Двойная ошибка бесплатное чтение

Не все имеет смысл в твоей жизни. Но в жизни имеет смысл все.

Глава 1

Филипп сидел в своем любимом бистро «У Поля», на Клод Бернар, недалеко от рыночной площади. Утром он вернулся в Париж. Оставив чемодан в квартире, пришел сюда в надежде встретить кого-либо из знакомых.

Слегка перекусив, Филипп заказал вина, закурил и немного расслабился. От молодого вина голова стала тяжелой, будто налилась свинцом. Он сидел в раздумье, вспоминая прошлое, многие события минувших дней почти не оставили следа. Оглядываясь в те времена, так и хотелось сказать: «Сколько же лишних слов было сказано не тем людям!»

Господи! Как же хочется иметь сотни, тысячи жизней! Чтобы была возможность еще раз подумать, попросить о чем-либо или все исправить. Чтобы можно было вздохнуть полной грудью и, набравшись храбрости, сделать верный шаг.

Всю ночь лил дождь. Под утро он чуть стих, но циклон принес на материк шквалистый норд-вест. Порывистый ветер неутомимо кидал тяжелые капли дождя в окна домов и стучал ими дробью по крышам и подоконникам. Мрачные серые тучи поглотили шпили башен и вплотную прижались к разноцветным крышам. Облака хаотично двигались, напоминая стайку испуганных и взбудораженных лодок , которые бьются бортами у пристани в ожидании надвигающегося шторма. Холодный колючий дождь не жалел ни редких прохожих, ни каменных, посеревших от влаги стен зданий.

Прошло уже несколько часов, но Филипп был спокоен и никуда не торопился. Он сидел за столиком у окна, с интересом разглядывал вид за окном и наслаждался любимым городом.

Филипп оставил его почти на два года. Это время включило в себя многое: неудачи и маленькие победы, печали и радости, в общем, все то, что мы называем жизнью. Два года он провел вне этих улиц, вдали от города его детства и первой настоящей любви.

Он покинул Париж в декабре, любимом почти всеми парижанами месяце. Декабрь для французов – время надежд и желаний, ванили и миндаля, запаха печеной утки и рождественского «Полена». Многих моментов, которые возвращают нас в прекрасное детство, – в далекую, манящую сказку.

Молодое вино пьянило и разливалось по телу все мягче и приятнее, оно крепко заключало в свои дурманящие объятья и не отпускало. Напиток словно повторял молодую пылкую любовницу, не успевшую насытиться и не желавшую отпускать от себя новую страсть.

В голове проплывали, немного путаясь, те счастливые моменты прошлого, воспоминания о которых часто посещают нас в период, когда нужна их помощь. Как помощь верного друга, когда только его рука сможет вытащить тебя из разрушительного хаоса, бурных жестоких будней с их безжалостной хваткой…

Филипп очнулся от неожиданного и резкого толчка в плечо. Следом раздалось басовитое и доброе рычание: «Салют, дружище!» Это произнес Шарль, один из его давних приятелей, который стоял рядом, обнимая за талию свою подругу Софию. Они были вместе уже четвертый год.

– Фил! – сочно воскликнула она. – Ты ли это? Или твой дух посетил наш город? – Друзья и близкие чаще называли его именно так, коротко: Фил.

Улыбка озаряла молодое лицо Софии, делая его немного круглее, но не портя общее впечатление.

– Салют, друзья! Вы первые, кто видит меня в городе. Сестре я еще не звонил. Надеюсь, вы добрые вестники? – ответил Филипп, отодвигая стул и приглашая присесть за столик.

– Что ты хочешь услышать? С чего начать, с плохого или… – озорно ответил Шарль.

– Да начинай уже с чего-нибудь! – отреагировал так же весело Филипп. – Эй, приятель, – обратился он к официанту, – принеси нам еще молодого счастья, да не скупись! Я угощаю!

– Ну, разошелся! – добавила София. – Мы ненадолго, всего лишь забежали перекусить. Вот вечером можно и поднабраться.

«Ее улыбка все-таки обезоруживающая, – подумал Филипп. – Везет же этому парню», он перевел взгляд на Шарля, на первый взгляд казавшегося большим толстым увальнем. – Ну, ладно. С неважного, – продолжил уже вслух, и кислая слюна выделилась автоматически и почти одновременно с осмыслением последнего. Он не любил негатив и порой искусственно пытался его обойти или просто сбежать от него.

– Да ладно, расслабься, Филипп, – отреагировал Шарль и хлопнул приятеля по плечу уже чуть мягче. – Ничего такого, что может поразить твой журналистский мозг. Все живы-здоровы.

«Да, живы, – подумал Филипп, – но периодически получают подзатыльник или вылетают из-под ножа безжалостного города, немного очищенные от своей шелухи и зазнайства. Город ведь любит своих жителей», – продолжал он размышлять. А вслух спросил:

– Ну а хорошее?

– Из хорошего…– И Шарль переглянулся с Софией. – Ну, мы, похоже, решили состариться вместе, – сказал он нежно и приобнял ее.

– Поздравляю, ребята! – с радостным возгласом Филипп взял графин и наполнил бокалы, которые уже грустили пару минут на столе. – Давайте же отметим это, не дожидаясь вечера! – И стекло бокалов еле выдержало их искренний порыв.

Ему действительно сделалось хорошо, и он с какой-то не свойственной ему теплотой посмотрел на эту пару счастливых безумцев, которые, несмотря ни на что: ни на последние катаклизмы вокруг, ни на опыт их друзей и знакомых, ни на всеобщую статистику, – отважно бросились в океан надежд и разочарований, любви и предательства, веры и равнодушия – всего того, чем он разбивает вдребезги или облизывает, лаская. Причем без разбора, каждую лодку храбрых влюбленных, вышедшую в открытое плавание и бросившую вызов всем стихиям.

Они сидели, смеялись, шумели. Перебирали эпизоды, все, что им подбрасывало возбужденное состояние. Полчаса пролетели незаметно, и пришло время попрощаться. Ненадолго, как они решили, – до вечера.

Пообещав пригласить Рене и Натали и встретиться тут же уже ближе к девяти, влюбленная парочка поднялась из-за стола. Шарль отошел в уборную, и тут София, нагнувшись к Филиппу, негромко произнесла:

– Я так поняла, ты одинок сейчас? Мари тоже. Я хочу пригласить ее. Ты не против? – И, не заметив на его лице перемен, добавила: – В общем, ты предупрежден, а значит, вооружен, – и она искренне и мило улыбнулась.

– До вечера. Держи себя в руках и не наберись на радостях!

Шарль вышел из уборной, подошел к ним и, обняв будущую мадам Крюшо, потянул ее за собой наружу, туда – навстречу дождю, оставив Филиппа наедине с нахлынувшими воспоминаниями.

«Господи! Как же иногда всего лишь одна фраза переворачивает в тебе все – настроение, желания, мысли, всю твою спокойную до сей поры суть. Так же, как запах мяса на кухне подбрасывает задремавшую собаку… Мари, моя малышка… Я так и не смог дать тебе то, что ты заслуживала. Да, я не забыл это время, оно не стирает в памяти ничего. Ни плохое, ни хорошее. У меня, по крайней мере», – пронеслось в голове.

Он сидел и вспоминал все, что было в прошлом и не стало настоящим и тем более будущим. Да, ведь тогда он сбежал отсюда не только от накопившихся противоречий, не только от нерешимости что-либо изменить, он сбежал в первую очередь от себя в ее безумно красивых глазах. От того себя, что не может изменить внутреннее состояние, подружить две свои половины, два маленьких внутренних мира, борющихся за обладание его разумом. Да, можно с грустной иронией сказать, что это бывает славная битва, правда, в ней нет победителя, и проигрывает не какая-либо из сторон, а вся человеческая суть, его плоть, а самое печальное – близкие люди, те, которые видят его только с хорошей стороны или стараются видеть все так, и это их до поры до времени устраивает. Он может казаться счастливым, он в поиске, он решителен и силен, он вот-вот схватит за хвост жар-птицу… Но нет! Птица улетела на другие поля, а он раздавлен.

Голова становилась тяжелее и тяжелее, и не только от вина, а больше от мыслей. Да! Эти дьявольские создания умеют нас выворачивать, наслаждаясь человеческой слабостью и беспомощностью, когда нужно аккуратно разложить все по полочкам.

Эх, если бы он обладал этой редкой способностью некоторых людей расставлять все и всех на свои места и выходить сухим из воды! Вот так, как умеет, например, его давний друг Кристоф. Да где он, интересно? Надо бы набрать его. Может, уже он в редакторах в своей раздутой как индюк «Фигаро»? Как знать, ведь ему прочили большое будущее, думал Филипп.

– Эй, приятель, рассчитаемся! – и он достал из кармана бумажник.

Несмотря на небольшой кризис в финансах, он все же позволил себе некоторые чаевые, а вернее, их излишки. Уж очень хотелось выглядеть беспечным и беззаботным, и не только в собственных глазах.

Глава 2

Он вышел на улицу. Дождь-забияка к тому времени прекратился. Солнце еще не хотело вылезать из-за туч, пыталось играть в прятки с людьми, будто сама природа показывала, кто на планете истинный хозяин.

Глубоко вдохнув, Филипп ощутил аромат свежего воздуха, который, как нигде, очень ярок и насыщен в больших городах после сильного дождя. Хотелось глотать эту свежесть и насытиться ею до отвала. Именно поэтому, несмотря на приличное расстояние, Филипп решил прогуляться до Гранд-Опера пешком. Он надеялся застать свою сестру, которая работала там администратором. Ему очень хотелось сделать ей сюрприз и появиться внезапно. Ведь он так любит ее. Это стало более ощутимым для него после того, как они остались вдвоем, после недавней смерти матери.

«Главное, чтобы ее не отправили куда-нибудь по делам», – думал он.

В голове у него сложился план этого маршрута. Прогулка по любимому городу – как сильнодействующая таблетка, дающая ощущение скорого и приятного избавления от сильных и напряженных раздумий, закручивающих и закручивающих твои извилины в клубок. Ты точно знаешь: еще чуть-чуть, еще немного – и тебя отпустит. Голова освободится, тяжесть уйдет, и станет легко и приятно. Он мог часами в одиночестве бродить по Парижу. Причем в любую погоду.

Париж, Париж… Что можно сказать о нем? Требуется одно только слово, одно название, чтобы выразить то, что не удастся поведать о других городах даже в самой толстой книге! Страны могут разрушиться, народы исчезнуть, могучие горы сдвинуться, океаны пересохнуть, а Париж будет жить и не заметит! Все так же изо дня в день жить и веселиться, и жизнь здесь не остановится никогда. Каждый день – праздник. Буйство свободы, огней, веселящихся людей, кафе, ресторанов, музыкантов, официантов, нищих калек – и все это многообразие сливается воедино, в один безумный орущий поток, и никак не может остановиться. Этот праздник свободы не похож ни на что, даже в нашем безумном мире – какая же в нем дикая и звенящая, пьянящая горечь!?

