Маршал военной разведки бесплатное чтение

Анатолий Терещенко
Маршал военной разведки

Посвящается памяти П.И. Ивашутина, жизнь отдавшего незримому фронту!

© Терещенко А., 2022

© ООО «Издательство «Аргументы Недели», 2022

* Организации, запрещенные в РФ.^[1]

Предисловие

Кто такие чекисты, что такое госбезопасность и КГБ с их героями и антигероями знали и знают в нашей стране многие. А вот интересных публикаций о военной разведке, ее работе в войну, не говоря уже о периоде «холодной войны» и громоподобной по звучанию аббревиатуре «ГРУ», практически не встречалось в открытой печати. Поэтому всех героев-разведчиков большинство отечественных обывателей записывало в актив ВЧК, ГПУ, ОГПУ, НКВД, НКГБ и КГБ СССР.

Наши граждане до недавнего времени считали, что деятельность разведчиков и агентов, появившихся на книжных и газетно-журнальных страницах – Е.С. Березняка, Рихарда Зорге, участников «Красной капеллы», X. и Л. Шульце-Бойзенов, А. и М. Харнаков, г. Копи, К. Шумахера, А. Кукхофа, К. Беренса, А. Хесслера, А. Гуревича, Ш. Радо, 0. Пюнтера, А. Шнеэ, Р. Ресслера, Х.Л. Марлея, М. Арцишевского, А. Адамса, Б. и И. Вукеличей, М. и А. Клаузенов, М. Штерна, Л. Маневича, М. и Е. Мукасей, Ж. Креме, А. Лабарта, Ф. Вольфа, И. Зимбера, Д. Унера, С. Берлинга, Жан-Луи Жанмера и многих других – относится исключительно к разведке органов госбезопасности, тогда как они работали под непосредственным руководством сотрудников военной разведки и вместе с ними.

Военная разведка – старшая сестра военной контрразведки. Она родилась 5 ноября, а младшая – 19 декабря все того же тревожного для молодой страны Советов 1918 года.

Несколько коротких слов из истории создания советской военной разведки, ставшей теперь, с 1991 года, российской.

События после революции развивались так быстро, так стремительно, что поиск оптимального решения для создания работоспособного аппарата разведдеятельности в армии к лету 1918 года привел к существованию сразу трех независимых центральных органов военной разведки. Ими были: Военно-статистический отдел Всероссийского главного штаба (Всероглавштаба), разведывательная часть Высшего Военного Совета (ВВС) и разведывательная часть Оперативного отдела (Оперода) Народного комиссариата по военным делам (Наркомвоена). Они не имели общего руководства, отсутствовал и аналитический орган, который обобщал бы получаемую разведывательную информацию.

И вот в июле 1918 года с согласия сотрудников Всероглавштаба и с одобрения Наркомвоена создается межведомственная Комиссия по организации разведывательного и контрразведывательного дела.

Обстановка требовала оперативности и уже 5 июля 1918 года эта комиссия принимает два нормативных акта: «Общее положение о разведывательной и контрразведывательной службе» и «Руководящие соображения по ведению агентурной разведки штабами военных округов».

После образования в сентябре 1918 года единого коллективного органа советской высшей военной власти – Революционного Военного Совета Республики (РВСР), в октябре этого же года из бывшего штаба Высшего Военного Совета и Оперативного отдела Народного комиссариата по военным делам создается Штаб РВСР. В его состав вводится Разведывательный отдел, который возглавил Б.М. Шапошников. В Первую мировую войну он был начальником штаба дивизии, корпуса. Некоторое время работал в штабе 12-й армии. В советское время занимал должность замнаркома обороны – начальник Генерального штаба ВС РККА. Маршал Советского Союза.

Вскоре вместо Штаба РВСР учреждается Полевой Штаб РВСР.

14 октября вышел приказ РВСР № 94. В пункте третьем ГОВОРИЛОСЬ:

«Руководство всеми органами военного контроля и агентурной разведкой сосредоточить в ведении Полевого штаба РВСР».

1 ноября 1918 года заместитель председателя РВСР Эфраим Склянский, главком Иоаким Вацетис и член РВСР Карл-Юлий Данишевский утвердили штат Полевого Штаба РВСР Он был доведен до надлежащих учреждений и должностных лиц секретным приказом РВСР № 197/27 от 5 ноября и приказом по Полевому Штабу РВСР № 46 от 8 ноября. Штатная схема его состояла из шести управлений, в том числе и Регистрационного (Региструпра). Именно это управление стало первым центральным органом военной агентурной разведки Красной армии.

Руководителями военной разведки в разное время были:

Аралов Семен Иванович (июнь-декабрь 1919 г.),

Гусев Сергей Иванович (Драбкин Яков Давидович) -(июнь-декабрь 1919 г.),

Курский Дмитрий Иванович (декабрь 1919 – январь 1920 гг.),

Пятаков Георгий Леонидович (январь-февраль 1920 г.),

Ауссем Владимир Христианович (февраль-октябрь 1920 г.),

Ленцман (Ленцманис) Ян Давыдович (октябрь 1920 – апрель 1921 гг.),

Зейбот Арвид Янович (январь-май 1924 г.).

Берзин Ян Карлович (март 1924 – апрель 1935-го, июль-сентябрь 1937 гг.),

Урицкий Семен Петрович (апрель 1935 – июль 1937 гг.),

Гендин Семен Григорьевич (сентябрь 1937 – ноябрь 1938 гг.),

Орлов Александр Григорьевич (ноябрь 1938 – апрель 1939 гг.),

Проскуров Иван Иосифович (апрель 1939 – июль 1940 гг.),

Голиков Филипп Иванович (июль 1940 – июль 1941 гг.),

Панфилов Алексей Павлович (июль 1941 – февраль 1942 гг.),

Ильичев Иван Иванович (август 1942 – август 1944 гг.),

Кузнецов Федор Федотович (март 1943 – июль 1945 гг.),

Трусов Николай Михайлович (январь 1947 – январь 1949 гг.),

Захаров Матвей Васильевич (январь 1949 – июль 1952 гг.),

Шалин Михаил Алексеевич (июль 1952 – август 1956 гг.),

Штеменко Сергей Матвеевич (август 1956 – сентябрь 1957 гг.),

Серов Иван Александрович (декабрь 1958 – январь 1963 гг.),

Ивашутин Петр Иванович (март 1963 – июль 1987 гг.),

Михайлов Владлен Михайлович (июль 1987 – сентябрь 1991 гг.),

Тимохин Евгений Леонидович (сентябрь 1991 – август 1992 гг.),

Ладыгин Федор Иванович (август 1992 – май 1997 гг.),

Корабельников Валентин Владимирович (май 1997 – июнь 2008 гг.).

Трагические события репрессий конца тридцатых годов не обошли стороной и военную разведку. С начала своеобразной «охоты на ведьм» в стране только по центральному аппарату военной разведки в Москве было репрессировано более трехсот человек, однако точное число арестованных, уволенных, расстрелянных во всей системе разведки РККА неизвестно.

Пятерых начальников, в разное время руководящих Разведывательным управлением, – Я.К. Берзина, С.П. Урицкого, С.Г. Гендина, А.Г. Орлова, И.И. Проскурова – и их заместителей ждала казнь и незаслуженное забвение. Правда, есть к ним и претензии со стороны историков.

Ситуация того опустошительного набега на РУ Генштаба была критической. РККА фактически осталась без разведки – некоторые агентурные сети почти полнотью были ликвидированы, а остальные опустошены и дестабилизированы. И только в 1939 году волна репрессий пошла на убыль и стали восстанавливаться порушенные звенья, в том числе и агентурные, военной разведки.

Нынешнее Главное разведывательное управление (ГРУ) Генерального Штаба ВС РФ является преемником Регистрационного управления по прямой линии. Именно поэтому 5 ноября считается днем рождения советской, а теперь и российской, военной разведки.

Военные разведчики – своего рода элита армии – вписали в историю борьбы за существование страны немало героических страниц в годы Гражданской, Великой Отечественной и «холодной» войн, о которых читатель прочтет в этой книге.

Руководили военной разведки, естественно, в разное время – разные люди. Одни управляли удачно, других сопровождали просчеты, третьи мельком пролетали на этой важной должности, четвертых ждало незаслуженное забвение и даже казнь…

Генерал армии, Герой Советского Союза Петр Иванович Ивашутин останется в памяти потомков патриархом военной разведки. Он достойно руководил ГРУ Генерального Штаба ВС СССР почти четверть века.

Ивашутин прошел первую половину 50-летнего служения Отечеству в органах военной контрразведки СМЕРШ и в послевоенное время дошел до должности первого заместителя председателя КГБ.

Вторую же половину своей службы он посвятил Главному разведывательному управлению – советской военной разведке.

Именно при Ивашутине ГРУ Генерального Штаба ВС СССР приобрело ту мощь и ту силу, которой оно обладало долгие годы.

И еще важно отметить, что никакие «реформы» не смогли, в отличие от разорванного и растащенного по разным углам мощного Штаба Госбезопасности – КГБ, поколебать структуру военной разведки. Это тоже заслуга генерала Ивашутина. Он не позволил недалеким людям из чиновничьего отряда (а такие были в его рядах) развалить ГРУ.

Автор благодарен судьбе, что ему совместно с коллегами по военной контрразведке удалось на протяжении многих лет быть рядом с этим Человеком, обеспечивая безопасность ГРУ от проникновения вражеской агентуры – «кротов» – в его ряды, бороться с проникшими в здоровое тело ГРУ «оборотнями».

Против них мы работали вместе, военные разведчики и контрразведчики. Это тоже можно поставить в заслугу Петру Ивановичу Ивашутину, понимающему, что такое в разведке вражеский агент, и какова в ней роль военной контрразведки.

Думаю, живые воспоминания об этой скромной и героической личности будут интересны читателям всех поколений.

Книга первая
Рыцарь СМЕРШа

Слово о защитнике Отечества

Принижать заслуги ГУКР СМЕРШ несерьезно, думаю, что этого не позволит себе ни один контрразведчик военного времени. ГУКР СМЕРШ сыграло огромную роль в войне. Армия без контрразведки беззащитна…

П.И. Ивашутин

Петр Иванович Ивашутин (настоящая фамилия Ивашутич) не из тех генералов, о которых когда-то говорил Вольтер: генерал, одержавший победу, в глазах публики не совершал вовсе ошибок, так же как разбитый генерал всегда неправ, как бы ни был умен его образ действия.

Талантливый человек талантлив во всем. Главный признак таланта – это когда человек знает, чего он хочет, это дар, над которым властвует человек, и умение попадать в цели, в которые обычные люди попасть не могут.

Наш герой вовсе не из публичных генералов из-за специфичной профессии, а поэтому победы и поражения подобных лиц десятками лет хранятся под замками великих тайн. Однако со всей очевидностью можно сказать, что удержаться почти четверть века на должности руководителя военной разведки мог только такой военачальник, каким был Петр Иванович Ивашутин, у которого, наверное, было больше побед, чем поражений.

Понятно, что разведкой в белых перчатках не занимаются, многие вещи и события, связанные с этой деятельностью, находятся просто за гранью добра и зла. В разведке даже бывают эпизоды, не укладывающиеся не только в рамки морали и нравственности, но даже не соответствующие знаменитой иезуитской формулировке «цель оправдывает средства».

П.И. Ивашутин, наверное, единственный человек, который очеловечил себя поступками, поведением и жизнью как в органах госбезопасности, так и в военной разведке. Многие подчиненные на него хотели равняться.

Что же подвигло автора взять авторучку? Прежде всего, мысль о том, что со временем улетучиваются всякие воспоминания, память изнашивается с годами и то, что он знал о своем герое, персонаже, может никто никогда не узнать. Однако нельзя замалчивать того, что связано с понятиями верности долгу и красоты поступков людей большого полета, каким был П.И. Ивашутин. Ибо однажды эти данные, которые сохраняются лишь в головах немногих, будут навсегда утрачены, словно увядший лист на свалке удивительного времени противостояния в годы Великой Отечественной войны и времени «холодной войны».

* * *

Родился наш герой 18 (по ст. 5) сентября 1909 года в Брест-Литовске (сегодня Брест) в Белоруссии. По национальности – белорус. Настоящая фамилия – Ивашутич. Отец был железнодорожником – машинистом паровоза, мать учительствовала в школе. В 1926 году Петр Иванович окончил профтехшколу (техникум) в городе Городня Черниговской области, где впервые столкнулся с рабочей профессией.

Работа слесаря-путейца в Городне была тяжелой – приходилось иметь отношения с рельсами и шпалами, с кайлом и костылями, с жарой и холодом. Часто под проливным дождем или в лютый мороз нужно было быстро заменить рельс, не останавливая график движения. Тут нужны были природные сноровка и сила. О питании, тем более калорийном, можно было только мечтать. Молодой организм требовал подпитки, так как приходилось работать в любую погоду на свежем воздухе, физически уставать и с трудом восстанавливать потерянные за рабочий день калории нехитрым рационом.

Однажды во время срочной замены рельса на одном из железнодорожных перегонов над головами рабочих пронесся двукрылый аэроплан. Самолет почему-то летел очень низко, и во время заложенного крутого виража можно было разглядеть даже голову пилота в кожаном шлемофоне.

– Петя, летчик, видишь летчика? – закричал один из рабочих.

– Вижу, вижу, Коля, – с грустью ответил Ивашутич, позавидовав белой завистью человеку под поблескивающим на солнце плексигласовым лобовым козырьком. И ему тогда самому очень захотелось в небо. Он представил себя в кабине летательного аппарата. Мысль оказалась на долгое время цепкой, приставучей, клейкой, но, как говорится, не во власти человека то, что приходит ему в голову. И все же эти мысли для юноши оказались крыльями души, потому что они исходили из глубины – от горячего сердца. Он стал больным, стал бредить небесами. Рисовал самолеты разных типов, но первым нарисован был, конечно же, «кукуризник», которого он увидел впервые. Рисовал, где только мог – в тетрадях, блокнотах, на газетах. В то же время он понимал, что небесами называется место, которого многие люди стараются избегать. А его с каждым днем все больше и больше тянуло в просторы воздушного океана, чтобы нарушить хотя бы на время полета закон гравитации. Потом он познакомится и с понятием левитации – в магии и среди христианских святых полет человеческого тела, без каких бы то ни было приспособлений и механизмов преодолевшего силу земного притяжения. Он поймет, что без «пламенного мотора» и «стальных крыльев», покрытых перкалью или дюралью, человек не сможет оторваться от земли и парить в небе.

Скоро из Городни семья переехала в город Сновск той же Черниговской области. Юноша с детства любил технику, очевидная прививка отца, паровозного механика – так тогда называли машинистов паровозов. Хотелось учиться дальше, но в Сновске, где жила теперь семья и работал отец, преподавание велось исключительно на украинском языке. Отец, со слов Петра Ивановича, выписывал тогда две самые «правильные», самые «интересные», как он считал, газеты: «Правду» и «Гудок».

Однажды в железнодорожной газете родитель прочел, что в Иваново-Вознесенске сложился хороший коллектив в паровозном депо и им требуются опытные машинисты паровоза со стажем вождения товарных поездов. Переговорил с кадровиками, созвонился с будущим начальством, и вопрос был быстро «по-человечески» улажен.

Вскоре семья переехала в город Иваново-Вознесенск (Иваново). Там Ивашутич поступил на вечерний рабфак и одновременно подал заявление на биржу труда. Пригласили на беседу, стали предлагать разные работы. Но ему они не нравились, а на предложение работы в качестве слесаря второго разряда на машиностроительном заводе № 1 – «Сантехстрой» – все-таки дал согласие. Там и произошло неожиданное изменение фамилии. Дело в том, что временный пропуск выдали на имя Ивашутина… Постоянный – тоже на эту фамилию. Произошла ошибка по вине секретаря. Менять документы не захотел. Пришел домой и заявил отцу:

– Батя, а теперь я не Ивашутич, а Ивашутин.

– ???

– Посмотри на документы, – сын протянул доказательства.

Отец сначала воспринял эту новость с неожиданным изменением фамилии недовольством, а потом махнул рукой, мол, делай, что хочешь – ты уже взрослый.

Так Ивашутич стал Ивашутиным.

В армию призвали юношу уже под фамилией Ивашутина – в 1931 году… В РККА пошел с удовольствием – знал, что там его научат чему-то новому, вольют силу в мускулы, да и с девчатами можно будет свободно общаться. В то время на не служивых, белобилетников девушки смотрели, как на больных, и сторонились их, как прокаженых. Это сегодня все перевернуто с ног на голову. Деловых парней, откосившихся от армии, девушки считают счасливцами и, наверно, денежными. Они прекрасно понимают, что только бабло может положительно решить этот вопрос. А армия снова становиться рабоче-крестьянская. В нее не идут, в армию «эрефии» парней забирают, отлавливают, рекрутируют. В годы молодости Ивашутина этого нравственного паралича не существовало.

В воинской казарме его потянуло в небо еще сильней. Наверное, вспомнился «кукурузник», который пролетел так низко, что крыльями «задел» его сердце.

И вот, наконец, сбывается его мечта – он курсант летного учебного заведения.

В 1933 году Петр Ивашутин успешно заканчивает Сталинградскую военную авиационную школу летчиков. Специализировался на тяжелых самолетах. Летное дело начал с 455-й авиационной бригады Московского военного округа. Службу проходил в 23-й эскадрилье тяжелых бомбардировщиков. Там он от одного из своих учителей узнал истину – небеса означают уединение с Богом, но для того, чтобы чувствовать себя за штурвалом спокойно, надо много работать. И еще воздушный ас – гуру говорил, что если вы твердите, что трудитесь больше, чем все, значит, вы такой, как все. Эти золотые слова, ставшие его жизненным кредо, он помнил всегда, на каких бы постах и должностях не находился.

Летал смело и расчетливо, не потому ли скоро стал кумиром своих товарищей, являясь в течение трех лет, а точнее с 1933-го по 1936 год летчиком-инструктором 107-й авиабригады Московского военного округа? Рано взрослел в своей новой профессии.

Будучи летчиком-инструктором, освоил много типов бомбардировщиков, особенно нравились молодому пилоту машины ТБ-1 и ТБ-2. Вскоре Петр Иванович становится командиром тяжелого четырехмоторного бомбардировщика ТБ-3. А спустя несколько месяцев он – инструктор по летной подготовке. Рос профессионально быстро, потому что любил свое дело, считая, что человек должен быть частью решения, а не частью проблемы.

Однажды, это случилось в 1936 году, во время полета по маршруту Москва – Серпухов отказал один из двигателей. Из кабины пилота было видно, как беспомощны лопасти пропеллера. Жизнь всех семерых членов экипажа зависела от мастерства, выдержки и расчета командира – летчика Ивашутина. И он не подвел товарищей, ставших заложниками чрезвычайного положения, могущего привести к катастрофе. Несмотря на явно нестандартную, а правильнее – аварийную, ситуацию, капитан ВВС хладнокровно посадил на полевой аэродром плохо слушающую пилота машину. Удар пришелся на киль – он выдержал и не позволил перевернуться машине. Таким образом, летчик спас и самолет, и экипаж. Вот уж действительно – мир принадлежит энтузиастам, которые в критических ситуациях способны сохранять спокойствие. Цена свободы, удачи, спасения – вечная бдительность. Скоро слово бдительность он будеть употреблять в несколько другой интерпретации.

* * *

Когда через много лет Ивашутин возглавит ГРУ, корпуса которого стоят на окраине бывшего аэродрома, с которого он не однажды взлетал и чуть было не погиб, генерал скажет:

– Вот концы военной службы и согнулись, сомкнувшись в кольцо; здесь я начал службу, тут, по всей вероятности, и закончу. Другого пути не вижу. Это мое кольцо жизни в службе!

Что ж, пророчества были верными, и они сбылись!

Командование, зная его желание самосовершенствоваться, постигать новые высоты в избранной профессии, предложило способному летчику учиться дальше – он становится слушателем Военно-воздушной академии им. Н.Е. Жуковского. Занятия проходили в аудиториях, на заводах, НИИ, полигонах и аэродромах. В стенах академии он находился всего лишь два года – с 1937-го по 1939 год.

В этот период Ивашутин ознакомился с открытыми материалами, публикуемыми в печати, об антиправительственном заговоре.

11 июня 1937 года дело по обвинению «военной оппозиции» – Маршала Советского Союза Тухачевского, командармов 1-го ранга Уборевича и Якира, командарма 2-го ранга Корка, комкоров Фельдмана, Эйдемана, Примакова, Путны и других – рассматривалось в суде. Их обвинили в шпионаже, измене Родине и подготовке террористических актов. Дело рассматривалось без участия защитников и без права обжаловать.

2 июня 1937 года, за десять дней до суда над Тухачевским и его подельниками, на расширенном заседании Военного совета выступил Сталин с информацией, полученной им от следственной группы. В частности, он сказал:

«Если бы вы прочитали план, как они хотели захватить Кремль…

Начали с малого – с идеологической группки, а потом шли дальше. Вели разговоры такие: вот, ребята, дело какое. ГПУ у нас в руках, Ягода в руках… Кремль у нас в руках, так как Петерсон с нами. Московский округ, Корк тоже с нами. Все у нас. Либо сейчас выдвинуться, либо завтра, когда придем к власти, остаться на бобах. И многие слабые, нестойкие люди думали, что это дело реальное. Черт побери, оно будто бы даже выгодно. Этак прозеваешь, за это время арестуют правительство, захватят московский гарнизон и всякая такая штука – и ты окажешься на мели».

Если говорить о взаимоотношениях Сталина и Тухачевского, то достаточно вспомнить один эпизод, случившийся в 1925 году на квартире у старшего брата Куйбышева. Там на посиделки собрались Фрунзе, Тухачевский и еще несколько человек. Вскоре к ним присоединился и Сталин – вечером зашел. Тухачевский, которому тогда было 32 года, задал тон общей беседе. Он напирал на то, что сотрудничество с немцами не только нежелательно, но даже опасно.

Сталин, решивший поддержать разговор, спросил: «А что плохого, что немцы к нам ездят? Ведь наши люди тоже ездят в Германию».

На что Тухачевский холодно бросил:

– Вы человек сугубо штатский. Вам это понять трудно.

Куйбышев стушевался от такой наглости и попытался перевести разговор в другую плоскость.

Всем бросилось в глаза, что вчерашний юнкер Александровского училища, мягко говоря, повел себя некорректно и невоспитанно. Ведь Сталин был старше его и являлся госудаственным чиновником высокого ранга.

С годами П.И. Ивашутин, знакомясь с более подробными материалами этого процесса, понял, что Сталин во взаимоотношениях с Тухачевским был явно не злопамятным человеком, если, несмотря на подвохи со стороны Михаила Николаевича в 1920-м и 1925 годах, позволил ему дорасти до звания маршала Советского Союза.

Пройдет время, и Петр Иванович удивится высказыванию военачальника в работе «Новые вопросы войны» 1932 года:

«В войне империалистов против СССР рабочие капиталистических стран… будут вступать в ряды нашей Красной армии в целях поддержать и обеспечить ее победу над собственной буржуазией, как и над буржуазией всего мира…

Задача России сейчас должна заключаться в том, чтобы ликвидировать все: отжившее искусство, устаревшие идеи, всю эту старую культуру…

При помощи марксистских формул можно поднять весь мир! С красным знаменем, а не крестом, мы пойдем в Византию. Мы выметем прах европейской цивилизации, запорошившей Россию. Мы вытряхнем ее, как пыльный коврик. А потом встряхнем весь мир!»

Не встряхнули…

А потом П.И. Ивашутин познакомится с высказываниями отдельных исторических личностей по поводу «красного Бонапарта».

Философ Иван Ильин:

«Тухачевский очень честолюбив, фаталистичен, молчалив, кажется, неумен. Может стать центром заговора, но вряд ли справится!»

Князь Касаткин-Ростовский:

«Тухачевский – человек бесконечно самовлюбленный, не считающийся ни с чем, чтобы только дойти до своей цели, достигнуть славы и власти, не считаясь с тем, через чьи трупы она его проведет, не заботясь ни о ком, кроме себя. Типичный авантюрист».

Отзыв сослуживцев:

«Умный, энергичный, твердый, но подлый до последней степени. Ничего святого, кроме своей непосредственной выгоды. Какими средствами достигается эта выгода – безразлично… Ни во что не верит, ему не дорого то, что нам дорого».

Отзыв полковника рейхсвера фон Миттельбергера:

«Тухачевский является коммунистом исключительно по соображениям карьеры. Он может переходить с одной стороны на другую, если это будет отвечать его интересам. В руководстве СССР отдают себе отчет о том, что у него хватит мужества, способности и решительности рискнуть и разорвать с коммунизмом, если в перспективе последующих событий ему это покажется целесообразным».

Отзыв полковника рейхсвера Мельчински:

«Чрезвычайно тщеславный и высокомерный позер, человек, на которого ни в коем случае нельзя было положиться».

* * *

Но вернемся к Ивашутину.

А потом, как для немногих образованных, с широким общекультурным кругозором и без вредных привычек молодых людей последовало сначала негласное изучение кандидата, а затем, после второго курса, прямое предложение сотрудника госбезопасности перейти на работу в органы. Это было не только большим доверием уже достаточно зрелому авиатору, но и стало новой романтической привлекательностью с перспективами интересной, захватывающей борьбы против вражеской агентуры и прочих негласных врагов Отечества, о чем широко писалось в те годы в книгах, журналах и газетах.

Петр Иванович как член партии с девятилетним стажем дал принципиальное согласие попробовать себя в контрразведке. В то время не принято было отказываться от предложений такого грозного органа, каким являлось чекистское ведомство. Госбезопасность тогда была не столько щитом для граждан, сколько карающим мечом для шпионов и врагов народа. Это потом молодой сотрудник органов ГБ разобрался в кровавых делах Ягоды, Ежова и Берии, которые вершились в ходе массовых репрессий, обнаружив немало мнимых недоброжелателей страны среди них. Не все «враги народа» оказывались врагами державы и власти.

Внутреннее неприятие всего того, что происходило вокруг, родилось в его душе еще во время обучения в академии. Надо отметить, что 1939 год был «похмельным» годом власть придержащих, осуждающих кровавые злодеяния наркомов ОГПУ и НКВД – Ягоды и Ежова. Но Ивашутин задал сам себе вопрос: «А где же была вся кремлевская рать, видевшая эти злодеяния и терпевшая их?» Ответ созревал медленно, по мере врастания в государственную систему и общения с более информированными коллегами.

В органах шла активная работа по пересмотру многих уголовных дел незаконно арестованных и осужденных в качестве «врагов народа» советских граждан. Этот процесс тоже подтолкнул Петра Ивановича дать согласие стать в ряды сотрудников контрразведки и таким образом глубже разобраться в происходивших процессах. Он понимал, что несправедливость коснулась не всех. Многие были арестованы и осуждены справедливо – вражеские разведчики, воинствующие троцкисты, убийцы, грабители, разбойники, ворюги, мздоимцы и тому подобный элемент.

Делая первые самостоятельные шаги в органах, он понял, что ему придеться многому учиться, что чекистская практика совсем не ремесло, а искусство, требующее широкодиапазонных знаний. И еще он помнил давний и мудрый завет отца: пока человек учится, он не стареет.

Этому завету он обязан своим профессиональным ростом.

Его послужной список велик и вполне объясним с точки зрения грамотного, умного, авторитетного работника, достойно оцененного вышестоящим руководством:

В органах государственной безопасности он прошел большой оперативный путь. Вехи этой нелегкой служебной дороги были таковы:

– начальник особого отдела 23-го стрелкового корпуса,

– начальник особого отдела 47-й армии,

– заместитель начальника особых отделов НКВД Закавказского военного округа, Крымского и Северо-Кавказского фронтов,

– начальник особого отдела Юго-Западного фронта (с 1943 г. – Управления КР СМЕРШ), 1-го Украинского, 3-го Украинского фронтов,

– начальник УКР СМЕРШ Южной группы войск,

– начальник Управления КР МГБ Группы советских войск в Германии (ГСВГ),

– начальник Управления военной контрразведки Ленинградского военного округа,

– заместитель начальника 3-го Главного управления МГБ СССР,

– министр госбезопасности УССР,

– заместитель министра внутренних дел УССР,

– заместитель начальника 3-го управления (военная контрразведка),

– заместитель председателя КГБ при СМ СССР – начальник 5-го управления (контрразведывательное обеспечение особо важных государственных объектов – экономическая контрразведка),

– первый заместитель председателя КГБ при СМ СССР.

