Ледокол «Красин» в годы Великой Отечественной войны бесплатное чтение

© ФГБУК «Музей Мирового океана», 2020

© ИПК «Гангут», оформление, 2020

Рецензия на научное издание «Ледокол "Красин" в годы Великой Отечественной войны»

Рецензируемое издание посвящено яркому и интересному эпизоду истории Великой Отечественной войны и отечественного флота – участию ледокола «Красин» в событиях Великой Отечественной войны в Заполярье, включая проведение через арктические воды караванов, которые страны-союзницы направляли в СССР по ленд-лиза.

Ледокол «Красин» по праву может именоваться легендарным судном, с ним связаны ярчайшие страницы в истории полярных исследований, освоения Арктики. Начав службу в 1917 г. в составе флотилии Северного Ледовитого океана под именем «Святогор», он пережил трагические события Гражданской войны, побывал в руках Англии и был выкуплен советским правительством, переименован в честь видного деятеля большевистской партии, участвовал в спасении экипажа дирижабля «Италия» и в многочисленных походах по арктическим морям. В настоящее время «Красин» представляет собой корабль-музей: филиал Музея Мирового океана в Санкт-Петербурге – «Ледокол "Красин"». На его борту помимо постоянной экспозиции и временных выставок регулярно проводятся значимые научные мероприятия.

Судьба ледокола «Красин» в период Великой Отечественной войны неоднократно привлекала внимание исследователей, о чем красноречиво свидетельствует включенный в настоящее издание историографический очерк. В последние годы существенный вклад в освещение данной темы внесли М. А. Емелина, П. А. Филин, М. А. Савинов. Ими, в частности, было издано и прокомментировано рейсовое донесение капитана ледокола Михаила Маркова о переходе из бухты Провидения в Панамский канал (1941–1942)[1]. Обращались историки также и к участию «Красина» в Третьем арктическом конвое[2]. Однако обобщающей работы, которая свела бы воедино разнообразные данные об участии «Красина» в Великой Отечественной войне, до сих пор издано не было. Данный пробел призвано восполнить настоящее издание.

Автор издания, научный сотрудник корабля-музея В.Л.Бронников, проработал значительное число источников, как архивных документов, так и воспоминаний лиц, служивших на ледоколе «Красин». Структура книги вполне логична и подчинена выработанным автором исследовательским целям. Отдельные главы посвящены состоянию и службе ледокола «Красин» накануне Великой Отечественной войны, во время арктической навигации 1941 г., походу из бухты Провидения в США, участию в проводке конвоя PQ-15 и др. Каждая глава богата фактическим материалом, освещает важные и интересные события из истории ледокола. В ряде случаев В.Л. Бронников приводит различные точки зрения на одни и те же события отдельных историков и мемуаристов, что придает тексту многомерность. Из малоизученных проблем стоит отметить приведенные в книге данные о втором походе «Красина» в США в 1944–1945 гг.

Издание хорошо иллюстрировано. Подлинники некоторых иллюстраций (фотографии, планы, копии документов и др.) хранятся в архиве музея, ранее не публиковались или были опубликованы в малотиражных изданиях, быстро ставших редкостью.

Книга снабжена довольно обширным библиографическим списком по истории ледокола и Великой Отечественной войны на Севере России.

Представляется, издание будет интересно как специалистам по истории флота, Великой Отечественной войны, советско-американских отношений, так и любителям истории, широкой читательской аудитории. Ее материалы могут быть использованы при подготовке музейных экспозиций, а также в учебной и научно-просветительской работе.

Научный сотрудник научно-исследовательского отдела (военной истории Северо-западного региона РФ) Научно-исследовательского института (военной истории)

Военной академии Генерального штаба ВС РФ,

д. и. н. Михайлов А. А.

Введение

Ледокол «Красин» – легенда русского флота. Подвиги ледокола, совершенные в годы Великой Отечественной войны, прославили его имя на весь мир.

Продовольствие и сырье, вооружение и оборудование в СССР по ленд-лизу доставлялись полярными конвоями, путь которых был полон опасностей. Караваны постоянно подвергались налетам вражеских торпедоносцев, нападениям немецких кораблей и подводных лодок. Обойтись без потерь в таких условиях было невозможно, многие транспортные суда и корабли эскорта были потоплены во время движения северных караванов, уцелеть же до наших дней довелось единицам. «Красин» – единственный сохранившийся в России участник полярных конвоев Второй мировой войны. Героический поход ледокола начался 4 ноября 1941 г., когда «Красин» отправился из порта Провидения в Сиэтл с целью участия в операции по высадке американского десанта в Гренландии. Переговоры об аренде судна, однако, зашли в тупик, и после установки вооружения в Балтиморе «Красину» предстояло принять участие в конвоях HX-178 (Канада-Великобритания) и PQ-15 (Исландия-СССР). В дни перехода судов в Советский Союз они постоянно подвергались атакам немецкой авиации. В тяжелейшем сражении 3 мая 1942 г. участникам конвоя удалось отбить атаку вражеских самолетов. В СССР «Красин» был снова перевооружён, став одним из сильнейших по артиллерийскому вооружению ледоколов. 6 октября 1943 г. он прибыл во Владивосток, завершив таким образом свой кругосветный поход. До конца войны ледокол нес свою полярную вахту и был разоружён во Владивостоке в 1945 г.

Изучение истории военного периода героической эпопеи ледокола «Красин» было непростым. Во многом это объяснялось тем, что самая славная страница истории судна была связана с плаванием в США и участием в союзнических конвоях. Советские исследователи в условиях начавшегося глобального геополитического противостояния с Западным миром старались не акцентировать внимания на данном аспекте. В центре внимания работ, вышедших в советский период, написанных как историками, полярными исследователями, так и журналистами, были другие страницы истории ледокола[3]. М. Н. Супрун в своей докторской диссертации «Ленд-лиз и северные конвои, 1941–1945», характеризуя степень изученности истории полярных конвоев в советской историографии, отмечал: «Авторы опубликованных сочинений явно сознательно замалчивали эту сторону операций в Арктике. Впрочем, если бы они и захотели сказать об этом, едва ль цензура позволила бы им сделать это: историческая реальность не соответствовала идеологическим установкам времени. Очевидно, по этой причине лишь в немногих обобщающих трудах и монографиях по истории флота, изданных до начала 80-х годов, в частности в работах В. И. Ачкасова, Б. А. Вайнера, И. А. Козлова, Н. Ф. Ноги, Н. В. Павловича, В. С. Шломина, имеются специальные параграфы, посвященные истории арктических караванов. Но и то, что говорится в них о конвойных операциях, относится, главным образом, к кораблям Северного флота»[4].

