Исповедь колдуна. Повесть бесплатное чтение

Анна Плекун
Исповедь колдуна. Повесть

Глава 1. Странный попутчик

– Я не колдун, слышишь, я – избранный!

Семён наполнил себе и собеседнику еще по одной стопке.

– За что пьем-то, избранный? – захмелевшему Сашке после рассказа случайного попутчика уже не шли в голову никакие тосты. И водка, горькая, отупляющая, тоже не шла.

Больше всего ему хотелось закончить этот странный разговор, лечь спать, а утром выйти на своей станции и забыть все услышанное, забыть этого чудаковатого мужичка в желтой рубашке с зелеными пальмами и холодным отрешенным взглядом.

– Ну, давай хоть что ли за веру!

Чокнулись, выпили. Противная водка обожгла горло, спустилась ниже, недовольно отозвавшись в желудке болезненным спазмом, отчего Сашка пожалел о выпитой стопке и тут же решил – все, это была последняя.

– Вот я вижу, не веришь ты мне, Сашка, – продолжал Семён, который после приличного количества выпитого был ни в одном глазу.

«Тьфу ты, и впрямь колдун какой-то, – подумал Сашка, – пьет одну за одной, не закусывая, и ничего его не берет!»

– Между тем, Саша, вера – это главное. И самое дорогое, что может быть! Вот Они мне поверили, а я…, – после долгой паузы рассказчик тяжело вздохнул.

Слово «они» Семён произнес, подняв глаза наверх и ткнув указательным пальцем в воздух. Сашка тоже невольно посмотрел на потолок купе, где тускло горела лампочка под прозрачным пластмассовым колпаком, а вокруг нее сонно ползали две мухи.

Ночная исповедь, как и бутылка «Столичной», подходила к концу. Больше всего Сашка боялся, что сейчас Семён, как фокусник, вытащит из рукава еще одну и не даст ему спать до самого утра.

Но Семён, видно, почувствовал настрой собеседника и никаких фокусов проделывать не стал.

– Пойдем, покурим, и спать! – скомандовал он.

Сашка очень обрадовался такому повороту. Он послушно поднялся с полки и, пьяно пошатываясь в такт поезду, последовал за соседом в тамбур.

– Ты, думаешь, они на тебя обиделись? – спросил Сашка, выпуская струю синеватого дыма.

– Девки твои пусть на тебя обижаются, что юбку задрал, а замуж не позвал! – рассердился Семён.

Досадно ему было, что не прочувствовал собеседник его истории. И, вместе с тем, он был очень благодарен Сашке, что выслушал. Один был Семён на целом свете. И тяжело было с таким грузом по земле ходить.

Когда-то была у Семёна полноценная семья. Жена Валентина, двое деток – мальчик и девочка, погодки. Жили в деревне, хорошо жили – работа, дом, скотина, птица, огород. С женой душа в душу, к спиртному прикладывался редко-редко. По праздникам только.

В тот день они всей семьей как раз ехали на праздник – в соседнее село лучшую подружку жены замуж выдавать.

– Чего мы каждый раз к ней ездим? – ворчал тогда Семён, уверенно ведя по трассе свою «семерку», – Она вон уже третий раз замуж выходит, не уживаются с ней мужики. Ведьма она!

– И ничего не ведьма! – заступалась жена за подругу. – Просто мужики малахольные нынче пошли. Им бы штаны на лавке просиживать с утра до вечера, да перегаром ночью дышать в лицо. Ни денег заработать, ни по хозяйству управиться. Как хорошо, что ты у меня не такой!

И Валя ласково прижалась щекой к его плечу. Семёна такой волной тепла обдало, он повернулся и поцеловал светлую Валькину макушку. На одну секунду от дороги отвлекся. И надо же было такому случиться, что в эту самую секунду вылетел им на встречу «Урал». Как из-под земли выскочила махина, которую на большой скорости несло на их полосу, разворачивая боком – видимо, колесо переднее лопнуло. Последнее, что Семён запомнил, как крутанул руль влево, пытаясь уйти от аварии. Потом был удар, звон стекла, слившийся с истошным Валиным криком, и темнота…

А дальше – то ли сон, то ли явь, не понятно… Видит Семён, что стоит он на обочине дороги, странной дороги – не грунтовой и не асфальтовой. Дорога была какая-то гладкая, чуть блестящая. Семён даже сначала подумал, что это река. Осторожно ступил, боясь намочить ботинок. Твёрдо! И пошел по этой дороге, озираясь в разные стороны, начал своих звать:

– Валя! Катенька! Антошка!

И нигде их нет. И машины их разбитой нигде не видно и этого злосчастного «Урала».

– Что за черт! – думает Семён, – Не могло же меня так далеко отбросить от удара. Валя! Катенька! Антошка!

– Мы здесь, Сёмушка! – услышал он знакомый ласковый голос.

– А, где?! – заметался в растерянности Семён. – Валя! Вы где?

– Ну как же, здесь! Тебе навстречу идем! – отозвалась Валя.

Семён крепко зажмурился, через несколько секунд открыл глаза, видит – и правда! Валька, его Валька, и двое его ребятишек идут, за руки держатся все втроем. Целые и невредимые! Но медленно как-то идут, нерешительно, будто держит их что-то, к Семёну не пускает.

Семён, не помня себя от счастья, кинулся им навстречу. Но не тут-то было. Он шаг вперед, а они – не ближе, а дальше становятся! И с каждым шагом все дальше и дальше.

– Валя! Что все это значит?! – не помня себя от страха, завопил Семён.

– Это то значит, Сёмушка, что тебе нельзя пока к нам, – ласково проговорила Валя. – У нас с Катей и Антошей теперь в другом месте дом будет, а ты к нам потом переберешься. Мы как устроимся, я тебе расскажу, как тут и что. Не скучай, родной, и помни – ты ни в чем не виноват!

– Папа, ты ни в чем не виноват! – хором повторили Катя и Антон.

Потом они втроем взяли и исчезли – как и не было.

– Валя! Катенька! Антошка! – надсадно кричал Семён, ничего не понимая. – Вернитесь! Куда вы?! Зачем?!

И снова наступила темнота.

***

– Валя! Катенька! Антошка! – Семён в бессилии опустился на колени возле трех земляных холмиков с тремя крестами.

Он тихо хрипел – в горле комом застряли три родных имени, ни кричать, ни плакать не получалось… Их схоронили, когда он был в больнице – десять дней пролежал без сознания. У Семёна было сильное сотрясение, а тело почти не пострадало – рука была сломана, да пара ушибов.

В доме стояла зловещая тишина. Никто не подготовил его к приезду Семёна. Близких родственников у них с Валей не было – оба детдомовские. Соседи да мужики с работы подсуетились с похоронами. Видимо, они себе в благодарность за это «выписали» всю птицу и скотину у Семёна со двора. А может, думали, что он тоже не выживет – не пропадать же добру…

Семён даже рад был, что никто его не ждал, никто не лез в душу с дурацкими соболезнованиями и сочувствиями.

Все вещи так и лежали на тех местах, как они их оставили, спешно собираясь на эту проклятую свадьбу, пропади она пропадом. Вот Валькины белые босоножки, в которых она на собственной свадьбе была. Каблуки, говорила, высоковаты для нее стали: «Куда я, Сёмушка, в них сейчас? Вот Катюша вырастет, себе заберет…»

Антошкино деревянное ружье на диване. Он так хотел взять его с собой, но в последний момент забыл. Чуть всплакнул по дороге, но быстро успокоился. На письменном столе лежат какие-то Катюшины тетрадки, раскраски, карандаши цветные рядом – и кажется, что вот-вот раздастся ее звонкое: «Пааап! А облачка белые или синие рисовать?»

Семён слабо опустился на кровать, лег на спину, сложил загипсованную руку на груди – да так и пролежал неподвижно с закрытыми глазами до самого вечера.

Открыл глаза, когда сумерки окутали деревню, и за окном уже сложно было что-то разглядеть. В доме было зябко, хоть и лето на дворе. Курить хотелось ужасно. Семён поплелся на кухню, набрал из-под крана воды в электрический чайник, вставил вилку в розетку, щелкнул кнопкой. Чайник поприветствовал хозяина дружеским урчанием.

Рукастый Семён был мужик, полностью дом «упаковал» – и водопровод провел, и туалет устроил, и ванную. У Вали была стиральная машинка-автомат, самая современная электроплита, микроволновка и даже кофемашинка простенькая. Очень уж Валя любила свежего кофе сварить и посидеть в тишине после утренней дойки. Управится Валя, корову на выпас отправит, разольет молоко парное из ведра по стеклянным банкам и, пока все спят, сидит на кухне кофеек смакует.

Чайник выключился. Семён достал из шкафа чашку, положил туда чайный пакетик, налил кипятка. И все это одной рукой. Наливал чай и думал, что даже когда кость срастется и гипс снимут, он будет чувствовать себя калекой. Одноруким и беспомощным. Без Вали, без ребятишек. Без опоры до самого конца жизни.

Глава 2. Незваный гость

Семён сидит за столом и помешивает ложкой остывший чай. Ложка звякает о стенки чашки, часы на стене ритмично отсчитывают секунды. Перевалило за полночь. Нужно что-то делать завтра. Прибраться в доме, убрать вещи Вали и ребятишек. Не совсем убрать, а хотя бы по коробкам да по шкафам, чтобы глазом лишний раз за них не цепляться, душу не травить. Нужно сходить в магазин, взять каких-нибудь продуктов. Нужно зайти в контору, поблагодарить директора и мужиков за то, что похороны организовали. Да и с работой что-то надо было решать – не сидеть же ему дома, так от тоски по своим с ума можно сойти.

– Где бы сигарет взять? – спросил сам у себя Семён.

Ответ тоже сам собой нашелся. Через открытую дверь в комнату с кухни хорошо просматривался книжный стеллаж, а на самой верхней полке отчетливо виднелась бело-синяя пачка…

– Валя! – с нежностью подумал Семён. – Вот никогда прятать не умела.

Валентина всю жизнь сигареты от мужа прятала. Не нравилось ей, что он курит, все настаивала, чтобы бросал. Если оставит Семён пачку без присмотра, так Валя ее сразу куда-нибудь припрячет – то в шкаф, то в комод, то на полку, даже как-то раз в холодильник спрятала, за кастрюлю с супом. А Семён прикидывался, что не замечает ничего – не хотел Валю расстраивать. Просто привык по две пачки сигарет покупать: одну при себе всегда держал, вторую для Вали, чтобы прятала.

Вышел Семён на крыльцо, сел на ступеньку, закурил. Ночь была звездная-звездная, слегка прохладная.

– Привет, сосед! Закурить не будет? – раздался в абсолютной ночной тишине молодой мужской голос.

Семён от неожиданности аж закашлялся – дыхание перехватило, а дым выдохнуть не успел. Ведь только что не было рядом никого.

– Кто здесь?! – Семён вскочил на ноги и, перепрыгнув через ступеньку, оказался на земле. – А ну, выходи!

Не получив ответа, Семён нервным шагом направился в сторону калитки. Не доходя до угла дома, резко остановился, рассчитывая застать незваного гостя врасплох. Но за углом никого не было. Только кот соседский прошмыгнул под ногами и скрылся в кустах.

– Выходи! Все равно придется! – Семён решительно зашагал вокруг дома, и, обогнув свое жилище, замер в оцепенении. На крыльце, где полминуты назад никого не было, стоит парень лет двадцати. Стоит и улыбается во весь рот.

– Чего кричишь, сосед? – вкрадчиво сказал молодой наглец. – Здесь я.

– Кто ты? Что надо?! – Семён старался сделать как можно более грозный вид.

Вдруг на глаза ему попались вилы, лежащие на траве. Не сводя глаз с незнакомца, Семён резко наклонился, здоровой рукой схватил вилы, но выпрямиться не смог – резко закружилась голова. Несостоявшееся оружие упало на землю, а Семён, пытаясь удержать равновесие, беспомощно повалился на колени. Перед глазами замелькали темные пятна, и он подумал, что теряет сознание.

– Ну, что же ты так резко после сотрясения-то? – вполне дружелюбно сказал парень. – Тебе же нельзя.

Сказал и сделал шаг к Семёну, желая помочь ему подняться.

– Не подходи! – от негодования у Семёна вдруг охрип голос. – А то не поздоровится! Убирайся лучше, пока цел!

– Невежлив ты с гостями, Семён Егорыч. А Валентина говорила, ты радушный хозяин, – ухмыльнулся незнакомец.

– Что? Откуда про Валю знаешь? Я в первый раз тебя в нашей деревне вижу!

Услышав про Валю, Семён рассвирепел. Как смеет какой-то малец в такой момент заявляться без спроса, да еще издеваться над его горем. В одну секунду он вскочил на ноги и, с гипсом наперевес, кинулся на парня. Будь что будет! Но парень продолжал невозмутимо стоять на месте и даже не принял никакой защитной позы. Семён сам не понял, как это произошло, но в момент столкновения с наглецом он не почувствовал ничего. Совсем. Вернее, даже самого столкновения не почувствовал. Он как будто пролетел СКВОЗЬ парня…

А дальше как в эпизоде какого-нибудь боевика, когда идет сцена драки – один из противников ловко уворачивается, а второй летит со всей дури на землю. Но в этот момент кадр замедляют, и он летит очень плавно, и на лице его появляются разные гримасы – сначала губы в трубочку и глаза выпучены, потом глаза зажмуриваются и стискиваются зубы, потом рот широко раскрывается в крике, и в конце сцены – встреча с землей как с неизбежностью.

Семён лежал лицом на траве. Самым отвратительным было то, что он упал на больную руку, и, несмотря на гипс, похоже, здорово ее повредил – как бы ни еще один перелом.

Он лежал и думал, что это конец. Что парень, наверняка, сейчас воспользуется ситуацией, добьет его и вынесет из дома все ценное, может, и дом подожжет, чего уж там. И зачем он только выжил в этой аварии…

***

– Семён Егорыч, а ты фантазер! Ну, какой я тебе вор и поджигатель! – парень сидит с ним рядом на траве и посмеивается. – Вроде взрослый умный мужик, а такие глупости городишь.

Семён смутился, подумал, что он после падения свои мысли вслух произнес. Он вообще перестал понимать, что происходит. Но парень, похоже, и впрямь не собирался на него нападать и причинять какой-либо вред.

– Кто ты? – хриплым голосом спросил Семён и закряхтел, пытаясь приподняться.

Не без усилий ему удалось сесть на траву рядом со странным персонажем.

– Сигарету? – незнакомец достал из кармана пачку, заботливо вынув из нее две сигареты. Одну протянул Семёну, другую взял себе. Чиркнул спичкой, дал подкурить сначала Семёну, потом подкурил сам.

– Кстати, возьми, это твое, – протянул он Семёну пачку и коробок.

– Скажи мне, я сошел с ума, да? – устало затягиваясь, произнес Семён.

– В некотором роде, – ответил парень. – Но тебя можно понять, у тебя большое горе.

– И все-таки, кто ты такой и зачем пришел?

– Арсений я. Можно просто Сеня, – простодушно представился странный ночной гость. – Я когда-то жил в доме напротив.

– Но я тебя не помню. Ты, наверное, жил здесь до того, как мы с Валей сюда перебрались. Маленьким уехал отсюда?

– Верно. Я здесь до вас жил… Лет так семьдесят назад.

Последние слова Арсений произнес, пристально глядя Семёну в глаза. Глаза Арсения стали пронзительно синими, они, словно электрический разряд, посылали ему в сознание мысль: «Верь мне!»

Семён молчал в оцепенении. Арсений не стал больше ничего говорить. Он сделал широкий взмах рукой, словно стирая пыль с какого-то огромного экрана. И перед Семёном поплыли кадры черно-белого кино.

Вот их улица, только дома другие. Но он отчетливо видит избушку, что когда-то напротив его дома стояла. Во дворе три солдата с автоматами, приперли к стенке испуганного парня. Кадр меняется. Крупным планом бледное лицо Арсения. Солдаты что-то кричат, Семён слышит, что по-немецки. Арсения резко разворачивают, толкают в спину, чтобы шел в дом. Арсений падает на колени, кричит: «Нет! Нихт! Нихт!»

Но солдаты хватают его и бросают на приоткрытую дверь, парень беспомощно падает внутрь, трое вваливаются за ним. Опять смена кадра. Солдаты выволакивают на улицу женщину, следом – визжащую девчушку лет пяти. На заднем плане кричит и рыдает Арсений. Один из солдат приставил ему к горлу автомат и кричит: «Зеен! Зеен!» – смотри, значит.

А двое других в это время расправлялись с женщиной и девочкой. Потом несколько автоматных очередей, и все закончилось. Экран погас…

Семён не мог произнести ни слова.

– Да, я выдал им мать и сестру… – отрешенно произнес Арсений. – Мне было шестнадцать. Отец на фронте погиб. Знаешь, а меня ведь оставили жить. Не спрашивай, почему. Сам не знаю. Но это с их стороны было жестоко. Оккупация закончилась, война закончилась. Жизнь у людей стала налаживаться. Я ведь еще четыре года проболтался здесь, непонятно, зачем. А что потом? Петля, боль, темнота.

– Почему ты пришел ко мне? – хрипло произнес Семён.

– Спасти твою обездоленную душу. И свою заодно…

– Каким образом?

– Не дать тебе сделать то, что я сделал с собой.

– И все? Зачем тебе моя душа?

– Что я, дьявол что ли? – рассердился Арсений. – Мне она совершенно ни к чему. Своя меня больше волнует.

– А если я жить не хочу? Что мне без них здесь делать? Я же убил их, понимаешь! – Семён тоже начал выходить из себя.

– Кажется, я тебе только что показал, кто такие настоящие убийцы. Повторить кино?

– Скажи, что ты от меня хочешь?

– Хочу, чтобы ты прошел свой путь до конца.

– А тебе это зачем?

– Понимаешь, Семён, у меня с Ними уговор. Я спасаю от гибели одну душу, а Они возвращают мне мою.

– Ну, допустим. Допустим, не стану я ничего с собой делать. Буду жить потихоньку, на работу ходить, горе водкой глушить…

– А вот этого не надо, – Арсений не дал ему договорить. – Ты людям будешь помогать, а они будут к тебе, как мотыльки на свет, слетаться. Тебе откроется такое, что мало кому дано видеть. Ты будешь предвидеть зло и чувствовать черные мысли. Ты сможешь даже лечить болезни, перед которыми бессильны врачи.

– Это что, я колдуном что ли буду? – Семён издал нервный смешок. – Не на того напал ты, Сеня! Я в эти игры не играю. Когда Валя моя начинала про порчи да про сглазы небылицы всякие собирать по деревне, меня аж передергивало всего. Ну как можно во все это верить?

– Валя твоя – чудесная, светлая душа. Ты это и сам знаешь. И всегда верила в добро. А сейчас… очень верит в тебя!

– Врешь! Нет больше моей Валеньки, и в загробную эту вашу жизнь я не верю! – закричал Семён.

– Не горячись, Сёмушка! – Арсений назвал его точь-в-точь, как Валя, и посмотрел ему в глаза таким же синим пронизывающим взглядом, как перед показом ужасного «кино».

Всю злость у Семёна как рукой сняло.

– Никаким колдуном ты не будешь, – продолжал Арсений. – Если хочешь, считай себя, ну, избранным что ли. А я буду тебе помогать.

– И сколько ты собираешься со мной возиться? Я ведь могу еще долго жить.

– Это по вашим меркам долго, а там время совсем по-другому измеряется. Ну, что, по рукам?

– Погоди, а на что я жить-то буду? Мне ж на работу надо ходить. Когда делами-то этими всеми мне заниматься?

– Нет у тебя больше работы – завтра сам узнаешь. А благодарных людей вокруг тебя всегда много будет. Прокормишь ты свою плоть.

На этих словах Семён провалился в глубокий сон.

Глава 3. Пророчество начинает сбываться

Семён проснулся от яркого солнечного света, льющегося в окно. Проснулся в своей кровати, но совершенно не помнил, как туда попал.

– Приснится же такое, – подумал он про себя, – гости с того света, немцы, спасение душ… Это все сотрясение. Говорят, после него и не такое может привидеться.

Слегка покачиваясь, Семён пошел на кухню. Да так и застыл на пороге от удивления. На столе стояла чашка свежесваренного кофе, а рядом на блюдце – бутерброд с колбасой.

Семён протер глаза и еще раз посмотрел на стол. Приготовленный для него завтрак никуда не делся.

– С добрым утром! – раздалось откуда-то с потолка.

Семён от испуга плюхнулся на стул.

– Сеня? Ты?

– Ну, а кто же еще. Давай завтракай скорее, пока кофе не остыл.

– Так ты мне не приснился… – растерянно пробормотал Семён, в глубине души надеясь, что он все еще спит.

– А сам-то как думаешь?

– Я уже ничего не думаю, Сеня. Я думаю, что я сошел с ума.

– Ну, вот опять двадцать пять… Да ты такой же сумасшедший, как я – живой! – расхохотался Арсений.

– А почему я тебя не вижу? Ночью ты и впрямь был как живой. – Семён машинально отхлебнул из чашки.

– Это я специально, чтобы сильно тебя не пугать. Согласись, когда видишь, с кем разговариваешь, услышанное не кажется таким уж странным. Но с сегодняшнего дня привыкай, ты будешь только слышать мой голос. И ни в коем случае никому не показывай, что меня слушаешь. Ты должен все говорить и делать, как будто от себя. У нас с тобой впереди много работы.

Семён поперхнулся кофе.

– Стой! Какой работы? Чертовщиной вашей заниматься? Я на это не подписывался!

– Во-первых, не смей чертыхаться, когда высшие силы с тобой говорят, – рассердился Арсений. – Во-вторых, никакого отношения к магии и колдовству наша работа не имеет. Это провидение, и провидцем будешь ты!

– Высшая сила! – вспылил Семён. – Висельник несчастный ты, а не высшая сила! Нагрешил-то побольше моего!

Стоявшая на столе стеклянная сахарница вдруг резко поднялась в воздух и полетела об стену. Осколки разлетелись в разные стороны, а белые песчинки усеяли пол.

– Они дали мне шанс! – закричал Арсений. – И поэтому я здесь. Так бы ты мне и даром не сдался – слишком много чести!

– Ладно-ладно, извини, Сеня, – Семёну стало неловко за свои слова. – Ну, сам посуди, какой из меня провидец? Я наладчиком работаю на мясокомбинате. В колбасном цехе! Да меня с этим провидением на смех поднимут, скажут, умом тронулся совсем мужик после аварии.

– Так кто тебя заставляет с трибуны-то докладывать о своих способностях, – смягчился Арсений, – Люди постепенно узнавать начнут. Те, кто сомневаться будут, поверят. Смотри, а к тебе пришли!

Семён выглянул в окно. У калитки стояли двое – директор комбината Степан Ильич Поляков и начальник колбасного цеха Миша Егоров. С минуту потоптались и вошли во двор. Семён вышел на крыльцо встречать не самых желанных гостей.

– Аааа, Сёма! Рад видеть тебя, дорогой! – расплылся в неискренней улыбке толстый Поляков и протянул Семёну правую руку.

Семён в знак приветствия едва коснулся ее здоровой левой.

– Здравствуй, Миша! – Семён кивнул начальнику. – Чем обязан?

Семён прекрасно понимал, что руководство пришло явно не для того, чтобы справиться о его здоровье или выразить соболезнования.

– Очень сочувствуем твоей утрате, Сёма. Мы до сих пор поверить не можем! – Поляков играл настолько неестественно, что Семёну захотелось спустить его с крыльца.

– Спасибо, Степан Ильич. И тебе, Миша, спасибо, что помогли с похоронами. Не знаю, как вас и благодарить. – Семёну очень хотелось поскорее закончить этот дурацкий спектакль.

– А вот это, Сёма, совершенно лишнее, да, Миша? – не унимался Поляков.

– Угу, – согласно мыкнул Миша.

Миша хорошо относился к Семёну, и ему очень не хотелось сообщать сейчас своему лучшему работнику, что его на предприятии больше не ждут.

Пока Семён был в больнице, ему нашли замену. Это оказалось нетрудно, с работой в их районе всегда было туго, и даже на место талантливого технаря Семёна работника нашли почти сразу.

А Поляков был очень рад, что появился повод избавиться от Семёна, он ему давно мешал. Чем мог быть неугоден рядовой сотрудник руководителю большого предприятия? Тем, что никогда не молчал, если видел какую-то несправедливость. А такого на их производстве хватало. По бумагам, должны были закупить в цех новое оборудование – импортное, с кучей автоматики и электроники. А купили какую-то ерунду, непонятно чьего производства. Она ломается через раз, и весь конвейер встает. Ясно, что денежная разница между техникой «на бумаге» и той, которая была «на деле», шла в карманы Полякову и его приближенным.

Весь комбинат шепотом возмущался, а Семён громко. Даже работников цеха подбивал устроить что-то вроде забастовки – просто остановить производство и требовать, чтобы начальство оборудование заменило на то, которое полагалось. Но никто Семёна не поддержал, все боялись работу потерять.

Были и другие случаи, когда Семён выражал недовольства. То смен рабочих добавят в месяце, а зарплату добавить забудут. То на демонстрацию очередную всех погонят в город, идти флагами махать в колонне, а транспорт выделить забудут. Добирайтесь, как хотите, хоть под дождем, хоть в потемках. А кто не придет, о премии в этом месяце пусть и не мечтает.

– Сёмушка, ну зачем тебе это надо? – причитала Валя. – Уволят же, что ты делать будешь?

Семён только вздыхал. Не прожить им было только огородом да скотиной, он это прекрасно понимал.

– Слушай, Сеня, тут такое дело… – Поляков начал заготовленную заранее речь. Говорил долго. И складно. Что-то про оптимизацию производства – мол, в цехе их скоро сплошь одна автоматика будет стоять, там другого профиля специалист понадобится, аж с высшим инженерным.

«Ага-ага, знаем мы вашу автоматику», – думал про себя Семён.

Миша ничего не говорил, только молча кивал. Когда Поляков закончил, Семён, к его удивлению, не сказал ни слова. После неловкой паузы только произнес:

– Я должен что-то подписать?

– Да-да, сейчас! – засуетился Поляков. – Миша, где бумаги?

Миша достал из папки бумажку, на которой уже было написано заявление об уходе по собственному желанию от имени Семёна. Следом выудил ручку, и, подложив под бумажку папку, протянул Семёну.

– Хм, – только и произнес Семён. Кое-как царапнул по месту для подписи левой рукой.

– Ну, и чудненько, Сёма, – заворковал довольный Поляков. – Ты не думай обо мне плохо, я про расчет твой не забыл. Вот.

И протянул Семёну белый конверт.

Семён хотел было швырнуть конверт в толстую рожу Полякова, как вдруг зазвенел у него в ушах голос Арсения: «Не надо!» И вся его злость резко улетучилась.

– Ну, давай, Сёма, выздоравливай! – Полякову уже не терпелось поскорее уехать.

– Пока, Семён, – коротко бросил Миша.

Потом они вдвоем вышли за калитку, где их уже ждала служебная «Нива» Полякова. Семён услышал, как включилось зажигание, и машина увезла его начальников прочь. А Семён остался стоять на крыльце наедине со своей обидой.

Глава 4. Нинка

Семён сидел на кухне перед нетронутым бутербродом.

– Стало быть, я теперь еще и безработный, – сказал он то ли сам себе, то ли Арсению.

