Любовь с приправами. Кулинарный детектив бесплатное чтение

© Владислав Писанов, 2022

ISBN 978-5-0056-8926-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Мечты для двоих

– Мне бы хотелось знать, что ты думаешь о нашем будущем? – спросила она так, что под одеялом, кажется, образовалась 63-килограммовая льдышка.

Я поёжился.

– О будущем…. Знаешь, я думаю, оно будет прекрасным. Вот сейчас у тебя на кухне стоит холодильник, в нём лежат разные продукты, из которых ты с той или иной степенью успешности готовишь нам разные блюда. А скоро там будет стоять примерно такой же агрегат, на панели которого ты просто наберёшь, например, «картофельное пюре с сосиской». Агрегат пожужжит-пожужжит и выдаст тебе порцию великолепной картошки с сосиской. Причём, в твоей сосиске будет сыр, а на моей – гребешок из горчицы. Ты даже не поймёшь, что всё это сгенерировано из одних и тех же атомов, – вдохновенно начал я отвечать на её вопрос. – А тут где-нибудь будет стоять шкаф, куда мы войдём, он погудит-погудит, разложит нас на атомы и….

– …И сделает из нас сосиски!

– Нет, перенесёт нас, например, на средиземноморский пляж или, если захочешь, в арктические льды, к пингвинам….

– Пингвины живут в Антарктиде. И, если будешь делать вид, что не понимаешь мой вопрос, то останешься даже без своих любимых лепёшек.

Она соскочила с кровати и, вильнув румяной попой, накинула домашний халат. Халат был таким мягким и уютным, что, казалось, она даже не покидала постель. «В таком халате можно спать даже на арктическом… или антарктическом… снегу», – зачем-то подумал я. Но вместо этого крикнул в уходящую спину:

– Это ты не поняла мой каверзный ответ!

Ответом было громыхание посуды, удар струи воды о дно чайника, хлопанье дверцы холодильника.

Тогда я пошёл в душ. А, что было делать, если её молчание – это и есть посыл на три буквы, средняя из которых – У. Звук У всё сужает, потому из душа струятся упругие струи, умывая усталые туловища и души.

– Ты – чудо! – заявил я, побритый и причёсанный заходя на кухню.

Здесь просто обалденно пахло лепёшками, какие умела печь только моя бабушка! И вот теперь – только Она, моя Туличка. Для своего Дюлички.

Много я едал лепёшек, но такие…. Это что-то невероятное: пышные, душистые, с хрустящей солнечной корочкой, но внутри – перина для гурмана.

– И, как же ты их так готовишь?! – задал я риторический вопрос, чтобы как-то скрасить утреннюю перепалку недопонимания.

Но её голос был железным, как сковорода:

– Сперва делаем опару. Берём сухие дрожжи, лучше всего – французские, одну чайную ложку, потом – одну столовую ложку сахару, две столовых ложки муки и грамм сто тёплой воды. Всё это надо перемешать, накрыть плёнкой и – в тёплое место на 15—20 минут. Опара должна подняться сантиметров на пять.

Я, молча, сел к столу. Его поверхность была девственно чиста. Где кофе? Или чай? А ещё я люблю лепёшки (вон они лежат горочкой возле плиты) с молоком. Только, чтобы оно не было холодным! Иногда в горячее молоко добавляю растворимый кофе. А ещё хорошо её, пышущую жаром, разорвать и внутрь положить кусочек сливочного масла, пусть тает….

– Далее замешиваем тесто, – разорвал мои мечты железный голос. – Одно яйцо, три столовых ложки сахара, одна чайная соли, подсолнечного масла – две столовых ложки, сливочного масла, грамм 50. Только надо, чтобы масло было растаявшее, тёплое. Кефир или молоко, можно – кислое, грамм 100—200 туда вливаем и перемешиваем. Туда же выливаем готовую опару. Снова тщательно мешаем. Добавляем воды: 100—150 миллилитров. И вот уже в эту жидкость просеиваем через сито муку. Сначала – грамм пятьсот. Не всыпаем, а именно просеиваем, чтобы мука набрала воздуху, стала воздушной.

– Это как вино, разлив по бокалам, ему надо дать постоять, «продышаться», – вставил я для поддержания разговора.

