Битва в кальсонах бесплатное чтение

Глава1Набка

Ганеша пришел из рейса, купил «Спринтер» и сходу заявил Ганимеду:

– Я хотел бы сделать перевод своей книги на английский.

– Для чего? – не понял Ганимед. – Книги – это уже не модно. Надо петь песни, как я!

– При помощи моей книги Господь хочет трансформировать всех людей в ангелов. Поголовно! А не один народ, как Моисей. Сделав богоизбранной всю планету!

– И давно у тебя это началось? – покрутил тот пальцем у виска. И окинул с сопки раскинувшийся внизу город, огибавший бухту подковой счастья.

Они, как два йога, валялись на разбросанных повсюду осколках травы бутылочного цвета. Но осколки не впивались в их ленивые чресла, так как уже, по всей видимости, изрядно затупились. А может и народились туповатыми. Не знаю, с чем была связана тупость травы, но эти двое явно корчили умняк друг перед другом.

– С тех пор, как Господь выбрал меня в качестве литературного мавра для своего проекта.

– Литературного мавра?! – засмеялся Ганимед.

– Этот термин вошёл в обиход после убийства Пушкина, – возразил Ганеша, – когда вскрылось то, что он помогал писать своим современникам. Ведь его отец был мавром!

– Да, «Мертвые души» это его сюжет, – согласился Ганимед.

– И когда Пушкина убили, Гоголь так и не смог дописать без его подсказок третий том. И, в отвращении, швырнул его в огонь! Который я теперь и достаю обратно из огня своего таланта в виде детектива, в котором я распутываю его убийство «по горячим следам» моего сердца.

– Но причём тут ты?

– Потому что в юности у меня складывалось ощущение в поленницу навязчивых идей, что кто-то или что-то хочет отбить у меня охоту к похоти. «Ну, почему другим можно, а мне – нет?» – недоумевал я. «Ты – Избранный!» – отвечало мне Бытие, ставя в те или иные ситуации, добиваясь того, чтобы я это понял. «Нет, я такой же, как все!» – упрямился я, как осёл. Вот меня и кинули в самое пекло!

– Чтобы ты пропёкся тут, как колобок?

– Укатываясь со смеху от девушек, которые всё пытались сделать из меня нарезку на разделочной доске брака. Ты же помнишь, каким я был?

– Да-а-а, – протянул Ганимед.

И пока в голове Ганеши проносился «Восточный экспресс» воспоминаний, Ганимед сидел и следил, чтобы железной была дорога.

– Елена Прекрасная, кстати, – очнулся Ганимед, дёрнув стоп-кран, – которая раньше жила с Ахиллом, сейчас углублённо изучает английский язык. Можно с ней обсудить перевод книги.

– Прекрасная? – не понял Ганеша: «Как такую девушку можно бросить?»

И в предвкушении забавного каламбура позвонил Елене на домашний телефон:

– Алло, это Елена Петровна фон Ган?

– Да, а кто это?

– Потенциальный работодатель. Вы не хотели бы заработать тысячу долларов?

– А какого рода услуги вас интересуют?

– Я слышал, что вы в совершенстве владеете языком!

– Враньё! – возразила Елена, покраснев за своё прозвище.

– Я имел в виду, английским языком.

– Так вас интересуют услуги переводчика? – облегчённо вздохнула она.

– Я хотел бы встретиться и обсудить условия аренды содержимого вашей головы сегодня вечером.

– У меня не получится.

– Тогда давайте на Набережной. Ровно в восемь.

– Но как я узнаю вас среди толпы?

– Я сам вас найду. По фотографии, – закрыл он ладонью телефон от ветра. – Ваше досье лежит у меня на столе наряду с другими вариантами. Так что не опаздывайте, я очень педантичен. Не портьте первое впечатление, хорошо?

– Хорошо, я постараюсь, – смутилась Елена. – Но предупреждаю сразу, я буду не одна. Я возьму с собой подружку. А то мало ли что взбредёт вам в голову? За такие деньги!

– Подружка тоже владеет языком? Или вы хотите пригласить её на встречу в качестве секс-юрити?

– Сосу-рити! – усмехнулась Елена и положила трубку. Наконец-то поняв по его крылатой фразе, кто ей позвонил.

Не понимая ещё, что Храмом теперь стала вся планета – «землёй обетованной». После того, как на неё прибыли такие высокие гости, как Господь и Сатана. Воспользовавшись ею в качестве прекрасного демона искушения.

И в один из вечеров на Набережной, где вся молодёжь возбуждённо толкалась тогда, вдыхая пьянящий воздух свободы, Ганеша уловил ноздрями интригующий запашок похотливой самочки и пошёл на «зов джунглей». Увидел и подозвал к себе ту, кого он затем официально называл Креусой Креонтовной. С её чуть менее выразительной подружкой. Мол, так уж и быть, пошли.

Девушки подошли к машине и стали вилять хвостами. Но так как те у них уже отсутствовали, отпав со временем в результате эволюции, они вынужденно виляли своими не менее дерзкими и выразительными языками, заставив и этих двух самцов ответить им ровно тем же. Напором интеллекта.

– А где ты работаешь? – спросила Креуса у Ганимеда.

– Я из Трои, – гордо ответил Ганимед.

– Я это уже поняла, – согласилась та. По его деловому виду. – А где – именно?

– В городской администрации, – таинственно произнёс он. Всю эту ересь.

– Неужели?! А – ты? – переключилась она на Ганешу.

– А я – здесь.

– Тоже – в администрации?! – удивилась та.

– Тебе-то это зачем? – не понял Ганеша.

Что Креуса почему-то расценила как то, что она слишком уж мелко плавает, чтобы лезть в Их большие дела.

– Просто, – смутилась она, – пару лет назад у меня уже были любовники из администрации в Коринфе. Они были такими могущественными людьми, что когда утром я собиралась уйти на работу, один из них спросил меня: «Кто твой начальник, давай я ему позвоню и всё улажу». Я подумала, что он шутит и ответила: «Звони!» Но он реально позвонил, назвал моего начальника по имени-отчеству и всё устроил. На работе в журнале мне поставили в тот день восьмёрку, как будто бы я весь день работала! И о чём бы я с ними тогда ни говорила, любой из них заявлял: «Давай, я всё устрою. Я – могу!» И реально происходило то, о чём бы я их тогда ни просила. Первое, что взбредёт в голову! И я ощущала с ними в себе такую власть, словно бы я была в нашем городе настоящей королевой, от слова которой зависело тогда состояние многих людей, с которыми я общалась.

– И что же тебя заставило с ними, вдруг, расстаться? – усмехнулся Ганимед.

– Они постоянно говорили мне, – продолжила Креуса, не заметив от возбуждения его иронии, – «вот будет тебе года двадцать два, и тогда ты станешь уже никому не интересна. Пользуйся тем, что тебе всё ещё восемнадцать, пока весь мир лежит у твоих ног! И мы здесь только лишь для того, чтобы тебе это наглядно показать. Радуйся, что тобой, пока ты ещё молода и красива, интересуются такие большие люди». А мне уже двадцать один! – заломила она руки. – Ещё год, и я буду уже никому не интересна!

– А сколько их было? – не понял Ганеша.

– Двое.

– И что, они вместе тобой интересовались? – оживился Ганимед. Решив, что она снова желает «сообразить на троих».

– Нет, – возразила Креуса, обломав леса, которые Ганимед уже начал вокруг неё возводить, желая начать реконструкцию её сексуальных отношений. – Конечно нет, я им ничего такого не позволяла. Строго по очереди! По одному на каждый день. Поэтому-то они и не хотели отпускать меня даже на работу. И я около четырёх месяцев там не появлялась, получая деньги просто так. А когда они постепенно разъехались по командировкам, я снова вернулась к своей работе секретаршей мэра, где всё начальство стало меня за это уважать. И называть с тех пор по имени отчеству: Креуса Креонтовна. Хотя до этого считали, что отец устроил меня к себе «по блату», и ни в грош не ставили!

– А кому вы, Креуса Креонтовна, хотели бы, чтобы я сейчас позвонил? – усмехнулся Ганеша. Достал телефон и стал читать ей фамилии чиновников из «Комитета по делам молодёжи» и из местной администрации, с которыми он вынужденно сталкивался, пока работал в рок-группе Ганимеда арт-директором, устраивая выступления ребят на «День города» на площади возле Дворца Культуры и в других местах. Так как группа «Гагарин бит» пользовалась тогда просто бешеной популярностью. И чиновники из администрации охотно шли ему навстречу, пожимая руку так, как будто бы это он их создал, а не просто помогал с концертами, отвозя ребят для выступлений на своей машине в Трою и соседние города. Называя Креусе фамилии тех, с кем он тогда сотрудничал, указывая их должности.

И Креуса стала смотреть на него другими, более волнующими глазами: Креусы Креонтовной. Даже не став читать ещё сохранившиеся номера этих чиновников у него в телефоне. Полностью поверив в собственный же миф, в который она и Ганешу тут же вписала – как своего нового властелина.

– А кем ты работаешь? – спросила она.

– Показать тебе свой манд-ат? – усмехнулся Ганеша. Начав слегка манд-ражировать манд-атом.

– Нет, пока не надо, – улыбнулась Креуса Креонтовна, – обсудим это позже. На закрытом заседании.

– Может быть, съездим к морю? – сразу же предложил Ганимед. – А то этот городской воздух меня просто душит. Целыми днями работаю в кабинете.

– Да меня тут уже все пляжи достали, если честно, – пожаловалась она. На своих любовников, не желая и с Ними опускаться столь же низко.

– Хорошо, я покажу тебе такой пляж, где ты ещё ни с кем не была! – загадочно улыбнулся Ганеша. – Присаживайтесь!

Её чуть более скромная подружка забилась на заднем сиденьи в угол подальше от Ганимеда. И всю дорогу боялась открыть рот, понимая уже, чем это всё для них обеих закончится. На пляже. Судя по тому, с каким энтузиазмом Ганеша пытался показать Креусе свой манд-ат, предвкушая игру на её манда-лине. Завёл машину, нажал на газ и тут же включил мозги на всю катушку. То есть начал умничать так, что Ганимед только успевал ему поддакивать, яростно вращая «диски Белонца» чтобы не выходить из образа.

Креуса властно протянула руку с переднего пассажирского сиденья, взяла у Ганеши телефон и стала просматривать список абонентов, отыскивая уже знакомые ей фамилии:

– Я, если честно, вообще не понимаю, кому нужны все эти ваши столь многочисленные абстрактные идеи? – усмехнулась над ними Креуса. Олицетворяя их с Теми, кого уже знала – как властелинов мира.

– Идеи никогда не бывают абстрактными, – усмехнулся Ганеша, входя в роль Творца. Её мироздания. – То есть – оторванными от жизни. Ведь ты именно это имела в виду?

– Да, я имела в виду ваши пустые умопостроения, – усмехнулась над Ними Креуса, – не имеющие с нами, по сути, ничего общего.

– Так знайте же, Креуса Креонтовна, что именно при помощи абстрактных, с виду, идей элиты и настраивают массы, натравливая их на своих конкурентов и геополитических противников.

– Но так как те также ведут агитработу, то внешне это выглядит как борьба классов, школ, общественных групп или различных партий между собой, – поддержал его игру Ганимед. Понимая уже, что этим они прокладывают маршрут в объятия девушек.

– А то и – войны! Где обе стороны с энтузиазмом уничтожают друг друга.

– Если не осознавать того, чьи интересы они защищают, – понимающе усмехнулась Креуса.

– И тем яростнее и исступлённее, чем менее они это осознают. Считая, что эти идеи их собственные, раз они их полностью разделяют.

– Вот идиоты! – усмехнулась она. – И – как же?

– Да как и во время Второй мировой. Где Америка и Англия выясняли отношения друг с другом руками русских и немцев, в которых английскому аристократу Хьюстону Чемберлену удалось для этого вдохнуть мятежный дух Гёте через творения Вагнера и Ницше, оказав на них обоих влияние под видом поклонника их талантов. Играя на их нервах на своём фортепиано.

– Добившись того, чтобы Вагнер выдал за него свою дочь, – подтвердил Ганимед, – а свою дочь Хьюстон выдал за его сына, которая и таскала Гитлера за собой на концерты свёкра.

– Чемберлен вначале снабжал Гитлера своими идеями, а затем, после провала «Пивного путча», его дочь снабжала Адольфа в тюрьме бумагой и чернилами, чтобы тот смог идеи её отца обобщить и выдать за свои.

– Для того чтобы ему не было так скучно сидеть в тюрьме? – усмехнулась Креуса.

– Создавая там, от нечего делать, свой нелепый опус «Моя борьба» с тараканами в голове, покоривший тогда немецкие сердца! – усмехнулся Ганимед.

– Или ты думаешь, на чьи деньги в разорённой на тот момент гражданской войной России в столь короткие сроки выросло столько тысяч оборонных и промышленных предприятий? Школы и вузы не успевали тогда готовить инженеров, приходилось массово приглашать специалистов из Америки, что и отражено в художественной литературе той поры. Почитай на досуге. Пропаганда знания тогда была так широко развёрнута, что Россия стала с тех пор «самой читающей в мире нацией!»

– Россия до самого восемьдесят пятого года отдавали Америке этот лизинг, – подтвердил Ганимед.

– И как только Россия полностью отдала им все долги, лишь тогда в ней запустили Перестройку и развалили Советский Союз.

– А для чего тогда они давали деньги? – не поняла Креуса.

– Для того чтобы Сталин смог осуществить их план нападения на Англию.

– В России только потому и не были готовы к войне с Гитлером, что должны были отчитываться перед спонсорами о производстве исключительно наступательных видов вооружения.

– А Англия всего за десять лет также возродила Германию, подняв её из руин после Первой мировой, при условии, что Германия пойдёт в контратаку на Россию.

– Отдав Гитлеру для этого вначале всё золото Австрии, а затем и Чехословакию с её военно-промышленным потенциалом, – подтвердил Ганимед, – без которого германские генералы ни в какую не желали нападать на Россию и задумывали даже поднять путч, считая Гитлера просто сумасшедшим!

– И что, думаете, тогда никто не понимал того, что творилось у них под носом? – усмехнулась Креуса

– Да все это уже давно понимали, просто всё никак не могли поверить в то, что Гитлер уже готовился вот-вот напасть на Россию. Ведь это не входило в их планы.

– Даже когда Гитлер уже стянул к границам России свои войска, – подтвердил Ганимед, – под видом военных учений.

– Даже тогда половина армии была кто в отпусках, кто в увольнении.

– Всем было глубоко по-барабану на его «игры в Наполеона»!

– Искренне веря в заключенный накануне мир.

– Пакт Молотова-Риббентропа? – усмехнулась Креуса.

– Заключенный со стороны Гитлера именно для того, чтобы все в России глубоко вздохнули, выдохнули и расслабились. Так как и до сих пор сохранились письма Гитлера к Сталину, где он призывает Сталина поделить «английское наследие», предлагая присоединиться к войне против Англии, которую Гитлер развязал для вида, активно создавая иллюзию, что вот-вот готовится пересечь Ламанш.

– Чтобы войти к Сталину в доверие, и тот понадеялся захватить Англию руками немцев?

– Выполнив, таким образом, контракт с Америкой. Оказав Гитлеру содействие в захвате Англии созданной в России на деньги Америки бронетехникой и обученной в сжатые сроки воевать на территории противника живой силой.

– Массово обучая перед войной парашютные войска к десантированию в любых условиях – на воде и на суше, – подтвердил Ганимед.

– И только когда Гитлер захватил пол России, – подхватила Креуса, – до всех наконец-то дошло, что надо бы начать ещё и отбиваться!

– Не будь наивна. Только после захвата «житницы России». Когда они начали умирать с голоду.

– Поэтому половину пищи делают теперь из нефти, заставляя нас есть вместо сливочного масла маргарин.

– Как и прогнозировал Замятин в своём «Мы», – усмехнулась Креуса. – Благо, что нефти в России хоть отбавляй!

– Ты просто не понимаешь всех тонкостей психоистории. И у тебя не хватает широты кругозора чтобы даже попытаться осознать, что здесь есть долгоживущие люди, которые не только строят столетние планы, но ещё и – из поколения в поколение – следят за их планомерным исполнением. Постоянно подготавливая для этого всё новые кадры.

– И не только у себя в стране, – подтвердил Ганимед.

– Но и – по всему миру? – оторопела Креуса.

– В том-то и «прелесть» рынка, что люди начинают руководствоваться не здравым смыслом, а смыслом тех, кто за это больше платит.

– Да, человек не умеет думать! – зло усмехнулась Креуса.

– Причем, уже – совершенно сознательно!

– Враги человечества не где-то вне планеты. А среди тех, кто не даёт людям тут вполне самостоятельно существовать, постоянно побуждая их на всё новые «подвиги».

– Во имя всего человечества! – усмехнулась в ней Креуса Креонтовна.

– Человеку нужно научиться управлять своим разумом. Для чего необходимо не давать увлечь себя другим при помощи предельно логичных и вполне себе обоснованных теорий и концепций.

– Именно поэтому в религиозных сектах и учат безмыслию?

– Нужно контролировать не столько возникающие у нас мысли, сколько те внутренние побуждения, которые и толкают нас на те или иные «подвиги».

– Это – идеологическая уловка! – подтвердил Ганимед.

– Уметь не допускать в себе возникновение внутреннего диалога очень просто, это лишь вопрос тренировки. Необходимо научиться понимать то, для чего эти теории возникают и разрабатываются до того состояния, когда ты начинаешь считать их уже своими собственными, побуждающими тебя действовать в твоей повседневной жизни именно таким образом, как ты действуешь. А не так, как тебе там вздумается! Побуждая тебя не просто с этими теориями согласиться, но начать их защищать!

– С пеной у рта! – усмехнулась Креуса.

– Доказывая себе лишь свою несостоятельность как теоретика.

– И как следствие – практика. Позволяя собой манипулировать во имя тех или иных идеалов. Тратя свою жизнь на обслуживание чужих интересов. Превратив её в пеший марш по чужой дороге.

– Дороге на Москву? – усмехнулась Креуса.

– Не будь к немцам столь сурова, их одурачили, – улыбнулся Творец. – Все они были слишком увлечены теорией «Сверхчеловека».

– Которая и позволяла им считать себя непогрешимыми!

– И убивать себе подобных не менее разумных людей во имя светлой идеи неминуемого счастья! – восхитилась Креуса. Поняв, как лихо людей оболванивают. – Ловчее некуда!

– За всеми абстрактными идеями, которые мы изучаем, всегда стоят конкретные интересы и конкретная власть. На алтарь которых и были положены миллионы жертв различных войн и революций, разделяющих чьи-то убеждения.

– И пока в мире существуют шкурные интересы и власть – и не утихнут.

– То есть, – оторопела Креуса, – совсем никогда?

– Пока кто-нибудь не придёт и снова не возьмёт всё в свои руки.

– Не думаю, – недоверчиво усмехнулась она, – что англосаксы согласятся отдать власть добровольно.

– Конечно, ведь они считают, что когда им всё-таки удастся захватить власть над всей планетой, тогда им уж точно никто не будет угрожать, и неоткуда будет ждать удара.

– Ведь уже не будет противодействующих им сил и элит, которые можно будет против них настроить, – подтвердил Ганимед.

– Им никогда не понять, почему Будда, будучи ещё совершенно один и в полной нищете, уже открыто заявлял, что он – император всего мира! – улыбнулся Творец. – Боюсь, что ему придется снова явиться в этот мир и разъяснить им, что такое подлинная власть. И то, для чего она только и необходима.

– Так, а для чего же тогда она необходима? – не поняла Креуса.

– Вовсе не для того чтобы держать всё в своих руках, как они считают, – усмехнулся Творец, – а именно для того чтобы ни что не вываливалось у вас из рук. Служа Ничто! И разъяснить это всем людям в актуальных для них образах и понятиях, полностью изменив их отношение к самим себе. И я всего лишь продолжаю этот путь.

– Путь богов? – оторопела Креуса. – Но ты же не хватаешь звёзд с неба?

– Зачем мне это? – удивился Творец. – Я по ним хожу. Но даже если мне и тогда не удастся искоренить в людях рабскую психологию, то рано или поздно Творец вновь сойдёт с холста своей картины мира.

– Что ещё за картина мира? – растерялась Креуса.

Тот остановил машину прямо на пляже и стал читать по памяти:

– Мы культиваторы сознаний,

Мы нежим злачное зерно,

И колосом взрастёт однажды

Колосс Культуры сквозь дерьмо!

Мы – кардиналы подсознаний,

В навозной пашне рыхлых рож

Мы сеем света золотую рожь!

А жнем – плевелы ожиданий.

Коль вы с корнем вросли в уют,

Мы – лесорубы дряблых душ!

Мы вас причешем боронами!

Ведь кто-то ж должен вас полить

И хлебом мысли вас взрастить?

Мы – Культиваторы Сознаний!

– И чем же ты собрался нас сегодня культивировать? – сняла Елена шапку-невидимку, сообразив, что пора перехватывать у Креусы инициативу и прорваться в зону противника.

– Мы как раз и искали тебя сегодня, чтобы ты поработала головой, – подмигнул ей Ганеша.

– Головой? – не поняла Елена. – Что за пошлые намёки?

– Над переводом моей книги на английский.

– Книги? – загорелись у Елены глаза. Что теперь она, а не Креуса, центральная нападающая в этих брачных играх. – Надеюсь, она не сильно толстая?

– У книги, как и у девушки, спрашивать такое не принято, – возразил Ганеша. В раздавшейся, как толстая баба, тишине. И стал доставать распечатку из портфеля.

Из портфеля с ценными бумагами, как вначале подумала Креуса. И наконец-то поняла, что медленно ускользает на скамейку запасных с жёлтой карточкой.

– Ну, так что ты решила? – обратился он к Елене.

– Ты согласна слегка поработать головой? – подмигнул Ганимед, подрагивая манд-атом.

– Если ты всё ещё сомневаешься, я могу тебе щедро заплатить! – потряс Ганеша пачкой долларов. Её устои.

– Я не играю на флейте! Тем более – двоим! – на глазок оценила она сумму.

– Я имел в виду – за перевод книги, – оторопел Ганеша, убирая деньги в карман. От греха подальше.

– А-а… вон ты про что…

– А Ахилл хвастался, что очень даже играешь! – засмеялся Ганимед и надавил языком щёку изнутри несколько раз подряд. – Сказал, что только за это он и дал тебе прозвище Прекрасная!

– Так и сколько тебе за это заплатить? – не понял Ганеша, держа книгу.

– Или сразу же «сообразим на троих»? – засмеялся Ганимед.

– Как скажете, развезите нас по домам и соображайте сколько угодно, – засмеялась над ними Елена.

– Фу, какая ты пошлая! – усмехнулся Ганеша. – Если передумаешь, звони.

– Надеюсь, ты про книгу?

– И про книгу – тоже! – засмеялся Ганимед.

– Ганимед, не читай мои мысли вслух! Читай их про себя.

– Так все твои мысли не про меня, а про Елену! Ведь это она тебе будет… работать головой.

– Не обижай Креусу, – подмигнул Ганеша.

– Думаешь, она тоже умеет работать головой?

Язык Креуса не знала. А доказывать, что уже давно умеет работать головой, смысла не было. Пока в машине была Елена.

– Как говорится, «лишний рот хуже пистолета!» – усмехнулась она и посмотрела на Елену. Чтобы парни оценили её шутку. Как шутку.

Но те начали наперебой смеяться:

– Ты готова составить Елене конкуренцию?

– Считаешь себя не менее Прекрасной?

– Или сколько тебе за это заплатить? – снова потряс Ганеша пачкой долларов. Её устои.

Что тоже её вполне устроило. Не говорить же им в лоб, что уже давно готова «сообразить на троих» с этими новыми властелинами её судьбы?

Но Елена поняла её правильно.

– Давайте, мальчики, вначале отвезём Креусу? Всё равно она не владеет языком! – и, посмотрев на Креусу, покрутила пальцем у виска. Типа, кто же так делает, совсем что ли? Не объяснять же ей прямо при них, что они её просто развели? Но решила пока что ничего Креусе не объяснять, не разочаровывать подругу. Раньше времени. Иначе Креуса перестанет составлять ей компанию, внося в их соревнование дух интриги. В команде «Спартака». В тесной конкурентной борьбе за пачку денег, которой Ганеша доверчиво сверкнул на горизонте их восприятия. На которые можно будет столько всего себе купить! Пока он будет наивно думать, что нравится им обеим. А потом, если он захочет уйти к Креусе, убить её любовь к нему, рассказав ей про их уголовное прошлое всю-всю правду. Контрольным в голову! И от одной только мысли об этом невольно рассмеялась.

– То есть ты хочешь избавиться от конкурентки? – усмехнулся Ганимед. – И сама «сообразить на троих»?

– Щазз! Меня вы так дёшево не купите! – «как наивную Креусу», чуть не вырвалось у неё добавить. Но сдержала себя, пожалев подругу. Она-то их давно уже знала, как облупленных, потому и молчала всю дорогу, пока те жутко умничали. И едва сдерживала смех, не желая раскрывать их карты. Раньше времени.

– Так что бросай своё слепое поклонение вещам, открывай глаза пошире и давай за мной! – подмигнул Творец Креусе, коснувшись её руки.

– За Сверхчеловеком? – удивилась Креуса, задрожав в коленках.

И поцеловала Творца в губы.

– Пошли, немного прогуляемся, – растаяла она. – Я называю это любоваться «Закатом Европы».

Оставив этих двух неудачников решать не имеющее для них корней «уравнение с двумя неизвестными», растворившимися в ночи. Пока Креуса пыталась раздавить героя её снов шикарной кормой своей ладьи. Прямо на песке её иллюзий, как Ясона.

(Рекламный ролик)

– Почему вы так долго? – стал возмущаться Ганимед, как только они вернулись. – Он читал тебе свои стихи?

– У девушки, как и у книги, спрашивать такое не принято, – усмехнулась над ним Креуса, усаживаясь в машину. В раздавшейся, как толстая баба, тишине. – Или ты до сих пор не читал толстенную книгу Ницше?

– Читал. Но он лишь терзал меня «тупыми стрелами» своих измышлений, не в силах затронуть моё сердце, – подмигнул он Креусе.

– Ницше хотя и понимал уже, что нужно стремиться к власти, но так и не понял, что, прежде всего, к власти над самим собой! – усмехнулся над ним Ганеша, сев в машину. – А потому и презирал Шопенгауэра и Шеллинга, толком-то не понимая, о чём они ему толкуют.

– И повсюду лез к ним со своей толкушкой! – усмехнулась Креуса над Ганимедом.

– А после того, как я обнаружил его заявление о том, что у Диогена, который преобразился после Пробуждения и жил в бочке, философия собаки, я проанализировал всё его творчество и понял, что у самого Ницше философия собаки, сорвавшейся с цепи!

– Поэтому-то он и вдохновил Гитлера! – усмехнулась Креуса.

– Вообще-то, его всегда вдохновлял Вагнер, – возразил им Ганимед. – На самом деле Гитлер был большой эстет и фанатичный поклонник его творчества, по нескольку часов выстаивая в очередях за билетами на его концерты.

– Для себя и для вовлекавшей его во всё это невестки Вагнера?

– Разумеется, по указанию её отца, идеи которого Гитлер и изложил в своём опусе, пока сидел в тюрьме. На бумаге, которую та ему активно и поставляла. Поняв от отца, что Адольф не выйдет на свободу, пока не окончит труд.

– Раньше срока?

– Для чего его туда, на самом-то деле, и поместили, – усмехнулся Творец, выруливая на дорогу. – Чтобы он закончил уже свою «политическую возню» и приступил к исполнению внушаемой ему её отцом «исторической миссии германского народа!» А Ницше лишь дал Адольфу богатую пищу для размышлений о разлагающем влиянии торгашеского духа на общество.

– С ним-то Гитлер и начал столь активно бороться. Вначале – в пределах своей страны. А затем, замечая это разлагающее воздействие «свободного рынка» и на другие окружающие его страны – чуть ли не со всей Европой! Обещая им вернуть их самим себе.

– И европейцы, тут же поняв, о чём он столь размашисто говорит им, охотно ему сдавались. Как в своё время – Наполеону.

– Считая его «новым гением»! – усмехнулась Креуса.

– Избрав в качестве «мальчиков для битья» торговцев – по наводке Ницше. Чтобы на этом «законном основании» отбирать у торговцев все их деньги и честно нажитое непосильным трудом имущество, побуждая к этому официально признанному разбою всех, кто Гитлера тогда восторженно слушал в предвкушении насилия.

– Вся власть Наполеона и Гитлера, как и их, так называемая, «гениальность», держались исключительно на жажде грабежа! – подтвердил Ганимед.

– О котором все, столь жадно ему внимавшие, только и мечтали! – усмехнулась Креуса.

– Даже усомниться в которой означало – перестать грабить. И признать себя виновным.

– Поэтому-то все и были ему столь фанатично преданны, – поняла Креуса.

– И крича каждый день друг другу: «Хайль Гитлер!», тут же сваливали на Адольфа всю вину за ежедневно творимые ими преступления. «Во имя Третьего рейха!» А потому и считали Гитлера новым аватаром Господа. Организовав для этого службу «Аненербе», которая чуть ли не по всему миру собирала материалы, чтобы именно это и подтвердить. И как можно полнее себя же обелить и оправдать. Обезличивая себя во имя светлой идеи.

– Внушенной им извне! – усмехнулся Ганимед.

– И вы думаете, Гитлер был так влюблён в себя, что так и не понял, что им кукловодят?

– Конечно, понял! Иначе не стал бы нападать на Англию в тридцать девятом, разгромив почти весь их торговый флот созданным на деньги Америки подводным флотом, фактически лишив Англию всех её колоний. После того как понял, что Англия после долгой победы над Испанией, Португалией, а затем и Голландией по всем морям и океанам наконец-то почувствовала себя морской сверхдержавой! Один из сверх-ярких представителей которой и сумел внушить эту идею Вагнеру, проложив под ней сугубо немецкий контекст Гёте. А через него и – его другу Ницше. Которые, сами того не подозревая, выступили для Хьюстона Чемберлена лишь переводчиками, распространявшими эти его идеи на германском языке.

– Поэтому-то Ницше и изложил их не в форме научного трактата, а в форме туманного мифа о Заратустре, – усмехнулся Ганимед, – так как и сам толком-то не понимал, о чём это он там поёт. На свой лад подпевая Вагнеру и его «Битве богов».

– И лишь когда Гитлер понял не только это, но и то, на чьи деньги Троцкому удалось произвести переворот в царской России, перехватив власть у одних торгашей, сформировавших Временное Правительство, в пользу других – заокеанских, решил для себя, что и Россия не сможет оказать ему достойного сопротивления. И после того как во всей Европе уже некого стало грабить, Гитлер стал агитировать все сплочённые в едином порыве жажды грабежа европейские народы пойти бороться с «жидокоммунизмом» русских и…

– И? – не поняла Креуса.

– И глубоко ошибся! – усмехнулся Ганимед.

– И – в чём же?

– Да в том, что Сталин, мобилизованный остатками царской военной элиты против Троцкого, к тому времени уже успел выбить из русского народа и торгашеский дух с их Нэпом и самих троцкистов. А потому и стал для обывателей прообразом нового царя.

– Царя нового типа! На новом витке исторического развития!

– Во имя которого чернь и не щадила живота своего? – усмехнулась Креуса.

– Уже не просто площадная чернь, а точно такие же граждане, как и он сам. То есть – потенциальные цари!

– К тому же уже и – полновластные цари природы!

– Где любой рабочий уже мог быть избран в депутаты и войти прямиком в кулуары власти. Чтобы тут же навести там порядок.

– Как постоянно и случалось, – подтвердила Креуса.

– Гитлер проиграл на самом-то деле только лишь потому, что упустил тот момент, когда Сталин, внедряя в массы учение Ленина, уже сумел превратить Советский Союз в империю царей. А не холопов, – усмехнулся Ганимед.

– Царей пре-Красной империи! Где власть принадлежала каждому, кто превращал свою жизнь в служение. Но уже – пред алтарём Разума! Во благо всей своей многонациональной страны. Введя обязательное тогда для каждого гражданина образование. А для тех, кто хочет пробиться во власть – нормативы по философии.

– Которую поэтому и зубрили тогда все кому не лень! – усмехнулась Креуса. – Так вот почему, оказывается, «Капитал» заменил нам Библию! А статьи по экономике – стали теперь «молитвами».

– Которому поклоняются и до сих пор, – подтвердил Ганимед, – как Золотому Тельцу.

– Дав понять немцам, в сорок пятом году дав им по заднице, что одно наличие человекообразного организма ещё не делает нас истинными арийцами!

– Арийцами вовсе не рождаются, – подтвердил Ганимед.

– Как это?

– Сказку про Буратино смотрела? Каждому из нас надо еще ой как постараться, чтобы стать хотя бы человеком, перестав быть животным.

– Социокультурным?

– Для того чтобы стать социокультурным вначале необходимо стать хотя бы просто культурным, – усмехнулся Творец. – Так как именно культура и описывает те парадоксы, которые возникают в жизни человека, когда он пытается бездумно соблюдать обычаи и исполнять обряды, подстраиваясь под общество. И пытается просто вести себя так, как другие.

– Животные!

– Ни то мы так и остались бы марионетками своих потребностей, страстей и навязываемых нам концепций.

– Но для чего тогда нам их навязывают, для того чтобы нами удобнее было управлять?

– Хотя бы для того, чтобы мы тупо не разбежались, как стадо без пастуха.

– И нас не перебили поодиночке?

– Поэтому-то и существуют в мире всякие непонятные тебе идеи.

– Сбивающие нас в стадо?

– А иногда и – в тугую связку! – усмехнулся Ганимед над Гитлером. – Ведь таким добром можно забить гораздо больше голов крупнорогатого скота!

– Создавая колхозы, чем играя в Гестапо! Именно это Сталин в течение пятилетки перед войной и пытался наглядно объяснить Гитлеру.

– И заключил с ним пакт «Молотова-Риббентропа», наивно думая, что тот всё понял? Но я никак не пойму, как так вышло, что Америка, которая была во Второй мировой за Россию, стала играть теперь на стороне противника?

– Не нашего – заметь. Ведь Россия, по сути, боролась не с самой Германией. И даже – не с Англией. Но – с призраком «Сверхчеловека» Ницше, вышибая из германцев эту идеологическую дурь. Пусть – вынужденно.

– Убедившись из разведданных после нескольких дней «непротивления злу насилием» в духе Льва Толстого в том, что если русские не пойдут в контратаку, их полностью уничтожат!

– Америка победила во Второй мировой Англию. Но потом Англия натравила на Америку Шарля де Гоголя с его самолетами стодолларовых купюр. И тот обесценил их доллар, забрав у них всё их золото.

– Превратив доллар просто в фантик, в котором уже никогда не будет никакой конфетки.

– Англия, постепенно скупив почти всё золото, снова стала финансовой империей всего мира, возродив идеалы Фининтерна. И очень скоро творчество Троцкого вновь заблистает на нашем горизонте, как путеводная звезда к общественному счастью. А Америку архидемоны через одержимых их идеями особо выдающихся англичан соблазнили «дожать» Россию. Ведь согласно «римскому праву», если на земле нет хозяина, значит эта земля – ничья. И её может захватить себе тот, кто первый ступит на эту землю. Тогда как даже по «римскому праву» каждому новорожденному полагается свой земельный надел. И нам нужно лишь поделить пригодную для проживания площадь страны на количество её граждан и вычислить тот кусок земли, что положен каждому.

– И затребовать его у властей! – усмехнулся Ганимед. – Только тогда мы будем отстаивать свою землю до последнего патрона, когда она станет именно твоей.

– Защищая свою семью и свои постройки – овеществлённый труд, который унаследуют именно твои, а не какие-то там абстрактные потомки, ради которых при социализме никто не хотел гнуть спину.

– Именно поэтому раньше и жили отдельными хуторами, – поняла Креуса.

– Где каждый хутор стоял на своей земле, – подтвердил Ганимед.

– Ведь даже из истории Афин мы знаем, что рабы отличались от свободных граждан только тем, что свободные граждане, принимавшие решения в совете, владели земельными наделами. Тогда как все прочие, кем бы они себя ни мнили – лишь возможностью на ней работать. Во благо её хозяев. Какова бы ни была твоя специальность или же ремесло.

– Раб есть раб, – усмехнулась Креуса.

– Специальный ты раб или же совершенно случайный – гость в Афинах – им тогда было без разницы. Как нет в этом никакой онтологической разницы и до сих пор. Акциденции не столь важны. Кроме как для расширения твоего рабского эго.

– А социализм с его идиомой всеобщего землепользования добился лишь того, что земля в России стала бесхозной.

– Без царя, – поняла Креуса.

– Осталось лишь вытеснить туземцев с их «ничейной» земли. Что Англия, согласно тому же Спенсеру, уже не раз вытворяла у себя в колониях. Разработав для этого совместно с Америкой «план Далласа».

– И Америка наивно клюнула на эту «удочку»?

– А затем и, чтобы не быть голословными, Америка уговорила себя перенести почти весь свой промышленный потенциал в Азию. Якобы, это выгодней.

– Чтобы, под шумок экономической выгоды, полностью развалить в Америке всю автомобильную промышленность, – подтвердил Ганимед.

– Так что в Америке сейчас целые города, такие как Детройт и Чикаго, бывшие индустриальными монстрами, стоят и просто пустуют, дряхлея и ветшая. На радость плебеям, шарахающимся по пустым виллам бывших индустриальных магнатов, готовя на кострах из их дорогой итальянской мебели себе обеды и ужины. А в пустых цехах бывших заводов встречаются мафиози для совершения своих грязных сделок.

– Что мы можем наблюдать в любом из фильмов про их бандитов, – подтвердил Ганимед. – Так плотно вошло это уже в их массовую культуру. Глянь на досуге.

– Типа, чтобы не привлекать к себе внимания?

– В том-то и «прелесть» рынка, что люди начинают руководствоваться не здравым смыслом, а смыслом тех, кто за это больше платит.

– Это то, что называют подменой смыслов, – усмехнулся Ганимед.

– Тогда как какая агония может быть на рынке? Чем больше товаров туда тащишь, тем ярмарка лишь богаче.

– Тут и безо всякой науки всё понятно, – усмехнулась Креуса.

– Для чего архидемоны через своих подручных её и создают, – усмехнулся Ганимед, – чтобы запудрить всем мозги!

– Но в Америке вынуждены терпеть эти безобразия, которые творят с ними слуги архидемонов из «финансовой империи», пока «их же» план Далласа окончательно не сработает.

– Так, а если «их» «план Далласа» всё же не сработает?

– Да какая разница! – усмехнулся Творец. – Это просто разводка. Не ясно разве? Англия, к тому времени, уже окончательно «дожмет» Америку. У них-то ведь тоже есть свой столетний план. Или ты думаешь, что они вот так вот запросто спустят им с рук поражение во Второй мировой? Не будь наивна! Россия, как и германия, всегда была просто пешкой в их игре. По захвату всей планеты. Поэтому даже неважно то, что к тому времени будет с Россией. Для них это не более чем предлог покончить с Америкой. Те наивно клюнули на их «удочку» и с тех пор их опустошают, как хотят. Статьями по экономики.

– Типа, всё легально, – подтвердил Ганимед. – Для вашей же, мол, выгоды.

– Мы вас грабим? А что сделала в ответ на это Англия?

– Закрыла свои угольные шахты.

– И это всё? – удивилась Креуса. – И в Америке на это клюнули? Так их реально развели!

– Поэтому-то главный враг России не Америка, руками которых её, якобы, разваливают.

– Разваливая, по сути, самих себя, – усмехнулся Ганимед. – Ведь Англия подбила их на это именно для того, чтобы в Евразии Америке больше не на кого было опереться. Лишив её потенциального союзника. Постоянно обостряя «Холодной войной» взаимоотношения Америки и России.

– И даже – не Англия, как могло бы показаться, – усмехнулся над ней Творец. – А именно – столь непонятные тебе идеи, с которыми можно покончить только у себя в голове – раз и навсегда! И не только нам, но и самим англичанам! Ведь именно с одержимым ими премьер-министром президент России вначале обо всём договорился в Лондоне, а уже затем был заключён официальный договор на Мальте с ничего не понимающем во всём этом идеологическом вареве Бушем.

– Кроме рыбалки и скаковых лошадей, – вздохнула Креуса.

– Тем более что в Англии есть королева, – улыбнулся Ганимед, решив уже окончательно её добить. – То есть – по «римскому праву» – законный наследник их земель. А – в Америке?

– Ни-ко-го! – дошло до неё. – Кроме Статуи Свободы.

– То есть – идеологической составляющей, – подчеркнул Творец. – Создающей у американцев иллюзию свободы. Америка как была для Англии их колонией, так ею, фактически, и осталась. Тем более что может быть России ещё, как всегда, и удастся как-нибудь вывернуться и отвертеться. Тогда как нашим собратьям по несчастью – Америке, боюсь, что нет. Ведь против разводки никакое оружие не поможет.

– Кроме здравого смысла, – зло усмехнулась Креуса. – А человек не умеет думать!

– Тем более что к тому времени «идеологическая мина» уже сработает, – подтвердил Ганимед.

– Но неужели же они об этом даже и не догадываются? – удивилась Креуса.

– Может и догадываются. Но не могут поверить в то, что их разводят.

– Учебниками по экономике. Этой новой «верой» во всемогущество.

– Тем более что одно осознание этого так сильно уязвляет их самолюбие, что они даже боятся посмотреть в эту сторону.

– И ты хочешь им это показать в своей книге? – удивилась Креуса. Широте его размаха.

– А что толку-то? – усмехнулся Творец над её наивностью. – Они всё равно в это не поверят. И начнут оправдываться. Я резко стану для них Плохим, а они для себя – Хорошими! Вот и всё.