– Не велика потеря. Радоваться надо, что не придется больше ходить в этот рассадник, – ответил Арсений.

Да Семён и сам это прекрасно понимал. Просто очень уж резко у него почва ушла из-под ног.

– Слушай, Сеня, а откуда в доме хлеб и колбаса? – вдруг спросил Семён. – Шаром покати ведь было.

–А, ерунда! – Семён почувствовал, что Арсений заулыбался. – У Нинки, которая через два дома живет, взял. Не обеднеет, и уж точно не похудеет. Пойдем, кстати, наведаемся к ней.

– Еще чего! На кой она мне сдалась?

– Ну, вообще-то она у тебя корову увела. На следующий день после того, как твоих схоронили. Слух-то по деревне уже прошел, что ты живой и домой вернулся. А она скотину возвращать не собирается. Нехорошо…

– Да зачем мне сейчас одному корова? Понимаю, когда семья. А так… Сено заготавливать, доить ее, мороки столько.

– Да не в корове дело, Семён. И забирать ее необязательно вовсе. У Нинки мальчишка подрастает, есть кому молочко парное пить.

– Ну и пусть корова у нее остается. Бог с ней, с коровой. Зачем ты тогда к ней идти предлагаешь? Не пойму.

– Для начала напомнить, что чужое брать непорядочно. Ну, и помочь Нинке надо. Оступилась Нинка сильно, вот-вот дел натворит.

– Чего у нее?

– Плод скинуть собирается. Нагуляла ребенка с Витькой-плотником. Ну, у которого бригада в вашей школе крышу перестилала.

– Делаааа…, – только и протянул Семён. – Нинка же в школе трудовичкой работает. Девчонок учит шить да вязать. А Колька, муж ее, у нас на комбинате цехом заморозки заправляет. Ну, он мужик вспыльчивый. Как бы не прибил Нинку.

– Не прибьет, – уверенно сказал Арсений. – Он о связи Нинкиной знает. И ничего не говорит ей. А знаешь почему?

– Ну?

– Потому что сам хорош. Сколько девчонок ваших комбинатских оприходовал…

– И что теперь будет с ними, Сень?

– С кем, с девчонками?

– Да ну тебя, шутник. Ну, с Нинкой, да с Колькой?

– Если Нинка дров наломает, все очень плохо кончится. Не расплатится она за свой грех при жизни. А если ребенка оставит, все наладится у них. Колька малышку примет, как свою, гулять перестанет.

– Так и перестанет?

– Ну да. Девочка непростая родится, с больным сердцем. Очень настрадаются Колька с Нинкой, по докторам набегаются. Но это их сблизит. Времени на глупости всякие не останется. А девочка болячку свою перерастет, выучится, врачом станет. Хорошим врачом. Много жизней спасет. И родителям помогать будет, они как у Христа за пазухой всю старость проживут.

– Сень, ты – сказочник! Так не бывает!

– Еще как бывает. У Нинки завтра в восемь утра в больнице назначено. Ну, процедура эта. У нас мало времени!

– Да как я это ей все скажу? Это ж их женское все-таки.

– А ты не говори все. Скажи, чтоб ребенка сохранила, Колька простит ее и примет. Она ж сейчас больше всего боится, что он ее убьет, если узнает. Ей и самой тошно на преступление идти.

– Ну, пошли, – сказал Семён. – Если мне Нинка не поверит и пошлет, куда подальше, у меня хотя бы будет оправдание, что я от горя сбрендил…

***

Нинка возилась с бельем во дворе. Увидев Семёна, она заметно смутилась и даже выронила из рук полотенце, которое собиралась повесить на веревку.

– Здравствуй, Семён! А ты за коровой, да? Только она сейчас на выпасе, к вечеру, как придет, я тебе сразу приведу! А я еще Кольке говорила: «Некрасиво-то как получилось, была семья, и нет семьи. А мы тут еще вроде как чужое без спроса…» – Нинка все тараторила и тараторила, не давая Семёну и слова сказать.

– Привет, Нина. Можно войти? – вкрадчиво спросил Семён, когда Нинка на секунду замолчала, чтобы набрать новую порцию воздуха.

– Да, конечно, извини, что сразу не пригласила, – Нинка суетливо отворила калитку, пропуская Семёна во двор. – Ты проходи, садись на лавку, в тенек садись, тебе нельзя, наверное, на солнце-то.

– Ты за меня не беспокойся, Нина. И за корову не беспокойся, я не за ней пришел. – Семён присел на лавку, положив ногу на ногу и пристроив загипсованную руку на колене.

Предстоящий разговор очень волновал Семёна. Впервые в жизни ему приходилось лезть в чужое и глубоко личное дело. Да кто он такой? Избранный? Все это напоминало бред умалишенного.

– Нин, ты садись, разговор есть, – начал Семён.

Нинка села рядом, натягивая на полные колени короткий домашний халат.

– Корову можете себе оставить. У вас мальчишка… и скоро еще девочка будет, – глядя в округлившиеся Нинкины глаза добавил Семён.

– Ты о чем, Семён? – Нинка покраснела и заметно разволновалась. – Откуда вообще? Что за чушь?

– Это не чушь, Нина. Я точно знаю, что не чушь. И ты знаешь.

– Что, Зойка-медсестра проболталась? Последняя сплетница, всем, поди, уже растрепала.

Нинка громко разрыдалась, закрыв лицо руками.

– Нина, никто мне ничего не говорил. Ты не плачь, тебе нервничать нельзя.

Нинка громко высморкалась в так и не повешенное сушиться полотенце.

– С Николаем поговори сегодня же. Он простит тебе и Витьку, и все остальное. И ты его прости. И завтра никуда не ходи, не бери грех на душу. – Семён сам удивлялся тому, как уверенно звучал его голос. Ему даже показалось, что и голос-то был не его.

Нинка от удивления перестала плакать. Она смотрела на Семёна во все глаза.

– Нина, я, правда, ни с кем не говорил. Можешь не переживать, это останется между нами.

Поднимаясь со скамейки, Семён добавил: «Иди домой, у тебя борщ на плите давно закипел. Переваришь».

Когда калитка за Семёном закрылась, Нинка еще с минуту в оцепенении сидела на скамейке. Потом побежала в дом. На кухне она выглянула в окно и смотрела до тех пор, пока Семён с согнутой в локте рукой не скрылся из вида.

Нинка молча перекрестилась и выключила плиту, на которой булькал давно сварившийся борщ.

Когда на следующее утро Семён вышел на крыльцо, он увидел на ступеньке трехлитровую банку свежего молока, а под ней лежала записка:

«Спасибо тебе, Семён! С Николаем поговорили. Все хорошо. Я про тебя тоже никому не скажу. С благодарностью, Нина».

Глава 5. Тома

– Как же, не скажет она, – посмеивался Арсений, когда Семён сидел на кухне, попивая парное молоко.

– А чего рассказывать-то, – сказал Семён, отхлебнув из кружки. – Больно ей самой охота про свою историю трепаться. Про такое вообще-то не говорят всем подряд.

– А то ты женщин не знаешь, – усмехнулся его наивности Арсений.

– Спорить не буду, уж ты-то знаешь побольше моего, – хмыкнул в ответ Семён.

– Ну, наконец-то, доходить начало.

– А если серьезно?

– А я и так серьезно. Готовься встречать гостей.

– Кого еще нелегкая сюда принесет? Не хочу я никого видеть!

– Кого тебе видеть и с кем говорить не надо, я тебе скажу, можешь на меня положиться.

– А этих, как ты говоришь «гостей», прямо надо что ли?

– Очень. Не из праздного любопытства придут. А за помощью.

– Кто придет-то хоть? И с чем?

– Томку, Нинкину сестру сводную знаешь?

– Поживешь десять лет в этой деревне, тоже всех знать будешь. Можно сразу к делу?

Семёну хотелось поскорее покончить с предстоящим благим делом и погрузиться в свои скорбные мысли. В конце концов, имеет он право побыть одному и погоревать о своей потере?

– Успеешь еще погоревать, – ответил на его мысль Арсений. – А сейчас действовать надо.

– А ты всегда мои мысли без спроса читать будешь? – начинал сердиться Семён.

– А мне твоего разрешения и не требуется, – ухмыльнулся Арсений. – Ну, так вот, про Томку. Мучается она, неделю по ночам не спит. Дед ее покойный к ней приходит.

– Ну и что мы тут сделаем? На это церковь есть. Пусть вон свечки ставит, молитву читает за упокой.

– Церковь – дело хорошее, но не все так просто, Семён. Так просто он не успокоится. Сильно душа его встревожена, оттого и ходит к Томке каждую ночь. Достучаться только до нее не может никак.

– Что сделать-то надо?

– Надо передать ей, что он хочет, и чтобы сделала, как он велит. Если послушает, дед сразу и успокоится.

– И что ему от нее надо?

– Он не хочет, чтобы она продавала дом.

– Ему-то что?

– А то, что это его дом и его земля. На ней и родители его когда-то жили.

– Подумаешь, фамильное поместье… А Томке еще жить. Она молодая, вон замуж недавно вышла. Вроде неплохой парень, городской. А молодым расширяться надо, продадут дом, себе в городе что-нибудь купят. Томка-то давно из деревни уехать мечтает.

– Этого неплохого как раз в шею гнать надо. Он и на Томке-то женился, потому что на дом ее позарился. Запудрил голову девке. А сам, как деньги получит, так и исчезнет с ними. И останется Томка без дома и без денег.

– Нет, ну как же, дом-то Томкин, в наследство от деда ей достался, еще до замужества.

– Ясно, что Томкин. Вот она добровольно его продать и собирается. Договор заключит с покупателями, все по уму. А этот мерзавец деньги себе заберет. Ни в одном суде Томка не докажет потом, что ее обманули.

– Ну, на муженька-то сможет потом заявление накатать, мол, присвоил деньги общие, все дела. Неужели так и оставят это?

– Оставят – не оставят, только сколько времени утечет, а где Томка жить-то будет? Ее ж новые хозяева сразу на улицу выставят. А самое страшное в этой истории знаешь, что?

– Что? – все больше не по себе становилось Семёну.

– А то, на что он деньги собирается пустить. Собирается купить большую партию всяких порошков, уехать в соседнюю область и там продавать. У него уже и с продавцом договорено в городе, и покупатели есть.

– Каких порошков? – не понял Семён, – стиральных что ли?

– Ну, ты что такой наивный! Наркобизнесом он заниматься хочет. И сам уже давненько дурью этой балуется. А Томка от любви своей вообще ничего не замечает.

– И что будет, если я Томке все это расскажу? Разве она мне поверит?

– Ну, она сама к тебе за помощью обратится. Она же понимает, что дед к ней не просто так приходит каждый день. Значит, что-то сильно его тревожит. И ее тоже, только она не понимает, что. Вот ты ей и расскажешь. Сегодня вечером к ним покупатели придут дом смотреть. Она к этому времени уже должна знать, что делать.

***

Не прошло и часа, как на пороге появились Нинка и Томка.

Нинку было прямо не узнать – взгляд загадочный, глаза блестят, на щеках румянец. Видно было, что она всей душой наслаждается своим положением.

А вот у Томки вид был потерянный, измученный. Под глазами лежали темные круги, которые особенно выделялись на болезненно бледном лице.

– Здравствуй, Семён! А мы вот решили зайти, тебя проведать! – с порога защебетала Нинка. – Вот гостинцев принесли немного.

И Нинка стала из сумки выкладывать на стол продукты: пакет домашних яиц, сало, завернутое в несколько слоев бумаги, банку варенья, круглую буханку свежего хлеба.

– Еще тепленький! Только из печи, сама пекла!

Воздух на кухне и впрямь наполнил аромат свежей выпечки.

– Спасибо, девчонки! – Семён немного смутился от такого внимания. – Но вы же не просто так пришли. Наверное, дело какое-то есть?

Нинка взяла Семёна под здоровую руку и отвела на несколько шагов в сторону и зашептала ему в самое ухо:

– Семён, ты уж меня прости, обещала я никому не рассказывать про тебя. Но вчера вечером Томка пришла – сама не своя, ты же сам видишь. Можешь ее посмотреть, или как там у вас, у экстрасенсов, правильно?

– Я с Тамарой поговорю, Нина. Только тебя попрошу – или в комнате подожди, или к себе иди. Мне с Томой без свидетелей пообщаться надо. Если захочет, она сама тебе расскажет. А не захочет – в душу к ней не лезь. Поняла?

– Поняла, Семён, поняла! – послушно закивала Нинка. – Ну, ребята, вы тут разговаривайте, Томочка, ты приходи потом ко мне, если что.

Подмигнула Томке, махнула рукой Семёну и скрылась за дверью, унося за порог свой драгоценный живот и безмерное женское любопытство.

– Садись, Тома, разговор долгим будет. – Семён указал измученной Томке на стул. – Чая хочешь?

– Ничего не хочу, Семён! – еле слышно промолвила Томка. – Спать хочу, а не получается. И сердце что-то не на месте…

– И дед Степан каждую ночь приходит, что-то сказать пытается, да?

– Верно… – Томка, до этого безразлично смотревшая в пол, подняла на Семёна уставшие глаза. Семёну показалось, что в них на секунду промелькнул огонек надежды.

– Подумай, Тома, что его так может беспокоить?

– Ну, он очень привязан был к своему дому. Может, тоскует он по нему на том свете?

– Про дом ты верно заметила. Ты же его продавать собираешься?

Томка заерзала на стуле, вытирая вспотевшие ладони об юбку.

– Ну, а что в этом такого, Семён? Я в город хочу. У меня муж городской. Вот продадим дом, к нему переедем, потом купим жилье попросторнее, деток родим. Вот сегодня к нам покупатели должны приехать, дом смотреть.

– Значит, так, Нина. – Семён опять почувствовал, что его голос стал сильным и необычайно уверенным. – Дом тебе продавать нельзя!

– Как нельзя? У нас с Алексеем планы, мы к осени хотели уже в город перебираться.

– Другие у твоего Алексея планы! И нет там ни тебя, ни деток, ни честного заработка! – Семён, сам того не замечая, начал повышать голос.

Томка очень возмутилась – ее затрясло, на глазах выступили слезы, а губы задрожали, как она ни пыталась сжать их посильнее.

– Что ты такое говоришь?! – закричала она. – Мой Алексей самый лучший! Видно, Нинка все придумала про тебя. Нет у тебя никаких способностей. У самого жизнь не удалась, а сейчас завидуешь чужому счастью!

Томка было рванулась со стула, чтобы убежать, но Семён крепко схватил ее за руку.

– А ну, сидеть! – голос Семёна провалился куда-то внутрь и зловеще заклокотал.

Томка не посмела больше шевельнуться. Она во все глаза смотрела на Семёна, и ей казалось, что перед ней вовсе не Семён. Он будто сверлил ее взглядом, доставая до самого нутра. От этого взгляда у нее начало жечь в груди и закружилась голова.

– Алексей твой ни дня не работал…

Семён перешел почти на шепот, но от этого Томке стало еще страшнее. Казалось, что это неведомая змея шипит внутри Семёна человеческим голосом. И если Томка хоть разок шевельнется, изо рта Семёна покажется жало и убьет ее своим ядом.

– Ни дня не работал, а деньги из матери пожилой тянул. Тебе говорит, что на работу в город ездит, а сам по кабакам шляется, дурь всякую принимает. Деньги у него откуда? Так он этой дурью еще и приторговывает. Представляешь? Малолеткам возле школ не гнушается продавать. Год с человеком прожила и не замечала ничего? Любовь у тебя? Так вот, из-за этой любви потеряешь ты все. Исчезнет твой Алексей с твоими деньгами, купит на них много-много дури и заживет припеваючи на чужом горе.

Семён замолчал. Томка тоже молчала. Только часы на стене, невольные свидетели разговора, продолжали спокойно тикать.

– И еще, Тома, – Семён заговорил своим обычным голосом, – синяки на плечах заживут, а на душе могут и навсегда остаться. Какая может быть любовь, если он бьет тебя?

Томка вышла из оцепенения.

– Так бывает, Семён, – еле слышно произнесла она. – Судьба у меня такая, видать. Отец с Нинкиной матерью когда сошелся, совсем я никому не нужна стала. Только дед Степан один меня и любил. Ладно, хоть с Нинкой потом сдружились и сейчас дружим. Но дружба – это не то. Любви хочется и тепла. Вот и придумала себе любовь.

– Степан и сейчас тебя очень любит и не хочет, чтобы ты дел натворила. Поэтому и приходит к тебе каждый день.

– Что же мне делать, Семён? Сегодня люди приедут дом смотреть. Но похоже, что Алексей уже все за меня решил. – Томка «трезвела» на глазах.

– Люди сегодня еще никакого решения не примут, а вот завтра надумают и дадут согласие. Тебе надо действовать. Сейчас.

– Господи, да что я сейчас могу сделать, Семён?

– Запомнить номер машины, на которой эти «покупатели» к вам приедут.

– А чем это поможет?

– Когда они назад в город соберутся, Алексей с ними попросится, якобы на работу. У него уже встреча в городе назначена, где ему должны передать очередную партию… ну, веществ этих, на продажу. В восемь вечера. Прямо сейчас от меня беги к участковому, все ему расскажи, как есть. Скажешь, что разговор мужа подслушала, что давно подозревала, про меня – ни слова. А потом, как покупатели с Алексеем уедут, сразу участковому дай знать, какой номер у машины. Там дальше уже все само устроится.

– Слушай, ну участковый-то наш тут причем? Этим же специальные службы занимаются.

– У него как раз в такой службе старый приятель работает, примет твоего Алексея в лучшем виде.

– Семён, откуда ты все это знаешь?

– Знаю, Тома. И я очень тебя прошу – действуй. И как можно скорее.

Томка кивнула, и, ничего не сказав, выбежала из дома. Она чуть не сбила с ног Нинку, которая все это время провела на крыльце, прижимаясь ухом к двери.

***

– Слушай, сколько в нашей деревне живу, никогда бы не подумал, что такие дела у нас могут твориться, – сказал Семён, отломив себе краюху Нинкиного хлеба, и кое-как отрезав левой рукой кусок сала.

– И не такое бывает, – ответил Арсений.

– Томке же больше ничего не угрожает? Вдруг Алексей этот вернется. За нее, конечно, есть кому заступиться, но мало ли…

– Не вернется. Ему такой срок дадут, что дорогу за это время сюда забудет. Да и Томке недолго одной быть – через годик увидишь.

– Хороший хоть парень на этот раз попадется?

– Много будешь знать, скоро состаришься.

Глава 6. Гриша

Томка обещание сдержала – участковому о разговоре с Семёном ничего не сказала. Но для нее это вовсе не означало, что внезапно открывшиеся способности Семёна должны оставаться в тайне. Помог же он Нинке и ей, Томке, еще как помог. Поэтому когда Томка увидела, как сосед Гриша, молодой еще мужчина – едва за сорок – ковыляет по улице с палочкой, у нее не было сомнений, кто Грише сможет помочь.

– А я говорю тебе, Сеня, я не костоправ, и не этот аппарат, как его? Рентген! На то врачи есть и больницы, чтобы диагнозы ставить и лечить.

Семён уже по традиции затеял кухонный спор с Арсением, когда тот объявил о скором появлении очередного «пациента».

– Не помогут Грише ни доктора, ни лекарства, ни травки, – категорично заключил Арсений. – Болезнь у него не физическая. Сам-то как думаешь, отчего у молодого мужика нога стала отниматься? Не ударялся, не падал, не дрался, не пьет почти.

– Ну, откуда же мне знать! Сглазили его что ли? Тьфу! Вот пообщаешься с тобой, начнешь верить во что ни попадя.

– У вас это, может, и называется сглазом. А вот то, что человек может болеть и страдать из-за чьего-то дурного отношения, зависти, ненависти – это факт. Веришь ты в это или нет.

– Можно подумать, мне никто плохого не желал никогда. Вон все руководство на комбинате меня ненавидело. И ничего – не ослеп, не оглох, руки-ноги на месте. Хотя… После всего, что со мной случилось, я бы предпочел что-то из этого.

– Что случилось, то случилось, Семён. Да и не больно ты им мешал. Они просто ждали удобного случая, чтобы от тебя избавиться. И, как ты знаешь, им это удалось.

– Да уж. Ну, а что с Григорием-то стряслось? Кому он так насолил?

– Да старухе одной.

– Ну, хорошо хоть тут без любовей несчастных. Я было начал думать, что он девчонку какую-нибудь поматросил и бросил, и она ему теперь мстит.

– На такую девчонку еще нарваться надо, чтобы она так могла мстить.

– Так, ладно, что со старухой-то этой?

– Обиделась очень.

– И что прям так обиделась, что у парня нога отсыхать начала? Она что, ведьма?

– Вот заладил – колдуны, сглазы, ведьмы! Правда, бабуленция-то и впрямь непростая. Есть у нее сила, только она о ней не знает. Главное, сама с Темными сговорилась по молодости, к счастью, ума пользоваться не хватило. Скольким бы уже навредить успела.

– Это как так сговорилась?

– Ребенок у нее заболел сильно, когда маленький был. Ну, и она, как большинство матерей в такой ситуации, убивалась. Доктора ничем помочь не могли, да и не было медицины тогда такой, как сейчас. Вот она от отчаяния возьми да скажи: «Душу свою продать готова, лишь бы сыночек поправился!»

– Да мало ли кто и чего в сердцах сказать может…

– Любой может, только не ко всем Темные цепляются. А вот она им приглянулась.

– Ребенок-то выжил?

– А как же, выжил. Вырос детиной здоровенным, за всю жизнь и простуды не подхватил. Только не своим путем он пошел. Потому что не должен был здесь, на земле, оставаться. Ему уйти тогда полагалось, младенцем. А тут Темные вмешались.

– И что же с ним стало?

– Не с ним стало, а он стал. Насильником и убийцей. Четырех девчонок на тот свет отправил. Сидит сейчас пожизненно.

– Так это тот самый? О котором лет пять назад столько разговоров было?

– Ну, да, в соседнем селе это все произошло.

– А Гриша тут причем? За что на него старуха так осерчала?

– Да, собственно, не при чем. Вернее, плохого он ей ничего не сделал.

– Тогда вообще ничего не понимаю…

– Понимаешь, Семён, так бывает. Когда человек свою беду принять не может, он не может спокойно смотреть, если у других все хорошо.

– Ну, ты же говорил, что обиделась на него старуха. Значит, за что-то…

– Да. Обиделась. Но не за какой-то поступок, а просто. За то, что Гриша ее сыну ровесник, что добрый он и порядочный, отец хороший. Он ведь в том селе часто по делам бывает, мясо на продажу возит. С детками, бывало, приезжал. А старший у него ну очень на ее сына в детстве похож – такой же светловолосый, веснушчатый. Увидела она их как-то возле магазина, ну и стала подкарауливать. Как ни приедет Гриша, один или с детьми, или только со старшим, она – тут как тут.

– Так чего хотела-то?

– Как чего? Навредить. Темные-то ей тоже покоя не давали. В очередной раз, когда приехал Гриша с мальчишками, она им навстречу чуть ли не бегом. И конфетки ребятишкам давай совать. Только Гриша не позволил им взять. И правильно сделал. Ничего в том угощении, кроме злых пожеланий и обиды ее на весь мир, не было.

– И тогда она Григорию и пожелала всего того, что с ним сейчас происходит…

– Верно, Семён. Пожелала, чтобы ноги отсохли, ну и еще чего похуже.

Семён был в замешательстве. Ладно, с подсказки Арсения людей предупреждать об опасности или от поступков глупых уберегать. Но тут-то дело было посерьезнее. Человек, считай, погибал.

– Сеня, ну, и что я должен сделать? Ты мне предлагаешь с этими Темными сражаться?

– Нет. Ты просто снимешь с Гриши эту напасть и вернешь бабуле ее подарочек. Вернее, он сам к хозяйке вернется.

***

Григорий сидел у Семёна на кухне, как на приеме у врача. У очередного врача, который ничем не мог ему помочь, а только выписывал все новые мази и таблетки, они стоили баснословных денег, но совершенно не помогали.

Взгляд у Григория был потухший. Видно было, что ему очень больно. Старухины «пожелания» отчаянно работали над тем, чтобы погубить молодого, полного сил мужчину.

– Гриша, ты понимаешь, что с тобой происходит? – спросил Семён, левой рукой наливая кипяток в кружку.

Григорий равнодушно наблюдал за тем, как вода в кружке, смешиваясь с заваркой, становилась чаем.

– Понимал бы, не пришел к тебе, Семён. – Его голос был таким же тусклым, как и взгляд. – На мне порча, да?

– Я не знаю, как это называется, а в порчу я не верю. – Семён расположился на табурете напротив и пристально смотрел на «пациента». – Только дело не в ноге.

– А в чем?

– В том, что кто-то очень пожелал тебе этого.

– Ты догадываешься, кто?

– Я не догадываюсь, Гриша, я знаю. Я могу тебе помочь, но и ты тоже помоги мне, ладно?

– Что я должен сделать?

– Сиди и не шевелись. Постарайся расслабиться, забудь про боль, как будто ее нет. Закрой глаза и дыши спокойно. Только, пожалуйста, постарайся не думать о боли, ладно?

Семён уже начинал привыкать, что каждый раз его голос становился, как не его. Сейчас, в отличие от предыдущих «сеансов», он говорил очень тихо и вкрадчиво. Наверное, это помогало, потому что Григорий и вправду успокоился, дыхание его стало ровное, как будто бы он спал.

Семён почувствовал, что его левая рука стала очень сильной – от кончиков пальцев до самого плеча. Он ощущал каждый мускул, при этом даже малейшего напряжения он не испытывал – была только невероятная, совсем не физическая, сила и при этом легкость.

– Не открывай глаза, – глухим шепотом произнес Семён.

Его ладонь нагрелась и, словно магнит, потянулась к Гришиному лицу, замерла в паре сантиметров ото лба. Пальцы еле заметно зашевелились, как антенны, пытаясь уловить невидимый сигнал. Ладонь несколько раз качнулась вправо и влево и непроизвольно стала опускаться ниже, по сантиметру «обследуя» Григория. Оказавшись на уровне бедра больной ноги, рука Семёна остановилась и вдруг стала такой горячей, как будто он держал ее над зажжённой свечкой.

– Ну, давай же, иди сюда, – шептал Семён то ли вслух, то ли про себя.

Его рука безошибочно определила не только пораженный болью участок, там отчетливо ощущалось что-то инородное – то, чего там быть не должно, то, что мешало и день за днем убивало. Несколько секунд ожесточенного противостояния – и Семён почувствовал в своей ладони какой-то странный сгусток, не поддающийся распознаванию наощупь. Что-то мягкое и достаточно плотное – вроде теста, которое Валя ставила на пироги, но при этом невесомое и очень горячее. Семёну казалось, что он схватился за раскаленную кочергу.

– Не отпускай! Еще немного! – пульсировал в голове голос Арсения.

Семён стиснул зубы, по лицу его бежали струйки пота, сердце колотилось, как бешенное, и он еще сильнее сжал руку в кулак.

– Сёмушка, отпусти, мне больно! – вдруг раздался родной голосок.

Голосок был такой жалобный, в нем было столько страдания, что Семён на долю секунды растерялся и едва не разжал руку.

– Не отпускай! Это не Валя! – пронзительно крикнул Арсений.