В этот период он, как заместитель председателя КГБ и куратор военной контрразведки, принял деятельное участие в создании при структуре центрального аппарата военной контрразведки отдела, занимающегося закордонной разведкой, что ему пригодилось в дальнейшем,

– с 5 по 13 ноября 1961 года исполнял обязанности председателя КГБ при СМ СССР (председатель А.Н. Шелепин, официально освобожденный от должности Указом Президиума Верховного Совета СССР 13 ноября, с 31 октября фактически в КГБ не работал),

– в 1962 году руководил следственной группой, направленной Президиумом ЦК КПСС в Новочеркасск,

– в марте 1963 года Ивашутин был назначен начальником ГРУ Генштаба ВС СССР после того, как его бывшего шефа в КГБ генерала армии Ивана Серова, ставшего в декабре 1958 года у руля советской военной разведки, сняли с должности. Его понизили в воинском звании до генерал-майора и лишили всех наград, в том числе Золотой Звезды Героя Советского Союза, после разоблачения полковника ГРУ Олега Пеньковского, который по собственной инициативе стал агентом британской СИС и американского ЦРУ. Тогда в ходе следствия выяснилось, что Серов помог Пеньковскому вторично устроиться на службу в военную разведку. Более того, жена и дочь Серова при их посещении Лондона были под опекой Пеньковского и пользовались его услугами,

– с февраля 1987 года состоял в группе генеральных инспекторов МО СССР,

– в мае 1992 года в возрасте 82 лет уволен в отставку по болезни,

– скончался 4 июня 2002 года в Москве. Похоронен генерал армии на Троекуровском кладбище.

Как видит читатель, свою полувековую службу Родине он разделил ровно пополам – одну часть посвятил служению органам госбезопасности, а вторую – военной разведке.

Родина высоко оценила его вклад в дело обеспечения безопасности государства и разведывательной деятельности для обеспечения обороны страны. Он был награжден:

– тремя орденами Ленина (13.09.1944, 21.02.1978 и 21.02.1985),

– орденом Октябрьской Революции (21.02.1974),

– пятью орденами Красного Знамени (19.03.1944, 23.05.1952, 21.02.1964, 31.10.1967, 28.04.1980),

– орденом Богдана Хмельницкого 1-й степени (28.04.1945),

– двумя орденами Кутузова 2-й степени (29.06.1945, 4.11.1981),

– двумя орденами Отечественной войны 1-й степени (26.10.1943, 11.03.1985),

– орденом Трудового Красного Знамени (7.10.1959),

– тремя орденами Красной Звезды (7.04.1940, 17.04.1943, 6.11.1946),

– отечественными медалями и иностранными наградами Польши, ГДР, Венгрии, Болгарии, ЧССР, МНР, Республики Куба,

– орденом «За заслуги перед Отечеством» 3-й степени (РФ).

За мужество и героизм, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками в годы Великой Отечественной войны, и успешную деятельность по укреплению Вооруженных Сил СССР в послевоенный период генералу армии Ивашутину Петру Ивановичу Указом Президиума Верховного Совета СССР от 21 февраля 1985 года было присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 11525).

Интересна и его «лестница» в получении офицерских званий:

– капитан госбезопасности – 04.02.1939 г.,

– майор госбезопасности – 16.04.1942 г.,

– полковник госбезопасности – 14.02.1943 г.,

– генерал-майор – 26.05.1943 г.,

– генерал-лейтенант – 25.09.1944 г.,

– генерал-полковник – 18.02.1963 г.,

– генерал армии – 23.02.1971 г.

Офицеры центрального аппарата ГРУ за глаза уважительно называли своего шефа – «дядя Петя», «Петр Великий», «дед», «полководец разведки», «шеф», «папа». Или часто величали просто – «Петр Иваныч». Такие псевдонимы и обращение по имени-отчеству военные разведчики могли дать исключительно из-за уважения, высокой степени признания его профессиональной компетентности, огромного опыта и человечности в отношениях с подчиненными.

Но вернемся к событию 1963 года – смене первым заместителем председателя Комитета госбезопасности генерал-лейтенантом Ивашутиным привычной работы в чекистских органах. Именно с этого высокого поста в ГБ он переходит на должность руководителя ГРУ Генштаба ВС СССР.

Хочется заметить – первый заместитель председателя КГБ, проведший всю войну на фронтах, и всего лишь генерал-лейтенант. Это ли не признак холодного отношения к органам госбезопасности со стороны Хрущева, который хотя и уважал немногословного первого зампреда, но не давал хода росту в воинских званиях. Это потом, при правлениях Брежнева, Горбачева и Ельцина своим выдвиженцам венценосцы давали более высокие звания – заместители становились генералами армии.

Надо сказать, что пришедший с Лубянки руководитель довольно быстро адаптировался, войдя в курс дел Главного разведывательного управления, времени на раскачку не оставалось. Как известно, когда П.И. Ивашутин пришел в ГРУ, он привел с собой «большую корпоративную команду» в составе двух офицеров: полковника И.А. Чистякова (порученца) и старшего лейтенанта И.А. Попова (адъютанта). Потом к ним присоединился и начальник секретариата майор В.Н. Лукашов. Никаких кардинальных перестановок в центральном аппарате военной разведки не последовало. Он понимал, что время имеет только направление, оно не имеет ни начала, ни конца – время произошло от времени. Он же – частичка природы, вкрапленная в бесконечный поток этого гигантского течения, а потому продолжал работать с прежним составом – старого времени, превнося в него элементы своего виденья проблем. При переходе в ГРУ П.И. Ивашутину было присвоено очередное воинское звание – генерал-полковник.

Новому начальнику надо было быстрее осваивать свой «объект» – разобраться в структуре, организации и функциях центрального и периферийного аппаратов, воинских частей и служб, изучить количественный и качественный состав, техническую оснащенность, формы и методы работы военной разведки.

Связано это было с начавшейся и быстро развивающейся научно-технической революцией в военном деле. Появлением ракетных войск стратегического назначения (РВСН) с межконтинентальными баллистическими ракетами (МБР) и обострением холодной войны. В это же время стала разваливаться колониальная система империализма через распад многовековых империй и появление новых независимых государств, особенно на Ближнем Востоке, Африканском и Азиатском континентах.

На фоне перестроечных процессов возникла задача создания новых видов военной разведки с оснащением этих подразделений самой современной специальной техникой, которую Запад запрещал нам продавать. Более того, со временем натовские страны во главе с США ввели режим полного эмбарго на приобретение новейших технологий, необходимой техники и деталей к ней. Янки всячески науськивали руководителей других стран и различных фирм отказывать представителям внешнеторговых организаций в продаже СССР подобных товаров, особенно вычислительной техники. Нужно было не только расширять зарубежные резидентуры ГРУ, но и укреплять их высококвалифицированными кадрами, подготовку которых надо было тоже совершенствовать и доводить до уровня требований и вызовов нового времени.

Все эти проблемы легли на плечи «новичка», не кадрового армейца, а армейского чекиста – военного контрразведчика, закаленного годами «незримых боев» зримой войны. Но он с ними справился и доказал, что при серьезном подходе к делу можно «обжигать любые горшки». Как и что он делал для этого – покрыто мраком тайны. Для любой разведки любые «ремонтные работы в своей системе» – святая святых!

Любая гласность губительна для разведки. 06 этом знают все руководители и рядовые сотрудники разведок мира. В документе Национального стратегического центра США под названием «Требования к разведке в 80-е годы» говорилось:

«Необходимо обеспечить более надежную защиту наших источников информации и методов работы, уменьшить количество и номенклатуру информационных материалов, публикуемых в соответствии с законом о свободе печати…»

Так считали и считают до сих пор в отношении разглашения даже некоторых сторон разведывательной деятельности в самой «свободной» стране западного мира – Соединенных Штатах Америки. Наши же отдельные либералы от истории и журналистики сегодня пытаются бить кулаками в двери архивов МО и ФСБ, в том числе и ГРУ, чтобы им предоставили право «копаться в историческом прахе». Но для разведок и контрразведок это требование не приемлемо – там нет праха, там есть секретная информация, завязанная на людей, живых и ушедших от нас, и их родственников. Здесь работает и гуманный фактор. Но, к великому сожалению, этого не понимают некоторые горячие головы с холодными сердцами к Отчизне.

Открываются секреты разведслужб только тогда, когда уже не смогут наступить даже косвенные последствия для людей, связанных с конкретными негласными событиями. Ни одна страна не раскрывает полностью своих государственных тайн, не обнажает ту информацию, обнародование которой может нанести ей политический и оперативный урон или создаст угрозу своим еще живым негласным помощникам, а если и ушедшим в мир иной, то их близким родственникам.

В архивах английской разведки до сих пор полно засекреченных документов даже времен Первой мировой войны, и на требования некоторых репортеров открыть их власти отвечают категорическим отказом, ссылаясь на соблюдение национальных интересов. Такие же подходы к архивам разведки и контрразведки мы видим и в других цивилизованных странах. Эти строки пишутся автором на основе открытой газетно-журнальной, книжной информации, данных Интернета и встреч с сослуживцами героя нашего повествования.

Со слов многих сотрудников ГРУ – соратников и подчиненных генерала, с которыми соприкасался автор этой книги, Петр Иванович уважал трудоголиков в разведке. Давал им «зеленый коридор» в продвижении по службе, хотя такое качество как требовательность было у него на первом месте в оценке труда офицера-разведчика. Терпеть не мог приспособленцев и блюдолизов. У него не водились офицеры-любимчики. Он мог отчитать любого подчиненного за допущенную ошибку, а потом похвалить за удачно проведенную им же операцию. Его служебным кредом было: не обещай великого, а делай его и соблюдай умеренность в усердии.

Он редко ошибался в людях и поэтому мог всегда собрать вокруг себя надежных и опытных офицеров-руководителей, которым доверял и на которых опирался в работе. Так, в оперативно-служебной деятельности он опирался на генерал-лейтенантов К.Е. Сеськина и Б.Н. Вилкова, вице-адмирала В.И. Соловьева, генерал-полковников Л.С. Толоконникова и В.И. Мещерякова, по вопросам технических видов разведки – на генерал-полковника Г.А. Стройлова, генерал-лейтенантов П.Т. Костина и П.С. Шмырева, в информационной службе – на генерал-полковников Н.А. Кореневского, Н.Ф. Червова, Г.А. Михайлова, генерал-лейтенантов В.Б. Земского и В.С. Диденко.

Как писал один из заместителей Ивашутина А.Г. Павлов в статье «Мысли о юбиляре» в 1999 году:

«Не мог П.И. Ивашутин терпеть подхалимов и людей, которым покровительствовали вышестоящие начальники.

Он решительно, не обращая внимания на служебное положение и воинские звания, очищал Главное управление от некомпетентных, преследовавших корыстные цели, нечистоплотных, допускавших аморальные проступки людей.»

Когда с вершины сегодняшнего времени смотришь на тот объем работы, которую проделал генерал армии П.И. Ивашутин в глобальной системе военной разведки, вспоминаются слова французского лексикографа Пьера Буаста:

«Для того, чтобы судить о действительной важности человека, следует предположить, что он умер, и вообразить, какую пустоту оставил бы он после себя: не многие выдержали бы такое испытание».

Он выдержал, потому что был масштабной личностью, был Человеком, за которым проглядывала Личность. Такого, как он не было в военной разведке, и нет до сих пор, а на будущее загадывать не будем. Может он подрастает в среде наших современников.

Войны контрразведчика

На долю Петра Ивановича Ивашутина выпало быть участником трех «горячих»:

– Советско-финской в 1939–1940 гг.,

– Великой Отечественной в 1941–1945 гг.

– Советско-японской – в 1945 г.

Участвовал он и во всех баталиях «холодной» войны, подведшей черту под существованием страны, еще недавно светившейся в лучах славы сверхдержавы.

Думается, генерал бы больше переживал, если бы уничтожение СССР произошло во время его службы, а не отставки. Петр Иванович очень сожалел, что он вместе со своими соплеменниками так предательски легко в мирное время потеряли большую страну – Советский Союз.

На вопросы, как и почему это случилось, он имел ответы в уме, но в сердце занозой стоял стержневой вопрос: почему, отстояв независимость Отчизны в самой жестокой из войн, в поединке с самым сильным противником не только в Европе, но и в мире на тот период, мы отдали Победу своим Иванам, не помнящим родства? А они из нее сотворили Пиррову победу, разорвав и растащив державу, собираемую предками столетиями. Не народ взорвал страну, а неадекватное партийное чиновничество, слабо реагировавшее на вызовы времени. Потом люди поверили новым болтунам и оказались там, где оказались. Он дорожил прежней страной – Советским Союзом, которую считал Отчизной и защищал тоже как Отчизну.

«Имперский аскетизм, – часто говорил он сам себе и своим близким, – признак величия. И нечего бояться этого слова, Россия достойна его».

Случилось то, что случилось и сегодня надо отстраивать новую страну. Страшно, если у нас возникнет государство, не ставшее Родиной для многих. Вот это опасность! Державность обустраивается сильными людьми и еще более сильными поводырями. Властители судеб народных не должны прогибаться перед какими-либо «партнерами». Национальные интересы превыше всего.

Жизнь показала, что все, что нажито веками между нашими нациями (и плохое и хорошее) никуда не уходит, а лишь орошает нашу землю. Землю, обильно политую кровью и удобренную прахом отцов и дедов, сражавшихся в разных сшибках: и друг с другом в гражданских войнах, и в войнах с оккупантами, завоевателями, поработителями. Никому не дано отменить историю ни царской России, ни Советского Союза. Это все НАШЕ!

Русскость, как и советскость – величины не материальные. И аура, как недавно сказал писатель Виктор Слипенчук, их составляющая, еще долго-долго будет общей, несмотря ни на что. И не воспользоватся этим просто грех…

Но для этого необходима в нашем обществе национальная идея. Увы, но ее отсутствие стало питательной средой не только для коррупции, но и коллаборационизма из-за аппетитной суверенитезации и поголовного президенства. Куда не плюнь – одни президенты!

Еще вчера, то есть в начале 1990-х, ельцинисты и их пишущие и говорящие адепты нам «впаривали», что патриотизм – последнее прибежище для негодяев. Потом власть одумалась – с кем она останется, кто ее поддержит в трудную минуту, кто защитит в смертный час?!

В мире рынка, где главное – обогащение, а с ним: прибыль, баксы, бабло – национальной идее не вырасти…

Петр Иванович переживал за всполохи гражданской войны в Чечне и вообще на Северном Кавказе, считая причины ее вовсе не в национальной политике, а в крахе экономики, навязанной извне огромному государству, где плановость была одним из понтонов, держащих на плаву машину занятости и производительности.

Да, мы оказались побежденными в «холодной войне» не без помощи своих коллаборационистов. Пророческие слова, словно предвидел развал страны, сказал А.А. Фет: «Твоих сынов паденье, и позор, и нищету увидя, содрогаюсь…»

Позор унижения из-за откатившейся в 1990-е годы на задворки цивилизации Великой страны оставляет следы в памяти народной, но время их смоет, если народ поверит, что пришел настоящий хозяин Отчизны – честный, добрый, умный и хваткий. Не шоумен, не диктатор, не пустомеля, а думающий, как спасти народ от прозябания, и люди в таком случае ему поверят и ответят единением. А такая вера дорогого стоит для главы государства.

Пока же мы – развязанный веник. Говорят, его легко поломать по прутику. Согласен, в этом есть логика. Но мне также думается, что Россию просто не сломать! Мы критикуем правителей за проблемы, которые они не могут разрешить вот уже десятилетия, но россияне не позволят, чтобы снова их страну называли чужестранцы «империей зла», вмешивались в их внутренние дела. Со своими коррумпированными чиновниками, нехристями разных пород и «лужковским правосудием» со временем народ разберется сам. Но в минуты большой военной беды он станет монолитом, превратится в один партизанский отряд, даже если будет разгромлена до неприличия сокращенная армия.

Одной державе, пусть и самой великой, подчинить себе весь мир также невозможно, как невозможно остановить землетрясение или извержение вулкана, как нельзя дважды войти в одну и ту же воду.

Именно такими категориями мыслил и наш великий патриот земли русской – Петр Иванович Ивашутин.

НА СОВЕТСКО-ФИНСКОЙ И ДАЛЬШЕ…

Как уже известно, сотрудником военной контрразведки П.И. Ивашутин стал в 1939 году. Тогда еще совсем молодого офицера назначили начальником особого отдела 23-го стрелкового корпуса, части которого принимали активное участие в так называемой «зимней войне» – двустороннем локальном конфликте с Финляндией в составе войск Ленинградского фронта.

Вот как об истоках советско-финской войны писал Никита Хрущев, если только можно ему верить:

«На совещании Сталин сказал: «Давайте начнем сегодня… Мы лишь чуть повысим голос, и финнам останется только подчиниться. Если они станут упорствовать, мы произведем только один выстрел, финны сразу поднимут руки и сдадутся».

В.М. Молотов 29 ноября 1939 года отметил:

«Утверждают, что проводимые нами меры направлены против независимости Финляндии или на вмешательство в ее внутренние и внешние дела. Это – злостная клевета. Мы считаем Финляндию, какой бы там режим не существовал, независимым и суверенным государством во всей ее внешней и внутренней политике. Мы стоим твердо за то, чтобы свои внутренние и внешние дела решал сам финский народ, как это он сам считает нужным».

Весной следующего года – 17 апреля 1940-го – Сталин на совещании начальствующего состава Красной армии заявил более определенно:

«Правильно ли поступили Правительство и Партия, что объявили войну Финляндии? Этот вопрос специально касается Красной армии. Нельзя ли было обойтись без войны? Мне кажется, что нельзя было. Невозможно было обойтись без войны. Война была необходима, так как мирные переговоры с Финляндией не дали результатов, а безопасность Ленинграда надо было обеспечить безусловно, ибо его безопасность есть безопасность нашего Отечества. Не только потому, что Ленинград представляет процентов 30–35 оборонной промышленности нашей страны и, стало быть, от целостности и сохранности Ленинграда зависит судьба нашей страны, но и потому, что Ленинград есть вторая столица нашей страны».

Но официальным поводом к войне стал так называемый «Майнильский инцидент». 26 ноября 1939 года Советское правительство обратилось к правительству Финляндии с официальной нотой, в которой говорилось, что в результате артиллерийского обстрела, совершенного с территории Финляндии, погибли четверо и были ранены девять советских военнослужащих.

Финские же пограничники утверждали, что стрельба велась с советской стороны. Правительство Финляндии предложило создать межправительственную следственную комиссию, которая должна была расследовать инцидент. В ответ Советский Союз разорвал с Финляндией дипломатические отношения. А 30 ноября 1939 года советские войска получили приказ ровно в 8.00 перейти советско-финскую границу и начать боевые действия. Официально же война так и не была объявлена.

С этой минуты начался обстрел Финляндии из дальнобойных пушек Кронштадта, орудиями главных калибров кораблей Балтийского флота, под покровом ночи подошедших к финским берегам. В тот же час советские десантники при поддержке корабельных орудий ринулись на штурм финской военной базы на острове Суур-Саари (Гогланд), расположенном в середине Финского залива. Советским летчикам были поставлены конкретные задачи: уничтожить столичные электростанцию и железнодорожный узел. Но то ли штурманы не нашли эти объекты, то ли пилоты испугались сильного заградительного огня зениток, бомбы полетели на жилые кварталы города. Конечно, наша авиация господствовала в воздухе, но помочь своим на поле боя она не могла, потому что штурманам и летчикам невозможно было найти это поле боя под густо растущими, разлапистыми елями и соснами.

По рассказам участника Великой Отечественной войны генерал-полковника авиации в отставке Василия Самсоновича Логинова, пилотам было трудно решать свои задачи. Внизу – белая пелена снега да зеленый бархат хвойных дерев. Бывало, увидят летчики дымы в тайге и «уверенно определяют»: явно финское расположение. Не красные же части жгут костры и сбрасывают бомбы, а также обстреливают подозрительный район из пушек и пулеметов.

Потом перестали – военная разведка получила объективные данные о том, что дымы – ложные. Финские лыжники раскладывали большие костры и тут же уходили. А мы бомбим пустой «район обороны».

Эти оценки повторил автору и участник советско-финской войны Василий Кондратьевич Боярчук с добавлением, что порой бомбы советских бомбардировщиков сыпались и на наши порядки.

– И часто? – спрашиваю ветерана.

– Часто.

– Как же так?

– Головотяпы наши, что там и говорить. Помню, сидим в заснеженной траншее. Морозище – градусов под двадцать пять, а может и больше. Ноги, руки деревянные. Спину не разогнуть. Вдруг слышим рев самолетного мотора. И сразу – бух, бух, бух. Взрываются бомбы. Одна угодила прямо в окоп. Отряхнулись мы от снега, земли и веточной сечки, приподняли головы, как сурки, и видим – огромная дымящаяся воронка, наполненная человеческим фаршем. Людские останки собирали с деревьев целый день…

* * *

23-й корпус, начальником особого отдела военной контрразведки которого был П.И. Ивашутин, действовал в составе 13-й общевойсковой армии, нацеленной в начале наступления в направлении севернее Муолаа, а в заключительном этапе операции – в сторону Антреа. Сегодня это город Каменогорск.

В одном из выступлений, вспоминая отдельные периоды «зимней войны», генерал рассказывал, что снега та зима набросала так много, что наши саперы умудрялись через прорытые траншеи, словно кроты, проползать к финским ДОТам, закладывать фугасы, а затем дистанционно их подрывать. Не все бетонные укрепления выдерживали мощь зарядов. Это было геройство простых солдат в осуществлении замыслов низших командиров.

А вот разгильдяйством можно назвать план Ворошилова, разработанный вместе с Буденным, об использовании кавалерии в боевых действиях со снегами. Снега доходили лошадям по брюхо. Кони выдыхались в глубоких сугробах уже через несколько сот метров хода, как в их бока не давили шенкелями ног всадники и не били шпоры кавалеристских сапог…

Превосходство наших частей было очевидным. В январе оно достигло в живой силе на фронте – семикратное, в авиации – восьмикратное, в артиллерии – двенадцатикратное!

Огромные наши потери при наступлении в Карелии многие его участники, с которыми приходилось встречаться, объясняли активностью финских снайперов – «кукушек», охотившихся за командирами, и продуманным минированием подступов к укрепрайонам и ДОТам для уничтожения нашей пехоты. Ожидание неминуемой смерти в условиях сильных морозов превращало личный состав подразделений в неуправляемые толпы. Охотились финны и за обслугой полевых кухонь, уничтожение которой сильно влияло на психологический настрой и ослабляло боеспособность красноармейцев.

Много погибало бойцов и командиров в заранее заминированных и оставленных при отступлении финнами строениях. Из-за сильных морозов и метелей бойцы помногу набивались в такие помещения для отогрева, там ведь были печи-голландки даже с дровами. И тут происходил подрыв фугаса. Таких фактов поначалу было множество.

Неприятельские пулеметы и противотанковые пушки, расположенные на господствующих высотах, буквально калились стволами от непрерывного огня. Горы трупов громоздились перед каждым дотом, горели танки, а красноармейские цепи шли и шли в атаках под угрозой расстрела за невыполнение боевого приказа.

И вот наступление заступоривается. В штабе фронта раздаются предложения, не попробовать ли по ДОТам, стоявшим на линии Маннергейма, ударить газами. Но эта затея гаснет так же быстро, как и зажглась. Во-первых, это страшное оружие, примененное немцами в Первую мировую войну, под международным запретом, а во-вторых, пртивохи-мической защиты в войсках никакой – свой личный состав можно потравить.

Природа снегами и морозами помогала то финнам, то россиянам.

11 февраля 1940 года мороз впервые за время «северной» войны помог нашим войскам – до той поры он был на стороне Финляндии. К этому времени морозы сковали воды Финского залива, и по льду, под огнем береговых батарей, неся потери и не имея возможности свободно отстреливаться, части Красной армии обошли фланг финской обороны. Выйдя на берег и захватив небольшой плацдарм, красноармейцы, однако, застряли в заснеженной тайге и, окруженные противником практически стрех сторон и прижатые его огневым шквалом, не могли продвинуться ни на метр. А к фронту подтягивались все новые и новые эшелоны с военной техникой и стрелковыми частями. Все новых и новых солдат бросали в широкий раструб финской мясорубки. Новые штабеля замерзших трупов росли на Карельском перешейке и севернее Ладоги.

* * *

Москва торопилась закончить кампанию до весны. И вот уже домокловым мечом висит над командующим фронтом Тимошенко приказ Сталина – занять Хельсинки. Тимошенко в свою очередь требует от командиров корпусов и дивизий прорвать оборону финнов любой ценой. Цена известна – десятки тысяч погибших. Командующий фронтом С.К. Тимошенко разговаривал с командирами просто, добавляя излюбленную концовку: «В случае невыполнения приказа «собственной рукой шлепну!»

Интересен в связи с этим ответ финского генерала X. Эстермана на вопрос местного корреспондента о том, как он оценивает действия командования Красной армии во время войны с Финляндией. Он ответил довольно-таки образно:

«У нас сложилось впечатление, что русские командиры командовали иностранным легионом, а не своими соотечественниками. Так воевать нельзя!»

Финам помогали добровольцы из Швеции, Дании, Норвегии, Венгрии, Англии и США, а также белогвардейцы Русского общевоинского союза (РОВС).

Как писали некоторые исследователи той «странной войны» потери в Красной армии были огромными – не получилось победы «за две недели малой кровью на чужой территории». Русской крови вылилось на финскую землю столько, что до сих пор мы не можем определиться с потерями на той загадочной войне, ставшей катализатором для окончательного решения Гитлера осуществить план «Барбаросса». Фюрер понял, что со сталинской Россией воевать можно, если ее армия так долго топталась у границ слабой страны, какой в то время была Финляндия.

Уже тогда Ивашутин оценил важность разведывательной работы, а также точность и своевременность доведения ее до командования. Смелость в нем ковалась с детства, а потом в авиации.

«Смелость, – говорил Петр Иванович, – это когда только вы знаете, как вы боитесь. Страх придает не только смелости, он заставляет быть спокойным, когда все вокруг теряют голову».

Он голову в экстремальных ситуациях никогда не терял. А потому действовал хладнокровно. Хотя понимал: если хочешь нажить врагов, попробуй что-нибудь изменить. Окружавшим же его людям казалось, что он смел и решителен. Но эти качества никогда не выставлял напоказ, как это делали некоторые полководцы. Наверное, так на самом деле и было, просто он не выпячивал эти положительные качества бойца наружу.

Начальник особого отдела корпуса сразу же обратил внимание, что финские воины носятся по лесу на лыжах, как черти, а в соединениях у него не было даже ни одной роты, поставленной на деревянные снегоходы. Нашему солдату метровый снег приходилось преодолевать «пешкодралом», вдобавок без белых масхалатов. На снегу серая армейская шинель резко контрастировала, превращаясь для неприятельских снайперов в лучшую из мишеней. У финнов вся армия была прикрыта белыми маскхалатами, а потому они часто незамеченными подбирались к окопам красноармейцев и открывали огонь из стрелкового оружия и забрасывали гранатами траншеи. А затем в суматохе тихо и организованно отходили.

– Мы в зимней экипировке явно отставали от финнов, – скажет потом, вспоминая об этой драме, Петр Иванович. – Даже спецобмундирование наших военных разведчиков оставляло желать лучшего.

Об этих изъянах капитан государственной безопасности П.И. Ивашутин докладывал не раз начальнику Особого отдела НКВД Ленинградского военного округа Алексею Матвеевичу Сидневу. Он, видно, робко указывал на это военачальникам, но дело никак не двигалось – тыловики кормили командиров частей одними обещаниями.

Вольтер когда-то сказал, что короли знают о делах своих министров не больше, чем рогоносцы о делах своих жен. То же самое порой случалось и на фронте. Некоторые командиры забывали, что у них есть подчиненные, у которых возникают проблемы, в том числе с питанием, боекомплектом и экипировкой.

И вот он, всего лишь в звании капитана госбезопасности, не побоялся, набравшись смелости, лично обратиться к одному из членов областного руководства, прибывшему вместе с секретарем ЦК ВКП(б), главой Ленинградского обкома и горкома партии А.А. Ждановым на передовую, с просьбой принять оперативные меры по срочному обеспечению разведчиков штаба корпуса всем необходимым для выполнения боевых заданий в тылу противника.

Просьба военного контрразведчика была на удивление комкора в короткий срок выполнена. С тех пор командиры разных степеней зауважали напористого, голубоглазого, широкоплечего крепыша – начальника военной контрразведки 23-го стрелкового корпуса.

Этот поступок характеризует личность – контрразведчик спешил делать добро не себе, ибо свое счастье им виделось в счастье других. Думается, этот поступок капитана госбезопасности спас от смерти многих разведчиком его стрелкового корпуса.