– Пока этого не произойдет, – вздохнула она. – Даже жаль как-то Америку. Такая страна была!

– А ты думала, почему это наши олигархи выясняют отношения именно в Лондоне, а не летают за этим в Штаты?

– Потому что там до сих пор нет даже единого законодательства, – усмехнулся Ганимед.

– И абсолютно всё раздроблено на штаты – резервации для колонистов, населяющих эту так толком-то недоосвоенную ещё территорию.

– Чтобы, в случае чего, угрожать Америке отделением одного из её штатов?

– Где не только свои у каждого штата законы, но и нет до сих пор единой энергетической системы, охватывавшей всю страну, как в России, для поддержки электроэнергией одного штата другим в случае внезапных стихийных бедствий.

– Как такая страна, и в самом деле, может быть мировым гегемоном? – оторопела Креуса. – Это просто смешно!

– Нет, – осёк её Творец, – это очень больно!

– Даже – осознавать, – согласилась Креуса, нахмурившись.

– Особенно, сидя без электричества во время случайного стихийного бедствия, – подтвердил Ганимед.

– Но в России, в отличии от Америки, их просто-напросто не замечают. Вообще! Благодаря «советскому наследию».

– Думаю, – улыбнулась Креуса, – если американцы только захотят, они смогут в любой момент перенять «советский опыт» и навести у себя порядок.

– Кто же им это позволит-то? Не забывай, что в их рядах также «выращиваются» иностранные агенты, призывая их «сокращать расходы».

– Статьями по экономике, – подтвердил Ганимед.

– Теперь, надеюсь, понятно – почему? – усмехнулся Творец, окончательно её добив.

– Потому что американцы не могут себе позволить такую роскошь, как управлять своей страной? – оторопела Креуса.

– Роскошь это не деньги. Это власть – направлять ваши деньги туда, куда тебе нужно. Играя при помощи биржевый курсов общественными настроениями.

– Побуждая каждого «осла» бегать за морковками «внезапно» ставших выгодными трендов, – усмехнулся Ганимед.

– Так что пока на планете существуют биржи, все ваши деньги будут принадлежать не вам, а тем, кто вами манипулирует.

– В своих геополитических интересах?!

– Все контракты должны быть многолетними и неизменными. Вне зависимости от курсов и прочих сиюминутных спекуляций.

– Только тогда цены на товары будут стабильными, а торговля – выгодной.

– Для конечного потребителя, – согласилась Креуса.

– Только потом, когда в конце своего плана архидемоны «дожмут» все страны на планете, их слуги вдруг вспомнят о том, что мир пошёл «не по тому пути». Чтобы начать осваивать захваченную у всех стран территорию. Руками самих же колонистов! Одна верхушка сменит другую. И опять всех во всём мире начнут заставлять гнуть спину чуть ли не круглые сутки.

– На «Стройках века!» – усмехнулась Креуса.

– Так что наслаждайся моментом, пока у нас всё ещё есть время гонять лодыря, – коснулся Творец её руки. – Пока это «звучит гордо!»

– Через подконтрольные им во всех странах СМИ? Пошли, проводишь меня! – заявила Креуса, как только Творец остановил машину.

– А как же я? – не понял Ганимед.

– Извини, но сегодня не твой день! – отрезала Креуса. Кусочек счастья.

Елена подавленно молчала, не зная уже, что и думать. О том, что творится в этом невообразимо сложном мире, из которого Креуса её буквально вытеснила. Оттеснив корпусом!

Глава2Пляж

И Елена стала периодически названивать, приглашая их «весело провести время». А на самом деле – весело провести Ганешу, держа его возле себя на привязи обещания перевода книги. Заметив, что тот готов потратить на неё всё до цента! За одну улыбку.

Хотя, казалось бы, непримечательный средний лоб, идеально прямой нос, добротные скулы и нордический волевой подбородок, средний рот, светло-русые волосы, голубые, от природы слегка хитровато прищуренные глаза, да и всё тут. Так что могло бы показаться, на первый взгляд, что Елена не более чем симпатична. Если бы всё это не дополнялось внутренним богатством её души, что так и выпирало из неё наружу. В каждом её слове, улыбке, то умном, то хитроватом, а то и подчёркнуто простоватом взгляде. Не говоря уже об её эмоциональном фоне, расцвечивающем каждое её слово или невольный жест такой густой палитрой, как обычную морскую воду – картины Айвазовского. Вызывая у каждого, наблюдавшего за ней более двух минут, жажду её выпить.

Ну, или хотя бы – воспользоваться её кувшином с узким горлышком. Побуждая Ганешу трепетно следовать их примеру, как только снова её увидел. И взалкал! Её солёную влагу. «Недаром её так и назвали, – тут же понял он, – от «соль». Соль жизни! Пятая и самая высшая нота бытия! Где все эти до, ре, ми, фа… не более, чем ля-сим-трясим: брачные игрища, играя которыми на скрипке своей души мы и составляем мелодию своей любви!»

И стал играть, заглушая грохот волн набатом сердца на пляже близ Коринфа, где они и устроили пикник. Разумеется, уже – «методом от противного», чтобы Елена перестала задирать нос.

– Ваш горизонт мышления настолько узок и низок, что постоянно пригибает вас к земле, заставляя жить лишь одним днём, – усмехнулся Творец над Еленой и Креусой. – Даже не задумываясь о своем дальнейшем существовании завтра и послезавтра.

– Не строить планов? – поняла Елена, изучавшая в клубе «перспективное планирование».

– Да не в планах дело, а в качестве вашей текущей и всё время изменяющейся от ваших поступков жизни. Планы вы, конечно же, строите, – усмехнулся Творец, – это ваши, так называемые, мечты. Но вы ни секунды не задумываетесь о том, почему вам всё никак не удается их осуществить.

– И – почему же? – криво усмехнулась Креуса, пытаясь примерить на себя эту «шкуру».

– Да потому, – усмехнулся над ней Творец, тут же сдирая с неё эту шкуру, – что в силу того, во что вы себя превращаете, вы становитесь просто-напросто непригодными, как некачественный уже материал, для того чтобы быть задействованными другими в сферу реализации ваших планов.

– Другими? – оторопела Елена. – Но при чем тут другие и мои собственные планы?

– Да при том, что ничего из того, о чём ты мечтаешь, ты не сможешь достичь в одно лицо вне непосредственного участия в этом других, имеющих сходные устремления. Для того чтобы они могли быть хоть как-то задействованы тобой на том или ином этапе твоего плана. Вот другие невольно и служат средством «естественного отбора» тебя и твоей пригодности в «идеальных мирах» их чаяний и устремлений.

– То есть – пригодности тебя для твоих же собственных планов! – усмехнулся Ганимед.

– И возможности их совместно с тобой хотя бы частично реализовать. На том этапе твоего плана, который для них сейчас наиболее актуален. Переведя ваши совместные планы из состояния мечты отдельных индивидов о прекрасном, но лишь только возможном бытии, в состояние реальной общей Сказки!

– Сказки? – оторопела Елена. Всё ещё не веря в то, что Сказки (то есть то, в чем ты и сама себе не решаешься, порой, признаться) для Ганеши уже настолько актуальны.

– И это касается чего угодно, от самых грандиозных, до самых незначительных событий в твоей жизни. Ведь любая твоя деятельность, хочешь ты того или нет, носит общественный характер. Поэтому всё будет у любого из нас идти «как по маслу», если мы будем пользоваться обратной связью, то есть учитывать мнения и действия других, корректируя своё поведение соответственно новыми входящими данными. Идти кое-как. Либо вообще ничего не будет получаться, если мы будем думать только лишь о себе и слышать только то, что говорим сами. Не обращая внимания на те знаки внимания, которые другие нам постоянно посылают.

– Кроме затрещин, – задумчиво усмехнулась Елена, вспомнив мать.

– Для того чтобы ты наконец-то начала задумываться о себе и меняться – для своей же пользы! – усмехнулся над ней Творец. – Для пригодности обитания в своих же «идеальных мирах»! Поэтому люди и напоминают мне детей, которые истерично разбрасывают свои игрушки. Наивно полагая, что им никогда не придется их собирать.

– Детей? – недоверчиво усмехнулась Елена, вспомнив свои прошлогодние приключения в детском лагере.

– Да, Елена. В этом виноват живущий в каждом из нас так называемый «архетип младенца», выросший под крылом цивилизации в «человека-играющего», как писал Хейзинга.

– То есть? – озадачилась Креуса.

– Ты хочешь устроить литературник? Ганимед, возьмём их в литературнэ?

– Пусть вскакивают на подножку! Как сегодня назовём поезд?

– «Детский сад».

– Ну, давай, – усмехнулась Елена, – впадём в детство.

– Главное, не впади в экстаз! – самодовольно усмехнулся Ганеша и достал тетрадь.

«Заоконный ветер вылепил серебристо-сизую скульптуру пасмурной погоды и внезапно исчез, как старый фокусник в конце представления.

Игровая коробка на первом этаже. Атрибутика стандартная: горсть чмырных игрушек в размёте.

– А-а-ай! – капризно завопила Надя Тормозилова, скорчив фальшивую гримасу. – Людмил-Иванна! Вовка опять меня за рожки дергает, Людмил-Иванна!

– Та-ак! – Людмила Ивановна встала из-за стола, где она заполняла методичку. И со скоростью «Неотложки» прибыла на место происшествия. – Вова, скажи мне, пожалуйста, до каких пор ты будешь хулиганить? – спросила она и, взяв его за нижнюю челюсть, развернула на себя.

Вова смотрел на нее пустыми детскими глазами безо всякого выражения.

– До каких пор я тебя спрашиваю?! – заорала она и рывком отвесила ему подзатыльник.

Чернявая Вовкина голова под ударом слегка пристукнула подбородком о грудь. Но он, уже привыкший к дурогонству воспетки, не выронил изо рта ни звука и лишь ещё сильнее набычился.

Надя Тормозилова при этом стала возбужденно подпрыгивать и, истерично смеясь, исступленно щёлкать ладошками.

– Чего ты молчишь?! Отвечай! – заводилась Людмила Ивановна. И хотела было повторить «на бис», но вдруг почему-то передумала. Взяла его на руки и сказав напутственно: – Иди, поиграй в песочке, – с раскачки метнула в открытое окно.

Но Вовка не долетел до песочницы и напоролся шейкой на её острый бортик. Голова его, вдруг, с хрустом отскочила и, стукнувшись о ножку грибка, замерла недалеко от тела.

– А-а-ай! – заверещала Надя и кинулась на Людмилу Ивановну с кулаками. – Ты убила его!

– Хватит! – крикнула та, одновременно мощно топнув ногой. – Хватит! Надоело всё! – и выбросила журнал в урну. – И ты со своей дурацкой игрой!

– Но, мама! – вскрикнула Надя.

И когда дверь захлопнулась, мягко всхлипывая, стала оплакивать убиенного Вовочку. Он был её единственной большой куклой, пригодной для игры в «детский сад».

Все молчали, не зная как им отреагировать.

– Так это ты описал тут свою младшую сестру и мать? – нарушил Ганимед «минуту молчания». – Но зачем ты изменил их имена?

– Я всегда так делаю, чтобы на меня не смогли подать в суд.

– А я решила, что ты всё это выдумал, – удивилась Креуса.

– Я не умею выдумывать, у меня слишком бедное воображение. Поэтому мне приходится, как Уайльд, «вкладывать весь свой гений – в жизнь. И лишь…» описывать то, что у меня из этого выходит.

– И что же побудило тебя заняться книгой? – усмехнулась над ним Елена.

– Однажды я наткнулся на фразу Пелевина, посылавшую Творца подальше…

– Что ещё за фраза? – возмутилась Креуса.

– «Творцы нам тут на*** не нужны».4 Представляешь? И Афина Паллада, вскипев и буквально проломив мне череп изнутри воспоминаниями, решила заступиться за своего Бога-Отца. Пытаясь доказать ему, что ни один криэйтор с Творцом и рядом не валялся!

– Но для чего тебе переводить книгу? Зачем ты тратишь время на эту ерунду? – посмотрела Креуса на Елену.

– Ты даже не представляешь, сколько мне заплатят за осуществление данного проекта!

– Сколько? – оживилась Елена.

– Волшебник подарил ювелиру, которому таскал из прошлого драгоценности на переплавку, миллион долларов только для того, чтобы показать мне, что он не шутит! И этот миллион мог бы быть уже моим, а не ювелира, если бы я разгадал тогда его интеллектуальный ребус. К тому же, архангелы недавно послали мне сновидение – фрагмент моего будущего, которое я, как проснулся, тут же записал. Прочитать?

– Ну, давай, – улыбнулась Елена, призвав жестом этот «миллион долларов» облокотиться на себя вместо кресла, входя в роль его ассистента.

Ганеша с удовольствием опёрся спиной об её душевную поддержку и стал читать:

«Ганеша оглядел себя: он сидел в тёмно-серой рясе у стены многоэтажного здания в одном из американских городов прямо на тротуаре. В его длинных волнистых волосах, которые он отрастил за время семилетней трансформации физического тела в светозарное в полной изоляции от всего мира, было полно перхоти. И понял, что их снова пора помыть.

Мимо проходили американцы всеразличных рас, недоверчиво поглядывая на бородача в непонятной рясе. А одна молоденькая афроамериканка в белой блузе и серой юбке средней длины, проходя мимо, пожалела его и кинула несколько смятых купюр, приняв за нищего.

Ганеша дёрнулся, понял всю унижающую его ситуацию, встал и быстро пошёл прочь по тротуару. Девушка посмотрела на кинутые ему на мостовую купюры, от которых тот шарахнулся в сторону, но не стала их подбирать и, покачав головой, пошла прочь.

Он набрёл на какой-то книжный магазин и увидел сквозь стеклянную витрину свою книгу, выставленную на деревянных стеллажах лицом к потенциальному покупателю наряду с другими хитами продаж. Псевдонимб был указан сверху: «Ганеш Воронцов». А чуть ниже название: «Летучий Корабль».

Пока он рассматривал витрину с новинками, из магазина вышла продавец и, тоже приняв за нищего, попыталась прогнать вон. Но Ганеша указал пальцем на свою книгу:

– Я её автор.

Та поняла, что ряса и длинные волосы с бородой это его сценический имидж, призванный продвинуть книгу, и переменилась в лице:

– Проходите в магазин, – пригласила она Ганешу уже тёплым тоном. В качестве аниматора. – У нас тут после издания вашего бестселлера появились и другие новинки. Не желаете взглянуть? Вот автор, который вас «затмил», – улыбнулась девушка, указав ему на книгу модного теперь автора.

На что Ганеша не стал даже заходить и лишь скривился:

– У меня-то подлинное искусство, и этот однодневка мне неровня!

На что девушка стала предлагать ему его же книгу:

– Купите один экземпляр, будет что подарить своим знакомым.

– Но я тут ещё никого не знаю.

– Вот и будет повод хоть с кем-нибудь познакомиться, – настаивала девушка на покупке. – Покажете им свою книгу, и вас тут же начнут уважать.

– Но я не взял с собой денег, – возразил Ганеша, пожалев уже, что не подобрал те брошенные ему на асфальт купюры.

– Может быть, карточка? – настаивала девушка.

– В моей рясе нет карманов, – улыбнулся Ганеша и символически похлопал себя по бокам, чтобы та поняла, что он пустой. И наконец-то отстала.

– Но вы же можете продиктовать мне счёт в банке, – не сдавалась та, желая ему хоть что-нибудь продать.

– Я его не помню, – улыбнулся Ганеша и стал от неё чуть ли не убегать быстрым шагом.

Прошёл пару кварталов, забрёл в подворотню и увидел там синюю спортивку. Проходя мимо, вдруг заметил, что на заднем сидении лежит книга именно того автора, который его «затмил».

В машине никого не было. Он нерешительно дернул ручку. Машина оказалась не заперта. «Видимо, вышли на пять минут», – понял он. Огляделся по сторонам, взял книгу и стал читать, облокотившись о заднее крыло пятой точкой. Решив, что тут же отдаст её хозяину, как только тот появится, да и всё тут.

Читать по-английски было намного тяжелее, чем говорить. Тем более что автор активно использовал «герменевтический круг» и другие используемые и им самим литературные приёмы.

И так как через пару минут никого так и не появилось, Ганеша решил сесть на заднее сидение машины ногами наружу, так как спортивка была низкая. Открыл нараспашку заднюю дверь, уселся и продолжил чтение.

А ещё через пару минут чтения залез в машину с ногами. Сидеть стало гораздо удобнее.

«Нет, он мне не конкурент!» – решил Ганеша, разочарованно закрыв книгу.

И тут возник никто!

– Ты чего это уселся в мою машину?! – стал возникать тот на подступах. Всё отчётливее.

– Да, вот, хотел книгу посмотреть, – стал оправдываться Ганеша, вылезая наружу и протягивая её хозяину.

– А кто тебе разрешал?! – напирал парень, подходя к Ганеше. Явно намереваясь его избить. – Это что, твоя книга?!

Когда тот подошел на ударную дистанцию, Ганеша рефлекторно хотел нанести ему упреждающий удар. Но тут же мысленно стал раскаиваться: «Прости меня, Господи, что я на него разозлился». Так как ненависть постепенно превращает нас в бесов. А раскаяние – в ангелов.

Тот увидел, что Ганеша повесил нос, и одобрительно хмыкнул:

– Да, ладно, не переживай! Я и не хотел тебя бить. Так, пожурил слегка!

– Да я перед Богом каялся, а не перед тобой, – улыбнулся Ганеша. Осознав, что тот заметил и неверно истолковал его эмоциональную реакцию. – За то, что хотел тебя тут же вырубить.

– Повезло тебе, что ты передумал, – усмехнулся тот.

– Почему это? Я последние два года активно занимался физическими нагрузками и в прекрасной форме. К тому же, у меня нокаутирующий удар, которым я и хотел тебя тут же вырубить, чтоб не драться.

– Потому что ты уже старый, а я – молодой! – победоносно усмехнулся тот.

– Ну, да, – согласился Ганеша, что гораздо старше.

– К тому же, я боец NFC.

– Ты боец NFC?! Круто!

– Я в последних боях участвовал! Не узнал?

– Нет. Я уже давно не смотрю зомбовизор. Я смотрел бои NFC, когда чемпионом был Мак-Гризли.

– Да, давно это было. Меня, кстати, Джим зовут, – протянул он руку. – Джим Крайслер. А тебя?

– Ганеш Воронцов, – пожал он твердую руку спортсмена. – Я, просто, и сам писатель, а в магазине продавец мне сказала, что этот писатель, – протянул он книгу, – затмил мой «Летучий Корабль».

– Ещё бы! – усмехнулся Джим, забирая книгу. – Да, я читал твои книги! Но я читал их в электронном виде, а не в бумаге, как ты советовал.

– Ну и как, понравились?

– Да. Особенно, «Медуза Горгона». Сама Горгона – просто класс! А ещё мне понравились там твои похождения с Йориком. Напиши про него что-нибудь ещё. Я с удовольствием почитаю!

– Хорошо, постараюсь, – улыбнулся Ганеша. Осознав, что Джим наивно полагает, что он всё это выдумывает, как и все писатели. А не просто описывает то, что с ним было, придавая своим «подвигам» художественные формы.

– Но больше всего мне понравился «Ассортир».

– Ну, ещё бы! Это моя последняя книга, а потому-то и самая лучшая!

– «Летучий Корабль» тоже ничего.

– Ничего? – удивился Ганеша, так как считал эту книгу самой важной.

– Да и «Кассандра» тоже мне понравилась.

– «Кассандра»? – удивился Ганеша. – Это моя самая первая книга, поэтому я считал её самой слабой.

– Да нет, нормальная, – возразил Джим. – А в «Сиринге» мне больше всего понравился момент с внезапным появлением Волшебника. Я потом в других книгах только эти моменты и искал, – признался Джим. – Правда, там, места, где эти твои диалоги с Дезом, я пропускал, если честно. Слишком нудные они. Тем более что ты и сам писал, что те, кто не являются поклонниками нон-фика, могут пропускать их. Вот я их и пропускал.

– Так я написал это, чтобы ты прочитал их, когда будешь читать мои книги во второй раз. Но уже – как нон-фикшен! К тому же, все мои шутки становятся понятны только после повторного прочтения, это моё ноу-хау! Ты прочитал их ещё раз?

– Нет, конечно!

– Значит, ты так ничего и не понял, – вздохнул Ганеша.

– Да всё я понял! – отмахнулся Джим. И достал из машины полбутылки бренди. – Будешь?

– Нет, – съежился Ганеша.

– Почему это? – удивился Джим, отвинчивая крышку. – Я хотел бы отметить нашу встречу! – и, выпив с горла, протянул бутылку.

– Религия не позволяет, – показал Ганеша на рясу. И снова передёрнулся при виде того, как Джим приложился к бутылке. – Это тебя убьёт!

– Не каркай! – усмехнулся тот. Наивно думая, что Ганеша говорит ему о физической смерти, а не о духовной.

К машине подошла девушка и исподлобья посмотрела на Ганешу.

– Да не смотри ты на него так, – махнул рукой Джим. – Это его сценический имидж, он писатель. Познакомься с Лайзой.

– Ганеш Воронцов, – улыбнулся тот. – Я явился в Америку, чтобы продвигать свой «Летучий Корабль».

– Явился? Извини, забыл, что боги не приходят, а являются, – усмехнулся Джим.

– Ну, да, – улыбнулся Ганеша, – термина «телепортация» тогда просто не было.

– Да, я читала ваши книги, – вспомнила она.

– Присядем? – предложил Джим.

Лайза села возле Ганеши на заднее сидение, и он почувствовал себя рядом с ней крайне неуютно.

– У тебя зрелый невроз. Поэтому ты видишь мир в негативном ракурсе.

– Да, врачи мне об этом говорили, – подтвердила Лайза, пристально оглядев его с головы до ног.

– Я мог бы тебя вылечить, но для этого надо дней десять.

– Ты куда-то спешишь? – удивился Джим.

– Не могу же я тут с вами целых десять дней болтаться? У меня дела.

– Может, поедим чего-нибудь? – предложил Джим.

– Но я не взял с собой денег, – возразил Ганеша. И снова пожалел, что не подобрал те смятые из сострадания к нему купюры, которые через свою избранницу послал ему Господь.

– Чтоб никто не понял, что ты миллионер? – не поверила Лайза.

– Вот он и делает вид, что беден, как «церковная мышь»! – засмеялся Джим, показав на рясу.

– Чтоб меня не отследили по цифровому следу, – возразил Ганеша. – Я тут скрываюсь, если честно. Ты просто не понимаешь, какие у меня теперь могущественные враги.

– Ну, да. Это пока ты нищий, ты никому не нужен.

– Деньги тут ни при чём. Волшебнику пришлось уничтожить тех, кто пытался запретить «Летучий Корабль».

– Физически? – оторопела Лайза.

– Нет, блин, интеллектуально! – засмеялся над ней Джим.

– Астрально! – возразил Ганеша. – Вы просто не представляете ещё, что это за грозное оружие! Они выгорали изнутри медленно и задорно! Прекрасно понимая, в отличии от него, за что это с ними происходит. А поскольку Волшебник и я это, фактически, одно лицо, то демоны преследуют меня, а не его.

– Вот идиоты! – засмеялся Джим.

– Но разве Волшебник не понял, что этим он тебя подставил? – удивилась Лайза.

– Ладно, поехали, я тебя угощу. Окажу услугу Волшебнику. Или ты думаешь, сколько я зарабатываю на боях?

– Видимо, вполне достаточно.

– Видимо? Видимо-невидимо! – усмехнулся Джим и нажал на газ.

– Видал? Это он после твоих книжек так заговорил.

– Я называю это «родная речь», – улыбнулся Ганеша.

– Ты давно ел? – оглянулся Джим.

– Дня три назад. Поэтому пока что не особо хочу.

– Три дня назад?! – удивился Джим. И выехал на Центральную улицу.

– Я давно уже перешел на питание кишечником и теперь могу не есть дней по десять. Но с удовольствием поел бы!

– Ещё бы! – усмехнулся Джим.

– А я думала, что ты всё врал про питание кишечником, – призналась Лайза.

– Да я вообще в своих книгах ничего не врал. Там описаны реальные упражнения, которые я и сам применяю в жизни.

– И что, теперь ты снова бог Ганеша?

– Да пока что не особо, – стушевался Ганеша, избегая гордыни, – сам хочу посмотреть на то, что из этого получится. Хотя, если честно, я практикую все эти духовные техники только для того, чтобы не умереть от неизлечимых болезней, а не от хорошей жизни.

– Жёстко она тебя! – посочувствовала Лайза.

– Кто это? – не понял Ганеша.

– Геневера, разумеется! – засмеялся Джим. – Рассчитав твою судьбу перед воплощением именно таким образом, чтобы ты просто вынужден был тут практиковать религию. А не красиво и отвлечённо об этом рассуждать, как другие Мастера, которые ничем не болеют. Не понимая ещё, что религия – это ключ ото всех болезней.

– Так ты что, сам этого так и не понял? – впервые улыбнулась Лайза. Буквально открыв Ганеше глаза на проделки Навигатора. – Ты такой худой, что мне так и хочется тебя откормить.

– Тебе стейк заказывать?

– Конечно! – усмехнулась Лайза.

– Ты хочешь оставить всё, как есть? – удивился Ганеша, усаживаясь возле неё за столик.

– Но при чём тут стейк? – не поняла Лайза.

– Моисей же сказал: «Не убий». Каждому! Навсегда. Чтобы именно ты прямо сегодня не ела мясо.

– Я думала, что эта заповедь против убийства ближнего.

– Ага. Ты, вообще, читала «Ветхий завет»? Это вестерн, не лишенный залихватского исторического куража! Я вначале читал его как некую социальную фантастику, ведь там описывается то, чего не может быть – по мнению обывателя, каким я тогда и был. Пока не начал практиковать, – показал он на рясу, – и на собственной шкуре не убедился в том, что там всё-всё по-настоящему! Потому что он написан не для обывателей, а для неофитов. Как подробные «инструкции к применению» твоей высшей сущности на Пути духовной реализации.

– И даже яблоко «добра и зла» это не метафора?

– Нет, яблоки сладкие. А Блаватская писала, что неофитам сладкое есть нельзя. Потому что сладкое вызывает неукротимое сексуальное желание «убить» ближнюю. А Адам и Ева, видимо, объели всю яблоню, пока к ним не явился Господь. И увидел, что те духовно «умерли». Нарожав детей.

– Два стейка, два пива, три картофель фри и молочный коктейль для этого «ботаника». Без сахара, – подмигнул Джим. И протянул деньги официантке.

– Что ж, холодильник опять победил Бога, – вздохнул Ганеша, как только им принесли еду. И запахло хорошо прожаренным стейком. Сглотнув слюну. – Пойми, – обратился он к Лайзе, которая впилась зубами в стейк, – энергия духа покидает тебя всякий раз, как только ты ешь мясо или пьёшь спиртное. Или ты думала, чем пролы Оруэлла отличаются от более высших каст? Тем, что энергия пролов не сублимируется. Из-за того, что они деградируют с каждым годом всё необратимее, употребляя в пищу всё подряд. И постепенно мутируя на генном уровне, образуют отдельную касту шудр! Это Создатели нашего тела на высших планетах специально нас так создали, чтобы обыватели не становились духовно продвинутыми сущностями. Как архидемоны, которые смогли эволюционировать из полутораметровых тараканов ещё до изобретения тела человека, постоянно вращая клешни, – показал он, начав быстро-быстро вращать кисти рук. – Что через полгода постоянного круглосуточного вращения вызывает в мозгу эволюционные изменения у любого вида живых существ. Так что мне, как позавтракаем, придётся вас покинуть. К сожалению.

– Ты больше не хочешь с нами кататься? – удивилась Лайза, пережёвывая сочный стейк. И вытерла рот салфеткой.

– А я уже хотел пригласить тебя на бой. Сегодня вечером я выступаю. Мог бы посмотреть! Бесплатно. Я могу провести двоих.

– С бесами – нет. С потенциальными ангелами – сколько угодно!

– Теперь ты и меня обзываешь, да? Я уже для тебя бес?

– Бес – это термин, означающий духовно нищее существо – без «прибавочной» энергии, как сказал Карл Маркс, получаемой за месяц катания Сизифова камня. К тому же, если ты ведёшь себя, как исчадье ада, поедая своих ближних, то кто ты? «Ангел» и «бес» это не комплимент и не ругательство, это термины, определяющие твою сущность и, как следствие, поведение. Бог хочет, чтобы ты был близок к нему не только на словах, изучая писания, но и на деле.

– «По делам вашим дано вам будет», – улыбнулась Лайза, запивая стейк пивом.

– Так сказать, экзистенциально. На практике. А красиво рассуждать о высоком каждый может, тут ума не надо. Изменить своё бесовское бытие на ангельское – вот в чём вся фишка!

– Основной вопрос экзистенции, – поправила его Лайза.

– Нет, далеко не каждый сможет, – возразил Джим, доедая стейк. – Очень много тех, которые и рассуждать не могут. Как мы.

– Но это не делает тех, кто умеет рассуждать, лучше. Только дела.

– Постепенно изменяя свою природу с бесовской на ангельскую, – поняла Лайза. Раздумывая уже над тем, заказывать ли ещё пива? Вертя стакан.

– Или ты думаешь, как я каждый рейс изменял свою природу? Я бросал грешить. То есть – пить, курить и есть мясо. Раскаивался во всех грехах и начинал изучать литературу. Постепенно становясь ангелом.

– В свободное от работы время?

– Пока другие моряки недоумевали: «Зачем тебе это надо?» И невольно отмечали то, что я постепенно всё больше становился похож на Христа. После того, как на меня от Николая Угодника нисходил Святой дух.

– Изменяя твоё физическое тело? – удивился Джим.

– Павел же сказал: «Христос – в каждом». Вот он во мне и актуализировался по мере духовной трансформации. А один матрос из нашей четырёхместной каюты даже хотел мне набить за это морду! Лица, прости господи.

– По наущению Сатаны, – поняла Лайза и передумала пить пиво. – Молочный коктейль! – крикнула она официантке и посмотрела на Ганешу. – Два! – подняла она два пальца, всё ещё желая его хоть как-то откормить. – И булочку!

– Но я уже наелся, – возразил Ганеша, допивая коктейль, чтобы отдать пустой стакан официантке.

– Возьмешь с собой! – твёрдо сказала Лайза.

– Но в моей рясе нет карманов! Я живу в Настоящем Моменте.

– Я положу её в сумочку. Вдруг кто-то во время матча рядом с нами начнёт есть гамбургер? Чтобы ты не искушался и съел булочку.

– Но я теперь снова смогу не есть как минимум три дня.

– Да-да-да! – засмеялся Джим. – А то я не видел, как при виде стейка ты сглотнул слюну!

– У меня идея! Я хочу, чтобы ты во время боя передавал Джиму энергию, как Моисей.

– Да! У меня сегодня очень серьёзный противник. На кону большой куш! Если поможешь выиграть, поделим деньги!

– Но для этого ты должен быть уже «прокачан», – возразил Ганеша, – как и паства Моисея. Или ты думал, что они просто так бродили по пустыне чувств? Ладно, сделаю что смогу. Только больше не ешь мясо и не пей спиртное, иначе моя энергия будет тут же «покидать неблаговидный сосуд».

– Почему же ты воспринял тогда это сновидение как послание архангелов? – удивилась Креуса.

– Потому что архидемоны тоже не сидели, сложа руки. И время от времени посылали мне свои компиляции моего вероятного будущего. Формируя их образы из того, каким я его себе тогда представлял, – усмехнулся Ганеша. – Вначале они посылали мне во снах моменты, где я договаривался о переводе книги на японский язык. А уже затем, непосредственно перед выходом в печать, меня вызвали в высокий кабинет и спросили через молоденького переводчика, не собираюсь ли я организовывать в Японии секту? Так как после чудачеств «Аум-Сенрикё» по их текущему законодательству было запрещено издавать религиозную литературу. Тем более что я стоял в кабинете перед ними в своей тёмно-серой рясе. Подтверждая опасения.

– И что же ты им тогда ответил? – не поняла Елена.

– Я не собираюсь заниматься организацией религиозной секты ни в Японии, ни где бы то ни было ещё. Моя единственная задача – отомстить Америке за развал моей страны!

– И – что?! – оторопела Елена. Ведь он покушался на святое!

– Переводчик наклонился к должностному лицу, принимавшему решения, и перевёл ему мои слова. Тот чуть подумал и кивнул. И переводчик поздравил меня с тем, что моя книга будет издана! Я проснулся тогда в холодном поту и долго думал над тем, что это было. Ведь я и не собирался мстить Америке, – заверил он Елену, – даже в страшном сне! А тем более – в столь неотличимом от реальности. Вспоминая и заново наблюдая за тем, что «я» же говорил. И быстро понял, что это был популистский ход с моей стороны. Ведь тот, кто меня слушал и принимал сложное решение о том, публиковать ли мою книгу, как представитель более старшего поколения ещё помнил о том, что это именно Америка скинула атомную бомбу на Японию.

– В отличии от школьников, которые уже не помнят об этом факте! – усмехнулся Ганимед.

– Чтобы тот захотел издать твою книгу в пику Америке? – удивилась Елена. Что всё так сложно.

– Тогда как, на самом деле, Америка сбросила атомную бомбу на Хиросиму вовсе не для того, чтобы показать им «кто в доме хозяин». Ведь они так и не поняли этого ровно до тех пор, пока Россия не разбила их кантунскую армию в пух и прах! А как раз для того, чтобы одержимые идеями англичан ярчайшие представители Японии перестали втягивать свою страну в войну с Китаем, и навсегда смирить их имперские амбиции.

– Выбив Японию из обоймы англичан! – усмехнулся Ганимед.

– Чтобы те не смогли уже больше вооружать Японию и угрожать её боевым потенциалом ни Китаю, ни Корее, ни другим соседям, включая Россию, партнера Америки в те благодатные времена. А были бы с тех пор сугубо мирными гражданами. Какими японцы, благодаря Америке, теперь и стали.

– Подорвав сбросом маломощной атомной бомбы на Хиросиму все дальнейшие планы англичан! – засмеялся Ганимед.

– Если бы! Это удалось прекратить, только отравив Сталина руками его же медиков. Именно из-за того, что тот подливал (войсками) масла в огонь всё той же войны «Севера и Юга», которая была перенесена теперь с территории Америки на территорию Кореи. Воюя друг с другом руками ничего не понимающих в том, чьи интересы они столь исступлённо защищают, корейцев. Разделив, в итоге, Корею сразу же после смерти Сталина на «Северную» и «Южную».

– Символично, не правда ли? – усмехнулся Ганимед и посмотрел по сторонам: на «северную» Елену и «южную» Креусу.

– То есть Америка тогда, по сути, оказала Японии услугу, нанеся упреждающий удар. Если понимать о том, что могло (и уже тогда планировалось англичанами) произойти с её гражданами в дальнейшем. Что неизбежно произошло бы, не подставь Америка Японии своё братское плечо.

– То есть раз и навсегда положив – с бомбардировщика на Хиросиму – конец вечной вражды Японии со всем миром! – просиял Ганимед. – Запретив им иметь войска и ядерное оружие.

– Но почему тогда чиновник тебе поверил? – так и не поняла Елена.

– Как это – почему? – удивился Ганеша. – Шестьдесят четыре процента россиян проголосовали против развала Советского Союза, но его всё равно развалили. Американские ставленники нарушили данную нам Богом Свободу Выбора! А как говорил апостол Петр: «Вы пытались обмануть Бога?!» Ты помнишь, что он тогда за это с ними сделал?

– Нет.

– А чиновник, видимо, ещё помнил. И полистав мою книгу, понял, что я не просто верю в Бога, как все, но и общался на Летучем Корабле со всеми ангелами и архангелами, пока Николай Угодник меня по нему водил и подробно рассказывал, как у них там, в Раю, всё устроено. Вот чиновник и решил, глядя на мою рясу, что я хочу отомстить тем, кто нарушил Свободу Выбора россиян в лучших традициях Петра!

– Так ты что, уже реально бог Ганеша? – удивилась Креуса. Снова увидев в нём Творца.

– Да он развел его, не ясно разве? – засмеялся над ней Ганимед. – Чтобы тот разрешил издать книгу. Просто одев на встречу с ним рясу!

И объятия Елены сами собой разжались, как только она поняла, что про миллион долларов Ганеша тоже им наврал.

– Это надо отметить! – усмехнулась она. Небрежно оттолкнула этого афериста от себя и приложилась к бутылке пива. Выпив её до дна, чтобы заглушить разочарование.

Ганеша удивился этому перепаду настроения и легко переключился на Креусу:

– Да никого я не разводил. Ведь если я действительно стану богом, то моя книга «Летучий Корабль» станет тут новой религией, как у Кришны.

– А если только на словах, то – фантастикой! – усмехнулся над ним Ганимед.

– То есть? – оторопела Креуса. – Ганеша – посредник между Мирами. В своей книге ты хочешь открыть смертным все секреты Вечных?

– Да ничего не произойдёт, не переживай! Ведь тайны надо практиковать, а не говорить о них, – усмехнулся Ганеша. – Смертные пропустят их мимо ушей, чтобы не вставать с дивана. Для них это будет очередная Сказка про весьма юного, по космическим меркам, но с огромным умом и самомнением, невероятно тщеславного романтически настроенного ангела, самым невероятным образом попавшего в ад. Начитавшись у себя в совершенном ангельском мире романов о попаданцах, внезапно попадающих в качестве Планетарных Творцов в самую гущу исторических событий в аду и начинающих там наводить свои порядки, используя все доступные им высшие знания и магию. Совершенно искренне пытаясь воссоздать в аду то мироустройство, что царило в их Высшем Мире до того, как они его покинули. И вдохновлённый их литературными успехами, попытался сделать то же самое, но уже – на самом деле! С целью сбора фактологического материала для своего будущего бестселлера, который он намеревался написать, по горячим следам, прямо в аду. Чтобы перещеголять своих «собратьев по оружию»! Угрожая пытающимся тут же помешать ему издать книгу, когда его Сказка была уже написана, стоящим у власти демонам организовать в их странах ровно те самые подвиги, что были так подробно описаны в романах его литературных конкурентов. Устроив им «Бурю в стакане» с чаем без Сахарова! То есть ровно то же самое, только без его водородной бомбы. И уже действительно их всех перещеголять! А не на словах. Войдя в историю этого Нижнего Мира не только как художник Слова, но и Дела! Пусть – вынужденно. Что у него и на своей планете получалось всегда намного изящнее, чем высокий слог!

– Стоит ли упоминать о том, что данная Сказка является чистейшей социальной фантастикой, – поддержал его Ганимед, – не имеющей ни к кому из современников, ни к представителям древности ни малейшего отношения. И проводить какие-либо параллели с героями исторических событий в жизни главного героя и данной планеты вообще означало бы поддаться на искушение проникнуть во внутренний мир автора. И стать еще одним попаданцем, но уже – в Сказку! Которая внезапно так вас очаровала, что заставила вас совершенно искренне поверить в реальность происходящего вокруг хаоса. И буквально втянула вас в себя! Вывернув в виде точно такого же потенциального ангела у себя дома, возжаждав точно так же реализоваться на основе опыта восхождения главного героя.

– Который сумел-таки отыскать истоки подлинной религии. Благодаря Судье Херкле прорвался на Летучий Корабль – в штаб повстанцев, существующий к его удивлению и до сих пор. Преодолел-таки все искушения и соблазны и духовно переродился в этом воплощении в настоящего Волшебника. Для того чтобы начать чудить и чудотворить в этом социальном аду уже по-настоящему! – улыбнулся Ганеша Креусе, которая была чуть тоньше фигурой и лицом, что дополняли едва заметные усики Лизы Болконской, которые он тут же поцеловал.

– Это безобразно! – возмутилась Креуса, тут же перестав видеть в нём Творца. Не заметив, что он целовал не её, а Лизу, о которой мечтал со школы! Тут же влюбившись в главную героиню Льва Толстого, как и все в классе.

– Безобразное – это художественный элемент любой Сказки, – объяснил ей Ганеша своё «непристойное поведение». В школе.

– Сказки любого, – поправил Ганимед.

– Безобразное мы используем для придания себе комических и трагических эффектов, думая нарушить этим гармонию чужой Сказки, по тем или иным причинам чуждой духу нашей.

– Но реально разрушаем этим лишь свою Сказку.

– Зло ужасно в основном тем, что превращает твою Сказку в былину, подрезая Икару крылья и превращая его обратно в обывателя.

– А затем, по мере проникновения в тебя зла – твоей озлобленности и лени – и в животное! – усмехнулся Ганимед.

– Каждый твой злой поступок или мысль, взгляд, вздох, жест, не суть важно, создает у тебя установку на зло.

– Создает брешь, – уточнил Ганимед, – через которую в тебя и проникает Зло. И начинает через тебя действовать.

– Разрушая все твои Сказки!

– Из-за того, что все ошибочные или злые действия есть продукты недопонимания ситуации, они и являются заблуждениями.

– Так что грешника не случайно именуют развалиной. Ведь, заблуждаясь, он обречён блуждать по развалинам своих Сказок! – усмехнулся Ганеша и снова её поцеловал, развеяв сказочно долгим поцелуем Творца все её заблуждения.

Но увидев, как Андрей Болконский и его «маленькая княгиня» милуются, блуждая по развалинам её сказок о себе, как о недоступной принцессе, Елена тут же снова стала для него столь же Прекрасной, как была:

– Что ж, я искренне рада, что ты наконец-то нашел себе ту принцессу, которую ты и впишешь в идеальный мир своей новой Сказки!

– Ты хочешь сказать, что способна на нечто большее? – удивился Ганеша.

