик» подлежал тюремному заключению, если он отсутствовал 2 дня, его официально считали «бродягой» и давали две недели тюрьмы. «Беглецами» называли тех, кто отсутствовал более пяти дней. Им полагался месяц тюрьмы и удары палками (не более 30, чувствовался просвещенный британский гуманизм). В социальном плане окончательная отмена рабства (т. е. «ученичества») в 1838 году привела к бурному росту рождаемости среди негритянского населения. Плантаторы фактически запрещали рабам вступать в брак, так как им приходилось содержать детей, а кормящие их женщины не могли работать на плантациях. Теперь положение вроде бы изменилось, и люди сами могли распоряжаться своими чувствами. Если в 30-е годы XIX века регистрировалось примерно 30 браков в год, то в 1860-е – 180, а спустя десятилетие – 250[33]. Все равно это была мизерная цифра и только 41 % взрослого населения в 1881 году официально числилась в браке. Причин такого положения было несколько. Во-первых, чувствовалось наследие рабства, когда половые отношения живших в одной казарме людей были беспорядочными. Во-вторых, многие бывшие рабы-мужчины стремились уехать с Гренады, где все им напоминало об ужасном прошлом. Возникло довольно солидное численное преимущество женщин, которые просто не могли найти себя мужа. Именно поэтому в 1861–1881 гг 60 % всех детей на Гренаде родились вне брака. Считалось нормальным, если женщина имеет, например, пять детей от разных мужчин. А матери-одиночки, как это не покажется странным сегодня, старались иметь много детей. Ведь повзрослев, именно они материально заботились о незамужней женщине. Была и еще одна важная причина такого «раскрепощенного» поведения чернокожих гренадцев в вопросах семьи и брака. Несмотря на яростную борьбу англичан против французского наследия, более 60 % гренадцев (особенно бывших рабов) принадлежали в XIX веке к католической церкви. В 1844 году из населения Гренады в 28 903 человека 18523 были католиками, 8808 – англиканами, 1264 – методистами и 328 принадлежали к шотландской церкви пресвитериан. В 1864 году в сельской местности рабочих и крестьян духовно опекали 24 храма, в том числе 10 англиканских, 8 католических. Причем среди верующих, регулярно посещавших богослужение, католиков в 1871 году было 66 %. Конфессиональная принадлежность обычно отражала социальный статус человека. Богатые англоязычные плантаторы, чиновники и торговцы принадлежали к «правильной» англиканской церкви, франкоговорящие «цветные» и бывшие рабы – к католической. Не удивительно, что у бедняков не было денег на регистрацию священником брака, а признавали тогда только брак церковный. Поэтому даже дети тех мужчин и женщин, что постоянно жили вместе, признавались незаконнорожденными. Идти же регистрироваться в англиканские церкви бедняки-католики отказывались по принципиальным соображениям. Такая на первый взгляд странная любовь и привязанность выходцев из Африки к католицизму объяснялась не только тем, что в католических храмах Гренады священники вещали на знакомом бывшим рабам диалекте французского – патуа. В католичество Гренады вошло много разных африканских народных обычаев и культов, что протестанты и англикане решительно отвергали. Например, во всей Вест-Индии прижился свойственный африканцам культ Большого Барабана – главного музыкального инструмента их далекой родины. В 40-е годы XIX века, борясь с уже запрещенной работорговлей, британские военные корабли перехватывали контрабандные суда с «живым товаром» и селили освобожденных негров (главным образом, из народности йоруба из Нигерии) на Тринидаде и Гренаде. Среди йоруба был популярен культ их бога грома и молний – Шанго, который приобрел на Гренаде сильную популярность. Этот культ успешно соединил пышные католические богослужения с боем барабанов, африканскими ритмическими танцами и знахарями-шаманами. Большинство празднований культа Шанго длится несколько ночей подряд, и, в основном, они открываются стандартными набором молитв. Основную