* * *

Петр Иванович часто задумывался над явно неадекватными словами политработников, утверждавших, что еще чуть-чуть, и рабочий класс Финляндии, а следом за ней – Германии и других стран Запада, подымется на борьбу, поддержит Советскую систему государственности. Они уверенно говорили, что есть все основания надеятся, что трудящиеся массы восстанут против своих «буржуинов» и профашистского руководства. Так твердят, мол, сугубо выверенные научные разработки марксистско-ленинской теории по этому вопросу.

Но он, финский пролетариат, почему-то поступил не по-марксистски, его действия никак не вписывались в пародигму концепции мировой революции, он просто упорно молчал. Он даже совсем не проявил никакой, ну ни малейшей интернациональной солидарности с русскими рабочими и крестьянами, одетыми в серые солдатские шинели советского покроя. Совсем даже наоборот – все финские рабочие, все, как один, взялись за оружие, чтобы оказать сопротивление северо-восточным захватчикам. СССР теперь для них был страной – агрессором.

Однажды после допроса военнопленного – финского капрала, воевавшего отчаянно в качестве «кукушки» на сосне – снайпера, оперативниками было установлено, что он член коммунистической партии Финляндии с большим партийным стажем, бывший токарь одной из судоверфей.

«Что же получается, – размышлял Петр Иванович, – даже финские коммунисты запросились на фронт, и довольно-таки метко бьют советских коммунистов, прущих на финскую землю с целью ее освобождения. От кого? Не стыкуется с трактатами основоположников марксистско-лениннской теории о гегемоне мировой революции.

Хотя часть правды есть в этой войне – уж больно близко расположена граница враждебно настроенного государства от Ленинграда – нашей второй столицы. Северной Пальмиры. Да и чувствуется дирижерская палочка гитлеровского руководства в этой стране. Но они сами словно каким-то образом прозрели – все стали патриотами своего государства, недавно вкусившие дух самостоятельности и обретшие державный суверенитет».

* * *

Гитлеровское командование по понятным причинам смотрело на войну Сталина против Маннергейма с неподдельным интересом, делая выводы, прокручивая прогнозы, присматриваясь к стратегии операций и тактике боевых действий частей и подразделений Красной армии.

В то же время реакционные круги Англии, Франции и США рассматривали советско-финскую войну как подходящий повод для организации в недалеком будущем объединенного военного похода против СССР, всячески толкая руководство Финляндии на продолжение военных действий, обещая всемерную, активную поддержку.

А через год с небольшим, 7 ноября 1941 года, премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль в послании Сталину даже обещал объявить войну Финляндии, но оговорился:

«Это было бы лишь формальностью, ибо наша широкая блокада уже действует против них. Мои соображения говорят против этого потому, что, во-первых, у Финляндии много друзей в Соединенных Штатах, и было бы более благоразумным принять во внимание этот факт…

Прошу не подумать, что мы сомневаемся в пользе этого шага из-за недостатка рвения или товарищеского отношения…»

В дальнейшем подобных «оговорок» со стороны британского премьера, вплоть до открытия «второго фронта», будет очень много.

Война началась в 1941 году, второй фронт открылся только в 1944 году, когда стало ясно, что одна сторона – немцы – в проигрыше. Нас бы прижали, припечатали немцы в туше к земле, добивать бы Советский Союз с большим желанием поспешили бы «союзники».

Петр Иванович понимал, читая секретные разведсводки и открытую информацию из газет того периода, что «свистуны туманного Альбиона» ничем не помогут финнам, как не помогли и полякам год тому назад. Хотя планы у них были грандиозны – под предлогом помощи Финляндии они планировали нанести авиационные удары на севере – по Ленинграду и Мурманску, а на юге – по нефтяным промыслам Кавказа. Кроме того, троица в лице англичан, французов и американцев надеялась, что фашистская Германия со своей стороны предпримет «естественно-логичный шаг» и нанесет удар по центральным районам Советского Союза. Одновременно делалась ставка на втягивание в войну милитаристской Японии.

Однако эти прожекты быстро сгорели березовой берестой. Обстановка на фронте для финских войск стала безнадежной, и правительство Финляндии согласилось с предложением СССР завершить боевые действия и начать мирные переговоры.

Война, показавшая слабые стороны РККА, закончилась подписанием 12 марта 1940 года Московского мирного договора. К СССР отошел Карельский перешеек с городами Выборг и Сортавала, ряд островов в Финском заливе, часть финской территории с городом Куолаярви, часть полуостровов Рыбачий и Средний. В результате Ладожское озеро полностью оказалось на территории СССР. В соответствии с договором граница между СССР и Финляндией на Карельском перешейке и на побережье Ладожского озера была отодвинута на северо-запад.

В результате принятых мер Советский Союз упрочил свое стратегическое положение на северо-западе и севере, создал предпосылки для обеспечения безопасности Ленинграда, Мурманского порта и Кировской железной дороги. Значительно улучшилась оперативно-стратегическая обстановка для Балтийского и Северного флотов.

Советский Союз получил в аренду часть полуострова Ханко (Гангут) сроком на 30 лет для создания на нем Военно-морской базы. Несмотря на победные реляции и выгоды, эта война высветила опасные бреши в состоянии боеготовности и вооружения нашего воинства.

На полуострове Ханко отметился разоблачением первого немецкого шпиона, являвшегося начальником финансовой службы железнодорожной батареи Беркачева, руководитель отделения Особого отдела Военно-морской базы капитан госбезопасности Николай Кириллович Мозгов, с которым Петра Ивановича Ивашутина сведут в дальнейшем длинные дороги войны и совместная работа в СМЕРШе. Последующие годы они отдадут службе в военной контрразведке КГБ СССР.

В разговоре автора с генерал-майором Н.К. Мозговым ветеран заметил:

– На полуострове Ханко находился наш почти десятитысячный гарнизон. С началом войны пришел приказ командующего Ленинградским фронтом о проведении эвакуации наших частей. Все нужно было делать незаметно от противника: уничтожать неподъемную технику и сооружения, перекрывать вероятные каналы утечки секретной информации к противнику и исключить возможность пленения неприятелем наших воинов или перехода на сторону врага морально и политически неустойчивых лиц.

– Кроме Беркачева за период обороны Ханко были ли еще случаи разоблачения вражеской агентуры? – поинтересовался автор.

– Конечно, вот один из эпизодов. В начале ноября 1941 года недалеко от сухопутной границы моряками был задержан мужчина в штатском. Он представился лейтенантом Красной армии, попавшим в плен и бежавшим из лагеря, расположенного в Финляндии. В котомке, висевшей у него на плече, мы обнаружили несколько картофелин, брюкву, морковь и еще какие-то овощи, сейчас уже не помню. Первое, что бросилось в глаза, это его розовощекость, упитанность и подозрительная чистота рук, которые явно не свидетельствовали о рытье овощей в земле. Под ухоженными ногтями не было видно следов грязи. Это сразу же насторожило нас, однако мы сделали вид, что полностью поверили его показаниям.

На следующий день я попросил повторить все то, что он говорил на предыдущем допросе. На сей раз, как и предполагал, его показания существенно отличались от первых объяснений. Появилась сплошная путаница.

Подвела память шпиона – и на этом он попался. Назвавший себя лейтенантом Ивановым оказался агентом Абвера, заброшенным на полуостров с целью ведения разведки. Вскоре мы его переправили в управление особого отдела Ленинградского фронта.

– Вы говорили о том, что гарнизон готовился к эвакуации с полуострова Ханко путем погрузки личного состава на корабли. А что сделали с имуществом, боевой техникой, ведь всего того, что нельзя было вывезти и оставлять врагу, было много?

– На все объекты, подлежащие уничтожению, завозилась взрывчатка. Чтобы не вызвать у немцев подозрений, подрыв машин, оборудования и сооружений производился так: свозились, например, автомашины в определенное место, закладывались фугасы и горючие материалы. Когда противник начинал артобстрел, производился подрыв. Фрицы, наверное, ликовали по поводу «меткой» стрельбы.

В день погрузки личного состава на корабли я увидел в гавани, как затапливали танки, паровозы, вагоны.

– Как же можно было затопить такую громаду, ну хотя бы паровоз?

– Довольно просто. Подводили рельсовое полотно к самому краю пирса или крутого берега. Паровоз сталкивал вагоны и платформы с танками и автотранспортом в воду, а потом и сам «прыгал» туда же. Уничтожали даже артиллерийские батареи. В стволы орудий засыпали песок, а затем производили прощальный выстрел…

Грустно было смотреть на все это. Вот так мы покидали ВМБ на Ханко. О том, что оборонцы ушли, фашисты узнали только на следующий день, когда наши корабли уже достигли Кронштадта.

* * *

Бороться с троцкистами надо было при любых вариантах власти, это были государственные термиты, но дальнейшее расширение поиска «врагов народа», масштабная эскалация «общегосударственной чистки» 1937–1938 годов толкали Кремль в сторону преступных злодеяний. Недовольство в Кремле росло из-за слабых сторон Красной армии, не успевшей вовремя подготовиться к такой войне, недостойного поведение руководства военной разведки в лице Ф.И. Голикова. Оно еще не раз проявится накануне и в первые месяцы Великой Отечественной войны. Репрессии в отношении командного состава, шапкозакидательство, удобные шептуны и неправильная оценка Сталиным нависшей угрозы над страной из-за явно готовящего нападения гитлеровской Германии привели к тому, к чему привели эти обстоятельства летом 1941 года. Прежде всего, к массовому отступлению советских фронтов, пленению сотен тысяч красноармейцев и огромным невозвратным потерям личного состава.

Агентура внешней политической и военной разведки работала напряженно и много давала объективной информации, но Голиков докладывал Сталину только угодную для той обстановки, «причесанную», «отфильтрованную» и «удобоваримую» для мыслей вождя информацию.

В то же самое время в «Военно-историческом журнале» № 5 за 1990 год в статье «Докладывала точно» (военная разведка – Авт.) П.И. Ивашутин писал:

«Тексты почти всех документов и радиограмм, касающихся военных приготовлений Ггрмании и сроков нападения, докладывались регулярно по следующему списку: Сталину (два экземпляра), Молотову, Берии, Ворошилову, наркому обороны и начальнику Генерального штаба».

Нарком обороны С.К. Тимошенко приносит вождю данные о сосредоточении на границе огромной массы вермахта. Хозяин Кремля заводится и буквально кричит, что было в тот период не редким явлением: «Не во всем можно верить разведке… Там полно перевербованных. Что вы вводите меня в искушение верить паникерам и провокаторам».

Берия вторит Сталину и угрожает «стереть в порошок, в лагерную пыль» некоторых резидентов и агентов, осмеливших дать объективные данные из-за кордона о практически законченной подготовке гитлеровской Германии к войне против Советского Союза.

«Данные, поступившие к началу июня 1941 года от органов разведки НКГБ, НКВД, пограничных войск, РУ Генштаба и стражей границы, несших непосредственную охрану границы, – писал участник войны, коллега автора Борис Сыромятников в книге «Трагедия СМЕРШа», неоднократно встречавшийся с Петром Ивановичем Ивашутиным, – не оставляли сомнения, что до нападения Германии на Советский Союз остаются считанные дни».

Германия завершила все мероприятия, которые позволяли ей рассчитывать на усиленное проведение скоротечных боевых операций на территории нашей страны.

Германская армия имела преимущество перед Красной армией по всем параметрам боевой деятельности: численности вооруженных сил, их подготовке к боевым действиям с учетом всех особенностей театра военных действий в западных областях СССР, включая слаборазвитую дорожную сеть, болотистую местность, наличие многочисленных водных преград и т. д.

Преимущество в военной технике и технике связи, боевом опыте, мобильности, уровне подготовки командного состава. И, прежде всего, преимущество в том, что войска Германии – вермахт и армии ее союзников – отмобилизованы и развернуты, а сами операции четко спланированы по дням и этапам.

Как известно сегодня, на всю кампанию против Советского Союза Гитлером отводилось четыре месяца.

ГК. Жуков вспоминал, что за три дня до начала войны партийный руководитель Украины Н.С. Хрущев докладывал Сталину о хороших видах на урожай зерновых, свеклы и подсолнечника. Хвастался о непоказном единстве народа, об открытии новых промышленных предприятий, о повышении роли и авторитета партии в трудовом народе, вере простых граждан в своего вождя и прочие идеологические штампы.

Хотя следовало бы доложить, что немецкие части уже на границе с Украиной. Одни выходят на исходные позиции, другие – приведены в полную боевую готовность. Началась массовая заброска откровенно диверсионной агентуры в западные районы УССР с заданиями, допустимыми только в условиях войны между соседними странами. Наши пограничники их вылавливали десятками в день. Доклады об активизации деятельности агентуры противника получал и хозяин Украины Никита Хрущев.

Но он ухо и нос востро держал, хотя умом чуял приближающийся ветер войны – знал, что хочет услышать главный Хозяин, а поэтому не «тревожил и не грузил его тяжелой информацией». Его больше занимал вопрос собственного роста по партийной линии. Он хотел, как и всякий чиновник, скорее перебраться в Москву, стать поближе к телу Хозяина, чаще демонстрировать себя ему, показывая мокрую спину старания.

Люди почему-то высоко ценят тех, кто быстро продвигается наверх, хотя ничто не поднимается быстрее пыли, соломы и перьев. Карьера для него была всем. Как говорил французский писатель Н. Шамфор, «вот человек, неспособный снискать уважение к себе, значит, ему остается одно: сначала сделать карьеру, потом окружить себя всякой сволочью».

Автор не имеет намерения с этим грязным понятием связывать всех, но были и такие, которых можно было бы назвать и круче.

Выше упоминаемый участник Великой Отечественной войны, военный контрразведчик Б.А. Сыромятников писал:

«Следует вспомнить, что в марте 1938 года Военный совет Киевского военного округа, проходивший под руководством Тимошенко и Хрущева, одобрил арест более 1000 лиц командного старшего, а также высшего состава, и предложил активизировать работу по продолжению репрессий и выдвижения на командные должности молодых перспективных командиров. Таковыми явились лица без военного образования и опыта командирской работы. Командир батальона в короткий срок становился командиром дивизии, командир роты – командиром полка. Сражения, проходившие на Юго-Западном фронте, подтвердили, что линия, занятая Хрущевым и Тимошенко, во многом способствовала тому, что произошло на Украине в 1941 году…»

Сохранилось постановление Военного совета от 25 марта 1938 года… Вот наиболее характерные выдержки из этого документа:

«…Военный совет поставил центральной задачей выкорчевывание врагов народа и подбор на руководящие должности преданных и растущих командиров.

В итоге беспощадного выкорчевывания троцкистско-бухаринских и националистических элементов на 25 марта 1938 года произведено следующее обновление руководящего состава округа…»

По приложению к Постановлению Военного совета видно:

– из 9 командиров корпусов изъято 9,

– из 25 командиров дивизий – 24,

– из 135 командиров полков – 87,

– из 4 комендантов УРов – 4,

– из 24 начальников штаба округа – 19…

Арестовано 1066 человек – главным образом лица высшего и старшего комсостава…

* * *

Накануне войны угодливый шептун Хрущев пишет Сталину чудовищное по содержанию и накалу цинизма письмо:

«Дорогой Иосиф Виссарионович!

Украина ежемесячно посылает (вам длинные списки – Авт.) по 17–18 тысяч репрессированных, а Москва утверждает не более двух-трех тысяч. Прошу принять меры.

Любящий Вас Н. Хрущев»

Этот материал правдоподобен. Его нашли корреспонденты газеты «Правда» и опубликовали в номере от 23 августа 1996 года.

Да, Хрущев вел счет арестованных не на десятки, не на сотни, а на тысячи и десятки тысяч.

А немного раньше любящий вождя Никита Сергеевич докладывает Иосифу Виссарионовичу. Это было за обедом на правительственной даче в Сочи:

«На Украине разоблачена большая группа ярых националистов. Среди арестованных имеются лица, занимающие ответственные государственные посты. Я привез списки».

Он раскрыл папку и стал конвульсивно-поспешными движениями пальцев вытаскивать несколько листов с машинописным текстом. Но, как назло, они то ли заломились, то ли склеились с другими – не вытаскивались.

Сталин разозлившись, вышел из терпения:

«Почему мы должны вас подменять?»

Хрущев, как будто не слыша вождя, продолжает назойливо добиваться Сталина, надеясь удивить его огромной цифирью. Он, наконец-то, вытаскивает из папки нужные документы:

«Дорогой Иосиф Виссарионови, в списках 6971 человек, многие вам известны, и поэтому мы боимся переборщить. (то есть расстрелять – Авт.)»

Сталин сверкнул очами:

«Вы что не понимаете. Я, по-моему, четко сказал».

Хрущев:

«Понял, понял, товарищ Сталин…»

Нужно признать, что это не единственный факт, свидетельствующий о том, что на Украине Сталин предоставил Хрущеву осуществлять не только аресты, но и казни по усмотрению хозяина Украины. Быстро перекрасившийся палач, смыв кровь своих жертв с рук, потом выльет ее на «дорого Иосифа Виссарионовича».

Это проявится в мрачный мартовский день 1953 года.

Бездыханное и остывающее тело Хозяина СССР еще лежало на диване в кабинете Ближней дачи, а у слуги его, по существу злобного холуя, уже роились свои черные мысли на скорое будущее, где он надеялся растолкать всех остальных локтями.

По трупу он надеялся вскарабкаться на высокий кремлевский трон ценой легкого отмежевания от кровавых шабашей на Украине и в Москве, творимых еще недавно вместе с оруженосцами венценосца.

* * *

Думается, Петр Иванович Ивашутин, находясь на руководящей работе по линии МГБ и МВД в Украине после войны, много наслышался о злодеяниях суетливого и угодливого сталинского вассала, который потом подло предаст своего мудрого, но жестокого сюзерена. Однако что чекист мог сделать? Неумолимое время их соединило для совместной работы. Правда, один работал на свои амбиции, полон тщестлавия, думая о власти верховной, а второй трудился ради Отчизны – армии, СМЕРШа и военной разведки.

Но Петр Иванович тяготился одной, не принятой душой и сердцем службой, особенно когда уже находясь в роли первого заместителя председателя КГБ, приходилось ездить с Хрущевым для организации охраны его тучного, неповоротливого и крупного тела. Телохранительство Ивашутин крайне не любил, так как он был создан для более творческой, оперативно-стратегической работы.

Но вот почему-то у Никиты Сергеевича понятие личной безопасности ассоциировалось с коренастым крепышом из КГБ Петром Ивановичем Ивашутиным. По всей вероятности, он верил, что с ним спокойней и надежней, чем с другими телохранителями. Он и физически сильнее и умственно выше многих его окружавших.

* * *

А дальше была Война… как говорится в народе, это несчастье в увеличенном масштабе, война, начатая гитлеровской Германией.

22 июня 1941 года немецко-фашистские полчища устремились на просторы Советского Союза, чтобы через 1418 дней обрести позор поражения и подписать приговор «тысячелетнему» германскому рейху, просуществовавшему всего лишь двенадцать лет.

Петр Иванович служит в военной контрразведке на руководящих должностях: с декабря 1941 года – заместитель начальника Особого отдела НКВД Крымского фронта, с июня 1942 года – на той же должности на Северо-Кавказском фронте. Смарта 1943 года он – начальник Управления контрразведки СМЕРШ 47-й армии, а с апреля 1943 года – начальник Управления контрразведки СМЕРШ Юго-Западного фронта. С октября 1943 года и до конца войны – руководит контрразведкой СМЕРШ 3-го Украинского фронта.

С первых же дней войны военная контрразведка была подчинена, соответственно, наркоматам обороны и Военно-Морского Флота в виде третьих управлений каждого ведомства. В НКВД СССР от бывшего ГУГБ остался лишь 3-й отдел, в задачу которого входило контрразведывательное обеспечение пограничных и внутренних войск НКВД, пожарной охраны и милиции.

Во все подразделения военной контрразведки пошла директива 3-го Управления НКО СССР № 34794, предписывавшая сотрудникам активизировать оперативно-розыскную работу в направлениях:

– выявления агентуры противника, нацеленной на акции шпионажа, террора и диверсий;

– предотвращения утечки секретных сведений из штабов и узлов связи в армии;

– предупреждения случаев перехода на сторону врага и дезертирства;

– активизации в борьбе с распространением антисоветских листовок противника, провокационных и панических слухов.

Армейским чекистам снова, теперь уже в боевой обстановке, приходилось перестраивать свою деятельность – активно подключаться к проведению зафронтовой работы на территориях, занятых противником. Уже к весне 1942 года военная контрразведка осуществила ряд весьма успешных операций, связанных с проникновением зафронтовых разведчиков и специально подготовленных агентов в спецорганы и школы Абвера.

23 июля 1942 года Гитлер подписал директиву № 45, которой предусматривались широко идущие планы вторжения в Закавказье, Афганистан, Индию и далее на Ближний Восток для соединения с африканской группировкой. Ее возглавлял сначала любимец, а потом жертва фюрера, генерал-полковник, ставший вскоре самым молодым фельдмаршалом – Эрвин Иоганн Ойген Роммель, «лис пустыни». Он же являлся командующим армией «Африка».

Что касается вторжения войск вермахта в нефтеносные просторы Северного Кавкза, то операция эта, очевидно из-за того, что проходила преимущественно в гористой местности, получила название «Эдельвейс».

По замыслу СКВ гитлеровской Германии в осуществлении этого плана было задействовано две группы армий – «А» и «Б». Группа армий «Б» ориентировалась на Сталинград, а другая группа – «А» на Кавказ. Бакинская нефть Гитлеру нужна была позарез – румынской уже не хватало. Именно здесь находился 49-й горнострелковый корпус особого назначения под командованием известного альпиниста генерала Рихарда Конрада. В состав корпуса входили: 1-я и 4-я горнострелковые и 97-я и 101-я мобильные пехотные дивизии.

Ивашутин в это время был назначен заместителем начальника Особого отдела НКВД Северо-Кавказского фронта. Оперсоставом военной контрразведки фронта от своей зафронтовой агентуры были получены оперативные данные о том, что подразделения немецких егерей пытаются пробиться к Эльбрусу. Цель – засвидетельствовать моральную победу над двумя кавказскими вершинами.

21 августа 1942 года гауптман вермахта Грот в сопровождении 16 егерей выступили из места дислокации подразделения к Западной вершине Эвереста. Через некоторое время немцы разбили лагерь для штурма высоты. Грот отобрал себе пять егерей, им предстояло покорить Восточную вершину. Другая группа направлялась на штурм Западного пика горы. Вскоре обе группы достигли успеха – знамена со свастикой затрепетали на сумасшедшем ветру обоих вершин Эльбруса.

На следующий день Берлинское радио оповестило весь мир о высокогорной победе вермахта. Немецкие газеты и журналы запестрели фотографиями гауптмана Грота и его егерей на фоне заснеженных вершин советского Кавказа. Они на сутки стали национальными героями, так как уже очередные номера газет печатали материалы с фотографиями о «подвигах» других солдат и офицеров вермахта на полях сражений. Средства массовой информации боятся постоянства – страницы журналов и газет любят все новых и новых героев, так жаждет читатель.

Получив данные о попытке преодоления немцами Кавказских гор, наша авиация среагировала оперативно, она довольно точно отбомбилась. Немцам пришлось скатиться по снежному желобу вниз, так и не омыв ног в водах Индийского океана и даже не захватив Закавказье.

49-й горнострелковый корпус гитлеровцев, бросив «эдельвейсов» на произвол судьбы, под ударами наших войск спешно откатывался с другими войсками группы армий «А» вниз к побережью Черного моря.

Наши же альпинисты, горовосходители, любители каменистых утесов находились в разных частях Красной армии. Они писали в Ставку ВГК о необходимости создания подразделений советских егерей – горных стрелков. Их призывы, хотя и с опозданием, но были услышаны. Энтузиасты-альпинисты нашли себе покровителя в лице командующего Закавказским фронтом – генерала армии Ивана Владимировича Тюленева. Вскоре по его указанию на основании директив сверху были созданы специальные горно-стрелковые подразделения, а потом и части.

Итак, 13 февраля 1943 года в ревущую непогоду на штурм Западной вершины ушли наши доблестные воины: Н. Гусак, А. Сидоренко, Е. Белецкий, Е. Смирнов, Г. и Б. Хергиани. Шли в тулупах, валенках с кошками, ледорубами и автоматами ППШ. Задача была одна – снять позорные фашистские штандарты с наших гор. Базовый лагерь немцы полностью заминировали, а продовольствие облили керосином и измазали дерьмом. Но все-таки, благополучно преодолев все преграды, советские воины-альпинисты добрались до макушки западной части Эльбруса и завладели вражеским штандартом.

Другая группа шла на Восточную вершину. Ее возглавили офицеры-альпинисты А. Гусев и В. Лубенец. Кроме них в группу входили Б. Грачев, Н. Персиянов, Л. Келье, г. Сулаквелидзе, Н. Маринец. А. Багров, А. Грязнов, Г. Однолюбов, А. Немчинов, В. Кухтин и Н. Петросов. Вскоре и они достигли цели, сфотографировав и засняв на кинокамеру снятие фашистских флагов.

20 марта 1943 года командование Закавказским фронтом подписало приказ о награждении участников горной экспедиции. А 21 марта в Тбилиси в штабе фронта офицер А. Гусев доложил командующему фронтом И.В. Тюленеву о выполнении поставленной задачи и передал остатки немецких штандартов – два двух сантиметровых лоскута, намотанных на древко. Это все, что оставил свирепый эльбрусский ветер от гитлеровских ненавистных и ему флагов. Сама природа, казалось, расправилась с фашистской символикой, отторгнув ее на больших высотах нашей земли.

– Как я знаю, эдельвейс – это же альпийский цветок, в горах Кавказа он не растет, – заметил с ухмылкой командующий.

В этих словах офицеры уловили глубокий подтекст – не удастся закрепиться фашистам в горах, где для них «ничего нет хорошего, только ледяное ломкое крошево».

Опыт, полученный в боевых действиях на советско-финской войне, подсказывал Ивашутину одну непреложную истину – оперативный состав должен работать в войсках, а не отсиживаться в штабах и тылах.

Подчиненные, работавшие под его руководством, знали, что их начальник придерживается методики: особист обязан быть вместе со своим подразделением или частью. Если надо, лежать на животе или идти в атаку, не забывая главное: знать процессы, протекающие в армейских коллективах.

КРЫМСКАЯ ТРАГЕДИЯ

В декабре 1941 года Петра Ивановича Ивашутина назначают заместителем начальника военной контрразведки нового, только что рождающего Крымского фронта. Образован он был 28 января 1942 года путем разделения Кавказского фронта с включением в него армий, находившихся на Керченском и Таманском полуостровах. Фронт вобрал в себя также части, расположенные в районе Краснодара. Просуществовал он до 19 мая того же года.

Войскам Крымского фронта Ставкой ВГК было поручено оказывать помощь войскам Севастопольского оборонительного района и нанести удар своими силами на Карасубазар (Белгородск), тем самым создав угрозу выхода в тыл войск противника, блокировавших «легендарный Севастополь, город русских моряков».

С 25 декабря 1941 – го по 2 января 1942 года на занятый противником Керченский полуостров был высажен с кораблей Черноморского флота и Азовской военной флотилии, а также по льду замершего Керченского пролива, крупный десант войск Закавказского фронта. В его составе находилось около 42 тысяч человек, 43 танка, свыше 450 орудий и минометов. Цель операции – уничтожение керченской группировки противника и освобождение Крыма.

Войскам Крымского фронта требовалось прорывать прочную оборону противника на узком фронте, в так называемом «коридоре», ограниченном с севера Азовским, а с юга Черным морями, без каких-либо возможностей для охвата или обхода. По замыслу командующего фронтом генерала Д.Т. Козлова ставка делалась на нанесение флангового контрудара по прорвавшемуся противнику силами 51-й армии генерала В.Н. Львова. Но в результате прямого попадания снаряда по КП армии был убит ее командующий и ранен его заместитель К.И. Баранов. Исполняющим обязанности командующего стал начштаба армии полковник Г.П. Котов.

Одной из роковых ошибок командования Крымского фронта, как считал Мехлис, было то, что все три армии -44-я, 47-а и 51 – я – оказались развернуты в один эшелон, что резко сокращало глубину обороны и еще более резко ограничивало возможности по отражению ударов противника в случае прорыва. Да, Козлов виноват в этой стратегической задумке, а куда смотрел представитель Ставки? Правда, он не имел командирского образования, это его в какой-то мере оправдывало, а потому часть вины падала и на Сталина, направившего свою недавнюю «тень» руководить командным составом по принятию важных войсковых решений, а не надсматривать за командирами. Но, к превеликому сожалению, получилось последнее. Надзирательный раж, функции контролера взяли верх над продуманной работой в штабе фронта.