Между тем, несмотря на отсутствие каких-то обобщающих трудов по истории судна в военный период, интерес к боевой истории «Красина» в советский период был. Отметим, что именно в СССР были опубликованы два самых важных источника по военной истории ледокола – это воспоминания Н. А. Мерта, занимавшего должность старшего помощника в годы Войны, «"Красин" в боевом походе» и воспоминания К. С. Бадигина «На морских дорогах». В 1941–1943 гг. К. С. Бадигин занимал должность командира Ледокольного отряда Беломорской флотилии и начальника Архангельского штаба морских операций, в 1943–1945 гг. был капитаном теплохода «Клара Цеткин», занимался доставкой американской помощи по Тихоокеанскому пути. После войны вышел в запас и перешел на научную (в 1953 г. защитил кандидатскую диссертацию) и литературную деятельность, став автором многочисленных повестей и рассказов об истории освоения морей Северного Ледовитого океана[5].

В 1969 г. вышел четвертый том фундаментального исследования доктора исторических наук, заведующего отделом ААНИИ М. И. Белова «История открытия и освоения Северного морского пути». В этой работе также рассматривались интересующие нас эпизоды военной истории «Красина»: есть краткие упоминания о ледоколе в параграфе о навигации 1941 г., имеется специальный раздел, посвященный кругосветному плаванию «Красина» в 1941–1942 гг. В данной работе также большое внимание уделено событиям наступательной операции «Вундерланд» (август 1942 г.), описанной с привлечением исследований немецких историков. Однако работа судна с 1943 г. практически не упоминается[6].

Также к советскому времени относится и небольшая статья военного журналиста и капитана 1-го ранга В. Г. Реданского по истории судна. Военному периоду в данной работе уделено очень мало внимания, в тексте присутствуют серьезные ошибки, например, с датировкой боя с немецкими торпедоносцами в мае 1942 г. и оценками потерь противника[7]. Из советских работ также отметим сборник очерков об использовании гражданских судов в годы Великой Отечественной войны. Сборник был составлен Г. А. Рудневым, во время войны работавшим начальником радиостанции парохода «Ванцетти», позднее продолжавшего работать в пароходстве в должности девиатора. К сожалению, у исследователя был весьма ограниченный набор источников (по истории «Красина» он, скорее всего, пользовался воспоминаниями Н. Ф. Инюшкина, в годы войны бывшего вторым помощником[8]), поэтому в тексте имеются ошибки фактического характера (дата выхода конвоя PQ-15, количество сбитых красинцами в бою 3 мая 1942 г. торпедоносцев)[9].

В современной России интерес исследователей к военной истории ледокола «Красин» был во многом определен открытием ранее засекреченных материалов и появлением общественного заказа на пересмотр роли союзников и ленд-лиза. Как отмечал М. Н. Супрун: «Важным толчком в работе над темой стало открытие в конце 80-х – начале 90-х многих недоступных ранее для исследователей архивных фондов. Был снят гриф секретности и с изданий Главного морского штаба ВМФ. На их основе и с привлечением аналогичных зарубежных изданий ряд исследователей опубликовал несколько полезных брошюр справочного характера […] В то же время известный историк флота Бережной С. С. опубликовал серию справочников о кораблях и судах СССР. Еще одним существенным фактором, способствовавшим изучению истории северных конвоев, стало расширение контактов российских исследователей с зарубежными коллегами и возможностей получать литературу из-за границы. Новые факты, неординарные подходы в исследовании, открывшиеся на страницах зарубежных изданий, позволяли взглянуть на военные события не только со стороны союзников, но и противников»[10].

Из общих исследований, привлекавших в том числе документы союзников и немецкой стороны, стали известны такие важные детали, как состав груза, который должны были доставить участники полярного конвоя PQ-15, количество самолетов, принимавших участие в налетах на конвой, и количество понесенных немецкой стороной потерь[11].

Большое количество статей об отдельных личностях и эпизодах, связанных с военной историей судна, стало выходить в местной периодике. Так, например, капитан П. И. Осичанский выпустил несколько небольших статей о жизни капитана ледокола «Красин» М. Г. Маркова[12]. Журналистка Т. Калиберова записала интересное интервью с последним остававшимся в живых участником конвоя В. М. Марковым – сыном капитана. В данном интервью упоминалось большое количество уникальных, неизвестных по другим источникам сведений, например, аудиенция, оказанная красинцам президентом США Ф. Д. Рузвельтом, или концерт, организованный для них русскими эмигрантами[13]. Несколько статей о своем известном земляке механике ледокола П. П. Чукуре выпустили участники творческо-краеведческого клуба поселка Тярлево[14].

Появились также и первые обобщающие работы по истории ледокола «Красин». Капитан К. Д. Смирнов в серии статей, посвященных 90-летию судна, составил первую полную научную историю «Красина» от закладки в Ньюкасле до современного состояния в качестве ледокола-музея. Он же обнаружил в Центральном военно-морском архиве (ЦВМА) ранее неизвестные документы, относящиеся к планам по вооружению ледокола накануне войны[15].