часть церемонии составляют барабанный бой, танцы, песнопения и ритуальный транс. Транс этот является самой значимой частью как отдельного обряда, так и всего культа в целом. Служители культа объясняют его как одержимость одним из африканских духов. Интенсивность, продолжительность и частота состояний одержимости могут варьироваться в зависимости от торжества. Действие продолжается до рассвета, когда приносят в жертву животных, – жертвоприношение означает, что служба завершена[34]. Согласно новым исследованием, считается, что культ шанго после распада Ассирийской империи попал в Западную Африку вместе с выходцами с Ближнего Востока. Ведь ассирийские цари носили одновременно жреческий титул «шангу». Англичане упорно пытались вытравить из бывших рабов французский язык, католицизм и их культурные традиции с помощью… образования. До освобождения рабов на Гренаде было 11 начальных частных школ (для белых и богатых «цветных») и только одна из них – Центральная школа Сент-Джорджеса[35]. – принимала детей из бедных семей. Эта школа существовала в основном на пожертвования обычных граждан, лишь в 1829–1831 годах ассамблея Гренады выделила ей тремя траншами целых 89 фунтов (!). К 1853 году школу окончили 712 мальчика и 419 девочек (обучение было раздельным). Бедных (в том числе и детей рабов) принимала и единственная на острове публичная католическая школа. Но ей всегда не хватало денег, а британские власти ее никак не поддерживали. После освобождения рабов было решено организовать для них начальные школы, но только под эгидой англиканской церкви. Государство не вмешивалось в учебную программу, но предоставляло финансовую помощь. Плантаторы резко воспротивились любому образованию негров, кроме начального, так как забитым и неграмотным населением было легче манипулировать. К тому же белые «сливки» гренадского общества в духе модных тогда расистских теорий считали африканцев варварами, вообще не способными и не желающими учиться. И действительно, «цветные» родители отдавали в начальные школы не более 10 % детей школьного возраста. Но причины здесь были отнюдь не в «природной тупости» чернокожего населения. Вся программа этих школ первоначально состояла из тупой зубрежки Библии с упором на необходимость повиновения богу на небе и начальству на земле. Никаких практических знаний для жизни такое образование не давало. А ведь почти все дети бывших рабов трудились вместе с родителями с малых лет, и им было не до школы. Наконец, учителя сами подчас были людьми не образованными. Никаких навыков педагогики или специальных знаний у них не было, и никто этого не проверял. Большинство педагогов составляли священники англиканской церкви, стремившиеся вытравить из детей французский язык и католицизм. Понятно, что все это отнюдь не приводило родителей в восторг. В 1835 году британское правительство выделило специальный грант на «образование негров» в размере 18200 фунтов на всю Вест-Индию. Из этой суммы на Гренаду пришлось целых… 800 фунтов. Причем отвечали за распределение этих и так мизерных средств протестантское Общество пропаганды Евангелия и Методистское общество. По-прежнему большинство школ существовали на частные пожертвования. В 1846 году правительство выделило англиканским школам 230, а методистским – 117 фунтов. Католические школы никакой помощи не получали. Наоборот, британцы считали используемый большинством «цветного» населения диалект французского – патуа – варварским наречием, которое должно исчезнуть как можно скорее. В 1855 году все начальные публичные школы на Гренаде посещали 992 мальчика и 663 девочки. В 1857 году в ходе реформы был учрежден Совет по образованию (в составе 5 протестантов и двух католиков) под председательством губернатора, получивший право на инспекцию школ и на контроль за их программами. Совет мог распределять государственную помощь школам, которая достигла 2000 фунтов в год. В школах по-прежнему предписывалось изучать религию, хотя и оговаривалось, что не