Но тут зашипела сковородка и она, похоже, не услышала моей реплики, а, расположив очередной кусок раскатанного теста на раскалённой поверхности, продолжала:

– В горку муки добавляем разрыхлитель. Аккуратно смешиваем на самой поверхности, не опускаясь в жидкость. А вот теперь уже начинаем вымешивать всё вместе, мешаем, мешаем ложкой до загустения всей массы, добавляем ещё грамм сто муки. И уже не мешаем, а месим тесто руками. Если надо – добавляем воды, если надо – муки. Это в зависимости от предыдущих ингредиентов, например, яйцо было большое, значит, муки понадобиться больше. Итак, всё вымешиваем и кладём в полиэтиленовый мешок. Кладём в тёплое место и оставляем подниматься.

– Чтобы поднялось, это очень важно, – попытался я вставить остроту, борясь со спазмами в желудке.

– Поднявшееся тесто надо «сдуть», – с нажимом продолжила она. – Дать подняться снова и снова «сдуть», помять, чтобы опало. И только, когда поднимется в третий раз – раскатывать на лепёшки. И вот только тогда уже можно спокойно жарить! – Она победно взглянула на меня, плюхнув со сковороды в тарелку очередной ароматный пышный кружок. – Но главную тайну приготовления я тебе не скажу, пока ты этого не заслужишь.

– Ну, да-а-ай лепёшечку! – взмолился я.

– А, что ты там плёл про наше будущее?

– Так это ж не про сейчас, а лет через 50, я говорил, мы с тобой будем вместе есть котлетки с картошкой и вместе отдыхать на Сейшелах с пингвинами. Я ж говорю: вместе! – она услышала в моём голосе мольбу и начала наливать кофе в две чашки.

Я решил закрепить успех:

– Давай, ты завтра не будешь готовить ужин, а мы сходим в ресторан и там всё подробно обсудим.

– Ты что, с ума сошёл?! – она перестала размешивать сахар с молоком в моей чашке.

И тут же пояснила:

– Не завтра, а сегодня! – и тут же передо мною возникли: кружка материнского аромата и тарелка лепёшек, едва сбросивших жар.

– Угу, – только и успел кивнуть я, вцепившись зубами в удивительную хлебную мякоть. Всё же, безмерно умна была та первая пещерная женщина, которая придумала такую вкусноту….

Кто готовил преступление?

Забыл сказать, что я работаю в полиции. Работа эта интересная, но совсем не семейная. А, впрочем, и учителя, и токаря тоже часто задерживаются после положенных трудовых часов. Потому жаловаться – грех, да и пустое. А ресторан откладывал назавтра потому, что завтра – мой выходной, хотел с утра сбегать, купить ей цветов, шампанское, коробочку суши и колечко с небольшим бриллиантиком. Честно говоря, я и тянул с официальным прошением руки и сердца только потому, что два года откладывал деньги на такое вот колечко. Нет, про зарплату полицейского говорить ничего не буду. Это тоже – пустое.

Итак, она решила, что – сегодня.

Значит, останется без шампанского и без суши (она любит «Филадельфию»). А кольцо и цветы я всё же успел купить, сгоняв за ними в обеденный перерыв. Белоснежная рубаха и шикарный тёмно-синий костюм висели в рабочем шкафу, в кабинете. Так что, к вечернему ресторану я был вполне готов.

Нам не надо было уточнять: какой именно ресторан примет нас сегодня, и во сколько произойдёт эта встреча. Три года назад это произошло в 19.00, в «Посейдоне».

Вот и сейчас, как тогда, прозрачные автоматические двери «Посейдона», подчиняющиеся электрическому волшебству, раздвинулись передо мной. Заходя, я привычно отметил камеры видеонаблюдения за стоянкой и входящими. «Толково расставлены», – подумал на ходу, ощущая аромат букета алых роз, который полыхал в моей руке словно факел.

Она была уже там, сидела на самом выгодном месте: с этого столика был виден и весь зал, и вход. Почему-то мы оба не любим сидеть ко входу спиной и обычно наперегонки занимаем место самой удобной дислокации. Но она оказалась хитрее и пришла чуть раньше. И меня она заметила чуть раньше. Улыбнулась.

У меня перехватило дыхание. Женщина моей мечты сидела в глубине ресторанного зала вся такая красивая, ослепительная в белой сорочке с кружевной отделкой, которая странно, но удачно сочеталась с её светло-голубыми джинсами. За скатертью стола джинсы не были видны, но…. Я знал, что именно в них она была сейчас, как три года назад. И так же ей официант принёс высоченный бокал пива, яйцо «в мешочек», и селёдочку, жирную, маслянистую, припорошенную смесью белого и розового лука.