И вот уже командующий фронтом генерал Д.Т. Козлов для него становится «недалеким человеком», «пустышкой», «никудышним командиром». Он потребовал его замены. Командующего 44-й армии генерала С.И. Черняка Мехлис назвал «…безграмотным человеком, неспособным руководить армией». Его начштаба Рождественского – «мальчишка, а не организатор войск». Можно диву даваться, чья рука представила Черняка к званию генерал-лейтенанта… и т. д. и т. п.

Косые взгляды он бросал и на Ивашутина, но побаивался военного контрразведчика.

Активный участник тех событий, военный контрразведчик, ставший в последующем генерал-майором Л.Г. Иванов писал:

«…Мехлис не щадил людей, был известен среди командования как человек резкий, решительный, с неуравновешенным характером и почти неограниченными полномочиями, приобретший славу организатора скорых расправ. Отчего некоторые офицеры и генералы его просто боялись… Не имея военного образования и слабо разбираясь в армейском руководстве, Л. Мехлис…, не считаясь с мнением специалистов и должностных лиц, зачастую требовал выполнения поставленной задачи через головы прямых начальников, что создавало в работе неразбериху, он сводил на нет инициативу руководителей различных рангов, привносил своим появлением атмосферу подозрительности и нервозности. Он вникал даже в специальные вопросы и давал прямые команды по ремонту танков.

Без указания Л. Мехлиса на Крымском фронте не могли распределяться даже лошади и вооружение! Он правил любые, попадавшие ему на глаза приказы, чаще ограничиваясь только литературным редактированием».

Еще бы не редактировать! Он ведь был многие годы членом редколлегии газеты «Правда», а потом и главным ее редактором. Мехлис много писал в эту газету. Диапазон его выступлений широчайший – от панигириков в адрес вождя нации, сталинской гвардии, до проблем обеспечения объектов промышленности рабочей силой и повышения урожайности зерновых в колхозах. Излюбленный жанр – передовая статья – «передовица» с лозунгами и призывами.

«Ни заметка, ни строка, ни единое слово не могли попасть на газетную полосу, – писал Юрий Рубцов в своей книге «Alter ego Сталина», – минуя густое сито самой откровенной политической цензуры».

Но вернемся к боевым действиям на Крымском фронте.

Что же касается положения наших войск, то Леонид Георгиевич рассказал на одной из встреч в Совете ветеранов Департамента военной контрразведки ФСБ, что фронтовой быт был очень тяжелым. Шли изнурительные, затяжные дожди. Никаких землянок не было и в помине. Все бойцы, включая командование батальона, находились в окопах по колено в грязи. Спать приходилось стоя, прислонившись к углу окопа. Месяцами люди были лишены возможности поменять белье или искупаться. Вшей было множество. Бывало, засунешь руку за воротник гимнастерки и на ощупь, не глядя, вытаскиваешь маленький катышек, состоящий из трех, четырех, пяти вшей.

В один из злополучных дней на наши позиции по ошибке обрушился огонь артиллерии нашей бригады. Как впоследствии выяснилось, начальник артиллерии бригады был пьян и не мог управлять огнем. На следующий день он был расстрелян.

Бои шли с переменными успехами. К сожалению, по целому ряду причин Крымскому фронту не удалось выполнить поставленную Ставкой задачу.

21 апреля 1942 года Крымский фронт вошел в состав Северо-Кавказского направления, которым командовал любитель кавалерии С.М. Буденный.

* * *

8 мая 1942 года германский авиационный корпус Рихтгоффена рано утром нанес мощный бомбовый удар на узком участке левого фланга Крымского фронта. А затем 11 – я немецкая армия генерал-полковника Эриха фон Манштейна, усиленная 22-й танковой дивизией, без промедления перешла в наступление на Керченском полуострове и уже через восемь дней овладела Керчью. Войска Крымского фронта вынуждены были эвакуироваться на Таманский полуостров.

Командование не только полков, дивизий и армий, но и фронта в целом потеряло управление войсками. А, как известно, нет управления – нет армии.

Части стали стихийно бросать свои позиции. Некоторые дивизии не могли покинуть Крым, заняли Аджимушкайские каменоломни и до конца 1942 года вели борьбу с гитлеровцами. Немцам помогали крымские татары.

Упоминаемый уже Л.Г. Иванов по этому поводу поведал:

«Бывший начальник политотдела родимцевской дивизии Федоренко во время моего пребывания в Венгрии рассказывал мне, что он партизанил в Крыму, где был свидетелем многих кровавых акций, проводимых татарами, когда без всяких оснований они расстреливали людей только за то, что те были русскими…

17–18 мая противник прижал нас к берегу Керченского пролива. Я оказался за Керчью, в районе Маяка. Велся беспрерывный обстрел кромки берега, на котором находились толпы людей. Отдельные снаряды выкашивали целые отделения. Многие стрелялись, другие открыто выбрасывали партбилеты, кто-то срывал с себя петлицы. Там и тут валялись останки – руки, головы, человеческие ноги…

День и ночь ужасающие вопли и крики стояли над проливом. Картина была жуткая…

С пирса было видно, что в морской воде находится большое число трупов, почему-то они были в вертикальном положении. Кто был в шинели, а кто в ватнике. Это были наши убитые или утонувшие люди. Была небольшая волна, и создавалось впечатление, что они как бы маршируют. Страшная картина. Многих она толкала на безрассудные поступки и отчаянные действия…

Был, например, случай, когда четверо здоровых солдат-грузин несли над головой носилки и кричали:

– Пропустите! Пропустите! Мы несем раненого полковника – командира дивизии!

Действительно на носилках лежал офицер, с четырьмя шпалами на петлицах и перевязанной головой. По его внимательному, настороженному взгляду у меня возникло сомнение, действительно ли этот человек ранен?

Я приказал положить носилки на пирс и развязать бинт. Никакого ранения не оказалось. Я был в ярости. Вид у меня, наверное, был страшный: на голове каска, несколько дней небритый, неспавший и неевший. Силы я поддерживал тогда с помощью фляги, наполненной смесью морской воды, сахара и спирта… Военнослужащие яростными криками требовали от меня расстрела полковника, в противном случае грозили расправиться со мной. При таких обстоятельствах я, как оперработник, имевший право расстрела при определенных экстремальных условиях, поставил полковника пирса, левой рукой взял его за грудь, а правой достал пистолет. И тут я увидел, что полковник мгновенно поседел. У меня что-то дрогнуло в душе. Я сказал ему, что выстрелю, но выстрелю мимо, а он пусть падает в воду, словно убитый, и там выбирается, как может. Дальнейшей его судьбы я не знаю».

* * *

Еще 11 мая советское командование питало кое-какие надежды на стабилизацию обстановки на Керченском полуострове путем восстановления целостности фронта на Турецком валу. Но днем этого же дня 22-я танковая дивизия вермахта вышла к Азовскому морю, отрезав нашим войскам пути отхода на Татарский вал. Потери в некоторых советских частях были огромны. Так, на 9 мая 1942 года 55-я танковая бригада полковника П.П. Лебеденко насчитывала 10 КВ, 1 Т-34, 20 Т-26 и 15 Т-60. После тяжелого встречного боя следующего дня в бригаде остался всего один танк. Мрачная картина была на всех участках бое-столкновений с противником.

14 мая Мехлис отправил Сталину такую телеграмму:

«Бои идут на окраине Керчи, с севера город обходится противником. Напрягаем последние усилия, чтобы задержать противника. Части стихийно отходят. Эвакуация техники и людей будет незначительной, мы опозорили страну и должны быть прокляты».

Поэт, писатель и военный корреспондент К. Симонов, друживший с Л. Мехлисом, писал:

«Мне рассказывали, что после Нерчинской катастрофы, когда Мехлис явился с докладом к Сталину, тот, не пожелав слушать его, сказал только одну фразу – «Будьте вы прокляты!» и вышел из кабинета».

Так ли это было или сей опус, рожденный после войны, был всего лишь плодом фантазии маститого писателя, сегодняшнему обывателю трудно установить. Правда была только в одном – Сталин крепко обиделся на своего выдвиженца, но ненадолго.

* * *

15 мая новый начальник Генштаба А.М. Василевский, сменивший вечером 11 мая 1942 года Б.М. Шапошникова, приказывает: «Керчь не сдавать, организовать оборону по типу Севастополя». Но было уже поздно.

Ни выехавший по приказу Ставки в район расположения штаба Крымского фронта в Керчи главком Северо-Кавказского направления С.М. Буденный, ни представитель Ставки ВГК Л.3. Мехлис уже не могли положительно повлиять на развивающиеся по трагическому сценарию события.

В Крымской трагедии было безвозвратно потеряно около 250 тысяч советских солдат и командиров, что составляло 65 % всего личного состава войск фронта.

Итак, представителем Ставки ВГК в войсках Крымского фронта был Л.З. Мехлис, армейский комиссар 1-го ранга – звание равносильно генералу армии. Родился он в 1889 году в Одессе. Закончил 6 классов еврейского коммерческого училища. С 1904-го по 1911 год работал конторщиком и был домашним учителем. В период с 1907-го по 1910 год являлся членом рабочей сионистской партии «Поалей Цион». В 1918 году вступил в Компартию. Был несколько лет секретарем у Сталина. Потом учился на курсах при Коммунистической академии и в Институте красной профессуры. В 1930 году возглавил редакцию газеты «Правда». Занимал должности зампреда СНК СССР, наркома Госконтроля, замнаркома обороны и одновременно начальника Главного политического управления РККА.

По характеру он был не столько жестким, сколько жестоким и злопамятным человеком. Он постоянно конфликтовал с командующим Крымским фронтом генерал-лейтенантом Д.Т. Козловым.

Со слов генерала – военного контрразведчика Н.К. Мозгова, Петр Иванович Ивашутин рассказывал ему о нескольких неприятных встречах с Мехлисом в Крыму.

«Как армейцев, так и военных контрразведчиков возмущало то, – говорил Ивашутин, – что Мехлис все время пребывания на посту представителя Ставки ВГК занимался тем, что искал среди командиров разных степеней фронта шпионов, вредителей и предателей, в отношении которых организовывал бессудные расстрелы.

Была информация, что нередко и сам нажимал на курок. Офицеры роптали, что Мехлис по ночам пишет доносы на командиров и отправляет их в Москву – Сталину.

По его пасквилю был снят с должности начальник штаба фронта Федор Иванович Толбухин – исключительно порядочный человек, с которым мы встретились позже на Украине. Снят был за то, что посчитал, что идея Мехлиса неподготовленного наступления будет чревата тяжкими последствиями. Так оно и вышло, но он уже капнул Сталину. Не обладая военной подготовкой, он постоянно встревал, вмешивался в действия командующего и других военачальников…

После провала операции, чувствуя и свою вину в этом, казалось, он искал смерти, разъезжая на «газике» по передовой…

Я видел его измазанным, пыльным, почерневшим во время провала операции. Вот такой образ оставлен им в моей памяти…»

Но Мехлису не суждено было погибнуть, как писал А.Б. Мартиросян, от пули или осколка и тем самым разделить судьбу многих из тех, чьи жизни были ему доверены зимой 1942 года, как бы самому Льву Захаровичу этого не хотелось. В памяти людской он навсегда останегтся зловещей, а не героической фигурой и одним из главных виновником катастрофы Крымского фронта в мае 1942 года.

В ночь на 20 мая на корабли под огнем минометов и пулеметов погрузились последние подразделения, прикрывавшие эвакуацию остатков войск Крымского фронта на Таманском полуострове.

Директивой Ставки Крымский фронт и Северо-Западное направление были ликвидированы. Остатки войск направились на формирование нового Северо-Кавказского фронта. Его командующим назначили маршала С.М. Буденного.

В служебной жизни П.И. Ивашутина тоже произошли изменения – ему поручили возглавить особый отдел 47-й армии. Это была уже высокая самостоятельная оперативная должность.

* * *

После разгрома немцами в мае 1942 года Крымского фронта Мехлис всю вину и ответственность за поражение возложил на командиров и командующего генерал-лейтенанта Козлова. По существу он дистанцировался от неудач фронта.

Сталин по этому поводу направил шифротелеграмму Мехлису, в которой подверг его поведение резкой критике. В частности, в этом грозном рескрипте он писал:

Вы держитесь странной позиции постороннего наблюдателя, не отвечающего за дело Крымфронта. Эта позиция очень удобна, но она насквозь гнилая. На Крымском фронте вы – не посторонний наблюдатель, а ответственный представитель Ставки, отвечающий за все успехи и неуспехи фронта и обязанный исправлять на месте ошибки командования.

Вы вместе с командованием отвечаете за то, что левый фланг фронта оказался из рук вон слабым. Если «вся обстановка показывала, что с утра противник будет наступать», а вы не приняли всех мер к организации отпора, ограничившись пассивной критикой, то тем хуже для вас. Значит, вы еще не поняли, что вы посланы на Крымфронт не в качестве Госконтроля, а как ответственный представитель Ставки. Вы требуете, чтобы мы заменили Козлова кем-то вроде Гинденбурга. Но вы не можете не знать, что у нас нет в резерве Гинденбургов. Дела у вас в Крыму несложные, и вы могли бы сами справится с ними.

Если бы вы использовали штурмовую авиацию не на побочные дела, а против танков и живой силы противника, противник не прорвал бы фронт, и танки не прошли бы. Не нужно быть Гинденбургом, чтобы понять эту простую вещь, сидя два месяца на Крымфронте.

И. Сталин

После разгрома немцами Крымского фронта Мехлис был снят с постов заместителя Наркома обороны и начальника Главного Политического управления Красной армии и понижен в звании на две ступени до корпусного комиссара.

Но любимец Сталина скоро снова полез наверх – с 1942-го и по конец войны он – член Военных советов ряда армий и фронтов. 6 декабря 1942 года Мехлис получает звание генерал-лейтенанта, а с 29 июля 1944 года он уже генерал-полковник. Может быть, дослужился бы и до маршала, если бы не отмщение за грехи – преждевременная смерть – не настигло его 13 февраля 1953 года.

У Достоевского в «Братьях Карамазовых» есть такая притча: злодейка совершила единственный добрый поступок – подала нищенке луковицу, и когда она умерла и попала в ад, то эта нищенка протянула ей луковицу, за которую она уцепилась. Злодейка захотела с помощью этой луковицы выбраться из ада, стала раскручиваться, подтягиваться, и луковица, не выдержав, оборвалась, и злодейка все-таки попала в ад.

Думаю, в конце концов, сталинская луковица, протянутая грешному от пят до головы Мехлису, не оборвалась, он выкарабкался наверх и еще бездарно покомандовал людьми, но уже без расстрелов – боялся соответствующей реакции офицеров и генералов. В конце войны это были уже другие люди, способные и сами нажать курок в сторону обидчика.

Умер тихо, но и после смерти ему захотелось протиснуться в нишу Кремлевской стены. Похоронили с почестями. Без разрешения Сталина его прах не положили бы в Кремлевскую стену. Там он до сих пор и покоится – в рай его, наверное, Господь не пустил.

* * *

А что же случилось с Д.Т. Козловым? Летом 1942 года он был назначен командующим 24-й армии, а дальше являлся заместителем командующих некоторыми фронтами, а после войны – округами. Скончался в Минске в 1967 году.

В 1966 году, за год до смерти и через четверть века после Крымской трагедии, он написал покаянное письмо своему старому другу генерал-лейтенанту А.И. Смирнову-Несвиц-кому, в котором есть такие слова:

«Здравствуйте, Александр Иванович!

Большое Вам спасибо за то, что не забыли старого опального генерала. Опала моя длится вот уже почти 25 лет. В моей памяти часто встают события тех лет. Тяжко их вспоминать, особенно потому, что вина за гибель всех наших полков лежит не только на нас, непосредственных участниках этих боев, но и на руководстве, которое осуществлялось над нами.

Я имею в виду не профана в оперативном искусстве Мехлиса, а командующего Северо-Кавказским направлением и Ставку. Также я имею в виду Октябрьского (адмирала – Авт.), который по сути дела не воевал, а мешал воевать Петрову и строил каверзы Крымскому фронту. А теперь стал герой! Даже его члену

(Военного совета Черноморского флота) дали Героя (звание Героя Советского Союза вице-адмиралу Н.М. Кулакову присвоено 07.054 965 г. – Авт.)

Вылезли они на шее Крымского фронта. Не было бы этого, не было бы Севастополя. Еще в декабре он его оставил бы врагу. К этому все шло. И его приезд в Тоннельную (место дислокации управления Крымским фронтом – Авт.) преследовал цель добиться разрешения на оставление Севастополя.

Теперь же везде гремит крик «Слава матросам-черноморцам за Севастополь и Крым!» Как будто они все сделали, а сухопутные войска ни при чем. Хотя в действительности было наоборот. Их была небольшая часть – едва ли наберется 1/10 всего состава войск, атаковавших и оборонявших Крым.

Почему-то все забыли, даже Генеральный штаб, что как только мы ушли из Крыма, Севастополь продержался только около месяца. Моряки же из кожи лезут, доказывая, что они держали Крым и Севастополь, и внушили это ЦК КПСС, во всех выступлениях и в печати это афишируется очень широко. Тем самым оскорбляются честь, заслуги и достоинство тех, кто сложил свои головы за Крым.

Я очень жалею, что не сложил там свою голову. Не слышал бы я несправедливостей и обид, ибо мертвые сраму не имут. Но не удалось мне, несмотря на то, что уходил из Еникале с арьергардными частями Волкова. Тогда уже никакого начальства, ни малого, ни большого там не было, все перешло во власть Буденного и его заместителя Черевиченко.

Ваши данные о приезде Октябрьского на Тоннельную точны. Я потребовал его отбытия в Севастополь. Он своими кляузами в Ставку только отсрочил начало Керченской операции, вырвав у Ставки из 1 – го эшелона десанта 1 – ю СД и 1-ю морскую бригаду, которые были отправлены в Севастополь.

Вот какие творятся дела…

Д. Козлов

11.2.1966 г.»

Потом, после Крымской катастрофы, попал (правда, в недолгую опалу) и командующий Черноморским флотом адмирал Октябрьский.

На ком больше вины лежит – разбираться военным историкам. А наш герой Петр Иванович Ивашутин достойно отвоевал и на видимом горячем фронте, и на полях невидимых сражений в должности начальника военной контрразведки 47-й армии.

ВСТЕЧА С АБАКУМОВЫМ

В 1942 году Петр Иванович Ивашутин руководил коллективом военных контрразведчиков 47-й армии, сражавшейся на Северном Кавказе. Прорыв советского фронта под Харьковом и последующее взятие Ростова-на-Дону открыло перед Гитлером не только реальную перспективу выхода в Закавказье к Бакинской нефти, но и возможность захватить Сталинград – важнейший транспортный узел и крупный центр военной промышленности.

Баку и Северный Кавказ были основными источниками нефти для всей экономики СССР. После потери Украины резко возросло значение Кавказа и Кубани как источников зерна.

В связи с этим советское командование большие надежды возлагало на роль именно 47-й армии. Она была сформирована 1 августа 1941 года на основании приказа командующего Закавказским военным округом (ЗакВО) от 26 июля 1941 года в составе ЗакВО на базе 28-го механизированного корпуса для прикрытия государственной границы СССР с Ираном. Первоначально в ее состав входили: 236-я стрелковая дивизия, 63-я и 76-я горнострелковые, 6-я и 54-я танковые дивизии, 116-й и 456-й артиллерийские полки и другие части.

В конце января 1942 года армия начала перегруппировку и сосредоточение на Керченском полуострове, где 28 января вошла в состав Крымского фронта.

Кремль это хорошо понимал, поэтому в Центр в Управлении 00 НКВД СССР был вызван начальник Особого отдела 47-й армии Петр Иванович Ивашутин.

Москва 1942 года, как обрисовал ее ветеран ГРУ генерал-майор В.А. Никольский, в то время находившийся в столице, все еще походила на прифронтовой город, да по существу и являлась им. Соблюдалась весьма строго светомаскировка, но налеты врага уже становились все реже и реже. Жители привыкли к ним, и очереди у убежищ при воздушных тревогах почти исчезли. Чувствовалась внутренняя собранность всех москвичей – от ребенка до глубокого старика.

Во всем были видны уважение к армии, ее воинам и действительно всенародная забота о них. Нередко можно было видеть, как солдатам и командирам уступают места в метро, трамвае, автобусе, без очереди обслуживают в магазинах, предоставляют лучшие места на концертах, в кино, театрах, и все это без какого-либо указания свыше, от чистого сердца.

Такое уважение к своим воинам бывает только при войнах…

* * *

На следующий день после приезда в Москву Петра Ивановича Ивашутина принял начальник Управления особых отделов НКВД генерал-лейтенант Виктор Семенович Абакумов – симпатичный, кареглазый, высокий мужчина с прямоугольным лицом, высоким лбом и аккуратно зачесанными назад темно-русыми волосами. Кабинет начальника представлял собой не очень большую комнату, гость встречал у некоторых командиров рангом пониже кабинеты и больших размеров. Письменый стол и рядом стоящий приставной были покрыты зеленым сукном.

Ивашутина удивило то, что Абакумов сидел на деревянном стуле, а у приставного столика для гостей были поставлены мягкие кресла, обитые черным хромом. На столе стояли небольшие настольные часы, фарфоровая фигурка в виде сидящего олененка коричневого цвета.

В левом углу горела зеленая шапка настольной лампы на бронзовой ножке и круглой мраморной подставке.

В правом углу находился чайный столик с заварным чайником. Два окна были завешены полуприкрытыми портьерами из плотной ткани. Массивные чугунные батареи, как показалось Ивашутину, излучали то тепло, которое создает дополнительный уют и способствует работоспособности кабинетного работника.

Абакумов поинтересовался положением на фронте, успехами контрразведывательной работы, коснулся он и зафронтовых негласных возможностей отдела, их конкретной отдачи за последнее время.

Потом Виктор Семенович неожиданно стал осыпать подчиненного коротенькими, казалось, далекими от служебных вопросов – бытовыми.

– Где обитает ваша семья? Большая ли она? Что вы о ней знаете?..

– Если честно, то к своему стыду, не знаю о ней, товарищ генерал-лейтенант, ничего… Связь с семьей сразу же оборвалась с началом войны, во время эвакуации это случилось… Семейство небольшое – жена, двое детей да мои родители.

Абакумов сочувственно посмотрел на Ивашутина.

– Ах война, сколько судеб человеческих переломала… Ничего, Петр Иванович, не беспокойтесь. Я обещаю навести справки, надежда умирает последней, – участливо пообещал шеф. – Хотя, как говорят, нельзя жить надеждой, но и без надежды нельзя жить.

На следующий день начальник опять вызвал к себе Ивашутина. Хозяин кабинета было видно, что находится в хорошем настроении.

– Нашлось, Петр Иванович, ваше семейство… Все ваши родственники живут в далеком и теплом Узбекистане, а точнее в Ташкенте. Завтра садитесь в мой самолет, и мигом на встречу с семьей.

– ???

– Чего вы смутились? Готовтесь, готовтесь к полету. Далековато лететь, но это вам не в диковинку, выдержите, вы же летун-профессионал. Вспомните небо. Сегодня ведь больше приходится по земле ходить.

– Да, Виктор Семенович, земля наша колыбель. На ней рождаемся, по ней ходим и в нее уходим…

– Что верно, то верно.

* * *

В Ташкенте Ивашутин, не без помощи своих коллег – контрразведчиков, быстро разыскал жену, детей и родителей. Встреча была необыкновенно трогательной и теплой, со слезами радости на глазах. Семья проживала в глинобитной халупе без окон, с земляным полом, вместо дверей был матерчатый полог. Пищу готовили на печке. Топили хворостом, жухлой травой и сухими кизяками. Особисты из Среднеазиатского военного округа в дальнейшем помогли семье – нашли небольшую комнату в коммунальной квартире…

Родители и жена засыпали вопросами, как воюется, долго ли еще стране находится в таком положении, когда Красная армия разобьет гитлеровскую Германию?

– Думаю, что скоро. Тяжело, но скажу, отец, по твоему – по-паровозному: поршень медленно но уже пошел вперед, а это значит задан вектор движения на Запад. Никто наш «красный бронепоезд» уже не остановит.

– Рад, рад такое слышать от тебя, – обрадовался отец.

Возвратился Ивашутин в Москву окрыленым и радостным. Естественно, успокоился – семейство найдено. Захотелось с новой силой под влиянием искренней заботы начальства и положительных эмоций взяться за работу. Окунуться в анализ оставшихся материалов, побывать в особых отделах дивизий, пообщаться с оперсоставом.

Он жил в стихии военной контрразведки, как стрижи живут в стихии воздушного пространства, и то, что казалось некоторым наблюдателям со стороны терзанием себя на службе и нарушением некоторых корпоративных правил, на самом деле было виртуозным владением всей окружающей его оперативной обстановкой. Она была для него основой, из которой рождались планы операций и их реализация в виде конкретных результатов по борьбе со шпионажем, диверсиями и терроризмом.

На следующий день утром из кабинета направленца на Лубянке Ивашутин доложил Абакумову по телефону о благополучном прилете и поблагодарил его за помощь и внимание.

– Зайдите, – властно ответила трубка, и после короткого щелчка сразу же замолчала.

Через минут пять-семь Петр Иванович был уже в кабинете у Абакумова. Всякие мысли, в том числе и дурные, лезли в голову начальнику особого отдела армии.

«Может, что случилось в отделе после моего отъезда? – подумал Ивашутин. – Но об этом мне бы сказал направленец. Он бы узнал в первую очередь о вероятном ЧП, если, конечно, информация не прошла через голову».

Представился, как положено, по-военному…

Абакумов как-то нехотя встал из-за стола, сапогом отодвинул легкий стул в сторону, поправил широкий ремень на гимнастерке, и крепко пожав руку своему подчиненному, торжественно произнес:

– Товарищ Ивашутин, вы назначаетесь начальником особого отдела Юго-Западного фронта…

– ???

– Фронт особенный, находится на острие нашей битвы с фашистами. Думаю, не подведете!?

– Приложу все усилия, чтобы оправдать ваше высокое доверие, – стандартно ответил Ивашутин, а у самого в груди сердце забухало так, что, казалось, голос его ударов услышит сам хозяин кабинета.

– Я верю вам, – проговорил Абакумов, словно торопился куда-то. – Поезжайте в войска – удачи вам.

– Спасибо.

Начальник военной контрразведки страны был скуп на слова, но зачем было их плодить? Все стало ясно для Ивашутина – ему доверили Управление Особого отдела фронта. Надо будет оправдать это доверие конкретными оперативными результатами.

* * *

Судьба же начальника Управления особых отделов, руководителя СМЕРШа и министра госбезопасности СССР сложилась трагично…

Подковерная борьба с завистью, клеветой, обидами, амбициями и местью Берии, Хрущева и Маленкова, а также некоторых сослуживцев сделали свое черное дело – 12 июля 1951 года В.С. Абакумов был арестован по обвинению в измене Родине и совершении других государственных преступлениях. Его пытали, заставляли дать показания на других коллег. В том числе на своих заместителей, генералов Н.Н. Селивановского и Е.П.Питовранова, но он оказался на редкость смелым и порядочным человеком и никого не оклеветал.

После смерти Сталина Хрущев, понимая, что Абакумов является свидетелем прямого участия многих партийных чиновников в проведении репрессий, в том числе и самого Никиты Сергеевича, приказал срочно осудить и казнить Виктора Семеновича.

19 декабря 1954 года, как раз в очередную годовщину создания военной контрразведки, Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила бывшего министра госбезопасности Абакумова по статье «За измену Родине» к исключительной мере наказания – расстрелу.

В тот же день на свой профессиональный праздник руководитель легендарного СМЕРШа, переигравшего в незримых баталиях гитлеровский Абвер вместе с другими спецслужбами Третьего рейха, был расстрелян. Случайностей в таких делах не бывает. Это еще одна грань «таланта» политического волюнтариста Никиты Хрущева. Он боялся разоблачений – впереди его ждали архивы, которые он глубоко «прополол», реабилитируя сам себя.

Кто-то из великих сказал, что в принципе политик должен быть злодеем, иначе он будет плохо управлять обществом. Порядочный человек в роли политика – это все равно, что чувствующая паровая машина или кормчий, который объясняется в любви, держа рулевое колесо: корабль идет ко дну. Бездарные политики всегда норовят смыть свой позор чужой кровью.