– Мои пределы в вышине сложили гимны обо мне! – улыбнулась Елена и откровенно клацнула зубами.

И проникшись её волшебной игрой в белку, уже обещавшую погрызть его «орешек», Ганеша моментально оставил Креусу и пошел на абордаж.

Но Елена смогла тут же отбить нападение и не дала ему захватить себя в рабство, отогнав корму своей ладьи от него подальше. Как только тот ущипнул её за зад, как простую деревенскую девку на ярмарке, торговавшую своими аппетитными булочками.

А не крутую нравом скандинавскую принцессу, которой – для полноты картины – теперь не хватало лишь секиры!

Но Ганеша не стал с ней биться, а тут же вернулся к очарованию Креусы. Ему было всё равно, кто будет являться объектом для нападения его любви. Её низкопробковое положение? Видавшие виды одежды? Голодный, усталый от разочарований взгляд, выпавший в осадок тонкой грусти? Напротив, всё это лишь вспахивало векторное поле активности её любви к нему, подающему надежду погасить в ней все эти сигнальные лампочки. И протягивало пульт управления ею.

– Грязно не то, что в сознание входит. А то, что из этого выходит на поле практики, – улыбнулся он Креусе.

– В сапогах на босу ногу в поисках обмороженной октябрём несчастья капусты запоздалых выводов, – усмехнулся над ними Ганимед.

– Но стоит лишь вывернуть твою жизненную ситуацию обратно в теорию, как ты, увидев все свои недочеты и исправив их соответствующими поступками, тот час начнёшь жить в Сказке. Если же в тебе недостаточно художественной пластики, открой «Мифы и легенды древней Греции» и выработай свою мифологию поведения. Став для себя Зевсом, жестоко карающим тебя за любой проступок, а для других – Гермесом, несущим им благую весть от бога – твоей высшей сущности! Постепенно ты станешь настолько совершенной, что откинешь все эти карнавальные маски, включая и маску бога.

– Чтобы лицо ни натерло ею, как сандаль – большой палец! – усмехнулся Ганимед и потёр лицо.

– А второй сандаль дырявый, в нём всегда хорошо! – усмехнулась Елена.

– А индейцы почему-то вообще не носят сандалий… – растерялась Креуса.

– Летом они делают вид, что у них копыта, а к зиме они их отбрасывают!

– Как условности?

– И сливаются с божественным, обсуждая это долгими зимними вечерами у костра.

И положил голову ей на ноги, целуя руки, чтобы Креуса начала уже гладить ими его по голове, как своего котёнка. Ему было всё равно, кого из них очаровывать. Лишь бы – как можно быстрее. И приступить к сладкому. В постели.

На что Елена (как демон искушения, потерпевший полное фиаско!) тут же испугалась потерять столь нарасхватного кавалера и начала строить ему свои внезапно вновь прекрасные (то глубокие, как небесная синь, то игривые, как морская гладь) глазки. С быстрыми бурунами эмоций, роившимися от спиртного в её глазах.

– Что ж, если это предел твоих мечтаний… – снисходительно улыбнулась Елена.

Ганеша удивился этому перепаду настроения и снова охотно поддался на её чары, переложив голову на её колени.

– То, что ты имеешь и умеешь и является причиной возникновения у тебя обмана зрения, который и не дает тебе видеть дальше собственного носа, – усмехнулся он, намекая на близорукость Елены. – Зримое всегда обманчиво. Не подстраивайся под других, мир – вот лучший настройщик! Со-настройся с миром. Мир по-прежнему чист и прекрасен, как первобытный девственный лес.

– Мы сами запускаем в него волков, – усмехнулся Ганимед, – чтобы было от кого убегать и на кого охотиться.

– Перестань играть в чужие игры. Это их игры. Ты – не они. Ты – значит – одна. Они – означает – стадо. Преврати себя в заповедник. Снова стань ребёнком и поиграй в блаж.

Но Елена, вспомнив свои разбросанные в детском лагере игрушки, снова к нему внезапно охладела.

Так что Ганеша, недолго думая, опять переключился на Креусу и начал её откровенно обнимать, форсируя события:

– Выколи ребёнку в себе глаза, отпусти его в мир. Пусть мир снова станет для тебя полон удивлений и новых открытий!

– Вот поэтому-то в следующей жизни мы себя уже и не помним, после перезагрузки смертью очищая оперативную память от предыдущего воплощения, – улыбнулась Креуса и охотно пошла на уступки. Тут же осознав, что Елена слишком уж высоко задирает нос, и у Ганеши с ней ничего уже не получится. Непроизвольно начав прорабатывать у себя в голове их совместную вечернюю программу, как только они останутся наедине. И она наконец-то подарит ему всё самое лучшее, что в ней есть!

Под платьем.

И Ганеша это уже предвидел: по её глазам, которые столь выразительно ему сияли; по её улыбке; по рукам, которые стали уже обнимать его в ответ, безраздельно захватывая его в свою собственность. В ответ на то, что он стал столь же преданно обнимать свой «утешительный приз». По сравнению с Элен. Надеясь сегодня же вечером им себя утешить. И не раз!

– Форматируя «жесткий диск» духа в Чистилище, – улыбнулся Ганеша и поцеловал Креусу в губы. – Чтобы в следующей жизни нам интересно было заново учиться мыслить!

А Ганимед отвёл его в сторону туалета и сказал:

– Ты уж определись, кто тут твоя, а кто моя. А то ты ластишься то к той, то к этой. Обе они тебе не дадут, уверяю тебя. Так что выбери уже себе на вечер одну из них и оставь мне хотя бы ту, что после тебя останется.

– Тебе? – удивился Ганеша, впервые увидев в нём самца. А не клоуна, которого он пригласил на этот пикник на обочине моря, чтобы поразвлечь дам. – Ты же видишь, как Елена себя ведёт: то подпускает к себе, то отбрасывает. К своей подружке. «Не мужчина выбирает женщину, а женщина – мужчину», как сказал какой-то классик. Разве я виноват, что они выбрали меня обе? И сейчас – просто рвут на части! Классик об этом даже не мечтал!

– Да я понял, что Елена выбрала тебя ещё вчера, позвав меня и Креусу сегодня только для компании. Так что оставь Креусу в покое, я утешу её разбитое тобой сердце!

– Просто, я пришел с морей и сейчас готов запрыгнуть на первую попавшуюся. Как сказал Есенин в неопубликованном: «Когда наш перл, как телеграфный столб, топорщится, нам всё равно, кто под нами лежит – актриса или уборщица!» Мощно сказано, не так ли? Серебряный век, учись!

– Вот ты и оставь серебряную уборщицу мне, а сам займись золотой статуэткой. Вручи себе этот Оскар! Она тебе больше подходит.

– Ага, то подходит, то опять отходит. Как и завещал поэт! – усмехнулся он и вдруг понял, что этот стих Заболоцкого «Белая ночь» был взят за основу поведения Елены. – «То подойдёт, то отойдёт, а мужа любят круглый год!»

– Да я бы и сам ею занялся, если честно, если бы мы давно уже не относились бы друг к другу исключительно как друзья. Ещё с тех пор, как она жила с Ахиллом. А ты был, в основном, тогда в морях. Так что вы редко виделись и не успели так сдружиться. И теперь у тебя есть все шансы ею овладеть. А у меня – уже нет.

– Ну, хорошо, оставлю тебе «уборщицу». Сегодня твой день! Наслаждайся крохами с моего барского стола! Только запомни, что абсолютно все девушки – соблазнительные демоны искушения, пока не становятся матерями – богинями (синдром богоматери), и абсолютно все парни – боги, как только они перестают быть детьми.

– Богоматери надо родить Бога-Сына?

– То есть не от кого попало, а от Бога-Отца! Чтобы «богоматерь» не побили камнями упрёков родственники. Женщиной быть намного сложнее и ответственнее!

Они вернулись к девушкам и стали вести себя соответствующе выбранной ими мифологии поведения, пытаясь быть богами в их глазах. Проявляя свою высшую сущность (с жёсткого диска духа) на глазах у всех.

– Так, а «как начать мыслить, товарищ Бендер?»5 – усмехнулась Елена, оторвав их от наслаждения бутербродами. Сделав вид, что ей это просто безумно интересно, чтобы расположить Ганешу к себе. – Как ты научился мыслить?

– По-настоящему мыслить ты начинаешь только после того, как усвоив из философского словаря необходимую для абстрактного мышления терминологию набиваешь свой ум до предела чужими мыслями, – решил Ганеша её окончательно добить.

– Научившись именно мыслить, а не молоть языком! – усмехнулся над ней Ганимед.

– Изучая философский словарь ровно до тех пор, пока ты не научишься применять эти навыки хотя бы для того чтобы начать понимать то, о чём там идёт речь. Пока твой мозг не начнёт ими бредить, не успевая обрабатывать получаемую тобой непривычно сложную информацию.

– Пытаясь их хоть каким-то боком к себе приладить и уложить в поленницу мировоззрения! – усмехнулся Ганимед, проглотив бутерброд.

– И чем сложнее получаемая тобой информация, тем быстрее всё это начнётся. И тем интенсивнее будет протекать сам мыслительный процесс, мобилизуя для этого всё твое тело.

– Так как тело станет полагать, что это что-то жизненно важное, раз уж ты этим так серьезно заинтересовался? – подыграла ему Елена.

– И когда через пару недель непрерывных занятий твоему телу все же удается хотя бы ненадолго переключить твое внимание на себя и подвергнуть фундаментальному сомнению твою жизнедеятельность в игре мыслей, не имеющих к тебе прямого отношения, и оно заставит тебя решить какую-то неотложную проблему, то эта проблема вдруг решится для тебя уже так просто (по сравнению с теми абстрактными вопросами мирового уровня, которые ты решал, обрабатывая получаемую тобой сложную информацию), что ты начинаешь этим увлекаться. И пытаться решить ещё и ещё одну проблему.

– Ведь это касается качества твоей жизни! – поняла Креуса.

– События которой начинают выглядеть для тебя такими смешными и незначительными, глядя на себя теперь с высоты проблем мирового масштаба, что ты с лёгкостью решаешь проблемы этого пресловутого существа, которым ты до этого всем являлся. Делая для себя одно экзистенциальное открытие за другим! Так что ты даже не можешь уже усидеть в кресле, подскакиваешь и начинаешь ходить из угла в угол, «перелопачивая» все свои проблемы, до которых твой рассудок своей «лопаткой» может дотянуться. Все глубже уходя в свое прошлое. И решать их одну за другой, всё сильнее и громче над собой посмеиваясь.

– Над тем, каким ты был недотёпой? – ласково усмехнулась над ним Креуса.

– И с какой лёгкостью другим удавалось тебя дурачить. Так тело начинает мыслить!

– Всё понятно, – усмехнулась Елена. – Только вскипятив предварительно чайник, можно наслаждаться горячим чаем, разливая его по кружкам своих проблем.

– Перестав быть чайником! – усмехнулся Ганимед и толкнул Ганешу плечом, столкнув его с Еленой.

Ганеша тут же рефлекторно обнял Елену и повалил на песок, ругая Ганимеда:

– Ты знаешь, для чего он это сделал?!

– Для чего?

– Чтобы я тебя поцеловал! Вот так! – поцеловал он Елену в губы и прижал к песку. – Только о себе и думает!

И ещё раз её поцеловал. Пока она не успела вырваться и отвесить Ганимеду затрещину за оргию.

– А ты чего не пьёшь, – усмехнулась Елена над Ганешей, открыв себе ещё бутылку пива, – религия не позволяет?

– Ты действительно интересуешься или снова хочешь отправиться в литературнэ? – улыбнулся Ганеша.

– Как назовём поезд? – усмехнулся Ганимед.

– Я назвал это сновидение «Пункт наблюдения», – улыбнулся Ганеша, открыл тетрадь и стал читать, чтобы опьянить девушек собой ещё сильнее:

«После того, как Геневера обратила внимание на заявку Ганеши для отправки его в литературнэ на одну из планет низшего типа, она тут же поняла, что это поможет ей вытащить из тюрьмы Артура. Если ей удастся уговорить Ганешу отправиться именно на Землю. И поспешила согласовать это на Луне, где коалиция архангелов с планет высшего типа давно уже оборудовала себе Пункт Наблюдения за тем, в каких условиях содержатся на Земле заключённые с их планет. Контролируя архидемонов и следя, чтобы те не перегибали палку, излишне усердно наказывая падших ангелов за их проступки.

– Вы хоть понимаете, что именно вы мне предлагаете? – отшатнулась Геневера от архидемона, выслушав его встречное предложение. – Если Ганеша будет страдать там от ваших гепатитов, то у него не хватит энергии на Пробуждение. А значит – дать и Артуру даже шанса покинуть эту планету-тюрьму! Что за бред?!

– Но какой нам смысл просто так терять из-за вас начальницу их экспедиции Креусу, на которую вы собираетесь его к нам заманить? – усмехнулся архидемон. – Тем более что Ганеша наивно считает, что сможет легко Пробудиться из любых социальных условий.

– Абсолютно! – подтвердил архангел. – Их специально в учебно-тренажерном центре «Млечный путь» в Центральной галактике именно этому и обучают перед тем, как отправить в командировки по галактикам. Чтобы все они смогли вернуться.

– Вот пусть и докажет нам, что он достоин носить звание Творца Вселенной, – усмехнулся архидемон. – Ведь это не просто должность, но ещё и высшая ступень в иерархии разумных существ! Или вы думали, из каких богов произошли Старейшины? Именно из Творцов! И мы узнали, что один из Старейшин готовит из него себе замену. Вот поэтому-то архангелы и согласны на этот эксперимент. И будут во всём вам помогать. Так как это будет проверкой на то, достоин ли Ганеша, в перспективе, стать одним из Старейшин.

– Это будет его выпускной экзамен! – подтвердил архангел.

– Минуя то, чтобы стать начальником экспедиции, как Креуса? – удивилась Геневера.

– Этот подхалим втёрся в доверие к самому опытному в политических играх Старейшине. И тот упорно продвигает его во власть. Хотя сам Ганеша об этом пока ещё не догадывается. Именно его оппоненты нас об этом и попросили, ведь Старейшины контролируют всю вселенную.

– Назначая Творцов Галактик? – оторопела Геневера.

– Нет конечно! Но они – в переломные моменты – вносят в их поведение существеннейшие коррективы, посылая к ним целую дюжину Творцов Вселенной. Чтобы тот от них не отвертелся. Ведь в противном случае любой из них сможет создать в центре его галактики «черную дыру» такой силы, что она буквально за несколько столетий сможет втянуть в себя всю галактику. Подчистую!

– Но только если Совет Старейшин – по каналу Высшего Разума – им это одобрит, – возразил архангел.

– Поэтому мы не решились бы на подобную авантюру, если бы один из Старейшин не предложил нам через своего доверенного архангела этот план. Кстати, познакомьтесь, люди называют его Николай Угодник.

– Так что всё согласовано на самом высшем уровне! – подтвердил тот.

– В итоге, если Ганеша умрёт от болезней, так и не успев Пробудиться, мы получим в своё распоряжение ещё одного Творца Вселенной. Чтобы он играл у нас на стыке эпох роль Планетарного Творца.

– Таков план.

– А если Ганеша почует неладное и не согласится? – не сдавалась Геневера.

– Вот вы как раз и должны будете обеспечить то, чтобы он на всё это согласился, – лукаво улыбнулся архидемон. – Причём, ещё и вас стал бы на это самое уговаривать.

– Что за «это самое»? – не поняла Навигатор.

– Ганеша очень падок до всего красивенького. Догадайтесь, какое у него в Школе Творцов было прозвище? Аполлон! В школе он постоянно писал стишки по любому поводу, видя смысл своей кичливо-незадачливой жизни в создании прекрасного.

– Этим он и привлёк Старейшину?

– Не знаю. Но именно этим его и привлекла Креуса, явившись перед отправкой в нашу галактику в учебно-тренажёрный центр слегка накрашенной. Так легко, чтобы лишь подчеркнуть своё благородное изящество и – и без того неземную – красоту! И он тут же на это клюнул. Как она и рассчитывала. Но не учла, что Старейшина, который в этот день принимал у него экзамен, тоже это заметит. По его волнению. И когда Креуса отказалась покидать нашу галактику без него, они тут же сопоставили одно с другим. И всё, разумеется, поняли. Своим Высшим Разумом.

– Что она решила завязать с работой?

– Когда наконец-то поняла, что стать Старейшиной ей не светит, – усмехнулся архидемон. – И тут же попыталась стать женой того, кого один из Старейшин продвигал во власть.

– И через него влиять на решения в Совете?

– Именно за это ей и присудили тут пожизненное перерождение без возможности Пробудиться из простых смертных. Чтобы устранить потенциальную конкурентку, зная её твёрдую позицию по основным вопросам обустройства мирозданий. А не за отказ работать на них Творцом. Уверенные, что о ней никто уже и не вспомнит, когда мы постепенно превратим её тут в демонессу, – усмехнулся архидемон, – сделав полностью непригодной даже для проживания в Центральной галактике. Ни то что – участвовать в политической жизни вселенной.

– Кроме Ганеши, который после её выходки никогда уже о ней не забудет, – возразила Геневера.

– Так что он либо «в цвете» с ней тут попрощается и оставит, либо и сам тут останется вместе с ней навсегда. Но в любом случае не сможет транслировать в Совете Старейшин её решения. Повторяю, это не наш план, мы слишком мелко плаваем. Нам сотворить такого никто бы тут не позволил – под угрозой исчезновения галактики.

– Всё согласовано на самом высшем уровне! – снова подтвердил архангел.

– И что же от меня потребуется? – так и не поняла Геневера. – Какую роль мне предстоит сыграть во всём этом политическом спектакле?

– Вы просто должны будете слегка накраситься, как и его начальница. Чтобы Ганеша тут же на вас запал, как и на неё. Ведь вы так красива!

– Но нам нельзя приходить на работу даже легко накрашенными! – возразила Геневера. – Это прописано в уставе компании: «Клиенты должны грезить о высшем мире! А значит – видеть в наших сотрудниках прообразы богов, чуждых всех искушений и страстей». Думая, что мы запросто с ними якшаемся. Ведь боги, которых люди наивно считают обычными инопланетянами, называя их «раса Серых», после тридцати трех лет полностью удаляют себе детородные органы. Чтобы больше никогда не искушаться и не тратить энергию на эмоции и страсти, понапрасну распыляя её в пространстве. Переходя после этого на питание чистейшей вихревой энергией, получаемой с планет низшего типа. Именно это и обеспечивает им самую высокую продолжительность жизни их физических тел в галактике – до шести тысяч лет. Тогда как даже нам, ангелам, не удаётся прожить более двух тысяч. Именно потому, что мы не удаляем себе детородных органов. Чтобы не терять смысла жизни. Так как мы, всё же, психически чуть более примитивны и не так стабильны, как боги. Наше агентство «Новая жизнь ангела» было создано именно для того, чтобы ангелы, воплощаясь на одну жизнь в телах богов, прочувствовали на собственном опыте, каково это – жить одним лишь ментальным телом (создавая другим Сказки, в которых те после этого будут жить, называя их «научными теориями»). И понять для себя, хотят ли они, в перспективе, стать богами. Либо уже смириться и так и оставаться ангелами, если жизнь богов покажется им несносной. С удивлением, воодушевлением и восторгом от всё новых прогрессивных теорий (данных нам богами), строя всё лучшее, всё более «Светлое будущее!» в своём доминионе. Делая жизнь всё более осмысленной. Чтобы без оглядки на боль и низшие принципы, мешающие нам плодотворно развиваться, создавать вокруг себя прекрасное! В каждом своём творении, будь то мебель, архитектура или предметы роскоши. И – действительно – жить в Сказке. А не – умозрительно, как боги. Что живут на своих планетах в отрешенности и нищете. По нашим меркам. Всю свою жизнь оставаясь голыми и используя только лишь насущно необходимое. Да и то – временно, пока в этом есть нужда.

– Подчиняясь закону «Абсолютной необходимости», – подтвердил архангел.

– Были бы люди хоть чуточку терпеливее, они тоже смогли бы использовать свои тела во всей полноте, что заложена в их тела Создателями. А так – это слишком дорогие для них игрушки, – улыбнулась Геневера, – которые люди используют точно так же, как и до того, как Ганеша решил подарить им тело человека.

– Не сам, а по решению Совета Старейшин, – уточнил архангел.

– То есть используют и это тело тоже лишь для того чтобы размножаться, как собаки. Каждый день, а не как ангелы – раз в месяц, – улыбнулась Геневера. – То есть они как были недо-разумными полуживотными, какими Ганеша обнаружил тут сатиров, так ими, по сути своей, и остались. Даже – приняв форму человека. Так и не научившись использовать своё новое тело даже на проценты, среди которых только считанные единицы обладают теперь рассудком.

– Тут же величая себя великими учёными! – усмехнулся архидемон.

– Не говоря уже об интеллекте, которым обладают только ангелы, – понимающе улыбнулась Геневера.

– Попытавшись и на Земле сделать всех не менее разумными! – возразил архангел.

– Кстати, – переключилась Геневера на архидемона, – я порылась в архивах и обнаружила у вас одного из величайших Мастеров, которого сослали на планету-тюрьму на пожизненный срок без возможности Освобождения даже по амнистии. Из-за того, что он стал обладать таким могуществом, что попытался стать Творцом Галактики. Но не новой галактики, нет, а почему-то решил захватить власть в уже существующей. Так вот, я хотела бы переродиться на Земле как его дочь. Чтобы он с детства обучил меня всему, что знает.

– Что? – оторопел архидемон от такой наглости. – Вы хотите, чтобы ваше путешествие в Нижний Мир стало бы одновременно со спасением Артура ещё и курсами повышения квалификации?

– Ну, а что? Либо я спасаю мужа, либо оставляю его там навсегда. Но хотя бы научусь за это время у Мастера его основным приёмам. В любом случае. Я должна выведать у Мастера все ваши тайны и выложить их Ганеше. Чтобы он помог мне вытащить Артура. Это часть сделки! Либо вы на всё это соглашаетесь, либо я не стану красится, рискуя потерять работу. Мне нет до игр в Совете Старейшин никакого дела! Пусть соблазняют на свои политические шашни кого угодно. А мужа я в любой момент и другого могу себе найти. Я даже без макияжа на работе каждый день отвергаю своих поклонников. Тем более что, как Навигатор, я могу проложить маршрут к любому сердцу! Только представьте, что за торнадо эмоций закрутит вокруг меня неженатых ещё сотрудников из агентства, когда я приду на корпоратив накрашенная?

– Легко! – подтвердил архангел.

– Поэтому я и хочу уже либо хотя бы попытаться спасти Артура, либо поставить для себя в отношениях с ним жирную точку! И ответить на «Вечный зов» одного из тех, кто ко мне неравнодушен. Даже – без косметики.

– Хорошо, будет вам Мастер! – согласился архидемон. – Итак, по рукам?

– А Ганеша? Моё агентство должно предложить ему то, чего он не встретит на других планетах. Ангелиц у него уже было столько, что я вряд ли смогу его всерьез увлечь.

– Хорошо, – улыбнулся архидемон, – я дам ему саму Елену Прекрасную!

– Замечательно! – всплеснул руками архангел. – Ведь Ганеша тут же распознает Каллисто и хотя бы попытается вернуть в Рай – планет высшего типа!

– Но боюсь, что её ему будет недостаточно, – возразила Геневера. – Елена капризна, да, но сентиментальна и слащава. Именно поэтому она и пала, не выдержав всеобщего восхищения. Думаю, он захочет более острого блюда.

– Вы намекаете на демонессу? – оторопел архангел.

– Вы хоть понимаете, что это только звучит красиво? – усмехнулся архидемон.

– Должна же я его хоть чем-то ошарашить, чтобы он точно клюнул?

– Хорошо, я дам ему саму Медузу Горгону! – усмехнулся архидемон. – Пусть хлебнёт по-полной! Давно я не издевался над богами. Причём, официально!

– Но она же идет «в наборе» со своими сёстрами! – оторопел архангел. – Вы хоть отдаёте себе отчёт, на что вы его там обрекаете? Эти «три сёстры» сделают ему так больно, что он «полезет на стену» от душевных мук. И, от раскаяния, буквально сбежит от них в ангелы воплоти.

– Так это именно то, что мне и нужно, чтобы вытащить Артура!

– Нет, вы не ангел, – вздохнул Николай Угодник. – Разве можно причинять богу столько боли? Я подам на вас жалобу в Верховный Суд Галактики.

– Хорошо, договорились! – усмехнулся архидемон. – С нетерпением буду вас ждать. А вы не хотите к ним присоединиться? – лукаво посмотрел он на архангела.

– Как только наступит Сатья-Юга, я первым туда явлюсь. Чтобы выжигать вашу ересь! Будем надеяться, что Ганеша окажется гораздо крепче, чем боги нашей галактики. Я берусь помогать ему через пророков, иначе он не справится с испытанием.

– Вот и проверим, кого теперь берут в Творцы Вселенной, – улыбнулась Геневера. – Возможно, что для него это окажется гораздо терпимее, чем вы думаете.

– Что ж, если он действительно справится, и на Земле наступит Сатья-Юга, я не буду подавать на вас жалобу. Впрочем, иначе вы останетесь там со своим Артуром навсегда. И жаловаться будет просто не на кого.

– Да будет вечная Кали-Юга! – проревел архидемон и исчез.

– Боюсь, что и мне уже пора, – улыбнулся архангел. И исчез тоже».

И всё бы так и шло, как задумал Ганимед, если бы Креуса не спросила Ганешу, любовавшегося закатом:

– Я всю ночь размышляла над тем, что вы мне вчера рассказывали, и не смогла понять одного, – призналась Креуса, желая полюбоваться «Закатом Европы», – почему вы так переживаете за Америку, вы иностранные агенты? Признайтесь, я никому не скажу!

– Возможно, мы нахватались этих мыслей у А.П. Чехова. Ведь его, АП-Чихова, как земского врача, интересовали и в жизни лишь больные, – усмехнулся Ганеша, снова входя в роль Творца. – И он в своих произведениях каждому стремился поставить свой диагноз.

– И подобно Айболиту: «И ставил, и ставил им градусник!»6 – усмехнулся Ганимед.

– Не понимая, что одним только градусником с такими, как они, уже не обойтись. Но никак не решаясь применить к ним своё «ружьё». И, в итоге, окончательно их добить. Контрольным в голову читателя! Вынуждая писателей «пойти в народ», как на стрельбище. Отстреливая уши чуждых им смыслов.

– Как в одном из рассказов, где главный герой Чехова бесполезно пытается перевоспитать проститутку. Сузив до размера её бикини всю страну, – усмехнулся Ганимед, – уже не способную к порождению полноценного потомства.

– Но разве этот субтильный нерешительный интеллигент до мозга голубых костей был способен возглавить революцию? Прежде всего – в умах читателей, охватив широкие массы в свои объятия. Для этого ему пришлось раздать подобные «ружья» другим писателям и спровоцировать целый салют в литературе тех лет, чтобы вызывать специалиста из-за границы.

– И Ленин с радостью откликнулся на их колокольный зов, понимая «По ком звонит колокол», зазывая его к обедне. Дописал «Детскую болезнь «левизны» в коммунизме», бросил чтение швейцарских газет, затосковал по морковному чаю и вернулся на свою многонациональную родину, которую Ленин понимал, как никто другой!

– Благо, что в его крови противоречивые народности устроили себе настоящую потасовку, то и дело вываливаясь из него наружу, вышвырнутые в окно своими соседями по общежитию. И с воплями кидались в никогда неутихающую драку у него в голове обратно!

– Так что вагон, в котором он ехал, пришлось опечатывать. Дабы никто из него не вывалился на полном ходу и не отстал от поезда. И не пошел по миру. Пешком. Ведь он возвращался домой без копейки денег, под честное слово по приезду тут же раздать долги и заплатить всем сполна.

– За убийство брата! И поэтому спал в вагоне на голом энтузиазме, укрывшись лишь пламенными надеждами ехавших с ним боевых товарищей.

– Согревающих ему душу, да, но – не тело! Ведь он, перед отъездом, наивно накинул эту Тему прощелыге Парвусу. Тот взял у германского правительства пятьсот тысяч марок на революцию в России, и, как обычно, всех надул.

– И громко лопнул! Как воздушный шарик. И исчез, пока все были в шоке. Свято веря, что с такой головой этот голован и сам справится.

– Тем более что в столице Ленина уже ждал, прибыв на его зов из-за океана, также как и он слегка картавя, его давний друг в клетчатом сюртуке и пенсне. У которого, как чуть позже всем стало известно из «Мастера и Маргариты», «одно стекло было треснуто, а другое так и вообще отсутствовало».7 То есть – умевший делать деньги буквально «из воздуха»! Иначе как ещё можно объяснить себе биржевые спекуляции тех лет на Уолл-Стрит «зарядивших» его господ?

– Словно обрез! Подшучивали они над обычаем его предков, легко коснувшихся Троцкого кончиком «пера» в самом нежном возрасте.

– Обрез, из которого тот постоянно стрелял в воздух дуплетом, то есть и в личном общении с рыхлыми творожными массами, буквально пожирая их глазами, и в статьях, осыпая посетителей его «варьете» ворохом надежд и обещаний. Тут же, к их немалому удивлению, заменяя их грубые представления на шелковые иллюзии грандиозного будущего! Где все они станут «шёлковыми». Поголовно!

– Слегка заикаясь, правда, но зато – об их многочисленных правах! Ведь прав тот, у кого больше прав, а не тот, кто лев. Тем более – светский лев, лев-ый по определению. Подстрекая народ лишать лев-ушек права править, давая им по ушам.

– Отпечатывая в сознании масс подписью под своими статьями, что для них теперь существует только один Лев – он сам. С усам. А не какой-то там Лейб.

– Капитан лейб-гвардии на корабле уже морально устаревшего бытия, идущего ко дну истории.

– Который, как уже опытный в огородных делах нео-консерватор, давно освоивший навык мариновать богатый урожай своих идей в кристально чистых американских банках, захотел выйти за ограду рассудка и возглавить революцию в умах каждого. Перековав в горниле истории свою штыковую лопату в настоящий штык. И используя его столь же точно и решительно, как хирург – скальпель.

– И вместе, слегка картавя ни то от еврейского акцента, ни то от отсутствия в их время грамотных логопедов, эти два диктатора пролетевшего над гнездом их съехавшей кукушки пролетариата стали, торопливо и решительно махая скальпелями, лечить страну. Отрезая «торчащие уши» из их концепции.

– Торчавшие именно потому, что пролетарий, будучи более примитивен, чем светский лев, будет гораздо более жесток, дорвавшись до власти над точно такими же приматами. Ведь он знает их изнутри: как Шариковых, 8 И не склонен врождённой культурой с детства их жалеть и идеализировать. И «уходить в народ», чтобы постепенно приучить их всех к мысли, что они и сами смогут осуществлять власть.

– Но так и не поняв того, что пролетариям всё равно, кто их угнетает, заставляя работать во благо страны, мифический злой дядька с плетью управленца, заставляя их работать «по щелчку», или же точно такой же холоп, как и они сами, дорвавшийся до власти. Как Хрущёв. Но уже – от звонка до звонка! Превращая страну в «Архипелаг Гулаг».9

– Не обращая внимания на письменно задокументированное недоумение Сталина: «Уймись, дурак!», выдававший на-гора более всех репрессированных в своём округе. Придавая таким образом игры с народом больше объема и глубины рисунку своей картины мира, независимой от мнений и чаяний большинства. Подчеркнув этой псевдо элитарностью способность проводить в жизнь сугубо свои планы. Чтобы его заприметили и взяли в оборот глобализаторы, продвигая во власть наряду с другими врагами собственного народа.

– Ещё даже более щетинистыми и ежовыми, чем тот, кто даже на смертном одре жалел только о том, что не успел в своё время расстрелять иглами всех своих обвинителей. Прошивая их всех своим взглядом. К сфабрикованным ранее на них делам. Скорее уж по привычке соблюдать клановые интересы, чем из природной злобности и маниакальной жажды мести, как это тут же преподнесли на блюде СМИ вечно перепуганным народным массам, которым только и дай поохать и поахать! Побуждая их работать исключительно аховыми методами – на Стройках Века. Во имя…

– Превращая рабочее место каждого в окоп трудового фронта. Не замечая из этих убогих землянок то, как украинская партийная линия постепенно вытесняла грузинскую, которая всё это время наивно пыталась враждовать с армянской. В то время как украинская у них же на заднем дворе росла, как на дрожжах из-за океана. Под крышей Троцкого. Согласно его нео-ветхим заветам. Как и любой нео-пророк, пытавшийся создать революцию в умах во всём мире, но уже – на основе не менее фанатичного поклонения экономическим теориям, Золотому Тельцу.

– Которого тут же высмеяли Ильф и Петров, как типичного Остапа Бендера, потерявшего Золотого Тельца при попытке удрать через границу.

– Но так и не смогли оценить ни всей широты его размаха, ни глубин интеллекта Ленина, этого Кисы Воробьянинова из дворянской семьи. Вынужденно купировав крылышки им обоим, отлучив от отца Фёдора (семинариста Сталина), чтобы хотя бы попытаться втиснуть эту «святую троицу» в мозги обывателей. Как в могильник. Завернув эти и до сих пор радиоактивные отходы от истины в полотно своего бессмертного шедевра, как в погребальный саван. Со всеми почестями.

– Намекая своим названием предыдущего бестселлера «Двенадцать стульев» на возведение их в один торговый ряд с двенадцатью апостолами. Как, разумеется, более мелких, чем апостолы, но не менее исторических персонажей!

– Чтобы каждый мог твёрдо усесться на них, освоив всё их творчество – Сталина, Ленина и Троцкого и только тогда приступить за круглым столом диалога их противоречивых логик к более сакральным блюдам. Таким, как извращенное Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом учение потомственных скотоводов: «Капитал», где «прибавочный продукт» есть часть приплода молодых агнцев, которых можно пустить под нож, а «необходимый продукт» есть часть агнцев, которых необходимо оставить для восстановления поголовья скота. И трансформировали это учение, где самого лучшего агнца нужно прирезать и зажарить, в формат научно-экономической теории.

– Публично, якобы, отрекшись от религиозного контекста. Заявив, что: «Религия – опиум для народа». Заставив и социалистов и капиталистов ещё более фанатично поклоняться «Капиталу» – Золотому Тельцу. Тому самому – лучшему – агнцу. Мол, долой старую религию и да здравствует новая!

– Только уже не религия Бога, а религия Сатаны. В которой было три «святых» – Карл Маркс, Фридрих Энгельс и Владимир Ленин, «иконы» которых в принудительном порядке висели в каждом кабинете.

– Оставивших нам на память о себе не только свои многочисленные тома (даже не подозревая о том, что это была, есть и будет есть мозг каждому из нас именно медицинская литература про диктатуру пролетариата (то есть, как показала их медицинская практика, про диктованный пролетариату бред сумасшедшего о маниакально одержимых утопичной идеей социальной справедливости без царя в голове и во главе)), но и – многочисленные швы буквально по всей планете. Соц. лагеря за колючей проволокой с ожидающими там подъема красного, от крови их жертв, занавеса в конце этой затянувшейся трагикомедии.

– Швы, которые и до сих пор так и не смогли как следует (из дела) затянуться. Выдохнуть, отбросить фронтовую цигарку и зарасти ковылём, быльём и кованым стихом. Взывая к нам, если смотреть на них из космоса, чёрными провалами пустых, выжженных от избытка их внутренней энергии, глаз.

– Что, конечно же, было всего лишь частным случаем земской практики. Лишь слабыми отголосками стонов из антологии мировой медицины, второпях создаваемой по симптомам для лечения социальных язв на теле давно уже смертельно больного общества со слабым пульсом именно социальной жизни. Постоянно бьющегося в агонии бесконечных реформ и декретов.

– Многотомный томный бред которых находил себе выход в творчестве последовавших вслед за этими хирургами дадаистов от социологии и политики. По всей Евразии.

– Которые творчески и с огоньком в глазах, руках и прочих промежностях, закипая на местах в подмышках, подкошках и подсобках, расторопно устраняли друг друга из очереди за репкой.

– Пока и их самих не выдернул из грядок висячих садов элиты власти и не поглотил огонь истории во тьме невежества преследователей их талантов.

– О, как я понимаю после этого Брэдбери и его брэдовых пожарных! – усмехнулся Творец. – Адекватно оценивавших антиутопии всех этих социальных фантастов, творивших насилие, как и любой палач, под маской «непреложных (к лицам обычных граждан) законов исторического развития». Но Брэдбери жил с другой стороны океана и просто физически не мог оттуда услышать нашу пословицу, гласящую в рупор о том, что перо не только гораздо увесистей боевого топора, но и, по сути, есть копье, которое можно весело метнуть глубоко-глубоко в будущее, пронзая вечность. Ловите ж, братья и сестры! Только смотрите, чтобы оно не ударило вам в голову. Как шампанское! Аккуратно разделяя вас на до и после. Хотя, кому я это говорю? Я приглашаю вас всех к себе на бал! В литературнэ! Со всеми вашими орудиями пыток и труда по обезоруживанию испытаний трудностями. Дамы с заточенными перьями литературного таланта в шляпках и причёсках приглашают кавалеров с перьями наголо! Хватит стесняться. Пора публично обнажаться и творить жизнь по своему образу и бесподобию! Ведь народ должен не только знать, но и публично любить своих героев. Как и завещал Сталин! В метро и на лавочках. Долго и подобострастно! – подмигнул Творец и коснулся её руки. – Читая и по-читая. Именно так и достигают катарсиса!

И Креуса его поцеловала. Долго и подобострастно. Начав обнажаться прям на пляже.

И буквально уволокла Творца в машину.

(Рекламный ролик)

Стоит ли упоминать о том, что в ту далёкую эпоху, когда не было автомашин, ты мало куда мог добраться? Чисто физически. И если и пускался в какие-либо путешествия, то это было чем-то безумно тяжким и нудным, только и ожидая в карете, телеге или омнибусе, трясясь на кочках:

– Ко-гда же это у-же за-кон-чит-ся?

И наконец-то позволит тебе встать, отряхнуться от придорожной пыли, грязи навязчивых фантазий о симпатичной соседке, сидевшей напротив тебя в своих кружевных воланах, и нудных размышлений во время глазения в окно о своей нелёгкой доле, заставлявшей тебя всю дорогу покорно опускать глаза.

Под её быстрым взглядом.

Наконец-то прийти в себя. Шагнуть вслед за ней на тротуар. С сожалением оторвать от мечты, ускользающей в привокзальный буфет, свой восхищённый взгляд, глубоко вздохнув о том, что из-за сопровождавшей её пожилой гувернантки она так и не решилась назвать свой новый адрес. И наконец-то оглядеться по сторонам:

На убогие одноэтажные дома, живописные лужайки и робкие стайки пугливо слоняющихся из стороны в сторону деревьев, уклоняясь от настигающего их холодного, пронизывающего осеннего ветра. Обжигая лицо и руки воздушными поцелуями неторопливо приближающейся Снежной Королевы со всей её шумной свитой метелей, порывистых ураганных ветров и ледяных дождей, превращающих всё и вся в сияющие кристаллы чистейшего льда. Вынуждая деревья, как пажей, склонять перед Снежной Королевой свои сверкающие на солнце стеклярусными доспехами ветви до самой земли.

Заставляя главного героя тут же отводить от этих ёлочных и берёзовых украшений свой суетливый взгляд. И чтобы не растерять остатки тепла из омнибуса, торопливо кутаться в дорожный плащ.

А мечту за стеклом буфета – в свой тёплый плед. А то и (внезапно продрогнув, как и главный герой, которому непривычно холодный ветер этих мест залетал запазуху и овевал бока) послать гувернантку за горячим чаем и купить пирог.

В отличии от главного героя, который был измотан долгим путешествием, разбит плохой дорогой, сидением на жёсткой деревянной лавке, и не имел возможности даже перекусить. Вынужденный (сглатывая от голода и жажды слюну их пирог и чай) тут же отправиться по своим делам. Навязанным ему автором, чтобы захватить воображение читателей.

И Ганеша за рулём своего авто теперь каждый день осуществлял мечты любого литературного героя предыдущих эпох, меняя одну локацию за другой. Наслаждаясь местными красотами со своей красоткой с видовых и заползая на самые-самые вершины сопок по разбитым такими же энтузиастами грунтовым дорогам, нещадно шлифуя резину в рытвинах.

Чтобы наконец-то заглушить раскалённый двигатель, потрескивавший от возбуждения выхлопной системой, выйти из машины и слегка ошалеть от того, какие шикарные виды оглушали тебя своим размахом. Уходя в глубокую голубую даль над серебристо-синим морем, испещрённым крошечными корабликами красных, белых, синих, серых и других цветов на этой голубой опушке. И не менее голубыми вершинами стеснительно прятавшихся за спинами друг у друга сопок.

Ведь любая мечта вдохновляет! Поэтому Ганеша был буквально окрылён, порхая от места к месту. Особенно тем, что Креуса, пару минут понаслаждавшись с ним местными видами, прямо в машине осуществляла те его мечты, о которых в море он столь исступлённо мечтал, не смея нарушить обет безбрачия.

И не только он! Осуществляя свои мечты с Креусой «за себя и за того парня». А точнее – за целое стадо парней, что толпились за Ганешей в тесном коридоре желания на судне «Делос».

Но не будем забегать вперёд, расталкивая локтями предвкушения других моряков, в объятия Афродиты. Речь о ней зайдёт чуть позже. К нему в каюту. Заставив оставшихся за дверью возбуждённых членов экипажа строить догадки на высокогорном плато своих похотливых фантазий, возносивших Ареса и Афродиту ввысь – до супергероев! Что становились у матросов в курилке чуть ли не литературными. Срывая штампы!