Большую роль в популяризации темы сыграл в конце жизни сам В. М. Марков. Сын капитана широко взаимодействовал с музеями страны: во владивостокском Музее морского флота Дальневосточного морского пароходства он создал стенд, посвященный памяти М. Г. Маркова, а в фонды Музея Мирового океана он передал ряд документов из семейного архива и способствовал началу исследований по истории легендарного судна: «Ведь истоки его идут с 1916 года. "Святогор" до 1927 года, а потом "Красин" (после смерти Л. Б. Красина). А поход 1928 года, дирижабль "Италия" Нобиле, капитан ледокола Эгги К. П. и много других легендарных дел до 1971 года. Есть ли вся эта хронология дел и людей в Музее? Как относится экипаж нового ледокола "Красин" (имеется в виду арктический ледокол советского и российского флотов, построенный в 1976 году. – В.Б.) к делам Музея? Участвует, помогает, есть ли у вас с ними связь? Неужели кроме маленькой фотографии отца в Музее нет ничего? А ведь он командовал 5 лет ледоколом 1940-45 годы. А его плавания на "Сибирякове", "Челюскине"?»[16].

С 2004 г. ледокол «Красин» стал филиалом Музея Мирового океана, а с начала 2010-х годов сотрудниками Научно-экспозиционного отдела Музея П. А. Филиным, М. А. Емелиной, М. А. Савиновым были начаты поиски новых материалов в фондах ГАРФ, ГААО, ЦВМА, ААНИИ. Коллектив по итогам научной деятельности выпустил ряд исследований как о военном периоде[17], так и об обобщающих исследованиях, охватывающих всю историю судна[18].

Важным вкладом в изучение проблемы стала публикация в 2016 г. в сборнике «Полярные чтения на ледоколе «Красин» – 2015: Арктика в годы войны», подготовленном к печати М. А. Емелиной, М. А. Савиновым и П. А. Филиным, рейсового донесения капитана «Красина» М. Г. Маркова о переходе по маршруту бухта Провидения – Сиэтл – Панамский канал в 1941–1942 гг.[19]

Также историей «Красина» занимается историк флота Н. А. Кузнецов, уже выпустивший два обобщающих исследования (одно из них в соавторстве с научными сотрудниками музея)[20].

Таким образом, проанализировав изданные к настоящему моменту труды, можно прийти к выводу, что закономерно наиболее изученной темой является участие ледокола «Красин» в походе конвоя PQ-15, исследования которой начались еще в советский период. Также учеными хорошо изучены события операции «Вундерланд» и роль «Красина» в проведении Третьего арктического конвоя. Однако вся последующая история, начиная с 1943 г., до сих пор затрагивалась лишь вскользь, а что касается второго похода ледокола в США в 1944–1945 гг., то он до сих абсолютно никак не был описан учеными. Другой темой, которую также предстоит рассмотреть впервые в нашем исследовании, является план ремонта ледокола «Красин» в Сингапуре, возникший у морского командования накануне Второй мировой войны на фоне августовских переговоров 1939 г.

Глава I

Ледокол «Красин» к началу войны

Начиная с 1936 г. «Красин» нуждался в капитальном ремонте. Основной целью предстоящего ремонта должна была стать смена паровых котлов[21]. О ремонте ледокола «Красин» на Дальзаводе № 202 им. К. Е. Ворошилова было принято два специальных постановления Экономсовета[22] – от 16 декабря 1938 г. и от 22 июня 1939 г.

16 декабря 1938 г. было принято постановление Экономсовета «О ремонте ледокольного флота ГУСМП» (№ 861–191 с). В частности, на капитальный ремонт ледокола «Красин» на Дальзаводе № 202 им. К. Е. Ворошилова Народным комиссариатом судостроения было выделено 4 млн. рублей[23].

На этот раз ремонту судна помешало его участие в Нагаевской (Сахалинской) экспедиции: перед уходом «Красина» на выполнение ответственного задания за январь 1939 г. на заводе успели провести лишь самые срочные работы, а также оценить стоимость капитального ремонта в 18–20 млн. руб.[24]

Ледокол «Красин» в бухте Провидения 11 июня 1935 г. ЛК ММО 1 № 1350-1

Ледокол «Красин». Владивосток. 18 декабря 1938 г.

ЛК ММО 1 № 1350-2

Операция в январе 1939 г. завершилась успешно: «Красину» под командованием капитана Михаила Владимировича Готского (1907–1962) удалось перевести караван судов из Владивостока в бухту Нагаево, несмотря на неудовлетворительное состояние судна и опасные метеорологические условия. Примечательно, что во время данной экспедиции проводились также научные исследования состояния льдов и гидрометеорологические[25].

После возвращения во Владивосток ледокол вновь не был принят на ремонт, поэтому 8 марта Экономсовет принял второе постановление (№ 202-40 сс) о необходимости организовать ремонт ледокола на Дальзаводе. Ответственным за ремонт должен был стать Народный комиссариат судостроительной промышленности.

Народный комиссар судостроительной промышленности И. Ф. Тевосян докладывал 11 апреля 1939 г. Председателю совета народных комиссаров В. М. Молотову, что стоимость ремонта во Владивостоке обойдется в сумму 18–20 млн. руб., а продолжительность работ составит 8-10 мес., что было недопустимо, так как по требованию ГУСМП все ремонтные работы необходимо было завершить к 1 июня, более того, данные работы должны были привести к перегрузке работы порта. Поэтому Народным комиссариатом судостроения было принято решение о проведении небольшого ремонта во Владивостоке, который смог бы обеспечить безопасный проход судна до Ленинграда, где и должны были быть проведены основные ремонтные работы к навигации 1940 г. Относительно требования ГУСМП завершить работы к 1 июня, И. Ф. Тевосян указывал, что уложиться в срок будет невозможно, так как и ремонт в Ленинграде займет значительное время, а все доки на тот момент были заняты судами, находившимися в ведении Народных комиссариатов военно-морского флота и рыбной промышленности[26]. Таким образом, Народный комиссариат судостроения не смог выполнить возложенную на него задачу.