какой-то конкретной конфессии. На практике доминирование протестантов естественно сохранилось, так как их поддерживали власти. Католики практически не могли достичь высших слоев гренадского общества. В 1866 году на Гренаде было 8 англиканских школ, семь католических и пять методистских. Все они получали помощь государства, которая достигла 1182 фунтов в 1866 году. В 1878 году начальных школ было уже 31, в том числе 16 англиканских и 10 католических. В 1882 году был принят Образовательный кодекс, призванный несколько либерализовать школы. Например, в них появилось деление на классы. Был назначен Инспектор школ, и первые результаты его инспекций были неутешительными. Ученики знали мало слов, а учителя фальсифицировали посещаемость, чтобы получить больше субсидий. Дети с трудом добирались в школы по бездорожью и пересекали речки вброд, так как мостов в глубинке не было в принципе. В 80-е годы школы посещали (да и то нерегулярно) лишь 25 % детей школьного возраста. Согласно переписи 1891 года из 13183 детей школьного возраста, 6155 числились в школах, но присутствовали на занятиях более или менее регулярно лишь 3246[36]. Середина XIX века была ознаменована резкими переменами в гренадской экономке. Из «сахарного» остров стал «шоколадным». Отмена рабства, появление свекловичного сахара и падение мировых цен на сахар в результате отмены Лондоном протекционистских пошлин привели к тому, что какао заменило сахарный тростник на 12 плантациях в 1856–1866 гг. Если в 1846 году на острове было 89 плантаций сахарного тростника и 52 плантации какао-бобов, то в 1878 – 73 «сахарных» и 103 «шоколадных» хозяйства[37]. В 1878 году под посадками какао были заняты 6378 акров, под сахарным тростником – 4594 акра. С 1853 по 1882 год доходы гренадских фермеров и плантаторов от экспорта какао выросли в 10 раз. В 1853–1857 гг они выручили за свою продукцию 56 тысяч фунтов, в 1878–1882 – 617 тысяч. На сахаре остров заработал в 1860 году 95 тысяч фунтов, в 1880 году – всего 25 тысяч. В 20-е годы XIX века Вест-Индия давала до 90 % всего британского импорта сахара, в 1863 году – уже только 34 %. Владельцы сахарных плантаций залезали в долги, и лондонские банки охотно предоставляли им ссуды под грабительские проценты. Еще в 30-е годы пошла волна неплатежей, и некоторые плантации сахарного тростника были просто заброшены и покинуты владельцами. В 1838–1856 гг пришли в запустение 47 хозяйств, в 1856–1866 гг – еще 10. Время после отмены рабства и до первого мирового экономического кризиса 1875 года сопровождалось на Гренаде отсутствием инфляции, хотя не росла и заработная плата сельскохозяйственных рабочих. В 1840–1876 гг рабочий обычно получал от 4 пенсов до шиллинга в день[38]. На зарплату в 10 пенсов в день рабочий мог купить три фунта риса или 4–5 фунтов муки или пять фунтов сахара или фунт говядины. Цена на рис – главную пищу простого населения – не росла на протяжении 36 лет. На некоторые продукты (молоко и ягнятину) цены иногда даже падали. Фунт местной соленой рыбы стоил 2 пенса. За сливочное масло надо было выложить уже целый шиллинг, а за галлон керосина (для ламп) – целых 2. Вообще все промышленные товары были для местных бедняков дорогими, так как все они импортировались. За непременный атрибут местного гардероба – шейный платок – приходилось платить шиллинг. Гренада. 1894 год Таким образом, большинство людей питались скромно (рис и соленая рыба плюс выращиваемые на своих участках фрукты и овощи), но практически никто не голодал. Население острова росло (достигнув к началу XX века 60 тысяч) благодаря высокой рождаемости (41–43 ребенка на 1000 жителей) и снижению смертности – с 27 до 20 человек на тысячу жителей в последней четверти девятнадцатого столетия. И в тот период половина всех детей рождалось вне брака, причем этот процент со временем возрастал. В 1881 году лишь 34 % взрослых состояли в браке, в 1891 году – 36 %, в 1911 году – 42 %, в 1921 году – 38 %. Одной из причин этого была