Сиротская Ойкумена бесплатное чтение

«Ибо такова воля Твоя: да несет всякая неустроенная душа наказание в себе же самой…

Ее несет и кружит, швыряет с места на место бурный вихрь слов и суждений, застилающих от нее ясный свет истины».

Августин Аврелий. «Исповедь».

«На самом деле я не знаю, почему мы настолько неразрывно связаны с морем. Разве что, как мне думается, это потому, что кроме того что и море живое, и небо живое, и корабли живые, – все оттого, что мы произошли из моря. Любопытный факт из биологии: в венах каждого из нас содержится такой же процент соли, как и в океанской воде, и следовательно, эта соль в нашей крови, в нашем поту и в наших слезах. Мы единое целое с океаном. И когда мы вновь возвращаемся к морю – в плавание или просто полюбоваться им – мы возвращаемся туда, откуда пришли».

Джон Ф. Кеннеди, 1962.

1 глава

Ночью где-то поблизости гавкнула пару раз собака, из-за нее-то он и проснулся.

Злой ветер опять наседал с востока. Пробирался рывками среди сараев, поленниц и деревянных заборов, наводил страх по ночам, лез в окна, грохотал ставнями. Жутковато бывало проснуться ночью, казалось: кто-то стучит в дом с чердака и требует открыть во что бы то ни стало, несмотря на поздний час.

Глубоко в стране, затерянный среди сосняков, березовых рощ и картофельных полей, есть небольшой город Талица. Это имя местные обитатели выговаривают с ударением на первом слоге, потому что это вам не подтаявший апрельский сугроб, а красивое и емкое слово из славянского языкового пластилина. Талица, что с ударением на первом слоге, не очень большой город. Он покоится на небольших покатых холмах и состоит большей частью из старых бревенчатых домов за крашеными палисадниками.

Если тебе, уважаемый читатель, придет охота увидеть этот маленький уральский город, то тебе придется сесть на поезд, следующий через Екатеринбург к востоку. Город затерялся на границе Европы и Азии там, где Уральские горы плавно стекают в равнину. Отсюда начинается Сибирь. Талица – это глухая деревня на берегу огромного сухопутного океана, что притворилась небольшим городом. За последние полвека здесь изменилось не очень многое.

Без малого десять лет до этого дня стеклянные дверцы открывались уютно и важно. И легкие детские книги с раскладывающимися волшебно, оживающими в объеме картинками, и блики живые на зеленоватом стекле старинного серванта, в котором покоится неприкосновенный и простодушный праздничный сервиз, и игрушечные собаки на самом верху. Все мелькнуло искрой, утекло в невидимые русла. Куда девается все это время – кто его знает.

Время в тот год было белое, декабрьское. Жена получила отпуск зимой – но зато сразу после новогодних каникул, поэтому выходила куча свободных дней, да еще и отгулы, которые она попросила поставить на конец декабря. И – большая радость. Они, жена и дочь, отправлялись по туристической путевке встретить рождество в Париже. Событие! Об этом жена мечтала много лет (в школе изучала французский и Францию обожала). Очень кстати подвернулся еще осенью недорогой рождественский тур, и оформление всех бумаг вышло удивительно спорым. Жена простодушно ликовала: повезло отхватить выгодную медицинскую страховку на двоих, все заняло полдня в клинике соседнего города. Дела складывались как нельзя более удачно, и прилететь из Парижа в Екатеринбург они должны были за четыре дня до Нового года, чтобы встретить его всем вместе – а что может быть лучше?

Эта невысокая и стройная женщина была природой задумана для заботы. Она нежно разговаривала с животными, ее небольшие, но сильные руки ловко справлялись с любыми домашними делами – с уборкой, с кухней. Она была кротким человеком, эта маленькая женщина, у нее был тихий и задушевный смех.

Так вот, письмо.

Был слякотный мерзкий декабрь. В ночь на двадцать пятое число, около часа пополуночи, раздался звонок с неопределенного номера. Постников ответил спросонья, но в трубке оказалось тихо. Наутро позвонила консульская служба Российской Федерации во Франции. После уточнения кое-каких сведений женщина сообщила, что вчера вечером на станции Трокадеро парижского метрополитена террористы привели в действие бомбу, и они обе – его жена и дочь – оказались в числе погибших. Она соболезнует. Задала несколько вопросов и просила что-то подтвердить. Постников отвечал ровным голосом без эмоций. А примерно через месяц после Нового года в товарном вагоне приехали два металлических гроба. В сумерках падал густой снег, и вокзальные фонари полосовали набитое им пространство совершенно по-новому, чего невозможно забыть. Вскрывать гробы, как того пожелали родственники жены, Постников отказался наотрез – так и похоронили.

Слова из телефона упали, словно раскаленный уголь из печи. Жизнь споткнулась на ровном месте. Его удивило, насколько просто и буднично могут происходить самые ужасные вещи. Новость мало-помалу выжгла Постникова изнутри. В итоге от него осталась тонкая человекообразная оболочка, содержащая внутри одну лишь черную и безмолвную пустоту. Волнистая линия внятной и радостной жизни оборвалась под Рождество, и пошло дальше одно лишь серое, обступили безрадостные и бессмысленные дни. До чего все же удивительно, как устроена жизнь – надо просыпаться и жить, как ни в чем не бывало.

Страховка сыграла необычным образом.

Полгода заснуть было труднейшим делом. Отход ко сну стал китайским наказанием и всячески оттягивался, постепенно все ближе к утру и порой даже к обеду. Как тоскливо и странно завывает ненастье в печной трубе, когда на дворе два часа ночи, и жизнь видится прожитой напрасно. Постников ворочался и с ненавистью поглядывал на плывущую в окне луну, и сон помалу одолевал его, но пробуждение вечно было безрадостным.

Чем же занимался Постников после того, что произошло? Нетрудно ответить: не занимался ничем. Как-то быстро и неуклюже бросил работу, кормился перепадающими иногда заказами на тексты. Юмор для корпоративных вечеринок в другой вселенной, наверно, оказался ему лекарством. По крайней мере, не дал помереть с голоду. В глубине души мерещилось: та прежняя жизнь не пропала, не кончилась, а стоит на паузе где-то в собственном измерении, и в нее еще можно попасть, чтобы жить, как будто ничего такого не произошло.

Перемена настолько не укладывалось в голове, что жизнь сперва шла как бы привычным своим чередом. Это потом Постников вдруг обнаружил себя под плодоносящей иргой возле старого забора с немного помятой жестяной лейкой в правой руке. Получилась так, что он откатился на несколько сотен километров к востоку, в родную Талицу, и стал жить дальше в старом бревенчатом доме на деревенской улице в тех самых краях, где носился школьником и катался на санках зимой с приятелями по наклонному старому кладбищу.

Лейка прижилась в руке почти на десятилетие, да и работа на грядке – не худшее средство от бездны. Ветер раскачивал георгины в сентябре и круглосуточно надувал тонкую пыль седины в макушку, а с холма старого кладбища были прекрасно видны дальние поля, где в советские времена был колхоз, а что стало теперь – неизвестно.

Запомните: ничего не может плохого случиться в жизни, когда вы сидите вечером на корточках возле печки и наблюдаете за тем, как за чугунной дверцей с литыми сказочными буквами «Артель Вагранка» распаляется с урчанием живой и теплый зверь, а в крышу и в окно тихо барабанит дождь, вдруг выпавший вместо снега.

Были прежде чудесные минуты, детский лепет и смешные слова маленького неуклюжего человека, счастливый смех. Наверно, она попала в небесную школу благородных девиц и теперь скупо кивает с важностью и ведет себя грациозно и просто, как дама княжеских кровей. Она была красавица, наша дочь. Режущая без ножа память прочно поселилась в притихших комнатах. И все чаще ощупывала ваше сердце, как будто примеряясь – не пора ли.

Но к черту грусть. Вот уже прошло без малого десять лет после Трокадеро. Дерзкие баннеры дополненной реальности полыхают на улицах между старых домов, словно витрины привокзальных буфетов. Их надо считывать смартфоном и пользоваться предлагаемыми удовольствиями. Постников не носил при себе смартфон и баннеры не любил. А вот бегать в осеннем лесу – отдельное удовольствие. Почва за ночь уже схвачена заморозком, и стучит, будто голимый камень под подошвами. Жухлая трава с рассвета была покрыта инеем, но он быстро растаял, и все стало мокрым – до колена достает. Из гущи сосняка доносится легкий скрип, шелестит ветер в кронах. Даже на нашей суетной высоте воздух прекрасен и свеж, он входит упоительно. На всем лежит печать: зима не за горами, но соснам все равно – ведь это всего лишь суетная человеческая история.

И вот, извольте видеть, новость. В последнюю ночь сентября электронный почтовый ящик принес извещение, сразу перевернувшее все на свете. Это случилось, когда та самая ненастная ночь выла за окном, словно языческий покойник, пробовала на прочность бревна и углы, швыряла горстями ледяную влагу в окна, и выйти наружу было немыслимо. Адрес отправителя, а также его имя были прописаны дикими крякозябрами и не поддавались никакому толкованию. Письмо содержало вложенный аудиофайл, который Постников сперва расценил как опасный вирусный спам и открывать поостерегся. Но удалить странное послание рука почему-то не поднялась. Вскоре разъедающее любопытство одержало верх. На четвертый день он решил, что заведет себе новый почтовый ящик и купил самый дешевый русский аппарат, какой только нашелся в салоне связи.

После запуска файла первым делом послышался шерстяной шум, какой бывает, когда поправляют микрофон. Послышалось дыхание, и он почувствовал холодок, тараканом промелькнувший по спине. Затем раздался голос – тот самый. Выслушав его, он долго сидел без движения и мрачно разглядывал грязный холостяцкий стол.

Кроме аудиозаписи, в письме была приписка:

«Папа, мама нездорова. Она в больнице у сестер. Я живу в городе Финистер Пойнт и учусь. Приезжай к нам в отпуск, пожалуйста. Твоя доч Оля».

«Доч»… В точности, как она написала в первом классе на своем рисунке, где она с мамой и дарит ей цветок размером куда больше детской головы.

– Чертово вранье! – вдруг хрипло промолвил Постников. – Нет, не может такого быть!

Письмо оказалось единственным. Отправленный на него ответ вернулся (несуществующий адрес).

Конечно же, это никак не могло быть правдой. Это было невозможно. Постников ворочался без сна на своем жестком диване и выходил на балкон, чтобы глянуть наружу.

– Что мне делать? – беззвучно шептал он, глядя на ночную улицу, щедро залитую луной. Улица, разумеется, никакого ответа не давала. Он снова забирался под одеяло и закрывал глаза.

И бездействовать стало немыслимо – потому завелся в душе червь. Забыть и выкинуть из головы. К морю податься. Ведь на море можно смотреть очень долго, потому что оно не надоедает и уносит нелегкие мысли. Но удивительным образом письмо встряхнуло его. Влилось в его жилы, словно инъекция загадочной глюкозы. Но все-таки очень уж зыбкой виделась надежда. Такой огромный, непростой мир, раскинувшийся во все стороны, полный красок, запахов и звуков, людей, соблазнов и горечи, сотни и тысячи занятий. Все это оказалось в мгновение под вопросом из-за пары строк, пришедших из непонятного далека.

Бран, которого заманивает в иной мир богиня, слышит от нее: «Нет ни капли горечи, ни капли зла, все – сладкая музыка, нежащая слух», думал Постников, не узнавая наощупь свою помытую голову. Дико отросли волосы за лето. Печаль давно и усердно воздвигает свои бастионы в душе, и нет никакого способа совладать с ней. А человек, лишенный надежды, становится подобен удару молнии. Он решителен и быстр, он свободен от сомнений и ослепительно ясен до самого нутра своей душевной природы. Он страшен и весел. Кто не спрятался – тому горе.

– Я знаю, что делать, – сказал утренний Постников своему отражению в пятнистом зеркале. И ветер ночной давно сдулся и отступил, стояло тихое утро. И это был конец первой главы.

2 глава

Тем временем белый электрический чайник на подоконнике медленно остывает и по инерции сипит все тише, словно паромобиль, отдыхающий на парковке:

– Шшшссс…

Да и что тут говорить. Градус мировых новостей уже раскален, он ничуть не слабее чайниковой огненной спирали. Но того кипятка никакими чашками не употребить – а новостной чайник, тем не менее, униматься не желает – и все бурлит, бурлит без передышки.

«Соединенные Штаты Америки призывают непризнанную серверную республику на путь созидания и гуманизма». Это заявление сделала сегодня Официальный представитель США в Организации объединенных наций Морган Ортагус в своем микроблоге в Твиттере.

По словам спикера Госдепа, все американское правительство призывает немедленно вернуть свободу задержанным оппозиционерам и политзаключенным. Ортагус особо подчеркнула позицию Госдепа о недопустимости бесчеловечных социальных экспериментов.

Вы гляньте только: висит в ютубе уже порядочное время одно вирусное видео. В нем азиатская девушка красоты удивительной, в безукоризненном кимоно цвета бледного персика. Красавица с азиатской печалью смотрит в открытое окно. Снаружи виднеется яблоневый сад в цвету, он подернут рассветной дымкой. Девушка поворачивается, смотрит в камеру чудесными раскосыми глазами, и говорит по-корейски (титры прилагаются):

– Я Джин Хо. Меня убили недавно. Среди бела дня. Я уже никогда не смогу петь – а я так любила петь. И сказать я больше не смогу ничего никогда – но все же молю вас: остановите диктатора, остановите убийцу.

Во имя спасения жизни многих неповинных детей. Остановите диктатора – спасите свободу ради ваших детей…»

Постников остановил ролик, где уже поплыли коды для отправки финансовой помощи.

Вообще, скажите на милость: за город такой – Финистер Пойнт?

Нету такого города. Гугл ничего путного на постниковский запрос, понятное дело, и не выдал – ни на кириллице, ни на латинице. Есть, правда, мыс Финистерре – в Испании на побережье Атлантического океана. Он же – испанский район, что входит в провинцию Ла-Корунья в составе автономного сообщества Галисия. Но города под таким именем нигде не значилось.

Правда, до тех лишь пор, когда Постников не вбил свой многострадальный запрос, но уже не в Гугл, а в Яндекс. И вдруг случилось чудо – первая же строка направила его на страницу в википедии. В ту минуту отчетливо стукнуло в его груди. Статья же сообщила немало интересного:

«Финистер Пойнт, Финиш, Финик, англ. Finister Point – город в самопровозглашенной Свободной Серверной Республике (Остров), находится в провинции Восточная, административным центром которой является, а также порт на берегу залива Финистер Бэй, в устье реки Корриб. Население – 75,5 тыс. жит.

В городе находится отделение Национального островного университета.

Достопримечательности: стилизованный неоготический собор св. Анны, Городской музей, Центр хрусталя, муниципальное музыкальное училище.

Во второй половине июля в Финистер Пойнте проводится самый известный в республике музыкальный фестиваль. Проводятся также фестивали театрального искусства, а еще – праздник устриц (весьма популярный). Ежегодно Финистер Пойнт привлекает большое количество туристов по причине удобного расположения невдалеке от республиканской столицы мегаполиса Эфраим и умеренного морского климата с характерными мягкими зимами, прохладным летом и отсутствием резких перепадов температур».

Вот это да: 75,5 тыс. жит. Финиш!

В тот день душу Постникова поцарапывало смутное предчувствие. И в самом деле, странные дела творятся на свете, невообразимые. Кореянка, которую советовал ютуб, – не более чем поздний симптом, выползший как напоминание о давно и крепко запущенной хвори.

Так откуда взялась вся эта история?

Образовалась она совсем незаметно – вроде как заводятся первые мыши под полом. И достаточно давно, десятки лет назад. И сегодня, во времена Big Data, контрабандной торговли ДНК и психоматрицами, устоявшийся мировой порядок, похоже, ступил в торфяное болото и ухнул по уши в самую топь Случилось нечто, о чем необходимо рассказать.

Где-то с конца бородатого двадцатого века ржавел в свалке советского наследства заброшенный военными проект новейшего боевого полигона. Задумывалось обкатывать в нем новые поколения советской военной техники для глобального конфликта в перспективной высокотехнологичной среде. Дотошная наука окучивала руками бывших студентов-шестидесятников нетоптанную прежде грядку, но многим генералам показалось напрасным тратить народные деньги впустую и непонятно на что. Работа продвигалась с отчетливым скрипом.

Но ветра эпохи, как известно, сдули однажды с глобуса Советский Союз, пошвыряли на пенсию самих генералов, а проект мало-помалу расточился, осел по маленьким НИИ и совсем исчез из виду. Но как выяснилось, не умер. В залихватские девяностые британская разведка то и дело получала из России неясные, но захватывающие данные: в обшарпанных корпусах бывших советских НИИ принялись мелькать китайские личности в приличных темных костюмах. А китайцы ерундой заниматься, видит бог, не станут.

Но ведь и было чем поживиться костюмам в пыльных корпусах: возьмите только одни системы управления межконтинентальными ракетами, самые тихие в мире электродвигатели для подлодок, да хотя бы и те же рецепты танковой брони…

Вышло так, что совместный проект китайских костюмов и совковых шестидесятников дотащили до государственных испытаний – и, как говорится, дали ток. Последствия изумляют до сегодняшнего дня весь мир. И ведь есть отчего!

Первым делом полезли дикие слухи, от которых волосы подскакивали дыбом: русские вздумали воскрешать мертвых. Зомби-армии! Когда приостыл первый шок от скандальной новости, появились более рассудительные – но при этом ничуть не менее глупые блогеры. Они по большей части говорили о конце света и вообще явственно отдавали сектантством. Вспыхнувшую, как сверхновая, панику на просторах мировой сети потом назвали не без остроумия «перезагрузкой мракобесия».

В наше поразительно измельчавшее время любой, даже самый гениальный замысел мало кого способен зажечь. Каким бы грандиозным полотном ни казалось задуманное, современники в лучшем случае вежливо покивают, спрятав зевок. И только когда искра прожжет новостные ленты и вылетит в дыму в топ просмотров – то автор станет идолом на какое-то время. Но серьезные дела часто происходят в тишине.

Взвешенный и холодный подход позволил вскоре установить: никаких мертвецов никто не воскрешает и трупов из могил отнюдь не выкапывает. Но дела при этом открылись невероятные.

Начать с того, что после десятилетий тончайшей умственной работы удалось сделать немыслимой сложности математический комплекс, моделирующий естественную среду пребывания человека и практически все известные науке физические, химические и биологические процессы в этой среде. Если говорить проще – то впервые удалось воссоздать пространство. И главное – поместить в него сначала созданных искусственно самообучаемых роботов, а за ними и цифровую модель живого организма с проецированной в нее матрицей собачьей личности.

Виртуальный Бобик в блаженном упоении носился по зеленой травке киберпространства и ловил челюстями крупных бабочек. Но после обнаружилась одна деликатная проблема. Споткнулись на этическом пороге: попытке поместить в свежайшую среду человека, которая, конечно, была делом времени. Добровольцы с электродными лентами на головах дни и ночи корпели, пытаясь дистанционно управлять андроидом в новой вселенной. Голема звали Афанасий, и был он одет в длинные сатиновые трусы глубокого темно-синего колера и в белую майку-алкоголичку. Но едва коснувшись травы нового Эдема, андроид Афанасий однообразно валился в лопухи и оставался лежать, мелко подрагивая конечностями, словно убитый орк в компьютерной игре. В общем, дистанционное управление оказалось дрянь.

Это было неприятно. И затор, похоже, обойти было нельзя. И тогда один из завлабов, по фамилии Ефремов Иван Ираклиевич, побарабанив по столу пальцами в обеденный перерыв, задумчиво произнес:

– А не сморозили мы глупость с идеей копирования души?

Естественно, первым делом Ефремову тогда влетело по полной программе. Вытирали об дерзкого завлаба ноги на ученом совете, напечатали с полдюжины разгромных заметок, нехорошо отзывались в диссертациях. Но даже это не помогло: телесные члены робота Афанасия трясло даже после анафемствования еретика-завлаба. Короче говоря, дело боднуло тупик, хотя уже всего достигнутого к тому времени хватило на десяток кандидатских и две докторских. Был готов виртуальный континент с полным биоценозом и эволюционными процессами. Жили уже в нем припеваючи микроорганизмы и грибы. Но минобороны отрезало: если там нет людей, которые могут пострадать от поражающих факторов, – то нам неинтересно. В общем, получалось неприятно, малоденежно.