Интересно и глубоко оценил П.И. Ивашутин деятельность В.С. Абакумова в своих воспоминаниях, выдержки из которых опубликованы в книге «СМЕРШ – 60 лет Победы в Великой Отечественной войне»:

«Принижать заслуги Абакумова в успешной работе ГУКР СМЕРШ несерьезно…

Практические результаты деятельности СМЕРШа оказались выше, чему НКГБ, что и стало причиной выдвижения Абакумова».

При всем том, в чем обвиняется Сталин, у вождя было чутье на молодые и талантливые кадры, которых он двигал и при малейшем недоверии к ним, ниспровергал, порою быстро и жестоко.

Рождение СМЕРШа

Победы Красной армии под Сталинградом в ходе ожесточенных боев в ноябре 1942-го – феврале 1943 годов положила начало коренному перелому в войне. Стратегическая военная инициатива переходила к советским войскам. Военная контрразведка так же, как и армия, понимала, что надо воевать с тайным противником в наступательном ключе. По всем признакам в доме на Лубянке сотрудники чувствовали, что в наркомате назревает реорганизация. Слухи о реформировании военной контрразведки вскоре подтвердились.

В марте 1943 года первый заместитель наркома внутренних дел В.Н. Меркулов собирает в Москве срочное совещание начальников особых отделов ряда фронтов и армий. Начальник Управления особых отделов В.С. Абакумов почему-то на нем не присутствовал. Говорили, по одной версии, находился в командировке. По другой – Меркулов не пригласил его на это совещание. Трения у них не прекращались. По третьей, Абакумов находился на больничном.

В начале совещания как представитель руководства наркомата выступил, естественно, Меркулов. Он отметил положительные стороны в деятельности особых отделов.

В частности, замнаркома заявил:

«За период Великой Отечественной войны особые отделы работали много, добросовестно, в общем, неплохо выполняя свой долг перед Родиной… Центральный

Комитет партии и товарищ Сталин требует, чтобы особые отделы, эти боевые органы военной контрразведки, особенно в период Великой Отечественной войны, работали еще лучше, таким образом, чтобы не один шпион, диверсант или террорист не мог ускользнуть от зорких глаз особистов».

Первым на форуме армейских чекистов выступил начальник Особого отдела Юго-Западного фронта П.В. Зеленин. Он поставил интересный вопрос – о необходимости более тщательного изучения особыми отделами военных округов личного состава воинских соединений в период их формирования в тылу и в пути следования к линии фронта.

Зеленин подробно остановился на практике зафронтовой работы: отработке легенд прикрытия при направлении разведчиков и агентов в тыл противника, их тщательной экипировке, на внимательном изучении района выброски.

Заместитель начальника Управления особых отделов НКВД СССР, начальника Особого отдела НКВД Центрального фронта Л.Ф. Цанава внес предложение о реорганизации аппаратов особых отделов, работавших по объектовому принципу, с тем, чтобы они перешли на линейный принцип деятельности контрразведки.

В смысл этой работы он вкладывал: борьбу с шпионажем, диверсиями, террором, предательством и изменой Родине, пресечение антисоветских проявлений в частях Красной армии и, наконец, борьбу с дезертирством и членовредительством.

Одновременно он призвал собравшихся «отказаться от контрольных цифр» и смелее практиковать «перевербовку заброшенных агентов, в первую очередь из тех, кто явился с повинной».

Начальник Особого отдела НКВД Калинского фронта Н.Г. Ханников говорил о необходимости обслуживания особыми отделами партизанских отрядов и устранения двойного подчинения работников особых отделов.

А начальник Особого отдела Северокавказского фронта М.И. Белкин – о создании маневренных оперативно-чекистских групп в боевых порядках наступающих войск, задача которых – захват агентуры и документов противника, арест пособников оккупационного режима.

В выступлении начальника Особого отдела Северо-Западного фронта И.Я. Бабича прозвучало предложение о более тесном взаимодействии военных контрразведчиков с территориальной контрразведкой. В этих целях, по его мнению, сотрудники 2-го Управления НКВД СССР могли быть прикомандированы к аппаратам особых отделов.

Большинство участников совещания говорили о необходимости решения кадровых проблем, в частности, путем создания курсов переподготовки и направления в особые отделы наиболее опытных чекистов. Они как бы подчеркивали, что главный участок борьбы с неприятелем не тыл, а фронт. Там решается в первую очередь судьба страны.

По окончании совещания все предложения выступавших армейских чекистов были обобщены в аппарате первого заместителя наркома внутренних дел.

31 марта 1943 года Верховный принял руководителей НКВД СССР – Л.П. Берию, В.Н. Меркулова и В.С. Абакумова.

К 1 апреля В.Н. Меркулов готовит проект постановления об образовании Наркомата госбезопасности и схему структуры ведомства с объяснительной запиской, которые за подписью Берии за № 334/Б от 2 апреля того же года направляются на имя И.В. Сталина.

Согласно этому документу, все оперативно-чекистские управления и отделы выделялись из НКВД СССР, и на их базе организовывался самостоятельный Наркомат госбезопасности.

По замыслу авторов проекта, Управление особых отделов, как входящее в состав нового ведомства, должно было функционировать в качестве одного из управлений контрразведки НКГБ, под названием СМЕРИНШ. Эта аббревиатура расшифровывалась как «Смерть иностранным шпионам!»

Задачи и направления оперативной деятельности данного подразделения ничем не отличались от функций предшественника. Согласно проекту, в связи с реформой силовых ведомств Л.П. Берия и В.Н. Меркулов должны были представить свои предложения о назначении руководящего состава по НКВД СССР и НКГБ СССР.

Как видно из документов, проект не прошел. Поэтому к 4 апреля В.Н. Меркулов подготовил его новый вариант за № 340/Б с объяснительной запиской, направленной на утверждение в Государственный Комитет Обороны (ГКО) И.В. Сталину.

В этом варианте проекта определенные ранее задачи и наименование нового управления военной контрразведки не изменялись. Дополнительно предлагалось в управлении СМЕРИНШ усилить технические отделы и создать новые подразделения с функциями по работе в тылу противника. По-видимому, последнее обстоятельство с учетом наличия отдельного зафронтового управления в составе НКГБ не позволило Верховному Главнокомандующему согласиться с очередными предложениями руководства НКВД СССР.

Никаких сведений о дискуссии по поводу реформы органов безопасности, о чем писали некоторые «свидетели» того сложного процесса, не сохранилось, но очевидно, что И.В. Сталин не допустил проволочек и принял решение вернуться к реформе по той же схеме, которая была проведена накануне войны.

Это решение выглядело логичным, так как военная обстановка и оперативная ситуация в 1943 году диктовали необходимость объединения усилий руководства обороной государства и обеспечением безопасности в армии и на флоте. Нужны были перемены и в самих структурах огромного и неповоротливого аппарата НКВД СССР, обеспечивавшего охрану тыла фронта и коммуникаций, курировавшего стратегические стройки, места заключения и располагавшего для этого специальными войсками разного назначения.

13 апреля у И.В. Сталина проходит новое совещание с руководством НКВД СССР в том же составе, а через день нарком обороны приглашает своего будущего заместителя по главку военной контрразведки.

Наконец, два руководителя НКВД СССР, В.Н. Меркулов и В.С. Абакумов, представили в ГКО на имя И.В. Сталина для утверждения проекты Постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР об организации Главного управления контрразведки СМЕРШ Наркомата обороны, Управления контрразведки СМЕРШ Наркомата Военно-Морского Флота и Отдела контрразведки СМЕРШ Наркомата внутренних дел СССР, а также Положения о ГУКР СМЕРШ НКО СССР и его органах на местах. Причем СМЕРШ в первом из названных проектов расшифровывался как «Смерть шпионам!»

Относительно нового названия органов военной контрразведки ветеран особых отделов Сергей Захарович Остряков, выступления которого автору неоднократно довелось слушать, в книге «Военные чекисты», опубликованной в 1979 году, расскзал следующее:

«Руководители фронтовых особых отделов вспоминают, что на совещании у Сталина, где обсуждался проект решения о передаче армейских чекистских органов в систему НКО, встал вопрос о их наименовании. Предложения были разные. Большинство склонялись к тому, чтобы это наименование сделать максимально кратким и составить его изначальных букв широко известного тогда лозунга – «Смерть немецким шпионам!»

Получилось что-то вроде СМЕРНЕШ.

В заключении Сталин заметил:

– А почему, собственно говоря, речь должна идти только о немецких шпионах? Разве разведки других стран не работают против нашей армии? Давайте назовем – «Смерть шпионам», а сокращенно – «Смерш»…

«Смерть шпионам!» – так начиналось подписанное Лениным и Дзержинским в мае 1919 года обращение ко всем трудящимся советской страны, призывавшее в те грозные годы к максимальной бдительности в борьбе с врагами социалистического государства. И было что-то символичное в том, что почти четверть века и тоже в грозную военную годину эти же слова закладывались в название органов, призванных обеспечивать государственную безопасность в советских войсках, ведущих смертный бой с захватчиками.

Наименование СМЕРШ подчеркивало, что во главу всех задач военной контрразведки ставится бескомпромиссная борьба с подрывной деятельностью иностранных разведслужб против сражающейся Красной армии».

Вообще, это высказывание ветерана наиболее правдоподобное и, по всей вероятности, соответствует действительности. СМЕРШ и другие варианты названия военной контрразведки, видимо, действительно взяты из воззвания периода Гражданской войны – «Берегитесь шпионов!», которое начиналось с призыва «Смерть шпионам!»

Эта идея, скорее всего, родилась в недрах ведомства и была одобрена И.В. Сталиным.

18 и 19 апреля он принимает Берию, Меркулова и Абакумова, и вопрос о создании нового органа военной контрразведки был окончательно согласован.

19 апреля 1943 года проект постановления СНК (третий вариант), отработанный в НКВД и согласованный с Верховным Главнокомандующим, был подписан уже без исправлений, за исключением того, что И.В. Сталин утвердил его как глава правительства, а не представитель ГКО.

Согласно постановлению Совнаркома за № 415–138 сс, из ведения НКВД СССР были изъяты Управление особых отделов, в том числе и Морской отдел данного подразделения, на базе которых образовались Главное управление контрразведки (ГУКР) СМЕРШ НКО и Управление контрразведки СМЕРШ НК ВМФ. Одновременно в системе НКВД СССР на базе 6 отдела Управления особых отделов был организован Отдел контрразведки СМЕРШ НКВД СССР, который обеспечивал безопасность учреждений и войск Наркомата внутренних дел.

Контрразведка СМЕРШ НКО СССР, по сути, решала те же задачи, что и бывшее У00 НКВД СССР. Они были конкретизированы в соответствующих пунктах постановления:

– борьба со шпионской, диверсионной, террористической и иной деятельностью иностранных разведок в частях и учреждениях Красной армии;

– принятие через командование необходимых оперативных и иных мер «к созданию на фронтах условий, исключающих возможность безнаказанного прохода агентуры противника через линию фронта с тем, чтобы сделать линию фронта непроницаемой для шпионских и антисоветских элементов»;

– борьба с предательством и изменой Родине в частях и учреждениях армии, с дезертирством и членовредительством на фронтах, проверка военнослужащих и других лиц, бывших в плену и окружении противника, а также «выполнение специальных заданий народного комиссара обороны»;

Специальным пунктом постановления было отмечено, что органы СМЕРШ освобождаются от выполнения других, кроме изложенных выше, задач.

Этим же актом повышался статус начальника ГУКР СМЕРШ НКО. Он объявлялся заместителем наркома обороны, т. е. И.В. Сталина, и подчинялся, как было записано, «непосредственно ему».

Заместителем народного комиссара обороны и начальником Главного управления контрразведки СМЕРШ НКО СССР был назначен В.С. Абакумов. Он и его заместители по СМЕРШу П.Я. Мешик, Н.Н. Селивановский и И.Я. Бабич в связи с новыми назначениями освобождались от своих прежних постов в центральном аппарате НКВД и в особых отделах фронтов.

27 апреля 1943 года Народным комиссаром обороны СССР И.В. Сталиным утверждается структура Главного управления контрразведки СМЕРШ.

СМЕРШ на полях сражений

Генерал-майор П.И. Ивашутин принял дела начальника Управления КР СМЕРШ Юго-Западного фронта 29 апреля 1943 года у генерал-майора П.В. Зеленина, переведенного на другую работу. Новый начальник военной контрразведки понимал, что фронтовой коллектив армейских чекистов обладает огромнейшим опытом. Его оперативный состав первым принял на себя не только коварные удары Абвера и РСХА – службы безопасности Третьего рейха, но наравне с войсками участвовал в горячих боях и сражениях на Украине сразу же после вероломного нападения гитлеровской Германии на Советский Союз.

Авторитетно также было подразделение фронта, занимающееся заброской в различные немецко-фашистские разведывательные школы и центры своей агентуры.

В середине 1943 года на счету начальника Управления контрразведки СМЕРШ Юго-Западного фронта Петра Ивановича Ивашутина уже было несколько десятков острых оперативных операций и комбинаций. Военная контрразведка так же, как и армия перехватывала стратегическую инициативу у противника и работала более активно, чем это было в первые месяцы войны.

Петр Иванович с первых дней войны верил в благоприятный исход войны с немцами. Он не раз говорил своим подчиненным:

«Вера в победу – это половина сделанного дела.

А что касается Третьего рейха скажу: одной державе, даже самой мощной, самой великой, подчинить себе весь мир также невозможно, как невозможно остановить воду, внезапно прорвавшую плотину».

Эту уверенность он пронес через всю войну и последующую службу в органах госбезопасности и военной разведки.

В АБВЕРГРУППЕ-102

А завязка этой истории, полной героизма и драматизма, лежала в начале войны. Осенью 1941 года броневым клиньям немецких групп армий «Центр» и «Юг» удалось сомкнуть кольцо окружения советских войск на Киевском направлении и охватить 21-ю, 5-ю и 37-ю армии Юго-Западного фронта.

Больше недели советские войска вели кровопролитные бои в окружении, а затем, разбившись на многочисленные отряды и группы, стали выходить из окружения. Среди солдат и офицеров, запертых во вражеском котле, оказался и начальник склада горюче-смазочных материалов (ГСМ) 5-й армии 28-летний техник-интендант 1 – го ранга Петр Иванович Прядко.

Два с половиной месяца он с боями выходил из окружения. Наконец, 27 ноября 1941 года ему удалось перейти линию фронта в полосе боевых действий нашей 6-й армии.

Как положено, «окруженец» Прядко сразу же попал к «особистам» – в Особый отдел НКВД, где армейские контрразведчики проверили подлинность его документов, выяснили обстоятельства, при которых он попал в окружение.

В ходе беседы оперативный работник Особого отдела лейтенант госбезопасности Макеев обратил на высокое интеллектуальное развитие интенданта, хорошую память, крепкое здоровье и к тому же незаконченное высшее образование.

Макеев доложил все материалы своему начальнику отдела – капитану госбезопасности П.А. Рязанцеву. Офицеры решили предложить Прядко вновь отправиться через линию фронта, теперь уже в качестве зафронтового агента. Петр Иванович, немного поразмыслив, дал принципиальное согласие продолжить негласную борьбу с немцами. В целях конспирации Прядко был присвоен псевдоним «Гальченко», которым он должен был подписывать все свои сообщения, посылаемые из стана врага.

По заданию армейских чекистов он должен был внедриться в Абвергруппу-102 при штабе 17-й пехотной армии вермахта, которая противостояла 6-й армии Юго-Западного фронта, с целью получения сведений об этом разведоргане и дезорганизации его работы.

Абвергруппа-102 занималась вербовкой своей агентуры в лагерях советских военнопленных, расположенных в Донецкой, Ростовской, Харьковской областях и Краснодарском крае. При группе существовали специальные курсы по подготовке разведчиков, диверсантов и радистов для последующей заброски в тыл Красной армии.

Наряду с обучением обычной агентуры специалисты из Абвера готовили также резидентов, главным образом из числа местных жителей, предназначавшихся для длительной работы на советской территории.

С Петром Ивановичем Прядко была быстро проведена инструктивная работа, и в ночь с 14 на 15 января 1942 года его переправили через линию фронта с легендой дезертира-перебежчика.

После задержания немцами он был направлен на сборнопересылочный пункт при одном из лагерей советских военнопленных в городе Славянске. Там его и «сосватали» гитлеровские вербовщики, предложив поработать на величие Третьего рейха. Прядко, согласно инструкции, несколько поколебавшись, наконец-то дал согласие в оказании негласной помощи абверовцам, в том числе и относительно его заброски в тыл Красной армии.

Немцы спешили. Им понадобилось две недели на обучение нового агента. И уже в ночь с 25 на 26 января Петр Прядко под псевдонимом «Петр Петренко» оказался на советской территории. В Особом отделе 6-й армии он сообщил ценные сведения, которые ему стали известны относительно Абвер-группы-102, а также о двенадцати агентах, готовящихся к заброске в тыл Юго-Западного фронта.

Через два с половиной месяца Прядко с «торбой» дезинформации в ночь с 14 на 15 апреля 1942 года был вновь переброшен на немецкую сторону. Но опять его пребывание в немецком разведоргане оказалось кратковременным. Накануне крупномасштабного наступления под Харьковом вермахт срочно нуждался в свежей информации. Агента Абвера «Петра Петренко» вновь перебрасывают на советскую территорию. На этот раз Прядко помог военным контрразведчикам 6-й армии задержать четырех немецких шпионов и сообщил установочные данные еще на четырнадцать агентов, готовящихся к переброске через линию фронта.

Удивительный это был человек – его одинаково высоко ценили немецкие абверовцы и советские чекисты.

В личном деле агента «Гальченко» есть характеристика, которую подготовил оперработник, который курировал его работу. Вот выдержка из характеристики:

«По своим качествам – исключительно толковый работник, грамотный, сообразительный, быстро и хорошо ориентирующийся в боевой обстановке.

К заданиям относится серьезно и выполняет их точно, в соответствии с нашими указаниями».

К весне 1942 года фашисты, нарастив силы, решили контратаковать войска Юго-Западного фронта. В качестве наших планов Б.М. Шапошников предложил:

«Учитывая численное превосходство противника и отсутствие второго фронта в Европе, на ближайшее время ограничится активной обороной».

Это было единственно правильное решение. Тем не менее, С.К. Тимошенко, выступив в поддержку предложенного им плана, заявил:

«Войска направления сейчас в состоянии и, безусловно, должны нанести немцам на Юго-Западном направлении упреждающий удар и расстроить их наступательные планы, в противном случае повторится то, что было в начале войны».

И повторилось, но теперь сценаристами были Тимошенко и Хрущев. Во второй половине мая 1942 года, после мощных ударов вермахта в районе Белгорода и Харькова, значительные силы Юго-Западного фронта оказались во вражеском котле. Гитлеровская военная машина перемалывала тысячами ежедневно наши войска. В ожесточенных боях с фашистами погиб почти весь коллектив Особого отдела 6-й армии во главе капитаном госбезопасности Павлом Андреевичем Рязанцевым, который как уже упоминалось выше, был инициатором заброски в Абвергруппу -102 зафронтового агента «Гальченко» – Петра Ивановича Прядко.

Это была настоящая катастрофа, которая по своим масштабам намного превзошла катастрофу германской армии под Сталинградом. В Сталинграде было пленено чуть более 90 тысяч немцев, в Харьковской операции – 230 тысяч советских солдат и офицеров. Окруженные немецкие войска под Сталинградом, в зимних условиях, продержались 70 дней, наши под Харьковом в летний период – 7 дней.

«Что делать? – размышлял Петр. – Пробиваться к своим? Но это дело ненадежное и довольно-таки опасное. В создавшейся обстановке остался только один вариант – надо идти снова к немцам».

Он так и поступил – «сдался» в плен. Немцам он назвал пароль и тут же был доставлен в «родную» Абвергруппу-102. На допросе у начальника группы подполковника Пауля фон Гопф-Гойера Прядко поведал фашисту самостоятельно разработанную легенду о своих «злоключениях» в тылу. Немец был доволен «собранной» информацией агента.

«Вы настоящий маладец, – восхитился искренне абверовец, обратившись к нему на ломанном русском языке, – вы так карашо всех обманули и принесли еще кучу ошень важных – тайных – сведений. О вашей работе надо рассказать всем, всем слушателям школы и это для них будет учительно. Если бы все были такими, как вы, это было бы ошень карашо. Пока отдыхайте, мой друг. Я распоражусь, чтобы вам дали многа-многа денег, папирос и водка».

После трех ходок в советский тыл и возвращения абверовец посчитал его хорошо проверенным негласным сотрудником и поручил ему крайне ответственную работу – изготовление так называемых документов «прикрытия» для забрасываемой агентуры.

Для работы ему определили отдельное помещение.

Приступив к работе, Прядко обнаружил за собой постоянное плотное негласное наблюдение со стороны начальника канцелярии Валерия Шевченко, непосредственно занимающегося переброской агентуры. Надо было каким-то способом нейтрализовать предателя. Наш разведчик под впечатлением слежки так ожесточился, что готов был вскрикнуть – добей его! Так кричали когда-то римляне – «pollice verso!» – в Колизее с условным знаком повернутого вниз большого пальца. Добей его или он добьет тебя – стучало в висках.

Повод нашелся – Шевченко злоупотреблял спиртным. Однажды набравшись, как говрится, до чертиков, он уснул и оставил без присмотра портфель с секретными документами. Прядко похитил его, документы выпотрошил возле туалета и штаба группы. В результате – Шевченко арестовали, провели быстро расследование и на второй день расстреляли.

«Работу в абверовской канцелярии, – как отмечалось в альманахе «СМЕРШ – 60», – Прядко использовал для пользы дела. При изготовлении фиктивных документов он умышленно допускал мелкие неточности, которые в последствии дали бы возможность советской контрразведке быстро выявить и обезвредить вражеского агента.

Эта хитрость чуть было не стоила ему жизни. Проверяя документы у подготовленных к заброске агентов, заместитель начальника абвергруппы, бывший петлюровский офицер Петр Самутин, обратил внимание на допущенные в них ошибки. Прядко тут же арестовало гестапо. Он находился на шаг от расстрела. Однако сыграв на следствии «под дурачка», Прядко заявил, что неточности были сделаны им случайно из-за спешки в работе и неразборчиво написанных образцов.

Приняв во внимание прошлые «заслуги» удачливого агента «Петра Петренко», ему поверили, освободили из-под стражи и оставили в группе.

К октябрю 1942 года Прядко собрал значительное количество сведений о дислокации немецких войск и абверовской агентуре, подготовленной к засылке в тыл Юго-Западного фронта. Учитывая недавний арест и возможные подозрения к нему со стороны немцев, Прядко решает возвратиться к своим. На случай задержания в прифронтовой полосе находчивый разведчик придумал очередную хитрость. Он изъял из портфеля сотрудника абвергруппы Романа Лысого деньги, которые он должен был везти на передовую для вручения группе агентов.

Когда при попытке перейти линию фронта в районе станицы Кабардинская Прядко был задержан германскими солдатами, то причину своего пребывания на передовой он объяснил необходимостью доставки денег, забытых его сослуживцем. Лысый же, обнаружив отсутствие в портфеле денег, подтвердил правильность объяснений Прядко и даже поблагодарил его за добросовестную службу. В результате этого позиции разведчика «Гальченко» в абвергруппе еще более упрочились. Оставив на время мысль о возвращении к своим, Петр Иванович решил осуществить акцию по компрометации другого пособника оккупантов Романа Лысого как ярого украинского националиста, Прядко подложил в его папку со служебными документами несколько листовок ОУН*, в которых содержались нападки как на «москалей», так и на немцев. Когда папка понадобилась тогдашнему начальника Абвергруппы-102 капитану Мартину Руделю, то среди прочих бумаг он обнаружил и националистические листовки.

Вскоре Роман Лысый был изгнан из разведоргана, а его работа оказалась временно парализована.

В конце 1942 года абвергруппу возглавил новый начальник капитан Карл Гесс, зарекомендовавший себя как отпетый пьяница и распутник. Ослабление бдительности и дисциплины в группе «Гальченко» ловко использовал в своих интересах, причем довольно простым способом. В одну из темных ноябрьских ночей Прядко и привлеченный им для подпольной работы шофер группы Василий Матвиенко крупными буквами написали на стене здания, в котором размещалась абвергруппа, следующую фразу:

«Здесь живут шпионы во главе с Гэссом и прочими бандитами. Вам не уйти от заслуженной нары!»

Утром надпись была обнаружена. Немцы решили, что это дело рук местных партизан. Командованию пришлось принимать срочные меры по локализации последствий расконспирации местонахождения армейского разведоргана.

В результате все агенты, проходившие в то время подготовку в абвергруппе, были возвращены в лагеря военнопленных. Многим официальным сотрудникам пришлось срочно менять псевдонимы, а Карл Гесс был отстранен от должности начальника.

Войдя во вкус, Прядко вскоре удалось «подставить» еще одного опытного сотрудника абверкоманды фельдфебеля Аппельта, выполнявшего функции казначея и писаря. Воспользовавшись тем, что Аппельт ушел из дома, не закрыв квартиру, Прядко похитил из его портфеля секретные документы со списками агентуры и две тысячи рейхсмарок.

За утрату важных документов немца тот час же отправили для расследования инцидента в Варшаву, в штаб «Вали», а обучавшихся агентов вновь вернули в лагерь военнопленных.

Лишенный связи с советской военной контрразведкой, Прядко периодически предпринимал попытки сообщить своим о том, что он жив, здоров и продолжает выполнять поставленные перед ним задачи.

Для этой цели он подбирал надежных людей из числа местных жителей, которым оставлял записки для последующей их передачи в Особый отдел НКВД с наступающей Красной армией.

Так, в конце 1942-го и в начале 1943 годов подобные записки были оставлены им у патриотически настроенных жителей Ростова-на-Дону и Краснодара.

«Добрый день, дорогие! – писал Прядко в одной из них. – Очень жалею, что не имею возможности быть сейчас с вами – обстоятельства не позволяют. Ну скоро обязательно буду. О ваших беспокойствах мне хорошо известно. Думаю, вы понимаете, что не от меня все зависит. Передать необходимое сейчас не могу».

Весной 1943 года, когда Абвергруппа-1 02 располагалась в здании школы села Вороновицы Винницкой области, у «Гальченко» созрел дерзкий план ее уничтожения путем поджога. Через Матвиенко он привлек другого шофера группы Ивана и механика электростанции Николая.

Однако Николай выдал немцам Матвиенко и Ивана. О Прядко как об организаторе акции он, к счастью, не знал. Арестованные шоферы не выдали Прядко и тут же были расстреляны.

К осени 1943 года прошло уже почти полтора года как «Гальченко» находился в Абвергруппе-102. Практически все это время он не имел связи с особым отделом, а информации для советской военной контрразведки у него накопилось достаточно. Прядко твердо решил любой ценой пробраться к своим, навстречу наступающей Красной армии.

В сентябре он попросил у начальства отпуск якобы для эвакуации семьи, проживающей на Полтавщине. «Ветерану» группы немцы пошли навстречу, его просьба была удовлетворена».

* * *

И вот 25 сентября 1943 года он покинул расположение школы в Винницкой области. Пересидев некоторое время в кукурузном поле и дождавшись прихода наших войск, явился в один из отделов контрразведки СМЕРШ. После непродолжительной беседы с армейскими чекистами агента «Гальченко» направили в Управление ВНР СМЕРШ Центрального фронта. Там его встретили с удивлением и радостью.

– Здравствуй, дорогой, – протянул Прядко крепкую в рукопожатии руку крупного телосложения генерал-майор.

– Здравствуйте, – переминаясь с ноги на ногу смущенно ответил зафронтовой разведчик, ставший героем.

– Петр Иванович, моя фамилия Вадис Александр Анатольевич. Я начальник военной контрразведки фронта. – Наслышан о ваших подвигах. Теперь надо отдохнуть?

– Какой отдых, товарищ генерал, надо добивать зверя, – осмелевшим голосом ответил Прядко.

– Что ж, приятно слышать такой ответ, но мы вас уже не выпустим в Абверкоманду, опасно, – утверждающе заметил Вадис.

Итоги самоотверженной работы «Гальченко» за линией фронта впечатляющие. Военная контрразведка получила подробные установочные данные на 24 официальных сотрудника Абвергруппы-102, на 101 вражеского агента, причем на 33 ему удалось добыть фотографии.

Об этих данных, полученных от Прядко, А.А. Вадис информировал начальника УКР СМЕРШ Юго-Западного фронта генерал-майора Петра Ивановича Ивашутина, потому что военная контрразведка 6-й армии, переправившая его через линию фронта для внедрения в подразделение Абвера, подчинялась ему. Он гордился подвигом человека-легенды, которого воспитали в коллективе его управления.

Ивашутин руководил военной контрразведкой Юго-Западного, а потом 3-го Украинского фронтов с 1943 года и до конца войны. 6-я общевойсковая армия входила в состав 3-го Украинского фронта.

