Животные в войнах древнего мира бесплатное чтение

Александр Нефёдкин
Животные в войнах Древнего мира

Моему коту Барсику (1993–2007) посвящается…

Там и луканских волов, змееруких и видом ужасных,

С башней на спинах, сносить приучили ранения пуны

И на войне приводить в смятение полчища Марса…

Также пытались быков приспособить к военному делу,

Вепрей свирепых пускать покушались на вражее войско,

А иногда даже львов пред собой выпускали могучих

В сопровожденьи свирепых вождей и погонщиков ратных,

Ведших зверей на цепях и умевших направить искусно.

Тит Лукреций Кар. О природе вещей, V, 1302–1304, 1308–1312 Перевод Ф.А. Петровского

Рецензенты:

кандидат исторических наук А А. Абакумов (Ярославль) кандидат исторических наук А. В. Банников (Санкт-Петербург)

© Нефёдкин А.К., 2021

© ООО «Издательство «Яуза», 2021

© ООО «Издательство «Эксмо», 2021

Четвероногий арей

На протяжении всей своей истории люди вели друг с другом жестокие и кровопролитные войны. Их целью могли быть лучшие места для обитания, богатства, накопленные более удачливым и оборотистым соседом, пленники, руками которых возделывались поля и строились храмы богам. Победа в войне сулила процветание как самим победителям, так и их детям. Итогом поражения могла стать не только утрата материальных ценностей, но и потеря свободы, а иной раз и прекращение самобытной истории целого этноса.

Известная максима «хочешь мира – готовь войну» в Древнем мире, не выработавшем норм международного права, была не какой-то абстракцией, это был главный принцип выживания любого государства или племени. Желание всегда быть способным отразить нападение соседа и самому напасть на него заставляло древние общества проявлять повышенную заботу о своих вооруженных силах. Учитывая крайне ограниченные технические возможности, стремление расширить боевые возможности своих войск за счет использования различных животных, уже давно служивших человеку в мирных целях, представляется вполне естественным.

Шумеры были одними из первых, кто начал применять на войне четырех– и двухколесные повозки, запряженные четырьмя или двумя ослами (или гибридами осла и онагра). Сведения об этих примитивных боевых средствах относятся к раннединастическому периоду (2600–2350 гг. до н. э.). На такой повозке находилось два воина: возница и боец, вооруженный дротиком и топором. Повозка была еще очень громоздкой, и вполне возможно, что она использовалась не столько как боевое, сколько как транспортное средство для знатных воинов, которые сражались в пешем строю.

Ослы и мулы были более приспособлены для перевозки грузов, чем для действий на поле боя. Поэтому человек нашел им замену – животное, которое на 3500 лет стало для него основным боевым средством, на протяжении всего этого периода ассоциировалось с войной, было воплощением мощи многих армий и даже после изобретения огнестрельного оружия еще очень долго оставалось очень важным элементом военной организации всех крупных государств. Этим животным стала лошадь.

Человек не сразу пришел к концепции создания кавалерии. Первоначально, вероятно, было непросто, сидя на спине коня, управлять им и одновременно вести бой. Поэтому идея боевой повозки не утратила свою актуальность. Повозки изменялись, становились меньше, компактней, маневренней, пока наконец в результате этой технической эволюции не появилась колесница. Появление последней произвело настоящий переворот в военном деле, поскольку она служила уже не просто для того, чтобы доставлять воина на поле боя, а позволяла ему быстро перемещаться, непосредственно участвовать в сражении. Особое значение колесницы приобрели после облегчения их конструкции, когда они стали передвигаться на двух колесах со спицами. Этот тип колесницы появился на Ближнем Востоке в XVIII в. до н. э. Обычно его связывают с гиксосами, касситами и хурритами. На такой колеснице, запряженной парой лошадей, рядом с возничим находился лучник, который имел возможность обстреливать пехотные порядки противника, не боясь их неожиданной атаки. Именно благодаря своим колесницам сравнительно немногочисленные армии гиксосов смогли покорить Египет.

Колесницы еще достаточно долго оставались важной составной частью древних армий, но с тех пор как человек научился действовать разнообразным оружием, сидя верхом, появился новый род войска – конница, роль которой будет постоянно возрастать от века к веку. Многие народы прославились искусством верхового боя: мидийцы, лидийцы, персы, скифы, парфяне и другие.

По сравнению с лошадью использование других животных в качестве боевых представляется маргинальным или окказианальным. Но тем не менее некоторым из них суждено было вписать своей кровью несколько абзацев в книгу истории военного искусства. Одним из таких животных был верблюд. В засушливых и пустынных зонах верблюд выполнял те же задачи, что и лошадь. Кроме того, было известно, что лошади, непривычные к виду и запаху этих животных, убегали от них, не слушаясь команд своих седоков. Этим воспользовался персидский царь Кир II против конницы лидийского царя Креза в битве при Сардах. Лидийцы считались лучшими всадниками своего времени и, не рассчитывая победить их в «честном» бою, Кир пустил против них вьючных верблюдов, на которых посадил своих воинов. Все получилось именно так, как предполагал персидский царь: кони лидийцев, почуяв незнакомый запах, разбежались, Крез потерпел поражение, а Лидийское царство навсегда исчезло с политической карты.

Слоны вписали наиболее яркий и определенно наиболее кровавый абзац в книгу войн. Впрочем, слово «абзац» уместно только в том случае, если речь идет об истории античного военного искусства. В Индии именно слоны на протяжении столетий оставались главным источником могущества местных правителей. Греки познакомились со слонами во время последнего похода Александра Великого. Чудовищная мощь этих гигантских животных, казалось, могла обеспечить победу над любым противником. Эта иллюзия привела к тому, что на протяжении полуторавекового периода наследники Александра не жалели усилий, чтобы увеличивать поголовье боевых слонов в своих вооруженных силах. Их примеру последовали карфагеняне, а за ними и нумидийцы. И надо отметить, что несколько раз слоны приносили победу тем армиям, в составе которых им приходилось действовать. Так Пирр победил римлян при Гераклее и Аускуле только потому, что в его армии были боевые слоны, сражаться с которыми римляне еще не научились. Еще более убедительного успеха добился Ксантипп, командовавший карфагенской армией, который в битве при Тунете использовал слонов как живой таран против римлян. После понесенного страшного поражения последние в течение двух лет не отваживались вступить в полевое сражение с карфагенянами.

Животные были заложниками войны даже в том случае, когда им не приходилось непосредственно действовать на полях сражений. Обоз – неотъемлемая часть любой античной армии. От того, в каком состоянии находился обоз, часто зависел успех военной операции, особенно если она велась на вражеской территории. Обоз обычно перевозили конвои, образованные из телег, запряженных быками, а также из вьючных животных – лошадей, ослов, мулов, а в засушливых районах верблюдов. Иногда количество таких животных намного превосходило число тех, кого мы можем считать в прямом смысле боевыми.

Четвероногие, насильственно превращенные человеком в солдат, сделанные им беспощадными орудиями убийства других людей, тысячами оставались лежать на полях сражений, и очень редко случалось так, что их храбрость и героизм (почему бы нет?) получали достойную оценку. Но не будь их, в истории военного искусства остались бы одни белые пятна. Да и сомнительно, что без четвероногих бойцов могло бы существовать само такое понятие, как «военное искусство».

Настоящая книга меняет сложившийся порядок вещей и позволяет взглянуть на многие известные события под совершенно новым углом зрения. Это наиболее полный и подробный рассказ о том, как человек использовал природные качества животных – скорость, выносливость, силу ради того, чтобы добиться превосходства на поле боя над своим противником – себе подобным, который с не меньшим усердием и изобретательностью прибегал к тем же самым средствам и с теми же самыми целями.

А.В. Банников

Санкт-Петербург, 28 февраля 2020 г.

От автора

Ранее я не планировал переиздавать свои статьи по использованию животных в военном деле древности, но когда московское издательство «Яуза» любезно предоставило мне такую возможность, я не стал отказываться, посчитав, что такая публикация будет небезынтересна как для специалистов, так и для широкого круга заинтересованных читателей. Приводимые в этом сборнике мои статьи были опубликованы в различных малотиражных научных изданиях, некоторую часть из которых, впрочем, можно найти в интернете. В сборник были тематически отобраны статьи, написанные в конце 1990-х – 2010-х гг. В первую главу книги были собраны работы об элефантерии, в третью – о верблюдах, в четвертую – о боевых собаках, а во вторую – об остальных животных (лошадях, ослах и быках).

Сами статьи для сборника подверглись некоторой доработке, в частности, в ссылочный аппарат были введены новые историографические работы. Книга была снабжена новыми иллюстрациями, которые подчас вообще отсутствовали в научных изданиях. Все специально неоговоренные переводы античных текстов принадлежат автору книги. Слова, выделенные курсивом в переводе, добавлены для лучшего понимания текста.

В заключение хотелось бы поблагодарить моих коллег А.А. Амбарцумяна (Санкт-Петербург) за консультации по иранистике, А.М. Пастухова (Москва) за помощь по синологии, а также И.Ф. Каюмова (Уфа) и М.В. Нечитайлова (Ставрополь) за неоценимое подспорье в нахождении литературы.

7 февраля 2019 г.

Санкт-Петербург

Глава I
Боевые слоны

1. Элефантерия прошлого^[1]

В последнее время как в отечественной, так и в западной историографии усилился интерес к боевым слонам. Если обратиться к советской историографии, то увидим, что специальных работ, посвященных боевым слонам, были единицы. В 1948 г. ленинградские филологи-классики А.В. Болдырев и Я.М. Боровский составили на основании западной литературы короткий обзор об использовании боевых слонов, являющийся частью общего очерка о военной технике эпохи эллинизма ^[2]. В 1975–1977 гг. в журнале «Вокруг света» было опубликовано пять статей, посвященных истории военного дела, среди которых была и небольшая статья московского оружиеведа М.В. Горелика «Шагающие крепости», посвященная боевым слонам древности и Средневековья, с добавлением пересказов анекдотов античных авторов М. Бынеева^[3]. Статья, очевидно, получила отклик, и в следующем году казанский антиковед А.С. Шофман опубликовал небольшую статью о древних боевых слонах, а еще через несколько лет Л. Ольгин и В. Виноградов пересказали поход итальянских экспериментаторов, проведших в 1979 г. двух цирковых слонов по маршруту Ганнибала через Альпы^[4].

После данных статей интерес к теме в отечественной историографии угас вплоть до начала XXI века, когда в рамках общего увеличения интереса к военному делу стали появляться и работы, посвященные боевым слонам. Ростовский антиковед С.С. Казаров рассмотрел элефантерию Пирра, а А. К. Нефедкин – появление башен на вооружении эллинистических слонов, а в обзорной статье – историю элефантерии как рода войск^[5]. В 2010-х гг. появился ряд статей петербургского антиковеда А.В. Банникова о древней элефантерии, завершившийся написанием монографии по теме^[6], а также диссертация и статьи ярославского историка А.А. Абакумова, также переработанные в монографию^[7]. В процессе работы над темой А.В. Банников сделал перевод книги наполеоновского полковника П. Арманди, не потерявшей своей актуальности и по сей день в частях, посвященных средневековой элефантерии^[8]. Псковский историк В.А. Дмитриев в рамках изучения военного дела Сасанидов рассматривал и боевых слонов^[9]. В последние годы в русском языке появился и термин «элефантерия», который обозначает боевых слонов как род войск. Он является, по существу, калькой с английского слова elephantry.

Рис. 1. Езда на слоне. Рельеф из Матхуры (Индия, II–I вв. до н. э.). Воспроизведено по: Нефедкин А.К. Элефантерия прошлого // Pbn. № 2 (35). 2014. С. 83, рис. 1.

Элефантерия как род войск зародилась в Древней Индии, где слонов стали использовать для военных целей на рубеже II–I тыс. до н. э. Если первоначально, согласно неписаному арийскому кодексу чести, высшая аристократия сражалась на колесницах, то впоследствии она пересела на слонов. Царевичей обучали не только ездить верхом на слоне, но и методам его дрессировки (Махаб., I, 62,11–12; 102,13–20). Могущество государства измерялось количеством боевых слонов. Так, цари Магадхи к последней трети IV в. до н. э. располагали, по наименьшим данным, 3000 боевых слонов (Diod., XVII, 93, 2; Curt., IX, 2, 4; Plut. Alex., 62, 3).

Элементарное военное соединение (патти), согласно древнеиндийскому эпосу – Махабхарата (I, 2, 15–28), насчитывало одного слона, одну колесницу, трех всадников и пять пехотинцев. Экипаж слона состоял из двух-трех человек, причем главный воин сидел на шее слона и направлял его, а прочие – на крупе, один из которых мог нести значок знатного бойца или держать зонт над ним. Основным оружием воинов служили дротики, а также лук. Воины сидели на пестрой попоне, возможно, на особом седле, а сам слон иногда защищался кожаным или даже металлическим панцирем, конструкция которого неизвестна. В Таксиле в слое рубежа эр найдены железные прямоугольные пластины размером 21,6 на 25,4 см, которые вследствие своих размеров считаются доспехом слона, что говорит о пластинчатой броне, нашиваемой на мягкую основу^[10]. Сам слон украшался колокольчиками, иногда ожерельями. К животному приписывали пехотинцев – «стражей стоп», которые охраняли слона от нападений пеших снизу (Махаб., VIII, 13, 9-12; 15, 6-10). Кроме того, трактат Каутильи «Артхашастра» (X, 5, 10) рекомендует усиливать боевого слона пятнадцатью пехотинцами, которые также служили прикрытием животным. В Махабхарате слона героя вместо пеших могли сопровождать четыре колесницы (Махаб., IV, 60, 7-10), что может отражать реалии эпоса, а не военной жизни.

Рис. 2. Князь и его знаменосец на слоне. Большая ступа в Санчи (последние века до н. э. – I в. н. э.). Воспроизведено по: Bernard P. Le monnayage d’Eudamos, satrape grec du Pandjab et “maître des éléphants” // Orientalin losephi Tucci memoriae dicata. Roma, 1985. Pl. III, 8.

Классическим вариантом правильного сражения был бой по родам войск: слоны должны были сражаться с элефантерией, колесницы с колесницами, всадники с конниками, а пехотинцы против пеших (Махаб., VII, 19, 38–39; 31,12; 72,19; 104,4; etc.). Однако данное правило в пылу битвы часто нарушалось и слоны также сражались с другими видами войск. К середине I тыс. до н. э. слоны применялись как на полях сражений, так и при осадах для срытия частокола и разрушения стен.

Историческое, а не теоретическое взаимодействие индийской элефантерии с другими родами войск на поле битвы показывает битва при Гидаспе в мае 326 г. до н. э. между Александром Македонским и пенджабским раджой Пором. Античные историки достаточно подробно описывают диспозицию Пора: в центре была построена пехота, перед которой размещались 130 слонов, усиленные в интервалах пехотинцами, на флангах находилась конница с колесницами-квадригами, выдвинутыми вперед (Arr. Anab., V, 15, 4–7; Diod., XVII, 87, 2). Таким образом, судя по диспозиции, слоны являлись главной ударной силой армии Пора, что показал и сам ход битвы, во время которой Пор атаковал элефантерией даже знаменитую македонскую фалангу. Однако тактическое превосходство осталось на стороне Александра: македоняне перебили дротиками корнаков, окружили слонов противника, вынудив их отойти. Это и привело македонян к победе и к захвату оставшихся слонов в качестве трофея^[11].

Рис. 3. Тетрадрахма (конец IV в. до н. э.). Князь в панцире с луком стоит в колеснице слева от возницы. На боевом слоне сидят воины с волосами, собранными в пучки. Воспроизведено по: Bernard P. Le monnayage d’Eudamos, satrape grec du Pandjab et «maître des éléphants’ // Orientalin losephi Tucci memoriae dicata. Roma, 1985. Pl. I, 4.

Первый известный нам исторический факт использования слонов неиндийской армией на Ближнем Востоке – это 15 животных, входивших в состав войска персидского царя Дария III (336–330 гг. до н. э.) накануне битвы при Гавгамелах в 331 г. до н. э. Это были слоны, которые царю поставили индийцы. Однако персы, расписав место слонов в письменной диспозиции, в действительности побоялись вывести этих животных на поле боя, чтобы не распугать своих лошадей, и оставили их в лагере. Битву выиграл Александр Македонский, захвативший персидский лагерь вместе со слонами^[12]. Куда потом исчезли эти животные, неясно. Скорее всего, их оставили в Вавилоне.

Рис. 4. Декадрахма Александра Македонского, представляющая победу этого царя над индийским раджой Пором (326 г. до н. э.). Аверс: Александр на Букефале преследует индийского боевого слона. Реверс: Александр в облике божества с перуном венчается венком Никой. Воспроизведено по: Нефедкин А.К. Элефантерия прошлого // Pbn. № 2 (35). 2014. С. 85, рис. 4.

Впервые европейские войска встретили элефантерию на поле боя в уже упомянутой битве при Гидаспе. С 327 г. до н. э. во время индийского похода Александр стал получать слонов в дар от индийских раджей. В Индии же элефантерия стала родом войск в его армии, насчитывавшей в конце похода (325 г. до н. э.) две сотни животных (Arr. Anab., VI, 2, 2). Царь даже сформировал из слонов на македонский лад гвардейский отряд-агему, посадив на них своих тяжеловооруженных пехотинцев-гоплитов (Diod., XVIII, 27,1; Polyaen., IV, 3, 24; Athen., XII, 539f). Таким образом, в первой европейской элефантерии экипаж слона состоял из корнака-индийца и македонянина, снабженного своим традиционным оружием: большим круглым щитом и пикой-сариссой.

После смерти Александра в Вавилоне 10 июня 323 г. до н. э. элефантерия перешла к верховым правителям империи: сначала к Пердикке, затем – к Антипатру. В 321 г. до н. э. последний увел половину слонов в Македонию, вторая же половина осталась «стратегу Азии» Антигону Одноглазому (Arr. Hist. suce, frg., 1,43). Именно последний впервые в европейском военном деле стал использовать слонов на поле боя: в битве при Оркиниях в Малой Азии весной 320 г. до н. э., в которой армия Антигона с тридцатью слонами сражалась с войском другого диадоха Эвмена (Diod., XVIII, 40, 7). В 318 г. до н. э. Эвмен вывел против Антигона 125 слонов, которых ему привел стратег Северной Индии Эвдам из армии убитого им Пора (Diod., XIX, 14, 8). Таким образом, по воле случая слоны Пора из армии Эвмена могли сражаться со слонами, некогда принадлежавшими этому же радже, в армии Антигона в двух крупных битвах эпохи при Паретакене (317 г. до н. э.) и Габиене (316 г. до н. э.).

Последовавшая затем эпоха эллинизма – время наиболее активного использования элефантерии на полях сражений, эпоха ее расцвета в Средиземноморье. Элефантерия в III – середине II в. до н. э. была на вооружении у наиболее мощных государств: в Македонии, Сирии, Египте, Бактрии и Карфагене. Последний познакомился со слонами в войне против эпирского царя Пирра на Сицилии в 270-х гг. до н. э., который привел с собой 20 боевых слонов, полученных от македонского царя Птолемея Керавна (281–279 гг. до н. э.; Just., XVII, 2,14). Уже ко времени Первой пунической войны (264–241 гг. до н. э.) Карфаген располагал мощной элефантерией – стойла города вмещали до 300 голов (Арр. Lib., 14, 95). В 262 г. до н. э. карфагеняне вывели против римлян 60 животных (Polyb., I, 18, 8, 19, 2; Diod., XXIII, 8, 1), однако сражались вместе с ними весьма неумело, не обладая нужным тактическим опытом, и лишь спартанец Ксантипп обучил пунов эффективно использовать слонов^[13].

Наибольшим количеством боевых слонов в эпоху эллинизма располагал родоначальник династии сирийских царей Селевк I Никатор (312–281 гг. до н. э.), получивший даже прозвище Элефантарха – «Начальника слонов» (Plut. Demetr., 25, 7), а Сирийское царство стало классической страной, где элефантерия играла значимую роль. Стоит в качестве своеобразного примера остановиться чуть подробнее на истории элефантерии в державе Селевкидов.

В 304 г. до н. э. при заключении мира в конце Восточного похода Селевк получил от правителя Индии Чандрагупты Маурьи 500 слонов – максимальное количество, известное нам у эллинистических правителей. По прибытии из Индии в Малую Азию в 302 г. до н. э. у Селевка осталось 480 слонов. Последние приняли участие в решающей битве при Ипсе против армии Антигона в 301 г. до н. э., силы которого были разгромлены, а оставшиеся в живых из его 75 слонов перешли к победителям (Diod., XXI, 1, 2; Plut. Demetr., 28–30, 2). Около 273 г. до н. э. сын Селевка Антиох! Сотер (281–261 гг. до н. э.) разгромил превосходящую по численности армию галатов, вторгшихся в Малую Азию, с помощью шестнадцати слонов, атака которых внесла панику как среди людей, так и среди животных (Luc. Zeux., 8-11). Всего десять слонов было в армии Антиоха III Великого (223–187 гг. до н. э.) во время его победоносной битвы с восставшим сатрапом Мидии при Аполлонии в 220 г. до н. э. (Polyb., V, 53–54). В 217 г. до н. э. Антиох III столкнулся с египетским царем Птолемеем IV (221–204 гг. до н. э.) при Рафии на юге Палестины. 102 слона Антиоха победили 73 слонов Птолемея, однако решило исход боя в пользу египтян столкновение фаланг (Polyb., V, 82–84). Во время следующей войны с Египтом слоны Антиоха опять стояли перед пехотой в битве при Панионе (200 г. до н. э.; Polyb., XVI, 18–19). В 191 г. до н. э. во время вторжения в Грецию в экспедиционном корпусе Антиоха было всего шесть слонов, которые успешно прикрывали отступление сирийцев при Фермопилах от римлян (Liv., XXXVI, 18–19). В следующем году в генеральной битве при Магнезии на западе Малой Азии против римлян 54 слона не принесли победы войску Антиоха III, а даже наоборот, страдая от ран, полученных при обстреле, запаниковали и расстроили строй своей же фаланги (Liv., XXXVII, 39–43). Согласно Апамейскому мирному договору (189 г. до н. э.) между Антиохом и Римом, Сирийское царство должно было демилитаризоваться, упразднив наиболее действенные в то время виды наступательного оружия: флот (исключая десять кораблей) и боевых слонов. Однако уже сын Антиоха III, Антиох IV Эпифан (175–164 гг. до н. э.) в нарушение договора опять обзавелся элефантерией. В 170 г. до н. э. Антиох IV вторгся в Египет с большой армией, включающей колесницы и слонов, а потом устроил грандиозный триумф в городе Дафна (166 г. до н. э.) по случаю своей египетской победы, в котором прошло 36 слонов – ветеранов нильской кампании (Polyb., XXXI, 3,11= XXX, 25,11). В 162 г. до н. э. в Сирию из Рима было послано посольство во главе с Гнеем Октавием, которому было специально поручено сжечь царские корабли и подрезать жилы слонам, однако посол был убит в Лаодикее в Сирии (Арр. Syr., 46).

Использовалась элефантерия Селевкидами и во время подавления восстания Маккавеев в Иудее. В 162 г. до н. э. ополчение во главе с Иудой встретило большую по численности селевкидскую армию стратега Лисия в ущелье Бет-Захария по дороге на север к Иерусалиму. У Лисия было 22 слона. Во время боя отряд со слоном, шедшим первым и посчитанный иудеями царским, был рассеян стремительной атакой Элеазара Маккавея, который смертельно ранил животное, однако слон упал и задавил самого Элеазара. Жертва не была напрасной – это был важный морально-психологический акт: было убито страшное животное, которое оказывало сильное воздействие на иудеев, не обладавших элефантерией и ранее плохо знакомых со слонами. Впрочем, Иуда все же отступил, уступая численному превосходству врага (I Масс., 6, 28–48; Jos. Ant. Jud., XII, 9, 3–5 (366–375)). В марте следующего года при Адасе Иуда разбил стратега Никанора, слоны которого не могли уже привести сирийцев к победе (II Масс., 15, 20–28).

Наконец, в 145 г. до н. э. сирийский узурпатор Трифон повел на столицу царства Антиохию свою армию, включавшую элефантерию, но это были уже трофейные египетские слоны (I Масс., 11, 56; Jos. Ant. Jud., XIII, 5, 3 (144)). После этого сведения об элефантерии в армии Селевкидского царства, погрязшего в смуте, исчезают.

Рис. 5. Медальон в блюде, сделанный в Умбрии (Италия). В башне сидит безбородый мужчина в шлеме, а корнак носит шапочку. Paris, Louvre, Salle Н. Воспроизведено по: Bierikowski P. Les Celtes dans les arts mineurs gréco-romains. Cracovie, 1928. P. 143, fig. 214.