Грохнувшая вслед за этим новость оглушала не хуже обуха. Группа наблюдения, летавшая виртуальным орлом над западным побережьем пока еще безымянного материка одним прекрасным утром увидела невозможное. По девственной зелени неспешной прогулочной поступью брела человеческая фигурка в камуфляжном комбинезоне, имевшая на спине здоровенный туристический рюкзак типа Osprey Ace оливкового цвета. Это никак не мог быть андроид под внешним управлением – несинхронность времени между мирами сказывалась уже тогда, и она со временем неуклонно нарастала. Человек с рюкзаком размеренно вышагивал в северо-восточном направлении. Пару раз отмахнулся от комаров и вскоре потерялся из виду наблюдателей под голубоватыми кронами приморского сосняка.

Одновременно с этим выяснили, побелев от ужаса, что минувшей ночью И.И. Ефремов, грубо поправ служебную инструкцию, проник в опечатанную аппаратную и без помощи ассистентов подключился к копировальной аппаратуре, предварительно задействовав наисекретнейший передатчик. Что стало дальше – оставалось сначала неясным. Но в лабораторном кресле осталось бездыханное тело бывшего заведующего лабораторией, а с той стороны вскоре поступило хамское сообщение «ПРИЕХАЛИ!». Ефремов вытоптал его своим каллиграфическим почерком в густых зарослях степного ковыля, что отчетливо зафиксировали наблюдатели с воздуха.

Таким оказалось начало альтернативного пространства. И если раньше Старым Светом было принято называть в основном только Европу с куском Африки, то теперь это наименование обрела с полным правом вся наша планета. После серии экспериментов с добровольцами из числа заключенных появилась технология трансляции человеческой личности, захваченной аппаратно в пакет психоматрицы, или отпечатка всей его сущности, в виде математического кода. Но был один неприятный минус: в передатчике всегда оставалось бездушное тело, проще говоря, труп.

Но с другой стороны, если вы полжизни провели в инвалидной коляске или больны раком – то какие, к черту, могут быть сомнения? К тридцатым годам, пока путь еще не был закрыт, в новое пространство переселилось больше миллиарда жителей Земли. Это было самое грандиозное переселение народов в истории.

Постников припомнил, что однажды ему приснилось жуткое, странное слово «Орфой». Какое-то уродливое слово. Казалось, оно выметнулось из кошмара, зародилось в хаосе. Припоминая, откуда это слово взялось, Постников вернулся в старые заголовки новостей на портале ИноСМИ.ру, публикующем на русском переводы разных мировых медиа. Да, так и есть. В англоязычных и вторящих им источниках как раз и появилось слово Orphoi. Оно было составлено на основе словосочетания «Orphan Oikumene» – именно так новый серверный мир стали именовать в Комитете начальников штабов НАТО. В русскоязычных СМИ гораздо чаще использовалось обозначение «Свободная Серверная Республика», реже «Остров» и «Альтернатива».

Из брифинга пресс-секретаря Госдепартамента США на заседании Комитета начальников штабов стран-членов Коалиции Атлантического договора:

«Растущее беспокойство порождает тревожащая информация о том, что в последнее время российские СМИ освещают события в Орфой с позиций свойственного этой державе исторического субъективизма. Исследования независимых институтов и опросы общественного мнения приносят все более тревожные результаты. Благодаря откровенно деструктивной деятельности российских СМИ и агентов влияния из РФ, в Орфой наблюдаются явные предпосылки социального конфликта, что многократно подтверждают независимые наблюдатели. Подробности будут предоставлены после вычитки нашими сетевыми аналитиками.

Несмотря на позитивные сдвиги в развитии информационно-экономических связей между Атлантической коалицией, Шанхайской организацией сотрудничества и самопровозглашенной республики Орфой, которых удалось достичь за последние несколько лет путем напряженной дипломатической работы, сегодняшняя ситуация не дает былой надежды на оптимизм в оценках…»

Правда перевернулась с ног на голову – что было злом, там стало совсем другим, пусть и не обязательно добром. Через новостные ленты сочились и капали неприятные слухи: премьер-министр Свободной Серверной Республики решительно отрицает обвинения со стороны США в том, что республика систематически похищает жителей Старого Света с целью контрабанды их психоматриц.

Это насильственное переселение злые языки связывали со вспыхнувшей в Европе в последние годы чередой терактов в европейских мегаполисах. Поговаривают, что убийства несут большую прибыль страховым компаниям. Но разве можно всяким глупостям верить?

Пространство республики относится к так называемому «серому сектору». Там не действует международное право и вообще происходит непонятное. Блогеры откровенно скисали или врали напропалую, пытаясь дать более или менее связную аналитику экономической и политической картины вокруг новообразования. Кроме того, поскольку страны западной Коалиции заблокировали доступ к серверам Острова, известия оттуда доходили не самого высшего качества и свежести.

Как написал один человек в микроблоге: у Атлантической коалиции нет спутниковой группировки на орбите в Орфой, нет удовлетворительной информации в реальном времени, а оно для нас и для них течет с разной скоростью, и они нас постепенно обгоняют. Никому неизвестно, что там замышляют китайцы и русские. С этим нужно что-то делать, пока не стало слишком поздно.

3 глава

Бог его знает, отчего так спится в русском поезде. И курочка тебе варено-копченая, и бессмертный железнодорожный чай под неспешную и тихую беседу – потому что время бесконечно. За двойным стеклом катится мимо неброская дорожность: пригороды скромные плывут, березняки и поселки городского типа, слышится невнятный женский голос на станции, объявляющий прибытие состава.

Он, этот голос, и будит спящего пассажира, убаюканного покачиванием, среди ночи, когда фонари с перрона вдруг заливают своим потусторонним светом все посапывающее купе, и вагон идет медленно и почти бесшумно в уползающих платформенных тенях. Глянув рассеянно на неизвестную станцию, пассажир опять валится в подушку и немедленно засыпает – потому что это Россия, и пилить ему еще не одни сутки.

Да и при дневном свете пейзажи не то чтобы похищают воображение путешественника. Жидкие перелески, поля жухлой зелени и грачи на березах, потом сосняк и снова переезд, на котором стоит небольшой автобус в ожидании подъема шлагбаума. Вагон мягко покачивается, колеса сдвоенно стучат на стыках, еще сильнее обнимает едущего вечная российская полудрема – и остается только спать, спать…

Да и возможно ли не задремать: вагон дрейфует меж двух океанов или даже двух вселенных – одна впереди, а другая стелется за светом заднего фонаря. Колеса наворачивают сотни и тысячи километров невидимыми слоями, а если посмотреть на карту, то выходит пройденного самый пустяк и дороги еще впереди порядочно: дня на два, а то и больше. Покосившиеся палисадники и седые заборы, огороды, засеянные картошкой – и снова дичь и редколесье.

Даже если человеку не нужно ехать за полторы тысячи верст и он садится всего лишь в пригородный поезд на пару часов – все равно, попадает он в плен русской дороги, прорезавшей каждый город, словно отрезок Млечного пути, и теряющейся в невообразимой дали по обе стороны перрона.

Тем не менее, Постников совсем не дремал. Ехать ему было самую малость – часа два, не дольше. Он внимательно читал полупрозрачную страницу в смартфоне, полуприкрыв глаза ладонью, чтобы не мешал ритмичный свет из-за крон сосняка.

«Лазарь Георгиевич Горемыкин (род. в 1954 г.), доктор физико-математических наук, профессор кафедры высшей математики Уральского государственного технического университета. С 1979 по 2028 годы руководитель экспериментальной лаборатории Института геофизики Уральского отделения российской академии наук. Активный участник государственной программы по разработке пространственных моделей и построения искусственной обитаемой среды. С 1998 по 2029 годы заместитель генерального директора АО ПП «Вектор» в г. Екатеринбурге. Имеет государственные награды. В настоящее время на пенсии».

Кто такой и зачем возник этот самый Лазарь Георгиевич – узнать предстоит в самое ближайшее время. А пока что следует сказать несколько слов об устройстве, с которого читались полупрозрачные интернет-страницы, потому что это имеет прямое отношение к истории.

Прямо беда с этими новомодными гаджетами: они теряются, страшно неудобны и вечно требуют подзарядки. Если вам нравится, когда руки всегда свободны, то судьба ваша незавидна. Спасибо компании «Едросеть» – она родила гениальный маркетинговый ход и подсекла рынок новым поколением гаджетов от разработчика «Миклуха Вортекс». Теперь потерять ваш смартфон вы сумеете только в том случае, если очень сильно постараетесь, и при этом навеки можете позабыть о зарядном устройстве, наушниках и дисплеях. Устройство от «Миклухи» встроено, растворено в вашем организме, оно становится его частью. Не нужен отныне ни экран «Retina», ни кнопки, потому что все происходит на уровне нейронов и естественного метаболизма. Вы идете по улице и видите перекрестки, вывески и автомобили сквозь легкую сетку наложенного изображения. Можете беседовать с тетушкой, созерцая за ее спиной бродящего поперек кадра ее супруга, и одновременно гулять в парке и наслаждаетесь майскими красотами, поедая в две руки какой-нибудь хотдог. Ваша любимая музыка вечно под рукой, и она так здорово звучит в голове, как не под силу ни одним дорогущим стереонаушникам и суперсистемам хай-энд.

Но если вы боитесь хитрых хакеров, спецслужб и насмешек друзей – то никто не заставляет, конечно. Таскайте ваш гаджет в кармане или в сумочке и гордитесь свободой. Некоторые обзывали людей со встроенными устройствами «киборгами», но Постников терять смартфон и вечно морочиться с зарядным устройством не пожелал.

Внутренний аппарат потребляет в среднем не более трех процентов мускульной энергии, а если вы увлекаетесь фитнесом – то вообще не более процента. Смартфон нового поколения интегрируется в центральную нервную систему, питается энергоресурсами организма для подзарядки, хранения и обработки данных и соединения с мобильными сетями, для связи с абонентами и выхода во всемирную сеть.

Трудно сказать, о чем рассуждал Постников, разглядывая заметку в интернете, но вот его вагон притормозил и пассажир высадился на полустанке возле здания из силикатного кирпича, затерянного среди дачных участков и огородов. Здесь прежде находился совхоз «Красный луч».

Электричка тронулась и укатила своей дорогой. Спросив у кассира дорогу, он отправился в указанном направлении, свернул с асфальтированной дороги на тропинку, что кривым крюком спускалась с насыпи в гордый и нетронутый репейник. Отмахав метров шестьсот, он увидел длинные белые строения, похожие на колхозные коровники, и пожарную часть, во дворе которой сиротливо стояла полуразобранная красная машина без единой живой души поблизости. Вскоре тропинка вывела на мощеную битым щебнем поселковую улицу. По ее сторонам выглядывали разноцветные палисадники из крашеного дерева и металлической сетки. С чьего-то двора или из открытого окна женский голос напевал:

Кого я любила –

С тем я расстаюся…

Постников прошел еще немного и обнаружил старый бревенчатый дом. Вид этот дом имел неброский, но вполне аккуратный. Кружевные занавески на окнах, а за приземистой оградой из зеленого штакетника росли какие-то цветы (Постников не особо разбирался в цветах, мог угадать в лучшем случае шиповник, но тут были другие) в фигурных клумбах из красиво нарезанных автомобильных покрышек. Площадка перед воротами, ведущими во двор, была не слишком ровно заасфальтирована, а сбоку нее пролегал небольшой желоб для отвода сточных осадков в уличную канаву.

В березовой кроне панически вскрикивали воробьи. Постников подошел к воротам и надавил на круглую кнопку звонка, спрятанную под ржавым жестяным козырьком. Это действие не дало никакого видимого эффекта – разве что где-то на противоположной стороне улицы истерично взлаяла собака. Подождав немного, Постников отступил на шаг, потоптался и посмотрел на окно, обрамленное крашеным резным наличником. Минуты через три позвонил снова и повторил несколько раз. Не получив ответа, перескочил через низкий забор палисадника, и приподнявшись на цыпочках, приник к самому оконному стеклу. Сквозь тюлевые занавески, поверх которых отражалась его собственная темная физиономия, ничего разобрать было нельзя. Но тут внезапно занавеска перед самым его лицом шевельнулась и наверху стукнула створка.

– Ты чего это, а? – рявкнул мужской голос. – А вот я собаку спущу!

– Здесь живет Горемыкин? – отозвался Постников.

– Журналист? Я не говорю журналистам ничего!

– Никакой я не журналист. Я по личному делу, Лазарь Георгиевич!

– Чего?!.. Какое еще, к черту, личное? – презрительно отреагировало окно, створка захлопнулась достаточно громко и только занавесь оледенела в раме.

Постников помыкался в палисаднике и снова полез к воротам. Он уже протянул было руку к звонку, но вдруг звякнул рычаг, калитка бесшумно отворилась. Из проема на него смотрела женщина лет пятидесяти в синем рабочем халате и ярко-желтых резиновых перчатках. Из-под ее белого платка, завязанного на затылке, на висок выбился клок волос, рыжеватых с проседью. Женщина посторонилась, давая Постникову дорогу. Тот сказал «здрасьте» и двинул в дом.

За темными сенями его встретила очень чисто прибранная и светлая комната с диваном, устеленным узорчатым покрывало в крупную ковбойскую клетку. Телевизор старый, плазменный прилип к стене. Внушительный древних годов шкаф с рябоватым зеркалом, сверху на шкафу – чучело рыжей лисы, которая презрительно отвернулась к стене.

– Не Георгиевич, а Гордеевич! Лазарь Гордеевич мое имя и отчество! – закричал на вошедшего хозяин. – И где вас только откапывают? Эта Википедия ваша – дерьмо. И вся пресса ваша, между прочим, – тоже дерьмо!

Старик нелюбезно посмотрел и сокрушенно добавил:

– Ну… заходите, что ли… Все лезете и лезете, терзаете понапрасну…

Перед Постниковым сидел боком за широченным письменным столом очень пожилой человек в хорошо отутюженной белой летней рубашке с короткими рукавами. Лазарь Горемыкин оказался несколько напоминал обликом покойного генерального секретаря КПСС Леонида Ильича Брежнева. Обращали на себя внимание густые и косматые брови, под которыми прятались старческие красноватые глаза. Взгляд их посверкивал остро и пытливо. И вообще, старик говорит отчетливо, хорошо и с умом

Пробурчав невнятно себе под нос, хозяин заявил:

– Чаю, а может, сто грамм – с дороги, для бодрости?

– Стакан воды, если можно, – попросил Постников. – День, знаете ли, теплый.

– А зря от водки отказываетесь. В вашем возрасте сто грамм в день – только на пользу. Я-то давно вдовец и свое отпил. Дарья Владимировна, – снова заорал старик, – подайте портрет моей жены! И воды холодной этому!

Неслышно вошла домработница и подала Горемыкину черно-белый портрет. С картины встревоженно улыбалась молодая женщина с прической, как у Мирей Матье.

– Это моя Алевтина Викторовна образца восьмидесятого года, – пояснил Горемыкин. – Повесьте на место, Даша.

Женщина поставила на письменный стол кувшин и чашку, забрала портрет и неслышно исчезла.

– По дороге сюда я видел коровники, – начал Постников. – Что там внутри?

– Коровники? Да какие там коровники… Лет уже сорок никакой живности не держат. Вообще ни коров, ни даже коз никто здесь теперь не имеет. Поселок стихийно перепрофилировался под дачников. Совхоз сперва использовал пустые корпуса как склады для зерна и картошки, а теперь, уже лет тридцать, территория и недвижимость арендованы китайцами. Они произвели полный капремонт и даже поставили вышку – и теперь во всем бывшем совхозе и в районе прекрасный и быстрый интернет за гроши.

– Да уж, – рассеянно отозвался гость. – Но позвольте к сути. Мой вопрос насчет программы, которую вы…

Но тут ему пришлось прерваться, потому что Горемыкин внезапно и достаточно громко врезал кулачищем по столу.

– Видали, а? Желтая пресса!

Постников дождался, когда старик перейдет от слов к бормочущему рычанию, и продолжал:

– Не злитесь. Я не желтая пресса. Вообще никакая не пресса – я сам по себе. Мне нужно попасть в закрытое пространство серверного мира.

Его слова вызвали удивление. Тишина висела дольше трех секунд подряд.

– Нет – ну каков гусь! –нарушил, наконец, молчание Горемыкин. – Дорогой вы мой: вас обманули, вы ошиблись адресом. И вообще: водички попили? Вот и ступайте себе своей дорогой, наше вам с кисточкой!

– Да постойте вы! – не унимался Постников. – У меня нешуточное. Я потерял жену и дочь, а недавно получил одно письмо. В нем дочь пишет, что жива и находится в закрытом пространстве в городе Финистер Пойнт!

Но старик был неумолим и так и сыпал громами:

– Жулик! Аферист! А письмо твое – фальшивка! Или самих вас водят за нос – а вы и рады стараться! И вообще – утопия эта ваша ефремовщина! Коммунист, мессия хренов!.. Недоучка!

Профессор не на шутку распалился. Его красноватые веки слезились, а руки не находили покоя, подрагивая на благородном зеленом сукне.

Постников вынул флешку из нагрудного кармана:

– Если вы не хотите помочь – то хотя бы взгляните на письмо, упрямый вы человек!

– А ну давай! – запальчиво крикнул Горемыкин, и его узловатая рука неуклюже сгребла флешку.

Профессор включил старый нетбук, надел толстые очки в барской темно-красной оправе, открыл скан письма и внимательнейшим образом изучил все знаки на странице вплоть до последней точки. Снял очки, надел наушники и раза три-четыре прокрутил прикрепленный аудиофайл. Вынув из морщинистых ушей наушники, погрузился в тягостное размышление, спрятав глаза под седыми копнами бровей. Слышалось лишь, как негромко сопел его массивный пористый нос.

Часы успели отмерить порядочный кусок времени, прежде чем снова послышался профессорский голос. И сказано было уже иным тоном:

– А давайте-ка выпьем хорошего чаю… Даша! Чайку нам, живее!

Даша вообще оказалась мастерица на все руки. В считанные минуты образовалась на письменном столе маленькая белоснежная скатерть с заутюженными до бритвенной остроты складками, на нее были помещены овальный поднос и блестящий самовар из нержавейки, который дышал заманчивым дачным паром. Самовар царствовал посреди стола, туда же рядом поместили сливочник, сахарницу, блюдо с пирогами и баранками, а также две широкие чашки бледно-голубого фарфора очень хорошей, уютной формы. Едва глянув на них, Постников сразу понял, что выпить чаю – и в самом деле мудрая, правильная идея.

Они стали пить чай – и самом деле отменного вкуса чай!

– Вам-то чего ради сдалось все это? – гудел в чашку Горемыкин. – Поверьте: на свете хватит вещей, которыми стоит забивать голову. И вообще, надо уметь отпускать то, что вернуть невозможно. Вы еще молоды, не нужно себе жизнь ломать.

Загадочная перемена преобразила его. Гость, похоже, натолкнул хозяина на некую важную мысль, и ее отблески так и скакали бликами в острых профессорских глазах.

– Меня вот что интересует: как все это начиналось? – говорил Постников. – Нет, вы только не подумайте чего: я точно не по работе. Вы же видите суть вопроса.

– Да что там рассказывать… Долгая история. А началось все знаете с чего? С лис – ей богу, теперь даже смешно вспомнить! Видите ли, моя покойная жена Алевтина Викторовна Горемыкина занималась селекцией пушных зверей для народного хозяйства СССР. В семидесятые годы именитый советский зоолог академик Востриков, изучавший механизмы одомашнивания промысловых животных…

Старик замолк и принялся выравнивать жилистыми руками чайный сервиз на скатерти. Он построил его в три шеренги, причем молочник оказался правофланговым, и только вслед за тем медленно продолжил цедить свой рассказ.

– Да. Селекция пушных зверей в СССР была очень серьезным направлением не только зоологии, но и народного хозяйства. Знаете, лисы – очень симпатичные домашние зверьки. Их только нужно отобрать по наследственному признаку уживаемости с человеком. То есть, бывают особи неприручаемые – и они, как их не корми, практически с рождения будут вас бояться и того и гляди тяпнут за руку. А есть такие, что с детства спокойно подойдут к вам, их можно брать на руки, они быстро привязываются. Лисы – они как собаки и кошки одновременно. Умные, преданные и забавные. Хитрюги – но веселые.