И ты даешь ему обет – обет отчаяния! – сохранять эту свободу, потому что она уже и в тебе, и ты не можешь не любить ее, она вросла в тебя с такой силой, что это уже практически живое существо. Ты каждый день дышишь сам и слышишь ее дыхание, сродни твоему, такому же горячему и страстному.

Филипп целенаправленно пошел по Муфтар, навстречу этой великолепной змее, которая вьется с холма Сен-Женевьев, туда вниз, к площади на Сен-Медар с ее шумным рынком, с покрикиваниями и толчеей, куда фермеры привозят горы овощей и фруктов, десятки сортов сыра, мяса, вина и сладостей. Так же, как и десятки лет назад, она заполнена яркими продуктовыми лавками, теснящимися среди многочисленных кафе и промтоварных магазинов, и сохраняет свою неповторимую атмосферу.

Ему хотелось пересечь Сен-Жермен и, оставив правее Нотр-Дам, выйти к набережной Вольтера. Филипп шел, задерживая дыхание, ведь он повторял путь Золя и Дидро, Мольера и Гюго и еще десятка других известных личностей. Эти люди, забывшие когда-то блокноты и повседневные заботы, нашли здесь вдохновение и полет. И они бежали назад, домой или в трактиры, отдать всю душу бумаге и засвидетельствовать ей свое почтение. Они оставляли строки следующим поколениям – все, чем они жили и дышали, и все, чем порою были богаты.

Филипп шел мимо вечно щебечущей студенческой братии, мимо важно сидящих за столиками преподавателей, мимо спешащих клерков, вояжеров и прочей публики. Не заметив, он покинул Латинский квартал и оказался у моста напротив Лувра. Сена в это время года становится ой и выглядит несколько мрачноватой. Но все так же терпеливо она несет себя, огибая острова и немного ругаясь и ворча на сковавшие ее гранитные оковы. Туда, за пределы этого города, туда, где она сможет спокойно вздохнуть и, расправив свои нежные женские плечи, радоваться свободе и самой себе.

Быстро перейдя через реку, он обогнул площадь и краем сада, уже набирающего соки после зимы, через маленькую добротную улочку вышел на последнюю прямую. К цели до Опера он почти уже несся, в предвкушении встречи с Марией. Пробежав ступени, нырнул в фойе и, пытаясь пройти незамеченным мимо всегда узнававших его билетеров, приблизился к кабинету. Толкнув дверь, тихонько шагнул внутрь комнаты, которая была как бы проходной на пути к кабинету шефа, несколько большего и немного интереснее обставленного. Она сидела, склонив голову над бесчисленными бумагами. Естественно, что, привыкнув к постоянному передвижению разношерстной публики мимо нее, она ничего не замечала.

«Как же она становится похожей на матушку! – подумал он. – Такие же каштановые волосы, немного закручивающиеся, спускаясь к изящной шее, небольшой открытый лоб, выразительные брови. Такие же резкие губы. Единственное от отца – это глаза. Четко посаженные, миндалевидные, умные и добрые. Очень выразительные и говорящие. В них можно прочесть историю всей жизни. Да. Выдающиеся живые глаза.

– Дорогой, что же ты молчишь? – вдруг прервала раздумья сестра, уже метнувшаяся к нему. Ее объятья стоили двух лет разлуки. – Почему ты не сообщил о том, что приедешь? Давай выйдем ненадолго, выпьем кофе, – продолжила она.

Предупредив дежурного, она, взяв под руку Филиппа, повела его из здания направо, в ту часть площади, где была возможность присесть в бистро и спокойно поговорить.

Аромат кофе держал в напряжении все рецепторы, причем у каждого, кто здесь находился. Иногда табак пытался отнять на время пальму первенства, но это не особо получалось. Редкие попавшие сюда заморские сигары вместе с их обладателями пытались напомнить о себе. Здесь их игра не стоила свеч. Первая скрипка тут всегда и безоговорочно отдана божественному напитку. Уже третий раз за сорок минут приносили чашки с ароматным содержимым, и третий раз она закуривала свои тонкие сигареты.

– И почему ты молчал больше месяца? – продолжила сестра свой женский допрос. Она слегка наклонила голову, рассматривая его, и снова закурила.

– Ты понимаешь, редакция надавила, им нужен был новый образ Марселя с его причудами, и еще друзья просили помочь в одном щекотливом вопросе. Вот и замотался, – пытался оправдаться Филипп.

– Нет, просто у тебя слишком маленькое сердце для близких и слишком большое и открытое для остальных, – недвусмысленно уколола она. – Но я знаю, как ты отплатишь мне за потраченные нервы. Сделаешь мне приятное в следующие выходные, – она как бы совместила вопрос с утверждением. Но звучало это, конечно, мягко.

– Сдаюсь! Но не проси меня полюбить оперу, остальное – на твое усмотрение.

– Нет, опера ни при чем. Как твой роман? Ты нашел дальнейший мотив?

– Не спрашивай. Я в ступоре, не знаю, как связать некоторые действия с характером, а это важно, и следующий момент просел. Ты знаешь, мне не пережить третий конфуз! – Он запнулся. Да, это был его третий шанс и, похоже, последний, чтобы его произведение признали хоть немного сносным. Два предыдущих раза он потерпел неудачу. В глазах промелькнул страх, но почти сразу в них появилась жесткость, как будто бы их сделали из холодного металла. Такая реакция возникает, когда человека загнали в угол, и нет возможности договориться. Либо он – либо его.

– Не волнуйся, я знаю, у тебя получится, – попыталась сгладить момент Мария.

Возникла пауза, и чтобы не усиливать ее, она встала и обняла его за шею.

– Ты знаешь, я всегда верила в тебя. Ты сможешь.

– Я сделаю все, что в моих силах, – и он немного обмяк под ее мощным потоком любви. – Давай я провожу тебя. Пройдусь. Пойду к себе, отдохну перед встречей.

Глава 3

Суббота с завидным постоянством и не без успеха претендует на звание самого длинного дня недели. И эта не стала исключением. Собравшись еще около девяти, они шумно перешли экватор полуночи и не думали останавливаться: очень многое нужно сказать друг другу, если вы не виделись так долго. А если вашим спутником является алкоголь, то ваши шансы проговорить до петухов повышаются с каждым графином вина. Их было пятеро, но Филипп надеялся, что одно вакантное место будет занято Мари. На это недвусмысленно намекала уже вечером София, как бы невзначай сказав про второй шанс, чем немного подняла его настроение. Он ведь хотел увидеть ее. Как будто что-то недосказанное сидело у него внутри целых два года. И, может, сейчас, сегодня ему удастся понять, что же это? Остаток чувств или какие-то вибрации, возможно, ее. Они словно живые трогали и, касаясь его, мешали жить спокойно. Он продолжал испытывать что-то теплое внутри, но любовью это назвать было трудно, практически невозможно. И, конечно, его жгла вина – за трусость, за страх в перспективе вырастить в самом себе нечто. Возможно, большое и светлое чувство. Но получился расчет, а не прыжок с головой туда, где многие тонут. Любовь…

Они познакомились на одной из вечеринок. И сразу заинтересовали друг друга. Нерегулярные поначалу встречи скоро переросли в зависимость и начали напоминать отношения с продолжением. Ее это не пугало, а его жизнь немного начало стеснять. Ведь он привык к независимости. Хотя начало не предвещало раздумий, и ему казалось, что его посетила муза. Он почувствовал вкус к работе, начал писать, порой везде и при первой случайности, иногда на салфетках или просто газетах, ведь он так хотел поймать верное слово, сложное и витиеватое, которое послужило бы началом, которое бы, как снежный ком, стало бы обрастать новыми и новыми изысканными фразами – настоящими, громадными и великими, такими же, как, например, у его кумира Гюго. Время шло, а это так и не приходило. Он начал злиться и выплескивать раздражение в ненужных эмоциях. И тогда он сбежал. Воспользовавшись тесными дружескими отношениями с редактором, легко получил многомесячную командировку в Марсель, в одно из их отделений их газеты. И, особо не объясняя и не приводя ей веских доводов, уехал. Конечно же, близким друзьям был понятен мотив. Филипп просто струсил, не желая развивать отношения и не желая открыто их порвать. И это стало мучить его еще больше там, на расстоянии. Погружаясь в однодневные приключения и иногда позволяя себе выпить лишнее, он пытался вырвать все это с корнем, но что-то не позволяло ему сделать это основательно, и он втайне надеялся найти этот ответ в Мари, а не в себе.

Она появилась в кафе так же внезапно, как и исчез он. Мари вошла настолько спокойно и естественно, что могло показаться, будто она выходила куда-то на несколько минут, не больше. Да, она явно была уверена в себе, и эта сила позволила ей спокойно присесть рядом с немного замешкавшимся Филиппом.

– Салют! – сказала она негромко и естественно. – Я задержалась в офисе, нас ожидает сложное дело в понедельник. Шеф выжимал из меня и бумаг все, чтобы быть готовым ко всему. – Она обняла и поцеловала Софию. Затем присела рядом, улыбнувшись.

– Привет, Филипп, – добавила она.

– Привет. Рад тебя видеть, – ответил он, – хорошо выглядишь, – и сразу улыбнулся.

– Мы, кажется, в полном составе? – задорно сказала Натали.

– Филипп, поухаживай за дамой, – добавил Пьер.

– Я не против, тебе красное? – спросил Филипп у Мари.

– Да. Давайте, за встречу!

Они подняли бокалы, и руки пошли навстречу, наполнив воздух приятным звоном. Он не понимал первые минуты, что происходит у него внутри, что толкает его и в то же время сдерживает от желания излить все накопленное за эти месяцы. Но потом до него дошло, что это. Еще там, на расстоянии, он стал понимать чувства. Любовь – это не то, что ты получаешь, это то, что ты отдаешь. И если ты не готов отдать это другому, не удивляйся и не требуй любви от него. А отдать пока он ничего не мог. И это его печалило, хотя внешне он оставался спокоен. Кристоф смотрел на приятные движения ее рук, на узнаваемые, но недоступные ему контуры тела, ловя ее слегка опьяненный взгляд на себе, без особых признаков враждебности, и понимал. Он начал улавливать, что все это как бы уже становилось далеким. Знакомым, приятным, но далеким и проходящим. Не его.

Они сидели и говорили, причем без особых тем, а так просто, обо всем. Рене и Натали уже покинули их. В начале третьего, прилично опьянев, оставшиеся две пары решили прогуляться по кварталу, чтобы немного освежить затуманенный разум. София и Пьер шли впереди, обнявшись, и что-то мурлыкали друг другу. Фил и Мари – чуть сзади, независимо, но уже немного спокойней, их тела могли иногда прикасаться и не испытывать дискомфорта. Как старые, добрые друзья-товарищи.