Этот крик привел Семёна в чувство, и он сдавил неведомую субстанцию еще сильнее, уже не обращая внимания на невыносимый жар. Пот с него катился градом, а в груди грохотали барабанные ритмы странного обряда, который подбирался к своей кульминации.

Еще несколько секунд и весь дом – а может, все это происходило только у Семёна в голове – сотрясся от истошного старушечьего вопля. Вещество в его раскаленной руке стало резко уменьшаться, оно все таяло, пока не исчезло совсем.

Семёну было душно, он пытался вдыхать поглубже, чтобы унять сердцебиение и успокоиться самому. Когда ему удалось, наконец, справиться с дыханием, он обратился к Григорию, который, казалось, все это время проспал:

– Григорий, глаза пока не открывай. Слушай, что я скажу. Сейчас, как выйдешь от меня, отправляйся прямиком домой, по дороге ни с кем не разговаривай и дома тоже. Сразу ложись спать, ты очень слаб сейчас. Кивни, если понял!

Григорий послушно кивнул.

– Открывай глаза. Не делай резких движений.

Семён подал Григорию его тросточку, проводил до калитки. Там его дожидались жена и старший сын.

– Не разговаривайте с ним, дома сразу спать уложите, – бросил им Семён и, шатаясь, пошел обратно к себе.

А они взяли Григория под руки с двух сторон и, не спеша, повели домой. Григорий был очень слаб, а его родные сильно взволнованы – поэтому никто из них не заметил, что он больше не хромает, а тросточка выпала где-то по дороге.

Глава 7. Карьеристка

После того, как Григория увели домой, Семён упал на кровать и забылся глубоким тяжелым сном. Он проспал почти сутки, открыв глаза только к вечеру следующего дня.

Еще несколько минут он просидел в постели, пытаясь понять, приснилось ли ему все это или вправду было. Но когда он прошел на кухню и увидел на столе что-то вроде продуктового прилавка, сомнений не осталось: и Григорий здесь был, и обряд он проводил, и, похоже, Григорию это помогло.

На столе чего только не было: и свежие ощипанные куры, и спелые овощи только что с грядки, и клубники красной – ягодка к ягодке – целое ведерко, литровая банка домашней сметаны, отдельный пакет с разными крупами. Еще на столе стояла красивая коробка с золотистой надписью, а в ней бутылка коньяка. Наверное, дорогого, по крайней мере, Семён такого в жизни не пробовал.

А под коробкой виднелся белый конверт. Семён раскрыл его и увидел несколько крупных купюр.

– Хм, ничего себе, – сказал он вслух. – Можно ли мне принимать-то такие подарочки?

– Когда люди сами несут, благодарят, то можно, – уже привычно раздался с потолка голос Арсения. – Благодарность от чистого сердца почему бы и не принять? Тебе вон и мыться, и бриться надо, одежку свежую прикупить не помешает, за воду-электричество тоже надо платить.

– А то я сам не знаю! – Семён закинул в рот крупную ягоду клубники, – А может, у вас там это возбраняется.

– Возбраняется, когда провидцы цену выставлять начинают за свою помощь, вроде прейскуранта за услуги. Они дар получили, чтобы помогать тем, кто в них нуждается, а они им торговать начинают. Им такого права никто не давал.

– И что с такими бывает?

– В лучшем случае, исчезает провидение, и становятся они обычными людьми.

– А в худшем?

– Все зависит от того, как они дальше себя поведут. Многие ведь продолжают практиковать, уже не имея способностей – дорога-то к ним проторена, люди идут и платят. Ладно, если пустой совет получат или обряд бессмысленный с ними проведут. А вот если пообещают исцеление человеку, которому помощь медицинская срочно нужна, он поверит и не пойдет к врачу, а потом возьмет и умрет? На чьей совести это будет? А у таких шарлатанов нередко свое маленькое кладбище появляется. Смотри мне!

– Да понял-понял. Что ты со мной, как с маленьким. Мне давно уже ничего не надо. Какой смысл-то в этих деньгах, если не на кого тратить, если в душе пустота? Я своих каждый день вспоминаю, увидеть бы хоть на минуточку. Да я бы все к их ногам. А бывало, ворчал на Валентину, когда она детям какую-нибудь ерунду очередную покупала… Вот дурак.

– Деньги меняют людей, Семён. Большие деньги могут испортить. Боль твоя со временем утихнет, а тебе еще жить. Берегись соблазнов, их много будет.

– Что-то ты, Арсений, сегодня в нравоучения ударился.

– Я обязан тебя предупредить.

– Ну, считай, предупредил. Мы сегодня кого-то ждем? Или выходной?

– Размечтался. И так проспал целые сутки.

– Проспать-то проспал, а сил что-то не прибавилось.

– Это с непривычки. Поначалу очень много энергии уходит в таких случаях, со временем научишься экономить. А сегодня работы немного будет, сейчас придет одна фифа, тебе надо будет просто ее восвояси отправить. Ну, отчитаешь еще как следует на дорожку, чтобы глупостями всякими не занималась.

– Что за фифа?

– Да какая-то Нинкина дальняя родственница, из города едет к тебе специально.

– А, опять Нинка постаралась…

– Да не особо постаралась. Она Нинке позвонила и спросила, нет ли у вас в деревне какой-нибудь бабки-ворожеи. Ну, Нинка ей и посоветовала тебя. – На последних словах Арсений не выдержал и расхохотался.

Семён тоже хмыкнул слегка.

– Дай-ка угадаю. Мужика приворожить хочет? Безответная любовь?

– Узко мыслишь. Она хочет начальницей большой стать. Карьеристка, как сейчас говорят.

– А зачем ей бабка для этого, ну, я то есть? На нынешнего начальника порчу навести, а самой его место занять, когда он… того?

– Не совсем. Она хочет приворожить его к своей коллеге, которая на работе ей главная конкурентка. Она-то к нему давно не ровно дышит. А он – семьянин порядочный. На сторону не посмотрел ни разу за двадцать лет брака. Вот и решила наша сегодняшняя «героиня» сопернице своей таким образом помочь, чтобы в итоге от обоих сразу избавиться и должность получить.

– Понял. Репутационного скандала хочет добиться, значит. Будет ей скандал. Спидометр зашкалит – с такой скоростью полетит отсюда.

– А вот и она. Ну, встречай гостью дорогую, – хихикнул Арсений.

У калитки затормозила дорогая иномарка. Остановилась у дома Семёна и стоит, но никто из нее не выходит. Через минуту машина пронзительно посигналила. Да так, что местные собаки из разных концов деревни с перепугу подняли лай.

– Вот, мымра, ждет сидит, чтобы ее встречать вышли, – выругался Семён. – Чтобы еще дверцу открыли и ручку подали. Ну, дождется она у меня.

Раздался еще один сигнал – громкий, долгий, секунд на пять.

– Ну, это уж слишком, – разозлился Семён. И уверенно вышел во двор.

Подошел к забору, облокотился на него, подперев подбородок здоровой рукой, и смотрит на незваную гостью через стекло. А за рулем сидит холеная тетка лет пятидесяти, блондинка крашеная, волосок к волоску, губы надутые, как у русалки из мультика, которая пела: «Оставайся, мальчик с нами, будешь нашим королем». Опустила стекло, заглушила мотор, смотрит на Семёна надменным взглядом и молчит.

– Вы ко мне? – прервал молчание хозяин дома.

Семён старался сделать вид как можно более безразличный, хотя внутри у него все клокотало от негодования.

– Так это вы – Семён? – вальяжно спросила тетка, даже не поздоровавшись.

– Ну, даже если и я, то что?

– Вас должны были предупредить о моем визите, – тетка явно не ожидала такой реакции от мужика, который, по ее мнению, совершенно не тянул на ясновидящего.

– Вы на королеву английскую не похожи, чтоб визиты совершать, – Семён пошел в наступление.

Услышав это, тетка переменилась в лице – если сначала оно было просто надменным, то теперь его еще и перекосило от злости. Губы-подушки затряслись мелкой дрожью. А густо накрашенные ресницы захлопали часто-часто.

«Прямо как курица крыльями замахала», – хмыкнул про себя Семён.

– У меня к вам дело, которое не терпит отлагательств, вы должны меня принять! – приказным тоном заявила тетка.

– Что и кому я должен, я решаю сам. И сегодня я не принимаю.

Тетка закатила глаза.

– А я вам еще раз повторяю: у меня дело, которое не терпит отлагательств. Я вам заплачу. Много.

– Дело у тебя?!

Семён вдруг опять зашипел тем страшным голосом, от которого Томку в прошлый раз оторопь взяла.

– Знаю я твое дело! Двоим людям жизнь испортить хочешь, чтобы по службе продвинуться!

Тетка не на шутку испугалась. Она поняла, что лучше ей не связываться с этим ненормальным, и начала нервно дергать ключ зажигания. На удивление, ее новая машина, которая работала, как часы, не заводилась!

– Стой и слушай меня! – шипел Семён. – Ты знаешь, что человека нельзя против воли заставить кого-то полюбить? Можно только привязать. А во что это выльется, ты знаешь? Семья его разрушится, жена с больным сердцем не выдержит. Ты готова на себя это взять? Побудешь начальницей лет десять, накупишь квартир, акций и прочей мишуры. А потом обраточка прилетит – сляжешь ты и будешь лежать, и уйдут все твои денежки на лечение да на сиделок, ведь даже дети родные к тебе не подойдут. Да-да, двоих детин вырастила, выучила, женила, а что толку? Не любят они тебя, потому что ты никого на этом свете не любишь.

Тетка становилась все бледнее. Это было заметно даже в вечерних сумерках.

– И вообще займитесь-ка лучше своим здоровьем, – спокойным голосом проговорил Семён после недолгой паузы. – Поджелудочную проверьте первым делом. Чем раньше, тем лучше. А теперь езжайте, темнеет, вам еще в город возвращаться.

Тетка послушно повернула ключ, машина непринужденно завелась, и ее хозяйка, не сказав ни слова, укатила прочь.

Глава 8. Другая сторона

Дни пролетали один за другим. Почти каждый день приходили к Семёну за помощью. В родной деревне не осталось человека, который не знал бы о его способностях. Подтягивались «клиенты» и из соседних сел, стало много приезжать городских. А узнали в городе о Семёне, как ни странно, благодаря заносчивой особе, которой Семён дал от ворот поворот.

Сначала Оксана, так ее звали, очень рассердилась на Семёна и даже решила ему отомстить – всю дорогу до города прикидывала, какую пакость можно ему устроить. Обзванивала приятельниц из администрации, выясняла, можно ли будет чего-нибудь «накопать» на хамовитого деревенщину – неуплаченные штрафы и налоги, долги за воду и электричество, незаконное строительство дома, наконец. Но Семён, к великому сожалению Оксаны, оказался абсолютно чист.

– Ну, ничего, я тебе этого все равно так не оставлю. Ты еще пожалеешь! – повторяла она, со злостью вонзая длинные ногти в кожаную обивку руля.

Она уже въезжала в город, когда почувствовала слабую боль вверху живота. Сначала не обращала внимания, списывая неприятные ощущения на усталость и стресс. Но боль не унималась и с каждой минутой становилась все сильнее.

– Алло, Ольга Сергеевна! У меня адски болит в правом подреберье, – не останавливая машину, Оксана звонила своему врачу. – Мне нужно обследовать поджелудочную, срочно. Нужно начать прямо сегодня. Я еду в больницу, пусть мне подготовят отдельную палату.

Уже много лет она не жалела денег на частного терапевта, которая, благодаря своим связям и щедрым гонорарам Оксаны, могла устроить для любимой пациентки настоящий медицинский рай в любое время дня и ночи – без записей, очередей и походов по кабинетам. В том, что сейчас у нее болит именно поджелудочная, Оксана, почему-то, не сомневалась.

***

Спустя где-то пару недель после этого случая Семёну сняли гипс. Он возвращался домой из поликлиники и застал у себя во дворе Нинку.

– Привет, Семён, а я пришла, постучалась, никто не открывает. Решила подождать. Ну, как рука? – затараторила Нинка в своей манере.

– Срослась правильно, – сухо ответил Семён. – Ты по делу?

– Да! Тебе тут велели передать, вот! – Нинка достала из сумки и протянула ему белый конверт.

– Что это? От кого? – спросил Семён, заглядывая в конверт. Там лежала внушительная стопка новеньких купюр самого крупного достоинства.

– Это от Оксаны. Ну, моей родственницы из города. Велела передать тебе в знак благодарности, сказала, что ты ей очень помог.

– Не бери! – раздался в голове у Семёна голос Арсения.

– Нина, я не могу принять эти деньги. Я не помог твоей родственнице в ее деле.

– Ну, как же? Она вон сейчас лечение проходит. У нее ведь рак нашли. Но сказали, что стадия ранняя, вовремя обнаружили, поэтому вылечат быстро. Она говорила, что это ты ей подсказал про рак.

– Я ей про другое подсказал, Нина. Она не за этим ко мне приезжала. Ты же сама знаешь, что ей нужно было, а я таким не занимаюсь. Передай ей назад эти деньги. Или себе оставь, как уж совесть позволит. Мне они ни к чему.

– Дурак ты, Семён! Выгоды своей не понимаешь. У нее знаешь, какие связи! Она тебе столько богатеньких клиентов обеспечит, горя знать не будешь.

– Что такое горе, я прекрасно знаю, Нина. И его деньгами не окупишь. А за свою работу я цену не назначаю. И толстосумов городских обслуживать по прейскуранту не собираюсь. – Семён не на шутку рассердился.

– Ну, и сиди дальше в своей норе, лечи болячки да советы раздавай за еду! – бросила обиженно Нинка, сунула конверт обратно в сумку и, толкнув калитку тяжелым бедром, отправилась к себе.

– Нет, ну ты слышал это? – возмущался Семён, нервно прохаживаясь по кухне из угла в угол.

– А что тебя так удивляет? – спокойно ответил Арсений. – Богатая тетка, считающая себя хозяйкой жизни, увидела в твоем лице очередной инструмент для достижения своих целей.

– Не понимаю, – развел руками Семён, – Я же сказал ей, чтобы проверилась, и на орган больной указал. Она послушала. Вроде как помог, значит. Но благодарность ее какая-то неискренняя была, хотя и было за что благодарить.

– А и понимать здесь нечего. Живот у нее и без тебя бы заболел. С ее возможностями она бы и сама это дело под контроль взяла. И не в знак благодарности вовсе она тебе эти деньжищи передала. Для нее это просто повод был, так сказать, возможность тебя прикормить.

– Что я ей, собака что ли! – негодовал Семён.

– Ну, такие вообще мало кого за людей считают. А то, что она так ничего и не поняла, – это факт. Про ворожбу в служебных целях она, конечно, думать больше не будет. Но теперь будет спать и видеть, чтобы заполучить тебя в консультанты.

– В кого? – Семён сел на табурет, обхватив руками голову.

– Ну, как в кого? В того, кто будет ей нашептывать, что на переговорах лучше сказать, что у конкурентов на уме, кто какие махинации продумывает, кто кого заказал, наконец.

– Господи, все это какой-то бред!

– Бред – не бред, а уже не один, кто на твоем месте бывал, на такое повелся.

– Ну, предположим, я бы согласился. А как бы я консультировал-то, если все предвидения у меня по твоей наводке происходят. Сам-то я ничего не могу. А ты в таком точно участвовать не стал бы никогда.

– Конечно, не стал бы. Но ты ошибаешься, что без меня ничего не можешь, Семён. Так было поначалу, но теперь ты очень многое умеешь сам, просто не замечаешь. Это я для тебя сейчас вроде консультанта – могу подсказать, кто придет и с чем. Кого принимать, а кого отправить восвояси. Но запретить тебе видеть и чувствовать людей я не могу. А дальше уже на твоей совести будет.

– Значит, говоришь, не отстанет от меня Оксана эта?

– Ну, у нее сейчас забот хватает со здоровьем. Потом о себе напомнит. А из ближайшего ее окружения люди скоро начнут подтягиваться к тебе. Кто-то за реальной помощью, кто-то из корыстных интересов, как она. Будь осторожнее с ними…

***

Арсений, как всегда, оказался прав. Да и кто бы сомневался. Через несколько дней появился у Семёна на пороге мужчина. В пиджаке и при галстуке. Неопределенного возраста. Можно было и сорок дать, а можно и под шестьдесят. Тоже приехал на дорогой машине, с водителем.

– Вячеслав Анатольевич, – представился он с порога. – Семён Егорович, мне Оксана Геннадьевна вас рекомендовала как опытного специалиста.

Семёну аж не по себе стало от такого обращения. «Как они друг с другом так общаются! Лизоблюдство сплошное, в глаза улыбаются, а за глаза ненавидят…»

– Не торопись с выводами, он – человек неплохой, – отозвался на его мысли Арсений. – Сам же видишь. Да и вопрос у него не праздный.

Семён тоже чувствовал, что Вячеслав – человек безобидный, хоть и чересчур деловой.

– Можно просто Семён, – сухо поприветствовал он гостя. – Если не против, можно просто Вячеслав?

– Да, конечно, Семён, – Вячеслав слегка улыбнулся. – Рад знакомству.

– Проходите, садитесь, – Семён указал Вячеславу на табурет.

Тот послушно сел, откинув назад полу пиджака.

– Семён, вы же знаете, что меня привело?

Вячеслав все же не до конца доверял Семёну. Он считал, что вот так сходу рассказать о своей ситуации – значит, дать возможность додумать, докрутить ее с помощью той же психологии. А он не за советом психолога пришел, а за стопроцентным результатом.

– Давайте только без проверок, Вячеслав, – ухмыльнулся Семён. – В фирме вашей скоро проверка большая будет. Лучше к ней подготовьтесь.

Вячеслав постарался не подать виду, что он впечатлен, хотя так оно и было.

– Ну, предположим, что будет, – не сдавался Вячеслав. – Но вы же наверняка знаете, что с работой мое дело не связано?

– Как же не связано? А то, что у жены вашей доля немалая в вашем бизнесе, разве роли не играет? Вы же хотите развестись с ней, верно?

С Вячеслава все недоверие слетело махом.

– Верно. Но я не собираюсь лишать ее законной доли.

– Это вы правильно. Зря что ли вы с ней вместе все это начинали? Когда из еды на весь день было одно яйцо да четверть пачки макарон. Помните, как она их сначала варила, а потом на сковородке с яйцом поджаривала, и вы с ней вдвоем с этой сковородки ели? Вкусно же было.

– Очень… – вздохнул Вячеслав.

– Если вы пришли ко мне за ответом – разводиться или не разводиться с женой, то я вас разочарую. Если бы на самом деле хотели, уже давно бы развелись. В таком деле советчики не нужны. Тем более, провидцы.

– Я уже не знаю, чего я хочу, – в растерянности произнес Вячеслав. – Я еще не старый, мне пятидесяти нет. Дети выросли, бизнес в гору пошел. Свободы какой-то захотелось что ли.

– Угу, для себя пожить, как сейчас говорят, – кивнул Семён.

Семён понимал, что заговаривает Вячеславу зубы. Больше всего ему сейчас хотелось, чтобы этот уставший, но не испорченный деньгами и властью человек сел в свою шикарную машину и уехал в свой двухэтажный особняк в престижном городском районе.

Семён отчетливо увидел, что жить ему оставалось чуть больше месяца. Красный свет, которым тревожно пульсировал участок рубашки в районе груди, говорил о том, что случай безнадежный. Даже если Вячеслав прямо сегодня ляжет в больницу под круглосуточное наблюдение лучших врачей, неизбежное произойдет. Потому что его сердце должно будет остановиться в назначенный день.

– Коньяка хотите? – неожиданно предложил Семён. – Вы же не за рулем.

Вячеслав хоть и удивился такому предложению, но согласно кивнул. Тогда Семён достал из шкафчика ту самую коробку, подаренную Григорием. «Вот и повод открыть подвернулся», – с грустью сказал он про себя.

Семён наполнил две рюмки.

– Знаю, что матушка ваша покойная в последнее время частенько вам снится. Говорит, чтоб вы с Натальей не разводились.

Вячеслав снова кивнул. Семён просто читал его, как открытую книгу.

– Она Наташку очень любила, прям не типичная свекровь была, – Вячеслав опрокинул рюмку, не поморщившись.

– И вас тоже. Она и сейчас знает, как вам будет лучше, – Семён пригубил немного из своей рюмки. – Вы же пришли за тем, чтобы я подтвердил вам, что она права.

– Не только. Она еще каждый раз спрашивает, собрал ли я чемодан… Вы же это тоже видите, Семён? – Вячеслав пристально посмотрел на собеседника.

Семён прекрасно понимал, что от главного вопроса, за ответом на который и пришел этот человек, ему не отвертеться.

– Скажите мне, пожалуйста, правду. Я скоро умру? – Вячеслав смотрел Семёну в глаза, словно пытаясь найти в них подсказку, малюсенькую зацепку.

– Вячеслав, могу сказать одно – такому человеку, как вы, несолидно верить сновидениям. Вы переработали, устали. И сейчас самым лучшим для вас будет ничего не менять в своей жизни – не разводиться, не жениться, не начинать новых дел. Все должно идти своим чередом.

– Наверное, вы правы, Семён. Спасибо за разговор и за коньяк. Сколько я вам должен? – Вячеслав полез во внутренний карман пиджака за бумажником.

– Коньяк для гостей бесплатный, и разговоры тоже, – категорично ответил Семён. – Не надо, это лишнее.

– Ну, как знаете. Еще раз спасибо. Рад был пообщаться. – Вячеслав убрал бумажник обратно в карман.

На прощанье он пожал Семёну руку, вышел на улицу, сел на заднее сиденье своего просторного автомобиля и уехал, так и не получив ответа на свой главный вопрос. Но при всем при этом на душе у Вячеслава было спокойно и легко.

В ту ночь Семён долго не мог заснуть. Он думал о своем последнем посетителе и о том, как все-таки несправедлива бывает жизнь.

– Вот почему так? – спрашивал Семён у своего невидимого собеседника, – Живет себе человек, никому плохого не делает, бьется-бьется, как рыба об лед, ночами не спит, стремится к чему-то. И так годами. И вот только все налаживается, как бац! И все!

– Это не закономерность, Семён. Просто так бывает, – в своей манере отвечал Арсений.

– Да уж, бывает, – сказал Семён и тяжело вздохнул. – А зачем тогда я нужен и другие такие же? Ведь помочь-то все равно ничем не можем.

– Вы помогаете тем, кому можно помочь. А бывают случаи, когда помочь нельзя.

– Может, я должен был ему сказать?

– Нет, ты правильно поступил, что не сказал. Ты представляешь, как бы он жил весь этот месяц, как мучился бы? А человек в отчаянии способен на глупости.

– А неведение – это разве не глупость?

– Неведение не может быть глупым или умным. Это просто состояние такое. И не самое плохое. Особенно в его случае. Он много чего хорошего за этот месяц сделает. С женой сблизится снова, теплоты душевной получит сполна. Благотворительностью займется – большие средства на полезные дела пустит.

– Да, видел. Нескольких деток больных на ноги поставят благодаря его деньгам. Хорошее дело.

– Ну, вот. И делать он это все будет от чистого сердца. А скажи ты ему правду, это все превратилось бы в фарс – если и делал бы, то из чувства долга, чтобы откупиться. А это сильно удешевляет любую добродетель.

– Сеня? – после продолжительной паузы спросил Семён.

– А?

– А ты знаешь, когда я… Ну, того? – спросил Семён, запнувшись.

– И ты туда же! Ладно, обычный человек сон увидит нехороший и метаться начинает, но ты-то чего? Живи, сколько отпущено, миссию свою ты знаешь, с пути не собьешься.

– А если собьюсь?

– У тебя выбор будет всегда. Выбирай правильно, да и все. Вот как сегодня.

– А если не всегда понятно, как правильно?

– Когда непонятно, ты просто спрашивай сам у себя: может ли кому-то навредить твой выбор, может ли случиться непоправимое?

– Как на словах-то красиво, складно все, но нам, смертным, все равно до конца не понять.

– Ты уже все понимаешь. Давай-ка уже засыпай. Завтра будет трудный день.

– Да, надо бы, – сказал Семён, зевая и переворачиваясь на другой бок. – Спокойной ночи!

Глава 9. Возвращение Полякова

Проснулся Семён от громкого стука в дверь. Несколько секунд не мог понять, что происходит – то ли снится ему этот звук, то ли вправду кто-то барабанит.

– Кого это в такую рань принесло… – проворчал Семён, натягивая штаны и футболку.

На пороге стоял Степан Ильич Поляков, его бывший директор. Запыхавшийся, раскрасневшийся, будто стометровку пробежал.

– Степан Ильич? – У Семёна весь сон как рукой сняло.

– Здравствуй, Сёма! Извини, что так рано! Но мне срочно нужно было к тебе попасть. Можно войти? – на одном дыхании выпалил Поляков.

– Да, заходите, – сказал Семён, провожая неожиданного тучного гостя на кухню. – Кофе?

– Благодарствую, Сёма. Не откажусь. – Поляков грузно опустился на табурет, который угрожающе под ним заскрипел.

– А вы чего так запыхались? Не на машине сегодня? – спросил Семён, насыпая в кофеварку молотый порошок и наливая в нее воды на две чашки.

– Да Юрия отправил жену в город отвезти. В парикмахерскую там, на маникюр. Она ж у меня красавица, за собой следит. Дорого все это, правда, – поморщился Поляков, – Но, хочешь жить с молодой женой, изволь раскошеливаться.

Супруга Полякова, Людмила, была лет на двадцать его моложе и являлась его третьей официальной женой. С каждым новым браком возраст избранниц Полякова все уменьшался. На комбинате даже шутили, что его очередная пассия еще не родилась.

– Чем обязан, Степан Ильич? – Семён поставил перед бывшим начальником чашку горячего ароматного напитка.

– Понимаешь, Сёма, я по очень деликатному вопросу, – негромко сказал Поляков, прихлебывая из чашки мясистыми губами. Толстые, как сосиски с его комбината, пальцы нервно постукивали по столу.

– Слушаю вас. – Семён попивал свой кофе, уже зная, с чем к нему пожаловали.

– Понимаешь, – еще тише, почти шепотом, заговорил Поляков, как будто кто-то мог их услышать, – у меня с Людмилой сегодня не получилось… Ну, это самое. Как у мужчины.

– Ну, бывает такое, Степан Ильич. Что же вы сразу подвох какой-то ищете? А если что-то беспокоит, на то врачи есть. Не очень понимаю, чем я здесь могу вам помочь.

– Да ясно, что бывает. Что ты меня жизни учишь? – пробурчал недовольный Поляков. – И от врачей тех я уже лет десять не вылезаю.

– Тогда подавно не понимаю. – Семён искусно прикидывался.

– А Людмиле от этого ни горячо, ни холодно. И это уже не в первый раз. У меня такое чувство, – Поляков наклонился к самому уху Семёна, – что она где-то на стороне удовольствие получает.

– И вы хотите через меня узнать…

– Есть ли у нее кто-нибудь! – Поляков побагровел от злости, но старался говорить тише.

– Степан Ильич, это несерьезно с вашей стороны. Неужели у вас нет возможностей проследить за женой? Человек вы не бедный, наймите детектива что ли. В городе их, наверное, полно.

– Послушай, Сёма, – все больше злился Поляков. – Я, конечно, понимаю, что ты на меня в обиде за то, что уволил. Но я к тебе не как бывший начальник пришел, а как человек, у которого проблема!