В Москву полетела срочная шифровка:

Совершенно секретно

Заместителю Наркома обороны Союза ССР – нач. Главного управления контрразведки СМЕРШ комиссару государственной безопасности 2 ранга товарищу Абакумову.

Спецсообщение по агентурному делу «ЗЮД» о возвращении из тыла противника зафронтового агента Гальченко

17 мая 1943 года в расположение Отдела СМЕРШ по 57-му стрелковому корпусу после выполнения специального разведывательного задания в Аабвергруппе-102 возвратился зафронтовой агент Гальченко.

По заданию 00 НКВД 6-й армии в январе 1942 года он был послан в тыл противника с целью внедрения в немецкий разведорган.

Выполнив это задание, Гальченко в начале февраля возвратился из тыла противника, будучи завербованным немецкой разведкой в г. Славянске.

Вторично, с соответствующим дезинформационным материалом, Гальченко был заслан в тыл противника 14 апреля 1942 года и возвратился обратно 17 мая 1943 года.

Из тыла противника Гальченко вернулся с двумя немецкими шпионами – Чумаченко и Погребинским. Кроме того, он доставил материалы на 18 официальных сотрудников, 101 агента и 33 фотографии из личных дел, а также образцы бланков и печатей разведывательно-диверсионного органа Абвергруппы-102.

Особого внимания заслуживает его информация о возможных планах фашистского военного командования начать летом с.г. наступление на Еурском направлении.

Добытые агентом Гальченко разведывательные материалы и его отчет о проделанной работе направлены в ваш адрес установленным порядком.

Начальник Управления контрразведки СМЕРШ

Центрального фронта

генерал-майор (Вадис)

18 мая 1943 года

№ 2/8767

исп. 2-е отделение».

Об успешном выполнении зафронтовым агентом «Гальченко» задания военной контрразведки начальник ГУКР СМЕРШ НКО СССР комиссар государственной безопасности 2-го ранга В.С. Абакумов докладывал лично Верховному Главнокомандующему И.В. Сталину.

За проявленное мужество и героизм в тылу противника Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 июня 1944 года Петр Иванович Прядко был награжден орденом Красного Знамени.

Использовать в дальнейшее его за линией фронта было опасно, поэтому он вернулся в войска на знакомую должность начальника склада ГСМ. День Победы встретил со своей частью в польском городе Щецине.

До 1960 года Прядко служил в частях Советской армии, а после увольнения в запас работал на различных предприятиях Ростова-на-Дону.

В июне 1996 года Директором ФСБ России 82-летнему ветерану Петру Ивановичу Прядко было присвоено звание «Почетный сотрудник контрразведки» и вручен соответствующий нагрудный знак, обладателями которого становятся лишь самые достойные из профессионалов отечественной службы.

ПОИСК НЕЛЕГАЛОВ

В апреле 1944 года в Одессе активно действовала группа наших агентов-нелегалов, внедрившихся в одну из школ Аб-верштелле по линии армейской контрразведки еще в начале войны. Во время боев за город с разведчиками, естественно, была потеряна связь – ее нужно было как можно скорее восстановить, потому что несмотря на то, что война заканчивалась, противник был еще силен, и во избежании дополнительных потерь нужно было знать о планах гитлеровцев по передислокации их частей и подразделений на новые рубежи. Обладание такой информацией позволяло нашему командованию более прицельно наносить удары по противнику нашей артиллерией и авиацией. Для летчиков-бомбардировщиков знание позиций противника – полдела в успехе при бомбометании.

Того требовала оперативная обстановка. По замыслу руководства советской военной разведки фронта эти нелегалы из разведывательно-диверсионной группы (РДГ) должны были отступать вместе с немцами для того, чтобы продолжить свою работу на территории Румынии, Венгрии и Германии. Они нуждались в новых условиях связи с Центром, деньгах и новых шифрах. Нужно было срочно направить связника.

П.И. Ивашутин по договоренности с начальником разведывательного отдела фронта генералом А.С. Роговым (Александр Семенович Рогов в начале шестидесятых станет первым заместителем начальника ГРУ и, к сожалению, «погорит» из-за предательства шпиона – полковника Пеньковского – Авт.) вместе отобрали четырех лучших военных разведчиков во главе со старшим лейтенантом Иваном Трегубенко.

Петр Иванович их тщательно проинструктировал и поставил конкретное задание: пробраться в Одессу еще до того, как город будет освобожден советскими войсками. А то, что Одесса будет скоро очищена от немецких войск, никто не сомневался. Прекрасно понимали это и фашисты, которые с удвоенной энергией и утроенной осторожностью проводили свои последние фронтовые операции.

– Ваша задача, товарищи, по тем данным, которые вам вручены, необходимо конспиративно выйти на указанных наших граждан, не привлекая внимания посторонних лиц. Немцы сейчас напуганы, поэтому максимально осторожны, так сказать, блюдут бдительность, – инструктировал Петр Иванович военных разведчиков. – В случае задержания – примите решение на месте, так сказать, по обстановке. Но ни в коем случае нельзя, чтобы в руки Абвера попали наши шифры и коды. Освобождаться от компрометирующих вас документов и других секретных материалов надо будет вплоть до подрыва их гранатой. Специалисты вам расскажут, как это лучше сделать.

– Товарищ генерал, мы не допустим такого, чтоб с гостинцами для друзей нас сцапали оккупанты, – южно-русским говорком с типичным «гаканьем» попробовал отшутиться Иван Трегубенко. – Такой радости мы им не предоставим. Живым фашистам не дадимся, и секретов они не получат. Мы их вместе с собой на тот свет заберем, а там еще раз придушим.

– Не надо, товарищ Трегубенко, упрощать задачу, как и не надо ее боятся, – ответил Ивашутин. – Все вы хорошо подготовлены и прекрасно вооружены. Метко стреляете, владеете в совершенстве ходовыми иностранными языками – немецким и румынским. Опыта и смелости вам тоже не занимать. А предупредить – это почти то же самое, что и вооружить. В жизни, как в шахматах, побеждает предусмотрительность, а скромная предусмотрительность лучше безрассудного риска. Предосторожность проста, а раскаяние многосложно. Так что только с этими мыслями и в дорогу…

Петр Иванович поднялся из-за стола, похлопал старшего лейтенанта Ивана Трегубенко по плечу и каждому из разведчиков пожал руку.

– Удачи вам, невидимая гвардия! – улыбнулся Ивашутин.

* * *

Легенда, разработанная начальником управления контрразведки СМЕРШ, была такова:

Трегубенко должен был играть роль пленного советского офицера, двое других разведчиков – эсесовцев, а четвертый – румынского жандарма. Соответствующие форма, удостоверения личности и знания необходимых языков у них имелись.

В ночь с 8 на 9 апреля разведгруппа благополучно перешла линию фронта через приготовленное «окно», и оказалась в оккупированном городе. В условиях хаоса и неразберихи, созданных в ходе эвакуации Одессы, а подчас и панического бегства администрации города и командования гарнизона с подразделениями вражеских спецслужб, советские разведчики все-таки вышли на нелегалов. На явочной квартире Трегубенко передал нашему резиденту дальнейшие условия по связи, деньги, а также шифры для засекречивания собранной информации.

После этого военные разведчики также грамотно организовали свое возвращение в штаб фронта. Да к тому же еще «прихватили» с собой и говорливого «языка» – пехотного германского гауптмана (капитана). Сначала подумали, что пьяного обнаружили на окраине Одессы, а он оказался элементарным наркоманом, наглотавшимся первитина сверх нормы.

Как пояснил доставленный в разведывательный отдел Ганс Штрюб (так он значился по документам), солдатам и офицерам вермахта начали давать «бодрящие таблетки» еще в ходе польской кампании. Так, с его слов танкисты во время многокилометровых маршей, пилоты бомбардировщиков, экипажи подводных лодок, медперсонал, офицеры в штаб-квартире фюрера – все получали этот наркотический препарат.

А еще он заметил, что многие его друзья долдонят под кайфом одну и ту же бодрящую фразу: «Наслаждайся войной, потому что мир будет ужасен».

Употребление первитина было по сути альтернативой нашим «фронтовым ста граммам». Но наркотик есть наркотик, к нему человеческий организм быстро привыкает. Врачи уже тогда предупреждали руководство вермахта, что при его регулярном употреблении период восстановления организма становится все длиннее, а действие наркотика все слабее. Это непроизвольно приводило к увеличению дозы и развалу психического состояния личности вплоть до потери сознания и летальных исходов.

Уже к середине войны среди гетлеровского воинства участились случаи суицида. Но для фюрера проблема «износа человеческого материала» не представляла особого интереса, особенно на заключительной фазе войны. Ему нужны были «полешки» для германо-советского костра.

Советское военное командование к тому периоду располагало данными об этом препарате, Ганс только подтвердил факт поголовного использования этой бодрящей заразы.

В директиве верховного командования вермахта от 1944 года говорилось:

«Возможные осложнения от применения препаратов и даже потери не должны беспокоить совесть медиков. Ситуация на фронте требует от нас полной отдачи…

Большое впечатление препарат производит из-за значительного уменьшения потребности во сне… Первитин помогает солдатам долго выдерживать напряжение в особых условиях и поднимает настроение в любой ситуации…»

В Германии вся гитлеровская верхушка в буквальном смысле слова «жрала» так называемые «стимуляторы». Геббельс сидел на уколах морфия, Геринг – на кокаине, Гитлер – на первитине, стрихнине, белладонне, Скорцени и его боевики – на наркококтейле. Всем этим хозяйством занимались лечащий врач, доктор-профессор Морель и профессор фармакологии Герхард Орчеховски.

Военнопленный Ганс Штрюбе рассказал, что проблема «таблеток для бодрости» в немецкой армии уходит корнями в историю еще франко-прусской войны 1870–1871 годов. Эта победа принесла Германии настоящую эпидемию. Так, многие вернувшиеся с войны солдаты и офицеры оказались больны… морфинизмом. Расследование показало, что инъекции морфия во время войны должны были не только утолять боль раненым, но и «помочь переносить тяготы походов» солдат и офицеров, находящихся в строю.

После боевых действий и длительных маршей на ночных стоянках и привалах, чтобы выспаться, германское воинство активно кололо себя новомодным тогда средством от всех болезней – морфием. Вообще история войн и история наркотиков переплетались самым тесным образом. Причина становилась следствием, а следствие – причиной.

Несмотря на создаваемый геббельсовской пропагандистской машиной образ арийского солдата, здорового и сильного духом, наркотики стали одним из ключевых факторов фашистской храбрости.

Синтезированный немецкими химиками первитин поначалу казался волшебным средством. Однако со временем принимающие его солдаты становились нервными, психически неустойчивыми, постоянно впадали в депрессии и на этом фоне совершали разного рода правонарушения.

После тщательного допроса военнопленного генералами П.И. Ивашутиным и А.С. Роговым, были получены интересные материалы о силах и средствах противостоящей военной группировке вермахта, планах, вооружении и концентрации танковых соединений, арсеналах, запасных позициях. О результатах допроса фашистского офицера информировался командующий фронтом Толбухин.

Ушла шифровка и в Москву в адрес начальника ГУКР СМЕРШ НКО СССР генерал-лейтенанта Виктора Семеновича Абакумова.

С отважными разведчиками сразу же встретился П.И. Ивашутин и от имени командования поблагодарил за смелость и находчивость в ходе проведенной острой и важной операции.

Начальник фронтовой разведки генерал А.С. Рогов представил этих разведчиков к правительственным наград�

© Терещенко А., 2022

© ООО «Издательство «Аргументы Недели», 2022

* Организации, запрещенные в РФ.[1]

Предисловие

Кто такие чекисты, что такое госбезопасность и КГБ с их героями и антигероями знали и знают в нашей стране многие. А вот интересных публикаций о военной разведке, ее работе в войну, не говоря уже о периоде «холодной войны» и громоподобной по звучанию аббревиатуре «ГРУ», практически не встречалось в открытой печати. Поэтому всех героев-разведчиков большинство отечественных обывателей записывало в актив ВЧК, ГПУ, ОГПУ, НКВД, НКГБ и КГБ СССР.

Наши граждане до недавнего времени считали, что деятельность разведчиков и агентов, появившихся на книжных и газетно-журнальных страницах – Е.С. Березняка, Рихарда Зорге, участников «Красной капеллы», X. и Л. Шульце-Бойзенов, А. и М. Харнаков, г. Копи, К. Шумахера, А. Кукхофа, К. Беренса, А. Хесслера, А. Гуревича, Ш. Радо, 0. Пюнтера, А. Шнеэ, Р. Ресслера, Х.Л. Марлея, М. Арцишевского, А. Адамса, Б. и И. Вукеличей, М. и А. Клаузенов, М. Штерна, Л. Маневича, М. и Е. Мукасей, Ж. Креме, А. Лабарта, Ф. Вольфа, И. Зимбера, Д. Унера, С. Берлинга, Жан-Луи Жанмера и многих других – относится исключительно к разведке органов госбезопасности, тогда как они работали под непосредственным руководством сотрудников военной разведки и вместе с ними.

Военная разведка – старшая сестра военной контрразведки. Она родилась 5 ноября, а младшая – 19 декабря все того же тревожного для молодой страны Советов 1918 года.

Несколько коротких слов из истории создания советской военной разведки, ставшей теперь, с 1991 года, российской.

События после революции развивались так быстро, так стремительно, что поиск оптимального решения для создания работоспособного аппарата разведдеятельности в армии к лету 1918 года привел к существованию сразу трех независимых центральных органов военной разведки. Ими были: Военно-статистический отдел Всероссийского главного штаба (Всероглавштаба), разведывательная часть Высшего Военного Совета (ВВС) и разведывательная часть Оперативного отдела (Оперода) Народного комиссариата по военным делам (Наркомвоена). Они не имели общего руководства, отсутствовал и аналитический орган, который обобщал бы получаемую разведывательную информацию.

И вот в июле 1918 года с согласия сотрудников Всероглавштаба и с одобрения Наркомвоена создается межведомственная Комиссия по организации разведывательного и контрразведывательного дела.

Обстановка требовала оперативности и уже 5 июля 1918 года эта комиссия принимает два нормативных акта: «Общее положение о разведывательной и контрразведывательной службе» и «Руководящие соображения по ведению агентурной разведки штабами военных округов».

После образования в сентябре 1918 года единого коллективного органа советской высшей военной власти – Революционного Военного Совета Республики (РВСР), в октябре этого же года из бывшего штаба Высшего Военного Совета и Оперативного отдела Народного комиссариата по военным делам создается Штаб РВСР. В его состав вводится Разведывательный отдел, который возглавил Б.М. Шапошников. В Первую мировую войну он был начальником штаба дивизии, корпуса. Некоторое время работал в штабе 12-й армии. В советское время занимал должность замнаркома обороны – начальник Генерального штаба ВС РККА. Маршал Советского Союза.

Вскоре вместо Штаба РВСР учреждается Полевой Штаб РВСР.

14 октября вышел приказ РВСР № 94. В пункте третьем ГОВОРИЛОСЬ:

«Руководство всеми органами военного контроля и агентурной разведкой сосредоточить в ведении Полевого штаба РВСР».

1 ноября 1918 года заместитель председателя РВСР Эфраим Склянский, главком Иоаким Вацетис и член РВСР Карл-Юлий Данишевский утвердили штат Полевого Штаба РВСР Он был доведен до надлежащих учреждений и должностных лиц секретным приказом РВСР № 197/27 от 5 ноября и приказом по Полевому Штабу РВСР № 46 от 8 ноября. Штатная схема его состояла из шести управлений, в том числе и Регистрационного (Региструпра). Именно это управление стало первым центральным органом военной агентурной разведки Красной армии.

Руководителями военной разведки в разное время были:

Аралов Семен Иванович (июнь-декабрь 1919 г.),

Гусев Сергей Иванович (Драбкин Яков Давидович) -(июнь-декабрь 1919 г.),

Курский Дмитрий Иванович (декабрь 1919 – январь 1920 гг.),

Пятаков Георгий Леонидович (январь-февраль 1920 г.),

Ауссем Владимир Христианович (февраль-октябрь 1920 г.),

Ленцман (Ленцманис) Ян Давыдович (октябрь 1920 – апрель 1921 гг.),

Зейбот Арвид Янович (январь-май 1924 г.).

Берзин Ян Карлович (март 1924 – апрель 1935-го, июль-сентябрь 1937 гг.),

Урицкий Семен Петрович (апрель 1935 – июль 1937 гг.),

Гендин Семен Григорьевич (сентябрь 1937 – ноябрь 1938 гг.),

Орлов Александр Григорьевич (ноябрь 1938 – апрель 1939 гг.),

Проскуров Иван Иосифович (апрель 1939 – июль 1940 гг.),

Голиков Филипп Иванович (июль 1940 – июль 1941 гг.),

Панфилов Алексей Павлович (июль 1941 – февраль 1942 гг.),

Ильичев Иван Иванович (август 1942 – август 1944 гг.),

Кузнецов Федор Федотович (март 1943 – июль 1945 гг.),

Трусов Николай Михайлович (январь 1947 – январь 1949 гг.),

Захаров Матвей Васильевич (январь 1949 – июль 1952 гг.),

Шалин Михаил Алексеевич (июль 1952 – август 1956 гг.),

Штеменко Сергей Матвеевич (август 1956 – сентябрь 1957 гг.),

Серов Иван Александрович (декабрь 1958 – январь 1963 гг.),

Ивашутин Петр Иванович (март 1963 – июль 1987 гг.),

Михайлов Владлен Михайлович (июль 1987 – сентябрь 1991 гг.),

Тимохин Евгений Леонидович (сентябрь 1991 – август 1992 гг.),

Ладыгин Федор Иванович (август 1992 – май 1997 гг.),

Корабельников Валентин Владимирович (май 1997 – июнь 2008 гг.).

Трагические события репрессий конца тридцатых годов не обошли стороной и военную разведку. С начала своеобразной «охоты на ведьм» в стране только по центральному аппарату военной разведки в Москве было репрессировано более трехсот человек, однако точное число арестованных, уволенных, расстрелянных во всей системе разведки РККА неизвестно.

Пятерых начальников, в разное время руководящих Разведывательным управлением, – Я.К. Берзина, С.П. Урицкого, С.Г. Гендина, А.Г. Орлова, И.И. Проскурова – и их заместителей ждала казнь и незаслуженное забвение. Правда, есть к ним и претензии со стороны историков.

Ситуация того опустошительного набега на РУ Генштаба была критической. РККА фактически осталась без разведки – некоторые агентурные сети почти полнотью были ликвидированы, а остальные опустошены и дестабилизированы. И только в 1939 году волна репрессий пошла на убыль и стали восстанавливаться порушенные звенья, в том числе и агентурные, военной разведки.

Нынешнее Главное разведывательное управление (ГРУ) Генерального Штаба ВС РФ является преемником Регистрационного управления по прямой линии. Именно поэтому 5 ноября считается днем рождения советской, а теперь и российской, военной разведки.

Военные разведчики – своего рода элита армии – вписали в историю борьбы за существование страны немало героических страниц в годы Гражданской, Великой Отечественной и «холодной» войн, о которых читатель прочтет в этой книге.

Руководили военной разведки, естественно, в разное время – разные люди. Одни управляли удачно, других сопровождали просчеты, третьи мельком пролетали на этой важной должности, четвертых ждало незаслуженное забвение и даже казнь…

Генерал армии, Герой Советского Союза Петр Иванович Ивашутин останется в памяти потомков патриархом военной разведки. Он достойно руководил ГРУ Генерального Штаба ВС СССР почти четверть века.

Ивашутин прошел первую половину 50-летнего служения Отечеству в органах военной контрразведки СМЕРШ и в послевоенное время дошел до должности первого заместителя председателя КГБ.

Вторую же половину своей службы он посвятил Главному разведывательному управлению – советской военной разведке.

Именно при Ивашутине ГРУ Генерального Штаба ВС СССР приобрело ту мощь и ту силу, которой оно обладало долгие годы.

И еще важно отметить, что никакие «реформы» не смогли, в отличие от разорванного и растащенного по разным углам мощного Штаба Госбезопасности – КГБ, поколебать структуру военной разведки. Это тоже заслуга генерала Ивашутина. Он не позволил недалеким людям из чиновничьего отряда (а такие были в его рядах) развалить ГРУ.

Автор благодарен судьбе, что ему совместно с коллегами по военной контрразведке удалось на протяжении многих лет быть рядом с этим Человеком, обеспечивая безопасность ГРУ от проникновения вражеской агентуры – «кротов» – в его ряды, бороться с проникшими в здоровое тело ГРУ «оборотнями».

Против них мы работали вместе, военные разведчики и контрразведчики. Это тоже можно поставить в заслугу Петру Ивановичу Ивашутину, понимающему, что такое в разведке вражеский агент, и какова в ней роль военной контрразведки.

Думаю, живые воспоминания об этой скромной и героической личности будут интересны читателям всех поколений.

Книга первая

Рыцарь СМЕРШа

Слово о защитнике Отечества

Принижать заслуги ГУКР СМЕРШ несерьезно, думаю, что этого не позволит себе ни один контрразведчик военного времени. ГУКР СМЕРШ сыграло огромную роль в войне. Армия без контрразведки беззащитна…

П.И. Ивашутин

Петр Иванович Ивашутин (настоящая фамилия Ивашутич) не из тех генералов, о которых когда-то говорил Вольтер: генерал, одержавший победу, в глазах публики не совершал вовсе ошибок, так же как разбитый генерал всегда неправ, как бы ни был умен его образ действия.

Талантливый человек талантлив во всем. Главный признак таланта – это когда человек знает, чего он хочет, это дар, над которым властвует человек, и умение попадать в цели, в которые обычные люди попасть не могут.

Наш герой вовсе не из публичных генералов из-за специфичной профессии, а поэтому победы и поражения подобных лиц десятками лет хранятся под замками великих тайн. Однако со всей очевидностью можно сказать, что удержаться почти четверть века на должности руководителя военной разведки мог только такой военачальник, каким был Петр Иванович Ивашутин, у которого, наверное, было больше побед, чем поражений.

Понятно, что разведкой в белых перчатках не занимаются, многие вещи и события, связанные с этой деятельностью, находятся просто за гранью добра и зла. В разведке даже бывают эпизоды, не укладывающиеся не только в рамки морали и нравственности, но даже не соответствующие знаменитой иезуитской формулировке «цель оправдывает средства».

П.И. Ивашутин, наверное, единственный человек, который очеловечил себя поступками, поведением и жизнью как в органах госбезопасности, так и в военной разведке. Многие подчиненные на него хотели равняться.

Что же подвигло автора взять авторучку? Прежде всего, мысль о том, что со временем улетучиваются всякие воспоминания, память изнашивается с годами и то, что он знал о своем герое, персонаже, может никто никогда не узнать. Однако нельзя замалчивать того, что связано с понятиями верности долгу и красоты поступков людей большого полета, каким был П.И. Ивашутин. Ибо однажды эти данные, которые сохраняются лишь в головах немногих, будут навсегда утрачены, словно увядший лист на свалке удивительного времени противостояния в годы Великой Отечественной войны и времени «холодной войны».

* * *

Родился наш герой 18 (по ст. 5) сентября 1909 года в Брест-Литовске (сегодня Брест) в Белоруссии. По национальности – белорус. Настоящая фамилия – Ивашутич. Отец был железнодорожником – машинистом паровоза, мать учительствовала в школе. В 1926 году Петр Иванович окончил профтехшколу (техникум) в городе Городня Черниговской области, где впервые столкнулся с рабочей профессией.

Работа слесаря-путейца в Городне была тяжелой – приходилось иметь отношения с рельсами и шпалами, с кайлом и костылями, с жарой и холодом. Часто под проливным дождем или в лютый мороз нужно было быстро заменить рельс, не останавливая график движения. Тут нужны были природные сноровка и сила. О питании, тем более калорийном, можно было только мечтать. Молодой организм требовал подпитки, так как приходилось работать в любую погоду на свежем воздухе, физически уставать и с трудом восстанавливать потерянные за рабочий день калории нехитрым рационом.

Однажды во время срочной замены рельса на одном из железнодорожных перегонов над головами рабочих пронесся двукрылый аэроплан. Самолет почему-то летел очень низко, и во время заложенного крутого виража можно было разглядеть даже голову пилота в кожаном шлемофоне.

– Петя, летчик, видишь летчика? – закричал один из рабочих.

– Вижу, вижу, Коля, – с грустью ответил Ивашутич, позавидовав белой завистью человеку под поблескивающим на солнце плексигласовым лобовым козырьком. И ему тогда самому очень захотелось в небо. Он представил себя в кабине летательного аппарата. Мысль оказалась на долгое время цепкой, приставучей, клейкой, но, как говорится, не во власти человека то, что приходит ему в голову. И все же эти мысли для юноши оказались крыльями души, потому что они исходили из глубины – от горячего сердца. Он стал больным, стал бредить небесами. Рисовал самолеты разных типов, но первым нарисован был, конечно же, «кукуризник», которого он увидел впервые. Рисовал, где только мог – в тетрадях, блокнотах, на газетах. В то же время он понимал, что небесами называется место, которого многие люди стараются избегать. А его с каждым днем все больше и больше тянуло в просторы воздушного океана, чтобы нарушить хотя бы на время полета закон гравитации. Потом он познакомится и с понятием левитации – в магии и среди христианских святых полет человеческого тела, без каких бы то ни было приспособлений и механизмов преодолевшего силу земного притяжения. Он поймет, что без «пламенного мотора» и «стальных крыльев», покрытых перкалью или дюралью, человек не сможет оторваться от земли и парить в небе.

Скоро из Городни семья переехала в город Сновск той же Черниговской области. Юноша с детства любил технику, очевидная прививка отца, паровозного механика – так тогда называли машинистов паровозов. Хотелось учиться дальше, но в Сновске, где жила теперь семья и работал отец, преподавание велось исключительно на украинском языке. Отец, со слов Петра Ивановича, выписывал тогда две самые «правильные», самые «интересные», как он считал, газеты: «Правду» и «Гудок».

Однажды в железнодорожной газете родитель прочел, что в Иваново-Вознесенске сложился хороший коллектив в паровозном депо и им требуются опытные машинисты паровоза со стажем вождения товарных поездов. Переговорил с кадровиками, созвонился с будущим начальством, и вопрос был быстро «по-человечески» улажен.

Вскоре семья переехала в город Иваново-Вознесенск (Иваново). Там Ивашутич поступил на вечерний рабфак и одновременно подал заявление на биржу труда. Пригласили на беседу, стали предлагать разные работы. Но ему они не нравились, а на предложение работы в качестве слесаря второго разряда на машиностроительном заводе № 1 – «Сантехстрой» – все-таки дал согласие. Там и произошло неожиданное изменение фамилии. Дело в том, что временный пропуск выдали на имя Ивашутина… Постоянный – тоже на эту фамилию. Произошла ошибка по вине секретаря. Менять документы не захотел. Пришел домой и заявил отцу:

– Батя, а теперь я не Ивашутич, а Ивашутин.

– ???

– Посмотри на документы, – сын протянул доказательства.

Отец сначала воспринял эту новость с неожиданным изменением фамилии недовольством, а потом махнул рукой, мол, делай, что хочешь – ты уже взрослый.

Так Ивашутич стал Ивашутиным.

В армию призвали юношу уже под фамилией Ивашутина – в 1931 году… В РККА пошел с удовольствием – знал, что там его научат чему-то новому, вольют силу в мускулы, да и с девчатами можно будет свободно общаться. В то время на не служивых, белобилетников девушки смотрели, как на больных, и сторонились их, как прокаженых. Это сегодня все перевернуто с ног на голову. Деловых парней, откосившихся от армии, девушки считают счасливцами и, наверно, денежными. Они прекрасно понимают, что только бабло может положительно решить этот вопрос. А армия снова становиться рабоче-крестьянская. В нее не идут, в армию «эрефии» парней забирают, отлавливают, рекрутируют. В годы молодости Ивашутина этого нравственного паралича не существовало.

В воинской казарме его потянуло в небо еще сильней. Наверное, вспомнился «кукурузник», который пролетел так низко, что крыльями «задел» его сердце.

И вот, наконец, сбывается его мечта – он курсант летного учебного заведения.

В 1933 году Петр Ивашутин успешно заканчивает Сталинградскую военную авиационную школу летчиков. Специализировался на тяжелых самолетах. Летное дело начал с 455-й авиационной бригады Московского военного округа. Службу проходил в 23-й эскадрилье тяжелых бомбардировщиков. Там он от одного из своих учителей узнал истину – небеса означают уединение с Богом, но для того, чтобы чувствовать себя за штурвалом спокойно, надо много работать. И еще воздушный ас – гуру говорил, что если вы твердите, что трудитесь больше, чем все, значит, вы такой, как все. Эти золотые слова, ставшие его жизненным кредо, он помнил всегда, на каких бы постах и должностях не находился.