Они шли и молчали, каждый о своем. Эта тишина не тяготила его. Ведь иногда молчание может быть единственной возможностью сказать правду. Он немного расслабился и как бы перенесся в сказку.

Ведь он шел по этим пересекающим друг друга улицам, которые словно старые вещи – их вынули из бабушкиного сундучка, и они пропахли нафталином; их встряхнули, протерли – и вновь они сверкают изяществом форм, гордясь своей историей, и, того гляди, рассыплются на искры и найдут себя в булыжниках мостовой. Одетые в липы и разговаривающие с фонтанами, они разбегутся и прыгнут в Сену с разбега, не доставляя хлопот знатокам, но почему-то забыв сказать об этом случайным прохожим, не понимающим в их нумерации ничего, и переходя из одной в другую. Так они дошли до дома Пьера. Учтиво попрощавшись, проводили друзей взглядом и остались наедине. Филипп настоял, что проводит Мари до дома, как истинный кавалер, хотя ей нужно было пройти совсем немного, буквально пару улиц. Они еще немного поболтали о незначительных вещах, прежде чем Филипп, уже подходя к дому Мари, собрался с духом и спросил:

– У меня есть шанс исправить все?

Она вдруг остановилась, повернулась и поцеловала его. Причем ей удалось сделать это так же непринужденно, как и появиться сегодня вечером. В этом поцелуе не было ни нахальства, ни призыва. Филипп окончательно смутился от такого изменения в ней.

– Не думай, что я смогла понять тебя, но одиночество иногда идет на пользу. Мы не теряем веру в любовь и хотим любви не переставая. Просто больше мы не верим в счастливый финал…

Эти слова отрезвили его настолько, что он, глотнув спонтанно ночной воздух, не смог произнести ей то, что еще несколько мгновений назад хотел сказать. Он нежно пытался приобнять ее, но она мягко ускользнула из его рук и, улыбнувшись, юркнула в подъезд.

– Позвони завтра, – донеслось из тьмы.

Улица еще сохраняла ее запах, а Филипп стоял и думал об этих словах. Что произошло с ней, почему она так изменилась? Хотя и раньше она отличалась умом, умением быстро логически мыслить и делать правильные выводы, и это всегда нравилось в ней, сейчас же она предстала уже мудрой женщиной. И это в тридцать один год. Это была она – и не она. А может, мы слепы, или все, что мы видим или чувствуем, – наша иллюзия? Может, мы не умеем любить, не знаем, как это делать? Порой мы любим человека, но не умеем прочесть, что говорят его глаза, не вдумываемся, что он произносит, не понимаем его поступков, а просто ловим его взгляд, восхищаемся его фразами, реагируем на его движения и любуемся ими. Так думал он, стоя у дверей ее подъезда уже минут пять, и не двигался с места.

Глава 4

Филипп проснулся ближе к обеду и не сразу поднялся, а позволил себе поваляться в чистых обнимающих шелках. Он давно ждал этого момента, когда, оказавшись дома, в своей небольшой, но уютной квартире, сможет просто выспаться. Спать, спать – и чтобы ничто и никто не смог помешать это сделать. Ему нравилась его большая кровать. Ему нравилось красивое постельное белье. И не только нижнее, которое можно разглядывать, трогать и медленно стаскивать с женского тела, но и простое постельное, в котором можно иногда утонуть . Всей кожей ощущал он это нежное прикосновение, и ему хотелось продлить такие минуты. Зачем спешить в душ, который проводит окончательную черту между ночным покоем и наступающим днем? Пусть еще немного ночной сказки спокойствия побудет в тебе. Впереди натиск дня, его многотонный пресс – лавина нового дня, сенсации, сплетни, тусовки, пустая болтовня и горькая правда.

Он вспомнил вечер, прогулку по ночному городу и слова Мари. Ее монолог не выходил у него из головы. Он должен был принять услышанное, но сознание противилось, оно не желало принимать действительность, ему хотелось верить в чудо. Либо жить по своим правилам и убеждениям. Но где-то своим мощным дремучим глубинным разумом он понимал, что она права. Любовь не терпит слов и объяснений. Ей нужны поступки.

Филипп отправился в ванную комнату и зашел в кабинку, включил душ. По телу побежали потоки горячей воды. Она лилась и смывала остатки всего старого и ненужного из вчерашнего дня. «Привет! Я дам тебе свежесть, дам надежду, дам прекрасный и новый день», – так она говорила с ним. Ему нравилось это состояние, и он пробыл в душе больше обычного, минут десять. Будто хотел очиститься от всего старого и ненужного. Он уже здесь. Он снова в строю. Он принимает любой вызов.

Филипп спустился и купил в пекарне пару рогаликов с марципаном и багет. Он часто брал выпечку в этой булочной. Это шло из детства – запах хлеба, булочек в тесной кухне и запах маминых теплых нежных рук, которые знают, что и как делать. Когда и как замесить тесто, когда открыть духовой шкаф и вынуть ароматные изделия, а когда и слегка поддать тряпкой назойливым детям, ожидающим свежей выпечки. Когда утренние часы наполнялись этими чудесными запахами, казалось, что в их дом приходила сказка. Воспоминания не отпускали его, и хотя связь была очень тонкой и ранимой, все же он держался за них. Это была нить с детством, с семьей. Мысли часто переносили его туда, в то далекое время, когда эмоции брали верх над здравым смыслом. Ну и что здесь такого? Это пора юности, время дерзких и смелых поступков, время первых чувств и нелепых ошибок – то, за что мы любим данное время порою всю жизнь. И многие вновь хотят стать детьми. В детстве, наоборот, нам хочется поскорее стать уже взрослыми, независимыми и важными людьми. Детям кажется, что лучшее время там, впереди.

Филипп одним махом преодолел три этажа и открыл входную дверь. Уже через несколько минут аппарат закончил урчать и выдал ему свежий кофе. Это был поздний завтрак, но сегодня пусть все идет как идет. А завтра все станет на свои места. Так он решил.

Он не любил телевизор. Все новости старался брать из редакционных разговоров, в курилках и в кабинетах. Тогда они были для него истиной, чем-то непреложным и правильным. Пока же он был не у дел, поэтому включил телевизор, чтобы не отстать и быть в курсе, как говорят – бери, что дают. Монотонное чтение диктора не особо впечатляло, он переключил канал, другой. Повсюду – обычные истории нашего времени: там поймали взяточника, там муж застрелил жену и ее любовника, там очередной скандал в парламенте, здесь – наводнение и затопленные поля, короче, все как обычно – череда фантазий, невразумительных событий и показных раздутых сенсаций, каждодневные краски на холст жизни.

Филиппу захотелось услышать ее голос. Допив кофе, он набрал Мари:

– Салют, как ты?

– Салют, в норме. Чуть позже встала, но выходной позволил расслабиться. Голова немного болит после вина, похоже, я выпила лишнего.

Он почувствовал, что, разговаривая с ним, Мари улыбалась. Ему стало приятно. Что-то доброе и нежное охватило его. Он сразу вспомнил вечер, прогулку по ночному городу; это пробудило в нем нечто нежное, вроде какое-то тепло побежало по его телу, раскачивая задремавшие чувства и эмоции. И он сам улыбнулся в ответ.

Почему мы гонимся за большими и несбыточными мечтами, в то время как земное и доступное счастье проходит рядом незамеченным? Или это расплата за творимое человеком зло? В чем же заключен смысл жизни? Не в том ли, чтобы отдать всего себя и получить заслуженную награду – любовь и счастье? Зачем мчаться за кажущимися нам ценностями –иллюзией материальных благ и сытостью?

– Не хочешь с нами за город? Мы едем с подружками на пикник и хотим покататься на лошадях. Нам необходим трезвый водитель.

Ее дружелюбный голос настраивал на позитив.

– Почему бы и нет. Я свободен эти дни и с удовольствием составлю вам компанию. Буду ждать звонка.

– Отлично, мы заедем за тобой через пару часов. Выйдешь к «Балажо»?

«Балажо» был известным старинным ночным клубом. Местная молодежь до отказа заполняла его практически ежедневно.

Что-то подсказывало Филиппу, что это будет приятный, как минимум, вечер. «Все-таки судьба иногда благосклонна и отдает долги», – подумал он.

Филипп пошел в магазин и купил сыра, оливок, паштет и 3 бутылки игристого «Мондоро». Его любила Мари, он это знал и хотел сделать ей приятное. Одну он оставил в холодильнике – какая-то смутная надежда на возможное продолжение будоражила его воображение. А что если он прав, и Мари захочет возобновить отношения? Было бы так здорово. Он в глубине души надеялся на это, и что-то жило у него в сердце. Странное чувство – щемящее и греющее одновременно.

Они заехали немного позже. В городе привычные будничные заторы повсеместно сковывали квартал за кварталом. Филипп жил недалеко от площади Бастилии, в глубине улицы Лапп, одной из самых излюбленных улиц ночного Парижа. Туристы и местные гуляки – завсегдатаи местных баров и кафе, которые десятками расположились вокруг.

Филипп вышел из дома, пересек внутренний дворик и оказался у машины Мари. В «Пежо» сидели ее две подруги. Одну из них он знал, это Изабель, другая была незнакома. Ее первой и представили после короткого приветствия.

– Это Жюли, знакомьтесь. – Мари кивнула в сторону пассажирского сиденья.

– Филипп, – бодро отреагировал он.

– Мы едем в Сен-Дени. Хотим посмотреть на конкур, там показательная выездка. Потом расположимся неподалеку, немного расслабиться. У Жюли сегодня именины.

– Поздравляю от всего сердца, – Филипп сказал это искренне.

– Спасибо, – поблагодарила именинница.

– Хорошо, что я взял игристое, – добавил он, – придется кстати.

– Да, отличная новость. Мы тоже запаслись, но лишним не будет. – После этих слов Изабель засмеялись подруги.

– Я пока поведу машину, – предложила Мари. – Ты меня сменишь на обратном пути?

– Конечно, без вопросов, – ответил Филипп.

Путь им предстоял не очень далекий, в район Синарского леса. Там недалеко от поместья Монжерон находилась конюшня, где можно было взять для прогулки по окрестностям лошадей. Там отлично за ними ухаживали, лошади были отменные, здоровые, сытые и излучали счастье.

– Чем ты занимаешься? – спросила Жюли.

– В данный момент нахожусь компании прекрасных женщин, – быстро среагировал Филипп. Все засмеялись.