Ведь если Ганеша давал в море обет безбрачия сознательно, сублимируя энергию чтением сложных книг, то все остальные моряки делали это бессознательно, только и мечтая его хоть с кем-нибудь нарушить! И выплеснуть на Афродиту котёл с раскалённым маслом своего бессознательного, обжигая мечтами. День за днём. Ночь за ночью. Пока не остынет масло. Твоей души. Заставляя тебя вдохновляться безобразным до той (даже невообразимой на берегу!) степени, которая от постоянного заключения в замкнутом пространстве судна обостряет твой сенсорный голод так, что не просто сносит в море тебе крышу, но и делает даже безобразное по-настоящему прекрасным! Пока ты не сможешь его хоть с кем-нибудь осуществить. Подозревая, что Ганеша и до сих пор столь же примитивен, как и они, и только об этом и мечтает. Но уже – не на словах, как они в курилке, а за закрытой на ключ дверью. И более половины безумно долгого рейса обжигали Ганешу своими роскошными фантазиями, вливая в него раскалённую лаву своих энергий.

Которые он теперь и выплёскивал на Креусу. Одну за другой. Заставляя Креусу их воплощать, замирая от их восторга! Именно – их. Как и любая богиня, чутко улавливая в нём гулкое отражение их страстей. Впрочем, это и называется Коллективное Бессознательное, заставлявшее теперь Ганешу толкаться в приёмной Креусы всем экипажем судна, принимавшей их по одному, как капитанша, выдавая секс, как честно заработанную ими за рейс плату, чтобы те не пустили её по кругу – своих бесконечных фантазий, закольцованных в море на одном и том же. Как могло бы показаться, когда Ганеша вспоминал, о чём именно громогласно мечтал в курилке тот или иной моряк, и тут же блистал в объятиях Креусы той или иной гранью своего бессознательного. Во всей красе! Ещё более неистово, чем прежде!

Глава3Дача

До тех пор, пока Елена не пригласила их снова, но уже для пикника на даче своей бабушки.

И как только девушки разложили по вазам фрукты, уселись за столик на веранде, а Ганимед разлил вино по кубкам, Ганеша достал тетрадь.

– Слушайте, что за сновидение я записал сегодня утром!

– Это надо отметить! – усмехнулся Ганимед.

И как только Ганимед и девушки выпили, стал читать, чтобы опьянить девушек ещё сильнее:

«В помещении агентства «Новая жизнь ангела» было светло и чисто. Ганеша прошёл в кабинет, и ангел подняла на него свои пронзительно-голубые глаза Навигатора.

– Здравствуйте, мы вас так ждали!

– Не льстите, я не принимаю лесть за комплимент. Вы же знаете, кто я.

– Простите, – потупилась девушка, – я впервые встречаюсь с Творцом подобного уровня. Обычно, к нам тут заглядывают только ангелы, пожелавшие родиться на планетах с более высшим уровнем, чем они могут себе это позволить. И вырасти там в любых социальных условиях, лишь бы хоть в одной из жизней испытать то, что доступно лишь богам. Но ваша заявка вызвала шок у всего коллектива нашего агентства!

– К чему эти прелюдии, вы хотите мне что-то сказать? Или просто тренируете язык на моей за… стенчивости?

– Да! – воскликнула ангел. – Мой муж, он попал в трудную ситуацию. Точнее, – внезапно заплакала она, – Артур попал в Ад, тюрьму для ангелов. Он схлопотал пожизненное!

– Я же уже дал вам понять, что слезы и прочие эмоциональные уловки не смогут оказать на меня воздействия.

– Простите, это слишком личное, – поправилась она, вытирая слёзы. – Я не хотела. Просто, рассмотрев вашу заявку, я внезапно поняла, что вы – мой единственный шанс спасти мужа!

– Но я не хочу никого спасать. Я поспорил с литераторами на своей планете и заключил пари, что смогу их всех перещеголять, отправившись в литературнэ. И готов заплатить вам за это любые деньги! Ваша задача – просто отправить меня на одну из низших планет, где я смогу родиться и вырасти в прекрасных социальных условиях, наивно думая, что я величайший писатель современности, рождавшийся там до этого как тот или иной гений этой планеты.

– И создать там свой гениальный, как вы будете считать, роман?

– Разумеется, у меня должно быть там столько денег, чтобы я вообще ни кем не работал и спокойно смог издать роман за свой счёт. Покорив весь мир! Вот и всё пари. Дальше – я ещё при жизни взойду в светозарном теле на Летучий Корабль с одним из экземпляров книги, откуда вы меня и транспортируете обратно на мою любимую планету. Где я и смогу победить своих оппонентов в споре, зачитав им вслух свою бурно прошедшую в Нижнем Мире молодость. Чтобы ангелы захлебнулись слюной от зависти и восторга, не в силах даже выдумать то, что мне удалось пережить на самом деле! Вот и всё, что мне от вас потребуется. Справитесь?

– Простите, я понимаю, что после того как ваша бригада Творцов Вселенной преобразовала нашу Малую галактику в Большую и установила на всех обитаемых планетах Вечность, у вас очень солидный счёт в нашем Галактическом Центральном Банке. И я не смогу вас ни подкупить, ни разжалобить. Но как только я прочла вашу заявку, я вдруг осознала, что вы – мой единственный шанс спасти мужа!

– Я же вам уже сказал…

– Подождите, дайте договорить! – перебила его ангел, понимая, что другого шанса спасти любимого у неё не будет. – Я предлагаю вам не просто написать роман на основе реальных событий, как вы и планируете, но хотя бы попытаться трансформировать Землю в одну из высших!

– Но это запрещено законом! – возмутился Ганеша, непроизвольно начав цитату: – «Творцы не могут вмешиваться в социальную жизнь планеты-тюрьмы и занимать там руководящие должности. Всё что они могут – создать там своё Учение. И всё. Чтобы заключённые думали, что они там абсолютно свободны и могут творить друг с другом всё, что им вздумается. Насилуя, грабя и убивая друг друга самым жесточайшим образом. И не подозревая о том, что они уже в тюрьме. Наказывая так друг друга за свои проступки, совершенные ими на планетах высшего типа. В строгом соответствии с принципом «Самонаказания Зла».

– То есть там у них полная Свобода Выбора! – парировала та. – И вы можете использовать это право для того, чтобы люди сами смогли бы трансформировать планету без вашего непосредственного участия. Просто и доступно объяснив им в своём романе то, как именно им самим надлежит это сделать. Скажем, в одном из диалогов с представительницей прекрасного пола.

– И вы думаете, люди тут же захотят ко мне прислушаться? – усмехнулся над ней Ганеша. – Не будьте наивны! Всё что могут Творцы – организовывать там свои религии. Чтобы послушавшие архангелов преступники, срок заключения которых подходит уже к концу, смогли выйти на свободу, трансформировавшись ещё при жизни через процедуру Глубокого Раскаяния в ангелов воплоти и умерев там своей естественной смертью. После чего они в астральных телах будут возвращены на свои родные планеты, откуда их и сослали отбывать срок заключения. И всё! Так называемые «истинно верующие» – это те, чей срок заключения уже подошел к концу. Ну, а те, кто никому и ни во что не верит, так называемые «атеисты», это те, кому об Освобождении ещё и думать рано. С ними работа – на бессознательном уровне – просто не ведётся.

– Дело в том, что на Земле, где оказался Артур, возглавив протест ангелов против решения Творца Галактики о введении Времени на их планетах, как раз заканчивается Кали-Юга. И планета должна вот-вот войти в Сатья-Югу, в результате чего мой муж мог бы выйти по амнистии. Как и любой падший ангел, ознакомившись с Учением Планетарного Творца, чтобы начать самостоятельную трансформацию в ангела воплоти. Раньше срока. Но, как назло, там сейчас нет подходящего Творца планетарного масштаба. А никто из других уголков галактики туда идти не хочет. Ни за какие деньги! Сколько бы я им не предлагала. Мой муж обречён! – заплакала она.

– Но там же должен быть свой Творец? На постоянной основе.

– Да. Но он слишком уж чистый. Его там так и зовут – Христос. То есть – кристально чистый! И архангелы бояться замутить Кристалл его души. Заранее зная, что на пороге Сатья-Юги архидемоны будут этому активнейшим образом сопротивляться, постоянно посылая своих прекраснейших демонов искушения, которые будут пытаться сбить Творца с Пути, не давая сломить Кали-Югу и передать архангелам власть над планетой на целую эпоху. И Творцу, хочешь-не-хочешь, придётся заниматься с ними сексом. Так как он, поначалу, будет воспринимать их за ангелов, сошедших к нему с небес.

– Чтобы их Спасти?

– В силу присущего каждому Творцу любви и сострадания. Агапе – это их единственный недостаток, о котором архидемоны, конечно же, давным-давно знают. Христос, как образцовый Творец, безотказен и согласен на всё, что угодно. Преодолеть любые трудности! Любой ценой. Но архангелы ему этого не позволят. Он – эталон чистоты и совершенства! Такой он у нас один. Во всей галактике!

– А меня вам не жалко! – усмехнулся Ганеша.

– Но вы-то Творец такого высокого уровня, что для вас это плёвое дело!

– Да, я смогу достичь уровня Творца из любых социальных условий, – горделиво заявил Ганеша. – Но боюсь, что роль Творца планетарного масштаба не для меня. Это слишком мелко! Как Творец Вселенной, я привык наставлять Творцов Галактик. Или вы думаете, кто подкинул ей эту идею о введении Времени? И объяснил, как именно надлежит всё это провернуть.

– Но – зачем? – не поняла Навигатор. – Для чего тогда Творцам Вселенной было изначально вводить на всех обитаемых планетах Вечность?

– Чтобы в разы ускорить эволюцию галактики! Я давно скорее уж методист, чем воспитатель. Для этих детишек. Что для меня планета? Пылинка в просторе космоса. Люди не могут ещё понять ни того, что такое религия, ни того, для чего она нужна. Им самим, а не тем, кто её создаёт. Наивно надеясь им помочь – стать столь же прекрасными ангелами, как и вы!

– Да, я всё понимаю, – улыбнулась польщенная им девушка. – На Земле есть ещё один спящий гений нашего мироздания, который однажды играл там роль Моисея, но его очень и очень тяжело Пробудить. Поэтому архангелы и не могут делать на него ставку. Но зато, когда он проснётся от майи и осознает себя Творцом, мощнее его нет никого в галактике! Вам, как только вы Пробудитесь сами, нужно будет всего лишь Пробудить его. И всё! Дальше он сделает всю работу по трансформации планеты сам. Используя то Учение, которое вы ему оставите. Назвав это руководство по трансформации людей в ангелов воплоти «Летучий Корабль».

– Не слишком ли пафосно? – усмехнулся Ганеша.

– Филиал Рая над Землёй именно так и называется, – пожала она плечами. – К тому же, на этой планете отбывает заключение ещё один Творец Вселенной.

– Кто же это?

– Ваша бывшая коллега, руководитель экспедиции.

– Что?! Она до сих пор там? Я думал, что Креуса давным-давно Пробудилась и навсегда покинула вашу галактику вместе с другими Творцами Вселенной, которые потерпели там фиаско в борьбе с титанами, пытаясь трансформировать эту планету в одну из высших. Как вы смеете удерживать там Творца Вселенной?! Во что вы её там превратили, в демонессу?! Я разнесу эту планету в клочья!!!

– Это её личный выбор, успокойтесь, – улыбнулась Навигатор, осознав, что зацепила его за живое. И теперь он у неё на крючке. – Узнав, что вы её безответно любите, Креуса отказалась покидать нашу галактику без вас. За что и была приговорена к пожизненному сроку по приговору Вселенского Суда. Не нашего, поймите. Мы тут ни при чём. А создав там своё Учение, вы сможете точно так же помочь выйти по амнистии и ей тоже.

– Точно?!

– Я организовала ваши судьбы так, что вы сможете с ней там не только переспать, но и пожениться. Как вы и мечтали! Правда, очень и очень давно, пока Креуса была гораздо старше вас по рангу. Но, как вы знаете, девиз нашего агентства: «Мечты сбываются!»

– Вы гарантируете, что я смогу её оттуда вытащить?

– Вам будет предоставлена там Свобода Выбора. Архидемоны выдвинули свою кандидатуру, чтобы не отпускать от себя Творца Вселенной, предложив вам вместо неё Елену Прекрасную!

– Саму Елену? – оторопел Ганеша, что наконец-то сможет с ней там переспать… если получится. – И за что же её приговорили?

– За то, что Елена помогала Артуру организовать мятеж! За неё мы и будем болеть всей галактикой, наблюдая за тем, что меж вами происходит. В прямом эфире!

– И транслировать это шоу на всех планетах? – удивился Ганеша, что будет участвовать в галактическом телешоу.

– Потому что теперь это касается каждого! – возразила Навигатор. – После того, как не только на планетах низшего типа, но и на планетах ангелов начали вводить Время, все мы почувствовали себя некими мышками, над которыми кто-то могущественный производит какой-то гигантский эксперимент. Даже – боги, опасаясь, что их планеты будут следующими. И теперь Судьи официально следят за всеми. Понятие приватности давно уже потеряло смысл. Даже – в спальне, в ванной комнате и в туалете. Везде стоят камеры!

– «Бог всеведущ и вездесущ», – вспомнил Ганеша недавнее постановление Верховного Суда Галактики, автоматически ставшее заповедью. – Но – для чего?

– Чтобы твоя супруга в любой момент смогла узнать, что ты ей изменил. Тут же сделав запрос по времени и просмотрев записи. А все материалы с камер автоматически отправляются в архив Акаша. Чтобы Судьи их проанализировали и тоже наконец-то начали понимать, почему нам следует отыграть обратно. И постановили снова ввести Вечность. Но уже – навсегда!

– Так вот для чего Артур так хотел вернуть Вечность! – усмехнулся над ней Ганеша. – Опасаясь, что теперь вы про все его похождения «налево» точно узнаете!

– Чтобы снова начать мне изменять, отправляясь в командировки? – поняла Геневера, прикусив губу.

– Где Артур с Еленой и познакомился. Ближе, чем хотелось бы. Узрев, насколько она Прекрасна! – усмехнулся он. – Когда ему, как Планетарному Творцу, ниспослали её в качестве демона искушения. И Артур тут же перестал с ней встречаться, как только на данной ему для трансформации планете я ввел Время.

– Как бы то ни было, они оба уже наказаны, – вздохнула Геневера. – Соглашайтесь, вас ждёт всемирная слава! Такого шоу ещё не было! Думаю, абсолютно всем в галактике будет интересно посмотреть на то, чем закончится ваше… «Противостояние Творца Вселенной, который ввел Время и мятежной богини, что пыталась вернуть Вечность!» Звучит? Чтобы вы растолковали ей (а через это – и всем остальным в галактике) суть своего проекта. Реабилитировавшись в глазах тех, на чьих планетах вы уже ввели Время. И смогли её оттуда вытащить, окончательно растопив их сердца!

– Если она меня впечатлит?

– А она вас впечатлит. На все деньги!

– То есть? Ваше агентство хочет использовать мои постельные сцены, чтобы втискивать в особо интригующие моменты рекламные ролики своих спонсоров?

– Как и в других шоу, – пожала она плечами. – Соглашайтесь! Вас будут ожидать там две прекраснейших девушки во вселенной! И ту из них, которая больше вам понравится, вы и сможете взять с собой. Это прописано в контракте: два обратных билета. Но если ни одна из них вас почему-то не устроит, вы сможете забрать с собой любую другую. Хоть демонессу!

– Демонессу?!

– С архидемонами я договорилась, они обещали мне дать вам саму Горгону!

– Медузу Горгону?!

– Как минимум – попользоваться. А там, решать вам. Это вам мой личный подарок за спасение мужа, дарю! А дальше вы сможете сколько угодно дописывать свой роман, ожидая вместе с вашей избранницей семилетку для завершения трансформации ваших физических тел в светозарные. После чего взойдёте на Летучий Корабль из невидимой глазу материи, висящий на орбите, пересядете на Челнок, который собирает и отвозит оттуда энергию поклонения смертных богам каждый месяц и – поминай, как звали!

– И это всё?

– Да. Но только вы должны будете родиться там, как друг Планетарного Творца, которому вы и передадите свои полномочия. Чтобы он вам доверял.

– И кто же он?

– Он уже родился. Как шудра.

– Что? Я тоже должен буду родиться нищим? Вы издеваетесь?!

– Но вы же сами сказали, что сможете достичь уровня Творца из любого социального положения.

– Положения… в мусорный бак? Но тогда мне придётся работать там руками. А вы же знаете, как сильно я этого не люблю. Я люблю только мыслить. И Творить!

– Но на карте – репутация Творцов Вселенной! Вы должны будете всем в галактике доказать, что, в отличии от Креусы, вы – несокрушимы!

– Чтобы ваша галактика снова начала относиться к Нам всерьёз?

– Иначе мы уже не будем принимать Творцов Вселенной. И станем развиваться так, как получится. То есть каждый Планетарный Творец в своей звёздной системе станет нести полнейшую отсебятину. И галактику поглотит хаос! Вы просто обязаны поставить нас на рельсы стабильного развития! Мы не хотим быть изгоями во вселенной!

– Так и что же я, по-вашему, буду там делать?

– Вы сможете там сходить в моря, заработать денег, чтобы купить машину и устроиться работать, скажем, водителем такси. Чтобы общаться с прекрасным полом. Как вы и любите, – улыбнулась Навигатор, – соблазнять хорошеньких девушек.

– Вы ошиблись. Я люблю, когда девушки сами меня соблазняют, – подмигнул Ганеша.

– Хорошо, я это учту, – холодно ответила Навигатор и что-то набрала на клавиатуре.

– Но для чего вы хотите загнать меня в моря, неужели на Земле нет другой, более лёгкой и высокооплачиваемой работы?

– Признайтесь, когда вы в последний раз занимались сексом? – холодно посмотрела Навигатор ему в глаза.

– Уже и не помню даже…. Столько работы навалилось… – запричитал Ганеша, опустив глаза, – по преобразованию планет. Меня, как флагманского Творца, разрывают в галактике на части…

– Это потому, что вы не работаете руками. А только лишь головой, как и все боги. Если станете на Земле писателем мирового уровня, как мечтаете, то вы будете сидеть у окна и писать книжки, отвлекаясь только на туалет и прием пищи. Мы уже успели досконально изучить ваши социальные повадки.

– Вы говорите так, будто я животное.

– Социальное животное, – кивнула Навигатор, – для агентства. Как и все клиенты. А от непосильного физического труда в море у вас будет скапливаться такой мощный запас неудовлетворённости, что по возвращению на берег вам будет уже и вовсе не до книг! Вы будете грезить лишь о том, как бы оседлать самку.

– Фу-у… Что за мерзости?!

– А как ещё заставить такого «ботаника», как вы, написать книгу о любви? Книга – это страсть! Вот вы и должны будете в море её судорожно копить, как и все голодные до женских тел матросы.

– Ведь в море они только об этом и мечтают! – понял Ганеша, что нейропсихолог очень чётко знает специфику своей работы.

– Медуза Горгона тоже должна будет вас соблазнить? – подняла она глаза от клавиатуры.

– Естественно! Горгона должна быть кровно в этом заинтересована, иначе эта демонесса даже не обратит на меня внимания. Я с такими уже сталкивался. Правда, в другой галактике. Очень уж меркантильные особы. Сделайте так, чтобы она продемонстрировала мне всё, на что будет способна!

– Би? Или обычный секс? – зависла девушка пальцами над клавиатурой.

– Так, так, так… Сделайте так, чтобы ревность то и дело заставляла меня изводить себя вопросом: «Би она или обычная гетера?» Постоянно повышая для себя напряжение от взаимодействия со столь впечатляющей особой. Я так и назову эту книгу «Медуза Горгона», – улыбнулся он. – Давайте так закрутим сюжет, так сильно стиснем её судьбу в тиски обстоятельств, чтобы Горгона оказалась не столь заурядна и однозначна, как обычные гетеры.

– На то она и демонесса! – гордо кивнула Навигатор, стремительно задавая алгоритм предстоящей той судьбы, семеня пальцами распоряжения Служебным Духам по клавиатуре. – А она не будет против? – подняла она глаза.

– Подозреваю, что её низшая – биологическая – сущность будет всерьёз возражать и стенать о её нелёгкой доле, но её высшая сущность будет безусловно за! Ведь трудности только закаляют характер. Или почему, вы думаете, некоторые сильные личности даже на планетах высшего типа добровольно выбирают быть демонами? А тем более – в нижнем мире, где выживает сильнейший!

– Я стараюсь над такими вещами не думать, – призналась ангел, опустив глаза.

– Поэтому чем суровее агентство с ней поступит, тем будет лучше. Не только для шоу, но и для неё самой.

– Нет, вы не ангел, – вздохнула Навигатор. Упрёком, который архангел пару дней назад сделал ей самой.

– Именно это и позволяет богам помогать людям, несмотря на них самих. А то и – вопреки их расхожему мнению об этом. Что и побуждает многих на Земле подозревать, что, на самом деле, никаких богов не существует вовсе. И открыто поклоняться Сатане. Поэтому мы и поручаем работать с местным населением архангелам. Ведь они, как бывшие ангелы, более благодушны и не столь суровы, как боги. Людям повезло, Христос пришел и дал им Свободу Выбора, которую я им не давал.

– Почему это?

– Большинство Творцов наказывают своих подопечных, если те не соблюдают заповеди Моисея. То есть – отказываются эволюционировать! И только Христос настолько благодушен, что готов им всё прощать. Ведь он – бывший ангел, эволюционировавший до Творца. А я – бывший Судья. И поэтому более непреклонен! Для меня любая заповедь – это святое. И те, кто их нарушают, подлежат суду!

– Что ж, у вас будет шанс проявить там себя во всей красе! – улыбнулась Навигатор. – Христос должен был явиться к людям ровно в двухтысячном году, поэтому вы и будете думать там, поначалу, что вы и есть Христос.

– Почему это?

– Потому что вы сын Шивы, а Он – сын Вишну. Для того чтобы вы смогли создать на основе своего романа религию, как Кришна, местные архангелы постоянно будут посылать вам соответствующие внушения. А так как вся их символика заточена исключительно под Христа, они просто не могут мыслить в других образах. Но я постараюсь развеять их иллюзии. Назовите книгу с моим участие «Второе Пришествие».

– Вы что, летите туда со мной?

– Да. Ради мужа я отправлюсь с вами. Я должна проконтролировать то, что вы точно Пробудитесь, а значит – и разбудите местного Творца.

– Кстати, как его там зовут?

– Ганимед. Как вокалист, он создаст там своё Учение «Небо Нового Мира» в виде музыкального альбома. Но, как вы понимаете, этого недостаточно для трансформации всей планеты.

– Хотя, в своё время, ему хватило и десяти заповедей. Столь он могуч!

– Но теперь, чтобы сломить Кали-Югу, «Летучий Корабль» должен быть переведён на английский, чтобы у каждого падшего ангела из любой страны появился шанс выйти по амнистии.

– А как же вас будут там звать?

– Точно так же, как и сейчас, Геневера. Чтобы вы меня точно вспомнили и Пробудились. А то ещё застрянете там вместе с моим мужем. Навеки вечные.

– Вы тоже будете там как шудра?

– Нет. Но вы не пройдёте мимо. Мы уже рассчитали и загрузили мою и вашу судьбы в психосферу планеты. Всё уже готово. Космический Магнит возродит нас, как только мы туда прибудем.

– Там есть Посредник между Мирами?

– Да, это и есть Елена. Она ещё в прошлой жизни издала на Земле книгу «Тайная доктрина», в которой и содержится методика Пробуждения. Всё уже готово.

– А как же я на неё наткнусь, случайно?

– Нет, она сама приведёт к вам Креусу. Чтобы вы в тот же день сделали свой выбор. Я не могу рисковать! Своим мужем.

– Так. А другие девушки у меня там будут?

– Лучшие на планете! Ведь вы указали в заявлении, что именно брачные игры с ними вы и хотели бы описывать в своем романе для привлечения широких масс. А на пороге Сатья-Юги, как Творцу планеты, архидемоны будут посылать к вам своих самых лучших демонов искушения! Чтобы сбить с Пути. Поэтому ваша книга будет не просто любовным романом, как вы и планировали, но одновременно с этим ещё и романом-исповедью, в котором вы будете горько-горько каяться в том, что столь легкомысленно там себя вели. Это суть любого Учения. Так что можете вытворять с ними всё, что только захотите. Мы даём вам полный карт-бланш!

– Точнее – всё, что они мне с собой позволят, – уточнил Ганеша. – Насилие я не приемлю.

– А они позволят, я вам гарантирую! – улыбнулась Геневера. – Я уже закрутила их судьбы. Причём, таким замысловатым образом, что они будут только рады! Мы всем агентством для вас старались! Как только у вас появится машина, девушки сами станут вас соблазнять. Только успевай отбиваться! Пришлось слегка надавить на архидемонов, чтобы те нам помогли. А они и рады! Куда отправить ваше тело, когда вы покинете этот план?

– Как это – куда? В утилизатор! Вы же не устраиваете пышные похороны изношенной обуви или штанам после того, как те пришли в негодность? Вы их просто выбрасываете и покупаете новые. И всё. У меня в одной только вашей галактике за десять миллиардов лет было уже столько воплощений, что если бы я хоронил все свои тела, мне пришлось бы купить для этого отдельную планету.

– Простите, я ляпнула, не подумав. Это был стандартный вопрос, который я повторила на автомате. Просто, у нас прямой договор с ритуальным агентством «Хаос», которое занимается утилизацией тел после того, как клиенты от нас уходят. Обычно, в более высшие миры. Сами понимаете, просто бизнес.

– Вот и скажите им, чтобы это тело просто сожгли и всё. Без лишних почестей. Это ни к чему.

– Хорошо. А своё тело я всё-таки оставлю. И попрошу забальзамировать. Чтобы оценить после нашего возвращения глубину воздействия, которое окажет на меня столь Низший Мир. Так сказать, для наглядности. Сравнив тела.

– Не стоит себя так расстраивать, – вздохнул Ганеша, – для ангелов это всегда весьма болезненно. Вы уже никогда не будете столь же прекрасны, как сейчас. Так что мой вам совет, утилизируйте его немедленно! Иначе вы будете постоянно упрекать супруга в том, что это именно из-за него вы потеряли своё былое очарование. И, в итоге, разлюбите друг друга. Навсегда. Тогда зачем его вообще спасать?

– Вы правы, я именно так и сделаю. Вот что значит Творец! – восхищённо сказала Геневера. – Вы способны дать актуальный ответ на любой вопрос!

– И ещё, – добавил Ганеша, услышав нотки неподдельного восхищения, которые он от девушек уже давно не слышал. – У меня к вам есть ещё одна маленькая просьба. Уверен, вас это не затруднит.

– Всё, что угодно! О чём вы?

– Позвольте мне хотя бы разочек воспользоваться вашим телом, пока оно столь восхитительно! Всё равно вы его утилизируете. Так что вы, фактически, ничего не теряете.

– Но у меня же есть муж!

– Извините, – смутился он, – но тогда мне придётся воспользоваться услугами другого агентства.

– Это что, шантаж?

– Грубейший! Ланселот готов официально заключить контракт только после того, как неофициально заключит госпожу в свои объятия.

– Да что с вами такое? – не поняла она. – Какой Ланселот? Творец не может так себя вести!

– Должны же меня хоть за что-то наказать? – усмехнулся над ней Ганеша. – К тому же, вас тоже должны разжаловать из ангела в бесы, чтобы вы смогли проникнуть в Нижний Мир. Иначе Судьи дадут нам от ворот поворот.

– Точно! А я и забыла, – хлопнула она себя по лбу. – Спасибо, что вы напомнили мне об этом. Вы только что спасли нашу экспедицию в Нижний Мир! Ведь туда могут попасть только падшие ангелы. А обычным ангелам туда вход закрыт.

– Строго настрого! – кивнул Ганеша. Как бывший Судья.

– Любимый, – подняла Геневера глаза вверх, символически обращаясь к мужу, – я иду на это только ради тебя! Пойдём ко мне? – вышла она из-за стола и игриво протянула руку.

– Зачем? Вы привлекаете меня именно в этой строгой одежде. С вашим строгим лицом! – взял её руку Ганеша и привлёк к себе. – Навигатора у меня ещё не было. А дома вы расслабитесь, примите душ, смоете всю косметику и станете обычным ангелом, каких было у меня уже пруд-пруди. С помятым лицом наутро после секса. Я хотел бы запомнить вас такой, какая вы есть сейчас!

– Но нам нельзя делать этого в офисе! – запротестовала она, одёрнув руку. – К тому же, тут скрытые камеры. И меня за это выгонят с работы!

– Но они ведь тут же поймут, что это официальная часть контракта, о которой ваши сотрудники все как один забыли. То есть вы займётесь сексом со мной сугубо по их вине. К тому же, всё это должно быть строго зафиксировано, а материалы дела немедленно отправлены в суд для вынесения нам официального вердикта. Иначе я подам жалобу на ваше агентство за халатное отношение к своей работе! Понимаете?

– Конечно! – поняла Геневера, что он обеспечивает ей алиби. И задрав юбку, сама повалила его на кушетку, давая понять охране, что он у неё под контролем, усевшись сверху. – Я пошла на это ради всего коллектива!

Только теперь осознав, что Ганеша надавил на её «болевую точку», как Видящий, узрев – сквозь века – её «ошибку молодости», которую она совершила с Ланселотом, будучи ещё простой смертной. Горько-горько покаялась в этом перед королём Артуром и навсегда ушла в монашки. Чтобы умереть святой и вновь родиться… уже ангелом. На планете высшего типа. Что и позволило Артуру от тоски по ней столь же горько раскаяться и от всей души простить свою непутёвую жену, желая в следующей жизни снова быть с ней вместе. Поклявшись перед Богом, что уже – навсегда! Чего бы ни случилось. Как только та померла. У него на руках. От того, что Артур при жизни так и не смог её простить. Тоже вслед за ней дал обет безбрачия и… родился вновь уже ангелом. А затем через несколько жизней эволюционировал, нещадно штудируя Учения Творца Галактики, и тоже решил стать Творцом. Пробудился и снова ВСЁ-ВСЁ вспомнил! Предысторию их взаимоотношений на планете низшего типа. И как только встретил Елену, тут же захотел закрыть гельштат смертного, отомстив Геневере за измену с Ланселотом. На одной из планет, которая должна была вот-вот стать одной из высших. Если бы Ганеша не ввел на ней Время. Случайно спугнув Артура, который не успел довести трансформацию планеты до Сатья-Юги. Из-за Елены. Что и вскрылось после того, как они возбудили к себе внимание всей общественности, организовав мятеж против Творца Галактики. Попытавшись вновь ввести на этой планете Вечность. Дабы продолжать и продолжать там встречаться. Под предлогом того, что он всё никак не может довести планету до Сатья-Юги. Прося у Старейшин ещё и ещё один шанс попробовать свои силы в качестве Планетарного Творца. Чтобы Елена вновь и вновь на этой планете его искушала. Как самый соблазнительный – для Артура – демон искушения. И хотя бы попытаться её отвергнуть. В одной из жизней. Превратив эту планету, по итогу, в орудие своих брачных игр. А всё её население – в свою (прикроватную) обслугу. Вместо того чтобы как можно скорее сделать всех её разумных обитателей ангелами воплоти. На что Старейшины, конечно же, закрыли бы глаза. Ведь даже один – полноценный – Творец, наконец-то научившийся отвергать демона искушения (втёршегося ему в доверие, прося содействия и защиты), не стоит и миллиарда ангелов. Даже если за это время Сатана превратит их всех в демонов. Таков Путь. Ибо сказано: «Первый закон – это Закон о Жертве».

– Кстати, – шлёпнул Ганеша Геневеру, оборвав её поток сознания, – копии записей с камер отправь мне на почту. Как вернёмся, хоть будет что вспомнить. И сравнить тебя с тем, что останется от твоей красоты после пребывания в нижнем мире.

– А если эти записи увидит муж? – запротестовала она, двигаясь настойчивей. – После вынесения приговора их надо полностью уничтожить!

– А архив? Расслабься. Даже если твой Артур это и увидит, то он тут же поймёт, что ты ни в чём не виновата. Это форс-мажор, возникший по глупости сотрудников. И ты делала это не столько из любви к работе, сколько из любви к нему!

– Господи, как же я люблю своего мужа! – застонала Геневера от наслаждения. Поняв, что Ганеша опять прав!

– Со мной?

– Да с кем угодно! – засмеялась она и стала исступлённо позировать на камеры. – Я уже столько жизней ему не изменяла, что – ради него и Елены – готова уже на всё!

– Хорошо, – улыбнулся Ганеша, – тогда вечером пойдём к тебе, и ты покажешь, как развлекалась с Ланселотом.

– Зачем куда-то ходить? Теперь я тоже хочу оставить копии записей себе. На память!

– Чтобы показывать подружкам то, что ты вытворяла с самим Творцом Вселенной? Причём, исключительно ради мужа? Мол, изменяла ему легально и строго официально?

– Да, ты меня раскусил! Они лопнут от зависти, что не в силах это повторить!

– Тогда покажи им всем, как сильно ты соскучилась по мужу! Пусть они все увидят, что только искреннее желание его спасти и заставило тебя ему изменить. Я – всего лишь послушный инструмент Бытия, вовремя оказавшийся под рукой. Так сказать, пришёл на выручку. На моём месте – под тобой – мог бы сейчас оказаться каждый. Творец. Мне просто повезло!

– Значит, всё это было неизбежно, – поняла она вслух. И перестала терзать себя совестью. – Господи, и чего я только ломалась? Ты совершенен!

И начала ярчайшую демонстрацию того, что до этого позволяла только Ланселоту. Отрываясь с ним за то, что Артур и Елена опозорили её на всю галактику.

– Ого! – восхитился Ганеша её энтузиазмом.

– Всё равно это тело утилизируют! Так чего его жалеть? Я сама покажу эту запись мужу! – решила Геневера быть откровенной до конца, как настоящий ангел. – Чтобы Артур тоже увидел то, на что я ради него готова. И ценил меня после этого ещё больше!

– Да, это демоны постоянно всё ото всех скрывают, – поддержал её Ганеша. За талию. – Ангелы же настолько совершенны, что им нечего скрывать! Друг от друга. Тем более – то, на что только они и способны. Ради своих любимых!

– О, да! Ты, как всегда, прав. На все сто! – восхитилась она Ганешей – до оргазма. – Ты настоящий Творец! Нашего счастья!»

– Мне жаль, что ты живёшь в той реальности, которую пишешь. Нам будет очень тебя не хватать! – усмехнулась Елена и покрутила пальцем у виска.

– Я всего лишь описываю то, что со мной произошло до воплощения на планете.

– Что ж, за это стоит выпить, – улыбнулась Креуса и протянула кубок Ганимеду. – Наливай!

И как только Ганимед и девушки выпили и закусили фруктами, Ганеша продолжил чтение:

«Зал Суда Галактики.

– Вы не можете воплотиться там, как шудра! – возразил Судья с высокой трибуны. – У вас слишком высокий социальный статус в нашей галактике. Так что вы проиграли своё пари и остаётесь дома. Да и вас я не могу приговорить даже на одну жизнь к пребыванию на Земле, – обратился он к Геневере, – только за то, что вы изменили мужу. Артур получил пожизненное, так что вы вправе искать ему замену даже с самим чёртом!

– Судья, но мы должны туда попасть! Оба! – попыталась возразить Геневера. Что уже считалось верхом наглости – возражать Судье. – Своим отказом вы ставите под угрозу дальнейшее существование всего агентства! А это миллионы сотрудников на планетах высшего типа. Они никогда вам этого не простят. После неудачи с Творцом подобного уровня, имидж нашей компании упадёт так низко, что мы потеряем всех клиентов, и агентство прекратит своё существование. Навсегда!

– Меня это не волнует! – отрезал неподкупный Судья.

– Ладно, мы. Но как теперь быть с теми, кто уже купил подписку на просмотр телешоу в прямом эфире. Это миллиарды богов и ангелов! Вы готовы их всех разочаровать?

– По закону вам обоим полагается огромный штраф за то, что вы занимались сексом в общественном месте. И если вы сейчас же не прекратите препираться, то будете до конца жизни его выплачивать, работая где придётся, – осадил её Судья, – потому что вас до конца этой жизни переведут в обслугу. Но учтя смягчающие обстоятельства, Верховный Суд Галактики приговаривает вас обоих к процедуре Глубокого Раскаяния под надзором духовного наставника в спецхраме на территории этой планеты без возможности её покинуть до завершения процедуры. – И Судья стукнул молотком, давая понять, что дело закрыто.

– Но почему вы так упорно не хотите меня туда пускать? – женским чутьём поняла Геневера, что дело вовсе не в этом, а в смягчающих – сердце Судьи – обстоятельствах. Но Судья молчал. – Отвечайте! – активировала она навык Сирены, которым в совершенстве владеет любой Мастер Крика, всколыхнув его высшую сущность.

– Да потому что на этой планете моя жена! – неожиданно для себя выпалил Судья. – С которой мы так сильно поссорились в первую же брачную ночь, что Минерва убила Криком пятерых туристов в гостинице, а я просто слегка оглох. Так как она выбежала из номера, перед тем как начать на меня именно Кричать, с силой хлопнув дверью. И случайно убила тех, кто открыл двери номеров и высунул головы в коридор на наши крики. За что ей и влепили пожизненное, как существу, не умеющему владеть своим даром. А меня, в наказание, заставили вынести ей этот приговор.

– Чтобы вас постоянно мучила с тех пор совесть? – поняла Геневера, посочувствовав Судье.

– И вы очень сильно мне её напомнили. Вчера я тщательно рассмотрел материалы вашего дела… с камер. Несколько раз. И смотрел на вас, а видел там её! Словно бы всё это было со мной, в той гостинице! В которой и прервалось наше свадебное путешествие по планетам. Она была столь же удивительно прекрасна! И – развратна, как выяснилось в ночь после бракосочетания, что она уже не девственница. Поэтому-то я и не могу вас туда отправить. Это выше моих сил, поймите! С тех пор я так никого и не полюбил.

– И до сих пор один? – удивилась Геневера, ведь закон галактики ему это позволял. Давая ангелам развод только в том случае, если твоя «вторая половинка» получала пожизненное. – Но тогда вы тем более должны меня понять! Я направляюсь на планету-тюрьму исключительно для того, чтобы спасти мужа. И завербовала для этого самого Творца Вселенной, опозорившись ради этой миссии перед всем агентством. А вы встали у меня на пути!

– А вы не хотели бы спасти не Геневеру, а свою жену? – улыбнулся Ганеша. Поняв, что Судья вчера на неё запал. – Или хотя бы, под предлогом спасения, просто навестить жену там? И ещё раз поиграть с ней в свои брачные игры. Получив от Минервы то, что не успели здесь. Во всей красе! Навигатор, как вы на это смотрите?

– Это будет вашей лучшей жизнью!

– Вы с ума сошли! – подскочил тот с места. – Это что, попытка подкупа? К тому же, никто мне этого не позволит, – беспомощно осел он.

– Как вас зовут?! – вновь активировала Навигатор навык Сирены, который был просто необходим в её работе, чтобы мгновенно уговаривать несговорчивых клиентов, снова запав Судье в душу – до глубины души!

– Меня? Херкле…– смутился тот под её взглядом, столь же откровенным, как вчера на записи.

Взглядом Навигатора, который Видел Судью насквозь, все его тайные желания. И уже прокладывала у себя в голове прямой маршрут – к его сердцу:

– Херкле, если вы полетите с нами, агентство рассчитает ваши судьбы так, что вы снова встретитесь. Вы поможете мне Пробудить Ганешу, а затем и он, в знак благодарности, Пробудит вас обоих. Вы хотите её вернуть? Такой шанс выпадает только раз в жизни!

– Я назову эту книгу «Летучий Корабль», – улыбнулся Ганеша, – на котором вы и взлетите в небо, на свою родную планету. Вдвоём. Навсегда!

– Это невозможно! – не поверил Херкле. В своё счастье, о котором уже столько лет мечтал!

– А если я вас сейчас ударю? – усмехнулся Ганеша. – Это изменит ваше решение?

– Что? В зале Верховного Суда?! Да это кощунство!

– А если вы ответите ему тем же? – поддержала Навигатор его игру.

– Боюсь, что тогда и меня отправят в Ад вместе с вами.

– Надолго?

– Навсегда! Мы если и сможем когда-нибудь оттуда выйти, то только по амнистии.

– Так именно за этим мы туда и направляемся, ваше глупейшество! – усмехнулся над ним Ганеша. Мгновенно активировал навык левитации, легко перемахнул через разделявшую их трибуну и ударил Херкле по лицу.

– Понеслась! – подтолкнула Навигатор Судью, активировав навык Крика.

Тот на секунду завис и, всё ещё сопротивляясь сам себе, нерешительно ударил Ганешу в ответ.

Но и этого было вполне достаточно. Никогда и никто ничего подобного в зале Верховного Суда Галактики себе не позволял. Решение было вынесено автоматически.

Никто из Судей больше не возражал, рискуя получить от Ганеши оплеуху и отправиться вместе с ними.

Понятное дело, что ни один местный не смог бы себе ничего подобного позволить, рискуя погубить карьеру Творца. Ведь за это любого из них навсегда перевели бы в простую обслугу. И только Ганеше было на это наплевать, ведь он был не местный. И его, как Творца Вселенной, законы этой галактики мало волновали. Он сам их и создавал.

В тот день он преподал Судьям хороший урок. И Творцы с тех пор начали действовать смелее и ставить Судьям свои условия. Всё отчётливее давая тем понять, что теперь они, а не Судьи, высшая каста в мироздании. И задирать ценник за услуги по трансформации планет любого уровня. Ведь они творили историю! Изменяя галактику. А Судьи? Как брахманы, они активно старались этому помешать, оставив «всё, как было». Но Ганеша сломал им эту «проверенную схему». И зуб Херкле, тело которого всё равно пришлось утилизировать.