Летал смело и расчетливо, не потому ли скоро стал кумиром своих товарищей, являясь в течение трех лет, а точнее с 1933-го по 1936 год летчиком-инструктором 107-й авиабригады Московского военного округа? Рано взрослел в своей новой профессии.

Будучи летчиком-инструктором, освоил много типов бомбардировщиков, особенно нравились молодому пилоту машины ТБ-1 и ТБ-2. Вскоре Петр Иванович становится командиром тяжелого четырехмоторного бомбардировщика ТБ-3. А спустя несколько месяцев он – инструктор по летной подготовке. Рос профессионально быстро, потому что любил свое дело, считая, что человек должен быть частью решения, а не частью проблемы.

Однажды, это случилось в 1936 году, во время полета по маршруту Москва – Серпухов отказал один из двигателей. Из кабины пилота было видно, как беспомощны лопасти пропеллера. Жизнь всех семерых членов экипажа зависела от мастерства, выдержки и расчета командира – летчика Ивашутина. И он не подвел товарищей, ставших заложниками чрезвычайного положения, могущего привести к катастрофе. Несмотря на явно нестандартную, а правильнее – аварийную, ситуацию, капитан ВВС хладнокровно посадил на полевой аэродром плохо слушающую пилота машину. Удар пришелся на киль – он выдержал и не позволил перевернуться машине. Таким образом, летчик спас и самолет, и экипаж. Вот уж действительно – мир принадлежит энтузиастам, которые в критических ситуациях способны сохранять спокойствие. Цена свободы, удачи, спасения – вечная бдительность. Скоро слово бдительность он будеть употреблять в несколько другой интерпретации.

* * *

Когда через много лет Ивашутин возглавит ГРУ, корпуса которого стоят на окраине бывшего аэродрома, с которого он не однажды взлетал и чуть было не погиб, генерал скажет:

– Вот концы военной службы и согнулись, сомкнувшись в кольцо; здесь я начал службу, тут, по всей вероятности, и закончу. Другого пути не вижу. Это мое кольцо жизни в службе!

Что ж, пророчества были верными, и они сбылись!

Командование, зная его желание самосовершенствоваться, постигать новые высоты в избранной профессии, предложило способному летчику учиться дальше – он становится слушателем Военно-воздушной академии им. Н.Е. Жуковского. Занятия проходили в аудиториях, на заводах, НИИ, полигонах и аэродромах. В стенах академии он находился всего лишь два года – с 1937-го по 1939 год.

В этот период Ивашутин ознакомился с открытыми материалами, публикуемыми в печати, об антиправительственном заговоре.

11 июня 1937 года дело по обвинению «военной оппозиции» – Маршала Советского Союза Тухачевского, командармов 1-го ранга Уборевича и Якира, командарма 2-го ранга Корка, комкоров Фельдмана, Эйдемана, Примакова, Путны и других – рассматривалось в суде. Их обвинили в шпионаже, измене Родине и подготовке террористических актов. Дело рассматривалось без участия защитников и без права обжаловать.

2 июня 1937 года, за десять дней до суда над Тухачевским и его подельниками, на расширенном заседании Военного совета выступил Сталин с информацией, полученной им от следственной группы. В частности, он сказал:

«Если бы вы прочитали план, как они хотели захватить Кремль…

Начали с малого – с идеологической группки, а потом шли дальше. Вели разговоры такие: вот, ребята, дело какое. ГПУ у нас в руках, Ягода в руках… Кремль у нас в руках, так как Петерсон с нами. Московский округ, Корк тоже с нами. Все у нас. Либо сейчас выдвинуться, либо завтра, когда придем к власти, остаться на бобах. И многие слабые, нестойкие люди думали, что это дело реальное. Черт побери, оно будто бы даже выгодно. Этак прозеваешь, за это время арестуют правительство, захватят московский гарнизон и всякая такая штука – и ты окажешься на мели».

Если говорить о взаимоотношениях Сталина и Тухачевского, то достаточно вспомнить один эпизод, случившийся в 1925 году на квартире у старшего брата Куйбышева. Там на посиделки собрались Фрунзе, Тухачевский и еще несколько человек. Вскоре к ним присоединился и Сталин – вечером зашел. Тухачевский, которому тогда было 32 года, задал тон общей беседе. Он напирал на то, что сотрудничество с немцами не только нежелательно, но даже опасно.

Сталин, решивший поддержать разговор, спросил: «А что плохого, что немцы к нам ездят? Ведь наши люди тоже ездят в Германию».

На что Тухачевский холодно бросил:

– Вы человек сугубо штатский. Вам это понять трудно.

Куйбышев стушевался от такой наглости и попытался перевести разговор в другую плоскость.

Всем бросилось в глаза, что вчерашний юнкер Александровского училища, мягко говоря, повел себя некорректно и невоспитанно. Ведь Сталин был старше его и являлся госудаственным чиновником высокого ранга.

С годами П.И. Ивашутин, знакомясь с более подробными материалами этого процесса, понял, что Сталин во взаимоотношениях с Тухачевским был явно не злопамятным человеком, если, несмотря на подвохи со стороны Михаила Николаевича в 1920-м и 1925 годах, позволил ему дорасти до звания маршала Советского Союза.

Пройдет время, и Петр Иванович удивится высказыванию военачальника в работе «Новые вопросы войны» 1932 года:

«В войне империалистов против СССР рабочие капиталистических стран… будут вступать в ряды нашей Красной армии в целях поддержать и обеспечить ее победу над собственной буржуазией, как и над буржуазией всего мира…

Задача России сейчас должна заключаться в том, чтобы ликвидировать все: отжившее искусство, устаревшие идеи, всю эту старую культуру…

При помощи марксистских формул можно поднять весь мир! С красным знаменем, а не крестом, мы пойдем в Византию. Мы выметем прах европейской цивилизации, запорошившей Россию. Мы вытряхнем ее, как пыльный коврик. А потом встряхнем весь мир!»

Не встряхнули…

А потом П.И. Ивашутин познакомится с высказываниями отдельных исторических личностей по поводу «красного Бонапарта».

Философ Иван Ильин:

«Тухачевский очень честолюбив, фаталистичен, молчалив, кажется, неумен. Может стать центром заговора, но вряд ли справится!»

Князь Касаткин-Ростовский:

«Тухачевский – человек бесконечно самовлюбленный, не считающийся ни с чем, чтобы только дойти до своей цели, достигнуть славы и власти, не считаясь с тем, через чьи трупы она его проведет, не заботясь ни о ком, кроме себя. Типичный авантюрист».

Отзыв сослуживцев:

«Умный, энергичный, твердый, но подлый до последней степени. Ничего святого, кроме своей непосредственной выгоды. Какими средствами достигается эта выгода – безразлично… Ни во что не верит, ему не дорого то, что нам дорого».

Отзыв полковника рейхсвера фон Миттельбергера:

«Тухачевский является коммунистом исключительно по соображениям карьеры. Он может переходить с одной стороны на другую, если это будет отвечать его интересам. В руководстве СССР отдают себе отчет о том, что у него хватит мужества, способности и решительности рискнуть и разорвать с коммунизмом, если в перспективе последующих событий ему это покажется целесообразным».

Отзыв полковника рейхсвера Мельчински:

«Чрезвычайно тщеславный и высокомерный позер, человек, на которого ни в коем случае нельзя было положиться».

* * *

Но вернемся к Ивашутину.

А потом, как для немногих образованных, с широким общекультурным кругозором и без вредных привычек молодых людей последовало сначала негласное изучение кандидата, а затем, после второго курса, прямое предложение сотрудника госбезопасности перейти на работу в органы. Это было не только большим доверием уже достаточно зрелому авиатору, но и стало новой романтической привлекательностью с перспективами интересной, захватывающей борьбы против вражеской агентуры и прочих негласных врагов Отечества, о чем широко писалось в те годы в книгах, журналах и газетах.

Петр Иванович как член партии с девятилетним стажем дал принципиальное согласие попробовать себя в контрразведке. В то время не принято было отказываться от предложений такого грозного органа, каким являлось чекистское ведомство. Госбезопасность тогда была не столько щитом для граждан, сколько карающим мечом для шпионов и врагов народа. Это потом молодой сотрудник органов ГБ разобрался в кровавых делах Ягоды, Ежова и Берии, которые вершились в ходе массовых репрессий, обнаружив немало мнимых недоброжелателей страны среди них. Не все «враги народа» оказывались врагами державы и власти.

Внутреннее неприятие всего того, что происходило вокруг, родилось в его душе еще во время обучения в академии. Надо отметить, что 1939 год был «похмельным» годом власть придержащих, осуждающих кровавые злодеяния наркомов ОГПУ и НКВД – Ягоды и Ежова. Но Ивашутин задал сам себе вопрос: «А где же была вся кремлевская рать, видевшая эти злодеяния и терпевшая их?» Ответ созревал медленно, по мере врастания в государственную систему и общения с более информированными коллегами.

В органах шла активная работа по пересмотру многих уголовных дел незаконно арестованных и осужденных в качестве «врагов народа» советских граждан. Этот процесс тоже подтолкнул Петра Ивановича дать согласие стать в ряды сотрудников контрразведки и таким образом глубже разобраться в происходивших процессах. Он понимал, что несправедливость коснулась не всех. Многие были арестованы и осуждены справедливо – вражеские разведчики, воинствующие троцкисты, убийцы, грабители, разбойники, ворюги, мздоимцы и тому подобный элемент.

Делая первые самостоятельные шаги в органах, он понял, что ему придеться многому учиться, что чекистская практика совсем не ремесло, а искусство, требующее широкодиапазонных знаний. И еще он помнил давний и мудрый завет отца: пока человек учится, он не стареет.

Этому завету он обязан своим профессиональным ростом.

Его послужной список велик и вполне объясним с точки зрения грамотного, умного, авторитетного работника, достойно оцененного вышестоящим руководством:

В органах государственной безопасности он прошел большой оперативный путь. Вехи этой нелегкой служебной дороги были таковы:

– начальник особого отдела 23-го стрелкового корпуса,

– начальник особого отдела 47-й армии,

– заместитель начальника особых отделов НКВД Закавказского военного округа, Крымского и Северо-Кавказского фронтов,

– начальник особого отдела Юго-Западного фронта (с 1943 г. – Управления КР СМЕРШ), 1-го Украинского, 3-го Украинского фронтов,

– начальник УКР СМЕРШ Южной группы войск,

– начальник Управления КР МГБ Группы советских войск в Германии (ГСВГ),

– начальник Управления военной контрразведки Ленинградского военного округа,

– заместитель начальника 3-го Главного управления МГБ СССР,

– министр госбезопасности УССР,

– заместитель министра внутренних дел УССР,

– заместитель начальника 3-го управления (военная контрразведка),

– заместитель председателя КГБ при СМ СССР – начальник 5-го управления (контрразведывательное обеспечение особо важных государственных объектов – экономическая контрразведка),

– первый заместитель председателя КГБ при СМ СССР.

В этот период он, как заместитель председателя КГБ и куратор военной контрразведки, принял деятельное участие в создании при структуре центрального аппарата военной контрразведки отдела, занимающегося закордонной разведкой, что ему пригодилось в дальнейшем,

– с 5 по 13 ноября 1961 года исполнял обязанности председателя КГБ при СМ СССР (председатель А.Н. Шелепин, официально освобожденный от должности Указом Президиума Верховного Совета СССР 13 ноября, с 31 октября фактически в КГБ не работал),

– в 1962 году руководил следственной группой, направленной Президиумом ЦК КПСС в Новочеркасск,

– в марте 1963 года Ивашутин был назначен начальником ГРУ Генштаба ВС СССР после того, как его бывшего шефа в КГБ генерала армии Ивана Серова, ставшего в декабре 1958 года у руля советской военной разведки, сняли с должности. Его понизили в воинском звании до генерал-майора и лишили всех наград, в том числе Золотой Звезды Героя Советского Союза, после разоблачения полковника ГРУ Олега Пеньковского, который по собственной инициативе стал агентом британской СИС и американского ЦРУ. Тогда в ходе следствия выяснилось, что Серов помог Пеньковскому вторично устроиться на службу в военную разведку. Более того, жена и дочь Серова при их посещении Лондона были под опекой Пеньковского и пользовались его услугами,

– с февраля 1987 года состоял в группе генеральных инспекторов МО СССР,

– в мае 1992 года в возрасте 82 лет уволен в отставку по болезни,

– скончался 4 июня 2002 года в Москве. Похоронен генерал армии на Троекуровском кладбище.

Как видит читатель, свою полувековую службу Родине он разделил ровно пополам – одну часть посвятил служению органам госбезопасности, а вторую – военной разведке.

Родина высоко оценила его вклад в дело обеспечения безопасности государства и разведывательной деятельности для обеспечения обороны страны. Он был награжден:

– тремя орденами Ленина (13.09.1944, 21.02.1978 и 21.02.1985),

– орденом Октябрьской Революции (21.02.1974),

– пятью орденами Красного Знамени (19.03.1944, 23.05.1952, 21.02.1964, 31.10.1967, 28.04.1980),

– орденом Богдана Хмельницкого 1-й степени (28.04.1945),

– двумя орденами Кутузова 2-й степени (29.06.1945, 4.11.1981),

– двумя орденами Отечественной войны 1-й степени (26.10.1943, 11.03.1985),

– орденом Трудового Красного Знамени (7.10.1959),

– тремя орденами Красной Звезды (7.04.1940, 17.04.1943, 6.11.1946),

– отечественными медалями и иностранными наградами Польши, ГДР, Венгрии, Болгарии, ЧССР, МНР, Республики Куба,

– орденом «За заслуги перед Отечеством» 3-й степени (РФ).

За мужество и героизм, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками в годы Великой Отечественной войны, и успешную деятельность по укреплению Вооруженных Сил СССР в послевоенный период генералу армии Ивашутину Петру Ивановичу Указом Президиума Верховного Совета СССР от 21 февраля 1985 года было присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 11525).

Интересна и его «лестница» в получении офицерских званий:

– капитан госбезопасности – 04.02.1939 г.,

– майор госбезопасности – 16.04.1942 г.,

– полковник госбезопасности – 14.02.1943 г.,

– генерал-майор – 26.05.1943 г.,

– генерал-лейтенант – 25.09.1944 г.,

– генерал-полковник – 18.02.1963 г.,

– генерал армии – 23.02.1971 г.

Офицеры центрального аппарата ГРУ за глаза уважительно называли своего шефа – «дядя Петя», «Петр Великий», «дед», «полководец разведки», «шеф», «папа». Или часто величали просто – «Петр Иваныч». Такие псевдонимы и обращение по имени-отчеству военные разведчики могли дать исключительно из-за уважения, высокой степени признания его профессиональной компетентности, огромного опыта и человечности в отношениях с подчиненными.

Но вернемся к событию 1963 года – смене первым заместителем председателя Комитета госбезопасности генерал-лейтенантом Ивашутиным привычной работы в чекистских органах. Именно с этого высокого поста в ГБ он переходит на должность руководителя ГРУ Генштаба ВС СССР.

Хочется заметить – первый заместитель председателя КГБ, проведший всю войну на фронтах, и всего лишь генерал-лейтенант. Это ли не признак холодного отношения к органам госбезопасности со стороны Хрущева, который хотя и уважал немногословного первого зампреда, но не давал хода росту в воинских званиях. Это потом, при правлениях Брежнева, Горбачева и Ельцина своим выдвиженцам венценосцы давали более высокие звания – заместители становились генералами армии.

Надо сказать, что пришедший с Лубянки руководитель довольно быстро адаптировался, войдя в курс дел Главного разведывательного управления, времени на раскачку не оставалось. Как известно, когда П.И. Ивашутин пришел в ГРУ, он привел с собой «большую корпоративную команду» в составе двух офицеров: полковника И.А. Чистякова (порученца) и старшего лейтенанта И.А. Попова (адъютанта). Потом к ним присоединился и начальник секретариата майор В.Н. Лукашов. Никаких кардинальных перестановок в центральном аппарате военной разведки не последовало. Он понимал, что время имеет только направление, оно не имеет ни начала, ни конца – время произошло от времени. Он же – частичка природы, вкрапленная в бесконечный поток этого гигантского течения, а потому продолжал работать с прежним составом – старого времени, превнося в него элементы своего виденья проблем. При переходе в ГРУ П.И. Ивашутину было присвоено очередное воинское звание – генерал-полковник.

Новому начальнику надо было быстрее осваивать свой «объект» – разобраться в структуре, организации и функциях центрального и периферийного аппаратов, воинских частей и служб, изучить количественный и качественный состав, техническую оснащенность, формы и методы работы военной разведки.

Связано это было с начавшейся и быстро развивающейся научно-технической революцией в военном деле. Появлением ракетных войск стратегического назначения (РВСН) с межконтинентальными баллистическими ракетами (МБР) и обострением холодной войны. В это же время стала разваливаться колониальная система империализма через распад многовековых империй и появление новых независимых государств, особенно на Ближнем Востоке, Африканском и Азиатском континентах.

На фоне перестроечных процессов возникла задача создания новых видов военной разведки с оснащением этих подразделений самой современной специальной техникой, которую Запад запрещал нам продавать. Более того, со временем натовские страны во главе с США ввели режим полного эмбарго на приобретение новейших технологий, необходимой техники и деталей к ней. Янки всячески науськивали руководителей других стран и различных фирм отказывать представителям внешнеторговых организаций в продаже СССР подобных товаров, особенно вычислительной техники. Нужно было не только расширять зарубежные резидентуры ГРУ, но и укреплять их высококвалифицированными кадрами, подготовку которых надо было тоже совершенствовать и доводить до уровня требований и вызовов нового времени.

Все эти проблемы легли на плечи «новичка», не кадрового армейца, а армейского чекиста – военного контрразведчика, закаленного годами «незримых боев» зримой войны. Но он с ними справился и доказал, что при серьезном подходе к делу можно «обжигать любые горшки». Как и что он делал для этого – покрыто мраком тайны. Для любой разведки любые «ремонтные работы в своей системе» – святая святых!

Любая гласность губительна для разведки. 06 этом знают все руководители и рядовые сотрудники разведок мира. В документе Национального стратегического центра США под названием «Требования к разведке в 80-е годы» говорилось:

«Необходимо обеспечить более надежную защиту наших источников информации и методов работы, уменьшить количество и номенклатуру информационных материалов, публикуемых в соответствии с законом о свободе печати…»

Так считали и считают до сих пор в отношении разглашения даже некоторых сторон разведывательной деятельности в самой «свободной» стране западного мира – Соединенных Штатах Америки. Наши же отдельные либералы от истории и журналистики сегодня пытаются бить кулаками в двери архивов МО и ФСБ, в том числе и ГРУ, чтобы им предоставили право «копаться в историческом прахе». Но для разведок и контрразведок это требование не приемлемо – там нет праха, там есть секретная информация, завязанная на людей, живых и ушедших от нас, и их родственников. Здесь работает и гуманный фактор. Но, к великому сожалению, этого не понимают некоторые горячие головы с холодными сердцами к Отчизне.

Открываются секреты разведслужб только тогда, когда уже не смогут наступить даже косвенные последствия для людей, связанных с конкретными негласными событиями. Ни одна страна не раскрывает полностью своих государственных тайн, не обнажает ту информацию, обнародование которой может нанести ей политический и оперативный урон или создаст угрозу своим еще живым негласным помощникам, а если и ушедшим в мир иной, то их близким родственникам.

В архивах английской разведки до сих пор полно засекреченных документов даже времен Первой мировой войны, и на требования некоторых репортеров открыть их власти отвечают категорическим отказом, ссылаясь на соблюдение национальных интересов. Такие же подходы к архивам разведки и контрразведки мы видим и в других цивилизованных странах. Эти строки пишутся автором на основе открытой газетно-журнальной, книжной информации, данных Интернета и встреч с сослуживцами героя нашего повествования.

Со слов многих сотрудников ГРУ – соратников и подчиненных генерала, с которыми соприкасался автор этой книги, Петр Иванович уважал трудоголиков в разведке. Давал им «зеленый коридор» в продвижении по службе, хотя такое качество как требовательность было у него на первом месте в оценке труда офицера-разведчика. Терпеть не мог приспособленцев и блюдолизов. У него не водились офицеры-любимчики. Он мог отчитать любого подчиненного за допущенную ошибку, а потом похвалить за удачно проведенную им же операцию. Его служебным кредом было: не обещай великого, а делай его и соблюдай умеренность в усердии.

Он редко ошибался в людях и поэтому мог всегда собрать вокруг себя надежных и опытных офицеров-руководителей, которым доверял и на которых опирался в работе. Так, в оперативно-служебной деятельности он опирался на генерал-лейтенантов К.Е. Сеськина и Б.Н. Вилкова, вице-адмирала В.И. Соловьева, генерал-полковников Л.С. Толоконникова и В.И. Мещерякова, по вопросам технических видов разведки – на генерал-полковника Г.А. Стройлова, генерал-лейтенантов П.Т. Костина и П.С. Шмырева, в информационной службе – на генерал-полковников Н.А. Кореневского, Н.Ф. Червова, Г.А. Михайлова, генерал-лейтенантов В.Б. Земского и В.С. Диденко.

Как писал один из заместителей Ивашутина А.Г. Павлов в статье «Мысли о юбиляре» в 1999 году:

«Не мог П.И. Ивашутин терпеть подхалимов и людей, которым покровительствовали вышестоящие начальники.

Он решительно, не обращая внимания на служебное положение и воинские звания, очищал Главное управление от некомпетентных, преследовавших корыстные цели, нечистоплотных, допускавших аморальные проступки людей.»

Когда с вершины сегодняшнего времени смотришь на тот объем работы, которую проделал генерал армии П.И. Ивашутин в глобальной системе военной разведки, вспоминаются слова французского лексикографа Пьера Буаста:

«Для того, чтобы судить о действительной важности человека, следует предположить, что он умер, и вообразить, какую пустоту оставил бы он после себя: не многие выдержали бы такое испытание».

Он выдержал, потому что был масштабной личностью, был Человеком, за которым проглядывала Личность. Такого, как он не было в военной разведке, и нет до сих пор, а на будущее загадывать не будем. Может он подрастает в среде наших современников.

Войны контрразведчика

На долю Петра Ивановича Ивашутина выпало быть участником трех «горячих»:

– Советско-финской в 1939–1940 гг.,

– Великой Отечественной в 1941–1945 гг.

– Советско-японской – в 1945 г.

Участвовал он и во всех баталиях «холодной» войны, подведшей черту под существованием страны, еще недавно светившейся в лучах славы сверхдержавы.

Думается, генерал бы больше переживал, если бы уничтожение СССР произошло во время его службы, а не отставки. Петр Иванович очень сожалел, что он вместе со своими соплеменниками так предательски легко в мирное время потеряли большую страну – Советский Союз.

На вопросы, как и почему это случилось, он имел ответы в уме, но в сердце занозой стоял стержневой вопрос: почему, отстояв независимость Отчизны в самой жестокой из войн, в поединке с самым сильным противником не только в Европе, но и в мире на тот период, мы отдали Победу своим Иванам, не помнящим родства? А они из нее сотворили Пиррову победу, разорвав и растащив державу, собираемую предками столетиями. Не народ взорвал страну, а неадекватное партийное чиновничество, слабо реагировавшее на вызовы времени. Потом люди поверили новым болтунам и оказались там, где оказались. Он дорожил прежней страной – Советским Союзом, которую считал Отчизной и защищал тоже как Отчизну.

«Имперский аскетизм, – часто говорил он сам себе и своим близким, – признак величия. И нечего бояться этого слова, Россия достойна его».

Случилось то, что случилось и сегодня надо отстраивать новую страну. Страшно, если у нас возникнет государство, не ставшее Родиной для многих. Вот это опасность! Державность обустраивается сильными людьми и еще более сильными поводырями. Властители судеб народных не должны прогибаться перед какими-либо «партнерами». Национальные интересы превыше всего.

Жизнь показала, что все, что нажито веками между нашими нациями (и плохое и хорошее) никуда не уходит, а лишь орошает нашу землю. Землю, обильно политую кровью и удобренную прахом отцов и дедов, сражавшихся в разных сшибках: и друг с другом в гражданских войнах, и в войнах с оккупантами, завоевателями, поработителями. Никому не дано отменить историю ни царской России, ни Советского Союза. Это все НАШЕ!

Русскость, как и советскость – величины не материальные. И аура, как недавно сказал писатель Виктор Слипенчук, их составляющая, еще долго-долго будет общей, несмотря ни на что. И не воспользоватся этим просто грех…

Но для этого необходима в нашем обществе национальная идея. Увы, но ее отсутствие стало питательной средой не только для коррупции, но и коллаборационизма из-за аппетитной суверенитезации и поголовного президенства. Куда не плюнь – одни президенты!

Еще вчера, то есть в начале 1990-х, ельцинисты и их пишущие и говорящие адепты нам «впаривали», что патриотизм – последнее прибежище для негодяев. Потом власть одумалась – с кем она останется, кто ее поддержит в трудную минуту, кто защитит в смертный час?!

В мире рынка, где главное – обогащение, а с ним: прибыль, баксы, бабло – национальной идее не вырасти…

Петр Иванович переживал за всполохи гражданской войны в Чечне и вообще на Северном Кавказе, считая причины ее вовсе не в национальной политике, а в крахе экономики, навязанной извне огромному государству, где плановость была одним из понтонов, держащих на плаву машину занятости и производительности.

Да, мы оказались побежденными в «холодной войне» не без помощи своих коллаборационистов. Пророческие слова, словно предвидел развал страны, сказал А.А. Фет: «Твоих сынов паденье, и позор, и нищету увидя, содрогаюсь…»

Позор унижения из-за откатившейся в 1990-е годы на задворки цивилизации Великой страны оставляет следы в памяти народной, но время их смоет, если народ поверит, что пришел настоящий хозяин Отчизны – честный, добрый, умный и хваткий. Не шоумен, не диктатор, не пустомеля, а думающий, как спасти народ от прозябания, и люди в таком случае ему поверят и ответят единением. А такая вера дорогого стоит для главы государства.

Пока же мы – развязанный веник. Говорят, его легко поломать по прутику. Согласен, в этом есть логика. Но мне также думается, что Россию просто не сломать! Мы критикуем правителей за проблемы, которые они не могут разрешить вот уже десятилетия, но россияне не позволят, чтобы снова их страну называли чужестранцы «империей зла», вмешивались в их внутренние дела. Со своими коррумпированными чиновниками, нехристями разных пород и «лужковским правосудием» со временем народ разберется сам. Но в минуты большой военной беды он станет монолитом, превратится в один партизанский отряд, даже если будет разгромлена до неприличия сокращенная армия.

Одной державе, пусть и самой великой, подчинить себе весь мир также невозможно, как невозможно остановить землетрясение или извержение вулкана, как нельзя дважды войти в одну и ту же воду.

Именно такими категориями мыслил и наш великий патриот земли русской – Петр Иванович Ивашутин.

НА СОВЕТСКО-ФИНСКОЙ И ДАЛЬШЕ…

Как уже известно, сотрудником военной контрразведки П.И. Ивашутин стал в 1939 году. Тогда еще совсем молодого офицера назначили начальником особого отдела 23-го стрелкового корпуса, части которого принимали активное участие в так называемой «зимней войне» – двустороннем локальном конфликте с Финляндией в составе войск Ленинградского фронта.

Вот как об истоках советско-финской войны писал Никита Хрущев, если только можно ему верить:

«На совещании Сталин сказал: «Давайте начнем сегодня… Мы лишь чуть повысим голос, и финнам останется только подчиниться. Если они станут упорствовать, мы произведем только один выстрел, финны сразу поднимут руки и сдадутся».

В.М. Молотов 29 ноября 1939 года отметил:

«Утверждают, что проводимые нами меры направлены против независимости Финляндии или на вмешательство в ее внутренние и внешние дела. Это – злостная клевета. Мы считаем Финляндию, какой бы там режим не существовал, независимым и суверенным государством во всей ее внешней и внутренней политике. Мы стоим твердо за то, чтобы свои внутренние и внешние дела решал сам финский народ, как это он сам считает нужным».