Филипп умел задать легкость беседе или разрядить возникшее напряжение. Этому его научил театральный кружок в университете. Там ставили сценическое мастерство, учили быть естественными и легкими, но в то же время уверенными в себе. Преподавателем был профессиональный актер, решивший сменить театр на обучение молодых ребят. На его потоке было несколько любимчиков, одним из которых стал Филипп. Трудолюбие и упорство, заложенные родителями, помогали ему. И даже чрезмерная импульсивность делала его непохожим на других сокурсников, только подчеркивая индивидуальность.

Время в дороге пролетело незаметно благодаря принужденной беседе, тон которой задавал Филипп. Минут через сорок они были на месте. Девушки пошли к управляющему уточнить возможность аренды лошадей для прогулки. Филипп и Мари остались наедине.

–Какие у тебя планы? – Она поправила волосы, обвивавшие ее прелестную шею.

– Сегодня или вообще? – улыбнулся он.

– Ты, как всегда, вопросом на вопрос, – игриво парировала Мари.

– Сегодня я отдыхаю в компании прекрасных женщин, одна из которых как никогда красива. – И он посмотрел ей в глаза.

– Филипп, ты невыносим, – она ткнула его в грудь, но сделала это не резко, и он успел взять ее за руку и приблизиться.

– Как же я могу думать сейчас о другом, когда ты рядом, – он придвинулся к ней так, что услышал стук ее сердца. Она не противилась, и они поцеловались, впервые за два года. Филиппа охватила страсть, и желание близости на миг накрыло его.

Ее глаза говорили: «Да!» Филипп понял это мгновенно. Иногда мы любим одной лишь надеждой, иногда плачем всем, кроме слез. Но мы никогда не прощаем себе собственные ошибки, пускай даже сделанные из наилучших побуждений.

Несколько секунд они были поглощены друг другом. Их можно было принять за влюбленных, наслаждающихся каждым мгновением, каждым взглядом и каждым вздохом партнера. Но это была другая история, она уже закончилась. И только тлеющие угольки страсти порою вспыхивают и заставляют перевернуться внутри всему твоему естеству. Ты еще помнишь нежность поцелуев, страстные объятья и жаркие ночи, но в тебе уже есть легкий холод расчета и мешающий эгоизм сознания, говорящий на другом языке. Языке разума, а не сердца. Или, может, ты живешь страхами, претензиями и эгоизмом, тебе понятней своя позиция, а опыт горьких ошибок держит тебя и не дает снова броситься в круговорот безумства.

Немного смущенная, она отошла и задумалась. Что это было – секундная слабость или вернувшиеся чувства? Мари до конца еще не поняла свой порыв и явно замешкалась. Как продолжить, и вернутся ли былые отношения, надо ли это ей? Противоречивое состояние не отпускало ее. Способен ли Филипп на что-то большее, новое и надежное или это простое влечение, страсть и игра гормонов?

– Мари, здесь не лучшее место для разговора, давай обсудим возможность вернуться мне в игру позже? А сегодня просто проведем этот день вместе, как сложится, без претензий на будущее, – как бы ответил он на ее мысли.

– Хорошо, да, это лучшее решение. Пусть все идет своим чередом, без выяснений и обязательств. Мы с тобой просто хорошие друзья-приятели.

– Которые имеют право на ошибку, – перебил ее Филипп и улыбнулся.

– Ну да, пускай так, – ей немного полегчало.

Они увидели Жюли и Изабель, которые что-то горячо обсуждали, возвращаясь из конторы.

– Все лошади уже бронированы! Это первый раз, никогда раньше такого не было, – начала Жюли. – Несколько пар разъехались и будут только вечером, – разочарованно закончила она.

– А я так надеялась на прогулку. Нам остается только отъехать на поляны и просто расположиться там. Проведем хоть нашу вечеринку на природе, подышим свежим воздухом, – продолжила Мари.

– И все это произойдет отличным образом и в приятной компании, – сразу отреагировал Филипп, пытаясь разрядить обстановку.

– Хорошо. Да, давайте уже, поехали, – бодро подвела итог Изабель. – Не будем расстраиваться из-за пустяков. Лошади отдохнут от нас, – и она засмеялась.

Место для пикника было выбрано не случайно. Кто знает толк в загородных пикниках, считает это место очень привлекательным. Расположено оно в живописном предместье Парижа. Большие луга и поляны, нетронутые сельским фермером. Кругом неасфальтированные земельные дороги, которые еще не просохли от вчерашнего дождя, повсюду видны неглубокие лужи. Правда, они не причиняют хлопот даже невысокому седану Мари.

Отъехав с полкилометра от поместья, они остановились на живописной лужайке. Расстелив пледы, достали из корзин игристое, закуски, и не прошло и получаса, как история с лошадьми была забыта. Зазвучали тосты, поздравления имениннице, пожелания всех благ, здоровья и счастья. Компания веселилась, как могла. Преобладание женского пола нисколько не смущало Филиппа, напротив, он был даже счастлив, что окружен столькими привлекательными женщинами. Ему казалось, что он будто император среди наложниц. И все потакают ему, окружают вниманием, заботой. Голова кружилась от воздуха и иллюзий. Вот она, бренность бытия. Он быстро захмелел, вчерашнее вино еще играло в крови и расслабляло настолько, что он позабыл обо всех проблемах и отдался этому моменту целиком. Голова его лежала на коленях Мари. Он был счастлив.

Вскоре солнце начало падать к краю горизонта. Ветра не было, но прохлада быстро наполняла воздух свежестью. Пришла пора собираться. Жюли настаивала на продолжении в городе. Ее звали на вечеринку, и она говорила об этом без умолку.

– Мы должны продолжить наш вечер! Возражения не принимаются. Мы едем в «Монтану». Мне с трудом достали «проходки».

Надо сказать, что клуб Le Montana открылся пару лет назад и сразу стал местом, куда стремится богема: актеры, модели и другая известная публика. Попасть туда непросто. Клуб небольшой, уютный, но от него веет изыском и шиком.

Филипп вел машину достаточно быстро. По дороге без умолку болтали обо всем, что лезло в одурманенные воздухом и алкоголем головы, но Филипп был явно увлечен мыслями о предстоящем вечере с Мари. В голове проносились яркие моменты из прошлого, они кружили его голову не хуже алкоголя Так что путь пролетел незаметно. Мари сидела рядом, он чувствовал ее присутствие и, похоже, ловил ее посылы, ей тоже не хотелось идти в шумное место, она желала побыть наедине с ним.

– Мы, пожалуй, не пойдем с вами. Я устала за два дня и хочу тишины, а с вами этого не получится, – она игриво пыталась уйти от предложения и не обидеть подругу.

–Вы такие милые предатели! Но я не обижаюсь на вас, нам ясно, что вы хотите другого, – она весело разлила смех вокруг.

Вскоре они были в районе Сен-Жермен и подъехали к клубу. Подруги вышли из машины и обнялись.

– Чао! Пок, Филипп, ты очень симпатичный воришка, и нам жаль, что твой улов сам отдается в руки. – Изабель потащила Жюли за руку в сторону дверей клуба.

Мари послала воздушный поцелуй в сторону удаляющихся подруг и села в машину.

Филипп приблизился к ней и поцеловал ее в губы. Она ответила так же страстно, как и в самый первый раз. Это было как наваждение, как поток свежести и дурмана.

Вечер накатил мгновенно. Город был в огнях, витрины, проплывающие мимо, зазывно смотрели на них, маня своим блеском, как огонь зовет мотылька. Они ехали молча, но внутри у Филиппа клокотало. Нахлынувшие чувства обжигали и дразнили каждую клеточку тела. Это был зов плоти, еще не забывшей всю негу от прикосновений, объятий и движения тела. Страсть, что может быть противоречивее ее? Она сводит с ума и делает тебя безумным, заставляя бросаться в этот омут с головой, не думая о последствиях. Нет объяснений, нет причин и следствия. Из труса она делает героя, а из самого тщедушного создания – безумного мачо. Вокруг пустота, а в голове только объект желания.

Они быстро поднялись к нему и, не включая свет, устремились в спальню, натыкаясь по дороге на мебель. Они целовались и стягивали друг с друга одежду, раскидывая ее куда попало. Кровать приняла их полуголые тела, которые уже слились в одно целое. Вокруг звучала мелодия страсти и бурного желания. И вот настал тот момент, когда мир замолчал на мгновение, и апогеем действа эмоций стал выброс тысяч искр удовольствия. Потом они лежали и наслаждались отголосками, звучащими изнутри, бурными волнами, идущими от тел, которые все отдали, но также и получили сполна. Филипп обнял Мари, прижался к ней и нежными поцелуями скользил по ее шее к плечам. Она вздрагивала всем телом, и оно покрывалось мурашками до кончиков пальцев рук. Им обоим была приятна эта нежная близость. Они получали огромное удовольствие от каждого прикосновения партнера. Возбуждение нарастало, и они снова слились воедино. Только ближе к полуночи они угомонились и, утомленные такими порывами, быстро уснули, обнявшись.

Утро пришло лучами весеннего солнца, скользнув с подоконника и пробежавшись по полу прямиком к кровати. Оно коснулось их тел, лежащих рядом. Мари лежала, слегка прикрытая одеялом, а Филипп был оголен и, уткнувшись носом в ее шею, почувствовал эту игру света и первым открыл глаза. Нежно поцеловав ее в затылок, он встал и пошел в ванную. Открыл воду в душевой и стал жадно впитывать влагу всем телом, как засохшая губка. Выйдя, он увидел Мари за столом. Она сидела, подогнув под себя ноги, и пила кофе. Вторая чашка стояла рядом.

– Доброе утро! – сказал он и обнял ее.

– Доброе. Я немного проспала. Сейчас допью и лечу в офис. Какие у тебя планы? – спросила она.

– Выпить кофе и проводить тебя, – ответил Филипп, улыбаясь.

Они вышли на улицу через полчаса. Солнце светило ярко, воздух уже был пропитан всеми запахами весеннего периода. Это было так здорово. Свежесть, яркость и молодость. То, что заставляет жить.

– На связи. Мари, спасибо тебе за прекрасный вечер. И…

– И ночь, – перебила она, рассмеявшись. Затем прижалась губами к его губам, на секунду задержалась и, оторвавшись, продолжила: – Это было здорово. Можешь не говорить и не беспокоиться ни о чем. Мы взрослые и свободные.

– Но я хотел… – начал он.

– Не спеши, подумай хорошо, – снова перебила она его и пошла к машине, – на связи, Филипп. Звони, чао!

Глава 5

Он поднялся к себе. Сел за стол и задумался. Его мобильный был выключен, чтобы никто не смог потревожить возможными звонками из редакции. Поэтому он вздрогнул от раздавшейся трели домашнего телефона. Он подошел к аппарату и снял трубку.

