Невозможное решение бесплатное чтение

Пустота. Даже страшно. Но пустоты на самом деле нет. Есть только тьма… Но она не пустая, а живая… Если вглядеться, вчувствоваться, что-то явно колышется во тьме… Вот антрацитовый океан отражает забрезживший сверху свет. Вспухает черный горб, и по плоскости расходятся волны. Они гаснут и снова растут. Вот уже огромные валы катятся по океану, их вершины из пологих становятся всё более острыми, с них начинают срываться светлые гребни. В рассветных сумерках уже повсюду виднеются клочья пены от обрушившихся волн. Пена заполняет океан отдельными ячейками, подобно пчелиным сотам, соединенными между собой тонкими перемычками. Поверхность океана покрыта причудливой картиной из пены, мелкой ряби, отдельных стоячих волн и быстро перекатывающихся гигантских валов…

Он видит себя там – где-то в далеком неразличимом пятнышке пены, которое пузырится на безбрежной поверхности. Точнее не видит, но чувствует и понимает, что он там. Хотя на самом-то деле он здесь. Это странно, но объяснимо. Он истинный здесь, а там – в крошечной капле пены – лишь его временный аватар. Если настроится, при желании можно выбрать себе и другой аватар. Сейчас это ясно, но, когда он – там – проснется, ему – тамошнему – будет казаться, что он спал здесь, а там – проснулся. В этом заключается интересная игра!

Внезапно пена над волнами окрасилась розовым. Над горизонтом океана предрассветные сумерки прорезал яркий луч света…

Ивана Григорьевича разбудил ранний луч апрельского солнца, и Васенков сразу вскочил с постели. Оказалось, что рано вставать совсем нетрудно, не то что в молодости. С возрастом приходит понимание, как много надо ещё успеть сделать! Кроме повседневной работы у каждого должна быть и Миссия. Его Миссия – донести до людей открывшуюся ему истину!

Васенков проделал обычное «приветствие солнцу». Поставил вариться кашу, покормил свежей корюшкой кота, которого оставил ему уехавший в командировку сосед, и стал заваривать чай. Хороший чай скоро кончится: этот покупался еще за рупии, когда пси-индийцам сдавали межгалактический крейсер. А нового чая теперь может и не быть: в Галактике – война!

Прихлёбывая чай из стакана в серебряном подстаканнике и отправляя в рот ложку за ложкой горячую гречневую кашу, Иван Григорьевич слушал новости с фронтов Империи, которую некоторые по привычке еще называли Федерацией. Военно-космические силы и космопехота медленно, но уверенно занимали одну за другой утерянные когда-то планеты. Это справедливо: пока война идет в нашей Галактике – это гражданская война! Военную сводку как всегда зачитывал бывший сосед Васенкова по Большой Зелениной Валерка Мещеряков, отличившийся ещё в степях Херсонщины:

«… за прошедшую ночь ударами военно-космических сил Федерации уничтожено: пять апачей, семь вищинувачей, два перехоплювача…»

Что это ещё за расы такие, прости господи, в космосе обитают, никогда про таких слыхом не слыхивали!

Иван Григорьевич пролистал новостную ленту:

«…представитель расы хохловуффов в Галактическом Сенате Рогуля Водрата, перешла на сторону сепаратистов…» [1]

С фотографии скалилось клыками, торчащими из верхней челюсти, крупное мохнатое существо с чёрными глазами. Лицо явно неотмеченное печатью добродетели и честности.

Крупный восторженный заголовок: «Тау-китайцы – с нами!»

Ну, с такими друзьями и врагов никаких не надо!

«Тау-Тайвань присоединился к санкциям…»

А вот это серьезно! Половина комплектующих для локаторов, которые по всем документам полностью отечественные, там делаются! Чем будем заменять?

«Европа, Ио и Ганимед объявили о наложении шестого пакета санкций. К ним присоединились также Фобос, Деймос и другие прибалтийские планеты …»

Ну наклали и наклали, не новость. Переживем. Хуже всего, что публикация Васенкова в инопланетных научных журналах теперь уже точно не увидит свет. Статья по вопросам межпланетной радиолокации определенно доказывала аномалии в физическом мире и подтверждали гипотезу симуляции. Свидетельствовать публично в галактической научной печати об открывшейся истине теперь не получится. С отечественными журналами, впрочем, ожидаются не меньшие проблемы…

«Фьючерсы на гречиху выросли на четыреста процентов…»

Надо же, как повкуснела наша гречка за последний месяц! Иван Григорьевич начисто выскреб остатки каши с тарелки и облизал ложку.

«Начинается вторая фаза Битвы за Джеонозис…»

Ещё первая не отгремела, а уже вторая. Господи, господи! Когда же они все угомонятся! Если бы они знали, в каком мире на самом деле живут! Если бы они только знали, что все мы лишь порождение гигантской симуляции неведомого Программиста [2]. Это, кажется, у Чехова: «Если бы знать!» Но как можно этого не знать, это же так очевидно! Жизнь – это чудо. Вселенная – это чудо! Почему они все этого не видят? Зачем мы копим цифровые активы? Зачем бьемся за владение пространством, которое на самом деле не более чем иллюзия. А время, за которым мы бежим в безумной гонке, время – это лишь последовательность тактов синхронизатора для выполнения кода неведомо кем написанной программы… Господи, господи!

Васенков служил на предприятии «Специальные локаторы особого назначения». Старинная фирма с большими традициями в отличие от многих других не вынесла производство на окраины и по-прежнему располагалась почти в центре города. Добираться туда от дома – почти от самого Пушкинского космодрома – приходилось далековато. Большинство сотрудников ездили на работу на моноциклах или на роликах, но Васенков по привычке предпочитал велосипед и не торопясь катил по велодорожке старинного шоссе, переходящего в проспект, превращенный ныне в тройную липовую аллею. Весь грузовой транспорт шел глубоко под землей, а улицы целиком принадлежали людям и деревьям. Ласковый апрельский дождь скатывался струями по невидимому куполу, прикрывавшему дорожку от непогоды. Климат Петербурга стал намного теплее и более влажным, чем во времена молодости Васенкова, однако благодаря силовым куполам горожане теперь обходились без зонтов.

По результатам городского референдума проспекту недавно было решено вернуть одно из его исторических наименований как наиболее соответствующее архитектурному стилю. Сам Иван Григорьевич проголосовал на референдуме за название «Царскосельский проспект». Пересекая площадь Братьев Стругацких, каждый раз думал, что Борис Стругацкий возражал бы против победившего имени. Хотя по большому счету, имя, присваиваемое нами некоей сущности, вряд ли имеет значение для неведомого Великого Программиста.

Васенков оставил велосипед на служебной парковке со стороны улицы Толи Турчака. Архитектурная форма велопарковки была конкурсной работой молодых дизайнеров фирмы и представляла немыслимые достижения арт-футуризма. Над ее куполом вращалась большая голографическая буква зет. Эта же буква появилась и на официальной вывеске над заводской проходной. Голографическая вывеска представляла собой каждой день новую вариацию на тему танцующего слона, срисованного местным дизайнером с пакета пси-индийского чая. Сейчас слон на задних ногах кружился вокруг своей оси, растопырив уши-антенны, и периодически рисовал длиннющим хоботом букву зет, очевидно символизируя круговое и построчное сканирование воздушного пространства.

На проходной Иван Григорьевич как всегда сдал роботу личный коммуникатор и получил взамен служебный. Во дворе завода группа сотрудников выполняла производственную гимнастику. Работницы занимались аэробикой и пилатесом. Мужчины отдавали предпочтение спортивной гимнастике. На спортивной площадке с гимнастическими снарядами Иван Григорьевич заметил начальника отдела программистов Сашу Хазина и круто свернул к нему. Хазин выполнил соскок назад с брусьев и очутился лицом к лицу с Васенковым.

– Не приняли статью, Иван Григорьевич, отказались публиковать! Здравствуйте, – поздоровались за руку, – в ПДТК [3] говорят, что тема не в компетенции предприятия.

Сашка придумал остроумный эксперимент по проверке теории земной гравитации и обнаружению суточных отклонений местных вертикалей. И мало того, что придумал, но сам же за свои деньги и поставил! С риском для жизни лазил на высоченную старинную заброшенную трубу в Антропшино, светил оттуда по вертикали вниз лазером на дорогущую фотодиодную матрицу, прожёг ее, но всё-таки обнаружил в шумах суточные ритмы искомых отклонений. Вот настоящий учёный, а те не бумажные крысы с учёными степенями, обложившиеся дипломами и страшащиеся самостоятельной мысли!