Херкле так и не дал Судьям сделать из его тела посмешище, как они настаивали: «В назидание Творцам!» Забальзамировать и выставить прямо в зале суда. Так как всерьёз рассчитывал вскорости выйти по амнистии и вернуться к любимому ремеслу. Понимая, что если он послушает Судей, то станет притчей во языцех, и никто уже не будет относиться к его решениям всерьёз. И тогда об этом ремесле можно будет навсегда забыть.

Он искренне хотел верить Ганеше, что у того всё получится и… навестить жену, которую и до сих пор любил! И без которой начинал уже, от одиночества, медленно сходить с ума. А потому и ударил Ганешу в ответ, что Рай планет высшего типа, без неё, начал ему уже казаться адом. А самый Ад, куда их теперь отправляли, уже начинал ему казаться раем – в её объятиях!

«Видимо, Бог всё-таки существует, – понял Херкле, пока они втроём ожидали в камере смертников подачи газа, – раз Он послал мне Ганешу и Геневеру. И не дал тут сойти с ума».

– Благодарю тебя, Творец Мироздания! – поднял он руки и взгляд к небу.

– Не за что, – усмехнулся Ганеша. Давая понять, что Бог действует через него. – Творцы – всего лишь руки Бога. Ты не знал? Ты думал, что это мы тут такие умные? Я поначалу тоже боготворил Судей, пытался стать среди них лучшим, затем – Творцов, пока не понял, с годами, что над всеми нами существует нечто, что мы называем Высший Разум. Именно так я и стал Творцом Вселенной. Это не я так решил, это Он меня выбрал. Когда я смог понять, чего именно Он от нас всех хочет.

– И чего же Он хочет? – усмехнулся Херкле, не веря во всю эту чушь.

– Всего! И умеет это делать. Через таких, как я. Творцом Вселенной нельзя стать. Можно лишь быть Им Избранным.

– Так это секта? – усмехнулся над ним Херкле.

– Ага, размером с вселенную. Закрытая от обывателей секта Высшего Разума, который тебе пока ещё недоступен. Нет в тебе потенциала Творца, к сожалению. Но ничего, я над тобой ещё поработаю, – хлопнул он Херкле по плечу. Давая понять, что теперь и над ним распростёрта длань Божья.

Неслышно заструились по полу едва различимые струи усыпляющего газа, который стал медленно подыматься, рассеиваясь по камере и постепенно сдавливая дыхание.

И все трое отправились в астральных телах на попутном Челноке из невидимой глазу материи по указанным в деле координатам.

Это была одна из самых заурядных планет, куда смывали через «унитаз» правосудия весь интеллектуальный мусор на периферию галактики. На свалку сломанных – морально – игрушек. Периодически обнуляя цивилизацию этой планеты, как только те активно начинали строить космические корабли и колонизировать ближайшие планеты. Чтобы те опять не вырвались за пределы своей звёздной системы в более Высшие Миры и не натворили там бед. Доказывая всем, что их зря отвергли. Почему-то – с оружием в руках, как уже не раз было».

– Пока однажды на данную планету не прибыл бог Ганеша? – усмехнулась над ним Елена. – Тогда почему тебе дали прозвище Аполлон?

– Это не прозвище, это мой высший принцип!

– Я тоже хочу обрести свой высший принцип! – пошла в атаку Елена. – Объясни, наконец, как начать мыслить самостоятельно?

– Отстраняться и обрабатывать каждую ситуацию отдельно, – посмотрел Ганеша на Елену и Креусу, отдельно подмигнув каждой.

– Это легко только на словах, – не сдавалась Елена, не желая уже терять инициативу. – Потому что каждый склоняет чашу весов на свою сторону и приводит свои аргументы, с которыми очень тяжело не согласиться. Ведь через взаимодействие с другим ты начинаешь видеть вещи, исходя из его опыта. Как же тут научиться отчуждаться? Как ты это начал делать?

– Твои мысли есть производное твоего опыта, который нужно постоянно пересматривать, – улыбнулся Ганеша, посмотрев на Ганимеда. – Но и не вовлекаясь эмоционально в тот негатив, в который другие пытаются тебя вовлечь в силу своей не вполне адекватной реакции на ситуацию.

– Куй железо, пока горячо! – усмехнулся Ганимед, вспомнив оплеуху Елены. – Но не слишком горячась!

– Мысль, как и месть, подают холодной. И они во многом связаны. Ведь вначале мы всегда внутренне протестуем, – усмехнулся он над Ганимедом. – И лишь потом, пересмотрев события, понимаем то, что были во многом виноваты сами. Поэтому многие вещи мы можем понять, лишь отдалившись от реальных событий.

– В пространстве?

– А порою – и во времени, – усмехнулся Ганимед, с упрёком почесав затылок.

– Мысли людей – это производное их опыта. Это их месть на чуждую им неадекватную реакцию другого, поданную на их рассмотрение, на их суд, выступая перед ними как полномочный представитель всеобщих ценностей. Но в той форме, которая в данный момент для нас наиболее выгодна. Чтобы мы могли заручиться их поддержкой.

– И всеобщие ценности смогли не только оправдать, но и – поддержать тебя?

– И так делает каждый.

– Каждый? – не поверила Креуса, посмотрев на Ганимеда.

– Мы все поворачиваем для себя ситуацию таким боком, который для нас сейчас наиболее выгоден, – подмигнул ей Ганеша. – Поэтому в любом действии и в любой мысли, взятой как момент взаимодействия и общения, изначально заложен правовой момент.

– То есть любой, подвергающий сомнению твоё действие или мысль, есть прокурор, – поняла Елена.

– А всеобщие ценности – твой адвокат? – улыбнулась ему Креуса.

– А ты, то есть твой разум – тот самый Судья?

– Ты, отчужденный от себя. Судья, ставший – через отчуждение – выше тебя и других, их мыслей и поведения. Поэтому если поведение и мысли других и можно использовать, то лишь как тренажер. Чтобы начать видеть себя со стороны.

– Со стороны всеобщих ценностей! – просияла Елена.

– Научившись от себя отстраняться, отчуждаться. До тех пор, пока ты не начнёшь мыслить самостоятельно, – улыбнулся ей Ганеша. – Поэтому я и называю свой (чуждый мне и другим) разум – Аполлон.

А Ганимед снова отвёл его в поисках туалета и стал жаловаться на то, что с Креусой у него опять не клеится:

– Я понимаю, что ты пригласил меня снова в качестве клоуна, но юмор – штука дорогая!

– Я-то тут причём? – не понял Ганеша, осматриваясь по сторонам: «Не видят ли девушки?» – Как я смогу заставить Креусу переключиться на тебя? Это слишком интимно. Ты должен её заинтриговать, а не изображать из себя клоуна.

– Но как ты это с ними делаешь? – озадачился Ганимед.

– Запомни, тело девушки – это всего лишь вещь среди вещей. А вещь – понятие динамическое, – расстегнул Ганеша ширинку. – Вещь проявляет свою сущность лишь в процессе её использования. Только тогда вещь становится явлением, переставая быть «вещью в себе». Небытие вещи не бесполезность, но её вред для нас, умаление бытия. Вещь изменяется под воздействием того, каким смыслом ты начинаешь её наделять. То есть твоё отношение к вещи полностью меняет её сущность!

– Ты говоришь о действительности?

– Действительность появляется гораздо позже, исходя из опыта взаимодействия с данной вещью, – усмехнулся Ганеша, окропив цветы, – как результат твоих попыток донести до неё твой новый для неё смысл.

– То есть? – не понял Ганимед. О чём именно он толкует. – Вне нашей разумной деятельности все материальные тела бессмысленны? Или ты говоришь и об одушевлённом теле?

– О любом. Ведь материальная реальность предполагает использование наличных вещей именно как материал. Вне зависимости от того, чем они являлись до того, как ты вступил в игру с ними. Но для того чтобы одушевленное – тобой – тело смогло принять твой смысл, как возможность своего собственного бытия, ты должен сделать его для неё как можно более привлекательным.

– Её смыслом, – понял Ганимед. Что он о девушках.

– А для этого тебе нужно либо откликнуться на её социальный запрос, либо самому его вначале сформировать. А потом уже и разрешить ситуацию, используя себя как инструмент, помогающий ей решить её новую незадачу, – усмехнулся Ганеша, вспомнив, как уже проделывал это с Медузой Горгоной. – Второй вариант предпочтительнее, так как это позволит тебе её контролировать, держа на крючке твоего смысла. Полностью отказываясь от неё всякий раз, как только она будет выходить в своём поведении за рамки твоей концепции. Это как на рыбалке, даёшь слабину, когда рыба сопротивляется, а потом, когда она решает, что всё уже закончилось и расслабляется, снова её тянешь. В неведомые дали!

– До тех пор, пока она не окажется в лодке? – слащаво усмехнулся Ганимед.

– Лодки не существует! Это заблуждение, приводящее к распаду семей. Брак – это эвтопия. Рыбалка происходит всегда.

– Пока ты не смотаешь от неё удочки?

– То есть если ты всё ещё хочешь удерживать её на крючке, ты должен как можно чаще менять наживку смысла вашего соприсутствия.

– Или находить всё новые совместные хобби, увлечения, – понял это по-своему Ганимед.

– Превращая каждую вашу встречу в маленькое приключение, – кивнул Ганеша. – Любое твоё взаимодействие с любым материальным телом есть процесс. А процесс есть явление динамическое. Который либо ускоряется вами, либо – деградирует. До распада на два независимых составляющих.

– Даже если вы уже живете вместе?

– Даже если это встреча на кухне! Ты должен полностью изменить её смысл, постоянно «одушевляя» выбранное тобой тело духом интриги. Чтобы её душа трепетала на кончиках твоих пальцев! А каждое прикосновение к её телу являлось бы прикосновением к её сердцу! Чтобы она не стала для тебя просто мясом.

– И не протухла в твоей душевной теплоте?

– Ведь в действительности нас объединяет не наше прошлое и настоящее, а только лишь – наше будущее.

– Заставляя нас действовать?

– Взаимо-действовать, а не просто быть рядом. Вот ты и должен постоянно заставлять её трепетать в своих объятиях в его предвкушении. И изливать на тебя энергию своей бесконечной преданности, своей любви. Мечтая слиться не столько с твоим телом, это так банально, сколько – с твоей душой. Бесконечно наслаждаясь нектаром твоей чистоты, твоей возвышенной утончённости.

– И – чем же?

– Всем сердцем, всем своим существом, рвущемся к тебе навстречу! Мечтая только лишь быть причастной твоей божественности, твоего духовно-душевного совершенства. Невыразимой красоты твоего внутреннего существа. Пытаясь ею точно так же стать. И вбирая (вдыхая) её стать. Твой (непонятно для неё самой почему) волнующий её аромат.

– Раскрывая себя ей навстречу всего, как цветок – пчеле? – усмехнулся Ганимед, убирая в штаны туалетные принадлежности.

– Прикосновение же к телу, лишённому энергии восхищения, вульгарно. Любовь возникает подобно молнии меж двух наэлектризованных взаимным восхищением тел! – признался Ганеша, застёгивая ширинку. – Иди и порази Креусу! В самое сердце!

И они вернулись к девушкам.

– «На лыжах в баню»! – объявил Ганимед, достал потрёпанную тетрадь и стал читать:

«Источником шума, смеха, веселья и слёзных воспоминаний является и будет являться очень короткое, но очень замыкание в чартах и глобусных картах Великой империи инков. Но солдаты знают толк в великих самоварках и саможарках! Да что нам полевая кухня? Все мы солдаты любви. А я и так целый (но раненный в голову) старший лейтенант. Я должен умереть за тебя, для тебя, во имя… – подмигнул он Креусе. – Дурак вы, товарищ старший лейтенант. Жить надо весело, с улыбкой на плечах! В общем, надо, братцы, жить припеваючи.

Сколько можно петь? Хватит, трубите отбойник. Всем спать! Я проверю. Только ноги помойте, уроды.

– Кто сегодня должен трубить отбойник молотком? – гавкнул я с надеждой на ответ.

– Ефрейтор Том Йорк! – отрапортовал невзрачный шизофреник.

– Похвально! Ну, так значит вы сегодня горнист, ефрейтор Йорк?

– Так точно! – глядя мутно в потолок, взвизгнул главный радист.

– Не перепевай меня на полу-слове, – прошипел я ему в ухо, – слушай меня. Перестань скулить эту узбекскую похоронную. Я вызвал тебя по важному, я бы сказал, интимному делу, – объявил я грустному горнисту, – сразу после отбоя – ко мне!

И шепотом добавил:

– Постарайся прийти незаметно.

Опять звучит странная для этого мира песня: «Карма-полиция». Какое тщеславие у этого ефрейтора. Но он красив! Не то, что некоторые капралы. Это хорошо, что он глуповат и заторможен. Таким здесь и место.

– Кто там?!

Стук в телефонный аппарат раздолбил мои размышления.

– Капрал Симба по вашему приказанию въехал!

– Куда ты въехал?

Ничего не понимая, я встал с дивана.

– Войдите! – крикнул Симба и пнув дверь моих апартаментов, начал торжественно маршировать, гремя лыжами.

Он был словно замотан в большую белую простыню на босу ногу. Мгновение спустя я понял, это был зимний маскхалат. Как это понять? На улице Летов и все отдыхают на сопках.

– Немедленно прекратить!!! – заорал я с ужасом в руках. – Что это за недоразвитый маразм?!

Я с укором посмотрел в эту мумию. Он исчерпал запас слезоточивых фантазий.

– Я к вам по поводу помыться бы. Сильно чешется спина и, эт самое, – договорил он уже шёпотом, – у меня, наверное, блохи.

– Так. Значит так, на первый-второй рассчитайсь! Кру-у-гом раза два! А сейчас ты, идиот, отправишься, э, в баню. И не забудь снять амуницию, встав под душ. А по приходу, составишь рапорт по поводу этой клоунады. И ещё, описывая сухое и тёплое, осматривайся по сторонам, встряхивая подбадриванием.

Этот бестолковый капрал частенько забивался картами насмерть. Но всегда удава лось реанимировать понюшкой. Долго ли ты будешь упражнять наше терпение обострением озадаченности заточки, ах, Симба! Да не оскудеет рука берущего за жабры».

И лишь когда Ганеша устал уже слушать этот убойный бред, он усмехнулся:

– Снова слышу, местами, родную речь! Не верите? Попробуйте не воровать мои обороты речи, которые я, как обороты двигателя, всё повышаю и повышаю.

– Местами откровенно идя вразнос! – усмехнулась над ним Елена.

– Усмехаясь в пустоту. Голов любителей порыбачить в чужой воде, выудив из моих текстов пару трепещущих в руках, сверкающих чешуёй красивых фраз. Что так и бьются на бетонном пирсе любого монолитного рассказа.

– Пытаясь ударить в лицо скользким хвостом аффекта!

– Извернуться и снова упасть в океан забвения, спокойно отправившись на глубину интеллекта её создателя. К таким же, как и она сама, дочь старика Нептуна. Помнишь, Ганимед, как Дез выложил в интернет «Кассандру», и задорный скоморох тут же украл из неё одну из них, их сестру?

– Вечную подружку Смеха? «Я буду жить вечно!»

– Который с тех самых пор, как эта фраза Смеху с ним изменила, стал более задумчивым. Как и у любого чопорного интеллектуала.

– Смех, да и только!

– Желающий, как и любой Смех-сквозь-слёзы, хоть как-то отомстить ему за гибель своей невесты. За то, что задорный скоморох не просто похитил её по обычаю горцев, это Смех ещё мог бы хоть как-то понять и внутренне смириться, утробно усмехнувшись, понимая, что задорные вершины славы ему пока ещё недоступны, но и – публично изнасиловал!

– Нарушив все обычаи горцев!

– Ведь она звучала только в кельи текста, возносясь к своему создателю, но никак не на слуху у публики.

– Не желая участвовать в этой групповухо!

– Как и любая затворница от посторонних глаз в хиджаб контекстуальных связей со своей роднёй – предварявшими её приход в этот мир фразами. Дождавшись от публики лишь жидких, как детский стул, аплодисментов. Сколько бы тот её ни повторял. Задорно поворачивая с боку на бок её безжизненное уже тело.

– На глазах у всех!

– Покончив с собой, как только тот задорно попытался её продать на этом невольничьем рынке, как свою.

– Рабыню?

– Задорный скоморох и не ожидал от неё, что она окажется настолько верной своему настоящему господину. Которому пришлось из-за этого скомороха вырезать её из контекста, как аппендицит, и наложить на текст швы. Да и вообще поместить этого больного в самый конец палаты, опухший в ожидания дебюта!

Хотя, конечно же, Ганеша и сам кое-что у Ганимеда присвистнул, неспешно прогуливаясь по шумным летним бульварам его рассказов, беспечно засунув руки в карманы глубоких смыслов. Непринужденно посвистывая и черпая в свою речь его резкие, как забористая брага, терпкие образы. На то он и Ганимед – виночерпий Зевса!

– Так вы уже были на моём концерте? – пошёл в атаку Ганимед, разливая вино по кубкам.

– Уже сто раз! – усмехнулась Елена.

– Ну, а ты? – спросил он у Креусы и сделал музыку совсем тихо, чтобы та поняла, что он именно у неё это спрашивал.

– Пока ни разу.

– Сходи обязательно! – поддержала его атаку Елена, чтобы та отстала уже от Ганеши. – Кстати, когда у вас концерт?

– Так надо спросить об этом у нашего арт-директора, – усмехнулся Ганимед, включив песню «Комета» чуть громче. – Который наконец-то «придёт и скажет: «Слёзы оботри-и-и!»10 – подпел он сам себе.

– Чего ты сам не сходишь? – вздохнул Ганеша, сделав посвященную ему песню тише, которую Ганимед, «окольцованный горем, как суровый Сатурн», сотворил, пока «желтоглазое Солнце» бродил «в городе большом» Пусане.

– Так если я пойду к ним договариваться об этом сам, то они на меня посмотрят, как на нищеброда, который у них что-то вымогает. А вот если к ним заявится наш арт-директор, тем более – весь такой умный и деловитый, то у них сразу же появляется к нам совсем другое отношение. А соответственно и – оплата труда. Уже понимая, что и арт-директор тоже в доле. Компанэмэ?

– Да панэмэ, панэмэ, – усмехнулся Ганеша. – Куда деваться? От твоей компашки. Так куда и когда идти?

– Креуса, куда бы ты хотела пойти бесплатно на мой концерт?

– Пошли в «Метро»! – решила за неё Елена.

– Когда сходить?

– Это ты у девушек спроси. Когда ты хотела бы туда сходить?

– Как можно скорее!

– Только пусть музыканты добираются теперь сами, – сразу же предупредил он Ганимеда, – чтобы мне не пришлось снова за вас краснеть, если вы опять не сможете все собраться. Как в тот раз, когда мне пришлось краснеть перед арт-директором кафе «Забриски Пойнт» за то, что Ил не смог тогда подмениться на вахте, и выступление из-за него не состоялось. Так что мне стыдно было туда уже снова появляться. И меня из-за вас узнали там не с лучшей стороны. А там так потрясающе готовят! Помнишь, я хотел организовать там ваш концерт? И пошёл туда на свой день рождения – в разведку боем – со своей двоюродной сестрой Читой и её подружкой Нелли. Так Нелли, узнав о том, что я бросил есть мясо, специально заказала мне фаршированные баклажаны. И я даже не почувствовал в них вкус мяса! Представляете? А Нелли так смеялась над тем, что я этого даже не заметил! И только поэтому не стал заказывать ещё порцию, как уже хотел. Я сказал ей, что готов потратить там ровно сто долларов. И Нелли постоянно себя сдерживала. Я дал ей понять, что пока она не моя девушка, мой бюджет для неё будет жёстко ограничен.

– И что, это помогло? – усмехнулась Елена.

– Нет. Хотя я брал её и Марту даже в сауну. Но они только помылись, порезвились со мной в джакузи и покатались зачем-то по очереди на велотренажёре. И я решил больше никуда её не приглашать. По крайней мере – с Мартой. И позвал Нелли, когда та осталась у Марты ночевать, на следующий же день к Браткам на их день рождения. Где громадный Птолемей, ну, вы все его знаете, вокалист и гитарист из группы «Легион», в которой Полидевк играл тогда на гитаре, стал громогласно объяснять ей, что такие расфуфыренные особы из Трои, как она, конченные оторвы, которые только и бродят там по ночным клубам в качестве «ночных бабочек». «Почему ты меня от него не спас? – спросила меня Нелли, через полчаса вырвавшись из кухни. – Что, не мог позвать? Я же столько раз на тебя оглядывалась. Чего ты толкался в коридоре и хихикал?» «А почему я должен был тебя от него спасать? Ведь ты же не моя девушка». «Я думала, что ты мне друг!» – заявила она обиженно. «Я ни с кем не дружу, пойми. Ты ошиблась в выборе четвероногого друга, на котором собралась ездить. Когда я вижу красивую девушку, то ни о какой дружбе не может быть и речи! Поняла?» «Ну, это ты так думаешь, – ответила Нелли, – а я сразу же делю парней на тех, с кем сплю, и на тех, кто мне просто друг». «Хорошо, завтра же я отвезу тебя домой. И дружи там, с кем хочешь». Так она потом ещё долго сестре названивала: «Почему твой брат мне не звонит и никуда не приглашает?» Вызывая у Читы лишь дикий смех, когда она передавала мне её слова.

– Всё было так печально? – усмехнулась над ним Креуса.

– Пока я снова не встретил ту, о которой мечтал целую вечность! – заговорщицки подмигнул Ганеша Креусе, коснувшись её руки. И та его тут же поцеловала. Сама удивившись тому, что снова увидела в нём Творца. И потянулась к нему. Всем сердцем!

– Брэк! – скомандовал тот и усмехнулся. Охладив её пыл этим кодовым стоп-словом. – А когда я неделю назад позвонил тёте Ганге, то сестра рассказала мне, что Нелли тоже не теряла времени даром и заработала за полгода целых пять тысяч долларов во время работы в Корее в хостесе, по ночам подрабатывая в хостеле.

– Кем это? – заинтересовалась Елена.

– Прости…тут…– усмехнулся Ганеша, – я тебе об этом не скажу.

– Так и что ты ответил своей сестре? – усмехнулся Ганимед, сходу поняв о …кой он говорит.

– «Вот глупая!» «В смысле? – не поняла Чита. – Сейчас все так делают. Тем более что она такая смазливая». «Да сказала бы мне тогда сразу же, я бы ей даже денег тогда отвалил. А не отвалил от неё подальше. Так сильно она мне тогда понравилась!» «И сколько бы ты ей тогда дал?» «Да, пожалуй, долларов двести бы точно дал. А в сауне – так и все триста! Я бы её там и бесплатно развёл, если бы не убогая грузная Марта, которую она взяла с собой в качестве секьюрити».

– Марта тоже не пожелала подработать ни секс-юрити, ни сосу-рити? – усмехнулся Ганимед. Над Еленой.

– «Хорошо, я с ней поговорю», – улыбнулась Чита. «Нет-нет, не надо!» – остановил её я. «Не переживай, я начну с пятидесяти, а там, вполне вероятно, она и за сотню согласится. Думаю, что даже не на один час, а на целый вечер. По знакомству». «Дело не в этом. После того, как ты мне о ней всё это рассказала, я её уже и бесплатно не хочу». «А то, что она тут бесплатно до этого давала всем подряд, кроме тебя, было нормально? Я-то всё о ней знала». «Да она и сама мне о себе всё-всё тогда рассказывала, как другу. Меня это в ней тогда только возбуждало!» «Так послушаешь ещё и новые её рассказы про тысячу и одну ночь. Там у неё такое было…» «Да я ведь уже бывал в Корее и не раз говорил с такими фуриями, как она. «Так что я прекрасно понимаю и имею полное представление, о каком пионервожатом идёт речь!» – усмехнулся Ганеша строкой из рассказа «Смелый истопник» и выразительно посмотрел на Ганимеда, который, заслышав родную речь, тоже выразительно усмехнулся.

– О каком это пионервожатом ты говоришь? – обеспокоилась Елена, заметив, как они переглянулись: «Откуда они знают про Менелая?»

– Ганимед, о ком это ты писал? – спросил Ганеша, заметив это.

– Сам потом узнаешь, – многозначительно усмехнулся Ганимед. Над Еленой. И подмигнул ей, словно бы уже давно всё знает. Тоже заметив, что она от них что-то скрывает.

– Так что там, с Нелли? – переключила Елена его внимание.

– Да, пока ничего. Я всё думаю над тем, сколько ей заплатить. Как надумаю, обязательно вам это опишу! Во всех подробностях.

– И долго ты собрался над этим думать? – усмехнулся Ганимед.

– Так это будет зависеть уже не от меня, а от Елены. Ведь с честными девушками можно делать всё то же самое, но – по любви.

– То есть – бесплатно?! – оторопела Елена.

– Или сколько тебе за это заплатить? – заржал Ганимед.

И Ганеша, в шутку, снова потряс пачкой долларов. Её устои.

– Да у вас денег не хватит! – засмеялась Елена. Но эта мысль, сама по себе, жутко ей понравилась. Нет-нет, не о самих деньгах, разумеется, а узнать, насколько сильно Ганеша её ценит. Хотя она тут же отогнала и эту мысль, тут же осознав, что теперь и это может выражаться для них в деньгах – смазливой Нелли. Этой прости… господи. И, как и все честные девушки, скорчила обиженную мину.

На что Ганеша только и рассчитывал – задушить сопротивление Елены Неллоновой нитью повествования.

Вечером, когда он развёз Ганимеда, которого уже и без того развезло, и наконец-то пожелавшую стать чуть более развязной к нему Креусу, Ганеша остановил машину возле подъезда Елены и стал прощаться:

– Ну, спасибо за то, что мы приятно провели время.

– Нет-нет, это тебе спасибо. Ведь это ты его провёл, купив нам фрукты и вино. А мы просто были с тобой в доле, помогая тебе его провести.

– Вот и спасибо, что помогли провернуть эту аферу! – улыбнулся Ганеша. – Пока!

– А ты не хотел бы ко мне подняться?

– К тебе? – удивился он. – Ты хочешь, что бы я провёл время у тебя?

– На чашечку кофе.

– А твои родители не будут против этой сомнительной аферы? Ведь уже поздно.

– Мать сегодня на сутках на Хлебокомбинате, так что младшая сестрёнка у бабушки. Ведь они не знали, во сколько я вернусь. А отчим опять в морях. Тиндарей бегает на Японию матросом. Так что дома сегодня никого нет, можешь не опасаться. Что тебя за это женят! – засмеялась над ним Елена.

Что Ганеша расценил как приглашение на секс и тут же согласился.

Но когда они поднялись на второй этаж, Елена вместо этого позвала его на кухню и стала варить кофе.

– Есть хочешь? Разогреть?

– Нет, спасибо, я пока что не голоден.

– Ты уже перешел на питание кишечником или просто стесняешься?

– Пока не перешел, но могу уже есть только раз в сутки. А на даче мы сегодня уже ели.

– Откуда ты нахватался этих глупостей? – усмехнулась над ним Елена.

– Ты завидуешь, что моя талия тоньше твоей? – усмехнулся Ганеша, демонстративно сжав свою талию ладонями. – Иди сюда, я хочу проверить, у кого из нас талия тоньше, твоя или моя?

Елена подошла, и он обхватил её талию ладонями.

– Моя талия тоньше твоей! – усмехнулся он.

Елена не поверила и обхватила его талию ладонями. А затем – свою.

– Блин, как тебе это удаётся?

– Ты действительно интересуешься или хочешь отправиться в литературнэ? – улыбнулся он.

– Ну, давай, – согласилась Елена, наливая ему и себе кофе в фарфоровые кружки из японского кофейного сервиза матери. Уже успев заметить, что именно это его и заводит: любоваться собой, как Нарцисс, в лужицах своих рассказов. А не та, кому он их читает.

– А ты меня за это поцелуешь?

– Только если мне понравится то, что я от тебя услышу, – улыбнулась Елена. Видя, что он заглотил наживку. И теперь готов будет потратить на неё – после этого – всё до цента!

– Ты в этом всё ещё сомневаешься? – вздул он голубиный зоб самолюбия и достал тетрадь.

«Заставив Ганешу после диалогов с Джимом и Лайзой невольно вспомнить то, что и делало его «героизм» таким литературным. До мозга голубых костей. Ведь у Ганеши в молодости был свой учитель, обучивший его мало есть, а не только бедность. Воображения.

Работать учитель не любил (на то он и Учитель). Но ничем хроническим не болел. И к тому же у него была первая положительная (в карман) группа крови, которая подходила почти ко всем. Причем – без спросу. Нагло вливаясь в самый неожиданный для них момент. В реанимации.

Однажды Ликий, так звали будущего Учителя, тоже загремел в больницу. Не менее неожиданно, чем любой другой. Не желающий признавать, что ТЫ и вдруг чем-то заболел. Наивно думая, что можно есть и пить что попало, вести себя как самая разудалая свинья, повизгивая от восторга собой, не делая ни утренней гимнастики, ни ещё чего столь же вздорного и глупого, как правильное питание и распорядок дня, оставаясь при этом абсолютно здоровым! Последовательно создавая своим незатейливым образом жизни как раз обратное.

И от делавших ему переливание врачей Ликий с удивлением узнал о том, что его кровь – страшный дефицит. Можно сказать, драгоценность! Молча догадавшись о том, что им для него её откровенно жалко. Столь никчемно он тогда выглядел. В их глазах. Поэтому и промолчал. Да и сил возмущаться тогда, если честно, совсем не было.

И врачи настоятельно порекомендовали ему, втыкая капельницы, начать её сдавать.

– Обратно?

– На благо родины!

– Если я выживу?

– За деньги, разумеется! – подчеркнул главврач. Оживив его интерес. А через это – и его самого.

– Как только ты полностью выздоровеешь и окончательно окрепнешь, – улыбнулась медсестра, с усилием укладывая Ликия рукой обратно на подушку. – А для этого нужно накопить сил, соблюдая постельный режим.

Придав ему столь мощный стимул поскорее выздороветь и включится уже в эту несложную, но затейливую из-за накладывающихся на него ограничений игру по зарабатыванию денег, что он только и ждал, изнывая в постели, пока его окончательно выпишут. И выпнут из больницы.

Пусть и – небольших, но ему стало хватать на житьё-бытьё в своей скромно обставленной студии.

Ел Ликий и без того мало и скромно. Можно сказать, перебивался. От случая к случаю. Так и не решив ещё, задумчиво глядя вослед уходящим от него годам, чем в этой жизни ему предстоит заняться.

А начав сдавать кровь, стал стараться есть то, что советовали врачи. То есть – без излишеств. Копчёностей и прочих глупостей. И по распорядку дня. Чтобы кровь активно восстанавливалась. Если и употребляя иногда спиртное с друзьями и близкими приятелями, то лишь две-три стопки. Для очистки сосудов. Как и рекомендовали ему врачи. Да и то – за несколько дней до сдачи крови. Однажды уже забраковав его кровь из-за присутствия в ней спирта. И не дав ему ни гроша!

С тех самых пор ни в какую не желая пить, сколько бы приятели его ни уговаривали. Подняться на их волну! Общения. Закрутив и ударив головой о дно стакана.

Но Ликий лишь молча улыбался, уже пару раз найдя поутру своё сведённое судорогой раскаяния тело на финансовой отмели. Во время отлива разошедшихся по своим делам приятелей. Распухшее с похмелья и слегка посиневшее, как у любого утопленника, щетина которых, по инерции, некоторое время продолжает ещё расти. Не подозревая о том, что хозяин уже покинул данное (ему на время) тело. Из-за того, что внезапно закончился срок его аренды.

Хозяин которого теперь становился для своих приятелей тем самым джинном, что ни в какую не желал снова лезть в бутылку. Сокращая сроки аренды.

Одним из таких вот близких приятелей Ганеша для него и стал. После пары совместных кутежей, в один из которых Ликий наотрез отказался употреблять спиртное, сославшись на поджимавшие его к сдаче крови сроки. Но продолжая оставаться для ребят самым радушным хозяином, душой компании! И на все их уговоры лишь беспомощно разводил руки, словно бы это именно они и приперли его к этой самой стенке. А не какие-то высшие по отношению к нему силы, наказания которых он откровенно побаивался. Суеверно, словно слыша уже за спиной отдалённые раскаты грома. Гнева врачей. Заставляя ребят над этим-то и посмеиваться.

Случилось так, что они очень быстро нашли общий язык. Хотя, это было не мудрено, ведь он валялся невдалеке в углу – весь в пыли расхожей фразеологии и мусоре «общих мест». И молча ждал, слегка насупившись, пока его подберут и начнут использовать по назначению, превращая из «вещи в себе» в «вещь для других». Если удавалось блеснуть той или иной нестандартно звучавшей мыслью. Ведь все эти столь молодые ещё ребята учились тогда в академии этой жизни на «лекарей» и потому никогда не упускали случая попрактиковаться на том или ином, подвернувшимся под руку, пациенте. Даже таком взрослом, как Ликий.

И Пенфей, заметив это, тут же предупредил наивного Ганешу, что за Ликием тянется уже довольно-таки густой шлейф славы любителей мальчиков. Как и за любым Цезарем, развиваясь в общении, словно мантия, красная от предвкушения. Которых тот под тем или иным предлогом и междометием в разговоре хватал то за руки, то за ноги, объясняя суть вещей более наглядно.

Хотя Ликий и разуверял их, что всё это глупые слухи. И он равнодушен к особам женского пола из сугубо экономических соображений, ведь все они тут же начинают требовать той или иной компенсации своих услуг. И постоянно перед сексом соблазняют вас напиться. Так как пить в одиночестве им, якобы, не позволяет воспитание – братский коллективизм, сплотивший в едином порыве справедливости все народы! Ганеша всё одно был с тех пор настороже и не подпускал к себе руки Ликия и близко! Наслаждаясь исключительно общением. Издалека. Хотя сам ход мыслей Ликия его и забавлял. Сближаясь с ним исключительно интеллектуально. На всякий случай.

Ликию было уже за сорок, так что он объяснил своим более молодым приятелям:

– Тяга к женщинам в моём возрасте усиливается в основном у тех, кто вечером любит плотно поужинать.

– Ведь тестостерон вырабатывается у нас ночью, – согласился Ганеша.

– Ощущая утром охвативший тебя всего прилив бодрости, – подтвердил тот, – не зная, куда его девать. Подчас, заставляя рукоблудить, если нет рядом лежащей самки.

– Можно сказать, под рукой, – усмехнулся Пенфей.

– Обходясь женой, этим подручным средством. Для разгона дурных мыслей. Терзающих тебя, в случае её отсутствия, после «этого» весь день, мешая сосредоточится. А я легко ужинаю в шесть и в десять вечера уже ложусь спать! Если мне это удается, – улыбнулся Ликий, обводя взглядом зашедших к нему на огонёк юношей. – Именно поэтому суккубы и приходят ночью.

– Что ещё за суккубы? – оторопел Ганеша.

– Ну, бабы. Во сне. Или те, кто ими притворяются.

– Бесы?

– В основном, – ещё более загадочно улыбнулся Ликий. – Иногда это даже какие-то метровые тараканы. Но в основном – люди. Все они внушают тебе, что они такие распрекрасные дамочки, что ты так и жаждешь с ними совокупиться. А когда тебе этого так и не удается, их внушенная тебе иллюзия постепенно рассеивается. И ты наконец-то видишь их истинный облик!

– Ужас!

– Они питаются твоим желанием.

– Джинны, что ли?

– Джинны в сказках. А эти – самые настоящие! Они к тебе уже приходили?

– И не раз! – вспомнил Ганеша, как уже пытался с такими позабавиться. И нервно сплюнул.

– Иногда они принимают облик уже знакомых тебе девушек, – понимающе кивнул Ликий. – А иногда и – прекрасных незнакомок. Женские особи приходят к тебе такими, какими они были ещё при жизни, то есть – какими они сами себе всегда казались, несмотря на всё время стареющее тело, сформировав свой устойчивый образ астрального тела в ранней молодости. А вот мужские – затейники! – подмигнул Ликий. – Им приходится казаться тебе красивой самкой.

– Так они мёртвые, что ли?

– Смерти нет, – усмехнулся над ним Ликий, – это суеверие. Ты слышал про Христа? Он это наглядно доказал, явившись уже после того, как его физическое тело убили, истыкав копьями. Временно арендовав для этого постфактум объяснения тело недавно умершего.

– Такие, как Он, это уже умеют?

– Да и Кришна приходил прощаться в телах других к своим друзьям и любимым жёнам. Мы не есть тело, мы – больше. Хозяева. А не только его слуги. И суккубы, ещё при жизни овладевшие своим телом, поняли, что к чему и даже приноровились за счет ещё живых питаться нашей сексуальной энергией, которую мы выделяем при виде самки.

– Как слюну – при виде пищи? – начал понимать Ганеша.

– Это – самое мощное излучение!

– Так может быть именно это и ускоряет нашу гибель?

– В том числе. Всё течёт, всё изменяется, – продолжил отстранённо вести свой пассаж Ликий, – из одного наивного существа – в другое, более опытное.

И пытаясь объяснить свой отказ от спиртного более внятно, Ликий рассказал им одну историю.

Как однажды он встретил в ближайшем к нему магазине своего давнего приятеля, пришедшего с морей.

– Ну, и начали ж мы тогда гулять! Как раньше, когда были ещё молодыми и бесшабашными. Наперебой вспоминая куражи своей залихватской юности! И тут же пытаясь все их немедленно повторить. Один за другим. Это стало вопросом чести! Благо, что денег у приятеля было шквал. Доказывать самим себе, что нас не берут годы. За шиворот. И не дают пинка. Постепенно заставляя сгибаться, как стариков, под тяжестью напрасно прожитых лет и невыполненных обещаний. Прежде всего – самому себе. Поэтому…

Каждый день таская к нему в студию всё новых и новых, ещё более роскошных девиц. Играя в Дон-Жуанов.

А потом у приятеля резко закончились деньги. И он с грустной улыбкой ушёл в моря. Но обещал вернуться! Как и любой уважающий себя Карлсон, помахав на прощание лопастью ладони.

А Ликий ещё долгое время всё никак не мог восстановиться. Тело нагло требовало вкусной еды, гулящих девушек и самых что ни на есть и пить горячительных напитков, если удавалось привлечь к себе их внимание. И подстрекало его пойти работать. Чтобы начать удовлетворять его всё возрастающие потребности. «Эту «дурную бесконечность», – понял он. А это Ликию уж совсем не нравилось.

И он тут же поднял восстание! Как и любой тиран, установил через пару дней мучений (после утренних «происшествий») жесточайший распорядок дня. Комендантский час, ровно в десять вечера ложась в постель, насильно закрывая уставившиеся в темноту глаза и заставляя себя спать. Полностью выключая ум, наблюдая дыхание. И с огромным трудом, но всё же пересилил уже захватившую в нём власть тела. Разогнал, как участников массовой демонстрации, все эти дурные мысли (на счёт работы), махавших перед его взором лозунгами с призывами стать как все – объединившиеся в едином порыве к самкам пролетариями! И через пару недель ожесточённой борьбы с диктатурой тела невероятным усилием воли вернулся в давно уже накатанную колею – есть один раз в день, перейдя на питание кишечником, подобно волкам и другим животным, которые благодаря этому «фокусу» могут вообще не есть до десяти суток. А ещё через неделю, ощутив поутру охвативший его прилив сил, снова пошёл сдавать кровь. Так сказать, излив свой «жизненный порыв» в благое русло.

И когда через год приятель, наивно думая, что Ликий его лучший друг, с полными карманами денег по уже протоптанной дорожке снова к нему явился (замирая от восторга!), Ликий был неожиданно к нему сух. Ел мало, то и дело отказываясь от предлагаемых ему яств. Пил тоже весьма неохотно. А гулять с девицами и вовсе стал отказываться.

– Да ты что? Жизнь одна! – не понял приятель. – И нужно отрываться!

– От кого?

– По полной!

– Это у тебя она одна, – усмехнулся над ним Ликий, – когда ты с морей приходишь с вытаращенными на мир глазами.

– Как красный окунь, которого подняли в прилове с морских глубин?

– Одноразовая, – без тени улыбки продолжил распекать его Ликий. – А я-то живу тут всегда. Поэтому и надо жить так, как живёшь всегда. В соответствии с тем образом жизни, который у тебя уже сформировался. Несмотря на попытки небытия выбить тебя из колеи.

– Небытия? – не понял приятель.

– Это у тебя там питание строго по распорядку, – попытался объяснить Ликий. – Больше чем в миску положат, не съешь. А мне потом очень тяжело себя в норму возвращать. Чем больше кормишь тело, тем больше еды оно просит, автоматически вырабатывая уже каждый день необходимую для её расцепления химию, понимаешь?

– Раздуваясь, как морская собака, – кивнул приятель. Вспомнив, как пинал их по палубе вместо мячиков обратно в море, пока они ещё живы.

– А когда его кормишь мало, тело постепенно как бы смиряется и привыкает есть то, что ему дают, – продолжил Ликий. Нести всю эту ересь.

– На большее уже и не рассчитывая?

– Наоборот, отвергая уже излишества. Кто меня потом кормить будет, когда ты снова в рейс уйдёшь?

– Так пошли со мной, в море! – подхватил приятель. И снова принялся расписывать ему прелести быта на судне. – Без забот и хлопот! Там тебя и накормят вдоволь. И обстирают. И спать на чистое бельё уложат!