Невозможность подготовки ледокола к навигации 1940 г. сильно обеспокоила руководство ГУСМП: установленный Регистр запрещал выход в море судов, находившихся в столь плачевном состоянии. Так, заместитель начальника ГУСМП П. П. Ширшов передавал заместителю Председателя Совета народных комиссаров А. И. Микояну сообщение И. Ф. Тевосяна, что единственным возможным выходом из сложившейся ситуации может быть только организация небольшого ремонта на Дальзаводе в срок с 1 по 15 июля. Решение о проведение такого ремонта (вместо участия ледокола в полярной вахте), как единственное возможное в сложившейся ситуации, и было принято Экономсоветом 22 июня 1939 г. (№ 591–119 с.)[27].

Проведение данного ремонта позволило ледоколу лишь производить работы в бухтах и заливах Приморья, в то время как работа в Охотском море и тем более в арктических морях была категорически запрещена.

Подробный анализ состояния ледокола, а также характера ремонтных работ должен был составить и.о. начальника Морского управления ГУСМП Н. П. Анин. Эксперты представили перечень из 19 пунктов и оценили стоимость общего объема работ в 18 млн. руб.[28]

Выход из сложившейся ситуации был найден П. П. Ширшовым. Заместитель начальника ГУСМП знал о попытках СССР вернуться ко временам политики «коллективной безопасности», инициативам по созданию антифашистского альянса в составе СССР, Великобритании и Франции. В рамках данной политики в августе 1939 г. происходили т. н. «московские переговоры» (представителем со стороны Великобритании был адмирал Р. Дракс, представителем Франции – генерал А. Думенк). По разработанному в ГУСМП плану предполагалось воспользоваться потеплением англо-советских отношений для организации ремонта ледокола в Сингапуре, бывшем в тот период британской колонией.

П.П. Ширшов делает первый доклад на борту ледокольного парохода «Таймыр» о работе станции «СП-1». Фотооткрытка.

ЛК ММО 1 № 1456-3

Точно установить время появления плана по сингапурскому ремонту ледокола ныне не представляется возможным, однако допустимо предположить, что первые переговоры ГУСМП с командованием ВМФ имели место ещё в конце июля 1939 г. Так, например, нами было обнаружено письмо, написанное 1 августа военным комиссаром морского штаба РК ВМФ А. А. Николаевым, в котором он сообщил начальнику ГУСМП И. Д. Папанину о том, что не имеет возражений против ремонта судна за границей с условием установки на нем «специального оборудования», под которым, видимо, подразумевается вооружение[29]. Очевидно, что П. П. Ширшову удалось заинтересовать идеей сингапурского ремонта судна командование РК ВМФ, так как последнее выступало за выполнение плана мобоснащения ледоколов: в письме, отправленном главе Морского штаба РК ФМФ флагману флота 2 ранга Л. М. Галлеру, он отмечал, что представленное требование Главморштаба по вооружению ледокола выполнить невозможно до тех пор, пока не будет проведен капитальный ремонт судна[30]. В результате, осознав, что ремонт в Сингапуре будет являться залогом выполнения приказа о вооружении ледокола, в дело включилось высшее командование РК ВМФ: соответствующий запрос с предложением ремонта «Красина» в Сингапуре направил народный комиссар ВМФ Н. Г. Кузнецов Председателю совета народных комиссаров В. М. Молотову[31].

Более важной представляется попытка П. П. Ширшова привлечь к делу лично В. М. Молотова, который помимо должности главы советского правительства занимал посты председателя Экономического совета и народного комиссара иностранных дел и, таким образом, мог вести переговоры с британской стороной о возможности ремонта. Последнее обстоятельство очень существенно, так как именно по линии Экономсовета должна была осуществляться сделка в случае принятия соответствующего решения. В архивном деле, посвященном переговорам о возможной отправке ледокола в Сингапур, сохранилось два письма П. П. Ширшова В. М. Молотову: в первом из них заместитель начальника ГУСМП описал общее плачевное состояние ледокола, отметив, что «Красин» без срочного капитального ремонта (главными задачами назывались капитальный ремонт корпуса и машинно-котельной установки) больше не сможет выполнять свои прямые задачи и эксплуатация судна может включать лишь плавания в акватории советского Приморья даже без выхода в Охотское море. Во втором письме, четко датированном 5 августа, П. П. Ширшов уже напрямую предложил главе советского правительства отправить ледокол «Красин» на ремонт в Сингапур[32].

К сожалению, ремонту «Красина» на верфях Юго-Восточной Азии не суждено было состояться. 22 августа Экономсовет рассматривал уже готовый проект постановления об отправке ледокола в Сингапур, однако его принятию помешало изменение курса советской внешней политики: «московские переговоры» ввиду отсутствия желания великих держав к подписанию союза с СССР не привели ни к какому решению. На голосовании по проекту первым свою подпись через весь документ с резолюцией «против» поставил А. И. Микоян, за которым последовали и другие члены совета[33].

23 августа советская дипломатия совершила поворот на 180 градусов: тщетные попытки договориться с Великобританией и Францией были окончательно прерваны, в Москве был подписан пакт с Германией о ненападении. На арктических рубежах недолгий период сотрудничества между СССР и Германией ознаменовался знаменитой историей с проводкой советскими ледоколами в августе 1940 г. немецкого вспомогательного крейсера Komet по трассе СМП для участия в рейдах на тихоокеанском театре военных действий. В монографии А. Ф. Митрофанова приведено письмо И.Д. Папанина Народному комиссару внутренних дел Л.П. Берии, подтверждающее, что по первоначальному плану проведение крейсера предполагалось поручить в том числе ледоколу «Красин»: «В навигацию 1940 года на Главсевморпуть возложена проводка двух немецких судов Северным морским путём с запада на восток. У меня нет сомнений, что указанные суда будут иметь на борту оружие. Поэтому считаю необходимым иметь на борту ледоколов "И. Сталин" и "Красин", осуществляющих проводку этих судов, по два пулемета с соответствующим запасом патронов и по одному инструктору для инструктирования и обучения судэкипажа овладению указанным видом оружия». Как отметил автор исследования: «Ответ на эту просьбу не последовал» (см: Митрофанов А. Ф. Крушащие льды. Ледоколы России. – М.: LAP LAMBERT Academic Publishing, 2018). Кривая ирония судьбы: сведения, полученные в ходе рейда Komet, в дальнейшем будут использованы командованием Кригсмарине для организации операции Вундерланд, в срыве которой именно «Красину» будет суждено сыграть решающую роль (см.: гл. VIII)

В предвоенном 1940 г. ледокол «Красин» продолжал заниматься своей повседневной работой, проводя советские суда по трассе Северного морского пути, так называемая полярная вахта. Новым заданием для ледокола была проводка по трассе СМП подводной лодки Щ-423 из бухты Тикси в воды Тихого океана[34].