– Да не в обиде я на вас. Вы же все-таки директор, вправе увольнять, кого захотите. – Семёна начинало веселить происходящее. – Только решение вашей проблемы не требует никакого провидения. Просто немного усилий с вашей стороны…

– Так, ладно, я вижу, что толку с тебя – как с козла молока. – Поляков понял, что ответа на волнующий вопрос от Семёна он не добьется. – Но скажи мне хотя бы – я здоров? Ну, и там, и вообще? А то я докторам этим не очень верю, им-то выгодно, чтоб я к ним почаще ходил, больше денег выкачать смогут.

«И ты вспомнил, что у тебя диагност бесплатный есть, которого ты без работы оставил после того, как он всю семью похоронил, – подумал Семён. – Хитро придумал».

– Степан Ильич, можете мне поверить – и там, – Семён сделал нарочитую паузу, – и во всех других местах у вас полный порядок!

И в этом Семён не лукавил. Недуги, даже находящиеся в самом зачатке, он научился распознавать по едва уловимой вибрации, которая шла от больного органа. Что удивительно, Поляков, несмотря на тучность, был совершенно здоров.

– Да? – с недоверием посмотрел на Семёна Поляков. – Ну, хоть это хорошо. Ладно, Сёма, пора мне. Спасибо за кофе.

Другой благодарности ожидать от него и не стоило. Поляков, кряхтя, поднялся со стула, пожал Семёну руку своей взмокшей от волнения пятерней и колобком выкатился на улицу.

***

– Удовольствие его Людка получает, – ехидничал Семён, заваривая себе еще кофе. – Конечно, получает, вот прямо сейчас с Юрием, водителем, и получает. Не доехав до парикмахерской до своей.

– Нашел, с какой бедой сюда идти, – посмеивался Арсений. – А вообще, заслужил он это все. Жил всю жизнь ради желудка да другого места еще. Ну, поумнее будет, выведет жену на чистую воду. Глядишь, и жизнь свою переосмыслит, к людям получше относиться начнет.

– Думается мне, Поляков не последний у нас сегодня, – проговорил Семён, закуривая сигарету. – Предчувствие у меня какое-то странное, как будто от этого человека что-то зависеть будет в моей жизни. Понять не могу только, хорошо это или плохо.

– Каждый новый человек для тебя сейчас – это урок. Никто не появляется здесь просто так. А советов моих ты уже наслушался на год вперед. Слушай себя.

Ближе к вечеру появился у Семёна гость. Видно, тоже из числа Оксаниных знакомцев – на дорогом авто, при пиджаке и при власти. Не успела затормозить у калитки его машина, как Семён почувствовал неладное. Как будто надвигалось на него что-то мощное, угрожающее, как цунами. А дом Семёна был вроде хижины на берегу океана, по которой вот-вот ударит страшной волной, да так, что и следа не останется.

Глава 10. Страшное открытие

В дом вошли двое. Два пиджака, как про себя окрестил их Семён.

«Ого, клиент с охраной пожаловал, – подумал он. – Надеюсь, пытать не собираются».

– Стас, – коротко представился один из гостей. Поприветствовать хозяина в его собственном доме для него, видимо, было ненужной формальностью. Достаточно было протянутой для рукопожатия руки.

Когда Семён взглянул на эту руку, его обдало холодом. По ладони посетителя растеклось что-то красное, как будто он только что окунул руку в банку с красной краской или сильно поранился…

Семён несколько раз моргнул, и видение исчезло – рука Стаса снова стала самой обычной, но Семён пожал ее с чувством неприязни и даже какого-то отвращения.

– Проходите, – взглядом указал он «пиджакам» в сторону кухни. – Кофе?

– Нет, спасибо, – хмыкнул Стас, усаживаясь на предложенный табурет. Его молчаливый широкоплечий секьюрити расположился на соседнем.

Семёна раздосадовал отказ, потому что после этого рукопожатия ему ужасно захотелось вымыть руки, а приготовление кофе было отличным поводом это сделать.

– Если вы не против, я тогда себе сделаю, – не растерялся Семён. – День сегодня трудный выдался. Вы ведь не очень спешите?

– Ну, что вы? – расплылся в мерзкой улыбке Стас. – Ваша работа, наверное, отнимает много сил, а мы очень уважаем труд во благо клиентов, и особенно, если при этом ценят их время. Да, Виталик?

Стас ткнул в бок своего невозмутимого охранника, который, как по сигналу, понятному только ему одному, громко загоготал.

– Насчет сил – это когда как, – ответил Семён, тщательно намыливая руки над раковиной.

На несколько минут, пока Семён возился с кофе, воцарилось неловкое молчание. Но Семёну очень не хотелось его прерывать своим привычным вопросом.

– Чем обязан? – спросил он, наконец, садясь за стол с дымящейся чашкой.

– Понимаете ли, Семён, мне вас рекомендовали как специалиста с некими способностями.

Стас начал издалека, но сразу дал понять – дело у него настолько серьезное, что человек с «простыми» способностями, вроде юриста или врача, с ним точно не справится.

– Я не знаю, про какие именно мои способности вам рассказывали, – ответил Семён. – Но, думаю, лучше нам перейти сразу к делу.

– Отчего ж, давайте перейдем, – ухмыльнулся Стас, вытащил из внутреннего кармана пиджака фотографию и положил ее на стол перед Семёном.

На снимке был изображен молодой худощавый мужчина в плавках. По его левую руку раскинулось спокойное синее море, по правую – ряд лежаков с зонтиками, а за ними, чуть поодаль, виднелись купола отеля. Но несмотря на столь теплую атмосферу на фото, Семён почувствовал, что от изображения мужчины тянет холодом. Смертельным холодом. Человека на снимке явно уже не было в живых.

– Семён, это очень дорогой для меня человек, почти что брат, – с притворным драматизмом произнес Стас. – Мне очень нужно знать, что с ним случилось.

Семён пришел в замешательство. С одной стороны, он прекрасно понимал, что его в очередной раз проверяют, и он к этому привык. С другой, он чувствовал, что озвучивать информацию сейчас нужно крайне осторожно. А что-то не нужно говорить вовсе.

– Стас, я думаю, вы знаете, что этот человек мертв. – Семён пристально посмотрел на клиента.

– Верно, – после недолгой паузы ответил Стас, напустив на себя столько грусти, на сколько был способен. – А вы можете рассказать мне, при каких обстоятельствах это случилось? Для меня, правда, это очень важно!

– Вы же располагаете данными следствия. Не думаю, что я скажу вам что-то новое… – Семён начинал тянуть время.

– А вы лучше меня знаете, что нашему следствию лишь бы поскорее дело замять. Разве не так? – Стас начал давить. – Я хочу выяснить обстоятельства гибели моего близкого друга, чтобы тот, кто это сделал, получил по заслугам.

– Что ж, хорошо, – пробормотал Семён, вглядываясь в фото. – Я опишу все, что увижу. Фотография очень удачная, хочу вам сказать. Сделана незадолго до гибели этого парня, можно сказать, предсмертная.

– Да, его нашли мертвым в отеле на следующее утро, – кивнул Стас.

– Это случилось где-то месяца три назад, в конце мая – начале июня, – продолжал Семён, медленно водя ладонью над фотографией. – Женат не был, возможно, был разведен, в общем, женщины рядом нет.

– Верно, он один поехал отдыхать, а за полгода до этого развелся, – подтвердил Стас.

Семён понимал, что сейчас ему необходимо поводить клиента за нос, описать максимум деталей и подробностей этой трагедии, не озвучивая при этом главного. Он сразу «считал» связь между Стасом и человеком на снимке, но никак не мог взять в толк, зачем Стас пришел к нему с этим. Ведь это он, сам лично, заказал убийство своего приятеля, и кровь на его руках Семёну не просто так привиделась.

«Зачем ему это, зачем ему это…», – бормотал про себя Семён, перебирая в голове всевозможные варианты.

– Ну, как зачем? – зашептал ему в ухо Арсений. – В угол загнать тебя хочет, чтобы ты сказал ему, как все было.

– Это я тоже понимаю, – мысленно ответил Семён. – Неужели он не боится, что я заявлю, куда следует?

– Сёма, там, где следует, уже давно все схвачено и улажено. И алиби у него железное, сам же видишь. Никто тебе не поверит.

– Вижу. Но тогда…

– Если ты сейчас ему все скажешь, как есть, он начнет тебе угрожать расправой, раз ты теперь слишком много знаешь.

– И в обмен на мою никчемную жизнь я буду вынужден его консультировать по всем его гнилым делишкам, – догадался Семён.

– Правильно, – шептал Арсений. – Хозяин жизни, тоже мне. Ну, что, разыграем спектакль?

– Я попробую, – Семён еле заметно кивнул и закрыл глаза.

– Что же вы молчите? – нетерпеливо спросил Стас. – Продолжайте, я жду.

– Не торопите меня, – с важным видом произнес Семён, не открывая глаз и продолжая водить рукой над фото, хотя в этом и не было необходимости. – Я могу сбиться с нужной волны.

Стас заметно нервничал, но послушно замолчал.

– Он пришел на вечеринку в бар, – заговорил Семён, выдержав паузу. – Много пил крепких напитков. Забыться хотел.

– А дальше что? – Стаса нервировала такая медлительность.

– Рядом с ним за барную стойку подсаживается человек, что-то говорит ему, он кивает, – продолжал Семён.

– Что за человек? Мужик, баба? Лица не видите?

– Вы слишком многого от меня хотите, – с как можно более невозмутимым видом проговорил Семён. Я вижу только образы, и то довольно размытые.

– Продолжайте, – командным тоном сказал Стас.

– Они по очереди выходят на улицу, чтобы не вызвать подозрений, – продолжал Семён, – вот сейчас я вижу, что это мужчина. Он что-то передает вашему приятелю, тот незаметно кладет это в карман. Потом что-то очень быстро отдает незнакомцу. По всей видимости, это деньги.

– А потом?

– Потом он возвращается в бар, берет стакан с какой-то жидкостью и идет к себе в номер. Там он достает из кармана то, что ему дал мужик из бара, разворачивает. Это какие-то таблетки. Он принимает то ли одну, то ли две, не понятно, плохо вижу. И запивает это все из стакана, который принес с собой. Много выпивает, больше половины. А дальше все… Не могу сказать, сколько времени прошло, ну, до конца.

– И, каков ваш вывод?

– Мой вывод, что смерть вызвали эти вещества – то ли передозировка была, то ли с алкоголем они не пошли. Не знаю, я не врач.

Семён устало смотрел на собеседника, которого определенно не устраивал его ответ.

– И это все? То же самое мне подтвердило следствие, – раздраженно сказал Стас.

– У вас есть уверенность, что кто-то приложил к этому руку? Это чем-то подтверждено?

– Я вам что, на допросе? – вспылил Стас.

– Вы обратились ко мне с вопросом, я рассказал вам все, что увидел, – смело парировал Семён. – Какой-либо криминальной связи здесь нет. Если вы мне не верите – ваше право. Не смею больше задерживать!

– С вами не так-то просто договориться, Семён. Ну, что ж, спасибо за консультацию. Надеюсь, не последнюю. Не побрезгуйте в знак признательности, так сказать… – и Стас достал из кармана заранее приготовленный конверт и положил на стол перед Семёном.

Семён увидел, как на конверте отчетливо проявляются пятна крови – большие и маленькие капли расползались по белой бумаге, как жирные неряшливые кляксы… Через пару секунд видение исчезло.

– Стас, я рад был помочь, но вижу, моя консультация вас не устроила. Поэтому я не принимаю эти деньги.

Семёну становилось тошно от одной лишь мысли о «дальнейшем сотрудничестве», на которое намекал Стас. И на всякий случай добавил: «И вообще я денег за свою помощь не беру».

– Да? А Оксана говорила, что вы от нее не отказались принять благодарность, – ехидно заметил Стас. – Ну, там-то дело было посерьезнее, все-таки вы ей жизнь спасли, рак-то дело такое… Но я не настаиваю, скромность украшает человека. Да, Виталик?

– Бу-га-га-га-га-га! – выдал Виталик после команды хозяина.

«Нииинка! – пронеслось у Семёна в голове. – Вот сучка, деньги, значит, себе оставила, а Оксане сказала, что я взял…»

– Доброй ночи, Семён, – сказал Стас уже в дверях. – Пусть кошмары не пугают!

Семён ничего не ответил. Только взглядом из окна проводил рванувший от его дома автомобиль, понимая, что их с Арсением спектакль не удался – ему не поверили.

Глава 11. На шаг впереди

– По-моему, я влип… – только и произнес Семён, когда дорожная пыль, поднятая машиной Стаса, растворилась в вечерних сумерках.

– Да, непростой тип, – задумчиво ответил Арсений. – Совсем ему кукушку сорвало.

– Слушай, ну, девяностые уже давно прошли, я думал, сейчас такого уже не бывает! – возмущался Семён. – Беспредел какой-то.

– Такое бывало во все времена – и в тридцатые, и в сороковые, и в девяностые, и вообще всегда, и будет еще много такого. Ты же помнишь, что я тебе говорил про власть и деньги?

– Я не думал, что так все может быть. Вон Поляков тоже вроде при деньгах, но по жизни дурак дураком. Ему бы и в голову не пришли такие схемы, как этому Стасу.

– Твой Поляков по сравнению со Стасом – невинный ребенок, – усмехнулся Арсений. – Так, князек колбасный.

– Вот чувствую, объявится здесь этот Стас еще. Что мне, не принимать его? В доме закрыться и под лавку спрятаться, – хмыкнул Семён. – Так этот его бугай меня вместе с этой лавкой хоть из-под земли достанет.

– Да не думай ты об этом, а извлекай урок, – назидательно произнес Арсений.

– Вот заладил – урок, урок! Сам втянул меня в это, а мне теперь расхлебывать!

– Свой урок ты бы и без меня извлек, Семён. И не известно, что было бы хуже.

– Не надо мне было никаких способностей. Ходил бы дальше на свой комбинат, как-то жил бы потихоньку… Не того ты, Сеня, выбрал для спасения души своей.

– Если бы, да кабы! Хватит ныть. Ложись лучше спать. Утро вечера мудренее.

Семён забылся глубоким сном, едва голова его коснулась подушки. Сон унес его куда-то далеко, где он ни разу в жизни не был – на морское побережье с теплым, но негорячим песком, куда с каждым шагом приятно проваливались ступни. Солнце ласково припекало, а морские волны неспешно накатывались на берег и откатывались назад, словно в такт какому-то волшебному природному дыханию.

Вокруг – никого. На длинном-предлинном пляже замерли в одиночестве пластмассовые лежаки с разноцветными зонтиками. Каждый из них так и манил прилечь, понежиться под ласковым солнцем. Что Семён и сделал. Вытянув ноги в сторону бескрайнего моря, он задремал, прикрыв глаза согнутой в локте рукой. Если конечно можно задремать, уже находясь во сне.

– Ну как тебе? – неожиданно раздался голос с соседнего лежака.

Семён открыл глаза и, повернув голову в сторону голоса, увидел на соседнем лежаке того самого парня с фотографии.

– Знаешь, ничего так, – ответил Семён, ни капли не смутившись, и не испугавшись. – Я ведь на море никогда не был. Думал, все это блажь, для тех, кому деньги девать некуда. А, оказывается, вполне себе отдых.

– Артур, – представился парень, протянув Семёну руку. Семён пожал ее, удивившись, какая она была горячая – совсем не как у покойника.

– Тебе хорошо здесь? – спросил Семён, понимая, что вопрос не самый уместный, и этим он, наверное, рассердит собеседника.

– Очень даже, – как-то обыденно ответил Артур. – Я ведь всегда хотел у моря жить, мечтал, можно сказать. Вот и сбылась мечта…

– Да уж, – вздохнул Семён. – Ты сердишься на меня, наверное?

– На тебя? За что? За то, что ты не дал Стасику себя подловить? Мне, знаешь ли, уже все равно. А тебе еще жить бы пришлось с этим.

– За что он так с тобой, Артур?

– А за что людей убирают? За то, что мешают. Или слишком успешные, или задолжали много. Бывает, что не всегда много. Они, как хищники, становятся. Лишь бы урвать свое, понимаешь? Свои деньги, должность, статус какой-то. Даже если это не их. А зачастую, если это не их.

– И что, это ему так сойдет с рук?

– Нет. И не только ему, к сожалению. Все мужчины в роду, что от него пойдут, будут умирать насильственной смертью. Или счеты с жизнью будут сводить. Сын у него подрастает сейчас и дочка. Мальчишка и до тридцати не дотянет, и его сын рано уйдет. И дочкины сыновья, когда вырастут, один за другим, еще подростками… А дальше уже не видно, далеко слишком.

– Но ведь они же ни при чем! – изумился Семён. – Почему еще не родившиеся дети должны страдать?

– Я тоже был ни при чем… Были и другие, кто ни при чем. Только не нам с тобой решать, как возмездию свершаться.

– Артур, скажи, а что мне-то делать? В игры его я играть не собираюсь. А, с другой стороны, терять мне уже нечего. Если уж решит от меня избавиться, то уж пусть.

– Не знаю, Семён, тебе решать. У тебя есть то, что ему нужно. Но ты можешь быть на шаг впереди… А пойдем-ка, искупаемся?

Семён послушно поднялся с лежака и пошел за Артуром в спокойные объятья синей стихии. Но не успели они войти в воду, как погода резко испортилась, подул сильный ветер, море помутнело, словно разозлилось. Семён окликнул Артура, но тот исчез в волнах. А Семён остался один посреди бушующей соленой воды, в страхе заметался, потом почувствовал, как что-то или кто-то тянет его ко дну. Чье-то мерзкое липкое щупальце обвилось вокруг его ноги, не оставляя шансов вырваться. Успев глубоко вдохнуть, он скрылся в мутной пучине, но вскоре воздух в легких закончился. Задыхаясь и откашливаясь, как будто он и впрямь наглотался воды, Семён проснулся.

«Быть на шаг впереди! Быть на шаг впереди…», – скандировал в голове Семёна голос убиенного парня из сна.

– Легко сказать: «Быть на шаг впереди!», – проворчал Семён, снимая с себя мокрую насквозь футболку, словно он не во сне купался, а по-настоящему.

– Что, с Артуром пообщался? – тут же отозвался Арсений.

– Пообщался, – буркнул Семён. – Только вот что мне делать с этой информацией, в толк не возьму.

– Поживем-увидим. – как-то загадочно ответил его незримый собеседник.

– Ты-то, может, и увидишь, – раздраженно ответил Семён, – а вот я до этого точно не доживу.

– Перестань ворчать! Что есть у этого Стаса? Мордоворот его, да скудный умишко, способный только на пакости. Ну, пистолетик еще с собой таскает, трясется за свою жизнь, будто нужна она кому-то сто лет.

– А у меня и пистолетика-то нет. Хотя вот сейчас я бы не отказался иметь хоть какое-то оружие. Валя настояла, чтоб я ружье свое продал. Все боялась, как бы оно не выстрелило. Эх, не того ты, Валюша, боялась…

– А предвидение – это тебе не оружие? – настала очередь Арсения сердиться. – Разнылся! Лучше бы взял, да сконцентрировался. Глядишь, яснее бы стало, как действовать надо.

– Можно я кофе хоть выпью с утра?

– Давай, только не раскачивайся долго, – ответил Арсений в привычной для него манере. – И про Стаса этого не думай пока. На сегодня другое дело есть, поважнее.

Семён очень не любил нравоучений, но присутствие Арсения последние несколько месяцев в его жизни не только ободряло, но и давало надежду, что в этой самой жизни еще оставался какой-то смысл.

Глава 12. Драка

Не прошло и получаса, как на пороге появилась односельчанка Зинаида – полная женщина лет семидесяти. Из-под платка торчали взмокшие пряди волос, она тяжело дышала, видно, шла так быстро, как только могла.

– Семён, как хорошо, что ты дома! – Зинаида в бессилии рухнула на табурет и разрыдалась.

Семён с минуту был в замешательстве. Он понимал, что сейчас расспрашивать о случившемся Зинаиду бесполезно – внятного ответа все равно было не добиться. Он налил из кувшина стакан холодной воды, поставил его перед Зинаидой и сел напротив.

Зинаида с благодарностью сделала несколько громких глотков, на последнем тяжело выдохнула, звучно высморкалась и, наконец-то, сбивчиво забормотала:

– А я ему всегда говорила… Не связывайся ты с этими… Зачем с такими дружбу водить. Пьют, курят, может, чем еще прибавляются, Господи прости-и-и-и!

На последних словах Зинаиду затрясло в новом приступе рыдания.

Пока она пыталась успокоиться, у Семёна уже складывалась картина происходящего. Внук Зинаиды, Мишка, попал в дурную компанию. Причем парни не местные – местных бы за такое родители давно бы выходили так, что мама не горюй. Городские.

Мишка, единственный и горячо любимый Зинаидой внук, находился на ее попечении. Его мать, родная дочка Зинаиды, сейчас находилась в очередной попытке устроить свою личную жизнь. О сыне, полностью спихнутом на бабку лет так десять назад, она и не вспоминала. Только иногда подкидывала денег, когда совсем совестно становилось.

А Мишка в этом году техникум в городе заканчивал как раз. Мальчишка он был неплохой, но уж больно подверженный чужому влиянию – про таких еще говорят: «без стержня». Да и откуда было бы стрежню этому взяться? Зинаиде лишь бы прокормить его было да в чистоте держать. А еще на работу сбегать на почту и по хозяйству управиться. Зинаида только вот год как работать перестала, совсем стали ноги плохо ходить. Мужа она уж давно схоронила – Мишке и трех лет не исполнилось. То есть никакого положительного мужского примера у парня перед глазами и не было – только вечно взмыленная бабка, с которой и поговорить толком не о чем. Да даже если бы и было о чем, сил на разговоры по душам у нее все равно не оставалось.

Стал Мишка в городе все чаще пропадать. Первые три года он исправно учился, жил в студенческом общежитии, на выходные и каникулы непременно приезжал к Зинаиде, помогал, чем мог. И вот начался последний учебный год – и парня как подменили. После летних каникул уже второй месяц пошел, а он ни разу бабку не навестил. Она по коротким его рассказам знала, что есть у него в городе какие-то «друзья». Нет, не техникумовские. Но Мишка уверял, что они все где-то работают и даже ему предлагали долю в каком-то там «деле».

А накануне вечером Мишка вдруг к Зинаиде приехал – как снег на голову посреди недели свалился. Что-то говорил про плохое самочувствие, и что ему бы дома побыть, отлежаться с недельку. Зинаида, конечно же, вся в расстройствах. Но надо же внука любимого единственного обиходить! Тут же завела тесто, начинок для пирогов три штуки заготовила. Бабка хлопочет на кухне, а Мишка лежит на диване, стеклянными глазами в потолок смотрит.

Дело к вечеру было, стемнело уже. Как вдруг Зинаиду через стекло кухонного окна ослепил яркий свет. Машина какая-то подъехала, прямо к окна фарами лупит, музыка дурная грохочет на всю деревню. Мишка аж с дивана подскочил.

– Ба! Это ко мне, я сейчас! – Зинаида и слова сказать не успела, как внук, накинув куртку, выскочил за дверь.

В окно она разглядела, как Мишка сел в машину, и не выходил оттуда довольно долго. Зинаида, охая, накинула на голову платок и толкнула входную дверь, чтобы идти вызволять внука из лап «бандитов». Но только и успела услышать, как машина с визгом рванула с места, оставив во дворе ее Мишутку, который стоял на земле на коленях, согнутый пополам, и корчился от боли.

– Мишенька! Да что же такое?! Да как же?!

– Ба, они меня убьют! И тебя убьют, и дом сожгут… – с трудом выговаривая слова, произнес Миша.

Бабка еле помогла ему встать с земли, и они вдвоем, ковыляя, поднялись на крыльцо и вошли в дом. Зинаида всю ночь не спала, а на следующее утро побежала к Семёну.

– Значит, так, теть Зин. Я сейчас к тебе, а ты беги к участковому. Скажи, что разбойное нападение, пусть вызывает наряд и скорую заодно! – договаривал последние слова Семён уже в дверях, едва успев накинуть ветровку и сунуть ноги в ботинки, чуть не перепутав правый с левым.

Зинаида, ничего не понимая, вышла из дома вслед за Семёном, который бегом припустился по улице. Заохав, она, как могла, поспешила, в сторону участкового пункта полиции, благо, до него было недалеко.

А вот дом Зинаиды находился на самой окраине деревни. Семён бежал, и перед глазами у него стояло видение, пришедшее еще на кухне, когда рыдающая Зинаида пыталась объяснить, что происходит. Пять темных фигур окружили Мишку, совсем еще ребенка. Он был такой беззащитный и громко звал на помощь детским голоском. А фигуры становились все больше и злее и все ближе подбирались к Мишке, сжимаясь вокруг него в тесное кольцо зла.

Семён сразу понял, что это – не просто подростковые разборки, что Мишку надо спасать, и счет идет на минуты. Запыхавшись, он влетел во двор Зинаиды и застал там Мишку. Было видно, что ему после вчерашнего тяжело, и он еле держит в руках несколько небольших дровишек, которые собирался подбросить в печь.

– Миша, бросай дрова и в дом! Быстро! – рявкнул на него Семён. – Закройся изнутри!

– Дядя Семён, вы чего? – Мишка ничего не понимал. Но Семёну некогда было объяснять.

Он практически силой затолкал растерявшегося парня в дом, когда у калитки, сотрясаясь от какого-то немыслимого речитатива, затормозила машина. Ну, как машина, скорее груда металлолома на колесах, с разноцветными дверями, изрядно поеденная ржавчиной. Из этой консервной банки вывалились пятеро парней лет двадцати. Присутствие Семёна, ненужного свидетеля, их слегка смутило. Но отступаться от своих планов они явно не собирались.

– Ребята, вы к кому? – как можно более мирно спросил Семён, преграждая дорогу компании.

– Тебе какое дело, мужик? – агрессивно ответил парень в кепке, по-видимому, главный.

– Мне – никакого. И вам тут делать нечего. Катитесь-ка вы туда, откуда приехали!

– Мы-то покатимся, только друга с собой заберем. Дай пройти! – и борзый малолетка двинул Семёна плечом.

В этот момент никто не понял, что произошло. Потому что парень тут же повалился на землю, словно ударенный сильным разрядом тока.

– Пацаны, у него шокер! – наглец стоял на четвереньках и исподлобья смотрел на Семёна злобными глазами.

– Миша никуда с вами не поедет. Лучше по-хорошему валите отсюда! – Семён сделал последнее предупреждение.

– Мужик, ты надоел! – второй парень из шайки уверенно шагнул к Семёну, намереваясь ударить его с ноги.

И тут опять никто ничего не понял – нога на долю секунды зависла в воздухе, а потом, минуя Семёна, описала круг и обрушилась на приятеля, который еще не успел оправиться от неведомого разряда. Тот громко взвыл. А парень, который нанес удар, озирался по сторонам в полнейшем недоумении.

Оставшаяся троица, как зачарованная, переводила взгляд с Семёна на своего дружка, корчившегося от боли, и обратно на Семёна. Вдруг один из них кинулся на незадачливого каратиста и врезал ему со всей дури кулаком прямо в нос. Раздался характерный хруст сломанного хряща, и хлынула кровь. В ту же секунду второй парень из троицы бросился на приятеля, который нанес этот удар, повалил его на землю и, что было сил, начал мутузить его кулаками, не разбирая, куда попадает.