Это было именно в 19.00. Музыканты здесь начинают с 21.00.

– Траххх! – грохот выстрела разрубил расслабленную дремоту ресторана.

Я застыл на входе. Она повернула голову чуть вправо. Я посмотрел туда же.

Тучный мужчина валился на длинный стол, за которым сидело около пятнадцати человек. Головы у мужчины уже почти не было, а правая рука, согнутая в локте, продолжала держать бокал с шампанским, левая – микрофон. Микрофон, в который он только что говорил…. Через мгновение эта замершая картина рухнула. Учитывая его гигантский вес, стол со снедью просто подскочил, тарелки и фужеры взлетели праздничным салютом. Всё завертелось в скоростном движении. Мужчина падает, дамы визжат, мужской голос вторит крепкое словцо, посетители ресторана вскакивают со своих мест, а кто-то наоборот, падает на пол и закрывает голову руками. Официанты застыли со своими полотенцами через руку и блокнотиками, будто изваяния. Общий шум тут же сменился общей тишиной растерянности.

Я понял, что больше выстрелов не будет и громко, твёрдо сказал:

– Спокойно! Всем оставаться на своих местах! Сейчас сюда прибудет наряд полиции, опасности больше нет!

Я прошёл к ней.

– Это тебе, дорогая, – протянул ей цветы. Перехватил протянутую руку и поцеловал её.

Изумлённые взоры всего ресторана были устремлены теперь на нас.

Она мило улыбнулась и обняла букет, ткнувшись лицом в его аромат и нежность красных лепестков.

Я, продолжая стоять у стола, достал свой телефон, привычно ткнув в экран, нашёл номер дежурного, представился, продиктовал. «Ресторан „Посейдон“ – труп. Мужчина. Я слышал выстрел или взрыв. Свидетелей много, так что – давайте группу на выезд в полном составе».

– Мажордом?! – вопросительно обратился я к группе людей в белых фартуках и чёрных смокингах. Кажется, весь персонал вывалил из подсобных помещений.

– Метрдотель, – тихо подсказала мне Туличка.

– Метрдотель, проследите, чтобы никто не покидал здания, – громко повторил я в эту достаточно большую толпу, из которой увидел утвердительный кивок невысокого, но осанистого мужчины с сединой.

– Все по рабочим местам! – скомандовал он персоналу. – Мы пока закрыты, но расходиться нельзя.

Вышколенный персонал тут же «растворился» в дверях, ведущих в святая святых заведения. Остался только сам метрдотель и охранник с жёлтой надписью «Баярд» на чёрной форменной куртке.

– Скопируйте, пожалуйста, все сегодняшние записи с камер, – обратился я к охраннику, а метрдотеля попросил принести список сотрудников ресторана. Он дважды кивнул.

– Уважаемые гости! – мэтр обратился к залу. – Прошу простить за этот, хм…, инцидент. Надеюсь, вы понимаете, что это произошло не по вине ресторана. В связи со сложившимися обстоятельствами мы закрываем кухню. По просьбе полиции оставайтесь на своих местах.

Зал ответил невнятным гулом.

– Все ваши заказы аннулированы. Всё, что у вас на столах – за счёт заведения! Можете спокойно кушать!

Похоже, последнюю фразу он произнёс зря.

В двух местах зала посетители откликнулись… характерными звуками рвоты. Несколько дам в вечерних туалетах, зажимая себе рты, ринулись в дамскую комнату. В мужскую прошли трое мужчин. Потом за ними пробежал ещё один.

Я, наконец-то, сел за наш столик.

– Стреляли, похоже, вон из-за того занавеса, – кивнула вглубь ресторана Туличка.

Там была небольшая вип-комната, зашторенная от основного зала по-посейдоновски гирляндами сетей. Эту оригинальную портьеру можно было чуть сдвинуть и выйти на общий танцпол, но вход туда был и с внутренней стороны помещения, чтобы важные посетители не сталкивались с остальной публикой.

– Этот убитый, толстенный мужик лет 50-ти с хвостиком, – продолжала моя спутница (или я – её?). – Он встал, чтобы произнести тост. Похоже, это корпоративная вечеринка, и он там был самым главным. И, похоже, – иностранец. Говорил с акцентом. Только он произнёс: «В этот радостный день…», как прогремел выстрел. Я смотрела на тебя, но краем глаза заметила, что голова его разлетелась, как спелый арбуз….