– Не грусти, Саша, работа у тебя хорошая, честная и доказательная., – попытался утешить Васенков, но тут же сам признался, – а у меня статью про межпланетную локацию тоже отвергли. Я ещё пободаюсь с ними. Пойду к Ковальчуку ругаться, заодно про тебя поговорю.

Ковальчук был замом по науке и секретарем ПДТК – постоянно действующей технической комиссии, дававшей заключение о возможности публикации статей и докладов. Васенков, подавляя вскипавший гнев, решил не откладывать разговор и направился сразу к Ковальчуку, даже не заходя к себе в кабинет.

Идти надо было почти через весь завод. Офисы, цеха, зоны отдыха, бытовые зоны теперь потеряли прежние четкие границы: восторжествовала культура опенспейсов. Прежние стены и границы сменились лёгкими полупрозрачными выгородками с широкими открытыми арками. Сотрудники кучковались по разнообразным принципам. Где-то преобладал функциональный: радисты-экспериментаторы все дружно сидели в безэховом помещении. Рядом друг с другом всё ещё любили собираться конструктора. Над рабочим местом у каждого крутилась в воздухе голограмма трёхмерной модели части будущего изделия. Но по большей части рядом друг с другом собирались участники одного проекта – программисты, конструктора, модельщики, сборщики… Эти вместо посылки друг другу своих документальных наработок зачастую кочевали между отдельными рабочими местами и толпились там, где решался насущный для проекта технический вопрос. Рядом с участком упаковки готовых изделий был кафетерий. В нем сотрудники решали те же рабочие вопросы, только за едой. Комната отдыха с приглушенным светом и подсвеченным широким по всю стену аквариумом с морской фауной по утреннему времени была пуста.

Иван Григорьевич проигнорировал лифт, поднялся на другой этаж по пандусу и зашагал по почти безлюдным цехам.

В первом цехе выполнялась механообработка. Иван Григорьевич очень любил здешний запах масла и горячего металла. Цех будил в нем ностальгические воспоминания юности, когда он – еще мальчиком – самостоятельно управлял долбежным станком. Васенков поприветствовал робота, сметавшего стружку. Робот дружелюбно ответил на приветствие. Теперь в цехах из людей редко кого встретишь, разве что настройщиков и то только, когда запускают в производство новое изделие. В некоторые цеха людей совсем не допускали: в термичке, в гальванике и в лакокраске справлялись исключительно роботы.

В двенадцатом цехе ряды 3Д-принтеров бесшумно печатали детали, превращая идеи непосредственно в материальные формы. Мысль об этом процессе, который происходил вовсе без человека, уже завораживала.

Вот пятьдесят шестой цех, где с помощью конфигураторов [4] выпускается серийная продукция. Опытные образцы, изготовленные в единичных экземплярах, загружаются в конфигуратор, который производит серию точных копий оригинала. Производство с помощью конфигураторов весьма эффективно, но требует виртуозной работы психолога – специалиста по машинной психике – на этапе перенастройки производства на другие серийные изделия.

В полутемном углу цеха человек-киберпсихолог монотонным голосом внушал конфигуратору, уложенному на некое подобие кушетки: «Изготовление нового изделия Ш-141бис принесет самому конфигуратору неслыханное, неземное, космическое, вселенское, райское наслаждение, которое невозможно даже сравнить с грубым чувственным наслаждением от изготовления старого, уродливого, нелепого изделия Ш-141…».

Еще один пандус, еще один этаж. Прошел рядом с ОТК и испытательной лабораторией. В просторном помещении с тропической растительностью инструктор-пси-индиец с чалмой на голове, плавно и монотонно взмахивая щупальцами, проводил с рабочими занятия йогой и медитацией: «Успокойте свой разум, и вы поймете, мир – это иллюзия. Мысли великого Брамы…». Пси-индиец был из команды инозаказчиков, которые в обычной жизни казались насквозь материалистичны, торговались за каждую копейку и отнюдь не воспринимали продукцию предприятия как иллюзию.

Наконец Васенков добрался до нужного офиса и толкнул дверь кабинета Ковальчука:

– Разреши, Виктор Сергеевич!

«Поражено три командных пункта и двадцать три шаровых скопления техники…»

Зам по науке в этот момент тоже слушал утренний брифинг Мещерякова.

– Валерка – однокашник мой, в Можайке вместе учились, – извиняющимся тоном произнес Ковальчук, – здравствуй, Иван Григорьевич. Смотрю на него – юность вспоминаю. А ты весьма кстати пожаловал: задание тебе важное есть!

– Почему, Виктор Сергеевич, вы статью Хазина не пустили? Неужто секреты там нашли?

– Какие секреты! Сам знаешь, Иван Григорьевич: вопрос не в компетенции предприятия. Не можем мы, не полагается нам рассуждать на такие темы.

– А радиолокация – в компетенции предприятия?

– Радиолокация – другое дело. Да, в компетенции.

– Почему тогда мою статью по межпланетной радиолокации не пускаете? Или там вы какие-то секреты нашли?

Ковальчук скривился, словно проглотил что-то очень невкусное:

– Ну зачем тебе этот идеализм, Иван Григорьевич? Сначала – гипотеза симуляции, потом Бостром, а потом неизбежно начнётся «Эйнштейн неправ». А потом нами займётся комиссия по лженауке, и полетят головы и погоны, и снимут с нас учёные степени. Оно нам надо?

– Виктор Сергеевич, мы же всё-таки какие-никакие ученые: должны искать истину!

– А что есть истина? Истина конкретна! Истинно то, что полезно! Полезно для нас! И ты, кстати, тоже должен заняться полезным делом. Слушай новость. Ты темкарточку на локатор с цифровой решёткой писал? Тема «Небо-5».

– Неужто мы конкурс выиграли? – искренне удивился Васенков.

– Выиграли. Ты писал, ты теперь и отвечай за последствия.

– Неужто меня главным конструктором решили назначить? – удивлению Васенкова не было предела.

– Нет, Иван Григорьевич, поскольку это проект особого назначения, главным по этому локатору назначат самого Гену!

Геной в обычных фирмах традиционно называли своего гендиректора, но так как на этом заводе по какой-то странной причине водилось неслыханное изобилие разнообразных гендиректоров, Геной здесь между собой величали генерального конструктора.

– Ну и флаг ему в руки, – Иван Григорьевич попытался скрыть обиду, – комплектующих своих у нас теперь нет. Вычислительный гиперкуб мы успели закупить на склад в достаточном количестве, на первое время хватит, а вот с тау-тайваньским синхронизатором из-за санкций беда! Локатору теперь – полный жопец.

– Ты фамилию Гены всуе не коверкай, пожалуйста, у нас это только гендиру позволено, – ухмыльнулся Ковальчук, – а с синхронизатором ты в корень зришь!

Он встал и зашагал по кабинету.

– Знаешь, что говорил Наполеон, как надо действовать в трудной ситуации?

– Ввязаться в бой, а там посмотрим. Мы уже ввязались.

– Наполеон говорил: «Ослов и учёных – на середину!» Ты только что величал себя учёным, вот и будь добр, выйди на передний план, реши настоящую проблему. Это тебе не гипотеза симуляции, здесь думать надо!

– А ослы чем займутся?

– За такие шутки, Иван Григорьевич, тебе самому скоро настанет полный жопец! В виде оргвыводов! Так что лучше построй синхронизатор и пиши про него статьи, публикуйся на здоровье! Но бизнес – фёст! Ступай к Арнольдычу: он в курсе всех деталей по проекту.

– Привет, Арнольдыч!

Джона Арнольдовича Васенков знал с детства: ещё их отцы дружили между собой и даже когда-то делали общий бизнес [5]. Сейчас Джон Арнольдович служил начальником проектного отдела и решал все вопросы планирования и исполнения. Толстый, лысый, крепыш в круглых очках поднялся из-за стола и сильно пожал протянутую руку.

– И тебе, наука, сердечное наше хэллоу!

– Говорят, ты теперь «Небо-5» ведешь? Как там дела?

Джон Арнольдович вместо ответа расстегнул кобуру, достал оттуда черный пистолет, прижал к виску и спустил курок. Тонкая струйка воды смочила его лицо, тогда он протёр лицо платком и убрал водяной пистолет обратно в кобуру.

– Понятно, – протянул Иван Григорьевич.