Единственный парнишка, пока не принимавший участия в этой странной драке, самый маленький и щуплый из всей пятерки, несколько секунд стоял в оцепенении. А потом с дикими воплями налетел на парочку, возившуюся на земле, и стал по очереди отвешивать им удары ногами.

Один только Семён стоял неподвижно на своем месте и смотрел на всю эту потасовку немигающим взглядом, словно в трансе. А Миша наблюдал за происходящим из окна и не верил своим глазам.

Удивительная картина открылась и взору участкового Анатолия, который вместе с Зинаидой прикатил на место на служебном уазике.

– Что здесь происходит?! А ну, прекратить! – крикнул Анатолий. Но его никто не слышал.

– Сейчас они у меня прекратяяяяят! – завизжала Зинаида.

Счастливая от того, что ее Мишенька цел и невредим, она, забыв про больные ноги, ринулась к колодцу, набрала полное ведро и со всего размаху окатила дерущихся ледяной водой.

Это подействовало. Избитая друг другом пятерка была не в состоянии пошевелиться. Кряхтя и постанывая, они лежали на земле, в разорванной одежде местами в крови и оплывшими от ударов физиономиями.

– Семён, объясни, что произошло! – недоумевал Анатолий. – Зинаида прибегает, говорит, разбой, внука убивают, ты выручать побежал…

– Я и сам ничего не понял, если честно, – Семён развел руками. – Я Мише сказал, чтобы он из дома не выходил, а им – чтобы убирались восвояси. А они вон что устроили…

– Хм, – озадаченно произнес Анатолий. – Ну, я пойду в дом с Мишей поговорю. А вы с Зинаидой присмотрите пока за этими. Сейчас скорая приедет и еще наряд, в участок их повезем в райцентр. Для выяснения обстоятельств.

Когда все закончилось, и несостоявшихся бандитов увезли прочь, Зинаида крепко обняла Семёна. В ее глазах снова были слезы – на этот раз от радости, что все обошлось.

Глава 13. Родители

– Ничего себе… – удивлялся Семён, уплетая на кухне Зинаидины пирожки. – Я и не думал, что я так умею! Что это было? Гипноз?

– Нет, – ответил Арсений. – Просто ты смог перенаправить их злость и агрессию с Миши на них самих же.

– Но я даже не понял, как это произошло.

– Ты просто очень хотел защитить Мишу. Их злоба столкнулась с твоим щитом и ударила по ним самим.

– Хм, а я могу это как-то контролировать? Умышленно такой щит выставлять?

– Если нужно будет защитить того, кого Они велят, то и умысел никакой не нужен будет – все само получится, как сегодня. Если Они так не распорядились, то и не выйдет ничего.

– Ясно, – хмыкнул Семён. – Я лишь инструмент для выполнения чьей-то воли.

– Высшей воли, заметь себе, – ухмыльнулся Арсений. – Им все-таки виднее. Слушай, я ж тебе еще самого главного не сказал про этот щит.

– Ну?

– Действие у него не одноразовое. Если эти парни снова к Мише сунутся, все повторится, но уже без твоего участия.

– Ну, и хорошо. Значит, Зинаида может спать спокойно. А здорово она их из ведра окатила!

– Да уж. Люблю такие зрелища, – хихикнул Арсений.

– Сеня? – после недолгой паузы спросил Семён.

– Что? Наверное, тебе интересно, можно ли от Стаса такой заслон поставить? – Арсений ответил вопросом на вопрос, что называется, не в бровь, а в глаз.

– Вообще-то я уже понимаю, что нет. Если, конечно, у Них в программе этого не значится…

– Правильно понимаешь, Семён. У Них на Стаса свои планы. И тебе о них Артур прошлой ночью говорил.

– Вот этого и не могу я принять, Сеня! Ну, как так? Невинные дети… Еще ничего плохого никому сделать не успели, а на роду уже написано такое…

– А твои дети успели? А они что за дело погибли? Просто так было надо, и это случилось. И хоть ты что.

– Хочешь сказать, они тоже за чьи-то ошибки поплатились? – помрачнел Семён. – Я ведь детдомовский, родителей своих не знал никогда. И Валя тоже. Там, конечно, всякое могло быть. Вряд ли хорошие люди своих детей бы бросили.

– Могут и хорошие бросить, не поверишь. Только не от хорошей жизни.

– Сеня? А можно вопрос?

– Да знаю я твой вопрос, но так уж и быть, задавай.

– Тебе бы все шуточки. А я серьезно… Скажи мне, они живы еще?

– Зачем тебе это знать? Ведь раньше не интересно было.

– Раньше я и не мог того, что сейчас. Может, и в свое прошлое получится заглянуть?

– Отчего же не получится? Но ты точно уверен, что хочешь знать?

– Что я тебе, девчонка, «хочу – не хочу»? – Семён, почувствовав близость скорой разгадки самой главной тайны своей жизни, заметно занервничал.

– Ну, тогда набери воды в таз, – сказал Арсений.

Семён послушно взял небольшой эмалированный тазик, в который Валя обычно насыпала муку, котлеты обваливать. Налил из-под крана воды, поставил на стол.

– Смотри на воду, сосредоточься.

Семён стал смотреть. Сначала он ничего не увидел, кроме поцарапанного эмалированного дна. А потом по воде поплыли размытые образы, и чем больше Семён в них вглядывался, тем четче становились очертания. Вот покосившаяся избушка, обнесенная ветхим забором. Скрипуче запела на несмазанных петлях дверь. На улицу вышла пожилая сухонькая женщина с ведром, выплеснула из него какую-то жидкость прямо к забору на пожухлую траву. И тут в нос Семёну ударил характерный отхожий смрад, как будто это самое ведро вылили прямо у него под носом.

Он следует за женщиной в дом. Невыносимая вонь усиливается. Грязная изба, на полу какие-то тряпки, Семён успевает разглядеть, что какие-то из них измазаны испражнениями. В комнате на кровати лежит старик – седой всклокоченный, с белой козлиной бородкой, достающей спутанными сальными прядками до груди.

Женщина откидывает с него одеяло, окунает в приготовленный таз с водой тряпку, отжимает, и начинает обтирать старика. От морщинистой шеи спускается ниже, проходится по щуплому тельцу, едва касается невнятных гениталий, переходит к ногам. И тут Семён увидел, что ноги у старика есть только до колен, которые заканчивались двумя уродливыми культями…

Закончив нехитрую водную процедуру, женщина накинула на старика неряшливое одеяло. Подняла с пола таз и пошла с ним на улицу. На мгновение Семён встретился с ней взглядом. Выцветшие, то ли голубые, то ли серые глаза смотрели даже не устало, а как-то никак. И как будто вовсе не смотрели, а просто были там, где им положено быть, потому что видеть происходящее становилось с каждым днем все невыносимее.

Привычным движением сильных, но безразличных ко всему рук женщина взмахивает тазом. Мутные брызги летят прямо на Семёна, он на мгновение зажмуривается, а когда открывает глаза, видение исчезает.

***

– Сеня, я вот одного понять не могу. Зачем они отказались от сына, который бы мог им помощником стать? Глядишь, сейчас бы, как люди, свой век доживали.

Увиденное вызвало у Семёна и не жалость, и не возмущение, а скорее недоумение.

– А ты сам-то давно в будущее смотреть научился? – с легким укором ответил Арсений. – Когда люди с хлеба на воду перебиваются, лишний рот кажется неподъемной обузой. Кто там думает, что через тридцать-сорок лет будет…

– Но ведь не всю жизнь они с хлеба на воду-то? Наверное, и сытые времена у них были. Почему бы и не вспомнить о сыне?

– Потому у них сейчас все вот так, что не вспомнили. Что заслужили, то получили.

– И ведь они же близко совсем, вот чувствую.

– Ну, да. В соседней области. Сутки на поезде, если от вашей станции. А что, проведать хочешь?

– Не знаю, не решил еще, что мне делать с этой информацией.

В этот момент Семён испытывал довольно странное чувство. Все свое раннее детдомовское детство он мечтал, чтобы за ним, наконец, приехали, и чтобы он доказал задире Максу, что он, Семён, – никакой не «брошенка». Макс-то в детдоме оказался по «благородной» причине: у него мать от какой-то болезни умерла, а отца убили при исполнении. Что такое «при исполнении», маленький Макс толком объяснить не мог, просто папа-милиционер однажды не вернулся с работы.

Быть «брошенкой» в детдоме считалось очень унизительным. И за это своих гипотетических родителей полагалось ненавидеть. Что Семён усиленно и делал, пока не вырос. А когда вырос, не до того уже было – надо было как-то жизнь устраивать. Странность заключалась в том, что увиденное не всколыхнуло в нем ни былой ненависти, ни злорадства.

Глава 14. Бойся огня!

– Папа, не бойся! Это очень весело! Ну, давай же, повторяй за мной! – и маленькая Катюша, разбежавшись, перепрыгнула через огромный костер.

– Папа, это, правда, совсем не страшно! Смотри! – и Антошка с разбегу сиганул через пламя вслед за сестрой.

– Катя! Антон! Прекратите сейчас же! Опасно же! – в ужасе кричит Семён. – А где мама?

– Мама сказала, что ей от костра очень жарко! – кричит в ответ Катюша, готовясь к очередному прыжку.

– А вам, значит, не жарко? – изумился Семён.

– Нам – нет! – воскликнула Катя и, сверкая голыми пятками, понеслась навстречу пламени, которое на глазах становилось все больше и больше, обдавая Семёна нестерпимым жаром.

– Катюша, стой! Остановись! – кричит Семён.

Но Катя его не слышит. Весело хохоча, она летит прямо в огонь, который проглатывает девчушку и больше уже не выпускает. Вслед за ней с радостным визгом в костер бросается Антон и тоже исчезает. Только светлая макушка мелькнула напоследок.

Семён в отчаянии бросается за детьми, беспощадное пламя за секунду охватывает его с ног до головы. Семён почувствовал, как вспыхнули на голове волосы, увидел, как запылала на нем одежда. Боль пронзила его насквозь, не оставляя сил закричать…

Усилием воли Семён вырвался из огненного ночного кошмара. А утренняя явь встретила его пронизывающим холодом. Семёна колотил озноб. Он закутался сразу в два одеяла и снова провалился в глубокий сон. И вновь ему начал сниться огонь – перед глазами замелькали пламенные шары, они описывали в воздухе немыслимые фигуры, словно ими управлял искусный жонглер. Семён пытается разглядеть его лицо. Но видит только размытые очертания, их не разглядеть за яркими огненными пятнами, которые больно режут глаза.

Вдруг шары останавливаются, словно зависая в воздухе. А через секунду плавно расступаются в стороны, пропуская вперед таинственного факира. Перед Семёном вспыхнуло лицо Стаса, искаженное в кривой ухмылке. Он взял в руку один из шаров и поднес его близко-близко к Семёну. Семён отшатнулся от ударившего в лицо жара, а Стас раскатисто захохотал. Его оглушительный смех разлетелся во все стороны, ударяясь о невидимые стены и множась гулким эхом.

Семён собрал последние силы и вынырнул из этого странного сна. За окном уже рассвело. А у него не было сил подняться с кровати.

– Что, приболел? – раздался сочувствующий голос Арсения.

– Похоже на то, – ответил Семён. – Шевелиться лень. Еще ерунда всякая снилась.

– Это у тебя после вчерашнего. Такое бывает, когда в собственное прошлое заглядываешь. Энергии больше уходит, чем когда других смотришь.

– Пожалел уже, что заглянул.

– Что, стариков своих жалко?

– Да какие они мои. Издеваешься что ли? Но все равно приятного мало.

– Ладно. Попытайся встать. Умойся водой, в которую смотрел вчера, должно полегчать.

С трудом встав с кровати, Семён поплелся на кухню. Тазик с водой стоял на столе. Семён смочил руки, потом наклонился и, набрав полные ладони воды, от души плеснул ее на лицо.

«Смотри-ка, и правда, легче стало», – подумал Семён, вытирая лицо полотенцем и выливая остатки воды из тазика в раковину.

Он тут же почувствовал, что зверски голоден. Заварил чай, разогрел Зинаидиных пирожков и с аппетитом умял сразу несколько штук.

– Ну что, ожил? – усмехнулся Арсений.

– Да вроде ничего, – ответил Семён, закуривая. – Я так понимаю, мы сегодня Стасика в гости ждем?

– Ну, недаром же он полночи у тебя перед глазами маячил, – ответил Арсений. – Ты, главное, держись спокойно. И ни при каких условиях не давай ему то, что он хочет.

Стас нарисовался ближе к вечеру. К удивлению Семёна, один, без Виталика.

«Ишь ты, контакт наладить хочет, обстановку доверительную создает…», – подумал Семён, жестом приглашая нежеланного гостя войти.

– Семён, после нашей встречи у меня осталось ощущение, что мы с вами друг друга неправильно поняли, – сходу заподхалимничал Стас, усаживаясь на предложенный табурет. – Я остался под впечатлением от вашей работы, с какой точностью вы описали ужасное событие, произошедшее с моим другом.

«Вот же гад, как умасливаешь, – подумал Семён. – Смотри, не лопни от усердия!»

– Когда ко мне идут с проблемой, я делаю все, что в моих силах, – спокойно произнес он вслух. – Тем более, эта потеря стала для вас большим потрясением.

Семён сам удивлялся своей интонации и внезапно проснувшемуся актерскому мастерству.

– Могу я попросить о еще одном одолжении? – Стас медленно пошел в наступление.

«Начинается», – подумал Семён, цокнув про себя языком – в знак протеста и недовольства.

– Если дело серьезное, то выкладывайте, – Семён изо всех сил старался скрыть раздражение и сделать вид как можно более безразличный.

И Стас опять выложил перед ним фотографию. С нее на Семёна смотрел упитанный лысоватый мужичок лет пятидесяти. Довольно-таки добродушный. Фото было сделано в разгар какого-то уличного застолья – на столе стояли бутылки с напитками и разная снедь, а на фоне маячил молодой парень с двумя шампурами свежеизжаренного шашлыка.

И пока Стас не начал расспрашивать, кто это, да что их связывает, Семён решил быть на шаг впереди. Мужичок на фото был живее всех живых и здоровее многих. Стас испытывал к нему сильнейшую неприязнь, и это было взаимно.

– Вы связаны с этим человеком по работе, – первым заговорил Семён. – У вас либо общее дело, либо вы работаете в одной нише и являетесь конкурентами.

Стас молча кивнул. Он смотрел на Семёна очень заинтересованно и ждал, что Семён еще скажет.

– Чувствую, что между вами будто молнии сверкают, – после недолгой паузы продолжил Семён. – Похоже, вы друг друга ненавидите. Люто.

– Есть такое, – кивнул Стас.

– И вы хотите узнать, что у него на уме, нет ли планов навредить вам. Или…

Семён вдруг очень явственно почувствовал страх. Стас боялся человека на фотографии. Может быть, потому что судил по себе и допускал мысль, что с ним могут поступить так же, как он поступил с Артуром. Но никакой опасности от фото по отношению к Стасу не исходило. Хоть этот мужичок его и терпеть не мог, Семён не считывал никакой связи со смертью и вообще каким-либо вредом – физическим или материальным.

«Что же тут удивительного? – думал Семён. – Как такой вообще может кому-нибудь нравиться? «Морда кирпич просит», – про таких говорят. Ну, сейчас мы ему нервишки-то пощекочем…»

– Человек этот очень опасен! – заговорил Семён, напуская на себя столько таинственности, сколько мог.

– Насколько опасен? – Стас заметно напрягся.

– Настолько, насколько вы можете себе представить.

– Что у него на уме?

– Устроить пожар! – Семён брякнул первое, что пришло в голову. И услышал, как где-то на потолке прыснул со смеху Арсений.

– Пожар? – у Стаса округлились глаза. – В моем доме?

– Дом и семья – в безопасности. Вижу какие-то постройки, склады что ли…

– Ну, конечно! – хлопнул себя по лбу Стас. – Без товара меня хочет оставить, сволочь! Только у меня десяток складов по всей области, там оборудования только на миллиард, какой из них-то? Или несколько сразу?

– Вот про это сказать ничего не могу. Вам должно быть виднее, где у вас товара больше, или где он наиболее ценный. Как это правильно называется? Стратегия вроде?

– Я всегда знал, что рано или поздно он что-то подобное устроит. Честная конкуренция – это вообще не про него, – Стас закипал от злости.

«Ага, чья бы корова мычала», – подумал Семён.

– Когда он собирается это организовать? – все больше заводился Стас.

– Точного времени не вижу. Может, сегодня, а может, через неделю. А возможно, это только намерения, которые не приведут к дальнейшим действиям.

– Ладно, Семён. Спасибо за предупреждение. – Стас засобирался уходить. – Я в долгу не останусь, хоть вы и отказываетесь.

– Вы не могли бы оставить мне эту фотографию на пару дней? – неожиданно спросил Семён. Это Арсений ему шепнул.

– Зачем? – подозрительно спросил Стас.

– Попробую пресечь его дурной замысел, – участливо ответил Семён. – Но обещать ничего не могу. У него энергетика мощная очень.

– Порчу что ли на него наслать хотите? – усмехнулся Стас.

– Ну, что вы! Я таким не занимаюсь. И даже не знаю, как это делается. А вот поставить блок, чтобы действие не свершилось, можно попытаться, – разошелся Семён. – И не беспокойтесь, ничего плохого от этого человеку не будет. Я бы не стал такое предлагать, понимая, что вы – за честную конкуренцию…

Арсений просто давился от смеха. Семёна происходящее тоже начинало забавлять.

– Но если вы мне не доверяете, я настаивать не буду. – Семён протянул снимок Стасу.

– Ну, что ж, возьмите. Почему-то я вам верю. Хотя у нас и не принято верить людям.

– Можете быть спокойны. Пришлете за фото Виталика, ну, или сами заберете при случае. Только, наверное, не скоро. У вас ведь контракт важный намечается. Дел невпроворот сейчас…

Стас только хмыкнул, удивленно дернув бровью. Контракт действительно намечался, и он очень хотел сорвать этот куш. Поверив во всю чушь, что наговорил ему Семён, Стас сел в машину и помчался спасать себя от разорения.

Когда он уехал, Семён с облегчением выдохнул.

– Ну, ты заливал ему сейчас, – во весь голос расхохотался Арсений. – Я глупее физиономии, чем у него, еще не видел.

– Самое забавное, что конкурент-то его сейчас на юбилее у тещи гуляет в другом городе, – посмеивался Семён. – А Стас на уши поднимает всех, чтобы охрану складов усиливали, сигнализации пожарные перепроверяли, а где нет – устанавливали. Неделю прокатается по своим объектам почем зря.

– А мы пока поможем его конкуренту контракт заполучить, – деловито сказал Арсений. – Человек он, кстати, хороший. Заслужил.

– Да, он мне сразу понравился, – ответил Семён, пристально вглядываясь в глаза веселого мужичка на снимке.

Он несколько раз провел над снимком рукой, пока не почувствовал, как ее охватывает знакомый жар. Через несколько минут ладонь Семёна засветилась приятным голубоватым светом. Этот свет, отталкиваясь от подушечек пальцев, словно мощный весенний ручей, свежим потоком устремился к человеку на фото. Несколько раз обогнув изображение, свет исчез, только напоследок игриво мелькнул в глазах незнакомца.

– На удачу… – прошептал Семён.

Глава 15. Кукла и прощение

– Вот до чего мужик тяжелый, – сказал Семён, вытирая со стола разлитый кофе. – Как пообщаешься с ним, все из рук валится. Казалось бы, ночь прошла, а все не попускает. Да и разозлили мы его сильно. Надо было сказать все, как есть. Что конкурент его безобиден, ничего против него не замышляет. А теперь чего от него ждать…

– Все ты правильно сделал, – ответил Арсений. – Да и не скоро он здесь еще объявится. Сейчас будет по своим складам мотаться, а по поводу контракта через месяц станет известно, не раньше. Я бы не стал на твоем месте так далеко заглядывать.

– А я и не заглядываю, – задумчиво произнес Семён, выпуская струю сигаретного дыма. – Тут и провидцем быть не надо, чтобы понимать, что дальше будет.

– Чему быть, того не миновать, – хмыкнул Арсений. – Почаще вспоминай народную мудрость.

– Куда уж чаще-то… Я в последнее время только так и живу, – ответил Семён. – Вот хорошо раньше было, понятно все. Встал утром, позавтракал, на работу ушел, вернулся вечером, по хозяйству управился. С детьми поиграл, ну, с Валей это самое… Казалось, что всегда так будет. А сейчас вообще ничего не понятно. Сны, видения какие-то. Люди идут – кто с чем. Мне кажется, у меня нормальной жизни до этого и не было, а эта жизнь и вовсе не моя как будто.

– В том-то и дело, что твоя. Призвание твое нашлось. – Сказал Арсений с тоном проповедника. – Вон сколько людей болтаются бесцельно. А сколько даже не знают, зачем утром просыпаются? Так и живут годами. Зачем-то что-то делают. Едят, пьют, какую-то работу выполняют. Ладно, если нужную, а пустого-то сколько…

– Ладно, хватит нам о смыслах. – решительно сказал Семён. – Сегодня будем гостью принимать. Неместная какая-то. Городская, похоже.

– Ага, богатая и одинокая, – хмыкнул Арсений.

– Да вот насчет одинокой я как раз сомневаюсь, – задумчиво произнес Семён. – Вроде кто-то возле нее постоянно находится, охраняет как будто.

– Этому охраннику давно пора с миром покоиться. А он все за ней таскается, ну, и отпугивает всех, кто попытается с ней сблизиться.

– Ну, придут, посмотрим, что там за охранник. Может, договориться получится с ним, чтобы ее в покое оставил уже. Хотя… – с усмешкой добавил Семён, – если это какой-то лоб типа Виталика Стасова, то бесполезно будет.

После обеда появилась в доме женщина лет сорока. Назвалась Ольгой. Стройная, с благородными и спокойными чертами лица, умными серыми глазами, полными тоски. От нее веяло деньгами, успехом и состоятельностью. И она действительно пришла не одна…

Семён отчетливо увидел, как вместе с ней в дом проскользнула внушительных размеров тень, явно не принадлежащая хозяйке. Когда женщина прошла на кухню и села за стол, тень расположилась позади нее на стене. Семён уловил во мрачном пятне очертания здоровенного широкоплечего мужика в возрасте. Он, не мигая, смотрел на Семёна из-под густых насупленных бровей, и от этого сурового взгляда становилось не по себе. Его богатые, как у донского казака, усы то и дело нервно подергивались. Казалось, еще секунда, и он вытащит шашку, и с размаху зарубит любого, кто приблизится к женщине.

«Теперь понятно, почему с ней долго никто не выдерживает», – подумал Семён.

– Понимаете ли, Семён, – заговорила Ольга, – у меня никогда не было завышенных требований к мужчинам. Никогда. Даже сейчас, когда у меня есть деньги и успех. От знаков внимания не отказывалась, неприступную из себя не строила. Нет, ну, конечно, я преимущественно из своего круга выбираю, – добавила Ольга, поправляя прическу.

– А они бегут от вас, как черти от ладана, да? – закончил Семён мысль своей гостьи.

– Совершенно верно! – с воодушевлением согласилась Ольга. – Вот я и решила обратиться к вам за консультацией. Может, венец безбрачия на мне, или что-то в этом роде. Вам, наверное, виднее.

– Мне не виднее, Ольга, – ответил Семён. – Я не специалист по венцам и порчам. Скажите мне лучше, какие у вас были отношения с отцом?

– А при чем здесь мой отец? – удивилась Ольга. – Его уж десять лет как нет в живых. И если вы с психологической точки зрения хотите проанализировать мою ситуацию, советую вам не тратить время. Я обращалась к лучшим психологам. Все мои комплексы и обиды давно проработаны. Так что…

– А все равно без толку. – Не дал ей договорить Семён. – Ольга, я не психолог. Но проблема действительно в вашем отце.

– Он был очень деспотичным, – подавленно проговорила Ольга. – Ему нужно было все время всех контролировать. Дня не проходило, чтобы мать в чем-нибудь не упрекнул. Подозрительный был, все ему мерещились любовники какие-то, прохода маме не давал с этими любовниками. Хотя мама всю жизнь тише воды ниже травы была. А уж когда я взрослеть начала, он так за меня взялся, словами не передать. В институт отвозил каждый день и встречал после занятий. Однокурсницы все – кто в кино, кто в кафе, кто на свидание, одна я, как в тюрьме, учеба – дом. Библиотека институтская в соседнем корпусе находилась, так он меня после занятий подвозил туда и ждал стоял под окнами, пока я в читальном зале сижу, конспекты делаю. Аж до сих пор передергивает, как вспомню.

– А потом вы сбежали из дома, – утвердительно произнес Семён.

– Да. Мне бабушка на окончание института деньги подарила. Крупную сумму. После вручения дипломов весь курс в ресторан поехал отмечать. Я естественно, никуда не поехала. Но подговорила подругу институтскую, которая курсом младше училась, чтобы она взяла мой паспорт и купила билет на поезд. И чемодан собрала. Своих вещей не пожалела для меня, умница такая. Я до сих пор ей так благодарна… Ну, а утром, когда отец на работу собирался, я напросилась с ним, чтобы отвез меня в институт. Соврала, что надо было расписаться в документах каких-то. А у него в этот день встреча важная была назначена, и я знала, что он точно ждать меня не будет. Он когда меня высаживал у института, только и сказал: «Чтобы сразу домой, я матери позвоню, проверю!» Это его последние слова были, сказанные мне. Больше мы ни разу с ним не разговаривали. И не виделись. Ну, не считая похорон… А в институте меня ждала подружка с вещами и с билетом. Хорошо, что вокзал от института недалеко, мы, как преступницы, по кустам перебежками добирались. Мне на каждом углу мерещились папины знакомые, думала, сердце остановится, пока до вокзала добежим.

– И отец вам этого так и не простил, – заключил Семён в ответ на такое долгое и личное признание.

– Зато я его простила за все! – с гордым видом ответила Ольга. – И за испорченную юность, и за то, что отрекся от меня, матери запретил деньги мне высылать. Хорошо, что бабушка тайком отправляла, помогала, чем могла. Без нее я погибла бы в чужом городе.

– Ольга, вы большая молодец, что простили его. Если, конечно, это действительно так, а не убеждения ваших психологов, – сказал Семён. – Вот только еще раз повторю, он вас не простил.

– А какое это сейчас имеет значение, Семён? Вы видите какую-то взаимосвязь с моей проблемой?

– Ольга, он повсюду ходит за вами и почти в прямом смысле не дает прохода вашим ухажерам. Даже потенциальным!

– И сейчас он здесь?

– Ну, а как же, конечно. Высокий, темноволосый. Брови густые и усы у него. Сурово так смотрит. Вот я бы ни за что не решился к вам подойти. С такой-то охраной…

– Ну, предположим, я вам верю, Семён. – не сдавалась Ольга, хотя на душе у нее похолодело. – А как вы объясните, что я его ни разу во сне не видела с тех пор, как в поезд села? Ни малейшего дискомфорта все эти годы не испытывала, ничего сверхъестественного не замечала ни разу?

– Начнем с того, что такое не всем дано замечать. И мне до поры до времени не дано было. И если вы хотите, чтобы ваши беды закончились, то вам нужно попросить у него прощения…

– У него? Прощения? – вспылила Ольга. – Да разве он заслужил?