У меня зазвонил телефон.

– Да!? – прервал её рассказ. – Есть возглавить расследование. Так точно.

Трубка дала отбой.

– Вот, теперь могу официально приступить к осмотру места преступления, – пояснил я суть разговора. – Назначен возглавить расследование.

В это время она невозмутимо попивала своё пиво и, постучав маленькой ложечкой по макушке яйца, покоившегося в посеребрённой подставке, срезала её ножом. Чуть подсолила. Ложечкой же зачерпнула содержимое.

Я проглотил слюну.

Но, получив распоряжение работать, уже не мог себе позволить даже пива. Тем более, что и опергруппа уже подъехала. Ребята деловито преступили к штатным процедурам фиксации места преступления.

Подойдя к ним, поздоровался. Всё внимание экспертов поначалу занял труп. Фотографии, отпечатки пальцев, проверка карманов…. Описание ранения.

– Ну, что, убитый – Альбано Писано, генеральный директор итальянской фирмы по производству солнечных батарей. Филиалу его предприятия в России исполнилось сегодня пять лет, – откуда-то сбоку проговорил капитан Морозов.– Сейчас опросим всех присутствующих.

Он протянул мне визитную карточку убитого: «Albano Pisano. Direttore Generale. Dei pannelli solari D’Italia». В углу – логотип фирмы: апельсиновое дерево и коса на щите герба.

– Очень важно зафиксировать: кто, где находился в момент выстрела, – проинструктировал я его и направился в комнату для особо важных персон, откуда, предположительно, прогремел выстрел.

Откинув довольно тяжёлый занавес из сетей, я остолбенел. Посреди просторного обеденного стола спокойно лежал настоящий старинный… мушкет. Такой, какой я видел только на картинках и в исторических фильмах. Но это явно был мушкет: длинный гранёный ствол из толстого металла, хищная стальная дужка кремниевого ударного механизма, деревянный приклад, потемневший от времени.

Кто-то присвистнул у меня над ухом и тут же раздался голос нашего эксперта Свиридова:

– Экзотика, однако! Похоже, мушкет 17 века, калибр, наверное, не меньше 25-го…. А я-то думаю: чего это убитому голову в клочья разнесло? А тут вона что!

Он привычно начал наносить на диковинное оружие свой чёрный порошок, тут же смахивая его кисточкой.

– Опаньки, есть отпечаточки! – радостно сообщил он.

– Ладно, тащи его к себе в лабораторию, исследуй дотошно, – отозвался я. – Ну, и, конечно, у всех присутствующих надо взять отпечатки пальцев.

– Ес, сэр! – улыбнулся неугомонный Свиридов.

Я тем временем вернулся в зал к своему столику. Точнее, к тому, что заказала для нас Туличка. Она невозмутимо попивала своё пиво, словно в зрительном зале, наблюдая за работой оперативников, за поведением гостей ресторана.

– Представляешь, орудие убийства – мушкет 17-го века! – негромко сказал я ей, наклонившись почти к самому уху. Конечно, запах её цветочных духов, близость нежной кожи поманили чмокнуть в милую щёчку, но… пришлось сдержаться.

Она улыбнулась. Она постучала ноготком по листу бумаги, лежащему перед ней.

– Что это?

– Список сотрудников твой «мажордом» принёс. Вот, погляди.

Я проследил за указанием алого ноготка. Чёрным по белому было отпечатано: «Антон Николаевич Писани – повар».

– Допрошу его лично, – утвердительно кивнул я.

Подозвав метрдотеля, указал на эту фамилию: «Он говорит по-русски? Давно у вас работает»?

– Да, работает у нас уже лет пять. Он – русский. «Итальянский повар» мы пишем в рекламе для привлечения клиентов, – степенно пояснил тот.

– Пригласите его, пожалуйста, в кабинет, – попросил я, потом уточнил: – В вашу вип-комнату.

– Извини, дорогая, – привстав, извинился я, – пойду, допрошу этого Писани.

Она благосклонно улыбнулась в ответ.

– Метрдотель! – обратилась она к стоящему ещё возле нашего столика мужчине. – Как вас зовут?

– Фёдор Иванович, мадам, – галантно отозвался тот.