Весной следующего года – 17 апреля 1940-го – Сталин на совещании начальствующего состава Красной армии заявил более определенно:

«Правильно ли поступили Правительство и Партия, что объявили войну Финляндии? Этот вопрос специально касается Красной армии. Нельзя ли было обойтись без войны? Мне кажется, что нельзя было. Невозможно было обойтись без войны. Война была необходима, так как мирные переговоры с Финляндией не дали результатов, а безопасность Ленинграда надо было обеспечить безусловно, ибо его безопасность есть безопасность нашего Отечества. Не только потому, что Ленинград представляет процентов 30–35 оборонной промышленности нашей страны и, стало быть, от целостности и сохранности Ленинграда зависит судьба нашей страны, но и потому, что Ленинград есть вторая столица нашей страны».

Но официальным поводом к войне стал так называемый «Майнильский инцидент». 26 ноября 1939 года Советское правительство обратилось к правительству Финляндии с официальной нотой, в которой говорилось, что в результате артиллерийского обстрела, совершенного с территории Финляндии, погибли четверо и были ранены девять советских военнослужащих.

Финские же пограничники утверждали, что стрельба велась с советской стороны. Правительство Финляндии предложило создать межправительственную следственную комиссию, которая должна была расследовать инцидент. В ответ Советский Союз разорвал с Финляндией дипломатические отношения. А 30 ноября 1939 года советские войска получили приказ ровно в 8.00 перейти советско-финскую границу и начать боевые действия. Официально же война так и не была объявлена.

С этой минуты начался обстрел Финляндии из дальнобойных пушек Кронштадта, орудиями главных калибров кораблей Балтийского флота, под покровом ночи подошедших к финским берегам. В тот же час советские десантники при поддержке корабельных орудий ринулись на штурм финской военной базы на острове Суур-Саари (Гогланд), расположенном в середине Финского залива. Советским летчикам были поставлены конкретные задачи: уничтожить столичные электростанцию и железнодорожный узел. Но то ли штурманы не нашли эти объекты, то ли пилоты испугались сильного заградительного огня зениток, бомбы полетели на жилые кварталы города. Конечно, наша авиация господствовала в воздухе, но помочь своим на поле боя она не могла, потому что штурманам и летчикам невозможно было найти это поле боя под густо растущими, разлапистыми елями и соснами.

По рассказам участника Великой Отечественной войны генерал-полковника авиации в отставке Василия Самсоновича Логинова, пилотам было трудно решать свои задачи. Внизу – белая пелена снега да зеленый бархат хвойных дерев. Бывало, увидят летчики дымы в тайге и «уверенно определяют»: явно финское расположение. Не красные же части жгут костры и сбрасывают бомбы, а также обстреливают подозрительный район из пушек и пулеметов.

Потом перестали – военная разведка получила объективные данные о том, что дымы – ложные. Финские лыжники раскладывали большие костры и тут же уходили. А мы бомбим пустой «район обороны».

Эти оценки повторил автору и участник советско-финской войны Василий Кондратьевич Боярчук с добавлением, что порой бомбы советских бомбардировщиков сыпались и на наши порядки.

– И часто? – спрашиваю ветерана.

– Часто.

– Как же так?

– Головотяпы наши, что там и говорить. Помню, сидим в заснеженной траншее. Морозище – градусов под двадцать пять, а может и больше. Ноги, руки деревянные. Спину не разогнуть. Вдруг слышим рев самолетного мотора. И сразу – бух, бух, бух. Взрываются бомбы. Одна угодила прямо в окоп. Отряхнулись мы от снега, земли и веточной сечки, приподняли головы, как сурки, и видим – огромная дымящаяся воронка, наполненная человеческим фаршем. Людские останки собирали с деревьев целый день…

* * *

23-й корпус, начальником особого отдела военной контрразведки которого был П.И. Ивашутин, действовал в составе 13-й общевойсковой армии, нацеленной в начале наступления в направлении севернее Муолаа, а в заключительном этапе операции – в сторону Антреа. Сегодня это город Каменогорск.

В одном из выступлений, вспоминая отдельные периоды «зимней войны», генерал рассказывал, что снега та зима набросала так много, что наши саперы умудрялись через прорытые траншеи, словно кроты, проползать к финским ДОТам, закладывать фугасы, а затем дистанционно их подрывать. Не все бетонные укрепления выдерживали мощь зарядов. Это было геройство простых солдат в осуществлении замыслов низших командиров.

А вот разгильдяйством можно назвать план Ворошилова, разработанный вместе с Буденным, об использовании кавалерии в боевых действиях со снегами. Снега доходили лошадям по брюхо. Кони выдыхались в глубоких сугробах уже через несколько сот метров хода, как в их бока не давили шенкелями ног всадники и не били шпоры кавалеристских сапог…

Превосходство наших частей было очевидным. В январе оно достигло в живой силе на фронте – семикратное, в авиации – восьмикратное, в артиллерии – двенадцатикратное!

Огромные наши потери при наступлении в Карелии многие его участники, с которыми приходилось встречаться, объясняли активностью финских снайперов – «кукушек», охотившихся за командирами, и продуманным минированием подступов к укрепрайонам и ДОТам для уничтожения нашей пехоты. Ожидание неминуемой смерти в условиях сильных морозов превращало личный состав подразделений в неуправляемые толпы. Охотились финны и за обслугой полевых кухонь, уничтожение которой сильно влияло на психологический настрой и ослабляло боеспособность красноармейцев.

Много погибало бойцов и командиров в заранее заминированных и оставленных при отступлении финнами строениях. Из-за сильных морозов и метелей бойцы помногу набивались в такие помещения для отогрева, там ведь были печи-голландки даже с дровами. И тут происходил подрыв фугаса. Таких фактов поначалу было множество.

Неприятельские пулеметы и противотанковые пушки, расположенные на господствующих высотах, буквально калились стволами от непрерывного огня. Горы трупов громоздились перед каждым дотом, горели танки, а красноармейские цепи шли и шли в атаках под угрозой расстрела за невыполнение боевого приказа.

И вот наступление заступоривается. В штабе фронта раздаются предложения, не попробовать ли по ДОТам, стоявшим на линии Маннергейма, ударить газами. Но эта затея гаснет так же быстро, как и зажглась. Во-первых, это страшное оружие, примененное немцами в Первую мировую войну, под международным запретом, а во-вторых, пртивохи-мической защиты в войсках никакой – свой личный состав можно потравить.

Природа снегами и морозами помогала то финнам, то россиянам.

11 февраля 1940 года мороз впервые за время «северной» войны помог нашим войскам – до той поры он был на стороне Финляндии. К этому времени морозы сковали воды Финского залива, и по льду, под огнем береговых батарей, неся потери и не имея возможности свободно отстреливаться, части Красной армии обошли фланг финской обороны. Выйдя на берег и захватив небольшой плацдарм, красноармейцы, однако, застряли в заснеженной тайге и, окруженные противником практически стрех сторон и прижатые его огневым шквалом, не могли продвинуться ни на метр. А к фронту подтягивались все новые и новые эшелоны с военной техникой и стрелковыми частями. Все новых и новых солдат бросали в широкий раструб финской мясорубки. Новые штабеля замерзших трупов росли на Карельском перешейке и севернее Ладоги.

* * *

Москва торопилась закончить кампанию до весны. И вот уже домокловым мечом висит над командующим фронтом Тимошенко приказ Сталина – занять Хельсинки. Тимошенко в свою очередь требует от командиров корпусов и дивизий прорвать оборону финнов любой ценой. Цена известна – десятки тысяч погибших. Командующий фронтом С.К. Тимошенко разговаривал с командирами просто, добавляя излюбленную концовку: «В случае невыполнения приказа «собственной рукой шлепну!»

Интересен в связи с этим ответ финского генерала X. Эстермана на вопрос местного корреспондента о том, как он оценивает действия командования Красной армии во время войны с Финляндией. Он ответил довольно-таки образно:

«У нас сложилось впечатление, что русские командиры командовали иностранным легионом, а не своими соотечественниками. Так воевать нельзя!»

Финам помогали добровольцы из Швеции, Дании, Норвегии, Венгрии, Англии и США, а также белогвардейцы Русского общевоинского союза (РОВС).

Как писали некоторые исследователи той «странной войны» потери в Красной армии были огромными – не получилось победы «за две недели малой кровью на чужой территории». Русской крови вылилось на финскую землю столько, что до сих пор мы не можем определиться с потерями на той загадочной войне, ставшей катализатором для окончательного решения Гитлера осуществить план «Барбаросса». Фюрер понял, что со сталинской Россией воевать можно, если ее армия так долго топталась у границ слабой страны, какой в то время была Финляндия.

Уже тогда Ивашутин оценил важность разведывательной работы, а также точность и своевременность доведения ее до командования. Смелость в нем ковалась с детства, а потом в авиации.

«Смелость, – говорил Петр Иванович, – это когда только вы знаете, как вы боитесь. Страх придает не только смелости, он заставляет быть спокойным, когда все вокруг теряют голову».

Он голову в экстремальных ситуациях никогда не терял. А потому действовал хладнокровно. Хотя понимал: если хочешь нажить врагов, попробуй что-нибудь изменить. Окружавшим же его людям казалось, что он смел и решителен. Но эти качества никогда не выставлял напоказ, как это делали некоторые полководцы. Наверное, так на самом деле и было, просто он не выпячивал эти положительные качества бойца наружу.

Начальник особого отдела корпуса сразу же обратил внимание, что финские воины носятся по лесу на лыжах, как черти, а в соединениях у него не было даже ни одной роты, поставленной на деревянные снегоходы. Нашему солдату метровый снег приходилось преодолевать «пешкодралом», вдобавок без белых масхалатов. На снегу серая армейская шинель резко контрастировала, превращаясь для неприятельских снайперов в лучшую из мишеней. У финнов вся армия была прикрыта белыми маскхалатами, а потому они часто незамеченными подбирались к окопам красноармейцев и открывали огонь из стрелкового оружия и забрасывали гранатами траншеи. А затем в суматохе тихо и организованно отходили.

– Мы в зимней экипировке явно отставали от финнов, – скажет потом, вспоминая об этой драме, Петр Иванович. – Даже спецобмундирование наших военных разведчиков оставляло желать лучшего.

Об этих изъянах капитан государственной безопасности П.И. Ивашутин докладывал не раз начальнику Особого отдела НКВД Ленинградского военного округа Алексею Матвеевичу Сидневу. Он, видно, робко указывал на это военачальникам, но дело никак не двигалось – тыловики кормили командиров частей одними обещаниями.

Вольтер когда-то сказал, что короли знают о делах своих министров не больше, чем рогоносцы о делах своих жен. То же самое порой случалось и на фронте. Некоторые командиры забывали, что у них есть подчиненные, у которых возникают проблемы, в том числе с питанием, боекомплектом и экипировкой.

И вот он, всего лишь в звании капитана госбезопасности, не побоялся, набравшись смелости, лично обратиться к одному из членов областного руководства, прибывшему вместе с секретарем ЦК ВКП(б), главой Ленинградского обкома и горкома партии А.А. Ждановым на передовую, с просьбой принять оперативные меры по срочному обеспечению разведчиков штаба корпуса всем необходимым для выполнения боевых заданий в тылу противника.

Просьба военного контрразведчика была на удивление комкора в короткий срок выполнена. С тех пор командиры разных степеней зауважали напористого, голубоглазого, широкоплечего крепыша – начальника военной контрразведки 23-го стрелкового корпуса.

Этот поступок характеризует личность – контрразведчик спешил делать добро не себе, ибо свое счастье им виделось в счастье других. Думается, этот поступок капитана госбезопасности спас от смерти многих разведчиком его стрелкового корпуса.

* * *

Петр Иванович часто задумывался над явно неадекватными словами политработников, утверждавших, что еще чуть-чуть, и рабочий класс Финляндии, а следом за ней – Германии и других стран Запада, подымется на борьбу, поддержит Советскую систему государственности. Они уверенно говорили, что есть все основания надеятся, что трудящиеся массы восстанут против своих «буржуинов» и профашистского руководства. Так твердят, мол, сугубо выверенные научные разработки марксистско-ленинской теории по этому вопросу.

Но он, финский пролетариат, почему-то поступил не по-марксистски, его действия никак не вписывались в пародигму концепции мировой революции, он просто упорно молчал. Он даже совсем не проявил никакой, ну ни малейшей интернациональной солидарности с русскими рабочими и крестьянами, одетыми в серые солдатские шинели советского покроя. Совсем даже наоборот – все финские рабочие, все, как один, взялись за оружие, чтобы оказать сопротивление северо-восточным захватчикам. СССР теперь для них был страной – агрессором.

Однажды после допроса военнопленного – финского капрала, воевавшего отчаянно в качестве «кукушки» на сосне – снайпера, оперативниками было установлено, что он член коммунистической партии Финляндии с большим партийным стажем, бывший токарь одной из судоверфей.

«Что же получается, – размышлял Петр Иванович, – даже финские коммунисты запросились на фронт, и довольно-таки метко бьют советских коммунистов, прущих на финскую землю с целью ее освобождения. От кого? Не стыкуется с трактатами основоположников марксистско-лениннской теории о гегемоне мировой революции.

Хотя часть правды есть в этой войне – уж больно близко расположена граница враждебно настроенного государства от Ленинграда – нашей второй столицы. Северной Пальмиры. Да и чувствуется дирижерская палочка гитлеровского руководства в этой стране. Но они сами словно каким-то образом прозрели – все стали патриотами своего государства, недавно вкусившие дух самостоятельности и обретшие державный суверенитет».

* * *

Гитлеровское командование по понятным причинам смотрело на войну Сталина против Маннергейма с неподдельным интересом, делая выводы, прокручивая прогнозы, присматриваясь к стратегии операций и тактике боевых действий частей и подразделений Красной армии.

В то же время реакционные круги Англии, Франции и США рассматривали советско-финскую войну как подходящий повод для организации в недалеком будущем объединенного военного похода против СССР, всячески толкая руководство Финляндии на продолжение военных действий, обещая всемерную, активную поддержку.

А через год с небольшим, 7 ноября 1941 года, премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль в послании Сталину даже обещал объявить войну Финляндии, но оговорился:

«Это было бы лишь формальностью, ибо наша широкая блокада уже действует против них. Мои соображения говорят против этого потому, что, во-первых, у Финляндии много друзей в Соединенных Штатах, и было бы более благоразумным принять во внимание этот факт…

Прошу не подумать, что мы сомневаемся в пользе этого шага из-за недостатка рвения или товарищеского отношения…»

В дальнейшем подобных «оговорок» со стороны британского премьера, вплоть до открытия «второго фронта», будет очень много.

Война началась в 1941 году, второй фронт открылся только в 1944 году, когда стало ясно, что одна сторона – немцы – в проигрыше. Нас бы прижали, припечатали немцы в туше к земле, добивать бы Советский Союз с большим желанием поспешили бы «союзники».

Петр Иванович понимал, читая секретные разведсводки и открытую информацию из газет того периода, что «свистуны туманного Альбиона» ничем не помогут финнам, как не помогли и полякам год тому назад. Хотя планы у них были грандиозны – под предлогом помощи Финляндии они планировали нанести авиационные удары на севере – по Ленинграду и Мурманску, а на юге – по нефтяным промыслам Кавказа. Кроме того, троица в лице англичан, французов и американцев надеялась, что фашистская Германия со своей стороны предпримет «естественно-логичный шаг» и нанесет удар по центральным районам Советского Союза. Одновременно делалась ставка на втягивание в войну милитаристской Японии.

Однако эти прожекты быстро сгорели березовой берестой. Обстановка на фронте для финских войск стала безнадежной, и правительство Финляндии согласилось с предложением СССР завершить боевые действия и начать мирные переговоры.

Война, показавшая слабые стороны РККА, закончилась подписанием 12 марта 1940 года Московского мирного договора. К СССР отошел Карельский перешеек с городами Выборг и Сортавала, ряд островов в Финском заливе, часть финской территории с городом Куолаярви, часть полуостровов Рыбачий и Средний. В результате Ладожское озеро полностью оказалось на территории СССР. В соответствии с договором граница между СССР и Финляндией на Карельском перешейке и на побережье Ладожского озера была отодвинута на северо-запад.

В результате принятых мер Советский Союз упрочил свое стратегическое положение на северо-западе и севере, создал предпосылки для обеспечения безопасности Ленинграда, Мурманского порта и Кировской железной дороги. Значительно улучшилась оперативно-стратегическая обстановка для Балтийского и Северного флотов.

Советский Союз получил в аренду часть полуострова Ханко (Гангут) сроком на 30 лет для создания на нем Военно-морской базы. Несмотря на победные реляции и выгоды, эта война высветила опасные бреши в состоянии боеготовности и вооружения нашего воинства.

На полуострове Ханко отметился разоблачением первого немецкого шпиона, являвшегося начальником финансовой службы железнодорожной батареи Беркачева, руководитель отделения Особого отдела Военно-морской базы капитан госбезопасности Николай Кириллович Мозгов, с которым Петра Ивановича Ивашутина сведут в дальнейшем длинные дороги войны и совместная работа в СМЕРШе. Последующие годы они отдадут службе в военной контрразведке КГБ СССР.

В разговоре автора с генерал-майором Н.К. Мозговым ветеран заметил:

– На полуострове Ханко находился наш почти десятитысячный гарнизон. С началом войны пришел приказ командующего Ленинградским фронтом о проведении эвакуации наших частей. Все нужно было делать незаметно от противника: уничтожать неподъемную технику и сооружения, перекрывать вероятные каналы утечки секретной информации к противнику и исключить возможность пленения неприятелем наших воинов или перехода на сторону врага морально и политически неустойчивых лиц.

– Кроме Беркачева за период обороны Ханко были ли еще случаи разоблачения вражеской агентуры? – поинтересовался автор.

– Конечно, вот один из эпизодов. В начале ноября 1941 года недалеко от сухопутной границы моряками был задержан мужчина в штатском. Он представился лейтенантом Красной армии, попавшим в плен и бежавшим из лагеря, расположенного в Финляндии. В котомке, висевшей у него на плече, мы обнаружили несколько картофелин, брюкву, морковь и еще какие-то овощи, сейчас уже не помню. Первое, что бросилось в глаза, это его розовощекость, упитанность и подозрительная чистота рук, которые явно не свидетельствовали о рытье овощей в земле. Под ухоженными ногтями не было видно следов грязи. Это сразу же насторожило нас, однако мы сделали вид, что полностью поверили его показаниям.

На следующий день я попросил повторить все то, что он говорил на предыдущем допросе. На сей раз, как и предполагал, его показания существенно отличались от первых объяснений. Появилась сплошная путаница.

Подвела память шпиона – и на этом он попался. Назвавший себя лейтенантом Ивановым оказался агентом Абвера, заброшенным на полуостров с целью ведения разведки. Вскоре мы его переправили в управление особого отдела Ленинградского фронта.

– Вы говорили о том, что гарнизон готовился к эвакуации с полуострова Ханко путем погрузки личного состава на корабли. А что сделали с имуществом, боевой техникой, ведь всего того, что нельзя было вывезти и оставлять врагу, было много?

– На все объекты, подлежащие уничтожению, завозилась взрывчатка. Чтобы не вызвать у немцев подозрений, подрыв машин, оборудования и сооружений производился так: свозились, например, автомашины в определенное место, закладывались фугасы и горючие материалы. Когда противник начинал артобстрел, производился подрыв. Фрицы, наверное, ликовали по поводу «меткой» стрельбы.

В день погрузки личного состава на корабли я увидел в гавани, как затапливали танки, паровозы, вагоны.

– Как же можно было затопить такую громаду, ну хотя бы паровоз?

– Довольно просто. Подводили рельсовое полотно к самому краю пирса или крутого берега. Паровоз сталкивал вагоны и платформы с танками и автотранспортом в воду, а потом и сам «прыгал» туда же. Уничтожали даже артиллерийские батареи. В стволы орудий засыпали песок, а затем производили прощальный выстрел…

Грустно было смотреть на все это. Вот так мы покидали ВМБ на Ханко. О том, что оборонцы ушли, фашисты узнали только на следующий день, когда наши корабли уже достигли Кронштадта.

* * *

Бороться с троцкистами надо было при любых вариантах власти, это были государственные термиты, но дальнейшее расширение поиска «врагов народа», масштабная эскалация «общегосударственной чистки» 1937–1938 годов толкали Кремль в сторону преступных злодеяний. Недовольство в Кремле росло из-за слабых сторон Красной армии, не успевшей вовремя подготовиться к такой войне, недостойного поведение руководства военной разведки в лице Ф.И. Голикова. Оно еще не раз проявится накануне и в первые месяцы Великой Отечественной войны. Репрессии в отношении командного состава, шапкозакидательство, удобные шептуны и неправильная оценка Сталиным нависшей угрозы над страной из-за явно готовящего нападения гитлеровской Германии привели к тому, к чему привели эти обстоятельства летом 1941 года. Прежде всего, к массовому отступлению советских фронтов, пленению сотен тысяч красноармейцев и огромным невозвратным потерям личного состава.

Агентура внешней политической и военной разведки работала напряженно и много давала объективной информации, но Голиков докладывал Сталину только угодную для той обстановки, «причесанную», «отфильтрованную» и «удобоваримую» для мыслей вождя информацию.

В то же самое время в «Военно-историческом журнале» № 5 за 1990 год в статье «Докладывала точно» (военная разведка – Авт.) П.И. Ивашутин писал:

«Тексты почти всех документов и радиограмм, касающихся военных приготовлений Ггрмании и сроков нападения, докладывались регулярно по следующему списку: Сталину (два экземпляра), Молотову, Берии, Ворошилову, наркому обороны и начальнику Генерального штаба».

Нарком обороны С.К. Тимошенко приносит вождю данные о сосредоточении на границе огромной массы вермахта. Хозяин Кремля заводится и буквально кричит, что было в тот период не редким явлением: «Не во всем можно верить разведке… Там полно перевербованных. Что вы вводите меня в искушение верить паникерам и провокаторам».

Берия вторит Сталину и угрожает «стереть в порошок, в лагерную пыль» некоторых резидентов и агентов, осмеливших дать объективные данные из-за кордона о практически законченной подготовке гитлеровской Германии к войне против Советского Союза.

«Данные, поступившие к началу июня 1941 года от органов разведки НКГБ, НКВД, пограничных войск, РУ Генштаба и стражей границы, несших непосредственную охрану границы, – писал участник войны, коллега автора Борис Сыромятников в книге «Трагедия СМЕРШа», неоднократно встречавшийся с Петром Ивановичем Ивашутиным, – не оставляли сомнения, что до нападения Германии на Советский Союз остаются считанные дни».

Германия завершила все мероприятия, которые позволяли ей рассчитывать на усиленное проведение скоротечных боевых операций на территории нашей страны.

Германская армия имела преимущество перед Красной армией по всем параметрам боевой деятельности: численности вооруженных сил, их подготовке к боевым действиям с учетом всех особенностей театра военных действий в западных областях СССР, включая слаборазвитую дорожную сеть, болотистую местность, наличие многочисленных водных преград и т. д.

Преимущество в военной технике и технике связи, боевом опыте, мобильности, уровне подготовки командного состава. И, прежде всего, преимущество в том, что войска Германии – вермахт и армии ее союзников – отмобилизованы и развернуты, а сами операции четко спланированы по дням и этапам.

Как известно сегодня, на всю кампанию против Советского Союза Гитлером отводилось четыре месяца.

ГК. Жуков вспоминал, что за три дня до начала войны партийный руководитель Украины Н.С. Хрущев докладывал Сталину о хороших видах на урожай зерновых, свеклы и подсолнечника. Хвастался о непоказном единстве народа, об открытии новых промышленных предприятий, о повышении роли и авторитета партии в трудовом народе, вере простых граждан в своего вождя и прочие идеологические штампы.

Хотя следовало бы доложить, что немецкие части уже на границе с Украиной. Одни выходят на исходные позиции, другие – приведены в полную боевую готовность. Началась массовая заброска откровенно диверсионной агентуры в западные районы УССР с заданиями, допустимыми только в условиях войны между соседними странами. Наши пограничники их вылавливали десятками в день. Доклады об активизации деятельности агентуры противника получал и хозяин Украины Никита Хрущев.

Но он ухо и нос востро держал, хотя умом чуял приближающийся ветер войны – знал, что хочет услышать главный Хозяин, а поэтому не «тревожил и не грузил его тяжелой информацией». Его больше занимал вопрос собственного роста по партийной линии. Он хотел, как и всякий чиновник, скорее перебраться в Москву, стать поближе к телу Хозяина, чаще демонстрировать себя ему, показывая мокрую спину старания.

Люди почему-то высоко ценят тех, кто быстро продвигается наверх, хотя ничто не поднимается быстрее пыли, соломы и перьев. Карьера для него была всем. Как говорил французский писатель Н. Шамфор, «вот человек, неспособный снискать уважение к себе, значит, ему остается одно: сначала сделать карьеру, потом окружить себя всякой сволочью».

Автор не имеет намерения с этим грязным понятием связывать всех, но были и такие, которых можно было бы назвать и круче.

Выше упоминаемый участник Великой Отечественной войны, военный контрразведчик Б.А. Сыромятников писал:

«Следует вспомнить, что в марте 1938 года Военный совет Киевского военного округа, проходивший под руководством Тимошенко и Хрущева, одобрил арест более 1000 лиц командного старшего, а также высшего состава, и предложил активизировать работу по продолжению репрессий и выдвижения на командные должности молодых перспективных командиров. Таковыми явились лица без военного образования и опыта командирской работы. Командир батальона в короткий срок становился командиром дивизии, командир роты – командиром полка. Сражения, проходившие на Юго-Западном фронте, подтвердили, что линия, занятая Хрущевым и Тимошенко, во многом способствовала тому, что произошло на Украине в 1941 году…»

Сохранилось постановление Военного совета от 25 марта 1938 года… Вот наиболее характерные выдержки из этого документа:

«…Военный совет поставил центральной задачей выкорчевывание врагов народа и подбор на руководящие должности преданных и растущих командиров.

В итоге беспощадного выкорчевывания троцкистско-бухаринских и националистических элементов на 25 марта 1938 года произведено следующее обновление руководящего состава округа…»

По приложению к Постановлению Военного совета видно:

– из 9 командиров корпусов изъято 9,

– из 25 командиров дивизий – 24,

– из 135 командиров полков – 87,

– из 4 комендантов УРов – 4,

– из 24 начальников штаба округа – 19…

Арестовано 1066 человек – главным образом лица высшего и старшего комсостава…

* * *

Накануне войны угодливый шептун Хрущев пишет Сталину чудовищное по содержанию и накалу цинизма письмо:

«Дорогой Иосиф Виссарионович!

Украина ежемесячно посылает (вам длинные списки – Авт.) по 17–18 тысяч репрессированных, а Москва утверждает не более двух-трех тысяч. Прошу принять меры.

Любящий Вас Н. Хрущев»

Этот материал правдоподобен. Его нашли корреспонденты газеты «Правда» и опубликовали в номере от 23 августа 1996 года.

Да, Хрущев вел счет арестованных не на десятки, не на сотни, а на тысячи и десятки тысяч.

А немного раньше любящий вождя Никита Сергеевич докладывает Иосифу Виссарионовичу. Это было за обедом на правительственной даче в Сочи:

«На Украине разоблачена большая группа ярых националистов. Среди арестованных имеются лица, занимающие ответственные государственные посты. Я привез списки».

Он раскрыл папку и стал конвульсивно-поспешными движениями пальцев вытаскивать несколько листов с машинописным текстом. Но, как назло, они то ли заломились, то ли склеились с другими – не вытаскивались.

Сталин разозлившись, вышел из терпения:

«Почему мы должны вас подменять?»

Хрущев, как будто не слыша вождя, продолжает назойливо добиваться Сталина, надеясь удивить его огромной цифирью. Он, наконец-то, вытаскивает из папки нужные документы:

«Дорогой Иосиф Виссарионови, в списках 6971 человек, многие вам известны, и поэтому мы боимся переборщить. (то есть расстрелять – Авт.)»

Сталин сверкнул очами:

«Вы что не понимаете. Я, по-моему, четко сказал».

Хрущев:

«Понял, понял, товарищ Сталин…»

Нужно признать, что это не единственный факт, свидетельствующий о том, что на Украине Сталин предоставил Хрущеву осуществлять не только аресты, но и казни по усмотрению хозяина Украины. Быстро перекрасившийся палач, смыв кровь своих жертв с рук, потом выльет ее на «дорого Иосифа Виссарионовича».

Это проявится в мрачный мартовский день 1953 года.

Бездыханное и остывающее тело Хозяина СССР еще лежало на диване в кабинете Ближней дачи, а у слуги его, по существу злобного холуя, уже роились свои черные мысли на скорое будущее, где он надеялся растолкать всех остальных локтями.

По трупу он надеялся вскарабкаться на высокий кремлевский трон ценой легкого отмежевания от кровавых шабашей на Украине и в Москве, творимых еще недавно вместе с оруженосцами венценосца.