– Нет! – отрезал Ликий. – Работа – это тяжкий грех! Я давно уже это понял. И чем более грешен ты, тем тяжелее твоя работа, данная тебе в наказание за твою неумеренность и неумение организовать свой собственный распорядок дня. Организуя его уже извне, как у тебя. Так сказать, приучая тебя к порядку, как собаку Павлова.

– Ты хочешь сказать, что я – животное? – возмутился приятель.

– И я – тоже, – примиряюще улыбнулся Ликий. – Просто, я своё животное умудряюсь усмирять. Чтобы жить за его счёт, сдавая кровь на нужды других. Деструктивных животных. А ты просто ещё и не пробовал его сознательно ограничивать и контролировать. И потому всё ещё и живёшь для того, чтобы быть у тела на побегушках. Как другие полу животные, которые пытаются въехать в животный рай на твоём горбу, – намекнул Ликий на приглашённых к нему девиц. Откровенно над ними посмеиваясь, когда те начали это замечать. – Нужно становиться цивилизованным! Именно сознательное самоограничение и делает нас всё более культурными. А это совсем не просто. Попробуй! Не делать этого на судне из-под палки. Как только снова закончатся все деньги.

Но приятель не хотел его даже слушать! И на утро покинул Ликия, сделав вид, что смертельно обиделся. Навсегда! Ведь Ликий никак не пожелал становиться таким же ненасытным животным, как и он сам. Даже – по старой дружбе. Переспав с одной из девиц и тут же понуро улёгшись спать в своём углу.

А не встав, словно в молодости, и тут же принявшись за вторую. Как ровно год назад! А затем снова вернувшись к первой, успевшей за это время на него обидеться, глядя на него со стороны. Своих претензий на его сердце. Уже не смея поднять на него свои демонстративно скошенные вбок глаза. И очаровав её ещё больше! Без лишних слов. На языке тела. Намекая ей вкрадчивым шёпотом после этого лишь на то, что если она останется с ним (как только наутро все гости опохмелятся, позавтракают тем, что останется, и наконец-то разойдутся), он докажет ей, что язык дан нам не только для того чтобы нести всю эту ересь, но у его языка есть и другой, более выразительный язык! «Мета-язык!» – загадочно улыбался Ликий и, подхватив на руки, легко уносил обиженную, покружив под громкую музыку из бобинного магнитофона по комнате, в свой тёплый ещё угол. Показав язык той, что не так давно с него встала. И, поигрывая бедрами, ушла в душ. Готовиться к мести! И схлестнуть его язык со своим. Языком страсти! Ещё более искусным. Закалённым в постельных битвах!

Но оставшись наутро совсем один, Ликий постепенно понял, что это был всё ещё живой суккуб, сбивающий его с пути истинного. Демон искушения, который тут же покинул Ликия, как только потерял клиента.

Нет, конечно же, приятель приходил ещё не раз. На то он и демон искушения! И среди других приводил ту самую девицу, которая была знакома с Ликием не только на языке тела, но и на языке сердца, а потому и весьма охотно снова и снова ходила к нему в гости на поводу у приятеля, каждый раз всё отчаянней надеясь на продолжение банкета. Таская за собой своих подружек. Мало ли чего Ликий, вдруг, там захочет? Готовая уже для него на любые жертвы! Взвалить на алтарь их взаимной любви любую из самых красивых своих подруг. Постоянно вспоминая о том, сколь долго и нежно она в ответ на это его «красноречие» демонстрировала свои мета-способности. Глубоко, очень глубоко входя в роль его избранницы. Только его! Императора её величества. Почему-то только с ним ощущая себя императрицей! В ответ на его ласки.

Но Ликий с тех пор был суров и неумолим. Демонстративно уткнувшись наутро лицом в подушку, пока все не разойдутся. В том числе и – императрица. Краем глаза исподволь наблюдая, как неохотно она следует за своими весёленькими фрейлинами. Делая вид, что тоже улыбается. Даже не попрощавшись!

Именно потому, что у Ликия с тех пор изменилась сама парадигма восприятия. Что проявилось в его жизни в том, что если до того, как начать сдавать кровь, он жил исключительно для того чтобы снимать и ублажать девиц, как и любое животное мужского пола, с которыми он для этого систематически объединялся в шумные ватаги, называя это проявление бессознательного высокопарным словом «дружба», то после того как он фактически убедился в том, что не только пьянки-гулянки оттягивают сдачу крови, а следовательно и получение средств от её реализации, но и сами гулянки с девицами, даже без пьянок, как объяснил ему врач, делают его кровь всё менее качественной. А следовательно и – менее привлекательной по сравнению с другими, более благоразумными уже донорами.

– Так как на восстановление организма после продолжительных соитий, – без тени улыбки заметил врач, – уходит не только колоссальное количество белка, который необходимо для этого дополнительно покупать, разнообразя свой рацион («опять же – минус», – молча понял Ликий и внутренне напрягся), но и всех прочих и без того дефицитных в организме микроэлементов, постоянная нехватка которых постепенно приводит к общему иммунодефициту. Что и проявляется в возникновении различного рода заболеваний. Так как это бьёт, прежде всего, по тем болезням, которые тот или иной человек унаследовал от своих недалёких предков – бабушек и дедушек, столь же безалаберно разбазаривавших, в своё время, свой потенциал здоровья, делая тебя ещё более болезненным и недалёким, чем они сами. Пойдя их неровной походкой по их стопам. Что животные давно уже преодолели, размножаясь почти исключительно весной. Всё остальное время года сохраняя к противоположному полу завидное равнодушие, – вздохнул врач. – В отличии от нас, этих самых глупых представителей животного вида, круглый год пускающих свой организм вразнос! Напрягая своей несдержанностью медицину, которая уже не успевает с ними всеми справляться. Переходя в неумеренность в потреблении вредной пищи и самых, надо заметить, случайных соитий. Не говоря уже о распространении венерических заболеваний! Особенно – в праздничные дни, которые надо все как один просто взять и запретить! На законодательном уровне!

– Ну, это уж ты хватил! – усмехнулся Ликий. И пошёл домой. Оставив врача в кабинете, успокаиваясь, кидать шариками из листов исписанной диагнозами бумаги в стоящую у двери корзину.

Но слова врача заставили его, по дороге, глубоко задуматься. Да так, что с тех пор он стал, фактически, избегать девиц. Что и послужило поводом для распространения слухов о том, что он с тех самых пор интересуется ещё и мальчиками, которых он просто-напросто пытался наставить на путь истинный! И буквально ввинтить им новое – проверенное на медицинском уровне! – мировоззрение.

Продолжая, втайне ото всех, служить донором на благо родины. Подчинив себе своё животное. Для своего же блага.

– Блага в смысле Платона, а не Аристотеля, – загадочно улыбнулся Ликий.

И Ганеша лишь усмехнулся ему в ответ, уже давно понимая разницу.

К недоумению остальных приятелей, которые поняли из этого только то, что что-то тут нечисто.

Особенно, когда Ликий показал им свой шальной язычок и, приглушив свет, ровно в десять вечера молча ушел спать в свой «медвежий угол». Невзирая на остальных. Оставив их шумно допивать и расходится, защёлкнув за собой деревянную дверь на замок с демонстративно скошенным, от обиды, язычком».

– Что-то пока не хочется целоваться, – констатировала Елена. – Или это ты про то, чтобы я не ревновала тебя к Креусе? – усмехнулась Елена, допивая кофе. – И всегда была готова взвалить её на алтарь нашей любви?

– Я думал, что ты её только для этого и приглашала, – оторопел Ганеша. – Разве нет? «Первый Закон – это закон о жертве!»

– Как группу никому неизвестных музыкантов приглашают на разогрев перед выступлением рок-звезды? – усмехнулась Елена. – Ну и как, она тебя разогрела?

– Вполне. И теперь я готов зажечь звезду!

– Может, ещё кофе сварить? – охладила Елена его пыл. Взяв в руку турку в качестве весомого аргумента в споре. – Могу пожертвовать из маминой пачки ещё на порцию.

– Думаешь, твой Господь оценит жертву? – усмехнулся Ганеша.

– Как вернётся с Хлебокомбината?

– Ну, давай. Как сказал Пятачок, «до пятницы я совершенно свободен!»

– Ты хочешь сказать, что я растолстела, как Винни-Пух? – усмехнулась Елена.

– Интересно, я смогу после этого тебя поднять, Пух?

– Попробуй, Свинни! – улыбнулась Елена.

Ганеша легко подхватил Елену, перенёс на руках в гостиную и тут же стал забирать обещанное вознаграждение, наслаждаясь её мягкими губами с кофейным послевкусием. Постепенно распуская руки, как косу – целомудренная девушка, готовая уже пуститься во все тяжкие! То есть – предельно скромно. Целовать в мочку уха, шею, опуская поцелуи всё ниже и ниже, постепенно расстёгивая для этого её розовую клетчатую рубашку с короткими рукавами. Так скромно, что Елена вдруг застеснялась «делать это» на узком диване.

А когда он, вдохновившись, перенес её на шикарную постель родителей и стал её откровенно раздевать, Елена потупилась:

– Прости, но я и мать давно уже договорились, что я никогда и ни с кем не буду делать этого на её брачном ложе. И если Леда об этом узнает, тут же выгонит меня из дома.

– Тогда давай сделаем это на полу, – улыбнулся Ганеша. – Как писал Ганимед: «Я люблю валяться на полу, истерично требовать любви! Водку я люблю пить в трусах и играть на рояле в кустах». Где у тебя рояль? Мы можем даже не подымать крышку, пока нам не снесёт крышу! Пошли в зал!

– Знаешь, – вздохнула Елена, поднимаясь с постели, – я недавно поговорила с матерью о моём легкомысленном поведении, и мы решили, что пока я не окончу институт, у меня ни с кем не будет отношений. Даже – на рояле.

– И ты, ради неё, решила завязать с сексом?

– Да. Потому что она заявила, что иначе выгонит меня из дома. Поэтому я и решила на лето снова пойти работать вожатой в детский лагерь, видя, как дома я её уже достала. Чтобы она тут без меня остыла и не думала про меня всякую ерунду.

– Это ты обо мне?

– Обо всех парнях, – вздохнула Елена. – Тем более что у меня уже есть парень. И если честно, я не хотела бы ему изменять.

– Какой ещё парень?

– Амфилох.

– И где этот лох трётся?

– Он вокалист из группы «Конструкция ветра». Я познакомилась с ним в Коринфе на рок-фестивале «Арго». Ты наверняка его знаешь.

– Да откуда?

– Я думала, ты знаешь всю нашу музыкальную тусовку.

– Выходит, что не всю. И давно ты встречаешься с этим аргонавтом?

– Да уже пару месяцев. После фестиваля.

– Тогда зачем же ты приглашала меня то на пляж, то на дачу? Я расценивал всё это как знаки внимания. С твоей стороны! – подчеркнул он. Жирной линией упрёка всё её поведение.

– Креуса недавно рассталась с парнем и попросила меня подобрать ей кого-нибудь поприличней.

– А я как раз валялся на обочине? – усмехнулся он, вспомнив эту сцену из порнофильма.

– Поэтому, как только ты позвонил и предложил мне встретиться, я и решила, что ты ей очень даже подходишь. Ведь ты обещал мне тысячу долларов! Забыл? Что между нами не должно быть ничего личного? Прото бизнес. Иначе я не стану работать над переводом, а попытаюсь выкружить деньги «по любви», – подмигнула Елена и негромко включила песню «По любви».11

– Тогда какого… лешего ты пыталась помешать нам на пляже?

– Сама не знаю, – вздохнула она, сделав музыку тише. – Ты мне и самой неожиданно так понравился, что я полностью перестала себя контролировать. А потом, когда я увидела, что ты уже полностью мой, то успокоилась и меня начала терзать совесть.

– Несколько раз подряд?

– Ведь я пригласила тебя для неё, а не для себя.

– Тогда для чего ты позвала меня сейчас попить кофе? Тоже себя не контролировала?

– Просто, попить кофе. А ты что подумал? К тому же, я решила, что раз уж она всё равно сегодня тебе не понравилась…

– Креуса мне «не понравилась» именно потому, что сегодня мне понравилась ты! Ты вела себя, как героиня романа «Собака на сене», буквально заставляя каждый раз думать, что я тебе нравлюсь. Вот я и выбирал постоянно тебя, а не её. Ты просто не оставляла мне выбора, вынуждая метаться туда-сюда.

– Прости, я себя не контролировала, – улыбнулась Елена от того, что он сравнил её с госпожой, а Креусу с её обслугой. – Когда ты опять начинал с ней заигрывать, я становилась сама не своя!

– Ты хочешь сказать, что уже отрезвела?

– Нет, – призналась Елена.

– Я понял, ты просто не любишь проигрывать своим подругам. Прощай!

– Стой! – остановила его Елена. – Я пригласила тебя узнать, как ты себя сдержал, когда Креуса снова готова была на тебя наброситься? Научи!

– И ты, ради этого, готова стать моей ученицей?

– Да. Я тоже хочу научиться владеть собой! До этого я смотрела на тебя, как на ещё одно голодное до женских тел животное. Но когда ты сказал Креусе «Брэк» и так высокомерно над ней усмехнулся, у меня мурашки пошли по коже! Я подумала тогда, вот это парень! Такого я ещё не видела!

– В море я заметил, что каждый раз, когда ты отказываешь телу, неважно в чём, что-то у тебя внутри становится немного твёрже, – стал объяснять он строгим тоном Учителя. – И что характерно, в следующий раз тебе уже немного легче отказать телу. И с каждым разом это в тебе всё твёрже и твёрже! И телу всё легче становится отказывать. Пока ты не обретаешь полный контроль над телом! И уже с лёгкой иронией и пренебрежением будешь воспринимать любые его позывы. Так что я даже тотчас поступал ровно наоборот его мольбам или же совершал нечто его подавляющее или же ему противное, утверждая свой контроль над телом! И я понял тогда, что это нечто, постепенно растущее во мне, и есть дух.

– Оказывается, дух можно легко наращивать? – удивилась ученица.

– Тогда как соблазнившись хотя бы раз на самоуговоры и выполнив «маленькую просьбу» тела, внутри тебя что-то немного размягчается. И с каждым разом тебе становится всё труднее противостоять телу. Ведь чем сильнее ты размягчаешься, тем больше становятся и его запросы. Тело начинает наглеть и показывать зубы, истерить, если ты ему сопротивляешься, требуя, чтобы ты превратился обратно в животное. Вернул ему власть!

– Теперь понятно, чем занимались Хлысты, – усмехнулась ученица. – Видимо, они хлестали себя по спине после каждого позыва тела, утверждая над ним свою власть.

– Не обязательно хлестать себя, – улыбнулся Учитель, – достаточно тут же отказывать в немедленном выполнении позыва. Уговорив себя немного подождать. Для начала. А потом и вовсе послать тело куда подальше!

– Видимо, тела Хлыстов были настолько непослушными, что их приходилось наказывать.

– А когда я на судне употреблял спиртное или занимался сексом, внутренняя твёрдость тут же пропадала. Я опять становился глупым телом. И мне приходилось заново укреплять дух.

– Не понимаю тогда, почему тело сопротивляется? Оно ведь становится более организованным, а значит и пользуется гораздо большим уважением в коллективе.

– Потому что оно лениво и любит только лежать.

– Или – сидеть и играть в компьютер, – понимающе усмехнулась ученица.

– То есть вообще ничего не хочет делать. А во-вторых, я понял, что это не тело, а это именно я становился тогда всё более организованным.

– Это что же получается, некое тело внутри тела?

– Выходит, что так. Ум анализирует ситуацию и принимает необходимость определённого действия, дух вырабатывает установку для преодоления лени и инерции привычек тела. И использует тело как чистый инструмент!

– Так вроде бы и у меня всё происходит точно также.

– В теории – да. Но на практике твоё тело никуда не хочет идти, с большим скрипом и душевными стенаниями выполняет любое телодвижение.

– Есть такое дело, – вздохнула ученица. – Мне в последнее время вообще из-за компьютера тяжело оторваться. Тело даже в туалет и на кухню идти не хочет. Ни то что на учёбу. Это вообще для меня равносильно подвигу! Так выходит, что душа – это часть тела?

– Главное, что я понял, это что тело можно программировать через рассудок, вырабатывая через дух нужные тебе привычки.

– То есть превращая его в послушный автомат! – с восторгом поняла она.

– Не всегда послушный. Тело постоянно пытается нарушить программу, то ему то захотелось, то это. И начинает ныть через душу, шантажировать тебя. Приводить аргументы, доводы, факты, ставить в пример других и их поступки в схожей ситуации.

– То есть заниматься сравнительным анализом.

– В итоге, верх снова берет тело. И гордо вытянувшись на диване, начинает наслаждаться жизнью.

– Пока не пустеет холодильник!

– Поэтому и надо себя постоянно контролировать.

– И что, ты не перестанешь себя контролировать, даже если я тебя сейчас поцелую? – коварно улыбнулась ученица.

– Что ж, давай попробуем, – согласился Учитель.

И ученица поцеловала Учителя в губы с непонятным ему энтузиазмом.

Которым Учитель тут же к ней вспыхнул! Из чисто научного любопытства. Чтобы посмотреть на то, что из этого получится. И отметить это в своей учётной карточке. Не более того.

– Наблюдай за тем, что внутри тебя сейчас происходит. Не давая этому из тебя вырваться! Контролируй своё животное, – сказал он ученице и вновь слился с ней в глубоком поцелуе.

Наблюдая со стороны, как руки сами потянулись её обнять. А её руки – уже прижимали его к себе. Всё сильнее.

И усмехнулся над этим, прекратив её целовать.

– Брэк! – скомандовал Учитель, вводя это кодовое стоп-слово в её подсознание. С усмешкой над её растерянностью разорвав связывающий их в единое целое транс. Наблюдая её изменившееся от этого выражение лица.

И начал её целовать, снова в этот транс не менее охотно погружаясь. Затем отстранился от её губ и начал целовать шею. Поднялся к щекам. Целуя её в обе щёки! Подчёркнуто иронично!

– Брэк! – снова скомандовал он. Чтобы ученица на секунду вышла из сковавшего её оцепенения. И переоценила себя. С улыбкой над тем, что внутри её тела при этом происходит.

И вновь легко коснулся её губ своими, ещё более нежно целуя то верхнюю её губу, то чуть более выпуклую нижнюю, начиная ею играть, задевая языком, не давая ей впасть в транс страсти.

То вновь погружая её в глубокий, опьяняющий их обоих поцелуй. Слыша её всё учащающееся дыхание. Ощущая нежность её губ своими. То замечая, как она всё сильнее прижимает его тело к себе, начиная сопеть и постанывать от возбуждения.

– Брэк! – резко отстранился Учитель. – Итак, что мы имеем? Как поживает твоё животное?

И они начали друг над другом смеяться.

Но вновь погрузили себя в глубокий, ещё более страстный поцелуй, наблюдая за тем, как его руки сами собой начали ласкать ей грудь. Через рубашку. Делая эксперимент всё более острым! И с наслаждением повышая ладонями остроту. Её сосков.

Затем она оттолкнула Учителя и неожиданно села ему на бёдра, с удивлением ощутив резкое возбуждение его… сугубо научного интереса!

– Эт-то что такое? – заметила она строгим тоном учительницы. Ещё ближе прижалась и ощутила лобком его твёрдость. Научных данных. – Это и есть твой всё более твердеющий дух? – усмехнулась она. – Я тоже его чувствую. И уже начинаю терять… доспехи аргументов!

– Это мой основной довод! – улыбнулся Учитель. – В споре с оппонентками.

И, подрагивая, притянул эту строгую учительницу для поцелуя. С ироничной улыбкой над тем, что с его телом в этот момент происходило. Пока она своим властным давлением всё интенсивнее погружала его возбуждённый интерес в материал исследования. Да так, что уже через пару минут чуть не вызвала его ответную реакцию… благодарности.

– Брэк! – спохватился Учитель. Понимая, что близок к изнасилованию. Этого животного. И отодвинул рукой её лобок, ощутив ладонью её текущие данные. – Это антинаучно!

– Простите, коллега, – вздохнула она, беря себя в руки.

– Я наделся, что сегодня вы поможете мне освоить этот предмет, а не решите его за меня, – усмехнулся Учитель. Над тем, что она тоже уже чуть не кончила. Занятия раньше времени.

– Извините, я просто увлеклась, – улыбнулась она, пожав плечами, – вашим заданием. Эта строго научная работа так сильно меня заводит, что я чуть не сгорела на работе, – усмехнулась она. Над собой. – А лично для меня моя работа – это всё! Что я люблю. Вы не поверите, но я так люблю одного из своих научных сотрудников! Который пришёл ко мне сегодня на фак-ультатив, – раздельно произнесла она. – Вы даже не представляете, как сильно я сегодня за него переживаю! И за себя, если честно, уже тоже, – прошептала она, целуя его в губы. – Ведь у него сегодня контрольная.

– Важная для нас обоих! – подчеркнул Учитель.

– Итак, ваше новое задание…– и сама начала его целовать. Взяв его голову в свои руки. Чтобы он уже не смог увильнуть от ответа. Удивляясь лишь тому, каким невероятным образом она всё ещё продолжает это контролировать. Ощущая в себе то, что внутри у неё же самой происходит. Переворачивая свою точку зрения раз за разом, пока он снова и снова ответно целовал её в губы. Видя, как Учитель улыбается, не теряя твёрдость духа. Заставлявшего её терять свой. Своим упорством. В её лобок.

И Учитель с не меньшим удивлением это наблюдал. Снова отстраняясь от неё ладонью и целуя её необыкновенно красивые в этот момент глаза. Ставшие вдруг кристально голубыми.

– У тебя глаза невероятно красивые! – улыбнулся Учитель и опрокинул её на кровать, навалившись сверху. – Как два голубых сапфира! Которые почему-то светятся прямо изнутри.

И подчёркнуто громко рассмеялся. Наблюдая, как сильно ученица испугалась. Что уже не сможет из этого положения ему противостоять. И желая её окончательно добить, снова начал её целовать. Всё более нежно, едва касаясь. Всё ниже и ниже… Наблюдая с усмешкой, как ученица, раздавленная напором его страсти, уже не в силах ему сопротивляться, заливается от возбуждения румянцем на щеках.

– Брэк! – скомандовал Учитель. И стал иронично вгрызаться в неё зубами, выводя из транса. Как собака, тянуть её за рубашку, расстёгивая пуговицы. Смеха!

Но вдруг снова превратил рот из оскала в улыбку. Сделал глаза отрешёнными, нежными и стал целовать её в губы. Чтобы снова начать опускать поцелуи вниз. Сантиметр за сантиметром. Огибая края уже расстёгнутой им рубашки… К её груди.

И ученица охотно ему сдавалась, всё глубже и необратимее. Всё ожидая, пока Учитель перестанет наслаждаться её телом и начнёт уже играть! А Учитель всё не играл и не играл. Не понимая ещё, что именно в этом и заключалась уже вся соль его игры, переходящей на новый уровень. Выводя её из себя – в подлинную страсть и уже неконтролируемое ими обоими возбуждение. Заставлявшее её снизу жадно упираться в него лобком, проверяя его дух на твёрдость. И ощущая его реальную твёрдость. Убеждений. Ощущая это, притянув его к себе. Подрагивая, а иногда и постанывая от охватившего её тело возбуждения. Уже готовая ощутить его не только снаружи, но и изнутри самой себя. Ввести его стальной аргумент в самую сущность их – уже горячей – полемики. Чтобы проверить, насколько Учитель и тогда сможет ей сопротивляться. В этом споре с самим собой. Ощущая, как и Учитель поплыл уже вместе с ней по волнам её уже разливающегося (по нижнему белью) предвкушения. Этим яством! Столь явно уже и сам желавший, в ответ на клокочущую в ней страсть…

Опровергнуть её выводы. И сел рядом.

– Брэк! – усмехнулся над ней Учитель. – Я мог бы сейчас легко тобой воспользоваться. Но ты нужна мне для более высшего поклонения! Ты готова стать моей Вайнаяки?

– Нет… ещё…

– Тогда скажи себе: «Брэк!»

– Брэк! – скомандовала она. И её тело недовольно заскрипело зубами.

– Теперь ты поняла, что ты не только тело? Пошли пить кофе! – усмехнулся над ней Учитель. Встал с постели и протянул руку. – Дай лапу, животное.

Елена глубоко вздохнула, зарычала и протянула руку.

Чтобы с силой потянуть его обратно и поцеловать в губы. И сама же над этим рассмеялась!

– Для чего ты это сделала? – не понял Учитель. – Ты ещё не наигралась? – И тоже её поцеловал.

– Брэк! – усмехнулась ученица над тем, как её животное поцеловало его в губы. Отстранилась, а затем поцеловала его уже сама, чтобы ощутить разницу. – Нет, самой целоваться неинтересно. Ладно, пошли пить кофе!

Глава4Сита

Так что когда Елена позвонила, попросила отвезти в ремонт компьютер, сказав, что компьютер нужен ей для перевода его книги, и, сев в машину, спросила:

– Когда мы пойдём в «Метро», ты уже договорился?

Ганеша спокойно ответил, выруливая на дорогу:

– Нет. И не собираюсь.

– Почему это?

– Потому что ты отказалась со мной встречаться. А я не собираюсь с тобой дружить. Ни под каким предлогом!

– А как же причитающиеся тебе за выступление Ганимеда деньги? По-моему, это неплохой предлог.

– Вот, как надумаешь со мной встречаться, так и начнём веселиться за счёт выступлений Ганимеда. А пока – извини. У меня тоже есть принципы.

Елена всю дорогу молчала. И молча выскользнула из машины.

Он тоже вышел, чтобы донести до мастерской системный блок. И… обомлел, увидев Ситу.

Та с не менее очаровательной подружкой Кайкейи легко и непринуждённо двигалась навстречу. Они обе роскошно выглядели в своих лёгких цветных сарафанах с юбкой ниже колен. Словно жрицы Диониса!

Елена оглянулась и понесла системный блок в мастерскую.

А Сита спросила, как только подошла:

– Привет, Аполлон, это что, твоя новая девушка?

– Нет… ещё, – замялся тот. – Вчера она пригласила меня к себе домой на кофе и отшила.

– Да не ври! Она не смогла бы тебя отшить. Я-то тебя знаю. Думаешь, я не вижу, как она не идёт, а пляшет?

– Но ты тоже в первый же день мне не отказала…

– У меня как раз есть для тебя одно грязное дельце, – таинственно улыбнулась Сита. Желая снова схлестнуться с ним своими неземными чарами. – Мне бы очень пригодился твой воровской навык.

– Сильно грязное? – усмехнулся Аполлон, потерев тремя пальцами воображаемые купюры.

– На двадцать пять тысяч долларов. Как тебе?

– И на сколько часов работы?

– Всего-то на пару дней.

– На целых два дня? И всего за двадцать пять тысяч?!

– Просто, это я для себя рассчитывала. Но ты ведь у нас криэйтор, – усмехнулась над ним Сита, – ты сможешь и побыстрее всё это провернуть.

– Я не криэйтор, я Творец! – обиделся Аполлон. – Так что мне наверняка и одного дня хватит. А вообще-то, я хотел бы завязать, если честно.

– Из-за этой тёлки? – усмехнулась Сита.

– Мне так больно было каяться в том, что мы тут вытворяли, что я торжественно поклялся Господу больше не участвовать в ваших сомнительных аферах.

– То есть как это – ваших? – возмутилась Сита. – Ты же сам участвовал в разработке сценариев ограблений «по законам Триалектики», забыл? Что они такие же наши, как и твои. Или ты опять в рейсе перестал ассоциировать себя с нами? – покрутила Сита пальцем у виска.

– А ты хотела бы, чтобы я, как и раньше, был повёрнут только на тебе? Позови на это дело Равану.

– После тебя он решил, что я лошица, которую ты развёл на любовь! Так что ты мой единственный шанс провернуть это дельце.

– Так и в чём же его суть?

– Я не могу сообщать детали, пока ты не согласишься. Иначе… ты провернёшь его сам! – засмеялась Сита.

– Так вот за что ты мучила меня в астральном теле! Из-за жалких денег?

– Равана из-за этих «жалких» ста тысяч долларов меня избил! А потом ещё целых три дня осыпал пощёчинами упрёков! Обвиняя в том, что я пожалела тебя и сама же дала тебе уйти! Из-за того, что я всё ещё безумно тебя любила! Если бы не архангел, ты бы у меня вообще не выжил!

– Вот поэтому-то я и хотел бы со всем этим завязать, если честно.

– И ты собрался изображать перед этой фифой из себя обычного лоха? – засмеялась над ним Кайкейи. – Ну, Аполлон, ты меня и рассмешил! Так она что, ничего про тебя не знает? Она – лошица?

– А что именно Сита тебе о нас рассказывала? – оторопел Аполлон и посмотрел на Ситу. – Как ты посмела посвящать смертную в наши тайны?!

– Не всё, успокойся. Я только краями о тебе упомянула, когда рассказала ей, как Мариче смылся от тебя с деньгами после ограбления Валины.

– Вот я ржала над тем, что ты его упустил! – стала издеваться над ним Кайкейи. – Сита накинула Мариче эту Тему, притворяясь, что безумно его любит, чтобы он пробрался в коттедж к Валине и вскрыл его сейф вместо вас. И тебе оставалось только встретить его на выходе и забрать у него деньги Сугрива. Долбанул бы ему по мозгам разок, да и всё! А не стоял и пялился на его ствол. Вот умора! Как лох конченный! Сита же заякорила прикосновениями и ввела ему в подсознание кодовое слово «Зайка»! Ты что, с перепугу, тогда язык проглотил?

– Ладно, я отпускаю тебя, – усмехнулась Сита, заметив, как сильно тот смутился, осознавая свою вину. – Так уж и быть.

– А что, могла бы не отпустить?

– Конечно могла бы, ты уже забыл? Или тебя снова приворожить? А то у меня пока что никого нет. Ладно, иди уже за своей новой девушкой! И помни мою доброту, зайка! – подмигнула Сита. Заставив его остолбенеть.

Повисла такая тяжелая пауза, словно бы их тела были не из рыхлой белковой массы, а из кремния.

Сита подошла и взяла его за руку.

– Ещё раз меня кинешь, убью. Даже не касаясь! – и сильно надавила ногтем большого пальца на нервный узел ниже локтя с внешней стороны руки, одновременно с этим громко активировав кодовое слово. – Морозко!

Его сердце, на мгновение, словно окаменело. От потрясения он не смог ничего ответить. Попытался, но никак не мог подобрать слова, которые помогли бы развеять её чары, лишь сильнее сдавливая ему дыхание.

И вдруг вспомнил, как рефлекторно нажал на тормоз, когда клиентка на обочине махнула ластом. И всю дорогу на него поглядывала. А потом, когда он остановил «Корону» возле её дома, всё-таки сказала, смущаясь своей навязчивости:

– Я бы с удовольствием с тобой отдохнула, если честно. Но боюсь, что ты этого не захочешь. Просто, ты так классно выглядишь!

Аполлон оглядел тогда эту полноватую, но богато одетую девушку и ответил:

– Спасибо тебе огромное за комплимент, но я, и вправду, не могу себе этого позволить.

– Что, у тебя есть девушка?

– Если бы ты её только увидела, ты бы меня поняла!

Вспомнил, как глубоко и преданно он любил Ситу. И через это наконец-то смог раскрыть сердечную чакру, чтобы нейтрализовать её чары.

Уже прощаясь, Сита приподнялась на носки и поцеловала его в посиневшие губы, погладив по щеке.

– К сожалению, мне уже пора, – вздохнула она, отпуская руку.

Покинутый и растерянный, он ещё долго стоял бы и зачарованно смотрел им вслед, если бы не мороз, сковавший тело. Ведь из одежды на нём были только серо-голубая рубашка, того же цвета брюки и туфли, навсегда примерзшие к постаменту.

И вспомнил, пока Елена была в мастерской, как Сита приходила к нему во сне в астральном теле, пока он был в рейсе. В течение двух недель регулярно разворачивала на большом деревянном столе кожаный чехол, предлагая разные виды холодного оружия, которыми ему приходилось каждую ночь с ней сражаться. Ощущая астральным телом боль от порезов и уколов, когда она, как более умелая фехтовальщица, то и дело его ранила. А когда он, поначалу, отказывался с ней драться, Сита заявляла: «Отказ – это тоже выбор!» И рубила его со всего маху. И он в течение двух недель просыпался в каюте весь в слезах. А сожитель Швабрин говорил ему: «Я уже полчаса за тобой наблюдаю. Что тебе там такое снится, что ты рыдаешь во сне, как баба?» «Что, не мог разбудить?» – спрашивал он, удивляясь, что шрамов на теле нет, а слёзы – настоящие! Пока не появился архангел с мечом в руках и сказал Сите, выбив у неё из рук саблю: «Всё! Ему уже хватит». И осознал, что архангелы попускали эти издевательства, чтобы он не столько понял, сколько именно ощутил, что с Ситой ему лучше уже не связываться.

– Это была моя бывшая, – объяснил Ганеша своё поведение, когда Елена вернулась из мастерской и села в «Спринтер». Ожидая в машине, пока он окончательно «оттает» и сможет шевелить конечностями. Кое-как сел и направил машину в сторону её дома. По серому асфальту. Мимо серых зданий. Всё ещё видя мир исключительно в сером цвете. – Полгода назад Сита явилась ко мне в астральном теле во сне и устроила бойню! Приурочивая свои удары к тому, как невыгодно я описал её во «Втором Пришествии». И сказала мне на прощание, что придёт во сне ещё раз и снова устроит бойню, если я не стану к своим будущим девушкам более лоялен в книге.

– Знаешь, мне тоже не понравилось то, как ты описываешь своих бывших, – скривилась Елена. – И я не хотела бы, если честно, чтобы ты и меня описывал, если мы всё-таки решим быть вместе.

– Если бы Сита не заметила, как сильно я тебе понравился, она бы меня ни за что не отпустила. Я не буду четвероногим другом, на котором ты собралась ездить. Больше не звони, пока не решишь стать моей Вайнаяки.

– Да пойми ты, – глубоко вздохнула Елена, не желая терять водителя, – когда я обнимала тебя на пляже, я не лгала. Пойми, наконец, ты действительно мне очень сильно нравишься! Но как только я замечала около нас Ганимеда, ты тут же становился для меня одним из нашей музыкальной тусовки, и мои объятия сами собой разжимались. А руки – отталкивали тебя. От меня, которая продолжала к тебе тянуться. Всей душой! Так что я действительно себя не контролировала. Прости. И только теперь понимаю, почему я так глупо себя вела. То призывая парня, который мне нравится, то отталкивая.

– Не желая запятнать себя таким позором, как я?

– Да пойми ты, дело не в тебе. Я просто устала уже быть чьим-то прилагательным, пойми. Везде, куда бы я ни приходила, меня тут же спрашивали: «Так ты и есть та самая девушка Ахилла фон Ган?!» – девчонки – сгорая от зависти, а парни – классифицируя меня как ту, кому ни в коем случае нельзя даже улыбаться. Ведь Ахилл давно уже стал легендой. Вот поэтому-то я и вышла за него замуж! А после того, как я стала им всем говорить, что теперь я уже не его жена, все девчонки стали снисходительно мне сочувствовать и посмеиваться надо мной, которая «проворонила такого парня!» И в дальнейшем общении вытирать об меня ноги. Как об неудачницу, которая теперь так низко пала. С той высоты, на которой я была с Ахиллом – самой Еленой Прекрасной! В их глазах. Как будто бы без Ахилла я вообще никто и звать меня никак. Так, пустое место. Дырка, которую бросил бублик, – горько усмехнулась Елена. – И теперь я не хочу, чтобы все начали ассоциировать меня с тобой. И снова испытывать, если мы расстанемся, этот позор, от которого я едва оправилась. Ведь ты тоже у нас легенда! – усмехнулась Елена. – Сам Аполлон в газах Ганимеда и Братков. Или ты думал, что я не знаю о вашем уголовном прошлом?

– Так ты не обманывай меня, да и всё! Не буди во мне Аполлона. Или ты думала, почему Сократ называл свой разум – критическим? Сите не понравилось именно то, каким высоким слогом я описал её прозаические измены. Поэтому-то после нашей последней аферы я её и кинул. А её друзья и до сих пор считают, что я упустил Мариче. Я не стал убивать его, как планировалось, а просто внушил ему неподдельный ужас! Чтобы Мариче убежал из города и воспринимал затем все всплывающие в памяти воспоминания, как волк – красные флажки, опасаясь вернуться в город. Чтобы Сита его тут не распетрушила.

– Вот поэтому-то я и не хотела бы становиться твоей девушкой, если честно, – вздохнула Елена, – а тем более – твоей подельницей.

– Ты даже не представляешь, от каких денег я сегодня ради тебя отказался!

– И во сколько же я тебе обошлась? – недоверчиво усмехнулась Елена.

– В двадцать пять тысяч долларов!

– Ты что, идиот? – оторопела Елена. – Давай найдём её, я в доле!

– Но я сразу же понял, что для Ситы это был только предлог, чтобы я снова к ней вернулся. Она тоже заметила, что я её раскусил. И сообразила, что уже не сможет крутить мной, как раньше. Пока она думала, как и ты, что я – обычный лох!

– Не был бы ты одним из нашей музыкальной тусовки, я давно бы уже с тобой тут замутила, – вздохнула Елена. – Ты реально мне нравишься! Или ты думаешь, для чего я приглашала тебя к себе домой? На кофе? Но как только ты начал цитировать Ганимеда, моё мировоззрение тут же перевернулось, и я снова вспомнила, кто ты.

– Вышел на замену Ахиллу? Произошла замена в команде «Спартака», на лёд вышел новый форвард!

– Вот я и стала яростно отбивать в спальне все твои шайбы, встав на воротах нашей судьбы! – засмеялась Елена. – Тем более что когда я услышала на пляже, что ты хочешь издать свою книгу в пику Америке, я вдруг вспомнила, за что убили моего родного отца. И мои объятия сами собой разжались. Я решила, что ты тоже собираешься лезть в политику. И тогда тебя тоже убьют, как и отца. К тому же, – потупилась она и показала ему запястье левой руки, отодвинув пластиковые браслетики, – я уже боюсь покончить с собой, если ты меня тоже бросишь.

– Что это?

– А разве не видно?

– Ты пыталась… Что за глупости?

– Это всё из-за Ахилла.

– Он тебя избил?

– Если бы!

– Издевался?

– Ещё как! Ахилл пригласил меня покататься на тётиной яхте по заливу. Напоил самым дорогим шампанским, а потом прямо посреди бухты аккуратно снял с меня всё подаренное им золото и бриллианты, заявив, что хочет сам надеть на меня новый комплект украшений с изумрудами. И швырнул их в море! Представляешь? Только за то, что приревновал к Удаву!

– Взбредёт же такое в голову! Лучше бы он просто тебя избил. Или утопил. Как все.

– Да! Чтобы я уже не мучилась, – заплакала Елена, – ощущая себя «голым королём»! Или ты думаешь, почему все девчонки стали после этого надо мной смеяться? Вот поэтому-то я и не хотела бы больше ни в кого из вас влюбляться. Я же говорю, я едва оправилась.

– А я после очередного расставания с «любовью всей жизни» в рейсе постоянно пытаюсь прыгнуть за борт. И как только осознаю себя жалким неудачником, Господу постоянно приходится меня спасать.

– То есть? – озадачилась Елена, вытирая слёзы. – Ты веришь во всю эту чушь?

– Знаешь, когда стоишь ночью на открытой палубе, и вдруг открывается дверь, матрос добычи выходит из каморки и говорит: «Что, прыгать надумал? Пошли, накатим!» Вдруг понимаешь, что это далеко не случайно. А ты сколько раз пыталась покончить с собой?

– А ты посчитай шрамы! – злобно вывернула она запястье.

– Всего-то три раза? – усмехнулся он. – Да ты, по сравнению со мной, жалкая любительница. Острых ощущений!

– Очень острых! – усмехнулась Елена. И передёрнулась. – Вот я и опасаюсь, что наш роман будет для кого-то из нас последним. Я сразу же увидела в тебе «родственную душу».

– Вот поэтому-то я и не хочу тут уже ни на ком жениться. Я оказался совершенно не приспособлен к семейной жизни и попал, как кур в ощип! Единственное, что мне удалось вынести, покипев в чане жизни, это что адаптация к семейной жизни ведет к её десакрализации.

– Почему это?

– Ну, хотя бы потому, что если ты хочешь обладать как можно лучшей самкой, ты должен из кожи вон лезть, доказывая ей, что ты самый лучший самец в этом стаде. И обладать как можно лучшими вещами, наглядно доказывающими ей твою чуть ли не богом избранность, – показал он Елене жестом сверху-вниз на свой модный дорогой наряд, купленный им в Пусане.

– Средний имидж и средние вещи притягивают средних самок, – согласилась та.

– И отталкивают – лучших! А тот, кто пытается на всём сэкономить, притягивает вечером свою экономку. А чтобы сэкономить и на экономке, заводит себе жену.

– А я-то наивно думала, что скромность украшает человека, – усмехнулась она.

– Рисуя его прекрасным евнухом в глазах самок! Поэтому семейная жизнь, сама по себе, ничему не учит. Кроме как набивает нам голову суевериями, которые в критических ситуациях «почему-то» уже не работают. И мы беспомощно смотрим на свои «познания» и, не найдя поддержки в себе, начинаем искать её у Бога, которого мы «убили» вместе с Ницше, чтобы с чистой совестью нарушать заповеди, и которого теперь вынуждены срочно реанимировать. В своём сердце. Откуда здесь твёрдая почва под ногами? Мы и в Бога не верим и не верить уже не можем. И не зная к чему стремиться, стоим и топчемся на месте, как лошадь, потерявшая наездника, не зная уже к кому пристать. Поэтому личный опыт – это собрание сочинений!