– Любая душа этого заслуживает, – спокойно сказал Семён. – Вспомните что-то хорошее, связанное с отцом. Не всегда же все было плохо.

– Ну, из раннего детства разве что. На карусели он меня водил, сладкую вату покупал, мороженое. Нормальное детство было, как у всех.

– К сожалению, не у всех, – вздохнул Семён и добавил после недолгой паузы, – Вспомните еще что-нибудь, это сейчас очень важно.

– Вспомнила! – осенило Ольгу. – Он мне такую куклу подарил на день рождения, лет на шесть или на семь! Дорогую, помню, мама еще возмущалась, что нельзя было такие деньги отдавать за игрушку. А он настоял – сказал, для единственной дочери не жалко.

На последних словах Ольга вздохнула.

– Кукла Катя. Белые локоны у нее были, прямо как настоящие, и реснички – одна к одной, тоже как настоящие. Платьице шелковое с пышным подъюбником, как у принцессы. Туфельки кожаные на маленьком каблучке. Я своему счастью поверить не могла. Мне эта кукла до сих пор снится…

После этих слов Семён увидел, как тень на стене беспокойно заерзала, а суровый взгляд незнакомца-казака как будто смягчился. Он был готов к разговору.

– Ольга, дайте мне руку, – попросил Семён. – У меня просьба, чтобы здесь сейчас не происходило, сидите спокойно. Хорошо?

Ольга кивнула и протянула Семёну свою холеную ладонь. Семён осторожно взял ее двумя руками, ощутив в них легкий привычный жар.

– Время пришло, Ольга. Скажите ему все, что должны сказать, – еле слышно произнес Семён. – Вам нечего и некого стесняться здесь.

– Папа… – после недолгой паузы неуверенно заговорила Ольга. – Я знаю, что причинила тебе сильную боль. Но у меня не было выхода…

Ольга удивленно смотрела, как губы Семёна шевелятся в такт ее словам. Он, словно переводчик, транслировал их невидимому собеседнику, полжизни продержавшему ее в страхе, но так и не подчинившему своей железной отцовской воле.

Зато Семён прекрасно видел, как меняется выражение лица у брутальной фигуры на стене. Он внимательно слушал дочь, и во взгляде его не было ни гнева, ни агрессии.

– Папа, – продолжала Ольга. – Я очень благодарна тебе за все. Правда. Я понимаю, что все это ты делал из любви ко мне. Спасибо за куклу Катю и за карусели, за цирк и зоопарк. Спасибо за то, что беспокоился за меня, ведь ты вел себя так, потому что хотел меня защитить. Так ведь?

На несколько секунд на кухне воцарилась тишина. А потом Семён заговорил. Ольга узнала бы этот голос и через целую вечность.

– Я за тебя убить был готов! – басил Семён голосом громовержца. – У меня дороже тебя никогда никого не было. Зачем ты забрала у меня самое дорогое?

После этих слов на потолке несколько раз моргнула лампочка. А спокойно стоявший на столе стакан покрылся мелкими трещинами, словно его сжала чья-то огромная сильная рука.

– Папа… – Ольга изо всех сил старалась подавить в себе страх, который, как оказалось, все эти годы жил в ней. – Папа, прости меня, пожалуйста. Прости, но я не могла поступить иначе!

Семён услышал, как тень облегченно вздохнула.

– Прощаю! – произнес он чужим умиротворенным басом. – У тебя скоро дочка родится. Куклу Катю заберешь у матери из кладовки и дочке своей подаришь, пусть на память останется от деда…

И тут тень отделилась от стены, проследовала к Ольге, коснулась губами ее лба и растворилась в воздухе.

Несколько секунд Ольга и Семён просидели в оцепенении.

– Он ушел? – прошептала Ольга, не решаясь отнять от Семёна руки.

– Да, – осипшим, но уже своим голосом ответил Семён. – Кажется, успокоился.

– Семён, спасибо вам огромное! – сказала Ольга и расплакалась. – Я все эти годы… С таким грузом… Я не знала, что все так.

Семён убрал со стола треснувший стакан, достал из шкафчика целый, налил в него воды и протянул Ольге.

– Про куклу только не забудьте, – напомнил Семён. – Не только вам она в душу запала.

– Да, конечно, – всхлипывая, произнесла Ольга. – Как раз на днях мать поеду проведать и заберу. Я же думала, ее со всеми моими вещами тогда выбросили…

На прощание Ольга достала из кошелька несколько купюр и положила на стол.

– Семён, это вам от чистого сердца! Дай вам бог здоровья!

Семён проводил гостью до двери. Казалось, что даже походка ее стала легче, а вся она – еще красивее. Тень мрачного спутника больше не заслоняла внутреннего света ее удивительной женской притягательности.

Глава 16. Ведьмино колечко

– Интересно все-таки в жизни бывает, – сказал Семён, выдохнув струю дыма после глубокой затяжки. – Это какая удушающая любовь должна быть, чтобы бегство стало единственным спасением…

– Только она от отцовой любви так и не убежала, – ответил Арсений. – Вообще не известно, сколько бы еще промучалась от нее. А красивая, правда?

– Да, недолго ей одной быть. Наверстает еще упущенные годы одиночества. – Семён задумчиво постукивал по столу пустой сигаретной пачкой. – Ни сигарет в доме, ни хлеба. Надо бы до магазина прогуляться, как раз еще успеваю.

Накинув куртку и натянув резиновые сапоги, Семён вышел в холодные октябрьские сумерки. В последнее время он не любил ходить по улице, не хотелось лишний раз встречаться с односельчанами. Они и так бывали у него почти каждый день – то за советом, то за ответом. Зачастую приходили по всякой ерунде. То корова у кого-то заболеет, так они не к ветеринару, а к Семёну – не навел ли сосед порчу? То девчонка на суженого погадать придет – школу закончить не успеет, а все туда же. То муж пьянствует – помоги, заговори… Само собой, с такими вопросами Семён гостей отправлял восвояси. Но в помощи по серьезному делу никогда не отказывал.

В магазине, к его радости, никого не было. Только продавщица Вера сонно перекладывала товар на прилавке.

– Здравствуй, Вера. Я уж думал, до закрытия не успею! – бодро сказал Семён, запустив в теплое помещение свежее дуновение осенней прохлады.

– Привет-привет, Семён, – рассеянно ответила Вера. – Тебе сигарет?

– Да. Давай уж сразу блок. Гулять, так гулять. И круглого булку, – Семён выложил на прилавок деньги и внимательно посмотрел на Веру. – Что-то ты неважно выглядишь, заболела что ли?

– Да вроде нормально все, только слабость какая-то, – вяло ответила Вера. – Осень, наверное, сказывается.

Семён неспроста задал вопрос. Он почувствовал, что упадок сил у Веры вызван не переменой погоды и даже не болезнью. Он ясно увидел в ее грудной клетке небольшое отверстие, как будто бы в нее выстрелили. Только из «раны» сочилась не кровь, а какой-то голубоватый свет – из груди по животу он спускался вниз под прилавок, а оттуда по полу уходил за дверь.

Семён понял, что нужно срочно «брать след». И он должен привести к тому, кто умышленно или случайно вредил Вере. Семён спешно забрал свои покупки и вышел из магазина, ничего про увиденное Вере не сказав.

На улице совсем стемнело. Редкие фонари светили бледно, но Семён уверенно шел, ведомый ярким голубым светом, стелящимся по земле. Видимый только ему быстрый святящийся ручеек струился по дорожным колдобинам и лужам, огибая деревья и столбы, игриво забираясь на заборы и снова возвращаясь на дорогу.

Так Семён со своим светящимся спутником добрались до окраины деревни. На удивление, свет не привел его ни в чей дом. «Значит, не местный кто-то из Веры силы тянет», – подумал Семён. Ручеек нетерпеливо манил его дальше, но впереди кроме густого соснового бора ничего не было.

– Так, в лес меня, значит, собрался вести, – сказал ему Семён. – Тоже мне развлечение на ночь глядя. Ну, что ж, пошли.

И голубая ленточка, извиваясь между деревьями и колючими ветками кустарников, повела его вглубь леса. Семён, спотыкаясь и пропуская ругательные словечки, терпеливо следовал за своим проводником. Сколько они шли? Может, час, а может, два. Семён уже потерял счет времени.

– Слушай, как я отсюда выбираться-то буду? – раздраженно спросил он то ли у ручейка, то ли у самого себя.

– Как забрался, так и выберешься! – оглушил его неожиданный звонкий голос.

Остановившись, Семён вдруг обнаружил, что густая чаща закончилась, а он находится на просторной поляне, которая хорошо освещалась луной, ухмыляющейся с неба. Обернувшись, он увидел молодую девушку. В одной сорочке без рукавов, с длинными спутанными волосами до колен. Ну, точно ведьма! Она, хихикая, гладила собаку, светившуюся тем самым голубым светом, который привел его сюда. Приглядевшись, он увидел, что это была не собака, а волк, он ластился к хозяйке, облизывал ее руку, видимо, очень довольный тем, что ему удалось выполнить ее поручение.

– Ну, что молчишь? – задорно спросила девушка. – Говори, зачем пришел?

– Так ты же сама меня, вроде как, позвала, – не растерявшись, ответил Семён. – Я вот сегодня по лесу гулять точно не собирался.

– Ну, ладно-ладно, раскусил, – сказала странная лесная особа и заливисто расхохоталась. – Что, дуру эту, Верку, пожалел?

– А может, и пожалел. Полночи топал сюда, чтобы выяснить, кто из нее силы тянет.

– Ну, если и я, то что с того? – наигранно сердито спросила девчонка, усаживаясь на землю и ласково потрепывая руками мохнатую светящуюся голову своего питомца.

– А то, что тебе они ни к чему. Поиграешься и бросишь. А ей жить еще. Но если звереныш твой будет продолжать в том же духе, то долго она не протянет.

– Вот именно! А друга моего попрошу не обзывать. Совсем мне без него бы скучно было!

– Ладно, уж я-то тебя точно не развлекать пришел. Давай выкладывай, что хочешь в обмен на Веркины силы, – Семён начинал раздражаться.

– А ты с чего взял, что я меняться согласная? Или заставить решил? Так не выйдет!

– Так, все, пошел я отсюда. Вижу, разговора с тобой не получится! – окончательно рассердился Семён. – Хочешь Верку в могилу свести, да пожалуйста! Кто она мне? Не жена, не сестра.

– Дорогу-то найдешь? – хихикнула наглая ведьма.

После этих слов небо, как по щелчку, затянуло облаками, луна скрылась, и перед глазами у Семёна остались лишь едва различимые силуэты девчонки и ее верного друга. Волк, словно по невидимой команде, перестал светиться, чтобы не сорвать коварного замысла хозяйки.

– Поплутаю и выберусь! – буркнул Семён, шагая в темноту, – Я, знаешь ли, тоже кое-чего умею.

– Да знаю я! – смягчилась хозяйка поляны. – Ну, не сердись на меня, пожалуйста! Мне Верка-то самой и даром не нужна.

– Тогда зачем ты с ней так? – Семён еще раз убедился, что ни земных, ни потусторонних женщин так просто с ходу не понять.

– Колечко мое взяла! Без спросу! – обиженно сказала девчонка.

– Ну, тогда все понятно, – усмехнулся Семён. – Женская месть.

– Месяц назад дело было, – продолжала девчонка. – Верка за грибами ходила и забрела на мою поляну. А место хорошее, сам видишь. Ну, она тут топталась-топталась, все грибы выбрала, полкорзины набрала только с моей поляны. Ну, и откопала мое колечко. С рубином. Фамильное, между прочим.

– Ээээ, – протянул Семён. – Так ты, оказывается, не из простых! Вот у тебя откуда столько барских замашек и капризов!

– Да, из дворянского рода я, – не без гордости сказала ведьма. – Было у нас когда-то поместье здесь неподалеку. Но сейчас и следа от него не осталось, за двести лет-то много воды утекло.

– А ты неплохо сохранилась, – хмыкнул Семён.

– Потому и сохранилась, что рано ушла, – вздохнула девчонка.

– Заболела? – участливо спросил Семён.

– Да, чахотка, – грустно сказала лесная собеседница. – И вообще мне давно пора к родителям и бабке. Надоела эта сырость лесная! А там тепло, хорошо и самовар с шаньгами…

– Так чего же не уходишь? – удивился Семён.

– Вот как раз и собиралась. За баловство свое и жестокость детскую уже расплатилась. Я ведь, знаешь, какая была, над прислугой, как могла, издевалась. А они же крестьяне безропотные, все сносили.

– Угу, и кольцо с рубином ты у матери украла, а родителям сказала, что его кухарка взяла! – с укором сказал Семён.

– Мог бы и не говорить, – махнула рукой девчонка. – А что я могла сделать, если очень мне оно нравилось! А матушка ни за что бы мне его не отдала. Незадолго до смерти своей я здесь его и потеряла.

– Ну, вот и поплатилась за свой оговор!

– Ууу, без тебя тошно! – Девчонка чуть не заплакала. – Теперь-то ты понимаешь, что непростое это кольцо? Мне его позарез надо матери вернуть. Так сказать, в знак окончания моих мытарств.

– Понял я, – решительно ответил Семён. – Будет тебе твое-материно кольцо. Прямо с утра завтра к Вере пойду и заберу.

– Только просто так она не отделается! – капризно сказала девчонка. – Пусть еще мне и сережки свои отдает. Золотые, с жемчугом. В знак компенсации.

– Женщины! – снисходительно сказал Семён. – Ладно, жди своих подарков. Завтра принесу.

– Спасибо, Семён! – радостно воскликнула ведьма. – А сейчас тебе домой пора возвращаться, скоро уже светать начнет.

– Да уж, а путь-то не ближний предстоит, – задумчиво ответил Семён.

– Ну, в этом можешь довериться мне!

Девчонка подошла к Семёну, встала на цыпочки, обвила тонкими руками его шею и поцеловала в губы. Семён, почувствовав холодное касание, отшатнулся, но в этот момент земля как будто заходила под ногами, и он потерял сознание.

***

Семён проснулся дома, в своей постели, когда короткая стрелка на часах подползала к десяти.

– Что ж это я лежу-то! – хлопнул он себя по лбу. – Мне же к Верке надо скорее бежать!

– Только домой к ней беги, а не в магазин, – ответил с потолка Арсений. – Верка сегодня с кровати встать не смогла, совсем ей худо.

– Ох уж эти бабы, сороки, – ворчал Семён, спешно одеваясь. – Дались им эти блестящие побрякушки.

Дверь Семёну открыл Верин муж. Вид у него был растерянный.

– Семён! А я уже сам собирался к тебе бежать! – сказал он вместо приветствия.

– Ну, вот видишь, как я вовремя, – хмыкнул Семён, разуваясь в прихожей. – Как там Вера?

– Проходи, сам увидишь.

Вера лежала в постели, она была такая бледная, словно за ночь из нее выпили всю кровь. Пошевелиться у нее не было сил, но появление Семёна ее приободрило, это было заметно по слегка оживившемуся взгляду.

– Значит, так, Вера, – решительно сказал Семён. – Если хочешь выздороветь, тебе придется вернуть кольцо, найденное в лесу. И в придачу еще серьги с жемчугом. Если будет интересно, я тебе потом расскажу все.

Муж Веры от этих слов, конечно, удивился, но Семёну поверил. Когда жена на глазах угасает, и не в такое поверишь. Вера, выслушав Семёна, послушно кивнула и на мужа взгляд перевела – мол, знаешь, где лежат украшения, достань.

Меньше чем через час Семён добрался до знакомой поляны.

– Ну, и что мне делать с этими бирюльками, – сказал он, в раздумьях перебирая в руке золотые побрякушки.

– Это не бирюльки! – услышал он радостный голосок своей недавней ночной собеседницы. – Давай их скорее сюда!

– А ты где? – растерянно спросил Семён, озираясь по сторонам.

– Что я дура, днем показываться, да еще и в таком виде! Видишь, пень торчит из земли. Ну, прямо напротив тебя, посмотри!

– Вижу, – буркнул Семён.

– Вырой ямку возле него и положи туда драгоценности, – скомандовал звонкий голос. – И иди, не оглядываясь. А то опять поцелую!

– Ну, уж нет, я сегодня как-нибудь без этого обойдусь, – сказал Семён, закапывая украшения. – Ты своим там привет передавай, пусть мать за кольцо не ругает.

– Спасибо! – девчонка облегченно вздохнула, и Семён услышал, как куда-то в небо уносится ее тоненький счастливый смех.

«Как же женщинам для счастья мало надо!», – снисходительно подумал Семён и, ломая сухие сучья, зашагал по лесу в сторону деревни.

Глава 17. Петля затягивается

– Интересно получилось, – размышлял Семён после утомительной лесной прогулки, – хотел одной помочь, а помог сразу двум.

– Ну, так у людей беды не из воздуха появляются же, – как всегда рассудительно отвечал Арсений. – Всегда какая-то связь есть: или обидели кого, или вот чужое, как Верка, не подумав, взяли.

– Но ведь бывает же такое, что Они специально помогают, подбрасывают какие-то находки людям, которые нуждаются. Деньги там или те же побрякушки…

– В таких случаях все просто – нашел человек, забрал, воспользовался, и ничего плохого с ним не случается. Значит, это, и правда, помощь свыше была. Заслужил, значит. А вообще-то пословица про бесплатный сыр еще как работает.

– По-моему, у нас сегодня еще одна любительница бесплатного сыра намечается… Совсем с ума посходили бабы.

– Да, скоро приедет. Приятельница той Ольги, которая повсюду за собой папашу своего таскала.

– Я уже боюсь их принимать. Кажется, конца не будет этим глупостям женским…

– Глупости глупостями. А за ними стоит кое-что посерьезнее.

Вскоре объявилась в доме очередная клиентка – Татьяна. Постарше Ольги, выглядела лет на пятьдесят. Но из ее же круга – такая же успешная, ухоженная, пахла дорогими духами, деньгами и одиночеством. Запах одиночества Семён уловил еще с порога, хотя мужчина при ней все же значился.

– Семён, мне Ольга про вас много рассказывала, – Татьяна, как большинство посетителей, начала издалека. – Вот я и подумала…

– Подумали, что я смогу привязать к вам человека, который вам не принадлежит?

Резкий вопрос Семёна застал посетительницу врасплох.

– Но у нас ведь семья, – Татьяна пошла в защиту. – Я его ни у кого не уводила, хоть и нравился он мне всегда.

– Вижу, что нравился. И вы много лет ждали, когда он сам из семьи уйдет. А когда это случилось, вы и рады были его к рукам прибрать.

– Любая бы так поступила на моем месте! – со знанием дела сказала Татьяна. – Он, знаете, какой?

– Знаю… – скучно ответил Семён. – Высокий, блондин, кажется. Косая сажень в плечах, про таких говорят. Моложе вас лет на пятнадцать.

– На тринадцать! – Татьяна слегка обиделась. – И вообще, разве возраст имеет значение, когда у людей любовь?

– Когда любовь, то не имеет, согласен.

– Вот и я не пойму, в чем проблема. Я ему и стол, и постель, знаете, вот извините за нескромность, на высшем уровне. Курсы поваров специально прошла, чтобы не эти всякие борщи да картошку с мясом. Фу, обыденность!

«Вот мне бы Валиного борщечка сейчас, самого обыкновенного», – с грустью подумал Семён.

– Да! Я весь город иной раз объезжала, все магазины, чтобы найти подходящую рыбку, правильной заморозки или нужного посола, чтобы приправку редкую достать, иначе вкуса никакого. А еще, – забыв о стеснении, вкрадчиво добавила гостья, – я весь ассортимент в секс-шопах изучила вдоль и поперек. Молодому мужу нужно разнообразие, а не возня кроватная.

На этих ее словах Семён мысленно поморщился: «Скоро на пенсию, а главного так и не поняла…»

– Татьяна, судя по вашему рассказу, вы просто отличная жена и хозяйка, – сказал Семён. – И любой был бы рад оказаться не месте вашего мужа… Если бы это был ваш человек.

– Вы хотите сказать, что он – не мой? – удивилась Татьяна. – Этого не может быть. Он сам ко мне пришел с вещами, хоть я открыто и не звала. Он сам сказал, что меня любит и хочет быть только со мной!

– Думается мне, когда человеку некуда идти, он выбирает наиболее простой вариант.

– Я? Самый простой вариант?! – вспылила Татьяна. – Да кто вам дал право такое говорить?

– Если я говорю то, что вам слышать неприятно, или вы не хотите это признавать, то извините. Вряд ли я смогу вам помочь. – настала очередь Семёна сердиться. – Забегая вперед, скажу, что никакими приворотами я не занимаюсь, и если вы будете настаивать и деньгами своими перед носом у меня размахивать, то лучше вам сразу уйти.

Татьяна молча смотрела на Семёна, понимая, что результата, на который рассчитывала, она не получит.

– Тогда скажите мне, что я делаю не так? – не сдавалась она. – Я готова последовать любым вашим рекомендациям.

– Как вы не поймете, я не психолог, чтобы рекомендации раздавать. И в этих ваших секс-шопах, господи прости, уж точно не разбираюсь. А вот то, что вы чужое к рукам прибрали, вижу четко. Вы же его еще во время законного брака привечали. Уж себя-то не обманывайте!

– Ну и что? – не понимала Татьяна. – Да, мы общаться начали еще в то время. Но у него в семье уже все плохо было. А я на него десять лет молилась, но взглянуть не смела. Все-таки жена, дети…

– А потом это для вас перестало иметь значение?

– Ровно в тот самый момент, когда он сказал, что собирается уйти из семьи.

– Да-да. Он это говорил. И не только вам. Но и еще нескольким женщинам из вашего же коллектива и за его пределами, кстати, тоже.

– Ну, и что? Выбрал-то он все равно меня. Тогда мне было не принципиально, с кем он еще проводит время и как. Я делала скидку на его молодость, ну, и потребности.

– А что, он так резко постарел и у него потребности изменились? Почему же тогда это вас не тревожило, а сейчас вдруг стало?

– Семён, зачем вы задаете мне все эти вопросы? – Татьяна снова занервничала.

– Затем, чтоб вы поняли одну простую вещь – не будет с вами то, что не ваше. Думаете, он просто так в лес сбегает на все выходные с ружьем?

– Ну, да, Дмитрий охотник у меня, это его многолетнее хобби, – не унималась Татьяна.

– До водки охотник ваш Дмитрий, – не выдержал Семён. – И до девчонок молодых он охотник. И в лес сбегает, потому что ему покоя ему рядом с вами нет. Не знает он сам, чего хочет!

– Тогда зачем же он ко мне пришел?

– Татьяна, говорю же, вы были просто самым удобным вариантом на тот момент – одинокая, с просторной квартирой, обеспеченная, не обремененная маленькими детьми. Еще и вон как для него старались. Сначала он к вам отдыхать прибегал от домашнего бардака и шума. А потом решил вроде как насовсем перебраться. А что? Всегда чисто, вкусно, удобно. Но вот со временем перестало быть удобно. На душе неспокойно у него.

– А вы не могли бы посмотреть, что его так тревожит? – С надеждой спросила Татьяна. – Обещаю, ни о каких приворотах просить не буду.

– Посмотреть могу, – согласился Семён. – Но информацию выдам вам на свое усмотрение. Если она вас лично касаться не будет, сказать ничего не смогу. Это что-то вроде врачебной тайны.

– Да-да, конечно, – ответила Татьяна, суетливо вынимая из сумочки фото.

Со снимка на Семёна смотрел здоровенный детина – точь-в-точь такой, каким он его «увидел» заочно – высокий широкоплечий блондин, с дерзкой ухмылкой. Всем своим видом он демонстрировал одно: «Как я захочу, так и будет».

Но уж чего Семён никак не ожидал и меньше всего хотел бы увидеть, так это связь Дмитрия со Стасом. И связь эта была отнюдь не дружеская – Семён четко увидел на снимке, что на шее у парня затянута петля, а прямо за ним стоит Стас и со злобной усмешкой держит в руках конец веревки. Семён несколько раз моргнул, и видение исчезло.

Семёну очень не хотелось вмешиваться в очередную затею Стаса, который, как уже было ясно, не останавливался ни перед чем. И человеческая жизнь в его личной системе ценностей болталась где-то между вкусным ужином и удачным контрактом, иначе говоря, имела ценность очень малую.

Выкладывать увиденное Татьяне тоже не хотелось. «Еще натворит глупостей и выдаст меня с потрохами…, – размышлял Семён. – Стас и так со дня на день сюда явится с претензией, что его главный конкурент контракт заполучил. Неизвестно еще, чем кончится это все…»

Семёну надо было быстро сообразить, как, ничего не рассказывая Татьяне, спасти ее недомужа от недочеловека.

– Семён, что же вы молчите? – нетерпеливый вопрос Татьяны вывел его из ступора. – Вам есть, что мне сказать?

– Татьяна, на самом деле интересного мало, – как можно спокойнее заговорил Семён. – В плане здоровья у него все хорошо, хоть и к бутылке часто прикладывается. Ну, молодость все стерпит, как говорится. Тесной связи между вами, как супругами, я не чувствую. Он к вам холоден, но это вам и без меня известно. Обязательств перед вами никаких не испытывает. В общем, только вам решать, оставить все, как есть, или разбегаться с ним. По-человечески я бы посоветовал второе. Но решать, конечно, только вам.

Татьяна тяжело вздохнула. И больше никаких вопросов Семёну не задавала. Молча достала из кошелька купюру и положила на стол.

– Спасибо, Семён. Я, конечно, рассчитывала на другое, но, пообщавшись с вами, поняла, что неправильно это все. Наверное, хватит мне для него молодиться, девочку из себя строить. В моем возрасте себя надо любить в первую очередь, – сказала Татьяна, накидывая пальто. – Я поговорю с ним, но позже. В субботу у нас годовщина, хочется платье новое выгулять.

– У вас планы на эту субботу? – непринужденно спросил Семён.

– Да, в ресторане ужинаем с друзьями. Посидим тихо, двумя парами. А уж в понедельник я с ним объяснюсь. В воскресенье бесполезно будет с ним о чем-то разговаривать, сами понимаете.

– Ну, да, понимаю… – ответил Семён. – Удачи вам, Татьяна. Не сомневаюсь, что вы сделаете правильный выбор.

***

– Как же эти подлецы все похожи между собой, – возмущался Семён, когда Татьяна уехала. – Ведь не лучше он этого Стаса, разве что не убил никого еще. Почему я вообще должен его спасать?

– Хотя бы потому, что Стасу вообще-то никто не давал права распоряжаться чужими жизнями. – с потолка отозвался Арсений.

– А сами они никак не разберутся?

– Ты же знаешь, к чему все идет. Прикончит его Стас, да и дело с концом.

– Может, мне в полицию заявить, раз такое дело?

– И что ты им скажешь? Что увидел, как один мужик на фотографии душит другого? Но только этого еще не было, но обязательно будет, потому что тебе привиделось, – разошелся Арсений.

– Толику участковому скажу! Он про мои способности знает, точно поверит. – Не сдавался Семён.

– А Толику твоему кто поверит? Ну, ты что, как вчера родился-то, ей богу!

– Потому что убийствами должны заниматься те, кому по должности положено.

– А тебе что положено? – Последнее слово Арсений произнес нарочито громко, слегка передразнивая Семёна.