Вошла Даша.

– Все на сегодня, Лазарь Гордеевич, – тихо доложила она и стала снимать резиновые перчатки.

– Вот незаменимый человек, – сказал Постникову Горемыкин. – Дарья Владимировна Воронина из районного центра социальной помощи. Устали, наверно, Даша? А давайте-ка все вместе за чайком посидим, пообщаемся?

– Спасибо, – улыбаясь отвечала Даша, – да только пора мне. Еще два дома сегодня.

– Ну, идем далее, – продолжал Горемыкин, когда за женщиной и клацнул замок. – Что это за история? Вы вообще хоть представляете, что это за история?

– Наверно, не представляю, – дипломатично ответил Постников.

– Альтернативный серверный мир по своему базовому строению немного напоминает технологию блокчейн. «Распределенный регистр» или «распределенная база данных», как называют это программисты. Цепная связь повторяющихся для взаимного контроля файловых элементов, в которых записана вся подноготная. Эта связь придает искусственным объектам, связанным в систему, некоторую устойчивость и предсказуемость.

Для начала мы еще в семидесятые сделали на ЭВМ виртуальную лисью ферму со всеми процессами и ускоренным ходом времени. Это позволило быстро получать лисий приплод и наблюдать развитие популяции, концентрировать нужные свойства у зверьков… Это был оглушительный исследовательский успех – но его мгновенно замяли для секретности, а знаете почему? Потому что уже через полгода группа ученых под руководством академика Глушкова занялась разработкой сети для управления экономикой СССР. Эта сеть включала в себя систему компьютерного моделирования процессов и симуляции условий физического мира. А позднее и военные заявили о своем интересе – но страна уже дышала на ладан, ведь это уже были восьмидесятые. Но нифига – проект выжил. Русло почти пересохло, от реки осталась тоненькая струйка – но она текла помалу.

Кстати, потом Китай присвоил немало разработок из этого направления. Несколько наших ученых работали в тамошних вузах – обучали студентов, писали монографии. Их усилия здорово продвинули китайцев на пути к запуску собственной программы – облачного сервера с практически полным моделированием окружающей среды. Слыхали, наверно – «Белая Линия»? Размах данной работы трудно описать. И китайская промышленность может выпустить достаточное количество физических серверов, а наша – нет. Стыдобище!

Но не станем отвлекаться на пустяки… Что это за новый мир? Все очень просто. Создается среда, и вы существуете в качестве равноправного биологического объекта в нем, порожденного этой средой. Ваше «я», ваши сознание, память – то есть, лично вы как уникальный феномен.

Постников не удержался:

– Но ведь это очень странно выглядит. Авантюра. Какое-то рукотворное явление, что висит на волоске. Достаточно перебоя питания – просто выдернуть шнур из розетки – и все эти прелестные угодья с покосами и минеральными водами – всего лишь воспоминание. Какая-то эфемерная картина!

Вопреки ожиданию профессор не стал метать молний и глушить рычанием. Он вдруг рассыпался дробным старческим смешком.

– Э, не скажите! Математика, видите ли, – неумолимая наука. И вероятность вашей (то есть, вот здесь и сейчас) мгновенной гибели в реале, скажем, от метеорита – на несколько порядков порядок выше, чем исчезновение искусственного серверного облака. Да и китайцы ведь не дураки в такое лезть.

Было заметно, что профессор все плотнее съезжал на привычную лекторскую риторику и уже резал, словно с университетской кафедры:

– И я никому бы не советовал всем этим пренебрегать. Наша новая рукотворная земля – полноценный и огромный новый мир с континентами, странами, формирующимися народами и культурами. Эксперимент, подобного которому не делали даже коммунисты – а я их глубоко уважаю, хоть и не особо люблю. У коммунистов был грандиозный и планомерный замысел, и в итоге мир изменить они все-таки сумели, как никакая другая человеческая сила.

И вот, извольте видеть: массовое заселение колонии было разрешено с конца нулевых годов, когда развитие сетевых технологий позволило хлынуть всемирному потопу переселенцев на свежесозданные земли. То была эпоха энтузиазма, ведь возможность прожить новую жизнь – это, знаете ли, соблазн.

– Все же поясните мне, гуманитарию: это дело не рухнет? – перебил Постников.

– Вы, я вижу, беспокоитесь за ваших близких. Это логично. Так позвольте успокоить вас на сей счет. Видите ли, так называемая вторичная реальность Горемыкина-Перельмана может существовать столько, сколько действует облачный сервер как ее временная оболочка. Я математик, готовил в соавторстве с Гришей Перельманом теорию и базовую модель. Киберпространство требует материальной базы в виде вычислительной мощности плюс колоссальная затрата энергии. Время требуется, чтобы не было беды. И – осторожность.

А этот прекрасный завлаб Ефремов повернул все по-своему. Он уникум, самородок, он Сергей Королёв. Кстати, какое смешное слово – «модератор»… Его специальность – технологии коммуникаций, и в ней он бог. Я не знаю, как у него получилось, но похоже, что недавно он попытался запустить внутренний контур обсчитывания вторичного пространства. Теперь не облачный китайский сервер, не миллион местных компьютеров сможет его пространство-время – на той стороне скоро начнут справляться без нас! Из этого следует, что скоро мы Ефремову окажемся даром не нужны с нашими коровниками в полдеревни величиной. И все это неправильно, потому что их цивилизация все же малость отстает от нашей в технологическом базисе.

Это палка о двух концах. Например, возьмите разницу во времени. Для наблюдателя из корневой системы час в нашем пространстве равен двум тамошним, а за десять наших лет у них проходит двадцать. Понимаете ли, это опасно. Из этого следует, что не только время, но и многие другие фундаментальные вещи могут различаться – и кто знает, что у них там творится с физикой элементарных частиц и со всем прочим. Изучать нужно, а на это время нужно!

Но главное даже не это. Нельзя никому совать нос туда. Эта конструкция пока что висит на волоске. Она запросто может свернуться в неопределенное качество и стать абсолютно недоступной. Да что там разговаривать, эх…

Горемыкин тоскливо вздохнул и вдруг крепко стиснул Постникову руку, отчего между их ладонями проскочила небольшая искра, и Постников почувствовал достаточно болезненный укол электрического разряда. До чего энергичный дед, подумалось ему. Горемыкин хмыкнул:

– Утомил я вас – уж простите старика!

– Нет, очень даже интересно. Но мне и правда пора: электричка.

– Жаль, быстро собрались, – сказал Горемыкин, впрочем, без сожаления. – А давайте-ка провожу, прошвырнемся на свежем воздухе. Погода нынче какая и воздух! Не то, что раньше, в советское время, когда коровники трещали от навоза. А мяса один черт так и не было.

Они вышли из дома. Путь лежал в обратную сторону, к станции железной дороги. Миновав уже знакомую Постникову улицу и пройдя по колючему щебню, они остановились на тропинке.

– Видите эти бывшие коровники? – Горемыкин царственным жестом обвел приземистые светлые строения. – Как вы думаете, что там внутри, а?

– С чего мне знать, если я сам же у вас и спрашивал? Склады, как вы говорили, а может, скотобойня. Или подпольное казино какое-нибудь.

Горемыкин захихикал и сказал:

– Вот со скотобойней – как раз не очень промахнулись. Участки земли по всей России, арендованные китайскими фирмами, отводят для создания мощных серверных полей. Все эти бывшие коровьи казармы были вычищены, дезинфицированы и набиты стеллажами и системными блоками. Подобных объектов теперь по России немало – благо места хватает. Такие и в других странах ставят – если электричество не слишком дорогое. Здесь Белоярская АЭС под боком, это удобно. Именно эти миллионы серверных блоков со всего мира и поддерживают жизнь потусторонней вселенной. Их суммарная производительность в разы превосходит вычислительные потребности системы – но это необходимо для ее безопасности. Как знать, глядя на этот бывший коровник, вы, быть может, смотрите на цветущий приморский сад, по которому гуляют ваши жена и дочь.

– Так вы поможете мне? – допытывался Постников.

– Попытаюсь. У нас с Алевтиной Михайловной детей не было, а ей очень хотелось, чтобы была дочь. Ей-богу, тронули вы меня вашей историей, и мне почему-то кажется, что не врете.

Пройдя еще несколько шагов, профессор в задумчивости сказал:

– Да, вы скорее всего не обманщик – а наоборот. Вас самих обвести вокруг пальца смогут. Но это не мое дело. Я дам вам персональный код доступа, который не знает почти никто – только, пожалуй, Иван Ираклиевич и ваш покорный слуга. Это ключ. Он действует как абсолютный пропуск – еще с тех пор, как все только начиналось. Это поможет вам обойти любую программную блокировку. Но толку в этом нет, потому что за каналами доступа следят военные – а через них вам не пройти.

– Давайте ваш код.

– Это уже произошло, – отозвался Горемыкин, причем его густые брови весело скакнули. – У вас встроенный смартфон «Вортекс», и персональный код уже в его памяти. От вас ничего не требуется – где нужно, отсканируют пропуск автоматически. Но все же обещайте, что не будете делать глупостей.

– Я буду предельно осторожен, – заверил Постников. – Мне же есть для чего. А каким человеком вообще был завлаб Ефремов?

– Почему был? Он и сейчас здравствует, насколько мне известно. Только с головой у него явно что-то не то. Шизофрения или раздвоение личности. Впрочем, я не психиатр.

Старик посмотрел на Постникова усталым розоватым взглядом и добавил:

– Я вообще не уверен, что они там – все еще люди. Знаете… Мой долг предупредить. Вы встали сегодня на путь, который означает девяносто девять процентов вероятности того, что ваша личность, ваше «я» будет распылено на атомы, возможно, мучительным способом.

– А почему бы вам самому не снарядиться в путь, профессор? Разве вам самому не любопытно посмотреть – как оно там?

– Да что я… Долго ли мне осталось. Я не соблазнюсь, потому что попытка обмануть судьбу ни к чему хорошему не приведет. Уйду, как положено, и залягу здесь, возле Алевтины Викторовны, а не черт знает где… Напрасно все же отказались от водки. Прощайте!

Горемыкин замолк и, казалось, потерял всякий интерес в беседе. Постников наскоро откланялся и поспешил на полустанок. Оглянувшись, он увидел, что старик все еще смотрит ему вслед. В это же мгновение женский голос внутри его головы отчетливо выговорил: «доступны обновления, понадобится перезагрузка». Смартфон жил своей независимой жизнью. Через десять минут, на удивление, он стал работать заметно проворнее, чего прежде за ним не замечалось. Что ж, это была хорошая новость.

4 глава

В пологой седловине древних гор среди полей и сосняка отсвечивает издали зеленоватой искрой город. Очень хорошее дело – пролететь туда по гладкому как полка Сибирскому тракту и ворваться в него с восточной стороны. Город сильный, город резкий. Но что-то сотворили с ним за последние годы – и вдруг стало этого города не узнать. Прежде суровый, железобетонный, индустриальный – сегодня из-под облаков он проглядывает шестигранниками многослойного улья с отчетливыми рядами новых районов, по его улицам лезет муравьиный пестрый марш, а высоко поверх голов буйствует и радует глаз гидропонная зелень ландшафтного дизайна, цветы теперь не переводятся на велосипедных дорожках до ноября месяца. И одноэтажные сероватые предместья с крашеными палисадниками, и знакомые со студенческих лет бетонные глыбы центральных районов, прорезанные проспектами, и стеклянные башни недавних лет. Хороший город Екатеринбург!

Солнце садилось. Наползали смелые низкие тучи, и ранние сумерки уже прилегли по дворам. Хороший, спору нет, город Екатеринбург – но что хуже всего в нем – так это буйные и цветастые баннеры дополненной реальности. Бесстыдно сулят они прохожему счастье, пухнут дождевиками, сочатся палитрами, слепят в сумерках, застилают полнеба и пропадают разве что на трехметровой высоте, чтобы дорожная полиция могла отслеживать трафик с квадрокоптеров. С тех пор как эти цифровые опята повылазили на улицы и на фасады и затеяли свои танцы – сделалась улица туннелем искушений. Любой мобильный оператор продаст вам за отдельную плату фильтр от этой ядовитой чертовщины. Кто-то раскошеливается, а кто-то нет – и ходит, утопая в цветных и яростных джунглях, от которых глаза могут отдохнуть разве что дома. Вносите платежи регулярно – иначе будете иметь в лифте спутника – призрак мобильного оператора имярек, у которого внутри неонка и речь о тарифных планах всегда наготове.

В салоне такси вдруг открылось блаженство – аккорды Генделя, кроме шуток. Колеса мягко везли под светофорами мимо набережной городского пруда, мимо главпочтамта и выгрузили пассажира немного поодаль, за университетским кварталом, в так называемом «городке буддистов», утопающем в мягких уральских зеленях. Стало еще темней, потому что тучи шутить совсем не собирались, и уже слышались поодаль пробные небесные откашливания, и в воздухе уже повисла дымка набегающей грозы.

– Эй! – послышалось за его спиной. Женский голос. – Мистер Постников! Я вижу, вы сегодня без лопаты? Выходной у вас, что ли?

– Что я – могильщик, что ли, с лопатой ходить, – с ухмылкой ответил Постников, оборачиваясь.

Наверху, на слепой стене пятиэтажки, беззвучно полыхнуло небесно-синее окно рекламы Газпрома и окатило полутьму переулка сиянием тропического утра. Полезли буквы «Национальное достояние». Ярко-бирюзовые лучи упали на асфальт, и в их потоке навстречу Постникову шагнула пара черных сапожек на высоких каблуках.

Это была Анна. Небольшого роста женщина с дивными черными волосами, стройным станом похожая на маленькую языческую богиню, встреченную ненароком неграмотным сборщиком дикого меда в майской дубраве.

– Привет, красотка! – сказал Постников, щурясь на слепящий сноп.

– Ага, красотка – только с насморком. А так – нет возражений!

При этих словах небо над Екатеринбургом треснуло и порвалось в клочья с гаубичным грохотом. Взвыли вразнобой в ужасе автомобили, прилетел сразу же холодный ветер, и стало слышно, как все ближе идет стена ливня. Скоро упали первые тяжелые капли и немедленно обрушился дождь. Нет, не так: ударил яростный ветхозаветный ливень, и он презрительно отгонял потоки ветра вспять, дрожала земля под его железными струями и тысячи радуг немедленно показались в стынущем воздухе от уличных огней.

– Ну ты даешь! – сказала черноволосая и расхохоталась, отчего ее лицо стало еще прекраснее. – Ничего с тобой нельзя поделать, сударь ты мой, – добавила она, отсмеявшись.

В надежде, что ливень будет короткий, они попытались было укрыться под кленом – но какое там: такая жалкая защита годилась разве что на смех.

– Нет, это невозможно! – перекрикивала Анна струйный рев. – Что это за погода – так и ангину недолго схлопотать! Летим ко мне!

– А удобно? Кстати, у меня как раз к твоему приятелю дело.

– Приятель временно недоступен: их супруга из отпуска вернулись. К черту кабак – двинули обсыхать!

– Тогда с меня бухло! – крикнул Постников. – Где тут самый подозрительный алкомаркет?

– Это приличный район, – с достоинством ответила Анна – поэтому здесь все алкомаркеты подозрительные!

Фигуры женщин вылеплены удивительным образом. Их формы иногда (да почти всегда) отличаются от принятого в гламурных кругах стандарта – но тем не менее, влекут мужчин с поразительной силой. Такая женщина может быть любого роста, и обхваты могут сочетаться у нее по-своему. Но поди ж ты – отбоя от мужского восхищения ей нет. Объяснить такое иначе никак нельзя, как алхимией живой природы. Именно такова была Анна Дмитриевна Быкова, архитектор по профессии. Очень стройная, небольшого роста, с прекрасными черными волосами, женственными формами, с глазами выразительными, ясными – в общем, загляденье. Не такая уж малая часть мужского населения Турции, Египта, не говоря о Российской Федерации, писала ей в фейсбук комплименты и с напряженным энтузиазмом набивалась в друзья, словно пехота на колючую проволоку.

Анна Дмитриевна проявилась из небытия несколько лет назад, знойным и и удушливым уральским летом, года через полтора после того черного рождества. В день их знакомства с неба сыпался точно такой же ливень (все-таки бывает судьба насмешливой). Да, в точности, как и на этот раз, лило страшно, и отсыревший до апатии Постников зашел передохнуть в первый попавшийся бар. Он ввалился заправским утопленником: с рукавов и брюк текли на пол блестящие ручейки вроде тех, которыми украшают новогодние елки, мокрые волосы облепили череп, не хватало разве что прилипшего к щеке листа кувшинки или рыбьей чешуи. Возле барной стойки маленькая женщина в черном смотрела за чашкой кофе телевизор – на плазменном экране отжигали бодрые деды Роллинг Стоунз за компанию с Ю-Ту.

Начал тогда Постников с того, что выкинул удачную штуку. Полез в склеенный сыростью карман за платком, и оттуда выдернулись заодно ключи от дома, желтая банковская карта и старый смартфон. Все это посыпалось на пол, причем телефон очень даже киногенично разлетелся на десяток-другой деталей разной величины. Не отрываясь от Роллингов, женщина спокойно взяла со стойки пачку салфеток и через плечо, не оборачиваясь, протянула ему. Похоже, у нее периферийное зрение было как у стрекозы, а еще Постникова потрясло ленивое и точное изящество ее движений. Пережидая непогоду, они разговорились, и это было странновато, потому что Постников был в то время страшно нелюдим.

Началась переписка в соцсетях. Анна отвечала не без ума и не без интереса, но инициатива разговоров всегда была его. Стали видеться, гуляли летом по дендрарию (она показывала, где рисовала этюды в студенческую пору – часовня и парковый ландшафт), бывали в кафе. Это случалось нечасто – раз в год, иногда два. Они беседовали. Конечно, и алкоголь делал свое дело, но в общении были взаимный толк примерно того же рода, как от визита к психологу. После ужина и деликатного провожания расставались возле ее съемной квартиры – она сменила на его памяти три. Однажды прогулка затянулась допоздна, и путь предстоял неблизкий, в другой район. Анна не раздумывая сбросила босоножки на каблуке и преспокойно топала по асфальту босиком с туфлями в руке. А когда пришли, выяснилось: все это время она таскала в сумке, висевшей на ее плече, довольно тяжелый по женской силе ноутбук – но Постников ни тогда, ни после не слышал от нее ни слова жалобы. В гости не приглашала, конечно, да и он не намекал – потому что это оказалось бы совсем не то.

Ничей язык не повернулся бы сказать, что она не привлекательна – наоборот, ее красота действовала на мужчин как валериановые капли на котов. И он не сказать, что урод: находились женщины, что были бы и не прочь. Оба они не стремились докопаться до сути происходящего. Дружба не дружба – а так, приятельство. Виделись вполне добровольно, и едва ли стали бы это делать по принуждению.

Какого рода отношения их связывали? Одновременно и странные, и заурядные. Анна эта была порывистая, капризная и сострадательная. Все сразу было намешано в ней, как нередко бывает с русскими женщинами. Он был человек замкнутый, язвительный, погруженный в себя – но хотя бы по этой причине не склонный на пакости. Может быть, оттого, что встречи бывали нечастыми, надоедать друг другу они не успевали. Но вышло в результате все гораздо хитрей.

Нет смысла далее скрывать от читателя, что Анна Дмитриевна вела образ жизни свободный. Она была не глупа, не мелочна и не хитра, но свободолюбива чрезвычайно. Защитив в свое время архитекторский диплом, теперь она получала перепадавшие по знакомству время от времени заказы на строительство и ремонт загородных коттеджей, но эти случайные заработки никак нельзя было считать ни достаточными, ни регулярными.

Постникова на первых порах неприятно царапнуло количество ее знакомых и друзей – модельеров, музыкантов, художников и еще невесть кого – но потом он не то чтобы привык, а точнее сказать, рассудил, что не его это дело. Насколько ему стало известно, Анна Дмитриевна была, как не так уж редко случается среди ее современниц, негласной подругой некоего офицера довольно высокого ранга – начальника медицинской службы военного округа. Военный чиновник, судя по всему, был уже в годах, около пятидесяти, при этом оказался нрава незлобивого и широких взглядов. Он не ограничивал ее свободу, да и не пытался – обошлось бы себе дороже. Естественно, штабной военврач был женат, имелись взрослые дети. У Анны Дмитриевны – небольшая, но уютная квартира в самом центре, в «городке буддистов», утопающем по весне в акациевой пене до вторых этажей.