– Если он не переосознан критически?

– А все твои воспоминания – утопия! И антиутопия – у тех, кто пытается со всем этим покончить. «Раз и навсегда». Вы всё никак не поймёте, что смерти для нас уже давным-давно не существует. И самоубийства бессмысленны, понимаешь? – с укором посмотрел он на её шрамы. – Сознание уже давным-давно отцифровывается на «облако» души, имеющей полевую форму и структуру, носитель которой «меньше зёрнышка горчичного».12 Каждым своим подвигом или проступком нажимая на клавишу «ввод» и унося, добавляя это в «облачное хранилище». И то кем ты, в итоге, станешь, зависит только от того, как именно ты программируешь свою реальность уже сейчас, каждый день поступая так или иначе. А покончив с собой однажды, ты программируешь себя делать это снова и снова, каждую жизнь.

– Вовлекаясь в эту «дурную бесконечность»? – засмеялась Елена. Над собой.

– Поэтому я и хотел бы, если честно, чтобы мы встречались без обязательств, – улыбнулся Ганеша и включил ей модную песню «Обещания».13

– Но боюсь, что Ганимед, Дез, Дум, Братки и все прочие музыканты в этом городе тут же станут считать меня твоей девушкой, – отстранилась Елена, сделав музыку тише. – Свободные отношения просто не укладываются в их низколобых головах неандертальцев. Они если видят знакомую им девушку рядом с парнем, тут же пытаются их поженить. Хотя бы – мысленно. А я уже устала быть чьим-то прилагательным, пойми. Дело не в тебе, дело в нашем городе. Ведь если ты с кем-то начинаешь шутить, просто улыбаясь, то тебя тут же начинают считать бог знает кем. Он тебе этим мстит! Вызывая у мужа ненужные вопросы. На ровном месте! Хотя я просто пыталась быть с парнями милой. Что они тут же начинали расценивать как то, что я пыталась с ними заигрывать. Только потому, что я красивая. И они тоже хотели бы со мной переспать, чтобы перестать завидовать Ахиллу.

– Ты просто не поняла сути рассматриваемого вопроса, – начал умничать в нём Аполлон. – Ахилл – яркая индивидуальность среди панков, которые трутся об него, как коты, ощущая в нём своего лидера. Дез уже сто лет как играет с Думом, а Ганимед поёт, со сцены внушая фанатам то, какой он умный! Если помнишь, это именно Дез организовал всю нашу неформальную тусовку, предложив музыкантам и их фанатам собираться по субботам около Дворца Культуры. Братки тоже уже давно на сцене, их знает весь город! Тем более – после концерта, где они – безусловные божества, грозно взирающие с этого «Олимпа» сверху-вниз на простых смертных. Я хоть и не пою, но то и дело пишу стихи, на которые ребята поют песни. А ты… да, ты красивая, можно даже сказать – Прекрасная! – усмехнулся он над её прозвищем. – Но ты не столь яркая индивидуальность, как любой из нас. И единственное, чем ты можешь быть, чтобы стать хоть кем-то в глазах других, это прилепиться к одному из тех, чья слава уже давно гремит по всему городу! Благо, что он не такой уж большой и вся продвинутая молодёжь уже давно знает друг друга в лицо, покупая билеты на концерты. Или – по их текстам, как меня. Как ты тут же узнала меня по «секс-юрити».

– Сосу-рити! – показала Елена ему язык.

– Вот ты и ощущаешь себя духовно нищей по сравнению с нами, полубогами! – усмехнулся он.

– Поэтому я и хочу отсюда как можно скорее уехать! И чем дальше, тем лучше! – вздохнула Елена. – Я только для этого и стала президентом студенческого клуба в институте, чтобы у меня появился шанс улететь в Америку!

– По обмену студентами?

– Там меня хотя бы перестанут ассоциировать с Ахиллом. Или – с тобой, – вздохнула Елена, – если мы всё же решим быть вместе. И ты тоже начнёшь меня ревновать, если я стану кому-нибудь просто улыбаться. Я уже устала терпеть издержки брака, пойми!

– Этот мир называют ещё действительностью. А это предполагает, что здесь надо действовать, проявляя свой скрытый потенциал. Но если у тебя отсырел порох, что ты сможешь проявить там, куда улетишь? Как говорили в школе: «От перемены мест слагаемых сумма (счастья) не изменяется». Надо тренировать мозг, только это высушит твой порох, сделав тебя поджарой, так сказать, гнедой кобылицей!

– Воронцовой? – оторопела Елена. Решив, что он намекает ей на свадьбу.

– А не розовой пони, как сейчас, – коснулся он её розовой рубашки, – в мечтах улететь «в прекрасное-далё-ё-ёко»,14 – пропел он. – Именно этому я и учу в книге! И если ты начнёшь её переводить, то станешь воспринимать мои идеи и упражнения как часть себя. Ведь ты станешь со-творцом книги. Ты читала «Блеск и нищета перевода» Хосе Ортеги-и-Гассета? Переводчик является даже ещё большим творцом, чем тот, кто написал исходник. Именно поэтому все так восторгаются Шекспиром! А он всего лишь переводил с ирландского и других языков более древних авторов. Привнося в их работы свой необыкновенный стиль и ярчайшую индивидуальность, которые и превращали исходники в подлинные шедевры! На сцене. То есть – на глазах у всех!

– Хорошо, уговорил, – усмехнулась Елена над его запалом, – я подумаю над тем, чтобы стать твоим со-творцом.

– А для того чтобы ты понимала меня ещё глубже, я и хотел бы, если честно, чтобы мы начали обмениваться не только ментальными, но и сексуальными энергиями.

– Исключительно для пользы дела? – усмехнулась Елена.

– Чтобы понимать друг друга до глубины души! Или ты не даёшь мне, потому что разводишь на свадьбу?

– Да какая свадьба? – облегчённо вздохнула Елена. – Я уже одной ногой в Америке! Поэтому и не хотела бы, если честно, ни с кем тут связываться.

– Кидать якорь?

– Ладно, если не получится улететь в Америку, твоя книга станет для меня реальным шансом проявить свой «блеск и нищету перевода».

– Но какая разница – где? Страна – это всего лишь сцена. Всё зависит от того, умеешь ли ты танцевать!

– У тебя на подтанцовках? Вот поэтому-то я и хотела бы сменить декорации, чтобы начать выступать соло. И попробовать развести в Америке какого-нибудь миллиардера. Я уже устала считать тут ваши жалкие гроши, которые, к тому же, могут снова в одночасье утонуть в море! – покрутила Елена пальцем у виска. – И тогда я действительно могу покончить с собой.

– Твоя проблема в том, что ты предпочитаешь обижаться не на свои ошибки, а на эти «дорожные указатели». Расстреливая их из бластера отрицательных эмоций только за то, что ты не смогла войти в крутой поворот судьбы, и тебя вынесло с трассы в кювет отчаяния. Вместо того чтобы очнуться, выбить ногой лобовое стекло стереотипных взглядов, вылезти из искорёженной ситуации, отряхнуться от осколков обид и начать ползти вверх, истекая кровью раскаяния. Полностью изменив за время подъема на шоссе судьбы свою мифологию поведения.

– На ту, которую ты мне предлагаешь? – озадачилась Елена.

– И готов тебе, как со-творцу, заплатить за это тысячу долларов!

– Точно?

– Легко! – и он, для наглядности, швырнул в окно невесомую пачку из-под чипсов.

– Что ты делаешь?! Прости, Гринпис, – молитвенно сложила она руки. – Весь из себя такой умный, а ведёшь себя…

– Я не мусорю. Я создаю рабочие места!

– Как это? – не поняла Елена.

– Если бы никто не мусорил, тысячи дворников остались бы без работы! Я должен не только думать о том, как помочь ближним, но и реально помогать им сохранить рабочие места!

– Никогда об этом так не думала, – растерялась Елена.

– Вы скованны стереотипами мышления и поведения, а потому-то и не видите дальше собственного носа. И не делаете ничего для того, чтобы улучшить этот мир!

– Лихо же ты умеешь оправдываться! – невольно восхитилась Елена. – Я же ещё и виновата!

– Это называется – ходить на ушах, ставя всё с ног на голову!

– Ладно, я берусь за твою книгу! Но, к сожалению, мне уже пора. Пока! – выпорхнула она из машины, засунула системный блок подмышку, невесомо хлопнула крылом двери и засеменила в сторону подъезда.

«Вот тебе и «если получится», – вздохнул он и завёл машину. Проводив взглядом исчезающего в подворотне ангела. Хотя и видел, что Елена буквально машет крыльями… от восторга. – И чего она всё выделывается? Даже Сита уже увидела, что она моя. Заигралась в демона искушения? Профессиональная деформация, блин. Как там писал о них Марсович? «Но они не протягивали к вам руки. В жесте отталкивания протягивали они к вам руки!» Ах, это ж Геневера! Заранее внесла в это шоу дух интриги! – усмехнулся он и поднял взор к небесам. – Спасибо, ангелы, за сотрудничество».

Сотрудники агентства «Новая жизнь ангела» молча помахали ему в ответ. Прекрасно осознавая, что он их с такого громадного расстояния, разумеется, не видит. Но так хотелось в это верить… что одна юная особа послала ему воздушный поцелуй. Поклявшись мысленно, что как только Ганеша вернётся в Высший Мир и захочет поблагодарить коллектив лично, она с ним непременно встретится. Просто поговорить. И обсудить книгу. А дальше… как получится. Если получится, – тут же поправила она себя. Заметив, как все сотрудницы приосанились и непроизвольно стали прихорашиваться.

Понятное дело, что дружба с Ганимедом была выше отношений с девушками. Утром он ходил в «Метро», но его попросили организовать выступление ребят бесплатно.

– А почему бы вам тогда не начать отпускать бесплатно и спиртное?

– Спиртное? – не понял арт-директор.

– При чём тут это? – подхватил финансовый директор.

– А то вы не знаете, как опьяняет музыка группы «Гагарин бит» всех и каждого в этом городе? Это же чистый спирт!

Но они так и не захотели делиться деньгами, которые хозяин клуба для этих целей регулярно выделял, желая снова отчитаться по документам за выступление во всём объёме и рассовать деньги по карманам.

И лишь использовал эту неудачу в конструктивных целях, чтобы Елена закусила удила и помчалась к нему во весь опор!

Почему же Ганеша так цеплялся за Елену, как за выступ скалы, и оставил более доступную Креусу? Неужели он возжаждал покорить-таки этот «пик Страсти»? Предрешив незамысловатую судьбу Креусы – сгореть от ревности. После того, как та поймёт, что пыталась надеть на себя платье, принадлежавшее Елене. Которое та вначале легкомысленно хотела Креусе подарить на этом празднике жизни, как злобная Медея.

Всё просто, он обнаружил в Елене искомый им столько лет прообраз Татьяны Лариной, которой можно будет бесконечно признаваться в любви и откровенно морочить голову, так никогда и не женившись. Как и завещал Пушкин!

Которого убили фанаты романа «Евгений Онегин», наняв Дантеса, именно за то, что Пушкин предал собственные идеалы и женился.

На невесте Арсеньева. Который, с горя, тут же отправился в круиз по стране. Сделав вид, что, выходя из столь низкого положения, не успел пригнуться от произошедшего с ним косяка и ударился головой… в исследования. И пока крутятся в глазах звёздочки, очарован неизвестным. Чтобы ему оплатили «экспедицию». Как назвал он свой турпоход по тайге отчаяния в обнимку с Дерсу Узала.

Спровоцировав открытием Дальнего Востока Русско-японскую войну.

После поражения в которой Временное Правительство и заставило Николая-второго, как никудышного вояку, отречься от престола.

Что, в свою очередь, дало понять Ленину и Троцкому, что это именно их шанс!

Вот так вот Пушкин, по глупости, развалил империю.

За что и был убит. Когда до всех масонов в Петербурге наконец-то стало доходить то, чем его свадьба обернётся для России. Погадав на картах Таро.

Именно поэтому он и воспринял Елену, как откровение небес, данное ему лично в руки. Пока в глазах крутятся звездочки после удара об косяк с Ситой. То есть – как гораздо более мягкую игрушку.

Но тут на дорогу выбежал Равана.

– Стой-стой-стой! – замахал он руками.

И так как Аполлон рефлекторно нажал на тормоз, тот чуть ли не на ходу запрыгнул на переднее сиденье.

– Чего ты хотел?

– Сита сказала, что ты отказался от работы.

– Да, я решил уйти в завязку. Я хожу в моря, так что мне вполне хватает.

– Но ты должен вернуть нам деньги!

– Они у Мариче.

– То, что ты лоханул Тему, ещё не означает, что ты нам ничего не должен. Это твои проблемы! Ты должен их отработать. К тому же, я не верю, что Мариче мог так просто от тебя уйти. Мне и до сих пор кажется, что ты его где-то закопал. Мы не можем его нигде найти.

– И как же я его, по твоему мнению, убил?

– Сита сказала, что ты должен был убить его контрольным словом в голову!

– Как ты думаешь, какое слово она ввела тебе в подсознание, пока вы жили вместе?

– Откуда я знаю? – переменился в лице Равана.

– А я знаю! Хочешь, я его тебе скажу? – усмехнулся Аполлон. – Но это будет последнее, что ты услышишь в этой жизни. Намёк понял?

– Но на Коня у тебя ничего нет, да и Кот не стал с ней спать. Хотя Сита и пыталась заманить его в постель, чтобы начать контролировать. Так что если я обнаружу, что ты тратишь тут наши деньги, они пришьют тебя по старинке.

– Для этого не обязательно спать, достаточно просто доверительного общения, – нервно улыбнулся Аполлон. – А с Котом я успел как следует пообщаться, пока он думал, что пытается влезть мне под шкуру. Да и были бы у меня сто тысяч долларов, разве я пошел бы опять в моря? Я улетел бы в другую страну и валялся бы сейчас на пляже. Как наверняка сделал это Мариче.

– Я буду за тобой следить! – пригрозил кулаком Равана и вышел из машины. – Это я послал к тебе Ситу. Намёк понял?

Равану и его дружков Аполлон не боялся. А вот Ситу…

И сразу рванул в Трою. От греха подальше.

«Официального такси тогда почти не было. И хозяева легковых автомобилей сами подвозили тех, кто с обочины жалобно тянул ласту, умоляя остановиться. И немного подзаработать, если ты всё равно направляешься в ту же сторону.

А заработав за выходные весьма неплохой куш, решил остаться жить в Трои. Прекрасно понимая, что если он купит себе квартиру, то Равана об этом рано или поздно узнает. Кот с Конём убьют его в этой же квартире. Если это не сделает Сита раньше их. И решил снять скромную студию.

Тем более что своими ярко-красными шторами, обоями с тёмно-красными розами и ковром с восточными арабесками на полу предложенная агентом недвижимости студия сразу же ему понравилась, как только он в неё вошел. Навевая воспоминания о той самой «красной комнате», которую Ганеша с первого же рейса постоянно пытался бессознательно воссоздать у себя в каюте, чтобы и в рейсе чувствовать себя, как дома. Хотя, заходившие к нему в гости моряки и находили его дом слегка «публичным». И всё искали, с усмешками, глазами красные фонари, взахлёб махая воспоминаниями о «Розовых кварталах». И рассказывали ему свои забавные там (та-ра-рам!) истории. Так что Ганеше подолгу не удавалось их прогнать спать, настолько сильно они проникались бодрившей его атмосферой.

Особенно – одну буфетчицу, которую привлёк постоянно включенный им на полную громкость музыкальный центр и вечный «День открытых дверей». Сквозь проём которых и донёсся до неё, отражаясь по лестничным пролётам на третий этаж в надстройку, пока она мирно шла из кают-компании в душ, глубочайший вокал певицы Анни Муррей, включенный им, как всегда, «на всю катушку». Заставив буфетчицу невольно замедлить шаг, прислушаться, найти в её зычном голосе нечто общее со своим музыкальным прошлым и пойти по этой трепетной нити Ариадны вниз. Безусловно, рискуя наткнуться в этом полутёмном лабиринте коридоров на какого-нибудь Минотавра.

Но увидев вместо него скромного Ганешу, расслабиться и, играючи постучав в и без того открытую дверь, с улыбкой напроситься в гости:

– Можно? Дослушать песню.

Затем – альбом. И – расцвести душой!

А затем и другие, не менее прекрасные композиции, добытые им в Корее.

И Ганеша, сидя рядом с Эхо, прекрасно её понимал. Даже глубже, чем она хотела.

Его самого. Ведь в море из-за постоянного давления сенсорного голода твоя психика постепенно становится буквально обнажена к прекрасному. Целиком и полностью! Готовая, в глубине своей чуткой души, всем сердцем обнажиться перед любым, кто тебе таковым хотя бы просто покажется.

И только потом уже – и телом. Если до этого дойдёт (до этого дурашки).

Тут же получив от хозяина этого заведения (с ней беседы) бесплатный абонемент на его постоянное посещение.

– В качестве музы, разумеется.

– И не более того! – подхватила Эхо. И гулко рассмеялась.

Но неожиданно для самой себя так завелась рассказами о своих музыкальных похождениях по ресторанам, за которые тебе ещё и платят, а затем ещё и приплачивают, если ты соглашаешься снизойти со сцены до одного из не самых простых смертных, чтобы забрать приготовленные им для тебя цветы и прочие знаки внимания на накрытой на столе поляне… что тут же пожела-ла-ла-ла завести (себе) хозяина. На высочайшую из вершин!

Который буквально отговаривал своих, столь же неожиданно зашедших к нему друзей, не покидать его. Выйдя с Ремом и Караваем в туалет и в трёх словах обсудив сложившуюся – у него на диване – ситуацию. Поджав ноги. В ожидании того, пока их наконец-то уже оставят. Вдвоём.

Пошла после этого принять душ, вернулась и очень удивилась тому, что Ганеша их ещё не выгнал. «Идиот! Я же сказала им, что иду в душ. Неужели – непонятно?» – лишь подумала Эхо. И снова рассмеялась. Но решила для себя уже не сдаваться и сидеть там «до посинения». Мол, не на ту нарвался!

Упрямо высиживая своё «золотое яйцо» женского счастья несколько долгих дней в его каюте за красными шторами. Ровно до тех пор, пока её не покинут остальные матросы. Наконец-то оставив их в спальном отсеке наедине. За столь же красными, но более плотными шторами из красного бархата.

Бесконечно выслушивая, как Ганеша добыл их на берегу ещё во время работы грузчиком. Когда он и его напарник Орест проникли в соседний склад. И каждый взял там то, что ему понравилось. С разрешения завскладом, разумеется! Лаодике было плевать на такие мелочи (которые нельзя продать). Особенно после того, как Ганешу однажды пригласили в подсобку на импровизированный в рабочей обстановке юбилей, и он тут же спросил, сколько Лаодике лет:

– Неужели уже – сорок?

Та скромно улыбнулась:

– Больше!

– Пятьдесят? – откровенно удивился Ганеша, искренне вытаращив глаза.

Та усмехнулась в сторону. А её помощница Хрисофемида над чем-то рассмеялась.

– Не может быть! – совершенно искренне отреагировал Ганеша. – Неужели – шестьдесят? Да, ладно, вы меня разыгрываете! Где торт? Почему нет надписи?

И долго ещё не мог поверить, заставив Лаодику объясняться:

– Секрет моей «вечной молодости» в том, что я, как завскладом, всю свою жизнь занималась сугубо интеллектуальным трудом.

– Как и все богини?!

Прощая ему после этого всё на свете!

Всегда и во всём с тех пор был виноват Орест. Даже если в тот злополучный день его и вовсе не было на работе.

– То есть – именно поэтому! – строго подчёркивала Лаодика. Пустой карман Ореста, лишая его премии.

А когда Ганеша уже увольнялся для того чтобы уйти в моря, Лаодика умудрилась отправить его «в отпуск с последующим увольнением». То есть – насчитав ему каким-то чудесным образом чуть ли не четыре зарплаты за последние полтора месяца работы. Ох уж мне это женское сердце, как легко его подкупить!

Особенно, если ты и не пытался это сделать. А просто наивный балбес, которому вечные «девушки» просто хотят помочь.

И пока Орест возился в соседнем складе с каким-то устаревшим оборудованием, Ганеша нашёл и жадно схватил там рулон красного бархата, из которого затем и сшил в море шторки. Таская их из рейса в рейс.

Что просто завораживали матросов! Пока он буквально умолял их не покидать каюту. Раньше, чем уйдет буфетчица.

– Иначе она меня тут же изнасилует! А я не хочу, чтобы Кронос «сожрал» меня за моё непристойное поведение.

Буквально заставляя друзей играть в игру «кто кого пересидит». Рядом с Эхо.

Даже не пытаясь объяснить им через несколько дней в курилке, что у женщины за тридцать грудь вроде бы всё ещё столь же красивой формы, исполненной всё того же изящества и обещания захватить тебя новизной переживаний и непередаваемых твоим товарищам ощущений (сколько бы ни старался ты на следующий же день живописать её волнующие их очертания), но что когда ты хватаешь за хвост удачу, словно ускользающую в небо жар-птицу, обдавая тебя румянцем на щеках, проникаешь-таки в её «святая святых» и, целуя её, слегка касаешься одного из округлых приложений к твоему счастью, то вдруг обнаруживаешь, что оно уже слегка дрябловато. Как воздушный шарик, что провёл под потолком пару дней после дня рождения твоего племянника. Запоздало понимая, когда твои эмоции предвкушения начинают медленно оседать (как и тот шарик), что ты слегка опоздал на праздник её жизни. Её грудь теряет ту волнующую в юности упругость, как у всё ещё полной жизненных сил и самых светлых надежд девушки после раннего аборта, переломившего чужим «жизненным порывом» веточку её цветущей юности, сделав женщиной. Раз и навсегда. Буквально выпнув из «юношеской сборной»! Слегка расширив этим «пинком» её тазовые кости. Убивая её внутреннюю суть, а через это и её красоту – очаровательной нимфетки. Что становится ещё более обидно, когда ты пытаешься её коснуться. Буквально. Ощутив её нежность на своих губах. И столь вероломно разочаровываешься в юношеских ошибках своей избранницы, невольно начиная относиться к ней уже более поверхностно, тут же меняя свое отношение к ней на более предвзятое. За жабры. Тем более что если после этого пережитого в юности стресса она то внезапно полнела, то опять хваталась за голову и худела, вновь «сдуваясь». То опять расслаблялась, заедая несчастье и полнела, ещё сильнее растягивая кожу. Начиная, с годами, «играть» на своём теле, как на гармошке. То расправляя «меха», то вновь сжи-маясь своей мятежной душой. Не желая признаться даже самой себе в том, как печально эти гормональные «игры» отражаются на её более нежной, чем у мужчин (которые сразу же ощущают это руками, а тем более – губами) коже.

– Да нормальная баба! – восхищённо возмущался Рем, выслушав в курилке от Ганеши эту «поэзию» в прозе жизни.

– Это зависит от того, что у тебя за нормы, – спокойно отвечал Ганеша, затушив сигарету.

– Да я бы на твоём месте… – мечтательно добавлял Каравай. Щепотку соли в беседу.

– Конечно, вы бы все её… будь у вас место в ложе её сердца. А пока сидите рядом и любуйтесь ею как бы издалека.

– С галёрки?

– Можешь даже сесть к ней сегодня совсем вплотную, чтобы Эхо почувствовала себя крайне неуютно и поскорее сошла со сцены.

– Ко мне в каюту?

– Дерзай!

Ведь буфетчице было уже за тридцать. И по всему её столь непринуждённому поведению было видно, что эта бывшая джазовая бэк-вокалистка (которая в молодости, а чуть позже и в ресторанах пользовалась столь бешеной популярностью как исполнитель, если верить её многочисленным «фанатским байкам» о не менее фанатичных байкерах, особенно – после концертов, где она так «отжигала» с подругами – не менее талантливыми певичками из своего музыкального коллектива, что вскружила столько голов своими вокальными данными, меняя микрофон за микрофоном) уже не более чем старая беговая лошадь, давно уже проигравшая свой заезд. И потому-то Эхо и чувствовала себя в «красном уголке» столь раскованно и свободно, что впереди её уже не ожидало ничего хорошего.

Кроме объятий капитана, для которого Эхо, увы, как буфетка, согласно нерушимому судовому обычаю была теперь «походной женой». И, по ходу дела, пыталась завести себе ещё и «походного любовника». Но Ганеша так и не дал ей тогда.

Вытащить себя из рюкзака и отправиться в поход за счастьем. Тут же сплавив её, по перекату, своему другу Нарциссу. Другому молодому матросу, стоявшему за штурвалом судна. Который более подходил ей тогда и по комплекции и по тому, что у него из двух ящиков, взятых в море, оставались ещё две (или даже три, как выяснилось из дальнейшего разговора) недопитых с Ганешей «на отходе» литровых бутылок водки, припрятанных Нарциссом на день рождения. Куда Ганеша, наконец-то сообразив, что Эхо от него так и не отстанет, через неделю её и пригласил. Просто спросив его:

– У тебя когда днюха?

– Через неделю, а что?

– А то достала уже! Хочешь Эхо? Могу подарить. На днюху!

– Что?! Опять? – удивился Нарцисс, расплываясь мечтательно в улыбке. Во все стороны, как скинутые за борт плотики.

Как и месяц назад в Корее между летним и зимним рейсами, когда Ганеша «подогнал» ему, по дружбе, пристававшую к нему в кафе зазывалу Асию, которая была для него слишком стара, чтобы её хотеть. Ведь той было уже глубоко за тридцать. Даже, слишком глубоко.

Но не для более раскованного матроса, готового повернуть своё судно в любую гавань! Особенно – столь экзотичную, как видавшая виды, но всё ещё симпатичная и умная кореянка с неплохой фигурой, зазывавшая моряков днём отобедать и слегка расслабиться. А вечером…

Обильно поужинать рядом с ней, потратить побольше денег на спиртное, попеть рядом с этим сияющим золотыми зубами «солнцем» в полукруге твоих друзей караоке. А затем…

Полюбоваться утром роскошным видом из окна её номера!

На глухую стену соседнего отеля. Неслышно усмехнуться над этой экономисткой, принять душ, пока она ещё спала… И снова нырнуть в её глубины!

А теперь опять, допив вместе с Эхо и Нарциссом водку в его носовой каюте, оставил «молодых» ворковать. И ушел к себе. Подарив этот столь роскошный в открытом море подарок моряку на день рождения! И два её таких воздушных шарика. Со смайликами сосков. Глубоко вздохнув и перекрестившись. Мысленно дав ей пинка под зад – этот уже не менее воздушный от бесконечных абортов шар. Одного взгляда на который хватало… за грудки матросов. И уносило теперь одного из них в самые светлые, самые радужные дали.

Где их обоих встречал за барной стойкой из радуги сам Дали, предлагая свои фантастические коктейли из «Сальватора». Опьяняя небесным счастьем!

За что они ещё и после рейса Ганешу от всей души благодарили. И около года всё никак не могли расстаться, сходив вместе ещё пару самых романтических рейсов в другой организации. Так как обиженный до глубины души на них обоих капитан судна сделал так, что «молодым» пришлось навсегда его покинуть. Его организацию. Души.

И лишь через год её, обливаясь слезами, в том числе и благодарности, понимая уже, что Нарцисс не сможет в силу разницы лет и отсутствия у него жилья на ней жениться, потянуло к себе на родину. Домой. К своим фанатам.

О чём оба они уже и не жалели! Почти. Проведя на прощанье на берегу ещё один самый светлый, самый медовый месяц! И…

Разорвали этот мир надвое. Навсегда.

Певичку Ганеша больше никогда не видел, а вот морячка встречал. Но выглядел тот уже неважно, напоминая пустую тряпичную куклу, из которой в конце этого представления вместе с рукой нечаянно вытащили сердце.

Да, что-то в ней, в этой певичке, было. Умение превращать даже случайную связь в столь пронзительную песню, что даже после того, как ты понял и окончательно смирился с тем, что для тебя её концерт окончен, она ещё долго звучит у тебя в душе, никак не желая замирать. Заставляя тебя снова и снова вспоминать её прощальные слова. Поцелуй на перроне. Её скупые слёзы сквозь вымученную улыбку, что нещадно её душили. Заставляя её в ответ на это с той же силой душить тебя, обнимая на прощанье!

«Господи, я и не знал, до чего она некрасива».15

Глава5Вуячич

Вернулся в Дельфы за вещами и заехал к Ганимеду, поделившись на литературнике своими черновыми впечатлениями от предложенной ему студии.

Ганимед с юношеским восторгом всё это выслушал и решил поехать с ним. Но поехал он не один, заявив, что возьмет с собой багаж. Свою ручную уже кладь.

Ручной для Ганимеда кладью оказался их старинный друг матрос Вуячич. Впервые познакомившись с ними ещё тогда, когда немыслимо крутой, как тогда показалось Ганеше, брат Ганимеда Ассарак арендовал бомбоубежище, переделанное в «качалку». И куда худой и бледный матрос Вуячич приходил набить пресс, чтобы сделать свой тощий живот чуть более сексуальным. Где Ганимед работал инструктором, да и вообще был за старшего. Так как Ассарак постоянно был на всяких серьёзных «стрелках», где общался с чиновниками такого уровня, что Ганеше тогда и не снилось. И он и в страшном сне не мог представить, что чуть позже из-за выступлений Ганимеда и сам вынужден будет со всеми этими чиновниками из краевой администрации пересекаться. И Ганимеда так заинтересовал тогда этот матрос Вуячич, которому только-только стукнуло по затылку восемнадцать, заставив всерьёз задуматься о жизни, что Ганимед бросал всех своих подопечных и начинал только им и заниматься. Тут же освобождая ему снаряды от других спортсменов, как только Вуячич просил его о помощи и технической поддержке.

А затем и прямо днём иногда приглашал Ганимеда к себе домой, пока родители не вернулись с работы. А то и сам приходил к нему на тренировку. Даже если в «качалке» был выходной. Так как родители Вуячич по выходным были дома и мешали им в эти дни заниматься спортом, уставившись в зомбоящик и выпучив свои уже квадратные от этого глаза. Чтобы как можно полнее улавливать всё, что им внушали, не упустив и самой малой частицы информации! А затем смело утверждать перед бабушками на лавочках у подъезда «свою независимую позицию» по любому жизненному вопросу. И посмеиваться над тем, как эти частицы независимой информации вызывали в бабулях целое «броуновское движение». Всю ночь мешая им уснуть и подымая давление.

В очередях за продуктами, которые те принимались судорожно сметать с прилавков, напирая друг друга.

Ганеша тоже периодически приходил к нему заниматься, так как заметил однажды, что если он месяца за три-четыре до отхода судна начинал тягать железо, вспоминая в разговорах то, как он тягал железо ещё в юности, готовясь к армии, то в рейсе ему было уже гораздо легче работать. Тело не так сильно уставало, да и сам он почти не думал о том, чтобы прыгнуть за борт.

И как только они добрались до Трои, Ганимед, не видевшийся с матросом Вуячич уже около двух месяцев, попросил Ганешу оставить их «в наедине». Чтобы о многом поговорить и отвести душу, ещё в дороге начав жаловаться Вуячич на то, что Креуса в самый последний момент его отвергла:

– Ничего глупее и придумать надо было! Заявив мне, что хотела таким образом оставить Ганешу с Еленой в наедине. Посчитав, что уже достаточно Елену для этого разогрела, заставляя ревновать! Сказала мне, что ревность – её фишка!

Ганеша оставил их в студии для высокой грусти, а сам отправился таксовать, вспоминая, пока таксовал, то, как он во всё это вляпался. Снова и снова прокручивая у себя в голове этот театр абсурда.

И однажды, когда Ганеша вернулся в студию чуть раньше обычного, устав тосковать и таксовать, что для него было уже одним и тем же, он вдруг заметил, что какая-то чудесная девушка плавно выходит из ванной. В его белом халате, словно ангел, спустившийся с небес. Обвязав его поясом свою соблазнительную талию и вытирая длинные тёмные волосы его же синим, как глубокое море, полотенцем. Словно бы небо услышало его тоску и ниспослало ему навстречу свою прекраснейшую ангелицу. С лицом ангела.

Которую, по ходу дела, вместо Ганеши тут уже успел встретить и поиметь ненасытный Ганимед. Испортив встречу двух заоблачных душ. И отправил в душ. Смывать грехи.

– Так, я не понял, Ганимед, что тут у вас происходит? Без меня!

– Давай уже, одевайся! – крикнул тот девушке.

– Так уже давай или – одевайся? Уточни ей команду!

– Что, прямо при нём? – оторопела девушка, посмотрев на Ганимеда.

– Отдай мне, пожалуйста, мой халат. Сейчас же! Что за вольности? – протянул Ганеша руку, осознав, что она его даже не слушает. А значит, давать и не собирается.

– Что, прямо здесь? – всё переминалась неизвестная Ганеше девушка, наконец-то обратив на него внимание.

– Можешь выйти из студии прямо на улицу и сделать это там, – усмехнулся Ганеша над её наглостью. – Хотя, лучше вначале отдай халат, а потом выйди! Если считаешь себя принцессой, то пусть, как в сказке, тобой воспользуется первый встречный! Красота не должна оставаться безнаказанной, – создал он крылатую фразу, – это знает любой маньяк! Откуда ты, вообще, взялась?

Девушка молча обиделась, подошла к висевшим на спинке стула джинсам, джинсовой рубашке и джинсовой же курточке, взяла их и зачем-то снова ушла в ванную. А через минуту вышла.

Это был матрос Вуячич!

– Ба-а! – оторопел Ганеша. – Всё это время ты говорил мне, что это просто твой старый друг, – начал упрекать он Ганимеда, – а на самом деле вы тут всё это время беспощадно трахались?

– И даже тогда, когда ты спал! – усмехнулся Ганимед.

– Ты спишь, как мертвый! Мы так и не смогли вчера тебя разбудить, – подтвердил-а Вуячич.

– Оба раза.

– Тоже мне, друзья называются!

– А что, ты тоже так хочешь? – усмехнулся Ганимед, поняв в чём дело.

– Конечно! И не раз! До сегодняшнего дня, пока я не увидел её в халате, я не видел в ней женщину. В своих вечных джинсах это был для меня ещё один старый друг, который спал возле тебя у стены на нашей двуспальной кровати. Как я никогда не видел женщину и в Други – в её неубиваемых черных джинсах. И чёрной куртке. Даже тогда, когда Друга пригласила меня к себе домой послушать песни Егора Летова и, выгнав дога, напоила водкой. А затем, видя моё недо-умение, сама повалила на кровать. Так как я упорно продолжал видеть в Други только друга, который зачем-то начал петь в мой микрофон свою неземную оду. И так и уснул. От внутреннего конфликта. Так сильно я не хотел спать со своим старым другом. Пока утром Друга не вышла из ванной комнаты в своём зелёном халате, и я не увидел её соблазнительную фигурку. Заметив, что я тоже почему-то голый уже, как Адам, и всё ещё лежу в её постели. Только и ожидая эту свою заблудшую Еву. Я тут же захотел исправить вчерашнее недоразумение, обнял её за тонкую талию, прижал к себе, но…

– Но? – удивился Ганимед. – Ты кончил от восторга?

– Тут в гости пришел Индеец и всё испортил. Так как он давно уже перестал видеть в Други только друга и уже не раз пользовался её дружеским участием на её кровати. А теперь?

– Что – теперь? – не понял Ганимед.

– Как мне Вуячич после этого в глаза смотреть? Как другу или – как женщине? Что мне теперь с ней делать?

– То же самое. Как ты на это смотришь? – посмотрел он на Вуячич.

Но Вуячич вдруг покраснел, словно робкая девушка:

– Я думала, что я твоя девушка.

– Раз в два месяца? – усмехнулся Ганимед. – А я думал, что мы просто друзья, которые, как и положено настоящим друзьям, постоянно идут друг другу на взаимовыручку. Или у тебя со мной это не взаимно, а только лишь – из-за выручки?

– Взаимно, – потупилась Вуячич. – И уже давно. Ты сразу же мне понравился, когда я в первый раз пришла в «качалку», чтобы подкачать пресс и сделать свою фигуру чуть более выразительной. Когда ты сзади стал придерживать меня с боков за талию, пока я нагибалась из стороны в сторону с гантелями в руках. Ощущая тепло твоих сильных рук. А затем и – ещё большее тепло того, что я внезапно ощутила, когда ты придвинулся ко мне вплотную из-за громкой музыки и стал на ухо объяснять необходимый комплекс дальнейших упражнений. В общем душе. Сказав, что это очень полезно для женского здоровья. Так как резко стимулирует сердечную активность, очищая кровь кислородом. Я была так ошеломлена твоими медицинскими познаниями, что нашла тебя просто потрясающим!

– Так тебя до сих пор это возбуждает? От одних воспоминаний?

– Так что, – не понял Ганеша, – может быть, продолжим упражнения? Как ты на это смотришь, матрос? Или тебя разжаловать в юнги?

– Боюсь, что я готова сойти с вашего корабля, капитан, если вы будете на этом настаивать!

– А я думал, что мы уже одна команда, – покачал головой Ганеша в недоумении. – Правильно говорят, что друг познается в беде. Или ты стесняешься Ганимеда? Он может прыгнуть за борт. Там возле причала болтается моя белая яхточка. Сходи-ка, Ганимед, проверь, как там она. А то ещё в открытое море унесёт. Понадбей швартовы.

– Нет-нет, подожди меня! – остановила его Вуячич. – Вместе прогуляемся по причалу. Мне так нравится слушать крики чаек!

– Предатели! Ни на кого нельзя положиться! Я думал положиться хотя бы на тебя, – усмехнулся Ганеша, – иначе не стал бы брать тебя в эту дальнюю экспедицию.

– По волнам безумия? Так возьми Елену, – возразила Вуячич, – в следующий раз. Почему ты её до сих пор не взял?

– «Женщина на корабле – корабль ко дну!» Слыхала такую поговорку? В море мы должны полагаться исключительно друг на друга. Дружба делает нас лишь сильней!

– Помогая выдерживать и не такие шторма! – поддержал его игру Ганимед. – Ну же, Вуячич, не ломайся. Помоги своему другу.

Но Вуячич помотала отрицательно головой и отдала швартовы, хлопнув дверью.

– Ничего, придёт ночевать, а там и продолжим её раскачивать, – усмехнулся Ганимед.

– На все девять баллов! Иначе она так и не повернётся «к лесу задом, а ко мне передом».

Вечером её болтало, как жалкую лоханку во время шторма, но она так и не повернулась к Ганеше ни своей лоханкой, ни кормой. Умели же раньше строить суда!

Хотя, ей ведь было всего-то двадцать. Видимо, сказывалась морская закалка! И бутылки с шампанским, которые Ганеша то и дело бил ей о борт чтоб поздравить с постройкой (её новых с ним отношений), глухо отскакивали от её борта и не желали разбиваться вдребезги. Вдребезги разбивая его сердце!

Он понимал, что с этим судном что-то не так. Но не терял надежды. Тем более что её звали и не Надежда вовсе, а Эльвира. Поэтому он и не мог её потерять, не отхлебнув её виртуального эля. Так как даже Эльвира не захотела, чтобы он её хоть когда-нибудь потерял. А для этого не желала даже и начинать их взаимоотношений. Прекрасно осознавая, что её корма заметно уступает корме Елены. Так как Елена выглядела, по сравнению с ней, как трехпалубный фрегат возле рыбацкого баркаса. А потому Эльвира и не спешила накидывать на Ганешу свои рыбацкие сети в тени «Святой Елены». Оставаясь бодрой и дерзкой, как матрос Вуячич!

В Трои Ганеша организовал выступление Ганимеда в ночном клубе «BSB», в котором его группа уже успешно выступала в позапрошлом году. Так что их снова тут же пригласили на ближайшие же выходные. Чему Вуячич был безумно рад! Снова начав относится к ним обоим, как к друзьям.

Зал для выступлений в клубе был относительно небольшим для таких концертов, и на выступление Ганимеда в него набилось столько народу, что там яблоку некуда было упасть. Хотя яблок Вуячич с собой не брал. Кроме яблок раздора, которыми Эльвира забавлялась дома, ни в какую не давая… укусить себя.

А когда Ганеша отвёз Ганимеда и Вуячич обратно в Дельфы, он тут же позвонил Креусе, чтобы утешить себя в её объятиях. Но та почему-то стала отговариваться. Мол, не хотела бы мешать своей подруге. Помешивая и помешивая (в тайне от Елены) его поварёшку в своей кастрюльке.

– Но у неё ведь уже есть поварёшка… то есть – парень, – поправился Ганеша. – Она сама мне так и сказала. Ты ревнуешь?

– К своей фрейлине? – усмехнулась Креуса над Еленой. – Да и нет у неё уже никакого парня. Она встречалась с Амфилохом, да. Но она уже давно не относится к этому лоху всерьёз.

– А к чему она относится всерьёз? – озадачился Ганеша. – Может быть, у нас с тобой всё получится? Я серьёзно. Господи, давай поженимся! Может, хватит уже притворяться простыми смертными? Я же знаю, что ты только об этом и мечтаешь! А то я уже устал наблюдать, как твоя фрейлина бегает то ко мне, то от меня.

– Не переживай, она добегается. Ты должен её загнать, как лошадь. Она ж «весы» по гороскопу, вот её и шатает туда-сюда. Поэтому она и не может вот так вот сразу. Не забывай, для чего мы здесь. Займись Еленой.

– Это просьба или приказ? – усмехнулся Ганеша.

– Приказ! – отрезала Креуса. Ганешу от себя. – И больше мне не звони, – и положила трубку.

Оставив его в весьма озадаченном состоянии.

– А потом они ещё и жалуются мне на одиночество, – вздохнул Ганеша, одев доспехи бога.