Раннехристианский писатель Юлий Африкан (ок. 160 – ок. 240 г.) так обобщил использование слонов в древности и детали их вооружения: «С большой пользой древние использовали для битв слонов: поразить новым зрелищем непривычных лошадей и людей; а сами слоны наводили страх, неся башни, – словно крепость шагает перед фалангой. Крик их резок, а натиск – непереносим, поэтому только их бивней было достаточно для разгона любой толпы; а кроме того, к ним прикрепляли соответствующие по размеру острия; а большую часть тела слона прикрывали широкими панцирями; также давали животным дротики метать хоботом» (Jul. Afr. Cest., 1,18,11.1–8).

Данное описание относится в первую очередь к элефантерии эллинистической эпохи. Во время полувековой борьбы преемников Александра – диадохов и позднее, в III в. до н. э., действительно совершенствуется снаряжение слона. Животное одевают в дорогую пурпурную попону. А слон мог как не носить защитное вооружение, так и носить его. Последнее состояло из налобника с султаном, а также полного панциря, вероятно, чешуйчатого или пластинчатого, причем у царского слона и доспех был соответствующим (I Масс., 6, 43). Бивни животного усиливались острыми наконечниками, а иногда в хобот давалось оружие. На спине слона стали устанавливать башню. Скорее всего, последняя появилась в армии Антигона Одноглазого на рубеже 320-310-х гг. до н. э.^[14]. Башня делалась из дерева с четырьмя-шестью зубцами по образцу городской стены, покрывалась круглыми щитами снаружи (что давало дополнительную защиту воинам) и прикреплялась ремнями или цепями к телу животного. Экипаж состоял из двух-трех воинов, именуемых «сражающиеся из башни». Воины в башне стояли, обратившись в разные стороны. Вооружение элефантеристов стало также греко-македонским: наряду с традиционными дротиками и луком из башни сражались длинными пиками-сариссами. На шее животного сидел вожак-кор-нак с крюком, а у карфагенян – еще и с долотом и молотом для умерщвления взбесившегося животного путем вбивания долота в шею. Снаряжение корнака долотом приписывается младшему брату Ганнибала, карфагенскому полководцу Гасдру-балу (245–207 гг. до н. э.; Liv., XXVII, 49, 1–2). Самих же слонов для смелости подпаивали перед боем вином, смешанным с ладаном (I Масс., 6, 34; III Масс., 5, 30).

Рис. 6. Терракотовая статуэтка боевого слона высотой 12 см и длиной 7 см из гробницы мальчика (№ 133) в западном кладбище Фессалоник (270–260 гг. до н. э.). Временная выставка терракот «EiôdiÀio» в Фессалоникском археологическом музее. Фото Ю. Н. Кузьмина в музее в 2016 г.

Если в начале периода эллинизма слонов использовали не только на поле битвы, но и во время осад по индийскому образцу, то впоследствии – преимущественно в полевых сражениях. В диспозиции слоны располагались цепью, примерно на расстоянии 30 м друг от друга. Их тактические задачи состояли в том, чтобы атаковать конницу, блокировать ее атаку либо сражаться против вражеской элефантерии. Успех атаки на конницу объяснялся тем, что лошади, непривычные к виду и запаху слонов, просто начинали беситься и выходить из повиновения у всадников.

При использовании слонов в армии возникали и большие сложности, связанные не только с их транспортировкой и фуражировкой, но и с их поведением во время боя, когда бешенство одного слона могло привести к панике и замешательству всего отряда и находящегося тут войска, как это было в битве при Магнезии. Поэтому для защиты от поражения слонов со стороны вражеских пехотинцев к животным прикрепляли пеших метателей, которые сопровождали слонов в бою, растягиваясь по возможности цепочкой между животными. Однако они не были специально прикрепленными к животному воинами, известными в индийском военном деле как «стражи стоп», скорее, это были отряды метателей, которых приписывали к слонам на более или менее постоянной основе в ходе кампании или сражения. В битве при Панионе, например, слоны взаимодействовали с пешими и конными метателями (Polyb., XVI, 18–19), а в армии Лисия, согласно «Первой книге Маккавеев» (6, 35–36), в ущелье Бет-Захария каждого слона сопровождала тысяча (хилиархия) тяжеловооруженных гоплитов и пятьсот (гиппархия) всадников, хотя, возможно, тут описан походный порядок армии, построенный в колонну.

О существовавшем военно-административном делении элефантерии эллинистических государств на отряды у нас нет точных данных. В трех сохранившихся до нашего времени древнегреческих «Тактиках», сведения которых восходят кIII–II вв. до н. э., упоминается двоичное деление корпуса-«фаланги» слонов численностью в 64 головы, которым руководил фалангарх; половиной отряда командовал керарх («начальник крыла»), шестнадцатью слонами – элефантарх («начальник слонов»), восьмью – ил арх («начальник илы»), четырьмя – эпитерарх, двумя – терарх («начальник четверки»), а одним – зоарх («начальник животного») (Asclep. Tact., 9; Ael. Tact., 23). Данное теоретическое деление, однако, могло базироваться на реальном военном. В источниках мы находим у Селевкидов численность отрядов слонов примерно равной отрядам в данном делении. Десяток слонов – численность, приближающаяся к илархии, – мы обнаруживаем в войске царя Антиоха III в битве при Аполлонии, 16 слонов – иерархия – у Антиоха III во время победы над галатами, а 36 слонов в параде в Дафне примерно соответствуют керархии. Также стоит заметить, что, в принципе, «начальник слонов» – элефантарх обычно являлся командиром всей элефантерии государства, что, впрочем, не исключает и наличие подобного офицерского звания.

Рис. 7. Памятная нумидийская монета в честь победы над Такфаринатом (21/ 2 г. н. э.). Аверс: бюст Юбы II (25 г. до н. э. – 23 г. н. э.) в диадеме, реверс: слон с башней. Воспроизведено по: Mazard. J. Corpus nummorum Numidiae Mauretaniaeque. Paris, 1955. P. 103.

Азиатские монархии, и Селевкидская держава в частности, по сложившейся традиции использовали индийских слонов, а корнак именовался «индом» не случайно: первоначально это наименование соответствовало действительности. Слоны поступали сирийским царям из Бактрии и Индии, как это было в 274/3 г. до н. э., когда, согласно вавилонской табличке, бактрийский сатрап прислал 20 слонов^[15], и в 206 г. до н. э., когда бактрийский и индийский цари по заключении мирных договоров с Антиохом III дали ему около 150 слонов (Polyb., XI, 34, 11). Индийский слон (Elephas maximus) достигает веса более 5 т при росте 2,5–3,5 м. Африканские же лесные слоны (Loxodonta cyclotis) ростом до 2,5 м были у египтян, карфагенян, нумидийцев и эфиопов. Этих животных цари Египта стали использовать после 280 г. до н. э., когда появились центры по их приручению на берегу Красного моря. Африканские слоны попадали к тем же Селевкидам в качестве трофеев от Птолемеев, как это было с элефантерией погибшего в бою Птолемея VI Филометора (180–145 гг. до н. э.). Данная порода боялась своих более высокорослых азиатских сородичей, что показала битва при Рафии в Южной Палестине 22 июня 217 г. до н. э., в которой индийские слоны Антиоха III столкнулись с египетской элефантерией Птолемея IV: большинство ливийских слонов, судя по всему, просто ретировались с поля, не приняв боя (Polyb., V, 84, 2–7).

После падения эллинистических государств и завоевания их Римом элефантерия оставалась до середины I в. до н. э. в армиях римлян и нумидийцев. Римляне, несмотря на то, что они научились успешно бороться с элефантерией противника, сами обзавелись этим родом войск, получая преимущественно слонов из Северо-Западной Африки. По эллинистической традиции римские слоны носили башню с лучниками и были защищены чешуйчатой броней. Уже к началу Второй македонской войны (200–197 гг. до н. э.) слоны оказались в армии римского консула Публия Сульпиция Гальбы (Liv., XXXI, 36, 4). Потом, в течение II в. до н. э., элефантерия Вечного города сражалась с македонянами, испанскими кельтиберами, галлами-аллобро-гами. Последний раз слоны в римской армии появляются в битве при Tance (46 г. до н. э.) между Цезарем и войском помеянцев, которые получили этих животных от союзного им нумидийского царя. Несмотря на неудачные действия слонов в этой битве, победитель Цезарь, готовясь к парфянской кампании, намеревался использовать элефантерию, но его смерть в 44 г. до н. э. воспрепятствовала осуществлению его планов (Cicer. Philip., V, 17, 46). Император Клавдий (41–54 гг.) также желал использовать слонов в походе на Британию в 43 г., Дидий Юлиан (193 г.) безуспешно попытался из цирковых слонов создать боевое подразделение для противостояния войскам Септимия Севера; а император Каракалла (211–217 гг.) сформировал не только македонскую фалангу по образцу Александра Великого, но и отряд элефантерии (Hdn., II, 11, 9; Dio Cass., LX, 21, 2; LXXIII, 16, 2–3; LXXVII, 7, 4). Однако все эти попытки не привели к реальному использованию слонов в боевых действиях, как предполагает петербургский историк А.В. Банников, из-за утраты навыков боевого тренинга слонов^[16].

Рис. 8. Мраморный алтарь со слоном с Аппиевой дороги (августовская эпоха). Копия, Museo della Cività Romana (Roma). Фото автора в октябре 2008 г.

Под влиянием Египта к середине III в. до н. э. боевых слонов стали использовать эфиопы. Они также водружали на животных башни, в которых находилось шесть лучников, стрелявших попарно на три стороны (Heliod., IX, 18, 5). В 570 г. эфиопский правитель Йемена Абраха направил на Мекку войско, включающее белого и, видимо, других слонов – событие, которое вошло в Коран в качестве отдельной суры 105: «Слон». Именно в этот год по исламской традиции родился пророк Мухаммед. В 640 г. нубийцы сражались с арабами с помощью слонов.

Эфиопы остались единственными в Средиземноморье и на Ближнем Востоке, кто использовал слонов на поле боя в первые века новой эры. Тогда как на Индийском субконтиненте элефантерия продолжала играть важнейшую роль, а под влиянием военной индийской традиции этот род войск использовали в Средней Азии кушаны и наследовавшие им эфталиты (VI в.).

В III в. н. э. слонов стали использовать сасанидские шахи Ирана, которые, с одной стороны, обладали доступом к источникам поступления индийских слонов, а с другой – рассматривали себя как преемники династии Ахеменидов, в конце правления которой слоны появились в армии персов. Видимо, уже у основателя династии Арда-шира I (224–241 гг.) была элефантерия, которую позднее стал широко применять шахиншах Шапур II (309–379 гг.), располагавший 300 головами этих животных (Sozom., II, 14). Слоны у Сасанидов были боевыми и командными. Боевые слоны были защищены доспехами и носили деревянные или «железные» (вероятно, обшитые железом – Jul. Orat., II, 65В) башни, в которых находились стрелки и метатели дротиков, тогда как на охотничьих животных башни не устанавливались. Слона в бою для прикрытия сопровождал отряд пехоты. По источникам складывается впечатление, что персы чаще использовали слонов во время осад, а не для крупных полевых битв^[17].

В роковой для истории Ирана битве при Кадисии (637 г.) три десятка слонов, расположенных перед центром и флангами персидской армии, яростно сражались с арабами в первый и третий день четырехдневной битвы. В первый день слоны атаковали достаточно успешно, и лишь интенсивная стрельба арабов по незащищенным хоботам и глазам животных и по экипажам, а также срезание подпруг, удерживающих башни, привели к остановке атаки элефантерии персов. На второй день снаряжение ремонтировалось. А на третий день персы прикрепили к каждому слону отряд пехоты с конной поддержкой. Однако арабы стали опять стрелять по глазам слонов и отрубать им хоботы, что привело к панике и бегству животных. На четвертый день арабы, убив персидского военачальника, обратили иранскую армию в бегство ^[18].

Рис. 9. Сцена царской охоты в болоте верхом на слоне. Рельеф грота в Так-и Бустане времени правления шахиншаха Пероза (457–484 гг.) или Хосрова II (590–628 гг.). Воспроизведено по: Stierlin H. Splendeurs de l’Empire Perse. Paris, 2006. P. 257.

После арабского завоевания слонов продолжали использовать на поле боя эфиопы (по крайней мере, до XVI в.), индийцы (до конца XVIII в.) и народы Индокитая (до конца XIX в.). Могольские падишахи Индии располагали в XVI–XVII вв. 6000-12000 животных, тогда как короли Сиама и Бирмы – тысяч по пять-шесть. Слоны, получаемые из Индии, сражались и в армиях наиболее воинственных мусульманских монархов Среднего Востока: султана Махмуда Газневи (998-1030), хорезмшаха Мухаммеда (1200–1220) и эмира Тимура (1370–1405)^[19].

Классической страной использования боевых слонов оставалась Индия. В Северо-Западной Индии на рубеже эр использовались по античному образцу башни (Philost. Vita Apol., II, 12), хотя, возможно, местный способ езды на слонах, покрытых лишь попоной, в регионе преобладал, как это нам показывают кушанские изображения^[20]. В Индии лишь в период арабского вторжения в Синд (712 г.) источники упоминают кабину (howdah), устанавливаемую, в частности, на спине слона раджи^[21]. Афанасий Никитин, побывавший в Центральной Индии в 1469–1472 гг., описал боевых слонов государства Бахманидов в рассказе о парадном выезде султана, в котором участвовало «300 слонов, наряженных в булатные доспехи с городками, а городки окованы. В городках же по 6 человек в доспехах с пушками да с пищалями, а на великом слоне 12 человек. На каждом слоне по 2 знамени больших, к клыкам привязаны большие мечи, по кентарю [ок. 40 кг], да к хоботам привязаны тяжелые железные гири; между ушей сидит человек в доспехах, а в руках у него крюк большой железный, которым он правит». В поход же против соседнего государства Виджиянагар отправилось 100 слонов «в доспехах и с городками, и на каждом слоне по 4 человека с пищалями», а на 40 слонах, облаченных в доспехи, индийского союзника султана было «по 4 человека с пищалями»^[22]. Из данных описаний ясно видно, что Никитин приводит максимальное количество воинов (12), размещавшихся в «теремке» большого слона во время парада, тогда как на обычном слоне сидело шесть воинов. В настоящую же боевую кампанию отправились те же бронированные слоны, но на каждом было лишь по четыре «пищальника», причем на мусульманском – в башне, а на индийском – без нее.

Другие европейские путешественники XV–XVII вв. подтверждают, что на слоне размещалось 3–6 воинов^[23]. Еще в XIV в. башни на слонах армии Делийского султаната были деревянными, обитые металлом, и по форме напоминали закрытые теремки. Они устанавливались на бронированных стальными доспехами животных. В башнях размещались лучники, арбалетчики, метатели дисков или гранат с греческим огнем, а к самим животным для усиления были приписаны ракетчики и метатели гранат. Отряды по пять животных поддерживались пехотинцами, задача которых в бою состояла в прикрытии слонов от действия неожиданно нападающих всадников^[24]. Во время А. Никитина элефантеристы были уже вооружены тяжелыми аркебузами и луками. Позднее, в эпоху Великих Моголов (XVI–XVIII вв.), слоны обычно не носили башен, а животные командиров снабжались специальным сиденьем (howdah), покрытым у боевых вариантов металлической обивкой. На нем восседал военачальник, а позади размещалась охрана и/или прислуга. С начала XVI до конца XVII в. на некоторых слонах устанавливали специальные легкие орудия (гаджналы), длиной ок. 1,8 м, которые обслуживало по четыре канонира^[25].

К бивням слонов привязывались мечи или ножи, иногда отравленные, а в хоботе животное несло меч или тяжелую цепь, иногда с гирями. Слон мог быть небронированным, защищенным частично или полностью покрытым доспехом, неметаллическим или стальным чешуйчатым либо кольчато-пластинчатым. Причем в могольское время оголовье слона защищало весь хобот, кроме кончика, и имело пару высокостоящих «ушей», прикрывавших корнака спереди. В Королевских оружейных палатах в Лидсе сохранилась большая часть могольского доспеха для слона, датированная концом XVI – началом XVIII в. Доспех состоял из восьми частей и закрывал всю голову с ушами и хоботом, а также туловище. Он в полном варианте состоял из 8349 больших и малых стальных пластин общим весом 159 кг. Прямоугольные пластины были соединены кольчужным плетением и подбиты на шерстяную подкладку, а каждая большая пластина украшена изображениями цветов, слонов, птиц и рыб^[26].

Рис. 10. Полный доспех для слона (Индия, ок. 1600 г.). The Royal Armouries, London. Воспроизведено no: Kistler J. War elephant. Westport, London, 2006. Frontispiece.

Во время падишаха Акбара (1556–1605) слоны были сгруппированы в отряды по 10, 20, 30 голов^[27]. Элефантерия по-прежнему использовалась для фронтальной атаки врага, для чего слонов размещали перед основной линией войск; также слоны активно использовались при осадах, выбивая лбом ворота и разрушая палисады и стены. В генеральной битве при Карнале (1739 г.) между войсками могольского падишаха Мухаммада (1719–1748) и персами Надир-шаха (1736–1747) повелитель Индии выставил в боевой порядок 2000 слонов, которые, впрочем, были обращены в бегство огнем иранской полевой артиллерии, перевозимой на верблюдах^[28].

Рис. 11. Падишах Акбар (1556–1605) во главе своей армии переправляется через Ганг, вероятно, во время своей последней кампании в 1600 г. против восставшего сына. Воспроизведено по: Stewart J. The Elephant in War // The Quarterly Journal of Military History. Vol. 3. № 3.1991. P. 63.

Элефантерия была значимым родом войск и в государствах Юго-Восточной Азии: в Бирме, Сиаме, Камбодже, Вьетнаме, Малайе, в лаосских и шанских княжествах. Тут воин сидел на затылке животного, позади в высоком седле размещался слуга-оруженосец, а вожак управлял слоном, сидя на крупе сзади. Обычно воин был вооружен длиннодревковым оружием (пика, алебарда, трезубец), один или два воина в башне или седле были лучниками, арбалетчиками или, позднее, вооруженными огнестрельным оружием. Если главной на слоне была женщина (а такое случалось в регионе), то и весь экипаж состоял из представительниц прекрасного пола. Слона обычно сопровождало четверо «стражей стоп» на индийский манер, защищавших снизу животное от нападений вражеских пехотинцев.

Рис. 12. Поединок царей Пегу и Авы, двух бирманских государств. Гравюра из книги: Вгу, J.-T., de. Historiarum Orientalis Indiae. Vol. VIL Frankofurti, 1598. Воспроизведено no: Mendes Pinto F. The Traveldso Mendes Pinto / Edited and Translated by R.D. Catz. Chicago; London, 1989. Fig. 19.

Известно, например, что в первой половине 1540-х гг. правитель Кохинхины (Южного Вьетнама) располагал двумя сотнями боевых слонов, снабженных башнями и вооруженных мечами, закрепленными на бивнях^[29]. Камбоджийский боевой слон в XIX в. носил на себе железный панцирь, открытое седло с сотней дротиков и трех воинов в шлемах: одного с кривым мечом и крюком на шее, второго – в седле, а третьего с дротиками – позади^[30]. Слоны в регионе редко носили панцирь, а воины на нем размещались или прямо на попоне, или чаще – на особом седле, иногда прикрытом сзади щитом. Слоны в регионе в Новое время все чаще становились «боевой командной машиной», с которой полководцы наблюдали за ходом битвы, а при необходимости участвовали в популярных поединках. С XVIII в. заметен упадок в использовании боевых слонов, которые постепенно превратились в мобильные платформы для легкого орудия (джингал), обслуживаемого двумя канонирами.

О значимости слонов в военном деле Индокитая свидетельствует предложение в 1861 г. короля Сиама Рама IV (1851–1868) американскому президенту своих слонов, чтобы помочь северянам перевозить грузы. Авраам Линкольн, впрочем, отказался от этого предложения под предлогом неподходящего для слонов климата США. Позднее эта переписка стала рассматриваться как предложение королем помощи северянам своими боевыми слонами для военных действий против южан. Даже во время Второй мировой войны животные служили в джунглях Бирмы в качестве транспортного средства, могущего пройти там, где техника не могла проехать.

В общем, элефантерия около трех тысячелетий существовала как род войск. Слоны играли важную роль в военном деле Средиземноморья на протяжении более 2,5 века, с последней четверти IV в. до н. э. до середины I в. до н. э., из которых период до середины II в. до н. э. можно назвать «золотым веком» европейской эллинистической элефантерии. Такое длительное существование данного рода войск в наиболее могущественных странах региона, кажется, свидетельствует против утверждения о малоэффективности элефантерии. Она была особенно эффективна против войск, которые не умели с ней бороться. По мере же привыкания к слонам армии противника значение элефантерии на поле боя уменьшалось. Закату использования элефантерии в античной Европе и на Ближнем Востоке способствовали трудность в получении слонов из мест их обитания и, вероятно, потеря навыков боевой дрессуры животных. В Азии же, где источники пополнения слоновьего парка оказались ближе и доступнее, элефантерия сохранялась гораздо дольше. Лишь после распространения тут эффективного огнестрельного оружия и легкой артиллерии началась эпоха заката боевых слонов, которых все чаще использовали как «передвижную командную машины» или «тягач» для переноски грузов.

2. Боевые слоны сирийского царства Селевкидов^[31]

В 1975–1977 гг. в журнале «Вокруг света» было опубликовано пять статей, посвященных истории военного дела. Среди последних в № 1 за 1976 год была и небольшая статья московского оружиеведа Михаила Викторовича Горелика «Шагающие крепости», посвященная боевым слонам древности и Средневековья, с добавлением пересказов анекдотов из античных авторов М. Бынеева. Между прочим, тут был приведен рассказ о победе сирийского царя Антиоха III с помощью слонов над кельтами-галатами в Малой Азии в 273 г. до н. э.^[32]

Именно Сирийское царство было классической эллинистической монархией, обладавшей в пору своего расцвета в III – первой половине II в. до н. э. максимальным количеством видов сухопутных войск. Тут мы найдем и легковооруженных метателей, и пехоту в среднем вооружении, и щитоносцев в доспехах, и конных метателей дротиков, и лучников, и тяжеловооруженных верховых копьеносцев, и полностью закованных в броню вместе с конем катафрактов, и арабских мегаристов, и серпоносные колесницы, и, конечно, элефантерию.

Раннехристианский писатель Юлий Африкан (ок. 160 – ок. 240 г.) так описал использование слонов в древности и их вооружение: «С большой пользой древние использовали для битв слонов: поразить новым зрелищем непривычных лошадей и людей; а сами слоны наводили страх, неся башни, – словно крепость шагает перед фалангой. Крик их резок, а натиск – непереносим, поэтому только их бивней было достаточно для разгона любой толпы; а кроме того, к ним прикрепляли соответствующие по размеру острия; а большую часть тела слона прикрывали широкими панцирями; также давали животным дротики метать хоботом» (Jul. Afr. Cest., 1,18,11.1–8). Хотя данное описание и обобщенное, оно в значительной мере относится и к селевкидской элефантерии.

Слонов начали использовать в военном деле в Древней Индии в первой половине I тыс. до н. э. Армия Александра Македонского (356–323 гг. до н. э.) познакомилась с боевыми слонами во время кампании при Гавгамелах (331 г. до н. э.) против персидского войска царя Дария III (336–330 гг. до н. э.), когда индийцы привели в царскую армию 15 животных. Хотя слоны и числились в персидской диспозиции перед царским отрядом, реально они в бою не участвовали, а после боя их захватили в персидском лагере. Куда слоны потом делись, неясно, возможно, их оставили в Вавилоне. Позднее, в 327 г. до н. э., в начале индийского похода, Александр стал получать слонов в дар от индийских раджей. И лишь в сражении с царем Пором при Гидаспе в 326 г. до н. э. македоняне впервые столкнулись со слонами на поле битвы. Со времени индийского похода слоны вместе с индийскими вожаками-корнаками вошли в армию Александра Македонского, находясь в обозе, поскольку крупномасштабные битвы тогда не велись.

Возвращаясь из экспедиции в Индию, македоняне вели с собой около 200 слонов. После смерти Александра в июне 323 г. до н. э. элефантерия перешла к верховым правителям распадающейся империи: сначала к Пердикке, затем – к Ан-типатру и Антигону Одноглазому.

