Бюро лесных услуг бесплатное чтение

* * *

«Природа – это увлекательнейшая книга. Только начни читать её – и не оторвёшься», – говорил знаменитый писатель-натуралист Николай Сладков. И с этим трудно спорить!

Николай Иванович Сладков (1920–1996) родился в Москве, но в шесть лет переехал с родителями в Ленинградскую область, в город Пушкин. Он очень любил гулять по скверам и паркам, рощам и лесам Царского Села. Детское любопытство заставляло будущего писателя обращать внимание на то, чего не замечали другие, – гнездо птицы со скорлупками от яичек или отпечатки звериных лапок на земле. Свои наблюдения он записывал в дневник. В школе Николай Сладков вступил в «Клуб Колумбов» – кружок юных натуралистов при Зоологическом институте. На встречи с ребятами приходили делиться знаниями известные зоологи. «Колумбы» часто ходили в увлекательные походы. Зверей и птиц изучали в их естественной среде, а заодно учились бережно к ним относиться. Здесь же юннат Сладков познакомился с Виталием Валентиновичем Бианки, с которым впоследствии много лет дружил и сотрудничал. Именно Н. Сладкова Виталий Бианки считал своим преемником в литературе. Но несмотря на то что оба писали сказки и рассказы о природе для детей, каждый это делал по-своему.

Николай Сладков, в отличие от собрата по перу, не играет с читателями в загадки. Наоборот, он с радостью раскрывает перед нами тайны природы и учит видеть тесные переплетения окружающего мира, где всё связано со всем. «В природе та же гармония, что и в музыке, выкинь ноту и мелодия нарушится…», – говорил писатель. Он много путешествовал: побывал в Африке и Индии, видел пустыни Туркмении, степи Казахстана, горы Ирана и Кавказа. Из поездок он привозил километры фотоплёнки, исписанные тетрадки и новые яркие впечатления, которые потом отражались в его рассказах и сказках.

Николая Сладкова можно назвать настоящим защитником природы. Он одним из первых заговорил о надвигающихся экологических проблемах и много писал об охране исчезающих видов. Напоминал о том, что человек – часть природы, и призывал заботиться об окружающем мире.

Всего Н. Сладков написал более шестидесяти книг. В наш сборник вошли самые лучшие сказки писателя о жизни леса и его обитателей.

Чья проталина?

Увидела Сорока первую проталину – тёмное пятнышко на белом снегу.

– Моя! – крикнула. – Моя проталина, раз я первая её увидела!

На проталине семена, жучки-паучки копошатся, бабочка-лимонница лежит на боку – отогревается. У Сороки глаза разбежались, уж и клюв разинула, да откуда ни возьмись – Грач.

– Здр-расте, уже явилась! Зимой по вороньим помойкам шастала, а теперь на мою проталину! Некрасиво!

– Это почему же она твоя? – застрекотала Сорока. – Я первая увидала!

– Ты увидала, – гаркнул Грач, – а я о ней всю зиму мечтал. За тыщу верст к ней торопился! Ради неё тёплые страны покинул. Без неё и меня бы тут не было. Где проталины, там и мы, грачи. Моя проталина!

– Что он тут каркает! – затарахтела Сорока. – Всю зиму на юге грелся-нежился, ел-пил что хотел, а вернулся – проталину ему без очереди подавай! А я всю зиму мёрзла, с помойки на свалку металась, вместо воды снег глотала и вот, чуть живая, слабая, высмотрела наконец проталину, так и ту отнимают. Ты, Грач, только на вид тёмный, а сам себе на уме. Кыш с проталины, пока в темя не клюнула!

Прилетел на шум Жаворонок, огляделся, прислушался и защебетал:

– Весна, солнце, небо ясное, а вы ссоритесь. И где – на моей проталине! Не омрачайте мне радость встречи с ней. Я жажду песен!

Сорока и Грач только крыльями всплеснули.

– Почему же она твоя? Наша это проталина, мы нашли. Сорока всю зиму её ждала, все глаза проглядела. А я, может, так торопился с юга к ней, что чуть крылья в пути не вывихнул.

– А я родился на ней! – пискнул Жаворонок. – Если поискать, так тут ещё и скорлупки от яичка, из которого я вылупился, можно найти! Вспомню, бывало, зимой на чужбине гнездо родное – и петь неохота. А сейчас песня так и рвётся из клюва – даже язык дрожит.