– Без разговоров! – твердо заявила она. – Руки вымыть, и немедленно за стол!

Гость не успел ничего возразить. Из его рук с филигранной, птичьей точностью выхватили намокшую куртку, распялили ее на вешалке, чтобы высыхала поскорее, и ничего, в самом деле, не оставалось, кроме как согласиться. Удивительно, до чего ловко женщины умеют выхватывать различные предметы из мужских рук.

В квартирке заметен был небольшой хаос – но деловитый, это оказалась вполне уютная женская каморка. В углу мигал рыбками и словами «Noisy little feckers» скринсейвер на здоровенном дизайнерском мониторе, планшет для рисования на диване был наполовину прикрыт зеленым клетчатым пледом. Из стереосистемы заухало что-то тяжелое, но без членовредительства. Анна сушила феном волосы в прихожей и кричала оттуда, чтобы Постников выключил духовку – не то пирог с горбушей обратится в угли. Через десять минут она выпорхнула из кухни, принесла блюдо с пирогом и еще невесть чем, снова унеслась обратно – и вот уже они чинно сидят за царственным пиршеством с пирогами, домашней пиццей и настоящим черным кофе изумительного аромата и крепости.

Закусив, Постников спросил:

– Скажи мне, Аннушка, одну вещь. Почему женщине так необходим огромный запас косметики, одежды и обуви, даже если все это не используется ею почти никогда? Разве не проще ей быть находчивой, талантливой, доброй изнутри – и тем самым на порядок надежней покорять мужчин?

Анна немного подумала и ответила очень серьезно:

– Для уверенности. Только та женщина выглядит элегантной, у которой запасено всякого добра на два порядка больше расходной нормы. А если платьев у нее мало, то характер у нее портится, и ей приходится вечно напрягать артистизм, изобретательность и вообще быть умницей – а это далеко не каждой дано от природы и поэтому большинство несчастных выглядит пронырливыми стервами. Проще дать ей все что нужно, а не огорчать и не доводить до цугундера – мало ли на что способна женщина в сердцах.

Прекрасный получался вечер. Вино было на столе, разговор шел без суеты, минуты проплывали хорошие, полезные. Зрение Постникова малость расплывалось: отвык. У Анны пряди, подернутые черным огнем, подумалось ему. И разрумянилось лицо. В самом деле – хорошо ведь сидеть, разговаривать обо всем и не думать обо всех этих диких фокусах обезумевшего мира снаружи.

– Расскажешь про твой проект? – спросил он, кивнув на монитор в углу.

Анна царственно взмахнула рукой и сказала: – Ерунда вопрос! Представь себе поселение нового типа. Умный кубический мегаполис. Урбанизация середины века! Город-кластер новый. Куб, улей населенный. Город-дом под зеленой крышей, пронизанный солнцем и свежестью.

– Я деревенский житель. Человек темный…

– Да хорош язвить! Вообрази: он растет не только в ширину. Земля повсеместно дорожает – корм людям выращивать надо, а им еще и жить где-то нужно. Моя разработка – город-трансформер, сообразительный кубический улей. Он способен приспособиться к любым непогодам, потому что сделан из умных материалов. В дождь отталкивает воду, в зной повышается воздухопроницаемость стен и улучшается вентиляция, а в мороз бережется внутреннее тепло.

Он выращивается из соединенных высотных зданий, встроенных парков, гидропоники, спортивных площадок, транспортных линий в единый живой, дышащий организм. В нем удобно будет жизнь – все под рукой.

Подумай только: климат-контроль, идеальная очистка, ионизация воздуха, инфраструктура без пробок, множество просторных галерей и внутри красиво сияют огромные панели небесного света. На верхнем городском ярусе – прогулочные гектары с густой травой, футбольными полями, беговыми дорожками и даже с рощами для грибников. Скоростные лифты и вертикальное метро малошумно гоняют туда-сюда, и нет больше вечной напасти с ямочным ремонтом, окаянной слякотью и проклятием летнего времени – пылью. Коммуникации дешевле строить, они ведь часть вертикальной структуры, чем копать новые траншеи для укладки теплотрассы и водопровода. Ну, это долгая история…

– Очень верткая и хитрая штука счастье, – сказал Постников, глядя в темное окно.– Чтобы его сцапать, надо вставать пораньше.

– Новости про своих получил? – поинетерсовалась Анна. Была у нее такая манера внезапной снайперской точности. Постников молча выпил.

– Видишь ли, – заговорил он, – мы с женой тогда повздорили малость. Я не очень был рад, что они без меня лететь собрались. Хотел, чтобы повременили, потому что мне надо было сдавать проект. Но она сказала: Париж, конечно, останется где был, – а вот рождество ждать никого не станет. Где уж там было откладывать.

Анна ничего не ответила. Суетливой эта женщина никогда не была.

– Так вот, – продолжал Постников с твердостью. – Дело вот какое. Мне надо попасть на ту сторону. На закрытый сервер!

При этих словах Анна взглянула на него, как санэпиднадзор на блоху.

– Так, – отвесила она. – Вот оно, началось!..

Постников добавил:

– И помочь мне может разве что твой приятель-доктор.

– Он-то, может, и он добрый приятель, – отчеканила Анна. – А вот ты – приятель на редкость малоинтеллектуальный!

Постников, однако, не унимался:

– Я понимаю: служебное послабление. Не такого уж оно страшного рода, за него даже премии не лишат. И главное, ловить-то в итоге будет некого: очередной хакерский прыжок на закрытый китайский сервер. Рыбка булькнула в океан – только ее и видели.

– Что за дикую хрень ты говоришь? Я же тебя знаю – не отстанешь от своей дебильной затеи. Да, именно дебильной! Но если я тебе откажу – ты же еще хуже себе сделаешь…

Стало слышно, что дождь снаружи хлестал уже с меньшим напором.

– А вообще брось за доктора переживать! – вдруг весельно и хмельно выкрикнула Анна.– К черту все, не стану…

Помолчав, сказала:

– Открою тебе по дружбе страшную тайну. Военные тайно переправляют мигрантов в серверное пространство. И в частности, военные медики весьма недурно нагревают руки на этом дельце. Людей за цифровой бугор, а брошенные оболочки их – в холод про запас. Пригодятся для военной медицины. Органы там, конечности, биоматериал.

– Ужас…

– Ужас, говоришь? – взвилась Анна, прекрасная в гневе, как Афина Паллада. – Так вот: ничего не ужас! Все так делают – и американцы, и европейцы – те даже сами вам заплатят, если вы, к примеру, араб из Дюссельдорфа и собрались на той стороне поселиться. Реки беженцев текут – только говорить об этом не принято. Так что одним больше, одним меньше – мне-то что… И риска никакого нет, кроме как сгинуть навсегда!

Она замолчала, и в комнате повисла тишина, потому что музыку давно выключили, чтобы не мешала. Вдруг стало заметно, что короткий ливень унялся, и только капала вразнобой вода с листьев на мокрый асфальт и в газонную траву. В приоткрытое окно сладостно тянуло свежим воздухом. Еще один шар времени отцепился от потолка комнаты и незримо провалился под ковролин. Хмель, словно кольца уютного дыма, плавал вокруг головы, но главное клином было вбито внутрь и посверкивало, как навигационный огонек лайнера в ночных небесах.

– Пицца что надо – не то что в забегаловках подают. Уважительная пицца, авантажная, – похвалил Постников.

– Ты не увиливай. А идею свою дебильную из головы лучше выкинь!

– Прости, нет. Даже если я не знаю, правда это или обман, надо выяснить. Иначе мне не покоя будет.

– Но они же там все… Это не люди, – с удивлением проговорила Анна. – Это какие-то… психограммы? Анимограммы?

Язык у нее немного заплетался – но она совладала с собой и закончила: – Короче, это крайне занимательно – все эти истории с переселением душ и воскрешением калек. Но все же это – чушь собачья и разводка!

– У меня больше ничего нет. Как и у тех калек, у которых другой надежды не осталось. Ты вон письмо лучше почитай.

Анна открыла на мониторе письмо дочери и углубилась в чтение.

– Ах ты дьявольщина, – пробормотала она через минуту, и стала тереть глаза. – Что же это такое… Не может такого быть!

А Постников сказал: – Ну, пора и честь знать. Я такси заказал.

– В такой дождь? Пережди!

– Да уж не каплет совсем. Спасибо за царскую кормежку!

Анна привстала и принялась торопливо перекладывать посуду на столике, умчалась с ней в кухню и кричала оттуда:

– Постой, заверну – здесь еще много осталось… Но только ты послушай. Я поняла, что ты не сказал бы мне без крайней нужды. Сегодня я тебе ничего не отвечу. Дашь мне время?

– Дам.

Они вышли во двор, в прохладное начало ночи. Промытый воздух был кристально свеж, в нем плавал упоительные запахи зелени и орошенной земли, а все ветки сверкали миллионом алмазных точек.

– У тебя все наладится, вот увидишь, – говорил Постников. – Образуется. Будет у тебя богатый и красивый муж и большой, хороший дом на океанском побережье.

– Нет, – отрезала Анна, – я слишком плохая. Слабая и плохая – да и к черту все. Будем веселиться, пока молоды!

Вид у нее был решительный и хмурый. Она куталась в зеленый плед и была в эту минуту похожа на маленькую королеву в изгнании.

– Я хоть и не цыганка, но тебе все же знаю, что все твои затеи будут нелепость дикая. То какая-нибудь африканка из Конго, то китаянка из Австралии. И все они будут издалека – совсем не твои люди. Такие, чтобы даже помыслить было невозможно. И главное. Пора бы отпустить прошлое – их уже не вернешь. Смирись, а то жизнь так и пройдет. Да и не юноша ведь уже в самом деле!

– Не женщина, а сундук сокровищ, – отозвался Постников.– Да, и главное: умный улей твой мне приглянулся. В нем чувствуется толк!

– Примолкни, – обронила Анна. – Издевается еще…

В стену противоположного дома уперся луч света, поехал вбок, и в глаза им ударили фары ближнего света, завернувшие к ним во двор. Постников сел в машину, расстались без слов. С музыкой на этот раз случилась беда – водительской душе по сердцу оказалась «Радио дача». Но Постникову было совсем не до того. В сосудах прохаживался утешительный хмель, и он покачивался на заднем сиденье, о чем-то крепко задумавшись, и даже самая отвратительная русская поп-музыка могла резать свои аккорды над его ухом беспрекословно. А когда автомобиль привез седока в капсульный хостел на Вторчермете, Постников поскорее нырнул в постель.

Вскоре он увидел перед собою заснеженный бок незнакомой горы и странный большой дом, полный серьезных, молчаливых детей.

5 глава

Постников спал в штольне капсульного хостела и видел странный, подробный в мелочах сон. Выходило, что будто бы вернулся он заново в университет и заселяется в студенческое общежитие – точнее, в какие-то деревянные палаты, в длинные дома посреди незнакомой горной местности. Первокурсниц определили в солнечную половину, а северная, более темная часть, была назначена мужской. Постникову захотелось разглядеть лица его университетских приятелей. Однако виделись только новые и незнакомые ему люди – совсем не те, с кем он учился прежде. Затем появились во сне молчаливые, странные дети. И никто из них не смеялся простодушным шуткам Постникова – а он имел обыкновение говорить шутливые вещи малышам. И одеты были они непривычно, и вели себя не по-детски: говорили со старшими рассудительно, как с равными, но при его приближении почему-то всегда замолкали.

Выйдя из странного здания наружу и ступив с низкого крыльца на крепко утоптанный снег, он увидел, что вокруг раскинулось не что иное как альпийская Швейцария – зеленые сосны и сахарный наст на скальных верхушках, и все поголовно катаются с горы. Постников двинулся дальше и попытался найти санки или хотя бы кусок фанеры, чтобы тоже скатиться вниз. И тут его осенило. Здесь, в этих университетских кампусах, взрослые таинственным образом переучиваются обратно в детей. И для этой цели предназначено все, что он здесь видит – в том числе величественный и морозный горный вид.

Проснувшись на следующее утро, Постников вернулся домой. Время побрело прежней дорогой, как будто ничего и не было. Ночи листались одна за другой, но в маленьком уральском городе не проходила тишина. В комнате хозяйничал мрак, и только облачный экран бледно высвечивал полукруг на обоях. Мягкий свет органических диодов был приятен для глаз – можно читать интернет-страницы хоть до бесконечности, но плаванье по новостным заголовкам становилось день ото дня все менее радостным.

Величайшее заблуждение предполагать, что наша жизнь не исчезает только потому, что она полна нравственного смысла. Прошлое полно бессмысленных страданий, алчности, жестокости и хитрости. Настоящее в этом отношении от него не отличается, и нет серьезных оснований надеяться, что грядущее вдруг возьмется за ум.

Началось с того, что расплылась болотным синим пламенем расплывчатая и зудящая тревога. Все чаще в новостях распускались неприятные цветы. Новое, нехорошее долго набухало где-то в своей серенькой дали, и вот оно уже напирает, сочится из браузеров, драпирует новый день в потертую холстину безумия. Новости стали падать колючие, и страницы открывались с нехорошим предвкушением каверзы.

Газета The Washington Post пишет: «В исправительных учреждениях Нового Света Модератор Элайджа Ефремов вербует пленных повстанцев, а также так называемые «мертвые души» для совершения терактов в Старом свете и другой деструктивной деятельности – сообщает беглец от режима диктатора».

Немецкий Die Welt: «Квантовые процессоры Майкрософт и прогрессирующие устройства с элементами бионики из и Китая и России. Кто кого?»

CNN: «Привычный для всех мир обречен. Это противоестественный эксперимент, недостойный человечности и науки – утверждает официальный представитель государственного департамента США».

Американский Bloomberg публикует список экономических требований стран-членов Атлантической Коалиции к самопровозглашенной серверной республике:

– Открыть рынок для свободной торговли с рынками Старого света.

– Снизить пошлины на информационные продукты IT компаний Гугл, Яблоко, Майкрософт.

The National Interest обсуждает тревожные слухи о «Небесной стреле», возможной военной миссии демократических государств, замышляемой в совершенно новых условиях киберпространства. «Стрела» поможет испытать новые решения и технологии, а также научиться решать современные логистические задачи.

Итальянская La Repubblica задается вопросом: что же такое этот новый серверный мир? Проблема или новая перспектива для человечества? Постников вчитался – вполне по делу писала эта самая «Репубблика».

В римской редакции сидел важный ученый эксперт и снисходительно пояснял темному человеку интервьюеру, что новый мир, в просторечии – Остров, есть самоподдерживающаяся биоценозная экосистема искусственного происхождения. Кусок воспроизведенного наукой пространства, еще одна планета Земля, правда, немного с другими географическими контурами.

Единственный на сегодняшний день обжитой материк Восточная Гондвана немного уступает старосветской Евразии по площади. Но всю его территорию занимает одно-единственное государственное образование нового мира – Самопровозглашенная Свободная Серверная Республика (в иностранных массмедиа нередко используется название «непризнанная республика Орфой»). Она по умолчанию включает в свой состав всю территорию материка. Эта страна по площади почти втрое больше, чем Россия, крупнейшее из государств старого мира.

Первые люди, продолжал носатый словоохотливый эксперт, появились в полностью подготовленной среде дикой природы земного типа подобно первым американским переселенцам или сибирским колонизаторам. Но в отличие от пионеров прошлого, они стали первыми людьми в новом мире, дикарей-аборигенов там нет.

Эксперт подчеркнул: телесный облик переселяемого сохраняет при передаче практически полное сходство с оригиналом, за исключением травм, заболеваний и соматических отклонений. И это гениальная находка. Переселение позволяет пожилым людям практически прожить вторую жизнь, а инвалидам – получить новую судьбу. Теперь можно спасти даже многих безнадежно больных.

Пролистав немало страниц, Постников убедился в том, что западный новостной мейнстрим считает правящий режим Острова преступным, поскольку тот негласно поддерживает террористов. А во главе всего стоит кровавый диктатор Илья Ефремов. Тот самый, что прирезал корейскую девушку из видеоролика, а заодно и несколько миллионов ничуть не менее безвинных жизней.

Испанский El Pais бьет в набат: «Рост населения планеты (2,6 человек в секунду) потребует увеличения сельскохозяйственного производства на 70 процентов в ближайшее тридцатилетие. Выполнение титанической сельскохозяйственной задачи будет осложняться глобальным потеплением, которое приведет в ближайшие годы к росту напряженности. Если мы хотим быть реалистами – то должны осознавать: близки времена голода и жажды».

Даже The Jerusalem Post приводит слова депутатки кнессета: «Самопровозглашенная республика Орфой ведет себя дестабилизирующим образом и вмешивается в дела независимых государств в Старом Свете, организует теракты и похищает людей».

Французский Le Figaro констатирует: «Торговля фальшивыми страховыми полисами налажена албанской мафией в Европе очень бойко».

Веселые дни настали, ничего не скажешь… Big Data. Серверные китайские поля. Нелегальная продажа ДНК и психоматриц. Ферменты-ножницы для редактирования генома. Добро пожаловать в непростые времена. Недобитый на Ближнем Востоке Хизб ут-Тахрир бродит в серверном мире и режет как полицию, так и военных, а заодно с ними и мирное население, которое ему чем-то не приглянулось. Заманивают ограбленных войнами дехкан якобы в рай – а на деле происходит в точности то же самое, что и прежде: вербовка, ячейки, литература, бомба в банке из-под майонеза и пуля в череп как аргумент.

Далее Постников прочитал, что тело человека после перемещения его разума в новую реальность хоронят по усмотрению близких и согласно его завещанию. Возможно, кроме того, сохранение тела в медицинской криогенике за определенную плату. Еще вот что интересно: из-за несовпадения относительной скорости течения времени альтернативная цивилизация может обогнать свою родительницу в техническом развитии уже в обозримом будущем.

Китай напоминает о необходимости сохранения мира в киберпространстве. Законопроект о признании серверной республики суверенной территорией искусственного происхождения подан в ООН представителями КНР и РФ.

Ирония судьбы заключается в том, что большинству обычных людей эти новости попросту неинтересны – вроде журчания водопроводной трубы в стене. А как иначе: все мы переполнены повседневными делами и давно привыкли отсекать лишнее. То, что под боком творится такое, что способно перевернуть саму основу вселенной, пока интересно разве что жалкой горстке. Человек сегодня и без того еле стоит на ногах под прессом непрерывной новостной лавины. Альтернативная серверная Земля существует уже не первый десяток лет по нашему исчислению, но гораздо дольше по внутреннему календарю ее мира. Однако на Гугл мэп карт новых земель не найти, статьи из википедии кропотливо вычищены. Они пока еще доступны на русском, а карты еще можно отыскать через Яндекс, да и те вроде удаляют.

Американский сайт War Is Boring: «Миротворческая операция в новом киберпространстве непризнанной республики Орфой вполне осуществима в ближайшие десять лет. Проверка логистических цепочек поставок топлива, сырья, продуктов, а также мобилизационных возможностей отвечают в целом задачам совершенствования вооруженных сил Атлантической Коалиции демократических государств».

Видит бог: нехорошее дело начинается на свете. Какая-то мерзость сочится с политических трибун. Сероватым мундиром все сильнее отдают речи лидеров Европы о том, что надо сплотиться против новой угрозы. И угрозу эту надо сдержать, обязательно сдержать – ведь иначе подобно тому, как Россия может однажды вторгнуться в Балтию, бесчеловечный режим Модератора Элайджи задушит надежду на свободу в новых землях. И тезисами подобного кчества залито все новостное пространство, словно гальваническая ванна серной кислотой.

Уже совсем собираясь спать, Постников откопал одну любопытную статью «О переселении душ в третьем тысячелетии». Старую статью, из архива. Она была опубликована еще в те времена, когда никто и подумать не мог, что стрясется такая нелепость. В статье было интервью.

«На что похожа жизнь в новом мире?» – вопрошал репортер.

«На переселение народов. На освоение нового материка вроде Америки, но в разы больше и происходящее в наше время».

В статье приводилось мнение миловидной американской девушки Анджелы, прежде инвалида, прикованного параличом к инвалидному креслу. Прилагались фото: вот Анджела сидит в коляске на фоне сочной калифорнийской природы, а вот она уже скользит по гребню волны на сёрферной доске с ошалелым от счастья лицом. Анджела решилась на проекцию и навсегда оставила свое немощное тело, а заодно и инвалидную коляску в клинике китайской компании Уайт Лайн.