В период борьбы преемников Александра за власть (диадохов) слоны появляются и в армии основателя сирийской державы Селевка I Никатора (312–281 гг. до н. э.), военачальника Александра. Во время восточного похода Селевка правитель Индии Чандрагупта Маурья при заключении мира (304 г. до н. э.) дал своему новому союзнику 500 слонов – максимальное количество, известное нам у эллинистических правителей. По прибытии из Индии в Малую Азию в 302 г. до н. э. у Селевка осталось еще 480 слонов. Последние приняли участие в решающей битве при Ипсе против армии Антигона в 301 г. до н. э., силы которого были разгромлены, а оставшиеся в живых его 75 слонов перешли к победителям.

Рис. 13. Расписная терракотовая фигурка слона, поражающего обнаженного галатского пехотинца, вооруженного щитом и мечом. Мирина (III в. до н. э.). Paris, Louvre, Inv. 131. Воспроизведено по: Bierikowski P. Les Celtes dans les arts mineurs gréco-romains. Cracovie, 1928. P. 142, fig. 212.

В III – середине II в. до н. э. слоны активно использовались в боях селевкидскими царями. Приведем те сведения, которые нам известны. Около 273 г. до н. э. сын Селевка Антиох! Сотер (281–261 гг. до н. э.) разгромил превосходящую по численности армию галатов, вторгшихся в Малую Азию, с помощью шестнадцати слонов, атака которых внесла панику как среди людей, так и среди животных. Всего десять слонов было в армии царя Антиоха III Великого (223–187 гг. до н. э.) во время его удачной битвы с восставшим сатрапом Мидии при Аполлонии в 220 г. до н. э.

Элефантерия сражалась и в крупных полевых битвах, разыгрывавшихся у сирийцев с египтянами или римлянами. В 217 г. до н. э. Антиох III столкнулся с египетским царем Птолемеем IV (221–204 гг. до н. э.) при Рафии на юге Палестины. 102 слона Антиоха победили 73 слонов Птолемея, но столкновение фаланг решило исход битвы в пользу египтян. Во время следующей войны с Египтом слоны Антиоха опять стояли перед пехотой в битве при Панионе (200 г. до н. э.). В 191 г. до н. э. во время вторжения в Грецию Антиох располагал в своем экспедиционном корпусе всего шестью слонами, которые успешно прикрывали отступление сирийцев от преследующих римлян. В следующем году в генеральной битве при Магнезии на западе Малой Азии 54 слона не принесли победы численно превосходящему римлян войску Антиоха III, а даже наоборот, страдая от ран, полученных при обстреле, запаниковали и расстроили строй своей же фаланги. Согласно Апамейскому (189 год до н. э.) мирному договору между Антиохом и Римом, Сирийское царство должно было демилитаризоваться, упразднив наиболее действенные в то время виды наступательного оружия: запрещалось иметь флот (исключая 10 кораблей) и содержать боевых слонов.

Однако уже сын Антиоха Великого, Антиох IV Эпифан (175–164 гг. до н. э.), в нарушение договора опять обзавелся элефантерией. В 170 г. до н. э. Антиох IV вторгся в Египет с большой армией, включающей колесницы и слонов, а потом устроил грандиозный триумф в городе Дафна (166 г. до н. э.) по случаю своей египетской победы, в котором прошло 36 слонов – ветеранов нильской кампании. В 162 г. до н. э. в Сирию из Рима было послано посольство во главе с Гнеем Октавием, которому было специально поручено сжечь царские корабли и подрезать жилы слонам, однако посол был убит в Лаодикее в Сирии.

Использовалась элефантерия и во время подавления восстания Маккавеев в Иудее. В 162 г. до н. э. ополчение во главе с Иудой Маккавеем встретило большую по численности селевкидскую армию стратега Лисия в ущелье Бет-Захария по дороге на север к Иерусалиму. У Лисия были 22 слона. Во время боя отряд во главе со слоном, шедший первым и посчитанный иудеями царским, был рассеян стремительной атакой Элеазара Маккавея, который смертельно ранил животное, однако слон упал и задавил Элеазара. Жертва не была напрасной – это был важный морально-психологический акт: было поражено страшное животное, которое оказывало сильное психологическое воздействие на иудеев, не обладавших элефантерией и явно плохо знакомых со слонами. Впрочем, Иуда все же отступил, уступая численному превосходству врага. В марте следующего года при Адасе Иуда разбил стратега Никанора, слоны которого не могли уже привести сирийцев к победе. Наконец, в 145 г. до н. э. узурпатор Трифон вел на столицу царства Антиохию свою армию, включавшую элефантерию, но это были уже трофейные египетские слоны. После этого сведения о слонах в армии Селевкидского царства, погрязшего в смуте, исчезают.

Рис. 14. Гемма, изображение на которой, возможно, вдохновлено победой Антиоха I над галатами. Paris, Cabinet des Médailles, inv. 1911. Воспроизведено no: Goukowsky P. Le roi Pôros, son éléphant et quelques autres (En marge de Diodore, XVII, 88, 6) // BCH. Vol. 96. 1972. P. 491, fig. 10.

В целом в бою слоны обладали двумя главными преимуществами, ради которых их использовали в эллинистических армиях: мощное психологическое воздействие на врага, особенно когда последний не был с ними знаком, и паническая боязнь лошадьми голоса, запаха и вида слонов. Причем, согласно «Третьей книге Маккавеев», для смелости животных перед боем поили вином, смешанным с ладаном (III Масс., 5, 30). Слонов обычно ставили в первой линии на расстоянии 20–50 м друг от друга с целью отражения конных атак или противостояния вражеской элефантерии. Также слонов по индийской традиции использовали при осадах для психологического воздействия на защищающихся и для разрушения укреплений, как это сделал Антиох III при осаде Ларисы (191 г. до н. э.) и Трифон при захвате Антиохии (145 г. до н. э.).

Вместе с тем при использовании слонов возникали и большие сложности, связанные не только с их транспортировкой и фуражировкой, но и с поведением этих животных во время боя, когда бешенство одного слона приводило к панике и замешательству всего стада и находящегося тут войска, как это было в битве при Магнезии. Поэтому для защиты от поражения слонов со стороны вражеских пехотинцев к ним прикрепляли пеших метателей, которые сопровождали каждого слона в бою, растягиваясь по возможности цепочкой между животными. Однако они не были специально прикрепленными к животным воинами, известными в индийском военном деле как «стражи стоп», которые по двое охраняли каждую ногу животного от поражения пехотинцами. Скорее, это были отряды метателей, которых прикрепляли к слону на более или менее постоянной основе в ходе кампании или сражения. В битве при Панионе, например, слоны взаимодействовали с пешими и конными метателями, а в армии Лисия, согласно «Первой книге Маккавеев» (6, 35–36), в ущелье Бет-Захария каждого слона сопровождала тысяча (хилиархия) тяжеловооруженных гоплитов и пятьсот (гиппархия) всадников, хотя, вероятно, тут описан походный порядок армии, построенный в колонну.

О военно-административном делении элефантерии Селевкидов на отряды у нас нет ясных данных. В трех сохранившихся до нашего времени древнегреческих «Тактиках», информация которых восходит к эллинистической эпохе, кIII–II вв. до н. э., упоминается двоичное деление отряда-«фаланги» слонов в 64 головы, которым руководил фалангарх, половиной командовал керарх, шестнадцатью слонами – элефантарх, восьмью – иларх, четырьмя – эпитерарх, двумя – терарх, а одним – зоарх (Asclep. Tact., 9; Ael. Tact., 23). Нельзя исключить, что данное деление было чисто теоретической разработкой, ведь элефантархом в армиях Селевкидов в источниках называется не командир шестнадцати слонов, а начальник всего корпуса. Данное теоретическое деление, однако, могло базироваться на реальном военном. В источниках мы находим у Селевкидов численность отрядов слонов примерно равной отрядам в данном делении. Десяток слонов – численность, приближающаяся к илархии, – мы обнаруживаем в войске царя Антиоха III в битве при Аполлонии, 16 слонов – иерархия – у Антиоха III во время победы над галатами, 36 слонов в параде в Дафне примерно соответствуют иерархии.

Селевкиды по сложившейся традиции использовали индийских слонов, не случайно же вожак-корнак именовался «индом», что первоначально соответствовало действительности. Индийский азиатский слон (Elephas maximus) достигает веса 5,4 т при росте 2,5–3,5 м. Данный вид слонов поступал сирийским царям из Бактрии и Индии, как это было в 274/3 г. до н. э., когда, согласно вавилонской табличке, бактрийский сатрап прислал 20 слонов, и в 206 г. до н. э., когда бактрийский и индийский цари по заключении мирных договоров с Антиохом III дали ему около 150 слонов. Африканские лесные слоны (Loxodonta cyclotis) ростом до 2,5 м попадали к Селевкидам в качестве трофеев от Птолемеев, как это было с элефантерией погибшего в бою Птолемея VI Филометора (180–145 гг. до н. э.). В сражениях же, где встречались оба вида на поле боя, лесные слоны просто обращались в бегство, видя своих рослых азиатских сородичей, как это произошло в битве при Рафии.

Рис. 15. Бронзовая голова слона в броне с серебряными глазными яблоками, найдена в Этрурии и хранится в М. Julien Gréau collection. Воспроизведено по: Reinach S. Elephas // DS. T. IL Pt. 2. 1892. P. 540, fig. 2625.

Теперь обратимся к снаряжению и вооружению слона. Первоначально у индийцев на слонах башен не было. На слоне сидел корнак и один-два воина. Корнак, сидя на затылке слона, управлял животным с помощью особого стрекала с крюком, которым воздействовали на болевые точки головы. При Александре Великом и в македонской элефантерии не было башен, а на самих слонах, по индийскому образцу, сидел корнак-индиец и воин-македонянин. Но уже в 317 г. до н. э. в войске «стратега царского войска» Антигона Одноглазого мы встречаем слонов при полном вооружении, ставшем затем традиционным: с башнями на спинах и с пурпурными покрывалами. Видимо, идея ввести башню для удобства метания и защиты экипажа принадлежит македонянам из имперского войска Антигона. Башня делалась с четырьмя-шестью зубцами по образцу городской стены из дерева, которое покрывали круглыми щитами снаружи, дававшими дополнительную защиту, и прикрепляли ремнями или цепями к телу животного. Обычно в башне находилось три либо четыре бойца, называвшиеся «сражающимися с башни». В частности, в решающей битве при Магнезии в башне находилось четыре воина, – вероятно, для произведения наибольшего эффекта интенсивностью стрельбы сверху. Воины в башне стояли, обратившись на три или четыре стороны. Главным оружием последних был лук и стрелы, видимо, несколько реже – дротики и/или длинная македонская пика-сарисса. Кроме того, на бивни слона насаживались острые наконечники, которыми животное могло сражаться, а хоботом, как сообщает Юлий Африкан, животное могло метать дротики.

Слон мог как обходиться без защитного вооружения, так и носить его. В начале II в. до н. э. слоны Селевкидов, по сообщению римского историка Тита Ливия, носили лишь налобники, украшенные перьями. Эта деталь защитного вооружения могла прикрывать особым горизонтальным щитком и корнака. Из прочего защитного вооружения, судя по археологическим находкам, использовались ламинарные пластинчатые поножи и ошейники, а также чешуйчатый доспех. Причем у царского слона был и доспех соответствующий. Сама броня для слона не была македонским новшеством, она была известна и древним индийцам, которые, впрочем, делали ее в основном из кожи, а не из металла.

В отличие от Древней Индии, где слоны были основной ударной силой армии, в греко-римском мире элефантерия никогда не была ведущим родом войск и никогда не достигала численности в тысячи голов, как это было в Индостане. Слонов во многом использовали как психологическое оружие, воздействовавшее на плохо или вообще не знакомых с ним воинов и особенно на лошадей конницы противника. Более полутора веков Селевкиды использовали слонов на поле боя и для парадов, но не для хозяйственных нужд – слишком дорогое животное. Однако поскольку их использование на полях сражений не приносило выгод, которые могли бы окупить затраты на их содержание, то в середине II в. до н. э. от них отказались как Селевкиды, держава которых стала приходить в упадок, так и египтяне. Последними, кто в Средиземноморье использовал боевых слонов еще в середине I в. до н. э., были нумидийцы в Северной Африке.

3. Башни на вооружении древних боевых слонов^[33]

В научной литературе в последние 45 лет утвердилось мнение о том, что башни в качестве снаряжения для боевых слонов ввел царь Пирр, который уже в древности считался непревзойденным полководцем, вторым после Александра Македонского (Liv., XXXV, 14, 5-12; Plut. Tit., 21, 4; ср.: Dion. Hall. Ant. Rom., XIX, 11, 1; Plut. Pyrrh., 8, 5). Предположение об авторстве башни сначала было высказано французским антиковедом П. Гуковским, а затем активно поддержано специально разработавшим тему Г. Скаллардом и другими авторами^[34]. Однако выводы, сделанные П. Гуковским, не кажутся столь убедительными и, как представляется, нуждаются в дальнейшей корректировке и пересмотре.

Да, действительно, первые свидетельства об использовании башен, не вызывающие у исследователей сомнений в их достоверности, относятся к эпохе войны Пирра в Италии – это и упоминание в литературных источниках (Zonara, VIII, 3), и наличие иконографического материала, в частности, изображения слонихи со слоненком на блюде из некрополя Капены^[35]. Однако первые свидетельства – это не значит появление, это – просто первый зарегистрированный несомненный факт использования – terminus ante quem. Само имя изобретателя античная традиция, приписывавшая различные изобретения различным легендарным персонажам (Plin. Hist, nat., VII, 200–202), не сохранила – слишком недавнее было это нововведение.

Рис. 16. Расписное блюдо из Капены (III в. до н. э.), представляющее, как считается, слониху со слоненком из армии Пирра. Воспроизведено по: Ducrey Р. Warfare in Ancient Greece ⁄ Translated by J. Lloyd. New York, 1986. P. 105, fig. 76.

Если мы обратимся к истории боевых слонов и их снаряжения, то увидим, что Ригведа (X, 106, 6) упоминает, что два слона направились против врагов. Слонов на войне индийцы широко использовали в первой половине I тыс. до н. э. ^[36] Автор книги о боевых слонах американец Дж. Кистлер, не приводя доказательств, видимо, на основании рассматриваемого им рассказа Диодора о походе Семирамиды в Индию, высказывает мнение об изобретении башни для слона в Древней Индии, после чего с животными раджи Пора она попала в античные армии^[37]. Действительно, Диодор Сицилийский (II, 17, 8) упоминает башни на слонах индийского царя Стабробата, воевавшего с ассирийской царицей Семирамидой. Данное упоминание, видимо, возникло на основании источников древнего историка. Хотя основным первоисточником Диодора в рассказе о данном мифическом походе легендарной царицы была «Ассирийская история» Ктесия Книдского, но сицилийский историк использовал в своем описании и другие работы более позднего, эллинистического, времени, к которым относится и данная информация^[38]. К военным реалиям эллинистической эпохи в описании похода Семирамиды можно, например, отнести изготовление чучел слонов, что, как замечает сам Диодор (II, 17, 3), соответствует приготовлениям македонского царя Персия к войне с Римом (Polyaen., IV, 21; Ampel., 16, 4; Zonara, IX, 22), или вооружение мегаристов мечом в четыре локтя длиной, который по эллинистической военной терминологии именуется pâxaipa (Diod., II, 17, 2; ср.: Liv., XXXVII, 40, 12; Арр. Syr., 32). Похоже даже, Ктесий сам представлял слонов без башен, ведь Суда, по материалам того же книдского автора, рассказывает о приготовлении Семирамидой чучел слонов, которых несли верблюды: «она приказала наездниками на каждом верблюде быть двум эфиопам, чтобы стрелять из лука и метать дротики» (Suid. s.v. Xepipaptg; ср.: Diod., II, 16, 8, 17, 2–3) ^[39]. Вероятно, речь шла о псевдопогонщике и воине, которые должны были сидеть сверху на чучеле и сражаться.

Исследователи не сомневаются в том, что у индийцев ко времени их встречи с армией Александра (327 г. до н. э.) никаких башен слон не носил, а корнак и воин сидели прямо на спине животного. Об этом свидетельствуют письменные источники, описывающие снаряжение слона, в частности «Артхашастра» (II, 32, 11–15) Каутильи, придворного Чандрагупты Маурья, и Махабхарата (VII, 115; VIII, 14; 85), которые не упоминают данный предмет снаряжения^[40]. В героическом эпосе упоминается лишь высокое седло (vimäna), которое, впрочем, рассматривается как поздний элемент текста^[41]. Более того, не видим мы башен и на иконографическом материале, в частности, на медальонах-декадрахмах Александра Великого, показывающих бой со слоном раджи Пора, и на тетрадрахмах, представляющих различные рода индийской армии, в том числе и слона^[42].

Грекам слоны стали хорошо известны на рубеже V–IV вв. до н. э., когда их описал тот же Ктесий, лейб-медик Артаксеркса II, который лично наблюдал этих животных в Вавилоне (Ael. Nat. anim., XVII, 29). Однако близко греки и македоняне познакомились с боевыми слонами лишь во время битвы при Гавгамелах (331 г. до н. э.), когда индийцы привели в войско Дария III 15 боевых слонов (Arr. Anab., III, 8, 6). Хотя слоны и числились в письменной персидской диспозиции перед царской илой, рядом с серпоносными колесницами (Air. Anab., Ill, 11, 6), реально в бою они не участвовали, ведь после боя их захватили в персидском лагере (Arr. Anab., Ill, 15, 4) ^[43]. Возможно, персы все же не стали выставлять животных, которых боятся кони, перед своим строем, чтобы не нарушить свои собственные боевые порядки. Если бы слоны приняли реальное участие в сражении, то вряд ли такой живописный эпизод пропустили бы в своих описаниях Диодор и Курций Руф. Куда потом исчезли эти животные – не ясно, может быть их Александр оставил в Вавилоне. Позднее сузийский сатрап послал Александру 12 слонов (Curt., V, 2, 10), которых, возможно, Дарий опять же намеревался использовать в военных целях, но не успел^[44].

Вместе с тем упоминание о башнях на вооружении слонов мы находим в описании грозных военных приготовлений Дария III к битве при Гавгамелах с Александром. В частности, деревянные башни на слонах из Индии упоминает фрагмент анонимной истории, найденный в монастыре Св. Саввы и поэтому названный fragmentum Sabbaiticum, текст которого восходит ко второй половине II в. н. э. (FGrH. 151. F 1, § 12), а также анонимный латинский Itinerarium Alexandri (§ 54), которые передают версию Вульгаты о походе Александра – в других источниках похода Македонянина данная деталь отсутствует^[45]. Первый источник дает детальное описание вооружения армии Дария и начала боя. Для понимания исторической ценности его описания стоит привести контекстную цитату: «Дарий, потерпев поражения в двух битвах, к третьей готовился, собрал и все подчиненные ему массы, так что скопился миллион человек. Было же большинство воинов всадниками и лучниками, поскольку у варваров не использовалось эллинское снаряжение. Были же у него и слоны, приведенные из Индии, которые имели снаряжение следующего вида: оборудованные деревянные башни, с которых мужи сражались оружием, были установлены на их спинах; таким образом оказывалось, что противники уничтожатся и сражающимися мужами уничтоженные, и слонами потоптанные. Были же у Дария и серпоносные квадриги, снаряженные следующим образом: на колесах у них по кругу были выкованные серпы; так что оказывались при их наезде и строи разрушенными, и попавшие под серпы люди убитыми самым жестоким способом, ибо, когда серпы двигались, одних они захватывали за руки, других – за ноги, третьих – еще и за оружие, долго волочили и затем убивали. Поэтому, когда завязалось сражение, Александр придумал против слонов следующее: приготовив острые бронзовые трибулы, он разбросал их по тому месту, где были животные, и таким образом слоны, пронзаемые остриями, вперед не продвинулись, а пронзаемые трибулами, падали» (FGrH. 151. F 1, 12–13).

Как видим, особое внимание анонимный автор уделяет описанию типично восточных варварских родов войск – колесницам и слонам, которые были плохо известны современным автору читателям во II в. н. э., ведь вооруженные квадриги ушли в небытие вместе с падением Понтийского царства, а Сасаниды, возобновившие использование боевых слонов, еще не появились на исторической арене. В данном фрагменте имеются определенные отличия в описании военных приготовлений Дария накануне Гавгамел от приводимых у Курция и Диодора. Если стандартная версия Вульгаты обращает внимание на вооружение воинов персидского царя оружием ближнего боя и тяжелым снаряжением (Diod., XVII, 53,1; Curt., IV, 9, 3), то фрагмент, наоборот, подчеркивает традиционные рода войск империи: конницу и пеших лучников. Вульгата описывает значительно более сложное устройство вооружения серпоносных квадриг (Diod., XVII, 53, 2; Curt., IV, 9, 5), тогда как фрагмент обращает внимание лишь на серпы, вмонтированные в обод колеса, которые упоминает лишь Курций, но не Диодор. Присутствует противоречие во фрагменте со «стандартной клитарховой версией» и в описании хода боевых действий: триболы были рассыпаны персами, специально подготовившими поле боя, против конницы Александра (Curt., IV, 13, 36; Polyaen., IV, 3, 17), а не самим Александром против слонов, хотя и такое их применение известно в античности (Jul. Afr. Cest., I, 18). Как видим, в данном небольшом фрагменте весьма много информации, частично анахроничной и реинтерпретированной, которая противоречит «стандартной» версии описания кампании, и верифицировать сведения о башнях на слонах достаточно сложно. С одной стороны, можно было бы представить, что Дарий, готовясь к решительной битве и проводя военные реформы, снарядил животных этими новыми инженерными сооружениями, с которых должны были сражаться его воины, но с другой – слоны все же покинули поле боя, то есть Дарий в них не был уверен. Видимо, в данном случае стоит присоединиться к общему мнению исследователей, не доверяющих сведениям фрагмента^[46].

К этой же популярной версии похода Александра следует отнести и свидетельство Itinerarium Alexandri, составленного между 340 и 345 г., главным образом по материалам «Анабасиса» Арриана, но с включением информации из романа Псевдо-Каллифена^[47], к которому явно относится информация о башнях на слонах.

Во время индийской кампании македонская армия уже реально столкнулась на поле боя при Гидаспе (326 г. до н. э.) со значительным количеством боевых слонов Пора, а затем из Индии в Вавилон было приведено Кратером около двух сотен голов (Arr. Anab., VI, 2, 2). Курций Руф (IX, 2, 21) заявляет о том, что Александр понимал неэффективность использования слонов в сражении, не намеревался их использовать в битвах. Возможно, это действительно так, но более вероятно, данная сентенция является поздней интерпретацией намерений царя. Факты говорят о другом: в имперской армии Александра мы обнаруживаем отборный отряд слонов, который стал по македонской традиции именоваться агемой (Polyaen., IV, 3, 24; Athen., XII, 539f). Наличие агемы слонов, использование животных сразу же после смерти Александра во время противостояния фаланги и всадников (Curt., X, 9), а также картины, изображающие четыре рода войск на катафалке Александра – флот, пехота, кавалерия и элефантерия (Diod., XVIII, 27, 1), – все говорит о том, что Александр собирался использовать животных в военных целях^[48]. При этом опять же можно утверждать, что и при Александре башен на слонах не было, а на животном по индийскому образцу сидел корнак-инд и воин-македонянин, как это было нарисовано на картине катафалка: «слоны, снаряженные по-военному, имеющие ездоков: спереди индов, а позади – македонян, вооруженных обычным снаряжением» (Diod., XVIII, 27,1)^[49]. Как видим, слон носил на себе погонщика-индийца, который умел им управлять, и македонского гоплита в обычном вооружении, очевидно, со щитом и сариссой. Следовательно, количество членов экипажа оставалось, как и у индийцев, судя по монетам Александра, двое, но вместо дротиков воин должен был сражаться пикой. Сарисса действительно будет позднее использоваться воинами на слонах, но уже для боя из башни (Polyb., V, 84, 2).