В 1939 г. на ледоколе несколько раз происходили смены капитанов, так, уже в мае вместо М. В. Готского эту должность занял Н. А. Мерт[35] [36]. Пока неясно, сколько по времени он находился в должности, но уже в декабре того же года в качестве и. о. капитана был Вишняков. В 1940 г. на «Красине» дважды сменился капитан: сначала судно ненадолго возглавил Александр Иванович Ветров (1910–1993), которого в свою очередь сменил Михаил Гаврилович Марков (1904–1954).

М. Г. Марков родился 15 ноября 1904 г. в деревне Кегостров под Архангельском. Отец семейства был кузнецом, постоянно уходил в запои, нападал на жену, из-за чего ей пришлось с детьми уйти от мужа. Матери было непросто заниматься воспитанием сыновей, поэтому ей пришлось отдать младшего сына, Михаила, в дом трудолюбия^**[37].

Александр Иванович Ветров (1910–1993).

Капитан ледокола «Красин» в 1940,1945–1947 и 1948–1949 гг.

Фото 1949 г.

ЛК ММО1/8 № 906/11

В 1923 г. М. Г. Марков окончил 4-ую Советскую школу 2-й ступени.

С 15 лет будущий капитан ходил в рыбацкие плавания на маломерных судах по Белому морю, стал членом профсоюза работников водного транспорта. Одновременно учился в Архангельском морском техникуме (окончил обучение в 1929 г., в том же году выдержал испытания в Архангельской испытательной комиссии на звание штурмана дальнего плавания).

1930 г. назначен третьим штурманом ледокольного парохода «Г. Седов» во время экспедиции к Северной Земле.

1932 г. назначен третьим штурманом ледокольного парохода «А. Сибиряков», который впервые в истории сумел совершить сквозной переход по Северному Ледовитому океану в одну навигацию. Во время этого перехода в проливе Лонга судно потеряло винт и команде пришлось устанавливать самодельные паруса. За плавание был удостоен ордена Трудового Красного Знамени.

Михаил Гаврилович Марков (1904–1954).

Капитан ледокола «Красин» в 1940–1945 гг.

Фото 1943 г.

ЛК ММО 2 № 281

В 1933–1934 гг. назначен вторым штурманом (второй помощник капитана) в команде В. И. Воронина на «Челюскине». Пароход был заблокирован во льдах в Чукотском море и в течение почти пяти месяцев должен был дрейфовать. 13 февраля 1934 г. судно было раздавлено льдами, однако экипаж успел эвакуироваться с терпящего крушение парохода (вахтенным офицером во время гибели судна был именно М. Г. Марков). Впоследствии команда н пассажиры были спасены летчиками с организованного на льдах лагеря. Постановлением ЦИК от 20 апреля 1934 г. 103 участника зимовки (в т. ч. М.Г. Марков) были награждены орденами Красной Звезды. После спасения М. Г. Марковым были написаны воспоминания о плавании на «Челюскине»[38].

Марков М Г. Дом трудолюбия. М-Л., 1939.

ЛК ММО 1 № 911

В 1935 г. М. Г. Марков был дублером старшего помощника во время первой высокоширотной экспедиции на ледокольном пароходе «Садко» под руководством капитана Г. А. Ушакова. В декабре того же года был назначен капитаном ледокольного парохода «А. Сибиряков», с командованием этим судном связана самая большая неудача в карьере Михаила Гавриловича. Осенью 1936 г. в Карском море у восточного побережья Новой Земли судно потерпело аварию и село на скалу, в машинном отделении образовалась пробоина, паровая машина была разрушена. Лишь в 1937 г. судно удалось снять со скалы и отбуксировать в Архангельск.

В начале 1939 г. (январь-март) М. Г. Марков был дублером капитана ледокола «Лазарь Каганович» и совершил переход южными морями из Николаева и Одессы во Владивосток.

В 1940 г. М. Г. Марков стал капитаном ледокола «Красин» и находился в должности в течении почти всего периода Великой Отечественной войны.

В феврале 1945 г. в США М.Г. Марков был назначен капитаном ледокола «Северный полюс», в том же году он стал капитаном ледокола «Адмирал Макаров» (до 1949 г.). На этом посту Михаил Гаврилович участвовал в спасательной операции 27 февраля 1948 г. в бухте Жировой на Камчатке[39].

С 1950 г. М.Г. Марков стал капитаном-наставником в Восточном Арктическом пароходстве.

В 1954 г. М.Г Марков, несмотря на серьезное недомогание, руководил операцией по проводке каравана судов (в составе которого был дизель-электроход «Енисей»), следовавшего сквозным рейсом по трассе СМИ. На этой операции капитан сильно подорвал свое здоровье и умер 20 ноября 1954 г. Похоронен на Морском кладбище Владивостока[40].

Лично знавший М.Г Маркова начальник ГУСМП И. Д. Папанин спустя много лет в своих мемуарах «Лед и пламень» так охарактеризовал этого удивительного человека: «Капитан Михаил Гаврилович Марков принадлежал к числу тех полярных капитанов, что оставили заметный след в истории освоения Арктики. Это был очень скромный, я бы даже сказал, тихий человек, очень вежливый и деликатный, никогда не повышавший голоса, но никогда и не отступавший перед трудностями. Плавание штурманом с капитанами старшего поколения, прежде всего с Ворониным, Пономарёвым, Николаевым, дало ему большой практический опыт судовождения в льдах Арктики, помноженный затем на собственный опыт командования большими ледоколами». Похожую характеристику давал М.Г. Маркову Н.Ф. Инюшкин в интервью 1987 г.: «У капитана Маркова, например, я был вторым помощником с 1941 по 1943 год. У него я научился тому, что мы называем умением ходить во льдах, спокойствию и особому такту в общении с подчиненными. В том памятном конвое PQ-15, когда плавание началось в Канаде и, пройдя через Глазго и Рейкьявик, закончилось в Мурманске, мне приходилось видеть Михаила Гавриловича в моменты отражения многочисленных атак противника, и я всегда поражался невозмутимости и выдержке этого человека. Казалось бы, откуда эти качества у бывшего архангельского беспризорника? Он выработал их на флоте[41].