– Людям помогать, – угрюмо ответил Семён.

– Ну, вот и помогай, а не задавай лишних вопросов!

– Опять мне надо быть на шаг впереди, получается…

– Да так, на полшажочка, – хмыкнул Арсений. – В субботу едем в гости!

– К кому? – не сразу понял Семён.

– Ну как к кому? К Татьяне с мужем. Пока они со Стасом и его женой в ресторане гулять будут, мы у них приберемся слегка.

– Слушай, так у них там, наверное, сигнализация, да прислуги полон дом. Как я незамеченным-то пройду? Позорище такое будет, если схватят!

– Прислугу Татьяна на выходные всю распускает. Об этом можешь не беспокоиться. А с сигнализацией уж разберемся как-нибудь.

– Дорогу к ним тоже «как-нибудь» найдем? – съязвил Семён. – По-моему, ты меня переоцениваешь.

– У тебя купюра на столе лежит, которую Татьяна оставила. Вот она и приведет нас к хозяйке. – невозмутимо ответил Арсений.

– Ну, ладно, – задумчиво произнес Семён. – Главное, нам там с подельничком Стаса не встретиться. Стас же не своими руками собирается все это делать.

– Конечно, не своими. Мы просто приедем пораньше, сделаем, что надо, и по-тихому ретируемся…

Глава 18. Неслучайное спасение

Два дня до субботы Семён ходил как сам не свой. В голову не шли никакие мысли, о том, чтобы посетителей принимать, и речи не было. Он даже нацарапал на листе бумаги: «Не принимаю. Заболел» и прицепил ее на входную дверь снаружи.

Есть почти перестал, пил только чай и кофе, много курил. Вечером в пятницу занялся приготовлением «амуниции» – достал из шкафа утепленную куртку, темную вязаную шапку, перчатки вязаные отыскал, новые – Валя теплыми вещами всегда впрок закупалась, еще с лета. Сложил в рюкзак нехитрые инструменты – пару отверток, плоскогубцы и пилу-ножовку. Кто его знает, что может пригодиться в таком деле.

– На ноги лучше кроссовки, – советовал Арсений, – вдруг убегать придется.

– Не нервируй меня! – злился Семён. – А то передумаю. Я уже сам себя преступником чувствую…

– Ну, и передумывай. Только как потом спать по ночам будешь, зная, что из-за тебя человека убили?

– Что значит из-за меня? Я что ли этого ненормального на убийства толкаю? – вспылил Семён.

– Знать, что будет беда и не предотвратить ее, считай, тоже виноват! – напирал Арсений.

– Я и не спорю, – сердито буркнул Семён. – Просто очень уж на душе

Глава 1. Странный попутчик

– Я не колдун, слышишь, я – избранный!

Семён наполнил себе и собеседнику еще по одной стопке.

– За что пьем-то, избранный? – захмелевшему Сашке после рассказа случайного попутчика уже не шли в голову никакие тосты. И водка, горькая, отупляющая, тоже не шла.

Больше всего ему хотелось закончить этот странный разговор, лечь спать, а утром выйти на своей станции и забыть все услышанное, забыть этого чудаковатого мужичка в желтой рубашке с зелеными пальмами и холодным отрешенным взглядом.

– Ну, давай хоть что ли за веру!

Чокнулись, выпили. Противная водка обожгла горло, спустилась ниже, недовольно отозвавшись в желудке болезненным спазмом, отчего Сашка пожалел о выпитой стопке и тут же решил – все, это была последняя.

– Вот я вижу, не веришь ты мне, Сашка, – продолжал Семён, который после приличного количества выпитого был ни в одном глазу.

«Тьфу ты, и впрямь колдун какой-то, – подумал Сашка, – пьет одну за одной, не закусывая, и ничего его не берет!»

– Между тем, Саша, вера – это главное. И самое дорогое, что может быть! Вот Они мне поверили, а я…, – после долгой паузы рассказчик тяжело вздохнул.

Слово «они» Семён произнес, подняв глаза наверх и ткнув указательным пальцем в воздух. Сашка тоже невольно посмотрел на потолок купе, где тускло горела лампочка под прозрачным пластмассовым колпаком, а вокруг нее сонно ползали две мухи.

Ночная исповедь, как и бутылка «Столичной», подходила к концу. Больше всего Сашка боялся, что сейчас Семён, как фокусник, вытащит из рукава еще одну и не даст ему спать до самого утра.

Но Семён, видно, почувствовал настрой собеседника и никаких фокусов проделывать не стал.

– Пойдем, покурим, и спать! – скомандовал он.

Сашка очень обрадовался такому повороту. Он послушно поднялся с полки и, пьяно пошатываясь в такт поезду, последовал за соседом в тамбур.

– Ты, думаешь, они на тебя обиделись? – спросил Сашка, выпуская струю синеватого дыма.

– Девки твои пусть на тебя обижаются, что юбку задрал, а замуж не позвал! – рассердился Семён.

Досадно ему было, что не прочувствовал собеседник его истории. И, вместе с тем, он был очень благодарен Сашке, что выслушал. Один был Семён на целом свете. И тяжело было с таким грузом по земле ходить.

Когда-то была у Семёна полноценная семья. Жена Валентина, двое деток – мальчик и девочка, погодки. Жили в деревне, хорошо жили – работа, дом, скотина, птица, огород. С женой душа в душу, к спиртному прикладывался редко-редко. По праздникам только.

В тот день они всей семьей как раз ехали на праздник – в соседнее село лучшую подружку жены замуж выдавать.

– Чего мы каждый раз к ней ездим? – ворчал тогда Семён, уверенно ведя по трассе свою «семерку», – Она вон уже третий раз замуж выходит, не уживаются с ней мужики. Ведьма она!

– И ничего не ведьма! – заступалась жена за подругу. – Просто мужики малахольные нынче пошли. Им бы штаны на лавке просиживать с утра до вечера, да перегаром ночью дышать в лицо. Ни денег заработать, ни по хозяйству управиться. Как хорошо, что ты у меня не такой!

И Валя ласково прижалась щекой к его плечу. Семёна такой волной тепла обдало, он повернулся и поцеловал светлую Валькину макушку. На одну секунду от дороги отвлекся. И надо же было такому случиться, что в эту самую секунду вылетел им на встречу «Урал». Как из-под земли выскочила махина, которую на большой скорости несло на их полосу, разворачивая боком – видимо, колесо переднее лопнуло. Последнее, что Семён запомнил, как крутанул руль влево, пытаясь уйти от аварии. Потом был удар, звон стекла, слившийся с истошным Валиным криком, и темнота…

А дальше – то ли сон, то ли явь, не понятно… Видит Семён, что стоит он на обочине дороги, странной дороги – не грунтовой и не асфальтовой. Дорога была какая-то гладкая, чуть блестящая. Семён даже сначала подумал, что это река. Осторожно ступил, боясь намочить ботинок. Твёрдо! И пошел по этой дороге, озираясь в разные стороны, начал своих звать:

– Валя! Катенька! Антошка!

И нигде их нет. И машины их разбитой нигде не видно и этого злосчастного «Урала».

– Что за черт! – думает Семён, – Не могло же меня так далеко отбросить от удара. Валя! Катенька! Антошка!

– Мы здесь, Сёмушка! – услышал он знакомый ласковый голос.

– А, где?! – заметался в растерянности Семён. – Валя! Вы где?

– Ну как же, здесь! Тебе навстречу идем! – отозвалась Валя.

Семён крепко зажмурился, через несколько секунд открыл глаза, видит – и правда! Валька, его Валька, и двое его ребятишек идут, за руки держатся все втроем. Целые и невредимые! Но медленно как-то идут, нерешительно, будто держит их что-то, к Семёну не пускает.

Семён, не помня себя от счастья, кинулся им навстречу. Но не тут-то было. Он шаг вперед, а они – не ближе, а дальше становятся! И с каждым шагом все дальше и дальше.

– Валя! Что все это значит?! – не помня себя от страха, завопил Семён.

– Это то значит, Сёмушка, что тебе нельзя пока к нам, – ласково проговорила Валя. – У нас с Катей и Антошей теперь в другом месте дом будет, а ты к нам потом переберешься. Мы как устроимся, я тебе расскажу, как тут и что. Не скучай, родной, и помни – ты ни в чем не виноват!

– Папа, ты ни в чем не виноват! – хором повторили Катя и Антон.

Потом они втроем взяли и исчезли – как и не было.

– Валя! Катенька! Антошка! – надсадно кричал Семён, ничего не понимая. – Вернитесь! Куда вы?! Зачем?!

И снова наступила темнота.

***

– Валя! Катенька! Антошка! – Семён в бессилии опустился на колени возле трех земляных холмиков с тремя крестами.

Он тихо хрипел – в горле комом застряли три родных имени, ни кричать, ни плакать не получалось… Их схоронили, когда он был в больнице – десять дней пролежал без сознания. У Семёна было сильное сотрясение, а тело почти не пострадало – рука была сломана, да пара ушибов.

В доме стояла зловещая тишина. Никто не подготовил его к приезду Семёна. Близких родственников у них с Валей не было – оба детдомовские. Соседи да мужики с работы подсуетились с похоронами. Видимо, они себе в благодарность за это «выписали» всю птицу и скотину у Семёна со двора. А может, думали, что он тоже не выживет – не пропадать же добру…

Семён даже рад был, что никто его не ждал, никто не лез в душу с дурацкими соболезнованиями и сочувствиями.

Все вещи так и лежали на тех местах, как они их оставили, спешно собираясь на эту проклятую свадьбу, пропади она пропадом. Вот Валькины белые босоножки, в которых она на собственной свадьбе была. Каблуки, говорила, высоковаты для нее стали: «Куда я, Сёмушка, в них сейчас? Вот Катюша вырастет, себе заберет…»

Антошкино деревянное ружье на диване. Он так хотел взять его с собой, но в последний момент забыл. Чуть всплакнул по дороге, но быстро успокоился. На письменном столе лежат какие-то Катюшины тетрадки, раскраски, карандаши цветные рядом – и кажется, что вот-вот раздастся ее звонкое: «Пааап! А облачка белые или синие рисовать?»

Семён слабо опустился на кровать, лег на спину, сложил загипсованную руку на груди – да так и пролежал неподвижно с закрытыми глазами до самого вечера.

Открыл глаза, когда сумерки окутали деревню, и за окном уже сложно было что-то разглядеть. В доме было зябко, хоть и лето на дворе. Курить хотелось ужасно. Семён поплелся на кухню, набрал из-под крана воды в электрический чайник, вставил вилку в розетку, щелкнул кнопкой. Чайник поприветствовал хозяина дружеским урчанием.

Рукастый Семён был мужик, полностью дом «упаковал» – и водопровод провел, и туалет устроил, и ванную. У Вали была стиральная машинка-автомат, самая современная электроплита, микроволновка и даже кофемашинка простенькая. Очень уж Валя любила свежего кофе сварить и посидеть в тишине после утренней дойки. Управится Валя, корову на выпас отправит, разольет молоко парное из ведра по стеклянным банкам и, пока все спят, сидит на кухне кофеек смакует.

Чайник выключился. Семён достал из шкафа чашку, положил туда чайный пакетик, налил кипятка. И все это одной рукой. Наливал чай и думал, что даже когда кость срастется и гипс снимут, он будет чувствовать себя калекой. Одноруким и беспомощным. Без Вали, без ребятишек. Без опоры до самого конца жизни.

Глава 2. Незваный гость

Семён сидит за столом и помешивает ложкой остывший чай. Ложка звякает о стенки чашки, часы на стене ритмично отсчитывают секунды. Перевалило за полночь. Нужно что-то делать завтра. Прибраться в доме, убрать вещи Вали и ребятишек. Не совсем убрать, а хотя бы по коробкам да по шкафам, чтобы глазом лишний раз за них не цепляться, душу не травить. Нужно сходить в магазин, взять каких-нибудь продуктов. Нужно зайти в контору, поблагодарить директора и мужиков за то, что похороны организовали. Да и с работой что-то надо было решать – не сидеть же ему дома, так от тоски по своим с ума можно сойти.

– Где бы сигарет взять? – спросил сам у себя Семён.

Ответ тоже сам собой нашелся. Через открытую дверь в комнату с кухни хорошо просматривался книжный стеллаж, а на самой верхней полке отчетливо виднелась бело-синяя пачка…

– Валя! – с нежностью подумал Семён. – Вот никогда прятать не умела.

Валентина всю жизнь сигареты от мужа прятала. Не нравилось ей, что он курит, все настаивала, чтобы бросал. Если оставит Семён пачку без присмотра, так Валя ее сразу куда-нибудь припрячет – то в шкаф, то в комод, то на полку, даже как-то раз в холодильник спрятала, за кастрюлю с супом. А Семён прикидывался, что не замечает ничего – не хотел Валю расстраивать. Просто привык по две пачки сигарет покупать: одну при себе всегда держал, вторую для Вали, чтобы прятала.

Вышел Семён на крыльцо, сел на ступеньку, закурил. Ночь была звездная-звездная, слегка прохладная.

– Привет, сосед! Закурить не будет? – раздался в абсолютной ночной тишине молодой мужской голос.

Семён от неожиданности аж закашлялся – дыхание перехватило, а дым выдохнуть не успел. Ведь только что не было рядом никого.

– Кто здесь?! – Семён вскочил на ноги и, перепрыгнув через ступеньку, оказался на земле. – А ну, выходи!

Не получив ответа, Семён нервным шагом направился в сторону калитки. Не доходя до угла дома, резко остановился, рассчитывая застать незваного гостя врасплох. Но за углом никого не было. Только кот соседский прошмыгнул под ногами и скрылся в кустах.

– Выходи! Все равно придется! – Семён решительно зашагал вокруг дома, и, обогнув свое жилище, замер в оцепенении. На крыльце, где полминуты назад никого не было, стоит парень лет двадцати. Стоит и улыбается во весь рот.

– Чего кричишь, сосед? – вкрадчиво сказал молодой наглец. – Здесь я.

– Кто ты? Что надо?! – Семён старался сделать как можно более грозный вид.

Вдруг на глаза ему попались вилы, лежащие на траве. Не сводя глаз с незнакомца, Семён резко наклонился, здоровой рукой схватил вилы, но выпрямиться не смог – резко закружилась голова. Несостоявшееся оружие упало на землю, а Семён, пытаясь удержать равновесие, беспомощно повалился на колени. Перед глазами замелькали темные пятна, и он подумал, что теряет сознание.

– Ну, что же ты так резко после сотрясения-то? – вполне дружелюбно сказал парень. – Тебе же нельзя.

Сказал и сделал шаг к Семёну, желая помочь ему подняться.

– Не подходи! – от негодования у Семёна вдруг охрип голос. – А то не поздоровится! Убирайся лучше, пока цел!

– Невежлив ты с гостями, Семён Егорыч. А Валентина говорила, ты радушный хозяин, – ухмыльнулся незнакомец.

– Что? Откуда про Валю знаешь? Я в первый раз тебя в нашей деревне вижу!

Услышав про Валю, Семён рассвирепел. Как смеет какой-то малец в такой момент заявляться без спроса, да еще издеваться над его горем. В одну секунду он вскочил на ноги и, с гипсом наперевес, кинулся на парня. Будь что будет! Но парень продолжал невозмутимо стоять на месте и даже не принял никакой защитной позы. Семён сам не понял, как это произошло, но в момент столкновения с наглецом он не почувствовал ничего. Совсем. Вернее, даже самого столкновения не почувствовал. Он как будто пролетел СКВОЗЬ парня…

А дальше как в эпизоде какого-нибудь боевика, когда идет сцена драки – один из противников ловко уворачивается, а второй летит со всей дури на землю. Но в этот момент кадр замедляют, и он летит очень плавно, и на лице его появляются разные гримасы – сначала губы в трубочку и глаза выпучены, потом глаза зажмуриваются и стискиваются зубы, потом рот широко раскрывается в крике, и в конце сцены – встреча с землей как с неизбежностью.

Семён лежал лицом на траве. Самым отвратительным было то, что он упал на больную руку, и, несмотря на гипс, похоже, здорово ее повредил – как бы ни еще один перелом.

Он лежал и думал, что это конец. Что парень, наверняка, сейчас воспользуется ситуацией, добьет его и вынесет из дома все ценное, может, и дом подожжет, чего уж там. И зачем он только выжил в этой аварии…

***

– Семён Егорыч, а ты фантазер! Ну, какой я тебе вор и поджигатель! – парень сидит с ним рядом на траве и посмеивается. – Вроде взрослый умный мужик, а такие глупости городишь.

Семён смутился, подумал, что он после падения свои мысли вслух произнес. Он вообще перестал понимать, что происходит. Но парень, похоже, и впрямь не собирался на него нападать и причинять какой-либо вред.

– Кто ты? – хриплым голосом спросил Семён и закряхтел, пытаясь приподняться.

Не без усилий ему удалось сесть на траву рядом со странным персонажем.

– Сигарету? – незнакомец достал из кармана пачку, заботливо вынув из нее две сигареты. Одну протянул Семёну, другую взял себе. Чиркнул спичкой, дал подкурить сначала Семёну, потом подкурил сам.

– Кстати, возьми, это твое, – протянул он Семёну пачку и коробок.

– Скажи мне, я сошел с ума, да? – устало затягиваясь, произнес Семён.

– В некотором роде, – ответил парень. – Но тебя можно понять, у тебя большое горе.

– И все-таки, кто ты такой и зачем пришел?

– Арсений я. Можно просто Сеня, – простодушно представился странный ночной гость. – Я когда-то жил в доме напротив.

– Но я тебя не помню. Ты, наверное, жил здесь до того, как мы с Валей сюда перебрались. Маленьким уехал отсюда?

– Верно. Я здесь до вас жил… Лет так семьдесят назад.

Последние слова Арсений произнес, пристально глядя Семёну в глаза. Глаза Арсения стали пронзительно синими, они, словно электрический разряд, посылали ему в сознание мысль: «Верь мне!»

Семён молчал в оцепенении. Арсений не стал больше ничего говорить. Он сделал широкий взмах рукой, словно стирая пыль с какого-то огромного экрана. И перед Семёном поплыли кадры черно-белого кино.

Вот их улица, только дома другие. Но он отчетливо видит избушку, что когда-то напротив его дома стояла. Во дворе три солдата с автоматами, приперли к стенке испуганного парня. Кадр меняется. Крупным планом бледное лицо Арсения. Солдаты что-то кричат, Семён слышит, что по-немецки. Арсения резко разворачивают, толкают в спину, чтобы шел в дом. Арсений падает на колени, кричит: «Нет! Нихт! Нихт!»

Но солдаты хватают его и бросают на приоткрытую дверь, парень беспомощно падает внутрь, трое вваливаются за ним. Опять смена кадра. Солдаты выволакивают на улицу женщину, следом – визжащую девчушку лет пяти. На заднем плане кричит и рыдает Арсений. Один из солдат приставил ему к горлу автомат и кричит: «Зеен! Зеен!» – смотри, значит.

А двое других в это время расправлялись с женщиной и девочкой. Потом несколько автоматных очередей, и все закончилось. Экран погас…

Семён не мог произнести ни слова.

– Да, я выдал им мать и сестру… – отрешенно произнес Арсений. – Мне было шестнадцать. Отец на фронте погиб. Знаешь, а меня ведь оставили жить. Не спрашивай, почему. Сам не знаю. Но это с их стороны было жестоко. Оккупация закончилась, война закончилась. Жизнь у людей стала налаживаться. Я ведь еще четыре года проболтался здесь, непонятно, зачем. А что потом? Петля, боль, темнота.

– Почему ты пришел ко мне? – хрипло произнес Семён.

– Спасти твою обездоленную душу. И свою заодно…

– Каким образом?

– Не дать тебе сделать то, что я сделал с собой.

– И все? Зачем тебе моя душа?

– Что я, дьявол что ли? – рассердился Арсений. – Мне она совершенно ни к чему. Своя меня больше волнует.

– А если я жить не хочу? Что мне без них здесь делать? Я же убил их, понимаешь! – Семён тоже начал выходить из себя.

– Кажется, я тебе только что показал, кто такие настоящие убийцы. Повторить кино?

– Скажи, что ты от меня хочешь?

– Хочу, чтобы ты прошел свой путь до конца.

– А тебе это зачем?

– Понимаешь, Семён, у меня с Ними уговор. Я спасаю от гибели одну душу, а Они возвращают мне мою.

– Ну, допустим. Допустим, не стану я ничего с собой делать. Буду жить потихоньку, на работу ходить, горе водкой глушить…

– А вот этого не надо, – Арсений не дал ему договорить. – Ты людям будешь помогать, а они будут к тебе, как мотыльки на свет, слетаться. Тебе откроется такое, что мало кому дано видеть. Ты будешь предвидеть зло и чувствовать черные мысли. Ты сможешь даже лечить болезни, перед которыми бессильны врачи.

– Это что, я колдуном что ли буду? – Семён издал нервный смешок. – Не на того напал ты, Сеня! Я в эти игры не играю. Когда Валя моя начинала про порчи да про сглазы небылицы всякие собирать по деревне, меня аж передергивало всего. Ну как можно во все это верить?

– Валя твоя – чудесная, светлая душа. Ты это и сам знаешь. И всегда верила в добро. А сейчас… очень верит в тебя!

– Врешь! Нет больше моей Валеньки, и в загробную эту вашу жизнь я не верю! – закричал Семён.

– Не горячись, Сёмушка! – Арсений назвал его точь-в-точь, как Валя, и посмотрел ему в глаза таким же синим пронизывающим взглядом, как перед показом ужасного «кино».

Всю злость у Семёна как рукой сняло.

– Никаким колдуном ты не будешь, – продолжал Арсений. – Если хочешь, считай себя, ну, избранным что ли. А я буду тебе помогать.

– И сколько ты собираешься со мной возиться? Я ведь могу еще долго жить.

– Это по вашим меркам долго, а там время совсем по-другому измеряется. Ну, что, по рукам?

– Погоди, а на что я жить-то буду? Мне ж на работу надо ходить. Когда делами-то этими всеми мне заниматься?

– Нет у тебя больше работы – завтра сам узнаешь. А благодарных людей вокруг тебя всегда много будет. Прокормишь ты свою плоть.

На этих словах Семён провалился в глубокий сон.

Глава 3. Пророчество начинает сбываться

Семён проснулся от яркого солнечного света, льющегося в окно. Проснулся в своей кровати, но совершенно не помнил, как туда попал.

– Приснится же такое, – подумал он про себя, – гости с того света, немцы, спасение душ… Это все сотрясение. Говорят, после него и не такое может привидеться.

Слегка покачиваясь, Семён пошел на кухню. Да так и застыл на пороге от удивления. На столе стояла чашка свежесваренного кофе, а рядом на блюдце – бутерброд с колбасой.

Семён протер глаза и еще раз посмотрел на стол. Приготовленный для него завтрак никуда не делся.

– С добрым утром! – раздалось откуда-то с потолка.

Семён от испуга плюхнулся на стул.

– Сеня? Ты?

– Ну, а кто же еще. Давай завтракай скорее, пока кофе не остыл.

– Так ты мне не приснился… – растерянно пробормотал Семён, в глубине души надеясь, что он все еще спит.

– А сам-то как думаешь?

– Я уже ничего не думаю, Сеня. Я думаю, что я сошел с ума.

– Ну, вот опять двадцать пять… Да ты такой же сумасшедший, как я – живой! – расхохотался Арсений.

– А почему я тебя не вижу? Ночью ты и впрямь был как живой. – Семён машинально отхлебнул из чашки.

– Это я специально, чтобы сильно тебя не пугать. Согласись, когда видишь, с кем разговариваешь, услышанное не кажется таким уж странным. Но с сегодняшнего дня привыкай, ты будешь только слышать мой голос. И ни в коем случае никому не показывай, что меня слушаешь. Ты должен все говорить и делать, как будто от себя. У нас с тобой впереди много работы.

Семён поперхнулся кофе.

– Стой! Какой работы? Чертовщиной вашей заниматься? Я на это не подписывался!

– Во-первых, не смей чертыхаться, когда высшие силы с тобой говорят, – рассердился Арсений. – Во-вторых, никакого отношения к магии и колдовству наша работа не имеет. Это провидение, и провидцем будешь ты!

– Высшая сила! – вспылил Семён. – Висельник несчастный ты, а не высшая сила! Нагрешил-то побольше моего!

Стоявшая на столе стеклянная сахарница вдруг резко поднялась в воздух и полетела об стену. Осколки разлетелись в разные стороны, а белые песчинки усеяли пол.

– Они дали мне шанс! – закричал Арсений. – И поэтому я здесь. Так бы ты мне и даром не сдался – слишком много чести!

– Ладно-ладно, извини, Сеня, – Семёну стало неловко за свои слова. – Ну, сам посуди, какой из меня провидец? Я наладчиком работаю на мясокомбинате. В колбасном цехе! Да меня с этим провидением на смех поднимут, скажут, умом тронулся совсем мужик после аварии.

– Так кто тебя заставляет с трибуны-то докладывать о своих способностях, – смягчился Арсений, – Люди постепенно узнавать начнут. Те, кто сомневаться будут, поверят. Смотри, а к тебе пришли!

Семён выглянул в окно. У калитки стояли двое – директор комбината Степан Ильич Поляков и начальник колбасного цеха Миша Егоров. С минуту потоптались и вошли во двор. Семён вышел на крыльцо встречать не самых желанных гостей.

– Аааа, Сёма! Рад видеть тебя, дорогой! – расплылся в неискренней улыбке толстый Поляков и протянул Семёну правую руку.

Семён в знак приветствия едва коснулся ее здоровой левой.

– Здравствуй, Миша! – Семён кивнул начальнику. – Чем обязан?

Семён прекрасно понимал, что руководство пришло явно не для того, чтобы справиться о его здоровье или выразить соболезнования.

– Очень сочувствуем твоей утрате, Сёма. Мы до сих пор поверить не можем! – Поляков играл настолько неестественно, что Семёну захотелось спустить его с крыльца.

– Спасибо, Степан Ильич. И тебе, Миша, спасибо, что помогли с похоронами. Не знаю, как вас и благодарить. – Семёну очень хотелось поскорее закончить этот дурацкий спектакль.

– А вот это, Сёма, совершенно лишнее, да, Миша? – не унимался Поляков.

– Угу, – согласно мыкнул Миша.

Миша хорошо относился к Семёну, и ему очень не хотелось сообщать сейчас своему лучшему работнику, что его на предприятии больше не ждут.

Пока Семён был в больнице, ему нашли замену. Это оказалось нетрудно, с работой в их районе всегда было туго, и даже на место талантливого технаря Семёна работника нашли почти сразу.

А Поляков был очень рад, что появился повод избавиться от Семёна, он ему давно мешал. Чем мог быть неугоден рядовой сотрудник руководителю большого предприятия? Тем, что никогда не молчал, если видел какую-то несправедливость. А такого на их производстве хватало. По бумагам, должны были закупить в цех новое оборудование – импортное, с кучей автоматики и электроники. А купили какую-то ерунду, непонятно чьего производства. Она ломается через раз, и весь конвейер встает. Ясно, что денежная разница между техникой «на бумаге» и той, которая была «на деле», шла в карманы Полякову и его приближенным.

Весь комбинат шепотом возмущался, а Семён громко. Даже работников цеха подбивал устроить что-то вроде забастовки – просто остановить производство и требовать, чтобы начальство оборудование заменило на то, которое полагалось. Но никто Семёна не поддержал, все боялись работу потерять.