В то время связь с облачным сервером была совершенно свободной – работала электронная почта, действовали мессенджеры, социальные сети. Анджела эмоционально описывает свои первые шаги и впечатления в новом мире. Ее слова, если свести их к сути, – одно сплошное и восторженное «WOW» человека, выигравшего в лотерею миллиард. Переселенцев на пороге нового мира тогда в организованном порядке встречали сотрудники пресловутой УайтЛайн. После краткой акклиматизации мигранты могли учиться, работать или заниматься другими делами по своему усмотрению. Стоит ли говорить, какой был жадный интерес к подобным перспективам.

Но со временем восторг приутих и постепенно сменился мутноватой и уклончивой неопределенностью. Как говорят иные блогеры, это произошло из-за нерешенной по сей день проблемы правового статуса нового пространства (что, конечно же, вранье) и сепаратизма местного населения (а это правда). Новая волна реакции Запада не заставила себя долго ждать. Борьба за права меньшинств альтернативного пространства как равных членов современного демократического общества. Противостояние тоталитарному бесчеловечному режиму. В итоге – сначала экономические санкции, а затем блокада и почти полный паралич сообщения с серверным миром.

6 глава

Никакого ответа ожидать, конечно, не следовало. Сама мысль о благоприятном решении столь необычного дела была безумием. Но случилось так, что, в скором времени произошли кое-какие события. Через несколько дней после поездки, когда уже разлилось в воздухе предчувствие холодов и дни стали заметно короче, раздался телефонный звонок. И грянул он как раз в ту минуту, когда Постников, прищурив левый глаз, производил черновую разметку участка под грядки грядущего посева. В постниковской крови немедленно скакнул электроток и прозвенел в черепе, словно гонг судьбы. Проще говоря, вживленный смартфон очнулся от дремоты и зазвонил.

Всплыл незнакомый номер. Чувствуя озноб под ложечкой, Постников ответил «да».

– Это вы Постников, что ли? – послышался мужской голос. Незнакомый, говорит с нажимом.

– Верно, – просипел Постников отчего-то пересохшим горлом.

– Значит так. Вопрос решен положительно. Вам разрешено пройти медицинский осмотр и отправляться как можно скорее.

Постников закашлялся и уточнил:

– Где и когда?

Звонивший как-то очень уж резко перескочил на «ты»:

– Завтра утром, в десять часов в клинике соседнего города. Тебе надо психоматрицу сделать. Ну, такую штуку, знаешь, ее теперь всем делают при выезде за границу.

– Да, я в курсе.

– Ну молодец, чо. Сам понимаешь: обращаться в страховую компанию смысла нет. Тебе назначено подрулить завтра к десяти часам утра по адресу: улица Садовая, дом два. Это поликлиника городская. Спроси доктора Недополз и обязательно скажи, что ты от Михаила. Это фамилия такая – ничего особенного – доктор Недополз. Если что – ты приехал насчет протезирования тазобедренного сустава. Усек?

– Усек, – ответил Постникова. – Буду вовремя.

– Ну еще бы! Короче, всех благ! – оживленно крикнул звонивший и покинул эфир.

Постников стоял еще некоторое время, не слыша гудков. Его невидящий взгляд замер на крючковатой шее подсолнуха, который так и не вызрел за капризное уральское лето и полностью, одеревенел. Очнувшись, Постников торопливо зашагал из огорода и исчез в доме.

Вот, оказывается, до чего все оказалось просто. Завтра в десять, в соседнем городе. Кстати, жена и дочь оформляли страховки именно там. И получаса езды не будет.

На город Талицу наваливалась ночь. Стояло бабье лето, и дожди еще не успели сделать свое тоскливое дело. Правда, зелень в палисадниках уже заметно пожухла, и вся природа принимала вид прекрасный, многозначительный, как обычно бывает ранней осенью в средней российской полосе. В соседских окнах один за другим затеплились неяркие огни, сумерки по капле заполняли маленький город на холме. Едва ли не с полудня в небе висел тусклый лунный серп, и теперь он наливался сиянием, словно разжигая маяк для припозднившихся рыбаков.

Человек в старом доме не смотрел в окно и ночного неба не разглядывал. Но и не спал – какой уж там сон. Дремотная ночь устраивалась на дворе, но сна не было ни в одном глазу. Перед глазами привычно заполыхали стены новостных порталов. Неуютно становилось в мире. Все ближе проступает и глядит нагло щетинистая и гнусная рожа с клыками – мировая война. Атлантическая коалиция демократических государств готовит масштабную операцию по смене режима в серверном пространстве. Элайджа снится Западу жутким исчадием ада уже не первый год.

Как-то раз Постникова осенила идея, где следует искать нужные сведения. Новости, полученные из серверного мира до блокировки облака, оседают в архивных накопителях интернета достаточно давно. Возвращаться к ним обычно никто особо не запрещал, если вы умеете их находить. И в один прекрасный день открылась любопытнейшая картина. Постников увидел один фотопейзаж. Залитое полуденным зноем зеркальное озеро на фоне скалистой горы среди пологих зеленых берегов, обсаженных аккуратно подстриженными кустами. И город из белых от солнца домов, сбегающих вниз по горным склонам, чтобы побольше отхватить этого чудесного, напоенного светом простора.

Подпись к фото поясняла:

«Дом Модератора, или Кафедральный Дворец, – неофициальные названия административного здания, выполненного в уникальном архитектурном стиле республики. Это монументальное сооружение расположено в республиканской столице городе Эфраим на берегу искусственного горного озера. Оно является центральным объектом великолепного архитектурно-ландшафтного комплекса «Озерная Плаза» и его краеугольным камнем. Экстерьер комплекса сочетает черты неоготики, классицизма и местной эклектики. Здание предназначено для торжественных приемов, церемоний, в нем размещены некоторые правительственные офисы и резиденция Модератора (местный аналог премьер-министра) Серверной Республики».

Город Эфраим, краса нового мира, отец всех городов Восточной Гондваны, столица республики и детище Модератора, кровавого диктатора – если верить половине новостей в мировой сети. Но нет никакой возможности объяснить, почему мирный город Эфраим мерещится Постникову лежащим в дымной гари и в диком немом отчаянии.

В ту ночь ему долго не спалось. Ворочался с боку на бок, сопел, – а сон все никак не сжаливался над ним. Постников снова засветил облако-экран и погрузился в него. Перечитывал не спеша и обстоятельно старые письма в почте. Кроме того невероятного, что было получено от дочери, были и другие.

Патрисия (США): «…Я живу за городом и каждое утро я смотрю за ручей и вижу, насколько природа разнообразна и пышна. У меня есть красивые зеленые декоративные кустарники Hollytree, они в это время года как раз расцветают и покрываются красными ягодами. А еще вижу большие сосны и ели, так что моя жизнь напоминает проживание в лесной чаще. Это мой мир. Я люблю сидеть на заднем дворе моего дома среди деревьев, глядя на ручей, и слушать животных, когда их слышно в лесу на пути к вечернему водопою».

Любовь (Россия): «… Пора вставать. Будить детей. Спросить, что им приготовить на завтрак. Хорошо, что сегодня не на работу… Из комнаты открывается прекрасный вид: двор, где весной расцветают яблони, две автомобильные дороги, железная дорога и – город как на ладони – район Втузгородок и все, что за ним. Башня «Исеть», красивая подсвечиваемая вечером, и салюты. Раньше хорошо было видно недостроенную телебашню и цирк, сейчас только высотный комплекс «Университетский».

Дервла (Ирландия): «… Из своего дома я вижу равнинные окрестности Килдэра (это дублинский пригород). Я живу на высоком холме. Вижу скот на пастбище. Овец и гнезда перепелятников в кронах берез на фермерских участках. Я вижу мороз и солнце. И слышу птиц и собак. Поодаль я вижу прекрасный дуб идеальной формы. Он как будто срисован ребенком из книги. Я вижу облака и немного голубого неба. И самолеты, заходящие на посадку в аэропорту Дублина».

Морин (США): «… Не верится, что это – середина января. На прошлой неделе у нас была температура в подростковом возрасте и около двадцати. А сегодня тепло, солнечно и около 60 градусов по Фаренгейту. Глядя окна, я вижу: уже конец марта, за исключением того, что вся трава коричневая и не распускаются почки на деревьях. Солнце нагрело мне плечи, когда я гуляла с собакой, и сегодня уже можно выйти из дома без пальто и перчаток. Удивительно».

Анна (Россия): «… Я не люблю вид из своего окна на окружающие постройки. Но есть огромный купол неба и внизу на фоне новостроек маленькие старые домишки, которые скоро снесут. Я не смотрю в окно по утрам, отслеживаю лишь цветовую температуру. Летом много солнца, поэтому – плотные шторы, и вообще – я люблю сумерки. По утрам я вспоминаю сны и хотя бы лишнюю минуту даю себе возможность остаться в сонной неге… особенно, если снились сильные руки и любимые глаза. Думаю о проектах, о чашке кофе, о завтраке и о дочкиных косичках».

Утро, девять часов пятьдесят минут. Советская типовая пятиэтажка быстро нашлась как раз напротив школы. Первый ее этаж был отведен под городскую поликлинику, его стены сложены из светлого силикатного кирпича, а жилые четыре этажа надстроены из серых галечных панелей не самого изысканного экстерьера. У задней двери сидел на корточках мужчина лет тридцати в медицинском халате и спортивных брюках. Он был обут в белые полимерные тапочки, курил и явно плевать хотел на прохожего. Курильщик расположился под настенной надписью «Олег Степанов» с потеками краски, которая наводила на воспоминание о трех словах на валтасаровом пиру. Постникову подумалось, что как раз этот самый Олег и дымил ему в глаза, равнодушно глядя в сторону. Он приблизился и заговорил:

– Это вы Олег Степанов? Я от Михаила, здравствуйте.

Сидящий медик медленно поднял голову, очень внимательно осмотрел спросившего с ног до головы и, поразмыслив, изрек:

– Нифига. Степанов Олег помер год назад. Его дрезиной на переезде переехало по синьке. На погосте теперь ищи.

Постников ответил, что необходимости в этом никакой нет, и спросил, не сам ли Михаил перед ним. Но выяснилось, что Михаил – тот самый военный чиновник, лучший друг симпатичных женщин и почти что главный военный врач военного округа в звании полковника. Оказалось также, что Михаил вместе с ним, курящим доктором, учились в медицинской академии на одном курсе.

– Меня так-то Серый звать. Серега Недополз. Но знакомые зовут меня Холодный Доктор, – со значением сообщил медик. После этого он поднялся и выпустил последний драконий клуб. – Ну, с богом, значит.

– Разве отправка прямо из больницы? – удивился Постников.

Оказалось, что нет. Из больницы отправки не бывает, потому что это государственное учреждение, и доктор Недополз и без того страшно рискует, нелегально снимая данные для психоматрицы. Получив на руки эту самую психоматрицу, Постников должен будет направиться в переулок Прудный, дом один, где ему все подробнейше расскажут и все сделают как надо.

Они прошагали весь первый этаж насквозь, где томились записанные на прием люди, и спустились в подвал и вошли в железную дверь, отомкнутую большим ключом из докторского кармана. Волна головокружения коснулась постниковской головы, когда в темном кабинете троекратно подмигнула и загорелась лампа дневного света. Ее белые лучи высветили обычную комнату, похожую на рабочее место районного стоматолога. Посередине кабинета без окон возвышалось далеко не самое новое зубоврачебное кресло, к его изголовью тянулись с приставленной кушетки десятки цветных проводов и компьютерных шлейфов, а подголовник кресла был оснащен подобием тканевого головного бурнуса с застежками-липучками – как раз к нему и шли все эти провода. На кушетке стоял включенный ноутбук с рабочим столом, изображавшим полуобнаженную мулатку на фоне бразильского водопада.

– Ты, главное, не ссы, – покровительственно вещал доктор Недополз. – Дело вообще безболезненное – знай сиди да буквы выводи. Эти вот – клоуны из Уайт Лайф, то есть, Лайн – все заставляют людей сканворды решать. Нашими же убедительно доказано: известная русская игра «Балда» работает куда лучше. Она тщательнее цепляет самые древние пласты памяти и сопоставляет их со свежим опытом. Ассоциативные цепочки! Ты по букве слова дописываешь, личность пропечатывается в компе – хоть на ВДНХ отсылай. Одна лишь засада – компьютер у меня не особо мощный, потому матрица будет готова через минут сорок пять. Умеешь хоть в балду-то играть?

– Еще бы. А разве по этой копии нельзя будет меня нового воссоздать? – спросил Постников.

Его вопрос, похоже, искренне развеселил Холодного Доктора.

– Думаешь, ты самый умный? Это в первую голову попробовали – да только с тех пор зареклись. Говорят, душа все же существует, и копировать себя не дает… Ты садись давай. Имена существительные нарицательные прописывай!

Кресло-ветеран жалобно взвизгнуло и осело, когда Постников поместился в нем. Серый отточенными движениями циркового иллюзиониста застегнул на его затылке круг с какими-то леденящими точками и сунул в руки Постникову планшет для письма с листком бумаги формата А4 и авторучку. На странице уже имелась начертанная докторским почерком фигура – квадрат пять на пять клеток, в средней горизонтали которого было выведено большими буквами слово «БАЛДА». Постников вздохнул и приписал над второй буквой «А» букву «Н». Получалось новое слово «АЛДАН» – это был старый трюк начала игры, известный всякому с детства.

За его спиной деловито зашелестел кулер ноутбука.

– Черт его знает, что оно значит, – бормотал Недополз, скрючившись креветкой у экрана. – Мухлевать вздумал, что ли?

– «Алдан» – это от эвенкийского, означает «рыбная река».

– Да уж вижу, – отозвался доктор, радостно потирая руки, – эх, пошла эвенкийская руда!

Переулок Прудный, дом номер один обнаружился проще некуда. Тем более что дом оказался в этом переулке вообще один. Состоял переулок лишь из деревянного особняка купеческой постройки и длинного дощатого забора. Спору нет, грязновато было в городе, а про асфальт в этой части города, наверно, слышали разве что в новостях. Постников ловко перемахнул через монументальную лужу и завернул за угол бревенчатого дома. Переулок упирался в берег пруда, изобилующего ряской яркой, как неон. Дом был какой-то неопрятный, и если говорить прямо, то все это становилось похоже на вокзальную разводку с певучими приговорками о соколиках с итоговой пропажей денег и наручных часов.

Постников налег на мощную купеческую дверь, и сразу же уткнулся носом в бездонную портьеру. Ее старый зеленый плюш уже не мог вместить пыли больше, чем вобрал за свой век, и теперь делился ею от всей души. Кроме пыли, портьера источала ни с чем не сравнимый запах дворца культуры брежневской поры и школьной самодеятельности. Чувствуя нестерпимый зуд в носу и позыв к чиханию, вошедший переступил через порог. Внутри стоял кромешный сумрак, и глаза не сразу приноровились к нему. В комнате тишина, но в ней угадывалось тихое гудение неизвестного источника. Занавесь за его спиной с тихим шорохом сомкнулась, а еще клацнул замок.

Как только немного развиднелось, Постников сумел выцепить взглядом из полумрака того, кто обитал в этой комнате, или лучше сказать, в каморке. Перед ним, развалившись, словно падишах, полулежал на дворянском кожаном диване молодой человек лет двадцати двух от силы.

– Здравствуйте, – сказал ему Постников.

– Мое почтение, -вяло произнес молодой человек, и неохотно поднялся. Он переместился за офисный стол и сразу стал похож на менеджера по продажам. На столе приятным золотистым светом светился небольшой сферический гаджет, похожий на Око Саурона. Он-то немного и разгонял тьму, потому что никаких других источников света в комнате не было.

Видимо, хозяин кабинета тратить времени впустую не любил. Он уже вытянул из стола стопку каких-то бумаг, похожих на кредитные договоры.

– Ваше тело будет подвергнуто гибернированию и останется в полной сохранности в центре вечного хранения компании Уайт Лайн. Эта услуга включена в пакет сервиса. Теоретически вы сможете востребовать корпус в течение десяти лет – если сумеет вернуться, конечно, – скучным голосом зачитывал менеджер. И еще много чего говорил: заказчик имеет право, исполнитель имеет право… Постников перестал слушать и даже впал в легкое оцепенение.

– Имеются ли у вас татуировки на теле или дурсинг? – громко спросил клерк, закончив чтение.

– Бог миловал, – отозвался Постников, очнувшись. – А что такое дурсинг?

– Извините, – любезно осклабился клерк. – В ваших краях его называют пирсингом. Как вы сами понимаете, ответы на вопросы анкеты – на вашей совести. Они являются вашими персональными рисками. Мы не несем ответственности за психическое здоровье. Распишитесь здесь и здесь. Ну и – добро пожаловать!

Постников поставил несколько подписей.

– Запомните кодовое число: 9819. Сообщите его в фонде поддержки переселенцев, и вам окажут помощь. Серверная Республика заинтересована в притоке мигрантов и часто закрывает глаза на нелегалов, там действует государственная программа ассимиляции беженцев. Вот карта тамошнего банка. На нем сумма достаточная, чтобы купить билет на поезд до восточных регионов, и еще на пару банок консервов хватит. Как можно скорее постарайтесь убраться с западного побережья. Сейчас там неспокойно – за последние годы туда убрались многие активисты ИГИЛ, их помалу отстреливает армия и полиция. На востоке материка жизнь полегче, там находится, кстати, столица – Эфраим. Но все же полиции остерегайтесь. За выдачу нелегалов государство местным платит – сдадут с потрохами, не успеете «мама» сказать. Но не стоит переживать, все будет хорошо. Более всего на свете, как огня избегайте людей Модератора – с подозреваемыми в саботаже они суровы. В последние годы там стала зверствовать его тайная служба – так те просто звери. Запомните, начальника этой структуры зовут полковник Горацио. Сталкиваться с ним не рекомендую. В его ведомстве не пренебрегают пытками.

На это Постников не нашел ничего умнее, чем спросить:

– А что там с обеспечением безопасности на месте высадки и по маршруту следования?

– Мы гарантируем, что все будет как надо, – с любезностью заверил его клерк. – Наши сотрудники в реальном времени отслеживают ситуацию. Так что бросьте переживать. Думайте о хорошем – мой вам совет. Здоровее будете.

Парень погрузился в изучение сопроводительных данных, и в офисе на несколько минут зависла полная тишина, подобная той, что бывает после того, как кто-то сморозил глупость – только гораздо более долгая. Похоже, в старый особняк не проникали никакие внешние звуки, и разобрать можно было лишь тихое журчание, похожее на плеск жидкого хладагента в домашнем холодильнике.

– Миклуха? – вдруг радостно крикнул клерк, отчего Постников даже немного вздрогнул. – И как работает вживленная аппаратура? Нравится?

– Бюджетная модель: как раз по моим запросам. Скорость не ахти какая – но спам фильтрует будь здоров. Кстати, смартфон воспроизводится при сборке организма?

– Не вопрос! Эта марка проецируется. Сейчас начались проблемы с новыми моделями яблока и самсунга – их прошивают по требованию спецслужб, так что черта с два ты их переправишь. А рабочие лошадки типа «Миклуха Вортекс» – те на ура идут. Все содержимое памяти смартфона – на вашу ответственность, нас это не касается, о чем сказано в договоре. Короче, приготовьтесь, мы начинаем.

Клерк встал, с наслаждением потянулся, подошел к дальней стене и откинул, судя по звуку, тяжеленную металлическую створку на роликах. Из-за нее вылетел нестерпимый медицинский свет, а по ногам прошла волна холода вместе с клубами пара, напомнившими о парилке. Холодильник лязгнул и захлопнулся, свет отрезало, и клерк исчез, оставив посетителя в некотором недоразумении и во мраке. Постников ждал, что его пригласят перейти куда-то еще для очередной процедуры, но ничего такого не происходило. Через пару минут он попытался узнать время, но смартфон отчего-то не отвечал. И только тогда до Постникова дошло, что переселение души давно уже началось.

Все-таки не просто так в комнате была такая темень – она скрыла начало от него скольжения. Постникову вскоре стало заметно, что его сознание несколько поплыло. Он вытянул в темную пустоту перед собой руку, но не почувствовал ни руки, ни даже легчайшего движения воздуха. Это было его предпоследнее ощущение.