Почетная грамота капитана ледокола «Адмирал Макаров» Маркова Михаила Гавриловича. 28.02.1948 г.

ММО 1 № 4015

Кавалер орденов Трудового Красного Знамени (20 апреля 1934), Красной Звезды, Красного Знамени (23 июля 1942)[42], Отечественной войны II СТ. (8 июля 1945)[43], Ленина (2 декабря 1945)[44].

В 1968 г. в память о легендарном капитане был построен грузовой дизель-электроход ледового класса «Капитан Марков»[45].

На предстоящий 1941 г. был запланирован долгожданный капитальный ремонт судна на Дальзаводе № 202. Работы, однако, вновь не были проведены из-за начавшейся войны[46].

Параллельно с планами капитального ремонта ледокола велась и работа по установке артиллерийского вооружения на «Красине»[47]. Необходимо отметить, что работа по вооружению гражданских судов и созданию для них мобилизационных запасов велась по линии Народного комиссариата Военно-морского флота и Главного морского штаба (ГМШ). Главным инициатором данной кампании выступил лично Народный комиссар Военно-морского флота Н. Г. Кузнецов, который придерживался мнения, что необходимо установить вооружение на все гражданские суда. Его главными антагонистами в данном вопросе выступили Народный комиссар морского флота С. С. Дукельский и Народный комиссар речного флота З. А. Шашков, которые полагали, что выполнение такого масштабного проекта внесет сумятицу в работу гражданского флота. Игнорирование плана военного командования привело в итоге к тому, что уже в ходе войны пришлось заниматься срочным капитальным переоборудованием судов[48].

Смирнов К. Д. Мобилизационный проект 212 ледокола «Красин» // Гангут. 2003. № 35

Исследователь В. Ю. Грибовский отмечает, что наибольшую ценность из всех вооруженных гражданских судов для военного командования имели именно ледоколы и ледокольные пароходы: после осуществления мобилизационного плана они должны были быть включены в состав РК ВМФ со статусом вспомогательный крейсер или сторожевой корабль, существовал также вариант вооруженный ледокол для судов, не включаемых в состав ВМФ[49].

Разработкой мобилизационных планов для ледоколов накануне войны занималось ЦКБ-4. Именно специалисты данного бюро выработали общие принципы вооружения данных судов: так, основным вооружением должны были стать 130-мм противокорабельные пушки Б-13. Однако к началу войны поставить вооружение успели лишь на ледоколах проекта 51 (тип «И. Сталин») и канонерской лодке «Серго Орджоникидзе».

Проект оснащения вооружением ледокола «Красин» также разрабатывался специалистами ЦКБ-4. Тема была глубоко исследована К. Д. Смирновым, обнаружившим соответствующие дела в ЦВМА (Ф. 767. Оп. 2. Д. 43, Ф. 982. Оп. 1. Д. 167, Ф. 982. Оп. 4. Д. 8). Во главе рабочей группы стояли Я. М. Мицкин (начальник), Б. Г. Чиликин (главный инженер) и В. М. Маженко (главный конструктор). Исследователь отметил, что ряд участников проекта: Б. Я. Гнесин, П. П. Березин, Б. Г. Кнабенгоф и т. д. – впоследствии принимали участие также в проектировании и строительстве атомного ледокола «Ленин».

Разработка была начата в марте 1941 г., а к маю так называемый «мобилизационный проект 212» уже был составлен. Как образец, сначала был взят проект вооружения ледоколов типа «Иосиф Сталин», но из-за отличий в размерах ледоколов пришлось изменить расположение вооружения. Итоговый план включал установку:

1. трех 130-мм пушек Б-13 (эшелонно-возвышенное расположение орудий на корме, в т. ч. одно орудие на крыше кормовой надстройки, и в носу судна на бланкетке с возвышением над верхней палубой);

2. четырех 76,2-мм зенитных пушек Лендера (устанавливались по бортам на верхней палубе);

3. двух 12,7-мм спаренных пулеметов ДШК или двух 7,62-мм установок М-4 (устанавливались на специальных крыльях верхнего мостика для отражения атак авиации противника).

В рамках данного проекта планировалась также организация погребов боезапаса с четырьмя элеваторами для подъема снарядов с нижней палубы. Три элеватора должны были поднимать снаряды для пушек Б-13 (основной калибр), а четвертый – для пушек Лендера и спаренных пулеметов. Элеваторы снабжались электромоторами ХЗМЗ и пусковой аппаратурой «Электрик». Предусматривалось также создание дальномера, оборудованного поста управления стрельбой (в помещении судовой канцелярии), поста артподготовки и поста санитарно-медицинского блока. В проекте предполагалось даже устроить операционную в приемной врача. По мнению разработчиков, необходимо было создание специального выреза в корме судна для буксировки вплотную.

Отдельно была продумана и система безопасности на случай газовой атаки противника – на ледокол должна была быть включена химгруппа БЧ-7, оснащенная средствами индивидуальной защиты и средствами дегазации зоны химической атаки и герметизации помещений. О доскональности проработки «мобилизационного проекта 212» свидетельствует, по мнению К. Д. Смирнова, тот факт, что «на всех дверях в целях светомаскировки устанавливались дверные выключатели». Данная мера должна была привести к полному затемнению судна во время ночных переходов[50].