После смерти Александра слоны остались в Вавилоне в имперской армии, руководимой Пердиккой. Возможно, они, как составная часть армии, сопровождали регента в его кампании в Каппадокии и Исаврии, а позднее, в 321 г. до н. э. (по традиционной хронологии), участвовали в роковом для Пердикки походе на Египет. Во время штурма укрепления, именуемого Верблюжий вал, слоны должны были разрушать стены (Diod., XVIII, 34, 2). Описывая данный штурм, Диодор упоминает oi ô ' èjti töv ЁХсфаУтсоу, то есть неких ездоков на слонах, которыми, естественно, в первую очередь были корнаки, ведущие слонов. Это подтверждается и последующим описанием: Птолемей «сам, взяв сариссу и встав на краю парапета, ослепил ведущего слона и, находясь на возвышенном месте, нанес ранение сидящему тут инду… И друзья Птолемея, последовав за ним, сражались с подходящими животными, поразив управляющих ими индов, они делали слонов совершенно бесполезными» (Diod., XVIII, 34, 2–3). Таким образом, слоны продолжали по индийской традиции использоваться для разрушения вражеских укреплений (ср.: Артхашастра, 10, 4). Против чего Птолемей применил достаточно простую тактику – уничтожение корнаков, которые управляли слонами, после чего животные были предоставлены сами себя, ведь неиндийцы не умели управляться с ними. Поскольку у Птолемея не было искусных стрелков из лука, он использовал для данной цели обычное македонское оружие – сариссу. Ни о каком противостоянии с сидящими на слонах воинами, которые могли бы своей сариссой нанести ответный удар, речи нет. Конечно, если Птолемей и его соратники использовали некие особо длинные сариссы (ср.: Theoph. Hist, plant., Ill, 12, 2), то воины на слонах просто не могли бы им помешать, если они бы существовали. Впрочем, более вероятным представляется предположение, что ни башен, а может быть, и воинов на слонах не было^[50]. Возможно, Пердикка специально для данного случая спешил ездоков, ведь слоны должны были лишь разрушать укрепления, и чтобы избежать лишних потерь, воины были отозваны.

После египетской кампании и совещания в Трипарадизе руководство армией перешло к Антипатру, который в конце 321 г. до н. э., возвращаясь в Европу, оставил Антигону для борьбы с оставшимися сторонниками Пердикки не только македонскую пехоту и конницу, но и еще половину от всех имевшихся в наличии слонов (Arr. Hist, suce, frg., 1, 43). Весной 320 г. до н. э. 30 слонов были в армии Антигона при Оркиниях (Diod., XVIII, 40, 7), но какова была их роль в битве против Эвмена, источники не сообщают. Возможно, не столь большая, поскольку само сражение было выиграно с помощью предательства^[51]. Победив Эвмена и осадив его в Норе, Антигон в 319 г. до н. э. двинулся против другой группировки войск сторонников Пердикки Аттала и Алкета, стоявших в Писидии. У Критополиса он неожиданно атаковал врагов, которые были наголову разгромлены^[52]. Слоны в этой битве нападают или угрожают нападением врагу по фронту (Diod., XVIII, 45, 2), то есть действуют таким образом, как они позднее будут сражаться во времена диадохов и эпигонов. В 318 г. до н. э. против вышедшего из осады Эвмена Антигон двинулся с мобильной армией, к которой на зимних квартирах в Междуречье присоединились и слоны^[53]. Всего накануне битвы при Паретакене (317 г. до н. э.) «стратега царского войска» Антигон располагал 65 слонами (Diod., XIX, 27, 1).

Рис. 17. Тетрадрахма (конец IV в. до н. э.). Слон и индийский лучник. Воспроизведено по: Holt F. L. Alexander the Great and the Mystery of the Elephant Medallions. Berkeley; Los Angeles; London, 2003. Pl. 8.

Как раз перед этой битвой в армии Антигона мы обнаруживаем слонов в вооружении, ставшем затем традиционным. Плутарх так описывает появление и спуск на равнину армии Антигона: «Так что теперь с вершин заблистало сияющее на солнце золотое оружие идущей в строю агемы и виделись сверху животных башни и порфиры, которые являлись снаряжением слонам, ведущимся в битву» (Plut. Eum., 14, 8). П. Гуковский и следующий за ним Г. Скалларт придерживаются мнения, что данное описание, вследствие красочного стиля, было взято Плутархом из утерянного ныне сочинения самосского историка Дуриса^[54], однако, судя по стилю самого фрагмента и его контексту, пассаж был написан очевидцем событий, который сам наблюдал появление армии Антигона на равнине со стороны войска Эвмена. Таковым справедливо считается Иероним из Кардии, надежность сведений которого не вызывает особых сомнений^[55]. Отказывать в доверии данному пассажу Плутарха никаких оснований нет. Причем источник обратил внимание именно на те детали вооружения армии противника, которые казались ему наиболее примечательными: снаряженная золочеными щитами агема Антигона, видимо, гипасписты (Polyaen., IV, 6, 8), и слоны, снабженные башнями и пурпурными покрывалами^[56]. Причем наличие самой элефантерии не было для автора диковинкой – в той же битве при Паретакене Эвмен располагал 125 слонами, которых стратег Северной Индии Эвдам забрал из войск убитого им Пора (Diod., XIX, 14, 8) и привел в армию Эвмена в Сузиану. Видимо, на вновь приведенных слонах Эвдама еще не было башен и воины по индийскому обычаю просто сидели на спине. Если принять предположение П. Бернара о том, что две тетрадрахмы, одна с изображением индийского лучника и слона, а другая – квадриги и боевого слона с двумя ездоками, были отчеканены Эвдамом на монетном дворе в Сузах в 317 – начале 316 г. до н. э. и представляли основные типы войск подчиненной ему страны^[57], то это будет дополнительным аргументом в пользу предположения о том, что на слонах Эвмена еще не было башен. Тогда можно даже полагать, что причиной гибели при Габиене (316 г. до н. э.) ведущего слона Эвмена в поединке со слоном Антигона (Diod., XIX, 42, 6) было отсутствие башни, которая надежно прикрывала находящихся в ней воинов. Впрочем, о времени и месте чеканки данных монет существуют различные предположения. В частности, американский антиковед Ф. Холт полагает, что монеты производились не в Сузах, где качество чекана было бы несомненно выше и где контрольные марки АВ и S никогда вместе не встречаются, а были отчеканены самим Александром в Индии для выдачи воинам после битвы при Гидаспе. Причем изображения слона, колесницы и лучника просто должны были напоминать об этой славной победе^[58].

Таким образом, можно полагать, что башни как элемент снаряжения слонов появились в армии Антигона в период между 320 и 317 гг. до н. э. Ведь во время Александра и, скорее всего, Пердикки элефантерия еще не обладала этим видом снаряжения. Также и окружение Ан-типатра, который принял армию в Трипарадизе, а затем сразу увел ее в Европу, вряд ли было изобретателями башни – для этого у него и его командиров не было ни стимула, ни времени, ни опыта. Другое дело – Антигон. Он, получив от Антипатра половину имперской элефантерии, должен был сражаться с сильными армейскими группировками сторонников Пердикки, и он первым из диадохов стал применять слонов в полевых сражениях: при Оркиниях, Критополисе, Паретакене и Габиене. Причем лишь в двух последних битвах его противник Эвмен располагал слонами, которые своим количеством почти в два раза превосходили Антигоновых. Именно Антигон, находившийся в этот период в состоянии постоянных военных действий, обладал стимулом к усовершенствованию вооружения своей армии. Кто был автором изобретения, мы, конечно, не знаем, но, может быть, командир подразделения слонов. Сама же идея прикрепления башни к спине животного, очевидно, пришла от обычных фортификационных сооружений^[59], у которых зубцы защищали стреляющих со стен от метательного оружия противника. Башня, с одной стороны, предоставляла платформу для боя находившимся в ней воинам и придавала им большую устойчивость, необходимую для стрельбы, а с другой – она защищала экипаж от вражеского метательного оружия и избавляла от обязательного ношения щита и прочего тяжелого защитного вооружения, мешающего стрельбе. Сама башня получила специальное название θωράκιον (Diod., II, 17, 8; Ael. Nat. anim., XIII, 9; Suid. s.v. θωράκιον) – уменьшительное наименование от слова «панцирь» – θώραξ ^[60], показывая тем самым важнейшую функцию башни – защиту находящегося тут экипажа; причем обычно же она так и называлась «башней» (πύργος)^[61]. П. Арманди предлагает разделить эти два термина, считая, что θωράκιον обозначал лишь невысокий парапет, а πύργος – реальную башню^[62]. Такое различие возможно и существовало, учитывая изображение на сардониковой гемме из Парижа (см. далее), но всех данных об этом у нас нет, тем более что «Суда» (s.v. θωράκιον) просто обобщенно говорит о башне θωράκιον, как бы подразумевая тем самым, что таковая была у всех слонов. Башня делалась из дерева и обычно покрывалась для дополнительной защиты кожей и круглыми щитами снаружи, по одной-две штуки с каждой стороны^[63].

Сами бойцы, вероятно, не имели какого-то специфического названия, а именовались просто πυργομαχούντες – «сражающимися с башни» (Polyb., V, 84, 2). Количество воинов экипажа башни эллинистического слона могло варьироваться. На изображениях мы обычно видим двух бойцов, что, впрочем, можно объяснить самой композицией рисунка и отсутствием площади для изображения других воинов ^[64], тогда как источники говорят о трех-четырех бойцах: Ливий (XXXVII, 40, 4), согласно несохранившейся части сочинения Полибия, упоминает четырех бойцов в башнях селевкидских боевых слонов при Магнезии, тогда как у слонов, участвовавших в гладиаторских играх во время празднования триумфа Цезаря в 46 г. до н. э., в башнях было по три воина (Plin. Nat. hist., VIII, 22). Впрочем, в последнем случае речь шла не об индийских, а о более мелких африканских слонах.

Можно полагать, что когда на изображениях башни мы видим с боковой стороны лишь пару зубцов, то в этом случае на эту сторону мог сражаться лишь один воин, а когда зубцов три, то при необходимости два. Соответственно и величина башни в первом случае была меньше и в ней находилось меньшее количество воинов, вероятно три. Опять же возможно соотнести большую башню с индийским, а меньшую с африканским слоном. Если воинов было четверо, то можно полагать, что каждый из них в принципе должен был производить метание на одну из четырех сторон башни. Если свидетельство Элиана (Nat. anim., XIII, 9) относить не к индийскому слону без башни, где позади всех, ближе к хвосту, обычно сидел еще один ездок, то можно полагать, что три воина стреляли на две стороны и назад.

Рис. 18. Двойной шекель Баркидов весом 14,61 г, отчеканенный в Испании в 237–218 гг. до н. э. Аверс: Мелькарт с палицей, реверс: слон. Воспроизведено по: Jenkins G. К., Küthmann Н. Münzen der Griechen. München, 1972. Abb. 610–611.

Судя по изображениям, основным оружием эллинистических воинов в башнях были дротики, для метания которых не требовалось столько мастерства, как для стрельбы из лука. Впрочем, Иосиф Флавий (Ant. Jud., XII, 373) упоминает слонов Селевкидов, носивших на себе башни с лучниками, что, очевидно, соответствует восточной традиции. Полибий (V, 84, 2) же рассматривает сариссу как типичное оружие селевкидских и египетских воинов, сражавшихся в башнях. Данная длинная пика, естественно, представляла собой эллинистическое оружие для боя элефантеристов, об эффективности которого напоминает аналогичная индийская пика, использовавшаяся в Средние века с такими же целями^[65]. Из защитного вооружения воинам были необходимы шлемы, беотийский тип которых представлен на изображениях, и, возможно, панцири. Щиты могли носить лишь метатели дротиков в том случае, когда башня была невысока, как это мы видим на гемме из Парижа.

По предположению ряда исследователей, карфагеняне не использовали башни на своих боевых слонах. Данное мнение базируется на том основании, что наиболее авторитетные историки – Полибий, Тит Ливий и Аппиан в своих описаниях военных действий не упоминают башни, а только корнаков-индийцев (Polyb., I, 40, 15; III, 46, 7; 11; XI, 1, 12; Арр. Hannib., 176), а также на анализе изображения на монете Баркидов из Испании (237–218 гг. до н. э.), на которой показан слон лишь с одним корнаком без башни, которую, как к тому же полагают, было трудно водрузить на спину небольшого африканского слона лесной породы (Loxodonta Africana cyclotis) ^[66].

Рис. 19. Серебряная монета из Кампании, без легенды (конец III в. до н. э.). Возможно, представлен африканский слон, поскольку голова животного ниже спины и два «пальца» в кон це бивней. Воспроизведено по: Bar-Kochva В. Judas Maccabaeus: The Jewish Struggle against the Seleucids. Cambridge, 1989. P. 588 pl. XIVc.

Впервые карфагеняне познакомились с боевыми слонами во время кампании Пирра в Сицилии в 278 г. до н. э. (Diod., XXII, 8,2; 10,2; App. Samn., 11, б)^[67], и уже в 262 г. до н. э. они вывели против римлян 60 животных (Polyb., 1,18, 8; 19, 2; Diod., XXIII, 8, 1), однако сражались с ними весьма неумело, не обладая опытом, и лишь спартанец Ксантипп обучил карфагенян эффективно их использовать^[68]. Как представляется, именно от Пирра пуны заимствовали использование боевых слонов, начав приручать североафриканскую породу, возможно, по египетскому образцу. Можно заметить, что в военном деле обычно заимствуется само снаряжение как оно есть, а уже затем в него вносятся технические усовершенствования.

Более того, в письменных источниках имеются и прямые свидетельства об использовании карфагенянами башен. В своей эпической поэме Силий Италик упоминает башни на слонах Ганнибала при Требии и при Каннах, в последнем случае, впрочем, этих животных уже не было в карфагенской армии (Sil. Ital., IV, 598–599; IX, 39-240; 577–578)^[69]. Т. Лукреций Кар в своем рассказе об эволюции военного дела в общем упоминает об использовании пунами слонов с башнями (Lucret., V, 1302–1304). Однако, конечно, данные поэтические относительно поздние упоминания не являются надежными историческими свидетельствами, но Суда сохранил одно интересное свидетельство (Suid. s.v. θωράκιον): «„Торакион” – это у слона. Ганнибал, военачальник карфагенян, притом что слоны несли торакионы, приготовил безопасный и легкий путь, отрубив ветви, как можно выше, из кузовов животных». Хотя источник данного рассказа точно не известен, но И. Казобон считал, что фрагмент взят из несохранившейся части «Истории» Полибия^[70]. Таким образом, argumentum ex silentio источников в нашем случае не является еще одним доказательством отсутствия башен. Кроме того, наряду с литературными имеются и иконографические свидетельства, представляющие, как считается, слонов Ганнибала: это – серия серебряных монет из Кампании времен Второй пунической войны, где на слоне установлена башня, насколько можно разобрать, с тремя зубцами (а не с тремя головами воинов), фиала из Калеса в Кампании, показывающая африканского слона с одним ездоком в башне, и терракотовая статуэтка африканского слона с негром-корнаком из Помпей^[71].

Рис. 20. Терракотовая статуэтка слона высотой 35 см из Помпей. Napoli, Museo Nazionale, Inv. 124. Воспроизведено no: Bienkowski P. Les Celtes dans les arts mineurs gréco-romains. Cracovie, 1928. P. 144, fig. 215.

Наличие одного погонщика на спине слона, показанного на монете Баркидов, также не может служить доказательством отсутствия башни у боевых животных, ведь изображения на монетах всегда символичны и несут на себе определенную идеологическую нагрузку, влияющую на выбор сюжета и композицию. Так, например, на монетах Селевкидов, которые, без всякого сомнения, использовали слонов, вооруженных башнями, мы обычно видим неснаряженных символичных слонов и лишь изредка слонов с одним корнаком – полный аналог карфагенской монеты^[72].

Рис. 21. Бронзовая монета царя Антиоха III времен Пятой сирийской войны (начиная с 202 г. до н. э.). Аверс: македонский щит с горгонейоном в центре, реверс: слон. Воспроизведено по: Houghton A., Lorber С. Seleucid Coins: A Comprehensive Catalogue. Vol. II. New York; London, 2002. Pl. 90, № 1089.3a.

Также и аргумент о том, что на небольшой спине африканского слона сложно установить башню, не является сколько-нибудь убедительным, ведь Птолемеи устанавливали их на своих низких африканских слонах (Polyb., V, 84, 2), а позднее нумидийцы, следуя примеру своих предшественников карфагенян, выводили в бой слонов, снабженных башнями (Bel. Afr., 30, 2; 41, 2; 86, 1 – turriti) ^[73]. Таким образом, можно утверждать, что карфагенские слоны все же были снаряжены башнями по эллинистическому образцу.

Рис. 22. Золотая монета императора Филиппа Араба римской чеканки (247–249 гг.). Аверс: бюст императора, реверс: слон, символизирующий, вероятно, персидский триумф. Воспроизведено по: The Roman Imperial Coinage. Vol. IV. Pt III. London, 1949. Pl. 6, 5.

Иногда в литературе также можно встретить мнение, что боевые слоны Сасанидов не были снабжены башнями^[74]. В самом деле, наши основные источники по истории войн с персами, Аммиан Марцеллин, Прокопий и Агафий не упоминают башен, но лишь воинов, едущих на слонах^[75], и можно было бы подумать, что Сасаниды использовали слонов по индийскому образцу просто с сидящими на спине воинами. Тем более что на изображении слонов в сцене царской охоты на рельефе из Так-и Бустана времени правления шахиншаха Пероза (457–484 гг.) или Хосрова II (590–628 гг.) на слонах едут только трое человек: корнак, знатный господин и слуга, сидящий сзади, а на одном из рельефов триумфальной арки Галерия в Фессалониках, изображающем дары шахиншаха Нарзеса, вообще на слоне восседает один погонщик-перс (298 г.), как и на наскальном рельефе Шапура I (243–273 гг.) в Бишапуре в честь его победы над императором Валерианом, где показана сцена подношения дани^[76]. Однако последний памятник представляет мирную сцену привода животных в качестве дара, естественно, не снаряженных при этом боевым оснащением, первый же рельеф изображает сцену охоты, а не реального боя, а охотничье снаряжение слонов обычно отличалось от боевого. Хотя можно заметить, что действительно военачальники и цари персов, следуя индийской военной традиции, использовали слонов в качестве своей «боевой машины», но это был только один случай их военного использования ^[77].

Рис. 23. Персидские посланники предподносят дары императору Галлерию: двух львов и слонов с наездниками. Справа в арке – начальники персов. Арка Галлерия в Фессалониках (298 г.). Воспроизведено по: Μακαρόνα X. Ρ. Ή Καμάρα τό θριαμβικά τόξ τοϋ Γαλερίου στή Θεσσαλονίκη. Θεσσαλονίκη, 1969. Σέλ. 47. Πίν. 44.

Согласно биографии Александра Севера, уже первый сасанидский правитель Ирана выступил против Александра Севера в 231 г. с 700 слонами, снабженными башнями, а также 1800 серпоносными колесницами и 120000 катафрактариями (SHA. Alex. Sev., 55, 2; 56, 2–5). Данная информация справедливо подвергается сомнению исследователями, видящими в ней параллель к походу Александра Македонского^[78], хотя уже сама презентация родов войск, аналогичных ахеменидским эпохи Дария III, показательна. Поскольку слоны получались персами из Индии (Amm. Marc., XIX, 2, 3), то можно было бы предположить, что они по индийской традиции башен не носили. Однако тот же Прокопий в трактате «О постройках» (II, 1,11) рассказывает, что при осадах персидские «слоны будут носить на плечах деревянные башни» для удобства борьбы с защитниками византийских городов. Эту же деталь снаряжения животных упоминают, кроме Элия Лампридия, биографа Александра Севера, император Юлиан при описании осады Шапуром II Нисибиса в 350 г., замечая, что слон носил «лучников и дротикометателей, и железные башни», а также арабский историк Табари (839–923 гг.), рассказывающий о битве арабов с персами при аль-Кадисийи, вероятно, в 637 г. (SHA. Alex. Sev., 56.3; Jul. Orat., II.65B; Tabari, 2301 (p. 95), 2306 (p. 98), 2320 (p. 109))^[79]. Следовательно, персидские слоны все же носили по эллинистической традиции башни, которые были, согласно Прокопию, сделаны из дерева, а по Юлиану – из железа. Последнее свидетельство, вероятно, нужно понимать в том смысле, что башни покрывались железными листами, как об этом рассказывает Афанасий Никитин (см. далее), что давало воинам дополнительную защиту и в то же время предохраняло ее от зажигательных снарядов. В этом конструктивное отличие башни Сасанидской эпохи от эллинистической, к которой прикреплялись лишь круглые щиты. С одной стороны, такая конструкция утяжеляла башню, а с другой – давала дополнительную защиту, столь необходимую при осадах. В самой башне находились лучники (SHA. Alex. Sev., 56, 3; Agath. Hist., Ill, 26, 8) или же стрелки и метатели дротиков (Julian. Orat., II, 65В; Theophyl. Sim. Hist., V, 11, 2), что, в общем, соответствует как индийской, так и эллинистической модели.

Рис. 24. Индийский боевой слон, несущий воинов в двух корзинах. Гравюра из немецкого перевода итальянского оригинала книги Людовико де Вартема (1515 г.), который путешествовал по Гуджарату, Малабарскому берегу, Декану и Виджиянангару в 1503–1510 гг. Воспроизведено по: Ludovico de Varthema. Reisen im Orient / Eingeleitet, übersetzt und erläutert von F. Reichert. (Fremde Kulturen in alten Berichten. Bd. 2.) Sigmaringen, 1996. S. 142, Abb. 29.

Еще один вопрос, на котором стоит остановиться несколько подробнее, – это количество воинов, сражавшихся со слона. Казалось бы, все ясно: на слоне, в башне или без нее, должно находиться несколько человек, чтобы не мешать друг другу, но источники показывают нам более сложную картину. На слонах армии Пора, как показывают дека– и тетрадрахмы Александра, было всего лишь два ездока: первый – корнак, знатная персона, удобно сидящая на шее животного, управляющая им и сражающаяся, и сидящий за ним воин, который на тетрадрахмах носит штандарт^[80]. Во времена Чандрагупты на индийском боевом слоне без башни размещалось наряду с корнаком три лучника (Strab., XV, 1, 52). Обломок терракотовой статуэтки из Таксилы из слоя, датированного IV в. до н. э., показывает нам как раз четырех ездоков на слоне^[81]. Амарасинха, автор научного словаря санскрита (I в. до н. э.), указывает на такое же количество человек экипажа одного животного^[82]. Писатель рубежа II–III вв. Клавдий Элиан оставил нам описание снаряжения слона эллинистической эпохи (Ае1. Nat. anim., XIII, 9): «Боевой же слон при так называемой «парапете» (Ocopaxiov) или еще и, клянусь богом, с голой и свободной спиной, носит бойцов, метающих на две стороны, третьего же – позади, а четвертого – держащего в руках крюк и им направляющего животное». Поскольку автор упоминает слонов, не снаряженных башней, то существует мнение, что данное описание взято из несохранившегося сочинения посланника Селевка к Чандрагупте Мегасфена, к которому восходит и вышеприведенное сообщение Страбона, а свидетельство о наличии башни просто добавлено Элианом, который, естественно, знал об этом элементе снаряжения слонов в эллинистическо-римскую эпоху^[83]. Возможно, это действительно так, ведь позади корнака сидели метатели, которые могли вести огонь на две стороны, а сзади, у хвоста, обычно располагался еще один человек, как это было в экипаже у индийцев. В Индии лишь к периоду арабского вторжения в Синд (712 г.) источники фиксируют кабину (howdah), устанавливаемую, в частности, на спине слона раджи^[84].

Однако достаточно неожиданно «Первая книга Маккавеев» (6, 37), описывая армию регента Лисия на походе (162 г. до н. э.), упоминает и снаряжение боевых слонов Селевкидов: «и деревянные башни на них защищаются надежно, опоясывая каждое животное своими приспособлениями, и на каждом слоне сила в тридцать человек сражающихся, при них и инд этого слона». Поскольку данное свидетельство расходится с большинством известных нам данных, то исследователи просто объявляют его фантастическим преувеличением, тем более что Иосиф Флавий (Ant. Jud., XII, 371) в своем пересказе этой же информации просто опускает количество воинов экипажа^[85].