– Чё те понятно? Ничего тебе не понятно! Проект особого назначения, на контроле на самом верху. А радистов у нас уже нет и скоро совсем не будет. Конструкторов и программистов не хватает. Комплектующие – сплошь проблемные позиции. А тут ещё санкции… С синхронизатором по поставкам полный жопец!

– Меня как раз прислали решать проблему синхронизатора.

– Так расскажи мне в общих чертах, что это за зверь такой и с чем его едят?

Иван Григорьевич зашагал по кабинету, как институтский профессор у доски перед студентами:

– Синхронизатором мы называем комплексную систему, которая обеспечивает нам возможность временной синхронизации и соблюдения фазовых соотношений излучения отдельных модулей цифровой антенной системы. Каждый элемент цифровой решетки [6] должен излучить и принимать строго в соответствии с фазами излучения всех других антенных элементов. Только в этом случае обеспечивается цифровое формирование диаграмм направленности антенной системы локатора как на приём, так и на передачу. Синхронизатор формирует сетку рабочих частот и сигналов. Сигналы от него должны поступать на каждый приемо-передающий элемент по строго выверенному пути, чтобы фаза сигнала довернулась строго на определённый угол, а джиттер импульсных синхросигналов тактирования АЦП и ЦАП был минимальным. Здесь кроется множество проблем. Подстройка фазы каждого сигнала – уже сложнейшая задача. А если учесть, что разность фаз должна устанавливаться практически мгновенно и обеспечиваться в широком диапазоне частот, задача синхронизации невообразимо усложняется. И учти, что для бортового локатора или для головки самонаведения ограничены габариты, и поэтому нам требуется переходить во всё более коротковолновые диапазоны для обеспечения требуемого пространственного разрешения, и тогда…

– Короче, Склихасофский.

Джон Арнольдович угрожающе потянулся к кобуре и снова вытащил пистолет, подошел к окну и стал спрыскивать тоненькой водяной струйкой листья цветущей герани.

– Ты давай попроще, по-рабочекрестьянски. Я ведь академиев-то не проходил, только младшие командирские курсы.

– Угу. И ещё высшую школу экономики. Ни тебе пулемётов, ни тебе аэропланов. Благодать! Как тебя к нам работать пустили?

– А ты помнишь, что Наполеон про это говорил?

– Что главное ввязаться в бой?

– Нет. Он говорил, для войны нужны три вещи: во-первых, деньги, во-вторых, деньги и, в-третьих, деньги. Так что из нас двоих я сейчас главный! Но про синхронизатор ты всё-таки мне поясни.

Иван Григорьевич сменил профессорский стиль на школьно-учительский:

– Как тебе известно, война – это не кто кого перестреляет, а кто кого передумает. А чтобы было над чем думать, противника надо сперва увидеть. Значит, наша задача – увидеть, как можно дальше и шире. Чтобы в космической тьме что-то увидеть, фонарик нужен мощный и глаза нужны большие, быстро бегающие и быстро фокусирующиеся, и желательно не близорукие и не косые.

– Это даже мне понятно.

– У совы видал какие глазищи? В полголовы! А у осьминога? А локатор – это для боевого аппарата что глаза. Даже больше, чем просто глаза.

Иван Григорьевич взял со стола модель истребителя-перехватчика – подарок фирме космолётостроительной фирмы-заказчика – и повертел ее в руках.

– Вот гляди. Знаешь, где у него ставят локатор?

– В носу, известное дело.

– Главный, да, тут в носу. Ну ещё в крыльевых пилонах маленько. Остальное уже мелочи. При этом для задач разведки и управления мы задействуем доли процента общей площади поверхности аппарата. Глазки получаются маленькие, слепенькие. А теперь представь: мы всю поверхность аппарата покрыли антенными модулями и заставили их работать, как надо. Наш аппарат превращается в гигантскую антенну, видит далеко в полном сферическом обзоре. Теперь идем дальше, Арнольдыч. Чем шире полоса частот сигнала, тем больше у нас возможностей. Это как сравнить черно-белую и цветную картинки. Причем, чем короче длина волны, тем четче у нашего глаза зрение. Мы сейчас замахнулись на коротковолновую часть миллиметрового диапазона волн. Это значит, элементарный антенный модуль у нас будет размером порядка миллиметра. И таких модулей на аппарате можно разместить почти миллиард! Внутри каждого модуля у нас пикосхема: элементарная антеннка, малошумящий усилитель, ЦАП, АЦП, цифровые интерфейсы… Все принятые излучения мы ловим и оцифровываем. Дальше обрабатываем, как хотим. Хотим сигналы складываем, хотим вычитаем, хотим фазы доворачиваем: формируем нужные нам диаграммы направленности. Наш аппарат превращается в ёжика: мы лучи-иголки куда захотим, туда и направим. Можем сделать иголки длинными и острыми, а захотим – сделаем великое множество коротких иголок. И никаких потерь энергии при обработке: мы же работаем с цифровыми копиями сигнала!

– А чего раньше так не делали?

– Проблем всегда было много. Но часть из них недавно решили: построили цифровые шины передачи данных, сделали гигантский вычислитель, распараллелили вычисления… В цифровом мире если задача формализуется, она рано или поздно решается. А вот в физическом мире всё несколько сложнее. Как заставить миллиард приборов, разбросанных по всей поверхности аппарата, работать одновременно с пикосекундной точностью?

– Кинь каждому по проводу и пошли сигнал.

– Какой ты умный! Провода получаются разной длины: точная подгонка нужна. Это раз. Пока с одного конца на другой сигнал дойдет, он размывается, фронт у него дрожит. Это два. Ну и обшивка аппарата дышит, колеблется, взаимное расположение элементов гуляет. Это три. Чтобы хотя бы кусочек антенного полотна только в одном месте засинхронизировать, мы планировали сложные схемы с использованием импортных пикосхем, которых теперь у нас не будет.

– А если образец пикосхемы у нас на конфигураторе размножить?

– Это незаконно: нарушение копирайта.

– Да плевали мы на копирайт!

– Плевали, да, пробовали без лицензии. Оказалось, в конфигуратор какой-то блокировщик нарушений копирайта вставлен: не дает его настроить. Конфигуратор у нас тоже, оказывается, импортный и с закладкой! Нужен индетерминированный лицензионный ключ, который даже нашим разведкам пока не добыть.

– А если по-другому? Точные часики нельзя в антенный модуль вмонтировать?

– Угу. Выдашь нам атомные часы, которые у тебя полподвала занимают, сожмешь их до микронов и размножишь миллиардной серией? И ещё вспомни, что время относительно по Эйнштейну. И всё равно потом со временем разбегутся часы.

– Ладно, Ваня, – сдался Джон Арнольдович, – я вижу, что эта работа самая для проекта критическая. Ты давай решай техническую проблему, а решение всех оргвопросов я тебе обещаю. Лады?

– Легко сказать «решай», – проворчал Васенков, – благодарю за доверие. А если решение невозможно?

Джон Арнольдович расправил несуществующие усы и плавно взмахнул в воздухе согнутой рукой:

– Тогда дэлайте нэвозможное, ми вас нэ ограничиваем!

В трудной ситуации всегда помогала музыка. Иван Григорьевич пришел к себе в кабинет, включил двадцатый концерт Моцарта для фортепиано с оркестром, уселся в кресле, закрыл глаза и погрузился в глубокие раздумья.

Вот истинно благородное искусство! Тревожная, взволнованная, но нежная и гармонически светлая музыка приведет в порядок мысли и чувства. Без музыки даже государство не может существовать. Все распри, все войны на земле происходят единственно от незнания музыки. Если бы все учились музыке, разве это не настроило бы всех жителей Космоса на мирный лад и не способствовало бы воцарению всеобщего мира в Галактике? [7] Гармоничное состояние души приводит к правильным мыслям, правильные мысли ведут к правильным решениям и благородным проступкам, и тогда неважно, кто ты: государственный ли деятель, или великий капитан, или простой лейтенант…

Партия фортепиано как будто самостоятельная, но находится в неразрывном единстве с оркестром. Контраст между солирующим инструментом и оркестром – это единство и борьба индивидуального со всеобщим, что и создает Игру. Игру – в самом высоком смысле слова. В такую Игру должно быть интересно играть даже Богу. Ну, если угодно, Великому Программисту. Или Великому Композитору?

Торжественная часть сменилась лирической. Романс си-бемоль мажор навевал ощущение внутренней гармонии и покоя. В музыке стало меньше индивидуальных порывов и больше светлой всеобщности, можно сказать, объективности.