продолжавшаяся эмиграция мужчин в поисках лучшего заработка. Например, в 1911 году с Гренады уехало 4122 человека (2388 из них – на соседний Тринидад). Приехало примерно столько же. Это было связано с сезонным характером работы на полях и плантациях. Заработав деньги на уборке сахарного тростника, например, на Гренаде, мужчина ехал собирать плоды какао на соседние острова. Конечно, постоянная миграция взрослого мужского населения никак не способствовала созданию крепких семей. В начале двадцатого столетия на Гренаде (в основном, в столице Сент-Джорджес) уже сформировался образованный средний класс из «цветных» – торговцы, адвокаты, учителя и чиновники. Они мечтали окончательно оттеснить традиционную плантаторскую элиту от процесса принятия решений. Но для этого надо было сначала добиться возврата Гренады к самоуправлению, пусть и в рамках Британской империи. Лидером этого движения стал родившийся в 1887 году негритянский журналист Теофил Альберт Мэрришоу. Его отец, мелкий фермер, возделывавший какао, исчез из семьи сразу же после крестин мальчика, что на Гренаде было обычным делом. Начальное образование Теофил получил в сначала в католической школе, затем – в методистской. Среднее образование большинству негров в то время еще «не полагалось». Лидер тогдашней гренадской оппозиции Донован (по кличке «Лев» за пышную рыжую шевелюру) взял способного мальчика к себе в газету, сделав из него талантливого и страстного журналиста. И Донован и его ученик выступали за объединение всех британских колоний в Вест-Индии в единую федерацию, рассчитывая получить тем самым больше прав в рамках империи. Даже газета, которую Мэрришоу возглавил в 1915 году, называлась «Вест-индиец». Теофил Альберт Марришоу (1887–1958) Помимо федерации газета Мэрришоу требовала возвращения выборного законодательного совета на Гренаде. Плантаторам эта идея с федерацией была не нужна: они опасались при любом самоуправлении роста влияния «цветных разночинцев» и сельского пролетариата. Чтобы «заслужить» у Англии желанную федерацию Мэрришоу и его сторонники пропагандировали активное участие гренадцев в Первой мировой войне на стороне Антанты. И действительно маленький остров дал Британии 4.5 тысячи бойцов[39]. Вернувшись на родину, эти люди принесли из Европы царивший там дух революций и реформ. В то время почти все колонии в мире, вдохновленные примером большевиков, требовали реформ, демократии, самоуправления и даже независимости. В сентябре 1917 года на Гренаде собрались представители выборных местных советов и создали Гренадскую ассоциацию за репрезентативность[40]. Ассоциация в целом требовала возврата к выборному органу местной власти, но сразу же раскололась на умеренных и «радикалов». Умеренные (в основном крупные земельные собственники) были согласны на то, чтобы избиралась лишь часть совета, а другую часть назначал губернатор. «Радикалы» (Донован и его сторонники) стояли на почве полностью выборного совета. Группа Мэрришоу пыталась посредничать между этими двумя фракциями. Президентом ассоциации не без помощи властей избрали представителя умеренных плантатора ДеФрейтаса. В 1919 году (сразу же после окончания Первой мировой войны) ассоциация стала проводить по всей Гренаде митинги, чтобы разъяснить свои требования. Главным спикером был Мэрришоу. Сама ассоциация, наконец, договорилась в своих рядах о конкретных требованиях к британской короне: – количество избираемых и назначаемых членов законодательного совета должно быть равным – губернатор не должен быть членом совета – законодательный совет должен иметь право выдвигать любые законопроекты, в том числе в финансовой сфере – избираемые члены совета должны иметь право участвовать в заседаниях Исполнительного совета (правительства) – право избирать и быть избранным в законодательный совет должны иметь те же самые группы населения, что и в местные советы. В 1920 году Гренаду посетил наследник престола Принц Уэльский (будущий король Эдуард VIII) и губернатор