– Салют, – раздалось на том конце. Это был Кристоф. Его голос Филипп узнал сразу. Они вряд ли были соперниками, скорее всего, Кристоф был дополнением того, чего не хватало Филиппу. Набора тех качеств или черт, которых в нем не было или недоставало. Где-то смелости и решительности, а где-то удачливости и везения, в каких-то моментах наглости и настойчивости, а в каких то – рассудительности и гибкости.

– Как дела? – снова раздалось в трубке.

– Салют. Все в порядке, Кристоф, – ответил Филипп.

– Отлично! – бодро продолжил Кристоф.

Филипп почувствовал, как тому очень понравилось, что его узнали.

– Мне сказали, что ты приехал. Ты не хочешь увидеться? Есть отличный повод для встречи, – продолжал он. – Завтра мы принимаем гостей, можешь приехать пораньше. Все будут рады увидеть тебя.

Это был один из тех приемов, что использовали его родители довольно таки часто, привлекая в свой круг новых людей, расширяя свои возможности и влияние в сфере финансовых структур в стране и на европейском континенте. Его мама была основателем крупного благотворительного фонда, занималась различными сферами деятельности.

– Здорово, – ответил Филипп автоматом.

– Ты еще помнишь, где мы живем? – шутливо спросил Кристоф. И он рассмеялся. Как всегда, легко и непринужденно. Это то, что различало их. Манера находить слова и принимать решения почти моментально, потом не меняя их. В отличие от Филиппа, способного быстро изменить свое решение.

– Во сколько приехать?

– Официальное начало – в три часа дня, но ты приезжай пораньше. Пообщаешься с родителями, познакомишься с моей девушкой, будущей невестой. Тебе будет чем заняться, мой друг. Ждем!

– Хорошо, постараюсь пораньше.

– Договорились, – закончил Кристоф.

Филипп положил трубку и задумался. Нет, у него не испортилось настроение, просто появилось неприятное чувство. Они подружились еще в Сорбонне, учились на одном курсе, сидели рядом и проводили свободное время, делили сигареты и девушек, устраивали студенческие мероприятия и даже играли приятелей в постановках театрального кружка. Однако со временем ситуация начала меняться, и не в лучшую сторону. На это влияли многие факторы: круг общения Кристофа из-за статуса его родителей, вне их общего, студенческого, расхождение взглядов по принципам профессиональной деятельности, жизненная мораль, различная в разных слоях общества. Их пути начали расходиться сначала без изменения модели отношений, а потом все резче и ощутимее. Конечно, этому были веские причины. Ведь Кристоф был единственным сыном родителей, их баловнем с раннего детства. Отец занимал весомую должность в префектуре а мать продолжала дела фонда, основанного еще ее родителями. А это, конечно, известность и свой круг – встречи, фуршеты, приемы, другой уклад в жизни элитных кругов общества со свойственными им нравами и манерами поведения.

Хотя Филипп тоже быстро усваивал правила игры в большом городе, тем более рано потеряв отца и взяв на себя часть его функций, он был прямолинейнее и поначалу открытее любого из своих сверстников. Он желал пробиться в жизни и достичь как минимум признания не только близких ему людей. Это позволило ему выбрать непростой путь, перекликающийся с профессией отца, который был учителем истории. Филипп решил заняться похожим, но копаться в этом он захотел сам, не доверяя уже применяемым моделям. Его всегда влекли гуманитарные науки, будь то литература, история, философия и прочее. И журналистский факультет как никакой другой подходил ему, это желание всегда быть на полшага впереди, влезать туда, где возможна искра нового, вероятность поспорить со старыми догмами и предрассудками. Смелость, решительность и индивидуальность – вот что он выбрал в своем будущем. Возможность прикасаться к истории, оспаривать факты, низвергать авторитеты. Это был задор юности.

Между тем, по мере погружения в эту среду, настоящую, реальную, открывалась другая сторона – агония мира, продажность общества и нездоровый запах от всего, к чему приходится прикасаться.

Сначала это выворачивало его наизнанку. Мировоззрение отца, любовь матери, тепло семейного очага и детство в пригороде, все-таки отстраненном от сумасшествия столицы, – все это было иммунитетом, но он оставался здоров недолго. Он понял, что надо принять реалии, взглянуть правде в глаза – и признать ее. Только приняв, ты сможешь двигаться дальше, иначе – разочарование, депрессия и конец. Всего.

Они начинали вместе двенадцать лет назад, в одной из центральных газет, но в разных отделах. Положение и связи отца Кристофа позволили без труда устроить их обоих туда. Кристоф двигался медленно, но верно. Филипп же, наоборот, хотел всего и сразу, и это провоцировало конфликты с редакционным отделом. Он проработал там всего три года и ушел в другую, не менее известную – «Ле Монд», – подружившись сразу с заместителем редактора, таким же смелым и решительным в юности. Это позволяло ему некие вольности, небольшие творческие протесты молодого журналиста, которые гасились, как пламя о лед. Вот он, опыт и понимание его старшего коллеги, не раз выручавшего его в непростых ситуациях. Большим плюсом были также его дружеские отношения с Клодом Брюне, с которым когда-то они учились вместе в старших классах парижской гимназии. Кристоф тогда имел заметное влияние на того, он был смел, горд и честен – и этим снискал его дружбу и уважение. Спустя некоторое время их пути вновь пересеклись, и на тот момент Клод уже имел чин капитана в префектуре полиции и возглавлял отдел, занимающийся расследованием убийств, и был, как говорят в таких случаях, на своем месте. Много интересной и подчас очень ценной информации Филипп получал от него.

А теперь Филиппу было уже тридцать девять. И он находился в том возрасте, в котором уж точно нельзя откладывать что-то на завтра. Ведь человек немощен в исполнении, но велик в своих желаниях. Иногда в этом его благо, а иногда боль. Надо уметь забывать некоторые вещи, что у Филиппа плохо получалось. И это был его парадокс.

Глава 6

Утро в его квартире проходило так же, как и множество других: неспешное пробуждение, пара чашек кофе, сигарета – это знакомо многим. Филипп спустился за газетой. Несмотря на век технологий, он все равно любил держать в руках печатное издание, так же, как и книгу, журнал или другое полиграфическое издание. Это шло из детства, когда его отец, школьный учитель, привил ему любовь к чтению, что позже привело его в работу в этой сфере. Их небольшая гостиная была заставлена полками с книгами, они лежали везде, даже на чердаке и в гараже. Это была любовь.

Приобретенная газета, как всегда, была заполнена пустой информацией, громкими заголовками и ничего не раскрывающим далее текстом; обычный журналистский прием – пустить пыль в глаза, заставить заплатить клиента и ничего не дать взамен. Домысливай дальше сам. Вероятно, это как раз и есть потрясающий ход: возможность посудачить, пожевать, вывернуть всю наизнанку. Как кому вздумается. Это человеческие слабости: обсуждать других, осуждать и сплетничать, – и ими отлично пользуется любой газетный магнат. Он узнавал знакомый стиль своих бывших коллег. Снова это был отличный яркий фантик с непонятным и двусмысленным содержимым. Время незаметно подошло к полудню, и пришла пора собираться.

Филипп подошел к шкафу, открыл дверцу и достал свой новый костюм. Это его слабость и в то же время большой плюс – то, что он умел одеваться со вкусом, любил красивые туфли, костюмы и особенно рубашки. В отдельной секции их было не менее пары десятков: различных оттенков, с коротким и длинным рукавом, с планкой и без, под галстук или под джинсы. Другой его слабостью были хорошие часы, конечно, он не мог себе позволить Patek Philippe за сорок тысяч евро, но имел пару добротных марок на случай приемов и важных встреч. Люди продолжают встречать по одежке, ничего не меняется.

Особого желания ехать на банкет Филипп не испытывал. Его жизнь последние годы состояла из десятков таких встреч, но почти везде происходило одно и то же: легкая беседа с гостями, дежурные шутки, фальшивые улыбки, или, как он их называл, маски; шум фуршетного действия, медленное передвижение всей этой массы в чем-то или ком-то заинтересованных людей, короче, бизнес, и ничего иного.

Но все же в сегодняшней встрече было нечто иное, ведь он уже два года не видел Кристофа и его семью. Филипп вызвал такси и через пятнадцать минут уже ехал в район ближе к северным окраинам. Особняк уже два столетия находился здесь. Прекрасное место, роскошный парк с вековыми кленами и аллея каштанов. Отдельный гостевой домик, палисадник, теннисный корт, конюшня, открытый бассейн. Все, что хочет иметь средний француз, но эта его мечта так и остается мечтой. Он лелеет ее, ставит в рамку и любуется. А реальность бьет тебя жестоко. Нет, ты опоздал к отправлению на станцию своей мечты, и твой поезд уже набирает обороты. Жди и надейся. Может, следующий заберет тебя в твою сказку. Что делает с нами судьба? Она порою громко смеется над тобой, над твоими неуклюжими попытками сыграть с ней в твою игру, иногда даже ослабляет хватку и сдается. Порой она дарит глоток свежего дыхания, передышку, это захватывающее наслаждение от чего-то свершившегося, кажущегося уже незыблемым, твоим, вечным. Но только на короткое время. А дальше – опять борьба. И так всю твою жизнь.

Филипп подъехал к воротам, они были открыты, и он оказался там, где бывал уже не раз. Он чувствовал себя здесь достаточно спокойно, не мешал даже чопорный, излишне напускной вид всего окружающего картинного порядка, и сам Филипп даже казался себе иногда частью этого открыточного великолепия. Слуги его узнали и учтиво поклонились. Он поздоровался и прошел внутрь добротного поместья, уже не одно десятилетие служившего домом нескольким поколениям семьи Кристофа. Когда-то, во времена тех революций, которые известны многим по истории Диктатуры и времени Марата и Робеспьера, Бастилии и Консулов, их предки по матери получили от буржуазии в дань уважения к их делам этот дом с большим садом и прудами. Они не были военными министрами, но занимались общественной деятельностью, не менее важной, касающейся положения Великой Франции, постоянно страдавшей то от внутриполитической борьбы внутри страны, то революциями и свержениями монархов, то войнами с европейскими государствами. Стены этого дома видели многое. Масса бурных событий и затишья. Два столетия, вошедших в мировую историю.

Навстречу вышла мать Кристофа, которая и была организатором этого мероприятия. Улыбка пробежала по женскому лицу, и в один миг Филипп вспомнил мадам Надин, достаточно приятную и приветливую хозяйку этого дома. За свою жизнь она успела повидать многое: взлеты и падения, скандалы и предательства, бесконечное движение по лестнице политической карьеры.

– Здравствуйте, мадам, – начал Филипп.

– Рада видеть тебя, – не дав ему продолжить, перехватила инициативу она. В ней чувствовалась твердость при кажущемся спокойствии и добродушии. – Как же ты давно у нас не был. Мы вспоминаем тебя довольно часто. Чем ты занимался все это время?