Вспрыгнул Жаворонок на кочку, глаза прижмурил, горлышко у него задрожало – и полилась песня как весенний ручеёк: зазвенела, забулькала, зажурчала. Сорока и Грач клювы разинули – заслушались. Им-то никогда так не спеть, горло у них не то, только и могут, что стрекотать и каркать.

Долго бы, наверное, слушали, разомлев на вешнем солнышке, да дрогнула вдруг под ногами земля, вспучилась бугорком и рассыпалась.

И выглянул Крот – зашмыгал носом.

– Никак прямо в проталину угодил? Так и есть: земля мягкая, тёплая, снега нет. И пахнет… Уф! Весной, что ли ча, пахнет? Весна, что ли ча, у вас наверху?

– Весна, весна, землерой! – сварливо закричала Сорока.

– Знал, куда угодить! – подозрительно буркнул Грач. – Хоть и слепой…

– Тебе-то зачем наша проталина? – проскрипел Жаворонок.

Крот принюхался к Грачу, к Сороке, к Жаворонку – глазами-то он худо видит! – чихнул и говорит:

– Ничего мне от вас не надо. И проталина ваша мне не нужна. Вот землю вытолкну из норы и назад. Потому что чую: погано у вас. Ссоритесь, чуть не дерётесь. Да ещё и светло, сухо, воздух свежий. Не то что у меня в подземелье: темно, сыро, затхло. Благодать! Ещё и весна у вас тут какая-то…

– Как ты можешь так говорить? – ужаснулся Жаворонок. – Да знаешь ли ты, землерой, что такое весна!

– Не знаю и знать не хочу! – фыркнул Крот. – Не нужна мне никакая весна, у меня под землёй круглый год одинаково.

– Весной проталины появляются, – мечтательно сказали Сорока, Жаворонок и Грач.

– А на проталинах скандалы начинаются, – снова фыркнул Крот. – А ради чего? Проталина как проталина.

– Не скажи! – подскочила Сорока. – А семена? А жуки? А ростки зелёные? Всю зиму без витаминов.

– Посидеть, походить, размяться! – гаркнул Грач. – Носом в тёплой земле порыться!

– А петь-то как над проталинами хорошо! – взвился Жаворонок. – Сколько в поле проталин – столько и жаворонков. И все поют! Нет весной ничего лучше проталины.

– А чего тогда спорите? – не понял Крот. – Жаворонок хочет петь – пусть поёт. Грач хочет маршировать – пусть марширует.

– Правильно! – сказала Сорока. – А я пока семенами и жуками займусь…

Тут снова начались крики и перебранка.

А пока кричали и ссорились, в поле новые проталины появились.

Разлетелись птицы по ним весну встречать. Песни петь, в тёплой земле порыться, червячка заморить.

– Пора и мне! – Крот сказал. И провалился туда, где ни весны, ни проталин, ни солнца и ни луны, ни ветра и ни дождя. И где даже спорить не с кем. Где всегда темно и тихо.

Двое на одном бревне

Вышла речка из берегов, разлилась вода морем. Застряли на островке Лисица и Заяц. Мечется Заяц по островку, приговаривает:

– Впереди вода, позади Лиса – вот положение.

А Лиса Зайцу кричит:

– Сигай, Заяц, ко мне на бревно – не тонуть же тебе!

Островок под воду уходит. Прыгнул Заяц к Лисе на бревно – поплыли вдвоём по реке.

Увидела их Сорока и стрекотнула:

– Интересненько, интересненько… Лиса и Заяц на одном бревне – что-то из этого выйдет!

Плывут Лиса и Заяц. Сорока с дерева на дерево по берегу перелетает.

Вот Заяц и говорит:

– Помню, до наводнения, когда я в лесу жил, страсть я любил ивовые ветки огладывать! До того вкусные, до того сочные…

– А по мне, – вздыхает Лиса, – нет ничего слаще мышек-полёвок. Не поверишь, Заяц, целиком их глотала, даже косточки не выплёвывала!

– Ага! – насторожилась Сорока. – Начинается!..

Подлетела к бревну, на сучок села и говорит:

– Нет на бревне вкусных мышек. Придётся тебе, Лиса, Зайца съесть!