Очевидно, что осуществить все обозначенные изменения было возможно лишь при капитальном ремонте ледокола. О том, когда должен был быть осуществлен «мобилизационный проект 212», у нас не имеется четких сведений. К. Д. Смирнов осторожно выдвинул предположение, что ремонт должен был быть проведен после завершения вахты осенью 1941 г. на Дальзаводе № 202, хотя и не привел подтверждений своей версии[51]. К этому мнению присоединились и авторы главного коллективного труда по истории ледокола[52]. По нашему мнению, косвенно данное предположение подтверждается сообщением Н. А. Мерта о настроениях команды, когда было получено известие об отправке ледокола в США после завершения вахты в октябре 1941 г., стало понятно, что судно не будет отправлено во Владивосток: «Поразмыслив, мы пришли к выводу, что для нас это, пожалуй, самый лучший вариант. Оставаться в Провидении не имело смысла, а возвращаться во Владивосток было крайне рискованно, так как на обратном пути нас могли не попустить через проливы японцы. К тому же ремонт ледокола во Владивостоке отвлек бы большое число рабочих рук, в которых так нуждалась страна»[53].

К началу 1941 г., по воспоминаниям старшего помощника Н. А. Мерта, на ледоколе уже сложилась опытная команда: большая часть членов несла службу уже 6–8 лет, а «молодыми краспицами» считались те, кто отработал на ледоколе три года. Наиболее яркими членами экипажа, кроме капитана, по мнению Н. А. Мерта, были старший механик Иван Леонтьевич Бонднк. возглавлявший машинную часть, и боцман Степан Сидорович Гуземин – люди с богатейшим опытом работы в ледовых плаваниях[54].

Из ледокольной повседневности мемуарист отмечал изучение газет и журналов в читальном зале (на судно выписывалось 15 наименований периодических изданий), кроме того, в плавании команда получала ежедневную сводку новостей (радиогазета).

Устраивались кинопоказы (фильмотека насчитывала до 100 наименований старых картин). Еженедельно члены команды проходили курсы повышения квалификации[55].

Очередная арктическая навигация началась 3 июня 1941 г. В этот день ледокол «Красин» отправился в привычную арктическую навигацию (продолжительность таких плаваний составляла, как правило, 3–4 месяца), из провожавших судно были только немногочисленные родные и близкие членов команды и несколько представителей Владивостокского арктического морского пароходства. Никто еще не мог даже предполагать, что возвращение ледокола в порт приписки произойдет только через 885 дней – 6 октября 1943 г. Путь до Провидения был закрыт густым туманом, поэтому весь путь предпринимались меры предосторожности, чтобы избежать столкновения с другими судами.

Наконец 15 июня «Красин» достиг бухты Эмма, ожидалось прибытие транспортов с углем, команда отрабатывала судовые тревоги.

Порт Провидения, Значок. 70-е годы XX в.

ММО 1 № 5602-13.

Рано утром 23 июня к судну пристал пришедший откуда-то катер. Как через много лет вспоминал Н. А. Мерт: «Катер отошел от причала, развернулся и последовал курсом на ледокол. На "Красине" приготовились к встрече посетителей. Всеми нами овладело смутное предчувствие каких-то важных событий. Из-за пустяка так рано моряков не потревожили бы […].

– Товарищи! – обратился к собравшимся начальник порта. – 22 июня в 3 часа 30 минут фашистская Германия вероломно нарушила договор о ненападении, заключенный 23 августа 1939 года, и начала вторжение всеми силами на нашу территорию. Немцы бомбят Ленинград, Минск, Смоленск, Житомир, Киев, другие города и населенные пункты.

Мы стояли, как громом пораженные. Случилось самое страшное – война»[56].

Глава II

Ледокол «Красин» в Арктической навигации 1941 г

Как уже было отмечено выше, ледокол «Красин» вышел из Владивостока на выполнение рейсового задания 3 июня 1941 г. в 19 часов местного времени[57].

Перед отправкой капитан М. Г. Марков получил рейсовое задание от начальника Владивостокского арктического морского пароходства ГУСМП Степанова. Документ определял точные временные рамки (оперативный график рейса): предполагаемое время в пути составляло 180 судо-суток (75 ходовых и 55 стояночных). Также коротко был обозначен маршрут пути. Сначала «Красин» должен был следовать на Сахалин, где пройти бункеровку (запасы угля должны были занять в том числе и палубу). Далее до 18 июля ледокол должен был привести караван судов в порт Амбарчик и вновь пройти бункеровку. После этого планировались переход судна в Западный сектор Арктики[58] и, соответственно, передача руководства операцией командованию Западного сектора (отдельно подчеркивалось, что в этот период капитан должен был ежедневно отчитываться и перед своим командованием Восточного сектора). Наконец, 22 августа караван, ведомый «Красиным», должен был вернуться в Восточный сектор[59].

В начале пути капитаном М. Г. Марковым и старшим помощником Н. А. Мертом была составлена судовая роль, в которой значился 131 человек[60]. Важное замечание было сделано М. Г. Марковым в рейсовом донесении о том, что лишь 125 человек были членами экипажа, а еще 8 были конструкторами ЦКБ-4, что также свидетельствует об активной работе, которую вело конструкторское бюро накануне начала войны. Роль конструкторов М. Г. Марков определил как «проверку чертежей ледокола». Из этой скупой справки, к сожалению, невозможно выяснить, кто были эти люди[61].

Однако из анализа судовой роли мы можем обнаружить на последнем листе список из 8 технических специалистов, напротив которых поставлены галочки, а с обратной стороны от руки указано, что они были «списаны в Провидении». Совершенно ясно, что это и были сотрудники ЦКБ: инженеры-корпусники Николай Деомидович Кузьмичев, Кирилл Степанович Прокопьев, технический корпусник Борис Адриянович Степура, инженер-электрик Ульян Григорьевич Колемацкий, инженеры-механики Сергей Ерофеевич Морозов, Василий Александрович Воробьев, Герман Иванович Руковишников, Наум Мардукович Вейнгер[62].