– Работал на шефа в Марселе. Правда, не столь удачно, как здесь, у Жиресса.

Первая практика и последующая работа в издании, в отделе новостей, по-прежнему остались у Филиппа первой и последней любовью. Смена руководства перечеркнула все прошлое, и пока не было видно то прежнее, дерзкое, чем брала эта газета последние десятилетия.

– В данный момент я не вижу будущего для себя в этом издании, –подытожил Филипп.

– Ничего, это все не вечное. Время не лечит, оно лишь демонстрирует нам уже свершившееся. Но может добавить боль или радость.

– Да, вы правы. Как мы все видим, так и воспринимаем. Кто как. Наверное, не стоит все принимать близко. Иначе сгоришь, не поняв и половины происходящего.

– Или не прожив, – с иронией завершила она, – мы ждем гостей где-то через полтора часа, мне нужно успеть все организовать. Ты проходи в рабочий кабинет мужа, помнишь, где он? – И она хитро прищурилась, а затем улыбнулась. Ей шла эта улыбка. Все-таки она женщина и совсем даже недурна собой, хоть ее уже тронули года. Легкая «патина» шла таким женщинам, некоторые даже гордились подобным положением дел. Их года становились их союзниками.

Филипп вышел из приемной и направился через холл к лестнице, ведущей на второй этаж к кабинету. Он был открыт. Филипп бывал здесь не раз; ему нравилась эта обстановка: балки и стены из дорогих пород дерева, дорогая библиотека с полками ручной работы, с антресолями и множеством книг, среди которых видны старинные тома – гордость семьи. На стенах висело огнестрельное и холодное оружие, фотографии с охоты и различные трофеи: головы оленей, кабанов и чучела птиц; есть чем заняться и что посмотреть.

Бизнес практически не интересовал отца Кристофа. Его страстью было коллекционирование предметов старины и различного оружия. Да, знать может себе позволить жить на широкую ногу, не опасаясь за будущее.

Филипп стоял и рассматривал фотографию за фотографией. На них были запечатлены сюжеты охоты, моменты отдыха на природе, люди, среди которых был и хозяин кабинета, и множественные трофеи, словом, все, что буквально переносило туда, на луга и в лес, погружая зрителя в атмосферу действа, запаха пороха и крови. Прошло всего минут десять, как он вошел сюда, а могло показаться, что час-другой. Да, аура у этого места была велика. Филипп как бы очнулся, когда старинные часы громко пробили час дня.

– Рады видеть тебя, с возвращением! – гулом разнеслось приветствие. Филипп обернулся и увидел хозяина дома, месье Жерара. Рядом с ним находилась очень милая светловолосая девушка. Они были в костюмах для прогулок на лошадях. Спутница была очень хорошенькая, достаточно высокого роста, с отличным телосложением и смуглой кожей.

– Здравствуйте, – ответил Филипп, а взгляд его не отрывался от незнакомки.

– Хочу представить, это Элен, девушка Кристофа, – продолжил Жерар.

– Очень приятно, – сказал Фил, подходя и протягивая руку Жерару, затем Элен. – Меня зовут Филипп, – пожимая ее руку, он почувствовал, какая у нее кожа – мягкая и бархатистая.

– Элен, – ответила девушка и улыбнулась. Улыбка просто поразила Филиппа; ровные белоснежные зубы в очертаниях красивых губ, мягкие ямочки на щеках, появившиеся от улыбки, добавили нежности и так практически безукоризненному лицу. Все это произвело очень сильное впечатление.

– Филипп, мы только что с прогулки. Отвели лошадей на конюшню, и сразу сюда. Мне нужно привести себя в порядок. Скоро принимать гостей, и я должен соответствовать мероприятию. Ты понимаешь, конечно, о чем я.

– Конечно, месье Жерар.

– Оставляю тебя в компании Элен и удаляюсь. Мы еще успеем поговорить с тобой.

– Безусловно.

– Надеюсь, мне не будет с вами скучно? – спросила Элен с легкой иронией. Она, без сомнения, заметила заинтересованный взгляд Филиппа.

– Постараюсь вас не разочаровать, не желая проигрывать в этой легкой дуэли, ответил он.

– Вы друг семьи Кристофа, насколько я поняла? – спросила Элен.

– Да, я его давний приятель, еще со студенческих лет.

– Не подадите мне со стола коробку с сигарами? – спросила она и указала на железную коробку кирпичного цвета.

– Вы курите сигары? – удивился он.

– Нет, там сигарилы, пуэрториканские, не такие крепкие, мне хочется иногда немного их горечи. Я курю от случая к случаю. По настроению.

– А сегодня, похоже, такой день? – не то вопросом, не то утверждением подытожил Филипп и улыбнулся.

– Да, сегодня у меня есть настроение выкурить сигару и выпить немного крепкого.

– Вы любите коньяк?

– Да, но предпочитаю кальвадос. Мой отец – винодел. У него в Бордо свой завод. И он кроме вина делает отличный кальвадос. Я угощу вас как-нибудь с новой поставки.

– Буду очень признателен, – ответил Филипп и развернул стул ближе к дивану, на котором расположилась Элен.

Их взгляды ненадолго встретились, и он уловил в ее глазах небольшую, но все же заинтересованность. Мужчины и женщины, пережившие не одни отношения, каким-то неуловимым внутренним чувством всегда безошибочно определяют, интересны ли они собеседнику.

Затянувшись сигарой, она пустила дым легким облачком и на несколько секунд о чем-то задумалась

– Извините за нескромный вопрос, а вы давно знакомы с Кристофом?

– Около пяти месяцев. Но он очень галантно ухаживает, похоже, с серьезными намерениями и, я чувствую, вот-вот уже предложит мне руку и сердце.

– А вы будете рады этому? – неожиданно вырвалось у Филиппа, почти сразу осознавшего промах.

– Я не готова к замужеству, – еще более откровенно ответила она, – я слишком молода и хочу попробовать все вкусы жизни.

И она вдруг пристально посмотрела ему в глаза. Этот взгляд сказал Филиппу столько, сколько не сумел бы сказать человек в очень долгом откровенном разговоре.

Это девушка сильно зацепила Филипп чем-то свежим, неподдельным и искренним, тем, чего явно не хватает в чопорной светской и затхлой атмосфере. Она нравилась ему все больше и больше. Не докурив сигарету, она затушила ее в пепельнице резким движением, сломав пополам.

– Мне нужно привести себя в порядок. Осталось совсем немного времени, Кристоф будет примерно через час, он звонил недавно, встретимся на мероприятии, – она встала и вышла, оставив Филиппа наедине с его мыслями. «Что сейчас было?» – думал он. Эта девушка поразила его простотой, свежестью и открытостью, они были не более 5 минут вместе, а она оставила очень сильное впечатление, это была не влюбленность. Но что-то такое новое и приятное вдруг появилось в душе у Филиппа. Он встал, спустился со второго этажа и вышел на улицу, ухоженный сад был недалеко. Мощеная тропинка уходила от угла через него к пруду.

Он решил прогуляться. В парке росли несколько акаций и сакур, но почти все они благоухали, пришла пора цветения, и воздух наполнялся приятным ароматом, легко проникавшим в тебя. Разноцветие с преобладанием белого, легких оттенков топленого молока завораживало. Это было великолепие природы, ее малой части, видимой даже простому обывателю, во всей ее красе и мощи. Жажда жизни, каждый раз весной приходящая новой сказкой, чем-то девственным до поры сброса цветов. Как невинность несет в себе тайну и уже после соприкосновения с чем-то простым грубым и повседневным, – так же и сад теряет всю эту прелесть и юность, превращаясь в просто несущее жизнь в уже завязывающемся плоде. Но прежней прелести, увы, больше нет.

Он дышал полной грудью. Казалось, воздуха было так много, что можно задохнуться от его избытка или сойти с ума от его аромата. Воздух пьянил его, и, казалось, сама природа вдохновляла его на что–то новое и дерзкое. Растения, птицы, насекомые как бы говорили ему: «Филипп, ты на пороге новой жизни, мы знаем. Бери все, что сможешь, не жди и будь счастлив!» В один момент все закружилось вокруг в бешеном вальсе, смешалось с ароматами этого места. Он подошел к пруду с карпами. Они спокойно плавали, переливаясь красноватыми боками. Один подплыл к поверхности, посмотрел на человека и как будто хотел тому сказать, сигнализируя плавниками и хвостом: «Не упусти шанс, дерзай!» Филипп ухмыльнулся в ответ и пошел дальше, вглубь сада.

Глава 7

Мероприятие уже началось. Понемногу раскачивалось, как это часто бывает в таких случаях, набирая обороты. Филипп сидел за столом вместе с двумя парами из богатых семейств, одна из Бельгии, другая с юга Франции. Общество, в котором состояла семья Кристофа, занималось благотворительностью на территории большей части Западной Европы. Основной задачей была поддержка больных детей, сбор средств на лечение, реабилитацию и дорогостоящие операции. Сбор средств предполагает достаточно частые мероприятия подобного рода. Они проводились в разных странах, не только во Франции, но и в Испании, Германии и Италии. Французская часть была в ведении семьи Беранже. Современное общество построено таким образом, что, получая доходы, бизнес становится организатором подобных движений, принося пользу нуждающимся в опеке и заботе. Вы становитесь как бы целой системой. Но благотворительность не только отдает, она и получает от своей деятельности определенные преференции и льготы.

Как обычно, собравшиеся беседовали о простом, всем известном и понятном, для того, чтобы разговор мог поддержать любой из присутствующих. Отличный формат общения: все довольны, знакомства, связи и приятное времяпрепровождение. Но это для непосвященных, так сказать, для общей массы. То, что происходит внутри этого сложного механизма, дано знать только лишь небольшому кругу, так сказать, избранным, посвященным, тем, кто решает, как, куда и сколько.

Филипп заметил Элен и Кристофа. Они зашли вместе, практически незаметно для большинства. Это тоже искусство – прийти или уйти незамеченным. Она была очень хороша. Вечернее платье подчеркивало все достоинства молодого тела – отличную фигуру с изгибами в талии, плавные линии бедер, округлую грудь, изящество шеи и тонких красивых рук. Эти юность, свежесть исходили от нее какими-то исключительными волнами, словно лучи от яркой звезды. И эти лучи были теплыми и завораживающими…

«За такую девушку надо бороться», – подумал Филипп, и эта мысль пронзила его. Он прекрасно понимал, что это неправильно, ведь она была девушкой его давнего приятеля. И сама эта мысль оказалась ему неприятна. Мы идем, мы ошибаемся, спотыкаемся, но встаем и идем дальше. А кто не встает, тот больше не живет. Это так жестоко. Кто протянет руку упавшему? Редкий случай. Его забыли, он остался в прошлом. Мир жесток и безразличен.