– Добро пожаловать! Приветствуем новоприбывших граждан республики и желаем новой счастливой жизни! – шепнул ему в уши неизвестный голос, при этом пальцы пронзило легкое электрическое покалывание. Оно было Постникову уже знакомо – точно такое было прежде, в доме старика Горемыкина.

Вот это и было последнее.

«Холодный доктор – чертов прощелыга», еле успел подумать пропадающий Постников и окончательно вырубился.

CNN: «Госдепартамент: Кровавый тиран Модератор Элайджа получает российскую военную помощь.

Официальный представитель Госдепартамента США заявил на сегодняшнем брифинге, что поставка Российской Федерацией комплексов орбитального базирования С900 в закрытое серверное пространство непризнанной республики Орфой противозаконна. Этот неконструктивный шаг России дает Коалиции демократических государств право в качестве зеркальной меры снабдить повстанцев серверного пространства оборонительными системами HYPER THAAD, способными нейтрализовать новую угрозу, исходящую с орбиты. Очередной виток эскалации напряженности вокруг закрытого серверного мира – всецело на совести российского режима, отметил официальный представитель Госдепартамента».

7 глава

Сквозь мрак прибыли загадочные слова «Сырой Брод», и снова не стало ничего. Только начало покалывать тончайшими иглами руки, затем ноги, но все онемело и не слушалось его. Истинно сказал классик: «чепуха совершенная делается на свете. Иногда вовсе нет никакого правдоподобия».

Постникова окатило шумом, как будто включилось радио. Стало слышно, как по каменному полу таскали тяжести, будто мешки с картошкой по складу. Похоже, драка – какие-то люди с пыхтением колошматили и пинали друг друга. Глаза Постникова все еще были слепы, и он мог полагаться лишь на слух. В уши вонзилась ледяным шилом трель полицейского свистка, и свалка замерла, кого-то повели прочь.

Скандальная стычка угасла. Поблизости разговаривали, как ни в чем ни бывало.

– Языком трепать – не мешки ворочать, – плаксиво говорил невидимый тип. – А ты не садись в карты с брюнетами. Обдерут за милую душу – у них это быстро…

– Так я и говорю. Сидит на болоте такой Дáрах. – многозначительно басил другой голос. – Полевой командир, повстанческая армия у него. Вот он – сила, не то что эта ваша милиция в обгаженных трусах! А вот у него серьезные ребята, они весь юг держат. И поддержку серьезную имеют – оттуда, знаете ли… Туда двигать надо, явное дело

Плаксивый голос язвительно возражал: – Эти, с болот, что ли? Опоили они вас, никак? Да, уж эти-то во главе с вашим распрекрасным Дарахом как раз и наведут порядочек! Кишки ваши на барабан намотают, «мама» сказать не успеете…

Бас недовольно ответил «хм» и принялся громко скрести пятерней щетину.

– Дарах! – плачуще и язвительно вскрикивал первый жалобщик и щелкал пальцами. – Освободитель! Да его бандюки только и могут, что девок на кочках портить! Эту вашу хваленую повстанческую армию федералы на шомполе вертели!

Плюнув на пол, бас обреченно подытожил: – Все тут хороши.

– Это верно. Кормить будут, не знаете?

– Дождешься от них…

Отчасти проморгавшись, Постников первым делом смог разглядеть какого-то мальчишку. Пацан лет от силы четырех с бутылкой воды указал на Постникова рукой и с тревогой спросил:

– Мама, а куда дядя едет?

– Я подкидыш, – просипел Постников и подмигнул. Вышло совсем не смешно, потому что голос каркнул, будто спросонья.

– Некрасиво пальцем показывать, – рассеянно одернула ребенка мать и вытерла сыну нос бумажным платком.– Туда же, куда и все остальные.

У нее был затравленный вид и заплаканные глаза.

Глаза как будто приходили в норму, и зрение стало проясняться. Постников видел перед собой расплывчатые, будто он смотрел из-под воды, контуры двух-трех голов и пониже – параллельные линии, которые через минуту оказались спинками металлических кресел. Очень просторная, большая комната, точнее, зал ожидания. Похоже, вокзал или аэропорт. Перед зрачками упорно маячил размытый световой бублик, какой появляется, если немного потереть глазные яблоки пальцами, а боковое зрение упорно отдавало мутью. Но все помалу набирало четкость и глубину, а вместе с ней становились более понятными и звуки. Постникова обступил знакомый каждому вокзальный гомон – обрывки слов, шаги, детский плач. Вскоре он поймал себя на том, что его взгляд непроизвольно поворачивает в одном и том же направлении, словно компасная стрелка. Там, напротив и через проход, немного правее, сидела девушка. Она показалась Постникову невозмутимой и неподвижной, как статуя. У девушки была чистая и хрупкая шея под белокурыми, светлыми завитками на затылке, она читала книгу или учебник. Девушка была похожа на первокурсницу, собравшуюся домой, потому что начались каникулы. На каменном полу возле ее аккуратных и тоже очень чистых ног стояла небольшая дорожная сумка на колесиках с пристегнутой кошкой, которая была связана из черной и белой шерсти. И была она всего на пару лет моложе его дочери, никак не более.

– Встать! – яростно скомандовал женский голос прямо в ухо. – А ну оторвал задницу, живо!

Переведя взгляд, Постников увидел даму – или лучше сказать гражданку. Она подкралась бесшумно или давно стояла здесь. Зрение все еще мутилось, поэтому поворачивать голову приходилось с доворотом.

– Чего расселся! Нельзя сидеть! – налетала мегера. На мегере был форменный темно-синий костюм с красивым металлическим отливом. Берет с серебристой кокардой, строгая прическа, волосы совершенно седые. На рукаве шеврон. Сотрудница железнодорожной компании или служащая на станции.

– Я попробую, – косноязычно пробормотал Постников, еле ворочая деревянным языком. Он приподнялся. Мышцы будто окостенели, однако ноги слушаются. В два приема, как штангист, Постников сумел успешно приподняться и даже встать.

– Да что с ними сюсюкать? – поддержали даму из скамеечных рядов. – В предварилку его сдать надо. Не вокзал, а какая-то ботоферма!

– Он уходит, не надо! – крикнула седая женщина и снова повернулась к Постникову: – Да иди же ты скорее, нельзя тут появляться!

Постников медленно осмотрелся, отыскал пиктограмму, указывающую направление к туалету и отправился в путь мимо людей, чемоданов и сумок. Ноги его вышагивали на удивление исправно, хоть и сидела в каждом колене добрая пригоршня ваты. Но слух постепенно возвращался, особенно если сглотнуть раз или два.

Тем не менее, он сослепу зацепил плечом человека в годах, копавшегося в гигантском дорожном бауле. Его толстый зад перегородил всю дорогу.

Постников извинился и спросил: – Не подскажете, где тут найти банкомат?

Невинный вопрос, заданный упитанному пассажиру, отчего-то показался тому до крайности забавным. Он, как актер перед антрактом, взмахнул толстыми короткими ручками и расплылся в иронической ухмылке:

– Надо же – еще один! Так ты мертвая душа? Только что прилетел? Нет здесь никакого банка – и банкоматов тоже нет. Выкинь к черту твою карту.

– Кто, я?.. Но почему вдруг «мертвая душа»? – удивился Постников.

– Да кто же ты еще-то? – хамил жирдяй. – Банкоматов нет. И банков никаких здесь нет. И поезда не будет, не жди!

Проинформировав собеседника таким манером, толстяк повернулся к нему спиной и с новой энергией нырнул в свою титаническую сумку, как будто собираясь в ней устроиться на зимовку.

Под сводами зала проплыл нежный аккорд, и с потолка затем было сказано:

– Скорый поезд «Сырой Брод – Баллибей» задерживается на неопределенный срок, причина – неприбытие поезда. Пассажиров с детьми приглашает комната матери и ребенка, действующая в круглосуточном режиме. Свободных мест в привокзальном отеле, к сожалению, не появилось.

Постникову стало ясно, чего здесь не хватало. В мешанине вокзальных шорохов, слов и шарканья недоставало самого главного, словно шампура в шашлыке – стука вагонных колес и волн шумного воздуха, расталкиваемого составом. Ведь не может быть, что поезда здесь бесшумные.

Путь к вокзальной уборной пролегал вдоль шеренги автоматических пригородных касс, похожих на никелированных одноруких бандитов из Лас-Вегаса. Только ни один бандит почему-то не работал и, похоже, все были обесточены напрочь. В полумраке над кассами светился, словно готический витраж, единственный голографический плакат высотой метра в два с половиной. На плакате сияло знакомое лицо – человек лет пятидесяти, и рядом шли его слова:

«Мы сами!

Модератор Элайджа призывает граждан Республики Остров голосовать за полную автономию и экономический рост.

В единстве – к единой цели!».

Постников не стал останавливаться, чтобы лучше изучить лицо кровавого диктатора (если верить СМИ демократических стран) Ильи Ефремова. Впереди уже виднелась нужная дверь. Он вошел в мужскую уборную и решительно шагнул к умывальнику. Глянув на себя в зеркало над раковиной, Постников вздрогнул. В приглушенном свете светодиодных ламп на него уставился жутко изможденный человек неопределенного возраста, скорее дряхлый, чем пожилой, с нездоровой бледной кожей, с многодневной бесцветной щетиной, с затравленным и равнодушным выражением лица. Он был одет в поношенную и обмятую спортивную куртку, под которой проглядывала несвежая футболка и еще целый ворох всевозможного тряпья, явно натянутого для тепла. На плечах лежали две ярко-желтые синтетические лямки, а за спиной обнаружился довольно тощий и нисколько не тяжелый рюкзак для детского загородного пикника. Отрицать очевидное было бы глупо: человек в зазеркалье оказался матерым бомжом.

– Да уж, – сказал Постников своему двойнику, – красота – это страшная сила!

Все же холодная вода из-под крана – это, доложу вам, вещь! Утершись бумажными салфетками и напихав таких же в рюкзак про запас, а заодно с ними прихватив еще два небольших куска железнодорожного мыла, Постников выбрался из туалета, толкнул выходную дверь зала ожидания и оказался на полупустом перроне. Его обступило раннее утро, солнце висело еще низко и в полусне ленилось за крышами. Теперь он знал, где находится восток.

Оглядевшись (мало ли где ходит милицейский патруль), он двинул заурядной обывательской походкой вдоль железнодорожного пути навстречу незаметно всплывающему солнцу.

Утренний воздух еще не прогрелся как следует, и было зябко. Еще оказалось, что Постников шел на восток не один. Одиночки, пары и целые семьи также отправились в путь с утра. Пройдя сотню-другую метров, он догнал целый табор – семейство числом не меньше дюжины домочадцев. Ярких расцветок пожитки были свалены цыганской грудой на багажной тележке и старательно примотаны бечевкой, а на самом верху горы, на чемоданах и узлах, аристократично покачивалась пожилая женщина с грудным младенцем на руках. Она курила сигарету и отворачивалась в сторону, чтобы пепел не попадал ребенку в глаза. Старуха недоверчиво покосилась на Постникова разбойничьим карим глазом и показала ему желтый и костлявый средний палец. Тележку толкал чернявый парень лет тридцати, а за ним следовали его жена с волосами цвета фуксии, тоже с младенцем на руках, и еще несколько человек разновозрастных детей, и все были увешаны сумками.

Топая вслед за ними, Постников услышал рыдание не рыдание, а душераздирающий плач: – А-ха-ха, гыыыы!..

Но это оказался вовсе не всхлип, а смех. Все же удивительно устроен человек: иной раз и объяснить нельзя, почему он сразу соображает, что смеются ни над кем иным – а как раз над ним лично. Смешливый весельчак, судя по его одежде, состоял в должности перронного носильщика, а его красноватая и щекастая физиономия подсказывала, что досуг он беззаветно посвящал одной излюбленной цели. Именно таков был красавец, что трясся в пяти шагах, его просто скрючило в дугу, но при этом он показывал на Постникова пальцем, что было само по себе, согласитесь, невежливо.

– Прорвало, что ли?! Ой, не могу… – булькал в агонии носильщик. – И откуда вас так… ой, столько лезет-то, а?..

– Чего надо? – мрачно поинтересовался Постников, внутренне готовясь дать в морду. Но веселый носильщик совладал с одышкой и сказал: – Ты это, не серчай. Раньше вашего брата-покойника сразу в миграционный приемник кидало. А ныне – как медом тут намазано, на станцию всех проецируют. В приемнике теперь сразу в оборот берут – а тут, глядишь, с беженцами смешался – и поживешь малость. Понимать надо.

– Пьян ты, что ли?

– Работы нет – имею право! – гвардейски отрапортовал носильщик. – А ты – покойничек непрописанный, так и знай. Я таким же был после проекции – и ничего. Тогда можно было прописаться, а теперь – с этим строгость. Отловят тебя, худо будет.

– Спасибо, – ответил Постников и пошел дальше. Его странный собеседник закричал ему в спину:

– Эй!

– Алкаш и безумец какой-то, нечего на нем зацикливаться, – решил Постников и прибавил шагу.

– Да постой ты, эй! – орал назойливый носильщик. – Ты лучше в Баллибей держи. Там найдешь круглосуточный универсам, в нем работа есть – товар грузить, улицу мести… От голодной смерти скольких спасли. А если тебе надо дальше на Восток – автосервис на краю города ищи, автостопом поедешь. В одиночку не выжить тебе, имей в виду… А тележку-то я им загнал, да. Багажную – хе-хе…

Смех пьяного человека без следа растворился в привокзальном утре. Постников больше не оглядывался и двигался своей дорогой, входя в ритм. Кончился перрон, и потянулась гравийная насыпь, а четыре вокзальных пути сошлись в двойную ветку. Придорожные склады, мастерские и прочие нужные постройки тоже остались позади. Бетонные шпалы увели путника за город и доставили к умиротворяющей реке между низких и пологих берегов. У воды из ивняка здесь и там выглядывали зеленые камышовые островки, а в воде то и дело всплывали и расползались круги – похоже, в реке водилась рыба.

Начинало припекать. В лугах уже проснулась живность: шмели, стрекозы и мотыльки занимались своими делами, а повыше носились какие-то небольшие птицы, которых было хорошо слышно, и шагать под залихватские трели стало куда веселее, чем по городу. Пахло разогретой пропиткой для шпал и обычными луговыми травами. Утоптанная грунтовая дорога, что пересекла рельсовый путь, с легким изгибом взбегала на плечо невысокого холма, поросшего жухлым лопухом. Дальний склон спускался к балке или к озеру, а там, за спокойным зеркалом воды, соблазнял глубокой синевой хвойный лес. Постников глядел по сторонам во все глаза. Его уже полностью отпустило от паралича. Это были те самые места, где высадился после дерзкого рывка завлаб и повелитель нового мира. Не так далеко за спиной Постникова остался великий Западный океан, а впереди на тысячи километров пролег огромный континент – Восточная Гондвана. Идущего охватил легкий озноб, знакомый каждому, кто испытал хоть раз чувство прикосновения к тайне.

Несмотря на то, что морское побережье было рядом, полуденная жара раскочегаривалась адская. Влажный лоб атаковала крылатая кавалерия, а ветерок поддувал уж очень слабый и толку в нем не было почти никакого. Постников свернул от железнодорожной насыпи к воде, где ивняк разросся погуще, и постановил немедленно устроить привал. Энергично содрал с себя многослойное тряпье, побросал в воду и тут же все перестирал, щедро намыливая одним из двух украденных на вокзале кусков мыла, мял и тер долго, а потом тщательно полоскал в сонной речной прохладе. Развесил по гибким ивовым веткам, чтобы постиранное высыхало на солнцепеке, а сам забрался в холодный поток, плескался, переступая на вязкой подушке ила, и в итоге стер об себя весь обмылок.

Припекало все крепче, джинсы и куртка обсыхали на глазах. А поездов, между прочим, так и не было слышно на линии. Движение отсутствовало полностью – как в направлении станции Сырой Брод, так и от нее. И смартфон упорно молчит, отказывается ловить сеть. Будем надеяться, это временно.

В смешном детском рюкзачке были найдены две банки дешевых рыбных консервов, одна банка говяжьей тушенки, три упаковки армейских галет, десять брикетов лапши, пять пакетиков кофе и армейский же котелок со следами копоти на облупленных боках. Котелок есть, а чая нет – нехорошо. Нож швейцарско-китайский универсальный, ложка, вилка. Маленькие пакетики соли и сахара, два коробка спичек и красивый туристический буклет со свернутой картой для путешественника по Восточной Гондване. Маршрут в ней был заботливо прорисован красным маркером. Карта сообщала, что путь отсюда до города Баллибей займет часа три, не больше. Полиуретановый коврик, свернутый в трубу. Аптечка – плоская коробочка размером в половину ладони. Идентификационная карта личности с размытым портретом обладателя, она же банковская карта. А банкоматов нет.

Вылезший из реки посвежевший человек блаженно вытянулся на пружинистом полиуретановом коврике и закрыл глаза. Тихо плескалась вода и сонливо шелестели ивы, издалека доносились неразборчивые голоса. Открыв глаза, Постников понял, что он задремал и спал в итоге не менее двух часов. Торопливо нахватал по берегу сухого топляка, запалил костер и вскипятил воду, пристроив котелок на толстую ветку с развилкой. Пил кипяток, решив приберечь кофе, и пообедал распаренной лапшой. Вообще, разумнее будет привыкать к умеренности.

Оттер песком котелок, прошелся пучком травы и прополоскал, аккуратно упаковал пожитки в рюкзак. Одежда высохла лучше некуда, а что все было мятое – так на это мы, ясное дело, плевать хотели. И не худо бы еще удочкой разжиться. И обязательно солью.

Нет на свете лучше картины, чем в те дни, когда в полдень солнце заливает цветущие луга и проселочные дороги, а трава не успела еще поблекнуть и забуреть от июльского зноя. Жизнь в такие минуты может показаться вполне сносной.

И знаете, в целом оказалось не так уж страшно. Теперь – добраться до второй точки, отмеченной на карте. Там устроиться на ночлег в каком-нибудь сарае. Ночевать на берегу, в неизвестности, – не дело. Здесь водятся комары, а то и кто похуже. Он двинул дальше.

8 глава

Если верить дрожащей маркерной линии, то ходу до ближайшей от станции деревни Речная было часа полтора, никак не больше.

Постников приложил ухо к рельсу – послушать, не идет ли где поезд. Рельс безмолвствовал как мертвый, а железнодорожный мост, наоборот, отзывался живым гулом на ветру. Вскарабкавшись по скобам на самый верх стальной мостовой фермы, где порывами хлестал дерзкий ветер, Постников поднялся во весь рост на широкой поперечной балке, щедро усеянной засохшим птичьим пометом, и огляделся во все стороны. Под ногами дышал удивительный мир – новый, но удивительно знакомый. Ртутная сабля реки плавно забирала на юг, в той же стороне проглядывали буро-зеленые холмы и терялись в синеватой дали вперемежку с небольшими перелесками. Кое-где проглядывали ровными линиями куски возделанных полей, по которым бродили черные точки галок. По траве катался невидимый ветер и разгонял волны, ветки берез гнулись и воздух протяжно шелестел в кронах, выворачивал листву серебристой изнанкой кверху. Но скажите на милость: разве может в таком месте случиться хоть что-то неприятное? Вздор, не может быть – все не так уж плохо!

Когда Постников спустился на землю и углубился в тень сосняка, из кустов прямо перед ним вылетел рыжий зверь и потрясенно застыл совсем близко, всего шагах в пяти. Лиса, рыжая лесная лиса. Смотрела умно, будто запоминала. Фыркнула и неторопливо растворилась в подлеске.

Через час с небольшим размеренной ходьбы поодаль в траве, словно шляпки подосиновиков, проглянули шиферные скаты и трубы деревенских крыш. Сразу за опушкой потянулись поля с остатками картофельной ботвы – урожай здесь уже собрали. По деревне бродили какие-то люди, урывками доносился пронзительный детский плач. Подойдя ближе, Постников услышал непонятное ритмичное похлопывание. Приглядевшись, он понял: полуоторванная полоса жестяной кровли пустого дома загнулась и хлопала на ветру. На жердевом скелете пугала, торчащего посреди вытоптанного огорода, отдыхала матерая сорока и стреляла глазом по сторонам. Этот край деревни словно вымер. Только посреди улицы брела ему навстречу изможденная и оборванная в лоскуты женщина с ввалившимися щеками. Прикрыв ладонью глаза от солнца, она так и сверлила пришельца глазами, будто собиралась нанизать его на нитку про запас.