Обратим также внимание на тот факт, что общая численность членов экипажа (123 чел.), указанная в судовой роли, не сходится (даже с учетом ошибочно записанного дважды механика А. Г. Хворостина) с численностью членов экипажа, записанной в рейсовом донесении (125 чел.). Здесь мы подходим к самом романтичной и интересной загадке истории «Красина» периода Великой Отечественной войны. Но об этом подробнее ниже.

На следующий день в 15 часов ледокол был уже на Сахалине, сделав остановку на Дуйском рейде, где планировалась погрузка запасов угля. Из-за малого количества плавсредств погрузка велась очень медленно (до 15 июня). Всего было загружено 2686 т угля[63].

Одной из главных проблем, которые застигли врасплох команду ледокола, было истечение срока договора с судовым врачом М. Г. Казаковым, которого необходимо было снять по прибытии в порт Провидения. Капитан сделал первый запрос начальнику Владивостокского арктического морского пароходства ГУСМП Степанову, чтобы в Провидение с идущим в порт очередным пароходом был доставлен новый судовой врач[64].

20 июня судно уже прибыло в порт Провидения, и капитан сделал повторную попытку попросить у Степанова прислать судового врача.

Именно в порту Провидения 23 июня «Красин» застигло сообщение о начале войны. М. Г. Марков сделал краткую запись в своей тетради: «23 июня. 00:45. Получили сообщение о нападении Германии на Советский Союз»[65].

В 8 утра капитан собрал всю команду и сообщил новость, которая к тому времени «уже облетела все каюты и вахты ледокола». Команда была сильно встревожена: все прекрасно понимали, что за нападением на СССР со стороны Германии закономерно должно было последовать нападение Японии на дальневосточном направлении. На ледоколе к такому повороту событий не были готовы: по воспоминаниям старпома, из вооружения на «Красине» в начале войны была… лишь одна малокалиберная спортивная винтовка. «Мы стали держать машину в 15-минутной готовности, вести усиленное наблюдение за бухтой, более внимательно следить за эфиром», – отмечал Н. А. Мерт[66].

Очередная бункеровка в бухте Эмма продолжалась до 7 июля. Очевидно, что второй запрос о присылке судового врача не возымел действия – капитан отметил в рейсовом донесении: «Потеряв надежду в присылке врача для "Красина" из В/востока обратился к начальнику порта Провидения т. Елкину с просьбой оказать содействие в отыскании врача во избежание задержки отхода ледокола в море». 3 июля в бухту прибыл начальник операций Восточного сектора А. П. Мелехов, который должен был часть навигации также пройти на «Красине»[67].

Относительно отправки судового врача Елкин 3 июля отправил «молнию» в п. Лаврентия врачу Дюринбауму (видимо, руководитель Райздрава), который на следующий день ответил, что не возражает предоставить сотрудника в случае соответствующего распоряжения со стороны начальства. После получения ответа А. П. Мелехов отдал распоряжение продолжить путь с внеплановым посещением Лаврентия для приема судового врача.

В Лаврентия ледокол прибыл в тот же день в 15:30, и после переговоров с Райздравом было получено разрешение принять на борт врача Н. С. Пудовкину[68]. В этом месте мы приближаемся к главной загадке этой экспедиции – участию в ней семьи капитана М. Г. Маркова: его жены Нины Сафроновны Марковой и их девятилетнего сына Володи[69]. Из интервью, которое В. М. Марков дал Татьяне Калиберовой, сотруднику газеты «Владивосток», нам известно, что он с мамой принимали участие не только в экспедиции в США, что было известно и ранее, но и с самого начала они были в Арктическом рейсе «Красина» июня-октября 1941 г. «Все объясняется довольно просто, – вспоминал Владимир Михайлович, – в мае 41-го отец (здесь рассказчик совершил небольшую ошибку: в действительности начало пути пришлось на 3 июня. – В.Б.), будучи капитаном на ледоколе "Красин", отправлялся в обычную штатную навигацию в Восточный сектор Арктики, мама в этот рейс шла судовым врачом, а меня оставить было не с кем. Кто же знал, что случится такое. Но даже когда началась война, мы продолжали работать в Арктике по-старому, еще мирному графику». То есть из этих слов становится ясно, что те два человека, не указанные в общем списке судовой роли, – это и есть Н. С. Маркова и её сын В. М. Марков! Можно предположить, что накануне рейса возникли какие-то проблемы с участием семьи капитана в данном путешествии, и острожный М. Г. Марков предпочел не упоминать об их присутствии на судне в официальных документах. Впоследствии он, воспользовавшись тем, что ледоколу требовался новый судовой врач, внес жену в документацию под именем «Н. С. Пудовкиной». В доказательство нашей версии можно привести такой аргумент, что в дополнительных пунктах судовой роли, которые были записаны от руки, скорее всего, накануне отправки ледокола в США, все-таки появляются «133 – Маркова Нина Сафроновна, врач» и «134 – её Вова», а никакого врача Н. С. Пудовкиной в документе нет[70]. Из воспоминаний В. М. Маркова известно, что в команде все очень любили его, на судне он был лучшим шахматистом и игроком в бильярд (в 9 лет!)[71].

Семья М. Г. Маркова.

1944 г.

ЛК НА № 889/7

Как отмечал Н. А. Мерт, в ходе войны изменилась задача ледокола: раньше, в предвоенный период, «Красин» выходил в плавания лишь в Восточном секторе Арктики, отныне была добавлена также работа в районе м. Челюскин, так как суда Западного сектора отныне были вовлечены в боевые операции[72].

М. И. Белов так описывал общую ситуацию на Восточном секторе: «В арктической навигации 1941 г. на востоке работало 11 судов. Ледокольное обеспечение осуществляли два ледокола. На одном из них находился штаб морских операций. Всего в восточном районе плавало 24 судна, включая суда сквозных рейсов и гидрографические. Первым на ледовую трассу вышел ледокол "Красин", который 5 июля (на самом деле «Красин» прибыл в косу Двух Пилотов 6 июля, где оставался в течение недели до получения задания по проводке пароходов. – В.Б.