– Фёдор Иванович, кухня, конечно, закрыта, но нельзя ли вас попросить об ещё одном бокале пива? Жаль оставлять такую вкусную селёдочку….

– Да, конечно. Я передам официанту, он принесёт.

– И, всё-таки, принесите мне счёт…. На память.

– Будет исполнено.

Она осталась наблюдать за развивающейся сценой расследования.

Карась под соусом. Задремал.

Фаэтон, поскрипывая, легко бежал по старой булыжной дороге. После изнурительной корабельной качки, его пошатывания казались даже милыми. Приятный тёплый ветерок овевал седые кудри пассажира: крепкого, сановитого вида мужчины в изящном европейском костюме и с тяжёлой серебряной тростью в руках.

Он любовался зелёными пейзажами Тоскани, стройными кипарисами и кряжистыми оливами, что росли вдоль дороги. Цветущие виноградники и небесно-синие лавандовые поляны источали непередаваемый аромат, подогретый щедрым итальянским солнцем.

Николо Писани планировал из порта Леворно сперва отправиться в свой родной город, откуда пошёл их дворянский род – в Пису. Хотелось навестить могилы предков, дяди Андреа, увидеть свой старый дом, вновь увидеть дорогую сердцу Писанскую башню, которая стала наклонной не из-за ошибки строителей, а по замыслу архитектора. Кому, как не роду Писани знать об этом…. Ведь главным архитектором был Бонанно Писани, далёкий предок славного семейства. Правда, сейчас из близкой родни там никого уже не осталось: кто переехал в Венецию, кто – на Сицилию…, а его вон занесло в заснеженный Санкт-Петербург.

Именно дела иностранного департамента российской столицы привели его в родные пенаты. Поручение было от Казначейства Её Императорского Величества к российскому поверенному в делах великого герцога Тосканского во Флоренции. А из-за штормов корабль проболтало в море на трое суток дольше, потому Пису он решил отложить на потом, когда все дела будут сделаны. Тем более, у него было и приятное поручение от князя Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова, почившего почти четыре года назад – навестить его дочку и внучек, передать подарки и некую сумму денег. А её муж, генерал-майор Николай Хитрово как раз и служил поверенным в делах герцога. Но исполнение поручения так вот затягивалось….

Хотя пара лошадок легко несёт его открытый фаэтон, но расстояние всё же приличное, около 100 километров. Потому Николай Антонович решил разбить их на три перехода. Самый длинный – из Леворно до Понтедеры, потом из Понтедеры до Эмоли, и уже из Эмоли – во Флоренцию.

В лучшей гостинице Понтадеры с ним случился неприятный инцидент. Мужчина одновременно нахмурился и улыбнулся своим мыслям. Конечно, жаль того оборванца, который влез к нему в окно тёмной и душной ночью, хотел поживиться имуществом и деньгами проезжего. Видимо, днём ещё приглядел, что постоялец немолод, вот и решился.

На его беду, Николай Антонович, несмотря на усталость, не мог заснуть. И тут вдруг в окно вскочил этот парень с большим кривым ножом в руке. «Ты что делаешь? Вон отсюда!» – крикнул ему Николо. Но тут же спохватился и повторил по-итальянски: «Che stai facendo? Fuori di qui!».

От неожиданности или от глупости тот вдруг застыл, а потом решительно бросился на гостя. Николо, сидя в кровати, парировал его выпад ударом трости, наверняка, сломавшим руку нападавшего. Но тот, коротко взвыв, бросился к постели и другой рукой вцепился в горло гостя, придавил его железной хваткой. Более полувека на дипломатической работе воспитали в русском итальянце не менее железное хладнокровие. Претерпевая боль удушения, он всё же нажал заученным жестом тайную кнопочку на рукояти трости и в его руке оказался длинный стальной стилет. Удар под левую лопатку пришёлся прямо в сердце. Оборванец рухнул и умер мгновенно.

Разбирательство с карабинерами было недолгим. Синьор Писани освободил Италию от одного из бандитов, честь ему и хвала.

Зато в Эмоли порадовали исключительным блюдом. Нет, сперва-то он заказал обычный луковый суп, которым ещё римские солдаты восстанавливали свои силы, но потом местный повар (которому возница рассказал историю, как синьор расправился со страшным разбойником) принёс своё фирменное блюдо.