Ночью ему приснился Силен, который снова учил его уму-разуму. Как раньше, пока он жил со Сфеной.

– От всего в этом мире должна быть конкретная польза. И чем конкретнее тебе нравится вот эта вот девушка, – показал пальцем Силен сквозь лобовое стекло «Тирано» на проходившую мимо них девушку, – тем пользы от неё должно быть больше. Взять, к примеру, мою жену. Найс тебе нравится?

– Ну, допустим, – осторожно согласился Банан.

– Нет. Ты хотел бы с ней переспать?

– Всякое бывало, а что?

– А то, что и я точно также на неё запал, как ты, пока служил тут в армии. А оказалось, что любая моя любовница умеет в постели больше, чем она. И знаешь, почему жена ничего не хочет?

– Ты плохой инструктор?

– Нет. Ей, видите ли, «воспитание не позволяет». А знаешь, кто её мама? Бухгалтер!

– И что?

– Это не выгодно! Я же уже её муж. Толку-то – стараться? Выше головы не прыгнешь! Поэтому перед тем, как жениться, обязательно проверь то, что умеет твоя невеста. Иначе, даже если она что-то и умеет, то после свадьбы будет это от тебя скрывать. И знаешь – почему?

– Чтобы ты не заставлял её это делать?

– Да. Это уже не выгодно! Ты ведь уже всё равно её муж. А если она ещё до свадьбы покажет тебе всё, что уже умеет, она и после свадьбы не сможет от тебя этого таить. Потому что иначе ты ей ничего не купишь. Решив, что она обнаглела. А это ей невыгодно. Поэтому она будет продолжать тебе это делать и после свадьбы. Особенно, если о чём-то тебя очень-очень попросит. Но уже не на словах, как моя жена, а попросит так, что ты и сам захочешь всё это ей купить. Как моя любовница. О чём бы она меня не попросила! И знаешь, почему ты ей это всё купишь?

– Это выгодно? – усмехнулся Банан.

– Ещё бы! Особенно, когда перед тобой настоящий мастер! Грех не вознаградить её за теплоту и участие.

– Ну, а если она будет стараться кое-как?

– Так тогда и ты ей купишь кое-что. А не то, что она от тебя хотела. И если у тебя хватит на этот подвиг смелости – отказать ей в насущном, то она это тут же поймёт. И в следующий раз будет стараться с тобой на все лады. Чтобы получить себе именно то, о чём она тебя просила, а не утешительный приз.

– Так, а если она будет уже богатая?

– А ты – бедный?

– Ну, допустим.

– Тогда ты должен использовать игру в бисер как приманку. Чтобы вдохновить её на что-либо для тебя ценное.

– А если вы оба богатые?

– Это будет несчастный брак. Вы будете оба изменять друг другу.

– Почему это ты так решил?

– Когда я служил в армии, моя невеста была богаче меня. Её отец купил себе дом и оставил ей квартиру. А теперь я и сам так разбогател, что мне уже всё равно, бросит меня Найс или нет. Я с ней уже исключительно из-за дочери. Ну, и ещё из-за того, что я отправляю её с дочкой ночевать к матери, когда ты приезжаешь ко мне в гости. Чтобы мне было куда приводить менад. Ну, что, тебе всё понятно?

– Так, а если вы оба бедные?

– Вот это самое интересное! Вы будете стараться друг для друга в постели. Так как будете хотя бы так набивать свой ценник, становясь друг для друга выше всяких похвал.

– Но – для чего?

– Чтобы ты мог думать, что уж тогда-то ей не будет смысла тебе изменять. А тебе – ей.

– Если ты всем доволен?

– Но это в теории. Так как если вы бедны, то она будет искать богатого и изменять тебе направо и налево, опасаясь его пропустить. Так как богатые часто делают вид, что они бедны, а бедные, наоборот, из кожи вон лезут, чтобы показать своё мнимое богатство. И она будет клевать и на тех и на этих. Чтобы даже случайно не пропустить своего прыщавого прынца.

– Короче, пойдёт по рукам.

– По головам. Вот поэтому-то я никогда и не покупаю менадам ничего из того, о чём они меня просят, пока те не дадут гарантию того, что им за это придётся рассчитаться со мной натурой.

– Чтобы это стало выгодно! – усмехнулся Банан.

– И мне и ей. И нормальные менады это понимают и соглашаются. Ну, а те, которые пришли в места для отдыха, чтобы кого-нибудь продинамить, повысив свою самооценку, тут же отсекаются. К тому же тем, что я ничего не хочу им покупать, а не пускаю пыль в глаза, покупая всё подряд, говорит им именно о том, что я реально богат, раз не сорю деньгами, как нищеброды. И даже если и богатый, то уже не кичусь своим богатством. Как те, кому деньги случайно попали в руки, и они тут же их теряют, транжиря с непривычки. Что только набивает в их глазах мой ценник.

– Выходит, что чем меньше ты на девушку тратишь, тем больше ты от неё получаешь?

– Ещё как выходит! Поехали снимать менад!

Так поучал его Силен, пока они ездили по соседним с Пимплеи сёлам снимать менад. Приличного поведения. Потому что это выгодней!

Взаимо-выгодней. И дешевле.

А наутро ему позвонил матрос Вуячич. Почему-то представившись Эльвирой, что его слегка озадачило.

– Привет, Ганеша, это Эльвира! Ганимед дал мне номер твоего телефона и сказал, что с утра ты возвращаешься в Трою.

– И чего ты хотел-а?

– Я хотела, чтобы ты меня взял… с собой.

– Без Ганимеда? – оторопел тот, уловив паузу.

– Он пока что не может.

– Ты же знаешь, что я буду к тебе приставать.

– Ну и что.

– Ты точно готова на «ну и что»? – уточнил Банан, желая сразу же заручится согласием девушки на секс, как и учил его Силен.

– Да, – равнодушно ответила Вуячич. – Я хочу перевестись в институт Трои, там диплом «жирнее». И хотела бы, чтобы ты меня немного покатал.

– И это всё?

– Да.

– Хорошо. Я скоро буду.

Банан возбуждённо катал три дня Эльвиру в институт и обратно, пока она утрясала свои бумажные дела, упрямо склоняя её остаться жить у него, пока она будет учиться. Так как вопрос с учёбой в Трои был уже решён. Тем более что даже Креуса ему отказала. И нужно было любым пластырем спешно заделать пробоину в его кровоточащем сексуальными фантазиями сердце.

Так что в один из таких вот ничем не выдающихся вечеров, когда Банан забрал Эльвиру после бумажной волокиты по коридорам института, она попросила отвезти её к своему избраннику.

Банан опешил. Но потом пришел в чувства, то есть снова стал Ганешей, сел за руль и понуро повёз Эльвиру в один из самых трущобных кварталов, следуя её указаниям.

Да, ему просто стало интересно посмотреть на того, кого уготовила ей судьба.

Но в её случае – на того, кому достался матрос Вуячич на распродаже в этой социальной лотерее, который снова стал для Ганеши просто другом.

Он зашёл за Вуячич в один из серых обшарпанных домов, поднялся на второй этаж и, с порога увидев этот «суперприз», был просто в шоке. Понятное дело, что это был не чистокровный кореец, а уже достаточно давно и кое-как на скорую руку (или чем его там столь спешно делали) потасканный жизнью местечковый недо-кореец небольшого роста, невероятно худой, почему-то полностью без передних зубов и с огромной головой. Какая-то смесь лайки и мопса, который не смог поймать палку для игры «в городки» и выбил ею все зубы.

– И на «это» ты променяла меня? – удивился Ганеша, показав пальцем на это «чудо корейской техники». Делать детей.

– Да, – смутилась Вуячич. – Но зато у него есть своя собственная двухкомнатная квартира, в которой мы сейчас и находимся! – горделиво топнула ногой Вуячич. Начав выделывать пред Ганешей свою социальную румбу. – А у тебя даже такой нет. И как только у тебя полностью закончатся все твои рейсовые, нас обоих выгонят на улицу, а мне тут ещё три года учиться! – возразила Эльвира, наивно считая Ганешу обычным матросом. То есть понимала его не до конца…

Дав наглядно понять Ганеше, что девушке в отношениях с парнем не до конца… если у него нет денег на её брачные игры в ту, кем она себя считает.

– Ты у него документы на квартиру смотрела? – усмехнулся Ганеша. Над лохом, которого Эльвира в нём увидела.

– Конечно! Первым делом.

– Да, я ей показывал! – подбежал довольный собой недо-кореец, гордый тем, что увёл Эльвиру у такого франта.

– Поздравляю тебя, ты этого достойна! – «уродца», подумал Ганеша и ещё раз хмыкнул.

– Спасибо. И это… – смутилась Вуячич. – Ты извини, если что не так.

– Да всё нормально, не переживай. Расскажу об этом Ганимеду. Вот он поржёт! Надо будет где-нибудь обязательно это описать. И обстебать! Ладно, пока!

– Пока! – растерялась Вуячич от внезапно обрушившейся на неё литерамурной славы.

Больше они не виделись. Вуячич, как заправский матрос, смело нырнула в глубины Трои и осталась там жить. На самом дне. В виде обросшей слизью эмоций и тиной привязанностей коряги. Мечтавшей о том, чтобы стать кораллом.

Впрочем, как все. Потому что это выгодно!

Глава6Триозёрье

Вернулся в Дельфы и ближе к обеду позвонил Елене:

– Не знаешь, где тут можно поесть? А то я, если честно, уже умираю с голоду.

– Ты не ел три дня? – усмехнулась над ним Елена. – У меня не получится. Но здесь есть столовая в пятой бане, можно сходить туда. Там недорого. И, если хочешь, я могу составить тебе компанию, я ещё не обедала.

– Фу, столовая, – тут же возразил Ганеша, так как столовые привычно ассоциировались у него с очередями к раздаче и жиром на полу. – Есть тут какое-нибудь кафе?

– Рядом есть одна «китайская кухня», – оживилась Елена. – Мы недавно были там… с подружкой.

– И как же её зовут, Амфилох?

– Если бы! От него дождёшься…

– Сколько тебе дать на сборы? А то, пока ты спустишься, я уже умру с голоду. Пяти минут хватит? Если нет, то звони в «Скорую».

– Я постараюсь.

– Хорошо, я пока что подъеду к твоему дому.

– Только близко не подъезжай, – испугалась она. – Встань у соседнего. А то мама опять будет ворчать, что у меня «появился новый хахаль!»

– Так из-за чего ты рассталась с Ахиллом? – спросил он Елену, пока повара готовили заказанные ими блюда.

– Из-за матери, – призналась Елена. – Однажды, когда я жила в браке с Ахиллом фон Ган уже около года, Леда заявила по телефону, что «уже устала смотреть на моё… поведение». И сказала, что если я сейчас же не вернусь домой, то она лишит меня наследства. Чтобы я наконец-то поняла, что если я с ним однажды расстанусь и решу вернуться в отчий дом, то она меня в семью уже не примет. Я позвонила бабушке и убедилась в том, что и она – тоже. И поняла, что это заговор. Я пару дней подумала, поговорила с Ахиллом, и ты знаешь, что сказал мне этот панк?

– И – что же?

– Что ему пофигу! Представляешь? «В смысле тебе пофигу? – не поняла я. – И на меня – тоже?» «Да вообще на всё и на всех пофигу. Я же – панк. А ты хотела, чтобы я ради тебя стал обычным лузером? Если хочешь, живи у матери. Я не напрягаю». Так мне и сказал, представляешь? А я-то думала, что он меня любит. О семье мечтала. А ему, оказывается, на всё пофигу.

– Как и учил его Егор Летов, – кивнул Ганеша. – А чего ты ждала?

– Да ничего я потом уже и не ждала, – вздохнула Елена. – Мне тоже стало на всё пофигу. И он – тоже. Я ведь с ним тоже стала панком. Прониклась духом панка, их музыкой, текстами. И когда через пару недель снова позвонила Леда и повторила приказ прийти домой, но уже – для того чтобы забрать вещи, которые она успела сложить в пакеты и выставить в коридор, я тут же вернулась. Поняв, что она не шутит. И готова уже переписать завещание на мою младшую сестру от второго брака. Был бы повод, который отчим ей и внушил, постоянно зудя над ухом о том, что я, мол, уже выросла и вышла замуж, а Клитемнестра ещё нет. И ей нужно приданое. И я им этот повод не дала, объявив, что рассталась с Ахиллом.

– Навсегда?

– Встречались потом, правда, иногда. Где придётся, – вздохнула Елена. – То он ко мне заедет, когда у меня никого не было, то я – к нему, если у меня появлялось на это время. То в походы на выходные пешком ходили. На самые-самые дальние бухты! Чтобы было поинтереснее и подальше ото всех. На «Триозёрье» и соседние с ней бухты. Вот бы ещё хоть разочек туда сходить! Там так красиво! – вдруг воскликнула Елена и глаза её возбуждённо забегали по клавиатуре чувств. – В общем, перебивались кое-как. Помаленьку. – Вздохнула она, постеснявшись своего порыва.

– Так вы и до сих пор встречаетесь?

– Уже давно расстались. Он мне уже, если честно, поднадоел. Со своей горькой редькой, – усмехнулась Елена, символически сплюнув. – Однажды я поняла, что в жизни он полный ноль. Нигде не работает, сидит на шее своей богатой тётки Галатеи, которая его жалеет и оплачивает доставшуюся ему после гибели родителей квартиру, даёт ему денег на еду и одежду. Что будет, если его драгоценная тётя заболеет или, не дай бог, умрёт, не сказав и слова в завещании о своём племяннике? Я должна буду бросить институт и пойти работать, чтобы содержать этого тунеядца? Которому, к тому же, на всё пофигу?!

– Ну, а что, неплохая идея, – улыбнулся Ганеша, сообразив, что Елена теперь полностью свободна. – Это называется «подвиг великомученика». Ты зря отказалась, тебя ждала награда на небесах!

– Я не верю в Бога. Мне пофигу! И на небеса я тоже пока что не собираюсь. Поэтому пусть как-нибудь без меня. А то «шикарная хата – есть, шикарная тёлка – есть, работать – впадлу»… Да пошёл он! Пусть начинает уже головой думать. А то, как маленький. Так и не вырастет никогда.

Появилась официантка и поставила на стол блюда.

– И что у нас, там, с переводом?

– Да некогда пока. Но как будет время, я начну. Я понимаю, что ты наврал мне про тысячу долларов, но мне уже и самой стало интересно попробовать свои силы ещё и на литературном фронте.

И Ганеша поверил, что Елена возьмётся за его книгу. Причём, бесплатно!

– Если хочешь, мы можем съездить в те места, куда ты ходила пешком с Ахиллом, – благодушно предложил Ганеша. Орудуя зубочисткой. – В качестве аванса за перевод книги. Туда есть дорога? Я ещё ни разу не был на «Триозёрье».

– Что, правда что ли? – не поверила Елена. – Когда?

– Да хоть сейчас. Погода классная! «Meteo the Best», как поёт Ганимед.

– Но туда ехать только часа полтора-два.

– Прокатимся на пару часиков. Искупаемся и позагораем, да и всё тут. Я же тебе с ночёвкой ехать не предлагаю. Так что можешь меня не бояться, я не кусаюсь. Пока светло.

– Ты гений! – подскочила та. – Я только плавки и покрывало дома возьму.

– И шарфик на шею, – усмехнулся он, – на тот случай, если мы задержимся.

– Так ты вампир? – испугалась Елена.

– И ещё какой! – рассмеялся он, подражая Дракуле. Чтобы она поняла, что это шутка.

Когда они въехали в Коринф, Елена спросила:

– Давай заедем на рынок и купим чего-нибудь на пляж? Мы с Ахиллом тут постоянно что-нибудь покупали.

– Ты забыла, что я перешел на питание кишечником? – усмехнулся над ней Ганеша.

– Чёрт, надо было взять шарфик! – расстроилась Елена, что этот «кровосос» ей ничего не купит.

Они приехали на пляж «Триозёрья» и оказались на удивительно светлом берегу моря. Достали из багажника покрывало, расстелили его на песке у самой воды и пошли купаться.

Но вода оказалась довольно-таки холодной, так как бухта выходила прямо в открытый океан, и в этом году тёплое течение пошло, обогнув Японию. И холодным течением, выдавленным из ледовитого океана, охладило их пыл ныряльщиков. Вышли из воды и легли загорать на оставленное ими у самой кромки покрывало. Любуясь на удивительно синее море, словно бы на открытке, снятой с усилителем синего светофильтром. Подставив грудь солнцу.

– Я загораю без купальника, чтобы не осталось белых полосок на груди, – усмехнулась над ним Елена, – а вовсе не для того, чтобы ты на неё пялился!

И все проходившие мимо отдыхающие, выпучив глаза навыкат от удивления, именно пялились на её роскошную грудь. И посмотрев на Ганешу, отрицательно мотали головой. Мол, что ты своей девушке позволяешь?!

– Да в Европе все так делают! – лишь отмахнулась от них Елена. – А некоторые так и вообще – голые. Мы с Ахиллом тут именно так и загорали. Просто, я не захотела тебя этим смущать, чтобы ты не решил, что я с тобой заигрываю.

Так что Ганешу уже через пять минут охватил испанский стыд за то, что она вытворяла тут с Ахиллом. И он стал закрывать её высокомерно вздёрнутые носики сосков белыми ракушками:

– Ты разве не знала, что от солнечного света очень вероятен рак груди?

– Ой, да ладно врать! – усмехнулась Елена. Но не стала стряхивать ракушки. – Знала бы я, что тут уже успели построить базу отдыха, ни за что бы не согласилась сюда поехать. Надо было ехать в соседнюю бухту. «Окунёвая» чуть поменьше, поэтому отдыхающих там почти нет.

– Так поехали в «Окунёвую», чего тут сидеть?

– Что, всё бросим и поедем? – не поняла Елена. – Ты всегда такой реактивный?

– Всегда. Поехали! А то эти зеваки меня тут уже достали! – закатил Ганеша глаза. Так высоко, что протёр их линяло-голубой скатёркой неба, натянутого на круглую столешницу мироздания. Вздутостью центра своей противности явно давившей на шары и выдавливающей талую слезу, нерву в прогрессии и выход из себя на выхлопе эмоций. – Скоро они будут подходить и целовать по очереди твою грудь, словно поклоняясь ожившей статуе Золотой Богини!

– Нет. Давай сегодня погуляем тут, а в следующий раз поедем уже в «Окунёвую».

– Тогда пошли гулять! Чего сидеть?

И они направились прочь от базы отдыха «Триозёрье». По удивительно светлому пляжу в сторону белёсых валунов, громоздившихся в конце длинной дуги побережья, упиравшейся в зелень сопки.

И пока они шли по песку, омывая ступни в волнах, Ганеша понял, что Елена пытается убить его самооценку своим шикарным бюстом. Значит, решил он, нужно чтобы она считала это не своим достоинством, а недостатком. И перестала этим кичиться. По крайней мере, на глазах у всех.

– Вещи вовсе не таковы, какими мы хотели бы их видеть. Для того чтобы извлечь из них максимум сиюминутной пользы для своего самолюбия. Ведь мы не должны себя ими утешать, приукрашиваться, – улыбнулся он, непроизвольно искоса глянув на её грудь, – если всё у нас и так нормально.

– В голове? – усмехнулась Елена, уловив его взгляд.

– Нам должно быть достаточно лишь самого необходимого. Без чего нам сейчас действительно нельзя обойтись! – подчеркнул он. – В текущий момент для осуществления данного вида деятельности. Одежда – это не более, чем роба. Просто, для каждого вида деятельности существует своя роба. Вот и всё. И чем грубее твоя одежда, тем полнее она призвана компенсировать твою невнимательность и неловкость. Выдавая твою грубость и неуклюжесть. Как модные теперь джинсы, – вспомнил он Вуячич, – которые носят все, даже девушки, превращая себя в мужланов.

– Я, если честно, тоже так думаю, – призналась Елена. – Поэтому-то я и не могу понять, зачем в современном мире такое сумасшедшее разнообразие вещей? Обнажённое тело – это самое красивая вещь на свете! – расправила она плечи. – Правда?

– Все предметы в мире возникают при столкновении живых существ с миром, как разнообразные способы самостоятельного разрешения возникающих противоречий.

– В смысле? Это ты про то, что я загораю без купальника?

– Ну, как бы объяснить попроще… – смутился тот. – Например, при сопротивлении природным стихиям возникла идея одежды, как попытка перенять или даже отобрать её у мохнатых животных. Без которой в конкретной жизненной ситуации просто не обойтись! – снова подчеркнул он. – Ведь у каждого свой взгляд на жизнь и, как следствие, и сама жизнь.

– А то и – наоборот, – улыбнулась Елена. – Как у панков.

– Пока мы не осознаем подлинного смысла жизни! – усмехнулся над ней Ганеша. – Поэтому мы и приобретаем или даже изобретаем именно те вещи, которые, на наш взгляд, – скосил он глаза на её грудь, – в данной ситуации нам жизненно необходимы.

– Так, а в чём – подлинный – смысл жизни?

– Как это – в чём? – удивился Ганеша. – Хайдеггер давно уже ответил на этот наивный вопрос: «Смысл жизни в бытии. И не просто в бытии, а в становлении. Как активном действовании».

– То есть?

– Говоря по нормальному, в упорном становлении совершенным.

– Как это – совершенным, как бог?

– Для этого не обязательно быть богом. Достаточно стать богоподобным! – гордо расправил Ганеша плечи. Как Аполлон. – Но лично я считаю, что смысл жизни в том, чтобы уметь видеть красоту.

– Где? – не поняла Елена.

– Везде! Оглянись вокруг! «Триозёрье» – это самая шикарная бухта в мире! Её песок напоминает мне песок в Анапе, где я отдыхал в детстве. Посмотри, как тут красиво!

– Вот поэтому-то я тебя сюда и позвала, – улыбнулась Елена. Столь же выразительно, как в кафе.

– Чтобы научится сознательно видеть красоту, тебе вначале придётся буквально заставлять себя воспринимать мир этетически. Потому что у тебя наверняка ещё нет соответствующе развитых отделов головного мозга, как у художников и поэтов. Но с каждым разом видеть мир прекрасным будет всё легче и приятнее.

– Даже тогда, когда мне снова станет плохо? – глянула она на свои шрамы.

– Достаточно будет просто взглянуть в окно, начать видеть красоту в знакомом пейзаже, который вдруг станет таким красивым, что твоё мироощущение тут же перевернётся! И ты станешь элементом более высшего, чем ты была до этого, общества!

– Истинной леди? – усмехнулась Елена. И поняла, что он снова про купальник. Наконец-то осознала, насколько ему рядом с ней неловко. И отбросила ступнёй с розовым педикюром пустую белую ракушку (его пустых претензий) обратно в воду (забвения).

– Как я выразил это в стихотворении, когда ранней весной шёл поздно вечером домой и вдруг увидел красоту в обычном клёне, на котором не было ещё ни одного листика:

«Чёрны злые клёны,

В каменном фантазме

Выгнулись всей сетью

В сумрачном оргазме!

– А вот здесь мы ставили палатку, – показала Елена на небольшую возвышенность в десяти шагах от берега в конце пляжа. – В сумрачном оргазме.

– Если хочешь, я могу купить палатку. Я и сам люблю ходить в походы! – поддержал её Ганеша. За талию. – Могу развести костёр и приготовить ужин.

– Что ж, если получится вырваться от матери, – вздохнула Елена, убирая его руку.

И они побрели по зеркальному мокрому песку обратно, омывая ступни прохладными волнами.

Вернулись к покрывалу на песке и ещё раз искупались. Обсохли, подставляя грудь солнцу уже безо всяких опасений. Гордо расправив плечи. Как равные.

– А затем я снова обрёл для себя этот метод, когда стоял в пробке. И вдруг вспомнил слова Уайльда, что «нужно уметь видеть красоту». И снова «включил» Художника, воспринимая мир, как картину. Перестал нервничать от того, что я еле-еле ползу в пробке и начал заставлять себя наслаждаться жизнью, подмечая красоту окружающих зданий, машин и деревьев. И теперь, как только попадаю в пробку, использую её как способ вынырнуть из круговерти мирской суеты, сознательно включаю Художника и уже наслаждаюсь жизнью! В отличии от остальных, что в соседних машинах бьют по рулю в бессильной злобе и ворчат, видя мир серым и грязным. А не хрустально чистым, как я. Переворачивая своё мировосприятие «по щелчку!» Включаю Художника и начинаю жить в Сказке! Именно это Ганимед и воспел в песне «Вечер», когда в один из вечеров я поделился с ним этим методом. Сама попробуй!

Елена села на покрывале и стала любоваться морем. Оглядываясь на прибрежные скалы с зелёными шапками леса. И вдруг глубоко вздохнула, словно всплыв из под воды на поверхность:

– Да, слушай, у меня получилось! – засияла Елена. – Господи, как же тут красиво!

– А Тотальное Принятие – это когда ты в состоянии Художника всегда. Когда ты сам становишься Художником.

– Как ты? – удивилась Елена. – Блин, да ты и вправду живёшь в Сказке!

– Добро пожаловать в мой мир, – улыбнулся Ганеша, коснувшись её руки. – Думаешь, зачем все ездят куда-то отдыхать? Чтобы научится включать Художника хотя бы в незнакомом месте.

– Ведь дома им уже всё осточертело, – согласилась Елена. – Может, именно поэтому меня и тянет в Америку?

– Это не Америка тебя тянет, это твой мир тебя отталкивает! Твоё разочарование в себе. А включая Художника, ты выныриваешь из животной души со всеми её социальными проблемами прямо в дух! Это самая простая и приятная медитация.

– Остается лишь наслаждаться миром и просветляться! – засияла Елена. Как только он снова коснулся её руки, закрепив «якорь».

Затем они собрали покрывало, кинули в багажник и отправились обратно в Дельфы.

– Так если всё так правильно и просто, как ты говорил, то почему все говорят, что этот мир – иллюзия, майя? – очнулась Елена, как только они стали преодолевать перевал. – И советуют его избегать. Ведь тут так красиво, посмотри! – указала она на «парящие скалы» из голубого гранита, торчавшие в синее небо прямо из густых тёмно-зелёных зарослей, кружа над машиной сверху, пока Ганеша объезжал их по дороге из сыпучего жёлтого грунта, петляя по горному серпантину.

– И правильно делают. Только давно уже и сами не понимают, почему именно, – усмехнулся Ганеша.

– Так, а почему – именно? – настаивала Елена, чтобы польстить его больному самолюбию, которое он высокомерно именовал Аполлон.

– Потому что источником вещного мира являются идеи. Идеи вещей, – вздохнул он, неохотно включив мозги. – И ты, естественно, и должна стремиться к их источнику. Уметь их для себя конструировать и изобретать. Быть Творцом. А пользуясь уже застывшими мыслеформами и уже готовыми вещами, ты и сама застываешь в них, став вещью среди вещей. Рядовым потребителем.

– Обывателем! – поддакнула ученица, видя, что Учитель заглотил наживку.

– Продавая себя вещам в рабство.

– За деньги?

– За твоё рабочее время, которое у тебя каждый день отнимают с твоего добровольно-принудительного интересующими тебя вещами согласия. Милостиво создавая тебе для этого все необходимые условия.

– Условия труда? – озадачилась ученица. – Чтобы я смогла совершить свой выбор?

– Боюсь, что выбор существует только для того, чтобы мы могли добровольно совершить ошибку, заблуждаясь. И, исправляя её, набраться жизненного опыта борьбы с самой собой. Пока не научимся всегда поступать только правильно. А не так, как вздумается, послушав свой инстинктивный ум, который и мечтает о вседозволенности, нарядив её в тогу свободы.

– Как в Нью-Йорке? – усмехнулась ученица. – Но как поступать правильно всегда? Разве так бывает?

– Так именно для этого ты и должна разбудить в себе Судью, который и будет взвешивать все за и против, перед тем как совершить поступок. Используя каждую текущую ситуацию для своего же блага. Особенно – конфликтную.

– Конфликтную? – оторопела Елена. Моментально выйдя из образа ученицы.

– Конфликты и проблемы – это самые мощные катализаторы твоей активности! Их полюбовное разрешение – самый быстрый путь к совершенству.

– Так вот зачем Ганимед толкнул тебя ко мне на пляже! – засмеялась Елена. – Чтобы мы полюбовно решили свой конфликт.

– Тем более что мы по-настоящему живем лишь пока взаимодействуем, обмениваясь полезной друг для друга информацией. Обучаясь быть кем-то большим, чем мы есть сейчас. Именно наше общение на фоне нашего взаимодействия и позволяет нам выйти за рамки себя, постоянно пересматривая и изменяя себя в процессе нашего общения. Перестав быть оторванными от мира Нарциссами, засевшими в скорлупе своего эго, которое заставляет нас по поводу и без собой восхищаться.

И Елена подавленно замолчала, осознав себя Нарциссом, желающим оторваться от мира, в котором выросла. Рассматривая зелёные сопки с вкраплениями серых и голубых скал, за которыми уже виднелся Коринф, то проглядывая из-за сопок, то вновь скрываясь за крутым поворотом дороги.

Но уже через пять минут спросила:

– То есть если мы периодически не будем доверять чужому мнению, подвергающему сомнению наше текущее поведение, то мы так и останемся животными?

– Социальными животными, – понял он, что Елена снова про купальник. – И это – в лучшем случае. Иначе мы вначале постепенно станем антисоциальными, как панки, а затем и – просто животными. Поэтому мы не просто должны, а обязаны постоянно прислушиваться к другому.

– Любому? – вспомнила она тех, что крутили пальцем у виска.

– Любому, кто говорит нам разумные вещи.

– Даже если мы потом и выясним, анализируя его выводы, что он был не вполне прав, исходя из ложных по отношению к нам предпосылок? – озадачилась она. – Ведь в Европе все так делают!

– Твоя задача – как можно чаще отчуждаться от себя, подвергая сомнению и пересмотру свои действия. Пробуждая в себе Судью. В философии это называется «будить мысль». И надо будить её в себе до тех пор, пока через три недели тебе не удастся полностью стать Судьей.

– Всего-то три недели? – удивилась ученица. Совершенно искренне.

– Ну, иногда чуть больше, – вспомнил Учитель. – Один раз я так отупел на берегу, что корпел в рейсе над книгами больше двух месяцев. Пока не почувствовал, что снова в Большой Игре. А ты попробуй-ка мыслить хотя бы три недели подряд, отвлекаясь лишь на туалет и приемы пищи, – усмехнулся он. – Зато потом у тебя начнётся процесс полного пересмотра картины мира, во время которого ты начнёшь его полностью выворачивать наизнанку и формировать свое собственное мировоззрение. Перепостигая его для себя заново. В философии это называется «Эпохэ». А когда этот процесс закончится, ты станешь «трансцендентным субъектом». И будешь всё глубже и глубже уходить в себя, время от времени полностью себя пересматривая. И выворачивая наизнанку уже саму себя.

– Так вот для чего ты ходишь в море, – дошло до неё, – развивать мозги! А не за эти жалкие гроши, как мой отчим.

– Судно заменяет мне мужской монастырь. Именно там я и понял, почему этот мир официально считается майей.

– Почему?

– Потому что эта планета – «развивашка». То есть строго управляемая реальность, а не «само по себе», как хотелось бы обывателям – творить тут всё, что им заблагорассудится.

– Да, но если мы начинаем как недоверчивые животные, которые верят только себе, то что делает нас такими доверчивыми, открытыми для других?

– Когда ты можешь хоть чему-то научиться у другого, ставшего для тебя Ты, сняв панцирь эго на время восприятия полезной для тебя информации, он становится на это время для тебя неким сверх-Я, обретая над тобой подлинную власть. И чем большему ты сможешь у него научиться, тем более пролонгируется его власть над тобой. Которая постепенно становится чуть ли не абсолютной!

– Заставляя глядеть на мир его собственными глазами? – удивилась ученица.

И как только они въехали в Коринф, спросил Елену:

– Может быть заедем по дороге в гостиницу? Принять душ, – подмигнул он.

– Когда я захочу встать под душ твоих ласк, я тебе обязательно подмигну, – усмехнулась Елена.

И наконец-то понял, что после инцидента с Ахиллом у ней реально не все дома.

Глава7Ёлка

Так что на следующий день перезвонил Елене, чтобы расстаться с ней навсегда:

– Ну и как продвигается перевод моей книги? Ты её хотя бы читала?

– Да, нормальная. Только мало действия, – сухо ответила Елена. Так как вчера они… следовало бы сказать: «плохо кончили». Но она тогда этого так и не захотела. С ним кончать. И теперь сопела в трубку.

Ещё раз убедился в том, что с её стороны избушки на курьих ножках ни о каком переводе книги не было и речи и решил отдать швартовы:

– Креуса мне тоже отказала, так что я больше не буду приезжать в Дельфы. Я снял в Трои студию и останусь там жить. «Прости-прощай, зарезанное Солнце!»

На что Елена лишь усмехнулась:

– Забавно! Я как раз собиралась в Трою.

– Зачем?

– Хотела навестить Ёлку.

– Новогоднюю?

– Свою подружку.

– Так она что, гамадриада? – заинтересовался Ганеша. Новой героиней своего романа.

– Родители назвали её точно так же, как и меня. И чтобы парни нас не путали, я и решила её слегка приукрасить, принарядить, как ёлку, придав ей более новогоднее настроение. Ель-лена, Ель-ль… Ёлка! – засмеялась она в трубку. – Ёлка приглашала меня пару недель назад к себе домой, чтобы я сразу же от неё поехала работать в детский лагерь. Как и в прошлом году. Поэтому я от тебя тут и отнекивалась, если честно. Только она позавчера позвонила мне и сказала, когда я уже собрала вещи и хотела ехать, что теперь я не смогу у ней жить. Так как мы в том году перед лагерем здорово, так, покуражились! А сейчас она разводит родителей на машину и делает вид, что вся такая правильная, чтобы родители, ни дай бог, не передумали. Она и машину уже выбрала. И договорилась с хозяином о цене. И даже о том, чтобы он подождал, пока её родители наконец-то подкопят всю сумму. И вот тогда… можно будет хоть на ушах ходить!

– Для чего же тебе к ней ехать, пока «тогда» не наступило? – не понял Ганеша её женской логики. Что она напрашивается в гости. – Чтобы обломать ей весь кайф?

– Чтобы её проведать, – возразила Елена. – А то она уже замучилась дома сидеть одна.

– Тогда, если хочешь, можешь пожить пока что у меня, – предложил Ганеша, – пока Ёлка не купит себе машину. Сказав матери, что снова поедешь к ней. Как в том году.

– Отлично! – обрадовалась Елена, что этот лох так легко развёлся, выступив на сцену со «своей» инициативой. – Когда ты за мной заедешь?

– Да хоть сейчас. Я поэтому-то и позвонил, думал встретиться в последний раз и всё между нами выяснить, чтобы больше не тешить себя иллюзиями.

– Хорошо, приезжай завтра. Обо всём поговорим, – голос Елены стал сухим.

– До завтра, – положил он трубку. Улыбаясь от мысли, что на Небесах (агентством «Новая жизнь ангела») этот вопрос уже решенный. Заметив, что через покупку машины Ёлкой агентство буквально толкает Елену в его объятия. Как Ганимед – на пляже.

С утра Елена позвонила ему сама и сообщила, что готова ехать в Трою.

– К Ёлке! – громко напомнила она. Скорее матери, чем ему.

И как только они выехали, решила с ним серьезно поговорить, чтобы он не приставал к ней в Трои:

– Если честно, я не хотела бы быть твоей девушкой только потому, что парни тратятся на девушек ровно до тех пор, пока им не удаётся затащить их в постель, – призналась Елена, – а потом девушка становится уже его собственностью – его девушкой. И он призывает её экономить их общий уже семейный бюджет. И не тратит на неё ни цента!

– И это всё? Ты только из-за этого вертела передо мной задом?

– Ну, да. Мы ведь не животные, чтобы жить вместе только ради секса.

– А ради чего ещё, ради денег?

– Ради «конфетно-букетного периода»! – горячо возразила Елена. – Пока мы друг другу и просто так безумно нравимся! Безо всякого секса. Как сказал поэт: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» Вот я тебя постоянно и останавливала, охлаждая твой пыл.

– У меня, если честно, совсем другая тактика, – признался Ганеша. – Я наоборот, после стольких разочарований в своих бывших, уже стараюсь не тратиться на девушку ровно до тех пор, пока не затащу её в постель. После чего бессознательно начинаю прозревать в ней свою «вторую половинку», свою Пастушку. И уже на ту, которую я искал всю жизнь, начинаю тратить всё до цента!

– Так чего же ты раньше об этом не сказал?

– Так я же сразу вручил тебе «Летучий Корабль», чтобы ты могла подробно ознакомиться с моей «инструкцией по эксплуатации».

– Если я захочу тебя тут немного поэксплуатировать? – усмехнулась Елена.

– Именно так Маркс и подшучивал над женой, называя их брак «эксплуатацией человека человеком», когда жена начинала требовать от него денег.

– Маркс создал «Капитал» только для того, чтобы досконально объяснить жене, почему у неё такие меркантильные взгляды? – удивилась Елена.

– Откуда я знал, что у тебя столь же меркантильная тактика, как и у его жены? Я думал, что не особо тебе и нравлюсь, вот и старался на тебя не тратиться. Не желая ничего покупать по дороге на «Триозёрье». Как гласит моя Третья заповедь любви: «Не пытайся добиться взаимности. У каждого свои причины и способы любить. Просто люби». То есть – как получится. А ты подумала тогда, что я жмот? И поэтому отказалась от гостиницы?

– Я просто люблю, когда за мной ухаживают, пойми. Как и все девушки на планете, – пожала она плечами. Мол, я тут ни при чём.

Долина упиралась в небольшое уютное кафе у реки с небольшим мостиком, где они решили позавтракать в беседке из морёного дерева, расположенной в тени высоких деревьев. И пошли погулять, пока сонные повара, не ожидавшие столь раннего визита, стали приводить в порядок кухню.

Спешить было некуда, так что Ганеша даже не пытался взять Елену за талию, пока они бродили вдоль моря. Изредка лишь поддерживая за руку, чтобы она не споткнулась, прыгая по камням вдоль берега.

– И давно у тебя было это… Эпохэ? – нарушила молчание Елена, когда они углубились в зелёные заросли, желая снова войти в роль его ученицы. Понимая уже, что именно это Ганешу и заводит.

– Давно. Ещё в шестнадцать лет! – признался Учитель, следуя за своей ученицей с небывалым энтузиазмом. – В первый раз на это у меня ушло около года. Ведь я не знал ещё, что этот процесс должен быть непрерывным. И с тех пор оно периодически повторялось, как только я снова углублялся в философию. Заново выворачивая мои представления о мире.

– Ещё в шестнадцать лет? – не поверила ученица и перепрыгнула через ручеек, впадавший в море.

– Ну, да. Я к тому времени уже серьезно увлекался философией, – перепрыгнул он за ней. – Тогда, впервые переосознав для себя реальность, я уперся в некий потолок познания. И решил для себя, что уже обладаю абсолютным познанием мира. И мне неинтересно стало его и дальше познавать. Я почувствовал себя неким «старцем в теле младенца». Во мне актуализировался какой-то глубинный психотип старца, которому всё уже было по-барабану. А ведь мне было всего шестнадцать! Понимаешь? Вся жизнь была ещё впереди, а смысла жить, как все, уже не было.

– «Ибо кто преумножает познания, преумножает скорбь», – с усмешкой процитировала она Экклезиаста.

– Я почувствовал себя лет на сто, а то и больше. И чтобы внутренне омолодиться, решил уйти в поэзию. А затем, послушав Уайльда, что проза гораздо богаче и сложнее – в прозу.

– И что, ты предлагаешь мне тоже заняться философией? – усмехнулась ученица. – Чтобы стать столетней бабкой?

– Не думаю, что у тебя это получится, – усмехнулся над ней Учитель. – Я понял потом, что мне удалось тогда прикоснуться к Вечности. Став «ветхим днями». Когда прочитал об этом в «Ветхом завете» и всё понял.

– Что ты – бог? – удивилась ученица.

– А Ганимед выразил это в песне «Так говорил мне Мухтар», – усмехнулся Учитель, – когда я об этом ему поведал. У тебя же свой собственный уникальный опыт, поэтому ты должна использовать знания других только лишь для того, чтобы собирать свою собственную мозаику, свое мировоззрение. Восстанавливая его из своих собственных умозаключений. Постоянно используя свою жизнь и её проявления как наглядное пособие, а события своей жизни – для оценки применимости к ним тех или иных знаний. Как средство взглянуть на происходящие с тобой события под новым углом зрения.

– Для того чтобы выяснить, кто из вас прав на самом деле? – взмахнула ученица веткой.

– Когда ты начинаешь переоценивать события, то внезапно понимаешь, что виноваты все. И ты – тоже, – усмехнулся над ней Учитель. – Осознавая причины возникновения твоих и чужих поступков, ты должна выяснить прежде всего то, в силу каких причин они происходят именно так, а не более комфортно.

– И то, почему мы не можем извлечь из них выгоду? – подыграла ему ученица. Бедрами.

– Главное для тебя – увидеть, почему ты не смогла контролировать себя таким образом, чтобы все оказались довольны данным событием, – подмигнул он, намекая на гостиницу. – И выяснить, что конкретно и когда ты упустила. И то, как именно тебе следовало поступить. Чтобы так и поступить в другой раз в подобной ситуации.

– И то, как следует поступать другим?

– Поняв, как именно следует поступать другим, ты понимаешь только то, как поступила бы ты на их месте, – усмехнулся Учитель и покачал головой. – В то время как они, в силу своего уникального опыта, могут поступить самым неожиданным для тебя образом.

– Включи они мозги! – усмехнулась над ним ученица. И вошла в беседку. – Итак, чем мы накормим своих животных?