У окружающей нас природы тоже есть своя музыка, просто мы по своему невежеству и суетливости её не всегда слышим. В природе всё гармонично, подчинено единым для всех ритмам. Невидимый дирижер задает ритмы и тональности. Никто не сомневается, что у оркестра должен быть дирижер. Дирижер виден всем и выходит на поклоны публике, жаждущей выразить восхищение слаженностью исполнения музыкального произведения. В естественной природе мы не видим дирижера своими ограниченными органами чувств, но обладая разумом, не можем не увидеть результатов его работы по очевидным явлениям.

В драматических пассажах среднего соль-минорного раздела снова проснулся мятежный дух первой части. Подъем перешел к каденции и стал постепенно затихать.

Столько волнений, столько тревог, жизненных трудов – зачем это всё? А всё ради Игры. Разве не счастье и разве не великая честь – участвовать в Игре великого Создателя? Где ещё нам черпать жизненный оптимизм как не в этой мысли?

Образное развитие финала симфонии завершалось на мажорной ноте: в коде утверждается ощущение радости. Пожалуй, именно за это Иван Григорьевич так любил творчество Моцарта: мы переживем любые драмы, и трудности, и трагедии, и несмотря ни на что найдем место для радости и веселья. И даже пошутить сможем!

Эх, пожать бы руку невидимому Дирижеру да поблагодарить его за Игру. А потом вместе с ним разобрать сыгранную партию. Но это потом, когда-нибудь. А пока Игра продолжается, и надо делать ход…

Сразу после вечернего брифинга Мещерякова раздался звонок видеосвязи. На линию вышел давний знакомы Васенкова – исследователь и энтузиаст идеи глобальной симуляции.

– Какие новости Иван Григорьевич?

– Какие у нас новости, Альберт Андреевич? Корюшка идет. Московские ворота опять в зеленый цвет перекрасили. Очередная кампания по переименованию Московского проспекта, слышали? Полагаю, не по историческим и архитектурным, а больше по политическим мотивам. Что думаете по этому поводу?

– Думаю, что называть вещи правильными именами – это, конечно, важно, но я сейчас про другое: про ваши исследования.

– А что наши исследования? Тут без новостей. Всё, как и ожидалось: не прошли наши статьи! Ни Сашина, ни моя. В иностранной печати теперь не пройдут по политическим причинам, а в нашей – по бюрократическим. Хотите, опубликуйте у себя на сайте, только, пожалуйста, без имён! Ни мне, ни Саше скандалы в научной сфере ни к чему.

– Жаль. От имени отказываться – грех! И настоящие ученые должны заниматься настоящими исследованиями, а не традиционным блохоискательством.

Иван Григорьевич обиделся:

– Я, Альберт Андреевич, в рабочее время не блохоискательством занимаюсь, а решаю важную и актуальную научно-техническую проблему!

Его собеседник горько покачал головой:

– В том-то и состоит наша традиционная беда, Иван Григорьевич, что мы всё разделяем. Разделяем практику и науку, науку и искусство, повседневную жизнь и религию. Ну и, в частности, личное время и рабочее время. В личное время вы творческий человек с широким кругозором и гибким раскованным мышлением. А на работе вы узкий специалист, мыслите строго в рамках общепринятых устоявшихся парадигм, не способны увидеть решение, которое может быть у вас под самым носом.

– Может, вы поспособствуете? – ядовито осведомился Иван Григорьевич, – откроете, так сказать, глаза блуждающему в потёмках?

– А хоть бы и я. Взгляд со стороны иногда бывает очень полезен. Обрисуйте мне в общих чертах вашу техническую проблему.

Васенков изложил сущность порученной ему задачи построения системы синхронизации для локатора и в конце саркастически поинтересовался:

– Ну, чем порадуете? Есть у вас решение?

– Я порадую вас тем, что решение есть. То есть, не у меня есть конкретное решение, а вообще решение для вашей задачи существует.

Васенков усмехнулся:

– Мне не много радости от такого знания.

– Напрасно вы так, – укорил Альберт Андреевич, – теоремы существования – это главное в математике. А если что-то существует, значит, это что-то можно найти. Если, конечно, стоит искать.

– И где прикажете искать?

– Книжку мою почитайте, там про всё написано [8].

– Да читал я, читал, – отмахнулся Васенков.

– А раз читали, должны понимать: мы живем в цифровом мире, где и время, и пространство – суть лишь наши иллюзии, формируемые искусственно. Время определяется последовательностью шагов выполнения программы. Всё в этом мире выполняется по программе, дискретно и по тактам. Синхронизация мира абсолютна. Один и тот же физический процесс выполняется синхронно и синфазно, в едином ритме во всей Вселенной. Бытие каждого электрона или протона управляется параллельно для всех электронов или протонов, абсолютно для всех точек пространства! Рассуждая по аналогии, переключение циклов бытия так же должно быть синхронно для любой отдельной сущности, если она определена Программистом. Мы не ощущаем биения бытия электронов или протонов, но воспринимаем его разумом. Но мы, будучи биологическими сущностями, управляемыми особыми программами, уже непосредственно ощущаем биение биоритмов. Можно предположить, что сложные молекулы, например, так же обладают собственными частотами, например, переключения внутримолекулярных связей. Частоты разных процессов мы можем сравнивать и, таким образом, измерять. Но такты у разных молекул могут не совпадать. Тогда комбинацией разных периодов, используя теорему простых чисел, мы получим однозначную шкалу мирового времени, по крайней мере в локальном масштабе. На определённом временном интервале показания часов, построенных по такому принципу, будут всегда однозначны во всех точках вселенной вопреки Эйнштейну!

– Спасибо, вы меня утешили, – вздохнул Иван Григорьевич, – надо лишь выделить подходящие сущности и померить частоты их колебаний. А как мы будем отличать истинные сущности, определенные Программистом, от прочих, выдуманных нами, ложных сущностей, умноженных без необходимости?

– Весь вопрос в том: дал ли Бог имя некоей сущности? Я думаю, что имя дается, когда для истинной сущности свыше определена собственная индивидуальная программа управления.

– Возвращаемся к философской проблеме средневекового реализма и номинализма?

– Ну да. А дальше просто: делаем как обычно в программировании. Вызываем по имени функцию и извлекаем некий числовой параметр.

– Чертовщина какая-то. Вызов сущности по имени – это уже пахнет призывной магией. Вы меня упорно тянете в темное средневековье.

– А вот опять вы пытаетесь разделить: это наука, а это магия. В жизни, Иван Григорьевич, всё перемешано в единый клубок до полной неразличимости. Кто вам мешает использовать магию, если это принесёт технический результат?

Иван Григорьевич задумался:

– Говорят, развитая технология в принципе неотличима от магии. Тогда, с другой стороны, почему бы магии не стать развитой технологией?

Сидя в кресле и глядя в закатное небо, Васенков слушал Патетическую симфонию Бетховена и размышлял.

Удивительная, нечеловеческая музыка… Магия… По большому счету, у радиотехники и у магии много общего. Собственно, радиотехника и есть магия, ставшая наукой. Радиотехника поставила на службу человеку радиоволны. Мы так привыкли к ним, что не можем без них обойтись. Они вошли в нашу повседневность так, что никто не удивляется этому чуду. Но что такое радиоволна? Волшебным образом всему миру передаётся информация о том, что движется некая заряженная частица. И любая другая частица таким же волшебным образом чувствует это движение! Вообразите, что частицы, каким-то необъяснимым для нас способом помеченные особыми метками, которые мы называем зарядами, чувствуют присутствие и движение друг друга издали сквозь пустоту пространства безо всяких промежуточных агентов. Дальнодействие! Это ли не ярчайшее проявление симпатической магии? И это ли не доказательство иллюзорности пространства и справедливости теории симуляции!

Так как же распространяется радиоволна? В какой такой среде? Какая неведомая субстанция колеблется в теоретически абсолютно пустом пространстве? Официальная наука этот вопрос принципиально игнорирует. Отдельные ученые, не утерявшие любопытства и по сей причине заслужившие звание научных фриков, изобретают собственные теории. Некоторые адепты до сих пор оживляют старинную теорию эфира, чтобы попытаться объяснить электромагнитные волны колебаниями эфирных частиц. Но практика убедительно опровергает эти умозрительные построения. Нет у электромагнитных волн продольной составляющей, в этом Васенков был твердо убежден. Уравнения Максвелла их запрещают. Практические расчеты распространения волн на основе уравнений Максвелла всегда дают правильные результаты, но при этом начисто лишены физического модельного представления. Вывод отсюда следует только один: электромагнитная волна имеет идеальную природу, и распространяется она в идеальном математическом пространстве в виде расчётов Великого Программиста!