Это был простой карась. Нет, не простой. Этот карась опрокинул Николетто в далёкое детство.

Вспомнилось, как бабушка делала это на их просторной кухне. Вся поварская дворня сбегалась, чтобы посмотреть, как готовит старая графиня Писани.

Бабушка смешивала в большой миске сметану, сок лимона, кусочки апельсина (она нарезала их прямо с цедрой), добавляла туда хорошую порцию горчицы и всё энергично смешивала.

– Смотри, Николетто, – говорила она, – это настоящее блюдо этрусков, наших предков. Это были сильные люди, нечета нынешним худосочным итальянцам. Этруски, расены основали Рим, им покорялось полсвета. А всё почему? Потому, что питались хорошо, умели и воевать, и пировать.

Она ловко нашинковала лук и бросила его на сковороду, туда же сыпанула тонко нарезанный соломкой сладкий перец. Дала им пропассироваться, легко помешивая. Потом, словно пушинку подхватив тяжёлую сковороду, ссыпала всё в тот же сметано-апельсиновый соус, быстро-быстро размешала.

Тут же на раскалённый чугун с шипением плюхнулись караси. Чищенные, но – целиком. Буквально две-три минуты, и они покрылись аппетитной корочкой.

Потом она брала большую жаровню с высокими краями, выливала туда соус, укладывала в него поджаренных карасей, заливала остатками соуса и отправляла всё это в горячее жерло печи. Минут 15—20 томились караси и мы, вдыхая всё усиливающийся аромат этого старинного блюда, от которого веяло экзотикой античности.

– Да, синьор Писани, я был тогда мальчиком-поварёнком в вашем доме и помню волшебные рецепты вашей бабушки, – вошёл извне голос пожилого мужчины в высоком поварском колпаке.– Надеюсь, моё приготовление не испортит ваших гастрономических воспоминаний.

– Спасибо, Жанкарло, – внезапно ответил граф и сам удивился, что как-то само собой всплыло в памяти имя этого поварёнка, с которым были ровесниками.

– Grazie, Signore! Buon appetito!

…Ох, похоже, приятные воспоминания затянули в дрёму. Но хороший булыжник для того и лежит на дороге, чтобы встряхнуть путника.

Тем более, что на горизонте уже показались знакомые с детства очертания Флоренции. Те очертания, что создали ей ещё любезные сердцу бабушки древние этруски.

Устрицы Казановы

Палаццина ди Роза (Palazzina di Rosa), где вот уже четыре года проживало семейство Хитрово, действительно, было увито розами и виноградом. Живописность этого дома соперничала с его убранством запахами, одновременно дурманящими и веселящими прохожих.

Фаэтон подкатил к большим, высоким воротам, которые почти сразу же пошли в движение, медленно распахиваясь обеими створками. В проёме взору открывался просторный двор, в дальней части которого возвышался великолепный древний особняк: с колоннами, ротондами, портиками.

На высоком крыльце его уже появился сам хозяин – 46-летний князь Николай Фёдорович Хитрово, гусар, герой сражений с Наполеоном в составе Преображенского полка. Его лихо закрученные усы и вьющиеся бакенбарды ещё выдавали того вояку, хвата и гуляку, каковым прослыл он в полку и в петербургском свете.

Николай Фёдорович был явно навеселе, в руках его был небольшой серебряный поднос с витыми бортиками, изображающими виноградную лозу. В центре подноса стоял изящный стеклянный графин с витым горлышком, рядом – небольшой бокальчик, наполненный золотистой жидкостью. Тут же – розетка в виде раскрытого виноградного листа, с горкой наполненная огромными чёрными и зелёными оливами.

– Дорогому гостю, по русскому обычаю рюмочку с дороги! – воскликнул хозяин особняка, приближающемуся по ступеням Писани.

– Не могу отказать столь радушному хозяину, – улыбнулся тот в ответ. Он взял бокальчик и одним махом опрокинул содержимое в себя, крякнул, закусил чёрной маслиной.

– Хороша граппа! – воскликнул он, оценивая напиток. – А уж маринованных маслин, да такой величины, не едал, наверное, с детства. Удружили, князь….

Они прошли в комнаты, где за толстыми каменными стенами их не доставало знойное итальянское солнце. Лёгкие ткани портьер, нежно развиваясь, намекали лишь на лёгкий ветерок, порхающий из одной залы в другую.