Сорока залихватски выдала автоматную очередь, а женщина подошла и вдруг ловким движением прильнула к его плечу и зашептала прямо в ухо:

– Я тощая да ловкая – сделаю хорошо, сам же обрадуешься!

Постников сказал «нет» и отмахнулся локтем, и странная женщина, как ящерица, сиганула за угол. Детский плач стал еще громче, а в нос ударил стойкий смрад нищеты. На заборах всюду висели пятнистые детские пеленки и какие-то дырявые ковры. Улицу прорезал истошный женский визг, а за ним свинцовой картечью посыпалась площадная брань другой женщины: «Твою мать, куда ковшик свой ставишь, лахудра!».

Ветер притащил запах дыма – за деревней, похоже, жгли костры. Люди в Речной стоят таборами, потом что здесь кончается первый дневной переход от Сырого Брода к востоку, к тишине и к хоть какой-то безопасности. Глядя на пеленки, Постников быстро сообразил, что мысль о сне на сеновале ему придется забыть. Конечно, спать где-то было надо – а тут, извольте видеть, ковшик. Скверно люди здесь живут, заметно сразу.

В поле за кривой жердяной околицей выстроились полукругом разномастные машины, прицепы и велосипеды, а обитатели этого бивака поддерживали огонь, волокли охапки дров, надерганных из поленниц, тополиные ветки и кое-где уже ломали заборы, чтобы не зябнуть ночью. Вымахали на огородах пестрые купола шатров, слепленных из всего что только можно – бумажных пакетов, одеял, кусков шифера и целлофановых клочьев.

Но черт возьми – где же заночевать? В сероватых сумерках шныряли всякие беспокойные силуэты, и в воздухе вздымалась полковым знаменем опасность. Постников пошел к деревенской площади. Здесь имелся внушительный дом, похожий на сельскую администрацию или сельсовет. Близ него роилась внушительная толпа, человек с полсотни, и гомонила страшно. Но все это опасной бритвой вдруг вспорол дикий, звериный рев. В нем слышалась невыносимая боль. Из сомкнутых человеческих спин выпросталась насмерть перепуганная сухощавая старушка и прокатилась стороной, в ошеломлении приговаривая «кровопивцы – ишь чего творят…».

Протолкавшись вперед, Постников увидел, что на земле под забором управы корчилась полураздавленная или обгоревшая женщина – было не разобрать. Она кричала без передышки, на сплошном беспрерывном выдохе. Ее тесно окружили, не протолкнешься, и ничего понять было нельзя. Постников успел разглядеть разве только ее руку, которая сжималась и разжималась, как будто искала что-то в пыли. Крик женщины прервался, и сразу села жуткая тишина. Все притихли, шелестел только тревожный шепот. Умершую подняли на носилках и понесли в управу, вслед за ней пробежал страшно запыхавшийся, пунцового цвета человек с медицинским саквояжем и тоже исчез внутри дома.

– Фельдшер. Теперь акт будет составлять.

– Вот тебе и привет – невинную женщину, возле собственного дома. Кожу со спины срезали и сняли…

– Да кто же?

– Ищи-свищи: мало ли народу по дороге шастает…

– Известно, чья работа, – рассудительно вещал какой-то старик. В молодом лунном свете только была видна его темно-синяя кепка, украшенная неизвестным белым логотипом и толстый нос.

– Да ты-то откуда знаешь, старый? – злобно крикнули из темноты. Но дед не смутился и с достоинством произнес:

– Дубоградская это работа – вот чья! Ее сын в республиканское ополчение подался – там паек хороший, дрова дают и еще льготы. Вот и выслужил парень – от Модератора грамоту теперь пришлют, соболезнование – на стенку повесить…

– Что такое «Дубоградская работа»? – спросил у Постников старика.

– Ты, парень, приезжий, вот что. Беречься тут надо, – ответили за спиной.

– Нет, дед, ты погоди, – не унимался Постников и пытался ухватить старика за рукав. Держать ответ старик совершенно не желал. Он виртуозно заработал локтями и в секунду исчез, словно жук в африканском песке.

Постников отошел в сторону, там нашелся скудный торговый ряд. Несколько автомобильных прицепов и садовых тачек служили прилавками, на картонных листах был разложен лук репчатый и зеленый, картофель, чеснок, пара пучков увядшей петрушки. Предлагалась также поношенная одежда для детей и взрослых, немудрящая посуда, игрушки. Как видно, в оборот шлее здесь все что только можно.

– Что продаете? – поинтересовался Постников у круглого продавца с раскосыми эвенкийскими глазами. Тот с непроницаемым видом укладывал репу в мешок и отозвался нехотя, да и только лишь потому что Постников не отставал:

– Ну, спиртное. Сигареты. Наркотики. Жратва. Ну, женщину могу или мужчину, если деньги есть или на обмен что стоящее, – изрек тонким голосом эвенк и показал известный всему миру жест, обозначающий наличность.

За его пикапом был припаркован легкий двухосный фургон, крытый дырявым брезентом и пристегнутый к самодельному моноблоку, собранному из черт знает чего. Оказалось, что хозяин фургона – тот самый проницательный старикан в кепке. Он восседал на облучке этой универсальной машины и давил на педаль газа, прогревая двигатель своего железного коня.

– Никак в дорогу на ночь глядя выдвигаетесь?

Старик ответил: – Дураков нет. Да вот хочу перегнать телегу к лагерю поближе.

– Можно в вашей повозке переночевать? Если что – помогу ее сторожить, – спросил Постников. – Только не подумайте чего – я не вор. Сами же видите, только что прибыл.

Старик не сразу отозвался и начал изучать Постникова с величайшим вниманием. Большие оттопыренные уши придавали его лицу простецкое выражение. Носил он расстегнутый стеганый жилет, черный шерстяной джемпер, немаркого цвета рубашку в мелкий орнамент и бесформенные брюки, привычные к полевым работам. Во рту деда сидела трубка с изогнутым чубуком, а над ней нависал толстый крапчатый нос. Из-под кустистых седых бровей покалывали маленькие глазки сельского жителя, который вечно себе на уме.

– Валяй, – разрешил старик. – Какой из тебя жулик? Только если что задумал – башку отстрелю, усек?

– Еще бы не усек.

В деревне Речной улеглась тишина. Ветер давно затих, и слышался разве что лай деревенских собак да вскрикивали сонные голоса в таборе – разные сны снились людям в эту пору. Подкатив с треском к лагерю, дед вынул из прицепа моток толстой проволоки и в несколько оборотов прикрутил ею мотоблок к передку повозки. Постников тем временем сходил до костра, принес полный котелок дымящегося кипятка и достал из мешка банку консервов. Старик выложил золотистые картофельные лепешки и даже небольшой шматок копченого сала. Пили кофе в прицепе при свете старого аккумуляторного фонаря, в то время как по брезентовой кровле уютнейшее постукивал ленивый дождь. Перекусив, растянулись на брезенте, из-под которого в бока упиралась картошка. Говорили обо всем, то есть, Постников, конечно, больше расспрашивал. Спать что-то не хотелось.

– На западной околице ходит оборванная девушка. Она сумасшедшая?

– Заигрывала, никак? Да это же наша Гретхен, которая без соображения! Так вот оно что – ему Гретхен повстречалась, а мы ее за амбарами и в лесу весь день искали! А она, видать, в старый дом опять забралась.

Старик высунулся из-под брезента и заголосил на весь лагерь:

– Госпожа Энгельс! Она в старом доме пряталась! Я же говорил вам: никуда не денется, побоится одна за деревню выходить!

Ему неразборчиво ответила женщина. Дед заполз обратно в фургон и закурил трубку, отчего фонарный свет приобрел сизый оттенок. Зато комары теперь трижды подумают, прежде чем сюда соваться. Старик пояснил:

– Ее болотники из халифата утащили в прошлом году, измывались, а потом выгнали. С тех пор она иногда нормальная, а в другой раз то хлеб выпрашивает, то пляшет на дороге. Голова мутится у нее, видишь ли.

– Тяжелая история, – сказал Постников и чихнул вследствие дыма.

– Это ничего, это пройдет, – ободрил старик и выколотил трубку на бортике фургона.

– Сколько ей лет?

– Да вроде как семнадцать стукнуло к лету.

– Почему так сделали с женщиной на площади? И кто?

– Как почему? Чтобы люди боялись в ополчение идти. У каждого родня есть, и всякий подумает – надо ли ему такое. Но послушай лучше. Ты об этом деле не говори ни с кем – а то мало ли кто тебе попадется. Не то слово брякнул – и кожу с тебя долой, это у них не залежится. Молчание – золото, умные люди до нас установили!

Он так и не назвал своего имени и не просил собеседника представиться. Да и Постников сам уже начал кое-что соображать.

– Как вообще живется здесь?

Дед почесался и ответил:

– Нехорошо живется, тревожно. Главное – на улицу в сумерках не соваться, а ночью теперь и медики не ездят, и полиция не особо. Как живется, спрашиваешь? А я тебе скажу: дома надо сидеть. Дверь на пять замков, на окнах решетка из нержавейки и ставни со звукоизоляцией. Пересидеть можно – но только тихо, и после сумерек со двора ни ногой. Я бы рад на своем огороде жизнь дожить – да ведь как усидишь? Вон беженцы те же идут – отощали, одни ребра торчат, а еще и детей с собой волокут. Им теперь никто куска не подаст, а у меня и картошка, и морковь, и свекла та же – я им недорого обменяю, чего-то из одежды, и обувки возьму. И они живые, не померли с голодухи, и я внукам обновки привез. А как еще – жить-то всем надо.

– А что слышно, если в мировом масштабе? Кто такой Дарах, и откуда имя такое странное?

По словам старика выходило, теперь все странное, вся жизнь странная. Дарах, конечно, имя не настоящее. Но его все так зовут, это старое имя, появилось оно с тех пор, как в Дубов Граде поселились инструкторы из дальних краев, с той стороны. Откуда он сам взялся и где его крестили – того старик не знает и рассказать не может.

Но при этом он намекнул, что Дарах приторговывает людьми. Рабский труд в большом ходу не только в Сером Секторе, где слаба республиканская власть, но и на южном архипелаге, что в двух днях плавания по морю и говорят, что еще и на других материках, о которых мало что известно. Черт его знает – может, этих материков вообще и нету, одна сплошная выдумка, мракобесие. Но спрос на людей имеется, это факт.

– Что же вам дома не сиделось, господин турист? – говорил старик. – Не лучшее время вы нашли, чтобы навестить наши края. Нелегалов теперь стали жестко отлавливать и сажать.

– Это почему?

– Чего непонятного: война близко. Шпионов ловят. Вот вы человек явно образованный и в сельском хозяйстве не чужой. Отчего бы вам не осесть, где спокойнее, и не взять несколько акров хороших земель, заняться надежным, уважительным трудом? Я не спрашиваю, куда вы лыжи навострили. Но если бы спросили меня, то я сказал бы: нечего приключений на собственную шею искать. Оставайтесь тут, живите – мужчин здесь недостаток, работать в поле некому. С картошкой точно не помрете!

– Мне в Баллибей нужно.

– В Баллибей! Тоже мне удовольствие! И мне туда нужно – через неделю картошку везти на рынок. А давайте-ка со мной за компанию – это будет хорошее дело. Одному теперь никак нельзя – сами видите. И вы при деле, и мне помощь не помешает. Соглашайтесь, дело говорю!

–Утро вечера мудренее, – ответил Постников, – спешить не следует.

– А как же! Скажем, вот вы парень образованный, и по сельскому хозяйству понимание имеете, не клоун какой городской. А что: славно пожить на ферме, не понравилось – человек свободный, иди на все четыре стороны. Если как пойдет на лад – то дел будет непочатый край. И посевная, и канавы рыть, и сено косить, а там новый урожай – не жизнь, а песня! Ну, а теперь – спать.

Остаток ночи прошел без происшествий, если не считать того, что сон на ложе из картофельных клубней, прикрытых тонким брезентом, невозможно назвать восхитительным. Но владелец фургона давно привык к такому удобству и мирно похрапывал до рассвета.

Засияло солнечное утро, и старик расщедрился на вкуснейший пирог с морковью и на душистый чай из местных трав. После завтрака, открутив проволоку и убрав ее обратно в кузов, он запустил двигатель, сел на облучок агрегата, и фургон с пассажиром внутри тронулся прочь из Речной, затарахтел вдоль проселочной дороги. Ночной дождь хорошо прибил пыль, и езда была одно удовольствие.

Менее чем через час, когда на вершине холма среди сжатых полей показалась впереди ферма, сделали остановку в куцей березовой рощице. Ноги поразмять, как выразился фермер. Постников полез в самые заросли. Стояла какая-то подозрительная тишина – не было слышно даже птиц, лишь только кроны негромко шуршали над головой. Постников зашел за кусты и едва не врезался лбом в дерево, споткнувшись – наступил на мягкое, пружинистое. Присмотревшись, он замер от ужаса. На земле лежал труп молодой женщины в разорванной голубой блузке, небрежно спрятанный в мелкой канавке среди мха и травы. Похоже, она была убита совсем недавно, и ее незрячие глаза отрешенно глядели в ясное небо. Тело было наспех забросано зелеными ветками, и поэтому Постников его не сразу заметил.

– Голубая? – перепросил старик. – Где нашел?

– В лесу. Ветки. Идемте, я покажу. Может, медведь?..

– Нет здесь медведей!

Подойдя к убитой, фермер долго молчал, а потом сказал спокойно:

– Это моя племянница, мать моих внуков. Бандиты, похоже, те самые, что женщину порезали в деревне. Они, как видно, к востоку подались. Надо бы шерифа предупредить, а у меня телефон, как назло, разрядился. Помоги ее в фургон отнести.

– Детей здесь нет, – сказал Постников. – За подмогой идти надо. И потом, ничего здесь нельзя трогать, это следствию повредит.

– Какое там следствие! Мне плевать, я в лесу ее не оставлю.

Они переложили мертвую на кусок брезента, отнесли на дорогу и бережно уложили в прицеп. Старик снова взялся за руль, и Постников еле успел запрыгнуть на подножку. Мотоблок потянул с ревом, разгоняясь перед рывком на вершину холма, и затрясло в кузове нещадно. Дорога делала крюк, поворачивая к ферме, и Постников подумал, что сейчас они неминуемо перевернутся и полетят с насыпи, ломая ребра и ключицы. Но вместо этого он услышал, что подвывавший на пределе двигатель сбросил обороты, и бег замедлился. Выглянув в щель, Постников увидел перегородивший дорогу громадный черный джип с мигалкой и троих вооруженных людей в черном. Похоже, полиция уже была на месте.

Фермер сперва не стал глушить мотор, остановив фургон в метрах пяти от полицейской машины. Вооруженный властным жестом указал, чтобы подъехавший выключил двигатель. Мотоблок гневно каркнул и смолк. Незамедлительно подошли еще двое в форме с какими-то арабскими нашивками и в темных очках и встали по обе стороны дороги.

– Откуда вы, ребята? – спросил дед. – Вроде как не из местных?

– День добрый! – с гортанным южным выговором сказал один из полицейских. – Будьте добры, ваше водительское удостоверение.

– Да хватит уже, – прервал его второй. – Эй, ты что, – с той фермы?

– Вам бы лучше делом заняться, – ответил старик. – В полумиле отсюда при дороге в лесу я нашел мертвое тело. Это моя племянница. И я спешу на ферму, потому что думаю, что убийцы побывали и там.

– Их там уже нет – бросил первый тип, насмешливо улыбаясь. – Это я тебе точно говорю!

– Был бы я малость помоложе, – мрачно сказал дед, – я бы в военные записался. И ружье у меня найдется. Эти твари недалеко ушли, хоть одного да успею с собой забрать.

Первый чернец прыснул и весело расхохотался ему прямо в лицо, и сердце Постникова пронзила одна мысль. Однако додумать ее он не успел, потому что второй лжеполицейский молниеносным финтом ударил фермера в грудь, а когда тот согнулся от боли, артистично и легко провел по его горлу длинным светлым клинком снизу вверх. Из шеи старика сразу вышел широкий веер черной крови, дед захрипел, схватился за горло, заваливаясь лицом вперед. Убийца ловко отдернул оружие и вытер лезвие об спину старика, упавшего на колени и заливавшего дорожную пыль тяжелым красным потоком.

Случившееся далее виделось Постникову будто со стороны. Не помня себя, он содрал задний край брезента с крюков и вывалился на дорогу. Послышался удивленный вскрик и несколько быстрых слов на непонятном языке. В эту минуту Постников превратился в зверя, спасающего свою жизнь. Ему не нужно было объяснять, как себя вести – свечкой подхватившись с земли, он почти на четвереньках скакнул к обочине и кубарем покатился с ее высокой насыпи вниз, а над ним уже негромко захлопали выстрелы. Трава у дороги оказалась слишком низкой, и это был конец.

Голоса перекрикивались, казалось, прямо над головой, и он уже не верил ни во что, когда почуял звериным чутьем – метрах в десяти из склона выходила большая дренажная труба, отводившая талые воды с полей, и возле нее трава как раз была самой густой и высокой. Повинуясь древнему бессловесному инстинкту, Постников рванул туда с отчаянием последней надежды – лишь бы те не сразу угадали про трубу. Мишень была у них как на ладони, и по ней стали бить короткими очередями, это было заметно по тому, как выкосило клевер справа – прицел взяли высоковато. Рывками, петляя, Постников долетел и шилом воткнулся в бетонную шахту. Перемалывая колени в труху и срывая ладони, пополз, слыша крики снаружи. Труба вывела его на противоположную сторону дорожного вала, за которым сразу начинался пышный кустарник, а чуть далее лез молодой приземистый ельник, и он стал беглецу спасением.

Не меньше километра Постников крался на четвереньках, стараясь забраться как можно глубже в лес. Сел в траве и прислушался. Голосов и машины не было слышно. А вот дятел в этом лесу был слышен – точнее, его дробная трескотня, и она прозвучала музыкой жизни. Тихая изморось падала в лесу, влага почти беззвучно садилась на подлесок. Разодранная рука горела, пальцы дико саднили, побаливали колени. Но ведь все это была чепуха. Похоже, погони не было. Наверно потому, что не такой уж Постников был ценный трофей.

Сердце до сих пор колотилось как бешеное, чутье оставалось настороже, и поэтому он заметил краем глаза – невдалеке качнулась ветка папоротника. Всмотревшись туда, он разглядел в зеленой тени припавшего к земле грязно-рыжего тощего зверя, не менее пристально изучавшего человека. Лиса. Она попятилась и бесшумно юркнула в гущу стеблей – только хвост мелькнул.

– Какой же бедлам вы тут устроили, господин профессор, – пробормотал Постников. – Кто бы мог подумать…

9 глава

Сидя на трухлявом стволе, Постников понемногу приходил в себя. Лес был полон обычных, спокойных звуков. Только хотелось бы знать, скоро кончится эта изморось или нет, потому что если промокнуть, то это будет очень некстати. Брюхатые тучи напирали со стороны океана. Если польет сильный дождь, надо будет по-быстрому соорудить какое-то укрытие. А потом, как ни крути, придется сушить одежду и обувь на костре. Солнце просвечивало все реже, и лес глядел совсем хмуро.

Направился в ту сторону, где предполагался восток. Невероятная удача – школьный рюкзачок не остался в повозке. На ходу вынул карту и попытался уточнить направление. Карта утверждала, что прямо под его ногами проходила проселочная дорога, прямиком ведущая к автотрассе в крупный населенный пункт Баллибей – да только попробуй отыскать ее здесь, где трава густа и нетронута. Примерно через километр Постников увидел свежескошенное клеверное поле и за ним ориентир – холмистую гряду на северо-востоке и направился дальше. Он старался, держаться ближе к тенистой опушке, чтобы не маячить в чистом поле. Сосны закончились, и за ними обнаружился тот самый проселок, о котором говорила карта – он огибал рощицу и убегал в нужном направлении. Здесь было безлюдно и тихо. Постников зачерпнул из колеи пригоршню дождевой воды и плеснул в лицо, чтобы лучше соображать.