Немецкий библеист А. Ральфе считал, что лучшим объяснением такого чрезмерного количества воинов в экипаже будет предположение об ошибке в греческой рукописи и вместо «тридцати» (Λ') в манускрипте первоисточника должно было стоять «четыре» (Δ'), которое отличается от первого лишь нижней горизонтальной линией, часто очень тонкой для их ясного различения^[86]. Альтернативную интерпретацию свидетельства Библии предложил польский антиковед Н. Секунда. Он рассматривает данное сообщение как аутентичное, но интерпретирует численность, приводимую Библией, как сам экипаж и приписанный к слону пеший отряд^[87]. Действительно, уже в Махабхарате (VI, 46, etc.) мы обнаруживаем «стражей стоп» – пехотинцев, прикрепленных к слону, задача которых состояла в защите животных во время боя от атаки врагов снизу. Каутилья (Артхашастра, X, 5, 10), в частности, рекомендует прикреплять по 15 пехотинцев к каждому слону и к колеснице и по три к всаднику. Согласно буддийскому наставлению для монастырей «Винайя-питаке», «Армия» обозначает слонов, лошадей, колесницы, пехоту. Слон имеет двенадцать человек, лошадь – три человека, колесница – четыре человека, пехота – четыре человека, что объясняется комментатором V в. Буддагошей, как четыре человека, сидящие на спине слона, и по два, охраняющие каждую ногу животного^[88]. «Агнипурана» (ок. 900 г.) сообщает, что на слоне ездило шесть воинов: по два с палицами, луками и мечами, а прикрывали животное три всадника^[89]. Даже намного позднее, в конце XIV в., закованных в броню слонов султана Дели сопровождали, судя по описанию Шараф ад-дина Али Йазди в «Зафарнаме», «ракетчики и метатели гранат»^[90]. Следовали ли сирийские монархи данной индийской традиции, не известно, во всяком случае, для поддержки слонов в битве к ним ставили легковооруженных воинов (Diod., XIX, 27, 5; 28, 2; 29, 6; 40, 1–3; 82, 3–4), которые ко времени Антиоха III стали постоянным отрядом при элефантерии (Арр. Syr., 83). Позднее, на третий день битвы при Кадисийе, персы были вынуждены приставить пехотинцев, защищавших слонов от срезания подпруг арабами (Tabari, 2320 (p. 109))^[91]. Однако это была вынужденная мера, обычно подобное подразделение было небольшим по численности, что отличает его от отрядов, придаваемых слонам для развития атаки в ходе боя: последние состояли из всадников и пехотинцев и исчислялись сотнями и тысячами воинов^[92].

Если сведения Библии были бы уникальны, то можно было бы сразу их отвергнуть, но существует определенная группа источников, упоминающих большее, нежели обычное, количество людей, едущих на слоне. Софист Флавий Филострат написал жизнеописание философа Аполлония Тианского, жившего в I в. н. э., которому рассказывали, что «для сражение слоны оснащаются башнями, каковые получают одновременно по десять или пятнадцать индов, с которых эти инды стреляют из лука и метают дротики так, словно с ворот бросают. А само животное действует хоботом, как рукой, и использует его для метания дротиков» (Philost. Vita Apol., II, 12). По данному сообщению можно понять, что в Северо-Западной Индии на рубеже эр использовались по античному образцу башни, тогда как метание дротиков самим слоном было, скорее, индийским обычаем, хотя, возможно, местный способ езды на слонах, покрытых лишь попоной, в регионе преобладал, как это нам показывают кушанские изображения^[93].

Рис. 25. Боевой слон с двухэтажной башней. Средневековая европейская миниатюра. MS. 22, F XIII, Westminster Chapter Library. Воспроизведено no: Druce G. C. The Elephants in Medieval Legend and Art // The Archaeological Journal. 2^nd Series. Vol. 26 (77). London, 1919. P. 43. Pl. VI, 2.

Следующая группа сведений относится к Эфиопии, где боевых слонов стали использовать по образцу Птолемеев. Гелиодор, рассказывая в своем романе «Эфиопика» о войне персов с эфиопами, упоминает между прочим, что «находящиеся на слонах в башнях, по шесть в каждой, стреляли по два на каждую сторону, только тыл оставался незадействованным» (Heliod., IX, 18, 5). Следовательно, всего с корнаком на африканском слоне оказывалось семь человек. Намного позднее, во второй половине XIII в., Марко Поло (гл. 193), сам, впрочем, не бывший в Абиссинии, сообщает, что в каждой башне располагалось 12, 14, а иногда 20 человек, тогда как испанец Луис дель Мармоль (1520–1600) пишет в «Общем описании Африки»: «Когда эфиопы идут на войну, они ставят деревянные башни на спины слонов, откуда десять или двенадцать человек сражаются стрелами, камнями и дротиками»^[94].

Зинджи Занзибара, по описанию Марко Поло (гл. 192), опять же не бывшего там лично, ставят «теремки» на слонах, куда взбираются от 16 до 20 человек, вооруженных копьями, мечами и камнями. В Пегу, как рассказывает тот же Марко Поло (гл. 121), побывавший в Бирме, на слонах устанавливают деревянные башенки, в которых находится по крайней мере 12, иногда 16 и более бойцов.

Табари один раз замечает, рассказывая о битве при Кадисийи, что «на каждом слоне ездило двадцать человек» (Tabari, 2298 (р. 93)). При осаде Эдессы в 544 г. Хоеров I направил к башне города «одного из слонов, поднявшего большую массу наиболее воинственных среди персов бойцов» (Procop. Bel., VIII, 14, 35), однако данное предприятие диктовалось конкретной необходимостью при осаде вести наиболее эффективный огонь с высоты животного по защитникам крепости.

Как видим, данных слишком много, чтобы считать их простым вымыслом или передачей существующей традиции. Естественно, количество воинов в экипаже слона в первую очередь определяется конструкцией башни и простой «грузоподъемностью» животного. П. Арманди справедливо выступил против возможности использования в древности двухэтажных башен, которые показаны на многочисленных средневековых памятниках западноевропейского искусства, указывая на возникающие в таком случае проблемы балансировки груза при ходьбе, а также на отсутствие античных изображений подобного аппарата^[95]. По Р. Каррингтону, животное не может эффективно нести «поклажу много более, чем 600 фунтов» весом, то есть более 260 кг, однако данное мнение, похоже, минимизирует вес поклажи. П. Арманди считает, что максимальный вес груза животного может достигать 2000–2500 ливров (1000–1250 кг), в бою же для мобильности эту ношу следует уменьшить до 1000–1200 ливров (500–600 кг); с ним согласен и один из крупнейших специалистов по азиатскому слону Сендерсон, по мнению которого полтонны – оптимальный вес для длительных маршей слона, хотя кодекс Бенгальского комиссариата предписывал животному груз 1640 фунтов, к которым следует добавить еще 300, приходившиеся на погонщика и цепи (всего – ок. 840 кг); А. Гедоз по материалам английской кампании в Абиссинии в 1868 г. указывает, что на марше хороший артиллерийский гужевой слон из Индии носил ^[96] груз в 1760 ливров (880 кг), тогда как прочие – 1300–1600 ливров (650–800 кг)^[97]. При этом надо иметь в виду, что для боевых действий отбирали наиболее сильных и выносливых животных, физические характеристики которых должны были превосходить их оставшихся в обозе сородичей, тогда как людей в экипаж, наоборот, набирали небольших и нетяжелых^[98]. Следовательно, в принципе, слон мог нести десяток людей в башне. И действительно, в описании элефантерии Делийского султаната XIV в. Аль-Умари отмечает, что боевой слон мог носить 6-10 человек в соответствии со своим размером^[99].

Видимо, ключ к пониманию данных о многочисленном экипаже можно найти в рассказе Афанасия Никитина, бывшего в 1469–1472 гг. в Центральной Индии. Описывая боевых слонов государства Бахманидов в общем, он пишет: «А бои у них все на слонах… одевают их в булатные доспехи и делают на них городки; а в каждом городке находится по 12 человек в доспехах, с пушками и стрелами»; в рассказе о парадном выезде султана читаем, что там участвовало «300 слонов, наряженных в булатные доспехи с городками, а городки окованы. В городках же по 6 человек в доспехах с пушками да с пищалями, а на великом слоне 12 человек». Однако в поход против соседнего государства Виджиянагар отправилось 100 слонов «в доспехах и с городками, и на каждом слоне по 4 человека с пищалями», а на 40 слонах, облаченных в доспехи, индийского союзника султана было «по 4 человека с пищалями»^[100].

Из данных описаний ясно видно, что в общей информации о бахманидской элефантерии Никитин приводит максимальное количество воинов (двенадцать), размещавшихся в «теремках», да еще вооруженных тяжелым огнестрельным оружием, тогда как во время торжественных процессий на слонах оказываются по шесть воинов, также вооруженных «пушками», и лишь на самом большом животном разместилось 12 воинов. И, наконец, в реальную боевую операцию отправились те же бронированные слоны, но на каждом было лишь по четыре «пищальника», причем на мусульманском – в башне, а на индийском – без нее, поскольку «городок» не упомянут при детальном описании. Следовательно, можно так полагать, что во время торжественных шествий для демонстрации своей власти и мощи армии на слона садилось максимально возможное количество воинов, которое и запечатлевалось в свидетельствах путешественников, обычно не принимавших участия в боевых действиях, а на реальных военных слонах количество экипажа было более или менее стандартным – три-шесть человек, включая погонщика. Таким образом, сведения «Первой книги Маккавеев» о трех десятках воинов в экипаже одного боевого слона следует признать либо художественным преувеличением, делающим селевкидскую армию воинственнее и, соответственно, победы иудеев блистательнее, или же, в самом деле, порчей рукописной традиции, ведь аналогов подобному количеству воинов на слоне мы не наблюдаем. Также нельзя поддержать предположение Н. Секунды, что в Библии речь идет о приписанном к слону отряде, – источник прямо говорит об экипаже, а не об отряде сопровождения.

Итак, в целом можно сказать, что башня как элемент снаряжения слона появилась в раннеэллинистическое время и являлась одной из многочисленных инноваций эллинистической военной инженерии. Вероятно, она была придумана в армии Антигона Одноглазого в 318–317 гг. до н. э., когда Антигон уже знал о численном превосходстве слонов у его противника Эвмена. Это устройство позволяло лучше защитить воинов от огня вражеских стрелков снизу и от оружия воинов-элефантеристов. На индийском слоне в эллинистическую эпоху наряду с корнаком было четыре воина, а менее крупном африканском – три. Большее количество воинов в башне слона, видимо, можно представить, с одной стороны, как просто преувеличение источников, а с другой – как впечатление не от настоящих боевых слонов, а от животных, участвовавших в парамилитарных процессиях и парадах, когда для произведения впечатления на зрителей на слона сажалось большее, нежели обычно, количество воинов. Бойцы в башне сражались дротиками и сариссами, тогда как на Востоке, у Селевкидов в частности, были распространены лучники. Были ли прикреплены к каждому слону легковооруженные воины на постоянной основе, как индийские «стражи стоп», – не известно, но, по крайней мере, животные взаимодействовали со стрелковыми отрядами на поле боя. Башни оказались достаточно эффективным изобретением и состояли на вооружении элефантерии средиземноморских государств вплоть до исчезновения последней в I в. до н. э., а позднее, во время сасанидского возрождения элефантерии, стали использоваться вновь.

Глава II
Лошади, ослы и быки

4. Лошадь как оружие: методы тренинга коней в Ахеменидском Иране^[101]

Традиция тренинга лошадей имела на Ближнем Востоке долгую историю. О развитой теории и практике тренинга свидетельствуют трактат митаннийца Киккули (XIV в. до н. э.), угаритская и ассирийская рекомендации по содержанию и акклиматизации животных. От более поздней ахеменидской эпохи (VI–IV вв. до н. э.) оригинальных восточных свидетельств не сохранилось, остались лишь разбросанные у античных авторов свидетельства. Сохранилось лишь несколько упоминаний о тренинге лошадей в Ахеменидском Иране, а также о том, что боевой конь мог сам сражаться либо с животным противника, либо с самим воином. Данный сюжет и будет предметом рассмотрения.

Во время ионийского восстания греков против господства персов киприоты присоединились к восставшим. Киприотов возглавлял царь Саламина Онесил, а экспедиционным корпусом Дария I командовал перс Артибий. Войска встретились у Саламина в 497 г. до н. э. Геродот так рассказывает о тех событиях перед битвой: «Артибий скакал на коне, обученном вставать на дыбы перед гоплитом. Узнав об этом, Онесил сказал своему щитоносцу, родом карийцу, очень опытному в военных делах, а также преисполненному отваги: „Я узнал, что конь Артибия, становясь на дыбы, поражает копытами и зубами того, кто ему противостоит. Ты, подумав, тут же скажи мне, кого ты желаешь, оборонись, поразить: коня или самого Артибия?”. На что его спутник сказал: „О, царь, я готов сделать то и другое и одно из этих двух, и вообще то, что ты прикажешь. Однако я скажу то, что, мне кажется, более подобает твоим действиям: царю и полководцу следует, – говорю, – противостоять царю и полководцу… Нам же, помощникам, подобает противостоять другим помощникам и коню. Его уловок ты нисколько не опасайся. Ведь я обещаю тебе, что он более не встанет перед каким-нибудь мужем на дыбы…” На суше, когда войска, атаковав, сошлись, сражались, с обоими полководцами произошло следующее. Когда Артибий, сидящий на коне, двинулся на Онесила, Онесил по уговору со щитоносцем поражает направляющегося на него Ар-тибия. А когда конь ударил ногами щит Онесила, кариец тут же, ударив серпом, отрубил коню ноги. Так погиб полководец персов Артибий вместе со своим конем» (Hdt., V, 111–112; ср.: Tzetz. Chiliad., Ill, 988–999).

Вероятно, источником для данной истории послужило местное кипрское предание, связанное с обрядом ежегодных жертвоприношений Онесилу как герою в Амафунте (Hdt., V, 114–115). Ко времени данных событий Кипр уже почти полвека находился под персидским контролем, и иранское военное дело должно было быть тут небезызвестным. Поэтому, вероятно, подобное поведение коня Артибия не было типичным, для чего понадобился совет Онесила с оруженосцем, который знал, как надо действовать в данной ситуации. Кариец был опытным воином и понимал, что одному пехотинцу будет сложно одновременно противостоять и всаднику, и коню, ведь животное, пусть даже на короткое время, приковывало к себе внимание противника, предоставляя своему всаднику момент, во время которого он мог нанести удар. Поэтому-то оруженосец вызвался совладать с животным, оставив честь противоборства с полководцем Онесилу. Судя по писанию Геродота, бой между полководцами не был поединком, открывавшим бой, а произошел в начале боя, когда военачальники встретились, очевидно, находясь в центре своей боевой линии (Xen. Anab., I, 8, 21–22; Arr. Anab., II, 8, 11). В это время правитель уже не использовал для боя традиционную для Кипра боевую колесницу, а шел в тяжелом гоплитском вооружении в сопровождении оруженосца навстречу конному противнику. Артибий атаковал, подняв на дыбы коня, копыта которого ударили в выставленный для прикрытия щит Онесила. На последнего же было обращено внимание перса, скакавшего, видимо, без сопровождения, которое, впрочем, могло и просто отстать во время быстрой атаки. В это время оруженосец умелым движением серпа – обычного для Малой Азии кривого тесака с лезвием на внутренней стороне^[102] – отсек коню ногу (или даже ноги, как у Геродота), вероятно, те же ударные передние. Хотя нельзя исключить, что могла быть отсечена и задняя нога, когда кариец, нагнувшись, подскочил под жеребца^[103], что повлекло бы к мгновенному падению животного и наездника^[104].

Рис. 26. Сражение персидского конника с пехотинцем, вооруженным, видимо, серповидным мечом. Цилиндрическая печать ахеменидского времени.

Для подобного поведения жеребца нужно было специально приучать вставать на дыбы по повелению всадника. Обычно ведь конь стопорится перед препятствием в виде рва или забора (Нот. IL, XII, 49–53; Ael. Nat. anim., VI, 6). Артибий как знатный перс мог позволить себе подобный тренинг коня, вероятно знаменитой нисейской породы, о взращивании которой иранцы особенно заботились (Ael. Nat. anim., Ill, 2; Amm. Marc., XXIII, 6, 30). Причем сами воины не занимались дрессурой – они учились лишь верховой езде (Hdt., I, 136; Xen. Cyr., I, 3, 15; 4, 4–5; Strab., XV, 3, 18) – очевидно, существовали профессиональные берейторы.

Метод тренинга коня Артибия не был типичным для персов, ведь Клавдий Элиан (ок. 175 – ок. 235 гг.) сохранил нам процедуру тренинга персами своих животных: «Персы, чтобы не были у них кони пугливыми, приучают их шумом и медным бряцанием, а еще они звонят в колокольчики, чтобы никогда они не боялись в битве шума паноплий и стука мечей о щиты. И чучела мертвецов, наполненные соломой, они им подкладывают, чтобы они приучились мертвых в битве топтать и чтобы не боялись этого, словно чего-то страшного; однако потом в гоплитских делах они будут весьма полезными» (Ael. Nat. anim., XVI, 25).

Рис. 27. Бой персидского всадника и греческого гоплита. Греко-персидский халцедоновый скаробеоид из могилы в Больсене в Италии. Музей Вилы Джулия. Воспроизведено по: Boardman J. Greek Gems and Finger Rings: Early Bronze Age to Late Classical. London, 1970. P. 353. PL 881.

Как считается, данное сообщение Элиана восходит к труду Ктесия, лейб-медика царя Артаксеркса II (404–359 гг. до н. э.)^[105]. Ясно, что обычно специальное обучение коней велось у персов по двум направлениям – сделать их невосприимчивыми к шуму и приучить их топтать лежащих на земле людей. Ведь конь особенно восприимчив к шуму и пугается вида незнакомых предметов (Hdt., VII, 88; Plut. Marc., 6; Procop. Bel. Pers., I, 18, 48), его может ослепить блеск вражеского оружия (Polyaen., VII, 8, 2) ^[106]. Военный теоретик Ксенофонт специально рекомендовал обучать коней не пугаться различных шумов и вида чужих людей (Xen. De re eq., 2, 5; 9, 11)^[107]. Персы в первую очередь приучали коней не бояться шума. Особенно ценились лошади, которые были маловосприимчивы к шуму и виду различных предметов. Мавританские кони, к примеру, отличались в древности тем, что их не пугали внешний вид копий и звуки труб (Hipp. Cantab., I, 14).

Рис. 28. Бой персидского всадника и гоплитов. Греко-персидский мраморный коноид. Частное собрание, Базель. Воспроизведено по: Boardman J. Greek Gems and Finger Rings: Early Bronze Age to Late Classical. London, 1970. P. 353. PL 883.

Другой особенностью «стандартного» тренинга было приучение животных топтать тела павших воинов. Как указывали кавалеристы XIX в., лошадь обычно перескакивает через лежащего человека^[108]. Поскольку последний мог быть как мертвым, так и притворившимся, то животное обучали специально топтать тела, чтобы лежащий не вскочил и не напал на наездника с тыла или чтобы просто добить раненого. В общем, достаточно ясно, что обычно персы приучали своих лошадей к стандартной обстановке боя, а не к ударам копытами. По крайней мере, конь Кира потоптал упавшего пешего противника (Xen. Суг., VII, 1, 37).

Кроме того, битва при Сардах в 546 г. до н. э., в которой персидские верблюды напугали лошадей лидийской конницы (Hdt., I, 80; Front. Strat., II, 4, 12; Polyaen., VII, 6, 6; ср.: Xen. Суг., VI, 2, 18; 3, 33; VII, 1, 27), имела свои последствия для персидского коневодства. Тот же Элиан рассказывает: «Персы после сражения Кира в Лидии верблюдов выращивают вместе с лошадьми, чтобы, стараясь растить животных совместно, изгнать страх лошадей, возникающий у них от верблюдов» (Ael. Nat. anim., XII, 36). Очевидно, речь идет именно о боевых конях, которые после совместного с верблюдами выращивания не боялись появления верблюдов в обозе армии или в войске врага. В первую очередь так могли обучать коней на государственных конюшнях вместе с «царскими» верблюдами, которые, в частности, упоминаются в табличке из Персеполя (PF, 1787)^[109].

Рис. 29. Снаряженный конь в персидской попоне и собака. Греко-персидская гемма. Британский музей. Воспроизведено по: Imhoof-Blümer F, Keller О. Tier– und Pflanzenbilder auf Münzen und Gemmen des klassischen Altertums. Leipzig, 1889. S. 103. Taf. XVI, 52.

Еще одно свидетельство о «силовом» поведении коней в бою находим в описании Аррианом битвы при Гранике в мае 334 г. до н. э. В начале сражения кавалерия Александра Македонского атаковала персидскую конницу, занявшую позицию на противоположном высоком берегу реки Граник: «И была битва коней, чем-то более напоминавшая пешую битву. Сойдясь, кони боролись с конями, а люди с людьми; одни, македоняне, стремились совершенно оттеснить персов от берега и на равнину, а другие, персы, – сдержать их восхождение и опять столкнуть в реку» (Arr. Anab., I, 15, 4). Чуть выше Арриан рассказывает об этом же эпизоде несколько подробнее с точки зрения элементарной тактики: «И был и натиск всадников, когда одни выходили из реки, а другие – препятствовали выходу, и сильное метание пальтонов персами, а македоняне сражались копьями» (Arr. Anab., I, 15, 2). Вероятно, оба описания базируются на разных, хотя и на похожих, источниках. Канадский антиковед Э. Бэдиен полагает, что описание битвы Аррианом основывается на компетентном свидетельстве Каллисфена – участника событий, который как придворный историограф сосредоточил свое внимание на действии царя в битве^[110]. Плутарх, как считается на основании свидетельства другого участника похода – инженера Аристобула^[111], похожим образом описывает атаку всадников Александра, которые «теснили врагов с криком и, бросая коней на коней, использовали копья и мечи, когда копья ломались» (Plut. Alex., 16, 6). В данном случае источник отмечает, что кони не сами бросались на животных противника, а их направляли всадники, чтобы сразиться с вражеским наездником.

Как видим, описания боя хотя и обобщенно-эпические, но в то же время достаточно конкретные, чтобы понять ход сватки: македонская кавалерия, форсировав реку вброд, стремительно атаковала конницу персов, которая занимала крутой берег реки и препятствовала воинам Александра взойти на противоположный берег, интенсивно метая свои легкие копья-пальтоны^[112]. Американский историк Р. Гейбел на основании описания Арриана полагает, что лошади македонян были специально обучены ударам плечами, которое он сопоставляет с приемами, применяемыми в современных бегах и в поло (shoulder barging). Тем самым он подчеркивает, что воины Александра и их кони были лучше приспособлены к рукопашной битве, превосходя в этом персов с их метательной тактикой^[113]. Если исходить из самих описаний источников, то можно понять, что схватка возникала спонтанно и в определенной мере неорганизованно, когда верховые македоняне взбирались наверх, а персы сталкивали их вниз, вероятно, направляя своих коней на только что взошедших или восходящих и поэтому находящихся в неустойчивом положении. Поэтому и Арриан сравнивает подобное использование коней с «пешей битвой», которая, по его стандартному мнению, представляла собой столкновение двух строев фаланг.

В общем, данную тактику персов нельзя считать столь обычной для них – она появилась у них в конкретных обстоятельствах данного боя и диктовалась выбранным ими способом противодействия македонской кавалерии. Персы, впрочем, иногда использовали тактику обороны за рекой (Xen. Anab., IV, 3, 3) ^[114]. Данный способ обороны мог применяться в подходящих условиях, и он был знаком персам.

Чтобы представить, как конкретно сражались кони в ходе боя, обратимся к более поздним источникам. Подполковник РККА А.П. Листовский (1903–1988) в романе «Солнце над Бабатагом» рассказывает о стычках конных красноармейцев и ополченцев с басмачами на границе современного Узбекистана и Таджикистана: «Наши мусульмане хорошо дрались… а лошади у них прямо звери. Все жеребцы. Так вот, я видал, один жеребец как хватит за холку басмаческого, повалил, подмял под себя вместе с басмачом и давай ногами топтать… Это они на байге приучились…» В другом столкновении «все закружилось в сабельной рубке. Завизжали, поднимаясь на дыбы, жеребцы. Они сталкивались грудью и, как на байге, хватали один другого зубами… – Ур! Ур! – подхватили локайцы, врубаясь в самую гущу и топча лошадьми труп выбитого из седла Хурам-бека… Но не оглянулся Кондратенко и рухнул на землю, опрокинутый копытами поднятого на дыбы жеребца»^[115].

Рис. 30. Стела Аминты, сына Стратона, из окрестностей Верой (IV в. до н. э.). Всадник в шлеме фригийского типа одет в панцирь и хламиду, держа два копья. Перед воином стоит слуга или мальчик, держа коня под уздцы. За слугой, видимо, мальчиком, стоит жеребенок. Воспроизведено по: Cormack J.M. К. Unpublished Inscriptions from Beroea // The Annual of the British School at Athens. № 29.1938-39. P. 94. Pl. 30, 2.