– Рад личному знакомству, любезный Николай Фёдорович, – продолжил разговор Писани. – Премного наслышан о ваших доблестях и радушии в Санкт-Петербурге, и от Его Превосходительства, светлой памяти, фельдмаршала Кутузова.

– Мой дорогой тесть изрядно преувеличивал мои скромные заслуги, хотя, надо признать, он был очень заботлив по отношению к дочерям и внукам. Получив от Вас недавнее письмо, мы ждали Вашего приезда с нетерпением.

– Да-да, четыре года назад, перед своим уходом в лучший из миров, он просил передать своим далёким «флорентийцам» некоторые подарки, – с полупоклоном улыбнулся гость. – Простите, что добирался до вас столь долго, Государственные дела, сами понимаете…. Если Вас не затруднит, прикажите принести из фаэтона мой саквояж….

Необходимые распоряжения были тут же даны, а мужчины сели за длинный стол в большой комнате, украшенной лепниной, античными статуями и большими вазами, старинными картинами и трофейным оружием на стенах.

– Пока готовится праздничный ужин по случаю прибытия долгожданного тезоимённого гостя, позвольте предложить вам небольшой аперитив, mon ami, Николай Антонович, – широким жестом провёл над столом Николай Хитрово. – Устрицы под белое сухое вино мигом снимут Вашу дорожную усталость.

– Вы необычайно любезны и предупредительны, милейший Николай Фёдорович, – Николай Антонович взял наполненный лакеем фужер, в котором, казалось, купались все солнечные лучи Италии.

Они оба с видимым удовольствием закусили. Прохладное вину и влажные устрицы, действительно, утолили накопившийся дневной жар, словно, растворили солнечную пыль, пропитавшую всё существо путника. Пикантный рыбный соус «гарум», в который окунали вальяжных устриц, навевал видения морских глубин и древних застолий. Приятная нега завершения дороги окутала Николо Писани. Он как бы почувствовал себя дома.

– Знаете ли Вы, мой любезный гость, что мы находимся на вилле, где жил сам Наполеон Бонапарт, будучи французским консулом? – гордо задрав подбородок, заявил Хитрово. – Именно здесь он начал писать свои заметки по преобразованию государства и армии. Так что, в некоторой степени воздух здесь пронизан наполеоновским духом.

– Не сочтите за нахальство, князь, но, наверное, очень не дёшево обходится постой в столь великолепных апартаментах? – осведомился гость.

– Ах, что об этом говорить?! – воскликнул в ответ его собеседник. – Жалование пока есть, что-то поступает из российских имений, где-то приходится и перехватить деньжат на стоящую вещь….

Он вскочил со стула, подбежал к стене.

– Вот, этот мушкет 15 века, признаюсь, пробил брешь в моём бюджете, – показал он на висящее на стене старинное ружьё. – Говорят, этот мушкет принадлежал самому великому испанскому завоевателю Эрнану Кортесу. Именно с этим оружием в руках он покорил цивилизацию ацтеков.

– Зато нам привёз ваниль и шоколад! – вмешался откуда-то высокий женский голос.

– О, дорогая! – прервал свой монолог Николай Фёдорович. – Девочки, юноша, прошу вас!

Гость из Санкт-Петербурга обернулся и… обомлел, едва не ослепнув от сияния белоснежных обнажённых плеч трёх прелестниц. Невысокая темноволосая женщина и две девушки несколько выше неё в воздушных платьях с глубокими декольте проследовали к Хитрово, встали рядом. Следом подошёл юноша, кудрявый, с красивым лицом – уменьшенная копия самого хозяина дома.

– Милейший Николай Антонович, разрешите представить Вам моё семейство, – радушно предложил тот. – Супруга моя – княгиня Елизавета Михайловна Хитрово, как Вы знаете, в девичестве – Голенищева-Кутузова; дочки её от первого брака: Катенька и Дашенька, графини Тизенгаузен, которых я люблю, как родных, их папа (он сделал по-французски ударение на последнем слоге) – герой Аустерлица, пал в сражении как герой. А это – наш сынок – Мишенька, по семейному решению унаследовавший имя и титул деда графа Голенищева-Кутузова.

И тут же продолжил:

– Разрешите, в свою очередь, представить вам нашего прекраснейшего гостя, посланца нашей любезной сердцу России – графа Николая Антоновича Писани, уроженца здешних мест и драгомана при фельдмаршале Кутузове.