Но если принять теорию Великого Программиста, тогда нужно принять и следствие из неё: раз в цифровом мире все процессы управляются параллельно и синхронно, должна быть и шкала единого времени.

Господи, господи! До чего же мы докатились: неужели придется строить синхронизатор современного высокотехнологичного изделия на теоретическом фундаменте гипотезы симуляции и с помощью аппарата симпатической магии!

Всё-таки, какая удивительная, нечеловеческая музыка… Хочется милые глупости говорить…

Утром в рабочий кабинет с ворохом бумаг под мышкой заскочил Джон Арнольдович размахивая пистолетом:

– Иван Григорьевич, уважаемый, представь уже, пожалуйста, план работ по синхронизатору. Все подразделения уже сдали. Ты один у нас тормоз перестройки.

– Арнольдыч, у меня сейчас этап выбора направления исследования. Тема такая, что по-хорошему НИРу [9] надо бы открыть.

Проектный менеджер приподнял на лоб очки и удивлённо воззрился на Васенкова:

– Ты чё, Ваня, с дуба рухнул? Какая тебе НИРа? У нас по плану сразу идет этап РКД [10] ! Нам и работу подписали с тем условием, что мы используем наш большой научно-технический задел и сразу готовы начать РКД.

– Бред какой-то, – вздохнул Васенков.

– Мы в этом бреду живём, Ваня. Как говорил Наполеон: „Человеческий дух не созрел ещё для того, чтобы управляющие делали то, что должны делать.“

– Так дальше нельзя. Невозможно! – печально заметил Васенков

– А что по этому поводу говорил Наполеон, ты знаешь?

– Главное, ввязаться в бой?

– Наполеон говорил: невозможность – слово из словаря глупцов! А ты у нас умный, тебя за это здесь держат.

– На самом деле Наполеон говорил: «Невозможно» – это не по-французски.» И он имел в виду чисто академическую французскую грамматику.

– Я уже говорил, что ты такой умный, это что-то! – улыбнулся проектный менеджер, – так что пиши план! Как положено, с трудоёмкостями!

– Когда? – тяжело вздохнул Иван Григорьевич.

– Срок – вчера. Не успеешь – застрелю, – Джон Арнольдович угрожающе потряс пистолетом и вышел.

Оставшееся до вечера время Васенков писал фиктивный план разработки рабочей документации и настройки опытного образца синхронизатора, которого, как он отлично знал, никогда не будет.

Вечером дома звучала Аппассионата. Чёрный соседский кот, принятый на довольствие до возвращения хозяина, прыгнул на колени и потребовал свою долю ласки, помешав таким образом Васенкову подойти к книжному шкафу. Пришлось чесать коту пузо и, отказавшись от костылей и протезов в виде чужих книжных мыслей, напрягать свою память и собственные мыслительные извилины.

Итак, нужно поискать в природе процессы, идущие согласованно, причем без внешней синхронизации. Ранней весной глубоко под снегом и под землей просыпаются цветы. Откуда они все дружно узнают, что пора просыпаться? Кто подсказывает оплодотворенной клетке, что надо разделиться ровно восемь раз просто, а потом измениться и дифференцированно формировать разные ткани зародыша? Или рассмотрим парадокс близнецов. Не тот навязший в зубах высосанный из пальца мысленный эксперимент, иллюстрирующий теорию относительности, а настоящий необъяснимый парадокс: многочисленные истории невероятных совпадений в общности судеб разделённых близнецов. Вот в прессе писали: разделённые близнецы жили-жили, да и оба женились на таких же разделённых девушках-близняшках. И все события в их жизни происходили удивительно синхронно, словно проживали они одну судьбу. А почему? Видимо, потому что управлялись они одной и той же программой. Неужели Великий Программист заморочился такой мелочью, как индивидуальное управление человеческой особью? Нет, конечно! Настоящий программист поручил бы рутинные процессы автоматике и всеми процессами управлял бы параллельно! Для этого управляемый объект должен иметь уникальный адрес. Но если происходит путаница в адресах, одно управление передаётся сразу на несколько особей. Видимо, это и происходит с близнецами. Программа обращается к ним по одному адресу и поэтому производит с объектами одни и те же действия. А почему по одному адресу? Наверное, потому что генетический код у них одинаковый или очень похожий. А генетический код у нас зашит в ДНК. И транслируется в структуру белка. До сих пор почему-то принято считать, что в ДНК зашита программа развития всего организма. Чушь! ДНК – не более чем шаблон для сборки белков. Или всё-таки более? Может быть, ДНК – это та самая метка, по которой происходит обращение к биологическому организму? Уникальная метка чтобы пометить уникальную сущность, подобная меткам интернета вещей. Представим себе, что перед считывателем системы радиочастотной идентификации по недосмотру оказалось два объекта, помеченных метками с идентичными адресами. Тогда система идентификации интернета вещей будет считать эти объекты идентичными и управлять ими одинаково. Вот вам и объяснение парадокса близнецов!

Предположим теперь, что определённые молекулы, скажем, ДНК являются кодированными метками для программы, управляющей нашим миром. Но тогда они подобно радиочастотным меткам должны возбуждать уникальные резонансные физические процессы нашего мира, и тогда эти процессы можно уловить и преобразовать в другие физические процессы. Ведь только на основе теории острых резонансов можно объяснить все явления связи нашего мира с тонким миром, любую магию!

Ну а чем характеризуется резонанс? Прежде всего, конечно, центральной частотой! Ну еще шириной полосы… Предположим далее, что для биологических объектов в определенных молекулах, скажем, ДНК или белках могут возбуждаться колебания с определенными частотами в достаточно узкой полосе. Ведь если полоса широкая, то метка уже не будет уникальной! Но если эти колебания имеют своим источником один и тот же управляющий сигнал из тонкого мира, тогда эти и частоты, и даже фазы колебаний должны быть одинаковы для любой области физического пространства. Идеальный синхронизатор! Правда, на основе магии и других принципов, категорически отрицаемых официальной наукой. Но какие только чудеса не могут сделать люди, которые исполняют и слушают Аппассионату!

Надо поставить опыт. Практика, как известно, критерий истины. Вот и проверим, чья теория правильна! Но дело, признаться, досталось мне адски трудное! Удивительная, нечеловеческая музыка…

***

– Иван Григорьевич, уважаемый, трудоемкости на синхронизатор тебе вдвое урезали. И это хорошая новость: обычно втрое срезают. Как говорил Наполеон? „Победу одерживают не числом. Александр победил триста тысяч персов во главе двадцати тысяч македонян.“ Мы в тебя верим! Есть и плохая новость: график сдвигаем вправо: настройщиков свободных нет.

– Ты за это заплатишь, Арнольдыч! Дорого!

– Очень дорого? Назовите вашу цену! Поговорим уже, как культурные люди!

– Для начала вот две заявки: одна в отдел стендового оборудования и сопровождения испытаний на приборы, другая – в отдел комплектации НИОКР и малых серий. Мне срочно нужно собрать и испытать экспериментальную микросборку. Срочно!

Начальник проектного отдела прочитал заявки и присвистнул:

– Драгоценные материалы! Атомные часы! Не дадут!

– Тогда не будет вам синхронизатора, – твердо заявил Иван Григорьевич.

– Ладно-ладно, я постараюсь договориться, – вздохнул тот, – только с синхронизатором не подведи, пожалуйста.

На другое утро Джон Арнольдович устало бросил на стол обе подписанные заявки, потом схватил графин и долго жадно пил из него холодную воду.

Когда были выданы необходимые приборы и материалы, Иван Григорьевич надолго поселился на заводском макетном участке. С помощью старенького электронного микроскопа-манипулятора извлекал свои молекулы ДНК и размещал их на различных вариантах подложек микросборки. Подобно средневековым алхимикам, перебиравшим различные вещества в поисках необходимых ингредиентов для философского камня, он для резонирующим подложек испробовал различные срезы кварца, титаната бария, корунда, рубина, алмаза, изумруда…

Потом он встраивал подложки с молекулами ДНК в корпуса, сваривал контакты, герметизировал… Изготовленную таким образом микросборку он подключил в цепь обратной связи резонансного усилителя. Экспериментальную измерительную установку он собирал полуподпольно – на основе привычного для себя программно-аппаратного комплекса «Лаборатории виртуальных приборов», пользоваться которым строго запрещалось отделом информационных технологий, до сих пор несмотря на войну следившим за соблюдением лицензионных договоров.