Были и другие случаи, когда Семён выражал недовольства. То смен рабочих добавят в месяце, а зарплату добавить забудут. То на демонстрацию очередную всех погонят в город, идти флагами махать в колонне, а транспорт выделить забудут. Добирайтесь, как хотите, хоть под дождем, хоть в потемках. А кто не придет, о премии в этом месяце пусть и не мечтает.

– Сёмушка, ну зачем тебе это надо? – причитала Валя. – Уволят же, что ты делать будешь?

Семён только вздыхал. Не прожить им было только огородом да скотиной, он это прекрасно понимал.

– Слушай, Сеня, тут такое дело… – Поляков начал заготовленную заранее речь. Говорил долго. И складно. Что-то про оптимизацию производства – мол, в цехе их скоро сплошь одна автоматика будет стоять, там другого профиля специалист понадобится, аж с высшим инженерным.

«Ага-ага, знаем мы вашу автоматику», – думал про себя Семён.

Миша ничего не говорил, только молча кивал. Когда Поляков закончил, Семён, к его удивлению, не сказал ни слова. После неловкой паузы только произнес:

– Я должен что-то подписать?

– Да-да, сейчас! – засуетился Поляков. – Миша, где бумаги?

Миша достал из папки бумажку, на которой уже было написано заявление об уходе по собственному желанию от имени Семёна. Следом выудил ручку, и, подложив под бумажку папку, протянул Семёну.

– Хм, – только и произнес Семён. Кое-как царапнул по месту для подписи левой рукой.

– Ну, и чудненько, Сёма, – заворковал довольный Поляков. – Ты не думай обо мне плохо, я про расчет твой не забыл. Вот.

И протянул Семёну белый конверт.

Семён хотел было швырнуть конверт в толстую рожу Полякова, как вдруг зазвенел у него в ушах голос Арсения: «Не надо!» И вся его злость резко улетучилась.

– Ну, давай, Сёма, выздоравливай! – Полякову уже не терпелось поскорее уехать.

– Пока, Семён, – коротко бросил Миша.

Потом они вдвоем вышли за калитку, где их уже ждала служебная «Нива» Полякова. Семён услышал, как включилось зажигание, и машина увезла его начальников прочь. А Семён остался стоять на крыльце наедине со своей обидой.

Глава 4. Нинка

Семён сидел на кухне перед нетронутым бутербродом.

– Стало быть, я теперь еще и безработный, – сказал он то ли сам себе, то ли Арсению.

– Не велика потеря. Радоваться надо, что не придется больше ходить в этот рассадник, – ответил Арсений.

Да Семён и сам это прекрасно понимал. Просто очень уж резко у него почва ушла из-под ног.

– Слушай, Сеня, а откуда в доме хлеб и колбаса? – вдруг спросил Семён. – Шаром покати ведь было.

–А, ерунда! – Семён почувствовал, что Арсений заулыбался. – У Нинки, которая через два дома живет, взял. Не обеднеет, и уж точно не похудеет. Пойдем, кстати, наведаемся к ней.

– Еще чего! На кой она мне сдалась?

– Ну, вообще-то она у тебя корову увела. На следующий день после того, как твоих схоронили. Слух-то по деревне уже прошел, что ты живой и домой вернулся. А она скотину возвращать не собирается. Нехорошо…

– Да зачем мне сейчас одному корова? Понимаю, когда семья. А так… Сено заготавливать, доить ее, мороки столько.

– Да не в корове дело, Семён. И забирать ее необязательно вовсе. У Нинки мальчишка подрастает, есть кому молочко парное пить.

– Ну и пусть корова у нее остается. Бог с ней, с коровой. Зачем ты тогда к ней идти предлагаешь? Не пойму.

– Для начала напомнить, что чужое брать непорядочно. Ну, и помочь Нинке надо. Оступилась Нинка сильно, вот-вот дел натворит.

– Чего у нее?

– Плод скинуть собирается. Нагуляла ребенка с Витькой-плотником. Ну, у которого бригада в вашей школе крышу перестилала.

– Делаааа…, – только и протянул Семён. – Нинка же в школе трудовичкой работает. Девчонок учит шить да вязать. А Колька, муж ее, у нас на комбинате цехом заморозки заправляет. Ну, он мужик вспыльчивый. Как бы не прибил Нинку.

– Не прибьет, – уверенно сказал Арсений. – Он о связи Нинкиной знает. И ничего не говорит ей. А знаешь почему?

– Ну?

– Потому что сам хорош. Сколько девчонок ваших комбинатских оприходовал…

– И что теперь будет с ними, Сень?

– С кем, с девчонками?

– Да ну тебя, шутник. Ну, с Нинкой, да с Колькой?

– Если Нинка дров наломает, все очень плохо кончится. Не расплатится она за свой грех при жизни. А если ребенка оставит, все наладится у них. Колька малышку примет, как свою, гулять перестанет.

– Так и перестанет?

– Ну да. Девочка непростая родится, с больным сердцем. Очень настрадаются Колька с Нинкой, по докторам набегаются. Но это их сблизит. Времени на глупости всякие не останется. А девочка болячку свою перерастет, выучится, врачом станет. Хорошим врачом. Много жизней спасет. И родителям помогать будет, они как у Христа за пазухой всю старость проживут.

– Сень, ты – сказочник! Так не бывает!

– Еще как бывает. У Нинки завтра в восемь утра в больнице назначено. Ну, процедура эта. У нас мало времени!

– Да как я это ей все скажу? Это ж их женское все-таки.

– А ты не говори все. Скажи, чтоб ребенка сохранила, Колька простит ее и примет. Она ж сейчас больше всего боится, что он ее убьет, если узнает. Ей и самой тошно на преступление идти.

– Ну, пошли, – сказал Семён. – Если мне Нинка не поверит и пошлет, куда подальше, у меня хотя бы будет оправдание, что я от горя сбрендил…

***

Нинка возилась с бельем во дворе. Увидев Семёна, она заметно смутилась и даже выронила из рук полотенце, которое собиралась повесить на веревку.

– Здравствуй, Семён! А ты за коровой, да? Только она сейчас на выпасе, к вечеру, как придет, я тебе сразу приведу! А я еще Кольке говорила: «Некрасиво-то как получилось, была семья, и нет семьи. А мы тут еще вроде как чужое без спроса…» – Нинка все тараторила и тараторила, не давая Семёну и слова сказать.

– Привет, Нина. Можно войти? – вкрадчиво спросил Семён, когда Нинка на секунду замолчала, чтобы набрать новую порцию воздуха.

– Да, конечно, извини, что сразу не пригласила, – Нинка суетливо отворила калитку, пропуская Семёна во двор. – Ты проходи, садись на лавку, в тенек садись, тебе нельзя, наверное, на солнце-то.

– Ты за меня не беспокойся, Нина. И за корову не беспокойся, я не за ней пришел. – Семён присел на лавку, положив ногу на ногу и пристроив загипсованную руку на колене.

Предстоящий разговор очень волновал Семёна. Впервые в жизни ему приходилось лезть в чужое и глубоко личное дело. Да кто он такой? Избранный? Все это напоминало бред умалишенного.

– Нин, ты садись, разговор есть, – начал Семён.

Нинка села рядом, натягивая на полные колени короткий домашний халат.

– Корову можете себе оставить. У вас мальчишка… и скоро еще девочка будет, – глядя в округлившиеся Нинкины глаза добавил Семён.

– Ты о чем, Семён? – Нинка покраснела и заметно разволновалась. – Откуда вообще? Что за чушь?

– Это не чушь, Нина. Я точно знаю, что не чушь. И ты знаешь.

– Что, Зойка-медсестра проболталась? Последняя сплетница, всем, поди, уже растрепала.

Нинка громко разрыдалась, закрыв лицо руками.

– Нина, никто мне ничего не говорил. Ты не плачь, тебе нервничать нельзя.

Нинка громко высморкалась в так и не повешенное сушиться полотенце.

– С Николаем поговори сегодня же. Он простит тебе и Витьку, и все остальное. И ты его прости. И завтра никуда не ходи, не бери грех на душу. – Семён сам удивлялся тому, как уверенно звучал его голос. Ему даже показалось, что и голос-то был не его.

Нинка от удивления перестала плакать. Она смотрела на Семёна во все глаза.

– Нина, я, правда, ни с кем не говорил. Можешь не переживать, это останется между нами.

Поднимаясь со скамейки, Семён добавил: «Иди домой, у тебя борщ на плите давно закипел. Переваришь».

Когда калитка за Семёном закрылась, Нинка еще с минуту в оцепенении сидела на скамейке. Потом побежала в дом. На кухне она выглянула в окно и смотрела до тех пор, пока Семён с согнутой в локте рукой не скрылся из вида.

Нинка молча перекрестилась и выключила плиту, на которой булькал давно сварившийся борщ.

Когда на следующее утро Семён вышел на крыльцо, он увидел на ступеньке трехлитровую банку свежего молока, а под ней лежала записка:

«Спасибо тебе, Семён! С Николаем поговорили. Все хорошо. Я про тебя тоже никому не скажу. С благодарностью, Нина».

Глава 5. Тома

– Как же, не скажет она, – посмеивался Арсений, когда Семён сидел на кухне, попивая парное молоко.

– А чего рассказывать-то, – сказал Семён, отхлебнув из кружки. – Больно ей самой охота про свою историю трепаться. Про такое вообще-то не говорят всем подряд.

– А то ты женщин не знаешь, – усмехнулся его наивности Арсений.

– Спорить не буду, уж ты-то знаешь побольше моего, – хмыкнул в ответ Семён.

– Ну, наконец-то, доходить начало.

– А если серьезно?

– А я и так серьезно. Готовься встречать гостей.

– Кого еще нелегкая сюда принесет? Не хочу я никого видеть!

– Кого тебе видеть и с кем говорить не надо, я тебе скажу, можешь на меня положиться.

– А этих, как ты говоришь «гостей», прямо надо что ли?

– Очень. Не из праздного любопытства придут. А за помощью.

– Кто придет-то хоть? И с чем?

– Томку, Нинкину сестру сводную знаешь?

– Поживешь десять лет в этой деревне, тоже всех знать будешь. Можно сразу к делу?

Семёну хотелось поскорее покончить с предстоящим благим делом и погрузиться в свои скорбные мысли. В конце концов, имеет он право побыть одному и погоревать о своей потере?

– Успеешь еще погоревать, – ответил на его мысль Арсений. – А сейчас действовать надо.

– А ты всегда мои мысли без спроса читать будешь? – начинал сердиться Семён.

– А мне твоего разрешения и не требуется, – ухмыльнулся Арсений. – Ну, так вот, про Томку. Мучается она, неделю по ночам не спит. Дед ее покойный к ней приходит.

– Ну и что мы тут сделаем? На это церковь есть. Пусть вон свечки ставит, молитву читает за упокой.

– Церковь – дело хорошее, но не все так просто, Семён. Так просто он не успокоится. Сильно душа его встревожена, оттого и ходит к Томке каждую ночь. Достучаться только до нее не может никак.

– Что сделать-то надо?

– Надо передать ей, что он хочет, и чтобы сделала, как он велит. Если послушает, дед сразу и успокоится.

– И что ему от нее надо?

– Он не хочет, чтобы она продавала дом.

– Ему-то что?

– А то, что это его дом и его земля. На ней и родители его когда-то жили.

– Подумаешь, фамильное поместье… А Томке еще жить. Она молодая, вон замуж недавно вышла. Вроде неплохой парень, городской. А молодым расширяться надо, продадут дом, себе в городе что-нибудь купят. Томка-то давно из деревни уехать мечтает.

– Этого неплохого как раз в шею гнать надо. Он и на Томке-то женился, потому что на дом ее позарился. Запудрил голову девке. А сам, как деньги получит, так и исчезнет с ними. И останется Томка без дома и без денег.

– Нет, ну как же, дом-то Томкин, в наследство от деда ей достался, еще до замужества.

– Ясно, что Томкин. Вот она добровольно его продать и собирается. Договор заключит с покупателями, все по уму. А этот мерзавец деньги себе заберет. Ни в одном суде Томка не докажет потом, что ее обманули.

– Ну, на муженька-то сможет потом заявление накатать, мол, присвоил деньги общие, все дела. Неужели так и оставят это?

– Оставят – не оставят, только сколько времени утечет, а где Томка жить-то будет? Ее ж новые хозяева сразу на улицу выставят. А самое страшное в этой истории знаешь, что?

– Что? – все больше не по себе становилось Семёну.

– А то, на что он деньги собирается пустить. Собирается купить большую партию всяких порошков, уехать в соседнюю область и там продавать. У него уже и с продавцом договорено в городе, и покупатели есть.

– Каких порошков? – не понял Семён, – стиральных что ли?

– Ну, ты что такой наивный! Наркобизнесом он заниматься хочет. И сам уже давненько дурью этой балуется. А Томка от любви своей вообще ничего не замечает.

– И что будет, если я Томке все это расскажу? Разве она мне поверит?

– Ну, она сама к тебе за помощью обратится. Она же понимает, что дед к ней не просто так приходит каждый день. Значит, что-то сильно его тревожит. И ее тоже, только она не понимает, что. Вот ты ей и расскажешь. Сегодня вечером к ним покупатели придут дом смотреть. Она к этому времени уже должна знать, что делать.

***

Не прошло и часа, как на пороге появились Нинка и Томка.

Нинку было прямо не узнать – взгляд загадочный, глаза блестят, на щеках румянец. Видно было, что она всей душой наслаждается своим положением.

А вот у Томки вид был потерянный, измученный. Под глазами лежали темные круги, которые особенно выделялись на болезненно бледном лице.

– Здравствуй, Семён! А мы вот решили зайти, тебя проведать! – с порога защебетала Нинка. – Вот гостинцев принесли немного.

И Нинка стала из сумки выкладывать на стол продукты: пакет домашних яиц, сало, завернутое в несколько слоев бумаги, банку варенья, круглую буханку свежего хлеба.

– Еще тепленький! Только из печи, сама пекла!

Воздух на кухне и впрямь наполнил аромат свежей выпечки.

– Спасибо, девчонки! – Семён немного смутился от такого внимания. – Но вы же не просто так пришли. Наверное, дело какое-то есть?

Нинка взяла Семёна под здоровую руку и отвела на несколько шагов в сторону и зашептала ему в самое ухо:

– Семён, ты уж меня прости, обещала я никому не рассказывать про тебя. Но вчера вечером Томка пришла – сама не своя, ты же сам видишь. Можешь ее посмотреть, или как там у вас, у экстрасенсов, правильно?

– Я с Тамарой поговорю, Нина. Только тебя попрошу – или в комнате подожди, или к себе иди. Мне с Томой без свидетелей пообщаться надо. Если захочет, она сама тебе расскажет. А не захочет – в душу к ней не лезь. Поняла?

– Поняла, Семён, поняла! – послушно закивала Нинка. – Ну, ребята, вы тут разговаривайте, Томочка, ты приходи потом ко мне, если что.

Подмигнула Томке, махнула рукой Семёну и скрылась за дверью, унося за порог свой драгоценный живот и безмерное женское любопытство.

– Садись, Тома, разговор долгим будет. – Семён указал измученной Томке на стул. – Чая хочешь?

– Ничего не хочу, Семён! – еле слышно промолвила Томка. – Спать хочу, а не получается. И сердце что-то не на месте…

– И дед Степан каждую ночь приходит, что-то сказать пытается, да?

– Верно… – Томка, до этого безразлично смотревшая в пол, подняла на Семёна уставшие глаза. Семёну показалось, что в них на секунду промелькнул огонек надежды.

– Подумай, Тома, что его так может беспокоить?

– Ну, он очень привязан был к своему дому. Может, тоскует он по нему на том свете?

– Про дом ты верно заметила. Ты же его продавать собираешься?

Томка заерзала на стуле, вытирая вспотевшие ладони об юбку.

– Ну, а что в этом такого, Семён? Я в город хочу. У меня муж городской. Вот продадим дом, к нему переедем, потом купим жилье попросторнее, деток родим. Вот сегодня к нам покупатели должны приехать, дом смотреть.

– Значит, так, Нина. – Семён опять почувствовал, что его голос стал сильным и необычайно уверенным. – Дом тебе продавать нельзя!

– Как нельзя? У нас с Алексеем планы, мы к осени хотели уже в город перебираться.

– Другие у твоего Алексея планы! И нет там ни тебя, ни деток, ни честного заработка! – Семён, сам того не замечая, начал повышать голос.

Томка очень возмутилась – ее затрясло, на глазах выступили слезы, а губы задрожали, как она ни пыталась сжать их посильнее.

– Что ты такое говоришь?! – закричала она. – Мой Алексей самый лучший! Видно, Нинка все придумала про тебя. Нет у тебя никаких способностей. У самого жизнь не удалась, а сейчас завидуешь чужому счастью!

Томка было рванулась со стула, чтобы убежать, но Семён крепко схватил ее за руку.

– А ну, сидеть! – голос Семёна провалился куда-то внутрь и зловеще заклокотал.

Томка не посмела больше шевельнуться. Она во все глаза смотрела на Семёна, и ей казалось, что перед ней вовсе не Семён. Он будто сверлил ее взглядом, доставая до самого нутра. От этого взгляда у нее начало жечь в груди и закружилась голова.

– Алексей твой ни дня не работал…

Семён перешел почти на шепот, но от этого Томке стало еще страшнее. Казалось, что это неведомая змея шипит внутри Семёна человеческим голосом. И если Томка хоть разок шевельнется, изо рта Семёна покажется жало и убьет ее своим ядом.

– Ни дня не работал, а деньги из матери пожилой тянул. Тебе говорит, что на работу в город ездит, а сам по кабакам шляется, дурь всякую принимает. Деньги у него откуда? Так он этой дурью еще и приторговывает. Представляешь? Малолеткам возле школ не гнушается продавать. Год с человеком прожила и не замечала ничего? Любовь у тебя? Так вот, из-за этой любви потеряешь ты все. Исчезнет твой Алексей с твоими деньгами, купит на них много-много дури и заживет припеваючи на чужом горе.

Семён замолчал. Томка тоже молчала. Только часы на стене, невольные свидетели разговора, продолжали спокойно тикать.

– И еще, Тома, – Семён заговорил своим обычным голосом, – синяки на плечах заживут, а на душе могут и навсегда остаться. Какая может быть любовь, если он бьет тебя?

Томка вышла из оцепенения.

– Так бывает, Семён, – еле слышно произнесла она. – Судьба у меня такая, видать. Отец с Нинкиной матерью когда сошелся, совсем я никому не нужна стала. Только дед Степан один меня и любил. Ладно, хоть с Нинкой потом сдружились и сейчас дружим. Но дружба – это не то. Любви хочется и тепла. Вот и придумала себе любовь.

– Степан и сейчас тебя очень любит и не хочет, чтобы ты дел натворила. Поэтому и приходит к тебе каждый день.

– Что же мне делать, Семён? Сегодня люди приедут дом смотреть. Но похоже, что Алексей уже все за меня решил. – Томка «трезвела» на глазах.

– Люди сегодня еще никакого решения не примут, а вот завтра надумают и дадут согласие. Тебе надо действовать. Сейчас.

– Господи, да что я сейчас могу сделать, Семён?

– Запомнить номер машины, на которой эти «покупатели» к вам приедут.

– А чем это поможет?

– Когда они назад в город соберутся, Алексей с ними попросится, якобы на работу. У него уже встреча в городе назначена, где ему должны передать очередную партию… ну, веществ этих, на продажу. В восемь вечера. Прямо сейчас от меня беги к участковому, все ему расскажи, как есть. Скажешь, что разговор мужа подслушала, что давно подозревала, про меня – ни слова. А потом, как покупатели с Алексеем уедут, сразу участковому дай знать, какой номер у машины. Там дальше уже все само устроится.

– Слушай, ну участковый-то наш тут причем? Этим же специальные службы занимаются.

– У него как раз в такой службе старый приятель работает, примет твоего Алексея в лучшем виде.

– Семён, откуда ты все это знаешь?

– Знаю, Тома. И я очень тебя прошу – действуй. И как можно скорее.

Томка кивнула, и, ничего не сказав, выбежала из дома. Она чуть не сбила с ног Нинку, которая все это время провела на крыльце, прижимаясь ухом к двери.

***

– Слушай, сколько в нашей деревне живу, никогда бы не подумал, что такие дела у нас могут твориться, – сказал Семён, отломив себе краюху Нинкиного хлеба, и кое-как отрезав левой рукой кусок сала.

– И не такое бывает, – ответил Арсений.

– Томке же больше ничего не угрожает? Вдруг Алексей этот вернется. За нее, конечно, есть кому заступиться, но мало ли…

– Не вернется. Ему такой срок дадут, что дорогу за это время сюда забудет. Да и Томке недолго одной быть – через годик увидишь.

– Хороший хоть парень на этот раз попадется?

– Много будешь знать, скоро состаришься.

Глава 6. Гриша

Томка обещание сдержала – участковому о разговоре с Семёном ничего не сказала. Но для нее это вовсе не означало, что внезапно открывшиеся способности Семёна должны оставаться в тайне. Помог же он Нинке и ей, Томке, еще как помог. Поэтому когда Томка увидела, как сосед Гриша, молодой еще мужчина – едва за сорок – ковыляет по улице с палочкой, у нее не было сомнений, кто Грише сможет помочь.

– А я говорю тебе, Сеня, я не костоправ, и не этот аппарат, как его? Рентген! На то врачи есть и больницы, чтобы диагнозы ставить и лечить.

Семён уже по традиции затеял кухонный спор с Арсением, когда тот объявил о скором появлении очередного «пациента».

– Не помогут Грише ни доктора, ни лекарства, ни травки, – категорично заключил Арсений. – Болезнь у него не физическая. Сам-то как думаешь, отчего у молодого мужика нога стала отниматься? Не ударялся, не падал, не дрался, не пьет почти.

– Ну, откуда же мне знать! Сглазили его что ли? Тьфу! Вот пообщаешься с тобой, начнешь верить во что ни попадя.

– У вас это, может, и называется сглазом. А вот то, что человек может болеть и страдать из-за чьего-то дурного отношения, зависти, ненависти – это факт. Веришь ты в это или нет.

– Можно подумать, мне никто плохого не желал никогда. Вон все руководство на комбинате меня ненавидело. И ничего – не ослеп, не оглох, руки-ноги на месте. Хотя… После всего, что со мной случилось, я бы предпочел что-то из этого.

– Что случилось, то случилось, Семён. Да и не больно ты им мешал. Они просто ждали удобного случая, чтобы от тебя избавиться. И, как ты знаешь, им это удалось.

– Да уж. Ну, а что с Григорием-то стряслось? Кому он так насолил?

– Да старухе одной.

– Ну, хорошо хоть тут без любовей несчастных. Я было начал думать, что он девчонку какую-нибудь поматросил и бросил, и она ему теперь мстит.

– На такую девчонку еще нарваться надо, чтобы она так могла мстить.

– Так, ладно, что со старухой-то этой?

– Обиделась очень.

– И что прям так обиделась, что у парня нога отсыхать начала? Она что, ведьма?

– Вот заладил – колдуны, сглазы, ведьмы! Правда, бабуленция-то и впрямь непростая. Есть у нее сила, только она о ней не знает. Главное, сама с Темными сговорилась по молодости, к счастью, ума пользоваться не хватило. Скольким бы уже навредить успела.

– Это как так сговорилась?

– Ребенок у нее заболел сильно, когда маленький был. Ну, и она, как большинство матерей в такой ситуации, убивалась. Доктора ничем помочь не могли, да и не было медицины тогда такой, как сейчас. Вот она от отчаяния возьми да скажи: «Душу свою продать готова, лишь бы сыночек поправился!»

– Да мало ли кто и чего в сердцах сказать может…

– Любой может, только не ко всем Темные цепляются. А вот она им приглянулась.

– Ребенок-то выжил?

– А как же, выжил. Вырос детиной здоровенным, за всю жизнь и простуды не подхватил. Только не своим путем он пошел. Потому что не должен был здесь, на земле, оставаться. Ему уйти тогда полагалось, младенцем. А тут Темные вмешались.

– И что же с ним стало?

– Не с ним стало, а он стал. Насильником и убийцей. Четырех девчонок на тот свет отправил. Сидит сейчас пожизненно.

– Так это тот самый? О котором лет пять назад столько разговоров было?

– Ну, да, в соседнем селе это все произошло.

– А Гриша тут причем? За что на него старуха так осерчала?

– Да, собственно, не при чем. Вернее, плохого он ей ничего не сделал.

– Тогда вообще ничего не понимаю…

– Понимаешь, Семён, так бывает. Когда человек свою беду принять не может, он не может спокойно смотреть, если у других все хорошо.

– Ну, ты же говорил, что обиделась на него старуха. Значит, за что-то…

– Да. Обиделась. Но не за какой-то поступок, а просто. За то, что Гриша ее сыну ровесник, что добрый он и порядочный, отец хороший. Он ведь в том селе часто по делам бывает, мясо на продажу возит. С детками, бывало, приезжал. А старший у него ну очень на ее сына в детстве похож – такой же светловолосый, веснушчатый. Увидела она их как-то возле магазина, ну и стала подкарауливать. Как ни приедет Гриша, один или с детьми, или только со старшим, она – тут как тут.

– Так чего хотела-то?

– Как чего? Навредить. Темные-то ей тоже покоя не давали. В очередной раз, когда приехал Гриша с мальчишками, она им навстречу чуть ли не бегом. И конфетки ребятишкам давай совать. Только Гриша не позволил им взять. И правильно сделал. Ничего в том угощении, кроме злых пожеланий и обиды ее на весь мир, не было.

– И тогда она Григорию и пожелала всего того, что с ним сейчас происходит…

– Верно, Семён. Пожелала, чтобы ноги отсохли, ну и еще чего похуже.

Семён был в замешательстве. Ладно, с подсказки Арсения людей предупреждать об опасности или от поступков глупых уберегать. Но тут-то дело было посерьезнее. Человек, считай, погибал.

– Сеня, ну, и что я должен сделать? Ты мне предлагаешь с этими Темными сражаться?

– Нет. Ты просто снимешь с Гриши эту напасть и вернешь бабуле ее подарочек. Вернее, он сам к хозяйке вернется.

***

Григорий сидел у Семёна на кухне, как на приеме у врача. У очередного врача, который ничем не мог ему помочь, а только выписывал все новые мази и таблетки, они стоили баснословных денег, но совершенно не помогали.

Взгляд у Григория был потухший. Видно было, что ему очень больно. Старухины «пожелания» отчаянно работали над тем, чтобы погубить молодого, полного сил мужчину.

– Гриша, ты понимаешь, что с тобой происходит? – спросил Семён, левой рукой наливая кипяток в кружку.

Григорий равнодушно наблюдал за тем, как вода в кружке, смешиваясь с заваркой, становилась чаем.

– Понимал бы, не пришел к тебе, Семён. – Его голос был таким же тусклым, как и взгляд. – На мне порча, да?

– Я не знаю, как это называется, а в порчу я не верю. – Семён расположился на табурете напротив и пристально смотрел на «пациента». – Только дело не в ноге.

– А в чем?

– В том, что кто-то очень пожелал тебе этого.

– Ты догадываешься, кто?

– Я не догадываюсь, Гриша, я знаю. Я могу тебе помочь, но и ты тоже помоги мне, ладно?