Гости к этому моменту начали рассаживаться за столами. Кристоф посадил Элен и подошел к Филиппу. Они не обнимались, но рукопожатие было долгим и не каким-то формальным моментом.

– Мы обязательно пообщаемся чуть позже, при первой возможности. Сейчас будет небольшая официальная часть, потом фуршет и масса времени. Ты знаешь.

– Да, конечно, – ответил Филипп.

Тут он заметил Мари. Она была в компании трех представительных мужчин и одной дамы в возрасте, явно не из простых обывателей. Женщина была одета в дорогое вечернее платье. На груди у нее переливалось изящное колье с бриллиантами. Филипп не знал ее и двух других мужчин. Третий был знаком ему, это банкир из Швейцарии. Что в их компании делала Мари, он, конечно, не знал. Она заметила его взгляд на себе и немного смутилась.

Начало вечера было отдано выступлению неизвестного Филиппу господина, говорившего на чистом английском языке, что явно выдавало в нем представителя туманного Альбиона. В своей речи он несколько раз поблагодарил мадам Беранже, на что она мило улыбалась. Следом пришла очередь самой хозяйки дома. Она упомянула недавние события по брекзиту, отношение к этому во Франции и роли Европейского парламента в жизни самих жителей региона. Затем она перешла к задачам фонда в это непростое время, его возможностям и роли всех его участников для выполнения обязательств перед клиниками, ведь их основная благородная миссия – это здоровье будущего любого общества, детей. Своим выступлением она подытоживала то, ради чего здесь все и собрались, – не скупитесь! Поблагодарив всех собравшихся, она объявила открытой неофициальную часть вечера. Полилась музыка, зазвенели бокалы, зашумели за столами гости. Это сценарий любого официального собрания или неформальной встречи. Так было и будет десятки и сотни раз.

Филипп перебросился дежурными фразами с соседями по столу и встал, чтобы пройтись. Все мысли его были о сегодняшней встрече. Это новое увлечение захватило его. Как не было вчерашней ночи с Мари и его желания возобновить отношения. Его будто понесло к чему-то новому, в океан стихий и возможных опасностей. В этом была вся его суть: быстро увлекаться, загораться и сгорать, не отдав тепло партнеру. И его нельзя было назвать ветреным, любящим бурные романы, победы в любовных отношениях или ловеласом. Просто это такой тип людей, им мало простых, понятных и надежных отношений. Им надо всегда чего-то другого, отличного от всех. И объяснить, чего они хотят, они не способны даже сами себе.

– Здравствуй! – он как будто очнулся от голоса Мари.

– Привет, что ты тут делаешь? Вроде бы ты не говорила вчера о сегодняшнем вечере.

– Вчера у нас был вечер, посвященный только нам, – она игриво улыбнулась и посмотрела на него знакомым нежным взглядом.

– Да, это был вечер воспоминаний.

– И ночь любви, – добавила она томно.

– Я не забыл. Так что ты делаешь здесь? – Он попытался перевести разговор с неудобной для него темы, явно почувствовав заинтересованность Мари: она, похоже, пыталась наверстать упущенное время.

– Моя фирма консультирует мадам Беранже.

– Ах, вот оно что, – протянул он. – Выглядишь, кстати, замечательно. Нет, это не дежурная фраза. Ты действительно в прекрасной форме.

В ее глазах блеснула искринка.

– Умеешь ты, черт, делать комплименты, – она немного смутилась.

Ему хватило мгновения, чтобы поймать в ее глазах знакомый блеск. Это не забывается. Язык сможет обмануть тебя, уши не услышат подвоха, а вот глаза – они никогда не соврут. Эти зеркала нашей души даны нам природой как подарок свыше, наши судьбы порой переворачивает простой взгляд, его мгновений хватит для того, чтобы изменить всю твою жизнь.

Счастье стояло так близко, оно было рядом. Казалось, все, что для этого надо, – сказать: «Да». Да, милая Мари.

Незаметно подошли Кристоф и Элен.

– Хватит сидеть, давай прогуляемся, разомнемся. Ты еще не забыл свою выдающуюся подачу? – спросил Кристоф.

– Ты ее помнишь? – весело подхватил Филипп.

– Предлагаю партию. Ты с Мари и мы с Элен, пара на пару.

– Идет! Ставлю ужин в «Балажо», что мы сделаем вас.

– О! Это слишком опрометчиво с твоей стороны. Ты же не знаешь, как играет Элен.

– И что и сколько она ест! – добавила сама Элен, легко и с хитрецой прищурившись.

– О чем вы тут мило беседуете? – спросила Мари, так же незаметно подойдя, как и хозяева вечера.

– Да мы тут договариваемся, когда будем ужинать за счет Филиппа, – весело ответил Кристоф.

– Ну ты и самонадеян. Посмотрим, кто из нас будет держать счет в руках, – парировал Филипп. – Он пригашает нас сыграть с ними в теннис. Ты еще не разучилась держать ракетку? – обратился он к Мари.

– Нет, с удовольствием сыграю с вами.

– Вот и договорились, давайте послезавтра у нас после полудня, –подытожил Кристоф.

– Если Мари сможет, я за! – ответил Филипп.

– Я смогу, у меня сейчас не много работы, спокойная ситуация.

– Давай оставим милых девушек вдвоем, а сами пройдемся, – предложил Кристоф.

– Отлично.

– Пойдем ко мне в кабинет, там спокойно можно выпить коньяку и пообщаться, – предложил Кристоф.

Они поднялись на второй этаж и, пройдя коридором направо, оказались у небольшого кабинета, который Кристоф переделал после смерти дедушки под себя. Его предок был любителем строгого французского стиля времен наполеоновского правления, а внук – сторонником всего нового, свежего. Он три месяца потратил на поиск дизайнеров и сам ремонт, прежде чем с удовольствием занял этот очень уютный кабинет. Он гордился им.

– Заходи, располагайся. Тебе что налить, коньяк, виски?

– Давай коньяк, сегодня его время, – не без удовольствия ответил Филипп.

Кристоф взял с полки два бокала, затем открыл полку небольшого кабинетного шкафа из дуба и достал нераспечатанную бутылку «Хенесси».

– Это двенадцатилетний, из коллекции, – с гордостью произнес он. –Давай выпьем за твое возвращение в столицу. Пусть тебе наконец-то повезет, ты вернешься в среду́ и снова начнешь блистать в отделе. И пусть для этого не будет жутких поводов, бесцеремонных разборок и убийств. Скандалов и коррупции достаточно. – И Кристоф улыбнулся после своих слов.

– Да, пауза подзатянулась. Я так и не смог раскрыться в новостях. Мой отъезд в Марсель не помог мне. И роман не могу продолжить, ступор. Как быть, не знаю, – с легкой грустью отвечал Филипп.

– Все наладится, нужно время, так бывает. Я ошибаюсь, или ты снова приударил за Мари? – слегка иронично спросил Кристоф.

– Мари – отличная девушка, я облажался недавно. Ты понимаешь, о чем я?

– Это жизнь. Она не всегда безжалостна. Может и удивить. Давай за успех! – и он налил по второму.

– Давай. За наш успех!

Они выпили, Кристоф присел на кресло, Филипп остался на диване, который заботливо обнимал его. Было так приятно находиться тут, ничего не давило. Филипп расслабился и задумался на мгновение.

– А что у тебя нового? Где ты сейчас, все там же в «Фигаро»?– очнувшись от набежавших мыслей, спросил Филипп.

– Да, и я неплохо продвинулся по службе, еще немного, и мне предложат кабинет, – весело ответил Кристоф. – Это заслуженный итог, не находишь? Семь лет в одном месте. Но главное – это мой роман с Элен. И другой, но уже печатный, – весело продолжил он. – Я практически закончил его. Скоро на редакцию – и в печать. Надеюсь, через месяц он понравится читателям. Это будет свадебным подарком для невесты.

– Отличные новости! Давай тогда третий тост, от меня. За ваши романы! Пусть они будут искренними и останутся надолго в сердцах всех тех, кто любит! Салют! – произнес Филипп.

– Отлично, спасибо, дружище.

И Кристоф выпил и поставил пустой бокал на стол.

– Какой сюжет? – с интересом спросил Филипп.

– Я бы пока не хотел озвучивать тему, пусть это будет сюрпризом для всех, – ответил Кристоф. – Но могу точно ответить, что там про жизнь. – Он снова улыбнулся.

Но, как показалось Филиппу, улыбка была с небольшой надменностью, что ли. «А может, это коньяк так действует на меня?» – попытался оправдать увиденное Филипп.

– Ладно, тебе решать, но не пора ли нам вернуться в общество? – спросил он.

– Да, давай, нас, конечно, не потеряли, но лучше побыть немного с гостями,– ответил Кристоф.

Они вышли из кабинета, спустились в холл и присоединились к уже набравшему обороты празднику. Филипп еще некоторое время продолжал думать о словах друга, о его романах, что-то мешало ему получать удовольствие от окружающего веселья. То ли небольшая зависть, то ли горечь от своей неполноценности в данный момент. Что-то его задело, но что, он пока не понимал.

Он выпил еще, потом еще и только после большой дозы спиртного смог немного забыться и начать получать удовольствие от вечера. Его не интересовали в эти минуты ни Мари, ни Элен. Ничего. Филипп ушел в себя, он не помнил, как попрощался и оказался у себя дома.

Глава 8

С самого утра Филипп был сам не свой. Его одолевали сомнения и вопросы, на которые он никак не мог найти ответов. Он пытался вспомнить вчерашний вечер, но это плохо получалось. Что было вчера? Мысли и воспоминания залезали в мозг, как назойливые мухи, а он и не отмахивался от них. Вот он, словно школьник, подглядывает за Элен, как она улыбается и мило общается с гостями, как плотно сидит на ней платье, подчеркивая ее изящную талию. Как ее обнимает Кристоф и целует. И это даже придавало пикантности его фантазиям, будоражило самые глубинные инстинкты. Элен начинала заполнять все его мысли. Но сейчас он был с Мари. Вынужденно или добровольно – осталось понять только ему. Его разрывало на части. Первая и более разумная пыталась заново строить отношения с Мари, ведь он так долго этого хотел. А вторая уговаривала бросить все и умчаться вглубь порывов и неизвестности с Элен, отвоевать и завладеть ею. Он был смущен, озадачен и весь в себе.

Филиппа одолела жуткая меланхолия. Он уже с утра выпил пару бутылок вина и решил несколько дней провести в одиночестве, не отвечая на звонки и сообщения. Пытался написать пару глав романа, но ничего не клеилось. Мысли то сгущались, словно тучи, то рассеивались, образовывая пустоту и нежелание делать что-либо. Он проваливался в сон.