«Ну, Господи благослови, Великий Программист не выдай!» – перекрестился Иван Григорьевич и нажал на экране кнопку запуска.

Спектроанализатор показал на экране острую палку – амплитудно-частотную характеристику резонансного усилителя в режиме генерации. Покрутив виртуальные органы настройки, Васенков получил характерную полосу генерируемого сигнала. Пока всё шло как обычно, без сюрпризов.

Васенков запустил плавную перестройку частоты своего генератора и стал вглядываться в спектрограмму. Картинка дышала, подрагивала, но принципиально не менялась. Так в бесплодных поисках прошло несколько часов.

– Иван Григорьевич, вот ты где прячешься! – на макетный участок проник проектный менеджер. – Уважаемый, с тебя нужен отчёт.

– Какой ещё отчёт, Арнольдыч? – отозвался Васенков, не повернув головы кочан.

– Обыкновенный, об освоенном объеме по проекту. На что деньги тратим.

– Зачем? – Васенков опять даже не поднял глаз на визитёра.

– Дирекция требует.

– Дирекция? Какая дирекция? Идите вы лесом вместе с дирекцией. Не до вас сейчас, – отмахнулся Васенков и снова прилип к экрану.

Проектный менеджер тяжело вздохнул и понимающе на цыпочках покинул макетку.

Продолжалось томительное ожидание результатов эксперимента. Иван Григорьевич старался не думать о том, что вся его теория может оказаться чушью, он сорвет важные работы, позор падет на его седую голову, и выгонят его с работы. Чтобы отогнать тяжёлые мысли он погрузиться в механическую работу – в изготовление новых образцов микросборок. Следующие образцы ДНК были взяты сначала у соседского кота, а потом – у цветка герани из кабинета Арнольдыча.

Однажды под вечер, заполняя отчет о ходе выполнения работ по проекту, он услышал долгожданный сигнал от экспериментальной установки. Испытывался один из образцов с собственной его – Васенкова – ДНК на подложке из редкого среза кристалла титаната бария. На экране спектроанализатора наблюдался сигнал генератора. На одной из частот можно было различить едва заметное сужение полосы частотного пика.

У Ивана Григорьевича от предчувствия удачи похолодело в животе. Он надолго застыл перед прибором, напряжённо вглядываясь в экран. Эффект был хоть и малозаметный, но стабильный. Не чуя под собой ног, Васенков кинулся изготавливать контрольные образцы.

Когда в макетке он напылял контакты на подложку своих микросборок, к нему снова заглянул Джон Арнольдович:

– Чем занимаемся, наука? Пора уже отчет написать!

– Арнольдыч, – взмолился Иван Григорьевич, – заклинаю, ради бога, не мешай. Я в процессе. Напиши сам что-нибудь. Я всё подпишу.

– Сроки подходят, Ваня, – печально и серьёзно отозвался проектный менеджер, – скоро я уже не смогу прикрывать твои упражнения. Прошу изменить свой процесс на «ВЖУХ».

***

Это было поразительно. Все образцы обеспечивали абсолютно идентичные результаты. Значение центральной частоты генератора получалось с точностью до последнего знака приборной шкалы. Сравнение сигналов в разных каналах прибора давала фигуры Лиссажу в виде идеальных кругов. Не только частоты, но и фазы сигналов с десятка образцов оказывались идентичными. Независимые в физическом мире устройства были идеально синхронизированы. Теория оказалась верна!

Ещё поразительнее было то, что Васенков теперь не удивлялся подтверждению теории. В нём снова проснулся инженер: нужно было довести теорию до практического применения. Но до технического воплощения было ещё пахать и пахать: значения рабочих частот оказались далеки от тех, которые можно применить в местных гетеродинах локатора. Нужно было комбинировать частоты, умножать, делить, подбирать… Для этого нужны такие же стабильные сигналы других частот с подобных же генераторов.

Студенты-практиканты, которых прислал на подмогу Джон Арнольдович, собрали первый десяток опытных образцов гетеродинов. В результате многодневных экспериментов были открыты долгожданные резонансные пики в отдельных образцах молекул ДНК герани и кота. Поиск резонансов оказался долгим и нудным, чем-то напоминал процесс майнинга криптовалюты. За это время Васенков успел написать программу и методику испытаний и заранее зарезервировал за собой в плане услуги испытательной лаборатории. Джон Арнольдович помог пропихнуть через руководство приказ о назначении технической комиссии. Председателем комиссии назначили Ковальчука.

Лабораторные испытания прошли успешно. Комиссия с представителем заказчика подписала протоколы испытаний опытных образцов, которые свидетельствовали об идеальных технических результатах. Сердца всех гетеродинов бились идентично, ритм их не сбивался с течением времени.

– Очень, очень эффектно, – оставшись наедине с Васенковым, признал Ковальчук, – но с внедрением ничего у тебя не получится, потому что объяснение твоё совершенно антинаучно.

– Виктор Сергеевич, да кого когда-нибудь интересовало объяснение? Работает же! Вон радиоволны тоже без всякого разумного объяснения распространяются, что не мешает каждому таскать на кармане радиокоммуникатор.

– Ты сейчас говоришь: «Весь мир, оказывается, – сплошная симуляция, поэтому давайте исходя из этих вновь открывшихся обстоятельств умножим на ноль всю схему особо важного изделия и перезапустим заново проект особого назначения.» Я ничего не перепутал?

Васенков помолчал, потом нехотя признал:

– Да, неудобно получается. Но другого технического пути построения локатора я не вижу. И что же теперь делать?

Ковальчук назидательно поднял вверх указательный палец:

– Прежде всего, надо отбросить твои лженаучные бредни про мировые симуляции и про неправоту Эйнштейна. Будем делать то же самое, что всегда делала наука: изобретать приемлемые объяснения и обоснования к очевидным фактам. Согласен?

– Согласен, если это поможет делу. Мне по фигу на Эйнштейна.

– Вот это правильно! – широко улыбнулся Ковальчук, – Первым делом нам надо результаты интеллектуальной деятельности оформлять. А кто нам пропустит изобретение, если оно идет против Эйнштейна, а? Как мы назовем наше с тобой изобретение?

– По существу это наноминиатюрный высокостабильный молекулярно-резонансный резонатор объемно-акустических волн на основе молекул биологически активных органических кислот, предназначенный для стабилизации частоты генератора электрических колебаний.

Ковальчук поморщился:

– Наполеон говорил: «Пишите кратко и непонятно». Назовем так: «Молекулярно-резонансный стабилизатор частоты». Отдел интеллектуальной собственности проверит наш стабилизатор на патентную чистоту и патентоспособность. Свою поддержку во внедрении я тебе гарантирую. Но кроме нас с тобой придется в авторы вписать ещё нужных людей. Согласен?

Впоследствии на совещании у генерального конструктора Иван Григорьевич представил свои достижения, Ковальчук горячо поддержал внедрение нового прогрессивного технического решения, ни разу не заикнувшись о том, что это решение антинаучное и формально невозможное.

– Таким образом, в предлагаемой архитектуре локатора мы уходим от проблемы, связанной с зависимостью от импорта, но получаем технические риски, связанные с производством совершенно нового изделия, – подытожил обсуждение генеральный конструктор.

– Не просто нового, а аналогов не имеющего, – съязвил один из директоров.

– Все планы и всю документацию придется перевыпускать и заново утверждать, – протянул другой.

– Если ничего не получится, кто будет платить за битые горшки? Кто ответит за срыв проекта особого назначения? – подал голос третий.

– Я отвечу за всё, – сказал генеральный конструктор, – потому что другого пути выполнить проект не вижу,

– Как нам повезло, что в нашей команде есть настоящий лидер, – расплылся в широкой улыбке Ковальчук, – Наполеон говорил: „Лидер – это торговец надеждой.“

– Но. если что пойдет не так, ты мертвец, Алексей Иванович, – ухмыльнулся директор по безопасности, – шучу-шучу!

И, внезапно посерьёзнев, добавил:

– Но не слишком шучу.

После принятого решения огромный механизм всего предприятия подобно гигантскому авианосцу, командир которого переложил руль, пришел в движение и разворачивался в другом направлении. Работа закипела. Планы перевёрстывались. Схемы и чертежи основного изделия корректировались. Люди вдохновлялись ожиданием нового, небывалого. Теперь успех или неуспех определял Васенков со своими новыми микросборками.