Хотя А. П. Листовский рассказывает о столкновениях в художественной форме, но он сам тогда был командиром второго эскадрона 61-го Речецкого кавалерийского полка 11-й кавдивизии и участвовал в борьбе с басмачеством в Средней Азии в 1922–1926 гг. В частности, смерть Хурам-бека – курбаши кунградских басмачей – относится к 1926 г. Красным кавалеристам помогали местные конные ополченцы на своих лошадях, в особенности узбеки-локайцы. В точности описаний реалий эпохи, составленных по дневникам автора, сомневаться не приходится. Автор упоминает «байгу» – в современном понимании – спортивную скачку у среднеазиатских народов^[116], но А.П. Листовский называет «байгой» игру, известную сейчас под общим названием «козлодрание». Последнее было распространенной в Центральной Азии силовой конной игрой между двумя командами с тушей козла или другого животного. Именно для этого соревнования специально отбирали крупных коней, которые обучались в течение длительного времени. Правила игры в первой четверти XX в. разрешали подымать коня на дыбы и даже топтать упавших, о чем упоминает сам А.П. Листовский^[117]. Автор не случайно указывает, что для данной силовой игры отбирались именно жеребцы, то есть обычно наиболее крупные и сильные животные, которых специально обучали сталкиваться друг с другом грудью, видимо, с целью выбить врага из равновесия. Чтобы выбить противоборствующего всадника из седла, конь вставал на дыбы и бил копытами наездника, после падения которого жеребец победителя топтал упавшего копытами. Очевидно, при обучении этим действиям развивали естественную агрессивность у отобранных жеребцов. По природе она возникала на основе ранговой борьбы за кобыл, во время которой жеребцы не только кусали друг друга, но и наносили сопернику мощные удары передними ногами^[118]. О том, что и македонские кони могли так действовать, упоминает и Оппиан в своем «Кинегетике» (ок. 215 г.): «Конь воинственного македонского царя Букефал сражался копытами с противниками» (Орр. Суп., I, 229–230).

Рис. 31. Скифский всадник. Золотая бляшка из кургана Куль-Оба (Керчь, первая половина IV в. до н. э.), Эрмитаж. Воспроизведено по: Ковалевская В. Б. Конь и всадник. М., 1977. С. 69.

Другую ситуацию при похожем поведении коня находим в кратком описании римского натуралиста Плиния Старшего (ок. 23–79 гг. н. э.), рассказывающего о разных интересных фактах, касающихся лошадей: «Скифы же известны славой коней у их конницы: когда был убит царек, вызванный сражаться, враг подошел, чтобы снять добычу, но погиб от ударов и укусов его коня» (Plin. Nat. hist., VIII, 156; ср.: Solin., 45,11).

Как видим, латинский автор, обобщая, заявляет, что скифские кони славились в античности, а в качестве примера он приводит случай убийства конем врага, который спешился, чтобы снять доспехи и забрать оружие у побежденного на поединке противника – хозяина коня. Плиний описывает данный случай как исключительный пример бойцовых качеств коня и его верности своему хозяину. Можно предположить, что Плиний даже сделал обобщение о славе скифских коней, конкретно базируясь на этом факте.

Скифские лошади действительно были издавна известны в античном мире. Спартанский поэт второй половины VII в. до н. э. Алкман (frg. 1, 1 ed. Page) сравнивает знакомых ему девушек с наиболее известными скаковыми лошадьми, энетскими (венетскими), ибенскими (иберийскими) и колаксайскими. Поскольку Колаксай был младшим сыном первого скифского царя Таргитая (Hdt., IV, 5), то данное животное справедливо считается скифским^[119].

В общем, основной породой скифской лошади была небольшая степная, близкая по конституции казахским и монгольским коням^[120]. Письменные источники отмечают в качестве специфической для жителей Северного Причерноморья невысокую породу лошадей. В частности, Страбон, обобщая, говорит: «Особенность всего скифского и сарматского народа – холостить коней ради послушания, ведь они являются небольшими, но весьма горячие и непослушные» (Strab., VU, 4, 8; ср.: VII, 3, 18). Можно отметить, что, по объяснению отечественного гипполога В.О. Витта, кастрация не только делает жеребцов смирными, но и изменяет их экстерьер^[121]. Как сообщает Плиний, для езды скифы даже предпочитали кобыл (Plin. Nat. hist., VIII, 165; ср.: Arist. Hist, anim., VI, 22,151). Однако в общем на Древнем Востоке и в Греции для верховой езды использовали жеребцов^[122]. Вместе с тем даже кавалеристы XIX века не могли прийти к единому мнению о том, кто более подходит по своим качествам для боевого животного, жеребцы, мерины или кобылы^[123].

Кроме того, скифские лошади были известны в древности своей большой выносливостью, уступая в скорости другим благородным породам древних коней. Так, Арриан рассказывает: «…газелей там, где равнины удобны для скачки (у мисийцев и у гетов, и в Скифии), и по Иллирии преследуют на скифских и иллирийских конях, ибо они сначала не добры в скачке, и ты, возможно, будешь всячески презирать их, рассматривая в сопоставлении с конем фессалийским, либо сицилийским, либо пелопоннесским, но они, приспособленные к труду, выдерживают все. И тогда ты, возможно, узнаешь, что тот быстрый, большой и гордый конь изнемогает, а этот худой и шелудивый сперва проходит мимо первого, затем опережает его, а затем ускакивает вперед от этого животного. Выдерживает же он как раз столько, пока не изнеможет лань» (Arr. Суп., 23, 2–4). Видимо, из-за особой выносливости данной породы Оппиан Апамейский среди лучших охотничьих коней называет скифского, наряду с этрусским, сицилийским, критским, мазикским, ахейским, каппадокийским, мавританским, магнетским, эпейским, ионийским, армянским, ливийским, фракийским и эрембским (Орр. Суп., I, 170–172). Не случайно же Филипп II вел в качестве скифской добычи 20 000 кобылиц для последующей селекции конских пород (Just., IX, 2,16).

Исходя из того, что речь в пассаже Плиния шла о скифском вожде, можно полагать, что он мог иметь не ординарного, а более благородного коня. Палеозоолог В. И. Цалкин отмечал, что, судя по костным останкам, в Северном Причерноморье крупные кони были редки, а по экстерьеру последние, исходя из иконографии, напоминали ахалтекинцев^[124]. Последняя порода высотой в холке 146–150 см, по мнению В.О. Витта, могла быть выведена путем улучшения качеств местной степной лошади вследствие лучшего содержания, корма, а также улучшения экстерьера путем кастрации в молодом возрасте^[125]. Впрочем, Плиний, скорее, рассказывает об известности в древности не данной рослой породы, не столь распространенной у скифов, а об особой агрессивности их полудиких небольших лошадок.

Можно ли посчитать, что скифы специально обучали своих лошадей агрессивному поведению по отношению к врагам. Такое предположение, в принципе, может существовать. Однако, учитывая полудикое содержание животных в табуне и их холощение именно с целью усмирения характера, похоже, что подобное поведение было естественным, вызванным конкретными обстоятельствами боя. Ведь такое поведение животного не являлось каким-то уникальным, по крайней мере, в литературной традиции. В ирландской легенде о смерти героя Кухулина умирающего героя защищает его верный конь – Серый из Махи, да и конь его противника Лугайла также кусал врагов в бою^[126].

Рис. 32. Бой римлян с германцами. Конь без всадника нападает на германского конника. Обкладки нагрудного ремня сбруи из Аосты в Италии (ок. 100 г. н. э.).

Барельеф обкладки нагрудного ремня сбруи из италийской Аосты представляет коня без всадника, который напал на падающего вражеского конника (ок. 100 г. н. э.)^[127]. На краснофигурном кубке аттического мастера Ольтоса, датированном 525–500 гг. до н. э., показан юноша, на которого напали лошади^[128]. Согласно «Второй книге Маккавеев» (3, 24–25), конь божественного всадника ударил копытами передних ног Гелиодора – министра Селевка IV, прибывшего в Иерусалимский храм для конфискации богатств^[129]. Арабский писатель-воин Усама ибн Мункыз рассказывает о поединке мусульманина-курда и франка-крестоносца в первых годах XII в. на дороге между Джабалом и Ладикией таким образом: «Оба всадника встретились на гребне холма и бросились друг на друга. Они одновременно ударили один другого копьями, и оба упали мертвыми. Лошади продолжали бросаться друг на друга на холме, хотя оба всадника были убиты»^[130]. В общем, животные продолжали делать то, что обычно делали во время боя в силу своей привычки и обучения.

Стоит отметить, что агрессивное поведение лошади могло быть спровоцировано простым ранением. Так, в битве при Прейсиш-Эйлау (1807 г.) Лизетта – лошадь французского капитана Марселена Марбо (1782–1854) – была ранена в бедро штыком русского гренадера. В ответ она укусила обидчика в лицо, а «затем, бросившись с яростью посреди сражавшихся, Лизетта, лягаясь и кусаясь, опрокидывала всякого, кого встречала на своем пути»^[131]. Несмотря на репутацию М. Марбо как рассказчика, который в погоне за яркостью картины деформировал реальность, ситуация в бою выглядит достаточно ясной. В данном случае ранение кобылы – животного обычно менее агрессивного, чем жеребец, – послужило причиной ее агрессивного поведения в бою. Она, закусив удила и не разбирая дороги, как раненый древний боевой слон, бросилась среди сражающихся, опрокидывая каждого, кто ей встречался, видимо, и своих, и чужих, при этом лягаясь и кусаясь. В другой ситуации, без ранения, подобного поведения, видимо, не было бы.

Согласно античной традиции, агрессия в отношении человека могла быть вызвана стремлением скрестить жеребца с его матерью, после чего жеребец закусал конюха до смерти ^[132].

Если говорить в общем, то можно указать, что лошадь проявляет агрессивность вследствие нескольких причин. Во-первых, это – стремление к лидерству в табуне, которое обычно проявляет жеребец или, реже, кобыла. Во-вторых, животное становится агрессивным, когда видит угрозу для себя: в такой ситуации лошадь сама может перейти в нападение или, наоборот, забирается в страхе в угол. В-третьих, некоторые животные просто любят играть, и такую игривость вполне можно воспринимать как проявление агрессивности^[133]. Кастрация же на физиологическом уровне смиряет норов жеребцов и делает их более смирными.

Рис. 33. Бронзовые удила из гарнизонного квартала (№ 7) и сокровищницы в Персеполе. Воспроизведено по: Schmidt E.F. Persepolis. Vol. IL Chicago, 1957. P. PL 79, № 7–9.

В целом можно констатировать, что «агрессивное» обучение лошади в древности не было распространено. Ксенофонт в своем подробном наставлении о тренинге коня и всадника не упоминает такового (Xen. De re eq., passim)^[134]. Более того, в своей речи о преимуществе пеших греков над конными персами во время похода Десяти тысяч Ксенофонт прямо заявляет (Xen. Anab., III, 2, 18): «В битве никто никогда не погиб, укушенный и лягнутый лошадью, но сами люди делают то, что происходит в битвах». Несмотря на общую риторику речи, похоже, что Ксенофонт вообще считал, что у персов лошади не сражаются, о чем он прямо говорит своим воинам. Если бы ситуация была обратная, то вряд ли бы последовала подобная сентенция, даже учитывая литературный жанр произведения и особую роль риторики в нем. Хотя из этого же свидетельства следует и тот факт, что у греческих пехотинцев был все же страх перед агрессивным поведением коней персов, который, впрочем, мог быть простым предрассудком.

Итак, поведение коня Артибия в бою – это особый вид дрессуры, который практиковался некоторыми знатными персами ранней Ахеменидской эпохи (VI–V вв. до н. э.), ведь, судя по описанию Элиана персидского тренинга коней, такой метод не был распространен на рубеже IV–V вв. до н. э. В целом в Ахеменидском Иране, видимо, существовало два вида тренинга лошадей: 1) «стандартный», направленный на то, чтобы животное не было пугливым в бою и умело топтать упавших людей; 2) «агрессивный», который практиковался некоторыми знатными персами. Для последнего тренинга брали жеребцов, а не более смирных меринов, и развивали у них природную агрессивность^[135], которую они проявляли в первую очередь в период спаривания, что заметил уже Аристотель, рассказывая, что в данный период «кони кусают коней, сбрасывают и преследуют всадников» (Arist. Hist, anim., VI, 18, 111; Timoth. De anim., 27, 11. 24–26). Жеребцы в схватке с соперниками встают на дыбы, кусаются и лягаются. Эти природные навыки использовали персидские берейторы, которые, ставя коней на дыбы, позволяли им бить противника копытами^[136]. Подобное агрессивное животное обычно менее послушно наезднику и нуждается в более жестком контроле со стороны всадника, в частности, строгих удилах с шипами^[137], хотя персы сами славились как любители комфорта при конской езде (Xen. Суг., VIII, 8,19; Xen. De re eq., 6,11). Видимо, от подобной природной агрессивности древних лошадей родились легенды о кровожадных лошадях Главка из беотийских Потний, сожравших своего хозяина (Verg. Georg., Ill, 267–268), и кобылах фракийского царя Диомеда, питавшихся человеческим мясом, потомство которых жило еще во время Александра Македонского^[138].

5. Ослы в военном деле древности^[139]

Осел стал первым вьючным и верховым животным, появившимся у человека. Еще в историческое время персидские дикие ослы (онагры) водились в пустынных местностях Северо-Западной Индии, Белуджистана, Ирана, Сирии и Аравии^[140]. Дикий осел бегал даже быстрее лошади со всадником, что показала охота воинов Кира Младшего в сирийской пустыне (Xen. Anab., I, 5, 2; Агг. Суп., 24, 2). В целом же по сравнению с лошадью осел более неприхотлив в корме и в содержании, более вынослив, дольше может обходиться без еды и воды, при этом перенося груз, составляющий до 2/3 его собственного веса.

Время и место доместикации животного является дискуссионным. Так, немецкий востоковед Б. Брентес придерживался мнения о том, что это произошло в конце V тыс. до н. э.^[141] Как считается, еще в додинастическом Египте использовали домашних ослов; в позднеурукский период (ок. 3600–3100 гг. до н. э.) домашний осел уже был в Месопотамии^[142]; наиболее раннее известное нам использование осла в военном деле происходит оттуда же: полихромный сосуд из Хафадже (средняя Месопотамия) рубежа IV–III тыс. до н. э. представляет нам четырехколесную платформу, запряженную четырьмя животными (по-видимому, онаграми), на передней стойке которой укреплен колчан с шестью дротиками. Экипаж упряжки состоит из господина-возницы (?) и стоящего позади него служителя. Боевую же повозку, но с бортами и с воином, стоящим в кузове позади возницы, показывает нам одна из панелей известного «Штандарта из Ура» (ок. XXVII в. до н. э.). Несколько более ранним периодом датир�

• Там и луканских волов, змееруких и видом ужасных,
• С башней на спинах, сносить приучили ранения пуны
• И на войне приводить в смятение полчища Марса…
• Также пытались быков приспособить к военному делу,
• Вепрей свирепых пускать покушались на вражее войско,
• А иногда даже львов пред собой выпускали могучих
• В сопровожденьи свирепых вождей и погонщиков ратных,
• Ведших зверей на цепях и умевших направить искусно.

Тит Лукреций Кар. О природе вещей, V, 1302–1304, 1308–1312 Перевод Ф.А. Петровского

Рецензенты:

кандидат исторических наук А А. Абакумов (Ярославль) кандидат исторических наук А. В. Банников (Санкт-Петербург)

© Нефёдкин А.К., 2021

© ООО «Издательство «Яуза», 2021

© ООО «Издательство «Эксмо», 2021

Четвероногий арей

На протяжении всей своей истории люди вели друг с другом жестокие и кровопролитные войны. Их целью могли быть лучшие места для обитания, богатства, накопленные более удачливым и оборотистым соседом, пленники, руками которых возделывались поля и строились храмы богам. Победа в войне сулила процветание как самим победителям, так и их детям. Итогом поражения могла стать не только утрата материальных ценностей, но и потеря свободы, а иной раз и прекращение самобытной истории целого этноса.

Известная максима «хочешь мира – готовь войну» в Древнем мире, не выработавшем норм международного права, была не какой-то абстракцией, это был главный принцип выживания любого государства или племени. Желание всегда быть способным отразить нападение соседа и самому напасть на него заставляло древние общества проявлять повышенную заботу о своих вооруженных силах. Учитывая крайне ограниченные технические возможности, стремление расширить боевые возможности своих войск за счет использования различных животных, уже давно служивших человеку в мирных целях, представляется вполне естественным.

Шумеры были одними из первых, кто начал применять на войне четырех- и двухколесные повозки, запряженные четырьмя или двумя ослами (или гибридами осла и онагра). Сведения об этих примитивных боевых средствах относятся к раннединастическому периоду (2600–2350 гг. до н. э.). На такой повозке находилось два воина: возница и боец, вооруженный дротиком и топором. Повозка была еще очень громоздкой, и вполне возможно, что она использовалась не столько как боевое, сколько как транспортное средство для знатных воинов, которые сражались в пешем строю.

Ослы и мулы были более приспособлены для перевозки грузов, чем для действий на поле боя. Поэтому человек нашел им замену – животное, которое на 3500 лет стало для него основным боевым средством, на протяжении всего этого периода ассоциировалось с войной, было воплощением мощи многих армий и даже после изобретения огнестрельного оружия еще очень долго оставалось очень важным элементом военной организации всех крупных государств. Этим животным стала лошадь.

Человек не сразу пришел к концепции создания кавалерии. Первоначально, вероятно, было непросто, сидя на спине коня, управлять им и одновременно вести бой. Поэтому идея боевой повозки не утратила свою актуальность. Повозки изменялись, становились меньше, компактней, маневренней, пока наконец в результате этой технической эволюции не появилась колесница. Появление последней произвело настоящий переворот в военном деле, поскольку она служила уже не просто для того, чтобы доставлять воина на поле боя, а позволяла ему быстро перемещаться, непосредственно участвовать в сражении. Особое значение колесницы приобрели после облегчения их конструкции, когда они стали передвигаться на двух колесах со спицами. Этот тип колесницы появился на Ближнем Востоке в XVIII в. до н. э. Обычно его связывают с гиксосами, касситами и хурритами. На такой колеснице, запряженной парой лошадей, рядом с возничим находился лучник, который имел возможность обстреливать пехотные порядки противника, не боясь их неожиданной атаки. Именно благодаря своим колесницам сравнительно немногочисленные армии гиксосов смогли покорить Египет.

Колесницы еще достаточно долго оставались важной составной частью древних армий, но с тех пор как человек научился действовать разнообразным оружием, сидя верхом, появился новый род войска – конница, роль которой будет постоянно возрастать от века к веку. Многие народы прославились искусством верхового боя: мидийцы, лидийцы, персы, скифы, парфяне и другие.

По сравнению с лошадью использование других животных в качестве боевых представляется маргинальным или окказианальным. Но тем не менее некоторым из них суждено было вписать своей кровью несколько абзацев в книгу истории военного искусства. Одним из таких животных был верблюд. В засушливых и пустынных зонах верблюд выполнял те же задачи, что и лошадь. Кроме того, было известно, что лошади, непривычные к виду и запаху этих животных, убегали от них, не слушаясь команд своих седоков. Этим воспользовался персидский царь Кир II против конницы лидийского царя Креза в битве при Сардах. Лидийцы считались лучшими всадниками своего времени и, не рассчитывая победить их в «честном» бою, Кир пустил против них вьючных верблюдов, на которых посадил своих воинов. Все получилось именно так, как предполагал персидский царь: кони лидийцев, почуяв незнакомый запах, разбежались, Крез потерпел поражение, а Лидийское царство навсегда исчезло с политической карты.

Слоны вписали наиболее яркий и определенно наиболее кровавый абзац в книгу войн. Впрочем, слово «абзац» уместно только в том случае, если речь идет об истории античного военного искусства. В Индии именно слоны на протяжении столетий оставались главным источником могущества местных правителей. Греки познакомились со слонами во время последнего похода Александра Великого. Чудовищная мощь этих гигантских животных, казалось, могла обеспечить победу над любым противником. Эта иллюзия привела к тому, что на протяжении полуторавекового периода наследники Александра не жалели усилий, чтобы увеличивать поголовье боевых слонов в своих вооруженных силах. Их примеру последовали карфагеняне, а за ними и нумидийцы. И надо отметить, что несколько раз слоны приносили победу тем армиям, в составе которых им приходилось действовать. Так Пирр победил римлян при Гераклее и Аускуле только потому, что в его армии были боевые слоны, сражаться с которыми римляне еще не научились. Еще более убедительного успеха добился Ксантипп, командовавший карфагенской армией, который в битве при Тунете использовал слонов как живой таран против римлян. После понесенного страшного поражения последние в течение двух лет не отваживались вступить в полевое сражение с карфагенянами.

Животные были заложниками войны даже в том случае, когда им не приходилось непосредственно действовать на полях сражений. Обоз – неотъемлемая часть любой античной армии. От того, в каком состоянии находился обоз, часто зависел успех военной операции, особенно если она велась на вражеской территории. Обоз обычно перевозили конвои, образованные из телег, запряженных быками, а также из вьючных животных – лошадей, ослов, мулов, а в засушливых районах верблюдов. Иногда количество таких животных намного превосходило число тех, кого мы можем считать в прямом смысле боевыми.

Четвероногие, насильственно превращенные человеком в солдат, сделанные им беспощадными орудиями убийства других людей, тысячами оставались лежать на полях сражений, и очень редко случалось так, что их храбрость и героизм (почему бы нет?) получали достойную оценку. Но не будь их, в истории военного искусства остались бы одни белые пятна. Да и сомнительно, что без четвероногих бойцов могло бы существовать само такое понятие, как «военное искусство».

Настоящая книга меняет сложившийся порядок вещей и позволяет взглянуть на многие известные события под совершенно новым углом зрения. Это наиболее полный и подробный рассказ о том, как человек использовал природные качества животных – скорость, выносливость, силу ради того, чтобы добиться превосходства на поле боя над своим противником – себе подобным, который с не меньшим усердием и изобретательностью прибегал к тем же самым средствам и с теми же самыми целями.

А.В. Банников

Санкт-Петербург, 28 февраля 2020 г.

От автора

Ранее я не планировал переиздавать свои статьи по использованию животных в военном деле древности, но когда московское издательство «Яуза» любезно предоставило мне такую возможность, я не стал отказываться, посчитав, что такая публикация будет небезынтересна как для специалистов, так и для широкого круга заинтересованных читателей. Приводимые в этом сборнике мои статьи были опубликованы в различных малотиражных научных изданиях, некоторую часть из которых, впрочем, можно найти в интернете. В сборник были тематически отобраны статьи, написанные в конце 1990-х – 2010-х гг. В первую главу книги были собраны работы об элефантерии, в третью – о верблюдах, в четвертую – о боевых собаках, а во вторую – об остальных животных (лошадях, ослах и быках).

Сами статьи для сборника подверглись некоторой доработке, в частности, в ссылочный аппарат были введены новые историографические работы. Книга была снабжена новыми иллюстрациями, которые подчас вообще отсутствовали в научных изданиях. Все специально неоговоренные переводы античных текстов принадлежат автору книги. Слова, выделенные курсивом в переводе, добавлены для лучшего понимания текста.

В заключение хотелось бы поблагодарить моих коллег А.А. Амбарцумяна (Санкт-Петербург) за консультации по иранистике, А.М. Пастухова (Москва) за помощь по синологии, а также И.Ф. Каюмова (Уфа) и М.В. Нечитайлова (Ставрополь) за неоценимое подспорье в нахождении литературы.

7 февраля 2019 г.

Санкт-Петербург

Глава I

Боевые слоны

1. Элефантерия прошлого[1]

В последнее время как в отечественной, так и в западной историографии усилился интерес к боевым слонам. Если обратиться к советской историографии, то увидим, что специальных работ, посвященных боевым слонам, были единицы. В 1948 г. ленинградские филологи-классики А.В. Болдырев и Я.М. Боровский составили на основании западной литературы короткий обзор об использовании боевых слонов, являющийся частью общего очерка о военной технике эпохи эллинизма [2]. В 1975–1977 гг. в журнале «Вокруг света» было опубликовано пять статей, посвященных истории военного дела, среди которых была и небольшая статья московского оружиеведа М.В. Горелика «Шагающие крепости», посвященная боевым слонам древности и Средневековья, с добавлением пересказов анекдотов античных авторов М. Бынеева[3]. Статья, очевидно, получила отклик, и в следующем году казанский антиковед А.С. Шофман опубликовал небольшую статью о древних боевых слонах, а еще через несколько лет Л. Ольгин и В. Виноградов пересказали поход итальянских экспериментаторов, проведших в 1979 г. двух цирковых слонов по маршруту Ганнибала через Альпы[4].