Дамы присели в глубоком книксене, юноша коротко кивнул и прищёлкнул каблуками.

– Ну, теперь, когда все в сборе, можно и наши хлеб-соль отведать! – воскликнул Николай Фёдорович, делая широкий указующий, приглашающий жест. И, повернувшись в сторону внутренних комнат, скомандовал: «Подавайте!».

– А, чем же это вы тут лакомились без нас? – шутливо спросила графиня Елизавета Михайловна.

– Вот, душа моя, всего-то белое вино с устрицами, – улыбнулся её супруг.

– Забавно, – засмеялась она, – вот только что прочла, что знаменитый ловелас Джакомо Казанова каждое утро съедал по 50 устриц для поддержания своей мужской силы.

– Я думаю, это враки! – парировал супруг. – От такого количества, пардон, не до дамских будуаров будет. Впрочем, рассказывают, что к рецепту Казановы прибегал и любвеобильный Наполеон. Ему доставляли устриц аж с берегов Японии.

– Высокочтимые мужи, я, кажется, прервала ваш разговор о пиратах…? – отозвалась она, меняя «щекотливую» тему.

– Да, Ваш милый супруг увлечённо рассказывал мне об вот этом мушкете, который, возможно, принадлежал конквистадору Кортесу, – кивнул граф Писани.

– Ах, эти несносные торговцы древностями! – воскликнула, смеясь, княгиня Хитрово. – Вечно они играют на увлечении моего мужа, выдумывая разные разности. Скажу вам по секрету (она чуть понизила голос): это уже второй мушкет Кортеса в нашем доме. Первый висит теперь в соседней комнате.

– Дорогая, ты меня конфузишь перед гостем, – развёл руками супруг.

– Прекрасная Елизавета Михайловна, я поддержу вашего мужа, ведь вероятность того, что один из мушкетов принадлежал означенному лицу, теперь в два раза выше. Тем более, что Кортес, по свидетельству современников, имел именно два мушкета. Пока он палил из одного, второй ему заряжал специальный слуга.

– Вот, видишь, дорогая, наш всесторонне образованный гость видит всё не в таком грустном свете, как ты! – И, почти без паузы: – Впрочем, стол уже накрыт, прошу вас, милые дамы и господа!

Загадка выеденного яйца

Антон Писани оказался высоким мужчиной 36 лет, с сильными руками. Жгучий брюнет, ярко-чёрные усы на гладко выбритом лице.

Он спокойно дал снять с себя отпечатки пальцев и пояснил:

– В момент выстрела я находился на кухне, вместе со всеми, готовил заказ для посетителей, меня все видели, все могут подтвердить, что я не отлучался.

Ещё заявил, что мушкет видит впервые.

Его неприятно поразило известие о том, что убитый носит ту же фамилию, что и он. Но объяснил это простым совпадением:

– Я, конечно, этого посетителя не видел, мы не выходим в зал, но родственников по имени Альбано Писани у меня нет. Во всяком случае, я о таком ничего не слышал. Фамилия Писано, Писани распространены в Италии и даже в Испании потому, что её носят все выходцы из города Писа, таково истинное название города, где «падающая» башня. Кстати, в России, Болгарии, других славянских странах распространена фамилия Писанов. А в Польше есть и река Писа, это древнее слово, из каменного века идёт. Так что, подобных однофамильцев довольно много в разных концах света. Наш дворянский род русских Писани пошёл от нашего предка Николая Антоновича Писани, поступившего на русскую службу в 18 веке, он работал даже драгоманом, вроде переводчика, с генерал-фельдмаршалом Кутузовым. Другой ветви нашей фамилии в России я не знаю.

– Нет-нет, он именно из Италии. Из Венеции, возможно.

Антон только пожал плечами:

– В Венеции сохранился наш фамильный замок Palazzo Pisani Moretta, но… он давно нам не принадлежит. И никого из возможных наследников я не знаю. Слышал про канадского хоккеиста Федерико Писани, про хоккеистку на траве Александру Писани из Австралии, про английскую актрису и модель Тиффани Писани….

– Хорошо-хорошо, спасибо. Подпишите протокол и можете идти.

– Я совсем свободен?

– Да, у нас есть ваши адрес и телефон, если понадобитесь, мы вас вызовем. Вы не собираетесь покидать страну?

– Нет. Ведь завтра, я надеюсь, будет обычный рабочий день.