Удары и вибрацию образцы прошли «на ура», но на климатике начались отказы. Мороз микросборки держали хорошо, но при нагревании в термокамере стабилизация частоты пропадала и больше уже не восстанавливалась.

При анализе причин Васенкова охватил ужас: как он мог не подумать об этом раньше! Для магической связи с тонким миром он использовал вполне материальную молекулу ДНК, в то время как о её физических свойствах даже не задумался! Неужели он так промахнулся? Сейчас он начал лихорадочно искать информацию, что же это такое – ДНК – и какими свойствами обладает.

Название звучит как магическое призывное заклинание: Дез! Окси! Рибо! Валтасар! Асмодей! Нуклеин!

Васенков с усилием стряхнул с себя мистический настрой и погрузился в химию.

Кислота, то есть, это донор протона, а вовсе не наркотическое вещество, как некоторые тут подумали. Кислоту эту подслащивает рибоза – такой сахарозаменитель. Этот кисло-сладкий коктейль получается совсем без кислорода, в отличие от кислородного коктейля, которым поили в санатории. Цепочка нуклеотидов… Может ли порваться эта цепочка при нагревании?? Вообще-то, молекула – это вещь такая крепкая, что хрен её порвешь. Атомы держатся на прочных ковалентных связях, почти как в кристалле алмаза.

Две отдельные прочные цепочки нуклеотидов собираются в изящную двойную спираль с помощью водородных связей. А вот их разлепить – уже проще простого. Спираль тоже несет информацию в себе. Сама спираль дальше накручивается на гистоны, получается гигантское ожерелье из бусинок. Эти бусы дальше еще как-то сворачиваются. Каждый из новых уровней сворачивания ДНК имеет своё информационное содержание. Разделяем цепочку нагреванием и происходит денатурация. При нагревании молекула наша потеряла вместе со своими физико-химическими свойствами также и информационные свойства. И перестала быть меткой объекта для тонкого мира! Недаром в биологических объектах ДНК функционирует только в ограниченном диапазоне температур. Значит, метку, выделенную из биологического объекта, непременно нужно термостабилизировать!

Когда новая опытная партия микросборок прошла все полагающиеся испытания без замечаний, разгневанный Джон Арнольдович ворвался к Васенкову размахивая пистолетом:

– Ваня, что за хрень в извещениях на изменения ты написал!

– Мы же изменили схему и конструкцию. В микросборку добавилась система термостабилизации с использованием теплоотводящих алмазов и элементов Пельтье…

Менеджер только отмахнулся от дальнейших объяснений:

– Эти мелочи меня не интересуют! Причина изменений какая?

– Устранение дефекта.

Джон Арнольдович возвёл очи горе, приставил пистолет к своей голове и окропил висок водяной струйкой. Потом спросил:

– Ты что, без премии сам остаться хочешь и всех людей наказать? Хорошо, что я вовремя заметил! Сейчас же переписывай извещения! Причина изменений: улучшение качества.

– А заказчик такое подпишет?

– Я сам буду договариваться!

На следующее утро Джон Арнольдович явился с помятым лицом и снова долго жадно пил холодную воду.

Серию микросборок запустили в изготовление на конфигураторе. Ни одно изделие не заработало. Все технологи, конструктора вопросительно глядели на Васенкова и ждали объяснений. Он не знал, куда провалиться со стыда, и молча ушел в макетку ковыряться с микросборками, которые наваял конфигуратор.

Разумного объяснения не было. Молекулы ДНК выглядели в точности такими же, как на первых лабораторных образцах, сохраняли свою и вторичную, и третичную структуру, но почему-то категорически отказывались фазировать свои колебания.

Вечером дома Васенков в тоске пил коньяк и слушал Реквием Моцарта. По щекам у него текли слёзы. В голове клубились чёрные мысли.

Для чего ты не растаешь, не распадёшься прахом! О, для чего ты крепко, тело человека! И если бы Всевышний нам не запретил самоубийства… [11]

Господи, господи, боже мой, великий Программисте! Как гнусны, бесполезны, как ничтожны деянья человека на земле! Жизнь! что ты? Сад, заглохший под дикими, бесплодными травами!..

Погруженный в тоску, он вдруг почувствовал острую потребность разделить с кем-то свое горе. Он набрал номер апологета антинауки, изложил ему все обстоятельства и подытожил:

– Всё кончено, Альберт Андреевич. Магия кончилась. Иссякла. Не выдержала столкновения с суровой производственной реальностью.

– Ничего не иссякло, – уверенно ответил тот, – полагаю, всё объяснимо и поправимо. Давайте рассуждать вместе. В начале вы взяли метку, изготовленную и активированную Великим Программистом. Далее вы изготовили множество физических, то есть, аппаратных копий этой метки. Но. Вы же не активировали их в программе Великого Программиста! Очевидно, должна быть какая-то процедура или оператор декларации, объявления метки и программе. Надо полагать, только после этого к новой метке подключается программное управление. Этим живое и будет отличаться от неживого. Только к живому подключен особый пакет программ, называемый жизнью. А ваш конфигуратор этого не умеет и не делает.

– Но мы же технологически не умеем подключать этот пакет! Мы не умеем оживлять мёртвое!

– Да, не умеем. Но вам это сейчас и не нужно. Посмотрите: в каждом организме – сотни миллиардов готовых меток. К каждой из них программное управление уже подключено. Кто вам мешает брать и использовать готовое? В сущности, вы это и делали с опытными образцами.

Васенков задумался.

– Звучит убедительно. Но производство! Миллиардные серии без конфигуратора! Как?

– Это уже не мой вопрос! – отрезал антиученый.

Васенков выключил реквием и убрал в шкаф недопитую бутылку. В голове у него внезапно зазвучала шестая часть оркестровой сюиты Свиридова аllegro vivace. Время, вперед!

Разработали новый техпроцесс: всю микросборку делали на конфигураторе за исключением устанавливаемой молекулы ДНК. Так написали в документации, хотя вместо «устанавливаемой» про себя Васенков теперь говорил «вживляемой». В новом процессе резко выросли трудоёмкости, и Васенков отправился в проектный отдел:

– Выручай, Арнольдыч. Нужны сборщики и контролёры микросборок, наладчики поточных линий, программисты. В товарных количествах.

– Эко, хватил! Так их уже лет сто как не готовят. Отдельные умельцы вроде тебя ещё умеют, а новое поколение уже нет. Это же надо уметь роботов программировать и поточные линии создавать и отлаживать. С тех пор, как конфигураторы появились, про это у нас уже и забыли. А биотехнологов у нас никогда не было и в штате не предусмотрены. Зачем они на радиопроизводстве? А центр занятости присылает нам только толпы безработных блогеров да майнеров криптовалют.

Васенков озорно подмигнул:

– А знаешь, что по этому поводу говорил Наполеон?

Джон Арнольдович весь превратился в слух и застыл в ожидании откровения. Васенков торжественно возгласил:

– Наполеон написал примерно следующее: «В стране, где горбуны были бы распространены и многочисленны, следовало бы сформировать подразделения горбунов, повышая их самооценку.» [12]

– Где это он написал? – встрепенулся Джон Арнольдович. – Почему не знаю? Я все цитаты Наполеона знаю!

– В заметках к «Соображениям по искусству войны».

Проектный менеджер на всякий случай решил уточнить:

– Сформировать подразделения кого?

– Горбунов.

Джон Арнольдович вновь ненадолго задумался.

– Горбунов, говоришь? То есть, Наполеон говорил? Тогда ладно. Сделаем тебе из майнеров и блогеров лаборантов-биотехнологов, и испытателей, и сборщиков.

Техника теперь вроде бы работала и не подводила. Но перевести дух не давали бесконечные хлопоты. То отдел метрологии потребовал в плановом порядке передать единственные атомные часы с участка контроля на другой проект. То экономический отдел требовал объяснений: чем вызван перерасход средств, и почему трудоемкости вместо одного изделия потрачены на другое…

Пришла беда, откуда не ждали. Военные отказались согласовывать новый техпроцесс с выросшими трудоемкостями. Всплыли вопросы: почему импортозамещение выполняется не изделиями-аналогами? В чем заключается улучшение качества, если нет базового изделия-аналога.? Грозили остановить приёмку. Назревал скандал.

Иван Григорьевич терпеливо объяснял ситуацию, показывал и обосновывал с цифрами и графиками, увещевал, умолял… Потом не выдержал, плюнул и разругался в прах с заказчиком.

Начальник проектного отдела осуждающе покачал головой:

– Эх, Ваня, Ваня… Опять придётся мне теперь из-за тебя играть в шахматы с заказчиком. Господи, как я устал!