После данных статей интерес к теме в отечественной историографии угас вплоть до начала XXI века, когда в рамках общего увеличения интереса к военному делу стали появляться и работы, посвященные боевым слонам. Ростовский антиковед С.С. Казаров рассмотрел элефантерию Пирра, а А. К. Нефедкин – появление башен на вооружении эллинистических слонов, а в обзорной статье – историю элефантерии как рода войск[5]. В 2010-х гг. появился ряд статей петербургского антиковеда А.В. Банникова о древней элефантерии, завершившийся написанием монографии по теме[6], а также диссертация и статьи ярославского историка А.А. Абакумова, также переработанные в монографию[7]. В процессе работы над темой А.В. Банников сделал перевод книги наполеоновского полковника П. Арманди, не потерявшей своей актуальности и по сей день в частях, посвященных средневековой элефантерии[8]. Псковский историк В.А. Дмитриев в рамках изучения военного дела Сасанидов рассматривал и боевых слонов[9]. В последние годы в русском языке появился и термин «элефантерия», который обозначает боевых слонов как род войск. Он является, по существу, калькой с английского слова elephantry.

Рис. 1. Езда на слоне. Рельеф из Матхуры (Индия, II–I вв. до н. э.). Воспроизведено по: Нефедкин А.К. Элефантерия прошлого // Pbn. № 2 (35). 2014. С. 83, рис. 1.

Элефантерия как род войск зародилась в Древней Индии, где слонов стали использовать для военных целей на рубеже II–I тыс. до н. э. Если первоначально, согласно неписаному арийскому кодексу чести, высшая аристократия сражалась на колесницах, то впоследствии она пересела на слонов. Царевичей обучали не только ездить верхом на слоне, но и методам его дрессировки (Махаб., I, 62,11–12; 102,13–20). Могущество государства измерялось количеством боевых слонов. Так, цари Магадхи к последней трети IV в. до н. э. располагали, по наименьшим данным, 3000 боевых слонов (Diod., XVII, 93, 2; Curt., IX, 2, 4; Plut. Alex., 62, 3).

Элементарное военное соединение (патти), согласно древнеиндийскому эпосу – Махабхарата (I, 2, 15–28), насчитывало одного слона, одну колесницу, трех всадников и пять пехотинцев. Экипаж слона состоял из двух-трех человек, причем главный воин сидел на шее слона и направлял его, а прочие – на крупе, один из которых мог нести значок знатного бойца или держать зонт над ним. Основным оружием воинов служили дротики, а также лук. Воины сидели на пестрой попоне, возможно, на особом седле, а сам слон иногда защищался кожаным или даже металлическим панцирем, конструкция которого неизвестна. В Таксиле в слое рубежа эр найдены железные прямоугольные пластины размером 21,6 на 25,4 см, которые вследствие своих размеров считаются доспехом слона, что говорит о пластинчатой броне, нашиваемой на мягкую основу[10]. Сам слон украшался колокольчиками, иногда ожерельями. К животному приписывали пехотинцев – «стражей стоп», которые охраняли слона от нападений пеших снизу (Махаб., VIII, 13, 9-12; 15, 6-10). Кроме того, трактат Каутильи «Артхашастра» (X, 5, 10) рекомендует усиливать боевого слона пятнадцатью пехотинцами, которые также служили прикрытием животным. В Махабхарате слона героя вместо пеших могли сопровождать четыре колесницы (Махаб., IV, 60, 7-10), что может отражать реалии эпоса, а не военной жизни.

Рис. 2. Князь и его знаменосец на слоне. Большая ступа в Санчи (последние века до н. э. – I в. н. э.). Воспроизведено по: Bernard P. Le monnayage d’Eudamos, satrape grec du Pandjab et “maître des éléphants” // Orientalin losephi Tucci memoriae dicata. Roma, 1985. Pl. III, 8.

Классическим вариантом правильного сражения был бой по родам войск: слоны должны были сражаться с элефантерией, колесницы с колесницами, всадники с конниками, а пехотинцы против пеших (Махаб., VII, 19, 38–39; 31,12; 72,19; 104,4; etc.). Однако данное правило в пылу битвы часто нарушалось и слоны также сражались с другими видами войск. К середине I тыс. до н. э. слоны применялись как на полях сражений, так и при осадах для срытия частокола и разрушения стен.

Историческое, а не теоретическое взаимодействие индийской элефантерии с другими родами войск на поле битвы показывает битва при Гидаспе в мае 326 г. до н. э. между Александром Македонским и пенджабским раджой Пором. Античные историки достаточно подробно описывают диспозицию Пора: в центре была построена пехота, перед которой размещались 130 слонов, усиленные в интервалах пехотинцами, на флангах находилась конница с колесницами-квадригами, выдвинутыми вперед (Arr. Anab., V, 15, 4–7; Diod., XVII, 87, 2). Таким образом, судя по диспозиции, слоны являлись главной ударной силой армии Пора, что показал и сам ход битвы, во время которой Пор атаковал элефантерией даже знаменитую македонскую фалангу. Однако тактическое превосходство осталось на стороне Александра: македоняне перебили дротиками корнаков, окружили слонов противника, вынудив их отойти. Это и привело македонян к победе и к захвату оставшихся слонов в качестве трофея[11].

Рис. 3. Тетрадрахма (конец IV в. до н. э.). Князь в панцире с луком стоит в колеснице слева от возницы. На боевом слоне сидят воины с волосами, собранными в пучки. Воспроизведено по: Bernard P. Le monnayage d’Eudamos, satrape grec du Pandjab et «maître des éléphants’ // Orientalin losephi Tucci memoriae dicata. Roma, 1985. Pl. I, 4.

Первый известный нам исторический факт использования слонов неиндийской армией на Ближнем Востоке – это 15 животных, входивших в состав войска персидского царя Дария III (336–330 гг. до н. э.) накануне битвы при Гавгамелах в 331 г. до н. э. Это были слоны, которые царю поставили индийцы. Однако персы, расписав место слонов в письменной диспозиции, в действительности побоялись вывести этих животных на поле боя, чтобы не распугать своих лошадей, и оставили их в лагере. Битву выиграл Александр Македонский, захвативший персидский лагерь вместе со слонами[12]. Куда потом исчезли эти животные, неясно. Скорее всего, их оставили в Вавилоне.

Рис. 4. Декадрахма Александра Македонского, представляющая победу этого царя над индийским раджой Пором (326 г. до н. э.). Аверс: Александр на Букефале преследует индийского боевого слона. Реверс: Александр в облике божества с перуном венчается венком Никой. Воспроизведено по: Нефедкин А.К. Элефантерия прошлого // Pbn. № 2 (35). 2014. С. 85, рис. 4.

Впервые европейские войска встретили элефантерию на поле боя в уже упомянутой битве при Гидаспе. С 327 г. до н. э. во время индийского похода Александр стал получать слонов в дар от индийских раджей. В Индии же элефантерия стала родом войск в его армии, насчитывавшей в конце похода (325 г. до н. э.) две сотни животных (Arr. Anab., VI, 2, 2). Царь даже сформировал из слонов на македонский лад гвардейский отряд-агему, посадив на них своих тяжеловооруженных пехотинцев-гоплитов (Diod., XVIII, 27,1; Polyaen., IV, 3, 24; Athen., XII, 539f). Таким образом, в первой европейской элефантерии экипаж слона состоял из корнака-индийца и македонянина, снабженного своим традиционным оружием: большим круглым щитом и пикой-сариссой.

После смерти Александра в Вавилоне 10 июня 323 г. до н. э. элефантерия перешла к верховым правителям империи: сначала к Пердикке, затем – к Антипатру. В 321 г. до н. э. последний увел половину слонов в Македонию, вторая же половина осталась «стратегу Азии» Антигону Одноглазому (Arr. Hist. suce, frg., 1,43). Именно последний впервые в европейском военном деле стал использовать слонов на поле боя: в битве при Оркиниях в Малой Азии весной 320 г. до н. э., в которой армия Антигона с тридцатью слонами сражалась с войском другого диадоха Эвмена (Diod., XVIII, 40, 7). В 318 г. до н. э. Эвмен вывел против Антигона 125 слонов, которых ему привел стратег Северной Индии Эвдам из армии убитого им Пора (Diod., XIX, 14, 8). Таким образом, по воле случая слоны Пора из армии Эвмена могли сражаться со слонами, некогда принадлежавшими этому же радже, в армии Антигона в двух крупных битвах эпохи при Паретакене (317 г. до н. э.) и Габиене (316 г. до н. э.).

Последовавшая затем эпоха эллинизма – время наиболее активного использования элефантерии на полях сражений, эпоха ее расцвета в Средиземноморье. Элефантерия в III – середине II в. до н. э. была на вооружении у наиболее мощных государств: в Македонии, Сирии, Египте, Бактрии и Карфагене. Последний познакомился со слонами в войне против эпирского царя Пирра на Сицилии в 270-х гг. до н. э., который привел с собой 20 боевых слонов, полученных от македонского царя Птолемея Керавна (281–279 гг. до н. э.; Just., XVII, 2,14). Уже ко времени Первой пунической войны (264–241 гг. до н. э.) Карфаген располагал мощной элефантерией – стойла города вмещали до 300 голов (Арр. Lib., 14, 95). В 262 г. до н. э. карфагеняне вывели против римлян 60 животных (Polyb., I, 18, 8, 19, 2; Diod., XXIII, 8, 1), однако сражались вместе с ними весьма неумело, не обладая нужным тактическим опытом, и лишь спартанец Ксантипп обучил пунов эффективно использовать слонов[13].

Наибольшим количеством боевых слонов в эпоху эллинизма располагал родоначальник династии сирийских царей Селевк I Никатор (312–281 гг. до н. э.), получивший даже прозвище Элефантарха – «Начальника слонов» (Plut. Demetr., 25, 7), а Сирийское царство стало классической страной, где элефантерия играла значимую роль. Стоит в качестве своеобразного примера остановиться чуть подробнее на истории элефантерии в державе Селевкидов.

В 304 г. до н. э. при заключении мира в конце Восточного похода Селевк получил от правителя Индии Чандрагупты Маурьи 500 слонов – максимальное количество, известное нам у эллинистических правителей. По прибытии из Индии в Малую Азию в 302 г. до н. э. у Селевка осталось 480 слонов. Последние приняли участие в решающей битве при Ипсе против армии Антигона в 301 г. до н. э., силы которого были разгромлены, а оставшиеся в живых из его 75 слонов перешли к победителям (Diod., XXI, 1, 2; Plut. Demetr., 28–30, 2). Около 273 г. до н. э. сын Селевка Антиох! Сотер (281–261 гг. до н. э.) разгромил превосходящую по численности армию галатов, вторгшихся в Малую Азию, с помощью шестнадцати слонов, атака которых внесла панику как среди людей, так и среди животных (Luc. Zeux., 8-11). Всего десять слонов было в армии Антиоха III Великого (223–187 гг. до н. э.) во время его победоносной битвы с восставшим сатрапом Мидии при Аполлонии в 220 г. до н. э. (Polyb., V, 53–54). В 217 г. до н. э. Антиох III столкнулся с египетским царем Птолемеем IV (221–204 гг. до н. э.) при Рафии на юге Палестины. 102 слона Антиоха победили 73 слонов Птолемея, однако решило исход боя в пользу египтян столкновение фаланг (Polyb., V, 82–84). Во время следующей войны с Египтом слоны Антиоха опять стояли перед пехотой в битве при Панионе (200 г. до н. э.; Polyb., XVI, 18–19). В 191 г. до н. э. во время вторжения в Грецию в экспедиционном корпусе Антиоха было всего шесть слонов, которые успешно прикрывали отступление сирийцев при Фермопилах от римлян (Liv., XXXVI, 18–19). В следующем году в генеральной битве при Магнезии на западе Малой Азии против римлян 54 слона не принесли победы войску Антиоха III, а даже наоборот, страдая от ран, полученных при обстреле, запаниковали и расстроили строй своей же фаланги (Liv., XXXVII, 39–43). Согласно Апамейскому мирному договору (189 г. до н. э.) между Антиохом и Римом, Сирийское царство должно было демилитаризоваться, упразднив наиболее действенные в то время виды наступательного оружия: флот (исключая десять кораблей) и боевых слонов. Однако уже сын Антиоха III, Антиох IV Эпифан (175–164 гг. до н. э.) в нарушение договора опять обзавелся элефантерией. В 170 г. до н. э. Антиох IV вторгся в Египет с большой армией, включающей колесницы и слонов, а потом устроил грандиозный триумф в городе Дафна (166 г. до н. э.) по случаю своей египетской победы, в котором прошло 36 слонов – ветеранов нильской кампании (Polyb., XXXI, 3,11= XXX, 25,11). В 162 г. до н. э. в Сирию из Рима было послано посольство во главе с Гнеем Октавием, которому было специально поручено сжечь царские корабли и подрезать жилы слонам, однако посол был убит в Лаодикее в Сирии (Арр. Syr., 46).

Использовалась элефантерия Селевкидами и во время подавления восстания Маккавеев в Иудее. В 162 г. до н. э. ополчение во главе с Иудой встретило большую по численности селевкидскую армию стратега Лисия в ущелье Бет-Захария по дороге на север к Иерусалиму. У Лисия было 22 слона. Во время боя отряд со слоном, шедшим первым и посчитанный иудеями царским, был рассеян стремительной атакой Элеазара Маккавея, который смертельно ранил животное, однако слон упал и задавил самого Элеазара. Жертва не была напрасной – это был важный морально-психологический акт: было убито страшное животное, которое оказывало сильное воздействие на иудеев, не обладавших элефантерией и ранее плохо знакомых со слонами. Впрочем, Иуда все же отступил, уступая численному превосходству врага (I Масс., 6, 28–48; Jos. Ant. Jud., XII, 9, 3–5 (366–375)). В марте следующего года при Адасе Иуда разбил стратега Никанора, слоны которого не могли уже привести сирийцев к победе (II Масс., 15, 20–28).

Наконец, в 145 г. до н. э. сирийский узурпатор Трифон повел на столицу царства Антиохию свою армию, включавшую элефантерию, но это были уже трофейные египетские слоны (I Масс., 11, 56; Jos. Ant. Jud., XIII, 5, 3 (144)). После этого сведения об элефантерии в армии Селевкидского царства, погрязшего в смуте, исчезают.

Рис. 5. Медальон в блюде, сделанный в Умбрии (Италия). В башне сидит безбородый мужчина в шлеме, а корнак носит шапочку. Paris, Louvre, Salle Н. Воспроизведено по: Bierikowski P. Les Celtes dans les arts mineurs gréco-romains. Cracovie, 1928. P. 143, fig. 214.

Раннехристианский писатель Юлий Африкан (ок. 160 – ок. 240 г.) так обобщил использование слонов в древности и детали их вооружения: «С большой пользой древние использовали для битв слонов: поразить новым зрелищем непривычных лошадей и людей; а сами слоны наводили страх, неся башни, – словно крепость шагает перед фалангой. Крик их резок, а натиск – непереносим, поэтому только их бивней было достаточно для разгона любой толпы; а кроме того, к ним прикрепляли соответствующие по размеру острия; а большую часть тела слона прикрывали широкими панцирями; также давали животным дротики метать хоботом» (Jul. Afr. Cest., 1,18,11.1–8).

Данное описание относится в первую очередь к элефантерии эллинистической эпохи. Во время полувековой борьбы преемников Александра – диадохов и позднее, в III в. до н. э., действительно совершенствуется снаряжение слона. Животное одевают в дорогую пурпурную попону. А слон мог как не носить защитное вооружение, так и носить его. Последнее состояло из налобника с султаном, а также полного панциря, вероятно, чешуйчатого или пластинчатого, причем у царского слона и доспех был соответствующим (I Масс., 6, 43). Бивни животного усиливались острыми наконечниками, а иногда в хобот давалось оружие. На спине слона стали устанавливать башню. Скорее всего, последняя появилась в армии Антигона Одноглазого на рубеже 320-310-х гг. до н. э.[14]. Башня делалась из дерева с четырьмя-шестью зубцами по образцу городской стены, покрывалась круглыми щитами снаружи (что давало дополнительную защиту воинам) и прикреплялась ремнями или цепями к телу животного. Экипаж состоял из двух-трех воинов, именуемых «сражающиеся из башни». Воины в башне стояли, обратившись в разные стороны. Вооружение элефантеристов стало также греко-македонским: наряду с традиционными дротиками и луком из башни сражались длинными пиками-сариссами. На шее животного сидел вожак-кор-нак с крюком, а у карфагенян – еще и с долотом и молотом для умерщвления взбесившегося животного путем вбивания долота в шею. Снаряжение корнака долотом приписывается младшему брату Ганнибала, карфагенскому полководцу Гасдру-балу (245–207 гг. до н. э.; Liv., XXVII, 49, 1–2). Самих же слонов для смелости подпаивали перед боем вином, смешанным с ладаном (I Масс., 6, 34; III Масс., 5, 30).

Рис. 6. Терракотовая статуэтка боевого слона высотой 12 см и длиной 7 см из гробницы мальчика (№ 133) в западном кладбище Фессалоник (270–260 гг. до н. э.). Временная выставка терракот «EiôdiÀio» в Фессалоникском археологическом музее. Фото Ю. Н. Кузьмина в музее в 2016 г.

Если в начале периода эллинизма слонов использовали не только на поле битвы, но и во время осад по индийскому образцу, то впоследствии – преимущественно в полевых сражениях. В диспозиции слоны располагались цепью, примерно на расстоянии 30 м друг от друга. Их тактические задачи состояли в том, чтобы атаковать конницу, блокировать ее атаку либо сражаться против вражеской элефантерии. Успех атаки на конницу объяснялся тем, что лошади, непривычные к виду и запаху слонов, просто начинали беситься и выходить из повиновения у всадников.

При использовании слонов в армии возникали и большие сложности, связанные не только с их транспортировкой и фуражировкой, но и с их поведением во время боя, когда бешенство одного слона могло привести к панике и замешательству всего отряда и находящегося тут войска, как это было в битве при Магнезии. Поэтому для защиты от поражения слонов со стороны вражеских пехотинцев к животным прикрепляли пеших метателей, которые сопровождали слонов в бою, растягиваясь по возможности цепочкой между животными. Однако они не были специально прикрепленными к животному воинами, известными в индийском военном деле как «стражи стоп», скорее, это были отряды метателей, которых приписывали к слонам на более или менее постоянной основе в ходе кампании или сражения. В битве при Панионе, например, слоны взаимодействовали с пешими и конными метателями (Polyb., XVI, 18–19), а в армии Лисия, согласно «Первой книге Маккавеев» (6, 35–36), в ущелье Бет-Захария каждого слона сопровождала тысяча (хилиархия) тяжеловооруженных гоплитов и пятьсот (гиппархия) всадников, хотя, возможно, тут описан походный порядок армии, построенный в колонну.

О существовавшем военно-административном делении элефантерии эллинистических государств на отряды у нас нет точных данных. В трех сохранившихся до нашего времени древнегреческих «Тактиках», сведения которых восходят кIII–II вв. до н. э., упоминается двоичное деление корпуса-«фаланги» слонов численностью в 64 головы, которым руководил фалангарх; половиной отряда командовал керарх («начальник крыла»), шестнадцатью слонами – элефантарх («начальник слонов»), восьмью – ил арх («начальник илы»), четырьмя – эпитерарх, двумя – терарх («начальник четверки»), а одним – зоарх («начальник животного») (Asclep. Tact., 9; Ael. Tact., 23). Данное теоретическое деление, однако, могло базироваться на реальном военном. В источниках мы находим у Селевкидов численность отрядов слонов примерно равной отрядам в данном делении. Десяток слонов – численность, приближающаяся к илархии, – мы обнаруживаем в войске царя Антиоха III в битве при Аполлонии, 16 слонов – иерархия – у Антиоха III во время победы над галатами, а 36 слонов в параде в Дафне примерно соответствуют керархии. Также стоит заметить, что, в принципе, «начальник слонов» – элефантарх обычно являлся командиром всей элефантерии государства, что, впрочем, не исключает и наличие подобного офицерского звания.

Рис. 7. Памятная нумидийская монета в честь победы над Такфаринатом (21/ 2 г. н. э.). Аверс: бюст Юбы II (25 г. до н. э. – 23 г. н. э.) в диадеме, реверс: слон с башней. Воспроизведено по: Mazard. J. Corpus nummorum Numidiae Mauretaniaeque. Paris, 1955. P. 103.

Азиатские монархии, и Селевкидская держава в частности, по сложившейся традиции использовали индийских слонов, а корнак именовался «индом» не случайно: первоначально это наименование соответствовало действительности. Слоны поступали сирийским царям из Бактрии и Индии, как это было в 274/3 г. до н. э., когда, согласно вавилонской табличке, бактрийский сатрап прислал 20 слонов[15], и в 206 г. до н. э., когда бактрийский и индийский цари по заключении мирных договоров с Антиохом III дали ему около 150 слонов (Polyb., XI, 34, 11). Индийский слон (Elephas maximus) достигает веса более 5 т при росте 2,5–3,5 м. Африканские же лесные слоны (Loxodonta cyclotis) ростом до 2,5 м были у египтян, карфагенян, нумидийцев и эфиопов. Этих животных цари Египта стали использовать после 280 г. до н. э., когда появились центры по их приручению на берегу Красного моря. Африканские слоны попадали к тем же Селевкидам в качестве трофеев от Птолемеев, как это было с элефантерией погибшего в бою Птолемея VI Филометора (180–145 гг. до н. э.). Данная порода боялась своих более высокорослых азиатских сородичей, что показала битва при Рафии в Южной Палестине 22 июня 217 г. до н. э., в которой индийские слоны Антиоха III столкнулись с египетской элефантерией Птолемея IV: большинство ливийских слонов, судя по всему, просто ретировались с поля, не приняв боя (Polyb., V, 84, 2–7).

После падения эллинистических государств и завоевания их Римом элефантерия оставалась до середины I в. до н. э. в армиях римлян и нумидийцев. Римляне, несмотря на то, что они научились успешно бороться с элефантерией противника, сами обзавелись этим родом войск, получая преимущественно слонов из Северо-Западной Африки. По эллинистической традиции римские слоны носили башню с лучниками и были защищены чешуйчатой броней. Уже к началу Второй македонской войны (200–197 гг. до н. э.) слоны оказались в армии римского консула Публия Сульпиция Гальбы (Liv., XXXI, 36, 4). Потом, в течение II в. до н. э., элефантерия Вечного города сражалась с македонянами, испанскими кельтиберами, галлами-аллобро-гами. Последний раз слоны в римской армии появляются в битве при Tance (46 г. до н. э.) между Цезарем и войском помеянцев, которые получили этих животных от союзного им нумидийского царя. Несмотря на неудачные действия слонов в этой битве, победитель Цезарь, готовясь к парфянской кампании, намеревался использовать элефантерию, но его смерть в 44 г. до н. э. воспрепятствовала осуществлению его планов (Cicer. Philip., V, 17, 46). Император Клавдий (41–54 гг.) также желал использовать слонов в походе на Британию в 43 г., Дидий Юлиан (193 г.) безуспешно попытался из цирковых слонов создать боевое подразделение для противостояния войскам Септимия Севера; а император Каракалла (211–217 гг.) сформировал не только македонскую фалангу по образцу Александра Великого, но и отряд элефантерии (Hdn., II, 11, 9; Dio Cass., LX, 21, 2; LXXIII, 16, 2–3; LXXVII, 7, 4). Однако все эти попытки не привели к реальному использованию слонов в боевых действиях, как предполагает петербургский историк А.В. Банников, из-за утраты навыков боевого тренинга слонов[16].

Рис. 8. Мраморный алтарь со слоном с Аппиевой дороги (августовская эпоха). Копия, Museo della Cività Romana (Roma). Фото автора в октябре 2008 г.

Под влиянием Египта к середине III в. до н. э. боевых слонов стали использовать эфиопы. Они также водружали на животных башни, в которых находилось шесть лучников, стрелявших попарно на три стороны (Heliod., IX, 18, 5). В 570 г. эфиопский правитель Йемена Абраха направил на Мекку войско, включающее белого и, видимо, других слонов – событие, которое вошло в Коран в качестве отдельной суры 105: «Слон». Именно в этот год по исламской традиции родился пророк Мухаммед. В 640 г. нубийцы сражались с арабами с помощью слонов.

Эфиопы остались единственными в Средиземноморье и на Ближнем Востоке, кто использовал слонов на поле боя в первые века новой эры. Тогда как на Индийском субконтиненте элефантерия продолжала играть важнейшую роль, а под влиянием военной индийской традиции этот род войск использовали в Средней Азии кушаны и наследовавшие им эфталиты (VI в.).