Несмотря на то, что проселок нещадно был изрезан колесами, топать по нему после мягкой лесной подстилки оказалось заметно удобнее и быстрее. Вокруг роились мошки, в траве стрекотали местные цикады, а вскоре попался и первый рукотворный знак – жестяной плакат на металлической трубе, глубоко вбитой в землю. Табличка, пострадавшая от непогоды и с потеками ржавчины:

«Добро пожаловать в Серый Край! Крути головой почаще – поживешь подольше».

Ниже был пририсован схематичный череп и жирно выведено от руки:

«Осокино 3 км».

Вполне можно успеть до большого дождя. Постников прибавил шаг и стал крутить головой по сторонам, как советовал плакат. Поэтому он издали заметил на полусжатом клину бурого рапса неподвижный грузовик, дверь его кабины была открыта, но в машине и рядом никого не было видно. Едва только заметив машину, Постников рухнул как подкошенный на дорогу и ящерицей стреканул в лопухи, за которыми торчали неубранные рапсовые стебли. Пригнувшись пониже, он лез между сухо шуршащими стеблями, причем его сердце колотилось как одуревшее.

Тучи относило в сторону, и в поле сразу становилось веселее. Постников высунул макушку над бронзовыми стеблями и внимательно озирался. В поле все еще не было видно ни души. На него вдруг навалилась непобедимая апатия, он лег, примяв растения, и долго смотрел вверх.

Ему померещилось, что он ушел на дно глубокого колодца и смотрит оттуда на далекий дневной свет. Все, что было справа и слева от него – сосны, рапс, галки, тропинки и кусты – все это виделось как несущественное и пустое. Он подумал, что человек слишком ничтожен и даже смешон со своими короткими мыслями в длительном и огромном мире, который он, Постников, только сейчас впервые увидел как следует.

Минут через тридцать Постников приподнялся на локте и снова выглянул из рапса – надо же было глянуть, что там с той машиной. И правильно сделал. Потому что высоко в небесной синеве прямо к нему неторопливо снижался какой-то небольшой темный предмет, вроде картошки, принятый им сперва за галку. Постников посторонился, потому что метко брошенная картошка могла прилететь ему прямо в голову. К его ногам шлепнулся небольшой округлый мяч, а затем по глазам Постникова резанула острейшая вспышка и страшно зазвенело в ушах. Последнее, что он запомнил – скакнувшая в лицо бурая земля.

Неизвестная жидкость текла по подбородку, а когда Постников пошевелился, в его щеку уперся обод эмалированной кружки. В ней была обычная тепловатая вода.

Он лежал на поролоновом матрасе в углу какого-то не то барака, не то сарая без окон. Под голой шиферной крышей тускло светилась электрическая лампа, поэтому можно было видеть, что в сарае достаточно людно. Вдоль его стен были смонтированы стеллажи, на которых удобно хранить мешки с удобрениями или бочки с соляркой. Но сейчас вместо канистр по полкам расстелили спальные мешки и матрасы, лежали и сидели люди – кто спал, кто беседовал вполголоса.

Прямо перед ним сидел на корточках тощий парень лет двадцати, насколько можно было разглядеть при скудном ламповом свете – а она как назло оказалась позади его взъерошенной макушки. Когда парень поставил кружку, Постников рассмотрел молодого белобрысого человека, костлявого, давно не стриженого, в джинсовой куртке поверх грязного белого джемпера и в черных тренировочных брюках с дырой на колене, из-под которой выглядывала поджившая царапина, и в рваных кедах.

Парень сел на пол и зашелся в конвульсивном кашле, зажимая себе рот, чтобы не шуметь:

– Гых-гых! Каха! Гыхх!

Постников сказал ему «спасибо».

– Это они тебя из гранатомета – шоковой гранатой, – натужно прошептал белобрысый, отдышавшись. – Им лень по кустам гоняться, а тут бац – и клиент готов. Хапают без разбора – беженец, не беженец… Вот какого лешего им от нас понадобилось?

Первая мысль Постникова насчет сельского склада, похоже, оказалась не такой уж ошибочной. В воздухе, и без того спертом, содержался ядреный коктейль из солярки, бензина, удобрений и другой химии, полезной для аграриев. Наверно, эти ароматы и помогли ему очнуться, иначе провалялся бы неизвестно сколько без задних ног.

Парень бесшумно забрался на свою лежанку, голова к голове с Постниковым, и поэтому они могли общаться, не повышая голос.

– Ты мертвая душа, я вижу? – сказал парень.

– А что это такое – «мертвая душа»? И еще что значит «покойник непрописанный»? – спросил Постников.

Парень тихо хмыкнул и ответил:

– Сразу видно: нелегал. Если бы полиция была поблизости – давно бы ты отдыхал в обезьяннике. Да только полицию Дарах давно вырезал.

– Чего сразу покойник-то?..

В ответ послышался хриплый смешок.

– А на что еще ты им сдался? Облапошили тебя, использовали, швырнули, понял? А биоматериал твой не пропадет: уж его-то его мигом пристроят, не сомневайся. В Китае спрос на дешевые органы знаешь какой, да и на Балканах неплох. Индустрия, выгодное дело. Вообще, это несправедливо. Вы можете к нам кого угодно подослать, весь ваш ИГИЛ сюда залили, а мы к вам – никого. В старый свет человека отправить ложнее, чем Терминатора в прошлое заслать, разве только за большие биткоины. Оттого-то вы и считаете себя высшей расой, – неожиданно заключил парень и снова зашелся в задавленном кашле.

Постников не считал себя высшей расой, но догадался, что это утверждать теперь не обязательно. Вместо этого он сказал:

– Значит, будем знакомы. Постников.

– Очень приятно. Сам я местный уроженец из города Дубов Град, зовут меня Тадеуш Кравчик. Мигрант во втором поколении. Я был студент – недоучившийся, правда. Год назад призвали в армию, по гвардейскому призыву Модератора – почетный долг и все такое. Только армейская служба мне не подошла. Уволился я самовольно. Моя часть далеко отсюда, на севере. И вот я оттуда автостопом, тысячи три километров, сам не пойму как доехал в Сырой Брод. Отощал, конечно, оброс, пообносился. И как на смех – в двух шагах от дома хва… Кх… И надо же такому случиться – в двух шагах от дома попался. Из-за девушки. Они, видишь ли, на женщин ловят, отведет такая парня в нужный дом, а они его за жабры хвать – самое разлюбезное дело.

Кашель.

– Кто это тебя отоварил? – спросил Постников.

– Батальон «Запад», – хрипло прошептал парень. – Оперативная экспедиция Вооруженных сил Украины в сопровождении штабного специалиста по логистике из НАТО. Ловкие ребята, дай им бог, кха-кха, здоровья. Да чепуха – заехали пару раз в грудину, это не смертельно. Другое любопытно: что с нами сделают? Думаю, будет постановка. И найдут наши бездыханные тела независимые репортеры из свободного мира – как немой укор кровавому Модератору Элайдже…

– Должность чудная – Модератор, – хмыкнул Постников.

– Э нет, приятель, это давно уже не должность. Это и имя, и фамилия первого лица в системе республиканской исполнительной власти…

– Так за что тебя поколотили-то?

– Служивые шутить не любят. Они вчера нейтрализовали диверсионно-разведывательную группу – не то болотников, не то не пойми кого. Думаю, смертники из халифата, там их тьма-тьмущая. Они как раз меня и везли в багажнике полицейского джипа – наверное, продавать. Джип в Речной взяли, форму, оружие. А еще женщину там убили и двоих полицейских. Представь: лежу я себе в багажнике со связанными руками, «гыр-гыр» их слушаю и минуты свои последние считаю. А потом, слышу: встали, они тормознули какой-то мотоцикл, а водитель сбежал – они и давай по нему палить. Убили вроде, я труп потом видел на дороге.

– Ага, труп, – подтвердил Постников, – и что дальше?

– Пальбу услышали на блокпосту эти, натовцы. Через пару минут слышу – снова: ба-бах, трах! И пульки по машине будто сушеный горох. Чудом цел остался – может, еще поживу теперь. Достали меня из багажника, бросили в свою бронемашину, а потом отвели в этот самый сарай и велели отдыхать. Я им говорю: не имеете права, спасибо за вызволение, но мне пора… Слово за слово – от сержанта и прилетело. Вот и отдыхаю, как видишь.

– Что за болотники такие?

– Здесь куча группировок и даже армии есть. Надо по порядку рассказывать.

– А я бы послушал.

– Да и мне что-то не спится. С тех пор как Республика отказалась подписывать торговое соглашение, начались для нее черные дни. Какое соглашение? Старый свет хотел выгодных условий и дешевой рабочей силы – разработка нового программного обеспечения. Здесь знаешь какие айтишники – монстры! Ваши хотели, чтобы те им писали программы, метавселенные, улучшали технологии – а потом все это мы должны покупать у вас же самих за крипту. Но Элайджа как Хрущев – пообещал вместо сделки века кузькину мать.

Что получилось? Нас официально признали тираническим режимом и государством-пособником терроризма, объявили пакет на миллион санкций. А у нас по Новой Гондване принялся шастать Хизб ут-Тахрир и еще невесть кто. Это плохо, потому что беженцев из исламских стран здесь много, а они лакомая аудитория для такой публики. Ходят слухи, что террористы выполняют заказ на испытание современного оружия, а за это получают и деньги, и само это оружие. Конечно, официально их считают изгоями – но как-то странно видеть такие довольные рожи у местных изгоев.

– И эти вот, – Кравчик махнул рукой, намекая на пленивших их солдат, – я спрашиваю: какого черта вы позабыли в деревне Осокино? Мало по хуторам уголовников ошивается? Да у вас весь юг кишит всякрй шпаной, там сейчас ни полиции, ни школ – ничего нет, за каким дьяволом вас нас к северу несет?

– Хорош базарить, два урода! Дайте людям поспать! – зашипели из темного угла.

Кравчик сквернословно огрызнулся, но все же перешел на шепот:

– В чем мерзость ситуации? Ваш старый мир не принимает наш всерьез и пытается делать из него шоу, горячие фейк-новости и обстряпывать свои финансовые делишки за наш счет. Вашей элите нравится сосать деньги из вас самих, налогоплательщиков, поэтому Модератор у вас в новостях – это упырь, пожиратель младенцев. Страшно ли нам? Всем здесь очень страшно, потому что однажды придете и начнете нас убивать – просто так, для тренировки и прибыли ради… Знаете, человек я миролюбивый. Но скажите мне одну вещь: как тут бороться за мир? Если без хорошего удара в челюсть некоторым не объяснишь свою мысль!

– Капитан Горобец у них за главного, – зашептал, вмешавшись в разговор, еще один сосед с верхнего стеллажа. – А ну как его попросить – глядишь, отпустит?

– Держи карман шире, – ядовито ответил Кравчик. – Он присягу давал. Пальнет тебе в затылок капитан – и жалуйся в Совет Европы…

Холодный воздух поутру вломился в распахнутую складскую дверь. Заспанных пленников выгоняли в проулок под стеной мертвого торгового центра. Стали кормить: давали в картонных тарелках обжигающий бульон со вкусом горохового супа и копченостей, а также кофе, пусть самый дешевый – но и это было все-таки лучше, чем ничего. Возле склада лежал истерзанный пулями джип – его притащили ночью. Винтовочные очереди выдрали из его боков куски металла и пластика, а на лобовом стекле остались присохшие следы крови и мозгов. Тадеуш Кравчик и в самом деле появился на свет в рубашке.

– Стройте колонну, – донеслось с улицы.

– Горобец, – зашелестели в переулке и стали разбираться в колонну по пятеро.

Капитан Горобец вид имел внушительный. Был он разве что чуть припухший спросонья – но все же бодрый и молодцеватый. Бойко поворачивался на пятках и смотрел соколом. Оливкового тона полевая форма, облитая рассветным лучом, сидела на нем и мужественно, и стильно. В общем, капитан выглядел как полагается. Он вспрыгнул на разодранный остов джипа и грохнул автоматным прикладом по крыше, требуя внимания.

– Вам абсолютно ничего не угрожает, – с нажимом говорил Горобец, – потому что мы не агрессоры. По маршруту следуем ровно, без провокаций и галлюцинаций. Кто не сможет идти? Выйти из строя. Нет – так нет. Сержант, доведите гражданским задачу!

Сержант, здоровый и длинный детина лет под сорок, с горбатым носом и суровой физиономией, тоже был экипирован отлично. Он показался Постникову похожим на румына. На скуластой сержантской голове ловко сидела каска натовского стандарта с тактическими очками дополненной реальности R++, а торс и плечи были богато увешаны всевозможными штуками военного назначения; впереди же всего красовался мрачно и хищно компактный автомат, камуфлированный в ту же лесную цифру, что и сам сержант. Он ступил вперед, как оперный премьер перед финалом, и очень отчетливо провозгласил:

– Приказ: выдвинуться из населенного пункта по маршруту Осокино – Баллибей. Перемещение внутри колонны запрещено. Покидать колонну запрещено. Громкие разговоры и пение запрещены. Нарушителей считать беглецами и применять специальные средства без предупреждения. Командир специальной группы капитан Горобец.

Подтянулись еще с десяток солдат, и каждый тоже был в полной боевой выкладке. Они распределились вокруг построившихся в колонну людей, и стало видно, что процессия к отправлению совершенно готова.

– Внимание, колонна!! – командовал невидимый Горобец – Шшагоммм!!… арш!

Постников и Кравчик топали в одной шеренге.

– День будет ясный, – слышалось впереди. – Сколько металлолома впустую пропадает…

– Тихо! Разговорчики! – крикнул с тягучим эстонским акцентом конвоир в метре от Постникова.

Справа по обочине, не приминая траву, беззвучно проплыла приземистая черная машина непривычных очертаний. Она плоско стелилась над землей, как НЛО, георгины и деревянные изгороди отражались в ее изломанных зеркально-черных боках.

– Бэтмобиль! – потрясенно вымолвил Кравчик и прибавил кое-какое ругательное слово.

В ответ ему сладостно зазвучала скрипка и глубокий и хрипловатый женский голос запел:

Я крылья хочу за спиною

И перелететь белый свет

К тому, кто меня молодою

Покинул на юности лет!

Музыка летела из бэтмобиля. Колонна заозиралась, но песню обрубило на полуслове, и снова стало тихо.

Кравчик угодил в самую точку. Машина была вылитый болид героя Готэм-сити. Когда она оказалась на расстоянии вытянутой руки, стал виден открытый люк в черной крыше. Из этого отверстия взвился, как черт из табакерки, темный комок, раскрылся на лету и повис над землей, поблескивая стрекозиными бликами винтов. Это был дрон с дистанционным управлением. Он шатнулся вверх-вниз, разминая крылья, и с жужжанием резво понесся вверх и наискось от дороги, в одну секунду превратился в точку меньше мухи и растворился в солнечном потоке, полностью пропав из виду.

– Я понял! – зашептал Постникову Кравчик, – Так вот зачем им понадобилась колонна с гражданским. Это страховка! Они используют нас как щит – чтобы наши не обстреляли. Вот ведь свинство какое!

– И что будет потом?

– А кто знает. Может, в концлагерь отвезут. С кого-то ведь надо начинать, – ответили ему сзади.

– Что такое? Примолкли там! – рычал сержант.

Дрон с необычайной живостью носился над лугами, пропадал в синеве и вываливался обратно, пересекая дорогу, словно сокол на царской охоте. Несмотря на солнечное утро, в поле оказалось зябко, студеный ветер проедал до костей. На дороге была слышна трель жаворонка, которую приносило ветром из полей.

– Осенью куда тише поют – совсем не то, что по весне. Да и с какой радости надрываться, если собрался черт знает в какие края, – сказал Кравчик.

Дорога тянулась бесконечно. Постников незаметно задремал на ходу, наступил сослепу на чужую пятку и едва не пропахал носом пыль, но устоял и только выругался, ухватившись за чей-то лацкан.

– Ба!.. – обрадовался сержант. – Москаль?! Да это живой москаль! А ну-ка, идить до мене, пан москалик…

Постников сию же минуту понял очень хорошо, что именно чувствовали евреи на улицах Берлина и Варшавы сотню лет тому назад.

– Що, не розумиешь? Брехня – понимаешь ты все. Твоя страна, козел, всему миру поперек горла встала. Ты мне, тварюга, за все отчитаешься теперь – и за Севастополь тоже!

Постникова обожгла невыносимая боль от дуги электрошокера, он упал на дорогу, через него переступали.

– Сержант Лыцусь! Что за бардак? – кричал издали капитан Горобец.

– Я… – неохотно отозвался сержант. – Не видите, что ли – нарушает…

– В оцепление вернитесь немедленно. Вам замечание, – отрубил Горобец.

Лыцусь неохотно отступил и остановился на обочине, пропуская колонну вперед. Постников поднялся на ноги и поплелся догонять своих.

Колонна втянулась в город Баллибей. Притомившиеся люди медленно сворачивали в переулок сразу за трехэтажным зданием колледжа, где была автостоянка. Капитан Горобец высунулся из люка в крыше бэтмобиля и сказал в мегафон:

– Вооруженные силы Коалиции демократических государств не причинят мирным жителям вреда. Я приношу извинения за неудобства. Все свободны!

Никто и не подумал шелохнуться, как будто с ними разговаривали на китайском.

– Все свободны! – повторил Горобец и махнул рукой. – Колонна – ррразойдись! Очистить площадку!

Конвойные отделились, пошли к паркингу и принялись выгружать из подошедшего грузовика и заносить в колледж какие-то ящики. Колонна дрогнула и раскрошилась, и очень скоро улица возле сельскохозяйственного колледжа снова приняла вид провинциальный и невозмутимый.

Тихий и сонный город Баллибей торчал среди полей, словно тыква. Городок был небольшой, все здесь расположено близко, дома не растут выше трех этажей, кленами и тополями обсажены тихие улицы. Поперек улицы парусит на ветру растяжка с аршинными буквами:

«Вас приветствует Самый Древний Город на свете!».

– Куда ты теперь? – спросил Постников.

– В обратном направлении, – сказал Кравчик.– Надо узнать, как дома дела. А потом подамся в самооборону, а то и обратно в республиканскую армию. Капитан Горобец – подозрительный тип. Не нравится он мне и этот марш-бросок тоже. Да ну его к дьяволу… А ты куда?

– В один автосервис. Это здесь, в городе. Удачи!

– Увидимся после победы,– заорал Кравчик издали и потряс сжатым кулаком. – Ты только прежде не помри!

10 глава

Позади аккуратно размеченной автостоянки у колледжа зеленел маленький, очень тесный скверик, а с противоположной его стороны перерезала тополиная аллея.

Уютное все-таки место этот «древнейший на свете» город. Спросив у прохожего дорогу, Постников ступил на опавшую тополиную листву и побрел по тенистой дорожке. После загадочного марш-броска ныли натруженные ноги, хотелось отсидеться в тихом месте и хоть немного передохнуть. В аллее на скамьях и прямо на траве сидели люди, то и дело прилетали обрывки разговоров:

– Приходит и в своей отвратительной манере требует деньги за квартиру… А где я их возьму – ни дома, ни работы…

– Здесь хотя бы дают пожрать. А там, к западу, давно уж перестали. Ложись и помирай. Гуманитарная помощь? Черт ее знает – не верится… Я на болота подамся, сил нет.

– Девушка, вы почему людей травите?

– Ишь умник! А детей кормить? Траву косить им на обед, что ли? Да пошел ты со своими советами – вылез на мою голову!.. Не хочешь – не ешь, а свои замечания себе и засунь куда подальше!

Аллея привела его к перекрестку. Две улицы разбегались отсюда в три стороны, и он выбрал ту, что шла прямо, и через минуту приблизился к симпатичному белому строению в классическом стиле, с фасадом, украшенным четырьмя колоннами. Над входом была вывеска:

«Муниципальная публичная библиотека городского округа Баллибей. Бумажные, электронные книги и бесплатный интернет».

Постников вошел в полумрак книжного царства. В библиотеке стояла мудрая тишина, края просторного зала терялись за рядами книжных полок, посетителей в библиотеке не было видно. Скромное убранство и приличная бедность – как всегда бывает в любой городской библиотеке. Возле окна в ближнем углу высилось своего рода подобие конторки или мудреного канцелярского стола. За ним сидела сухонькая библиотекарша – седая женщина, закутанная в теплую пуховую шаль. Ее звали миссис Морин Е. Донован-Маклафлин, как поясняла посетителю табличка на внешней стороне конторки.