К ночи он вернулся расхристанный с галстуком на боку и дышал перегаром.

– Судя по запаху, виски «Путник Иван»? – меланхолично предположил Васенков.

– А что по-твоему, от меня шахматами должно пахнуть? – усмехнулся проектный менеджер и бросил на стол подписанные бумаги:

– На, подавись!

Все вопросы по согласованию технологии были сняты!

Разработка шла своим чередом. Прошли этап предварительных испытаний локатора. Завершали уже этап Галактических испытаний. В рамках этапа опытные образцы локатора были опробованы на Сириусе-15 [13]: успешно обнаруживали дроны моджахедов с Альдебарана и Аль-Каиды на недоступных ранее дальностях. Отдел маркетинга и рекламы поздравлял коллектив предприятия в официальном Телеграм-канале с очередными успехами. Уже готовились к запуску крупной серии. Как вдруг…

Непривычно серьёзный Джон Арнольдович, как вихрь, ворвался в кабинет Васенкова:

– Иван Григорьевич, телеграмма с Сириуса-15. Отказ. Лавинообразный отказ всех опытных образцов! Проверяй свой синхронизатор.

– Не может быть! Всех? Не может быть, – забормотал Васенков и почувствовал струйку холодного пота на спине, – может, диверсия?!

Контрольные образцы на заводе тоже не работали. Значит, это была не диверсия, а принцип!

Васенков расковырял одну из микросборок и проанализировал сигналы. Не работал один из гетеродинов: тот, который стабилизировался молекулой котовой ДНК. Во всех остальных микросборках без исключения был один и тот же дефект. Васенков понял, что пропал сигнал из тонкого мира, тут же схватил коммуникатор и набрал номер своего соседа:

– Сергей, привет! Скажи, пожалуйста, что у тебя с котом случилось?

– А ты уже знаешь? Откуда успел? С крыши подлец навернулся, всё себе внутри отбил. Не выжил…

Теперь всё встало на свои места. Со смертью живого существа его метки – ДНК – отключаются от программного управления из тонкого мира.

Васенков пришел в проектный отдел:

– Арнольдыч, ты свою герань регулярно поливаешь?

Тот вместо ответа вытащил пистолет и окропил землю в горшке и листья цветка.

– Ты давай, Арнольдыч, береги эту герань, размножь, черенки пересади. Она у нас теперь особенная, сверхважная. А я тебе тогда расскажу, почему у нас отказы произошли.

Джон Арнольдович выслушал рассказ молча и в конце спросил:

– Техническое решение у тебя есть?

– Отзываем изделия. Меняем микросхемы. Делаем новые микросхемы на новых ДНК. Отслеживаем функционирование стабилизации в процессе работы. Делаем в них пятикратное или семикратное резервирование. Применяем мажоритарную логику. ДНК берём у каких-нибудь долгоживущих черепах с Галапагосов. Тщательно их кормим и бережём, чтоб они были здоровы. А в зоопарке вешаем таблички: «Эту черепаху опекает завод «Специальные локаторы особого назначения».

– Нет у нас в петербургском зоопарке галапагосских черепах, – заметил проектный менеджер, – с точки зрения маркетинга нашему предприятию лучше взять на содержание слона из нашего зоопарка: будет живая ходячая реклама. И живут слоны по сто двадцать лет! Ты не против?

– Я только «ЗА»! Слон? Пусть будет слон. Слоны – животные полезные!

– Хорошо, Ваня, что сейчас отказ поймали! Потом было бы в тысячу раз хуже. Ругать нас всё равно будут. Но нам с тобой не в первой. А сейчас выпустим новый план мероприятий. Введем корректирующее действие в строгом соответствии с программой обеспечения качества. Всё равно мы молодцы. Знаешь, сколько мы денег сэкономили на замещении импорта?

Новые образцы локаторов прошли все испытания без замечаний и пошла серия. В войсках не могли нарадоваться новой технике.

Васенков заглянул в кабинет к Ковальчуку. Зам по науке снова слушал очередной брифинг Мещерякова: «… за минувшие галактические сутки ударами военно-космических сил Федерации уничтожено: пятнадцать апачей, сорок винищувачей, сорок два перехоплювача…»

– А ты заметил, Иван Григорьевич, насколько больше стали наши сбивать, чем раньше? Мои знакомые можайцы, кто сейчас в войсках, все сверлят дырки под новые ордена и звезды. Всё это инопланетное винище с чачей теперь обнаруживается и уничтожается на дистанциях, не достижимых ранее. Говорят, что это всё благодаря нашим новым локаторам.

– Мне лично что-то никто сверлить дырку под орден не предлагает, – проворчал Васенков.

– Гена, наверное, получит, – улыбнулся Ковальчук, – за нас за всех.

– Наполеон говорил: «Обычно солдаты выигрывают сражения, а генералам достаются почести.» Ни хрена в этом мире с тех пор не поменялось!

– Эх, Ваня, тот же Наполеон говорил: «Выиграл сражение не тот, кто дал хороший совет, а тот, кто взял на себя ответственность за его выполнение и приказал выполнить.»

– А ведь мне, Виктор Сергеевич, определенно полагается своя награда за эту работу! Ты теперь мне должен!

– Что-то я не припомню, что я вам такого должен, Иван Григорьевич?

– Публикацию вы мне должны одобрить. Забыли? Вопросы тонкого мира и теории симуляции теперь у нас ведь стали в компетенции предприятия?

– В компетенции, не спорю.

– Тогда давай мне заключение ПДТК с разрешением на опубликование!

– Ты погоди, Иван Григорьевич, не спеши. Вопросы симуляции, да, не спорю, так получилось, внезапно оказались в компетенции предприятия. И ещё так получилось, что вопросы теории симуляции оказались у нас заложены в принципы функционирования военной и специальной техники. Поэтому всё, касающееся теории симуляции, отныне автоматически приобретает гриф «Сов. Секретно». И, следовательно, твоя статья не может быть опубликована в открытых источниках. И кроме того, особо попрошу тебя впредь все разговоры про теорию симуляции за пределами специально охраняемой территории прекратить!

Поверхность океана покрыта причудливой картиной из пены, мелкой ряби, отдельных стоячих волн и быстро перекатывающихся гигантских валов…

Он видит себя там – где-то в далеком неразличимом пятнышке пены, которое пузырится на безбрежной поверхности. Точнее не видит, но чувствует и понимает, что он там. Хотя на самом-то деле истинный он здесь. Внезапно он не только понимает, но и действительно видит себя взглядом оттуда. Словно заглянул в крошечный осколок зеркала и на миг поймал в нем своё отражение. Это он – тамошний – проснулся во сне и догадался, что спит. Но при этом он – тамошний, даже обо всём догадавшись, всё же не прервал игры. Должно быть, игра у нас получилась интересная. Пусть она продолжается!

1. Рогуля Водрата https://starwars.fandom.com/ru/wiki/Рогуа_Водрата

2. Гипотеза симуляции (или теория симуляции) https://www.simulation–argument.com/simulation.pdf

3. ПДТК – постоянно действующая техническая комиссия по защите государственной тайны http://www.consultant.ru/law/podborki/tehnicheskaya_komissiya_po_zaschite_gosudarstvennoj_tajny/

4. Конфигуратор https://ru.wikipedia.org/wiki/Необходимая_вещь

5. Совместный бизнес https://ru.wikipedia.org/wiki/Призрак_V

6. См. https://cyberleninka.ru/article/n/tsifrovye-antennye-reshetki-dlya-bortovyh-radiolokatsionnyh-sistem

7. См. https://classica-online.ru/catalog/le-bourgeois-gentilhomme-moliere-1-2/

8. См. http://www.chronos.msu.ru/old/RREPORTS/grishaev_etot.pdf

9. НИР – научно-исследовательская работа. В просторечии употребляется в женском роде: «НИРа»

10. РКД – разработка конструкторской документации. Этап опытно-конструкторской работы (ОКР) https://docs.cntd.ru/document/1200115351

11. См. http://polevoy.lit-info.ru/polevoy/dramaturgiya/shekspir/dejstvie-pervoe.htm

12. Dans un pays où les bossus seraient communs et nombreux, il serait convenable de former des compagnies de bossus ; excitant ainsi leur amour-propre, il est probable qu'elles seraient très braves et prodigueraient leur vie”. (Napoléon, Dix-huit notes sur l'Ouvrage intitulé: Considérations sur l'art de la guerre.

13. Сириус-15 см. https://author.today/reader/116520