Кинулась голодная Лисица на Зайца, но бревно окунулось краем – Лиса скорей на своё место. Закричала на Сороку сердито:

– Ох и вредная же ты птица! Ни в лесу, ни на воде от тебя нет покоя. Так и цепляешься, как репей на хвост!

А Сорока как ни в чём не бывало:

– Теперь, Заяц, твоя очередь нападать. Где это видано, чтобы Лиса с Зайцем ужились? Толкай её в воду, я помогу!

Зажмурил Заяц глаза, бросился на Лису, но качнулось бревно – Заяц назад скорей. И кричит на Сороку:

– Что за вредная птица! Погубить нас хочет. Нарочно друг на друга науськивает!

Плывёт бревно по реке, Заяц с Лисой на бревне думают…

Весёлая игра

Притащила лиса лисятам мышек на обед. А лисята сыты – давай с мышами играть. Двое одну мышь схватили – тянут-потянут. А один сразу трёх мышей в пастишку – хап! Только хвостики висят.

Играли, пока не надоело. Тогда мышей бросили – в нору залезли. Легли у входа, мордочки на передние лапки положили – смотрят из тёмной норы на светлый мир. И видят: прилетели к норе мухи. Закружили, зажужжали. За мухами – птичка трясогузка. Тоненькая такая, серенькая.

Хвостиком качает и ножками семенит. Пробежит и остановится, пробежит и остановится. А остановится – и закачает хвостиком. На мух смотрит.

Съёжились лисята. Трясогузка вправо, и лисьи глаза вправо, трясогузка влево – глаза влево.

Так и перекатываются.

Лисята как выскочат! Чуть-чуть птичку не поймали. Опять в нору забились – караулят.

Опять слетелись мухи. За мухами – трясогузка. У самой норы хвостиком дразнит.

Лисята как выскочат – чуть не поймали!

Тут уж и не поймёшь: игра это или охота?

Вот в который раз выскочили – и опять зря. Сбились в кучку. А сверху, с синего неба, нависла тень, заслонила солнце.

Кинулись лисята разом в нору – еле протиснулись.

Это орёл их припугнул.

Видно, ещё молодой орёл, не бывалый. Тоже, наверное, играл – у всех зверят да у птиц все игры в охоту. Только игрушки у всех разные. У одних – мыши, у других лисята. Играй да поглядывай!

А удобная это игрушка – мышь. Хочешь в охоту с ней играй, хочешь – в прятки. А надоело – хап! – и съел.

Хитрющий зайчишка

В жизни не видал такого хитрого зайца! Да и что сказать: не будь он так хитёр, давно бы попал орлу в когти или кому-нибудь из хищных зверей в зубы.

Лисиц, волков, рысей здесь множество, и они переловили всех зайцев на этом склоне горы. Остался один – Рваные Ушки.

Уши нарвал ему беркут – горный орёл – за неосторожность. С тех пор зайчишка и стал таким умным.

Беркут был молодой, неопытный. Старый орёл падает прямо на спину зайцу и ломает ему хребет. Молодой догонял зайчишку – и проловил. Вцепился когтями в длинные заячьи уши.

Заяц на бегу вырвал свои уши из страшных орлиных когтей и – шмыг под камни.

Эти камни на склоне лежали грядкой, образуя собой как бы длинную трубу или нору: зайчишке под ней есть где пролезть, а лисе или орлу – никак.

Беркут сел перед входом, сунул в нору шею, а крылья его не пускают. Пришлось отказаться от добычи. Улетел другого зайца ловить – поглупее.

Зайцы не устраивают постоянных логовищ, как кролики. Кормятся они ночью. Начнёт светать – заяц поскачет, след свой запетляет, запутает, махнёт с него в сторону и заляжет на весь день где-нибудь под камнем или кустиком.

Да не спасли эти хитрости, давно известные всем любителям зайчатины, других зайцев на этом открытом, безлесном склоне горы. Уцелел один этот хитрющий зайчишка.

А почему уцелел? Потому что, вопреки всем заячьим обычаям, избрал себе постоянным логовом вот эту самую гряду камней, которая спасла его уже однажды от молодого беркута.

Не раз с тех пор охотились за ним и старые, опытные беркуты. Но зайчишка не отходил далеко от своих камней. Нырк! – и спрятался под ними.

Продолжение книги