представил ему Мэрришоу следующим образом: «Это Теофил Альберт Мэрришоу, наш ведущий журналист. Он проделал прекрасную работу в Красном Кресте и оказал большую помощь в наборе в Вест-Индский полк»[41]. Британский Вест-Индский полк двухбатальонного состава существовал еще с 1795 года, бучи сформированным для войны против революционной Франции. В точном соответствии со своим главным правилом «разделяй и властвуй» англичане использовали его на протяжении почти всего XIX века в своих колониях в Западной Африке. Потомки негров-рабов из Вест-Индии участвовали, например, в подавлении восстания негров-ашанти в 1873–1874 гг. С началом Первой мировой войны британцы бросили 1-й батальон полка против немецкой колонии Камерун, в 1916 году батальон вернулся на Ямайку. Его сменил прибывший оттуда же второй батальон, участвовавший во взятии столицы Камеруна Яунде в 1916 году. Затем части батальона наступали из Кении на германскую Восточную Африку (нынешняя Танзания) и принимали участие в битве за ее столицу Дар-эс-Салам. Будучи отмечен наградами, батальон был переброшен в сентябре 1918 года в Суэц, а затем в Палестину, где англичане довольно вяло противостояли туркам. Туда же прибыли и два набранных из добровольцев свежих батальона из Вест-Индии, в формировании которых и принимал деятельное участие Мэрришоу. Эти два батальона образовали новый вест-индский полк, который во избежание путаницы со старым назвали «Британским вест-индским» (в старом полку слово «британский» не употреблялось). Интересно, что сначала британцы не хотели формировать по сути дела еще один вест-индский полк (видимо, не очень рассчитывая на его благонадежность) и старались распределить добровольцев по разным частям. Но в 1915 году новый полк все же создали, и его четыре роты были сформированы по территориальному принципу. Рота D была набрана на Гренаде и Барбадосе. Несмотря на то, что Первая мировая война осенью 1918 года явно клонилась к концу, Британский Вест-Индский полк успел проявить храбрость в боях против турок. Генерал Эдмунд Алленби (командующий так называемым Египетским экспедиционным корпусом в Палестине) послал губернатору Ямайки (считавшейся неформальным центром Британской Вест-Индии) следующую телеграмму: «Мне доставляет большое удовольствие проинформировать Вас о доблести пулеметного отделения 1-го Британского Вест-Индского полка во время двух успешных рейдов на турецкие траншеи. Военнослужащие всех званий вели себя храбро под тяжелым ружейным и артиллерийским огнем и в немалой степени способствовали успеху всей операции»[42]. Помимо Палестины полк сражался на самых напряженных участках европейского западного фронта во Фландрии в 1916–1917 гг, и в Румынии в 1918 году. В 1921 году британцы распустили полк, насчитывавший в разное время до 12 батальонов. Всего за время войны через Британский Вест-Индский полк прошли 15 600 добровольцев, две трети из них были уроженцами Ямайки. 81 военнослужащий из Вест-Индии получил британские медали за храбрость, 49 человек были отмечены в донесениях (довольно престижная вещь по меркам британской армии). Из общего населения британских колоний в Вест-Индии (в то время в 1.7 миллиона человек), на фронтах Первой мировой войны погибло и умерло от разных причин более 1200 человек, более 2500 было ранено. В 1920 году, опираясь на подвиги гренадцев в составе британской армии, Ассоциация за репрезентативность обратилась с официальной петицией к государственному секретарю Британской империи лорду Мильнеру. Обращение подписали 25 плантаторов, 19 торговцев, юристы, два редактора газеты, члены Совета по образованию и все депутаты местных советов, т. е. все «сливки» тогдашнего гренадского общества. В общих, довольно умеренных, выражениях гренадцы требовали выборности органов власти на острове и прекращения статуса «королевской колонии». Губернатор Гренады поддержал позицию умеренных членов ассоциации в том плане, что законодательный совет должен быть частично выборным, а частично