В III в. н. э. слонов стали использовать сасанидские шахи Ирана, которые, с одной стороны, обладали доступом к источникам поступления индийских слонов, а с другой – рассматривали себя как преемники династии Ахеменидов, в конце правления которой слоны появились в армии персов. Видимо, уже у основателя династии Арда-шира I (224–241 гг.) была элефантерия, которую позднее стал широко применять шахиншах Шапур II (309–379 гг.), располагавший 300 головами этих животных (Sozom., II, 14). Слоны у Сасанидов были боевыми и командными. Боевые слоны были защищены доспехами и носили деревянные или «железные» (вероятно, обшитые железом – Jul. Orat., II, 65В) башни, в которых находились стрелки и метатели дротиков, тогда как на охотничьих животных башни не устанавливались. Слона в бою для прикрытия сопровождал отряд пехоты. По источникам складывается впечатление, что персы чаще использовали слонов во время осад, а не для крупных полевых битв[17].

В роковой для истории Ирана битве при Кадисии (637 г.) три десятка слонов, расположенных перед центром и флангами персидской армии, яростно сражались с арабами в первый и третий день четырехдневной битвы. В первый день слоны атаковали достаточно успешно, и лишь интенсивная стрельба арабов по незащищенным хоботам и глазам животных и по экипажам, а также срезание подпруг, удерживающих башни, привели к остановке атаки элефантерии персов. На второй день снаряжение ремонтировалось. А на третий день персы прикрепили к каждому слону отряд пехоты с конной поддержкой. Однако арабы стали опять стрелять по глазам слонов и отрубать им хоботы, что привело к панике и бегству животных. На четвертый день арабы, убив персидского военачальника, обратили иранскую армию в бегство [18].

Рис. 9. Сцена царской охоты в болоте верхом на слоне. Рельеф грота в Так-и Бустане времени правления шахиншаха Пероза (457–484 гг.) или Хосрова II (590–628 гг.). Воспроизведено по: Stierlin H. Splendeurs de l’Empire Perse. Paris, 2006. P. 257.

После арабского завоевания слонов продолжали использовать на поле боя эфиопы (по крайней мере, до XVI в.), индийцы (до конца XVIII в.) и народы Индокитая (до конца XIX в.). Могольские падишахи Индии располагали в XVI–XVII вв. 6000-12000 животных, тогда как короли Сиама и Бирмы – тысяч по пять-шесть. Слоны, получаемые из Индии, сражались и в армиях наиболее воинственных мусульманских монархов Среднего Востока: султана Махмуда Газневи (998-1030), хорезмшаха Мухаммеда (1200–1220) и эмира Тимура (1370–1405)[19].

Классической страной использования боевых слонов оставалась Индия. В Северо-Западной Индии на рубеже эр использовались по античному образцу башни (Philost. Vita Apol., II, 12), хотя, возможно, местный способ езды на слонах, покрытых лишь попоной, в регионе преобладал, как это нам показывают кушанские изображения[20]. В Индии лишь в период арабского вторжения в Синд (712 г.) источники упоминают кабину (howdah), устанавливаемую, в частности, на спине слона раджи[21]. Афанасий Никитин, побывавший в Центральной Индии в 1469–1472 гг., описал боевых слонов государства Бахманидов в рассказе о парадном выезде султана, в котором участвовало «300 слонов, наряженных в булатные доспехи с городками, а городки окованы. В городках же по 6 человек в доспехах с пушками да с пищалями, а на великом слоне 12 человек. На каждом слоне по 2 знамени больших, к клыкам привязаны большие мечи, по кентарю [ок. 40 кг], да к хоботам привязаны тяжелые железные гири; между ушей сидит человек в доспехах, а в руках у него крюк большой железный, которым он правит». В поход же против соседнего государства Виджиянагар отправилось 100 слонов «в доспехах и с городками, и на каждом слоне по 4 человека с пищалями», а на 40 слонах, облаченных в доспехи, индийского союзника султана было «по 4 человека с пищалями»[22]. Из данных описаний ясно видно, что Никитин приводит максимальное количество воинов (12), размещавшихся в «теремке» большого слона во время парада, тогда как на обычном слоне сидело шесть воинов. В настоящую же боевую кампанию отправились те же бронированные слоны, но на каждом было лишь по четыре «пищальника», причем на мусульманском – в башне, а на индийском – без нее.

Другие европейские путешественники XV–XVII вв. подтверждают, что на слоне размещалось 3–6 воинов[23]. Еще в XIV в. башни на слонах армии Делийского султаната были деревянными, обитые металлом, и по форме напоминали закрытые теремки. Они устанавливались на бронированных стальными доспехами животных. В башнях размещались лучники, арбалетчики, метатели дисков или гранат с греческим огнем, а к самим животным для усиления были приписаны ракетчики и метатели гранат. Отряды по пять животных поддерживались пехотинцами, задача которых в бою состояла в прикрытии слонов от действия неожиданно нападающих всадников[24]. Во время А. Никитина элефантеристы были уже вооружены тяжелыми аркебузами и луками. Позднее, в эпоху Великих Моголов (XVI–XVIII вв.), слоны обычно не носили башен, а животные командиров снабжались специальным сиденьем (howdah), покрытым у боевых вариантов металлической обивкой. На нем восседал военачальник, а позади размещалась охрана и/или прислуга. С начала XVI до конца XVII в. на некоторых слонах устанавливали специальные легкие орудия (гаджналы), длиной ок. 1,8 м, которые обслуживало по четыре канонира[25].

К бивням слонов привязывались мечи или ножи, иногда отравленные, а в хоботе животное несло меч или тяжелую цепь, иногда с гирями. Слон мог быть небронированным, защищенным частично или полностью покрытым доспехом, неметаллическим или стальным чешуйчатым либо кольчато-пластинчатым. Причем в могольское время оголовье слона защищало весь хобот, кроме кончика, и имело пару высокостоящих «ушей», прикрывавших корнака спереди. В Королевских оружейных палатах в Лидсе сохранилась большая часть могольского доспеха для слона, датированная концом XVI – началом XVIII в. Доспех состоял из восьми частей и закрывал всю голову с ушами и хоботом, а также туловище. Он в полном варианте состоял из 8349 больших и малых стальных пластин общим весом 159 кг. Прямоугольные пластины были соединены кольчужным плетением и подбиты на шерстяную подкладку, а каждая большая пластина украшена изображениями цветов, слонов, птиц и рыб[26].

Рис. 10. Полный доспех для слона (Индия, ок. 1600 г.). The Royal Armouries, London. Воспроизведено no: Kistler J. War elephant. Westport, London, 2006. Frontispiece.

Во время падишаха Акбара (1556–1605) слоны были сгруппированы в отряды по 10, 20, 30 голов[27]. Элефантерия по-прежнему использовалась для фронтальной атаки врага, для чего слонов размещали перед основной линией войск; также слоны активно использовались при осадах, выбивая лбом ворота и разрушая палисады и стены. В генеральной битве при Карнале (1739 г.) между войсками могольского падишаха Мухаммада (1719–1748) и персами Надир-шаха (1736–1747) повелитель Индии выставил в боевой порядок 2000 слонов, которые, впрочем, были обращены в бегство огнем иранской полевой артиллерии, перевозимой на верблюдах[28].

Рис. 11. Падишах Акбар (1556–1605) во главе своей армии переправляется через Ганг, вероятно, во время своей последней кампании в 1600 г. против восставшего сына. Воспроизведено по: Stewart J. The Elephant in War // The Quarterly Journal of Military History. Vol. 3. № 3.1991. P. 63.

Элефантерия была значимым родом войск и в государствах Юго-Восточной Азии: в Бирме, Сиаме, Камбодже, Вьетнаме, Малайе, в лаосских и шанских княжествах. Тут воин сидел на затылке животного, позади в высоком седле размещался слуга-оруженосец, а вожак управлял слоном, сидя на крупе сзади. Обычно воин был вооружен длиннодревковым оружием (пика, алебарда, трезубец), один или два воина в башне или седле были лучниками, арбалетчиками или, позднее, вооруженными огнестрельным оружием. Если главной на слоне была женщина (а такое случалось в регионе), то и весь экипаж состоял из представительниц прекрасного пола. Слона обычно сопровождало четверо «стражей стоп» на индийский манер, защищавших снизу животное от нападений вражеских пехотинцев.

Рис. 12. Поединок царей Пегу и Авы, двух бирманских государств. Гравюра из книги: Вгу, J.-T., de. Historiarum Orientalis Indiae. Vol. VIL Frankofurti, 1598. Воспроизведено no: Mendes Pinto F. The Traveldso Mendes Pinto / Edited and Translated by R.D. Catz. Chicago; London, 1989. Fig. 19.

Известно, например, что в первой половине 1540-х гг. правитель Кохинхины (Южного Вьетнама) располагал двумя сотнями боевых слонов, снабженных башнями и вооруженных мечами, закрепленными на бивнях[29]. Камбоджийский боевой слон в XIX в. носил на себе железный панцирь, открытое седло с сотней дротиков и трех воинов в шлемах: одного с кривым мечом и крюком на шее, второго – в седле, а третьего с дротиками – позади[30]. Слоны в регионе редко носили панцирь, а воины на нем размещались или прямо на попоне, или чаще – на особом седле, иногда прикрытом сзади щитом. Слоны в регионе в Новое время все чаще становились «боевой командной машиной», с которой полководцы наблюдали за ходом битвы, а при необходимости участвовали в популярных поединках. С XVIII в. заметен упадок в использовании боевых слонов, которые постепенно превратились в мобильные платформы для легкого орудия (джингал), обслуживаемого двумя канонирами.

О значимости слонов в военном деле Индокитая свидетельствует предложение в 1861 г. короля Сиама Рама IV (1851–1868) американскому президенту своих слонов, чтобы помочь северянам перевозить грузы. Авраам Линкольн, впрочем, отказался от этого предложения под предлогом неподходящего для слонов климата США. Позднее эта переписка стала рассматриваться как предложение королем помощи северянам своими боевыми слонами для военных действий против южан. Даже во время Второй мировой войны животные служили в джунглях Бирмы в качестве транспортного средства, могущего пройти там, где техника не могла проехать.

В общем, элефантерия около трех тысячелетий существовала как род войск. Слоны играли важную роль в военном деле Средиземноморья на протяжении более 2,5 века, с последней четверти IV в. до н. э. до середины I в. до н. э., из которых период до середины II в. до н. э. можно назвать «золотым веком» европейской эллинистической элефантерии. Такое длительное существование данного рода войск в наиболее могущественных странах региона, кажется, свидетельствует против утверждения о малоэффективности элефантерии. Она была особенно эффективна против войск, которые не умели с ней бороться. По мере же привыкания к слонам армии противника значение элефантерии на поле боя уменьшалось. Закату использования элефантерии в античной Европе и на Ближнем Востоке способствовали трудность в получении слонов из мест их обитания и, вероятно, потеря навыков боевой дрессуры животных. В Азии же, где источники пополнения слоновьего парка оказались ближе и доступнее, элефантерия сохранялась гораздо дольше. Лишь после распространения тут эффективного огнестрельного оружия и легкой артиллерии началась эпоха заката боевых слонов, которых все чаще использовали как «передвижную командную машины» или «тягач» для переноски грузов.

2. Боевые слоны сирийского царства Селевкидов[31]

В 1975–1977 гг. в журнале «Вокруг света» было опубликовано пять статей, посвященных истории военного дела. Среди последних в № 1 за 1976 год была и небольшая статья московского оружиеведа Михаила Викторовича Горелика «Шагающие крепости», посвященная боевым слонам древности и Средневековья, с добавлением пересказов анекдотов из античных авторов М. Бынеева. Между прочим, тут был приведен рассказ о победе сирийского царя Антиоха III с помощью слонов над кельтами-галатами в Малой Азии в 273 г. до н. э.[32]

Именно Сирийское царство было классической эллинистической монархией, обладавшей в пору своего расцвета в III – первой половине II в. до н. э. максимальным количеством видов сухопутных войск. Тут мы найдем и легковооруженных метателей, и пехоту в среднем вооружении, и щитоносцев в доспехах, и конных метателей дротиков, и лучников, и тяжеловооруженных верховых копьеносцев, и полностью закованных в броню вместе с конем катафрактов, и арабских мегаристов, и серпоносные колесницы, и, конечно, элефантерию.

Раннехристианский писатель Юлий Африкан (ок. 160 – ок. 240 г.) так описал использование слонов в древности и их вооружение: «С большой пользой древние использовали для битв слонов: поразить новым зрелищем непривычных лошадей и людей; а сами слоны наводили страх, неся башни, – словно крепость шагает перед фалангой. Крик их резок, а натиск – непереносим, поэтому только их бивней было достаточно для разгона любой толпы; а кроме того, к ним прикрепляли соответствующие по размеру острия; а большую часть тела слона прикрывали широкими панцирями; также давали животным дротики метать хоботом» (Jul. Afr. Cest., 1,18,11.1–8). Хотя данное описание и обобщенное, оно в значительной мере относится и к селевкидской элефантерии.

Слонов начали использовать в военном деле в Древней Индии в первой половине I тыс. до н. э. Армия Александра Македонского (356–323 гг. до н. э.) познакомилась с боевыми слонами во время кампании при Гавгамелах (331 г. до н. э.) против персидского войска царя Дария III (336–330 гг. до н. э.), когда индийцы привели в царскую армию 15 животных. Хотя слоны и числились в персидской диспозиции перед царским отрядом, реально они в бою не участвовали, а после боя их захватили в персидском лагере. Куда слоны потом делись, неясно, возможно, их оставили в Вавилоне. Позднее, в 327 г. до н. э., в начале индийского похода, Александр стал получать слонов в дар от индийских раджей. И лишь в сражении с царем Пором при Гидаспе в 326 г. до н. э. македоняне впервые столкнулись со слонами на поле битвы. Со времени индийского похода слоны вместе с индийскими вожаками-корнаками вошли в армию Александра Македонского, находясь в обозе, поскольку крупномасштабные битвы тогда не велись.

Возвращаясь из экспедиции в Индию, македоняне вели с собой около 200 слонов. После смерти Александра в июне 323 г. до н. э. элефантерия перешла к верховым правителям распадающейся империи: сначала к Пердикке, затем – к Ан-типатру и Антигону Одноглазому.

В период борьбы преемников Александра за власть (диадохов) слоны появляются и в армии основателя сирийской державы Селевка I Никатора (312–281 гг. до н. э.), военачальника Александра. Во время восточного похода Селевка правитель Индии Чандрагупта Маурья при заключении мира (304 г. до н. э.) дал своему новому союзнику 500 слонов – максимальное количество, известное нам у эллинистических правителей. По прибытии из Индии в Малую Азию в 302 г. до н. э. у Селевка осталось еще 480 слонов. Последние приняли участие в решающей битве при Ипсе против армии Антигона в 301 г. до н. э., силы которого были разгромлены, а оставшиеся в живых его 75 слонов перешли к победителям.

Рис. 13. Расписная терракотовая фигурка слона, поражающего обнаженного галатского пехотинца, вооруженного щитом и мечом. Мирина (III в. до н. э.). Paris, Louvre, Inv. 131. Воспроизведено по: Bierikowski P. Les Celtes dans les arts mineurs gréco-romains. Cracovie, 1928. P. 142, fig. 212.

В III – середине II в. до н. э. слоны активно использовались в боях селевкидскими царями. Приведем те сведения, которые нам известны. Около 273 г. до н. э. сын Селевка Антиох! Сотер (281–261 гг. до н. э.) разгромил превосходящую по численности армию галатов, вторгшихся в Малую Азию, с помощью шестнадцати слонов, атака которых внесла панику как среди людей, так и среди животных. Всего десять слонов было в армии царя Антиоха III Великого (223–187 гг. до н. э.) во время его удачной битвы с восставшим сатрапом Мидии при Аполлонии в 220 г. до н. э.

Элефантерия сражалась и в крупных полевых битвах, разыгрывавшихся у сирийцев с египтянами или римлянами. В 217 г. до н. э. Антиох III столкнулся с египетским царем Птолемеем IV (221–204 гг. до н. э.) при Рафии на юге Палестины. 102 слона Антиоха победили 73 слонов Птолемея, но столкновение фаланг решило исход битвы в пользу египтян. Во время следующей войны с Египтом слоны Антиоха опять стояли перед пехотой в битве при Панионе (200 г. до н. э.). В 191 г. до н. э. во время вторжения в Грецию Антиох располагал в своем экспедиционном корпусе всего шестью слонами, которые успешно прикрывали отступление сирийцев от преследующих римлян. В следующем году в генеральной битве при Магнезии на западе Малой Азии 54 слона не принесли победы численно превосходящему римлян войску Антиоха III, а даже наоборот, страдая от ран, полученных при обстреле, запаниковали и расстроили строй своей же фаланги. Согласно Апамейскому (189 год до н. э.) мирному договору между Антиохом и Римом, Сирийское царство должно было демилитаризоваться, упразднив наиболее действенные в то время виды наступательного оружия: запрещалось иметь флот (исключая 10 кораблей) и содержать боевых слонов.

Однако уже сын Антиоха Великого, Антиох IV Эпифан (175–164 гг. до н. э.), в нарушение договора опять обзавелся элефантерией. В 170 г. до н. э. Антиох IV вторгся в Египет с большой армией, включающей колесницы и слонов, а потом устроил грандиозный триумф в городе Дафна (166 г. до н. э.) по случаю своей египетской победы, в котором прошло 36 слонов – ветеранов нильской кампании. В 162 г. до н. э. в Сирию из Рима было послано посольство во главе с Гнеем Октавием, которому было специально поручено сжечь царские корабли и подрезать жилы слонам, однако посол был убит в Лаодикее в Сирии.

Использовалась элефантерия и во время подавления восстания Маккавеев в Иудее. В 162 г. до н. э. ополчение во главе с Иудой Маккавеем встретило большую по численности селевкидскую армию стратега Лисия в ущелье Бет-Захария по дороге на север к Иерусалиму. У Лисия были 22 слона. Во время боя отряд во главе со слоном, шедший первым и посчитанный иудеями царским, был рассеян стремительной атакой Элеазара Маккавея, который смертельно ранил животное, однако слон упал и задавил Элеазара. Жертва не была напрасной – это был важный морально-психологический акт: было поражено страшное животное, которое оказывало сильное психологическое воздействие на иудеев, не обладавших элефантерией и явно плохо знакомых со слонами. Впрочем, Иуда все же отступил, уступая численному превосходству врага. В марте следующего года при Адасе Иуда разбил стратега Никанора, слоны которого не могли уже привести сирийцев к победе. Наконец, в 145 г. до н. э. узурпатор Трифон вел на столицу царства Антиохию свою армию, включавшую элефантерию, но это были уже трофейные египетские слоны. После этого сведения о слонах в армии Селевкидского царства, погрязшего в смуте, исчезают.

Рис. 14. Гемма, изображение на которой, возможно, вдохновлено победой Антиоха I над галатами. Paris, Cabinet des Médailles, inv. 1911. Воспроизведено no: Goukowsky P. Le roi Pôros, son éléphant et quelques autres (En marge de Diodore, XVII, 88, 6) // BCH. Vol. 96. 1972. P. 491, fig. 10.

В целом в бою слоны обладали двумя главными преимуществами, ради которых их использовали в эллинистических армиях: мощное психологическое воздействие на врага, особенно когда последний не был с ними знаком, и паническая боязнь лошадьми голоса, запаха и вида слонов. Причем, согласно «Третьей книге Маккавеев», для смелости животных перед боем поили вином, смешанным с ладаном (III Масс., 5, 30). Слонов обычно ставили в первой линии на расстоянии 20–50 м друг от друга с целью отражения конных атак или противостояния вражеской элефантерии. Также слонов по индийской традиции использовали при осадах для психологического воздействия на защищающихся и для разрушения укреплений, как это сделал Антиох III при осаде Ларисы (191 г. до н. э.) и Трифон при захвате Антиохии (145 г. до н. э.).

Вместе с тем при использовании слонов возникали и большие сложности, связанные не только с их транспортировкой и фуражировкой, но и с поведением этих животных во время боя, когда бешенство одного слона приводило к панике и замешательству всего стада и находящегося тут войска, как это было в битве при Магнезии. Поэтому для защиты от поражения слонов со стороны вражеских пехотинцев к ним прикрепляли пеших метателей, которые сопровождали каждого слона в бою, растягиваясь по возможности цепочкой между животными. Однако они не были специально прикрепленными к животным воинами, известными в индийском военном деле как «стражи стоп», которые по двое охраняли каждую ногу животного от поражения пехотинцами. Скорее, это были отряды метателей, которых прикрепляли к слону на более или менее постоянной основе в ходе кампании или сражения. В битве при Панионе, например, слоны взаимодействовали с пешими и конными метателями, а в армии Лисия, согласно «Первой книге Маккавеев» (6, 35–36), в ущелье Бет-Захария каждого слона сопровождала тысяча (хилиархия) тяжеловооруженных гоплитов и пятьсот (гиппархия) всадников, хотя, вероятно, тут описан походный порядок армии, построенный в колонну.

О военно-административном делении элефантерии Селевкидов на отряды у нас нет ясных данных. В трех сохранившихся до нашего времени древнегреческих «Тактиках», информация которых восходит к эллинистической эпохе, кIII–II вв. до н. э., упоминается двоичное деление отряда-«фаланги» слонов в 64 головы, которым руководил фалангарх, половиной командовал керарх, шестнадцатью слонами – элефантарх, восьмью – иларх, четырьмя – эпитерарх, двумя – терарх, а одним – зоарх (Asclep. Tact., 9; Ael. Tact., 23). Нельзя исключить, что данное деление было чисто теоретической разработкой, ведь элефантархом в армиях Селевкидов в источниках называется не командир шестнадцати слонов, а начальник всего корпуса. Данное теоретическое деление, однако, могло базироваться на реальном военном. В источниках мы находим у Селевкидов численность отрядов слонов примерно равной отрядам в данном делении. Десяток слонов – численность, приближающаяся к илархии, – мы обнаруживаем в войске царя Антиоха III в битве при Аполлонии, 16 слонов – иерархия – у Антиоха III во время победы над галатами, 36 слонов в параде в Дафне примерно соответствуют иерархии.

Селевкиды по сложившейся традиции использовали индийских слонов, не случайно же вожак-корнак именовался «индом», что первоначально соответствовало действительности. Индийский азиатский слон (Elephas maximus) достигает веса 5,4 т при росте 2,5–3,5 м. Данный вид слонов поступал сирийским царям из Бактрии и Индии, как это было в 274/3 г. до н. э., когда, согласно вавилонской табличке, бактрийский сатрап прислал 20 слонов, и в 206 г. до н. э., когда бактрийский и индийский цари по заключении мирных договоров с Антиохом III дали ему около 150 слонов. Африканские лесные слоны (Loxodonta cyclotis) ростом до 2,5 м попадали к Селевкидам в качестве трофеев от Птолемеев, как это было с элефантерией погибшего в бою Птолемея VI Филометора (180–145 гг. до н. э.). В сражениях же, где встречались оба вида на поле боя, лесные слоны просто обращались в бегство, видя своих рослых азиатских сородичей, как это произошло в битве при Рафии.

Рис. 15. Бронзовая голова слона в броне с серебряными глазными яблоками, найдена в Этрурии и хранится в М. Julien Gréau collection. Воспроизведено по: Reinach S. Elephas // DS. T. IL Pt. 2. 1892. P. 540, fig. 2625.

Теперь обратимся к снаряжению и вооружению слона. Первоначально у индийцев на слонах башен не было. На слоне сидел корнак и один-два воина. Корнак, сидя на затылке слона, управлял животным с помощью особого стрекала с крюком, которым воздействовали на болевые точки головы. При Александре Великом и в македонской элефантерии не было башен, а на самих слонах, по индийскому образцу, сидел корнак-индиец и воин-македонянин. Но уже в 317 г. до н. э. в войске «стратега царского войска» Антигона Одноглазого мы встречаем слонов при полном вооружении, ставшем затем традиционным: с башнями на спинах и с пурпурными покрывалами. Видимо, идея ввести башню для удобства метания и защиты экипажа принадлежит македонянам из имперского войска Антигона. Башня делалась с четырьмя-шестью зубцами по образцу городской стены из дерева, которое покрывали круглыми щитами снаружи, дававшими дополнительную защиту, и прикрепляли ремнями или цепями к телу животного. Обычно в башне находилось три либо четыре бойца, называвшиеся «сражающимися с башни». В частности, в решающей битве при Магнезии в башне находилось четыре воина, – вероятно, для произведения наибольшего эффекта интенсивностью стрельбы сверху. Воины в башне стояли, обратившись на три или четыре стороны. Главным оружием последних был лук и стрелы, видимо, несколько реже – дротики и/или длинная македонская пика-сарисса. Кроме того, на бивни слона насаживались острые наконечники, которыми животное могло сражаться, а хоботом, как сообщает Юлий Африкан, животное могло метать дротики.