Спустя пару дней после вечеринки раздался звонок. Филипп два дня отказывался снимать трубку, но кто-то очень настойчиво звонил не первый раз. Филипп сдался. Взял трубку.

На другом конце провода был весьма знакомый и задорный голос мсье Жерара, хозяина поместья и отца Кристофа.

– Филипп! До тебя не дозвониться даже самому президенту! Меня попросил это сделать Кристоф. Ты же помнишь, что сегодня он ждет вас с Мари на игру в теннис?

– О, мсье Жерар, конечно. Обязательно приедем. Пусть приготовят самый лучший комплект ракеток. Игра обещает быть жаркой, мы с Мари обыграем вашего сына с невестой. Однозначно. До встречи, – произнес Филипп, делая вид, что не забыл о предстоящей игре.

Ухмыльнувшись в ответ на уверенность Филиппа, Жерар повесил трубку:

– Самоуверенный тип, однако. Ну, посмотрим, – промолвил он.

Филипп понял, что нужно срочно звонить Мари. Эти дни вино было настолько мягким и легким, что данные обещания о теннисе легко выскочили из сознания. Слегка ругнувшись, Филипп стал набирать Мари, чтобы предупредить и ускориться, немного разозлившись.

– Мари! Ты помнишь, что мы сегодня едем на теннис? – возбужденно воскликнул он и услышал хохот в трубке. – Я сказал что-то смешное?

– О нет, но ты серьезен, как никогда, будто забыл про игру. Я веду гугл-календарь и, конечно, уже спланировала, что заеду за тобой в 14:00. Расслабься, – игриво отвечала Мари.

– Хорошо. До встречи, – сухо ответил Филипп. Его немного раздражала ситуация, что он забыл про игру. И Мари, которая, казалось, нелепо хихикала над ним.

Спустя час они уже ехали в машине. Филипп был серьезен и напряжен, как никогда. Раздражение его не покидало. Мысли, словно паутина, опутывали его разум. Он всегда был уверен, что помнил все. Что забыть о встрече может кто угодно, но не он. Именно поэтому он не вел календарей–помощников. Но что-то пошло не по его сценарию в этот раз.

– Ты так напряжен. Волнуешься, что тебя могут обыграть? – кокетничала Мари.

– Нет.

– Ты сегодня немногословен и сдержан. Я чувствую стену между нами. Что случилось?

– Мари, я просто настраиваюсь мысленно, – сухо отвечал Филипп.

Диалог явно не задался, и они проехали оставшийся путь молча. Им открыли ворота, и они заехали во двор, где их встретил слуга и проводил в летний домик у корта. Они разошлись по комнатам, переоделись и вышли на улицу с разницей в пару минут.

На теннисном корте встретили Кристофа и Элен. Они были в предвкушении игры, такие легкие и беззаботные. Филипп сразу почувствовал, как туманится рассудок при виде Элен в теннисной форме. Точно так же, как после вина, мысли спутывают сознание, и только бессознательное просится наружу. Она блистала. Ей так шли эта белая короткая юбочка и топ, что его рациональный мозг отказывался мыслить трезво. Он был опьянен. Хотя сегодня в нем не было ни капли алкоголя.

– Мы однозначно порвем вас, – игриво отметила Элен, подмигивая Кристофу и размахивая ракеткой.

– Ну, это мы еще посмотрим, кто кого. Я учился у лучших и уж явно смогу осилить целую команду очаровательных белых черлидерш, – ответил Филипп, намекая на наряд Элен и не осознавая, что ляпнул чепуху и ведет себя крайне странно. Это было объяснимо. При встрече с ней он терял рассудок и вел себя как осел. Хочешь проверить, нравишься ли ты человеку? Если рядом с тобой он начинает нести чушь и вести себя глупо, знай: товарищ точно влюбился. Похоже, это был тот случай. Элен просекла его порывы и пользовалась этим, провоцируя его сильнее и настойчивее. В разговоре она то невольно облизывала губы, то закручивала прядь волос, то неловко проводила по своей коже, как бы поглаживая себя. Все это усиливало напряжение между ними и обезоруживало Филиппа.

– Ты намекаешь, что я слабый соперник? Ха. Вот и проверим, – подначивала Элен. – У меня крепкая команда в лице Кристофа, да и я сама сильный соперник. Черлидерши тут рядом не стояли. Они просто танцуют, а я умело владею ракеткой. И сегодня покажу тебе мастер-класс.

Филипп нес что–то невнятное, его щеки и глаза горели. Он явно был очарован этой мисс. И не мог оторваться.

Мари и Кристоф в это время наблюдали за вызовами парочки. Мари явно это не нравилось. Она видела, как Филипп раззадорился и смотрел на Элен глазами хищника. Она знала этот взгляд. Такими глазами смотрят на объект обожания. В нем было столько искр и огня, что Мари в какой-то момент захотелось сбежать с корта, она вдруг почувствовала обиду и какую-то неполноценность. Это разбивало ей сердце. Неужели впустить в свою жизнь Филиппа снова было ошибкой? Давая второй шанс их отношениям, она словно засунула голову в пасть льва. Обратной дороги нет. Будь что будет. Надо действовать!

Прогнав мысли, Мари оборвала бурную беседу Филиппа и Элен и предложила начать игру.

– Пусть победит сильнейший.

– Полностью поддерживаю, – отметил Кристоф.

Первые две партии прошли спокойно, как под копирку. Одни хорошо начинали, а вторые догоняли, уступив по очереди свои подачи. Причем ошибались пока только девушки. Мужчины ловко подавали или старались играть под левую руку партнершам соперника, и те раз за разом ошибались. Такая тактика была и в третьем сете. Филипп любил укороченный и умело им пользовался, а Кристоф раз за разом закидывал свечи, и Мари не хватало физики, чтобы справляться с нагрузкой. Он давно не брала ракетку в руки, и это явно прослеживалось. В решающем третьем сете каждая пара брала свою подачу, и настал момент, когда пришла пора подавать Филиппу. И это при счете по геймам пять на шесть не в их пользу. Филиппа данная ситуация совсем не радовала. Мари пыталась всячески поддерживать и подбадривать его, но результат игры уже стал очевидным после двух отличных бэкхендов Кристофа. Филипп, расстроенный и перевозбужденный от колких провокационных фраз Элен, так и не смог собраться. И тут он допустил на решающей подаче двойную ошибку, которая и стала роковой.

Расстроенный и поникший, он швырнул ракетку на корт, выругался и ушел внутрь дома.

Филипп не привык к такому исходу событий. Он всегда побеждал. Всегда. И поражения ему давались крайне тяжело эмоционально. Он был взбешен и одновременно расстроен. Ему хотелось остаться с Элен наедине и разрядить все то напряжение, в которое она его вгоняла перед игрой, на игре и просто своим присутствием в его жизни. Грубо и жестко наказать дрянную девчонку, которая испортила весь настрой на игру. Однозначно виновата она. Потому что чувствует симпатию и нагло пользуется этим. Филипп был вне себя от ярости и волны́ возбуждения. Опять он погрузился в мысли. В это время в дверь раздевалки постучали.

Мари вошла и подала ему воду с лимоном. Она еще не успела переодеться, но решила поддержать партнера.

– Дорогой, выпей. Освежись и выдохни. Это всего лишь игра. Игра двух товарищей и их подруг. Что в этом такого? В жизни случаются проигрыши, это не так страшно, – пыталась подбодрить она.

–Ты не понимаешь. Я не проигрываю. Никогда. Слышишь? Никогда. Здесь другое. Я облажался, мало того, что на глазах у своего старого приятеля, так еще и его девчонка обыграла меня! Девчонка, которая издевалась и хихикала всю игру! В голове не укладывается, – возмущался он.

Мари поняла , что нужно брать ситуацию в свои руки, и подошла к Филиппу настолько близко, что тот почувствовал жар от ее тела. Она прижалась к нему так страстно, что Филипп безропотно ответил на поцелуй и прижал Мари к стенке. Тут без стука вошел Кристоф, явно не удивленный происходящим, и попытался перевести пыл ребят в другое русло. Все-таки они в гостях у его родителей. Не хотелось бы нарваться на неловкость с их стороны.

– Филипп! Не стоит так бурно реагировать на проигрыш. Вы отлично играли, и все решила досадная ошибка.

– Досадная? – снова почти взорвался Филипп. – Это моя, двойная ошибка. В самый неподходящий момент.

– Будет тебе, еще отыграетесь! Но ужин на этот раз за тобой, тут уж извини, пари есть пари. Переодевайся, я хочу тебе кое-что показать. Жду тебя у себя в кабинете. Я в душ, и минут через тридцать давай встретимся у меня.

– Ок, – ответил Филипп.

Мари ушла в женскую раздевалку, договорившись встретиться через час в холле.

Где-то минут тридцать пять – сорок Филипп вошел в гостиную, где его уже поджидал Кристоф. Тому захотелось поднять настроение другу, и он решил сделать то, что не хотел делать позавчера.

– Я хочу показать тебе файлы с текстом романа. Особенно мне важно твое мнение о концовке. Я никому его не показывал и хотел услышать твой вердикт. Пойдем, – он знал, что Филипп как никто другой восхищается его литературным талантом. Может, это подтолкнет его к написанию своей книги и вдохновит.

– Я с радостью посмотрю. Идем, – в голосе Филиппа чувствовались бодрость и интерес. Раздражения как не бывало. Ведь книги всегда были его вдохновением, живительной энергией и силой.

После беглого прочтения последней главы Филиппом овладевали смешанные чувства – с одной стороны, он был рад за Кристофа. Видно, что роман получился очень интересным, и концовка стала «вишенкой на торте».

– Думаю, у тебя будут отличные продажи. И тираж разойдется в считанные месяцы. Развязка и вправду интересная. Может, тобой заинтересуются режиссеры и даже запросят у тебя сценарий? Ты молодец, – похлопав друга по плечу, выдавил из себя Филипп.

Нотки зависти прозвучали в его голосе. Он хотел так же. Он хотел быть впереди. А получается, его обошли сегодня дважды. «Сначала – та нелепая игра в теннис. Теперь – книга. Тучи сгущаются, может, это повод что-то менять в жизни, и момент настал? – размышлял на обратном пути Филипп. – Важно взять себя в руки и все решить. Как я смог допустить, что все полетело к чертям? Неужели чары этой девчонки способны разрушить все мои принципы? Кто она?» – Филиппу хотелось узнать Элен ближе. Он злился, и одновременно его манило непринужденное и самодовольное общение поведение этой особы. Словно необузданная лошадка, она притягивала его своим колким нравом. Своей неподвластностью, свободой и легкостью. Он не чувствовал, что она девушка Кристофа. Для него они существовали раздельно. И его ничуть не смущал факт, что это его приятель. Он хотел теперь большего. С ней.