назначаемым им самим. Мильнер согласился и милостиво предложил гренадцам, чтобы в законодательный совет вошли губернатор, 6 назначаемых им чиновников, три назначаемых члена не из состава органов госвласти (т. н. «неофициальные члены») и лишь четыре выборных депутата. Радикальное крыло ассоциации (к нему теперь присоединился и Мэрришоу) с негодованием отвергло подобный «компромисс», который фактически ничего не менял. Как всегда в таких случаях, Лондон решил передать дело некой независимой комиссии или экспертам, чтобы создать видимость беспристрастного разбирательства в сложном деле. В Вест-Индию (где повсюду звучали такие же требования, как и на Гренаде) в качестве эксперта отправили полковника Вуда, который работал в регионе с декабря 1921 по февраль 1922 года. 22 января 1922 года гренадская Ассоциация за репрезентативность встретилась с Вудом и выдвинула ему свои (довольно компромиссные) требования: – неофициальная часть законодательного совета должна быть полностью выборной – если все же члены неофициальной части совета будут назначаться губернатором, то выдвигать их должны выборные депутаты местных советов – ни один из неофициальных членов законодательного совета не должен быть одновременно членом исполнительного совета – Лондон должен согласиться на создание Вест-Индской федерации. Вуд решил по-своему и предложил, чтобы в составе законодательного совета были губернатор, семь официальных назначаемых членов (т. е. представителей чиновничества), три назначаемых «неофициальных» члена и лишь пять избираемых лиц. В 1924 году неторопливый Лондон согласился с рекомендациями Вуда и они были введены в действие начиная с 1925 года. Таким образом, пролитая гренадцами за Англию кровь оказалась напрасной. Англичане лишь согласились в 1925 году немного, что называется косметически, подправить конституцию Гренады, разрешив избрание меньшинства членов Законодательного совета. Большинство по-прежнему назначалось губернатором. В выборах имело право принять участие лишь 3.25 % гренадского населения[43]. Избиратель должен был быть мужчиной старше 21 года (или женщиной старше 30 лет), англичанином (или британским подданным), иметь доход не менее 30 фунтов в год или владеть имуществом на сумму более 150 фунтов. Кандидат в члены совета должен был быть исключительно мужчиной с доходом не менее 200 фунтов в год или владеть собственностью на сумму более 500 фунтов. Таким образом, все рабочие и крестьяне опять оказывались за бортом избирательного процесса. Светлым пятном в этой «конституции 1925 года» было предоставление избирательного права женщинам, но имущественный ценз фактически сводил это на нет. К тому же губернатор получил право вето на все решения Законодательного совета, так что власть представителя Великобритании на острове даже возросла. Ассоциация за репрезентативность сочла свою «историческую» миссию выполненной. Хотя правильнее было бы говорить о той самой горе, которая родила мышь. В 20-е годы лидером негритянского протеста в Вест-Индии стал уроженец Ямайки Маркус Гарви. Он родился в многодетной семье[44] в 1887 году и с ранней юности трудился: то в типографии, то на банановых плантациях Коста-Рики. У отца была неплохая библиотека, и Маркус увлекся чтением самых разных книг. В 1912–1914 годах Гарви жил в Лондоне, где посещал колледж по специальностям философии и юриспруденции, а также сотрудничал в местной печати и выступал на разные темы в Гайд-парке. Маркус Гарви (1887–1940) Целью Гарви была борьба за права негров не только в Вест-Индии, но и во всем мире. Вернувшись в 1914 году на Ямайку, он организовал там политическую общественную организацию – Универсальную ассоциацию за улучшение положения негров (английская аббревиатура UNIA)[45]. В 1921 году организация провела международную конференцию в самом престижном месте Нью-Йорка – Мэдисон Сквер Гарден. В мероприятии участвовали более 50 тысяч человек, а в самой UNIA насчитывалось 65 тысяч членов, регулярно плативших взносы.